Как и всякий способ производства, лежащий в экономической формации, античное общество

подвержено неизменной тенденции концентрации богатства и собственности. Процесс имеет

своей основой накопление - дальнейшее вложение в производство - прибавочного продукта в

руках верхних классов и представляет собой форму концентрации производства и расширения

его масштабов. В конкурентной борьбе с мелкими состояниями и раздробленным производством,

происходит рост производительности труда и увеличение массы прибавочного продукта.

Концентрация собственности отслеживается во времени простыми количественными показателями.

Для земельной собственности Италии III века BC – II века AD она характеризуется величиной

стандартной экономической ячейки в каждый конкретный момент времени, количеством рабочей

силы и способом её присоединения, объёмом производства.

ЗАГОРОДНОЕ ИМЕНИЕ

С точки зрения римлян имение покупается для того, чтобы сделать его доходным, ведя хорошее

хозяйство (Varro. I, 1, 2). Для земледельческих работ также надобно иметь покупных рабов

(Appianus. Bellum Civile, I, 7; Varro. I, 2, 21). Имение рассматривается древними как экономическая

производственная ячейка, в котором соединяются несколько необходимых стоимостных и

технологических элементов, а именно: усадьба (villa), производственная земля (fundus, praedium),

орудия и средства труда (instrumentum mutum – немые), рабочий скот (instrumentum semivocale –

бессловесные), и рабы (instrumentum vocale – говорящие).

Основные типы хозяйства – полевое, виноградное, масличное, кормовое, скотоводческое, молочное,

шерстяное и т.д. - требуют имения с достаточной земельной площадью под посадки или выпас и

включённой в неё специализированной усадьбы.

Усадьба состоит из двух частей: 1) господской, жилой или «городской», строящейся по средствам,

и 2) рабочей, хозяйственной или «деревенской». Хозяйственная часть, необходимая для хранения

продукта и обработки сырья является самой важной, именно она увеличивает доход имения.

В ней располагаются хлев и стойла для скота, овчарня, трапеты, прессы, погреб для масла,

виноградное точило, винный погреб, помещение где варят дефрут, сеновал, склад для соломы,

кладовые, амбары, ток, гумно, хлебная печь с мельницей, колодец, резервуар для дождевой воды,

бассейны для вымачивания культур, весь необходимый инвентарь, жилые и жизнеобеспечивающие

помещения для рабов, включая эргастул для рабов закованных. Размер хозяйственной части, набор

необходимых служб, централизованное или разбросанное их размещение находятся в определённой

пропорции к земельной площади имения и соответствует профилю хозяйства. (Cato. 1, 4-5; Cato.

3, 2; Cato. 10-11; Varro. I, 11-13; Columella. I, 6, 1-9; Сергеенко, 2004, стр. 238-262: Поместье под

Боскореале и усадьба в долине Сарно,).

Второй вид загородного имения, отличается от первого тем, что вся хозяйственная деятельность в

нём сосредоточена именно в усадьбе. В усадьбе налажено интенсивное с/х производство, например,

промышленное птицеводство. Земельная площадь незначительна и имеет подсобный характер.

Статьи дохода тут исключительно приусадебные, но величина их может легко превышать доходы с

большого традиционного имения. Таковы разнообразные птичники, где разводят цыплят, дроздов,

павлинов, голубей, гусей, чирков; питомники с кабанами, сонями, зайцами, пчелами, улитками;

рыбные садки с головлями, окунями, муренами и устрицами (Varro. III, 1, 9; 2, 13-15; 3, 1-5).

Наконец, третий тип демонстрируют нам Метел и Лукулл, выстроившие себе роскошные виллы для

приятного времяпрепровождения (Varro. I, 13, 7; Cicero. De Officiis, I, XXXIX, 140). Тускуланская вилла

Цицерона, минимальная оценка которой составляла 500 тыс. сестерциев, украшается множеством

греческих статуй, барельефами, художественными оградами, имеет огромную библиотеку и мебель

из ценных пород; вокруг неё располагается парк с фонтанами (Cicero. Ad Atticum, I, 4, 2; I, 6, 2; I, 8, 2;

I, 10, 3; I, 11, 3; IV, 5, 2).

Его же приморская куманская вилла представляет собою как бы «маленький Рим», где хозяин

принимает не только Помпея, Цезаря или Октавиана, но и легко размещает 2 тыс. человек

сопровождающих их солдат, рабов и отпущенников (Cicero. Ad Atticum, V, 2, 2; XIII, 52, 1-2; XIV, 16, 1).

Перед нами загородный дворец, вилла или дача, предназначенные для отдыха, развлечений,

приятного времяпрепровождения их богатых хозяев. Рабы тут не заняты в производстве, а работают

как личные слуги и домашний персонал; здесь больше метут, чем пашут. Такие имения, точнее

именьица, не приносят дохода. Чтобы жить в них, необходимы средства, сбережения или иной

источник прибыли, дабы покрывать расходы на свою огромную челядь в куманских и путеоланских

виллах (Cicero. Ad Atticum, I, 10, 4; XII, 40, 3; De Lege Agraria, II, 28, 78).

Цена роскошной загородной виллы зависит от оценки затрат на её отделку. Стоимость же

производственных имений, или цена югера земли в первом типе имения, находится в зависимости от

доходов со всего хозяйства. Или, иными словами, представляет собой капитализированную ренту.

«Из двух имений, приносящих одинаковый доход, каждый заплатит дороже за то, которое

благообразнее…» (Varro. I, 4, 2). «Когда я дарил его, оно стоило сто тысяч (сестерциев); потом

доход с него стал уменьшаться, и цена его упала» (Plini Secundi. Epistularum, VI, 3, 1). «Остаётся

тебе узнать, за сколько его можно купить? За три миллиона. Когда то оно стоило пять, но

недостаток колонов и повсеместные неурожаи снизили доходы с земли и её цену» (Plini Secundi.

Epistularum, III, 19, 7).

Римляне знали, что в хозяйство, дабы оно функционировало, следует делать капиталовложения.

Необходимыми затратами они называли такие, которые поддерживают имение и без совершения

которых имущество пропадает или становится хуже. В марксистской традиции такие вложения

обеспечивают простое воспроизводство хозяйства. Полезные затраты – более качественная

обработка земли, обучение рабов, пристройка склада или хлебопекарни - призваны улучшить

хозяйство, увеличить с него доход, или, говоря иначе, призваны обеспечить расширенное

воспроизводство. И тем, и другим, противоположны затраты, доставляющие удовольствие, те,

которые идут только на украшение внешнего вида, а не на увеличение дохода, например: парки и

фонтаны, облицовка и штукатурка стен, картины (Digesta. XXV, 1, 1, pr.-3; 6; 14; L, 16, 79, 1-3).

ИМЕНИЯ ПЕРИОДА III – II ВЕКОВ BC

Первые более или менее конкретные сведения о крупном землевладении в Италии можно

датировать второй половиной и концом III века BC. Действовавший закон Лициния-Секстия

определял земельный максимум в одних руках в 500 югеров и на основании этих цифр можно

оценить размер земельных владений отца Марка Порция Катона. Плебейский род Катонов

происходил из Тускула, но ещё прадед Катона не должен был быть беден, ибо потерял в боях 5

коней (Plutarch. Cato, 1; Corneli Nepotis. Cato, 1). Молодой Катон жил в купленном его отцом имении

в Сабинии, которое позже перешло ему по наследству. Позднее Катон приобрёл несколько имений

размер которых приблизительно известен, но, сам, будучи цензором не мог нарушить 500-югеровый

максимум. Исходя из цифры максимума отцовское имение в Сабинии можно оценить в 30-40 югеров.

Обработка площади в 40 югеров, скорее всего, нуждалось в рабской рабочей силе в количестве 3-4

человека.

Обобщая, можно сказать, что перед нами имение, представляющее собой некий переходный тип

между крупным крестьянским участком и небольшим рабовладельческим хозяйством, в котором

наравне с рабами трудится и сам молодой Катон (Plutarch. Cato, 3). Практика в отцовском хозяйстве

позволила в дальнейшем Катону не только приобрести ещё несколько более крупных имений и

сделать их доходными, но также зафиксировать свой личный опыт рабовладельца в специальном

трактате.

Окончание Второй пунической войны и первая четверть II века BC отмечена процессом взрывной

колонизации. За 25 лет было выведено 25 колоний и около 40-50 тыс. граждан получили около

1 млн. югеров земли. Некоторые ассигнованные участки оказались далеко не маленькими. При

основании колонии в Бононии легионеру нарезали 50 югеров, всаднику – 70 югеров; в Аквилее

легионеру давали 50 югеров, центуриону – 100 югеров, всаднику – 140 югеров (Livius. 37, 57, 7;

40, 34, 1). И всё равно это составляло лишь 5% всей «общественной» земли – ager publicus (см. T.

Frank, 1940, v. I, p. 124). Поэтому государство имело возможность пустить оставшиеся 95% земли в

продажу, а также сдавать её заинтересованным лицам в аренду на различные сроки за 1/10 урожая

посевов и 1/5 от насаждений (см. например, Livius. 28, 46, 4; Appianus. Bellum Civile, I, 7).

Понятно, что государство, т.е. собственно государственный аппарат состоял из состоятельных

и знатных людей. Одновременно они же являли собой и «заинтересованных лиц», так как

владели определёнными средствами, способны были привлечь к земле необходимое количество

рабочей силы и поэтому хотели и могли оккупировать под свои хозяйства участки ager publicus.

Арендованные таким образом у государства земли скорее использовались под скотоводческие

хозяйства, благо в этом случае не требовалось вложений в землю, в посадки, в долговременные

сооружения и специализированный инвентарь. Выгодность скотоводства на оккупированной

государственной земле чётко зафиксирована в источниках (Cicero. De Officiis, II, 89; Columella. VI,

praef. 4-6). Однако нас интересует развитие структуры только земледельческих хозяйств.

Классическим эталоном для этого периода являются имения Марка Порция Катона Старшего

(234 BC - 149 BC), которые он и изобразил с своём трактате. Он владел небольшим пригородным

оливковом поместьем под Римом, возможно отцовским имением в Сабинии (Cato. 7-9), масличным

хозяйством в Кампании в 120 югеров (Cato. 3-6), ещё одним масличным хозяйством в районе

Венафра в 240 югеров, в котором также имелось небольшое хлебное поле и виноградник (Cato. 10,

12-13) и виноградным поместьем в Казине в 100 югеров (Cato. 11). Общая площадь всех имений не

превышает 500 югеров (125 га), таким образом, перед нами крупное земельное владение на правах

полной квиритской собственности, но имеющее «рассеянную» структуру. Увеличение земельной

собственности Катона происходит не поглощением соседних участков, а путём последовательной

покупки других имений в самых разных местах.

Несмотря на внешние различия, экономически они крайне схожи друг с другом. Каждое из них

имеет профильную культуру, выбрасываемую на рынок богатых городов. Все расположены в

многолюдных местах, рядом с морем, с рекой, или в пригороде (Cato. 1, 3). Каждое представляет

собой автономную хозяйственную единицу, площадью от 100 до 200 югеров, со своей внутренней

организацией и собственным балансом. Все имения полностью и стандартно укомплектованы

как инвентарём, инструментом, рабочим скотом, так и рабской рабочей силой в количестве 11-14

рабов, и находятся под управлением вилика и его жены - вилики, отвечающей за функционирование

усадьбы (Cato. 10-11; 142-143). Все работы производятся собственными силами, только при

сборе урожая привлекаются наёмники или арендаторы (Cato. 136; 144-147). Никакого побочного

производства, кроме овцеводства или свиноводства с одним пастухом в имениях не ведётся, всё

необходимое покупается на рынке (Cato. 135, 1-3).

Такая экономическая и производственная единица, которую ещё иногда называют средним

интенсивным рабовладельческим хозяйством, получила условное наименование «катоновской

виллы».

Римская знать того времени, о которой есть сведения - Сципион Старший, Эмилий Павел, Сципион

Эмилиан, Марк Юний Брут, Гей Лелий – также имеет по несколько разбросанных далеко друг от

друга «катоновских вилл». Перед нами общее явление, а именно, рассеянная децентрализованная

структура крупной земельной собственности. Каждое имение покупается последовательно вслед

за другим, безо всякой привязки к прежним хозяйствам, лишь по мере увеличения дохода, который

таким образом и капитализируется. Имения не только не связаны друг с другом, но, и, в конечном

итоге, неизбежно конкурируют друг с другом на рынке (Cicero. De Lege Agraria, II, 30, 82; Кузищин В.

И., 1976, стр. 34-39).

Свидетельство Аппиана о господстве крупных рабовладельческих хозяйств и разорении массы

италийских крестьян в это время (Appianus. Bellum Civile, I, 8-18) не получает подтверждения из

других источников, и, скорее всего, представляет собой модернизацию I-II веков AD. В качестве

примера для этого времени можно привести владения Сазерны, автора утерянного агрономического

труда на переломе II и I веков (до нас дошло 17 фрагментов). Они доказывают распространение

«катоновской виллы» в романизированной Цизальпийской Галлии. Мысль Сазерны постоянно

вращается вокруг тех же 200 югерах зернового, или зернового с виноградным arbustum хозяйства,

обслуживающегося 9-10 производительными рабами (Columella. II, 12, 7). Сам Сазерна сознательно

забросил политическую карьерой и военную службу, сосредоточившись исключительно на

повышении производительности труда в своих хозяйствах. В конце II века BC перед нами вновь

дробная структура собственности, при которой внушительная по тем временам земельная площадь

складывается из нескольких автономных имений.

КОНЕЦ РЕСПУБЛИКИ, I ВЕК BC.

Экономические сдвиги конца римской республики можно проследить в трактате Марка Теренция

Варрона, написанного в 37 BC. Именно у него мы слышим первое употребление термина

латифундия – latifundi (Varro. I, 16, 3-4). Однако, упоминания эти редки и спорадичны. Варрон

обращается к латифундии только ради сравнения с «катоновскими виллами», которые он обозначает

терминами fundus и praedium (Varro. I, 13, 3; I, 22, 2). Так или иначе, но Варрон постоянно говорит

об участках близких к 200 югерам (Varro. I, 18, 1-6; III, 2, 15). Никаких ремесленников или побочных

промыслов на виллах быть не должно - это дорого, и не окупается; всё необходимое приобретается

на рынке (Varro. I, 16, 3-4). Но откуда и почему появились латифундии Варрон, любящий так

подробно разъяснять этимологию слов и значений, так и не объясняет.

В I веке BC продолжается процесс мобилизации собственности путём скупки поместий в разных

местах. Времена, однако, изменились. Теперь общий размер крупной собственности предполагает

цифру не 500 югеров, а раз в десять большую. Так Марк Туллий Цицерон (106 - 43 BC) имел

порядка 15 имений и 4 небольших виллы-именьица в сумме составляющих около 3-5 тыс. югеров

(Кузищин В. И., 1976, стр. 96-97). Хотя некоторые его поместья лежали очень близко друг к другу,

что, разумеется, было не случайным, но, тем не менее, они не сливались в единое целое. В Южной

Этрурии в Америи некий Росций владел 13-ю поместьями общей стоимостью 6 млн. сестерциев

(порядка 6 тыс. югеров), каждое из которых оценивалось в 460 тыс. сестерциев (около 400 югеров),

причём, как замечает Цицерон, многие в тех местах следуют примеру Росция (Cicero. Pro Roscio

Amerino, 20 и 48).

«Катоновкая вилла», однако, достигает к этому времени своего экономического пика. При

стандартных размерах порядка 200 югеров, небольшом штате работников в 10-14 рабов и

уровне науки того времени, дальнейшее увеличение производительности труда становится

затруднительным. Живучесть мелкого землевладения препятствовала стремительному

наращиванию земельной собственности вокруг единого центра, поэтому и концентрация

собственности происходила без её централизации. Однако политические события времени

конца республики «помогли» появлению новой экономической формы – латифундии, крупного

централизованного имения в несколько тысяч югеров со штатом в сотни рабов.

МОБИЛИЗАЦИЯ И ЦЕНТУРИАЦИЯ

В результате Союзнической войны 90-88 BC, затем череды гражданских войн и постепенного

сведения на нет республиканского строя, следуют многочисленные проскрипции и чистки сената.

Масса людей и фамилий лишаются своей собственности. Реквизированную землю диктаторы и

императоры мобилизуют в единые массивы, и затем поселяют на ней своих ветеранов, нарезая

центурии. Таким образом Сулла, например, вывел колонию ветеранов в Пренесте (Florus. 21,

27; Strabo, V, 3, 11; Cicero. In Catonem, II, 20). Но рано или поздно наступает момент массового

разорения ветеранов или продажа ими своих ассигнованных участков, из которых можно было

составить огромное имение. Проходит всего 10-20 лет после сулланской диктатуры и Цицерон

отмечает в Пренесте факты слияния нескольких участков в одно централизованное поместье

«выживая соседей и округляя землю» (Cicero. De Lege Agraria, II, 78; II, 84; III, 8 и 14).

Сулла, Помпей Великий, Цезарь отбирали или выкупали массу земель у прежних хозяев (Appianus.

Bellum Civile, I, 95; IV, 5-6, 14, 25, 27, 29, 32). На основе ставшей привычной практики народный

трибун Сервилий Рулл в 64 BC имеет возможность предложить грандиозную программу скупки

частных земель. Именно это время кладёт начало крупнейшим состояниям и огромной земельной

собственности. Метел Пий имел более 2000 югеров (Plutarch. Sertorius, 22), Домиций Агенобарб,

Марк Лициний Красс, Луций Дициний Лукулл, Помпей Великий, Цезарь владели миллионными

состояниями (Suetonius.

Caesar, 83). Стохастическому перераспределению собственности,

обнищанию и исчезновению аристократических родов кладёт конец Август Октавиан. Он

консолидирует положение рядом политических и юридических актов, наводит порядок, укрепляет и

развивает инфраструктуру империи, «закрепляет» собственность, подключает романизированные

провинции к италийскому рынку (Suetonius.

Tiberius, 32; R. Syme. pp. 451-456

;

S. De Laet., pp. 51-52).

Именно политика Октавиана создала основу для быстрой экспансии и закрепления

латифундиальной формы собственности. При Октавиане было выведено в колонии свыше 300 000

человек (Res geatae divi Augusti, 28), только в Италии число колоний Плиний считает за 46, плюс 75

колоний в провинциях.

Упрощённо это выглядело так. Для устройства колонии брался сплошной массив земли, бывшие

собственники или сгонялись или получали денежную компенсацию, а все старые межевые знаки

уничтожались. Затем землемеры проводили геометрически правильную центуриацию участков по

200, 210, 240, 250 или 400 югеров с limites и rigores (внешние границы центурии) и с fines и vitae

vicinales (внутренние разграничения и дороги). Все участки становились квиритской собственностью,

они вносились на специальную карту (forma), получали имя и имели право свободной купли и

продажи.

На нарезанные центурии выводились ветераны полными легионами со значками и орлами. Так

после битвы при Акции Октавианом было демобилизовано около 50 легионов (Tacitus. Annals,

XIV, 27). Каждый легион имел собственную иерархию по родам войск, по должностям и званиям, и

по личным наградам. Статус и заслуги учитывался при ассигновании земли. Высшие командиры

легионов – легаты и трибуны – получали по 2-3 и даже 5 сплошных центурий, которые сразу

обозначались как lati fundi. Центурионы получали по 0,5-1 центурии; легионеры более мелкие

участки и т.д. (Siculus Flaccus. De Condicionibus Agrorum, CAR, s. 121

,

Hyginus Gromaticus

.

Constitutio

limitum, SAR, s. 141)

Особенность центуриальных лимитаций состояла в наличие в колонии ещё 3-х категорий

земель. Так некоторые земли вносились в резерв колонии, в excepta loca. Также часть земель

принадлежащих новой колонии оставалась неразмежованной: леса, поймы, пастбища, неудобные

земли. Кроме того, существовал и особый вид, называемый «отрезками» (subseciva) – сюда

попадали хорошие земли, но затопляемые при половодье, или пустующие, или невостребованные

участки внутри центурий. Таким образом, крупные и богатые землевладельцы, изначально имеющие

по 2-3 сплошных центурии имели массу возможностей присоединить к своему имению множество

участков различных категорий, в первую очередь «неудобной» земли (Columella. IV, 3, 2; VII, 12,

10; VIII, 16, 1). И, разумеется, они также могли скупать небольшие ветеранские участки, которые

продавались хозяевами либо из-за своего экономического положения, либо из-за индифферентного

отношения к земле (Tacitus. Annals, XIV, 27; Siculus Flaccus. De Condicionibus Agrorum, CAR, s. 124, s.

127).

ЧАСТНЫЕ ХОЗЯЙСТВА I века BC

В I веке BC складывается линейка устойчивых частных хозяйств, ставших характерными и для

века следующего. Пропорции для хозяйств начиная с 20 югеров оценены по закладным Велейской

таблицы и таблицы из Лигуров Бебианских (CIL, IX, 1145, 2, 21-23):

1) Мельчайшие хозяйства, способные существовать в силу высокой конъюнктуры на конкретный

высокотехнологичный товар. Таков участок площадью в 1 югер двух братьев из-под Фалерий в

Этрурии, устроивших на нём высокодоходную пасеку (Varro. III, 16, 10-11). Для фермы в 200 кур

достаточно было иметь оборудованный длинным очагом двухэтажный курятник площадью 9-16 кв.

м. с комнатой для гнёзд, небольшой огороженный дворик и одного раба- птичника (Varro. III, 9, 6-7;

Columella. VIII, 3, 1-7). Для разведения дроздов - крытое помещение размером в средний перистиль;

не больше требовалось и для голубятни в 500 голубей, если подобные сооружения держали даже в

городе (Varro. III, 5, 1; 7, 11).

2) Традиционные крестьянские парцеллы в 4-15 югеров, не подвергавшиеся центуриации и

лимитации, сохранивших естественные границы участков в своих общинах. Таковы архаичные

7 югеров Гая Фабриция и Курия Дената (Columella. Praef., 12), 7 югеров Цинцината, 7 югеров

колонистов в Вейях, 8 югеров – в Парме, 10 югеров – в Сатурнии (Livius. III, 13, 10; V, 20, 4-10; 30,

8; XXXIX, 55, 7-9). Такие хозяйства могли существовать только в том случае, если их хозяева имели

доступ к ager publisuc, поэтому ветераны Мария, получая участки по 14 югеров, и посчитали их

недостаточными (Plutarch. Crassus, 2).

3) Стандартные участки ветеранских наделов размерами от 20 до 50 югеров, причём

математическая мода как следует из Велейской таблицы приходится на значение 20-30 югеров

(Штаерман, 1996, стр.99). Такой участок экономически относится к крестьянской парцелле, так

как на нём работает сам гражданин с семьёй, вместе с двумя-тремя рабами. Римские отцы

всегда заставляли сыновей трудится в хозяйстве, либо с целью приучить к труду, либо в силу

необходимости (Cicero. Pro Roscio Amerino, 15). Подобное хозяйство, видимо, имел и Гай Фурий

Кресим (Plinius.

Naturalis Historiae, XVIII, 41-43). Такие участки занимали долю в 40%.

4) Мелкие рабовладельческие виллы с площадью вокруг значения 70 югеров, со штатом порядка

8-ми производительных рабов и виликом, такие как вилла под Боскореале и усадьба Менандра под

Помпеями (см. Сергиенко М.Е. Помпеи, 2004, стр. 256-258, 262-264). Эту страту можно оценить в

35% хозяйств.

5) Классические «катоновские виллы» 100-250 югеров, с виликом, виликой и персоналом в 10-14

производительных рабов, который можно снизить увеличением производительности труда до 9

человек (Columella, II, 12, 7). Сектор «катоновских вилл» имел около 22% всех хозяйств. Таковы

помпеянские виллы Агриппы и вилла у Стабий, с персоналом около 18 и 19 рабов соответственно.

6) Латифундии в несколько центурий, числом до 5, т.е. в 1000 югеров с десятками рабов. Часть

земель может раздаваться «своим» людям как узуфрукт (во владение) или на условиях прекария

(Cicero. Lege Agraria, II, 28). Таких имений было не более 3-4% от общего числа всех крупных

хозяйств.

РАСЦВЕТ ЛАТИФУНДИЙ, I ВЕК AD.

I век AD застаёт латифундии в самом расцвете. Сенека, Валерий Максим, Петроний неизменно

выбирают латифундии целью своих морализаторских выпадов, описания современного им падения

нравов и воспоминаний о золотом веке древности (Seneca. Controversiae, II, 9; V, 2-5; 33. Seneca.

Epistulae Morales, 88, 10; 89, 20; 90, 39. Valerius Maximus. IV, 4, 7;

Seneca. De Beneficiic, VII, 10, 4;

Petronius. Satyricon, 37; 48; 53; 76; 77).

Громадные латифундии чаще всего представляли собой сальтусы: «Четыре таких центурии,

расположенные так, чтобы с каждой стороны было их две, называется… saltus» (Varro. I, 10, 2).

Эти земельные массивы, включали в себя не только обработанные поля и устроенные виноградники,

но и луга, водные источники, реку, пустыри, лесистые и заросшие участки, каменистые неудобные

почвы (Varro. II, 3, 10; Plini Secundi. Epistularum, III, 19, 5; V, 6, 8-12; V, 18, 2). На обработку всей земли

у хозяина просто могло не хватать денег. Поэтому моралисты и представляли себе латифундии

заброшенными и плохо обрабатываемыми, как контраст с 200-югеровыми «катоновскими виллами»,

в которых ценился каждый клочок земли. Собственно термин latifundia чаще других встречается у

Плиния Старшего, но в нелестной оценке (Plinius. Naturalis Historiae, XVII, 169; XVII, 192; XVIII, 7;

XVIII, 21). Плиний Старший критикует некоторые стороны латифундиальных хозяйств, в которых

нет тщательной обработки почвы, присутствуют пустующие земли, есть потери при сборе урожая,

земля опустошается зверями… (Plinius. Naturalis Historiae, XVII, 35, 32; XVIII, 17-19, 21; 67, 10; также

Columella. I, 3, 12).

Довольно часто упоминает латифундии Колумелла. Для него такая экономическая организация не

представляет собой исключения из правил, скорее наоборот. Собственно и всё нормирование работ,

предлагаемое Колумеллой, относятся не к стандартному размеру виллы в 200 или 250 югеров как

у Катона, а к некой стандартизированной единице площади - 1, 2 или 7 югеров - которую может

обработать один раб в течение известного количества времени. Каждый рабовладелец и лэндлорд

мог легко применить подобный модуль в своём имении с учётом его площади (Columella. I, 3, 2; I, 3,

10; IV, 3, 2-3; IV, 23, 1-2, VI, 2; VIII, 12, 10; IX, 1, 3; XII, 18, 2; XII, 52, 12).

Ключевая проблема любой крупной собственности состоит в поиске и привлечении «свободной»

рабочей силы, живого труда, ибо «… ни забота о здоровье человека, ни мореплавание, ни сбор и

сохранение хлебов и других земных плодов не были бы возможны без человеческого труда» (Cicero.

De Officiis, II, III, 12-15). Способом присоединения второго к первому, достаточного количества и

необходимой квалификации, можно определить в конечном итоге и способ производства. И второе,

и первое развиваются в историческом времени, подталкивая, стимулируя друг друга и принимая

разнообразные формы.

Если мы ведём речь о латифундии, как единого централизованного с/х предприятия, то она

становится возможной и реализуемой в I веке AD из-за существования стабильного рынка рабов,

прошедшего к тому времени значительный исторический путь. Действительно, бессмысленно

скупать землю, капитализировать в неё все свои доходы, если не видишь ясного, понятного и

доступного резервуара рабочей силы.

Латифундия становится необходимой главным образом потому, что «катоновкая вилла» уже

очевидно не может преодолеть достигнутый предел, свою «точку насыщения». На небольшом

ограниченном пространстве последней, при отсутствии радикальных прорывов в агрономической

науке того времени, уже было невозможно ни существенно повысить урожаи, ни уменьшить штат

производительных рабов. Требовалась экономическая производственная структура с принципиально

иными пропорциями и масштабами.

Преимущества латифундий, как и любого крупного централизованного хозяйства, очевидны.

1) В них можно применить более усовершенствованную организацию труда на основе огромных

сотенных коллективов производительных рабов. Здесь легче добиться отдачи за счёт точных

пропорций соединения квалифицированных и неквалифицированных работников (пахари,

виноградари, разнорабочие-mediastinus, пастухи и пр.), за счёт рационального распределения

людей и работ по разным участкам, взаимозаменяемости и переброске людей с участка на участок

(Columella. I, 9, 6 и 8). Округлённость имения упрощает и удешевляет перемещение по нему (Plini

Secundi. Epistularum, III, 19, 2).

2) В латифундии легко уменьшить административный и обслуживающий аппарат, так как нужна всего

одна центральная усадьба. Плиний Младший, раздумывая прикупить к своей латифундии соседнюю

в 2000-3000 югеров, предполагает в объединённом хозяйстве оставить одного прокуратора и почти

тех же подручных, ведь гораздо выгоднее всё собрать в одном месте, а не разбрасывать по разным

(Plini Secundi. Epistularum, III, 19, 2-3).

Колумелла практически описывает такую усадьбу, включающую в себя и скотный двор. Усадьбой

управляет одна вилика, под контролем которой находятся кухарка, кладовщик и слуги, следящие

за домом, а также пастухи (Columella. XII, 6-9). В данном аспекте достаточно сравнить одну

латифундию площадью 2500 югеров со штатом в 100 производительных рабов и 9 вилл с площадью

250 югеров и с 11-ю производительными рабами в каждой. В первом случае нужно иметь 1 усадьбу,

1 вилика, 1 вилику, 1 субвилика/актора, и, скажем, ещё 5-7 человек обслуживающих усадьбу и одного

смотрителя за эргастулом - всего порядка 11 человек. Во втором случае получается 9 усадеб и

минимум 18 управляющих, т.е. вилик и вилика в каждой. Римляне прекрасно понимали эту нехитрую

математику о чём свидетельствуют саркастические комментарии Варрона (Varro. I, 18, 5).

3) В латифундиях можно применять машины (Plinius.

Naturalis Historiae, XVIII, 67, 10; 72, 1) и вести

многопрофильное хозяйство. Широко известная эпиграмма прославляла водяную мельницу, ибо та

облегчала работу рабыням-мукомолам.

Можно было оптом закупать на стороне и хранить необходимый инвентарь - все инструменты

тут имелись в 2-х экземплярах, чтобы при поломке не останавливать работ, «так как отзыв с

работы рабов обходится дороже, чем стоят вещи подобного рода» (Columella. XI, 20). Можно

развить простые ремёсла (Varro. I, 2, 22-23; 16, 4; Plini Secundi. Epistularum, III, 19, 3), или побочные

промыслы – добычу извести, глины, песка. В отличие от небольших вилл в латифундиях можно

давать отдых земле по частям или ввести двуполье (Servius. Georgic, II, 412; Plinius.

Naturalis

Historiae, XVIII, 187). Дополнительные производительные возможности предоставляли река, озеро,

лес.

4) За счёт необрабатываемых, пустующих или неудобных участков сальтуса можно безболезненно

для рабовладельца выделить рабские пекулии, сделать их не «психологическими» как у Катона, а

реальными, и, тем самым, создать дополнительные стимулы для добросовестной работы. Реальный

пекулий определяется как нечто, что хозяин выделяет рабу из своей собственности или имения,

чтобы раб самостоятельно вёл на этой доле счёт приходов и расходов, т.е. собственный баланс,

и такой раб считался уже посторонним колоном (Digesta. XI, 1, 4; XXXIII, 7, 12; 3, 20, 1). Понимая

специфику рабского труда и надзора за ним, в дальних имениях Плиний Младший, Кальпурний

Фабат легко отпускали их на волю с пекулием и, даже, с содержанием, увеличивая тем самым

потенциал своих имений (Plini Secundi. Epistularum,

III, 19, 7; VII, 16 и 32; VIII, 16, 1; Columella. I, 7, 6).

Распространённоё мнение, будто в латифундиях работала масса закованных рабов и из-за этого

требовалось прогрессивно увеличивать и увеличивать число надсмотрщиков, что и привело к

падению их рентабельности основывается на известном пассаже исследователя рабства в США:

«Если характер работы требует распределения рабов на большем пространстве, то число

надсмотрщиков, а потому и расход на вознаграждение труда, вызываемого этим надзором,

должны соответственно возрасти» (Cairnes J. E., 1862, стр. 44). Эта идея была подхвачена и

детально разработана лучшими советскими учёными, такими как В. И. Кузищин и Е. М. Штаерман.

И, тем не менее, она носит умозрительный характер, ибо в источниках такой проблемы нигде

не встречается. Рентабельность латифундии тут сравнивается с рентабельностью колоната

или «катоновской виллы». Но и при колонате требуется разветвлённый штат администрации -

следить за работами колонов, отслеживать поломки инвентаря, вести учёт поступающей ренты и,

даже, помогать им. К тому же мы знаем, что и в «катоновских виллах» были закованные рабы, и,

следовательно, там тоже нужен был если не эргастул, то некая импровизированная тюрьма или

специальное помещение. Собственно эргастул вовсе не являлся имманентной принадлежностью

латифундии (Plini Secundi. Epistularum, III, 19, 7). Что же касается управляемости сотенных масс

рабочих коллективов, то задача решалась простым разделением на бригады по 10 человек, во главе

со «старшим» рабом (Columella. I, 9, 7-8).

Нарастание кризисных тенденций внутри латифундии имеют совершенно иноё содержание.

Экспансия латифундий питается за счёт неизбежного сокращения мелких парцеллярных хозяйств,

ибо для централизации больше взять землю неоткуда. Однако, как было показано выше,

рабовладельческий способ производства, будь он в форме «катоновских вилл» или латифундий,

может существовать только в среде стабильной массы парцеллярных хозяйств. Для II – I века BC

в Лациуме, Этрурии, Кампании, Апулии, Брутия зафиксировано только 10% хозяйств, которые

можно определить как рабовладельческие виллы (Green K. 1986, p. 67, 69, 103-109). Чистый

рабовладельческий способ производства с двумя основными классами рабов и рабовладельцев

невозможен в принципе. Причём парцеллярные хозяйства должны давать не менее 2/3 – ¾ всего

«валового продукта», определяя тем самым уровень общественной стоимости.

Парцеллярные

хозяйства также снабжают рабовладельческие хозяйства наёмной рабочей силой в горячую пору.

Поэтому безудержная экспансия латифундий стихийно вызывает и обратный процесс, контрпроцесс

«восстановления» парцеллярных хозяйств, но на основе аренды, колоната, прекария, пекулия.

Предполагается, что чисто рабовладельческие латифундии просуществовали недолго, если таковые

вообще встречались. Так рассматривая варианты комбинаций рабочей силы в разных имениях,

Колумелла говорит о колонах (Columella. I, 7). Латифундию же I-II века AD мы застаём хозяйством

значительно «мутировавшим» в сторону колоната, зачаточные формы которого были известны в

Риме издавна. Это выражается с одной стороны в возникновении арендных и прекарных отношений

с разоряющимися парцеллярными крестьянами. Должник, например, закладывал свой участок, а

затем испрашивал его обратно в прекарное владение дабы продолжать обрабатывать (Digesta.

XLIII, 26, 6, 4), либо брал участок в аренду. А с другой, в росте числа отпущенников и рабов из самих

латифундий, которых удобнее и выгоднее всего трансформировать в квазиколонов на пекулии или в

прекаристов прямо на месте.

В качестве примера встречного процесса «восстановления» мелкого хозяйства можно привести одну

из латифундий Плиния Младшего под Тиферном в Этрурии времени императора Траяна (кон. I - нач.

II AD). Её размер более 5000 югеров, предположительно около 8-10 тыс. югеров единым комплексом,

на котором развёрнуто максимально централизованное хозяйство. Соседство города Тифернум,

хорошая дорога, а в других случаях река Тибр, говорят о необходимых рыночных коммуникациях

(Plini Secundi. Epistularum, I, 24, 3; V, 6, 12). Условно латифундиальное хозяйство Плиния Младшего

можно представить в виде 4-х частей.

1.

Собственно рабовладельческая часть хозяйства, которое управляется администрацией

имения, и в котором работают рабы. Уборка урожая осуществляется своими силами,

с привлечением городских рабов, и под контролем рабовладельца (Plini Secundi.

Epistularum. IX, 20, 2).

Часть урожая на корню сдаётся подрядом т.н. негоциаторам, которые вносят залог

под сделку и приводят на сбор своих рабов (Cato. 144, 3-4; 145, 1; Plini Secundi.

Epistularum. VIII, 2, 1-4).

2.

Часть хозяйства, сдаваемая крупным арендаторам - кондукторам (conductors).

Кондукторы вероятно берут в аренду на 5 лет участки от 50 до 200 югеров (Plini

Secundi. Epistularum. VII, 30, 2-3) и обрабатывают их с помощью своих рабов

(Columella. I, 7, 3; Siculus Flaccus. De Condicionibus Agrorum, CAR, s. 127).

Условия аренды, видимо, как у Катона - 50% на 50%, но хозяин должен предоставить

инвентарь, включая скот вместе с кормом, и часть усадьбы (Cato. 137).

Кондукторская аренда «исключает» арендованную землю из латифундии, за

неё платится только рента. Эти арендные отношения в части отношений между

лэндлордом и кондуктором схожи с современными, что отмечал и Карл Маркс для

Сицилии, бывшей зерновым придатком Рима (Карл Маркс. Капитал, т. III, Отдел 6,

Глава 47. Соч. т. 25, ч. II, стр. 350).

3.

Часть хозяйства, сдаваемая мелким арендаторам, «самостоятельным» классическим

колонам. Это местные селяне, уроженцы окрестных мест, способные выплачивать

денежную или натуральную ренту и потому способные менять землевладельца

(Columella. I, 7, 1-4; Plini Secundi. Epistularum. X, 8, 5). Возможность смены

латифундиста говорит о наличие у них ещё собственного хозяйства с усадьбой,

поэтому их колонат является приарендованием земли.

Хозяйственная деятельность колонов носит полностью автономный и

самостоятельный характер. Недаром по мнению ранних юристов Лабеона и Пегаса,

не только посторонний колон, но и раб, находившийся на положении колона, не входил

в понятие инвентаря имения (Digesta. XXXIII, 7, 12, 3; 7, 20, 1).

4.

Часть хозяйства, на котором сидят «несамостоятельные» парциарные

колоны, неспособные без материальной помощи землевладельца обеспечить

функционирование своего надела, и потому всё более и более привязываемые к

его имению (Plini Secundi. Epistularum. III, 19, 6-7; IX, 37, 2-4). В эту категорию можно

отнести прекаристов и квази-колонов, т.е. отпущенников посаженных на землю

латифундии.

Сданные в аренду земли (категории 2, 3, 4) приносят Плинию ренту порядка 400 000 сестерциев в

год; в действительности чуть меньше из-за скидок и недоимок (Plini Secundi. Epistularum, X, 8, 5).

Тогда исходя из цены 1 тыс. сестерций за югер и норме прибыли в 6%-8% годовых, доходность всего

тифернского имения можно оценить на уровне 600 000 сестерций в год.

Эти цифры дают хотя и грубое, но отчётливое представление о соотношении между рентной и

рабовладельческой частями хозяйства Плиния Младшего. Внутренняя структура латифундии

фиксирует каким образом расширение латифундии наталкивается на парцеллярное землевладение,

хотя и в форме роста аренды, колоната, прекария.

ПРОБЛЕМА НАЁМНОГО ТРУДА

Когда мы рассматриваем процесс концентрации собственности в античном мире, всегда возникает

некоторое недоумение. А именно, почему разорившиеся римские парцеллярные крестьяне и масса

отпущенников не трансформировалась в рабочий класс? Такой исход кажется логичным, ведь

экспроприация мелких производителей в условиях господства частной собственности происходит

неуклонно. К тому же феномен наёмного труда был в античности давно и широко известен, а

крупное производство вплотную подошло к внедрению машин. Действительно, существовал

стабильный спрос со стороны крупных собственников на рабочую силу, а, соответственно,

разорившиеся граждане кажется должны были представлять собою её стабильное предложение.

Подобная серьёзная тема требует отдельного специального исследования. Поэтому ограничимся

лишь несколькими соображениями и несколькими цифрами.

Для начала отметим, что всякая работа, связанная с зависимостью от другого лица и с наймом к

другому лицу рассматривалась как унизительная (Xenophon. Memorabilia, Ii, 8, 1-4; Demosthenes.

LVII, 34-35, 42, 45; Isocrates. XIV, 48). Сенека, цитируя Хризиппа: «Раб есть вечный наемник»,

в своём сравнении как бы уравнивает наёмный труд и рабство. (Seneca, De Beneficiic, III, 22).

«Презренны заработки всех подёнщиков, чей покупается труд, а не искусство; ведь в этих

занятиях самая плата есть вознаграждение за рабское состояние» (Cicero. De Officiis, I, XLII, 150).

Однако одного общественного порицания и осуждения ещё мало. Тот же Цицерон в том же месте

и торговлю считает презренной, что не мешает последней процветать. Поэтому следует отвлечься

от политических, юридических, моральных и религиозных препятствий, и попытаться найти

экономические барьеры, стоявших перед процессом генерации рабочего класса в античном мире.

а) Первое, что бросается в глаза - это вопрос стимулов к наёмному труду. Сегодня, мы вполне

смирились с тем, что живём и умрём в качестве рабочих; нас также не нервирует и не раздражает

семейная жизнь в съёмных квартирах. Однако такие идеи о положении человека в мире не падают

с неба, но сами являются проекцией исторически сложившихся общественных отношений. Мир

парцеллярных крестьян вряд ли был готов к таким представлениям.

б) Второй аспект – это проблема военного призыва граждан. Парцеллярный крестьянин, афинский

зевгит или римский гражданин, уходя в армию, оставлял на хозяйстве раба. Само наличие

собственного хозяйства позволяет присоединить к нему ещё одного или двух работников. Но если

гражданин, будучи наёмным рабочим, идёт в армию, кто останется кормить семью?

в) Третий, и как представляется самый главный момент. Быть рабочим – означает иметь стоимость

своей рабочей силы. Она, в свою очередь, завязана на стоимость жилья, стоимость и наличие

коммуникаций по которым рабочий добирается до места работы, стоимость содержания семьи и

традиционных расходов гражданина полиса.

У нас есть, по меньшей мере, два точных свидетельства о расходах на афинскую семью. Лисий,

говоря о периоде 409-401 BC, перечисляет статьи расходов на детей семьи Диодота: провизия,

обувь, гиматии, валяльщику (стирка), цирюльнику (включая масло и мази), памятник родителям,

расходы на дионисии, расходы на другие праздники и жертвоприношения, на педагога, на служанку.

Далее, он условно оценивает содержание одной девочки и двух мальчиков в сумму порядка 1000

драхм в год (Lysias. XXXII, 20-22; 28). Фактически мы имеем расходы на эрзац-семью, включающую в

себя двух взрослых рабов - педагога и служанку, и трёх детей.

Демосфен для IV века BC определяет годовой расход на семью состоящую из несовершеннолетних

сына, дочери и их матери как 7 мин в год, т.е. 700 драхм (Demosthenes. XXVII, 36).

Конечно, обе семьи были не из бедных. Имущество Диодота оценивалось примерно в 13 талантов

и 30 мин (Lysias. XXXII, 6), а отец Демосфена оставил около 14 талантов и 50 мин (Demosthenes.

XXVII, 4). Тем не менее, есть три важных обстоятельства:

Перед нами судебные процессы, возбуждённые повзрослевшими детьми против своих

1.

опекунов которые присвоили себе всё их состояние. Поэтому вряд ли опекуны разорялись на

них в то время когда растили.

В одном из текстов жена Диодота бросает в лицо своему опекуну следующие слова: «Ты

2.

воспитываешь теперь детей от моей мачехи в богатстве и блеске… а моих детей обижаешь…

деньги тебе дороже всех нас» (Lysias. XXXII, 17). Следовательно, годовой расход порядка

1000 драхм на семью, видимо, не считался излишне богатым и блестящим.

Здесь не учитываются средства на содержание взрослого мужчины в семье; отцы в

3.

обоих семействах погибли или умерли. Имеется в виду не только особенности мужского

организма. Но также традиционная социальная роль мужчины в афинском социуме,

требующая дополнительных расходов – вооружение, общественная, культурная и спортивная

деятельность, проявление гостеприимства, досуг, посещение мужских «клубов» (Lysias. XXIV,

19-20).

Оценку прожиточных минимумов в Афинах V-IV веков BC можно определить по жалованию

должностных лиц, занятых целый день и государственным пенсиям. Они равнялись 1-3 обола в день

(Lysias. XXIV, 13; Aristoteles. Atheniensium Politeia, 27, 3; 41, 3; 62, 2; Aristothanes. Ecclesiazusae, 185).

Когда Ксеркс шёл на Афины, то трезенцы приняли отцов, жён, детей и рабов афинян, определив

содержать их общественным иждивением, назначив каждому по 2 обола в день, а расходы на

обучение детей считались отдельно (Plutarch. Themistocles, 10).

Стандартная плата члену экипажа триеры, где в подавляющем большинстве служили феты,

составляла 1 драхму в день, но были случаи, когда экипажам платили по 2 драхмы в день. Однако

провиант не входил в эту сумму, он оплачивался государством отдельно, примерно по 2 обола в

день на человека (Xenophon. Historia Graeca, I, 5, 4-7; Thucydides. VI, 31, 3; III, 17, 3).

Аристотель обозначает также и максимальное дневное жалование на высших позициях:

члены Совета получают по 5-6 оболов, архонты и амфиктионы по 1 драхме. При Аристотеле

повысили плату за народные собрания до 6-9 оболов (Aristoteles. Atheniensium Politeia, 62,

2). На государственном строительстве Эрехтейона (409-406 BC) и Элевсиния (329-327 BC)

квалифицированным рабочим платили 2-2,5 драхмы в день, неквалифицированным разнорабочим –

1,5 драхмы в день (Inscriptiones Graeci, IG. I 2, 373-374; II-III 2, 1672).

Из этих примеров видно, что уровень физиологического выживания составлял 1-2 обола в день, или

интерполированный на целый год в 365 дней – 60-120 драхм в год.

Минимальный прожиточный уровень мужчины находился в зоне 3-4 оболов в день, или 180-240

драхм в год. В этих пределах, очевидно прижимаясь к нижнему уровню, колебалось и годовое

содержание раба.

Минимальный прожиточный уровень афинской семьи составлял 1,2 – 1,5 драхмы в день, или 400

– 550 драхм в год. Таков, видимо, был нижний уровень жизни семей фетов. Но зевгитская семья

должна была быть обеспечена минимум в 2,5 драхмы в день, т.е. около 900 драхм в год.

Есть ещё один грубый способ оценки среднего значения дохода, необходимого для содержания

семьи гражданина или метека. Надписи на аттических стелах конца V века BC свидетельствуют,

что медимн пшеницы стоил 6-6,5 драхм. Тогда доход зевгитской семьи, с цензом в 200 медимнов,

равнялся 1200 драхмам в год.

В любом случае, взрослый мужчина афинянин в качестве рабочего должен был зарабатывать

сотни драхм в год - 500, 600, 700 и более - чтобы содержать семью. Но достигнуть такого уровня

заработной платы было абсолютно невозможно. Содержание производительного раба обходилось

предпринимателю в несколько раз дешевле, и даже рыночная цена раба в 200 драхм не играла

большой роли.

Если предположить равное количество рабочих дней, рабочих часов и производительности труда, то

найти граничное значение в этом неравенстве очень легко. Пусть:

S – рыночная цена раба, 200 драхм.

d – однодневное содержание раба, 3 обола = 0,5 драхмы.

n – число календарных дней.

m – число рабочих дней в промежутке от нуля до n; если принять современное значение в 260

рабочих дней в году, то соотношение

m / n = 0.7

v – заработная плата для семьи фета в день, 9 оболов = 1,5 драхмы; причём за год он заработает

всего 400 драхм, тогда

S + n x d = m x v

S + n x d = 0.7n x v

n = S / (0.7v – d) = 363 дня

Бизнес, рассчитанный более чем на год, необходимо должен был привлекать рабскую рабочую силу.

Если же среднюю цену полутора десятков покупных рабов снизить до 180 драхм, а их содержание до

2 оболов в день, тогда breakeven наступит через 250 дней. В таких условиях частный сектор не был

способен обеспечить постоянную заработную плату даже фетам. Лишь в тяжёлое военное время

бедность вынуждает свободных женщин обращаться ко многим рабским и низменным занятиям:

идти в кормилицы, наниматься пряхами и на сбор винограда, но всё это краткосрочные или

временные работы (Demosthenes. LVII, 35; 42 и 45). Оценка переноски вещей в Афинах на уровне от

4 до 12 оболов, т.е. в среднем 1,3 драхмы, признаётся чрезмерной ценой (Aristophanes. Ranae, 173).

Одновременно, дневной доход башмачника равнялся 7 оболам, или 1,2 драхмы; столько же получал

мастер, обучая своему ремеслу (Lucianus. Gallus, 22; Parasitus,18). Поэтому феты вынуждены

заниматься мелкой арендой, мелким ремеслом и розничной торговлей, ибо работая наёмниками,

заработать достаточно они не способны (Demosthenes. LVII, 36; Isocrates.

Areopagiticus, 30; 38).

Для римского рабовладения мы имеем две ясные цифры. Играющий на сцене роли царей, раб-актёр

получает практически самую низкую плату, всего 5 денариев (20 сестерциев) и 5 модиев пшеницы

в месяц (Seneca. Epistulae Morales., 80). Цена модия пшеницы составляла 2-4 сестерция, но здесь,

видимо, мы имеем оплату в пропорции 50/50, т.е. 10 модиев пшеницы в месяц или 40 сестерциев. В

год это составляет 120 модиев пшеницы или 480 сестерциев, по 4 сестерция за модий.

На содержание 240 квалифицированных водопроводчиков, императорских рабов, в год уходило 250

тыс. сестерциев (Frontinus.

De Aquaeductu), что даёт весомое значение в 1040 сестерциев в год на

одного раба или 260 модиев пшеницы.

Ранее, мы оценили годовое содержание рабов Катона. Так для питания он выделяет 4,25 модия

пшеницы в месяц на одного человека (Cato. 56). Положив столько же на вино, оливки, соль и прочие

продукты, и ещё раз столько же на одежду, постель и медицинское обслуживание, мы получим 4,25 х

3 х 12 месяцев = 153 модия пшеницы в год на одного раба или 612 сестерциев.

А сколько нужно было для жизни обычной римской семьи? Можно попробовать вычислить этот

уровень исходя из площади необходимого земельного участка.

Согласно аграрному закону Тиберия Гракха порядка 50-75 тыс. фамилий получили по 30 югеров в

квиритскую собственность. Таким образом, участок 30 югеров должен был полностью обеспечить

жизнедеятельность крепкой семьи римского гражданина. 30 югеров и упряжка быков – отчетливая

граница крестьянского благосостояния (Livius. XLV, 15, 1-2). Вторая, более высокая условная граница

– это 50 югеров, не больше чем столько позволили иметь переселённым капуанцам после войны с

Ганибалом (Livius. XXVI, 34, 10).

Для посева обычно брали 5 модиев пшеницы на 1 югер, при этом нормальная урожайность

оценивалась как 8 к 1, или 10 к 1 (Varro, I, 44, 1; Cicero. In Verrem, II, 3,112). Условно предположим

поле, полностью засеваемое пшеницей. Тогда участок в 30 югеров необходимо было засеять

150 модиями соответственно, и при сборе урожая снять 1200 модиев. Даже за вычетом зерён на

следующий посев, всё равно семье необходимо в 4-6 раз больше средств, чем рабу. Глава семьи,

будучи рабочим, не смог бы никогда получить такой уровень заработной платы.

Любая потеря среднего дохода и снижение благосостояния гражданина вела к ожидаемой

стандартной реакции. «Лишившись отцовских и дедовских клеров, и вынужденные стать

батраками в чужих имениях они не хотели иметь детей…» (Dionysius Halicarnassensis

.

IX, 51,

7). «Со своей стороны, бедные жаловались на то, что из людей, обладающих достатком, они

обратились в крайних бедняков, что вследствие этого жёны их бесплодны. Что они не смогут

кормить своих детей, что их положение стало невыносимым» (Appianus. Bellum Civile, I, 10).

Инвалид у Лисия, имеющий доход менее 300 драхм в год, получает от государства пенсию в один

обол в день. У него есть какое-то мелкое ремесло, но он не способен ни купить себе раба, ни

иметь жену и детей (Lysias. XXIV, 6 и 26). Подобным образом бедняк Ефксифей занимается мелкой

торговлей - продает ленты и тем самым добывает средства к жизни своим трудом (Demosthenes.

LVII, 31). Даже если Евксифей еще получал в мирное время 2 обола в день зрелищных денег из

кассы феорикиона на театральные зрелища (Demosthenes. LIX, 4), то всё равно он совершенно

один, у него нет ни участка земли, ни собственного дома, ни жены, ни детей. Но ни тот, ни другой не

могут стать наёмными рабочими, в виду отсутствия достаточных заработных плат.

4) Четвёртый аспект проблемы лежит в характере наёмного труда в античности. Наёмный труд

носил подсобный, временный, сезонный характер. На виллы и латифундии нанимались в основном

окрестные парцеллярные крестьяне (Cato. 4) со своими рабами, либо выкроившие время рабы

с окрестных вилл. По окончании работ первые возвращались на свои парцеллы, а вторые – на

хозяйские виллы. В качестве «наёмных» работали также аддикты – кабальные должники.

Наем собственно рабов практиковался очень широко. В сельском хозяйстве часто можно встретить

рабов, работающих с согласия хозяина по подряду на с/х работах как наёмники (Demosthenes.

LIII, 21). Нанимали рабов погонщиков мулов, на мельницу (Digesta. XXXII, 73, 3), даже управлять

имением (Columella. Praef, 12). В городах частные лица нанимали их как актёров, стенографов,

поваров, цирюльников, врачей; в мастерские - портными, сапожниками, грузчиками, месильщиками

и т.д. Римские рабы-водопроводчики нанимались к частным лицам делать ремонт (Frontinus. De

Aqueductu, 115).

Предприниматель, разумеется, платил наёмному рабу больше, чем нужно было на его содержание,

дабы последний мог выплатить часть дохода своему хозяину. Но зато он не тратился на

покупку раба, и на нём не лежало обязательство выплачивать алименты в случае потери рабом

работоспособности.

«Все поля возделываются людьми: рабами, свободными, или теми и другими; свободные

работают или сами на себя, как большинство бедняков, которые трудятся вместе со свои

потомством, или нанимаются за плату – большие работы, например, сбор винограда и сенокос,

выполняют нанятые свободные рабочие и те, кого у нас называют «obaerarii» - их сейчас очень

много в Азии, Египте и Иллирике» (Varro. I, 17, 3). Под «нанятыми свободными рабочими» Варрон

имеет в виду нанимающихся в сезон окрестных крестьян, а «obaerarii» или «obaerarius» - примерно

то же, что и «nexus», т.е. свободный человек, который за деньги, взятые в долг, работает как раб.

Выдержать такую конкуренцию в античности реальному наёмному рабочему, живущему только

заработной платой, было немыслимо.

Экспроприация мелких производителей и концентрация собственности в виде латифундий

не привёли в античности к появлению рабочего класса по причине того, что возникновение и

существование латифундии основывалась на рабском труде. Крупные арендаторы-кондукторы,

которые могли бы послужить в качестве переходной ступени, также использовали рабскую

рабочую силу. Но классическое рабство по своей природе не способно вытеснить другие способы

производств. Поэтому любому крупному рабовладельческому хозяйству всегда противостояла

крестьянская парцеллярная собственность, не дававшая латифундиям полностью покрыть собою

все поля и угодья. Там же, где латифундия уничтожала мелких самостоятельных производителей,

одновременно, она не могла не «возродить» мелкое производство вновь, но только на основе

аренды, колоната, прекария, пекулия.

Лишение парцеллярных крестьян их земли - основного средства производства, ещё не означает

полной экспроприации мелких производителей. Перед нами лишь «первая волна экспроприации»,

которая в Европе приводит к новому способу производства, основанного сначала на колонате, а

позже на серваже или вилланаже.

Масса производителей держит землю от лорда, имея в собственности инвентарь, скот, усадьбу

и произведённый продукт. Рынок земли и рент стандартизуется, как и рынок самих держаний.

Средневековый держатель имеет возможность купить землю (или выкупить ренту, что то же самое),

продать свой вилланаж, т.е. усадьбу с частью инвентаря и приобрести себе иной в другом месте.

Лишь подобные условия приводят ко «второй волне экспроприации», связанной с расслоением

уже внутри класса держателей. Среди последних выделяются коттеры, сил и средств которых

совершенно не хватает на обработку стандартных мансов, виргат и полу-виргат. Они уступают,

теряют, передают через лорда свою землю более крепким хозяевам, а сами оказываются

способными держать за 2 шилинга только маленький домик с огородом, крошечное поле и пару овец.

Уже всеанглийская перепись 1086 года Domesday Book фиксирует 35% таких малоземельных

держателей - бордариев и коттариев. Во второй переписи 1279 года Rotuli Hundredorum

присутствует порядка 47% держателей с участком меньше 5 акров. В 1633-40 годах описи маноров

свидетельствуют о 70%-80% держащих участки менее 3 акров (Косминский Е. А., 1947, стр. 286, 383,

385; Лавровский В. М., 1966, стр. 141-147).

Средства для жизни такие коттеры зарабатывают батрачеством у соседских зажиточных

фригольдеров и копигольдеров, или подрабатывают в хозяйстве лорда. Они пасут скот, изготовляют

изгороди, строят амбары, вяжут снопы, отрабатывают барщину за богатого виллана. Коттер

отчётливо противостоит пришлому наёмному рабочему, нанимающемуся на сезон. В коттерах

нуждается не столько лорд, который сконцентрирован на эксплуатации крепких и средних хозяйств,

сколько крупное крестьянское держание или мелкая вотчина; рост числа коттеров идёт параллельно

вычленению крупных крестьянских хозяйств.

В I-II веке AD фракция парциарных колонов, внешне похожая на средневековых держателей, только

возникает, и Плиний Младший, например, говорит о выделении им необходимой помощи как о чём

то экстренном, экстраординарном (например, Plini Secundi. Epistularum. III, 19, 6-7). Античный Рим и

античный колонат безусловно находились только в самом начале исторического пути, приведшего

лишь в XVI-XVII веках к возникновению сельскохозяйственного рабочего класса.

Литература:

CAR – Corpus Agrimensorum Romanorum / Ed. Thulin. Lipsia, 1913.

Burford A. Craftesmen in Greek and Roman Society. Ithaca, NY, 1972.

Cairnes J. E. The Slave Power. London, 1862

Gage J. Les classes socials dans l’Empire Romanian. Paris, 1964.

Finley M. I. The Acient Economy. Berkley and Los Angelos, 1973.

Finley M. I. Studies in Roman Property. Cambridge, 1976.

Duncan-Jones R. Дункан-Джонс. The Economy of The Roman Empire. Quantitative Studies. Camdridge,

1974)

V. A. Sigaro. L’Italia Argaria Sotto Triano. Louvain, 1958

Frank T. An Economic Survey of Acient Rome, vol. V. Baltimore, 1940.

Green K. The archaeology of The Roman Economy. L., 1986.

Remondon R. Le Monde Romaine / Histoire generale du travail sous la dir. d. I. H. Parias. P., 1959.

Syme R. The Roman Revolution. Oxford, 1960; Idem. The Augustan Aristocrasy. Oxford, 1986.

Vogt J. Ancient Slavery and the Ideal of Man. Cambridge, 1975.

Westermann W. The Slave System of Acient Creek and Roman Antiquity. Philadel., 1955.

White K. D. Roman Farming. N.Y., L., 1970.

White K. D. Farm Equipement of Roman World. Cambridge, 1975.

Штаерман М. Е. Расцвет рабовладельческих отношений в Римской республике. – М.: Наука, 1964.

Штаерман М. Е. Древний Рим. Проблемы экономического развития. – М.: Наука, 1978.

Штаерман Е. М. История крестьянства в древнем Риме. – М.: Наука, 1996.

Штаерман Е. М., Трофимова М. К. Рабовладельческие отношения в ранней римской империи

(Италия). - М.: Наука, 1971.

Косминский Е. А. Исследование по аграрной истории Англии XIII века. - М.: Л.: Акад. Наук СССР,

1947.

Лавровский В. М., Исследование по аграрной истории Англии XVII-XIX веков. – М.: Наука, 1966.

Кузищин В. И. Генезис рабовладельческих латифундий в Италии (II в. до н.э. – I век н.э). M., Изд-во

Моск. Ун-та, 1976, с. 267)

Сергеенко М.Е. Жизнь Древнего Рима: Очерки быта. – СПб.: Журнал «Нева», Издательско-торговый

дом «Летний Сад», 2002.

Сергеенко М. Е. Помпеи. – СПб.: Изд. дом «Колло»; Издательско-торговый дом «Летний Сад», 2004.