Horsun Pust vsegda budut tanki 420442

Максим Дмитриевич Хорсун

Пусть всегда будут танки



Аннотация

1969 год – Лунная гонка оборачивается военным противостоянием СССР и США. Полем битвы становится Луна, оружием – дистанционно управляемые танки-роботы класса Оса и Хаунд.

2020 год – время глобального кризиса. Танкисты частной военной компании «Дозор» отправляются на Луну, где корпорации вот-вот начнут войну за области, богатые гелием-3.

Василий Левицкий – советский офицер, мечтавший о космосе, – управлял лунным танком из крымского Центра дальней космической связи, его внук Антон – наемник без принципов – сам сидит в кабине Осы. Два разных поколения, две разных войны, лишь только танки – всегда остаются танками…


Максим Хорсун


* * *

Посвящается годам жизни, потраченным на танкосимуляторы




Глава 1


Наверное, надо начать каким-то прологом.

Кто его знает… Когда ходил по комнате, курил, размышлял, все казалось очевидным. А сел записывать, так слова разлетелись, словно их кто-то вспугнул. Крутится в голове что-то неопределенное, зыбкое. Ну ладно, под лежачий камень вода не течет. Начну, как получится, а дальше видно будет. Прорвемся.

Служил в Центре дальней космической связи старлей Сашка Шувалов – так он, прохвост, переиначивал наши названия на западный лад. 55-миллиметровую пушку «Катран» почти ласково называл «Шарки», а танковый корпус типа «Оса» – «Васпом». Чего еще следовало ждать от офицера связи по прозвищу Пресли, чья работа – день и ночь слушать «вражеские голоса»? «Васп» как-то не прижилось: грубо, холодно звучало, а вот Шарки народу понравилось. Шарки – шкварки, стрелять – шкварить, значит, и это было почти по-нашему. Так с легкой руки Шувалова стали называть новое орудие и рядовые, и старшие офицеры. Даже сам академик Королев говорил «Шарки», я сам слыхал.

Замполит части майор Вайман бесился, конечно. Грозил пальцем, вызывал в кабинет, но мы ведь были не салагами зелеными. Не курсантами лопоухими. Как-никак – особый танковый взвод, кандидатуру каждого лично главнокомандующий утверждал, на горох нас было не поставить.

Вот и бурчал Вайман, собрав наш экипаж в прокуренном кабинете с окнами на техническую зону. Была видна чуть наклоненная к горизонту чаша радиотелескопа-гиганта ТНА-400 и заполненный стоячей водой бассейн для охлаждения антенной станции Куб-Контур. Вместо воды давно использовали жидкий азот, и в бассейне надобность отпала: в нем теперь плавали утки, а когда никто не видел – плескались солдаты.

– Что за низкопоклонство перед Западом? На кой ляд эти варваризмы, товарищи офицеры? – с укором вопрошал замполит. – Танк «Оса» – самая совершенная боевая машина, которую строили всем Союзом! «Оса» – означает «Опора советской армии», это вам не какой-нибудь «Васп»! И танковое орудие «Катран» – это «Катран», других названий у него нет! – Вайман для солидности надувал потные щеки и топорщил усы.

Да, случались такие эпизоды. Смешно теперь вспоминать. А вообще мы тогда работали из «Шарки» по стационарным мишеням и по технологическим макетам, имитирующим штатовские «Хаунды». Шкварили что будь здоров – заклепки во все стороны летели. Мы готовились к войне. К первой войне, которая должна была происходить не на Земле. И какая, спрашивается, псу разница, как мы назвали между собой орудие? Главное, чтоб болванки ложились в цель.

События, из-за которых моя жизнь сложилась именно так, как она сложилась, а не так, как планировал я или кто-то из моих близких, начались в середине 1967-го.

Я отучился в Уральском политехе на радиоинженера, а потом меня призвали в армию. Службу проходил на НИПе – научно-измерительном пункте – в Ленинградской области. После военной кафедры я уже был молодым лейтенантом, смотрел на мир восхищенными, широко открытыми глазами, имел ноль боевой подготовки… и, казалось бы, при чем здесь танки? Благодаря какой прихоти судьбы меня занесло в элитный танковый взвод?

В те годы НИПы строили по всему Союзу – от Крыма до Камчатки. Нужны они были, чтобы управлять космическими кораблями и спутниками, которых на орбите уже вертелось – на пальцах не пересчитать. Все НИПы выстраивались в линию, обеспечивая бесперебойную связь при пролете космического аппарата над территорией СССР. Я же работал на радиолокационной станции Висла-М: с ее помощью определяли координаты штатовских спутников-шпионов.

Служба шла ни шатко ни валко; я вяло переписывался с девушкой, которая ждала меня в родном Свердловске, сейчас уже не помню, как ее звали. Хотя нет, вру. Помню. Да какая теперь разница? Я полагал, что на гражданке мне предстоит пойти по надежному, верному пути, проторенному тысячами или сотнями тысяч таких, как я. Что буду до пенсии корпеть в одном из «ящиков», собирая устройства наподобие осточертевшей Вислы.

Но одним июньским утром командир НИПа – инженер-полковник Одинцов – объявил на построении, ждем, дескать, мы комиссию из Москвы, могут понадобиться добровольцы с отменным здоровьем для участия в некоем космическом проекте. Мол, подумайте, найдутся ли такие среди наших офицеров.

Помню, как забухало сердце. Как вспотели ладони и возникла внутри маета, словно перед первым свиданием.

Мы все мечтали о лаврах космических первопроходцев. Тайком или вслух, но все как один. Такой был энтузиазм, что готовы были лететь хоть на Луну, хоть на Марс, хоть на Сатурн. Пускай – билет в один конец, пускай – верная смерть, но мы без сомнения пожертвовали бы жизнью, только чтобы наша держава вырвалась вперед в космической гонке, которую уже почти десять лет вела со Штатами, пропади они пропадом. Само собой, мы были во всем первыми, но американцы наступали на пятки, второе место ястребов не устраивало. Они начали год с испытаний нового космического корабля «Аполлон», мы не один раз «вели» экспериментальные аппараты, определяя их орбитальные параметры с помощью наших станций слежения. Но даже, наверное, не в соперниках-американцах было дело, просто мы верили в прогресс, в науку, в то, что для советского человека нет ничего невозможного. Космос мы представляли еще одним океаном, который просто нужно переплыть и за которым нас ждали новые земли, новые горизонты, новые открытия.

В общем, вызвался я добровольцем. Без малого двенадцать человек нас таких оказалось. Все подшучивали друг над другом, волновались, само собой. Кто-то в чай вместо сахара соли насыпал, кто-то принимался «Правду» читать, держа газету вверх ногами. А что с оборудованием вытворяли – лучше и не вспоминать.

К вечеру вызвали меня к командиру.

– Товарищ полковник! Лейтенант Левицкий по вашему приказанию прибыл!

Полковник указал на стол для совещаний, за которым сидел перед кипой бумаг и десятком раскрытых папок незнакомый мне человек в гражданской одежде.

– Присаживайся, Василий Алексеевич, – благостно пробухтел командир, – сейчас из тебя космонавта делать будут.

Человек, сидящий за столом, отвлекся от бумаг и поднял взгляд. Посмотрел с пристрастием, словно мысли мои прочитать хотел. От сосредоточенности переносицу его прорезала глубокая морщинка. Не вычитав в моих мыслях ничего крамольного, человек устало улыбнулся.

– А вы недурно справляетесь, лейтенант, – сказал он. – Да вы присаживайтесь…

Я сел, поерзал на сиденье стула.

– Недурственные показатели, говорю, – продолжил человек, так и не представившись. – И характеристики одна другой краше, и институтская, и армейская. – Он переложил несколько листов из стопки в стопку. – Хочу побеседовать с вами. Расскажите, откуда вы, кто ваши родители.

Мое личное дело лежало у товарища из Москвы перед носом, но он, очевидно, просто проверял, как я владею собой. Ведь и мне часто встречались такие ребята: вроде умные, толковые, а когда надо было что-то рассказать, выступить или просто пообщаться с руководителем – двух слов связать не могли. Какое-то досадное косноязычие появлялось, словно русский язык им не родной. К счастью, я к таким не относился, с удовольствием участвовал в научных чтениях и выступал с докладами на уроках политинформации и в Доме офицеров.

Я рассказал, что родители мои переехали в Свердловск из Киева, что сами мы из рабочих, что отца пригласили на «Уралмаш», где он по сей день ударно трудится, а мать – учитель младших классов. Я же – первый в нашем роду, кому посчастливилось получить высшее образование.

Полюбопытствовал человек, как у меня со здоровьем. Ну, тут без слов все было на виду: мускулы гимнастерку распирали. И рожа широкая, раздобревшая на столовских щах да кашах.

Я ответил, что жалоб не имею.

– Хорошо, – сказал он тогда. – Почему вам интересен космос?

О! Я перечислил имена всех космонавтов, рассказал, что вдохновлен их подвигом и что тоже мечтаю сделать свой вклад в развитие советской космонавтики. Что по долгу службы работаю удаленно с разными типами космических аппаратов, но мечтаю управлять ими не дистанционно, а своими руками и своими же глазами видеть звезды и изгиб Земли…

В общем, получилось горячо и от души. Человек глубокомысленно покивал, а затем спустил меня с небес на землю новым вопросом:

– Какими транспортными средствами управляете?

– Никакими, – пришлось признаться мне. Голос у меня был при этом, наверное, как у покойника.

Размечтался, Вася. В космонавты берут летчиков, не просто летчиков – асов. Гагарин пришел в отряд космонавтов из истребительной авиации Северного флота, Леонов тоже был перехватчиком. А я даже бричкой никогда не управлял.

Человек опять внимательно поглядел на меня.

– Трактором? Автомобилем? Мотоциклом?

– Никак нет, – опустив голову, произнес я.

– Ну, может, хотя бы велосипедом? – уточнил он. Очевидно, он пытался «вытянуть» меня, как «вытягивает» преподаватель запинающегося отличника.

Только вот беда: велосипеда у меня тоже никогда не было. Пришлось снова покачать головой и удрученно промычать «никак нет».

– А скакать верхом умеете? – снова спросил человек.

И снова – никак нет. Не умею. Ни верхом на лошади, ни на осле, ни на корове. На палке скакал в детстве, когда играли во дворе в Чапаева, но ведь не этого ждал от меня незнакомец в цивильном костюме.

– Ладно, лейтенант, – сказал он с сожалением. – Вы свободны. Вас известят, если ваша кандидатура будет одобрена.

Ага, держи карман шире. Я откланялся. Мой командир – он наблюдал за собеседованием, сидя на подоконнике, – бодро подмигнул. Но я все равно чувствовал себя словно в воду опущенный. Впрочем, нужно было с самого начала не питать иллюзий – не в сказке живу. Но тогда мне было всего двадцать три, и наивная вера в чудеса еще не выветрилась из головы.

Отправился я служить дальше. Под капониром, где скрывалась радиоаппаратура Вислы, только и говорили что о добровольцах да неведомом космическом проекте. Мое появление вызвало целый град вопросов, под которым я совсем сник.

– Не вышел я рылом, братцы, – поспешил отмахнуться, не вдаваясь в детали. – Чтоб какого-то летеху – да в отряд космонавтов? Там не дураки сидят… – «Там» я многозначительно выделил голосом, а спроси меня «там – это где?», я бы не нашелся, что и ответить, совсем «зеленым» был.

– Правильно рассуждаешь, Василий, – отозвался начальник станции, капитан Кравченко, – лучше «Аполлон» на мушке, чем Луна под сапогами.

– Так точно, – со вздохом ответил я.

– Да не журись, – принялись утешать, как могли, ребята. – Вздыхаешь, как из-за неразделенной любви. Ты нам расскажи лучше о той, которая письма тебе пишет.

– А еще лучше – поработай, – бросил, отвернувшись к приборам, Кравченко. – Крепче за верньеры держись, связист. Пока вы хнычете, что вас замуж никто не берет, над Тюратамом снова какой-то америкашка собирается пролететь, ага. А мы до сих пор о нем ничего не знаем.

Я тогда подобрался, выкинул из головы мечты о космосе и собеседование с незнакомцем, занялся делом. И остальные занялись делом.

Через два дня, снова после утреннего построения, полковник Одинцов распорядился, чтоб я зашел к нему после перекура. Ну, приказал и приказал. Мало ли по какому поводу он мог вызвать офицера. И каково же было мое изумление, когда я распахнул дверь кабинета и сейчас же услышал в свой адрес:

– Собирай чемоданы, космонавт. Бери мою машину и поезжай на вокзал. В Москве тебя ждут. Не посрами часть!

Едва сдерживая радость, я рывком козырнул, а затем стремглав кинулся в общежитие.

– Эй-эй! – помню, крикнул мне вслед Кравченко, когда перед входом в штаб части я едва не сшиб капитана с ног. – Левицкий, прешь как танк!

– А я в Москву еду! – бросил ему на бегу.

– Вот те на. – Кравченко сдвинул фуражку и почесал вихрастый затылок. – Поди, повезло зубрилке!

Сказано – сделано.

Конечно, руки чесались написать родителям. И перед барышней хотелось похвастаться, но недаром на ленинградском НИПе на побеленной стене длинного лабораторного корпуса было выведено красной краской: «Не все говори, что знаешь, но всегда знай, что говоришь». Я никому ничего не сказал, даже ребята, кажется, не поняли, куда я исчез. Все были на посту, когда я забросил чемодан в «уазик» полковника, а затем после короткого инструктажа и напутствий вышедшего меня проводить Одинцова забросил на сиденье себя, и прыщеватый водитель вдавил каблуком солдатского сапога педаль газа.

«Вот он умеет управлять транспортными средствами, – подумал я, искоса поглядывая на старшину, вцепившегося ухватистыми ручищами в баранку, – но его не берут в космонавты…»

А дальше был вокзал, поезд, умытая ливнем Москва… Я ничего не пил и не ел, я даже не ходил в туалет, извиняюсь за подробность, мне было не до того. В голове набатом стучала одна и та же мысль: «Я буду космонавтом!»

Я уже представлял свое фото на первых полосах всех советских и зарубежных газет и как меня повезут на огромном кабриолете «ЗИЛ» по улицам Москвы и столиц советских республик, как будут греметь фанфары, а с небес сыпаться конфетти. Представлял я себя в кабине космического корабля и рев могучих двигателей, поднимающих серебристую иглу ракеты-носителя над грешной землей. Представлял мягкую, точно свежий морозный снег, лунную пыль. Как я, облаченный в скафандр, побреду по залитой солнцем долине – в одной руке – геологический молоток, в другой – пистолет – к скалам, испещренным прожилками драгоценных металлов.

Безусловно, я понимал, что только-только ступил на долгий и сложный путь и что может статься так, что я сломаюсь, не осилю этой ноши. Но когда ты молод, полон сил и как следует мотивирован, то кажется, что все по плечу. Вперед, только вперед, и так – до самой победы!

Первым пунктом в моей московской командировке значилось посещение Института медико-биологических проблем. Здесь я должен был пройти какое-то особенно пристрастное обследование, что, впрочем, меня не особенно заботило, ведь ранее я без проблем проходил любые медосмотры.

В институте приняли приветливо. Все улыбались, девушки в белых халатах строили глазки… но если б я знал, что здесь со мной будут делать в течение следующих трех недель! Хотя, наверное, все равно бы не сдрейфил. Упертый я был, целеустремленный. И не из пугливых. Без хвастовства говорю, очень тяжело пришлось, и человек шесть из нашего отряда сбежали по своей воле, да. Не выдержали испытаний.

Но это я забежал вперед. Меня поселили в палате, похожей на гостиничный номер. Там уже хозяйничал чернявый парень, который представился старлеем Григорием Апакидзе. Он, как и я, служил на НИПе, но в Грузии – в поселке Сартычалы. Мы посмеялись, прикинули, как весело, наверное, погонять в футбол на Луне, в общем, дурака поваляли, а потом потопали в столовую.

Выяснилось, что счастливчиков вроде меня набралось без малого тридцать человек. Мы стали знакомиться, общаться. Все мы были офицерами связи и работали с космосом. Кто-то служил на НИПах, кто-то – на Командно-измерительных комплексах, КИКах, где обрабатывались данные, полученные с НИПов, кто-то служил в противоракетной и противоспутниковой обороне. Коллеги, одним словом. Атмосфера сразу стала непринужденной, товарищеской.

– А я думал, что провалился, когда пришлось признаться, что не умею даже на велосипеде ездить, – жуя котлету, поделился я. – Я думал, что меня высмеют и выставят вон.

Беседа сейчас же оживилась. Оказалось, что мои новые друзья – такие же чайники по части вождения, как я. Никто даже на самокате в детстве не катался.

– Что-то тут нечисто, – вынес вердикт, смешно шевеля длинными усами, здоровенный, косая сажень в плечах, хлопец с новосибирского НИП-12 Коля Горобец. – Рассчитываем на одно, а получим совсем другое.

– Дело говоришь, – согласился Гришка Апакидзе, – вот ты точно в скафандр не влезешь.

– Генетика такая. – Горобец снова пошевелил усами и отправил в рот целую котлету с куском хлеба.

Остальные как-то притихли, призадумались.

– Может, нужны офицеры связи для работы на орбите? – предположил белобрысый капитан Прокофьев с подмосковного КИКа.

– Или для службы на лунной базе, – поддержал Идрис Алиев, еще один мечтатель, попавший в наш отряд с полигона Тюратам, известного в народе под более звучным названием «космодром Байконур».

Оба предположения были приняты отрядом на ура. Тревожное сомнение, что едва успело проклюнуться в наших сердцах, исчезло бесследно. Но все же, доедая второе и утоляя жажду компотом из сухофруктов, офицеры усиленно скрипели извилинами: пока мы ни на шаг не приблизились к ответу на вопрос, в каком проекте нам предстоит принимать участие.

К вечеру отряд увеличился на восемь человек. На следующий день – на двенадцать. Добровольцы прибывали и прибывали. Мы с Гришкой только переглядывались, ощущая что-то вроде ревности. Чем больше людей примет участие в отборе, тем мельче окажется сито, через которое нам предстоит пройти.

А еще через день люди стали выбывать.

Руководил обследованием профессор Козлов: он разглядывал нас сквозь стекла очков, точно насекомых. В его желтых глазах читалась циничная усмешка, хотя тонкие губы никогда не посещала даже тень улыбки. Я через какое-то время понял, что профессор тогда уже знал, для чего нас отбирали. И его наверняка распирало от смеха.

Впрочем, на этом этапе нам не удалось выведать ни полслова. Легенда оставалась прежней: тех, кто пройдет обследование, будут готовить для участия в новом космическом проекте. И на этом – точка, подробностей – ноль.

По-моему, доктора проверили каждый мой внутренний орган. Прощупали и даже заглянули внутрь. Не приходит в голову хотя бы один вид анализов, который не пришлось бы сдать. Убедившись, что в обычном состоянии со мной все путем, они взялись проверять меня на самые разные воздействия. Вестибулярный аппарат тестировали на специальном, воистину адском кресле. Затем испытали на устойчивость к перегрузкам в центрифуге, в барокамере – к перепадам давления. Это помимо обычных нагрузок вроде беговой дорожки или турника. А после – снова перебирали по органу.

Мне везло. Организм работал как часы. Других добровольцев Козлов выбраковывал без сомнений и сожалений, стоило ему найти хотя бы малейший изъян в ломаной линии кардиограммы или в сухих цифрах с данными по биохимии.

Козлов, работая с нами, как будто получал садистское удовольствие. Испытания в центрифуге проходили следующим образом. Скорость вращения постепенно нарастала. Время от времени раздавался звуковой сигнал, после которого мы должны были подтвердить, что с нами все в порядке. Когда перегрузки становились такими, что говорить уже было невозможно, Козлов заставлял нас мычать. Если врачи на очередной сигнал ответ не получали – это происходило потому, что испытуемый терял сознание, – центрифугу останавливали и в медкарту записывалось, что доброволец не способен выдержать перегрузок с таким-то значением.

Это длилось три долгие недели. И по утрам нужно было бодро впихивать в себя манную кашу, хлеб с маслом да чай; каждую секунду приходилось держаться огурцом, делая вид, что с тобой все в порядке и что испытания – так, пустяк, плюнуть и растереть. Беседовать с медперсоналом, улыбаться всем. Я ведь уже говорил, что шестеро из нас пожелали отступить. Они вернулись на службу без какого-либо осуждения со стороны остальных.

Но зато теперь мы были полностью уверены, что после этой больнички нас ждет отряд космонавтов. Иначе зачем нас было так мучить? Не в трактористы же нас готовили…

Я не отступил, я прошел все испытания. Моему соседу Гришке тоже повезло, Горобцу повезло, хотя ему пришлось вообще сурово, поскольку он был тяжелее остальных: во время испытаний в центрифуге собственный вес раскатывал Горобца в блин. Всего же из сорока пяти офицеров, отобранных для прохождения обследования, Козлов подтвердил пригодность лишь девятнадцати… Пригодность к чему? Это нам предстояло выяснить в ближайшие дни.

Ветреным утром в институт приехал низенький и круглый, похожий на пушечное ядро, майор и приказал всем, прошедшим обследование, собирать вещи. Пришла пора второго этапа моей космической эпопеи. Но на сей раз пришлось покинуть столицу и переехать в город Калининград Московской области.

Автобус миновал железнодорожный переезд, на несколько секунд притормозил перед КПП, затем проехал за железобетонный забор и остановился перед двухэтажным зданием, которое выглядело словно усадьба помещика. Чуть правее «усадьбы» располагалось строение пониже и посовременнее с рядом высоченных дверей. К дверям мы и направились. «Особое конструкторское бюро-1», – прочитал я на табличке, и сердце мое радостно заухало. Честно говоря, тогда я еще не знал, что именно в «ОКБ-1» проектируют ракеты-носители и космические корабли и что тут находится центр подготовки космонавтов. Но, получается, вроде как предчувствовало сердце-то.

А дальше был недолгий перекур, чай-пирожные в буфете, а потом – подписка о неразглашении в пропахшем лежалыми бумагами кабинете, потом – полутемный конференц-зал, над которым солнцем вспыхнула хрустальная люстра, освещая и нас, и людей, расположившихся во главе стола для совещаний.

Двое – в гражданской одежде, один – в форме. Генерал-майор – ого-го!

Я рефлекторно вытянулся струной, рука судорожно рванула вверх, дабы отдать честь. Само собой, то же самое произошло и с остальными добровольцами. Секундой позднее я с удивлением понял, что генерал – не наш, а бронетанковых войск. Что он тут делает? Ведь не мимо же проходил.

– Вольно, – отмахнулся генерал. – Рассаживайтесь, ребята.

Я посмотрел на гражданских и сразу узнал человека, который проводил со мной собеседование на НИПе. Второй гражданский был постарше, но с таким же пронзительным, почти рентгеновским взглядом. Он-то и начал беседу:

– Меня зовут Михаил Клавдиевич Тихонравов. Я – научный руководитель проекта, для участия в котором выбрали вас, друзья. Мой коллега, – он кивнул в сторону человека, проводившего собеседование, – Семен Степанович Черников, конструктор. Тимофей Иванович Тур, – кивок в сторону генерал-майора, – заместитель командующего бронетанковыми войсками СССР, курирует проект со стороны Министерства обороны. Всех вас, конечно же, волнует вопрос, для чего именно вы понадобились Родине. Должен вам сообщить, и Тимофей Иванович подтвердит, что состояние, в котором находится наша страна сегодня, характеризуется как предвоенное. – Тихонравов сделал паузу, ожег нас рентгеновским взглядом и продолжил: – Ваша служба была, так или иначе, связана с космосом, поэтому нет необходимости читать лекцию о том прорыве, который был совершен в области ракетостроения и космонавтики в течение минувшего десятилетия. Однако в связи с этим появились и новые угрозы. Учитывая, что и советская, и американская космические программы нацелены на Луну, есть основания полагать, что именно там, на Луне, возможны столкновения наших интересов… Столкновения, так сказать, с применением разных типов оружия и боевой техники.

Добровольцы одновременно выдохнули. Шорох такой пронесся, словно роща зашумела.

Война! На Луне! Это нечто невероятное!

Нет, безусловно, война – это плохо. Любая война – это зло. И мы боремся с теми, кто жаждет войны. Выходит, теперь придется побороться за мир и в космосе. Оказаться с такой миссией на Луне, без преувеличения, – почетно. Это честь, черт возьми, для простого офицера вроде меня.

– Сфера ведения боевых действий расширяется, – сухо проговорил генерал-майор. – Мы умеем воевать в поле, на воде и под водой, в воздухе. Теперь мы учимся сражаться в космическом пространстве и на поверхности других небесных тел. И Луна – первая в списке внеземных объектов. Верховный главнокомандующий СССР Никита Сергеевич Хрущев распорядился создать силы быстрого реагирования с постоянным базированием на Луне и на ее орбите. Силы будут включать в себя спутниковую группировку и «танковый кулак», состоящий из специальных, приспособленных для работы в лунных условиях боевых машин. Из добровольцев же предполагается сформировать несколько экипажей для непосредственного управления новыми танками. Вы вызвались, чтобы участвовать в космическом проекте один раз, еще не ведая, чем вам предстоит заниматься, и вам предстоит подтвердить свое намерение снова. Тех из вас, кто согласится продолжить работу с нами, мы начнем готовить, можно сказать, с нуля.

Дух захватывало от слов генерал-майора! Сердце выдавало такую чечетку, что в ушах вибрировало. Нет, страшно, конечно же, стало. Шутка ли: на Луну, и не за камнями-сувенирами, а воевать. А на войне, знаете ли, убивают. И во сто крат опасней воевать в условиях космического пространства – среды, бесконечно враждебной по отношению к человеку. Но я уже твердо для себя решил: соглашусь, что бы генерал-майор ни предложил. Хоть в связисты, хоть в танкисты, хоть в пехоту. Космос, Луна – подумать только! Похоже, судьба предоставила мне и моим друзьям шанс сделать что-то по-настоящему значительное в своей жизни. Что-то, ради чего не жаль и голову положить.

Какая-то неувязка портила картину. Какая-то мелочь…

Ах, точно: ни один из нас не умел управлять транспортными средствами. А танк – это вам не самокат.

Поскольку наш куратор по линии Министерства обороны вроде бы закончил излагать, я поднял руку, как в школе.

– Товарищ генерал-майор, разрешите обратиться?

– Обращайтесь, лейтенант, – отозвался тот незамедлительно.

Я спросил насчет нашего умения водить машину, точнее – об отсутствии такового навыка.

– Черников, поясните товарищам, – попросил генерал-майор.

– Так точно, – кивнул знакомый по собеседованию на НИПе человек. – Вам предстоит управлять совершенно новой техникой в особых условиях. Там другая сила тяжести, другая инерция, другой коэффициент сцепления… Нет ничего такого, к чему вы могли привыкнуть на Земле. Поэтому наработанные навыки не помогут, а скорее навредят. Допустим, забуксуете вы на склоне. Машинально дадите по газам, а на Луне от такого маневра танк подбросит и перевернет. Да будь вы хоть летчиками, хоть велосипедистами, в проект мы бы вас не взяли. Всему предстоит учиться с нуля, приобретать совершенно новые, особые рефлексы. Более того, мы сами будем учиться вас учить. Нет однозначно утвержденной программы подготовки операторов лунных танков, но мы над этим работаем. Поэтому для начала мы отправили вас на медобследование, словно вам предстоит обычный полет в космос. А вообще тренировки у вас будут особыми. Это все, что я имею сказать в ответ на ваш вопрос, товарищ Левицкий.

– Танком будет управлять экипаж из шести человек, – подхватил Тихонравов. – Есть опасения, что меньшему числу спецов с лунной машиной не справиться. В экипаж войдут: командир, водитель, штурман, бортинженер, стрелок и оператор остронаправленной антенны. Позднее мы определим, кому из вас какую функцию поручить.

Шесть человек на один танк? Это какой же размер должен быть у машины? Настоящая гусеничная крепость, выходит. Чудовище вроде танков времен Первой мировой войны.

– Товарищ Тихонравов, – подал голос Апакидзе. – Это ведь, не в обиду будет сказано, мы как селедки в банке окажемся.

Я молча кивнул. Григорий был, конечно же, прав.

И следом поднял руку Горобец.

– Разрешите узнать, службу предстоит нести вахтенным методом или на Луне для нас построят гарнизон? – У Горобца имелась семья: жена и сыновья-близнецы, в институте он показал мне их фото. Поэтому его беспокойство понимали все. Даже холостякам вроде меня было что терять на Земле. Но я бы мог решиться на такие жертвы, а вот ему нужно было миллион раз все обдумать…

Генерал-майор Тур хмуро хмыкнул. Тихонравов прищурился.

– Это почему же – как селедки в банке? Построим для вас просторный пункт управления, – сказал научный руководитель, пожимая плечами.

– Давайте не будем заблуждаться, товарищи, – проговорил Черников, и сердце мое защемило от нехорошего предчувствия. – В космос вы не полетите. Вы будете управлять танками дистанционно, в режиме реального времени, находясь на одном из НИПов. Вам предстоит стать, так сказать, земными, «сидячими», космонавтами.

Черников закончил говорить, и повисла тишина. У меня же возникло такое чувство, будто я либо что-то неправильно понял, либо не до конца расслышал. И что стоит мне задать уточняющий вопрос, как все встанет на свои места. Но это чувство владело мною всего несколько секунд. А дальше я ощутил себя ребенком, у которого перед носом повертели леденцом на палочке, но стоило открыть рот, как вместо конфеты туда сунули ложку с касторкой. Дальше участия в беседе я не принимал, потому что все основное уже было сказано, – чего переливать из пустого в порожнее. Я стал жертвой обмана. И что самое неприятное: я обманул себя сам. Никто ведь заранее не обещал, что мы станем космонавтами, речь шла только об участии в космическом проекте. И вот он – проект, участвуй, сколько душа пожелает…

– Мы не полетим на Луну? – все же переспросил капитан Прокофьев.

– Нет, – ответил как отрезал Черников. – Учитесь воспринимать информацию с первого раза, капитан.

– Зачем же тогда нас… – пробормотал Идрис Алиев. – И на центрифуге… – Он сглотнул, а затем развел руками в жесте, полном обиды. – И в барокамере…

– Операторы наших танков должны быть здоровыми, крепкими ребятами с хорошими нервами, – терпеливо пояснил Черников. – Мы выбрали среди большого числа добровольцев тех, кто нам подходит.

– Товарищи, никто вас взашей не гонит, – сказал генерал-майор. – Кто не захочет участвовать в проекте, тот отправится на прежнее место несения службы. Только учтите, что мы вас не потехи ради отбирали, не для вашего собственного форсу, а для дела. Вы Родине нужны.

– Все так, товарищ генерал-майор, – сказал капитан Прокофьев, разглаживая брюки на коленях. – Дайте нам покурить, подумать, обсудить. И мы вам доложим, что да как.

Тихонравов вопросительно взглянул на Тура, затем кивнул.

– Что ж, подумайте. Думать – не вредно. А вот курить лучше бросайте.

Мы друг за дружкой вышли из конференц-зала. Майор, сопровождавший нас в поездке, читал в приемной свежий выпуск «Советского спорта». Он не задавал вопросов и в ответ на просьбу Прокофьева молча вывел нас во двор. Мы оказались по другую сторону двухэтажной «усадьбы». Тут же отыскалась увитая диким виноградом беседка, в которую мы и ввалились всей гурьбой. В беседке общались два молодых майора, лица которых показались мне странно знакомыми. При нашем появлении майоры встали со скамейки и, небрежно козырнув в ответ, пошли, продолжая разговор, в сторону одного из множества расположенных на территории «ОКБ-1» лабазов.

– Надо соглашаться, – убежденно сказал Прокофьев. – Понятно, что это не то, на что мы рассчитывали. Но если мы можем быть полезны…

– Говорите сами за себя, товарищ капитан, – перебил его Горобец. – Купились мы с потрохами, сейчас только поменяем шило на мыло. Мы и раньше на НИПах вроде не бездельничали, а теперь – заново учись, да ответственности навалят…

Горобцу тяжелее, чем другим, пришлось в центрифуге, поэтому теперь он и вымещал свою обиду словами.

– Вот Левицкий вообще не собирался карьерой заниматься, отслужит срочную – и домой, – сказал Горобец, тяжело хлопая меня по плечу. – Ему тоже прока нет застревать на НИПе на всю жизнь.

Я же обратился к сопровождающему нас майору.

– А вы знаете, кто были эти двое? – я кивнул вслед отдалившимся офицерам.

– Попович и Быковский, – ответил тот как ни в чем не бывало. – Космонавты.

Все наши сейчас же притихли. Кто молча пыхтел сигаретой, кто просто глядел на отошедших на порядочное расстояние космонавтов. Попович и Быковский тем временем завернули в открытые ворота лабаза, из которого доносился металлический лязг и вкрадчивый рокот мощного двигателя. Мне показалось, что в проеме ворот виднеется дульный тормоз артиллерийского или танкового орудия.

Я, кажется, говорил, что решение было у меня уже на тот момент, когда я вызвался добровольцем, еще не зная, собственно, во что ввязался. Не люблю я людей, которые юлят, постоянно меняя решение. Они скользки, и на них никогда нельзя положиться. Свое согласие на участие я уже дал, к тому же генерал-майор дельно заметил – нас позвали не для того, чтобы мы форсили, не для собственных амбиций, стало быть, а потому что страна нас звала.

Тем не менее четверо из нашего отряда пожелали выбыть. Их посадили в тот же автобус, на котором мы сюда приехали, и отправили в Москву. Горобец опять учудил: попрощался со всеми, сел в автобус, но выскочил обратно, не успев выехать за КПП.


Есть такое распространенное заблуждение, что в Крыму больше всего солнца на южном берегу. На самом деле наибольшее количество солнечных дней в году – в Симферополе и в Евпатории. Поэтому именно в этих городах были построены Центры дальней космической связи. Ясная погода и отсутствие гор, закрывающих горизонт, – самые важные условия для качественной коммуникации. В Евпатории на НИП-16, не считая рутины с нашей орбитальной группировкой, работали в основном по Марсу и Венере. Если в репортажах программы «Время» осторожно сообщали о работе Центра космической связи, то имели в виду Евпаторийский НИП-16. Симферопольский же НИП-10 был тайной за семью или, скорее, семьюдесятью печатями. Хотя огромную чашу радиотелескопа ТНА-400 было заметно ну уж очень издалека. Помню, как я увидел это сооружение в первый раз. Контур гигантской антенны проступил из жаркого марева, что поднималось над убранными полями и стелющейся меж них трассы «Симферополь – Евпатория».

После хрущевского постановления о создании на Луне советского «танкового кулака» мощности НИП-10 были полностью переориентированы на работу с естественным спутником Земли. В чуть холмящейся степи, изобилующей балками и небольшими карстовыми скалами, на площади сто пятьдесят на двести пятьдесят метров нам сделали «песочницу» – полигон, имитирующий участок лунной поверхности с кратерами, трещинами и возвышенностями. Каждый день наша «Оса» выползала в «песочницу», чтобы экипаж мог потренироваться в дистанционном управлении.

И когда день, прошедший в учебе, в которой, как известно, тяжелее, чем в бою, подходил к концу, мы всем экипажем собирались возле танка. Мы сидели – кто на броне, кто на теплой земле, привалившись спиной к пыльным каткам, – курили, пили крымскую минеральную воду или чай из термоса, любовались закатом. Иван Прокофьев – командир, Григорий Апакидзе – штурман, Идрис Алиев – бортинженер, Николай Горобец – стрелок, Владимир Дорогов – офицер с НИП-10, коренной симферополец, присоединившийся к команде в последнюю очередь – оператор остронаправленной антенны… Ну и я – Василий Левицкий, приказом командующего бронетанковых войск повышенный в звании до капитана и назначенный на должность водителя «Осы». Каждый вечер мы болтали, всякий раз вспоминая, как однажды чуть было не стали космонавтами.


Глава 2


«Не болтай!» – такой плакат в стиле совок-панк с девицей в косынке, прижимающей к губам палец, висел в танковом боксе частной военной компании «Дозор». Поэтому уорент-офицер Антон Левицкий следил за своим языком, но держал ухо востро. Поговаривали, что радиоактивные руины поселка Морозово, уничтоженного китайской баллистической ракетой в результате алтайского инцидента 2018 года, используются в качестве полигона для испытания принципиально новых видов танкового вооружения. Здесь до середины нулевых хозяйничал НИИ им. Жукова – одиозное предприятие, обеспечивающее оборонку Российской Федерации всякими смертоносными железяками. После того как НИИ было захвачено рейдерским путем корпорацией «Гелий Про», институт продолжил свою деятельность, но уже в частнособственнических интересах совета директоров и его председателя – Дональда Макарова. Слышал Антон, что в Морозово отрабатывали экспериментальную пушку «Близзард», которая была чем-то вроде огнемета, только с точностью до наоборот: била из сопла особым хладагентом, снижающим энергию молекулярных связей. Опять же – по слухам, броню, по которой прошелся «Близ», можно было крошить пальцами, как краюху черствого хлеба. Оружие завтрашнего дня, мать-перемать!

И теперь кто-то пытался ограбить «Гелий Про». Сценарий простой как пять евроцентов: стремительная атака легких танков, взлом сети НИИ, похищение файлов, затем – отступление на прячущихся в лесу воздушных носителях – кэриолах.

Последний пункт этого плана налетчики пока не выполнили. Морозовский полигон «Гелий Про» охраняли бойцы «Дозора», и если секрет нового оружия корпорации утечет к конкурентам, то страшно даже подумать, что случится с облажавшимися охранниками. Быть может, обольют тем самым хладагентом «Близа» и преподнесут в виде ломких ледяных статуй родственникам, слухи – и снова – слухи! – утверждали, что Дональда Макарова отличала особая изощренность, с которой он разделывался с теми, кто доставлял ему неприятности и не оправдывал ожиданий.

Поэтому и несется Антон на старенькой, но прокачанной по самое не могу «Осе» через фонящие развалины за последним уцелевшим налетчиком, и на правом фланге мчит, выжимая из импульсного двигателя максимальную скорость, «Хаунд» Милаша Щенкевича, а на левом – «Лис» Хусейна Байо. А в арьергарде натужно, но неуклонно, сшибая случайные препятствия, ползет «Тиран» командира танковой роты Сержа Николаева.

Качество связи – оторви и выброси, в наушниках хрипят и завывают помехи. Это институтские включили «глушилки» времен холодной войны и заблокировали налетчикам возможность переслать файлы подельникам. Теперь только – с компа на комп по кабелю, а если беспроводным способом – то не здесь, а в безопасном месте. Но до безопасного места нужно было еще добраться, и Антон собирался сделать все возможное, чтобы грабитель не ушел.

В окошке визора, работающего в режиме ночного видения, – черные росчерки дождя со снегом, бледно-зеленые груды битого камня и остатки стен, на которых можно разглядеть аккуратные пробоины, оставленные когда-то давно снарядами рельсовых пушек. И черное, как смола, тяжелое небо.

У налетчиков были «Лисы». Командир роты Николаев с позывным Босс продырявил один «Лис» из «Рельсотрона», а Щенкевич – позывной Оборотень – добил выстрелом с малого расстояния из «Шарки». Два неприятельских танка прижали к бетонным откосам на набережной Обского водохранилища и расстреляли, словно в тире. Антон – позывной Лева – в экзекуции не участвовал, на его машине стоял огнемет – самый ништяк для ближнего боя, но никак не для прицельных стрельб. Поэтому Антон сразу рванул за последним, четвертым, налетчиком и возглавил преследование.

Слабый тепловой след выдавал вихляющий «Лис»-беглец. Этот танк, само собой, быстрее «Осы», но Морозово – не чистое поле, среди руин особенно не разгонишься. И на руку Антону играло, что он знал эти развалины – как-никак полгода патрулировал полигон и его окрестности.

Ребята стреляли с флангов. В основном – «в молоко», но Хусейн – позывной Верблюд – один раз попал из «Шарки» четко в корму беглеца. Антон увидел, как по броне, под которой скрывался импульсный двигатель, скользнул плазменный шнур электрического разряда. «Лис» аж приподнялся на дыбы, его пушка, тоже, кстати, «Шарки» – самое дешевое, надежное и эффективное орудие всех времен и народов – вскинула дуло к обложенным тяжелыми тучами небесам. Тут-то Антон решил, что преследованию конец, но беглец врубил припасенный на крайний случай ускоритель, и «Лис», срезав гусеницами, точно рубанком, асфальт, припустил еще быстрее, чем прежде.

Антон матюгнулся и форсировал двигатель. «Оса» – вроде той, на которой рассекал по Луне еще дед Антона – Василий Левицкий, – содрогнулась, словно конь от удара плетью, и помчала, помчала, помчала… Ломая кирпичные стены, через лес ржавой арматуры, по грудам искореженного бетона, переваливаясь с борта на борт, с носа на корму…

Ох, не к добру вспомнился Антону дед – старый простатник, совок и ватник до мозга костей, обладатель скверного нрава и архаичной системы ценностей. Этот реликт, душой живущий в доперестроечные времена, давно вынес Антону мозги. Видите ли, не устраивало дедугана, что внук его служит в частной военной компании. Говорит, мол, ты, Антоша, – наемник и головорез… Наемник и головорез, блин! Нет, чтоб России служить в Вооруженных силах (ага – за пятьсот евро в месяц? держите карман шире!), ты же рискуешь жизнью в компании негров, поляков, американцев, а командир у тебя – голубой, и даже не скрывает этого, так, мол, в его профилях в социальных сетях и указано. Мол, Антоша, выродок, если не бросишь с врагами народа якшаться – наследства лишу. В общем, сложные отношения были в семье, и атмосфера – хуже некуда. Мало того что дед сам постоянно выносил Антону мозг, так он еще настраивал против внука остальных. Мать с отцом косо смотрели на Антона, хотя тот оплачивал матери фитнес и клубы, отцу, бывшему танковому технику, – выпивку, деду – скоростной Интернет.

Танки – наше все. «Осы», «Лисы», «Хаунды», «Чемпионы», «Тираны» – эти машины изначально разрабатывались для несения службы на Луне, поэтому они были гораздо легче и меньше по габаритам, чем, например, танки Т-90, до сих пор стоящие на вооружении России и множества других стран. Почему? Да потому, что это сейчас там – промышленность, инфраструктура, а до начала XXI века технику приходилось забрасывать с Земли, и доставка каждого килограмма обходилась в кругленькую сумму. На лунных танках впервые применили импульсные двигатели, обеспечив машинам полную энергонезависимость, и их в первую очередь оснастили совершенно потрясающими, фантастическими пушками, созданными на основе космических технологий. Танки «лунных» серий состояли лишь на вооружении частных военных компаний, обслуживающих транснациональные корпорации. Корпораты же пресекали инициативы государств оснастить свои жалкие армии аналогичной техникой. Антон был уверен, что его рота в два счета разгромила бы танковый батальон любого государства, включая тех, чьи армии традиционно и скорее по привычке считались самыми сильными.

«Лис» налетчика развернул башню. Антон увел свой танк с линии огня и в следующий миг чертыхнулся и лязгнул зубами, едва не откусив половину языка, – «Оса» со всего маху влетела в котлован, заполненный подмерзшей жидкой грязью и мусором. Большая часть камер на корпусе «Осы» ослепла, те же, что продолжили работать, обеспечивали минимальный угол обзора. Антон снова запустил форсаж, брызги грязи из-под траков подбросило до небес. «Оса» принялась выбираться из котлована.

– Лева, стой! – сквозь бульканье помех докричался Оборотень. – Эта пся крев ждет тебя в «зеленке». Береги брюхо!

Действительно, припорошенный майским снегом, почти непроходимый из-за бурелома и бетонных обломков сквер охватывал котлован полукольцом. Если «Лис» притаился среди деревьев и поджидает в засаде, когда «Оса», выбираясь, подставит башню, а еще лучше – днище, то прыткому засранцу не стоило упрощать жизнь. Антон дал на траки реверс, танк пополз, зарываясь кормой в грязищу, назад. И стоило «Осе» отступить метров на десять, как рядом рванул фугасный снаряд, причем мощность его оказалась такой, что танк Антона подпрыгнул. Стреляла явно не пушка «Шарки», а ее старшая сестра – «Магма». Это означало, что налетчики придержали танк в резерве, чтоб прикрыть тех, кто будет возвращаться с институтскими файлами. И хорошо, если в запасе у них только один танк…

Через три с половиной секунды грянул второй выстрел, и броня «Осы» зазвенела: снаряд неприятеля срикошетил и взорвался метрах в десяти над башней. Поддавшись азарту, неведомый танкист выдвинул машину вперед – на самый край котлована, намереваясь следующим выстрелом наверняка достать бултыхающуюся в болоте «Осу». Антон увидел своего врага: это был «Чемпион» – медленный и тяжелобронированный.

– Лева на связи! Здесь «Чемпион»! – прокричал Антон, надеясь, что ребята его услышат. – Ищите «Лиса», забейте на «Чемпион»! «Лис» не мог укатить далеко!

Но мужики поступили совершенно иначе. Сверкнул молниеносный росчерк: снаряд, выпущенный из рельсовой пушки командиром роты, прошил «Чемпиону» нос.

– Ха! Ну, Босс, ты ваще красава! – раздался голос Верблюда. – Шайтан, слушай!

«Чемпион» – живучий корпус, но все же не бессмертный. Тем более не бессмертен танкист.

Неприятельская машина дала задний ход, но спастись не удалось: «Чемпион» сейчас же попал под перекрестный огонь пушек Оборотня и Верблюда, стреляющих с противоположных сторон котлована. «Чемпион» лишился правого трака и застыл, окутанный густым дымом.

– Я – за «Лисом», – сообщил, оценив обстановку, Антон и снова дал полный вперед.

«Оса», пыхтя, карабкалась по ненадежному склону. Верблюд и Оборотень прекратили пальбу, так как танк Антона оказался в опасной близости от подбитого «Чемпиона». Антон поглядел на изувеченный корпус врага и не стал нажимать на гашетку, чтобы нанести удар милосердия. «Чемпион» развернул башню к «Осе», но угрозы это действие не несло: враг уже не мог сделать выстрел – граненый ствол пушки «Магма» был свернут вбок, точно сломанный нос боксера.

Какие чувства испытывал Антон к поверженному врагу? Уж точно не ненависть. Недовольство, что инцидент произошел в его дежурство, азарт погони, обычную, вполне контролируемую злость, словно в кулачном поединке. Словно дело было не среди радиоактивных руин под ледяным дождем и в свете разрывающихся снарядов, а в спортивном зале на татами.

Примерно год назад Антон очутился в похожей ситуации. Тогда «Гелий Про» заказал ЧВК «Дозор» налет на научный кластер «Крюгер Корпа». Дело было в Рио, и Антону до сих пор временами снился этот город небоскребов, узких улочек и многоярусных пандусов для движения тяжелого транспорта.

Танкистам «Дозора» сообщили, что сам Джимми Крюгер – глава корпорации и гениальный инженер – засел на окраине Рио в подземном лабораторном комплексе, чтобы собственноручно руководить доводкой новейшей энергетической пушки, которой в ближайшем будущем, по прогнозам спецов «Гелий Про», суждено было совершить переворот в мире вооружения для бронетехники.

Тогда они атаковали на танках без опознавательных знаков. С подводного десантного корабля – на золотой пляж, отделенный от города редкой пальмовой рощей. У Антона был «Лис»… Вот именно – был. Был да сплыл…

Почти сразу они нарвались на кинжальный огонь рельсовых пушек. «Крюгер Корп» охраняла танковая бригада ЧВК «Ангелы Анжелеса», точно так же как «Дозор» обеспечивал безопасность «Гелий Про». «А. А.» расположили «Тираны», вооруженные «Рельсотронами», на пандусах и даже на крышах многоэтажек. Они контролировали все стратегические высоты до одной, они могли бы отразить нападение армии, не говоря уже об одном пиратском нападении. Антону повезло: его «Лис» подбили в числе первых, на перегороженной бетонными блоками улице. Именно поэтому он успел отвести горящий танк вне зоны поражения «Рельсотронов», покинуть машину и вплавь добраться до десантного судна. Само же ощущение, когда твой танк пробивает навылет разогнанный электромагнитными полями до умопомрачительной скорости вольфрамовый стержень с сердечником из обедненного урана, сродни удару кувалдой по защищенной каской голове. Снаряд рельсовой пушки пробил башню танка Антона под высоким углом и застрял в кормовой броне. Антону пришлось, словно облажавшемуся нубу, сбросить поврежденный бак с топливом для огнемета, а затем сваливать, поджав хвост.

Сейчас же роли поменялись. Теперь он охранял секреты «Гелий Про», на которые покусились ребята из неизвестной военной компании. Впрочем, «ребята» – лишь исполнители, а заказчиков может быть уйма. Тот же «Крюгер Корп». Или «Изотоп-Мобил». Или вот киевский «Селеннафтагаз» вышел не так давно на международный рынок и уже в состоянии позволить себе частную армию. И у «Селеннафтагаза» вечные терки с «Гелий Про». Чуйка подсказывала Антону, что последнее предположение скорее всего верное и что в эту мерзопакостную ночь ему и товарищам приходится мериться, у кого длиннее и тверже орудийный ствол, с бойцами, нанятыми «Селеннафтагазом».

– Лева, «Лис» работает из укрытия за сельским советом, – сообщил Оборотень. – Только что засадил мне в бочину. Дуй в объезд.

Антон, не глядя, перебросил клавишу системы очистки внешних камер. Картинка на экране улучшилась ненамного: дождь смывал с корпуса грязь, и она текла ручьями, заливая объективы снова и снова.

Медлить было нельзя, «Лис»-беглец пытался переиграть четырех танкистов «Дозора», и пока это ему удавалось. Наверняка за рычагами сидел танкист-ас.

«Оса» двинулась по аллейке, по обе стороны которой возвышались обгоревшие стволы елей. Слева и справа виднелись пустые постаменты; сбитые взрывной волной в день гибели Морозово статуи героев и просто замечательных людей хрустели, размалываясь, под гусеницами.

Антон объехал развалины поселкового совета: «Лис» как сквозь землю провалился. И темно ведь, как у сорок четвертого президента США в заднице. Хоть выбирайся из кабины и ищи с фонариком следы от траков на размокшей земле.

– Ле… ва… два час… – прорезался сквозь помехи Босс.

«Оса» распихала смятые кузова автомобилей, выехала к руинам супермаркета. Медленно двинулась вдоль стоянки, полузатопленной дождевой и талой водой. Пошатнулась оплетенная прошлогодним плющом ферма – часть каркаса строения – и Антон сейчас же вдавил педаль тормоза, развернул башню, захватив подозрительную конструкцию рамкой прицела.

– Босс, это Верблюд, вижу Леву.

Антон перевел дух. Все-таки здорово, когда боевой товарищ прикрывает тебе тыл. Но у Босса было другое видение ситуации.

– Вер…юд… семь… квадрат… окраина… кэриолы.

– Лева, слышь, это Верблюд. Ушел искать кэриолы. Слышь, поймай этого шакала, этого «Лиса», и спусти с него песью шкуру!

Антон кивнул, не сводя глаз с экрана. Прицельная рамка скользила по развалинам, среди которых мог бы укрыться даже «Тиран» с «Рельсотроном», не говоря уже о маленьком и юрком «Лисе».

– Давай, Верблюд. Удачной охоты!

Танк Верблюда покатил, набирая ход, по разбитому асфальту.

– Тогда попробуем так… – Антон нажал на гашетку, и лавина высокотемпературного пламени обрушилась на то, что осталось от супермаркета. Сейчас же, несмотря на дождь, вспыхнуло все, что еще могло гореть. Толстая арматура скручивалась от жара, словно ивовые прутья, угодившие в костер.

«Оса», развернув башню почти на девяносто градусов, поливала огнем развалины, но на экран танкиста была выведена картинка с носовых камер. И в бешеной пляске теней Антон безошибочно вычленил хищный силуэт, спешащий зайти на «Осу» с противоположного борта.

Антон судорожным рывком передвинул танк на несколько метров назад. Снаряд «Шарки» лишь чиркнул «Осу» по носу и взорвался среди пожара, сбив ту самую раскачивающуюся ферму.

«Шарки» перезаряжается быстро: две или полторы секунды, в зависимости от наворотов, которыми оснастил свое орудие танкист. «Оса» тоже быстра, и Антон, закусив губу, разворачивал одновременно танк и его башню. И все же казалось, что рамка прицела изматывающе медленно ползет по освещенным пожаром грудам кирпичей и бетонного лома.

Бум!

Налетчик все же успел перезарядиться. «Шарки», установленный на «Лисе», выплюнул снаряд чуть ли не в упор. «Осу» качнуло, словно малолитражку, в кабине сразу стало жарче и завоняло гарью.

«Оса», конечно, не «Тиран», но одного попадания было мало, чтоб она развалилась. И рамка прицела уже накрыла проворно отступающий во тьму танк неприятеля.

Снова взревело пламя. «Лис» оказался в эпицентре объемного взрыва, и прыть его мгновенно сошла на нет.

Антон подвел «Осу» ближе к врагу, при этом не прекращая жать на гашетку.

– Левицкий, хватит! – раздался в наушниках неожиданно четкий и громкий голос. – Подо мной уже кресло плавится, заглуши пожарку, козел!

Датчик показывал, что баллон огнемета полон еще на четверть. Этого бы хватило, чтобы расплавить импульсный двигатель «Лиса» и превратить легкий танк в груду шлака. Но Антон все же прекратил огненную потеху. Этот голос был, что привет из прошлого.

– Не узнал, что ли? – поинтересовался тот самый голос.

– Вольдемар? – уточнил Антон. – Сэнсэй?

– Для тебя – товарищ подполковник, нуб!

Эх, давно это было – лет пять назад. Но для двадцатипятилетнего уорент-офицера – словно в другую эпоху, когда трава была зеленее. После зачисления в «Дозор» Антон, уже будучи обстрелянным танкистом, проходил углубленные тренировки ведения полевых операций под руководством майора Влада Энгельса – позывной Вольдемар. Танковый полигон неподалеку от Кунгура аж дымился, вспаханный гусеницами и градом болванок от «Шарки». Вольдемар же возглавлял ту неудачную вылазку в Рио, когда армия, нанятая Джеймсом Крюгером, наваляла по полной рейдерам «Гелий Про». Соответственно, Вольдемар впал в немилость, Дональд Макаров повел бровью, и опытного танкиста, инструктора, которого стажеры уважительно величали «сэнсэем», отправили пинком под зад в свободное плавание. Но видимо, далеко Вольдемар не уплыл, потому что специалисты такого уровня недолго сидят без работы. Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, что Вольдемара оперативно взяла под крыло другая ЧВК. Ведь то поражение в Рио трудно было поставить сэнсэю в вину, потому что Джеймсу Крюгеру палец в рот не клади.

И вот они схлестнулись на поле боя, учитель и ученик. Если бы Антона кто-то предупредил, что ему предстоит биться с самим Вольдемаром, то он бы заранее настроился на свое поражение и вряд ли бы вышел из этой схватки живым.

– На кого ты работаешь, сэнсэй? – спросил Антон, пытаясь восстановить контроль над ситуацией.

– Так я тебе и сказал, – парировал Вольдемар. – Я сразу выкупил, что это ты, по манере вождения, она, знаешь ли, индивидуальна – как отпечатки пальцев…

Антон вздохнул.

– Не заговаривай мне зубы. Что с файлами, которые вы свистнули?

– Да у меня вся электроника накрылась, – пожаловался Вольдемар. – Какие файлы… Ты подбил мой танк, теперь пусть ваши копаются в железе, может, найдут пару гигов с жесткой порнушкой.

Вольдемар говорил дело, его право – не отвечать на вопросы. Право «Дозора» – добиться от него ответов и перебрать «Лис» по винтику, если последнее будет необходимо.

– Как сам? – спросил Антон, чтобы не затягивалась пауза. – С Днем Победы, кстати!

– Спасибо, малой, и тебя! Да ничего, все потихоньку… Живем, хлеб жуем. А ты как? Зарплату в «Дозоре» хоть повысили?

– Да уорентам – нет еще, – признался Антон. – Обещают с сентября добавить.

– Догонят и еще раз добавят, – усмехнулся Вольдемар. – Макаров – жлоб среди жлобов. Вот нашим танкам орудия по третьему разу модернизировали, а у вас до сих пор – пукалки нулевые. Только по воробьям из таких стрелять.

– Не скажи, сэнсэй, – ответил Антон. – Но по воробьям тоже можно.

– Не женился еще?

– Не-е, – протянул Антон. – Некогда. Работать надо, деньги зарабатывать.

– Спеши жить, нуб! – рассмеялся Вольдемар. – А деньги всегда успеешь заработать – не тебе ведь в декрет идти!

– Это точно! – согласился Антон.

– Слушай, у меня тут в кабине дышать уже нельзя, я выберусь на воздух?

– Давай, – позволил Антон и на всякий случай взглянул на датчик расхода топлива для огнемета: шкала снова была полной. – Только без фокусов, ладно?

– Ясен пень, – ответил Вольдемар. – От пожарки далеко не убежишь.

Антон включил фары. В белом свете было отчетливо видно, как распахнулся люк «Лиса». Вольдемар спрыгнул в грязь, его комбинезон дымился. Сорвав шлем, он подставил лицо дождю и снегу…

Бум!

Под ногами Вольдемара вспухла земля. Коротко вспыхнуло, но тут же утонуло в облаке пара оранжевое пламя. На броню «Осы» обрушились тяжелые шлепки грязи и кровавых ошметков. Вольдемар, лишившись обеих ног, отлетел тряпичной куклой к затопленной стоянке и там распластался в воде.

– Ой, а с ним все в порядке? – заржал Оборотень; его «Оса» шла на малой скорости со стороны сельсовета. – Не хотел поранить этого человека, просто кнопка на гашетке западает! – Он снова сипло хохотнул. – Не помешал, Лева?

Ярость захлестнула Антона. Какого черта было стрелять в Вольдемара? Он ведь сдался! И ему секреты «Гелий Про» – до лампочки, он просто выполнял заказ. Ничего личного, только бизнес! Сегодня Вольдемар – налетчик, а Лева и Оборотень – охрана, завтра будет наоборот. Если убивать друг друга в каждой схватке, то ЧВК без танкистов останутся.

– Ну ты и нубиус… – прошипел сквозь зубы Антон, глядя на «Осу» Оборотня через рамку прицела.

И в следующий миг пожар осветил окрашенные в хаки брюха пустых танковых кэриолов: дюжина турбовинтовых транспортов прошла над Морозово на малой высоте.

Для танкистов ЧВК «Дозор» сражение закончилось. «Тиран» Босса въехал на просевшую крышу сельского совета, на фоне пожара его силуэт выглядел впечатляюще – хоть на глянцевую обложку «Танкового обозрения» ставь, – и выстрелил серебристой молнией рельсового заряда. Один из кэриолов превратился в огненный шар. Оборотень и Верблюд заулюлюкали. Антон сорвал шлем, гарнитуру, открыл люк, впустив в провонявшее горелым пластиком нутро танка холодный сибирский воздух. Затем, прихватив аптечку, направился к телу Вольдемара.


Глава 3


Боюсь, что начинать надо было иначе. Слишком долгий и тяжеловесный пролог у меня получился. Но без предыстории не обойтись, очень уж много фактов и событий обуславливали лунный конфликт, разгоревшийся в конце шестидесятых…

Помню, как Семен Черников, проводя с нами занятие по матчасти, принес однажды любопытное фото. На нем был запечатлен более бронированный, более приземистый, чем наша «Оса», танк. Исчезли изящные, вынесенные вперед траки, исчезли стрелообразность и футуристичность корпуса.

– Это «Хаунд», – сообщил Черников. – Лунный танк, разработанный по заказу Пентагона фирмами «Норд Америкен» и «Локхид» с силовой установкой фирмы «Мартин». Машина, по ряду параметров превосходящая нашу «Осу». С «Хаундами» нам придется иметь дело сами знаете где…

Мы всем отрядом склонились над фото и тут же присели от хохота: на снимке было отчетливо видно, как за танком, вытянувшись в цепочку, волокут электрический кабель чернокожие солдаты.

– Чего вы ржете? – Черников улыбнулся. – Таким образом западные конкуренты берегут ресурс силовой установки танка и солнечных батарей. Вы хоть представляете, как тяжело было заполучить этот снимок?

Да, шпионские страсти кипели в то время нешуточные. Позднее я узнал, что амеры украли у нас технологию пушки «Шарки», – скопировали ее практически один в один, а затем разработали трехступенчатую систему улучшений. Они даже оставили неофициальное название орудия, чем привели в некоторое замешательство советские спецслужбы. Представьте, выяснилось, что на «Хаундах» будут установлены модифицированные «Шарки»… Под подозрение попал тот самый Шурик Шувалов – любитель слушать рок-н-ролл и переиначивать названия нашей техники на западный манер. Это который называл «Осу» «Васпом»… В общем, погостил Шурик какое-то время на Лубянке, вернулся оттуда тихим и загадочным. И хоть он продолжил балдеть от «Пинк Флойд» и «Роллинг Стоунз», никто от него не услышал больше ни одного варваризма.

– Не хотелось бы тратить деньги советских граждан: лететь на Луну, чтобы проиграть войну. Если «Хаунд» получился более совершенной машиной, стоит ли ждать, что на смену «Осе» придут новые отечественные танки? – спросил как-то раз я Черникова.

Конструктор хитро улыбнулся.

– Скорее всего – нет, – ответил он. – Но у нас существуют кое-какие старые наработки.

Я удивленно поднял брови.

– На самом деле возможность ведения войны вне Земли у нас рассматривают с конца сороковых, – поделился Черников. – И «Оса» выросла из этих проектов: танк стал менее массивным, зато более быстрым и маневренным. А в загашнике конструкторского бюро лежит концепция танка «Иосиф Сталин». Проект курировал сам Лаврентий Берия, не хухры-мухры. Увы, о концепте давно известно за океаном, в НАТовской классификации этот танк идет под названием «Тиран». – Черников поджал губы, потер пальцем морщину на переносице. – Но строить «Тиран» никто не берется, потому что нет ракеты-носителя, способной доставить его на Луну. Так что это проект завтрашнего дня, хоть он и разработан… позавчера.

В общем, снова пришлось сесть за парту. Слава КПСС, привычка учиться, оставшаяся после политеха, еще не покинула меня. Тех же, кому оказалось тяжело воспринимать новую информацию, из отряда исключили. Нас снова стало меньше…

Шли споры, какую форму нам носить. Танкистов? Офицеров связи? Камуфляж без знаков отличия? В итоге в Москве посовещались и решили, что для большей секретности, для удобства и из соображений экономии мы вообще больше не будем надевать военную форму. Во время занятий и работ с «Осой» нам предписывалось носить спортивные костюмы, на официальные мероприятия – собрания партячейки или по случаю торжественных дат – надевать деловые костюмы с непременными белыми сорочками и галстуками, словно мы были народными депутатами.

Наш отряд курировал Черников, он требовал, чтобы мы знали каждый узел «Осы», каждый механизм и каждую электронную плату. Мы должны были понимать логику всех процессов, происходящих внутри сложнейшего танка-робота. Необходимо было срастись с боевой машиной, стать ее мозгом и нервной системой. От членов экипажа добивались полного взаимопонимания, от нашей работы – слаженности. Действовать словно одно целое… Нет – быть одним целым. Забыть, что мы сидим в креслах перед пультами, стать душой и разумом нашего танка, нашей «Осы».

Теперь, наверное, стоит остановиться и на некоторых вопросах управления.

Я сижу перед телевизионным экраном, а в руках моих – джойстик. Джойстик – это рычаг с кнопкой на торце. Рычагом я задаю направление движения «Осы», а нажатием на кнопку запускаю электродвижки танка. И родимый едет.

Да, «Оса» – это электромобиль. На Луне нет проку от двигателя внутреннего сгорания, и атомный движок на танк тоже не поставить – некуда отводить излишек тепла. Поэтому в «ОКБ-1» остановились на электричестве. На первых испытаниях «Оса», как и «Хаунд» с фото Черникова, работала «от розетки». Кому только не приходилось таскать за «Осой» кабель: и солдатам-срочникам, и техникам, и даже нам – будущим членам экипажа. Под дождем ли, под палящим солнцем…

«Оса» обладала отличной проходимостью. У автолюбителей, бывало, щемило сердце, когда они наблюдали, как лунный танк взбирается на практически отвесный склон или как преодолевает препятствия: рвы и нагромождения каменных глыб. Каждому казалось, что вот-вот и машина сорвется, не пройдет, застрянет… Но «Оса» справлялась.

В кресле перед пультом движения не ощущалось, звука двигателей тоже не было слышно. С камер шла черно-белая, сильно контрастная картинка. Поначалу мы вообще не могли понять, что перед нами. Например, определяли темное пятно прямо по курсу как тень от скалы, а оказывалось, что это – имитация кратера. И застревали в воронке с осыпающимися краями на целый день.

А поначалу камеры вообще смонтировали на автомобиле «УАЗ-469», и водитель пытался управлять машиной, выполняя команды, поступающие с моего пульта. Проехать удалось с гулькин нос и на черепашьей скорости. Зато мы смогли сформулировать техзадание для инженеров: во-первых, требовалось увеличить угол обзора по принципу «чем больше, тем лучше», во-вторых, стало ясно, что основные камеры нужно было разместить не ниже, чем на высоте человеческого роста. Как только наши пожелания оказались учтены, лед сразу тронулся, управлять стало в разы легче.

Штурман прокладывал маршрут, бортинженер контролировал состояние механической и электронной начинки танка-робота, стрелок управлял орудийной башней, оператор остронаправленной антенны… ну, о последнем – разговор отдельный. Этому специалисту полагалось следить, чтобы антенна «Осы» всегда была направлена в сторону Земли. В условиях сложного лунного рельефа, когда танк будет часто менять направление движения, раскачиваться и подпрыгивать на ухабах, потерять Землю из виду – что два пальца, так сказать… Потерять Землю из виду – значит потерять управление над танком, а допустить этого мы не могли. Когда мы только знакомились с «Осой» на территории «ОКБ-1» в Калининграде, оператора остронаправленной антенны с нами не было, Володя Дорогов присоединился к экипажу уже после того, как мы переехали в симферопольский Центр дальней космической связи.

Ну, само собой, координировал действия экипажа командир. Он же утверждал маршрут и принимал окончательное решение относительно способа движения, когда Оса оказывалась на особенно трудном участке местности. Естественно, вначале не обходилось без споров и ссор. Инженеры конструкторского бюро активно консультировали нас и в запале едва ли не пытались отобрать джойстики. И Тихонравов, и Черников в таком случае говорили: «Решение принимает только командир танка! Экипаж работает, остальные все вон!»

А вообще, трудились дружно, все переживали за общее дело, каждый старался внести какой-то свой вклад. Так было и в Калининграде, так стало и в Симферополе, куда мы переехали в августе 1968 года.

На лунодроме в симферопольском НИПе мы уже тренировались в условиях, приближенных к боевым. И дело было не только в имитации лунной поверхности на относительно небольшом участке крымской степи. Нам обеспечили запаздывание сигнала, характерное для радиосвязи Земли с Луной, камеры больше не работали в обычном телевизионном стандарте – двадцать четыре кадра в секунду, теперь максимум, на что мы могли рассчитывать, – пять кадров в секунду. То, что мы видели на мониторах, сегодня я бы сравнил с сильно тормозящей компьютерной игрой. Это все – из-за слабой силы сигнала, который по идее мы должны были получать с Луны. Увеличить мощность передатчика на «Осе» было невозможно из-за ограничений по массе и габаритам, поэтому то, чем мы располагали, не могло обеспечить бо́льшую скорость и качество передачи телеизображения. А ведь, кроме картинки, «Оса» непрерывно транслировала телеметрическую информацию о состоянии бортовых систем и о том, что происходило вне ее корпуса: приборы измеряли температуру, уровень радиации, плотность грунта.

Незаметно, ненавязчиво все, что было связано с космосом, стало частью моей жизни. Оказалось, что для этого вовсе не обязательно быть зачисленным в отряд космонавтов. Или строить ракеты и космические корабли. Я стал частью коллектива, похожего больше на семью. Вместе мы работали над одним грандиозным делом, и было абсолютно все равно, кто окажется на острие метафорического копья – Сергей Королев, Юрий Гагарин, танк «Оса» – а кто станет древком. Главное, чтобы это копье поразило цель.

К слову, с Юрием Гагариным мне посчастливилось общаться и даже работать. Первый космонавт был в общих чертах знаком с нашим проектом. В первый раз Гагарин пришел посмотреть, что творится на пункте управления «Осой». В «ОКБ-1» отдельного помещения для нас не нашлось, поэтому пришлось спешно переоборудовать резервный лабораторный корпус. Там был бардак, бухты кабелей под ногами, ящики с радиодеталями, с платами и с железками всякими вдоль стен. И еще постоянно канифолью пахло.

Гагарин пришел, заглянул через плечо командиру нашему – Ване Прокофьеву, заглянул через плечо мне: я как раз выводил «Осу» из танкового бокса. Потом он постоял возле пульта бортинженера, хмыкнул и обратился с наигранной серьезностью к Черникову:

– Зачем столько оборудования, мне понятно. Мне только непонятно, как вам удалось найти столько непьющих трактористов.

Черников рассмеялся. А я, не отрывая взгляда от своего экрана, сказал:

– Обижаете, товарищ майор. Почему это вы решили, что мы непьющие?

Гагарин широко улыбнулся и хлопнул меня по спине. С тех пор инженеры взялись беззлобно подшучивать над нами, называя «непьющими трактористами».


Сентябрь в Крыму – прекрасная пора. Небо очищается от жаркой летней дымки, и теперь над головой прозрачная и по-особенному глубокая синева. Солнце ласково, но ветер свежий, бодрящий. В эту пору мы все немного волновались: Сергей Павлович Королев лег в Москве на повторную операцию. И на эти же дни было запланировано выведение на орбиту Луны очередного спутника-шпиона. Сергей Павлович прилетел в Симферополь в конце месяца, и все тотчас же приободрились и даже разухабились.

Я столкнулся с Сергеем Павловичем буквально нос к носу в залитом солнечным светом буфете НИПа: он, как и я, зашел сюда за стаканом молока.

– О, непьющий тракторист, – конструктор пожал мне руку. – Все нормально? Жалоб нет?

– Никак нет, товарищ Королев, какие могут быть жалобы? – ответил я. – А как ваше здоровье? – В глаза бросались бледность генерального конструктора, его ссутуленные плечи и слегка заторможенные движения.

– Живы будем, пока не помрем, Василий Алексеевич! – так ответил мне Королев.

Доброжелательный тон самого главного и самого засекреченного в СССР конструктора вкупе с панибратской атмосферой, царившей в те дни на НИПе, сделали свое дело, и я позволил себе, наверное, бестактный вопрос:

– А что у вас было?

– То самое, – грустно улыбнулся Королев и ушел.

Черников, который оказался в дверях буфета, проворно отпрыгнул, пропуская Сергея Павловича, а затем решительно подошел ко мне и легонько хлопнул по затылку.

– Нашел, что спрашивать, балда! Геморройные узлы ему удалили. Из послеоперационной палаты – сразу на самолет и к нам. Даже не отлежался.

– Да уж… – смешался я. – Лучше бы о прибавке к зарплате спросил.

– Вот-вот, – кивнул Черников. – Хотя бы так. Думай в следующий раз, танкист!

Командир НИП-10 инженер-полковник Николай Бугаев старался создать для важных гостей – Сергея Павловича и его сподвижников – самые лучшие условия для труда и отдыха. Из ресторана ялтинской гостиницы «Ореанда» был выписан повар, который день и ночь колдовал над всякими яствами. Но Королеву, Черникову и остальным сотрудникам «ОКБ-1» было не до разносолов: шел планомерный штурм Луны. Новейшие королевские ракеты Н-1 и Н-2, словно трудолюбивые лошадки, доставляли на орбиту нашей соседки спутники-шпионы, которым суждено было стать глазами и ушами в будущей кампании. На НИПе кипела работа: проводились оценки параметров траектории космических аппаратов, определялись установки для коррекции, передавались на «борт» и проверялись подтверждения с «борта» – так называемые квитанции.

Поэтому уху из осетрины, свинину, тушенную с яблоками, тортики «Птичье молоко» за вечно занятыми Королевым и компанией пришлось уплетать нам – горе-танкистам. Впрочем, мы тоже пахали как проклятые.

Помню, носились мы однажды по «песочнице». Объехали гравиевую насыпь, а за ней неизвестная машина стоит. Сама как консервная банка на восьми колесах. И многочисленные антенны ее неприятно напоминают тараканьи усы.

– Вася, стоп! – приказал Прокофьев.

Я сейчас же отпустил кнопку на джойстике. «Оса» застыла на месте. Только пыль над корпусом курилась тяжелыми клубами.

– Коля, цельсь! – прозвучал очередной приказ, но Горобец уже держал неопознанный объект на мушке.

– Готов шкварить, – отозвался наш здоровяк.

Прокофьев обратился к Черникову:

– Товарищ руководитель операции, у нас неизвестный объект в зоне прямой видимости. Ждем ваших распоряжений.

Черников удивленно приподнял брови.

– Надо же… Мы не одни на Луне, товарищ капитан! Это планетоход расы хрензнактоидов с Альфы Центавра! Каковы будут ваши действия?

По пункту управления прошел шелест сдержанных смешков.

Прокофьев почесал лоб и заявил:

– Я сейчас же подам рапорт в штаб. Руководитель операции сошел с ума: бредит зелеными человечками. Беру руководство миссией на себя. Товарищ Черников, – командир экипажа строго посмотрел конструктору в глаза, – вы отстранены от командования. Покурите пока, а мы выясним, кто это и зачем к нам пожаловал. Василий, малый вперед!

Я толкнул джойстик и вдавил кнопку. «Оса» поползла к неизвестной машине. На экране кадр сменялся кадром. Это было не телевидение, а какое-то слайдовидение, чтоб мне пусто было. Щелк – одна картинка, щелк – вторая. Вот консервная банка на колесах метрах в пятнадцати от нас, на следующем кадре загадочная машина занимает уже половину экрана.

– Что они делают… Мы все погибнем! – продолжал валять дурака Черников. Он уселся на табуретке, страдальчески обхватил голову руками. – Наша цивилизация обречена!

– Семен Степаныч обчитался братьев Стругацких… – начал было Гришка Апакидзе.

– Разговорчики! – оборвал его командир. – Внимание на экраны. Василий, что думаешь?

– Вряд ли у этой машины боевое назначение, – ответил я, разглядывая неизвестный объект в режиме стоп-кадра. – Слишком уж у нее нефункциональный вид. Никаких опознавательных знаков…

Идрис Алиев подпрыгнул в своем кресле. Боковым зрением я увидел, что часть индикаторов на его инженерном пульте вспыхнула красным.

– Попадание в корму! С левой стороны!

– Это не неопознанный объект, – сказал я.

– Ой, хлопцы, а я в него пальнул… – виновато сообщил Горобец.

Так и есть: на следующем кадре из борта неизвестной машины уже торчала болванка.

– Отставить болтовню! – Прокофьев от волнения поднялся. – Маневрируем! Прячемся за эту хреновину! Башня – назад на сто восемьдесят!

Горобец нажал на свой джойстик, башня развернулась, и мы увидели вторую «Осу» – танк был покрашен в нежно-розовый цвет, словно ноготки девицы на выданье.

– Работай, Горобец! – выпалил командир.

Но вторая «Оса» нас опередила. Розовая «Шарки» выхаркнула болванку, и та мягко клюнула нас в борт.

– Заряд аккумуляторов падает, – доложил Алиев. – Трансмиссия повреждена. Полная остановка двигателей через пять… четыре…

Горобец выстрелил, но промазал: неприятель тоже не стоял на месте. Я попытался провести наш танк за непонятную машину, но не успел. Розовая «Оса» выстрелила в третий раз, и мы замерли.

– Отказ всех систем, – констатировал Алиев.

– Игра окончена, товарищи начинающие танкисты, – подвел итог Черников; он больше не дурачился, вид его был сумрачным. – Внештатная ситуация заставила вас слегка запаниковать, но в целом вы повели себя адекватно. Можно поставить «удовлетворительно».

– Но Семен Степаныч… – Прокофьев развел руками.

– А вот попали бы по второй «Осе» хотя бы раз – поставил бы «четыре»! – Черников поднялся, подошел к телефону, через который связь шла напрямую с «ОКБ-1». – Академика Тихонравова! – потребовал конструктор. – Михаил Клавдиевич! «Осе» нужен глаз на затылке. Нашим ребятам наваляли, как мы и предполагали… Хорошо, понял… Будем работать!

Черников повернулся к нам. На сей раз выражение лица его было удрученным. Конструктор отодвинул телефонный аппарат и присел на край стола.

– Дополнительную камеру на танке установить нельзя, – пробормотал он, глядя в пол. – Компоновка и комплектация «Осы» уже утверждена, документы подмахнули ответственные, включая министров обороны и минсредмаша… Такой вот афронт, товарищи. Будете учиться не зевать.

К тому времени, когда он договорил, успело созреть множество вопросов.

– Откуда взялась вторая «Оса»? Кто ею управляет? Что это за неопознанный объект вы нам подсунули? А как нужно было действовать? Вы что, на самом деле думаете, что на Луне мы можем встретить инопланетян?

Черников повел нас в «песочницу».

На лунодром вел один путь – через техзону. Бетонная дорожка петляла, огибая многочисленные антенные станции. Некоторые из них носили красивые имена: «Коралл», «Подснежник», «Ромашка». А часть называлась как ни попадя: «Куб», «Куб-Контур», «Скат». Одни станции прятались под белыми радиопрозрачными куполами, другие словно напоказ выставляли антенны – параболические или в виде решеток. Возле «Куба» и «Подснежника», как всегда, валялось множество мертвых птиц: они погибали, попадая в узконаправленный передающий СВЧ-луч.

Стучали отбойные молотки, трещала электросварка. Техзона расширялась, отвоевывая территорию у пожухлой степи. Одного радиотелескопа «ТНА-400» теперь не хватало для работы со всеми аппаратами, выведенными на орбиту Луны. Вскоре у антенны-гиганта должны были появиться братья и сестры. Над недавно отлитыми фундаментами выросли тупые конусы из стали и бетона. Пройдет еще немного времени, и их увенчают чаши антенн размером со стадион каждая.

Сквозь кроны каштанов и кленов виднелись далекие пятиэтажки. Дома выстраивались в единственную в поселке улицу. Улицу Мира. В пятиэтажках жили офицеры НИП-10 с семьями. Кстати, когда для обустройства лунодрома срочно понадобился крымский ракушечник – он больше всего походил по свойствам на твердый лунный грунт, – камень взяли, не мудрствуя лукаво, на местной стройке. Поэтому стены санузлов в новых офицерских квартирах в итоге были сделаны из плоского шифера.

Наш экипаж поселили в общежитии. Мы не имели права даже намекнуть родственникам, чем занимаемся. Я, безусловно, удивил родителей своим желанием остаться в армии. Но в общем, они одобрили такое решение. Служить Родине было делом почетным, правильным. Если выбрал такой путь, значит – дерзай. Никто слова неодобрения высказать не посмеет.

Ну а со свердловской девушкой не очень хорошо получилось. Я просто перестал отвечать на письма. Помню, как менялся ее тон от письма к письму. Сначала беспокойство, потом – беспокойство пополам с недоумением, а затем слова, продиктованные обидой. Я же тогда думал: «И чего она не угомонится? Неужели не понятно, что я больше не хочу с ней общаться?» Она-то понимала. Видно, это я где-то не догонял. Спрашивается, трудно было черкануть девчонке несколько строк? Но я так и не написал ей ни слова. До сих пор, как вспомню – так словно кто холодной водой окатил из ведра. Стыдно, в общем.

В «песочнице» было жарко. Солнышко высоко стояло над полигоном. Пыль, потревоженная танковыми траками, давно улеглась. Над скалами, сложенными из ноздреватого ракушечника, колыхалось жаркое марево.

Сначала мы подошли к нашей «Осе». На корме сразу отыскались три вмятинки. Мягкие учебные болванки валялись неподалеку. Снаряды легли кучно, Горобец с завистью поцокал языком.

– Снайпер работал! – определил он.

Затем мы собрались возле неопознанной машины. Вблизи сходство с консервной банкой на колесах было еще более заметным. И тем не менее некоторые конструкционные элементы поражали технологичностью. Несколько антенн, одна из которых, как на «Осе», – остронаправленная, какие-то непонятные приборы, вынесенные на корпус в передней части, телефотокамеры, закрытые металлическими створками. Даже колеса, и те были необычными – три обода, покрытые сеткой из стали и снабженные грунтозацепами.

Болванка, выпущенная сдуру Горобцом, вскрыла машине борт. Сквозь пробоину виднелась сложная электронная начинка.

– Это луноход, – сказал Черников. Он легонько пнул одно из сетчатых колес, и над машиной поднялась, словно крышка рояля, скругленная панель солнечной батареи. – Рудимент мирной программы освоения космоса. Под эгидой Академии наук построили три такие машины, они должны были исследовать Луну. – Он хмыкнул и удрученно договорил: – А теперь мы отправляем на Луну танки.

Послышались голоса, зашуршал гравий под каблуками.

– Вот и ваши коллеги. – Черников приосанился. – Прошу любить и жаловать… Если не любить, так хотя бы иметь в виду.

К нам направлялась группа из семи человек. Шестеро носили спортивные костюмы, как и мы. «Спортсменов» сопровождал человек в цивильной одежде. Его я несколько раз видел в «ОКБ-1». Наверняка это был куратор вроде нашего Черникова. Командир экипажа тоже определялся навскидку. Это был низенький, щуплый, рано начавший лысеть малый в очках с круглыми стеклами и со скучающим взглядом. И он первый обратился к нам.

– Мии называеммса «Красный Прорыв», – протянул он с отчетливым прибалтийским акцентом. – Мии вас очень грубо сделать сзади! – Он ухмыльнулся, при этом в глазах его застыло все то же скучающее выражение. А стоящие за его спиной «спортсмены» с готовностью захихикали.

Таким было первое знакомство с коллегами, со вторым экипажем, который тренировали параллельно с нами.

В спортивках, слегка «расслабленные» нашим особым, привилегированным статусом, – со стороны и мы, и они походили, наверное, на уличную шпану из конкурирующих районов. Вот сейчас сойдемся, слово за слово, потом жди мордобой и поножовщину.

Но мордобоя не случилось. Мы сдержанно пожали друг другу руки.

– «Пятерку» небось получили за нашу тушку, – сказал, глядя сверху вниз на командира «Красного Прорыва», Прокофьев.

Прибалт задумался. Затем за стеклами очков вспыхнуло понимание.

– Мии получилли пять баллов! – подтвердил он.

Апакидзе толкнул меня в бок.

– Похоже, в голове у него такая же малокадровая система, как и на «Осе»!

Я прыснул, представив, как в мозгу командира одна картинка натужно, с тормозами сменяется другой. Щелк-щелк!

Черников кашлянул в кулак, переглянулся со вторым куратором и сообщил:

– Завтра начнем совместные тренировки. Выйдете друг против друга, а потом вместе – против «Хаундов».

Биться с «Хаундами» было интересно. Хотя, по сути, они не были настоящими «Хаундами», а только репликами – ходовыми макетами штатовских танков. Макетами разрешали порулить инженерам – из числа разработчиков «Осы». Черников, например, мог сесть за джойстик. Но соль была в том, что «Хаундам» предоставлялось заведомое преимущество: их телесистемы передавали картинку в режиме реального времени, нам же приходилось довольствоваться «слайдами» с «Осы». Для одних это было вроде развлечения, с нас же семь потов сходило. Но было увлекательно.

– Ты. – Командир «Красного Прорыва» ткнул пальцем Прокофьеву в живот. – Ты придуммать имя своей комманнде!


Глава 4


Дед, конечно, был совком и ватником. Упрямый и неуживчивый старикан мог спровоцировать скандал на пустом месте. Временами они тихо ненавидели его всей семьей. И все же Антон торопился сообщить новость в первую очередь именно ему.

И не потому, что питал какие-то особенно теплые чувства к деду, не потому, что нуждался в советах или просто не с кем было поговорить. И поговорить было с кем, и Антону давно не требовались какие-либо консультации, тем более касательно того, как ему строить карьеру.

Но все же заслужить доверие старого морщинистого динозавра было серьезным достижением. Почти таким же, как завоевать «золото» на Олимпиаде. По крайней мере для Антона – уж точно.

Антон небрежно бросил берцы в угол прихожей, надел стоптанные тапочки и пошел сразу к деду. По пути заглянул в зал: отец смотрел телевизор, сидя на диване. Батя подкатил штанины спортивок так, что были видны обе культи. Беспокойные отсветы плазменной панели лежали на лице, половина которого была обезображена ожогом. Перед отцом стоял журнальный столик, усыпанный хлебными крошками и шкурками от вареной колбасы. Пара пустых пластиковых бутылок из-под «Балтики» валялась на пузырящемся линолеуме. Был прайм-тайм, и по телику выступал Дональд Макаров. Говорил он, что россиянам надо потуже затянуть пояса, что кризис – явление временное, вызвано оно тем, что мировая энергетика проходит болезненную переориентацию с углеводородов на изотоп гелия; что США и ЕС обещают выделить для либеральной, прошедшей «перезагрузку» России значительные кредиты и что скоро все будут как сыр в масле кататься, потому что европейцы и американцы приедут и сами обустроят нашу страну.

Дед был у себя в комнате: сидел за видавшим виды компом и что-то проворно барабанил на клавиатуре, низко наклонив лысую, в пигментных пятнах, голову. В дедовой каморке, как обычно, пахло крепкими сигаретами, сердечными лекарствами и свежим чаем. И как всегда, ярко светила лампа без абажура.

– Чего строчишь? – с ходу спросил Антон; он устроился в дверном проеме, привалившись спиной к косяку.

– Что надо, уорент-офицер? – буркнул дед, не отрывая взгляда от экрана. «Уорент-офицер» он всегда произносил с издевкой, презрительно кривя губы.

– Побазарить хотел, – миролюбиво ответил Антон.

– О чем? – Дед продолжал пялиться в монитор, хотя больше не стучал по клавишам. – О варягах в правительстве? О переиндексации пенсий? Или, может, ты хочешь переехать жить к своему командиру?

Антон подавил сиюминутное раздражение и лишь фыркнул.

– Слюни не разбрасывай! – тут же среагировал дед.

– Я на Луну лечу, – тогда сказал Антон.

Дед замер, только нижняя плохо выбритая губа мелко задрожала. Через миг он перевел взгляд на Антона. В желтых выцветших глазах читалось недоверие. Антон от сих и до сих знал дедову историю. Как тот мечтал попасть в отряд космонавтов, как рвался на Луну, когда там заварилась каша. Дед вдоль и поперек изъездил Океан Бурь на допотопной «Осе» без модификаций. Дед видел больше Луны, чем кто-либо другой в его время, но через телекамеры танка, Антон же увидит своими глазами.

Антон знал: дед все равно обрадуется, ведь нерадивый внук сделает то, что не удалось когда-то ему. Даже если старикан не подаст виду, его все равно будет распирать от гордости. Это в точности, что он так любит – преемственность, когда от поколения к поколению передается нечто зыбкое вроде идеалов и целей. И когда цель достигается…

Может, хоть тогда он спокойно умрет?

– Ишь ты… – пробормотал дед. – Небось вместо Белки и Стрелки тебя засунут? – Он пытливо прищурился.

– Нет, – отрезал Антон. – Вместо танкиста. Точнее, в качестве танкиста, охранника территорий «Гелий Про».

– Да как такое может быть? – всплеснул руками дед. – С каких это пор уорентов пускают в космос?

– Мне летеху дали, – улыбнулся Антон. – Отличился я вчера. Отбил нападение на НИИ. Всю роту повысили в звании и дали допуск на космос.

– А-а, – протянул дед, откидываясь на спинку кресла. – Понятно-понятно. А чье нападение было?

– «Селеннафтагаза», – ответил Антон. – Они многих из наших профи перекупили, укропы. Пришлось валить мужиков… А когда-то из одного котла жрали.

Дед, казалось, только этого и ждал.

– Вот именно! Друг друга убиваем, как дурачье, а пиндосы руки потирают от удовольствия.

Антон отмахнулся.

– Да, людишек хлебом не корми – дай в горло ближнему своему вцепиться! Всегда так было! Вы убивали из-за политики, мы – из-за бизнеса! Суть-то одна, все равно кровь, что вода, льется. И вообще ты со своей американофобией достал!

– Американофобия, говоришь? – Дед нервозно поерзал в кресле. – В мой Фейсбук загляни, нуб! Сейчас в друзьях все, против кого я когда-то сражался! Да я и с Армстронгом пил! И с Бином! И с Олдрином!

– У-у, как вообще не спился… – покачал головой Антон.

– Сильного соперника надо уважать! – Дед хлопнул ладонями по подлокотникам. – Сильный соперник не позволяет превратиться в тряпку! Сильный соперник – это гроссмейстер, которого нужно переиграть! А ненавидеть… – Дед посмотрел в сторону, пожевал губами. – Ненавидеть надо предателей. Тех, кто за гроши готов слить тебя, меня, наш город, округ и так далее, братец, ради тех самых бизнес-интересов, о которых ты говоришь. И они сливают! Сливают! Киевский «Селеннафтагаз» пришел на нашу территорию, и вы перебили их людей. Браво! Молодцы! Идиоты! Мы обескровим друг друга. А потом – бац! – Дед хлопнул ладонями и замер с открытым ртом и выпученными глазами. Антон подумал, что деда хватил удар. Но нет, увы, – старик «отмер».

– Что – бац? Кто – бац? – Антон махнул рукой. – Я называю это «дикий гон».

Старик прикусил прокуренными зубами губу и пожал плечами. Потом повернулся к монитору, что-то выстучал на клавиатуре.

Антон был в курсе, что любимая родина кинула деда. Отсюда вся его озлобленность, скверный нрав и простатит. Так по крайней мере думал Антон. Дело в том, что дед в свое время был слишком засекречен, а документы с именами участников первой лунной кампании давно доели в архивах мыши. Теперь подтвердить свой статус он ничем не может и вместо пенсии участника боевых действий получает хрен с маслом. Если при Путине этот вопрос решался – у деда даже было фото, где он, весь в орденах, пожимает бывшему президенту руку – то пришедший к власти в результате переворота Ветрогонов сразу заявил, что не собирается кормить «дармоедов холодной войны» и что былое противостояние держав было «бессмысленной кампанией против мировой демократии». К счастью, вскоре у Ветрогонова не выдержало сердце, и он умер на любовнице, но перед героической кончиной успел раздать федеральные округа на откуп олигархам по примеру того, как это произошло шесть лет назад на Украине.

Кто мог теперь сделать «бац»? США? Разве что с перепугу. Янки сами оболванены и нагло обворованы своими «денежными мешками». Американские танкисты, которые служили в ЧВК «Дозор», так и говорили: нормальное бабло можно поднять теперь или в Сибири, или на Луне.

Китай? Уже вероятнее. Олигархическая, поделенная трансконтинентальными корпорациями Россия Китаю больше не товарищ. Китайская армия – в боевой готовности возле северной границы. Снова вспомнились старые территориальные претензии. В огромном и консервативном Китае много лет не менялся политический строй, и там всегда чутко реагируют на вероятные угрозы.

И опять же «Исламское государство». Хотя мировая экономика теперь не так зависима от углеводородов, исламисты, контролируя арабскую нефть, не оставляют мечту о финансовом мировом господстве. Они уж точно затопчут конкурентов на энергорынке, едва те допустят малейший просчет или слабину.

– Читал в Сети, что у США неподъемный долг перед «Крюгер Корп» и «Изотоп-Мобил», – сказал, чуть успокоившись, дед. – И что «Селеннафтагаз» – это креатура Белого дома. Закачивают в корпорацию деньги, надеясь, что она в ближайшем будущем разорит и «Крюгер», и «Изотоп».

– «Салонафтагаз» в натуре действует дерзко, – согласился Антон. – Но пока у них пушки не того калибра, чтобы тягаться даже с нами. Не говоря уже про «Крюгер» или «Изотоп». Меньше верь тому, что пишут в Сети.

– Ну ладно, – не стал спорить дед. – Жрать будешь? Я гречки сварил и котлет нажарил.

– Из человечины небось? – хмыкнул Антон.

– Дурак, – вяло ругнулся дед. – Как такого на Луну отправлять? Курам на смех только… Медкомиссию прошел хоть?

Антон ухмыльнулся. Врачей он прошел без сучка и задоринки: всего за десять штук баксов и бутылку коллекционного виски от «Джонни Уолкера». Денег было не жалко, ему бы на Луну выбраться, а там он возместит расходы. Зарплата – в два с половиной раза выше. Плюс многочисленные премиальные – по поводу и без оного. Даже воздух просто так не испортишь, «Гелий Про» все равно премию выпишет. Ну, по крайней мере так говорили ветераны «Дозора», вернувшиеся с Луны. У Антона не было причин им не верить. Стоило только взглянуть на довольные рожи, на новейшие айфоны в унизанных золотыми печатками пальцах, на тачки ветеранов и личные танки. На их женщин, в конце концов.

– Все путем, дед! – Антон показал поднятый большой палец.

Да, все путем. Жизнь налаживается.

– Ну, иди, раз все путем. – Дед пару раз ткнул пальцем в клавиатуру. – Иди, мне еще поработать нужно. И зря котлеты не хочешь. Не из человечины они, а из курятины. Поешь, не то прокляну!

– Не! – выкрикнул уже из коридора Антон. – Спасибо, старик!

Дед подождал, пока за внуком закроется дверь. Потом вздохнул и потер лицо жестом смертельно уставшего человека.

Щелкнула «мышь», на «вордовскую» страницу выползло диалоговое окно. На аватарке дедова собеседника был изображен грозный профиль беркута.

«Небо прояснело, нужно попробовать еще раз», – написал «беркут».

Старик заменил свой статус в диалоговом окне с «Ничего святого(((» на «Подонки пересели на танки(((», свернул «ворд», нашел через проводник особую папку и запустил прятавшееся в ней приложение.

Антону не удалось уйти незаметно.

– Сыно-о-ок! – отец приоткрыл дверь костылем. Он по-прежнему сидел на диване, но на столике, в окружении крошек и колбасных шкурок, теперь стояла только начатая бутылка водки и замызганная рюмка. – Соточку накатишь?

– Не, бать. Я в танке.

Отец печально матюгнулся. А потом спохватился и спросил:

– Слышь, а мать видал? – Один его глаз – лихорадочно блестящий и в пятнах разорванных сосудов – пытливо глядел на Антона, а во втором – затянутом стеклянистой поволокой, похожей на яичный белок, – отражался экран телевизора.

– Нет, не видал, – с неохотой и плохо замаскированным нетерпением ответил Антон.

– На измене я что-то… стремно мне. – Отец влез пятерней под растянутую майку и почесал впалую грудь. – Давненько умотала ведь, да… – Он задумался, затем вспомнил: – Вчера еще умотала!

– Да не беспокойся ты! – Антон фальшиво улыбнулся. – Ей пятьдесят лет. Не изнасилуют!

Отец пьяно хохотнул и нашарил рюмку.

– Может, все-таки примешь пятьдесят капель для «сугреву»?

Но Антон уже запрыгнул в берцы и толкнул дверь, впустив в прихожую сырой лестничный дух.

Примерно в девять вечера «Оса» со свежей вмятиной на борту подъехала к парковке клуба «Везувий». Оставляя на асфальте характерный след, танк лихо вырулил на свободное место. Все бы ничего, но туда же метил хромированный «Хаммер».

Столкновения Антон почти не ощутил. Несмотря на то что танк двигался на малой скорости, внедорожнику досталось по самые гланды. Трак ободрал крыло и дверь со стороны водителя; лопнула, словно перезрелый гнойник, фара.

Антон заглушил двигатель, толкнул створку люка.

Водитель «Хаммера» возился с заклинившей дверью. Как только Антон спрыгнул на землю, возня тут же прекратилась.

– Ах ты, сучильда! – послышалось из кабины, и в следующий миг дверь вывалилась, выбитая могучим ударом.

Из кабины выбрался пузатый тип двухметрового роста. Одернув длиннополый пиджак нервозным жестом, он направился к «Осе». Антон успел увидеть перепуганные бусинки глаз юной барышни, сжавшейся в комочек на боковом сиденье.

– Глаз нету, урод? – Пузатый навис над Антоном сильно наодеколоненной скалой.

Антон похлопал ладонью по стволу «Шарки».

– Ты меня подрезал, чайник! – ответил в тон пузатому. – Попал, в общем, пассажир. Будешь мне броню новую торчать, беспредельщик. – Он выразительно посмотрел на вмятину, оставшуюся после боя в Морозово.

Водитель «Хаммера» что-то нечленораздельно пробурчал, бросил взгляд на покореженный внедорожник, затем подхватил вывороченный гусеницей «Осы» кусок бордюрного камня.

– Это хорошо, что ты вылез из своего корыта, – пробасил пузатый. – Сейчас посмотрим, кто ты есть без танка.

Антон с вызовом улыбнулся. Низкорослый, жилистый, резкий в движениях, он был не прочь размять кости.

Пузатый выпучил глаза и замахнулся так, что все его подбородки всколыхнулись. Сидящая в машине подруга тонко вскрикнула. И тотчас же и их двоих, и джип, и «Осу» залило ярким светом. На парковку въехал полицейский автомобиль. Коротко взвыла сирена.

– А ну, стоять!

Антон услышал, как хлопнула дверца и как застучали по асфальту каблуки. На фоне стены света возникли два силуэта. Их руки были неестественно длинны, и Антон понял, что полисмены приготовили дубинки. А если они их достают, то на место убирают с большой неохотой.

– Что здесь творите? Документы!

Усатый полицейский забрал новенькое офицерское удостоверение Антона и провел по карточке сканером. Похмыкал, когда ему на сетчатку пришла расшифровка данных. Второй же занялся пузатым.

– Брось камень!

– Спокойно, командир!

– Ты кому говоришь «спокойно»?

– Я – помощник депутата Огрызкова! Знаешь такого?

– В первый раз слышу…

Усатый полицейский вернул Антону удостоверение, быстро отдал честь и сразу же переместился к пузатому.

– Что у нас здесь? – Второй полицейский выудил из кармана пиджака хозяина джипа плотно набитый пакетик. Он поднял находку к свету, и Антон увидел, что в пакетике – белый порошок.

– Эй, мужики! – всполошился пузатый. – Че за дела?! Это не мое!

Он хотел добавить что-то еще, но усатый полицейский, который успел зайти сзади, коротко ударил его дубиной по бритому затылку. Колени пузатого подломились. Хакнув, он упал лицом вниз.

– Товарищ лейтенант, вы, кстати, можете идти, – обратился усатый полицейский к Антону и тут же врезал завозившемуся водителю «Хаммера» ногой в живот.

– Приятного отдыха! – рассеянно улыбнулся второй полицейский, наклоняясь к пузатому с приготовленными наручниками.

– Спасибо, ребята! – ответил Антон, глядя, как полисмены, пыхтя и ругаясь, тащат жиртреста по разбитому траками «Осы» асфальту к своей машине. Затем он подошел к «Хаммеру». Девица была все еще внутри, она куталась в кургузый плащик и дрожала как осиновый лист.

– Я тебе не сильно вечер испортил? – Антон подал девчонке руку, помог выйти.

– Та не, – ответила она, настороженно вертя смазливой мордашкой. – Я с этим жлобом только-только познакомилась.

– Тебя как зовут?

– Диана.

– А меня – Антоха! Диана, как насчет текилы, травы и веселой компании?

– Говно вопрос, – улыбнулась Диана. – С удовольствием!

– Тогда – прошу! – Антон приобнял девчонку и указал свободной рукой на голографическую лаву, брызжущую из вывески клуба «Везувий».

Отличившаяся в Морозово рота собралась в приват-зале в мансарде. Босс, Верблюд, Оборотень. А еще – не участвовавшие в погоне за «Лисом» Хныка, в миру – Жека Рябков, и Бульдозер, по паспорту – Артур Зурабов. Кто сам по себе, кто – в сопровождении девиц разной степени привлекательности и свежести, весело разместились за банкетным столом. Уже был разлит по бокалам коньяк, официанты подавали дымящиеся шашлыки. Танкисты гоготали, не забывая об аперитивах и легких закусках. На огромном плазменном экране во всю стену застыла заставка интернет-канала «Луна-парк». На заставке был скелет в форме танкиста, выглядывающий из люка «Тирана» с пушкой «Магма». Оборотень встал рядом со скелетом и поставил ему «рожки», а Бульдозер сфотографировал этот «перформанс» на новенький айфон.

Дискотечное «туц-туц-туц» едва проникало из соседнего зала. Под высоким сводчатым потолком клубился дым с запахом марихуаны. Верблюд, не таясь, нюхал кокаин с зеркальца, которое он позаимствовал из косметички своей чернокожей спутницы. Было уютно и по-свойски, и на лице Антона сразу же появилась широкая улыбка.

– Ле-ва! Ле-ва! – принялись скандировать танкисты, увидев на пороге товарища. Подтолкнув Диану к столу, Антон бросил кожаную куртку на вешалку и поспешил в компанию.

– Ты чего так долго? – спросил Босс немного манерным голосом. Вне службы командир позволял себе расслабиться, хорошо, хоть не водил на вечеринки своих «подружек», что было бы не совсем комильфо.

– Да так, – Антон пожал плечами, – пришлось научить жизни одного нубиуса.

– Наказать нуба – это правильное, годное дело, – одобрил командир, а потом спросил не без ревности: – А что это за мадемуазель с тобой?

– Диана, – представил случайную знакомую Антон.

– Няшка… – Босс подмигнул Диане, а потом забрал у Хныки раскуренный «косяк» и протянул девице. – Дунешь?

– А то!

– Пых-пых-пых! – поддразнил ее Верблюд.

Диана подалась вперед, но Антон оказался проворнее и выхватил «косяк» из крохотных пальчиков с французским маникюром на ногтях.

– Чур, я первый! – загоготал он. – Попустись, малая!

Девица надула губы. Антон глубоко затянулся, подержал дым в легких, затем неспешно, узкой, но плотной струйкой выпустил в потолок.

– Братва-братва! – Босс поднял бокал. – Вы что, жрать сюда пришли? Сорок минут внимания, пожалуйста!

Рота протянула «у-у-у» в мнимом разочаровании.

– Сегодня мы гуляем не просто так, сегодня мы гуляем по поводу! – Босс окинул взором притихшую роту. – Вчера в бою мы еще раз доказали, что круты не только на словах и в пьянке, но и в деле. Мы под орех разделали неприятеля, не понеся потерь. А такого результата удается добиться далеко не каждому боевому подразделению, поверьте, я знаю, о чем говорю. Воевали против нас не нубы, вы в курсе…

– В курсе, Босс! – поддакнул Антон, вспоминая забрызганное кровью и грязью лицо Вольдемара.

– Короче, Склифосовский! – потребовал Бульдозер.

– Если короче, – не стал ломаться Босс, – тогда всех – с очередным повышением в звании! И пусть нам повезет на Луне!

– Нарубим капусты! – Антон поднял бокал.

– Мы теперь, пся крев, астронавты! – воскликнул Оборотень. Через миг его осенило, и танкист прибавил с еще большим воодушевлением: – Поимеем Луну!

– Да-а! – оскалился Верблюд.

Диана наконец дорвалась до «косяка» и поперхнулась дымом. Антон набросился на шашлык – заедать горячим мясом коньячный жар. Диана передала «косяк» Боссу, выругалась тонким голосом, хваля забористость травы, затем тоже налегла на горячее. Антон с ухмылкой глядел, как девица, торопясь, орудует вилкой и ножом и как летят во все стороны брызги соуса, словно голографическая лава на вывеске клуба.

Заставка «Луна-парка» ожила. Скелет показал компании средний палец, затем нырнул в танк и захлопнул люк. «Тиран» пополз вперед, давя могучими гусеницами черепа, которыми, словно брусчаткой, была вымощена дорога. Из пушки с дымом и пламенем вырвался титр «Арена смерти».

Рота обрадованно загалдела. Бульдозер дернул Босса за рукав.

– Давай еще по одной, пока не началось!

Босс кивнул и принялся наполнять бокалы.

– Меня не вставляет! – пожаловался Хныка.

– Хныка, заткнись! – рявкнули в ответ остальные и сразу же заржали.

На экране тем временем появилось изображение кратера, превращенного в арену. Кратер прикрывал недостроенный купол, на ступенчатых склонах теснились вагончики, установленные для удобства зрителей, но желающие сэкономить могли следить за действом из своих планетоходов, припаркованных здесь же – на вырезанных в лунном базальте террасах.

Внутри арены находился недострой, назначение которого на глаз определить было трудно. Антон предположил, что это – несостоявшаяся военная база времен лунного противостояния. Советская или американская – не разберешь. Советская скорее всего. Американцы так просто своим хозяйством не разбрасывались.

По кругу арены ехали танки. Шесть подсвеченных красными позиционными огнями, шесть – синими. По лунной пыли скользнула тень дискообразного беспилотника, зазвучал мальчишеский голос комментатора:

– На канале «Луна-парк» снова «Арена смерти», меня зовут Чубакка – мохнатый человечек, я рад приветствовать поклонников кровавого спорта во всех уголках Земли. Сегодня у нас очередной матч в режиме «команда на команду»…

Антон, рассматривая танки с верхней проекции, уже мог определить их тип. «Красные» – «Чемпион», «Тиран», два «Хаунда», «Лис» и «Оса». «Синие» – два «Чемпиона», два «Лиса», «Хаунд» и «Оса». В принципе силы были равны.

Оборотень выхватил из нагрудного кармана рубашки смятую купюру и швырнул на залитый коньяком стол.

– Полтинник на «синих»! – заорал он.

– Хоть бы раз на «красных» поставил, фашист! – Антон бросил в Оборотня кольцом маринованного лука из шашлыка.

– Да, на «синих»! – подхватил зычным ревом Бульдозер.

– Эх, шайтан! Ставлю на «красных»! – Верблюд принялся хлопать по карманам в поисках бумажника.

Команды тем временем заняли положение в диаметрально противоположных частях арены. Между ними высились сооружения из пенобетона, окруженные деформированными строительными лесами. Стрела подъемного крана лежала поперек машинного двора, уставленного корпусами списанных лунных машин.

– Напомню зрителям, что команды были сформированы рандомно искусственным интеллектом Великой Разностной Машиной «Арены смерти», – продолжал комментатор, – и в одной команде могут оказаться танкисты, работающие на разные корпорации. Во время боя, который продлится полчаса, если, конечно, все танки не будут уничтожены до окончания этого срока, бойцам предстоит позабыть о былом соперничестве и неприязни и попытаться работать совместно. Напомню, что за бортом танка – минус сто градусов по Цельсию и нулевое атмосферное давление… или давление – ноль атмосфер, как кому больше нравится, хрен редьки не слаще. То есть если танк подбит, у его водителя практически нет шансов выжить. Вот поэтому в «Арене смерти» участвуют только самые безбашенные танкисты, или – танкисты-асы без царя в башке, и опять же я озвучил несколько вариантов на ваш выбор…

Антон закинул в рот маслину, пригубил коньяк. Закончился десятисекундный отсчет, и танки разъехались. Танкисты, которым уже доводилось воевать на этом поле, спешили занять выгодные позиции. Тех же, кого судьба забросила сюда впервые, норовили упасть на хвост бывалым или принимались осторожно изучать окрестности.

На «плазму» выводились сразу три картинки: общий план с верхней точки, на котором был виден весь кратер, средний с верхней точки – здесь можно было рассмотреть наиболее интересные ситуации с участием нескольких танков, и трансляция с бортовых камер – происходящее «глазами» танкиста.

Сверкнул серебристый росчерк первого рельсового залпа, и рота «Дозора» отреагировала на него сдержанными смешками. Полыхнул и тут же погас взрыв среди лесов – кто-то засадил туда из «Магмы». Обломки, почти невесомые в лунной силе тяжести, поднялись над ареной.

– Команды прощупывают оборону… – прокомментировал Чубакка. – «Лис» «красных» отыскал инженерный тоннель и двинулся по нему на территорию противника… «Чемпион» «синих» сорвался с пандуса и лежит на боку легкой мишенью… добейте его поскорее, чтобы он не мучился!

Поставившие на «синих» одновременно заныли. Тем не менее опростоволосившийся «Чемпион» сдаваться не собирался, он развернул башню так, что дуло его «Рельсотрона» зарылось в грунт. Затем последовал выстрел, «Чемпион» подбросило, после чего танк снова встал на траки.

– Йе-е-е! – Оборотень треснул кулаком по столу.

– Словно кошка, которая всегда падает на лапы, – прокомментировал Чубакка.

Антон ткнул вилкой с куском мяса в экран.

– Ха! Ствол пушки – розочкой! Отвоевался!

– Зато живой, – прохныкал Хныка.

– Ну, это, возможно, ненадолго, – деловито возразил Босс.

Тем временем режиссеры переключили внимание на «Лиса» пробирающегося через тоннель в тыл «синих». Носовая камера быстроходного танка показывала, как мелькают, проносясь мимо, ребристые стены и свод, ствол «Шарки» смотрел на забранный тяжелой тьмой выход. И в следующий миг во тьме ярко вспыхнули фары, ослепив камеру «Лиса».

– В тот же тоннель въехал «Хаунд» «синих», вот незадача, – пояснил Чубакка. – Похоже, танки сцепятся в клинче…

«Лис» и «Хаунд» выстрелили почти одновременно. А потом – еще и еще. У обоих были «Шарки» не самой лучшей модификации. Снаряд летел за снарядом, на корпуса обрушился бронебойный град.

Антон и его товарищи, раскрыв рот, глядели на яростный обмен ударами. Камеры, установленные в кабинах, показывали, что танкистов мотает в креслах, как тряпичных кукол. Затем почти одновременно танки взорвались. Камера в кабине «Хаунда» стала транслировать помехи, а камера «Лиса» позволила увидеть, как вакуум вытягивает из кабины обломки, гарь и ставшую паром кровь танкиста.

– Да они же нубы! – воскликнул Оборотень.

– Это вам урок – как нельзя воевать, – назидательно произнес Босс. – Никаких лоб в лоб!

А Бульдозер швырнул в экран кусок шашлыка, после чего на «плазме» остался потек кетчупа.

Два «Лиса» «синих» выследили потерявшийся на локации «Тиран» и обрушили на его тяжелую тушу шквал снарядов. «Тиран» с перепуга пальнул из «Магмы» и принял своей же броней шрапнель осколков.

Две «Осы» – «красная» и «синяя» – принялись водить хоровод вокруг пирамидальной груды бетонных блоков.

– «Чемпион» занял позицию на возвышенности… – сообщил Чубакка.

Сверкнул росчерк рельсового снаряда, и «синяя» «Оса», вспахав по инерции траками грунт, уткнулась носом в стену.

– «Синие» – минус один, – подытожил Чубакка.

На машинном дворе среди запыленных, побитых метеоритами корпусов сошлись в битве два «Хаунда» «красных» и два «Лиса» «синих». Туда же стали стягиваться и остальные выжившие. Антон неожиданно понял, что теряет интерес к баталии и что ему уже все равно, кто выйдет из смертельной игры победителем. Сердце повысило передачу и затарахтело быстрее, к лицу прилила кровь.

Антон наклонился к Диане. Принятый коньяк придал ее ушку вишневый оттенок.

– Мадемуазель, – вкрадчиво начал Антон, – доводилось ли вам, часом, гонять на танке по ночному Екатеринбургу?

Диана подавила отрыжку, вытерла губы салфеткой и ответила в том же духе:

– Что вы, что вы, сударь! До сего дня – увы, ни разу!

– Соблаговолите?

– С превеликим удовольствием!

Антон поднялся, помог встать Диане. Подмигнул компании и повел девицу к выходу.

Они пересекли дискотечный зал и вышли на свежий воздух.

– А ты вообще как сам? – со смехом спросила Диана, когда они спустились с крыльца. – Тебе за руль можно? Дорогу хоть видишь?

Антон остановился, чтобы помочиться на заднее колесо ближайшего автомобиля. Это оказался «Лексус» с московскими номерами.

– Нормуль, – ответил танкист, глядя в звездное небо. – У меня нет руля.

– А то я очкую: еще увезешь в Тверь! – Диана прыснула, оперлась, чтобы не упасть, на новенький «мерс», вызвав у противоугонки истерику.

– Я – профи, – успокоил девицу Антон.

Они забрались в кабину. Вообще, «Оса» рассчитана на одного человека, но позади водительского кресла имеется закуток – не шире полки в железнодорожном вагоне, – в котором уставший танкист мог бы притулиться с баночкой пива и планшетом. Такой «роскоши» на обычных «земных» танках, само собой, не было. Диана забралась на узкую сидушку, уперла ногу в туфле с высокой шпилькой в подлокотник кресла Антона.

Импульсный двигатель ожил, «Оса» вздрогнула, словно живая.

– Поехали!

Танк взял с места в карьер. Вспахал гусеницами газон со свежей травой, выехал на дорогу. Со всех сторон принялись сигналить автомобили, но Антону было плевать. Повернувшись к Диане, он сообщил:

– Прикинь, почти на такой же «Осе» мой дед гонял на Луне!

– Ух ты! Дед – космонавт! – восхитилась Диана.

– Нет! Не космонавт! – «Оса», заехав правым траком на тротуар, обошла автомобильный затор. – Мой дед – читер! Сидел в безопасном месте, а его танк – воевал.

– Как это – воевал?

– На Луне была война в конце шестидесятых… – Антон срезал угол.

– Да-а? – изумилась Диана. – А не заливаешь?

Антон снова обернулся к спутнице.

– Ты в каком классе учишься?

– На первом курсе… – смутилась Диана. – Буду учиться… если поступлю этим летом! А какая у тебя пушка? – поспешила она сменить тему.

– Пож-жарка! – выпалил Антон и врезал из огнемета по растущим вдоль дороги приземистым елям. Деревья вспыхнули, словно свечи.

– Обалдеть! – оценила Диана. – Уи-и-и! – Она застучала кулачками по спинке сиденья. – Клево! Елочка, гори!

Но Антон уже переключил внимание на дорогу. По встречной полосе ехал «Лис», едва не прогибаясь под тяжестью рельсовой пушки. На башне «Лиса» угадывался символ корпорации «Изотоп-Мобил» – серебристый кристалл.

– Смотри! – Антон ткнул пальцем в экран и загоготал. – Нацепил хреновину не по размеру и думает, что крутой! Выпросил у старшего брата поносить пушку?

Диана подхватила его смех.

– Сейчас возьмем это чучело на понт! – Антон сымитировал лобовую атаку, вильнул на встречную полосу. Уходя от удара, «Лис» протаранил стоявшую у обочины машину, въехал, перемешав в кашу бетонную дорожку, в сквер.

Антон и Диана согнулись от хохота пополам.

– Это… это его из-за «Рельсотрона» занесло! – сумел проговорить, хватаясь свободной рукой за бок, Антон.

Опозоренный «Лис» развернул башню и взял «Осу» на прицел. Антон перестал смеяться и врезал полный газ. Рельсовый снаряд мелькнул над дорогой и прошил прицеп фуры, спешащей удалиться на безопасную дистанцию от безбашенных танкистов. Из пробоины на асфальт посыпались замороженные куриные окорочка, Диана снова согнулась от хохота. «Лис» вырвался из сквера и устремился в погоню. От тяжести «Рельсотрона» его ход был шатким, как у пьяного человека. Антон мысленно считал – для перезарядки неприятелю требовалось в среднем шесть секунд.

Раз – столкнуть на обочину дряхлый «жигуленок», некстати оказавшийся на пути.

Два – проскочил перекресток на красный, начхав на ГИБДД.

Три – свернуть в проулок и помчать по узкой дороге, снося мусорные баки и распугивая кошек.

Четыре – снова резкий поворот, через дворы, ломая скамейки и тараня стоящие автомобили.

Пять – по лестнице, выворачивая ступени, на набережную Исети.

Шесть – спрятаться между опорами моста. Даже если «Лис» настигнет их здесь, то он лишится преимущества перед пожаркой, которая хороша в бою на коротких дистанциях.

– Он за нами еще гонится? – с азартом поинтересовалась Диана. Девчонка обняла Антона сзади, уперла подбородок в его плечо, впилась глазами в экран, на который выводились картинки сразу с нескольких камер.

– По фигу, – ответил Антон, ловя губы Дианы своими. Девица ловко перебралась вперед, уселась на танкисте, откинулась спиной на пульт, позволяя стянуть с нее тонкий свитер и ажурный бюстгальтер.


Глава 5


Генсек Никита Хрущев требовал, чтобы кинопленки с записями учений с участием лунных танков переправляли ему на госдачу, где он, в кругу родственников и друзей, с большим интересом наблюдал за ходом маневров. По слухам, в те годы среди партийной элиты было особым шиком делать ставки на определенные танки и экипажи. Мы, сами о том не подозревая, становились чьими-то фаворитами или аутсайдерами. Изредка отголоски страстей, бушевавших за кумачовой завесой, доносились до нас. Это были приятные неожиданности: ящик шампанского, именные портсигары, заграничные шмотки. Мы спрашивали: от кого? Нам отвечали: «От ЦК» и делали загадочные глаза, мол, берите молча и идите служите дальше.

Хрущев посетил нас перед стартом масштабных учений на лавовом плато полигона «Северный». Дело было в щедро натопленном, вымытом до блеска спортивном зале местного гарнизона. Генсек прошелся мимо строя – все мы были в успевших надоесть синих тренировочных костюмах – пообщался с командирами подразделений. Потом вдруг остановился напротив меня.

– Как звать? – спросил отрывисто.

– Капитан Василий Левицкий, товарищ Верховный главнокомандующий! – отчеканил я.

– Молодца! – похвалил генсек. – Ну что, Василий, покажем мы им всем кузькину мать?

В тот момент я плохо понял, о чем идет речь. Ведь мы выходили на маневры, а не на битву. Но я не стал задерживаться с ответом.

– Так точно – покажем!

– Жена, детки есть? – спросил строго Хрущев.

– Никак нет, – ответил я, продолжая стоять по струнке.

Хрущев всплеснул руками в жесте искреннего разочарования. Посмотрел в недоумении на заместителя председателя Совмина Устинова, курировавшего военные вопросы, потом – на маршала бронетанковых войск Полубоярова. Те лишь по очереди пожали плечами.

– Непорядок, товарищ Левицкий, – пожурил тогда генсек. – Если лучшие из нас будут уклоняться от такой простой обязанности, что же взять с остальных? Поэтому задание для тебя персональное: до конца пятилетки жениться и нарожать кучу детишек. Иначе с кем нам строить светлое будущее?

– Есть! – ответил я, мысленно посмеиваясь.

– То-то… – смягчился Хрущев. – Ну, желаю успехов.

И он пошел мимо строя дальше. За ним потянулись, бряцая орденами, высшие военные чины.

В учениях участвовало десять дистанционно управляемых танков «Оса». Экипажи готовили на режимных объектах, разбросанных по всему Союзу, и мы увидели друг друга, лишь прибыв на полигон. Было отрадно, что в проекте принимают участие столько людей и техники. Значит, на Луне наши силы будут представлять не два, как мы втайне опасались, танка – один – наш, второй – нашего соперника по крымской «песочнице» – латышского стрелка Мариса Янсонса. Значит, можно рассчитывать на руку помощи и среди лунных скал, и на Земле, если вдруг кто-то выбудет из строя. Не так давно мы на десять дней лишились стрелка: Горобец слег с острым аппендицитом, и, пока он отсутствовал, наша «Оса» играла роль цели, на которой оттачивал боевые навыки экипаж Янсонса. Унизительное занятие, доложу вам, метаться зайцем среди холмов, уворачиваясь от болванок.

Конус вулкана, чье имя дало название полигону, возвышался над промороженной долиной из темной пемзы. Его дыхание ощущалось в мелком сотрясении почвы, в струйке дыма, поднимающейся над кратером. Снега почти не было, то там, то здесь на темном фоне виднелись белые проплешины, да сверкала в лучах низкого солнца льдистая пыль, стекающая в расщелины.

Ветер налетал порывами, но нашим машинам это не было помехой. Их корпуса, которым и космический холод не страшен, как будто хвастали друг перед другом узорами инея, проступившими на броне. Над танками прошелся на малой высоте вертолет «Ми-8», дав жизнь неплотному снежному вихрю. Небо вдалеке разрезал инверсионный след истребителя. В воздухе барражировала наша авиация, накрывая полигон непроницаемым зонтом. Среди скал по периметру «Северного» работали радиолокационные станции.

После симферопольского НИП-10 было непривычно занять место в наскоро развернутом пункте связи. Обстановка напоминала наш первый центр управления в «ОКБ-1», те же ящики с железками, бьющие током приборы и всенепременный густой запах канифоли.

– Экипаж, внимание! – На голове Прокофьева сидели громоздкие наушники с микрофоном. – Сегодня у нас – контроль точек! Ищем, удерживаем до тех пор, пока не получим подтверждение захвата!

Ясно, дело – труба. Во-первых – попробуй проложить маршрут от точки к точке на незнакомой местности, во-вторых – определи при помощи малокадрового телевидения, что ты на нужном месте, в-третьих – стой на точке легкой мишенью, пока наблюдатели на башнях траекторных измерений, что остались на полигоне после испытаний ядерных авиабомб, зафиксируют захват.

– У нас – четыре союзника, – продолжил инструктаж Прокофьев. – Соответственно – пятеро выступают против нас. Восемь точек. Три часа на выполнение задачи, по истечении которых будут подведены итоги. Есть разрешение стрелять на поражение.

Значит, сегодня наши «Шарки» будут плеваться не учебными болванками, а настоящими бронебойными снарядами. Зазвучат взрывы, и запляшет пламя над пробитыми корпусами танков-роботов. Все-таки богатая у нас была страна, могла позволить себе роскошь уничтожить не на войне, а в ходе маневров десяток машин, начиненных самой передовой электроникой.

Прокофьев, выполняя слышную только ему команду, распечатал конверт. Там оказалась карта района, полученная путем аэрофотосъемки. Командир передал ее штурману.

В динамике громкой связи захрипело и засвистело. Затем раздался торжественный голос маршала бронетанковых войск:

– Товарищи! Поздравляю вас с началом учений «Буревестник»! Это первые подобные маневры в нашей стране и в мире, мы рассчитываем, что они помогут оценить эффективность новой техники и наметить перспективы ее развития в будущем. В чем же у нас не возникает вопросов и сомнений – так это в экипажах. Лучшие офицеры, прошедшие суровый космический отбор и обученные совершенно новой специальности, составляют элиту бронетанковых войск и опору Советской армии! Товарищи! Ребята! Гоните рой своих «Ос» на звездно-полосатых Псов, и так победим!

Прокофьев положил ладони на наушники, прислушался, потом быстро проговорил:

– Есть связь с экипажами. Есть «добро» на начало движения. Левицкий – малый вперед.

Поехали! Потихоньку, полегоньку! Кадр на экране сменялся кадром. За то время, пока картинка стояла, танк проезжал вслепую до пяти метров. Надо признать, что крымская «песочница» мне успела порядком осточертеть, здесь же я с первых минут покрылся испариной. Совершенно незнакомая местность, коварные трещины, покрытые наледью глыбы, бьющее прямо в камеру кинжальное солнце.

– Поправь вид, – бросил мне командир. Я, не отпуская джойстик, принялся колдовать с настройками яркости и контрастности экрана.

– Азимут – двадцать три, – дал целеуказание Апакидзе. – Езжай вдоль этой расщелины, пока возможно.

До ближайшей точки было меньше километра. Добрались до нее без происшествий и захватили, объехав по кругу на малой скорости.

– Азимут – двести десять, – прозвучал тихий голос Апакидзе. – Доходим до склона, потом меняем направление на восемь.

– Принято, – я наклонил ручку джойстика. На экране возник силуэт «Осы». На следующем кадре танк пропал, точно его стерли ластиком. Вот так и воюем. Хорошо, что это всего лишь обошел нас кто-то из союзников.

Следующий кадр – густые клубы дыма. «Оса» прямо перед нашим носом, прекрасно видна дыра с оплавленными краями позади башни.

– Вот черт! – Прокофьев подался вперед. – Мощность на передатчик! Повысить кадровую частоту! Враг рядом!

Картинка на экране стала сменяться с большей скоростью.

– Это «Красный-4», – заговорил Прокофьев, обращаясь к командирам союзных экипажей, – «третий» подбит в четырнадцатом квадрате, есть ли у кого-то визуальный контакт с неприятелем?..

– Лупили со стороны вулкана, направление – триста десять! – рявкнул Горобец, с энтузиазмом высматривая среди скал, в кого можно было бы пострелять.

Я тоже шарил взглядом по экрану. Видно мне было не очень много: расстрелянная «Оса», часть лавовой пустоши, пестрящей рытвинами, заполненными снегом, карликовая береза, согнутая ветром. Жаль, «ушей» на наших танках не было! Сейчас бы послушать, в какой стороне урчит двигатель да трещит пемза под траками. Но ничем таким «Осы» не оснащались, потому что на Луне – вакуум, а в вакууме звуков быть не может.

Танковых силуэтов нет, следов тоже нет. Кадры на экране сменяются, но картинка остается все той же.

– Он попытается перезахватить нашу точку, – предположил Апакидзе.

– Отставить! – буркнул хмурый Прокофьев – другие экипажи ответили ему, что в нашем квадрате не находятся и ничем помочь не могут. – Он здесь, он выжидает…

Чего-чего, а вот интуицию мы отточили, что будь здоров. Да и как иначе, если ездили почти наугад, ориентируясь по статичным картинкам. Поэтому я не засомневался в словах командира. Я без приказа проехал чуть вперед, за подбитый танк. На экране появился край плато, за которым начинался довольно крутой склон. Так же без приказа Горобец чуть довел башню и нажал на гашетку. И на следующем стоп-кадре мы увидели брюхо выныривающей из-за края неприятельской «Осы». И наш снаряд – он уже пропорол самое слабозащищенное место танка, но еще не углубился в электрическое нутро условного противника. Я молча нажал на клавишу «Печать с экрана», самописцы выводящего устройства, которое входило в комплект оборудования каждого пункта управления, запорхали над бумагой, точка за точкой перерисовывая застывший на экране кадр.

– Так держать, «Красный-4»! – похвалил командующий учениями через громкую связь.

Прокофьев хлопнул в ладоши – звук получился резким, почти как от выстрела – потер ладони.

– Гриша, курс к следующей точке! – распорядился он.

– Так точно. – Апакидзе, закусив губу, склонился над картой. – К следующей точке пойдем через ущелье…

«Оса», раскачиваясь и подпрыгивая на камнях, двинулась через заваленную снегом расщелину. Вскоре объектив нижней «водительской» камеры полностью залепило, мне пришлось переключиться на камеру стрелка, установленную на башне. Обзор, кстати, оттуда был лучше, хотя визор имел непривычную разметку. Одна из двух запасных водительских камер тоже располагалась на башне, но Прокофьев решил беречь резерв.

На выходе из расщелины мы попали под обстрел: фонтан из снега и камней возник прямо по курсу. На сей раз мы быстро сообразили, откуда ведется огонь. Неприятельская «Оса» засела между двумя скальными останцами, выставила ствол в зазор и оттуда уже гвоздила по всему, что движется с противоположной стороны полигона. Сама же контрольная точка находилась в каких-то ста пятидесяти метрах и располагалась на ровной площадке, где не было ни намека на укрытие.

– Коля, сможешь достать? – спросил командир.

Горобец сейчас же сделал залп: над одним из останцов поднялось темное облако. Я же сдал назад и сделал это вовремя, потому что «ответка» просвистела перед нашим дулом.

– Прицелиться бы получше! – Горобец развернул башню, и я четко увидел в зазоре между скалами направленное на нас орудие.

Снова пришлось отодвинуться, неприятельский снаряд рванул возле трака, и трансляция с телекамер на некоторое время прервалась, только на пульте бортинженера по-прежнему горели зеленые огни, сигнализируя, что с танком все в порядке. Не дожидаясь, пока картинка восстановится, я по приборам взял чуть в сторону, и, когда связь наладилась, мы увидели, что наша «Оса» все еще цела: стоит под дождем из осыпающегося на нее каменного крошева.

– Получше целиться нет времени, – проговорил Прокофьев, глядя в оживший экран. – Идем на точку, оттуда попробуем обойти с тыла. К нам спешит «Красный-1», вдвоем, может, и прорвемся.

На точку так на точку. Я снова смотрел через свою камеру, Горобец же повернул башню и снова всадил в одну из скал, за которой прятался неприятель.

– Что за манера – стрелять исподтишка?! – вспылил вдруг Алиев. – Если там командир – мужчина, то пусть выйдет и сражается!

– Так ему и скажем… но после учений, – саркастично ответил Прокофьев. – Вася! Добавь скорости! И маневрируй, маневрируй!

Нам повезло проскочить перед дулом неприятеля, пока у того перезаряжалась пушка. Узкая «слепая зона» в тени одной из скал дала возможность перевести дух и утереть с лиц пот.

По нашим следам ехал танк с временным позывным «Красный-1», наш союзник. Само собой, он тоже попал под обстрел и поспешил отступить в расщелину. Мы же рванули вперед и со всего маху влетели в засыпанную снегом каверну. Да так влетели, что ни туда, ни обратно.

Естественно, все шишки посыпались на меня.

– Ты что, не видел? – Командир стиснул кулаки, и мне показалось, он борется с желанием выкинуть меня из кресла, чтобы сесть за джойстик самостоятельно.

Естественно, не видел. И никто из наших не видел. Попробуй, рассмотри на черно-белом экране, на котором один статичный кадр сменяется другим таким же неподвижным, ямину, засыпанную заподлицо с грунтом?

– Попробуй полный назад… попробуй малый вперед… попробуй чуть вбок и назад… – посыпались на меня со всех сторон советы.

Все было бесполезно. Сидели, как влитые. Пришлось прекратить метания, пока еще живы были движок и трансмиссия.

– Мы застряли, – сообщил союзникам и командованию Прокофьев.

Тут еще «Красный-1» высунулся из укрытия и сейчас же получил прямое попадание в башню. Поливая темную пемзу искрами, танк снова отступил, только клубы дыма повисли там, где он только что находился.

– Враг на пятьдесят пять! – почти выкрикнул Прокофьев.

Горобец крутанул башню, мы увидели «Осу», которая, судя по следам, уже с минуту ерзала на месте, стараясь взять на мушку неожиданно «низкую» цель – нас.

Условный неприятель все-таки выстрелил первым. Снаряд чиркнул по башне, срезав мою вторую камеру, и ушел в небо. И сейчас же грянула наша «Шарки», на экранах на месте вражеского танка вспухла темная каракатица. Когда ветер чуть проредил клубы дыма, мы увидели, что снаряд разворотил неприятелю трак, но корпус и башня танка почти не пострадали. Противник снова дал залп, но как-то совсем косо, возможно, мы сбили ему прицел. Снаряд разбил край каверны, ставшей нашей ловушкой. Через полсекунды мы тоже могли стрелять.

– Огонь! – рявкнул Прокофьев.

Да, огня оказалось много. Вспышка взрыва ослепила камеры.

– Кажись, я ему поджог бэн-зо-бак! – пропел Горобец.

– Молодца! – похвалил стрелка бортинженер.

– Идрис, я ослеп на второй глаз, – пожаловался я. – Вруби-ка третью камеру.

– Сейчас, Вася. – Алиев перещелкнул нужный тумблер. – Не, но вы видели! Как факел вспыхнул! Это ему не за камнями прятаться!

– Да прятался-то другой, – возразил вдруг Апакидзе. – Он и сейчас сидит в засаде.

– Точно, – согласился Прокофьев. – Но даю голову на отсечение, что он долго не усидит: захочет посмотреть, что с нами стало.

– И добить, – дополнил я.

– Верно, – согласился Прокофьев. – Коля! – обратился он к стрелку. – Повернись-ка на сорок пять вправо.

Я же чуть наклонил джойстик, положил палец на кнопку. Поглядел на командира.

– Ваня, можно еще раз попробовать выбраться.

– Погоди! – Тот махнул рукой. – Сидим тише воды ниже травы!

– Эх, – вздохнул Алиев. – Не люблю я такой бой. Прячемся, как шакалы паршивые… Трансмиссия в норме, – перешел он от бестолкового трепа к делу. – Силовая установка – норма, по команде могу дать стопроцентную мощность на движки.

– Ждем! – процедил Прокофьев, нервно качая ногой.

Кадр на моем экране сменился. Он был таким же, как и предыдущий, за исключением какой-то мелкой детали. Это было вроде игры «найди отличие», только перед глазами не две картинки, а одна, вторую же приходилось держать в уме. В глубине изображения, но не так далеко от нашей «Осы» стало как будто больше серого цвета. Возможно, этот нюанс был обусловлен не самым лучшим качеством передачи сигнала, возможно, но…

– Новая тень, – сказал я, не успев додумать мысль до конца.

– Башню на сто восемьдесят! – распорядился Прокофьев.

«Оса», сидевшая в засаде за останцами и осыпавшая снарядами выход из расщелины, действительно выбралась, чтобы посмотреть, что происходит на контрольной точке, которую она так рьяно охраняла…


– Ну а потоммм, – протянул Марис Янсонс, который, как оказалось, был командиром той самой «Осы». – Мы не могли прицелиться. Мы – отъезжать, а вы – стрелять и попадать.

Дело было в столовой после окончания учений и «разборов полета». В желудке ощущалась приятная тяжесть от съеденных голубцов и салата оливье, двести граммов хорошей водки помогли расслабиться и почувствовать себя в холодных стенах сурового камчатского гарнизона почти как дома. Но более всего грело душу чувство победы. Прочие экипажи подходили, чтобы поздравить нас, обсудить ситуации, возникшие во время маневров, поделиться наблюдениями и замечаниями. И вот настала очередь нашего соперника по крымской «песочнице» Янсонса. Водка не оживила его вечно скучающий взор и не сделала речь более развязной и энергичной.

Я же, сидя на диване чуть поодаль от стола, за которым все еще звучали тосты и звенели вилки с ножами, расслабленно курил «Полет» и, полузакрыв глаза, вспоминал последние минуты учений. Вот танк Янсонса замирает, опустив в машинном унынии ствол пушки, над его кормой полыхает электрическое сияние. Я так и не понял, куда именно Горобец послал снаряд, но сегодня он явно был в ударе: три танка условного противника и три критических попадания. Это был настоящий рекорд! Нам повезло, что хитрый хохол не покинул экипаж, как собирался поначалу.

Вот я перехватываю поудобнее джойстик и начинаю выводить-выводить-выводить… Траки «Осы» неожиданно находят, за что зацепиться, – наверное, это был скол на краю каверны, выбитый предыдущим неприятельским снарядом, своеобразная ступенька. И «Оса» выбирается из ловушки!

Наши орут, свистят, хлопают меня по плечам. Я подвожу танк к контрольной точке, где-то на башне по секундомеру начинают отсчитывать время, положенное для захвата. Мы стоим, открытые со всех сторон, и никто не ведет по нам огонь, потому что уже некому. Некому!

В общем, мы отстрелялись.

После того как, полуживые от усталости, мы выбрались из пункта управления, Черников в курилке поделился по секрету, что сегодня мы спасли репутацию своего экипажа. Дескать, нас хоть и сформировали одними из первых, но у нас не все шло гладко на тренировках по сравнению с командой того же Янсонса. Дескать, мы были далеко не в числе любимчиков у партийных бонз, но теперь, мол, мы задали жару…

Потом ко мне подсел Гагарин. Юрий Алексеевич был слегка во хмелю, однако по выверенным, скупым движениям и озадаченному выражению лица я понял, что он мыслями весь в делах. Честно говоря, я ни капли не удивился, когда узнал, что на наших маневрах будут присутствовать космонавты. Их держали в курсе всего, что касалось лунной танковой программы.

– Привет, непьющий тракторист, – поздоровался он. – Василий, кажется?

– Так точно, – ответил я. – И вам – здравия желаю!

Гагарин скрестил на груди руки.

– Вася, давай без церемоний. Что ты там такое куришь?.. – Он принюхался. – Гадость же… – а потом неожиданно выдал: – Сегодня на рассвете всех поднимут по тревоге, мы передислоцируемся на малый полигон в тридцати километрах и там будем отрабатывать взаимодействие.

Я кивнул, молча ожидая пояснений. Ничего такого наш куратор не сообщал. Очевидно, готовился сюрприз.

– Наши начальники хотят посмотреть, как дистанционно управляемые танки сработаются с космонавтами, – продолжил Гагарин. – Ты ведь понимаешь, что ваших железяк недостаточно, чтобы установить контроль над Луной. Там понадобятся и люди.

Я снова кивнул. Безусловно, проще увидеть своими глазами и потрогать своими руками, мгновенно оценить обстановку и принять решение, чем полагаться на малокадровую систему телевизионной связи танков-роботов. Мы можем прикрыть высадку космонавтов, обеспечить охрану базы или патрулирование территории, для нас на Луне не нужно строить жилой комплекс, нет необходимости доставлять воздух, воду и еду. В то же время деликатная и наиболее ответственная работа достанется нескольким смельчакам.

– Ваш экипаж назначен работать со мной, – тихо сказал Гагарин. – Ты, Вася, вроде водитель? Сделай милость – не налегай на водочку.

Я поспешил успокоить космонавта:

– Юрий Алексеевич, я уже…

– Просто Юрий, – позволил Гагарин.

– Так точно, – невпопад ответил я и продолжил развивать мысль: – Пожалуй, я бахну чаю и пойду отдыхать.

– Правильно. – Гагарин хлопнул меня по плечу и поднялся. – Рад, что ты меня понял. Сработаемся, друг. Если что – я тебе ничего не говорил.

– Так точно, сработаемся…

Легко сказать – ничего не говорил. И Королев в нашу сторону смотрел, когда мы разговаривали, и Черников. Не говоря уже о двух незнакомых товарищах в одинаковых синих костюмах – те так вообще с Гагарина глаз не сводили.

И, честно говоря, я ожидал, что ко мне сразу подойдет кто-то из гэбистов, но пожаловал встревоженный командир экипажа.

– А что хотел наш небожитель? – спросил он с ходу.

Я юлить не стал.

– Говорит, что для нас припасены еще развлечения, советует не расслабляться.

– Принято – не расслабляться. – Прокофьев выдохнул. – Да я и так напрягся, Вась. Подумал, что тебя, чего доброго, в космонавты хотят переманить. Далеко бы без тебя мы не уехали.

– Какой из меня космонавт? – хмыкнул я. – Такой же, как из тебя. Космос для нас закрыли, брат. В военной машине мы – совсем другие винтики.

– Ну ладно, – Прокофьев отступил, – обойду наших, ненавязчиво отправлю смотреть «Спокойной ночи, малыши!».

Командир отошел. Но особого рвения ему не понадобилось. Наша звезда дня – Коля Горобец – принял на грудь так, что уже не вязал лыка, Апакидзе и Алиев вывели его из-за стола: в одной руке – рюмка, в другой – вилка с нанизанным опенком и сопроводили в номер.

Я поплелся следом.

Удобства в гостинице были на этаже – поди, не курорт. Так что я отстоял короткую очередь в уборную, а потом – в душ. После душа захотелось крепкого чаю, и я снова спустился в столовую. Оказалось, что самые стойкие все еще сидят за сдвинутыми столами. Тут были Сергей Павлович Королев, Черников, генерал-майор Тур, главный конструктор Бюро имени Лавочкина Георгий Бабакин – это он разрабатывал луноходы для мирной программы освоения Луны, и еще несколько незнакомых инженеров. Черников увидел меня и махнул ладонью, подзывая. Я поморщился в ответ, мол, хватит с меня посиделок. Но Черников замахал еще настойчивей. Я побоялся, что он перевернет графин с коньяком и подошел.

– Я всего лишь хотел чаю, – сказал так, чтоб услышал только он.

– Садись, тебе нальют, – не терпящим возражения тоном ответил конструктор.

Пришлось сесть между Черниковым и генерал-майором. Только сейчас я увидел, что столовые приборы исчезли, и перед начальством лежат исчерканные бумаги. С рюмочкой сидел только Черников да один из незнакомых инженеров. Королев и Бабакин пили чай, а генерал-майор – что-то мутное из граненого стакана. Рассол! – догадался я мгновение спустя.

– У нас здесь мозговой штурм, Василий Алексеевич, – сказал Королев. – Посидите с нами минут десять. Во-первых, нам интересно ваше мнение, как практика, во-вторых, я надеюсь, что вы сможете подать кое-какие свежие идеи, поскольку вы еще не замылили глаз.

Насчет свежего взгляда – это он хватил. Честно говоря, завалился бы в койку и дрых, пока не позовет сирена. И какого лешего меня понесло за чаем…

– Я создал множество ракет, – продолжил тем временем Королев. – Но сейчас меня интересуют исключительно лунные танки. Ими я и планирую заниматься до тех пор, пока есть силы.

– Мы пытаемся набросать перспективу развития этой технологии на ближайшие десятилетия, – сказал Бабакин. – Безусловно, нужны будут новые корпуса и новые пушки.

– Мы говорили о рельсовых пушках, – подхватил Черников. – В них снаряд разгоняется за счет перехода электрической энергии в кинетическую.

Я сделал умное лицо.

– Ну, Семен Степанович, – протянул Королев, – рельсотроны – дело не столь отдаленного будущего, как, в общем-то, всякие лазерные и плазменные пушки, а нам бы хотелось обсудить что-то совсем уж невозможное, совсем фантастическое… Чтоб проложить дорожку к этому невозможному. Не осилим мы, так сделают потомки.

На минуту воцарилась тишина. Все листали записи, отхлебывали из чашек, хрустели легкими закусками. Один я сидел как дурак – без чая и без бумаг.

– Может… – начал я, но тут же осекся, когда на мне пересеклись начальственные взгляды. Мне подумалось, что на Луне горение невозможно, следовательно, от огнемета проку не будет. А что, если сделать вроде огнемета наоборот? Пушку, которая не сжигает, а замораживает?

В общем, я высказал мысль вслух. Незнакомые инженеры тут же начали похохатывать, прикидывая, как получше соединить пылесос и холодильник, чтоб реализовать мою идею. Королев велел им заткнуться и записал в свой блокнот: «Замораживающая пушка».

– Это можно интересно обыграть, – сказал он. – В криогенике у нас неплохие наработки. Вон академик Капица Петр Леонидович ведет активную деятельность на ниве физики низких температур. С ним, пожалуй, и переговорю, как только вернусь в Москву. – И генеральный конструктор записал: «Позвонить Капице!»

Мне стало приятно на душе. Тут еще официант сподобился принести чаю, вообще настроение поднялось. Находясь на той же волне, я предложил:

– Еще бы такую пушку, которая бы лечила…

В глазах инженеров читалась тоска. Королев снова взялся за авторучку и посмотрел на меня, ожидая продолжения. Черников молча налил себе рюмку и молча выпил.

– Я подумал, что нашим машинам доведется выполнять боевые задачи в отдаленных от основной базы и труднодоступных районах Луны, – решил я развить мысль. – И будет непросто оказаться в ремонтных мастерских. В то же время единственное попадание из «Шарки» чаще всего не является смертельным для танка, но оно наносит повреждение. Если бы придумать такое устройство, которое бы лечило наши танки… ну, или хотя бы восстанавливало им броню. Прямо в поле, прямо в ходе боя!

Королев посмотрел на Бабакина и хмыкнул. Черников забросил в рот ломтик сыра, затем – дольку лимона и, кривясь, сказал:

– А сырье для реконструкции брать с вражеских танков. То есть вражескую технику такое оружие будет разрушать, а нашу – восстанавливать.

Генеральный конструктор притянул к себе блокнот, принялся быстро писать.

– Вот, наконец. Этого контролируемого безумия я и добивался от вас, друзья, битый час. Молодцы. Кстати, мне такое устройство когда-то даже снилось.

– Хорошая память, Сергей Павлович! – поторопился подлизаться один из незнакомых инженеров.

Так мы просидели еще час или полтора. Обпились чаю и совместными усилиями родили сумасбродную концепцию «пилотируемой» «Осы» с сохранением нынешних массогабаритных характеристик танка.

– Спокойно, други! – сказал Королев, когда инженеры снова начали выказывать сомнения. – Потомки разберутся!

Все произошло так, как предупредил Гагарин. Учебную тревогу дали за два часа до рассвета. Мы с ходу облачились в тренировочные костюмы и побежали, не надев дох, через продуваемый всеми ветрами плац к временным пунктам управления. Хуже всех пришлось, само собой, Горобцу. Ну да ничего – не маленький мальчик. Правда, в пункте управления его ждал приятный сюрприз: оказывается, стрелкам в этой операции участвовать запрещалось. Горобец должен был находиться на своем месте, но пульт его оказался обесточенным, чтобы на сто процентов исключить возможность несанкционированной стрельбы. Дневальный принес горемыке стакан теплого отвара из шиповника.

Я вывел танк из бокса, включил фары. Стальные «Осы» уже выстраивались вдоль края машинного двора: снова две команды по пять танков. На сей раз мы подключились к совершенно новеньким машинам, и казалось, будто вчерашняя танковая бойня – чей-то бредовый вымысел. Наши вчерашние «Осы» или пошли на переплавку, или встали в ремонтные боксы. Страна, как водится, запаслась танками с избытком. Ну и славно.

Лучи света выхватили из тьмы фигуры, облаченные в громоздкие космические скафандры. Их было десятеро. Десять героев Советского Союза и тех, кому скоро доведется ими стать. Они шли со стороны штаба, без лишней торопливости приближаясь к боевым машинам. Ожило радио, и мы услышали голос Гагарина:

– Кедр вызывает Красный-4.

– Красный-4 на связи, – отозвался наш командир. – Рады вас слышать, Кедр!

– Взаимно, мужики! Четверка, я сейчас залезу на броню, – Гагарин запыхтел, очевидно, и впрямь карабкался на нашу «Осу». – А вы знайте, что не дрова везете.

– Есть – знать, что не дрова, – заулыбался Прокофьев.

Мой экран заслонило нечто большое и темное.

– Товарищ командир, – обратился я к Прокофьеву, – попросите Кедр, чтоб сел чуть правее, а то он своим сапожищем закрыл мне камеру.

Командир выполнил просьбу, затем вскрыл конверт с заданием.

– Экипаж, внимание! – Прокофьев приподнял спинку кресла, откинулся, оценивая, насколько оно стало удобнее, а потом продолжил: – Вчерашние маневры были цветочками, сегодня нам придется вдвойне постараться, чтобы не ударить в грязь лицом и чтоб наши пассажиры не оказались под траками.

– Трогай! – распорядился Гагарин.

Танковая колонна потянулась по узкой дороге к развалинам цементного завода, переоборудованного в ристалище. Среди бетонных коробок корпусов, пустых вышек охраны, гор бетонного лома, смонтированных пандусов и мостиков сияли электрические огни.


Глава 6


Антон плохо перенес полет.

Нет, парень он был крепкий, при стартовых перегрузках не пикнул. Даже смог похихикать с сослуживцами, когда настала невесомость и арендованный у НАСА шаттл «Барак Обама» вышел на первый виток. В кабине челнока неярко светили лампы, деловито переговаривались астронавты, гудела вентиляция. Атмосфера царила очень спокойная, профессиональная. И трудно было поверить, что за пределами металлической скорлупки с крыльями – миллиарды миллиардов километров пустоты.

На втором витке Антона стошнило в первый раз. Вестибулярный аппарат, который какое-то время после старта находился в шоке, очнулся и начал бунтовать. Прошедший медкомиссию за взятку танкист до этого момента даже не задумывался, зачем космонавты и астронавты годами тренируют «вестибулярку», прежде чем оказаться на орбите. И весь путь, а он занял почти трое суток, Антон не расставался с гигиеническим пакетом. Он не мог ни есть, ни пить, ни спать. Иногда он впадал в болезненное забытье, во время которого ему каждый раз снилось падение. И каждый раз он просыпался с рывком и глухим стоном, тянулся к пакету.

Боссу и Оборотню тоже время от времени становилось плохо, Верблюду и Бульдозеру – почти нет, а везучий ублюдок Хныка чувствовал себя в невесомости словно рыба в воде.

За иллюминатором было много чего интересного. Ровно и холодно светили звезды, Земля поворачивалась то одним боком, то другим, позволяя рассмотреть и солнечные блики на океанской глади, и огни ночных мегаполисов, сверкающие в тучах молнии и игру полярных сияний над вечными льдами.

Много любопытного было и в космосе. Околоземное пространство давно освоили и обжили, здесь уже вовсю работали промышленные заводы и научные комплексы. Двухсотметровый астероид 2005 YU55, или Новая Аляска, как называли его неофициально, болтался здесь же – на орбите. Астероид выловили во время очередного сближения с Землей и подтянули ближе кораблями-буксирами. Эти корабли по-прежнему висели на изрытой кратерами глыбе, подобно рыбам-прилипалам, и контролировали импульсами двигателей скорость и высоту угодившего в ловушку небесного тела. Новая Аляска была ярко освещена, на поверхности и в штольнях трудились шахтеры – люди и роботы, добывая руду для орбитальных заводов.

Антон смотрел на все это через иллюминатор, но измученный мозг воспринимал необычное зрелище, словно горячечный бред, и танкисту становилось хуже. Он забирался в кресло, фиксировал себя ремнями и старался представить, что за его спиной – земля, или пол, или бетонная дорога. Без разницы, что именно, но что-то твердое, надежное, способное принять на себя, если ты упадешь. К сожалению, ощущения было не обмануть, и чаще всего Антону казалось, что он – святой Петр, которого, по церковной легенде, распяли головой вниз.

«Барак Обама» догнал дрейфующий разгонный модуль: конструкцию из дополнительных двигателей и топливных баков, предназначенную обеспечить шаттлу вторую космическую скорость и перелет к Луне. Состыковавшись с модулем, шаттл перешел с опорной на более высокую орбиту. Началось ожидание команды на включение ускорителей. Астронавты работали без отдыха, постоянно проверяли бортовые системы, курс, координаты корабля. Красномордые от прилившей к голове крови танкисты старались даже не дышать в сторону экипажа, чтобы ничем не помешать их работе.

После включения разгонного блока в шаттл ненадолго вернулась гравитация. Антон в обнимку с двумя пакетами скорчился в кресле. Он представлял себя маленькой костлявой ягодой красной смородины, угодившей в соковыжималку.

Антона вернул в сознание астронавт Брюс Энсон, вколовший танкисту антигистамин – средство от морской болезни – прямо в сонную артерию. Двигатели уже отработали, и теперь шаттл несся к цели на умопомрачительной скорости.

– Зато посмотри: какая Луна! – проговорил астронавт, словно продолжая давно начатый разговор, и улыбнулся. – Ни у кого другого такой Луны нет!

Танкист ошарашенно захлопал глазами, обиженно всхлипнул и потер саднящую после укола шею.

Луна действительно была великолепна: объемна, рельефна, выгодно освещена неистово-белым солнцем. С каждой минутой она становилась больше, разрастаясь и заполняя иллюминатор.

– Пся крев, – уныло потер голову Оборотень, – кажется, у меня в башке какой-то сосуд лопнул. Аж в ухе затрещало. Сейчас инсульт разобьет.

– Не трынди, – вяло осадил его Босс, – он лопнул, когда тебя в роддоме медсестра уронила.

– Господа, давайте поговорим о чем-нибудь приятном, – взмолился Антон и с ненавистью поглядел на Хныку, который уплетал говяжий гуляш из разогретой в микроволновке банки и при этом энергично тряс головой в такт играющей в его наушниках музыке. – Господи, хреново-то как. Похмелье, только хуже. Зачем мы в это ввязались?

Хныка поглядел на товарищей и пожаловался громким, сам-то он себя не слышал, голосом:

– Соли маловато!

Бульдозер сплюнул в пакет, затем потянулся к планшету.

– Может, в «Стальных Крыс» сыграем? – предложил он. – Всей ротой?

– Да ну тебя, – пробормотал, морщась, Антон. – Мне по жизни танков хватает.

– А мне нравиццо. – На бесхитростное лицо Бульдозера лег блик от включившегося экрана, маленькие глазки танкиста засияли, предвкушая забаву.

– «Нравиццо» ему, – передразнил своего человека Босс. – Это потому что ты – летеха, а в игре – бригадир, не меньше.

– У меня несколько аккаунтов, – уклончиво ответил Бульдозер. – Тут неплохой Интернет, кстати.

– Ага, спутники близко, – сказал Антон и закрыл глаза; головокружение сводило его с ума, но тошнота отступила, хотя и не исчезла совсем.

– Ты бы хоть в окошко посмотрел, все-таки в космосе, – обратился к Бульдозеру Босс. – Чего ты в экран вперился, дитя цифрового века?

– А мне ссыкотно в окошко смотреть, командир, – признался Бульдозер, в динамике его планшета уже урчал танковый двигатель.

– Ну, тогда ладно. – Босс расстегнул ремни, всплыл над креслом, оттолкнулся от спинки и перелетел к узкому овальному иллюминатору. – Новую Аляску уже не видать… – прокомментировал он. – Надо же: такая каменюка висит над нашими головами и не падает.

– Дамоклов меч, – невпопад сказал Верблюд, но на его реплику никто не обратил внимания.

Антон считал каждый час и каждую минуту, проведенную на борту «Барака Обамы». Мысленно вычеркивал те, что оставались с километрами пройденного пути. И просил, умолял космический корабль лететь еще быстрее. Иногда он забывался, и эти едва слышные причитания срывались с его растрескавшихся, воспаленных губ. Тогда приходилось ловить на себе озадаченные взгляды танкистов и астронавтов.

– Ты попей чего-нибудь. – Брюс Энсон подтолкнул к Антону пластиковую бутылку с зеленым чаем. – Если есть не можешь, хотя бы пей. С такой потерей жидкости ты, дружище, рискуешь добраться на место в полиэтиленовом мешке. Знаешь, как нас тогда будет ругать твое начальство?

– Я не могу. – Антон рассеянно улыбнулся. – Сколько еще до вашей гребаной Луны?

Шаттл пристыковался к терминалу космопорта «Южная лагуна». Мизерная гравитация – лучше, чем ничего. Любое резкое движение по-прежнему было чревато синяком или даже переломом, но вестибулярный аппарат успокоился. Мозг наконец нашел, где низ, где верх, и Антон, смог впихнуть в себя кусочек куриного филе и пол-литра апельсинового сока.

– Что-то вы неважно выглядите, пацаны…

Офицер службы безопасности «Гелий Про» с ехидцей смотрел на зеленых, с темными кругами под глазами танкистов и откровенно троллил.

– Может, вас отправить обратно на Землю?

Пока с офицером перетирал Босс, Антон отошел к панорамному окну. Здесь же тусовался Энсон. Увидев танкиста, астронавт усмехнулся и чуть подвинулся, чтоб Антон смог полюбоваться видом.

С этой точки просматривалась изрытая многочисленными кратерами плоская долина. Ни возвышенностей, ни впадин. И все – в серо-коричневатых тонах. Еще в глаза бросалась удивительно близкая линия горизонта. Казалось, поднимись на цыпочки и заглянешь на другую сторону Луны.

Аспидно-черное крыло «Барака Обамы» нависало над крытым переходом, еще ниже угадывались округлые крыши космодромных построек. Сверкали на солнце трубопроводы и кабели, обернутые золотистой фольгой, защищающей от перегрева. Одинокий «Лис» полз, поднимая пыль, через унылую пустошь.

– Люди давно присмотрели Океан Бурь в качестве удобного места для посадки. – Астронавт приблизил лицо к окну настолько, что на стекле остался след от дыхания. – Ровное место, вулканическая долина. Изотопа гелия в реголите ровно столько же, сколько и везде под этим небом.

– Я прошу меня извинить. – Антон потупил взгляд. – Намучились вы со мной в этом полете.

Астронавт усмехнулся и кивнул.

– Это прежде всего был урок тебе. В космос сдуру не летают. Вы же, танкисты, все время прете напролом. Кстати, – Энсон повернулся к Антону, – как твой дед поживает?

Антона вопрос удивил. Впрочем, дед много с кем общался из НАСА. Возможно, его имя даже упоминается в какой-нибудь американской энциклопедии по космонавтике.

Ответить он не успел. Раздались голоса товарищей.

– Лева! Лева, ну, где ты застрял? Идешь или лимузин будешь ждать? А может – «Скорую»?

Брюс Энсон пожал Антону руку.

– Ладно, бывай, танкист. Удачи!

– Лева, давай скорее! – Босс протянул Антону его удостоверение.

Офицер службы безопасности повел бойцов «Дозора» по пустынному коридору. На стенах через равные промежутки была выведена одна и та же надпись: «Закрытая территория! Только для сотрудников «Гелий Про»! Несанкционированное проникновение повлечет наказание согласно Международному Корпоративному Кодексу».

– Что, пацаны, приехали бабло поднять? – бросил безопасник через плечо. – Ну-ну… Надо бы познакомить вас со стариком Крайчеком, пока его не отправили на Землю.

Антон смекнул, что дела у некоего Крайчека идут ни шатко ни валко, поскольку тот не летит сам, а его отправляют. Потом им пришлось посторониться, пропуская кресло-коляску, которое толкал дюжий медработник в зеленом комбезе. В кресле сидел человек, чье лицо было скрыто под толстым слоем бинтов. Форма танкиста, лычки гвардии лейтенанта, в вене катетер, в пластиковой капельнице – какая-то бодяга.

– Это, надо думать, повезли Крайчека? – спросил Оборотень, когда кресло-коляска прокатилось мимо.

– Нет, это был Ванин-Лопатинский, позывной Гоблин, – ответил офицер. – Он в рубашке родился: танк был подбит «Рельсотроном», в кабине от перепада давления случилась взрывная декомпрессия. Гоблин одним махом потерял глаза, барабанные перепонки и голосовые связки, но у него получилось активировать аварийный комплект и выжить до прибытия спасателей. Таких, как он, у нас называют везунчиками, – сказав это, офицер показал танкистам поднятый большой палец.

Бульдозер посмотрел вслед креслу-коляске и матюгнулся.

Коридор вывел в зал, похожий на холл гостиницы. Здесь по периметру стояли обитые дерматином диваны и кадки с карликовыми пальмами, а на стенах висели картины, на которых было изображено море. Имелась также стойка, сверкающая идеальной полировкой. За ней оказалась отнюдь не смазливая девица, как ожидал Антон, а здоровяк в бронежилете, шлеме и с кобурой под мышкой.

Офицер подсунул здоровяку какие-то бумаги. Тот рассеянно поглядел на них сквозь затемненное забрало шлема, сверился с данными на мониторе, затем объявил зычным голосом:

– Добро пожаловать в Лагуна-Сити, город корпоративного подчинения!

Не успели танкисты и слова сказать в ответ, как что-то жалобно заныло, замычало – сдавленно, но в то же время надрывно. Антон обернулся и увидел возле полки с цветами стоящий на журнальном столике пластиковый контейнер, примерно метр на метр размером. Мягкие стенки контейнера ходили ходуном, будто что-то пыталось безуспешно его покинуть.

– Вот и Крайчек проснулся, – сообщил здоровяк. – Видно, морфий отпустил.

– Да, – офицер подошел к контейнеру, заглянул сквозь прозрачное полиэтиленовое оконце внутрь. – Он всегда мне казался беспокойным малым, даже когда состоял из одного куска. Пацаны! – безопасник посмотрел на танкистов «Дозора». – Познакомить вас с нашим ветераном? Алексэндру Крайчек, позывной Румын. Более ста боевых выездов – и ни царапины. А в последнем отделали его как духа вшивого. Словно через мясорубку пропустили, – встретив скучные взгляды, офицер сжалился. – Ладно, устали. Понимаю, – а потом ткнул пальцем в оконце и проговорил, обращаясь к тому, что лежало в контейнере. – Видишь, опарыш, никто не хочет с тобой общаться! Никто! Пока! Передавай привет Земле!

Здоровяк облокотился о стойку и сказал тихо:

– Румын – отработанный материал «Арены Смерти». Слыхали наверняка о таких?

– Нет! В первый раз слышим! – поспешили заверить танкисты.

– Ну, не слыхали, так услышите, – доверительно проговорил здоровяк. – Кто-то поставил на Румына и здорово погорел, теперь исходит желчью. – Он кивнул в сторону офицера безопасности, затем отодвинулся от стойки, перевел взгляд на монитор. – Так бывает. Румыну нужно было уйти непобежденным чемпионом. Но он этого не сделал, поэтому ему помогли. Редко случается так, что три «Рельсотрона» стреляют в одну и ту же точку.

– Хорош трепаться, – безопасник привалился к стойке. – Если бы пацаны были не в теме, им бы не открыли сюда допуск. Они-то побольше в курсе, чем некоторые.

– М-да, – протянул только Босс.

Они долго спускались на лифте. Чтобы защитить город от метеоритов, радиации и перепадов температур, большая часть Лагуна-Сити была расположена в полости Леонова-Бина – одной из аномальных пустот в лунной коре.

Наконец кабинка остановилась на минус тридцатом уровне. Антон ожидал увидеть за дверями потерну из серого бетона, в монолитные стены которой будут врезаны металлические вроде тюремных двери. Где-то будет капать вода, а ветер – стенать голосом искалеченного Крайчека.

Но на минус тридцатом оказалось все равно что в узком переулке в старом районе большого города. Под стенами – мусорные баки и ржавые железки. Под потолком – трубопроводы разного диаметра. Ниже – вывески, ветви чахлых деревцов, мерцающие лампы дневного света. За ближайшей открытой дверью оказалась тесная кофейня, дальше – мастерская по ремонту мобильных устройств, еще дальше – контора юриста. Верблюд сразу заметил вывеску «Курительные смеси», толкнул в бок Бульдозера и показал глазами на витрину, на которой были выставлены кальяны.

– Хоромы будут у вас тесные, не царские палаты, – сказал, шагая впереди всех, безопасник. – Зато у каждого – отдельные. Хотя если кто-то захочет пожить с другом, то можно будет договориться и насчет комнаты на двоих!

От Антона не укрылось, что при этом безопасник подмигнул Боссу. Ненадолго вернулась морская болезнь, и танкисту пришлось усилием воли подавить спазм. Ну да черт с ними, с извращенцами, лишь бы свое дело делали и другим жить не мешали.

Они свернули из основного коридора в боковой, еще более узкий. Там пахло дешевой бытовой химией и жратвой. С двух сторон тянулась вереница китайских дверей, которые можно вскрыть при помощи консервного ножа. Навстречу безопаснику выдвинулась неприлично растолстевшая в условиях микрогравитации бабища. Антону показалось, что она не идет, а плывет, как дирижабль, заполняя собой пространство от стены до стены. На Земле она наверняка была бы куда менее грациозной. Угодливо улыбаясь безопаснику, бабища перекинулась с ним парой фраз и выдала колоду пластиковых карт. Офицер раздал карты танкистам.

– Корпорация дает вам сутки на отдых, а после – в седло, на танкодроме ждут свежее мясо.

Послышались щелчки замков, заскрипели дверные петли. Танкисты начали расходиться.

– Если кому-то станет хреново – там есть кнопка вызова врача, – напутствовал безопасник напоследок. – Если что-то сломается – там же вызывается сердитый техник, если кто-то будет обижать – зовите меня. Через двадцать четыре часа, точнее – через двадцать шесть с половиной, я или мой заместитель прибудем за вами, чтобы показать дорогу к танкодрому.

Комнатка действительно оказалась – ни повернуться, ни развернуться. Тут тебе и спальня, и кухня, и столовая, и кабинет, и библиотека. И все в одном объеме. Койка была на втором ярусе, почти под потолком, потому что под ней находился кухонный стол. Но Антон не был привередой, к тому же трое суток на борту шаттла его по-своему закалили.

Он открыл холодильник. Внутри все было заставлено уже знакомой ему «космической» едой – сублимированными продуктами или консервами. В качестве подарка от корпорации и приятного сюрприза обнаружился десяток банок пива и десяток – колы. Антон открыл колу, приятная резкость прогнала остатки тошноты.

За тончайшей перегородкой находился санузел. Унитаз без крышки, дешевый гидробокс, треснутая раковина. Антон включил воду в боксе: струи потекли вяло, с обиженным шумом. Вода, само собой, отдавала химией, но по-другому здесь быть не могло, ведь в Лагуна-Сити использовался замкнутый цикл водоснабжения. Причем на Луне было достаточно водяного льда, чтобы построить для жителей Лагуна-Сити настоящий гидропарк. Но эта вода в основном использовалась для нужд самых разных отраслей бурно развивающейся лунной промышленности, и особенно много ее уходило на производство гидразина – топлива для космических аппаратов. Поэтому на душу поселенца приходился самый минимум, большую часть из которого производил он сам.

В дверь поскреблись.

На пороге оказались Верблюд и Бульдозер. Антон вопросительно хмыкнул.

– Мы собрались за «травкой», – объявил Верблюд. – А есть ли у вас желание употребить наркотиков?

– Нет, я пас, – торопливо открестился Антон.

– Ну ладно, – буркнул Бульдозер, и дверь снова закрылась.

Антон влез под душ и через десять минут выбрался из воды почти новым человеком. Переоделся в чистые «треники» и футболку, выпил баночку пива, сидя на краю кухонного стола, затем забрался в койку и спал как убитый больше двенадцати часов.

На танкодром их сопроводил новый офицер. Этот говорил больше по существу.

– «Терки» сейчас в основном из-за Области Киттенгера, это в двадцати километрах на север от Лагуна-Сити, – рассказывал он, ведя танкистов через лабиринт коридоров. – В тамошнем грунте повышенное содержание гелия-3. Помимо нас на область с самого начала претендует «Изотоп-Мобил», и сейчас еще «Селеннафтагаз» свалился на голову. Последние действуют особенно нагло, плюют не только на межпланетное право, но и на элементарную межкорпоративную этику.

– Можно поконкретнее, что означает – нагло? – поинтересовался Босс.

– Пока юристы выясняют, кто именно имеет право вести добычу в Области Киттенгера, наши комбайны и харвестеры «Изотопов» вовсю работают. Гелий-3 должен течь! Область неофициально поделена, и мы не лезем на территорию, которую контролируют конкуренты. Шаткое равновесие рушит «Селеннафтагаз», их комбайны ведут добычу и на нашей территории, и на территории «Изотопов». Их танкисты провоцируют боестолкновения, а временами они самым разбойничьим образом захватывают наши комбайны, чтобы перекачать собранный гелий-3.

– Почему бы вам просто не надрать им задницы? – спросил Антон.

– Пытались несколько раз, – ответил офицер. – Результат пока не очень. Может, у вас получится лучше.

– А какие у них танки? – спросил Оборотень.

– Новые. – Офицер подумал и добавил: – И танкисты очень хорошие. Очевидно, готовились долго и основательно.

Антон почесал лоб, припоминая разговор с дедом. Если «Селеннафтагаз» – действительно проект правительства Соединенных Штатов – нечто вроде искусственно созданного вируса, призванного уничтожить корпоративную среду, и прежде всего – американских же гигантов «Крюгер Корп» и «Изотоп-Мобил», то это объяснило бы и наличие новой боевой техники у молодой корпорации, и наемников, способных на ней работать. Ладно, дальше будет видно.

В танковом гараже их встретил низкорослый бородатый мужичок в испачканном машинным маслом комбинезоне, поверх которого был надет массивный мельхиоровый крест.

– Танковый гуру Корнев, – представился он, – можно просто – отец Александр.

Танкисты по очереди пожали чудаку сильную, темную от въевшегося в кожу мазута руку.

За спиной Корнева выстроились танки без орудийных башен. «Осы», «Хаунды», «Лисы», «Тираны», «Чемпионы» – на некоторых корпусах были отчетливо видны следы неоднократных ремонтов. Неподалеку стучал молот, трещала сварка, пылающие искры щедро засевали цементный пол. Над головами танкистов проехала обгоревшая пушка «Магма», подвешенная цепями к мостовому крану.

– Мне «Тиран» с рельсовой пушкой, – сразу сказал Босс.

– Этого добра у нас навалом, – отозвался отец Александр.

Все танкисты выбрали те типы корпусов и пушек, которыми пользовались во время службы на Земле. Заминка вышла лишь с Антоном. Чертовы «Близзарды» еще не поступили на вооружение «Гелий Про». Чем же, блин, заменить огнемет на Луне?

– Ну, сын мой, хочешь – возьми «Магму», – предложил отец Александр. – У нас их две, но хочу предупредить – обе несчастливые. Сглаз на них или иная порча. Ни один не принес владельцу победу. Я уже их и святой водой окроплял, и елеем окуривал…

– В порчу я не верю, – ответил Антон, заглядывая в дуло висящей на цепях пушки, – но тенденция вызывает, так сказать, озабоченность! – Он фыркнул. – Очевидно, батя, обе с заводским дефектом.

– Не скажи, отрок, – встопорщил бороду Корнев. – Мои иноки по винтику собрали и разобрали каждую пушку: все честь по чести, богоугодно, никакого брака…

– Что еще есть? – перебил Антон.

– Есть «Шарки» второй модификации, у твоих друзей такие же будут.

Не лежала душа у Антона к «Шарки». Вроде самое универсальное орудие. Мочит нормально, перезаряжается быстро. Снаряды дешевые, и их всегда легко достать. Каждый раз, применяя «Шарки», а все новички выезжали в свою первую «песочницу» только с «Шарки», Антон ощущал какую-то стыдливую неловкость. Очевидно, в этом было что-то фрейдистское, но к психологу Антон не обращался, а самостоятельно вычленить источник проблемы ему не удалось.

Отец Александр мечтательно улыбнулся.

– Есть «Сестрички». Это плазмометная спарка. Пушка новая совершенно, необстрелянная. С пылу с жару. Отбили у «Крюгера» ракетный баркас с грузом этих приблуд. Прямо искушение какое-то! Рискнешь с моим благословением опробовать в деле?

Сердце Антона призывно екнуло. Иметь дело с плазмометами ему еще не приходилось. Точнее, самому стрелять не довелось, но он помнил плотный заградительный огонь, который вели из «Сестричек» танкисты «Крюгер Корпа» в Рио, защищая подходы к научному центру.

– А много ли он жрет энергии? – поинтересовался Антон с мнимой безразличностью.

– Жрет как басурман, – покачал головой отец Александр. – Но зато скорость перезарядки – такая кинетическим пушкам не снилась. И никаких пороховых газов в кабине. Это скорострельная штука, малец. Даже если не попадешь в противника, так подпортишь шквалом огня ему бытие.

– М-м… – протянул Антон, раздумывая. С одной стороны, попробовать «Сестрички» ему хотелось, с другой – начинать службу в незнакомых условиях, полагаясь на новое, незнакомое оружие, не самый умный вариант.

– Ты ведь огнеметчик? – Палец с мазутной каемкой на ногте ткнул Антона в солнечное сплетение. – Бери «Сестрички»! Тогда падет твоим недругам на головы кара в виде ливня раскаленной плазмы! Любишь динамичный бой на близкой дистанции? «Сестрички» для того и созданы: выносить врага на ближней и средней дальности. Прошу обратить внимание, что на большой дальности «Сестрички» не опаснее дискотечного стробоскопа – вреда никакого, но раздражает. Зато можно что-то подсветить, подать сигнал своим. Или чужим: мол, сунетесь ближе – из шкурки вытряхну!

– Хорошо, бать, – улыбнулся Антон. – Возьму «Сестрички».

– Вот и возьми «Сестрички».

– Вот и возьму.

В баре для танкистов на нулевом уровне было малолюдно, ранний час не располагал к наплыву посетителей. Компания бритоголовых парней в кожаных куртках заняла столик в глубине зала, а возле входа у окна, из которого была видна унылая лунная панорама, сидела худющая русоволосая девица. Тихо журчал Rammstein, бубнили низкими голосами парни в конце зала. Бармен окинул взглядом вошедшего танкиста в чине лейтенанта и просиял, поняв, что клиентская база заведения расширилась.

Антон удостоил бармена коротким кивком, его внимание было приковано к девице, на ее планшете он неожиданно увидел схему крайнего боя «Арены смерти». Девушка пила капучино и что-то черкала на листе формата А4. Антону показалось, что она перерисовывает схему, причем слегка по-своему. На отставленной тарелке лежал расковырянный кусок штруделя с яблоками.

Спортивная куртка с россыпью самых разных советских значков на отворотах, футболка с Горбачевым и надписью «Перестройка», джинсы-«варенки», кеды – на вид панкушка, прущаяся по «совку». Без косметики, волосы растрепаны, тончайшие, слегка нервные пальцы… Не девушка с обложки, но для начала пойдет.

– Вы разрешите? – Антон не привык слышать отказы, поэтому, не дожидаясь ответа, он выдвинул стул и присел.

– Я уже ухожу, – девушка положила планшет, потянулась к сумочке.

– А поболтать? – улыбнулся Антон.

– Наболталась, – буркнула девица, бросив на танкиста быстрый, словно удар рапирой, взгляд.

– Я не хотел вас побеспокоить, не стоит уходить, иначе меня загрызет совесть, – Антон приподнялся, – я пересяду.

– Не парьтесь, я здесь действительно засиделась.

– Прошу, не торопитесь, – старательно разыгрывал обходительность Антон. – Я только-только прилетел с Земли и никого здесь пока не знаю. И если я вижу в специализированном заведении красивую девушку, то у меня возникает естественный интерес. Скажите только, вы танкист или поклонница?

– Ни то и ни другое. – Еще один быстрый взгляд. Она поднялась, джинсы обтянули стройные бедра.

– Кто же? – шире улыбнулся Антон.

– Критик, – ответила она.

– Опа-па, – растерялся танкист. – В таком случае мы, наверное, еще встретимся?

– Безусловно, – рассеянно пообещала девушка и проскользнула в приоткрытую дверь.

Антон вздохнул, затем поднялся и неспешной походкой направился к барной стойке. Но не успел он открыть рот, чтобы сделать заказ, как его окликнули из глубины зала:

– Эй, танкист, есть снаряды пострелять?

– Нет, ребята, – отозвался Антон. – У меня плазма.

– Плазма? – удивились бритоголовые. – А ты чего такой дизельный, мазута? Кому служишь?

– ЧВК «Дозор», – ответил Антон, поворачиваясь к компании лицом.

– Вот те раз! Мы тоже из «Дозора»! Только привезли, что ли? Свежее мясо? Кто командир?

Антон ответил. Компания повеселела, а потом дружно сдвинулась, освобождая место за столиком для еще одного человека.

– А мы подумали, что это левый селенолог в наш бар завалил! Бери пивасик и дуй к нам, брателло! Расскажем об особенностях танкового вождения в условиях микрогравитации.


Глава 7


Если вы подумали, что у нас все всегда получалось и во всех вопросах было согласие, то это не так. Один конфликт едва не расколол наш экипаж на два противоборствующих лагеря. Главными антагонистами стали Коля Горобец и Володька Дорогов, остальным же пришлось разделить бремя ссоры, заняв ту или другую сторону. Ничто не предвещало беды, мы лениво завтракали в теплой, пропахшей жареным фаршем столовой НИП-10. За окнами дул, завывая, промозглый ветер, со скрипом раскачивались ветви деревьев, роняя, точно янтарные слезы, последнюю листву. Военнослужащие, быстрым шагом пересекающие техзону, кутались в бушлаты.

Мы же баловались кофе и свежей выпечкой, было воскресенье, никаких тренировок в этот день не планировалось, только небольшая пятиминутка с начальством и – гуляй вальсом!

Все началось с того, что Дорогов, просматривая свежую «Крымскую правду», как бы невзначай бросил, что зря Хрущев подарил Крым Украине.

Да, мы не ослышались, он так и сказал!

– Зря, – говорит, – Хрущев подарил Крым Украине…

И задумчиво так глоток кофе – хлюп и отставил чашечку.

Горобец прекратил лопать булку. Он смахнул крошки с губ и переспросил:

– Как-как?

Мне бы сидеть и не вякать, но я-то не был пророком и не мог предвидеть, чем это все закончится.

– Почему? – без особого интереса спросил я Дорогова, продолжая подсчитывать количество кусочков, из которых в столовой была собрана настенная мозаика с космонавтом на орбите; ну, нечем мне было заняться!

– Да, Вова, – Горобец нахохлился, – почему это тебе Украина не нравится?

Дорогов посмотрел на стрелка поверх газеты.

– Как это – не нравится? Нравится. – Дорогов говорил очень спокойно, можно сказать – умиротворенно, но я слышал в его голосе какую-то… хитринку, что ли? – Я просто сказал, что Крым напрасно подарили Украине.

– Это, мля, мы слышали! – Горобец аж подпрыгнул на табурете, стальные ножки громко клацнули по кафельному полу. – Теперь, мля, обоснуй!

Прокофьев насторожился, снял очки и отложил кроссворд. Апакидзе и Алиев тоже перестали считать мух и теперь поглядывали то на стрелка, то на оператора антенны.

– Коля, спокойно! – Я натянуто улыбнулся. – К чему эти вопли?

– Да я, Вась, спокоен. – Горобец погладил усы. – Пусть Владимир будет так любезен и пояснит, что он хотел сказать.

– Ну вот моя дочь здесь, в Симферополе, со второго класса учит украинский язык, – сказал Дорогов. – Зачем это ей надо? Не пойму. Я в свое время этот предмет не проходил, украинский понимаю, ничего сложного в нем нет, но мне хватает русского, чтобы общаться с каждым в Советском Союзе. Добавили бы лучше часов русского языка, и то больше было бы проку…

– То есть ты против, чтоб в школах преподавали украинский язык? – Горобец с вызовом поглядел на Дорогова.

– Нет, Коля, не против, – со вздохом ответил оператор антенны. – В Украине пусть преподают. А в Крыму это делать незачем.

Горобец фыркнул.

– Что плохого в том, что твой ребенок будет знать два языка? – подбросил в огонь дров Алиев, причем тоже наверняка без особого умысла.

– Украинский язык очень красив, – миролюбиво произнес Прокофьев, – напрасно ты, Володь, так говоришь.

– Мужики, я не спорю, что язык красив и что чем больше знаешь «мов», тем лучше. – Судя по лицу Дорогова, поспорить он как раз был не прочь. – И ленты с венками – красиво, и вышиванки с шароварами… Только не наше это все, не крымское. Привнесенное. – Он развернул газету, чтоб мы увидели козачка, отплясывающего гопак посреди сцены Дома культуры районного масштаба. – Может, мне не хочется, чтоб моего ребенка сызмальства заставляли любить чужой язык, чужие ленты и чужие шаровары.

– Как это – чужие? – снова вспылил Горобец. – Братец, мы живем в одной стране! И в ней – все свои! Чужих нет!

– Хорошо. – Дорогов свернул газету в трубку. – Предположим, что Турция – это одна из республик Союза.

Мужики невесело захмыкали. Ну хоть какие-никакие улыбки появились на рожах, и то хлеб.

– И вот снова представьте, Крым отдают Турции. – Дорогов с прищуром посмотрел на нас; какие были улыбки – все угасли. – А почему нет? Одна ведь страна. И в школах у нас – турецкий язык вместо украинского, учительница в чадре рассказывает, как весело и здорово живется в Турции и что детишки русские по крови – маленькие турки на турецкой земле. Что девочки тоже скоро наденут паранджу, а мальчикам… – Он покосился на Алиева и не договорил фразу.

Алиев же поймал этот взгляд и воспринял его как переданную эстафету.

– Хромая аналогия, – высказался бортинженер. – Никто в Союзе не позволит так давить на граждан, не сочиняй. И тем более как можно говорить о насильственной исламизации в стране атома, космонавтики и атеизма?

– В Союзе – быть может, – быстро согласился Дорогов. – А если Турция выйдет из состава СССР? Вместе с Крымом, само собой. Государственный строй изменится, верх возьмут консерваторы или националисты, и на этом – все, можно ставить точку. Какие права и свободы ты сможешь гарантировать двум миллионам русскоговорящих жителей Крыма? Им придется либо вести себя, подобно титульной нации, либо бежать в СССР, либо переселяться в зинданы.

– Так то – Турция! – Горобец махнул рукой туда, где, по его мнению, находилась Турция, но, по-моему, показал он в сторону дружественной Болгарии. – Капиталистическая страна, член НАТО! А то – Украина! Сравнил хрен с пальцем! Ты, Вов, думай, что несешь! А то и договориться немудрено.

– Украина – очень большая, – сказал упрямый Дорогов, – и люди, которые в ней живут, очень разные. И на уме у них не одно и то же. Вспомни, как наши отцы искореняли бандеровщину.

– Ты предполагаешь, – начал Апакидзе, осторожно поглядывая на командира, – что вот этот мрачный сценарий, при котором верх возьмут радикальные националисты, возможен когда-нибудь и на Украине?

Горобец надул щеки.

– Невозможно. Это даже не стоит обсуждать. Бред сивой кобылы. Украина никогда не выйдет из состава СССР! Никогда! – горячо проговорил он. – И никогда жители Крыма ни в чем не будут ущемлены! А такие прохвосты, как ты, – он указал пальцем на Дорогова, – которые, видите ли, не любят Украину, только провоцируют раздоры между нашими народами!

– Ребята, – Дорогов улыбнулся, – я, возможно, скажу сейчас крамольную вещь. Ну мы с вами из одного котла кашу едим, – он указал на изящный кофейник и блюдо со свежими плюшками и пирожками, поскольку закопченного котла с пригоревшей перловкой не было, – так что с вами я могу быть откровенным. Открытий я не делал, и семи пядей во лбу у меня нет, просто история учит, что любая империя – не вечна. – Он посмотрел на Апакидзе. – Пусть это будет ответом на твой вопрос, Гриша.

Я машинально потянулся к пирожку. Откусил кусочек и начал жевать, не ощущая вкуса.

– Приплыли, – просто сказал Прокофьев.

– Вов, ты понимаешь, чем чреваты такие разговорчики? – строго спросил Горобец.

Дорогов пожал плечами.

– Стукачей среди вас нет.

– Стучать, само собой, не станем, – подхватил Горобец, – но доложить кому следует не помешало бы!

– Мне кажется, Володя, ты видишь в присоединении Крыма к Украине какую-то большую политику, – мягко сказал Прокофьев. – Называешь Крым подарком… На самом деле все гораздо прозаичнее и имеет экономическое обоснование: Крым проще снабжать продуктами, электроэнергией, пресной водой из Украины, чем из России через Керченский пролив. Соответственно, и управлять областью сподручнее из Киева. Поэтому не лезь в бутылку: живем мы в одной стране, если что – подарим Крым обратно, в Турцию не уплывет.

Дорогов хмыкнул.

– Командир, что значит – подарим обратно? – не унимался Горобец. – Кто подарит? Ты? Дорогов подарит? Я вообще не пойму, кто вы такие, чтоб обсуждать эту тему? Товарищу Хрущеву виднее было, как поступить! И не вам осуждать или отменять решение ЦК!

– Коля! Да не кипятись ты! – Я снова попытался унять товарища. – Мы просто беседуем, не надо громких слов…

– Черта с два – просто беседуем! – Глаза Горобца сверкнули. – Я не собираюсь служить в одном экипаже с людьми, у которых черт знает что на уме!

– Да ты с самого начала не мог определиться – собираешься с нами служить или нет, – заметил ленивым тоном Алиев. – Вспомни, как из автобуса выпрыгивал…

– Левицкий! – Горобец перевел взор на меня. – Ты ведь сам украинец! Вот скажи…

– Да-а, Левицкий чистокровный украинец, – вновь улыбнулся Прокофьев.

– Командир, тебя что-то забавляет?! – рявкнул Горобец.

– А что, ты предлагаешь биться в бабской истерике? – посуровел Прокофьев. – Я не согласен с Владимиром! Я бы хотел его по-товарищески переубедить, но твои вопли и сопли мешают мне подобрать нужные слова!

Дорогов поднялся.

– Мужики! Ребята! Я на самом деле брякнул чего-то… Слишком уж расслабленное утро было, мозги поплыли. Давайте обойдемся без ссор…

– Заткнись! – бросил ему Горобец и сразу же переключился на Прокофьева. – Командир, так что ты там про сопли начал?

– …я просто хотел сказать, – продолжил Дорогов, не обращая внимания на Горобца, – что вот эта незаметная, как удаление аппендикса под наркозом, несогласованная с нами передача Крыма может иметь в дальнейшем куда более серьезные последствия в будущем, чем мы можем представить себе сегодня.

– А ты что скажешь? – рыкнул Горобец на Апакидзе.

– За водкой бы сходить, – ответил тот, заглядывая в чашку, словно в ожидании совета от кофейной гущи, – все равно сегодня делать нечего.

– Эй! – крикнул вдруг Алиев. – Нас Бугаев уже минут десять дожидается!

Мы вскочили, опрокидывая табуреты, и кинулись к дверям.

За водкой в тот день мы так и не собрались. Прокофьев пожаловался на простуду и ушел в свою комнату пить чай и читать подшивку «Науки и жизни». Дорогов отправился проводить остаток выходного с женой и дочкой, Апакидзе и Алиев ушли в Дом офицеров: один играл на барабанах в любительском ансамбле, которым руководил любитель иностранщины Шувалов, второй был записан в шахматно-шашечный кружок. Горобец тоже вроде собирался съездить с женой и близнецами в Симферополь на индийский фильм, но перед этим мне довелось пересечься с ним в курилке.

Я с ходу спросил:

– Ты, надеюсь, согласен, что об этой ссоре не должен знать никто из начальства?

Горобец странно поглядел на меня. Мне стало неловко. Это было почти все равно что обвинять товарища в доносительстве.

– Это же в интересах нашего экипажа… – неубедительно, потупив взгляд, пояснил я.

– Не боись, Василий, – процедил Горобец. – От меня никто ничего не узнает. Я тебе одну вещь расскажу, вряд ли тебе кто-то говорил… – Он затянулся так глубоко, что сгорела сразу половина папиросы. – Мой папаня служил в УПА, была такая шайка головорезов, которая называла себя армией. Отец пошел туда сдуру, решил, что так он сможет помочь построить новую цветущую Украину без большевиков.

Я удивленно приподнял брови. Горобец улыбнулся, полузакрыв глаза.

– Папаня бежал из УПА через два месяца, не выдержала душа того, что приходилось видеть, слышать и тем более – делать. Сбежав, он оказался в НКВД. Там ему предложили вступить в особый отряд, который сплошь состоял из бывших бандеровцев. Они знали секретные тропы, знали схроны, знали особые сигналы и знаки, они должны были находить и уничтожать своих бывших побратимов. Больше года отец честно сражался в этом отряде, искореняя недоделанных нацистов. За кровавую службу ему не вручали наград, даже спасибо не сказали, насколько мне известно. Ему позволили уехать подальше, в Новосибирск. И там он работал токарем на «Сибсельмаше» до тех пор, пока рак не свел его в могилу.

Я кивнул, поиграл желваками, переваривая услышанное.

– И знаешь что? – Горобец ткнул толстым пальцем мне в грудь. – До самой смерти отец боялся… Боялся, что его подвиги рано или поздно припомнят… И что придут за ним те или другие. Вот такие страсти, Василий. Вот такие черти в нашем омуте. Поэтому, дружище, о нашем с Володькой споре я никому не скажу ни слова. Но если он вздумает воду мутить, то сам ему хребет сломаю. – Он поглядел на свои огромные руки, словно в первый раз увидел.

Я сделал вид, что меня такой ответ удовлетворил.

А в понедельник, как назло, Черников решил поэкспериментировать с отключением станции Дорогова и имитацией потери сигнала во время очередной танковой дуэли с экипажем Янсонса. Само собой, никого из нас не предупредил.

Наши инженеры разнообразили пейзаж «песочницы», набросав среди кратеров из ракушечника использованные опалубки, похожие на инопланетных роботов списанные бетономешалки, металлический лом и прочую ерунду, оставшуюся после строительства новых радиотелескопов. Получилась знатная свалка, по которой мы пробирались, словно слепые кроты, выискивая боевую машину соперников.

Я сразу понял, что с телевизионной системой что-то не то: кадры чересчур долго висели на экране, даже когда Дорогов по приказу командира повысил скорость передачи сигнала до предела.

Пустая деревянная катушка от семижильного кабеля как была прямо по курсу, так и осталась, хотя я осторожно двигал «Осу», стараясь обойти препятствие. На экране у Горобца дело было не лучше.

– Ну же, Володька, крути свою шарманку, – бормотал стрелок, покусывая ус.

– Сигнал пропадает, ничего не могу сделать, – сообщил тот. – Со всех сторон – глухо. Возможно, металлоконструкции экранируют нас. Надо выехать на открытое пространство, выровнять машину и попробовать перезапустить передатчик.

– Выросло энергопотребление на правом траке, – сообщил Алиев. – Мы на что-то наехали.

– Надеюсь, это был Янсонс, – сказал Апакидзе.

– Не надейся, этот засранец как пить дать на нас уже через прицел смотрит, – пробурчал Горобец. – Эй, командир, ты б приказал нашему крымчаку радио настроить. Пусть запишется в кружок юных техников, там мои сыновья его научат азам…

– Горобец! Что за «эй, командир»?! – взорвался вдруг Прокофьев. – Ты в армии или где? Встать!

Горобец нехотя поднялся, поглядел с высоты своего богатырского роста на Прокофьева. Расправил спортивный костюм, потом подпер бока кулачищами.

– Еще раз я такое услышу! – У командира побелели губы от бешенства. – Вылетишь из подразделения на второй космической скорости!

Стрелок криво усмехнулся.

– По-моему, Ваня, проблема возникла не у меня. – Он сел. – На Луне, видать, пасмурно. Земля за облаками.

По лицу Дорогова было видно, что он растерялся. Оператор антенны не мог понять, в чем причина сбоя, соответственно, не знал, как ее устранить. Скупыми и резкими движениями он крутил верньеры и щелкал тумблерами.

– У нас дифферент на нос! – воскликнул Алиев, да я и сам уже видел, что крен стал таким, будто мы въехали в кратер. Теперь попробуй выбраться по осыпающемуся склону.

– Вася, стопори движки! – раздраженно приказал Прокофьев. – Нечего вслепую тыкаться курам на смех!

Мой ответ тоже прозвучал резко, хотя у меня и в мыслях не было грубить.

– Я эту «песочницу» могу с закрытыми глазами объехать!

А Черников, злыдень, смотрел на нас, как на мазуриков, и черкал бесперечь в своем блокнотике. Прокофьев поглядел на него так, будто примерялся, как получше взять за шкирку и выкинуть из пункта управления.

– Ну давай, самоделкин! – Горобец повернул кресло к посту Дорогова. – Может, у тебя предохранители выбило или проводок какой-нибудь отпаялся?

Экран стрелка погас.

– Попадание, – констатировал Алиев. – Мы потеряли управление башней.

Ну, ясно. Янсонс и компания нас нашли!

Горобец хлопнул ладонями по подлокотникам и выматерился. Потом вскочил, бросил что-то невнятное вроде: «Мне здесь делать нечего!» – и вышел из зала, по дороге пихнув плечом Черникова. Прокофьев оставил этот демарш без комментариев, кинулся к бортинженеру.

– Идрис, что с остальными системами?

Мы лишились пушки, но пока жива силовая установка, движки и прочие системы, пока с танка идет телеметрия, игра еще не закончена.

– Дышат, – ответил тот.

– Дай всю энергию на передатчик, – попросил Дорогов. – Попробую перезапустить картинку. Определим хотя бы, где мы.

– Отставить! – Прокофьев переместился к моему пульту, хотя толку-то было от этих метаний… Если бы предполагалось, что командир должен бегать от поста к посту, то зачем было изобретать и сооружать командирский пульт? – Энергию на движки! Всю, что сможешь!

– Есть, – отозвался Алиев.

– Вася, выводи машину! – потребовал командир. – Малый назад и влево на двадцать градусов…

– Крен увеличивается, – констатировал я, глядя на датчик гироскопа. На экран можно было не смотреть, там до сих пор висел кадр с катушкой.

– Попробуй назад и вправо! – предложил Апакидзе. – Вправо на…

– Энергия падает, – сообщил Алиев. – Силовая повреждена… Передатчик поврежден…

– Переворот, – сказал я со вздохом. Стрелка в датчике положения зашкалила, вспыхнул красный светодиод. Приехали, в общем.

– Потеряли трак, – продолжил Алиев, – пробоина в левой скуле…

– Мы же подбиты, зачем Янсонс продолжает в нас лупить? – удивился Апакидзе.

– Латышский стрелок… – прошипел Дорогов.

– Глумится, гад, – добавил я.

– Совсем оборзел очкарик, – согласился Прокофьев.

И мне опять повезло: когда тренировка завершилась, я сразу отправился в буфет подправить нервишки стаканом молока и там столкнулся – с кем бы вы подумали? С Янсонсом!

Командир экипажа соперников был в благодушном настроении. Увидев меня, он победоносно блеснул очками и проговорил с нарочитым акцентом:

– Ми русски стрелять-убивать, пиф-паф, больно-больно!

Мы можем битый час рвать глотки, спорить, обсуждать, чем мы друг от друга отличаемся и кто из нас лучше – русские или украинцы, но появляется вот такой хлыщ в кругленьких очочках из прозападной республики и дает понять, что для него мы все одинаковы, все русские: и украинцы, и белорусы, и даже евреи-полукровки.

В тот момент все собралось воедино: осадок от воскресной ругачки, сегодняшнее обидное поражение, оскорбительный обстрел нашего подбитого танка, шутовской тон Янсонса. И, собравшись, вскипело. Я сам того не понял, как врезал Янсонсу по зубам. Бедолага перелетел через два столика и упал под стеночку, перевернув кадку с фикусом. Его очочки взмыли к потолку и приземлились на колпак побледневшей буфетчицы.

– Ты чего?! Совсем охренел?! – заорал Янсонс на чистейшем русском, по-моему, даже с легким волжским оканьем.

Я думал, меня посадят на «губу». Или отдадут под суд, мало ли что могло светить за рукоприкладство.

В Москву отправились рапорты и пояснительные записки, через какое-то непродолжительное время последовали инструкции и приказы. К чести Янсонса, он первый принялся меня выгораживать перед начальством. Мол, сам дурак, спровоцировал, перегнул палку, не понял, что человек уже на взводе… Старался он, как мог, хотя давалось это ему непросто – с распухшей на пол-лица верхней губой.

А тут еще Черников подал рапорт, в котором описывалось, как мы себя вели во время злополучной тренировки. Последовали собеседования с каждым членом экипажа, дескать, что стало причиной разложения нашего морального духа? Говорят, как сыр в масле катаетесь, с космонавтами на «ты», все условия созданы для службы и жизни, а дисциплина – как в партизанском отряде. Быть может, отправить нас в Казахстан, в пустыню какую-нибудь, или за Полярный круг, чтоб мы гонор свой поумерили?

В общем, ничего кроме болтологии.

Потом меня вызвал замполит части Вайман и с ходу спросил:

– Нет ли внутри экипажа идеологических разногласий?

Я фыркнул и ответил вопросом на вопрос:

– С какой стати они должны возникнуть?

Вайман хитро прищурился, поправил стопки бумаг на столе перед собой и снова спросил:

– Быть может, это Дорогов?

– Что Дорогов?

– Ну… – Вайман пошевелил пальцами в воздухе. – Не высказывал ли он недовольства курсом партии? Режимом в целом?

– Конечно, нет! – И я не соврал, ведь Дорогов говорил о частностях, а не о «режиме в целом».

– Быть может, критиковал деятельность кого-то из партийных руководителей? М-м?

Я вдохнул-выдохнул и ответил с вызовом:

– Андрей Адольфович, нас Гагарин хоть и называет непьющими трактористами, но мы-то знаем, что наша работа – не сеять и не пахать.

Вайман отыскал пачку «Золотого пляжа», закурил трескучую сигарету. Задумался, почти исчезнув за облаком дыма.

– В годы босяцкой юности Дорогов Владимир Владимирович сжег портрет Сталина в Доме культуры одного из сел Симферопольского района, – проговорил замполит из-за дымовой завесы. – Ты знал об этом?

Я сглотнул вмиг пересохшим ртом. Получилось шумно.

– Н-никак нет, – выдавил ответ, а сам подумал: «Ну Дорогов! Ну сукин сын!»

– Да-да, – продолжил Вайман, – зашел в клуб во время танцев, увидел портрет Иосифа Виссарионовича, подошел к нему и со словами «А это что за хреновина?» подпалил спичками.

– Вот ведь… – Я уже слегка пришел в себя и смог криво усмехнуться.

– Представь себе! – Вайман глубоко затянулся. – Дело было в 55-м, под Новый год. Наверное, поэтому Дорогова арестовали только на следующее утро, – проговорил он, одновременно выпуская дым, а потом наклонился ко мне: – Знаешь, как он выкрутился в КГБ?

Я мотнул головой. Откуда мне знать?

– Он сказал, – Вайман прищурился, – что ему показалось, будто кто-то карандашом пририсовал Сталину рожки и тараканьи усы. Тогда со словами «А это что за хреновина?» Дорогов приблизился к портрету, чтобы рассмотреть получше. Так как в зале клуба было темно, он решил подсветить портрет спичками. А дальше произошло то, что произошло. Портрет вспыхнул. Дорогов с вполне искренними слезами уверял гэбэшников, что всему виной его неосторожность: перед танцами он выпил кружку пива, и поэтому координация была слегка нарушена.

Вайман замолчал.

– И чем все закончилось? – поинтересовался я.

Замполит махнул сигаретой и рассыпал пепел по папкам с секретами.

– Закончилось все февралем 56-го года, то есть двадцатым съездом КПСС и развенчанием культа личности Сталина. Дорогова отпустили, дело замяли. Но он очень изворотливый, очень находчивый жук! Жучара! Помни это, Василий!

Он докурил сигарету молча. С силой раздавил окурок в пепельнице. Я ждал, что еще скажет Вайман, ему наверняка было что добавить.

– В Западной Европе построена и уже работает в полную силу сеть НИПов НАТО, аналогичная нашей, – продолжил он наконец. – Ты понимаешь, насколько высоки ставки в нашем деле? Нельзя! Допустить! Сбоев! – проговорил замполит, пристукивая по столешнице указательным пальцем. – Завтра приезжают Королев, Келдыш и их свита. К нам они, очевидно, надолго. Ты понимаешь?

Народная примета: если два академика направляются в симферопольский Центр дальней космической связи, то к чему это? Ясен пень – к какому-то важному запуску.

А может…

Может, они запускают нас? В смысле – нашу «Осу»? Мы уже вдоволь поколесили по разным полигонам, пора бы понюхать, чем пахнет настоящий реголит, а не его жалкая подделка из крымского ракушечника.

Я ощутил прилив противоречивых эмоций: неожиданное волнение, предвкушение, тревогу. Само собой, виду я не подал, переварил все молча. Но хитрый замполит по каким-то видным только ему признакам догадался, каков ход моей мысли.

– В этот ответственный момент, – сказал он, зловеще понизив голос, – я не допущу каких-либо идеологических диверсий.

На следующий день встречали хлебом-солью академиков и конструкторов. В гарнизоне началась какая-то суета, словно перед свадьбой. Все были в приподнятом настроении, подтрунивали друг над другом, приглашенный из «Ореанды» повар готовил деликатесы, на станциях НИПа и в техзоне стало многолюдно. Особенно ахово было, когда в охрану заступали курсанты. Они-то не знали всех этих московских шишек и поэтому, встретив на закрытой территории новых людей, первым делом валили их лицом в ноябрьскую грязь и только потом выясняли, кто это. И вот кладут в лужу какого-нибудь ведущего инженера, кандидата или даже доктора наук, а у того, как назло, из оттопыренного кармана пальто вываливается початая чекушка или бутылочка крымского коньяка. Не комильфо. Курсанты потом шушукаются, все нижние чины вплоть до духов ходят и посмеиваются. А руководству – красней и расхлебывай.

Тренировки отменили. От нечего делать я гулял под моросящим дождем в «песочнице», спускался в ракушечниковые кратеры, взбирался на насыпные возвышенности, пинал помятые учебные болванки. Сквозь разрывы в тучах на меня смотрела луна, как бы оценивая: достоин ли…


– Отклонение?

– Порядок, Сергей Павлович.

– Курс?

– Курс в норме.

Я зашел в теплый, сильно накуренный зал. Ровно гудело оборудование, пощелкивали реле. Офицеры связи занимали места по боевому расписанию, все были собраны и спокойны. Профессионалы, молодцы! Я и сам не так давно был одним из них…

В уголке на столовских табуретах скромно сидели Черников, Прокофьев, Апакидзе и Янсонс.

– Пришел поприсутствовать при родах? – спросил Черников, пожимая мне руку. Я не ответил, присел на подоконник, сдвинув чахлый кактус. Тотчас же почувствовал прикосновение сквозняка к пояснице. Да, в молодости на такие вещи внимания не обращаешь, только потом приходится расхлебывать.

– Высота? – потребовал Королев.

– Тысяча шестьсот, – ответили ему по громкой связи. – Начинаем поворот.

– Наш летит? – спросил я.

– Летят, Вася, – ответил Прокофьев мечтательно. – Летят.

Могучая сверхтяжелая ракета Н-3 поднимала в небеса танковую обойму: трехуровневую платформу, на которой дремали, ожидая своего часа, не учебные, а самые настоящие боевые «Оски»: злые и зубастые.

– Высота две триста. Поворот завершен, – прозвучало по громкой связи. – Полминуты до отделения первой ступени.

– Добро, – отозвался Королев.

Интересно, каково это – знать, что твое детище, продукт твоего ума, материализованный благодаря стараниям тысяч лучших рабочих, сейчас в недоступной высоте, над всем миром? И солнце – необыкновенно яркое, обжигающее – золотит ракете бока.

А о тебе никто слыхом не слыхивал. Ну кроме тех, у кого доступ по первому уровню секретности. А для остальных ты – невидимка, ноль, не существуешь. Ты пишешь научную работу или статью, а она выходит под безликим псевдонимом. Ты не имеешь права принимать участия в международных конференциях. Нобелевская тебе не светит. Твоя судьба – быть козырем в чьем-то залатанном, прокуренном рукаве. Широко известным в узких кругах деятелем. Хотя ты – ученый мирового масштаба, и каждая твоя работа – это вклад в развитие не какой-то отдельной страны, а цивилизации.

– Вторая ступень отработала, высота сто пять тысяч. Отделение.

– Отделение подтверждено. Выход на опорную орбиту подтвержден, НИП-10, передаем управление аппаратом вам.

– Спасибо, ЦУП. – Королев откинулся на спинку кресла.

– Получаем телеметрию, – немедленно доложил старший по смене, – параметры орбиты расчетные, бортовые системы работают нормально.

– Ну и отлично, – отозвался генеральный конструктор. – Так держать.

Я волновался. Да и все наши – танкисты – волновались. И от этого мысли всякие лезли в голову. Так сказать, не совсем уместные.

– Мы пришли с войной… – тихо сказал Апакидзе.

– Теперь не говорят «война», Гриша, – ответил Прокофьев. – Теперь говорят «принуждение к миру».

– Вот если бы на Луну полетели не танки, а луноходы Бабакина… – предположил я.

– История не знает сослагательного наклонения, – с умным видом процитировал кого-то Янсонс.

Запиликала тревожная трель, и все сразу встрепенулись. Старший офицер с явной неохотой поднял телефонную трубку, посмотрел виновато на Королева.

– Станция Висла-М докладывает, – сообщил он, бледнея. – Обнаружена быстролетящая цель, идет курсом на сближение…

И не успели мы толком осознать, что означают эти слова, как пункт управления огласил многоголосый удрученный писк, означающий потерю радиосвязи с космическим аппаратом.

– Телеметрия отсутствует, – последовала печальная констатация.

– Отправить запрос на аварийной частоте, – распорядился Королев, бросив взгляд на нас, он добавил: – Всех посторонних прошу покинуть пункт управления.

Мы безропотно кинулись к дверям. Последнее, что я услышал за своей спиной, – Королев требовал подтвердить факт использования США тактического ядерного оружия на околоземной орбите.


Глава 8


Все мечтают быть танкистами на службе у энергокорпораций – и трудяги, и офисный планктон. Говоруны-политики, учителя, врачи, экстремалы, мажоры. Потому что танкистов все любят, потому что танкистам все можно, потому что танкист – это как звезда кино, но только в танке, потому что быть танкистом – это кураж, веселье, достаток и опасность. Потому что скоро все рухнет, останутся только энергокорпорации. И все обесценится, только сила всегда будет в цене.

Примерно так рассуждал Антон Левицкий, ведя старую со свежими заплатками «Осу» по великой пустыне из присыпанной пылью застывшей лавы. Эта пустыня была известна под пафосным названием Океан Бурь.

Лунная «Оса», само собой, отличалась от той машины, на которой Антону приходилось служить на Земле. Изменения коснулись прежде всего ходовой части – она была адаптирована под внеземные условия. Кроме того, у танка появился тесный шлюз, в который можно было забраться, лишь согнувшись в три погибели. Без шлюза на Луне никак, из танка просто так не выйдешь, ведь снаружи – вакуум. По этой же причине Антон находился в кабине в легком скафандре. Это облачение отличалось от тех скафандров, в которых расхаживали по Луне Армстронг и Олдрин, точно так же, как сейчас самый современный «Чемпион» отличается от первых британских танков модели «Марк-1». Давление в новом скафандре поддерживалось частично за счет псевдомускулатуры, поэтому в вакууме его не раздувало, подобно дирижаблю, как это происходило со старыми скафами. Имелась также продвинутая система жизнеобеспечения, которая позволила бы пользователю продержаться долгое время на поверхности в условиях лунного дня и лунной ночи. Сама «Оса» обеспечивала танкиста всем необходимым для жизни: в кабине поддерживалась атмосфера, но скафандр все равно запрещали снимать написанные чьей-то кровью правила техники безопасности.

– Это Лева, я проехал девятый маяк, – сообщил, сверившись с картой, Антон.

Несмотря на то что это было богом забытое захолустье, причем – на другой планете, следы человека то и дело бросались в глаза. Тут брошенные траки валяются в пыли, тут побитые метеоритами панели солнечных батарей, там – дырявые купола жилых модулей, мертвые гидропонические платформы, отработавшие свое грузовые терминалы. Горизонт прямо по курсу закрывало сизое облачко – пыльный шлейф, тянущийся за колонной харвестеров, выжигающих из лунной почвы гелий-3. Через три километра начиналась зона, которую негласно контролировал «Изотоп-Мобил».

Пора было нанести конкурентам визит вежливости.

– И что было дальше? – спросил, продолжая прерванный разговор, Босс. Его «Тиран» двигался параллельным курсом в полутора километрах к востоку от «Осы».

– Позывной их командира – Бычара, – продолжил рассказ Антон. – Постоянно дул щеки от важности, но по морде было видно, что он ждет не дождется, когда закончится контракт, чтобы свалить на Землю. Чебуратор – бывший вояка и уголовник, заработал ходку за чрезмерную жестокость. Мрачный тип, Серж, такое впечатление, будто он смотрит на тебя, примеряясь, какой кусок лучше откромсать. А вот Комбижир – четкий парень, говорливый…

– Молчунов мы не любим, – встрял в разговор Оборотень.

– Да, – согласился Антон. – С ними был еще Глухарь, но тот больше глушил пиво, чем разговаривал, младшего брата у него убили недавно…

– «Арена смерти»? – уточнил Бульдозер; его танк вообще не было видно, он шел километрах в десяти вдоль окружности исполинского кратера.

– Нет, псы «Салонафтагаза» его подбили в том же деле, в котором Ванин-Лопатинский, позывной Гоблин, потерял глаза и барабанные перепонки.

– А-а, – протянул Босс, припоминая встреченного в космопорту калеку в кресле-коляске. – Вот, значит, какие у них расклады.

– Слушай, это Верблюд! – раздался осипший голос. – Прошел пятый маяк, да?

– Принято «прошел пятый», – откликнулся Босс, – возьми на три градуса южнее.

– Есть три градуса южнее, выполняю, ага.

– В общем, – продолжил Антон, – рота Бычары предлагает закатиться в местный бар и разгромить там все в хлам.

– Да! – одобрил Верблюд. – Затаримся хорошей «травой» и покажем, кто здесь хозяин!

– Мы, между прочим, вас слушаем и записываем все переговоры, – встрял в разговор офицер службы безопасности из центра управления наземными операциями. – Так что на вашем месте я бы фильтровал базары.

– Вот и фильтруй, Центр! – тут же принялся хамить Верблюд. – А еще лучше – слушай молча!

– Центр, мы знакомы с регламентом, – ответил Босс. – Что плохого в том, чтобы устроить дебош в вашей вонючей забегаловке?

– Да, в общем, ничего, – ответили из центра управления, – мы все равно из-за вас, отморозков, туда не ходим. Разве только у наших начинают кулаки чесаться. Ведь каждый танкист без танка – как улитка без раковины. Можно соплей перешибить. Но это я так, к слову. «Изотопы» вас уже засекли и перестраиваются. Предположительное время до контакта – двенадцать минут.

– Принято, Центр. Двенадцать минут. Спасибо.

– Береги себя, дитя микрогравитации, – добавил Верблюд, а Оборотень и Бульдозер захрюкали, посмеиваясь.

Антону вдруг стало тоскливо. Он навел камеру на полусферу Земли, низко висящую над плоским горизонтом. Но это не была тоска по дому, Антон вообще не понимал, что с ним происходит. Эта неопределенная маета захлестывала его с головой, стоило лишь вспомнить Луну на подлете, огни орбитальных заводов, угловатую глыбу Новой Аляски, нависающую над атмосферой, подсвеченной бушующей далеко внизу грозой.

То ли тоска, то ли предчувствие, то ли скука. Хотя он сейчас катит по Луне и дело пахнет керосином: что может быть веселее?.. Но нет. Сплин, как говаривали предки. Болезненное, отупляющее состояние.

Следом за сплином последовало отвращение. Антон представил себя пылевым клещом, живущим на чьем-то грязном комоде, жрущим лохмотья мертвой кожи, что ниспадают с высоты манной небесной. И еще голос Верблюда, постоянно бубнящего одно и то же:

– Травка… травки… пых-пых… травушка… пых-пых…

Он с трудом справился с рвотным позывом. Что с ним произошло? Прежние забавы неинтересны и даже омерзительны, товарищи стали вызывать неприязнь. Может, дед прав, и его место не среди наемников? Может, он зарыл свой талант, тогда как жизнь готовила его для чего-то большего?

– Лева! Лева! Ты чего?

Антон мотнул головой, приходя в себя. Первым делом он проверил датчик состояния атмосферы. На дисплее высветилось повышение концентрации углекислого газа, но в пределах желтой зоны, ничего опасного. Ничего, что могло повлечь потерю сознания и глюки. Антон выключил и включил атмосферный стабилизатор, и параметры дыхательной смеси вернулись к оптимальным значениям.

– Ничего, – соврал он. – А что?

– Мне показалось, что ты потерял управление, – сказал Босс. – Восьмерки начал выписывать.

– Не дождетесь. Я в полном ажуре.

– Ладно, – легко согласился командир. – Расскажи тогда про ту мадемуазель из бара. Кто она? Обычная танкогерл?

– Бычара сказал, чтоб я с ней не связывался, – признался Антон.

– Как это? – не понял Верблюд. – Этот шакал угрожал тебе?

– Нет, – поморщился Антон. – Просто предупредил по-дружески. За ней стоит кто-то из «Арены смерти», поэтому девица еще та.

– Вербовщица? – ухватился Босс.

Антону не очень хотелось делиться скудной информацией, которую удалось выудить из ребят Бычары. Какую-то ревность он ощущал, она появилась в комплекте с труднообъяснимой тоской. И желанием взять Верблюда за горло да забить ему в пасть всю «травку», которую удастся найти в Лагуна-Сити.

– А я на Луне ни одной симпотной девчонки еще не видел, – пожаловался Хныка. – Долго нам еще ехать?

– Она представилась критиком, – нехотя сказал Антон. – Я так понимаю, телка занимается анализом сражений в «Арене смерти».

– Ну ничего себе… – только и сказал Босс. Верблюд забористо выругался, Оборотень хохотнул, Бульдозер громко рыгнул в микрофон, а Хныка заныл: «У меня нога занемела!»

– Тогда уж точно с ней связываться не стоит, – продолжил Босс. – Представь, как она сможет изощренно выносить мозг: атаковал не под тем углом, стартовал не на той передаче…

– Снаряды не той системы, – вставил Оборотень.

– Да уж… – хмуро согласился Антон. – Вряд ли мы с ней пересечемся снова.

– Луна маленькая, – многозначительно заметил Босс.

– Это Центр, простите, что вмешиваюсь в вашу высокоинтеллектуальную беседу…

– Пустяки, Центр, – ответил командир. – Говорите, чего хотели.

– Очень мило. Три минуты до контакта.

– Принято «три минуты». Лева, твой выход!

– Понял, Босс.

Перед танками «Дозора» встала невысокая сыпучая гряда. Как фонтаны воды, бьющие над морской гладью, выдают присутствие китов, так тяжелые султаны взбаламученной пыли красноречиво указывали на работу тяжелой добывающей техники. И они находились прямо за грядой.

«Оса» Антона обогнала танки товарищей и уверенно въехала на склон.

– Как обычно – вперед идет самый молодой и задиристый, – прокомментировал Бульдозер.

– А «Сестрички» точно безвредны на таком расстоянии? – раздался плачущий голос Хныки. – Не хотелось бы, чтоб нас размазали по базальту в первый же выезд…

– Хныка, заткнись! – приказал Босс.

Бортовой компьютер порадовал слух Антона мелодичным сигналом, предупреждая о значительном крене машины. Танкист решительно форсировал движки и буквально взлетел на кромку гряды. «Оса» замерла в облаке пыли, чуть наклонившись к противоположному склону.

Два харвестера, похожие на огромные – размером с пятиэтажный дом – утюги на восьми шарообразных колесах, продолжали добычу. Чтобы высвободить содержащийся в реголите гелий-3, лунную почву нужно было нагреть. Поэтому из сопел, расположенных на днище харвестеров и между колесами, то и дело вырывались похожие на стилеты языки голубого пламени. Дальше вступали в дело газоуловители, Антон даже с расстояния отчетливо видел жадный трепет жалюзи на приемных портах. Харвестеры работали, а у их колес суетились танки охраны. Рядом с гигантами они казались оскорбительно мелкими. Антон распознал на мониторе три «Чемпиона», два «Хаунда» и «Лис». Типичный американский выбор. Стальные кулаки, мощный пресс и скорость.

Антон небрежно совместил перекрестье прицела с ближайшей тушей харвестера и нажал на гашетку. «Сестрички» выдали плазменный трассер, противно заныла система охлаждения орудия. С десяток огненных сгустков, похожих на шаровые молнии, ушел «в молоко» – промелькнул над антеннами, которые венчали верхние надстройки харвестеров, остальные же «впитались» в крутой борт.

«Оса» сдала назад. Танкисты «Дозора» рассчитывали, что несколько боевых машин охраны отделятся от основной группы, чтобы преследовать нарушителя спокойствия, и тогда главные силы роты Босса сымитируют атаку и захват одного из харвестеров. А потом, наигравшись мускулами, они уйдут на территорию «Гелий Про». Возможно, даже принесут извинения за вторжение и провокацию. Но тренировки и учения на Луне предусмотрены не были – слишком дорого, а с чего-то начинать надо было. Гонки друг за дружкой в «песочнице» не давали нужного эффекта. «Гелий Про» против таких маневров не возражал, Дональд Макаров полагал, что конкурентам не следует позволять расслабляться.

Но танкисты «Изотоп-Мобила» не стали играть по плану Босса. Один из «Чемпионов» поднял ствол «Рельсотрона» и саданул в Антона, тот едва успел дать задний ход. Вольфрамовый стержень зарылся в грунт под гусеницей «Осы», выбив столб пыли и мелких камней.

– Никак свежее мясо с Земли… – сказали с сильным американским акцентом на открытой частоте.

– Босс, они меня видят, но преследовать, похоже, не собираются, – доложил Антон.

– А в каком они настроении? – поинтересовался командир.

– Рассержены, – констатировал Антон.

– Эй, на «Осе»! – обратились к нему «Изотопы». – Есть три предложения.

– Валяйте, – ответил Антон, прикидывая, как ему оперативно смотать удочки, если ситуация совсем выйдет из-под контроля.

– Слушай. В кратере Минакова в пятнадцати милях отсюда пиратствует «Селеннафтагаз», видишь пыль на западе? Это они. Там примерно такие же танки, как и у нас. Можем накрыть их, а гелий-3 поделить. В кооперативе с вами мы справимся. Если же хотите заработать опыт и не закоптить броню, то в двадцати четырех милях на севере наш гелий выжигают нелегалы. У них старье: «Осы» типа твоей, «Хаунды» без модификаций, у командира – битый «Тиран». Оружие – «Шарки» и «Рельсотроны». Не охота, а кусок торта. Весь конфискованный гелий-3 – ваш. Что скажешь?

– А как же третий вариант? – отозвался Антон.

– Третий вариант для тебя и твоих друзей нежелателен. Без обид – у нас контракт заканчивается, мы хотим вернуться домой. Мы бились с «Гелий Про», с «Селеннафтагазом», с контрабандистами, с нелегалами, с гангстерами, поэтому вас, нубов, разделаем под орех. Вам же стоит начинать карьеру с более простых мишеней. Тем более мы не вторгаемся на вашу территорию и ничем вам не угрожаем.

– А ты хорошо говоришь по-русски, – бросил Антон, чтобы потянуть время.

– Язык врага надо знать, – ответили ему.

Антон поменял частоту.

– Ребята, вы все слышали. Какие предложения?

– Пусть ответят за нубов! – просипел Бульдозер.

– Это Центр, – вмешалась корпорация. – Подтверждаем обе цели. Нелегальная добывающая платформа на севере и комбайны «Селеннафтагаза» на западе. Ведущий менеджер рекомендует отправиться на север, мы можем проложить для вас кратчайший курс.

Танки «Изотопов» растянулись редкой цепью. Оба харвестера, выбрав из реголита под собой весь гелий-3, двинулись с черепашьей скоростью дальше. Пылевая завеса стала тяжелее и гуще, раз-два, и она накрыла боевые машины конкурентов.

– Центр, рассчитай нам курс на север, – принял решение Босс. – Лева, возвращайся в строй.

Антон развернул «Осу».

– Как скажешь, командир.

Не прошло и минуты, как вокруг них снова стелилась серая, изрытая кратерами равнина.

– Ну? О чем поговорим еще? – поинтересовался Оборотень.

– Ни о чем, – хмуро отрезал Босс. Командира, безусловно, задело, как его роту отшили «Изотопы».

– Мне скучно, – снова занудел Хныка.

– Хныка, заткнись! – сказали они все вместе и рассмеялись.

Платформа нелегалов напоминала здоровенный зонтик. Внизу центральной колонны находился букет из сопел, стреляющих бледным пламенем. Над колонной был раскинут полупрозрачный купол газоуловителя. «Зонтик» буксировали на тросах гусеничные планетоходы-тягачи. Платформа то взмывала на горячих струях, то плавно падала в низкой лунной гравитации, и тогда тягачи перемещали ее на десяток-другой метров.

– В чем беда от этих штук, они не выбирают весь гелий-3 из реголита, как это делают комбайны и харвестеры, – поделился Центр. – Они просто собирают по верхам, портят нам месторождения. Как черви прямо! Испоганят и бегут в космос. А мы не знаем, что делать с порченым квадратом, вся логистика разработок летит в женский половой орган.

На платформе засекли приближение роты Босса, танки рейдеров построились в подобие каре. У них было семь машин: как «Изотопы» и предупреждали, все – базовой конфигурации, бывалые в передрягах ветераны.

– Пять минут до контакта, – предупредил Центр.

В эфире послышался озадаченный голос Оборотня:

– Я не пойму, пся крев, кто это такие?

– Сомалийцы, – протянул Верблюд.

– Уверен? – переспросил Босс.

– Зуб даю, да? Я узнаю этих шакалов по запаху.

– Откуда у сомалийцев промышленный космический корабль? – прорычал Бульдозер.

– Ладно, вояки, разговорчики прекратили, – принялся распоряжаться Босс, – всем приготовиться.

Антон покосился на индикатор заряда орудий. Аккумуляторы буквально распирало от энергии, того гляди – пушка сама по себе начнет метать молнии. На Луне энергия лежит под ногами, надо только суметь ее добыть и применить. «Гелий Про» умел и то и другое. Антон сам зарядил в силовой модуль «Сестричек» два контейнера в форме кристалла. Что в этих контейнерах содержалось – неизвестно, быть может, шайтаны какие-то. Но энергии было под завязку, наверное, хватило бы для небольшого городка в средней полосе.

– Босс, это Центр. С тобой Бычара хочет пообщаться. Перейди на третий резервный.

Командир роты хмыкнул.

– С чего бы это? Легок на помине…

Антон поменял частоту следом за командиром. В наушниках коротко взвыли помехи, затем послышался голос, начисто лишенный кабацкого гонора.

– …теснят по всей границе квадрата. Им помогают «Крюгеры» – четыре прокачанных «Чемпиона» с самыми жгучими «Сестричками», которые я только видел. Нужна помощь, иначе квадрат не удержать. Если поддержки не будет в течение десяти-двенадцати минут, я прикажу роте отступить.

– Понял тебя, Бычара. – Голос Босса был полон нарочитого спокойствия. – Центр, что скажете?

– «Крюгеры»? – удивились в башне управления. – В области Киттенгера?

– Это вы у нас спрашиваете? А что спутники говорят, Центр?

– Какая-то движуха имеет место… в соседнем квадрате. Никогда еще «Селеннафтагаз» не объединялся с кем-либо. Тем более с «Крюгерами», которые всегда сами по себе.

– Центр, нам нужны не ваши душевные терзания, а четкие указания. – «Тиран» Босса въехал на пологий холм, ствол «Рельсы» нашел купол «зонтика». – Я держу платформу на прицеле.

– По платформе не стрелять! – На том конце чуть ли не кричали. – Повторяю: отставить стрельбу по платформе! Это может быть крайне опасно.

– А что же нам делать с платформой? – удивился Босс. – Заякорить при помощи тросов и танков?

– Сворачивайте операцию и отправляйтесь на помощь Бычаре, – определился наконец Центр. – Мы рассчитываем кратчайший маршрут. Бычара согласился продержаться пятнадцать минут до вашего прибытия.

– Мне такой расклад не нравится, – пробурчал Босс. – Эти сволочи будут у нас из-под носа тырить гелий-3, а мы даже не огрызнемся.

– Гелия-3 на Луне полно, – резонно заметил Центр. – А погибнут люди, объяснительных потом писать – до конца контракта бумажек не разгребешь.

– Понял, выдвигаюсь на помощь Бычаре. – Босс развернул «Тиран». – Лева, бери Бульдозера и Хныку, разберись с нелегалами. Ты – за старшего.

– Бери Хныку сам, – откликнулся Антон, ощущая прилив адреналина. Все-таки – в бой! Причем в неравный. Мусорные, в метеоритной эрозии, «Осы» сомалийцев могут смять три танка «Дозора» числом, тут даже Фортуне не нужно принимать их сторону. – Дай мне лучше Оборотня!

– Ладно… – вздохнул Босс. – Пусть будет Оборотень. Хныка, за мной!

– Да почему? Опять ехать, да? Я бы остался…

– Хныка, заткнись!

Рота разделилась. Антон смотрел на неприятеля сквозь визор системы наведения и теребил потертую гашетку.

– Ну что, Лева, будем смотреть или раскатаем их? – поинтересовался Бульдозер.

– Да. – Антон расправил плечи. – Оборотень – левый фланг, Бульдозер – правый. Двинули на маленькой…

– Не стреляйте в платформу! – заблажил Центр. – И не попадитесь под плазменный выброс из сопел!

Антон понимал, что это предупреждение будет излишним, но он все равно произнес в эфир:

– Ребята, осторожно – «Рельсотроны»!

Две «Осы» рейдеров, слишком тяжелые и неповоротливые из-за установленных на них дальнобойных орудий, выдвинулись вперед. «Тиран с «Рельсотроном» тоже выехал из строя. Выглядел этот танк, словно его подбивали раз десять, но потом латали и снова посылали в бой. Не машина, а чудовище Франкенштейна. В эфире послышались грубые голоса. Что говорили рейдеры, было не понять, но определенно не добрые пожелания.

«Осы» «Дозора», разъехались, отдаляясь друг от друга. В поле зрения одной из бортовых камер машины Антона попался пылевой шлейф, который тянулся за Боссом, Хныкой и Верблюдом.

– А гелий взрывоопасен? – спросил Бульдозер.

– Нет, конечно, – ответил Антон, следя, как дальномер в убывающем порядке отсчитывает метры. Дело в общем-то привычное для огнеметчика. Но огнеметчику выгоднее наступать под прикрытием, а сейчас провести его на расстоянии эффективной стрельбы было некому.

– А гелий-3? – продолжил донимать Бульдозер.

– А вот об этом я не знаю.

Антон вовремя заставил свою «Осу» вильнуть: судя по тому, как болезненно вздрогнул «Тиран» рейдеров, тот дал залп.

– Если гелий не взрывоопасен, то какого черта Центр запрещает нам стрелять по платформе? – процедил сквозь зубы Бульдозер.

– Давай жахнем по куполу, – предложил Оборотень. – Так не повредим резервуары с изотопом и топливные баки. Но продолжать добычу этот червяк не сможет.

– А давай! – обрадовался Бульдозер. – Лева, одобряешь?

– Делайте что хотите, но дайте мне подобраться еще на сто пятьдесят метров ближе…

– Отставить! – завопил Центр. – Никакой пальбы! Вы что – совсем офонарели?

– Центр, тут какие-то помехи, – соврал Антон. – Огонь, чуваки!

Он так и не понял, успели ли Бульдозер и Оборотень отправить в «зонтик» по снаряду. Под платформой вспыхнуло пламя, взвихрилась надоедливая пыль, отстреленные тросы принялись медленно опадать. Платформа поползла, постепенно наращивая скорость, навстречу черным небесам.

– Она слиняла, – разочарованно констатировал Бульдозер.

Но остались танки поддержки. И они стальной лавиной обрушились на три боевые машины «Дозора». Снаряды от «Шарки» пробивали в вулканическом грунте свежие кратеры; легкие танки буквально плясали на складках рельефа, превращаясь в сложные мишени. Антон услышал, как ругается по-польски Оборотень и как ревет, словно разъяренный бык, Бульдозер. Сталь схлестнулась со сталью. Первая рейдерская «Оса» взорвалась, выстрелив в небо собственной сорванной башней.

Антону удалось подобраться к рейдерам на расстояние шестидесяти метров, уже можно было стрелять, хотя «Сестрички» буквально умоляли приблизиться еще на двадцатку.

Плазменная потеха радовала глаз. Пироман, живущий внутри Антона, визжал от восторга. Смертоносные потоки энергии расчерчивали пространство вроде того, как это было показано в «Звездных войнах». Без сомнения, скоро все забудут про допотопные «Шарки» и «Рельсотроны», будущее за плазмаганами. Это эффективно, смертоносно. И это, черт возьми, красиво. Вот выпустит «Крюгер Корп» на танковый рынок свою новую убийственную игрушку, и все позабудут про кинетическое оружие.

Попав под огонь «Сестричек», «Осы» рейдеров стали отступать. Помимо основного ущерба, плазма наводила помехи на электронику, сбивала систему наведения. Поэтому снаряды, выпущенные из «Шарки», летели куда угодно, но только не в цель. Куда бы ни попал сгусток плазмы, на броне словно вскакивал подростковый прыщ: раскаленный до вишневого свечения металл начинал пузыриться. Рейдерские «Осы» брызнули в разные стороны, словно блохи. Машину, въехавшую в коварную трещину и застрявшую в ней, Антон походя расстрелял в корму, одновременно выискивая новую цель.

«Тирана» уже успел приложить кто-то из «Дозора», его башню заклинило, броня с одного борта почернела, но тяжелая машина упрямо пыталась поймать «Осу» Антона на мушку. Антон объехал раненого «Тирана» по кругу, поливая его плазмой. Танк рейдеров взорвался, а танкиста выбросило вместе с креслом через развороченный шлюз. Покойник пронесся, словно снаряд, над пустынной поверхностью, врезаясь в груды камней, стены кратеров и снова подскакивая.

«Оса» Антона не стояла на месте, танкист не собирался упрощать рейдерам жизнь. Он маневрировал и менял скорость, стреляя практически непрерывно. Стрелка индикатора заряда орудий несколько раз подходила к предельно низкому значению, но стоило буквально на несколько секунд прекратить огненный шквал, как энергия восстанавливалась.

И в конце концов три оставшихся на ходу рейдерских танка вышли из боя и рванули врассыпную. Антон решил отказаться от преследования.

– Эй, ты в меня попал! Дважды попал! – пожаловался Оборотень, подкатив на порядком побитом танке к «Осе» Антона.

– В первый раз, что ли… – небрежно ответил Антон; когда бой превращался в кучу-малу, под его напалмовую струю тоже частенько подворачивались свои.

– Мы их сделали! – подытожил Бульдозер, пихая носом своего танка дымящийся и стреляющий искрами корпус подбитой машины рейдеров. Это был его ритуал, его фишка, за что он и получил свой позывной.


Глава 9


– Курс – тридцать пять… – медленно, словно не до конца определился, проговорил Прокофьев. – Давай на малой скорости: на восемь метров вперед, и встал. Надо осмотреться.

– Есть, – ответил я. – Выполняю.

– Что скажешь, штурман?

– Вижу трещину средней сложности в десяти метрах, – ответил монотонным голосом Апакидзе. – Можно пройти на малой. Вижу склон в двадцати метрах – подъем, приблизительно тринадцать градусов. Поверхность твердая, несыпучая. Одолеем, если поднажмем, – договорив, штурман зевнул.

– Восемь метров прошел, – доложил я. – Жду дальнейших указаний.

– Видишь трещину? – осведомился командир.

– Так точно.

– Переходи на малой. И… оп-оп-оп… – прокомментировал Прокофьев мое перемещение. – Теперь на склон… Так-так…

– Четко идет, да? – одобрил мой маневр Апакидзе.

– Левицкий, стой! – вдруг выкрикнул Дорогов. – Сейчас в кучу наступишь.

– В какую кучу? – не понял Прокофьев. – Штурман?

Апакидзе хмыкнул.

– Похоже, собачья куча. Но я не уверен.

– Стой, Василий! – заорал командир. – Немедленно остановись. – Он достал очки, пригляделся. – Черт знает что!

Загалдели гуси. С десяток сизых от грязи птиц, вытянув шеи, прошли сквозь редкие кусты сирени и заспешили через дорогу. Апакидзе зашипел и отпрянул.

– Боюсь я их с детства, товарищ командир. Птеродактили. У-у… – Он скрутил из пальцев «козу», ткнул в сторону гусей. – Я вас с яблоками кушать буду, вот увидите!

– Так что там с подъемом? – Я изучающе оглядел пригорок, на который вела плохо заасфальтированная дорога.

– А что у нас с зарядом? – осведомился Прокофьев.

– Заряд в норме, – ответил Дорогов и потряс авоськой, в которой находилась полуторалитровая фляга с коньяком. – А вот покурить не помешает.

Мы свернули к Салгиру. В Симферополе набережная главной крымской реки одета в бетон, там и красивые кованые ограждения, и мостики, крутые, словно радуга, и скамейки под декоративными деревьями. Но за городом набережной как таковой нет. В окрестностях села Укромное, куда нас занесло с ребятами на День Советской армии и Военно-морского флота, русло реки представляло собой овраг с глинистыми, поросшими пожухлой травой берегами. К желто-серой воде, в которой угадывались силуэты снулой рыбы, клонились плакучие ивы, тонкие, похожие на паучьи лапы, ветви царапали речную гладь.

Все затеял Прокофьев. Воспользовавшись тем, что жена уехала на недельку в Москву, он предложил экипажу выбраться после праздничных мероприятий на природу. Совсем непьющий Алиев махнул рукой и остался в гарнизоне: играть в шахматы сам с собой. Горобец получил от жены наряд на большую стирку. Пусть трудится, отрабатывает оливье. А мы пошли: степью, полями, лесополосами…

Погода стояла не так чтоб уж очень хорошая, но весь снег растаял, в многочисленных лужах отражалось яркое солнце. И ветер дул теплый, хоть и сырой. Пахло лесом и свежей землей. Так начинались «февральские окна», очень важное для тружеников села время, когда необходимо было удобрить почву и посеять ранние зерновые.

– Думаю, что на сегодня тренировку можно прекратить, – сказал я, устраиваясь на стволе поваленного ветром дерева. Речное журчание действовало умиротворяюще.

– Нет, еще стрельбы, – ответил Прокофьев.

– А какие стрельбы? – не понял Дорогов.

– Найдем местных и будем стрелять у них сигареты, – сообщил задание командир.

– Это может быть опасно, – заметил, покачиваясь вместе с камышами, Апакидзе.

– Да, все по-взрослому, – произнес суровым тоном Прокофьев. – Поэтому прошу отнестись со всей серьезностью.

Мы прошли мимо железобетонного забора, ограждающего склады и теплицы местного сельхозпредприятия, которое занималось экспериментальным бахчеводством. Мимо памятника павшим солдатам Великой Отечественной, по аллее из молодых тополей – на улицу, ведущую меж неказистых домишек сельских жителей. На первом же повороте мы встретили подвыпившую компанию и в соответствии с заданием потребовали у них сигарет. Обалдев от такой наглости со стороны неместных, а мы были одеты в наши «форменные» синие спортивные костюмы, непритязательные куртки и кепки, компания без разговоров поделилась папиросами. Мы рассовали трофеи кто куда, кто – по карманам, кто – за ухо, и двинулись дальше. Нас даже поздравили с праздником. Дорогов, тронутый почти до слез, отлил мужикам граммов триста нашего коньяка.

На центральной улице села росли голубые ели. Ветер раскачивал роскошные лапы. Во дворах тявкали псы, гоготали гуси. Со всех сторон тянуло запахами овечьей шерсти, свежего хлеба, квашеной капусты и коровьего навоза. В окнах двухэтажных многоквартирных домов уже загорались огни. Дорогов повел нас через сквер к ярко освещенному входу в Дом культуры.

Перед ступенями слонялось множество народу. Кто-то громко смеялся, кто-то орал пьяную белиберду, кого-то слегка мутузили за общественным туалетом. Но это были, как говорится, единичные проявления, в основном все вели себя благодушно и миролюбиво. Тут же было несколько ветеранов войны с орденами на всю грудь, несколько сельских чиновников и специалистов – их легко было вычленить в толпе по костюмам и несколько надменным взглядам, которые они бросали сверху вниз на односельчан.

Молоденький участковый с гвоздикой в петлице играл на баяне для девушек, собравшихся возле него плотной стайкой.

Дорогов решительно повел нас в ДК. Мы, кстати, не особенно возражали, потому что хотелось погреться. Только Апакидзе заладил, как маленький: поехали назад, мол, нагулялись, поехали назад.

– Сейчас, – недовольно пробурчал в ответ Прокофьев, – запряжем кобылу в сани и поедем тебе обратно. Вперед, и не ропщи!

Танцы были прямо в фойе, напротив гардероба. Поэтому, чтоб добраться до буфета, нам пришлось идти, тесня пары. Песня «Я в весеннем лесу» Ножкина сменилась «Островом невезения» Миронова, и зажигательный фокстрот увлек нашего штурмана, поэтому до буфета мы добрались с потерями. Прокофьев и Дорогов были давно женаты, поэтому с буфетчицей они кокетничали со знанием дела и женской психологии. Беда заключалась лишь в том, что ни тот ни другой лыка не вязали, буфетчица лишь недоуменно хлопала ресницами да поглядывала на меня, скромно стоящего за спинами товарищей, словно ожидала, что я переведу. Заказав по порции сельди под шубой и море кофе, мы оккупировали один из столиков, разбавили кофе коньяком и попытались завести душевный разговор. Увы, разговор никак не клеился: сказывалась усталость, а Прокофьев откровенно зевал. К тому же за день мы, кажется, успели обсудить всех и вся: детей и жен, командиров, космонавтов, танки, системы связи, международную обстановку. Но остался один вопрос, который настойчиво стремился сорваться с языка с той минуты, как в поле зрения появился Дом культуры.

– Вовка! – обратился я к Дорогову. – Владимир Владимирович!

– Я слушаю вас, товарищ Левицкий, – отозвался тот, с аппетитом поглощая салат.

– Я никак не могу понять, как же у тебя вышло с тем портретом вождя…

Прокофьев стряхнул с себя дрему и насторожился. Впрочем, его хватило ненадолго: секунд через десять командир снова начал клевать носом так, что пришлось отставлять его нетронутую «шубу», дабы Прокофьев не использовал блюдо вместо подушки.

– …физически – как? – продолжал я донимать Дорогова. – Как это было возможно? Ну, я не могу понять!

– Замполит сдал? – хмуро осведомился Дорогов.

– Да какая разница! – отмахнулся я. – Не в этом суть, Владимир! Ну как можно сжечь портрет! Портрет вождя! На танцах! Физически – как это возможно?

Дорогов задумался, почесал переносицу.

– Для этого нужно соблюсти ряд условий. – Он принялся загибать пальцы. – Должен быть портрет вождя, так? Это раз. Должен быть открытый огонь, это два. И, – он слегка растерянно осмотрелся, – должны быть танцы. Это три. – Он наклонился в мою сторону. – Теперь тебе понятно, Вася?

Я махнул рукой с зажатой в ней вилкой.

– Все это слишком общо, Владимир. Никакой конкретики я не услышал. Ты же человек военный… – брякнув последнюю фразу, я опомнился и прижал к губам указательный палец, Дорогов сделал то же самое; Прокофьев проснулся, прошипел: «Тихо! Мы – спортсмены!» – и снова уснул.

– Одну минуту. – Дорогов выбрался из-за столика. – Прошу прощения…

Буфетчица с неодобрением поглядела на его вихляющую походку, покачала головой и снова сконцентрировалась на мензурке, в которой отмеряла «сто грамм» для очередного клиента.

Я без энтузиазма доел салат и перешел на кофе. К нашему столику подошли двое местных и попытались завязать разговор.

– Откуда сам? – спросил сельчанин, обдав меня запахом тройного одеколона и папирос.

– Из Симферополя, – соврал я. Не о Свердловске же им рассказывать? И тем более не о НИП-10, хотя почтовый адрес Центра как раз был Симферополь-28, так что ложь моя оказалась вполне себе умеренной.

В глазах незваных собеседников вспыхнули веселые огоньки.

– А кого-нибудь здесь знаешь?

– Никого, – широко улыбаясь, признался я.

Собеседники раззадорились еще больше.

– Пойдем покурим, Вася! – Меня хлопнули по спине.

– Слушай, а ведь меня и в самом деле зовут Василий! Как вы догадались? – В тот момент эта прозорливость действительно меня обескуражила.

– Вставай, пассажир, идем на воздух! – второй действовал более нахраписто, он вцепился мне в плечо и потянул так, что рукав куртки затрещал.

– Я не пассажир, – пришлось объяснять мне. – Я скорее водитель…

– Что же ты водишь? Говновозку, наверное, какую-нибудь? – Меня схватили сзади под мышки и попытались поднять со стула.

Я сначала обиделся, а потом мне стало смешно. То же самое, наверное, порой ощущал и Сергей Палыч Королев, который, являясь сверхсекретным генеральным конструктором, был вынужден держаться в тени. Наверняка и ему приходилось в беседах с непосвященными людьми вилять и терпеть какие-то обидные выпады, не имея возможности расплющить оппонента авторитетом. Это «Оса» – высокотехничный танк-робот стоимостью в миллионы рублей – говновозка? Я все-таки не Королев, мне позволительно иногда быть грубым. Поэтому я сначала фыркнул, затем хрюкнул и, наконец, выдал подходящий ответ:

– Жрите песок, юноши!

Сельчан, конечно, это предложение не порадовало, но адекватно отреагировать на мои слова – дать в морду – они не успели, потому что в фойе грянуло и заухало множеством голосов. Это напоминало звуковую волну от разорвавшегося снаряда или рев проносящегося на малой высоте перехватчика. Звук нарастал, и вот он слился со звоном бьющегося стекла и почти полностью заглушил «Песню про зайцев» в исполнении Юрия Никулина.

В буфет ворвался Дорогов с портретом Никиты Сергеевича, угол которого потемнел и заметно дымился. Следом за оператором антенны вбежал Апакидзе, он попытался отнять у Дорогова портрет в каком-то нелепом, похожем на нырок движении. Потерпев неудачу, штурман кардинально изменил свою задачу и одним махом сдвинул пару столов, худо-бедно забаррикадировав вход. И буквально через миг в эту хлипкую преграду врезался шумный человеческий поток. Буфетчица завопила благим матом. Апакидзе бросился грудью на баррикаду, которую должны были смести с секунды на секунду.

– Флягу дай! – потребовал Дорогов, протягивая мне руку.

– Зачем? – опешили сельчане, не прекращая попыток оторвать меня от табурета.

– Хочу с генсеком за Красную армию выпить! – ехидно ответил Дорогов, он уже сам дотянулся до авоськи с флягой. – Из чего сейчас делают краску? Не горит ни черта… – бросил он в мою сторону, потом плеснул коньяком на картину и зачиркал зажигалкой. По массивной позолоченной раме заструились всполохи синего спиртового пламени. Буфетчица зажала рот обеими руками и тоненько взвизгнула.

В этот момент баррикада была прорвана, а штурман – отброшен в сторону. У Дорогова отняли пылающий портрет и флягу, а самого оператора антенны повалили на пол. Заодно и мне вцепились в шею и плечи, прижав лицом к столешнице. Даже спящего Прокофьева, и того скрутили по рукам и ногам. Весь этот шум-гам да надежная плоскость под головой действовали на меня снотворно. Я несколько раз пытался поднять голову от столешницы, и тогда в поле зрения попадался то участковый с баяном, то буфетчица, то люди в одинаковых синих костюмах.

Потом я уснул и, проснувшись, обнаружил себя в своей комнате в общежитии гарнизона. И только заляпанные сельской грязью спортивки, которые валялись на полу, подтверждали, что произошедшее со мной и моими товарищами – не сон.


На следующий день нас подняли по тревоге. Экипажи лунных танков спешно занимали места в пунктах управления, Центр космической связи охватила суета. Все мы были ребятами крепкими, и похмельем никто особенно не страдал, хотя врач, замеряя нам давление, все же бубнил под нос что-то назидательное.

Мы расселись перед пультами. Аппаратура была запитана и подмигивала нам разноцветными огоньками, но экраны оставались черными, словно перед камерами стояла непроницаемая преграда. Мы сидели, держась за джойстики, в полной готовности, но ничего не происходило. Даже телеметрия шла очень скудная, подтверждалось только то, что основные системы «Осы» в полном порядке.

И в какой-то момент меня как громом поразило, что тревога может быть не учебной.

Но если это настоящая работа, то где же Сергей Павлович? Где Черников, в конце концов? Во время всех мало-мальски важных полетов к Луне они всегда присутствовали на крымском НИПе.

В пункте управления мы были одни. Все с тревогой поглядывали на командира, а тот со страдальческим выражением лица слушал голоса в наушниках, на его лбу поблескивала обильная испарина. Слушал он, слушал, а потом щелкнул пальцами, да так резко, что мой висок пробила тупая боль, и спросил:

– Василий, сможешь свести «Осу» с аппарели спускаемого аппарата?

Я сглотнул пересохшим ртом. Эх, водички бы.

На самом деле в программе нашей подготовки имелись дыры. Вот, например, в одну мы встряли прямо сейчас. Никогда прежде мы не упражнялись сводить танк с посадочной ступени лунника. А почему – непонятно. Может, наши ученые мужи до последнего не представляли, как будет выглядеть посадочная ступень? А может – попросту забыли?

– Мы это не отрабатывали, но смогу. Почему бы нет?

– А с выключенными камерами? – уточнил Прокофьев.

– Это такая тренировка?

– Вася, ответь на вопрос.

Я посмотрел на лица своих товарищей, все выжидающе лупали глазами, словно я – Дед Мороз и каждому должен по подарку. Пришлось ответить твердо:

– Смогу, командир.

– Отлично. – Прокофьев прочистил горло и сказал в микрофон: – Это «Оса», готовы вылетать из улья.

– «Осы» не живут в ульях, – пробурчал своевольный Горобец.

– Не звездеть была команда, – парировал командир.

– У меня обновились данные, – сообщил Алиев. – Есть недобор энергии, заряжены на четверть. Все остальное в норме, температура в норме.

– Стоим устойчиво, незначительный крен вправо, – в свою очередь добавил я.

– Мы что – действительно на Луне? – задал терзавший всех вопрос Апакидзе.

– Не может такого быть, – отмахнулся Горобец. – Если бы мы отправили к Луне танковую обойму, то об этом на НИПе знал бы каждый рядовой.

– Вот именно, – поддакнул я, хотя тревожная, но еще неоформившаяся мыслишка кольнула меня в сердечную мышцу.

– Дорогов! – Горобец повернулся к оператору антенны. – А ты что скажешь, Владимир Владимирович?

Дорогов развел руками.

– У меня все готово к работе, но сигнал идет не через мою антенну.

– Да, – подтвердил Алиев. – Остронаправленная антенна в транспортировочном положении. Связь идет на резервной частоте через вспомогательную систему.

– Да откуда же тогда идет сигнал? – Горобец грузно поерзал в кресле. – Через посадочную ступень? Да быть такого не может!

– Мужики, вот что… – Прокофьев несколько раз провел ладонями по подлокотникам. – Соберитесь. И не морочьте себе головы. Считайте, что вы на учениях, и действуйте соответственно.

– Так точно… понятно… хорошо… – Каждый из нас ответил командиру на свой лад.

– Партизанский отряд, – так с улыбкой прокомментировал нашу разноголосицу Прокофьев. – Перед нами на данный момент стоит одна задача: спустить танк с выключенными камерами по аппарели. Готовы? – Услышав утвердительное мычание, командир снова взялся за микрофон: – Говорит командир экипажа «Единство». «Оса» к движению готова.

Единство? Я посмотрел на Апакидзе, Алиева, Горобца, Дорогова…

Что ж… Пусть будет «Единство». Это куда лучше, чем «Красный Прорыв» Янсонса.

– Василий, малый вперед.

На самом деле нет ничего сложного, чтобы съехать по аппарели, если танк стоит прямо напротив нее. Даже без «глаз». Ориентируясь только на «внутренние чувства»: датчики крена и дифферента, показания с гироскопов.

Я перещелкнул тумблер контроля скорости, наклонил джойстик и нажал кнопку подтверждения. Стрелки на циферблатах зашевелились. Увеличился дифферент «Осы» на нос, кроме того, танк сильно наклонился набок.

Мне оставалось лишь думать, что, съехав с аппарели, наша новая «Оска» окажется в хорошо знакомой крымской песочнице, среди кратеров и возвышенностей, сложенных из ракушечника.

Прокофьев хмыкнул.

– Идем, как бык нассал. Останови «Осу». Идрис, чуть больше мощности на правый трак. Вася, возьми на двенадцать градусов левее!

– Выравнивается, командир! – Я почувствовал, что танк стал… легче, что ли? послушней? В общем, как-то так.

– Учись, студент, – пробурчал Прокофьев. – Черт! Как пить хочется! Володь, приоткрой, что ли, форточку. А то духан – хоть топор вешай.

В пункт управления ворвалась струя прохладного воздуха с запахом прелых листьев.

Я же смотрел, как меняется положение танка. Вот дифферент пополз к нулю, крен чуток выровнялся. И таким макаром «Оса» проползла вслепую метров шесть, после чего я остановил движки.

– Спуск завершен. Стоим устойчиво.

– Молодца, пока отдыхай. – Прокофьев потянулся со своего места и хлопнул меня по плечу.

– Разрешите выйти на три минуты?

– Нет, нельзя. В кресле отдыхай.

Вот черт! И в туалет, что ли, нельзя? За стаканом воды – нельзя?

Нет, и раньше возникали подобные трудности. Мы умели терпеть, выкручиваться, обходиться… Бывало, подойдешь к окну, свистнешь, тебе тарелку с бутербродами принесут. Или ведро, – в зависимости от того, что на данный момент нужнее всего. Похоже, снова придется полагаться на свист.

– Хорошо. – Прокофьев пощелкал суставами пальцев. – Идрис, начинаем проверять системы с самого начала. У нас четыре часа на диагностику. Не хватит времени – не проблема, возьмем еще пару часов.

– Я готов. – Алиев склонился над пультом.

– Разворачивай остронаправленную антенну! – приказал Прокофьев.

– Есть!

Я услышал щелчки тумблеров. Начиналась стандартная процедура подготовки «Осы» к работе. К слову, мы проводили ее от сих и до сих только в репетиционном режиме, без танка, поскольку тренировочные «Осы» не нуждались в расконсервации.

– Я включился, получаю слабый сигнал, – сообщил Дорогов.

– Питание антенны в норме, позиционирование в норме, – добавил Алиев.

– Давай, Володя, найди нам Землю, – распорядился командир, хотя это скорее прозвучало как просьба.

Горобец скептически хмыкнул и высморкался. Дорогов приступил к делу, из висящих на его шее наушников послышался вой и бульканье помех. Оператор антенны терзал верньеры и регуляторы, и помехи постепенно сходили на нет, уступая место пилот-тону – звуку, похожему на ритмичный перестук колес железнодорожного состава. Антенна нашла источник сигнала.

Что же это был за источник? Неужели действительно Земля?

– Так, Идрис, остронаправленная антенна сориентирована, теперь включим-ка Колину камеру на башне, – распорядился командир. – И посмотрим, в какую «песочницу» нас занесло.


Глава 10


– А как же «Чемпионы» «Крюгера»? – спросил Антон Босса. Бело-синий свет наружных огней Лагуна-Сити проникал сквозь выпуклое стекло иллюминатора и окрашивал лица танкистов ЧВК «Дозор» неживой синевой.

Босс жеманно пожал плечами и раздавил в пепельнице окурок тонкой сигареты.

– Там было много следов, Левик, – ответил он. – Всяких следов. Но танков «Крюгера» мы не видели. Бычара сказал, что они ретировались.

– Да, – саркастически ухмыльнулся Антон. – Ты навел на них ужас своим «Тираном» с «Рельсотроном».

– Я-то что… Вот Хныка на «Осе» – тот настоящее чудовище.

– Ох, не любите вы «Осы»…

– «Оса» – это как «Запорожец», только танк. Двадцать минут позора – и ты уже навалял засранцам по первое число. А «Тиран» – как лимузин. – Босс мечтательно прикрыл глаза. – Ты знаешь, под каким названием «Тиран» проходил у разработчиков?

– Знаю. Иосиф Сталин.

– Дед рассказал? – спросил Босс и, не дождавшись ответа, проговорил почти нежно: – Мировой старичелло…

Антон фыркнул.

– Ты, кстати, ему тоже нравишься.

– Да что ты? – округлил глаза Босс и сейчас же вернул разговор в прежнее русло. – Насчет «Чемпионов», Лева.

Антон вопросительно хмыкнул.

– Держи нос по ветру, пахнет подставой. Неспроста эти хмыри из Центра запрещали вам стрелять по кораблю рейдеров. И неспроста мне вынесли все мозги из-за единственного выстрела Эдика-Бульдозера по «зонтику». А о «Чемпионах» никто и слышать не захотел.

– А Бычара? – спросил Антон, указывая глазами на дверь, откуда с минуты на минуту должна была вывалить честная компания.

– А что Бычара? – Босс поморщился. – Бычара он и есть. С него взятки гладки, через неделю он и его бойцы возвращаются на Землю.

– И здесь «распилы» и «откаты», – невесело усмехнулся Антон.

– Ага, – кивнул Босс. – Луну пилят.

– «Пилите, Шура, пилите, они золотые!»

– Вот именно…

Из коридора донесся молодецкий гогот и шарканье берцев. Танкисты Босса и бойцы Бычары собрались на совместную попойку.

Первым ввалился Верблюд.

– Слушай! – обратился он к командиру. – Ящик дури купили, да? Курить будем: пых-пых-пых! Веселиться будем!

В последний момент они поменяли планы: «упали» не в баре, а в апартаментах, которые занимал Бычара и компания, на «минус двадцать восьмом». С одной стороны, это было хорошо – у Антона почему-то пропало настроение беспредельничать и громить несчастный бар, в котором в будущем доведется пропустить не один стаканчик. С другой стороны, он надеялся, что в кабаке встретит ту самую девушку-критика. Панкушку в спортивной куртке, работающую с тактическими схемами танковых поединков.

Мужики накурили так, что Бычаре пришлось отключить противопожарную систему. Ее постоянный трезвон действовал всем на нервы.

Босс и Бычара словно вели шахматный поединок. Командир Антона пытался ненавязчиво выяснить, что происходит на Луне за рамками официальных корпоративных отчетов. Бычара лавировал, пил он в меру и аккуратно, за языком следил.

– Повоюешь здесь с мое, сам все узнаешь, если выживешь, конечно, – отвечал он Боссу. – Нас слишком мало на Луне, и мы не можем контролировать все территории. Даже те, которые номинально числятся за «Гелий Про». Ясен пень, что мелкие корпоративные чиновники не брезгуют никакой копейкой. Топ-менеджеры тоже продажны с потрохами. При мне «Салонафтагаз» перекупил с десяток спецов, которые разорвали с «Гелием» контракты, забив на штрафные санкции. Нелегалы нарезают круги вокруг нашего дела, как акулы. Вообще весь этот гребаный космос – как Карибское море времен Порт-Ройала. Дедушка Королев всем открыл дорогу в космос. Теперь любая шайка в состоянии насобирать бабла и купить старенькую «Н-5» времен Гагарина. А потом брить наши месторождения. Так-то, Босс.

– Куда, говоришь, укатили «Крюгеры»? Есть процедура, по которой можно запросить у корпорации спутниковые снимки? Очень хочется посмотреть, как слиняли эти засранцы.

– Чемпионы «Крюгера» драпанули на север. Хочешь мое мнение, Босс? Они и не собирались драться. Просто решили подействовать нам на нервы, примерно так же, как ты со своими орлами капал на мозги «Изотопам». Мы пробуем на прочность, нас пробуют на прочность. Такова наша жизнь-жестянка. А вот этот твой танкист, Лева, он вроде неплох в деле, у меня глаз наметан…

– Да, блин, верно.

– А вот этот, – Бычара указал выпяченным подбородком на Хныку, – мне не нра. Он не пассивный, случайно?

– Нет, – мотнул головой Босс. – Нормальный мужик, только из мажоров. Инфантильный слегка, все детство за компьютером просидел. Соскочил с танковых симуляторов на реальный бой.

– А почему у меня водка хлоркой воняет? – заунывно протянул Хныка.

– Заткнись лучше, – посоветовал Бульдозер и дернул Хныку за козырек бейсболки.

Как ни странно, интересным собеседником оказался скорбящий по погибшему брату Глухарь. Он не прикоснулся к «траве», мотивировав это тем, что и без нее дурак. От водки отказался тоже, сказав, что «Витька ее не любил». В итоге Глухарь оказался в стороне от шумной компании. Он отсел с баночкой «Балтики» на пожженную сигаретами пластиковую скамью, достал читалку в футляре из хорошей кожи и стал водить по экрану пальцем.

Антон никак не мог найти себе комфортное место. Он пытался присесть то там, то здесь. Там ему дымили в лицо, здесь сипел над ухом Верблюд. Тут поигрывал ножиком Чебуратор, многочисленные татуировки делали его похожим на ковер, а Антон на дух не переносил настенные ковры.

– Маешься, братуха? – спросил его Глухарь, не отрывая взгляда от читалки. – Это все микрогравитация. Кровь бьет в мозги, кости растягиваются.

– Мозги и кости как-то связаны? – мрачно осведомился Антон.

– А как же. – Глухарь поболтал банкой, пытаясь определить, сколько осталось пива. – Я тоже поначалу места себе не находил. Маялся, чуть ли не голоса слышал.

– Да? – с мнимым скепсисом переспросил Антон; он все еще был озадачен легкой отключкой, приключившейся во время боевого выезда, а обращаться к мозгоправам – не по-пацански. – И что же рассказали тебе голоса?

Глухарь отложил читалку.

– А ты не находишь, что Луна – несколько странное место?

– В смысле – странное? – Антон присел на скамью рядом с Глухарем. – Типа испокон веков люди смотрели в небо и видели над собой луну, поклонялись ей, проводили ритуалы, прорицали. В очертаниях кратеров и морей им мерещилось чье-то лицо, и прочая хрень… Ты это имел в виду?

– Не совсем. Ты еще не видел, да? Под пылью… – Глухарь пошевелил пальцами, словно посыпал блюдо солью. – Плиты. Железобетонные. И что-то вроде прорезанных в них пазов для рельсов или колес, я даже не знаю, как описать. – Танкист покачал головой. – А как тебе полости, в которых мы строим города? Как, ты думаешь, они появились? Лед растаял? Выдавило породу во время извержения вулкана?

– Черт его знает, я в этом не шарю, – признался Антон.

– Посмотри, если найдешь время, стены полости, – посоветовал Глухарь. – Такое впечатление, что на них оставила следы карьерная техника.

– Кто бы это мог сделать? Наши до перестройки? Или американцы?

Глухарь мотнул головой.

– Время от времени мы находим советский или штатовский недострой. Стартовые площадки, топливные терминалы, жилые и научные модули, недействующую аппаратуру или роботов. Но никогда ничего сопоставимого по размаху с полостями Леонова-Бина.

– Погоди, – рассмеялся Антон. – Ты намекаешь на инопланетян, что ли?

– Я не намекаю, – обиделся Глухарь. – Я прямо говорю. На Луне чересчур много непонятного и необъяснимого. Научные отделы корпораций грунт роют, космоархеологи под крышей ООН создали постоянную базу в Море Ясности. Кстати, и раньше страны тратили миллиарды, чтобы только оказаться здесь. Слышал о «лунной гонке»? Думаешь, она имела только политическое значение?

– Нет. – Поднаторев в спорах с дедом, Антон считал себя докой по части лунной экспансии. – Значение имел только гелий-3.

– Да, но одно другому не мешает! – Глухарь потряс перед лицом Антона читалкой. – Знаешь «Дюну»? Это роман Фрэнка Герберта. Старый, в двадцатом веке написан. Перелистываю на досуге.

– Не слыхал о таком, – отмахнулся Антон.

– Это фантастика…

– Не люблю фантастику. Мне бы что-то жизненное, со смыслом…

– Заткнись и не перебивай, я это не перевариваю.

Антон замолчал. И с удивлением понял, что резкий тон Глухаря его не задевает и не возмущает. Наверное, включилась чуйка. И чуйка говорила, что, возможно, сейчас он получит некую информацию. Быть может – важную, быть может – нет. Со временем он сам сможет оценить степень ее значимости.

– Дюна – это уникальная планета. Только на ней производится спайс – это средство, которое делало возможными межзвездные полеты.

– Ну, о спайсах я знаю, – не удержался Антон. – Верблюд каждый раз покупает…

– Кто контролирует Дюну – тот контролирует космос. – Глухарь не обратил внимания на ремарку Антона. – Улавливаешь аналогию?

– Нет.

– Луна – это Дюна. А гелий-3 – это тот же спайс. Что такое Земля? Земля – это пылинка. Да кому она нужна? Завтра бабахнет комета… или Третья мировая – и нет больше той Земли. А Луна – это космос. Кто контролирует Луну, тот контролирует космос. Поэтому здесь, – он развел руками, – не только мы. Причем с давних-предавних пор. И когда я говорю «мы», я не имею в виду корпорацию. Я имею в виду человечество.

– Гонишь ты, Глухарь, – не удержался от легкого скепсиса Антон. – Может, твоя Дюна и исключительна. А Луна – это мертвая каменюка, каких в космосе как у дурака махорки.

– И здесь ты ошибаешься, брат-танкист. Земле вообще не полагалось иметь такой большой и плотный спутник, как Луна. Вообще планетоподобные спутники – это привилегия планет-гигантов: Юпитера, Сатурна, Урана, Нептуна. Остальным они не положены. У Меркурия есть спутники? Нет. У Венеры есть? Нет. И у Марса нет, если не считать двух обломков его собственной коры, заброшенных на орбиту взрывом…

– Да ты в теме, чувак. Шаришь! – уважительно присвистнул Антон. Он хотел было упомянуть пару Плутон-Харон, но решил не ломать стройную теорию Глухаря, потому что эти побасенки ему почему-то пришлись по нраву. Это не был насточертевший треп о бабле, пушках и телках – атрибут каждой посиделки с дружками из роты Босса.

– Вот и я говорю: это как сложить два и два – проще простого! – Глухарь вошел в азарт и повысил голос: – Луны в этой части космоса быть не должно, но все же она есть! Мы на Луне пятьдесят лет, и до сих пор никто из яйцеголовых не может внятно объяснить, как она здесь очутилась! Сформировалась одновременно с Землей, была когда-то частью Земли или же была поймана притяжением Земли! Такое впечатление, будто кто-то специально расположил Луну здесь, чтобы она собирала частицы солнечного ветра, накапливая в грунте гелий-3. На Луну удобно садиться, с Луны удобно взлетать. Можно примчать сюда, собрать пенку и по-быстрому свалить. Не слишком ли много удачных совпадений? Шах и мат, Фома Неверующий!

– А какие у вас доказатэльства, товарищ Глухарь? – имитируя акцент Сталина, проговорил Антон. – Если кто-то сюда и прилетал, я имею в виду пришельцев, то это преданье старины глубокой. От этих визитов не осталось следов, кроме неких бетонных плит под пылью и полостей, в которых мы теперь строим города.

Глухарь потупил взор, почесал лоб.

– Доказательств нет? Когда подойдешь к своему танку, загляни в его двигательный отсек. Что ты там увидишь?

– Импульсный движок? Ты хочешь сказать, что это…

– Технология пришельцев, гений. Мы подсмотрели ее здесь, на Луне. Причем еще в прошлом веке, но адекватно воспроизвести смогли лишь недавно. Что дало толчок к распространению некогда экспериментальных лунных танков и применению их хитрожопыми ЧВК на Земле. И я готов дать голову на отсечение, что у Джимми Крюгера припрятана не одна тонна инопланетного металлолома. Сам видишь, какие расклады: импульсные двигатели – по лицензии «Крюгер Корпа», пушки «Сестрички» – та же самая ситуация. И как только люди Джимми смогут скопировать очередную штуковину пришельцев, то на рынке появится давно анонсируемая новая смертоубийственная энергопушка.

Антон поиграл желваками. Он не был легковерным человеком. Однако он считал, что дурное упрямство – достоинство ослов. Слова Глухаря не были лишь пустым трепом, что-то за ними было. К черту пришельцев, в них Антон не верил. Но Луна хранила множество тайн, отрицать это было бессмысленно. Да и на Земле хватало загадок. Например, Антон привык считать, что импульсные движки были разработаны под руководством Джеймса Крюгера, однако ни в одном источнике прямо об этом не говорилось.

Антон даже позаимствовал у Глухаря читалку, чтобы поймать вай-фай и заглянуть в Википедию. Там черным по белому было указано, что импульсники и «Сестрички» – изобретение «Крюгер Корп». Но ни одной фамилии, словно над устройствами работал не коллектив инженеров, а муравьиное семейство без имен и лиц.

– Вот. – Глухарь вложил в ладонь Антона визитку. – Меня скоро здесь не будет. Если хочешь продолжать общаться на эту тему, то рекомендую познакомиться с одной интересной девушкой.

«Вера Максимова, – прочитал Антон. – Публицист. Критик. Блогер».

Очевидно, что-то такое отразилось на его лице, потому что Глухарь поспешил его заверить:

– Да, малехо пафосно, я понимаю. Но девка она неплохая. Не проникнешься космоархеологией, так просто пофлиртуешь.

Антон улыбнулся:

– А вот за это большое тебе человеческое спасибо, Глухарь! – И бережно положил визитку в нагрудный карман куртки.

На следующий день был рутинный выезд к Рифу Ханса, соседствующему с Областью Киттенгера. Гелиевые комбайны корпорации утюжили грунт, рота Босса сопровождала, заключив стальных мастодонтов в кольцо. Посмотреть сквозь прицел на танки «Изотопов» да поплеваться в них плазмой с большого расстояния – вот и вся движуха.

Антон заметил, что его перестала напрягать пропитанная солнечной и галактической радиацией пустота по ту сторону танковой брони. Ощущения были сродни тем же, когда он колесил по закрытым территориям бывших индустриальных объектов. Кроме того, Антон поймал себя на том, что он то и дело пытается найти под слоем пыли и в нагромождении камней артефакты неземного происхождения. Но то ли глаз был у него еще не наметан, то ли в районе Рифа Ханса пришельцы не появлялись.

Как только рутина завершилась, танк стал в бокс, а танкист принял душ и сжевал на ходу кусок холодной пиццы, визитка была вынута из куртки и расположена перед объективом айфона. Пошли длинные гудки; Антон, ожидая, взъерошил мокрые волосы. Наконец вызов приняли.

– Чебуречная, – буркнул сонный женский голос.

– Э… привет. – Антон невольно улыбнулся.

– Это кто? – На том конце зевнули.

– Меня зовут Антон, твою визитку мне подогнал Глухарь. Он сказал, что с тобой можно пообщаться на тему загадок Луны и инопланетян.

– У тебя есть что-то конкретное?

– Я недавно на Луне и еще не успел, наверное, их повстречать. Но я езжу там-сям и уж точно обращу внимание, если встречу что-то необычное.

– Слушай, Антон, а мы, случайно, не встречались в баре для танкистов?

– Да, я счастлив, что ты меня тоже помнишь.

– Погоди, а тебе точно Глухарь дал визитку?

– Да, он мне еще и лекцию прочитал. Про спайсы. Ну, так что? Встретимся в кабаке?

Вера задумалась. «Ломается», – подумал Антон. Что ж, эта песня была ему знакома.

– Мы встретимся, Антон, – наконец произнесла она холодным тоном. – Обязательно встретимся. Но позднее. Я тебе перезвоню. Постарайся не погибнуть до этого времени.

– Я и дальше буду стараться! – успел сказать Антон до того, как девушка отключилась.

Большой промышленный корабль нелегалов лежал на боку. Купол газоуловителя валялся, словно скомканный кусок фольги. Повсюду виднелись кучи мусора, его выбросило из отсеков во время взрывной декомпрессии.

– Это наши старые знакомые? – неуверенно спросил Оборотень.

– Непонятно ничего, – ответил Бульдозер. – Может – они, может – не они. Как думаешь, Лева?

Антон, вместо того чтобы заниматься мертвыми нелегалами, рассматривал на большом увеличении торчащую из пыли скалку, смахивающую на четырехгранный обелиск. После беседы с Глухарем Антону повсюду мерещились следы пришельцев. И теперь он был готов дать голову на отсечение, что одна из сторон «обелиска» покрыта письменами. К сожалению, его «Оса» не была оборудована ни камерой для макросъемки, ни манипулятором, ни лазерным спектрографом. В общем, ничего не было, чтобы провести хотя бы подобие исследования.

– Лева! Ты там заснул? – осведомился Босс.

– Я не знаю, наши ли это клиенты, – ответил Антон, с неохотой переводя камеру с «обелиска» на мертвого чернокожего в рабочем комбезе, примерзшего к корпусу корабля неподалеку от основной пробоины. – Да и какая разница. Всего лишь чертовы нелегалы.

– «Салонафтагаз» сделал за нас грязную работу, – сказал Бульдозер.

– И снова заставили Центр понервничать, – добавил Босс. – Стреляли из «Магмы», судя по решету, проделанному осколками.

– Следов, Босс, как на базаре, – подхватил Верблюд. – Все укатано траками.

– Кстати, кто вчера смотрел «Арену смерти»? – спросил Оборотень.

– Отставить «Траки смерти», смотрите лучше по сторонам внимательнее, – распорядился Босс. – Центру понадобится отчет.

– Только не я! – ожидаемо донеслось со стороны Хныки. – Я не буду писать отчет!

– Заткнись, Хныка! У кого из нас диплом филолога? По-моему, только у тебя.

Айфон запиликал, когда Антон спал, пережевывая во сне воспоминания о прошедшем дне. Это была полудрема-полубред вроде той, что мучила его на «Бараке Обаме». Ему грезилась пылевая пустошь без конца и края. То тут, то здесь на ее сером монотонном полотне темнели пятна изувеченного железа, обгоревшие танковые остовы, похожие на застывшие манекены фигуры мертвых танкистов. Он должен был пересечь эту пустошь, причем время шло на минуты, он жег запасы нитры, заставлял движок работать на полной мощности. Но пустошь тянулась бесконечно, и он ощущал, что не успевает.

– Что надо? – не слишком дружелюбно, не открывая глаз, буркнул в трубку он.

– Это Глухарь.

– Ладно. Что надо, Глухарь?

– Как тебе Вера?

– Я за веру, но против любых религий.

– Ты сможешь вести «Лис»?

– Смогу, а что?

– Если хочешь увидеть нечто, тащи свой зад в танковые боксы отца Александра. Ты спрашивал, где конкретика? Я тебе ее покажу. Подробности – если придешь.

Антон помассировал лицо ладонью.

– Ладно, – сказал он почти обреченно, – я уже иду. Только в туалет заскочу.

«Лисы» были нужны, чтобы быстро покинуть зону действия охранных систем Лагуна-Сити. Оба танка были без боекомплекта, что, соответственно, увеличило их скорость. Вообще оказалось непривычно и сложно вести быструю и юркую машину, которая стремилась лягушкой подпрыгнуть на любой, самой мало-мальской возвышенности. Поэтому Антону пришлось полностью сконцентрироваться на управлении машиной.

Они соблюдали радиомолчание. Само собой, Центр настойчиво пытался их вызвать, а когда стало ясно, что отвечать танкисты не намерены, Лисы облучили радарами наведения. Перед выездом Глухарь сказал, что стрелять в них не будут. И что на Луне стреляют во все, что не понимают, только нубы с Земли и беспредельщики «Селеннафтагаза». Причем последние наверняка тоже с чьей-то подачи, а не потому, что так им хочется.

Антон держался за Глухарем, повторяя каждый его маневр. Похоже, что Глухарь отменно знал дорогу: он ловко лавировал между похожими на пеньки гнилых зубов скалами, находил надежные тропы на склонах кратеров, объезжал трещины и провалы. Наверняка ездил здесь не раз. И быть может, позывной получил за то, что игнорировал вызовы Центра.

Почти сорок минут они шли на крейсерской скорости по лунному бездорожью. Потом из-за близкого – протяни руку и достанешь – горизонта вынырнули приземистые строения времен первой волны освоения Луны. Антон решил, что эти конструкции частично демонтированы: разобрали все, что только могло пригодиться, оставили только бетонные цоколи, несущие стены и перемычки. Все было покрыто свежей метеоритной эрозией, словно сыр – дырками. Глядя на эти руины, Антон почувствовал дежавю. «Лис» Глухаря юркнул в нору технического тоннеля, давно освобожденного от кабелей и трубопроводов. Антон включил визор на режим ночного видения и повторил этот маневр. Оказавшись в ребристой кишке тоннеля, он включил рацию на условленной заранее частоте.

– Глухарь, это Лева.

– Слышу отчетливо, Лева.

– Что это за место?

– Старая арена для «Арены смерти», локация под названием «Мясорубка». На самом деле – одно из первых поселений в Океане Бурь, полностью передислоцировано в полость Леонова-Бина в начале девяностых.

– Из-за чего?

– Говорят, вроде в полости практически нет метеоритной и радиационной опасности. А здесь аванпост был как на ладони.

– Удобная штука все-таки – полость.

– Да. Кармашек с секретом.

«Лис» Глухаря вынырнул на арену: узкий котлован с бетонными склонами, на которых дыры, оставленные метеоритами, чередовались с пробоинами от снарядов «Рельсотронов» и «Шарки». Котлован накрывала густая тень, холодно горели звезды, виднелось размытое пятно пролетающей мимо Марса кометы, но Антон представлял яркий свет прожекторов, освещающих танковую дуэль, и назойливое мерцание неоновых реклам. Представлял зрителей, наблюдающих за сражением из специальных кабинок и из собственных планетоходов и танков. Блуждающие звезды беспилотников, вооруженных камерами с высоким разрешением.

– Уже почти на месте, сбавь газ!

Холодный голос Глухаря вернул Антона в реальность. Из-за груды бетонных обломков выехали три ветхих «Тирана» без опознавательных знаков. Два были вооружены «Магмами», один – «Рельсотроном».

– Нелегалы, чтоб мне сдохнуть… – пробурчал Антон, прикидывая, как быстрее слинять, если «Тираны» атакуют.

– Рассла-а-абься, – протянул Глухарь. – Это свои. Корпорации уверены, что контролируют всю Луну, но чем сильнее они сжимают кулаки, тем больше территорий высыпается сквозь пальцы.

– Хватает поживиться стервятникам помельче?

– Не борзей, юноша. Поменяй частоту.

Антон коснулся сенсорной панели. В наушниках зазвучал незнакомый голос. У нелегала был сильный восточный акцент, почти такой же, как у марокканца Верблюда.

– Знаешь Чупачупса?

– Нет, – ответил Антон и открыл банку «Пепси» – гонка на чужом танке его утомила.

– Чубакку?

– Слышал по телику, как он комментирует. – Антон откинул забрало шлема и принялся пить.

– Тогда зачем приехал?

– Потому что пригласили.

В разговор вмешался Глухарь:

– Его знает Вера.

В наушниках Антона раздался новый голос: второй нелегал говорил чисто, без всякого акцента. В его речи слышались ноты усталости и разочарования.

– Мы спросили Веру, она сказала, что не уверена, можно ли доверять ему.

– Его знаю я, – сказал тогда Глухарь. – К тому же и вам известно, чей он внук.

Антон едва не подавился «Пепси».

– А при чем тут мой старпер? – не понял он.

Но его реплику проигнорировали.

– Ладно. Примем в клуб с испытательным сроком, – сказал «марокканец».

– Лева, – обратился к Антону Глухарь. – Сейчас проедемся чуток за этими дружелюбными ребятами.

Ехать оказалось совсем недалеко. За очередным бетонным монолитом прятался новострой: неказистое строение, сложенное косо-криво из блоков. Один из «Тиранов» подъехал к сваренным из танковой брони воротам, подцепил крюк на створке и потянул. Ворота открылись. В глубине строения зажглись, словно глаза затаившегося во тьме зверя, фары.

– А вот тебе, Лева, настоящий чужак! – Глухарь проговорил так горячо и убежденно, что Антона прошибла дрожь, а большой палец сам лег на гашетку, хотя стрелять было нечем.

Оно осторожно выехало из темницы – в том, что это сооружение использовалось вместо тюрьмы, Антон уже не сомневался. На низких траках, почти плоское, Антон оценил едва поднимающийся над грунтом силуэт: наверняка в плененную машину было тяжело попасть. Башня «чужака» имела странный вид: ствол орудия отсутствовал, вместо него выдавались двузубой вилкой два агрегата. Не то – непонятный излучатель, не то – устройство, к которому что-то должно было монтироваться.

«Чужак» медленно ехал между «Тиранами», и его траки скользили живой черной лентой, а броня неприятно напоминала экзоскелет насекомого. Он был ниже и легче, но не менее опасен: так говорила Антону его верная чуйка. Внезапно понимание переросло в наплыв иррационального ужаса. Антону показалось, что корпус его «Лиса» стремительно истончается, рассыпается пылью, а черный борт «чужака», словно магнитом, притягивает эту металлическую пыль, залатывает ею микроскопические трещины, заравнивает сколы и вмятины, затем – наращивает толщину своего бронирования, небыстро – по миллиметру, – но неуклонно.

Но ничего из этого на самом деле не происходило. Ни один датчик «Лиса» не фиксировал повреждений брони.

«Чужак», отъехав от «Тиранов», добавил ходу. Из-под черных траков брызнуло бетонное крошево.

И тут же в его корму врезалась серебристая молния рельсового заряда. Сверкнуло плазменно-белое пламя, «чужака» подбросило и развернуло. В освещенный электрической дугой борт ударил снаряд, выпущенный из «Магмы».

Обломки «чужака» из-за низкой гравитации взлетели к звездам. Быть может, после тысячелетних блужданий в космосе им суждено рухнуть метеоритным дождем на Землю или другую планету Солнечной системы.

Изувеченный корпус странной машины все еще стрелял искрами и газовыми струями, когда один из «Тиранов» стал пихать его носом примерно так, как это делал Бульдозер с поверженными врагами, подталкивая к открытым воротам строения из блоков.

Антон вздохнул, смочил глотку колой и проговорил с досадой:

– Глухарь, я совершил несанкционированный выезд из города корпоративного подчинения на танке без номеров, чтобы посмотреть, как несколько обалдуев расстреливают, словно в тире, какую-то хренотень, у которой-то и оружия не было!

– Что ты знаешь об оружии чужаков! Было или не было – не твоя забота! Впрочем, Лева, ты бы заткнулся и направил все камеры на этого мутанта, не то пропустишь самое вкусное!

– Оно живое! – завопил один из нелегалов простуженным голосом. – Ха-ха! Сколько же у него еще жизней?

С подбитой машиной что-то происходило. Как горячий воздух раздувает опавший воздушный шар, возвращая ему форму, так какая-то сила, действующая изнутри, выравнивала деформированный корпус. Изменения происходили стремительно. Это походило на взрыв, заснятый на видео и воспроизведенный в обратную сторону. Пробоины зарастали, словно корпус был не из металла, а живой тканью, стремящейся регенерироваться. Еще секунда-две, и черные траки снова оживут, а странная башня с агрегатом, похожим на двузубую вилку, начнет искать цель.

«Чужака» втолкнули в гараж-темницу, суетливо притворили ворота. За миг до того как створки сошлись, Антон увидел, что в темноте вспыхнули зловещим красноватым светом фары загадочной машины.

– Ты видел? – спросил, смеясь, Глухарь. – Видел?

– Да, – буркнул Антон, глядя на закрытые створки и теребя гашетку. – Только я не выкупил, что именно я видел. Какие-то глюки.

– Это не глюки, дружище, – ответил ему нелегал-марокканец. – Эта штука может восстанавливаться прямо на поле боя.

– Совершенно фантастическая технология, – добавил второй нелегал. – Даю зуб, мы не скоро сможем ее скопировать.

– Да уж, – невольно поддакнул Антон. – Представляю, сколько «лимонов» отвалил бы за этот фокус «Гелий Про», – а потом, спохватившись, добавил: – А сколько бы отвалил «Крюгер»! – И он присвистнул.

– Сечешь тему, – одобрил Глухарь. – Ладно, пищу для размышления ты получил. Возвращаемся в Лагуну!

– Само собой, не нужно напоминать, что болтунов мы не любим, – сказал простуженный нелегал.

– Ясен перец! – ответил Антон. – Да и что я могу рассказать: видел три танка без опознавательных знаков? Танкисты мне не представились?

– Если припрут к стене, – сказал марокканец, – соври, что вышел на «Лисе» погонять в «песочнице».

– М-м? – не понял Антон. – Зачем это мне?

– Так делают все, кто решил рискнуть в «Арене смерти» на незнакомом танке, – пояснил Глухарь.


Глава 11


«Я дарю тебе свой первый след на Луне!» – такую телеграмму собирался отправить Прокофьев жене, чтобы поздравить ее с днем рождения. Но начальник особого отдела КГБ, курировавший работу НИП-10, полковник Рюмин лишь покачал головой да посмотрел на нашего командира, как на расшалившегося несмышленыша.

– Делай что хочешь, но никаких упоминаний о Луне быть не должно, – сказал Рюмин строго. – Убери два последних слова и отправляй.

Прокофьев хмыкнул.

– «Я дарю тебе свой первый след» – как-то слишком неоднозначно. Только морочить женщине голову.

– Допиши – «на простыне», – посоветовал с каменным лицом Рюмин.

Когда командир по пути на пункт управления рассказал мне эту историю, я не удержался и хихикнул. Но потом извинился и посочувствовал.

Что за деньки были! Все ходили в мыле. Спали и ели – как получится.

На Луне! Все-таки – на Луне. Без предупреждения, без фанфар и аплодисментов. В рабочем режиме, словно на заурядной тренировке. Да еще сразу после праздника: кто бы мог предугадать?

А этому – телеграмма жене.

– Как там Валентина? – спросил я. – Скоро вернется в наши степи?

Прокофьев замялся.

– Пока отдыхает у родителей в Одинцово. Надоели ей тараканы нашей общаги.

– У вас все в порядке? – спросил я, ощутив в тоне командира неприкрытую горечь.

– У нас-то все в порядке, – сказал он медленно. – Но вот ее родители… Сплошь интеллигенты-либералы, кичатся своей дворянской кровью, словно не знают, что гордыня – это смертный грех.

Нечто подобное мне уже приходилось слышать от других товарищей по службе. Я не имею в виду наш экипаж, но время от времени кто-то из ребят проговаривался о семейных проблемах. Не важно – здесь ли, в Калининграде, на Камчатке или на Ленинградском НИПе. Быть женой офицера – непростая работа. Спартанский быт, частые переезды, муж вечно занят на службе, зачастую и выходных нет – через какое-то время это все становится испытанием на прочность, которое проходит не каждая.

– В общем, ее старики считают, что дочь заслуживает лучшей судьбы, – договорил Прокофьев.

– Это же надо быть такими скотами! – Я хлопнул командира по плечу. – Не переживай, Ваня, жена тебя любит.

– Что ты, я и не думаю переживать, – сказал сквозь зубы Прокофьев. – И как назло – вагон работы…

На пункте управления все еще шла дотошная проверка всех систем нашей «Осы». К этому процессу подключился Контрольно-измерительный комплекс, куда стекались данные со всех НИПов и где стояли наши самые мощные ЭВМ. Периодически на связь выходили то отцы-полководцы, то конструкторы. Диагностика, на которую изначально отводилось четыре часа, длилась вторые сутки. Начальники требовали проверить, перепроверить, уточнить…

Алиев, Апакидзе и Дорогов продолжали работать. Горобца, как и нас, отпустили на часик завести глаза, с минуты на минуту он должен был вернуться в пункт управления.

Я включил телеэкран и расположился поудобнее в кресле. Сначала я увидел светлое пятно, притом искаженное мелкой рябью помех. Затем появилась контрастность, и одно большое пятно стало множеством мелких. В общем, в моем распоряжении были все оттенки серого.

Мы уже знали, что «Оса» стоит носом к пологой рыхлой возвышенности, чуть накренившись. За возвышенностью простиралась терра инкогнита.

Посадочная ступень сослужила добрую службу. Она находилась прямо за нами: низкие опоры, опущенные аппарели, округлые топливные баки, открытая хлипкая на вид рама, острые штыри антенн. Это была не танковая обойма, а самая базовая рабочая лошадка, которая изначально разрабатывалась для доставки на Луну научных планетоходов Бабакина. После ряда усовершенствований этот нехитрый и надежный аппарат смог обеспечить нам мягкую посадку…

Но мы были не в обойме, а одни. Кто прикроет нас? Кто усилит? Кто доведет миссию до успешного завершения, если мы сойдем с дистанции?

– Похоже, у нас все благополучно, – сказал, потягиваясь, Алиев. – Но начальство в это не верит и ищет, в чем подвох. Кажется, их бы больше порадовало, если бы мы разбились в блин.

– Есть новости от Черникова? – спросил командира Апакидзе.

Прокофьев приподнял наушник.

– Черников желает нам приятного дня. С этого момента мы подчиняемся исключительно Минобороны. Научная часть нашей работы пока закончилась. Будем воевать.

Мы притихли, ожидая продолжения. Прокофьев потер переносицу, надел очки.

– В КИКе говорят, что наша посадочная ступень серьезно промахнулась. Мы не дотянули до расчетной точки почти пятьдесят кэмэ.

– Вот ё! – только-только вошедший в зал Горобец хлопнул по бедру. – Почему нам всегда везет как утопленникам?

– Будем выкручиваться, – проворчал Апакидзе.

– Гриша, мы находимся в Заливе Радуги, – сказал Прокофьев. – КИК работает над нашим новым маршрутом, но ты можешь им помочь.

Штурманы всех экипажей изучали прилегающие к Океану Бурь области на случай, если танковая обойма промахнется мимо цели. Что, собственно, и произошло. Прокофьев продиктовал координаты, уточненные телеметристами НИП-10, а штурман взял на карандаш и зашуршал картами.

– Ничего, ребята, – сказал, получив очередное сообщение из КИКа, командир. – Они скорректируют орбиту спутника, и мы получим картинку нашего квадрата.

И снова – ждать. На экране – куча лунного гравия, скорость – ноль, пробежка – шесть метров. Захватывающее начало захватывающего приключения… Хочется зевнуть.

На перекуре мы перехватили Янсонса. Тот излучал счастье, как печка-буржуйка – тепло, а круглые стекла очков поблескивали, как велосипедные катафоты в свете фар.

– Сели – как по нотам! – От волнения у него опять прорезался волжский говор, как после того раза, когда я дал ему в чайник. – «Красный Прорыв» в Океане Бурь, коллеги!

Наши хмуро пожали Янсонсу слабую руку.

– А вы в обойме или тоже сами по себе? – спросил Горобец.

– Сами. – Янсонс огляделся, не обнаружив рядом посторонних, он сказал: – Штатовцы сбивают обоймы почти наверняка… Бугаев сказал, что вся их противокосмическая оборона сейчас заточена под ликвидацию наших танковых обойм. Так что прорываться пришлось на более мелких аппаратах. Нас разбросало, конечно, – от Кратера Платона до Моря Влажности. Но… но! – Он поднял указательный палец, плотоядно усмехнулся, показав меленькие зубы, и побежал в свой пункт управления – рулить «Красным Прорывом».

Вскоре последовали новые указания. Нам разрешили объехать посадочную ступень, чтоб мы приноровились к управлению, и вывести «Осу» из тени. Дело в том, что у нас все еще заряжались аккумуляторы. Солнечные панели, выполненные в виде жалюзи и размещенные вдоль бортов и на корме, были открыты и жадно ждали свет.

В общем, в ходе машины особых отличий я не уловил, вот только картинка существенно ухудшилась: ехать пришлось практически на ощупь. Как только мы выбрались на освещенное место – на экране оно выглядело, как залитая солнцем бетонная плита, никаких деталей не просматривалось – связь сразу же улучшилась. Стрелки на циферблатах, показывающих уровень заряда аккумуляторов, дрогнули и поползли вверх.

И снова – проверки-перепроверки, отчеты, ожидания распоряжений. Когда делать было совсем нечего, я пытался улучшить картинку по настроечной таблице.

Потом в наш зал заглянул воодушевленный Янсонс. Кончики его оттопыренных ушей были ярко-красными, словно раскаленные угли.

– Угадайте, где проходит сейчас «Красный Прорыв»? – спросил он.

Мы недоуменно похмыкали, делая вид, что сильно заняты и не можем отвлекаться на праздные расспросы.

– По Расщелине Янсонса! – почти выкрикнул наш темпераментный латышский стрелок, а затем хлопнул дверью и умчался: только затопотало в коридоре. Мы же продолжили притворяться, что с головой ушли в работу: Дорогов смещал антенну на полградуса туда и обратно, стараясь поймать «золотую середину», Апакидзе шуршал картами, Горобец стучал ногтем по циферблату индикатора азимутального положения башни, я маялся с настроечной таблицей, а командир принялся давать бортинженеру указания по поводу дополнительной проверки двигателей.

Наконец из КИКа поступила какая-то важная информация: мы это сразу определили по вытянувшемуся лицу командира.

– Вася, убери танк с открытого места, – распорядился он первым делом. – Загони его к чертовой матери в тень, где стоял.

Я без лишних разговоров повел «Осу» по ее же следам обратно. Пройденный путь – самый безопасный путь.

– Со спутника засекли два «Хаунда» в нашем квадрате, – сказал тогда Прокофьев. – В штабе решают, что нам делать. Оставаться возле посадочной ступени небезопасно. Особой активности танки неприятеля не проявляют, но вполне вероятно, что их экипажи засекли нашу посадку и дожидаются инструкций.

Как говорится – с корабля на бал…

Трудно было поверить, что за серой мглой, застилающей наши экраны, скрывались два настоящих вражеских танка. Не ходовых макета, которыми управляют бездари-лаборанты, а самых натуральных мэйд-ин-юэсэй «Хаунда» с экипажами из профи.

Немного щекотала нервишки мысль, что мы управляем танком стоимостью в миллионы рублей и что не будет ни ремонта, ни замены оборудования, если мы оплошаем. Пока еще не будет: недаром же параллельно к штурму Луны готовился отряд космонавтов, и в скором будущем мы воздвигнем на ночном светиле всю необходимую инфраструктуру.

– Мы уходим отсюда, – сказал Прокофьев. – Гриша, переведи нас на другую позицию.

Я получил данные по новому курсу и взялся за джойстик. На экране кадр сменялся кадром, одна малопонятная, режущая глаза из-за высокой контрастности картинка наползала на вторую. В целом впечатления от Луны пока были смазанными: окружение очень походило на крымскую «песочницу», только без строительного мусора, катушек от кабелей и воробьев, время от времени попадавших в поле зрения камеры. Хоть бы что-нибудь увидеть эдакое, другим людям недоступное… Землю в зените, например. Мы ведь – «сидячие космонавты», и в глубине души нам хочется сверх того, что может предложить служба. Черт возьми, нам хочется не столько протирать штаны в операторских креслах и стрелять, сколько хотя бы немного побыть в роли первопроходцев.

Данные о крене и дифференте неожиданно изменились, камера показала темную стену.

– Мы влетели в кратер, – виновато сообщил я. Да, задумался. Плюс эта чертова усталость.

– Молодец, Васька! Правильным путем идешь! – пробухтел Горобец.

Битый час мы выбирались из кратера. С меня семь потов сошло, прежде чем траки оказались на надежной плите застывшей лавы. Окинув напоследок взором посадочную ступень, мы двинулись по скалистой тропке между каменистыми возвышенностями, взяв на юго-запад – в сторону Океана Бурь. Скорость была маленькой, пока мы не могли позволить себе лихачеств.

– КИК сообщает, что «Хаунды» не проявляют активности, – сказал командир. – Штаб не возражает, если мы посмотрим на них поближе.

– Меняем курс? – спросили мы с Апакидзе одновременно.

Прокофьев продиктовал новые координаты, штурман взялся прокладывать курс.

В пункт управления вбежал возбужденный Янсонс. Он дрожащими руками поднял фотоснимок большого формата. Изображение, конечно, было неважнецким, но четко просматривались «Оса» возле нагромождения камней и полусфера Земли, нависающая над башней.

– Первое фото с Луны на память! – похвастался Янсонс. – Мы встретились с одним из наших танков, экипаж Новосибирского НИПа, и щелкнули друг дружку на широкоугольную камеру.

– «Танковый кулак» собирается, – сказал Дорогов, когда за Янсонсом захлопнулась дверь. – Только мы у черта на куличках. Успеем к шапочному разбору.

Но мы не могли позволить себе сокрушаться или предаваться унынию. Наша «Оса» приближалась к точке, где затаились две вражеские боевые машины. Пусть «танковый кулак» объединяется, пусть громит неприятеля, а у нас тут свое поле боя. Своя атмосфера, так сказать.

Оказалось, что первый «Хаунд» лежит на боку и беспомощно перебирает траками. Судя по следам, он пытался проехать по кромке кратера, но грунт осыпался, и танк сорвался. И наверняка группа очень крутых специалистов НАСА и Лаборатории Реактивного Движения сейчас ломала головы, как спасти «Хаунд».

Мы, конечно, представляли своего первого противника не таким, но не воспользоваться его слабостью было бы глупо.

– Коля, шкварь! – приказал командир.

Горобец запыхтел, нахмурился, взялся за джойстик и положил снаряд между башней и носом неприятеля. От отдачи «Оса» присела на корму, а когда дифферент выровнялся, мы увидели, что в «Хаунде» появилась освещенная электрическими вспышками аккуратная пробоина. Танк оплели ленты дыма, мелкие обломки неспешно, словно осенние листья, опадали на серый грунт.

Если бы это были учения, то мы бы пальнули еще разок, чтоб добить наверняка. Но сейчас каждый выстрел на счету, и нет возможности пополнить боезапас. Поэтому мы просто с минуту молча полюбовались поверженным противником и двинулись на поиски второго. В тот момент мы еще не знали, что второй «Хаунд» ожил и пошел нам навстречу.

Сначала мы просто проехали мимо друг друга на расстоянии пяти метров. Наше тормозное малокадровое телевидение сыграло злую шутку: на первом кадре «Хаунда» еще не было, а на следующем – уже не было, только четкий след от траков пересек девственную пустошь. Очевидно, с американцами произошла та же ерунда. Сориентировавшись, мы поспешили развернуть башню, но «Хаунд» успел нырнуть за скалу. Мы тоже рванули за гравиевую возвышенность и там принялись кумекать, что делать дальше.

– Если он соберется атаковать, то сможет это сделать только на этом курсе… – Апакидзе ткнул пальцем в карту. – Если отступать – то только здесь и здесь.

– А если через гряду? – предложил, щурясь, Прокофьев.

– Не пройдет.

– А мы?

– И мы не пройдем.

– Так, ладно. Вася, подними нас повыше. Давай на горку, но так, чтоб только башня торчала. Сделаем стоп-кадр, и – вниз.

Сказано – сделано. Мы придвинулись к экранам, буквально прилипнув к ним носами. «Хаунд» на стоп-кадре не обнаружился, но мы увидели его след: колея практически сливалась с нашей. Коварный янки решил нас надуть. Он покинул укрытие и поехал за нами след в след.

– Уходим влево и вниз, – распорядился Прокофьев. – Башню – на сто восемьдесят.

– Уже, – пропыхтел Горобец, кусая ус.

«Осу» качнуло.

– В нас попали? – осведомился командир.

– Повреждений нет, – ответил Алиев. – Снаряд лег рядом.

Судя по тому, что объектив моей камеры оказался в пыли, «Хаунд» действительно нас едва не накрыл. И что самое обидное, когда Горобец развернул башню, неприятеля за нами не оказалось. Он растворился, как призрак. А точнее – не мудрствуя лукаво, отошел, повторив предыдущий маневр с точностью до наоборот: словно кинопленку запустили в обратную сторону.

Наверное, со стороны могло показаться, что динамика такого сражения равнялась нулю и что наша война походила на нечто среднее между игрой «Морской бой» со стрельбой по клеточкам и в догонялки с завязанными глазами. Действительно, сейчас, в век виртуальной реальности, в эпоху победившего либерализма, когда каждая гнида с деньгами в состоянии легально купить «Осу» или «Хаунд», чтобы форсить на нем перед барышнями да таранить «Скорые», которые как-то не так посмели припарковаться у подъезда, наша страда, наша война может выглядеть смехотворной. Но в те часы пульс у нас был, как у космонавтов перед стартом, и нам хватало неспешного листания стоп-кадров, чтоб прочувствовать весь драматизм ситуации. Чем-то это напоминало подводный бой, когда субмарина выпускает торпеду по приборам, и затем подводники вынуждены с замиранием сердца ждать, что же будет дальше: подтвердится ли поражение цели или последует взрыв сброшенной в ответ глубинной бомбы.

Я отвел «Осу» к подошве возвышенности. Здесь особенно негде было прятаться: ни крупных камней, ни расщелин. Только гравий, мелкие кратеры и пыль, пыль, пыль… Горобец медлил, не стрелял. Ему хотелось ударить наверняка. Те, кто рулил «Хаундом», тоже не пороли горячку, а думали головой. Наша схватка походила не на кулачный мордобой, а на поединок фехтовальщиков: постоянная смена позиций, четкие движения, выжидание момента для единственно точного выпада.

Пришло время нанести удар. Горобец стиснул гашетку.

Ну… попасть-то мы попали, но снаряд срикошетил от брони кормы и заскакал по пылевым волнам, как голыш. Само собой, ничего из этого мы не увидели, но все становилось понятно, стоило лишь бросить взгляд на свежую колею и метель из пыли и сияющих искр.

Следующим выстрелом «Хаунд» едва не лишил нас трака. Досталось и бортовой броне, но не критично. Вырубилась система позиционирования остронаправленной антенны, пришлось запустить резервную. Да и вся телеметрия теперь шла с помехами, но это не помешало нам всадить очередной снаряд «Хаунду» точно под башню.

Неприятельская машина застыла, словно кто-то разом отключил питание всех систем. Но я ощущал, что «Хаунд» – большой, угловатый, с наведенным на нас орудием, все еще излучал угрозу. Чуйка работала, как швейцарские часы.

– Сделайте, что ли, фото, – предложил тихим голосом Прокофьев. – И нам, видит Аллах, есть чем похвастаться.

Я нажал кнопку «Печать с экрана», и сейчас же ожили самописцы. Изображение получилось еще более мрачным, чем на экране. Казалось, что это не фотопанорама, а окно в чужой мир. Причем мир этот существует не в нашей Солнечной системе и даже не в нашей реальности. Столь тягостное чувство вызывал этот внеземной пейзаж, центр которого занимал подбитый танк.

Но лоб у неприятеля оказался слишком толстым: как мы ни присматривались, обнаружить пробоину визуально не удавалось. Тогда Прокофьев распорядился объехать «Хаунд», не сводя с него прицела. И только мы отъехали, как остронаправленная антенна неприятеля развернулась, обнаружила Землю, и сейчас же «Хаунд» ожил, сдал назад и попытался развернуть башню.

– Огонь! – заорали мы все, включая Горобца. Тот, к счастью, вовремя спохватился: вспомнил, что его дело сейчас не орать, а жать на гашетку. Наш снаряд лег точно в корму «Хаунда» и поразил силовую установку. Полыхнуло так, что показалось, будто камеру ослепило электросваркой.

Хлопнула дверь, в зал ворвался Янсонс. И он снова держал какую-то бумажку.

– Почетная грамота экипажу «Красный Прорыв» за профессионализм и высокую дисциплину! – похвастался он. – Выдана командиром НИП-10!

Прокофьев сухо кивнул, пожал Янсонсу подрагивающую от нетерпения руку и затем сообщил, указывая на экран своего пульта.

– Два подбитых «Хаунда». Никаких торжеств и грамот. Просто работа.

Видок у Янсонса был еще тот. Жаль, не оказалось фотоаппарата под рукой. У нашего «Красного Нарыва» словно случился одновременный приступ изжоги, зубной боли и медвежьей болезни. Не сказав ни слова, Янсонс ретировался.


Глава 12


Корпоративный спецназ вломился в квартиру Антона, когда танкист чистил зубы. Его, со щеткой, торчащей изо рта, положили на кафель. Из-за дюжих молодцев в шлемах и тяжелых бронежилетах тесная конура стала похожа на щедро набитую килькой консервную банку.

– Твоего дружка – Глухаря – уже взяли, – сообщил, брезгливо глядя на Антона, старый знакомый безопасник, – и он уже кается.

– В чем его обвиняют? – спросил, пока Антон капал на пол слюной напополам с зубной пастой, Босс.

– Они сливали «Селеннафтагазу» наши секреты, – пожал плечами безопасник.

– Ты ведь знаешь, что это чушь собачья! – вступился за танкиста Босс.

– А откуда мне знать? – безопасник отступил к выходу из квартиры. – Топ-менеджеры разберутся.

Было немного стремно идти в майке, спортивках и домашних тапочках на босу ногу через коридоры «минус тридцатого» уровня Лагуна-Сити… причем в сопровождении спецназовцев. Работяги, офисный планктон, бойцы, а также их жены и детишки пялились на Антона сквозь приоткрытые двери и раздвинутые жалюзи, кое-кто даже снимал это шествие на камеру мобильного телефона. Антону приходилось то и дело прикрывать лицо руками.

Они поднялись на служебном лифте на десять уровней. Их встретили толстые бронированные двери и пост охраны. На этом горизонте располагались казематы для проштрафившихся сотрудников корпорации.

Антона снова долго вели по ярко освещенному, пропахшему хлоркой коридору с тяжелыми глухими дверями по обе стороны. Антон даже заподозрил, что это такая уловка, что, мол, пытаются таким способом надавить на него. А потом была залитая белым светом комната с металлическим столом посередине и зеркалом на всю стену. Как, блин, в кино.

Пожилой и лысый человек в скромном костюме – пиджак был надет на свитер – представился ведущим менеджером отдела кадровой чистоты и корпоративной лояльности. Антон никогда не слышал о таком раньше. Хотя какие только отделы эти акулы бюрократии не придумывают, чтобы раздуть штат и посадить своих людей на «теплые» места.

– Моя фамилия Апазов, – сообщил менеджер.

– Рад за вас, – холодно кивнул Антон.

– Не в вашем положении дерзить, – заметил лысый.

Антон скрестил на груди руки – в одной майке было прохладно.

– Понимаете, – начал он, – я слышал уже много раз: кто ты такой без танка? Вылезай из кабины и покажи, кто ты есть на самом деле!

Лысый наморщил лоб, а Антон продолжил:

– Но дело в том, что танкист, сидящий в кабине, и танкист вне танка – один и тот же человек. И это следует учитывать, дабы не попутать рамсы. Если у меня не тонка кишка идти против превосходящих сил конкурентов, причем в условиях Луны, когда я даже не смогу сбежать из машины, если станет совсем горячо, то какой-то лысый хрен в аквариуме, – он кивнул в сторону зеркала, – меня уж точно не испугает. Давайте лучше зададимся вопросом: кто вы без нас? Без бойцов частных военных компаний, без наемников, берегущих ваши жирные задницы за несоизмеримо малые по сравнению с риском для жизни бабки?

– Э-э… – протянул Апазов.

– Поэтому, – Антон поежился, – давай быстрее перейдем к извинениям с вашей стороны за причиненные мне неудобства, а то у вас холодно. Вот простужусь я, не смогу сесть в кабину – тебя засунут в танк вместо меня, будешь знать…

– Узнаю-узнаю: дедулин нрав, – отчего-то обрадовался Апазов.

Антон разочарованно опустил руки.

– Ну, вообще! Я тут монологи произношу, как Чацкий или Гамлет, а все аплодисменты срывает мой дедуля, который последние лет десять толком из квартиры не выходит. В чем его фишка, господин Апазов?

Однако менеджер не пожелал продолжать эту тему.

– Игорь Шульгин, позывной Глухарь, подозревается в торговле нашими секретами с конкурентами, – произнес он с расстановкой. – В частности – с «Селеннафтагазом». Что ты об этом знаешь?

– Ничего, – развел руками Антон. – С какой стати я должен это знать? Но я уверен, что с «Салонафтагазом» Глухарь бы стопудово отказался сотрудничать.

– Почему? – снова наморщил лоб Апазов.

– Все знают, что брат Глухаря погиб в бою с «Салонафтагазом».

Менеджер хмыкнул.

– Мы позаботились, чтоб сложилось такое мнение. Виктор Шульгин, позывной Уксус, уничтожен при попытке передать агентам «Селеннафтагаза» некий технический узел. Мне неизвестно, что именно он хотел продать, – Апазов поскреб ногтем по полировке столешницы, – да мне это и не нужно… Меньше знаешь, крепче спишь – так ведь?

– Кем уничтожен? – не понял Антон.

Менеджер улыбнулся и потер рукавом лысину.

– Кто-то из своих порешил Витьку? – сообразил Антон. – Вот те раз…

– А вот тебе – два, как говорится. Потерял Глухарь верного подельника, но нужна была ему еще одна пара глаз, пара рук и так далее… Пусть не столь надежная и ладная, какую обеспечивал покойный братец, а такая, какой и пожертвовать не жалко, какой-нибудь лох махровый, только прибывший с Земли, которого можно на пальцах развести при помощи незамысловатых побасенок. – Апазов заглянул Антону в глаза: – Ты понимаешь, что тебя использовали или хотели использовать, братец? Глухарь бы улизнул на Землю, а ты – расхлебывал здесь.

Антон фыркнул.

– Нет, не понимаю, о чем ты. Мы с Глухарем всего лишь погоняли на «Лисах» по заброшенной «песочнице» за Лагуной.

– Да ну? – Апазов делано изумился.

– У меня когда-то был «Лис», – принялся заливать Антон, – но его сожгли в Рио. И я давно подумываю насчет участия в «Арене смерти», и вот – почему бы не на «Лисе»? Тем более что у Глухаря имелась лишняя машина. Это было мое личное время, я, конечно, покинул город без разрешения, но только ради того, чтобы без лишних вопросов подготовиться к игре.

– То есть вы тренировались?

– Да, – кивнул Антон. – Мне нужно привыкнуть к ходу «Лиса» на лунном рельефе.

– И ты слишком крут и дерзок, чтобы уведомлять о своих намерениях службу безопасности корпорации? Типа, что хочешь – то и делаешь?

– Я и есть, – Антон ткнул себя в грудь, – безопасность корпорации. Я  рискую жизнью, а не какие-нибудь кабинетные крысы.

– Ладно. А тебя не смущает, что Глухарь сейчас находится в соседней комнате для допросов и сливает тебя без зазрения совести?

Антон криво усмехнулся и мотнул головой.

– Ладно-ладно. – Апазов выставил перед собой ладони, словно хотел защититься. – Глухарь контактировал с агентами корпораций-конкурентов?

– Я не знаю, – ответил Антон. – При мне он ни с кем подозрительным не контактировал. Хотя ребята из его роты – еще те калачи. Ты Чебуратора видел? Весь в татуировках, крайне подозрительная морда.

– А кто такая Вера Максимова? – Апазов положил перед собой визитку, позаимствованную из квартиры танкиста.

– О, она – любовь всей моей жизни! – рассмеялся Антон. – Обязательно скажу ей об этом, если только когда-нибудь она снизойдет до встречи.

– Да уж. – Апазов сухо кашлянул, а потом добавил нечто совсем непонятное: – Великая Разностная Машина «Арены смерти» выбирает самых достойных танкистов.

Он выбрался из-за стола, со скрипом отодвинув стул.

– Ладно. Пусть начальство решает, что с тобой делать, Левицкий.

– Погоди!

Апазов удивленно поглядел на Антона.

– А при чем в натуре мой дед?

Взгляд менеджера неожиданно смягчился и потеплел. Эта метаморфоза была столь неожиданной для Антона, что он даже вспотел.

– Каждый, кто работает в космосе, знает и чтит первопроходцев, – ответил Апазов.

– Да какой он первопроходец! – вспылил Антон. – Он задницы от кресла не оторвал за всю жизнь! Пороха не нюхал!

– Поколение айфонов и танкосимов… – вздохнул, с сожалением глядя на Антона, Апазов. Затем повернулся на каблуках и вышел.

Примерно через час за Антоном пришли Оборотень и Бульдозер. Охрана отпустила танкиста, а Апазов по телефону сообщил, что подозрения снимаются.

– У-у, пся крев! – погрозил кулаком мобильнику Оборотень.

– Слушай, а ты правда решил участвовать в «Траках смерти»? – спросил Антона Верблюд.

Антон переодевался в нормальную одежку и в ответ только неопределенно буркнул, но Верблюд понял это по-своему.

– Ну ты вообще! – Он хлопнул Антона по плечу. – Черт! Настоящий мужчина!

– Ага, – поддакнул Оборотень и поинтересовался у Верблюда: – Мне показалось, или я услышал какой-то звон?

– Не показалось! – оскалился Верблюд. – Это звенят яйца Антона Левицкого, да продлит Аллах его годы!

Антон заправил рубашку в джинсы, накинул куртку и застегнул молнию до подбородка.

– Как там Бычара? – спросил он.

– А что должно быть с Бычарой-Мычарой? – удивился Верблюд.

– Хлопочет о своем человеке? О Глухаре? – И, видя недоумение танкистов, Антон пояснил: – Его ведь загребли вместе со мной. «Товарищ начальник» так сказал.

Верблюд и Оборотень переглянулись.

– Босс созванивался с Бычарой, – сказал Оборотень. – Расклад такой: Глухарь бежал из Лагуны. Куда? Черт его знает. Бычара предполагает, что к кому-то из нелегалов.

– В воду глядеть не надо – списали Глухаря, – хмуро сказал Антон. – Зачем Глухарю было бежать, когда его контракт должен был завершиться со дня на день?

– Этого мы не знаем, – пожал плечами Оборотень. – Но одно ясно – бежал ли он, или же его грохнули, – в любом случае Глухарь во что-то вляпался.

Антон хмыкнул.

В баре оказалось людно. Совсем недавно закончилась трансляция очередного сражения «Арены смерти», и фанаты все еще не могли успокоиться. Почти за каждым столиком и у стойки шли горячие обсуждения и споры. Когда Антон оказался на пороге, разговоры, как в дурном вестерне, смолкли, и множество глаз просканировали его с головы до мысков ботинок. Антон сделал каменное лицо и двинулся к стойке.

– Сынок, – обратился к нему неопрятный мужичок в ярко-оранжевом, с грязными пятнами комбинезоне, который обычно надевают под скафандр, – модифицирую твои «Сестрички» задаром: всего два грамма гелия-3… – увидев, что Антон собирается пройти мимо, мужик поспешил поправиться: – За полтора грамма!

Но внимание Антона уже привлек молодой человек, видом похожий на офисного менеджера, выскочившего в перерыв пропустить чашечку кофе. «Менеджер» поймал Антона за рукав куртки и спросил:

– На «Осе» или на «Лисе»?

– Чего-чего? – Антон рывком освободил руку.

– Профиль заполнить нужно, – пояснил молодой человек. – Каждый участник «Арены смерти» обязан оставить какую-то информацию о себе и о своем танке. Ставки на тех, кто на «Лисе», – выше. На «Осы» вообще ставят неохотно. Будь в курсе нюансов, подпишись на рассылку нашей фирмы! – И «менеджер» с ловкостью фокусника достал из воздуха визитку и вложил ее Антону в карман.

– Купи заряженную краску! – донимал Антона следующий завсегдатай: белокожий, шишковатый тип, похожий на сильно постаревшего колобка. – Я сам заряжаю! Делаю так, – он повел рукой перед носом Антона, словно джедай, – и краска делает тебя неуязвимым для «Рельсотрона». Сделаю вот так, – «колобок» размахнулся, точно гренадер, – и обеспечиваю защиту от «Магмы». Это не просто пасы какие-нибудь, это – мудры и мое биополе. Все точно как в аптеке, плюс – гарантия…

«Колобок» хотел сказать что-то еще, но бородач в замызганном комбезе от души врезал ему под зад.

– У, бесово отродье! – прогудел бородатый, и Антон узнал в нем отца Александра. – Занимаешься чародейством и стяжательством? У меня под носом? Совсем страх потерял, чернокнижник!

Что-то шипя и совершая судорожные движения руками, «колобок» отпрянул к дверям бара. А танковый гуру подхватил Антона под локоть и подтолкнул к стойке.

Бармен поглядел на танкиста «Дозора» и благодушно прижмурился.

– Добро пожаловать в клуб! – бросил он тихо, а затем поставил на стойку запотевшую кружку. – Для «Арены смерти» – за счет заведения.

Антон хмуро кивнул и подтянул кружку к себе.

– Как тебе, сын мой, «Сестрички»? – поинтересовался отец Александр.

– Сойдет, – сказал Антон и с удовольствием утолил жажду.

– Молодой ты да зеленый, – продолжал бородач. – Так и быть, стану твоим мастером. Задаром модифицирую корпус, и свечка за здравие с меня.

– Я должен этому обрадоваться?

– Вот ты ступаешь на новую стезю, – проговорил, оглядываясь, отец Александр. – На стезю «Арены смерти», и кто-то должен стать твоим пастырем, чтобы уберечь душу твою от диавольских соблазнов, коих будет много. Поверь мне, сын мой, я знаю.

Зазвонил телефон, Антон поглядел на экран и сказал с улыбкой:

– А вот, кстати, и Вера. Легка на помине. – Он зажмурился, как довольный кот, и сказал бархатистым голосом: – Жалуйтесь!

– Есть желание смотать удочки на Землю? – без «здрасте» и вообще без каких-либо прелюдий начала разговор Вера.

– Нет, – выдерживая тон, ответил Антон. – Я только вхожу во вкус.

– А ты и впрямь отморозок, – оценила Вера. – Даже более отмороженный, чем о тебе говорили.

– Да, – протянул Антон, – я польщен. И чем обязан?

– Ты не сдрейфил. Глухарь в тебе не ошибся.

– Хм… – Антон покосился на отца Александра, потом на бармена, который тоже держал ухо востро. – Эта птица еще летает?

– Птица улетела в теплые края, – ответила Вера, – но мы обязательно услышим ее пение снова.

Антон ощущал себя опутанным сетью интриг. И это подстегивало в нем азарт.

– Я сейчас в танкобаре на нулевом уровне, – сказал он. – Составишь мне компанию? Здешнее общество меня пока не сильно радует.

Отец Александр меленько перекрестил рюмку водки, одним махом выпил, занюхал темным от въевшегося мазута кулаком.

– Думаю, скоро у нас появится повод встретиться, – ответила после заминки Вера. – Если не оплошаешь на «Арене», я обязательно напишу о тебе в блоге.

– А Великая Разностная Машина благоволит мне? – поспешно спросил Антон, но Вера уже отключилась.

– Есть в тебе искра божья, – продолжил разговор, словно он и не прерывался, отец Александр. – Потому и вожусь с тобой, как с маленьким. С другим отроком, по глупости и гордыне засобиравшимся на «Арену смерти», я бы и разговаривать не стал.

– Хорошо, что ты делаешь это не из-за моего деда, – сказал Антон, на что танковый мастер лукаво улыбнулся. Антон понял, что и тут старик причастен каким-то боком. – Знаешь, батя, – обратился он тогда к бородачу, – мне иногда кажется, будто мой дед – какой-то дон Корлеоне, спрут, который запустил щупальца во все, что только встречается мне в жизни, и руководит-руководит-руководит. – Антон подергал перед лицом отца Александра рукой так, словно на нее была надета кукла-перчатка.

– Это ты зря, сын мой. – Отец Александр повел бровью, и бармен мгновенно поставил перед ним полную, с мениском, рюмку. – Дедушка никогда бы не одобрил твое участие в «Арене смерти».

– Вот именно. – Снова зазвонил телефон, Антон выдернул двумя пальцами из кармана «трубу». – Хоть что-то сделаю ему назло…

Отец Александр со вздохом покачал головой.

На сей раз звонил командир.

– Лева, прохлаждаешься? – манерным, «противным» голосом, не сулящим проштрафившемуся бойцу ничего хорошего, осведомился Босс. Сколько раз мужики предупреждали: будет говорить с ними в таком тоне – потребуют у «Дозора» заменить командира. – Снова в самоволку подался?

– Бухаю в баре, – пробурчал Антон. – А что?

– Как неизящно. Фу. Поднимай задницу и двигай в боксы. Намечается движуха. Мне нужны все люди. Даже те, которые забыли, зачем их направили на Луну.

Антон выругался, залпом допил пиво.

– Ну, иди-иди, благословляю. – Отец Александр положил пахнущую копченой скумбрией ладонь Антону на лоб. – Я ведь все прекрасно понимаю, танки – дело святое.

Не прошло и получаса, как рота Босса покинула в полном составе боксы. Танки шли колонной, возглавлял которую Тиран командира.

После пива у Антона разболелась голова, поэтому каждый сигнал на пульте управления, каждая реплика в радиоэфире были для него как пилой по оголенным нервам.

– Задача на первый взгляд проста, – говорил Босс уже своим нормальным голосом. – Сопровождаем груз стройматериалов и технику. Работаем в глубине территорий «Гелий Про», противодействие конкурентов не предвидится. Но все-таки – держите нос по ветру. Кроме нас, в миссии принимает участие рота Бычары. У него, правда, людей теперь – раз-два и обчелся… Возможно, корпораты перестраховываются… но если они задействовали две танковые роты, едва ли предполагается, что мы будем собирать одуванчики в погожий день.

– Порожняк какой-то… – проскрипел Бульдозер.

– Это задание пахнет грязными носками! – пожаловался Хныка. – Я хочу на Землю!

– Левик, а ты в натуре решил с «Ареной смерти» замутить? – спросил неожиданно Бульдозер.

Но прежде чем Антон ответил, инициативу перехватил Босс:

– Так, пацаны. Левые разговоры прекратили. Мы идем не во вшивых нелегалов стрелять, у нас задание самого совета директоров.

Босс вывел их на старую, советских времен, уже изрядно побитую метеоритами бетонку, по ней танковая колонна направилась на юг, за пределы лавовой долины Океана Бурь. По обе стороны дороги то и дело попадались жженые корпуса танков и планетоходов, давно необитаемые временные жилые модули, запыленные солнечные панели, бетонные столбы и металлические конструкции, о назначении которых сейчас уже бы никто не догадался. Что-то раньше служило в научных целях, что-то являлось частью промышленной инфраструктуры и ее жизнеобеспечения. «Гелио Про» это наследие было и даром не нужно.

Антон снова взялся высматривать среди нагромождений строительного мусора нечто, что могло появиться здесь до прибытия людей. Это помогало убить время и отвлечься от праздного трепа о движках и пушках. К тому же такое занятие оказалось неплохой гимнастикой для ума. Неожиданно вспомнилось, что на Земле многие крупные города стоят на месте древних поселений, храмы – на месте языческих капищ, даже некоторые египетские пирамиды – и те вроде были построены на более старых сооружениях. Значит, и здесь нужно «копать» – слой за слоем, пока не обнаружится что-то чужое, что-то, вокруг чего некогда были развернуты исследовательские базы, затем – постоянные поселения.

Берег Океана Бурь нависал над низиной угловатым изломанным наростом, краем застарелой раны. Дорога уводила в тоннель, подсвеченный изнутри розоватым светом ламп. Под лунной поверхностью они ехали недолго, Антон успел заметить следы недавнего ремонта. Безусловно, у корпорации были на Луне и другие интересы, помимо богатых изотопом гелия равнин. Например, артефакты пришельцев!

Намечающаяся зацикленность на пришельцах Антона на сей раз рассмешила, и он похихикал над собой, но недолго, потому что Бульдозер мрачно поинтересовался: «Кто это хрюкает у нас в эфире?»

Материковая часть Луны отличалась почти непроходимым рельефом. Если бы не самоотверженные строители эпохи первых поселений, которые худо-бедно проложили дороги, вырезали в скалах тоннели, засыпали трещины так, чтобы можно было перебраться с одной стороны на другую, путешествие через материк даже на самом продвинутом танке превратилось бы в трудновыполнимое испытание.

После тоннеля они выехали на эстакаду, что проходила над кратером и упиралась в невысокую скалистую гору, на которой проблесковые огни подсвечивали въезд в следующий тоннель.

– На связи «Борт-экстра», наблюдаем на радаре группу объектов, назовите себя, – услышал Антон нарочито бесстрастный голос и понял, что с ними говорит компьютер.

– Танковая рота ЧВК «Дозор», – ответил Босс. – Капитан Николаев. Находимся на особом задании.

– Подтверждаем, – отозвался компьютер. – Можете приблизиться.

Они миновали эстакаду. Антон невольно ощутил себя канатоходцем: танк полз по узкому и не очень надежному сооружению, похожему на паутинку, перекинутую между стенами. Внизу, в пасти кратера, темнели глыбы и корпуса старых танков.

На въезде во второй тоннель стоял планетоход, напомнивший Антону старинные бронепоезда. Это была титановая сегментированная гусеница с какими-то неуместными декоративными завитками на корпусе и круглыми выпуклыми, как глазные яблоки, иллюминаторами.

– Внимание командира роты! – проговорил компьютер. – Ваше задание изменено. Новое задание – сопроводить «Борт-экстра» в нужный квадрат. Координаты будут переданы на ваш навигационный компьютер после синхронизации.

– Кто меняет задание? – строго спросил Босс. – Мне нужно полное имя и должность.

– Задание изменил Макаров Дональд, генеральный директор корпорации «Гелий Про», – так же бесстрастно ответил компьютер. – Приоритет абсолютный. Вам открыт доступ к секретному файлу АА-110. Разархивируйте его и ознакомьтесь с инструкциями.

– Открываю директорию с архивами инструкций, – прокомментировал свои действия Босс. – Ищу нужный файл. Подтверждаю – есть доступ к файлу. Распаковываю, читаю.

Антон подумал, что Хныка на сей раз был абсолютно прав – от этого задания грязными носками смердело так, что вонь проникала сквозь километры космического вакуума, танковую броню и скафандры. Он навел камеру на «Борт-экстра» и дал полное увеличение. Ему показалось, что в кормовом иллюминаторе он видит силуэт девочки-подростка. У нее были бантики и что-то вроде фотоаппарата в руке. Потом рядом с девочкой возник второй силуэт, который был куда меньше. Младший брат или сестра, предположил Антон.

– Рота, – раздался в наушниках голос Босса. – Наше задание – конвоировать «Борт-экстра».

В напряженном молчании они прошли через второй тоннель. На выходе Антона ослепило солнце; маленькое и яростно-белое, оно нависало над скальной грядой, разя вразнобой своими лучами, словно модифицированные «Сестрички». По приказу Босса Антон и Оборотень обогнали «Борт-экстра». Антон еще раз изумился технологической мощи и угадывающейся даже снаружи роскоши конвоируемой машины. Сквозь выпуклые иллюминаторы просматривались человеческие силуэты. Кажется, кто-то махал проезжающим танкам рукой, кто-то поднимал фужер, кто-то фотографировал планшетом… Это было что-то вроде лунного «Титаника» на импульсной тяге.

Проехав немного дальше, Антон и Оборотень обнаружили медленно ползущий танк Бычары – «Тиран» с пушкой «Магма». Бычара двигался в арьергарде своего отряда, так же, как в принципе всегда делал Босс.

– А… Лева… – протянул Бычара сипло. – Ты случайно не знаешь, куда подевался мой человек?

– Откуда мне… – начал было Антон, но Бычара не дал ему ответить.

– Ах да, я же совсем забыл, что ты не при делах, – проскрипел Бычара. – С тебя взятки гладки. Неделя до конца контракта осталась. Неделя!

– Лева, Оборотень, вы поворот пропустили, – вклинился в этот разговор Босс. – Вернитесь на сорок метров, справа найдете спуск.

Спуск отыскался не так уж и просто. Просто усеянный гравием склон с несколькими метровыми воронками. Одолеет ли его громоздкая гусеница «Борт-экстра»?

– Вниз, – распорядился Босс. – Взять квадрат под охрану.

Медленно-медленно, наперегонки с резкими, непроглядными тенями. Сначала «Хаунд» Оборотня, почти сразу за ним – «Оса» Антона. Верблюд гарцевал на «Лисе», подпрыгивая на ухабах, он то вырывался вперед, то отступал к танкам роты Бычары, занявшим оборону на высоте. «Борт-экстра» полз по сантиметру, почти незаметно проворачивая колеса замысловатого вида. «Осторожно! Опасный дифферент!» – трезвонил бортовой компьютер Антона, сам же танкист словно собственной шкурой ощущал каждый камешек и каждую яму на этом крутом пути. И только капелька пота, повисшая на носу, постоянно напоминала Антону, что он – человек, а не придаток к бортовому компьютеру «Осы».

Они одолели склон без происшествий. Солнце скрылось за скалами, вокруг танков сгустился пыльный сумрак, и пришлось включить фары. Лучи света высветили унылые вулканические скалы, остающиеся неизменными уже многие миллионы лет: здесь, в глубокой низине, даже следы метеоритной эрозии были практически незаметны.

– Ребята, вперед, – тихо распорядился Босс. – Внимательно по сторонам…

Антон никогда не страдал клаустрофобией, но стены, что напоминали сведенные ладони, волей-неволей действовали на нервы. А потом он заметил следы давнего боя: выщерблены от снарядов, опаленные камни, припорошенные пылью груды искореженного металла. Внезапно у Антона екнуло сердце: на одном из этих допотопных корпусов виднелась все еще яркая красная звезда.

Они проехали по ущелью полкилометра и уперлись в окруженное строительными лесами умопомрачительное, титаническое строение. В его основе была базальтовая скала, подправленная до нужной формы, дополненная контрфорсами и пилонами. И похоже, это была лишь верхняя часть айсберга: Антон понял, что, как и Лагуна-Сити, бо́льшая часть этого сооружения находится под поверхностью.

Створки противоударных ворот по цвету сливались с базальтом, и Антон заметил их лишь тогда, когда сквозь образовавшуюся между ними щель хлынул яркий свет.

Ворота открылись, «Борт-экстра» растворился в ослепительном свете, словно в расплавленном металле доменной печи.


Глава 13


Мы встретили Черникова как родного. Долго хлопали его по плечам и спине, шутили, подкалывали по поводу наметившегося брюшка. Дело было в Ленинской комнате НИП-10.

– Мои дорогие непьющие трактористы! – Черников тоже был рад нас видеть, само собой, мы понимали, что прислали его к нам не вспоминать былые подвиги, а по какому-то важному, возможно – не совсем приятному, делу. – Братья названые! Слыхал-слыхал, как вы разделались с «Хаундами»! Горжусь знакомством! СП тоже пламенный привет шлет и спасибо вам говорит.

Потом радость на его лице сменилась сардоническим выражением, Черников поджал губы и вынул из портфеля пачку иностранных газет.

– Как мы и предполагали, американцы стараются отыграться за свое поражение. Само собой – на вас. О подбитых «Хаундах» в брехливых западных газетенках – ни слова. Зато про вас пишут почти в каждом номере.

– А что же о нас можно написать? – удивился Прокофьев.

– Пишут и даже фотографируют. – Черников показал размытое зернистое фото, сделанное с лунной орбиты: на нем просматривалась часть кратера, а рядом – силуэт «Осы». – «Советский танк заблудился на Луне», – принялся переводить заголовки наш бывший куратор, – «Русские начали вторжение на Луну», «Госдеп обнародовал неопровержимые доказательства военного присутствия русских на Луне, Белый дом требует ввести против СССР новые санкции», «Что делает «русский медведь» на Луне?», «Источник в НАСА: русские нанесли непоправимый ущерб Луне. Ученая общественность в шоке», «Русский танк на Луне: Первая Межпланетная неизбежна?», «Русские отправили на Луну танк с экипажем из смертников!».

Мы почесали затылки.

– Наш постпред при ООН нервничает, – продолжил Черников. – МИД приказал ему все отрицать. Качество снимков, конечно, аховое, и всегда можно заявить, что был использован фотомонтаж. Но количество публикаций растет как снежный ком, и скоро уже будет просто не комильфо продолжать отнекиваться, демонстрируя ослиное упорство.

– Но ведь у нас есть спутниковые снимки «Хаундов», – сказал я. – Мы можем отплатить амерам той же монетой.

Физиономия Черникова стала еще более желчной.

– Официально у нас нет никаких фото. Все совсекретно. Мы с вами – совсекретны, «Хаунды» – совсекретны, то, чем вы занимаетесь на Луне, – совсекретно. Нам нечем крыть… – Черников задумчиво потер подбородок и добавил: – По крайней мере – пока.

– И что же мировая общественность? – поинтересовался Прокофьев. – Что-то я не слышал, чтобы кто-нибудь рукоплескал очередному прорыву нашей науки. Все-таки отправить на Луну танк – это не валенок подбросить.

– После полета Гагарина мировую общественность трудно чем-то пронять, – пожал плечами Черников. – Рукоплескать нам не будут, а наши идеологические соперники в лепешку расшибутся, чтобы усилить антисоветские настроения. Обнародовав фото вашей «Осы», США ступили на очень скользкую стезю. С одной стороны, они получили возможность надавить на общественное мнение: мало кому в западном блоке понравится, что где-то у него над головой – русский танк, и поделать с этим ничего нельзя. С другой – наши эксперты прогнозируют обвал на мировых биржах и истерию, как только правда о лунных событиях станет общеизвестной. Американцы выпустили из бутылки джинна и надеются, что он будет управляем.

Мы похмыкали с умными лицами.

Вообще справедливости ради надо заметить, что никто из нас не знал тогда, кто начал лунную кампанию: мы или американцы. Доподлинно известно только то, что к концу шестидесятых и мы, и они были готовы к этой войнушке. Но кому именно впервые пришла в голову мысль забросить на Луну танки-роботы – до сих пор под грифом «совсекретно». Принято считать, что обе стороны одновременно пришли к пониманию, что именно такой должна быть развязка у лунной гонки, забравшей у стран-участниц море средств и ресурсов. Однако меня до сих пор удивляет схожесть конструкторских решений, применяемых как в танках класса «Оса», так и в штатовских «Хаундах». Я уже не говорю о пушке «Шарки», которую использовали обе стороны. Когда я задаюсь этим вопросом, порой сама собой возникает тень до сих пор неизвестного злого гения, стоящего за изобретением этих боевых машин и, возможно, за лунными событиями.

Дорогов передернул плечами, кашлянул в кулак, затем произнес то, что остальным даже в голову не приходило. А если и приходило – то на подсознательном уровне.

– Мы с американцами тратим столько сил и средств на эту войну… – Он покачал головой. – А сколько мы могли бы сделать, объединившись?

– Да ну, Вовка, это ты хватил! – поспешил одернуть его Горобец.

– А что! – усмехнулся Черников. – Мысль здравая. Но у этой медали есть обратная сторона. Сам посуди, Владимир Владимирович: сколько денег выделяется на мирные программы? Мизер! Да и тот – после дождичка в четверг. А если у проекта может быть военное применение, то средства текут рекой! Если бы не заинтересованность военных, то не было бы ни искусственных спутников, ни космических кораблей, ни НИПов… – Бывший куратор прищурился. – Главное, не дать военным заиграться. Главное, вовремя перенаправить разбуженные силы на мирные цели. Впрочем, братцы, вы – военные и сами с усами…

– Да уж, все пытаются усмирить освобожденных джиннов, – сказал тогда я.

– Так всегда было, – глубокомысленно произнес Апакидзе. – Со времен Прометея, когда тот принес огонь людям.

– Я тебя, возможно, разочарую. – Командир хлопнул штурмана по плечу. – Но Прометей – это выдумка. Мифологический персонаж.

– Умный какой, – парировал Апакидзе.

Повисла пауза, и все мы поглядели на Черникова, тот шуршал газетами, запихивая их обратно в портфель.

– Надо что-то придумать, братцы, – сказал бывший куратор, не поднимая глаз. – Чтоб наши соперники выкусили и закрыли рты. Я понимаю, что мои слова звучат слишком общо, но это совместная просьба министров обороны, иностранных дел, заместителя председателя Совмина, постпреда при ООН, СП и моя, соответственно…

– М-да, длинная цепочка, – поджал губы Прокофьев.

– Дайте нам пару «Хаундов», и мы заставим их выкусить! – сказал Алиев, выпятив щетинистый подбородок.

– Увы, «Хаундов» в Заливе Радуги больше нет, и дать их вам мы не можем, – Черников виновато поглядел на нас. – Враг находится в Океане Бурь, но туда еще надо добраться.

– Мы через неделю войдем в Океан Бурь, – сообщил Апакидзе. – В штабе сказали, что у нас потрясающая динамика движения.

Черников покивал, мол, согласен. А потом сказал:

– Это все хорошо, но не то. Не ваши же засекреченные достижения противопоставлять оголтелой западной пропаганде. Придумайте что-то такое, на что бы они взглянули со своего спутника и тут же сели на задницы. Чтобы заткнулись если не навсегда, то надолго. Пораскиньте мозгами, братцы! К сбору «танкового кулака» вы все равно безнадежно опаздываете. Поэтому руководство решило, если вы ненадолго задержитесь в Заливе Радуги, то это серьезно не повлияет на исход кампании.

Естественно, эта просьба заставила нас недоуменно переглянуться.

– Ну вы, начальники, и задания даете, – развел руками Прокофьев.

– Не фигурное катание же устроить перед их камерами, – удрученно проговорил я.

В Ленинскую комнату вошел дежурный по части и передал Черникову приглашение от полковника Бугаева отобедать чем бог послал. Бывший куратор похлопал по брюшку, предвкушая отменную трапезу, – начальник НИП-10 продолжал баловать заезжих спецов.

– И как нам быть? – спросил за всех Апакидзе.

– Покурим, и по местам, – предложил командир. Он поглядел на наручные часы. – Луна восходит через полчаса. Пойди туда, не знаю куда…

– Предлагаю придерживаться утвержденной штабом программы движения, – сказал Дорогов. – Министрам хочется и перехочется. Мы делом занимаемся, а не в бирюльки играем.

Прокофьев с досадой махнул рукой. Мы покурили, наблюдая, как быстро темнеет мартовское небо, пронзенное картечью воробьиных стай. Морозец пощипывал уши, и поднимался штормовой ветер. Северо-восточный, очень холодный, пробудившись, он дует ровно четыре дня, выхолаживая все к чертям, а затем сходит на нет. Мы с мужиками традиционно пошутили насчет приближения Международного женского дня. Мол, так всегда: на 23 февраля – теплынь, солнце сияет, а на 8 Марта – мороз и ледяной ветер. Как оказалось, этот ничего не значащий треп подтолкнул нашего штурмана к любопытной мысли.

В пункте управления Апакидзе собрал нас вокруг подробной карты Залива Радуги.

– Смотрите, мужики: прямо по курсу у нас ровный, как столешница, участок со сторонами примерно два на полтора кэмэ, так?

– Ага. – Прокофьев постучал пальцем по карте. – Лунный аэродром. Заброшенный, само собой. Я планировал, что мы пересечем его одним махом. Дальше рельеф будет более затейливым.

– Так вот! – обрадовался Апакидзе. – Раз эти сволочи наблюдают за нами со спутника, давайте оставим для них послание! Этот «аэродром» – все равно что пыльный комод! Вы когда-нибудь писали пальцем на пыльном комоде?

– Да! «Хозяйка, протри меня», – хихикнул Горобец.

– Вот-вот, – заулыбался Апакидзе.

– Можно написать: «Никсон – дурак», – мрачно предложил Дорогов. – Или: «Не согласны с угнетенным положением темнокожего населения США». Они сфотографируют это со спутника.

– Ну тебя! – отмахнулся от Дорогова штурман. – Я тут подумал: Восьмое марта на носу, а давайте поздравим всех женщин Земли? У кого еще есть такая возможность, как у нас? И на общественное мнение это, уверен, повлияет самым лучшим образом.

Мы переглянулись, похмыкали, почесали затылки.

– Горячий грузинский парень… – сказал, хитро покручивая ус, Горобец.

– Дамский угодник, – дополнил Прокофьев. – Прям всех женщин мира ему подавай.

– Васька, ты как? Сможешь проехать так, чтоб получилась надпись каллиграфическим почерком: «С 8 Марта, дорогие женщины»? – спросил Горобец.

Я только фыркнул, отвечать иначе смысла не было.

– Мне эта идея с поздравлениями – тоже не очень… – Командир вздохнул, уселся в кресло, задумчиво пощелкал тумблерами на обесточенном пульте. – Надо что-то более простое в исполнении, но более масштабное по смыслу.

Горобец озадаченно надул щеки и неодобрительно поглядел на Алиева, который, вместо того чтобы участвовать в обсуждении, решал шахматные задачи, едва заметно улыбаясь и мурлыча что-то себе под нос.

– Х… войне, – сказал вдруг Дорогов, он стоял у окна и смотрел, как над пологими холмами всходит полная луна.

– Чего-чего? – не понял Горобец.

– Х… войне! – заулыбался Прокофьев и вопросительно поглядел на меня.

Ну, конечно. Командир не хуже меня мог оценить осуществимость этой затеи.

– Слишком длинно, – сказал я мрачно и, поддавшись внезапному порыву, предложил: – Просто – х…!

– Просто х…?! – опешили ребята.

Я был непреклонен.

– Просто х…! Черников хотел, чтоб наши западные коллеги выкусили? Пусть фотографируют и смакуют. Х… им!

Прокофьев помассировал виски. У него был такой вид, словно от его решения зависит судьба человечества.

– Так и быть, – согласился он, прикрыв глаза ладонью. – Давайте работать.

Хорошая была область, годная. Ровная-ровная. «Оса» бодро шла по этой космической целине, вспахивая грунт гусеницами. Связь была отличной благодаря гладкому ходу танка и открытой местности, на которой остронаправленная антенна не теряла Землю из виду.

– Какой-то нетипичный рельеф для Луны, – проговорил, хмуря брови, Апакидзе; он заглядывал в мой экран, нависая над плечом. – Ни одного кратера… Как будто грунт взрыхлили и перемешали.

– Какой рельеф ты нам выбрал, по такому и идем, – ответил я.

Мужики, затаив дыхание, всматривались в экраны. Луна редко баловала нас такой качественной картинкой. Временами можно было рассмотреть даже отдельные песчинки. Поэтому, когда на пути «Осы» появилось нечто вроде карданного вала от трактора «Кировец», продавившего своей тяжестью в перине грунта вытянутое углубление, то все сразу заметили объект.

– Странно… – пробурчал Прокофьев. – И не скажешь, что это потерял какой-нибудь «Хаунд»: ни одного следа вокруг.

– С неба свалилось, – брякнул Горобец.

– Сделаем на всякий пожарный пару фото, – предложил командир. – Пусть академики чешут плеши. Может, это просто каменюка странной формы.

Щелкнув «карданный вал», мы покатили дальше и метров через сто пятьдесят натолкнулись на торчащий из пыли цилиндр, похожий на баллон для жидкого азота. Снова пришлось делать гипотезы – одна фантастичнее другой – и фотографировать.

Быстрый и эффективный ход «Осы», нетривиальная творческая задача, интересные находки – нужно ли говорить, что это все захватило нас с головой. Мы проехали туда и обратно, выведя гусеницами гигантскую литеру «Х», лихо вырулили на букву «У» и отпечатали ее в девственном грунте…

А вот дальше произошла форменная чертовщина.

Наши экраны плавно потемнели, словно кто-то аккуратно вывел регулятор яркости на ноль. Я застопорил движки, а Алиев сообщил, что мы перестали заряжаться энергией. В аккумуляторах в принципе ее было достаточно для того, чтобы начать работу над следующей буквой… но все-таки – почему темнота? Пока не разберемся – ничего предпринимать не станем, чтобы не угробить танк. Прокофьев распорядился включить фары, и экраны тут же ожили. На них была все та же ровная, словно отутюженная, пустошь. Вот только лунный день, который длится дольше двух недель, неожиданно, в самый разгар обернулся ночью. Солнце как будто выключили из розетки!

– Температура падает, – сообщил Алиев. – За минуту снизилась с плюс сто два до плюс сто.

И это уже было серьезно. На Луне мы еще ни разу не ночевали, и, согласно регламенту, танк нельзя было бросить просто так. «Осу» полагалось убрать с открытого места, затем утеплить, закрыв работавшие днем радиаторы, запустить радиоизотопный термоэлектрический генератор, который не даст тонкой аппаратуре замерзнуть, ведь ночью температура может упасть до минус ста пятидесяти градусов Цельсия. Ничего из этого мы сделать не успели, «Оса» как шла по курсу, так и застыла.

– Потуши фары! – распорядился командир.

Алиев щелкнул тумблером, но танк уже не отозвался на сигнал. Мы по-прежнему видели участок пустоши, освещенной фарами.

– Основной контур управления… – Алиев цокнул языком и печально развел руками.

Следом на пультах стали зажигаться красные огни, системы танка отказывали одна за другой. Отключился передатчик, мы «ослепли» – на экранах замерцали помехи, без перебоев шла только основная телеметрия.

– Зачем ты хотел вырубить свет? – проворчал Горобец.

– Зачем-зачем! Чтобы хватило энергии оживить танк, когда выясним, что произошло! – ответил, как отрезал, Прокофьев и тут же затребовал связь со штабом.

В моей голове роился десяток драматичных предположений: секретное оружие американцев, покрытие Солнца другим небесным телом – например, приближающимся к Луне гигантским астероидом. Ну и так далее.

– Температура – все ниже и ниже, – наводил жути Алиев. – Уже плюс пятьдесят три…

Командир доложил сухо и сжато. Во время преодоления квадрата такого-то – потемнение из-за неустановленной причины и отказ систем. В штабе с истеричными нотками протараторили, что такая же ерунда творится со всеми «Осами», связь с «танковым кулаком» потеряна. Мы схватились за головы, походило на то, что самые страшные предположения могут оказаться правдой. Но секунд через десять… Точнее, через десять очень долгих, тяжелых, наполненных страхом секунд штаб снова вышел на связь. На наших глазах застывшее от напряжения скульптурное лицо командира вдруг расслабилось, черты потекли, как мягкая смола, возвращая Прокофьеву человеческий облик.

– Лунное затмение! – выдохнул он, стаскивая с головы наушники, точно шапку, которую он собирался бросить наземь.

Таким образом, мы прозевали легко прогнозируемое астрономическое явление. И прежде чем строить страшные гипотезы о причинах инцидента, достаточно было просто посмотреть в окно, чтобы понять, в чем дело: накрытая тенью Земли Луна тускло багровела над холмами.

Радоваться было рано. Причину ЧП мы выяснили, но помочь «Осам» было невозможно. Командование искало виновных, инженерная группа напряженно работала. Разбудили ученых мужей: Королева, Бабакина, Тихонравова, Келдыша… А тем временем температура на Луне стремительно падала, грозя уничтожить наших стальных насекомых. Что не смогли сделать снаряды «Хаундов», доделывала сама природа.

– Температура опустилась ниже нулевой отметки, – бесстрастно сообщил Алиев.

Телеметрия поступала скупыми порциями. Мы сидели на своих местах, угнетенные собственной беспомощностью и волнением за машину, и неотрывно глядели на пульт бортинженера, а там все было красным-красно от тревожных огней.

– Продержись, золотко… – бормотал Горобец. – Не умирай…

– М-да, – Прокофьев то и дело массировал лицо, словно хотел спать. – М-да…

– Выдержим, – робко приободрил остальных Алиев, но, наткнувшись на наши угрюмые взгляды, не стал развивать тему.

– Интересно, что там «Хаунды»… – проговорил, покачиваясь в кресле, Дорогов.

– Мчат небось стервятники, – сказал я.

– Вася, хотя бы ты не каркай! – вспылил Горобец.

Командир направил запрос в КИК, дежурный офицер пообещал проверить активность «Хаундов» в Океане Бурь и заглянуть на всякий случай в Залив Радуги.

– Сколько оно продлится? Это чертово затмение? – проворчал Горобец.

– Около трех часов, – со вздохом ответил Прокофьев.

– А температура падает каждую минуту почти на два градуса, – удрученно проговорил Алиев.

Когда Луна вышла из тени, температура в Заливе Бурь опустилась до минус ста двадцати. Наша «Оса» промерзла до последнего винтика от башни до траков.

Прокофьев выслушал приказ, покивал, придерживая наушники, затем коротко бросил: «Есть!»

Мы начали выводить танк из комы. Алиев подавал энергию то на одну систему, то на другую… Точнее, он щелкал тумблерами, а что происходило там, на Луне, мы могли лишь приблизительно представить. Мы ждали, пока отзовется хотя бы одна система. Шутка ли – такой перепад температуры за короткий срок. Никто до этого момента не подвергал наши танки такому испытанию.

– О! Пошла расширенная телеметрия! – Алиев облизнул растрескавшиеся губы. – Она, правда, почти пустая, но…

– …Но что-то ее передает, – улыбнулся Прокофьев.

И сейчас же на пульте бортинженера зажегся зеленый огонек. Он был один-одинешенек, и мы смотрели на него с той надеждой, с которой смотрят на первый росток, проклюнувшийся на пепелище.

Через полтора часа «Оса» ожила. Аккумуляторы танка были практически разряженными, системы еле дышали, но с каждой секундой их работа становилась все эффективнее. Творение рук советских инженеров и рабочих доказало, что оно достойно занять нишу в бесчеловечном и суровом космосе.

А дальше потянулись часы рутины. Нам приказали провести такую же диагностику, какую мы провели сразу после посадки.

Луна, преподнесшая в эту ночь неприятный сюрприз, опускалась за горизонт. Чаши радиотелескопов до последнего провожали ее в светлеющем небе взглядом. Вскоре поступил приказ идти отдыхать.

Из пункта управления уходили, едва переставляя ноги, как после сдачи норм ГТО. Теперь мы понимали, зачем перед зачислением в «сидячие космонавты» наше здоровье проверяли от сих и до сих. Горобец и Дорогов поплелись к семьям, Прокофьев засобирался прогуляться по техзоне, подышать утренним воздухом, а мы с Алиевым и Апакидзе направились в только-только открывшийся буфет – выпить молока и съесть свежей, обычно еще горячей выпечки.

Мы успели забрать заказ, удобно разместиться за столиком и перекинуться парой ничего не значащих фраз, когда в буфет вбежал солдат. Он торопливо козырнул и, чуть заикаясь, передал приказ начальника НИПа зайти к нему сейчас же.

В общем-то такому распоряжению мы не удивились, учитывая, как прошла ночь. Весь «танковый кулак» на три часа оказался беспомощен, за это время нашу лунную армаду можно было вывести из строя даже консервным ножом.

На ходу умяв булки с повидлом, мы вошли – с липкими руками и сахарной пудрой на щеках – в кабинет Бугаева. Кроме начальника там уже были замполит Вайман и наш гэбэшник Рюмин. Тут же – давно не виделись! – восседали на стульях для посетителей не успевшие уйти далеко Прокофьев, Горобец и Дорогов.

– Вот, шайка-лейка в сборе, – подытожил Бугаев. Он прочистил горло, свел кустистые брови и спросил, положив на середину стола фотоизображение большого формата: – Что это? Объясните, будьте так любезны! Чем вы занимаетесь на оборудовании моего НИПа?

На фото, сделанном со спутника, был виден «аэродром», на котором нас застало затмение. На светлом пятнышке ровной поверхности читались выведенные траками «Осы» литеры «Х» и «У». Хорошо так читались, я даже гордость почувствовал – все-таки работа была почти ювелирной.

Замполит скорбно покачал головой, жиденькие волосы, которыми была зачесана его лысина, растрепались.

– Это полчаса назад пришло из КИКа! – Бугаев с чувством потыкал пальцем в фото, столешница отозвалась звонким стуком. – Скандал! Неизбежный скандал!

Я хмыкнул и покосился на командира. КИК ведь сделал снимок нашего квадрата по запросу Прокофьева.

– Дык это… – Горобец от негодования выпучил глаза. – А разве вам?..

Прокофьев пихнул Горобца в бок. Дескать, помалкивай. Для меня же ситуация была очевидна: ни Бугаев, ни другие начальники его ранга не знали об инициативе Черникова ничегошеньки. Так часто у нас случается, правая рука не в курсе, что делает левая. Обычная бюрократическая накладка, в общем.

Надо было как-то отбрехаться. Вот только – как? Без хитрости тут не обойтись, но инцидент с затмением отобрал все силы, голова не варила.

– Вы что о себе удумали? Героями себя возомнили? – продолжал давить Бугаев. – Развлекаетесь, значит? Вы хоть представляете, какие люди увидят этот снимок!

Мы молчали.

– Молчат… – констатировал замполит, а потом посмотрел на Дорогова и спросил: – Владимир, скажите честно – это ваша идея? Вы продолжаете играть с огнем?

Дорогов подобрался, кашлянул в кулак. Затем проговорил сухо:

– Идея действительно моя. Мы, правда, слегка не успели ее осуществить…

– Да! – Бугаев треснул кулаком по столу. – Там не хватает одной буквы!

– Буквы? – искренне удивился Дорогов. – Цифры! Там недописанная римская цифра «двадцать четыре»! – Он порывисто потянулся к столу начальника НИПа, схватил лист писчей бумаги, карандаш и написал: «XXIV», у наших в этот момент отвисли челюсти. – Это означает верность решениям Двадцать четвертого съезда КПСС, – пояснил Дорогов, словно речь шла о чем-то само собой разумеющемся. – Мы не успели дописать вторую десятку, поэтому она похожа на букву «У»!

Бугаев подтянул снимок к себе, впился в него глазами, словно в первый раз увидел. Замполит недоверчиво хмыкнул, надел очки и заглянул Бугаеву через плечо.

– Идиотизм, – проскрипел гэбист Рюмин и повернулся со скучающим видом к окну.

– А что, – невинно улыбнулся Дорогов, – вы действительно подумали, что мы там «х…» собрались написать?


Глава 14


– Надо встретиться.

– Вот те раз…

– В баре через час?

– Что-то мне лень. Устал, и все такое. Лучше книжку почитаю.

– Антон, какие книги? Не заливай, что ты читаешь что-то длиннее анекдотов в Сети.

– Нет, серьезно. Я сейчас собираюсь «Золотого теленка» перечитать. Гениальное произведение!

– Это очень важно.

– Да ладно…

– Очень. Поверь.

– Ну а мне-то какое дело?

– Антон!

– Может, скажешь волшебное слово?

– Бегом!

Но на самом деле он пришел в кабак раньше Веры. Бармен сидел по другую сторону стойки на табурете для посетителей и смотрел на планшете подборку классических сражений «Арены смерти». Увидев Антона, он поспешил на рабочее место.

Танкист заказал кружку пива, присел рядом со стойкой.

– Встреча? – поинтересовался бармен.

Антон многозначительно хмыкнул.

– А слышал, доллар обвалился вслед за рублем? – спросил бармен. – Кто бы мог подумать, кто бы мог предположить… – Он решил развить тему, сочтя молчание Антона за приглашение к беседе. – Эти людишки на планете все суетятся, гадят друг другу, провоцируют… будто уверены, что у них есть запасная Земля.

– Ты мне сейчас напомнил мою маму, – сказал Антон, глядя бармену в глаза. – Такой же пустопорожний треп по поводу и без оного.

Бармен осекся, подтянул планшет и снова запустил «Арену смерти». Когда вошла Вера, Антон успел осушить кружку и заказать вторую. Девушка была не одна. Ее сопровождал лысый и бородатый жлоб в робе изотопщика.

– Нет, ты поговоришь со мной! – Он хамски схватил Веру за локоть. – Сколько раз говорить: меня не устраивает ни то, как ты себя ведешь, ни то, как живешь вообще!

– Я же сказала, что занята! – Вера рывком освободила руку, нашла Антона взглядом и потребовала: – Пересядем к окну!

– Что это за место? – продолжал домогаться жлоб. – Ты же обещала не ходить в тошниловки!

– Что ты будешь пить? – Антон подал знак бармену, и тот навострил уши.

– Ничего, – бросила через плечо Вера.

Антон подхватил кружку и без лишних слов поспешил за девицей.

– Кто эти люди? – Жлоб зло посмотрел на Антона, и тому даже пришлось оглянуться: не подошел ли еще кто; но, видимо, у бородатого троилось в глазах. – Это вот с ними ты проводишь время?

Жлоб начал надоедать. Антон улыбнулся Вере, потом подскочил к бородатому и пихнул его грудью. Бармен вскочил с табурета и замахал руками, привлекая внимание. Но инцидент был исчерпан быстро.

– Пошел отсюда! Чего уставился? Давай-давай! – Антон толкнул жлоба в плечо. – Бар для изотопщиков на минус десятом уровне! А здесь танкисты зависают! Нет танка – нет выпивки! Нет выпивки – нечего место занимать!

Вера нахмурилась. Жлоб глухо матюгнулся и пошел к дверям. На пороге он еще раз бросил злобный взгляд в зал, затем ретировался окончательно.

– Ух! – Антон смог наконец усесться. – Очаровательно выглядишь! Эти советские значки тебе идут, они подчеркивают огонь в твоих глазах. А то кто был? Твой хахаль?

– Хахаль? – удивилась Вера. – Это был мой папа!

– Папа? – Антон почувствовал, что дал маху. – Извини, что ли…

– Проехали… – хмуро протянула Вера. – Я здесь вообще-то по делу.

Антон снисходительно кивнул. Как и всякий нормальный человек, он терпеть не мог, когда его хотят использовать. Звонил ей, набивался на встречу, в ответ были только отмазки. А как ей что-то понадобилось – так бегом!

– Вы выезжали на Южное Побережье, – сказала она, наклонившись к Антону так, что он почувствовал запах помады. – Зачем? Что там было?

– Кратеры, крутые спуски и подъемы, неровный вулканический рельеф, – ответил Антон.

Вера откинулась на спинку стула.

– Тебе не надоело? – В ее глазах появилось странное выражение, Антон, поразмыслив, решил, что Вера чем-то напугана. – Перестань притворяться тем, кем не являешься. Ты строишь из себя придурковатого самца сейчас, когда… когда… – Она посмотрела по сторонам; в забегаловке по-прежнему было пусто, бармен ушел на кухню или в сортир.

– Я такой, какой есть, – ответил, посерьезнев, Антон. – Скучно быть просто умным, надежным, положительным. И не пытайся мной манипулировать. Мне вполне достаточно, что ты держишь меня за презерватив: достала из упаковки, когда понадобился, и готова применить.

– По-моему, тебе было сказано и показано достаточно, чтобы ты понял – никто тебя презервативом не считает! – ответила взвинченным тоном Вера. – И что на тебя как минимум рассчитывают! На твой ум, если ты его не до конца пропил и прокурил, и на твою смелость, если ты не продался Дональду Макарову вместе с душой.

– Кто рассчитывает? – Теперь Антону пришлось наклоняться к Вере. – Какую организацию ты представляешь?

– Что вы видели на Южном Побережье? – тихо спросила Вера. – Прошу. Прошу, пожалуйста, Антон. В чем была ваша миссия?

Антон хлопнул по коленям.

– Я фигею! – с чувством произнес он. – Но боюсь, что одного волшебного слова может оказаться мало.

Веру раздирали противоречивые эмоции. Не нужно было чересчур хорошо разбираться в психологии, чтобы прочитать самые сильные из них.

– На кого ты работаешь? – Антон не сводил с Веры глаз. – На «Селеннафтагаз»? На «Крюгеров»? На «Изотопов»?

– Ха-а… – уныло протянула Вера. – Ни на кого. Веришь?

– Нет, – мотнул головой Антон.

– Ты хотел ответ – получай. Твои проблемы, если не сможешь принять его.

– Поясни, – потребовал Антон.

– Нет никакой организации. Просто люди: самые разные. Те, кто хочет остаться в живых и спасти как можно больше чужих жизней. – Видя, что Антон по-прежнему мало понимает, Вера вздохнула и продолжила: – У тебя не возникает ощущения, что скоро все рухнет в тартарары? Это похоже на клубок жалящих друг друга змей: лживые государства, загребущие корпорации, частные военные компании, мафия, террористы. Мировая экономика в агонии, все должны друг другу огромные деньги, и каждый ищет возможность вставить нож в спину партнера. Поначалу мы надеялись, что космос сможет нас объединить, но мы просто сделали его своим очередным ристалищем. Все сплелось в гордиев узел, и выхода нет. А знаешь, что делают с гордиевым узлом?

– Да, – спокойно ответил Антон. – Его рубят. – Он помолчал, а потом спросил с недоверием: – И вы собираетесь рубить?

Вера похлопала глазами, а потом торопливо ответила:

– Нет, конечно. Нет-нет-нет. Разрубят его или корпорации, или государства, или фанатики-террористы. Мы же просто хотим уцелеть, когда это произойдет. А произойдет это скоро, часы уже тикают. И если ты подтвердишь информацию, что на Южном Побережье строятся убежища высокой комфортности для земных элит, значит, всемирная перезагрузка произойдет в ближайший год или два.

– Откуда сведения об убежищах? – строго спросил Антон.

– От «КиберБеркута», это хакерская группа, они нам чуть-чуть помогают.

Антон знал о «КиберБеркуте»: дедуля с ними общался по Сетке, и на всякую информацию, добытую этими хакерами, старикан ссылался как на истину в последней инстанции. Поэтому, услышав знакомое название, Антон почувствовал легкое раздражение, как это происходило всегда, стоило ему оказаться в тени деда. И в один миг он ощутил жгучее желание выпендриться перед провинциалкой в китайской спортивной куртке, показать, что он осведомлен больше, чем хваленый «КиберБеркут».

– Строятся? – фыркнул Антон. – По крайней мере одно уже построено и заселяется.

Его слова произвели эффект. Губы Веры задрожали, на глазах появилась влажная поволока.

– Тогда счет идет на дни… – прошептала она. – Если толстосумы и неженки решились на космический перелет и покинули свои виллы и особняки ради бункера на Луне, то дело совсем плохо.

– Да уж, – недоверчиво брякнул Антон.

– Тебе надо исчезнуть, – бескомпромиссно заявила Вера.

– А ты не драматизируешь? – усмехнулся танкист.

– Ты же собирался принять участие в «Арене смерти»? – Вера достала из сумочки планшет, включила экран и стала листать «карты» кровавых соревнований. – Мы сделаем так, что ты сможешь исчезнуть и начать жизнь с чистого листа.

– А может, я не хочу? – Антон отодвинулся от стола. Ложь, которую однажды пришлось произнести, чтоб спасти шкуру, множилась, как зараза, как зомби-вирус, ее становилось все больше и больше, и теперь она пыталась подчинить его себе, пыталась завладеть его жизнью. – С чего ты взяла, что я собираюсь вписываться в вашу игру?

– Вашу роту зачистят, – убежденно сказала Вера. – На тебя и так было нацелено множество глаз и ушей, а после нашей встречи соглядатаев станет еще больше. В конце концов, тебя уберут и друзей твоих – тоже. Я сожалею, но эти люди не остановятся ни перед чем, а вы слишком много знаете.

Зазвонил мобильник. Это был Босс, и Антон поспешил ответить.

– Вернись на базу. Ты нужен, – сказал командир и отключился без каких-либо объяснений.

– Видишь? – Вера широко распахнула глаза. – Уже началось.

Антон выбрался из-за стола.

– Надо рвать когти, малая.

– Антон! – Вера поднялась. – Останься! Не иди! – В ее глазах читалась такая убежденность, что Антон едва не поддался на уговоры. – Я заберу тебя к себе. Укроешься на время перед играми, а после «Арены смерти» ты будешь в безопасности.

– Пацанам нужна помощь, – просто сказал Антон и направился к выходу.

Вера снова опустилась на стул и отвернулась к окну.

На «минус тридцатом» снова были маски-шоу. Едва Антон сунул нос в жилой блок, как его прижали лицом к стене и принялись с пристрастием обыскивать.

– Полегче, Дарт Вейдер! – потребовал он у шарящего у него в промежности спецназовца в глухом вытянутом шлеме.

Из дверей своей квартирки высунулся Босс. Вид у командира был удрученный, под глазами темнели лиловые мешки, грязные волосы торчали в стороны.

– Оборотень… – выдавил Босс глухо, словно через силу.

– Что с Оборотнем? – Антон попытался отбросить рыскающие по его карманам руки, но не тут-то было. – Убили?

– Лучше бы… – процедил командир. – Перебежал. В «Селеннафтагаз».

– А контракт? – изумился Антон. – Аннулировал?

– Хрен там! – Босс двинул кулаком по дверной коробке. – Сбежал, наплевав на процедуру! А мне расхлебывать… – Он угрюмо поглядел на Антона. – Сначала твоя самоволка, потом бегство Оборотня, – вы что, противные, смерти моей хотите?

Спецназовец отпустил Антона. В карманах танкиста ничего подозрительного не оказалось: худой бумажник, телефон и нераспечатанная пачка презервативов, на случай если встреча с Верой примет романтический оборот. Подошел сверкающий потной лысиной Апазов, извинившись, он принялся ковыряться в телефоне Антона.

– Признался Вере в любви? – спросил он как бы мимоходом.

– Не-а, – сурово мотнул головой Антон. – Очко взыграло, не решился.

– Смотри, как бы локти кусать не довелось, – проговорил, не сводя глаз с экрана телефона, Апазов. – Она – девка видная, спортивная, каждый день с крутыми мужиками тусуется. Вот уведет какая-нибудь восходящая звезда «Арены смерти»…

– Не смешно, – буркнул Антон. – Вера с «Салонафтагазом» не связана…

– Знаем, – перебил, в свою очередь, менеджер. – Более того, наших конкурентов девочка как огня боится. Лет шесть назад ее, тяжелораненую, чудом удалось вывезти из Донецка. Поэтому киевлян она сторонится и является чем-то вроде алиби для тебя, горе луковое. Деду хоть пишешь, салага?

– Да, – кивнул Антон. – Пишу на деревню дедушке.

– Да о чем с тобой можно разговаривать! – Апазов презрительно поморщился. – Гуляйте вальсом! Отправим вас всех на Землю ближайшей же баржей. Убыток, а не воины.

Маски-шоу закончились. Танкисты поредевшей роты Босса переминались с ноги на ногу и бросали друг на друга мрачные взгляды.

– Отряд не заметил потери бойца… – проскрипел в конце концов Бульдозер.

– Он был мне должен пятьсот баксов до зарплаты! – хлюпнул носом Хныка.

– Пя-сот ба-аксов до зряплаты! – передразнил его Антон.

– А может… – Верблюд поглядел на товарищей. – Может, накуримся в хлам? Пых-пых-пых?

– У тебя одно на уме. Может, какой кретин и поддержит, но я – пас, – Антон отступил к дверям своей квартиры.

– А они в натуре отправят нас на Землю? – всполошился вдруг Бульдозер.

Босс покачал головой.

– Держи карман шире… Шаттл – не такси, чтоб гонять его туда-сюда. Завтра у меня разговор с командиром батальона. Порешаем все. Зря, что ли, мы за корпорацию кровь льем. Мы не какие-нибудь менеджеры среднего звена.

Танкисты побурчали еще немного и разошлись. Бульдозер и Верблюд отправились искать приключения, Босс поплелся в бар лечить нервишки, а Хныка и Антон закрылись в своих квартирах. Минут через пять, правда, Хныка принялся стучаться в дверь Антона и жаловаться, что у него не спускает бачок, мол, не мог бы Антон посмотреть, в чем там проблема. Хныку пришлось послать куда подальше. Позднее Антон пожалел об этом, но, как говорится, знал бы, куда падать придется…

Он съел кусочек космической еды, приготовленной из непонятно чего, и забрался на койку. Сон то наваливался, принося богомерзкое ощущение невесомости, то начисто отступал, словно после чашки кофе с пургеном. Стоило зажмуриться, и на раздраженной сетчатке проступали образы монументального, похожего на древнеегипетский храм сооружения, расположившегося среди кряжистых лунных скал; убежище сменяло испуганное лицо Веры, «счет идет на дни» – повторяли одно и то же подкрашенные бледно-розовой помадой губы. Образ растворялся, превращаясь в серебристый туман, а из тумана проступала старая советская эстакада, соединяющая скалы. В ее тени прятался черный танк «чужих». Антон не видел саму машину, во тьме угадывалось лишь угрожающее движение.

Зазвонил телефон. Антон подскочил и врезался лбом в низкий потолок.

– Что? – гаркнул он в трубку.

– Благая весть, сын мой! – торжественно прогудел отец Александр. – Сегодня день твоего второго рождения! Раньше ты рисковал жизнью и убивал ради зарплаты от сайентолога Дональда Макарова, теперь же наступило время пройти ритуал и снять с себя корпорационные оковы. До полуночи ты станешь свободным, как солнечный свет, танкистом. «Арена смерти» начнется этим вечером. Жду в боксах для напутствия.

– Снова самоволка?.. – протянул без энтузиазма Антон. – У меня ведь патрульный выезд через десять часов.

– Не веди себя, как Хныка, иначе в рай не попадешь.

Антон, бурча ругательства, спрыгнул на пол. Уставившись на погасший экран телефона, он видел в нем отражение потерянного человека. Куда ни кинь – всюду клин. К черту интриги, к черту пришельцев, к черту сумрачные мысли, сейчас он выспится, затем отправится на патрульный выезд, затем от души покутит с ребятами. Он честно отработает контракт и вернется на Землю. Он попытается жить, как прежде. Он честно-честно попытается. К черту перезагрузку. К дьяволу Веру…

Через минуту он застегивал куртку, собираясь покинуть свою лунную квартирку. Скорее всего – навсегда.


Отец Александр предлагал «Лиса» и «Осу», оба корпуса были модифицированными. Антон долго ходил кругами вокруг «Лиса», прикасался, не боясь испачкать рук свежей смазкой, к механизмам. Но потом все-таки выбрал «Осу».

– Привычнее, – пояснил он. – Дедушкина тачка…

– Что ни говори, а преемственность поколений – святая штука, – поддержал его отец Александр. – Мы доставим танк на локацию через час. Ты же отправишься туда на специальном транспорте.

– Я поеду не своим ходом? – удивился Антон.

– Нет, к локации ходит специальный экспресс. – Танковый гуру насупил брови. – Рисково выбираться на поверхность перед игрой. В принципе служба безопасности в курсе, но мало ли что может произойти: вдруг проверка какая-то с Земли, и нужно будет перед ней пробряцать железом, или конкуренты сдуру нападут.

Прыщавый юнец с жиденькой бороденкой провел Антона к лифту, вход в который прятался под списанным фюзеляжем «Бурана». Отец Александр предупредил, что паренек приближается к просветлению, поэтому разговаривать с ним бесполезно. Действительно, всю дорогу молодой человек нес околесицу и перебирал четки в виде танкового трака.

Путь вниз занял столько времени, что Антон заскучал. Юнец на вопросы отвечал фразами типа «Не морочь мне башню!» или «Пусть всегда будут танки!».

Антон прикинул, что таким образом они спустились на самое дно полости Леонова-Бина. Когда створки лифта открылись, танкист увидел неуютное убранство технического уровня. Было сумрачно. Редкие лампы выхватывали светом переплетения кабелей и трубопроводов, мощные железобетонные опоры, поднимающиеся, словно в ночное небо, в высоту.

– Хрен знает что! – прокомментировал Антон, торопясь за юнцом, который, очевидно, еще сильнее приблизился к нирване и помчал, не дожидаясь танкиста, через технический лабиринт.

Вскоре они вышли к тоннелю, построенному, судя по табличке, в начале восьмидесятых ленинградским метростроем. На рельсах стоял герметичный вагон, похожий на лежащий на боку старый космический корабль «Союз» без солнечных батарей. Антон заглянул через люк внутрь кабины: там горел свет и имелось несколько удобных кресел, ожидающих пассажиров.

– Я думала, что ты не придешь, – из-за модуля регулятора атмосферы вышла Вера.

Антон перевел дух.

– А я остерегался, что мне придется битый час торчать в компании этого… – танкист обернулся, но просветленного юноши уже и след простыл. – Этого… в общем… я рад тебя видеть.

– Подай даме руку, дубина! – Вера встала на ступеньку, опершись на плечо Антона, забралась в вагон.

Через минуту вагон тронулся, и сейчас же его поглотила тьма, царящая в тоннеле.

За иллюминаторами было черным-черно, и движение вагона угадывалось лишь по легкой вибрации пола и обшивки.

– Мы направляемся на север, – сказала Вера. – На границу Области Киттенгера. На месте недостроенного резервного командного пункта космических войск мы оборудовали маленькую и симпатичную арену.

– Звучит соблазнительно, – отозвался Антон усталым голосом. – Зачем ты взялась меня сопровождать? Не думаю, что ты уделяешь свое драгоценное время каждому участнику «Арены смерти».

– Зачем-зачем… – насупилась Вера. – Я, по-моему, уже все объяснила. «Арена смерти» – это сито, которое позволяет отделить семена от плевел.

– Чего-чего?

– В «Траки смерти» люди идут по разным причинам. И если туда их привели лишь жажда наживы, славы и желание убивать, то такие танкисты чаще всего остаются на поле боя.

Антон встрепенулся.

– А кто решает – семена или плевела? Великая Разностная Машина?

Вера потупила взор.

– И что же меня привело в «Арену смерти»? – скептично осведомился Антон.

– Много причин. – Вера отвернулась к черному оку иллюминатора. – Познание. Верность. Безвыходность. Ну и кураж – куда же без него.

– Ты знаешь… – Антон потянулся к Вере, осторожно взял ее за подбородок и повернул лицом к себе. – Все, что ты назвала, – это похвально, но не совсем то… – А после он наклонился и поцеловал Великую Разностную Машину «Арены смерти» в губы.

Зеленое. Повсюду – зеленое. На Луне Антон успел уже отвыкнуть от этого цвета.

Зелень колыхалась от тока воздуха. Она поднималась вдоль стен до самого свода.

Зеленые экраны. Все было закрыто зелеными экранами.

На фоне одного из них колонной стояли два «Лиса» и «Оса». 3D камера на кране прошлась над башнями танков, а лысый тип с бородкой а-ля «не быдло» посмотрел на экран монитора взыскательным взором, затем обратился к оператору: «Что-то, Ашот, меня не вставляет… Попробуй-ка повторить «Облет Титаника». Кран загудел и снова поднял камеру над башнями.

– Что я здесь делаю? – спросил Антон Веру, но та была слишком занята, чтобы отвечать. К Великой Разностной Машине обращались какие-то менеджеры в костюмах и при галстуках, техники в грязных комбезах, компьютерщики в джинсах и рубашках навыпуск.

– Антон! – Вера взяла танкиста под локоть. – Разреши представить тебе нашего маэстро…

Лысый тип нехотя отвернулся от монитора, побрызгал на ладони антисептиком, тщательно вытер руки о свитер ассистента и лишь затем шагнул к Вере.

– Режиссер Ходор Чупачупс! – представила маэстро Вера и зарделась. – Настоящее чудо, что он согласился работать с нами над постановкой «Арены смерти».

– Что вы, что вы, Верочка! – ответил маэстро хорошо знакомым Антону голосом. Танкист сотни раз слышал этот голос в кино и по телику. Маэстро, безусловно, было приятно.

– Это Антон Левицкий. – Вера пихнула танкиста в бок, заставляя подать режиссеру руку. – Восходящая звезда нашего шоу.

– Я видел ваш фильм! – Антон хлопнул Чупачупса по ладони. – «Пикник на обочине»! А почему у вас Шухарт – негр? Он же вроде был рыжим по книге? И даже имя у него было – Рэд, что означает – «рыжий». А у вас – негр…

Чупачупс торопливо побрызгал на ладонь антисептиком.

– Надо же! Танкист – и тот в критики подался! – По пафосу его речи было не понять, обиделся режиссер или отыгрывает придуманную им же самим роль. – Вы хоть раз видели рыжих негров? Мы тоже – нет. Кстати, в курсе, что мы вас убиваем на фоне недостроенного ядерного реактора и ваш танк красиво догорает вместе с закатом?

– Как это – убивают? – опешил Антон.

– Да не по-настоящему! – Вера погладила его по плечу. – Но выглядеть будет конкретно! Могу рендеры показать, мы приготовили заранее несколько вариантов. Но во всех случаях – обещаю! – смерть будет героической.

Антон огляделся. Вокруг царила все та же суета. Работал кран с камерой, администраторы бегали туда-сюда, разговаривая по телефонам. К Вере выстроилась целая очередь компьютерщиков с планшетами и ноутбуками, полный и немолодой рабочий в сером комбезе взобрался на ствол «Шарки» одного из «Лисов» и стал со знанием дела рисовать на броне башни разводы гари при помощи баллончика с черной краской. Над ареной, точнее, над гигантской съемочной площадкой, пролетела пара беспилотников-квадротоптеров, оснащенных камерами.

Здесь он точно был не на своем месте.

– Понимаешь, – взялась торопливо пояснять Вера. – «Арена смерти» не вся такая. Но это прибыльное шоу, и нужно хотя бы часть его держать под контролем. Потому что так оно становится очень выгодным и удобным инструментом. Мы инсценируем твою смерть, ни у кого не возникнет даже сомнения. Получишь новые документы и деньги. А лучше – не деньги! Лучше пару капсул с гелием-3! Деньги – ничто, энергия – все! Отсидишься, убежище можно найти и в Лагуне, и вне ее.

Антон освободил руку.

– Не уверен, что из меня выйдет актер…

На лице Веры появилось умоляющее выражение, и Антон поспешил отвести глаза.

– Нуб!

Окрик заставил Антона вздрогнуть. И не потому, что кто-то в этом храме фальши дерзнул оскорбить его – лейтенанта, профессионала, а потому, насколько знакомо прозвучали и голос, и интонация.

Распихав менеджеров и компьютерщиков, к Антону пробился человек в комбинезоне танкиста. Человек припадал на обе ноги, и лицо его рассекал шрам от не старой, но уже хорошо зажившей раны.

– Сэнсэй! – узнал наставника Антон. – А ты зачем здесь?

В памяти всплыла ненастная ночь в Морозово и бой с налетчиками «Селеннафтагаза». Подполковнику Владу Энгельсу, позывной Вольдемар, в том сражении здорово досталось.

– По крайней мере – не для бальных танцев!

Вольдемар задрал штанины, демонстрируя металл и пластик кибернетических протезов.

– Я в шоке! – признался Антон.

– Подполковник Энгельс – наш военный консультант, – Вера приветливо улыбнулась Вольдемару. – Следит за тем, чтоб картинка на экране соответствовала действительности.

– Рад тебя видеть, салага. – Вольдемар хлопнул Антона по спине. – Помню-помню, как ты собирал мои ошметки по лужам, чтобы спасти как можно больше от старого сэнсэя. Теперь я расплачусь с тобой той же монетой. «Селеннафтагаз» меня списал без выходного пособия, и я поставил для себя на корпорациях крест. Не дай загнать себя в котел, не позволяй, чтоб тобой жертвовали, как пешкой. Погибни в «Арене» как наемник «Гелий Про» сегодня и возродись завтра, как свободный человек и владелец энергоресурсов. И когда они там, на Земле, и здесь, на Луне, вцепятся друг другу в глотки клыками и самоуничтожатся, ты и сотни таких, как ты, возьмут ответственность за выживание человечества на себя. Наша «Арена смерти» – это лоботомия. Пройди ее и излечись от либерально-корпоративной реальности, выбери жизнь!

Антон смотрел на Веру, а она с сосредоточенным видом листала на планшете нарисованные сцены танковых сражений.

Тогда Антон перевел взгляд на Вольдемара, собираясь сказать фразу, которую ему в последнее время частенько приходилось повторять: «Я – пас». Но тут зазвонил телефон, внутригородская сеть Лагуна-Сити на этой зеленой карте работала на пять делений.

– Вернись на базу, ты нужен, – прозвучал в трубке голос Босса.

Антон сухо кашлянул и отключился.


Глава 15


Генсек позвонил прямо в пункт управления «Осой». Прокофьев включил громкую связь, чтобы в разговоре мог участвовать каждый член экипажа.

– Здравствуйте, товарищи! – бодро поприветствовал нас Хрущев. – Как служится на Луне?

– На Земле ли, на Луне ли, Никита Сергеевич, – служим Советскому Союзу! – так ответил командир.

Хрущев захихикал.

– Доложили мне о римской цифре «двадцать четыре», или что вы там писали-писали, но не дописали… Так, Дорогов Владимир Владимирович?

– Так точно – «двадцать четыре», товарищ Хрущев! – отчеканил Дорогов.

– А как по мне, так лучше бы вы там «х…» начертили! – захохотал генсек. – Пусть знают наших!

Мы невольно тоже стали похихикивать. В последние дни нервное напряжение зашкаливало, «танковый кулак» собирался стереть с лица Луны штатовскую базу, мы же подошли к границе Залива Радуги, но… долгий день сменился такой же долгой ночью. Наши «Осы» «спали», спрятавшись в складках рельефа. И энергии в их аккумуляторах оставалось ровно на то, чтобы в нужный час выйти из гибернации и подставить рассвету солнечные батареи. Все жутко волновались, вдруг у американцев есть в загашнике что-то такое, что снизит зависимость Хаундов от солнечного света? Вдруг, пока мы будем дремать, они перебьют наших «Ос», как сонных мух?

– Есть, товарищ генеральный секретарь. В следующий раз обязательно напишем х…, – сказал командир.

– Вот зря вы сразу не написали, товарищи! – Хрущев был определенно в настроении. – Эх вы! Орлы с куриными перьями! Я бы позвонил товарищу Никсону в Белый дом и сказал: «Разуй глаза, зараза, даже на Луне знают, кто ты есть на самом деле!»

В общем, мы были рады, что предрекаемый отцами-командирами скандал не случился и что генсека наша маленькая шалость позабавила. Само собой, ничего путного в этой затее не было, сиюминутное бахвальство – это одно, а использовать Луну вместо забора, чтобы написать пару бранных слов, – это другое. Но какова была поставленная перед нами задача, таковы были и наши ответные действия. Пусть другие, те, кто обязательно придут за нами, поступят лучше и мудрее.

– Ладно, товарищи. – Хрущев посерьезнел. – Слышал я, что у вас на счету два «Хаунда». С почином, так сказать. Тяжело было?

Мы не стали заострять, что первый «Хаунд» находился в беспомощном положении, когда мы всадили в него снаряд. Со вторым-то пришлось повозиться честь по чести.

– Тренировки, Никита Сергеевич, – ответил я. – Почти два года упорных тренировок в условиях, приближенных к боевым. Экипаж у нас сплоченный, а машина – отличная.

– Это кто говорит? Левицкий, что ли?

– Так точно.

– Левицкий, ты там женился, как обещал?

– Никак нет, товарищ Хрущев. Извините.

– Э-хе-хе… – вздохнул Хрущев. – А я хотел тебе орден дать.

– Виноват, Никита Сергеевич, – покаялся я.

– Тебе не дам, – проскрипел генсек. – Всем дам! По ордену! «За боевые заслуги»!

Мы ошарашенно глядели друг на друга, пока до Дорогова не дошло.

– Ура-а! – раскатисто прокричал он, и следом подхватили все наши: – Ура-а! Служим Советскому Союзу!

– Поздравляю, мужики! Искренне рад за вас! – сказал Хрущев, когда крики затихли. – Само собой, орден вам – не за х…, а за первую советскую победу на Луне. Надеюсь, ваш успех вдохновит всех, кто работает на благо нашего Отечества на Земле и в космосе.

Ордена вручили нам через три дня в торжественной обстановке. По этому случаю из Москвы прилетел замком бронетанковых войск Тур, он и провел церемонию.

– Награждается экипаж «Единство»…

Да, тогда нас в первый раз так назвали официально. Мы были очень горды получить эту высокую награду. Мы прошли длинный путь до нашей первой победы на Луне, и мы не питали надежд, что дальше окажется легче и можно будет расслабиться и почивать на лаврах. Кстати, наше название – «Единство» – с годами затерялось в томах засекреченных документов. Такое впечатление, что в перестройку крысы и мыши съели именно те бумаги, в которых шла речь о «Единстве». Обидно, но сейчас не об этом.

Церемонию посетил также Черников, он привез нам пламенный привет от Сергея Павловича и подарок от сотрудников «ОКБ-1» – выточенный из кости какого-то доисторического зверя лунный танк с сидящим на броне космонавтом.

У Янсонса случилась форменная истерика, которую сопроводил ряд безобразнейших сцен. К счастью, их свидетелями оказалось не очень много народа.

– Вы были первым блином, который комом! – Маленький, красный от негодования, брызгал он слюной на спортивную кофту Прокофьева. Дело снова было в буфете. – У вас вечно ничего не получалось! Мы всегда вас били на тренировках, и ни разу вы не победили!

– Марис, ну что ты в самом деле! – журили мы с Апакидзе командира «Красного Прорыва». – Не лезь в бутылку! Придет время, получишь и ты свою награду!

– Посмертно, – ляпнул сидящий за дальним столиком Дорогов, а Горобец встопорщил усы и загоготал.

– Да вы промахнулись на полсотни километров! Вы подбили два танка, один из которых был не боеспособен! Вы не сможете поучаствовать ни в одном крупном сражении, «танковый кулак» сметет врага до того, как вы доползете до места назначения!

Мы с Апакидзе переглянулись.

– Э-эх, – вздохнул штурман, – напрасно мы откровенничали с нашим латышским стрелком. Видишь, какой он на самом деле.

– Самим-то не стыдно, что награду получили за х…? – прошипел напоследок Янсонс и удалился, громко хлопнув дверью.

В конце семидесятых, до принятия моратория на ядерные испытания на видимой стороне Луны, американцы превратили Залив Радуги в полигон. Взрывали там что попало. Бывало, выйдешь ночью на улицу, посмотришь вверх, а на Луне словно огонек электрической сварки мерцает. От «недописанной римской цифры «двадцать четыре» там ничего не осталось. Порой часами сижу в Гугл Мун, надеясь найти хотя бы одну колею от нашей «Осы», но все безрезультатно. Ни следа, только спекшийся грунт.

Настало время, и мы вывели «Осу» из спячки. С танком все было в порядке. Как и после инцидента с затмением, ему понадобилось время, чтобы зарядиться, а потом он продолжил пожирать километры лунной пустыни своими гусеницами.

В те мартовские дни мы не подозревали, что наше «Единство» висит на волоске и истерика Янсонса – это как собачий вой накануне землетрясения. Что-то чуял очкарик, мы тоже чуяли. Но мы были слишком заняты и обеспокоены танком на Луне, чтобы замечать, как вокруг нас сгущаются тени здесь, на Земле, в гарнизоне, ставшем вторым родным домом. За весенним пением скворцов, за сырым теплым ветром не чувствовался гангренозный смрад подступающей беды.

Очередная упавшая костяшка домино в цепи – поклонник иностранщины и худрук ансамбля местного дома офицеров – Сашка Шувалов. Стали мы замечать, что он частенько уединяется, достает какие-то смятые бумажки и черкает в них карандашом, торопливо и тихо нашептывая. Как-то он с головой углубился в свою «бухгалтерию», а мы с Дороговым незаметно подсели к нему поближе.

– Одна «Оса», восемь километров в день, две «Осы» – шестнадцать – двадцать километров в день, три «Осы» – двадцать четыре – двадцать пять километров…

Я поглядел на Дорогова и уважительно хмыкнул, мол, мужик вникает в наше дело, переживает небось, как мы там, на Луне. А Дорогов лишь прижал палец к губам, мол, помолчи.

– Вторник – два «Хаунда», двадцать километров, – продолжил Шувалов черкать карандашом. – Среда – два с половиной «Хаунда» по десять кэмэ каждый, а в четверг – четыре «Осы»… это мырмально? – спросил он себя, почесал за ухом, а потом довольно подытожил: – Никак не мырмально…

– Санек, ты чего? – опешил я.

Шувалов вздрогнул, встревоженно огляделся, точно неожиданно пришел в себя. Затем судорожным движением скомкал бумажки и сунул их в карман брюк.

– Что это у тебя? – строго спросил Дорогов.

– Ноты! – соврал Шувалов раздраженным тоном. – К Первомаю концерт готовим. И вообще, – он бросил на нас гневный взгляд, – у меня сейчас обед.

– Так иди обедай, – тихо сказал ему Дорогов.

Шувалов вскочил и почти бегом кинулся к выходу.

– Как бы не напорол нам боков. – Дорогов задумчиво глядел офицеру вслед. – И доложить – вроде как некрасиво. А не доложить… черт! – Он поджал губы.

– Сашка что, тронулся? – Я тоже был в растерянности. Впрочем, я в те дни себя ловил на том, что начал некоторые мысли проговаривать вслух. Все проклятое нервное напряжение, прибавьте к этому неожиданную награду и постоянное шипение Янсонса за спиной. Испытания на прочность продолжались, они даже становились все более изощренными.

– Я же не доктор, – пожал плечами Дорогов. – Но, согласись, поведение странноватое. Надо бы за Сашкой присмотреть, чтоб чего-нибудь не учудил.

Но ночь и утро мы гнали Осу следом за «танковым кулаком», стремясь насколько можно уменьшить расстояние между основными советскими силами и нашим заблудшим танком. А потом спали без задних ног, потому что снова предстояла бессонная ночь. И как тут за кем-то присмотришь?

Выяснилось, что, пока мы дрыхли, Шувалов ворвался в кабинет Бугаева и стал орать, дескать, он все просчитал. Что координаты танков не соответствуют их скоростям и направлению движения, кроме того – число боевых машин меняется в зависимости от дня недели и что операция проходит не на Луне, а в электронном пространстве ЭВМ КИКа – самого мощного по тем временам компьютера в СССР. Бугаев без лишних разговоров вызвал врачей, и Шувалова накачали успокоительным. Чуть позднее бедолагу отвезли в симферопольский госпиталь, и ансамбль Дома офицеров остался без руководителя, умевшего играть «Пинк Флойд» на баяне.

У нас же толком не было возможности переварить произошедшее, нужно было гнать-гнать-гнать, покуда над Луной светило солнце. Серая пустошь тянулась изнурительно долго. Движение превратилось в рутину, и каждое новое препятствие мы проходили почти играючи. Апакидзе каждый день получал самые подробные снимки района, в котором находилась «Оса», у него на рабочем месте постоянно лежал ворох карт и фотографий, и работы всегда было полно. Само собой, был загружен и Дорогов, ведь наша скорость и, главное, – безопасность хода зависели от связи с Землей. А вот Горобец скучал, ни одного «Хаунда», судя по спутниковым наблюдениям, в радиусе ста километров от нас не обнаруживалось. От нечего делать стрелок приставал с советами по очереди то ко мне, то к Алиеву, то к Дорогову. Заканчивалось это обычно тем, что Прокофьев приказывал Горобцу взять в зубы веник, совок, мокрую тряпку и навести в пункте управления лоск.

Время от времени к нам наведывалось начальство. Они хлопали по плечам, хвалили за рекордную скорость, которую нам удалось развить. «Танковый кулак», насколько мы понимали, двигался в разы медленней. Время от времени в пункте управления появлялся Черников. Обычно он выпрашивал фото интересных геологических образований для академии наук и сокрушался, что на Луну мы пришли на танках, а не на научных луноходах Бабакина. Но что сделано, то сделано. А в основном же мы были сами по себе, штаб координировал действия основных сил, нам же был дан лишь один приказ – догонять. Поэтому все основные события проходили мимо нас, и о том, что что-то случилось, мы чаще всего узнавали уже постфактум.

Куда должен был ударить «танковый кулак»… Сейчас об этом почти нигде не упоминается. Наверное, потому, что цель была ложной и вся операция потеряла смысл. В советских официальных документах говорилось, что мы столкнулись с вероломной тактикой и военной хитростью противника. После перестройки желторотые умники, прикормленные Госдепом, вовсю обличали недальновидное и бездарное командование… хотя что может быть бездарней и недальновидней, чем полностью развалить и разграбить то, что было построено руками моего поколения и поколения моих родителей. Ну, это я так… Брюзжу. Мне вроде как полагается.

Помню, что в последние дни марта очень похолодало, словно времена года пошли вспять, и зима засобиралась вернуться. Ночь выдалась пасмурной, связь без конца прерывалась. «Оса» шла очень тяжело, и я несколько раз едва не въехал в коварные кратеры. Из-за хронической усталости все легко раздражались, поэтому атмосфера в пункте управления держалась напряженная, но, к счастью, контролируемая.

Ночь сменило ненастное утро. Опять подул северо-восточный ветер, он гнал низкие облака и гудел в проводах и чашах радиотелескопов.

Примерно в семь тридцать к нам вошел Янсонс. Мы неодобрительно на него поглядели, мол, опять выпендриваться явился? Видишь, очкарик, – люди работают! Вот иди и ты к своему «Красному Нарыву» и работай. Ну, поглядели и отвернулись к пультам.

Янсонс сел на пол, снял очки. Мы снова уставились на него. После помешательства Шувалова мы были готовы ожидать чего угодно. Может, и у этого чердак поехал?

По бледному лицу Янсонса струились слезы. Его стиснутые губы нехотя, точно были склеены, разжались. Янсонс несколько раз с присвистом вдохнул, потом закрыл лицо двумя ладонями и что-то сказал.

Прокофьев приказал мне остановить танк. Затем повернулся к Янсонсу.

– Чего-чего? Ни хрена не разобрать!

– Нас подбили, говорю, – не убирая рук от лица, прогнусавил Янсонс.

Мы повесили носы и призадумались. Вот и все. Крышка хваленому «Красному Прорыву». Терзания Янсонса было легко понять, он всегда так переживал за машину и экипаж, стремился всюду быть первым. Мы и сами душой прикипели к своей «Осе», поэтому не посчитали слезы командира, лишившегося танка, чем-то зазорным. И все-таки как-то чересчур уж Янсонс убивался. Словно всех родных одним махом потерял вместе с машиной, – честное слово!

– Братуха, ты бы так не сиропился, – чуть растерявшись, сказал Прокофьев. – Это же война. А на любой войне бывают потери. Ты цел, люди твои целы – и слава богу! Будет тебе новый танк! Еще лучше, чем прежний…

Горобец протянул Янсонсу свой большой, словно шаль, носовой платок, и командир «Красного Прорыва» с душой высморкался. А потом ошарашил нас:

– Всех подбили… «Танковый кулак» попал в засаду…

Пока мы хлопали глазами и что-то мычали, Янсонс отрывисто заговорил:

– Это было на Южном Побережье. Мы шли через ущелье… Ущелье Янсонса… А «Хаунды» уже ждали на возвышенности. Я не знаю, уцелел ли хоть кто-нибудь. Командование пытается выяснить. Может, удастся вернуть контроль над какой-нибудь не слишком поврежденной «Осой»… В штабе приказали, чтоб мы держали языки за зубами, но вы должны знать, что произошло.

– Так… – проскрипел Прокофьев.

– Неприятель понес какие-то потери? – быстро спросил Дорогов.

– Я не знаю, – дернул плечами Янсонс. – Мы даже не успели ни разу выстрелить.

– Дурдом, – вздохнул Прокофьев и почесал ладонь о подлокотник кресла.

– Ваня, отомсти за нас! – выкрикнул Янсонс. – «Единство» – лучший экипаж! На тренировках вам специально делали каверзы, но исключительно в научных целях! Вас никто не сможет остановить!

Сказав это, Янсонс покинул пункт управления, прихватив носовой платок Горобца. Громко стукнула дверь. Горобец шумно выдохнул, словно стакан водки потянул.

– Спокойно, ребята, – проговорил, поправляя гарнитуру, командир. – Я сейчас поговорю со штабом. Покурите, будем стоять, пока не получим четких инструкций.

Штаб не отвечал. Точнее, дежурный офицер дал нам дежурный же ответ: продолжайте выполнять задание, сейчас ни с кем из руководства связаться невозможно.

Я взялся за джойстик. Рука дрожала, и «Оса» ожидаемо съехала в кратер.

– Молодец, Вася, – сказал Прокофьев. – Будем выбираться из кратера до тех пор, пока ситуация не прояснится.

– Можно еще диагностику провести, – подсказал Алиев. – Столько километров гнали на одном энтузиазме.

– Точно! – одобрил командир.

Вскоре к нам заглянул Бугаев. Он был взволнован и таинственен. Поинтересовался, все ли у нас в порядке, потом спросил – не прислать ли нам чаю? Впервые, кстати, за все то время, пока мы работали на НИП-10.

– А можно и чаю выпить, – мрачно высказался Горобец.

Бугаев покивал и удалился, скрипя начищенными сапогами. С него, собственно, были взятки гладки, его задача – обеспечивать связь, а что и как происходит на Луне – головная боль других.

Смена закончилась, мы оставили «Осу» на солнцепеке – заряжать аккумуляторы – и пошли на воздух. Никого из экипажа «Красного Прорыва» мы не встретили – мужиков забрали в штаб писать рапорты. Другие экипажи, работавшие с нами в Симферополе – «Молот справедливости», «Стальной Октябрь» и «Огненная звезда», – тоже на перекур не вышли. Наверное, и им пришлось после бессонной ночи заниматься бумагомаранием.

Неужели так все плохо?

А что происходит на других НИПах?

Унылой трусцой бежал в нужник на окраине техзоны штурман из «Стального Октября».

– Костя! А с вами-то что? – спросили мы его.

– Вы уже знаете?.. – Чужой штурман сделал загадочное лицо.

– Да, мы в курсе, что все не очень хорошо, – сказал я.

– Мы подбиты, но связь держалась до захода Луны, – сообщил, предварительно оглядевшись, штурман. – «Хаунд» к нам на три метра подошел, чтобы добить. Так мы его и шлепнули почти в упор. Ждем следующего сеанса связи, есть надежда, что мы уцелели.

– Дай-то бог, – отозвался Прокофьев. – А вообще – жарко было?

– Пыль столбом стояла, и казалось, что горы подпрыгивают. – Штурман нетерпеливо взмахнул рукой. – В общем, я сам сейчас подпрыгивать начну. Потом поговорим!

Штурман убежал.

– Идемте в буфет, – предложил я. – Отдыхать все равно никто не собирается.

– Какой тут отдых. – Горобец сердито сплюнул. – Но крепкого кофе выпить не мешало бы.

В буфете нас нашел новый приказ из штаба. Как ни странно, предписывалось делать то, что в сложившейся ситуации было для нас решительно невозможно – выспаться перед новым сеансом связи.

После буфета я пошел в «песочницу». Начал моросить холодный дождь, ветер снова пах снегом. Я же бродил по искусственным возвышенностям и чашам кратеров, и постепенно чувство невосполнимой потери захватило меня с головой. У нас отбирали Луну. Нас изгоняли.

Конечно, быть может, у нас в запасе еще пара сотен ракет-носителей с лунными модулями, танковыми обоймами, и на сегодняшнее поражение махнут рукой, начав игру по новой. Может быть… Но такую технику невозможно бесконечно доставать, точно кроликов из шляпы фокусника. У всего есть предел. Мы слишком много сил бросили на Луну в последний раз, чтобы с легкостью восполнить эту потерю. Вряд ли мы туда вернемся, если не сможем удержаться сейчас. Наша «Оса» – последний якорь. Точнее – последняя соломинка.

А вечером заварилась другая каша. Нам дали новый курс. Двигаться предстояло в том же южном направлении, но значительно отклонившись к востоку. Тогда же впервые заговорили, что цель, на которую был нацелен «танковый кулак», оказалась обманкой. Скорее всего там, в труднодоступной части береговой зоны Океана Бурь, неудачно прилунился штатовский корабль со стройматериалами для лунной базы. На месте посадки наблюдалась суета, поэтому в штабе расценили, что именно там наши конкуренты решили расположить свое логово. У американцев тоже не дураки руководили лунной кампанией. Они просчитали курс «танкового кулака» и расположили «Хаунды» на выгодных позициях. Когда же «Осы» вошли в ущелье, то попали в классическую засаду. Видело ли наше командование на спутниковых снимках притаившиеся в скалах «Хаунды» – об этом история умалчивает. Я пытался навести справки, но там такая секретность, что даже когда наступит будущее столь далекое, что Африка и Австралия вследствие континентального дрейфа врежутся в Евразию, соответствующий гриф все еще не будет снят.

Все-таки я неудачно съехал в кратер, выбирались очень долго и изнурительно. Связь была хуже некуда, картинка на экране сменяться не собиралась, действовать пришлось по приборам.

Мы покинули кратер только после полуночи. К этому времени из КИКа пришли новые фотограммы. В общем, идти предстояло все по тому же ровному «океанскому дну». Больший интерес представляли промежуточная и конечная цели. Со спутника рассмотреть можно было немного, и нам пришлось изучать снимок при помощи лупы, озадаченно почесывая затылки.

– Ваша конечная цель – это так называемая лунная аномалия, «Объект ЛА-1», – поведал по громкой связи генерал-майор Тур. – Мы собирались вплотную заняться этой штукой после того, как уничтожим штатовскую базу. Но обстоятельства диктуют другие правила игры. У вас выгодное расположение по отношению к объекту, идите на всех парах в заданную точку и возьмите аномалию под охрану. По нашим расчетам, вы сможете это сделать до того, как с Южного Побережья подтянутся «Хаунды». Как только вы достигнете заданной точки, вероятно, мы дадим вам новые указания. Есть вопросы?

– Как долго мы должны сдерживать «Хаунды»? – спросил, поигрывая желваками, командир.

– Сейчас ваша задача добраться до аномалии, забудьте пока о «Хаундах». К тому же у вас будет подкрепление…

Мы напряженно слушали, боясь поверить, что такое возможно. А ведь мы были уверены, что наша «Оса» – одна против своры «Хаундов». Может, «Стальному Октябрю» все-таки удалось выкарабкаться?

– Три космонавта с противотанковыми ружьями ждут вас в промежуточном квадрате, – договорил Тур. – Каждый из них – дважды Герой Советского Союза. В общем, мужики – не промах. Вместе с ними как-нибудь прорветесь. Не хотелось задействовать их в бою, берегли для исследования аномалии, но другого выхода нет.

Мы продолжили молчать, но на этот раз мы были просто потрясены.

– Вы уж прикройте их, ребята… – договорил Тур совсем не по-уставному.

– Так точно, товарищ генерал-майор, – твердо ответил Прокофьев. – Мы не подведем.

Весна больше не пахла стылой землей и снегом. Потеплело на сердце, потеплело в воздухе. И работа спорилась, и даже связь с Луной стала лучше.

Мы не задавали вопросов о природе аномалии, которую нам предстояло посетить, мы не спрашивали, для чего нужно ее изучать и как эти знания будут применены. Мы были пусть важными, но все равно – лишь винтиками внутри сложнейшей военной машины СССР. И на нас лежала огромная нагрузка, так что теперешние завывания либерастов на тему «почему вы не спросили?» да «как вы не могли знать?» воспринимаю исключительно как детский лепет. Возможно, теперешний представитель креативных слоев общества, обладающий условно-гуманитарным образованием, и знает больше нашего: о гелии-3, о лунных аномалиях, о стремлении великих держав к господству на Земле и в космосе… но мы выполняли лишь свою часть работы. Сказали – достичь точки и взять под охрану, и мы тут же принялись за дело.

После смены под стены нашего пункта управления нагрянул «Красный Прорыв» в полном составе. Кто-то из ребят принес торт, кто-то – коробку конфет «Птичье молоко», кто-то – палку дефицитного сервелата и сыр сулугуни. Тут же и мы вспомнили, что у нашего молчуна – бортинженера Алиева – день рождения. Пошли гурьбой в общежитие, словно не было в помине провальной лунной кампании, словно перенеслись во времени в пору предполетных тренировок.

– Ну как там? – спросил все же Янсонс.

– Ты же понимаешь, что говорить об этом нам запретили, – ответил Прокофьев.

– Понимаю, – протянул очкарик. – Но… есть работа?

– Есть маршрут и задание, – с улыбкой подтвердил наш командир. – Работа кипит.

Янсонс улыбнулся и показал поднятый большой палец. Если работа продолжается, значит, наша песенка до конца не спета. Значит, еще повоюем.

День пролетел незаметно. Сначала – дружеские посиделки с чаем, бутербродами и сладостями. Потом – впервые за много суток – крепкий и долгий сон.

Вечером с воодушевлением сели за джойстики. Гнали «Осу» так, что пыль до самых звезд стояла. К утру мы должны были уловить сигнал радиомаяка и, ориентируясь по нему, выйти на временную базу. Первую советскую базу на Луне!

Нам до последнего не говорили, с кем из космонавтов предстоит работать, и мы упоенно строили предположения.

– «Кедр» был первым в космосе, он будет первым и на Луне! – уверял Горобец.

– Я бы хотел, чтобы там была «Чайка», – мечтательно произнес Дорогов. – Я ее большой поклонник.

– Вроде «Алмаз-2» намекал, что собирается учиться управлять лунным кораблем, – с сомнением добавил Прокофьев.

– Ха! Леонов еще не те байки расскажет! – рассмеялся Горобец.

Двери открылись. На пороге пункта управления стоял наш гэбэшник Рюмин в сопровождении трех дюжих ребят в одинаковых костюмах. Из-за их спин выглядывал помятый со сна и испуганный Янсонс.

– В чем дело, товарищи? – строго спросил Прокофьев.

– Майор Прокофьев, – сказал, словно через силу, Рюмин, – освободите пост, вы пойдете с нами.

– А-а… – протянул командир, указывая на свой пульт.

– Приказом штаба временным командиром экипажа «Единство» назначен Марис Янсонс, – сказал один из молодцев, потрясая бумагой со свежими печатями.

Янсонс вышел вперед, видок у него был еще тот: как у школьника перед поркой.

Прокофьев снял гарнитуру и положил ее на угол пульта.

– Дерзай, Марис, – сухо сказал он. – Курс у штурмана.

Командир «Красного Прорыва» нервно кивнул и скривился, точно от зубной боли.

– Иван, идемте же! – Рюмин отступил, освобождая Прокофьеву путь.

Снова хлопнула дверь, отделяя от нас командира и офицеров КГБ. Мы как один уставились на Янсонса. Тот выставил перед собой руки, словно пытался защититься.

– Мужики, – сказал он, – поверьте мне, я сам ни черта не понимаю!


Глава 16


Очень часто герои выясняют, что все подвиги и жертвы были напрасными, даже не напрасными, а попросту глупыми, что все, чему они служили, – обман. Не хитрая, расчетливая ложь, за которой – умысел и недобрые цели, а унылый пустопорожний обман, иными словами – пшик.

Антон сымитировал атаку на «Тирана». Тяжелый танк с разряженным «Рельсотроном» поспешил спрятать бронированный зад за декорацией из пенопласта.

– Гуд, Вольдемар, гуд! – оценил маневр «Тирана» режиссер Ходор Чупачупс, он сидел на высоком стуле, забросив ноги в полосатых махровых носках на скамеечку, и смотрел, пощипывая бородку, в монитор. – Как же ты его боишься! Так-так, Вольдемар! То самое чувство, когда ты на большом и мощном танке, но выстрелить не можешь, а тебя сзади щиплет какая-то тля на мерзкой «Осе».

Они живут на руинах цивилизации, сами того не понимая. Они живут в новом Средневековье, во времена высоких технологий, неопределенной морали и права, поставленного в интересную позу в угоду олигархии. Они сами не заметили, как все пошло прахом. Пропустили развилку в истории. Государства-банкроты, государства-импотенты, готовые лизать пятки корпорациям. Корпорации-монстры, корпорации-переростки, в которых новое поколение управленцев пришло на высокие посты не за какие-то заслуги, а потому что оно представлено детьми, племянниками, внуками предыдущих директоров и топ-менеджеров. Коррупция здесь не меньше, чем в государственном аппарате, и шпионаж, слив проектов, крышевание нелегальных добытчиков изотопа – обычное дело. Танкисты-мушкетеры, танкисты-самураи – неприкасаемые, способные по настроению убить или покалечить первого встречного, если, само собой, он находится ступенью ниже в соответствии с обновленной феодальной лестницей.

Этот мир – мертв давно и безнадежно. И жизнь людей, его населяющих, – копошение бактерий, получающих пищу за счет разложения плоти.

Выхода нет, и перезагрузка – явление неизбежное.

Быть может, даже полезное явление.

Или необходимое.

Но кто мы? Лишь бактерии. А бактериям перезагрузка не нужна: Антону не нужна, Вере не нужна, Чупачупсу не нужна. Наверняка не нужна она и дедуле-читеру, которому жилось куда проще в его биполярном мирке, где очень легко было определить, кто друг, а кто враг.

– Эй, на «Осе»! – режиссер взмахнул рукой, точно дирижер. – Хватит прятаться за руинами, народу это не интересно! Мне нужно больше, больше экшена! Вперед, тля, в атаку! – А потом повернулся к ассистентке и скомандовал: – Бокал шампанского мне и шоколадку! Не слышишь, что ли? В животе у меня урчит!

«Сестрички» Антона не работали. Ему объяснили, что пальбу из плазмомета проще и, главное, – безопаснее нарисовать на компьютере.

– А что мне делать после? – спросил он Веру до начала съемок. – Я всю жизнь служу в «Дозоре», что мне делать, если я не смогу больше заниматься той же работой?

– Выживать, – пожала плечами Вера. – Чтоб что-то хорошо построить, сначала надо что-то хорошо сломать. Все, к чему мы привыкли, будет разрушено. Нам придется выживать.

Выживать? Прекрасно… Бактерии знают в этом толк.

– Мы можем как-то остановить… Перезагрузку?

Вера удивилась.

– Ты меня спрашиваешь?

Чупачупс отхлебнул шампанского и указал фужером на монитор.

– Так, Ашот! А теперь сделай перефокусировку с «Осы» на «Лиса»… Лис показывает моську из-за угла… Пошел «Лис», говорю! Сейчас-сейчас он сделает тле больно.

Антон остановил танк.

– Здорово, Лева! – сухим песком прошелестел в наушниках голос Глухаря. – В километре отсюда есть одна пирамидка. Она прекрасно сохранилась, хоть ей – полмиллиона лет в обед.

– Любопытство погубило кошку, – ответил Антон. – Мяу!

– Почему тля остановилась? – спросил у ассистентки режиссер, а потом заорал в гарнитуру: – Почему тля стоит?! «Лис» его атакует!

– Пиф-паф, – сказал Глухарь.

Чупачупс повернулся к Вере, курившей тонкую сигарету, и пояснил, жестикулируя:

– Вот здесь будет взрыв, его мы отснимем в миниатюре на макете.

– Как скажете, маэстро, – безразлично ответила Вера, поглядывая на планшет. Великая Разностная Машина была занята размышлениями.

В то же время из горловины тоннеля, прикрытой стеной из перекрашенного в серый, под цвет бетона, пенопласта выдвинулся, ломая хлипкую преграду, гермовагон, доставивший сюда Антона и Веру, а также других участников съемок. Вагон толкала, заставляя ползти по рельсам, «Оса» Бульдозера.

– Босс, здесь в натуре есть воздух! – услышал Антон в эфире знакомый голос. – Нужно было огнемет взять!

Следом за «Осой» Бульдозера из тоннеля выкатил «Лис» Верблюда. Башни танков вращались, выискивая, в кого можно было бы пострелять. Потом из темноты показалось дуло «Рельсотрона, словно нос соседа, подглядывающего из-за отодвинутой шторы, и лишь затем выкатил сам «Тиран» Босса.

– Это что за левые танки?! – возмутился Чупачупс. – В сценарии их не было! Пусть выкатываются отсюда! Пусть выкатываются!

Сообразительная ассистентка схватила режиссера за шиворот, стащила со стула и потянула к примыкающему к съемочной площадке административно-техническому корпусу, который был оснащен автономной системой жизнеобеспечения.

– А вы откуда взялись, пацаны? – спросил Антон.

– Стреляли… – флегматично ответил Бульдозер.

– Лева, ты на «Осе»? – уточнил Босс.

– Ага, – ответил Антон, переключая обзор с камеры на камеру в поисках Веры.

– Хорошо, – сказал Босс и выстрелил в «Тиран» киношников. Рельсовый заряд прошил декорацию и взрезал корпус тяжелого танка. Повалил густой дым, подбитый «Тиран» попытался отползти с линии огня, но с другой стороны его добили точными залпами Верблюд и Бульдозер. Стены содрогнулись от взрывной волны, по зеленым экранам поползли языки пламени. Липовая арена стремительно заполнялась дымом, видимость падала. «Лис» Глухаря дал задний ход и укрылся за вагончиком с реквизитом. Сам танкист выпрыгнул из люка и ужом юркнул под вагончик. Антон едва уловил его перемещение.

– Лева, сколько еще танков? – осведомился Босс.

Антон сглотнул.

– Два «Лиса»… но нет необходимости их жечь. Они не вооружены, я отвечаю!

– Как так? – не поверил командир.

– А почему у тебя, дорогой, зеленая изолента к башне приклеена? – поинтересовался Верблюд, подъехав к «Осе».

– Это не изолента, – пояснил Антон. – Просто на компьютере зеленый цвет делают прозрачным и вместо него накладывают какой-нибудь спецэффект.

– Какой еще спецэффект? – не понял Бульдозер.

– Ну а я почем знаю? – Антон хмыкнул. – Например, отсветы от стрельбы «Сестричек».

– О, шайтан… А зачем? – удивился Верблюд.

– Так у него пушка не стреляет! – догадался Бульдозер и загоготал.

Антон почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо.

– Лева, это правда? – холодно поинтересовался Босс; под траком его «Тирана» хрустнул и взорвался на осколки монитор Чупачупса. – Ты выехал на танке, на котором вместо пушки – муляж? И у остальных тоже муляжи?

– «Арена смерти», блин! – ехидно процедил Бульдозер.

– Очень смешно, пацаны, – пробурчал Антон. – Где, кстати, Хныка?

– Убили Хныку, – сказал Верблюд.

– Как это случилось? – торопливо спросил Антон.

– Да нашли его в петле, служба безопасности заключила, что это – суицид, – сказал скучным голосом Босс.

– Ага, но перед этим он в натуре дал себе в морду! – дополнил Верблюд.

– И написал на бумажке, что он больше не имеет морального права работать на московскую корпорацию, – сказал Бульдозер. – С детскими ошибками написал – филолог, блин.

– Похоже на след «Салонафтагаза», – сообразил Антон. – Или же кто-то их подставляет.

– Похоже, нас сливают, – сказал Босс. – Всю роту. А может, даже весь «Дозор».

– Слушай, как можно так, а? – возмутился Верблюд.

– Распоясались мы, потому и сливают, – назидательно высказался Антон. – Корпораты чуют, что нас все труднее удерживать под контролем. К тому же мы видели, что они понастроили на Южном Побережье. Меньше народу – больше кислороду. Впереди кризис, и от неудобного балласта нужно избавляться.

– Хорошо, что ты это сам сказал, Лева, – отстраненно проговорил Босс.

Бабахнула «Шарки», «Осу» тряхнуло, и на пульте Антона вспыхнул красный огонек, сообщая, что танк лишился правого трака.

– А это что за наезды, пацаны?! – возмутился Антон, заглушив аварийную сирену, которая противно тявкала прямо над ухом.

Дуло «Рельсы» командирского танка уставилось в башню «Осы».

– Нам приказали зачистить эту арену. Всех порешить… Всех – сечешь, братуха? Ты сам загнул о неудобном балласте. Так что не обостряй, не стоит.

Антон усмехнулся. Ломаная линия его пути так и норовила вывернуться очередным неожиданным поворотом.

– Кто же отдал такой приказ?

– Дональд Макаров, Левик. Он сейчас на Луне: строит всех, командует направо и налево. Взялся порядки наводить. Сказал, что первым делом прикроет лавочку «Арены смерти», надоела ему эта полулегальная вольница.

– Вот это он загоняет… Только вряд ли вы зачистите меня с остальными. Мы ведь друзья.

– Задание шефа, Лева, – ответил Босс. – Всех – значит всех. Мы и так не на самом хорошем счету, так что придется отрабатывать кредит доверия.

– Кто-то убил Хныку, вы убьете меня, а потом уберут и вас. У меня, кстати, пушка не работает, я не могу защищаться. Не стыдно? Не по понятиям ведь…

Бульдозер хмыкнул, Верблюд что-то пробурчал на своем языке, а Босс просто молчал. Пока длилась пауза, Антон продолжал искать Веру. За свою жизнь он особенно не беспокоился, но время потянуть бы не мешало, ведь Вера могла спрятаться где угодно, она же – как тростинка, в любой порт шмыгнет, в любой люк – и будет такова.

– Бульдозер, Верблюд, – пора кончать с этим борделем. – Башня «Тирана» повернулась в сторону административно-технического корпуса. – Арена должна быть реальной – смертельной, а не такой, как это кинцо со спецэффектами.

Грянули два залпа, снаряды «Шарки» пробили тонкую стену из гофрированного металла и взорвались внутри пристройки. Взрывная волна ударила во все стороны, ломая декорации. На одной из камер «Осы» повис полосатый носок Чупачупса. Включилась следующая камера, и Антон увидел, как рушится собранный на сырую нитку из фанеры и пенопласта «ядерный реактор». За облаком дыма и пыли проступил силуэт «Лиса». Зло лязгнул «Рельсотрон» Босса, и «Лис» качнулся, словно под порывом ураганного ветра.

– Остался еще один, да, Лева? – поинтересовался командир. – Ну, не считая тебя.

– Всегда мечтал поучаствовать в «Арене смерти». – Бульдозер принялся толкать подбитую машину носом, из дыры в борту «Лиса» лилось струей, точно кровь из раны, машинное масло. На полу масло загоралось, и на траках Бульдозера плясало пламя. – Это здорово, когда мечты сбываются.

– Вы охренели, пацаны, – сказал, скрипя зубами, Антон. – Вы – маньяки, чокнутые сукины дети…

– Да брось, брат! – добродушно отозвался Верблюд.

– Это Лева из зависти обзывается, – предположил Бульдозер. – Потому что у него теперь пушка – как стариковская мошонка – только для вида.

– Да-а… – мечтательно протянул Верблюд. – Сейчас бы нашему Леве пожарку, он бы заставил этих бесов плясать на углях!

– Слышь, а посмотри за вагончиками! – предложил Бульдозер. – Там как раз один танк поместится.

Из дыма вышел человек и без страха направился к танкам, на ходу приводя в боевое положение гранатомет РПГ-30 «Крюк». Лицо его скрывал слой сажи, и одежда была черна. Антон услышал, как Бульдозер буркнул: «Обоссаться…» Танкистов пробрало: столько было нечеловеческой целеустремленности в отчаянном малом с гранатометом.

– Это же киборг, поимей меня, шайтан! – воскликнул Верблюд, разворачивая башню.

Брюки человека сгорели до колен, и в свете пламени было отчетливо видно, как блестит металл. И только по этим железякам вместо ног Антон узнал в мужике с гранатометом Вольдемара. Узнав, он подавил желание врубить матюгальник и крикнуть сэнсэю, чтоб тот убирался, пока может…

Или уже не может?

Или огненная мышеловка захлопнулась, и все, кому не удалось улизнуть сразу, уже обречены?

А затем Антон почувствовал, точнее – не почувствовал, а понял, что нужно делать, причем – на уровне рефлексов, без рассусоливаний и прочих чайных церемоний.

Он переключил скафандр на высший уровень защиты. Тугие псевдомышцы обхватили танкиста, точно желудок удава, образуя живую броню. Под шлемом зашумел баллонный воздух.

Одновременно Антон открыл люки «Осы». Поскольку снаружи и внутри танка давление было одинаковым, компьютер распечатал шлюз, ни разу не матюгнувшись. Антон одним движением выпрыгнул из кабины. Под ногами текли огненные ручьи; скафандр, конечно, выдерживал температуру лунного дня – до плюс ста пятидесяти градусов, но здесь было открытое пламя и смесь самых разных газов, а на их воздействие защиту уже не рассчитывали. На счету была каждая секунда. Даже меньше – доли секунды.

Верблюд выстрелил. Снаряд ушел вверх и взорвался под сводом, но Вольдемар только присел на металлических ногах. Гранатомет был у него на плече, а враг – в прицеле.

Граната пришлась на душу Босса. Кумулятивный заряд ударил в корму «Тирана» почти под прямым углом, и струя высокотемпературной плазмы нащупала под броней импульсный движок. Во все стороны ударили молнии, но светопреставление длилось буквально несколько мгновений, затем танк умер – превратился в груду высокотехнологичного мусора. На черном от копоти лице Вольдемара появилась белозубая улыбка. Трудно было сказать, чему он радуется: просто удачному выстрелу или тому, что он отомстил командиру роты, нанесшему ему поражение в далеком и холодном Морозово. В следующее мгновение из пламени вырвался танк Бульдозера. Боевая машина пихнула Вольдемара в бок, а затем вмяла в бетон пола горящими гусеницами.

Все это Антон видеть не мог. Он несся сквозь пожар, раздвигая огонь руками, к брошенному «Лису» Глухаря. Он старался не думать ни о чем, кроме того, что ему нужно пересечь крайне сложный отрезок от точки «А» до точки «Б». «Лис» мог оказаться поврежденным и не на ходу. К тому же вскоре спрятанный танк найдут – не иголка в стоге сена все-таки, в таком случае… посмотрим, что подскажут инстинкты!

Глухарь, весьма кстати оставил люк открытым. На «Лисах» они были очень узкими, и, чтоб протиснуться в скафандре в это игольное ушко, требовалось чуть больше, чем ловкость и опыт, требовалась удача.

Антон вписался в люк, протиснулся сквозь шлюз, вызывающий своей теснотой приступы клаустрофобии, и влез в кабину. Но кресло танкиста уже было занято.

Вера, прижимая одной рукой пластиковую кислородную маску к лицу, второй рукой колотила по пульту, но хитрый компьютер, получив поток непоследовательных команд, включил защиту от дурака и заблокировал системы управления. В кабине «Лиса» свободного места не было от слова «совсем»: ни квадратного сантиметра. Антону пришлось сесть на одно сиденье с Верой и отпихнуть ее вбок, прижав к обшивке. Возможно, Вера что-то говорила, Антон все равно ничего не слышал через скафандр. Возможно, она пыталась отбиваться, но танкист не почувствовал сопротивления: псевдомускулатура могла защитить от пуль, что ей затрещины и женские ногти. Возможно, Вера решила, что это вернулся Глухарь, и сама подвинулась, освободив как можно больше места перед пультом. А возможно, она до дурноты надышалась дыма и вообще с трудом соображала, что происходит.

Антон одним четким движением снял блокировку, врубил двигатель на полную мощность: заставил танк рвануть вперед, срезав траками слой бетона. Одна из камер показала, как разлетается тысячей горящих обломков вагончик с реквизитом. Это внутри взорвался снаряд, выпущенный из «Шарки». Интересно, успел ли спастись Глухарь?

У Антона не было связи, не было оружия, не было больше союзников и не было четкого плана действия. Сейчас он метался по огненному лабиринту, как крыса, в поисках лазейки.

Перед входом в тоннель, по которому они прибыли на «Арену смерти», уже стоял танк Верблюда. «Шарки» выплюнула снаряд, и Антону пришлось положить «Лиса» в крутой вираж, чтобы увернуться. Охваченную пожаром локацию тряхнуло очередным взрывом. Из стены вывалились несколько блоков. Из-под свода густо посыпались вывороченные куски цемента, одна из стальных балок лопнула, прогнувшись, и потолок прочертила ветвистая трещина. Серый от плотного дыма воздух, свистя и раздувая огонь до неистовства, сквозь прореху хлынул наружу. Ураганный поток в считаные секунды расширил отверстие, вывернув на поверхность несколько блоков, и в вакуум рвануло все, что не было закреплено: куски декораций, оборудование, тела погибших… Даже танки в условиях лунной микрогравитации – и те шли юзом, подхваченные сильнейшим ветром. Вскоре атмосфера иссякла, пожары затухли, лишь кое-где багрово светился раскаленный металл. Дымовой завесы больше не было, Антон увидел обгоревший «Тиран» Босса и тщащуюся выбраться из-под завала «Осу» Бульдозера.

Украденный «Лис» объехал арену по кругу, набирая скорость. По расплавленной корме взлетел на «Тиран», с него стрелой перескочил на завал, под которым трепыхался Бульдозер, с завала – в пролом в своде, навстречу холодно блистающим звездам.

Антон успел подумать, что они не выберутся – не смогут. Но юркий «Лис» зацепился траками за закраину пролома и буквально выстрелил собой на поверхность, рассеченную свежей трещиной. После огненного ада и хаоса смертоносных осколков молчаливое и бесцветное спокойствие пологих возвышенностей и кратеров казалось оскорбительным.

Опасаясь, что свод продолжит рушиться, Антон снова дал полный газ. «Лис» присел, словно гепард перед прыжком, затем рванул на головокружительной скорости в ложбину между щебнистыми холмами.

Антон подключился к радиостанции, запустил сканирование частот и сейчас же услышал многоголосую ругань. Босс требовал вытащить его, Бульдозер с твердолобым упрямством запрашивал помощь спасателей из Лагуна-Сити, сам он не решался в условиях космического вакуума браться за извлечение командира из подбитой машины. Верблюд просто клял всех и вся, часто переходя на родной язык: какой-то умник из Лагуны требовал, чтоб танкист преследовал Антона, но Верблюд наотрез отказывался это делать. Потом в эфире раздалось настойчивое: «Лева! Лева! Скорее в шестнадцатый квадрат! Скорее, друг!» У Антона дрогнула рука, чтобы изменить курс, но мыслишку сделать так, как призывают, он все же подавил.

Адреналиновое опьянение постепенно сходило на нет. Антон провел краткую диагностику: с «Лисом» все было в порядке, если не считать отсутствие нормальной пушки. Сейчас он бы многое отдал даже за «Шарки» нулевой модификации, но до танковых боксов отца Александра нужно было еще ухитриться добраться.

Нужно было решать, что делать дальше. Антон догадывался, что путь в Лагуна-Сити ему заказан. «Лис» сможет достаточно долго работать в автономном режиме, но в конце концов понадобится более надежное убежище. К тому же – их двое в кабине, которая маловата для одного человека, и ресурсов они потребляют вдвое больше.

Кстати, о ресурсах.

Он все еще дышал при помощи скафандра, а Вера – кислородной маски. Датчик состояния атмосферы внутри кабины стабильно светил красным, и совсем не было времени заниматься очисткой и восстановлением воздуха.

Антон решил поступить радикально.

– Вера, я выпущу грязный воздух из кабины и сразу закачаю новый, – сказал он, не поворачиваясь к своей невольной спутнице. – Вакуум будет совсем недолго, ты даже не успеешь испугаться…

Вера засуетилась, заерзала, зарываясь лицом в маску.

– Нет-нет. – Антон ни разу не проводил этой процедуры, но он примерно представлял, как она будет выглядеть. – Маску все равно сорвет. Сделай три глубоких вдоха, чтобы насытить кровь кислородом, по моей команде – выдыхай все. Если в легких останется воздух, то они лопнут, как передутые воздушные шарики. Все поняла? Да, и глаза на всякий пожарный зажмурь, не то могут взорваться.

Не дожидаясь ответа, Антон нащупал аварийную кнопку.

– Выдыхай!

Сквозь скафандр он услышал, как мерзко засвистел воздух. Вакуум вытягивал атмосферу с той жадностью, с которой пил бы из источника человек, долго шедший по пустыне без запасов воды. По кабине заметался мелкий мусор: скомканные бумажки, старые окурки. Обшивка задребезжала, весь танк задрожал, словно во время тестов на вибростенде. Вера судорожно рванула вперед, ткнула рукой в один из экранов, и тот отключился, треснув. В кабине воцарилась тишина, датчик давления показывал, что иссякают последние проценты воздуха. Вера схватилась за маску, смяла ее, словно забыла, как надо пользоваться, потом пихнула Антона в бок с отнюдь не женской силой.

Антон бы упал, но падать было некуда. Тесная скорлупа кабины окружала со всех сторон.

Танкист включил подачу кислорода и прижал Веру к себе двумя руками, ощущая сквозь твердые псевдомышцы, как девушку сотрясает крупная дрожь.

В кабину постепенно возвращались звуки. Шипение воздуха, тревожные сигналы датчиков жизнеобеспечения, шум двигателя. Антон открыл шлем. Прохладный, насыщенный кислородом воздух прочищал мозги не хуже чашки крепчайшего кофе.

– Все хорошо. – Он встряхнул Веру за плечи. – А ты боялась.

Вера не отвечала. Антон заглянул в ее лицо. Обожженные губы – в вакууме слюна закипела, – черные дорожки крови под носом. В отключке… непонятно даже – дышит или нет.

– Да ладно тебе, малая, – пробурчал Антон, подправляя курс «Лиса». – Ловцам жемчуга от перепада давления достается гораздо сильнее, так что не нужен мне этот драматизм… – Антон покосился на Веру. – Ты придешь в себя или нет? Я ведь не позволю тебе загнуться!

Он достал из-под кресла аптечку, умоляя Ктулху, чтобы в ней были не забытые киношниками бутерброды, а стандартный набор. Так, препараты и инструменты на месте…

– Лева! Лева, мы тут посовещались и решили…

Снова в эфире был этот человек. Сначала он звал Антона в шестнадцатый квадрат, теперь, очевидно, на очереди была новая уловка.

– …если гора не идет к Магомету, то… ну, ты в курсе. Мы видим тебя на радарах, друг!

Антон узнал этот голос.

Бычара.

Следовательно, с ним будут как минимум Чебуратор и Комбижир.

Так и есть: на дальней возвышенности появились силуэты трех танков. Это были «Чемпион», «Тиран» и «Хаунд». Не самые быстроходные машины. Но «Рельсотрон», стоящий на «Чемпионе», достать мог издалека. Антон отметил, что Верблюда, Бульдозера и Босса он больше не слышит. Значит, ему удалось уйти от локации «Арены смерти» на приличное расстояние. «Лис» отдалялся от Лагуна-Сити и вообще – от зоны влияния «Гелий Про», направляясь на север.

Антон снова поглядел на Веру. Вот, может, у кого будут дельные предложения. Только ее для начала нужно привести в чувство.

Танки подразделения Бычары были пока на относительно безопасном расстоянии, и Антон взялся за Веру. Нашел в аптечке шприц, заправленный адреналином. Расстегнул на девушке комбез, порвал оказавшуюся под ним футболку, сдернул чашечки бюстгальтера с груди и всадил иглу в область сердца на всю длину.


Глава 17


Янсонс направлял в штаб запрос за запросом. В те часы в управлении «Осой» он участия не принимал и никаких приказов не отдавал. Танк вели мы с Апакидзе при поддержке Алиева и Дорогова. Горобец не сводил красных глаз с Янсонса и клевал ему мозг, не позволяя расслабиться ни на секунду.

– Давай, очкарик, – бормотал он, хрустя кулаками, – пока ты тут яйца морочишь, нашего командира в кутузке кантуют. Давай, латышский стрелок, давай, лисенок, выясняй, что там стряслось.

– Раннее утро, не понятно, что ли? Командиры дрыхнут, не понятно, что ли? – отвечал нервно Янсонс. – Как только появится кто-то на проводе, я все сразу выясню.

– Выясняй-выясняй, морда, – бухтел Горобец. – Куда нашего командира задевали? Сколько нам еще тебя, доходягу, терпеть…

Так что терпеть скорее приходилось Янсонсу, а не нам. Но не о том речь. Генерал-майор Тур вышел на связь примерно в половине одиннадцатого, когда мы уже совсем извелись. Честно говоря, было желание бросить пост и пойти разбираться. Сначала – в штаб гарнизона, а потом и дальше – в областное управление КГБ.

– Да-да, это общая неприятность, – со вздохом сказал Тур, едва заслышал наш недоумевающий и негодующий тон. – Я уже переговорил с председателем КГБ. Он заверил, что Иван Прокофьев задержан только как свидетель. Мне ничего не обещали, но дали понять, что наш человек может быть освобожден и допущен к своим обязанностям в самое ближайшее время.

Мы перевели дух.

– А что случилось-то, товарищ генерал-майор? – спросил Янсонс.

– Секретно, – ответил Тур. – Как вы продвигаетесь? Как танк?

Мы ответили, что все путем. Было понятно, что никаких новых сведений о нашем командире выудить не удастся.

– Не забудьте хорошо отдохнуть перед следующей сменой, – посоветовал Тур. – О Прокофьеве беспокоиться будем мы.

– Вот так, друзья, – подытожил Янсонс, вольготно расположившись в командирском кресле. – Я знал, что это только формальности…

– Хрен тебе, а не друзья, личинка танкиста! – осадил его Горобец. – Поливал нас грязью, жлобина, из-за какой-то побрякушки – не ему, видите ли, на спортивную кофту медаль прицепили! – а теперь приходится расхлебывать!

Янсонс сжался в кресле, точно обиженный ребенок.

– Я же ничего… никому… – пролепетал он, часто моргая.

Дорогов хлопнул командира «Красного Прорыва» по спине, отчего тот вздрогнул.

– Шел бы ты, командир, на боковую, – посоветовал он усталым голосом. – Мы пристроим «Осу» на парковку и тоже – баиньки. Вечером нас встречают космонавты, нужно быть в форме.

Янсонс ничего не ответил. Наверное, было бы лучше, если бы он вознегодовал, а потом взял ситуацию под контроль и показал, что его назначили нашим командиром не за красивые глаза. Но он предпочел до конца смены отсиживаться в кресле, молча наблюдая за перемещениями «Осы».

Что касается Прокофьева, то выяснить, почему его задержали, мне удалось только двадцать лет спустя, во время перестройки, когда некоторые барьеры секретности пали сами собой. Буквально за несколько часов до того, как кагэбэшники вошли в наш пункт управления, в Москве при попытке передачи секретной информации атташе посольства Великобритании взяли тестя Прокофьева – ярого борца с режимом, в душе аристократа и, как говорится, «отца русской демократии». Я не помню, как этого урода звали, да и не суть важно. «Борец с режимом» давно был завербован и шпионил помаленьку, причем – не в одиночку. И последнее было самым печальным. Красавица Валентина не просто так вышла замуж за перспективного офицера связи, имевшего виды на работу, связанную с космосом. Само собой, из Крыма она улизнула тоже не потому, что замучил гарнизонный быт. Бедолага Прокофьев отправлял этой ехидне письмо за письмом, открытку за открыткой, даже зарплату, дубина, перечислял. Он-то полагал, что это всего лишь семейный кризис и что, в конце концов, все будет хорошо. Трудно представить, что ему довелось прочувствовать в то время. Однако у случившегося есть, несомненно, светлая сторона.

Теперь все понимают: благодаря тому что Прокофьев оказался в застенках, ему удалось остаться в живых.

Умом мы понимали, что вряд ли Прокофьев вернется на место командира «Единства» к началу новой смены. Все же каждый ощутил разочарование, натолкнувшись на суровый взгляд из-под очков пришедшего раньше всех в пункт управления Янсонса.

– У нас много работы, – объявил он с вызовом.

– А то без тебя не знаем, – парировал Горобец, проходя к своему пульту.

Янсонс фыркнул и надел гарнитуру.

– Инженер, отчет по системам, – потребовал он.

Все было в норме, за исключением связи. Ветер снова поменялся, теперь он гнал хмарь с юга на север, изредка даря нам окна чистого неба.

– Кратер слева, двадцать метров… кратер прямо, двадцать три метра… обходим справа, радиус поворота – восемь метров, – монотонно бормотал Апакидзе.

– Сохраняем скорость, приготовиться к повороту по моей команде. – Янсонс, прищурившись, глядел на свои приборы. – Давай, Василий. Володя, сейчас Земля смещается за корму, доверни антенну на шестнадцать градусов…

В общем, худо-бедно ехали, хоть и не без зубовного скрежета. И в один прекрасный момент мы услышали звук, похожий на капель.

– Они включили маяк, – с придыханием произнес Янсонс. – Братцы, да ведь мы уже почти приехали!

Мы похмыкали. Всех терзала одна и та же навязчивая мысль. Мол, мы проделали под началом Прокофьева большую часть пути, и какого, спрашивается, лешего на самом интересном этапе Янсонс перетягивает одеяло на себя? Но этой мыслишке нельзя было позволять развиться, иначе дело могло обернуться очередной некрасивой сценой вроде той, что нам устроил командир «Красного Прорыва» из-за награды. Что поделать, все люди подвержены слабостям, даже самые лучшие, а мы определенно не были самыми лучшими.

Чем ближе «Оса» подбиралась к секретному месту посадки, тем чаще звенела капель. На телеэкране рывками перемещались черно-белые холмы и кряжистые скалы. Мы уже настолько привыкли, что в этом мире без цветов правят лишь вторгшиеся с Земли танки-роботы. А тут – встреча с живыми людьми. Присутствие космонавтов выводило лунную кампанию на более высокий, ответственный уровень. Ведь как бы нас ни печалили подбитые танки, потерять хоть одну человеческую жизнь в этом противостоянии было недопустимо.

И настал наконец исторический момент, когда радиостанция «Осы» заработала как ретранслятор.

– Говорит «Кедр», вижу вашу машину. Назовите себя.

Этот голос, чуть искаженный помехами, не узнать было невозможно. Гагарин! На наших лицах сами собой появились улыбки. Более приятного сюрприза ждать было трудно.

– Это «Красн…» – начал было Янсонс, но, кашлянув в кулак, он поправился: – Это «Единство». Приветствуем вас!

– А-а, непьющие трактористы! – обрадовался Гагарин. – Какая встреча! Привет-привет!

Я уже видел Гагарина. Человек в скафандре возник на вершине ближайшего гравиевого холма словно из ниоткуда. Прелести малокадрового телевидения, – если бы Гагарин появился перед танком, я бы вряд ли успел остановить машину.

Порой пытаюсь представить, как эта встреча выглядела со стороны. Ее никто не документировал, никто не запечатлел на 9-миллиметровую пленку. Пологие сыпучие горки, кратеры-кратеры-кратеры… Робот-танк, запыленный, покрытый оспинами от ударов микрометеоритов, прошедший многие километры, им руководит разум шести человек, находящихся на туманном серо-голубом шарике размером с грейпфрут, что нависает над близким горизонтом. И человек в серебристом скафандре «Кречет-94» с красной звездой на шлеме.

– Как вы? – поинтересовался у Гагарина Янсонс.

– Мы в полном порядке, заскучали слегка, – ответил космонавт. – Как танк? Выдержит еще один марш-бросок?

Янсонс покосился на Алиева.

– Танк почти как новый, – ответил бортинженер, – только через трое суток ночь начнется.

– Думаю, успеем, – сказал Гагарин; раз – и его уже нет на вершине, теперь он идет рядом с левым траком. – Если отправимся прямо сейчас.

– У нас потеря связи через два часа, Луна уходит за горизонт, – сказал Янсонс.

– Да ладно вам! – наигранно изумился Гагарин, а потом похлопал по борту «Осу». – Все в порядке, мужики. Мы сами поведем танк к аномалии.

– Вас понял, – не без растерянности ответил Янсонс.

Мы с ребятами тоже переглянулись. Оно-то, конечно, правильно: «Оса» пройдет гораздо большее расстояние, если ею будут управлять космонавты. У них не будет проблем с задержкой сигнала и малокадровым телевидением, они смогут гнать танк без остановок, сутками напролет. Но все равно появлялась какая-то ревность. Мы будем дрыхнуть, а наша «Оса», наша рабочая лошадка, продолжит движение. Без нас. А вдруг какая-то неисправность, а бортинженера нет за пультом?

Сейчас же из штаба пришли более подробные инструкции.

– На пути к аномалии управляют космонавты, мы же находимся на связи, когда это возможно, подстраховываем и консультируем, – передал распоряжение Тура Янсонс. – Потом они будут работать с аномалией, мы же займем оборону и постараемся сдерживать «Хаунды» как можно дольше.

В кадр попал лунный корабль. Чем-то похожий на высокотехнологичный самовар, аппарат был посажен с ювелирной точностью в центр круга из черных вулканических глыб. Возле него виднелось какое-то незнакомое мне научное оборудование, по грунту змеились кабели, стояли развернутые панели солнечных батарей. Колыхались, словно готовые сняться с якоря и взлететь цеппелины, герметичные палатки.

В поле зрения камеры мелькнули еще два силуэта людей в скафандрах. В эфире прозвучали знакомые голоса.

– Здравствуйте, «Единство»! С прибытием!

Это – Леонов. Теперь жди от него новых баек.

– Привет, «Единство»! Как там в Крыму? Уже на пляже?

А это – Минаков. Усы, наверное, из-под шлема торчат.

Лишь бы только вернулись на Землю невредимыми.

– Как же, товарищ подполковник, выберешься с вами на пляж, – ответил Янсонс почти в духе Прокофьева. – У нас, кстати, только-только снег сошел.

В кадре снова появился Гагарин. В одной руке у него было длинное противотанковое ружье с оптическим прицелом, в другой – объемистый контейнер с припасами.

– Юра первым делом решил загрузить чемодан подгузников, – тут же подколол его Леонов.

– Там, куда мы направляемся, они нам пригодятся, – ответил Гагарин. – Помоги лучше Игорю сложить палатки.

Космонавты сворачивали лагерь. Работали они быстро и дружно. Мы же стояли, вертели башней, ловили солнечными панелями свет. Янсонс распорядился провести полную диагностику всех систем, Дорогов попросил Минакова вручную проверить механизм позиционирования антенны, а я – провести визуальный осмотр траков и катков.

На последних минутах смены мы тепло попрощались с космонавтами и оставили им «Осу». Когда мы снова выйдем на связь, танк с тремя пассажирами на броне будет уже в пути.

А после еще долго не расходились. Просто не хотелось отдыхать в то время, когда на Луне продолжалась работа. «Оса» стала частью нас самих, или мы душой прикипели к этой ладной боевой машине.

– Если «Осу» сожгут возле аномалии, как же наши вернутся к кораблю? – задал я терзавший меня вопрос.

– Не мели чушь! – нагрубил испуганным голосом Янсонс. – Все будет хорошо!

– Командование пошло ва-банк, – задумчиво проговорил Дорогов. – И мужики на Луне рискуют своими жизнями гораздо больше, чем во время первых полетов в космос.

– Я потороплю КИК со спутниковыми данными. – Янсонс взялся за гарнитуру.

– Действуй, Марис, – одобрил я. – Посмотрим, сколько «Хаундов» отправили по наши души.

На свежем снимке вражеских танков не было, зато там просматривалась конечная цель – лунная аномалия. На вулканической плите, в окружении кратеров виднелся черный восьмигранник с поперечником приблизительно в десять метров. С первого взгляда восьмигранник можно было принять за естественное образование. Со второго, впрочем, тоже. Если бы на Луне дули ветры, то я бы сказал, что аномалия – результат их работы. Но ветер там был только солнечный, он насыщал грунт изотопом гелия и никак не влиял на формы рельефа.

– Черт знает что, – сказал Апакидзе, почесывая за ухом карандашом. – Будет видно, когда приедем.

Пришел Бугаев и с шутками-прибаутками погнал нас из пункта управления. Мол, от работы и кони дохнут, поешьте каши, и спать, пока мозги не превратились в плавленый сырок. Мы без энтузиазма подчинились. По пути в общежитие я часто останавливался и глядел на утопающий в промозглой дымке горизонт. Все казалось, что время пойдет вспять, и Луна вынырнет из-за холмов техзоны. Чаши радиотелескопов поникли, словно в беспросветном унынии. То и дело под ноги попадали тушки мертвых скворцов и воробьев, срезанные в воздухе высокочастотным излучением. Дурные предчувствия росли, как плесень в забытой на балконе кастрюле с борщом, постепенно вытесняя из головы рациональные и просто добрые мысли.

В тот день действительно произошло немало странного. Реальность словно давала нам подсказки, однако сложить их пеструю мозаику в осмысленную картину мы не могли.

Говорили о двух армейских грузовиках, которые кто-то видел на Феодосийском шоссе, они двигались в сторону Симферополя, но исчезли, свернув на объездную трассу, ведущую в евпаторийском направлении. В тот день велись внеплановые ремонтные работы на правительственной телефонной линии Ялта – Симферополь – Москва, а начальник связи Черноморского флота подал адмиралу рапорт о «временных неполадках в работе некоторых систем». Группа захвата КГБ ворвалась в квартиру Валентины Прокофьевой, но там не оказалось ни души, хотя в зале работала радиола, а на кухне в сковородке подгорали оладьи, подсказывая, что хозяйка только-только была здесь. В степях в окрестности НИП-10 появились странные грибники с пустыми лукошками, на все вопросы местных они отвечали односложно и дежурными фразами, при этом широко улыбаясь.

Вечером мы снова слегка поскандалили. Янсонс привел на пункт управления водителя «Красного Прорыва» – Тараса Бормачука. Командование не возражало, чтоб Бормачук сменил меня за джойстиком, если я захочу передохнуть и посидеть в сторонке с кружкой чая или даже взять выходной. Бормачука пришлось выставить за двери, а Янсонсу дать понюхать свежевымытый хозяйственным мылом пролетарский кулак.

На новом спутниковом снимке можно было заметить два танка. Наша «Оса», как и ожидалось, проделала огромный путь, пока мы дрыхли. Космонавты прекрасно справлялись с управлением, и проблем с машиной у них не возникло. С диаметрально противоположного направления к аномалии на всех парах несся «Хаунд». Это тоже был робот-одиночка вроде нашей «Осы», потому что прибытие основных сил противника ожидалось с другой стороны.

– Если начнется перестрелка, – обратился к нам Гагарин, – у нас есть приказ держаться от «Осы» как можно дальше, поскольку в первую очередь под огнем окажется именно танк.

– Да это же элементарно! – сумничал Янсонс, ерзая в командирском кресле.

– Ага, – просто ответил Гагарин, который находился где-то на Луне.

– Ожидаемое время прибытия – семь тридцать по Москве, – сказал Минаков, в это время именно он управлял танком при помощи пульта на выдвижной консоли.

Аномалия была совсем близко. Так же был близок и огневой контакт с неприятелем. Кровь начинала шуметь в ушах, стоило лишь подумать о предстоящем деле.

Еще не совсем стемнело, когда к КПП гарнизона подкатила пара грузовиков. Из кабины первого выпрыгнул капитан КГБ.

– Девятое отделение, – представился он начальнику караула, – у меня распоряжение провести срочные работы на радиорелейной станции. – И он развернул в свете прожекторов соответствующую бумагу.

Начальник караула соображал следующим образом. Буквально неделю назад в НИП-10 и евпаторийском НИП-16 закончили установку новых японских радиорелейных станций фирмы «NEC». Их отладка уже закончилась, но мало ли что могло случиться с тонкой импортной электроникой.

– Я доложу командиру. – Боец взял бумагу и кинулся с ней в караулку.

Бугаев находился в штабе части, в эти дни он, как и мы, с особой неохотой покидал свой пост. Он ничего не знал о направленных к нему специалистах Девятого отделения КГБ. Связи с Москвой почему-то не было, в телефонной трубке визжали помехи, и бормотало радио на болгарском языке. Начальник НИПа вызвонил Рюмина и распорядился, чтоб тот нашел способ связаться со своим руководством и выяснить, что к чему. Сам же накинул шинель и направился к выходу, собираясь пообщаться с прибывшими кэгэбэшниками. Зазвонил телефон, Рюмин сказал, что сейчас во всем Крыму проходят внеплановые профилактические работы на правительственной линии, связаться с континентом по старой линии не удается тоже – скорее всего в Красноперекопском районе опять повалило ветром несколько старых телеграфных столбов, стоящих там со времен Вест-Индской компании.

Тогда Бугаев разрешил пропустить транспорт. Он дождался Рюмина в кабинете и вместе с ним пошел встречать прибывших специалистов.

Примерно в это же время двое замерзших курсантов, которые давно стояли в наряде и ожидали смену, заметили человека, бредущего из степи к ограждению техзоны.

В ответ на «стой, кто идет!» подозрительный тип отмахнулся уверенным жестом и громко сказал, что он из «Единства». Курсантам не один раз уже доводилось класть лицом в грязь танкистов, которые регулярно выбирались за охраняемую территорию, чтобы купить спиртного, а потом возвращались окольными путями. За каждым таким инцидентом обычно следовал неприятный «разбор полетов», потому на этот раз курсанты действовали менее решительно. Они опустили оружие и стали приближаться к «танкисту».

– Ой, а это еще кто? – заорал вдруг человек, указывая подбородком в степь. На окутанных сумерками холмах возникли несколько силуэтов. Курсанты вскинули автоматы, поворачиваясь к идущим из степи, в это время в руке «танкиста» появился пистолет с глушителем. Два хлопка были почти не слышны на фоне истеричной автоматной очереди: стреляли с противоположной стороны гарнизона.

Младший лейтенант Бойко, скучавший на посту возле штаба части, без интереса посмотрел на подъехавшие грузовики. Когда из-под брезента выпрыгнул человек в камуфляже и с винтовкой «М-16» в руках, младший лейтенант скорее удивился, чем встревожился. В голове не укладывалось, что на секретный объект могли проникнуть чужие. Иностранное оружие? Ну, наверное, какое-то подразделение получило на вооружение импортные стволы… релейку в НИПе поставили японскую, так почему же не могло случиться так, что кому-то достались штатовские винтари? Может, они трофейные. Или, может, это делегация по обмену опытом…

Бойко колебался буквально несколько секунд, затем перещелкнул скобу предохранителя и рванул автомат вверх. Но было уже поздно: под брезентом лязгнуло, голова младшего лейтенанта дернулась, словно от молодецкой оплеухи, по асфальту забарабанили тяжелые капли. Прежде чем потерять сознание, Бойко успел стиснуть спусковой крючок. Автоматная очередь прошила сумерки, заставив выпрыгивающих из грузовиков людей пригнуться.

Бугаев и Рюмин были фронтовиками. Бугаев оборонял Москву, а Рюмин в числе первых принял бой с фашистскими танками группы армий «Север» на советско-прусской границе. Поэтому, заслышав первые выстрелы, они не стали долго думать. Гарнизон огласили сирены, вспыхнули прожекторы. Казармы загудели: сотни солдат в считаные минуты были поставлены под ружье. Бугаев на посту начальника НИПа зарекомендовал себя как хозяйственник; его солдаты вечно что-то красили, белили, подстригали кусты, сажали деревья. Но помимо этой мирной личины он обладал совершенно иной ипостасью. Все мы знали, что Бугаев – мастер спорта по пистолетной стрельбе и снайпер. За штабом даже был построен тир, чтобы он мог тренироваться. Солдат в гарнизоне тоже школили, будь здоров. А еще на территории были окопы и капониры на случай, если придется держать оборону. Но в тот вечер занять укрепления наши не успевали.

Налетчики ударили в сердце НИПа – в техзону – с двух сторон. Они слаженно продвигались к пунктам управления лунными танками, срезая короткими очередями тех, кто оказывался на пути. Они метко забрасывали гранаты туда, где могли оказаться наши огневые точки.

А в пункте управления у нас, как теперь говорят, была своя атмосфера.

– Пропала связь с Москвой, – сказал, морщась, Янсонс. – Куда смотрят эти техники?

– Да уж, – согласился я, – на самом интересном месте…

Аномалия была в зоне видимости. Столб пыли, отмечавший ее местоположение, мы наблюдали уже давно. Сейчас же над очередным щебнистым холмом вырос ажурный, хрупкий на вид купол. Мне он напомнил мантию медузы, распластавшейся на унылых возвышенностях в окружении пылевых струй. Чем ближе мы подбирались, тем больше деталей проявлялось на экранах. Стали видны отблескивающие на солнце грани, плавные обводы направленных в грунт технических узлов, из-под которых фонтанами била пыль.

Чем бы ни была эта машина, она работала, и ее отправили на Луну не мы и не американцы. Определить назначение конструкции «на глазок» мы не могли, но уж точно – не пельмени лепить. Наверняка что-то промышленное.

И где-то по другую сторону аномалии рыскал «Хаунд», он был как заноза для нас.

Когда купол полностью заслонил горизонт, «Оса» остановилась, и космонавты сгрузили с брони свои пожитки. В тот момент мы услышали, что в гарнизоне началась пальба. Янсонс вызвал штаб, когда ему ответили, выстрелы загрохотали и из телефонной трубки.

– Вражеский десант! – выпалил дежурный офицер. – Продвигаются к техзоне!

Янсонс с перепугу повесил трубку и посмотрел на нас несчастными глазами.

– Без нас разберутся, – буркнул со своего места Дорогов.

– В самом деле, очкарик. – Горобец крепко схватился за джойстик, словно боясь, что его силой будут оттаскивать от пульта. – У нас – танк, у нас – Луна.

– У нас свое задание, – добавил Апакидзе, втянув голову в плечи: шальная пуля разбила окно пункта управления.

– И космонавтов нужно прикрыть, – высказался я.

Янсонс стащил очки и принялся дрожащими руками протирать стекла.

– Вызываю «Кедр», – проговорил он в микрофон. – Юрий Алексеевич!

– Слушаю, – сейчас же отозвался Гагарин, судя по его натужному дыханию, скакать по Луне, подобно тушканчику, было не так-то просто.

– Нужно, чтоб вы связались с Москвой по своему каналу. Передайте: на НИП-10 совершено нападение, – проговорил Янсонс четко, – слышна автоматная стрельба, связь с материком отсутствует, кто напал – данных нет, экипаж находится в пункте управления, продолжает выполнение задания.

– Понял, – ответил Гагарин. – Пару минут, ребята.

– Попроси, чтоб КИК обновил данные по «Хаундам», – подсказал Горобец.

– Штурман, выведи нас на высоту, – приказал Янсонс, – нужно заглянуть за аномалию.

Апакидзе повел меня по ухабам и кромкам кратеров.

– Держимся в облаке пыли. – Нервозные нотки из голоса нашего временного командира не исчезли, но к его чести – он овладел ситуацией. – Пыль скроет нас, как дымовая завеса.

– Гениально… – съязвил Горобец.

Вышел на связь Гагарин.

– Помощь скоро будет, держитесь там, – сказал он. – «Хаунд» на подходе. Десять минут до контакта.

Мы ползли на возвышенность. Пузырь лунной аномалии сместился влево, покинув объективы камер, траки перемалывали щебень. Дифферент был очень сильным, и машина капризничала.

Пули выстучали дробь по стене пункта управления, присыпав нас бетонным крошевом. Мужики забурчали ругательства, я вытер рукавом пыль с экрана.

– Ничего, через пять минут прилетят вертолеты из Гвардейского, – сказал Дорогов, и мы невольно прислушались. Но гула двигателей не было слышно, зато совсем под боком трещали автоматы и ухали ручные гранаты.

– Вовка, ты бы хоть дверь закрыл на замок, – бросил Горобец Дорогову. – Авось не прорвутся.

– И на цепочку, – подсказал я, – это точно их остановит.

– Р-разговорчики! – брызнул слюной Янсонс.

Мы поднялись на вершину. Повсюду клубилась пыль, просматривались лишь силуэты соседних возвышенностей, кратеров не было видно вообще.

– «Хаунд» по азимуту двести! Расстояние – шестьдесят метров! – отрывисто передал целеуказание Леонов.

Горобец не удержался и пальнул в указанном направлении. Над ближайшим холмом вздыбился фонтан из пыли и щебня. Как мы ни ломали глаза, но не могли уловить ни намека на движение среди запыленных груд камня.

– Основные силы по азимуту сорок два! Расстояние – три километра!

Это уже совсем рядом… Скоро начнется наш последний бой.

– Парни, – обратился к космонавтам Янсонс. – Самое время вытряхнуть песок из противотанковых ружей и найти позицию для стрельбы!

Но космонавты были заняты своим делом. Если они и отреагировали на реплику Янсонса, то без комментариев в эфире.

– Провел краткий визуальный осмотр, – заговорил Гагарин. – Эта штука точно не с Земли. Она перерабатывает лунный грунт, заборники заполнены реголитом. Трудно оценить уровень технологии, но нам до такого расти и расти еще…

– Я не вижу цель! – проревел Горобец. – Поменяйте позицию! Сидим на горе, как три тополя на Плющихе.

– Юрий! Юрий! – прозвучал незнакомый голос. Акцент был таким, что уши в трубочку сворачивались. – Gentlemen!

– Что за черт! – зло буркнул Леонов.

Кто-то разразился тирадой на английском языке. Я уловил несколько имен и слово «астронавт».

Минаков, который прекрасно говорил на английском и немецком, перевел:

– Говорят, что здесь два астронавта НАСА – Армстронг и Олдрин. Говорят, что они, как и мы, приехали к аномалии на танке. Просят не стрелять…

– Кто к нам на танке приедет, – Горобец вертел башней, высматривая цель, – тот от танка, мля, и помрет!

Я заметил на стоп-кадре угловатый силуэт «Хаунда». Танк ехал мимо нашей позиции в сторону аномалии и космонавтов. На его корме сидели два человека. Горобец тоже увидел неприятеля и с азартом дернул джойстик.

Заговорил Гагарин. В его голосе звучала железобетонная решимость:

– Игорь, передай нашим коллегам: если «Хаунды» не уберутся, я отправлю завод инопланетян в космос в виде обломков. У меня тут контейнер со взрывчаткой.

Автоматная очередь пролаяла почти над ухом. Щепки, выбитые из дверного полотна, оцарапали мне шею и щеки, засыпали пульт.

– Ай, – обыденно сказал Дорогов и сунул руку за спину, словно у него зачесалось между лопаток. Второй рукой он продолжал орудовать джойстиком, удерживая Землю в поле зрения антенны.

– Вовка, что случилось? – Я даже не мог бросить управление, чтобы прийти на помощь. Сигнал стал слабеть, стоп-кадр на экране дернулся и завис. На картинке были только смазанные камни и пыль.

– Где цель? – орал Горобец. – Где цель?

Я обернулся и увидел, что Янсонс повесил голову на грудь и беззвучно приник к монитору. В спинке его командирского кресла были два отверстия. Выбитая из кресла вата на глазах напитывалась кровью.

Алиев выскользнул из-за своего пульта и одним плавным движением переместился к Дорогову. Схватился за джойстик и вернул приемлемый уровень сигнала, потом зажал кулаком оператору антенны рану.

– Янсонс! Врача! – потребовал бортинженер.

Но за командирским пультом уже примерял гарнитуру Апакидзе.

– «Кедр», коллеги говорят, что у них тоже есть ящик взрывчатки, – услышали мы спокойный голос Минакова. – Говорят, что согласны с нашим планом. Если «Осы» и «Хаунды» не будут выведены из Океана Бурь – следует взорвать завод к чертовой матери.

– Да ну? – хмыкнул Гагарин.

– Наигрались в войнушку… – то ли спросил, то ли констатировал Леонов.

– Говорят, мол, мы – на Луне, а начальство – в мягких креслах в безопасности, что именно мы должны договориться и что не хотелось бы, чтоб легендарные космонавты погибли в неравном бою со сворой «Хаундов».

– Черт… – прошипел Гагарин, а затем принял решение. – Если коллеги хотят поковыряться внутри аномалии, нам не жалко: инопланетного барахла хватит на всех. Только пусть Хаунды убираются, чтоб и след их простыл, – подумав, он добавил: – «Оса» остается, с ней спокойнее.

Возможно, в НАСА или в Пентагоне и сидят в мягких безопасных креслах, но не у нас. Неподалеку от пункта управления рванула граната. Со звоном вылетела оконная рама, и с потолка посыпалась пыль. Пыль – на Луне, пыль – в операторском зале… Пули тяжело клюнули в стену, прошили зал над нашими головами.

– …говорят, что командование пока упирается, – звучал сквозь пылевую мглу голос Минакова, – но они согласятся на их условия. Если астронавты – американские и советские – погибнут на Луне вместе, желая остановить побоище, то это поставит военные ведомства обеих стран в очень неловкое положение.

– У нас у всех здесь, на Луне, одинаковое положение, – высказался Леонов.

– Пусть подойдут, – позволил Гагарин. – Но только без глупостей!

Стреляли сразу за стеной, стреляли за дверью. Пули проносились туда-сюда, вышибая из стен крошево. Алиев, поняв, что Дорогов больше не дышит, беззвучно заплакал, размазывая по лицу слезы и кровь. Я разворачивал танк, стремясь увеличить угол обзора. Мешали груды вулканических каменюг. Они не были очень уж высокими, но располагались тесной цепью, словно нарочно, чтобы мне помешать. На экране сменялся кадр за кадром.

Щелк – смазанные в движении камни.

Щелк – камни и пыль.

Щелк – корма удаляющегося «Хаунда» в просвете между холмами.

Щелк – человек с противотанковым ружьем, и перед ним стоят навытяжку двое и отдают честь.

Щелк – человек, не знаю, кто это был – Гагарин, Леонов или Минаков, – поколебавшись, опустил оружие и тоже отдал честь.

Прошитая пулями вдоль и поперек дверь слетела с петель.

В пункт управления ворвался начальник НИПа Бугаев. Лицо его было страшно – яростный оскал, пятна сажи, выпученные, налитые кровью глаза. В его шинели зияли прорехи, а в руке сидел, как влитой, пистолет Макарова с дымящимся стволом. Из-за спины начальника выскользнул наш командир – Прокофьев. Без лишних слов он кинулся на свое место, подхватил бедолагу Янсонса на руки, как ребенка, и осторожно положил на пол, а затем склонился над приборами и окинул их хозяйским взглядом. А Апакидзе, не снимая командирской гарнитуры, вытянулся перед Бугаевым по струнке и проговорил звенящим от напряжения голосом:

– Товарищ начальник НИП-10! Экипаж «Единство» понес потери, но мы прибыли на место назначения и продолжаем выполнение задания!

Чаши радиотелескопов жадным взором ловили Луну, полускрытую вуалью хмари. А в вышине с ревом проносились десантные вертолеты.


Глава 18


– Я спрашиваю – есть предложения, куда нам бежать?

Вера ошалело поглядела на Антона.

– Зачем ты вызвал головорезов Макарова? – Она потерла кулаком саднящую грудь.

Танки Бычары, Комбижира и Чебуратора неустанно гнали «Лиса» к нейтральной зоне. Догнать быстроходный танк на тяжелых машинах шансов не было, но Антон понимал, что его постараются загнать в ловушку. На крайний случай – снимут с «Рельсотрона». Комбижир сделал несколько показательных залпов, сбрив верхушки выпирающих из пыли скалок, чтобы дать понять – своим оружием он владеет мастерски.

– Я в туалет хочу, – сказала Вера.

– Как вовремя… – проскрипел зубами Антон, в очередной раз уводя танк с вероятной линии огня. – Вылезай в шлюз и делай на пол, я потом открою внешний люк, все выпарится в вакуум. Только смотри осторожно: не устрой мне короткое замыкание.

Вера перебралась через Антона, лишив его на несколько долгих секунд возможности управлять танком: если бы в эти мгновения Бычара вздумал атаковать, «Лису» пришел бы конец. Закрылась тонкая створка внутреннего люка. В танковом шлюзе можно было поместиться только сидя, в обычных обстоятельствах им никто не пользовался: танкисты забирались и покидали машину в герметичных боксах. Но на Вере не было скафандра, так что места для нее – более чем достаточно.

– Лева, подонок, тормози! – потребовал Комбижир.

– Тормози, придурок, – подхватил Бычара. – Ничего тебе не будет: отправят на Землю. Хватит бегать, у нас обед скоро.

Внутренний люк открылся, и Антону пришлось подвинуться, освобождая для Веры краешек сиденья.

– Может, у «Салонафтагаза» попросим помощи? – с сомнением предложил он.

– С ума сошел? – проворчала Вера. – Корпораты нам не помогут. Лучше обратиться к независимой стороне. Например, к сомалийцам.

– Ха! – усмехнулся Антон. – Тогда уж лучше развернуться и пойти лоб в лоб на Бычару. Эффект будет таким же.

Вера потерла переносицу.

– Похоже, нам крышка. Впрочем… давай вернемся в зону «Гелий Про», мне нужно поймать Сеть.

– Как же, поищем ответ в Гугле, – сказал Антон, но курс все-таки изменил. Солнце промелькнуло перед камерами, ослепив на миг экраны, стала видна полусфера Земли.

– Зачем ты вызвал свою роту? – снова спросила Вера. – Ты мне не поверил?

– Я, блин, не вызывал! – вспылил Антон. – Я хотел это сделать, потому что вы сильно блатные: инопланетным барахлом приторговываете, впариваете нам фальшивку – «Арену смерти», и при этом – все такие белые и пушистые, независимые! И хоть оно того стоило, я никого не вызвал!

– Но мы на самом деле работаем, чтобы… – Вера сложила ладони лодочкой.

– Вы такие же, как и корпораты! Как мы и как наши конкуренты! – перебил Антон. – Нет среди нас и вас правых – одни виноватые. И вся система рушится, как карточный домик, потому что кто-то когда-то выбил из-под нас опору. Некуда бежать, и ничего уже нельзя поделать, процесс необратим!

Он заставил себя замолчать. Он тупо глядел в экран и вел танк, словно был придатком машины.

– Мы ведь целовались, – обиженно глядя в сторону, упрекнула Вера, и Антон, взяв себя в руки, фыркнул в ответ.

– Мне было бы жаль, если бы ты погибла на липовой арене, – сказал танкист.

На сей раз фыркнула Вера.

– И ты чуть не угробил меня, когда сбросил давление в кабине.

Антон просканировал частоты. Среди треска помех и хаотичных переговоров послышался писк маяка какой-то геологической станции. Научные базы, полевые ремонтные доки, «охотничьи домики», – все они непрерывно трезвонили в эфир, передавая свои координаты. Если Вере нужен Wi-Fi, то его можно попытаться поймать рядом с базой геологов.

– Правильно, парень! – одобрил Бычара. – Возвращайся в Лагуну! Корпорация своих не обидит.

– Вера, мы не сможем долго оставаться на территории «Гелий Про», – предупредил Антон. – Если к погоне присоединится еще кто-нибудь, то мы не упорхнем.

– Ну, хотя бы немного, – Вера смотрела на экран планшета. – Ну, хотя бы на одно деление…

Антон старался выбирать курс посложнее. Через чаши кратеров, через нагромождения камней, через гравиевые кручи. «Лис» в отличие от более тяжелых танков, с легкостью проходил через преграды, не теряя скорости и высоко подпрыгивая, почти что – взлетая, на каменистых трамплинах.

«Тиран» и «Чемпион» приотстали, держал темп только «Хаунд» Чебуратора. Время от времени он открывал огонь из «Сестричек», и похожие на светящиеся снежки плазменные заряды лизали корму «Лиса» беглецов. Впрочем – без особого вреда для последних, «Хаунд» еще не приблизился на то расстояние, когда «Сестрички» становились опасными.

– Да-да, Чебуратор, продолжай полировать нам задницу! – подзадоривал опасного противника Антон, и Чебуратор в ответ разражался грязной бранью и потоком безвредной, но красивой, словно елочная гирлянда, плазмы.

За очередным кратером начиналась зона заброшенных рудных разработок. Естественные гравиевые возвышенности чередовались с терриконами. Кратеры – с карьерами, трещины – с траншеями.

Антон направил танк на пешеходный мост, сделанный из стрелы карьерного экскаватора-гиганта, чтобы старателям было удобнее перебираться из бараков на одной стороне выработок в бордель на противоположной. Металл завибрировал, натянулись поддерживающие конструкцию тросы.

– Давайте за нами, засранцы! – обратился танкист к преследователям с нарочитым азартом. – Или очко играет?

На самом деле играл мост, едва справляясь с весом идущего на полной скорости «Лиса». «Хаунд» резко остановился возле моста, вскоре к нему присоединились «Тиран» и «Чемпион».

А «Лис» уже тяжелым прыжком сорвался с моста; понесся, поднимая пыль, мимо темных строений с заваренными металлопрофилем дверями и окнами.

– Есть связь! – сообщила Вера. – Сейчас-сейчас, только хакну пароль.

– Быстрее. – Антон высматривал среди строений преследователей. – Мост – не единственный путь сюда.

– Сейчас. – Вера барабанила, время от времени царапая ногтями, по экрану планшета.

Антон притормозил возле очередного сооружения.

– Бычара не знает, что ты спаслась. Если бы я мог тебя высадить и увести погоню за собой… Ты бы подала сигнал о помощи, и кто-нибудь – Глухарь или его подельники, которые проворачивают аферы с инопланетным барахлом, – тебя бы выручили.

– Теперь ты хочешь, чтоб я без скафандра перебралась из танка в какой-нибудь древний дырявый барак, в котором – ни воздуха, ни электричества? – Вера качнула головой. – Сколько же в тебе любви, отморозок…

– Ладно! – Антон хлопнул Веру по колену. – Тогда оставайся! Нет проблем!

– Не дергай меня! Я в Сети! – Вера снова заскребла ноготками по экрану.

«Лис» пересек зону выработок. Антон остановил машину. Справа возвышалась платформа геологов: установленная зачем-то на сваях, прикрытая легким куполом защиты от микрометеоритов. Слева – антенная станция и похожий на старый луноход транспорт без колес. Прямо – соблазнительно ровная, накатанная дорога, ведущая в посеребренную солнечным светом долину. Чуйка подсказывала, что где-то там его и планирует перехватить Бычара. Эх, пушки нет! Глупое, нелепое положение. Так не должно было случиться!

– Ты можешь доставить нас в этот квадрат? – Вера сунула Антону под нос планшет.

– А что там? – Танкист скептично поглядел на открытую карту Гугл Мун с многочисленными метками достопримечательностей и прикрепленными фото пользователей.

– Законсервированный советский космодром, – быстро ответила Вера. – Секретный, само собой.

– И зачем он нам? – Антону показалось, что за антенной станции мелькнула острая тень от танковой башни. Он дал задний ход и въехал кормой в просвет между сваями геологической платформы.

Вера шмыгнула носом.

– Там есть корабль. Модифицированный «Союз ЛК». Его регулярно проверяют, он в рабочем состоянии. Это скорее музейный экспонат, и охраны нет никакой. По крайней мере – сейчас.

– Это тебе «КиберБеркут» отписал? – ядовито осведомился Антон.

– Нет, – покачала головой Вера. – Отец.

– Ух ты, тогда стоит рискнуть, – усмехнулся Антон. – Мы заберемся в допотопный «Союз» и полетим на Землю?

– Держи карман шире, – пробурчала Вера. – Мы на нем подпрыгнем и перелетим в Море Ясности. Там – научная база под юрисдикцией ООН. Распростертых объятий ждать не стоит, но погибнуть не дадут.

– А кто будет управлять космическим кораблем? – поинтересовался Антон. – Ты?

– Может, и я! – с вызовом ответила Вера. – Мне прислали архив с инструкцией. Кстати, это сделал «КиберБеркут»!

Антон молча вывел танк из укрытия, снова направил его нос между строениями покинутого поселка. Если Сеть больше не нужна, то стоило убраться подобру-поздорову, пока кольцо не сомкнулось.

Из-за угла давно опустошенного склада ударил поток синей плазмы. По сооружениям заплясали огни. Температура плазмы в зоне эффективного поражения «Сестричек» была столь высока, что бетон испарялся. В некоторых строениях сохранилась атмосфера, и сейчас же из пробоин в космическую пустоту хлынул воздух, дав жизнь мимолетному смерчу. Антон провел «Лиса» через столб лунной пыли, на несколько секунд исчезнув с боевого визора Чебуратора.

– Лева-Лева, сбежал из дурдома! – промурлыкал боец Бычары. Его черный «Хаунд» с изображенными на бортах оскаленными черепами чебурашек упрямо шел след в след за «Лисом». Антон понял, что этот поселок старателей – точь-в-точь локация «Арены смерти». А он – словно танкист-гладиатор, оставшийся в одиночестве против команды. И вместо зрителей – звезды.

– Вера, держись! – Антон заставил танк вилять между опорами демонтированного мостового крана. За кормой «Лиса» бушевало синее пламя. В просвете между двумя массивными – с танк высотой – вагонетками виднелись холмы Океана Бурь.

Взрывы на Луне беззвучны, но вибрация грунта отдает в траки, если рвануло как следует.

Снаряд «Магмы» лег за вагонетками, перевернув их, точно картонные коробки, потоком осколков. Несколько раскаленных железяк впились в нос «Лиса» и даже прожгли броню, но слой геля-герметика, который находился под давлением за внешним слоем защиты, тут же затянул образовавшиеся дыры.

Из-за похожего на ДОТ строения выехал «Чемпион» Бычары. Значит, Комбижир пожалует с другой стороны… Антон заставил танк вильнуть и снова не ошибся: рельсовый снаряд вспахал грунт рядом с траком.

Газ и вперед! «Лис» врезался носом в вагонетку, отпихнул коробку на колесах с дороги. Удар был такой силы, что фальшивая башня «Сестричек» развалилась. Вера ойкнула и уперлась одной рукой в потолок, другой прижав к груди планшет.

И снова – бегство. Через груды щебня и каменюг покрупнее. Через осточертевшие кратеры. Подскок – падение, удар – рывок. И так без остановок. Вера шумно сглатывала, но когда Антон спросил, не укачивает ли ее, она буркнула: «Не-а». Вообще от такого хода Антон и сам почувствовал, что его подташнивает. Вспомнился полет на шаттле «Барак Обама», кошмар безостановочного падения. Слезы Луны… Сияющий матовый шар, занимающий все поле зрения. Изящный, хоть и причудливый рисунок береговых линий, безводных морей и океанов, исполинских чаш кратеров, оставленных кометами и астероидами. Луна смотрела вниз, на жителей Земли, и плакала светом и пылью. Пора было вернуться с небес на землю, пора было вернуться домой и, быть может, что-то сделать, пока не поздно.

На открытой местности за облегченным, потерявшим башню «Лисом» было не угнаться, и расстояние между беглецами и преследователями стало слишком большим даже для рельсового снаряда.

Черная точка, которую Антон поначалу принял за приземистую вулканическую скалку, сдвинулась и поползла вдоль линии горизонта перпендикулярно курсу «Лиса». Это был танк или планетоход сопоставимых размеров. Похоже, кто-то вознамерился перехватить беглецов, двигаясь наперерез. Антон выругался, увеличил объект на экране и снова прошипел проклятия. Он не мог не узнать эту машину, хотя видеть ее довелось всего один раз. Похожая на экзоскелет насекомого черная броня, «двузубая» башня, живая, влажно блестящая лента траков… Чужак…

– А это еще кто? – изумилась Вера.

– Какой-то китайский механизм, – отмахнулся Антон. Судя по тону Веры, нос к носу с чужаками ей сталкиваться не приходилось, а у него не было времени, чтобы что-то рассказывать. К тому же чужак, неожиданно форсировав двигатель, пронесся мимо них, с каждым мгновением увеличивая дистанцию. Дела до беглецов ему не было никакого, более того, Антон понял, что тот стремится избежать контактов с людьми, и это было объяснимо. И все же, узнав, что таинственная машина также обрела свободу, Антон почувствовал удовлетворение на грани со злорадством. Они пустились в бега – попробуй, догони! И чужак в бегах, – брат по несчастью, которому волей-неволей хочется пожелать удачи.

Вскоре траки впились в старую, но надежную бетонку. Дорога шла под уклон, втекая в тоннель, что врезался в укрепленный противооползневой стальной сетью вал, окружающий чашу очередного кратера. В густой тени не помешали бы фары, но Антон не стал выдавать свое местоположение лишним светом. Увы, камеры поддельного «Лиса», предназначенного для киносъемок, в инфракрасном режиме не работали.

Абсолютная тьма тоннеля сменилась рассеянным светом Млечного Пути. Солнце же скрывалось за противоположной стеной кратера.

В свете звезд Антон увидел бетонное блюдце стартового стола, окруженного фермами, капонирами, антенными станциями. Особенно трогательно смотрелся забор из колючей проволоки, через которую, судя по изоляторам на покосившихся столбах, некогда проходило электричество. Антон подумал, что этот забор был построен, чтобы защищать базу от набегов уэллсовских селенитов, а потом проделал брешь в ближайшем пролете, не ощутив даже сопротивления.

– Впечатляющее хозяйство, – сказал он, проезжая под исполинской арочной фермой.

Вера что-то хотела сказать, но оборвалась на полуслове, когда Антон резко ударил по тормозам.

– А это у нас еще кто?.. – пробормотал он, приближая зуммом затаившийся за диспетчерской башней танк. Там пряталась «Оса», причем старой конструкции, совсем не модифицированная, с нелепой параболической антенной на корме.

– Это же памятник! – сказала Вера и хихикнула. – Героям первой лунной кампании!

– Смешно, как в танке! – отозвался Антон и выжал газ.

А потом снова остановился.

– Погоди… – Он увеличил древнюю «Осу» на весь экран и проговорил, не веря своим глазам: – Дедушкин, что ли?

– А то. – Вера трепетно провела ладонью по изображению. – Сам Гагарин нарисовал на его борту две звезды и подписал: «Единство».

– Вот бы отпилить от него кусок на память! – проговорил Антон. – Дед бы обрадовался и поставил железку на холодильник!

«Оса» тронулась с места, поползла вперед, слепо скосив дуло пушки влево. Антон невольно открыл рот. На Луне нет звука, но он буквально кожей ощутил, как скрежещут старые сочленения, забитые пылью подшипники и плунжеры. Антон представил себя мольеровским Дон Жуаном, с которым пришел поздороваться Каменный Гость.

– Памятники так всегда ведут себя на Луне? – нервозно дернулся Антон.

В наушниках захрипело и заперхало, как будто кто-то прочищал горло. Антон поморщился и собрался уже переключить частоту, когда знакомый голос неожиданно громко и четко произнес:

– Здравствуй, оболтус. Где башню потерял?

– Привет, дед. Таким родился – без башни. Как дела дома? Как отец-мать?

– Все как обычно. Отец пьет, мать гуляет.

– Нормально, значит. А я тут собираюсь полетать на космическом корабле. Ты, случайно, не в курсе, он не взорвется при старте?

– Кто ж знает? Никто от этого не застрахован.

– Как же ты управляешь танком?

– «КиберБеркут» разработал для меня специальный софт. Можно сидеть дома за компьютером в халате и тапочках и при этом – управлять танком. А связь с Луной сейчас лучше, чем с поликлиникой по стационарному телефону.

– Дед, у меня на хвосте трое нубов на не самых последних танках.

– Вечно тебя обижает какая-то шпана. Я разберусь. Переходи на корабль. В терминале есть давление, стыковочный узел усовершенствован перед перестройкой, твой «Лис» войдет в него, как папа в маму.

Антон вдавил газ, заводя свой танк в тень стартового стола. «Оса», корежа гнутыми траками грунт, отправилась к входу в тоннель.

– Введешь в бортовой компьютер нужные координаты и нажмешь кнопку «старт», – напутствовал дед. – ЭВМ корабля сама все сделает, в наше время любили полагаться на автоматику. – Слово «автоматика» дед произнес с особым смаком, причмокнув на последнем слоге. – Извини, ничем больше помочь не могу. Я переживаю за тебя. Отдал бы все, чтоб ты только не попал в подобную передрягу. Но я столько лет ждал, чтобы вернуться на Луну!

Антон подрулил к терминалу – бетонной коробке в несколько десятков метров длиной. Это было единственное сооружение, оборудованное стыковочными узлами. «Лис» потерся бортом по стене, пристраиваясь к зажимному кольцу. Щелкнули замки, отозвавшись краткой вибрацией в корпусе, на пульте замигал зеленый огонек. С шелестом отошел внутренний люк, за ним – внешний. Все же разница давления оказалась ощутимой, точнее – Антону в скафандре было хоть бы хны, а вот у Веры пренеприятно заломило в ушах.

– Дамы – первые, – сказал Антон, он не смог удержаться и ущипнул Веру за зад, когда она протискивалась, наклонившись, через тесный шлюз.

– Ты точно собираешься меня добить! – пробурчала она.

– Помирать – так с музыкой! – Антон выбрался из танка, воздух в терминале был затхлым и пах теплым пластиком. – Все равно что-то нас прикончит – или Бычара с товарищами, или советское корыто, которое по недоразумению называется космическим кораблем.

– Не кощунствуй, – бросила Вера.

– Ты сама не боишься гробануться? – недоверчиво поинтересовался Антон.

Вера обернулась, зло глянула Антону прямо в душу и пошла себе дальше.

Тем временем Василий Левицкий готовился исполнить свою лебединую песню. Он расположил танк за скальным выступом так, что над камнями оказалась только башня. Дуло «Шарки» повернулось к входу в тоннель, старое-доброе орудие заглотило снаряд. Механика работала, как швейцарские часы, – «Беркута» не соврали, старая боевая машина еще могла задать жару.

Первым из тоннеля выкатил «Хаунд» Чебуратора. Старый Левицкий потер сухие морщинистые ладони, это было так символично: через столько лет извечные враги – «Оса» и «Хаунд» – сходятся в смертельной битве.

Чебуратор еще толком ничего не успел понять, а под его башней уже разорвался снаряд. Черный танк выдал хаотичную очередь из «Сестричек». Огненные файрболлы прокатились над серой пустыней и рассыпались безобидным фейерверком среди конструкций космопорта.

«Хаунд» резво ушел в сторону, покатил вдоль окружности кратера, оставляя на грунте дымящиеся куски брони. Левицкий не стал разворачивать башню и добивать черный танк. Он по-прежнему держал на прицеле тоннель.

И не напрасно: из тьмы показался «Чемпион» Бычары. Левицкий кликнул мышью, и верная «Шарки» снова дала залп. В тоннеле сверкнуло: это снаряд, срикошетив от крепкого лба «Чемпиона», взорвался под сводом. Бычара выстрелил, но «в молоко». Со свода на танк командира роты посыпались обломки бетона и куски породы. Левицкий, довольный эффектом от выстрела, послал следующий снаряд туда же – под свод. Комбижир среагировал быстро – дал задний ход, выехал из пыльной западни, а за ним поспешил вырваться и Бычара. Через мгновение тоннель обрушился.

Антон почувствовал, как пол качнулся. В запыленный иллюминатор он увидел, как дальняя сторона кратера исчезает за серой зыбкой дымкой.

– Дедуган разбушевался, – сказал он, а Вера схватила его за рукав скафандра и потянула за собой в очередной зал, заставленный техникой, похожей на музейные экспонаты.

Сверяясь с данными на экране планшета, Вера переключала рубильники, тумблеры и разноцветные кнопки. Она носилась, как одержимая, от одного пульта к другому и бормотала: «Так, топливо закачивается, теперь окислитель… где, мать его, окислитель?» Антон, глядя на эту картину, лишь почесал затылок. Точнее, попытался это сделать: перчатка уткнулась в гладкий, как бильярдный шар, шлем. Он подошел к иллюминатору, выходящему на сумрачное пространство, спрятанное под бетон стартового стола. За скошенным стеклом стоял окруженный фермами, запакованный в термоизоляцию корабль. С точки зрения современной техники он казался громоздким и архаичным вроде автомобиля начала двадцатого века. На первый взгляд этот корабль был мощнее тех лунных модулей, которые предназначались лишь для старта с поверхности спутника и нуждались в корабле-матке, чтобы вернуться на Землю. У засекреченного раритета имелось все для длительного полета домой: и вместительные баки, и на глазок – достаточный объем жилого пространства для нескольких человек.

Но взлетит ли он? А если взлетит, то приземлится ли?

Антон покосился на оборудование, над которым колдовала Вера. В отличие от девушки ему, чуть ли не с пеленок привычному иметь дело со сложными машинами, не требовались подсказки из Сети, чтобы разобраться, что к чему. К тому же эта советская аппаратура только на первый непосвященный взгляд казалась сложной. В отличие от Веры он уже сообразил, где здесь «ключ», который нужно повернуть «на старт».


Холодный, совсем не летний дождь поливал улицы Екатеринбурга. Левицкий еще раз азартно потер ладони и взялся за «мышь». Ему не терпелось начать охоту на «Хаунда», преследовавшего его внука. В запасе оставалось еще четыре снаряда, и он рассчитывал потратить их с умом. Связь была отличной, и даром что Луна находилась сейчас над другим полушарием Земли. Им бы раньше такую связь… Но прошлое не переписать. И по сей день он был уверен, что космонавты и астронавты некогда пришли к верному решению, дав начало десятилетиям мира. Сначала мир был крепким, потом худым, а потом – таким, как сейчас. Левицкий поправил очки и начал разворачивать башню в сторону мелькающего на безопасном расстоянии «Хаунда».

Картинка на мониторе застыла, как во времена малокадрового телевидения. Провисев несколько секунд, она исчезла, сменившись табличкой с уведомлением о разрыве соединения.

В ту же секунду оконные стекла прогнулись под порывом ураганного ветра, а многоэтажка вздрогнула, точно сбрасывающий оковы сна великан.


Чебуратор выписывал зигзаг за зигзагом, подбираясь к коварной «Осе». Какое-то время он изрыгал в эфир самые гнусные ругательства, многие из которых он придумал сам, но водитель «Осы» упрямо не отзывался. Тогда Чебуратор разозлился еще сильнее и перестал сотрясать воздух. Он подбирался на расстояние огня, как изворотливый уж, «Оса» то появлялась в прицеле, то уходила далеко в сторону. Старый танк не двигался, но Чебуратор был уверен, что на уме у камикадзе, решившегося сесть в ту машину, еще не один коварный трюк, а «Хаунд» уже серьезно поврежден.

Смена курса… смена скорости… еще и еще. И вот «Оса» – на расстоянии эффективной стрельбы из «Сестричек». Чебуратор сжал гашетку так сильно, что та хрустнула. Раскаленная плазма жгла потрепанную броню, заставляя металл плавиться и стекать на траки и на грунт. Корпус «Осы» держался секунд десять, затем пропустил плазму внутрь. Если в кабине находился танкист, в чем Чебуратор стал сомневаться – водитель «Осы» мог незаметно покинуть машину и улизнуть, – то камикадзе уже был мертв.

Насмотревшись на раскаленное нутро поверженной машины, Чебуратор решил поискать следы танкиста, если тот все же сбежал. На связь вышел Бычара; Чебуратор пошарил камерой по стене кратера и увидел, что танки командира и Комбижира уже на возвышенности.

– Сматываем удочки, – распорядился Бычара.

– Чего это? – Чебуратору хотелось еще пострелять: уничтожение неподвижной, не пожелавшей сражаться до конца «Осы» оставило ощущение неудовлетворенности.

Затряслась земля, посыпался со склонов кратера щебень. Коротко вякнула сирена, предупреждая о неустановленной опасности. Танк Бычары потерял опору и пополз вниз вместе со слоем каменистого грунта, но траки, пущенные на реверсе, вытянули машину обратно.

Заклубилось и распухло облако пыли, подсвеченной изнутри багровым светом. В считаные секунды оно поглотило космодромные постройки и надвинулось на танки серо-красной лавиной. Камера на «Хаунде» Чебуратора показала, как над облаком поднялся космический корабль. Набирая скорость, титановый снаряд устремился к звездам.

– Лева-Лева… – вздохнул Чебуратор, а потом гаркнул: – Есть же более легкие способы сдохнуть!

Вера собралась залепить Антону оплеуху, но одумалась: какой толк отбивать руку о шлем?

– Что ты опять задумал?! – воскликнула она.

Иллюминаторы были забраны стальными жалюзи. За ними, совсем рядом, только что отгремели двигатели и отбушевало пламя. Космический корабль, если ЭВМ контрольной башни не врала, бодро поднимался над Луной. Никакой программы у «Союза» не было, летел он просто вверх, и подъем будет продолжаться, пока не выгорит топливо.

– Спас две никчемные жизни, – ответил Антон, включая диспетчерскую рацию, в скафандре связь работала из рук вон плохо.

– И что теперь делать? – Вера нервно заходила по залу.

– Я не буду отвечать на риторические вопросы, – усмехнулся Антон, настраивая рацию на частоту, которой пользовались танкисты «Дозора».

– Лева… Лева, прием! – монотонно твердил Бычара. – Катапультируйся! Спасайся, пока не поздно. Некуда бежать, Лева, ты слышишь?

– Не слышит он ни черта, – буркнул Чебуратор. – Или от перегрузок поплохело.

– Слышь, командир, валим на базу, а? – попросил Комбижир.

– Лева! – упрямо вызывал Бычара. – Забудем старое, некуда бежать, теперь каждый сам за себя! «Дозор» больше не работает с «Гелий Про»! К черту корпоратов, они подставили твою роту, подставили бы и нашу, все сыты ими по горло! Возвращайся, мне нужны люди с опытом вроде тебя! Лева, на Земле армагеддец – упал астероид или что-то вроде того, на Земле сейчас ад! Мы не подчиняемся больше приказам Макарова, штаб-квартиры «Гелий Про» нет! Мы ничего против тебя не имеем, братуха. Катапультируйся, мы поможем, ты нам нужен, танкисты своих не бросают!

Антон и Вера очумело уставились друг на друга. Можно было, конечно, предположить, что Бычара заливает, но это слишком для его простецкой натуры. Назойливо всплывала одна и та же мысль, накладываясь поверх остальных: «Перезагрузка!» Все-таки это случилось… Кто-то нажал на курок, и мир погрузился в окончательный, бесповоротный хаос.

Перезагрузка!

Вера забарабанила по экрану планшета, у нее сильно дрожали руки: того гляди уронит гаджет. Антон молча глядел на ее лицо, подсвеченное экраном, и с волнением ждал, что она скажет. Но Вера молчала тоже.

Затрещал старый пыльный зуммер. Заныли тревожные сигналы, и зеленые огни на пультах изменили цвет.


Где-то высоко, почти у самых звезд, космический корабль завертелся, словно волчок, одновременно клоня нос параллельно Луне. Один из баков дал течь, и теперь местоположение пробоины выдавала многометровая струя пламени. Составная конструкция корабля сместилась, рама деформировалась, баки смяло друг об друга, двигатели стали работать прерывисто, вразнобой. Еще три секунды агонии, и корабль развалился на тысячи обломков, вспыхнувших над Океаном Бурь последним салютом.

– Ух-х! – выдохнул Чебуратор. – Вот это отправился пацан на небеса!

– Валим отсюда, командир, – тихо повторил Комбижир.

– Печалька, – буркнул Бычара. – Зря он так… Директоры приходят и уходят, корпорации валятся, а те, кто умеет управлять танком, всегда при деле.

– Валим, философ хренов! – поддержал Комбижира Чебуратор. – Вернемся в Лагуну, пока все веселье без нас не закончилось! «Гелий Про» и «Дозор» вцепились друг другу в глотки! Кого мне нужно убить, чтоб только в этом поучаствовать?

– М-да, поехали…


Как только танки Бычары и его бойцов оказались по другую сторону стены кратера, связь с ними пропала. А Вера все продолжала колдовать с планшетом.

– Основные серверы не отвечают, – сказала она сухим голосом, когда Антон тронул ее за локоть. – Но мне все-таки удалось подключиться… Прикинь: какие-то шизики уронили Новую Аляску в Атлантический океан, восточное побережье Америки смыло!

– Вот дед-то обрадуется! Вылезла Аляска пиндосам боком! – не удержался и хихикнул Антон. Получилось нервознее, чем он того хотел. Он хорошо помнил пролет на шаттле над астероидом. Кто бы мог подумать, что заарканенная и покоренная Новая Аляска, символ современных космических достижений человечества, сыграет такую роковую роль в истории планеты.

– Там сейчас пыль и пепел в атмосфере, – быстро проговорила Вера. – По ходу, космическая зима светит. А это…

– …то, чего мы боялись, – подхватил Антон. – Настоящая перезагрузка. И Дональд Макаров знал об этом, и элиты знали. Бинго! Ты была права, дай поцелую!

– Ой, а что теперь делать? – В глазах Веры заблестела влага. Всю свою сознательную жизнь она интриговала, строила планы, пыталась переиграть систему. Но все эти планы хороши лишь тогда, когда сидишь в баре за кружечкой пива и под хорошую музыку листаешь новости «Вконтакте». Сейчас же, запертые в полузаброшенном советском комплексе посреди лавовой пустыни, которую называют Океаном Бурь, имея в активе лишь один безоружный, поврежденный танк с ресурсом, рассчитанным на одного человека, все прежние наработки, планы, умозаключения стоили не дороже лунной пыли, из которой извлекли гелий-3.

Планшет пиликнул. Вера шмыгнула носом и подняла устройство к лицу.

– Это «КиберБеркут», – сказала она устало. – Извиняются, что так вышло с кораблем. Ты знаешь, где это место? – Вера показала Антону выделенный квадрат на карте Гугл Мун.

– Понятия не имею, – пожал плечами Антон. – А что там?

– Старое советское хранилище ядерного оружия, – ответила Вера. – Секретное, само собой. Можем пока там перекантоваться.

Антон неопределенно хмыкнул. Чуйка говорила ему, что этот план не лучше того, в котором нужно было сесть в ракету и куда-то полететь. Да и с ядерным оружием пока не хотелось связываться.

– Кстати, тебе привет от деда, – продолжила читать сообщение Вера. – С ним все в порядке, просто Сети сейчас нет почти ни у кого на Земле…

– Идем в машину!

Вера удивленно подняла глаза.

– Ну не называть же танком битую колымагу без башни!

Покалеченный «Лис» пыхтел и дрожал всем корпусом, но на стену кратера все же взобрался. Далось ему это нелегко, склон был слишком крутым, и ненадежный импульсный движок после всех передряг ныл и работал через не могу.

Оказавшись на стене, Антон остановил машину и какое-то время вместе с Верой рассматривал Землю. Планета была серо-седой, она висела над горизонтом словно чужой, совершенно незнакомый мир. Рана, нанесенная Новой Аляской, все еще кровоточила, светясь сквозь тучи раскаленной лавой.

– Ну-у… – неуверенно протянула Вера. – Мы можем попробовать подружиться с нелегалами. Или захватить транспорт и отправиться в Море Ясности. А можем вернуться в Лагуна-Сити и попытать счастья там. Будет нелегко, но многое изменилось, и у нас появится шанс.

Антон же смотрел на Землю, умом и сердцем понимая, куда он должен вернуться.

– …будет нелегко, многое изменилось, – эхом проговорил он за Верой, – и у нас появится шанс… – потом он подумал и добавил: – А еще, там точно будут нужны те, кто водит танки.



Wyszukiwarka

Podobne podstrony:
pobeditel vsegda prav
Horsun Soldatyi?lekoy Imperii 2 Rzhavyie zemli 263127
06 PUST, Uwaga dla użytkownika tekstu:
06 PUST, Uwaga dla użytkownika tekstu:
iz moskovskih mashin budut delat jajca
Przykładowy opis tanki, ezoteryka, RÓŻNE TEKSTY BUDDYJSKIE
W pust. i w puszcz., lektury - tematy
nemeckie tanki v boju
Iztok Vrhovec Pust in druge zgodbe