Валерий Евгеньевич Шамбаров

Войны языческой Руси

Аннотация

От древних ариев и киммерийцев до кровопролитных битв с Хазарским каганатом прослеживает Валерий Шамбаров в своей новой книге путь русского народа из глубин тысячелетий к своему расцвету и созданию одного из самых могучих государств Средневековья, Киевской Руси. Гунны и анты, славяне и греки вступили на просторах Восточной Европы в ожесточенную битву за гегемонию. Эта книга станет настоящей находкой для каждого желающего узнать правду об истории нашего Отечества.

В. Е. Шамбаров

Войны языческой Руси

1. КТО И КАК ЖИЛ В КАМЕННОМ ВЕКЕ?

Когда Господь сотворил человека? Мы не знаем этого. Знаем только, что сотворил — ведь мы-то с вами существуем. Правда, атеисты-дарвинисты пытаются доказывать, будто животные, а потом и человек, произошли друг от друга сами по себе, путем постепенной эволюции. Но при этом они почему-то умалчивают, что сам автор их теории Чарлз Дарвин был глубоко верующим, он говорил: «Я никогда не был атеистом в смысле отрицания Творца». Ну а ко всему прочему, сейчас однозначно доказано, что теория эволюции ошибочна. Различные виды растений, животных, человек, появлялись на свет не в результате постепенного изменения признаков, а путем скачкообразных мутаций. А это, как нетрудно понять, как раз и соответствует их сотворению по воле Божьей.

Еще в Древнем Риме было принято классифицировать глубокое прошлое человечества по типам материалов, из которых изготовлялись орудия труда — каменный век, медный век, железный век. Позже ученые ввели более детальную градацию. По качеству обработки изделий выделили в каменном веке ранний палеолит, верхний палеолит, мезолит, неолит. Хотя при более детальных исследованиях выяснилось, что такое деление в значительной мере условно. В одно и то же время люди изготовляли совершенно разные орудия. Для какой-то черной работы — простые и грубые, а для иных нужд — более тонкие и совершенные. Поэтому нередко оказывается, что изделия, весьма отличающиеся по уровню обработки, принадлежали людям одной эпохи.

Впрочем, в разных регионах земли резко отличались и условия существования человека. В эпоху, которую принято относить к каменному веку, 30–40 тыс. лет назад, всю северную часть планеты покрывал гигантский ледник. Толщина его достигала 3 км, в Европе он доходил до Валдая, в Америке до бассейна Миссисипи. Ледник, как высокие горы, закрывал Восточно-Европейскую равнину от атлантических циклонов. Они проходили и выливали дожди гораздо южнее. Нынешнее Средиземноморье, пустыни Северной Африки и Ближнего Востока были зоной густых лесов. Здесь обитали и люди. Охота на зверей в непроходимых чащах — занятие малоэффективное. Пропитание добывали в основном собирательством. В пищу шло все: съедобные коренья, плоды, ягоды, насекомые. Особенно удобными были для человека берега морей, тут собирали моллюсков и рыб, выброшенных штормами.

Здешние люди вели кочевой образ жизни — поиски еды требовали постоянно перемещаться. На стоянках сооружали примитивные шалаши или обходились без них. Найденные захоронения бедны. Исследователям очень редко попадаются костяные изделия, чаще каменные, плохо обработанные [24]. Кочевали маленькими группами. Их численность регулировалась количеством еды, болезнями, опасностями, повсюду подстерегавшими человека. Если ему иногда удавалось убить дичь, то и сам он легко становился добычей хищников. И не только хищников. Наряду с людьми современного вида в этих краях жили обезьяноподобные неандертальцы. А соседство с ними несло не меньшую угрозу, чем соседство со львом или тигром. Археологами выявлено, что неандертальцы были существами весьма агрессивными и, к тому же, людоедами. Может быть, как раз они запечатлелись в сказках разных народов в виде троллей, циклопов, джиннов и прочих персонажей, с которыми человеку лучше не встречаться.

Но на севере природные условия были иными. Летом ледник подтаивал на солнце, с его склонов сбегали бесчисленные ручьи и речки. Области, прилегающие к нему, покрывали озера и болота, как в полярных тундрах. Однако в целом климат был не только холоднее, но и гораздо суше, чем сейчас. Массы воды сосредоточились в самом леднике, поверхность морей была меньше, на испарение влияла и более низкая температура. И за полосой тундры природа напоминала роскошные альпийские луга. Росли высокие травы, кустарники, деревца. Среди такого изобилия корма паслись бесчисленные стада оленей, бизонов, лошадей, мамонтов, шерстистых носорогов. А там, где много животных, могли прокормиться и люди.

Уровень их развития на территории нашей страны разительно отличался от южных собратьев. 25–30 тыс. лет назад они уже умели строить долговременные жилища, даже поселки. Остатки их обнаружены на Днепре, Десне, Дону, на Урале, Енисее, Ангаре. Для устройства дома копалось углубление, устанавливались вертикальные подпорки из костей, черепов мамонта или носорога. Они поддерживали кровлю. Каркас для нее иногда делали из оленьих рогов, искусно и прочно переплетенных между собой. А покрывали его шкурами [95, 96]. Подобный поселок существовал, например, в Мезине на Черниговщине. В нем проживало около 50 человек, он состоял из 5 домов и различных служебных построек площадью от 8 до 30 кв. м. Строения обогревались очагами, одно из них было святилищем, его покрасили охрой, крышу венчала голова волка, а в пол была воткнута женская статуэтка.

В Костенках под Воронежем найдены следы 60 поселений, возникавших здесь в течение нескольких тысячелетий. В частности, выявлены остатки огромного жилища площадью 600 кв. м. В нем горело девять очагов, расположенных по оси сооружения. Основное помещение дополнялось боковыми пристройками. Две из них были жилыми, с очагами. Одна пристройка являлась святилищем, здесь найдены статуэтки женщин, мамонта, медведя, пещерного льва. Остальные были кладовыми для продуктов, запасных орудий и инструментов [24]. Строились и дома другого типа. В Мальте на Ангаре стенами служили каменные плиты, поставленные вертикально. Порой для жилья использовали пещеры, но и их старались благоустроить. В Каповой пещере на Урале оборудовались хижины, как бы «квартиры», а на второй, верхний ярус пещеры вела лестница.

Питание добывали в основном охотой. Люди устраивали облаву, отбивали от стада одно или несколько животных и загоняли в ловушку или на своих товарищей. Причем выявлено, что жители тех или иных поселков специализировались на определенных видах зверей. В Амвросиевке на Украине исследователи насчитали более тысячи черепов бизонов. В других местах преобладают дикие лошади, олени, мамонты. То есть, охотники селились вблизи стада, которое обитало на здешних лугах, считали это стадо «своим» и по мере надобности пользовались им. Такой промысел обеспечивал общину мясом и жиром, оставалось время для устройства быта, совершенствования ремесленных навыков. Люди очень хорошо научились выделывать необходимые им вещи из камня, кости, рога. При раскопках находят наконечники копий и гарпунов, каменные ножи, топоры, инструменты из кости с кремневыми вкладышами-лезвиями, копьеметалки — дощечки с упором, увеличивавшие дальность полета копья. Уже был изобретен лук, в Костенках обнаружены целые россыпи наконечников стрел.

Попадаются и костяные иголки с ушком. Раскопки захоронений и древние статуэтки показывают, что люди каменного века отлично умели кроить и шить одежду. Иногда это были меховые комбинезоны, оставляющие открытым только лицо. Иногда наряд состоял из нескольких частей — меховой или замшевой рубахи, штанов, мокасин, шапки-капора. Все это обшивалось бусинками из кости, в могилах их находят по несколько тысяч. Уже в те времена существовала своя наука красоты. Украшениями служили браслеты, связки бус, тела покрывались татуировкой или ритуальной раскраской. Женщины делали себе сложные прически. На рисунках и статуэтках волосы у них то спадают вниз сплошной волной, то собраны концентрическими кругами, то уложены зигзагообразными рядами [24, 96].

Люди жили родовыми общинами по 40–50 человек. Естественно, среди них выделялись вожди или старейшины — при совместном проживании десятков людей кто-то должен руководить ими, да и облавная охота требует дружных и согласованных действий. Род был одной большой семьей, но внутри общин выделялись и индивидуальные семьи. Так, в Сунгири и Бурети выявлены семейные захоронения из мужчины, женщины и детей. Но род был прочно связан между собой еще и общей судьбой. В стихийных бедствиях, от эпидемий или голода могли погибнуть все. Поэтому и трудности преодолевали вместе. Продукты питания, запасы орудий труда, имущество, были общими. Каждый трудился по мере его возможностей. Добыча охотников дополнялась грибами, ягодами, съедобными травами. Люди знали принципы консервирования, заготовляя на зиму некоторые травы и коренья. Заготовляли и желуди, удаляя из них дубильные вещества. А иногда археологи находят терочники, мотыги — даже в ледниковый период кое-где стали возникать зачатки земледелия.

Поселения были редкими, разбросанными на больших пространствах, но они поддерживали между собой контакты, осуществляли меновую торговлю, причем на очень большие расстояния. На Черниговщине, под Владимиром, на Урале, в Сибири, археологи встречают застежки и украшения из морских раковин. Товаром для обмена был также кремень, самый подходящий материал для каменных изделий. Его можно найти отнюдь не везде, хотя вещи из него были распространены повсюду. Возле селения Мальта недавно обнаружена настоящая «фабрика» по изготовлению кремневых орудий. На ней, по оценкам специалистов, трудилось до 200 человек! Конечно, такая крупная мастерская предназначалась не для одной общины, ее продукция поставлялась на обмен в другие районы.

Упрощать наши представления о людях каменного века и считать их «первобытными», право же, не стоит. Среди находок ученых попадаются куски трута и части деревянных приборов для добывания огня трением. Известны и лампы для освещения жилищ — из камня с углублением, куда заливался жир и вставлялся фитиль. На Енисее еще в те времена научились топить каменным углем, в Дольне Вестонице (Чехия) — обжигать глину. Существовали и некоторые технологии, которые впоследствии оказались утраченными: например, размягчения кости. Некоторые рисунки по кости были не вырезаны, а продавлены. Иногда каким-то образом распрямлялись бивни мамонта, из них делали цельные дротики. Была своя медицина. Практиковалось лечение переломов, вывихов, удаление больных зубов. Использовались лекарственные травы. А в одном из захоронений Шанидара (Средняя Азия) найдены останки мужчины, рука которого была ампутирована задолго до смерти — и заменена протезом!

Наши далекие предки имели понятие о бессмертии души, загробной жизни. Умерших обычно хоронили в лучших одеждах и украшениях, клали в могилы предметы обихода, охотничье оружие. Покойных засыпали древесным углем, известью, в Бурети закрывали каменными плитами. Обязательно присыпали охрой. Она играла какую-то важную роль в древних верованиях и, кстати, тоже служила товаром для «торговли». Сырье для нее встречается не везде, тем не менее, охра применялась повсеместно для окраски священных предметов.

Духовный мир людей каменного века был весьма богатым. В Каповой пещере сохранились великолепные цветные изображения мамонтов. На Печоре, Енисее, Алтае, Кавказе выявлены наскальные рисунки, рельефы, гравировки [149]. Почти во всех поселениях археологам встречаются статуэтки зверей, птиц, фантастических существ — из камня, кости, глины. Изготовлялись и фигурки женщин, их называют «палеолитическими Венерами». Только в Костенках их найдено более 60, в Мезине 30. В Мальте они одеты в накидки, в Бурети в меховой комбинезон, но чаще их представляли обнаженными или в минимальном наряде вроде поясков, браслетов. Очевидно, они изображали каких-то богинь, покровительниц плодородия. У них нарочито выделялись признаки пола, очень пышный бюст и задние части. Но в Мезине и в Гагарине обнаружены более изящные статуэтки танцующих женщин, в Дольне Вестонице — девичьи фигурки и даже портретная скульптура.

Десятки тысяч лет назад существовали уже все типы музыкальных инструментов — и духовые (флейты), и ударные — барабаны, и струнные, сделанные наподобие луков из дерева или бивня мамонта, и трещотки, погремушки, наборные браслеты из костяных пластин, гремевших в такт движений танцора. Люди собирались у огня, плясали, пели. Хотя любое искусство в ту пору было неотъемлемо от религии. Наскальные росписи делались не для украшения, а для магических ритуалов. Нарисовать мамонтов значило подманить их к людям. Чтобы вернее убить животное, поражали копьем его изображение. Ритуальными были и музыка, пляски. Так, в Мезине в доме-святилище, обнаружены 2 колотушки, 6 костяных барабанов, браслет с погремушкой и… нанесенным на него лунным календарем.

Да-да, древние люди явно интересовались астрономией. Об этом свидетельствуют многочисленные находки лунных и солнечных календарей с отмеченными на них точками равноденствия. Жители Алтая, как показывают сохранившиеся рисунки, наблюдали за небесными светилами и вели учет лунных фаз. А на Малой Сые (Сибирь) были открыты остатки настоящей «палеолитической обсерватории». Судя по всему, с астрономией были связаны тогдашние верования. По звездам и солнцу старейшины и жрецы определяли время для тех или иных обрядов, для охотничьих и хозяйственных предприятий. А «обсерватория» играла роль святилища. Столь крупное сооружение служило не одной, а нескольким общинам, живущим поблизости. В таких центрах жители разных поселений сходились на общие праздники, договаривались о разграничении угодий, взаимопомощи. Игрались свадьбы: юноши из одного рода выбирали девушек из другого, дружественного.

Подобные связи помогали преодолевать трудности, опасности. А их было более чем достаточно. Охота на мамонта, носорога, дикого быка — занятие далеко не безобидное. Но стада травоядных привлекали к себе не только людей. Рядом обитали стаи волков, диких собак, крупные хищники, в том числе могучие и свирепые пещерные львы, пещерные медведи. На Украине, в Молдавии, Крыму найдены стоянки неандертальцев. Но сплоченные охотничьи общины умели постоять за себя, и в места, где располагались их селения, неандертальцы не проникали.

Впрочем, и отношения между людьми не всегда были дружескими. Порой разгорались войны. Тем более, что население было неоднородным. Антропологи определили, что в Восточной Европе соседствовали четыре разных расы. Две европеоидных, отличающихся ростом и сложением, одна — с примесью монголоидных черт. А из Средиземноморья случилось переселение негроидов, так называемой гримальдийской расы, сходной с папуасами. Оно прошло через Украину, Дон и достигло Нижней Оки [24]. Конечно, подобные миграции не обходились без конфликтов.

Некоторые найденные селения носят следы поспешного бегства жителей, разгрома домов. Столкновения в каменном веке были жестокими. Дрались-то за места для охоты, за выживание. Пленные не требовались, и побежденных истребляли. На Афонтовой горе на Енисее обнаружено, что несколько взрослых людей, подросток и ребенок были не просто убиты, а съедены какими-то каннибалами. Но все же войны в ту эпоху были редким явлением, исключением, а не правилом. В наскальной живописи и скульптуре военная тематика вообще не фигурирует. Только охота. Это было гораздо важнее. Именно от удачи на охоте зависела жизнь всего рода. Зависела постоянно, из месяца в месяц, из года в год, из поколения в поколение.

2. ВСЕМИРНЫЙ ПОТОП

Природные условия на Земле не оставались неизменными. Ледник нарастал с западной стороны — на нем намерзала влага, которую несли циклоны с Атлантики. Но с восточной и южной стороны он подтаивал под лучами солнца, сами ледяные горы не пропускали сюда тучи с океана. В результате ледник сдвигался в северо-западном направлении [38]. Это перемещение шло медленно, постепенно, в течение тысячелетий. Но в определенный момент циклоны начали прорываться на Восточно-Европейскую равнину, принесли сюда снега и метели. Животные не могли добывать пищу из-под толстого снежного покрова, погибали или отступали на север — в те места, которые были еще прикрыты ледником. Вслед за ними двинулась и часть охотников. Другие уходили на юг, в более благоприятные районы Кавказа, Средней Азии.

А в VIII тысячелетии до н. э. ледник стал сползать в Атлантический океан и разрушаться. От него откалывались огромные айсберги, дрейфовали на юг. Таяние пошло бурно и неудержимо… Тогда-то и случился Всемирный Потоп. Вопреки мнениям скептиков, сейчас уже строго доказано, что он действительно имел место и носил именно всемирный характер. Установлено, что нынешний уровень Мирового Океана по сравнению с ледниковым периодом поднялся на 100–130 метров! [64] Научными экспедициями обнаружены большие острова и целые континенты, оказавшиеся на дне морей и океанов.

Когда-то люди жили на месте Северного и Балтийского морей, Англия составляла одно целое с Европой, не было пролива, разделяющего Азию и Америку. Мадагаскар и Сейшельские острова были частями обширного затонувшего материка, а Австралия, Тасмания и Новая Зеландия — еще одного. Посмотрите-ка на физическую карту мира: везде, где морские глубины обозначены светло-голубыми красками, была суша. А поначалу, пока массы воды не перераспределились по земной поверхности, уровень воды был гораздо выше. Равнины залило наводнениями и половодьями тающих снегов, горы превратились в острова.

Предания о Потопе сохранились не только в Ветхом Завете, но и в легендах вавилонян, шумеров, греков, сирийцев, персов, германцев, кельтов, индусов, китайцев, вьетнамцев, полинезийцев, американских индейцев, различных племен Африки и других народов [21, 156]. И это, конечно, не случайно. Катастрофа была колоссальной. Исчезли многие животные ледникового периода. В недавнем прошлом на островах Северного Ледовитого океана находили целые «кладбища» мамонтов, а штормы до сих пор выбрасывают их кости — одни звери утонули, другие спасались на возвышенных местах, которые стали вдруг островами, и вымерли от голода. Таким же образом погибло большинство людей. Кто-то остался на дне возникших морей, захлебывался в наводнениях, бегущих в горы подстерегала голодная смерть.

Но некоторые люди все же уцелели, сумели пройти через страшные испытания. Хотя для того, чтобы выжить, мало было спастись от Потопа. Он изменил всю природу. Из древних бесчисленных стад травоядных животных сохранились лишь северные олени в полярных тундрах. И люди возле них продолжали существовать примерно так же, как в ледниковую эпоху. В других местах человеку пришлось менять образ жизни, перестраивать свой быт. Восточно-Европейская равнина и Сибирь покрылись сплошными лесами и болотами. Охота в лесных дебрях уже не могла обеспечить питание для целого рода, поэтому основой рациона стала рыба.

Теперь поселения строились на берегах рек и озер. Они были очень похожими на селения прежних охотников на мамонтов. Точно так же состояли из нескольких домов, и конструкция жилищ была аналогичной, только материалы использовались иные, вместо кости — дерево. Ставили в яму столбы-подпорки, плели каркас для крыши, устилали ее дерном. Он срастался и получалось нечто вроде полого холма. Внутри горели в ряд несколько очагов, вдоль стен устраивались нары. В потолке делалось отверстие для дымохода. Оно же служило входом в дом, к нему приставлялась лестница — ствол дерева с обрубками ветвей [102].

В летнее время реки оставались единственными дорогами через чащобы и трясины, и главным изобретением новой эпохи стала лодка. Сперва это были долбленки из цельного ствола дерева. Одна из самых древних лодок, изготовленная в VII тысячелетии до н. э., найдена на Дону. Позже научились строить большие составные лодки, бравшие на борт 6—10 человек. А в зимнее время выпадало много снега, но морозы сковывали реки и болота, и появились лыжи, сани, позволявшие преодолевать большие расстояния. Люди изобрели и рыболовные снасти — крючки, плетеные верши, сети из древесного волокна. Для рубки и обработки дерева требовались топоры, и они получили самое широкое распространение. Повысилась роль лука. Стрелы с каменным или костяным наконечником никак не подходили для охоты на мамонта и бизона. Но в изменившихся условиях надо было охотиться на мелких лесных зверей, птиц, как же обойтись без лука со стрелами? Часть рыбы и птицы коптили на зиму, заготавливали грибы, ягоды, орехи, заквашивали съедобную траву в специальных ямах, облицованных глиной [24].

В ледниковую эпоху человек плел разные вещицы из дерева, звериных жил, женщины заплетали свои волосы. Ну а сейчас лес в изобилии давал кору, лыко, прутья. Обычным предметом обихода стали корзины. Для хранения сыпучих предметов их обмазывали глиной, а в результате получились горшки. Люди приноровились лепить посуду, обжигать ее. Появилось и первое домашнее животное — собака. Она тоже приспособилась к переменам в природе, нашла источник питания возле человека, где ей перепадали отходы. По-прежнему существовала торговля на далекие расстояния — товарами служили кремень, раковины для украшений. Занимаясь заготовками, люди открыли консервирующие свойства соли, она тоже стала важным предметом торгового обмена.

Как видим, Потоп и связанные с ним бедствия вовсе не привели к упадку и одичанию людей. Наоборот, чтобы выжить, наши далекие предки проявляли смекалку, придумывали новые орудия, осваивали новые цромыслы. А в степях они достигли еще более высоких результатов, чем в глубинах лесов. Огромных стад диких животных, кормивших охотников, больше не было, и их начали создавать искусственно. Сперва отлавливали и подманивали самых безобидных, неприхотливых — коз, овец. Не позволяли разбегаться, кочевали за собранными отарами, оберегали от хищников. И родилось скотоводство.

Но в Восточной Европе скотоводство не могло быть кочевым. Снега тут выпадает много, животные не могут добывать из-под него корм. И в этих краях строились постоянные селения, где заготавливалось сено, зимовали скот и люди. А самыми благоприятными для ведения хозяйства оказались места на границе природных зон, в лесостепи. Здесь можно было пасти скот, а лес давал дрова, материалы для построек, для изготовления необходимых вещей. И в VI тысячелетии до н. э. как раз лесостепные области — юг России, Украины, Приуралье, Северные Балканы стали эпицентром так называемой «неолитической революции» [70].

В этом регионе очень быстро развивалась культура, возникали новые ремесла. Предметы обихода по-прежнему делали из камня, кости и дерева, но технологии их обработки весьма усовершенствовались. Их пилили, сверлили, применяли сложные составные конструкции, которые соединялись пазами и клиньями. Дома научились строить из бревен или плели основу из прутьев и обмазывали глиной. Для обогрева сооружали глинобитные печи, и жилье стало теплее, чище, уютнее. Поселки начали окружать канавами и частоколом — так и скот никуда не денется, и дикие звери не пожалуют.

Обнаружены шахты, большие мастерские, где велось производство кремневых инструментов. Но люди теперь старались сделать свои вещи не только удобными для употребления, а еще и красивыми. Каменные изделия тщательно шлифовали и полировали, костяные и деревянные украшали причудливой резьбой. Стены домов и посуду покрывали орнаментами, расписывали белой, черной, коричневой красками [24].

Когда мужчины отгоняли скот на летние пастбища, в поселке оставались женщины, дети, старики, заготавливали сено. Но эта работа занимала не все время, а бездельничать древние люди не то что не могли — вообще не умели. Вся их жизнь была подчинена интересам рода. Подростки собирали грибы, ягоды, плоды диких деревьев. А женщины приспособились возделывать вблизи селения огородики, участки поля. Изначально скотоводство считалось мужским занятием, а земледелие женским. Оно появилось как вспомогательный промысел, чтобы разнообразить стол, получить дополнительные продукты питания, приберечь от убоя часть скота, пусть плодится и размножается. Среди археологических находок этого времени появляются диски-утяжелители для палок-копалок, мотыги, ступки, серпы — их делали из рога с кремневыми лезвиями-вкладышами.

При раскопках находят и веретена, прясла, ткацкие приспособления и станки — скот давал человеку не только мясо, но и шерсть, началась выделка тканей. Для них применялись также нити из крапивы, конопли, лыка, люди выращивали лен. А роль земледелия со временем росла, к нему стали подключаться и мужчины. Каменными топорами вырубали участок леса, деревья сжигали. Сажали ячмень, полбу, чечевицу. Зола удобряла почву, участок несколько лет давал хорошие урожаи. А когда истощался, его бросали и расчищали другой. Население было еще редким, и земли вполне хватало.

3. ДОРОГИ ДРЕВНИХ АРИЕВ

Когда мы читаем о высокой культуре древнего Египта, Месопотамии, Греции, Рима, то, конечно, можем восхищаться их достижениями. Но завидовать, право же, не стоит — ведь и наша с вами земля является родиной великих цивилизаций. И даже не одной, а многих. Правда, сведения об исторических событиях, отдаленных тысячелетиями, до нас не дошли. Информацию о столь далеком прошлом дает только археология, а ее возможности ограничены. Она изучает сохранившиеся остатки предметов быта, строений, захоронений. А сколько не сохранилось? Ученые зачастую не знают, кому принадлежали найденные вещи, и археология оперирует понятиями не народов или государств, а культур. Выделяют какие-то сходные черты обнаруженных предметов — например, одинаковую керамику или тип оружия, и предполагают, что они относятся к одному племени или родственным племенам. И лишь иногда, по косвенным признакам, можно определить, какие же люди оставили нам эти находки.

Но даже скудные археологические данные, полученные на территории нашей страны, складываются во впечатляющую картину. Так, в VI–V тысячелетиях до н. э. в Поднепровье возникла яркая и самобытная трипольская культура. Здешние люди уже строили большие селения, города. В одном из них, недалеко от Умани, проживало 2–4 тыс. человек, он состоял из 200 домов, расположенных концентрическими кругами. И подобных городов выявлено более 900 (разумеется, это только часть существовавших). Дома были глинобитными, часто двухэтажными, состояли из нескольких комнат с печами или очагами, кладовых. Стены раскрашивались и покрывались рисунками [24, 162].

В каждом городе имелась центральная площадь, где стояли одно-два сооружения больше остальных. Очевидно, они принадлежали местной верхушке или были общественными зданиями. Население в несколько тысяч человек должно было иметь некие органы управления, обычаи и законы, регулирующие жизнь. Может быть, институты власти объединяли под своей юрисдикцией не один, а ряд городов.

Укрепления вокруг поселений не возводились, только забор или частокол. То есть, врагов поблизости не было. А занимались трипольцы земледелием, в здешних краях оно превратилось в ведущую отрасль хозяйства. Пахали поля деревянной сохой, в которую впрягали быков. Выращивали, в основном, пшеницу. Изобрели мукомольные жернова, научились выпекать хлеб. Местные жители изготовляли красивые ткани, украшения, посуду, изящные кувшины и вазы, расписывали их искусными животными и растительными орнаментами. Поддерживались связи с весьма отдаленными племенами — в частности, археологи находят здесь украшения из балтийского янтаря.

У трипольцев существовала развитая мифология. Главную роль в их верованиях играли богиня-мать и мужское божество — его представляли в виде быка. Обнаружены многочисленные женские статуэтки, их делали из глины, смешанной с мукой или зерном: богиня ассоциировалась с землей, отвечала за ее плодородие. Ранние фигурки покрывались узорами «татуировки», у более поздних она исчезает [149]. По-видимому, и люди перестали наносить на себя татуировку. И сами поздние статуэтки изменились. Они стали изображать молодых изящных женщин, иногда с признаками беременности. При раскопках часто встречаются и фигурки быка, ритуальные маски быка. Они использовались на весенних праздниках и торжественных обрядах в период пахоты и сева: считалось, что в это время божество-бык сочетается с богиней-землей. В домах трипольцев в каждой жилой комнате ставился маленький алтарь в виде трона, украшенного бычьими рогами, на него помещалась женская статуэтка. А служительницами культа выступали женщины: сохранились рисунки, где полунагие жрицы в длинных юбках поднимают к небу большие чаши.

Цветные росписи на стенах домов показывают нам мир, как его представляли трипольцы. Он делился на три яруса. Верхний занимали небесные светила и звезды, в нижнем лежала земля, где живут и трудятся люди, колосятся поля, пасется скот, а между ними находилось пространство, населенное божествами и духами. Среди них всегда изображалась «мать-олениха», и из ее сосков на землю льется живительная влага. Кроме рисунков, в трипольских поселениях обнаружена очень сложная значковая символика: различные сочетания ромбов, кружков, треугольников, спиралей, зигзагообразных и параллельных линий, несколько видов креста [162]. Возможно, эта символика уже играла роль письменности.

Но трипольская культура, охватившая Правобережье Днепра, Приднестровье, Молдавию, была в Восточной Европе не единственной. Почти одновременно с ней люди достигли высокого развития на Карпатах, Кавказе. Еще один мощный очаг цивилизации сформировался на Волге, Южном Урале и в Средней Азии. Создали его древние арии. Они тоже достигли заметных успехов в земледелии, скотоводстве, ткачестве, гончарном ремесле. А в V тысячелетии до н. э. арии и их соседи научились выплавлять металлы. Сперва это была медь. Но она мягкая, изделия из нее непрочные. Нередко медь использовали для украшений, а орудия труда по-прежнему применяли каменные и костяные.

Однако со временем были открыты технологии изготовления бронзы — сплава меди с оловом (иногда с сурьмой, свинцом, мышьяком, цинком). Этот сплав уже годился для широкого практического употребления. Медь добывали на Урале и Кавказе, олово — в Западной Сибири и Казахстане. На Урале найдены древние шахты. Глубина их составляла до 30 м. Лестницами служили бревна с сучками или зарубками. От наклонной шахты отходили боковые штольни. Их освещали смолистыми лучинами, ставили деревянные крепления. Обнаружены каменные и медные молоты, кайла, кирки. В завалах порой попадаются скелеты погибших добытчиков с кожаными сумками для руды. А металл выплавляли поблизости от шахт, на открытых высоких местах, где был ветер для создания тяги. У деревни Калиновка Волгоградской обл. обнаружено захоронение мастера-литейщика. В его могилу положили формы для отливки бронзовых топоров разных видов. Найдены и заготовки, «полуфабрикаты» изделий.

Поселки ариев состояли из длинных бревенчатых или глинобитных домов. Площадь их достигала от нескольких десятков до полутора сотен квадратных метров, здание разделялось перегородками на несколько отделений, жилых и хозяйственных. В каждом доме проживала большая родовая семья из 30–50 человек. В поселках велся централизованный учет продукции, для этого служили специальные бирки с насечками. И именно эти насечки известны нам как «латинские» цифры — I, II, III, V, X и т. д. Археологами найдены и географические карты, выполненные на коре, дереве, коже [24]. Здешние жители путешествовали в далекие края, старались сохранить информацию о дорогах.

Выявлены и образцы изобразительного искусства, статуэтки зверей, людей. Женские фигурки имеют много общего с «палеолитическими Венерами», но теперь им старались придавать более живые позы, портретное сходство. Хотя, с другой стороны, появились абстрактные изображения, условно передающие форму тела и обозначающие некоторые органы. Но на рисунках, в скульптуре, встречаются и мужчины, в том числе — воины. Арии были весьма воинственными. Сражались с соседями, да и сами они были не единым народом, а большой группой родственных племен. Некоторые объединялись в союзы, некоторые враждовали между собой. В погребениях и при раскопках селений находят боевые топоры, мечи, копья, защитные панцири, наконечники стрел с шипом — они предназначались уже не для охоты, а специально для войны, чтобы труднее было вытащить стрелу из раны.

Расселение ариев по степям и лесостепям нынешней России исследователи связывают с ямной и катакомбной археологическими культурами. Они названы по типу захоронений. В более древних могилах тела укладывались в ямы, над которыми насыпался курган. А потом стали устраивать катакомбы, каменные склепы под курганами. Многие данные свидетельствуют, что у ариев уже возникли сильные государства. Они строили города со сложными оборонительными системами, рвами и валами, со стенами из каменных плит, их толщина достигала более 3 м. А вокруг крепостей группировались неукрепленные селения. Существование централизованных государств подтверждают и размеры курганов — например, подсчитано, что на возведение одного из них было затрачено 40 тыс. человеко-дней. Хоронили великого вождя или царя.

Но курганы были не просто земляными холмами, какими они предстают в наши дни. Это были весьма сложные и фундаментальные сооружения. Для арийской культуры были характерны мегалиты — комплексы из больших необработанных или грубо обработанных камней. Такие комплексы в виде кольца в науке называются кромлехами. И на месте кургана сперва строили из каменных плит кромлех диаметром в несколько десятков метров. Вероятно, это делалось еще при жизни вождя. После погребения насыпали гору земли. Ее обкладывали дерном и покрывали деревом, бревнами или плахами. А на вершине устанавливался «памятник» — каменная стела, стилизованная под человеческую фигуру. Курган был виден издалека, служил в степи прекрасным ориентиром [149].

Но кромлехи являлись и святилищами ариев. А кроме того, они служили древними «обсерваториями». Как мы видели, первые «обсерватории» строились еще охотниками каменного века. Арии стали их преемниками. Одним из этих святилищ являлся Аркаим недалеко от Магнитогорска. Как показали раскопки, это был город-храм, население его достигало 2 тыс. человек. Так же, как у трипольцев, жрицами в Аркаиме были женщины, об их положении говорят пышные и богатые погребения. А город был построен в виде «обсерватории», позволявшей очень точно отслеживать 18 событий годичного астрономического цикла [28, 155]. Видимо, определялось время для неких религиозных обрядов.

Остатки еще одной древней «обсерватории» найдены на Куликовом поле [75]. Кромлехи курганов тоже играли роль святилищ, так сказать «местного» масштаба, упрощенных. Так, в Меркенском районе Казахстана обнаружено много каменных колец, с помощью которых можно было фиксировать моменты равноденствий и солнцестояний.

Заняв восточно-европейские степи, арии начали теснить трипольцев. Археологи установили, что их города были разгромлены, погибали в пожарах. Часть жителей ушла на север, в леса — типичные трипольские статуэтки найдены в Калужской области. Другая часть отступила на юг, на Балканы. А арийские племена стали распространяться дальше. Двинулись вслед за трипольцами в долину Дуная, на западе перевалили Карпаты. Осваивать новые земли им помогало важное открытие — арии изобрели повозку на колесах. Таким образом, они могли перевозить вещи, престарелых и немощных родичей, детей. А от повозки был один шаг до другого изобретения. В Синташтинских погребениях под Челябинском и в некоторых других местах найдены боевые колесницы. Это было самое мощное вооружение той эпохи.

Колесницы, бронзовое оружие и доспехи обеспечивали ариям победы. Захоронения под курганами, традиционные для их племен, появляются на территории нынешней Чехии, Польши постепенно распространяются на Австрию, Германию, Францию. Люди уже заметно различались по своему положению в обществе. В могилу рядового воина клали только топор. В курганы вождей — несколько мечей, копий, шлемы, щиты, богатые украшения, на похоронах убивали коней и других животных. На новых местах проживания арии строили и святилища-«обсерватории», аналогичные Аркаиму. Они найдены в Макотржасах недалеко от Праги, в Польше на горе Шленза. Исследования доказали, что все эти святилища принадлежали к одной культуре. Они сооружались по общему плану. Мало того, при строительстве использовалась одна и та же единица измерения, «мегалитический ярд» (82,9 см) [20, 75]. „

С приходом ариев в Европе возникают мощные крепости, крупные города. Например, в Отомани (Словакия) город окружали стены с башнями и воротами. Кроме внешнего обвода укреплений, существовал внутренний акрополь. Он был застроен каменными домами, и богатые археологические находки показывают, что в них проживала местная знать [24]. Но когда вы читаете это, не забывайте, что речь идет не о средневековой Европе, а о II тысячелетии до н. э. Афин и Рима в помине не существовало. Коренные обитатели древней Франции, Италии, Греции все еще жили в каменном веке, промышляли охотой и рыболовством, кое-где начали заниматься примитивным земледелием.

Все данные свидетельствуют о том, что высокая культура пришла в Западную и Южную Европу с севера. Путь трипольцев, вытесненных ариями, прослеживается по ряду сходных археологических культур на Балканах. Этот народ известен как пеласги. Они принесли в Грецию градостроительство, ремесла, земледелие. Освоили судоходство, заселяли острова Эгейского моря. А на острове Крит создали великолепную Минойскую цивилизацию, которую называют жемчужиной Древнего мира. Пеласги были уже далекими потомками жителей Поднепровья и Приднестровья, но они сохранили некоторые традиции прежней родины — культ быка и богини-матери, обряды. Буквы минойского письма повторяют трипольские значки. Позже часть пеласгов перебралась на Ближний Восток, евреи называли их «пелиштим» — это филистимляне, описанные в Ветхом Завете [89]. Еще одна ветвь пеласгов, этруски, переселилась в Италию. Кстати, сами себя этруски называли «расена» и помнили о своем происхождении с далекого севера. А некоторые авторы, как Стефан Византийский, считали их «словенским племенем».

Вторая волна выходцев с севера, арийские племена, тоже преображала страны, которые она заселяла. С этими племенами по Европе распространялись развитые формы скотоводства, земледелия. Кроме сохи, появился плуг, на полях использовались удобрения. Еще с V тысячелетия до н. э. важным центром металлургии были Карпаты и Северные Балканы. Ученые приходят к выводу, что здешний уровень производства не имел себе равных в тогдашнем мире [24]. А по мере расселения ариев начинается разработка рудников в Чешских, Рудных горах, Судетах, Альпах. В Болгарии найдены изумительные золотые украшения, относящиеся к 3500 г. до н. э. Это уже произведения не любителей, а профессиональных мастеров высочайшего класса. Производство бронзовых изделий широко развернулось в Паннонии (нынешней Венгрии). Отсюда топоры, ножи и прочие орудия расходились по всем соседним странам. На Дунае в торфе сохранилось много деревянных предметов. Мебель, стоявшая в древних домах — столы, скамьи, сундуки, деревянная посуда, ткацкие станки, льняные и шерстяные ткани.

Велась добыча соли. Началось изготовление стекла и фаянса. На берегах Балтийского и Северного морей возникло судостроение. Сохранились наскальные рисунки многовесельных кораблей, парусников. На некоторых показано, как с кораблей высаживаются десанты воинов с мечами и щитами. По морю арии проникли в Англию, Ирландию. Коренные жители Западной Европы находились на гораздо более низкой ступени развития, не могли противостоять хорошо вооруженным и организованным пришельцам. Они отступали или покорялись ариям, постепенно смешиваясь с ними. Хронологию освоения Европы арийскими племенами можно примерно установить по строительству упомянутых обсерваторий. По данным радиоуглеродного анализа, святилище в Макотржасах в Чехии датируется 3500 г. до н. э. А знаменитый Стоунхендж в Англии, построенный по тому же типовому проекту, что уральский Аркаим, был создан в 2250–2000 гг. до н. э. Как видим, это был не единовременный завоевательный поход, а именно постепенное расселение.

Оно шло не только в западном, но и в восточном направлении. В III тысячелетии до н. э. на Енисее возникает Афанасьевская культура, имевшая много общего с ямной и катакомбной. Антропологами установлено, что всю степную полосу вплоть до Маньчжурии заняли в этот период европеоидные племена [95]. В Синьцзяне (Западный Китай) они создали очень развитое государство тохаров (по-тибетски «то-хар» означает «белая голова», блондин). Тут были построены системы подземного водоснабжения и орошения, что позволяло собирать по несколько урожаев в год. Тохарские города стали центрами международной торговли, ремесла. Кое-где арии проникли вглубь Китая, образовав свои княжества [38].

Часть арийских племен в III тысячелетии до н. э. двинулась на Балканы. Они обосновались во Фракии (современные Румыния и Болгария), переправились в Малую Азию, где основали Фригийское и Хеттское царства. Они столкнулись с довольно сильными державами Востока, но одерживали верх. Хетты захватили земли до Палестины, успешно воевали с Египтом и Вавилоном. А в XVIII–XVI вв. до н. э. с берегов Черного моря на Балканы вторглись еще несколько народов — ионийцы, ахейцы, эолийцы. Они разгромили прежних жителей Греции, пеласгов, карийцев, данайцев, и образовали величественную Ахейскую цивилизацию.

Другая группа племен во II тысячелетии до н. э. прошла на юг через Закавказье. Они расселились от Каспийского моря до р. Тигр, и возникло царство Миттани. А племена касситов победили вавилонских царей и захватили Месопотамию. Еще один путь миграций и завоеваний пролегал через Среднюю Азию. Отсюда арийские народы выплеснулись в Персию (Иран), Афганистан. А в период с XVIII до XII вв. до н. э. несколько волн воинов и переселенцев прорвались в долину Инда. Они сокрушили и покорили города древней и богатой Хараппской цивилизации и распространились дальше по полуострову Индостан. Широко расселившись по лику Земли, древние арии стали предками очень многих народов — славянских, германских, романских, кельтских, балтских, иранских, индийских. Народов как современных, так и давно уже исчезнувших.

4. БОГИ, БОГИНИ, ГЕРОИ

Люди во все времена старались сохранить память о прошлом, пересказывая ее друг другу, потомкам. Но при передаче из поколения в поколение предания о менее важных событиях терялись, о более важных — утрачивали конкретные детали, приспосабливались к традициям народного фольклора и превращались в сказки, легенды, мифы. Тем не менее, даже мифологическая информация очень хорошо согласуется с данными археологии.

Например, древние греки помнили, что племена, населявшие их страну, получили первые основы цивилизации с приходом пеласгов — потомков трипольцев. Как утверждалось в мифах, царь Пеласг основал первое государство на территории Греции, отучил местных жителей употреблять в пищу всякую гадость, научил их шить и носить одежду, сооружать дома. А его сын Ликаон возвел первый город, и по его образцу стали строиться другие [25].

Заселение Крита связывали с красавицей Европой, к которой явился бог Зевс в облике быка, и от их брака произошли критские цари. Рассказывалось и о царице Пасифае, вступившей в связь с быком. В этих легендах отразились верования пеласгов, священные ритуалы. Греки не понимали их смысла, но аналогичные сюжеты, как божество-бык и богиня породили жизнь на земле, известны в религиях многих арийских народов, а филистимляне принесли их на Ближний Восток [114].

В греческих мифах бог Дионис-Вакх совершил победоносный поход в Индию — в таком виде сохранилась память о ее завоевании ариями. А после Индии Дионис побывал где-то на Кубани или Северном Кавказе и оттуда вторгся на Балканы с полчищами скифов, фракийцев и амазонок, что соответствует завоеванию Греции ахейцами. Связи с северными странами ахейцы позже поддерживали. Туда неоднократно отправлялся Геракл, совершая свои подвиги. Гречанка Ифигения стала жрицей в Крыму. Язон с аргонавтами плавал за золотым руном в Колхиду (Западная Грузия). Археология подтверждает, что подобные путешествия совершались. Клад ахейских изделий обнаружен в устье Днестра. А в Колхиде и прочих местах по берегам Черного моря действительно существовали развитые государства.

Значительное место в древнегреческом эпосе заняла Троянская война. Ей были посвящены знаменитые поэмы Гомера «Илиада» и «Одиссея», десятки других произведений. Она и впрямь являлась важным пунктом древней истории. Это был наивысший подъем, но одновременно преддверие гибели Ахейской цивилизации. В XIII в. до н. э. греческие города-государства, объединившись в союз, выступили против Фригии (которой принадлежал и город Троя, он же Илион). На той или другой стороне в войну оказались вовлечены народы Северных Балкан, Малой Азии, эгейских островов. Участвовали в ней и племена Причерноморья.

Так, о происхождении Ахилла, одного из самых популярных героев греческих легенд, существовало несколько версий. Согласно Гомеру, он царствовал в Фессалии (Северная Греция), погиб и был похоронен под Троей. Но Ликофрон, Алкей и еще ряд авторов сообщали, что Ахилл «владычествовал над Скифской землей» и привел своих воинов с северных берегов Черного моря. Могилы, где он якобы похоронен, имелись на двух островах — Змеином в устье Дуная и Белом в устье Днепра (сейчас он превратился в Кинбурнскую косу). А Тендровская коса между Днепром и Крымом носила название «Ахиллов дром» («бег» или «ристалище для бега»). По преданию, на этой длинной и узкой косе он упражнялся или проводил какие-то игры. Могилу и святилище Ахилла на о. Белом описывали Дионисий Периэгет, Филострат Младший, Плиний, Страбон, Павсаний, Арриан, Псевдо-Скимн. И раскопки на Кинбурнской косе на самом деле выявили остатки жертвенника, несколько надписей и мраморных плит с посвящениями Ахиллу. Возможно, в его образе легенды объединили нескольких северных вождей.

В «Илиаде» представлен основной эпизод войны, осада Трои. Но боевые действия затянулись надолго и велись на широком пространстве, на разных фронтах. В архивах Хеттского царства отмечалось, что ахейцы захватили значительную часть побережья Малой Азии. Пала и Троя. Археологи установили, что так называемая «Троя — 7а» (и до нее, и после нее на том же месте существовали другие постройки) была разрушена и сожжена в 1250–1200 гг. до н. э. Ахейцы и их союзники крушили взятые города, убивали и обращали в рабство жителей. Побежденные бежали кто куда. Рассеялись по всему Средиземноморью, нападали на Египет — египтяне назвали их «народами моря». Беженцы переселялись в Италию, Испанию, на Сицилию, в Северную Африку.

Но и победители перессорились из-за добычи, политических амбиций. Началась полоса жестоких междоусобиц, переворотов. К тому же, война принесла эпидемию чумы, она опустошала целые города. А ослаблением обеих сражавшихся коалиций воспользовалась третья сила. С севера на Балканы двинулись племена дорийцев. Они овладели ахейскими крепостями, заняли изрядную часть Греции. В результате многим победителям Троянской войны пришлось бежать вслед за побежденными — в ту же Италию, на Сицилию, перебираться в Малую Азию [47, 89]. При этом переселенцы разносили свою культуру. Этруски, союзники троянцев, стали учителями римлян, передавали им научные, технические, религиозные знания. Легенды ирландцев называют прародиной «Скифию» и рассказывают, что во время Троянской войны их предки двинулись на поиски новой родины через Ближний Восток, Египет, Испанию — в общем, указаны дороги «народов моря» [21].

Мифология подтверждает тот факт, что многие культурные достижения имеют северное происхождение. Как уже отмечалось, оттуда явился в Грецию Дионис — а с его культом были связаны виноградарство, виноделие, театр. По легендам, богиня плодородия Деметра принесла навыки хлебопашества тоже с севера, из Скифии. С далекого севера, из «страны гипербореев», происходил и солнечный Аполлон. А он отвечал за науки, искусство, медицину, пчеловодство. Вместе с ним прибыли его мать, богиня Лето, и Эйлифия, покровительница супружеской жизни (имя Лето вполне славянское, как и имя матери Диониса, Семела — Земля). В главное святилище Аполлона в Дельфах долгое время передавались дары из северных стран и приезжали служить северные жрицы [27, 85].

Оттуда же, из «страны гипербореев», Геракл принес ростки первой оливы. Откуда-то с севера пришел и культ Афины-Паллады, покровительницы ремесел. Культ Муз греки переняли из Фракии, опять с севера. А с Музами были связаны песни, танцы, поэзия, история, астрономия. На севере обитал и титан Прометей, которого боги за непокорство приковали к горам Кавказа. А Прометей дал людям огонь, научил их считать, впрягать в повозки волов и лошадей, строить корабли, искать руду и выплавлять металлы. Верховный бог этрусков Тин тоже обитал далеко на севере. Да и в кельтских сказаниях север предстает средоточием мудрости и тайных знаний.

С севера пришло в Средиземноморье и производство железа. Ни в Египте, ни в Месопотамии изготовлять его еще не умели, оно было великой драгоценностью. Среди вещей египетских фараонов находят железные предметы в золотой оправе. В Грецию новый металл принесли завоеватели-дорийцы, железное оружие помогло им одержать верх над ахейцами. А греческие легенды называли «страной железных руд» Скифию и Кавказ. Археология /показывает, что в лесной и лесостепной полосе Евразии использование железа началось гораздо раньше, чем на Ближнем Востоке, в Китае, Корее. Причем в некоторых северных районах «бронзового века» не было вообще, культура от неолита перескочила сразу к железу. И это вполне логично. Месторождения медной руды встречаются довольно редко, олова еще реже, а болотная железная руда в здешних краях имеется повсюду. Другой вопрос, что железо недостаточно выплавить, оно получится ни на что не годным. Для изготовления из него оружия и орудий труда требуются ковка, термическая обработка, легирование. И такие технологии были открыты.

На севере, на территории нашей страны, родились и несколько мировых религий. Одна из них — ведическая религия ариев, на ее основе впоследствии развивался индуизм. Исследователи полагают, что самые древние гимны «Ригведы» восходят к III, а то и к IV тысячелетиям до н. э. [21] Эта религия была близка к языческим верованиям славян. Само слово «веда» — «знание», родственно славянскому «ведать», имя бога Агни легко читается как «огонь». Другие ведические божества оставили следы в названиях российских рек: Кама — бог любви, Ока — его сын. В «Ригведе» упоминается и «река Ра — великая матерь», это древнеарийское название Волги [14]. Сходными названиями Ра, Ранха, Раса называли Волгу многие античные и средневековые авторы. В русских былинах тоже фигурирует «река Ирай». В «Махабхарате» перечислено более 200 священных «криниц» — в междуречье Волги и Оки существуют речки с точно такими же названиями: Акша, Вамна, Кумара, Плава, Лама, Сить и др.

А во II тысячелетии до н. э. на Волге или в Приуралье жил жрец Зороастр, который реформировал религию [114]. Прежних богов — дэва, он объявил дэвами — демонами. Учил, что существует только один Бог-Творец, Ахурамазда, а младшие божества, являются лишь его проявлениями. Но ему противостоит злое начало, Анхра-Манью, между ними идет постоянная борьба, и роль человека в мире — помогать Ахурамазде одолеть врага. Зороастр отменил жертвоприношения людей и животных, ввел поклонение огню и ряд других обрядов.

Те, кто приняли зороастризм, составили народ персов, но у многих племен новая религия не прижилась, видоизменилась, и возникла еще одна — митраизм. Она переняла некоторые черты зороастризма: идеи Единого Бога, вечной борьбы сил добра и зла. Но Бог-Творец стал в митраизме понятием далеким и абстрактным. Считалось, что Он присутствует во всех явлениях природы. Его вспоминали редко, а на первый план выдвинулись бог неба, богиня земли и их сын — божество солнца и войны Митра (у разных народов его имена различались).

Как видим, верования у северных народов были отнюдь не примитивными, они были связаны с весьма сложной и развитой религиозной философией. Кстати, стоит обратить внимание, в ведических верованиях было известно понятие Троицы — у индусов Тримурти, у славян Триглав. А Зороастр предсказывал, что в мир придет Спаситель. Откуда могли древние народы узнать это? Только от Бога. Господь уже говорил с людьми, и не только с евреями. Но люди еще не слышали Его. Истины, пришедшие от Бога, забивались и перемешивались в их сознании с собственными домыслами, архаичными обычаями, магией, культами сил природы.

Ну а что касается человеческой культуры, то необходимо обратиться и к письменности. Откуда она произошла? Самые древние на земле письмена обнаружены в Карпатах [24]. Расшифровать их пока не удалось, но радиоуглеродный анализ показывает, что они относятся к V тысячелетию до н. э., задолго до того, как родилась письменность в Египте или Месопотамии. А в Древней Греции существовало три вида письма, сменявших друг друга. Это так называемое «линейное письмо А», употреблявшееся в Минойской цивилизации. Оно также не расшифровано, удалось лишь установить, что оно было слоговым. За ним появилось слоговое «линейное письмо Б», характерное для Ахейской цивилизации, его сумели прочесть. А следом возник алфавит.

В греческих мифах отразились и три версии о происхождении письменности. Первая — что ее дал людям Прометей. Очевидно, это относится к древнейшему, минойскому письму. Вторым по времени учителем считался Кадм, переселившийся в Грецию из Финикии. И при раскопках Фив, где жил Кадм, действительно найдены образцы финикийской клинописи, а также ахейского «линейного письма Б». Третьим изобретателем называли героя Паламеда. Он был участником Троянской войны, жил в XIII в. до н. э. Легенды рассказывали, что он же разработал календарь, ввел системы измерения веса, длины, времени. А постигал он свои знания где-то на севере, обучался у мудрого кентавра Хирона [25]. Этот кентавр являлся воспитателем и других выдающихся персонажей. Хирон передавал воинское искусство Ахиллу, учил медицине самого бога врачевания Асклепия. Отметим, что в образе кентавров, полулюдей-полуконей, мифы отразили всадников причерноморских степей. Сами греки еще не умели ездить верхом, они пользовались колесницами, и в их сказаниях лошадь и наездник соединились в одно целое.

Таким образом, мы имеем основание полагать, что идея алфавита, буквенного письма, родилась среди северных народов. Этому имеются весомые подтверждения. Для неарийских культур Средиземноморья и Западной Азии принцип алфавита был чуждым, не имел исторических корней. В Египте использовалось идеографически-ребусное письмо (иероглифы). В Месопотамии и на Ближнем Востоке применялась клинопись. Алфавит здесь возник только один — финикийский. Но самые ранние его образцы относятся к XIII в. до н. э., к тому времени, когда на Ближний Восток хлынули северные «народы моря». До того финикийцы, как и все их соседи, употребляли клинопись.

Зато у всех арийских народов обнаруживаются алфавиты. На Балканах известны алфавиты греческий, фракийский, на Эгейских островах лемносский, в Малой Азии фригийский. В Италии и на Сицилии — латинский, этруский, умбрский, оскский, венетский, ретский, элимский. В античных источниках упоминается, что у здешних племен луканов и бреттиев тоже имелась своя письменность, которую они принесли откуда-то с севера. А Диодор Сицилийский называл изобретателями письма пеласгов и этрусков [47, 86, 89]. Несколько видов алфавита существовали у кельтов, испанских кельтиберов. У германцев и славян была руническая письменность. Ко всему прочему, германские руны оказываются похожими на знаки древнеиндийского письма «брахми». Правда, оно было не алфавитным, а слоговым, но между буквами легко увидеть сходство [133]. Некой разновидностью письма «брахми» пользовались и тохары в Западном Китае. Руны, очень напоминающие германские, обнаружены в наскальных росписях в Хакассии.

Словом, мы видим, что различные виды алфавитов были характерны именно для области расселения арийских народов. Ими стали пользоваться и тюркские племена, которые контактировали с арийскими. Другой вопрос, что памятников письменности в северных краях сохранилось мало. Для этого использовались дерево, береста — материалы недолговечные. Высекать надписи на камне для здешних жителей было нелепо: зачем лишний труд, если имеется более податливое и удобное дерево? А вот на Ближнем Востоке, наоборот, древесина была редкостью, стоила дорого, деревянные дома могли себе позволить только богатейшие вельможи. Поэтому для письма употреблялись камни и глиняные таблички, во множестве уцелевшие до наших дней. Но ведь если не сохранилось, это не значит, что не существовало…

5. МЕЧИ КИММЕРИЙЦЕВ

Связывать историю Руси только со славянами было бы совершенно неправильно. Каждый народ формируется из многих составляющих, и в глубине веков в число наших предков вливались кельтские, иранские, германские, иллирийские, балтские, финские, угорские, тюркские и иные племена или осколки племен. Археологические данные и греческие источники дают нам представление о некоторых из них, обитавших на территории нашей страны во второй половине II тысячелетия до н. э.

В северо-западном Причерноморье и по Южному Бугу жили ализоны. Они были земледельцами, Гомер упоминает их среди союзников троянцев, и их вождь носил имя, близкое к славянскому — Годий. Крым населяли свирепые и суровые тавры. Они вовсю пиратствовали на море и поклонялись богине, которую называли Девой. Ее жрицами служили девушки, но веселым и приветливым этот «девичник» назвать было трудно. Деве приносили в жертву всех пленных или моряков, потерпевших кораблекрушение у крымских берегов, и служительницы умело и безжалостно резали их своими девичьими ручками.

В Приазовье жило племя ахеев. А на Тамани и в низовьях Кубани лежало царство синдов. Около Анапы, станицы Варениковской, найдены остатки их городов, каменных стен с башнями, богатые погребения с конями, золотыми украшениями. Синды были прекрасными мореходами, их города являлись главными портами на Черном море. Но одноименные народы известны и в других местах. Ранее рассказывалось об ахейцах, захвативших Грецию. А синды участвовали в завоевании Индии. Область, где они поселились, получило называние Синдика. Они, как и черноморские синды, славились в качестве моряков — отсюда и Синдбад-мореход арабских сказок.

Эти совпадения названий не случайны. Арийские племена совершали масштабные переселения, но миграции — далеко не простой процесс: жили-были люди в какой-то стране, а потом дружно снялись и отправились на край света. Ведь нужно было бросать родную землю, привычные условия, перестраивать быт. Чаще всего, народ разделялся. Уходила только часть его, а другая оставалась. Так было и с ахеями, синдами. Кто-то двинулся на завоевание других стран, а кто-то по-прежнему жил возле Черного и Азовского морей, где жили их предки.

Кроме синдов, античные авторы упоминают еще целый ряд племен с похожими названиями — инды или винды, они же венеды, венеты, энеты. Геродот писал, что их родина находилась где-то вблизи Каспийского моря, а потом они расселились в разных направлениях. Одно из племен венетов обитало в Малой Азии. В Троянской войне оно сражалось на стороне Трои, а после поражения ушло на берега Адриатики, изгнало прежних жителей и основало Венецию. Другая ветвь венетов поселилась на Балтике. Еще одно их племя продвинулось гораздо западнее, обосновалось на полуострове Бретань, а племя винделиков осело на Боденском озере.

У всех этих народов отмечалось много общего — они тяготели к морю, были хорошими кораблестроителями и моряками, у всех погребения вождей сопровождались жертвоприношениями коней. Разные ветви венетов помнили о своем родстве, поддерживали связи, между Балтикой и Адриатикой возникла дорога, по которой велась торговля янтарем. В последующие времена венедами или венетами называли славян. Действительно, язык древних венетов был близок к славянскому, их надписи легко читаются. Например, надпись на надгробии «Лар ея целуа» — «гроб ее целую» [161]. Хотя отождествлять славян, индусов, венецианцев и т. д., разумеется, не стоит. Они всего лишь имели общие корни. Части разделившихся племен поселились в разных условиях, постепенно смешивались с соседями, меняли язык, обычаи и становились уже другими народами.

Но вернемся на территорию будущей России. Степную и лесостепную полосу в данную эпоху занимали две археологических культуры. В Поволжье и на Южном Урале — срубная, в Южной Сибири, на Алтае, в Забайкалье — андроновская. Срубная принадлежала киммерийцам, андроновская — скифам. Эти народы в истории человеческой цивилизации занимают особое место. Они открыли искусство верховой езды и первыми оседлали коня. Изобрели седла, уздечки, трензеля, позволявшие управлять лошадью. Новшество очень помогало скотоводам, всадники могли пасти большие стада, перегонять их на далекие расстояния. Но оно произвело революцию и в военном деле, появилась кавалерия.

В XIII в. до н. э. киммерийцы из-за Волги двинулись на запад и заняли Причерноморье. Их облик донесли до нас греческие изображения. На рисунках несутся во весь опор лихие всадники и рубят врагов. Они очень похожи на казаков — в папахах, одежде наподобие жупанов, подпоясанной кушаками. Только вместо сабель у них в руках длинные прямые мечи.

Киммерийцы были кельтским народом [38]. Точнее, они не были едиными, а представляли собой большую группу разнородных племен. Одни из них были скотоводческими, другие земледельческими. Среди них были и славянские или праславянские. Впрочем, четкого разделения между кельтами, славянами, германцами, еще не существовало. Разница в верованиях и в языках накопилась позже, а пока грань между племенами оставалась довольно условной. Например, у кельтов известны боги Луг и Тевтат. Но лужичане, считавшие своим предком Луга, стали славянами, а тевтоны, производившие себя от Тевтата — германцами.

Такие же мифологические родословные говорят, что киммерийцы находились в родстве с русичами. Ученые уже обратили внимание, что в древних легендах под именами «отцов-прародителей» фигурируют не отдельные персонажи, а целые народы. Поэтому считается достаточно строгим исследовать их происхождение на основании Ветхого Завета, греческих или восточных преданий [47, 89]. Так, Книга Бытия и Первая Книга Паралипоменон называют трех сыновей Ноя — Сим, Хам, Иафет. Они соответствуют трем расам, семитской, хамитской и арийской, она же индо-европейская. С иными расами древние евреи просто не сталкивались и не знали их. У Иафета перечисляются сыновья: Гомер, Магог, Мадай, Иаван, Фувал, Мешех и Тирас. Киммерийцев принято производить от Гомера, скифов от Магога, а предком русичей считали Тираса [103]. Арабское сочинение «Маджмал-ат-таварах» («Собрание историй») приводит другую легенду, она касается не всех, а лишь трех народов. В ней рассказывается, что Рус, Кимари и Хазар, прародители русов, киммерийцев и хазар, были «братьями от одних отца и матери». То есть, являлись близкими родичами, имели общие корни.

Культура киммерийцев была сходной с культурой других арийских племен. На Волге найдены остатки их крупных поселений. Иногда их протяженность достигает нескольких километров. Здесь строились большие бревенчатые дома сложной конструкции, многочисленные хозяйственные сооружения, в центре поселка устанавливался жертвенник. А в Причерноморье возникли киммерийские города, возводились мощные укрепления. Самые крупные из городов располагались в низовьях Дона и на Керченском полуострове. Этот полуостров был перекрыт оборонительными валами, и греки назвали Керченский пролив Боспором Киммерийским.

Но сохранилось и прежнее население, которое обитало в здешних местах до прихода киммерийцев — синды, тавры, ахеи, ализоны. Возможно, валы под Керчью понадобились как раз для того, чтобы прикрыть киммерийские города и селения от нападений тавров. Кому хочется отправиться в связанном виде к Деве и ее очаровательным жрицам? А прочие местные народы, судя по всему, признали над собой власть киммерийцев или установили с ними дружеские отношения. Завоевание не вызвало упадка хозяйства. Наоборот, оно процветало. Все так же ходили по морю корабли синдов. Ширилось земледелие на Днестре, Днепре, в Приазовье. О развитии скотоводства свидетельствуют размеры погребальных жертвоприношений, где убивались сотни голов быков, коней, овец. Киммерийцы были прекрасными металлургами и ремесленниками. Следы разработки их рудников и металлургического производства со шлаками и остатками плавки обнаружены в Донбассе возле г. Артемовска. Изготовлялось отличное оружие — длинные стальные мечи, наконечники стрел, копий. Наряду со сталью, использовались и бронзовые боевые топоры, наконечники [7, 141].

Но государство у киммерийцев было не одно. Как и другие кельтские народы, они жили отдельными племенными княжествами. Князья (греки называли их царями) получали власть по наследству, содержали дружины воинов. Важную роль играли старейшины, родовая аристократия. Каждое княжество было самостоятельным, иногда они действовали сообща, иногда воевали между собой. А объединяющим, общенародным началом, у них являлась религия. Жрецы регулировали межплеменные отношения, выступали судьями в спорных вопросах. Верования киммерийцев сохранили тесную связь с астрономическими наблюдениями, их главными святилищами оставались древние арийские «обсерватории». А неподалеку от Артемовска, от их «промышленного» центра, была найдена «каменная баба» с отверстиями и пазами, ориентированными на разные точки небесной сферы [75].

Сами эти «бабы» были частью погребальных сооружений. Киммерийцы хоронили князей под такими же курганами, как в ямной и катакомбной культурах: в основании устанавливали кромлех из камней с орнаментами и узорами, покойных укладывали в деревянном срубе, над ним насыпали шатер земли, облицованный деревянными плахами. Высота курганов достигала 15 м, а вершины венчали схематичные каменные фигуры. На них показывали лицо, руки, иногда они держат атрибуты власти: жезл, булаву, топор. Обычно фигуры представляют мужчин, но встречаются и изображения женщин [149]. Очевидно, это были правители, их жены.

Освоив Причерноморье, киммерийцы неоднократно вторгались во Фракию, на Кавказ, побеждали и облагали данью местные племена. Они развернули наступление и на запад. В период с XIII по XI вв. до н. э. на территории Словакии, Польши, Германии появляются киммерийские курганы, и из Восточной Европы вплоть до Балтики распространяется новая археологическая культура — лужицкая, она же венетская. Находки оружия свидетельствуют о жестоких войнах. А исследования антропологов показывают: в это время на Балтийском побережье поселился новый народ, с более узким лицом, чем прежние жители. Здесь осела часть киммерийцев, они известны под именем кимвров. А рядом с ними обосновались их союзники руги, предки русов. Совершались и другие походы, еще более далекие. Археологические находки, связанные с киммерийцами, встречаются во Франции. Одно из их племен попало в Британию, тут появились кимбры — предки уэльсцев.

Однако в VIII в. до н. э. к киммерийцам подкралась беда. Пришла она откуда не ждали. Далеко на востоке, у границ Китая, объединились несколько кочевых племен, образовался сильный и воинственный народ гуннов. Принялся создавать свое царство, покорял и теснил соседей. Они откатывались прочь, в свою очередь кого-то теснили. В стычках и сражениях, забурливших по степям, крепко досталось скифским племенам. Кстати, привычное нам слово «скиф» не совсем точно. Сами себя они называли «сак» или «ска». А «скиф» — либо множественное число от этого слова, либо искажение. Получая непрестанные удары, скифы пришли к выводу, что лучше уйти куда-нибудь подальше, поискать более спокойные и благодатные земли. Часть из них отступила в Среднюю Азию, другая направилась в Причерноморье.

Скифы говорили не на кельтских, а на иранских языках, и традиции их отличались от киммерийских. Они жили не разрозненными княжествами, а объединялись в большие племенные союзы во главе с царями. А в военном искусстве они не только не уступали киммерийцам, но и превзошли их. Скифское войско было прекрасно организовано. Всадников защищали шлемы, чешуйчатые металлические панцири. Деревянные щиты оковывались бронзой или железом. Воины имели по два меча, длинный и короткий (акинак). Вооружались и копьями, секирами. Но в первую очередь, скифы были непревзойденными стрелками. Засыпали врага стрелами, а уже потом громили в рукопашной. Они изобрели наконечник со втулкой, это повышало дальность и меткость стрельбы. Применяли и «свистящие» стрелы. В наконечнике делалось отверстие особой формы, и туча стрел, издающих в полете свист, вгоняла неприятеля в панику.

В общем, скифы были грозным противником. А у киммерийцев как раз перед их приходом заварилась крутая междоусобица. В битвах погибли их князья. После этого народ не рискнул сопротивляться полчищам, надвигающимся с востока. Он разделился. Некоторые племена перебрались за Дунай, во Фракию, и основали там царство треров. А некоторые по восточному берегу Черного моря двинулись в Закавказье. Но ушли не все. Плутарх писал, что Причерноморье покинула лишь часть киммерийцев, а основная масса осталась и смешалась со скифами [106]. Археология подтверждает, что земледельцы Поднепровья, Приазовья, Кубани никуда не уходили. Но и войны не было. Раскопки не обнаружили ни разгрома селений, ни пожаров. Люди просто подчинились новым властителям и продолжали жить по-прежнему [141].

Впрочем, и сама волна переселенцев, докатившаяся до Причерноморья, была многонациональной. Скифы составляли ее ядро, а к ним примыкали друзья, союзники. В их числе тоже были славяне. Память об этой дружбе потомки сохраняли почти две тысячи лет, и новгородцы даже считали скифов своими братьями. Летопись, составленная первым новгородским епископом Иоакимом, рассказывала: «Славен з братом Скифом, имея войны многие на востоце, идоша к западу, многие земли о Черном мори и на Дунае себе покориша… И от старшего брата прозвашася славяне. Славен князь и де к полунощи и град великий созда, во имя свое Словенск нарече. А Скиф остася у Понта и Меотиса (т. е. у Черного и Азовского морей ) в пустынех обитати, питаяся от скот и грабительства, и прозвася страна та Скифиа Великая».

6. СТРЕЛЫ СКИФОВ

Как мы видели, люди уже в незапамятные времена создавали цивилизации очень высокого уровня. В последующие эпохи многие мыслители, писатели, художники считали далекое прошлое утраченным «золотым веком» человечества, образцом красоты и совершенства. А учения каббалистов, масонов, розенкрейцеров, превозносят глубочайшую древнюю мудрость, ставят своей целью постижение неких высших истин, сокрытых в ней. Однако на самом деле преувеличивать эту мудрость не стоит. Да и идеализировать древность нет ни малейших оснований. Мир в ту пору был весьма суровым, и его нравы были далеки от «золотого века».

Приезжего из другой страны запросто могли убить — только из-за того, что он чужой, на него не распространялось покровительство «своих» богов, а значит, и законов. В Афинах по законам Дракона почти любое преступление каралось смертью. В Китае по законам династии Цинь обезглавливание считалось самым мягким наказанием. За более серьезные проступки казнь ужесточали, и к виновному добавляли его родных. Повсюду существовало рабство, хотя формы его у разных народов отличались. Иногда невольников включали в большую родовую семью, они признавались как бы младшими сородичами. Иногда они считались полной собственностью, хозяин распоряжался ими, как вещами, мог по своему усмотрению лишить жизни. Иногда покоренные народы становились «коллективными рабами» завоевателей, в Индии из таких составилось сословие неприкасаемых, в Спарте — илотов.

Архаичные обычаи многих народов в наше время способны шокировать. Например, в Египте, Мидии, Персии, не только допускались, но и предписывались браки между родными братьями и сестрами. Известны и фараоны, женатые на собственных дочерях. Почему же нельзя, если так поступали их божества? В основе языческих религий лежали культы плодородия, поэтому в них хватало откровенно животного. Практиковались ритуалы «священной свадьбы», где действующие лица изображали богов и богинь, торжественно повторяли их любовные случки. Были обряды, где участники выступали в голом виде. Нагишом исполнялись культовые танцы, священнодействовали жрицы этрусков, жрецы шумеров. В Спарте, Митилене, Сардах и ряде других греческих городов юноши и девушки без всяких фиговых листков маршировали в церемониальных шествиях.

Некоторые праздники в Греции, Фракии, Македонии, Малой Азии сопровождались повальными оргиями. Люди в плясках доходили до «священного» исступления и уже не владели собой, бесились и выделывали что угодно. А на Ближнем Востоке, в Вавилоне, Ассирии, одной из форм «богослужений» считалась ритуальная проституция. И простолюдинки, и знатные дамы специально ходили для этого в храмы богинь любви. Были и профессиональные жрицы, исполнявшие такие же функции, их положение было очень почетным, ими становились даже царские дочери [9]. В дополнение к обычным формам разврата человеческая фантазия изобретала противоестественные. Достаточно вспомнить, за что Господь уничтожил Содом и Гоморру. Но это были всего два города, а аналогичные обычаи процветали по всему Востоку. В Греции они стали считаться чуть ли не признаком хорошего тона. В сирийских и малоазиатских культах даже извращения признали «священными», во славу богов женщин заменяли жрецы.

Но древние верования были не только разнузданными, они были и жестокими. Человеческие жертвоприношения известны в истории почти всех народов — индусов, шумеров, этрусков, пеласгов, греков, кельтов, римлян, германцев, балтов, славян и др. [148] При похоронах вождей или знатных воинов вместе с ними приканчивали жену или наложницу, иногда слуг. Чтобы вымолить какие-нибудь блага, отблагодарить богов за успехи, резали рабов или пленных. Фракийцы периодически отправляли к богам «посланников», это считалось великой честью, за нее состязались лучшие из лучших. Греки-ахейцы ради победы в войне выбирали и клали на алтарь девушку из высшей знати [25]. В менее важных ситуациях обходились кем-нибудь попроще — сохранились надписи о рабах и рабынях, которых хозяева отдавали в храмы для умерщвления [114].

Позже жертвоприношения людей в Греции формально прекратились, но «неофициально» они все равно существовали. На празднествах Диониса вакханки ночью бегали по дорогам, тайно ловили и убивали мужчин. В Спарте каждый мальчишка обязан был убить раба-илота, лишь после этого его признавали мужчиной. А в Сирии, Финикии, Карфагене, жуткие обычаи никто и не думал отменять, люди там приносили в жертву собственных детей. Матери и отцы ничуть этим не возмущались, сами тащили отпрысков на смерть. Обряды были общими праздниками, а жертвенники-тофеты, где обрывались детские жизни, служили местами народных гуляний [47]. Традиция сирийцев и финикийцев показалась интересной и для их соседей, ее увлеченно переняли евреи. О ней неоднократно говорится в Ветхом Завете (3-я Кн. Царств, 16, 34; 4-я Кн. Царств, 17, 17; 17, 31; Иезекииль, 16, 20–21;) — «и устроили высоты Тофета в долине сыновей Еномовых, чтобы сожигать сыновей своих и дочерей в огне» (Иеремия, 7, 31).

Это было нормальным, обыденным. Но в жестоком древнем мире постоянно шли войны. Цари, республики, города боролись за лидерство, за господство над соседями. В VIII в. до н. э. самыми могущественными считались две державы. Изрядную часть Малой Азии и Закавказья подмяло под себя царство Урарту. Еще шире раскинулась Ассирия. Она покорила Месопотамию, Ближний Восток, Лидию (на юге Малой Азии), Мидию, Элам, Персию. Оба государство достигли весьма высокой для своего времени культуры, но вопросами морали себя абсолютно не утруждали, и в отношении завоеванных стран стоили друг друга.

Цари Урарту, чтобы предохраниться от восстаний, отсчитывали в присоединенных областях такую долю жителей, которую легко будет удерживать в повиновении, а «лишних» приказывали истребить. А ассирийцы полагали, что лучший способ властвовать над народами — парализовать их ужасом. Цари хвастливо описывали расправы над побежденными: «Я отсек головы воинам и сложил из них пирамиду перед городом. Я сжигал в огне юношей и девушек. Оставшихся в живых пленных я сажал на колья вокруг города, а остальным выкалывал глаза». Уцелевшее население обращали в рабство или депортировали подальше от родных мест, чтобы оно попало в чуждое окружение и не думало о сопротивлении [9].

Столица Ассирии Ниневия не зря названа в Библии «городом кровей». Ради пущего устрашения врагов и предупреждения тех, кто захочет взбунтоваться, стены и башни города покрывала кожа, содранная с пленников и пленниц. Ассирийцы могли себе это позволить — рабов было столько, что они ценились чрезвычайно дешево. Они служили разменной монетой, ими расплачивались за кувшин вина, за услуги садовника. А пленных царей владыки Ассирии впрягали в свои колесницы и держали в клетках у городских ворот. Ниневия поражала современников невиданной роскошью, в ней строились сказочные дворцы, храмы, собирались богатейшие библиотеки, произведения искусства. Славилась она и чудовищным развратом, хотя на Востоке трудно было кого-нибудь этим удивить.

Ведущие азиатские державы выглядели несокрушимыми. Но в 722 г. до н. э. в Закавказье вдруг появились переселенцы с севера — киммерийцы. Царь Урарту Руса I выступил на них с войсками. Однако в здешних странах еще не знали кавалерии, ударным ядром армий были колесницы. По сравнению с конницей они оказались неуклюжим и малоэффективным оружием. Киммерийцы наголову разнесли и порубили врагов, Руса I едва сумел сбежать с немногими приближенными. А пришельцы основали свое «царство Гимир» в районе нынешнего Синопа. До 711 г. до н. э. они продолжали клевать Урарту, и царство признало над собой власть киммерийцев. В 705 г. до н. э. они нанесли удар и по Ассирии. В разыгравшейся битве ее армия понесла сокрушительное поражение, погиб царь Саргон II. После этого киммерийцы завоевали Фригию, через Босфор к ним стали приходить сородичи, фракийские треры. Вместе совершали набеги на Лидию, на греческие города в Малой Азии.

Но вторжением киммерийцев неприятности азиатских властителей не ограничились. В 670-х гг. до н. э. к ним пожаловали еще одни «гости» с севера — скифы. Обустроившись в Причерноморье, они решили поискать, не получится ли завоевать более богатые и плодородные земли. Войско под предводительством царя Ишпакаи выступило на юг. Оно двигалось не тем путем, которым пришли киммерийцы, а по западному берегу Каспийского моря, и попало в пределы Мидии. В этой стране правил марионеточный царь, зависимый от Ассирии. Он попытался отразить скифов, но куда там! Разбили с ходу, и он бежал к своим хозяевам в Ниневию. На территории Азербайджана возникло скифское «царство Ишкуза».

Но появившиеся не пойми откуда бородатые всадники стали врагами далеко не для всех местных жителей. Напротив, для многих они оказались друзьями и освободителями. В грузинском языке само слово «гмири» — «киммериец», стало означать «герой», «богатырь». А в армянском языке такое же значение приобрело слово «ска» — «скиф». Мидийцев бегство их царя ничуть не огорчило. Скорее, обрадовало. Удрал ставленник чужеземцев, и скатертью дорога. Народ сбросил власть Ассирии и подчинился скифам. Это было куда лучше, чем владычество Ниневии. Ишпакаи сохранил Мидии полную самостоятельность, она лишь должна была платить небольшую дань.

А Ассирии пришлось совсем туго. С запада ее по-прежнему атаковали киммерийцы, с востока навалились скифы и мидийцы. После поражений зашаталась и пошла трещинами вся огромная держава. Подняли головы порабощенные страны, начали отделяться от ассирийцев. Но властители Ниневии были сильны не только войсками, они прекрасно владели искусством дипломатии. В одном из боев пал царь скифов Ишпакаи, и ассирийский государь Ассархадон вступил в переговоры с его наследником Прототием. Отдал ему в жены свою дочь, уступил Мидию и другие захваченные земли и заключил со скифами союз. Для Ассирии это стало спасением. Скифы помогли отбивать наскоки киммерийцев. Ассархадон и его сын Ашшурбанипал смогли высвободить силы, безжалостно покарали мятежи.

Но подданные уже почувствовали вкус свободы, бунты повторялись. Да и киммерийцы не угомонились. В 654 г. до н. э. они напали на вассала Ассирии, Лидию. Взяли штурмом ее столицу Сарды. Царь Гиг, оборонявший город, был убит. И случилось то же самое, что в Мидии. Лидия вышла из-под ассирийского владычества, перекинулась под власть киммерийцев. Одержав эту победу, лавины киммерийской конницы устремились дальше, прокатились по Сирии и Палестине. Египетскому фараону Псамметиху с большим трудом удалось остановить их. Спасло его лишь то, что киммерийцы в общем-то не собирались завоевывать Ближний Восток. Это был всего лишь большой набег. До Египта всадники добрались уже «на излете», перегруженные добычей. Когда встретили сопротивление, повернули назад.

А у скифов умер царь Прототий, его преемником стал Мадий, сын от ассирийской принцессы. Владыке Ассирии Ашшурбанипалу он приходился племянником. В 640-х гг. до н. э. родственники решили, что нужно раз и навсегда избавиться от досаждающих соседей. Ашшурбанипал отдал в подчинение Мадию свою армию, и скифы с ассирийцами развернули наступление на Малую Азию. В решающей битве с киммерийским царем Лагдамисом Мадий одержал блестящую победу. Погромили и союзников Лагдамиса, Урарту и Манну (в Западном Иране). Эти страны запросили пощады и признали зависимость от Ассирии. А «царство Гимир» прекратило существование. Киммерийцы отступили на запад Малоазиатского полуострова и ушли оттуда к своим сородичам во Фракию. Некоторые остались там, смешались с фракийскими племенами. А часть отправилась через всю Европу к другим сородичам — прибалтийским кимврам.

Но и торжество Ассирии было недолгим. Избалованная и разложившаяся знать Ниневии погрязла в интригах, строила заговоры. В 630 г. до н. э. она свергла Ашшурбанипала, возвела на престол его сына Син-шарру-ишкуна. На переворот немедленно отреагировали подвластные народы, увидев возможность освободиться. От Ассирии отпали Иудея, сирийские и палестинские княжества, восстал Вавилон и провозгласил собственного царя, Набопаласара. А Мидия за полвека под эгидой Скифии окрепла, усилилась. Теперь она сочла, что уже может вести самостоятельную политику. Заключила союз с Вавилоном и начала войну против Ассирии.

Сперва ассирийцам кое-как удавалось обороняться. Но энергичный и хитрый мидийский царь Киаксар реорганизовал армию, во многом перенял военные достижения скифов. В 623 г. он вместе с вавилонянами подступил к Ниневии. Спас город Мадий. Он остался верным союзническим обязательствам, явился на выручку со своей конницей и разметал осаждавших. С побежденными он обошелся куда мягче, чем это обычно делали ассирийцы. Киаксара оставил царем, только взыскал с него большую дань и заставил принести клятву, что впредь не будет своевольничать. А потом Мадий совершил поход на мятежный Ближний Восток.

В Ветхом Завете вторжения киммерийцев и скифов отразились пророчествами о нашествии Гога, Магога и Гомера «от пределов северных» (Иезек, 38; 2,3,6). Пророки указывали, что Господь руками чужеземцев карает евреев за их беззакония, повальный блуд, поклонение идолам, жертвоприношения детей. Среди северных народов, участвовавших в нашествиях, назван и «князь Рош» или «Рос», иудеи такой народ уже запомнили. Разорив Сирию и Иудею, скифы достигли Египта. Фараон Псамметих с Мадием предпочел вообще не воевать, откупился от него данью.

В это время скифы стали полными хозяевами в западной части Азии. Противостоять им не мог никто. Они определяли всю международную политику, от них зависел исход любой войны. На чьей стороне Мадий — тот мог чувствовать себя в безопасности. А тому, кто задел друзей Мадия, оставалось поскорее мириться и идти на уступки. Казалось бы, ассирийцы должны только радоваться и молиться на таких союзников. Ничуть не бывало! Син-шарру-ишкун был властителем недалеким, вздорным и завистливым. Его пугало могущество скифов. Раздражало, что великая Ассирия вынуждена подстраиваться под них. Он принялся сколачивать тайную коалицию, заключил против скифов соглашения с Египтом, Урарту, Манну.

Но об этих закулисных действиях пронюхали вавилоняне и мидийцы. Для них происки Син-шарру-ишкуна стали настоящим подарком. О них не преминули донести Мадию, представили доказательства. Конечно же, скифский царь был возмущен столь черной неблагодарностью — и перешел на сторону Киаксара и Набопаласара. Ассирийцев начали крушить совместными силами, пылали и рушились их города. В 612 г. до н. э. вавилоняне, мидийцы и скифы осадили Ниневию. Она отбивалась, но союзники применили хитрость. Выкопали рвы, отвели в них воду реки Хуцур и по высохшему руслу проникли в город.

Очевидец, пророк Наум, описывал: «Горе городу кровей! Весь он полон обмана и убийства; не прекращается в нем грабительство. Слышны хлопанье бича и стук крутящихся колес, ржание коня и грохот скачущей колесницы. Несется конница, сверкает меч и блестят копья; убитых множество и груды трупов; нет конца трупам, спотыкаются о трупы их» (Наум, 3, 1–3). Когда Син-шарру-ишкун узнал, что враг уже на улицах, он поджег дворец и погиб в пламени вместе с женами, детьми и прислугой. А с Ниневией бывшие подданные рассчитались сполна. Город с 300-тысячным населением стерли с лица земли. Кого не перебили, увели в плен.

Уничтожив Ниневию, Набополасар, Киаксар и Мадий договорились о разделе «ассирийского наследства». Мидии отошел Элам (южная часть Ирана), Вавилону — Ближний Восток, скифам — Урарту и Манну. Но ассирийцы еще пробовали сопротивляться. Их последний царь Ашшур-убаллит укрепился в городе Харране, вступил в альянс с Египтом, Ливией, Лидией. Из Харрана его быстро вышибли, а в 605 г. до н. э. на Евфрате под Кархемишем сошлись войска двух коалиций. Произошла одна из самых масштабных битв в древней истории. Фараон Нехо возглавил бесчисленную армию из египтян, ассирийцев, ливийцев, нубийцев, лидийцев и греческих наемников. А под командованием царевича Навуходоносора объединились вавилоняне и скифы. Разношерстные массы воинов фараона были раздавлены и рассеяны, устлали окрестности десятками тысяч трупов.

Навуходоносор вскоре стал царем Вавилона. Скифы, согласно договору, помогали ему прибрать к рукам Ближний Восток. О них писал пророк Иеремия: «Вот, идет народ от земли северной, и народ великий поднимается от краев земли. Держат в руках лук и копье; они жестоки и немилосердны, голос их шумит, как море, и несутся на конях, выстроены, как один человек, чтобы сразиться с тобой, дочь Сиона» (Иер. 6, 22–23). Навуходоносор овладел Сирией, Финикией, после осады взял город Аскалон. В нем располагался храм Астарты, очень почитаемый во всем древнем мире. Он накопил колоссальные богатства — сюда ехали поклониться из разных стран Азии, Африки, Средиземноморья. Астарта была как раз из тех богинь, которым «служили» собственным телом, и жрицы, паломницы, добросовестно торговали собой, их «заработки» щедро питали казну. Вавилоняне храм уважали и не тронули, но скифы не признали, что подобное заведение может быть святыней, и разграбили его подчистую.

Иудея не осмелилась защищаться, обязалась платить Вавилону дань. Но через три года она изменила, понадеялась на помощь Египта. Расплата не заставила себя ждать, в 597 г. до н. э. Навуходоносор явился к евреям с большой армией и скифской конницей. Перепуганный иудейский царь Иоаким встретил его с богатыми дарами, но Навуходоносор ему больше не верил и велел умертвить вместе со всеми приближенными. Да и вообще Иудее он не доверял, не сразу определился, как поступить с ней. Назначил было царем Иезекию, потом передумал. 11 тыс. семей еврейской знати, мастеров, ремесленников и самого Иезекию угнал в «вавилонское пленение», конфисковал их состояния, вывез сокровища Иерусалимского храма.

Но прошло совсем немного времени, и в голову Навуходоносора полезли такие же мысли, как перед этим ассирийскому царю. А не слишком ли сильны его скифские друзья? Друзья-то друзья, но и помеха. Приходится считаться с ними, делить власть над Азией. Навуходоносор начал сговариваться против скифов с соседними государями. Об этом стало известно. А скифы понятие чести ставили очень высоко. Узнав о подлых замыслах, они рассердились не на шутку. Их отряды ворвались во владения Навуходоносора, появились возле Вавилона, осыпая его стены свистящими стрелами. Вавилоняне даже не пытались выйти на бой, в панике попрятались по крепостям [9].

В общем, история повторялась. Но в этот раз она приняла иной оборот. Для войны с Навуходоносором скифы позвали других своих союзников, мидийцев. А их царь Киаксар предпочел исподтишка найти общий язык с Вавилоном. Он сделал вид, будто готов выступить в поход, в 595 г. до н. э. собрал армию и пригласил скифских вождей на совещание. Устроил пир, а когда гости как следует выпили, дал команду перерезать их. Войско скифов было обезглавлено, и мидийцы внезапно обрушились на него, громя и избивая воинов.

Вавилон избавился от опасности. Но Киаксар, разумеется, заботился не о нем, а о себе. В награду за предательство Навуходоносор согласился отдать ему скифскую долю «ассирийского наследства», Урарту и Манну. Под властью скифов эти царства сохраняли почти полную самостоятельность и жили очень даже неплохо. Киаксар захватил их, разрушил до основания урартскую столицу Тушпу (Ван) и другие города — причем раскопки установили, что их обороняли скифские гарнизоны. Оба царства были ликвидированы, превращены в мидийские провинции.

Так завершилась 80-летняя эпопея скифов в странах Азии. Те, кто уцелел, отправились обратно в Причерноморье. С ними ушла и часть местных жителей, сдружившихся с пришельцами. А много веков спустя археологи находят в скифских курганах память о былых походах и победах — вавилонские, ассирийские, египетские, палестинские трофеи. Например, на Кубани возле станицы Келермесской обнаружен великолепный ассирийский меч в золотых ножнах. Ученые не исключают, что он принадлежал самому Ашшурбанипалу.

7. КТО НАСЕЛЯЛ ВЕЛИКУЮ СКИФИЮ?

В VII в. до н. э. скифы установили тесные связи не только с народами Востока, но и с греками. По соглашению со скифскими царями на берегах Черного моря возникли эллинские колонии. В 657 г. до н. э. была построена Истрия в устье Дуная, в 645–640 г. до н. э. Борисфенида в устье Днепра. А дальше колонии стали плодиться одна за другой — Ольвия у Южного Буга, Тирас на Днестре, Офиусса, Никоний, Одесс, Пантикапей, Феодосия, Китей, Нимфей, Херсонес, Фасис, Мирмекей, Фиска, Диоскуриада и др. Видимо, контакты с греками завязались во время пребывания скифов в Азии. Большинство колоний основали выходцы из города Милета, а он был союзником Мадия в войне против киммерийцев.

От греков до нас дошло довольно много сведений о Скифии. Подробное ее описание составил Геродот, посетивший Причерноморье в V в. до н. э. Он рассказал, что по Днестру, Пруту и Серету жил народ агатирсов, в низовьях Южного Буга — ализоны, выше по этой реке и на правобережье Днепра — «скифы-пахари», в Поднепровье — «скифы-земледельцы», в степях Таврии кочевали «скифы-пастухи», а севернее, от Днепровских порогов до Дона, и в Крыму — «царские скифы». По берегам Азовского моря обитали оседлые племена, греки обобщенно называли их «меотами». Где-то восточнее жили меланхлены, «племя иное, не скифское».

На севере от степей, в лесах, Геродот называет будинов, «все они очень светлоглазые и рыжие». Вместе с ними, по соседству, проживали два пришлых народа — гелоны, построившие большой деревянный город Гелон, и невры или небры, переселившиеся откуда-то с запада. Вверх по Днепру, на северо-запад, лежала «обширная пустыня» (т. е. безлюдные места), а за ней жили «андрофаги, народ особенный, вовсе не скифский». На северо-востоке тоже находилась «пустыня на протяжении семи дней пути». «А за пустыней, больше в восточном направлении, живут тиссагеты, народ особый и многолюдный… В смешении с ними, в тех же местах, живет народ йирков…» Еще восточнее обитали «особые скифы», которые после походов в Азию отделились от «царственных скифов» [27].

Чтобы разобраться в этой картине, надо учитывать, что греки передавали названия в собственной транскрипции, часто искажали. И можно смело утверждать, что в Скифии уже жили славянские племена. Например, в тех же местах, где упоминаются агатирсы, впоследствии жили тиверцы, а на месте ализонов — уличи. Мы видим явное сходство этнонимов. Почему же самих скифов Геродот разделил на четыре части? Разумеется, нетрудно было бы отличить земледельцев от кочевников. Но почему одно племя названо «земледельцами», а другое «пахарями»? А кочевым скотоводством занимались не только «пастухи», но и «царские скифы». Ответ на данный вопрос оказывается неожиданным, но на самом деле он лежит на поверхности.

Обозначения племен — это и есть их назания. Геродот всего лишь попытался дать их в буквальном переводе. «Пахари» — очевидно, арии. Слово «арий», «оратай», как раз и означало «пахарь». А «земледельцы» — конечно же, поляне. Геродот перевел это слово по смыслу. И жили они по Днепру, где позже обитали поляне. «Скифы-пастухи» — скорее всего, хазары. Слово «козар» в древнеарийских языках означало «пастух». Ну а «настоящими» скифами являлись «царские скифы», занимавшие господствующее положение в Причерноморье. В названиях «пахарей», «земледельцев», «пастухов» слово «скиф» означало не национальную принадлежность, а государственную, эти четыре народа входили в скифский союз. Только они имели единого царя, а остальные племена, перечисленные Геродотом, подчинялись собственным князьям (в греческих источниках — «царям»).

«Меланхлены» — не этноним, а прозвище, в переводе с греческого «черные плащи». По-видимому, это обозначение народов Северного Кавказа, а «черные плащи» — их бурки. Узнать «очень светлоглазых» будинов, населявших леса, не так уж трудно. Это чудины, «чудь белоглазая», финские племена. Мы видим красноречивое доказательство, что Геродот действительно слышал славянские выражения и пытался их переводить и истолковывать по-своему. А буквы и звука «ч» в греческом языке нет, вот и превратились чудины в будинов.

Гелоны — это галинды, хорошо известное балтское племя. ВI тысячелетии до н. э. оно расселилось с Немана на восток. Относительно огромного деревянного города Гелона археологи полагают, что это Вельское городище в Полтавской обл. Оно было построено в IX–VIII вв. до н. э., в конце киммерийской или начале скифской эпохи, и имеет колоссальные размеры, периметр его валов достигает почти 30 км, а площадь — 4400 га. Здесь найдены остатки деревянных домов, мастерских, загонов для скота.

Небры, судя по всему, были славянами. В последующее времена славяне нередко именовали себя по рекам, где они селились. А этноним небров соответствует славянскому названию Днепра — Непра. Геродот пишет, что у них существовал какой-то культ волка, и каждый из небров раз в году «становится на несколько дней волком». Такой культ у славян известен. Небры, как и их соседи-гелоны, пришли с запада. В тех местах, откуда они переселились, на Карпатах, в верховьях Немана и Буга, существовало племя, которое так и называлось, вильцы (волки) или лютичи («лютый» — синоним волка). А в XVI в. об этих краях записали аналогичную легенду: что местные жители раз в год, на Рождество, на 12 дней превращаются в волков и рыщут по полям, хотя на людей не нападают.

На северо-запад от Днепра, за «обширной пустыней», как уже отмечалось, жили «андрофаги». В переводе с греческого — людоеды. Но никаких следов каннибализма археологами на территории нашей страны не выявлено. Впрочем, и в этом случае разгадка проста. Геродот опять попытался перевести по смыслу славянское слово — самоеды. Самодийские племена, предки ненцев, лопарей. В скифскую эпоху они жили не только в тундрах, а населяли весь Северо-Запад нынешней России, территорию Новгородской, Псковской, Ленинградской областей, Карелию. „

С йирками, обитавшими к северо-востоку от Поднепровья, исследователи связывают Дьяковскую археологическую культуру (названную по Дьяковскому городищу в черте Москвы). Этноним у Геродота искажен, другие античные авторы передают его несколько иначе — урги или уроги. Это угорские племена. Они населяли Московскую, часть Ярославской, Тульской, Калужской, Тверской областей, об этом говорят и названия здешних рек — Угра, Угричка, Угрета и др. Славяне называли их берендеями, отсюда и царь-Берендей русских сказок.

А тиссагеты — народ, создавший Городецкую культуру, которая распространялась по Оке до Средней Волги. Археологами обнаружены остатки многих городищ, небольших, но сильно укрепленных. Расшифровать значение слова «тиссагеты» пока не удалось. По сходству материальных культур их обычно относят к финнам или балтам. Очень четко удалось локализовать и «особых скифов». С сообщением Геродота однозначно увязывается ананьинская археологическая культура на Средней Волге, Каме и Вятке. Находки подтверждают, что сюда действительно пришла часть скифов и смешалась с коренным монголоидным населением [102].

Греки традиционно считали скифов «варварами», но принимать это за чистую монету не стоит — они причисляли к «варварам» всех не-греков (в том числе римлян, пока те не стали хозяевами их страны). А причин, по которым скифов объявляли «варварами», на самом деле было три, их неоднократно приводят эллинские ученые и писатели. Первая — скифы пьют вино неразбавленным, вторая — носят штаны, третья — ездят верхом [126]. Можно ли считать это признаками «варварства», оставляю на суд читателя. Но греки были убеждены — и то, и другое, и третье весьма некультурно и вредно для здоровья.

Правда, некоторые обычаи скифов нам с вами показались бы отталкивающими. На похоронах царя умерщвляли одну из наложниц, 4–5 слуг. Геродот описывал, что воин пил кровь первого убитого им врага, что с побежденных неприятелей снимались скальпы и использовались в качестве утиральников, из черепов самых знатных врагов изготовлялись чаши. У скифов было принято многоженство, у агатирсов существовали групповые браки. Все мужчины рода считались супругами женщин, взятых из другого рода. А принадлежность к роду обозначалась татуировками, которыми агатирсы разрисовывали тела.

Но уже было показано, что человеческая мораль в ту эпоху была совершенно иной. Экзотические, в том числе жестокие, традиции бытовали у всех древних народов. И если греки осуждали скифские штаны, верховую езду, то и у скифов многие обычаи эллинов вызывали отвращение — модный у них гомосексуализм, религиозные культы с изуверством и разнузданными оргиями, лживость, вероломство. Сами скифы извращений не знали, а коварство и предательство презирали. Лукиан Самосатский писал, что они «являются более верными друзьями, чем эллины», «ничего не признают выше дружбы, каждый скиф сочтет наиболее достойным разделить с другом его труды и опасности», у них «считается самой тяжкой обидой, если тебя назовут изменником дружбы» [126].

Если же брать не субъективные, а объективные оценки, то исследователи выделяют в Европе I тысячелетия до н. э. три очага высокой культуры — греко-римский, кельтский и скифский [21]. Народы Скифии достигли значительных успехов в земледелии, хлеб отсюда пошел на экспорт. Именно ради этого на Черном море возникли греческие колонии: здешним зерном кормилась вся Эллада. Геродот писал, что у скифов нет городов, но сам же противоречил себе — назвал Гелон, «киммерийский город Портмен» на Дону, крупный торговый центр Кремны на Азовском море. В действительности городов было гораздо больше, просто скифы не пускали греков в глубь страны и помалкивали перед чужеземцами о ее центрах.

Археологами выявлены Пастырское, Матронинское, Немировское городища, представлявшие собой большие и мощные крепости. Целый ряд крепостей стоял на Десне, семь укрепленных городов обнаружены под Воронежем — они составляли единую систему, прикрывавшую северные рубежи Скифии. На Кубани найдено Елизаветинское городище. «Киммерийский Портмен» на Дону — Елизаветовское городище. Раскопки установили, что это был весьма значительный город, центр ремесла и торговли. А столицей Скифии являлось Каменское городище в Запорожской области. Этот город был огромным, его площадь составляла 12 кв. км. Его окружали высокие валы, кирпичные стены. Внутри существовал еще один обвод, укрепленный кремль. В нем стояли богатые каменные дома знати. А рядом располагались базары, кварталы ремесленников с многочисленными мастерскими — литейными, кузнечными, оружейными, ювелирными, гончарными, ткацкими.

Скифы были умелыми ремесленниками. Они изготовляли не только первоклассное оружие, но и изумительные украшения из золота и бронзы в «зверином стиле». Греческие ювелиры, подстраиваясь ко вкусам заказчиков, тоже стали подражать «звериному стилю», но скифского мастерства достичь не смогли, специалисты сразу определяют подделку. Для кочевого скотоводства строились удобные многоколесные кибитки, состоявшие из нескольких отделений-комнат. Археологи находят отличную керамику, изящные металлические вазы, образцы вышивки. Скифы выделывали тонкие ткани, красивые ковры и покрывала.

Шить и кроить они умели куда лучше греков, наряд которых состоял из сандалий и хитона на голом теле — куска ткани, сшитого на живую нитку. Скифы же носили рубахи, кафтаны, штаны, шапки типа малахая, низкие сапоги со шнуровкой. Женщины наряжались в вышитые рубахи с пояском, просторные платья наподобие сарафанов, плащи с меховой опушкой. Голову украшали бронзовыми венчиками, кокошниками. Несмотря на многоженство, скифские дамы пользовались большой свободой и значительными правами. На национальном празднике «сакея» мужчины и женщины пировали вместе, наравне участвовали в поединках и прочих состязаниях. Жены скифских царей играли заметную роль в политической жизни, а иногда управляли государством, были регентшами при малолетних детях.

Скифянки любили выглядеть привлекательно. Найденные изображения показывают, что они делали себе пышные и затейливые прически. Обнаружены золотые и серебряные флаконы для духов, затейливые гребни, серьги, дорогие привозные вещи — средиземноморские ожерелья, египетские бусы, платья из тончайшего китайского шелка. Жительницы Скифии хорошо знали косметику, использовали технику наложения масок не только на лицо, но и на все тело. Геродот сообщал: «Их женщины растирают на шероховатом камне куски кипариса, кедра и ладанного дерева, добавляя воду, и этой перетертой густой массой натирают все тело и лицо. От этого они приобретают аромат. А на следующий день, сняв пластырь, они одновременно становятся чистыми и блестящими». Как земледельцы, так и кочевники Скифии были весьма чистоплотными, и тот же Геродот оставил первое в истории описание парной бани, рассказывал, что «скифы, наслаждаясь парильней, вопят». Кстати, греки в то время бань еще не знали и мылись редко.

Скифия поддерживала регулярные связи со странами Закавказья, Средней Азии. Важнейшим центром международной торговли было княжество «особых скифов» на Каме и Вятке. Тут тоже существовали города — Конецгорское, Пижемское городища и др., было развито ремесло, металлургия. Но в первую очередь, местные жители были купцами-путешественниками, на могилах их вождей и знати устанавливались каменные ладьи. Характерные находки изделий «особых скифов» свидетельствуют, что они вели торговлю с очень отдаленными районами Севера вплоть до Финляндии и Скандинавии, с Сибирью. Скупали пушнину и перепродавали ее в Причерноморскую Скифию, в греческие колонии, в порты Каспийского моря [40, 107].

Современники считали скифов очень умными людьми, с развитым чувством юмора. О метких афоризмах в Греции ходила пословица — «говорить, как скиф». А Лукиан Самосатский приходил к выводу: «Скифы превосходили других убедительностью красноречия». Многие выходцы с севера, попадавшие в Средиземноморье, прославились своей мудростью. Одним из них стал жрец Абарис, поразивший обширными знаниями Пифагора и сумевший остановить смертоносную эпидемию. Великими мудрецами считались скифский царевич Анахарсис, царь Атей, философы Бион и Сфер — оба «борисфениты», родом из Поднепровья [25].

У народов Скифии была своя медицина. Они умели производить хирургические операции, знали основы рефлексотерапии, лечили болезни точечным прижиганием, античные медики сообщали о «скифских травах», помогающих от астмы и еще ряда недугов [126]. Существовала и письменность на основе греческого алфавита. Сохранились упоминания о письмах скифских царей, о скифских стихах. Дошли до нас и отдельные надписи. Например, на золотой пластинке с изображениями животных в скифском «зверином стиле» обнаружена подпись мастера — «Поранко». Ремесленник, носивший славянское имя, был грамотным!

Скифы исповедовали митраизм, почитали супружескую пару — бога неба, которого звали Папай («отец»), и богиню земли Апи. Их сыном был бог войны, ему поклонялись в образе старинного меча. Остальные божества считались второстепенными: Гайтосир, Аргимпаса, Табити, Тагимасад. Сохранялась и преемственность с «астрономическими» культами древних ариев — это подтверждает курган Аржан с «обсерваторией» диаметром 110 м., построенной по тому же принципу, что Аркаим или Стоунхэндж.

Государственность имела довольно сложные и развитые формы. Скифия делилась на области, куда царь назначал правителей. Эсхил и Лукиан Самосатский писали, что скифы «пользуются хорошими законами». Правда, Геродот указывал, что царские скифы «прочих скифов почитают своими рабами», но слово «раб» в данном случае неточно. Просто у греков не существовало иной терминологии, и они относили понятие «раб» к любой форме зависимости. А к народам Скифии, правильнее применить определение «вассалы» или «подданные». Они всего лишь платили налог (как сообщал Страбон, весьма умеренный), и получали за это защиту от внешних врагов.

Факты показывают, что славяне были в составе Скифии вовсе не подневольными племенами. Их селения на Днепре и Буге не имели укреплений. Они не опасались налетов из степи, чувствовали себя в безопасности. В этих селениях во множестве находят греческие монеты и товары, у славян оставались изрядные избытки продукции, которыми они выгодно торговали. Часто здесь попадаются и бронзовые сосуды, другие трофеи из Закавказья и с Ближнего Востока. То есть, местные жители участвовали в скифских походах в качестве полноправных воинов, делили добычу наравне со скифами.

Между прочим, Геродот передает любопытную легенду — когда скифы воевали в Азии, их жены сошлись с рабами. По возвращении мужей рабы пытались противостоять им с оружием в руках. Но скифы догадались выйти против них не с оружием, а с бичами, и рабы, привычно оробев, сразу разбежались. Эту же самую легенду, но уже в XVI в., записали в России Герберштейн и Флетчер, только в длительном походе находились не скифы, а новгородцы, осаждавшие Херсонес. Мы еще раз видим, что предки новгородцев, сохранивших это предание, когда-то находились в дружбе и родстве со скифами. А скифы умели ценить друзей. В противном случае разве смогла бы их многонациональная держава просуществовать 500 лет?

8. ПЕРСИДСКОЕ НАШЕСТВИЕ

Из античных источников до нас дошли некоторые сведения об истории Скифии, хотя они фрагментарны, отражают лишь отдельные события и фигуры. Геродот называет легендарного первого царя скифов Колаксая, которому достались священные реликвии, якобы упавшие с неба — золотые плуг, ярмо, секира и чаша. Очевидно, они соответствовали четырем народам, объединившимся в союз: царским скифам, скифам-пахарям, земледельцам и пастухам. А люди, принадлежавшие к этому союзу, стали называть себя в честь его создателя: сколоты (от слова «ска» — скиф, и имени Кола, а приставка «Кола-ксай» означает «вождь», «царь»). Известно и о царе Арианте. После переселения в Причерноморье он произвел исчисление своих подданных, для чего приказал каждому воину принести наконечник стрелы.

А в начале VI в. до н. э., после возвращения из Азии, Скифией правил Ариапит. Он вел активную внешнюю политику, налаживал отношения с соседями, в том числе через брачные союзы. Одна его жена была дочерью фракийского царя Терея, другая — царя агатирсов Спаргапита, третья — гречанкой из Истрии. Но результаты стали плачевными. Принцесса агатирсов, покрытая татуировками, была не столько нежной супругой, сколько агентом своего отца. Тесть выбрал удобный момент и коварно убил Ариапита, попытался с помощью дочери и ее сторонников захватить скифский престол. Но основная часть скифов выступила против него. Спаргапита разбили и провозгласили царем малолетнего Скила, сына Ариапита от гречанки.

Мать воспитывала его в эллинском духе. Когда Скил вырос, он повадился ездить в греческую Борисфениду. Отгрохал себе в этом городе мраморный дворец, украшенный сфинксами и грифонами, завел там жену, подолгу жил. Преклонялся перед культурой эллинов, одевался в их одежду, приносил жертвы в их храмах, заявлял, что их образ жизни для него милее родных обычаев. Но чему у скифов полезно было бы поучиться, так это верности национальным традициям. Они прекрасно понимали, какую опасность несет для народа и государства увлечение чужеземщиной. Когда узнали, что на празднествах в честь Диониса их царь прыгал и бесился в шествии полуголых вакхантов и вакханок, вся страна восстала. Власть передали Октомасаду, сыну Ариапита от фракиянки. Скил удрал во Фракию. Но фракийский царь не желал войны и после переговоров выдал его родственнику Октомасаду, Скил был убит.

Впрочем, в VI в. до н. э. мало кого интересовало, что происходит в Скифии. Судьбы мира по-прежнему решались в Азии. После изгнания скифов Мидия, Вавилон, Лидия и Египет схлестнулись в драках за передел сфер влияния. Но выигрыш достался не им. Среди подданных Мидии были персы. В 553 г. до н. э. они восстали, избрав царем Кира. Персы были спаяны зороастрийской религией, жесткой дисциплиной — за малейшее неповиновение царю или неявку на службу полагалась смерть. Кир одолел мидийцев, захватывал страну за страной. Вавилон забил тревогу, начал собирать антиперсидский союз с Египтом, Лидией, греческой Спартой.

Не осталась в стороне и Скифия. В ней в это время властвовал Савлий, правнук Ариапита. Он направил за границу с дипломатической миссией своего брата Анахарсиса — разведать обстановку, провести переговоры. Анахарсис побывал в Спарте и других греческих государствах, встречался с царем Лидии Крезом. Среди эллинов он произвел настоящую сенсацию. Знаменитые философы восхищались его умом, его речи записывались, высказывания превращались в афоризмы. Его включили в число «семи мудрецов» — семерку самых выдающихся мыслителей, известных грекам [25].

Но закончилась поездка трагически. В Малой Азии существовал страшный культ «матери богов» Кибелы. На ночные празднества на горе Ида стекалось множество людей. Фанатики посвящали себя богине, из девушек-доброволиц заранее выбирали жертву и торжественно потрошили ее, добровольцы-мужчины оскопляли себя. Прочие участники в ходе церемонии доходили до экстаза, хлестались колючими ветками, наносили себе раны, увечья, и вся толпа перемешивалась в общей безумной оргии. Может показаться удивительным, но к этому культу тянулись и греческие интеллектуалы, видели в диких обрядах ключ к постижению некой высшей мудрости, недоступной простым смертным. Анахарсис, общаясь с философами, заразился их увлечением. Вернувшись на родину, он устроил тайное святилище в Гилее — в густых лесах низовий Днепра, начал вовлекать скифов в ритуалы «матери богов» [27]. Но когда известия об этом дошли до царя, Савлий самолично застрелил брата из лука.

Миссия Анахарсиса не дала и практических результатов. Антиперсидская коалиция так и не сформировалась, Кир бил противников по очереди. В 546 г. до н. э. сокрушил Лидию, присоединил Малую Азию, следом пал Вавилон. Завоеванные страны облагались высокой данью. Например, Вавилония и Ассирия должны были ежегодно поставлять 1 тыс. талантов серебра (30,3 т) и 500 мальчиков-евнухов. Но персам требовалась верная опора среди подвластных народов. Кир обратил внимание на евреев. Напомню, Навуходоносор угнал большую партию в 597 г. до н. э., а потом Иудея вторично изменила, в 586 г. до н. э. Иерусалим был разрушен, и в Вавилоне добавились новые пленные [9]. Теперь Кир обласкал их, даровал большие привилегии, разрешил восстановить Иерусалим и храм Соломона. Но в Иудею вернулись не все евреи. На чужбине они уже обзавелись хозяйствами, торговали. Да и храм был нужен не всем. Вавилон славился магами, чародеями, часть евреев увлеклась их учениями. Кир стал формировать из них свою администрацию, раздавал имущество казненных врагов. Отношения евреев с коренным населением были далеко не дружескими — значит, не изменят.

Обеспечив таким образом тыл, персы двинулись к новым завоеваниям. В 530 г. до н. э. Кир вторгся в Среднюю Азию. Здесь жили родственные скифам массагеты и правила мудрая царица Томирида. Она указала персам, что причин для войны нет, каждый может спокойно жить в своих владениях. Но Кир высокомерно потребовал от нее покориться и стать его женой — то бишь, одной из многочисленных обитательниц гарема. Томириду такая участь для нее и ее страны, естественно, не устроила. Она снарядила войско во главе со своим сыном. Кир легко обманул противника. Выслал небольшой отряд с обозом вина и еды. Массагеты захватили его, напились и были вырезаны. Но после этого разгневанная царица подняла все силы и явилась на поле брани сама. Персов разгромили. А голову убитого Кира Томирида велела бросить в бурдюк с кровью, сказав: «Ты всегда жаждал крови, так напейся же ею».

Смерть царя вызвала в Персии раздрай и смуты, верх в них одержал царь Дарий. Восстания он усмирил. Мятежников тысячами сажал на кол. Восстановил армию, реорганизовал систему управления. Укрепив державу, персы снова зашагали от победы к победе. Они поглотили все страны от Египта до Индии. Большинство греческих городов-государств без войны согласились признать себя подданными Дария. Он уже видел себя властителем мира. Но оставались непокоренными северные страны. Печальный опыт Кира Дарий учел, от наступления на Среднюю Азию воздержался. Он принялся готовить большой поход на Балканы и в Скифию.

Для этого он мобилизовал войска всех подвластных народов, греки предоставили флот. Геродот писал, что собралось 700 тыс. воинов и 600 кораблей. Наверняка эти цифры преувеличены, но ясно, что Дарий повел на север невиданные полчища. Чтобы переправить их из Азии в Европу, греческий инженер Мандрокл построил через Босфор мост из кораблей, сцепленных друг с другом. А возле пролива воздвигли две мраморных стелы с длинным перечнем народов, выступивших в поход: персы, мидийцы, вавилоняне, сирийцы, финикийцы, лидийцы, фригийцы, египтяне…

Во Фракии многие племена не рискнули сражаться против накатившейся на них лавины. Вожди приходили к Дарию и отдавались под его власть. А тех, кто пытался обороняться, быстро сломили. Ополчение фракийцев царь тоже присоединил к своей армии. Греческий флот подошел к Дунаю, опять был наведен мост из кораблей, и в 510 г. до н. э. персы вступили в Скифию.

Но тут они попали в совершенно иные условия. Скифы о нашествии узнали заранее, как следует подготовились. Эвакуировали на север, в славянские леса, свои стада, жен и детей. А войско возглавили царь Идантирс и царевичи Скопасис и Таксакис. Боя они не приняли, начали отступать от персов. Далеко не отрывались, но и догнать себя не позволяли, двигались на один день впереди неприятелей. Увели их за собой от побережья, от греческих городов, где Дарий мог бы пополнить запасы продовольствия, и заманили в глубины степей. Скифы сжигали траву, засыпали колодцы. А когда персы начинали голодать и сомневаться, не повернуть ли назад, их подпитывали надеждой, что они вот-вот нагонят скифов. Оставляли стадо скота, позволяли захватить его — и враги, приободрившись, шли дальше. Но и в покое их не оставляли, нападали по ночам на отряды охранения, обстреливали.

Дарий негодовал, злился, слал Идантирсу письма, требовал не убегать, а сражаться или выразить покорность. Царь скифов насмешливо отвечал, что он не убегает, а кочует, как привык кочевать, и прислал «подарок» из птицы, мыши, лягушки и пяти стрел. При правильной расшифровке это означало: «Если вы не скроетесь в небо, как птицы, или в землю, как мыши, или в воду, как лягушки, то все погибнете от наших стрел». Наконец, Дарий осознал, что забрался слишком далеко. Он остановился и решил закрепить за собой «завоеванную» землю, построить укрепления. Но вскоре понял, что сделать этого не получится. Скифы уже не скрывались, против персов маячило все их войско, массы пехоты и конницы.

Генерального сражения не было, скифы к нему не стремились. Они знали, что поставили врага в безвыходное положение. И когда Дарий повернул армию обратно, на нее обрушились со всех сторон, истребляя и налетая днем и ночью. А конный корпус Скопасиса ринулся наперерез к Дунаю. Там ожидали Дария греки с кораблями. Скифы посоветовали им разрушить переправу и тем самым избавиться от владычества персов. Но эллины схитрили, развели только часть моста. А Скопасис повернул навстречу Дарию, беря его в кольцо.

Правда, скифы ошиблись. Они рассуждали с точки зрения собственной логики — враги должны отступать по местам, где сохранились трава и вода. Но у Дария логика была другая. Не считаясь с потерями людей и падежом коней, он шел по старым следам. Здесь все было выжжено и вытоптано, зато нельзя было заблудиться. Из-за этого он смог вырваться. Вблизи Дуная он отвлек преследование, бросил в лагере 80 тыс. воинов, а сам с личной гвардией ночью бежал к переправе. Греки быстро навели мост, и царь улизнул. По данному поводу у скифов родилась пословица: «Если эллины — свободные люди, то нет людей их трусливее; если эллины рабы — то нет рабов их преданнее».

Закончилась война полным триумфом скифов — преследуя остатки неприятеля, они двинулись через Дунай и дошли до Дарданелл. Хотели наступать и на саму Персию. Для этого направили посольство в Спарту, чтобы ударить вместе. Но тут уж помешала случайность. Переговоры сопровождались пирами, а пить скифы умели куда круче греков. Спартанский царь Клеомен свалился в белой горячке, и союз не состоялся. Тем не менее, разгром Дария в Скифии оказал решающее влияние на весь ход дальнейшей истории. Престиж Персии был подорван, в ней заполыхали восстания. Изменились и настроения греческих государств, они отложились от Дария. Впоследствии греки приписали себе главную заслугу в спасении мира от персидской агрессии, в учебники истории вошли битвы при Марафоне, Фермопилах, Саламине, Платеях. Но войска, которые посылали на Грецию Дарий и его сын Ксеркс, были уже совсем не теми армиями, когда-то крушившими державу за державой. Весь цвет лучших персидских воинов навеки остался в скифских степях…

9. КОГО НЕ ПОБЕДИЛ АЛЕКСАНДР МАКЕДОНСКИЙ?

Археология показывает, что скифы совершали какие-то походы на запад, их погребения обнаружены на Балтике, на Одере, в Венгрии. А в IV в. до н. э. Скифия достигла своего наивысшего могущества. Царствовал в ней Атей, весьма незаурядная личность — талантливый правитель, умелый полководец, заботливый отец своего народа. Он победил и привел под свою власть агатирсов, подчинил и обложил данью северных соседей Скифии, племена Кавказа. Атей покорил и греческие города Причерноморья, они стали скифскими вассалами. Будучи уже 90-летним стариком, царь сам ухаживал за конем, лично водил в бой воинов. К побежденным был милостивым. Даже те города, которые приходилось брать штурмом, он не разорял и не отдавал на разграбление, удовлетворялся выкупом и признанием подданства [126].

В своих последних войнах Атей овладел частью Фракии. Но здесь он столкнулся с другим выдающимся военачальником, Филиппом Македонским. Этот царь создал из горцев-пастухов профессиональную армию, внедрил новый строй, знаменитую македонскую фалангу, и тоже расширял завоевания. В 339 г. до н. э. с помощью какой-то хитрости он нанес скифам жестокое поражение, Атей погиб. Но Филипп оказался более благоразумным, чем Дарий, захватил лишь Фракию, а в Скифию не пошел. Предпочел добычу полегче и повернул на юг покорять Грецию. После этого он начал готовить поход на Персию, но был убит заговорщиками.

На престол взошел его сын, Александр Македонский. Впрочем, неизвестно, был ли Филипп его отцом. Его мать Олимпиада служила верховной жрицей в секте менад, участвовала в весьма откровенных игрищах. У македонян и греков такие вещи вовсе не считались предосудительными. Сама царица в торжественных процессиях вышагивала перед народом, прикрыв естество только набедренником. В окружении таких же раздетых служительниц, потрясавших фаллическими жезлами, исполняла омерзительные обряды с живыми змеями, предавалась «священным» неистовствам [44]. В общем, греки округло писали, будто Александр родился от некоего «божества». Муж догадался об этом, охладел к супруге. Но она позаботилась побыстрее спровадить Филиппа на тот свет. Когда Александр стал царем, ему пришлось заново подчинять вышедшую из повиновения Фракию. Он переправился и за Дунай, на скифскую территорию, но не удержался там. Получил отпор и сразу вернулся назад.

А в 333 г. до н. э. Александр отправился в главный поход своей жизни. Целью завоеваний он видел не только восточные страны, но и северные. Были сформированы две армии. В первой — 40 тыс., во второй 30 тыс. македонской пехоты, и в обеих многочисленные вспомогательные войска подчиненных народов. Сам Александр выступил на Персию, а другую армию поручил полководцу Зопириону и направил его за Дунай. Ему предписывалось покорить Скифию и соединиться с царем на реке «Танаис» — географию греки и македоняне знали плохо и считали Дон и Сырдарью одной и той же рекой. О подробностях похода Зопириона нам ничего не известно по одной простой причине — из Скифии не вышел никто. Войско сгинуло до последнего человека, всех истребили или взяли в плен.

Александру повезло куда больше. Огромная Персидская империя за двести лет сгнила насквозь. Цари погрязли в роскоши и наслаждениях. Государя обслуживали 300 поваров, 300 танцовщиц, 30 тыс. рабов и рабынь. Сатрапы провинций подражали властителям, окружая себя блеском и богатством. А опора на евреев обернулась их засильем. Они становились важными сановниками, тянули за собой родственников, друзей. Чтобы упрочить положение, пристраивали дочерей в гаремы царей и вельмож, добивались через них дополнительных льгот и пожалований. Налоги и без того были разорительными, но чиновники и ростовщики еще и хищничали, обирая народ. А покровительство властителей делало их неуязвимыми. У царя Артаксеркса через его наложницу Эсфирь евреи даже получили право погромов, им разрешили в течение двух дней убивать всех, кого они сами сочли «нетолерантными». В результате было вырезано 75 тыс. человек, и в память об этом иудеи установили праздник Пурим (Эсфирь, 9, 1-32).

Любить такую державу у подданных не было причин. При первых же серьезных ударах она начала разваливаться. А Александр, кроме македонской фаланги, применил еще одно мощное оружие. Подобно былым ассирийским царям, он действовал ужасом. Богатый и многолюдный город Тир долго оборонялся — за это Александр приказал не просто перебить, а распять всех жителей, включая женщин и детей. После битвы под Гавгамелами распорядился уничтожить до единого десятки тысяч пленных. Многие города и провинции стали сдаваться без сопротивления. Орда македонян и греков прокатилась по Ближнему Востоку, Ирану, Закавказью, в 329 г. до н. э. вступила в Среднюю Азию.

Царь Скифии (имя его неизвестно) отслеживал эти передвижения, несколько раз присылал посольства, предлагал заключить мир и готов был скрепить его браком, выдать за Александра свою дочь. Но завоеватель возгордился. Неужто скифы желают остаться независимыми и претендуют на равноправие с ним? Женитьбу на «варварской» царевне он счел смешной и отверг. С послами обошелся любезно, заверил их в «дружбе». Вместе с ними направил ответных послов из числа собственных приближенных, чтобы передать скифскому царю слова мира и любви. Но задание им давалось иное: разведать дороги, собрать сведения о населении и войсках Скифии. А царь Хорезма Фарасман выразил готовность провести македонян к Черному морю в обход Каспия. Александру идея понравилась, он заключил с Фарасманом союз [5].

Однако в Средней Азии далеко не все согласились признать господство захватчиков. Племена саков, массагетов, сарматов отступили за Сырдарью, совершали оттуда нападения, уничтожили несколько македонских отрядов. А когда Александр со всей армией переправился через Сырдарью, его основательно потрепали и заставили отступить. Поразмыслив, он отложил поход на Скифию, решил сперва завоевать Индию. Вернувшись из индийских земель, он обосновался в Вавилоне, строил дальнейшие грандиозные планы. Среди них значилась и война со скифами. Александр желал отомстить им за гибель армии Зопириона и даже за разгром Дария — став царем Персии, он считал себя «наследником» прежних властителей.

Но в 323 г. до н. э. он умер. И гигантская империя, созданная Александром, тут же распалась, просуществовав всего 9 лет. Его полководцы принялись делить захваченные страны и драться между собой. Один из них, Лисимах, которому при разделе достались Македония и Греция, попытался расширить свои владения на север. Но скифы в союзе с фракийским племенем гетов наголову разбили его и взяли в плен. Правда, потом отпустили, чем-то им Лисимах понравился.

Кстати, в ранних польских летописях Галла Анонима и Винценция Кадлубека сохранились предания, что победы над Александром Македонским одерживали славяне. А в поэмах Низами, написанных в XII в., противниками Александра выступают русские, и одолеть их македонянам не удается, после упорных сражений стороны заключают почетный мир. В этих легендах отразилась память о войнах как с самим Александром, так и с Филиппом Македонским, Зопирионом, Лисимахом. Конечно, в них участвовали не одни славяне, а скифы, сарматы. Но ведь и они вошли в число предков нашего народа.

10. КОПЬЯ САРМАТОВ

К востоку от Скифии, в степях Нижнего Поволжья, Приуралья, Казахстана, Средней Азии, жили многочисленные сарматские народы: савроматы, аорсы, сираки, каспии, хорасмии, языги, роксоланы, исседоны, аланы и др. Сами себя они именовали «асы» или «ясы», что означало «свободные», а название «сарматы» пошло от греков — по племени савроматов, они были ближайшими соседями скифов, и эллины часто контактировали с ними. У сарматов было много общего со скифами, они говорили на родственных иранских языках, были кочевниками-скотоводами, исповедовали митраизм. Но у некоторых племен обычаи отличались. У савроматов, иксаматов, писаматов, исседонов важную роль играли женщины, они были царицами, вождями, воинами.

Из-за этого Геродот считал, будто савроматы произошли от смешения скифов с легендарными амазонками. Писал, что их девушки сражаются наравне с мужчинами, и в брак могут вступить лишь после того, как убьют врага. А замужние как бы увольнялись «в запас» и брались за оружие только в случае большой войны, когда созывалось общенародное ополчение. Что ж, в греческих легендах правда мешалась с вымыслами. Какого-то отдельного народа амазонок, конечно, не существовало. Но мы уже видели, что в древних арийских религиях особое место занимали женские божества, и их служительницами являлись женщины.

Эти богини не только покровительствовали плодородию, они были и воительницами. А при их святилищах существовали общины, где девушки воспитывались под руководством жриц. Помогали в обрядах богослужений, получали необходимые знания для семейной жизни, хозяйства, материнства. Учились и владеть оружием, охотиться, несли охрану святилища [131]. По достижении определенного возраста воспитанницы проходили обряды посвящения, различные испытания, иногда довольно жестокие и мучительные. Эти общины выставляли отряды на войну, из выпускниц отбирались будущие жрицы, племенные предводительницы. Как раз такие традиции бытовали у ряда сарматских народов, и их женщины запечатлелись в русских сказках в облике прекрасных, но жестоких богатырш-поляниц.

Савроматские погребения на Нижней Волге, Урале, в Оренбуржье подтверждают, что племя было очень воинственным. У них много оружия — длинные мечи, булавы, стрелы, копья. Часто встречаются коллективные захоронения воинов, павших в бою. Клали вместе и мужчин, и женщин с разрубленными костями, пробитыми черепами. Встречаются женские могилы с богатым военным снаряжением и убранством, жертвоприношениями коней и людей. И если со скифским царем хоронили наложницу, то с сарматскими царицами и знатными дамами — одного или нескольких мужчин. Характерными для савроматов были и костяные свирели, воины и воительницы любили плясать под их нехитрую музыку [102, 129].

В войне против Дария скифы и савроматы сражались плечом к плечу, но затем по неизвестной причине рассорились и стали кровными врагами. Постоянно обменивались набегами, происходили пограничные стычки. Когда Александр Македонский был в Средней Азии и обдумывал с хорезмийцами поход на Скифию, царь Фарасман привел к нему отряд «амазонок» — очевидно, савроматок, союзниц против скифов. Писали, что эти женщины прекрасно ездили верхом, были полностью вооружены, но их доспехи не защищали правую грудь, она оставалась обнаженной [5].

Кроме савроматов, у скифов имелись и другие враги. Большинство греческих колоний на Черном море сохраняли типичную для эллинов структуру городов-государств. В них действовало демократическое управление, каждый город контролировал небольшую территорию, прилегающую к нему. Исключением стал Пантикапей (Керчь). Здесь установилась монархия. Сперва правила греческая династия Археанактидов, а в 438 г. до н. э. ее сменила фракийская династия Спартокидов. По названию Керченского пролива — Боспор Киммерийский, царство стали называть Боспорским.

Его властители получали помощь родственников из Фракии, заключили союз с савроматами и начали прибирать к рукам окрестные земли. Подчинили соседнюю греческую Феодосию, захватили царство синдов, на Тамани возникли города Фанагория (Тамань), Горгиппия (Анапа). В IV–III вв. до н. э., построив большой флот, боспорцы вместе с савроматами значительно потеснили скифов. Савроматы заняли степи Кубани и левобережья Дона. А цари Боспора присоединили к своим владениям черноморское побережье Кавказа и Приазовье, возвели в низовьях Дона крепость Танаис (Азов). Флот давал им огромное преимущество. У скифов кораблей не было, они отразили попытки боспорцев продвинуться в глубь своих земель, но вернуть морские берега так и не смогли.

Еще один очаг серьезной угрозы возник в III в. до н. э. на западе. С территории нынешних Чехии, Австрии, Германии начались массовые переселения кельтов (галлов). Ученые не знают, почему это произошло. Но снялся с мест проживания целый ряд племен. В 280-х гг. до н. э. они перевалили Карпаты, племя котинов захватило Галицию — которая и получила свое название от галлов. Остальные двинулись по долине Днестра к Черному морю, взяли штурмом и разрушили греческую колонию Офиуссу, осаждали Тирас. Однако скифы и славяне сумели остановить нашествие и изгнать кельтов из Приднестровья. Они повернули на юг, погромили Грецию, осели на Дунае и во Фракии, четыре племени переправились в Малую Азию.

Неспокойно было и на востоке. Население Средней Азии вело борьбу с угнездившимися там македонскими властителями. Входе этих войн местные скифо-сарматские племена совершенствовали вооружение, была выведена новая порода «нисейских» лошадей, способных выдержать большой вес. В результате возникла тяжелая конница. Основным оружием стали длинные четырехметровые копья. Всадники, а иногда и кони, защищались доспехами. Выстроившись в линию, такая кавалерия наносила страшные удары, сметавшие врага. В конце III — начале II в. до н. э. несколько племен объединились, реорганизовали войско по новому образцу, разгромили и изгнали македонян. Образовалось Парфянское царство. Оно стало расширяться, покорять другие народы.

Противостоять парфянам было трудно. Но и подчиняться им пожелали не все. Каспии и примкнувшие к ним племена ушли на северо-запад, к савроматам. Те приняли переселенцев и значительно усилились. Переняли новую тактику и оружие. И теперь-то скифам пришлось худо. Полных описаний разыгравшейся войны в нашем распоряжении нет. Но ведь и археология, если сопоставить ее данные с письменными источниками, может дать ценные сведения. А эти данные рассказывают: война была масштабной и участвовало в ней много народов. Славяне, финны и гелоны-галинды остались друзьями скифов и сражались вместе с ними. Но угры и тиссагеты были данниками скифов, они приняли сторону савроматов.

Совместными усилиями они навалились на княжество «особых скифов» на Волге и Каме, и уничтожили его. Эти земли заняли тиссагеты, племена городецкой культуры. А угры двинулись на юг, их многочисленная легкая конница присоединилась к савроматам. В 179 г. до н. э. враги хлынули на черноморскую Скифию. Скифы с луками, короткими копьями и мечами, не могли выдержать панцирных сарматских атак, и были разбиты. Страбон сообщает, что победители принялись поголовно истреблять побежденных, превратив страну в пустыню.

Скифы разбегались кто куда — одни прятались в болотах и плавнях Приазовья, другие покатились за Дунай. Уцелевшие хазары добрались до Кавказа, укрылись в зарослях Терека. Часть скифов организованно отступила в Крым и сумела отбить противников на перешейках. Часть отошла к славянам в Поднепровье. Для сарматской тяжелой кавалерии требовалось открытое пространство, в лесах она теряла преимущества, и наступление захлебнулось, нападающих отбросили. Чтобы защититься от следующих ударов со стороны степи, славяне и укрывшиеся у них скифы начали строить огромную оборонительную систему Змиевых валов — по данным радиоуглеродного анализа, они возводились как раз в это время. Это был колоссальный труд, работало все население — не покладая рук, без отдыха, напрягая все силы.

Но через какое-то время савроматы возобновили атаки. Их союзники угры превосходно умели действовать в лесах, и оборона была прорвана. Раскопки обнаружили, что развитая земледельческая культура на Днепре и Южном Буге во II в. до н. э. подверглась полному разгрому, многочисленные селения погибли [24]. Славяне спасались в чащобах или бросали родные края, уходили на запад. Галинды и финны отступали на север. Впрочем, и победители недолго радовались. Война обошлась им совсем не дешево. Немало ясноглазых отчаянных богатырш захлебнулось в жарких схватках криком и кровью, раскидало холодеющие тела по степным ковылям, вековым дубравам, пожарищам сел. Немало и мужчин-воинов полегло под скифскими стрелами, славянскими топорами и мечами.

А за Волгой и Уралом, в Средней Азии, по-прежнему кипели страсти, возникали новые государства — Согдиана, царство кангаров (печенегов). И в Причерноморье устремились очередные волны переселенцев, языги и роксоланы. Они тоже были умелыми бойцами, действовали тяжелой конницей. Только вождями у них были мужчины, а не женщины. А вооружение у них было не хуже, чем у савроматов. Рядовые воины носили плетеные щиты из прутьев, панцири и шлемы из воловьей кожи, их обшивали металлическими пластинами. Вожди и дружинники надевали стальные остроконечные шлемы, пластинчатые и чешуйчатые доспехи, у них появились и кольчуги. Кололи неприятелей длинными пиками, рубились большими мечами, иногда их делали двуручными.

У них не было никаких кровных счетов со скифами. Наоборот, действовал принцип «враг моего врага — мой друг». Когда языги и роксоланы завязали бои с савроматами, скифы, удержавшиеся в Крыму, охотно помогли им, расквитались за погибших сородичей. Савроматов смяли и прогнали вслед за теми, кто недавно бежал от них. Степи западнее Днепра заняли языги, восточнее — роксоланы.

Но миграции этим не завершились. Из:за Каспийского моря двинулись на запад еще несколько сарматских племен — аорсы, сираки, исседоны, иксаматы, писаматы, касаки. Их роксоланы остановили на рубеже Дона и дальше не пропустили, они осели на Кубани, в степях Приазовья и Северного Кавказа. Кстати, от скифов и сарматов нам с вами досталось много слов, географических наименований. «Дан» в иранских языках означает «река», отсюда и Дон, Донец, Днепр, Дунай, русское «дно». А Меотидское море, названное по древнему населению его берегов, племенам меотов, превратилось в Азовское: теперь вокруг него жили сарматы, по самоназванию — асы.

11. СЛАВЯНЕ

Сарматские переселения кардинально изменили карту Восточной Европы. От Карпат до Днепра раскинулось царство языгов. Прежнее население ушло отсюда не все. Римские источники сообщают, что на Днестре жили «тирагеты» — потомки агатирсов и предки тиверцев. На Днепре называют борусков, древнее славянское племя, от которого произошло греческое название Днепра: «Борисфен» — «река боруси». Упоминаются здесь и «сполы», «спалеи» — искаженное имя полян. Но богатое земледельческое хозяйство под властью языгов не возродилось. Археология свидетельствует, что эти края пришли в упадок. Мелкие селения прятались в лесах, их жители обрабатывали крошечные клочки земли, держали мало скота. Словом, свели до минимума все, что нужно бросить, если вдруг придется бежать. А чтобы пропитаться, занялись рыболовством, охотой. Языги, как и скифы, продавали грекам сельскохозяйственные товары. Но объем торговли был небольшим, а монет и греческих изделий I в. до н. э. — I в. н. э. в славянских селениях не встречается. Языги забирали продукцию бесплатно, в виде дани.

От Днепра до Дона расположилось царство роксоланов. Летом они кочевали по степям, а зимовали в городках в низовьях Дона. Они установили тесную дружбу с Крымской Скифией. Это оказалось выгодно для обоих народов. Роксоланы уступили скифам пастбища в Северной Таврии, совместными силами успешно противостояли врагам. Население Приазовья изменилось. Тут во время войн нашли пристанище разбитые скифы, славяне, сарматы, они смешались с коренными народами, и возникли новые племена — бораны, свардены (возможно, искаженный этноним северян), тарпеты. Обобщенно их называли герулами.

Роксоланы, в отличие от языгов, умели налаживать хорошие отношения с подданными. Земледельческие селения на азовском побережье и на Дону процветали. Многие местные жители полагали, что власть роксоланских царей лучше, чем власть Боспора. Под их покровительство добровольно перешел Танаис (Азов). При раскопках установлено, что этот город был довольно большим и богатым, причем не греческим. Роксоланы сохранили ему самоуправление, стали вести через него торговлю. Сюда приезжали чужеземные купцы, в Танаисе они организовывали свои общины, подворья. Но плавать вверх по Дону роксоланы им запрещали и в глубь своей страны не пускали.

На север от степей, в лесостепной полосе, расселились угорские племена, которые участвовали в разгроме Скифии — уроги, сарагуры, барсилы. Галинды, вытесненные ими, отошли в глубины лесов, осели в районе нынешних Брянска, Тулы, на юге Московской области. От угров отступили и финские племена. Они, в свою очередь, потеснили самодийцев, заставили их перебраться еще севернее. Но о том, что происходило в глубинах русских лесов, до нас дошло слишком мало информации. О северных краях античные авторы передавали всякие небылицы — писали о «стране Абаримон», где живут люди с вывернутыми назад ступнями, о «пануатиях», которые вместо одежды прикрываются своими длинными ушами, о «гиппоподах» с лошадиными ногами. Достоверные сведения сообщались лишь о тех народах, кто обитал поближе от греков и римлян.

Черноморское побережье Северного Кавказа населяли зиги (чиги) и керкеты. Они были отличными мореходами, плавали на больших лодках, часто промышляли пиратством. А земли между Черным и Каспийским морями, как уже отмечалось, заняли полдюжины сарматских племен. У них обычаи отличались от языгов и роксоланов. Они между собой не объединялись и царств не создавали, жили разрозненными княжествами. У некоторых из них — иксаматов, писаматов, исседонов, женщины занимали такое же положение, как у савроматов. Управляли племенами и родами, командовали отрядами, лихо сражались, девушки виртуозно владели арканом, захлестывая противников.

Но эти кочевники, познакомившись с коренным населением Приазовья и Кубани, меотами и синдами, быстро стали перенимать их культуру. Переходили на оседлый образ жизни, осваивали земледелие. Строили хорошие дома, селения утопали в садах, в храмах поклонялись каким-то женским божествам — греки называли их Афродитой Апатурой (богиней обманчивой любви) и Артемидой Агротерой (земледелицей). Очевидно, некая сарматская богиня, покровительница природы и охоты, стала по совместительству отвечать за урожай.

Однако в I в. н. э. ситуация на Северном Кавказе опять изменилась. Из заволжских степей двинулась на запад еще одна сарматская волна, аланы. Это был могущественный и многочисленный народ. А их традиции имели некоторые особенности. Аланы не изгоняли побежденных, не добивались, чтобы они стали вассалами и данниками. Их просто включали в состав собственного народа. Разгорелась новая полоса войн, и по мере аланских успехов из географических описаний исчезали названия аорсов, исседонов, сираков, иксаматов, писаматов, касаков. Некоторые из них сами согласились присоединиться к пришельцам, других разгромили — и все стали аланами. Продвинуться за Дон новоселам не удалось, роксоланы со скифами и герулами составляли внушительную силу и тормознули их. Но от Кубани до Урала возникло обширное царство аланов.

Эти нашествия сказались не только на территории будущей России, но и далеко за ее пределами. Ведь племена и осколки племен, ушедших из Скифии, вынуждены были искать места для поселения, сражаться и вытеснять прежних жителей или договариваться, объединяться с ними. Многие племена получились разделенными. Римляне отмечали борусков на Днепре, а другая их часть ушла в Западную Европу, там тоже появились боруски и впоследствии «огерманились». Аналогичным образом разделились свардены. Одна их ветвь оказалась на берегах Азовского моря, другая — Балтийского. Те из скифов, кто отступил в низовья Дуная, смешались с местными кельтами, и образовался народ бастарнов, заселивший Молдавию. Разбитые савроматы очутились в Словакии. А их союзники, каспии и дахи, откатились на территорию Румынии, объединились с фракийцами-гетами и создали царство даков.

В I в. до н. э. — I в. н. э. в античных источниках впервые упоминаются и «славяне», место их проживания указывали в районе Карпат — на юге Польши, в Чехии, северной Венгрии. Этноним «словене» означает «ясно говорящие». В условиях масштабных миграций, когда встречались и сталкивались различные народы, так обозначили себя люди, говорившие на одном или близких языках. Но, конечно, это вовсе не значит, что сами славяне появились только в данное время. Так называло себя лишь одно племя или союз племен. Слово «славяне» еще не стало общим именем для всех славян. Они называли себя иначе. А греки и римляне, оставившие нам географические и исторические описания, далеко не всегда разбирались в происхождении народов.

Всех, кто жил севернее Дуная, они скопом называли «скифами». И сарматы, занявшие место скифов, тоже стали «скифами». А все племена Западной Европы относили к «галлам». Лишь после того, как римляне захватили Галлию, они стали проводить разграничение — народы, обитавшие за пределами Галлии, причислили к «германцам». И еще позже, уже воюя на территории Германии, они начали выделять негерманские племена, в том числе славян. Но их обобщенным обозначением было не «славяне», а «венеды». Плиний Старший сообщал, что в потоках переселений в Европе перемешались «сарматы, германцы, венеды, скифы, гирры», а Тацит рассказывал, что венеды «исходили все леса и горы между певкинами и феннами» (т. е. между кельтами, жившими в устье Дуная, и финнами).

А в результате славяне и близкие им народы заняли обширную территорию Центральной Европы. В римских трудах Карпаты назывались Венедскими горами, Балтийское море — Венедским заливом. Перечисляли и некоторые племена. Славянские народы татров и карпов населяли горные районы, дали свои имена Татрам и Карпатам. Между Эльбой и Одером обитали лугии, по соседству с ними — вандалы. На южном берегу Балтики жили свардоны, варины, руги, севионы [24]. Большинство этих племен впоследствии известны как славянские. Лугии — лужичане, вандалы — одна из форм слова «венеды», свардоны и варины — предки вагров и варангов, руги — руян, рарогов, русов, севионов тоже относили к венедам.

У венедов существовали развитые государства. В некоторых из них правили выборные князья и советы старейшин. А князья варинов, ругов, севионов получали престол по наследству, и власть их была очень сильной. Римляне называли их «королями» и писали об этих народах: «Им свойственно почтение к власти, поэтому ими единолично, и не на основании временного и условного права господствовать, безо всяких ограничений повелевает король». Иногда правительницами были и женщины. У прибалтийских венедов имелся сильный флот. Были государственные арсеналы — если князь поднимал народ на войну, ополченцам централизованно выдавалось оружие.

Были крупные святилища, священные озера, рощи. Сохранились рассказы об отдельных обрядах, например, о поклонении богине «матери-земли» Нерте (ее настоящее имя не произносилось, Нерта означает «неназываемая»). Раз в несколько лет в повозку, где под покровом подразумевалась богиня, запрягали коров, она объезжала земли разных племен. На это время устанавливался общий мир, убирались все железные предметы. Города и селения, куда прибывала повозка, пышно украшали, устраивали праздники.

Через балтийские города велась обширная торговля, отсюда начинался «Янтарный путь» через всю Европу. Остатки больших и развитых городов археологи обнаружили также в Польше, Чехии. В них располагались резиденции знати, общественные здания, рыночные площади, мастерские. Видна четкая планировка улиц, причем они покрывались деревянными мостовыми — такими же, какие будут впоследствии делать русичи. А жили люди в длинных бревенчатых домах, затейливо украшая их резьбой. В каждом проживала большая семья из 20–30 человек. У венедов, как когда-то у агатирсов, были приняты групповые браки. Любая женщина, приходившая в семью, номинально считалась женой старшего брата, но являлась «общей» и для всех остальных братьев. Хотя такие обычаи, конечно же, объяснялись не распущенностью, а суровыми реалиями своего времени — частыми войнами, лишениями, опасностями. При гибели супруга жены не оставались вдовами, а дети сиротами.

12. ПОНТИЙСКОЕ И БОСПОРСКОЕ ЦАРСТВА

Во II в. до н. э. на роль мирового лидера стал выдвигаться новый претендент — Рим. Его железные легионы маршировали по Северной Африке, Македонии, ему покорились Греция и часть Малой Азии. Но повелевать народами хотелось не только римлянам. Из обломков Персидской державы на южном берегу Черного моря выделилось Понтийское царство. Особого блеска оно достигло под властью Митридата VI Евпатора.

Это была весьма колоритная фигура. Он поражал всех исполинским ростом и силой, мог перепить и переесть любого, укрощал диких коней. Происхождения он был неизвестного, захватил трон в результате переворота, но придумал себе пышную родословную, по отцу — от персидских царей, по матери — от Александра Македонского. Он и традиции соединил персидские с греческими. Любил искусство, щедро платил, к нему стекались философы, поэты. Лучшие скульпторы, художники и архитекторы украшали его столицу Фарнакею. Он привлекал и хороших военных, создал сильную наемную армию, подчинил всю восточную часть Малой Азии.

При этом царь по-персидски был женат на собственных сестрах, содержал огромный гарем. Впрочем, в его окружение стремились попасть многие знатные дамы из разных стран — повсюду шла слава о немыслимой роскоши его двора, где интеллектуальные беседы, поэзия, театр, вполне уживались со сказочными пиршествами и умопомрачительными блудными забавами. Но Митридат отличался и бешеным нравом. По подозрению в заговорах казнил свою мать, брата, сестру-жену, трех сыновей и трех дочерей. Впоследствии в его бумагах нашли заранее заготовленные смертные приговоры чуть ли не на всех приближенных. Хотя многое зависело от настроения государя. Он мог одним махом отправить на смерть тысячи обвиняемых, а мог вдруг помиловать бунтовщиков. Чтобы не раздражать римлян, Митридат формально признал себя их вассалом, но вел себя независимо и исподволь готовился к борьбе с ними.

Греческие города-государства на Черном море под пяту Рима пока не попали, но у них возникли другие проблемы. Тирас, Ольвия, Борисфенида получали основной доход от перепродажи скифского хлеба. После гибели земледельческого хозяйства на Днепре, Буге и Днестре их дела пошли совсем плохо. Херсонес (около Севастополя) установил дружбу с соседями, крымскими таврами, даже включил их кровожадную богиню Деву в свой пантеон наряду с Зевсом, Аполлоном, Афродитой. Благодаря этому альянсу херсониты заняли западные берега Крыма, основали там города Керкенитиду (Евпаторию) и Прекрасную Гавань (Приморск), между ними устроили виллы, возделали поля, виноградники, и от внешнего окружения уже не зависели, торговали собственным хлебом и вином.

В самом благоприятном положении оказалось Боспорское царство. У него хватало плодородных земель в Приазовье, а савроматы были его союзниками, владений не тронули. Боспор обошел всех конкурентов в хлебной торговле. Он стал и крупным центром работорговли, скупал пленных у кавказских пиратов, сарматских племен. Пантикапей богател, был красивейшим городом. Его военный и торговый флот господствовал на Черном море, поддерживались связи с Понтом, Грецией, Египтом. Но гражданскими правами в Боспоре обладали только греки. Они были купцами, вельможами, чиновниками. А подавляющее большинство населения составляли меоты, синды, скифы, славяне, сарматы. Они считались людьми второго сорта, их обирали налогами. Возникали конфликты, копилось недовольство.

Когда соседями Боспора стали роксоланы, многие боспорцы или переходили под их власть или бежали в Крымскую Скифию. Она в союзе с роксоланами обрела безопасность. В степях Крыма и Таврии множился скот. Росло население. Помня старую дружбу, к скифам перебирались славяне из Поднепровья, здесь они могли спокойно жить, пахать, сеять. Государство оправилось от разгрома. Строились города и крепости, их было около десятка. А столицей стал Неаполь-Скифский вблизи Симферополя. Настоящее его название было иным. Неаполь в переводе с греческого — «новый город», «Новгород». Он ничуть не уступал лучшим античным городам своего времени. Археологами найдены остатки крепостных стен, красивых дворцов и храмов, больших жилых кварталов, бань, мастерских, базаров. Вокруг Неаполя раскинулись возделанные поля, разрастались сады.

При царе Скилуре Скифия достаточно усилилась, он начал чеканить монету со своим именем. А соседям напомнил, кто хозяин в Причерноморье. Скилур совершил поход к западу от Крыма, подчинил прибрежные районы до Южного Буга. Большая греческая колония Ольвия покорилась ему без боя и согласилась платить дань. Но при этом она ничуть не прогадала. Теперь скифы и роксоланы защищали ее от других кочевников, а купцы Ольвии получили преимущества в Крыму, повезли скифские товары в страны Средиземноморья. От Херсонеса и Боспора Скилур тоже потребовал стать его данниками. Херсонес отказался. Он был окружен неприступными стенами и отбил несколько нападений. Ну а правители Боспора осознавали, что их собственное население симпатизирует не им, а скифам. При таком раскладе воевать было слишком опасно, предпочли платить.

Около 110 г. до н. э. Скилур предъявил боспорскому царю Перисаду V ультиматум — увеличить дань. А у Херсонеса скифы нашли уязвимые места. Погромили и захватили Керкенитиду и Прекрасную Гавань, которые кормили город. Перетянув в союз тавров, Скилур осадил и сам Херсонес. Но его жители воззвали о помощи к Митридату. Что ж, понтийский царь не упустил такой возможности, послал в Крым своего лучшего полководца Диофанта с отборным 6-тысячным корпусом. В первом сражении со Скилуром Диофант был разбит. Но он отсиделся за стенами Херсонеса, получил морем подкрепления. Сын Скилура Палак, сменивший на престоле умершего отца, обратился за подмогой к царю роксоланов Тазию, и он прислал войско. Однако Диофант успел разобраться в особенностях тактики своих противников, навязал им бой в гористой местности, где тяжелая конница не могла развернуться. Скифо-сарматская армия понесла тяжелое поражение.

Понтийцы с ополчением Херсонеса двинулись во внутренние районы Крыма, круша и сжигая города. Скифы оставили полуостров и отошли к роксоланам. А Диофант направился к Пантикапею и объявил, что «за освобождение от варваров» Боспорское царство должно перейти под покровительство Митридата. Перисаду V ничего не оставалось делать, кроме как принять его условия, еще и благодарить. Но покровительство обернулось оккупацией. Диофант остался при Перисаде послом и советником, диктуя, как он отныне должен действовать. Для понтийцев выжимали дополнительную дань. Это переполнило чашу терпения народа. В 107 г. до н. э. поднялась городская чернь, примкнули рабы. Перисад был убит, Диофант едва сумел удрать. Повстанцы провозгласили царем своего предводителя Савмака.

В Крым вернулись и скифы. Перебили понтийские гарнизоны, оставленные в их городах, поддержали боспорцев.

Правительство Херсонеса запаниковало, и через море опять понеслись корабли, молить Митридата прийти на выручку. Он не отказал. Диофант высадился в Крыму со свежей армией, ворвался в Пантикапей и утопил восстание в крови. Пленного Савмака отвезли к Митридату и предали смерти. Скифам снова пришлось отступить к роксоланам. Но после второго «спасения», уже и Боспор, и Херсонес попали под полную власть понтийского царя. А Митридат на этом не остановился. Крым он сделал плацдармом для дальнейших завоеваний.

В степях одолеть скифов и роксоланов было трудно. Но понтийские военачальники Диофант и Неоптолем принялись шаг за шагом захватывать побережье. Греческие города, не желавшие сдаться, брали штурмом. Митридат был и умелым политиком, выискивал сторонников среди местного населения. Вступил в переговоры с некоторыми меотскими, сарматскими племенами. Их вожди были польщены — боспорские цари задирали перед ними нос, а сам властитель Понта предлагает дружбу! Они становились верными союзниками Митридата. С их помощью его держава вобрала Тамань, Кубань, Западную Грузию, Приазовье, низовья Днепра, Южного Буга, Днестра. Владения Понта почти охватили Черное море.

Скифы, изгнанные из Крыма, удержались в Таврии и на Дону. Но они тоже умели быть политиками и дипломатами. Направили послов в Рим. Жаловались на Митридата, просили поддержать их. Международную обстановку они оценили очень грамотно. Римлян и впрямь не устраивало усиление Понта. Сенат, рассмотрев обращение скифов, постановил заступиться за них. Потребовал от Митридата очистить их земли. Царь на словах смирился, согласился вернуть Крым, но спустил обещание на тормозах.

Он уже считал себя настолько могущественным, чтобы открыто схватиться с римлянами. Заключил союзы с царем Армении Тиграном II, фракийскими царствами, сообществами киликийских пиратов, еще с целым рядом государей.

А Рим сам себе напакостил. Унижал младших союзников, в присоединенных странах римские чиновники наглели, безобразничали, заслужив общую ненависть. И прорвало, восстали несколько племен Италии. Совсем некстати и в самом Риме разразилась гражданская война. Митридат решил, что настал подходящий момент. В 89 г. до н. э. он подал сигнал, и по всей Малой Азии началось истребление римлян. Уничтожали поголовно, вместе с семьями, слугами, перебили 80 тыс. человек. Понтийский царь двинул армию на Балканы, и на его сторону перешла почти вся Греция. А его союзник Тигран II овладел Сирией и Палестиной.

Но римляне сумели преодолеть собственные междоусобицы и обрушились на Митридата. Борьба была крайне упорной, она вылилась в три тяжелых войны. Римские легионы поочередно давили друзей Понта — фракийцев, киликийцев. Оттеснили самого царя, изгнали с захваченных территорий. Наконец, вторглись в Малую Азию и в 71 г. до н. э. понтийское войско было полностью разгромлено. Однако Митридат не сдался. Он бросил свою великолепную столицу. Из гарема оставил при себе только могучую сарматку Гипсикратию, одновременно наложницу и телохранительницу. Прочим женам и наложницам в знак особой милости царь позволил самим выбрать вид смерти, быть зарезанными, удушенными или отравленными. Но, пожертвовав женщинами, он позаботился вывезти огромную казну. Ее эвакуировали в Крым, а Митридат с немногими воинами бежал к армянскому царю Тиграну и продолжил войну.

В 65 г. до н. э. римский военачальник Помпей еще раз сокрушил понтийцев и их союзников. Митридат скрылся всего с тремя приближенными, Тигран капитулировал. Помпей решил попутно завоевать все Закавказье, но столкнулся с ожесточенным сопротивлением грузин, албанов. Они призвали на помощь племена Северного Кавказа, и на реке Абант римлян встретило многочисленное ополчение, сарматская конница, женщины-воины, которых сочли «амазонками». Легионы понесли в битве такие потери, что Помпей отказался от своих планов. Увел войска прочь и вместо Закавказья занялся странами Ближнего Востока, которые после падения Армении оказались «бесхозными».

Митридата считали погибшим. Боспором правил его сын Махар. Он полагал, что может уже действовать самостоятельно, связался с римлянами, согласился признать их власть. Но царь был еще жив. Он пробрался на север и в 64 г. до н. э. вдруг объявился в Крыму. Махара он принудил к самоубийству, взялся править в Боспоре сам. С римлянами пробовал торговаться, выражал готовность быть их вассалом, если ему вернут царство. В ответ он получил грозный приказ — безоговорочно сдаться на волю победителей. Подошел римский флот и перекрыл подступы к Боспору. Командующий флотом объявил: любое судно, попытавшееся нарушить блокаду, будет потоплено, а экипаж казнят.

Тогда Митридат вознамерился снова воевать. На свои сокровища, вывезенные в Пантикапей, он навербовал 36 тыс. наемников. Придумал дерзкий план: привлечь скифов, сарматов, придунайских бастарнов, фракийцев и идти на саму Италию. Но боспорцев уже допекли многолетние поборы на войну, а блокада стала для них сущим бедствием. Она ударила по купцам, морякам, рыбакам, портовым рабочим. Восстал город Фанагория (Тамань), к нему примкнули Херсонес и Феодосия.

Митридат разъярился. Теперь ему всюду виделась измена, начались расправы по малейшему подозрению. Но повальные казни окончательно оттолкнули подданных от царя. Среди тех, кого Митридат обвинил в заговоре, были его сыновья Ксифар и Фарнак. Ксифара умертвили, а Фарнак не пожелал идти на убой. Он сагитировал стражников бежать и возглавил мятеж. Под его знамена тут же перешла армия, а жители Пантикапея открыли ему ворота. Митридата осадили во дворце. «Изменили» и жены, которыми он вновь обзавелся в Крыму: не захотели умирать с мужем и скрылись. Лишь верная Гипсикратия и две дочери выпили с царем яд. А на Митридата отрава не подействовала, и он приказал убить себя наемнику-кельту.

Фарнак выдал римлянам труп отца. Надеялся, что победители возведут его на престол Понта. Но он ошибся. Ему пришлось признать зависимость от римлян, а вместо Понтийского царства ему оставили только Боспорское, да и то урезали. Отделили Тамань, Херсонес, в степной части Крыма возродилась Скифия. Фарнак затаил обиду. Мечтал вернуть утраченное наследство. Когда в Риме вспыхнула очередная гражданская война, между Помпеем и Гаем Юлием Цезарем, Фарнак счел, что время для этого пришло. Сделал уступки сарматам, скифам, вовлек их в союз. Наместником в Пантикапее царь оставил своего вельможу Асандра, а сам возглавил армию и двинулся занимать бывшие владения отца. Подчинил Тамань, Кубань, Западную Грузию, вступил в Малую Азию.

В римских разборках в это время обозначился победитель — Цезарь. Он потребовал от Фарнака уйти с захваченных территорий. Боспорский царь прикинулся его другом и сторонником, но приказ не выполнил. Цезарь находился далеко, в Египте, увлекся красавицей Клеопатрой, против них поднялись египтяне. Может, непобедимый военачальник сгинет там? Но Цезарь, несмотря на трудности, отслеживал обстановку в Понте. Направил на Фарнака Гнея Домиция Кальвина с пятью легионами. В сражении под Никополем боспорцы и сарматы уничтожили эту армию.

И все же мечты боспорского царя не сбылись. Цезарь одолел египтян и в 47 г. до н. э. сам прибыл в Малую Азию. В битве при Зеле он наголову разбил Фарнака. Как раз по этому поводу он послал свое знаменитое донесение сенату: «Пришел, увидел, победил». Фарнак сдался. Купил прощение, согласившись быть послушным слугой Цезаря, и был отпущен домой. Но оставленный им наместник Асандр уже приохотился к власти и уступать ее не собирался. Возмутил граждан — дескать, царь отдал их в неволю римлянам, и Пантикапей встретил Фарнака запертыми воротами. При попытке ворваться в город он был убит.

А Цезарь после всех одержанных побед занялся устройством Римской державы и зависимых от нее стран. Поразмыслив, он задумал восстановить Понтийское царство, но отдать его своему ставленнику Митридату Пергамскому, еще одному сыну Митридата Евпатора (сколько всего было детей у Евпатора, неизвестно, поскольку и число его жен учету не поддается). Корона была платой за важные услуги — Митридат Пергамский выручил Цезаря и Клеопатру, когда их прижали в Египте. С таким покровителем, как властитель Рима, он чувствовал себя всесильным, и рассудил, что ему должны принадлежать все земли Понта, в том числе северные берега Черного моря.

Не тут-то было. Боспорцы, скифы, сарматы крепко запомнили хозяйничанье понтийцев и отказались подчиниться ему. Митридат Пергамский посадил на суда большое войско и отплыл к берегам Крыма. Но флот у Боспора был лучше. Понтийцам не дозволили высадиться, разгромили и потопили в морском сражении, Митридат погиб. Асандру эта победа принесла популярность, на волне общей радости он провозгласил себя царем, а чтобы это выглядело законным, пожилой правитель женился на 16-летней дочке Фарнака Динамис.

Цезарю случившееся, конечно, не понравилось. Но он не стал отвлекаться на Боспор. Прикидывал, что Крым от него все равно никуда не денется. Цезарь вынашивал куда более грандиозный проект. Предполагал наступать на Парфию, покорить ее, потом повернуть на север вдоль Каспийского моря и ударить на «Скифию». Завоевывая территорию нынешней России, он собирался двигаться на запад и возвратиться на родину через Германию и Галлию — как писал Плутарх, «сомкнув круг римских владений так, чтобы со всех сторон империя граничила с Океаном». Но при подготовке похода Цезарь пал от рук заговорщиков, и Рим расколола новая череда гражданских войн.

В Причерноморье кипели свои смуты. Там появился авантюрист Скрибоний. Он объявил себя потомком Митридата Евпатора, взбунтовал Боспор против Асандра. Престарелый царь от волнений скончался, Скрибоний уселся на его троне, а узаконил положение тем же способом, что его предшественник, — женился на Динамис [44].

А в Риме императором стал Октавиан Август. Он вернулся к идее Цезаря о восстановлении Понтийского царства. Назначил царем местного римского прихлебателя Полемона. Но государство было уже фиктивным, все дела решали римские наместники, а Полемону Август даже не позволил остаться в Понте. Велел ехать на Боспор, царствовать там и… жениться на Динамис. Ее уже считали чем-то вроде короны, обязательной принадлежностью здешних государей. Когда боспорцы узнали, что к ним направляется флот, они перепугались. Чтобы избежать войны с римлянами, сами свергли и убили Скрибония. А Полемон не осмелился нарушить приказ Августа, вступил в брак с царицей.

Но к этому времени она была уже далеко не юной девушкой, муж оказался гораздо младше ее. Переждал, пока император забудет, и развелся с супругой, женился на другой. Динамис оскорбилась и подняла против Полемона племена Приазовья. Подавляя их, царь нашел свою смерть. А Динамис выбрала четвертого мужа и села царствовать с ним. Очень опасалась, как бы переворот не рассердил римлян, поэтому поспешила заверить их, что во всем будет слушаться императора, уставила свои города статуями Августа и его жены Ливии. Боспорскому царству эти передряги на пользу не пошли, оно стало приходить в упадок.

А Крымская Скифия преодолела последствия вражеских нашествий, добилась нового расцвета. Она тоже установила связи с Августом, в 26 г. до н. э. отправила к нему посольство и заключила договор о мире и дружбе.

13. В НАЧАЛЕ НАШЕЙ ЭРЫ

Человечество не видит и не ощущает, когда в истории завершается одна эпоха и начинается другая. Это осознают лишь потомки, задним числом. Мы с вами привычно говорим — до нашей эры, нашей эры. А ведь наша эра началась с Рождества Христова. Многие ли знали, что Он родился? В разных странах этот день был таким же, как прочие. Люди трудились или бездельничали, влюблялись или убивали, лгали или отстаивали истину, торговали или совершали покупки, и их насущные дела казались самыми важными.

А многие ли знали, когда распинали Христа? Только жители и гости Иерусалима. Знали те евреи, которых возбуждал и организовывал Синедрион, чтобы они перед прокуратором во всю глотку орали: «Распни Его!» Некоторые чувствовали, что происходит безобразие. Он учил добру, исцелял больных, творил чудеса, а Его за это обрекли на страшные муки и позорную смерть. Наблюдали, как страдает Он, как рыдает Его Мать, как убиваются Его близкие. Но властям, наверное, виднее? В конце концов, мало ли невиновных казнят? Самих-то не касается, а дома ждут накрытые столы, чтобы весело отметить Пасху… А потом вдруг оказалось, что Христос Воскрес. И те, кто узнал об этом, уже поняли: пришла новая эра. Понесли великую Правду остальным людям.

Св. апостол Андрей Первозванный в своем третьем путешествии добрался до Крыма. Первых христиан на будущей русской земле он обратил к новой Вере в Херсонесе, основал здесь первую церковь. Он побывал и в Феодосии, Пантикапее. По преданию, после этого св. Андрей поднялся по Днепру, благословил горы, где предстояло возникнуть Киеву. В «Повести Временных Лет» рассказывается, что от верховий Днепра он попал на Волхов, видел новгородцев и удивлялся их обычаю париться в бане. А потом через Балтику вернулся в Рим, и затем в Греции, в городе Патры, принял мученическую смерть на косом Андреевском кресте.

Обычно этот маршрут воспринимают скептически. Но, если разобраться, то выясняется, что в нем… нет ничего невероятного. Конечно, Великого Новгорода еще не существовало. Однако рядом с Херсонесом находился еще один Новгород, Неаполь-Скифский. Парные бани там имелись. Да и торговый путь по Днепру и Волхову уже действовал. В ранних христианских источниках, кстати, говорилось не о новгородцах, а о том, что св. Андрей доходил с проповедью «до стран Антропофагов и пустынь Скифии». Как мы помним, андрофагами или антропофагами греки обозначали самоедов. А земли будущего Великого Новгорода в данное время населяли именно самодийцы. Вернуться оттуда в Рим было реально. По Балтийскому морю ходили венедские корабли. А от венедов по-прежнему функционировал «Янтарный путь» до Венеции. При императоре Нероне его представитель ездил по этому пути в Прибалтику, привез несметное количество янтаря. Туда путешествовали и римские, сирийские, еврейские купцы.

Но из Римской империи приходили не только проповедники и торговцы. Оттуда двигались завоеватели. Рим находился на вершине могущества. Он превзошел все древние державы по уровню военной техники. А победы приносили неисчислимые богатства. Пышно расцвела римская культура, перенимая лучшие достижения греков, галлов, сирийцев, египтян. Впрочем, из покоренных стран в Италию хлынули не одни лишь трофеи, изобретения и высокое искусство. Хлынули и худшие пороки. Раньше римляне кичились добродетелями, строгими нравами, были трудолюбивыми земледельцами, самоотверженными воинами. Теперь на полях и стройках трудились массы рабов, легионеров набирали в покоренных странах, а Рим превратился в город-паразит.

Богачи соревновались друг с другом в расточительстве и разврате. Разрушалась религия, особенно после того, как внедрилось обожествление императоров. Можно ли было всерьез поклоняться тем, о ком знали, что они пьяницы, извращенцы, убийцы? Посещение храмов стало не духовным делом, а политическим. А образовавшуюся духовную пустоту заполняли темные культы Египта, Ближнего Востока, Малой Азии. За счет награбленных сокровищ могла безбедно существовать даже чернь. Она требовала «хлеба и зрелищ», и императоры, чтобы заслужить популярность, ублажали граждан. Устраивали бесплатные раздачи хлеба, мяса, вина.

Возводили великолепные цирки и амфитеатры, организовывали состязания колесниц, травили зверей, проводили гладиаторские бои* где тысячи людей кромсали друг друга на потеху публике. Ради разнообразия разыгрывались «морские» сражения на специально выкопанных прудах, ночные бои при свете факелов, смертельные схватки между женщинами. Учитывая вкусы римлян, императоры баловали их и другими садистскими зрелищами. Бросали осужденных на растерзание зверям, придумывали театрализованные казни по сюжетам мифов. Зрители с восторгом глазели, как на арене восходит на костер и сгорает приговоренный, изображающий «Геракла», как бык покрывает «Пасифаю», падает с высоты и разбивается «Икар», под стихи и декорации греческих трагедий режут на алтаре «Ифигению» или «Поликсену».

Это была римская цивилизация. Она создавалась за счет разрушения и разграбления многих других цивилизаций — карфагенской, галльской, испанской, иллирийской, фракийской, армянской. Хотя получалось, что львиная доля богатств, добытых у побежденных, выбрасывается впустую. Уходит на мишуру представлений и триумфальных шествий, в животы дармоедов, утекает кровью в песок арен, разбазаривается на оргии знати. Но для того, чтобы поддерживать такой уровень жизни, требовалось выжимать средства из провинций и завоевывать новые страны. Без захватов, без дальнейших грабежей, Римская империя уже не могла существовать. Она раскинулась на огромном пространстве от Атлантического океана до Евфрата, от Египта до Кавказских гор и Дуная. Но, тем не менее, продолжала расширяться.

Покоряя Германию, римляне в 4 г. достигли Эльбы, познакомились с полабскими славянами-лужичанами. Здесь построили корабли, эскадра под командованием Тиберия, будущего императора, вышла в море и совершила плавание на восток. Но княжества вандалов, ругов, варинов, по признанию римских авторов, были «сильны флотом», и Тиберию пришлось убраться восвояси. А через несколько лет германские и славянские племена во главе с Арминием вышибли захватчиков из Германии, граница установилась по Рейну.

На Черном море римляне овладели южными и западными берегами. Синоп, Трапезунд и Томы (Констанца) стали базами их флота. Вассальные царства во Фракии Рим постепенно проглотил, лишил остатков самостоятельности и превратил в свои провинции. А император Клавдий решил утвердиться на северных берегах моря.

В Боспорском царстве дела обстояли совсем неважно. От него отделился Херсонес, отпали приазовские области. Боспорские государи пытались вернуть их под свою власть, но терпели поражения, увязли в войнах, их страна разорялась. Клавдий задумал реорганизовать царство, а заодно прибрать его под прочный контроль. На престол Боспора он наметил посадить фракийского царевича Котиса, который жил и воспитывался в Риме. В 47 г. была предпринята экспедиция в Крым. Херсонес не преминул подольститься к императору. Предоставил римлянам свой порт, корабли, снабжение. А боспорцы сопротивляться не посмели, послушно приняли нового царя.

Клавдий пожелал, чтобы его ставленнику принадлежали все прежние земли Боспора. Римский флот вошел в Азовское море, легионеры высадились в Тамани и двинулись к Дону, принуждая местные города и племена подчиниться Котису. Был взят Танаис, римляне форсировали Дон. Но на этом их успехи кончились. Роксоланы и герулы в жестоких боях потрепали врагов, и до роксоланских селений, лежащих в низовьях Дона, они дойти не смогли. Азов стал самой северной точкой продвижения римлян во все времена.

Всыпали им очень чувствительно, и от дальнейших операций в здешних краях они пока отказались. Не тронули Крымскую Скифию, греческие города северо-западного Причерноморья. Ольвия осталась в подданстве скифских царей, Тирас — языгов. А Боспор восстановил свои старые границы, но фактически попал в руки римлян. В городах разместились их гарнизоны, в храмах ввели культ обожествленных императоров, монеты теперь чеканили с их портретами, а не с изображениями своих царей. Хотя купцы и знать Пантикапея считали такой поворот величайшим счастьем. Они получили защиту от соседей, стали главными поставщиками хлеба для римских легионов, расквартированных на Дунае и в Закавказье, отправляли полные трюмы рабов на рынки Италии и Средиземного моря. Боспор вступил в полосу очередного подъема.

Сарматам и славянам пришлось оборонять свои земли не только от римлян. Ранее уже отмечалось, что на территории Румынии возникло царство даков. Оно было очень сильным, выставляло на войну 200-тысячную армию, совершало набеги и на римские области, и на другие страны.

Около 50 г. полчища даков вторглись во владения языгов. Опустошали все на своем пути, разграбили города от Дуная до Южного Буга. В устье этой реки взяли штурмом и разрушили Ольвию. Но тут уж возмутились хозяева Ольвии, скифы. Выступили и их товарищи, роксоланы. Они объединились с языгами, примкнули бастарны и славяне, попавшие под нашествие. В разыгравшихся битвах даков разгромили. Заставили их отступать на юг, к Дунаю, а потом вообще выбили с морских берегов в горные районы. В низовьях Дуная языги, роксоланы и скифы встретились с римлянами и заключили с ними союз.

Но дружба продолжалась недолго. Вскоре скифы и роксоланы затеяли очередную разборку с Херсонесом, опять потребовали от него платить дань. Город запросил помощи у римлян. Наместник Мезии (нынешней Болгарии) Тиберий Плавтий Сильван Элиан послал туда своих легионеров. Но помощь оказалась далеко не бескорыстной. Римляне оккупировали и Херсонес, и южный берег Крыма. Они попытались захватить и Скифию, но когда вышли в степную часть полуострова, скифско-роксоланское войско их побило и прогнало под защиту херсонесских крепостей.

После Крыма Плавтий Сильван предпринял большой поход за Дунай. В 56 г. его легионы неожиданно выступили на север. Жителей застали врасплох, дошли до Днестра, город Тирас сдался и перешел под власть Рима. Окрестные земли подверглись страшному разорению. Селения пожгли. Сопротивляющихся и немощных приканчивали, остальных захватывали в плен. Толпы ошеломленных мужчин, истерзанных и убитых горем женщин, перепуганных детишек под понукания и издевки конвоя уводили к римской границе. Плавтий Сильван гордо докладывал, что угнал в неволю 100 тыс. человек.

Но последствия его рейда были для империи невеселыми. Вероломство и зверства римлян подняли против них всех соседей. За оружие взялись бастарны, языги, роксоланы. Плавтий Сильван занервничал, отпустил некоторых знатных пленных. Однако мир уже не восстановился. На римлян посыпались нападения. Так, в 68 г. 9 тыс. роксоланов прорвали пограничную оборону. Римские части преградили им дорогу, но бронированная конница одним таранным ударом нанизала их на копья и втоптала в пыль. Роксоланы прогулялись по всей Мезии, вдоволь пограбили. Лишь на обратном пути, когда они были перегружены добычей, римляне, собрав свежие силы, подстерегли их и уничтожили часть отряда.

В Риме в это время правил полусумасшедший Нерон, убийца собственной матери, большинства родственников и друзей, и организатор первых массовых казней христиан. В его голову взбрела идея развернуть широкое наступление на север, захватить земли от Крыма до Каспийского моря и сделать их новой провинцией «Сарматией». Более благоразумные советники понимали, во что выльется война с роксоланами и аланами, считали ее гибельной. Но спорить с Нероном было равносильно самоубийству, приготовления шли полным ходом, на Дунае и в Закавказье сосредотачивались войска. Только переворот в Риме и смерть Нерона похоронили его планы.

В империи начались драки за власть. Этим не преминули воспользоваться соседи. На Дунае последовали новые вторжения роксоланов, языгов, даков, в Закавказье — аланов. Заволновались и подвластные народы, вассалы. В Боспоре объявился человек, объявивший себя потомком прежних властителей, Митридатом VIII. И выяснилось, что под эгидой Рима нравится жить далеко не всем. Митридат VIII получил всеобщую поддержку, сверг царя из фракийской династии, заключил союз с сарматами и выгнал римлян. Но борьбу за императорский престол выиграл опытный полководец Веспасиан. В 71 г. в Крыму высадились десанты. Боспорцев усмирили, Митридата VIII и его сторонников казнили. Вокруг Пантикапея, Феодосии и других городов выросли леса крестовин с распятыми телами. Жены и дети мятежников, если уцелели в резне, стали товаром работорговцев. А на царство римляне посадили фракийца Рескупорида.

Веспасиан и его преемник Тит сумели навести порядок на дунайской и кавказской границах. О наступлении на север больше не вспоминали, укрепляли оборону, старались примириться с сопредельными народами. Однако после Тита власть перешла к его младшему брату, глупому и взбалмошному садисту Домициану. Соглашения с «варварами» он считал унижением для римского величия. К тому же, он транжирил колоссальные суммы на зрелища и собственные развлечения. Надеялся, что можно будет пополнить казну чужим добром и затеял воевать против Дакии.

Правил в ней царь Децебал, незаурядный политический деятель и умелый организатор. Он привлек в качестве инструкторов перебежчиков из римской армии, реформировал войско по ее образцу. Позабыв прежние счеты, сторону Децебала приняли роксоланы, языги, бастарны, карпы (карпатские славяне), германские племена свевов и квадов. Все понимали, что вслед за даками придет и их очередь. Домициан войну позорно проиграл. В сражениях 85–86 гг. погибли две его армии, император обязался платить дакам дань, вернул всех пленных. Причем перед римлянами он не постеснялся объявить себя победителем и отпраздновать несколько пышных триумфов.

Возобновились боевые действия уже при другом императоре, Траяне. Он был не чета Домициану. Провел тщательную и всестороннюю подготовку. Усиленно строились дороги и мосты, чтобы удобнее было маневрировать войсками. Хитрой дипломатией удалось расколоть антиримскую коалицию, нейтрализовать германцев, перетянуть на свою сторону языгов, римляне получили в распоряжение их тяжелую кавалерию. В 101 г. на Дунае снова закипели бои. Даки, роксоланы и карпы сражались героически. Траяну пришлось вести с ними две тяжелых войны. Но в его распоряжении были ресурсы огромной империи. Он ввел в Дакию 14 легионов, более 80 тыс. высокопрофессиональной пехоты, не считая массы вспомогательных войск вассалов и союзников. В 106 г. оборона была сломлена. Децебал погиб, его отрубленную голову привезли в Рим и бросили в грязь.

Даки дрались насмерть, сжигали свои города, совершали коллективные самоубийства. Остатки населения уходили к дружественным племенам в Причерноморье и Карпаты. Траян захватил в Дакии 5 млн. фунтов золота, 10 млн. фунтов серебра, 500 тыс. пленных. Торжества по случаю победы продолжались 117 дней! Все это время римскую чернь задарма кормили, поили, раздавали деньги. Для ее развлечений перебили друг друга 20 тыс. гладиаторов. Дакию присоединили к империи, но она совершенно обезлюдела, сюда стали направлять переселенцев из Малой Азии, ссыльных.

При Траяне Римская держава достигла максимального размаха. Он победил Парфию, римскими провинциями стали Армения, Ассирия, Вавилония. Зависимость от императора признали племена кавказских горцев. Из Дакии легионеры пытались продвинуться дальше на север, но сарматы и славяне встретили их в мечи и копья. Повторять судьбу даков они не желали и дали врагу суровый отпор. Римлянам пришлось не только остановиться, но и отбивать яростные контратаки, для этого они принялись строить мощную систему Траяновых валов — две линии укреплений, которые протянулись от Прута к Днестру и заканчивались у города Тирас.

А завоевания Траяна были уже непрочными. В непрерывных войнах империя досадила всем соседям, теперь они отвечали набегами. В провинциях то и дело бушевали восстания. Для их подавления и прикрытия растянувшихся границ не хватало войск. И императоры начали просто покупать мир с окружающими «варварами». Заключался договор, то или иное племя признавалось «друзьями и союзниками римского народа», и ему ежегодгіо выплачивались «субсидии». Хотя сами «друзья и союзники», не мудрствуя лукаво, считали римлян своими данниками. Так, в 117–118 гг. разразилась война с роксоланами. В Дакию прибыл император Адриан и поспешил вступить в переговоры с противником. Как выяснилось, царь роксоланов «жаловался на сокращение ему денежных платежей». Адриан быстренько отстегнул требуемые суммы, и был заключен мир.

Причерноморье стало окраиной римских земель, местом ссылки преступников — в том числе христиан, если их по каким-то причинам оставляли в живых. Домициан отправил в Херсонес свою двоюродную сестру, христианку Домитиллу. Траян сослал сюда римского епископа св. Климента. Но он продолжал проповедовать, создал в Херсонесе общину единоверцев. Об этом донесли, и св. Климента утопили, привязав к старому якорю.

На северной окраине империи появились и другие пришельцы. В 66 г. религиозные фанатики подняли восстание в Иудее, резали без разбора всех неевреев. Но в открытых боях их толпы ничего не стоили, Веспасиан истребил их. А против отрядов, укрывшихся в Иерусалиме, он направил сына Тита. Тут-то и последовала кара иудеям за распятие Христа, за гонения на Его апостолов и последователей. В 70 г. Иерусалим был взят, храм Соломона разрушен. Повстанцев казнили, обращали в рабство. Но евреи, отвергшие Христа, все еще ждали иного «мессию», который сокрушит всех врагов и возвысит их над прочими народами. Согласно пророчествам, он уже должен был прийти. В 132 г. «мессией» объявил себя некий Симон, принявший имя Бар-Кохба («сын звезды»). Вновь по Иудее заполыхали пожары, полилась кровь. Римлянам эти повторяющиеся бунты надоели, и они расправились со своевольной провинцией очень круто. Иудейская вера была вообще запрещена, синагоги разрушены. Евреи бежали кто куда. Спасались в Парфии, где жило много их сородичей. Переселялись и на Черное море. Но они выбирали не Херсонес, а Боспор. Это был перекресток бойкой торговли, и к тому же, он сохранял статус отдельного царства, римские законы тут не действовали. Со II в. в Пантикапее и на Тамани возникли еврейские общины.

14. ПЕРВАЯ РУССКАЯ ДЕРЖАВА

Самым сильным среди прибалтийских славянских государств было княжество ругов. Этот же народ известен как русы. Звук «th» в слове «ruth» или «ruthen» в разных произношениях можно воспринять и как «г», и как «с», и как «т». Поэтому в римских и западных хрониках встречаются различные формы того же самого этнонима — руси, рос, роги, рози, руци, рутены, росомоны («люди рос») [34, 69,123]. Русам принадлежал остров Руян (он же Буян русских сказок, ныне Рюген) и прилегающие к нему земли на материке.

Корабли на раздутых парусах мимо острова Руяна не пробегали, обязательно сворачивали на сам остров. Уже издалека моряки видели, как над пеной волн поднимаются на горизонте гребешки стен и зубчики башен славного города Арконы. Когда подходили ближе, открывалась гавань, заполненная десятками судов. Привычно оглядывали, нет ли среди них кораблей родичей, знакомых. А к пристани, заметив приближающийся парус, уже направлялись дружинники — расспросить, кто и откуда, изучить товар, подсчитать пошлины.

Выйдя на берег, приезжие разминали ноги, отвыкшие от земли на шаткой палубе. Вокруг них, рядом с портом, шумело торжище. Кого здесь только не было! Вот хозяева, бородатые стройные русы, небрежно накинувшие плащи на одно плечо. Вот вандалы в нарядных кафтанах с меховой опушкой. Вот лангобарды с устрашающими космами волос на физиономиях. Вот молчаливые литовцы в одеждах из звериных шкур, со знаками племени в виде кабаньей головы. Мимо проходит римлянин. О чем-то договариваются сирийцы с завитыми бородами и золотыми обручами на головах. От изобилия товаров разбегаются глаза. Звонкие мечи, великолепные щиты, конская сбруя, драгоценные стеклянные бусы, кувшины вина, ткани, браслеты, серьги, сапоги разных цветов, кучи янтаря…

Моряки невольно заглядывались и на женщин. Да и как было не заглядеться на статных горожанок в ярких сарафанах, гуляющих по своим делам, горделиво поблескивая богатыми украшениями. А лучшими украшениями простолюдинок и босоногой прислуги служили их собственные румяные лица, и путешественники весело перемигивались с ними — а ну-ка улыбнись, красавица, добрым молодцам! Впрочем, пока было не до товаров и не до девушек. Миновав крепостные ворота, приезжие шагали по деревянному настилу улицы к главному месту города, храму Свентовита. Поблагодарить бога за безопасное плавание, испросить удачи, да и пошлины в Арконе платили не князю или городу, а святилищу. Возле него тоже бывало людно. Местные жители, купцы, паломники. Кто-то пришел принести жертву, за ним тащат нескольких овец. Кто-то хочет получить предсказание о задуманном предприятии, и жрец выбрасывает черно-белые дощечки с рунами — какой стороной лягут…

Иногда случалось и так, что возле причалов выстраивались другие корабли, боевые. А капище Свентовита наполняли люди в доспехах, с мечами на поясах. Суровые, напряженные взоры тянулись к храму. Оттуда показывался верховный жрец в длинных одеждах, с седой бородой и спускающимися ниже плеч волосами. Выводил священного белого коня. Все знали, что на нем по ночам ездит сам Свентовит. Коня вели к разложенным на земле копьям, и общее дыхание замирало. Как переступит? С какой ноги? Задние поднимались на цыпочки, хотя все равно не могли увидеть. И вот разносилось — с правой! Войско радостно гудело, будет победа! Колонны от святилища твердым шагом маршировали к гавани…

Но однажды на море замаячили чужие корабли. Готские, из Скандинавии. Заперли ворота. На стенах встали караулы. Дозорные с башен тревожно всматривались в свинцовую гладь. Куда пойдут? На кого? От купеческих судов, резво порхнувших с моря, как стая перепуганных птиц, узнавали — эскадры готов двинулись куда-то восточнее. Стали доходить известия: вошли в устье Вислы. Напали на вандалов. Потом появились беженцы. В ужасе рассказывали, вандалы разбиты, готы ломят неудержимо. Ветер потянул удушливой гарью, на месте городов и сел поднялись черные дымы. Все ближе и ближе к русской границе. Засобиралось войско, забренчало оружием, женщины на прощание торопливо обнимали мужей. Строились пешие и конные, выступили навстречу врагу. С какой ноги в этот раз шагнул через копья священный конь? Кто знает!.. Обратно потянулись вразброд остатки войска. Измученные, раненные, с почерневшими от беды лицами. А дальше заполыхали русские города. Лязгала сталь, высекая искры, пели стрелы. Голосили и упирались красавицы, которых волокли за косы победители…

Это было во II в. Вторжением готов на южный берег Балтики началось Великое переселение народов. Побежденные отступали кто куда. Вот именно — куда? В соседних странах тоже кто-то жил. Покинули родину, значит, надо было теснить их. А сзади напирали готы, подгоняли. Некоторые племена разделялись, откатывались в разных направлениях. Чтобы отбиться, вступали в союзы. В общем, происходило то же самое, что в прошлых масштабных переселениях, во II–I вв. до н. э., но тогда передвижки почти не задели стран Средиземноморья, греки и римляне не придали им большого значения. А теперь то одни, то другие племена прорывались к границам Римской империи. Пытались поселиться на ее территории. Или просто, потеряв все имущество, старались обзавестись новым, грабили римские провинции. Их не успевали отбрасывать, появлялись новые.

Вандалы и русы сперва отошли на юг, к Карпатам. Но тут они не удержались и направились в долину Дуная. А часть русов отделилась и двинулась на восток. Около 160 г. она вышла к Днепру. Но переселенцы попали совсем не в спокойные и не в мирные края. Ситуация в Восточной Европе и без них была напряженной. Местным славянам приходилось туго. С них брали дань языги, их донимали набегами угры, расселившиеся по лесостепям от Днепра до Волги. С юга угрожали римляне. Их владения окружили Крымскую Скифию, подорвали ее торговлю. Под эгидой Рима усилился Боспор. Он упрочил свою власть в Приазовье, в боях одолевал скифов, и их царство совсем захирело.

Вдобавок, войны за Дакию перессорили причерноморские народы. Языги, переметнувшиеся на сторону римлян, стали кровными врагами роксоланов и скифов. Дрались не на живот, а на смерть, в бешеных степных атаках опрокидывали друг друга кони и всадники, ломались копья, гремели тяжелые мечи, проламывая шлемы и доспехи. В этих схватках естественными друзьями роксоланов выступали славяне. Их и языги обирали, и от римлян они горя хлебнули. Но у роксоланов положение тоже было трудным. С востока их начал теснить другой враг — аланы. Окончательно покорив Северный Кавказ, они проникали за Дон, докатывались до Днестра и Дуная. А сейчас новая опасность возникла еще и на западе. Готы на берегах Балтики не остановились, продвигались к Черному морю…

Русов, отступивших от них, было не так уж много — отряды беженцев, осколок разгромленного племени. Но они были энергичными, умелыми воинами, а их князья повели себя мудро и дальновидно. Они принялись собирать и организовывать под своим началом днепровских славян. Предоставляли им защиту, помогали против окружающих неприятелей. Дружины русов обрастали ополчением славян и становились ядром общего войска. Но ведь и роксоланы крайне нуждались в союзниках. И они договорились с русами объединиться. На территории нашей страны возникла первая в истории Русская держава. Некоторые предания связывают ее создание с легендарным князем Кием [14], основателем Киева. Хотя на самом деле таких князей был не один. Кий — не имя, а титул, в иранских языках «владыка». А в русский язык вошло прямое значение этого слова — кий, т. е. жезл, палица. У сарматских народов знаком власти вождей служила булава.

Римляне о рождении Руси не упоминали, для них северные соседи по-прежнему были «скифами», «роксоланами», «даками». Но римские авторы в один голос отмечали, что царство роксоланов неожиданно резко усилилось, стало побеждать всех недругов. А факты свидетельствуют — образовалось уже новое, многонациональное государство. Археология показывает, что на Днепр пришел с запада иной народ, с отличающейся культурой, обрядами погребения. Но он не вытеснил коренных жителей, а поселился вместе с ними [24].

Об объединении говорят и другие факты. В конце II в. среди роксоланов появляются не только иранские, но и славянские имена — Ант, Хорват. Да и римляне раньше причисляли роксоланов к чисто сарматским народам, а теперь отличали их от сарматов [147]. Ну и вдобавок, во всех документах об обстановке на Нижнем Дунае вдруг замелькали частые сообщения о «карпах». Настолько частые, что речь явно шла не об одном племени карпов. Просто римляне хорошо знали карпатских славян, сталкивались с ними в войнах против даков, поэтому стали обобщенно называть «карпами» всех восточных славян. Они в данное время преобразились, начали вести себя уверенно и весьма активно.

Это не удивительно. Сложившийся союз стал мощной силой. Русы и славяне перенимали роксоланский тип вооружения. А славянские города и села обеспечивали прочную тыловую базу. На Дону найдены барельефы II–III вв., изображающие тогдашних воинов. На них изображены всадники с длинными копьями, в остроконечных шлемах и кольчугах, поверх которых накидывался плащ-корзно. Словом, уже тогда они напоминали привычных нам русских витязей. В боях сарматская тактика, лобовой удар конных дружин, стала дополняться тактикой русов — строй тяжелой пехоты, сомкнув щиты, врубался в ряды врагов боевыми топорами и мечами. Готов остановили в Полесье и на Днепр не пустили. Аланов заставили отступить на Кавказ. Угорские племена изгнали на восток, в Поволжье и на Урал. А языгов вообще вышибли из Причерноморья. Их настолько серьезно поколотили, что они ушли в Паннонию и даже принялись строить оборонительные валы, защищаясь от нападений с севера. Русскому княжеству подчинилась и ослабевшая Крымская Скифия.

Образование и расширение Русского государства сопровождалось очень высоким хозяйственным подъемом. На Днепре во II в. появляется новая археологическая культура, Черняховская. После трехсотлетнего запустения и упадка тут строятся многочисленные селения, распахиваются и возделываются поля, быстро развивается ремесленное производство [110]. По мере русских побед эта культура распространялась в нескольких направлениях — по Десне и Сейму на Северский Донец, откуда вытеснили угров, на Южный Буг и Днестр, откуда выгнали языгов. Большие славянские селения возводились уже не в лесах, а в открытых лесостепных местах. И снова, как в скифскую эпоху, они не огораживались. В степи жили друзья, набеги оттуда не грозили.

Земледелие на Днепре и Буге за короткое время достигло такого уровня, что зерно опять широко пошло на экспорт. Римляне охотно покупали его. Русь быстро забила Боспор и прочих конкурентов, стала для Римской империи вторым по значению поставщиком хлеба после Египта [24]. Торговля была выгодной и для славян. При раскопках их селений находят множество амфор для вина и масла, импортной посуды, украшений и прочих изделий. А римские серебряные монеты потекли к земледельцам в таких количествах, что славяне пользовались ими в расчетах между собой.

Но отношения Руси с соседями были совсем не безоблачными. Продолжались столкновения с готами, аланами. Были войны и с Боспором, Херсонесом, и теперь-то им доставалось лихо, только помощь римлян позволяла им выдерживать натиск. Происходили стычки и на дунайской границе. Латинские источники обвиняли в этом «варваров». Но римляне и сами не были безобидными овечками, нарушали договоры, задевали славян. В ответ следовали набеги. Завершалось дело переговорами, подтверждались прежние соглашения, императоры платили «субсидии», восстанавливался мир и возобновлялась торговля.

Однако первая Русская держава просуществовала недолго. Она была сшита «на живую нитку» из разнородных племен. По каким-то поводам возникали трения. Властвовали князья русов, а чем другие хуже, почему должны подчиняться? Племенные князья и знать рвались к самостоятельности. А у римлян имелся солидный опыт разведки и дипломатии, они превосходно научились сеять рознь между «варварами». Где-то сочувствовали недовольным, кого-то подкупали, соблазняли своей «культурой», льстили — дескать, вы-то «цивилизованные», с вами можно иметь дело, в отличие от ваших союзников. В начале III в. от Руси отделилась Крымская Скифия. Это ей дорого обошлось. Римляне захватили у скифов Ольвию, последний город на Черном море попал под их владычество. А саму Скифию разгромил и покорил Боспор, его правитель Рескупорид III принял титул «царя всего Боспора и тавроскифов».

Рим не оставлял и более решительных планов. В 214 г. в Дакию прибыл император Антонин Каракалла. Он был того же поля ягодой, что Нерон и Домициан, то бишь извергом и патологическим развратником. Убивал по политическим соображениям, в том числе брата Гету, всех его родных и знакомых вместе с женами и детьми. Убивал и просто так, под настроение. Иногда и ради любопытства, желая посмотреть на незнакомый ему вид казни. А когда счел, что город Александрия не выполняет распоряжений императора, приказал уничтожить все его население. Как и многие психопаты, Каракалла жаждал воинской славы и выступил с армией на север, за Дунай. Взял с собой целую толпу историков и поэтов, чтобы расписали его подвиги.

Хотя писать им ничего не пришлось — о своих поражениях римляне всегда умалчивали. Каракалла даже не смог углубиться на территорию Руси. Славянское войско встретило его недалеко от Траяновых валов, в упорном сражении легионы были разбиты, и император поспешно убрался прочь. Правда, он все равно объявил себя победителем и присвоил себе титул «Дакский Великий». Но над этим смеялись даже подданные, вместо «Дакского» называли его «Гетским», намекая на убийство Геты [68,145]. А вместо присоединения новых земель Каракалле пришлось строить на Дунае дополнительную полосу укреплений — вторжение возмутило славян, и на римлян обрушились их атаки. Новые стены возвели и в Ольвии, разместили большой гарнизон — славяне и роксоланы предпринимали попытки отбить город. Но взять его не смогли. Между племенами, входившими в Русскую державу, углублялись разногласия, и в конце 220-х — начале 230-х гг. она распалась на несколько княжеств.

15. ИМПЕРИЯ ГОТОВ

Скандинавия, Ютландия, болотистые низины у Северного моря, долгое время были глухим углом Европы. Тут обитали самые слабые и отсталые племена, вытесненные из более благоприятных мест. Но во время сарматских переселений, в I в. до н. э., некоторые выходцы с далекого Востока добрались и сюда. Они принесли здешним германцам высокую культуру Средней Азии и Скифии, искусства и ремесла, более совершенное вооружение, руническое письмо. Пришельцы объединили вокруг себя германцев и постепенно смешались с ними, но оказали на них такое влияние, что впоследствии их стали считать богами, «асами» и «ванами». Как уже отмечалось, асами называли себя сарматы, а ваны — те же венеды, славяне [159, 160]. От этих «богов» производили свой род германские короли и знать.

«Асы» и «ваны» передали местным племенам навыки развитого земледелия, скотоводства, умножалось население. Особенно усилились готы. Их родиной были остров Готланд, Южная Скандинавия (она называлась Готия) и Ютландия (Редготланд). Климат в начале нашей эры был холоднее, чем сейчас, эти края считались суровыми и неплодородными. А в сагах сохранялась память, что где-то на востоке, «за Скифией», за «рекой Танаквисль», впадающей в Черное море, лежит благодатная страна, рай земной, откуда пришли боги-асы во главе с Одином [138]. Готы настойчиво искали эту страну. Вів. один из их королей, Свейгдир, путешествовал в Туран (Среднюю Азию). Даже в Индии, недалеко от Бомбея, в буддийском храме найдены надписи о пожертвованиях, которые внесли готы Ирила и Кита [24]. А в середине II в. три племени, остготы, вестготы и гепиды, объединились в союз, чтобы найти и отвоевать «землю обетованную».

Около 155 г. их эскадры высадили войско в устье Вислы. Пали княжества вандалов, ругов, бургундов. Кто-то из местных жителей покорялся готам, начинал платить им дань. Других изгоняли или они сами уходили, бросая родные края. Громя славян, германцев, литовцев, готы утвердились на территории нынешней Польши и двинулись дальше на восток. Но русы успели объединиться с днепровскими славянами, роксоланами, и отбросили завоевателей. Остановили готов надолго. На Висле они прожили 80 лет. Сменилось пять королей, возглавлявших их племенной союз [48]. Тем не менее, они не изменили планов, не повернули армии захватывать южные и западные страны. Нет, их цель была на востоке, и они периодически повторяли попытки наступления.

Их снова отбивали. Но Русь постепенно слабела, разделилась в междоусобицах. А готов сплачивала идея священного похода. Из Скандинавии прибывали новые добровольцы. Племена умножались и естественным путем. В те времена каждый воин старался обзавестись молодыми пленницами, это было показателем доблести. У одного — две, у другого пять, третий набрал аж десяток. А дети от славянок, бургундок, лангобардок, литовок становились полноправными готами. Готские короли отслеживали политическую обстановку, выискивали союзников. Их нашли. Союзниками стали аланы, враги роксоланов. Теперь у готов так же, как у русичей, появилась тяжелая конница. В середине 230-х гг. под предводительством короля Филимера войско очередной раз выступило на войну. Готский историк Иордан писал, что на «большой реке» (Днепре) оно одержало победу над «сполами» (полянами). И лавина готов прорвалась в Причерноморье.

В 235 г. начальник римского гарнизона Ольвии докладывал, что готы опустошили окрестности, но город удалось отстоять. В Танаисе в 237 г. записали, что город готовится к обороне. Но это последняя надпись, сделанная в Танаисе, он был взят и разрушен. Кипели бои под стенами черноморских крепостей, а к Дунаю в это же время, в 235–237 гг., хлынули племена, отступающие от готов — «карпы» (т. е. славяне), сарматы. Пересекли границу, потекли на римскую территорию. Вслед за ними в 238 г. к границе вышли сами готы. Они с ходу атаковали римский город Истрию в устье Дуная и захватили его.

А Римская империя была уже далеко не такой, как в эпоху Цезаря и Августа. Наступила неизбежная расплата за века «господства над миром». Рим катился в упадок. Знать купалась в излишествах и извращениях, увязла в интригах. Чернь бездельничала среди дармовых удовольствий. Поддерживалась только видимость былого величия. Новые храмы возводили не из мрамора, а лепили из цемента, для «галочки». Триумфальные арки императорам сооружали из кусков разломанных старых арок и монументов. Водопроводы, акведуки, канализационные системы разрушались, до их ремонта ни у кого руки не доходили. Города превращались в грязные клоаки.

В этой атмосфере и на императорском престоле возникали самые фантастические фигуры вроде 14-летнего Элагабала. Он был жрецом темного сирийского божества Элагабала, от которого и получил прозвище. Он и во главе государства считал себя, прежде всего, жрецом, совершал жертвоприношения детей и женщин, каждый год брал новую жену, а сам занимался «священной» проституцией с мужчинами. И это уже казалось почти «нормальным», такого властителя терпели, выполняли его указы [68, 86].

Среди общего разложения единственным пристанищем для чистых и честных людей было христианство. Оно оставалось единственным надежным и светлым ориентиром, которого можно держаться, к которому можно стремиться. В огромной империи христианское учение получило возможность распространяться среди разных народов Европы, Азии, Африки. Но какие бы мерзости ни вытворяли римские императоры, какие бы экзотические религии не исповедовали они сами, христиан они не терпели. Это могло показаться странным, и в любом случае, неразумным. Потому что христиане были самыми лояльными подданными. Они признавали, что всякая власть — от Бога. Но они оказывались для правителей слишком чужими, непонятными, а значит, опасными. На них раз за разом обрушивались кампании гонений. Вот тут уж давалась полная воля садизму, придумывались самые изощренные пытки, издевательства, казни. И граждане горячо поддерживали в этом властителей. Еще бы не поддержать! Они получали вожделенные зрелища, радостно орали и улюлюкали, глядя на человеческие муки.

«Настоящие» римляне настолько выродились, что были уже не способны на иной образ жизни. Даже воинскую службу они считали недостойным занятием. Империя держалась только за счет своего прошлого. Она казалась незыблемой, за века создала ореол самой культурной, самой могущественной в мире державы, накопила колоссальные богатства. Поэтому сюда устремлялись на поиски счастья «варвары» из разных стран. В III в. вся армия состояла из иллирийцев, фракийцев, сарматов, германцев, арабов. И когда Рим окунулся в полные безобразия, эти солдаты решили перехватить власть. Убили императора Александра, младшего брата Элагабала, и возвели на престол своего офицера Максимина, то ли фракийца, то ли гота.

Рим загнивал, а его соседи усиливались. Германские племена, чтобы противостоять врагам, начали сплачиваться в большие союзы маркоманов, алеманнов, франков. Серьезные перемены произошли и на востоке. Там лежала Парфия. Она сдерживала натиск римлян, но сама на их владения не претендовала, была рыхлой, ее народы то и дело ссорились между собой. Но в 224 г. князь Ардашир сверг царя Артабана, восстановил государственную зороастрийскую религию, и Парфия превратилась в монолитную могучую Персию. А на Дунае заварилась вообще крутая каша. Теперь через границу непрерывно лезли то славяне, то готы с аланами.

Были ли славяне врагами готов? Нет, далеко не все. Ведь славяне не были едиными, различные племена враждовали между собой. Соответственно, и к пришельцам они отнеслись по-разному. Жителей Поднепровья готы покорили. Археологи выявили, что селения Черняховской культуры были разгромлены, в них находят много кладов римских монет, и почти все они выпущены не позже 230-х гг. Это указывает на время, когда зарывались клады. Люди прятали свои богатства и ушли или погибли — иначе их деньги не остались бы в земле [24].

Русов, роксоланов и часть славян готы оттеснили на восток. Осколок Русского княжества уцелел на Северском Донце и Дону [14]. Славянские селения стали в это время возникать и в верховьях Днепра, Десны, Оки — люди перебрались в глубины лесов. При этом роксоланы окончательно смешались со славянами, имя этого народа исчезает из всех источников, но в славянских языках сохранилось много иранских заимствований. Некоторые племена пытались уйти от готов в Римскую империю.

Но приднестровские и карпатские славяне встретили готов как друзей. Их главными врагами были римляне. Счетов к ним накопилось достаточно. А тут пришел сильный, воинственный народ. Зачем драться с ним? Лучше пойти вместе и вломить римлянам. И вломили так, что мало не покажется. В 242 г. под Филиппополем разбили императорскую армию, грабили почем зря. А грабить оказалось не так уж трудно. В Риме захват власти военными вовсе не способствовал наведению порядка. Ведь эти военные были разноплеменными наемниками, им было совершенно наплевать на судьбы государства и населения. Их интересовали только личные выгоды. Если посадили на трон своего начальника, он наградит, заплатит, раздаст чины и должности. Но и другие начальники могли наградить, заплатить. За 10 лет сменились несколько «солдатских императоров»: Максимин, Гордиан III, Филипп Араб, Деций (не считая еще четверых, промелькнувших в междоусобицах).

Все они традиционно преследовали христиан, особенно зверствовал Деций. Ну а как же, каждому узурпатору требовалось признание народа. Для этого, по римским законам, подданные были обязаны поклониться и принести жертвы статуе императора, его «гению» — а христиане отказывались. Как они смеют отказываться? Впрочем, у властителей почти не было времени утверждать свой авторитет. С одной стороны, им приходилось озираться на соперников, с другой — постоянно воевать с готами и славянами. «Варварам», которые желали поселиться под защитой империи, отказывали. Громили их и изгоняли. От готов и их союзников начали откупаться. Иногда одерживали над ними победы. Но удачливым полководцем восхищались солдаты, провозглашали его императором, а прежнего убивали. А если император терпел поражение, подчиненные были недовольны, и его тоже убивали.

В 250 г. готский король Книва нанес мощный удар, на Балканы ворвались сразу две армии, готская и славянская. Готы осадили Никополь на Дунае. Император Деций выступил на выручку и отбросил их. Тем временем славяне сломили пограничную оборону и уже разоряли Дакию. Легионы двинулись против нового противника, но и Книва тут же вернулся, устремился на юг. Деций хотел его перехватить, форсированным маршем через Шипку повел войска наперерез. Однако у Береи готы устроили ему засаду, атаковали и разбили. После этого армии Книвы и его славянских союзников полгода хозяйничали на Балканах. Захватили и разорили Никополь, Анхиал, Филиппополь, набрали 100 тыс. пленных. Император решил поймать их в ловушку на обратном пути. Стянул побольше сил в Добруджу и напал, когда «варвары» с массой трофеев, стадами скота и пленными уходили домой. Но дело обернулось ловушкой для самих римлян. Книва узнал об опасности, его воины были готовы к битве. Легионеров Деция загнали в болото и полностью уничтожили, погиб и император.

Его преемником стал Требониан Галл. Тоже профессиональный военный, могучий, как бык. Он очень гордился своей мускулатурой и первым делом приказал изобразить себя в статуях в чем мать родила. Но Книву такие статуи вряд ли могли впечатлить, с ним пришлось заключить мир и пообещать платить дань. Хотя выполнять договор император не собирался. Он обманывал противника, а сам перебрасывал на Дунай войска из других провинций. Галл пришел к выводу, что надо менять тактику, не обороняться, а наступать. Армию под командованием мавританца Эмилиана он направил на земли соседей. Задача ставилась — покруче устрашить их. Легионеры крушили все на своем пути, сжигали села, истребляли людей. Но для Галла этот успех обернулся… смертным приговором. Солдаты нахапали богатую добычу, славили Эмилиана, объявили его императором, а Галла предали и прикончили.

Ну а если бы он прожил чуть подольше, то понял бы, что его расчеты на устрашение обернулись катастрофическим провалом. Книву разгневало вероломство римлян. А легионеры за Дунаем резали и жгли всех подряд, не разбирая, кто враг, а кто нет. Вся прежняя система дипломатических игр рухнула. Через границу нахлынули вперемешку разъяренные готы, аланы, славяне, роксоланы, языги, бастарны, вандалы. При этом солдаты, геройствовавшие над мирным населением, доблести не проявили. Попрятались по крепостям, а «варвары» беспрепятственно опустошали их провинции. Не осталось у римлян и элементарной порядочности. Едва против Эмилиана выступил другой военачальник, Валериан, как легионы переметнулись к нему, а вчерашнего кумира отправили на тот свет.

Греческие города на Черном море оказались предоставлены собственной судьбе. Риму было не до них. Хлебная торговля, за счет которой они жили, пресеклась. В Ольвии и Пантикапее прекратилось строительство богатых домов и гробниц. Захирели искусства и ремесла. Нимфей и Мирмекий вообще были оставлены жителями [24,145]. Тирас на Днестре предпочел сдаться, короли вестготов сделали его своей столицей. Около 250 г. пришел черед и Боспорского царства. Здесь у готов тоже нашлись союзники — приазовские герулы. В римлянах и боспорцах они видели поработителей, приняли сторону их противников. А Крымская Скифия под властью Боспора совсем разорилась и обессилела. Готы добили ее и поселились в Крыму сами.

Подступали к Херсонесу, но его опять спасли неприступные стены, город отбился. Работорговцы и знать Пантикапея повели себя иначе. Они струсили и отложились от Рима, признали зависимость от готов. Мало того, открыли им дорогу через Керченский полуостров, передали в их распоряжение флот — тем самым помогли захватить свои же города на Таманском полуострове, которые отказывались капитулировать. Но купцы Боспора были уверены, что приняли самое мудрое решение. Их дома остались целыми, не разграбленными, они еще и приобрели неисчерпаемый источник доходов, получили возможность торговать готскими пленниками. В том числе римлянами, но какая разница? Можно в Персию продать или в Среднюю Азию.

На боспорских судах, на легких лодках, остготы и герулы начали выходить в море. А вестготам достались корабли, имевшиеся в Тирасе. Готские эскадры нападали на кавказское побережье, в 257 г. ограбили и сожгли Питиунт (Пицунду), Трапезунд. В 258 г. они выплеснулись в Эгейское море, разорили Халкедон, Никею, Никомедию. Морские набеги повторялись в 262, 264, 267, 269 гг. Не прекращались и сухопутные вторжения. Флотилии готов и их союзников захватывали Афины, Коринф, прибрежные города Малой Азии и эгейских островов, а конные и пешие отряды громили Дакию, Фракию, Македонию, Иллирию.

Казалось, что римлянам приходит конец. Император Валериан проиграл войну с персами, сгинул в плену, и Римская держава совсем надломилась, развалилась на три части. На западе некий Постум провозгласил Галльскую империю. В Риме правил извращенец Галлиен — он даже на монетах распорядился изображать себя в женской одежде с надписью «Галлиена Августа». А на востоке возникла Пальмирская империя, где царствовала Зенобия, славившаяся умом и красотой. В состав ее империи вошли и некоторые районы будущей России — Крым, Кубань, Кавказ.

В 271 г. языги, свевы и вандалы, разметав противостоящие им легионы, ворвались в Италию, а готский король Карнабуд вместе с аланами и славянами — на Балканы. Но в ходе римских междоусобиц власть досталась умелому и толковому воину Аврелиану, а смертельная угроза смогла в последний раз встряхнуть римлян. Аврелиан мобилизовал все силы, вооружил рабов, пообещав им свободу. Племена, разгуливавшие по Италии, были разбиты. В сражениях с ними сформировалась крепкая армия. Император двинулся с ней на Дунай и остановил Карнабуда.

Но Аврелиан был не только воином, а практичным политиком. Оценив ситуацию, он осознал прочно удерживать северные провинции уже не получится. Приказал оставить Дакию. Гарнизоны из нее выводились, желающее население эвакуировалось. Но многие не ушли. Дакия традиционно являлась местом ссылки, сюда направляли опальных со всех концов державы. Любить Рим им было не за что, а под властью готских королей жилось ничуть не хуже, чем в империи, раздираемой нападениями врагов и гражданскими войнами. Это смешанное население говорило между собой на латинском языке и стало предками румын и молдаван.

Аврелиан принял еще одно спасительное решение. Он разобрался, что некоторые из «варваров» в общем-то не являются для римлян врагами. Они просто не желают подчиняться готам, стремятся уйти от них. Таких он начал пускать на свою территорию и давал им права «федератов». Они признавались младшими союзниками римлян, сохраняли племенное самоуправление, получали землю для поселения, оплату, а за это должны были охранять границу, выставлять вспомогательные войска. Увидев подобное отношение, к римлянам перешли несколько славянских племен, часть ругов, вандалов. Таким способом император расколол неприятельскую коалицию, прикрыл дунайские рубежи и смог перебросить войска на другие направления.

Он по очереди сокрушил Пальмирскую и Галльскую империи. Богатства, награбленные в собственных усмиренных провинциях, позволили впервые за долгое время потешить гордыню римлян. В 274 г. Аврелиан ублажил их зрелищами сразу трех пышных триумфов: «Дакского» (несмотря на потерю Дакии), «Пальмирского» и «Галльского» [147]. Чтобы число «побежденных народов» выглядело более внушительно, пленных вели, разбив по национальностям: готы, аланы, языги, роксоланы, вандалы и т. п. Ради экзотики в триумфальном шествии выставили каких-то полуголых «амазонок» в мужских штанах, сарматок или славянок. Добавили и жителей Галлии, Востока. Пальмирскую царицу Зенобию провели перед публикой в золотых цепях. После этого ее уморили в темнице, а пленных заставили выпускать друг другу кишки на гладиаторской арене. Достигнув столь выдающихся успехов, Аврелиан при жизни объявил себя «богом». Но наслаждаться почестями ему не довелось. Его подданные сочли, что все враги побеждены, опасность миновала, и в 275 г. убили Аврелиана.

А уж дальше покатилась настоящая вакханалия цареубийств и переворотов, за 9 лет угробили еще 9 императоров. Эту свистопляску сумел приостановить Диоклетиан. Он ввел суровую диктатуру, драконовскими мерами подтягивал дисциплину. Завоеваний больше не было, казна не пополнялась за счет побежденных, и Диоклетиан обложил все население огромными налогами. Силясь возродить империю, он оглядывался на образцы прошлого. Требовал вернуться к древним римским добродетелям, традиционной языческой религии. И то, и другое было уже нереально. Предательство, разврат, хищничество процветали по-прежнему. Но шел и обратный процесс. Для многих римлян те же предательства и грязь были отвратительны. Несмотря на массовые казни, христиан становилось все больше, к истинной Вере потянулись и солдаты, причем лучшие.

Диоклетиан такого выхода не нашел. Он отчаялся реанимировать былую империю, и у него руки опустились. В 305 г. он отрекся от власти, и Рим опять окунулся в хаос смуты. Победил в ней Константин Великий. В отличие от Диоклетиана, он понял, что надо обращаться не к умершим идеалам, а к новой духовной силе. Когда он поднял на знамени знак Креста, это определило исход борьбы. На его сторону стали переходить воины-христиане, и в 313 г. Константин получил венец императора. Он предоставил христианству статус государственной религии, бросил прогнивший Рим и на месте городка Византий начал строить новую столицу, Константинополь. Перевел сюда только тех чиновников и вельмож, кого выбрал сам, а опорой в возрождении империи сделал Церковь.

Ну а пока в Риме шли свары, племена готов поделили приобретенные территории. В Трансильвании (Западной Румынии) расположилось королевство гепидов, восточнее, от Дуная до Днестра — вестготов, от Днестра до Дона — остготов. Они и впрямь обрели «землю обетованную»: плодородные поля, пастбища, теплое море. Можно было собирать дань с местных жителей, а если захочется — пограбить римлян. До легендарной реки «Танаквисль» — Дона, дошли, с «асами» встретились: ведь асами называли себя аланы (осетины). Идея «священного похода» угасла, готский союз распался, три племени постепенно обосабливались.

Самым сильным из них были остготы. Их королевство было самым большим, их друзьями были аланы, под их властью оживленно торговали города Боспора. В 318 г. на престол остготов взошел Агиульф. При нем выдвинулся его сын Германарих. Решительный, жестокий, он проявил себя лучшим военачальником отца, заслужил высочайший авторитет среди воинов, и Агиульф сделал его своим соправителем. Аммиан Марцеллин писал, что это был «наиболее воинственный монарх, вызывающий испуг соседних наций, благодаря своим многочисленным и различным доблестям». Германариху масштабов племенного королевства показалось мало, он задумал создать собственную обширную империю.

Начал он с недавних соратников: в 332 г. напал на вестготов и гепидов. Разгромил тех и других, лишил их королей власти и низвел до положения «судей». Завязались бои с соседними придунайскими племенами. Это вызвало бурный взрыв на римской границе. Побежденные снова пытались уйти от победителей, отступали в империю. Но на ее территории уже проживало много «варваров». Они вмешались в войну, принимая ту или иную сторону. Остготы старались достать врагов и на чужой земле, лезли во владения императора. А римские полководцы безуспешно старались взять ситуацию под контроль. В 334 г. на Дунай прибыл сам Константин Великий с войсками. Он нанес несколько ударов по готам, охладив их пыл, потом завязались переговоры. По условиям мира остготы обязались не вести войн вблизи границ и не нарушать их, поставлять вспомогательные отряды в римскую армию.

Но Германарих, кроме вестготов и гепидов, уже успел подчинить ругов, вандалов, языгов, германские племена тайфалов и имнискиров. Он не делал различия между вчерашними союзниками и противниками. Подминал всех. Иордан сообщал, что герулы долго не желали покоряться, Германариху пришлось воевать против них несколько раз. Большинство герулов было перебито, их «герцог» Аларих погиб, и лишь тогда остатки племени признали подданство остготам (Иордан был готским автором, и имена давал в германском произношении, а титулом «герцог» обозначал князей). Русское княжество на Дону также было разбито и попало под власть Германариха. Часть местных жителей бежала куда глаза глядят; византийские хроники упоминают, что при дворе Константина Великого служил русский князь-эмигрант.

Агиульф с Германарихом занялись и внутренним устройством государства. В Причерноморье возродилось сельское хозяйство, возобновился экспорт зерна. Теперь здешним хлебом кормился Константинополь. Но порядки в готской державе отличались от погибшей русской. Римских монет этого времени в славянских селениях не найдено. Торговали не славяне, а готские короли, собирая зерно в виде дани. Это приносило большой доход, и властители строго поддерживали мир с Римом, набеги и конфликты прекратились. Многие готы нанимались на службу в империю, оставались там насовсем.

Заинтересовались они и христианским учением. Константин Великий и Церковь считали это важным, назначили к ним епископа Феофила. Но одаренные люди имелись среди самих готов. Один из них, Ульфила, получил образование в Константинополе и стал священником, а потом преемником Феофила. В 340–347 гг. он составил готскую азбуку и перевел на родной язык Священное Писание. Впрочем, епархия Ульфилы располагалась в Томах (Констанца), на римской территории. В христианство обращались в основном те готы, которые жили в империи или по соседству с ней, на Дунае. Большинство же их оставалось язычниками. Они были многоженцами, за победы благодарили богов человеческими жертвами. Язычниками были и короли остготов, но ссориться с Римом они не желали, и христиан не трогали.

В 350 г. Агиульф умер, Германарих стал править единолично. Он продолжал широкие завоевания. Предпринял наступление на Волынь, в Прикарпатье, к Висле и Неману. Археологи находят тут поселения IV в. со следами поспешного бегства жителей, пожарищами, брошенным имуществом, и опять же — множеством кладов, за которыми хозяева так и не вернулись. Римские и готские историки писали, что здешние славяне отчаянно оборонялись. Собрали общее ополчение, но оно получилось плохо вооруженным и плохо организованным, полки Германариха сокрушили его. Вслед за славянами был покорен ряд литовских племен.

Готы вместе с аланами совершали походы и на север. Добирались до Верхней Волги и Белого озера, победили и обложили данью галиндов, мордву, мерян, чудь, весь. Империя Германариха охватила большую часть Восточной Европы от черноморских степей до северной тайги. Через Боспор к римлянам потекло не только зерно, а драгоценные меха, толпы рабов и рабынь, которых остготы и аланы пригоняли из удачных рейдов. Подвластные племена удерживались в повиновении непререкаемой волей Германариха и силой его оружия. Но хозяйничанье завоевателей вовсе не вызывало к ним симпатий у коренного населения. А оружием умели владеть не только готы…

16. ИМПЕРИЯ ГУННОВ

В 155 г., в то же самое время, когда готы начинали свой поход из Скандинавии, полыхала жестокая война на противоположном конце Евразии. Предки монголов, сянбийцы, разгромили царство гуннов. Побежденные укрывались в горах, отступали в Китай, а часть их отрядов направилась на запад. Пробились через владения печенегов в нынешнем Казахстане и в 158 г. вышли к Волге. Переселенцев было немного, 20–30 тыс., и дальше их не пропустили аланы и роксоланы. Но гунны установили дружеские отношения с угорскими племенами Поволжья и Урала, объединили их вокруг себя и создали новое царство.

В III в., когда Причерноморье захватили готы, многие славяне тоже бежали к гуннам. Сохранилась готская легенда, что их короли изгнали из завоеванной страны местных «колдуний», и те удалились к «злым духам, пришедшим из пустынь Востока» — уходили славянские женщины, чьи мужья и сыновья полегли в боях. Гунны принимали их, разные народы жили вместе, постепенно смешивались, и все становились «гуннами».

Германарих, расширяя свою империю, около 360 г. взялся покорять поволжские племена. Но поступил он крайне опрометчиво — эти племена были гуннскими друзьями и подданными. Ответные действия не заставили себя ждать. Ближайшими соседями гуннов были аланы, союзники Германариха и участники его походов. На них посыпались нападения. Казалось, аланам нечего бояться — у них имелись каменные крепости, могучая панцирная конница. У гуннов металла не хватало не то что на доспехи, а даже на наконечники стрел, использовали костяные. Но на прежней родине они выработали тактику борьбы с тяжелой кавалерией китайцев. Не принимали лобовых атак, рассыпались, хотя и из боя не выходили, кружились рядом, осыпали стрелами. Когда закованные в железо неприятели и их лошади были измотаны, гунны нападали. Захлестывали их арканами, разрушали плотный строй и врубались мечами в ближнем бою, где длинные копья становились лишь помехой.

Война тянулась 10 лет. Крупных сражений не было, но гунны непрерывно наседали на противников, истребляли в стычках. Аланы укрывались по крепостям, брать их гунны не умели. Но в крепости можно отсидеться какое-то время, постоянно жить в ней невозможно. А по степям Северного Кавказа разъезжали гунны, угоняли скот. Наконец, аланы не выдержали. Одни уходили повыше в горы, другие отступили к остготам. Вслед за ними двинул войско царь гуннов Баламбер. По мере побед оно значительно усилилось, улучшилось вооружение, примкнули кавказские племена, враги аланов.

Германарих тоже принялся собирать большую армию из подвластных народов. Но тут-то и аукнулись ему пожарища деревень, перебитые славяне, герулы, финны. Искренних сторонников, кроме аланов, у него не нашлось. К Баламберу перекинулись герулы, перешел князь русов с дружиной. Германарих рассвирепел. Схватил жену князя Сунильду и обрек на жуткую и позорную смерть. Несчастную княгиню вывели в чисто поле, привязали к диким лошадям и разорвали на части. Однако у нее были братья, Сар и Аммий. Когда сестру превращали в кровавые ошметки, им пришлось смолчать. Зато на ближайший прием к королю они явились, спрятав под плащами мечи. Выхватили и вонзили ему в бок. Обоих тут же прикончила стража, Германарих остался жив. Но он был уже в преклонных годах, а рана совсем вывела его из строя. Он выпустил из рук управлениє, и как раз в это время, в 371 г., гунны нанесли решающий удар.

Готы были разгромлены. Короля сумели вывезти на Днепр, в славянские леса. А его обширная империя сразу рассыпалась, как карточный домик. Отпали гепиды, вестготы. Причем у вестготов началась гражданская война. У них захватил власть ярый язычник Атанарих, начал гонения на христиан. А среди вестготов, днестровских и дунайских славян, христиан было уже немало. Их возглавили князь Фритигерн и знатный воин Никита, один из помощников и учеников епископа Ульфилы. Они получили помощь римлян, разбили и изгнали Атанариха. Но с востока, спасаясь от гуннов, хлынули остготы-язычники. Атанарих, вобрав их в свою армию, вернулся и в 372 г. нанес поражение христианам. Раненый св. Никита попал в плен. Его подвергли страшным истязаниям, требуя отречься от Бога, распинали на кресте, и умертвили, бросив в раскаленную печь. Никита Готский был причтен к лику святых, и особенно почитали его не германцы, а славяне — многие из них сражались под знаменами великомученика.

Торжествующего Атанариха гунны поначалу не беспокоили. Их силы были все еще заняты операциями в Причерноморье. Зачищая окрестности и преследуя разбегающихся врагов, они вошли в Крым. Херсонес, принадлежавший Риму, они не тронули. А вот Боспору пришлось расплачиваться за альянс с готами. Мощные стены Пантикапея и Феодосии были гуннам не по зубам. Но перепуганные боспорские торгаши открыли ворота без боя. Понадеялись, что под властью Баламбера они смогут продолжать такой же выгодный бизнес, как под властью Германариха. Они крупно просчитались. Гунны и их союзники знали — здесь продавали в рабство их сородичей, здешние рынки политы слезами их братьев, сестер, детей. Города были разграблены и разрушены, а население перебили или угнали в плен.

Добить Германариха было гораздо труднее. В глубине лесов гуннская конница не могла развернуться для массированных ударов, атаки отражались, дороги перекрывались засеками, возводились оборонительные валы. Но король так и не оправился от ран, тяжело болел. И подданные перестали с ним считаться. Славянские племена отказывались служить ему, переходили к гуннам. Баламбер позволил им снова заселить плодородные земли от Днепра до Днестра, откуда их выгнали готы, и возник племенной союз антов. Его название объясняют по-разному. Может быть, «анты» — одна из форм произношения слова «венды». А может, славяне назвали себя по і^мени первого вождя, имя Ант в ту эпоху существовало. Германариха предала и германская знать, она группировалась вокруг его внука Амала Винитара и тоже затеяла переговоры с гуннами. В 375 г. король покончил с собой, бросившись на меч. Корону остготов унаследовал Амал Винитар и признал себя вассалом Баламбера.

Теперь за тылы можно было не беспокоиться, и в 376 г. гунны возобновили наступление на запад. А у вестготов не прекращались распри. Атанарих продолжал расправы над христианами. За приверженность Христу казнил даже готскую королеву Гаату с ее приближенными. Племена не ладили и между собой. Вестготы, гепиды, отступившая к ним часть остготов и аланов ссорились, вожди не желали подчиняться друг другу. Перед лицом надвигающейся опасности все же решили действовать вместе, заняли оборону на Днестре. Но своих сил не объединили, расположили армии отдельно. Баламбер этим не преминул воспользоваться. Ночью гуннский отряд переправился через Днестр в незащищенном месте и ударил по тылам. Возйикла паника, враги побежали кто куда.

Королевство гепидов предпочло подчиниться Баламберу и вступило с ним в союз. А готы откатились к Дунаю и попросили убежища у римлян. Император Валент согласился, но поставил условие, чтобы все они приняли крещение. Упорствующие язычники ушли в леса и горы. Тех, кто согласился, пропустили через границу. Но привело это к беде. Даже такой властитель, как Константин Великий и даже обращение в христианство не смогли оздоровить империю. Римляне слишком привыкли лгать и лицемерить. Изрядная доля граждан восприняла новую веру настолько же формально, как раньше поклонялась культу императоров. Среди священников всегда находились карьеристы и мздоимцы, готовые отпустить любые грехи. Распутство никуда не делось, его только прекратили выставлять напоказ. Вельможи склочничали и соперничали, чиновники безоглядно хищничали.

Готов разоружили и разместили в лагерях. А правительственные комиссары увидели возможность поживиться за их счет, не завезли продукты. Среди беженцев начался голод, и те же комиссары предложили им за хлеб продавать в рабство жен и детей. Готы возмутились, заволновались. Чиновники смекнули, что дело пахнет бунтом, и решили предотвратить его самым простым способом. Пригласили вождей на переговоры и перебили. Но результатом стало вовсе не успокоение. Вестготы поднялись как один, истребили чиновников и охрану, захватили склады с оружием и пошли по Балканам, все сметая на своем пути. Против них выступил император с армией, но готы призвали соплеменников, оставшихся за Дунаем. И тут-то христиане вполне сошлись с язычниками. Под Адрианополем римлян разгромили, Валент погиб.

Лишь его преемник Феодосий Великий сумел договориться с «варварами». Предоставил вестготам права федератов и выделил земли для поселения. Северными соседями Римской империи теперь стали гунны. Они повели себя лояльно, границу не нарушали. В знак дружбы Баламбер даже подарил Феодосию разгромленные города Боспора. Впрочем, чрезмерным миролюбием гунны, конечно, не отличались. Они были детьми свой эпохи, ценили лихость и доблесть, а награбленную добычу считали законным и почетным заработком — это было нормальным для воинов всех тогдашних стран и народов. В 395 г. Баламбер повторил маршрут древних скифов, повел гуннов на богатые страны Азии. Они вторглись в Закавказье, пограбили Месопотамию и Сирию.

Но отсутствием царя и его армии решил воспользоваться король остготов Амал Винитар. Иордан писал, что он «с горечью выносил подчинение гуннам» и задумал восстановить в Причерноморье собственное владычество. Опорой гуннов, их верными друзьями являлись анты — в глазах Винитара они были изменившими подданными и виновниками готских поражений. Собрав войско, король напал на них. Первое сражение он проиграл, но потом все же одолел славян и учинил показательную расправу. Распял антского князя Буса с сыновьями и 70 старейшин, «чтобы трупы распятых удвоили страх покоренных». Однако гунны умели ценить друзей и заступаться за них. Через год Баламбер вернулся из похода. Он был не только умелым полководцем, но и хитрым дипломатом. Предложил корону остготов другому их вождю, Гезимунду, и от Винитара сразу отпала часть соплеменников. Царь гуннов лично возглавил кампанию против мятежника и разбил его в низовьях Днепра. Винитар пал на поле боя.

А у римлян умер Феодосий Великий — последний император, которому удавалось поддерживать целостность державы и хоть какой-то порядок. Наследниками он оставил сыновей, Аркадий должен был править в Константинополе, а его младший брат Гонорий в Риме и подчиняться старшему. Но оба были полными ничтожествами, их захватили под влияние придворные советники, враждовавшие между собой, и империя фактически разделилась на две, Восточную и Западную. В литературе внедрилось другое название Восточной империи, Византия. Это обозначение условно. Сама Восточная империя никогда так не называлась. Она, как и Западная, носила имя Римской. Но чтобы не было путаницы между двумя одноименными империями, мы тоже будем употреблять термин Византия.

Разделение державы послужило толчком к ее дальнейшему распаду. Со времен Аврелиана, сто с лишним лет, римляне принимали на службу «варварских» федератов, селили их целыми племенами вдоль границ. Из «варваров» состояла и вся армия. Это казалось выгодным, защищают от других «варваров», чего же еще надо? Но иноплеменники жили в чужой стране, в чуждом окружении. Любить и беречь империю у них не было никаких причин. Как только власть ослабела, они стали выходить из-под контроля.

В 399 г. главнокомандующий римских войск на востоке гот Гайна с германскими наемниками взбунтовался и захватил Константинополь, намеревался царствовать сам.

Но правительство обратилось к гуннам, они прислали войска и помогли подавить мятеж. Аркадий не знал, как благодарить спасителей, обещал регулярно платить им субсидии и заключил союз против германских племен, осаждавших империю. У гуннов после смерти Баламбера престол получил Ругила, сын царя от русской княжны. От союза с императором он не отказался, для него это тоже было полезно. Деньги лишними не бывают, и к тому же, он получил хороший предлог увеличить собственные владения. Обезопасить ваши границы? Пожалуйста! Гунны начали продвигаться на запад по долине Дуная. Часть здешних народов — руги, языги, карпы, добровольно признали власть Ругилы. Остальные решили уйти к римлянам.

Но у них и без того было худо. Вчерашние федераты больше не считались с императором. Франки и алеманны, угнездившиеся в Галлии, основали независимые королевства. Собственных граждан Рим разорял огромными налогами, а чиновники еще и гребли в свой карман, поборы вымогались побоями и пытками. Лактанций писал: «Это были картины ужаса, как при нападении врагов… В города сгонялось все городское и сельское население; все площади были забиты толпами людей. Сыновей пытали перед отцами, вернейших рабов перед хозяевами, жен перед мужьями… Ни возраст, ни немощи не находили снисхождения…»

Крестьяне и горожане Галлии восстали. Римские военачальники то усмиряли их, то ссорились и воевали друг с другом. А тут еще вторглись вандалы, аланы, бургунды, свевы, отступающие от гуннов. Правительство Западной империи попыталось использовать их против мятежников и франков с алеманнами. Дало новым переселенцам права федератов и направило их в Галлию, пусть воюют за римские интересы. Как бы не так! Они послали подальше слабого императора Гонория, бургунды отхватили себе королевство на востоке нынешней Франции, а аланы, вандалы, свевы двинулись в Испанию и поделили ее между собой.

А Византию совсем замучили вестготы, поселенные на Балканах. Они избрали королем Алариха, грабили и опустошали Грецию, Фракию, Иллирию. В Константинополе не знали, как от них избавиться, и наконец, придумали — натравить на Западную империю, пускай безобразничают там. В 410 г. Аларих ворвался в Италию. Беспомощный Гонорий заперся в крепости Равенна, а вестготы разоряли его страну, взяли Рим и три дня грабили его. После этого Гонорий поспешил заключить с Аларихом «союз», выдал за него замуж свою сестру Галлу Плацидию и так же, как византийцы, постарался спровадить вестготов подальше. Разрешил им обосноваться в Испании, которая императору уже не принадлежала. Дескать, отбивайте себе землю у вандалов и аланов. Но это привело к очередным крупным неприятностям. Вестготы прижали вандалов, и те отправились еще дальше, в Северную Африку. Прибрали ее к рукам, выгнали римского наместника, построили флот и принялись пиратствовать на морях.

В Гуннской империи дела обстояли куда более благополучно, чем в Римской и Византийской. Под владычеством Ругилы объединились многие страны от Урала до Рейна. Гунны уважали чужие обычаи, веру. В империи не было никакого национального неравенства и порабощения одних народов другими. Даже тем, кого покоряли оружием, гунны сохраняли самоуправление, племенами руководили свои короли и князья. Римские авторы в один голос отмечали справедливость гуннских царей, честность и неподкупность судей, легкие налоги. И среди римлян хватало таких, кто перебегал к соседям — у них жилось гораздо лучше.

Гунны оставались скотоводами-кочевниками, но в беседах проявляли глубокий ум и эрудицию, красиво одевались. Они носили кафтаны, отороченные мехом, широкие шаровары, мягкие сапоги, волосы зачесывали назад и завязывали «хвостиком». И даже в Константинополе в это время возникла мода на гуннские наряды и прически [36, 37]. Покойных хоронили под курганами, но в данном отношении гунны были практичными людьми. Зачем тратить массу сил и времени на погребальные сооружения, если их в степи уже понастроили более чем достаточно? Подкапывали ход в чужих, старых курганах, и клали усопших.

Но значительную часть населения империи составили славяне, они тоже гордо именовали себя «гуннами», и настоящие гунны перенимали их культуру. Римские и германские источники приводят «гуннские» слова — «мед», «квас», «страва» (поминки), «гуннское» название Днепра — Вар (древнерусское слово «вода»). Столица империи располагалась в Поднепровье. Ее описал Приск Панийский, побывавший там с посольством. Это был великолепный деревянный город. Дворцы и дома знати украшала искусная резьба, окружали резные заборы «не для безопасности, а для красоты». Во дворах шелестели тенистые сады, среди цветов и деревьев прятались терема, бани, постройки для прислуги. Приск был восхищен роскошным убранством дворцов, богатой посудой и оружием, рассказывал о праздниках и пышных церемониях. Приехавшего царя встречал большой хор девушек в нарядных платьях, пел хвалебные песни. На многолюдных пирах царило веселье, выступали певцы, поэты, шуты.

Ругила поддерживал хорошие отношения как с Византией, так и с Римом. Присылал отряды на помощь против германцев, для подавления восстания в Галлии. Лишь дважды за время его правления гунны совершили набеги на Балканы — византийцев наказывали, когда они нарушали договоры, не платили субсидий или обижали подданых Рутилы. В 433 г. он скончался. Царями-соправителями стали дети его брата Мундзука Аттила и Бледа.

Имя Аттилы происходит от тюркского названия Волги — Атиль. Либо он родился в Поволжье, либо его мать была оттуда. Современники описывали типичную монголоидную внешность Аттилы и чуть ли не мистическую внутреннюю силу, исходящую от него. Иордан сообщал: «Любитель войны, сам он был умерен на руку, очень силен здравомыслием, доступен просящим и милостив». В преданиях славянских народов он запечатлелся в образе положительного героя, Аттилы-батюшки, в германских легендах — в образе врага. Но и там он выступает мудрым правителем, благородным воином (например, в «Песни о Нибелунгах»). Его государственные и военные таланты гунны ценили очень высоко, шли за ним безоглядно.

Начал он царствование победоносным походом на Закавказье. Подчинил местные народы, но попутно завязал и дипломатические связи с персидским шахом Ездигердом II. Зато отношения с Византией резко испортились. И вина в этом целиком лежала на Константинополе. Высокомерные римляне все еще считали себя лидерами мировой цивилизации. Им не давало покоя могущество и процветание «варварской» империи, которая определяла теперь международную политику, смела указывать им самим. Выступить против нее открыто у византийцев была кишка тонка, но они приноровились пакостить исподтишка. В 440 г. их шпионы организовали среди гуннов заговор. Он был раскрыт, заказчиков выявили, и Аттила ответил войной. Император Феодосий II защитить своих владений не мог. Гунны разорили 70 городов, доходили до Константинополя. Патриарх Прокл в проповеди об этом нашествии называл среди союзников Аттилы «народ рос». Об участии «русских воев» в сражениях с Феодосием рассказывала и русская «Степенная книга» [91].

Однако византийцы не угомонились. Их агенты возбуждали рознь между племенами, группировками аристократов. Обработали брата Аттилы Бледу, настроили его готовить переворот. Но и Аттила был совсем не прост. У него имелась надежная охрана, информаторы. А подданные любили царя, считали своим долгом предупредить об опасности. Второй заговор тоже разоблачили, Бледу Аттила казнил, и гунны вполне одобрили его решение. В 447 г. последовал новый поход на Византию, ее войска были разгромлены, Феодосий II взмолился о мире. Уступил большую область южнее Дуная, обязался платить дань в 2100 фунтов золота.

Тем не менее византийцы еще раз попытались нанести подлый удар. В 448 г. они направили послов якобы для переговоров, но поставили им тайную задачу: отравить Аттилу; И опять он из каких-то своих источников заранее узнал о злых умыслах. Дипломатов встретил ироническим приветствием: «Желаю римскому императору того же, что он мне желает» и отписал в Константинополь все, что он думает о подобных методах. Дескать, и Аттила, и Феодосий благородного происхождения, но император утратил свое достоинство, обязавшись платить дань. А теперь, мол, ты, «подобно дурному рабу, посягаешь на того, кто лучше тебя, кого судьба сделала твоим повелителем». Сам же Аттила проявил себя очень великодушно. Даже незадачливых отравителей пощадил, отпустил за выкуп.

Константинополь трепетал, ждал сокрушительного удара. Но Аттила на Византию не пошел. Полагал, что она все равно никуда не денется. К середине V в. вся Европа разделилась на два лагеря. С одной стороны — союзники и подданные гуннов, с другой — отступившие от них враги, осевшие на землях Рима. Аттила готовился к большой войне на западе. Повод для нее подвернулся весьма романтичный. В Западной Римской империи к власти дорвалась сестра Гонория, Галла Плацидия. Она успела побывать замужем за двумя готскими королями, за императором Констанцием III, а когда овдовела, протолкнула на трон дебильного сынка Валентиниана III и правила от его имени. У Галлы Плацидии имелась и дочь Гонория. Ей присвоили титул «августы» — императрицы, но боялись, как бы ее потенциальный супруг или сын не стал соперником императора. Гонории не позволяли выйти замуж и держали взаперти, не подпускали к ней лиц мужского пола.

Тогда исстрадавшаяся дама додумалась тайком переслать письмо Аттиле. Умоляла вызволить ее, приложила обручальное кольцо, обещала руку и сердце, и, как водится, «полцарства впридачу» — часть Римской империи. Аттиле идея понравилась. Правда, жен у него насчитывалось много, любимой из них была дочь русского князя мудрая красавица Керка. Муж часто советовался с ней, прислушивался к ее мнениям. Но, по языческим обычаям, жены друг к другу не ревновали, и Аттилу подобные мелочи не смущали. Он заявил, что должен спасти бедняжку-принцессу, а посредством кольца уже обручен с ней.

Впрочем, кроме рыцарских сюжетов, была проведена серьезная дипломатическая подготовка. Аттила заключил союз с королем вандалов Гензерихом, с одним из князей франков, который обещал признать подданство, если его сделают королем. В 451 г. гунны и их союзники двинулись на Галлию. Они раздавили королевство бургундов, захватили ряд городов. Решающая битва произошла на Каталаунских полях на р. Марне. Под знаменами Аттилы сражались гунны, славяне, остготы, гепиды, герулы, руги, бастарны, алеманны, часть франков, бургундов, тюрингов. Противостоял ему римский полководец Аэций с легионами наемников, вестготами, аланами, саксами, франками, бургундами, кельтами. С обеих сторон участвовало полмиллиона человек, и полегла из них третья часть. Чудовищное побоище завершилось «вничью». Аттила, понеся большие потери, прекратил атаки и отошел. А Аэций, потерявший не меньше, не мог его преследовать.

Но силы Гуннской империи вовсе не были подорваны. Уже в следующем, 452 г., Аттила предпринял поход на Италию. Тут у римлян не было «варварских» союзников, и война пошла совершенно иначе. К этому времени гунны уже хорошо научились брать крепости. Пали Аквилея, Милан, Павия. Колонны конницы и пехоты приближались к Риму. Правительство пребывало в полном шоке, и спас город не император, а папа Лев I. Он вступил в переговоры, и были выработаны условия мира — римляне платят огромный выкуп, ежегодную дань и отказываются от союза с другими врагами гуннов.

Аттилу это устроило, он согласился уйти. Хотя при заключении договора напомнил и о женитьбе. Требовал прислать Гонорию, а иначе он вернется. Окружение императора ошалело от ужаса. Ломало головы, как поступить? Откажешь такому жениху — осерчает, отдашь невесту — предъявит права на «полцарства». Но пока римскую августу ему не прислали, Аттила в 453 г. женился на бургундской принцессе Ильдико, и после свадебного пира внезапно скончался. Судя по всему, его отравили. То ли постарались римские шпионы, то ли битые бургунды свели счеты с помощью своей девицы.

И вот тогда-то сказался разноплеменный состав Гуннской империи, дали плоды многолетние усилия византийцев и римлян по ее развалу. Оппозиция уже существовала. Пока Аттила был жив, против него выступать не рисковали. А как только его не стало, держава будто взорвалась. После царя осталось 70 сыновей от разных жен, племена поддержали разных царевичей и распались на две коалиции. Одну возглавил законный наследник, сын Аттилы Эллак с гуннами, уграми, славянами. Вторую — король гепидов Ардарих, к нему присоединились остготы, языги, бургунды. Руги и герулы разделились надвое. Войска сошлись на р. Недава. Ардарих одержал верх, Эллак и 30 тыс. его воинов сложили головы в сече.

Таким образом, римляне все же избавились от нависавшего над ними «гуннского кошмара». Но радоваться им, в общем-то, не пришлось. Они грызлись между собой. Валентиниан III сам убил лучшего римского военачальника Аэция, потом и императора прикончили придворные. А в 455 г. с запозданием сказал свое слово союзник Аттилы, король вандалов Гензерих. Он привел эскадру в устье Тибра, легко овладел Римом и отдал его на двухнедельное разграбление. Кстати, хотя имя вандалов стало ругательством, на самом-то деле они вели себя весьма гуманно и корректно. Гензерих запретил поджигать город и уничтожать население. А чтобы жители случайно не пострадали, им специально назначили церкви для убежища и провожали туда.

Ну а гуннское царство рассыпалось на отдельные королевства. Остатки гуннов сыновья Аттилы Денгезих и Ирник увели в Причерноморье к антам. Они совершали вылазки на Дунай, где утвердились их враги, гепиды и остготы. В 463 г. в одном из боев Денгизих погиб. И в это же время гунны получили еще один неожиданный удар. В степях Сибири и Урала произошли очередные передвижки, и с востока появились новые пришельцы, болгары. В столкновении с ними Ирник был разбит. Но авторитет покойного Аттилы был настолько высоким, что победители с честью приняли побежденных и… избрали Ирника своим царем. От него пошла болгарская династия Дуло. Часть гуннов слилась и со славянами. К ним тоже перешел кто-то из сыновей Аттилы, и от него вели свой род князья поморян.

17. КНЯЖЕСТВО АНТОВ

Гуннская империя погибла, но под ее покровительством сорганизовались и укрепились славяне. В Восточной Европе возникло два больших племенных союза. Южнее Карпат, вдоль Дуная и до Днестра жили склавины, а на северо-восток от них — анты. Сперва они занимали земли между Карпатами и Днепром, а в V–VI вв. «бесчисленные антские народы» распространились за Днепр и заселили лесостепную полосу вплоть до Дона. Славяне теперь часто контактировали с Византией, и о них писали многие авторы — Иордан, Прокопий Кесарийский, император Маврикий, Менандр Протиктор, Иоанн Эфесский. Рассказывали о радушии славян, об их традициях гостеприимства, вольнолюбии, чрезвычайной выносливости.

Но многие сведения, приведенные в этих работах, оказываются неточными. Византийцы были очень заносчивыми и тенденциозными, изображали соседей именно «варварами». Сообщали, что славяне селились «в жалких хижинах, разбросанных на большом расстоянии друг от друга», что они «часто меняют место жительства», «ведут жизнь бродячую». Указывали, что у них нет государственности, они «неспособны сражаться в правильной битве» и воюют, «не имея над собою главы», беспорядочными толпами. Да и оружие перечисляли слабое, как бы «дикарское» — короткие дротики, луки и стрелы, намоченные ядом.

Все это опровергается как археологией, так и… самими византийцами. Из трудов тех же авторов видно, что у славян существовала сложная и развитая государственная организация, иерархия знати, административное деление. Упоминаются «царьки» — племенные князья, над ними стояли «цари» или «короли» — предводители крупных объединений, причем их власть была наследственной [144]. Были и старейшины, знатные воины. Правление князей дополнялось институтом вече, общих сходов, где решались важнейшие вопросы. У славян были и рабы. Но ими становились не свои соплеменники, а только пленные. Обходились с ними гораздо мягче, чем это было принято у римлян, и в неволе держали не вечно, а 10 лет. Потом предлагали выбор: вернуться на родину или остаться, уже на положении свободного общинника.

Маврикий описывал излюбленные военные приемы славян. Они с криком бросались в атаку, если противник дрогнул, крушили и ломили его. А если стойко оборонялся, обращались в притворное бегство и заманивали в засаду. Или кидали свои трофеи, а когда враги начнут хватать их, увлекутся и нарушат строй, славяне вдруг останавливались и переходили в контратаку. Все эти маневры достаточно сложные. Неорганизованными «толпами» без единого командования, без выучки и тренировок, осуществить их невозможно. Ну а насчет «неспособности сражаться в правильной битве» из исторических хроник известны неоднократные примеры, как славяне очень даже «правильно» громили регулярные византийские части, брали крепости, считавшиеся неприступными.

«Часто меняли место жительства» придунайские склавины. Но объяснялось это не «дикостью», а тем, что они применяли подсечное земледелие. Выжигали участок леса, 2–3 года собирали высокий урожай, а потом поле забрасывали и осваивали другое. При такой системе строить капитальные дома было нецелесообразно. Удобнее было время от времени переносить селение поближе к обрабатываемой пашне. Поэтому склавины жили в землянках или полуземлянках. Копали котлован, облицовывали стены глиной или жердями, сверху возводили двускатную крышу. Пол устилали деревянными плахами, в центре сооружали глиняную плиту. Вдоль стен устраивали скамьи или нары для сна. Село состояло из 5—25 подобных жилищ. Административными центрами служили крепости-городища, их население составляло несколько сот или тысяч человек, они строились в форме круга, укреплялись валами и рвами, а по окружности располагались 80–90 домов. Одни попроще, такие же землянки, другие побольше и получше, с бревенчатыми срубами.

Но склавины были «новоселами», они нахлынули на Дунай после гуннских войн, когда некоторые племена ушли отсюда. А в Антии славяне уже обжились, устроились прочно и основательно. Подсечное земледелие сменилось тут переложным и двупольем. Для пахоты использовались плуги нескольких видов. Современники отмечали, что сельское хозяйство у славян очень развито, «у них большое количество разнообразного скота и плодов земных». А Иордан называл антов «сильнейшими и могущественнейшими» из славян. Археологи находят антские селения, в них строились деревянные избы, хранилища для зерна и овощей. Разрабатывались рудные месторождения, выплавлялся металл.

Существовали и крупные города. Они защищались мощными валами, деревянными стенами и палисадами. В них находились резиденции правителей, размещались воинские дружины, жили и трудились ремесленники. Например, в Пастырском городище кузнецы варили железо, изготовляли косы, серпы, лопаты, при раскопках обнаружены их инструменты — кувалда, клещи, зубило. Рядом располагались мастерские гончаров, производивших красивую посуду. Здесь работали и замечательные художники-ювелиры, делали серебряные и бронзовые украшения с цветными эмалями, гребни с затейливыми орнаментами, кольца, пряжки, фигурные фибулы-застежки, которыми анты застегивали свои плащи.

Благодаря своим мастерам воины были прекрасно вооружены. У них имелись копья, боевые топоры. А особенно характерными для антов были длинные прямые мечи высочайшего качества. В археологии они дали название целому классу подобных изделий, «мечи антского типа». И даже в англосаксонской поэме «Беовульф» герои сражаются антскими мечами, самыми лучшими для того времени. Знать и дружинники носили кольчуги, шлемы, рядовые ратники — кожаные доспехи. Правда, славяне нередко обходились без них, выходили в бой полуголыми, в одних штанах. Но причиной была вовсе не нехватка вооружения. Это был психологический прием. Воины демонстрировали полное презрение к боли и ранам, что обращало врагов в ужас.

Византийцы сообщали, что славяне плавали по рекам и морю на лодках-однодревках, иногда действовали большими флотилиями [144]. Существовала и письменность, так называемые «славянские руны». Писали в основном на дереве или бересте, поэтому образцов до нас дошло немного — на ритуальном сосуде из села Войсковое на Днепре, на глиняном черепке из Рипнева, на Микоржинском камне, на камнях острова Валаам и др. [104] Иоанн Эфесский рассказывал о славянах: «Они стали богаты, имеют много золота, серебра, табуны лошадей и оружие, и научились вести войны лучше самих римлян».

Степными соседями славян теперь стали кочевники-болгары. Они, как и славяне, не были едиными, разделялись на два племенных союза. Западнее Дона поселились кутургуры, а восточнее — утургуры [36]. В Причерноморье осталась и часть готов. На запад в потоках переселенцев ушли не все из них. Некоторые, их называли тетракситы, осели на Южном берегу Крыма и создали небольшое княжество. Осталась в родных местах и значительная часть аланов. Они восстановили свое царство и снова господствовали на Северном Кавказе. А вслед за болгарами в Восточной Европе появились еще одни пришельцы — сабиры. Это был древний народ, обитавший по границе сибирской тайги и давший свое имя Сибири. В ходе войн в азиатских степях они были вытеснены с прежней родины, перешли Волгу и осели в Дагестане.

В результате Великого переселения народов изменился облик и остальной Европы. Славянские племена возродили свои княжества на Балтике, заселили значительную часть нынешней Германии. Дакия стала королевством гепидов, Паннония — остготов, Норик (Австрия) — ругов. Западная Римская империя от понесенных ударов так и не оправилась. Франки, вестготы, аланы, вандалы, англы, бургунды расхватали ее провинции. Осталась одна Италия, но и в Риме германские командиры наемных легионов смещали неугодных императоров и сами назначали новых. А затем объявился Одоакр (в славянских преданиях Оттокар) с войском герулов и ругов. Он собирался наняться на службу, но присмотрелся что к чему и рассудил — служить такой империи не имеет смысла, проще и выгоднее ее захватить. В 476 г. он низложил последнего императора Ромула Августула и объявил себя королем Италии.

Византия, по сути, была уже другой империей, ее население состояло в основном из греков, говорило не на латинском, а на греческом языке. Но они все равно упорно величали себя «ромеями» — римлянами. А после падения Западной империи считало свою державу единственной «настоящей» Римской. Впрочем, она была недалека от участи Рима. Спровадив от себя вестготов, византийцы стали привлекать на службу остготов. Получилось еще хуже. Из остготов составилась придворная гвардия, значительная часть армии, они хулиганили, бунтовали, требуя повышения выплат. Войдя во вкус, приохотились диктовать свою волю императорам. Кончилось тем, что полководец Зенон нанял малоазиатских горцев-исаврийцев и учинил резню, уничтожил всех готов в Константинополе.

Их соплеменники в Паннонии во главе с королем Теодорихом взялись за мечи. Но сила Византии состояла не только в наемниках, ее мощным оружием была изощренная дипломатия. Она поссорила с остготами гепидов, привлекла в союз болгар. Теодориха начали теснить и громить. А правительство империи вступило с ним в переговоры и предложило почетный выход — идти «освобождать» Рим от «узурпатора» Одоакра. Словом, «варваров» стравили между собой. В Италии остготы три года дрались с герулами и ругами. Измотавшись, договорились поделить страну пополам. Но на пиру в честь подписания мира Теодорих подал сигнал, Одоакр и его воины были перерезаны. В 493 г. Италия превратилась в остготское королевство.

Однако положение Византии оставалось тяжелым. С востока на нее наступали персы, отбирали область за областью. А дружественные гепиды не преминули воспользоваться уходом остготов, переселились из гористой Дакии на плодородную равнину Паннонии. К дунайской границе на большом протяжении вышли славяне. Они и раньше не питали теплых чувств к римлянам, да и сами же византийцы сплошь и рядом задирали их.

Чиновники и солдаты, не задумываясь о последствиях, оскорбляли и обирали славян, приехавших торговать. Неужели зазорно обмануть каких-то темных «варваров»? Или вообще отобрать товары, хозяина убить, а с его женой и дочкой потешиться и продать в рабство? Кому они пожалуются? Но, по славянским традициям, нарушение гостеприимства было страшным преступлением против всего племени. Начались вторжения. Отряды склавинов и антов прокатывались по Балканам, разоряя все вокруг, увозили богатую добычу. К их походам охотно подключились болгары, стали действовать вместе, добирались до Константинополя. Чтобы обезопасить столицу, император Анастасий принялся возводить Длинные стены в 40 км от города — они протянулись от Мраморного моря до Босфора.

И все же Византия устояла. В отличие от Рима, она располагала обширными владениями, которые не затронули «варварские» нашествия — Малой Азией, Ближним Востоком, Египтом. А ее властители ловко лавировали, выискивали себе опору в сопредельных странах. Установили тесные связи с крымскими готами, они признали себя вассалами империи, и под контроль Константинополя попал весь Крым. Были заключены и важные союзы с аланами, сабирами. Они принялись совершать набеги на Закавказье, это подрывало тылы персов, отвлекало их от византийского фронта. Ко всему прочему, Персию надолго вывели из строя внутренние потрясения, маздакитская революция.

Восточная Римская империя постепенно выползла из развала и бедствий, в VI в. она вступила в полосу нового расцвета. В Константинополе возобновилось строительство великолепных церквей, дворцов, площадей, он стал величайшим и красивейшим городом мира. Умножился флот и господствовал на морях. Император Юстиниан даже счел, что он сможет восстановить былую Римскую державу. Направил армии, чтобы вернуть земли погибшей Западной империи. Его полководцы Велизарий и Нерсес сокрушили африканское королевство вандалов, отобрали у вестготов часть Испании. Захватили Сицилию, высадились в Италии.

Провозглашалось, что имперские войска пришли освободить римлян от гнета «варваров». Но действительность оказалась иной. Легионеры бесчинствовали, истребляли всех подряд. Африка при вандалах была цветущим краем, а «освободители» обратили ее в пустыню с руинами городов. А в Италии остготы оказали ожесточенное сопротивление, война затянулась на 18 лет. Из здешних готов мало кто уцелел, но и коренному населению досталось не меньше. В 410 и 455 г. «варвары» только грабили Рим, пощадив сам город и людей — теперь он пять раз переходил из рук в руки и был сожжен, из миллиона жителей уцелело 50 тыс. Милан и другие города снесли до основания…

Империя торжествовала, уничтожая и присоединяя западные королевства. Но в это же время нападения славян и болгар не только не прекращались, а раз за разом усиливались. Юстиниан приказал строить укрепления по границе — они не помогали. Склавины и анты прорывали их. Сметали высланных против них солдат, брали города. Разгромили и пленили лучшего византийского военачальника Хилвуда. В другой раз всего полторы тысячи славян опрокинули гвардейский корпус под командованием личного царского оруженосца Асвада. Доходило до того, что 15-тысячная императорская армия не осмелилась вступить в бой с вдвое меньшим отрядом славян. Держалась поодаль и трусливо наблюдала, как они, перегруженные добычей, уходят за Дунай. И это были не просто грабительские набеги. Славяне вели самую настоящую войну. 6 тыс. их воинов пытались пробиться в Италию на помощь готам — поскольку они тоже воевали против византийцев, значит, были союзниками.

А некоторые племена начали селиться в пределах империи. После прошлых готских и гуннских вторжений многие земли на Балканах лежали пустыми, переселенцы занимали их и вели себя, как хозяева. Местных крестьян не трогали. Объявляли им, чтобы они без всякой боязни жили и вели хозяйство, а славяне будут брать с них лишь половину податей, которые они платили греческим властям. Правительство силилось запугать славян. Если их удавалось победить, пленных и раненых предавали самым мучительным казням. Карательные экспедиции направлялись за Дунай, оставляя за собой пепелища селений и груды трупов. Но константинопольские стратеги плохо представляли психологию славян. Вместо того чтобы оробеть и поджать хвосты, они дружно поднимались и шли мстить. И тогда уже не было речи о добродушии и снисходительности. Платили той же монетой, жгли все подряд, попавшихся под руку убивали и угоняли в плен.

Но византийцев опять выручила дипломатия. Ее методы откровенно описал Маврикий в «Стратегиконе», пособии по военному искусству. Он рекомендовал играть на разногласиях между племенами, с помощью «речей и даров» привлекать на свою сторону славянских «царьков» и ссорить их. Отношения между склавинами и антами и без того были не блестящими. Именно это требовалось для империи. Ближайшими ее соседями являлись склавины — и византийские послы зачастили к антам. За «речами и дарами» дело не стало. Соблазняли вождей выгодами сотрудничества, высокой честью — сам император снизошел до переговоров с ними, считает культурными и доблестными людьми, готов искренне дружить. Сыпали золото, подарки. Правители антов поддались, заключили союз.

В 544 г. в Тирас на Днестре вошел антский гарнизон — защищать византийский город от склавинов и болгар. Воинов нанимали и для службы далеко от родных мест, отряды антов были отправлены в Италию. Один из них в 547 г. выручил армию Юстиниана, оказавшуюся в трудном положении в Аукании. Другой спас полководца Велизария, осажденного в Риме. Некоторые славяне оставались в империи, крестились, женились, дослуживались до высоких чинов — например, ант Доброгаст стал командующим Черноморской эскадрой.

И точно таким же способом византийцы нейтрализовали болгар. С ними соседствовали кутургуры, а послы Юстиниана проторили дорожку к утургурам, склонили их к дружбе и союзу. В 551 г. склавины и кутургуры очередной раз проломили дунайскую границу. Но царь утургуров Сандлих и князь антов Мезенмир Идарович нанесли удары по кутургурским кочевьям, разорили их, захватили скот. Естественно, кутургуры со склавинами повернули оружие против новых неприятелей, пошли столкновения между ними, и вторжения в Византию прекратились.

Анты помогали империи и на персидском фронте, вместе с аланами и сабирами предпринимали походы в Закавказье. В 552 г. была захвачена Агвания (Азербайджан), и шаху Хосрою Ануширвану только через два года удалось выбить северные племена. Среди народов, которые участвовали в этих нашествиях, арабские историки ас-Саалиби и Захир-ад-Дин-Мар'аши называют русов. Чтобы прикрыть свои владения, шаху пришлось свернуть операции против Византии, мобилизовать все финансовые ресурсы Ирана, вводить дополнительные налоги и строить Дербентскую стену — каменная твердыня 20-метровой высоты протянулась на 40 км и перекрыла участок от Кавказских гор до Каспийского моря.

У княжества антов неожиданно появился еще один враг — лангобарды. Это был последний осколок Великого переселения народов, все еще бродивший по Европе. Их называли «самыми дикими» из германцев. Вид у них и вправду был устрашающий. Лангобарды — значит «длиннобородые». Они не стригли волос, бород, усов, их лица покрывала сплошная косматая масса, а вдобавок перед боем они красили физиономии в зеленый цвет. Они считались очень свирепыми воинами, но не терпели никакой дисциплины, поэтому чаще всего били не они, а их. Раньше они жили на Эльбе, во II в. были вытеснены готами и славянами. Ринулись к римским границам, но и оттуда их выгнали. Триста лет племя кочевало то туда, то сюда, и в 550-х гг. полезло на Волынь, вздумало захватить ее для себя [156].

Князь Мезенмир Идарович выступил на лангобардов с антскими дружинами и нанес им жестокое поражение. Завязавшимися сражениями решил воспользоваться царь кутургуров Заберган. В лангобардах он увидел подходящих союзников, установил с ними связь, и на антов навалились с двух сторон. Но Мезенмир был прекрасным военачальником, а войск у него хватало, он растрепал и прогнал обоих противников. Казалось, Антию ждет великое будущее. Однако случилось иначе…

18. АВАРСКИЙ И ТЮРКСКИЙ КАГАНАТЫ

В VI в. из осколков различных племен на Алтае образовался новый народ — тюрки. Они были умелыми металлургами, создали великолепную конницу в доспехах из стальных пластин, вооруженную длинными саблями и копьями. Сами тюрки были немногочисленны, но они придумали особую форму организации — эль. Принимали в него дружественные племена, предоставляли им равные права со своими родами, и с их помощью покоряли других [33]. Благодаря такой системе тюркское государство, каганат, набрало внушительную силу. К 555 г. каган Мугань захватил земли на востоке вплоть до Желтого моря. А его дядя Истеми-хан с частью тюркских воинов и союзными племенами телесцев двинулся на запад. Он разгромил царство печенегов, включил побежденных в свое войско и вступил в Среднюю Азию.

Ее называли Согдианой. В прежние времена добавляли эпитет «грозная». Но она расплескала доблесть в войнах, в переселениях, и превратилась в «веселую» Согдиану. Когда-то ее суровые воины одолевали персов, македонян, римлян. Пра-пра-правнуки этих богатырей понастроили большие города, стали земледельцами, ремесленниками, слугами, поварами, оборотистыми купцами. И вместо конных лавин в разные страны отправлялись ковры, изысканные изделия чеканщиков и золотых дел мастеров. Когда-то горделивые сарматки под звуки костяных свирелей плясали у походных костров, возбуждая себя перед боем. Теперь мелодии изменились, из воинских плясок получились чувственные, а пра-пра-правнучки цариц и воительниц славились как эротические танцовщицы. Это уже считалось не позорным, а выгодным, их продавали за большие деньги в Персию, Китай, Индию. А главное, через Согдиану проходили караванные пути, по которым на запад везли китайский шелк. Он ценился на вес золота, и не только ради красоты. Шелковая одежда была в ту эпоху единственным надежным способом уберечься от вшей, а согдийские города гребли барыши на транзитной торговле, обслуживании проезжих купцов.

Но один здешний народ сохранил воинственность и боевые навыки. В «болотных городищах» у Аральского моря жили племена вар и хиони. Их еще называли хионитами, вархонитами, а в Европе они стали известны под име нем аваров [33, 36]. Как и остальное население тогдашней Согдианы, они были не монголоидами, а арийцами: высокорослые, белокурые и голубоглазые. Их тяжелая конница была не хуже, чем у тюрков, и воевали они часто. Живя в Приаралье, отражали степняков, их войска нанимали персидские шахи против Византии. Они встретили Истеми-хана в копья. В упорной борьбе авары проиграли, но покориться не захотели и ушли. Под предводительством князя Баяна они пересекли степи, миновали Каспийское море и появились на Северном Кавказе.

Их было немного, около 30 тыс., и поначалу они повели себя, как скромные беженцы. Попросили убежища у аланского царя Саросия. Выразили желание, как и он, вступить в союз с Византией. Саросий вошел в их положение, оказал поддержку, помог их посольству добраться до Константинополя. Там представителей неизвестного племени приняли довольно прохладно. Все же пренебрегать не стали, вручили подарки, традиционные для «варваров», и в 558 г. заключили союз против Персии. Но… в том же 558 г. в Константинополь прибыло посольство Тюркского каганата. И вот его-то встретили с распростертыми объятиями. Такого могучего союзника византийцы готовы были заполучить любыми средствами.

Авары поняли, что из-за них император не захочет ссориться с Истеми-ханом. Но, как выяснилось, этот древний народ был умным, развитым, а в хитрости и коварстве мог дать фору самим византийцам. Баян четко оценил политический расклад в Причерноморье. Он послал делегатов не только в Константинополь, а тайно связался с врагами империи — и внезапно обрушился на ее союзников. Напал на сабиров, они совершенно не ожидали удара и были разгромлены. Авары, не давая никому опомниться, ринулись на утургуров. Смяли их и прорвались к кутургурам. А уж кутургурский царь Заберган принял их как лучших друзей. Он только что крепко получил от антов, нуждался в помощи. Ох как кстати ему были 30 тыс. опытных бойцов!

Помощь он и впрямь получил. Баян был отличным организатором, переформировал болгарское войско вокруг бронированных аварских дружин, подсказывал выигрышные решения. Заберган охотно следовал его советам, уступил командование. Поскакали гонцы к склавинам, лангобардам, приглашая их действовать вместе. И на Антию развернулось наступление с востока, запада, юга. Немым свидетельством разыгравшихся трагедий является Пастырское городище в Черкасской обл., разгромленное аварами и их союзниками.

Потерпев несколько поражений, анты вступили в переговоры. Послом к кутургурам и аварам поехал сам князь Мезенмир Идарович. Он предложил замириться, хотел выкупить пленных. Но Заберган подсказал Баяну: «Сей муж приобрел величайшее влияние среди антов, он способен противостоять любому из своих врагов. Поэтому нужно его убить, а затем беспрепятственно совершать набеги на чужую землю» [77]. Баян признал, что это разумно, а с такими «мелочами», как неприкосновенность послов, считаться не стал. Мезенмира подло умертвили, и Антия оказалась обезглавленной.

Заберган при этом проявил себя никудышним политиком, близоруким и жадным. Основной выигрыш он увидел только в том, что теперь можно не опасаться за тылы. А значит, ничто не мешает пограбить богатую добычу. В 559 г. поднял своих кутургуров, привлек склавинов и повел на Византию. Его воинство прошлось по Фракии, Македонии, подступало к Константинополю. Император Юстиниан откупился большой данью. Но одновременно он направил посольство к царю утургуров Сандлиху. Тот выполнил союзнические обязательства. Выступил с войском, встретил одну из орд Забергана, возвращавшуюся домой, перебил ее, а награбленное добро благородно вернул византийцам. Кутургуры рассвирепели, и между двумя болгарскими царствами разразилась кровопролитная война.

Победителей не было, обе стороны понесли огромные потери. А плоды пожали… авары. Они благоразумно не вмешивались в резню, только «помогали». Но постепенно, исподволь, подмяли ослабевших кутургуров. Покровители, принявшие у себя беженцев, превратились, фактически, в вассалов своих гостей. Баян продолжал и атаки на антов. Менандр Протиктор писал, что после убийства Мезенмира авары «разоряли землю антов и не прекращали порабощать, уводить и грабить». Славяне укрывались в крепостях, брать их было трудно, осады и штурмы стоили жизни многим воинам. Но Баян применил новую тактику — выжигать поля. Уничтожили их в одно лето, в другое, у антов начался голод. А Византия ради своих союзников пальцем о палец не ударила. Они ей требовались лишь до тех пор, пока приносили пользу империи. Антам пришлось покориться, они согласились платить дань.

В Причерноморье у аваров больше не было соперников, и в 567 г. Баян вместе с лангобардами, болгарами и славянами двинулся в Паннонию. Здесь разгромили еще одних византийских друзей, королевство гепидов. А после победы авары благополучно спровадили от себя лангобардов. Сделали это точно так же, как греки — соблазнили их завоевывать Италию. Отправили с ними и побежденных гепидов. Италия еще не отошла от войн византийцев и готов, лежала в руинах. Лангобарды легко захватили северную часть страны. Захватили бы и всю, но уж слишком они презирали дисциплину. От короля отпали несколько герцогов, передрались друг с другом, поэтому Византия удержала юг и среднюю часть Италии.

А авары, избавившись от соратников, остались в Паннонии полными хозяевами. Вокруг озера Балатон они нашли условия, сходные с родными болотами у Аральского моря (слово Балатон как раз и означает «болото»). Построили 9 городов, подобных своим среднеазиатским «болотным городищам» — германцы называли их «рингами» (кругами). Они были окружены кольцами земляных валов и палисадами, в рингах жили властители и воины. Отсюда авары управляли подчиненными племенами, сюда стекалась дань, а Баян принял титул кагана — царя над многими народами.

Тем временем враги аваров, тюрки, завоевывали Среднюю Азию. Впрочем, сражаться им пришлось только с персами и памирскими горцами. А жители Согдианы прикинули, что под властью каганов им будет просто замечательно — они получат защиту от любых врагов, смогут торговать по всей необъятной державе. За такие блага не жалко было платить дань. Города добровольно открывали ворота, а согдийские купцы, грамотные и многоопытные, сразу же неплохо устроились в окружении тюркских правителей. Стали у них гражданскими чиновниками, финансистами, дипломатами. Возобновилась пересылка посольствами между Истеми-ханом и Константинополем, был заключен торговый договор и военный союз.

И тюрки продолжили движение на запад. В 570 г. их черные знамена с золотой волчьей головой замаячили на берегах Волги. Разумеется, утургуры, аланы, сабиры не обрадовались приближению чужих полчищ. Собирали воинов, чтобы остановить незваных гостей. Надеялись и на союзницу Византию. Ведь и тюрки были ее друзьями. Значит, император должен был вмешаться, надавить на них… Ничуть не бывало! Альянс с тюрками представлялся куда более перспективным, и Константинополь запросто предал северокавказских союзников. Да и какая разница? Все равно они будут воевать за интересы империи, разве что в составе каганата.

Но один кавказский народ встретил тюрков по-дружески. В долинах Терека, Сулака и на берегу Каспия обитали хазары — потомки скифского племени, в незапамятные времена укрывшегося тут от неприятелей. Они давно стали оседлыми, выращивали виноград, огородничали, ловили рыбу. Но они утратили и былое воинское искусство. Их совершенно достали соседи, болгарское племя барсилов й сабиры. Драли дань, грабили, отнимали приглянувшихся женщин, а мужчин мобилизовывали в обозы и прислугу для своих походов в Азербайджан. И в начавшейся войне хазары стали помогать не поработителям, а их врагам.

Для тюрков это было очень кстати. Они далеко оторвались от родных мест, им требовалась опора в здешних краях, проводники, шпионы, продукты, фураж, базы для размещения войск. От хазар они получили все необходимое. Аланов, утургуров и сабиров разбили. Хазар приняли в систему эля, и теперь-то, обретя всемогущих покровителей, они отыгрались на обидчиках. Сабирам попало так крепко, что они бежали в Закавказье и передались в подданство шаха. Барсилы метнулись в противоположном направлении, пытались скрыться на островах в дельте Волги. Но хазары настигли их, добили, и роли поменялись, побежденным пришлось прислуживать победителям. А аланы и утургуры признали себя тюркскими вассалами.

Таким образом, южная часть нынешней России оказалась поделенной между двумя каганатами. На запад от Дона лежали владения Аварского. На восток — Тюркского. Во главе его стоял Тобго-каган, а чтобы управлять бескрайними пространствами от Желтого до Черного морей, их разделили на восемь уделов. Ими правили родственники кагана, ханы из династии Ашина — «волки». Тюрки в каждом уделе составляли аристократию и дружины вождей, в боях выступали ударной силой. Но и другие народы, включенные в эль, считались равноправными.

Например, телесцы, составлявшие значительную часть войска, хазары и тюрки вместе жили, сражались, делили добычу. Их даже хоронили вместе, на одних кладбищах, хотя и по разным обрядам. Тюрки покойников сжигали, а если это была важная персона, убивали 2–4 слуг, коней, баранов, и ставили памятник с надписью, где усопший как бы рассказывает о своих подвигах. Телесцы зарывали мертвецов вертикально, с луком, мечом и копьем. С вождем хоронили коня, с простым воином — более дешевую, чем конь, рабыню, ее заставляли влезть в ту же вертикальную яму и сворачивали шею. А хазары очень боялись «ходячих мертвецов», поэтому покойным проламывали головы и отрубали ноги, а уж потом погребали чинно и благопристойно — они были больше не опасны [35]. Ниже этих народов в государственной иерархии стояли покоренные вассалы. Еще ниже — «таты», просто данники.

Авары тоже были умелыми воинами. Но, в отличие от тюрков, не водили за собой подданных в бой. Они стали в каганате правящей кастой. Оставили за собой функции начальников, организаторов, надзирателей, карателей, а воевать приспособились чужими руками. Германские историки свидетельствуют, что в передовых эшелонах они всегда использовали славян. А императору Юстину II Баян цинично заявил: «Я таких людей пошлю на римскую землю, потеря которых не будет для меня чувствительна, хоть бы они совсем погибли» — и отправил в набег 10 тыс. болгар. О чьем-либо равенстве с аварами в каганате даже речине было. Те, кто примкнул к ним добровольно, как склавины и кутургуры, становились как бы старшими вассалами. Они сохраняли относительную самостоятельность, но должны были повиноваться аварам, по их приказам присылать войска. Ниже шли менее полноправные племена и совсем бесправные. Одних всегда можно было прижать с помощью других. А авары вознеслись на вершину пирамиды из многих народов, которые, по сути, покорили друг друга.

Но хватало таких, кто сам лез в подданство. Некоторые славяне обращались к кагану, обещали признать его власть, если поможет захватить ту или иную область. Что ж, Баян помогал, посылал своих вассалов. Авары умели быть гибкими. Могли кого-то поощрить, подарить чужие земли. Племена, жившие далеко от центра их державы, трудно было достать вооруженной рукой, и с ними заигрывали, манили подарками, добычей в совместных войнах. Но ближайшие соседи — славяне Чехии, Моравии, Западной Украины, попали в полную неволю. Их заставляли трудиться на себя, насильно гнали на войну. Славяне начали уходить в Византию. В 578 г. границу пересекла первая крупная партия беженцев — около 100 тыс. человек, в 581 г. последовала вторая [144].

Авары терроризировали и сопредельные страны. Едва они обосновались в Паннонии, посыпались набеги на Бургундию, Тюрингию, Силезию, на земли славян по Эльбе, Одеру, Висле. Был разбит и попал в плен король франков Сигберт Австразийский. А уж Византии пришлось совсем туго. Раньше славяне и болгары вторгались разрозненно. От кого-то откупились, от кого-то отбились, кто-то сам уйдет. Сейчас каган направлял и координировал эти операции. А на севере больше не было союзников, чтобы использовать их против нападающих. К сухопутным ударам добавились морские. Эскадры славянских лодок появились в Эгейском и Адриатическом морях, налетали на прибрежные города. Баяну это понравилось, он задумал создать собственный флот. Обратился к королю лангобардов Агиульфу, чтобы тот прислал из Италии опытных кораблестроителей, и в Дубровнике возникла славянская морская база.

А ко всему прочему, авары не забыли о прошлом сотрудничестве с Персией. Восстановили с ней связи, и византийцев начали громить совместными усилиями. Император Тиберий был вынужден заключить унизительный мир с обеими державами. Шаху уступил ряд территорий, кагану согласился платить дань в 80 тыс. золотых. Но при этом греки получили… нового страшного врага. Они по привычке делали то, что сами считали нужным, не обращая внимания на «варварских» союзников. Однако такой союзник, как Тюркский каганат, проигнорировать себя не позволил. Возмутился сепаратным миром, расценил его как вероломство, и объявил войну. Войска удельного хана Северного Кавказа Бури и властителя Нижней Волги и Урала Турксанфа вступили в Крым, захватили Пантикапей, Феодосию. В 582 г. они совершили поход в Абхазию и Грузию, зависимые от Византии, угнали население, кого смогли поймать. Но спохватились, что пленных слишком много, продать их некуда. На обратном пути всех перерезали, дороги Кавказа устлали 300 тыс. разлагающихся трупов.

А авары соблюдать мир, купленный такой ценой, в общем-то и не собирались. Предъявляли ультиматум увеличить дань, захватывали новые районы. Баян вел себя вздорно и капризно. Узнав, что в Константинополе есть зверинец, потребовал, чтобы ему прислали слона. Когда же животное с невероятными трудностями доставили в Паннонию, вдруг объявил, что передумал — пусть слона отправят обратно, а пришлют золотой трон. Мог широким жестом подарить византийцам тысячу их пленных, пощадил город Анхиал (Бургас) за то, что здешние целебные воды помогли его любимой жене. А в другой раз у него скопилось 12 тыс. угнанных крестьян, горожан, их жен, детей. У греков не хватило денег для назначенного выкупа, они просили сбавить цену. В ответ каган, не моргнув глазом, приказал всех пленных умертвить.

Но прошло лишь несколько лет, и ситуация резко изменилась. Тюркский каганат невероятных размеров оказался мало жизнеспособным. В 584 г. умер каган Тобго, вспыхнули ожесточенные распри, и государство распалось на два каганата, Западный и Восточный, граница между ними проходила по Алтаю. Они враждовали между собой, й для властителя Западного каганата Кара-Чурина война с греками оказалась лишней обузой. Его ставка располагалась в Средней Азии, ему помогали и финансировали согдийские купцы, они заняли ключевые позиции при дворе. И для них-то было важно не рубиться с византийцами, а торговать через черноморские порты.

На императорский престол в это время взошел Маврикий, военный до мозга костей, ставивший своей целью спасти страну от терзавших ее врагов. Он с радостью примирился с Кара-Чурином, тюрки вернули ему захваченную часть Крыма. В 589 г. армии Византии и каганата двинулись на Персию. Ей пришлось отбиваться на нескольких фронтах, неудачи и военные тяготы вызвали смуту. Шаха Ормизда свергли и убили. Его наследнику Хосрою Парвизу и бежать-то было некуда. Удрал к заклятым врагам в Константинополь. Для императора это было настоящим подарком. Он помог принцу справиться с мятежниками, вернуться на престол, а за это шах признал зависимость от Маврикия, объявил его «приемным отцом».

С персидской угрозой было покончено самым наилучшим образом, и решительный император попытался ликвидировать аварскую. Перебросил все силы на Балканы. Каганат он задумал разгромить по частям, сперва вывести из игры его вассалов. Аваров заверил, что против них ничего не имеет, хочет лишь наказать славян. Но и каган был себе на уме. Анты успели оправиться от понесенных ударов, а склавины теперь значительно усилились, их князья вели себя все более независимо. Аварский властитель рассчитал — ему будет и впрямь выгодно, если византийцы и славяне измочалят друг друга. Поэтому он сделал вид, будто поддался на хитрость Маврикия, снисходительно разрешил напасть на своих подданных.

В 592 г. армия лучшего византийского военачальника Приска перешла границу, захватила и разорила город князя Ардагаста. Славянский царь Музокий собрал большое войско, но через шпиона, знавшего славянский язык, Приск узнал о его приближении. На Дунае перехватил и уничтожил славянскую флотилию из 150 ладей^ а потом внезапной ночной атакой обрушился на лагерь Музокия и взял его в плен. Каган к византийским успехам отнесся спокойно. Потребовал лишь, чтобы ему отдали половину добычи и пленных. Зато славяне разозлились, сорганизовались, ответили контрударами. Грекам еще удалось победить князя Пейрагаста, но в 597 г. на р. Яломице армия брата императора Петра была разбита наголову.

И вот тут-то вмешались авары. Со славянами и кутургурами ворвались в империю, уничтожили высланные против них войска, взяли ряд городов, обложили Константинополь, и Маврикию удалось купить мир лишь увеличением дани. Но он считал это только временной передышкой. Из неудач император сделал должные выводы — что бить надо по самим аварам. Подготовился получше, и в 601 г. армия Приска внезапно, без объявления войны навалилась на каганат. Одержала две победы, пленила 3 тыс. аваров и множество славян с болгарами. А другой византийский корпус под командованием Гудвина выступил на север. Использовались и старые дипломатические методы. Опять вспомнили об антах, завели с ними переговоры. Они воодушевились поражениями аваров, сбросили чужеземную власть и вместе с Гудвином принялись крушить склавинов.

Каганату приходил конец. И все же Византия не смогла уничтожить его. Не смогла по одной единственной причине — она насквозь прогнила. Недуги, унаследованные от Рима, разъедали и подтачивали ее, и к VII в. Константинополь успел стать подобием того же Рима с клубками интриг, развращенной аристократией, толпами избалованной черни. Вся эта шваль кичилась именем «ромеев», получала подачки от императоров и вельмож, жаждала развлечений.

Разве что гладиаторских боев не было. Их сменили гонки колесниц, вся столица разделялась на партии болельщиков, «зеленых» и «синих». Маврикий одолел персов и аваров — на это столице было наплевать. Зато война требовала подтянуть пояса, увеличить налоги, отказаться от дорогостоящих зрелищ, и за это императора возненавидели. А армия по-прежнему состояла из наемников. Они нахватали добычи, жаждали прокутить ее. Когда Маврикий приказал продолжать наступление, чтобы добить каганат, легионы взбунтовались. Провозгласили императором некоего Фоку и повернули на Константинополь. Столица тоже восстала. Маврикия схватили, у него на глазах казнили его семью, а потом его самого.

А авары, балансировавшие на волосок от гибели, очутились вдруг на вершине успехов. Фоке пришлось свернуть войну, ради этого он согласился увеличить дань до 200 тыс. золотых. Склавины были ослаблены в боях с византийцами и антами, каганат окончательно прибрал их под контроль. Ну а антам пришлось расплачиваться за то, что они поверили в союз с Византией. Авары покарали их жесточайшим образом. В 602–609 гг. их земли подверглись такому опустошению, что с этого времени имя антов навсегда исчезло со страниц истории.

Но тогда же, в 605–620 гг., произошли массовые переселения славян на Балканы. Перетекали целыми племенами. Одни договаривались с византийскими властями, просили землю для поселения. Другие без всякого разрешения захватывали пустующие районы. Греческие хроники сообщают, что «славяне начали без страха селиться на землях империи». На юг ушла часть лужичан — они стали сербами. Хорваты раньше жили в Галиции — там остались «белые хорваты», а остальные отправились на Балканы. Среди славян, хлынувших в Грецию, византийцы упоминали полян, северян, древлян, смольнян, кривичей [144].

Переселялись и в других направлениях, лишь бы подальше от аваров. Еще одна часть кривичей, живших в верховьях Немана, бросила родные края и двинулась на север. На Западной Двине и на восток от нее обитали балтские племена. Они остановили кривичей, и те осели по реке Полоте. Но со временем славяне победили балтов. Те, кто остался на Полоте, стали полочанами, а кривичи прорвались к Псковскому озеру и верховьям Днепра.

Ляхам, предкам поляков, тоже изрядно достатось от аваров. От них отделились две больших партии и отправились на восток. Одна из них под предводительством вождя Радима обосновалась в Среднем Поднепровье, и на реке Сож возникло племя радимичей. Другую возглавлял Вятко, она добралась до Десны и назвала себя назвали вятичами. Разделилось и племя словен. Некоторые ушли на юг — словенцы. Две ветви образовались в Центральной Европе, словаки и словинцы. А часть словен и русов выступила искать новую родину на севере, достигла Ладоги.

Легенда об этом сохранилась в «Мазуринском летописце»: «Славен и Рус с роды своими отлучашася от Ексинопонта (Черного моря) и от роду своего, и хождаху по странам вселенная, яко крылатый орлы перелетаху пустыни многие, ищуще себе места на селение, и во многих местах почивающе мечуще их, и нигде же не обретоша себе селения» — и наконец, через 14 лет скитаний Славен основал город «иже ныне зовется Великий Новгород». Эта легенда имеет некоторое сходство с сюжетом о братьях Славене и Скифе из «Иоакимовской летописи». Но сходство чисто внешнее. Ведь Славен и Скиф «многие земли о Черном мори и на Дунае себе покориша». А Славен и Рус — изгнанники, «отлучашася от Ексинопонта» и не знающие, где приткнуться. Время их переселения подтверждает византийская монета, найденная в Ладоге. Она датируется 617 г. Это время гибели Антии.

19. СЛАВЯНЕ ОСВОБОЖДАЮТСЯ

Восточный и Западный тюркские каганаты на короткое время сумели объединиться, стали воевать с Китаем. Но среди множества племен, подчиненных тюркам, далеко не все были довольны своим положением. А у китайцев дипломатия и агентура орудовали не хуже, чем в Византии, подогревали вражду между вождями, организовывали мятежи. В результате западные и восточные тюрки перессорились окончательно, передрались между собой, начались бунты подданных, китайцы перешли в наступление, и обе державы распались.

Для Византии это обернулось катастрофой. Она осталась без союзников. Славянские переселенцы смели всю систему пограничной обороны, затопили Балканский полуостров. Тылам Персии больше никто не угрожал, она объявила войну. А авары исправно получали дань, но это ничуть не мешало им возобновить союз с персами, лупить и грабить греков. Но еще более страшным наказанием для империи стал Фока, которого сами же византийцы посадили на трон. Ходила байка: когда он появился в храме, один монах ахнул: «Господи, какого ты нам дал императора!» И услышал голос: «Худшего по вашим грехам Я не смог найти».

Фока оказался свирепейшим тираном. Казнил людей за вину и без вины. Выдумывал заговоры, лично пытал жен аристократов, вытягивая признания. Отправлял на смерть целыми семьями вместе со слугами, знакомыми. Рубили головы, вешали, а больше всего император любил жарить свои жертвы в раскаленном медном быке. Восемь лет он истреблял мирных граждан, население тряслось от страха и покорно терпело. Но в 610 г. Фока добрался до военных. По обвинению в заговоре арестовал супругу и тещу молодого полководца Ираклия, угроза нависла и над другими офицерами. Они поняли, что терять им нечего, и произвели переворот. Фоку сожгли в том же быке, где он казнил подданных, а корону получил Ираклий.

Наследство ему досталось незавидное. Смуты и безобразия Фоки подорвали силы империи, она не могла обороняться. Кони аваров беспрепятственно паслись возле греческих городов. Рядом с Константинополем каган чуть не захватил в плен самого Ираклия — пригласил на переговоры и хотел поймать, император едва ускакал от погони. А шах Хосрой Парвиз объявил, что он выступает мстителем за «приемного отца» Маврикия и является… законным наследником Византии. Конечно, это был лишь пропагандистский трюк. Шах прибирал к рукам греческие провинции, но отнюдь не собирался превращаться в христианского императора. А его политику определяли вовсе не сторонники покойного Маврикия.

Хосрой, как и вся персидская знать, исповедовал зороастрийскую веру. Но шахи из династии Сасанидов, возродившие Персию в III в., вернулись ко многим традициям древнего Ирана. В том числе, взяли под покровительство евреев. Это представлялось выгодным во всех отношениях. Евреи помнили благодеяния давних персидских властителей, были врагами римлян, разгромивших Иудею, и оказывали шахам всемерную поддержку, ростовщики и купцы охотно ссужали деньги. Они заняли видное положение при дворе, становились советниками, казначеями, по старым методикам проталкивали соблазнительных родственниц в гаремы, а сообразительных родственников в царские евнухи.

УХосроя из евреев составилось ближайшее окружение. Под их влиянием шах стал страстным ненавистником христианства, казнил собственных воинов, принявших крещение, а война приобрела ярко выраженный религиозный характер. Иудеи поддерживали связь с соплеменниками в Византии, и они подыгрывали персам. Выступали разведчиками, агитаторами, открывали ворота городов. Заодно это приносило хорошую прибыль, еврейские купцы по дешевке скупали у воинов добычу и пленных. В 615 г. пал Иерусалим. Иудейские приближенные выпросили его у Хосроя за оказанные услуги и учинили погром. Разорили храм Гроба Господня и другие святыни, вырезали 35 тыс. христиан. Одерживая победу за победой, персы заняли Ближний Восток, Египет, почти всю Малую Азию.

В 619 г. шах и аварский каган решили покончить с Византией. С двух сторон их войска подошли к Константинополю. Греки с трудом смогли выкрутиться с помощью дипломатии. Завели сепаратные переговоры с князьями кутургуров. Посочувствовали, что авары помыкают ими, забирают себе львиную долю награбленного, заплатили крупную сумму и уговорили отступить. А иранскому командующему Сайту предложили очень выгодные для персов условия мира. Но это было совсем не то, чего жаждали Хосрой и его советники. Шах отверг договор. С Сайта заживо содрал кожу, византийских послов заковал в кандалы. А грекам ответил, что они обречены, и насмехался: «Если Христос не мог спасти Себя от евреев, убивших Его на кресте, то как же Он поможет вам?» [144]

Но империя такими маневрами тянула время, а Ираклий не сидел сложа руки. Бедствия, потрясшие Византию, имели и положительные стороны. Поскольку садист Фока уничтожил почти всю знать, мешать императору и плести заговоры было некому. А нахлынувшие славяне изменили состав населения. Византийцы писали, что «вся провинция ославянилась и сделалась варварской». Новые жители были куда более деятельными и боеспособными, чем коренное крестьянство, робкое и забитое. Ираклий этим воспользовался. Он наконец-то отказался от наемничества и стал создавать «фемы»: административные области и одновременно военные округа. Каждая фема выставляла определенное число солдат. Ираклий сам возглавил новые войска и начал одерживать над персами первые победы.

Менялась и обстановка. Раздавив Антию, авары вообще занеслись. Они чувствовали себя неограниченными властителями, а славянам предоставили участь скота. «Повесть Временных Лет» описывает, как «примучили» племя дулебов, обитавшее на Волыни и входившее в союз антов. Самые энергичные были перебиты или ушли куда глаза глядят, а завоеватели хозяйничали в их стране. Это была не просто оккупация. Авары, «великие телом и гордые умом», желали, чтобы их считали высшими существами, преклонялись и боялись. Славянок даже не удостаивали положения наложниц, походя насиловали по мере естественной нужды. Утверждая особый статус, не позволяли запрягать себе в повозки коней и волов. Ставили в упряжку нескольких женщин, и хозяин ехал на них по делам, подгоняя и нахлестывая.

Да и вправду, оставалось только повиноваться. Прикажут запрягать жен — запрягай, прикажут погибнуть — погибни. Кто посмеет перечить вершителям судеб, холодным, безжалостным и непобедимым?.. Но любое терпение имеет предел. А если врага нельзя победить, можно умереть в бою. В 623 г. несколько славянских племен в Моравии объединились под руководством князя Само и восстали. Каган привычно направил карателей, но славяне сражались отчаянно, хищников истребили и прогнали. Это заставило задуматься остальных аварских подданных, некоторые начали переходить к Само.

Ну а тюрки не смирились с утратой господствующего положения в степях. Поднапряглись, сорганизовались и восстановили оба своих каганата, Восточный и Западный. Восточный сразу вспомнил об обидах со стороны китайцев и обрушился на них. Те взвыли, поспешили втянуть в союз Западный каганат. Тюркские державы снова сцепились друг с другом. Но и Византия не забывала полезных соратников, в 625 г. направила посольство к владыке Западного каганата Тун-Джабгу. Его опорой по-прежнему оставались согдийские купцы. Греки были их торговыми партнерами, а персидские евреи — главными конкурентами, не пускали их на свои рынки. Стоит ли удивляться, что Тун-Джабгу возобновил самый теплый альянс с Ираклием, махнул рукой на восточные дела и принялся перебрасывать силы на запад.

Для Персии это было уже опасно, ее брали в клещи. Но Хосрой надумал упредить противников. Пока они не изготовились, нанести смертельный удар по Константинополю. Аварский каган с радостью откликнулся. Цель была слишком заманчивой, да и сам поход был как нельзя кстати, чтобы упрочить пошатнувшуюся власть над славянами. В 626 г. он поднял все подвластные народы. Объявил полную мобилизацию, а у славян в таких случаях вставали в строй даже женщины. Только авангард аварских полчищ греки оценивали в 300 тыс. человек. Разумеется, преувеличили, но массы воинов нахлынули по всему фронту, проломили передовую линию укреплений, Длинные стены, и обложили византийскую столицу.

А с востока вышла на берег Босфора персидская армия. Каган был настолько уверен в победе, что «великодушно» разрешил жителям Константинополя уйти, позволяя каждому взять с собой лишь рубаху и плащ. Впрочем, наверняка обманывал — пусть за стены выйдут, а там разберемся, что делать с ними, с их рубахами и плащами… Но на Босфоре господствовал греческий флот, не позволил союзникам соединиться. Каган бросил подданных на штурм без персов. Со стен их встретили тучами стрел, градом камней, смолой и кипятком. Но авары гнали в бой все новые и новые волны славян. Они заполняли телами глубокий ров, карабкались по трупам и тоже погибали. Кагана их смерть не волновала. Он считал, что это тоже полезно: обескровленными племенами будет легче управлять.

Наконец, он смилостивился. Велел прекратить самоубийственные атаки и строить осадные башни с таранами и камнеметными машинами. Но когда их подтащили к стенам, византийцы впервые применили свое новое изобретение, «греческий огонь». Из специальных устройств-сифонов выбрасывалась горящая жидкость, ее состав до сих пор неизвестен, вода не могла потушить ее. Башни и толпы осаждающих были сожжены. Разбирая потом завалы трупов, горожане часто натыкались на «амазонок», вооруженных славянок. Много женщин оказалось и в составе флота. Он был последним козырем кагана. Запоздав к началу битвы, у Константинополя показались бесчисленные славянские лодки и небольшие суда. Тяжелые греческие корабли топили и отгоняли их. Это не помогало, сотни суденышек рассыпались, а потом собирались снова. Но разыгралась буря. Переворачивала лодки, разбивала друг о друга, о камни.

Славяне были сильными и выносливыми людьми, хорошо плавали. Несколько тысяч моряков и морячек спаслись. Мокрые, истерзанные, добрели в ставку кагана. Однако властитель вспылил из-за крушения своих планов и приказал их всех казнить. Мог ли он подумать, что именно это решение принесет гибель каганату? Ведь уже пролились моря крови, обрывались жизни целых народов, и все сходило с рук. Наоборот, утверждало авторитет власти. Но убийство моряков стало последней каплей. Славяне и без того были озлоблены огромными потерями. А когда узнали о случившемся, раскинувшийся у Константинополя лагерь возмущенно забурлил. И тут-то перепугался каган. Снялся со своими аварами и бежал прочь. Славяне тоже повели остатки войск по домам, проклиная таких правителей и знать их больше не желая [91].

А в следующем году Ираклий и Тун-Джабгу навалились на персов, навстречу друг другу вторглись в Закавказье. Шах не ожидал прорыва на этом направлении, надеялся на неприступную Дербентскую стену. Но ее обороняло местное ополчение, необученное и плохо вооруженное. Тюрки засыпали защитников ливнем стрел и с ходу захватили укрепления. Дербент вырезали полностью. Моисей Каланкатуйский писал: «Глаз их не щадил ни прекрасных, ни милых, ни молодых из мужчин и женщин, не оставлял в покое даже негодных, безвредных, изувеченных и старых; они не жалобились, и сердце их не сжималось при виде мальчиков, обнимавших зарезанных матерей; напротив, они доили из грудей их кровь, как молоко. Как огонь проникает в горящий тростник, так входили они в одни двери и выходили в другие, оставив там деяния хищных птиц и зверей».

Тюрки и византийцы сошлись у стен Тбилиси. Император и каган чествовали друг друга праздниками, Ираклий обещал в жены Тун-Джабгу свою дочь Евдокию. Тбилиси не взяли, поосаждали и разошлись. Но император совершил дерзкий маневр. Вместо того, чтобы увести армию на зимние квартиры, внезапно повернул и стремительно ринулся в глубь Ирана. На р. Тигр разгромил персидское войско, захватил столицу шаха Дасдагерд, его сокровища, гарем. У персов еще имелись значительные силы в Сирии и Малой Азии, но капризный Хосрой впал в панику, винил во всех бедах своих полководцев, приговорил их к смерти. А греки перехватили приказ о их казни и услужливо передали в руки приговоренных. Они, естественно, обиделись и прикончили шаха. Перед Ираклием персы капитулировали, вернули отнятые у него территории.

Но византийцы, заключая мир, по привычке забыли союзников. Тюркам ничего не обломилось. И Тун-Джабгу продолжил войну. В 628 г. он еще раз опустошил Закавказье, Тбилиси пал и подвергся такой же участи, как Дербент, жителей истребили до единого. Грузия и Агвания (Азербайджан) были в полном ужасе, покорились кагану. Он послал войско для завоевания Армении.

Это была вершина могущества тюрков. Но она оказалась и преддверием их крушения. Увлекшись операциями на Кавказе, Тун-Джабгу почти не уделял внимания своим восточным окраинам. А Восточный тюркский кагатат продолжал войну против Западного и против Китая. Подстрекал к мятежам племена, подвластные Тун-Джабгу. Китайцы аналогичным образом подстрекали подданных Восточного каганата. В 630 г. они взбунтовались, и в жаркой междоусобице государство прекратило существование. Но в этом же году поднялись недовольные в Западном каганате, Тун-Джабгу был убит, вспыхнула гражданская война.

И почти одновременно развалился третий каганат, Аварский. После трагедии под Константинополем славяне отказывались служить ему. Многие передавались под власть Само, в его княжество вошли племена Чехии, Силезии, по р. Эльбе. Хорваты и хорутане (словенцы) перешли в подданство герцогам Баварии. Далекие немецкие герцоги не стесняли их самостоятельности, а от аваров отбивались вместе. Единственными вассалами кагана остались кутургуры, и их гоняли то на славян, то на греков. Однако и им надоело такое положение, в 630 г. они восстали. У аваров еще хватило сил разгромить их. Но в подчинение они уже не вернулись.

Часть кутургуров бежала к франкам. Король Дагоберт не особо обрадовался нежданным гостям. Куда их девать-то? Кормить накладно, не кормить — будут грабить. Его королевство тоже страдало от аварских набегов, а кутургуры всегда в них участвовали. И Дагоберт отомстил им, распорядился всех перебить. Но воспользоваться раздраем в каганате было для франков соблазнительно. Наступать на самих аваров король все же не рискнул, более легкой добычей счел освободившихся славян. В 631 г. он повел полки рыцарей на княжество Само. Хотя тут ошибочка получилась. Само дважды распотрошил франкские армии и отбил у них охоту лезть на славянские земли.

Другая часть кутургуров отступила на восток, к родственным утургурам, с которыми их поссорили 80 лет назад.

Князь утургуров Кубрат принял их. В 635 г. он отделился от распавшегося Западного тюркского каганата и основал независимое Болгарское ханство, где кутургуры и утургуры слились в один народ.

Племена, входившие в державу тюрков, все еще рубились между собой. Но правящая династия Ашина лишилась главной опоры. В ней разочаровались согдийские города и купцы. Вместо безопасности, порядка и торговых барышей тюрки принесли им бесконечные смуты и разорение. Ну куда повезешь шелк, ковры и танцовщиц, если по стране постоянно месятся разношерстные отряды и банды? Решили — хватит. Перед бывшими властителями закрывались ворота, их встречали стрелами и требованиями убираться подальше. В 651 г. в Средней Азии погиб последний каган Ирбис Шегуй, а его родичи и дружинники бежали к хазарам. Здесь они нашли самый радушный прием. Хазары до сих пор считали тюрков друзьями, а династию Ашина — законными правителями. В прикаспийских степях и на Северном Кавказе возникло еще одно государство — Хазарский каганат.

В 658 г. погибло и государство Само. Князь умер, и племена, объединенные его авторитетом, рассыпались сами по себе. Это отсрочило конец Аварского каганата. Разрозненные племенные княжества были не в состоянии уничтожить его. Но каганат, 80 лет наводивший ужас на всю Европу, преобразился до неузнаваемости. Как только развеялась иллюзия его всемогущества, как только он лишился подданных, громивших по указке кагана соседей или друг друга, реальная аварская сила сошла на нет. От «сверхдержавы» осталось небольшое царство в Паннонии, и больше за ним не значилось ни одной победы.

20. МИР ЯЗЫЧЕСКОЙ РУСИ

Порой возникают недоразумения — а куда же подевались русы, так ярко проявившие себя во II–IV в.? И откуда они появились потом, чтобы дать имя нашей стране и народу? Нет, они никуда не исчезли. Но бурная эпоха несколько раз разделила их. Одни остались на Балтике, где они жили до нашествия готов — это племена рарогов, ругиев. Другие отступили в непроходимые леса и болота, возник народ пруссов. Те, кто участвовал в походах готов и гуннов на запад, осели в Австрии, там существовало небольшое королевство, и впоследствии австрийские герцоги вели свое происхождение от «русских королей». Значительная часть прижилась на юге нынешней России и вошла в союз антов. А после его гибели русы еще раз разделились. Некоторые ушли со словенами на север, основали Старую/Руссу у озера Ильмень. А были и такие, кто остался на Дону и Донце, они влились в племенной союз северян.

О том, что русы по-прежнему жили в этих краях, сообщают многие источники. «Церковная история» Захария Ритора, написанная в 555 г., показывает народ «рос» на севере от Азовского моря. На Дону упоминает «роксоланов» анонимный географ VII в., называет там город «Малороса» [17]. Китайский дипломат Сюань Цзан, посетивший в 630 г. ставку тюркского кагана Тун-Джабгу, видел там послов Руси. О южных русах, обитавших по соседству с болгарами, хазарами и печенегами, писали Лиутпранд Кремонский, арабский ученый Ибн-Хаукаль. А баварский географ начала IX в. перечислял разные ветви русов — «аттросы», «вилиросы», «забросы», «хозиросы». Основными из них он считал две, балтийскую и южную.

Персидский географ Ибн-Хордабег пояснял, что «русы — племя из славян», но некоторые авторы считали русов и славян разными народами. Такое противоречие легко объяснимо. Ведь между самими русами, разошедшимися далеко друг от друга, со временем накапливались различия. Кто-то сживался и сближался со словенами или северянами. Австрийские русы постепенно «огерманивались». Рароги соседствовали с датчанами, перенимали какие-то обычаи, слова, роднились в браках. А пруссы смешивались с балтами.

Когда распался Аварский каганат, устранилась помеха, сдерживающая и подавляющая дальнейшее развитие славян. Они заняли господствующее положение в Центральной и Восточной Европе. Цепочка их княжеств протянулась по южному берегу Балтики. У подножия Ютландского полуострова и к востоку от него располагались владения ободритов. Рядом лежала страна вагров. Еще восточнее — ругиев. От Одера до Вислы жили поморяне. А между ними и литовцами — пруссы. На территории современной Германии от Лабы (Эльбы) до Хафеля и Шпрее обитали лютичи (они же вильцы или волки). А южнее их лежали земли лужичан. Нынешнюю Польшу делили между собой племена мазовшан и ляхов. Образовались независимые княжества чехов, мораван. На Балканах устроились сербы, хорваты, хорутане. Разноплеменные славяне заняли и всю Грецию, Македонию.

Ну а в Восточной Европе жили славянские народы, известные нам по летописям. На Волхове и у Ладоги — словене. От Псковского озера до Смоленска расселились кривичи. В Белоруссии — полочане и дреговичи. В Прикарпатье — белые хорваты. На Западной Украине — волыняне (дулебы). По Днестру — тиверцы, по Южному Бугу — уличи. В Полесье — древляне. В Среднем Поднепровье — поляне. Выше их по Днепру — радимичи, на Десне — вятичи. А восточнее полян, от Днепра и до Дона, лежали края северян. Только надо помнить, что этими названиями обозначались не просто племена, а государства, и по своему уровню они ничуть не уступали другим европейским странам того времени. Германские хроники упоминают у прибалтийских славян великих князей, уважительно величают их титулом «реке» — король, а подчиненных им племенных князей называют «герцогами» или «графами».

А у восточных славян арабы выделяли три самых сильных государства: Куяба, Арасания и Славия. Куяба — Киев, княжество полян, Славия — княжество словен с центром в Ладоге (Новгорода еще не существовало). Арасания — земля русов, княжество северян. Персидская рукопись начала IX в. рассказывала об общественном устройстве полян: «Одна часть их — рыцарство. Жрецы пользуются у них уважением. Люди ежегодно платят правительству девятую часть своих доходов и торговой прибыли. Город Куяба — местопребывание царя. Там выделывают разнообразные меха и ценные мечи…» [110]. Как видим, были и правительство, и знать, собирались четко определенные налоги. Из разных источников известно о наследственном княжении у словен, северян, древлян, дреговичей [14, 107, 140].

Но государственные структуры и традиции тех или иных славянских народов существенно отличались. Ибн-Русте писал о вятичах: «Глава их, которого они называют главою глав, зовется у них «свиет-малик». И он выше супанеджа, а супанедж является его наместником». «Малик» по-арабски «царь». Очевидно, титул звучал как «светлый князь». А «супанедж» — жупан. Воевода, возглавлявший жупу, родовой клан. У ободритов государство представляло собой федерацию, в нее входили рароги, варанги и еще ряд племен, они имели собственных князей, обладали определенной автономией, а во главе союза стоял великий князь. Похожее устройство было у лютичей, северян. У ругиев установилась теократия. Верховный жрец бога Свентовита имел власть больше, чем у великого князя, давал указания подчиненным племенам, определял политику страны, имел храмовую дружину из 300 воинов, в пользу храма шли торговые пошлины и третья часть военной добычи.

В Центральной Европе, где славяне смешались с сарматами, важное место занимали женщины-жрицы. Козьма Пражский и Адам Бременский сообщали, что в конце VII — начале VIII в. Чехией правила Либуша, мудрая царица и жрица, а удельными княжествами владели ее сестры Кази и Тета. Только в 722 г. власть перешла к светскому князю. Для выборов применили древний арийский способ гадания. Выпустили на волю белого коня, и он привел старейшин к Пршемыслу, которому вручили княжение. Но в городе Девин располагалось святилище женского божества (видимо, Девонны, она же Дзевана), и ее служительницы не смирились с утратой своего положения. Их предводительница Власта развязала настоящую войну. Мужчин убивали, ловили и приносили в жертву. У Власты собралась дружина сторонниц, она узнавала обо всех замыслах князя, устраивала засады — ее «глазами и ушами» оказались практически все жены и дочери чехов. Ведь они поклонялись той же богине, воспитывались при святилище, входили в религиозные сообщества. Лишь после напряженных боев воины Пршемысла захватили Девин и истребили буйных «амазонок» [49].

Но по соседству, в Моравии, вплоть до принятия крещения сохранялся аналогичный женский культ. Современники описывали большой храм Лады, покровительницы любви и плодородия. В нем находилась статуя богини, она стояла на повозке, запряженной лебедями, в губах держала бутоны роз, а в руках — золотые яблоки. Сквозь левую грудь просвечивало сердце и вырывался луч света, а свиту богини составляли статуи трех обнаженных дев. Качество скульптур было очень высоким, и иноземцы считали, что они сделаны греками. При храме проходили обучение 150 девушек из семей знати. Они жили здесь до совершеннолетия, охраняли святилище и были младшими служительницами [131].

В сельском хозяйстве славяне не знали себе равных. С VII–VIII вв. прежнее подсечное земледелие повсюду заменилось трехпольем. Пахали сохой со стальным наконечником, такие орудия найдены в Ладоге и Сумской области. Выращивали пшеницу, рожь, овес, гречиху, огурцы, свеклу, горох, репу, капусту, лук, чеснок. В садах собирали яблоки, груши, вишни, черешни, сливы, крыжовник, смородину, в южных районах возделывали виноград. Для производства тканей сажали лен, коноплю. Содержали большие стада скота [24]. Купец Ибн-Якуб, объездивший всю Европу, писал, что страны славян «наиболее богаты продуктами питания», а их жители «с особым усердием занимаются земледелием и поисками средств к жизни, в чем они намного превосходят все северные народы».

Но у славян было и много городов. Тот же Ибн-Якуб рассказывал, как они возводились: «Славяне… направляются к лугам, изобилующим водой и зарослями, и намечают там круглое или четырехугольное пространство, в зависимости от величины и формы, которую желают придать граду. Затем они выкапывают вокруг ров, а выкопанную землю сваливают в вал, укрепивши его досками и сваями, наподобие шанцев, пока вал не дойдет до желаемой высоты. Тогда отмеряются в нем ворота, с какой стороны им угодно, а к воротам можно подойти по деревянному мосту». Вал, укрепленный «досками и сваями» — это обычная для славянских укреплений стена из деревянных срубов, заполненных землей или камнями.

Правда, большинство городов были лишь крепостями, в них насчитывалось по 30–40 домов. Но у каждого племени имелись торговые и ремесленные центры, столицы княжеств. Балтийские славяне избежали аварского йга, и их города считались самыми богатыми и красивыми. Славились Аркона, Зверин (Шверин), Волин, Рарог (Рерик), Стариград (Ольденбург), Микелин, Дымин, Коданьск (Гданьск), Ратибор (Ратценбург), Бранибор (Бранденбург), Щетин (Щецин), Ретра и др. Волин (он же Виннета) называли «самым большим из всех городов Европы», а Рерик был крупнейшим портом на Балтике.

В княжествах, освободившихся от аваров, тоже выросли значительные города — Прага, «выстроенная из камня и извести», Краков, Гнездно, Коуржим, Велеград. В землях восточных славян выделялись Ладога, Киев, Чернигов, Смоленск, Любеч, Полоцк, Псков, Изборск, археологами найдены развитые городища Титчиха, Новотроицкое, Горнальское, Червона Диброва и др. Обнаружены остатки укреплений, святилища, улицы оборудовались деревянными мостовыми. В этих городах жили воины, искусные кузнецы, гончары, литейщики, косторезы, ювелиры, ткачи. При раскопках попадаются их изделия, дорогие привозные вещи. Германские авторы сообщали о «гражданских правах» славян, о городской аристократии.

Многие украшения, найденные в славянских кладах и погребениях представляют собой настоящие шедевры искусства — браслеты с изображениями сказочных птиц, кентавров, гусляров, плясуний, тончайшей работы колты, гривны, цепочки, броши. Очень высокого уровня достигло и кузнечное, оружейное, ткацкое, гончарное производство, мастера полностью обеспечивали нужды своих племен, товары поставлялись на экспорт. Через земли славян велась международная торговля, пролегал Янтарный путь. Дорогу к Адриатическому морю перекрыли авары, но янтарь чрезвычайно высоко ценился в Индии, Китае, Персии, и из Прибалтики был проложен другой путь, на восток. При раскопках славянских городов встречается большое количество арабских, византийских, персидских, армянских, франкских монет.

Славяне устраивали свой быт со всеми возможными удобствами. Иностранцы отмечали, что они жили в «чистых и нарядных избах» и их «постройки отличались красотой». Дома, как правило, состояли из двух помещений, сеней и большой комнаты с очагом. Славяне были очень чистоплотны. «Повесть Временных Лет» в первых же строках сообщает о парной бане. Материальные блага, доступные человеку, были ограничены, но они дополнялись духовными богатствами преданий, легенд, сказок, песен.

Обычной одеждой мужчин были льняная сорочка и штаны, шерстяной кафтан, у женщин — сарафан. Летом славянки зачастую обходились одной лишь рубахой с пояском. А в холодное время года люди утеплялись шубами, накидками из меха или овчины. Обувь, как установлено археологами, была в основном кожаной. Представления о «лапотной Руси» возникли гораздо позже. Люди, как и во все времена, хотели красиво выглядеть. Арабы писали: «Русь имеет большое число городов и живет в довольстве на просторе. Любят опрятность в одежде, даже мужчины имеют золотые запястья на руках. Об одежде заботятся, так как занимаются торговлей и носят большие шаровары, собирая их в сборки у колен. Некоторые из русов бреют бороду, а другие завивают ее наподобие лошадиной гривы и окрашивают ее в желтый или черный цвет» [91].

Разумеется, женщины тоже заботились о внешности. Гордостью каждой славянки были косы, их холили, расчесывали, заплетали лентами. Голову украшали кокошниками, шапочками с меховой опушкой, венчиками. Браслеты надевали как на руки, так и на щиколотки. Но серьги не носили. С серьгой в ухе щеголяли мужчины-воины. А женщины и девушки предпочитали височные кольца, вплетавшиеся в прическу. Или колты, фигурные подвески, крепившиеся к ленте, обвязывавшей волосы. Иногда их делали полыми, наливали вовнутрь по капельке благовоний. Словом, кокетничать умели. Но славянки умели и владеть оружием. На войне дрались наравне с мужьями и братьями. В битву, как и мужчины, нередко выходили раздетыми до пояса. Хотя это не смущало ни самих женщин, ни их соплеменников, поражало только врагов.

Мир языческой Руси был весьма своеобразным. Люди не отделяли себя от природы, старались жить в гармонии с ней и подстраивались к ее законам. Но природа не только щедра, она и жестока. Поэтому многие понятия, критерии добра и зла, существенно отличались от нынешних. У славян было принято многоженство, знать и воины вдобавок обзаводились наложницами. Сохранялись и следы древней венедской традиции групповых браков — если муж умирал, вдовы переходили к его брату или другому родственнику. Это представлялось нормальным. Мужчины часто погибали в войнах, походах, женщин было больше, а одной из главных задач человека считалось продолжение рода. Если глава семьи отошел в мир иной, кому же позаботиться о его супругах, как не ближайшему родичу?

Да и славянки не возражали против такого положения в семьях. Напротив, гордились им — количество жен и наложниц свидетельствовало об общественном положении мужа. Несколько женщин прекрасно уживались в одном доме, относились друг к другу, как к сестрам, большим коллективом было легче вести хозяйство. Просто психология людей была иной, чем сейчас, многие вещи они оценивали по-своему. Аль-Бекри и ряд других авторов рассказывали, что славянки были очень верными женами. Но до вступления в брак девушки вели себя более чем вольно, сходились с разными молодыми людьми. Это ничуть не нарушало общественной морали, никем не осуждалось. Впрочем, и для замужних женщин понятие супружеской верности не распространялось на некоторые священные обряды. Они относились уже не к семейной, а к более высокой сфере.

Верования славян сохранили самую древнюю арийскую основу. Они были близки ведической религии, ранним формам индуизма. Боги славянского и индийского пантеонов сходны и по именам, и по своим функциям. Индийский Варуна — Перун, Агни — Огнебог-Семаргл, богиня плодородия Сита — славянская Жита, индийская Дэви — Девонна. Богиня любви и брака Лакшми — прибалтийская Лайма, славянская Лада. Индийская Кали («таинственная»), тоже воплощение «богини-матери», но одновременно опасная владычица темных сил — Купала. Богиня мудрости Сарасвати — славянская Матерь Сва. Богиня смерти Мара — Марена.

Сварог — индийский Брахма, его имя соответствует другому имени Брахмы, Сваямбху («Самосущий»). Дажь-бог — это Дакша, воплощение энергии и производящих сил природы. А Свентовит — Савитар или Шива (Сива). Кришна — Крышень, Вишну — Вышень. У славян, как и у индусов, был бог Индра. Его образ сохранился и в христианские времена, в сказаниях он превратился в Индрик-зверя, который «ходит по поднебесью» и помогает Богу. Мокошь, прядущая нить судьбы (и покровительница рукодельниц), соответствует индийскому понятию «Мокша», связи со «всеобщей душой». Небесная обитель богов в обеих религиях называлась Сварга. Душа у индусов обозначалась «джива», «шиватва», у славян — «живот».

От колдуний-йогини произошла наша баба Яга. Иван-царевич в русских сказках сражается со Змеем-Горынычем на Калиновом мосту, а Кришна побивает стоглавого змея на реке Калинди. Девы небесных и земных вод аспараси, любящие по ночам соблазнять мужчин — русалки. А индийские веталы — вилы западных славян. (У восточных они стали называться тюркским словом «убур» — упырь, в венгерском произношении вампир.) В XIX в. исследователи русского фольклора записали «Стих о Голубиной книге», в нем рассказывается, что мир был создан из Адама, камни из его костей, земля из плоти, из Адама сотворены и люди, причем цари из головы, а крестьяне из колена. Этот миф в точности соответствует гимну «Пурушасукта» из «Ригведы», где описывается сотворение мира и людей из различных частей тела первочеловека Пуруши.

Но славяне на своем историческом пути смешивались с другими племенами, и пантеон дополнялся их божествами. Например, Белее, покровитель мудрости и скотоводства, известен у балтов как Велс, у кельтов как Бел или Беленое. В славянские верования перешел сарматский бог солнца Хоре. Огнебог-Семаргл принял свое второе имя от среднеазиатской птицы Симург, соответствующей тому же божеству. На славянских вышивках часто встречается изображение богини-матери в чисто сарматской манере, с двумя символами свастики, в сопровождении коней, оленей или пантер.

Религия наших предков включала в себя весьма сложные учения, родственные индуизму, митраизму, зороастризму. Славяне имели понятие о Едином Боге. Признавалось, что остальные божества выступают его проявлениями. Выделяли Триглав, единую троицу высших богов. Но все же их воспринимали персонально, как самостоятельные фигуры. Жизненные блага просили у них, а далекого и непонятного Бога-Творца вспоминали редко. Люди верили и в то, что в мире идет вечная борьба сил добра и зла, Белобога и Чернобога. Белобог — одно из имен Дажьбога. А настоящее имя Чернобога осталось нам неизвестным, его вслух не произносили, чтобы не накликать беду. Так же, как зороастрийцы и митраисты, славяне полагали, что злое божество побеждено и пленено. Когда-то в будущем оно вырвется на свободу, и уже потом, в последней битве, его победят окончательно. Поэтому имя Чернобога в обиходе заменяли словом «кащей» — раб. Это тот самый Кащей Бессмертный из русских сказок, который скован цепями где-то в подземелье на краю земли, а освобождается после нарушения тех или иных запретов.

Саксон Грамматик, Дитмар Мерзебургский, Адам Бременский, Гельмгольд, Аль-Масуди описывали большие и красивые храмы в Арконе, Ретре, Браниборе, Вологоще, Щетине, Волине. Но культовые здания и комплексы строились только у западных славян, перенимавших обычаи соседей. Для чисто славянской культуры, как и в ранних формах индуизма, это было чуждо. В основном сооружались открытые святилища, роль храмов играли и священные рощи, источники. Идолов изготовляли из дерева, иногда украшали золотыми и серебряными деталями. Сохранился каменный Збручский идол. В XVIII в. под Черниговом был найден большой идол из серебра, но небезызвестный Мазепа переплавил его в слитки.

Существовало несколько категорий жрецов. Профессиональные волхвы жили при капищах и в священных рощах, трактовали волю богов, занимались гаданиями. Они выступали и хранителями законов, древних знаний, обучали молодежь. Певцы-гусляры тоже считались служителями богов. Во многом они были похожи на кельтских бардов. Сохраняли предания старины, эпическую поэзию, им запрещалось брать в руки оружие, но они были неприкосновенными и часто выполняли функции дипломатов. Троих таких певцов, ходивших с посольской миссией к аварам, описал Феофилакт Симокатта. Жрецом являлся и князь, он возглавлял государственные ритуалы. На войне руководил обрядами предводитель войска, в быту — старейшины городов и сел, в каждом доме — глава семьи и старшая женщина.

Этими обрядами сопровождался весь годичный цикл. Остатки таких традиций сохранялись и в христианское время в празднованиях Коляды, Купалы, Масленицы, «зажинок», «дожинок», «окличках» мертвых и т. д. Языческие божества олицетворяли силы природы, и люди верили, что в магических действах сближаются с ними, поддерживают благоприятные условия жизни. Хоровод «помогал» обращению солнца, сжигание чучела Зимы «ускоряло» весну. Но участники полагали, что и сами они подобным образом подстраиваются в такт к солнцу, к годичному круговороту.

Среди ритуалов хватало эротических, в этом славяне ничуть не уступали другим язычникам. Рядом с прочими священными знаками археологи часто находят половые символы, встречаются изображения нагих богинь. Перед севом устраивались церемонии «священной свадьбы», существовали русалии, купальские игрища. Люди прыгали через костры, плясали и отдавались на полную волю буйной природы — куда уж она повлечет, в реку, в лес, или в чьи-то объятия. Но никому и в голову не пришло бы отождествлять свои обычаи с распутством. Это были сугубо религиозные действа, они разыгрывались, чтобы повысить плодородие земли и скота, самим почерпнуть божественную энергию. На таких праздниках сходились жители разных селений, парни оценивали и выбирали невест.

Обязательной частью языческих верований были и жертвоприношения. Восточные славяне давали богам хлеб, мед, рыбу, овец, петухов, овощи [14, 76]. Людей они в жертву не приносили (за исключением убийства женщины на похоронах важного лица, это не считалось жертвоприношением, ее предназначали не для божества, а сопровождать покойного). Но германские и балтские народы были уверены, что небесных покровителей надо время от времени ублажать людской кровью. От них страшную традицию переняли западные славяне, она существовала у поляков, варангов, руян, поморян, пруссов.

Загробных миров, по представлениям славян, было несколько. Верили, что преступников и нечестивцев ждет мрачная Навь, царство богини смерти Марены. А те, кто жил достойно, попадают в светлый Ирий с цветущими садами, богатыми стадами и полями, реками, полными рыбой. Похоронные обряды у разных племен отличались. Словене, кривичи, северяне, русы, вятичи сжигали покойников, а поляне, древляне, волыняне, радимичи хоронили в земле.

Их провожали на тот свет в лучшей одежде, с украшениями, оружием и другими вещами, готовили пищу «на дорогу». Убивали коней и собак усопшего. Иногда при погребении мужчины умерщвляли и женщину, но не жену, а наложницу. Хотя это практиковалось далеко не всегда. Парные захоронения попадаются археологам редко, они принадлежат только богатой знати. Куда чаще встречаются отдельные могилы мужчин и женщин, в том числе пожилых славянок, умерших от естественных причин. О том же пишет Ибн-Фадлан, непосредственно общавшийся с русами. Он рассказывает, что похороны рядовых общинников были довольно простыми. И только когда скончался знатный человек, была устроена пышная церемония [61].

Одна из девиц добровольно вызвалась на смерть, и свою участь она воспринимала совсем не трагически — ведь она переселялась в лучший мир, получала там первенство перед остальными женами и рабынями. Десять дней она веселилась, пировала, плясала. Тем временем готовили костер, на него ставили ладью, в шатре на палубе усаживали мертвеца. Рядом строили ворота. В день похорон девушку красиво наряжали и трижды поднимали над воротами. В первый раз она говорила, что видит мать и отца, во'второй — всех умерших сородичей, в третий — господина, сидящего в райском саду с дружинниками и зовущего ее. Даже погребальные языческие обряды не обходились без сексуальных. Друзья и родные покойного в знак уважения к нему сочетались с обреченной. Она выпивала кубок меда, пела погребальную песню, особая старуха убивала ее кинжалом под ребра, зажигали костер и начиналось общее пиршество.

Таковы были обычаи, и сами славяне не считали их жестокими. Впрочем, все без исключения иностранные авторы отмечали открытость, доброту и радушие славян. Рассказывали, что «нет народа, приветливее их». «Относительно нравов и гостеприимства не найти людей честнее и добродушнее». «В приглашении гостя они все как бы соревнуются друг с другом… что ни приобретет славянин своим трудом, он все израсходует на угощение и считает того лучшим человеком, кто щедрее». Сообщали и о том, что забота о больных, престарелых, сиротах считалась у славян священным долгом.

Но для врагов они умели быть грозными. Воины были прекрасно вооружены, носили остроконечные шлемы, кольчуги. Чаще сражались пешими — боевым строем был клин, так называемая «кабанья голова». У аристократов имелись конные дружины, а большое войско обычно отправлялось в походы на лодках. Ибн-Мискавейх писал: «Хорошо, что русы ездят только на ладьях, а если бы они умели ездить на конях, то завоевали бы весь мир». С ним был согласен Аль-Бекри: «Славяне — народ столь могущественный и страшный, что если бы они не были разделены на множество поколений и родов, никто в мире не мог бы им противостоять».

В этом он был прав. «Славянское единство» — выдумка последующих политиков и ученых. Говорить о нем настолько же нелепо, как о «братстве» германцев: готов, франков, саксов, англов, лангобардов. Точно так же и славяне различных княжеств были не просто «племенами», а разными народами. Порой они вступали в союзы, порой воевали между собой, и не менее жестоко, чем с не-славянами. Лютичи враждовали с ободритами, совершали походы на поморян, мазовшан, добирались до Полоцка. Лужичане нападали на чехов, облагали данью, угоняли в плен и продавали франкам, еврейским купцам [49]. А полянам доставалось от древлян и северян. Но и сами поляне были далеки от миролюбия, они ухитрились перессориться со всеми соседями.

21. БОЛГАРЫ И ХАЗАРЫ

Северными соседями славян были балтские племена. На территории Литвы жили ятвяги, айстии, литовцы, на территории Латвии — куры, ливы, летгола. Балты широкой полосой расселились и на восток до верховий Оки. Еще севернее обитали многочисленные финские народы. В Эстонии — эсты и чудь, в Финляндии — сумь и емь. Возле Финского залива — нарова, ижора, карела. Восточнее их — весь. Земли нынешних Тверской, Московской, Ярославской, Владимирской областей занимало большое племя меря. На Оке лежали владения мещеры и муромы.

У балтов было развито земледелие. Строились сильные городища-крепости. Существовали относительно крупные города — Банцеровщина, Тушемля и др., имелись хорошие ремесленники, особенно кузнецы. Финны жили гораздо беднее. Каждую родовую общину возглавляли свои князьки и старейшины. Мелкие селения были разбросаны по лесам. Строились дома-полуземлянки. Металла было мало, часто использовали костяные и каменные орудия. Обрабатывали небольшие поля и огороды, в речных долинах пасли скот. Но важную роль в хозяйстве играли рыболовство, охота.

Финны и балты носили простую полотняную одежду, обувались в лапти или кожаные поршни. Украшения были незатейливыми, кольца и браслеты гнули из проволоки. Женщины повязывали волосы полоской кожи или ткани с подвесками, на груди нашивали на рубаху медный или серебряный диск, иногда на нем изображали лунный или солнечный календарь. Исповедовали архаичные религии. У племен были свои священные животные — кабан, медведь, лось и др., их считали воплощениями тех или иных богов. Балтские капища напоминали славянские, финские были еще проще. На возвышенном месте ставили грубого идола из бревна, а вокруг нескольких второстепенных. Особое место в верованиях занимали водяные божества. Они считались злыми и коварными, но люди сильно зависели от удачи в рыбной ловле. Чтобы умилостивить этих богов, некоторые племена ежегодно топили девушку, другие — лошадь. Отдельные рыбаки приносили в жертву гусей, кур.

С балтами у славян шли жестокие войны. Когда кривичи пробивались от Полоцка к Псковскому озеру, города балтов в верховьях Западной Двины были стерты с лица земли. Та же участь постигла их городища в районе Смоленска. А от Десны к Оке продвигались вятичи, тоже с боями. Археологические данные показывают, что крепости в Брянской и Тульской областях брались штурмом и были разгромлены, после чего балтскую культуру сменила славянская. Но это не мешало двум народам иметь «общих» богов. Существовали почитаемые святилища, куда ездили и балтские, и славянские паломники. Впрочем, племена балтов так же, как и славяне, не были едиными. Воевать с одним из них вовсе не значило враждовать с другими.

Да и вообще вражда была не обязательна. Словене и русы, пришедшие на Ладогу, завязали с окрестными финнами прочную дружбу. Позже, когда строился Новгород, союз трех народов отобразился в его планировке. Он состоял из трех «концов»: Славенского, Неревского, из финского племени нарова, и Людина, где главная улица называлась Русской. Словене установили добрососедские связи и с более отдаленными финскими народами, ездили к ним покупать пушнину, проложили через их земли торговые пути на Волгу. Племена, контактирующие с ладожанами, перенимали славянскую культуру. У них появились свои города. У веси — Белоозеро, у мерян — Ростов, у муромы — Муром. Налаживалось централизованное племенное управление, выделилась знать.

Восточнее финнов, в Приуралье, жили угорские народы: югра, пермь, вогулы, мадьяры (венгры). В Поволжье возникли смешанные финно-угорские племена: черемисы (марийцы), мордва, буртасы. А степи за Уралом населяли печенеги, гузы, куманы (половцы). Они, как и мадьяры, были скотоводами-кочевниками, вели сходный образ жизни, но отличались по внешности. Мадьяры имели монголоидные черты лица, а печенеги, гузы и половцы были остатками древнего скифо-сарматского населения степи. У всех обитатели степей за время существования Тюркской державы изменились языки, они перешли на смесь тюркского и родных наречий. Мадьяры многое заимствовали и у славян, их правитель носил славянский титул «воевода».

Южную часть нынешней России поделили между собой три государства. В степях от Дуная до Кубани — Болгарское ханство, на Северном Кавказе — Алания, на побережье Каспия и в Дагестане — Хазария. В Хазарии воцарились каганы из тюркской династии Ашина, из тюрков состояла аристократия. Простонародье было многонациональным — хазары, телесцы, барсилы. Но властителей они уважали, чтили как своих защитников. Хазары и сами преобразились, прежние забитые рыбаки и огородники стали хорошими воинами. На войну тюркские беки выводили не только свои дружины, но и народное ополчение. Столицей каганата был Семендер на Тереке. Остатки его крепостных валов обнаружены недалеко от станицы Шелковской. Современники описывали, что это был огромный город, утопавший в садах и виноградниках. Но дома были в основном легкими, деревянными. А окружали город шатры кочевников, приезжавших по мере надобности.

Болгарским ханством правила гуннская династия Дуло. Болгары не забыли, как тюрки громили их и держали в подчинении, поэтому к Хазарии относились враждебно. После распада Тюркского каганата ханство тоже приняло осколки входивших в него племен, но тех, которые сражались против рода Ашина. Хан Кубрат реорганизовал собравшуюся под его рукой разношерстную массу кочевников, связал ее строжайшими законами. От каждого требовалось постоянно быть готовым к войне. Доверенные лица хана проверяли снаряжение у всех подданных. Если у кого-то оружие и боевые кони оказывались в плохом состоянии, его ждала смерть [144]. Столь же суровыми мерами пресекались преступления, разврат. За убийство и кражу вешали. Пару, уличенную в прелюбодеянии, растягивали голыми на земле и разрубали топорами вдоль хребта на две половинки, как туши скота. И действовало еще как! Иноземцы потом удивлялись, что болгары и болгарки вместе мылись в реке, не выказывая друг к другу ни малейшего интереса [61]. А по первому же зову хана стекались массы воинов.

Болгары взяли под покровительство придунайских славян, помогли им освободиться от аваров, и они стали друзьями. Против хазар был заключен союз с буртасами, жившими на Нижней Волге. Но хан счел, что в Причерноморье он стал «законным» преемником аварского кагана, и уличи, тиверцы, поляне, северяне должны быть его вассалами. Эти племена не проявили ни малейшего желания вместо одних хозяев сажать себе на шею других. Болгары попытались сломить их войной, начали набеги. Однако ханство только навредило само себе. Поначалу Хазария была слабее его. Но к ней потянулись те, на кого нападали болгары. Особенно тесная дружба установилась у хазар с северянами, арабы даже записали легенду, что «Рус и Хазар — братья, от одних отца и матери». Кроме того, каганат привлек на свою сторону приуральских мадьяр. А с такой коалицией Болгария справиться уже не могла.

Рядом с двумя враждующими царствами весьма неуютно чувствовало себя третье, Алания. Она так и не смогла восстановить былые силы, подорванные тюркскими ударами. Теперь она опасалась и Болгарии, и Хазарии — не одна так другая подомнет. Поэтому аланы заняли нейтралитет и пытались как-то балансировать между ними, абы самим уцелеть. К изменившейся обстановке в Причерноморье лихорадочно приспосабливалась и Византия. Сперва она предложила союз Болгарии, и Кубрат охотно согласился. Но образовавшееся могущественное ханство напугало самих греков. Их тревожили и теплые отношения болгар с дунайскими славянами. А ну как снова полезут грабить? В Константинополе подумали-подумали и вернулись к старой практике, «дружить через одного»: с теми, кто может угрожать тылам соседей. Переориентировались на союз с хазарами и северянами.

А союзники нужны были империи, как воздух. Она, вроде бы, одержала грандиозную победу над персами и аварами, но… очень быстро обнаружилось, что плоды этой победы достались вовсе не ей. В то самое время, когда греки, персы, тюрки, славяне, авары, болгары, грузины, армяне сходились и истребляли друг друга в яростных битвах, очень далеко от них, в Аравии, происходили события, на которые еще никто не обращал внимания. Там родилась новая религия — ислам. Да и кто мог бы подумать, что все так серьезно обернется?

В 622 г. Мухаммед с немногими сторонниками вынужден был уйти из Мекки в Медину, начал собирать умму — общину верных. В 630 г. рушились великие державы — Восточный и Западный тюркские, Аварский каганаты… В этом же году Мухаммед всего с несколькими тысячами воинов овладел Меккой, где находилось общеарабское святилище, уничтожил идолов и разослал в разные страны письма с предложением перейти в новую веру — в том числе в Византию и Иран. Ну кто стал читать его письма, до него ли было? А в 632 г. арабские племена, объединенные и вдохновленные учением Мухаммеда, выступили в завоевательные походы…

Как проигравшие персы, так и победители-греки были серьезно ослаблены. Шах должен был вернуть императору страны Ближнего Востока, но Византия даже не успела принять их. А местные христиане после бесчинств иранцев и евреев встречали арабов с радостью. Новые завоеватели не оскорбляли их, не трогали их святынь. Правда, по законам Мухаммеда христианам запрещалось носить оружие и начальствовать над мусульманами, с них взимался особый налог, джизья, но за это они получали защиту. А те, кто принимал ислам, становились равноправными с арабами. Когда император и шах спохватились, было поздно. Возникла новая мировая держава, Арабский халифат со столицей в Дамаске.

Легко овладев Сирией и Палестиной, арабы двинулись дальше. Измочаленная Персия смогла выставить против них только наспех собранное ополчение. В 636 г. в битве при Кадеше небольшая, но сплоченная армия халифа Омара разнесла его вдребезги. Персидское царство рухнуло. Арабы без особого труда прибирали его обломки. Закавказье настолько пострадало от византийских и тюркских вторжений, что армянские и грузинские княжества сочли за лучшее покориться. Им даровали полное самоуправление, они лишь признали себя подданными халифа и обязались присылать войска по его приказам. В 643 г. арабы вышли к Дербенту. Местный правитель тоже не стал сопротивляться. Вступил в переговоры и взмолился: «Я зажат меж двух врагов, хазар и русов. Последние — враги всего мира. Поскольку одни мы знаем, как противостоять им, давайте воевать с ними заодно вместо взыскания с нас дани».

Что ж, арабы были не против. Воевать они были всегда готовы, но не обороняться, а наступать. Халифат атаковал на всех фронтах, и государства исчезали, проглоченные им. А население присоединенных стран умножало силы арабов. Уже подразумевалось, что предстоит пройти триумфальным маршем весь мир. К 651 г. армии халифа подчинили остатки Персии, взломали византийскую оборону в Малой Азии. А в 654 г. войско арабов и их кавказских вассалов выступило из Дербента на север. Но в Дагестане незваных гостей встретили хазары со своими союзниками, северянами и мадьярами. Возле города Беленджер доселе непобедимые арабы впервые были разбиты. Мало того, в 660 г. хазары перешли в контрнаступление и вторглись в Азербайджан. Властям халифата пришлось срочно перебрасывать сюда подкрепления, завязались жестокие бои.

Но когда воины Хазарского каганата сражались в чужой земле, этим воспользовались болгары. Лавины их конницы налетели на селения, оставшиеся беззащитными. Полыхали дома и хижины, угонялся скот, тащили в плен женщин и детей. Хазарам пришлось отступить из Закавказья, спасать родные края. Удар в спину не остался безнаказанным. Хазары и северяне развернули боевых коней на болгарские кочевья. Запели стрелы и зазвенели мечи в кавказских предгорьях, в донских степях. Несколько лет война протекала с переменным успехом. Но в пылу боевых действий болгары не особо разбирались кто есть кто, их набеги прокатывались и по Алании. Она стала отвечать и вступила в союз с каганатом. А в 670 г. умер хан Болгарии Кроват. Момент получился очень удобным. Хазары, аланы, русы и мадьяры обрушились на противника всеми силами.

Болгар страшно погромили и расшвыряли в разные стороны. Часть их прорвалась в горы Кавказа, они стали предками балкарцев. Несколько племен через земли дружественных буртасов бежали на север. Остановились они на Средней Волге и Каме, создав там новое царство. А третья группировка во главе с ханом Аспарухом отступала на запад. Ее положение казалось безвыходным. Хазары преследовали и теснили ее. За Дунаем лежала союзница хазар, Византия. Выше по течению были еще одни враги, Аварский каганат. Но на Дунае жили болгарские друзья, славяне. И Аспарух принял единственно верное решение. Начал объединять вокруг беженцев местные племена — так же, как когда-то собирали державы русы или гунны.

В 679 г. болгары пересекли границу Византии. Но и империя была заселена славянами. От греческих властей они не видели ничего хорошего. С них выжимали тяжелые налоги, коренные «ромеи» относились к ним высокомерно и презрительно, чиновники унижали и обирали их. Славяне стали переходить к Аспаруху. Разумеется, правительству это совсем не понравилось. На хана выступили войска. Но болгары значительно усилились за счет славян, императорскую армию побили и обратили в бегство. Аспарух обосновался во Фракии, тут начали строить его столицу Плиску. Большинство подданных нового ханства составилось из славян, и они привыкали считать себя «болгарами». А настоящие болгары стали ханской гвардией, боярами, придворными. Они роднились со славянами, переходили на их язык и сами постепенно «ославянивались».

Господствующее положение в Северном Причерноморье заняли теперь хазары. Алании союз с ними ничуть не помог. Как только разобрались с противниками, хазары перенацелились на вчерашних соратников. Аланы были побеждены и признали над собой власть кагана. При этом их государство распалось. Когда-то оно вобрало в себя покоренные кавказские, сарматские племена. Сейчас царство захирело, терпело поражения, и подданные отделились. Они назвали себя «касаки», в русских летописях — касоги (в иранских языках «касак» — вольный человек).

Аль-Масуди писал: «За царством алан находится народ, именуемый касак, живущий между горой Кабх (Казбек) и Румским (Черным) морем. Народ этот исповедует веру магов. Среди племен тех мест нет народа более изысканной наружности, с более чистыми лицами, нет более красивых мужчин и более прекрасных женщин, более стройных, более тонких в поясе, с более выпуклой линией бедер и ягодиц… Причина их слабости по сравнению с аланами в том, что они не позволяют поставить над собой царя, который объединил бы их». Это был не один народ, а россыпь разнородных племен, расселившихся на Кубани и в Приазовье. От алан-то они отпали, но независимыми все равно не стали. Их быстро подчинили хазары.

Утверждая владычество над окружающими землями, каганат не посчитался не только с кавказскими союзниками, но и с дружественной Византией. «Попутно» прихватил у нее Тамань, часть Крыма. Греческая Фанагория получила имя Таматарха, Пантикапей превратился в Самкерц. Крымское княжество готов, зависевшее от Константинополя, тоже вынуждено было отдаться хазарам. Но греки легко пожертвовали готами, смирились даже с потерей городов. Арабы продолжали громить империю, а хазары оставались единственными, кто мог помочь против них. Ради этого византийцы были готовы на любые уступки.

Но к другим своим союзникам, северянам, каганат относился куда более уважительно. Дружбу с ними не нарушал, наоборот, она упрочилась. Славяне получили изрядный кусок территории, раньше принадлежавшей болгарам. Археологи установили, что владения северян в это время значительно продвинулись на юг, охватили Нижний Дон и некоторые районы Приазовья [24]. А арабская легенда рассказывает, что «братья» Хазар и Рус поделили между собой землю, и Хазар дал Русу места для поселения.

Ну а у мадьяр в конце VII в. возникли крупные проблемы. Их кровными врагами были печенеги, и очередную войну мадьяры проиграли. Некоторые отступили в леса и горы Южного Урала — от них пошел башкирский народ. А семь кланов, 10–20 тыс. воинов с семьями, попросили убежища у хазар. Их приняли, но и собственную выгоду не упустили. Мадьяры согласились признать себя вассалами кагана, их правитель-воевода в знак дружбы и верности отдал повелителю в жены свою дочь. А за это им выделили степи между Доном и Днепром.

22. НА ПУТИ АРАБСКИХ ЗАВОЕВАНИЙ

В конце VII — начале VIII в. Арабский халифат достиг максимального могущества. Из Персии его полчища вторглись в Среднюю Азию, докатились до Индии. Воины халифа уверенно продвигались по Северной Африке. Византийские военачальники терпели поражения, бежали или сдавались. Из Марокко арабы переправились в Испанию и завладели ею. Перейдя Пиренеи, заняли южную часть Франции. В захваченных странах устанавливались новые порядки. Тех, кто не сдавался и был побежден в бою, обращали в рабство. Те, кто покорился, должны были признать законы халифата.

Все его жители облагались единым, довольно высоким налогом «харадж» — он шел на армию. Иноверцы, христиане и иудеи, платили дополнительный налог, джизью. Зороастрийцы и язычники подлежали обязательному обращению в ислам. Льготы и поблажки, предоставленные тем или иным народам, постепенно ликвидировались, всех приводили к общему образцу. Узнав, что армянская знать сносится с Византией, арабы покарали ее так, чтобы никому больше не захотелось своевольничать. Вызвали князей-нахараров для переговоров в Нахичевань, заперли в церквях и сожгли. Грузию и Армению заставили платить большую дань и лишили автономии, для управления Закавказьем был назначен арабский наместник.

Но многие христиане Сирии, Африки^ Малой Азии, Испании добровольно меняли веру. Это открывало пути для карьеры, для службы в администрации и войске. Используя таких специалистов, халифат обзавелся многочисленным флотом, он совершал рейды в Эгейское море, разорял греческие острова и города, громил даже окрестности Константинополя. И только в одном месте наступления арабов раз за разом отражались — русичи и хазары не позволяли им прорваться через Кавказские горы. Стороны обменивались ударами, пограничный Дербент то и дело переходил из рук в руки.

Кое-как держалась и Византия. Она заметно уменьшилась, у нее остались только Балканский полуостров, западные области Малой Азии, Херсонес, средиземноморские острова и часть Италии. Но хазары и северяне оттягивали силы арабов с малоазиатского фронта. Да и у императора еще хватало солдат, имелись талантливые инженеры. Они изобрели новую конструкцию сифонов для «греческого огня», теперь их можно было устанавливать на кораблях. Византийский флот сжег несколько неприятельских эскадр, отучив их разгуливать у своих берегов. Однако избалованную верхушку Константинополя снова поразили старые болезни — эгоизм, корысть, страсть к политическим интригам. Едва умер Ираклий, все это прорвалось.

Его наследника Константина III отравила мачеха Мартина, возвела на царство собственного сына Ираклеона. Тут уж возмутились военные и скинули их. Мартине вырезали язык, ее сына оскопили и отдали корону внуку Ираклия Константу. Но ему было 11 лет, и власть захватило придворное окружение. Принялось заправлять в свое удовольствие от имени императора. Когда он подрос, попытался вырваться из-под опеки, однако временщики прочно присосались вокруг трона. Чтобы освободиться от них, царю пришлось сбежать из Константинополя. Он переехал на Сицилию, хотел перенести туда столицу.

Но Константа убили заговорщики. Его сыну Константину IV Погонату потребовалось усмирять и бунт сицилийцев, и мятеж родных братьев. Естественно, склоки никак не способствовали военным успехам. Все же Погонату удалось навести в империи относительный порядок, и это сказалось на обороне. Он остановил арабов, заключил с халифатом мир. Но с севера наступали болгары. Славяне, обосновавшиеся в Македонии и Греции, не желали слушаться ни императора, ни его чиновников. Не платили податей, жили своими общинами. Осмелели и итальянцы, тоже рвались к самостоятельности. А вельможи Константинополя готовы были ради собственных выгод передушить и друг друга и самого царя.

В 685 г. на трон взошел 16-летний Юстиниан II — человек смелый, талантливый, но крайне жестокий и неуравновешенный. Он возобновил войну с арабами, одержал ряд побед. Предпринял поход на болгар, хотя он кончился позорным провалом. Куда лучше удались Юстиниану карательные экспедиции внутри империи. Он прошелся по районам, заселенным славянами, погромил непокорные племена и принудил к повиновению. После этого император задумал одним выстрелом убить двух зайцев. Лишить болгар потенциальных союзников и усилить войска на востоке. Приказал депортировать 200 тыс. славян в Малую Азию, пусть воюют против арабов. Но тут он просчитался. Изгнание с насиженных мест и насильственное переселение возмутили славян. Те из них, кто остался на Балканах, стали массами передаваться болгарам. А на арабском фронте князь Небулос с 20-тысячным войском в первом же сражении перешел на сторону неприятеля, и византийская армия потерпела сокрушительное поражение.

Юстиниан рассвирепел. Он велел поголовно казнить все племя, к которому принадлежали изменившие славянские воины, не щадить ни женщин, ни младенцев. Остальные проблемы император взялся решать так же круто. Начал преследования итальянских сепаратистов. Получив известия, что недовольство зреет в Равенне, скопом предал смерти всех знатных граждан этого города. Намеревался прижать к ногтю и разболтавшуюся аристократию Константинополя, но его опередили. В 695 г. Юстиниана свергли, отрезали нос и сослали в Херсонес. Переворот вылился в драки за власть. Сперва воцарился военачальник Леонтий, его одолел Тиберий III, тоже лишил носа и упек в монастырь.

А Юстиниан не терял надежды вернуться во дворец. В Херсонесе он принялся готовить заговор, подбивать жителей на восстание. Его не поддержали, донесли в столицу. Но он удрал в готский город Дорас и связался с хазарским каганом Ибузиром. Обещал ему всевозможные выгоды, если поможет возвратить престол. Каган согласился, разрешил поселиться на Тамани. Несмотря на изувеченный нос, выдал за беглеца свою сестру, в крещении ее назвали Феодорой. Но к Ибузиру прибыло посольство Тиберия III с богатыми дарами. Юстиниан перепугался, что его выдадут, убил командира приданной ему хазарской стражи и на корабле сбежал к болгарам.

У них в это время правил хан Тервел. Ему Юстиниан тоже надавал самые заманчивые обещания, и хан оказался не против подсобить пострадавшему соседу. В 705 г. болгарское войско внезапно подступило к Константинополю. Тиберий организовал оборону, но Юстиниан с отрядом воинов пробрался в город через водосточные трубы, начался переполох, и столица пала. Победитель чрезвычайно щедро отблагодарил Тервела. Отдал ему в жены собственную дочь от первого брака. Распорядился, чтобы ему воздавали такие же почести, как самому императору, короновал «цезарем» — и с этого момента болгарские ханы стали носить титул «царей». Юстиниан постарался восстановить дружбу и с Хазарией. Вызвал к себе сестру кагана Феодору, сына от нее объявил наследником престола. В Константинополе побывал с визитом и каган Ибузир, его встретили с невиданным почетом. Император осыпал его дарами, официально признал хазарские захваты в Крыму и на Тамани.

Зато на врагов Юстиниана обрушился террор. Казнили Тиберия. III, извлеченного из монастыря Леонтия. Развернулись массовые расправы над их сторонниками. По спискам и по доносам хватали всех, кто возвысился в их правление, кто участвовал в свержении Юстиниана или хотя бы одобрил его. Осуждали на смерть и их жен, детей, дальних родственников, друзей.

Но жить без врагов Юстиниан не мог. Одной рукой истреблял их, а другой сам же умножал их число. Когда он счел, что утвердился у власти, спохватился, что даровал слишком большие права болгарам. Решил — пора поставить «варваров» на место, и пошел на них войной. Обжегся он очень сильно. Справиться со вчерашним другом Тервелом оказалось труднее, чем подписывать приговоры. Болгары очередной раз поколотили императора, он был вынужден униженно просить прощения, подтвердить все пожалования и уступки.

Потом Юстиниан вспомнил о еще одних врагах — о том, как Херсонес отказался помочь ему. Направил карательную экспедицию в Крым. Здесь тоже полилась кровь казненных. Жители Херсонеса были в ужасе. Прошел слух, что их хотят уничтожить до единого. Зная нрав монарха, в это вполне верили, и город восстал. Провозгласил императором некоего Филиппика и объявил, что отдается под покровительство Хазарии. Из-за этого чуть не началась война между Византией и каганатом. Но войска, посланные на подавление бунта, перешли на сторону мятежников, двинулись на Константинополь. Юстиниан бежал, его поймали и убили. Умертвили и императрицу-хазарку. Маленький наследник искал спасения в алтаре во Влахернском храме Пресвятой Богородицы, его вытащили и публично зарезали на городской стене.

А дальше пошли уже полные безобразия. Если власть захватил один самозванец, то почему же нельзя другим? Филиппика прикончил Анастасий, его низложил Феодосий, его — Лев III Исавр. В такой свистопляске говорить о победах над внешними врагами не приходилось. Византийские солдаты дрались друг с другом, а арабы опять теснили их, отбирая города.

Хазарам и русичам приходилось отбиваться одним, без союзников. В 708 г. арабы уже в который раз овладели Дербентом и вторглись в Хазарию. В ожесточенных сражениях их выгнали, в 711 г. хазары снова заняли Дербент. В 713 г. в Закавказье прибыл один из лучших арабских полководцев Муслима, покоритель Средней Азии. Он отбил Дербент и двинулся с армией на север. Но и его остановили. Два года Муслима повторял атаки и успеха не добился, его заставили отступить.

Тогда халифат перенес усилия на другое направление, решил добить Византию. Это выглядело более легким. Бесчисленную армию возглавил тот же Муслима, флот из 1800 кораблей перевез ее на европейский берег Дарданелл, в 717 г. Константинополь осадили и с суши, и с моря. Но Лев III Исавр оказался умным и деятельным правителем. Он отбросил традиционную «ромейскую» гордыню, обратился к Болгарии. Отдал ей ряд территорий, обязался платить ежегодную дань в 30 фунтов золота, и царь Тервел выступил на стороне греков. Византийский флот, выждав подходящий момент, напал на арабский и сжег его «греческим огнем». Полчища Муслимы были отрезаны от Азии, зимовали под стенами города. Болгарская конница не давала им собирать продовольствие и фураж. От голода, холодов и болезней погибло более 100 тыс. воинов, спаслись лишь жалкие остатки армии.

А подмогу Муслиме не позволили послать хазары. В то время, когда полководец стоял у Константинополя, войска каганата и его союзников перешли в наступление, взяли Дербент, ворвались в Закавказье. В 721 г. они нанесли еще один удар, вторглись в Армению, разметали вышедшие против них войска. Но у халифата оставалось еще достаточно сил. Наместник Закавказья Абу Убейд Джаррах получил значительные подкрепления и разбил наседающих неприятелей. Преследуя поредевшие дружины хазар, он вступил в их страну, захватил и сжег Беленджер, столицу каганата Семендер. Закрепиться в чужих землях наместник не рискнул. Нагрузил обозы богатой добычей, угнал массу невольников и вернулся на свою территорию.

Но у Хазарии возникли новые осложнения. Ее поражение воодушевило аланов. Они вышли из-под власти кагана и начали против него войну. Хотя порыв к свободе обошелся им дорого. Арабам было безразлично, в какой очередности покорять северные народы. В 724 они прошли через Дарьяльское ущелье, напали на Аланию и обложили ее данью. Разгромили и княжества горного Дагестана.

Хазары отступили севернее и перенесли столицу подальше от врагов. В низовьях Волги был основан город Итиль. Здесь разместилась ставка кагана, сюда переселялись уцелевшие семьи. Но войско довольно быстро восстановило боеспособность. Уже в 726 г. хазары с северянами и мадьярами прогнали арабов из Дербента, опять пронеслись набегом по Закавказью. И год за годом все повторялось. В 728 г. атаковали арабы. Отразив их, сын кагана Барджиль проутюжил Азербайджан. Его, в свою очередь, вышибли вон, в 732 г. наместник халифа сумел вернуть Дербент. После всех сражений город превратился в груду развалин, и арабы принялись заново отстраивать его, разместили в нем 14-тысячный корпус сирийцев.

Однако непобедимость халифата уже кончалась. Захватив пространства от Индийского до Атлантического океанов и сражаясь на многих фронтах, он разбросал свои силы. Прежние монолитные контингенты арабов разбавлялись представителями многих народов. Да и сами арабы перерождались. Дети и внуки неприхотливых аравийских кочевников перенимали персидские традиции — обзаводились богатыми домами, многочисленными гаремами, слугами, начальники окружали себя роскошью. А строительство дворцов, мечетей, содержание армий требовало немалых средств. Их выкачивали из населения, повышали налоги. Реакция была соответствующей. Одно за другим вспыхивали восстания в Персии. В 733 г. заполыхало в Средней Азии. В 735 г. забурлила и поднялась Грузия.

Для ее усмирения наместником Закавказья был назначен полководец Мерван. Он прибыл с большим войском и буквально залил страну кровью. Города разрушались. Все население сгоняли толпами к местам казни и рубили головы, сбрасывали в пропасти. Помилования не давалось никому. Когда Грузия превратилась в обширное кладбище, Мерван рассудил, что спокойствие восстановлено прочно и надолго. А значит, можно заняться другими делами. Он взялся готовить большой поход на Хазарию. В дополнение к собственным контингентам мобилизовал вспомогательные части из армян, агван и прочих кавказских народов. В 736 г. колонны его солдат, заполонив все дороги, потекли через горные ущелья, захлестнули Аланию и Дагестан.

В следующем, 737 г., 150-тысячная армия Мервана покатилась на север. У кагана собралось только 40 тыс. бойцов. Они отошли за Волгу и начали отступать вверх по реке. Мерван тоже добрался до Волги и направился вслед за ними по правому берегу. Некоторое время армии двигались параллельно. Хазары, отделенные от врага широкой рекой, чувствовали себя недосягаемыми. Но Мерван, усыпив их бдительность, внезапно навел понтонный мост и перебросил через Волгу отборный отряд. Он ударил на хазар врасплох, поднялась паника. Каган бежал, 10 тыс. его воинов было убито, 7 тыс. попало в плен. После этого разгрома Хазария запросила мира. Мерван продиктовал ей условия — признать власть халифа и принять ислам. Кагану ничего не оставалось делать, кроме как согласиться.

А арабы и их вассалы на обратном пути разорили селения на «славянской реке» (на Дону), угнали 20 тыс. семей «сакалиба» (славян). 20 тыс. семей — это было 120–140 тыс. человек. В каждой семье женщины разных возрастов, вереница мальчишек и девчонок. Кого-то захватили с мужем, у кого-то глава семьи пробовал защитить родных и получил стрелу или удар копьем. Их гнали через степи, через горы. Как скот, от водопоя до водопоя… Сколько людей падало и не вставало, сколько было добито в пути? Но когда славян довели до Закавказья, невольниками быть они не пожелали. Изнеможденные бабы, подростки, дети, взбунтовались. Растерзали поставленного над ними эмира, перебили стражу и решили уйти на родину. Правда, ушли они недалеко. Мерван немедленно выслал войска, беглецов окружили и в плен уже не брали, истребили всех до единого.

В общем, досталось и хазарам, и славянам. Но ни те, ни другие не покорились. Первыми оправились от потерь и заявили о себе северяне. За угон и убийство сородичей они рассчитались сурово и сполна. В 750-х гг. армянские хроники сообщили о нашествии «севордиков», а арабы называли их «саваржди». На этот раз они одни, без хазар, нахлынули шквалом на Азербайджан, взяли штурмом и разрушили город Шамхор, опустошили окрестности Гянджи.

А хазарам наместник Закавказья Ясид бен Усаид-ас-Сулам попытался напомнить, что они обещали стать мусульманами и подданными халифа. Ответа он не получил. В 754 г. Ясид решил повторить поход Мервана. Ло как только он миновал Дарьяльское ущелье, его встретило войско хазар и их друзей. Бои были упорными, кровопролитными, и прорвать оборону Ясид не сумел. Полегло немало его подчиненных, и наместник занервничал — ведь его наступление должно было навлечь ответные удары. Поэтому он предложил кагану заключить мир. И на этот раз мир заключили на равных, о подчинении Хазарии халифу больше не вспоминали. Границей признавался Кавказский хребет.

Впрочем, Ясиду и впрямь требовалось заботиться не о приобретении новых владений, а о безопасности имеющихся. Арабская держава уже рушилась. Палач Грузии и победитель Хазарии Мерван стал последним халифом из династии Омейядов. В Персии разгорелось очередное восстание, Мервана убили. Мятежники возвели на престол династию Аббасидов, перенесли столицу из Дамаска в Багдад. Но узурпаторов признали не везде, нашлись другие кандидаты на власть. В середине VIII в. халифат распался на части.

До нас не дошло ни одного имени славянских князей, военачальников, воинов, участвовавших в этой столетней войне. Даже из хазарских каганов мы знаем лишь некоторых. Летописей наши предки еще не вели. А противников имена не особо интересовали. Они писали обобщенно о сражениях с хазарами, «русами», «севордиками». Но эти безымянные бойцы, бросавшиеся в отчаянные рубки на Тереке, поливавшие врага стрелами у стен Дербента, устлавшие пылью собственных костей дороги Закавказья — они победили. Защитили родную страну от самых грозных завоевателей той эпохи. И не одну страну, а всю Восточную Европу.

23. ХРИСТИАНСТВО И ЕРЕСИ

Европа в эпоху раннего Средневековья представляла собой довольно сумрачную картину. Франки, бургунды, лангобарды, баварцы, англы, поделившие Римскую империю, утратили собственную культуру, стараясь перенять римскую. Но и ее быстро растеряли. Награбленные богатства потратились и истлели. Вся знать западных королевств была неграмотной, не говоря уж о простонародье. Население в непрерывных войнах уменьшилось. Города разрушались. Некогда возделанные равнины Франции, Англии, Италии, заросли дремучими лесами. В этих дебрях то там, то здесь, гнездились замки феодалов.

Короли раздавали земли вассалам за службу, но обязательства быстро забылись. Герцоги, графы, бароны мало считались с монархами, воевали с ними и между собой. У франков короли из династии Меровингов вообще лишились реальной власти. Они только сидели с важным видом на официальных приемах, а все дела решал майордом (управляющий двором). От него зависел и сам король. Летописец Эйнгард сообщал: «Даже расходы на весьма скудное питание оплачивал майордом, и то в зависимости от настроения. Если королю надо было куда-нибудь поехать, ему подавали, как простому крестьянину, повозку, запряженную быками».

Те германские народы, которые остались за пределами бывших римских владений — саксы, датчане, шведы, норвежцы, сохранили старые традиции. Жили племенными княжествами и королевствами, исповедовали древние языческие верования. В честь Одина пленных или рабов резали, в честь Тора вешали, бога плодородия Фрейра ублажали похабными обрядами [113].

На фоне упадка Европы резко выделялась блестящая Византия. Но она была очень противоречивым государством. Византия оказалась хранительницей высокой античной культуры, донесла ее остатки до будущих поколений. Она создала и собственную неповторимую культуру, христианскую. Империя была средоточием, сердцем мирового христианства, в ней прославились многочисленные святые подвижники, отцы Церкви, трудились замечательные богословы, архитекторы, иконописцы. Но со всем этим соседствовали совершенно иные явления. Константинополь жил в роскоши, это был город придворных, вельмож, крупных купцов. А при них неплохо кормились толпы слуг, мелкие перекупщики, ремесленники. Официальное благочестие ничуть не мешало лжи, коварству, корыстолюбию, разврату.

Империю губила ее гордость. Ведь она по-прежнему называлась Римской, считалась даже не наследницей Рима, а отождествляла себя с ним. Всячески выпячивала статус ведущей мировой державы. Теперь в Византии не только римлян, но и коренных греков было уже мало. В городах перемешались огречившиеся армяне, сирийцы, выходцы из Малой Азии. Но они упорно величали себя «ромеями», цеплялись за римское наследство. Узурпаторы, усаживаясь на трон, принимали римские и греческие имена, Апсимар становился Тиберием, Вардан Филиппиком.

Правда, претензии на мировое первенство уже давно показали свою несостоятельность. Выяснялось, что Византии далеко до легендарного римского могущества, она постепенно теряла провинции. Но понятие лидерства переосмыслили, политику подкрепили религией. Если империя является оплотом христианства, в этом и состоит ее первенство. Христиане приналежат Церкви. А руководство Церкви — подданные императора. Значит, он выступает повелителем всех христиан мира. По сути интересы Византии и отдельных ее монархов приравняли к заповедям Самого Господа. В таком случае стоило ли стесняться с «варварами», соблюдать договоры с ними? Польза христианству, то бишь империи, неизмеримо выше. И если императора убил более сильный соперник, это тоже может быть полезно империи, читай — христианству.

Но ведь и само христианство не было единым. Триста лет оно существовало в тайных общинах. В каждой были свои проповедники, понимали учение по-разному. Когда христианство вышло из-под запрета, выплеснулись противоречия. Ариане считали Иисуса Христа не Богом, а человеком, на которого снизошел Святой Дух. Монофизиты — Богом, но не человеком. Несториане принижали святость Богородицы. Сторонники Савелия разделяли Св. Троицу на трех богов. Монтанисты и донатисты отрицали покаяние. А чтобы очиститься от грехов и достичь «спасения», лучшим способом видели «мученичество»: истязали сами себя, друг друга, а то и заставляя посторонних убивать себя. Император Ираклий хотел найти компромисс между православными и монофизитами, а в результате породил еще одну ересь, монофелитство. Этот разброд Церковь трудно и настойчиво преодолевала на шести Вселенских Соборах. Вырабатывался Символ Веры, разоблачались и осуждались лжеучения.

Но и язычество, казалось бы, побежденное, дало неожиданную поросль. Оно тоже было неоднородным. Простые люди искренне верили в древних богов. Ходили в святилища кланяться статуям, несли им свои нехитрые жертвы. Добросовестно исполняли обряды, доставшиеся от предков. Уж какие есть, а так было принято — в одних странах исцарапать себе лицо в честь возлюбленного богини, отдаться ради нее первому встречному, в других устроить общее пьяное беснование. Самые увлеченные по-прежнему готовы были искалечиться, отдавать богам жизни, чужие или свои. Население языческого Рима с энтузиазмом подхватило культ «матери богов» Кибелы, и сенат несколько раз расследовал дела о массовых сектах с членовредительством и человеческими жертвоприношениями [85]. Тянулись и к сирийскому Элагабалу, к арабской богине любви, для которой резали девочек.

Такое язычество пало. Когда селяне и городская беднота узнавали о Настоящем Боге — светлом, добром, чистом, они отвергали мертвых идолов и принимали Живого Христа. Принимали без мудрствований, простодушно, всем сердцем. Но существовало и другое язычество. Интеллектуальные римляне, греки, сирийцы, египтяне давным-давно не верили в истуканов. Не верили в мифы о своих богах и богинях. Сутью религии, как они полагали, были некие сокрытые знания. Обрети их — и откроешь бессмертие души, смысл жизни, власть над людьми и природой.

Эти знания искали в тайных мистериях Изиды, Астарты, Кибелы, Диониса, Деметры, Орфея, Гермеса, кабиров. Мифы переводились на уровень символов, облекались в философские теории. Они были сложными, понятными далеко не всем, но образованная элита как раз и считала себя особенной, неизмеримо выше черни. Приобщалась к грязным и темным ритуалам, но оправдывала их «высшим» смыслом. Прочие участники не знали его, а «посвященные» знали. В рядовых язычниках, фанатиках, жертвах, блудницах, они видели лишь «сырье» для собственного совершенствования. А раскрывать тайны было нельзя, тайны предназначены для немногих «избранных». Иначе чем ты будешь отличаться от наивной глупой массы?

Вот эти-то интеллектуалы никак не могли принять христианского равенства перед Богом. Для них оказывалась недоступной евангельская чистота и простота. Не вмещалось в сознание, как можно стремиться к Господу одной лишь Верой? Они начали приспосабливать христианское учение к своим старым оккультным теориям, и родился гностицизм (от греческого «гносис» — знание). Гностических теорий было много, но объединяло их одно, приоритет в них отдавался не Вере, а разуму. Выискивали переносный смысл в текстах Священного Писания. Бога-Творца низводили до уровня «демиурга» — ремесленника, причем злого, если он запретил людям трогать «плод познания». А благим началом выступал Змий. Ну а Крестная жертва Христа вообще не вписывалась в представления философов. Христос, по их мнению, приходил только для того, чтобы передать людям еще одно важное знание. Конечно, не всем людям, а тоже скрыл его для «посвященных». Появились апокрифические (т. е. тайные) евангелия, деяния, апокалипсисы, будто бы содержащие эти знания… [114]

Еретические течения рождались не только в христианстве. Персидские евреи нахватались «мудрости» вавилонских магов, и возник каббализм. Он, в общем-то, очень сильно отличался от иудаизма. Согласитесь, это не одно и то же — чтить Бога или «божественное ничто». Тем не менее у евреев религиозного раскола не случилось. Разным общинам было важно поддерживать между собой деловые связи, поэтому каббалисты мирно уживались с ортодоксальными иудеями.

В Иране некий Мани заразился учениями гностиков, соединил их с зороастризмом, и появилось манихейство. От зороастризма оно сохранило дуализм добра и зла. Но эти понятия поменялись местами. Злом объявлялся весь материальный мир, якобы сотворенный дьяволом. А задача верующих состояла в разрушении этого мира, в том числе и собственного тела, дабы высвободить частицы «божественного света», плененного материей. Манихейство быстро нашло последователей — охотников разрушать всегда хватает. Что же касается разрушения самого себя, то способы применялись разные. Кто-то ударялся в крайний аскетизм, но это было не интересно и неприятно. Свальные оргии и наркотики привлекали куда больше желающих.

В Персии манихейство запретили, поскольку Мани выступил против зороастризма. Но подобный запрет стал редким исключением для иранцев, их страна была очень веротерпимой. Зороастрийцем мог быть лишь перс по рождению, а остальным народам предоставлялось верить во что угодно. В Византии еретиков сурово преследовали, и персы охотно принимали к себе ариан, монофизитов, несториан, гностиков. Сохранились и манихеи, они приспособились маскироваться под христиан, иудеев. Каббалисты, гностики, манихеи взаимодействовали между собой, создавали различные секты.

Они претендовали на переустройство мира в соответствии со своими теориями, и первой от этого пострадала сама Персия. В V в., опираясь на сектантов, устроил революцию визирь Маздак. Он вознамерился строить «царство разума». Знать казнили как «сторонников зла», ее имущество конфисковывали, женщин из гаремов «обобществляли». А львиная доля награбленного шла руководителям революции, это признавалось «разумным», ведь они выступали главными поборниками «добра». Маздакитов подавили и истребляли поголовно. Но сектанты затаились, попрятались, и Персия оставалась гнездом всевозможных ересей.

После арабского завоевания эта религиозная мешанина полезла наружу. Евреям перемена власти в Иране очень не понравилась. Они лишились почета и привилегированного положения, которое занимали при шахах. В 690 г. персы подняли восстание, и евреи активно поддержали их. Но с мятежами арабы не церемонились, давили без пощады. И как только запахло жареным, проигравшие кинулись спасаться кто куда. Иосиф бен Иегошуа Га-Коген писал, что «многочисленные евреи из страны Парас» бежали «в страну Русию и землю Ашкеназ (Германию) и Швецию». Точнее, не в Русию, а в Хазарию, в Русию они перебрались значительно позже.

Но и тайным сектам стало неуютно. Арабы гораздо внимательнее, чем персы, вникали в духовные вопросы: ведь представителей одних верований требовалось обложить дополнительным налогом, других — обратить в ислам. Часть манихеев подалась на восток, в Уйгурию, навязала ей свою религию. Другие бежали на запад, их приняли короли лангобардов. От них ереси поползли по Италии. В городах создавались общины «патаренов», появились и сатанисты — если материальный мир «от лукавого», выглядело логичным поклоняться ему.

Некоторые сектанты укрылись в пустынных и малодоступных районах. В горах Армении и Малой Азии поселились так называемые павликиане. Они использовали христианскую терминологию, но суть их учения была манихейской. Павликиане полагали, что мир сотворен и захвачен дьяволом, считали злом государство, Церковь, отрицали браки, в общинах процветала «свободная любовь». Но эти общины отнюдь не были мирными кружками инакомыслящих. Они развернули оголтелую войну против христиан, совершали набеги на их селения. Разрушали храмы, безжалостно убивали всех, «поклоняющихся кресту». В живых оставляли лишь девушек и юношей, которых продавали в рабство. Торговля захваченными невольниками как раз и стала основным промыслом павликиан.

Многие еретики очутились в Средней Азии. В больших торговых городах они легко находили и вербовали сторонников. Для местных жителей это обернулось бедствиями. После гибели Тюркского каганата Средняя Азия разделилась на ряд государств. Самым сильным из них был Хорезм, он отбил несколько арабских наступлений. Но в 712 г. сектанты организовали здесь революцию. Табари писал, что они расправлялись «с хорезмийской знатью, отнимая у нее имущество, скот, девушек, дочерей, сестер и красивых жен». Хорезмшах Чаган бежал к арабам и попросил у них помощи. Они согласились в обмен на подданство халифу и принятие ислама. Овладели Хорезмом, казнили революционеров, и хорезмийцы, спасенные от бесчинств, стали с этого времени ревностными мусульманами и друзьями арабов.

В 730-х гг. начались антиарабские восстания в южной части Средней Азии. Они разлились широко, перекидывались от города к городу. Для подавления войск не хватало, и наместник халифа Наср ибн-Сейяр набирал полки добровольцев в Персии. Различные сектанты тоже поучаствовали в восстаниях. Но они, избивая чиновников халифата, пытались сами захватить власть и насаждать собственные порядки. Это раскалывало повстанцев, ссорило между собой. Завоевателям их раздоры были на руку. Они не особо интересовались разногласиями среди мятежников, карали всех подряд. Да так карали, что от «веселой Согдианы» остались руины городов и сел с грудами трупов, кучами отрубленных голов, лесами кольев и виселиц. А толпы пленных женщин и детей переполнили рынки, цены на рабов упали небывало низко. Такой товар не окупал содержания. И арабские командиры рассчитывались с солдатами-персами этими же женщинами и детьми, участками опустошенной земли. От смешения персов и согдианок образовался новый народ, таджики — «таджиками» называли воинов халифа.

Уцелевшие повстанцы разбегались в Индию, в Китай. Находили пристанище и в Хазарии. Она была еще более веротерпимой страной, чем Персия. Принимала всех, не мешала никому соблюдать родные обычаи. Тюркская верхушка исповедовала митраизм, культ неба-Тенгри. Мадьяры были огнепоклонниками, хорезмийцы — солнцепоклонниками. Особые верования были у хазар, славян. В Хазарии проживало немало иудеев, хватало и христиан — аланы, готы, крымские и таманские греки. Византийский император Лев III всячески укреплял союз с Хазарией. Даже женил сына Константина на дочери кагана Чичак, в крещении она получила имя Ирина. Общаясь с греками, переходили в христианство и другие хазары, русы. Их было немало, Константинопольский патриарх учредил для них Хазарско-Хорезмийскую епархию, позже она развернулась в митрополию из семи епархий.

Империи и впрямь требовалось держатьсй за друзей. Арабов отбросили от Константинополя, но их позиции в Малой Азии располагались совсем недалеко от столицы. Внутри государства тоже было неладно, оно не имело прочного тыла. Мусульманских и болгарских ударов избежали итальянские владения Византии. Но в них все более отчетливо проявлялись сепаратистские настроения. Местные аристократы и богачи с завистью поглядывали на соседние королевства и герцогства. Власть императора их раздражала. Хотелось таких же «свобод», как у западных феодалов. Почему бы не отделиться от греков?

А тон самостийникам задавали папы римские. Они были подданными императора, а по своему духовному рангу не отличались от патриархов Константинопольского, Александрийского, Антиохийского, Иерусалимского. Но Рим кичился прошедшей славой «мировой столицы». Поэтому и папы претендовали на исключительное положение, на первенство в церковной иерархии. Теперь же восточные духовные центры Александрия, Антиохия, Иерусалим, оказались в составе Арабского халифата. А папы окормляли не только итальянцев, но и государства франков, лангобардов, баварцев, имели в этих странах церковные земли, епископства, монастыри. Чувствовали себя независимо, и уже не желали быть послушными исполнителями воли императоров.

Напрашивались совсем другие идеи — ведь наверное, не император, а папа должен считаться главой христианского мира? Даже в относительно благополучные времена Рим начал конфликтовать с Константинополем. Под разными предлогами, иногда чисто формальными, папы не принимали указов Константа, Константина IV, Юстиниана II. Доходило до угроз, репрессий, Константин IV сослал строптивого папу в Херсонес, где тот и умер. А когда за престол империи передрались самозванцы, Рим вообще перестал признавать их.

Ну а дальнейшие события приняли совершенно непредвиденный оборот. Заразилась ересью… сама Византия. Лев III Исавр, спасший Константинрполь от арабов, приобрел огромную популярность в армии и народе. Но происхождения он был довольно темного, родился и вырос в Исаврии, горной области на границе с Сирией. В этих глухих местах контроля правительства почти не было, тут прятались всевозможные сектанты, и император оказался приверженцем какого-то тайного учения. В 726 г. он неожиданно провозгласил кампанию иконоборчества. Официально ее обосновывали тем, что мусульмане обвиняют христиан в «идолопоклонстве». Вот и нужны, мол, церковные реформы, чтобы избежать нападок.

На самом же деле, развернулась настоящая атака на христианство. Мало того, Лев III замышлял вообще изменить религию. Он издал указ о поголовном крещении евреев, и реформированное христианство, по его мысли, должно было слиться с иудаизмом. Хотя евреям такая перспектива не показалась привлекательной. Они указ проигнорировали. Тем не менее, император относился к ним весьма благосклонно, не настаивал и не наказывал их за непокорство. С христианами обходились иначе. Было велено уничтожать иконы по всей стране. В Константинополе гвардия учинила побоище женщин, пытавшихся защитить чудотворный лик Спасителя-Антифонита. Казнили 30 священнослужителей, посмевших возражать и протестовать, многих лишали сана, ссылали. В Греции православные восстали, их жестоко подавляли [144].

Зато для сепаратистов иконоборчество стало настоящим подарком. Сам император подарил им вполне законный и настолько вопиющий предлог послать его подальше! Папа Григорий обрушился на Льва III с гневными обличениями и разорвал с ним отношения. От Византии отпали почти все итальянские владения. А привести их к повиновению у императора уже не было сил. Повторялись бунты на Балканах, началось брожение в других частях империи, и Льву Исавру пришлось свернуть кампанию. Еретические требования в общем-то не отменялись, патриарх и столичное духовенство не рисковали противоречить монарху. Но в провинциях иконоборческий эдикт не выполнялся, и на это закрывали глаза.

Однако Лев III постарался вырастить ярым еретиком наследника, Константина V Копронима. «Копро» — по-гречески «дерьмо». При крещении, когда царевича погружали в купель, он обделался и тем самым как бы дал себе имя. Это прозвище он полностью оправдал. Опорой Копронима стали охваченная ересью армия и разложившаяся столичная чернь. Вот ей-то духовная сторона дела была совершенно безразлична. Ей нравилось громить, хулиганить, любоваться казнями и издевательствами. Константин V открыл для этого широкие возможности. В 754 г. он провел церковный собор, назвал его «вселенским». Было предано проклятию почитание икон, святых мощей. Иконы и фрески в храмах уничтожали, заменяли светскими картинами. Мощи сжигали, выбрасывали в море. Копроним решил ликвидировать и монашество. Монастыри крушили, превращали в склады, казармы, конюшни.

А на тех, кто остался верен Православию, обрушились расправы, сравнимые только с гонениями языческого Рима. Многие приняли мученическую кончину. Один из источников упоминает 340 монахов в тюрьме Константинополя — без глаз, носов, ушей, с отрубленными руками, ногами. Кульминацией бесчинств стали «празднества» на столичном ипподроме в 765 г. Монахов соединили попарно с монахинями и вели в позорном шествии. Зрители оплевывали их, били, швыряли камнями. Император кричал, что монахи не дают ему покоя, а народ вопил в ответ: «Больше уже нет этого отродья». Патриарха Константина провезли в шутовской одежде, посадив на осла задом наперед, а толпа закидывала его грязью. Потом патриарха, 19 вельмож и их родных обезглавили.

Каратели свирепствовали и по провинциям. В 766 г. в Эфесе патрикий Михаил Лахондракон согнал со всех окрестностей монахов и монахинь, объявив им: «Кто не хочет быть ослушниками царской воли, пусть снимет темное одеяние и тотчас возьмет себе жену, в противном случае будет ослеплен и сослан на остров Кипр». Кто-то покорился, большинство было изувечено и погибло. Репрессии были и в Крыму, пострадал св. исповедник епископ Стефан Сурожский.

Колоссальные богатства, награбленные в храмах и монастырях, позволили Копрониму усилить армию. Он, как и его отец, проявил себя умелым полководцем. А хазарских каганов его религиозные воззрения не интересовали. Они оставались надежными союзниками императора. Каганат восстановил свое господство на Северном Кавказе, и теперь уже не арабы наступали на север, а хазары и русы беспрестанно вторгались в их владения. Захватывали Тбилиси, громили Армению. А территория Азербайджана была полностью разорена. Раньше она была населена христианами-агванами, но по ним столько раз прокатилась война, что властям халифата пришлось заново заселять здешний край мусульманами из Персии. Они смешались с остатками агван, и образовался еще один новый народ, азербайджанцы.

Удары хазар и русов немало помогли императору, он отобрал у арабов Малую Азию. А после этого расторг союз с Болгарией. Правда, она строго соблюдала договор, заключенный с отцом Копронима. Получала дань, но не тревожила византийских границ, присылала отряды конницы для операций против халифата. Константин V пришел к выводу, что надобность в союзе отпала. Если его армии одолели арабов, неужели болгары выдержат? Их царство Копроним рассчитывал вообще разрушить. Но он переоценил свои силы и недооценил противника. В боях на Балканах византийцы завязли прочно и надолго, то и дело терпели поражения.

Северные союзники императора в войнах с болгарами тоже участвовали. Греческие хроники отметили, что в 773 г. Копроним отправился на Дунай со своим флотом и эскадрой русских кораблей. Однако другие славянские племена выступили на противоположной стороне. Славяне, жившие внутри империи, восстали, послали 20-тысячную армию на помощь болгарскому царю. И если Константина V сопровождала в походе русская флотилия, то еще одна флотилия примерно в эти же годы напала на греческие владения в Крыму [76]. «Великая рать новгородская» под командованием князя Бравлина проутюжила берег от Херсонеса до Керчи, после десятидневной осады взяла штурмом Сурож (Судак).

Хотя у гробницы св. Стефана Сурожского Бравлин раскаялся, освободил пленных и принял крещение. Может быть, после того, как узнал, что св. Стефан претерпел гонения и мучения от императора? Житие св. Стефана упоминает и крещеного хазарина Юрия Тархана, который подружился с князем, находился вместе с ним в храме. И стоит отметить, что обращенные «варвары» становились куда более твердыми христианами, чем многие коренные византийцы. Даже жена Копронима, хазарка Ирина-Чичак, до конца дней была убежденной православной. Старалась сдерживать мужа, помогала иконопочитателям, воспитывала в христианском духе сына, Льва Хазара. А дочь императора Анфуса под влиянием матери стала настоящей подвижницей, истратила все свое состояние на приюты для сирот и постриглась в монахини [144].

Но стоит коснуться и итальянских провинций, отделившихся от Византии. Независимость обернулась для них совсем не теми последствиями, о которых они мечтали. Как только они лишились защиты империи, на них полезли лангобарды. Захватывали города, грабили, уже готовы были наложить лапу на Рим. Выручило его королевство франков. Оно взяло римских первосвященников под покровительство, поколотило и приструнило лангобардов. В выигрыше оказались короли франков, они получили мощную поддержку папы. Но и церковь не осталась в накладе, она приобрела в западных странах солидный политический вес. При королях и феодалах, не умеющих читать и писать, епископы и священники занимали посты министров, секретарей, советников, получали щедрые пожалования. А чтобы закрепить эту монополию и не допустить распространения грамотности, западные иерархи созвали собор и постановили, что богослужения и вся церковная литература должны вестись только на трех языках: латыни, греческом и еврейском (попробуй-ка, выучи!) Так родилась еще одна ересь, католическая.

24. ОБОДРИТЫ — СОЮЗНИКИ КАРЛА ВЕЛИКОГО

В VIII в. королевство франков было самым обширным и сильным в Западной Европе. Оно охватывало земли нынешних Франции, Нидерландов, Бельгии, Западной Германии. Майордом Карл Мартелл сумел прижать анархию феодалов, разгромил арабов, захвативших Южную Францию, и выгнал их в Испанию. Его сын Пипин Короткий отвоевал для папы римского самостоятельное государство. А за это папа благословил переворот, Пипин отправил в монастырь последнего беспомощного короля из династии Меровингов и сам сел на трон.

Но северная граница его державы была слишком беспокойной. Источником беспокойства являлись саксы. Они разделялись на четыре княжества — вестфалы, энгерны, остфалы и нордальбинги. Объединяющим началом для всех саксонских племен был кровавый культ Ирминсула. Для этого бога резали не только рабов, но и своих соплеменников, выбирая юношей и девушек по жре, бию. Это считалось великой честью, вся родня провожала жертву на алтарь с песнями и ликованием. Ну а как же, такой парень или девица попадали прямо в Валгаллу, обитель богов и героев!

А франков саксы совершенно замучили набегами. Год за годом то в одном, то в другом приграничном районе поднимались зловещие дымы пожарищ. Внезапно появлялись полчища врагов, грабили и крушили что могли, хватали пленных. Когда приходили королевские войска, саксы уже скрывались в родных лесах, где достать их было проблематично. И поднимались к небу другие смрадные дымы, язычники праздновали победы, одаривали свирепых богов кровью пленников. Однако за землями саксов лежали владения славян. Ближайшими из них были ободриты, их княжество располагалось за Эльбой, на восток от подножия Ютландского полуострова. С саксами они тоже враждовали, счеты накопились изрядные.

Пипин Короткий оценил ситуацию и принял весьма мудрое решение. Взялся налаживать дружбу со славянами и заключил союз. Он получился выгодным для обеих сторон. Отныне нападения саксов не оставались безнаказанными, им угрожали удары ободритов по тылам: А франки, в свою очередь, помогали, когда неприятели поворачивали оружие против союзников. Несколько раз получив трепку, саксы присмирели. Дружба с ободритами оказалась полезной и в других сложных ситуациях. Пипин приглашал их войско для подавления мятежей своих вассалов. Привлек их и к войне против баварского герцога Одилона. Одержал победу, и Бавария признала над собой власть короля. После таких успехов франки зауважали ободритов, называли их в придворных хрониках «наши славяне» [74].

Когда Пипин отошел к праотцам, корону унаследовал его сын Карл. В истории он известен как Великий, но в юности, конечно, еще не носил такого прозвища. Своевольные герцоги сразу же подняли головы, король был вынужден заново утверждать свою власть. Внешние враги тоже осмелели. Понадеялись, что с новым монархом будет легче сладить, чем с Пипином. В 772 г. орды саксов перешли границу, разграбили северные районы страны. Карлу пришлось вести жестокие и упорные Саксонские войны, которые продлились с перерывами 26 лет. В этих кампаниях лучшими и надежнейшими союзниками короля снова стали ободриты.

Карл побеждал. Захватил саксонские города Эресбург и Сигибург, разрушил капища Ирминсула. Он решил раз и навсегда ликвидировать очаг угрозы, подчинить агрессивные племена и включить их в свое королевство. Прислал священников, чтобы крестить саксов. Строил крепости, разместил в них гарнизоны. Назначал своих наместников, в том числе из местной знати, если она принимала крещение. Но саксы не смирились, поднимали восстания. Резали франков. Христианство отвергали, беспощадно уничтожали даже сородичей, сменивших веру. Жгли церкви, восстанавливали святилища.

Конечно, для нас с вами это может показаться поразительным — но язычники готовы были сражаться и умирать за старые традиции, в том числе и за право убивать на алтарях собственных детей. Впрочем, тут нужно учитывать одно обстоятельство. Если бы саксы действительно узнали Господа, вполне вероятно, что они искренне потянулись бы к Нему. Но откуда они могли узнать? И обряды крещения, и молитвы, и церковные службы священники бубнили на непонятной латыни. Поэтому саксы рассуждали с собственной точки зрения: нужно защитить «своих» племенных богов от «чужого», «франкского».

Карл с помощью ободритов не раз и не два громил буйных соседей, однако восстания вспыхивали снова. Причем саксы тоже нашли союзников среди славян. Вовлекли в войну врагов ободритов, лютичей, а потом и лужичан. Противники франков настолько усилились, что переходили в наступление, вторгались в глубинные области королевства, сея смерть и опустошения. И все же их коалицию удалось расколоть. Лужичане и лютичи между собой не особо дружили, и дипломаты Карла Великого перетянули лужичан на свою сторону. А саксов усмиряли все более суровыми мерами. Король издал «Саксонские капитулярии», особые законы, по которым любое преступление против его администрации каралось смертью. Захватывали и казнили заложников. Начались и массовые переселения, саксов отправляли во внутренние районы франкской державы. В 785 г. их предводитель и организатор сопротивления князь Виндукинд понял, что дальше драться не имеет смысла. Сдался, получил за это прощение и богатые пожалования.

На славянские земли Карл не претендовал. Князь ободритов признавал себя его вассалом, но чисто номинально. Княжество сохраняло полную самостоятельность, король не пытался крестить славян, хотя для его подданных это было обязательно. Несколько раз он проводил конференции, регулировал споры и взаимные претензии ободритов, лютичей и лужичан. Авторитет Карла среди славян был настолько высоким, что от его имени возникло славянское название титула «король». В общем-то, он хотел добиться на северных границах только мира и спокойствия. Свои главные цели король видел на юге. Его заветной мечтой было воссоздание Римской империи. Он сокрушил и подчинил королевство лангобардов в Италии. Совершил неудачный поход в Испанию, пробовал отвоевать ее у арабов.

Но проекты Карла нарушили новые враги. Самый могущественный из вассалов короля, баварский герцог Тассилон, задумал отложиться от него. Готовясь к борьбе, он тайно договорился с саксами, лютичами. Неожиданно напомнил о себе и Аварский каганат. За сто с лишним лет авары очень изменились. Бесчисленные богатства, когда-то награбленные ими, позволяли жить, ни в чем не нуждаясь. На них трудились потомки угнанных рабов, а хозяева бездельничали среди наслаждений. В Паннонии развели виноградники, авары пристрастились к пьянству. Проводили время в пирушках, для полноты удовольствий имелось неограниченное количество подневольных женщин, девочек, юношей. Под хмелем тешили себя старинными воинскими песнями, и очередной каган вдруг размечтался о былой славе. Полез в политику и заключил союз с Баварией.

Против франков намечались совместные удары с нескольких сторон. Но переиграть Карла было не так-то просто. У него отлично действовала агентура, об измене Тассилона он узнал. Арестовал и низложил герцога, а Баварию присоединил к собственным владениям. Вместе с ней в королевство франков вошли подданные Тассилона, славянские княжества Хорватия и Хорутания (Словения). А баварские союзники выступили вразнобой.

Первыми ударили авары. Их отбили, и Карл в 789 г. повел войско против каганата. Но в это время лютичи напали на ободритов. Король настолько ценил своих славянских друзей, что немедленно изменил планы, повернул на север. Эйнгард писал: «Причина войны заключалась в том, что вильцы (лютичи ) беспрестанно тревожили набегами ободритов, давних союзников франков». Были наведены два моста через Эльбу, и объединенное войско франков, ободритов и лужичан ворвалось в страну лютичей. Они дрались упорно, но были разгромлены. Их гнали до реки Пены, осадили их города. И великий князь лютичей Драговит запросил пощады. Вступил в переговоры, согласился признать зависимость от короля, обязался не задевать ободритов и дал заложников. Карл удовлетворился этим, оставив ему княжение.

Но в 792 г. опять восстали саксы, перебили франкские гарнизоны. Обрушились и на ободритов, погиб их Великий князь. Карл считал его личным другом, узнав о его смерти, страшно разгневался, велел казнить и продать в рабство 7 тыс. пленных. Сам возглавил армию, закипели бои. Другой славянский князь, Дражко, встретил неприятельское войско на р. Свентане и одержал блестящую победу, полегло 4 тыс. саксонских воинов. Король высоко оценил его успех, щедро наградил Дражко и утвердил его Великим князем ободритов. Карл Великий поделился с союзниками и приобретенными землями, отдал им одно из четырех саксонских княжеств, Нордальбингию, занимавшую южную часть Ютландского полуострова.

Для войны с аварами была сформирована вторая армия. Она тоже действовала вместе со славянами, хорутанами и хорватами. В 795 г. королевские войска под командованием графа Эрика Фриульского и хорутанского князя Войномира сломили сопротивление каганата. Авары при этом особой доблести не проявили. Потерпев Несколько поражений, сами убили своего кагана, главных вельмож, и сдались на милость победителей. В городах-рингах были обнаружены несметные сокровища. Тонны золота и драгоценностей, ради которых были пролиты моря крови и потоки слез, все еще лежали в аварских хранилищах. Они не пошли впрок ни самим грабителям, ни их потомкам, достались другим. Эйнгард писал: «Нельзя указать другой войны, во время которой они (франки ) смогли бы столько приобрести и так обогатиться. Ведь до сих пор франки считались почти бедными». И именно эти сокровища обеспечили финансовую основу зарождающейся Западной цивилизации.

С побежденными Карл Великий обошелся мягко. Разрешил аварам возродить каганат, пусть только признают над собой власть короля. Но поскольку они стали подданными, их следовало окрестить. В 798 г. Карл направил в Паннонию нескольких епископов и целую рать священников. Тут-то и выяснилось, что крестить там… уже некого. Славяне были настроены к аварам совсем не так снисходительно, как франки. Помнили женщин, запряженных в повозки, помнили карательные рейды, помнили своих предков, погубленных под Константинополем. Теперь расплатились за все. Современник писал: «В Паннонии не осталось в живых ни одного ее обитателя, а место, в котором находилась резиденция кагана, не сохранила и следов человеческой деятельности». Русский летописец отобразил ту же картину более лаконично: «Погибоша аки обры».

В результате этих войн Карл обезопасил свои границы, значительно раздвинул их. На севере его держава достигла Эльбы, на востоке перешагнула на Балканы. Мечты короля, вроде бы, исполнялись. Папа римский спорить не стал, короновал его императором. Причем его государство приняло название не франкской, а Римской империи.

Напомню, Византия носила аналогичное название. Но она жила совершенно иными проблемами. Константину V Копрониму, несмотря на все усилия, так и не удалось искоренить Православие. Оно удерживалось даже в императорской семье. Наследник престола Лев Хазар помнил уроки покойной матери Ирины. А чтобы женить сына, Копроним устроил выборы невест по всей стране. За исключительную красоту супругой царевича стала еще одна Ирина, родом из Афин. Но о ее происхождении все греческие источники хранят подозрительное молчание. Возможно, она была славянкой. Жена наследника тоже оказалась ревностной православной.

Когда Копроним умер, Лев IV Хазар прекратил иконоборческие гонения. Он был человеком слабым, нерешительным, и официально ересь не отменял. Это было бы опасно для императора. Иконоборчеством была охвачена вся армия, столичное население, высшие церковные круги. Но Лев царствовал всего пять лет. После его смерти престол достался ребенку Константину VI при регентстве матери. А Ирина была женщиной волевой, смелой. Она начала продвигать на ключевые посты в Церкви сторонников Православия, добилась поставлення патриархом благочестивого Тарасия. Вместе с царицей он подготовил VII Вселенский Собор. Его даже не отважились проводить в Константинополе, созвали в 787 г. в Никее. Собор осудил ересь, утвердил догмат иконопочитания. За этот подвиг св. Ирина и св. Тарасий впоследствии были канонизированы Православной Церковью. Одновременно с ударом по ереси вышел указ Константина VI об изгнании из страны всех евреев. Как выяснилось, они были непосредственно связаны с иконоборчеством.

Ох, как вздыбились враги христианства! Во главе войск стояли те самые начальники, которые разоряли монастыри. А пострадавшие иудейские купцы и ростовщики имели солидные связи в государственной верхушке. То и дело возникали заговоры. Их удавалось ликвидировать.

Но оппозиция принялась обрабатывать сына св. Ирины, Константина VI. Его окружили соответствующими «друзьями», и император вырос вздорным, жестоким. Увлекшись смазливой девицей, упек в монастырь жену. Истязал монахов, посмевших поучать его. Устраивал дикие погромы в городах, вызвавших его недовольство [144]. И вдобавок, Константин склонился к ереси. Перед св. Ириной встал нелегкий выбор — Вера или сын? Она выбрала Веру. В 797 г. Константин был ослеплен и лишен престола. Хотя для оппозиции это дало мощный козырь, императорицу стали честить как «узурпаторшу».

Св. Ирина хотела восстановить и единство Церкви, нарушенное иконоборчеством. Она обратилась в Рим, но… получила отказ. Папы уже вошли во вкус быть единственными лидерами «христианского мира». Объявили — если Восточная Церковь желает объединиться, пусть подчиняется папе. Придравшись к мелким формальностям, Рим не признал VII Вселенского Собора. Следовательно, Византия оставалась для Запада словно бы «еретической», ее продолжали поносить за иконоборчество. Папскую политику поддержал и Карл Великий. Пускай константинопольские императоры считаются «еретическими» — в таком случае его «Римская империя» получалась единственной «настоящей».

Правда, у Карла возникла еще более заманчивая идея. У него умерла жена, и он задумал просить руку и сердце Ирины. Вот и восстановилась бы единая Римская империя… Но положение императрицы было слишком сложным. Когда к ней прибыли послы Карла и начали тайные переговоры о браке, ее враги не преминули этим воспользоваться. Появился еще один козырь, чтобы подогреть недовольных: если Ирина выйдет замуж, власть окажется в руках чужеземных «варваров»! Очередной заговор достиг цели. В 802 г. советник царицы Никифор захватил трон. А св. Ирину заточили в монастырь, где она очень быстро скончалась. Вполне вероятно, что заговорщики постарались ускорить ее смерть.

25. ХАЗАРСКОЕ ИГО

Во второй половине VIII в. стал меняться облик Хазарского каганата. В Крыму и на Тамани издавна существовали иудейские общины. Добавились евреи, бежавшие из Персии, Средней Азии. Те, кто уберег какие-то деньги, направлялись к сородичам в черноморские города. Остальных каган поселил на Севером Кавказе, на землях, опустошенных арабскими вторжениями. Они разводили скот, выращивали сады, сжились с местными народами, перенимали их обычаи, вместе с ними ходили на войну [35]. А крымские и таманские иудеи торговали и не особо интересовались кавказскими соплеменниками.

Ситуация изменилась, когда арабы разгромили восставшую Согдиану. Погибли города, через которые проходил Великий Шелковый путь, погибли согдийские купцы, державшие его в руках. Караванные дороги сместились севернее, прошли через низовья Волги. И как раз здесь расположилась новая столица Хазарии Итиль! Но тут скрещивались и другие трассы международной торговли. Через Оку и Волгу проходил Янтарный путь — с Балтики в страны Востока. Если следовать на север, можно было попасть в «Биармию» — Великую Пермь, страну мехов. У воюющих между собой славянских, финских и степных племен можно было скупать подешевке рабов. Для еврейских купцов это было золотое дно.

В Итиль потянулись состоятельные торговцы. Теперь-то они вспомнили и о тех евреях, которые, жили среди хазар, притянули их к себе, получили в их лице опору в прикаспийских краях. Действовали точно так же, как в Персии. Чтобы обеспечить собственные выгоды, пристраивались к правящей верхушке каганата, подсовывали красивых дочерей в жены и наложницы тюркской знати. Подобные методы оказались очень эффективными. Неграмотных степняков-аристократов увлекали только война и охота, а купцы были людьми образованными, с высокой древней культурой, ездили по разным странам, хорошо разбирались в политике, экономике. Их ставили чиновниками, отдавали им гражданское управление. Тюркам нравились и еврейки — белотелые, страстные, да еще и вон какие умные! В любой момент способные подсказать, кого из их соплеменников надо назначить на те или иные посты.

Постепенно в руках купеческой общины сосредотачивались сбор налогов, финансы, дипломатия. И менялось само государство. Прежде оно было чисто военной структурой, жило за счет натурального хозяйства и добычи. Сейчас каганат превратился в торговую державу. В казну текли прибыли от пошлин, и властители нарадоваться не могли. Надо же, каких они нашли замечательных советников! Деньги идут, строятся красивые дома, крепости, из далеких стран привозят прекрасное оружие, ткани, украшения для жен.

В общем, евреи устроились, как в Персии. Но обычаи Хазарии во многом отличались от персидских. У иранцев основой основ их государственности являлась зороастрийская религия. Вся знать была только зороастрийской. В Хазарии каждый мог верить во что хочется. Персы собирали в гаремы женщин разных национальностей, но их наследниками становились сыновья от родных сестер. У хазар таких ограничений не было. Дети тюркских вельмож и евреек наследовали высокое положение отцов. Но, по иудейским законам, национальность определяется по матери, эти дети считались полноценными евреями. Им давали иудейское образование, купеческая община поддерживала их, продвигала в государственной иерархии. А через них и саму Хазарию превращала в «свою» страну.

Однако традиции каганата, чем дальше, тем сильнее вступали в противоречие с его новой сущностью. Византия, как всегда, вела себя эгоистично, не раз обманывала хазар, заключала с халифатом сепаратный мир, когда считала нужным. Тем не менее, тюрки сохраняли союз с ней. А арабы были для них кровными врагами, против них не прекращались боевые действия. Для евреев, наоборот, требовалось замириться с халифатом, чтобы открыть дорогу на рынки Востока. А греки для них были конкурентами на Черном море. Пока в Константинополе правили иконоборцы, дружба поддерживалась. Но в 787 г. св. Ирина восстановила Православие и изгнала из империи евреев. Они, как пишет Ибн-аль-Асир, «отправились в страну хазар». К этому времени иудейская партия в каганате уже набрала значительный вес. Под ее влиянием каган радушно принял изгнанников из союзной державы. Разумеется, отношения с Византией стали портиться.

Евреям не нравилась и внутренняя политика каганата. Аланы, касоги, готы и другие вассалы платили довольно высокую дань. А хазары считались равноправными с тюрками и были освобождены от налогов. Вместо этого они должны были по призыву кагана собираться в отряды ополчения и выступать на войну. Купеческая партия полагала, что такое положение неправильно и убыточно. Но и рядовые хазары были крайне недовольны тюркской верхушкой. Опасность со стороны арабов им давно уже не грозила, и все равно приходилось отправляться в походы. Они отрывались от семей, хозяйства, терпели лишения, погибали, а Закавказье было многократно разорено, ну какую добычу там наберешь? Зато богатые иудеи выступали для хазар благодетелями — покупали виноград, скот, рыбу, предоставляли работу при своих конторах, в садах, на полях. Расклад сил в каганате становился совсем другим. Но принципы сохранялись старые. Высшим сословием оставались тюркские беки. А купечество, несмотря на достигнутые позиции, обязано было считаться с их взглядами, как-то лавировать, действовать на втором плане. А почему, собственно, на втором?

В 808 г. один из высших сановников каганата Обадия устроил переворот. Иудейские хроники сообщают, что «он был человек праведный и справедливый, он поправил царство и укрепил собрания, и дома ученых, и собрал множество мудрецов израильских, дав им много золота и серебра, и они объяснили ему 24 книги, Мишну, Талмуд и весь порядок молитв, принятый у хаззанов. Он боялся Бога и любил закон и заповеди». Обадия сверг тюркскую знать, захватил кагана под почетный арест и начал править от его имени. Беки и их дружины взялись за оружие. Их сторону приняли союзники каганата — мадьяры (венгры) и северяне. Но еврейские купцы обольстили простых хазар. Увлекли их сладкими посулами, какой прекрасной будет новая жизнь. Использовали и фигуру марионеточного кагана: надо защитить законного властителя от беков! Очень кстати пришлись и тюркские враги, аланы и касоги. Ну-ка расквитайтесь со своими притеснителями…

Гражданская война разгорелась с крайним ожесточением. Археологи нашли остатки замка одного из тюркских беков у станицы Цимлянской. Заключение гласит: «В жилищах и вне их во дворе Правобережной крепости обнаружены скелеты, главным образом женщин и детей, перебитых врагами, ворвавшимися в крепость, разграбившими и сжегшими находившиеся внутри постройки. В некоторых жилищах наблюдались целые скопления скелетов, вырезанных беспощадными победителями» [62]. Если пленных не прикончили, их обращали в рабство. Как раз в это время на рынки Востока впервые массами выплеснулись рабы «сакалиба», т. е. славяне.

Иудеи тоже несли серьезные потери. Подробности остались нам неизвестными, но Обадия очень быстро отправился в мир иной. К власти пришел его сын Езекия, однако и он погиб при неясных обстоятельствах. Наследником стал внук Обадии Манассия, но мальчонку устранил его двоюродный дедушка Ханукка, брат благочестивого Обадии, и стал править сам. А в войне решающей победы не добилась ни одна сторона. Каганат разделился. Новая власть контролировала столицу, прикаспийскую область и Северный Кавказ. А мадьяры удержали степи от Дона до Днестра. С ними поселились и изгнанные тюрки.

После переворота господствующей религией в Хазарии стал иудаизм. Но религией не большинства народа, а только правящей верхушки. Ибн-Русте сообщал: «Верховный глава их исповедует веру еврейскую; той же веры равным образом как царь, так и военачальники и вельможи, которые состоят при нем: прочие же хазары исповедуют религию, сходную с религией турок» (мадьяр). Христианская Хазарско-Хорезмийская митрополия была ликвидирована, потом вообще закрыли храмы, запретили церковную организацию.

Из-за этого от каганата отделилась Крымская Готия, передалась под власть Византии. Казалось бы, Константинополь должен был решительно и жестко ответить на вызов, брошенный христианству. Но куда там! Свержение св. Ирины обернулось для греков катастрофами. Мудрая императица примирилась с болгарами, а узурпатор Никифор снова поссорился с ними. Он поступил крайне опрометчиво. Болгария в данное время достигла наивысшего могущества. Она охватывала территории не только современной Болгарии, но и Румынии, Молдавии, Сербии. А правил ею воинственный царь Крум. Византийцев он принялся громить в хвост и в гриву. Его войско доходило до Константинополя, Никифор погиб в битве, из его черепа Крум велел сделать чашу. Преемник Никифора Михаил тоже потерпел сокрушительное поражение [144].

А в дополнение ко всем этим потрясениям новый император, Лев V Армянин, оказался ярым еретиком. В 815 г. он низложил патриарха и провозгласил возврат к иконоборчеству. Церковь, вооруженная против ереси решениями VII Вселенского Собора, отказалась повиноваться. Тогда на нее обрушились репрессии, затмившие безобразия Копронима. Монахов и священников мучили и казнили, топили в море, замуровывали в стенах. Опять громились храмы и монастыри [114]. В стране пошел разлад. А арабам больше не угрожали хазарские нападения. Они не упустили момент, перешли в наступление. Мусульманам активно помогали еретики-павликиане.

Византию били и теснили с двух сторон. Своим давним союзникам, тюркам и мадьярам, она не оказала ни малейшей поддержки. Только старалась использовать их для собственных нужд, подстрекнула начать набеги на болгар. Но и с Хазарией, несмотря на ее антихристианскую политику, греки пытались возродить дружбу. Что ж, с иконоборцами иудеи вполне сумели договориться. Хотя они были себе на уме. Воевать с халифатом, разумеется, не стали. Зато в конфликте с болгарами охотно подсобили. В Болгарии уже успели обосноваться еврейские купцы, через ее территорию, по Дунаю, шел самый удобный путь в Западную Европу. Хазарские агенты обхаживали наследника престола Омортага, и когда Крум умер, он заключил мир с Византией.

Омортаг перенацелил свои армии на мадьяр. Болгары совершили несколько походов на Днепр, попутно опустошили земли тиверцев и уличей. Никаких успехов они не добились. Венгры, тюрки и славяне отбросили их. Но греки смогли облегченно вздохнуть, болгары оставили их в покое. Впрочем, главный выигрыш достался вовсе не Византии, а Хазарии. Воины Омортага связали сильнее врагов, отвлекали и трепали их. А каганат тем временем нанял печенегов, денег у купцов хватало. В 822 г. на мадьяр обрушился удар с востока. Их смяли в боях, разорили кочевья, им пришлось бросить обжитые места и отступить на запад, за Днепр.

С тиверцами и уличами они вместе отбивались от болгар, и между ними установились прекрасные отношения. Но для других славянских племен венгры стали сущим бедствием. Решили, что с соседями нечего церемониться. Потеряли стада и имущество — значит, надо награбить новое. Да и вообще пусть признают своими господами и платят дань. А византийцы соглашались покупать славянских невольников — тоже хороший способ подзаработать. Посыпались набеги на волынян, полян. Ибн-Русте и Гардизи описывали, что мадьяры «поработили славян, которых считали своими рабами и от которых получали продовольствие», «накладывали на них такую тяжкую дань, как будто славяне находились в положении военнопленных». Сообщали, что «венгры… ходят к гузам, славянам и русам, и берут оттуда пленников, везут в Рум (Византию) и продают».

Но и те народы, которые помогли евреям одержать победу, оказались не в лучшем положении. Аланам и касогам новая власть не дала ни свободы, ни поблажек. Наоборот, увеличила дань. Они возмутились, восстали, но их усмирили свирепыми карательными рейдами. А хазар «реформаторы» освободили от воинской повинности, зато обложили большими налогами. Не можешь уплатить — продавали в рабство. Сами иудейские купцы не были воинами. Это занятие было не для них. Чтобы держать в повиновении народ, они сформировали гвардию из профессиональных наемников-хорезмийцев, их называли ал-арсии. Численность корпуса колебалась от 7 до 12 тыс. человек.

Евреи с коренным населением не смешивались, жили обособленно, и арабы четко разделяли хазар на «черных» и «белых». А к рычагам управления в каганате дорвались «мудрецы», то бишь каббалисты. В Хазарии они получили полную возможность перестраивать государство в соответствии со своими «тайными знаниями», темными магическими учениями. Фигура великого кагана объявлялась священной, земным подобием Бога. Простым смертным запрещалось даже видеть его. Он выезжал из дворца три раза в год, и весь народ должен был лежать ниц. Любого, кто бросит случайный взгляд на «живое божество», немедленно казнили.

Но власть его была нулевой. Он не принимал никакого участия в государственных делах и сидел безвылазно во дворце, как в золотой клетке. У него было 25 жен и 60 невольниц, специально отобранных по красоте, вот и развлекайся, сколько хочешь. А если каган старился, его убивали. Это имело важный магический смысл. Царь олицетворял собой государство, и нельзя было допустить, чтобы оно ослабело. Его участь была плачевной и в тех случаях, когда Хазарию постигли стихийные бедствия, голод, поражения. Мудрецы «исследовали признаки», и если приходили к выводу, что каган не угоден Богу, его тоже убивали.

Даже умерщвленному монарху воздавали «божественные» почести. Строили большой погребальный дворец. В какой из многочисленных комнат похоронен каган, являлось тайной. Всем слугам, участвовавшим в погребении, сразу рубили головы. Приближаясь к этому дворцу, каждый был обязан слезть с коня, идти пешком, почтительно склонив голову. Но с другой стороны, каган как бы и не умирал. На его место сажали нового из того же рода Ашина, он получал тех же жен и наложниц и тот же статус «живого божества».

Настоящий же правитель сохранил за собой скромный титул «бек». Он должен был входить к великому кагану только босиком, вползал на аудиенцию на четвереньках, приносил дрова и разжигал очаг, как простой слуга. Но арабы называли этого правителя более точным титулом — царь. Именно он управлял всеми делами, руководил армией. Он распоряжался и судьбой великого кагана, сколько ему можно жить, и когда умереть. При царе действовал совет из 4 тыс. вельмож. Это были крупные олигархи, и они-то определяли политику Хазарии. А основой политики отныне стало получение прибылей. Через Итиль шли на запад караваны с восточными шелками, пряностями, благовониями, драгоценностями. А в страны Востока Хазария начала поставлять меха и рабов.

Такие товары для перепродажи можно было купить. Но не лучше ли взять в виде дани? Один из хазарских царей писал, что после победы иудаизма Бог благословил их страну «на разбой других народов» [63]. Раньше Хазария довольствовалась подчинением ближайших соседей. Дани с них тюркским бекам хватало. Но не иудейскому правительству. Оно начало подминать все племена, которые оказались в пределах досягаемости. Важную роль в этих операциях играли купцы-рахдониты («знающие путь»). Они приезжали в далекие края, торговали, основывали фактории. Изучали обстановку, завязывали дружбу с местными вождями, подкупали и старались склонить их принять подданство кагану. А если не получалось добиться этого «добром», следовала военная экспедиция. Шаг за шагом хазары расширяли свою державу вверх по Волге. Покорили буртасов, мордву, черемисов, мурому.

Каганат нацелился и на славян. Для наступления на них было решено построить опорную базу — крепость Саркел на Дону. Хазарский царь обратился в Константинополь, просил прислать хороших инженеров. А положение Византии оставалось тяжелым. Иконоборческие кампании ослабили и расшатали ее. Арабы отобрали у нее Крит, Сицилию, побеждали в Малой Азии. Императоры искали союзников где угодно. Не теряли надежды, что Хазария возобновит нападения на арабские тылы, были готовы на любые уступки. Дали привилегии иудейским купцам, в греческих городах снова разрослись их кварталы. На запрос об инженерах император Феофил немедленно откликнулся, в 834 г. направил лучших специалистов во главе с Петроной Каматиром. Причем Каматир обнаружил, что значительная часть населения на Дону — христиане, запроектировал в Саркеле строительство церкви.

Но византийцам их заигрывания не принесли ничего хорошего. Евреи были отнюдь не «варварами», которых можно использовать в собственных комбинациях. Наоборот, они сами играли на греческих трудностях. Любезности императоров благосклонно принимали, а с ответными не спешили. Стоить храм в Саркеле запретили, привезенные для него колонны и капители были брошены в степи, где их и нашли археологи в 1935 г. [6] Выступать против арабов каганат тоже не намеревался. Зачем ссориться с главными торговыми партнерами?

В результате халиф Мутасим отнял у Византии второй по величине город Аморий. Болгары узнали, что Константинополь исподтишка натравливает на них мадьяр, и разорвали мирный договор. А в дополнение к старым врагам греки получили еще одних — русичей. Ведь Византия была союзницей мадьяр, покупала у них славянских пленников. Теперь она стала и хазарской союзницей, помогала строить крепость. Расплата была суровой. Многочисленный флот «народа рос» напал на черноморское побережье Малой Азии. Десанты овладели городом Амастридой, разграбили прибрежные районы от Синопа до Босфора, одна из эскадр прорвалась на юг, опустошила остров Эгину.

Но уже вскоре славянам стало не до Византии. На них двинулись хазары с подвластными аланами и касогами, наемными хорезмийцами, печенегами. Память о жестоких сражениях дошла до нас в русских сказках, где на людей нападает страшное многоголовое Чудо-Юдо, жжет и уничтожает селения, захватывает красных девиц. Сохранилась и старинная былина про битву с могучим великаном Жидовином, приехавшим «из этой земли из Жидовския в степи Цецарские под гору Сорочинскую», чтобы поработить Русь [62]. Великан убивает всех богатырей, и лишь Илье Муромцу с огромным трудом, призвав на помощь Господа, удается одолеть его. Но на самом деле до победы было ох как далеко!

Первыми под удар попали северяне, и войну они проиграли. Археологические данные показывают — если в VIII в. множество славянских селений существовало по Северскому Донцу и на Дону, то в IX в. здешние жители были вынуждены отступить западнее, на Десну и Сулу [24]. А на Дону, Донце, Осколе начинали строиться хазарские крепости. Саркел был только первой ласточкой, дальше каганат обходился уже без византийских инженеров. Сейчас ученые выявили около 300 этих крепостей. Они представляли собой мощные белокаменные замки из обтесанных меловых блоков, располагались на высоких берегах рек на расстоянии 10–20 км друг от друга и составляли единую систему.

Для службы в них хазары набирали отряды из древних сарматских племен Кубани и Приазовья. Они входили в союз касогов, но отличались от кавказских народов, у них все еще сохранялись сарматские традиции, среди воинов было много женщин. Возле хазарских крепостей находят захоронения молодых девушек, но чаще воительниц зрелого возраста, лет сорока-пятидесяти. Их погребали с конями, с оружием — саблями, кистенями, копьями, в полном снаряжении. А воевать эти дамы умели очень хорошо. Каждая из них носила особый пояс, украшенный разным числом бляшек. Они соответствовали количеству убитых врагов. У кого два, у кого пять, у кого полтора десятка.

Но гарнизоны были подневольными. Внутри замков жили только начальники, хотя там хватало свободного места. А остальные воины располагались за стенами, в земляных городках. Мало того. Часовые во все времена скучают на посту, от нечего делать царапают рисунки, надписи. По этим рисункам установлено, что даже охранники несли службу не с внутренней, а с внешней стороны стен! Иудеи им явно не доверяли. Опасались, как бы их подчиненные не заработали бляшки на пояс иным способом, перерезав глотки своим властителям [6, 62].

У хазарских крепостей была и другая характерная особенность. Для обороны их следовало бы возводить на восточных берегах рек. Но их строили на западных. Они являлись базами для нападений. Конечно, сотни замков возникли не сразу. Они постепенно продвигались с востока на запад. Встает на пустых местах цепь крепостей, из них начинают разъезжать дружины, и территория берется под контроль. Потом с помощью порабощенных жителей сооружаются новые твердыни… Планомерно наступая, хазары установили господство над северянами, радимичами, вятичами. Они сопротивлялись, но их громили и принуждали смириться. В их землях находят много кладов этого времени. При набегах хозяева зарывали свое достояние и уже не вернулись забрать его. Поляне сдались добровольно. Их с одной стороны допекли нападения венгров, с другой — древлян, и они надеялись обрести защиту под властью каганата.

Покоренным племенам хазары сохраняли своих князей, но таких, чтобы были послушными. Каждый вассальный правитель должен был послать сына заложником в Итиль, а дочь — в гарем кагана. Его 25 жен как раз и были такими княжнами-заложницами. У каббалистов это тоже имело магический смысл, «божественный» каган как бы физически владел 25 странами. Ну а отец должен был помнить, жизнь детей зависит от его повиновения. Впрочем, особой воли ему все равно не давали. В подвластные страны назначали хазарских наместников, тудунов, они строго контролировали князей.

У тудунов имелся свой аппарат чиновников. Подданных переписывали. Дань налагали не общую, с племени, а персональную, со всех хозяйств. Ее размер для одних народов составлял по соболиной или горностаевой шкурке с дома. Для других — «по шелягу с плуга». Шеляг — от еврейского «шекель», деньги. В каганате ходили серебряные арабские дирхемы и византийские золотые солиды. Но в то время объем денежной массы был весьма ограниченным, и внести «шеляг с плуга» было нелегко. А не сумел внести, отдавай ребенка или жену. Повесть Временных Лет рассказывает, что Киев предложил платить дань мечами, продукцией своих ремесленников. Это подтверждается арабами, они очень хвалили киевские мечи. Но арабских монет IX в. в Киеве не найдено. Мечи продавали на восток не поляне, а хазары, забиравшие их бесплатно. Каганат стал и главным поставщиком рабов в мусульманские страны, там выделилась отдельная категория живого товара — «аль-хазари».

А в кошельки иудейских правителей лилось золото и серебро. Город Итиль, раскинувшийся на берегах Волги и Ахтубы, поражал современников роскошью и величиной. Он протянулся на 8—10 км, в нем строились великолепные дома знати, синагоги, бани, караван-сараи, шумели многолюдные базары. Приезжим купцам здесь готовы были предложить самые экзотические товары, самые изысканные удовольствия — лучшие блюда, вина, наркотики, зажигательных танцовщиц, девушек и мальчиков всяких национальностей, на любой вкус. Выбирай, веселись, абы деньги были. А на острове, отделенном протоками, располагались дворцовые комплексы кагана и царя. Они представляли собой «город в городе». Попасть туда могли лишь избранные. С остальными частями города остров связывали подъемные мосты, в случае опасности или народных волнений они разводились. Богатели и прочие города Хазарии — Самкерц, Таматарха, Семендер, Беленджер. И евреи, рассеянные по миру, гордо извещали друг друга, что «потомки колена Симона и полуколена Манассиева» живут «в стране Козраим вдалеке от Иерусалима, они бесчисленны, и забирают они дань от 25 государств».

26. РУССКИЙ КАГАНАТ

Исторические судьбы Северной Руси во многом отличались от Южной. Словен, примкнувшую к ним ветвь русов и кривичей связывала общая доля переселенцев, между собой они не ссорились. Дружили и с соседними финскими народами: наровой, ижорой, весью, чудью, мерянами. Каждое племя сохраняло самостоятельность, а самым сильным в здешних краях было княжество словен и русов. Его столицей являлась Ладога (напомню, Новгорода еще не существовало). Новгородские летописи рассказывают, что в этом княжестве правила древняя русская династия. Она вела происхождение от князя Антии Буса, казненного в IV в. готским королем Амалом Винитаром. Его потомком был Славен, который увел соплеменников на север от аварских ударов. А от Славена пошли ладожские князья [70, 140].

В VIII в. земля словен благоденствовала. Серьезных врагов поблизости не было. А положение Ладоги оказалось очень выгодным. Она имела выход к Балтике и при этом контролировала «двери» во внутренние водные системы Восточной Европы. Ведь территорию будущей России покрывали густые леса, болота, главными дорогами служили реки. По Волхову начинался путь «из варяг в греки» — на Днепр и к Черному морю, в богатую Византию. Еще один путь путь вел «в хазары»: на Волгу, а по ней к Каспийскому морю. По рекам можно было попасть и в северные страны, богатые мехами.

Ладога стала важным перекрестком международной торговли. Словене скупали у финских племен меха, поставляли их на экспорт. Ценными товарами были мед, а особенно воск. Он в огромных количествах требовался для церковных свечей, для освещения. Восковые свечи были самыми лучшими, стоили дорого. В Западной Европе, Италии, Византии, странах Востока они были по карману лишь очень состоятельным людям. Словене строили корабли, совершали далекие путешествия. Впоследствии в Новгороде были записаны легенды, похожие на древнегреческие или ирландские — о том, как ладожские моряки добирались до края света, до неких «райских» островов, или наоборот, населенных чудовищами [130].

У словен установились прочные связи не только с днепровскими, но и с прибалтийскими славянами. Они переплывали море, подружились с ободритами, руянами, ваграми, поморянами. Существовало регулярное сообщение с их портами Рериком, Арконой, Щетином, Коданском. А в промежутке между Ладогой и Южной Прибалтикой возникли славянские базы на латышских и эстонских берегах — Виндава, Ротала. Это облегчало мореходство, делало его более безопасным. Через ободритов словене завязали хорошие отношения с их союзниками, франками. Около 750 г. ладожским купцам были выделены подворья в германском городе Дорестад в низовьях Рейна, а Карл Великий назначил для торговли с ними особых чиновников [74].

Но мы уже видели, далеко не все славянские княжества жили мирно между собой. Да и у франков был на Балтике непримиримый враг — король Дании Готфрид. Он завидовал Карлу, величайшему монарху Европы, ненавидел христианство. Мечтал создать собственную могучую державу, которая объединила бы Данию, Норвегию, Швецию, страны саксов и прибалтийских славян. Сам он выступать против франков поначалу опасался, но старался вредить им исподтишка, чужими руками. Именно благодаря Готфриду так долго сопротивлялись саксы: их разбитые отряды укрывались у датчан, получали помощь. А в 780-х гг. датский король додумался использовать пиратов.

Их было много в Скандинавии. Здешние скудные земли не могли прокормить все население, люди жили морскими промыслами. Плодородные участки были небольшими. Чтобы не дробить их, родовые князьки-ярлы передавали землю в наследство одному сыну. Остальные получали оружие, строили ладьи-драккары и отправлялись искать удачи. До поры до времени такие шайки месились друг с другом, сводили кровные счеты. Готфрид стал созывать их к себе. Предоставил порты, снабжение, и нацелил на берега франков. Эйнгард писал: «Даны завели большой флот, приступили к опустошению Галлии и Германии».

На самом деле, «большой флот» принадлежал не «данам», а разбойникам разных прибалтийских национальностей. Но набеги получались удачными. С моря налетали неожиданно, прибрежные города не успевали изготовиться к отпору. А пока подтянутся войска, пираты уплывали, нагруженные добычей. После первых успехов к ним потекли массы добровольцев. Дальше стали обходиться уже без датского короля, действовать сами по себе. Поняли, насколько важна организация. Предводители формировали флотилии, устраивали базы. Эти поселения морской вольницы назывались у скандинавов «вик», а их обитатели — викингами.

Целями пиратских нападений становились не только берега франков, но и любые иные объекты, сулившие хорошую поживу. Одним из таких мест была процветающая Ладога. В ней правил князь Буривой, десятый по счету после переселения Славена. Несколько наскоков скандинавских хищников ему удалось отразить. Но Ладога была слишком лакомым куском. Желающих разбогатеть с помощью меча и топора на Балтике хватало. В очередной набег викинги собрали значительные силы. В битве на реке Кюмени Буривоя разгромили, он бежал куда-то в другие славянские страны [76].

Скандинавы захватили Ладогу и утвердились в ней. Отсюда их отряды начали совершать рейды в глубь материка. По рекам стаи кораблей врывались во владения окрестных племен. Свирепые балтийские воины жгли и грабили селения, убивали тех, кто пытался обороняться. Захватив заложников, требовали покориться и платить дань. Вслед за словенами, сломили кривичей и чудь. Добрались до Белоозера и Верхней Волги, заставили подчиниться весь и мерян. Но победители не довольствовались данью. Сброд разбойников распоясался, как сообщает летопись, «насилие деяху». Безобразничали, тащили к себе понравившихся женщин. А верования викингов были вообще страшными. Эти бродяги не утруждали себя сложными ритуалами, не разбирались в языческой философии, зато щедро благодарили богов человеческими жертвами. Стоит ли жадничать, если невольников сколько угодно? Хроники франков отмечали, что удачливые вожаки запросто могли перерезать в честь О дина хоть сотню пленников и пленниц [130].

На Руси такие властители продержались недолго. Словене восстали. Возглавил их сын Буривоя Гостомысл. К нему присоединились все племена, пострадавшие от викингов. Совместными усилиями пришельцев побили «и изгнаше за море». В ходе войны сложилась коалиция из словен, руси, кривичей, чуди, веси и мерян. А горький урок скандинавского нашествия многому научил. Никто не желал снова попасть под завоевателей. Поэтому племена, входившие в союз, решили и дальше быть вместе. Каждое из них «свою волость имяху», поддерживало прежние обычаи, у кого финские, у кого славянские. Но во главе федерации поставили общего Великого князя. Им стал Гостомысл.

Сведения об этой личности сохранились в новгородских, северных летописях, в западных источниках [70]. Под его властью собралась внушительная держава, она охватывала нынешние Ленинградскую, Новгородскую, Псковскую, Тверскую, Ярославскую, Московскую, Владимирскую, Смоленскую области, часть Карелии. И Гостомысл, чтобы подчеркнуть свой ранг, показать разницу с племенными князьями, принял тюркский титул «каган». Впрочем, удивляться этому не стоит. Его титул в ту эпоху был хорошо известен славянам по другим великим державам — Тюркскому, Аварскому, Хазарскому каганатам. Знали его и в Западной Европе, Византии. В переводе «каган» означает «великий». Так называли не просто государя, а правителя над несколькими народами, объединенными в одно государство. Это как раз соответствовало положению Гостомысла.

Возникшая федерация была уже не по зубам викингам. Анонимный персидский автор в IX в. сообщал: «Народ страны русов воинственный. Они воюют со всеми неверными, окружающими их, и выходят победителями. Царя их зовут каган русов». О Русском каганате упоминали также Ибн-Русте, Гардизи, Худад ал-Алам. Но русичи, разумеется, не только воевали. Ладожские моряки снова появились на западе, в городах франков. Ездили и в далекие страны Востока. Ибн Хордабег писал, что русские купцы из «отдаленнейших частей Славии» через Хазарию попадали в Персию, стали частыми гостями в Багдаде.

Так же, как во все времена, русичи трудились, женились, растили детей. У самого Гостомысла было четыре сына и три дочери. Правителем он был взвешенным, дальновидным. Налаживал дипломатические отношения с различными государствами, вел переговоры. По каким-то делам лично ездил к прибалтийским славянам. А всех дочерей отдал «суседним князем в жены». Возможно, с этим был связан и его визит на южный берег Балтики. В федерацию ободритов входило племя рарогов, ему принадлежал крупнейший порт Рерик. И за князя рарогов Годолюба ладожский государь выдал свою среднюю дочь Умилу. Звенели свадебные чаши, ломились от кушаний столы, разливались веселые и озорные песни — но через такие браки укреплялись и торговые связи, заключались союзы.

Хотя семейное счастье Годолюба и Умилы оказалось коротким. Рароги жили совсем рядом с датчанами, а король Готфрид все более определенно готовился к борьбе против франков. Наращивал армию, флот. Разъезжали тайные посольства, формировался военный альянс. Готфрид договорился с племенами лютичей, глинян, смольнян. Наконец, он счел себя достаточно сильным, чтобы бросить открытый вызов Карлу Великому. В 808 г. датчане и дружественные им славянские племена с разных сторон навалились на франкских союзников, ободритов. Войско Готфрида осадило Рерик. Годолюб возглавил оборону, отчаянно отбивался, но город взяли штурмом и сожгли. А князь попал в плен, и Готфрид велел его повесить.

Когда император Карл узнал о нападении, он выслал на помощь ободритам своего сына Карла Юного. Франки разбили глинян и смольнян, разорили их земли, потеснили датчан, но спасти союзников не смогли. Великий князь ободритов Дражко потерпел несколько поражений, бежал к соседям и был там убит. Его княжество капитулировало и покорилось датчанам. Готфрид намеревался продолжить войну, но в 810 г. его прикончил собственный телохранитель — то ли отомстил за какую-то личную обиду, то ли сработала агентура франков. Однако и Карл Великий был уже стар, болел. Он предпочел заключить мир с Данией и попросту отгородиться от беспокойного севера, приказал строить на границах систему крепостей. Ободриты от разгрома так и не оправились, независимость не вернули.

Жена казненного Годолюба Умила осталась жива. Но как сложилась ее дальнейшая судьба, мы не знаем. Может быть, она попала в плен к Готфриду. Или сумела скрыться, нашла пристанище у соседей. А может, муж успел посадить ее на корабль и отправить к тестю в Ладогу. Известно лишь одно — у нее был младенец-сын. Не исключено, что он родился уже после смерти отца. В древности имена старались давать со смыслом, а мальчика нарекли в честь погибшего города Рерика, в честь сокола-рарога — священного символа племени рарогов. Его звали Рюрик.

27. ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ РЮРИК

Основатель великокняжеской и царской династии Руси большую часть своей жизни провел совсем не по-княжески. Впервые о нем упоминается в 826 г. В Ингельгейм, резиденцию франкского императора Людовика Благочестивого, прибыли откуда-то из-за границы два брата — Харальд и Рюрик. Относительно Харальда почти никаких сведений в нашем распоряжении нет. Неясно даже, был ли он родным братом Рюрика? Или сыном Годолюба от другой жены? Или Умила вторично вышла замуж? Хотя само их появление при дворе императора вполне понятно. Ведь князья ободритов считались вассалами Карла Великого, и Годолюб погиб, сражаясь на его стороне. Когда дети выросли и возмужали, они приехали к сыну Карла, чтобы получить помощь и покровительство.

Росли они где-то в славянских странах, оба были язычниками. Ну а Людовик, как свидетельствует его прозвище, славился благочестием. Он окрестил молодых людей, лично стал их крестным. При этом Рюрик получил имя Георгий [134]. Права братьев на отцовское наследство император признал, принял их в число своих вассалов и дал в ленное владение земли «по ту сторону Эльбы». А это как раз и было княжество рарогов, оно располагалось к востоку от Эльбы, у основания Ютландского полуострова и на его перешейке [74].

Но… дело в том, что слово императора в 826 г. не имело ни малейшей реальной силы. Людовик был монархом совсем не того ранга, как его отец. Франки полностью утратили влияние на соседей. Ободриты уже не были для них «нашими славянами», они платили дань датчанам. И оказать военную помощь Харальду и Рюрику Людовик Благочестивый тоже не мог. Даже внутри собственной империи он не имел никакой власти! Увлекшись одним лишь «благочестием», он еще в 817 г. фактически отстранился от дел, а государство поделил между сыновьями Лотарем, Пипином и Людовиком [10, 24].

А уж дальше пошел полный раздрай. Император на старости лет влюбился в молоденькую еврейку Юдифь и женился на ней. В 829 г. она родила Людовику четвертого сына, Карла. Родила не от мужа, а от любовника, графа Бернара Септиманского. Об этом при дворе знали все, кроме супруга. Он был без ума от счастья и решил переделить владения. Отобрать по изрядному куску у старших сыновей и дать младшему. Но старшие возмутились, и начались долгие войны. Дети дрались против отца, ссорились между собой, вступали в коалиции друг против друга. Феодалы предавали, перекидываясь на ту или иную сторону. Со временем ситуация запутывалась. Умер один из сыновей, Пипин. В 840 г. скончался и сам император. Свары завершились в 841 г. жестокой битвой при Фонтенуа-ан-Пюизе. На кровавом поле перебили друг друга 40 тыс. франкских воинов.

После этого родственники наконец-то договорились. Лотарь, Людовик Немецкий и Карл Лысый поделили империю на три королевства. Стали править независимо, а титул императора принимал старший в роду.

Вероятно, Рюрик и Харальд участвовали во франкских междоусобицах, хотя в каком качестве — остается неизвестным. Но для возвращения отцовского княжества они никакой поддержки не получили. А если император выделил им вассальные владения в своей державе, братья их тут же потеряли: сыновья Людовика Благочестивого несколько раз перекраивали империю, отдавали земли своим сторонникам. Ну а для сирот и изгоев на Балтике открывалась прямая дорога — в отряды викингов.

Впрочем, их называли по-разному. В Византии ту же балтийскую вольницу именовали «вэрингами» или «ворингами» — «принесшими клятву». То есть, дружинниками, связанными присягой со своим предводителем. Отсюда и слово «варяги», получившее распространение на Руси. В Англии всех викингов, независимо от национальности, обозначали «датчанами» (потому что эту страну чаще грабили датчане). Во Франции — «норманнами», норвежцами (или, в буквальном переводе, «людьми севера»). На самом деле, терминами «викинги» или «варяги» определялась не национальность, а род занятий. Это были свободные воины и искатели удачи. В зависимости от обстоятельств, они разбойничали, служили наемниками.

Их ряды пополняли не только скандинавы, а все без исключения прибалтийские народы — финны, эстонцы, ливы, латыши. Что же касается варягов-русов, то они были известны ничуть не меньше своих скандинавских коллег. Они периодически громили и шведские, норвежские берега. Одной из главных их баз являлся остров Руян. Здесь даже храм Свентовита имел долю в пиратском промысле. Профессия викингов стала очень популярной, их воспевали скальды в песнях и сагах (ясное дело, получая за это щедрые подачки). Участвовать в набегах не гнушались многие коронованные особы. Например, король Дании Хальдван добровольно уступил трон брату Харальду, чтобы целиком отдаться любимому делу, морскому разбою.

ВIX в. вся Балтика превратилась в натуральное пиратское гнездо. Отсюда эскадры хищных кораблей-драккаров выплескивались на Англию, Ирландию, Францию, проникали в Средиземное море. О какой-либо «культуре» и «цивилизованности» подобного воинства, конечно, говорить не приходилось. О нравах викингов красноречиво свидетельствуют прозвища их вожаков: Раскалыватель Черепов, Гадюка, Коварный, Кровавая Секира, Брюхотряс, Грабитель, Свинья, Живодер, Вшивая Борода, Поджигатель [130]. А разгул их дошел до того, что даже путешествие из Германии в Данию считалось чрезвычайно опасным.

Но викинги не были едиными. У разных предводителей были собственные отряды. Иногда они договаривались, объединялись для совместных походов. Иногда резались друг с другом. Существовали и «национальные группировки», норвежцы враждовали с датчанами. Рюрик и Харальд сформировали дружину из славян — скорее всего, на острове Руяне. А примкнули они к норвежцам. Ведь для братьев датчане тоже были кровными врагами.

В 843 г. большой флот норманнов появился у берегов Франции. Они захватили и разграбили город Нант, потом перезимовали на острове Нуартье в устье Луары. В 844 г. разорили земли по реке Гаронне, дойдя до Бордо. Сочли, что здесь уже погуляли достаточно, и отплыли на юг. Взяли Ла-Корунью, Лиссабон, достигли Африки и напали на город Нокур. А на обратном пути один из отрядов высадился в Испании, атаковал и взял штурмом неприступную Севилью. Большинство кораблей, участвовавших в этом походе, были норвежскими. Но арабские хронисты Ахмед-ал-Кааф и Ал-Якуби отметили, что варяги, бравшие Севилью, были другой национальности, «ал-рус». И командовали ими братья Харальд и Рюрик.

Имя Харальда впоследствии из документов исчезает. Видимо, он погиб. А Рюрик все чаще фигурировал в донесениях о варяжских набегах. Судя по всему, он крепко обиделся на франков, не выполнивших обещания помочь, презревших память о его казненном отце. В 845 г. ладьи Рюрика поднялись по Эльбе и погромили города по ее течению. Затем, вместе с норвежцами он захватывал Тур, Лимузен, Орлеан, участвовал в первой осаде норманнами Парижа. (Рюрик стал одним из самых известных и удачливых пиратских вождей, и в 850 г. его избрали предводителем в совместном походе нескольких эскадр. Под его началом 350 кораблей (около 20 тыс. воинов) обрушились на Англию [17].

Но следующим объектом нападений Рюрика стала Германия. Он принялся систематически опустошать побережье Северного моря, по Рейну совершал рейдьіів глубь немецких земель. И в результате навел такой ужас, что император Лотарь запаниковал. Чтобы избежать дальнейшего разорения своих владений, он вступил с Рюриком в переговоры. Выяснилось, что княжич-варяг совсем не против примириться, но он выдвинул ряд условий. Лотарю пришлось принять их. Он, как и Людовик Благочестивый, признал право Рюрика на отцовское княжество, согласился считать его своим вассалом. Именно этого Рюрик и добивался. Он набрал силу и авторитет на Балтике, накопил богатую добычу — на эти средства он мог навербовать немало варяжских головорезов. А теперь император был обязан поддержать его в войне за утраченное наследство [156].

Противники у него были серьезные. Дания, державшая ободритов в подчинении, ее друзья лютичи. Тем не менее, операция началась успешно. Дружины Рюрика и отряды наемников высадились на его родине. Свергли князей, ставленников датчан. Рюрика поддержало население. Он овладел землями княжества, захватил и часть Ютландского полуострова, которая раньше принадлежала рарогам (сейчас там располагаются города Шлезвиг, Киль, Любек). После этих побед князь заслужил на западе прозвище Рюрика Ютландского. Но враги опомнились, собирали армии. А император… предал. Лотарь испугался войны с Данией, и в 854 г., когда князь ввязался в бои, отрекся от него. Отказался считать его своим вассалом и лишил покровительства империи. Ну мало ли, пиратский вожак полез в драку сам по себе? Рюрик остался перед лицом неприятелей только с собственными силами, терпел поражения. От него начали уходить наемники. Да и ободриты заколебались. Боялись, что датчане и лютичи отомстят. Многие оставляли князя, спешили выразить покорность его противникам. Предприятие закончилось провалом…

Но в это же время произошли важные события по другую сторону Балтийского моря, в Ладоге. Пока Рюрик скитался по разным странам, пока служил Людовику Благочестивому, пока его окатывали соленые волны штормов, пока он срывал голос, командуя отчаянными варяжскими десантами, Северная Русь жила своей жизнью. В первой половине IX в. Русский каганат занял очень весомое^положение в Восточной Европе. Хазары даже не пытались покушаться на такую державу. Предпочитали торговать с ней — через Ладогу везли на Балтику восточные товары, пропускали через свою территорию русских купцов, взимая с них недурную пошлину.

Гостомысл установил дипломатические отношения и с Византией. «Вертинские анналы» сообщают, что в 839 г. «послы кагана Руси» прибыли в Константинополь. Император Феофил несказанно обрадовался. Он полагал крайне важным наладить дружбу со столь сильным государством. Был заключен договор о «любви и дружбе», послов так и эдак обхаживали. У них возникла неожиданная проблема, обратную дорогу по Днепру перекрыли «дикие и жестокие племена», мадьяры очередной раз напали на полян. Феофил проявил чрезвычайную заботу о гостях и отправил их вместе с византийским посольством в Германию. Отписал Людовику Благочестивому, просил помочь, чтобы русские дипломаты вернулись домой через его владения. Правда, у немцев случилась накладка. При дворе франкского императора русов хорошо знали, а послы оказались шведами — на службе у Гостомысла были и чужеземцы. Людовик заподозрил, что это шпионы викингов, и задержал их [76]. Потом разобрались в чем дело и отпустили.

Но Гостомысл состарился. А четверо его сыновей ушли в мир иной раньше отца — кто-то погиб в войнах, кто-то умер от болезней [70]. К последнему пределу князь подходил, не имея наследников. Первый новгородский архиепископ Иоаким записал предание — незадолго до смерти Гостомысл увидел сон, будто «из чрева средние дочери его Умилы» выросло чудесное дерево, от плода которого насыщаются люди всей земли. Волхвы истолковали, что «от сынов ея имать наследити ему, и земля угобзится княжением его». Но исполнилось пророчество далеко не сразу. В 844 г. Гостомысл скончался. Древний княжеский род пресекся. А прежние бедствия, подтолкнувшие племена Северной Руси к объединению, за полвека забылись. Зато накопились взаимные претензии. Кому-то хотелось удержать единство под своей властью, другие повиноваться не желали. Русский каганат разделился на племенные княжества.

Да не просто разделился, а в жестоких распрях. Как сообщает летопись, «словене и кривичи и меря и чудь» обособились «и всташа сами на ся воевать, и бысть межю ими рать велика и усобицы». Ни к чему хорошему это не привело. Уж кто-кто, а хазары выгодную ситуацию не упустили. Действовать по Волге им было удобно — посадил рать на лодки, и вперед. Они быстренько подмяли под свою власть мерян. Теперь вся Волга и Ока попали под контроль Хазарии. А в Ладогу снова пожаловали викинги. «Житие св. Анскария» рассказывает, что в 852 г. датчане переплыли море и захватили «город в стране славян». Они действовали нахрапом, небольшими силами, и закрепиться не смогли. Пограбили и удрали. Но можно ли было сомневаться, что незваные гости вернутся? В 854 г. об угрозе напомнил еще один пират, шведский королевич Эрик. Он прошел с флотом совсем рядом с Ладогой, погромил и обложил данью эстов, финнов и куров.

Страшная опасность заставила забыть склоки. Знать и старейшины словен, русичей, кривичей, чуди, веси вступили в переговоры, чтобы опять объединиться. Постановили: «Поищем собе князя, иже владел нами и рядил ны по праву». То есть, чтобы управлял и судил по справедливости. Но где же искать такого князя? Никоновская летопись сообщает, что было несколько предложений: «Или от нас, или от Казар, или от Полян, или от Дунайчев, или от Варяг». Это вызвало бурные обсуждения. «От нас» — отпало сразу. Друг другу племена не доверяли и подчиняться не хотели. На втором месте стоит вариант «от Казар», и это не случайно. В столь крупном центре торговли, как Ладога, существовали подворья еврейских купцов, и конечно же, они позаботились сформировать свою партию. Да и впрямь, чего голову ломать, не проще ли отдаться хазарам, платить дань, а они будут «владеть и рядить»? А можно не напрямую от хазар, можно взять князя от полян, хазарских данников.

Вот в этой предвыборной борьбе и всплыла легенда про вещий сон Гостомысла, как бы его «политическое завещание». Хотя нельзя исключать, что сновидение μ чудесным деревом, выросшим из живота Умилы, попросту придумали в пылу споров, стараясь подкрепить кандидатуру Рюрика. В общем-то его фигура выглядела оптимальной во всех отношениях. Он был внуком Гостомысла по дочерней линии, знаменитым воином, героем, его имя гремело на Балтике. Но, ко всему прочему, он был изгоем. Князем без княжества! То есть, должен был целиком связать себя с новой родиной. Словом, все «плюсы» сошлись, а поползновения хазар и купленных ими бояр удалось предолеть.

О Рюрике в Ладоге хорошо знали. Направляя посольство за море, представляли, где его искать. Звали к себе: «Земля наша велика и обильна, а наряда в ней нет — идите княжить и владеть нами» (иногда данную фразу переводят ошибочно, «порядка в ней нет», но слово «наряд» означает не порядок, а власть, управление). Что ж, для Рюрика приглашение оказалось более чем кстати. Он всю жизнь стремился к совершенно иной цели, мечтал отвоевать отцовское княжество. Попытка обернулась горькой неудачей, он остался у разбитого корыта. А князь был уже не юношей, каким явился когда-то ко двору императора. Ему перевалило за сорок пять. Бесприютная жизнь по чужим углам и варяжским кораблям становилась не по возрасту. Годы требовали более прочного пристанища. И он согласился.

Где-то между 855 и 862 гг. Рюрик прибыл в Ладогу (летописи составлялись значительно позже, и в них часто встречаются анахронизмы, вместо Ладоги называют привычный летописцам Новгород, а словен именуют новгородцами). Князь привел с собой «всю Русь» — тех ободритов, которые сохранили ему верность и после поражения ушли с ним на чужбину. Предание гласит, что с Рюриком явились два брата, Синеус и Трувор. В западных хрониках они не упоминаются, но вполне может быть, что братья у него имелись — у варягов существовал обычай побратимства, оно считалось не менее прочным, чем кровное родство. Хотя есть и другое объяснение — что летописец всего лишь неправильно перевел текст норвежского первоисточника: «Рюрик, его родственники (sine hus) и дружинники (thru voring)». То есть, речь идет о двух его отрядах, один из соплеменников, второй из наемников-викингов [34].

Однако стоит отметить, что и в западных странах, да и в России долгое время помнили, откуда именно были призваны «варяги-русь». Например, немцы титуловали в X в. великую княгиню Ольгу «королевой ругов». В XVI в. Иван Грозный писал, что династия Рюриковичей происходит от легендарного Прусса — от которого вели свой род князья прибалтийских славян. А в XVIII в. небезызвестный сподвижник Петра I Александр Меншиков состряпал фальшивую родословную, где его род производился «от ободритов». Как вы думаете, неужели он знал, кто такие ободриты? Да он был неграмотным. Не знал этого и безымянный подьячий, состряпавший князю родословную. Он просто отрабатывал заказ, чтобы было «познатнее», списывал с родословных самых древних аристократических фамилий. Когда Меншикова судили, данный пункт ему тоже припомнили, в обвинении указали, что «многие знатные роды производят себя от ободритов» [98].

Но затем в Россию понаехали немецкие профессора и на пустом месте породили глупую теорию норманнизма. Отождествляли «варягов-русь» со шведами, датчанами, с кем угодно, только не с русичами. Ободритов, руян, поморян, пруссов и прочих прибалтийских славян уже давно не было на свете, и вспомнить о них никто не удосужился — ученые профессора о них понятия не имели. Хотя ни одного скандинавского и германского племени с названием «русь» в истории не значится [76]. Зато на территории России, как мы видели, русы присутствовали по крайней мере со II в. Словом, это очень яркий пример того, как истина может быть погребена под потоками «научной» макулатуры.

28. О СЛАВЯНСКИХ ПРОСВЕТИТЕЛЯХ

Письменность у славян существовала задолго до принятия христианства, причем нескольких видов. Черноризец Храбр упоминал о письме с помощью «черт и резов». Это руны. Они состоят из прямых линий, без закруглений — чтобы чертить на камне или вырезать на дереве. Сохранилось несколько десятков образцов славянских рун на керамике, камнях, на скалах в Словакии. В IV в. св. Иероним, славянин по национальности, разработал алфавит в Далмации, переводил Библию. В том же столетии епископ Ульфила создал готский алфавит. А в 790 г. византийская императрица св. Ирина заключила мирный договор с болгарами, при этом было велено составить и подарить славянам азбуку — в качестве жеста доброй воли и с перспективой обратить их в христианство [76]. Какой-то из этих алфавитов известен под названием глаголицы. Но буквы глаголицы вычурные, сложные. Ими трудно пользоваться для переписывания больших текстов. Да и в быту, если нужно отправить кому-нибудь письмо, попробуй-ка вырисовывать затейливые завитушки. Для своих нужд славяне применяли и греческие, латинские буквы, иногда смешивали их с рунами, а писали на слух, без определенных правил [14].

Создание хорошо знакомой нам кириллицы было тесно связано с внутренней и внешней политикой Византии. ВIX в. она, наконец-то, преодолела иконоборчество. Православие оказалось сильнее ереси, стойко выдерживало все удары. Император Феофил негласно смирился, что иконоборческие законы не выполняются. А в 843 г. он умер, и его вдова, св. Феодора, ставшая регентшей при малолетнем Михаиле III, смогла беспрепятственно восстановить Православие. Это произошло в первое воскресенье Великого Поста, что и празднуется Церковью как Неделя Торжества Православия.

На пост патриарха императрица выдвинула Игнатия, строгого аскета, популярного среди монашества. Ересь пала, а значит, не было больше причин для раскола между Восточной и Западной Церквями. Феодора и Игнатий решили наладить отношения с Римом. Ан не тут-то было. Римские папы уже привыкли ориентироваться на западные королевства. Выступали арбитрами в их спорах, короновали королей и императоров. Папы занеслись. Требовали признавать их власть выше светских монархов. С Византией тоже пытались общаться сверху вниз, как с «заблудшей овцой», вернувшейся в их многочисленное «стадо». А Игнатий, благочестивый монах, на посту патриарха оказался совершенно не на высоте. Политической сути конфликта он не понимал. Старался уладить разногласия миром, шел на уступки. Но в результате только проигрывал по всем статьям, а папа еще больше задирал нос.

В общем, торжество Православия так и не привело к дружбе с Римом. А с Хазарией оно вызвало полный разрыв. Пока в Константинополе правили иконоборцы, они по какой-то странной причине не трогали других еретиков, павликиан, хотя те вовсю помогали арабам, опустошали набегами Малую Азию. Св. Феодора отказалась от непонятного бездействия. Направила армию, и справиться с бандами врагов христианства оказалось не так уж трудно. 100 тыс. павликиан перебили, разорили их гнезда в горах. Но они были партнерами Хазарии, поставляли рабов иудейским купцам. Тех же купцов императрица прижала в Византии, прекратила угождать им и давать привилегии. В отместку хазары устроили гонения на христиан, начали натравливать славян и степняков на греческие города Причерноморья.

Враги у св. Феодоры нашлись не только в Итиле, но и гораздо ближе. Во дворце подрастал ее сынок Михаил III. Он не был иконоборцем, но и не стал православным. Он стал безбожником, развратником и пьяницей. Его захватил под свое влияние дядя мальчишки, Варда, чтобы возвыситься самому, потакал всем его порокам. Царя окружала компания проходимцев. Они грязно оскорбляли патриарха, во время попоек издевались над Церковью, пародировали богослужения. Феодора не могла повлиять на сына. По сути, перед ней встал такой же выбор, что и перед св. Ириной — свергнуть отпрыска и править самой. Феодора на это не решилась.

А раз не решилась, то сама попала под удар. Михаил III не постеснялся оклеветать собственную мать в прелюбодеянии. Казнил ее советников, св. Феодору и четверых своих сестер заточил в монастырь, низложил патриарха Игнатия. И уж теперь-то никто не мешал государю развлекаться, как ему угодно. Он закатывал оргии, швырял 100 золотых тому из дружков, кто сумеет, пустив ветры, погасить свечу на столе. Потешался состязаниями и цирковыми представлениями. С гневом обрушился на вельможу, явившегося с докладом о вторжении арабов — он отвлек царя от «более важного», гонок колесниц [144].

И вот так же, по легкомыслию, Михаил навлек на Византию беду. Войну с русичами. Их в Константинополе было довольно много. К грекам переселялись эмигранты из княжеств, покоренных хазарами. Славяне приезжали торговать, наниматься на службу или на заработки. Но отношение к ним было отвратительным. Их презрительно называли «дикарями», «грубыми тавроскифами». Обманывали, обсчитывали, рабочие вместо выручки оказывались должниками, и их обращали в рабство. А однажды по ничтожному поводу были убиты несколько молотильщиков и веяльщиков зерна. Император разбираться не стал. Он опять был занят «более важными» делами. Подумаешь, прикончили каких-то «варваров»!

Однако на Руси о случившемся узнали, и последовала расплата. Момент выбрали грамотно, выждали, когда Михаил III со всей армией и флотом ушел на арабов. 18 июня 860 г. у Константинополя показались русские корабли. Войско было небольшим, 200 ладей везли 8—10 тыс. воинов. Но огромный город оцепенел от ужаса. На закате солнца, при совершенно тихом море, паруса эскадры грозно приближались к столице. В зловещей тишине корабли проходили мимо стен, а в них стояли молчаливые, суровые русичи и выразительно показывали мечи. Эта картина словно загипнотизировала горожан. Десант ворвался в предместья, где находились дачи, виллы, загородные дворцы. И понеслось! Воины грабили. Все, что не могли унести, уничтожали. Жгли дома, резали скот, рубили деревья, убивали попавшихся под руку. Это вполне соответствовало тогдашним понятиям о мести — кровь за кровь. Начали насыпать землю у стен, чтобы войти в сам Константинополь.

Столицу охватила паника. Никто не думал о сопротивлении, городские власти забыли о своих обязанностях. Достойно проявил себя только патриарх Фотий. Он фактически принял на себя управление, старался прекратить хаос, организовывал людей. Патриарх не забыл и о духовном долге. В своих проповедях обличал беззакония византийцев, считал нападение справедливой карой за их грехи. Говорил: «И как не терпеть нам страшных бед? Вспомните, как греки несправедливо обижали приезжих русов, когда мы убийственно рассчитались с теми, которые должны нам были что-то малое, ничтожное… Сами обрадованные, всех огорчали, сами прославленные, всех бесчестили, сами сильные и всем довольные, всех обижали…» После покаяния столичные жители под руководством Фотия обратились к заступничеству Пресвятой Богородицы. Взяли Ее ризу, обошли стены крестным ходом. И город неожиданно был спасен. Славяне, в общем-то, рассчитались сполна, наполнили трофеями корабли и штурмовать стены не стали. 7 июля они сели в ладьи и благополучно отчалили домой [76, 91].

Но заслуги Фотия не ограничивались страшными днями осады. Этот патриарх был талантливым богословом, а вдобавок и мудрым политиком. Вот он-то прекрасно осознал, что конфликт с Римом имеет вовсе не духовную подоплеку. Понял, что Рим — враг Константинополя и преднамеренно отвергает примирение. Латиняне, не признав VII Вселенского Собора, по-прежнему тыкали греков носом в ересь иконоборчества, которой уже не было. Ну что ж, коли так, Фотий принялся бить оппонентов их собственным оружием. Обвинил Рим в «трехъязычной ереси», дозволяющей богослужение лишь на латинском, греческом и еврейском языках. Кроме того, западные богословы были гораздо слабее византийских, в переводе Символа Веры на латынь допустили ошибку. В текст вкралось слово «filioque», и получилось, что Святой Дух исходит не только от Бога-Отца, но и от Сына. Сам папа и многие римские иерархи признавали правильным византийский перевод [144]. Но германский император настоял, чтобы был принят западный вариант, пусть неточный, зато «свой». Это искажение Фотий тоже квалифицировал как ересь.

Патриарх блестяще опроверг претензии пап ставить свою власть выше светской. Но кое-в чем он перенял опыт латинян. Рим и западные короли умело использовали христианство в политических целях. Распространяли его на сопредельные страны, чтобы подчинить их собственному влиянию. В противовес римской Фотий начал создавать мировую «византийскую систему», которая действовала бы через Константинопольскую патриархию. Он деятельно принялся улучшать связи с церквями Армении, Грузии, Сирии. А для дальнейшего распространения Православия открылись возможности в Хазарии.

Покорив множество народов, это государство попросту обнаглело и напакостило само себе. После запрета христианства в каганат понаехали мусульманские проповедники. Простые хазары узнали, что по законам шариата нельзя продавать в рабство единоверцев. Их самих за неуплату налогов обращали в неволю и отправляли в восточные страны, и чтобы защититься от подобной участи, они ринулись принимать ислам. Иудейский царь разгневался. Как же посмели его подданные лишать казну и работорговцев законной прибыли? Запретил в стране ислам, казнил мулл и проповедников, многие мусульмане бежали в Закавказье.

Но арабы и хорезмийцы в вопросах веры шутить не любили, закрыли хазарам доступ на свои рынки. Ссора с Византией тоже оборачивалась убытками. Греки заподозрили, что нападение русичей на Константинополь произошло при поддержке Хазарии, и уж во всяком случае, при ее попустительстве. В ответ напустили на каганат мадьяр. На этот раз они действовали успешно. Разбили войска хазар, опустошали их земли. Хазарский царь спохватился, что натворил не то. Быстренько перенацелился на уступки. Правда, решил сделать хорошую мину при плохой игре. Пригласил делегации из халифата и Византии, чтобы провести диспут между христианскими, мусульманскими и еврейскими богословами.

Греческую миссию возглавил любимый ученик Фотия Константин — в монашестве Кирилл, выдающийся ученый, умелый дипломат. Он и его брат Мефодий (в миру предположительно Николай) родились в Солуни, где жило много славян, знали их язык. Добравшись до Крыма, братья несколько месяцев провели в Херсонесе. Услышали от местных жителей предания о св. Клименте, который был тут казнен в III в. Кирилл проанализировал эти сведения и сумел найти мощи святого. В Херсонесе он увидел и две книги, Евангелие и Псалтирь, написанные «русьскими письмены». Общался с хозяином книг, христианином-русичем, освоил его грамоту (у св. Кирилла были чрезвычайные способности, в Херсонесе он выучил и еврейский язык). Мы не знаем, каким из славянских алфавитов были написаны книги, но он стал основой для дальнейших изысканий будущих просветителей.

Диспут в Итиле прошел так, как и планировали хазары. Разумеется, св. Кирилл, мусульманский и иудейский ученые не могли переубедить друг друга. Но царь объявил, что поражен мудростью всех участников и «в знак уважения» к ним дозволил исповедовать в каганате христианство и ислам. Тем самым нормализовал отношения как с Византией, так и с Востоком, можно было снова торговать с ними. Св. Кирилл окрестил в Хазарии 200 человек, вместо предложенных богатых даров попросил отпустить византийских пленников. Царь его просьбу уважил. Почему бы нет? Греки за это помогут замириться с мадьярами. Что касается подданных, пускай себе крестятся. Ведь христиан ничто не мешало продавать в страны ислама. А мусульман — в Византию.

В Константинополе Кирилла очень хвалили за успешное выполнение задачи. Он высказал Фотию идею перевести Священное Писание на славянский язык, и патриарх сразу оценил, какие перспективы это откроет для его планов формирования «византийской системы». Благословил и поддержал начинание. Кирилл упорядочил и усовершенствовал буквы, виденные в Херсонесе, приблизил их к греческой орфографии, чтобы проще было переводить богослужебную литературу. Так родилась кириллица. Хотя долгое время сохранялась память о том первоисточнике, на базе которого создавалась новая азбука. Переводы, сделанные ею, назывались «руськыми», иногда к алфавиту давалось примечание «се же есть буква славенска и болгарска еже есть русская».

А вскоре появилась возможность применить кириллицу на практике. Когда погиб Аварский каганат, в Центральной Европе разрослось Великоморавское княжество. Оно охватывало Словакию, часть Паннонии, Польши, Германии. Моравию окрестили германские миссионеры. Но против нее выступил император Людовик Немецкий, и вскоре стало ясно, что немецкие священники, обосновавшиеся в Моравии, подыгрывают противнику. Тогда князь Ростислав обратился в Византию, попросил прислать ему греческих проповедников. В качестве эксперимента Фотий направил к нему Кирилла и Мефодия.

В 863 г. братья прибыли в столицу Моравии Велеград. Германские священники встретили их крайне враждебно. Но Ростислав покровительствовал им. Кирилл и Мефодий начали вести службы на славянском языке, продолжали работу по переводу Священного Писания. За три года они подготовили нескольких учеников и повезли в Константинополь, чтобы поставить их в священники. По дороге остановились в Паннонском княжестве (в нынешней Венгрии, возле озера Балатон). Здешний князь Коцелл тоже заинтересовался славянским богослужением, упросил братьев погостить у него и выделил им 50 учеников.

Таким образом, проекты Фотия начали реализовываться. Еще одним шагом по расширению византийского влияния стало крещение Болгарии. В 864 г. ее царь Борис решил обратиться к истинной Вере. Греческие дипломаты всеми силами постарались, чтобы он принял крещение от Константинопольской патриархии. Но царь тут же обжегся. В данном отношении Византия мало отличалась от Рима, в христианстве она видела инструмент политического господства. Борису объявили: раз он вошел в лоно Восточной церкви, то стал вассалом Михаила III, присвоили ему второстепенный чин в византийской придворной иерархии.

А присланные священники действовали примерно так же, как германские священники в Моравии. Они стали агентами при дворе царя, пытались контролировать и направлять политику Болгарии.

Но Борис уверовал в Христа глубоко и искренне. Увидев, какими методами его окручивают, он возмутился. Обратился к папе римскому и попросил прислать западного епископа и священнослужителей. Это усугубило раскол между Константинополем и Римом. Разгорелся спор, кому из них принадлежит болгарская паства. Дошло до того, что папа Николай I отлучил от церкви Фотия со всеми иерархами и священниками, поставленными от него. Восточная церковь оскорбилась, в 867 г. созвала Собор и предала Николая I анафеме.

Однако в это время в Византии произошел переворот. Любимцем Михаила III был безродный авантюрист Василий Македонянин. На пирушках он мог выпить неимоверное количество вина, на состязаниях побеждал знаменитых борцов и наездников, согласился быть фиктивным мужем любовницы императора. Михаил возвысил собутыльника, дал чрезвычайно большие полномочия. А Василий, подготовив почву, убил благодетеля и завладел короной. Византийцы безропотно подчинились узурпатору. Но чтобы его власть выглядела «законной», Македонянин хотел добиться признания западных монархов. Для этого взялся восстанавливать дружбу с Римом. Вернул из ссылки патриарха Игнатия, а над папским врагом Фотием устроил судилище, его низложили и отлучили от церкви.

Кирилл и Мефодий так и не успели доехать до родины, застряли в Паннонии. И положение, в которое они попали, оказалось очень незавидным. Сами они были всего лишь иеромонахами, рукополагать священников не имели права. А теперь их миссия вообще повисла в воздухе. Получалось, что они посланы от отлученного «еретика»! Возвращаться в Константинополь? Там их не ждало ничего хорошего. Игнатий дал волю накопившимся обидам, преследовал приближенных Фотия, разгонял по ссылкам и монастырям. Ну и куда деваться?

Братья рассудили, что важнее всего спасать начатое дело. Они рискнули отправиться в Рим. Николай I уже умер, папой стал Адриан II. Просветители поднесли ему часть мощей св. Климента, найденных в Херсонесе, и первосвященник принял их благосклонно. Он был человеком хитрым, и, конечно же, сообразил, какие преимущества может дать распространение христианства на славянском языке. Почему бы этими преимуществами не воспользоваться Западной церкви? Адриан взял братьев под опеку, благословил их работу.

Но уехать из Рима св. Кириллу было не суждено, в 869 г. он умер. А св. Мефодию пришлось долго гостить у папы. Между Моравией и Людовиком Немецким разразилась очередная война. Доблестный Ростислав побеждал, но у него был властолюбивый и беспринципный племянник Святополк. Немцы провернули интригу, помогли ему, он предал и сверг дядю. Хотя и ему власть не досталась. Германские войска оккупировали страну.

Дело св. Мефодия сдвинулось с мертвой точки в 870 г. Напомнил о себе паннонский князь Коцелл. Попросил у папы прислать Мефодия к нему, учредить самостоятельную епархию. Адриан II согласился и поставил Мефодия архиепископом Паннонским и Моравским. Вроде бы, все упорядочилось, вошло в законные рамки… Как бы не так! Едва Мефодий появился у Коцелла, немецкое духовенство разъярилось. Прежние папы отдали Моравию в ведение архиепископа Пассау, а Паннонию — архиепископу Зальцбурга. Эти почтенные иерархи обвинили Мефодия в том, что он вторгся на «чужую территорию».

А богослужение и книги на славянском языке представляли еще большую угрозу их интересам. Открывалась дорога для распространения грамотности, а латинские священники получали на своей грамотности очень солидный навар. Епископы наплевали даже на решение папы. Употребление славянского языка в церкви объявили ересью. Св. Мефодия вызвали на суд в Зальцбург и бросили в тюрьму. Он провел в заточении три года, подвергался избиениям, страдал от холода и голода. Окольными путями он отправил в Рим несколько жалоб, но… Адриан II клал их под сукно. Потому что врагам Мефодия покровительствовал сам император. А папа нуждался в поддержке Людовика Немецкого и не хотел с ним ссориться [144].

Лишь в 873 г. ситуация изменилась. Моравия восстала против немцев. Германский монарх решил опять использовать своего ставленника Святополка, послал его усмирять мятеж. Но князь не забыл, как его обманули в прошлый раз. Он переметнулся на сторону соплеменников, имперскую армию не просто разгромили, а полностью истребили. Святополк заключил союзы с соседними славянскими княжествами, и его удары посыпались на Германию. Теперь император нуждался в помощи папы. Да и Рим не на шутку озаботился, как бы не потерять мораванскую паству. Новый папа Иоанн VIII быстро сумел договориться с Людовиком Немецким, вместе нажали на епископов, мучивших св. Мефодия, и его освободили. Восстановили в правах архиепископа, с честью проводили в Моравию. Правда, Иоанн VIII все же запретил богослужение на славянском языке, но Мефодий этого не исполнил.

Князь Святополк был прирожденным воином. Он присоединил к Моравии Паннонское княжество, отобрал у немцев Силезию, Словению, часть Австрии и Хорватии. Вассалом Моравии стала Чехия, и св. Мефодий крестил чешских князей Борживоя и Людмилу. В державу Святополка вошла и нынешняя Западная Украина — Прикарпатье и Волынь. Но Святополк был натурой буйной и необузданной. Он не привык ни в чем себе отказывать, а с христианскими установками вообще не считался. Пировал в посты, скакал на охоту в великие праздники, всех женщин княжества считал «своими» и бесцеремонно пользовался каждой, кто ему приглянется, будь то прислуга, встречная крестьянка или боярская жена.

Мефодий старался увещевать его, но Святополк не терпел возражений, свирепел. Несколько раз он готов был убить архиепископа, замахивался мечом, натягивал на него лук. А это было на руку немецким священникам. Они очень хорошо приспособились к эгоистичному и разгульному князю. Легко отпускали ему любые грехи, настраивали против Мефодия. В Рим покатились доносы. Архиепископу пришлось ехать к папе и отчитываться. Он сумел оправдаться, Иоанн VIII даже снял запрет на славянские богослужения. Но и папа был себе на уме, приставил к Мефодию «помощника», епископа Вихинга.

Это был целенаправленный подкоп. Сточки зрения Рима, Мефодий свою роль выполнил, удержал Моравию в повиновении «святому престолу». Дальше следовало подумать о более основательном ее подчинении. Именно этим Вихинг и занялся. Он быстро расколол моравскую церковь на «немецкую» и «славянскую». Устроил такую свару, что Мефодий был вынужден отлучить «помощника» от церкви. Хотя Вихингу его отлучения были безразличны. Он отлично спелся со Святополком, стал его лучшим другом, а в Рим строчил длинные и обстоятельные кляузы. Когда обвинений накопилось достаточно, папа издал буллу, осуждающую Мефодия.

Но послание уже не застало архиепископа в живых. В Вербное воскресенье 885 г. он почувствовал себя плохо, назначил преемником одного из учеников, Горазда, благословил народ и предсказал свою смерть через три дня. А как только св. Мефодий преставился, Святополк и Вихинг разгромили созданную им церковь. Современик описывал: «Стали бесчеловечно мучить приверженцев Горазда, грабили жилища их, соединяя нечестие с любостяжанием. Других, обнаживши, влачили по колючим растениям, и так поступали с почтенными мужами…, а которые из пресвитеров и диаконов были молоды, тех продавали жидам» [144]. Тех, кто получил учительский сан, заковали в колодки и держали в темнице. Казнить все же не решились, но избили, обобрали и выгнали вон.

Ученики свв. равноапостольных Кирилла и Мефодия разделились по одному или мелкими группами — чтобы хоть кто-нибудь уцелел, чтобы не погибли славянское богослужение и грамота. Разошлись тайком, горными и лесными тропами. Терпя невероятные лишения, добрели до Болгарии. А там… царь Борис встретил их с распростертыми объятиями. Как раз их-то не хватало для заветной цели царя — организации не греческой, не латинской, а своей национальной церкви! Моравских изгнанников он назначал сразу епископами, и в конце 880-х гг. родилась славянская церковь. Родилась не в Константинополе, а в Болгарии. Ее центром был город Охрид (ныне в Македонии). Здесь развернулось обучение священников-славян. Отсюда распространялась славянская христианская литература. Но и те племена, которые еще оставались язычниками, охотно переняли удобную кириллицу и начали пользоваться ею.

29. РЮРИК И БОРЬБА ЗА КИЕВ

Рюрик был опытным воином. Приняв княжение в Ладоге, он первым делом позаботился понадежнее прикрыть границы своей державы. Один из отрядов направил к кривичам в Изборск. Этот форпост держал под наблюдением водные дороги через Чудское озеро и реку Великую, прикрывал княжество от набегов эстонцев и латышей. Другой отряд расположился в Белоозере. Он контролировал путь на Волгу, взял под защиту племя весь от нападений Хазарского каганата.

Войско Рюрика было неоднородным. Оно состояло из эмигрантов-ободритов и разношерстных викингов. Балтийская вольница поступала на службу не поодиночке. У нее имелись предводители, они собирали собственные дружины и договаривались с нанимателем — какое время будут служить, на каких условиях. С Рюриком пришло много норвежцев, его соратников по прошлым походам, присоединились и варяги иных национальностей. Двумя отрядами наемников командовали Аскольд и Дир. Они были не из рода Рюрика и «не племени его». Аскольд (Хаскульд) был шведом, он упоминается в шведских сагах. О происхождении Дира ничего не известно. Послужив князю, эти вожаки решили расстаться с ним и отправиться в Византию. Сочли, что там они заработают больше, греческие императоры охотно брали профессионалов и щедро платили.

Викинги поднялись по Волхову, перетащили ладьи в притоки Днепра. Но подобная публика была не особо разборчивой в способах наживы. Если по дороге подвернется добыча, зачем же ее упускать? Богатый и многолюдный город кривичей Смоленск Аскольд и Дир не рискнули тронуть, проплыли мимо. А потом прибыли в Киев и узнали, что поляне платят дань хазарам. Вот это показалось соблазнительным. Неужели кто-нибудь станет сражаться за своих поработителей и их холуев? Дружина неожиданно ворвалась в город, перерезала хазарских чиновников, перебила их подручных из местной знати, и Аскольд с Диром стали для полян освободителями, одним махом получили целое княжество. В общем-то, такие действия были обычными для викингов. Они и в других странах порой захватывали области, которые «плохо лежат», основывали собственные герцогства [81, 130].

Конечно, хазарам никак не могло понравиться вторжение в их владения. Но отреагировать и проучить пришельцев каганат не смог. Как раз в это время ему стало совсем не до Киева. Князь Рюрик, осмотревшись на новом месте, разобрался в политической обстановке вокруг Ладожской Руси. Он правильно оценил, кто является главным врагом его княжества. А вывод он сделал практический и решительный. Начал войну против Хазарии. Его воины из Белоозера двинулись на Верхнюю Волгу и взяли Ростов. Большое племя меря, населявшее междуречье Волги и Оки, сбросило иго Хазарии и перешло под власть Рюрика. Князь вернул земли, входившие в державу Гостомысла. Но на этом он не остановился. По рекам русские флотилии продвинулись дальше и в 864 г. овладели Муромом. Еще одно финское племя, мурома, подчинилось Рюрику. Присоединение двух важных городов отметили не только русские летописи, о войне Хазарии с Ладогой упоминает еврейский «Кембриджский аноним».

Каганату пришлось крепко понервничать. Уж кто-кто, а евреи торговали по всему свету, они прекрасно знали, какие сокрушительные удары могут наносить варяжские десанты. Но ведь войны ведутся не только мечами и копьями, есть и иные методы. В Ладоге уже существовала сильная прохазарская партия, через нее иудейские купцы пытались повлиять на выборы князя. Теперь ее снова использовали, разжигая среди словен недовольство Рюриком. Найти поводы было не так уж трудно. Важную роль в жизни восточных славян играло вече. В Ладоге после смерти Гостомысла оно было основным органом управления. А на вече верховодила племенная знать, боярские кланы. Проводили решения, выгодные для себя, перераспределяли налоги в свою пользу. Ладожские бояре рассчитывали, что и призванный князь будет править по их указке — куда он денется в чужой стране? Но Рюрик не стал марионеткой, он взялся укреплять централизованную власть. Содержание наемников требовало средств, подданным приходилось раскошеливаться. А ближайшее окружение князя составили ободриты и норвежцы. Словом, пришли чужеземцы и сели на шею…

Хазарская агитация достигла цели. В 864 г., когда армия Рюрика находилась на Волге и Оке, в тылу у него вспыхнуло восстание под руководством некоего Вадима Храброго. Летопись сообщает: «Того же лета оскорбишася новгородцю глаголюще: тако быти нам рабом, и много зла всячески пострадати от Рюрика и от рода его». Да, еще в те времена были выработаны знакомые нам схемы: в разгар войны возбудить людей бороться за «свободы» и «права человека». Но стоит обратить внимание, кривичи и финские племена словен не поддержали. А князь действовал оперативно и жестко. Мгновенно примчался в ладожский край и подавил бунт. «Того же лета уби Рюрик Вадима Храброго и иных многих изби новгородцев съветников его» (светников — то есть, соучастников). Уцелевшие заговорщики бежали. Кривичи в Смоленске отказались их принять, они проследовали дальше, к Аскольду и Диру: «Того же лета избежаша от Рюрика из Новагорода в Киев много новогородцкых мужей». Мужами называли никак не простонародье, а знать — восстание учинила богатая городская верхушка.

Ну а в Киеве, где нашли пристанище мятежники, политика очень отличалась от Ладоги. Она была сумбурной и беспорядочной. Для бродяг-викингов создание герцогств и княжеств никогда не было самоцелью. Заниматься государственными проблемами они не любили и не умели. Места, где они угнездились, становились базами для дальнейших пиратских набегов. Именно так повели себя Аскольд и Дир. В 864 г. они по Днепру вышли в Черное море и напали на Болгарию. Предприятие кончилось плачевно. «Убиен бысть от болгар Осколдов сын».

В 865 г. киевские правители совершили поход в Белоруссию и погромили полочан, «много зла сотвориша». Но закрепиться среди здешних славян и обложить их данью не удалось. Пожары, резня и бесчинства подтолкнули полочан к противоположному выбору. Они решили, что надо обзавестись сильным покровителем, и передались в подданство Рюрика. Аскольд с Диром повоевали и другие племена — древлян, уличей, у северян захватили город Любеч. Это не только обогатило варягов, но и подняло их авторитет в Киеве. Поляне издревле враждовали с соседями, а князья вон как им всыпали!

Но самую заманчивую добычу сулила, конечно, Византия. Славяне помнили, как удачно и без потерь пограбили ее в 860 г., желающих поучаствовать в рейде набралось предостаточно. Построили ладьи, и в 866 г. Аскольд повел флотилию на греков. Он высадился на византийском берегу, «начаша пленовати страну римляньскую». Однако торжество киевлян оказалось недолгим, «возбрани им Вышний промысел, паче же и приключился им гнев Божий». Разыгралась буря, разметала и потопила лодки. Князья возвратились только «в мале дружине». Большинство полян, с лихими песнями и веселым перезвоном оружия отчаливших в набег, завершили свой путь в темных морских глубинах. «И бысть в Киеве плач великий».

Не успели высохнуть слезы вдов и сирот, как обрушилась новая беда. Хазары о потере полянской земли отнюдь не забыли. Как только удалось нейтрализовать угрозу со стороны Рюрика, они подготовили и нанесли ответный удар. Отборную хорезмийскую гвардию каганат не использовал, оставил ее прикрывать Итиль. Нанял печенегов. Степняки налетели внезапно и неужержимо, сжигали селения, уничтожали людей, угоняли в плен. Киев неожиданно оказался в осаде, припасов не было, в город набились беженцы, и случился «голод великий». В этот раз Аскольд и Дир проявили себя мужественными и умелыми командирами. Враги рассыпались для грабежей, и князья, сорганизовав ополчение, напали на них, «избиша множество печенег», остальных прогнали.

Вроде, отбились. Но пришла пора задуматься, в какой тупик завели Киевское княжество варяжские правители. За несколько лет ухитрились перессориться со всеми вокруг! С Хазарией, Болгарией, Византией, древлянами, полочанами. Задели уличей, а они были друзьями мадьяр. Неосмотрительно отобрали город у северян, а хазары этим воспользовались. Провели переговоры с князьями и старейшинами племени, пошли на уступки, и северяне остались на стороне каганата. Приняв ладожских заговорщиков, Аскольд с Диром стали врагами и для Рюрика. Кругом враги и ни одного союзника! Нужно было срочно с кем-то мириться. С кем? С Хазарией — отпадало, она потребовала бы вернуть Киев. С Болгарией? Но чем она могла помочь? Аскольд и Дир выбрали Византию.

В том же 866 г. они обратились в Константинополь. Князья настолько нуждались в покровительстве, что выражали готовность принять крещение, просили прислать священнослужителей. Но и греки обрадовались, сочли альянс с Киевом крайне важным — он обезопасил бы империю от морских набегов славян, новых союзников можно было использовать против болгар. Император Василий Македонянин и патриарх Игнатий сразу же откликнулись на обращение, в 867 г. направили на Русь епископа и священников.

Византийцы действительно были способны оказать поддержку Аскольду и Диру. Мадьяры по-прежнему являлись верными подручными империи. Да и с Хазарией у нее восстановились великолепные отношения. Беспутный Михаил III растранжирил казну на свои забавы, Василий нуждался в деньгах и сближался с еврейскими ростовщиками. Впрочем, и сам он был весьма сомнительным христианином, его окружали маги, спириты, каббалисты наподобие монаха Сантаварина, которыму он дал пост епископа Евхаитского [144].

Окрестившись, Аскольд и Дир стали считаться подданными императора, греческие дипломаты заступились за них перед хазарами. Что ж, в каганате обдумали положение и согласились оставить их в покое. Продолжать войну против Киева было опасно. А если взбунтуются и перекинутся к противнику радимичи, вятичи, северяне? Если возобновит наступление Рюрик? Лучше заключить компромиссный мир. А за это пускай князья обязуются не распространять свое влияние на остальных хазарских подданных. И пускай они выступят против Рюрика…

Кстати, необходимо коснуться вопроса — являлось ли крещение Аскольда и Дира первым крещением Руси? Вело ли оно к духовному преображению народов нашей страны? Нет, не вело. Вспомним, святые Кирилл и Мефодий в 867 г. проповедовали на славянском языке только в Моравии и Паннонии. Когда патриархом стал Игнатий, они были отвержены от Константинополя. А Киев получил греческое богослужение, непонятное и чуждое населению. Привлечь полян оно никак не могло. Крестилась не Русь, а правители и их окружение — из политических соображений. При этом Аскольд и Дир попали в ту же ситуацию, как незадолго до них болгарский царь Борис. Им присвоили невысокие византийские чины, а епископа и священников прислали таких, чтобы они проводили в Киеве линию императора. И если Борис отверг греческую опеку, то варяжским правителям было далеко до его могущества. Они превратились не в формальных, а в реальных вассалов Константинополя. Им оставалось лишь послушно выполнять то, чего потребуют от них греки и хазары.

И они выполнили. Вскоре после крещения предприняли поход на кривичей, подданных Рюрика. Одержали победу, захватили Смоленск. Развить успех не удалось, их остановили. Но цель Византии и Хазарии была достигнута, они сумели стравить Ладогу и Киев. Поэтому Рюрик не стал продолжать боевых действий против каганата. Отправь он войска на Волгу, ему угрожал бы удар по тылам, с Днепра. Одолеть Аскольда и Дира тоже было непросто, за ними стояли две великих державы. А восстание Вадима Храброго показало, насколько непрочна Лодожская Русь. Соучастники Вадима окопались в Киеве, выжидали удобного момента снова посеять смуту. Поразмыслив, Рюрик через какое-то время согласился заключить мир со своими противниками. В Восточной Европе установилось неустойчивое равновесие.

Ладожский князь занялся внутренним устроением государства. Налаживал структуры управления, назначил наместников в Белоозеро, Изборск, Ростов, Полоцк, Муром. Начал повсюду «грады ставити». Они служили опорными пунктами администрации, защищали подвластные племена. В Ладоге и Изборске князь приказал возводить новые крепостные стены — каменные. Часть смоленских кривичей, попавших под власть Аскольда и Дира, предпочла переселиться в княжество Рюрика. Их направляли на Верхнюю Волгу, в область мерян. Археология свидетельствует, что в данное время здесь появились кривичские поселения [24]. В мерянских краях хватало свободной земли, а переселенцы помогали закрепить территории, отбитые у хазар, упрочить русское влияние.

Особое внимание князь уделял обороне со стороны Балтики. Во второй половине IX в. разгул викингов достиг наивысшей точки. Они затерроризировали Англию, то и дело жгли и грабили германские города по Эльбе, Рейну, Мозелю, Везеру. Не давали спуска и друг другу. Даже Дания, сама по себе пиратское гнездо, была совершенно разорена варягами. И только на Русь после прихода Рюрика не было больше ни одного вторжения! Она единственная из европейских государств, имевших выходы к морю, обрела безопасность от балтийских хищников. В этом была несомненная заслуга ладожского князя.

Правда, варяги стали появляться на Волге, но приезжали они для торговли пленными. Скандинавам и прибалтийским славянам много рабов не требовалось, их использовали лишь в домашнем хозяйстве, а хазары скупали их в любых количествах. Так что каганат, в общем-то, в накладе не остался. Мир с Ладогой позволил с лихвой компенсировать потерю дани от мерян и муромы — с Балтики хлынул поток «живого товара». Так, в конце IX в. несколько норманнских эскадр добрались до Каспия, и на рынки Востока выплеснулось более 10 тыс. невольников и невольниц из Франции и Нидерландов. Но и для Руси транзит получался выгодным. Казна обогащалась пошлинами. Князь мог строить крепости, содержать войско и защищать подданных, не обременяя их высокими налогами. А сами подданные могли за хорошую цену сбывать проезжающим хлеб, мед, пиво, рыбу, мясо, ремесленные изделия, покупать европейские и восточные товары.

Рюрик, как и Гостомысл, принял титул кагана. Его знали за рубежом, сведения о нем сохранились в западных источниках. В 871 г. германский и византийский императоры поспорили о своих титулах, и Людовик Немецкий в письме Василию Македонянину разобрал различные варианты титулования, в том числе «каган». В качестве примеров он перечислил четыре каганата, Аварский, Болгарский, Хазарский и Норманнский. Как уже отмечалось, франки всех варягов именовали норманнами, а при дворе Рюрика было много норвежцев, поэтому не удивительно, что Русский каганат был назван Норманнским. Но титул кагана котировался выше князя или короля, Людовик приравнивал его к латинскому «dominus» или греческому «василевс» — царь, император [144].

Известно, что Рюрик несколько раз был женат. Первую его супругу звали Руцина, она была из прибалтийских русов. Второй была германка или скандинавка Хетта [134]. Но об их судьбе и потомстве никакой информации не дошло. А в 873–874 гг. ладожский государь побывал за рубежом. Он совершил весьма масштабное для того времени дипломатическое турне по Европе. Встречался и вел переговоры с Людовиком Немецким, королем Франции Карлом Лысым и королем Лотарингии Карлом Смелым. О чем шла речь, история умалчивает. Но Людовик Немецкий враждовал с Византией. А Рюрик исподволь готовился к борьбе за Южную Русь, ему нужны были союзники против греков, захомутавших в свои сети Киев.

На обратном пути князь посетил Норвегию. Здесь он присмотрел себе третью жену, норвежскую принцессу Ефанду. По возвращении в Ладогу сыграли свадьбу. Молодая супруга родила Рюрику сына Игоря. А правой рукой и советником князя стал брат Ефанды Одда, известный на Руси как Олег. Хотя может быть и так, что он еще раньше был приближенным государя и сосватал ему сестру.

Кстати, в это время уже существовала и Москва. Она еще не упоминалась ни в одной летописи, и мы даже не знаем, как она называлась. Но она была. Ее выявили раскопки на территории Кремля. Под слоем, который относился к постройкам Юрия Долгорукого, ученые обнаружили остатки более древнего города. Он был довольно развитым и благоустроенным, с крепостными стенами, деревянными мостовыми, а одна из площадей была вымощена совершенно необычным образом, бычьими черепами. На улице «пра-Москвы» археологи нашли две монеты: хорезмийскую 862 г., и армянскую 866 г. [79]. Это эпоха Рюрика. Город стоял на одной из важных дорог. Она вела от Волги и Оки по реке Клязьме, из Клязьмы можно было волоком попасть в Яузу, Москву-реку, а дальше через ее притоки — к верховьям Днепра. Крепость контролировала этот путь. В ней жили чиновники и воины, собирали дань с окрестных мерян, но и оберегали их от соседей, от вятичей, поднепровских славян, хазар.

30. ВЕЩИЙ ОЛЕГ

В 879 г. бурная жизнь великого князя и кагана Руси Рюрика Годолюбовича подошла к концу. Он начинал ее несчастным сиротой и изгоем — завершал повелителем многих городов и земель от Финского залива до Муромских лесов. Командовал горсткой варягов на борту пиратского корабля — а умирал во дворце, окруженный домочадцами, сотнями придворных и слуг. Наследником остался сын Игорь, но он был еще ребенком, и место регента занял его дядя Олег. Впрочем, надо иметь в виду, что Олег (Хельги) — не личное имя, а тронное. То есть, титул, который было принято употреблять вместо имени. Этот титул (в буквальном переводе «священный») нередко встречается в скандинавских источниках, он означал одновременно «вождь» и «жрец» [34].

Олег происходил из норвежского королевского рода, но о национальности правителя во все времена было принято судить не по крови, а по делам. А его дела свидетельствуют, что Олег всецело посвятил себя Руси. Он оказался талантливым и энергичным государем. После смерти Рюрика держава не распалась, как нередко случалось с древними царствами. Подданные не бунтовали, не выходили из повиновения. Значит, Рюрик и его преемник сумели заслужить популярность в народе, их власть признавали законной и справедливой.

А обстановка на юге постепенно менялась. Здесь усилились мадьяры. Уже полвека их не тревожили серьезные противники, умножались стада, росло население. На прежних землях им становилось тесно, да и скучновато. Полян теперь грабить было нельзя, византийцы не разрешали. На ком бы еще испробовать свою удаль? Венгры навалились на болгар, отобрали у них степи между Днестром и Дунаем. Принялись совершать рейды в глубь Европы, прорывались в Паннонию, Австрию, Германию, Францию, разоряли все, что встретится на пути.

Это делало их ценными партнерами для хазар, орда могла поставлять много невольников. Со времени переворота Обадии сменилось несколько поколений, старые счеты успели забыться. А Византия, союзница венгров, стала и союзницей Хазарии. Константинопольские дипломаты помогли давним врагам примириться. Иудейские купцы начали оптом скупать мадьярских пленных, и на базарах Итиля, Самкерца, Таматархи со знанием дела рекламировали достоинства выставленных на продажу немок, болгарок, француженок. Мало того, при содействии греков венгры согласились служить хазарскому царю, выполнять его поручения.

Но рабов, поступающих от венгров и викингов, оказалось дла Хазарии недостаточно. В 870-х гг. купеческую верхушку постиг неожиданный удар. По Китаю разлилось невиданное по масштабам восстание под предводительством Хуан Чао. Хозяйство страны было подорвано, города разрушены. Торговля по Великому шелковому пути прервалась! Это отозвалось тяжелым кризисом всей системы международной торговли. Разорялись купеческие дома, подрывался кредит ростовщиков. А в каганате пошлины были главным источником дохода, питали казну щедрым золотым ручьем. Подтягивать пояса не хотелось, да и наемникам надо было платить.

Хазары попытались компенсировать убытки всеми возможными способами. Увеличили дань с подвластных племен. Развернули охоту за невольниками среди кавказских, славянских, финно-угорских, степных народов. Не были исключением даже печенеги, которых каганат привлекал сражаться за свои интересы. Ибн-Русте и Гардизи рассказывали, что «хазары каждый год совершают поход в страну печенегов для поимки рабов и продажи их в страны ислама».

Печенеги не были едиными, они разделялись на восемь кланов. До поры до времени можно было поддерживать дружбу с одними, нападая на других. Но настал момент, когда их допекло, они ответили Яростными набегами. И тут уж каганату пришлось туго. Для защиты от кочевников хорезмийской гвардии не хватало, вассалы были ненадежны, а хазарское простонародье воевать разучилось, ополчение получалось слабым. Царь позвал мадьяр, вступил в переговоры с другими степняками — гузами, врагами печенегов, приплатил им. В причерноморских и волго-уральских степях заполыхала война.

Этой ситуацией умело воспользовался Олег. Положение киевских властителей было совсем не блестящим. Аскольд и Дир утратили первоначальный авторитет освободителей от хазар, втянули полян в зависимость от Византии и в союз с каганатом. После принятия христианства рядом с ними отирались греки, свысока взиравшие на «варваров», славян. Населению это никак не могло понравиться. А силы, способные поддержать князей, Хазария и мадьяры, оказались отвлечены… Отношения Олега с его подданными были куда более прочными. Он смог рассчитывать не только на варяжские дружины, а поднял многочисленное ополчение словен, кривичей, чуди, веси и мерян. Собрать и изготовить большую армию Олег ухитрился скрытно, киевские варяги даже не подозревали о нависшей над ними беде.

В 882 г. князь выступил в поход. Прекрасно была поставлена разведка, велась дипломатическая подготовка. Когда войско достигло Смоленска, город сразу перешел на сторону Олега. Он оставил в Смоленске наместников и беспрепятственно двинулся вниз по Днепру. Внезапным налетом был взят Любеч. Гарнизон смяли мгновенно, а местные жители сопротивления не оказали. Требовалось опередить известия о вторжении, и Олег, оставив позади армию, стремительно рванулся на ладьях с отрядом отборных дружинников. Прибыв в Киев, он применил один из традиционных приемов викингов, представился купцом, а воинов укрыл в лодках. Выманил на пристань Аскольда и Дира якобы посмотреть товары, узнать новости с Балтики и Ладоги. Выскочили спрятавшиеся дружинники, и Олег объявил: «Вы не князья и не знатного рода, но я князь». Указал на мальчика Игоря — «Вот сын Рюриков!» Киевские правители были казнены.

Убил их Олег за самозванство, для любого славянина той эпохи причина выглядела вполне справедливой и уважительной. Киевляне, как выяснилось, любви к своим властителям не питали и браться за оружие не сочли нужным. Переворот обошелся малой кровью. Олег оценил выгодное расположение Киева, провозгласил его столицей государства, «матерью городов русских» — тем самым он польстил полянам, приобрел их доверие. Но достигнутым успехом князь не ограничился. Он продолжал действовать так же быстро и решительно, как начал войну. Пока не опомнились соседние державы, провел ряд операций, подчиняя ближайшие племена и расширяя владения. Пришедшее с ним войско он повернул на древлян. Победил их, наложил дань черными куницами, а заодно обезопасил тылы для борьбы с более серьезным врагом.

Архангелогородский летописец сообщает: «В лето 6391 (883) иде Олег…на козары». Точнее, он двинулся не на самих хазар, а на Десну, на данников каганата северян. В нескольких боях князь одолел их, но исход кампании определило не оружие. Начались переговоры, и Олег объяснил северянам: «Я враг им (хазарам), а не вам». Удовлетворился самым легким налогом и перетянул племя на свою сторону. Радимичи, обитавшие на р. Сож, перешли в его подданство вообще добровольно, без войны. Потом была подчинена еще одна ветвь северян, жившая южнее, по р. Суле. Стоит обратить внимание, к Аскольду и Диру эти племена примыкать не пожелали, а Олегу передались очень легко. Они, как и поляне, уже знали о порядках, установленных в Ладожском княжестве, и считали их лучшими, чем власть Аскольда или хазар.

Но другие славяне, уличи и тиверцы, были не данниками, а союзниками мадьяр и Хазарии. Они успели получить помощь из Итиля и Константинополя, и сражения с ними стали затяжными и тяжелыми. Тем не менее, Олег сломил их. Всем народам, вошедшим в Русское государство, даже тем, кого пришлось покорять оружием, он сохранил внутреннее самоуправление, власть племенных князей и старейшин. Они лишь признавали подданство великому князю, платили подати и должны были по его приказу выставлять воинов. За несколько лет Русь разрослась, вобрала земли по Днепру и его притокам, Южному Бугу, вышла к Днестру. Нужно было приноравливаться к ее окружению, строить новую систему международной политики.

На западе владения Олега сомкнулись с Великой Моравией. Ее князь Святополк, уже знакомый нам гонитель св. Мефодия, мог представлять серьезную угрозу Руси. Его считали одним из самых сильных и воинственных монархов Европы. Перед ним заискивали короли и императоры, римские папы обращались к нему с почтительными просьбами о поддержке. Но разгром славянской церкви обошелся Святополку и мораванам очень дорого. «Друг» князя епископ Вихинг, так деятельно помогавший против св. Мефодия, шпионил в пользу немцев. Германский император Арнульф потихонечку собрал силы и нанес по Моравии удар. Вихинг, знавший все государственные секреты, тут же перешел к императору, Арнульф назначил его своим канцлером. Святополк был разбит. Не перенес поражения, умер. А немцы и их священники перессорили его сыновей, Моравия развалилась в междоусобицах.

Но реальная опасность для Руси сохранялась со стороны Византии. В 886 г. там воцарился Лев X, получивший прозвище Философа. Сам по себе он был ничтожеством. Любил «ученые» занятия, увлекался астрологией и прочими оккультными дисциплинами, четырежды был женат. Патриархом поставил своего 16-летнего брата, а управление империей забросил, к кормушке дорвались родственники его жен. Злоупотребления и коррупция достигли невиданного даже для Константинополя уровня. Но связи с Хазарией не нарушились, а упрочились. С продажным окружением царя иудейские купцы прекрасно ладили. Сближение пошло настолько тесное, что политический альянс перерос в военный. При Льве X в греческой армии появились полки хазар. Хотя служила, конечно, не еврейская знать, она продавала императору своих подданных из коренных хазар, ясов, касогов. Сформировался тройственный союз Византии, Хазарии и мадьяр.

Однако поблизости от Руси лежали и другие страны. Византии противостояла Болгария. Ее царь, св. равноапостольный Борис, на старости лет решил удалиться в монастырь, а корону передал сыну Владимиру. Но он оказался тайным язычником, попытался вернуть народ к старой религии. Борис этого сделать не позволил. Покинул на время монашескую келью, сверг Владимира и возвел на царство внука Симеона. Этот государь вырос в Константинополе, учился вместе со Львом X. Но на однокашника-императора он был совершенно не похож, стал властителем умным, деятельным и честным. А византийское столичное воспитание вовсе не сделало его поклонником греков. Наоборот, Симеон в полной мере оценил гнилость их империи. Разобрался в коварстве их дипломатии, нечистых политических играх. В результате он пришел к выводу: Византию надо доломать. Пускай все Балканы превратятся в одно Болгаро-славяно-греческое царство.

Вот с ним-то и начал налаживать связи Вещий Олег. Подходящими союзниками для Руси стали и печенеги. Им в это время крепко доставалось. Хазары, мадьяры и гузы вовсю теснили их, били их войско, разоряли становища. Но у печенегов появились посланцы русичей, и они стали отступать не на восток, в глубины Азии, а на запад. В 889 г. они переправились через Волгу и двинулись в Причерноморье, к южным границам Руси. Княжеские дружины не прогнали их, дозволили остановиться в степях по соседству с землями северян. Печенеги тоже не трогали славянские селения. Завязались переговоры, и с кочевниками нашли общий язык. Болгарский царь Симеон, как и Олег, тоже искал союзников. Патриарх Николай Мистик писал, что он задумал поднять на Византию множество народов «до самых Геркулесовых столпов» — пересылался посольствами с Германией, арабскими пиратами, с теми же печенегами. Таким образом, складывались две мощных коалиции. Обе готовились к большой войне.

Начали ее византийцы. В 893 г. их армия вместе с хазарами и венграми вторглась в Болгарию. Симеон отбросил врагов. Тогда Лев X выслал на Дунай флот, который перевез на болгарскую территорию всю мадьярскую орду. В первом же сражении она опрокинула войско Симеона, его полки бежали и укрывались по крепостям, а венгры рассыпались по стране и подвергли ее страшному опустошению. Повсюду горели села, церкви, кружилось воронье над грудами обезображенных крестьянских тел — кого где застигла лютая сабля или стрела. Но на севере у болгар имелись друзья, русичи и печенеги. Они ударили по тылам мадьяр. Узнав об этом, орда прекратила безобразничать и спешно поскакала домой, защищать свои кочевья. А Болгария оправилась от поражения и перешла в наступление. В 896 г. в битве при Булгарофиге Симеон разметал и порубил императорскую армию. Печенеги и русичи с болгарскими отрядами нападали и на византийские владения в Крыму [144].

Что ж, если не получилось справиться с болгарами, греки и хазары изменили планы. Решили разгромить и вывести из игры другого противника — Русь. В 897 г. вся масса мадьярской конницы во главе с воеводой Алмушем обрушилась на земли славян, подступила к Киеву. Константин Багрянородный позже писал, что венгры в этом походе «выполняли повеление их сюзерена Хазарии» (умолчав, что они выполняли и заказ Византии). Но Киев устоял, взять его неприятели не смогли. А тем временем печенеги и болгары налетели на становища мадьяр. Разорили кочевья, захватили скот, жен и детей. Орда очутилась между молотом и наковальней, и ее вообще погнали прочь из родных мест.

Разбитые венгры покатились на запад, ста^и уходить за карпатские перевалы. А в Моравии вовсю продолжались распри между сыновьями Святополка. Когда в их княжество хлынули отступающие кочевники, они все же смогли примириться и объединились с немцами, чтобы отразить пришельцев. Но моравские князья и германские военачальники рассудили, что с «дикарями» не стоит церемониться. Надо лишить их руководства, и победа обеспечена. Пригласили мадьярских вождей для переговоров, устроили для них пир и перебили. Вышло совсем иначе, чем думалось. Венгры озверели и смели славяно-германскую армию, пленных не брали. Константин Багрянородный писал: «Угры совершенно истребили мораван, заняли страну их и владеют ею до настоящего времени. Часть населения, пережившая этот погром, разбежалась по соседним странам». В центре Европы возникла Венгрия.

Вещий Олег тоже не упустил своего, отхватил восточные земли погибшей Великой Моравии. Преследуя и вытесняя мадьяр, он присоединил к Руси Волынь и Прикарпатье, ему подчинились племена дулебов и белых хорват. Но подлыми методами он не пользовался. Напротив, предложил венграм примириться — мы вас не будем трогать, а вы нас. Изгнанники это оценили. Обживаться на новых местах было трудно, и безопасность карпатской границы для них много значила. Но и для Руси подобный дипломатический поворот оказался крайне полезным. Из Паннонии орды мадьяр раскатились набегами по всем европейским странам, врывались даже в Италию, и лишь на русские владения они не ходили ни разу.

Ну а после того, как Олег и его союзники разобрались с венграми, они нанесли решающий удар по Византии. Летописи сообщают, что поход был грандиозным. Конная рать князя шла по берегу Черного моря, 2 тыс. кораблей везли пехоту. Такой флот мог взять на борт 80—100 тыс. человек. Очевидно, цифра преувеличена, но Русь поднялась в полный рост и двинула на врага все силы. За Дунаем Олег соединился с армией Симеона. А со Средиземного моря плыли на Грецию многочисленные эскадры предводителя арабских пиратов Льва Триполита.

Большинство византийских авторов об этой кампании не упоминают. Хотя их молчание вовсе не случайно, а закономерно. Греки старательно заботились о том, чтобы «сохранить лицо» в истории и никогда не писали о своих поражениях. Опускали в хрониках проигранные сражения, потерю целых провинций. О том, что они были утрачены, мы узнаем только из восторженных победных реляций, когда тот или иной город или область отбивали обратно [144]. А если о неудачных войнах все же рассказывали, то события подправляли и приукрашивали, чтобы поражения выглядели победами. О наступлении Вещего Олега, болгар и пиратов кратко обмолвился лишь один византийский историк, Псевдо-Симеон. Отметил, что в июне 904 г. Лев Триполит сделал попытку напасть на Константинополь, но флот адмирала Имерия отразил его. Одновременно с севера напали русы. Их разбил флот Иоанна Радина. У мыса Трикефал сжег их суда «греческим огнем», и/лишь часть неприятелей сумела спастись благодаря сверхъестественным способностям их вождя, колдуна Росса [34].

Действительность была несколько иной. Армада кораблей Льва Триполита в июне 904 г. напала на берега Малой Азии, захватила и разграбила Атталию, потом причалила к острову Абидос возле самых Дарданелл. Лев X выслал два флота, друнгария Евстафия и адмирала Имерия, но оба трусливо уклонились от боя и направили свои корабли подальше от пиратских флотилий. Однако Триполит не пошел на Константинополь, он выбрал более легкую добычу — Солунь (Салоники). Это был второй по величине и богатству город Византии. Один из горожан, Иоанн Комениата, описывал, как 29 июля арабы ринулись на штурм, овладели Солунью и без всяких помех грабили ее 10 дней. Увезли 22 тыс. пленных, а перед уходом Триполит еще и вступил в переговоры с греческой администрацией, содрал большой выкуп за то, что не подожжет город. Вот так византийцы «отразили» пиратов.

А император и его военачальники не могли оказать помощи Солуни, потому что с севера в это время приближались войска Симеона и Олега. Что касается «колдовства» вождя «Росса», то его суть поясняют русские летописи. Когда появились тяжелые неприятельские корабли с «греческим огнем», Олег нашел способ уберечься от них. Приказал вытащить ладьи на берег. Там двигались его конница и обозы, и князь велел поставить лодки на повозки, везти по суше. Противостоять соединенным силам болгар и русичей Лев X был не в состоянии. Выслал делегации для переговоров. Впрочем, в запасе у императора имелось еще одно оружие. Почему бы не предложить «варварам» отравленные угощения? Но «колдун» Олег оказался не таким наивным простаком, как представляли «цивилизованные» греки, распорядился не принимать от врага еду и напитки. Пришлось признать поражение, идти на уступки и откупаться.

И если византийские историки дружно «не заметили» своего позора, то красноречивое свидетельство об этом все же дошло до потомков. В 1898 г. в селении Нарышкей в 20 верстах от Солуни была найдена каменная колонна, надпись на ней указывала, что это — пограничный столб, обозначающий новую границу «между болгарами и ромеями». Поставлен он был именно в 904 г., «по соглашению» между обеими сторонами! [144] Лев X отдал Симеону значительную территорию. А Солунь находится гораздо южнее Константинополя — следовательно, возле византийской столицы победители тоже побывали. И Олег отметил это, повесив свой щит на вратах Цареграда. Греки выплатили русичам немалую дань, по 12 гривен (2,4 кг) серебра на каждого воина. Вдобавок отстегнули «уклады» на города Киев, Чернигов, Переяславль, Ростов, Любеч и другие, «где властвуют князья, Олеговы подданные». Это было первым актом международного признания Руси и ее территориальных приобретений.

Полномасштабный мирный договор между империей и Русью был заключен в 907 г. Летописцы не зря уделяют ему особое внимание, передают текст полностью. Потому что в византийских архивах ни одного «проигрышного» договора не сохранилось. Они заключались с персами, аварами, болгарами, арабами, но через какое-то время подобные документы уничтожали. Однако исследователи однозначно доказали, что договоры с Русью подлинные. Анализ языка и фразеологии установил, что это переводы с греческого, в них встречаются типичные канцелярские обороты, которые употреблялись византийскими чиновниками.

Согласно договору 907 г., император принимал Русь в число «друзей и союзников». Это был условный дипломатический термин. В завуалированной форме он означал, что Константинополь обязуется платить «друзьям» ежегодные субсидии, то бишь дань [122]. А за это союзник должен помогать империи. Важнейшее место в договоре отводилось торговле. Русь была очень заинтересована в ней, и греки даже требовали, чтобы в Константинополь входило одновременно не более 50 русских купцов. Но условия для них предоставили самые что ни на есть льготные. Дали право торговать беспошлинно, отвели им подворье в предместье св. Маманта, на полгода их обеспечивали бесплатным питанием, да еще и на обратный путь безвозмездно выделяли еду, корабельные снасти, якоря и паруса! Русь получила все, чего только могла пожелать.

Примерно в это же время, в 907–908 гг., был заключен мир и с Хазарией. Мадьяр выпроводили, Византия капитулировала, а воевать без союзников каганату было совсем не сподручно. Хазарскому царю Вениамину пришлось признать, что северяне и радимичи стали подданными Олега, пришлось даже согласиться пропускать русские военные флотилии по Волге на Каспийское море. При переговорах с хазарами не были забыты и дружественные печенеги, они получили возможность вернуться на родину, в волго-уральские степи. А Олег за свою мудрую политику, позволившую объединить Русь и одолеть могущественных противников, получил в народе прозвище Вещего.

31. УДАР ЦАРЯ ВЕНИАМИНА

Русь отвоевала у греков значительные уступки, но и от нее теперь требовалось действовать на сторонеВизантии. Лев X, примирившись с болгарами и получив такого союзника, как Олег, замыслил развернуть наступление на арабов. Его агентура поработала в Армении, наобещала местным князьям помощь. Армяне восстали и сбросили власть Багдадского халифата. А киевский князь честно выполнил союзнические обязательства, нацелился бить по арабским тылам. В 909 г. русская эскадра вошла в Каспийское море, захватила и разграбила остров Абаскун. Хазарии тоже пришлось выполнять навязанные ей условия, пропустить войско через свою территорию. За это, по договору, русичи отдавали ей десятую часть добычи. Но для иудеев подобное положение было страшно невыгодно. Набеги русичей ссорили их с арабскими партнерами, разрушали торговлю в прикаспийском регионе. Однако царь Вениамин вынужден был смириться и терпеть — до поры до времени.

Хазары выжидали. Русь оказалась сильнее их, но она была еще сшита на живую нитку. Олег объединил племена, которые прежде никогда не входили в одно государство, враждовали между собой. Возникали и обиды, претензии. Вспоминали, например, как князь в Греции решил наградить воинов, подарил паруса из трофейных тканей, киевской дружине шелковые, а ополченцам хлопчатобумажные, тоже красивые, но их разорвало ветром. Кто-то жалел об утраченной независимости. А кто-то вздыхал и о хазарском владычестве, некоторые племенные князья и бояре неплохо приспособились к нему, сотрудничали с купцами-рахдонитами. Когда Русь и каганат замирились, эти купцы снова появились в Киеве, Чернигове, Ростове и других городах. Торговали, а попутно наводили контакты со старыми друзьями, с недовольными…

В 910 г. русичи второй раз нагрянули на Каспий, напали на Мазендаран, взяли город Сари. А Византия отправила на восток большой флот под командованием Имерия. Корабли везли 50-тысячную армию. В ее составе было 700 русских воинов. Они ценились как професионалы высочайшего класса, действовали отдельным отрядом и платили им в 5 раз выше, чем остальным солдатам. Войско захватило Кипр, высадилось в Сирии. Но Имерий проявил себя бездарным военачальником и трусом. Он был разбит и удрал, большинство его подчиненных погибли. Да и вообще война велась бестолково. Константинополь не оказал ни малейшей поддержки армянам, наместник халифа Афшин Юсуф безжалостно покарал их. Историк Асохик печально писал: «Вся земля обратилась в пустыню и развалины, селения опустошены, жители рассеяны между иноязычными и чужеплеменными народами» [144].

Греческому правительству в это время стало совсем не до арабов, все планы перечеркнулись иными заботами. Тяжело заболел Лев X. У него был единственный сын Константин Багрянородный, но от четвертой жены, Зои Карбонопси. Значительная часть духовенства считала четвертый брак незаконным. А для болгарского царя Симеона появился предлог вмешаться. Он объявил, что законная византийская династия кончается на Льве X. Лучшим преемником больного царя Симеон считал себя и готовился к, новой войне.

В Константинополе занервничали. Особенно боялись, как бы к болгарам опять не присоединились русичи. Чтобы предотвратить это, обратились к Олегу, предложили заключить более широкий договор о мире и дружбе. Князь был не против. У него-то больше не было причин воевать с Византией. Греки отправили послов в Киев. От Великого князя и «светлых бояр» тоже была сформирована делегация. Летописи перечисляют вельмож, входивших в нее: Карл Ингелот, Фарлав, Веремид, Рулав, Гудый, Руальд, Карн, Флелав, Рюар, Актут-руян, Лидулфост, Стемид. Мы видим, как при киевском дворе перемешались разные национальности. Тут и славяне Веремид, Гудый, Карн, Стемид, и руянин Актут, и норманны. Но и они представляли себя «мы от рода русского» и клялись не Од ином и Тором, а Перуном и Белесом. Эти скандинавы, поступившие на службу к Рюрику и Олегу, навсегда поселились на русской земле и уже начали сживаться с ней [123].

Договор 911 г. подтвердил статьи прежнего трактата. Добавились разъяснения по конкретным вопросам, накопившимся за четыре года. Некоторые русичи погибли на византийской службе, и договор требовал отсылать их имущество на родину. А кто-то из русских воинов успел подраться в греческих кабаках. На будущее оговаривалась ответственность за удар «мечом или каким сосудом». Уточнялись механизмы разрешения споров. Для Константинополя главным было другое: Великий князь обязался не дозволять никому из своих подданных выступать против империи.

Это было не лишним. В сентябре 911 г. Лев X скончался, и вокруг престола завязались дрязги. Опекуном малолетнего Константина стал его дядя Александр. Но он сам нацеливался на корону. Вдову брата Зою заточил в монастырь, а племянника собирался свергнуть и оскопить. Однако партия Зои не сдалась. Греки знали толк в ядах, и Александр внезапно отправился в мир иной. Императорское и мужское достоинство Константина были спасены, его мать вырвалась из монастыря и приняла звание регентши. Разогнала сторонников Александра и возвысила собственных любимцев, которые тут же ринулись воровать и хищничать. Болгары не преминули начать войну, но на этот раз без русских.

А в 912 г. серьезные перемены произошли в Киеве. Умер Вещий Олег. Легенда рассказывает, будто волхвы предсказали — он примет смерть «от коня своего». Князь удалил любимого коня, а когда тот издох, посмеялся над пророчеством, наступил на череп и был укушен змеей. Это фольклорный сюжет, и мы не знаем, насколько он соответствует истине. Но как бы то ни было, подданные любили Олега. Летопись сообщает, что народ «стенал и проливал слезы». И рыдал он не зря. Едва не стало мудрого властителя, на Русь обрушились несчастья.

Очередной поход на Каспий в 912 г. возглавил кто-то другой. Двинулись крупными силами, флот насчитывал 500 кораблей. Царь Вениамин, как обычно, пропустил его. Но смерть Олега была самым удобным моментом разделаться с русскими. Хазары повели тайные переговоры и заключили союзы с буртасами, волжскими болгарами, гузами. Их купцы активизировали агитацию в племенах, подвластных Киеву. Русские витязи, отправившиеся на восток, об этом не подозревали. Они лихо разгулялись по Каспийскому морю, разорили Гилянь, Табаристан, Ширван, Баку, Гянджу. Набрали несметную добычу и в 913 г. повернули домой. Прибыв в Итиль, отсчитали оговоренную долю Вениамину и остановились на отдых. Разумеется, для них нашлось достаточно вина, смазливые девушки.

И тут-то каганат нанес удар. Он был тщательно подготовлен. Вениамин заранее вооружил городское ополчение, подтянул орду гузов. Вместе с хорезмийской гвардией они неожиданно навалились на русичей. Надеялись вырезать пьяных и сонных, но не получилось. Воины, хоть и хмельные, дали сильный отпор. Но они очутились в окружении. Их отрезали от реки, засыпали стрелами. Отбивались три дня. Некоторым все же удалось прорваться к лодкам. Но на Волге их уже поджидали буртасы и болгары и истребили до единого. Полегло 30 тыс. человек, цвет русского воинства.

Страшная весть о гибели армии разнеслась по Руси. Но для тех, кто мечтал отделиться, она послужила толчком к действию. Олега не стало, войско перебито — самое время. В 914 г. великому князю Игорю Рюриковичу пришлось подавлять бунт древлян. Их государь сумел усмирить, но отпали уличи, тиверцы, дулебы, белые хорваты, радимичи, северяне. А хазары и гузы, уничтожив русскую рать, перебросили силы против союзников Киева, печенегов. Они были разгромлены и в 915 г., по старой памяти, потекли из-за Волги к границам Руси. Игорь вывел навстречу им свои дружины, но дружба еще не забылась, разошлись мирно. Печенеги заселили прежние владения мадьяр, четыре клана осели западнее Днепра, четыре — восточнее.

Но в Киевской державе настал полный разброд, племена дрались между собой. Во времена Рюрика и Олега при дворе велись какие-то хроники, теперь они были заброшены, и в летописях получился провал на целых четверть века. Что происходило в это время, как развивались события, остается нам неизвестным. О жестоких войнах и нашествиях врагов свидетельствуют клады монет начала X в. Археологи во множестве находят их в землях полян, северян, радимичей. Те, кто зарывал деньги, погибли или попали в плен.

Византию крушение Руси ничуть не огорчиХо. Отныне можно было не опасаться киевских властителей, отбросить все договоры с ними, не платить дань. А помощь против арабов была грекам уже не нужна. Войну на востоке прекратили. Какой там восток, если на империю налегли болгары! Симеон одерживал победу за победой, несколько раз подступал к Константинополю, от него еле-еле удавалось то обороняться, то откупаться. Царя старались ублажать очередными уступками, согласились признать самостоятельную Болгарскую патриархию. Но Симеону было этого уже мало. Он недвусмысленно принял титул «императора болгар и ромеев» и возобновлял боевые действия.

А успехи Хазарии греки восприняли с радостью, немедленно восстановили альянс с ней. Это было легко. При коррумпированном правительстве Зои богатые иудеи приобрели большой вес, даже участвовали в политике. При их посредничестве империя установила хорошие отношения с испанскими арабами, с африканским халифом Ал-Махди. По происхождению он был евреем и создал еретическое течение в исламе, выступая в роли «пророка». Византия заключила с ним союз, стала платить солидные «субсидии», а Ал-Махди оказывал ей военную поддержку. По просьбе Константинополя он подавил мятеж в греческих владениях в Южной Италии, вырезал недовольных подданных Константина и Зои.

В общем, дружба с Хазарией была полезной. Вениамин не отказался прислать своих подданных сражаться с болгарами в составе византийских войск. Прибыло и посольство с просьбой назначить в каганат епископа, чтобы он рукополагал священников. Патриарх Николай Мистик откликнулся без промедления, велел Херсонесскому архиепископу «отправиться с Божией помощью в Хазарию и исправить необходимые требы» [144]. Конечно, это не означало, что окружение Вениамина симпатизировало христианству. Царь всего лишь сделал любезный жест, за который можно было добиться ответных любезностей, нужных каганату. А кандидатов в священники хазары подобрали сами, чтобы удерживали паству в повиновении.

Ну а печенеги оказались в трудном положении. Их клевали хазары, посылали на них гузов, алан. Ослабевшая Русь уже не могла быть для них опорой. К печенегам засылал дипломатов Симеон, хотел вовлечь в союз против греков. Но и Болгария была не в состоянии защитить их от хазар. Печенеги искали других покровителей и обратились в Константинополь. О, для греков это было настоящим подарком! Именно к такой дипломатии с «варварами» они привыкли. Потеряли мадьяр, нужна была замена. К печенегам выехала миссия херсонесского стратига Иоанна Воги, оплела сладкими речами вождей, сыпала золото. А патриарх Николай Мистик принялся запугивать царя Симеона. Писал ему: «Страшное движение приготовляется или скоро приготовится царским старанием против вашего рода. Русские, печенеги, аланы, угры — все договорены и поднимутся на войну» [144].

Правда, он брал болгар «на пушку», выдавал желаемое за действительное. Византийцы, несмотря на все усилия, так и не смогли втянуть в войну мадьяр и русичей. Венгры были уже научены горьким опытом, греки бросили их в беде. В Киеве помнили о дружбе с Болгарией и не желали лить кровь за чужие интересы. Ну что ж, если не хотят быть послушными орудиями Константинополя, то императорские дипломаты натравили на них печенегов. С 920 г. начались набеги степняков на Русь. Константин Багрянородный хвастался: «Когда император ромейский живет в мире с печенегами, то ни русы, ни турки (венгры ) не могут совершить вред нападением на ромейскую державу». «Русские соседствуют с печенегами, и последние часто грабят Россию и вредят ей».

Кочевники перекрыли русским дорогу к Черному морю. Отныне купцам приходилось собираться большими караванами, от днепровских порогов до устья Дуная прорываться с боями. Но греки в накладе не оставались. Они экономили на продуктах и прочих льготах, которые требовалось давать русским в Константинополе. А если печенеги убьют купцов и захватят товары, то все равно продадут их византийцам, причем гораздо дешевле.

Однако главный выигрыш достался Хазарии. Подрывалась русская торговля? Прекрасно. Славяне были хазарскими конкурентами на греческих рынках. Печенеги перенацелились на Русь и Болгарию — тоже хорошо. Не будут вредить набегами каганату. А союзников в Поволжье, помогших уничтожить русскую армию, царь Вениамин «отблагодарил» по-своему. Сперва подмял буртасов, а за ними прижал и Волжскую Болгарию. Ее царь Альмуш заметался в поисках спасения. Подумал, что за него могут заступиться мусульманские страны, и принял ислам. Но это лишь раскололо его народ. Одно из трех болгарских племен, чуваши, отказалось менять веру и отделилось. А хазары покорили как чувашей, так и Болгарию.

Наложили дань — в год с каждого дома по соболиной шкурке. Болгарскому царю пришлось отдать сына в заложники, а дочь в жены кагану. И хотя она в Итиле умерла, хазары потребовали прислать вторую дочь, магический порядок не должен был нарушаться. Альмуш все же не терял надежды, в 921 г. воззвал к багдадскому халифу, духовному главе всех мусульман. Соглашался быть его подданным, умолял выручить. Халиф заинтересовался, отправил на Волгу посольство Ибн-Фадлана, послал приказ Хорезму защитить единоверцев [61]. Но власть самого халифа была уже слишком слабой. Хорезмийцы хорошо зарабатывали на службе у хазар, и приказ проигнорировали.

Волжская Болгария осталась порабощенной. А от нее открывались дороги на Оку и Верхнюю Волгу. Рейдами военных отрядов хазары заставили перейти в свое подчинение мурому и мерян. Были порабощены и те кривичи, которые поселились в мерянских землях. На юге царь Вениамин воспользовался тем, что разделившиеся племена воевали друг с другом, отбивались от печенегов. Вмешалась «третья сила», и северяне с радимичами опять очутились под властью каганата. Таким образом, Итиль вернул все, что отобрали у него Рюрик и Олег. И «ожила» система хазарских крепостей в Причерноморье. После перерыва здесь стали строиться новые белокаменные замки, продвигаться в западном направлении, от рубежа к рубежу.*

32. ГОСУДАРИ И ВРЕМЕНЩИКИ

Историки давно уже обратили внимание на явные нестыковки в летописях. Князь Игорь Рюрикович родился около 877 г., в 902 г. Вещий Олег женил его на девушке Ольге из знатного варяжского рода. Но князья были многоженцами. Ибн-Фадлан, тесно общавшийся с русскими, рассказывал, что у Великого князя, правившего в 922 г., насчитывалось сорок жен и наложниц. А погиб Игорь в 945 г., и у него имелась лишь одна супруга, Ольга. В это время князю должно было исполниться 68–69 лет, а княгине около 55. Но у них обнаруживается двухлетний сын, а других детей у Игоря не значится. Государь в таком возрасте лично возглавляет тяжелые военные походы, на коне объезжает подвластные земли, собирая дань. А Ольгу, когда ей под 60, называют красавицей, засылают сватов, она ведет войны, любит охоты. Когда ей под 70, совершает далекие путешествия. Причем она оказывается вовсе не знатного варяжского рода, а простой псковитянкой из племени кривичей, об этом сообщают ее Житие, Никоновская летопись, о том же писал папский легат, видевший княгиню в Константинополе [57, 144].

Разгадка проста. Ранее уже отмечалось, что русские исторические хроники оборвались и не велись четверть века. Игорь и Ольга до этого «провала» и после него — две разные супружеские пары. Летописец, сводивший вместе ранние первоисточники, объединил фигуры одноименных правителей. Впрочем, и Олегов было несколько. Если Вещий Олег умер в 912 г. и был похоронен в Киеве, то в 922 г. летописи упоминают о смерти еще одного правителя по имени Олег, он скончался в Ладоге, его могила известна и доныне.

Но стоит обратить внимание, что ошибся не только летописец. Историки тоже допустили серьезный просчет, они не заметили одной особенности русской власти. Мы с вами привыкли, что наследование титулов и владений должно осуществляться по принципу майората — от отца к старшему сыну. Это представляется нормальным и само собой разумеющимся. Но дело в том, что так было не всегда и не везде. В древности и раннем Средневековье существовали и иные системы. Например, в Риме, а до VII в. и в Византии вообще не было прямого наследования. Император сам назначал себе преемника, какого он сочтет нужным. А у сарматов, тюрков, хазар, монголов, ряда германских и славянских народов действовал минорат — наследником был не старший сын, а младший. Эта система имела место и на Руси. Она отразилась даже в «Русской Правде» Ярослава Мудрого: «Двор отеческий всегда без раздела принадлежит меньшему сыну» [58]. Но ведь и княжеские владения понимались в качестве «двора», персонального хозяйства. Кстати, следы минората сохранились в русских сказках: царство всегда достается младшему, «Ивану-дураку», хотя причина этого уже была забыта.

Считалось, что старшим детям легче найти себе место в жизни, а о младшем нужно позаботиться. К тому же, старшие сыновья при отце-правителе командовали войсками, становились наместниками в отдаленных областях и нередко погибали раньше родителя. А младший находился при нем, учился у отца тонкостям политики, ведению хозяйства. Хотя нетрудно увидеть и крупный недостаток системы минората. При малолетних государях выдвигались опекуны…

Яркий пример приводит скандинавская «Сага об Инглингах». В ней описывается жизнь Одина, в этой саге он предстает не божеством, а реальным древним королем племени асов. Один назначает старших детей править в разные страны, сам занимает престол Швеции, а наследником при нем остается младший ребенок Ингви, от которого происходит династия Инглингов. Но когда Один умирает, правителем Швеции становится его сподвижник Ньерд, даже не соплеменник, а чужеземец, ван (славянин). И после Ньерда государством руководят его потомки — хотя и Ингви со своими потомками Инглингами, вроде бы, никуда не деваются [138].

В общем, мы видим такую же ситуацию, как с Игорем и Олегом. Возникала система двоевластия, номинальный правитель и настоящий. Между прочим, слово «Ингви», как и Игорь означает одно и то же — «младший». Это было не личное имя, а тронное, оно давалось наследнику престола. Напомню, что Олег (Хельги) — тоже тронное имя, в скандинавских сагах цепочки Хельги сменяют друг друга [21]. Таким же именем было Ольга (Хельга) — «священная», правительница и жрица. Ко временам, когда составлялись летописные своды, подобная структура давно отмерла, отсюда и пошла путаница.

При двоевластии возникал немалый соблазн подмять монарха и господствовать самому. Именно это произошло в державе франков, где короли из династии Меровингов стали марионетками майордомов. Тот же минорат позволил Обадии произвести переворот в Хазарии. Русь не стала исключением. Вещий Олег был талантливым государственным деятелем, но положение первого лица в стране он сохранил пожизненно. Во всех войнах, в международных договорах, в главной роли фигурировал он, а не Игорь. Но двоевластие сохранилось и после смерти Вещего Олега.

Ибн-Фадлан подробно описал порядки у русичей в начале 920-х гг. «Царь» проводил время в богато украшенном дворце, постоянно находился в окружении сорока своих женщин, вместе с ними восседал на торжественных приемах, ему прислуживала свита из 400 дружинников. Ему воздавались высшие почести. Он даже не касался ногами земли. Если требовалось куда-то ехать, коня подводили так, чтобы государь садился в седло с крыльца. И обратно слезал аналогичным образом, на крыльцо. Но практическими вопросами управления он не занимался. У «царя» был заместитель, «халиф», который командовал армией, воевал, правил суд и вел дела с подданными [61,103]. Арабский титул халиф означает не светскую власть, а религиозную. Очевидно, Ибн-Фадлан передал этим термином смысл слова «хельги» — «священный».

Когда умер Вещий Олег, пост «хельги» заняли какие-то другие временщики. Видимо, и у хазар опыт переняли. Пусть Великий князь живет в роскоши, тешится с красавицами и не мешает «заместителю». По сути, власть захватила норманнская военная знать. Она начала «обрусевать», но со славянами еще не слилась, была обособленной. Этот фактор немало способствовал развалу Руси — племена повиновались законному Великому князю, но не желали служить возвысившимся чужеземцам. Впрочем, и сами преемники Вещего Олега проявили себя не с лучшей стороны. Интересы державы и подданных занимали их в последнюю очередь. Они отстаивали собственные выгоды. Несколько племен взбунтовались, с ними приходилось сражаться. А основу дружин знати составляли наемные варяги. Чтобы платить им, да и самим обогатиться, требовалось обращать пленных в звонкую монету. Для этого был необходим мир с хазарами и греками.

Временщики предпочли забыть о коварном истреблении русского войска, махнули рукой на земли, отнятые каганатом. Они выбрали другую политику: продолжать войну с мятежными славянами, а с царем Вениамином пошли на мировую. В 920-х гг. русские купцы уже бойко сбывали невольников на хазарских рынках. Арабские авторы сообщали, что «русы нападают на славян, подъезжают к ним на кораблях, высаживаются, забирают их в плен, везут в Хазаран и Булкар и там продают». Много рабов поставлялось и в Константинополь. Но уж конечно, такие действия совсем не способствовали объединению Руси. Напротив, подогревали вражду. Распад страны происходил и по обычной феодальной схеме. Правители отдавали области своим родственникам или вассалам. Кто-то из них считал себя достаточно сильным и переставал слушаться государя. Так обособилось Полоцкое княжество, в нем возникла отдельная варяжская династия.

А положение Киева стало слишком опасным. Ему угрожали и печенеги, и отделившиеся от Руси славянские племена. Более надежными оставались северные края. Словене, кривичи, нарова, весь уже не одно поколение жили вместе, привыкли осознавать себя подданными одного государства. В результате русские властители снова перенесли свою резиденцию на север. Повторюсь, второй по счету временщик Олег умер и был похоронен не в Киев£, а в Ладоге. Но масштабы Ладоги были уже недостаточными для двора великих князей. Увеличивалось и население, с беспокойного юга переселялись купцы, ремесленники. Около 930 г. на Волхове был построен новый город — Новгород.

Засилье временщиков принесло беды не только Руси, но и Византии. Любимчики царицы Зои, правившей от лица сына Константина, растаскивали казну на личные нужды. Пограничную оборону развалили, войска содержались кое-как. Болгары громили греков во всех сражениях. А беззакония и злоупотребления чиновников допекли население. Бунтовали крестьяне, забурлил Константинополь. Становилось ясно, что правительство Зои вот-вот свергнут. Чтобы не допустить этого, придумали выход — самим поделиться властью, пригласить кого-нибудь из популярных военачальников занять место соправителя Константина. Выбрали Романа Лакапина. Он был не знатного рода, выдвинулся благодаря своим талантам. Его любили в армии и народе. Роман согласился. Императора Константина женили на его дочери, а тесть стал при нем соимператором.

Зоя и ее фавориты понадеялись, что Лакапин будет их опорой, поможет поддержать шатающуюся власть. Они крупно ошиблись. Как только Романа пустили на царство, он упрятал Зою в монастырь и взялся править единолично. Ну а Константин Багрянородный как был при матери, так и при тесте остался чисто декоративной фигурой. От него требовалось выполнять что скажут и не путаться под ногами. Но он был монархом непритязательным. Не прогнали из дворца, и то хорошо. Константин увлекался учеными трудами, писал книги по истории, политике, придворным ритуалам. А в дела не лез и безоговорочно слушался Романа.

Угрозу со стороны болгар греки сумели нейтрализовать совсем не военными методами. Симеон побеждал, а Константинополь исподтишка наводил связи с его боярами, сколачивал среди них тайную провизантийскую партию. Под ее влияние втянули наследника престола Петра. А в 927 г. Симеон умер, и Петр немедленно предложил императору мир. Завершение войны отмечали пышными праздниками, болгар всячески ублажали, предоставили им массу привилегий. Лакапин выдал за Петра свою внучку Марию и обязался платить дань, замаскированную под «содержание царевны».

Заискивали перед Болгарией не случайно. Для Византии мир действительно стал спасением. После разгула окружения Зои состояние империи было плачевным. Экономика была подорвана, провинции не могли платить налогов. Роман попытался навести порядок и возродить хозяйство. Многие крестьяне, разорившись, подешевке продали землю и дома богачам. Лакапин издал закон, предписывающий вернуть имущество прежним владельцам или их наследникам. Если сделка совершалась по относительно честной цене, деньги возвращались покупателю, а если по жульнической, то покупатель не получал ничего [144]. Но тем самым император нажил сильных врагов — земли бедняков нахапали влиятельные вельможи, церковники, иудейские ростовщики. Роман чистил администрацию, выгонял и привлекал к ответственности обнаглевших чиновников. Но и они были тесно переплетены с ростовщиками. Заговорили, что Лакапин «не любит евреев». А это испортило отношения с Хазарией.

Каганат снова находился на вершине успехов, и его властителей занесло от гордости. Вениамин даже объявил себя покровителем иудев во всем мире. В какой-то стране мусульмане разрушили синагогу — в отместку царь приказал казнить мулл и муэдзинов в Итиле, снести минарет [61]. Правда, даже в самой Хазарии иудеи составляли меньшинство. Аль-Бекри писал: «Большинство хазар мусульмане и христиане. И есть между ними идолопоклонники. И самый немногочисленный класс у них евреи». Удерживать в неволе многочисленные племена, попавшие в паутину каганата, купеческой группировке было бы трудновато. Но подданных умело использовали друг против друга.

Например, восстали касоги, позвали на помощь печенегов. Однако с касогами враждовали аланы. Хазары напустили их на соседей и раздавили мятеж. А в 932 г. восстали аланы. Что ж, преемник Вениамина, царь Аарон, пригласил гузов, а касогам напомнил, как их усмиряли аланы, и бросил на ослушников. С Аланией жестоко разделались. Каратели перебили много мирных жителей, при подавлении были уничтожены христианские храмы, священников перерезали или изгнали. На погром христиан отреагировала Византия. Очевидно, предшествующие императоры смолчали бы. Но Роман Лакапин считал себя защитником веры, аланская церковь подчинялась Константинопольской патриархии, и союз с Хазарией был окончательно похоронен.

О Руси в этот период зарубежные источники упоминали редко. Она была ослаблена, выключилась из международной политики. Поэтому на нее не обращали внимания. Да и чего обращать-то? Русские витязи больше не пугали соседей. Они подрабатывали наемничеством, продавали мечи и жизни чужим государствам. Так, в 934 г. в византийской экспедиции в Италию участвовали 7 русских кораблей с десантом из 415 воинов. Русские купцы с трудом пробивались через печенежские кордоны на Днепре. Если удавалось вырваться на морской простор, бывали в Константинополе, добирались до Сирии и Египта^'

Поддерживались контакты и со странами Запада. Около 935 г. в рыцарском турнире в Магдебурге участвовали «принцепс русский» Велемир, князь Ругии Венцеслав и еще несколько богатырей. Видимо, «принцепс» был одним из княжичей, который отправился искать счастья в Европе, а Венцеслав являлся князем Прибалтийской Руси. Она в X в. считалась очень сильным государством, и ее вспоминали чаще, чем восточных славян. О ней писали Ибн-Якуб, Адам Бременский, Гельмгольд, Магдебургские анналы, кодекс «Дагоме юдекс», сборник Иосифа бен Гориона. Но вскоре и Киевская Русь заставила заговорить о себе…

33. ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ ИГОРЬ

Густыми и темными были псковские леса. Десяток верст от города — а уже глухомань. Лишь кое-где между громадами вековых деревьев и зарослями кустарника змеились неприметные тропинки. Погожим летним днем по такой тропинке вышел на берег реки молодой человек. Богатый плащ и кафтан, расшитые золотом сафьяновые сапоги, выдавали в нем очень знатную особу. В руках он держал охотничий лук, но ему было явно не до охоты. Прислушивался — не донесутся ли крики. Нет, не доносились. Хотя его, несомненно, звали, орали во все голоса. Значит, слишком далеко оторвался от спутников. Человек недовольно нахмурился. Что ж, будут потом оправдываться, объясняться, как же это случилось, что потеряли в лесу своего князя, по чьей вине он вынужден блуждать один, без коня.

Впрочем, он был спокоен. Бояться ему было нечего, он шел по своей земле. Огляделся и заметил лодку. Махнул рукой, подзывая ее. Вот и завершается неприятное приключение. Сейчас его отвезут в ближайшее селение, накормят, доставят в город. Лодка приближалась, и князь обнаружил, что правит ею девушка. По-хозяйски поинтересовался, откуда она. Сказала — из деревни Выбуты. Она за рекой, дальше по течению. Князь кивнул, потребовал перевезти туда. Девушка пригласила: давай, садись. Он поудобнее устроился в лодке, с наслаждением вытянул уставшие ноги. Спросил, как ее зовут? Ответила — Прекраса.

За бортом мягко шелестела вода, когда выехали из тени берега, стало припекать солнышко. А князь видел, что его перевозчица вполне соответствует своему имени. Он был уже не новичком с женщинами, не раз баловался с податливыми холопками, но такую красавицу встретил впервые. Скользил глазами по свежему лицу, высокой шее, по стройному стану, изгибающемуся в такт движениям весла. И все это рядом, стоит руку протянуть… Князь почувствовал, что ему жарко не только от солнца. Ну так за чем дело стало? Начал «претворять ей некие глаголы», «стыдные словеса» и с ходу полез в атаку. Но… получил неожиданный и мощный отпор.

Молодой герой был не столько уязвлен, сколько озадачен. Другая на месте Прекрасы сомлела бы от счастья, что до нее снизошли. Да и вообще для язычниц подобные вещи не возбранялись, если не замужем. Но оказалось, что эта девушка совершенно не похожа на других. Она была и сильнее своего пассажира. Окоротила запросто. Со смешливым огоньком в бездонных глазах, но на полном серьезе предупредила — давай-ка не шали, а то выкину из лодки, сумеешь ли выплыть? Раскрасневшийся, растерянный, он попытался внести ясность. Открылся, кто перед ней. Нет, и это не подействовало. Пожала плечами: ну и что? Если князь, то надо девок на щит брать? А может, лучше хазар или греков?

Чтобы скрыть смущение, молодой человек разговорился. Выяснилось, что Прекраса, ко всему прочему, очень умна. И держалась с таким достоинством, будто боярыня. Да какая там боярыня! А может, это кто-нибудь из богинь сошел на землю из светлого Ирия? Босоногая, едва прикрытая одной лишь заношенной сорочкой, но недоступная, величественная… Князь почему-то решил, что его честь требует обязательно добиться своего. Любой ценой! Хотя честь тут была не при чем. На самом деле, он просто влюбился. В первый раз влюбился по-настоящему. Бросил, маскируя под шутку: дескать, ишь ты, какая гордая, даже князем брезгуешь. Небось, и замуж не пошла бы? Девушка окинула его изучающим взглядом. Задумчиво помолчала и сказала, сдержанно улыбнувшись: нет, отчего же? Если по-хорошему, то пошла бы [57, 113]…

Вот таким или примерно таким образом Великий князь Игорь познакомился с будущей супругой. Конечно, его советники и воеводы были немало удивлены и возражали против необычного выбора. Тем более, что у них имелись кандидатуры — собственных родственниц. Но любовь оказалась сильнее. Игорь отверг мнения многоопытных вельмож. Это у него тоже получилось впервые в жизни. А придворные не особо настаивали. Они недооценили Прекрасу. Позабавится князь с красивой простолюдинкой, да и поостынет. Тогда ему и других жен предложат. Сыграли свадьбу, и Прекраса получила новое имя-титул — Ольга.

Судя по времени рождения сына, это произошло во второй половине 930-х гг. Но в те же годы стало меняться положение Руси. В прошлых катастрофах она утратила значительные территории, и все же устояла. Преодолела раздрай. Выросли дети погибших воинов, заняли в строю места отцов. Наконец, под власть Великого князя вернулось сильное и многочисленное племя северян. Как и почему оно воссоединилось с Русью, остается неизвестным. Войны с северянами не было, их не побеждали и не покоряли. Исторические источники открывают нам всего один факт. При Вещем Олеге у этого племени имелся свой князь, правил в Чернигове. Теперь у северян не стало племенных князей. Может быть, народ сверг их за пособничество хазарам. Но, может быть, и наоборот: князь восстал против каганата и погиб, его детей-заложников казнили в Итиле, а племя постановило на вече передаться Рюриковичам.

Дружба с северянами обеспечила безопасность Киева. А это был не только большой город, удобный для столицы. Это был стратегический плацдарм всей будущей политики. Самая насущная, самая болезненная задача, которая стояла перед государством — добиться выхода к морю. Население Руси платило подати мехами, продукцией сельского хозяйства. Великому князю и военной знати требовалось реализовать полученные товары. Да и у людей оставались излишки, их нужно было продать. Иначе сгниют, и что с них толку? Или придется подешевке отдавать хазарам. А главным рынком сбыта являлась Византия. Печенежская «пробка» на Днепре закупорила жизненно-важную артерию страны.

Но и расчистить дорогу от кочевников было трудно. Побьешь их — отступят в глубь степей, а потом вернутся. Был выработан другой план. В 937 г. русские войска выступили на уличей. Племя упорно сопротивлялось. Города не сдавались, держались в осадах. Воины штурмовали их в копоти пожаров, гремели по шлемам мечи, хрипели и выли от боли раненные. Но в полевых сражениях уличей разметали быстро, и через их земли открылся еще один путь к морю, по Южному Бугу. Ладьи с отрядами витязей устремились к берегам черноморских лиманов, высадились на пустынном Белобережье (Кинбурнской косе), Тендровской косе, строили береговые базы.

И заскользили русские флотилии по соленым волнам. Византийцы с тревогой заговорили о «русах-дромитах» (от греческого названия Тендровской косы — Ахиллов дром). А арабский хронист Аль-Масуди в эти годь^называл Черное море «морем русов, по которому не плавают другие племена, и они обосновались на одном из его берегов». Но возглавлял войско не Игорь. Боевые действия против уличей продолжал воевода Свенельд. А предводителя, командовавшего операциями на море, еврейский Кембриджский аноним именует «Х-л-гу, царь Руси». Масуди назвал его «царь ал-Олванг», который «воюет с Румом» (Византией).

Это был очередной временщик Хельги-Олег. Он со своими дружинами вторгся в греческие владения в Крыму. Здесь можно было устроить куда более удобную морскую базу, чем на песчаных необитаемых островах и косах. Власти Херсонеса даже не пытались обороняться. Чтобы избежать погромов и разорения, они нашли другой способ. Объявили, что признают подданство русских, преподнесли вождю богатые подарки. Но в воинстве Хельги было много варягов. Их такая победа ничуть не устраивала. Какое им было дело до успехов Руси? Они жаждали добычи. Херсониты смекнули, что их все равно могут круто пошерстить, и постарались перенацелить незваных гостей. Подтолкнули их напасть на своих конкурентов, хазар. Хельги скрытно подобрался к Самкерцу. «По небрежности местного начальника реба Хашмоная» воины внезапно ворвались в город и разграбили его.

В это время завершилась и война с уличами, в 940 г. Свенельд взял их столицу Пресечен. А племя тиверцев замучили набегами печенеги. Оно увидело, что киевские властители снова сильны, и добровольно присоединилось к державе Игоря. Казалось, Русь может торжествовать. Но весть о разгроме Самкерца донеслась до Итиля. Как сообщает Кембриджский аноним, хазарский царь Иосиф спешно послал в Крым лучшего военачальника, «достопочтенного Песаха». По пути он собрал на Северном Кавказе аланов, касогов, ополчение Таматархи и переправился через Керченский пролив.

Песах уже не нашел противника в Самкерце. Но он узнал, кто спровоцировал налет, и страшно отомстил. Захватил три греческих городка и «избил мужчин и женщин», никого не щадя. Херсонес успел закрыть ворота, а осаждать его сборной хазарской рати было бесполезно. Она двинулась к лагерю русских на западном берегу Крыма. Там вовсю гуляли, делили трофеи — и вдруг появился нежданный враг. Десантный корпус Хельги был небольшим, однако Песах остерегся атаковать его. Его собственное войско было сомнительного качества, а варяги и русичи — это не мирные греки и гречанки, безнаказанно перерезать себя не дадут. Нужно было взвесить и последствия. Если получится уничтожить один отряд, придут новые, и в любом случае война выльется в серьезные убытки.

Гораздо лучший вариант Песах увидел в том, чтобы направить русичей в другую сторону, столкнуть с Византией. Он вступил в переговоры. Пугал своей армией, грозил истребить дружины, прижатые к морю. Но при этом подсказывал, каким образом избежать гибели, манил надеждой на примирение. Возмущался — зачем вы напали на нас? Мы же вас никогда не обижаем, торгуем с вами, покупаем пленных. Кто натравливает на вас печенегов? Разве мы? Разве мы не пускаем вас к морю? Хотите владеть Херсонесом? Пожалуйста! А потерпит ли император? Наш общий враг в Константинополе. Вот если против него воевать, мы могли бы договориться… И русский правитель поддался. Принял предложенные условия и заключил с каганатом союз.

В Киеве далеко не все поддержали его решение. Часть воевод во главе со Свенельдом считала поход на Византию слишком рискованным. Но к спорам активно подключились хазары. Обещали сговориться с арабами и болгарами, чтобы ударили на греков вместе с русичами. Доказывали, что в Константинополе мало сил. Стоит нажать, и Роман Лакапин запросит пощады. А Хельги был фактически первым лицом в государстве, ему подчинялись войска, и он настоял на своем. Поднял дружины, с которыми орудовал на морских берегах, призвал ополчение городов, направил послов к болгарам. В 941 г. русичи двинулись на юг.

Но с болгарами сразу вышла накладка. Царь Петр сохранял верность императору и послал ему предупреждение. А многие русские воеводы и князья от похода уклонились. Хельги пришлось воевать без конницы, только с флотом. Правда, он был огромным. Греки писали о 10 тыс. кораблей. Такое количество означало бы полумиллионную армию — видать, преувеличили раз в 10. Но и этого было достаточно. Все море у Босфора покрылось парусами. Хазарская информация о слабой обороне оказалась верной — византийская армия и флот ушли против арабов. Имеющимися огненосными судами Лакапин сумел прикрыть лишь столицу. А русичи высадились на азиатском берегу пролива.

Впоследствии византийцы расписали всевозможные кровавые кошмары — как «варвары» резали всех подряд, как изобретали мучительные способы умерщвления, распинали, забивали гвозди в голову. Что ж, войны в ту эпоху и впрямь были очень жестокими. Но греки налгали. Русский вождь был настолько уверен в успехе, что приказал даже в бою не убивать неприятелей, а брать их в плен (ведь пленные денег стоили). Да и само вторжение русичей не было обычным пиратским набегом. Вместо того, чтобы погромить берега и благополучно отплыть с добычей, отряды продвинулись далеко в глубь страны и оставались в Малой Азии четыре месяца [144]. Хельги ждал. Он ждал, когда арабы и болгары предпримут наступление, которое наобещали ему хазары. Ждал, когда император взмолится о мире. Но не дождался. А задержка стала роковой. Лакапин отозвал флот и армию с арабского фронта, они спешили к Константинополю.

Когда русичи узнали, что с востока приближаются бесчисленные колонны солдат, они не приняли боя. Отошли к берегу, погрузились в ладьи и отчалили. Но в море их настигли византийские эскадры, принялись жечь «греческим огнем». Вдобавок, уже наступила осень, время штормов.

Буря разметала лодки, выбрасывала на болгарский берег. А царь Петр выполнил союзные обязательства перед императором, захватил всех спасшихся и выдал грекам. Их пригнали в Константинополь, и вот тут-то действительно разыгрались варварские сцены. Несколько тысяч русских вывели на площадь, строили очередями к палачам, а толпа радостно бесновалась, глядя на растекающиеся озера крови и падающие в них отрубленные головы.

В Киеве эта катастрофа вызвал переворот. Временщиком Хельги были недовольны многие. С ним враждовали воеводы Свенельд, Асмуд, их сторону держала значительная часть знати. А Игорь давно тяготился опекой правителя. Ольга тоже настраивала его быть решительнее. Теперь случай представился. Опираясь на оппозиционных воевод, великий князь отбросил систему двоевластия и взял управление государством в свои руки. Хельги узнал, что в Киев ему путь закрыт. Греческие и еврейские источники указывают, что он «постыдился вернуться в свою страну» и «бежал к Боспору Киммерийскому», в хазарский Самкерц [34, 122].

Но и иудеям он был больше не нужен. Его с остатками войска спровадили в Закавказье. В 942 г. отряд Хельги появился на Каспийском море и захватил город Бердаа в низовьях Куры. Захватил не для грабежа. Варяги перебили мужчин, их жен разобрали для себя, объявили окрестных поселян своими подданными и устроились тут жить. Персидские авторы рассказывали, что они хотели «только власти». Изгнанный норманнский вождь решил основать на Куре свое княжество. Какая ему была разница, русскими править или азербайджанцами? Но местный правитель Марзубан осадил Бердаа. Дружинники несли потери в боях, а азербайджанки, которых они лишили мужей и заставили быть собственными подругами, стали подсыпать им отраву. Взбешенные варяги казнили всех женщин в городе. Но началась эпидемия дизентерии, косила их еще похлеще, чем яд. В одной из схваток предводитель был убит, и уцелевшие воины уплыли в неизвестном направлении.

В Византии Роман Лакапин узнал, кто подстроил ему такой «подарок», нашествие русичей. В ответ император развернул гонения на иудеев. Масуди писал, что он «обращал евреев силой в христианство… и большое число евреев бежало из Рума в страну хазар». Хазарский царь Иосиф воспылал гневом за единоверцев и устроил бойню христиан, «ниспроверг множество необрезанных». В общем, две державы грызлись друг с другом, а в раздор между ними втягивалась Русь. Под удар ставились судьбы ее жителей. И судьбы властителей…

Игорь и Ольга были счастливой парой. Причем мудрая и волевая псковитянка очень сильно влияла на супруга. У него так и не появилось обычных для Великих князей наложниц, новых жен. В 942 г. родился сын, и опять была нарушена традиция. Ребенок получил не скандинавское «тронное», а чисто славянское имя Святослав. Нет, Ольга не навязывала мужу своих желаний. Но он по-прежнему безгранично любил жену, боготворил ее. Построил для супруги персональный город Вышгород рядом с Киевом, она имела собственный двор, собственных бояр. И на Руси такое отношение к женщинам стало модным. Своими дворами обзавелись другие дамы княжеского рода, племянницы и жены племянников Игоря [113].

Но монарх не принадлежит себе. От временщика избавились, зато в «наследство» от него Игорю досталась война с Византией. Греческие корабли и палачи истребили десятки тысяч русичей, а у них остались родичи, вдовы, сироты. Чтобы упрочить власть и заслужить уважение подданных, князь обязан был отомстить, для язычников это считалось священным долгом. Но и хазарские дипломаты прилагали все усилия, чтобы напакостить ненавистному Лакапину, подтолкнуть славян против него. Уж кто-кто, а иудейские купцы не преминули разнести по Руси жуткие известия о массовых казнях в Константинополе.

Игорь начал действовать. Заключил союз с мадьярами, и в 943 г. они совершили набег на Византию. Готовился выступить и сам. Но война требовала денег, а казна пополнялась золотом и серебром от торговли с греками — эта торговля уже шесть лет как пресеклась. О, еврейские ростовщики готовы были одолжить сколько угодно! Отвалили такие суммы, что на Балтике удалось нанять множество варягов. Хватило даже на то, чтобы перекупить печенегов — заплатить им еще больше, чем давали византийцы. Великий князь мобилизовал и ополчение полян, кривичей, словен, тиверцев. Уличам и древлянам не доверял, не стал их трогать. А северян оставил прикрывать Русь со стороны степи. В 944 г. на империю двинулась несметная рать. Морем везли пехоту, по берегу рысила конница.

Но до боев дело не дошло. Император выслал к устью Дуная своих уполномоченных, предложил выплатить такую же дань, как когда-то получил Вещий Олег. Игорь в подобных вопросах опыта не имел, растерялся. А воеводы и дружинники настаивали, чтобы мириться: «Когда царь без войны дает нам серебро и золото, то чего более мы можем требовать? Известно ли, кто одолеет, мы ли, они ли? И с морем кто советен? Под нами не земля, а глубина морская, в ней общая смерть людям». В самом деле, исход войны выглядел сомнительным. Олег-то наступал в союзе с Болгарией, а сейчас она была враждебной. Печенегам византийцы вручили отдельные богатые дары, и рассчитывать на них больше не приходилось — как бы в спину не ударили. Игорь послал их разорять болгар, пусть получат за выдачу русских на расправу. А с империей согласился заключить мир.

Поехали посольства в Киев, в Константинополь. Кстати, в состав русской делегации вошли послы не только от великого князя и его высших сановников, но и от Ольги, от родственниц Игоря Предславы и Сфандры. При прежних властителях княгини такой чести не удостаивались. После переговоров были выработаны условия. Византия снова признавала русских «друзьями и союзниками ромеев», иными словами, соглашалась платить дань. За это Игорь обещал по просьбам императора присылать вспомогательные войска. Подтвердили остальные пункты старых договоров. Но, уступив насчет дани, хитрые греческие дипломаты постарались навязать ряд своих требований. Вроде бы, второстепенных — ан нет…

Русское мореплавание ограничивалось. Отныне в Константинополь могли приходить лишь те корабли, которые имели грамоту великого князя. Иначе их арестовывали по подозрению в пиратстве и посылали запрос в Киев. Оговаривалось, что Русь не имеет права претендовать на Крым и «власть корсуньскую» (херсонесскую). Русским запрещалось даже зимовать в устье Днепра и мешать грекам ловить там рыбу. Таким образом, наша страна лишилась постоянных баз на черноморском побережье [122]. А выходы к морю, проложенные через земли уличей и тиверцев, греки немедленно перекрыли. Науськали печенегов, и они в ближайший же год захватили низовья Южного Буга и Днестра. Русь лишили всех плодов ее побед…

Заключение мира с Игорем было последним успехом Романа Лакапина. Борьба со злоупотреблениями сделала его врагом константинопольских олигархов, а гонения на евреев стали последней каплей. Заговор разыграли грамотно, как по нотам. У императора было три сына, балбесы и развратники. Но отец любил их, назначил соправителями, поставил даже выше законного императора Константина Багрянородного. Рядом с этими милыми детишками появились неприметные «друзья». Нашептали, вскружили головы, и сыновья свергли Романа, отправили в ссылку. А через месяц те же закулисные силы выступили от имени Константина Багрянородного и свергли узурпаторов, в ссылке они встретились с отцом [144].

И в это же время трагически завершилось правление Игоря. Подати на Руси собирались методом «полюдья». Сам правитель и его наместники объезжали страну, останавливались в разных местах, разбирали тяжбы, творили суд, а попутно получали от населения установленную дань. Великий князь, вернувшись из похода на греков, отправился на полюдье в землю древлян. Но ведь Игорь взялся властвовать самостоятельно совсем недавно. В древлянских лесах рядом с ним не оказалось авторитетных воевод. А варяжская дружина с неопытным князем почти не считалась. Кинулась обирать людей, насильничать. Да и грабили-то для собственной поживы, для казенных нужд ничего не оставалось.

Но на Игоре висел крупный долг иудейским ростовщикам! Расплатиться за счет военной добычи он не смог, поход закончился без трофеев. И сладить с подчиненными был не в состоянии. Он не придумал ничего лучшего, как отправить домой буйную дружину, а сам с небольшой свитой вернулся. Решил собрать дополнительную дань. Но древляне уже озлобились, вооружились, бушевали. Сперва Великого князя все-таки сочли нужным предупредить: не езди к нам. Все, что мы были должны, ты уже взял сполна. Он не послушался, продолжал путь. Тогда древлянский князь Мал обрушился на него с толпами ратников. Свиту перебили, а Игоря привязали к двум согнутым деревьям и разорвали на части.

34. ВЕЛИКАЯ КНЯГИНЯ ОЛЬГА

Русь едва выползла из полосы бедствий и развала — и очутилась на грани новой катастрофы. Безрезультатная война, восстание древлян, на престоле несмышленыш Святослав и его мать, а вокруг них косящиеся на власть норманнские вельможи. Обстановка требовала вернуться к прежней традиции, назначить одного из воевод правителем-регентом при ребенке. Кандидатура на этот пост была однозначная — могущественный Свенельд, лучший полководец Игоря. Правда, древлянский князь Мал подсказал другой вариант. Он хорошо представлял трудности Киева, был уверен в собственных силах и направил посольство к Ольге, предлагая стать его женой. Это был взвешенный политический расчет: племена восточных славян мирятся между собой и утверждают новую династию, без варягов.

Но впервые ярко проявила себя Ольга. Она никогда не сумела бы этого сделать, если бы не любовь покойного Игоря, лелеявшего и возвышавшего супругу. В его последнем посольстве в Константинополь делегат от великой княгини по рангу занимал третье место после послов от Великого князя и Святослава [113]. Ольге принадлежало официальное третье место в государственной иерархии. Мал оскорбил ее как женщину — убив мужа, предложил быть «трофеем», разменной монетой в задуманной им комбинации.

А политические последствия этой комбинации Ольга оценивала куда лучше, чем Мал. Против нее выступит варяжская знать, поляне откажутся подчиняться древлянскому князю, а для других племен пример мятежников станет ох каким соблазном! Русь распадется. Восстание было необходимо сурово подавить.

Однако Ольга не пошла на альянс со Свенельдом. Она повела умную и тонкую игру. Сделала ставку на соперника Свенельда, Асмуда. Он тоже был талантливым военачальником, но не занимал высших постов, не имел столь обширных владений, как Свенельд, был менее честолюбивым. Ольге требовался как раз такой. Чтобы он выдвинулся благодаря Великой княгине и был верен ей. Опорой Ольги стали и поляне. Они успели полюбить Великую княгиню, а древляне были их кровными врагами. Асмуда Ольга назначила воспитателем Святослава, но не опекуном. Власть она не уступила никому. Сама стала при сыне регентшей. Этот статус вполне соответствовал и ее титулу «Ольга» — «Хельга». Чтобы утвердить себя в роли правительницы, пресечь любые сомнения и шатания, она лично возглавила усмирение бунта.

Летописец Нестор передает нам целый набор легенд. Перечисляет, как одно посольство древлян зарыли заживо в ладье, второе сожгли в бане, как племенную знать пригласили на тризну по Игорю, напоили и перебили. Описывает, как Ольга, осадив Искоростень, попросила символическую дань воробьями и голубями, привязала к' птицам горящий трут, они полетели в родные гнезда и зажгли город. Но это всего лишь фольклорные байки. Например, сюжет с птицами неоднократно встречается в сказаниях викингов. Там несколько знаменитых вождей поджигают и берут неприступные города аналогичным способом [130]. А полянин Нестор собрал все россказни, ходившие в народе, и соединил вместе — лишний раз выставить древлян полными олухами.

Ну а правда заключается в том, что оскорбительное посольство, приехавшее в Киев со сватовством, Ольга велела казнить — прибегать для этого к хитрым уловкам было незачем. Собрав большое войско, княгиня повела его на древлян. Чтобы никто не оспорил ее решения, номинально командовал походом трехлетний Святослав. Когда построились к битве, мальчика посадили в седло, дали в ручонку копье и научили, пусть бросит его. Оно упало совсем рядом, у ног коня. Но больше ничего и не требовалось. Асмуд воскликнул: «Князь уже начал! Станем за князя!», и рать дружной атакой смела противника.

Разбитые древляне заперлись в крепостях. Боевые действия приняли тяжелый и затяжной характер. Сражаться пришлось больше года. Но война подняла и укрепила авторитет княгини. Она показала себя настоящей начальницей. Появлялась перед дружинами в шлеме и кольчуге, с мечом на поясе. И в зной, и в холода жила в шатрах полевых лагерей, обогревалась у костров. Походная жизнь была для нее привычной — в лесах выросла. Ольга отдавала приказы, принимала донесения. Когда выпадало время, любила поохотиться. И у нее-то, в отличие от Игоря, воины не смели своевольничать, слушались безоговорочно. А победа постепенно клонилась на сторону княгини. Осознав, что киевское войско не уйдет, будет стоять до полного покорения края, города начали сдаваться. Тех, кто упорствовал, брали приступом. После долгой осады пала и столица древлян Искоростень (Коростень).

Город сожгли. Княгиня наказала племя «данью тяжкой», две трети ее должно было идти в государственную казну, а треть — персонально Ольге. Но она проявила и милосердие, умела быть справедливой. Казнила лишь нескольких старейшин, главных виновников мятежа. Кое-кого продала в рабство. Даже Малу сохранила жизнь, хотя княжение у древлян ликвидировала. Печальный урок мужа государыня тоже учла. Чтобы в будущем исключить хищничества, назначила четкий размер дани, распределила ее по местностям.

В 947 г. она провела реформы по всей стране. Вместо системы полюдья земля делилась на волости. В них учреждались погосты, представительства княжеской администрации. Туда назначались чиновники-тиуны, присматривали за порядком во вверенной волости, решали споры между жителями, вели мелкие судебные дела. Устанавливались «уроки», постоянные размеры податей. Население само должно было сдавать их на погосты. Ольга совершила большую поездку от Киева до северных новгородских владений, лично выбирала места для погостов, изучала условия хозяйства и определяла уроки для тех или иных районов.

Но навести порядок внутри страны было мало. Русь попала в очень сложный международный переплет. В Византии царствовал Константин Багрянородный. Про него говорили, что 7 лет за него правила мать, 26 лет тесть, и 15 лет он сам. Это неточно. Сам он не правил никогда. Он и впрямь теперь восседал на парадных приемах один, без соправителей, но оставался кабинетным теоретиком и писателем. А правили аристократы и олигархи, которые возвели его на престол. Первыми актами новой власти стали крупные компенсации вельможам, ростовщикам и церковникам, «обиженным» в правление Лакапина. Сразу же были прекращены преследования евреев.

Заговоров больше не было, склоки улеглись, положение империи выглядело прочным и непоколебимым. Всюду ей сопутствовали успехи. Багдадский халифат совсем загнивал, от него отделилась Армения и отдалась под покровительство Византии. С арабскими пиратами, занимавшими Кипр, Крит и Сицилию, греки купили мир и союз, платили им дань. Иудейские купцы помогли новому правительству наладить дружбу с Испанским халифатом. Его властитель Абдуррахман III, как и Константин, считался очень ученым человеком, а всеми делами у него заправлял визирь, еврей Хосдаи Ибн-Шафрут. Византия и Испания обменялись посольствами, император вступил в личную переписку с Абдуррахманом и его визирем [144].

С Болгарией у Константинополя установились вообще своеобразные отношения. Перед ней рассыпались в любезностях. Ее послов сажали на самые почетные места, выше дипломатов других стран. В торжественных речах болгар величали «первыми друзьями», «братьями». А прошлые войны объявляли страшным недоразумением: «Как Израиль, мы разделились на Иудино и Ефремово колена, из друзей и близких стали непримиримыми врагами». Но… в это же время Константин Багрянородный в своих работах называл болгар «богомерзким народом», и греки исподтишка разлагали их державу. Поддержали мятеж в Сербии, она отпала от Болгарии. В Константинополе давали пристанище заговорщикам, пытавшимся свергнуть царя Петра, присваивали им высокие придворные чины. Но болгарский государь, несмотря ни на что, оставался убежденным «грекофилом», послушно плясал под дудку Византии.

Империи больше никто не угрожал, и она включилась в борьбу за Италию. Там царил полный хаос, Италия рассыпалась на десятки микроскопических государств, дравшихся между собой. Даже авторитет римских пап упал ниже некуда. Западным королям надоели папские потуги вмешиваться в их дела. У каждого монарха имелись свои архиепископы и епископы, подчинявшиеся им, а не Риму. Так зачем какой-то папа? На него махнули рукой, живи как знаешь. А в Риме захватила власть городская знать. Присвоила себе древние титулы сенаторов, патрициев, консулов, трибунов, и бесцеремонно распоряжалась «святым престолом». Однажды разгулявшиеся граждане за 8 лет сменили 8 пап!

В больной атмосфере грязи, убийств и извращений дошло до того, что Римом начали заправлять распутные бабы, патрицианка Феодора и ее дочь Марозия. Сперва лидировала Феодора, сажала на папский престол своих любовников Сергия III, Иоанна X. Марозия с ними тоже имела совсем не духовную связь, но мамино засилье ее раздражало. Она придумала выходить замуж то за одного, то за другого властителя итальянских государств. Вместе с ними скинула Иоанна X, его удушили в тюрьме. Потом Марозия поставила и низложила еще двоих пап. Успокоилась, когда сделала первосвященником Иоанна XI, собственного внебрачного сына от папы Сергия III.

Как ни парадоксально, но Византия, рассчитывая вернуть Италию, восстановила с римской помойкой превосходные отношения! Раньше никак не могли договориться, а сейчас запросто нашли общий язык. Хотя это легко объяснялось. Марионеточные папы и их хозяйки нуждались в помощи империи и получали ее. В свою очередь, поддерживали греков, некоторые итальянские княжества признавали себя вассалами Константинополя. А Византия за столь полезное сотрудничество пожертвовала чистотой Веры и согласилась почитать папу духовным «отцом» всех христиан. Восточная и Западная Церкви объединились, «бабские» папы стали утверждать Константинопольских патриархов! [144]

Марозия добилась даже того, что император согласился породниться с ней, женить одного из царевичей на ее дочери. Но, на беду скандальной римлянки, у нее вырос еще один сын, Альберик. Решил, что пора быть самостоятельным, и упрятал мать в темницу. Туда же отправил брата-папу Иоанна XI и взялся верховодить в Риме, провозгласил себя «принцепсом сената» — этот титул когда-то носили римские императоры. В 955 г. Альберик умер, и пост «принцепса сената» унаследовал его 16-летний сын Октавиан. Одновременно он назначил себя папой под именем Иоанна XII. Юный «князь-папа» превратил Ватикан в публичный дом, погрязал в диких оргиях, на попойках поднимал тосты в честь языческих богов и сатаны. Но Константинополь сохранил тесный альянс и с Альбериком, и с Октавианом, испрашивал у «князь-папы» разрешения по важнейшим церковным вопросам.

Хотя расширение византийского влияния в Италии понравилось далеко не всем. В Германии усилился король Оттон I. Его страна тоже находилась на грани развала. Феодалы разбойничали, герцоги не желали никому подчиняться. Но Оттон заключил союзы с прибалтийским княжеством русов, с лютичами, и с их помощью разгромил герцогов. Возродив единство и могущество Германии, король мечтал о большем, о возрождении империи Карла Великого. А для этого надо было утвердиться в Италии… Греки оказались его соперниками, и в лице Оттона Константинополь получил опасного врага.

Зато с другим врагом, Хазарией, Константин Багрянородный быстро помирился. Сменилось правительство, сменилась политика, и ссориться было больше не из-за чего. А общие интересы у двух держав имелись. Не пускать Русь к морю, всячески ослаблять ее. Кому нужно большое и процветающее Киевское княжество? Оно начнет отстаивать свои выгоды, влиять на международные дела, угрожать, с ним придется считаться. Пусть лучше русские безвылазно сидят в родных лесах, а в Константинополь приходят или рабами, или наемниками, льют кровь за греческое золото.

За века блестящего существования Византия ухитрилась предать всех «варварских» союзников: аланов, готов, гуннов, болгар, антов, армян, тюрков, мадьяр. Сговорившись против русских с хазарами, она предала и печенегов. Греческие дипломаты помогали уломать вождей кочевников, чтобы они не трогали каганат, дозволили ему строить крепости. И хазарские замки, продвигаясь на запад, стали возводиться в печенежских владениях. Как показывают археологические данные, самые поздние из этих крепостей, в середине X в., уже перешагнули Днепр — в селе Вознесенка около Запорожья [6, 62]. Отныне днепровские пороги контролировали не печенеги, а хазары! Теперь они решали, кого пропустить «из варяг в греки», а кого нет, какую дань взять с проезжающих. Но византийцы считали себя в выигрыше. Каменные твердыни перекроют русским дороги гораздо надежнее, чем скопища степняков. Да и про дань, которую обещали платить Игорю, можно забыть…

Хазарский царь Иосиф, как и Константин Багрянородный, переписывался с визирем Испанского халифата Хосдаи Ибн-Шафрутом. Хвастливо рассказывал ему: «И с того дня, как наши предки вступили под покров Шехины, Он (Бог) подчинил нам всех наших врагов и ниспроверг все народы и племена жившие вокруг нас, так что никто до настоящего дня не устоял перед нами. Все они служат и платят нам дань — цари Эдома и цари исмаильтян». О границах каганата сообщал: «Земли наши на запад достигают реки Кузу, на север — до холодной страны йуру и вису. И они покорны нам, страшась меча нашего…» [63] Йуру — югра, населявшая Северный Урал, вису — племя весь на Белоозере, Кузу — Южный Буг. Перейдя крепостями Днепр, хазары уже считали своими владениями степи до следующей большой реки.

Русь была обширной и многолюдной. Попробуй-ка поработить ее военными операциями! Но зачем война? Ее принялись душить. Щупальца каганата охватывали Русь с двух сторон — с севера, через Верхнее Поволжье и с юга, через Причерноморье. А при содействии Византии хазары заключили союз с Болгарией [122]. Враги «протягивали руки» навстречу, почти смыкаясь. Душили не только крепостями и таможенными заставами. Долги Игоря никуда не делись, на них накручивались проценты. А они были не маленькими, в Средние века ростовщики драли с должников три шкуры. Навар в 100 % в год считался весьма умеренным. За годы нестроения Руси, войны с древлянами, долг значительно вырос. Сама выплата процентов превращалась в регулярную дань хазарам, страну вовлекали в экономическую кабалу.

А за отсрочки или снижение долга заимодавцы требовали различных привилегий. В Киеве разросся еврейский «конец», даже одни из ворот были названы Жидовскими [91]. Этот конец получил права самоуправления, все дела иудеев решал собственный начальник — по сути, хазарский посол и наместник на Руси. Но выступить против каганата Ольга еще не могла. Хазары были слишком серьезным противником. Вмешались бы Византия, Болгария… Великой княгине приходилось поддерживать видимость дружбы, обходительно принимать ростовщиков и их начальника, внимательно выслушивать запросы. Надо было лавировать, выискивать хитрые ходы. И при этом скрытно, помаленьку, готовиться к схватке с хищным соседом.

35. СВЯТАЯ ОЛЬГА И ЯЗЫЧЕСКИЕ БОГИ

Кроме политических задач, перед Ольгой встала проблема совершенно иного порядка. Религиозная. Она приняла на себя звание регентши — такое же, как прежние норманнские временщики-«хельги». Но регентские обязанности не ограничивались гражданской и военной властью. Напомню, сами тронные имена Хельги, Хельга, означали одновременно правителей и жрецов. Княгиня стала верховной жрицей государства и войска.

В принципе, это не было чем-то новым для славянок. Каждая хозяйка являлась жрицей в своем доме. Лечила детей и мужа травами, кореньями, знала заговоры на разные случаи. Она заведовала культом мертвых, разыгрывала «оклички», поминальные плачи, обряды сжигания соломы «для предков», их угощения в «навьи дни». Чисто женские ритуалы исполнялись в начале и конце жатвы, при встрече осени. Женщины отвечали за гадания, магическую защиту хозяйства. В любом селении имелась главная жрица. Она руководила коллективными действами, к ней обращались при тяжелых болезнях, когда собственных сил не хватало. Есть упоминания, что мать Ольги занимала такое положение в родной деревне Выбуты [59].

Но княгине претили многие обычаи. У язычников они тесно переплетались с чувственной сферой. Были священные ритуалы плодородия, Ибн-Фадлан сообщал, что русский властитель в определенные дни сочетался с одной из жен в присутствии всех придворных. Некоторые обряды исполняли без одежды, даже на похоронах ближайший родственник усопшего зажигал погребальный костер в чем мать родила [61]. Славяне привыкли к этому, считали нормальным. Те же ритуалы плодородия справляли не только во дворце, но и в каждом селе, каждой семье. На свадебных пирах демонстрировали и дружно чествовали мужское достоинство жениха [2]. Женщины собирались ночью в лесу попрыгать нагишом в особых плясках. Во время эпидемий или падежа скота славянки в таком же виде впрягались в соху и борону, опахивали деревню по кругу — без разницы, приходилось ли шлепать по осеннему ненастью или зимним сугробам. А девчонки защищали огороды от вредителей, обегали их голой гурьбой [82]. Мужики и бабы выходили купаться под первым грозовым дождем, всем миром плескались в реке на разгульных летних праздниках. Подрастающие девушки и юноши на ярилиных, русальных, купальских игрищах перешагивали порог во взрослую жизнь, наперебой пробовали себя с другим полом.

Но Ольга очень отличалась от сверстниц. Некая Сила, пока еще неведомая ей, сделала ее не такой, как все. Она выросла сдержанной и целомудренной — это проявилось при ее первой встрече с Игорем. Княгиня должна была руководить обрядами, хотя бы присутствовать на них, а они вызывали у нее отвращение. Наползали сомнения, неужели такие вещи могут нравиться богам? Ведь только изнутри, для тех, кто распалил сам себя и ничего уже не видит вокруг, это кажется красивым, радостным, одухотворенным. Ну что может быть священного, если люди на чужих глазах сплетаются и дрыгаются, как уличные собаки? В чем высокий смысл и в чем веселье, если гости пьют из свадебных чаш, куда окунали чей-то срам? А что красивого, когда выпячиваются напоказ все мослы и складки? Оплывшие, ссохшиеся от старости, незрелые, как ощипанные цыплята, телеса молодух, посиневшие и трясущиеся от ночного холода, перепачканные, расчесанные от комариных укусов? Разве богам приятно на это любоваться?

Прекраса-Ольга еще с детства ощущала — здесь что-то не так, что-то неправильно. Надо что-то изменить. Только что и как? Древними обычаями жили все окружающие, односельчане, родители. Кто захотел бы ее слушать? Но когда она вышла замуж, стала супругой Великого князя, ей пришлось соприкоснуться и с ритуалами другого рода, куда более отталкивающими. Норманны и прибалтийские славяне принесли на Русь жертвоприношения людей. Правда, соплеменников убивали редко. Обычно жертву покупали у пиратов, ездивших в Византию и Хазарию сбывать «живой товар». Времена были жестокие, люди погибали сплошь и рядом, и кого могло тронуть, если режут чужеземца, лопочущего на непонятном языке? Но в особіїх случаях выбирали сородичей, бросали жребий на собственных сыновей и дочерей. И вот таких обычаев в родных для Ольги селениях кривичей не знали никогда. Зато в Киеве они прижились, к ним активно подключилась местная племенная знать.

Удивительно? На самом деле, нет. Ведь участие в жертвоприношениях приобщало к варяжской верхушке, к придворной элите! А само зрелище, как потрошат на алтаре юношу или девушку, опьяняло и завораживало. Конечно, был риск, что однажды там окажется кто-то из твоих детей, да авось пронесет. Но каково же было Ольге? Она видела, как перед колодами идолов с важным видом разыгрываются трагедии, как нелепо и ненужно умирают перед деревяшками молодые и сильные люди. Видела больное возбуждение зрителей. И не верилось, что мудрые светлые боги желают этой глупости и мерзости. Или они совсем не мудрые? Или не светлые? А Кто мудрый и добрый? Кому надо служить?

На Руси уже было довольно много христиан. Во времена Вещего Олега русичи подружились с крещеными болгарами. Кто-то принимал крещение на византийской службе, при поездках в Крым. В Христа уверовали и некоторые бояре, дружинники. В Киеве построили несколько храмов. В 944 г., когда утверждали договор с греками, часть русичей присягала по христианскому обряду в соборной церкви св. Ильи. Великой княгине Ольге, по самой ее натуре, вера в Спасителя оказалась близкой. Она обратилась к христианству самостоятельно, от Бога, поэтому и признана равноапостольной.

Но от каких священников, от какой церкви она получила крещение? Летопись утверждала, что святое таинство совершил в Константинополе патриарх Полиевкт. Хотя действительности это не соответсвовало. Летопись подправили последующие греческие митрополиты Киева. А при жизни Ольги византийцы составили подробнейшие описания ее визита в Константинополь, и о крещении не упомянули ни слова [57, 144]. Мало того, она приезжала к императору уже крещеной, со своим духовником Григорием. Если греческие священники окрестили правительницу в Киеве, то все равно Константинопольская патриархия раструбила бы на весь мир о грандиозном успехе. Таких достижений не замалчивали ни Византия, ни Рим. Наоборот, старались оповестить все страны, тем самым застолбить за собой сферы влияния. Но ни греческий, ни латинский первосвященники не похвастались, что Ольга крещена от них. (Кстати, принять крещение от патриарха Полиевкта было не очень-то большой честью — он подчинялся безбожному римскому «князь-папе» Иоанну XII).

Однако в X в. существовала еще одна патриархия, все архивы которой впоследствии были уничтожены византийцами. Болгарская. Она вела очень активную миссионерскую работу [144]. Причем стоит подчеркнуть важный факт: Болгарская церковь все еще оставалась единственной, где богослужение велось на славянском языке! Не удивительно, что русские чаще всего обращались в христианство именно болгарскими проповедниками. Святая Ольга была в их числе. В крещении она приняла имя Елены — в честь св. Елены, матери Константина Великого, которая стала первой царственной христианкой в Римской империи, нашла и принесла подданным Животворящий Крест Господень. Некоторые источники указывают, что Ольга стала христианкой в 946 г., сразу после подавления древлян, другие называют 954 или 955 г. [57]

Первая дата более вероятна. Великая княгиня упрочила свою власть, приступила к самостоятельному правлению в Киеве, начинала реформы — и если даже не сразу приняла крещение, то готовилась к нему, перешла в христианскую общину. А тем самым избавилась от жреческих обязанностей. Нет, она еще не могла развернуть борьбу с язычеством. Началась бы смута, неурядицы, а плоды пожали бы хазары. С Ольгой крестились только ее приближенные. Но этот шаг позволил ликвидировать киевское капище, где лилась человеческая кровь. Ну а как же, оно было главным, общегосударственным. Верховной жрицы не стало, и обряды сами собой прекратились.

Озадачились и бояре, знать, старейшины. Раньше престижными были изуверские норманнские обряды, они приближали ко двору. А сейчас при дворе возобладали совсем другие взгляды и установки. Пожалуй, надо было подстраиваться. Но крещение Ольги повлияло и на рядовых подданных. Если уж сменила веру правительница и жрица, то наверное, не случайно. Приходилось задуматься, какие же боги истинные? Число христиан на Руси умножалось. Их требовалось объединить церковной организацией. Но от какого духовного центра создавать ее? Верующий может креститься от любого священника. А учреждение церкви — это уже не личный выбор. Это большая политика. Ольга начала прорабатывать возможные варианты.

В 957 г. она отправилась в Константинополь. Посольство было многочисленным, с Великой княгиней ехало 35 дам из ее свиты, 88 бояр, купцов, представителей городов. Разумеется, государыня и ее прислуга плыли не на лодках-однодревках, на Руси уже научились строить большие и удобные корабли. Но сопровождал их внушительный флот лодок с воинами. Он обеспечивал безопасность княгини, да и перед греками не мешало поиграть силушкой. Ольга ехала «взять дань» — ту самую, которую Византия перестала платить после смерти Игоря. Но она хотела и договориться с императором. О Русской церкви и о возможности союза против Хазарии. А почему бы и нет? Пусть Константин оценит, какие откроются выгоды для империи. Патриархия получит новую паству, единоверная Русь станет для Константинополя куда более надежным другом, чем иудеи…

Появление эскадры вызвало у греков панику. В своих хрониках они даже назвали визит княгини «нашествием россов» — так же, как именовали враждебные нападения. Когда поняли, что десанта не предвидится, успокоились. Но уж тут-то постарались унизить «варваров», чтобы знали «свое место». Под разными предлогами русским не разрешали сходить на берег, держали на кораблях, а прием у императора откладывали три месяца. Послы настаивали, им называли дату… и снова отменяли ее. Наконец, Ольга пригрозила отчалить, догадаться о последствиях было нетрудно. Ее пригласили к Константину Багрянородному 9 сентября.

Встречали по пышному византийскому этикету. Княгиня должна была пройти через десятки залов, и лишь после этого попала в триклиний Маганавры, где стоял Соломонов трон. На нем в вышине восседал император в окружении блестящей свиты. Раздавалась музыка органов, скрытых коврами. Возле трона поднимались и рычали механические львы, на золотых деревьях пели механические птицы. Послы низко кланялись, а когда поднимали головы, царь оказывался уже в другом наряде — хитрыми приспособлениями с него сдергивалось верхнее одеяние. Все было нацелено, чтобы ошеломить гостей. Хотя умный человек не мог не почувствовать «перебор» с фокусами.

Потом Ольге оказали особую честь — персональный прием в покоях императрицы, там присутствовал и Константин, была возможность поговорить с ним. Но за парадным обедом Великую княгиню опять унизили. Императорская семья села за стол, а Ольга должна была стоять, пока ей не показали место за другим столом — с византийскими придворными дамами. Свиту княгини в зал вообще не пустили, кормили с младшим персоналом. Вручили подарки, мелочно рассчитав, кому сколько. Княгине — 500 милиарисиев (серебряных монет) на золотом блюде. Другим членам посольства — кому 8 монет, кому 5 или 2 [144].

После приема начались переговоры с сановниками Константина, и византийцы все же выплатили дань [122]. Но Ольга была оскорблена их чванливостью и высокомерием. Блюдо, которое подарил император, отдала в храм св. Софии. В октябре она отбыла на родину. На следующий год в Киев пожаловало ответное посольство. Константин требовал вспомогательное войско для войны с арабами, послы нагло перечисляли, какие подарки надо выделить: рабов, меха, воск. Ольга ответила прямо и резко: «Когда ваш царь постоит у меня на Почайне столько же, сколько я стояла у него в Суде (гавань Константинополя ), тогда пришлю ему дары и войско». Грекам пришлось убираться несолоно хлебавши.

Побывав в Константинополе, пообщавшись с императором и его вельможами, княгиня в полной мере убедилась: Византия — непримиримый враг Руси. На союз с ней или хотя бы на ее нейтралитет надеяться нельзя, обязательно ударит в спину. Учреждать Русскую церковь от Константинополя тоже было нельзя, оттуда она получила бы не столько священников, сколько шпионов, которые начнут навязывать ей свою волю, плести интриги. Болгарские священники проявили себя хорошо, но и к Болгарской патриархии Ольга обратиться не могла — царь Петр был преданным союзником греков и хазар. Нельзя было обращаться и в Рим. Русские воины и купцы бывали в Италии, знали о безобразиях папы. Да ведь и он был союзником Константина!

Ольга искала выход. Немецкий король Оттон I враждовал с Византией, дружил с прибалтийскими русами, а германские епископы были фактически независимы от Рима. О выборе между католицизмом и Православием еще речи не шло, формально Церковь считалась единой. Так почему же не воспользоваться? В 959 г. ко двору Оттона прибыло посольство Ольги. «Regina rugorum» — «королева ругов», как ее величали немцы, просила прислать ей епископа и священников. Оттон с радостью откликнулся. Епископом на Русь был назначен Либуций из Майнца. Он засобирался в дорогу, но расхворался и умер. Пока нашли другую кандидатуру, пока возвели в сан. Русским епископом стал Адальберт. До Киева он добрался лишь в 962 г. И ничего хорошего из этого не вышло. Немцы отметили, что «руги» Адальберта не приняли «не по его нерадению», а по каким-то иным причинам. Отправили назад. На обратном пути на епископа еще и напали разбойники, ограбили, убили нескольких его спутников. Словом, натерпелись лиха без всякой пользы.

Почему же так случилось? В Киеве выяснилось, что немецкие священники признают только латынь, от славянского богослужения отказываются, объявляют его ересью. Болгарские священники не преминули рассказать русским, что натворило германское духовенство в Моравии. И вдобавок, между 959 г., приглашением Ольги, и 962 г., приездом Адальберта, произошли некоторые события. Оттон I вторгся в Италию, разгромил местных князьков. Папа-сатанист Иоанн XII быстренько смекнул, откуда ветер дует, и изменил Византии. Перекинулся к немцам и заключил сделку. Короновал Оттона императором, а за это папе выделили самостоятельное государство и позволили распоряжаться в духовных делах. Можно ли было подчинить нарождающуюся Русскую церковь такому «святому отцу»?

Впрочем, провал миссии Адальберта никак не отразился на политических связях Киева и Германии. Продолжалась переписка, ездили посольства. Оттон остался союзником Руси, в Италии он отвлекал византийцев. Но помочь против Хазарии он все равно не мог. От страшного упыря, более ста лет сосавшего соки из Руси, страна должна была освободиться сама.

36. ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ СВЯТОСЛАВ ИГОРЕВИЧ

Юному Святославу мать выделила собственный удел — Новгород. Здесь он рос, под руководством боярина Асмуда учился быть правителем, постигал военную науку. Из таких же молодых людей, как князь, формировалась его дружина. Для воспитания настоящих воинов недостаточно одних лишь рассказов и упражнений, но в Новгороде были возможности поучиться на практике. Вместе с новгородцами Святослав совершал экспедиции к эстам, финнам, самоедам. Подчиняли племена, облагали данью. Вероятно, князь участвовал и в варяжских морских походах. В этих предприятиях сплачивалась и выковывалась железная, не имеющая себе равных дружина. А сам двадцатилетний Святослав превращался в опытного и умелого начальника. Нестор рассказывал, что он «легко ходил в походах, как пардус, и много воевал». Без обозов, шатров, котлов. Довольствовался мясом, поджаренным на углях. Спал, «подостлав потник, с седлом в головах. Таковыми же были и все прочие его воины».

Лев Диакон описывал портрет князя: «Он был умеренного роста… брови густые, голубые глаза, плоский нос, редкая борода, верхняя губа его была покрыта густыми и вниз спускающимися волосами. Голова была совсем голая, лишь на одной стороне висел клок волос — знак благородного происхождения. Шея толстая, плечи широкие и все сложение очень стройное. Взгляд его был мрачный и суровый. В одном ухе висела золотая серьга, украшенная двумя жемчужинами с рубином посреди. На нем была белая одежда, только чистотой отличающаяся от других» (простых воинов ). Как видим, «знаком благородного происхождения» у русичей служил тот самый «оселедец», которым впоследствии щеголяли запорожцы, а одна серьга у казаков означала единственного сына у матери — каковым и был Святослав.

К административным и хозяйственным вопросам он не питал ни малейшего интереса, старался избегать их. Но новгородским боярам это нравилось. Не лезет князь в их дела, вот и ладно, они как-нибудь сами разберутся. Ольга тоже не настаивала, чтобы сын более внимательно осваивал эти обязанности. Она готовила Святослава к главному делу своей и его жизни. Смертельному удару по Хазарии. Даже когда князь вырос, мать сохранила на него огромное влияние, и сложилось своеобразное разделение их функций. Ольга по-прежнему ведала всем гражданским управлением, а Святославу это позволяло не отвлекаться на текущие дела, сосредоточиться на военной сфере.

Великая княгиня продолжала вести активную дипломатию. Кроме Германии, заключила союз с Венгрией и договорилась скрепить его браком, сосватала за сына мадьярскую княжну. На Руси ее назвали Предслава. Правда, тогдашние венгры были совсем не похожи на нынешних. Угорские кочевники еще не успели смешаться с европейцами, оставались низкорослыми, коренастыми, с широкими лицами и узкими глазами. Стоит ли удивляться, что Святослав, женившись на союзнице, полюбил другую девушку, холопку матери Малушу. Впрочем, она была не рядовой рабыней, а ключницей Ольги, управляющей хозяйством. Да и рода не простого — ее брат Добрыня был не землепашцем, не ремесленником, а профессиональным воином. Некоторые историки предполагают, что отец Малуши любечанин Малк был не кем иным, как древлянским князем Малом, которого Ольга обратила в неволю и поселила в Любече. Известно, что Малк был очень преданным слугой княгини, вслед за ней крестился, получив имя Никиты.

Духовной деятельности св. Ольга тоже не оставляла. В стране не было митрополита, служили пришлые священники, болгары и греки, и государыня волей неволей стала главой русских христиан. Неофициально, но главой общины, как бы острова, а вокруг — языческое море. Ольга не могла использовать свою власть для воздействия на язычников. У нее не было и миссионеров, чтобы нести по Руси свет Православия. И все же она начала наступление: примером милосердия и добра. Помогала бедным, больным, брала под защиту вдов, сирот. Люди воочию видели — вот оно какое, христианство. Приглядывались, сами тянулись к нему.

Конечно, лучшим способом повлиять на подданных было бы обращение Святослава. Ольга не случайно приняла имя св. Елены — мать св. Константина Великого крестилась раньше сына. Великая княгиня наверняка рассказывала об этом Святославу, склоняла его последовать за собой, но в данном случае ее авторитета оказалось недостаточно.

Сын отказался. Ответил — а что скажет моя дружина? Что ж, каждый из них рассуждал с собственной точки зрения. Св. Ольга верила, если князь обратится к Господу, Он поможет одолеть хазар. А Святослав мыслил сугубо по-земному. Опасался, что смена веры расколет армию и народ. Перед решающей схваткой он хотел сохранить единство. Мать не смогла настоять на своем. Но она забрала детей князя. Сыновей от Предславы, Ярополка и Олега, от ^Малуши — Владимира. Взялась воспитывать их сама. Надеялась, что хоть внуков получится вырастить христианами.

А тем временем менялась ситуация в окружающих странах. Византия все еще выглядела всемогущей. Там выдвинулся талантливый полководец Никифор Фока. Громил Багдадский халифат, захватил Крит, вторгся в Сирию. Греки вели себя крайне жестоко. После взятия большого города Алеппо перебили всех жителей, в плен брали только детей и красивых женщин для продажи в рабство. Эмиры других городов перепугались, вступали в переговоры. Но во все времена самым уязвимым местом Византии была ее столица…

В правительстве Константина Багрянородного заправляли деятели далеко не чистые и не честные. Атмосфера при дворе была соответствующая. В ней рос и воспитывался сын императора Роман. К нему подстраивались карьеристы, во всем потакали ему. Он с юности пристрастился шляться по кабакам, борделям. В каком-то из злачных заведений откопал себе невесту, красотку Феофано. Жизнь научила ее играть разные роли, и она сумела понравиться императору. Изобразила из себя скромную, смиренную девушку. Идеальная жена! А то, что из простонародья, для царя и его приближенных было даже лучше. Не притащит за собой во дворец свору знатных родственников. Феофано родила двух сыновей, Василия и Константина.

Но императору было 54 года, он обладал крепким здоровьем. Это ж сколько еще ждать наследникам? Как выяснилось, Феофано умела готовить яды. В 959 г. сын и сноха спровадили Константина на тот свет. И вот тут-то скромница показала свой нрав! Как только Роман II и Феофано короновались на царство, она отправила в монастырь надоевшую ей свекровь, постригла в монахини пятерых сестер мужа. Нечего путаться под ногами у императрицы… Хотя корона не изменила поведения Романа. Наоборот, он совсем опустился, пил напропалую, а управление государством перехватили ловкие временщики [144].

Такое положение совершенно не устраивало Феофано — вечно пьяный муж, при дворе распоряжаются всесильные сановники. Она была достаточно умной, понимала, что одна с маленькими сыновьями на престоле не удержится. Императрица положила глаз на Никифора Фоку — мужчина хоть куда, прославленный народный герой! Стала оказывать ему знаки внимания, завязала дружбу. В 963 г. Феофано отравила супруга и воззвала о помощи к Никифору: приди, спаси империю, спаси царственную вдову и детей. Он немедленно двинулся из Сирии с полками, разогнал временщиков и обвенчался с Феофано. Формально стал соправителем и опекуном малышей Василия II и Константина VIII, а реально — императором.

Но Никифор по натуре был в первую очередь солдатом. Суровым, неприхотливым. Власть, доставшуюся в его руки, он расценил как призыв от Бога. Круто изменил политику империи, как понимал ее сам. Был убежден, что византийцы должны вновь осознать свою мощь, быть настоящими римлянами. Празднества на ипподроме? Отменить. Пустить деньги на войско. Платим дань сицилийским пиратам? Позор. Вместо золота Никифор направил на Сицилию весь флот. А сам собрал огромную армию и в 964 г. повел ее на Сирию… Все силы Византии оказались связаны на двух фронтах. Наступил самый подходящий момент — для Руси.

Святослав и Ольга успели к этому отлично подготовиться. Войско было прекрасно вооружено, обучено, умело четко действовать по командам, держать строй под ударами врага. Понеслись быстрые ладьи за море, вербовать дополнительные контингента варягов. Киевские правители присмотрели и новых союзников. Хазары, добравшись крепостями до Днепра, начали без стеснения прижимать печенегов, уже считали их своими подданными. Кочевникам это никак не могло понравиться. Но каганат поссорился и с гузами, которых использовал против печенегов. Вроде, их помощь больше не требовалась. Так зачем заигрывать, подарки посылать? Начали обращаться пренебрежительно, захватывать в рабство. В Киеве такие вещи отслеживали. Теперь пришла пора, к печененам и гузам помчались русские послы.

План кампании был разработан заранее. Идти на Итиль по Причерноморью было самоубийством. На этом направлении стояло три сотни крепостей, хазары за столь внушительной «изгородью» чувствовали себя в полной безопасности. Другой путь в Хазарию, через Верхнюю Волгу, тоже перекрывали кордоны, города и крепости хазарских вассалов. Ввяжешься в затяжные сражения, с тыла ударят союзники каганата, болгары, подключатся византийцы. Нет, действовать надо было быстро, и сразу же добиться полной победы.

Существовал третий путь, по Оке, через земли вятичей и муромы, и он выводил прямо в сердце каганата. Впрочем, и здесь можно было завязнуть надолго. Осаждать лесные крепости вятичей было не легче, чем каменные замки. Но каганат сгубила близорукая жадность его властителей. Держава выглядела несокрушимой и вечной — от «реки Кузу» до «холодной страны йуру и вису», все покорны, «страшась меча нашего». Кто посмеет покуситься на Хазарию? А раз так, то и с подданными можно не церемониться. Вятичи прикрывали важный участок границы, но с них драли высокую дань, не звериными шкурками, а серебром, «по шелягу с плуга». Поэтому посланцы Святослава сумели договориться с племенем.

Все приготовления осуществлялись в глубокой тайне. В Киеве Великая княгиня не обнаруживала ни малейшего намека на скорые перемены. Хазарские дипломаты и купцы пребывали в уверенности, что их по-прежнему боятся, заискивают, готовы уступать. Самодовольно высчитывали русские долги, жульничали с процентами. Прикидывали, что еще они смогут потребовать от благосклонной, не желающей их раздражать государыни. А она лишь по ночам давала волю истинным чувствам. Святая Ольга горячо молилась. Не могла доверить секретов даже священникам, открывалась только Богу. Да, ее сын остался язычником. Но ведь и Тит Флавий, разрушивший Иерусалим, был язычником! А в Итиле верховодили потомки тех самых иудеев, которые распяли Христа. Неужели Он не поможет?

А в глубине страны, подальше от еврейского квартала Киева и от византийских соглядатаев, собирались войска. Их скрытно перебрасывали на Черниговщину, в селения северян. Глубокой осенью 964 г. Святослав двинулся вверх по Десне. От верховий ладьи перетаскивали в притоки Оки. Тут начинались владения вятичей. Они уже ждали. Был собран урожай, позволивший кормить войско. Хазар, которые находились в их городах, вятичи с большим удовольствием перерезали. Как раз грянула распутица, ледостав, повалили снега, и лесной край был на несколько месяцев надежно отрезан от Итиля.

Святослав зимовал у вятичей, ремонтировал суда, строил новые. Провел переговоры с муромой, и племя охотно согласилось вернуться в состав Руси. А весной 965 г., едва сошел лед, вниз по реке поплыли лодки с гонцами. Они несли три грозных слова: «Иду на вы!» Эти слова грянули, как гром среди ясного неба. Ошеломили, внесли панику. Хазары и их сателлиты до последнего момента не подозревали об опасности. А теперь предпринимать что-либо было уже поздно. Следом за гонцами на Волгу выходила могучая русская флотилия. Погромила Волжскую Болгарию, буртасов. Они тоже были подневольными данниками каганата, но разве не помогали ему? Разве не истребляли когда-то русичей? Вот и пришла расплата.

В Итиле хазары успели сорганизоваться. Подняли гвардию, вооружили горожан, приняли бежавших болгар и буртасов. Но Святослав на это и расчитывал, когда посылал дерзкий вызов. Пусть враги соберутся в кучу, чтобы покончить с ними разом. К князю подошли союзники. С правого берега Волги — печенеги, с левого — гузы. Хазарское воинство вывели в поле царь Иосиф и марионеточный каган из рода Ашина, история даже не сохранила его имени. «И соступишася на бой, и бысть брань, одоле Святослав козар». Каган пал в рубке. Иосиф пропал без вести. Преследуя и топча бегущее хазарское ополчение, русичи ворвались в Итиль. Мегаполис, раскинувшийся на несколько километров, был разрушен и сожжен дотла. Исчезли, развеялись черным дымом сказочные дворцы, роскошные дома, увеселительные заведения.

А сколько рабов и рабынь обрели свободу? Тех, кто трудился в поте лица на иудейских хозяев, кто ублажал их. Тех, кого держали в бараках работорговцы, выставляли нагими перед покупателями. Тех, кто уже был продан и ждал отправки в далекие страны… Сколько людей обливались счастливыми слезами и обнимали соплеменников — русичей, вятичей, муромчан, печенегов, гузов? О них нигде не упоминается. Но ведь они были. Зато хазарам попало крепко. Ибн-Хаукаль писал, что от них «не осталось ничего, кроме разбросанной неполной части». Они прятались на волжских островах с надеждой «остаться по соседству со своими областями» — вернуться домой, когда русичи уйдут. Но «народ рус… рыскал за ней», за этой «неполной частью». Гнездо нечисти выводили под корень, чтоб больше не возродилось.

Уничтожив Итиль, часть русской армии отправилась на Терек, стерла с лица земли прежнюю хазарскую столицу Семендер и Беленджер. А сам Святослав и костяк его дружин переволокли ладьи с Волги в Иловлю, выплеснулись на Дон и взяли Саркел. Это была не просто крепость, а центр хазарского пограничного командования. Отсюда осуществлялось управление всей системой крепостей. Раскопки показали, что Саркел был захвачен с жестоким боем и снесен до основания. На его месте Святослав велел строить русскую крепость Белая Вежа.

По Дону князь вышел в Азовское море, разгромил Самкерц и Таматарху. Одним походом были сокрушены все крупные города Хазарии! Святослав ставил целью не победить каганат, а полностью ликвидировать его. Срубить чудищу все головы одним махом. Он и срубил их. А брать сотни замков, перегородивших степи между Доном и Днепром, вообще не потребовалось. Как только пали Итиль и Саркел, хазарские гарнизоны, которым русичи вышли в тыл, бросили крепости и бежали к своим друзьям, в Болгарию [140]. Святослав повоевал еще на Северном Кавказе, побил хазарских вассалов, ясов (аланов) и касогов. Они разделились. Одни вслед за хазарами рванули к болгарам, другие примкнули к русским. Некоторых ясов и касогов князь «приведе Киеву» и поселил в его окрестностях.

Но блестящая кампания 965 г. этими успехами не ограничилась. Перед Русью стояла еще одна жизненно важная задача — утвердиться на море. Святослав ее тоже решил, причем легко, как бы между делом. По дороге домой его войско прошлось по византийским владениям в Приазовье и Северном Крыму. Пограбили 10 городов и 500 деревень. Но население в этих краях было смешанным. Вместе с греками издавна селились славяне, вступали в браки друг с другом. Один из византийских топархов (начальников провинций, его имя осталось неизвестным) сокрушенно записал, что большинство его подчиненных «жило по обычаям варваров», и при нашествии русичей «города и народы добровольно к ним присоединялись». Даже местная знать отказалась слушаться топарха, единогласно постановила подчиниться Святославу. Автору записок пришлось ехать в Киев. В столице он нашел князя, «который могуч большим войском и гордится силой в боях». Святослав ласково принял топарха, побеседовал с ним. За то, что византиец изъявил покорность, князь оставил его правителем прежних владений и даже добавил одну область, пообещал новым подданным защиту и сохранение всех доходов [122].

Но вражескую коалицию Святослав намеревался добить. В 966 г. он выступил в следующий поход, на Болгарию, где нашло пристанище множество хазар. Хотя на этот раз планы сорвались. Восстали вятичи. Они были ничуть не против освобождения от каганата, но и Киеву повиноваться не желали. Когда узнали, что полки Святослава отправились к Дунаю, взялись за оружие. Но князь таких шуток не любил. Понимал, что для войны с внешними неприятелями надо иметь прочный тыл. Получив известие о мятеже, он сразу повернул войско в противоположном направлении, на Оку. Вятичей Святослав победил и обложил данью. Сами виноваты. Не хотите служить Руси по-хорошему, извольте платить.

После крушения Хазарии в состав Руси возвратились Верхнее Поволжье, междуречье Волги и Оки. Здешние финские племена меря, мещера, мурома повели себя совсем не так, как вятичи. Они уже побывали и под властью русских князей, и под властью хазар, поэтому сделали однозначный выбор. Ни одного их восстания против русских в истории не зафиксировано.

37. СВЯТОСЛАВ И ВИЗАНТИЙСКИЕ ИНТРИГИ

Болгария в X в. была великой державой, охватывала земли от Черного до Адриатического морей, от Молдавии до Албании и Македонии. Царь Симеон 30 лет воевал с Византией, и его государство только усиливалось от победы к победе. Но 30 лет «дружбы» с Византией привели Болгарию к полному развалу. Знать заразилась греческими влияниями. Дети аристократов учились в Константинополе, перенимали византийские моды, худшие столичные пороки, и считали себя «ромеями». Бояре продавались и изменяли. А царь Петр поддался на лесть Константинополя и вел себя, как послушный вассал императора. Но в Болгарии были и патриоты. Они видели, что страна катится к гибели. В противовес «византийской» партии сложилась «антивизантийская». А в результате Болгария разделилась на Восточную и Западную. В Западной с Петром больше не считались.

И вдруг иллюзии «братства» с греками оборвались. Когда император Никифор Фока вернулся из победоносного похода в Сирию, Петр прислал к нему посольство. Предлагал женить одного из своих сыновей, Бориса или Романа, на византийской царевне. Но Никифор о ситуации в Болгарии прекрасно знал, счел, что она в достаточной степени разложилась, а значит, пора с ней поговорить другим языком. Вместо обычных восхвалений и почестей грубо обругал послов и велел бить по щекам. Обозвал болгар «бедным и гнусным народом скифским». Над сватовством посмеялся. В ответ послал ультиматум, чтобы Петр прислал сыновей заложниками к императору. Добавил еще ряд условий, заведомо невыполнимых.

Болгарский царь растерялся, пробовал договориться, но Никифор уже выступил на него с войском. Он легко захватил приграничные города, дошел до Балканских гор. И все же он недооценил противника. Вероломство возмутило многих вчерашних друзей Константинополя. А простые болгары, в отличие от бояр, теплых чувств к византийцам вообще не питали. На горных перевалах армия Никифора встретила дружный и крепкий отпор. Император надеялся на быструю и легкую победу, а получил еще один фронт. Это был ох какой серьезный просчет! Войска требовались на востоке, развить успех против арабов. Добавил головной боли Святослав, захвативший византийские владения в Причерноморье. А теперь — болгары…

Но греческая дипломатия не зря славилась изощренным мастерством. Вот и сейчас она нашла выход — заключить союз… с русскими. План сулил сплошные выгоды. Святослав сцепится с болгарами, это отвлечет князя от крымских городов, а император сможет продолжить войну в Сирии. В Константинополь вызвали сына херсонесского стратига Калокира — херсониты часто контактировали с русичами, знали их обычаи и язык. Чтобы придать посольству достаточный ранг, Никифор присвоил Калокиру высокий чин патрикия, выдал ему 15 кентинариев золота (1 кентинарий — 36 кг). По греческим расценкам, русским наемникам платили 1 кентинарий на 700 воинов [144]. То есть, предполагалось нанять армию в 10 тыс. человек и бросить на болгар.

Когда Калокир прибыл в Киев, он понравился Святославу, князь и грек подружились. А война была предрешена еще до приезда посольства. Русский государь и сам был готов начать ее, да вятичи помешали. Поэтому с Калокиром договорились без проблем. В 967 г. полки выступили на юг. Неприятели знали о приближении русичей и изготовились. Армия царя Петра, отступившие к болгарам хазары, ясы и касоги заняли позиции на Днестре, прикрыли переправы [122]. Но у Святослава имелись союзники, к нему шли сородичи жены, мадьяры. Князь не стал атаковать врагов, повернул к верховьям Днестра. Встретился с венграми, форсировал реку и расшвырял болгарско-хазарские рати. Петр был в ужасе. Взывал к Византии, соглашался на любые уступки и молил о помощи. Никифор оставил его призывы без внимания. Зря, что ли, отдали полтонны золота? А русские громили Болгарию, взяли штурмом город Переяславец. Царь, не видя спасения, капитулировал. 80 городов открыли ворота победителям.

Греческие авторы, рассказывая об этой войне, грязно оболгали русичей. Сообщали, будто Святослав захватил Болгарию, разрушил все города и церкви, разграбил сокровища. Расписывали дикие ужасы — массовые казни, человеческие жертвоприношения. Но выдумали такие ритуалы жертвоприношений, каких у язычников никогда не существовало. На других страницах тех же самых византийских хроник болгарские города оказываются целыми и не разграбленными, церкви — нетронутыми. А зверств болгары почему-то… не заметили. Большинство из них приняло сторону русских!

На Западную Болгарию боевые действия вообще не распространились. Она как раньше не подчинялась Петру, так и сейчас не участвовала в войне. А в Восточной Болгарии Петр признал себя вассалом Святослава. За это он получил покровительство русских, сохранил престол, политическую самостоятельность и по-прежнему царствовал в своей столице, Великой Преславе. Князь отобрал у него только приморскую Добруджу (ныне в составе Румынии) и устроил себе резиденцию в Малом Переяславце, в устье Дуная [54].

Византийский план, казалось бы, исполнялся — император получил возможность сосредоточить все силы на Востоке, его армии захватили Кипр, крупнейший город Сирии Антиохию. Но в Константинополе ожидали совсем не того, что получилось. Рассчитывали нанять русичей, чтобы они погромили болгар и ушли (или завязли в войне, что тоже неплохо). А Святослав вместо этого утвердился на Дунае, стал соседом империи! В 968 г. посольство Руси снова посетило германского императора Оттона I, врага Византии, возобновило союз с ним. В Болгарии взяла верх патриотическая партия, она начала ориентироваться на русских. А Никифору великий князь напомнил — по договору о «дружбе и союзе» империя должна платить «субсидии». Летописи сообщают: «Сев князь там в Переяславце, емля дань на грецех». /

Словом, пригласили на свою голову. Воевать? Отзывать войска из Сирии не хотелось, пошли бы насмарку плоды недавних побед. Но в арсенале Византии имелись иные средства. Самим-то воевать не обязательно. Послы с мешками золота поехали к печенегам. Летом 968 г. степные орды внезапно, без всяких причин, хлынули на Русь. Из Киева поскакали гонцы к Святославу, везли горький упрек: «Ты, княже, чужея земля ищеши и блюдеши, а своя ся охабив…» Но государь и его воины были далеко. Печенеги обложили Киев. В столице распоряжалась Ольга, организовала оборону, однако город оказался не готов к осаде, в нем не было запасов продовольствия. Начался голод. Киевляне изнемогали, пали духом. Заговорили, что надо бы сдаваться, не слушали Великую княгиню.

Воевода Претич собрал на Левобережье ополчение северян. Со стен Киева заметили, что за Днепром замаячили русские отряды. Связаться с ними вызвался мальчик, умевший говорить по-печенежски. Выбрался из крепости, с уздечкой в руках пошел через вражеский лагерь. Спрашивал, не видели ли его коня? Когда он бросился в реку, печенеги поняли в чем дело, стали стрелять. Но мальчик доплыл до своих, рассказал о критическом положении осажденных. Корпус Претича был небольшим. Вступать в битву с полчищами кочевников нечего было и думать. Воевода решил спасти хотя бы Ольгу и детей князя. Рано утром велел затрубить в трубы и устремился на ладьях через Днепр. Горожане, увидев это, радостно закричали. Печенеги сочли, что вернулся Святослав с армией, и бросились наутек. Великая княгиня с внуками смогла выйти из Киева.

Но степняки быстро разобрались — русских мало. Печенежский князь осторожно вступил в переговоры, разнюхивая обстановку. А Претич хитрил. Сказал, что привел передовой отряд, а Святослав идет следом. Печенег предложил дружбу, обменялся с воеводой оружием. Но кочевники не ушли. Расположились на Лыбеди, «так что нельзя было вывести коня». Выжидали, как оно будет на самом деле — и добросовестно отрабатывали плату, полученную от греков. Ведь для императора как раз и требовалось, чтобы русские покинули Болгарию.

Святослав тоже догадался, кто и зачем спровоцировал набег. Получив тревожное известие, он «вборзе сяде на коня», но основную часть армии оставил в Переяславце, поручил командование воеводе Волку. К Киеву помчался только с личной дружиной. По пути, по русским городам и селам, набрал вполне достаточно воинов, налетел на печенегов и выгнал их в степи. Получив трепку, они заюлили, запросили извинения, и был заключен мир.

В Киеве князь задержался надолго. Второй раз в жизни, после вопроса о крещении, у него возникли серьезные разногласия с матерью. У Святослава родилась идея перенести столицу в Переяславец. Его расположение было очень выгодным, он контролировал устье Дуная. Можно было прибрать к рукам торговый путь по этой реке, установить господство над Черным морем, распространять влияние на Балканы. Ольга была против. Она хорошо понимала, насколько еще непрочна Русь. Это подтверждали бунты древлян, вятичей, поведение киевлян во время осады. Если князь переселится на далекую окраину, ослабеет его власть среди разноплеменных подданных. И надолго ли хватит их единства?

Святослав упорно стоял на своем, и мать махнула рукой: «Когда похоронишь меня, отправляйся куда хочешь». Она была тяжело больна и предвидела свою кончину. Особенно настаивала, чтобы ее похоронили по-христиански, без тризны. Знала, насколько ее любят в народе. Опасалась, что ее приближенные, забыв о крещении, будут бороться за право умереть вместе с ней. И разыграются отвратительные обряды с убийствами, разгулом торжествующего язычества. 11 июля 969 г. святая Ольга преставилась. Сын выполнил ее последнюю волю. Терпеливо отстоял на отпевании, проводил самого дорогого человека не в огненную, а в земную могилу. Слушал непривычные песнопения, смотрел на лики святых — чем-то неуловимым, непонятным, они были похожи на мать…

Ее тревога о судьбах Руси все же запала в душу Святослава. Перед отъездом он постарался укрепить структуры государства. Старшего сына Ярополка назначил править в Киеве, Олега послал к самому неспокойному племени, к древлянам. Присмотреть за ними, но и обласкать, они приобретали равные права с полянами. Оба сына были еще мальчишками, но важен был статус князей, а для практических дел при них имелись бояре. Правда, забеспокоились новгородцы, тоже потребовали себе князя. Их город был вторым по рангу на Руси, уделом самого Святослава. Назначение к ним наместника низводило Новгород до уровня рядовой провинции. Словен это не устраивало, они даже угрожали, что сами выберут князя.

Святослав оказался в затруднении. Ярополк и Олег не желали менять полученные места на далекий северный край. Но был и третий сын, от Малуши. Ее брат Добрыня служил дядькой-воспитателем при маленьком Владимире, и не упустил случая подсуетиться. Ведь нужно было и для княжича, и для себя обеспечить хорошее место, а тут вон какая возможность открылась! Добрыня переговорил с новгородцами, им этот вариант понравился. Попросили у государя Владимира, и Святослав не стал возражать.

Но пока он находился в Киеве, греки развернули бурную деятельность среди болгар. Их снова признавали «братьями», заверяли в самой искренней дружбе, в нежной любви, соглашались женить царевичей Бориса и Романа на родственницах императора. Вербовали бояр, обхаживали слабовольного Петра, и он клюнул, опять пошел на поводу у византийцев. Вскоре он умер, воцарился Борис II. Но новый государь и его брат Роман были того же поля ягодой, что их отец. Приехали в Константинополь и заключили тайный союз против русских.

Результатов задуманной операции Никифор уже не увидел. Он, как когда-то Роман Лакапин, решил навести порядок в империи, преследовал взяточников и казнокрадов. Лев Диакон писал: «Многие ставили ему в вину тот недостаток, что он требовал от всех безусловного соблюдения добродетели и не допускал ни малейшего отступления от строгой справедливости». И из-за этого он оказался «несносным для тех, кто привык беспечно проводить день за днем». Снимал с постов даже недостойных епископов, изымал у церковников земли, приобретенные неправедным путем. Сам Никифор был глубоко верующим, покровительствовал Афонским монастырям, жил по-спартански, спал на полу, подолгу молился и строго постился.

Но любвеобильной Феофано никак не подходил супруг, который по ночам бьет поклоны и не появляется в ее спальне. Она поняла, что ошиблась. В пустующую постель зазвала Иоанна Цимисхия, двоюродного брата императора и его ближайшего помощника. О, вот этот пришелся впору. Щеголь, красавчик, и человек абсолютно беспринципный. Феофано предложила: зачем встречаться украдкой? Не лучше ли ему стать мужем и императором? У Никифора все же имелись верные помощники, заговор против него раскрыли. Но он, на свою беду, проявил великодушие. Ограничился тем, что совсем перестал спать с женой, а Цимисхия выслал из столицы. Любовник тайно вернулся. Слуги Феофано ночью спустили со стены дворца корзину на веревках и подняли Цимисхия с товарищами. Никифора после издевательств зверски убили.

Знать и чиновники, которым насолил покойный, немало порадовались. А патриарх Полиевкт был опытным царедворцем, пережил несколько перемен на троне. Но переворот был слишком уж скандальным. Для венчания на царство патриарх предъявил Цимисхию условие — наказать виновных в цареубийстве. А заодно восстановить епископов, смещенных Никифором, вернуть конфискованные церковные земли. Цимисхия это ни капельки не затруднило. Запросы церкви он немедленно удовлетворил. Объявил, что переворот организовал не он, а Феофано. Вчерашнюю возлюбленную, ошалевшую от такого коварства, заточил в отдаленный монастырь. А единственным убийцей Никифора назвал своего друга Льва Воланта и казнил его. Приличия были соблюдены, патриарх короновал Цимисхия, он стал опекуном детей сосланной царицы, Василия и Константина [144].

На политические планы Константинополя трагедия не повлияла. Болгарский царь Борис в начале 970 г. выступил против русских и осадил Переяславец. Воины Волка стойко оборонялись, но у них кончалась еда, а в городе вовсю орудовала «пятая колонна», помогая Борису. Тогда Волк пошел на прорыв. Уцелевшие русские прорубились через вражеское кольцо и двинулись на родину. А в низовьях Днестра они встретили Святослава, который наконец-то возвращался в Болгарию со свежим войском. Узнав о случившемся, князь действовал решительно. Присоединил отряды Волка к своим силам и ринулся на болгар.

Возле Переяславца разыгралось тяжелое сражение. Победа клонилась то на одну, то на другую сторону, лишь к вечеру русские опрокинули неприятеля и обратили в бегство. Князь «взял копием» Переяславец. Тех горожан, которые нарушили присягу и изменили ему, Святослав казнил. Борис сразу же струсил и взмолился о мире. Поклялся, что Болгария будет верна русскому князю. Оправдывался, признавался, «что греки болгар на него возмутили». Святослав это и сам подозревал, но теперь получил доказательства. Подлые выпады Византии ему надоели. Не желаете жить мирно, так не обессудьте. И в Константинополь, как когда-то в Итиль полетел недвусмысленный вызов: «Хочу идти на вы…»

Святослав призвал своих друзей мадьяр, уговорил примкнуть печенегов. К нему присоединились многие болгары, простонародье симпатизировало русским. Среди соратников Святослава были и греки — например, Калокир. Ведь его покровителем и благодетелем был Никифор, убитый Цимисхием. А князь снова проявил свои незаурядные воинские качества. Венгры и печенеги еще не подошли, но Святослав не стал медлить. Не давая врагу времени на подготовку, ворвался в пределы Византии. Овладел Филиппополем и рядом других городов.

Цимисхий не ожидал, что русские нанесут удар так быстро. На Балканах у него было мало войск. Он выслал делегацию для переговоров. Святослав требовал «уложенной погодной дани», которую несколько лет не платили, по случаю войны назначил дополнительную дань на войско, у него было 10 тыс. воинов. В случае отказа грозился поставить шатры перед воротами Константинополя и выгнать греков из Европы в Азию. А в своем окружении шутил, что таким же «законным» императором, как Цимисхий, он может поставить Калокира или болгарского царя. Но греки только тянули время и «не дали дани». Подобную тактику описал византийский полководец Кекавмен в книге «Стратегикон», пособии по военному искусству: «Если враг ускользает от тебя день ото дня, обещая либо мир заключить, либо дань заплатить, знай, что он ждет откуда-то помощи и хочет одурачить тебя» [122].

Цимисхий действительно ждал помощи. Он сделал то, на что не решился Никифор — снял лучшие войска с востока. В результате арабы отняли у империи Антиохию, зато к столице форсированным маршем шли две армии, Петра Фоки и Варды Склира. Первым переправилось через Босфор войско патрикия Петра. Перед русскими внезапно появились полчища, в несколько раз превосходящие княжескую рать. Многие воины невольно оробели. Но Святослав объявил: «Нам некуда уже деться, хотим мы или нет, должны сражаться. Так не посрамим земли Русской, но ляжем здесь костьми, ибо мертвые сраму нe имут… Станем крепко, а я пойду впереди вас. Если моя голова ляжет, то о своих сами позаботьтесь».

Что ж, дружина была достойна князя. Воодушевившись, ответила: «Где твоя голова, там и свои головы сложим». В жесточайшей «сече великой» русичи взяли верх, «и бежаша греци». А тут как раз подоспели мадьяры, печенеги, подмога из Киева. Святослав двинулся к Константинополю, «воюя и грады разбивая». Не лишне отметить, что византийские авторы в полном соответствии с государственной «традицией» обошли молчанием и сокрушительное поражение, и то, что столица была в панике, ждала самого худшего. Но армия Петра Фоки из их трудов просто… исчезает, будто ее и не было. А археологи нашли надпись, которую митрополит Мелитинский Иоанн сделал на гробнице Никифора Фоки. Он жаловался, что «русское вооружение» вот-вот возьмет Константинополь, и призывал убитого царя «восстать», «сбросить камень, который покрывает тебя» и спасти народ, «если же и это тебе неугодно, то прими нас всех в свою гробницу» [144].

Ко всему прочему, в Малой Азии поднял мятеж Варда Фока, брат Никифора. Положение Цимисхия стало совсем плачевным. Но в ходе наступления авангард Святослава из венгров, печенегов и русско-болгарского отряда слишком вырвался вперед. А к императору подошла армия Варды Склира. Возле городка Аркадиополь, совсем рядом с Константинополем, греческая тяжелая конница разбила передовые части князя. Контрудар несколько охладил Святослава, и он согласился возобновить переговоры. Но теперь-то император был готов на все. Безоговорочно рассчитался с долгами по ежегодной дани, выплатил большую контрибуцию на войско, в том числе и на погибших — «род его возьмет». Русские остались победителями. Но подписание мира спасло Цимисхия. Святослав удалился в Болгарию, а армию Варды Склира перебросили в Азию, она подавила бунт Варды Фоки.

Вроде конфликт был исчерпан. Но… византийцы сами расписались в традициях своей политики. Еще раз обратимся к книге «Стратегикон» Кекавмена: «Если неприятель пошлет тебе дары и приношения, коли хочешь, возьми их, но знай, что он делает это не из любви к тебе, а желая за это купить твою кровь». Так поступал и Цимисхий. Он готовился напасть, неожиданно и всей мощью империи. Стягивал многочисленные войска, сформировал особую гвардию, «бессмертных». Еще раз заплатил печенегам, перенацелил их на русских. Подкупил болгарских бояр, охранявших проходы в Балканских горах. На Пасху 971 г. они сняли пограничные гарнизоны, отпустили их по домам праздновать Светлое Воскресение Христово. А Цимисхий именно на Пасху вторгся в Болгарию, вышел к столице, Великой Преславе.

В ней располагался русский отряд Свенельда. Вместе с ним на защиту города встали болгары. Две недели кипели бои, осадные машины долбили стены, и оборона была сломлена. Свенельд с остатками дружины вырвался, Преслава досталась византийцам. Цимисхий провозглашал, будто он пришел освободить Болгарию от русских. На деле было иначе. Солдаты императора убивали и грабили жителей, командующий армией Иоанн Куркуа, как пишут сами же греки, разорил множество церквей «обратив ризы и священные сосуды в свою собственность» [122]. Язычник Святослав пощадил, а христиане погромили. Царя Бориса взяли в плен, захватили его казну — которую Святослав не тронул. Вслед за Преславой Цимисхий разграбил и разрушил Плиску, Динею.

Святослав, узнав о нашествии, вывел воинов из Переяславца и пошел на выручку болгарской столице. Но по дороге получил известия, что она уже пала, и навстречу катится бесчисленная неприятельская лавина. Тогда князь укрылся в Доростоле (Силистрия) на Дунае. И справиться с русичами оказалось совсем не легко. Они не позволяли грекам приблизиться к крепости и поставить стенобойные орудия, выходили на вылазки. В первом сражении смяли и обратили в бегство оба фланга византийцев, лишь самопожертвование «бессмертных» спасло Цимисхия от разгрома. В схватках погибли Куркуа и еще ряд военачальников императора. А 2 тысячи русских выбрались ночью из Доростола, совершили рейд по Дунаю, собрали продовольствие и вернулись обратно, уничтожив вражеское охранение.

Как и прежде, на стороне Святослава дрались многие болгары, в боях участвовали даже женщины. Но силы князя постепенно таяли. А Цимисхий получал подкрепления, подошел его флот с огненосными судами, Доростол обложили плотным кольцом. В последней битве и природа была против русичей — в лицо им задул сильный ветер с пылью, они потерпели поражение. После этого Святослав созвал совет командиров, описал им невеселую картину: «А Русска земля далече, а печенези с нами ратни, а кто нам поможет?…» Решили вступить в переговоры о мире.

Цимисхий принял предложение с нескрываемым облегчением. Его армия понесла огромные потери. А вдруг князь получит помощь с родины или от венгров? С русской стороны переговоры возглавил Свенельд, с византийской — глава дипломатического ведомства епископ Феофил. Святослав согласился уйти из Болгарии. Но греки подтвердили выплату «субсидий», признали выход Руси к морю, князь сохранял «Боспор Киммерийский» — завоеванные у хазар Керчь и Тамань. Император обязался свободно пропустить русичей домой, снабдить хлебом на дорогу и договориться с печенегами, чтобы не нападали на них. Напоследок, по просьбе князя, состоялась его личная встреча с Цимисхием. Византийцы прибыли пышной, разнаряженной свитой. Святослав — на лодке, греб наряду с простыми воинами.

О чем они говорили с царем? Греки уклончиво сообщают, что «о мире». Хотя мир каждый из них представлял по-своему. Русские рассуждали: «Ведь они обязались уже платить дань, того с нас и хватит. Если же перестанут нам дань платить, то снова из Руси, собрав множество воинов, пойдем на Царьград». Цимисхий не хуже их понимал, что Святослав может вернуться. Конечно, императору было не трудно отдать приказ, чтобы на обратном пути князя перехватили огненосные корабли. Но зачем? На Руси узнают, будут мстить. Лучше — чужими руками. К печенегам поехало посольство епископа Феофила. Как будто, во исполнение договора. Обеспечить, чтобы степняки пропустили Святослава. Но фактически оно оповестило — русских осталось мало, они везут несметную добычу. Обрадованные печенеги не скрывали, что обязательно нападут. Сообщать об этом князю греки, разумеется, не стали [122]…

Русичи плыли на родину. Свенельда с конной дружиной Святослав отправил степным путем. А сам он считал себя не вправе бросить пеших ратников, раненых, больных. В лодках князь вез огромные трофеи, деньги для семей погибших. Был уверен, что греки выполнили обещание и договорились с печенегами. Начали подниматься по Днепру, и лишь тут обнаружили — возле речных порогов поджидают орды степняков. У поредевших отрядов шансов пробиться не было. Пришлось возвращаться к устью реки. Зазимовали на Белобережье — Кинбурнской косе, в рыбачьих землянках. Место голое, неуютное, продуваемое всеми ветрами. «И не стало у них еды, и был у них великий голод, так что по полугривне платили за конскую голову». Можно было отчалить, уйти в Керчь. Но на море бушевали зимние штормы, а Святослав ждал помощи из Киева. Свенельд уже должен был добраться туда, организовать подмогу.

Кто же мог предугадать, что воевода… предал. Он давно чувствовал себя обделенным, копил обиду. 27 лет назад он целился стать регентом при малолетнем Святославе, да не обломилось, Ольга не допустила. Сейчас в Киеве сидел 10—11-летний Ярополк. Свенельд нашел единомышленников среди бояр: при мальчике-князе они привыкли хозяйничать в Киеве, а вернется Святослав — будет держать их в узде. А Ярополка воевода захватил под свое влияние. Он произвел тихий переворот. Народ оставался в неведении. Чтобы настроить подданных нужным образом, Свенельд и его приспешники стали распространять клевету, будто князь в страшном гневе собирается покарать киевлян, перебить христиан, разорить церкви — хотя Святослав не делал этого даже во время войны в Болгарии. Кстати, главный мастер византийских дипломатических интриг епископ Феофил вел переговоры не с кем иным, как со Свенельдом. А потом поехал к печенегам… Случайное ли совпадение? Ох, не верится в такие случайности.

Русские воины бедствовали на Белобережье, умирали от болезней, а помощи не было. По весне, измученные и ослабевшие, решили идти на прорыв. Все еще надеялись, что теперь-то киевляне ударят навстречу, расчистят путь. Нет, не было киевлян. Свенельд и Ярополк не прислали их. А печенеги схитрили. Сделали вид, будто отступили от порогов, а то как бы и впрямь Святослав не ушел по морю к другим берегам. Но когда русичи разгрузили ладьи и стали перетаскивать их волоком в обход порогов, налетело вражье воинство. Здесь и была последняя отчаянная рубка Святослава Игоревича. В ней сложили буйны головы и сам князь, и все его верные соратники. Из черепа великого воителя печенежский вождь Куря сделал чашу. Бахвалясь, пил из нее. Но мертвые сраму не имут. Срам достался на долю живых изменников.

38. ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ ВЛАДИМИР КРАСНО СОЛНЫШКО

Когда Святослав Игоревич уезжал в Болгарию, он не назначал себе преемника. Он сам оставался властителем Руси, только перенес столицу на Дунай. А троих сыновей поставил всего лишь удельными князьями, они подчинялись отцу. Тот факт, что Ярополк правил в Киеве, вовсе не означал, что он является наследником. В данное время на Руси вообще не было однозначных правил о наследовании престола. Система передачи власти от отца к старшему сыну еще не утвердилась — и не скоро утвердится, ее будет вводить через 80 лет Ярослав Мудрый, да и то с оговорками, станет придумывать сложную «лествицу», чтобы и старший правил, и младших не обделить. А если руководствоваться старыми правилами минората, то «двор отеческий всегда без раздела принадлежит меньшему сыну». Наследником следовало признать младшего из законных сыновей, Олега. Он, кстати, носил тронное имя правителя, Хельги.

В любом случае, Ярополк оказался узурпатором, да еще и отцеубийцей. Свенельд и киевская верхушка, захватившие власть от его имени, не могли претендовать ни на какую «законность». Самым весомым обоснованием их власти служили копья свенельдовой дружины. Братья Ярополка тоже не доросли до самостоятельных решений, Олегу исполнилось лет 9—10, Владимиру и того меньше. Но приставленные к ним бояре киевского правительства не признали. Переворот не одобрил и простой народ, в его памяти Святослав остался эпическим героем, победителем хазар и греков. В результате Русь раскололась. Западные и северные земли приняли сторону Олега. Ему подчинился и брат Владимир — то есть, его опекун Добрыня и новгородцы, чью позицию символизировал Владимир. За Ярополком остались области полян и северян, а вятичи просто отпали от Руси.

Ну а главный выигрыш достался на долю… Византии. Теперь русских можно было не опасаться, и Цимисхий завершил «освобождение» Восточной Болгарии. Ее капитально обчистили, города оккупировали. Памятники старины, напоминавшие о былых победах болгар, были варварски уничтожены (например, колонны в честь царя Симеона разбили на такие мелкие кусочки, что археологи сумели прочитать лишь несколько надписей [144]). В Константинополе Цимисхий справил пышный триумф. На колесницах везли награбленные богатства, почитаемые болгарские иконы, святыни. Перед столичными жителями провели недавних «друзей» и союзников, царя Бориса и его брата Романа. Борис униженно сложил с себя корону, царскую одежду и обувь. Ему дали второсортную должность при императорском дворе. А Романа издевательски оскопили. Обещали женить на греческой царевне? Ну, попробуй…

Восточная Болгария была присоединена к империи, превратилась в византийскую провинцию. Суверенитет сохранила лишь отделившаяся Западная Болгария. И уж она-то о дружбе с Константинополем даже слышать не желала — видела, чем это кончилось для восточных собратьев. На ее территории остался центр Болгарской церкви, Охридская патриархия. Могли ли понравиться национальному духовенству осквернение храмов и разграбление святынь? А правитель Западной Болгарии Самуил после низложения Бориса получил возможность официально принять титул царя и объявил войну императору.

Греки позаботились и о том, чтобы перекрыть русским выходы к морю. Вопреки договору со Святославом, признавшему «Боспор Киммерийский» владением Руси, византийские власти позволили иудейским купцам возродить свое государство на Тамани и в Керчи. Новый Хазарский каганат был лишь обломком старого. Уничтоженная держава так и не воскресла — остатки населения Итиля отдались под покровительство шаха Хорезма, остатки населения Семендера — под власть шаха Ширвана. Но евреи не теряли надежды, что Таманско-крымская Хазария станет ростком, который со временем наберет прежнюю силу, расползется во все стороны цепкими корнями и побегами.

Поживиться за счет Руси не отказались и другие ее соседи. Польский король Мечислав захватил западные районы нынешней Украины. Ожила Волжская Болгария. Она тоже сочла себя наследницей Хазарии. Высылала конные отряды, речные флотилии по Оке, Волге, Клязьме. Подчинила Муром, земли мещеряков и мерян. Защитить далекие окраины было некому. Князьям и их советникам хватало иных забот.

В Киеве Свенельд добился того, о чем давно мечтал. Стал полновластным временщиком при Ярополке. Его опору и окружение составили соплеменники, частично обрусевшие норманны. Но положение правителя оставалось очень непрочным. Пять лет он не отваживался трогать Олега и Владимира. Понимал, что большинство русичей настроено не в его пользу, как бы самого не свергли. Чтобы удержаться, Свенельд искал поддержку среди врагов Руси. Подтолкнул Ярополка заключить союз с печенегами. Князь наводил дружбу с непосредственными убийцами его отца! Да какая разница, если помощь степняков может понадобиться против древлян, новгородцев, против братьев?

Альянс с печенегами никак не мог состояться без благословения Византии. Но императора новая власть в Киеве вполне удовлетворяла. А Свенельд предпринимал меры для дальнейшего сближения с Константинополем. Когда Ярополк подрос, временщик женил его не на княжне, не на боярышне, а на пленной греческой монахине. К тому же, она была намного старше мужа. Но воеводу устраивал как раз такой брак. Через боярышню могли возвыситься соперники, а гречанка, получившая новое имя Преслава, стала его союзницей. Да полно, была ли она пленницей? Святослав и Свенельд, покидая Болгарию, увозили денежную дань, но не греков. Пленных-то вернули императору. Скорее всего, Преслава очутилась в Киеве вовсе не случайно. Зрелой женщине было не трудно почти по-матерински поучать мальчишку-мужа, внушать ему нужные мысли. При княгине во дворце появились византийские священники — читай, соглядатаи. Но поучения гречанки и ее духовников не касались религии, Свенельд и Ярополк оставались язычниками. Они попросту не могли себе позволить креститься, боялись, как бы это совсем не оттолкнуло от них подданных.

Зато Олега Святославовича в народе любили. Даже древляне, сколько раз бунтовавшие против Рюриковичей, сжились с ним и искренне считали «своим» князем. Его воспели в былинах как мудрого и доброго Вольгу Всеславьевича. Хотя на самом-то деле он ничего не успел сделать. Юный князь правил лишь несколько лет и не дожил до зрелого возраста. За что же такая любовь? Она возникла только из-за того, что Олег противостоял Свенельду и Ярополку, был их противоположностью! А уж народное воображение дорисовало и дополнило черты противоположного, то есть, положительного князя.

Тучи, копившиеся над Русью, прорвались непредвиденным образом. Однажды Олег отправился на охоту и встретил сына Свенельда Люта, заехавшего со своей свитой в чужие владения. Сын предателя, соучастник его злодеяний! Олег не колебался ни секунды, приказал казнить врага, который так неосторожно попался к нему в руки. Свенельд рассвирепел. Он лишился единственного наследника. Строил планы, что его владычество над Русью станет потомственным, после него руководить князем будут Лют, дети Люта. А со временем, кто знает, не сменят ли Рюриковичей Свенельдичи? И все оказалось перечеркнуто! Воевода ринулся мстить. Поляне ненавидели древлян, это очень помогло. Свенельд подогрел старую вражду, собрал большое войско. В 977 г. выступил в поход. Он был отличным полководцем. Не отвлекаясь на второстепенные города, одним броском вывел рать к столице Олега, Овручу.

Для древлянского князя это было неожиданно. Он не успел как следует изготовиться, призвать на помощь Владимира с новгородцами. Правда, древляне дружно вооружились, на защиту князя стекалось большое ополчение. Но Олег и его воины были куда менее опытными, чем противник. Вышли в поле, кое-как построились, а варяжские профессионалы одной атакой смяли необученных горожан и сельчан. Древляне в панике побежали в город, победители преследовали и рубили. На мосту через ров возникла давка, под напором толпы многие падали вниз. Среди них был 15-летний Олег, он погиб под грудой тел.

А Ярополк еще раз показал себя безвольным ничтожеством. Послушно выполняя указания временщика, он только сейчас, после битвы, разрыдался над трупом брата, вопрошал Свенельда: «Этого ли ты хотел?» Но кому было дело до его эмоций? Да, Свенельд хотел именно этого. Он завершил переворот, устранил соперника своей марионетки. Ярополк мог переживать сколько угодно, а реальный правитель продолжал действовать. Он счел, что теперь-то его власть достаточно крепка. Не стало фигуры, которая могла объединить славян под своим знаменем, древляне разбиты. Значит, можно привести к покорности и Северную Русь. Свенельд отправил войско в Новгород, назначил туда наместников от лица Ярополка.

13-летнему Владимиру и его дядьке Добрыне и впрямь было бы трудно отбиться. Свенельд располагал куда большими силами и ресурсами. А садиться в осаду не желали новгородцы — враги пожгут город, погибнут люди, пойдут прахом все богатства. Князю и его опекуну пришлось бежать. Но все же новгородцы остались их друзьями. Дали с собой большую казну, рассудительно утешали, что надо выждать, будет и на нашей улице праздник…

Добрыня с племяником отплыли за море, к варягам. Скандинавы не упоминают, что Владимир гостил у них. Путь изгоев лежал к славянским варягам, скорее всего, к русам на остров Руян. Здесь они получили пристанище и провели два года. Русы, как и раньше, были союзниками германского императора, участвовали в его войнах. Владимир и Добрыня вместе с приютившими их хозяевами ходили в варяжские набеги, военные экспедиции. Это давало возможность подзаработать добычу, набрать дружину. Да и сам князь подрастал умелым воином и командиром. Никаких описаний его зарубежной жизни не сохранилось, но Вольдемар Русский запечатлелся в немецком и английском эпосе. Там он предстает иногда другом, иногда врагом, но всегда благородным и достойным рыцарем.

Конечно, изгнанники не собирались доживать век на чужбине, через купцов и моряков они поддерживали контакты с родиной. А ситуация на Руси менялась. Правление временщиков всегда несет с собой злоупотребления, в народе быстро нарастало недовольство. Потом наступил день, скончался старик Свенельд. Его пышно схоронили, спалили в ладье с девушкой-невольницей, со всеми подобающими почестями. Но Ярополк все равно не стал полноправным властителем. В сварах вокруг престола на место умершего выдвинулся боярин Блуд. К разврату его имя имеет лишь косвенное отношение: он был из норманнской знати, и славяне по-своему исказили скандинавское прозвище «кровь».

Новгородцы пришли к выводу, что уже хватит терпеть таких правителей. Тайно договаривались с кривичами, чудью. Складывалась почти та же коалиция, которая когда-то призвала Рюрика. Вот и теперь дали знать за море, что пора. В 979 г. Владимир с отрядом варягов вдруг явился в Новгород, и к нему сразу же примкнула вся Северная Русь. Наместников Ярополка он выгнал, сказал им: «Идите к брату моему: да знает он, что я против него вооружаюсь, и да готовится отразить меня!» [58] Сразу видно, кого молодой князь считал своим идеалом. «Иду на вы!»

Окружение Ярополка переполошилось. Подданным насолили изрядно, рассчитывать на их верность не приходилось. Нашли выход — заключить союз с Полоцком. Как уже отмечалось, в период смут и распада варяжские наместники этого города отделились от Руси. Киевские послы посетили полоцкого князя Рогволда. Сосватали за Ярополка его дочь Рогнеду, для варяга не пойми какого происхождения это было крайне лестно, он роднился с великокняжеской династией. Договорились и помогать друг другу по-родственному. С военной точки зрения идея союза была очень грамотной: если Владимир пойдет на Киев, полочане ударят по его тылам.

Но у Владимира и Добрыни имелась своя разведка. О переговорах мгновенно узнали в Новгороде, и Владимир попытался переиграть противников. Он тоже посватался к Рогнеде. Однако получил заносчивый отказ: «Не хочу розути робичича». Невеста на Руси в брачную ночь исполняла обряд разувания жениха, и Рогнеда подчеркнула, что не хочет разувать сына рабыни. Это было страшнейшее оскорбление, и не только для Владимира. Род велся не по матери, а по отцу. В Европе вообще не считалось зазорным быть бастардом. Внебрачные дети становились графами, герцогами, а у язычников разница между законными и внебрачными детьми была еще меньше. Слово «робичич» ставило под сомнение происхождение Владимира от Святослава. Мало ли с кем спуталась мать-невольница?

Стерпеть такое — значило зарекомендовать себя трусом и тряпкой, утратить уважение и дружины, и подданных. И, конечно же, Рогнеда не сама сформулировала ядовитый ответ. Это был вызов Рогволда. В надежде на поддержку будущего зятя он откровенно провоцировал войну. Он и получил войну. Но Добрыня, воевода Владимира, спутал все расчеты Рогволда. Решающим фактором была быстрота. Войско рванулось к Полоцку так стремительно, что киевское правительство не успело ничего предпринять. Город взяли с ходу. Рогнеде и ее родным пришлось в полной мере ответить за свое поведение. Не хотела исполнять брачных обрядов? Так прими обутого жениха. Княжну разложили перед отцом и двумя братьями, Владимир овладел ею, а потом велел казнить Рогволда с сыновьями.

Ужасно? Отвратительно? Нет, все четко вписывалось в рамки тогдашней морали. По языческим понятиям, Рогнеда отнюдь не была обесчещена и поругана. Прилюдная связь разыгрывалась в религиозных ритуалах и не считалась позором. В конце концов, Рогнеда собиралась стать женой Ярополка, даже не первой, а второй. А на свадьбе ей, кроме разувания супруга, предстояло исполнить другой обряд — вот так же, при всех, величать и целовать его мужское отличие. По-язычески, Владимир просто сломил ее гордыню, настоял на своем и сделал ее женой. Против ее воли, но сделал, и зафиксировал это в присутствии отца и братьев [2, 57]. А оставить в живых ее родственников было нельзя. Столь серьезное оскорбление требовалось смыть кровью. Князь с полным основанием мог убить и Рогнеду, но пощадил — она стала его супругой, перешла в его семью. Впоследствии Владимир обращался с ней как с законной женой. И народ ни в коей мере не осудил, а одобрил его поведение. Выразил это не словами, а делом, но выразил однозначно. Популярность князя не упала, а возросла.

В 980 г. по призыву Владимира единодушно поднялись словене, кривичи, чудь. Вместе с варяжскими дружинами ополчение двинулось на Днепр. Северяне не стали сражаться против князя, пропустили его без боя мимо своих городов. А вот Ярополку до такой поддержки было очень далеко. Он не доверял даже полянам, поэтому не осмелился вывести их на битву, заперся в Киеве. Но Владимир не хотел осаждать и штурмовать город. Это не обошлось бы без резни, пожаров, грабежей. Зачем губить своих воинов, горожан, порождать новые обиды и ненависть? Князь тайно связался с воеводой Блудом. Не скупился на щедрые посулы, обещал сохранить ему высшее место при дворе.

Коварство? Нет. Во время боевых действий обман — это военная хитрость. И она удалась, все прошло самым оптимальным образом, без лишних жертв и разрушений. Блуд отлично понимал, что песенка Ярополка спета, и без раздумий предал его. Убедил его, будто киевляне изменили, и князь с дружиной бежал в крепость Родню. Хотя Блуд был недалек от истины. Столичные жители и в самом деле не испытывали любви к своему монарху. Едва он убрался, даже не подумали обороняться, открыли ворота Владимиру.

Победители обложили Родню, там начался голод. Приближенный Варяжко советовал Ярополку: «Не ходи, государь, к брату, ты погибнешь. Оставь Русь на время и собери войско в земле печенегов». Князю и бежать-то оказалось некуда! Ни к полянам, ни к северянам, ни к древлянам, а только к печенегам, чтобы навести на Русь кочевников! Но Блуд сумел предотвратить нежелательное развитие событий, уговорил отдаться на волю Владимира. Ярополк приехал к брату, и поджидавшие в сенях наемники-варяги пронзили его мечами.

А как же иначе? Куда же его еще было девать? Соучастника переворота, отцеубицу, братоубийцу? Пусть Ярополк был орудием Свенельда, но ведь и Свенельд ничего не смог бы натворить без его согласия. Кара за это была лишь одна. Уже много позже, при Ярославе Мудром, «Русская правда» в первой статье гласила: «Кто убьет человека, тому родственики убитого мстят за смерть смертию». Владимир исполнил закон. А беременную гречанку, супругу'Ярополка, он взял в жены. Не из-за того, что княгиня ему понравилась или он соблазнился лишней юбкой, этого тоже требовало русское право. Вдова переходила к брату покойного, а за преступления мужа гречанка не отвечала. Великий князь не жил с ней, как с супругой, но содержал наравне с женами, признал своим ее ребенка Святополка.

В общем, Владимир и Добрыня провели войну идеально. Малой кровью, без разорения Русской земли, не рассорили, а примирили славянские племена. Хотя их тактика вызвала конфликт с варягами. Они-то предвкушали, как шикарно пограбят в Киеве! А пограбить не вышло. Варяги принялись бузить, бесчинствовать, заявили, что Киев завоеван ими, пусть им заплатят дань: с каждого жителя по две гривны (400 г.) серебра. Владимир снова повел себя умно. Уступишь — дружина войдет во вкус и перестанет считаться с князем, как это было с Игорем. Бунт надо было подавить. Желательно, без крови.

Князь попросил отсрочку, чтобы собрать дань. Но собрал побольше славянских воинов. Пригласил варягов на пристань, якобы расплатиться, и окружил внушительными силами. Наемники смекнули, что зарвались, начали извиняться. Владимир отобрал лучших, а остальную буйную ватагу спровадил в Грецию. Хотите денег — вот и езжайте, там на службе много платят. А императору отписал, чтобы эту банду не пускали обратно на Русь, посоветовал распределить ее по разным гарнизонам. Разумеется, Владимир не оставил при себе и предателя Блуда. Он куда-то исчез, а куда — история умалчивает.

Ну а народ и в этих ситуациях не осудил князя. Хитрость на войне признал оправданной, расправу над Ярополком — заслуженной. В русских былинах Владимир Красно Солнышко стал самым знаменитым властителем, мудрым и справедливым. С его именем связывали расцвет Киева, величие и могущество Руси, при его дворе служат непобедимые богатыри Илья Муромец, Алеша Попович, Никита Кожемяка. А его дядька превратился в одного из любимейших народных героев Добрыню Никитича.

39. СВЯТОЙ ВЛАДИМИР И КРЕЩЕНИЕ РУСИ

Былины восславили Владимира не напрасно. Заняв великокняжеский престол, он твердой рукой начал возвращать Руси все, что она утратила во время смут и раздоров. В 981 г. выступил на польского короля Мечислава, побил его, отобрал Холм, Перемышль и другие западные города. Потом повел войско в глубины брянских и окских лесов, на вятичей. Забыли, как присягали Святославу? Не стало его, так и плюнули на клятвы? Пришел его сын. Вятичи покоряться отказывались, сопротивлялись упрямо и жестоко. Бои с ними затянулись на два года. Но Владимир сломил их. Старейшины вятичей поклонились, признали себя подданными.

Да и пора бы. Неужели Руси не хватало внешних врагов? Вот и сейчас, пока князь был вынужден осаждать дубовые лесные крепости, оживились западные соседи. Из литовских болот полезли ятвяги. Полоцкого князя Рогволда не стало, войска Владимира ушли далеко, почему бы не поживиться? Ятвяги обнаглели, разграбили окрестности Полоцка, Турова. Но Великий князь не намеревался спускать такую дерзость. В 983 г., как только разобрался с вятичами, немедленно двинулся в новый поход. Ятвягов он разгромил быстро, их вождям пришлось просить пощады и признать, что отныне великий князь будет их господином. Ну а заодно уж, чтобы лишний раз не гонять полки туда-сюда, Владимир прошелся до Балтики. Подчинил племена куров, ливов, эстов, они обязались платить дань.

Но еще не все восточные славяне вернулись в состав Руси. Радимичи как отделились когда-то от Киева, так и продолжали жить обособленно. Пример вятичей их ничему не научил, договориться по-хорошему не захотели. Хотя племя было совсем не сильным. Владимир даже не стал сам отвлекаться на него, в 984 г. послал своего воеводу Волчьего Хвоста. В первом же столкновении на р. Пищане он разогнал радимичей, и противиться они больше не посмели.

А Владимир и Добрыня в это же время занялись более серьезным неприятелем, Волжской Болгарией. Она отхватила у русских огромную территорию. Так же, как раньше хазары брали дань с мерян, муромы, мещеряков, теперь их место заняли болгары. Торговали полученными мехами, добывали в подвластных племенах невольников и невольниц, продавая их в страны Востока. Великий князь повел на Болгарию большую рать, и на ладьях, и конную. Сражения развернулись на Оке, на Волге. Победа осталась за русскими.

Летопись рассказывает — Добрыня указал князю, что пленные в сапогах, и посоветовал: «Они не захотят быть нашими данниками, пойдем лучше искать лапотников». Конечно, это народная байка. Славяне, кстати, не были в те времена лапотниками, археология доказывает, что они тоже носили сапоги. Лапти обували финские народы. Но дело было совсем не в обуви. Волжская Болгария лежала слишком далеко от Киева и слишком отличалась от Руси. Она поддерживала связи с Персией, Средней Азией, переняла мусульманскую культуру. Ее можно было разгромить, но удержать все равно не получилось бы. Поэтому болгар вышибли за Волгу и заключили мир — с условием, чтобы больше не совались в чужие владения.

Утвердив западные и восточные рубежи своей державы, Владимир обратился на юг. Он достроил и усилил крепость Белую Вежу на Дону. А дальше, как сообщал Иаков Мних, «на козары шед, победи и дань на них возложи». Великий князь пожаловал на Тамань и довершил подвиг Святослава. Раздавил ожившую было Хазарию, овладел городами, принадлежавшими отцу. Город Таматарха стал русской Тмутараканью, Самкерц — Корневом. Но прорыв Руси на море не мог обойтись без конфликта с Византией.

Цимисхий к этому времени уже умер. Точнее, помогли умереть. Он ведь числился опекуном при детях Феофано Василии II и Константине. Когда они выросли, стали соображать, что без «соправителя», подмявшего их, лучше бы обойтись. Да и Феофано изнывала в монастыре, мечтала вырваться. При дворе у нее остались доброжелатели, и Цимисхия отравили [57]. Царями-соправителями провозгласили Василия и Константина. Но политика империи в отношении Киева осталась неизменной — не позволять русским усиливаться. Пока княжил Ярополк, разваливший государство, Константинополь его поддерживал, обеспечивал дружбу с печенегами. Сейчас греки забили тревогу. Правда, Византия была занята войнами с немцами и болгарским царем Самуилом. Но против русских имелось старое, уже испытанное средство — на них напустили печенегов. Начались набеги из степи, заполыхали славянские деревни.

Что ж, Владимир быстро разобрался, кто ему пакостит. В долгу он не остался. Заключил союзы с Германией и Западной Болгарией, в 985 и 986 гг. русские войска и морские эскадры приходили на подмогу Самуилу [144]. Совместными силами греков жестоко разгромили в битве при Сардике (Средце). Политические связи скреплялись браками. О Владимире уже шла по Европе такая громкая слава, и союзы с ним ценились настолько высоко, что христианские монархи безоговорочно соглашались выдать своих родственниц за язычника, а христианские принцессы были готовы преступить через приличия, в которых их воспитывали, пополнять число жен Владимира и делить его с другими женщинами. Кроме Рогнеды и вдовы брата, у князя появились новые супруги — внучка германского императора Мальфрида, чешка Адель, норвежка Олова, болгарка Милица [134].

Но государь и сам давно задумывался о вере. С детства ему внушали разные представления, бабушка говорила одно, отец другое, новгородцы третье, варяги четвертое. Уже в 15-летнем возрасте, в Новгороде, он провел свою первую религиозную реформу. В здешних краях соединились несколько племен, но они все еще жили по собственным обычаям. Финны-нарова поклонялись своему водяному божеству, славяне называли его «ящером». Чтобы оно было благосклонно к людям, каждый год по весне топили девушку. Юному Владимиру такое использование девушек показалось совсем неправильным. Накануне войны с Ярополком он не побоялся запретить традицию финнов, разрушил капище, а на его месте поставил славянского Перуна, покровителя воинов [114]. /

Когда князь и ополчение Северной Руси заняли Киев, духовные проблемы еще больше запутались. Свенельд и Ярополк заискивали перед Константинополем. Кроме духовников княгини, на Русь потянулись другие греческие священники, им покровительствовали, позволяли распространять свое влияние. В роли дипломатов императора тоже часто выступали священнослужители, они приезжали для переговоров, обхаживали и склоняли к сотрудничеству киевскую знать. Русичи имели представление и о том, что византийцы крепко приложили руку к гибели Святослава. Избавившись от ненавистных правителей, народ заодно отмел все, что было с ними связано. Выгнал греков, и от христианства метнулся в обратную сторону. Славили старых богов. Владимир восстановил центральное капище, упраздненное св. Ольгой. Верили, что некоторые из богов особо помогли в победе, и князь отблагодарил их, велел изготовить их идолов — Перуна с серебряной головой и золотыми усами, Хорса, Дажьбога, Стрибога, Семаргла, Мокошь.

Возобновились и человеческие жертвоприношения. Хотя к этим обрядам сам князь непосредственного отношения не имел. Он же почти и не бывал в столице! Постоянно находился в седле, едва вернувшись с одной войны, отправлялся на другую. Но во все времена существуют любители выслужиться. Рвение проявила киевская верхушка, «градские бояре и старцы» [58,107]. У них-то рыльце было в пушку. Не они ли помогли Свенельду осуществить переворот? Не оказали помощи Святославу? Стелились перед Ярополком и его окружением? А теперь из кожи вон лезли, демонстрировали преданность новому князю и его идолам. Готовы были и деньги выложить, купить богам подходящего пленника, и даже «приводяху сыны своя и дщери и жряху бесом». Чем не пожертвуешь ради карьеры! Все равно семьи были большими, от многих жен получалось много детей, а отдашь сына или дочку — глядишь, оценят. «И осквернися кровьми земля Руська».

Узнав об успехах Владимира в Прибалтике, столичные «бояре и старцы» решили подольститься и отметить их очередным жертвоприношением. Постановили кинуть жребий на киевских юношей и девушек. Но в этот раз вышла накладка. Жребий выпал на молодого крещеного варяга Иоанна. Отец-христианин Феодор отказался его выдать. Бояре к князю даже не обращались, сами на вече взбудоражили толпу и повели добывать жертву. Феодор сына так и не уступил, стойко оборонялся. Разъяренные киевляне «разметали» его двор, убили и отца, и сына, дом раскатали по бревнышкам. Святые Феодор и Иоанн стали первыми и последними мучениками языческой Руси. Но беспорядки в Киеве никак не могли понравиться Владимиру. Пришлось посылать дружинников, усмирять разбушевавшихся горожан, и больше подобных безобразий не повторялось.

Князь был уже не мальчиком, которому навязывали чужие мнения. Он был уже и не юношей, которого могли увлечь языческие телесные соблазны. В походах он возмужал, сам оценивал окружающее, и отчетливо осознавал — творится не то… Он размышлял и о будущем Руси. Владимир вновь собрал ее под своей властью. Племена повиновались, служили ему, платили подати. Но они оставались разными. Отделяли себя друг от друга, помнили о различном происхождении, поддерживали особые традиции. Уже сколько раз распадалась Русская держава? После смерти Гостомысла, Вещего Олега, Святослава… Чтобы сплотить Русь и спаять воедино, общей власти было недостаточно. Для этого требовалось нечто большее. Общие ценности, общее мировоззрение. Вера…

Совсем не те верования, учившие печь блины, прыгать через костры, гонять по полям русалок, резать перед идолом баранов, а то и людей. Все это было какое-то не настоящее, мелкое, игрушечное. Или грязное. Душа чувствовала — настоящая Вера должна быть неизмеримо выше, чище, величественнее… Летопись рассказывает, будто к Владимиру приходили разные прововедники — мусульмане, иудеи, латинские и греческие миссионеры. Они объясняли преимущества своих религий, а государь взвешивал и выбирал. Потом отправил посольство по разным странам, чтобы проверило на местах, чья вера лучше. Хотя воспринимать всерьез подобную историю не стоит. Это чисто литературный прием, «бродячий сюжет». Он встречается в преданиях многих народов, чтобы объяснить, почему была принята такая религия, а не иная.

Владимиру вовсе не требовалось созывать и выслушивать мудрецов. С мусульманами он общался во время похода в Волжскую Болгарию. Конечно же, князь интересовался их верой. С евреями он имел дело и в Киеве, и в Тмутаракани. Но симпатий к иудеям явно не испытывал, оборвал их радужные мечты, связанные с Таманско-крымской Хазарией. А в христианскую церковь Владимира когда-то водила святая Ольга, христианками были четыре его жены, причем две принадлежали к Восточной Церкви, а две к Западной. У них имелись духовники, князь знал особенности их богослужения.

Но самого по себе «выбора веры » не было и не могло быть. Вера — не товар. Ее не выбирают, как на базаре, торгуясь и прицениваясь, какая лучше и выгоднее. Она всегда одна! И принимают ее только одну, принимают не расчетами, а душой и сердцем. Авторы XI в., русский митрополит Иларион и Иаков Мних, были по времени гораздо ближе к Владимиру, чем Нестор, насобиравший в летопись старые легенды. Оба описывали, что обращение великого князя произошло именно таким образом: «Без всех сих притече ко Христу, токмо от благого смысла и разумения ». Без миссионеров, уговоров, своей волей [128,144]. Господь Сам открылся князю в душе, и Владимир принял Его, «притече ко Христу». Как раз из-за этого св. Владимира, как и св. Ольгу, Церковь признала равноапостольными…

Однако перед государем встал такой же вопрос, как перед его бабушкой: откуда принимать крещение? Вопрос, в котором переплелись и духовные, и политические проблемы. Номинально Церковь еще считалась единой, но Западная и Восточная ее половины все сильнее расходились. За два десятилетия до крещения Руси, в 967 г., римский папа Иоанн XIII издал буллу, подтвердившую запрет богослужения на славянском языке. Мало того, в9збранялось ставить священников «из русского и болгарского народа». Такая церковь для нашей страны абсолютно не подходила.

Принять крещение от болгар? После того, как византийцы захватили Восточную Болгарию, политический вес Охридской патриархии очень снизился, в христианском мире она оказалась изолированной. Да и вообще Западная Болгария далеко не дотягивала до былого Болгарского царства. Ее разъедали внутренние смуты. Не без влияния византийцев знать строила заговоры, поднимали мятежи сербы, хорваты, албанцы. Следовало подумать над дальнейшей стратегией Киева. Продолжать войну в союзе с болгарами — значило увязнуть в их дрязгах. В отличие от Святослава, Владимир хорошо понимал: русским на Балканах делать нечего. Он уже получил все, что требовалось стране, выход к морю. Оставалось лишь закрепить успех. Добиться, чтобы Византия смирилась с приобретениями Руси, перешла на другой уровень отношений, не как с «варварами», а с великой и уважаемой державой. А крещение открывало путь к такому повороту.

Момент выдался исключительно благоприятный. В Италии греков били немцы, на Балканах — болгары. А в 986 г. восстал лучший военачальник Варда Склир, занял восточные провинции и провозгласил себя императором. Против него использовали другого популярного полководца, Варду Фоку. Он бунтовал еще при Цимисхии, находился в ссылке. Его выпустили, обласкали, и Склира он победил. Но тут же объявил императором… себя. Его армия двинулась на Константинополь и вышла на азиатский берег Босфора — столица лежала напротив, отделенная только проливом. И вот тут-то к царям Василию и Константину прибыло русское посольство. Владимир предлагал мир, дружбу, выражал желание креститься. Но выдвинул требование — выдать за него греческую царевну Анну [57].

С точки зрения византийцев это была неслыханная дерзость. В их политических трактатах и наставлениях особо предостерегалось: императорам ни в коем случае нельзя родниться с другими монархами, чтобы они не поставили себя на равную ногу с империей. Анна была младшей сестрой Василия и Константина. Когда она была еще маленькой, германский император Оттон I посватал ее за сбоего сына, будущего Оттона II. Он получил грубый отказ. Ответили, что он «король варваров», а «рожденная в пурпуре» не может быть женой «варвара». Потом плели интриги против Святослава и пообещали выдать Анну за болгарского царя Бориса. Его надули, привели в Константинополь пленным. Царевну пробовал сватать за сына и король Франции Гуго Капет. И еще одним претендентом выступил Владимир.

Но ситуация была критической, нужно было цепляться за любой шанс. Василий и Константин согласились на все, подписали договор. Ответное посольство на Русь возглавил митрополит Феофилакт. Великий князь немедленно прислал корпус из 6 тыс. отборных воинов. Они неожиданным десантом высадились под Хризополем (Скутари), погромили лагерь Варды Фоки и заставили его отступить от Константинополя. В Киеве митрополит Феофилакт окрестил Владимира. Князь недвусмысленно принял имя Василия. Такое же, какое носил император. Но и само имя в переводе с греческого означает «царь», «император». Однако византийцы были верны своим политическим традициям. Владимиру втолковывали, что он стал вассалом Константинополя, присвоили ему невысокий придворный чин стольника, а вопрос о браке попытались замять. Опасность миновала, зачем же выполнять невыгодные обещания?

Что ж, вассала и стольника князь пропустил мимо ушей, пусть тешатся. Но интересы государства он готов был отстаивать жестко. Когда выяснилось, что греки водят его за нос, преподал им запоминающийся урок. В 988 г. мощный русский флот подошел к Херсонесу. Город окружали неприступные стены, со скифских времен еще никто не сумел взять его. Но Владимира трудности не смутили. Его войско обложило крепость и с суши, и с моря. Русичи начали насыпать высокий вал, чтобы с его гребня взойти на стены. А государь доходчиво объяснил горожанам, что будет стоять хоть три года, но Херсонес возьмет.

Столь долгой осады не потребовалось. Херсониты жили по соседству с русскими, хорошо знали их, и многие были готовы передаться Владимиру. Священник Анастас на стреле перебросил из города записку, указал, где проходят водопроводы. Перекрыли воду, и Херсонес сдался. А великий князь пригрозил византийским властителям: «Сделаю столице вашей то же, что и этому городу». Василий и Константин пребывали в полном шоке: Владимир мог снова соединиться с болгарами, да и мятеж Варды Фоки еще не был подавлен. Пришлось исполнять договор. Анна, несостоявшаяся невеста трех монархов, была истинной «ромейкой». В 25 лет оставалась в девицах, сидела взаперти во дворце, но отъезд к «варварам» считала трагедией. Безутешно рыдала, причитала, что ее «заживо хоронят». А что поделать? Посадили на корабль, утешали только тем, что она жертвует собой ради спасения империи: «Может быть, обратит тобою Бог Русскую землю к покаянию, а Греческую землю избавишь от ужасной войны».

В Херсонесе ее торжественно встретили жених, войско, горожане. Митрополит обвенчал Владимира и Анну, русская дружина приняла крещение. В'«вено» за невесту князь вернул грекам захваченный город. А для себя, на память, забрал понравившиеся статуи коней — украсить собственную столицу. Взял и «святые иконы, и честные кресты, и священные сосуды церковные, и прочую священную утварь, и святые книги», обеспечил всем необходимым рождающуюся Русскую церковь. В свите Анны прибыл большой штат «царевниных» священников. Разумеется, они были не случайными людьми. Их специально подобрали и готовили, чтобы через церковь регулировать князя, подчинять Русь византийскому влиянию. Владимир об этом прекрасно догадывался, но он переиграл Константинополь. Забрал с собой многих священников и диаконов из Херсонеса. Они-то будут служить честно. В общем, князь четко разграничил: вера — это одно, а политика — увольте, совсем другое.

Сразу же по возвращении из Крыма Владимир разрушил столичное капище. Идолов изрубили и сожгли, истукан Перуна протащили по улицам и скинули в Днепр. Чтобы не пристал к берегу, дружинники провожали его до самых порогов. А на 1 августа 988 г. (по другим источникам 989 г.) назначили крещение Киева. Разумеется, не все русичи были готовы превратиться в христиан. Но этот акт нельзя было назвать и насильственным. Владимир, поднявший Русь из развала и одолевший всех ее врагов, приобрел у подданных высочайший авторитет. Если уж такой властитель обратился к христианскому Богу, может ли он ошибаться? Нет, до сих пор он всегда был прав.

У Днепра собрались жители столицы от мала до велика, гости, приезжие. Толпами входили в воду. Вдоль реки цепочкой стояли священники, совершали таинство крещения, а святой Владимир молился на берегу: «Творец Неба и земли! Благослови сих новых чад Твоих…» Летопись сообщает — «в сей день великий земля и Небо ликовали». Да, день был воистину великим. Язычники становились христианами. И не только христианами. Именно от крещения рождался русский народ. В купель входили поляне, северяне, словене, кривичи, древляне, варяги… А выходя из купели, они уже принадлежали к одной общности. Становились русскими. На Руси завершалась языческая история и начиналась новая…

4 ноября 2009 г. от Рождества Христова, п. Монино.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета. Синодальное издание.

2. Аничков Е. В. Язычество и Древняя Русь, М.: Академический проект, 2009.

3. Античные города Северного Причерноморья. Л.: Изд. АН СССР, 1955.

4. Античная цивилизация. Под ред. В. Д. Блаватского. М., 1973.

5. Арриан. Поход Александра. М.: Миф, 1993.

6. Артамонов М. И. История хазар. Л.: ЛГУ, 1962.

7. Артамонов М. И. Киммерийцы и скифы. Л.: ЛГУ, 1974.

8. Археология Прикарпатья, Волыни и Закарпатья. Киев: Наукова думка, 1990.

9. Белявский В. А. Тайны Вавилона, М.: Вече, 2001.

10. Бойцов М., Шукуров Р. История средних веков. М.: МИРОС, 1995.

11. Бушуев С. В., Миронов Г. Е. История государства Российского, в 2-х т., М.: Книжная палата, 1991.

12. Вадецкая Э. Б. Сказы о древних курганах, Новосибирск: Наука, 1981.

13. Васильев A. C. История религий Востока. М.: Высшая школа, 1983.

14. Велесова Книга. Перевод и комментарии А. И. Асова. М.: Менеджер, 1995.

15. Веллей Патеркул. Римская история. Пер. А. И. Немировского. Воронеж, 1985.

16. Вергилий. Энеида. Пер. С. Шервинского и С. Ошерова, М., 1979.

17. Вернадский Г. В. История России. Древняя Русь. Тверь: Леан, 1996.

18. Византия и Русь. М.: Наука, 1989.

19. Витгасин A. A. и др. История древнего мира. М.: Просвещение, 1993.

20. Войцеховский A. M. Кто построил каменные цепи / Невозможная цивилизация. М.: Знание, 1996.

21. В мире мифов и легенд. Под ред. В. Н. Синельченко. СПб.: Диамант, 1995.

22. Воротников A. A. История и религия. Минск: Валев, 1991.

23. Воскобойников В. Кирилл и Мефодий. М.: Молодая гвардия, 1979.

24. Всемирная история, в 24 томах, т. 1–8, Минск: Литература, 1996.

25. Гаспаров М. А. Занимательная Греция. М.: Новое лит. обозрение, 1996.

26. Гельмгольд. Славянская хроника. М„1963.

27. Геродот. История в девяти книгах. Пер. Г. А. Стратановского. М., 1972.

28. Глоба Т. М. Тамара, № 2, М., 1994.

29. Гобарев В. Предыстория Руси. М.: Менеджер, 1995.

30. Гомер. Илиада. Пер. Н. Гнедича. М.: Московский рабочий, 1982.

31. Гомер. Одиссея. Пер. В. Жуковского. М.: Московский рабочий, 1985.

32. Граков В. Н. Скифы. М.: МГУ, 1971.

33. Гумилев Л. Н. Древние тюрки. М.: Клышников, Комаров и К°. 1993.

34. Гумилев Л. Н. Древняя Русь и Великая Степь, М.: Мысль, 1989.

35. Гумилев Л. Н. Открытие Хазарии, М.: Айрис-пресс, 2001.

36. Гумилев Л. Н. Тысячелетие вокруг Каспия. Баку: Азернешр, 1991.

37. Гумилев Л. Н. Хунну. СПб.: Тайм аут-компас, 1991.

38. Гумилев Л. Н. Этногенез и биосфера Земли, СПб.: Азбука-классика, 2002.

39. Гуревич А. Я. Походы викингов. М., 1966.

40. Деревянко А. Ожившие древности. М.: Молодая гвардия, 1986.

41. Диодор Сицилийский. Библиотека II. Очерки истории СССР. М., 1956.

42. Дюмензилъ Ж. Верховные боги индоевропейцев. М., 1986.

43. Ельницкий Л. А. Знания древних о северных странах. М„1961.

44. Женщины-легенды, под ред. д.и.н. Федосика В. А. Минск: Беларусь, 1993.

45. Забелин М. Русские народ, обычаи, обряды, предания, суеверия. М.: Русская книга, 1996.

46. Иванов В. В., Топоров В. Н. Исследования в области славянских древностей. М.: Наука, 1974.

47. Ильинская A. C. Легенды и археология. Древнейшее Средиземноморье. М.: Наука, 1988.

48. Иордан. О происхождении и деяниях гетов. Пер. и комментарии Е. Ч. Скржинской. М.: Изд. восточн. литер., 1960.

49. Ирасек А. Старинные чешские сказания. М.: Правда, 1987.

50. Историки Рима. Сборник переводов под ред. С. Апта. М., 1970.

51. История Древнего Рима. Под ред. А. Г. Бокщанина и В. И. Кузищина. М., 1981.

52. История России с древнейших времен до конца XVII века. Под ред. П. В. Волобуева, М., 2000.

53. История России с древнейших времен до конца XVII века. Под ред. А. Н. Сахарова, А. П. Новосельцева. М.: Изд. ACT, 1996.

54. История России с древнейших времен до наших дней, под ред. Сахарова А. Н., в 2-х тт. М.: Проспект, 2009.

55. История СССР с древнейших времен до 1861 года, под ред. проф. П. П. Епифанова, В. В. Мавродина. М.: Просвещение, 1983.

56. Исландские саги. Ирландский эпос. М„1973.

57. Как была крещена Русь. М.: Политиздат, 1990.

58. Карамзин Н. М. История государства Российского, тт. I–V, М.: Золотая аллея, 1993.

59. Каргалов В. В., Сахаров А. Н. Полководцы Древней Руси. М.: Молодая грардия, 1985.

60. Ключевский В. О. Курс русской истории, соч. в 9 томах, т. 2. М.: Мысль, 1988.

61. Ковалевский А. П. Книга Ахмеда ибн Фадлана о его путешествии на Волгу в 921–922 гг. Харьков, 1956.

62. Кожинов В. История Руси и русского слова. Современный взгляд. М.: Чарли, 1997 /

63. Коковцев П.К Еврейско-хазарская переписка в X веке. Л.: Изд. АН СССР, 1932.

64. Кондратьев A. M. Атлантиды пяти океанов. Л.: Гидрометеоиздат, 1987.

65. Коринфский A. A. Народная Русь. М., 1901.

66. Корнелий Тацит. Соч. В 2-х т. Под ред. A. C. Бобовича, Я. М. Боровского, М. Е. Сергеенко. Л., 1969.

67. Королюк В. Д. Славяне и восточные романцы в эпоху раннего средневековья. М., 1985.

68. Крист К. История времен римских императоров, тт. 1–2, Р-н-Д, Феникс, 1997.

69. Кузьмин А. Г. Падение Перуна. Становление христианства на Руси. М., 1988.

70. Кузьмичев И. К. Лада. М.: Молодая гвардия, 1990.

71. Культура Древней Руси. М.: Наука, 1966.

72. Культура средневековой Руси. Л., 1974.

73. Лапин B. B. Греческая колонизация Северного Причерноморья. Киев: Наукова думка, 1966.

74. Левандовский А. Карл Великий. М.: Мол. Гв., 1999.

75. Левин А. Камень-обсерватория. / Книга тайн. М.: Общ. по изуч. тайн и загадок Земли, 1991.

76. Лесной С. Откуда ты, Русь? Крах норманнской теории, М.: Алгоритм, 2005.

77. Литаврин Г. Г. Известие Менандра Протиктора об отношениях аваров и славян. Византия, Средиземноморье, славянский мир. М.: МГУ, 1991.

78. Лихачев Д. С. Русские летописи. М.: Изд АН СССР, 1947.

79. Лошиц Ю. М. Дмитрий Донской. М.: Мол. Гвардия, 1983.

80. Лукач М. Пути богов. М., 1984.

81. Маховский Я. История морского пиратства. Тула: Филиппок, 1993.

82. Мельников-Печерский П. М. В лесах. М.: Изд. худ. литературы, 1955.

83. Мифологический словарь. М., 1991.

84. Мифология древнего мира. М.: Наука^ 1977.

85. Мифы народов мира. Энциклопедия в 2-х т. М.: Сов. Энциклопедия, 1991.

86. Моммзен Т. История Рима, тт. 1–4, Р-н/Д: Феникс, 1997.

87. Монгайт A. Л. Археология Западной Европы: Бронзовый и железный века. М., 1974.

88. Немировский A. M. Мифы Древней Эллады. М.: Просвещение, 1992.

89. Немировский A. M. Этруски — от мифа к истории. М.: Наука, 1983.

90. Нефедов С. История Древнего Мира. Екатеринбург, 1994.

91. Нечволодов А. Сказания о русской земле, кн. 1–2, М.: ООО Издат. В. Шевчук, 2003.

92. Никольский Н. М. История русской церкви. М.: Политиздат, 1988.

93. Новосельцев А. П. Восточные источники о восточных славянах и Руси VI–IX вв. Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965.

94. Новиков М. П. Христианизация Киевской Руси. М., МГУ, 1991.

95. Окладников А. П., Васильевский P. C. Северная Азия на заре истории, Новосибирск: Наука, 1980.

96. Окладников А. П., Окладникова Е. А. Заселение земли человеком, М.: Педагогика, 1984.

97. Орлов A. C., Георгиев В. А. и др. Хрестоматия по истории России с древнейших времен до наших дней, М., 1990.

98. Павленко Н. М. Меншиков. Полудержавный властелин. М., 2005.

99. Памятники литературы Древней Руси. XI — начало XII века. М., 1978.

100. Пашков Б. Г. Русь, Россия, Российская империя: хроника событий. 862—1917 гг. М., 1994.

101. Пашуто В. Т. Внешняя политика Древней Руси. М., 1968.

102. Першиц A. M., Монгайт A. Л., Алексеев В. П. История первобытного общества, М.: Высшая школа, 1982.

103. Петрухин В. Я. Начало этнокультурной истории Руси IX–XI веков, М.: Русич, 1995. Г

104. Платов А. Руническая магия. М.: Менеджер, 1995.

105. Плиний Младший. Письма. Панегирик Траяну. Пер. М. Е. Сергеенко, А. И. Доватура, B. C. Соколова. М., 1982.

106. Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Под ред. М. Е. Грабарь-Пассек, С. П. Маркиш. М., 1961–1964.

107. Полное собрание русских летописей. ПСРЛ. М.: Изд. восточн. литерат., 1962–1965.

108. По следам древних культур. От Волги до Тихого океана. М.: Госиздат культпросветлитературы, 1954.

109. Похлебкин В. В. Внешняя политика Руси, России и СССР за 1000 лет в именах, датах, фактах, вып 1. М., 1992.

110. Преображенский A. A., Рыбаков Б. А. История Отечества. М.: Просвещение, 1996.

111. Прокопий из Кесарии. Война с готами. Пер. С. П. Кондратьева. М., 1950.

112. Путешествия в древность, под ред. чл. — кор. АН СССР В. Л. Янина, изд. Моск. университета, 1983.

113. Пушкарева H. A. Женщины древней Руси, М.: Мысль, 1989.

114. Религии мира. Энциклопедия для детей, т. 6, ч.1, 2, М.: Аванта +, 1996.

115. Ременников A. M. Борьба племен Северного Причерноморья с Римом в III в. н. э. М.,1954.

116. Рыбаков Б. А. Древняя Русь. Сказания, былины, летописи. М.: Изд. АН СССР, 1963.

117. Рыбаков Б. А. Древние русы. Сов. археология, т. 17. М., 1953.

118. Рыбаков Б. А. Из истории культуры Древней Руси. М., 1984.

119. Рыбаков Б. А. Язычество древних славян. М., Наука, 1981.

120. Рыбаков Б. А. Язычество Древней Руси. М.: Наука, 1987.

121. Сахаров А. Н. Дипломатия Древней Руси IX — первой половины X века. М., 1980.

122. Сахаров А. Н. Дипломатия Святослава, М.: Межд. Отношения, 1991.

123. Сахаров А. Н. Мы от рода руского. Рождение русской дипломатии. Л., 1986.

124. Светоний. Жизнь двенадцати цезарей. М.: Худ. литература, 1990.

125. Седов В. В. Восточные славяне в VI–XIII вв. М.: Наука, 1982.

126. Скифы. Хрестоматия. М.: Высшая школа, 1992.

127. Скржинская М. В. Северное Причерноморье в описании Плиния Старшего. Киев: Наукова думка, 1977.

128. Слово Древней Руси. М.: Панорама, 2000.

129. Смирнов К. Ф. Савроматы. М.: Наука, 1964.

130. Снисаренко А. Б. Рыцари удачи. Хроники европейских морей. СПб.: Судостроение, 1991.

131. Снисаренко А. Б. Третий пояс мудрости. Блеск языческой Европы. Л.: Лениздат, 1989.

132. Советская историческая энциклопедия, тт. 1-16. М., 1961–1976.

133. Советский энциклопедический словарь. М.: Сов. Энциклопедия, 1987.

134. Соколов А. Н. , митрофорный протоиерей. Святой витязь земли Русской, Нижний Новгород, 2008.

135. Соловьев С. М. История России с древнейших времен. М., 1959.

136. Стариков Н. В. История России. Справочник студента. М.: ПРИОР, 2001.

137. Страбон. География в 17 книгах. Пер. Г. А. Стратановского. М., 1964.

138. Стурлссон С.  Круг земной. М., 1980.

139. Стурлссон С.  Младшая Эдда. Л., 1970.

140. Татищев В. Н. История Российская. М.: Изд. АН СССР, 1962–1963.

141. Тереножкин А. И. Киммерийцы. Киев, 1976.

142. Тихомиров М. Н. Древняя Русь. М.: Наука, 1975.

143. Толочко П. П. Древний Киев. Киев: Наукова думка, 1983.

144. Успенский Ф. И. История Византийской империи. Т.1–4. М.: ACT, 2001.

145. Федорова Е. В. Императорский Рим в лицах. Смоленск: Инга, 1995.

146. Феофилакт Симокатта. История. Пер. С. П. Кондратьева. М., 1957.

147. Флавий Вописк Сиракузянин. Божественный Аврелиан / Вестник древней истории № 4, 1959.

148. Фрезер Дж. Золотая ветвь. М., 1980.

149. Формозов A. A. Памятники первобытного искусства на территории СССР. М.: Наука, 1980.

150. Харитонова В. И. Черная и белая магия славян. М.: Интербук, 1990.

151. Харлицкий М. С., Хромов С. С. Русские праздники, народные обычаи, традиции, обряды, М.: Рос. Унив. Дружбы народов, 1996.

152. Чичеров И. С. Византийские исторические сочинения. «Хронография» Феофана, «Бревиарий» Никифора. М., 1980.

153. Шамбаров В. Е. Великие империи Древней Руси, М.: Алгоритм, 2006.

154. Шамбаров В. Е. Казачество. История вольной Руси. М.: Алгоритм, 2007.

155. Шамбаров В. Е. От Стоунхенджа до Аркаима // Мегаполис-Континент № 46, М., 1996.

156. Шамбаров В. Е. Русь: дорога из глубин тысячелетий. М.: Алгоритм, 2009.

157. Широкова Н. С. Кельтские друиды. Л.: ЛГУ, 1984.

158. Штолъ Г. А. Мифы классической древности. М.: Высшая школа, 1993.

159. Щербаков В. Асгард и ваны. / Дорогами тысячелетий, кн. 3. М.: Молодая гвардия, 1989.

160. Щербаков Б. Как был открыт город богов. / Книга тайн. М.: Общ. по изуч. тайн и загадок Земли, 1991.

161. Щербаков Б. Эликсир бессмертия — главный секрет Олимпа. Память об атлантах. / Книга тайн. М.: Общ. по изуч. тайн и загадок Земли, 1991.

162. Энеолит СССР, под ред. Массона В. М., Мерперта Н. Я. М.: Наука, 1982.

163. Эпос Северной Европы. М.: Мир, 1989.

164. Якубовский Э. Быстроконные девы. / Книга тайн. М.: Общ. по изуч. тайн и загадок Земли, 1991.