Гордей Иванович Левченко

Вместе с флотом. Неизвестные мемуары адмирала

Аннотация

Такое еще случается: потомки давно ушедшего в небытие адмирала, разбирая его архив, нашли прежде не издававшиеся мемуары.

Гордей Иванович Левченко был одним из тех военных руководителей, чьи части приняли на себя самый первый удар противника. Одесса, Николаев, Севастополь – вот этапы боевого пути адмирала в огненные дни 1941 года. Именно Левченко командовал обороной Крыма в первый год Великой Отечественной войны.

В дальнейшем адмирал оставался на самом острие боевых действий советского флота. Это он командовал Ленинградской и Кронштадтской военно-морской базой в дни героической обороны Ленинграда.

Мы представляем уникальные мемуары одного из самых заметных командиров советского флота в военные 40-е годы ХХ века.

Гордей Иванович Левченко

Вместе с флотом. Неизвестные мемуары адмирала

Книга вышла благодаря Николаю Владимировичу Мартынюку. Особая благодарность – Уперевой Елене Васильевне и Груйичичу Драгану.

© Левченко Г.И., 2015

© ООО «ТД Алгоритм», 2015

Часть 1

Первая империалистическая

Я родился 20 января 1897 года в селе Дубровка. Село, в котором я провел свое детство, речка Смолка делит на две половины. В административном подчинении село относилось к Новград-Волынскому уезду Житомирской губернии. Значительная часть земель принадлежала графу Потоцкому. Он же являлся предводителем местного дворянства.

Узкие оскудевшие полоски земли родили мало, а ведь это была основа жизни крестьян. Помещик пользовался дешевой рабочей силой, особенно женской, при уборке урожая.

…Покосившиеся хаты жались одна к другой, село притихло. Парни и девчата редко собирались по вечерам. Часто собирались мужики, перешептывались осторожно, но уже поговаривали о разделе земли помещичьей и церковной. Особенно часто собирались мужики у вернувшихся с Русско-японской войны солдат-односельчан. Для меня многое в этих разговорах было непонятно. Они звучали тревожно и радостно. Они сулили другую жизнь, более счастливую.

А что такое крестьянская доля, я уже знал. Хата с глинобитным полом в одну большую комнату с русской печкой, а по вечерам непрерывно чадит лучина. Мать расстилает на полу домотканую холстину, и мы вповалку располагаемся на ней спать. Когда гаснет лучина, в темноте еще долго носится запах сухого дерева. Слышно как за печкой раздается пение сверчка.

Из семи детей в семье я был шестым по счету. Но и на мне уже лежало немало обязанностей: помогал пилить и колоть дрова, щепал лучину, помогал матери по хозяйству.

Весть о январских событиях 1905 года пришла в село поздно. Привез ее раненый солдат, возвращавшийся домой и попутно заглянувший в наше село. Он-то и поведал крестьянам о всех событиях. Особый интерес вызвала весть о возможном разделе между крестьянами помещичьей и церковной земли. Солдат часто говорил, что для этого нужна большая сила и ум, жалко, что грамотных среди мужиков маловато. Землю-то может еще и мы отобрать успеем, а хозяйничать на ней будут наши дети.

В деревню нагрянули жандармы. Многих крестьян избили, солдата арестовали. Больше я его не видел, но его слова глубоко запали в мою душу и запомнились на всю жизнь. Мне казалось, что простому крестьянскому парню вместе с миллионами таких же простых людей придется хозяйствовать на земле.

Как сложилась в дальнейшем моя жизнь? Поступил я в церковно-приходскую школу. Учителем был Семен Михайлович Белецкий. Он много вкладывал своих сил, труда и любви, чтобы дать начальные знания деревенским ребятам, открыть путь к знаниям. Противоположностью этому был сельский священник Ковалевский. Своими окриками, а порой и прямым издевательством, подкрепленными божественными изречениями из святого Евангелия, своими угрозами, что Бог нас покарает, он отбивал всякое желание к учебе. Многие деревенские парни и заканчивали на этом свое образование.

Приходскую церковную школу я окончил. Стал просить отца направить меня в город Новград-Волынск, расположенный в тридцати километрах от Дубровки, учиться в городское двухклассное училище. Желание мое исполнилось. Плата за обучение составляла 6 рублей. Чтобы заработать на книги, тетради и иметь возможность оплатить другие, связанные с учебой расходы, я в летнее время нанялся пасти скот в своем селе. В летнее время одевал себя сам. Умел хорошо плести лапти и в летнее время обходился при любой погоде, сапоги были не нужны. Так было в летнее время все три года, пока учился в городском училище. Уголок был снят – именно уголок – только для ночлега у сапожника Коростылева, который всегда пропивал свой заработок на ярмарке, а жена его была прачкой. Мне приходилось очень часто носить с речки воду для стирки и других бытовых нужд. Раз в месяц отец привозил продовольствие из дому: картошку, муку, сало.

Учился успешно. Три года прошли быстро, и вот уже встал вопрос: что делать дальше, как быть? Самое большое, на что я мог рассчитывать – это получить место писца в земской управе. Нет, это меня не устраивало. Учиться дальше? Но для этого нужны средства.

Как-то гуляя по городу я случайно прочитал объявление, что школа юнгов в Кронштадте производит набор молодежи в возрасте 16–17 лет. В объявлении указывалось, что все принятые в школу находятся на полном обеспечении. Для поступления в школу юнгов нужно было сдать экзамены и пройти медицинское освидетельствование в одном из перечисленных пунктов. Ближайшим был город Могилев. Экзамены были назначены на июль месяц.

Кто из нас в пору юности не мечтал о дальних морских походах, о суровой и увлекательной жизни моряка! К тому же открывалась возможность учиться, да еще на полном обеспечении.

Сборы были недолгими. Котомка с продуктами, купленный за последний деньги билет 4-го класса – и вот я уже еду в Могилев.

По прибытии на место я отыскал приемную комиссию, встретился с такими же искателями счастья – Молодцовым, Демиденко, Дроздовым и Выдра. Вступительные экзамены я сдал, медицинская комиссия признала годным к службе на флоте. Можно было возвращаться домой и ждать там первого сентября. Денег на обратный билет не было. Пришлось добираться «зайцем» – то на площадке между вагонами, то в тамбуре, то на крыше, а местами – пешком по шпалам. Но, как говорится, свет не без добрых людей. Вот такого доброго человека я и повстречал. Звали его Петр Сидорович Огородников, он был главным кондуктором товарного поезда и на груди его висели большие часы и свисток. Петр Сидорович снял меня с крыши вагона и строго отчитал. Потом, выслушав мою историю, ворчливо заметил: «Беда с вами, с «зайцами». Иди за мной».

Я думал, что он ведет меня к жандарму. Однако Петр Сидорович посадил меня в пустой вагон и запломбировал его. Теперь я мог ехать спокойно.

Поезд часто останавливался и подолгу стоял. Время тянулось медленно. В пустом вагоне было тоскливо. Мучил голод. На одной из остановок дверь вагона отворилась и Петр Сидорович весело спросил: «Ну как, путешественник? На-ко вот, поешь», – он протянул мне большой кусок хлеба с салом, – мое любимое кушанье. Я жадно набросился на еду. Подождав пока я поел, он стал меня расспрашивать, изредка задавая вопросы и все время чему-то улыбаясь. Его добродушные глаза напоминали мне взгляд того раненого солдата, которого я видел в Дубровке в 1905 году. «Учиться – это хорошо. Народ наш умен и талантлив, а грамоте не обучен. Может от этого и живем в нужде и в дикости», – сказал Петр Сидорович.

На станции Овруч мы расстались с ним, дальше состав не шел. Сидорович дал мне на дальнейшую дорогу 50 копеек. В общей сложности от Могилева до станции Полонное, что расположена в 20 километрах от Дубровки, я добирался много дней. Однако все эти мытарства казались мне незначительными по сравнению с главным. Это главное заключалось в коротком поэтическом слове – море! Ему я вверил свою судьбу и сердце, оно, еще не виденное, но уже близкое, властно звало к себе.

В своей деревне на реке Смолка я с братом еще до школы весной во время половодья, или после больших дождей, часто любил испытывать свою смелось и ловкость. Мы становились на большие доски или бревна и, отталкиваясь длинным тестом, стоя во весь рост, плавали по реке. Были случаи, когда мы срывались с бревен в воду и принимали холодные ванны. Тогда быстро бежали домой, одевали что-нибудь сухое и опять продолжали свои путешествия до водяной мельницы. Часто за эти развлечения нам попадало от матери, но зато привилась любовь к водной стихии. А вот теперь предстояла поездка в настоящую морскую школу.

Школа юнгов

В конце августа я купил билет и выехал в Петербург. В пути встретился с такими же, как сам, искателями счастья. Это были Пройдоков, Вакуленко, Линич и Скачко. Решили держаться вместе и делиться своими припасами.

Петербург поразил нас обилием людей и света, шумом и сутолокой. Горели газовые фонари, в их неровном свете колыхалась пестрая толпа, запрудившая Невский от Знаменской площади (ныне площади Восстания) до Адмиралтейства. Зазывая седоков, наперебой кричали извозчики, кругом шныряли навязчивые маклеры, предлагавшие за деньги всевозможные услуги.

Расспросив встречных людей, как проехать в Кронштадт и получив разъяснение, мы по Невскому направились в путь. Дальнейшие расспросы помогли добраться до места отправления пароходов, которые ходили до Кронштадта. В те времена въезд в Кронштадт был свободен и на пристани толпилось много хорошо одетых штатских, намеревавшихся совершить экскурсию в город-крепость. Немало было и военных моряков. Один из них подошел к нам и спросил, куда мы едем. Наш вид, одежда и возраст сами говорили за себя. Но все же мы ответили – в школу юнгов. «Значит к нам. Так я и думал. Ну что ж, давайте грузиться», – предложил моряк. В званиях мы не разбирались. Взяли билеты и пошли на пароход, который совершал рейсы в Кронштадт. Моряк сказал нам, что он из школы юнг, звание его унтер-офицер и служит он командиром взвода в одной из учебных рот школы, а зовут его Александр Зимин. В пути он нам много рассказывал о школе юнг, о том, чему и как там учат.

Пароход вышел из Невы и мы впервые увидели море. Широкое и бескрайнее оно все было покрыто белыми барашками волн. Мне оно напоминало перепаханное поле. Ровные ряды волн катились навстречу пароходу и, разбиваясь о него, рассыпались на мелкие брызги. Пароход нервно вздрагивал. Слегка кружилась голова. Плавая по реке Смолке я такого чувства не испытывал. Так вот какое оно, море! Не то, что наша река Смолка. Сколько раз море рисовалось в моем воображении, но оказалось совсем другим – неспокойным и совсем неласковым, оно как бы сразу предупреждало, что шутить с ним нельзя. Что оно сулит нам, что ждет нас на том пути, на который мы, пятеро юных мечтателей, вступили сегодня?

В школе нас распределили по разным ротам. По росту я был определен в 4 роту к мичману В. Япук. В первый же день нас повели в баню и сняли под машинкой волосы под первый номер. Нам выдали новое, из холста, рабочее верхнее обмундирование и познакомили с правилами школьной жизни. Со следующего дня наша жизнь в школе пошла по строгому военному расписанию, соответствующему корабельной жизни.

Все обмундирование подгонялось по росту. При школе была своя портновская и сапожная мастерская. Пока изготовлялось обмундирование соответствующего роста, основной одеждой была холщевая парусина.

Полное укомплектование всех рот продолжалось каких-нибудь два-три дня, так как все будущие юнги были заблаговременно проверены специальными медицинскими комиссиями в тех пунктах губерний, где они подавали заявления о приеме в школу юнгов.

Кроме проверки состояния здоровья, то есть медицинской годности к службе во флоте, определялась степень общей подготовки кандидатов на учебу, их знания, их общеобразовательный уровень.

Следует отметить, что принципы отбора в школу юнгов перед первой мировой войной не особенно отличались от условий приема в военно-морские училища, с той лишь разницей, что будущие юнги должны были приезжать к месту расположения школы за свой счет. Приемных экзаменов в самой школе юнгов не проводилось. Как указано выше, знания кандидатов на учебу проверялись на отборочных губернских комиссиях.

Вместе со мной в школу приехали Барсуков, Закорчевный, Черненко, Воскобойников, Петрухин, Вакуленко и другие. Жизненная судьба проходила у каждого своим порядком. Я и сегодня вспоминаю своего командира взвода А. Зимина, как он обучал нас показом и рассказом.

В основе обучения в школе юнгов лежали – строевая подготовка, изучение общеобразовательных дисциплин и освоение флотской специальности. Изучались все корабельные профессии того времени, и каждый из юнгов мог выбирать специальность по своему желанию. Меня больше всего интересовало артиллерийское оружие и я отдал предпочтение специальности корабельного комендора¹.

Общеобразовательные предметы – физику, химию, электротехнику, механику и другие, а их было всего около 12, преподавали специалисты-чиновники и некоторые офицеры – Пель, Дергачев, Ульрих и др. Закон божий преподавал поп Путилин, который в 1921 году во время восстания в Кронштадте был главным идеологом мятежников. Он был основным жителем Кронштадта и работал в какой-то организации церковников до мятежа. Потом бежал в Финляндию, когда штурмующие отряды Красной Армии заняли Кронштадт.

Специальные предметы морской практики, вязка всевозможных узлов, боцманская морская дудка – преподавали опытные унтер-офицеры, отлично знающие свое дело. Многие из них сами начинали службу юнгами. Почти все инструктора, командиры отделений и взводов много раз бывали в дальних заграничных походах и часто рассказывали нам о своих впечатлениях. Эти рассказы слушались с увлечением, вселяли надежду на то, что и нам доведется повидать и испытать многое и, надо сказать, значительно укрепляли нашу привязанность к флотской службе.

Вспоминая сейчас эти задушевные беседы со старшими товарищами о флотской службе, я думаю о том, как мало мы сегодня уделяем внимания привитию молодым матросам горячей любви к флотской службе, к ее испытаниям, трудностям и радостям. Еще многие наши старшины не умеют рассказывать с большой душевной приподнятостью о подлинной романтике флотской жизни. Нередко молодой человек 18–19 лет, со свойственной юности мечтательностью, представляет себе морскую службу как непрерывную цепь необычайных приключений и увлекательных увеселительных прогулок по зеркальной глади морских просторов, под ласковым летним солнцем. Придя с таким представлением о службе на корабль, он сразу же сталкивается с трудностями, с суровой действительностью, опрокидывающей эти представления. Трудности службы кажутся ему слишком обычными, «земными» и он иногда начинает разочаровываться. Вот тут-то и должен ему на помощь придти старшина и очень хорошо, умело и увлекательно рассказать о том, что такое настоящая морская романтика. Он должен уметь показать, что подлинная романтика заключена в борьбе с этими трудностями, в той возбуждающей опасности, которая подстерегает моряков всюду, в постоянном физическом и духовном напряжении, в ясном понимании смысла и цели своей службы – великой цели служения народу, строящему самое светлое человеческое общество – коммунизм. Страстный и умный разговор обо всем этом должен окрылять людей…

Наличие в настоящее время на кораблях всех классов современной техники требует у личного состава ее отличного знания. Необходимо уметь управлять этой техникой, а эта задача возлагается на обслуживающих технику матросов. Современные матросы должны быть знатоками своего дела, отлично разбираться в работе отдельных механизмов и агрегатов. Каждый матрос, находясь на своем боевом посту, должен с одного взгляда уметь понимать и чувствовать работу механизмов своего заведования.

Высокая квалификация матросов достигается настойчивой повседневной учебой и неразрывно связана с любовью личного состава к порученному делу, к своему заведованию.

Следует отметить, что в школе юнгов первостепенное значение придавалось физической подготовке. Мы ежедневно по утрам ходили в морской манеж, где обучались разнообразным видам спорта, кроме плавания, так как плавательных бассейнов тогда не было. За время обучения в школе каждый юнга получал все необходимые ему навыки и знания в физкультурных упражнениях и мог быть инструктором по физической подготовке на корабле, где служил и одновременно выполнять свою основную работу по специальности.

В школе юнгов большое внимание уделялось практическому обучению. Наряду с освоением основной специальности, мы должны были научиться сами производить ремонт отдельных частей и механизмов, приобрести навыки в слесарном деле. С этой целью три раза в неделю по вечерам мы ходили в механические мастерские. Полученные там практические навыки впоследствии очень пригодились.

После двухмесячного обучения в школе нам в первый раз было разрешено увольнение в город. В течение этих двух месяцев нас усиленно муштровали: тренировали в отдании чести, учили становиться «во фронт», заставляли часами заниматься этим не только на плацу, а и позировать перед зеркалом. При увольнении на берег мечтой каждого из нас было сходить в кино. Но попасть туда было почти невозможно: на весь Кронштадт был единственный кинотеатр. В воинских частях и на кораблях в те времена не было ни одной киноустановки. Поэтому уволенные на берег, как правило, без дела слонялись по городу, а более смелые обозревали торговые ряды на Болотной площади и витрины магазинов на Господской улице (главная улица города). Нижним чинам разрешалось ходить, считая от церковной площади к купеческой гавани только по левой стороне этой улицы. Поэтому левую сторону и называли «суконной». Особенно боялись кронштадтского генерал-губернатора вице-адмирала Вирена. Он часто разъезжал по главным улицам в одноконной пролетке и следил за порядком. У него к этому было какое-то особое пристрастие. Наверное самым любимым его занятием было остановить матроса. Его кучер знал это, и поэтому еще издалека, как он только замечал матроса или солдата, то сразу же направлял коляску к нему, подъезжал и останавливался. По зову адмирала нужно было бегом бежать к нему, а подбежав, отдавать рапорт и представляться. Вирен требовал, чтобы ему показывали те определенные места бескозырки и брюк, на которых писались данные об их владельце. Он хотел убедиться, что необходимые надписи сделаны. А тому, у кого положенных надписей не было, место на гаупвахте было обеспечено. Обязательно спрашивал знание наружных отличий и титулование офицерских чинов, а также членов царской семьи, «светлейших князей» и проч. Белого в яблоках жеребца и пролетку Вирена знали все матросы и солдаты и, завидев их, разбегались и прятались в ближайших дворах.

На одном из совещаний в Кремле в 1939 году после всех дел товарищ Сталин И.В. спросил товарища Кузнецова, почему бы Наркому ВМФ не установить в военно-морских базах порядок, подобный тому, какой был в Кронштадте при Вирене. Для этого нужно снять виреновскую монархическую ржавчину и царский деспотизм самодержавия, заменив его нашим советским укладом жизни, воинским порядком и дисциплиной, уважением и любовью к матросу и солдату. Не забывать и гражданское население. Ведь матросы от тех порядков не умирали, если исключить эту чепуху, а порядки были, и не плохие, – добавил товарищ Сталин. Нарком Н. Кузнецов обещал это выполнить.

Прошла Великая отечественная война и в 1946 году товарищ Сталин И.В. опять напомнил о порядках Вирена. В то время командиром Кронштадтской военно-морской базы был назначен контрадмирал Румянцев. Он пытался кое-что сделать, но у него не получилось, ибо он все переложил на коменданта города. Мне приходилось проверять порядок и работу командира базы, будучи главным инспектором ВМФ.

Командовал школой юнгов генерал-майор фон Пец. Он постоянно и неусыпно заботился о том, чтобы воспитать из нас преданных царскому престолу матросов. В школе свято отмечали все престольные праздники, дни рождения многочисленной царской фамилии, регулярно посещали морской собор. Накануне пасхального дня, вся школа юнгов около 400 человек с командирами рот в парадной форме, начальником школы занимали на втором этаже балкон (хоры). После церковного обряда Вирен поднимался к нам на балкон, обходил строй в сопровождении фон Пеца. Кто больше всего на него производил симпатию и впечатление, Вирен с тем по-христианскому обычаю целовался трехкратно. Таких было 3–5 человек. После этого строем уходили в школу. Все воинские части в обязательном порядке проходя резиденцию-дом, в котором проживал Вирен, начальник команды подавал команду «смирно» с поворотом головы в соответствующую сторону. Строй подтягивался, чеканя каждый шаг по булыжной мостовой.

В февральской революции 1917 года матросы Кронштадта и все его старожилы припомнили наместнику и военному губернатору города все его издевательства и унижения человеческого достоинства матросов. Причем Вирену говорили: «тебя судим и наказываем не за порядки, которые были в городе, а за издевательства, оскорбление человеческого достоинства».

Каждый юнга должен был наизусть знать родословную всех «светлейших» князей и царских особ. С целью изучения этой родословной с нами под руководством командиров взводов проводились специальные занятия. Начальник школы фон Пец знал, что проверка при увольнении в город может быть проведена при задержании юнги вице-адмиралом Виреном. А юнга не знает. Что будет с начальником школы?

Больше всех усердствовал поп Путилин по закону божьему. Специально подобранные статьи из Евангелия упорно вбивались нам в головы. В них проповедовалась законность войны, смерть на поле брани, о царской власти, о праве собственности и много, много других всевозможных изречений.

Царское правительство, всерьез озабоченное ростом недовольства в стране, старалось найти опору в армии и на флоте, чтобы использовать вооруженные силы страны для подавления этого недовольства.

В марте 1914 года юнги отправились в Царское село, расположенное недалеко от Петербурга. Здесь молодым морякам предстояло участвовать в царском смотре с одновременным принятием присяги на верность царю. Смотр производил император России Николай II. На громадном плацу выстроились десятки различных воинских частей. Золотом и серебром сверкали конногвардейцы и кавалергарды, ошеломляло разнообразие форм гвардейских полков. Юнги здесь в присутствии царя принимали присягу среди группы генералов, окружавших человека с рыжеватой бородкой и тусклыми глазами. Этот полковник и есть царь Николай, самодержавный властелин Российской империи, хозяин русских людей и земли русской.

Вместе с другими воинскими частями прошли мы перед царем церемониальным маршем и удостоились царского «спасибо» и в подарок по серебряному рублю. На этом и ограничились царские «милости».

Юнги после парада отправились в Петроград осматривать Зимний дворец. Никогда не видавшие ранее ничего подобного, юнги растерянно проходили по громадным залам, стараясь как можно легче босиком ступать по отполированным до зеркального блеска паркетам. Мы были ошеломлены окружавшей нас роскошью. С трудом верилось, что все это великолепие принадлежит одному человеку – царю. В голове не укладывалось, зачем ему нужны эти сотни залов, зачем израсходовано столько денег для одного человека?

Невольно вспоминались деревни, курные избы, лучины. Подавленные мы выходили из царских чертогов. Одели свои сапоги и подумали о вопиющей несправедливости: кому-то все, а остальным жалкие крохи!..

Надо полагать, царь в это время не думал о том, что через три года многие из нас с оружием в руках пойдут на штурм этого дворца, чтобы навсегда утвердить в стране власть рабочих и крестьян.

Первое плавание

Обычно после практических походов во внутренних водах юнгов посылали на боевых кораблях на 7–8 месяцев в заграничное плавание. В мае 1914 года всех юнгов списали на учебный корабль «Рында». В зимний период обучения многие офицеры этого корабля были командирами рот в школе юнгов – Яцук, Каменев, Поликарпов, Бибиков и другие, а в летний период обучали нас на корабле. Преемственность обучения была непрерывной. Тоже было и с унтер-офицерским составом. Вся морская подготовка заключалась в изучении корабля, шлюпочных учениях, артиллерийских стрельбах, подрывных работах на береговом полигоне и овладении тонкостями всей корабельной службы, как на ходу, так и на якоре. Шлюпочные учения проводились ежедневно, на всех типах шлюпок – от тяжелых баркасов до легких вельботов, как под веслами, так и под парусами в любую погоду.

Тех, кто плохо осваивал это ремесло, а таких всегда набиралось несколько человек, после обеда вместо отдыха (а обед считался от 12 до 14 часов) отправляли тренироваться под наблюдением вахтенного офицера гребле веслами. Для этих целей использовалась одна из шлюпок, которая специально стояла на бакштове (за кормой корабля). Обычно при этом вахтенный офицер еще подавал команды – как держать весло, над его заносить, какое при этом иметь положение корпуса и так далее. Получалась полная картина шлюпочного учения, даже при наличии одного человека на шлюпке. Надо сказать, что такие тренировки очень влияли на отстающих.

Вызов на шлюпку производился в 12 часов 30 минут. У вахтенного унтер-офицера имелся список всех лиц, направленных на занятия. Он их вызывал свистками боцманской дудки наверх. Они становились в строй и по команде по штормтрапу спускались в шлюпку и занимали свои места.

Тренировки на шлюпках давали физическое развитие, воспитывали в юнгах выносливость, ловкость, смелость, прививали им все необходимые качества моряка. Каждый юнга в совершенстве выполнял вязку морских узлов и такелажные работы с тросами всех размеров от легких пеньковых до тяжелых стальных. Нас знакомили, как изучать корабль. Методика была проста. Корабль делился на отсеки. В данном случае корабль, на котором мы плавали, делился на четыре отсека – от киля до клотика, включая все, что выше верхней палубы. Изучающий должен был схематически чертежом расположить все детали механизмов, приборов, труб с разной окраской (в зависимости от назначения), люков, горловин как по вертикали, так и по горизонтали изучаемого отсека сверху вниз. На изучение одного отсека давалась только одна неделя. Затем делалась проверка руководителем и если все было выполнено правильно, то переходили к изучению следующего отсека. Это способствовало в любое время суток ориентироваться в розыске нужных аварийных узлов повреждения. В течение месяца каждый юнга досконально изучал свой корабль и расположение механизмов в любом отсеке корабля, подобно тому, как излагалось в тактическом формуляре.

Парусно-винтовой корабль «Рында», на котором началось наше первое плавание давал очень много для юнгов.

Давно уже парусники ушли в область истории. Моря и океаны бороздили бронированные крепости-дредноуты, быстрые крейсера и миноносцы, под водой ходили подводные лодки, но по-прежнему молодых моряков, а особенно юнгов, парусному искусству учили в полной мере. Бегать, а не ходить по вантам. Раскаленные смоленые ванты от солнечных лучей, оставляли ссадины на руках, а иногда и сдирали кожу с рук. Справедливо считали, что именно на паруснике моряки приобретают сноровку, ловкость, смелость. Страшно было в первый раз подниматься на мачту и убирать паруса на многосаженной высоте. Во время свежей погоды мачта описывала большую дугу. Казалось, вот-вот не удержишься, сорвешься. Потом привык и быстро взбегал по тросовым лестницам, казалось, чуть ли не к самым облакам. Нужно было запомнить множество непривычных морских терминов. Я мог даже в ночной темноте быстро и точно находить нужную снасть. Командир корабля капитан 2 ранга И. Басов хорошо владел управлением корабля, используя паруса при входе в гавань. В этом равных ему не было. Он знал когда и кому дать команду манипуляции парусами, кливером, а иногда помогая машиной. Корабль был одновинтовым. В плавании работали почти непрерывно. Помогала физическая закалка. Уставали, но за всякую работу все брались дружно. Изучали машину, парусное дело, сигнальное дело, знакомились со штурманским делом, работали в угольных ямах, подавая уголь к топкам, убирали шлак несгоревшего угля и все вручную, стояли у штурвала рулевыми.

Перед тем, как начать службу на боевых кораблях, все юнги проходили практику на таких учебных кораблях, как «Петр I» и «Александр II». Броненосные корабли «Петр I» и «Александр II», оснащенные орудийными башнями, были кораблями устаревших конструкций, но практику для матросов артиллерийской специальности и школы юнгов того времени вполне обеспечивали. Наличие на них корабельных шлюпок всех категорий обеспечивало необходимую морскую подготовку.

Обычно в летнее время стоянка кораблей была на Биорских рейдах. Основным средством сообщения корабля с берегом были гребные шлюпки. На них перевозились все грузы и личный состав корабля. Считалось почетным быть гребцом командирского вельбота, личный состав которого часто получал поощрения от командира корабля. Поощрения были разные: от чарки водки до внеочередного увольнения на берег.

Шлюпочной подготовкой юнгов ведали офицеры-мичманы Прозоров, Каменский, Скальский и Поликарпов. Они умели преподавать шлюпочное дело под веслами и парусами как показом, так и теоретически. Полученные мною знания остались у меня на весь период моей службы на флоте. Матросские навыки давались всем юнгам.

Следует рассказать о парусиновых койках. В настоящее время это музейная редкость, если она сохранилась.

Вся команда спала в парусиновых койках. Убирали и выносили койки на верхнюю палубу, в специальные сетки, где они хранились. Сетка – это не авоська, с которой хозяйка ходит на рынок за продуктами. Корабельная сетка – ящик легкой металлической конструкции. В ней укладывались на день парусиновые койки от 10 до 20 штук. Ящики были разных размеров, зависящих от места, которое представлялось при постройке корабля. Подобные сооружения были почти на всех кораблях довоенной постройки. Хранение коек на верхней палубе, кроме всего было как спасательное средство. Матрацы были из пробковой крошки. Каждая койка свободно выдерживала на плаву человека. Каждый юнга и матрос хорошо, свободно умели вязать свою койку на весу и по команде вынести в сетку. Времени от сигнала побудки до выноса связанной койки определялось 5 минут. Вечером, перед сном по сигналу: «койки брать» – их разбирали кроме дежурной службы. Чемоданов в нашем понимании на корабле не было – это горючий материал. Каждый матрос имел два парусиновых чемодана. Большой, в котором хранилось все обмундирование первого срока (новое выходное). Укладка его была такова, что каждый матрос даже без света знал, где какой предмет из вещей лежит. Им пользовались редко, Малый чемодан – в нем были вещи повседневного пользования. Он находился сверху ящика, в котором хранились чемоданы. Чемодан разрешалось приобретать, когда матрос ехал в отпуск. А когда матрос возвращался из отпуска чемодан обычно оставляли дома. Ящики, в которых хранились парусиновые чемоданы располагались вдоль бортовой обшивки. Обычно на них спали ночью старшины, занимая два ящика в длину.

Следует сказать и о корабельных карцерах, которые на кораблях заменяли гауптвахту, имевшуюся на берегу. Офицерство полагало, что карцер на корабле поможет вышибить всякие вольнодумства и провинности, которые совершали матросы как на корабле, так и на берегу. Сам корабельный карцер и содержание в нем было гораздо строже, чем на береговой гауптвахте. Они были специально построены как для одиночного содержания наказанного, так и одновременного нахождения в карцере 2–3 человек. Режим питания был разный: строгий (хлеб и вода) и общий. Нахождение часового при карцере было обязательным. Корабельный боцман всегда имел особую корабельную работу для лиц, отбывающих наказание в карцере. Когда некоторые камеры карцера пустовали, что бывало довольно-таки редко, матросы любили укрываться в них от командиров, чтобы отоспаться, особенно по воскресеньям. В эти дни всегда был церковный обряд. Поп Серафим с помощью разборного алтаря и царских врат проводил в батарейной палубе весь церковный канон со всеми атрибутами по Евангелию. Певчими и регентом были матросы. По окончании церковного обряда командир корабля по большому сбору на шканцах (кормовая часть корабля) читал главу по своему усмотрению из корабельного устава.

Был и другой вид наказания. За малейшую провинность ставили на шканцах в районе постоянного наблюдения и контроля вахтенного офицера, с походной выкладкой груза: обычно две сумки песка по 5 кг через оба плеча, трехлинейная винтовка на плече и в течение 2 часов стоять на вытяжку. Это наказание выполнялось после обеда в период установленного 2-х часового отдыха, до очередной разводки на работу. Обычно давали такое наказание на 2, 6, 8 часов.

Когда меня с началом войны 1914 года перевели на боевой корабль, мне понадобилось всего две недели, чтобы освоить его со всей начинкой в каждом отсеке. Эта метода для меня сохранилась на всю службу на флоте, на каких бы кораблях я не служил. Знание каждого отсека корабля давало возможность каждому офицеру и матросу свободно ориентироваться на нем. Я всегда рекомендовал так изучать корабль своим офицерам и старшинам. Когда меня назначили старшим артиллеристом линейного корабля «Парижская коммуна» в 1925 году, я таким же порядком изучал его. А линейные корабли того времени были самыми совершенными по техническому оснащению. Этот же метод пришлось применить, когда мы принимали в Англии трофейные корабли в 1944 году. Все это на несколько месяцев ускорило приемку кораблей и выход на них в Советский Союз. Англичане говорили нам, что советские матросы – это переодетые офицеры. Слишком быстро они освоили совершенно чужие им корабли и механизмы.

Хотелось бы рассказать о боцманской дудке. Ее носят все курсанты и нахимовцы на парадах, но пользоваться не умеют, вернее, не умеют подавать сигналы дудкой. А ведь это не свисток милиционера. В парусном флоте на прежних кораблях старой конструкции дудка была необходимой. Она была принадлежностью не только боцмана, но и вахтенного старшины. Все команды разного предназначения предварялись боцманской дудкой. Дудка воспроизводит до семи самых разнообразных сигналов. Знатоков, умеющих давать такие сигналы, сейчас найти трудно. А в то время всех юнгов этому искусству обучали очень хорошо, оно и сейчас мною не забыто, хотя прошло более 65 лет.

Многие из юнгов после революции занимали большие посты. Все из них артиллеристы. Адмирал Юмашев был Главкомом Военно-Морского Флота, адмирал Басистый, вице-адмирал Грен был помощником начальника военно-морской Академии. Контр-адмирал И.Д. Снитко – начальником морского артиллерийского полигона. Ф.И. Крылов – начальник судоподъема кораблей и ряд других офицеров, которые занимали ответственные посты.

Первая империалистическая

С началом войны 1914 года меня назначили на крейсер «Паллада». В соответствии с расписанием по боевой тревоге я был замковым у 75-мм пушки. В октябре, как повышение, я был назначен командиром 75-мм пушки на крейсере «Адмирал Макаров». Звание комендора я получил еще в школе юнгов и обучение на звание артиллерийского унтер-офицера было естественным.

В один из осенних дней наша бригада крейсеров «Адмирал Макаров», «Паллада», «Громобой» и «Олег» вышли в Балтийского море для постановки мин заграждения на путях движения транспортов противника с грузами железной руды из Швеции. После выполнения задачи крейсера на обратном пути встретились на большой дистанции с легкими крейсерами немцев: «Магдебург», «Мюнхен», «Дрезден» и «Фридрих Карл». Сыграли боевую тревогу. Корабельный поп Никодим обходил с большой чашей «святой воды». Ее несли два матроса согласно боевому расписанию. Поп с кропилом ходил по батарейной палубе, по бортам которой были расположены артиллерийские установки и этой «святой водой» с божественными изречениями благословлял «божьим именем» нас в храбрости и победе. Бой начался на больших дистанциях, но быстро закончился. Обе стороны без существенных потерь и повреждений разошлись.

На подходе к своим базам в районе Лапвик, крейсер «Паллада» был потоплен торпедой немецкой подводной лодки.

В походах и обычной жизни поп Никодим выполнял работу шифровальщика, ибо у него другой работы на корабле не было.

Офицеры кают-компании за питание в ней денег с Никодима не брали. Это был общий порядок на всех кораблях, где была должность попа.

В феврале 1915 года меня послали учиться на артиллерийского унтер-офицера в Кронштадт.

Заведующим артиллерийскими классами в Кронштадте был капитан 3 ранга В.А. Унковский. Мы с ним на протяжении многих лет встречались в разных служебных и учебных делах. В последнее время Унковский был профессором в звании вице-адмирала.

В мае 1916 года я был произведен в унтер-офицеры и назначен на эскадренный миноносец «Забияка», где получил в заведование носовую артиллерийскую батарею. Служба на «Забияке» была обычная. Корабль ходил в дозоры, выполнял минные постановки, нес охранение крейсеров при переходах. Но главное, что здесь я познакомился с человеком, дружба с которым оставила глубочайший след в моей памяти и в определенной мере определила мое личное поведение в бурных событиях того времени.

Этим человеком был матрос-большевик П. Заикин. Он служил на корабле кочегаром и входил в артиллерийский расчет носового плутонга. Это был твердый, с большой силой воли человек, располагающий к себе спокойной рассудительностью, умением разобраться в сложных событиях того времени. До службы на флоте он работал на заводе Леснера, был тесно связан с рабочими и умело рассказывал о них матросам. Заикин был первым моим политическим руководителем и учителем. Да и не только моим – влияние этого человека ощущали все матросы корабля.

Большинство матросов «Забияки» было призвано на флот из деревни. И если о жизни и быте крестьянства, его нуждах мы имели достаточно ясное представление, то жизнь рабочего класса мы представляли плохо. А Заикин рассказывал нам о жизни рабочих, о низкой заработной плате, о недостатках продовольствия, о забастовках на заводах и требованиях, которые выставляли рабочие.

Разумеется, все эти разговоры не могли остаться незамеченными начальством. П.Заикин был на подозрении у офицеров, они старались уличить матроса в антиправительственной пропаганде. Обеспокоенные разговорами, офицеры старались под видом проверки службы чаще бывать вечерами в кубриках. «Нюхали», – как выражались матросы. Особенно часто наведывался в кубрик минный офицер Поликарпов – ярый монархист и провокатор. Заигрывая с матросами, он «сочувственно» относился к тяготам их службы, старался заводить провокационные разговоры, чтобы выявить наиболее недовольных матросов. Но матросы знали, с кем имеют дело, и обычно отмалчивались.

Так, почти незаметно для меня самого, П. Заикин начал втягивать меня в настоящее дело.

Февраль 1917 года застал нас в Ревеле.

Весть о революции в Петрограде взбудоражила матросов. Но о том, что произошло в Петрограде, старались утаивать от матросов. Когда об этом попросили рассказать командира корабля капитана 2 ранга барона Косинского, он отказался, сказав, что сам толком не знает, что творится.

Лишь 2 марта на кораблях была зачитана телеграмма о событиях в Петрограде.

В этот же день в Ревеле началось восстание. Как только на корабль пришло сообщение о выступлении рабочих русско-балтийского завода, фабрики Лютера и завода Беккера, матросы начали стихийно уходить с корабля.

Кроме командования носовым артиллерийским плутонгом, я имел еще одну обязанность – заведовал корабельным стрелковым оружием. Увидев, что матросы идут с корабля безоружными, я предложил Заикину:

«Надо бы винтовки выдать, ключи от погреба у меня».

«А не боишься? За такое дело повесить могут».

«Семь бед – один ответ. Один и отвечу за всех, если чего».

Заикин крепко пожал мне руку:

«Ну спасибо, браток!»

И крикнул:

«Эй! Подходи, разбирай оружие!»

Открыв пирамиды в офицерском проходе и в погреб, я достал ящики с патронами для винтовок и револьверов и стал раздавать винтовки и револьверы матросам. Последний револьвер взял себе и тоже ушел в город.

К полудню у городской тюрьмы собралось много рабочих и матросов, которые потребовали освободить, находившихся там политических заключенных. Среди заключенных в ревельской тюрьме были и матросы – участники восстания 19 июня 1906 года на крейсере «Память Азова».

Комендант ревельской крепости контр-адмирал Герасимов пытался уговорить восставших, но на него никто не обращал внимания. Тогда он решил напугать восставших и приказал тюремной страже открыть огонь. Мы ответили тем же. Завязалась перестрелка. Контр-адмирал Герасимов был ранен, начальник тюрьмы убит, сопротивление охраны сломлено.

Мы ворвались в тюрьму, открыли камеры и стали выпускать из них заключенных. Вскоре начались митинги. Выступали заключенные. Все было – слезы, поцелуи и восторги. Оркестр исполнял «Марсельезу»; один за другим выступали ораторы. Среди них были не только большевики, но и меньшевики и эсеры. В их речах политически неопытной массе трудно было разобраться.

Меньшевикам и эсерам помогло контрреволюционное офицерство. Начальнику бригады крейсеров контр-адмиралу Пилкину и начальнику бригады подводных лодок контр-адмиралу Вердеровскому обещанием некоторых уступок удалось удержать матросов кораблей от активных выступлений, и вскоре движение в Ревеле начало затихать. Уже 4 марта эсеро-меньшевистский исполком Ревельского Совета опубликовал приказ, в котором рабочим предлагалось приступить к работе, а гарнизону и командам кораблей начать немедленно повседневные занятия.

Такой оборот дела лично мне грозил серьезными последствиями. Я должен был отвечать за самовольную раздачу оружия. Положение усугублялось тем, что матросы решили не возвращать револьверов, хотя винтовки снова поставили в пирамиды. Естественно, что все матросы переживали за меня. Кое-кто предложил даже сдать и револьверы. Но это было неразумно, ибо все мы понимали, что оружие нам еще пригодится. Помог корабельный артиллерист старший лейтенант Ф.Ф. Клочанов. Ему удалось выписать револьверы со склада порта и замять дело с оружием.

После победы февральской революции большевистские организации вышли из подполья и начали энергичную работу в новых, легальных условиях. С 5 марта возобновился выход «Правды», вслед за ней начала выходить «Солдатская правда», пользовавшаяся большой популярностью у моряков. Начали издаваться и матросские большевистские газеты «Голос правды», «Волна». На кораблях выбираются судовые комитеты. 27 апреля 1917 года избранные матросами представители флота образовали Центральный комитет Балтийского флота (Центробалт) во главе с матросом П.Е. Дыбенко.

На общем собрании команды нашего эсминца председателем судового комитета был единодушно избран матрос Заикин. Секретарем комитета избрали меня.

В этом собрании участвовали не только матросы, но и офицеры корабля, за исключением бежавшего сразу же после революции монархиста Поликарпова. Офицеры продолжали нести службу, стали более лояльно относиться к матросам, участвовали во всех собраниях и митингах, проходивших на корабле чуть ли не ежедневно. Политически неопытная матросская масса подчас относилась к офицерам слишком доверчиво, верила их речам.

Особенно часто выступал с речами на собраниях и митингах врач эсер Сивков. Он умел говорить страстно и увлекательно, подкупал своим красноречием, и нередко ему удавалось убедить некоторых матросов в том, что якобы только партия эсеров по-настоящему борется за свободу. Но стоило после Сивкова выступить Заикину, как туман, напущенный эсеровскими речами, рассеивался. Однако Сивков не хотел сдаваться, признать несостоятельность политики эсеров. Позднее, в 1922 году, в Кронштадте, я снова встретил Сивкова. Пыл его к тому времени совсем пропал, он объявил себя вне всяких партий.

Впрочем, на матросов старались оказывать влияние не только эсеры, а и все партии того времени. Дело было не только в политических спорах и дискуссиях. Меньшевики, эсеры, контрреволюционное офицерство стремились ограничить права выборных матросских органов. Столкновения матросов с офицерами по вопросу о правах и функциях комитетов начали принимать массовый характер. Работа комитетов затруднялась отсутствием положений о них. Приходилось руководствоваться лишь чутьем, сознанием правоты и святости борьбы за дело трудового народа. Это чутье редко обманывало.

Во всем, что говорилось на митингах и собраниях, разбираться было трудно. Специальных докладчиков, которые могли бы разъяснить истинное положение дел в стране, не было. Газеты были самых различных направлений, давали самые противоречивые сведения. К политическим деятелям приходилось относиться осторожно. Матросы больше доверяли выходцам из своей, матросской среды, таким политическим вожакам, как Дыбенко, Сладков, Ульянцев.

Но был один человек, в которого верили беззаветно, чей авторитет был непоколебим – Владимир Ильич Ленин. Газеты с его статьями зачитывались до дыр, каждое его слово наполняло решимостью и верой. Матросы видели, что февральская революция не принесла желанной свободы, не дала народу ни мира, ни земли, ни власти. Большинство моряков понимало, что для победы дела рабочего класса и крестьянства нужен еще один решительный бой.

Флот готовился к этому бою и со дня на день ждал призыва большевиков к решающему штурму капитала.

Корабли революции идут в Петроград

«Победа Октября – главное событие XX века, коренным образом изменившее ход развития всего человечества» (из постановления ЦК КПСС о 60-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции). Начало новой эры возвестил исторический выстрел крейсера «Аврора» 25 октября 1917 года.

Если о стоянке на Неве у Николаевского моста легендарного крейсера «Аврора» знают все, начиная со школьной скамьи, то о том, что по личному указанию В.И. Ленина Центробалт направил в Петроград еще десять боевых кораблей, знают немногие. К 19 часам 25 октября 1917 года по заранее составленной диспозиции между Николаевским мостом и до Морского канала заняли свои места: эскадренные миноносцы «Забияка», «Самсон», сторожевой корабль «Ястреб», минные заградители «Амур» и «Хонер», тральщики № 14 и № 15, учебное судно «Верный», яхта «Зарница», линейный корабль «Заря Свободы».

Мне довелось в тот памятный день быть на эскадренном миноносце «Забияка». Как артиллерийский унтер-офицер и как секретарь судового комитета я принимал участие в вооруженном восстании.

На нашем корабле, на эсминце «Забияка» события развивались так. Когда на корабль возвратился председатель судового комитета В. Заикин, он собрал судовой комитет, обсудил вместе с матросами обстановку и поручил мне возглавлять отряд из тридцати человек для участия в штурме Зимнего дворца. Быстро собрали команду из добровольцев, представителей всех специальностей. Под моей командой отряд выступил на выполнение задания. Как сказано в сборнике документов «Балтийские моряки…»: «В штурме Зимнего дворца приняли участие матросы Кронштадтского сводного отряда, частей флота и кораблей, находившихся в Петрограде». («Балтийские моряки в подготовке и проведении Великой Октябрьской социалистической революции». Изд. Академии наук СССР. М.-Л., 1957, стр. 241).

К Дворцовой площади с разных направлений по улицам, набережной и проездам двигались отряды рабочих-красногвардейцев, матросов и солдат. Они окружили Зимний дворец, где заседало Временное правительство.

В то время во многих местах Дворцовой площади были сложены добротные дрова. По всей вероятности, они использовались некоторыми учреждениями и владельцами богатых домов для отопления. Укрывшись за штабелями дров, юнкера и ударницы женского батальона Бочкаревой чувствовали себя в полной безопасности.

Во время перехода нашего отряда к Дворцовой площади – месту боевых действий – мы услышали орудийный выстрел. Это был выстрел «Авроры». Он ободрил матросов, еще больше воодушевил их на борьбу за правое дело, за власть Советов, мобилизовал их на преодоление всех препятствий на пути, указанном Лениным. Мы поняли, что этот выстрел явился сигналом к началу боевых действий, сигналом к штурму Зимнего дворца.

Только позже мы узнали, что произошло на крейсера «Аврора».

Антонов-Овсеенко в 21 час 25 октября предъявил ультиматум Временному правительству. В нем содержались требования прекратить сопротивление, сложить оружие и убрать охраняющие Временное правительство ударные батальоны. Текст ультиматума был вручен генералу Пораделову в помещении штаба Петроградского округа. Дальнейшие действия Временного правительства показали, что оно отказывалось выполнять предъявленные требования.

Оценив обстановку, Антонов-Овсеенко заранее согласовав свои действия с судовым комитетом, дал указание его председателю – комиссару крейсера «Аврора» А.В. Белышеву произвести орудийный выстрел. Выстрел «Авроры» явился сигналом для перехода к активным боевым действиям и означал: «ОТРЯДАМ НАЧАТЬ НАСТУПЛЕНИЕ ПО РАЗРАБОТАННЫМ ПЛАНАМ».

Место стоянки крейсера на середине реки Невы обеспечивало ему свободный обзор прилегающих районов и делало его хорошо видимым. Звук выстрела и пламя огня разорвали ночную мглу над тревожно притихшим городом. Этот исторический выстрел был произведен баковым носовым орудием шестидюймового калибра холостым зарядом. В кранцах на верхней палубе имелись и боевые снаряды, однако их не пришлось использовать. Баковым орудием корабля командовал артиллерийский унтер-офицер П. Петушков, Орудийный расчет, состоявший из 8 человек, занял пост по боевой тревоге. Получив команду комиссара Белышева «Выстрел», Петушков приказал зарядить орудие холостым зарядом и дал команду «Залп». Первый наводчик Евдоким Огнев нажал педаль ногой и произошел выстрел, возвестивший начало штурма Зимнего дворца.

Выстрел «Авроры» ознаменовал переход власти в руки рабочих и крестьян – строителей социалистического общества, великие завоевания которого мы празднуем в этом году в шестидесятый раз.

Хотелось бы сказать несколько слов еще об одном событии, которое произошло накануне штурма Зимнего дворца. О нем мне рассказывал старый знакомый Иван Федорович Пуринов – бывший артиллерийский кондуктор (было такое звание на флоте, которое давалось сверхсрочнослужащим всех специальностей).

И.Ф. Пуриков служил в это время в Петрограде на Ржевском морском артиллерийском полигоне, который находился в районе между Охтой и Ладожским озером. Служившие и работавшие на этом полигоне знали все системы оружий, начиная с Петровских времен.

По рассказу И.Ф. Пурикова руководство полигона в те дни получило приказание направить в Петропавловскую крепость в распоряжение комиссара ВРК группу специалистов, хорошо знающих артиллерийское оружие. Фамилию комиссара Пуриков, к сожалению, не помнил.

Оказалось, что старший офицер-артиллерист Петропавловской крепости пытался убедить комиссара ВРК в том, что орудия крепости непригодны к стрельбе, что при попытке стрелять из них могут быть большие неприятности, вплоть до разрыва стволов.

Группа Пурикова прибыла в Петропавловскую крепость, тщательно и всесторонне осмотрела орудия и нашла их вполне пригодными для производства нескольких десятков выстрелов.

Комиссар ВРК горячо поблагодарил Пурикова и остальных членов группы и приказал Ивану Федоровичу вступить в командование артиллерией крепости, что и было им сделано.

Позже было установлено, что вызвать с полигона моряков-специалистов посоветовал Я.М. Свердлов, когда ему доложили, что офицер-артиллерист Петропавловской крепости отказался исполнить приказ об использовании крепостной артиллерии, ссылаясь на непригодность орудий.

В Петропавловской крепости с давних времен имелись сигнальные пушки, установленные на крепостной стене. Вот эти-то пушки и пригодились теперь для стрельбы по Зимнему дворцу. Если раньше они исправно подавали сигналы точного времени, то теперь также точно вели огонь по последнему оплоту Временного правительства.

Как я упоминал выше, с приходом эскадренных миноносцев «Забияка» и «Самсон» в Петроград, состоялось совместное совещание председателей судовых комитетов «Авроры», «Забияка» и «Самсона». На совещании было принято решение взять на себя охрану Николаевского моста. Личный состав для выполнения этой задачи был выделен из команд крейсера «Аврора» и эскадренного миноносца «Самсон». С эсминца «Забияка» выделялась команда в количестве 30 матросов для участия в штурме Зимнего дворца. Кроме обеспечения охраны Николаевского моста, крейсер «Аврора» и эскадренный миноносец «Самсон» должны были иметь резерв в количестве 100 человек, готовый по первому требованию выступить к Зимнему дворцу.

Рано утром 24 октября было передано по радио постановление Военно-революционного комитета при Петроградском Совете о начале вооруженного восстания.

Радиостанция крейсера «Аврора» была использована для связи с Советами. 24 октября В.И. Ленин прибыл в Смольный и возглавил руководство вооруженным восстанием. По плану Военно-революционного комитета штурм Зимнего дворца должен был происходить с трех направлений – по Миллионной улице, из-под арки Главного штаба и со стороны Адмиралтейства. С последнего направления к Зимнему дворцу двигались матросы, а вместе с ними и отряд эсминца «Забияка», которым командовал я.

После выхода с корабля мы направились на площадь, расположенную возле казарм Второго Балтийского экипажа. Между церковью и каналом морских складов порта выстраивались команды. Были выделены специальные группы, которые должны были следовать впереди отрядов и ликвидировать огневые точки, откуда велась стрельбе, а таких точек на протяжении всего перехода было много.

Наш отряд двигался по бульвару вдоль Конногвардейской улицы. Командовал сводным отрядом гвардейский унтер-офицер Петр Броневицкий. С ним я был знаком с 1916 года, со времен совместной службы в учебном отряде.

На протяжении всего перехода к Зимнему дворцу наш отряд находился под обстрелом. Стрельба велась с балконов, из окон домов и из подворотен, словом, со всех мест, где только враг мог найти укрытие. Прижимаясь к стенам домов, а кое-где и ложась на землю, наш сводный отряд продвигался вперед, все время отстреливаясь от противника. В те времена не было автоматического оружия, за исключением пулеметов. Патроны приходилось беречь. Поэтому матросы стреляли с толком, наверняка, а не для шума.

Пулеметная стрельба и ружейные выстрелы не умолкали. Это вели огонь юнкера и женский ударный батальон, укрывшиеся за штабелями дров.

Наш отряд прошел Александровский сад, миновал Адмиралтейство. Здесь к нам примкнули отряды рабочих-красногвардейцев, и солдаты Кексгольмского полка.

В 23 часа огонь по Зимнему дворцу открыли моряки-артиллеристы морского полигона, которые обслуживали орудия Петропавловской крепости.

Появились первые группы разоруженных юнкеров и ударниц.

Я со своим отрядом ворвался в здание телефонной станции. Мы разоружили находящихся там юнкеров и ударниц женского батальона. С большим трудом пришлось нам уговаривать телефонисток не покидать своих рабочих мест. Матросы сделали все возможное, чтобы обеспечить их безопасность. Несмотря на доносившуюся с улицы стрельбу, большинство телефонисток осталось на своих местах.

Боевые отряды революционных рабочих, солдат и матросов с трех сторон вели наступление на Зимний дворец. Стрельба не умолкала ни в саду Зимнего дворца за железной оградой, ни в самом здании дворца. Огонь велся из окон дворца и из-за решеток. Часть юнкеров, находившихся ближе других к дверям здания, не выдержав натиска наступающих, отступила во внутренние помещения дворца. Матросы вслед за ним ворвались в Зимний, очищая путь для идущих за ними отрядов.

Чтобы подавить сопротивление засевших в саду дворца юнкеров и обеспечить свободный проход наступающим революционным отрядам, пришлось взломать решетки дворцовых ворот.

На помощь матросам все время подходили новые отряды, целыми ящиками подносили патроны.

Подходили новые отряды матросов, не успевшие прибыть в первые часы развертывания наступления. Уже было занято помещение Главного штаба, полицейское управление, телефонная станция. Все наступление организовывалось единым центром из Смольного.

Меньше всего было сопротивление юнкеров, защищавших Зимний дворец со стороны набережной и Эрмитажа.

Матросы учебного судна «Народоволец» и других кораблей, а также гвардейцы рабочих дружин, используя это обстоятельство, ворвались в здание дворца. Все отряды наступающих настолько смешались между собой, что трудно было разобрать, кто откуда.

Наступавшие с дворцовой площади матросы сводного Кронштадтского отряда ворвались во дворец. Сняли охрану, состоявшую из офицеров и юнкеров, и стали занимать дворцовые помещения.

Встреча отрядов, продвигавшихся во дворце с двух направлений, произошла в Фельдмаршальском зале, откуда министры Временного правительства переселились во внутренние покои Зимнего дворца.

Министры Временного правительства тщетно ожидали спасения из Ставки. Начальник штаба Верховного главнокомандующего, затем и.д. Главкомверха генерал Духонин и его начальник штаба Лукирский рассылали телеграммы о немедленной высылке в Петроград крупных боевых сил для подавления восстания. Такую же телеграмму получил комфлота Развозов о высылке кораблей и боевых частей в Петроград для подавления восстания.

Князь Черкасский – начальник штаба Балтийского флота и помощник командующего флота Щастный предложили Развозову сжечь шифровку и ответить Лукирскому: «С вечера 24 октября здесь установлен контроль всех получаемых и отправляемых приказов» («Балтийские моряки…», стр.144).

Установив охрану, матросы и красногвардейцы во главе с Антоновым-Овсеенко, через широко раскрывшуюся дверь, вошли в зал. Шум прекратился. Перепуганные министра буржуазного правительства России сидели за огромным столом.

Антонов-Овсеенко поднял руку и, обращаясь к министрам, торжественно произнес: «Именем Военно-революционного комитета, объявляю о вашем аресте». В 2 часа 10 минут 26 октября Зимний дворец был взят. Временное правительство пало.

Мне вспомнился март 1914 года, присяга, которую приносили юнги царю Николаю П на плацу в Царском селе. После присяги мы делали сокольскую гимнастику, и за усердие и хорошую подготовку получили поощрение – разрешение посетить в Петрограде царский Зимний дворец. Тогда нам показали комнаты, считавшиеся в то время историческими комнатами самодержцев всероссийских, те самые комнаты, которые мы сейчас взяли с боем. С какой радостью мы теперь наблюдали, как из этих комнат под конвоем выдворяли временных правителей, представителей буржуазных классов.

В Зимнем дворце события развивались своим чередом. Проводилось разоружение бывших защитников Временного правительства. Многие из ударниц были пьяные, на их плечах висели солдатские фляжки с крепкими напитками. Начались слезы, раскаяние, просьбы отпустить домой. Матросы смеялись над ними, успокаивали, и отбросив оружия, отпускали по домам. Юнкера и офицеры, не получившие ранений, сорвав погоны, пытались скрыться, но их находили и вылавливали в разных закоулках и дворах.

Бывшие министры Временного правительства под конвоем матросов направлялись в Петропавловскую крепость. Среди арестованных был и морской министр Вердеровский, он шел, как после болезни. Матросы говорили: «Ведут, ведут. Наш тоже, с ними». «А где Керенский?». «Говорят, сбежал». Из толпы слышались голоса: «И эти удерут, прикончить их!». Матросы конвоя оттесняли толпу, которая выражала гнев и ярость по отношению к буржуазным министрам.

Член Военно-революционного комитета, руководивший арестом Временного правительства, А.В. Антонов-Овсеенко приказал сделать перекличку арестованных. Недосчитались пяти министров.

Толпа снова начала возмущаться. Послышались крики: «Прикончить их, а то все сбегут!». Сдерживая напор толпы, конвой продолжал быстро двигаться к дворцовому мосту. Один из министров, споткнувшись при переходе через баррикаду из дров, упал, матрасы помогли ему подняться. Снова раздались крики: «В воду их! С моста! Довольно с ними церемониться!» В это время на мосту появился броневик и, не разобрав в чем дело, неожиданно открыл огонь по идущим. Пулеметная очередь вызвала панику, однако вреда никому не причинила. И несмотря на это, конвой и арестованные бросились на мостовую, толпа откатилась назад, Антонов-Овсеенко быстро разобрал конфликт. Как выяснилось, броневик был послан на Дворцовую площадь на помощь революционным солдатам, матросам и рабочим. Командир броневика не разобрал, где свои, а где чужие.

Но вот недоразумение устранено, броневик уходит, конвоиры поднимаются с мостовой и поднимают арестованных. Два матроса, один из которых Черняховский, был с миноносца «Забияка», во время ведения броневиком огня, как за крепкой стеной, укрылись за тушей министра Временного правительства Терещенко и не очень торопились подниматься. Видно, своим укрытием они были очень довольны.

Мы наблюдали, как удалялся конвой с арестованными министрами Временного правительства, их ждала Петропавловская крепость.

Наступил рассвет. Наши отряды постепенно собирались на Дворцовой площади перед Зимним дворцом. Были выделены специальные команды для несения караульной службы в служебных помещениях дворца. Корабельным командам было разрешено следовать в свои части.

При сборе мы обменивались мнениями обо всех происшедших событиях этой ночи, в которых участвовали вместе со мной товарищи Броневицкий, Черняховский, Петушков, Кучерчук и другие. К сожалению, многих матросов из моего отряда с «Забияки» по фамилиям я уже не помню, прошло много времени.

Председатель нашего судового комитета В. Заикин в ночь взятия Зимнего дворца не спал, мыслями он был с нами. Когда мы возвратились на корабль, Заикин беседовал с каждым участником штурма Зимнего дворца, поздравлял с победой. Он говорил, что борьба еще не окончена, что после боя за Зимний предстоит еще большие бои за окончательную победу Советской власти.

Я возвратился на корабль около 9 часов утра 26 октября только с частью матросов из моего отряда, остальные подходили по одиночке.

Должен выразить удовлетворение тем, что спустя много лет я прочитал в книге Н. Измайлова и А. Пухова «Центробалт» следующую оценку деятельности участников штурма Зимнего дворца: «Плечом к плечу Зимний штурмовали красногвардейцы, кронштадтские и гельсингфорские матросы, солдаты Петроградского гарнизона и Кронштадтской крепости.

Особенно отличились матросы учебного минного отряда, машинной школы, линейных кораблей «Слава» и «Гражданин», крейсера «Аврора», миноносцев «Самсон» и «Забияка», загра жителя «Амур», команды острова Эзель, 2-го Балтийского и Гвардейского флотских экипажей» (Н. Измайлов и А. Пухов «Центробалт», Воениздат, М., 1963, стр.147).

На другой день после победы вооруженного восстания, бежавший с помощью американского посольства из Зимнего дворца Керенский вместе с генералом Красновым организовал поход казачьих контрреволюционных войск на Петроград.

Мятеж Краснова – Керенского

В ночь на 26 октября, после победы пролетарского восстания, взятия штурмом Зимнего дворца и ареста Временного правительства Керенский бежал в Псков, где пытался организовать контрреволюционные силы для подавления пролетарской революции с помощью генерала Краснова и его казачьих войск. Вся эта контрреволюция начала движение на Петроград.

26 октября мятежные войска захватили Лугу, 27 – Гатчину. Центральный комитет РСДП(б) и Советское правительство создали при Военно-революционно комитете штаб революционных войск, оборонявших Петроград.

Вокруг Петрограда из районов Гатчина, Царское село – Пулково, Красное село, Военно-революционный комитет организовал оборону южной и юго-восточной окраины города. Эта полоса называлась «Петроградской оборонительной линией», или позднее залив Нева. Штабом руководил Подвойский. В.И. Ленин остался недоволен его работой и лично начал проверять его работу штаба – какие части, откуда и куда направляются. Ленину принадлежит и мысль о привлечении к обороне Петрограда боевых судов Балтийского флота. От представителей Центробалта Владимир Ильич потребовал использовать корабли флота, их артиллерию в сухопутных операциях. В Морском канале были поставлены крейсер «Олег» и линейный корабль «Республика», которые должны были открыть огонь по Царскому селу и дорогам, идущим от него к Петрограду. Эскадренные миноносцы «Забияка», «Победитель», «Меткий» перешли вверх по Неве, пройдя разводную часть мостов реки Нева. Выйдя в район села Рыбацкое, миноносцы имели задачу от штаба революционных войск: установить связь с революционными нашими частями, наступающими против контрреволюционно настроенных казаков Краснова; артиллерийским огнем кораблей оказывать поддержку революционным солдатам, рабочим, матросским отрядам; держать под артиллерийским огнем Николаевскую железную дорогу и подступы к ней, а также северо-восточную окраину Царского села. С постановкой кораблей на свои позиции, каждый из них после установления связи с наступающими частями, оборудовал свой корректировочный пункт. На пунктах работали старшина Черняховский, сигнальщик Васильев и связист Лопушек. Эскадренному миноносцу «Забияка», создав искусственный крен корабля на 5°, увеличив дистанцию стрельбы почти на 5 км, приходилось несколько раз использовать свою артиллерию по врагу – бандам Краснова. Приказ Ленина был выполнен.

27 октября Военно-революционный комитет при Петроградском совете разослал ревкомам на местах радиограмму «Немедленно дайте радио Северный флот, Ревель, Гельсингфорс, Выборг. Казачьи войска заняли Гатчину, с ними сильная артиллерия, организуйте немедленно их окружение, отрежьте их от тыла. Гарнизон Петрограда горит энтузиазмом и даст решительный отпор врагам свободы. Действуйте решительно и неотложно».

Главной ударной силой Керенского был отряд генерала Краснова, который насчитывал к началу наступления: Гатчинская школа прапорщиков, юнкера и другие части – в общей сложности до 5 тысяч человек. Располагал бронепоездом, пулеметами, орудиями. Революции грозила серьезная опасность. С оружием, лопатами, таща пулеметы, пешком, на повозках и грузовиках, рабочие, матросы, солдаты – тянулись к югу и юго-востоку, к Московской заставе. Возводили баррикады, рыли окопы, занимали боевые позиции. Революционный пролетариат встал на защиту столицы рабоче-крестьянской Республики.

29 октября был раскрыт заговор, связанный с контрреволюционным походом казаков. В нем участвовали все юнкерские училища Петрограда. Своевременно принятые меры Военно-революционным комитетом, 29 октября 1917 года мятеж юнкеров был ликвидирован, а руководившие мятежные офицеры арестованы. 30 октября рабочие отряды, солдаты и матросы, в которые было направлено тысячи с приданной морской батареей, под Пулковым разгромили войска Краснова. Обманутые Керенским и Красновым казаки, отказались вести наступление против народа. 31 октября 1917 года авантюристический поход на Петроград был ликвидирован. Генерал Краснов вынужден был вступить в переговоры. Его капитуляцию принял командир отряда матрос Балтийского флота Дыбенко.

Керенский опять успел переодеться и под видом матроса бежал из Гатчины. Самое активное участие в боях с бандами Краснова-Керенского принимала молодежь. Рабочая молодежь дралась в первых рядах своего класса в дни Октября.

Опасность, нависшая над столицей Советской Республики, была ликвидирована. Большое воодушевление у всех нас, балтийских моряков, вызвало обращение Совета народных комиссаров от 30 октября 1917 года, в котором было написано: Балтийский флот, верный делу революции, пришел на поддержку восставшему народу.

В связи с вооруженными выступлениями контрреволюционных сил в конце 1917 и начале 1918 годов были приняты важные решения по созданию рабоче-крестьянских Вооруженных Сил.

15 (28) января 1918 года В.И. Ленин подписал декрет об организации Рабоче-крестьянской Красной Армии. 29 января (11 февраля) 1918 года был подписан декрет о создании Рабоче-крестьянского Флота. 30 января (12 февраля) по флоту был разослан приказ, подписанный Народным комиссаром по морским делам П.Е. Дыбенко, в котором объявлялся ленинский декрет и положение о службе военных моряков в социалистическом Рабоче-крестьянском Красном Флоте.

Как матросы сели за парты

Декрет о создании Красного флота поставил вопрос о создании собственных командных кадров. Кронштадт стал главной базой. В него пришли из Гельсингфорса, Ревеля суда – участники исторического Ледового похода, там был весь флот.

И вот, 7 октября 1918 года на Васильевском острове, на берегу Невы, в огромном старинном здании с колоннами и высокой мачтой, в здании старого морского корпуса были открыты «Курсы для подготовки командного состава флота».

Вея история развития русского флота неразрывно связана с этим училищем.

Военный флот России, как известно, начал развиваться при Петре Первом. Доказывая необходимость флота для России, Петр писал: «Сие дело необходимо нужно есть государству, по той пословице, что всякий потечет, который едино войско сухопутное имеет, одну руку имеет, а который и флот имеет – обе руки имеет».

Но флот требовал морских специалистов. И Петр, со свойственной ему энергией и настойчивостью берется за создание командных кадров русских военных моряков, искусных в кораблестроении и в мореходстве.

14 (25) января 1701 года был издан указ о создании школы, которой надлежало «быть математических и навигациях, то есть мореходных хитросно наук учению». В первый год в школе было всего четыре ученика. Последовал новый указ о том, чтобы в школу брать боярских «недорослей». Попутно был установлен и комплект учеников в 200 человек. Из этой школы вышли не только первые русские моряки, но и гидрографы, известные под именем «геодезисты», архитекторы, инженеры, артиллеристы, фельдшеры и т. д.

Ученики получали жалованье в среднем около 12 копеек в день. Следует отметить, что боярские сынки не отличались в учебе особым рвением. Поэтому прогуливающих штрафовали. За первый день – 5 рублей и за последующие 10 и 15 рублей. Но все же прогулов было так много, что за 5 месяцев 1707 года набралось 8.545 рублей штрафных денег.

Преподавателями в школу были приглашены виднейшие ученые того времени – иностранные и русские. Русский ученый Леонтий Магницкий, написавший учебник «Арифметика», фактически являвшийся для того времени подлинной математической энциклопедией.

Немало талантливых людей выпустила школа. Из ее стен вышли крупнейшие моряки и исследователи – Мордвинов, Чириков, на 36 часов раньше Беринга открывший Америку по 55-му градусу веверной широты, Малыгин, Шапкин, приславший Петру Первому в 1715 году проект гребной машины для шлюпки. При Екатерине П из корпуса вышли виднейшие русские моряки. Мореплаватели всего мира с уважением произносят их имена. Это – Крузенштерн, первый русский путешественник вокруг света, адмиралы Ушаков, Сенявин, а позже – Беллинсгаузен, совершивший первое путешествие к Южному полюсу и другие. Морской корпус в дальнейшем пережил еще несколько реорганизаций. Последняя реорганизация произошла в 1891 году. В таком виде он и просуществовал до 1918 года.

Морской кадетский корпус дал России немало крупнейших флотоводцев, здесь учились и Лазарев, и Нахимов, и Корнилов, и Головин и многие другие флотоводцы, прославившие русский флот победами и крупнейшими морскими походами. Здесь учились декабристы Бестужев, Завалишин, Кюхельбекер, Дивов, лейтенант Шмидт, поднявший знамя восстания против самодержавия на Черноморском флоте. Немало талантливых воспитанников корпуса рвали с флотом. Такими были В.И. Даль, автор толкового русского словаря, известный композитор Римский-Корсаков, писатель Станюкович, певец Фигнер и многие другие.

Революция 1905 года и предшествующий ей Цусимский бой отразились и на корпусе. Правительство вынуждено было изменить условия приема в корпус, разрешив поступать в него не только детям дворян. Однако больших изменений в училище не произошло. После Февральской революции 1917 года Временное правительство не только не изменило существовавший уклад жизни в корпусе, но даже произвело последний выпуск офицеров.

После Великой Октябрьской социалистической революции в декабре корпус был занят двухтысячным отрядом матросов, вызванных из Кронштадта. И больше занятий в кадетском корпусе не возобновлялось.

И вот 6 октября 1918 года в здании старого Морского корпуса, обладавшего богатейшим учебным оборудованием и прекрасными помещениями, были открыты «Курсы для подготовки командного состава флота» с отделениями штурманским, артиллерийским, минным, электромеханическим, радиотелеграфным и механическим.

За четыре месяца нужно было подготовить командиров, которые если даже и не сумеют управлять кораблем, то хотя бы смогли управлять боевой частью корабля. Задача довольно скромная.

Столь короткий срок, конечно, лишал возможности набирать на эти курсы других людей, кроме моряков. К 11 октября 1918 года на курсах было 518 человек, хорошо знакомых с морским делом. Это были в большинстве разные специалисты, старшины, комендоры, машинисты, минеры, радисты, рулевые. Многие из них прослужили по нескольку лет на флоте. Однако, общеобразовательная подготовка их была недостаточна. Большинство так давно кончили школы, что успели забыть даже элементарную арифметику.

Все же занятия начались. Это были трудные дни. Люди изо всех сил стремились постичь тайны науки и готовы были заниматься целыми сутками. Среди курсантов были такие, которым было за 30 лет. Среди них Винокуров, Старченко, Кузьмин, Кравченко и многие другие. Некоторые успели обзавестись семьями. Курсанты просиживали по 12–14 часов за учебниками. А обстановка была далеко не из легких. Температура в классах иногда опускалась ниже нуля. Так и сидели в классах кто в чем.

«Единственным теплым помещением была кипятильня. Туда по вечерам собирались курсанты и за кружкой кипятка с куском мерзлого хлеба готовили уроки». Лучшим обедом считался суп с чечевицей и наваром голов селедок и воблы, второе блюдо – картошка и соус из тех же голов селедки и воблы. Из всех нарядов, которые несли курсанты, самым желанным было дежурство на кухне (по столовой). Это давало возможность на дежурстве досыта пообедать и поужинать. Из своего пайка отделяли четвертушку хлеба голодающим детям. Вся тяготы учебы вошли в повседневную жизнь.

Но несмотря на всю настойчивость курсантов, на весь энтузиазм, через четыре месяца стало ясно, что за такой срок повысить общеобразовательный уровень и, что еще более важно усвоить сложную военно-морскую науку невозможно. Срок обучения был продлен. После проверки знаний – часть людей отсеялась. На учебе остались самые лучшие, самые настойчивые, самые преданные революции люди.

Вспоминаются те условия, в которых занимались курсанты – будущие командиры, периодически обсуждаемые на партийных собраниях. В трудных условиях приходилось учиться сотням людей: холод, недоедание, до 14 часов рабочий день. Но нигде не слышалось нытья и жалоб, не пропускались лекции, не видно было серых, невнимательных лиц. С трудом, и с каким каторжным трудом, налегали и открывали себе тяжелую дверь знаний, наглухо захлопнутую годами физического труда, нищеты и муштры.

Прошли недели, месяцы, годы… С ученической скамьи встали моряки – командиры, достойные своего призвания. Многие из них стали к штурвалу, на мостик, в машину командира или туда, в светлые молчаливые залы академии, к тысячам тщательно собранных томов, к приборам, картам и лабораториям, где светит беспламенный свет науки.

Нужно беречь эти вихрастые головы, не гнувшиеся не перед чем и склонившиеся над книгами, они бесконечно дороги, и их мало. А тех, кто сберег для нас в прекрасном виде инструменты, здания и библиотеки, этих немногих офицеров специалистов, в которых голос научной совести покрыл собой все остальные мелкие и грязные человеческие голоса, так приятно называть товарищами и пожать руку. Большого уважения и благодарности следует отдать математику Лескаронскому, который своей настойчивостью и простотой преподавания увлекал своим методом восприятия и познания предмета. Все, кто слушал его лекции, получал большое удовольствие и знания.

Многие преподаватели раньше работали в морском корпусе, революцию восприняли лояльно: среди них М.М. Бесдятов. Г.И. Шульгин, А.Н. Лосев, А.И. Холодняк, Н.А. Саккелори, А.Н. Крылов, Сухомян и многие другие. Были и такие преподаватели, которые скептически относились к курсантам из матросов и считали их неспособными быть командирами, но настойчивость в учебе курсантов из матросов опровергла их предположение. В первые месяцы учебы, большую работу выполнял Совет старшин, который избирался от каждого отдела по одному человеку.

В первом этаже были ротные помещения. Зал Революции являлся общей столовой для курсантов. На курсах были 34 коммуниста, 130 кандидатов ВКП(б). Я был в числе кандидатов, а когда окончил вечернюю партийную школу, после экзамена в 1919 году 1 марта, был принят в члены ВКП(б).

Так проходили первые месяцы курсантов командного состава флота, где вырабатывались большевистское упорство, мужество, смелость военных моряков.

Гражданская война, походы интервентов, прорывы банд Юденича к Петрограду не давали по-настоящему развернуть учебу на курсах. Трудно было в условиях фронтовой обстановки тех лет нормально заниматься.

В марте В.И. Ленин посетил Петроград и 13 марта 1919 года выступил на общегородском митинге в Народном доме. В составе делегации из 20 коммунистов от курсантов я присутствовал на этом митинге. Зрительный зал театра был переполнен делегатами. Неотопленный зал согрели своим дыханием полторы тысячи представителей фабрик, заводов, советских, партийных и воинских организаций Петрограда.

Ленин, сняв пальто и прохаживаясь вдоль рампы, начал свое выступление с разъяснения причин тяжелого продовольственного положения в стране, особенно в городах Москве и Петрограде. Он перечислял мероприятия правительства по улучшению продовольственного положения и указывал, что должна сделать Петроградская партийная организация – выделить рабочих в продовольственные отряды, правильно по труду распределять продовольствие, получаемое Петроградом. В.И. Ленин говорил о положении на фронтах гражданской войны, рассказывал об успехах на восточном фронте и советовал усилить оборону Петрограда, указывая, что в планы белых генералов входит захват Петрограда. В заключение он напомнил, что предстоит тяжелая борьба испытаний, что при высокой революционной сознательности и дисциплине, можно добиться полной победы на военном и продовольственном фронтах.

Слова В.И. Ленина тронули сердца всех присутствующих на митинге и вселили веру в правоту, в скорый разгром белогвардейских генералов и иностранных захватчиков (содержание речи В.И. Ленина помещено в 29 томе, в сокращенном виде). Каждый из нас, делегатов курса рассказал товарищам своего отдела и класса обо всем, что говорил вождь на митинге, и все курсанты дали клятву лучше учиться и быть готовыми в любой момент стать на защиту Советской Родины.

В марте состоялся VIII съезд и была принята новая программа партии. Особо стоял на съезде вопрос о строительстве Красной Армии, об усилении роли комиссаров и коммунистов в армии, о создании политического отдела в крупных частях.

Коллектив коммунистов курсов в апреле проделал большую работу по разъяснению решений съезда партии. В апреле произошло назначение комиссара курсов тов. Костина, старого матроса, а помощником комиссара был назначен курсант Злыднев – матрос-машинист с крейсера «Диана».

В ходе обучения выяснилось, что шестимесячный срок был недостаточен, поскольку общеобразовательная подготовка курсантов требовала большого времени для командирского знания.

В мае 1919 года курсанты, сформированные в отдельный боевой отряд, полностью ушли на фронт. В боях на Капорском направлении курсанты снискали себе заслуженную славу, недаром белые со злобой называли нас – отряд комиссаров.

С книгой и пулеметом – на защиту Октября

Отряды генералов Юденича и Родзянко, прорвав фронт у Нарвы, начали стремительное наступление на Гатчину и вдоль побережья Капорского залива – на Красную Горку. Петрогрод был объявлен на осадном положении. На подступы к городу были направлены курсанты пехотных и артиллерийских курсов. Формировались рабочие батальоны.

Приказом ВРС Балтфлота курсанты военно-морских курсов в полном составе должны были выступить на фронт. Сборы были не долгие. Сформировали ударные батальоны. Артиллерийский отдел, в котором учился я, составил пулеметные взводы. Командование одним из взводов возложили на меня. Командиры рот были из курсантов – Миндин, Кирилюк, командование батальоном взял на себя комиссар курсов Костин. Численность всего отряда была 400 человек. Разведку возглавлял курсант Козлов.

После митинга отряд направился на вокзал и железнодорожным составом прибыл в Лебяжье. После выгрузки связались со штабом 6 армии и подучили задание занять Колище. Выслали свою разведку, которая установила, что в районе деревни Долгово был отбит десант Ингерманландского полка белых.

Не имея дополнительных распоряжений, наш отряд направился на Готобуш и дальше на Калорье. В Готобуше произошла первая встреча с противником, но, увидев перед собой матросов в кожаных куртках, белые поспешно отступили. На подходах к Капорью мы слышали пулеметную стрельбу. Наш подход воодушевил красноармейцев – им на помощь пришли «матросы из Кронштадта», так они нас называли. Общими действиями белые были выбиты из Капорья.

Калорье – это большое село, расположенное на возвышенности с остатками старинных крепостных стен и валов, крепость петровского времени. Мы вошли в село. Из убежищ стали появляться крестьяне. Похоронили убитых.

На Калорье мы встретились с частями 6 стрелковой дивизии и получили распоряжение организовать оборону занятых позиций. Белые, получив отпор в районах Долгое и Калорье, двинулись на Усть-Рудницу в направлении Ораниенбаума, тесня отступающие части.

Петроград готовился к обороне и направлял на фронт все новые воинские части и рабочие батальоны. Наши войска сосредоточились в районах Лебяжье – Красная Горка – Калорье. Перед нами была поставлена задача – разромить с этих рубежей приморский фланг наступающих белых частей. Наш отряд должен был возглавить наступление сводной балтийской дивизии в направлении Головкино-Райково.

Прибыв в пункт назначения Райково, мы заняли деревню. Наша разведка установила, что белые расположили свои передовые части в районе Урмино. Из штаба дивизии мы получили приказание – выбить белых из Урмино и не допускать их наступления.

Следует отметить, что у белых были орудия, а мы артиллерией не располагали. Главным нашим оружием были пулеметы, боевой дух и вера в правое дело.

4 июня состоялся бой под Урмино. Подготовленные в укрытиях пулеметные точки, полукрутом охватывающие деревню, открыли огонь. Последовало наступление во фланг. В наступательные цепи включились красноармейские части, которые тесно взаимодействовали с нами. Пулеметные точки постоянно меняли свои позиции. Бой продолжался несколько часов и в конце концов белые были вынуждены оставить свои позиции. В числе трофеев нам достались два трехдюймовых орудия.

Оставаясь на занятых рубежах, мы ожидали подкрепления и дальнейших распоряжений. Однако вместо подкрепления получили приказание отступить на Систа-Палкино и Керново, чтобы не оказаться в окружении. Наша разведка установила, что южнее нас белые прорвали фронт, заняли Капорье и движутся на Калище. Наш отряд курсантов получил приказание не задерживаться и следовать на Красную Горку. Через двое суток мы в полном составе прибыли на место. Связь между частями была неустойчивая, сведения о действиях своих и неприятельских подразделений отсутствовали, а если и были, то весьма разноречивые.

В нашем отряде было много больных и раненых.

Комендант форта Неклюдов для размещения нашего отряда отвел бараки под откосом на берегу залива. Барака оказались в запущенном состоянии, непригодные для жилья. Поэтому курсанты предпочли разместиться в лесу на окраине территории форта, тем более, что летняя погода вполне способствовала отдыху на открытом воздухе. Расположившись в лесу, мы сразу же организовали охрану своего лагеря.

Находясь на территории форта, мы чувствовали, что его коменданту Неклюдову не до нас. Его интересовало положение белых войск в занятых ими районах. К нам же никакой информации о положении на фронте не поступало. Среди курсантов нарастало возмущение – не собираются ли нас продать белым, почему наш отряд бездействует, почему мы не получаем никаких заданий?

Военрук отряда Благовещенский после посещения Неклюдова стал внезапно «страдать» сильным нервным расстройством, а короче говоря, – симулировать, и уехал в Петроград.

Командир и комиссар отряда Костин решил установить связь с РВС Балтфлота. Он доложил тов. Баранову обстановку и получил его согласие на возвращение отряда курсантов в Петроград. Коменданту форта Неклюдову было приказано не задерживать отряд. Однако Неклюдов не сразу дал согласие на отправку курсантов. Прошло несколько дней. Пришлось еще раз обращаться в РВС к Баранову. В результате принятых мер наш отряд был отправлен в Петроград, однако часть оружия, главным образом пулеметы, Неклюдов не разрешил брать с собой, мотивируя это тем, что они нужны для обороны форта.

Когда отряд курсантов возвратился в Петроград, ему был предоставлен двухдневный отпуск, а затем артиллерийский отдел, вместе со своим руководителем капитаном 2 ранга Унковским в полном составе был направлен на северные кронштадтские форты на разные должности. Я был назначен командиром батареи на форт Тотлебен.

Для того, чтобы привезти в Петроград оружие, самовольно задержанное Неклюдовым, на форт Красная Горка был послан отряд курсантов в составе 12 человек. Однако в ночь с 12 на 13 июня на форте вспыхнул мятеж, подготовленные и осуществленный Неклюдовым. На подавление мятежа были направлены боевые корабли флота – линкоры «Петропавловск», «Андрей Первозванный», крейсер «Олег» и береговые части, наступавшие со стороны Ораниенбаума. В их составе были 1-й и 2-й экспедиционные отряды моряков, сформированные в Кронштадте из команд кораблей и учебных отрядов. Общими усилиями кораблей флота и береговых частей мятеж был подавлен.

Отступая с Красной Горки, мятежники, руководимые Неклюдовым, учинили расстрел арестованных групп. Среди растрелянных было 100 курсантов Ораниенбаумских пулеметных курсов и Кронштадтский коммунистический отряд в количестве 80 человек во главе с председателем Кронштадтского Совета Мартыновым.

Погибли и наши 12 курсантов, посланные за оставленным на форте оружием. Ночью в момент восстания они были обезоружены и брошены в казематы. Когда их повели на расстрел, то один из курсантов, Николай Сапронов, решил бежать и, подобрав момент, бросился в сторону моря. Конвой открыл по нему огонь, однако Сапронов успел добежать до обрыва и спрятаться за его откосом. Там он прятался до наступления темноты, а ночью на рыбачьей шлюпке вышел на корабельный фарватер, где его подобрал дежурный эсминец «Гавриил». Остальные 11 курсантов были расстреляны. Эпизод с курсантом Н. Сапроновым в его воспоминаниях для морского музея был включен в кинокартину «Мы из Кронштадта».

Мятеж на Красной Горке был ликвидирован. В его подавлении принимали участие и наши курсанты артиллерийского отдела, находясь на батареях кронштадтских фортов. После подавления мятежа все курсанты с фортов были возвращены на курсы для продолжения учебы.

После возвращения курсантов в училище были подведены итоги их боевой деятельности на фронте. Были подробно разобраны все действия каждого участника боев, отмечены положительные и отрицательные стороны. Даны характеристики поступкам. Все это имело большое воспитательное значение и послужило хорошим уроком для участников будущих боев на фронтах гражданской войны.

Еще на фронте армейское командование давало хорошие характеристики действиям всего отряда – в наступательных боях отряд курсантов проявил смелость и решительность. Было отмечено и хорошо организованное взаимодействие отряда с красноармейскими частями.

Период пребывания на фронте взят только тот, в котором участвовали курсанты. На фронте погибло 14 курсантов, их имена были занесены на мемориальную доску курсов. На ней увековечены имена курсантов, погибших в этом боевом походе – А. Алексеева, Н. Владимирова, В. Ващука, А. Виты, Г. Данилова, Г. Зельского, П. Карповича, Н. Оболенского, В. Рукса, Л. Рыжова, Г. Симашко, М. Шляпникова. Однако много было раненых.

После возвращения с фронта произошли перевыборы просветительской комиссии, выборы 30 человек делегатов на конференцию красноармейцев и матросов Петрограда. В июле месяце в Петрограде была произведена перерегистрация членов ВКП(б). В августе 1919 года проходила партийная неделя училища, было принято в партию по двум рекомендациям 134 кандидата и беспартийных. Особенность партийной недели была в том, что беспартийные и сочувствующие могли быть приняты в члены ВКП(б) без кандидатского стажа. В августе на общем собрании коммунистов училища было выбрано 12 коммунистов курсантов на курсы агитаторов при Политотделе Балтийского флота. В дальнейшем они получили назначение на комиссарские должности.

В начале сентября на собрании коммунистов училища обсуждался вопрос об участии в коммунистических субботниках: каждую субботу в течение двух часов работать по выгрузке дров из барж на Неве. Это выполнялось организованно еженедельно всем составом курсов до отправки вторично училища на фронт.

1 октября начался учебный год. Курсы были переименованы в училище. Было принято новое пополнение.

После фронтовых боев с белогвардейцами курсанты возвратились в училище и на курсах вновь начались занятия. Однако для всех было ясно, что срок обучения надо продлить и вообще необходимо создавать более стабильные и постоянные учреждения для подготовки командного состава флота, чем краткосрочные курсы.

Вскоре специальная комиссия разработала порядок и пути подготовки командиров флота. Срок обучения был продлен до трех лет; 30 июня 1919 года курсы были переименованы в Училище командного состава флота.

Для занятий открываются специальные кабинеты и лаборатории, начинается планомерная работа. Но не долго пришлось заниматься слушателям училища. В октябре 1919 года снова курсанты уходят на фронт. У деревни Разбегай курсанты лихо действовали против «офицерского полка Светлейшего князя Ливеня» и наголову разгромили его. Это была отборная часть юденических войск, имевшая задание первой ступить в Петроград.

Осенний фронт

Училище готовилось праздновать свою первую годовщину, но военная угроза Петрограду обязывала всех способных держать оружие встать на защиту колыбели революции. Начались срочные сборы и вскоре все училище в полном составе – 520 человек – выступило на фронт.

Юденич, собрав потрепанные части, в начале октября начал наступление от Нарвы на Петроград. Стремительными ударами была сломлена оборона частей Красной Армии и белые по шоссе и железной дороге начали двигаться в направлении Петрограда. 16 октября они заняли Красное Село, 17 октября – Гатчину, 20 октября – Детское Село. Для Петрограда наступили критические дни. В городе была произведена мобилизация мужчин в возрасте от 18 до 40 лет. Как в самом городе, так и в его пригородах возводились оборонительные сооружения. Партия и правительство, учитывая угрожающее положение Петрограда, направило на помощь городу московских курсантов, оружие, продовольствие.

Белогвардейцы внимательно следили за продвижением нашего отряда. Об этом свидетельствует такой факт. На пути к передовым позициям, когда отряд высаживался из вагонов на разъезде Сергиевская Пустыня, в штаб отряда явилась женщина и предложила свои услуги в качестве сестры милосердия. Мы шли в бой и, естественно, могла возникнуть нужда в медицинской помощи. Поэтому предложение не вызвало ни у кого сомнения. Тем более, что в составе наших частей воевало в то время немало женщин, проявивших подлинный героизм в боях за Советскую власть.

Однако вскоре «сестра милосердия» повела себя довольно подозрительно. Разговаривая с курсантами, она задавала явно нескромные с точки зрения военной тайны вопросы. Один из курсантов Молодцов заметил, как она что-то записывала на бумажке, которую поспешно спрятала. Женщину арестовали, при тщательном обыске у нее нашли записку, адресованную в штаб Юденича. Шпионка указывала направление, куда должен был выступить отряд и просила выставить против него надежные силы.

Наш отряд направили на очень важный участок фронта – северо-западнее Красного Села. Здесь наступала одна из лучших дивизий Юденича – 5-я дивизия князя Ливена. 18 октября наш отряд с ходу вступил в бой с отборным офицерским полком этой дивизии. Бой длился несколько часов. У противника были хорошие позиции, он обладал большим численным превосходством. Часть нашего отряда, вклинившаяся в оборону противника, неожиданно оказалась почти окруженной белогвардейцами. Не была сделана предварительная разведка, надо было срочно принять какие-то меры, чтобы не поставить отряд под угрозу окружения и разгрома. Решили попасть в деревню Разбегай, где находился штаб вражеского полка, и, парализовав управление полком, одним ударом разгромить его.

17 октября В.И. Ленин обратился с воззванием к рабочим и красноармейцам Петрограда: «…Товарищи, решается судьба Петрограда! Враг старается взять нас врасплох. У него слабые, даже ничтожные силы, он силен быстротой, наглостью офицеров, техникой снабжения и вооружения. Помощь Питеру близка, мы двинули ее. Мы гораздо сильнее врага. Бейтесь до последней капли крови, товарищи, держитесь за каждую пядь земли, будьте стойки до конца, победа недалека. Победа будет за нами». В. Ульянов (Ленин). (В.И. Ленин, том 42, стр.488).

Это воззвание мы читали во время нахождения на фронте под Разбегаем, где занимали позиции круговой обороны, чтобы вместе с частями Красной Армии ударить в тыл белым в направлении на Ропщу и Кипень. Однако противник опередил нас и его передовые офицерские части под командованием князя Ливена заняли Разбегай. Часть курсантов нашего отряда залегла у деревни Райково в заранее подготовленные окопы. Начался бой, который длился несколько часов.

Нас и белых разделяла речка Стрелка. Выбрав удобное место и время, часть курсантов, преодолев в темноте водную преграду, вышла во фланг белым, а пулеметные позиции курсантов Снетко, Вербовик, Мирошкина, Шипуля и моя из надежных укрытий по команде открыли сосредоточенный огонь по противнику. Кроме того, наши пулеметы прикрывали переправу через реку Стрелка остального отряда. Командиры рот Лендиги, Кирилюк действовали уверенно, расчетливо.

Стремительной, все сокрушающей лавиной обрушились курсанты на белых.

«Петроград не сдадим. Сражаться до последней капли крови, но победить врага!» – пронеслось дружно по окопам. В упорных боях отряд разбил хваленую дивизию князя Ливена и занял Ропщу. В боях отличились многие курсанты. Наш пулеметный взвод успешно действовал на разных направлениях. Многие пулеметчики проявили высокое мастерство и отвагу. Храбро сражались пулеметчики И. Грена и Г. Вербовик. Подлинный героизм проявили погибшие в бою командиры второго и третьего пулеметных взводов А. Шипуля и Н. Паньковский. Отборный офицерский батальон не выдержал и, отстреливаясь, начал отступать. Но их ждала новая засада отряда курсантов. Враг был разгромлен и бежал, оставив убитых и раненых. Бой под Разбегаем закончился нашей полной победой. В этом бою курсанты показали свое исключительное мастерство, мужество, геройство, стойкость и большую волю к победе.

Разгром белых под Разбегаем укрепил боевой дух у всех частей, которые взаимодействовали с нами в этом районе. Остатки офицерского полка князя Ливена, расположенные в деревне Настолово, чтобы не оказаться отрезанными и уничтоженными, поспешно отступили к Ропще.

Следует отметить, что деревня Настолово расположена на возвышенности и оттуда очень хорошо видна вся панорама Петрограда. Но белым удалось только издали взглянуть на Красный Питер. Настолово и Пулково были самые ближайшие к Петрограду пункты, которые смогли достичь белые в своем стремительном наступлении, но им подрубили ноги. Части красноармейцев и моряков, батальоны питерских рабочих и наш отряд курсантов заняли Ропщу, Горки, Кипень. Стремясь все вперед и вперед к Петрограду, белые сокращали ширину фронта своего наступления и оголяли фланги. Они стремились к городу, где их ждали заговорщики, уже формировавшие новое правительство и готовившиеся к вооруженному выступлению в тот момент, когда развернутся бои на окраине Петрограда. Но сорвалось!

В Петрограде удалось вскрыть и обезвредить ряд контрреволюционных шпионских организаций. Исключительную бдительность к проискам врагов проявили рабочие, работницы, все трудящиеся героического Петрограда.

21 и 22 октября шли упорные, ожесточенные бои на Пулковских Высотах. К этому времени обозначился перелом в военных действиях. Враг был остановлен и началось энергичное наступление частей Красной Армии и рабочих батальонов, поддерживаемых бронепоездами. 26 октября были взяты Красное Село и Детское Село.

Наш отряд курсантов из Кипени был направлен в район Глядино и без боя занял его. В это время белые возвратились и опять заняли Кипень. Наш отряд получил новое задание – вернуться обратно и выбить противника из Кипени. Однако с ходу нам взять Кипень не удалось – белые успели закрепить свои позиции и занять надежную оборону. Наш отряд отошел к ближайшей деревне Горки, где располагались наши красноармейские части и рабочие батальоны. Кипень была узловым пунктом пересечения дорог.

К этому времени начался отход белых от Красного Села. Мы выслали разведку, выяснили обстановку и после соответствующей подготовки приняли решение взять Кипень – этот узловой пункт, активно используемый белыми при отступлении. Последовали тяжелые бои за Кипень. Однако, вскоре стало ясно, что без поддержки артиллерии взять Кипень невозможно. Подтянули 75-мм орудие. На следующий день, после артиллерийской подготовки, сопротивление белых было сломлено и Кипень опять стала нашей. Теперь белые могли отступать только по линии железной дороги, но их отступление уже приобрело характер бегства.

Кипень стало тыловым пунктом и наш отряд получил назначение на Красную Горку для оказания помощи в использовании артиллерии форта.

Красная Армия едва поспевала за белыми, которые, побросав свои обозы, устремилась к Нарве. В окончательном разгроме банд Юденича наш отряд участия уже не принимал. На фронте нас никогда не покидала уверенность, что удастся отстоять Петроград, что обязательно разобьем банды Юденича, что победа будет за нами.

8 ноября наш курсантский отряд был отозван в Петроград. Так закончился для нас второй, осенний фронт по защите Красного Петрограда.

В училище имени Фрунзе установлена большая мемориальная доска, на которой выгравировано: «Убитые на Петроградском фронте слушатели Учкомсофлота. Октябрь 1919 год Д. Белый-Потоцкий, И. Гутман, М. Донской, К. Иогансон, И. Карпов, Ф. Кроковный, А. Лаува, Г. Поздняк, Н. Пашковский, Я. Пурин, С. Соколов, Д. Смирнов, О. Тимме, Г. Третинников, Н. Черняховский, А. Чурганов, А. Шипуля».

Курсанты училища вторично показали себя стойкими, мужественными защитниками родного города. В боях погибло 17 курсантов, их имена занесли на мемориальную доску училища, а 56 человек было ранено. Учитывая большое число раненых и больных, училище получило разрешение на предоставление курсантам месячного отпуска.

По предложению продовольственной комиссии, которая осуществляла контроль за хранением и бережным расходованием продуктов, организовали продовольственные отряды. В них назначались курсанты из каждого отдела. Таких отрядов было несколько, в каждом 5–7 человек. Мандаты на поездки выдавались от Петрокоммуны – продовольственной организации Петрограда. Трудности этих отрядов были большие, но все они справлялись с поручениями. Закупленные продукты были разнообразны – от овощей до мясных продуктов. Закупки производились в губерниях Белоруссии, Урала, Западной Сибири.

Колчак к этому времени был отброшен на Байкал.

В середине декабря занятия возобновились. Учитывая большое количество членов партии, в каждом отделе были созданы партийные организации, а отделов было шесть. Это значительно оживило партийную работу. Была развернута культурно-просветительная и спортивная деятельность. В нашем училище с лекциями выступал Максим Горький, он же некоторое время руководил литературным кружком. Часто выступал с лекциями артист Ю.М. Юрьев.

Учебный процесс по подготовке командных кадров был организован по полной программе.

Наиболее отличившиеся курсанты на фронте были представлены к награждению. Петроградский совет многих наградил серебряными часами: И. Грек, Вильмон, Снитко, Миндин, Вербовик, Стасельско и другие. Среди них был и я.

На мятежный Кронштадт!

В Великой Октябрьской социалистической революции, Гражданской войне и плане Октябрьского восстания Кронштадт занимал большое место.

Кронштадтские матросы высадились на Неве и совместно с кораблями действующего флота и рабочими Петрограда активно участвовали в борьбе за власть Советов. В последующие дни отряд кронштадтских матросов с личным составом кораблей участвовал в ликвидации контрреволюционного выступления генерала Краснова.

После вывода флота из Гельсингфорса в Кронштадт город стал главной военно-морской базой Балтфлота. К этому времени значительная и притом лучшая часть матросов ушла на фронты Гражданской войны. Они пополняли отряды Красной Армии, создаваемые речные флотилии, бронепоезда и т. д.

В марте 1921 года в Кронштадте врагами Советской власти был поднят мятеж, против которого выступал и наш артиллерийский отдел морского училища.

О событиях того времени в самом Кронштадте мне подробно рассказывал И.С. Юмашев в 1935 году, когда мы с ним служили на Черноморском флоте. Он командовал бригадой крейсеров, а я бригадой эскадренных миноносцев. Об этом мне также рассказывал П.Е. Дыбенко, когда мы с ним встречались в 1938 году и проводили совместные учения. Он был командующим Ленинградским военным округом, а я командующим Балтийским флотом. Принимая участие в наступлении по льду на Кронштадт, части П.Е. Дыбенко двигались от Ораниенбаума в направлении военной гавани Кронштадта. Лед во многих местах был покрыт водой.

И.С. Юмашев в 1921 году занимал должность помощника командира линкора «Петропавловск», стоявшего в Кронштадтской гавани.

В связи с уходом на фронты Гражданской войны лучших матросов флота – выходцев из рабочих, на кораблях осталось мало политически сознательных матросов. Пополнение экипажей проводилось значительной частью за счет крестьянства южных губерний, среди которых было много недовольных Советской властью, в частности, вследствие изъятия у них излишков хлеба по системе продразверстки. Кроме того, на флот проникло много деклассированных элементов и бывших махновцев. Партийная организация на флоте была ослаблена. Все это создавало условия для контрреволюционной деятельности эсеров, меньшевиков и анархистов.

Среди матросов тоже были такие деятели.

Командующий артиллерийской крепости Кронштадт генерал Козловский со своим штабом единомышленников-заговорщиков организовал «Временный комитет» под лозунгом – «Советы без коммунистов», рассчитывая на переход власти к мелкобуржуазным партиям, свержение диктатуры пролетариата. Таким путем открывалась дорога белогвардейцам.

В руках врага оказалась главная база Балтийского флота. Во главе Временного революционного комитета поставили эсера с линкора «Петропавловск» старшего писаря С. Петриченко. Были арестованы неугодные мятежникам офицеры флота кораблей. Среди них был и И.С. Юмашев. Он со своими матросами вывел из строя часть артиллерии и она бездействовала. После занятия окраины Кронштадта И.С. Конев освободил с гауптвахты Юмашева и других офицеров. Об этих событиях мне рассказывал Юмашев.

Английские военные корабли находились у Финского побережья и готовились высадить десант в Кронштадт. Через Финляндию мятежники установили связь с иностранными империалистами, которые подготавливали военную помощь мятежникам.

Форты Красная Горка и Серая лошадь тоже находились в ведении Кронштадтской крепости. Чтобы не допустить присоединения этих фортов к мятежникам, наш артиллерийский отдел училища командного состава в количестве 43 человек 4 марта по приказу РВС Балтийского флота выехал по железной дороге на форты Красная Горка и Серая лошадь. Все мы хорошо знали артиллерийские установки этих фортов. Прибыв на место, мы сразу заменили все главные посты орудийных расчетов, а особо ретивых временно изолировали. Общее руководство осуществлял И.Д. Сладков, тоже артиллерист по образованию. Он был уполномоченным от Реввоенсовета Республики.

Проверив все вооружение, привели его в боевую готовность и стали ждать команды для открытия огня. Как только началось наступление по льду на Кронштадт из Ораниенбаума и Сестрорецка частями Красной Армии, а лед был очень рыхлый, мы по команде 16 марта открыли огонь по Кронштадту. Обстрелу подвергались обводы гавани и пристани, где были оборудованы пулеметные гнезда противника и располагались места стоянки кораблей.

П.Е. Дыбенко рассказывал мне, что когда стреляла Красная Горка, то наступать было легче, так как прекращался огонь Кронштадтских оборонительных узлов. Войска в белых халатах приподнимались и делали броски вперед, неся с собой доски для преодоления полыней и воронок от снарядов. Стрельба мятежников из Кронштадта делала много воронок во льду залива, которые в темноте плохо просматривались и отдельные подразделения попадались в них.

18 марта Кронштадт был занят Красной Армией. В борьбе с мятежным Кронштадтом принимали участие делегаты X съезда партии во главе с К.Е. Ворошиловым. Все они вели партийной-политическую работу среди наступающих частей. Общее руководство действиями войск на льду осуществлял Тухачевский. Часть мятежников была арестована, около 8 тысяч перешли залив в районе Толбухина маяка и ушли в Финляндию и дальше в Англию и Америку. Мы все возвратились в училище в конце марта, а с 1 апреля приступили к занятиям.

Учебный вопрос того времени заслуживает того, чтобы о нем писали отдельно.

Мы – красные командиры флота

Первый выпуск военно-морского училища

В 1922 году состоялся первый выпуск курсантов из нашего училища. Окончившие его получили звания вахтенных офицеров и были назначены на флоты и флотилии.

На выпускном вечере было сказано много добрых пожеланий. Выступали преподаватели – им было что сказать. Это был первый опыт в их жизни. Из матроса с недостаточной подготовкой в пределах знаний от трех до семиклассного образования подготовить командиров. Наше преимущество было еще в том, что каждый имел богатый практический опыт, знания по своей специальности и службы на кораблях флота.

Торговая палата – шеф училища – преподнесла всем выпускникам инженерный справочник «Хютте», который в то время был прекрасным пособием в работе специалиста.

В мае 1922 года я был назначен вахтенным командиром на канонерскую лодку «Красное Знамя». Командовал кораблем капитан 2 ранга А. Кузнецов, весьма добродушный и внимательный командир. Он создавал все условия для работы. Одновременно я исполнял обязанности артиллериста корабля. Однако мне на нем недолго пришлось служить – корабль поставили на ремонт, а меня перевели на эскадренный миноносец «Ленин» (раньше назывался «Изыльментьев») артиллеристом миноносца. Командиром корабля был капитан 2 ранга Шильтинг, комиссаром – С.В. Наумов.

Следует сказать, что командный состав корабля военно-морское образование получил в бывшем морском корпусе. Взаимоотношения не сразу сложились благоприятные. Из выпускников новой советской формации на корабле нас было двое. Не сразу мы стали на равное положение на корабле с бывшими офицерами. Однако, первые же учения, практические стрельбы, несение ходовых вахт убедили всех в кают-компании, что по знанию военно-морских дисциплин мы на одном с ними уровне, а в практических вопросах воспитания личного состава – значительно выше их.

Занятия с личным составом по своей боевой части проводил регулярно. Руководил кружком текущей политики с группой матросов и старшин, а иногда поручалось проведение политических занятий с матросами. Все, что поручалось партийной организацией корабля – выполнял в срок. В дополнение к моей работе, поскольку был моложе по службе на корабле других офицеров, меня избрали заведующим по питанию в кают-компании. Все знают, какая это неблагодарная работа.

Корабли нашей бригады базировались на Кронштадт и увольнения к семьям в Ленинград производились 1 раз в неделю: с субботы вечером до 8 часов утра понедельника. Ни у кого никаких недовольств не было, то же самое было для старшин и матросов.

Началась служба на командных должностях. Старое офицерство чувствовало и понимало, что на флоте начинается коренная смена командного состава, что им на смену идут новые, политически грамотные кадры, представители народа, преданные Советской власти.

Следует отметить, что этот процесс старыми офицерами принимался по-разному. Далеко не все офицеры были готовы оказать нам столь необходимую в первое время помощь в работе. Нам больше всего приходилось надеяться на свои силы и знания. У нас был практический опыт службы на флоте, была хорошая военно-морская теоретическая подготовка, полученная в училище, и нужны были только желание, усидчивость и упорство, чтобы преодолеть возникавшие трудности. Все выпускники в своих новых ролях справлялись с теми задачами, которые приходилось решать молодому командному составу флота. И их первыми помощниками всегда были партийные организации и выступавшие в роли советчиков и наставников по многим вопросам партийно-политической работы – комиссары кораблей.

Комсомол на флоте

Комплектование флота комсомольцами началось после X съезда партии. Первые посланцы – коммунисты и комсомольцы составляли 2500 человек.

В октябре 1922 года V съезд комсомола своим решением постановил принять шефство над Советским Военно-морским флотом. В течение года на флот было послано 6,5 тысяч человек.

Флоту нужны были обновленные людские резервы, выросшие и воспитанные в советских условиях. Еще не полностью забылось Кронштадтское эсеровско-меньшевистское восстание. Кораблям требовалась живая человеческая, энергическая молодежь, жизнерадостные, не боящиеся трудностей, юноши. Что же это были за люди? Они прошли через разруху горнила гражданской войны. На опыте своих отцов и старших братьев, таких как Павел Корчагин, впитывали все передовое, революционное; морально-устойчивые, психологически впитывали жизнь трудового народа. Среди них незначительное количество ответственных работников – секретарей губернских и областных комитетов комсомола. Все они с приходом на флот, пройдя некоторую подготовку строевой и партийно-политической учебы, получили назначение на ответственную политическую работу – комиссаров кораблей и частей. Некоторые были назначены на должности членов военных советов – начальников политических органов. Большая часть были рядовые работники с различных предприятий и заводов. Комсомольская молодежь свою мечтательность связывала с комсомольской романтикой, но в дальнейшей жизни на кораблях, где нужно было напряженно трудиться, этого не получилось. Но было много и таких, которые романтику не искали, о походах не мечтали, увидя настоящую жизнь корабля, части. Они пришли по призыву Центрального Комитета комсомола восстанавливать и омолаживать личный состав флота. После экипажной обработки как положено молодому матросу, романтика стала превращаться в трудовую жизнь. Молодых матросов направили в школы учебных отрядов для изучения корабельных специальностей. После окончания учебных отрядов, матросы – комсомольцы, придя на корабль, свободно владели своими знаниями по обслуживанию техники. Началось изучение морской терминологии, как теоретически, так и практически. Без ее знания матрос на корабле – слепой.

Старослужащие корабельные старшины и боцманы верхней палубы сразу пришли на помощь молодежи. Морская дудка была необходимым инструментом, которая оповещала личный состав корабля о всех последующих событиях на корабле. Комиссары кораблей опытные политработники и партийные организации сразу привлекли прибывших специалистов к политической жизни корабля. Помощь оказывалась везде, где только в этом была необходимость. Трудностей было много и разного характера, но настойчивость, желание, трудолюбие преодолевали все преграды. Комсомольцы помнили, что они посланцы ЦК комсомола. Чистка трюмов, погрузка угля на больших кораблях, уборка помещений и весь уклад непривычной морской корабельной жизни, да еще сон в подвесной парусиновой койке, которую нужно быстро и умело связать, вынести по команде в положенное место на корабле, мытье и чистка верхней палубы, особенно в летнее время – требовали особой сноровки. Боцманские работы за бортом корабля на висячих особых беседках, тоже требовали своих знаний. Все это с большим вниманием выполнялось. А те, кто вначале не знали жизни корабельных условий, а до этого мечтали о морской романтике, сейчас она стала постепенно исчезать. Работа с пришедшими на корабли комсомольцами требовала других подходов и методов в учебе. Им предстояло стать основой нового мощного Советского военно-морского флота. Общеобразовательная подготовка у каждого была не ниже 7 классов образования по тому времени, а сейчас она соответствует 8 классам.

Мне с этой комсомольской молодежью на эскадренном миноносце «Изыльментьев» и канлодкой «Красное Знамя» пришлось вместе служить и работать. Проводить всю боевую учебу от специальных занятий по технике, включая и политические занятия.

Обновление флота началось новым пополнением командных кадров. Был произведен первый выпуск красных командиров из военно-морского училища (как их называли на флоте). Все они имели большой практический опыт на флоте и хорошую теоретическую подготовку. Умели работать со своими подчиненными. Были участники гражданской войны, что способствовало дружной совместной работе. Партия и правительство постоянно проявляли заботу о подготовке и комплектовании военно-морского флота лучшими сынами трудового народа.

В рубке и на ходовом мостике

В 1923 году меня послали учиться на курсы усовершенствования командного состава по артиллерийской специальности, а по окончании их я получил назначение на линейный корабль «Парижская Коммуна» старшим артиллеристом.

Служба и работа на больших надводных кораблях дает всестороннее развитие каждому офицеру, если он с любовью относится к порученному делу. Техника тех времен отличалась от вооружения современного корабля – ее нужно было знать в совершенстве, чтобы выполнять поставленные задачи. Тогда не было таких тренировочных приборов, как на современных кораблях. Не было допризывной подготовки идущей в армию молодежи, при наличии которой в настоящее время каждый призывник приходит на корабль, в часть со знанием специальности. Он быстрее воспринимает свою специальность, а остальное зависит от того, как будут его обучать. На кораблях в те времена все нужно было начинать с нулевого цикла.

После окончания специальных курсов усовершенствования в теоретической подготовке артиллерийских знаний в 1924 году, я был назначен старшим артиллеристом линейного корабля «Парижская Коммуна».

В должности старшего артиллериста я находился до 1927 года, а в последний год по совместительству исполнял обязанности и старшего помощника командира линкора. Командовал «Парижской Коммуной» бывший царский офицер Константин Иванович Самойлов, комиссаром был Ностусевич.

Командир был энергичным, настойчивым человеком, владел несколькими иностранными языками. Он всегда искал что-либо новое, но как некоторые старые офицеры, имел свои причуды, суеверия. У него было твердое правило – в понедельник и пятницу в море не выходить, и этого правила он придерживался очень точно. Высшее начальство знало об этом, но в действия командира не вмешивалось.

Командиры боевых частей корабля самостоятельно руководили своими подразделениями. В этом отношении командир линкора предоставлял им полную свободу, но если кому-либо была нужна его помощь, то Самойлов всегда ее оказывал.

Старший инженер-механик А. Ляхов, инженеры В. Дмитриев и О. Чумаков разработали и теоретически обосновали систему живучести и непотопляемости корабля и умело применяли ее на боевых корабельных учениях. Впоследствии эта система была принята институтами, которые занимались разработкой проектов строительства новых кораблей. Под моим руководством группа командного состава линкора, в которую входили К. Рябков, Н. Павлов и Камышевский, разработала трехвахтенную систему несения корабельной службы. В качестве первого опыта эта система была введена на нашем корабле. Впоследствии она была принята на всех кораблях флота и включена в учебные планы училища.

Артиллерия линкора поражает цель

Артиллерия линкора, этот главный вид оружия корабля, 305 мм пушки, которыми я командовал, состояла из четырех башен по три орудия в каждом. В боевой подготовке личного состава корабля большую помощь мне оказывала партийная организация линкора. В результате мы всегда брали первые призы по стрельбе из главного калибра 12-дюймовых башенных пушек. После одной из стрельб мне, как старшему артиллеристу корабля, был вручен первый приз флота – золотые карманные часы. Остальной командный состав – Н. Подколзин, А. Камышовский и Е. Гонтар – были награждены ценными подарками.

Тренировки в башнях проводились ежедневно, а перед стрельбами два раза в день. Подача полного заряда требовала шести циклов, имея в виду все перегрузки от стеллажа, где хранятся заряды и снаряды, с полной подачей их в канал пушки. Все эти действия требовали очень четкой работы каждого номера, стоящего по расписанию в башке. Кроме специалистов-артиллеристов были и приходящие номера из других специальностей, особенно машинистов котельной группы, так называемых кочегаров. По сигналу – четкий ритм залпа. Четыре башни. В каждом залпе участвует одно орудие каждой башни, а всего в башне четыре пушки – четыре снаряда падают одновременно. Такая комбинация дает вероятность хотя бы одного попадания в цель, т. е. в корабль.

Такие старшины башен, как Голубарда, Закорчевный, Денесюк, Поляков в своей работе всегда были на высоте. Артиллерийское дело знали досконально. Таким же образом они готовили и своих подчиненных. Все это на состязательных стрельбах приводило к первым призовым местам в стрельбе. Состязание проводили между тремя линкорами и «Парижская Коммуна» занимала в большинстве случаев первые места в стрельбах со всех калибров.

После моего ухода командиром эскадренного миноносца, мой сменщик позиции не сдавал, ибо кадры личного состава всей артиллерийской службы линкора имели отличную подготовку.

Командиры боевых частей и служб – Н. Новицкий, С. Аннин, М. Крупский – всемерно поддерживали новые начинания, которые заводились на корабле. Когда понадобилось перевести один из линейных кораблей на Черное море, то командование флотом предложило линкор «Парижская Коммуна». Этот корабль и в боевой, и в политической подготовке выделялся среди других кораблей эскадры; его и предложили как лучший к переводу на Черноморский флот, что и было выполнено.

Как проходил переход корабля, мне рассказывал Лев Михайлович Галлер. Хорошо подготовленный к борьбе за живучесть и непотопляемость корабля личный состав с честью выдержал трудный экзамен в тяжелых условиях штормов в Бискайском заливе.

С приходом кораблей в Севастополь, линейный корабль «Парижская Коммуна» подучил новое имя – «Севастополь».

Служба и работа на больших кораблях дает всестороннее развитие любому офицеру, если он с любовью относится к порученному делу. Техника тех времен очень сильно отличалась от современной, однако, ее нужно было знать в совершенстве, чтобы выполнять поставленные задачи.

Начиная службу с юнги или матроса, постепенно приобретая знания и опыт, молодой моряк становился квалифицированным морским офицером.

Наступил новый период в моей жизни: в 1937 году я получил назначение на должность командира эскадренного миноносца «Артем». Вот что писала по этому поводу газета «На вахте» 12 апреля 1928 года:

«Краснофлотский любимец» (К переводу в другую часть флота)

Имя старпома линкора Г.И. Левченко произносится краснофлотцами и комсоставом с каким-то задушевным тоном.

В официальные военные отношения с ним ухитряются вкладывать некоторую интимность и простоту. «Гордей Иваныч», «Наш Гордей Иванович» – наиболее излюбленное имя старпома в массе краснофлотцев и комсостава. Гордей Иванович – это крестьянин, пробывший на флоте 15 лет, и каких лет. Времена разрухи, войны, восстановления флота разделяли служебную участь т. Левченко, Его любит и уважает команда линкора за прямолинейность, простоту, строгость в службе и за распорядительность. Его любят за то, что он действительный представитель трудового народа. «С Гордей Иванычем не пропадешь, он свой человек, – так говорят краснофлотцы. Выражаем уверенность, что т. Левченко на новом посту флота будет также близок краснофлотцам, также распорядителен, требователен и непоколебим в разрешении задач усиления боеспособности и боевой готовности красных морских сил».

Командир эскадренного миноносца

Наступил новый период в моей жизни. Сколько было волнений, беспокойства! Особенно первый выход в море. Сниматься со швартовых и с якоря от стенки легче, чем становиться к ней. Нужно знать свой корабль, его маневренные качества, влияние ветра, парусность и другие элементы. Нужно хорошо знать свой личный состав, его способности и знания, способность и умение выполнять приказания и волю своего командира. Тесное общение со своими подчиненными, изучение матросов и офицеров корабля помогло мне, как командиру, быть уверенным во время нахождения на мостике, что поставленные задачи будут выполнены.

Хотелось бы подчеркнуть, что в то время начинающий молодой командир все делал сам. Не полагалось никаких обеспечивающих лиц, которые бы контролировали начинающего командира, даже при первом выходе в море. Если командир допускал какие-либо промахи, то подвергался насмешкам своих сослуживцев – бывших царских офицеров, которые в подобных случаях весьма были довольны тем, что молодежь из «красных» не справляется со своими обязанностями. И это не выдумка, а пережитая мною суровая действительность.

Личный состав корабля оценивал своего командира по-своему. Лучшей оценкой, данной краснофлотцами мне как командиру, было то, что меня избрали от корабля в Совет рабочих и солдатских депутатов. Так я стал членом Ленинградского городского совета.

Пока я не почувствовал себя по-настоящему командиром корабля, я не ходил, а буквально ползал по своему эсминцу, тщательно изучая все корабельные отсеки, установленные в них механизмы, всю трюмную систему. Часто и подолгу беседовал с парторгом, со старшинами и офицерами корабля. Нужно было понять и усвоить, что можно требовать от своих людей, иначе нельзя себя чувствовать уверенно на мостике. Я внимательно прислушивался к советам матросов, вспоминал всю предыдущую свою жизнь от юнги до командира корабля, упорно искал ответы на возникавшие вопросы. В работе много помогало то, что сам был матросом, командиром отделения, знал всю черновую работу в низах. И этот большой практический опыт, что приобрел за время службы на флоте, очень часто меня выручал.

Для царских офицеров матрос всегда был загадкой, мне же было легко понимать матросов. Я всегда мог дать совет, мог лично показать, как нужно выполнять ту или иную работу. И матросы убеждались, что командир сам все знает, сам все умеет делать и поэтому проникались уважением ко мне. Так рос авторитет командира.

Некоторые утверждали, что авторитет приходит с должностью – чем выше звание, тем, якобы, выше авторитет. Как они ошибались. Только знание дела, только умение работать с молодыми – вот те качества, которые порождают авторитет командира. Умелое управление современным кораблем, знание его технического оснащения, грамотное руководство людьми – это особое искусство. Оно совершенствуется упорными занятиями, постоянным стремлением полнее и лучше изучить людей и познать технику.

Смелость, решительность, учет окружающей обстановки, вера в подчиненных – все это облегчает работу командира на мостике. Я всегда видел и никогда не забывал, как бывшие царские офицеры выходили на палубу своего корабля, чтобы посмотреть, не разобьет ли новый командир Левченко свой корабль при швартовке, не столкнется ли он с другим кораблем.

Командирская школа – это море. А во время нахождения на базе я снова и снова брался за книги, думал, учился, анализировал все происшедшее в море. Это в большей степени облегчало мне дальнейшую работу.

Новая обстановка в работе, самостоятельность, ответственность за порученное дело не заставили меня искать особых путей.

Партийная организация корабля, и особенно комиссар Иван Иванович Кунин, совместными действиями с ним дружно выполняли все задачи, которые были поставлены перед нами.

Первое время много было забот, волнений, когда поднимался на мостик корабля. Как овладеть искусством управления кораблем при швартовках в разных условиях? Особые трудности в первое время были – подход задним ходом к причальному пирсу. Отход получался проще – выборка якоря, уборка швартовых. Учиться было не у кого. В те времена все командиры миноносцев и других кораблей были из дворян. Свой опыт они не особенно стремились передавать новой растущей смене, людям новой формации, будущим командным кадрам. На Балтике в то время я был одним из первых выдвиженцев в командиры корабля. Остальные были из офицеров – дворян, как Шильтинга, а ведь пять лет тому назад я у него на корабле был артиллеристом, Сорнович, Макаров, Бурачек, Евдокимов и т. д. Каждый мой промах, каждая ошибка в управлении кораблем вызывали у них радость и веселый смех. Из матросов – да в командира корабля! Посмотрим, что получится!

Однако уже через год они убедились, что просчитались, что переоценили свои знания и свою ценность для флота молодой Советской Республики. Их позиции оказались шаткими. Им на смену идут способные, любящие свою Родину, море и корабль, хорошо подготовленные кадры. Этим кадрам нужно уступать дорогу без боя. Так оно и получилось.

С эскадренного миноносца «Артем» я был переведен на другой эсминец «Войков». Там не также пришли на помощь комиссар П. Кузьмин и возглавляемая им партийная организация корабля. Работали дружно, с успехом и в срок выполняли все боевые задачи.

На эскадренных миноносцах пришлось перестраиваться, ибо здесь главным оружием были торпеды и мины, а артиллерия являлась вспомогательным оружием. Все это своевременно было освоено.

На эсминце, которым я командовал, с успехом проходили летнюю практику слушатели морской академии Душенов, Кожанов, Смирнов-Светловский, Александров и другие. Они потом не раз вспоминали об этом, когда мне с ними приходилось встречаться. Нами было сделано все, чтобы они приобрели навыки в управлении кораблем.

Швартовка корабля и другие случаи съемок с якоря

Некоторые командиры соединений, которым не приходилось лично командовать кораблем, заводят несвойственные порядки. Вот один из примеров.

Корабль швартуется к стенке, пирсу или транспорту. На машинный телеграф по расписанию ставят обычно заведующего хозяйством корабля (считают его безработным во время швартовок). В его обязанность входит стоять на мостике и переводить вручную машинный телеграф, выполняя голосовую команду командира корабля – приказания для работы главных машин. Командир в это время бегает по мостику и наблюдает, как и в какую сторону движется корабль, какие приказания дать на переключение главных машин.

Подобные «танцы» командира корабля считают неправильными. Управлять корабельными машинами, телеграфом должен сам командир. Ему лучше знать тот момент, когда действовать на телеграф. Нужно чувствовать корабль, понимать работу машин и людей, стоящих на клапанах переключения. Ведь машинисты на клапанах чувствуют, кто, чьи руки и с какой быстротой переводят ручки телеграфа, так они и будут выполнять команды. Кто лучше самого командира сможет сделать это? Временный пришелец-завхоз или командир? Только командир корабля! Ибо любое движение корабля в одну из сторон – рука командира ложится на телеграф, уверенно, с пониманием движения корабля и перекладки руля.

При проводке корабля в сложных условиях фарватера лоцманом обычно даются только команды в машину и на руль. На боевых кораблях управлять телеграфом, переводить его в нужное положение – задача самого командира. Эти обязанности доверять другим не следует.

Бывали случаи, что управление телеграфом при швартовке (пришельцами) приводило к аварийным ситуациям.

В свое время мне приходилось служить на разных кораблях, имевших различные водоизмещения, и скорости передвижения кораблей были другие, но ни разу я не видал, чтобы на телеграф ставили пришельца. Всегда лично телеграфом управлял сам командир корабля.

В своей практике командования кораблями я никому не передавал управления ручным телеграфом. Так я учил и своих командиров, когда командовал соединениями. А если что и происходило, то обвинять было некого.

На прославленном крейсере «Аврора»

В 1930 году я окончил курсы при военно-морской академии и получил назначение на крейсер «Аврора». Условия работы на крейсере отличались от прежних. Количество личного состава было в несколько раз больше, чем на миноносце, тоже и офицерского состава. Обеспечение практики курсантов военно-морских училищ требовало и соответствующей подготовки всего личного состава команды корабля. Руководящий состав курсантов от училищ, предъявлял свои требования. От личного состава крейсера требовалось пример отличной службы, пример работы на корабле. Значительная часть корабельных офицеров выполняла роль преподавателей по обучению курсантов. Подводя итоги работы и своих наблюдений, приходишь к выводу, что каждый офицер независимо от занимаемой должности – это воспитатель, это педагог, это человек, который должен уметь со знанием дела, активно воздействовать на психологию воспитанников. Ведь воспитатель всегда преследует цель, действует в определенном направлении, стремится выработать у воспитанников такое мировоззрение и такие моральные, боевые и организаторские качества военного человека, которые он сам, воспитатель, считает приемлемыми в условиях данной обстановки работы. А как все это трудно? Нельзя забывать, что теперь советский матрос, солдат – это молодой человек, как правило получивший десятилетнее образование. В подавляющем большинстве случаев – он комсомолец. Уже в школе он привык участвовать в общественной жизни. У него широкие запросы, он стоит намного выше элементарных азбучных истин. От него можно требовать многое и он в состоянии дать многое. Нужно только найти пути к его мыслям, уметь добиться этого многого. Начальник, не щадящий самолюбия своих подчиненных, подавляет в них благородное желания прославиться и тем самым роняет их нравственную силу. Однако матрос не механизм. Сколько подчиненных – столько характеров, столько стремлений и желаний. Нужно изучить каждого, понять, найти необходимый подход. Все сходится на одном: знать своего подчиненного. Через год я был назначен командиром и комиссаром отряда учебных кораблей. В его составе был крейсер «Аврора», канлодка «Красное Знамя», транспорт «Комсомолец» и другие корабли. На всех кораблях плавали курсанты военно-морских училищ и ученики-матросы разных специальностей учебных отрядов. Кроме своих основных задач учебный отряд принимал участие в различных учениях флота. Производил перевозку десантов и высадку их. Первые танки Ленинградского военного округа испытывались в погрузке их своим ходом на корабль, при довольно простых деревянных брусьях, которые выдерживали нагрузку танка. Приятно было наблюдать, как молодой лейтенант со всей своей энергией, задором, со знанием дела управлял танком при его движении по брусьям. Этот опыт был полезен, ибо в 1942 году танки приходилось перевозить на боевых кораблях из Ленинграда в Ораниенбаум во время войны.

В 1931 году меня перевели на другую работу. Выдвижению на руководящие должности молодых командных кадров очень много содействовали такие политработники, как Г. Киреев, П. Курков, А. Булышкин и другие. За достигнутые успехи в боевой и политической подготовке Всесоюзный Ленинский Коммунистический Союз Молодежи, Центральный Комитет наградил Грамотой и золотыми часами.

Впервые на Каспии

Получил новое назначение командующим и комиссаром Каспийской флотилии. Ознакомился с личным составом и работой штаба флотилии, корабельным соединением, всеми службами и планами боевой и политической подготовки. Много было нового и мне, как молодому командующему, основательно пришлось изучать условия плавания и возможные действия на театре в военное время.

Понимая национальные чувства партийных и советских работников Азербайджанской республики, сразу были установлены партийные деловые и дружеские связи с руководством Центрального комитета КПА(б), Советом Министров республики, с партийными и городскими организациями г. Баку.

Когда флотилия нуждалась в какой-либо помощи от г. Баку, мы ее всегда получали. Для взаимодействия, знакомства и поддержания постоянной связи с командующим Закавказским военным округом и его штабом периодически бывал на проводимых командармом И.Ф. Федько военных играх, штабных учениях.

Иван Федорович Федько – герой Гражданской войны, он командовал соединениями, провел много успешных операций в разгроме врагов белых генералов, которые с оружием выступали против Советской власти. Талантливый военачальник, свои знания очень доходчиво умел передать и применять в проводимых им в округе военных играх. В моей работе на флотилии и других, где мне приходилось работать, они были использованы на занятиях с командным составом. И.Ф. Федько, когда бывал в г. Баку, всегда заходил к нам на флотилию. Он был хорошим собеседником, много рассказывал о своих боевых походах, о борьбе с врагами Советской власти.

Иван Федорович часто рассказывал и о своей совместной работе с Павлом Ефимовичем Дыбенко во время пребывания на южном фронте в период Гражданской войны. Отзывался он о нем, как о замечательном командарме, высоконравственном коммунисте. Они вместе учились в Военной Академии. Матрос был прекрасным полководцем. Его любили все бойцы армии.

Моя дружба с И.Ф. Федько продолжалась долгие годы после моего ухода с флотилии на другую работу.

За успехи в боевой и политической подготовке на Каспийской флотилии я был награжден орденом Трудового Красного Знамени Азербайджанской Республики.

Бакинская нефть перевозилась в Астрахань морским нефтеналивным танкерным флотом и задача флотилии состояла в охране этих перевозок в случае возникновения военных действий.

Для длительных походов и выходов в море был сформирован походный штаб. В состав его входили: флагманский штурман, начальник оперативного отдела штаба флотилии, начальник боевой подготовки, начальник разведотдела, флагманский инженер-механик, флагманский артиллерист и представитель тыловых органов. Работы для всех было достаточно и справлялись с ней вполне.

Меня прежде всего удивило, что корабли, имея главным топливом нефть, для удовлетворения нужд бытовых потребителей использовали дрова – на камбузе для приготовления пищи, для кипятильников-самоваров. Все это требовало возить на кораблях целые склады дров, а также иметь специальную технику для их подготовки к использованию и т. п. Дрова заказывались и подвозились с дальних мест, да к тому же и палубы загрязнялись.

С помощью инженерно-технического состава решили эту простую, но необходимую меру быта. Освободили тыловых работников от тяжелой и трудной работы. Потом все были чрезмерно удивлены, что так долго не решали таких простых вещей. Приготовление пищи значительно ускорилось, ибо топливом стала нефть – единое топливо для всех нужд корабля. По всем этим вопросам большую помощь оказывали политработники Д. Сараев, Беленков и начальник тыла В. Князев.

После занялись подготовкой командиров кораблей. Начали учить их умению швартоваться в гаванях к причальным пирсам при всех погодных условиях. А это не такая простая операция. В учебных заведениях командиров этому специально не учат. Каждый из вновь назначаемых командиров должен был учиться сам, исходя из своих наблюдений и своего личного опыта при плавании на своем корабле. С чего начать? Что делать? Предстоит самостоятельно решать эти вопросы офицеру после назначения его командиром корабля. Если корабль небольшого тоннажа – может быть затруднений особых и не будет, а если тоннаж побольше? До службы на корабле офицеру проверить свои способности не приходилось. В этом случае должен ему прийти на помощь командир соединения. Предварительно до выхода в море, в каюте, на карте следует проиграть ряд вариантов, в которые будут входить отход от пирса, стенки, тоже постановка. Командир соединения ставит вопросы, а командир корабля обоснованно дает ответ. Не все командиры соединений берут этот порядок на вооружение.

Припоминаю, как мне приходилось в бытность мою начинающим командиром эсминца преодолевать эту первую трудность, осваивать искусство швартовки к причалам, овладевать этим искусством, именно искусством.

На Балтике, когда я там служил, были такие командиры, у которых не получалась швартовка к пирсу, они не могли освоить приемы действия машин и положение руля и были вынуждены уходить с должности командира корабля – просто их переводили на другую работу, так как при швартовке происходили частые аварии. Я помню такого командира Азарова И.С. Он так и не освоил управления кораблем. Был и такой командир – Евдокимов. Он классически владел этим искусством, как опытный хороший артист на сцене в исполнении своей роли. Однако не каждый офицер владеет этим искусством. Нужны специальные тренажеры, но и они не всегда помогают.

Что же мы делали на Каспийской флотилии?

На одном участке моря недалеко от берега создали по масштабу своей настоящей гавани точно такую же, но свободную от тех помех, которые часто бывают в своей гавани. Всю эту акваторию оградили плавучими буйками с учетом господствующих ветров, а сами буйки соединили маниевским тросом. Он очень легок в обращении, держится на плаву и не тонет. Натянутый трос давал возможность команде, которая на корме корабля ведала швартовкой, бросательными концами тренироваться в подаче швартовых тросов с корабля. Иногда у буйков ставили корабельную шлюпку, команда которой принимала и легкий швартовый трос корабля. Каждый командир самостоятельно входил в эту гавань, если нужно было – отдавал якорь. К нему также свободно подходили другие корабли. Однако это делалось только после того, как приобреталась хорошая практика одиночного корабля. В ночное время, а это бывало редко, на буйках ставили ночное освещение для ориентировки.

Все команды, которые давались с мостика командиром в машинное отделение, на перекладку руля, записывались, чтобы можно было составить график команд и использовать этот график для проведения разбора. Телеграф управления машинами с мостика и команды для исполнения в главных машинах – это не двухрядка гармоники, для которой тоже нужно время, чтобы меха сжимались и растягивались. Специалисты, хотя они и классные – но не автоматы, им нужно время подумать, чтобы произвести переключение.

Все эти записи совместно с вычерченным графиком всех команд командира в машину и на руль позволяли выявлять ошибки, а следовательно, и учить командира обоснованным вдумчивым командам. Здесь учитывалась инерция корабля при движении с работающими машинами или без них, команды и положение руля. Наглядно, убедительно: задний ход, руль лево – корма корабля тоже лево. Получался богатый материал – видна была подготовка и способности каждого командира.

Оборудование учебной гавани всеми плавучими буями производит гидрографический отдел и штурманская служба кораблей.

Все командиры очень любили эти тренировки, разбор их и выводы. В ходе тренировок вырабатывается глазомер, точный расчет, смелость, уверенность в своих действиях.

При швартовке используются обе машины. Варианты работы их могут быть самые разнообразные: обе машины с одинаковым числом оборотов, разным числом оборотов, работа одной машины, работа машин враздрай с разным числом оборотов, одной машиной. Всех вариантов много. Значительное действие на корабль могут оказать направление и скорость ветра. Он будет влиять на надстройки корабля, что может быть скомпенсировано скоростями работ машин. Все эти комбинированные приемы проделывал каждый командир корабля. Отход от стенки требует особых приемов. Важное обстоятельство – отвести нос корабля от причала. Иногда этому способствует ветер, его направление, а может и затруднить. Всегда нужно помнить и быть в готовности использовать работу машин, одной или обеих. Дать инерцию движения корабля. Корабли с одной машиной, критерием движения кормы с работающей машиной – право, лево – служит положение руля.

Такие занятия должны проходить первое время под руководством опытного командира, который мог бы квалифицирование учить разбору всех маневров корабля и показывать лично, как все это делается. Вернее провести это показательное занятие лично в присутствии других командиров. На Каспийской флотилии эти занятия проводил лично я сам, показывал каждому командиру, у которого не получалось. У меня были такими учениками командиры В.Г. Жуков, А. Лежава, Н. Богданов, С.С. Рамишвили, которые во время войны занимали большие должности и были адмиралами, а также другие офицеры флотилии, вплоть до комиссаров кораблей.

Плавая и командуя соединениями на Черноморском флоте, Балтийском флоте и в бытность мою Главным инспектором ВМФ, я, когда выезжал на флоты, периодически предлагал некоторым командирам такую задачу – задачу подготовки командира корабля, что являлось вместе с тем одним из мероприятий по подготовке командиров кораблей.

На Каспийской флотилии мы много времени уделяли учебе. Изучая театр, наши корабли посещали города Астрахань, Дербент, Красноводск, порт Шевченко, Ленкорань. Обследован был весь восточный берег – от Гурьева до Гасая Кули. Все эти походы давали большой опыт как командирам, так и матросам в приобретении навыков военно-морской службы в разных условиях. Это одна из частей работы.

Когда приходилось бывать в Красноводске, к нам очень часто приезжал командующий Среднеазиатским военным округом Павел Ефимович Дыбенко. Во время одного из его пребываний на корабле Павлу Ефимовичу предложили покататься на морской шлюпке – вельботе. Павел Ефимович рассказал, как он, будучи матросом на линкоре, был загребным на командирском вельботе. Все гребцы на шлюпке работали отлично. За доставку командира корабля с берега на корабль они всегда поощрялись морской чаркой (внеочередная рюмка водки, а кто не пил, тот получал деньгами – восемь копеек).

После прогулки на шлюпке Павел Ефимович всегда обедал или ужинал на корабле. Он очень любил гречневую кашу. Наш корабельный кок (повар) Валя Петров умел хорошо ее готовить – румяную и рассыпчатую. Павел Ефимович очень благодарил кока за угощение.

Во время пребывания у нас на кораблях Павел Ефимович много рассказывал о подготовке к Октябрьским событиям 1917 года, о работе Центробалта, о своих первых днях командования отрядами матросов под Гатчиной и аресте генерала Краснова. О действиях моряков в Нарвской операции не говорил. Он вспоминал, как организовывался Народный Комиссариат Военно-Морского Флота и о своем назначении его первым Наркомом; о переходе на командную работу и сухопутные войска в годы Гражданской войны и о своей учебе в военной академии.

Мне довелось неоднократно встречаться с П.Е. Дыбенко и позже и обсуждать с ним многие вопросы. Павел Ефимович заслуживает того, чтобы о нем знали все офицеры Военно-Морского Флота, знали о той сложной жизни, которую прошел матрос-большевик, Нарком Военно-Морского Флота, командарм Павел Ефимович Дыбенко.

Вернемся к боевой учебе на Каспии. Много времени и труда мы уделяли подготовке старшинского состава. Специальных учебников по вопросам подготовки старшин нет. Материалом служила повседневная служба старшин на корабле. Брался опыт их работы с матросами. Все обобщалось, анализировалось и превращалось в лекции командира корабля. После похода мы всегда подводили итоги. Перед командирами ставилась задача: поднять подготовку старшинского состава. Старшина – ближайший помощник каждого офицера в повседневной жизни корабля. То же самое и в других частях на берегу. Старшина – это правая рука офицера, это его соратник, зачастую сам в будущем офицер – мичман, прапорщик.

Старшина непосредственно и повседневно связан с матросами.

Никто лучше старшины не знает матроса. Он обучает его воинскому делу, освоению своего заведования и овладению техникой боевого поста. Вместе с ним радуется и горюет, веселится и отдыхает.

Вопрос о роли, значении, авторитете старшины вырастал в самостоятельную проблему. В условиях корабельной жизни, в дальних походах, да и не только на кораблях – это происходит и в других частях. Можно привести и такие примеры. Старшина наложил взыскание на матроса за плохое, неряшливое несение вахтенной службы у своего механизма. Ведь могут быть неприятные последствия для всего корабля. Командир, лейтенант, не разобравшись, в чем дело, по своей неопытности, в присутствии других матросов отменил взыскание. Молодому лейтенанту казалось, что он прав, но он не подумал, что своим поступком подрывает авторитет старшины: подчиненные начали относиться к старшине с недоверием, ему стало труднее работать. Но бывало и так, что старшина, желая сохранить приятельские отношения со своим подчиненным, прощает нарушителей, скрывает от офицера происшедшее. Создается ложный авторитет, мешающий делу обучения и воспитания матросов. Форм воспитания разных много, они всегда включали в себя и обучение. Обучать, воспитывать людей. Обучать – это значит учить в совершенстве владеть своим заведованием, оружиями боевой техникой, храбро и умело действовать в бою, иметь строевую выправку и быть физически выносливым, четко выполнять приказы и распоряжения. Воспитывать – это значит повседневно и постоянно быть в курсе политической жизни страны. Прививать матросам боевой советский образ жизни, верность присяге, чувство воинского долга, преданность народу и Родине, военную гордость, высокую дисциплину и бдительность.

Как же можно отделить одно от другого? И обучение, и воспитание преследуют одну цель: обучить и воспитать наших матросов так, чтобы они были всегда готовы бороться за великие идеи и принципы коммунизма до последней капли крови. Вопросами воспитания со старшинами должны заниматься все. Большую помощь должны оказывать партийные, комсомольские организации и особенно заместители командира корабля по политической работе.

Опыт, приобретенный во время командования Каспийской флотилией, очень мне помог в дальнейшей работе в командовании как на Балтике, так и на Черноморском флоте с 1935 по 1937 год.

Большую работу проводил по медико-санитарной службе на Каспии Константин Федорович Колесников, военврач 3 ранга. Помня его работу, я, когда был переведен в Москву в 1939-м, рекомендовал его начальником санитарной службы Военно-Морского флота в Москву. Где он за короткий срок сумел поставить санитарную службу в соответствиями с требованиями того времени.

1934 год

В 1934 году мне пришлось командовать бригадой линейных кораблей Балтийского флота. Боевую подготовку в летний период мы проводили в районе Лужской губы с отрывом от главной базы, Кронштадта, до одного месяца. Выходы в Балтийское море были не так часты. Все курсовые задачи и корабельные учения совмещались с решением тактических задач. При подобных условиях особых морских качеств у личного состава не вырабатывалось, но свою технику и ее использование в бою личный состав знал в совершенстве. Итог всей летней учебы в оперативно-тактическом плане подводился с выходом кораблей в Балтийское море с отработкой взаимодействия работы штабов и управления операцией.

После Балтики мне пришлось командовать бригадой эскадренных миноносцев на Черноморском флоте. Командующий флотом И. Кожанов был мне знаком раньше, начальника штаба В. Боголепова я знал как весьма эрудированного теоретика военно-морского искусства, но весьма слабо разбиравшегося в вопросах практического использования корабельных соединений.

Командирами миноносцев были молодые офицеры Л. Владимирский, В. Фадеев, Н. Харламов, А. Зубков, Н. Абрамов и другие. Приятно вспомнить всех этих офицеров, которые во время войны, будучи адмиралами, занимали большие руководящие должности.

Работая, мы много учились. Тщательно изучали Черноморский театр, все его порты, бухты, гавани и изучали не только по карте, но по несколько раз бывали в них при любых погодных условиях. В некоторых заливах проводили и боевую подготовку.

Доброе слово нужно сказать о комиссарах, с которыми мне пришлось работать, о Э. Пыланском и М. Радионове, они очень помогали мне в работе. Флагманским инженер-механиком работал Н. Исаченко – впоследствии заместитель Главнокомандующего ВМФ по кораблестроению. Много было и других офицеров, проходивших службу на бригаде эскадренных миноносцев, которые во время войны прекрасно командовали кораблями.

Для каждого командира корабля, когда он впервые на мостике становится самостоятельно к телеграфу, возникает много вопросов, забот и тревог. Особенно съемка со швартовых и постановка к причалу.

На бригаде миноносцев предварительно проводился ряд мероприятий. Перед каждым походом, если целью назначения был порт, который корабли посещали в первый раз, на кораблях проигрывались различные варианты швартовок с учетом погодных условий.

Обычно приходилось делать таким порядком: корабль, на котором находился я, швартовался или первым, или последним. Если мой корабль швартовался первым, то, чтобы не мешать швартовке других кораблей и чтобы они меня не видели, я выбирал для себя удобное место наблюдения за ходом действий командира на мостике и его распоряжениями, ведя свою запись. Когда швартовка заканчивалась, материал собирался, обрабатывался и затем подвергались подробному разбору все допущенные ошибки и ненужные действия и команды, а в заключение давались рекомендации, что нужно было делать в данной обстановке. Во время швартовок я никогда не вмешивался в действия командиров. Такая учеба приносила большую пользу для всех командиров и старших офицеров.

Порты Черноморья от Батуми по всему Кавказскому побережью, особенно Новороссийск, при стоянках в них во время шторма требуют особой выучки. Во время посещения портов Одессы, Херсона, Николаева, Очакова, Керчи, Ялты, Феодосии и других командиры кораблей, кроме изучения всех входов и выходов, приобретали и навык в швартовке при любых погодных условиях. Много выполнялось задач по живучести, буксировке, перевозке грузов и людей на кораблях. Все это очень пригодилось личному составу во время войны, несмотря на то, что часть личного состава на кораблях изменилась, а мне в первые дни 1941 года пришлось организовать и руководить обороной Севастополя.

Под флагом Народного комиссара обороны

В довоенный период боевая подготовка флота планировалась таким порядком, чтобы осенью, в конце сентября начале октября, провести итоговое учение. Обычно подводились результаты годовой учебы. На эти учения на КБФ всегда приезжал Народный комиссар обороны, Маршал Советского Союза товарищ К.Е. Ворошилов.

В 1937 году проводилось тактическое боевое учение Краснознаменного Балтийского флота. Командующим флотом был И.С. Исаков, а начальником штаба я.

Когда я прибыл на Балтийский флот, ознакомился с работниками штаба флота и своими будущими обязанностями, я, с согласия командующего флотом, поехал в штаб Ленинградского военного округа для установления связи и организации взаимодействия штабов. Командующим округом был мой знакомый Павел Ефимович Дыбенко. Он мне много рассказывал о своей работе еще в 1932 году, когда мы с ним встречались в Красноводске на канлодке «Ленин».

Задолго до осенних тактических учений офицерами штаба были изучены тактические учения прошлых лет, учтены все допущенные ошибки. Главными из них были: боевое управление, не отвечавшее сложным условиям боевой деятельности флота, особенно при организации взаимодействия отдельных соединений; тактическое использование оружия базировалось на старых приемах и методах; огневая подготовка проводилась в простых условиях без обоснованных расчетов и разумного риска; вероятность боевых условий использования оружия упрощалась, везде сопровождалась «учебная обстановка». Без учета этих недостатков прошлого опыта нельзя было составлять план и строить замысел тактического учения флота. Во время учений 1936 года Народный Комиссар Обороны К.Е. Ворошилов указал на все их недочеты и нужно было не допустить их на учении 1937 года.

Вся система боевой подготовки на протяжении летней кампании была последовательной и целеустремленной, а осенние учения являлись завершающим этапом. Специалисты штаба флота систематически бывали на всех стрельбах и учениях, которые проводились соединениями. На местах оказывали помощь. Как показала проверка, Нарком тов. Ворошилов оценил общую подготовку флота как хорошую. Были указаны и недостатки, которые КБФ должен был устранить в кратчайший срок, и указаны пути и направления, по которым следовало работать для обеспечения дальнейшего роста боеготовности флота.

Что содействовало высокой оценке учения Краснознаменного Балтийского флота, данной товарищем Ворошиловым? Прежде всего понимание личным составом стоящих перед ним задач. Четкое боевое управление. Даваемые вводные по изменениям обстановки решались личным составом с пониманием новых задач. Налеты авиации на переходах кораблей в узкостях отражались корабельной боевой зенитной артиллерией стрельбой по конусам, которые буксировались самолетами в каждом звене. Таких налетов было несколько. Буксируемые в каждом налете конуса имели пробоины, а после посадки самолетов на аэродромы результаты стрельбы передавались на флагманский корабль. Такое же положение было и со стрельбами линейных кораблей на предельных дистанциях по буксируемому миноносцем щиту. Здесь тоже были достигнуты положительные результаты. Подводные лодки, выходя в торпедную атаку по линкорам, стреляли практической болванкой.

Все события подтверждались кино-фото съемкой, которая докладывалась Наркому товарищу Ворошилову. Были и другие отдельные эпизоды по использованию оружия торпедных катеров, эскадренных миноносцев и нанесение ударов по кораблям тяжелой (артиллерией), авиацией.

Взаимодействие штаба руководства отрабатывалось до учения на проводимых групповых упражнениях, играх и занятиях. Добивались ясности и краткости составляемых документов. Проводился своевременный инструктаж участников учений на всех ступенях командования. Командирам соединений предоставлялась большая самостоятельность в пределах намеченных руководителем учений.

Не все проходило гладко, были отдельные недочеты, которые можно было бы и избежать, но основной план был выполнен полностью. Общие учебные цели (оперативные) и частичные (тактические) были достигнуты. Поучительность учений вызвала высокий трудовой подъем всего личного состава. На всем протяжении учений была напряженная обстановка, которая потребовала максимальной отдачи сил всеми матросами и командирами.

По условиям интенсивности боевой подготовки в использовании оружия штаб флота располагал ограниченным сроком непосредственной подготовки к учениям. Штабы, к которым Народный Комиссар предъявлял очень высокие требования, на этот раз оказались на высоком уровне.

Учение продолжалось несколько суток, и в этой сложной боевой операции, которую представляло собой учение флота, обеспечивалось четкое боевое управление, твердое руководство и борьба за выполнение плана.

Новые тактические приемы должны осваиваться всяким флотом, который не хочет оказаться несовременным, отстающим.

Развитие техники, ее совершенствование дает нам новые боевые средства, требует умения наиболее эффективно использовать эти средства в бою или в операции для достижения поставленной цели в конкретных условиях наиболее вероятной обстановки. Боевая подготовка флота, ее содержание определяется задачами, которые на него возлагаются. Способы и методы выполнения определяются отработанными наставлениями, уставами и другими руководящими документами. Необходимо помнить, что жизнь движется вперед, техника подвергается изменениям. Следовательно, наставления и инструкции являются результатом обобщения опыта и навыков, проверенных предшествующими учениями и походами.

Теория с практикой должны всегда находиться во взаимодействии, быть последовательным, взаимным исправлением и обогащением, двигать вперед боевую подготовку, фактическую боевую готовность, тактическую и оперативную мысль. Пути для этого могут быть разные. Одни из главных – это освоение новой техники во всех областях военно-морского дела, связь, вооружение, разные механизмы, вспомогательные средства и т. д.

Находить новые приемы использования оружия и всех боевых средств, оперативных и тактических комбинаций использования этих средств, а, следовательно, оперативного и тактического взаимодействия сил, носящих эти средства. Для творческой тактической мысли имеются неограниченные возможности не только для флагманов (общевойсковых командиров флота), но и отдельных командиров различных классов кораблей и самолетов. В практике боевой подготовки бывает и так, что там, где на соединениях понимают важность и необходимость роста, имеется много интересных предложений. Они находят применение, их реализуют, а в других ограничиваются и «повторяют зады».

На все есть свои разумные пределы в практике учебы мирного времени.

В любом деле успех определяют кадры, а наши кадры – лучшие люди нашей социалистической Родины. Они призваны довести до конца решение тех исторических задач, которые были поставлены партией Ленина перед советским народом в октябре 1917 года.

Через некоторое время я вступил в командование Краснознаменным Балтийским флотом и был назначен членом Военного совета Военно-Морских сил. Проведенные осенние тактические учения флота, на которых лично председательствовал Народный Комиссар Обороны Маршал Ворошилов, были подробно разобраны в его выступлении. Были отмечены недостатки и положительная сторона всех упражнений, выполненных соединениями флота, оценены хорошие и грамотные действия. Командиры кораблей и соединений, штабы, личный состав в своей работе сделали все от них зависящее.

Много забот и внимания уделялось новым соединениям подлодок. Развернулась специальная подготовка подводных кадров, как офицеров, так и рядовых – специалистов в учебных отрядах. Многие офицеры Высшего Военно-морского училища имени Фрунзе, пройдя специальные курсы, переквалифицировались из надводников в подводники. На этих курсах вели занятия лучшие специалисты-подводники.

Зимний ремонт на всех кораблях был закончен досрочно. Личный состав, командиры, политработники показали подлинно большевистские темпы и организованность. Высоко развернули социалистическое соревнование в боевой и политической подготовке.

Все это способствовало раннему началу летней боевой подготовки. Выходы в море на проверку работы механизмов показали высокое качество проведенных ремонтных работ. На больших скоростях механизмы работали безотказно. Корабли были подготовлены к длительным походам, боевым учениям. От краснофлотцев и командиров требовалось самое внимательное отношение к уходу за материальной частью, умение предупреждать малейшие недочеты.

Балтийский флот начал кампанию с хорошо подготовленными кадрами. Ремонт явился для краснофлотцев практической школой по овладению сложной техникой. Проведенные игры показали, что командиры кораблей прошли высокую тактическую подготовку. Это позволило не только рано выйти в море, но и приступить к решению огневых задач целыми соединениями.

Однако эти успехи не давали основания для самоуспокоенности. Ставилась как задача, чтобы каждый поход, каждое учение служили средством воспитания и совершенствования молодых кадров. Искусство управления кораблями, эффективное использование оружия лучше всего постигается в море. От штабов требовалась тщательная подготовка к проводимым учениям, а перед тыловыми органами ставилась задача – организовать своевременное обеспечение всех кораблей и частей всем необходимым на летнюю кампанию.

Военный совет Балтийского флота на первом выходе наблюдал четкую, самоотверженную работу личного состава, и дал высокую оценку походу кораблей. Учебный год был закончен с положительными результатами.

Я был избран депутатом Верховного Совета РСФСР и переведен в Москву на должность Заместителя Народного Комиссара.

Часть 2

На южном крыле советско-германского фронта (1941 г.)

Суббота, 26 июля 1941 года. Я находился в Наркомате, изучал оперативные сводки Генерального штаба за истекшую неделю. Обстановка на фронте безрадостная.

На северо-западе шли бои за Великие Луки. На западе продолжались бои на Смоленском меридиане.

– Войска Юго-западного фронта вели ожесточенные бои на Коростенском, Житомирском и Белоцерковском направлениях. В этих боях была скована значительная часть сил главной группировки противника, предназначенной для захвата Киева. Балтийский флот в обороне Ленинграда. Самоотверженно сражаются моряки Дунайской флотилии и черноморцы.

Раздался телефонный звонок. Знакомый голос Николая Герасимовича Кузнецова:

– Гордей Иванович, прошу зайти ко мне.

Войдя в кабинет Народного Комиссара ВМФ, я застал у него адмирала Галлера. Лев Михайлович Галлер заместитель Народного Комиссара отличался редким спокойствием и исключительной благожелательностью. Меня связывала с ним длительная служба на Балтийском флоте, которым он командовал в начале 30-х годов.

Николай Герасимович протянул мне телеграмму, адресованную им Военному Совету Черноморского флота.

Нарком ВМФ в этой телеграмме приказывал предупредить командира Одесской базы контр-адмирала Г.В. Жукова о том, что независимо от положения на фронте, за Одессу следует драться до последней возможности. Одновременно в телеграмме было указано, что необходимо готовить береговые батареи по стрельбе по сухопутному противнику, а также взаимодействии с кораблями и авиацией.

Мне представлялось, что эти указания Наркома своевременны и я высказал свое мнение по этому вопросу.

Николай Герасимович, как бы продолжая разговор, начатый со Львом Михайловичем, сказал:

– Так вот, Гордей Иванович, обстановка на юге становится все более сложной. По данным нашей разведки противник стремится как можно скорее захватить Одессу, при этом согласитесь, что это только начало. Нет никакого сомнения, что главной целью немецко-фашистского командования является захват Крыма.

и нашей Главной базы Черноморского флота.

– И я думаю, – продолжал Н.Г. Кузнецов, – что события на Черноморском побережье будут развертываться на очень широком фронте.

– Сегодня утром, – продолжал Кузнецов, – я беседовал с начальником Генерального штаба Б.М. Шапошниковым. Он очень обеспокоен тем, что войска Южного фронта будут вынуждены под давлением превосходящих сил противника отступать на восток.

Я молча выслушал все, что говорил Нарком, полностью разделяя его беспокойство.

Гордей Иванович, как вы смотрите на командировку на Черноморский флот? – спросил Кузнецов. – У вас большой опыт командования флотилиями, флотом. Вы умеете находить общий язык с командованием сухопутных войск. Мне представляется, что ваше пребывание на Черноморском флоте будет вполне целесообразным. Лев Михайлович разделяет мою точку зрения.

Откровенно говоря, мне самому хотелось в эти трудные дни быть на флоте и потому я ответил Наркому:

– Николай Герасимович, в этом вопросе двух мнений быть не может. Когда вы прикажете мне выехать в Севастополь?

– Есть, благодарю вас, Гордей Иванович, – сказал Николай Герасимович. – Я сегодня же доложу Сталину об этом.

28 июля меня снова пригласил к себе Н.Г. Кузнецов и сообщил, что И.В. Сталин одобрил его решение направить меня на Черноморский флот.

В тот же день Нарком ВМФ направил командующему Черноморским флотом Ф.С. Октябрьскому телеграмму, в которой он извещал его о том, что заместитель Народного Комиссара ВМФ вице-адмирал Г.И. Левченко командируется на Черноморский флот как представитель Наркомата ВМФ для координации действий Черноморского флота и войск Южного фронта.

Через 2 дня я отбыл в Севастополь.

По прибытии на флот, я в первый же день встретился с Ф.С. Октябрьским, членом Военного Совета Н.М. Кулаковым и начальником штаба флота И.Д. Елисеевым.

Из обсуждения сложившейся обстановки стало ясно, что к началу августа – главное это оборона Северо-западного района Черного моря, где происходили ожесточенные бои. И действительно, приближалось начало осады Одессы, возникала серьезная угроза Николаеву, Херсону и Очакову.

Я принял решение на месте изучить обстановку, чтобы выяснить в чем нуждаются Военно-морские базы в этом районе.

Одновременно было необходимо выяснить как взаимодействуют флотские части с армией.

На следующее утро на эскадронном миноносце я вышел в Одессу. Этим начиналась моя деятельность по выполнению задачи поставленной мне Наркомом Военно-морского флота.

И в течение четырех месяцев я стал участником одного из крупных сражений первого периода Великой Отечественной войны – сражения на южном фланге Советско-германского фронта в августе – ноябре 1941 года.

Сражение на юге продолжается…

Так во всех исторических документах озаглавлены боевые действия Юго-западного и Южного фронтов против немецко-фашистских войск группы «Юг» в июле-августе 1941 года.

В этот период против 18-й и 9-й армий Южного фронта вели наступление 11-я немецкая, 3-я и 4-я румынские армии и 8-й венгерский корпус – всего 24 дивизии и 15 бригад.

Прорвав оборону 9-й армии генерала Я.Т. Черевиченко западнее Тирасполя, 4-я румынская армия поставила под угрозу окружение наши войска. В этой обстановке ставка ВТК разрешила части 9-й армии отвести на тыловые оборонительные рубежи. Из левофланговых дивизий 9-й армии, отсеченных от главных сил фронта. Ставка сформировала Приморскую группу войск. В ее составе было две кадровые дивизии и вновь сформированные части Одессы. Моряки и портовики были мобилизованы во флот. Позднее она была преобразована в Отдельную Приморскую армию под командованием генерала Г.П. Сафронова. На него была возложена задача обороны Николаева, Херсона и Очакова.

В течение августа гитлеровцы неоднократно пытались форсировать Днепр в полосе Юго-западного фронта, но безуспешно.

Тогда немецко-фашистское командование направило значительные силы на юг для удара во фланг и тыл Южному фронту. В это же время противник нанес несколько ударов в стык 9-й Приморской армии и в конце концов вынудил 9-ю армию отступить на восток, к переправам через Южный Буг в район Николаева, а Отдельную Приморскую армию – отойти на юг к Одессе.

Так складывалась обстановка к середине августа 1941 года. В течение 25–30 августа немецкие войска вышли к Днепру.

Кроме небольших плацдармов в районе Киева и Одессы, оставшихся в наших руках, противник захватил всю правобережную Украину. Создалась серьезная угроза нанесения противником глубокого охватывающего удара с юга, из района Кременчуга, в тыл Юго-западного фронта, а ударом на юг прижать к Черному и Азовскому морям войска Южного фронта. На стыке этих фронтов возникла угрожающая обстановка.

Я привел эту краткую характеристику оперативной обстановки на юге, чтобы читателю, особенно молодому, стало ясно, что уже в конце августа перед Черноморским флотом, Дунайской и Азовской военными флотилиями возникли задачи огромной оперативной важности.

В тесном взаимодействии с войсками Южного фронта нужно было задержать продвижение немецких войск на восток, в Крым и далее на Кавказ.

Уже после войны, когда была опубликована на Западе книга немецкого генерал-фельдмаршала Эриха фон Манштейна «Утерянные победы», стали известны некоторые данные.

Манштейн писал: «Задача, поставленная перед армией (Манштейн 17 сентября 1941 г. вступил в командование 11-й армией) Главным командованием, нацеливала ее на два расходящихся направления.

Во-первых, она должна была, наступая на правом фланге группы армий «Юг», продолжать преследование отходящего на восток противника.

Для этого основные силы армии должны были продвигаться по северному берегу Азовского моря до Ростова.

Во-вторых, армия должна была занять Крым, причем эта задача представлялась особенно срочной. С одной стороны ожидали, что занятие Крыма и его военно-морской базы – Севастополя возымеет благоприятное действие на позиции Турции.

С другой стороны, и это особенно важно, крупные военно-воздушные базы противника в Крыму представляли собой угрозу жизненно-важному для нас румынскому нефтяному району.

После взятия Крыма входящий в состав 11-й армии горный корпус должен был продолжать движение через Керченский пролив в направлении на Кавказ, по-видимому, поддерживая наступление, которое должно было развернуться со стороны Ростова. У Германского главного командования, следовательно, в то время еще довольно далеко идущие цели кампании 1941 года» – пишет Манштейн (Э. Манштейн «Утерянные победы», Воениздат, Москва, 1951 г., стр.196).

Но и тогда в ожесточенных боях под Николаевым и Херсоном, Очаковым и Одессой было ясно, что только тесное взаимодействие армии и флота может сорвать планы фашистского командования захватить Крым и выйти на Кавказ.

Битва за Крым в Великой Отечественной войне занимает особое место. За десятилетия после войны издано немало книг, посвященных описанию героизма воинов Южного фронта и моряков Черноморского флота, Дунайской и Азовской военных флотилий, остановивших врага у стен Одессы и Севастополя.

Однако интерес к тому, что произошло на южном крыле советско-германского фронта в период летне-осенних сражений не ослабевает.

Мне хотелось бы коснуться некоторых вопросов взаимодействия армии и флота в боях за Одессу, Николаев, Очаков и Севастополь, участником которых мне довелось быть.

В книге Наркома ВМФ Н.Г. Кузнецова «Курсом к победе» дана оценка деятельности его заместителей в начальный период Великой Отечественной войны.

«Говоря о героической обороне Одессы и Севастополя, не могу не вспомнить о заместителях Наркома ВМФ И.В. Рогове и Г.И. Левченко. В трудные дни обороны Одессы и Севастополя они находились на Черноморском флоте… Гордей Иванович Левченко всю свою жизнь (начинал он с юнги) посвятил флоту. В августе 1941 года он выехал на Черноморский флот. В критические дни находился в городе Николаеве, в осажденной Одессе, оказывал помощь местному флотскому командованию. Г.И. Левченко довелось испытать и пережить вынужденное отступление наших частей с Перекопа. Тогда он командовал «всеми войсками Крыма». На его долю выпала организация обороны Севастополя в самые тревожные для города дни: в конце октября – начале ноября 1941 года.

По решению Ставки именно Г.И. Левченко принимал меры, чтобы задержать врага на Керченском полуострове. Превосходство противника в силах не позволило этого сделать. Но и отступая, советские войска наносили гитлеровцам весьма ощутимые удары. Из таких вот ударов складывался будущий успех, а затем и полная победа.

Г.И. Левченко сделал все от него зависящее. Оборона Одессы, Николаева и Севастополя неразрывно связана с его именем» (Н.Г. Кузнецов «Курсом к победе», Воениздат, Москва, 1975 г., стр.143–144).

В начале августа, как я писал выше, решением Народного Комиссара из Москвы я прибыл в Севастополь – главную базу Черноморского флота.

Черноморский театр мне был знаком со всеми его портами. С 1935 по 1937 год я командовал бригадой эскадренных миноносцев.

Для глубокого изучения театра в планах боевой подготовки предусматривались: практические плавания в любых погодных условиях, заходы в порты от Батуми до Ялты, приемка грузов и топлива, взаимодействие с береговыми батареями. В этом случае для буксировки щитов во время учебных стрельб выделялись эскадренные миноносцы.

На кораблях бригады я часто бывал в Одессе, Николаеве, Херсоне и Скадовске. Черноморский театр и порты я знал хорошо. В Николаеве на судоверфях строились боевые корабли для Черноморского флота. Там были специальные казармы, в которых жили команды до укомплектования кораблей. Все это мне было хорошо знакомо.

Как я писал выше, с наступлением темноты на эсминце я вышел в Одессу. Переход прошел без происшествий. В Одессе встретили меня командир военно-морской базы Г.В. Жуков и начальник штаба К.И. Деревянно. Оба были моими старыми знакомыми по прежней совместной службе. В мою бытность командующим Каспийской флотилией я держал свой флаг на канонерской лодке «Ленин», которой тогда командовал Г.В. Жуков. Позже, на Балтике, когда я командовал бригадой линейных кораблей, Г.В. Жуков был командиром сторожевика, который входил в состав бригады.

С К.И. Деревянно мы служили на бригаде миноносцев Черноморского флота. Он был тогда флагманским артиллеристом. Командующий Дунайской флотилией Н.О. Абрамов в те годы командовал эскадренным миноносцем. Все хорошо командовали соединениями – так как я учил их. Они хорошо действовали в военной обстановке. Должен подчеркнуть, что они работали с полной отдачей своих сил и знаний.

В штабе Одесской военно-морской базы я ознакомился с обстановкой. Затем поехал в Приморскую армию, познакомился с командующим армией генералом Г.П. Сафоновым и членом Верховного Совета дивизионным комиссаром Ворониным, а также с начальником штаба армии. Претензий у них было много: грузы, скопившиеся в Одессе, своевременно не вывозились, особенно паровозы, вагоны, часть заводского оборудования. Очень медленно вывозились больные, старики и дети.

Недостаточно интенсивно подавались в Одессу боезапас и боевая техника. Происходила задержка судов, на которых производилась перевозка пополнения из Кавказских портов.

Провели заседание Военного Совета Приморской армии с участием представителей командования военно-морской базы.

Составили план подачи транспортов. Материалы, изученные мною, направили командованию Черноморским флотом для принятия необходимых мер. Привлекли к работе заместителя Министра морского флота контр-адмирала Е. Самборского, который должен был координировать все морские перевозки в бассейне Черноморского флота. Плавучие доки были использованы для перевозки паровозов и вагонов.

Следует отметить, что командующему Черноморским флотом вице-адмиралу Ф.С. Октябрьскому мои действия не понравились и были им опротестованы, но Народный комиссар Н.Г. Кузнецов поставил вице-адмирала Октябрьского на место. Он напомнил ему, что Г.И. Левченко уполномочен принимать решения на месте в зависимости от обстановки. И действительно, в мою задачу входила координация всех действий Черноморского флота как на море, так и на суше, а также оказание конкретной помощи частям. Мне было дано право в необходимых случаях принимать решение на месте в зависимости от обстановки с последующим донесением Народному Комиссару. В мои обязанности входило также установление связи и организация взаимодействия с командованием сухопутных войск. При этом я систематически информировал о своих действиях Военный Совет Черноморского флота.

Когда я был в Севастополе проездом из Москвы Военному Совету флота о характере моей миссии было сказано. Однако Ф.С. Октябрьский в своих действиях считался только со Ставкой Верховного командования, неоднократно игнорируя указания Наркома ВМФ.

С 10 августа по 1 октября 1941 года для ознакомления со всеми действующими частями Черноморского флота в Крыму, на Днепре и на Азовском море мне пришлось побывать во всех частях, военно-морских базах, флотилиях, бригадах и полках морской пехоты, в частях береговой обороны и авиации.

Во время одной из поездок в Николаевскую военно-морскую базу я заехал к командующему дон. армией генералу Черевиченко. В ходе беседы с ним и с офицерами его штаба было выяснено, что его армия Перекоп оборонять не собирается и дороге в Крым противнику почти открыта. Армия Черевиченко направляется значительно севернее Перекопа. Стало ясно, что оборона Крыма требует больших усилий. Об этом я доложил Наркому ВМФ Н.Г. Кузнецову. Отлично понимая, что большая задача ложится на флот. 51 армия только-только начинает создаваться. В ее задачу входила обороны Крымского полуострова, но сил и средств было мало. Штаб армии размещался в Симферополе.

Как в это время развивались события на фронте?

Наши войска вели тяжелые оборонительные бои на широком фронте от Канева до Одессы.

Немецко-фашистские войска нанося удары на Кременчуг, Кировоград и Одессу, стремились захватить Запорожье и Днепропетровск с тем, чтобы отрезать войска Южного фронта от переправ через Днепр.

Успех вражеского наступления должен был привести к выходу к Одессе и правому берегу Южного Буга.

Первое время мне больше всего приходилось бывать в Одессе, Николаеве, Очакове. На Дунайской флотилии, куда я приезжал всегда были вопросы, требующие немедленного решения. В моих поездках меня часто сопровождал начальник Политуправления дивизионный комиссар Бондаренко. Он доходчиво и содержательно проводил беседы с личным составом кораблей и частей, разъяснял положение на фронтах. Он помогал партийным организациям в проведении политических мероприятий по обеспечению выполнения боевых заданий. Иногда приезжал и член Военного Совета дивизионный комиссар Н.М. Кулаков, но его встреч с командирами частей было очень мало.

Одесса принимает огонь на себя

Одесса представляла собой крупный морской торговый порт Азово-Черноморского пароходства. На ее территории располагалась военно-морская база Черноморского флота. Она имела большое стратегическое значение в Северо-западном районе, там были оборудованы аэродромы для нашей морской авиации, которая производила налеты на Плоешти, разрушая нефтяные промыслы Румынии. Нефть для фашистской Германии и ее военной машины имела первостепенное значение.

К началу войны вопросы обороны военно-морских баз с сухопутного направления не были отработаны.

В 1941 году в первых числах июня на Черноморском флоте в северо-западном районе проводилось учение. Тема – отражение десанта противника во взаимодействии с сухопутными частями Одесского военного округа. Участие принимали: корабли Черноморского флота, Одесская военно-морская база, береговая оборона и сухопутные части Одесского военного округа, его штаб и командующий округом генерал Я.Т. Черевиченко. Общее руководство осуществлял заместитель Народного Комиссара адмирал флота И.С. Исаков.

Однако в связи с тем командование Одесского военного округа с началом боевых действий были выведены из Одессы. Оборона Одессы с сухопутного направления начиналась с нуля.

Через несколько дней, 22 июня, гитлеровская фашистская Германия начала войну против Советского Союза. Черноморский флот встретил врага в полной боевой готовности.

В планах фашистской Германии Одесса занимала большое место. В первые дни войны фашистская авиация не минировала подходных фарватеров к Одессе, а также и акваторию порта, хотя они и недалеко отстояли от румынских баз. Весь их расчет был построен на том, что удастся быстро овладеть Одессой и тогда использовать порт для своих операций. В то же время минированию подвергались фарватеры подходов к Севастополю и сама гавань.

Отсутствие фашистских минных постановок в районе Одесского порта и подходов к нему благоприятствовало плаванию наших боевых кораблей и торговых судов.

Для обороны Одессы с морских направлений в ее окрестностях были еще до войны построены мощные береговые артиллерийские сооружения башенного типа от 180 до 203 миллиметрового калибра с дальностью стрельбы до 35 километров. Главным направлением считалась борьба с кораблями противника и его десантом. Имелись специальные построенные железнодорожные ветки для подвижного состава платформы, на которых устанавливались артиллерийские установки. В общей сложности морская артиллерия базы имела до 35 орудий крупного калибра, не считая других береговых подвижных артиллерийских установок. При них были небольшие сухопутные части для борьбы с морским десантом. Естественно, что военно-морская база без сухопутных сил защищать себя самостоятельно не имела возможности. Это было недостатком всех наших военно-морских баз. Сухопутные военачальники, даже базируясь со своими штабами в военно-морских базах, вопросу взаимодействия с флотом придавали мало внимания. Многие из них считали, что с началом войны у них будут другие задачи. Примерно то же получилось и с Одесским военным округом. Но обстановка сложилась иначе. Сухопутные войска для обороны военно-морской базы комплектовались на месте. Вокруг Одессы вражеские войска образовали подкову. Пришло новое руководство армией и длительное время с трудом налаживалась связь с командованием военно-морской базы, но об этом будет сказано ниже.

До войны береговой обороной Одесской военно-морской базой командовал комбриг Киселев, хорошо подготовленный и опытный артиллерист. Мне с ним много раз приходилось встречаться. Стрельбы береговой артиллерии по морским целям нуждались в бесперебойной буксировке щитов. Я командовал в то время бригадой эскадренных миноносцев и когда корабли приходили в Одессу, комбриг Киселев бывал на бригаде. В порядке помощи в обеспечении артиллерийских стрельб я всегда предоставлял один или два миноносца. В 1940 году мне пришлось руководить строительством береговых оборонительных сооружений на флотах. С группой инженеров мы выехали в Одессу. Командир военно-морской базы Г.В. Жуков сопровождал нас по всем местам расположения батарей. Были определены дополнительные места установок береговых батарей и выбраны запасные КП. Надо было провести сухопутные ориентиры и пристрелку по ним. В те времена береговая артиллерия своими азимутами ориентировалась на морское направление, а сухопутным направлениям придавалось мало значения.

Война в Европе в 1939–1941 гг. также оказала отрицательное влияние на работу Одесского торгового порта. Причалы порта, портовые краны оказались малоиспользованными.

Когда началась война, стало ясно, что Одессе угрожают действия со стороны сухопутного сектора. После приезда в Одессу я рекомендовал командиру базы Г.В. Жукову переориентировать тяжелую артиллерию на сухопутные направления и выбрать дополнительные корректировочные пункты. Это рекомендовалось еще в 1940 году при нашем посещении района береговой обороны. И впоследствии очень пригодилось.

Береговая артиллерия всех калибров оказывала большую помощь сухопутным и морским полкам в поддержке как в наступлении, так и в обороне. Когда линия фронта приблизилась к стационарным батареям, весь боезапас был уже израсходован и установки пришлось взорвать, а железнодорожная артиллерия своими маневрами долго еще помогала сухопутным частям. Взаимодействие в артподдержке береговой артиллерии сухопутных частей было оценено по достоинству. Корабли, которые приходили в Одессу, помогали своей артиллерией. Они вели огонь по вражеским войскам.

Переходы транспорта сопровождались конвоями кораблей или катеров. В их задачу входила главным образом противовоздушная оборона. На территории порта располагались зенитные установки. Они успешно отражали налеты вражеской авиации. – Командный пункт для штаба армии был оборудован в большом подземном складе коньячных вин, построении еще промышленником Шустовым. В этом складе были размещены также все работники штаба армии и тыловых учреждений. Строительными частями руководил известный инженер Герой Советского Союза генерал-майор А. Хренов.

В первые дни работы командующего Приморской армией генерал-лейтенанта Г.П. Сафронова было много вопросов, которые решались им с командиром военно-морской базы Г.В. Жуковым, но не всегда удовлетворительно. Обо всем подробно доложил мне Г.В. Жуков. Он говорил, что в таких условиях ему трудно работать. Наладить взаимодействие двух видов сил было очень важно и для контр-адмирала Г.В. Жукова, и для генерала Г.П. Сафронова. Мне пришлось много беседовать с командующим Приморской армией генералом Г.П. Сафроновым, убеждать его, что взаимное согласование всех вопросов и действия по ним являются залогом успеха. Обстановка требует более тесного взаимодействия армии, военного и транспортного флота. Морские перевозки – сложные мероприятия, руководить ими должны специалисты своего дела. Задачи по обеспечению морских перевозок должен решать командир военно-морской базы, в данном случае Г.В. Жуков. Торговый флот тоже находится в подчинении командира военно-морской базы. Эвакуация больных, раненых, детей, пожилых людей, вывоз оборудования и другие мероприятия лежат на обязанности военно-морского командования.

Мои доводы убедили генерала Сафронова и взаимоотношения между ними значительно улучшились. Об этом мною было доложено Наркому Н.Г. Кузнецову. Одно время я докладывал, что необходимо руководство обороной возложить на командира военно-морской базы Г.В. Жукова. Командование обороны Одессы должно находиться в одних руках.

Вскоре по докладу Наркома ВМФ Н.Г. Кузнецова такое решение было принято.

Нужно полагать, что как правило, при обороне военно-морских баз целесообразно руководство и ответственность за оборону возложить на командира военно-морской базы. Это подтверждает большой опыт войны. В дальнейшем все операции по снабжению морем Одесского оборонительного района благоприятно сказывались на ее защитниках. Перевозки и переходы боевых кораблей и судов производились в темное время, что значительно снижало действие авиации противника. Не допускалось скопление в порту одновременно нескольких судов для разгрузки или погрузки, хотя потребность в них и была. Транспортные суда и корабли без грузов из Одессы не уходили. На них вывозились больные, раненые, эвакуировались дети, старики. Вывозилось все, что не могло быть использовано в обороне, а также оборудование заводов. Это в значительной мере облегчало заботы городских властей как в городе, так и в обеспечении всем необходимым населения Одессы для создания устойчивой обороны.

Руководство Приморской армией в начальный период обороны, когда я там бывал, интересовалось, сумеет ли флот обеспечить перевозку войск в критический момент. В случае неустойки на сухопутных просторах всегда выход есть – прорыв. В условиях приморского города, когда позади море, отступать некуда. Прорыв исключается, на всех направлениях противник. Для партизанских действий громоздкое хозяйство с тылами. По всем этим вопросам я давал разъяснения, приводил исторические примеры, успокаивал, говоря, что флот всегда готов полностью выполнить перевозку войск. Я часто бывал в частях Одесского оборонительного района, иногда вместе с командованием базы Г.В. Жуковым. Мы выезжали в морские части, в полк и штабы дивизий. Всегда было много нужд, и на месте приходилось принимать решение. Многое зависело от командования Черноморским флотом. Подача оружия, усиление личного состава, своевременная подача транспорта для эвакуации больных и раненых, вывоз производственного оборудования.

Посещая военно-морские базы, штабы армий, встречаясь с командующими армий и флотилий, командирами баз, я выслушивал их запросы и все, что было возможно, решал на месте. Об обстановке я систематически, как я писал выше, докладывал руководству Военно-морского флота, со всем, что касалось Одесского оборонительного района я знакомил Военный Совет Черноморского флота.

Оборона Одессы требовала больших усилий. Чтобы организовать взаимодействие всех видов и родов сил, штабами, управлением торгового порта, найти общий язык по всем вопросам с гражданскими организациями – нужны знания, сила воли, настойчивость и решительность, нужно было не бояться ответственности за порученное дело. Таким руководителем был командир военно-морской базы контр-адмирал Г.В. Жуков, ставший командующим Одесским оборонительным районом.

В Одессе контр-адмирал Гаврила Васильевич Жуков служил около трех лет. Его в городе хорошо знали. Он был членом Обкома партии, кандидатом в члены ЦК КП(б) Украины. Его уважали и военные моряки, и моряки торгового флота, с которыми он всегда поддерживал дружеские взаимоотношения. К этому он приучил и штаб военно-морской базы.

Комиссар военно-морской базы О. Дитятковский, начальник Политотдела Кондратюк. Но это было в начале обороны Одессы.

Дальнейших ход событий значительно усилил руководство созданного Одесского оборонительного района, как военное, так и партийно-политическое. Об этом я расскажу дальше.

Как развивались события под Одесской?

Как известно, 5 августа 1941 года Ставка ВТК направило Военному Совету Черноморского флота и командованию обороной Одессы директиву «Одессу не сдавать и оборонять до последней возможности, привлекая к делу Черноморский флот».

Эта директива Ставки ВТК сыграла большую роль в усилении обороны Одессы.

19 августа 1941 года был образован Одесский оборонительный район (ООР).

В его состав вошли: Приморская армия, Одесская военно-морская база с приданными ей кораблями и отряда кораблей Северо-западного района Черного моря (сформирован 6 августа).

Командующим ООР был назначен командир Одесской военно-морской базы контр-адмирал Г.В. Жуков, его заместителем по сухопутным войскам командующий Приморской армией генерал-лейтенант Г.П. Сафронов. В Военный Совет Одесского оборонительного района вошли Г.В. Жуков, Г.П. Сафронов, Ф.Н. Воронов и И.И. Азаров. Илья Ильич – опытный политработник. До войны окончил Военно-политическую академию. Он пользовался большим авторитетом на флоте и в городе.

Одновременно были назначены командующим Военно-воздушными силами комбриг В.П. Катров, помощником командующего ООР по оборонительному строительству генерал-майор А.Ф. Хренов, начальником тыла – интендант 1 ранга А.П. Ермилов, начальником штаба – генерал-майор Г.Д. Шишенин, его заместителями – полковник Н.И. Крылов и капитан 1 ранга С.Н. Иванов.

Командиром Одесской военно-морской базы стал контр-адмирал И.Д. Кулешов. Начальником штаба базы – К.И. Деревянко.

С каждым из этих руководителей мне приходилось часто встречаться не только на заседаниях Военного Совета, но и при посещениях частей, кораблей и штабов.

Большую роль в организации обороны Одессы играли руководители Одесской партийной организации – первый секретарь А.Г. Колыбанов. Он был введен в состав Военного Совета ООР. Мне довелось часто встречаться с председателем Одесского Облисполкома Н.Т. Кальченко. Очень хорошее впечатление оставляли командиры 95-й дивизии – генерал-майор В.Ф. Воробьев и 25-й Чапаевской – генерал-майор И.Е. Петров.

С Иваном Ефимовичем Петровым нас связала судьба в начальный период обороны Севастополя, о чем я расскажу в дальнейшем.

Очень много можно рассказать о замечательном подвиге трудящихся города Одессы в период обороны.

После войны в Одессе был сооружен памятник Неизвестному матросу. Это замечательно. Народ сказал этим свое слово о роли флота в героической обороне Одессы.

В любую погоду у этого памятника несет службу комсомольско-пионерский штаб. Сменяются юные патриоты Одессы у поста № 1. Трудно без глубокого волнения наблюдать за сменой караула. И правильно поступил журналист, который рассказал о том, как широкоизвестная в нашей стране и за рубежом снайпер Герой Советского Союза Людмила Павлюченко прибыла в США в 1942 году. В обороне Одессы и Севастополя она уничтожила 309 фашистов.

Находясь в Детройте, она выступила на митинге. Ей предоставили всего 2–3 минуты. Но она в свойственной ей манере сказала только одну фразу: «Мужчины (так в Одессе до сих пор все взрослое население делится на мужчин и женщин), американские мужчины, – продолжала Людмила Павлюченко, – до каких пор вы будете держаться за юбки американских женщин? Пора открывать второй фронт».

Этим эпизодом мне хочется подчеркнуть, что в героической обороне Одессы проявился массовый героизм всего населения города.

Людмила Павлюченко, когда началась война, работала сотрудницей Одесской научной библиотеки. И таких девушек и юношей, вставших на защиту родного города было очень много.

В течение августа вокруг города были построены рубежи обороны: передовой, основной (главной) и тыловой, общей протяженностью свыше 250 километров.

Основной рубеж был наиболее хорошо оборудован. В строительстве инженерных сооружений наряду со строительными батальонами активно участвовало население Одессы.

Морская оборона, как я уже писал, начала создаваться еще до начала войны. Ей основой являлась береговая артиллерия: стационарная (23 ствола) и подвижная (21 ствол) – всего 44 орудия, калибром от 44 до 203 м/м.

Подходы к Одессе с моря были прикрыты минными полями, постановка которых началась 24.06.

С первых дней войны на подходах к базе были выставлены корабельные дозоры. Систематически велась разведка. Поиск подводных лодок проводился как авиацией, так и торпедными катерами.

Сухопутная оборона Одессы состояла из 3-х секторов: восточного, западного и южного.

1-я кавалерийская дивизия и 1-й полк морской пехоты (полковник Осипов) заняли оборону в восточном секторе.

95-я стрелковая дивизия – в западном и 25-я стрелковая дивизия – в южном сектораях.

К 20 августа из частей 1 и 2 полков морской пехоты была сформирована 421 стрелковая дивизия, а спустя месяц, 19 сентября, в Одессу из Новороссийска морем была перевезена 157-я стрелковая дивизия.

В состав ООР вогла также сформированная в Одессе дивизия народного ополчения. С моря действовал отряд кораблей Северо-западного района Черного моря, в состав которого входили корабли ОВВа Одесской военно-морской базы и часть кораблей Черноморского флота.

Противовоздушную оборону ООР осуществляли: зенитная артиллерия и истребительная авиация Приморской армии и полк истребительной авиации военно-воздушных сил Черноморского флота (всего 60 самолетов, в том числе 40 самолетов флота). Большую роль в обороне Одессы играло Азово-Черноморское пароходство, но об этом мне кажется правильным, рассказать более подробно в дальнейшем.

Противник с целью захвата Одессы сосредоточил на ее подступах 4-ю румынскую армию, действия которой были поддержаны авиацией (свыше 100 самолетов).

13 августа части 4-й румынской армии вышли к побережью Черного моря в районе Сычавки. Этим они завершили охват Одессы.

В ночь на 20 августа наши войска по приказу Военного Совета отошли на промежуточные рубежи. В результате ожесточенных боев с превосходящими силами, ему удалось выйти к основному рубежу обороны.

Это поставило героических защитников Одессы в тяжелое положение. 25 августа противник начал систематический обстрел города и порта из восточного сектора, а с середины сентября и из южного сектора.

Возникла серьезная угроза для кораблей и судов, стоящих в порту. В этой обстановке был разработан и осуществлен план высадки десанта в районе Григорьевки.

По указанию ставки ВТК 21 сентября отряд кораблей Черноморского флота в составе крейсеров. «Красный Кавказ» и «Красный Крым», эсминцев «Безупречный» и «Бойкий» вышел из Севастополя с десантными войсками (3-й полк морской пехоты).

В 1 час 14 мин. 22 сентября корабли отряда стали на якорь против Григорьевки. Командовал высадкой капитан 1 ранга С.Г. Горшков, так как готовивший эту десантную операцию контр-адмирал Л.А. Владимирский заболел.

В 2 час.00 мин. началась высадка десанта. Противник был застигнут врасплох и оказал слабой противодействие.

В 5 час.20 мин. наши части перешли в наступление.

В Старой Дофиновке к частям 3-го полка морской пехоты присоединился воздушный десант, сброшенный в районе Булдинки.

В 8 час.00 мин. войска 421 и 157 стрелковых дивизий ООР, прорвав оборону противника, нанесли контрудар по румынским войскам в районе Гильдендорф-Фонтанка.

Эсминцы «Безупречный», «Беспощадный» и «Бойкий» несмотря на многочисленные атаки вражеских самолетов весь день 22 сентября поддерживали своим огнем наступающие войска ООР.

На рассвете 23 сентября части десанта соединились с частями 421-й стрелковой дивизии.

В результате контрудара войск ООР и действий морского десанта, поддержанного огнем кораблей, противник был отброшен на 5–8 километров к северо-западу. Он был лишен возможности обстреливать город и порт.

13 и 15 румынские пехотные дивизии потеряли убитыми и пленными до 2 тыс. солдат и офицеров. Наши войска захватили большие трофеи, в том числе до 50 орудий и минометов.

Однако, как мы увидим дальше, обстановка на южном направлении значительно усложнилась. Захват немецко-фашистскими войсками Каховского плацдарма создал серьезную угрозу Крыму и особенно Севастополю – главной базе Черноморского флота. В этой связи я отбыл из Одессы в Севастополь.

Из Севастополя мы вместе с инженером Лебедь проехали по оборонительным позициям, где проводились инженерные работы. Некоторые рубежи были заняты морской пехотой. Мы побеседовали с командиром бригады морской пехоты Е. Жидиловым, осмотрели КП и позиции. Инженер Лебедь остался в бригаде, а я уехал в Симферополь в штаб 51-й армии.

Командующий армией Ф.И. Кузнецов и начальник штаба Иванов ознакомили меня с обстановкой в Крыму и на Перекопском направлении. После беседы с ними у меня сложилось твердое убеждение, что войск для обороны Крыма недостаточно, морских бригад недостаточно. Необходима срочная помощь. Кроме войск, обороняющих Одессу других пополнений ожидать не откуда.

Обо всем этом я подробно письменно доложил Наркому Кузнецову и просил его об этом поставить в известность Ставку. Я поставил вопрос об эвакуации Приморской Армии из Одессы.

Это сможет укрепить силы, обороняющие Крым. Местные людские ресурсы невелики. Если этого не сделаем, то враг безусловно попытается захватить Крым с хода. Потеря Крыма отрежет питание Одессы. Находящиеся там войска будут потеряны. Время не ждет, враг усиленно наступает. Командование 51 армии своими силами организовать прочную оборону не сможет.

В каждом из последующих моих донесений я упоминал о Крыме, а также о необходимости эвакуации Одессы. Наконец решение об эвакуации Одессы было принято, хотя с некоторым опозданием, но все же такое решение значительно способствовало усилению войск на перешейках.

Мне приходилось убеждать командование Черноморским флотом – Ф.С. Октябрьского, Н.М. Кулакова, а в Одессе – Г.В. Жукова, И.И. Азарова, И.Е. Петрова, что Приморская армия должна оборонять Крым, Севастополь. Помощь, которая оказывается Одессе, это временное мероприятие. С потерей Крыма Одесса не будет способна обороняться. На Военном Совете Черноморского флота обсудили ряд вопросов, связанных с эвакуацией Приморской армии. Начальник штаба флота И.Д. Елисеев, доложил какие силы морского флота взять для этой цели и какие боевые корабли могут участвовать в этой операции. Определили места разгрузки и еще много других важных вопросов были решены.

Я рекомендовал Военному Совету Черноморского флота еще раз ознакомиться с опытом эвакуации наших войск и Балтийского флота из Таллина, продумать обеспечение перехода кораблей и транспорта из Одессы в Севастополь.

После этого я отбыл в Одессу.

Как развивались боевые действия Одесского оборонительного района хорошо рассказано вице-адмиралом И.И. Азаровым в его книге «Осажденная Одесса». В книге он приводит телеграмму, полученную из Севастополя от командующего Черноморским флотом: «Завтра Одессу прибудут Левченко, Жуковский. Передадут вам важное решение, которое исключит совершенно ваши запросы. Октябрьский».

Был собран Военный Совет Одесского оборонительного района, на котором Жуков зачитал привезенную мною директиву Ставки Верховного Главнокомандования.

Вот содержание этой директивы:

«В связи с угрозой потери Крымского полуострова, представляющего главную базу Черноморского флота, и ввиду того, что в настоящее время армия не в состоянии одновременно оборонять Крымский полуостров и Одесский оборонительный район, Ставка Верховного Главнокомандования решила эвакуировать ООР и за счет его войск усилить оборону Крымского полуострова. Ставка приказывает:

1. Храбро, честно выполнившим свою задачу бойцам и командирам ООР в кратчайший срок эвакуироваться из Одесского района на Крымский полуостров.

2. Командующему 51-й отдельной армией бросить все силы армии для удержания Арабатской стрелки Чонгарского перешейка, южного берега Сиваша и Ишуньских позиций до прибытия войск из ООР.

3. Командующему Черноморским флотом приступить к переброске из Одессы войск, материальной части и имущество в порты: Севастополь, Ялту, Феодосию, используя по своему усмотрению и другие удобные пункты высадки.

4. Командующему ЧФ и командующему ООР составить план вывода войск из боя, их прикрытия при переброске, при этом особенное внимание обратить на упорное удержание обоих флангов обороны до окончания эвакуации.

5. Командующему ООР все немогущее быть эвакуированным: вооружение, имущество и заводы, связь и рации – обязательно уничтожить, выделив ответственных за это лиц.

6. По высадке в Крыму войсковые части ООР подчинить командующему 51-й армией…»

После того, как Жуков прочитал директиву Ставки, он предоставил слово мне.

К этому времени возникла серьезная угроза прорыва противника в Крым. Враг захватил Перекопский перешеек и готовился к наступлению на Ишуньские позиции.

Я рассказал о трудном положении 51-й армии, о том, что возможность захвата Крыма немецко-фашистскими войсками становится реальной. Само собой разумеется, что с потерей Крыма мы можем потерять Одессу, так как питать Одессу с Кавказа, если враг захватит Крымские аэродромы, будет очень трудно, почти невозможно.

Я вновь объяснил, что был на Перекопе, в районе Ишуни и что с теми силами, которыми мы там располагаем, нет уверенности, что мы удержим Крым, а потеря Крыма неизбежно приведет к потере Одессы, и тогда наши морские коммуникации окажутся под ударом вражеской авиации, так как противник посадит свою авиацию на крымские аэродромы. Решение ставки обстоятельно продумана и необходимо выполнять директиву об эвакуации.

Военный Совет Одесского оборонительного района приступил к разработке плана эвакуации.

Должен подчеркнуть, что Военный Совет очень добросовестно выполнял директиву Ставки.

Я одобрил предложение Военного Совета о том, чтобы в первую очередь направить в Крым 157-ю стрелковую дивизию, наиболее укомплектованную, а не 3-й морской полк, о котором шла речь в указании Наркома ВМФ.

В связи с докладом Военного Совета ООР о том, что штаб ЧФ выделяет для эвакуации Одессы недостаточное число транспорта, мною была направлена в Севастополь радиограмма, в которой я подчеркнул, что недостаток транспорта ставит под угрозу срыва выполнение требования Ставки об эвакуации Одессы в установленные сроки, при этом я просил выделить для перевозки личного состава боевые корабли.

Вскоре я получил ответ начальника штаба Черноморского флота И.Д. Елисеева о том, что уже с 3 октября будут направлены в Одессу дополнительные транспорты и боевые корабли.

2 октября из Севастополя вышли крейсер «Червона Украина» и эсминцы «Бойкий», «Шаумян», а также сторожевые катера.

4 октября вице-адмирал Октябрьский прислал мне телеграмму, в которой сообщил, что после захвата Перекопского перешейка противник приостановил свое наступление. Ф.С.Октябрьский сообщал, что эту паузу необходимо использовать для укрепления Крыма.

6 октября закончилась отправка 157-й стрелковой дивизии в Крым.

Все основные этапы эвакуации были мною утверждены и с разрешения Наркома 6 октября я отбыл в Севастополь. Со мною на малом охотнике уходили из Одессы дивизионный комиссар П.Т. Бондаренко, Г.А. Сафронов (по заключению врачей Военный Совет ООР разрешил ему выехать в тыл), секретарь Одесского Обкома партии А.Г. Колыбанов и писатель Леонид Соболев.

И.И. Азаров в своей книге рассказал о том, что героические защитники Одессы с трудом соглашались с необходимостью оставить город. Им, в частности, была послана телеграмма на имя И.В. Рогова, в которой он писал: «Учитывая наши возможности, наступление, состояние противника, считаем необходимым поставить вопрос о сохранении Одесского оборонительного района».

6 октября в ответ на телеграмму И.И. Азарова И.В. Рогову в Одессу пришел ответ адмирала Н.Г. Кузнецова: «Прекратите обсуждение приказа Ставки и мобилизуйте людей на выполнение его». (И.И. Азаров «Осажденная Одесса», Воениздат, Москва, стр.209).

Эти колебания были не только у защитников Одессы.

5 октября в Севастополь из Москвы прибыла радиограмма, Нарком запрашивал: «Немедленно донесите свое мнение, хватит ли сил защищать Крым». Одновременно Нарком сообщал, что: «Дивизии, которые были обещаны из Новороссийска, не будут поданы в Крым».

Правильно оценивая обстановку в соответствии с моим докладом Военный Совет Черноморского флота дал радиограмму Наркому ВМФ: «Одесские дивизии малочисленны и двумя дивизиями фронт не удержать… Эти дивизии крайне нужны для обороны Крыма. В Одессу потребуется ввозить не только боеприпасы, а и продовольствие для войск и населения. Военный Совет фронта считает необходимым проводить в жизнь принятое решение и оставить Одессу».

Прежде чем изложить развитие событий в Одессе в связи с выполнением решения Ставки ВТК об эвакуации, мне хотелось бы остановить внимание читателей на том, как действовали моряки и портовики Азовско-Черноморского пароходства.

В моей памяти сохранились образцы замечательного содружества военных моряков с моряками и портовиками Азовско-Черноморского пароходства. Мне хочется рассказать об их подвиге совершенном в период героической обороны Одессы.

Активный участник обороны Одессы генерал А. Ковтун в статье «Севастопольские дневники», опубликованной в журнале «Новый мир» в августе 1963 года, писал: «Одесская эпопея закончилась успешно. Увезти из осажденного с суши города целую армию морем – разве это не замечательный пример оперативной оборонительной операции? Военные историки не раз будут возвращаться к этому событию и задумываться, как удалось такой смелый замысел осуществить. Даже мы, как не были утомлены, как не были опечалены, а все же сознавали, что такой отход приносит советскому оружию честь, а врагу бесчестье: ведь у него было безусловное превосходство сил и положения».

Действительно, никогда не будет исчерпана тема героизма, проявленного защитниками Одессы. И не только военные историки будут к ней возвращаться.

Если о действиях Черноморского флота написано немало книг, среди которых необходимо добрым словом упомянуть «Осажденную Одессу» вице-адмирала И.И. Азарова, то о беспримерном подвиге моряков и портовиков Азовско-Черноморского пароходства пока написано мало.

Разве могут быть забыты экипажи судов «Армения», «Грузия», «Украина», «Восток», «Калинин», «Березина», «Курск», «Крым», «Фабрициус», «Абхазия», «В. Чапаев» и др.

Всего за период обороны Одессы торговые суда доставили в город 64 тысячи солдат и офицеров, десятки тысяч тонн боезапаса.

Из Одессы в Крым и на Кавказ было вывезено 121тысяча солдат и офицеров, 51 тысяча тонн военного груза. Свыше 300.000 человек населения, оборудование промпредприятий.

Разве могут быть забыты имена замечательных капитанов транспортных судов М.И. Григора, С.Н. Кушнаренко, В.Я. Пдаушевского, И.Ф. Иванова, П.Л. Безайса, К.Н. Мощинского, О.К. Кравченко, А.С. Полковского, И.Ф. Короткого и др. Многих из них уже нет в живых, но их жизнь продолжается, их имена носят суда современного советского транспортного флота.

В период обороны Одессы я неоднократно встречался е заместителем Наркома морского флота Е. Самбирским, начальником Азовско-Черноморского пароходства Г.А. Мезенцевым, начальником Одесского порта Макаренко П.М. и помощником начальника пароходства по эксплуатации Е.А. Гехтбаргом.

У этих опытных и отлично знающих свое дело работников сложились хорошие деловые отношения с командованием Одесского оборонительного района, на протяжении всей обороны города – героя и после перебазирования пароходства.

Нередко портовики видели на причалах командующего оборонительным районом контр-адмирала Г.В. Жукова, генерал-майора И.Е. Петрова, члены Военного Совета ООР контр-адмирала И.И. Азарова.

Должен отметить, что в эти последние дни обороны Одессы Военный Совет ООР, партийная организация проявили высокие организаторские способности и огромную волю в выполнении решения Ставки. Мне давалось поддержать ряд их предложения по ускорению и скрытности эвакуации. Благодаря оперативной и сложной работе моряков и портовиков было увеличено число судов обеспечивающих перевозки. Без устали работали портовики, часто под артиллерийским обстрелом и налетами авиации врага.

В первую очередь, в начале октября, как я уже упоминал, шла посадка 157-й дивизии и погрузка артиллерии этой дивизии на суда «Жан Жорес» и «Большевик».

Командующий ООР контр-адмирал Г.В. Жуков, с которым мы были в порту, просил меня принять меры к увеличению числа транспортов до 5–7 в сутки. Рядом с нами находился начальник порта П.И. Макаренко. Он был обеспокоен тем, что из-за отсутствия транспортов не полностью используются стационарные железнодорожные и гусеничные краны.

Начиная с 3 октября в Одессу стали прибывать до 5–7 судов в сутки.

Чтобы правильно оценить подвиг военных моряков и моряков транспортного флота в период эвакуации, когда было перевезено из Одессы только в Крым около 100.000 человек, оружие, боевая техника и оборудование. Вспомните, как тяжело было в то время в Крыму и не только в Крыму. Вторая половина октября – это период ожесточенной битвы за Москву, Ленинград И Кавказ. Каждый боец, каждое орудие ценилось на вес золота.

Вот почему, когда мы вспоминаем перевозку Приморской армии из Одессы в Крым и ее действия в обороне Ишуньских позиций в конце октября и в обороне Севастополя в начале ноября 1941 года, становится ясным почему враг был остановлен на 250 дней. Мы никогда не должны забывать огромный вклад в эти героические усилия моряков и портовиков Азовско-Черноморского бассейна.

11 сентября 1971 года передовая газета «Правда» отмечала: «… Защитники разных городов – ленинградцы, киевляне, одесситы – своей отвагой дали всему народу почувствовать с удесятиренной силой, как близки и дороги нам наши города и села, как прекрасна наша Родина, вырастившая и воспитавшая таких людей…» («Под флагом Родины», изд. «Маяк», Одесса, 1967 г., стр.257).

С тех пор прошло 36 лет.

Сейчас особенно приятно отметить, что благодаря огромной помощи партии и правительства морской транспортный флот превратился в крупную отрасль народного хозяйства, его первоклассные суда посещают за год 1400 портов и более 120 стран мира. На этих судах плавают опытные специалисты беспредельно преданные своей великой Родине.

Высокая оценка отличной организации эвакуации личного состава ООР и гражданского населения требует более подробного описания этой действительно очень сложной операции.

Большой интерес представляет переход последнего эшелона.

Как же Черноморский флот обеспечил отход и посадку войск Одесского оборонительного района на транспорты и корабли в ночь на 16 октября 1941 года.

К утру 15 октября транспорты и боевые корабли, выделенные для эвакуации последнего эшелона войск (25,95,421 стрелковых и 2-й кавалерийской дивизии), были сосредоточены в Одессе. Для обеспечения отхода и посадки войск был создан специальный отряд, корабли которого заняли заранее намеченные районы маневрирования.

17.10 – артиллерийский огонь по противнику вели: крейсер «Красный Кавказ», эсминцы «Бодрый» и «Незаможник». В бое вой готовности находились крейсер «Червона Украина» и эсминцы «Шаумян» и «Смышленый».

Отход войск с занимаемых позиций начался в 19 час.00 мин. 15.10 по назначенным маршрутам.

На фронте оставались части прикрытия (3.750 чел.) полевой и противотанковой артиллерией.

Посадка на транспорты проходила с 23.00 час. 15.10 до 3.00 час. 16.10.

По мере завершения посадки транспорты выходили из порта. С 3.00 час. до 5 час.45 мин. 16.10 производилась посадка на боевые корабли частей прикрытия.

В 9.00 час. 16 октября из порта вышел сторожевой катер…

Военные объекты, не подлежащие эвакуации, в том числе стационарные батареи береговой обороны, прикрывающие отход войск, были уничтожены, дороги и порт заминированы.

Авиация Черноморского флота в ночь на 16 октября наносила удары по скоплению войск противника.

Четкая организация, маскировка эвакуации и эффективность ее обеспечения позволили избежать противодействия противника при отходе поиск, посадке их на транспорты и выходе транспортов и кораблей из Одессы.

Как же совершался переход из Одессы в Крым?

В течение ночи с 15 на 16 октября из Одессы с последним эшелоном войск вышли 11 транспортов. В составе конвоя были: 2 крейсера, 4 эсминца, 2 минных заградителя, 2 кан. лодки, сторожевой корабль, 3 тральщика, 8 вспомогательных судов и свыше 10 сторожевых катеров.

В виду того, что корабли и суда выходили по мере их выгрузки, а также из-за разницы в скорости хода, транспорты растянулись почти на 30 миль.

В голове конвоя шли быстроходные транспорты в охранении крейсеров «Червона Украина» и «Красный Кавказ». Остальную часть конвоя охраняли эсминцы «Незаможник», «Шаумян», «Смышленый», «Бодрый», сторожевые катера и другие боевые корабли, вышедшие из Одессы. В 12 час.23 мин. 16 октября п охранение вступили 7 торпедных катеров. Тендровского боевого участка. Для усиления охранения транспортов из Севастополя вышли 5 торпедных катеров, 24 сторожевых катера, 3 тральщика.

Прикрытие конвоя в светлое время суток непрерывно осуществляли самолеты – истребители Черноморского флота.

Около 9 часов 16 октября воздушная разведка противника обнаружила конвой. После полудня 50 бомбардировщиков и 6 торпедоносцев, нанесли удары по транспортам.

Около 14 час.00 мин. был потоплен транспорт «Большевик», который не имел на борту войск.

Экипаж этого транспорта был спасен. Наши самолеты-истребители сбили несколько вражеских самолетов.

С 18 часов 16 октября до 19 часов 17 октября транспорты и корабли охранения прибыли в Севастополь. Закончилась перевозка частей и соединений Одесского оборонительного района.

Выше я уже привел высокую оценку этой сложной операции по перевозке войск ООР и населения из Одессы и Севастополя.

Думаю, что эта оценка эвакуации войск ООР и населения вполне справедлива.

В 1941 году Балтийскому и Черноморскому флоту довелось провести три крупные по масштабу эвакуации: из Таллина, Одессы и Ханко.

Нами при эвакуации Одессы был учтен опыт эвакуации войск и населения из Таллина, которая проходила 27–28 августа, правда там были другие условия. Балтийский флот располагал всего несколькими дивизиями для подготовки прорыва в Кронштадт и Ленинград, радиус боевых действий истребительной авиации был очень ограничен. Корабли и суда шли без воздушного прикрытия.

В отличие от Таллина Ставка НТК приняла решение об оставлении Одессы заранее. В нашем распоряжении было более двух недель, с 1 по 16 октября. Активно действовала авиация Черноморского флота. Скрытность всей операции была настолько хорошо продумана, что противник долго не решался войти в Одессу. Лаже после того, как последний эшелон кораблей и судов вышел из Одесского порта.

В связи с успешно проведенной операцией по эвакуации Одессы в нашей литературе часто сравнивают ее с неудачной операцией английского флота по эвакуации Дюнкерка.

Мне довелось в 1944 году по заданию Ставки Верховного Главнокомандования возглавить приемку боевых кораблей в Англии. Об этом мне хочется рассказать отдельно, а в этой книге мне представляется интересным восстановить разговор с командиром английского авианосца кэптэном Бейхисом, который участвовал в операции «Динамо» – так была закодирована операция по эвакуации английских и частично французских войск из Дюнкерка в конце мая и начале июня 1940 года.

Вот что рассказал мне в 1944 году кэптан Бейхис.

Как известно, 10 мая 1940 года немецко-фашистские войска вторглись на территорию Голландии, Бельгии и Франции.

Уже 21 мая подвижные немецкие войска достигли побережья Ла-Манша и расчленили стратегический фронт английских, французских и бельгийских войск.

Во Фландрии оказались отрезанными соединения 1, 7, 9-й французских армий, английский экспозиционный корпус и бельгийские войска. Всего около 40 дивизий.

После капитуляции бельгийской армии 28 мая 18 французских и 10 английских дивизий занимали узкий, не превышающий по ширине 50 км район от Лилля до побережья. В руках союзников остался один порт – Дюнкерк. Для эвакуации войск англичане использовали свыше 800 кораблей и судов (в том числе 100 французских судов).

И несмотря на то, что как утверждали немецкие генералы Рундштат, Блюментрит и другие, немецкие танковые войска, наиболее близко отстоявшие от Дюнкерка, были остановлены по личному приказу Гитлера. А немецкая авиация не могла полностью использовать свои возможности. Союзники в операции «Динамо» потеряли 243 корабля и оставили в Дюнкерке 2.400 орудий, 700 танков, 136.777 автомашин.

Вот что рассказал мне английский офицер об операции «Динамо».

Уже после войны, когда У. Черчилль написал свои воспоминания «Вторая мировая война», он посвятил этой операции специальную главу во 2-м томе, назвав ее «Дюнкеркское избавление».

Возвратимся к изложению хода боевых действий в Крыму после того, как Приморская армия была перевезена в Крым.

Однако до рассмотрения этого вопроса мне представляется целесообразным хотя бы очень кратко рассказать о мало известных событиях по обороне Николаева, Херсона, Очакова и Тендры.

Как нельзя рассматривать оборону Крыма без обороны Одессы, так будет неправильно умолчать об очень трудных днях обороны Николаева, Херсона и Очакова.

Трудно представить себе ход и исход битвы за Крым и Севастополь без уяснения того, как оборона этих городов сдерживала противника, который рвался в Крым, наращивая свои удары. И в том, что немецко-фашистские войска были задержаны на подступах к Крыму более чем на 2 месяца, в этом заслуга героических гарнизонов военно-морских баз Северо-западного района Черного моря.

В устье Буга и Днепра

В Николаев я прибыл вместе с заместителем командующего военно-воздушными силами Черноморского флота генерал-майором В.В. Ермаченковым.

Генерала авиации Василия Васильевича я знал еще по совместной службе на Балтике. Отличный летчик, он войну начинал в Таллине, получил боевой опыт в первых сражениях на Балтийском море.

В Николаеве я застал печальную картину. Присланные из Севастополя 300 матросов, но ни одной винтовки.

Командование Николаевской военно-морской базы И.Д. Кулешов и И.П. Бороденко доложили мне, что в Николаеве сформирована дивизия народного ополчения свыше 10 000 человек. Кулешов доложил Военному Совету Черноморского флота об этом и просил направить в Николаев оружие для этой дивизии, но вместо этого были посланы безоружные матросы.

Я приказал отправить матросов в Севастополь.

Ознакомившись с работой штаба Николаевской военно-морской базы, я приказал вместо Бабурина назначить начальником штаба Военно-морской базы капитана 3-го ранга, который командовал эсминцем «Огневой».

Прибывший из Одессы член Военного Совета ООР встретил нас – командира Николаевской военно-морской базы Кулешова и меня вечером 12 августа. Мы были вынуждены сообщить, что штаб Южного фронта перешел из Николаева в Берислав.

Вместе с контр-адмиралом И.Д. Кулешовым и комиссаром базы И.П. Бороденко я встретился с командующим Южным фронтом И.В. Тюленевым. Он рассказал мне о тяжелом положении наших войск. В этот же день мы были в Обкоме и Горкоме партии. Обсуждался вопрос о выводе судов и вывозе заводского оборудования. Судостроительные заводы Николаева выполняли большую судостроительную программу как боевых кораблей, так и транспортных судов.

Вот почему оборона Николаева требовала больших усилий. В случае же оставления города был необходим хорошо продуманный план эвакуации, чтобы ничего не досталось противнику.

Через несколько дней я направил Наркому ВМФ телеграмму. В ней я доложил о сложившейся обстановке и о принятых мною мерах. А также план перевода недостроенных кораблей и судов в Кавказские порты.

В районе Николаева в это время находилась 9-я армия, которой командовал генерал Я.Т. Черевиченко. Перед ней стояла задача обороны переправы через Южный Буг.

Еще 22 июля 1941 года в Николаев прибыли корабли Дунайской флотилии. Это произошло после боев на Дунае, за участие в которых флотилия получила высокую оценку. В приказе Наркома ВМФ от 16 июля было сказано: «Дунайская флотилия действовала храбро и решительно… Уверен, что славные дунайцы и впредь будут бить противника также как они били его на Дунае».

Дунайская флотилия значительно укрепила силы и средства Николаевской военно-морской базы.

В состав Дунайской военной флотилии входили: мониторы «Ударный», «Железняков» и «Мартынов», дивизион бронекатеров (17 кораблей), 96-я авиаэскадрилья, минная база «Кохозник», отряд катеров-тральщиков, 4 сторожевых катера, отряд полуглиссеров, штабной корабль «Буг», плавбаза дивизиона бронекатеров, 46-й отдельный зенитный артдивизион, 17-я пулеметная рота морской пехоты, отдельная местная стрелковая рота, плавмастерская и 3 буксира. В состав флотилии входили также канонерские лодки «Буг» и «Днестр».

Я подробно остановился на составе Дунайской военной флотилии, которой командовал контр-адмирал Н.О. Абрамов, а затем контр-адмирал А.С. Фролов, потому что ее роль в борьбе с противником в августе-ноябре 1941 года была значительной. К сожалению, до сих пор о подвиге моряков Дунайской военной флотилии в нашей литературе рассказано очень скупо.

Корабли Дунайской военной флотилии были развернуты в районах Николаева и Херсона. Мониторы «Ударный» и «Железняков», дивизион бронекатеров, 46 отдельный зенитный артдивизион, 17 пулеметная рота, 7 рота морской пехоты и 96-я авиаэскадрилья (она базировалась на аэродром в Сливнах) заняли позиции в Николаеве.

В Херсон для действий на нижнем участке Днепра были направлены отдельные корабли, части и флотилии.

Береговой флагманский командный пункт флотилии был развернут в Кирьянах.

В начале августа противнику удалось выйти на подступы к Вознесенску с севера и с северо-запада. Возникла серьезная угроза выхода противника к Одессе и к правому берегу Южного Буга.

3 августа штаб Южного фронта перешел из Вознесенска в Николаев. И.В. Тюленев командующий Южным фронтом поставил перед флотилией задачу – прикрыть переправы 9-й и 18-й армии на Южном Буге от Вознесенска до Николаева.

9 августа немецко-фашистские войска начали наступление на восток из района Вознесенска. Одновременно части противника прорвались в Междуречье Южного Буга и Ингула.

Ознакомившись подробно с обстановкой, я приказал командиру Николаевской ВМБ И.Д. Кулешову оформить своим приказом все мероприятия по распределению складов. Закрепить за частями базы все имущество. Одновременно необходимо предусмотреть вывоз складского имущества.

К сожалению, командующий Черноморским флотом Ф.С. Октябрьский в своих указаниях командиру Николаевской военно-морской базы И.Д. Кулешову проявил абсолютное непонимание сложившейся обстановки. Октябрьский полагал, что эти вопросы будет решать командование армии.

Противник упорно стремился захватить Николаев.

В эти дни командир Николаевской военно-морской базы И.Д. Кулешов подписал приказ по военно-морской базе. В нем было сказано: «В целях усиления обороноспособности Николаевской ВМБ и сохранения имущества, могущего пострадать от бомбежки, приказываю начальнику тыла провести следующие мероприятия:

1. Боезапас максимально рассредоточить по частям и аэродромам.

2. Пулеметы, имеющиеся на складе, в том числе предназначенные для СКР «Силина» и «Днепр», выдать на укомплектование 70-го зенитного артиллерийского дивизиона, Винтовки СКР «Силин» выдать штабу Николаевской ВМБ. Флотские части снабдить по числу личного состава вещевыми мешками, лопатами, сумками для гранат.

3. Форсировать вывоз имущества из баз, для чего использовать каждую оказию, идущую в Севастополь, Новороссийск и другие порты восточной части Черного моря.

4. Затребовать у начальника тыла необходимый водный транспорт, связаться с секретарем Обкома по транспорту и через него добиваться предоставления необходимого количества вагонов.

5. К 12.00 час. 4.08 доложить план уничтожения боезапаса, топлива, которые не будут использованы. План должен быть совершенно конкретным: кто, где; чем и что делает.

6. В складах не держать оружия – вое выдать частям базы.

К 4.08 оборудовать КП тыла и бомбоубежище на Ингульском спуске.

К 4.08 оборудовать КП по указанию начальника политотдела и бомбоубежище 361-й или 362-й батареи.

Сформировать автоколонну в 100 и 150 машин для решения задач и переброски частей базы на направлении или вывоза имущества по обстановке. Срок – 5 августа».

Как видите, командир Николаевской ЕМБ И.Д. Кулешов правильно оценил обстановку, сложившуюся под Николаевым. Однако, как рассказал вице-адмирал И.И. Азаров в своей книге «Осажденная Одесса», «Кулешов сжал рукой аккуратно подстриженную бородку и задумался. Я догадывался, что его мучает. Еще по дороге в штаб Бороденко рассказал мне о недавнем разговоре Кулешова с командующим флотом.

По указанию ЦК Обком и Горком партии еще в июле начали эвакуацию промышленных предприятий Николаева. Намечен был и план уничтожения всего, что не удастся вывезти. Командование базы решило, что на всякий случай и ему следует продумать план возможности эвакуации. За указаниями обратились к командующему флотом. Вице-адмирал Октябрьский ответил резко: «Вы уже собрались Николаев сдавать врагу. Требую прекратить подобные разговоры, не допускайте паники, стройте оборону, драться будем и не сдавать».

К сожалению, это был не единственный факт довольно легкомысленного отношения Ф.С. Октябрьского в оценке сложившейся обстановки.

14 августа контр-адмирал Кулешов получил приказ командующего 9-й армией – «Уничтожить части противника, выдвинувшиеся на пути отхода наших войск». Все стало ясно.

В этот же день я телеграфно доложил Наркому ВМФ адмиралу Н.Г. Кузнецову и одновременно сообщил Военному Совету Черноморского флота: «Противник усиленно обстреливает западную часть города, порт, завод, элеватор. С темнотой вывозятся последние плавсредства. Части 9-й армии Николаев оборонять не будут. Занимаются переброской своих частей на левый берег Буга.

Дороги Николаев – Херсон заняты отдельными группами танков.

Полк военно-морской базы находится в обороне в западной и восточной частях города.

Зенитные части ведут борьбу с прорывающимися танками. 9-й истребительный полк бомбит танки и пехоту.

Зенитные части и полк Николаевской ВМБ будут сдерживать натиск противника днем, вечером эти части будут отступать на Херсон. Для руководства на месте оставляю Кулешова.

Ночью перебираюсь в Очаков. Левченко».

Сегодня трудно перечитывать следующие строки в книге И.И. Азарова «Осажденная Одесса».

«Читая эту телеграмму, я понимал, как тяжело было Гордею Ивановичу подавать ее. Бессилие угнетало всех нас: мы же видели, что даже заместитель Наркома не мог ничего сделать для укрепления обороны Николаевской военно-морской базы. Людей хватало – не было оружия.

Левченко попросил нанести по скоплению противника под Николаевом удар авиацией флота с аэродромов Крыма и получил ответ командующего флотом вице-адмирала Ф.С. Октябрьского: «Без решения Ставки авиацию флота использовать на сухопутном фронте он не имеет права.

– Ваши дальнейшие действия? – спросил меня Левченко.

– Иду в Очаков.

– На чем?

– Еще не решил.

– В двадцать два от Хлебного мола я отхожу на бронекатере. Если хотите.

– Я согласен».

В период моего пребывания в Николаеве в последние дни обороны удалось вывезти из города в тыл десять эшелонов, каждый по 80 вагонов и платформ, с оборудованием судоремонтных заводов.

Однако мне представляется необходимым вернуться к рассказу о деятельности кораблей Дунайской военной флотилии.

В этой связи необходимо подчеркнуть, что почти месяц части и корабли флотилии задержали продвижение противника на восток. Командующий Южным фронтом И.В. Тюленев и член Военного Совета И.А. Запорожец дали высокую оценку боевым действиям Дунайской военной флотилии, которая не только успешно прикрывала переправы войск Южного фронта, но и активно отражала попытки противника переправиться на левый берег Буга.

В этой связи мне хочется хотя бы кратко рассказать как действовали корабли флотилии, особенно в августе 1941 года: мониторы «Ударный» и «Железняков» и отряд бронекатеров (4 корабля) занимали позицию на участке Новая – Одесса – Вознесенск, а дивизион бронекатеров (13 кораблей) развернулся на участках Белоусовка – Новая – Одесса, Новая – Одесса – Кирьяновка и Кирьяновка – Матвеевка.

Остальные корабли и части флотилии также прикрывали переправы наших войск и вели огонь по противнику.

В связи с переходом немецко-фашистских войск в наступление командующий Южным фронтом своим приказом создал Ново-Одесский оборонительный участок. В него вошли истребительный батальон, пограничные части, ополченцы города Николаева. Для поддержки боевых действий этого оборонительного участка флотилии была поставлена задача – вести огонь по противнику до отхода 18-й и 9-й армии на левый берег Южного Буга – южнее Вознесенска.

Двое суток, 11 и 12 августа переправа наших войск из Троицкого подвергалась атакам противника.

Мониторы «Ударный» и «Железняков» и два отряда бронекатеров артиллерийским огнем сдерживали наступление врага. Огонь зенитных орудий отражал нападение самолетов противника.

Эти действия обеспечили переправу частей 18-й армии в междуречье Южного Буга и Ингула.

Одновременно кораблями флотилии был прикрыт отход 9-й армии.

Переправа 9-й армии проходила в течение 11, 12 и 13 августа.

Противнику уже 12 августа удалось выйти на ближние подступы к Варваровскому понтонному мосту и захватить аэродром в Сливнах.

В этой обстановке мониторы «Ударный» и «Железняков» и три отряда бронекатеров, занимавшие огневые позиции выше моста, вели огонь по противнику, сдерживая его наступление.

13 августа мониторы и бронекатера также как отряд бронекатеров, шедший с Ингула, сосредоточились в Николаеве.

Как дальше развивались события пишет И.И. Локтионов в книге «Дунайская флотилия в Великой Отечественной войне»: – «В ночь на 14 августа город был оставлен нашими войсками. Одновременно Дунайская флотилия по приказу заместителя Народного Комиссара Военно-морского флота вице-адмирала Г.И. Левченко перешла в Херсон.

Прорыв мониторов и 16 бронекатеров (один бронекатер был потоплен артиллерий противника у Варваровского моста днем 13 августа) из Николаева осуществлялся в условиях сильного противодействия вражеской артиллерии с правого берега Южного Буга. На кораблях было убито и ранено 28 человек».

В этой связи мне хочется рассказать об одном эпизоде. Вместе с Н.О. Абрамовым командующим флотилии на катере мы пошли к Каховке. Недалеко от Херсона противник открыл огонь. Попадание в рубку – убит рулевой, ранен командир катера ст. лейтенанта Афанасьев. Взрывной волной меня сбросило за борг. Благодаря помощи пулеметчика Васильева я был поднят на палубу. Н.О. Абрамов повернул катер, и мы скрылись в камышах. Вскоре мы возвратились на базу.

Как я уже писал выше, доложив Наркому ВМФ об отбытии в Очаков, я вместе с находившимся тогда в Николаеве И.И. Азаровым в 22 часа 14 августа на бронекатере вышел в Очаков.

Прежде, чем рассказать как развивались события в Очакове, следует закончить описание действий Дунайской военной флотилии после оставления Николаева.

15 августа корабли и части флотилии прибыли в Херсон. К этому времени противник подошел к Херсону с запада и к Очакову с севера. Наши войска не смогли сдержать наступления противника.

Командующий флотилии донес о том, что в Херсоне нет наших войск. Я приказал капитану 3 ранга К.Ы. Балакиреву выполнять обязанности коменданта Херсона. Он организовал сухопутные подразделения Дунайской флотилии и Николаевской военно-морской базы.

Дунайская военная флотилия заняла оборонительные позиции на Днепре у Казачьих лагерей до устья. Вся тяжесть обороны этого участка легла на плечи моряков Дунайской флотилии.

В боях за Херсон участвовали мониторы «Ударный» и 11 бронекатеров, канонерские лодки «Буг» и «Днестр». Монитор «Железняков» я приказал привести в Очаков.

Что касается монитора «Мартынов», то он приказанием командующего Черноморским флотом вместе с 5 бронекатерами 15 августа был направлен в район Никополя в оперативное подчинение командующего 18-й армией с целью прикрытия переправы.

Три дня, с 16 по 18 августа, продолжались ожесточенные бои за Херсон. Главная тяжесть обороны Херсона легла на небольшой гарнизон, сформированный из моряков Дунайской флотилии и Николаевской базы.

Наиболее упорные бои развернулись 18 августа.

Противник перешел в наступление, бросив против небольшого гарнизона крупные силы и свыше 30 танков. Корабли и части отбили более 15 вражеских атак.

К исходу дня 18 августа по приказу командующего Южным фронтом Херсон был оставлен нашими частями.

Дунайская военная флотилия получила новую задачу – оборонять участок Днепра от Цюрюпинска до Збуревки, общей протяженностью 30 километров. Штаб флотилии базировался на Скадовск. На левом берегу Днепра от Цюрюпинска до Горностаевки вели бои части 9-й армии. Начал действовать вновь созданный Тендровский боевой участок.

В период с 18 по 31 августа войска противника вышли к правому берегу Днепра. В этот период на участке Запорожье – Херсон противник не предпринимал попыток перейти на левый берег Днепра. Он вел подготовку для наступления на Николаевском и Каховском направлениях.

31 августа противнику удалось форсировать Днепр у Каховки и захватить плацдарм. Это привело к разобщению 18-й и 9-й армий. От главных сил была отрезана и Дунайская военная флотилия.

10 сентября противник начал переправу войск ниже Каховки.

11 сентября немецко-фашистские войска прорвали фронт обороны 9-й армии и развернули наступление на Мелитополь, Армянок и Перекоп.

До 24 сентября бронекатера Дунайской флотилии были на Тендре. 24 сентября 1941 года корабли Дунайской военной флотилии по приказу комфлота перешли в Севастополь.

Закончилась двухмесячная героическая эпопея боевых действий Дунайской военной флотилии, которая взаимодействуя с войсками 9-й и 18-й армий Южного фронта сдерживала наступающие немецко-фашистские войска.

Я вновь хотел подчеркнуть, что эти действия морских соединений и частей совместно с сухопутными войсками в Северозападном районе Черного моря следует рассматривать как этапы борьбы за Крым и Севастополь.

Чтобы правильно оценить эти действия, нужно вспоминать, что именно в это время Верховное командование фашистской Германии завершало подготовку к наступлению на центральном стратегическом направлении.

30 сентября 1941 года началось наступление на Москву.

Так отражение сентябрьского штурма фашистских войск на Ленинград и битва на юге отвлекала значительные силы противника от наступления на главном Московском направлении.

Совместно с армией Балтийский флот на Севере, Черноморский флот на юге сыграли большую роль в начальном периоде войны.

В заключение описания боевых действий в Северо-западном районе Черного моря очень кратко напомню, как развивались события под Очаковым и на Тендре.

И снова крепость Очаков

Небольшой гарнизон Очаковского укрепленного сектора (около 2.000 человек), подчиненный Одесской военно-морской базе, сражался с превосходящими силами противника с 10 по 25 августа 1941 года.

Город на северо-западном берегу Днепробужского лимана, хорошо известный со времени русско-турецкой войны 1787–1791 годов. Он прикрывал вход в лиман и поэтому немецко-фашистское командование бросило отборную 50-ю дивизию для его захвата.

На Очаков с началом войны базировалась бригада торпедных катеров Черноморского флота.

В гарнизон Очаковского укрепленного сектора входили:

– пограничный полк усиленного состава;

– 141 отдельный стрелковый батальон;

– саперная рота; – 89, 15 и 22 батареи 203 м/м орудий расположена на о. Первомайском.

Активно вели бои с наступавшим на суше противником зенитные батареи у о. Б ерезань и канлодка «Красная Армения», стоявшая на реке вела огонь по противнику.

Еще 12 августа в связи с усложнившейся обстановкой в районе Очакова моим распоряжением Очаковский укрепленный сектор был выделен в самостоятельную боевую организацию.

Через два дня, 14 августа по прибытии вместе с И.И. Азаровым в Очаков из Николаева и на месте оценив обстановку, я назначил начальником гарнизона и руководителем обороны Очакова генерал-майора Кузьмичева отлично подготовленного, опытного генерала, старого черноморца, которого я хорошо знал со времени моего командования бригадой эскадренных миноносцев Черноморского флота.

Комиссаром сектора был также очень опытный политработник в последствии генерал-майор Г.Н. Вишневский.

Неоднократные попытки противника взять Очаков, переправившись через Березанский лиман со стороны села Каза отбивались героическим гарнизоном.

Совместные отряды солдат, матросов, пограничников, стойко стоявших на занятых позициях, были поддержаны огнем береговых и зенитных батарей при артиллерийской поддержке канонерской лодки «Красная Армения», стал непреодолимой преградой на пути немецко-фашистских захватчиков.

Наступавшая немецкая пехота поддерживалась с воздуха бомбардировщиками и штурмовиками.

В те огневые годы мне довелось быть очевидцем боев за Очаков. Фактически никакой сухопутной, заранее подготовленной обороны не было. Все атаки отражались гарнизоном, сформированным из отдельных частей.

Большую помощь частям оказывала 8-дюймовая артиллерия, расположенная на Первомайском. Участник этих боев Иван Николаевич Решетняк, ныне проживающий в Одессе, подробно рассказал об этом.

15 дней длились ожесточенные бои. Личный состав частей гарнизона нес тяжелые потери.

Повреждения на канлодке «Красное знамя» исправлялись матросами. Корабль вел огонь по боевым порядкам врага.

Наиболее ожесточенные бои разгорелись на последнем рубеже обороны 17–19 августа. Героически сражались пограничники, матросы, бойцы 141-го отдельного стрелкового батальона.

180. Комиссар Очаковского сектора Г.Н. Вишневский и комиссар бригады торпедных катеров Николаев личным примером увлекали сражавшихся защитников Очакова.

Мощный огонь береговой и зенитной артиллерии обеспечил длительную оборону Очакова. Немецко-фашистская дивизия, наступавшая на Очаков, потеряла до 2 000 солдат и офицеров.

Противник наращивал усилия, преодолевая упорное сопротивление очаковцев.

Герои-очаковцы, исчерпав все резервы, по приказу командования оставили разрушенный город. Гарнизон Очаковского укрепленного сектора до конца выполнил свой долг перед Родиной.

Город Очаков за заслуги в Великой Отечественной войне вполне заслуживает высокого звания города-героя.

Но в нашей исторической и художественной литературе освещен очень мало, если не сказать сильнее. Этот очень важный участок битвы за Днепр, за Крым.

И в том, что противник был вынужден до 31 августа задержать форсирование Днепра в его низовьях – немалая заслуга очаковских героев.

Их имена и их подвиг должны стать известными всему нашему народу.

Героическая оборона Очакова – одна из многих малоизвестных страниц сражения на юге в период Великой Отечественной войны.

На малоизвестной Тендре

Тендра. Каждому черноморцу хорошо известен этот район. До войны, в период моего командования бригадой эскадренных миноносцев на Черном море, корабли часто проводили боевую подготовку в этом районе. Я хорошо знал этот район и представлял себе, как необходимо организовать его оборону.

Прибыв на Тендру и ознакомившись на месте с обстановкой, я убедился, что формирование Тендровского боевого участка проходит очень медленно. Одна из причин неудовлетворительного состояния дел была в том, что руководство формированием Тендровского оборонительного участка было возложено на командира Одесской военно-морской базы, а Г.В. Жукову по его занятости основной работой не хватило времени и сил решать задачи, связанные с обороной Одессы.

В этой связи я рекомендовал командующему Черноморским флотом Ф.С. Октябрьскому Тендровский оборонительный участок подчинить командованию флотом. Это ускорит формирование частей и их действия. Мои указания были выполнены. В результате принятых мер в течение целого месяца корабли и части, почти до конца сентября, держали оборону на этом участке.

По моему предложению начальник участка был назначен генерал Кузьмичев. Он сменил полковника Косточенко.

Боевые действия в Очакове и на Тендре, как я указал выше, очень слабо исследованы. И это серьезный недостаток описания боевой деятельности Черноморского флота, так как вместе с обороной Николаева, Херсона и Одессы – эти действия представляют большой интерес.

Перехожу к рассказу о том, как развивались события в Крыму.

У стен неприступного Севастополя

Описание битвы за Крым и героическая оборона Севастополя в Великой Отечественной войне занимают большое место в исторической и художественной литературе. За истекшие десятилетия издано немало книг, посвященных описанию героизма воинов Южного и Юго-западного фронта, моряков Черноморского флота, Азовской и Дунайской военных флотилий. Это они остановили врага у стен Одессы и Севастополя на долгие месяцы и этим сыграли большую роль в ходе Великой Отечественной войны.

Однако интерес к тому, как развивались события на Южном крыле советско-германского фронта летом и осенью 1941 года до сих пор не ослабевает. И это понятно. На все вопросы, связанные с боевыми действиями на юге в 1941 году обстоятельно исследованы. Ряд вопросов требует более тщательного освещения.

Как я писал выше, в начале августа 1941 года по приказанию Наркома ВМФ Н.Г. Кузнецова и с разрешения Ставки Верховного Главнокомандования я был направлен на Черноморский флот для организации взаимодействия Черноморского флота, Дунайской и Азовской военных флотилий с войсками Южного фронта. В течение четырех месяцев я находился на юге, участвовал в обороне Николаева, Очакова, Херсона и Одессы. И тогда было ясно, что также как героическую оборону Ленинграда нельзя рассматривать вне связи с обороной Таллина, Ханко и Моонзундских островов, так и оборону Севастополя нельзя изучать без рассмотрения боевых действий в северо-западном районе Черного моря.

Немецко-фашистское командование придавало исключительно большое значение захвату южных областей СССР. Его целью было подорвать военную мощь Советского Союза, лишить его богатых сельскохозяйственных и важных промышленных центров. Гитлеровцы, как мы указывали выше, считали, что захват ими территории на южном крыле Советско-германского фронта будет способствовать изменению внешнеполитической позиции Турции в их пользу и создаст Германии возможность для вторжения в дальнейшем через Закавказье в страны Ближнего и Среднего Востока. (См. 4 том «Истории второй мировой войны», стр.116–117).

В этой связи мне представляется важным привести выдержку из беседы Гитлера и его генералами, которая происходила 24 августа 1941 года.

«На рассвете 24 августа самолет Ю-88 с Гудерианом и Гальдером на борту, сел на аэродроме главной квартиры Гитлера в Летцене. Автомашины с генералами подъехали к лесу, где под высокими деревьями притаились бетонные казематы «Вольф-шанце»…

Выслушав доклад командующего танковой группы Гудериана, Гитлер подошел к карте и положил ладонь на Украину. На этот раз он был предельно краток.

– Нам необходим хлеб Украины. Донецкая индустриальная область должна работать на нас.

Должен быть перерезан подвоз нефти русским с Кавказа, тогда их военные силы умрут с голода, мы должны прежде всего захватить Крым, чтобы устранить этот опаснейший авианосец против румынских нефтяных источников!» (Д.М. Проэктор «Агрессия и катастрофа», изд. «Наука», Москва, 1972 г., стр.309–310).

Мы не случайно привели эти две выдержки из опубликованных книг.

Вопрос о битве за Крым в нашей литературе до сих пор освещен недостаточно глубоко. А роль сражения на юге за Украину и Крым в ходе и исходе Великой Отечественной войны была исключительно важной.

И понимая это, многие буржуазные историки на Западе уделяли и уделяют много внимания исследованию военных действий на южном крыле Советско-германского фронта в 1941 году.

При этом, так называемый «поворот на юг» германской армии в августе 1941 года не сходит со страниц западной печати.

Немецкие генералы Гудериан, Бутлар, Типпельскирх также, как и Манштейн, о котором шла речь выше, писали, что решение Гитлера о наступлении на Украину и Крым оказало большое влияние на весь дальнейший ход войны с Россией.

Касаясь решения Гитлера о «повороте на юг» и о сражении под Киевом, генерал Типпельскирх писал: «но только исход всей войны мог показать, насколько достигнутая практическая победа оправдывала потери времени, необходимого для продолжения операции».

«Если цель войны не будет достигнута, то русские хотя и проиграют это сражение, но выиграли войну». (К. Типпельскирх «История второй мировой войны», Воениздат, М., 1956, стр.192, 194).

Как видите, вопрос об овладении Украиной и крымской кампании, как ее называют на Западе, представляет большой исторический интерес, и не только исторический.

Трудно понять ход Великой Отечественной войны в 1941 году без глубокого и всестороннего обстоятельного изучения битвы за Крым, особенно ее начального периода.

Такой задачи я не ставлю перед собой, это дело исследователей, но мне, как участнику боевых действий на юге Украинцы и в Крыму в 1941 году, хотелось в описании этих событий внести некоторую ясность, рассказать об обстановке, которая сложилась в начальный период борьбы за Крым, Севастополь и Керчь. При этом следует подчеркнуть, что рассматривать эти события можно только с позиции изучения тесного взаимодействия армии и флота, которое позволило вести ожесточенные бои с очень сильным и опытным противником, располагающим значительным превосходством в силах и средствах.

Я не склонен преувеличивать роль и значение сражения на южном крыле Советско-германского фронта в 1941 году. Однако масштабы совместных действий армии и флота в обороне Николаева, Херсона, Очакова и особенно Одессы, Севастополя и Керчи необходимо рассматривать последовательно, так как оборона этих городов, как я указал выше, оказала большое влияние на общий ход боевых действий в Крыму.

Взаимодействие всех видов вооруженных сил и родов войск в этом сражении наглядно продемонстрировало высокое мастерство как армейских, так и флотских руководителей, храбрость и мужество солдат и матросов, высокий патриотизм гражданского населения городов, часть из которых стала городами – героями.

Длительность обороны: 73 дня – Одессы и 250 дней – Севастополь, устойчивость и активность защитников этих городов получила высокую оценку Ставки Верховного Главнокомандования и явилась образцом боевых действий, о чем прекрасно рассказано как в исторической, так и в художественной литературе.

Как развивались события в борьбе за Крым, в битве за Крым, в битве за Севастополь?

После выхода в свет 4-го тома «Истории второй мировой войны», книг Маршала Советского Союза Н.И. Крылова, генерала армии П.И. Батова и генерала И.А. Ласкина, которые были активными участниками сражения на юге и которые правдиво рассказали как о действиях войск, так и о взаимодействии армии и флота, моя задача несколько облегчается.

Я позволю себе ссылаться на эти труды, так как мне довелось очень часто решать вопросы взаимодействия с этими талантливыми военачальниками, чьи имена прочно вошли в боевую летопись Великой Отечественной войны.

В упомянутых мною трудах очень тепло рассказано о действиях моряков Черноморского флота, которые самоотверженно сражались рядом с солдатами и офицерами Приморской и 51-& отдельной армиями.

Глубоко убежден, что упомянутые мною книги будут внимательно прочитаны и армейскими, и морскими офицерами.

Маршал Советского Союза Н.И. Крылов и генерал армии П.И. Батов на протяжении всей войны были тесно связаны с флотом и с моряками.

Н.И. Крылов был не только участником битвы за Одессу, Крым и Севастополь, он как начальник штаба легендарной 62-й армии, которой командовал генерал Н.И. Чуйков, взаимодействовал с Волжской Военной флотилией в героической обороне Сталинграда.

П.И. Батов командовал 65-й армией, которая действовала в составе 2-го Белорусского фронта, возглавлявшегося К.К. Рокоссовским. А этот фронт, как известно, взаимодействовал, на завершающем этапе войны, с кораблями и авиацией Краснознаменного Балтийского флота.

Я отклонился от изложения хода боевых действий, чтобы выразить чувства благодарности авторам правдивых книг о совместных действиях армии и флота в трудные месяцы 1941 года.

Как развивались события на подступах к Крыму осенью 1941 года?

В конце сентября 1941 года Ставка Верховного Главнокомандования поставила задачу командующему Южным фронтом, с войсками которого взаимодействовал Черноморский флот, продолжить совершенствование оборонительных позиций на занимаемых войсками рубежах.

13 сентября 1941 года решением Ставки Верховного Главнокомандования Маршал Советского Союза С.К. Тимошенко был назначен главнокомандующим войсками юго-западного направления, 26 сентября на него было возложено также командование войсками юго-западного фронта.

Боевые действия на юге в это время достигли большего напряжения.

Спустя 3 дня – 29 сентября, выполняя приказ Гитлера, немецко-фашистские войска начали наступление на Донбасском направлении.

Одновременно 11 немецко-фашистская армия заканчивала подготовку к прорыву, через Перекопский перешеек в Крым.

Для этой цели противник выдвинул 54 армейский корпус.

К этому времени наши войска занимали рубеж: западнее Малитополя – изгиб Днепра южнее Запорожья.

Помимо 54 ак на этом направлении действовал горный корпус и части румынской армии.

Уже 24 сентября 54 армейский корпус противника был готов к наступлению. К этому времени Перекопский перешеек на глубину до 15 километров был превращен в хорошо оборудованную полосу, хотя времени для инженерных работ было мало.

Борьба шла за каждую траншею, за каждый опорный пункт. Противник встретил ожесточенное сопротивление. Используя значительное превосходство в силах и средствах, а также большой опыт, накопленный в предыдущих боях, противник, преодолевая контратаки наших войск, захватил 26 сентября Перекоп и преодолел Татарский вал.

В течение 27–29 сентября продолжались ожесточенные бои, в результате которых противнику удалось захватить Армянск.

В этой обстановке наши войска вынуждены были отойти на Ишуньские позиции, правда противник достиг этого в результате очень крупных потерь. Это привело к срыву попытки врага подтянуть свои резервы и он не смог с ходу прорвать наши позиции на Ишуни. Он возобновил наступление только 18 октября 1941 года. Правда, следует рассказать еще об одном важном обстоятельстве.

По приказу командующего юго-западным направлением маршала Советского Союза С.К.Т имошенко 26 сентября войска южного фронта (18-я и 9-я армии) нанесли контрудар по немецким войскам, расположенным между Днепром и Азовским морем.

Эти действия сыграли известную роль в срыве планов противника по прорыву в Крым. Но, к сожалению, не надолго. Войска 51-й армии, оборонявшие перешеек, не располагали резервами и угроза возобновления вражеского наступления осталась реальной.

Кроме того, севернее Крыма со стороны запорожского и днепропетровского плацдармов на Днепре действовала 1-я танковая группа генерала Клейста.

1 октября командующий 11-й армией Манштейн отдает приказ 30-му армейскому корпусу и 3-ей румынской армии перейти в наступление. Во взаимодействии с танковой армией Клейста части 11-й армии нанесли удар по нашим войскам, занимавшим оборону на рубеже Большой Токман – Мариуполь (Жданов) – Бердянск (Осипенко).

Это сражение, сыгравшее большую роль в битве за Крым, очень слабо освещено в нашей литературе.

А необходимость такого исследования бесспорна, и на только потому, что нами было выиграно три недели, но и потому что германское командование было вынуждено перегруппировать свои силы. Оно отказалось от проведения силами 11-й армии одновременно двух операций – Крымской и Кавказской.

Главное командование германской армии приняло решение наступление на Ростов вести силами 1-й танковой армии, подчинив ей 49 горный корпус. В то время 11-й армии была поставлена единственная задача – занятие Крыма.

Для этой цели в состав 11-й армии вошли: 30-й армейский корпус (22, 72 и 170 пехотные дивизии) и 54-й армейский корпус (46, 73 и 50 пехотные дивизии). Часть 50-й дивизии находилась в составе румынской армии, действовавшей под Одессой. Командующему 11-й армией Манштейну удалось добиться согласия Антонеску о выделении в его распоряжение штаба румынского горного корпуса с одной кавалерийской бригадой.

Эти соединения должны были следовать за 30-м и 54-м армейским корпусами, и после занятия Крыма приступить к охране восточного побережья Азовского моря.

Следует подчеркнуть, что перед 11-й армией была поставлена задача при прорыве в Крым, часть сил направить на захват Керченского полуострова с тем, чтобы как можно скорее перебросить один корпус через Керченский полуостров на Таманский полуостров с целью выйти на Кубань.

Я хотел обратить внимание читателей на это решение Главного германского командования. Стремление как можно скорее выйти на Северный Кавказ через Ростов, на который наступала 1-я танковая армия, подкреплялось приказом Манштейна о выделении корпуса, который действуя во фланг советских войск, должен был помочь 1-й танковой армии прорваться на Северный Кавказ.

Позже Манштейн будет обвинять Гитлера в том, что он недооценил советские усилия по удержанию Крыма. Он писал, что Верховное Главнокомандование советской армии скорее откажется от удержания Одессы, чем от Севастополя.

При этом Манштейн объяснял это там, что, господствуя на море, Черноморский флот не допустит переброску немецких войск через Керченский пролив. В этом он был прав.

В результате такой оценки обстановки Манштейном и его доклада Верховному командованию немецкой армии, через некоторое время 11-я армия была усилена еще одним корпусом.

В состав 11-й армии вошел 42 армейский корпус – 132 и 24 пехотные дивизии.

В этой очень сложной и опасной обстановке, как уже было указано выше, Ставка Верховного Главнокомандования, внимательно следившая за развитием событий, как я уже писал, 30 сентября 1941 года приняла решение об эвакуации Одессы и переброске войск Одесского оборонительного района в Севастополь.

Одновременно командование 51-й отдельной армии получило задачу – до прибытия подкреплений из Одессы – самостоятельно удерживать Арабатскую Стрелку, Чонгарский перешеек, южный берег Сиваша и Ишуньские позиции.

Мне, как я уже отмечал выше, довелось неоднократно во второй половине сентября 1941 года бывать в Симферополе в штабе 51-й отдельной армии.

Эта армия была сформирована лишь 14 августа 1941 года. Она не только не имела боевого опыта, ее войска были очень слабо обеспечены оружием и боевой техникой. На эти обстоятельства обращал мое внимание генерал Ф.И. Кузнецов, которого я знал еще до войны.

Как заместитель Наркома ВМФ я часто приезжал в 1940–1941 гг. в Ригу по делам оборонительного строительства военно-морских объектов. Ф.И. Кузнецов в то время командовал Прибалтийским военным округом. И тогда он, к сожалению, не проявлял большого интереса к вопросам взаимодействия с Краснознаменным Балтийским флотом.

И теперь, в 1941 году, возглавляя войска в Крыму, он далеко не все сделал для того, чтобы установить более тесные взаимоотношения с командующим Черноморским флотом вице-адмиралом Ф.С. Октябрьским, правда и он ни разу не был в штабе 51-й армии.

Все, что было в моих силах я сделал, чтобы помочь 51-й армии. Но события развивались стремительно и было очень трудно восполнить все недостатки, связанные с обороной Крыма.

Тем более, что противник сосредоточил очень крупные силы для вторжения в Крым.

На южном крыле Советско-германского фронта противник располагал 51 дивизией, в том числе 3 танковыми, 4 моторизованными дивизиями и 12 бригадами.

Как уже было указано, на узком участке фронта, не превышающем 25 километров, нанося главный удар из Днепропетровска, наступала 1-я танковая группа, которая 6 октября была преобразована в 1-ю танковую армию.

В результате этого наступления 7 октября произошло соединение частей 1-й танковой армии, наступавшей вдоль Азовского моря.

Часть дивизий 18-й и 9-й армий Южного фронта оказалась в окружении. Командующий 18-й армии генерал А.К. Смирнов организовал из отходивших дивизий группу войск и лично руководил ее боями.

Находясь в полном окружении в районе Гусарка, Семеновка (в 70 км. северо-западнее Осипенко) эта группа сражалась до 10 октября.

В одном из боев генерал А.К. Смирнов погиб. Войска фронта с боями пробивались на восток.

21 сентября 1941 года, находясь в Симферополе в штабе 51-й армии, я направил Наркому ВМФ Н.Г. Кузнецову радиограмму, в которой просил доложить Ставке ВТК о том, что необходимо сформировать отдельную Азовскую приморскую группу войск из свежих боеспособных частей. А спустя 6 дней, 27 сентября, я доложил Наркому ВМФ о тяжелом положении на Перекопе и о необходимости оказания немедленной помощи войскам 51-й отдельной армии. «От флота, – писал я Наркому, – следует дать хотя бы три зенитных батареи и дополнительно полк морской пехоты». За три дня до этого, 24 сентября, Военный Совет Черноморского флота сообщил командующему Азовской военной флотилией, которой командовал А.П. Александров, что вопрос об оперативном подчинении флотилии командующему 9-й армии будет уточнен. Одновременно было приказано выполнять все указания о содействии 51-й и 9-й армиям, которые будут исходить от вице-адмирала Левченко.

Мне хотелось обратить внимание читателя на обстановку, которая сложилась во второй половине сентября у ворот Крыма.

Это очень важно для понимания причин моих настойчивых докладов руководству ВМФ о необходимости срочного решения вопроса об усилении 51-й армии за счет войск Одесского оборонительного района.

Вероятно, именно поэтому Нарком ВМФ приказа мне лично доставить директиву Ставки Верховного Главнокомандования об эвакуации личного состава ООР в Севастополь и поручил мне проследить как будет выполнена директива Ставки.

Но об этом я рассказал при описании обороны Одессы.

После возвращения из Одессы в Севастополь я уже 7 октября вновь прибыл в Симферополь в штаб 51-й армии. К этому времени обстановка значительно ухудшилась.

К середине октября 53я отдельная армия и прибывшая Приморская армия, которой командовал генерал И.Е. Петров, насчитывали 12 стрелковых и 4 кавалерийские дивизии.

Из них на наиболее опасном Северном направлении – на перешейках занимали оборону только пять дивизий: четыре на Ишуньских позициях и одна на Чонгарском перешейке.

Соотношение сил, как видите, сложилось в пользу противника. В этих условиях 18 октября противник перешел в наступление на Ишуньские позиции. К этому времени части Приморской армии только начали прибывать из Одессы в Севастополь.

Борьба за Ишуньские позиции, длившаяся около десяти дней представляет большой интерес. Без понимания того, что произошло в эти дни трудно понять подлинные причины провала попытки немецко-фашистских войск захватить Севастополь с хода.

Генерал И.А. Ласкин в своей книге «На пути к перелому» правильно пишет: «Поскольку в Севастополе не было сухопутных войск, Манштейн рассчитывал на захват главной морской базы с ходу. Но тут он просчитался. Длительное удержание Ишуньского рубежа войсками 51-й армии дало возможность Черноморскому флоту серьезно усилить зенитно-артиллерийское прикрытие Севастополя с воздуха, повернуть тяжелые орудия береговой обороны для стрельбы с моря на сушу, подготовить позиции для обороны города.

Поэтому мы можем определенно говорить, что Перекопский перешеек с Ишуньскими позициями был не только основным рубежом в обороне Крыма, но одновременно являлся и передовым рубежом обороны Севастополя» (Н.А.Ласкин «На пути к перелому», Воениздат, Москва, 1977, стр.30).

Помимо численного превосходства в пехоте противник располагал значительным превосходством в артиллерии и авиации.

Правда, ему не удалось атаковать наши войска внезапно. Наши войска ожидали наступления немецко-фашистской армии.

Для противника, также, как и под Перекопом, исключалась всякая возможность охвата флангов наших войск так, как они опирались с одной стороны в Сиваш, а с другой в море.

Противник мог вести наступление только фронтально, по трем узким каналам, на которые перешеек был разделен.

Манштейн жаловался, что ширина этих полос допускала начала введение в бой только трех дивизий 173, 46 и 22 пехотных дивизий 54-го армейского корпуса.

Упорное сопротивление наших войск приводило к тому, что противник был вынужден усилить свою авиацию дополнительной эскадрильей истребителей. Однако, наша авиация наносила сильные удары и ночью по боевым порядкам немецко-фашистских войск.

Командующий 11-й немецкой армией Эрих фон Манштейн был вынужден признать: «При таких условиях, в бою с противником, упорно обороняющим каждую пядь земли, к наступающим войскам предъявлялись чрезвычайно высокие требования и потери были значительными».

В результате ожесточенных трехдневных боев вражеским войскам удалось все же 20 октября прорвать Ишуньские позиции. Наши войска оказались в исключительно трудном положении-22 октября враг форсировал р. Чатырлык – последний рубеж Ишуньских позиций.

Перед вражескими войсками открылась степная часть Крыма. Рубежей, подготовленных в инженерном отношении, на которых можно было бы задержать противника не было.

Над Севастополем нависла серьезная угроза.

В этой сложной обстановке, как отмечено в 4-м томе «Истории второй мировой войны», выпущенным Воениздатом в 1975 году, – «Чтобы выправить положение Ставка объединила действовавшие в Крыму сухопутные и морские силы, создав 22 октября командование войск Крыма во главе с вице-адмиралом Г.И. Левченко. Ему были подчинены 51-я, Приморская армии и Черноморский флот» (Указанное сочинение, стр.119).

В книге Маршала Советского Союза Н.И. Крылова, активного участника битвы за Крым, мы находим следующее: «Новому командующему в Крыму Гордею Ивановичу Левченко досталась в наследство обстановка, про которую даже спустя много лет, когда пишутся эти строки, хочется сказать: не позавидуешь». (Н.И. Крылов «Огненные бастионы», Воениздат, Москва, 1973 г., стр. 14–15). И действительно, было очень трудно.

Приняв дела у генерала-лейтенанта Ф.И. Кузнецова, я вместе с генерал-лейтенантом П.И. Батовым, который был тем же приказом Ставки ВТК назначен моим заместителем и начальником штаба армии Ивановым – обсудили создавшуюся обстановку. Но главного, что меня занимало больше всего – это оборона Севастополя.

25 октября мною был назначен заместитель командующего Черноморским флотом по обороне главной базы и затем начальником гарнизона Севастополя контр-адмирал Г.В. Жуков.

Но в начале ноября начальником гарнизона был назначен генерал П.А. Моргунов.

На следующий день, 26 октября, решением ЦК ВКП(б) в Севастополе был создан Городской комитет обороны.

Председателем Городского комитета обороны был назначен секретарь Горкома партии Б.А. Борисов. Членами комитета – председатель Исполкома В.П. Ефимов, начальник отдела НКВД К.П. Нефедов и начальник гарнизона Г.В. Жуков (с начала ноября П.А. Моргунов).

Должен подчеркнуть исключительно большую работу городской партийной организации в трудные для Севастополя дни.

К моменту прорыва немецко-фашистских войск к Севастополю в городе были сформированы и проходили обучение дивизия народного ополчения, которая насчитывала около 10 тысяч добровольцев, истребительный и коммунистический батальоны и отряд для действий в тылу противника численностью около 200 человек.

На строительство оборонительных рубежей в сентябре – октябре 1941 года ежедневно выходило более 3 тысяч севастопольцев.

В городе было построено два подземных спецкомбината: один – по производству оружия и боеприпасов, другой – по изготовлению обмундирования. Заводы Севастополя построили три бронепоезда, 2710 минометов, свыше 650 тысяч мин, свыше 500 тысяч гранат, 10 тысяч авиабомб, 250 тысяч минных взрывателей.

К началу августа 1941 года было обучено более 27 тысяч жителей для ведения противоздушной обороны, а всего для этой цели было подготовлено около 40 тысяч человек.

Особое место в подготовке Севастополя к обороне занимали инженерные работы. Должен отметить наших замечательных инженеров-строителей, которые и до войны, но особенно с июня до ноября, сделали очень много для того, чтобы сделать Севастополь неприступным для врага.

Я должен отметить энергичную работу наших инженеров тт. Хренова, А.В. Галовани и ряда других.

К 1 ноября 1941 года в Севастополе было построено три рубежа обороны:

– 1-й передовой из четырех опорных пунктов.

На этом секторе хочу остановиться подробнее, так как на нем развернулись наиболее ожесточенные бои.

Где проходили опорные пункты?

1. Горгунский, расположенный п районе деревень Верхний и Нижний Горгунь, высоты с итальянским кладбищем имел назначение прикрыть подходы по Ялтинскому шоссе по дороге от деревни Шули и из балок, подходящих к Соленым Горгунь и не допустить прорыва противника к Балаклаве – и Золотую Балку и Инкерманскую долину.

2. Черкез-Керманский, расположенный в районе деревень Шула – Черкез – Кермен и хутора Мекензия, имел назначение не допустить прорыва противника в д. Шули в долину Кора-Коба и на Мекензиевы Горы.

3. Луванковский; расположенный в районе дер. Дуванкой и Заланкой, имел назначение прикрыть железную и шоссейную дороги из Симферополя на Севастополь, Бельбекскую долину и выход на Мекензиевы горы.

4. Арангийский, расположенный в деревне Аранги, имел назначение прикрыть подходы к Севастополю с Северного направления. На рубеже построено 29 артдотов, 92 пулеметных дота и дзот, 232 стрелковыз окопа, 48 землянок, командный пункт, 8 километров проволочных заграждений, 1,7 километра противотанкового рва, поставлено 9,605 противопехотных мин.

– 2-й главный рубеж обороны;

– 3-й тыловой или рубеж прикрытия.

– Три сектора обороны (3-й сектор был разделен на два подсектора).

– Два боевых участка: Балаклавский и Городской.

Было установлено на рубежах:

– в дотах – 82 морских орудия от 45 до 130 м/м;

– на береговых батареях 48 орудий от 100 до 305 м/м.

Всего было установлено 160 орудий.

– Для борьбы с воздушным противником было установлено 200 зенитных орудий, но к 15 ноября их осталось только 100. Часть была направлена на Кавказ.

– Построено 224 пулеметных дотов и дзотов.

– Открыто 389 стрелковых окопов.

– Оборудование 13 КП и 48 землянок.

На рубежах обороны главной базы были сооружены: проволочные заграждения, противотанковые рвы, минные поля, фугасы, огневые завесы и др. инженерные сооружения.

До подхода частей Приморской армии в Севастополь линии обороны города занимали части морской пехоты.

Их было 32 батальона;

8 бригада – 4 батальона,

2-й и 3-й полки морской пехоты – 6 батальонов,

Местный стрелковый полк – 3 батальона,

Отдельные батальоны морской пехоты – 19 батальонов.

Общая численность всех 32 батальонов – 23 тысячи матросов, солдат и офицеров.

7 бригада морской пехоты (5 батальон), которой командовал полковник Е. Жидилов, по моему приказанию была направлена 25 октября в район севернее Симферополя, для усиления частей Приморской армии, о чем будет речь дальше, возвратилась, выполнив поставленную задачу, в Севастополь 7 ноября.

К утру 27 октября наши части под давлением превосходящих сил противника стали отходить к Симферополю.

Какие события предшествовали этому?

Как рассказывает И.А. Ласкин в книге «На пути к перелому»:

«В десятом часу утра 24 октября фронтовую тишину нарушили редкие пушечные выстрелы. Это должно было означать артиллерийский огневой налет перед наступлением Приморской армии» (стр. 27).

Однако недостаток наших сил не позволил осуществить контрудар.

26 октября противник шестью дивизиями и свыше 100 танками продолжал наступление, нанося главный удар на Вороновку.

Трудные, напряженные бои, упорное сопротивление наших войск, частей 51-й и Приморской армий сдерживало наступление противника.

30 октября оба фланга Приморской армии оказались открытыми. Серьезная угроза окружения потребовала нового решения. В этой обстановке единственно правильным было решение – отойти к Севастополю.

Вот что пишет по этому поводу И.А. Ласкин:

«Принятие решения на отход – это очень ответственный шаг командарма. Но оказалось, что и командующий войсками Крыма вице-адмирал Г.И. Левченко, как и И.Е. Петров, считал невозможным и нецелесообразным продолжать оборону на занимаемых рубежах.

В своей директиве от 29 октября он указывал, что противник, выводя все наличные силы на Крымский полуостров, при поддержке бомбардировочной авиации и танков, отбрасывает наши части на Севастополь и на Керченское направление» (стр.37).

На Севастополь отходили части Приморской армии, 172-й стрелковой дивизии и 51-й армии. Остатки 40-й и 42-й кавалерийских дивизий и два артполка.

Главные силы 51-й армии отходили на Керченский полуостров.

Перед Черноморским флотом была поставлена задача – занять сухопутный обвод главной базы – Севастополя, одновременно в боевую готовность были приведены гарнизоны Ялты, Балаклавы, Феодосии и Керчи.

Как стало известно позднее, Гитлер поставил перед Манштейном после захвата Симферополя – 1 ноября – овладеть Севастополем.

В результате принятых мер на пути немецко-фашистских войск стали две преграды – Приморская армия и гарнизон Севастополя.

С целью преодолеть сопротивление наших войск, Манштейн ставит задачу: мотобригаде Циглера стремительно продвигаться к Севастополю по Северной дороге на Саки и далее на юг. Одновременно части 54-го армейского корпуса намеревались прорваться по кратчайшему пути – Симферополь – Бахчисарай.

Этим Манштейн рассчитывал внезапным ударом разгромить небольшой гарнизон Севастополя и захватить главную базу Черноморского флота.

Если бы эта цель была достигнута, части Приморской армии были бы отрезаны от Севастополя.

В это же время 30-й армейский корпус противника получил приказ продвигаться главными силами из Симферополя на Алушту и Ялту.

56-я пехотная дивизия этого корпуса должна была двигаться за 54-м армейским корпусом, наступать через Бахчисарай на Балаклаву с целью перерезать все дороги и не допустить выхода Приморской армии к Севастополю.

Части противника после захвата Ишуньских позиций наступали на Симферополь, который они захватили только 1 ноября. В этой обстановке по моему указанию 29 октября контр-адмирал Жуков ввел в Севастополе осадное положение.

Уже 30 октября 54 береговая батарея вступила в бой с противником, который захватил ст. Альму, перерезал шоссе и железную дорогу Симферополь – Севастополь.

132 пехотная дивизия противника, наступая правее бригады 54 ак Циглера, двигалась вдоль побережья к Каче – Севастополю. По проселкам к Севастополю наступала 50 пехотная дивизия противника.

Как указано выше, стремясь захватить Севастополь с хода, командующий 11-й немецкой армией Манштейн, решил силами 132 и 50 пехотных дивизий перерезать Ялтинское шоссе с целью задержать переход частей Приморской армии, отходивших к Севастополю.

Вначале Манштейн предполагал, что две дивизии 22 и 72, входившие в состав 30 артиллерийского корпуса, также будут наступать на Севастополь и Ялту, и, перерезав южное шоссе, на допустят переход Приморской армии, но потом, как известно, эти части противника получили новую задачу – вместе с частями 42 армейского корпуса наступать на Керченский полуостров.

Как будет рассказано дальше, переход Приморской армии в Севастополь проходил в сложных условиях. До ее подхода главную тяжесть битвы за Севастополь вынесли береговая артиллерия и морская пехота.

В период с 29 октября по 2 ноября части гарнизона Севастополя произвели перегруппировку сил и готовились к отражению штурма противника. В этот период велись бои с передовыми отрядами противника и с основными силами, подходившими к Севастополю.

С целью задержания противника было направлено на р. Альма, за Качу боевое охранение в составе двух батальонов морской пехоты; один батальон, был направлен в район Бахчисарая.

Усиленный батальон курсантов училища береговой обороны действовал в районе Качинской долины, северо-восточнее станции Сюрень.

2 ноября в этот район нашел еще один батальон морской пехоты. В это время курсантам, самоотверженно сражавшимся с двумя батальонами противника, удалось задержать их продвижение.

Ожесточенные бои вели части 8-й бригады морской пехоты и местный стрелковый полк в районе Аранчи и севернее Дуванкой.

После трехдневных боев части, сражавшиеся северо-восточнее Дуванкой, отошли за передовой рубеж в район Камышлы.

В этот период отлично действовала наша артиллерия.

Батареи Б0: БС-10, ББ-10, БП-725 и бронепоезд «Железняков».

В нашей исторической литературе рассказано о подвиге курсантов училища береговой обороны под командованием замечательного офицера, которого я хорошо знал, полковника В.А. Костышева.

В те трудные дни и часы прекрасно действовала все береговая артиллерия, которой отлично руководил многоопытный генерал П.А. Моргунов, о котором очень тепло отзывались все защитники Севастополя. Ему довелось от первого до последнего дня героической обороны Севастополя руководить береговой артиллерией и частями морской пехоты Севастопольского гарнизона.

К 3 ноября в Севастополь стали прибывать части Приморской армии генерала И.Е. Петрова. В это время противник атаковал Дуванкойский узел, обошел наши доты и захватил дер. Заланкой, части 3 полка морской пехоты были вынуждены отойти, однако командир этого полка майор В.Н. Затылкин в этот же день получил приказ не допустить прорыв противника в долину реки Бельбек и 5 ноября контратаковать противника в районе Дуванкой. Для этой цели ему был придан батальон морской пехоты и батальон 25 стрелковой дивизии, прибывшей в Севастополь.

Майор В.Н. Затылкин выполнил приказ. Днем 5 ноября в результате контратаки противник был отброшен и наши части закрепили свои позиции на подходах к деревне Дуванкой.

Прибытие командующего Приморской армией генерала И.Е. Петрова со своим штабом в Севастополь 3 ноября и возложение мною на него обязанностей командующего Севастопольским оборонительным районом и подход его войск в город значительно усилили оборону Севастополя.

На примере успешной контратаки 3-го полка морской пехоты, усиленного частями 25 чапаевской дивизии, стало очевидно, что получившие большой боевой опыт в обороне Одессы части Приморской армии значительно укрепили гарнизон Севастополя.

Это позволило к 5 ноября 1941 года отбить атаки сильного противника и удержать передовые рубежи обороны Севастополя.

Правда, Приморская армия понесла большие потери в боях за Ишуньские позиции. Частям трудно было совершить переход к Севастополю через горы Ай-Петри. Приморская армия прибыла в Севастополь между 3 и 8 ноября 1941 года.

Прибытие 20.000 солдат и офицеров Приморской армии в Севастополь резко изменило соотношение сил и явилось одним из важных факторов, определяющих усиление обороны Севастополя. Это в большой мере способствовало срыву замысла Германского командования, пытавшегося с хода захватить Севастополь.

Прежде чем изложить некоторые особенности боев за Севастополь, мне хотелось подчеркнуть, что фактически 7–8 ноября противник остановился на подступах к Севастополю, отказавшись от дальнейшего наступления.

Это был вынужден признать командующий 11-й немецкой армией Манштейн в своей книге «Утерянные победы». Он писал:

«54 ак (50 пд, вновь прибывшая 132 пд и наскоро сформированная моторизованная бригада) получил задачу преследовать противника в направлении Бахчисарай – Севастополь. Прежде всего он должен был возможно скорее перерезать дорогу Симферополь – Севастополь. Кроме того, командование армии надеялось, что может быть удасться внезапным ударом взять Севастополь…»

Однако далее он пишет: «Благодаря энергичным мерам советского командования противник сумел остановить продвижение атак на подступах к крепости.

В связи с наличием морских коммуникаций противник счел себя даже достаточно сильным для того, чтобы при поддержке огня флота начать наступление с побережья севернее Севастополя против правого фланга 54 ак. Потребовалось перебросить сюда для поддержки 22 пд из состава 30 ак.

В этих условиях командование армии должно было отказаться от своего плана взять Севастополь внезапным ударом с хода – с востока и юго-востока».

В связи с признанием Манштейна я должен подчеркнуть, что все серьезные исследователи битвы за Севастополь справедливо считают, что в период с 30 октября по 9 ноября 1941 года в результате активного противодействия наших сил немецко-фашистские войска были вынуждены остановиться перед Севастополем.

И новое наступление Манштейн мог подготовить, как он сам пишет об этом, лишь меся спустя.

Но за это время произошли события, резко изменившие обстановку на южном фланге советско-германского фронта.

Касаясь периода, длившегося с момента моего назначения командующим войсками Крыма, до моего возвращения в Москву, т. е. с 23 октября 1941 года, то мне представляется необходимым осветить некоторые малоизвестные страницы истории.

При этом я не скрываю своей цели: во-первых, внести ясность в вопросы, о которых произошло немало споров: о роли флота и армии в обороне Севастополя. Инициатором этих споров, как известно, был Ф.С. Октябрьский и, во-вторых, мне представляется необходимым уточнить периодизацию героической обороны Севастополя.

По первому вопросу мне, как участнику битвы за Крым, представляется, что ответ на вопрос о роли армии и флота может быть только один.

На всех этапах битвы за Крым главную роль в успешной и длительной обороне Севастополя сыграло тесное взаимодействие Черноморского флота с войсками 51-й и Приморской армии, именно тесное взаимодействие.

Командующий Приморской армией И.Е. Петров, начальник штаба армии генерал Н.И. Крылов, все генералы и офицеры армии, весь личный состав войск, получивший большой опыт взаимодействия в обороне Одессы, прекрасно развивали эти традиции в обороне Севастополя.

Адмиралы, генералы, офицеры, матросы и старшины Черноморского флота, Азовской и Волжской военных флотилий, воспитанные еще в мирное время на взаимодействии с армией, показали прекрасные образцы дружбы и взаимопомощи с личным составом армии.

Неслучайно, именно на Черном море прославили себя войска и флот в героической обороне Одессы, Севастополя, Новороссийска и Керчи.

Разве можно без волнения читать о том, как были подготовлены и проведены десантные операции, особенно такой как Керченско-Феодосийская, в которой участвовало две армии (44-я и 51-я) и боевое ядро флота. Успех этой операции привел к образованию нового Крымского фронта.

Вот почему бесплодные попытки оспорить эту очень важную черту Советских Вооруженных Сил, красной нитью прошедшую через все важнейшие операции Великой Отечественной войны на всех флотах, должны быть решительно отвергнуты.

При этом нельзя ограничиться объяснением только оперативных и тактических причин устойчивости обороны Севастополя. Огромная мобилизующая роль успешной обороны принадлежит партийной организации Севастополя. Под руководством городской партийной организации население Севастополя внесло большой вклад в героическую оборону. Анализируя ход и исход обороны Севастополя, никто не должен быть забытым.

И корабли флота, и торговые суда пароходства, замечательные летчики, береговые артиллеристы и др.

Разве можно недооценить роль наших прекрасных инженеров-строителей, создавших укрепления вокруг Севастополя.

С каким теплом пишут историки и писатели о морских пехотинцах и наших замечательных воинах Советской армии.

Одним словом, абсолютно неправы те, кто пытается односторонне освещать героическую оборону Севастополя. Героями обороны Севастополя были все ее защитники, а душой гарнизона и города была партийная организация.

Что касается второго вопроса о периодизации героической обороны Севастополя, то мне представляется, что наиболее правильная периодизация обороны Севастополя дана в книге «Боевой путь Советского Военно-морского флота»:

– первый период с 30 октября по 21 ноября 1941 года;

– второй период с 22 ноября по 31 декабря 1941 года;

– третий период с января по 4 июня 1942 года (Указанная книга, стр. 372).

Такая периодизация соответствует исторической правде и подчеркивает роль Ставки Верховного Главнокомандования в руководстве обороной Севастополя и что так же очень важно отметить, другая периодизация снижает роль мужественных защитников Севастополя в наиболее трудный период обороны.

И, наконец, предел всяким измышлениям по этому вопросу положен выходом в свет 4-го тома Истории второй мировой войны, подготовленного к изданию институтом Военной истории, институтом Марксизма-Ленинизма, институтом Истории СССР и институтом Всеобщей истории. В этом томе сказано: «Попытки немецких и румынских войск 30–31 октября и в первых числах ноября с хода захватить Севастополь были отражены его гарнизоном, состоящим преимущественно из частей и подразделений морской пехоты, курсантов военно-морских училищ и других учебных подразделений. Началась героическая оборона Севастополя».

Мы уже приводили в другой связи это положение. Стремление вновь выделить это место вызвано тем, чтобы не было никаких сомнений о начальном периоде героической обороны Севастополя.

Поскольку мне довелось командовать войсками Крыма в первый период обороны Севастополя, я полагаю, что будет правильным рассказать подробнее о том, как протекали события между 23 октября и 19 ноября 1941 года.

Как я уже писал выше, после того как была начата эвакуация Одесского оборонительного района, я возвратился в Севастополь. В штабе Черноморского флота точной ясности об обстановке на сухопутном фронте не было. Через два дня я выехал в Симферополь в штаб 51-й армии. Из беседы с Ф.И. Кузнецовым и начальником штаба армии я понял, что положение на фронте очень трудное. Выяснив в чем больше всего нуждается штаб армии, я возвратился в Севастополь.

Вместе с Ф.С. Октябрьским, Н.Д. Кулешовым и начальником штаба Черноморского флота И.Д. Елисеевым мы обсудили положение на фронте и командующий флотом отдал распоряжение об оказании помощи 51-й армии.

Уже тогда, с начала октября было ясно, что Севастополь находится под серьезной угрозой со стороны противника, который готовился к вторжению в Крым.

На рассвете 23 октября в самый разгар боев, или вернее, когда уже был решен вопрос о захвате противником Ишуньских позиций, я прибыл в штаб армии. Со мной прибыл тов. Беляков и мы выехали в Симферополь. В штабе армии нам подробно все показали на картах, прочитали донесения командиров и спросили, чем мы сможем помочь. Пришлось им сказать, что линия обороны Севастополя сама нуждается в помощи. В это время командующему армией Кузнецову принесли телеграмму. Он прочитал ее и передал мне. Я прочитал телеграмму несколько раз. Мне не верилось, что нужно вступать в командование. Это произошло 23 октября 1941 года в 16.30.

Церемония вступления в командование войсками Крыма продолжалась недолго. В течение двух часов Кузнецов передал мне все дела, а членам Военного Совета и штабным офицерам я был знаком раньше.

Командующий армией генерал Ф.И. Кузнецов остался вполне удовлетворен тем, что его освободили от исключительно большой ответственности.

Со штабом армии, его начальником генералом Ивановым мы долго разбирали все варианты действий для достижения одной цели – любыми мерами задержать продвижение противника и не позволять ему расчленить наши передовые части. Цель большая, а средств мало. Общими усилиями мы пересмотрели характер взаимодействия всех частей армии с морскими частями, морской стационарной береговой артиллерией, морскими бригадами и боевыми кораблями. В первую очередь было необходимо организовать добывание своевременной и достоверной информации о действиях и планах противника.

Начальник штаба генерал Иванов, не знаю почему, работал без полной отдачи. Пришлось ставить вопрос о его замене.

Большую помощь и поддержку оказывал мне генерал П.И. Батов. Он больше всего помогал мне в управлении войсками. Вместе с ним мы выезжали на командные пункты, на месте знакомились с обстановкой и определяли необходимые мероприятия. Наша совместная работа была проникнута духом полного взаимопонимания и трезвого осознания ответственности, каждым на своем посту.

П.И. Батов был моим настоящим заместителем, он никогда не уклонялся от ответственности за принятые им решения. Неудачи делили вместе. Мы с П.И. Батовым были в одном звании, но его это нисколько не ущемляло и не унижало. Будучи военным человеком, он относился ко мне, как к старшему, с полным уважением. Опытный генерал П.И. Батов был достойным заместителем. Мы вместе разрабатывали планы на случай вынужденного отхода наших частей и намечали новые рубежи обороны.

Дивизии и полки, имея неполные составы, мужественно отбивали атаки фашистов. Много времени было упущено в первые дни, фашистов пропустили через Перекоп и Ищунь. Если бы подкрепление обороняющимся войскам подошло раньше, положение могло бы быть другим.

Был разработан план переноса КП из Симферополя. Определили два направления обороны – Севастополь и Керчь. В соответствии с этим и были заняты оборонительные рубежи. Частям Приморской армии было дано указание занять рубежи обороны на подходах к Севастополю. Обстановка усложнялась, требовалось переносить КП. После доклада обстановки Генеральному штабу Ставка разрешила перенести командный пункт согласно разработанному плану.

Выбор расположения КП в г. Севастополе имел свои причины: это была главная база флота. В ней стояли корабли, располагались стационарные береговые батареи, части и подразделения морской пехоты. Не исключалась высадка десанта противника на побережье. Отсюда кораблям было гораздо удобнее действовать на морских коммуникациях противника. Удобнее было организовать решение всех вопросов взаимодействия с сухопутными войсками. Возможность решения всех указанных выше вопросов на месте и явилась для меня определяющим моментом при выборе места расположения командного пункта.

Керченское направление являлось тоже очень важным, но снабжение его всем необходимым могло быть быстрее и с меньшими потерями времени осуществлено с Кавказского побережья. Руководство боевыми действиями на этом направлении было возложено на моего заместителя генерал-лейтенанта П.И. Батова.

В соответствии с этим штабом фронта было разработано и принято решение о создании 4-х секторов обороны Севастополя и организация управления ими. О том, как складывались события, рассказал Н.И. Крылов в своей книге «Огненный бастион».

Однако Ставка по докладу Генерального штаба приняла другое решение, и я свой КП перенес в Керчь.

Здесь следует отметить также стремление командующею Черноморским флотом Ф.С. Октябрьского приобрести полную независимость, перебазировать штаб флота на Кавказское побережье и подчиняться только Ставке Верховного Главнокомандования. Другие варианты его очень тяготили. При таком положении, находясь в Севастополе, он являлся не помощником, а помехой. Свои соображения Октябрьский подкреплял тем, что, находясь на Кавказском берегу, он сумеет обеспечить всем необходимым главную базу – Севастополь. В целях осуществления своих планов он в тяжелый период боев под Севастополем 28 октября – 2 ноября самовольно, без моего согласия, на эсминце отбыл в Поти в поисках места размещения своего КП. Не ясно ли, что при необходимости это могли сделать и другие офицеры штаба? За эти действия Октябрьского следовало бы привлечь к строгой ответственности, но, к сожалению, его взял под свою защиту Нарком ВМФ Н.Г. Кузнецов, который санкционировал его поход в Поти, не поставив меня в известность, как командующего войсками Крыма. Чем объяснить позицию Октябрьского, понять трудно. Но его поступок остался безнаказанным.

Значительно позднее, находясь в Москве, я спросил у Наркома ВМФ Н.Г. Кузнецова, чем было вызвано мое назначение командующим войсками Крыма и почему я не был вызван в Москву?

Николай Герасимович Кузнецов ответил:

– В той сложной обстановке реальной угрозы захвата Крыма и Севастополя назначение вас командующим войсками Крыма было закономерно. С начала августа 1941 г., вы как представитель Наркома ВМФ, осуществляли взаимодействие Черноморского флота с войсками Южного и Юго-западного фронта. Из ваших донесений об обстановке под Одессой, Очаковым, Николаевым, Херсоном и под Перекопом Ставка знала о том, что вы хорошо знаете что нужно делать в сложившейся обстановке. Ставка учитывала также ваш большой опыт в командовании кораблями, соединениями и Краснознаменным Балтийским флотом накануне войны.

– Как Заместитель Народного Комиссара Военно-морского флота в течение более двух лет накануне войны, – продолжал Н.Г. Кузнецов, – вы приобрели ценный опыт в вопросах крупного масштаба. Все это хорошо знал И.В. Сталин и другие члены Ставки. Что касается вызова вас в Москву – то судите сами, как это можно было сделать, если уже 5 дней, с 18 октября шли упорные бои на Ишуньских позициях. Был дорог каждый час в то время. Всем было ясно, что в эти дни решалась судьба Севастополя, так как захватив 22 октября последний опорный пункт на Ишуньских позициях – Четырлас – враг выходил на пути к Севастополю и на Ак-Монейские позиции. В той сложной обстановке нельзя было терять время на вызов вас в Москву, Гордей Иванович.

Так говорил мне Нарком ВМФ Николай Герасимович Кузнецов.

Действительно обстановка была очень сложной и опасной.

Вот как описал эту пору генерал армии П.И. Батов в своей книге «В походах и боях»:

«Из Севастополя на КП оперативной группы прибыл вице-адмирал Гордей Иванович Левченко. Решением Ставки для объединения действий сухопутных и морских сил в Крыму создавалось единое командование.

Вице-адмирал назначался командующим, а я его заместителем (Ранее Г.И. Левченко был представителем Наркома Военно-морского флота на Черном море). Он трезво оценивал трудности обороны, но откровенно сказал, что исправить ошибки, быстро собрать в кулак разбросанные по побережью и внутри Крыма части и соединения теперь практически невозможно. Единственное, на что можно рассчитывать, кроме собственных сил, это на дивизии И.Е. Петрова. «Они прибудут к месту боев 24 октября».

Чувствовалось, что его ум больше всего занимает в данное время одна задача – спасение Севастополя от нападения с суши. Уезжая, вице-адмирал заявил, что в данное время оперативная группа остается, но очевидно, в ближайшее время целесообразнее будет передать ее войска командующему Приморской армией.

Конечно, такое решение было бы самым верным». (П.И. Батов «В походах и боях». Воениздат, М., 1966 г., изд. 2-е, стр.125–126).

Насколько трудно было в боях за Ишунь П.И. Батов пишет:

«Еще 25 октября мы лишились одного из самых ревностных и активных участников обороны Ишуньских позиций. Майор Баранов получил предписание явиться в штаб армии для получения нового назначения.

Ему предстояло принять в командование бронепоезд (речь шла о выделении мною для 51 армии бронепоезда из состава Черноморского флота).

Это еще лишний раз говорило о том, что вице-адмирал Г.И. Левченко деятельно готовится к обороне Севастополя пока мы на севере еще сдерживаем врага. (Там же, стр.130–131).

В связи с тем, что командующий Черноморским флотом адмирал Октябрьский убыл 28 октября на эсминце в Поти, мне пришлось все вопросы, связанные с обороной Севастополя решать с начальником штаба флота контр-адмиралом Елисеевым Иваном Дмитриевичем.

С ним было работать очень хорошо. Почти всю свою флотскую службу он провел на Черном море. Командовал кораблем, был отличным штурманом. В должность начальника штаба флота вступил с начала войны. И.Д. Елисеев прекрасно знал театр военных действий, отлично разбирался в оперативных и тактических вопросах, хорошо знал командиров соединений, кораблей и частей. Точный, исполнительный И.Д. Елисеев был прирожденным штабистом. Его высокие личные качества были хорошо известны адмиралам и офицерам Черноморского флота, Иван Дмитриевич пользовался заслуженным авторитетом также среди генералов и офицеров армии.

Еще в период боев под Симферополем произошла интересная встреча на участке боевых действий 7-й бригады морской пехоты. О ней рассказывал командир этой бригады Е.И. Жидилов в своей книге «Мы отстаивали Севастополь».

«На полпути нам встречается штабная «эмка», из нее выходит высокий худой генерал в пенсне.

– Вы полковник Жидилов?

– Так точно, – отвечаю, недоумевая, откуда он меня знает.

– Что с вами? – спрашивает генерал, заметив, что я запачкан кровью и весь в пыли. Рассказываю ему о своей встрече с немцами. – У вас есть карта?

Достаю из полевой сумки карту. Генерал предлагает подробно изложить обстановку. Выслушав меня, он прямо на моей карте пишет приказ: «Командиру 7-й БМП полковнику Жидилову.

Вверенной вам бригаде к утру 31 октября занять рубеж: Княжевичи, Стары Лезы, перехватывая дороги, идущие от Саки. 510-й и 565-й артполки к утру 31 октября выйдут на рубеж Софиевки.

Генерал-майор Петров. 16 час.45 мин.»

– Вы теперь переходите в мое распоряжение. Артполки, которые я указал, будут поддерживать вашу бригаду». (Е.И. Жидилов «Мы отстаивали Севастополь». Воениздат, 1960 г., стр. 50–51).

Командный пункт 7 бригады морской пехоты был размещен на склоне кургана, в четырех километрах от деревни Тобо-Чограк.

На КП бригады я прибыл вместе с начальником Политуправления Черноморского флота Бондаренко. Нас встретил Е.И. Жидилов и комиссар бригады Яхлаков.

Вот что рассказал об этой встрече в своей книге Е.И. Жидилов:

«Солнце уже клонилось к закату, когда нас навестил вице-адмирал Гордей Иванович Левченко, Главнокомандующий войсками Крыма:

– Как воюем, Евгений Иванович? Докладываю ему о важнейших событиях за день:

– Сейчас выполняем приказ генерала Петрова, прикрываем дорогу на Симферополь.

– Он и у вас побывал? Вот вездесущий!

Левченко читает приказ, написанный Петровым на моей карте, одобрительно кивает головой. Просит меня показать где и как закрепились батальоны.

– Да не по карте, – морщится он, – в натуре хочу посмотреть.

Вместе объезжаем передний край нашей обороны. Адмирал то и дело останавливает машину: советует: – Вот это место, пожалуй, самое опасное, сосредоточьте здесь побольше артиллеристов, а тут, учтите, противник возможно будет скапливаться для атаки, пристреляйте сюда минометы.

Прощаясь, адмирал предупреждает:

– Держитесь, моряки, не забывайте: на главное направление вы поставлены». (Там же, стр. 54).

Этой же ночью 31 октября в глинобитном сарае на окраине Сарабуза на КП Приморской армии генерал И.Е. Петров в узком составе Военного Совета армии принял решение отходить на Севастополь. Он говорил – в Керчи нам делать нечего, наш тыл – Севастополь.

1 ноября на совещании командиров дивизий в Экибаше штаб Приморской армии подготовил боевой приказ, подписанный после совещания командармом И.Е. Петровым, Приморская армия должна была выйти на р. Альма.

На этой реке, несущей свои воды с холмов Бахчисарайского плато почти прямо на запад, в 1854 году во время Крымской войны произошло сражение, ставшее хорошо известным в истории России.

Но Приморская армия не успела занять позиции на р. Альма, вражеские войска прорвались в междуречье Альмы и Качи.

В сложившейся обстановке командарм принял новое решение – направить дивизии на юго-восток от Симферополя. Обойдя предгорьями противника, который прорвался на юг, и выйти на Качу.

Со мною генерал Петров связался, когда дивизии были на марше, двигаясь по южнобережному маршруту. Мой заместитель П.И. Батов в 11 час. 25 мин. 1 ноября 1941 года подписал боевое распоряжение «Начните отход на Симферополь, в горы, закройте горы на Севастополь».

Необходимо отметить, что решение генерала И.Е. Петрова, принятое на совещании в Экибаше, полностью совпало с приказом командования войсками Крыма. Это еще одно доказательство единства мышления, которое складывалось еще в период совместных боевых действий в Одессе.

Вот, что вспоминает Маршал Советского Союза Н.И. Крылова:

«Находясь на марше в Севастополь командарм Петров И.Е. отлично понимая, что на его плечи ляжет организация сухопутной обороны Севастополя, переживал – как ему быть. Отправиться ли ему немедленно в Севастополь с полевым управлением, чтобы к подходу основных сил армии быть в Севастополе или двигаться вместе с главными силами Приморской армии?»

Н.И. Крылов писал:

«Вопрос этот трудный для командарма, поскольку речь шла об его отрыве от главных сил армии, был решен после того, как И.Е. Петров встретился в Алуште с командующим войсками Крыма вице-адмиралом Г.И. Левченко.

Гордей Иванович, старый моряк, жил в те дни судьбой Севастополя. Он был убежден, что теперь и его место там.

А Петрову приказал ехать туда немедленно, поторопиться. «У вас есть генералы, которые доведут войска, – сказал Левченко Ивану Ефимовичу, – а вам надо сейчас быть в Севастополе и вместе с командованием флота создавать надежную оборону». Эти подробности их алуштинской беседы я узнал от Петрова, впрочем, уже потом…

Вслед за командованием отправился основной состав штаба армии, в том числе и я со своими помощниками по оперативному отделу: командарм считал, что все мы нужны в Севастополе и должны там встретить наши войска.

Перед самым отъездом из Алушты мы узнали от товарищей из штаба Левченко, что немцы уже в Феодосии». (Н.И. Крылов «Огненный бастион», Воениздат, Москва, 1973 г., стр.24).

Кстати, в Алуште я встретил одного из руководителей недавно сформированного партизанского отряда. Я приказал выдать им небольшую часть оружия. В то же время я посоветовал захватить оружие у немцев.

Прежде чем рассказать, как развертывались события в решающие ноябрьские дни 1941 года, которые сыграли решающую роль в том, что 11-я немецкая армия была вынуждена остановиться перед Севастополем, мне хочется вслед за генералом Петровым выразить свое восхищение действиями береговой артиллерии Севастополя, руководимой тогда старым опытным артиллеристом генералом П.А. Моргуновым.

Позднее генерал И.Е. Петров вспоминал:

«В отражении первого вражеского удара по Севастополю – решающую роль сыграли батареи береговой артиллерии. В результате их успешных действий враг оставил на поле боя немало танков и бронемашин, потерял много живой силы.

Наступление немецко-фашистских войск с ходу захлебнулось. Героические действия флотской артиллерии позволили выиграть время».

Действительно, было очень важно выиграть время. По указанию штаба командования войск Крыма в Севастополе и других городах срочно формировались отряды народного толчения, батальоны из учебных и резервных частей. В течение 3–4 дней в Севастополе число защитников для действий на суше было доведено до 20.000 человек.

Около 3.000 учебных винтовок были отремонтированы и превращены в боевые. Из состава курсантов училища береговой обороны был сформирован батальон морских пехотинцев. Батальоны морской пехоты получили зенитные орудия, которых в Севастополе было до 200. Тем же решением Ставки, в котором мне были подчинены все войска Крыма и Черноморский флот, Г.В. Жуков был назначен заместителем командующего Черноморским флотом по обороне Севастополя. Со свойственной Г.В. Жукову энергией, как начальник Севастопольского гарнизона в эти решающие дни конца октября и начала ноября, он использовал свой богатый опыт организатора обороны Одессы. Н.И. Крылов справедливо писал о Гаврииле Васильевиче Жукове: «Им были подписаны первые боевые приказы и распоряжения о занятии частями оборонительных рубежей перед городом. В ряде случаев Гавриил Васильевич сам выводил, ставил на эти рубежи только что сформированные батальоны. Этот волевой, решительный человек, организаторские способности и энергия которого во всю проявлялись именно в трудных положениях, много сделал для Севастопольской обороны на ее напряженнейшем начальном этапе, не развернись он на своем новом посту «по-одесски» (это выражение у нас было тогда в ходу, в него вкладывался глубокий смысл), упусти время – не дни, а часы, и последствия могли быть непопровимы. Этим я, разумеется, не хочу сказать, что своевременное выдвижение на севастопольские рубежи тех сил, какие можно собрать в городе, заслуга одного контр-адмирала Жукова.

Все вопросы обороны главной базы решал находившийся в Севастополе Военный Совет флота (правда, командующего флотом вице-адмирала Ф.С. Октябрьского с 28 октября по 2 ноября – как раз, когда под городом начались бои, там не было: он ушел на эсминце в Поти для организации, как говорили моряки, базирования кораблей в кавказских портах)». (Н.И. Крылов «Огненный бастион», Воениздат, Москва, 1973 г., стр.30–31).

Как видите, для армейских генералов было трудно понять, как в день страшной опасности командующий флотом покинул базу, флот и по существу должен был быть сурово наказан.

В период ожесточенных боев на подступах к Севастополю, которые вели в северном и северо-восточном секторах 8-я бригада морской пехоты и местный стрелковый полк в районах Дуванкой и Аранчи и три батальона в долине Качи – стали подходить в Севастополь части Приморской армии.

2 ноября на объединенном Военном Совете войск Крыма и Черноморского флота, который был созван мною после оставления 1 ноября нашими войсками Симферополя, присутствовали вице-адмирал Ф.С. Октябрьский, генерал П.И. Батов и члены Военных Советов Черноморского флота и 51-й армии Н.М. Кулаков и Николаев.

Обсуждался вопрос о крайне тяжелой обстановке, сложившейся в Крыму.

В ходе совещания мне в Севастополь позвонил по прямому проводу начальник Генерального штаба Маршал Советского Союза Б.М. Шапошников. Он говорил: «Совершенно непонятно для меня заявление начальника штаба Иванова, что он не знает, какое направление в Крыму наиболее важное.

Считаю, – продолжал Б.М. Шапошников, – что Крымский полуостров в военном отношении имеет громадное значение для нас как база нашего Черноморского флота, занимающая центральное положение в Черном море, и поэтому удержание за нами Севастопольского района, а также других районов, где может высаживаться противник, является первостепенно важным.

Удержание Керченского полуострова важно как преграждение пути в Азовское море и подступы на Северный Кавказ».

Выслушав указания начальника Генерального штаба Маршала Б.М. Шапошникова, я просил его оказать нам помощь оружием и бое припасами для артиллерии и гвардейских минометов.

Одновременно я доложил Маршалу Шапошникову, что делается все возможное, чтобы быстрее подвести Приморскую армию на подступы к Севастополю.

В результате полученных указаний штабом войск Крыма была подготовлена директива и подписана мною, в которой были определены два главных направления боевых действий – Севастополь и Керчь.

4 ноября мною был вызван командующий Приморской армией генерал И.Е. Петров и ему была вручена директива, с которой довольно обстоятельно рассказывал в своей книге Маршал Советского Союза Н.И. Крылова:

«4 ноября командарм, вернувшийся с флагманского командного пункта флота, протянул мне бумагу с отпечатанным на машинке текстом: «Вот, читайте. Это был приказ… вице-адмирала Левченко о новой организации управления войсками Крыма. В связи со сложившейся на полуострове обстановкой создавались два оборонительных района – Керченский и Севастопольский. О последнем в приказе говорилось: «В состав войск Севастопольского оборонительного района включить: все части и подразделения Приморской армии, береговую оборону главной базы Черноморского флота, все морские сухопутные части и части ВВС ЧФ по особому моему указанию.

Командование всеми действиями сухопутных войск и руководство обороной Севастополя возлагаю на командующего Приморской армией генерал-майора Петрова И.Е. с непосредственным подчинением мне». Далее я прочел, что начальником штаба Севастопольского оборонительного района назначается полковник Н.И. Крылова. Был также пункт о назначении генерал-майора Г.Д. Шишенина начальником штаба войск Крыма, а генерал, занимавший эту должность, отстранялся от нее, как не справившийся.

Фактически Гавриил Данилович Шишенинуже выполнял задания адмирала Левченко, а это его назначение, по-видимому, означало, что из штаба Приморской армии он уходит окончательно». (Н.И. Крылов «Огненный щит», В.И., 1973, стр.33).

Этот рассказ Н.И. Крылова мне хотелось бы уточнить.

При этом следует сослаться на опубликованную Н.Г. Кузнецовым книгу «Курсом к победе». Мне представляется, что в этой книге объективно изложены события, происходившие в Севастополе между 4 и 10 ноября 1941 года.

Он писал: «Г.И. Левченко, ответственный по решению Ставки за оборону Крыма, 4 ноября назначил командующим Севастопольским оборонительным районом генерала И.Е.Петрова».

Действительно, как я уже указал, такой приказ был мною подписан. Я учитывал то обстоятельство, что вице-адмирал Октябрьский Ф.С. в этот же день направил телеграмму на имя Сталина и Кузнецова, в которой он предложил вывести из Севастополя боевой состав флота и рассредоточить его в базах Кавказского побережья.

Для обороны главной базы Ф.С. Октябрьский предложил назначить контр-адмирала Г.В. Жукова заместителя командующего флотом, с подчинением ему всех сухопутных частей, а командный пункт Черноморского флота перенести в Туапсе.

Должен подчеркнуть, что против такого предложения я не возражал, так как держать боевые корабли постоянно в Севастополе было несправедливо, так как они подвергались ударам авиации противника. Справедливость такого положения подтвердили события 12 ноября 1941 года, когда вражеская авиация в Севастопольской бухте потопила крейсер «Червона Украина».

Артиллерия кораблей должна была быть использована периодически. Так происходило, когда мощная береговая артиллерия Севастополя обеспечивала артиллерийскую поддержку Приморской армии.

6 ноября 1941 года Ф.С. Октябрьский несмотря на то, что противник ослабил нажим на Севастополь (о чем пишет сам Манштейн) направил телеграмму на это раз только на имя Сталина.

В этой телеграмме командующий Черноморским флотом доложил, что весь основной состав надводного и подводного флота он вывел из базы на Кавказское побережье.

При этом Ф.С. Октябрьский вновь подтвердил, что он назначил своим заместителем по обороне главной базы контр-адмирала Г.В. Жукова, и что флагманский командный пункт переведен в Туапсе.

Все эти действия Ф.С. Октябрьского не были согласованы со мною, хотя приказ Ставки обязывал его подчиняться командующему войсками Крыма.

В тот же день Нарком ВМФ получил мою телеграмму, в которой я доложил об организации двух оперативных направлений: Севастопольского и Керченского, и просил утвердить меня руководителем Севастопольского направления, а руководство Керченским направлением возложить на моего заместителя командующего 51-й армией генерал-лейтенанта П.И. Батова.

Это предложение исходило из того, что Ф.С. Октябрьский уже в конце октября фактически твердо решил о переносе штаба флота и КП командующего флотом на Кавказское побережье.

Однако Нарком ВМФ Н.Г. Кузнецов считал, что оборона главной базы Черноморского флота должна возглавляться Военным Советом Черноморского флота и поэтому он доложил Ставке проект такого решения, который был утвержден.

7 ноября я получил директиву, подписанную И.В. Сталиным, Б.М. Шапошниковым и Н.Г. Кузнецовым, в которой руководство обороной Севастополя возлагалось на командующего Черноморским флотом вице-адмирала Октябрьского Ф.С. с подчинением мне как командующему войсками Крыма.

«Севастополь не сдавать ни в коем случае и оборонять его всеми силами» – приказывала Ставка.

8 этой директиве предлагалось перевести в Туапсе начальника штаба Черноморского флота контр-адмирала И.Д. Елисеева на правах заместителя командующего Черноморским флотом. Мне предлагалось находиться в Керчи, а непосредственное руководство обороной Керченского полуострова возложить на генерал-лейтенанта П.И. Батова. Вероятно Ставка правильно считала, что в этой обстановке, когда враг остановлен у стен Севастополя, мое пребывание в Керчи было наиболее необходимым.

А. Ковтун, уже упоминавшийся нами в своих «Севастопольских дневниках», пишет:

«Девятого ноября от командиров, приехавших из штаба, я узнал, что из Ставки Верховного Главнокомандующего получена шифровка, в которой определяются главные задачи Черноморского флота, обороны Севастополя и Керчи.

Командующим Севастопольским оборонительным районом назначается командующий флотом вице-адмирал Октябрьский. Сухопутная оборона возложена на командующего Приморской армией генерал-майора Петрова. Командующий войсками Крыма вице-адмирал Левченко, местопребывание которого Ставка определила Керчь, своим приказом назначил командарма Петрова заместителем вице-адмирала Октябрьского по сухопутной обороне». (А. Ковтун «Севастопольские дневники», «Новый мир» № 8 1963 г. стр.76–77).

Все мероприятия, проведенные мною по организации Севастопольского оборонительного района, Ставкой были утверждены.

По согласованию со мною генерал Петров назначил комендантами секторов СОРа – командирами дивизий Приморской армии:

1-го сектора – командира 2-й СД – полковник Новиков;

2-го сектора – командир 172-СД – полковник Ласкин;

3-го сектора – командир 25-й СД – генерал Коломиец;

4-го сектора – командир 95-й СД – генерал Воробьев.

Отдельные части морской пехоты и береговой обороны, курсанты училищ вошли в состав полков и бригад отдельных секторов. Этим система Севастопольского оборонительного района была завершена.

Должен подчеркнуть, что созданная в начале ноября 1941 года организация обороны Севастополя была сохранена на всех этапах героической обороны главной базы Черноморского флота.

10 ноября вице-адмирал Октябрьский своим приказом известил части, что руководство обороной г. Севастополя и главной военно-морской базой Черноморского флота Ставка Верховного Главнокомандования возложила на меня.

Как к этому времени складывалась обстановка под Севастополем?

О действиях героических защитников Севастополя в конце октября и начале ноября написано немало.

Между 11 и 18 ноября 1941 года продолжали атаки в направлении на Вернутку и далее на Балаклаву и Камары, а также на Черкез-Кермен-Ленепзия.

Но к этому времени Севастополь обороняло свыше 50.000 солдат, матросов и офицеров.

Безуспешные атаки противника на Балаклавском направлении, наступление на Камары были отбиты контратаками наших войск. Стремление противника прорваться в долину Каре-Кобе так же было остановлено.

Части ООР отбили атаки противника и в районе Калымтай-Эфиндикой.

Последняя безуспешная попытка Манштейн прорвать нашу оборону на правом фланге была предпринята 21 ноября. Так в результате совместных усилий армии и флота 11-я армия Эриха фон Манштейна, одна из сильнейших немецко-фашистских армий на всем Восточном фронте, была остановлена у стен Севастополя.

Свыше месяца прошло, пока Манштейн предпринял свое новое наступление на Севастополь. Оно началось 17 декабря 1941 года, но это происходило уже в новой обстановке. Значительно был усилен Севастопольский оборонительный район. И обстановка на Советско-германском фронте характеризовалась переходом стратегической инициативы к советским войскам.

Великая битва под Москвой, контрнаступление советских войск, начавшиеся 5 декабря 1941 года, приведшие к разгрому отборных немецко-фашистских войск на подмосковных полях, означали поворот в ходе Великой Отечественной войны.

Это было первое крупное поражение фашистской Германии в ходе 2-й Мировой войны.

Заканчивался 1941 год.

В конце декабря была отлично проведена Керченско-Феодосийская операция. Образовался новый Крымский фронт.

Надолго фашисты были задержаны в Крыму, о наступлении противника на Кавказ речь тогда не могла идти.

Освещением некоторых вопросов, касающихся обороны Одессы и Севастополя, я преследовал главную цель – объективно изложить ход боевых событий, непосредственным участником которых я был в 1941 году.

Необходимость изложить свои взгляды на характер боевых действий под Одессой и Севастополем, вызвана также и тем, что в исторических трудах и мемуарах ряда исследователей и участников этих событий недостаточно полно изложена роль Наркома ВМФ Н.Г.Кузнецова и Главного морского штаба в руководстве и координации боевых действий флота и сухопутных войск в наиболее напряженный период войны на Советско-германском фронте.

В то же время трудно представить себе боевые действия всех наших флотов, особенно в начальный период войны без активной роли руководство Наркомата Военно-морского флота в целом.

Как хорошо известно, Ставка Верховного Главнокомандования, направляя боевую деятельность сухопутных войск на приморских флангах, опиралась на работу Наркомата ВМФ и особенно Главного морского штаба Военно-морских сил. Нельзя правильно понять характер боевых действий наших флотов на суше и на море без тщательного анализа директив и указаний руководства ВМФ.

Из 4-х заместителей Наркома ВМФ – 3 постоянно находились на флотах, И.С. Исаков, И.В. Рогов и я, выполняя очень сложные задачи координации боевых действий армии и флота. Большой опыт организации и осуществления руководства флотами во время Великой Отечественной войны еще ждет своего исследователя.

Еще один вопрос требует более обстоятельного исследования.

Мне представляется важным возвратиться к тому, о чем я упоминал в связи с воспоминаниями немецких генералов.

О чем не писали в своих воспоминаниях командующий 11-й немецкой армией генерал Эрих фон Манштейн и другие немецкие генералы.

Готовясь к Крымской кампании, они не могли не знать, как протекала Крымская война в прошлом веке во время Крымской войны 1853–1855 гг.

Безусловно, они читали отчеты английских и французских генералов о сражении на Альме, боях под Балаклавой и Инкерманом, о первой бомбардировке Севастополя.

Все эти события осени 1854 года были очень памятными и для союзников, и для русских.

В этой связи немецкие генералы, вероятно, хорошо знали свидетельства, ставшие известными вскоре после первой бомбардировки Севастополя 17 октября 1854 года.

Участник боя севастополец Славони вспоминал о том дне:

«В час пополудни подвинулся к укреплениям и неприятельский флот и открыл по ним страшную стрельбу. Закипел бой ужасный: застонала земля, задрожали окрестные горы, заколотило море: вообразите только, что на тысячи орудий с неприятельских кораблей, пароходов и с сухопутных батарей, а в то же время и с наших батарей разразился адский огонь.

Неприятельские корабли и пароходы стреляли в наши батареи залпами: бомбы, каленые ядра, картечи, брандскугели и конгревозы ракеты сыпались градом; треск и взрывы были повсеместны; все это сливалось в страшный и дикий гул; нельзя было различить выстрелов, слышно было только одно дикое и ужасающее клокотание; земля, казалось, шаталась под тяжестью сражающихся. И я видел это неимоверно жестокое сражение; ничего подобного в жизнь свою я и не думал видеть, ни о чем подобном не слыхал, и едва ли когда-нибудь читывал. И этот свирепый бой не умолкал ни на минуту, продолжался ровно 12 часов и прекратился тогда лишь, когда совершенно смерилось.

Мужество наших артиллеристов было невыразимо. Они, видимо, не дорожили жизнью». («Сборник новостей», кн.23, стр. 514–515).

В этом же источнике мы находим выдержку из английской газеты «Тайме» по поводу первой бомбардировки Севастополя 17 октября 1854 года. В ней рассказано о том, что русские необычайно быстро и успешно исправляют все повреждения, наносимые их веркам; отстреливаются очень хорошо, из поврежденных союзниками фортов русские почему-то «стреляют сильнее, чем когда-либо». Севастополь гораздо более сильная крепость, чем думали. Запас орудий (у русских орудия) кажется неистощим. Севастопольские укрепления огромны и совсем уж необычайно, что «калибр русских орудий по крайней мере равен калибру наших (английских)». Снарядов в Севастополе сколько угодно, «сотни пушек продолжают извергать ядра без перерыва, без замедления. Сила их гарнизона не менее удивительна».

Приведем свидетельство француза участника этой бомбардировки – барона де Безанкура. Вот, что он писал: «День 17 октября вследствии ряда непредвиденных событий не оправдал надежд, которые на него возлагались. Устремившись в неведомое, торопились помешать прогрессирующему развитию обороны. Этот день разрушил много иллюзий… Этот день 17-го показал, что мы имели дело с неприятелем решительным, умным и что не без серьезной, убийственной борьбы достойной нашего оружия, Франция и Англия водрузят свои соединенные знамена на стенах Севастополя».

Как известно, англичане и французы до первой бомбардировки Севастополя были уверены, что, продолжая обстрел города в течение нескольких дней, они смогут принудить гарнизон крепости к сдаче или взять его штурмом, однако после первой неудачи 17 октября они должны были отказаться от своего намерения.

Я привел эти высказывания участников Крымской войны, чтобы помочь читателю рассмотреть особенности битвы за Севастополь в прошлом веке и отличия боев за Крым в период Великой Отечественной войны.

В самом деле, что общего в сражениях за Крым и Севастополь? Мужество, самоотверженность, храбрость, стойкость солдат и матросов и искусство офицеров, генералов и адмиралов, особенно в период Великой Отечественной войны.

Лучшие боевые традиции русского флота в Крымской войне были преумножены и получили свое дальнейшее развитие. Воспитанные коммунистической партией советские солдаты, матросы, офицеры, генералы и адмиралы продемонстрировали безграничную преданность социалистической Родине.

Однако, необходимо сделать одно очень важное замечание относительно боевых качеств русских солдат в Крымской войне 1853–1855 года. Следует учитывать оценки ряда исследователей этой войны.

Вот, что писал известный советский историк Е.В. Тарле в двухтомной истории «Крымская война».

«В своих черновых заметках, так и не увидевших света в полном виде, Ухтомский настойчиво отмечает все громадное превосходство моряков, воспитанных школой Лазарева, Нахимова, Корнилова, Истомина, над армейскими солдатами, сражавшимися рядом с матросами на Севастопольских бастионах.

Героев было много и среди солдат, они тоже умирали бестрепетно и безропотно, не хуже матросов.

Но губительная система, которая начиная с Павла, продолжая Александром и Аракчеевым и кончая Николаем и Михаилом, Сухозанентом и Клейнмихелем, Чернышевым и Долгоруковым развращала и ослабляла русскую сухопутную армию, сказывалась к концу Николаевского царствования в полной силе, и люди поумнее вроде того же всех презиравшего и ровно ничего не делавшего старого умника Меншикова, очень хорошо это сознавали».

В своих черновых заметках, конечно, не надеясь, что они когда-нибудь увидят свет, Ухтомский писал:

«Солдаты превращенные в машины звали только один фронт. Князь Меншиков в своем дневнике, незадолго до высадки неприятеля в Крыму, писал: «Увы, какие генералы и какие штаб-офицеры! Ни малейшего не заметно понятия о военных действиях и расположения войск на местности, об употреблении стрелков и артиллерии. Не дай бог настоящего дела в поле»». (Указ. соч. т. 2, стр.254).

В этой связи я вспоминаю все, что видел в частях Приморской армии в Одессе в августе – ноябре 1941 года.

Я систематически встречался с генералами, офицерами и солдатами в Николаеве, Очакове, на Перекопском перешейке и на Ишуньских позициях.

Да и солдаты, и офицеры были очень молоды и далеко не так вооружены, как требовала обстановка борьбы с сильным, опытным противником. Но сражались они исключительно самоотверженно.

Советская система обучения и воспитания войск принесла свои плоды. Наши войска в очень трудных условиях с честью выполнили свой долг перед Родиной.

У меня сохранились самые добрые чувства о совместной работе с замечательными генералами Петровым И.Е., Крыловым Н.И., Батовым П.И., Шишениным Г.Д. и многими другими генералами и офицерами, с которыми меня связала судьба в период ожесточенных боев на Южном крыле Советско-германского фронта.

Умные, волевые, решительные советские военачальники отлично знали природу современной войны и боя. Они прекрасно руководили войсками.

Не будет преувеличением подчеркнуть, что наиболее ярко взаимодействие армии и флота проявилось как в обороне, так и в наступлении в период Великой Отечественной войны.

Свыше 100 десантов, высаженных на берег, занятый противником, огневое взаимодействие кораблей с войсками, действовавшими на приморских направлениях и наконец совместные действия в борьбе городов и военно-морских баз.

Так случилось, что мне довелось активно участвовать в обороне четырех городов, которые стали городами-героями: Одесса, Севастополь, Керчь и Ленинград.

И на протяжении 3-х лет непрерывной организации взаимодействия флотских соединений с армейскими частями, я постоянно ощущал большую помощь генералов и офицеров сухопутных и авиационных соединений.

В этой связи я хотел обратить внимание читателей на то, что превосходство Советских Вооруженных Сил над армиями капиталистических стран было продемонстрировано дважды в первой половине этого столетия.

А когда мы анализируем причины наших побед, вероятно не следует забывать, что в начале века: в русско-японской и в первой мировой империалистической войнах русская армия потерпела поражения.

Нам представляется, что это как нельзя убедительно свидетельствует о превосходстве социалистической системы над капиталистической.

Солдаты царской русской армии, вступившие в Красную Армию, и молодые рабочие и крестьяне в период Гражданской войны проявили новые качества и под руководством Коммунистической партии одержали победу над многочисленными врагами молодой Советской республики.

Накануне Великой Отечественной войны в результате значительно возросшей экономики и создания крупной промышленности была создана основа для укрепления обороноспособности, что вместе с ростом морально-политического единства советского народа обеспечило военную готовность страны к отражению второго нашествия империалистических держав на нашу страну и привело к всемирно-исторической победе советского народа над фашистской Германией и империалистической Японией.

Завершая рассказ о первом периоде обороны Севастополя в 1941 году, полагаю, что необходимо хотя бы кратко осветить как развертывались события на Керченском полуострове. Это там более необходимо, что в нашей исторической литературе боевые действия на Керченском полуострове в 1941 году исследованы пока очень слабо и описаны поверхностно.

Начало пути города-героя Керчи

Керченский полуостров – восточная часть Крымского полуострова. Общая площадь 3 тыс. кв. километров. Северо-восточная часть полуострова холмиста (выс. до 190 м), юго-западная – равнина. На полуострове много грязевых вулканов. Большая часть поверхности распахана. Керченский полуостров омывается Азовским и Черным морями – театром боевых действий Азовской и Дунайской военных флотилий. Керченский полуостров и полуостров Тамань разделяет Керченский пролив. Его длина около 41 км, ширина от 4 до 15 метров.

Как я уже упоминал выше, в разговоре по прямому проводу с Маршалом Советского Союза Б.М. Шапошниковым было подчеркнуто, что Ставка Верховного Главнокомандования придает большое значение удержанию Керченского полуострова.

При этом Маршал Б.М. Шапошников подчеркнул, что это необходимо для того, чтобы преградить путь немецко-фашистским в Азовское море и на подступах к Северному Кавказу.

Во время беседы с генералом П.И. Батовым, я выяснил, что войсками Керченского участка командует генерал-майор Дашичев, но что обстановка на этом направлении очень тревожная.

Быстро развивающиеся события требовали немедленных действий.

Приказав командующему флотом выделить эсминец «Незаможник» в распоряжение генерала Батова, я просил Павла Ивановича вместе с оперативной группой немедленно отбыть в Керчь. Большое опасение вызвало у меня положение на Акмонайских позициях.

Вскоре генерал П.И. Батов с оперативной группой направился в Керчь.

6 ноября я получил донесение об обстановке на Акмонайских позициях. На этом направлении противник свежими силами 55-й пехотной дивизии и предположительно 72-й пехотной дивизии вместе с 46-й и 173-й пехотными дивизиями, двумя кавалерийскими бригадами и одной мотодивизией – вел наступление, стремясь как можно скорее захватить Керчь.

Этим корпусным силам оказывали ожесточенное сопротивление наши малочисленные части, состав которых не превышал одной дивизии.

При этом оказалось, что в Керченском арсенале хранились снаряды, которые по своим калибрам не подходили для орудий полевой артиллерии.

В эту же ночь 6 ноября 1941 года секретарь Крымского Обкома партии телеграфировал в ЦК ВКП/б/, что положение Крыма очень тяжелое и что нужна помощь свежих сил, хорошо вооруженных, при этом не менее двух дивизий для Керченского и Севастопольского направлений.

Как же развивались события на Керченском полуострове между 6 и 16 ноября 1941 года.

Командующий 11-й немецкой армией Манштейн, понимая значение Керченского полуострова, как ключевой позиции для дальнейшего наступления на Северный Кавказ, направил прибывающий в его распоряжение 42-й армейский корпус (73-я, 46-я, 170-я пехотные дивизии) на Феодосию и Керчь.

При этом Манштейн под давлением Верховного германского Главнокомандования этим решением ослабил свои войска, наступавшие на Севастополь.

Войска 42-го армейского корпуса 11-й армии, преодолевая противодействия частей 51-й армии, отходивших на восток, наши части после изнурительных боев за Ишуньские позиции, испытывали исключительные трудности. Ощущался острый недостаток в личном составе и оружии.

И несмотря на это, в результате ожесточенных боев на Парпачском перешейке – противник был задержан, но не надолго. Подтянув свежие резервы и используя значительное превосходство в силах и средствах вражеские войска продолжали наступление. В результате ожесточенных десятидневных боев, преодолевая упорное сопротивление наших войск, противник только 16 ноября достиг Керчи.

И мне представляется, что очень важно рассказать о самоотверженной боевой деятельности Дунайской и Азовской военных флотилий, сыгравших большую роль в том, что немецкие войска не смогли выполнить своего плана быстрого захвата Керчи, форсирования Керченского пролива и выхода на Таманский полуостров.

Азовская военная флотилия была сформирована в июле 1941 года. Это был трудный месяц боев на Украине.

В состав флотилии вошли выделенные Военным Советом Черноморского флота дивизионы: сторожевых кораблей, катеров и тральщиков. Действия флотилии прикрывались авиагруппой. На побережье Азовского моря были установлены береговые батареи и посты СНИС. Были сформированы части морской пехоты.

До октября 1941 года главной базой Азовской военной флотилии был Мариуполь. После того как противник захватил 8 октября Мариуполь, корабли и части флотилии перешли в Ейск и Приморско-Ахтырскую.

В состав флотилии был включен Донской отряд речных кораблей, который базировался на Ростов.

Ее командующим был назначен капитан 1-го ранга Александр Петрович Александров.

Мне довелось в период пребывания на Черном море дважды бывать на флотилии в Мариуполе и в Ейске, куда она перебазировалась, когда немцы вышли на побережье Азовского моря.

Командующего флотилией я знал давно. Еще в 1930 году как слушатель Военно-морской Академии, он проходил стажировку на крейсере «Аврора», которым я тогда командовал.

Александр Петрович старый коммунист, активный участник гражданской войны, был очень хорошо подготовлен теоретически. В течение 6 лет он был начальником кафедры стратегии и оперативного искусства Военно-морской Академии.

Однако у него не было опыта командования кораблем и соединением, что сказывалось на его руководстве флотилией. Об этом я ему прямо сказал, проверяя корабли и части. Свое мнение о том, что Александрову трудно командовать флотилией я доложил телеграфно Народному комиссару ВМФ Н.Г. Кузнецову.

13 октября командующим Азовской военной флотилией был назначен капитан 1 ранга С.Г. Горшков, который хорошо проявил себя в осуществлении десантной операции под Одессой.

При подходе немецко-фашистских войск к Мариуполю, а затем и к Таганрогу флотилии обеспечивала эвакуацию населения и вывоз оборудования заводов.

20 октября 1941 года, по моему указанию, учитывая прорыв вражеских войск Ишуньских позиций, корабли и части Дунайской военной флотилии были переведены из Севастополя, где корабли находились на ремонте, в Керчь.

В это время с 22 сентября 1941 года Дунайской военной флотилией командовал контр-адмирал А.С. Фролов.

Дунайской военной флотилии была поставлена задача – содействовать войскам в обороне северной части Керченского полуострова от Акмоная до Керченского пролива и самого пролива.

Для выполнения поставленной задачи 20 октября в Камыш-Бурун прибыли; монитор «Железняков», дивизион канонерских лодок «Красная Грузия», «Красная Абхазия» и «Красный Аджари-стан», 6 бронекатеров, плавучая батарея № 4 (Ш-100 м/м ср и Ш-45 м/м ср), 5 катеров – тральщиков.

В составе флотилии действовали береговые части: 46-й отдельный дивизион, 17-я отдельная пулеметная рота, отдельная местная стрелковая рота.

Флагманский командный пункт и штаб флотилии находился в Камыш-Буруне.

6 ноября штаб флотилии перешел в Керчь, а 16 ноября – на пристань Войково.

Таким образом, в конце октября 1941 года, когда части 51-й армии после боев на Ишуни, по приказу Ставки Верховного Главнокомандования отходили на восток к Керчи, корабли и части Керченской военно-морской базы, Азовской и Дунайской военных флотилий оказывали им систематическую огневую поддержку.

По инициативе командующего Дунайской военной флотилией контр-адмирала А.С. Фролова была развернута сеть постов СНИС на северном побережье Керченского полуострова в Казантипе, на мысах Зюк, Хрони и Пекли.

Подвижные корабельные дозоры заняли позиции у Ак-Моная до северной части Керченского пролива.

Была организована систематическая разведка побережья Азовского моря.

Командующий флотилией А.С. Фролов установил связь со штабом 51-й армии и штабом Керченской военно-морской базы и Азовской военной флотилии.

Рассматривая действия 51-й армии, Дунайской и Азовской военных флотилией, следует подчеркнуть активную роль населения гор. Керчи, которое под руководством городской партийной организации самоотверженно помогали войскам в обороне Керчи.

С начала войны 15 тысяч жителей города, в том числе свыше 1.000 коммунистов, ушли на фронт.

Все предприятия города и в первую очередь крупнейшие из них – металлургический завод им. Войкова и железнодорожный комбинат – начали выпускать военную продукцию.

Рабочие этого предприятия построили два бронепоезда «Войков» и «Горняк», которые участвовали в боях за Крым.

К началу августа 1941 года моряки Азовской военной флотилии и Керченского порта эвакуировали на Таманский полуостров 30 тысяч человек и 350 тысяч голов скота. Было перевезено оборудование заводов им. Войкова, экскаваторы железнодорожного комбината.

Женщины Керчи участвовали в сооружении оборонительных укреплений вокруг города, в поселках Багерово, Камыш-Бурун, Старый Карантин, Адшимушкай.

На строительство оборонительных сооружений в районе Перекопа и Чонгара было выделено 100 тысяч тонн металла.

На Перекоп было отправлено 7 вагонов с арматурой, цементом и подъемными механизмами.

В Керчи были сформированы истребительные батальоны, отряды народного ополчения. В период боев за город эти формирования сражались вместе с воинами и моряками.

8 ноября 1941 года на миноносце я прибыл в Керчь. 13ноября я получил приказ Наркома ВМФ об организации обороны Керченского пролива и Таманского полуострова.

Вместе с генералом П.И. Батовым, находясь на его КП, я руководил обороной Керчи и подготовкой эвакуации.

В этом большую роль наряду с войсками играли корабли и части Керченской военно-морской базы и Дунайской военной флотилии.

Однако п этом месте мне хочется предоставить слово П.И. Батову, который в своей книге «В походах и боях» вспоминает:

«На Тамани находился представитель Ставки Маршал Кулик.

Числа девятого на мой КП прибыли тт. Левченко и Николаев, а вскоре, неожиданно для всех, представитель Ставки.

Но странное дело, вместо того, чтобы оказать помощь (от него во многом зависело обеспечение Керчи боезапасами), вместо того, чтобы вселить уверенность, тов. Кулик приехал браниться. В грубой оскорбительной форме он требовал от вице-адмирала Левченко ответить, почему «преступно оставляется Крым»?

Маршал Г.И. Кулик прибыл из Москвы, куда он был назначен после снятия с командования 54-й армией 29 сентября 1941 года.

Снятию Г.И. Кулика предшествовали события, о которых рассказал Маршал Советского Союза Г.К. Жуков в 1-й книге «Воспоминания и размышления «:

«Условия деблокирования Ленинграда в сентябре 1941 года требовали, чтобы 54-я армия действовала более энергично и в полном взаимодействии с частями Ленинградского фронта».

И Г.К. Жуков привел запись своего разговора с Г.И. Куликом 15 сентября 1941 года.

Как известно, этот разговор закончился тем, что Г.К. Жуков сказал: «Понял, что рассчитывать на активный маневр с вашей стороны не могу. Буду решать задачу сам. Должен заметить, что меня поражает отсутствие взаимодействия между вашей группировкой и фронтом. По-моему, на вашем месте Суворов поступил бы иначе. Извините за прямоту, но мне не до дипломатии. Желаю всего лучшего». (стр.406).

Я привел это место из книги Г.К. Жукова, чтобы подчеркнуть, что несмотря на личный опыт боевых действий под Ленинградом Г.И. Кулик не только ничем не помог нам в ноябре 1941 года, но даже то, что он мог легко сделать, пользуясь правом представителя Ставки, он не сделал. А мы задыхались от отсутствия оружия и боезапаса и ожидали, что приезд Маршала Г.И. Кулика поможет нам. Но этого не произошло. Руганью, угрозами, абсолютным незнанием сложившейся обстановки вряд ли можно было остановить крупные силы хорошо вооруженного противника, стремившегося захватить Керчь и переправиться на Таманский полуостров.

П.И. Батов в книге «В походах и боях» закончил свой рассказ:

«Наш разговор прервали немецкие автоматчики: они просочились на гору Митридат, под которой расположился КП и стали бросать вниз гранаты.

Находившиеся на командном пункте офицеры с бойцами охраны ушли в разведку, а мы усадили Кулика на машину и отправили в порт, откуда он отбыл на Тамань.

После отъезда Кулика вице-адмирал Левченко будто забыл о неприятной встрече. Он спокойно обсуждал со мной и Николаевым положение на фронте, сказав в заключение, что необходимо оборонять Керчь до последней возможности.

Больше всего мне нравилось в Левченко, что он ни на минуту не терял уверенности в нашей победе.

В наступлении гитлеровцев, в потере нами почти всей территории Крыма он видел лишь временный, переходящий момент войны.

Эта уверенность исходила от человека, который сам едва держался на ногах от усталости.

Признаюсь, что именно во время разговора в этой накаленной до предела обстановке, авторитет вице-адмирала очень высоко поднялся в моих глазах. Как ни горьки были наши неудачи, беседа с Левченко придала мне новые силы.

Вице-адмирал делал все возможное для обороны Керчи.

Он оказал наземным войскам помощь силами морской пехоты, обеспечил огневую поддержку с кораблей.

После трехдневных боев гитлеровцы подтянули из резерва свежую дивизию 30-го армейского корпуса. Стало ясно, что удержать город не удастся. Поэтому по распоряжению Ставки Верховного Главнокомандования начался отвод войск из-под Керчи на Таманский полуостров». (П.И. Батов «В походах и боях», Воениздат, стр.140–141).

19 ноября была получена директива Верховного Главнокомандования о том, что должность командующего войсками Крыма упразднена, я возвращался к исполнению обязанностей заместителя Народного Комиссара ВМФ.

Прибыв в Москву, я приступил к подготовке доклада о выполнении указаний руководства по организации взаимодействия армии и флота на Южном крыле Советско-германского фронта в августе – ноябре 1941 года.

Часть 3

Кронштадтский морской оборонительный (1942–1944 гг.)

В марте 1942 года я вступил в командование Ленинградской морской базой, а в июне принял командование Кронштадтским морским оборонительным округом (КМОР).

Кронштадт – одно это слово говорит о многом. Всякий произносивший это слово подразумевает что-то непостижимо мощное, неприступное. А разве это на самом деле не так? Именно так. Вот уже больше двух с четвертью столетий стоит эта твердыня, охраняющая с моря подступы ранее к столице государства Российского – Петербургу, а при советской власти к культурному промышленному и политическому центру страны – Ленинграду. За всю историю своего существования Кронштадт не знает не только поражений, но никто из врагов царской России и Советской власти даже не сделал сколько-нибудь серьезной попытки к овладению этой твердыней на Балтийском театре. Но с моря, ни с суше. Даже в период Великой Отечественной войны фашистское командование осуществляя блокаду Ленинграда, не осмелилось пойти на специальную операцию против Кронштадта, несмотря на то, что нападение на город Ленина с моря замышляли еще с первой мировой войны после революции сперва немецкий Кайзер, в гражданскую войну англичане и финны, а во время Великой Отечественной войны опять немцы. Но все их планы были перечеркнуты советским народом и их Вооруженными Силами. Кронштадт даже пострадал от артиллерийского обстрела и бомбардировок с воздуха значительно меньше, чем Ленинград, не говоря уже о его пригородах. Все производственные предприятия, базовые объекты, обеспечивающие плавающий состав Балтийского флота за весь период войны действовали почти бесперебойно. Силами кронштадтского морского завода и базового АСО поднимались затонувшие корабли, капитально ремонтировались и вводились в состав КБФ. Кронштадт как главная база флота особенно активно с большой отдачей начала свою боевую деятельность.

Все это неоспоримая и общеизвестная истина, но не странно ли, что до сих пор не вышло в свет более или менее заслуживающего внимания исторического очерка о Кронштадте. А сделать это следовало бы. Надо же отдать должное этому гиганту, стоящему на боевом посту морских подступов к Ленинграду. Мы будем надеяться, что военные историки наконец возьмутся за выполнение этой весьма нужной и важной работы.

Есть необходимость изложить боевую деятельность и ту роль, которую выполнял Кронштадт в период Великой Отечественной войны.

Вынесение морской обороны в предвоенные годы на запад до линии островов Мон-Зундского архипелага на южном и полуострове Ханко на северном берегах с глубиной обороны, расположенной на островах Гогланд, Б. Тютерс, Лавенсаари, Сескар как бы снизило значение кронштадтской крепости и Кронштадта, как военно-морской базы. Однако боевая готовность всех ее боевых объектов постоянно поддерживалась на высоком уровне и мало того, оборонные объекты крепости (форты морские и береговые) начали превращаться в узлы сопротивления с круговой обороной. Особенно значительны были работы по созданию обороны островов Лавенсаари, Пенисаари, Сескар и острова Котлин с возведенными системами оборонительных сооружений: ДОТ и ДЗОТ. Каждый из этих островов в отдельности был превращен в неприступный узел сопротивления. На островах Лавенсаари, Пенисаари, Сескар были установлены береговые батареи, ставшие костяком обороны этих объектов и в совокупности составляли морскую артиллерийскую помощь.

Ленинград, Кронштадт. Почти четверть века моей жизни связано с этими городами моей юности.

Свое назначение на Краснознаменный Балтийский флот я воспринял с большим удовлетворением.

Будучи накануне войны в 1937 году сначала начальником штаба, а затем и командующим Краснознаменный Балтийским флотом, я хорошо знал многих командиров соединений кораблей, авиации, начальников береговой обороны артиллерии и начальников тыловых организаций.

С командующим флотом вице-адмиралом Трибуцем Владимиром Филипповичем меня связывала давнишняя дружба. В 1938 году я выдвинул его на должность начальника штаба Краснознаменного Балтийского флота. В начале войны с фашистской Германией были назначены новые члены Военного Совета, дивизионные комиссары Николай Константинович Смирнов, Александр Дмитриевич Вербицкий. Начальник политуправления флота Владимир Алексеевич Лебедев. Все они очень обоснованно изучив работу многих политработников со знанием условий работы; правильно многих из них назначили комиссарами, начальниками политотделов. Многие из них успешно работали почти до конца войны. Со многими мне вместе приходилось работать.

Командующий авиацией флота генерал-майор Михаил Иванович Самохин, знающий свое летное дело, с которым приходилось взаимодействовать в использовании авиации, воспитал много замечательных летчиков героев Советского Союза, как-то: А.М. Шугинин, Е.Н. Преображенский, И.И. Борзов, Раков, Бринько, Мироненко, Антоненко и другие.

Начальник тыла генерал-майор Митрофан Иванович Москаленко, очень знающий свое хозяйство, заботливый, трудолюбивый и отзывчивый на запросы командиров частей. Зная потребности флота, он рационально накапливал запасы и бережно организовал хранение их на многих базах, что очень пригодилось, когда в Ленинграде на некоторое время было затруднено с продуктами, приходилось из запасов флота выдавать некоторое количество продуктов для населения города, которое перевозилось силами кронштадтского района.

Моим начальником штаба был капитан 1 ранга Н.Э. Фельдман, опытный офицер, артиллерист по специальности. Служил на линейных кораблях. Очень хорошо знал морскую службу. Умело организовал штабную службу. В нем сочетались отличные знания специалиста и штабного работника, что необходимо было для организации вопросов взаимодействия частей, входящих в подчинение КМОРа. Штаб представлял дружный рабочий сплоченный коллектив. Все требования, которые ему предъявлялись, разрабатывал качественно и в срок. Анализ событий без преувеличения обрабатывался с выводами и предложениями. Держал под контролем отданные распоряжения.

Ближайшими моими помощниками были: командующий береговой обороной по артиллерии генерал-лейтенант Иннокентий Степанович Мушнов, сухопутной обороной И.Н. Кузьмичев. Большую помощь оказывали партийно-политические организации, которыми руководил генерал-майор Г.Ф. Быстриков.

Штабу принадлежит большая заслуга в разработке тщательной маскировки всех объектов, как базирование подлодок, так и других имеющих жизненно-важное значение для города.

Добрым словом необходимо помянуть тыл КМОРа. Подполковник П.М. Гарцов, капитан 3-го ранга Ноянов. Его работники: офицеры и служащие трудились в очень сложных условиях. Проявляя высокий патриотический долг, они самоотверженно трудились, не считаясь со временем. Посещали мастерские, где готовили боезапас, мины, торпеды для подводных лодок. Готовили средства для конвоев, восстанавливали разрушенные объекты и вели многие другие работы.

Однако, их главной задачей оставалось осуществление воинских перевозок, боеприпасов, горючего, продовольствия. В первую очередь тыл был обязан обеспечить всем необходимым островные военно-морские базы. Личного состава не хватало. На отдельных буксирах плавали подростки 14–15 лет. Эти ребята отлично изучили специальности: рулевых, сигнальщиков, матросов и машинистов.

Какая в это время сложилась обстановка под Ленинградом?

Враг был остановлен, не допущен в Ленинград. В этом немалая заслуга всей частей и соединений Краснознаменного Балтийского флота. Продолжалась блокада города Ленина с суши. Систематически велись ожесточенные обстрелы. На Карельском перешейке 23 армия вела тяжелые бои. На этом направлении эффективную помощь нашим войскам оказывали артиллерийским огнем своих пушек боевые корабли Ленинграда и береговая артиллерия Кронштадта и Осиновца, Ладожской военной флотилии и Ржевского морского полигона. Однако Кронштадт с моря не был блокирован.

Необходимо для продолжения своего рассказа о жизни и работе в Кронштадтском оборонительном районе показать роль коменданта города капитана 1 ранга Федора Михайловича Яковлева. Он заслуживает доброго слова за свою работу. Ф.М. Яковлев потомственный рабочий Кронштадтского морского завода. В февральские дни 1917 года совместно с рабочими завода принимал активное участие в революции. После Великой Октябрьской социалистической революции комиссаром в разных частях, кораблях и соединениях военно-морского флота. В 1942 году был назначен комендантом города Кронштадта. Здесь раскрылись его политические и военные способности, как строевого командира, в работе с людьми. Почти во всех частях гарнизона, с разным контингентом (были девушки матросы и солидные по годам матросы и солдаты). Порядок в городе отвечал всем требованиям гарнизонной службы. Ему мог бы позавидовать каждый начальник части и в настоящее время. Этой работой Ф.М. Яковлев отдавал все свои знания и опыт. Смелый, решительный он любил свое дело и жид только им. Когда он отдыхал, сказать было трудно. При всех событиях в городе, он всегда был там первый. Противник часто обстреливал город, были налеты авиации. Комендант города всегда успевал побывать на месте и принять меры, не дожидаясь приезда старших начальников. В зимнее время часто подвергались обстрелу Ледовая дорога Лисий Нос – Кронштадт – Ораниенбаум. Федор Михайлович обязательно успевал проверить ее состояние, если нужно закрывал или делал объезды. Пропускной режим, гарнизонная караульная служба всегда отвечали требованиям Устава. Когда потребовалось в 1943 году перевезти по Ледовой дороге 2-ю ударную армию Лисий Нос – Ораниенбаум, Яковлев возглавил комендантскую службу движения автоколонн и порядок на ней.

Мне приходилось бывать на флотах во многих военно-морских базах, но таких комендантов встречал очень редко, чтобы так любили, знали свое дело и поддерживали гарнизонный порядок в дни массовых увольнений. Не плохо было бы, чтобы в военно-морских базах был и теперь порядок времени 1942–1944 годов как в Кронштадте. Комендант Ф.М. Яковлев вложил в свою работу все свое партийно-политическое знание, которым руководствовался в работе – отсюда и результаты. Все зависит от руководства военно-морских баз.

Мне вспоминаются времена 1913–1914 года, когда я был в школе юнгов в Кронштадте. Тогда военным губернатором и комендантом был вице-адмирал Вирен, при его командовании такой порядок существовал в городе, но в нем преобладал царский деспотизм.

Когда адмирал Н. Кузнецов был Наркомом, тов. Сталин указывал ему завести в военных базах виреновский порядок. Но для этого нужно снять виреновскую монархическую ржавчину и царский деспотизм самодержавия, заменив его нашим советским укладом жизни, воинским порядком и дисциплиной, уважением и любовью к матросу и солдату. Не забывать и гражданское население базы. До войны этого не успели сделать, а после войны тов. Сталин опять напомнил Н. Кузнецову завести порядок виреновский в военно-морских базах.

На удерживаемом нами Ораниенбаумском плацдарме действовала 42-я стрелковая дивизия, 2 и 3 бригады морской пехоты.

Потеряв в 1941 году военно-морские базы: Либаву, Таллин, Монзундские острова и Ханко, Краснознаменный Балтийский флот был сосредоточен в ограниченном районе в восточной части Финского залива.

В ожесточенных боях 1941 года Краснознаменный Балтийский флот потерял не только военно-морские базы. Около 75 процентов боевого состава авиации, которая начинала войну, было потеряно в сражениях 1941 года.

В трудном августовском прорыве кораблей Балтийского флота из Таллина и других баз в Кронштадт и Ленинград были серьезные и большие потери. Об этом будут писать историки, изучая и анализируя события того времени. Однако личный состав флота в морских бригадах и корабельная артиллерия сделали все, чтобы оказать необходимую помощь Ленинградскому фронту. Враг был остановлен и вынужден зарываться в землю.

Мне как артиллеристу знакомы и понятны события, в которых артиллерия принимает участие. Корабли, стоявшие в Ленинграде, их корабельная артиллерия при защите города выполняла роль резерва командования фронта. Ее включали в действия на самых важных и опасных направлениях. Начальником артиллерии, морской, корабельной и береговой был контр-адмирал И.И. Грен. Он имел свой штаб, где концентрировались все сведения и велся счет всего боезапаса. В этом штабе опытными артиллеристами решались где и сколько какого калибра можно использовать боезапаса. Количество стволов в ведении штаба И.И. Грена было не менее 400 пушек разных калибров от 406 миллиметров морского полигона и 305–100 корабельной и береговой артиллерии. В общей сложности флот израсходовал более 167 тысяч снарядов. Снаряды приходилось расходовать экономно, с учетом блокадного периода.

С продвижением линии фронта до непосредственных подступов к Ленинграду, для Кронштадта стали составлять известную угрозу наземные батареи противника в районе Петергоф-Стрельна Мартышкино, это потребовало установки дополнительных береговых батарей в разных местах окраины непосредственно города с директрисой стрельбы на южное побережье. Из этих батарей были сформированы три артиллерийских дивизиона, которые успешно вели огонь по противнику весь период войны, вплоть до прорыва блокады.

Угроза Кронштадту все больше возрастала в условиях зимнего периода, с наступлением ледостава. Зимой Кронштадт превращался в сухопутную крепость и вынужден был строить наземную оборону по всем правилам сухопутной тактики. Оборона Кронштадта и фортов крепости выносилась на лед, строились ледяные и снежные опорные пункты, возводилась своеобразная система заграждений с использованием морских мин и других боевых средств. Имея сильную огневую мощь оборонительных сооружений, кронштадтские артиллеристы считали наиглавнейшей задачей своевременно обнаружить противника. Они считали, что уничтожить его на льду не составит большого труда. Поэтому разведка и боевое охранение крепостных оборонительных объектов находились всегда на высоком уровне и надежно обеспечивали своевременное обнаружение противника.

Кронштадтские береговые батареи во время Великой Отечественной войны продемонстрировали исключительно высокие боевые качества. Это они обеспечили неприступность к Кронштадтской военно-морской базе и нормальную деятельность всего гарнизона.

Дальность досягаемости береговых батарей для противника стала рубиконом, за пределы которого он не отважился переступить за весь период блокады Ленинграда.

Уже после войны стали известны директивы фашистского командования.

В директиве № 41, которая была подписана в апреле 1942 года было сказано: «Общие первоначальные планы компании на востоке остаются в силе: главная задача состоит в том, чтобы, сохраняя положение на центральном участке, на севере взять Ленинград и установить связь по суше с финнами, а на южном фланге фронта осуществить прорыв на Кавказ…

Окончательное окружение Ленинграда и захват ингерманландии откладывается до тех пор, пока изменение обстановки в районе окружения или высвобождение других достаточных для этого сил не создадут соответствующих возможностей…

Безопасность плавания в Балтийском море должна быть обеспечена путем блокады русских военно-морских сил со внутренней части Финского залива». («Совершенно секретно», М., «Наука», стр. 380–384).

Эту директиву фашистское командование безуспешно пыталось выполнить с весны 1942 года.

Что представляли собой силы противника в восточной части Финского залива?

К весне 1942 года немецкий и финский флоты состояли из 14 эскадренных миноносцев и 10 канонерских лодок, 5 подводных лодок, 18 торпедных катеров, 37 сторожевых катеров противолодочной обороны, 80 тральщиков, преимущественно катерных, 20 десантных барж (БДБ). Много шхерных фарватеров, которые позволяли маскировать свои корабли и укрываться в них при преследовании. Противник располагал в зоне действия против Кронштадта – 50 аэродромами, 340 орудиями разных калибров – до 305 м/м включительно.

К этому времени на островах Руссары, Макиулото, Гогланд, в районе Ино и Нарва действовало 6 береговых шумопеленгаторных установок…

Наибольшую опасность представляли минные заграждения (мины и минные защитники, поставленные в восточной части Финского залива в 1941–1942 гг.).

По данным Разведотдела флота КБФ, противник приступил к созданию в Финском заливе двух мощных минных позиций: на линии остров Найсаар – Поркалла – Удд, и на линии остров Гогланд – Кургалово (подробно об этом будет сказано ниже).

К середине сентября 1942 года немцам удалось поставить свыше 10 тыс. мин из них свыше половины на Гогландскои позиции.

Какими силами располагал Балтийский флот?

На Ленинград базировались линкор «Октябрьская революция», 2 крейсера, 11 эскадренных миноносцев, ледокол «Ермак», тр. «Комсомолей», сторожевые корабли 6. Стоянка больших кораблей в Ленинграде была привлечена для оказания поддержки сухопутным частям фронта. Лучше обеспечивалась их маскировка, периодически можно было менять место стоянки, меньше были уязвимы от авиации противника. Базирование этих кораблей на Кронштадтские гавани, таких возможностей не имели. Гавань Кронштадт все время привлекала противника. Находящиеся в ней большие корабли могли ежедневно подвергаться артиллерийскому обстрелу из Петергофа и налетам вражеской авиации. Сухие доки Кронштадта и те подвергались частым обстрелам.

В Кронштадте стоял линкор «Марат», получивший большие повреждения при налете фашистской авиации. Морской завод и артиллерийские мастерские отремонтировали башни, приборную часть и ввали в строй три башни главного калибра. Они были большой подмогой для стрельбы на дальних дистанциях. Действовало 9 стволов 305 м/м калибра.

Краснознаменный крейсер «Аврора» был хорошо замаскирован и охранялся своей командой, стоял в Ораниенбауме, а пушки сняты и использованы на берегу. Охрана водного района имела 87 тральщиков, 75 морских охотников, торпедные катера и другие малые корабли, базирующиеся на Кронштадт. Часть из них была в Ленинграде.

В период длительной осады Ленинграда, Кронштадт не знал ни одного случая, когда бы наши береговые батареи прекращали огонь в результате воздействия на них артиллерии южного берега противника, всегда получалось, что воздействие артиллерийским огнем кронштадтских батарей приводили к молчанию вражеские батареи фашистов.

В данном случае, конечно, не малую роль играет и искусство наших кронштадтских артиллеристов управлять огнем, вверенных им батарей и совершенство организации артиллерийского огня по важнейшим объектам противника. Системой наблюдения, до мельчайших деталей, изучался район береговой полосы, занятой противником, и каждый заслуживающий внимания объект засекался, определялись его координаты, назначалась для его обстрела одна из береговых батарей, которая готовила исходные данные для открытия огня и находилась в готовности к действию по требованию обстановки. Что касается вражеских батарей, то по ним с каждым днем уточнялись и стоило той или иной батареи фашистов открыть огонь по нашему расположению, как сразу же вражеские позиции подвергались воздействию наших береговых артиллеристов, а батарея врага приводилась к молчанию.

Огневое преимущество кронштадтских береговых батарей над противником дало возможность командованию крепости пересмотреть и упростить организацию и действия прибрежных морских коммуникаций и связи с Ленинградом. В начальный период блокады все виды довольствия крепости и приморской оперативной группы (ПОГ) шли на перевалочную базу Лисий Нос, которая находилась под обстрелом противника и оттуда грузы следовали в Кронштадт и Ораниенбаум.

Мы не знаем ни одного случая, чтобы от огневого воздействия батарей противника пострадали наши буксирные средства или баржи с грузом.

Не могу не привести хотя бы одного случая, когда можно воочию убедиться, что это действительно так. В ночь с 26 на 27 ноября 1942 года из Ленинграда в Кронштадт, прямым путем следовал большой караван груженых барж. Ветер норд-ост. вся восточная часть залива до Невской губы забита льдом и караван за ночь не в состоянии был пробиться к месту назначения и войти в гавань кронштадтской военно-морской базы. Две баржи из него были затерты во льдах и рассвет застал их на траверзе Петергофа, можно сказать, в расположении противника, т. к. фарватер проходит в 4–5 км от береговой черты и находится в зоне действительного огня вражеской артиллерии. Совершенно естественно, что по буксиру: ведущими груженые баржи, незамедлительно был открыт огонь. Противник видимо намеревался отогнать или утопить буксирный пароход и завладеть баржами и имуществом, в них находящимся. Отряд дымзавесчиков по команде закрыл караван судов.

На выручку незамедлительно пришла береговая артиллерия крепости, которыми командовал командир городского района А.В. Будкевич. По батареям противника был открыт разрушительной силы артиллерийский огонь, и они были приведены к молчанию. Таким образом, застрявшие во льдах баржи спокойно были отбуксированы к месту назначения, не получив никаких повреждений. Подобного рода примеров, характеризующих боевую деятельность береговых батарей, можно было наблюдать ежедневно не один раз.

Жизнь в Кронштадте протекала почти без помех, что в свою очередь требовало высокой готовности береговых батарей, которым приходилось до двадцати раз в сутки принимать боевую готовность и выполнять огневые задачи.

В подтверждение действительности огня береговых батарей не могу не привести еще одного события из боевой деятельности Кронштадтской береговой батареи.

Артиллерийский обстрел Кронштадта и объектов, расположенных на о. Котлин можно было ожидать только с южного побережья, так как финское командование не располагало дальнобойной артиллерией, а для их старевших артиллерийских установок остров Котлин был недосягаем. И вдруг, в один из дней, кажется 4/Х.42 г., с финского берега были обстреляны наши объекты.

Положение для нас было необычным. Нужно было проверить, какая артиллерия появилась у финнов? Откуда она появилась? По анализу осколков снарядов и в особенности по донной части снаряда удалось установить, что финны обстреливают нас из наших 180 м/м артиллерийских установок, видимо оставленных нами при отходе из Ханко, а потом перевезенных и установленных на форте Ино. Кронштадтские форты, которыми командовали М.И. Алексеев, А.Ф. Акимов, П.Р. Коковин, П.С. Резников, также не имели у себя на вооружении новейших образцов артиллерии большой мощности и дальности стрельбы, финны хотя и на пределе досягаемости орудий могли безнаказанно вести обстрел объектов на о. Котлин. С таким положением мириться конечно было нельзя. Изучение обстановки и свои возможности были доложены ВС КБФ. Совместным решением командования Ленинградского фронта и КБФ было принято решение перевезти на о. Котлин две железнодорожные артиллерийские установки, с паровозом и всем штатным подвижным составом. Общее руководство возлагалось на командование КМОРа. Операция серьезная и ответственная, а в тех условиях сопряжена с большим риском. Для перевозки всего этого хозяйства были использованы две большие баржи большого тоннажа Северо-западного пароходства, подготовленные для необычного груза, перевозимого Ленинград – Кронштадт. Погрузка паровоза, артиллерийских установок и вагонов была возможна только на верхней палубе, а внутренность этих барж была заполнена грузами для устойчивости. Сделаны дополнительные крепления, поддерживающие палубу. И вот такая-то громада вблизи расположения войск сопровождали ее командиры Г.И. Боргокадзе, Тупиков и Волновский. На пристанях и причалах в Кронштадте производилась разгрузка всего этого громоздкого имущества. Вся операция прошла без каких-либо потерь в людях и техники. По железнодорожным путям о. Котлин начала маневрировать железнодорожная артиллерия большой мощности и дальности.

Для обеспечения руководства артиллерийским огнем всей операции по переброске в Кронштадт ж.д. артиллерии, управление береговой артиллерии взял на себя И.С. Мушнов. Отлична работал центр наземного наблюдения, расположенный под куполом морского собора. Артиллерийские средства противника находились под неослабным наблюдением, каждая попытка открытия огня по каравану, пристаням и причалам разгрузки немедленно была в готовности подавлялась ураганом ответного огня береговых батарей кронштадтской артиллерии.

Чтобы ослабить силу и мощь кронштадтской береговой артиллерии, противник конечно делал и неоднократные попытки обстрела фортов и батарей, но результат этих обстрелов был незначительный. Береговые батареи показали столь высокую тактическую огневую живучесть, о которой мы ранее и не мечтали. Оказались перекрытыми все наши тактические расчеты по живучести батарей и других объектов, а на самом деле для того, чтобы вывести из строя хотя бы на время какой-либо из элементов батареи, нужно обязательно достигнуть прямого попадания, что маловероятно и обойдется очень дорого. Цель не оправдывает средства. Это положение в такой же мере относится и к обстрелу батарей и объектов противника. В соответствии с этим огневое воздействие по батарее противника может преследовать цель не только их уничтожения или вывода из строя, а главным образом подавление огня и приведение действующих батарей к молчанию. Эти-то задачи нами и выполнялись достаточно успешно.

Немецкое командование делало попытки уничтожения наших батарей, которые действовали с повышенной активностью или хотя бы вывести их из строя. Выпускали по ним огромное количество снарядов, подвергали воздушным бомбардировкам, но не только ни одной батареи, но ни одного оружия за весь период блокады не было уничтожено и даже серьезно повреждено.

Бельмом на глазу у противника было 130 м/м батарея № 143, установленная на Лисьем Носу, хорошо замаскированная во время войны для усиления обороны Кронштадта. Командовал батареей Н.А. Новицкий. Корректировал огонь специально находившийся при батарее аэростат. Поднимался он только на период стрельбы. Основное направление этой батареи и задачи – поражение объектов техники и живой силы противника, расположенного на южном берегу Финского залива в районе Петергофа.

Батарея эта досаждала противнику больше, чем какая-либо другая из батарей кронштадтской БА, дистанция стрельбы небольшая и огонь ее был особенно действенным и она заслужила того, чтобы о ней знала история. Столько, сколько сделала для разгрома и уничтожения противника эта батарея, не сделали ни одна батарея кронштадтской крепости. Она входила в 18 дивизию.

Совершенно естественно, что противник имел зуб на эту батарею. Для ее уничтожения им проводились специальные операции и неоднократно, выпущено по ней более тысячи арт. снарядов, но ни одна из проведенных операций не увенчалась успехом. Батарея № 143 действовала до конца блокады с высокой активностью и действительностью огня.

В системе обороны Кронштадтской крепости, и в особенности как главной базы КБФ, очень большое значение отводилось организации ПВО. Зенитная артиллерия, имея свою законченную организацию, действовала в тесном взаимодействии с береговой артиллерией при появлении морского противника, и в системе наземной обороны, когда нет опасности с воздуха она являлась сильным огневым средством и наоборот, в организацию ПВО включались огневые средства береговой артиллерии всех калибров и действовали с полной активностью. Значительно труднее обстояло дело с решением задачи по боевому использованию истребительной авиации. Не было пригодных для истребительной авиации посадочных площадок. Но, как говорят, из любого положения можно найти выход. Найден он был и кронштадтской системой ПВО: на острове Котлин и на южном берегу в районе селения Борки были два небольших аэродрома, но они требовали проведения больших работ по их расширению. Поскольку никакого другого выхода не было, то и было принято решение срочно дооборудовать оба эти аэродрома до требований истребительной авиации. Работа эта была в кратчайший срок выполнена силами личного состава гарнизона крепости, и, мало того, в том же порядке были заново построены посадочные площадки на островах Сескар и Лавенсаари. Мероприятия по оборудованию аэродромов и посадочных площадок коренным образом изменили всю систему противовоздушной обороны, превратили ее из пассивной в активную. Необходимость проведения мероприятий по усилению противовоздушной обороны не только самого о. Котлин, но и всей восточной части Финского залива диктовалась всем ходом боевых действий. Столкнувшись со стойкостью морской обороны крепости и потеряв надежды на форсирование морской оборонительной позиции и овладения о. Котлин с моря, фашистское командование принимало все меры к тому, чтобы стеснить и даже вовсе лишить каких-либо возможностей выхода кораблей КМОРа и в особенности подводного флота для выполнения активных морских операций. Одним из мероприятий противник предпринял заграждение фарватеров и всей восточной части Финского залива постановкой мин различных образцов. Единственно возможным средством выполнения этой операции была авиация. Все расчеты на проведение операции противником строились с расчетом на слабую противовоздушную оборону Кронштадтской крепости, но эта затея дорого обошлась для немецкой авиации. На аэродромах о. Котлин и Борки к этому времени уже базировалась истребительная авиация, которая в ходе всей операции наносила сильные удары по самолетам противника, производившим минные установки. В одном из таких налетов противника на малых высотах порядка 200–300 метров, он потерял значительное количество самолетов, ибо наша авиация, действуя выше противника, уничтожала вражеские самолеты. Последующие налеты авиации противник проводил на высотах порядка двух с половиной тысяч метров, что затрудняло постановку мин. По всем этим операциям нашей истребительной авиацией и зенитной артиллерией было сбито 34 вражеских самолета. Очистка фарватеров производилась систематически и пользование ими было приостановлено на очень короткое время, и на ход проводимых операций существенного влияния не имело.

Отдельные дивизионы тральщиков, торпедных и сторожевых катеров базировались на Лавенсаари. Они периодически заменялись другими соединениями из Кронштадта.

Командование и штабы соединений, дивизионов были расположены на островах Сескар, Лавенсаари.

На южном берегу Финского залива действовали форты Красная Горка и Серая лошадь. В лесу вблизи находилась хорошо замаскированная наблюдательная вышка, на ней находился оборудованный пост управления огнем батарей, с которой просматривался весь Сескарский плёс, район Биэрка и частично шхерный фарватер и большие пространства сухопутного фронта. Все это давало возможность для использования артиллерийского огня этих батарей. Кроме того, в их задачу входило взаимодействие с сухопутным командованием частей генерала Астанина. В случае необходимости КМОР всегда привлекал артиллерию фортов для поддержания конвоев. Все это было согласовано с генералом Астаниным.

Для ознакомления с работой частей и оказания практической помощи на местах, в моих поездках часто принимали участие офицеры штаба и тыла КМОРа. В поездках иногда принимал участие генерал-лейтенант Иннокентий Степанович Мушнов и комиссар Л. Копнов. Иннокентий Степанович много лет был комендантом крепости Кронштадт, командовал артиллерией района и крепости. Высокообразованный генерал пользовался исключительным вниманием и авторитетом. Его знали и любили все артиллеристы береговой обороны и флота. Несколько лет он руководил артиллерийским управлением военно-морского флота. Он много внес нового в создание артиллерийских систем, как для кораблей флота, так и береговой артиллерии.

Наши поездки в штаб генерал-лейтенанта Астанина в Ижорах, который командовал Ораниенбаумским участком Ленинградского фронта воспринимались с благодарностью, ибо разрешали трудности на месте, а их всегда было не мало и разного характера.

Прежде всего генерал Астанин предъявил нам требования, – когда будет укомплектована морская бригада, но к его удивлению, ему доложили, что из Кронштадта прибыло пополнение в 1000 человек. Это как раз была та часть, которая следовала на комплектование морской бригады. 0 действии моряков на сухопутном фронте отзывы были очень хорошие. Их бесстрашие в бою служило примером для всех бойцов фронта. Генерал Астанин предъявил мне И.С. Мушнову требование передать в его распоряжение Ижорсдий сектор Б.О. Вызвали на совещание коменданта форта Красная Горка полковника Румянцева. Пришлось обстоятельно доказывать и разъяснять генералу Астанину, приводить примеры из истории гражданской войны, где Ижорский район огнем своей артиллерии действовал как по сухопутному противнику, так и по морскому. В данных условиях артиллерия Ижорского сектора включается в обеспечение сухопутных и морских операций по переходу подводных лодок в островной район и перевозок грузов на Лавенсаари. Следовательно, командовать всеми артиллерийскими силами и средствами должен один начальник, который находится в главной базе Кронштадте. В штабе Б.О. отработана вся система использования артогня, как на сухопутном, так и на морском направлениях. Когда мы спросили генерала Астанина, какую претензию он имеет к Ижорскому сектору? Были ли случаи невыполнения его приказаний об открытии артогня по противнику? Он ничего не смог ответить. С нашими доводами командующий ПОГ не согласился и написал жалобу ВС и командованию Ленинградского фронта. Обо всем случившемся мне пришлось подробно доложить письменно ВС КБФ, а последний командующему Ленфронтом. Жалоба генерала Астанина была отклонена. При следующих наших посещениях это вопрос больше не поднимался. В ноябре 1942 года приезжал в Кронштадт бывший командующий Б.О. ЧФ П.А. Моргунов. По нашей просьбе он сделал сообщение об организации обороны Севастополя. В результате этих сообщений и нам пришлось кое-что уточнить в системе обороны Кронштадта и островов Сескар и Лавенсаари.

В первых числах ноября 1942 года из Москвы из управления боевой подготовки под руководством вице-адмирала С.П. Ставицкого прибыла инспекция. Обследовали много частей, батарей, побывали на КП, наблюдали как у нас осуществляется управление артиллерией и непосредственно артогнем батарей. Проверка велась в период выполнения нами огневых задач С.П. Ставицкии сам артиллерист и это дело знает хорошо. Он в 1927 году командовал дивизией линкоров КБФ, а я был старшим артиллеристом на линкоре «Парижская коммуна». Инспекция дала высокую оценку, да иначе и быть не могло. Мы имели перед собой изученного до деталей противника. Нами хорошо было организовано управление огнем.

Весной 1942 года я не мог себе представить, что пройдет менее чем 2 года и Ораниенбаумский плацдарм займет почетное место в истории Великой Отечественной войны и мне придется в период подготовки крупной многофронтовой операции, целью которой были ликвидация блокады Ленинграда, руководить переправой 2-й ударной армии из Ленинграда на Ораниенбаумский плацдарм.

В командование Ленинградским фронтом вступил генерал-лейтенант Л.А. Говоров.

После ознакомления с обстановкой на Ленинградском фронте и мероприятиях, которые планировались выполнять кронштадтским морским оборонительным районом, чтобы не допустить противника к нашим морским рубежам и защиты Ленинграда с моря. В июне 1942 года вновь были подтверждены задачи для КБФ:

– содействовать войскам фронта в наступательных и оборонительных операциях;

– наносить максимальный урон перевозкам противника в Балтике и на заливе;

– надежно оборонять Ленинград и Островной район с моря, вести борьбу за расширение операционной зоны в целях обеспечения развертывания сил фронта для ведения активных боевых действий и операций на море подводными лодками и авиацией;

– надежно защищать свои морские и озерные коммуникации.

Бывая в Смольном вместе с командующим КБФ В.Ф. Трибуцем, Военный Совет фронта, командующий генерал-лейтенант Л.А. Говоров, А.А. Жданов, А.А. Кузнецов, с последними у меня было давнишнее знакомство, меня они хорошо знали. Я был до службы в Москве, членом Ленинградского областного комитета КП. Они интересовались моей новой работой. Рассматривались: морская обстановка от Кронштадта на запад, особенно острова Лавенсаари, Сескар, выход подлодок в море, ремонтные возможности Кронштадта и другие вопросы. Их интересовал доклад очевидца с использованием карты, а не только письменное донесения.

Военный Совет фронта интересовался взаимодействиями с частями генерала Астанина, снабжением их всем необходимым, эвакуацией раненых и рядом других вопросов. Их интересовали связь и перевозка между Лисьим Носом – Кронштадтом – Ораниенбаумом. Для меня трудностей не было, ибо я всегда был в курсе всех событий.

В августе 1942 года по решению ВС Ленфронта Кронштадтский морской оборонительный район сформировал морскую бригаду в составе 6000 человек. В ее составе были хорошо подготовленные специалисты. Большую работу в ее формировании провели политические, работники штаба береговой обороны, которую возглавлял комиссар Б.О. полковник Л. Копнов и комиссар КМОРа Боярченко. Весь состав бригады ушел на защиту Ленинграда. Выделение столь значительного состава бойцов требовало организационных мероприятий. Приходилось сокращать обслуживающий состав артиллерийских расчетов. В условиях контрбатарейной борьбы большой скорострельности не требовалось. Залпы наши были реже, но точнее по врагу. Вот таким путем и изыскивали свои резервы. Ими же заменяли больных и раненых. Дальнейшие боевые действия подтвердили наши мероприятия правильными. Усиленная учеба личного состава в выполнении своих обязанностей орудийных расчетов, не снизили боеспособности. Стрельба по береговым целям противника, скорострельности не требовала, он пока не покидал занятых позиций. В использовании артиллерии Главной базы самое важное организация разведки и наблюдения. Пересмотрели систему наблюдения и корректировки артогня. Штаб береговой артиллерии, его начальник Потемкин, работали повседневно и достигли значительных результатов. Созданная система наблюдения обеспечивала своевременное обнаружение противника и корректировку стрельбы по ней береговых батарей. Центральный пост наблюдения находился под куполом морского собора. Обслуживающий его состав, его подготовленные специалисты в совершенстве владеющие своими знаниями. Их называли «чародеями». Они безошибочно обнаруживали из какой точки противник открыл огонь и определяли из какой батареи БО выгоднее подавить его. Был такой случай. Я созвал совещание в домике, где мне часто приходилось это делать. Противник открыл огонь по казармам 260 бригады морской пехоты. Один снаряд разорвался под окном домика, где происходило совещание. Осколки снаряда разбили окно и ранили несколько человек. Немедленно был открыт огонь наших батарей и противник длительное время этот район казарм не обстреливал. Некоторые батареи по 16–17 раз в сутки принимали готовность № 1, нанося поражение противнику. Особенно активно работали батареи на Лисьем Носу и батареи в районе Летней пристани в Кронштадте. В ноябре 1942 года опять получили приказ выделить 1500 человек для помощи Ленинградскому фронту. Приказ выполнили в срок и сохранили боеспособность частей Б.О. Способствует то положение, что противник, с которым имеем дело, береговая артиллерия, сухопутный фронт, для его поражения на требуется большой скорострельности, можно действовать с достаточной успешностью и в сокращении расчета.

Командование КБФ, его штаб, главное направление их работы – обеспечение перевозок на Ладожском озере, «дороге жизни», которым командовал капитан 1 ранга Виктор Сергеевич Чироков. Через нее проходило питание всем необходимым блокированного Ленинграда. Корабли Ладожской военной флотилии под командованием Чирокова выполняли перевозки и обеспечивали безопасность от помех гитлеровских войск. ВС КБФ иногда приезжал в Кронштадт для встречи личного состава подводников после возвращения их из похода.

1942 и 1943 годы для Кронштадтского морского оборонительного района, включая Ораниенбаум, были очень трудными и напряженными в выполнении задач, поставленных фронтом. Острова Лавенсаари и Сескар требовали повседневной заботы в обеспечении базирующихся на них кораблей. Создание надежной обороны с воздуха. Действие противника с южного берега от Кунды-Нарвы, постоянной маскировкой стоянки на Лавенсаари кораблей, выход и прием подлодок до операции и после ее выполнения, переход конвоев и другие вопросы. В этом треугольнике решались задачи борьбы на морских сообщениях противника и обеспечение безопасности своих морских сообщений. В районе боевых действий были сосредоточены силы для активных морских операций.

На острове Сескар был сооружен аэродром, размещен дивизион артиллерийских установок, батареи ПВО.

На гарнизон острова Сескар были возложена задача обороны подходов к Кронштадту со стороны Лужского направления и обеспечение перехода кораблей из Кронштадта на Лавенсаари.

Передовой базой Краснознаменного Балтийского флота был остров Лавенсаари. Все операции по выводу подводных лодок в западную часть Финского залива и далее в центральную Балтику, проводились нами через Лавенсаари.

Командиром островной базы с первых дней был опытный офицер участник народно-освободительной войны в Испании капитан 1 ранга Солоухин С.Д., а затем герой обороны Севастополя и Одессы контр-адмирал Г.В. Жуков. Весь свой опыт применил в работе на новом месте с большим успехом. Гарнизон острова с похвалой отзывался о своем командире.

Сухопутной обороной командовал генерал-майор Григорьев, знающий свое дело и с любовью выполняющий порученную работу. Остров был усилен 130 м/м пушками, зенитными батареями.

На Лавенсаари базировались: канлодка «Красное знамя», большие морские охотники, торпедные катера, тральщики, катера-дымзавесчики и другие корабли.

Большая помощь по вопросам разведки КМОРу оказывалась начальником разведотдела КБФ Н.С. Фрумкиным. О его работе и следует сказать.

Каждый начальник, которому предстоит выполнять боевую задачу, но по ходу выполнения ее может быть встреча с противником, всегда проявит интерес – какой противник.

Еще в мирное время, когда мне в 1937 году пришлось работать начальником штаба КБФ, а затем и командовать им, свою работу начинал знакомством с работой разведотдела. Начальником разведотдела был капитан 2 ранга А.А. Филипповский. При встрече с ними А.А. Филипповский доложил обстановку и просил меня выслушать его заместителя Наума Соломоновича Фрумкина. Доклад им был сделан вполне содержательно, со знанием своей работы. Работа отдела меня вполне удовлетворила. После этой встречи разведчики всегда обеспечивали штаб необходимыми данными на всех учениях, походах, как Финском заливе, так и выходах в Балтийское море. Потом наши пути разошлись до 1942 года.

В 1942 году мне пришлось командовать в течение двух лет Кронштадтским морским оборонительным районом – ШОР. В штабе было свое разведотделение, которое возглавлял капитан 3 ранга Антонов, а полковник Наум Соломонович Фрумкин руководил разведотделом КБФ. Мне пришлось обратиться к нему, как к старому моему сослуживцу, за помощью и советом.

За все мое пребывание в Кронштадте Наум Соломонович Фрумкин всегда по разведвопросам оказывал большую, неоценимую помощь. Выезжал на места вместе со мной. Перед выходом подлодок на операции он давал много разведданных для командиров подводников и штабу ЖОР.

Работа разведотдела КБФ и всех офицеров, которые в нем работали, заслуживает, чтобы о их делах сказать значительно больше. Материал разведки КБФ широко был использован штабом Ленинградского фронта в своих операциях.

Обеспечение всем необходимым этих частей и соединений проходило в очень сложных условиях, не только погодных. С Нарвско-Кургаловского направления противник вел систематический обстрел. Ставил мины на фарватерах, действуя из шхер. Финские корабли, используя шхерные фарватеры для своих выходов, на пути наших переходов создавали всевозможные помехи. Все это не было случайным. Немецко-фашистское командование, в совокупности с финами, пыталось активизировать свои действия. Вот как были определены задачи немецкого флота: «Путем блокады русских военно-морских сил в восточной части Финского залива добиться безопасности плавания в Балтике и на заливе». 272. (Дашичев В.И. «Банкротство стратегии германского фашизма», М., «Наука», 1973 г., стр.321).

Следует подчеркнуть, что противнику удалось в 1942 году е целью не допустить прорыва наших подводных лодок в Балтийское море, выставить три противолодочных заграждения – два немецких и одно финское.

Между мысом Перккалаа-Удд и островом Норген, было около 1900 мин, а к югу от Гогланда – 8000 мин с 1500 минными защитниками.

По данным нашей разведки противник постоянно держал в Финском заливе пять флотилий тральщиков, одну флотилию кораблей противолодочной обороны и флотилию противодесантных кораблей и др.

Когда мы теперь проходим в Кронштадт из Ленинграда по Морскому каналу, все кажется просто и ясно, но вспомните годы блокады Ленинграда.

Морской канал и корабельный фарватер Ленинград – Кронштадт обслуживал все переходы кораблей разных классов. Была своя маячная система огней на дамбе входного канала. Пользование ею было только в тех случаях, когда совершали переход корабли. Обстрел Морского канала немцы производили, когда заняли Стрельну. В Морском канале иногда стояли боевые корабли, чтобы своим артиллерийским огнем воздействовать по переднему краю обороны фашистов. По нему в 1942 году ночью совершали переходы подлодки из Ленинграда в Кронштадт и миноносцы из Кронштадта в Ленинград. Когда возникла необходимость перевозки на тяжелых баржах железнодорожных артиллерийских установок крупного калибра по корабельному фарватеру, ибо другого пути не было, тоже воспользовались этим фарватером. Об этом будет сказано дальше. В одном из переходов подлодки Ленинград – Кронштадт после выхода ее из Морского канала, на корабельном фарватере в районе Стрельны, она подорвалась на магнитно-акустической мине. Магнитные мины фашисты поставили с гребной шлюпки, которая вместе с миной утонула. По их определению и подсчетам мина близко была поставлена к фарватеру движения кораблей. После подрыва подлодки фарватер был закрыт. Немецкое командование на берегу в этих районах установило сухопутные передвижные артиллерийские установки. После этого противник, владевший северным и южным берегами Финского залива, всегда имел возможность артиллерийского обстрела курса перехода кораблей на участке Ленинград – Лисий Нос – Кронштадт. Он не только вел артиллерийский обстрел наших кораблей, но и наносил удары своей авиацией. Трудно было также вести борьбу с магнитными минами противника. Хочу подчеркнуть, что вся тяжесть в этом легла на базовые быстроходные тральщики (ЕГЩ), но их было недостаточно.

После войны стало известно по немецким документам, что враг стремился к решительным действиям с 1942 года, закрыть выход из Кронштадта и Ленинграда советским боевым кораблям. Принять все меры воздействия армейской полевой артиллерии, частными налетами авиации, действия из шхерных районов Финляндии мелкими отрядами кораблей как финнов, так и немцев. Овладев островными базами Сескар и Лавенсаари, противник стремился закрыть выход подлодок в Балтийское море. Фашисты полагали что это позволит им выдвинуть вперед и морские границы, располагать районом Биорке – мыс Кургалово.

Трудностями в навигационный период 1942 года перевозки из Ленинграда в Кронштадт осуществлялись северным фарватером Ленинград – Лахта – Лисий Нос.

При этом на командира Ленинградской военно-морской базы была возложена ответственность за перевозки по маршруту Ленинград – Лахта – Лисий Нос, а за перевозками по маршруту Лисий Нос – Кронштадт отвечал командующий Кронштадтским морским оборонительным районом.

Все грузы для Кронштадта направлялись к ленинградской пристани в северной части города. В этом направлении конвои меньше подвергались обстрелам.

Грузы для Ораниенбаума перевозились на судах, проходивших вне Кронштадта, обходя крепость с востока. Большую роль в обеспечении перевозок играли отряды катеров – дымзавесчиков, они создавали условия скрытого перехода судов. Как правило, перевозки грузов проводились в темное время суток.

Какими силами решались задачи, поставленные перед Главной базой КБФ, Кронштадтским морским оборонительным районом – корабли ОВР (охрана водного района) ими командовал капитан 1 ранга Ю.В.Ладинский, военком бригадный комиссар Р.В. Радун, начальник штаба Н.И. Мещерский.

– Истребительный отряд, состоявший из 4-х дивизионов морских охотников (катеров МО) командир отряда М.В. Капралов, военком С.С. Жмакович.

– Бригада траления – командир А.Н. Панфилов.

Чтобы ясно представить себе масштабы деятельности этих замечательных «тружеников моря», следует сказать, что они сделали.

В течение 1942 года из Кронштадта на Лавенсаари и в обратном направлении было 50 переходов конвоев, в которых участвовали более 250 кораблей и судов. Для обеспечения их проводки было совершено 78 выходов катеров «МО» и 197 – катеров-тральщиков и дымзавесчиков. В общей сложности потоки грузов Ленинград – Кронштадт – Ораниенбаум – острова в приблизительном подсчете составляли 112.142 тонны различных грузов и 94.920 человек раненых, больных и эвакуированное население.

Выполняя решение боевых задач и заботясь о досуге личного состава гарнизона, политические работники генерал-майор Быстриков, полковник М. Родионов, И. Зубенко, Копнов и другие внесли предложение организовать клуб отдыха. Командование КМОРа согласилось с этим предложением. Подобрали специальные помещения в северо-западной части города, произвели необходимую перестройку помещения, произвели ремонт и ряд других мероприятий. Желания были небольшие. Создать минимальные условия отдыха всем тем, кто ежедневно в напряженной обстановке проводят свою работу, а когда имелось свободное время – негде было его провести. Семьи почти всех офицеров были в эвакуации. Создание клуба отдыха было поддержано во всех соединениях, было доложено об этом в Политическое управление флота. Его начальник генерал-майор В.А. Лебедев, ознакомившись с программой работы, одобрил. Военный Совет тоже согласился. В программу работы клуба отдыха входило выступление самодеятельных кружков, разных аттракционов, вплоть до цирковых. Таких артистов, музыкантов – добровольцев в воинских частях было много. Нужно их было только организовать, и т. д. В дополнение было предложено организовать буфет без крепких напитков, заменив их чаем. По предложению с мест, высказывали делать отчисления ежемесячно один день всех продуктов месячного пайка по добровольному желанию офицеров. С этим согласились все офицеры базы. Управление тыла, возглавляемое подполковником П.М. Гарцевым, и комиссар М. Родионов очень хорошо организовали работу буфета и чайной. Ежедневно посетителей было до 200 человек, были вхожи старшины и матросы. Впоследствии такое мероприятие было организовано и в Ленинградской военно-морской базе. Клуб отдыха работал до прорыва блокады Ленинграда. В свое время о нем много было сказано добрых слов, теми кто в нем находил отдых. К сожалению, не сохранился план работы клуба отдыха.

Считаю нужным и необходимым назвать некоторых партийно-политических работников и таких было очень много во всех соединениях и частях, которые не считались ни с какими трудностями, всегда умело, доходчиво проводили работу в массах солдат и матросов. Среди них генерал-майор Г.Ф. Быстриков, полковники П.В. Боярченко, М.С. Родионов, капитан 2 ранга И.Т.Зубенко, С.С. Жамкочьян и многие другие. Выше всякой похвалы работали партийные и комсомольские организации, работали вдумчиво, целеустремленно и с полезной отдачей. В этой войне, конечно, не приходилось давать команды «Коммунисты, вперед!», так как партийные и комсомольские организации сумели держать высокий уровень патриотизма и чувство долга перед Родиной в среде бойцов и командиров. Конкретные примеры боевой деятельности были использованы в полной мере. На хороших примерах воспитывался личный состав. Недостойные примеры получали резкое осуждение.

Нам неоднократно приходилось наблюдать и даже поражаться выдержкой рядовых бойцов-артиллеристов, примеров храбрости и отваги можно было видеть часто. К примеру – во второй артиллерийской дуэли на одной из береговых батарей, осколком разорвавшегося снаряда телефонисту батареи Тимофею Воробьеву перебило руку, о чем стало известно только после окончания стрельбы. Телефонист этот, превозмогая боль, продолжал передачу команд с командного пункта на орудия и обеспечил выполнение задачи, поставленной батарее.

Незабываемый пример выдержки дает такой эпизод: мне лично пришлось быть свидетелем. На глиссере при запуске мотора, моторист Иван Семенович, от неосторожности обращения с пропеллером, ему отрубило пальцы правой руки, и он, не издал ни единого звука, сам достал бинт и начал делать перевязку. И мы только тогда заметили, что с ним произошло. Оказать этому матросу помощь и заменить его другим, не было возможности, и он некоторое время с разбитой рукой оставался на глиссере, выполняя свои обязанности.

Прежде чем рассказать о подлинном героизме личного состава кораблей и частей Кронштадтского морского оборонительного района в 1942 и 1943 годах, мне представляется важным вернуться к периоду накануне Великой Отечественной войны. Это поможет разобраться более обстоятельно в событиях военного времени.

Еще в 1938 году, когда мне довелось в роли Командующего Краснознаменным Балтийским флотом заниматься вопросами укрепления оборонных мероприятий Кронштадтской крепости. Совершенствовались работы модернизации, особенно на северные форты.

К началу Великой Отечественной войны работы были закончены. Однако самым сильным компонентом во всей сумме оборонных мероприятий был, есть и будет человек и в особенности советский человек. Кронштадту, как морской крепости, присущи морские традиции. Не зависимо от того, носит ли боец флотскую тельняшку или красноармейскую гимнастерку, находясь в Кронштадте, он приобщается ко всеми морскому, ему не чужды лихость и отвага моряка.

Рост флота выдвигал новые требования – создание новых баз, оснащенных необходимой техникой командных пунктов и ряд других неотложных мероприятий. Для этого была создана комиссия, в которую вошли представители штаба флота Белоусова инженерного отдела Квочкина и представителя центрального аппарата из Москвы и других офицеров. Они обследовали ряд мест как в Кронштадте, так и на южном берегу залива. В Лужской губе началось строительство военно-морской базы и ремонтных мастерских.

Для подлодок их базирования в Кронштадте в Купеческой гавани была оборудована зарядовая станция, береговые казармы для личного состава. На Ораниенбаум базировались подлодки типа «М».

Тогда изучался вопрос о строительстве защищенного командного пункта штаба флота.

В Больших Ижорах было найдено такое место: оно вполне удовлетворяло выдвинутым тактико-техническим требованиям.

Предполагалось разработать необходимую документацию с тем, чтобы уже в 1940 году приступить к строительству.

Почему было выбрано место для командного пункта штаба флота в Больших Ижорах? Строилась Лужская военно-морская база и предполагалась хорошая связь с Кронштадтом.

Дело в том, что существовал перспективный план строительства дамбы, которая соединила бы Кронштадт с южным берегом в Ораниенбаумско-Ижорском районе. Возведение дамбы Кронштадт – южный берег Финского залива позволил бы решать ряд задач:

– защита Ленинграда от наводнения;

– облегчение транспортной связи;

– снабжение пресной водой Кронштадта, на которой базировались бы боевые корабли, а их потребность в пресной воде была огромной, и ряд других, не менее важных проблем, стоявших перед промышленными предприятиями города, ибо частые западные ветры нагоняли морскую соленую воду, которую для технических надобностей котельного хозяйства использовать нельзя. Котлы требовали пресную воду.

Однако в сентябре 1939 года началась вторая мировая война. Это создало новую ситуацию.

Вскоре изменилась обстановка и на Балтийском море. Балтийский флот перенес свое базирование на Запад.

Главной базой стал Таллин. Модернизировались и строились военно-морские базы: Либава, Виндава, строились артиллерийские позиции и укрепления на Моонзундских островах и на Ханко.

Строительство в Кронштадте и в Ижорах было приостановлено.

Вероломное нападение фашистской Германии на СССР, изменившаяся обстановка на Балтийском море, вступление в войну с Финляндией – все это вынудило наше командование принять решение о возвращении нашего флота в Главную морскую базу в Кронштадт. Вновь встал вопрос о строительстве хорошо защищенного КП флота. Готового проекта его строительства не было. Наспех, необдуманно провели случайное мероприятие. Штаб флота не мог предложить правильного решения проблемы – установка зарытой в землю большой металлической цистерны. Следовало обеспечить необходимую изоляцию от грунтовых вод. Верхнюю часть цистерны должны были прикрывать цементные плиты. Однако вместо убежища и КП получился «музыкальный инструмент», хорошо воспринимавший все взрывы бомб со значительным усилением звуков. От этого все обитатели, так называемого убежища, были вынуждены немедленно выходить на поверхность.

К тому же грунтовые воды требовали создания системы водоотливных средств.

Эти и другие недостатки привели к тому, что построенное сооружение стало памятником его создателям. Использовать этот КП было нельзя на всем протяжении войны. Пришлось вновь оборудовать КП, который предполагался для ПВО, а в данных условиях его пришлось перестраивать в ходе войны.

После возвращения флота из Таллина командный пункт штаба флота был специально построен в Ленинграде. Для него были использованы броневые плиты с морского полигона.

Однако строительство береговых командных пунктов не удовлетворяло возросшим требованиям. Сложная обстановка 1942 года требовала четкости управления действиями подводных лодок при выводе их на позиции в Балтийское море.

Данные о действиях береговой артиллерии, кораблей ОВРа, авиации – все документы обрабатывались и хранились в разных местах. Все это осложняло обстановку, обобщение материалов и своевременное принятие по ним необходимых мероприятий.

Я привел это пример, чтобы подчеркнуть острую необходимость заблаговременно, в мирное время тщательно изучать требования к сооружениям данного типа, которые должны использоваться во время войны.

С переходом Краснознаменного Балтийского флота на новые военно-морские базы на западе, я в этот период работал заместителем Народного комиссара Военно-морского флота. На меня была возложена задача по руководству всеми строительными работами, производимыми на флотах, как созданными управлениями в центрах, так и на местах.

Теперь, когда я вспоминаю события предвоенных лет и перечитываю документы, относящиеся к огромной по масштабам работе наших строителей, я думаю о том, как далеко вперед видела наша страна, выделяя людей и средства на подготовку обороны нашей страны. Ведь строительство наших новых военно-морских баз и сооружение мощных береговых артиллерийских укреплений, существующих баз на всех наших морях и реках, интенсивно развернулось после образования Наркомата Военно-морского флота. А его деятельность приняла широкие размеры после решения ХVIII съезда КПСС, на котором стоял вопрос об укреплении обороноспособности СССР, о создании советского океанского флота.

Народный комиссар Военно-морского флота Н.Г. Кузнецов возложил на меня контроль и руководство по выполнению запланированных инженерно-строительных работ с выездом на места – для ускорения решения всех вопросов, и чтобы освободить командующих фронтами от непосильных мероприятий. Мне, как заместителю Народного комиссара, пришлось курировать вопросы, связанные с объектами оборонительного значения (гавани, мастерские, пути железнодорожной артиллерии и др.).

Вполне понятно, что все это требовало тесной связи с многочисленными организациями и рядом крупных наркоматов страны, которые по договорам брали на себя производство работ.

На отдельных строительных объектах руководили опытные инженеры, в числе их были на Балтике Иван Васильевич Колезин, впоследствии строил Куйбышевскую ГЭС, Александр Николаевич Комаровский, в последние годы занимал должность заместителя министра обороны по строительству и расквартированию войск. Сафрозян – руководитель главвоенстроя МО выполнял работы по Северному флоту и ряд других высококвалифицированных специалистов.

На военно-морских базах всех наших флотов шла напряженная строительная работа, естественно, что на Балтийском море размах работ был наибольшим.

Краснознаменный Балтийский флот, его военно-морские базы были в непосредственной близости к базам фашистской Германии на Балтийском море. Все оборонное строительство велось комплексно.

В комплекс входили:

– выбор артиллерийских позиций, складских помещений, дорог с устройством жилых городков для личного состава;

– выбор и строительство новых гаваней, причалов, аэродромов и дорог;

– строительство защищенных командных пунктов.

Для этой цели были созданы мощные строительные организации в Таллине, Виндаве, Либаве, на островах Эзель, Даго, Осмуссар, на полуострове Ханко.

Комплектование и организация строительных батальонов выполнялись за счет призыва разных специалистов на военную службу. Все, кто участвовал в строительстве оборонных объектов, хорошо помнят какие огромные усилия были вложены в выполнение установленных планов. Мне доставляет большое удовлетворение назвать имена тех, на чьи плечи выпал большой труд в тот период: И.Д. Суровов, Дремов, Рябцев, Мохов, Гречаный, Борисов. Они возглавляли работы по проектированию оборонных объектов для всех флотов с учетом местных условий и назначения.

В предвоенный период большое значение имели работы по установке крупных башенных и железнодорожных артиллерийских систем и других объектов, которые по своим качествам и новизне отличались от укреплений первой мировой войны.

Необходимо было обеспечить высокую живучесть и автономность этих установок в условиях полного окружения противником.

В короткие сроки под руководством военных инженеров-строителей: Паромонова, Болукова, Коновалова, Бондаренко, Ускова и Бурковского создавалась организация для производства работ.

Для точной привязки артиллерийских батарей и всей системы управления работали специальные комиссии, которые возглавляли опытные артиллеристы контр-адмирал И.И. Грен, генерал-майор А.П. Елисеев, генерал-майор С.И. Кабанов. Назначенные комиссии провели очень большую работу. В своей работе они использовали материалы войны империалистической. Хорошо использовалась маскировка местности. Углы обстрела директрисы батарей отвечали направлениям, как морского противника, так и действиям с сухопутного направления. Расположение батарейных городков и подходы к ним соответствовали условиям военного и мирного времени. Были построены отвечающие тем временам развития техники, новые оборонительные объекты на побережье Балтийского, Черного, Баранцева морей и на Дальневосточном театре. Не забыт был и Кронштадт.

Объекты, построенные нашими строителями, полностью выполнили свои задачи. Достаточно вспомнить длительную оборону Одессы, Севастополя, Моонзундских островов, полуострова Ханко.

Замечательные коллективы военно-морских строителей, которыми руководили А.И. Кузьмин, В.И. Лобайдин, П.И. Хохлов, А.И. Евстигнеев, Б.Л. Лившиц, П.И. Судьбин, Г.П. Комаров. Я.С. Кронрод, Б.Н. Великович. Не считаясь с трудностями, они работали над созданием мощных оборонительных укреплений военно-морского флота.

Боевые действия всех наших флотов подтвердили, что вновь построенные и обновленные объекты наших военно-морских баз, сыграли большую роль в ходе Великой Отечественной войны. Добрым словом должны быть помянуты многочисленные строительные батальоны, которые добросовестно выполняли все работы с высоким качеством, отличались не только в период предвоенный. После вероломного нападения фашистской Германии на Советский Союз, весь личный состав строительных батальонов являлся резервом для комплектования сухопутных частей и вместе с боевыми частями гарнизонов военно-морских баз активно участвовал в отражении вражеского нападения.

Необходимо отметить, что все работы по оборудованию артиллерийских позиций жилых городков, особенно на КБФ были закончены к середине 1941 года и сыграли свою роль в обороне острова Моондундского архипелага, значительно задержали продвижение противника в Финский залив.

Даже в условиях, когда не хватало войск для обороны военно-морских баз с суши, как это было в Таллине и на островах, в морские гарнизоны включали строительные батальоны, которые стойко удерживали свои позиции до последней возможности.

Специального рассмотрения заслуживает строительство артиллерийских позиций на полуострове Ханко.

Большую помощь строительным батальонам оказывал личный состав береговых батарей. Одновременно с монтажом техники они в процессе работы осваивали боевое использование, что сокращало сроки ввода ее в боевое действие. Многие артиллерийские начальники И. Кустов, Г. Потемкин, С. Кабанов и другие, которых я хорошо знал по службе на Балтийском флоте до войны, как опытных и знающих свое дело, вдохновляли личный состав батарей, Генерал И.С. Кабанов был назначен командиром военно-морской базы Ханко. Его ближайшими помощниками были И.Н. Дмитриев и Н.П. Симоняк. Генерал Симоняк командовал бригадой. В состав его частей входило 25 тысяч солдат и офицеров. В результате крупных усилий в начале войны на Ханко была создана прочная оборона, которая совершенствовалась в ходе войны. Все это позволило героическим защитникам военно-морской базы Ханко задержать противника и финскую армию на Выборгском направлении, выстоять до конца ноября 1941 года, а также вести активные наступательные действия. По решению Ставки Верховного Главнокомандования гарнизон военно-морской базы Ханко был эвакуирован. Эту очень сложную в зимних условиях, минной опасности, трудную операцию осуществили корабли эскадры КБФ.

Руководство эвакуацией было возложено на опытного адмирала, активного участника войны в Испании, бывшего командующего Северным флотом В.П. Дрозда.

В 1942–1943 годах группа военных инженеров, в которую входили: Д.И. Суровов, В. Гордиенко, Д. Гусман, П. Давыдкин, П. Андреев, А. Сергеев, И. Козырев и другие, осуществляли строительство ряда объектов Кронштадтского морского оборонительного района.

Командованием КМОР были поставлены перед строителями задачи:

– прокладка второго фарватера Кронштадт – Шепелевский маяк;

– строительство дерево-ледовых огневых точек на ледяном покрове залива в направлениях Петергоф-Кронштадт-Ораниенбаум;

– строительство ледовых дорог для транспортных связей Лисий Нос-Кронштадт-Ораниенбаум;

– ремонт инженерных сооружений после обстрела Кронштадтского морского завода и других сооружений города;

– строительство радиоцентра, аэродрома «Бычье поле», Борки;

– строительство оборонных объектов и артиллерийский позиций на островах Лавенсаари и Сескар.

В период обороны Ленинграда на острове Лавенсаари была создана военно-морская база, которая явилась передовой базой флота. Выходы и возвращение подводных лодок, направляемых в Центральную Балтику из Ленинграда и Кронштадта, проходили через Лавенсаари. На Лавенсаари периодически базировались также надводные корабли разных классов. Они обеспечивали район плавания наших кораблей от Гогланда на восток, ведя систематическую борьбу с противником, действующим из шхер и ликвидацию минной опасности в этом районе плавания.

В 1942 году подводные лодки из Ленинграда в Кронштадт переходили по Морскому каналу, однако обстановка изменилась после того, как на магнитной мине подорвалась подводная лодка Щ-323. Во время взрыва погиб командир корабля Ф. Иванцов и комиссар Круглов.

В связи с этим фарватер Морского канала был закрыт. Базирование подводных лодок из Ленинграда было перенесено в Кронштадт. Все работы по их подготовке, ремонту, проверке и снабжению проверенными торпедами, зарядке аккумуляторных батарей, размагничиванию и другие мероприятия выполнялись Кронштадтскими предприятиями.

Авиация, частично базирующаяся на островах Лавенсаари – Сескар, в Кронштадте – Бычье поле и Борки, вела интенсивную разведку, особенно в интересах перехода подводных лодок. Командиры кораблей перед уходом из Лавенсаари получали необходимую информацию об обстановке на море. На Лавенсаари были построены мастерские для производства ремонтных работ надводных кораблей и подводных лодок.

Береговая и противовоздушная оборона острова надежно прикрывала базирование кораблей. С острова велась контрбатарейная борьба с противником, который имел свои огневые позиции в районе Кунда-Нарва.

Все это в большей мере было создано трудом инженеров-строителей, которые находились в постоянной готовности оказать помощь соединениям и частям Кронштадтского морского оборонительного района. Строительные части занимались и лесозаготовками, когда в этом была необходимость.

Обеспечение всем необходимым отдаленных районов проводилось в очень сложных условиях, и не только погодных. Противник вел систематический артиллерийский обстрел наших баз Сескар и Лавенсаари и коммуникаций, перехода кораблей с Нарвско-Кундовского направления. Продолжались систематическая воздушная разведка и налеты авиации по островным базам.

Против наших кораблей действовали финские торпедные катера, используя шхерные фарватеры. Тральщики противника неоднократно пытались поставить минные заграждения на путях движения наших кораблей, а также выхода наших подводных лодок в Балтийское море.

В основном перевозки производились в темное время суток.

В отдельных случаях грузы из Кронштадта и Ораниенбаума перевозились и в дневное время, в ненастную погоду при плохой видимости. Охраной водного района руководил капитан 1-го ранга Ладинский. Ему подчинялись все небольшие катера и бригада тралищиков. Бригадой больших охотников командовал капитан 2-го ранга М.И. Капралов (база Кронштадт), а бригадой торпедных катеров – капитан 1-го ранга Греков, которые базировались на Литке в Кронштадте. Командиром бригады подводных лодок был контр-адмирал Стеценко, начальник штаба Курников (базирование Купеческая гавань). Начальник тыла П.М. Гарцев, комиссар М. Родионов. Капитан 3-го ранга Ноянов руководил вспомогательным флотом (ОВСГ). Полковник Румянцев командовал фортом Красная Горка. Генерал-майор Кузьмичев возглавлял сухопутную оборону Кронштадтского морского оборонительного района.

Были произведены контрольные взрывы больших глубинных бомб на фарватере открытой части Морского канала, чтобы вызвать взрыв магнитных мин.

В составе вспомогательного флота КМОРа числилось 100–120 плавединиц, среди них 70 барж и 2 ледокола. Кроме того, к плавучим средствам частично были прикомандированы суда из северо-западного речного пароходства.

В отличие от перевозок Лисий Нос – Ораниенбаум, морские перевозки Кронштадт – Лавенсаари были сопряжены с большими трудностями. Каждая перевозка планировалась и проводилась как самостоятельная операция. В караван судов, морских барж и буксиров включались для охранения морские охотники и торпедные катера. На период перевозки грузов на острова береговая артиллерия южного берега приводилась в боевую готовность. Авиация флота на это время вела разведку трассы и в отдельных случаях прикрывала переход отрядов кораблей и судов, если приходилось это производить в дневное время.

У нас очень мало рассказано о маячной службе КМОРа, а труженики маяков активно обеспечивали переход конвоев на острова. Маяки действовали только в зоне перехода конвоев. Командир конвоя доносил в штаб КМОРа, когда включать систему.

В районе маяка о-ва Соммера бывали случаи, когда противник предпринимал попытки атаковать конвои. Но эти атаки успешно отражались. Береговая артиллерия открывала огонь по противнику.

На подходах к островному району конвой встречали корабли дозора. Эти операции осуществлялись в течение темного времени суток.

Разгрузочные работы проводились в зависимости от обстановки.

Возвращение конвоя в Кронштадт проводилось в таком же порядке.

Особое место в организации переходов боевых кораблей из Кронштадт в островной район занимали подводные лодки. Их переход в Лавенсаари сопровождался кораблями охраны водного района. В ходе этих операций сложилась стройная система.

Предварительно проводилось контрольное траление. В действие вступали все силы разведки. Переход обеспечивался наиболее тщательно всеми силами КМОРа.

Мне вспоминается такой случай. В Кронштадт ко мне приехал командующий авиацией генерал М.И. Самохин. Необходимо было согласовать действия авиации по обеспечению перехода подлодок на Лавенсаари и выходов в море. Решили осмотреть район с высоты Морского собора. В верхней части находились посты наблюдения и командные пункты управления артиллерийским огнем крепости. Едва мы поднялись на верхушку собора, как противник открыл огонь по территории гавани. Подлодки готовились к выходу. М.И. Самохин вызвал эскадрилью самолетов «Петляковых» и направил на артиллерийскую батарею, расположенную в стрельнинских лощинах. А я дал команду на батарею открыть огонь по противнику в районе Петергофа. В результате батареи противника на длительный срок прекратили обстрел Кронштадтской гавани. Мы с М.И. Самохиным прибыли в бригаду подлодок в Купеческую гавань, провели беседу с командирами подлодок, объяснили им минную опасность и что сделано кораблями базы для их успешного перехода. М.И. Самохин рассказал, что будет делать авиация. Командиры подлодок на месте убедились, как авиация будет с ними взаимодействовать на переходах и в море. От подводников выступил командир Осипов. В своем выступлении он выразил благодарность за помощь в подготовке к походу подлодок предприятиям и мастерским, которые качественно выполнили все работы в срок, а командование КМОРа заверил, что поставленные задачи будут выполнены. С наступлением темного времени операция проводки подлодок начала свое движение. Выходом из гавани руководил начальник штаба бригады подлодок капитан 1-го ранга Курников и начальник штаба КМОРа капитан 1-го ранга Н. Фельдман.

Прибыв на Лавенсаари подводные лодки дозаправлялись. В штабе военно-морской базы командиры кораблей уточняли обстановку на переходах морем.

При подготовке подводных лодок к выходу в море приводилась в действие вся система охраны водного района на Голландском плесе и на его южных подходах. При выходе подводных лодок с Лавенсаарского рейда, они погружались под воду и следовали рекомендованными курсами, которые заблаговременно проверялись тральщиками. Установленная система действовала и при возвращении подводных лодок на базу.

Сама встреча носила торжественный характер и стала традицией. Когда подложки-победительницы, они всегда были ими, возвращались в Кронштадтскую гавань на пирсе появлялись приветственные кумачовые плакаты, оркестр музыкантов и для первого обеда на берегу, в дар экипажу, прямо на лодку вносили живого визжащего поросенка. Невзирая на погоду, в проливной предрассветный дождь мы все встречавшие радовались боевому успеху подводников, их возвращению на базу. Порою просто не верилось, что происходит это в 5–6 милях от противника. До прихода подлодок принимались все меры обеспечения, дежурило звено самолетов, в готовности была артиллерийская батарея. Если противник открывал огонь по гавани – система приводилась в действие. Катера – дымзавесчики находились на своих позициях. Случай помехи возвращению подлодок в. Кронштадт не помню, а при выходе были.

Весь экипаж подлодки с командирами получали пригласительные билеты и были дорогими гостями базового клуба отдыха.

Островной район часто подвергался налетам вражеской авиации, особенно остров Лавенсаари.

В этой связи мне хочется рассказать об одном важном эпизоде, имевшем место в августе 1942 года.

Начальник отделения Разведотдела КБФ капитан 3-го ранга Д.У. Шашенков в результате анализа обстановки в районе острова Лавенсаари – усиление полетов над островом вражеской авиации, частые радиопереговоры противника, необычное количество числа торпедных катеров противника в шхерах (данные воздушной разведки) доложил начальнику Разведотдела. В результате анализа полученной информации и длительного путешествия по инстанциям, очень нужные сведения пришли с опозданием. Командование военно-морской базы Лавенсаари не сумело своевременно принять необходимые дополнительные меры.

В результате ночной атаки торпедных катеров противника, один катер прошел боковое заграждение, которое не успели закрыть после выхода своих катеров, была повреждена канлодка «Красное Знамя». Срочно ночью принятыми мерами ее отвели в хорошо замаскированное место в глубине гавани. Ночью финские торпедные катера вторично пытались атаковать корабли, стоявшие на Лавенсаарском рейде. Произошел бой кораблей охранения с кораблями противника. Атака врага была отбита. На следующий день все финские газеты подробно расписали как была потоплена канлодка «Красное Знамя». Но каково было удивление финской разведки, когда через некоторое время они обнаружили канлодку «Красное Знамя» на ходу…

После обследования поврежденной канлодки и принятых мер поддержания ее на плаву, было решено в притопленном положении на буксире с конвоем направить ее на ремонт в Кронштадт. Мое решение военный совет флота утвердил.

В очередном конвое канлодка «Красное Знамя» была переведена в Кронштадтский док.

Ремонтные работы корабля, у которого был поврежден паровой котел, сменили его без вскрытия верхней палубы. Вырезав часть борта, выгрузив поврежденный котел, а на его место поставили новый. Впоследствии канлодка прибыла на Лавенсаари.

Район о Толбухина маяка до южного Гогланда находился под контролем боевых кораблей КМОРа, однако финские торпедные катера неоднократно совершали ночные рейды, в то же время их тральщики пытались ставить мины, особенно в южном прохода Гогланда. Противник пытался затруднить переход наших подводных лодок в Балтийское море.

В этой обстановке трудно доставалось нашим тральщикам. Но они успешно справлялись с работами по очистке фарватеров от мин и обеспечивали действия наших подводных лодок.

Отдельно мне представляется необходимым рассказать о Соммерской операции. Она была задумана штабом флота КБФ и мне было поручено возглавить ее проведение.

Ее осуществление не сулило успеха. Об этом я доложил Военному Совету флота. Однако с моим мнением не согласились.

Штаб флота, исходя из стремления «показать» активность наступательных действий, не учел, что средства и сил для таких действий летом 1942 года по существу было недостаточно. Кроме того, на подготовку этой операции отводилось мало времени. Авиация, выделенная для прикрытия десанта могла произвести только один вылет и ее действия были плохо спланированы.

В то время остров Соммера не представлял собой большого оперативного интереса. На нем были установлены наблюдательные пункты и при занятии его, нахождение наших постов потребовало бы создания целого гарнизона. Он мог быть использован только для контроля выхода финских тральщиков и катеров из шхерного района. Кроме того, питание этого острова в случае успешного исхода операции было бы очень сложным и трудным для наших кораблей. Финские шхеры имели много других выходов, которые противник использовал для действий на Сескарском и Гогландском плесах свободно.

Героический прорыв подводных лодок в Центральную Балтику

Боевые действия подводных лодок Краснознаменного Балтийского флота на морских сообщениях фашистской Германии представляют исключительный интерес В самом деле Верховное командование фашистской Германии было убеждено, что Балтийский флот полностью заблокирован. Оба берега Финского залива находились в руках противника. На заливе было установлено плотное заграждение из мин и минных защитников. Могли ли осмелиться русские форсировать все установленные преграды и выйти в Центральную Балтику?

Как будто не было такого вопроса. Германские суда, освещенные всеми огнями, спокойно совершали рейсы из шведских в германские порты, не подозревая, что еще ранней весной в марте 1942 года Военный Совет КБФ с разрешения Ставки Верховного Главнокомандования принял решение об организации и осуществлении крупной операции по прорыву подводных лодок в Балтийское море.

С этой целью было запланировано сформировать три эшелона подводных лодок. Операция прорыва подводных лодок должна была осуществляться с июня по октябрь 1942 года.

Планировался переход подводных лодок тремя этапами:

– под прикрытием дымовых завесчиков и береговой артиллерии подводные лодки совершают переход из Ленинграда в Кронштадт;

– под прикрытием сил и средств Кронштадтского морского оборонительного района переход из Кронштадта до острова Лавенсаари и выход в точку погружения;

– на третьем этапе: подводные лодки прорываются через минные и противолодочные позиции в Финском заливе.

Однако переход из Кронштадта к Лавенсаари также был трудным и требовал больших усилий для обеспечения действий подводных лодок.

Первые выходы подводных лодок начались когда я вступил в командование районом Кронштадта. Готовилась разработка плана и организация взаимодействующих соединений и обеспечением операций перехода подводных лодок. Первый эшелон (11 подводных лодок) тремя группами должен был совершить переход к Лавесаари.

В состав первого эшелона вошли 11 подводных лодок: «Щ-304», «Щ-317», «М-95», «Щ-405», «Щ-320», «Щ-406», «С-4», «С-7» и «Щ-303».

Во втором эшелоне действовали подводные лодки: «Л-3», «М-96», «Щ-407», Лембит «Щ-309», «Щ-323», «С-13», «М-102».

И наконец, 15 подводных лодок составили третий эшелон: «Щ-307», «С-9», «Щ-308», «С-12», «Д-2», «Щ-320», «Щ-304», «М-96» и другие.

Операция по прорыву подводных лодок, начавшаяся в июне, завершилась в начале ноября 1942 года. О результатах боевой деятельности балтийских подводников хорошо известно. Они потопили 56 вражеских судов и кораблей.

Если учесть, что этот значительный урон, нанесенный противнику, парализовал их коммуникацию на важнейшем направлении – перевозки руды из Швеции в германские порты, вряд ли можно переоценить значение балтийского подвига.

С 9 по 13 июня 1942 года КМОР обеспечил переход к Лавенсаари подводных лодок «Щ-304», «Щ-17» и «Щ-320».

Через 3 дня 16 июня из Кронштадта на Лавенсаари вышла подводная лодка «Щ-406».

Еще через две недели, 2 июля из Кронштадта вышла подводная лодка «С-7».

Выход подводных лодок первого эшелона завершился 4 июля переходом из Кронштадта на Лавенсаари подводной лодкой «Щ-303».

Итак, в течение одного месяца 11 подводных лодок совершили переход в очень сложных условиях из Кронштадта в Лавенсаари. Сложность этой операции состояла в том, что опыта не было ни у командиров подводных лодок, ни у командиров кораблей охраны водного района.

Этот опыт накапливался в результате напряженной боевой деятельности большого числа офицеров и матросов, обеспечивавших переход подводных лодок в Лавенсаари, откуда начинался боевой путь этих бесстрашных балтийцев, чьи имена и подвиги всегда будут в памяти всех наших народов.

Вот что рассказал о переходе подводной лодки «Щ-303» ее командир, Герой Советского Союза капитан 1-го ранга И.В. Травкин. Он пишет в книге «В водах седой Балтики»: «Мы покинули Неву в поздний час, но стоял июнь и ночи были белые, прозрачные. Надо сказать, что в это время даже переход из Ленинграда в Кронштадт представлял для кораблей непростую задачу. Едва лодка вышла из огражденной части Ленинградского Морского канала, как вражеские батареи, расположенные в районе Петергофа, открывали по ним ураганный огонь. Снаряды рвались довольно близко.

…На боевых постах стоял готовый бороться за живучесть корабля весь личный состав во главе с инженер-механиком Ильиным. Я радовался за экипаж. Во время яростного обстрела лодки все люди, все подводники держались спокойно, вели себя мужественно. Это было наше боевое крещение.

Впрочем все обошлось хорошо.

Сопровождавшие нас катера поставили дымзавесу, а береговые и корабельные батареи принудили вражеские оружия замолчать…»

4 июля 1942 года в 22 часа «Щ-303» покинула Кронштадт.

Прибыв на рейд острова Лавенсаари (мощный) подводная лодка завершила подготовку к выходу в море. Как рассказывает И.В. Травкин – «Отсюда уходили тогда наши подводные лодки к вражеским берегам. Здесь на Лавенсаари мы получили дополнительные инструкции и сведения об обстановке в заливе.

Моряки гарнизона последними пожелали нам счастливого плавания». (И.В. Травкин «В водах седой Балтики». Воениздат. М., 1959, стр. 11–13).

Экипажи подводных лодок и их командиры и политработники показали образцы мужества.

Упомяну лишь некоторых из них: С.П.Лисин, А.М.Матиясевич, П.П.Маланченко, И.С.Кабо, Н.О. Молюта и другие командиры подводных лодок, которые участвовали в прорыве 1942 года, были удостоены высоких наград.

Мне хочется подчеркнуть сложную обстановку Финского залива в навигационный период 1942 года, особенно в начальный период.

С мая до середины июня на Кронштадт было произведено 12 групповых ночных атак авиации противника для постановки донных мин. Главной целью противник избрал Кронштадтский рейд и восточную часть Финского залива. Нашим зенитчикам удалось сбить более 400 самолетов противника.

Хорошо развитая наблюдательная служба, селекторная связь с постами давала возможность немедленно фиксировать на картах падение мин. Пеленги получались с разных мест, пусть даже с незначительной ошибкой, но место падения штаб знал. После обработки всех данных в штабе КМОРа, они рассылались в штабы ОВРа, ВТК и Кронштадт, где базировались М.О. На уничтожение мин выходили дивизионы тральщиков. Потерь в корабельном составе на соединениях не было, ибо с минной опасности все штабы сразу оповещались, а, следовательно, и командиры кораблей. В паровой работе кораблям нужно было сделать несколько десятков галсов над местом обозначенной мины, чтобы вызвать ее взрыв. Система таких мин была многократной, для вызова ее взрыва. На фарватерах наши тральщики обезвредили до 400 мин. Еще в 1942 году противник выставил главное минное заграждение на рубеже Гогланд-Нарвский залив. На отдельных участках плотность минных заграждений достигала 170 мин на одну милю (только в 1941 году противник выставил 21.000 мин), тогда же на островах и побережье были установлены противником артиллерийские батареи и технические средства наблюдения. В прилегающих районах южного и северного берегов, особенно шхерный район, было развернуто свыше 100 разных классов кораблей. Прикрываемые авиацией эти силы и средства образовали две противолодочные позиции, составившие единый рубеж глубиною свыше 150 миль. Все это представляло серьезную трудность для действия на переходах наших боевых кораблей, особенно подводных лодок.

Прежде чем изложить как обеспечивался переход подводных лодок подчеркну, что для обеспечения переходов 41 экспорта подводных лодок в 1942 году было совершено 137 выходов БТЩ и 101 выход морских охотников истребительного отряда. Авиация противника произвела 36 ударов на корабли, из них 22 налета на бухту Лавенсаари.

В декабре 1942 года штабом КМ0Р было получено сообщение разведки КБФ, что в районе Кургалово-Кунда происходит интенсивный радиообмен. Противник что-то готовит. Были оповещены командиры баз Лавенсаари и Сескор зимней дорогой по льду. В состав группы вошли: генерал-лейтенант И.С. Мушнов, генералы Г. Григорьев, И. Кузьмичев, Шамроков, Горцев и еще несколько человек. Оборудовали грузовые машины, выделили лыжный отряд, взвод охраны и аэросани. Зимняя дорога была уже проложена, толщина льда допускала движение по ней. Обычно в направлении островов делали несколько дорог, чтобы противник не мог определить, по которой происходит движение. Дороги проходили вблизи острова Сескор, находясь под контролем своего гарнизона, впереди шли лыжники, за ними аэросанный отряд, а вслед наши машины. Переход занял около 2 часов. Встречал нас командир базы Д.С. Солоухин. Прибывшие со мной офицеры тщательно обследовали все участки обороны для зимних условий. Много было произведено дополнительных мероприятий. С рассветом разведывательная авиация противника произвела несколько облетов острова. К вечеру с южного берега был произведен довольно продолжительный обстрел Лавенсаари. Были некоторые разрушения и повреждения в оборонных объектах. С нашей стороны последовал не менее интенсивный ответ контрбатарейной стрельбы. После всех исправлений, нанесенных стрельбой противника, были изменены некоторые расположения артбатарей, установлены дополнительные проволочные заграждения. Произвели корректировки обороны зимнего плана. Передний край обороны и всю систему заграждений вынести на лед. Дополнительно поставили несколько мощных батарей. Зенитные батареи включили, как дополнительные огневые точки переднего края обороны острова. Составили новые боевые расписания работы у орудий с сокращенными расчетами. Из освободившегося состава организовали дополнительные резервные роты, в сухопутную зимнюю оборону. Стационарным артиллерийским установкам скорострельность не нужна была по береговым объектам противника. Зенитные расчеты оставили в полном составе, чтобы сохранить их скорострельность по самолетам противника. Зенитная артиллерия в необходимых случаях привлекалась и к борьбе с наземным противником. В совершенстве владея оружием и боевой техникой, мало чем отличающейся от корабельной, береговые артиллеристы всегда использовали ее с полной отдачей и часто при сокращенных расчетах. Только высокая выучка личного состава позволила выделить часть личного состава на усиление зимней обороны. С командным составом штабов, управлений провели несколько занятий, с выходом по всей линии обороны. Все выявленные недостатки на месте были исправлены и откорректирован план обороны. В дальнейшем такие занятия проводил командир военно-морской базы.

Отправили раненых и больных в Кронштадт. На десятые сутки всей группой переехали на остров Сескор. Остров Сескор меньше подвергался обстрелу. Его значение по сравнению с Лавенсаари было меньшим.

Надежность обороны Лавенсаари в зимних условиях от противника с южного и северного направлений обязывала гарнизоны островов всегда быть в боеготовности. На любые провокации, в каком бы виде они не предпринимались, наши военно-морские базы Лавенсаари и Сескор отвечали решительными действиями.

На Сескоре наша комиссия пробыла одни сутки, проверили оборону и заменили часть гарнизона. Поездка на остров была необходимой и полезной. Меры по зимней обороне были дополнены на месте. Совместно с командованием базы определены мероприятия для подготовки условий прихода подлодок и выхода их в море с начала кампании 1943 года, используя опыт 1942 года.

После нашего возвращения в Кронштадт через несколько дней прибыла комиссия из Москвы, руководимая вице-адмиралом С.П. Ставицким. Ему подробно было доложено состояние обороны на островах и принятых мерах на зимний период обороны. Сергей Петрович выслушал нас и все же решил выехать на место и убедиться лично, несмотря на поездку по льду. Экспедицию обеспечили соответствующей охраной. В ее состав вошел начальник штаба Н. Фельдман и офицер штаба Бондарчук. Прибыли на островах они несколько дней, проверили все, а когда возвратились в Кронштадт, сообщили, что все, что было нами сделано, с их стороны замечаний нет. Наши мероприятия были подтверждены комиссией С.П. Ставицкого. Трудно себе представить, что еще вообще можно было сделать. В течение зимнего периода по ледяной дороге было несколько поездок на острова офицеров штаба КМОР, тыловых и других служб. Из всех поездок только один раз была встреча с финской лыжной разведкой по льду. Перестрелка с обеих сторон была без потерь в личном составе. Даже не были задействованы береговые батареи Сескора. Зимняя дорога давала возможность в необходимых случаях перевезти грузы на остров, забрать больных, произвести смену отдельных подразделений.

Даже буржуазные историки вынуждены были признать: «В стратегическом отношении Германия уже в 1942 году в морской войне была вынуждена перейти к обороне». И действительно, Ставка Германского командования была вынуждена признать на совещании 22 декабря 1942 года, что «если даже Ленинград будет полностью уничтожен огнем артиллерии, то все еще будет существовать подводная опасность, поскольку Кронштадт остается базой. Каждая подводная лодка, прорвавшаяся через блокаду, является угрозой судоходству на всем Балтийском море и подвергает опасности немецкий транспортный флот, которого и так едва хватает».

В феврале 1957 года во французском журнале «Ля ревью маритим» была опубликована статья «Операция советского подводного флота на Балтийском море в 1942 году».

Общее направление этой статьи представляет интерес, так как сделана попытка со стороны рассказать о подвиге советских подводников.

Вот как рассказано в этой статье о немецких приготовлениях к весне 1942 года. «5 января 1942 года советские войска вновь овладели Гогландом и, укрепившись на нем, усилили свои позиции на островах Сейскари, Пеяисари и Лавенсаари, которыми они овладели ранее».

Немецкий адмирал Редер намеревался захватить эти острова так же, как район Ораниенбаума с тем, чтобы облегчить возможность выполнения задач своим эскортам.

И с точки зрения экономии средств и сил сужения кольца окружения это имело бы большое значение.

Все советские подводные лодки, которым удавалось прорваться через линию обороны, превратились в угрозу для всей Балтики. Северная группа армий из-за недостатка живой силы приостановила 10 января активные действия, а затем по приказанию Гитлера возобновила их с целью захвата острова. После осложнения положения к югу от озера Ильмен 18 армия была вынуждена не участвовать в этой операции. Но состояние льда не позволило провести успешную атаку.

7 марта в наступательной операции принимали участие только финские части…

Весной 1942 года немцы не ожидали каких-либо действий со стороны советского флота, но опасались встреч с советскими лодками в Балтийском море…

Все предусмотренные планом противолодочные мероприятия были практически завершены к 25 мая.

Как же французский журнал характеризовал приготовления советской стороны?

«К концу 1941 года положение советского подводного флота было трагическим. Будучи полностью запертым в Ленинграде, он подвергался систематическим бомбардировкам немецкой авиации.

Уже после захвата немцами прибалтийских стран советский флот потерял 55 кораблей. Весной 1942 года адмирал Левченко имел в своем распоряжении всего 50 подводных лодок, из которых только 32 были боеспособны. В первый период все его внимание было сосредоточено на изыскании возможностей успешного прохода через минные заграждения. Все подводные лодки были подвергнуты размагничиванию. На корпусах лодок устраивались защитные приспособления от прямого воздействия взрыва антенных мин. Кроме того, все выступающие части также были защищены. Для повышения радиуса действия подводных лодок по два отделения были перемещены в наружные отсеки…

Преодолеть минные заграждения можно было двумя путями: либо проходить их по самому дну, либо путем проделывания проходов в наиболее глубоких местах. В обоих случаях проходить минные заграждения было необходимо на скорости не превышающей 1–2 узла. Когда минреп касался борта лодки, то немедленно включался электрический мотор, расположенный на этом берегу.

Маневром второго мотора и руля лодка уходила от минрепа. После преодоления минного заграждения командирам подводных лодок предоставлялась полная свобода действий в пределах соответствующих инструкций.

Большинство действующих подводных лодок было типа «Щ» (водоизмещение 600 тонн), несколько лодок типа «С» (850 тонн) и «М» (250 тонн). Все эти лодки относятся к классу лодок среднего водоизмещения…»

Мне представляется необходимым привести общую оценку действий советских подводников, которая дана во французском журнале.

«Советские моряки подводники показали образцы храбрости. Форсирование минных заграждений в погруженном состоянии было делом большого риска. Но их материальная часть была устаревшей. Для выпуска торпед подводная лодка должна была всплывать. Боевая выучка была не очень высокой и большое количество снарядов и торпед было выпущено мимо цели. Старшее командование подводным флотом не представляло ясной своей цели. Отсутствовало взаимодействие советских подводных лодок с союзниками.

Не будучи готовыми к эффективной подводной войне, советские подводные лодки вступили в войну с устаревшей материальной частью, с недостаточно подготовленным личным составом. Стремительный рост военно-морского флота перед началом войны послужил причиной дефицита в подготовленных кадрах.

Еще до начала немецкого наступления в 1941 году серьезные ошибки, допущенные в расстановке сил, привели к тяжелым потерям со стороны советского флота.

В ходе операций 1942 года лишь упорство и храбрость экипажей дали возможность преодолеть большое количество трудностей».

Мы не случайно привели общую оценку действий советских подводных лодок в 1942 году. Эта оценка, невзирая на признание высокого мужества экипажей подводных лодок, страдает серьезными недостатками, особенно в связи с тем, что авторы не учитывают особенностей театра военных действий, проходят мимо того, что молодые командиры подводных лодок в сравнительно короткое время осваивали сложное искусство управления подводными лодками. Не пытались уяснить систему подготовки подводных кадров, а она занимала большую заботу, внимание руководства флотом и штабов еще до войны. Старшее поколение подводников работало преподавателями в академиях, училищах и на специальных курсах, где готовились кадры специалистов для подводных лодок. Во время войны на всех флотах командиры подлодок и личный состав их, показал хорошую выучку, героизм, мужество в борьбе на коммуникациях финского немецкого торгового флота.

Поверхностная оценка замысла и действий старшего командования подводных лодок основана на непонимании того, какой фактический эффект был достигнут в результате операций по прорыву подводных лодок, в результате которого была парализована важнейшая коммуникация, использованная немцами для перевозки руды из Швеции.

Однако наиболее трудная обстановка для наших подводников сложилась летом 1943 года.

Трудный 1943-й

Что представляли собой силы противника весной 1943 года? В Финском заливе были сосредочены: 118 немецких боевых кораблей (в их составе были канонерские лодки, сторожевые корабли и катера), 124 финских боевых кораблей (броненосец береговой обороны, 5 подводных лодок и большое число разных классов кораблей, способных к выполнению действий в Финском заливе).

Вражеская авиация насчитывала 680 самолетов, из них 400 немецких, входящих в 1-й немецкий воздушный флот.

Германский флот в Балтийском море состоял из 1 линкора, 5 крейсеров, 4 эскадренных миноносцев и свыше 170 кораблей других классов, большое число подводных лодок. Для охраны рейдов и побережья в военно-морских базах Пиллау, Киль и другие было сосредоточено свыше 700 катеров.

Об общем числе мин и минных защитников шла речь выше.

Что же представляли собой минные заграждения противника?

В связи с тем, что существуют разные точки зрения по вопросу о характере минных заграждений противника, выставленных им в 1943 году, мне представляется необходимым привести последние данные, опубликованные в 1-м томе «Истории второй мировой войны».

В апреле – мае 1943 года между островами Нарген (Найсар) и полуостровом Поркалла-Удд вражеские корабли поставили противолодочные сети. Проход между островами Нарген и Аэгна также был загражден сетями. Сети длиной более 30 миль устанавливались в два ряда на расстоянии 150–200 метров друг от друга.

В тех местах, где рельеф дна позволял подводным лодкам пройти под сетью, применялись тонные магнитные мины.

Восточнее сетевого заграждения располагались линии мин в несколько рядов каждая. Мины ставились на различной глубине с целью перекрыть толщу воды от поверхности залива до дна. Всего было использовано 9.834 мины и 11.244 минных защитника.

Противолодочные заграждения прикрывались береговыми батареями, установленными на островах Макулуота, Нарген и Аэгна. На островах и побережье были расположены зенитные батареи, радиолокационные и шумопеленгаторные станции, мощные прожекторы.

Таким образом в районе Нарген, Поркалла-Удд противник создал мощную противолодочную позицию, чтобы полностью преградить советским кораблям выход в открытое море. Кроме того он усилил противолодочную позицию протяженностью около 50 миль в районе острова Гогланд. Здесь в 1943 году было поставлено в несколько ярусов 2.274 мины и 1.465 минных защитников.

По обе стороны минных и сетевых защитников постоянно находились корабельные дозоры, а самолеты производили систематическое патрулирование.

В 1943 году противник значительно усилил артиллерию под Ленинградом. Прибыли пушки для обстрела Ленинграда и Кронштадта (210 и 420 м/м калибра).

Напряженные и ожесточенные бои шли в восточной части Финского залива. Наши действия с подлодками привели к резкому сокращению движения на участке Нарва-Гогланд-Котка, а переходы в светлое время суток сократились.

Таким образом общая картина была такой:

– несколько линий галъваноударных, антенных и донных мин перекрывающий Финский залив с юга на север.

К востоку от них располагались минные защитники.

Антенные и донные контактные мины были поставлены против подводных лодок следующих в подводном положении. В результате установки шумопеленгаторных станций на меридиане остров Гогланд – остров Найсаар, постов наблюдений и артиллерийских батарей на островах и побережье противник создал сплошной противолодочный рубеж от Невской губы до устья Финского залива.

Наиболее трудный район перехода подводных лодок в 1942 году был западнее Гогланда.

Тогда еще флот не располагал достаточным количеством истребительной авиации, а те самолеты, которые могли быть использованы, обладали малым радиусом действия.

Даже в кампании 1943 года, когда Балтийский флот в целом и Кронштадтский оборонительный район был значительно пополнен боевыми кораблями, противник тоже ввел в восточную часть Финского залива новые боевые катера: быстроходные, вооруженные автоматическими пушками и крупнокалиберными пулеметами.

Из немецких документов и в результате деятельности нашей разведки следовало, что перед флотом противника ставились две задачи:

– установить плотную блокаду флота в восточной части Финского залива;

– защита своих коммуникаций в центральной части Балтийского моря и в прибрежной части Финского залива.

В состав КБФ входили: 1 линейный корабль, 2 крейсера, 2 лидера, 11 эскадренных миноносцев, 29 подводных лодок, 24 торпедных катера и 375 малых кораблей и других катеров.

Авиация КБФ насчитывала 232 боевых самолета.

В течение года в составе КБФ вступило 3 новые подводные лодки, 39 торпедных катеров и 53 малых корабля и катера.

Мы должны были противопоставить вражеским планам и намерениям по осуществлению их, свои наиболее энергичные меры, сопоставив все возможности для обеспечения прорыва, материальной готовности подводных лодок, выхода в Балтийское море. Наши подводники эту задачу выполняли с достоинством и волей к победе.

7 мая 1943 года «Щ-303» вновь вышла из Кронштадта, ее сопровождали 5 тральщиков, восемь катеров МО истребительного отряда.

Не успел этот эскорт выйти за кронштадтские боны, как корабли были обстреляны артиллерий противника из района Петергоф. Но дымзавеса быстро поставленная катерами скрыла подводную лодку от врага. В это время орудие линкора «Петропавловск» открыло огонь по вражеской артиллерии. Из Лавенсаари подводная лодка «Щ-303» вышла на запад 11 мая 1943 года.

Спустя месяц подводная лодка возвратилась на Лавенсаари. Вот как описал И.В.Травкин встречу подводной лодки «Щ-303»:

«8 июня, во второй половине дня, мы пришли в назначенный район залива: где нас должны были встретить советские корабли. Это было недалеко от острова Лавенсаари. Я дал радиограмму в штаб.

Через несколько часов акустик доложил, что по пеленгу 100° слышит шум винтов большого количества кораблей. Мы поняли, что это идут наши.

Подводная лодка всплыла на поверхность. Я вышел на мостик. Полной грудью вздохнул свежий воздух…

Корабли окружили со всех сторон лодку. Моряки радостно кричали «ура!» в честь нашего возвращения. Оказывается нас считали погибшими. Это и не удивительно…»

Капитан 1-го ранга И.В. Травкин описал свои чувства и переживания.

Что же чувствовали и переживали те командиры катеров, которые их встречали. Мне об этом рассказывали капитаны 1-го ранга Гуськов и Капралов. Вышли они в район встречи Гогландский плес подлодкой. Подверглись бомбежке авиации противника – открыли огонь. Трое суток ходили переменными курсами, иногда ложились в дрейф, прослушивали все шумы. Напряжение личного состава не измеришь приборами – их нет. Свои предположения были неиссякаемые, а ночью и финские катера появлялись из шхер. Как бы не пропустить своих героев. Хорошо еще, что штаб военной базы Лавенсаари периодически давал некоторые данные о движении подлодки. Каждая встреча всегда была для личного состава большим напряжением, как подводников, так и катерников. Это была боевая работа отрядов встреч. Они находились на переднем крае боевых действий.

В восемь часов вечера «Щ-303» ошвартовалась у пирса острова Лавенсаари.

Есть необходимость рассказать о некоторых событиях и тех трудностях, которые имели место с переходами наших конвоев на острова.

Начальник штаба ОВРа капитан 1-го ранга Н.И.Мещерский, мой старый соплаватель в 1922 году на бригаде эскадренных миноносцев КБФ, докладывал мне как руководитель перехода конвоев на острова.

Сентябрь месяц, наступают сумерки. Конвой выходил на Сескорский плес. Справа из шхерного района показались силуэты кораблей. В этом районе наших кораблей не было. Следует сказать, что при выходе наших кораблей из гавани, сразу устанавливается боевая готовность. Пулеметы, орудия готовы открыть огонь, аварийные партии на местах. Финские катера тремя группами пытались атаковать наши корабли. Не выжидая их приближения, наши корабли открыли по ним огонь. Противник повернул обратно, изменил направление атаки и еще сделал попытку атаки. Конвой по сигналу ракеты сделал поворот влево от противника. Наши катера охраны правого борта вышли навстречу противнику, а на их место вышли концевые катера и заняли место вышедших. Начался настоящий бой. Противник не выдержал столь смелый, решительный манев, начал поворот обратно в шхеры. Наши корабли преследовали их, продолжая огонь. Только огонь береговых батарей противника преградил преследование их. Таких случаев было несколько в течение месяца, а при проводке подлодок «Щ-309», «М-98» финские катера и тральщики вновь пытались сорвать движение наших конвоев с эскортом, но с таким же успехом были отбиты и загнаны в шхеры. Обычно по возвращении с моря подводные лодки долго не задерживались в Лавенсаари.

В сопровождении тральщиков, катеров и морских охотников, под прикрытием истребительной авиации подводные лодки совершали переход в Кронштадт.

Главная тяжесть и забота боевых действий по обеспечению переходов разных классов подводных лодок возлагалась на корабли ОВРа. В его соединении было больше всего кораблей.

Из Лавенсаари корабли и катера выходили, чтобы встретить возвращавшиеся из боевых походов подводные лодки на Голландский плес. Как уже было выше сказано, эти корабли обеспечивали безопасность перехода подводных лодок из Кронштадта на Лавенсаари.

Многочисленные боевые столкновения дозорных катеров ОВРа КМЮРа с кораблями противника в кампании 1943 года создавали исключительно трудную обстановку на театре.

В книге немецкого адмирала Ф.Рунге «Война на море: 1939–1945» находим такое признание: «Малая война в Финском заливе вызвала длительное напряжение сил». (Ф. Рунге «Война на море: 1939–1945», Воениздат, стр. 288).

Нужно отдать должное штабам КМОРа, ОВРа. Они в совместной разработке составляли планирование этих переходов из Кронштадта в Лавенсаари. Это требовало больших усилий.

Что касается операции по организации встречи подводных лодок, возвращавшихся из Лавенсаари, то эти задачи и решал штаб Островной военно-морской базы.

Неоднократно натраверзе Биорских шхер появлялись торпедные катера противника. Часто над эскортом появлялись вражеские самолеты. Противник каждый раз пытался оказать противодействие нашим конвоям.

Происходил воздушный поединок между нашими истребителями и немецкими «юнкерсами».

Начальник Политуправления Балтийского флота генерал-майор В.А. Лебедев прислал нам в Кронштадт бригаду артистов Ленинградского Кировского театра. Руководил ими Народный артист Советского Союза Б.М. Фредков. Бригада по жанру исполнения была очень разнообразна. Она выступала в гарнизонном офицерском клубе, воинских частях и морском заводе. Все выступления принимались с большим восторгом и любовью, ибо кроме своей организованной самодеятельности в базе не было других артистов. Приехав к нам в Кронштадт, все артисты в дороге основательно перемерзли. Учитывая, что им придется еще выступать в воинских частях и поездки в части, а своя одежда артистов была не по сезону, пришлось их одеть по зимнему.

Было решено выдать им в пользование валеные сапоги и полушубки. Они не считались со своим здоровьем, честно и с любовью пытались своими выступлениями внести радость, веселье в жизнь бойцов. Такое посещение артистами Кронштадтской базы было единственным за всю войну. Приятно вспомнить, что несмотря на обстрел города, а артисты наблюдали это еще с Лисьего Носа, все же решили ехать в Кронштадт. Встречал их на Лисьем Носу вездесущий, неутомимый комендант города Ф.М. Яковлев. На ледовой дороге были воронки от снарядов противника, Ф.М. доставил артистов в Кронштадт благополучно, на грузовой оборудованной машине. После всех заключительных концертов для артистов сделали прощальный обед в их честь. В обратный путь по той же обстрелянной дороге провожал их заботливый комендант города Яковлев.

Ехали они радостно, весело, им было тепло. Тепло было не только от сказанных в их адрес добрых пожеланий и других приятных встреч с бойцами, но и от того, что согревала их теплая одежда. Они могли в ней путешествовать, посещать части других гарнизонов.

Переходы из Кронштадта на Лавенсаари подлодок и возвращение из Лавенсаари в Кронштадт было сопряжено с преодолением серьезных трудностей. Нужны были продуманные взаимодействия штабов, подчиненных КМОРу. Все это требовало тщательно согласованного плана операции по борьбе с минной опасностью, с авиацией противника и его частыми противодействиями надводных кораблей.

И все это происходило в очень сложных условиях. Сосредоточив в 1943 году крупные силы, противник приступил к оборудованию Напсаар-Порккалауддского противолодочного рубежа.

В течение более 4 месяцев, начиная с марта 1943 года, этот рубеж перекрыл Финский залив на всю его глубину. Два полотнища стальных сетей, около 8000 контактных и неконтактных мин создали трудно преодолеваемые для подводных лодок преграды. Противник усилил также Гогландскую позицию, пытаясь создать минный забор своими минами, которые было около 4000 мин и минных защитников. Наши тральные средства этот забор разрушили.

Между этими двумя противолодочными преградами, постоянно дополнялись дежурства дозорных кораблей.

Выше мы привели рассказ Героя Советского Союза капитана 1 ранга И.В. Травкина о том, как трудно сложилось плавание и особенно возвращение подводной лодки «Щ-303» в начале июня 1943 года. Действительно для встречи подводной лодки была проведена крупная операция, в ней участвовало значительное количество кораблей.

На выполнение операция назначались командиры соединений или же их начальники штабов. В таких операциях принимал участие представитель штаба КМ0Р. Перед выходом на картах проигрывался один или несколько вариантов, возможных действий противника. В этом принимали участие командиры отрядов. Определялись взаимодействия отрядов.

Для прикрытия боевых действий тральщиков и катеров было выделено семь торпедных катеров, ими возглавлял командир бригады торпедных катеров капитан 2 ранга Е.В. Гуськов. Была сформирована группа поддержки в составе сторожевого корабля «Гангутец» и канлодки «Кама», на борту которой находился командир отряда шхерных кораблей контр-адмирал Д.Д. Вдовиченко. Так тщательно была организована встреча подводной лодки «Щ-303», возвращавшейся из боевого похода.

Непрерывный поиск производила вражеская авиация. И это понятно. Понеся большие потери на морских сообщениях Балтийского моря в 1942 году противник принял решительные меры для борьбы с нашими подводными лодками, которые готовились к прорыву в 1943 году.

В своих воспоминаниях о медико-санитарной службе пишут мало. Работу ее считают как само собой разумеющуюся. О работе медико-санитарной службы в Кронштадтском морском оборонительном районе, хотя коротко, но следует сказать.

Работа медицинской службы происходила в разнообразных условиях. Все случаи с разными ранениями, болезнями производились в госпитале на территории КМОра. Морской госпиталь, построенный еще в петровские времена, в начале 1941 года был значительно разрушен. Общими усилиями строителей, с помощью воинских частей его значительная часть была восстановлена. Медицинскую службу военно-морской базы Кронштадта возглавлял полковник П.Е.Калинкин. Очень энергичный, знающий и любящий свою специальность, хороший организатор и администратор.

Всегда заботился, чтобы лечение больных до полного их выздоровления заканчивалось в КМОРа. Для тех больных, которым после лечения нужен был еще дополнительный отдых, в районе Малых Ижор был организован санаторий, через который прошли сотни больных. Все это способствовало скорейшему возвращению их в свои части. Больные в морской госпиталь поступали со всех мест, включая и островной сектор Лавенсаари, Сескор, Красная Горка и другие. Госпитальное лечение обеспечивалось высококвалифицированными специалистами, которые делали все. Следует сказать о некоторых из них. Профессор Михаил Семенович Лисицын – начальник кафедры военно-морской академии, хирург. Он спас своей работой не одну жизнь. Особо трудно было тогда, когда происходили налеты авиации. Всегда были раненые разных категорий. О нем и его работе было много хороших отзывов самих больных. Профессор Григорий Андреевич Смогин – терапевт. Его помощь – совет и консультации – все воспринимали с большой благодарностью. Для получений необходимой медицинской практики и помощи госпиталю в обслуживании раненых и больных, привлекались врачи из отдельных соединений кораблей, которые базировались на Кронштадт. Много было и других высококвалифицированных специалистов-медиков в самом госпитале. Таких как профессор В.К. Лубо, Б.В. Пунин – они старые кронштадтцы. На весь фронт славились своими знаниями в вопросах медицины и по оказанию помощи. Все они очень внимательно и чутко относились к больным, добрым словом, сказанным во время, ободряли больного. Начальником морского госпиталя был М.Н. Ермаков – хороший организатор. Весь медицинский состав, как врачи, так и средний персонал, медицинские сестры, принимали все меры для скорейшего выздоровления больных. Все они были с большим практическим опытом. Работники госпиталя заслуживают доброго слова, но к сожалению, фамилии многих я забыл.

Весной 1943 года противник проявлял исключительную боевую активность. 21 и 22 апреля в районе Кронштадта им были поставлены мины с самолетов. Одновременно авиация противника нанесла удар по зенитной артиллерии крепости.

Из 112 сброшенных мин 81 взорвалась при падении. Комбинированные, магнитно-акустические мины были сброшены в разных местах акватории фарватеров, рейдов и гаваней. Трудности борьбы с ними были немалые. Мною было приказано закрыть для плавания все фарватеры в районе Кронштадта. Операция по тралению производилась очень тщательно в течение 10–12 дней. Места падения мин долго еще были под контролем.

Трудно согласиться с авторами книги «Краснознаменный Балтийский флот в героической обороне Ленинграда» И.А. Козловым и В.С. Шломиным. Нужно полагать, что авторы провели недостаточный анализ и исследования всех событий, которые имели место, а они пишут: «Готовясь к кампании, штаб флота весной 1943 года разработал план выхода подводных лодок из Кронштадта и мероприятия по их обеспечению. Однако это план не учитывал наличия противолодочных сетей, установленных противником на Найсаар-Порккалауддской позиции. Между тем воздушная разведка КБФ своевременно донесла о постановке фашистами сетей, но из-за неправильной оценки данных разведки, не были организованы противодействия сетевыми заградителями противника». (И.А. Козлов, В.С. Шломин «Краснознаменный Балтийский флот в героической обороне Ленинграда». Лениздат. 1976, стр.239).

318. Краснознаменный Балтийский флот и Кронштадтский морской оборонительный район как его составная часть тщательно готовились к боевым действиям летне-осенней кампании 1943 года. Военный Совет Ленинградского фронта поставил Балтийскому флоту на 1943 год следующие основные задачи:

– содействовать войскам фронта в наступательных и оборонительных операциях;

– продолжать нарушение морских коммуникаций противника на Балтийском море и на Финском заливе;

– продолжать выполнение оперативных и народно-хозяйственных перевозок на Ладожском озере, защищая свои коммуникации на Финском заливе;

– совместно с наземной артиллерией вести контрбатарейную оборону.

Для выполнении задачи по обеспечению наших коммуникаций и действия на вражеских морских сообщениях перед Кронштадтским морским оборонительным районом задачи были сложные. Занимая центральное положение на морских коммуникациях, требовалось взаимодействие всех средств, включая и авиацию. В этом районе была сосредоточена треть всех сил и средств Балтийского флота.

Специально сформированное соединение кораблей охраны водного района КМОР, где были разные классы кораблей, включало 250 вымпелов.

В состав ОВРа КМОР входили 44 тральщика, 96 катеров – тральщиков и 70 морских охотников. Чтобы правильно оценить боевые действия кораблей ОВРа КМОР, ими в течение лета 1943 года было проведено свыше тридцати боев. Они происходили в разных местах водного района, начиная от маяка Толбухина вплоть за южный Гогланд. Островная военно-морская база Лавенсаари КМОР возглавлялась контр-адмиралом Г.В. Жуковым. В его зоне больше всего происходило боевых действий. На наших морских сообщениях противник вел тщательно наблюдение. Нам приходилось менять фарватеры, делать такой конвой, чтобы обманными действиями его состава вызвать противника на себя, вступить в бой, разгромить его, а затем проводить настоящий конвой, были случаи удачные и неудачные – как на войне.

В 1943 году база Лавенсаари прочно удерживала в средней части Финского залива благоприятный режим, невзирая на систематические обстрелы ее от Кургальского полуострова, занятого немцами, где был мощный артиллерийский район. Островная база прочно обороняла подступы к Ленинграду с моря и надежно закрывала пути немецкому флоту, представляя угрозу противнику восточнее Гогланда.

Прежде, чем изложить как выполнялись задачи Кронштадтским оборонительным районом, хочу остановиться на действиях противника.

Мне, как командующему КМОРом, были известны данные, переданные из Москвы Главным штабом ВМС, что разведка располагает некоторыми сведениями о намерениях немцев в Финском заливе.

По данным Разведупра, на совещании, которое состоялось еще в феврале 1942 года с участием Редера и Деница, обсуждался вопрос о том, чтобы закрыть Финский залив сетью. Но для этого по немецким расчетам нужно было израсходовать около полутора тысяч километров стального троса. И тогда в 1942 году идея перекрыть Финский залив противолодочной сетью не получила разрешения. Кстати, о том, что сетевые заграждения небольшого масштаба противник ставит, было известно по данным воздушной разведки флота в том же 1942 году.

Главной причиной невозможности обеспечить выход наших подводных лодок в Балтийское море заключалась не в том, что была допущена недооценка наших данных воздушной разведки.

Дало в том, что несмотря на максимальное использование нашей авиации для борьбы с противолодочными силами противника и установленных сетевых и минных заграждений, их уничтожение было не только очень трудным, но и система обороны была сильна. Нужны были мощные систематические налеты авиации, а таковыми средствами флот не располагал. В 1943 году с целью обеспечить выходы наших подводных лодок авиация КБФ совершила 2500 боевых вылетов на противолодочные позиции противника. По количеству вылетов цифры солидные. В этих полетах количество самолетов было незначительное. Шуму много, а результаты не столь большие. Полеты были не как система, а периодические, за несколько дней до выхода наших подлодок. Противник изучал действия нашей авиации и каждый раз после налетов усиливал поврежденные места заграждений. Это свидетельствовало о возможных местах прохождения наших подлодок. Бомбежки нужно было производить большим соединением, проводить их по всей линии юг – север, вдоль заграждения. Тогда возможно было бы и ожидать результатов.

Но не только авиация была привлечена для борьбы с противолодочной обороной противника в районах южного Гогланда. В ней принимали участие и надводные корабли.

В апреле 1943 года соединение тральщиков под командованием капитана 1 ранга Ф.И. Юрковского вело интенсивный поиск и уничтожение мин, выставленных противником в южном Гогланде.

На командование соединением подводных лодок (капитаны 1-го ранга С.Б. Верховский, Л.А. Курников) была возложена задача – подготовить личный состав и материальную часть подводных лодок для выхода на вражеские коммуникации в Балтийское море.

Командиры подлодок после своего возвращения из походов в Балтийское море, докладывали, что перед ними стояли непосильные преграды. Чтобы преодолеть их требовалось специальное техническое оборудования на подлодках. В то время такими средствами флот не располагал. Желание, воля, настойчивость и мужество всего экипажа подлодок не всегда приводило к желаемым результатам.

Подводники действовали исключительно самоотверженно, но форсировать противолодочные позиции врага ни одной лодки не удалось.

Главный морской штаб не считался с нашим мнением, требовал выполнения поставленных задач. Выход подлодок на запад в Балтийское море сопровождался необъяснимыми, ненужными потерями. После нашего доклада командованию КБФ и встречи с Военным Советом фронта, на которой присутствовали Л.А. Говоров, А.А. Жданов, А.А. Кузнецов, которым было доложено о потерях подлодок, о непреодолимых препятствиях и невозможности в создавшейся обстановке форсировать препятствия с выходом в море. Выслушав наши мнения и предложения, походы подлодок были отменены. Впоследствии Главный штаб согласился с решением Военного совета фронта.

В 1943 году на морских сообщениях активно действовала минно-торпедная авиация КБФ, но это требует специального рассмотрения.

На тайных фарватерах Балтики

Некоторые вопросы деятельности разведки на морском направлении.

Мною уже упоминались роль и значение разведывательной деятельности в операциях, проводившихся в 1942–1943 годах силами и средствами Кронштадтского морского оборонительного района.

Должен подчеркнуть, что наряду с разведывательным отделением КМОРа, которое возглавлял капитан 3 ранга Антонов, большую помощь штабу и мне оказывал Разведывательный отдел штаба флота.

КМОР был самым крупным соединением Краснознаменного Балтийского флота и по силам, и по масштабам боевой деятельности. Вполне естественно, что силы и средства Кронштадтского морского оборонительного района действия на главном морском направлении систематически обеспечивались информацией о действиях и намерениях как морского командования фашистской Германии, так и Финляндии.

Таким образом разнородная деятельность разведотдела КБФ, направленная на сбор информации о противнике, я имею ввиду прежде всего – морском – поступала в штаб КМОРа.

Кроме того, разведотдел флота наиболее напряженно действовал, используя возможности Кронштадтского морского оборонительного района. Вот почему мне представляется закономерным осветить основные направления разведывательной деятельности против морского противника в целом. Я опускаю вопросы, которые касаются деятельности Разведотдела на других направлениях (Ладожское озеро, сухопутные направления и др.). Повторяю, меня как командующего Кронштадтским морским оборонительным районом интересовало все, что относилось к действиям морского противника.

Именно поэтому, я позволю себе на основании уже опубликованных в печати материалов и своих собственных наблюдений, очень обзорно рассказать о разведывательной деятельности на морском театре в целом.

Мне кажется, что это представляет известный интерес.

И еще одно обстоятельство, которое в этой связи я хотел подчеркнуть – мой личный боевой опыт и многочисленные исторические факты – полностью подтверждают золотое правило войны, сражения и боя – без разведки нельзя сделать ни шагу, если ты хочешь нанести врагу серьезный урон и правильно решить поставленную задачу.

Разведывательный отряд КБФ и разведывательные органы соединения флота после передислокации в Кронштадт и Ленинград были развернуты для систематической деятельности по сбору и обобщению информации о противнике.

Использование сил и средств разведывательных органов флота развивалось по следующим основным направлениям:

А. Войсковая (морская) разведка.

Б. Радиоразведка.

В. Специальная разведка.

Г. Информационная служба.

Как же складывалось и развивалось каждое из перечисленных направлений деятельности.

А. Войсковая (морская) разведка

Очень важно подчеркнуть, что в ходе оборонительных операций под Ленинградом и в наступательных операциях большую роль играли все средства войсковой (морской) разведки:

– воздушная разведка,

– корабельная разведка (как подводными лодками, так и надводными кораблями),

– артиллерийская (контрбатарейная) разведка,

– береговая разведка (в составе бригад морской пехоты).

Б. Исключительно велико было значение для сбора информации всех средств радиоразведки, которая отлично была организована на Балтийском море.

В. Специальная разведка сыграла свою положительную роль в системе разведывательного обеспечения сил флота в ходе войны. В процессе выполнения поставленных командованием задач формы и методы подготовки разведчиков этой службы изменились как по целям, так и по средствам ведения разведки в тылу противника, по мере накопления опыта, результаты работы наших разведчиков становились все ощутимее.

Г. Интенсивно развивалась информационная служба, которая к началу наступательных действий достигла достаточно высокого уровня. Штаб флота и командование обеспечивались информацией оперативно и систематически. Данные о противнике своевременно получали соединения и части флота.

Переходим к более детальному рассмотрению деятельности каждой из указанных служб.

Такое обобщение деятельности разведки на Балтийском театре в период Великой Отечественной войны далеко не полностью охватывает огромную и сложную работу, которую проводили на протяжении около четырех лет большие коллективы как разведчиков Штаба флота, так и разведчиков соединений, частей, кораблей и авиации Краснознаменного Балтийского флота.

Особую инициативу и настойчивость проявил полковник Н.С. Фрумкин.

А. Войсковая (морская) разведка. 1. Воздушная разведка

На протяжении всей войны воздушная разведка на Балтийском театре имела первостепенное значение для обеспечения всех видов боевой деятельности сил флота.

Состав разведывательной авиации КБФ к началу войны и ее дислокация были следующими:

Лиепая – 43 эскадрилья МБР-2,

Рига на оз. Киш – 53 эскадрилья МБР-2,

Кихелькона – эскадрилья МБР-2,

Ораниенбаум – 15 разведывательный полк,

Горавалдац – разведывательная эскадрилья ПЕ-2,

15 разведывательный полк Як-7, Як-3, Тандерболт,

Ханко – разведку вела эскадрилья истребителей И-153, И-16.

Все военно-морские базы противника были хорошо защищены поэтому нами использовались истребители, которые вели разведку методом фотографирования.

Не менее важной задачей в это время являлась разведка основных сухопутных коммуникаций, идущих на Ленинград, и эту задачу наша авиация выполняла с успехом.

К весне 1942 года авиация КБФ состояла из: полка бомбардировщиков «ДБЗ», полка штурмовиков «Ил-2», полка пикировщиков «ПЕ-2», истребительного полка Як-1 и Як-7.

Четырех истребительных полков: «И-15-бис», «И-16» и «Харрикейн».

Отдельной разведывательной эскадрильи.

К концу 1942 года авиация КБФ насчитывала 258 самолетов.

В этот период еще большее значение приобрела воздушная разведка, которая являлась единственным средством сбора сведений о тылах и оборонительных сооружениях противника на морском театре. Для того, чтобы повысить результативность разведки морские летчики обучались скоростному шифрованию и дешифрованию, фотографированию, свободной ориентировке по морским картам и калькам, распознаванию силуэтов своих и вражеских кораблей.

Морские разведчики, одновременно использовались для усиления воздушной разведки Ленинградского фронта.

Условия ведения разведки на море сложились неблагоприятно.

Противник, владея обоими берегами Финского залива, использовал аэродромы для создания сильного противодействия нашей авиации.

В тактике разведывательных полетов были свои особенности, Противник организовал специальные заслоны против наших разведчиков. Истребители противника поднимались навстречу нашим разведчикам почти на рубеже острова Котлин. Учитывая это, самолеты-разведчики сопровождались нашими истребителями, которые отвлекали противника и «проталкивали» наших разведчиков. Для «проталкивания» одного разведчика командование посылало иногда от 10 до 15 истребителей.

В мае 1942 года была сформирована специальная группа воздушных разведчиков (новые скоростные самолеты). Возглавлял эту группу М.И. Горбач (погиб в 1943 году).

Данные воздушных разведчиков позволили наполнить разведывательные карты сведениями о повседневной дислокации противолодочных, дозорных и поисковых сил противника, об его минных заградителях и тральных соединениях. Это приводило иногда к косвенным, но всегда важным выводам об обстановке на фарватерах.

Командование Кронштадтского оборонительного района, имея разведданные, обстоятельно знакомило командиров подводных лодок перед выходом в море. Получали информацию о более безопасных фарватерах и районах для зарядки аккумуляторов и вентиляции лодок. Много полезных сведения добыли воздушные разведчики Грачев, Сергеев, Савченко, Курзенков.

Летом 1942 года обстановка на Финском заливе была очень сложной, но экипажи самолетов-разведчиков обеспечили командование флотом КМОРа сведениями, необходимыми для организации прорыва наших лодок в Балтику и их возвращения в базу.

Авиация флота оперативно подчинялась командованию фронта и использовалась по его планам на решающих направлениях.

На морских направлениях использовался только 51 % боевых самолетовылетов. Это осложняло разведывательную деятельность авиации КБФ в интересах обеспечения развертывания и боевых действий сил фронта.

Исключительный интерес представляют данные воздушной разведки КБФ, поступившие в штабы в 1943 году.

В Таллине было обнаружено сосредоточение 14 СКР, 50 ТЩ, 18 КТЩ, 11 минных и сетевых заградителей, 26 десантных барж (они же сетевые и минные заградители), 14 сторожевых катеров, 2 минных транспорта и 6 плавучих артиллерийских батарей. Эти данные были вначале оценены как показатель подготовки сил противника к высадке десантов на острова Лавенсаари-Сескор. В действительности противник с 24 марта приступил к оборудованию Нарген-Поркалла-2дского противолодочного рубежа. К концу апреля противник завершил постановку двух сплошных рядов сетей (длиной 26,3 мили каждый), полностью преградивших Финский залив от о. Нарген до маяка Поркалла-Калдоба. К 10 июня была завершена противником постановка в этом районе 8.364 контактных и неконтактных мин, в том числе и антенных. Противником были усилены также минные заграждения Гогландского рубежа.

6 июня 1943 года аэрофотосъемкой в Финском заливе были обнаружены два ряда сплошных сетей, охранявшиеся надводными кораблями и авиацией, а также корабли противолодочного дозора, предназначенные не допустить всплытия советских лодок для зарядки аккумуляторов.

Вышедшие в Центральную Балтику в мае 3 подводные лодки, а затем еще 2 лодки «С-9» и «С-12» для разведки Нарген-Поркал-ла-Удских рубежей понесли серьезные потери. Командование флотом приняло решение отказаться от дальнейшего вывода боевых кораблей в Балтийском море.

К началу 1944 года ВВС флота были реформированы в три авиадивизии: 8 минно-торпедную, 9 штурмовую и 1 гвардейскую истребительную; в состав авиации флота входило также несколько отдельных авиаполков, в том числе полк разведывательной авиации.

Корабли ОВРа

Вся тяжесть повседневной боевой деятельности по обеспечению благоприятного режима и безопасности морских сообщений, особенно после установления противником блокады, легла на экипажи тральщиков и катеров-охотников.

ОВР КМОРа КБФ наряду с дозорной службой выполнял функции разведывательного обеспечения перевозок между Ленинградом и Ораниенбаумом, Кронштадтом и Лавенсаарской военно-морской базой.

Для этой цели были сформированы: истребительный отряд капитана 1 ранга Перфилова.

В истребительный отряд входило 60 катеров МОУ (5 дивизионов). Быстроходные и другие катера соединения капитана 1 ранга Капралова выполняли следующее: – несли дозорную службу и вели разведку; – осуществляли охрану коммуникаций; – обеспечивали переходы подводных лодок; – производили высадку разведывательных групп. Разведывательные данные этих кораблей имели большое значение для обобщения сведений о действиях противника.

Разведывательная деятельность подводных лодок

Для того, чтобы правильно оценить значение обеспечения уходящих в море подводных лодок разведывательными данными, предоставим слово командирам подводных лодок.

«На меридиане Берлина» – так называл капитан 1 ранга Гриценко свою статью, опубликованную в журнале «Москва» № 2 за 1975 год. В ней написано: «Прежде, чем принять решение на переход Финским заливом, я много работал над документами вернувшихся с моря подводных лодок, советовался с их командирами, изучал разведсводки штаба подводных лодок и штаба флота».

В этой статье сказано: «Перед тем как начать форсирование Финского залива мы еще на пути к нему получили сообщение от командования. Нас предупреждали о новых антенных и донных минах, выставленных противником на меридиане Хельсинки-Поркалла-Уд, на Гогландском рубеже и в Нарвском заливе. Нам рекомендовали маршрут севернее Гогланда: мы должны были попасть ненадежно работающим гирокомпасом в узкий проход не более мили».

О полученных данных разведки об усилении блокады восточной части Финского залива весной 1943 года пишет в своей книге «В водах седой Балтики» Герой Советского Союза капитан 1 ранга И.В. Травкин, командир «Щ-303».

Командир дивизиона подводных лодок Полещук В.А. в статье «Боевые действия подводных лодок КБФ в период обороны Ленинграда», опубликованной в книге «Краснознаменный Балтийский флот в битве за Ленинград» пишет: «14 марта 1942 года Военный Совет флота поставил перед подводниками ряд боевых задач, средик оторых главными были: уничтожение транспортов и кораблей в Балтийском море, затруднение судоходства постановками мин, разведка системы фарватеров и противолодочной обороны в Финском заливе.

В 1942 году командование флотом, о чем было рассказано выше, планировало выход в Балтийское море трех эшелонов подводных лодок в каждом.

В связи с данными командира «Щ-307», которая была атакована финской подводной лодкой «Ику-Турсу» в ночное время, все наши лодки, находившиеся были об этом предупреждены. Но это предупреждение запоздало: 21 октября «С-7» при следовании в Ботнический залив была потоплена финской подводной лодкой «Висихиси».

Весной 1943 года после очищения Финского залива от льда противник, как об этом было изложено выше, помимо ранее установленных минных заграждений в средней части Финского залива на всем его протяжении по меридиану полуостров Поркалла-Уд – остров Найсаари, создал сплошной противолодочный рубеж, основу которого составляли два ряда стационарных противолодочных сетей.

Это мощное противолодочное препятствие было установлено на всю глубину и ширину залива. Для большей надежности сетевая преграда и все места возможного прорыва наших подводных лодок, были усилены дополнительными минными полями и банками, корабельными и авиационными дозорами.

Оценка сложной обстановки в районе Нарген-Поркалла-Удского рубежа привела командование КМОРа при поддержке ВС КБФ к отказу от использования подводных лодок летом 1943 года. Вся тяжесть разведывательной деятельности легла на воздушную и радиоразведку».

Артиллерийская разведка

В битве за Ленинград большое место занимала контрбатарейная борьба.

Противник сосредоточил для нанесения артиллерийских ударов по Ленинграду мощные артиллерийские группы в районах: Беззаботинская (170 м/м, 210 м/м), южнее Пушкино – Павловска – артиллерия калибра 150 м/м, 170 м/м, 210 м/м, 240 м/м и др.

Ежедневные обстрелы Ленинграда (до 300–500 снарядов) требовали мощного ответного огня.

Наряду с артиллерией фронта для ведения контрбатарейной борьбы с противником использовалась артиллерия флота и 348 стволов зенитной артиллерии КБФ.

Для обеспечения контрбатарейной борьбы были сформированы разведывательные отряды:

Ижорский сектор – на Капорском направлении отряд ст. лейтенанта Филиппченко;

на Урицком направлении – отряд ст. лейтенанта Яковлева;

Невское направление – отряд капитана Потехина;

Кронштадтский сектор – отряд капитана-лейтенанта Пламадяло;

Ленинградская военно-морская база – отряд капитан-лейтенанта Прохватилова;

Лавенсаарская военно-морская база – рода легководолазов капитан-лейтенанта Амельченко.

В 101 ж/д бригаде – капитан Орловский.

Общую координацию действий отрядов в артиллерийской разведке осуществлял при штабе контр-адмирала Грена (начальник артиллерии КБФ) майор Пожарский.

Разведчики всех отрядов забрасывались в тыл врага с целью установления (уточнения) мест батарей и ведения корректировки огня.

Результаты артиллерийской разведки были значительными. В 1942 году огонь артиллерии противника подавлялся через 15 мин после его открытия, а в 1943 году противник открывал огонь только в условиях полной видимости.

Хорошо поставленная артиллерийская разведка позволила совершенствовать методы контрбатарейной борьбы.

Радиоразведка

Одним из основных видов разведки на КБФ была радиоразведка.

В середине июля одна радиопеленгаторная группа была направлена в Таллин, где дислоцировалась до 28 августа. В августе радиоразведывательная группа была развернута на о. Эзеле.

С начала блокады Ленинграда радиоразведка КБФ систематически обеспечивала разведданными ШТАБ КБФ КМОР (о составе, местоположении и деятельности немецкого и финского флотов) и своевременно оповещала о подготовке налетов вражеской авиации.

Особенно интенсивно радиоразведка действовала в 1943–1944 годах.

По данным радиоразведки свыше 400 набеговых операций противника на наши морские сообщения нам удалось сорвать.

Сосредоточенный удар авиации КБФ, нанесенный по вражескому аэродрому в Котке, был подготовлен по данным нашей радиоразведке.

Анализируя и обобщая данные воздушной разведки с материалами, добытыми радиоразведкой, удалось вскрыть подготовку противником захвата о. Гогланд.

Данные радиоразведки дали нам возможность обеспечить ведение активных действий наших сил в средней и южной частях Балтийского моря.

Балтийские радиоразведчики за весь период войны представили Штабу флота и штабу КМОРа около 50.000 донесений о местонахождении и деятельности кораблей и самолетов противника. По данным радиоразведки КБФ нашими силами было потоплено и повреждено свыше 230 транспортов и боевых кораблей противника.

Почти весь период войны 1 БР0 командовал А.И. Ермолаев (в начале 1942 года Б.А. Чаадаев).

28 сентября 1943 года начальник штаба КБФ говорил: «Нам очень часто приходится ждать только ваши донесения о местонахождении врага в море и в воздухе, потому, что они достоверны и своевременны. Благодарю вас, товарищи за службу».

Специальная разведка

К началу войны Разведотдел Штаба КБФ располагал опытными кадрами для организации разведки: капитан 3 ранга Иванов С.Е., капитан-лейтенанты Добрускин Х.Е., Подошкин Л.И., Штанько И.Д., Сычев и другие.

В первые месяцы после начала войны из Москвы прибыли на КБФ опытные офицеры: Куценко М.В., Евтушенко, Максин, Чаадаев, Москальков и другие.

В работе по засылке разведчиков действовало два отделения:

– против баз и портов, захваченных немцами;

– против финского флота.

К середине августа 1941 года была создана стройная система ведения специальной разведки по этим направлениям. Эта система включала:

– группу подготовки разведчиков (инструкторы, в том числе радисты) руководитель Подошкин Л.И.;

– группу изготовления документов для разведчиков, Руководитель Батраков;

– группу парашютной подготовки. Руководители Харахов В.И. и Гальченко Г.Д.;

– Руон – радиоузел особого назначения, обеспечивающий радиосвязь с разведчиками, заброшенными в тыл врага.

Все эти группы получили полное развитие в первой половине 1942 года.

Разведотделом была поставлена задача – обеспечить информацией штаб флота, КМОРа и штабы соединений о действиях противника на приморских направлениях Ленинграда.

С этой целью были сформированы оперативные группы:

– Петергофская в составе офицеров – Евтушенко, Красного, Эрштерма, Грищинского, Харахонова, Регинского, Батракова, Куценко, Нестерова.

В начале (до оставления Петергофа) эта группа забрасывала разведчиков в районы Кингисеппа, Ропши и Красного Села.

– Лебяжье , группа в составе Агафонова, Саунина, Калерина, Гаврилова, Партоша, Пупкова.

К сожалению, имена многих и многих самоотверженных и замечательных героев «невидимого фронта», которые забрасывались в тыл врага на самолетах и подводных лодках через линию фронта и на надувных шлюпках, на буерах и других средствах переброски, до сих пор не названы.

Надо отметить, что в открытой литературе о разведчиках Краснознаменного Балтийского флота периодически появляются отдельные публикации, но пока рассказано о них мало, хотя подготовка и переброска в тыл врага наших людей велась интенсивно с первых дней Великой Отечественной войны и они внесли достойный вклад в общее дело нашей победы.

В настоящем кратком обзоре мы назовем лишь небольшое число разведчиков Балтики, о которых рассказано в нашей печати.

Э. Аболиньш

В 1969 году в Риге в издательстве «Лиесма» вышла в свет небольшая книжка Курпенеке и Н. Шестакова «Шифровка от 147-20» (документальная повесть). Это документальная повесть посвящена балтийскому разведчику Эрнсту Аболиню (или Аболиныиу), его активной деятельности в Курляндии. Даже короткий рассказ о работе разведывательной группы «Центр», которую возглавлял Эрнст, вызывает большой интерес. По существу, прибыв в Латвию, Эрнс (его псевдоним «Гриша») начал свою работу, не имея ни одного помощника, и в сравнительно короткое время создал резидентуру, состоявшую из группы центра, партизанского штаба и двух отрядов. Очень сильной частью группы центра были специальные информаторы и связники.

В брошюре А.К. Рашкевиц «Народные мстители Латвии» (Воениздат, М., 1973) на стр.149 написано: «В Курземе действовали несколько разведывательных групп фронтов Красной Армии и Краснознаменного Балтийского флота. Во многих случаях они являлись связующим звеном между партизанскими формированиями и советским тылом ЦК КП(б) Латвии и СНК ЛССР».

Более подробно о действиях балтийских разведчиков в Латвии рассказано в газете «Правда» 15 и 16 ноября 1966 года в статье К. Распевина ««Стрела» выходит в эфир» (новые документы о подвиге советского разведчика). Статья начинается выдержкой из архивных документов Штаба дважды Краснознаменного Балтийского флота: «Общая численность партизанских отрядов и групп, на которые опирался в своей разведывательной работе Эрнст Аболиньш, составляла более 170 человек. Его ценные, оперативно сообщаемые командованию сведения, позволяли Штабу флота постоянно быть в курсе деятельности и намерений гитлеровцев в районах центральной части Балтийского моря… Они освещали истинное состояние фашистской обороны побережья, обстановку в портах и базах и широко использовались при проведении боевых действий флота…»

За два года до опубликования двух статей К. Распевина – 20 июля 1965 года в газете «Труд» о подвиге балтийского разведчика Эрнста было рассказано И. Астраханским и Ю. Дмитриевым в статье «В Курляндском котле». Эта статья заканчивается так:

«Вчера мы встречались с адмиралом В.Ф. Трибуцем, всю войну командованием Краснознаменным Балтийским флотом. Взволнованный, он сказал: «Трудно переоценить значение разведывательных сведений, переданных товарищем Аболиньшем и его боевыми друзьями из группы «Центр». В них содержалась очень важная и крайне необходимая для советского командования информация о дислокации, передвижения войск и кораблей и оборонных объектах фашистских войск на Курляндском полуострове, в особенности информация о транспортных судах и боевых кораблях в портах Либава и Виндава. Наряду с другими разведывательными данными, сведения группы «Центр» способствовали правильной оценке и принятию решений по уничтожению курляндской группировки врага – последнего фашистского логова на нашей земле».

Х.А. Кульман

8 мая 1965 г. был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении звания Героя Советского Союза Х.А. Кульман. Вот текст этого указа:

«За особые заслуги, мужество и героизм, проявленные в борьбе против немецко-фашистских захватчиков в период Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. присвоить звание Героя Советского Союза разведчице Краснознаменного Балтийского флота Кульман Хелене Андреевне посмертно. Председатель Президиума Верховного Совета СССР – А. Микоян. Секретарь Президиума Верховного Совета СССР – М. Георгадзе». Подробно подвиг Кульман освещен в книге «Дочь Республики» (Изд. «Ээсти Раамат», Таллин, 1975).

Приведем небольшую выдержку из этой книги:

«Леэн Кульман была самой молодой в прекрасной плеяде советских разведчиков из легенды.

Ее разведывательная деятельность была не очень продолжительной, но проявленные ею стойкость, мужество, настойчивость и целеустремленность в изучении врага вызывают восхищение.

В какой обстановке работала в тылу врага бесстрашная разведчица КБФ, единственная морская разведчица, удостоенная высокого звания Героя Советского Союза, летом и оченью 1942 года?

После захвата главной базы Черноморского флота Севастополя враг рвался к Сталинграду и на Кавказ. Одновременно, по настоянию Гитлера, с целью захвата Ленинграда, немецко-фашистские войска группы армии «Север» усиливаются 11 армией Манштейна, которая перебрасывается под Ленинград из Севастополя… В летней кампании 1942 года подводники Балтики, прорывались через минные поля противника, успешно топили немецкие суда с рудой в центральной части Балтийского моря. В связи с этой обстановкой перед нашими вооруженными силами были поставлены новые и ответственные задачи, выполнение которых потребовало ускорить подготовку и переброску разведчиков на Запад. В числе других на территорию Эстонии, захваченной немецко-фашистскими войсками, была направлена и Леэн Кульман. Информация, поступавшая от Кульман в штаб флота, сыграла большую роль в правильной оценке обстановки и своевременном принятии решений командования». («Дочь Республики», стр.274–275).

В.Д. Федоров

О нем, вернее, об одном эпизоде разведывательной деятельности В.Д. Федорова, рассказал в газете «Вечерний Ленинград» 7 июня 1971 года капитан 1 ранга Д. Войналович.

Но и сам В. Федоров описал деятельность в разведке в ряде своих книг. В 1961 году Воениздат опубликовал книгу В. Федорова «Суровые тропы» (записки разведчика).

Позднее Федоровым было написано еще несколько книг о разведывательной деятельности.

Приведем лишь один эпизод, описанный в книге «Суровые тропы» на стр. 106: «Мы вышли на север, к Нарвскому заливу, чтобы выявить береговую оборону.

В течение еще шести суток по два – три раза в день стучал ключ нашей рации. На карте по кружочку, по треугольничку прибавлялись условные обозначения. И вот приказ: «Выходите». Направляемся на юго-восток, в обход города, к порожистому месту реки, где намеревались перейти линию фронта. Но планам нашим не суждено было сбыться…»

Под псевдонимом «Эмден»

29 мая 1975 года в газете «Красная звезда» была помещена статья ««Слава героев бессмертна». Запомним: мичман Квятковский». В ней, опираясь на архивные документы, приводится доклад балтийского разведчика «Эмдена».

Автор статьи капитан 1 ранга М. Кореневский пишет: «Как по вашему, что это за текст? Фрагмент рассказа или воспоминания для печати? Нет, так писал отчеты разведчик «Эмден» – Виктор Станиславовоч Квятковский. Процитированный документ подшит в его личном деле, на нем – соответствующий гриф, служебные пометки и резолюция начальника Разведотдела штаба КБФ «Размножить в … экземплярах, использовать как учебное пособие для подготовки разведчиков». Этот отчет «Эмдему» предложили написать после выполнения первого задания в глубоком тылу противника».

Автор статьи рассказывает о собраниях «Эмденом» сведениях в июле – августе 1942 года во время перехода вдоль восточного берега реки Луги к Финскому заливу. В его задании было сказано: «Оприходовать все плавсредства – от рыбацких плоскодонок на реке до военных кораблей в Лужской губе. Определить курсы выходов кораблей, курсы возвращения…» За выполнение первого задания Виктор Квятковский был награжден Орденом Красного Знамени.

А.М. Козлов

«Дорога в бессмертие», так называл свой рассказ о действиях разведывательного отряда КБФ капитана 3 ранга Козлова Александра Макаровича, подполковник Н. Шестаков, опубликованный в газете «Советская Эстония» в апреле 1970 г.

Об этом же написано в газете «Водный транспорт» 9 мая 1968 года в статье «Балтиец Исмаил Дадашев». В ней рассказано, что в октябре 1941 года отряд балтийских разведчиков под командованием А. Козлова и комиссара В. Шибанова в составе 120 матросов был высажен на побережье Эстонии для разведывательно-диверсионных действий. После успешных действий в тылу врага, отряд возвращался в Ленинград. На границе Эстонии и Ленинградской области разведотряд, при нападении на большой склад боеприпасов противника вынужден был вступить в бой с врагом.

Из 120 разведчиков только 26 вернулись на Большую землю.

«Морская разведка» – так назвал свою статью, опубликованную в газете «Московская правда» 17 апреля 1975 г. И. Чапаев. Приводим краткую выдержку из этой статьи. Выражение «ждать у моря погоды» в его буквальном смысле можно с полным основанием отнести к Балтийскому морю.

Морские разведчики выбирали для своих дерзких вылазок штормовую погоду, туман и дожди. На утлых суденышках или в надувных лодках они смело отправлялись в рискованное плавание к вражеским берегам. Об одной такой операции наш рассказ.

1 августа 1943 года в форт («Серая лошадь») прибыл известный на флоте разведчик капитан Юрий Потехин. Он отобрал шесть человек для высадки на полуостров Кургалово с целью выявить расположение артиллерийских батарей, укреплений береговой обороны, мест стоянки вражеских кораблей.

Мне приходилось проводить инструктаж разведки – «Метод разведки – наблюдение… Желательно без стрельбы, нам нужны сведения об укреплениях на берегу. Это очень важно». Результаты этой операции: «установлены дислокация дальнебойной артиллерийской батареи, прожекторных установок, линии связи, склады и наблюдательная вышка».

И.В. Прахватилов

В книге Ивана Удалова «Повесть о балтийских разведчиках» (М., «Советкая Россия», 1969 г.) рассказано о разведчиках роты легководолазов капитан-лейтенанта И.В.Прохватилова. Рассказано образно. «Где-то в середине октября с южного берега залива из района Петергофа возвратились двое разведчиков… Они просидели в ледяной воде, начавшей уже густеть перед заморозками… Им удалось заметить, что гитлеровцы спешно ремонтировали Петергофскую пристань… Приказ вице-адмирала Трибуна о немедленном уничтожении пристани был передан «Бате» (Прохватилов) через начальника Разведотдела…»

Далее автор рассказывает: «В районе Лужской губы неожиданно появилась тяжелая немецкая батарея… Решили послать в этот район опытного разведчика, чтобы он обнаружил батарею и по рации вызвал бы в соответствующий квадрат бомбардировщиков. Выбор пал на Кабанова. Алексея высадили на вражеский берег ночью со шлюпки… Через несколько дней Кабанов передал координаты батареи. Туда вылетела эскадрилья бомбардировщиков. Аэрофотосъемка зафиксировала несколько крупных взрывов… Батарея умолка…»

Информационная служба

В системе разведывательной деятельности большое значение имела постановка накопления, анализа, обобщения и обработки разнообразных данных и сведений, поступавших по различным разведывательным каналам, а также оперативная подготовка необходимой информации о динамике обстановки на театре для командования флотом, командиров соединений, кораблей и т. д.

Все виды работ в этой области осуществлялись информационной службой РО КБФ.

В течение всей войны большое внимание уделялось совершенствованию и развитию организации и методов информационной работы Разведотдела. Были достигнуты определенные положительные результаты, способствовавшие повышению эффективности нашей разведывательной деятельности на морском театре в целом.

Сопоставление результатов деятельности РО КБФ, отраженных в информационных документах, с оперативными документами штабов немецких и финских ВМС, проведенное после окончания второй мировой войны, свидетельствует о высокой эффективности нашей разведки на театре.

Наиболее важными результатами деятельности РО КБФ и особенно ее информационного органа явились:

– выявление по отдельным разрозненным разведывательным данным системы противолодочной обороны противника на всю глубину Финского залива в составе двух минно-сетевых рубежей, промежуточных минных заграждений, линий корабельных, воздушных и авиационных дозоров;

– вскрытие системы противодесантной обороны на фланге фронта в Нарвском заливе перед началом проведения десантной операции;

– достаточно точное знание количественного и качественного состава флота противника и его дислокации;

– успешное выполнение срочного задания командования флотом по установлению действующего фарватера противника в целях обеспечения переброски торпедных катеров из Кронштадта в Таллин и район Балтики.

Эффективность работы информационного подразделения КБФ была достигнута в результате осуществления ряда организационных, методических и других мероприятий.

Прежде всего надо указать, что была разработана и внедрена классификация объектов разведки и система информационных документов, обеспечивающих систематизацию разведывательных данных и непрерывное их накопление по отдельным объектам и разделам классификации. Такая система обеспечивала значительное повышение уровня изучения противника, она помогала установить степень изученности данных объектов разведки и конкретизировать задачи на доразведку, она способствовала наиболее оперативному и высококачественному выполнению срочных заданий Командования флота. Непрерывное изучение разведывательных данных и поэтапное их обобщение позволяло глубже познавать противника и предвидеть некоторую перспективу вероятных направлений его деятельности в связи с наступательными действиями наших частей и кораблей и, в первую очередь, подводных лодок.

Наряду с систематической информацией командования флота были подготовлены и изданы «Справочник по минному оружию противника» и крупномасштабные карты Финского залива с системой обороны противника.

Была создана наиболее целесообразная организационная структура информационного подразделения РО КБФ с учетом наилучшего использования разработанной системы информации. Помимо группы офицеров-информаторов, укомплектованных специалистами по изучению важнейших объектов противника, в составе информационного подразделения имелось несколько групп, обеспечивавших работу офицеров-информаторов: фотолаборатория, типография и машинное бюро.

Важно также отметить, что было организовано активное участие информационного поздравления в самостоятельном получении важных сведений о противнике путем:

– работы с пленными,

– изучения прессы, радиоперехвата и различных документов, захваченных у противника.

Вся эта деятельность разведывательного отдела флота и соединений флота содействовала успешному выполнению задач, поставленных перед КМОРом.

2-я ударная на Ораниенбаумском плацдарме

В первых числах сентября позвонил в Кронштадт командующий КБФ В.Ф. Трибуц и сказал, что мне необходимо будет встретиться с генералом И.И. Федюнинским на Лисьем Носу. Взять с собой инженера-строителя и нем менее двух катеров МО. Цель встречи выяснится на месте. На двух катерах МО прибыли к 19 часам. К этому времени подъехал и генерал И.И. Федюнинский с группой своих офицеров. После обычных приветствий, он ознакомил меня с причиной своей миссии. На месте ознакомились с районом Лисьего Носа и на катерах вышли в Ораниенбаум. Там таким же порядком осмотрели район – Ораниенбаум – Малая Ижора. Договорились по всем вопросам, включая и встречу штабных офицеров для разработки совместного плана переправы войск. К утру на катерах перешли на Лисий Нос, еще раз осмотрели район. На этом наша встреча и закончилась.

Перевозка 2 ударной армии генерала И.И. Федюнинского из Ленинграда в Ораниенбаумский плацдарм началась с октября 1943 года и продолжалась в основном всеми силами и средствами, включая и боевые корабли.

Обеспечение посадки личного состава и погрузки оружия и боевой техники в Ленинграде и организация переходов кораблей до Лисьего Носа – было возложено на командира Ленинградской военно-морской базы контр-адмирала Кулишева и его штаб.

Организация и обеспечение перехода кораблей от Лисьего Носа до места высадки личного состава и выгрузки оружия и боевой техники возлагалась на Кронштадтский морской оборонительный район.

Хорошо организованное взаимодействие всех соединений и штаба Кронштадтского морского оборонительного района (КМОР) с командованием и штабом 2-й ударной армии и ее соединениями и частями в огромной степени обеспечило успех операции. Действовал продуманный план совместных действий, отлично работали офицеры связи.

Обеспечение морских перевозок и другие задачи, решались хорошо продуманной массово-партийно-политической работой.

Личный состав КМОРа с большим уважением относился к опытным политработникам КМОРа генерал-майору Еыстрикову, капитану 1 ранга Зубенко, полковникам Боярченко, Родионову, Радуну и многим другим товарищам, которые работали в частях и соединениях.

Партийные организации крепости проводили исключительно большую работу по обеспечению всех операций. Они всегда во – время, активно и инициативно помогали командованию исполнять поставленные задачи.

Во всех планах и мероприятиях командования партийно-политическое обеспечение являлось одним из главных факторов общих планов боевой деятельности КМОРа, соединений и частей.

С особой силой роль партийно-политической работы проявилась в организации и проведении одной из значительных операций Ленинградского фронта и Краснознаменного Балтийского флота в ликвидации блокады Ленинграда.

Обстановка была сложной. Наступающие морозы и появление ледяного покрова затруднили движения кораблей. Толщина льда быстро нарастала. Это обстоятельство, а также малые глубины на фарватерах, вынудили командование прекратить перевозки личного состава и боевой техники ударной армии на боевых кораблях флота, пришлось искать другие пути.

Необходимо учесть, что Ленинград был связан с Лисьим Носом железной дорогой и шоссейной дорогой.

Порядок воинских перевозок планировался так, чтобы личный состав 2-й ударной армии совершал посадку на суда в Лисьем Носу, а боевая техника из Ленинграда.

Какие силы были привлечены для этой очень сложной операции?

Сначала перевозки осуществлялись сетевыми заградителями «Онега» и «Вятка», шестью тихоходными тральщиками, двумя самоходными десантными баржами, восемнадцатью буксирами с несамоходными баржами.

При планировании этой операции командование Кронштадтского оборонительного района заблаговременно приступило к сооружению дополнительных причалов и дорог, как на Лисьем Носу, так и в районе от Ораниенбаума до Малой Ижоры.

Эти работы были возложены на инженерную службу КМОРа подполковников Д.Суровова и Болукова.

Непосредственное участие в работах принимали морская бригада комбрига Ксенза. Активно использовались плавсредства КМОРа.

Был создан коридор, хорошо замаскированный от наблюдения противника. Северные форты Кронштадта организовали маскировку со стороны Финского берега (район Териок). Были приняты меры для маскировки восточной части Кронштадта и дороги со стороны Мартышкино-Петергоф. Чтобы представить себе все сложности обстановки того времени, вспомним как развивались события до начала перевозки 2-й ударной армии.

В районе Петергофа противник располагал значительными огневыми средствами. Они использовались противником для систематического обстрела всего Кронштадтского района. Противник использовал колокольню местной церкви как наблюдательный пункт. Это давало ему возможность вести наблюдение за всей водной акваторией на запад в сторону Кронштадта и Лисьего Носа. Расстояние между Кронштадтом и Петергофом не превышало 7-10 километров. В зоне обстрела противника были корабельные фарватеры в летнее время и дороги в зимнее время.

В районе доков стоянка кораблей не разрешалась, он часто подвергался обстрелу противника. Зенитные и береговые артиллерийские батареи часто меняли свои места. Особенно после стрельбы противника, а на их местах устанавливали артиллерийские макеты.

На морзаводе сконструировали специальный ледовый трал. Это позволило произвести в феврале-марте 1943 года подводное траление донных (неконтактных) мин на выходных с большого рейда фарватерах. Производились контрольные взрывы и больших глубинных бомб на фарватерах после налета самолетов.

После возвращения из дальних походов подводных лодок, они проходили ремонт на морском судоремонтном заводе, иногда становились в сухие доки.

Работами завода руководил опытный судостроитель капитан 1 ранга Б.М. Волосатов. Дружный заводской инженерно-технический состав, а среди них много было и гражданских инженеров, с достоинством и знанием своего ремесла всегда обеспечивали выполнение работ. Иногда и пренебрегали опасностями обстрела противником.

С большим напряжением работали доки и мастерские.

Кронштадт располагал всем необходимым для автономного ведения всех важнейших боевых операций. Все службы работали с полной отдачей своих знаний и труда.

О работе советской власти в Кронштадте.

Кронштадт до войны был закрытым городом. Районный партийный комитет и советские органы работали с полной нагрузкой. Во время войны им в Кронштадте тоже была работа.

Секретарем партийного комитета был Босулаев, председателем Горсовета – Паромнов. На морском заводе и разных мастерских (их так называли), но это были большие предприятия, которые выполняли заказы флота. Некоторые из них находились в ведении управления тыла. Почти все рабочие остались на своих предприятиях, как было и до войны. Семьи некоторых из них, дети, часть пожилых людей были эвакуированы в глубь страны. Молодежь была призвана на военную службу в армию и частично на флот. В общей сложности высококвалифицированные рабочие, инженерно-технический состав остались на заводе и в мастерских. Директор завода Б.М. Волосатев (всей неутомимой энергией, настойчивостью и организаторскими способностями, всегда обеспечивал необходимый ремонт, требующийся кораблям для выполнения боевых задач. Заводские цеха, доки работали с полной нагрузкой. Несмотря на частые обстрелы немцами зданий цехов, налетов авиации, работы прекращались только на этот период, а когда все утихало работы продолжались. После обстрела и налетов часто приходилось ремонтировать и исправлять нанесенные противником повреждения. Портовая электростанция снабжала всех потребителей промышленных предприятий и нужды города электроэнергией. Принимались меры, чтобы не создавать пиковых положений. Потребности учитывались и умело распределялись кому, когда давать ее. Станция не могла всех потребителей удовлетворить одновременно. Запросы подводников в зарядке аккумуляторных батарей всегда были на первом плане. Для них электроэнергия не отказывалась, также заводу и докам. Руководство райкома и председатель Горсовета очень дружно работали с командованием КМОРа и партийными организациями воинских частей. Мы всегда находили общее приемлемое решение по возникавшим трудностям и вопросам, а возникали они часто. Вопросы решались в какой бы области они не были – гражданские или военного значения.

Благодаря организаторской деятельности начальника связи КБФ полковника М.А. Зернова была создана надежная селекторная связь со всеми наблюдательными и командными пунктами.

К перевозке личного состава 2-й ударной армии фронта и боевой техники мы приступили сразу, как только толщина ледяного покрова позволила использовать автотранспорт. Стояла задача – перевезти на Ораниенбаумский плацдарм все боевые части 2й ударной армии, все ее службы, тылы и боевую технику.

Дорога проходила через Кронштадт. Она имела несколько въездов и выездов в разных местах с северной стороны. Для автотранспорта и гужевых перевозок использовались разные дороги, что исключало скопление грузовых потоков и возвращение порожняка.

С восточной стороны Кронштадта на протяжении нескольких километров были установлены морские донные мины, преграждавшие подступы к городу с Петергофского направления.

Были организованы ночные подвижные посты, которые в любой момент по сигналу могли поставить дымовые завесы с учетом направления ветра. Такие же отряды для постановки дымовых завес действовали на катерах в летнее время и на санях в зимнее время.

На дорогах от Лисьего Носа и на Ораниенбаумско-Ижорском плацдарме также действовали подвижные химические подразделения.

Под руководством коменданта города капитана 1 ранга Ф. Яковлева была организована специальная комендантская регулировочная служба на дороге. На дороге действовали санитарные посты, которыми руководил полковник П. Калинкин.

Постоянное наблюдение за состоянием льда осуществлялось гидрографами.

Артиллерийскими средствами Кронштадтского района северного и южного берегов руководил опытный артиллерист генерал-лейтенант береговой службы И.С. Мушнов.

Когда противник начинал обстрел Кронштадтского района мы немедленно открывали контрбатарейный огонь. К этой стрельбе подключались и батареи Лисьего Носа. В период артиллерийской дуэли перевозки немедленно прекращались, включалась селекторная связь, все посты докладывали результаты своих наблюдений.

По окончании артиллерийской стрельбы проводилось тщательное обследование дороги. При обнаружении мест падения снарядов в районе трассы, в этих местах устанавливались объезды, а сами места падения снарядов, обозначали специальными указателями. На отдельных участках дороги включалась дымомаскировка. Все это позволяло скрытно проводить все перевозки.

Характерно, что ночные перевозки были более интенсивными, чем дневные. Освещение дорожной трассы было устроено таким образом, чтобы машины меньше пользовались светом своих затемненных фар.

Таким образом задача перевозки 2-й ударной армии скрытно от противника была подготовлена огромным количеством специальных мероприятий.

Штаб 2-й ударной армии, которой командовал генерал И.И. Федюнинский, размещался в Большой Ижоре на территории хорошо скрытых и замаскированных складов. Эти склады принадлежали военно-морскому флоту. Они были построены еще до Великой Отечественной войны. В этих складах хранились минно-торпедный и артиллерийский запасы флота. На этой территории были размещены специальные мастерские. У подножья скалы для размещения отделов 2-й ударной армии были построены специальные деревянные домики.

Переправа 2-й ударной армии на Ораниенбаумский плацдарм – одна из крупных операций, проведенная Краснознаменным Балтийским флотом. Вся тяжесть этой операции перевозок возлагалась на Кронштадтский морской оборонительный район.

Она являлась одной из составных частей первой крупнейшей операции советских вооруженных сил 1944 года.

Замысел ее состоял в том, что войска Ленинградского и Волховского фронтов должны были нанести удары по фланговым группировкам 18-й немецкой армии с целью ликвидации блокады Ленинграда и освобождения Новгорода. В последующем, наступательные действия советских войск должны были завершиться разгромом главных сил противника и выходом на рубеж реки Луга.

При этом я хотел бы обратить внимание на оригинальность замысла.

В истории войск и военного искусства можно очень редко встретить такое решение. Освобождение осажденного, блокированного города должно было быть осуществление нанесением ударов изнутри осажденного города.

Для этого две крупных группировки войск Ленинградского фронта должны были действовать из района Пулковских высот и из района Таменгонт-Годилицы (южнее Ораниенбаума).

В результате успешного развития наступательных действий и выхода наших войск в район Ропша, противник, его Стрельнинско-Петергофская группировка, был бы окружен и уничтожен.

Командующий Ленинградским фронтом генерал-полковник Л.А. Говоров поставил перед Краснознаменным Балтийским флотом две главные задачи:

– переправить 2-ю ударную армию на Ораниенбаумский плацдарм, откуда будет нанесен один из главных ударов;

– содействовать наступающим войскам огнем морской и береговой артиллерии и действиями авиации флота.

Мне представляется важным осветить события, связанные с выполнением задачи по переправе 2-й ударной армии.

Даже сегодня, спустя 34 года, оглядываясь на то, что совершили наши люди под Ленинградом, трудно представить себе какие трудности предстояло преодолеть.

– отсутствие специальных транспортных средств;

– как я уже упоминал выше, близость противника;

– необходимость соблюдения максимальной скрытности всей операции, что требовало тщательных мер маскировки.

Вот что писал о разгрузочных работах сержант Смелин (это письмо хранится в фондах Центрального Военно-морского музея): «Работать приходилось ночью в абсолютной темноте, зачастую на ощупь. Тяжелые снаряды (вес каждого более 100 кг) никто не хотел таскать вдвоем. Каждый из нас взваливал себе на плечи по одному снаряду. Был случай, когда поскользнувшись, краснофлотец Тихомиров вместе со снарядом упал в трюм, на дне которого находилась нефть. Но снаряд не получил толчка, так как падая, Тихомиров ухитрился удержать его на спине.

Вначале на первом этапе на мне, как командующем КМОРом, лежала задача по планированию и организации перевозок конвойной службы от Лисьего Носа до пункта выгрузки в Ораниенбаум, а из Ленинграда до Лисьего Носа отвечал командир Ленинградской военно-морской базы контр-адмирал И.Д. Кулешов.

На первом этапе с 5 и по 20 ноября 1943 года нам удалось перевезти:

– 30.000 солдат и офицеров, 47 танков, около 1.400 машин различного назначения, 400 орудий и минометов, 3.000 лошадей и почти 10.000 тонн боезапаса.

Затем наступила почти месячная пауза.

В результате новых указаний Ставки Верховного Главнокомандования, которые получил командующий Ленинградским фронтом, где требовалось значительное усиление 2-й ударной армии для нанесения сильного удара по противнику, флот получил задачу в течение 15 суток перевезти значительно больше грузов,

Вдумайтесь. Это задание мы получили 23 декабря. В устье Невы вдоль северного берега Невской губы образовался блинчатый лед. Небольшие льдины смерзлись, образуя довольно большие поля. Все это затруднило перевозки.

Я позволю себе привести мой разговор с адмиралом Трибуцем, который он привел в своей книге: «День между тем был выигран и вскоре все наши тральщики, буксиры и баржи без потерь пришли в Ораниенбаум. Но обстановка продолжала оставаться напряженной. Едва окончилась эпопея с восемнадцатью судами, как возникла новая угроза: начались колебания уровня воды в Невской губе. А это означало, что каждый час конвои могут оказаться на мели.

В этой обстановке я позвонил командующему КБФ адмиралу Трибуну:

– Тебе докладывал Кулешов?

– О чем?

– Да о том, что выполнение директив по морским перевозкам снова срывается.

– А я бы не стал слушать!

– А меня выслушаешь?

Трибуц попытался уйти от прямого ответа дипломатическим замечанием, что серьезные вопросы по телефоны не решают. Но я довольно резко заметил, что прибуду к нему для личного доклада.

…Действительно, пришла беда. На трассе Ленинград – Ораниенбаум толщина льда сильно возросла. Лед стал толще и у причалов. Это само по себе задерживало движение судов. И вдобавок начались значительные колебания уровня воды от – 60 до + 60 см.

В этих условиях на переход конвоя в одну сторону требовалось в лучшем случае 12–14 часов, а бывало, что пробивались и больше.

В.Ф. Трибуц предложил мне все перевозки взять под свой контроль (Лисий Нос – Ораниенбаум), и добавил, что командование Ленинградским фронтом не пойдет на прекращение перевозок. После ознакомления с возникшими затруднениями и зная возможности своего района, а других путей перевозки войск и техники не было, мной было предложено: все грузы направлять по ледовой дороге Лисий Нос, Кронштадт – Ораниенбаумский плацдарм. Штабом КМОРа предварительные расчеты были сделаны. Предложенный мной план перевозок был одобрен ВС КБФ.

Он ожидал от меня, что я буду искать причины отказа, но этого не последовало. Готовность КМОРа к перевозкам ВС КБФ сразу доложил командованию фронтом.

В связи с тем, что условия погоды, морозы, большие заторы льда для перехода кораблей с грузами в Ленинград для перевозки была прекращена, все грузы, предназначенные для Ораниенбаума, с городских причалов были переброшены на Лисий Нос.

Отказ от перевозок по Неве и переход на перевозки по маршруту Лисий Нос – Ораниенбаум не означал значительного облегчения.

Для обеспечения перехода судов, посадки войск и погрузки оружия и боевой техники действовали ледокольные буксиры. Они взламывали лед у пирсов. Сетевые заграждения и баржи шли на буксире тральщиков. Ледоколы проводили эти караваны.

Даже сегодня, спустя 35 лет, трудно представить себе всю сложность обстановки, которая сложилась в этом треугольнике: Лисий Нос – Кронштадт – Ораниенбаум.

Торосистый лед затруднял работу водного транспорта, а в отдельных местах фарватера невозможно было его пробить буксирами для дальнейшего передвижения. Сложившаяся обстановка требовала новых решений. Предвидя все это, штабом КМОРа был составлен новый план, пересмотрены резервные зимние дороги, определены места выхода автотранспорта со льда на материк в самом Кронштадте, и на южном берегу. Определены запасные пути в случае обстрела, то же самое было сделано и по южному берегу. Учтены все средства маскировки, особенно на южном берегу при выходе автотранспорта со льда на берег.

И невзирая на исключительно трудные условия, личный состав всех кораблей и судов проявлял образцы мужества, стойкости, выдержки. Это был подлинный героизм матросов и офицеров. Мне хочется также сказать добрые слова в адрес наших дымозавесчиков. Судите сами, 923 дымовых завесы было поставлено в период второго этапа перевозок соединений 2-й ударной армии.

В этих сложных условиях с 23 декабря по 21 января на Ораниенбаумский плацдарм было перевезено 22.000 солдат и офицеров, 800 автомобилей и спецмашин, 140 танков, 380 орудий и минометов, а также других грузов общим весом до 20.000 тонн.

Перевозки 2-й ударной армии на Ораниенбаумский плацдарм обеспечили нанесение мощного удара с Ораниенбаумского плацдарма.

Соотношение сил к началу наступательной операции было таким: по пехоте и артиллерии превосходство наших сил тройное, по танкам – шестикратное.

И следует признать закономерным ту высокую оценку, которую дал Краснознаменному Балтийскому флоту Военный Совет Ленинградского фронта за хорошую организацию переправы 2-й ударной армии на Ораниенбаумский плацдарм. 349 матросов, старшин, офицеров были награждены правительственными наградами.

При этом необходимо подчеркнуть, что важнейшей чертой этой крупной операции была скрытность. Разнообразные формы и методы маскировки позволили осуществить перевозки очень искусно. Мне представляется, что планирование и организация этой операции требуют специального рассмотрения. Действительно, в сложных ледовых условиях, вблизи расположения крупных сил противника, который вел систематический артиллерийский обстрел трассы и причалов, авиационные налеты – все это должно быть обстоятельно изучено и обобщено. Эта одна из очень интересных страниц истории Великой Отечественной войны.

После всех перевозок 2-й ударной армии на Ораниенбаумский плацдарм, много было всевозможных суждений. Высказывались пожелания и предложения об увековечении памяти об этих событиях. Может быть наши потомки, глядя на обелиск, представили бы себе, какие события здесь происходили. Если будет обелиск – на нем будут указаны и те имена, в память заслуг которых он воздвигнут. Важно одно, что весь многочисленный коллектив Кронштадтского морского оборонительного района от матроса до командования районом, где бы они не находились в то время – на льду переднего края обороны, в шалашах – всегда были в готовности встретить врага с Петергофского направления или на зимней ледовой дороге. Каждый выполнял свои определенные обязанности. Орудийный расчет, готовый отразить врага, который мог помещать общей работе – перевозке войск и груза. Всеми владело одно чувство и забота – выполнить в срок, невзирая ни на какие сложности, свою задачу. Задачу, которую выполнял личный состав КМОРа расценивает по-разному. Легче чем в бою или в сражении – здесь нет убитых иди раненых. Здесь была проявлена человеческая воля, настойчивость. Напряжение всей воли, мышления человека – возможно назвать подвигом. Так поступали и те бойцы в выполнении своего задания – их называли героями, они совершали подвиг. Все это было на поле боя. В обстановке перевозки войск боя не было, сражения не происходило, но здесь был бой, сражение. Сражение с природными трудностями погоды в ледовых условиях. Противник производил обстрел дорог, по которым двигался автотранспорт и люди. Противник мог продолжать обстрел, сорвать переправу войск, вскрыть замысел и сорвать намеченную операцию. Люди, бойцы, руководство преодолело эти помехи. Своей верой в необходимость начатого дела, маскировкой и организованностью, отработанным взаимодействием участвующих в нем соединений и частей. Всех тех товарищей, которые принимали активное участие в переправе 2-й ударной армии много, слава им в их благородной работе и труде. Ряд фамилий все же хочу назвать – пусть о них помнят славные сыны нашей Родины и их потомки.

Кого следовало выделить из общего состава участников: генерал-лейтенант Мушнов И.С., генерал-майор Быстриков, контр-адмирал Кулешов И.Д., капитаны 1 ранга Фельдман Э.Н., Олейник Г.Г., Шамроков А.А., Гусков, полковник Гарцев П.М., полковники Родионов М.С., Яковлев Ф.М., капитаны 2-го ранга Капралов, Шовцов П.В., Тыршклевич Ф.Ф., Крон Н.А., капитаны 3 ранга Безукладников А.П., Опорин М.А., Ноянов Ф.В., капитан-лейтенант Рутковский Ф.Д., старшие лейтенанты Визиров Н.П., Бесчастнов К.В.

Близился конец 1943 года. Завершалась подготовка к ликвидации блокады Ленинграда – стратегическая наступательная операция, в которой участвовало 3 фронта совместно с Краснознаменным Балтийским флотом. Эта операция положила начало крупным стратегическим операциям Советских Вооруженных Сил в 1944 году, которые развернулись и проводились на всем Советско-германском фронте от Мурманска до Белграда.

И вспоминая важнейшие события 1942 и 1943 годов, в которых мне довелось участвовать, находясь в Кронштадте, в главной базе Краснознаменного Балтийского флота, в центре боевых действий флота, ни на один час не прекращавшихся в восточной части Финского залива, опираясь на передовую Островную военно-морскую базу Лавенсаари, я не могу не выразить восхищения героизмом личного состава кораблей, береговых батарей, соединений и частей, всех служб Кронштадтского морского оборонительного района.

Война в восточной части Финского залива в эти годы недостаточно освещена в нашей военно-исторической литературе. Отдельные авторы освещают лишь частные вопросы.

Однако, обо всем, что происходило в восточной части Финского залива написано неполно, не раскрыты боевые действия всех соединений КМОРа. А в КМОР входила большая часть флота. Очень мало рассказано также о деятельности тыла, всех служб района.

И поэтому у читателей, интересующихся подробностями сложной и трудной борьбы с сильным противником, особенно в период двух навигационных кампаний 1942 и 1943 годов, не создается полной картины и это вызывает сожаление. Люди и события этого периода заслуживают того, чтобы о них было рассказано более обстоятельно.

Шел год 1944-й…

Кронштадтскому морскому оборонительному району в 1944 году была поставлена задача – принять участие в высадке морского десанта на побережье Нарвского залива.

Для этой цели была выделена группа бронированных «малых охотников» ОВРа Островной военно-морской базы. Эту группу возглавлял капитан 2 ранга Г.М. Горбачев.

В этой операции, приняла участие группа артиллерийской поддержки. Кораблями ОВРа была успешно высажена часть 260-й отдельной бригады морской пехоты.

Командиры катеров ОВРа как всегда действовали отважно. Приближалась весна. До устья реки Нарвы было освобождено южное побережье Финског залива. Обстановка в восточной части Финского залива изменилась. Режим обороны стал более устойчивым. Корабли Краснознаменного Балтийского флота приступили к освоению освобожденных районов Лужской и Копорской губ.

По представлению командования Кронштадтского морского оборонительного района, поддержанному Военным Советом КБФ Указом Президиума Верховного Совета СССР 22 марта 1944 года за образцовое выполнение боевых заданий командования были награждены Орденом Красного Знамени:

1-й дивизион базовых тральщиков (командир капитан 3 ранга М.А. Опарин, заместитель командира по политчасти капитан-лейтенант А.И. Коршунов).

1-й дивизион катеров-тральщиков (командир – капитан 3 ранга В.К. Кимаев, заместитель командира по политчасти капитан-лейтенант Л.А. Костарев).

4-й дивизион тихоходных тральщиков (командир – капитан 3-го ранга Н.П. Визиров, заместитель командира по политчасти капитан 3-го ранга В.А. Астахов).

Дивизион сетевых заградителей (командир – капитан 3-го ранга А.П. Безукладников, заместитель командира по политчасти капитан 3-го ранга В.А. Фокин).

22 апреля 1944 года произошло еще одно радостное событие на кораблях ОВРа.

Орденом Красного Знамени был награжден 5-й дивизион катеров «малых охотников» (командир капитан 3-го ранга Н.Г. Моргауцкий, заместитель командира по политической части М.С. Перлов).

Так Родина отметила самоотверженный ратный труд победителей в «малой войне» на Финском заливе.

В дальнейших событиях я не принимал участия.

В марте месяце меня вызвали в Москву. Я был назначен заместителем Главнокомандующего военно-морского флота, а в апреле вступил в командование особым отрядом по приемке и переводу английских кораблей в советские порты.

Гордей Иванович Левченко.

Биография²

Гордей Иванович Левченко, (20 января (1 февраля) 1897, Дубровка, ныне Барановского района Житомирской области – 9 июня 1981) – советский военно-морской деятель, адмирал (1944).

На флоте с 1913 года, окончил школу юнг (1914), класс артиллерийских унтер-офицеров в Кронштадте (1916), участник Первой мировой войны, штурма Зимнего дворца, боев с войсками генерала Юденича, подавления мятежей на форту «Красная Горка» и в Кронштадте. Член ВКП(б) с 1919 года.

Окончил Военно-морское училище (1922), служил на кораблях Балтийского флота, командовал крейсером «Аврора» и отрядом учебных кораблей. С января 1932 по январь 1933 года командующий и военный комиссар Каспийской военной флотилией. С января 1933 по август 1935 года – командир и военный комиссар бригады линкоров Балтийского флота. В августе 1935 года был понижен в должности за допущенную во время учений гибель подводной лодки «Б-3». В 1935–1937 годах командовал дивизионом и бригадой эсминцев Черноморского флота.

С августа 1937 по январь 1938 года – начальник штаба, а с января 1938 по апрель 1939 года командующий Балтийским флотом. С апреля 1939 года заместитель наркома ВМФ СССР.

В Великую Отечественную войну 1941–1945 годов как представитель военно-морского командования участвовал в обороне Одессы, Николаева, Севастополя, командовал войсками Крыма (22 октября – начало ноября 1941).

В ноябре 1941 года арестован, признал себя виновным в провале наступления и панике, дал показания на Г. И. Кулика. 25 января 1942 года осужден к 10 годам лишения свободы, но 31 января 1942 года помилован и понижен в звании до капитана 1-го ранга.

Руководил десантной операцией по захвату острова Соммерс в Финском заливе 8 июля 1942 года, окончившейся полной гибелью десанта и значительными потерями в кораблях (потоплено 8 катеров).

В 1942–1944 годах командовал Ленинградской, а затем Кронштадтской военно-морской базой, участвуя в обороне Ленинграда. Обеспечивал транспортировку и снабжение войск во время прорыва блокады.

С апреля 1944 года заместитель наркома ВМФ СССР.

С мая 1946 года командующий Юго-Балтийским флотом (4-й ВМФ), затем вновь заместитель министра.

В 1953–1956 годах являлся адмиралом-инспектором ВМС, в 1956–1958 годах занимал пост заместителя главнокомандующего ВМФ по боевой подготовке.

С 1958 года в Группе генеральных инспекторов Министерства обороны СССР.

В сентябре 1960 года вышел в отставку.

Скончался 26 мая 1981 г. в Москве. Похоронен на Новодевичьем кладбище.

Воинские звания

Флагман 1-го ранга (03.04.1939)

Вице-адмирал (04.06.1940)

Капитан 1-го ранга (19.03.1942)

Контр-адмирал (18.04.1943)

Вице-адмирал (22.02.1944)

Адмирал (25.09.1944)

Награды

4 ордена Ленина (1943, 1945, 1949, 1957)

Орден Октябрьской Революции (1977)

4 ордена Красного Знамени (1933, 1944, 1944, 1947)

2 ордена Ушакова I степени (1944, 1945)

Орден Трудового Красного Знамени (1933)

2 ордена Красной Звезды (1938, 1967)

Адмирал Левченко (большой противолодочный корабль)

24 мая 1982 г. его имя присвоено большому противолодочному кораблю проекта 1155, который в 1989 году вошел в состав Северного флота.

1 Комендор – наводчик орудия и знающий материальную часть.

2 https://ru.wikipedia.org/wiki/Левченко,_Гордей_Иванович