Барбара Картленд

Любовь всегда выигрывает

Барбара Картленд

Любовь всегда выигрывает

Глава 1

Так что же мне теперь делать? – Вопрос был жалобным, но голос дрожал от ярости. Лорд Уинчингем повернулся на каблуках.

– Делайте что хотите, – сказал он так, словно хлестнул кнутом по воздуху, – а заодно найдите себе другого идиота, который оплатит ваши долги!

Он с достоинством вышел из комнаты, пересек холл, подождал, пока слуга открыл перед ним дверь, вышел на улицу, сел в ожидающую его карету и откинулся на мягком сиденье.

– Куда прикажете ехать, милорд?

Казалось, Уинчингем не слышал вопроса слуги. Сидел нахмурившись, плотно сжав зубы.

– Куда прикажете ехать, милорд? – повторил слуга.

– Домой! – Ответ прозвучал пистолетным выстрелом.

Слуга подсел к кучеру.

– Домой, – прошептал он ему. – Ну и раздражительны же эти господа!

Карета тронулась. Кучер повернулся и подмигнул слуге.

– Держу пари, это долго не протянется, – заявил он. – Уж слишком в большую сумму она ему обходится!

– Он может себе это позволить, – лаконично заметил слуга.

Лорд Уинчингем поднес руку ко лбу и зажмурил глаза, словно его терзала головная боль. Он действительно чувствовал себя совершенно разбитым. От огромного количества бренди, выпитого накануне, обильной еды, а главное, от напряжения, испытываемого весь вечер, он не мог спать. Поэтому встал и, как только это стало прилично, велел запрячь карету, отправился к любовнице.

Он понятия не имел, зачем пришел к ней со своими проблемами. Просто ему не к кому было обратиться. Возможно, где‑то в глубине души, при всем своем цинизме, лелеял юношескую надежду на ее любовь, в которой она беспрестанно ему клялась.

Но его постигло разочарование. Как только лорд заикнулся о своем вчерашнем проигрыше, Клио де Кастиль, настоящее имя которой, между прочим, было Мейзи Смит, извлекла из ящика туалетного столика кипу счетов и заявила, что их необходимо оплатить. Он, разумеется, не возражал бы, если бы не был уверен, что всего две недели назад видел эти поддельные счета и уже давал ей деньги на их оплату.

Все началось с его робкой просьбы хоть о каком‑то сочувствии и понимании, а закончилось бурной ссорой. Клио де Кастиль принялась выдвигать угрожающие требования, и лорд Уинчингем твердо решил расстаться с ней навсегда. А теперь, сидя в карете с закрытыми глазами, удивлялся: как это он мог быть таким глупым, чтобы потратить на самую заурядную, да еще и пренеприятную проститутку столько денег?

Но Клио была в моде, а тот факт, что он одержал верх над двумя ближайшими друзьями в борьбе за ее благосклонность и увел ее из‑под носа у одного из самых богатых и могущественных придворных, лишь добавлял пикантности всей ситуации.

Наконец‑то лорд увидел ее истинную натуру: болтливое, бессердечное создание, думающее только о том, как бы обобрать мужчину. Подсчитав, сколько он на нее потратил в последние шесть месяцев, Уинчингем заскрежетал зубами от ярости.

– Господи! Как мне сейчас пригодились бы эти деньги!

Несмотря на туман в голове и стук в висках, ему живо вспомнился вчерашний вечер.

Он не был настолько пьян, чтобы не соображать, что делает. Понимал, что удача отвернулась от него, но, как всякий игрок, верил, что она вернется. В следующий раз ему повезет.

Между тем Ламптон продолжал выигрывать и выигрывать, а поскольку они были давними противниками за карточным столом, не колеблясь еще и подкалывал лорда Уинчингема, заставляя его делать все более сумасбродно высокие ставки, пока, наконец, не понял, что выиграл сто тысяч фунтов!

Лорд Уинчингем, глядя на длинные, тонкие пальцы Ламптона, медленно переворачивающие карту, уже заранее знал, что там увидит. За доли секунды до этого он уже знал, что бит! И как бы ни был пьян, сообразил, что это значит для него.

Он почти отчетливо представил, как вся его собственность переходит в руки Ламптона – дом, картины, которыми так гордился отец, лошади и самое незначительное из всего – Клио де Кастиль!

С зеленого сукна игорного стола на него смотрела десятка пик – черная, как его невезение, мрачная, как внезапное уныние. Это поразило Уинчингема настолько, что он перестал дышать.

Однако невероятным усилием воли заставил себя рассмеяться.

– Мои карманы теперь в вашем полном распоряжении, Ламптон! – весело произнес он, словно речь шла о чем‑то несущественном. – Выпьем за вашу удачу! Сейчас уже слишком поздно, чтобы продолжать игру!

Выражение лиц у людей, окружавших стол, показывало, что они одобряют его светское поведение. Лорд проглотил бренди, поднесенное официантом, и повернулся к двери.

Увидев рядом с собой Ламптона, он удивился. Сначала даже подумал, что тот собирается его подколоть, но Ламптон спокойно, почти сочувственно произнес:

– Я знаю, что немного удивлю вас, Уинчингем! Назначим платеж через месяц?

На какое‑то мгновение лорд пришел в ярость. Его так и подмывало ответить, что деньги будут у него завтра же утром, но, уже раскрыв рот, понял, что это совершенно невозможно. Он был смущен, разъярен, ненавидел и себя, и Ламптона, поэтому лишь неучтиво буркнул:

– Не беспокойтесь, я не откажусь от долга! – затем, не оглядываясь, выскочил из клуба.

На улице его ждала карета с полусонным кучером. Какой‑то подвыпивший хлыщ жаловался ночному сторожу, что его ограбили разбойники.

– Безоб‑бразие, – ныл он, – это же форменное безоб‑бразие! Джентльмен не может пройти по улице, чтобы не подвергнуться нап‑падению! Я вас спрашиваю… сейчас 1784 год ил‑ли нет?

Пьяный нетвердой походкой прошел мимо лорда Уинчингема, который сказал ему вслед все, что о нем думал.

Уинчингем забрался в карету и захлопнул дверцу, не дожидаясь, когда это сделает кучер.

До Беркли‑сквер ехать было совсем не далеко, но пока карета плелась до дома, перед ним пронеслась вся его жизнь.

Господи! Каким же глупцом он был! Проклиная себя, лорд, вылезая из кареты, бросил беглый взгляд на прекрасный фасад дома, массивную серебряную дверную ручку и дверной молоток, поблескивающий под светом фонаря. Потом, продолжая мысленно ругаться, прошел по мраморному холлу мимо бюстов предков, поднялся по покрытой ковром лестнице. И всю дорогу ему казалось, что с портретов на него осуждающе смотрят все его предки.

Никогда раньше Уинчингем не ценил так элегантности своих комнат. Камердинер помог ему раздеться. В камине ярко горел огонь, тяжелые шелковые шторы заслоняли свет утренней зари, уже занимающейся над крышами домов.

Он подождал, когда уйдет камердинер, и нервно зашагал по комнате, слишком поздно вспоминая разговор со своим поверенным, состоявшийся три дня назад.

– Вы слишком много тратите, милорд, – упрекнул его тот.

– Бог мой! А для чего же тогда существуют деньги? К чему ваша проповедь? Ведь у нас их достаточно, и даже больше!

– Уже не больше, милорд! – возразил поверенный. – Нам удавалось, умело ведя дела, сохранять некоторое равновесие между приходом и расходом. Выражаясь яснее, рента от капиталов вашей светлости покрывала большую часть ваших трат, но сейчас положение изменилось!

– Как изменилось?

Ответ он знал еще до того, как поверенный перечислил все возрастающие расходы на содержание конюшен в Ньюмаркете и ремонт дома перед визитом принца Уэльского шесть месяцев назад. Но это было почти пустяком по сравнению с суммами, которые лорд тратил в Лондоне на развлечения с друзьями и содержание многочисленных любовниц.

Клио де Кастиль не была единственной. До нее он содержал более привередливую и еще более дорогую настоящую француженку. А раньше – балерину и еще кучу женщин, которым позволял обирать себя только потому, что им, а значит и ему, это доставляло удовольствие.

Уинчингем был не настолько глуп, чтобы не понимать: для того, чтобы через тридцать дней уплатить наличными сто тысяч фунтов, ему придется продать почти все, что у него есть, – Лошадей, дом в Лондоне и часть земли в Уинче, по‑видимому, тоже вместе с домом.

Боже, каким же он был глупцом! И все из‑за гордости, не позволившей ему отказаться от вызова Ламптона, из‑за глупости, которая не дала ему остановиться, когда он разгадал его замысел.

В клубе поговаривали, что Ламптон ничего не забыл. Лорд Уинчингем вспомнил, как отбил у него хорошенькую актриску, которую тот уже почти поселил в своем доме в Челси. Тогда это казалось ему забавным пиратством. Ламптон лишь пожал плечами и вроде бы легко смирился с потерей. Но Уинчингем понимал, что имеет дело с грозным и жестоким противником, не умеющим проигрывать, тем более молодому человеку, который не обладает ни его авторитетом, ни престижем.

Несколько раз у него возникало нехорошее предчувствие, что в лице Ламптона он нажил безжалостного врага. Теперь же отчетливо увидел расставленную ловушку. Ламптон долго и хладнокровно ждал, когда представится случай ему отомстить.

«Сто тысяч! Сто тысяч!» Эти слова, казалось, прожигали мозг Уинчингема. Он бросился на постель и заткнул уши, чтобы оградить себя от них. Увы, это не помогло. Внутренний голос продолжал повторять их снова и снова.

Сейчас, когда его карета повернула с Пикадилли на Беркли‑сквер, лорд уныло подумал, что надо бы послать за поверенным и попросить его оформить закладную.

Теперь уже слишком поздно тревожиться о семье, вспоминать о поколениях Уинчингемов, живших в Уинче, и о том, как его прадед купил дом на Берклисквер, в тихой библиотеке которого было принято немало исторически важных для Англии решений, поскольку предки лучше служили своей стране, чем он, и некоторые из них даже были блестящими государственными деятелями.

«Глупец! Глупец! Глупец!» – мысленно повторил лорд под звук колес и цокот копыт.

Слуга открыл дверцу кареты. Вылезая, лорд Уинчингем все еще раздумывал, сразу же послать кучера за поверенным или немного подождать. В голове по‑прежнему стучало, и он решил сначала позавтракать, тем более что, уезжая из дому, наотрез отказался от еды.

В мраморном холле его ждали дворецкий и трое слуг. Похоже, скоро придется отказаться от их услуг, подумал он, быстро подсчитав, во что они обходятся ему в год.

– Подайте мне завтрак. – Из‑за сильного волнения слова прозвучали резче, чем Уинчингему хотелось бы.

– Простите, милорд, в библиотеке вас ждет молодая леди! – сообщил дворецкий.

– Молодая леди? – удивился он.

«Неужели Клио? – мелькнуло у него в голове. Это совершенно невероятно!» Но в глубине души затеплилась надежда, что она решила вернуть ему часть денег, которые он щедро тратил на нее. Ожерелье с изумрудами и бриллиантами обошлось ему в 8 тысяч фунтов, бриллиантовый браслет – в 5 тысяч, жемчужное ожерелье – в 3 тысячи, а кареты и лошади не менее 10 тысяч! Лорд быстро взял себя в руки.

– Говорите, молодая леди? – повторил он. – Как ее зовут?

– Она не представилась. Только сказала, что ей обязательно нужно увидеться с вашей светлостью.

Лорд Уинчингем повернулся к лестнице и уже приготовился произнести: «Передайте ей, что я не расположен с ней беседовать», но почему‑то сдержался. Пусть это и слабая надежда, однако, вероятно, эта женщина, кем бы она ни была, принесла для него новость. Неслыханно, чтобы кто‑то навещал его в столь ранний час, тем более женщина! Значит, у нее есть на то веская причина? Надо принять ее!

Он прошел по коридору в библиотеку, расположенную в задней части дома. Лакей поспешил открыть перед ним дверь. Лорд Уинчингем вошел в длинную комнату, заставленную книжными шкафами, окна которой выходили в маленький, изысканный внутренний сад с крошечной греческой часовней и солнечными часами, и сначала ему показалось, что в комнате никого нет. Потом, внимательно приглядевшись, заметил крошечную фигурку, почти утонувшую в глубоком кресле, стоящем в дальнем углу библиотеки.

Ему показалось, что это ребенок. Но когда фигурка встала, увидел, что это девушка в муслиновой косынке на плечах и соломенной шляпе на светлых волосах.

Подойдя ближе, лорд Уинчингем понял, что раньше никогда ее не видел. Она была ему совершенно незнакома. Хорошенькая – в этом никакого сомнения, – хотя, безусловно, не из влиятельных особ. Его наметанный взгляд отметил серое поплиновое платье с широкой юбкой, скорее всего сшитое дома. Ленты на шляпе наверняка не с Бонд‑стрит, а перчатки на крошечных ручках из самого дешевого хлопка.

– Вы лорд Уинчингем? – негромко, почти неслышно произнесла посетительница.

Просто удивительно, как женский голос может привлекать к себе внимание!

– Да, это я, – отозвался он. – Вы хотели меня видеть?

Девушка присела в реверансе.

– Я приехала специально для того, чтобы встретиться с вами, милорд. Меня зовут Тина Крум.

Девушка молча смотрела на него, было понятно: она ждет, что он вспомнит ее имя. Однако оно ни о чем ему не говорило.

– Тина Крум, – повторил Уинчингем. – Простите. Я должен знать, кто вы такая?

Она не то засмеялась, не то вздохнула:

– Разумеется, должны. Мое имя Кристина, но все всегда называют меня Тиной, потому что я такая крошечная… Конечно же вы знаете, кто я такая.

У нее были удивительные глаза, которых прежде он никогда не видел. Совсем не той голубизны, которая обычно сочетается со светлыми волосами, розовыми щеками и белой кожей. Нет, они были темно‑голубыми, похожими на цвет эмали, украшающей отделанные бриллиантами и золотом табакерки, которые собирала его мать и которые стояли в шкафу в гостиной. «Придется и с ними расстаться», – поддразнил внутренний голос.

– Простите, – почти резко сказал он, – но я сегодня утром очень занят; говорите, пожалуйста, яснее. Я не расположен разгадывать головоломки!

К его удивлению, в ее глазах появились слезы.

– Пожалуйста, о, пожалуйста, не сердитесь на меня! Я знаю, что поступаю неправильно, но я много раз писала вам, а вы не отвечали на мои письма.

– Вы мне писали? – удивился он.

– Конечно. Я писала вам каждое воскресенье. По этим дням нам велели писать письма домой, а так как дома у меня нет, я, естественно, писала вашей светлости.

Лорд Уинчингем коснулся рукой головы.

– Мне очень жаль, – протянул он, – но я не понимаю ничего из того, что вы говорите. Вы, полагаю, уверены, что не ошиблись адресом и я тот самый человек, который вам нужен?

– Если вы лорд Уинчингем, то мне нужны именно вы, – подтвердила Тина Крум. – Вы, безусловно, помните, милорд, что я ваша подопечная и последние пять лет вы платили за мое обучение в школе.

В самых дальних уголках памяти лорда Уинчингема что‑то шевельнулось.

– Крум! – пробормотал он и повторил: – Крум! Девочка перед ним – а она казалась почти ребенком – захлопала в ладоши.

– Ага, вспомнили! – воскликнула она. – Моего отца звали Чарльз Крум. Он спас вам жизнь. Помните?

Лорд Уинчингем снова приложил руку к раскалывающейся голове.

– Конечно, помню, – отозвался он. – Во время той стычки в Америке – это был самый настоящий бой – подо мной застрелили лошадь, я упал, ударился и потерял сознание. Если бы ваш отец не спас меня от врага, сейчас я с вами не разговаривал бы.

– Ах, мы так часто об этом говорили! – вскричала Тина Крум. – Отец рассказывал мне о вашем мужестве, о том, как вы вдвоем пробивались к своим, чтобы присоединиться к роте. Он всегда вспоминал вашу светлость с восхищением и уважением, поэтому, умирая, поручил меня вашим заботам.

– Да, конечно, теперь припоминаю!

Лорд Уинчингем действительно вспомнил, как получил это письмо. Прочел его и тут же бросил через стол своему поверенному.

– Сделайте для этого ребенка все, что можете, – попросил он. – Скорее всего, полковник Крум не оставил ей денег. Ей лучше всего пойти в школу. По крайней мере, не беспокойте меня подробностями.

Поверенный, похоже, встревожился:

– Я бы только хотел знать, милорд, сколько… Лорд Уинчингем резко перебил его:

– Повторяю: я не хочу подробностей. Делайте так, как считаете нужным. Видит бог, очень плохо, что кто‑то сажает мне на шею своих детей, разве что не заставляя быть при них нянькой!

Его указания, очевидно, были выполнены точно.

– Насколько я понимаю, вы учились в школе, – медленно произнес он. – Именно таковы были мои указания.

– Да, последние пять лет я училась в школе, – подтвердила Тина, – но больше меня не могут там держать. Вы должны это понимать. Я стала старой…

– Старой? – изумился лорд Уинчингем. Тина кивнула:

– Мне семнадцать с половиной лет. – Она произнесла это так, словно речь шла на самом деле о преклонном возрасте.

– И вас не могут больше там держать, – словно эхо, почти глупо повторил лорд Уинчингем.

– Даже если бы и могли, мне не хотелось бы там оставаться, – пояснила Тина. – Я уже взрослая. Мне хочется увидеть мир. Я решила поехать в Лондон и выйти замуж.

– Конечно.

Лорд Уинчингем опустился в кресло с подголовником. Тина села напротив него, тщательно расправив крошечными пальчиками складки платья.

Лорд Уинчингем прочистил горло.

– Положение несколько щекотливое… – начал он.

– О, я это знаю, – перебила его Тина. – Я понимала, что вы можете рассердиться на меня за этот непрошеный визит, но что мне оставалось делать? Я послала вам последнее письмо шесть месяцев назад, объяснив всю ситуацию, а в ответ получала лишь извинения вашего поверенного: «Его светлости нет… Его светлость очень занят».

Она так удачно передала напыщенный тон его поверенного, что лорд Уинчингем не смог сдержать улыбки.

– Поэтому я решила больше не ждать, – продолжила Тина. – Сказала директрисе школы, что получила письмо от вашей светлости, в котором вы просите, чтобы я приехала в Лондон. Они все были добры ко мне. В некотором смысле, наверное, даже жалеют, что я уехала. Села в дилижанс, и вот я здесь. – Она на мгновение замолчала. Потом ее глаза заблестели, она сцепила руки и добавила: – В Лондоне так интересно! И дом у вас чудесный, именно таким я его себе и представляла!

Девочка радовалась, как ребенок. У лорда Уинчингема возникло неловкое ощущение, будто он убивает бабочку или стреляет в певчую птичку, когда он резко отрезал:

– К сожалению, вы не можете здесь остаться. Тина изменилась в лице.

– Ну пожалуйста, – взмолилась она, – пожалуйста, не прогоняйте меня!

Она встала с кресла, подошла к нему и опустилась перед ним на колени.

– Умоляю вас, не прогоняйте меня! Я стара для школы. Дети будут смеяться надо мной. Я понимаю, что солгала, но что мне было делать? Я же сказала им, что вы хотите вывести меня в свет! – И, совсем смутившись и покраснев, призналась: – Я даже сказала, что вы представите меня принцу Уэльскому!

У нее была почти прозрачная кожа, которая краснела и бледнела так, как ни у одной из его знакомых женщин. Он не мог отвести взгляда от ее глаз – живых, темно‑голубых, окаймленных длинными темными густыми ресницами, резко контрастирующими с пшеничным цветом волос.

Словно угадав, что так его удивило, Тина сняла шляпу и бросила ее рядом с собой.

– Посмотрите на меня! Я вас не опозорю! Конечно, я не красавица, но хорошенькая, красивее многих девушек. Если меня одеть и причесать, вам не придется стыдиться меня, уверяю вас! – Ее полные губки задрожали, а глаза внезапно наполнились слезами. – Ваша светлость любили моего отца. Я думала, что вы захотите отблагодарить его, оказав помощь мне!

Лорд Уинчингем встал. Никогда в жизни он не думал, что ему будет так трудно подобрать нужные слова. Никогда не предполагал, что его объяснение прозвучит так, будто он намеренно убивает красивое, беспомощное существо.

– Встаньте, Тина! – произнес он сдавленным голосом, который удивил даже его самого. – Я должен поговорить с вами, но поговорить спокойно.

Она еще некоторое время продолжала стоять на коленях, нервно сцепив крошечные пальчики и глядя на него снизу вверх. Потом с грацией прирожденной актрисы поднялась, подошла к нему и встала рядом с ним перед камином.

– Вы чем‑то встревожены, – тихо сказала она. Надеюсь, это не из‑за меня?

– Нет, не из‑за вас, – ответил лорд Уинчингем и, подумав, добавил: – Вы просто создаете мне дополнительные трудности!

– Простите, – просто откликнулась она. – Расскажите мне о них. Может быть, я чем‑то смогу вам помочь?

– Вы?

– Обычно я помогала папе, когда он попадал в затруднительные положения. Возможно, я не очень умна, но директриса всегда говорила, что ум мне заменяет моя изобретательность! Да, да, изобретательность, так она считала!

– Чтобы помочь мне, нужно больше чем изобретательность! – усмехнулся лорд Уинчингем.

– Мама часто повторяла, что одна голова хорошо, а две лучше, – заметила Тина так, словно это действительно вековая мудрость.

– Вашей матушки нет в живых? – осведомился лорд Уинчингем.

Тина помотала головой:

– Она умерла еще раньше отца, когда мне было всего девять лет. Но я ее очень хорошо помню. – Некоторое время она молчала, потом, поскольку лорд Уинчингем не проронил ни слова, продолжила: – Пожалуйста, не будем говорить обо мне. О себе я вам все расскажу позже. Поговорим о вас. Что у вас случилось? Что вас так расстроило?

Все очень просто, – ответил лорд Уинчингем. – Я полностью разорен. У меня нет денег, а через месяц я должен заплатить долг чести – карточный долг в сто тысяч фунтов.

Тина поднесла руку ко рту, чтобы подавить возглас ужаса.

– Сто тысяч фунтов! – Она почти выдохнула эти слова. – Мой отец не вылезал из долгов, но до таких сумм дело не доходило!

– Что ж, теперь вы знаете правду, – резко констатировал лорд Уинчингем. – Значит, поймете, почему невозможно придумать более неподходящего момента для вашего приезда. Хоть в прошлом я и платил за ваше обучение в школе, в будущем вряд ли смогу это делать.

– Вы хотите сказать, что вам придется продать все, что у вас есть? – осведомилась Тина.

– Практически все, – подтвердил лорд Уинчингем. – Может быть, мне удастся сохранить загородный дом, потому что большие дома приносят сейчас не слишком большой доход. Придется продать этот дом, собственность в Лондоне, лошадей в Ньюмаркете – за них, наверное, кое‑что дадут. Но на лошадиных торгах всегда много жульничества. Тот, кто продает, редко получает ожидаемую сумму, а те, кого интересует его товар, заранее сговариваются, и все предлагают одну и ту же сумму.

– Это же низко, не так ли? – спросила Тина.

– Я и сам так делал, – признался лорд Уинчингем. И вспомнил, как убедил двух своих друзей не предлагать высокой цены за пару гнедых, потому что хотел получить их по разумной цене.

– У вас больше нет имущества? – поинтересовалась Тина.

Есть несколько картин, – сообщил лорд Уинчингем, – но они в основном семейные, а кому нужны портреты чужих предков? Есть, конечно, драгоценности моей

матери. – Он даже вздохнул. – Я надеялся, что со временем они достанутся моим детям.

Тина выпрямилась в кресле. Уинчингем видел, что она задумалась. И вдруг понял всю необычность ситуации – он разговаривает с этим ребенком так откровенно, как не осмеливался говорить больше ни с кем.

Ведь он отправился к Клио только потому, что не смел посмотреть в глаза поверенному. По той же причине, вернувшись домой, предпочел не посылать за ним. Для него было невыносимо смириться с разорением, он никому не мог сказать, в каком дурацком положении оказался; а сейчас легко признается во всем девушке, которой никогда раньше не видел и совершенно не похожей на своего отца – грубоватого, добродушного, не слишком красивого человека.

Ему стало жаль, что он не может дать ей денег на приличную одежду и с блеском вывести в большой свет. Она бы имела успех. Из своего многолетнего опыта лорд точно знал: у нее есть все задатки, чтобы стать красавицей. Но нет, ей, как и многим другим, придется страдать из‑за его безрассудства!

Впрочем, теперь поздно думать о жителях Уинча, старых пенсионерах, живущих в домах, принадлежащих ему, на пенсии, которые он им платит. Слишком поздно вспоминать и о тех, кто служил в Уинче всю свою жизнь: о старом садовнике, который знал его еще мальчиком, о старшем конюхе, проработавшем в их семье почти сорок лет, о дворецком, когда‑то начинавшем свою «карьеру» с помощника буфетчика. Как он посмотрит им в глаза, как скажет им, что с ними, как и со всем остальным, ему придется расстаться?

Впервые в жизни лорд Уинчингем почувствовал ответственность перед ними, подумал об этих людях как о наследстве, доставшемся ему от предшествующих поколений. Но осознание пришло с большим опозданием.

Он подошел к окну и принялся невидящими глазами смотреть на нарциссы, шевелящиеся от легкого ветерка, расцветающую сирень, лиловые и белые крокусы, волшебным кольцом окружающие солнечные часы.

– Все это будет продано, – резко произнес он. – Все. И я не останусь здесь, чтобы тайком посещать места, о которых привык заботиться, терпеть смех или сочувствие моих друзей.

– У вас есть настоящие друзья? – тихо и с какой‑то странной проникновенностью полюбопытствовала Тина.

Некоторое время лорд Уинчингем молчал.

– Если бы вы задали мне этот вопрос вчера, я ответил бы, что у меня дюжины, нет, сотни друзей. Сегодня я в этом не уверен. Фактически я ни в чем не уверен.

Тина вздохнула и вдруг возбужденно воскликнула:

– У меня есть идея!

– Какая? – спросил он – из вежливости, а не потому, что ему было интересно.

– Вернитесь сюда, – попросила она. – Я не могу говорить, глядя вам в затылок. Мне неловко беседовать с человеком, не видя его лица.

Он тотчас же повернулся и подошел обратно к камину. Она сидела в большом кресле с высокой спинкой, а солнечные лучи, проникающие в окно, освещали ее маленький острый подбородок, большие глаза и светлые волосы.

Да, она будет красавицей, подумал он. Жаль, что у нее нет шансов. Эта девушка – еще одна жертва, попавшая под колеса его беспечности, эгоизма и глупости.

– Как вы собираетесь жить теперь, когда я больше не смогу вам помогать? – поинтересовался он. – Пойдете в гувернантки или компаньонки?

Ему на ум пришли только эти два варианта. Он смутно припомнил, что для молодой дворянки фактически других занятий не существует.

– Ни то ни другое, – ответила Тина.

– Тогда что же?

– Я выйду замуж, – сказала она, – и вы мне поможете.

Лорд Уинчингем поднял .брови.

– Кажется, я уже объяснил, – мягко проговорил он, – что ничем не могу вам помочь. У меня и на одного‑то человека не хватит денег, не то что на двоих. Я понимаю, это тяжело, но вам придется обойтись собственными силами.

Тина помотала головой?

– Вы не понимаете! У меня есть идея, и я знаю, что это единственный выход. Я ваша подопечная, забыли? Вы можете представить меня в свете, как будто с вами ничего не произошло, и у нас есть месяц – целый месяц, за который вы можете найти мне по‑настоящему богатого мужа!

– О чем, черт возьми, вы говорите? – удивился лорд Уинчингем.

– Неужели вы не видите, что это единственный выход? – спросила Тина. – В Лондоне очень много богатых людей. Все так говорят. Сто тысяч фунтов для них незначительная сумма. Это может быть мне свадебным подарком от жениха. Вы, как мой опекун, договариваетесь обо всех условиях, а я потом передаю вам эту сумму.

Лорд Уинчингем пристально посмотрел на нее:

– Вы всерьез делаете мне это разумное предложение?

– А вы можете придумать что‑нибудь лучше?

– Я не могу придумать ничего хуже, – парировал лорд Уинчингем. – Вы действительно думаете, что я возьму ваши деньги?

– Пожалуйста, не глупите! – почти резко воскликнула Тина. – Я знаю все ваши аргументы. Но сейчас вы не можете позволить себе играть в благородство, а если думаете, что совершаете по отношению ко мне поступок, не достойный джентльмена, то посмотрите на это с другой точки зрения. Если вы откажетесь, я пойду в гувернантки или компаньонки. – Она немного помолчала, потом на ее лице отобразился почти ужас. – Хотя сама мысль об этом мне ненавистна. Я мечтала о многом, но только не о том, чтобы стать платной прислугой у людей, которые будут меня презирать. И все же именно это мне придется сделать, если вы не согласитесь на мое предложение. А если согласитесь, все будет иначе.

– Но это невозможно, – выдавил лорд Уинчингем.

– Почему? Если бы я пришла к вам раньше, вы, полагаю, согласились бы вложить деньги в мой дебют, устроить мой сезон в Лондоне. Уверяю вас, я уже твердо решила найти мужа и выйти замуж, чтобы иметь свой дом! – Она на мгновение закрыла глаза. – Не могу вам сказать, как я была бы счастлива принадлежать человеку, которого люблю и который любит меня!

– Если бы я мог это сделать для вас, я бы сделал, – заметил лорд Уинчингем.

А почему не можете? – осведомилась Тина. – Представьте меня вашим друзьям, и я за месяц, а может быть, и за две недели найду человека, который сделает мне предложение. В других обстоятельствах я бы кокетничала, осматривалась, но сейчас все иначе. Сейчас у меня не будет времени осматриваться, а претендент на мою руку должен быть очень богатым человеком!

– Все равно я не смогу взять от вас деньги, – твердо заявил лорд Уинчингем.

– Разумеется, сможете, – возразила Тина. – В вашем положении не до глупостей! Вы сможете вовремя выплатить ваш долг, а затем у вас появится возможность, затянув пояс, скопить немного здесь, немного там и привести все дела в порядок, чтобы больше подобного несчастья с вами не произошло. Со временем вы со мной расплатитесь. Вот чего у вас действительно сейчас нет, так это – времени!

Лорд Уинчингем пристально посмотрел на нее.

– Идея безумная, но и разумная одновременно, – пробормотал он.

– Ну конечно! – согласилась она. – Я ведь имела дело с долгами отца до его смерти и понимаю, как важно выиграть время. О, у нас не было денег, мы были не так богаты, как вы, но наши долги так же давили на нас и так же пугали нас.

– Полагаю, «пугали» правильное слово, – ухмыльнулся лорд Уинчингем.

– Так вот почему вы отказываетесь от моего плана? – улыбнулась Тина. – Неужели вы не видите, как это важно для меня? По крайней мере, у меня будет шанс войти в высший лондонский свет и выйти замуж, но если вы откажетесь, мне придется стать гувернанткой, и я уже никогда не встречу подходящую партию: вся моя жизнь будет разрушена.

Лорд Уинчингем с силой ударил кулаком по камину.

– Прекратите! – вскричал он. – Вы пытаетесь вынудить меня к этому. Вы действуете неверно и знаете это. Даже если предположить, что богатый человек предложит вам стать его женой, я даже подумать не смогу о том, чтобы вести себя так, будто меня это не касается.

Тина наклонилась и подняла с пола шляпку.

– Очень хорошо, – вздохнула она. – Я вижу, ваша светлость хочет сделать несчастным и себя, и всех остальных. – И направилась к двери.

– Куда вы? – спохватился лорд Уинчингем.

Она дошла до середины комнаты и повернулась к нему лицом:

– Искать место гувернантки и ненавидеть вас до конца моих дней!

Лорд Уинчингем внимательно посмотрел на нее. Некоторое время оба молчали. Их глаза встретились. Казалось, происходила борьба двух характеров, и, наконец, лорд Уинчингем сдался.

– Идите сюда, маленькая глупышка, – резко позвал он. – Это безумная, сумасшедшая, невозможная идея, и я, наверное, до сих пор пьян, если обсуждаю ее. Но видит бог, альтернативы нет!

Глава 2

Это невозможно! – Возможно!

Они спорили почти два часа. Дворецкий принес завтрак – поставил перед камином столик с серебряными блюдами, полными всевозможных яств. Тина вскрикнула от восторга: – Да, это не то, что в школе! Лорду Уинчингему совершенно не хотелось есть, но ей удалось уговорить его съесть котлету из ягненка и запить ее бокалом бренди.

Когда слуги унесли остатки еды, они снова принялись за старое: Тина излагала ему план кампании, а лорд Уинчингем протестовал, но в конце концов неохотно сдался.

Он мог бы спорить более настойчиво, если бы во время разговора не уселся за стол, стоящий посередине комнаты. Не думая, что делает, Уинчингем открыл средний ящик, до отказа забитый разнообразными счетами. Сначала посмотрел на них, не вникая в цифры, а потом они словно нахлынули на него – 5000 фунтов , 2750 фунтов , 10 000 гиней… Последний – за дом, который он купил Клио.

Первые мгновения лорд ощущал лишь слепую ярость на себя за то, что по глупости сделал ей столь щедрый подарок, оформив все документы на ее имя. Затем с ужасом подумал, что если к огромной сумме, которую он должен мистеру Ламптону, прибавить эти счета, беспечно брошенные им в ящик стола, то окажется, что его долг вдвое больше!

Слова возражения, которые он собирался сказать Тине, так и остались непроизнесенными. Уинчингем понял: как только кредиторы узнают о его стесненных финансовых обстоятельствах, они тотчас же набросятся на него и потребуют уплаты этих и, вероятно, многих других счетов, о которых он забыл или которые ему еще не прислали.

Да и репортеров избежать не удастся, это только вопрос времени. Ему стало не по себе при мысли о том, как он сам испортил свою жизнь. Все, что создавало ему положение и комфорт, оказалось потеряно одним поворотом карты.

Он захлопнул ящик стола, вскочил и согласился:

– Ладно, поступайте как знаете. Вы меня убедили, мне ведь все равно терять нечего! Как мы начнем?

С крошечного остренького личика на него беспомощно и смущенно смотрели глаза Тины.

– Вашей светлости придется самому подумать об этом. Я мало знаю о высшем свете, так как большую часть жизни провела в пансионе для юных леди. Конечно, я слышала разговоры девочек. Некоторые из них происходили из очень благородных семейств.

– И вы действительно думаете, что я знаю, как представлять дебютантку бомонду? – спросил лорд Уинчингем и, скривив губы, пояснил: – Мое знание этой стороны жизни женщин ограничивается тем, что я слышал от их матушек.

Тина не уловила скрытого смысла его слов.

– Если мы оба несведущи, то нам следует с кем‑то посоветоваться, – вздохнула она.

– По крайней мере, я знаю, что вам нужно подыскать компаньонку, – заметил лорд Уинчингем.

Тина печально посмотрела на него:

– В самом деле? Когда рядом находится женщина, это всегда осложняет положение!

– Но вы не можете остаться в этом доме без сопровождения женщины! – возмутился он.

– Я думала, коли я ваша подопечная, а вы такой старый… – запинаясь, начала она.

– Старый?! – Вопрос прозвучал как пистолетный выстрел. – Старый? – переспросил он. – Да будет вам известно, юная леди, что мне еще нет двадцати девяти лет!

Ему показалось, что Тина изумленно воззрилась на него.

– Тоже мне, старый! – проворчал он, но потом, поглядев в зеркало, увидел лицо, которое ни в коем случае нельзя было назвать молодым. Под глазами пролегли глубокие морщины. Некоторые, вероятно, возникли от вечного недосыпания, но многие являлись результатом огромного количества выпитого бренди и выкуренных папирос в игорных комнатах и на бурных вечеринках с дамами вроде Клио. Всем этим он сильно злоупотреблял последние пять лет.

Лорд Уинчингем с отвращением разглядывал себя. И вдруг его пронзила тоска по Уинчу, его зеленому, прохладному парку, где всегда веет свежий ветерок, по серебристой глади озера, по флагу над домом.

Каким же он был глупцом, растрачивая свои молодые годы в Лондоне, когда мог бы жить в деревне, дышать свежим воздухом, носиться по полям на лошади и принимать участие в местных скачках!

За спиной раздался голос:

– Простите, если я обидела вас. Просто я считала, раз вы мой опекун, то вам должно быть много лет. Ну и, конечно, сейчас в вашей жизни не самый лучший момент.

– Не стоит извиняться, – резко прервал ее лорд Уинчингем, сердясь не на Тину, а на себя. – Давайте поставим точки над «i». Компаньонка вам необходима, и ее надо найти незамедлительно!

Ухмыльнувшись, он подумал, как мало шансов блистать в свете будет у Тины, если обществу станет известно, что она хоть несколько часов пробыла с ним наедине. Он прекрасно знал свою репутацию. Она не хуже и не лучше, чем у любого повесы из свиты принца Уэльского, и, тем не менее, любая молодая незамужняя женщина, замеченная в его обществе, тоже не может рассчитывать на приличную репутацию. Если немедленно не найти для Тины компаньонку, она, скорее всего, никогда не будет вхожа в лучшие дома Лондона. Не глядя на девушку, лорд отчаянно зазвонил в колокольчик.

– Чего вы хотите? – с некоторой опаской спросила она.

Он не ответил, но дверь почти мгновенно отворилась, и на пороге возник лакей.

– Приведите ко мне миссис Браунинг, – распорядился Уинчингем.

– Хорошо, милорд.

Дверь закрылась, и Тина полюбопытствовала:

– Кто такая миссис Браунинг?

– Моя домоправительница, – пояснил он. – Она служит нашей семье более двадцати пяти лет. Мне кажется, миссис Браунинг согласится помочь найти вам компаньонку. Смотрите не болтайте при ней лишнего! У Брауни, так я звал ее в детстве, ястребиные глаза и способность докапываться до истины, как бы хорошо вы ее ни прятали!

– Звучит устрашающе, – заметила Тина. Лорд Уинчингем удивленно взглянул на нее:

– Неужели вас может что‑то напугать? Вы осмелились одна приехать сюда в дилижансе, не побоялись попросить представить вас в свете, не испугались предложить самый безумный, фантастический план моего спасения. А теперь опасаетесь моей домоправительницы?

Тина очаровательно улыбнулась ему:

– Очевидно, я просто немного боюсь женщин!

Он невольно рассмеялся. Несомненно, его подопечная – проницательная девушка, совершенно не похожая на тех, которых он всегда избегает. Лорд понимал, что, признаваясь в своем страхе перед женщинами, она не лукавит. Должно быть, мужчины относились к ней более дружелюбно, нежели представительницы прекрасного пола. В ее крохотной фигурке есть что‑то неуловимо привлекательное, а прозрачные большие глаза, пухлый детский рот и крохотные ручки просто очаровательны. Вероятно, подумал он с необычной для него проницательностью, женщины чувствуют в этой крошке недюжинную волю, несмотря на внешнюю беспомощность.

Тина не ошиблась насчет миссис Браунинг. Та действительно производила устрашающее впечатление в своем шуршащем черном шелковом платье, со связкой ключей на поясе и суровым, морщинистым, неулыбчивым лицом.

Она вошла в комнату и вежливо, но с достоинством присела в реверансе.

– Брауни, мне нужна ваша помощь, – обратился к ней лорд Уинчингем.

Если ее сердце и смягчилось от этого уменьшительного имени, то она этого не показала и ответила:

– Я всегда готова служить вашей светлости чем только могу.

– Не будьте столь официальны, Брауни, – попросил он, – и попытайтесь стать немного более снисходительной. Мы в затруднительном положении. Это мисс Кристина Крум, моя подопечная, она приехала из Йоркшира, чтобы остановиться у меня. Письма, сообщающего о ее приезде, я не получил, и мы должны срочно найти ей компаньонку. Кого вы можете предложить?

– Ваша подопечная, милорд?

В этом тихом вопросе слышалось удивление, но Тина ясно поняла, о чем подумала миссис Браунинг, войдя в комнату, и почувствовала, как краска заливает ее щеки.

– Да, моя подопечная, – повторил лорд Уинчингем. – Разумеется, Брауни, вы, которая помнит все, не забыли полковника Крума и тот факт, что он спас мне жизнь, когда я участвовал в войне с Америкой. Я четко помню, как рассказывал вам об этом по возвращении домой.

Полковник Крум, милорд? Разумеется, я помню этот случай. Ваша светлость рассказывал о нем вашему отцу сразу по возвращении. А это его дочь? – И она повернулась к Тине с совершенно иным выражением лица.

– Тина, позвольте вам представить миссис Браунинг, мою домоправительницу, – официальным тоном произнес лорд Уинчингем.

У него сверкнули глаза, когда он заметил, как энергично миссис Браунинг пожала Тине протянутую руку.

– Мы всегда будем благодарны вашему отцу, мисс, за его мужество и благородство, – сказала миссис Браунинг.

– Спасибо, – тихо ответила Тина. – Он был ранен в том бою, но часто вспоминал о его светлости и о том, как он был рад спасти своего друга.

– Мы все были рады, мисс. Его светлость, несмотря на протесты отца, настоял на том, чтобы отправиться со своим полком в Америку, и мы очень обрадовались, когда он вернулся.

– Вы заставили меня расчувствоваться, – буркнул лорд Уинчингем. – Ну думайте же, Брауни! Кто сможет сопровождать мисс Крум? Есть у меня родственники, которые соответствуют этой задаче? Насколько я припоминаю, все они старые ведьмы с постными лицами, которые считают, что будут гореть в адском огне, если переступят порог этого дома.

– Ну зачем вы так говорите, милорд? – упрекнула его миссис Браунинг. – Вы не были особенно добры и внимательны к вашим родственникам и прекрасно это знаете. Ваша тетушка, леди Харрогейт, была глубоко возмущена, когда в последний свой приезд обнаружила, что вы не только забыли ее увещевания, но и водитесь с совершенно… неподходящей компанией.

Лорд Уинчингем запрокинул голову.

– Я помню, какое лицо было у моей тетушки, когда она увидела мою компанию, как вы это называете.

У меня нет никакого желания просить ее сопровождать мисс Крум.

– Боюсь, кандидатуру ее светлости не стоит даже обсуждать, – согласилась миссис Браунинг. – Дайте подумать. Как насчет кузины вашей светлости, графини Лейзонби? Она вот уже два года вдова.

Лорд Уинчингем схватился за голову:

– Умоляю, только не Сибилла Лейзонби! Если кто‑то и признался в самых недвусмысленных выражениях, как не любит и презирает меня, то это миледи Лейзонби. В последнюю нашу встречу я сказал ей, что ничуть не удивлен смертью ее мужа. Я убежден, это было для него единственным способом обрести некоторый покой.

Тина хихикнула:

– Вы действительно так считаете?

– Мне очень жаль, мисс, – вмешалась миссис Браунинг, – но его светлость умеет настраивать против себя своих родственников.

– Должен же быть кто‑то, – настаивал лорд Уинчингем, – кого я не оскорбил. Брауни, вы же всех их знаете!

– Знаю, ваша светлость! Как насчет миссис Ловелл?

– Анна? – спросил лорд Уинчингем.

– Да, милорд. Ваша кузина Анна – милая, приятная леди. Совсем молоденькую, ее выдали замуж за полковника Ловелла, ровесника ее отца. Полагаю, она была с ним очень несчастлива. У них в браке не было детей, и когда его убили в уличной драке, сомневаюсь, чтобы кто‑нибудь о нем сильно горевал.

– Да, Анна! Я ее смутно помню, – признался лорд Уинчингем. – Она, конечно, очень молода?

– Нет, милорд, ей уже, должно быть, за тридцать пять.

– Я лет десять ее не видел. Вы не знаете, где она может быть?

– Миссис Ловелл иногда удостаивает меня визитом, – сообщила миссис Браунинг. – У нее на руках семья, а после смерти мужа она впала в глубокую нужду. Занимается шитьем, чтобы восполнить доход, растраченный ее мужем. Она отремонтировала несколько штор для нашего дома. Я не говорила об этом вашей светлости, но чувствовала, что вы это одобрите.

– Анна зарабатывает на жизнь шитьем? – удивился лорд Уинчингем. – Что же вы мне не сказали, Брауни? Я бы ей помог.

– Мне кажется, милорд, миссис Ловелл слишком горда, чтобы принять благотворительную помощь, – заявила миссис Браунинг тоном, не допускающим возражений. – Но если вы предложите ей стать компаньонкой мисс Крум, это совсем другое дело.

– Брауни, вы гений! – воскликнул он. – Немедленно пошлите за ней карету, а еще лучше съездите к ней сами! Объясните, что дело очень важное. Она далеко живет?

– В Челси, милорд. – По лицу его светлости она поняла, что это место не вызвало у него приятных воспоминаний, и продолжила: – Я сама поеду к миссис Ловелл и объясню ей ситуацию. Надеюсь, обратно мы вернемся вместе.

– Скажите ей, что я обязательно должен это сделать! – глухо проговорил лорд Уинчингем. – Предложите ей любые деньги, соглашайтесь на любые условия, только привезите ее сюда!

– Сделаю все, что смогу, милорд. – Миссис Браунинг присела в реверансе и обратилась к Тине: – Если хотите подняться и умыться с дороги, мисс, я с удовольствием провожу вас, прежде чем уехать.

– Этого мне хочется больше всего на свете! – откликнулась Тина. – В дилижансе, разумеется, было очень грязно, а на постоялых дворах условия не очень комфортные. – Немного помолчав, она оглядела комнату. – Никогда не думала, что в доме может быть так красиво!

– Вы не видели Уинч, мисс, – гордо заявила миссис Браунинг. – Матушка его светлости не раз говаривала, что это один из самых красивых домов в стране!

Лорд Уинчингем смотрел, как обе женщины выходили из комнаты. Ему так и хотелось крикнуть: «Если не произойдет чуда, Уинч придется продать!» И вдруг ясно осознал, что это означает. Неужели и впрямь из‑за того, что он оказался последним глупцом, будут уничтожены традиции, освященные веками?

Мысль об этом была невыносима. Он подошел к открытому окну и выглянул в сад.

Стояла мягкая, приятная весенняя погода. Легкий ветерок шевелил желтые нарциссы, солнце припекало, и он вспомнил лужайки Уинча, спускающиеся к озеру. Скоро свершится весеннее чудо – расцветут сирень, рододендроны и азалии. Он почти видел наяву их отражение в серебристой воде, белых и черных лебедей, гордо проплывающих под мостом, ведущим в парк.

Как же счастлив он был там в детстве! Но с годами его стал манить Лондон. А потом все больше и больше захватывал водоворот светской жизни. Он швырял деньги направо и налево, словно они текли к нему из неиссякаемого источника.

Принц Уэльский всегда был в долгах. И в среде его приближенных тоже зародилась мода подражать его сумасбродствам и с притворным ужасом кричать на каждом шагу, что кредиторы осаждают твой дом.

Лошади, женщины, карты! На все эти атрибуты роскошной жизни уходило немало денег. Теперь со всем этим придется расстаться! Он достиг рубежа, который ему не преодолеть! Для него скачки закончились!

Уинчингем думал о Тине почти с раздражением. Она лишь оттягивает момент, когда ему придется пустить себе пулю в лоб или затеряться в глубинах континента. Он был совершенно искренен, утверждая, что никогда не позволит покровительствовать себе людям, к которым раньше относился снисходительно. Так что, вероятно, самый лучший выход – здесь и сейчас приставить дуэльный пистолет к виску!

Из задумчивости его вывел тихий голос, раздавшийся за спиной.

– Теперь я выгляжу немного моднее? – спросила Тина.

«Обернувшись, он увидел ее улыбающееся личико. Волосы были причесаны умелыми руками. Безусловно, это постаралась горничная миссис Браунинг. На белые плечи накинута свежая муслиновая косынка, к корсажу приколота розовая камелия, несомненно срезанная в оранжерее.

– Чудесный у вас дом! – воскликнула она прежде, чем он сумел что‑либо сказать. – Миссис Браунинг позволила мне заглянуть в гостиную наверху. Как мне хочется увидеть зажженные свечи и пары, танцующие на этом великолепно отполированном полу!

– Развлечения стоят денег, – мрачно напомнил лорд Уинчингем, – и у нас нет времени на восторги по поводу моего дома.

– Месяц, – повторила Тина, – это все, о чем я прошу!

Черт возьми, мне кажется, вы явились из преисподней, чтобы искушать меня! – сердито воскликнул лорд Уинчингем. – Из всей этой затеи ничего не

выйдет, кроме дополнительных долгов. А если вы и найдете себе мужа, он, скорее всего, не расстанется и с пенни из своего богатства!

– Вы излишне пессимистичны, – возразила она.

– А ваш оптимизм не тверже блуждающего огонька, – отрезал лорд Уинчингем.

Услышав голос в двери, оба вздрогнули.

– Я прервал личную беседу или разрешите войти?

Пересекая комнату, к ним подошел молодой человек с нарумяненным лицом и одетый по последней моде. Яркий вышитый пояс, ослепительный лазурно‑голубой камзол, а в руках маленькая меховая муфточка, как у французов с континента.

Лорд Уинчингем сердито посмотрел на него:

– Доброе утро, Клод. Что вам от меня нужно? Нежданный гость негромко хихикнул:

– Вы не очень‑то вежливы, дорогой кузен, и, безусловно, не очень гостеприимны. Я пришел, чтобы повидаться с вами, а в ответ получаю лишь злобный взгляд! Вы мне даже руки не протянули! Вам, как главе семьи, следовало бы быть более доступным.

– Боюсь, мне сейчас не до ваших острот, – отрезал лорд Уинчингем. – Если вы пришли по причине, о которой я догадываюсь, могу избавить вас от хлопот, сразу сказав «нет»!

Молодой человек в ужасе поднял муфту.

– Прошу вас, дорогой кузен, – запротестовал он, – не оправдывайте вашего имени. Я всегда считал, что имя Стерн вам не подходит. Сегодня я в этом не уверен. Да, я приехал обсудить с вами личный вопрос, но, вижу, вы уже заняты. – Он повернулся, посмотрел на Тину и, порывшись в кружевах шейного платка, извлек оттуда лорнет в бриллиантовой оправе и поднес к правому глазу.

Лорду Уинчингему ничего не оставалось делать, как сказать:

– Тина, позвольте представить вам моего кузена Клода Уинчингема. Клод, это Тина Крум, моя подопечная, которая только что приехала в Лондон.

– Ваша подопечная?! – воскликнул Клод. – Никогда не знал, что у вас есть подопечная! К вашим услугам, мисс! – Он изысканно поклонился, а Тина присела в реверансе. – А можно спросить, откуда вы приехали?

– Нельзя, – рявкнул лорд Уинчингем. – Говорю вам, Клод, я занят, мне не до вас. Если хотите видеть меня, приходите примерно через неделю и, пожалуйста, предупредите заранее.

– Ну, ну, дорогой кузен, не говорите со мной так, – взмолился тот. – Я должен поговорить с вами сейчас, это очень срочно.

– Я и раньше слышал эти слова, – резко напомнил лорд Уинчингем, – и хорошо знаю, что они значат. Отвечаю вам: «Нет!» Я не могу одолжить вам ни гинеи, да если бы и мог, не стал бы бросать их в бездонную яму ваших сумасбродств.

– Но ведь вы не хотели бы видеть меня во «Флите», дорогой кузен? – жалобно произнес Клод. – А именно это, боюсь, может случиться. – Он посмотрел на Тину: – Простите, что мы говорим так бесцеремонно, но у меня нет выбора. Мой дорогой кузен очень суров! Если он выставит меня за дверь, а он на это вполне способен, меня, скорее всего, ждет «Флит» – ужасная, некомфортабельная тюрьма, в которую легко попасть, но из которой нелегко выйти.

– Я слышала ужасные вещи о тюрьме «Флит», – отозвалась она. – Вы действительно можете туда попасть?

– Вполне, – подтвердил Клод. С него мгновенно спала напускная спесь, и он превратился в испуганного молодого человека, отчаянно нуждающегося в помощи.

– Сколько на этот раз? – поинтересовался лорд Уинчингем.

Кузен Клод с готовностью извлек из внутреннего кармана листок бумаги.

– Это всего лишь счет на пятьсот гиней, – пояснил он, – но я не могу больше задерживать оплату. Умоляю вас, Стерн, спасите меня, а я даю вам честное слово, что не потрачу лишнего пенни, если только сейчас вы все уладите, только сейчас.

– Это вы говорили и в прошлый раз, – раздраженно буркнул лорд Уинчингем. Взяв бумажку, он посмотрел на нее и с отвращением швырнул на пол. – Опять одежда! Снова за старое! Вы тратите на наряды целое состояние, а с какой целью?

– Признаюсь, кузен, это мой каприз, моя слабость, – пояснил Клод. – Кто‑то любит лошадей, кто‑то женщин. – Он краем глаза глянул на лорда Уинчингема. – А я люблю одежду. Ну, вы же понимаете, все мы из разного теста.

– Слава богу, я не из того же теста, что вы! – воскликнул лорд Уинчингем. Он прошел к письменному столу, вынул перо и что‑то написал. – Вот моя расписка. На пятьсот гиней. Но это в последний раз!

– Спасибо, спасибо, дорогой кузен Стерн! Я действительно ваш должник. Впредь буду аккуратнее!

– Ваша аккуратность меня не касается, – заявил лорд Уинчингем. – Я уже сказал вам, что это в последний раз! – Он протянул расписку Клоду.

Тот быстро засунул ее в карман камзола и схватил свою муфту.

– Merci mille fois , дорогой кузен! – произнес он тем же жеманным тоном, как и тогда, когда вошел в комнату. Отчаяние куда‑то исчезло, получив желаемое, молодой человек снова стал уверенным в себе фатом. – К вашим услугам, мисс Крум! – поклонился он и повернулся к двери, но, уже собираясь выйти, услышал голос лорда Уинчингема:

– Постойте, Клод, вы можете нам пригодиться!

– Что я могу сделать? – поинтересовался тот, ощутив некоторый дискомфорт при мысли, что услугу ему оказали не так уж и бескорыстно.

– Я собираюсь представить Тину в свете. Для этого ей потребуются достойные туалеты, – объяснил лорд Уинчингем. – Поскольку это единственное, в чем вы хорошо разбираетесь, будьте столь любезны сказать: где ей купить платья, ленты, шляпки и прочие безделушки, необходимые дебютантке?

У Клода возбужденно засверкали глаза.

– Ну, разумеется, никто вам не поможет лучше меня! – воскликнул он. – Не далее как вчера леди Джерси сказала: «Клод, у вас самый лучший вкус во всем, что касается внешности женщины!» Ее светлость попросила, вернее, потребовала, чтобы я присутствовал на примерке нового платья, которое она наденет на следующей неделе в Карлтон‑Хаус.

– И что же она выбрала? – осведомилась Тина.

– Позвольте, я опишу вам… – вдохновенно начал Клод, но лорд Уинчингем гневно остановил его:

– Хватит болтать! Садитесь за мой стол и пишите. Отметьте магазины, которые Тине особо необходимо посетить.

– Уж не думаете ли вы, что она пойдет туда одна? – отозвался Клод, подняв брови. – Или дорогой кузен собирается сам сопровождать ее?

В вопросе заключался скрытый яд. Лорд Уинчингем улыбнулся:

– Не стоит затевать скандал, Клод! Я ведь могу и приостановить действие расписки, помните об этом!

Нет, Тина, как и подобает моей подопечной, пойдет туда в сопровождении нашей кузины Анны Ловелл. Помните такую?

– Ну, разумеется, я помню Анну. Она будет превосходной компаньонкой. И хотя последние годы наша кузина живет замкнуто, в свете ее не забыли. Герцогиня Девоншир несколько недель назад сетовала, что так давно ее не видела.

– А вам недостало такта дать ей адрес Анны и помочь им встретиться?

– Насколько я помню, Анна уже давно не гостила и в этом доме, – огрызнулся Клод. – Вероятно, она не хотела иметь ничего общего с остальными присутствовавшими здесь леди. – Он сделал акцент на слове «леди», и взгляды мужчин встретились.

Тина почувствовала напряжение между ними и чисто по‑женски постаралась его разрядить.

– Ну, пожалуйста, мистер Уинчингем, – взмолилась она, – напишите названия лучших мест, где я смогу приобрести по‑настоящему восхитительные платья. Мне бы не хотелось опозорить моего опекуна, ведь он был так добр ко мне и пообещал, что я займу достойное место среди дебютанток, приехавших в Лондон на сезон! Ну разве это не захватывающе?

Антагонизм между мужчинами был взят под контроль, по крайней мере, на какое‑то время. Раздраженно пожав плечами, Клод повернулся к кузену спиной и уселся за стол.

– Лучшие платья можно приобрести у мадам Раше, – начал он. – Вам будет сложно убедить ее быстро сшить что‑нибудь для вас, но, если вы упомянете мое имя, обещаю вам, она не откажется. Ваши платья превзойдут даже платья леди Элизабет Форстер!

– Уверен, мадам Раше сумеет отблагодарить вас за новую клиентку, – нелюбезно проговорил лорд Уинчингем из‑за спины кузена.

Тина, стоя у стола, несколько нахмурившись, подглядывала через плечо Клода. Лорду Уинчингему пришлось удержаться от дальнейших язвительных замечаний, готовых сорваться с его уст. В конце концов, после долгих объяснений, росчерков пера и многочисленных уверений, что он, Клод, очень огорчится, если Тина разочаруется его советами, лорд Уинчингем почти развеселился.

Когда дверь за Клодом наконец закрылась, Тина, повернувшись к лорду, с улыбкой сказала:

– Не сердитесь. Он оказал нам неоценимую услугу!

– Терпеть не могу этого типа! – взорвался лорд Уинчингем. – Он не только фат, но порочный и ненадежный человек. Клянусь, Клод живет шантажом, выискивая по углам различные секреты и заставляя людей платить за молчание.

– Но он ваш кузен…

– Увы, и мой наследник, – с горечью добавил лорд Уинчингем.

– Ваш наследник? – почему‑то удивилась она.

– Если что‑нибудь убедит меня попытаться спасти мои дела от полной гибели, то только тот факт, что, если я умру, Клод унаследует мой титул и все, что останется от моего имущества!

– Если, конечно, вы не женитесь и у вас не будет сына, – перебила его Тина.

– Об этом немного поздно думать, – заметил лорд Уинчингем.

– Если мы сумеем найти сто тысяч фунтов, которые вы задолжали, самым лучшим для вас будет жениться, – заявила Тина. – Нельзя допустить, чтобы такой человек, как Клод, стал графом Уинчингемом!

Лорд Уинчингем и сам всегда так думал, но только потому, что она задела его за живое, недовольным голосом произнес:

– Одной свадьбы за один раз, полагаю, вполне достаточно. Сначала надо выдать замуж вас!

– Да, я знаю, – вздохнула Тина, – и очень быстро.

– Время, – пробормотал лорд Уинчингем, – нас поджимает. Начнем с бала, на котором я представлю вас моим друзьям. За обедом, думаю, последует прием. – Он сказал это серьезно и вдруг воскликнул: – Черт возьми! Все решат, что я окончательно сошел с ума. Прием здесь! Это не тот бал, которые я обычно закатывал. Одному Богу известно, как я смогу все объяснить моим друзьям!

– Вероятно, они решат, что вы слишком постарели для юношеских развлечений, – предположила Тина, еле сдерживая смех.

Он сердито посмотрел на нее, и вдруг его губы скривились в ухмылке.

– Ах вы чертенок! Вы твердо решили надавить на меня, не так ли? Я ведь тоже в долгу не останусь! Найду вам самого уродливого, старого и вздорного мужа во всем Лондоне!

Она рассмеялась:

– Осторожно! Гораздо легче будет найти для вас древнюю, морщинистую старуху с полумиллионом в кармане, страстно желающую заиметь красивого мужа!

Оба буквально тряслись от смеха, когда дверь распахнулась и зычный голос дворецкого провозгласил:

– Ее светлость вдовствующая герцогиня Хартингфорд, милорд.

Глава 3

Лорд Уинчингем с Тиной повернулись и уставились на гостью. От ее появления у них перехватило дыхание. Маленькая, старая, с желтым, морщинистым лицом, герцогиня была одета по последней моде: платье из блестящего землянично‑розового атласа на кружевной нижней юбке серебристого цвета и с серебристыми лентами на корсаже; вся грудь увешана сверкающими жемчугами, бриллиантами и рубинами… Только это изобилие блестящих украшений скорее подчеркивало ее возраст, нежели скрывало его.

На белом парике красовалась маленькая кокетливая соломенная шляпка, весело украшенная перьями и завязанная под подбородком лентами. В ушах, как и на костлявых запястьях, сверкали крупные бриллианты.

Вид вдовствующей герцогини казался настолько фантастичным, что на первый взгляд было невозможно принять ее за реального человека.

Удивительно низким и глубоким голосом, немного надтреснутым в силу возраста, она произнесла:

– Что, потеряли дар речи? Твое гостеприимство, дорогой внучек, не знает границ!

Лорд Уинчингем с трудом пришел в себя.

– Простите, бабушка. – Он подошел к ней. – Но вас я менее всего ожидал увидеть!

– А почему, позволь спросить? – Старуха протянула ему руку для поцелуя. – Ты прекрасно знаешь, что в сезон я всегда приезжаю в Лондон.

– Я действительно знаю это, мадам, но в последнюю нашу встречу вы поклялись переступить порог этого дома только тогда, когда меня вынесут отсюда .вперед ногами!

Герцогиня хихикнула.

– Неужели я действительно так сказала? – удивилась она. – Наверное, ты был в более невменяемом состоянии, чем обычно! Но если и сказала, то ты должен быть вдвойне мне благодарен, что я приехала, как только миссис Браунинг поведала мне о твоем затруднительном положении.

– Она же поехала к Анне! – удивился лорд Уинчингем.

– Знаю, знаю. На твое счастье я оказалась у нее, когда там появилась миссис Браунинг. Бедняжка Анна очень плохо себя чувствует, она пожелтела, как гинея, и не сможет помочь тебе, по меньшей мере, в течение месяца.

– Черт, какая неудача! – воскликнул лорд Уинчингем. От досады слова его прозвучали неестественно громко.

Вдовствующая герцогиня не обратила ни малейшего внимания на его досаду. Шурша шелковыми юбками и звеня драгоценностями, она медленно прошествовала к Тине, которая тихо стояла на коврике перед камином и тревожно наблюдала за этим обменом любезностями.

Вдовствующая герцогиня шла с достоинством, как корабль под парусами. Наконец остановилась в нескольких футах от Тины, и от ее проницательных, несмотря на возраст, глаз не ускользнула ни одна деталь во внешности девушки. Слегка улыбнувшись, она повернулась к внуку:

– Почему ты не представишь мне это дитя? Твои манеры, Стерн, становятся все хуже и хуже! Впрочем, я тебе уже неоднократно это говорила!

Простите, бабушка, – извинился лорд Уинчингем. – Позвольте представить вам мисс Тину Крум, которая нанесла мне неожиданный визит. Она – дочь моего старинного друга. Тина, это моя бабушка, которая с младенчества бранит и мучает меня! Уверен, я не смогу сделать ничего, что она сочла бы правильным! Старуха снова хихикнула:

– Ты недооцениваешь себя, мальчик! Я всегда говорила, что ты дьявольски красив, но это единственный комплимент, который я могу тебе сделать!

Герцогиня протянула руку Тине, а та присела в глубоком реверансе.

– Вы действительно красивы, – тихо, словно самой себе, сказала герцогиня, – вернее, будете красивы, когда вас прилично оденут. Так, дайте подумать. Вы, должно быть, дочь моего старинного друга Николаса Крума, младшего сына благородного отца? Да. в вас есть что‑то от Николаса, к тому же вы, вероятно, богатая наследница, и скоро весь Лондон будет у ваших ног!

Тина не успела открыть рот, чтобы ответить, как внезапно герцогиня оглушительно чихнула:

– Апчхи! Где мой носовой платок? Где этот проклятый мальчишка? Я же велела ему быть все время подле меня! Абдул! Абдул! – Ее звонкий голос разнесся по комнате, и она энергично, совсем не по‑старушечьи, быстрее внука подошла к двери, распахнула ее и закричала: – Абдул! Проклятый мальчишка! Ну, я покажу ему, пусть только появится!

В коридоре послышался топот, и, к удивлению Тины, в комнату влетел черный мальчик, одетый так же необычно, как и его хозяйка. Он опустился на одно колено перед герцогиней и, словно зная, что ей нужно, кротко протянул ей маленький ридикюль, расшитый бисером, из которого торчал белый, обшитый кружевом носовой платок. Герцогиня выхватила ридикюль и, снова чихнув, отвесила мальчику подзатыльник.

– Не отходи от меня! – резким тоном приказала она. – И есть я тебе больше не дам: ты и так толстый!

Пока она распекала мальчика в блестящем зеленом тюрбане, Тина повернулась к лорду Уинчингему и тихо прошептала:

– Объясните ей, кто я на самом деле! Он кивнул:

– Объясню, как только смогу вставить слово, – и вдруг хитро прищурился. – Нет, оставим как есть! Николас Крум давно умер, но он, наверное, согласился бы быть вашим родственником!

– А он действительно был родственником, только очень дальним. С нами он никогда не общался, мы для него были слишком бедны!

– Сейчас ему придется исправить свою ошибку! Если моя бабушка думает, что вы его дочь, пусть так и думает!

– Ну разве можно?! – запротестовала Тина.

– Предоставьте это мне! Если вы наследница, то больше ничего не надо будет говорить!

До Тины сразу же дошел смысл его слов. Одно дело представить свету бедную, никому не известную девушку, и совсем другое – богатую наследницу!

– Я не могу… – начала она, но поднятая рука лорда остановила ее.

Герцогиня наконец перестала распекать своего пажа, высморкала свой аристократический нос и посмотрелась в овальное, украшенное драгоценными камнями зеркальце, которое всегда носила в ридикюле. Затем подошла к внуку и Тине и продолжила разговор точно с того места, на котором он прервался:

– Миссис Браунинг сказала мне, дитя мое, что вы приехали в Лондон, чтобы быть представленной в свете, и ищете компаньонку. Что ж, раз Анна Ловелл заболела, сопровождать вас буду я!

– Вы, бабушка? – Лорд Уинчингем с трудом выдавил из себя эти слова.

– А что ты так удивляешься, мой мальчик? Зачем же я приехала сюда? Разумеется, для того, чтобы занять место Анны. Да и мне для разнообразия интересно встретиться с молодым поколением! Мне до смерти надоел Бат и все мои подружки с их бесконечными болезнями и воспоминаниями о минувших днях. Все‑таки приятно, когда тебя находят, если знают, где искать, а, юный франт? – Она ткнула лорда в живот костлявым пальцем и, хихикнув, добавила: – Я слышала, ты большой озорник! На прошлой неделе видела твою пассию в экипаже. Бьюсь об заклад, она обходится тебе в кругленькую сумму?

Лорд Уинчингем нимало не смутился.

– Я удивлен, бабушка, вы ведь вообще не должны об этом знать, – с притворной суровостью произнес он.

Она засмеялась.

– Не так уж много есть вещей, о которых я не знаю, – парировала она. – Может быть, я старая, но не глухая, во всяком случае, не настолько глухая, чтобы не слышать о твоих грешках. И все же иногда ты меня удивляешь. Кто бы мог подумать, что ты будешь готов плясать под дудку дебютантки?

– Боюсь, мадам, я застала его врасплох, – кротко произнесла Тина.

Герцогиня подняла брови.

– Значит, у вас все‑таки есть голос? – съязвила она. – Я уже начала бояться, что у вас есть только хорошенькое личико. Значит, вы застали его врасплох? Хотела бы я знать, прежде всего, что заставило вас явиться к моему внуку?

Я опекун Тины, – поспешно вмешался лорд Уинчингем. – Ее отец оставил ее на мое попечение, когда она еще была в школе. Тина приехала прямо из пансиона для юных леди на севере Англии. Почта сейчас работает отвратительно, и я еще не получил письма, сообщающего о ее приезде. Она приехала раньше, чем оно пришло.

– Опекун, да? – осведомилась герцогиня. – Однако, девочка, должна сказать, у вашего отца был странный вкус, если в качестве вашего опекуна он выбрал моего внука! Но богатые люди любят держаться вместе. Вероятно, он считал, что ваше состояние будет сохраннее в руках его светлости, чем в руках человека победнее его. Могла ли быть иная причина? – Она украдкой глянула на внука, который неотрывно смотрел на нее.

– Похоже, бабушка, ваше предположение верно. Как бы то ни было, Тина здесь. Что мы можем для нее сделать?

– Разумеется, ты должен дать бал, – тут же заявила бабушка. – Давно уже в этом доме не давали приличных балов! – Сделав акцент на слове «приличных», она хихикнула. – По этому случаю тебе придется отказаться от своих дружков, не так ли, мальчик? – весело спросила она и, повернувшись к Тине, поинтересовалась: – У вас есть что надеть, дитя мое?

– Нет, мадам, – ответила Тина. – Как вам уже сказал его светлость, я приехала прямо из школы.

– Ну, вы можете себе позволить все самое лучшее и будете это иметь, – решила герцогиня. – Я с удовольствием помогу вам тратить деньги вашего отца!

Тина бросила на лорда Уинчингема полный отчаяния взгляд, но тот его проигнорировал.

– Как вы сказали, бабушка, для Тины будет лучше всего, если она станет любимицей Сент‑Джеймса.

Герцогиня негодующе фыркнула:

– Как же, любимица Сент‑Джеймса! Надеюсь, ничего подобного из нее не получится. И вообще эти вульгарные мужчины очень много пьют. Нет, она должна приличествующим образом выйти в свет и встретить, надеюсь, самых достойных и добропорядочных молодых людей, а не твоих презренных дружков. Я не приму у себя в доме ни одного из них!

– Это надо понимать так, что мне придется уехать? – спросил лорд Уинчингем, слегка скривив губы.

– Может быть, для репутации девочки это было бы и лучше, – отозвалась герцогиня. – Впрочем, нам понадобится эскорт, по крайней мере для начала. Можешь остаться, если обещаешь вести себя хорошо.

– Спасибо, – с притворным смирением произнес лорд Уинчингем.

– А теперь за работу! – с энтузиазмом, несвойственным ее возрасту, призвала герцогиня. – Позови твоего ленивого секретаря – ему всегда нечего делать. Прикажи ему составить список приглашенных на бал, позже я его просмотрю; а мы пока отправимся с девочкой покупать ей одежду. Ей нельзя показываться в том, что на ней сейчас! – Она пренебрежительно оглядела муслиновое платье Тины и фыркнула: – Годится разве что для доярки.

– Но, бабушка, Тина только что с дороги! Может быть, дадим ей немного отдохнуть?

– Отдохнуть? Нам некогда отдыхать! – воскликнула неутомимая герцогиня. – Сезон в этом году будет коротким. Королева сказала, что хочет как можно скорее переехать в Виндзор. Подготовь список и предоставь нам, женщинам, делать свое дело! – Она резко повернулась на каблуках и хлопнула в ладоши, да так громко, что все подскочили.

Однако Абдул понял команду: быстро подбежал к Двери, с трудом открыл ее, так как был еще очень маленьким, и резво застучал ножками по коридору.

– Побежал распорядиться насчет экипажа, – пояснила герцогиня. – Идемте, дитя мое! Что бы ни было, вы не должны оставаться в этом тошнотворном муслине!

– Только возьму шляпку, – запинаясь, пробормотала Тина и почти так же быстро, как Абдул, выскочила из комнаты, понеслась в спальню, где остались все ее вещи.

Как только она удалилась на приличное расстояние, герцогиня обратилась к внуку:

– Ну а теперь выкладывай мне всю правду! Откуда столь внезапный интерес? Новая сердечная привязанность?

– Нет, нет, конечно нет, бабушка! Я впервые увидел ее час назад или около того, – ответил лорд Уинчингем. – Ее отец был моим другом, и она моя подопечная.

– Тебя послушать, так ты прямо паинька, – усмехнулась герцогиня, – только я ни на мгновение не поверю, что ты говоришь правду. Никоим образом! Я знаю тебя много лет, дорогой мой мальчик: не похоже, чтобы ты проявил интерес к респектабельной девушке, как бы хороша она ни была.

– Вас послушаешь, так я просто развратный монстр, – жалобно протянул лорд Уинчингем.

– О, подозреваю, скоро станешь таковым, – не растерялась бабушка. – Однако эта девочка вселяет в меня надежду. – И, немного помолчав, полюбопытствовала: – Сколько она стоит? Я знаю, Николас был очень богатым человеком.

– Понятия не имею, что оставил ей Николас, заявил лорд Уинчингем и на этот раз сказал чистую правду.

– А Тина его единственная дочь? – осведомилась герцогиня.

– Насколько мне известно…

– Интересно, могла ли в Норт‑Шилдс, или как там называлось глухое местечко, где он жил, родиться другая история? – Герцогиня озорно хихикнула. – Судя по ее внешнему виду, мисс Крум будет иметь большой успех. Она, безусловно, недурна. Кто из молодых франтов, не отходящих от зеленых столов, сможет отказаться от такой хорошенькой невесты? У большинства девушек с полными сундуками обычно такие лица, что их испугается даже не трезвый человек!

– Бабушка, вы не разучились выражаться напрямик, – заметил лорд Уинчингем.

В ответ она удивленно рассмеялась:

– Тебя всегда шокировала моя откровенность, не так ли, мальчик? Сам ты готов паясничать и лицемерить, но женщин своих любишь до безумия Хорошо

бы, в этой девушке оказалось немного огня. Тихони мне всегда не нравились.

– Надеюсь, вы как следует выведете ее в свет? – сказал лорд Уинчингем. – Мне бы не хотелось, чтобы она потеряла шансы из‑за неудачной сопровождающей.

Вдовствующая герцогиня пришла в ярость, которую она, правда, тотчас же обратила в изумление.

– Ты во мне сомневаешься? Тебе не хуже моего известно, что мое сопровождение пойдет девушке только на пользу. Под моим покровительством у нее будет гораздо больше шансов добиться успеха, чем с доброй, милой Анной.

Внезапно в дверях появилась Тина.

– Ах, чертенок! – воскликнула герцогиня. – Вы заставили меня ждать. Ну ладно, идемте. У нас полно дел.

Она суетливо прошла по комнате и, дойдя до двери, крикнула через плечо:

– И потрудись к моему возвращению подготовить список приглашенных! Я потребую лучший оркестр в Лондоне и надеюсь, твой повар сумеет приготовить достойный ужин. Может быть, молодежь предпочтет флирт, но старики, безусловно, будут рассчитывать на шикарный ужин!

Еще долго после их ухода лорд Уинчингем слышал, как она отдает приказания, стремительно двигаясь по холлу к входной двери.

Наконец, когда голоса стихли, он упал в кресло и поднес руку ко лбу.

– Наверное, я сошел с ума, – вслух произнес лорд. Он уже задавался вопросом, не присуще ли вообще безумие его семье. Ведь любого, кто решился бы на такой смехотворный, почти чудовищный план, он счел бы сумасшедшим. Чем все это может кончиться, кроме полного краха? На самом деле самое правильное, что можно сделать в этой ситуации, – так это размозжить себе голову; но при мысли о том, что Уинч может достаться Клоду, Уинчингем в бессильной ярости заскрежетал зубами.

Что ему продать? Лошадей? За них можно получить несколько тысяч. Картины? Но он понимал, что стоит ему что‑нибудь выставить на продажу, как кредиторы почуют неладное и забросают его новыми счетами, требуя немедленной выплаты наличными.

– Глупец! Глупец! Глупец!

Лорд насмешливым шепотом повторял это слово, вышагивая взад‑вперед по комнате, а солнечный свет, вливающийся через окно, казалось, тоже смеялся над его унынием.

А Тина тем временем была на седьмом небе от восторга. Она знала, что поступает неправильно, что все это безумная, невозможная игра, что на успех у нее один шанс из миллиона; и все же не могла устоять перед соблазном блестящей тафты, богатого бархата, развевающихся лент и газа, вытканного, наверное, волшебным пауком. Они плыли перед ее глазами в калейдоскопе красок, и через некоторое время она потеряла чувство деньги чувство выбора, а лишь позволяла мадам Раше и герцогине примерять на нее все, что им хотелось.

Когда карета повернула на Бонд‑стрит, Тина тихо и испуганно спросила герцогиню:

– А куда вы меня везете за платьями, мадам?

Она вдруг с ужасом представила себя в атласе клубничного цвета или в чем‑то ярко‑зеленом, наподобие тюрбана на Абдуле.

– А у вас есть какие‑либо предпочтения? – уничижительным тоном поинтересовалась герцогиня, давая ей понять, что девушкам из провинции не подобает задавать подобных вопросов.

– Нет, мадам, – ответила Тина. – Только кузен его светлости, мистер Клод Уинчингем, упомянул о мадам Раше.

– Он упоминал о ней? – удивилась герцогиня. – Клод червяк, а червяка надо давить; но, как это случается, об одежде он знает все. Видит бог, Клод немало тратит на свои наряды. Мадам Раше действительно лучшая портниха в Лондоне, к ней я вас и везу. Теперь вы удовлетворены?

– Спасибо, мадам, я очень благодарна, – отозвалась Тина.

– Не пытайтесь меня умаслить, – предупредила герцогиня. – Вы не так глупы, как кажетесь. Я поняла это, как только увидела вас. И еще я должна узнать: как это вам удалось без сопровождения приехать с севера в Лондон и явиться в дом к моему внуку? Мне бы также хотелось знать, кто о вас заботился?

– Видите ли, мадам, дело было так, – начала Тина, отчаянно пытаясь сочинить какую‑нибудь ложь и гадая, насколько убедительно она прозвучит.

По счастью, вдовствующую герцогиню что‑то отвлекло.

– Лорд Хью Уоррен, – сообщила она, выглянув из кареты и бросив мимолетный взгляд на красивый экипаж, едущий навстречу. – Он был бы прекрасной партией. Старинный титул, обширные владения, но мало денег, чтобы их содержать. Надо напомнить Стерну не забыть пригласить его на бал.

Тина глубоко вздохнула:

– Уверяю вас, мадам, лорд Хью меня совершенно не интересует. Я твердо решила выйти замуж только за очень богатого человека. Мне бы не хотелось, чтобы обо мне говорили, будто я польстилась на охотника за приданым! – Эта речь ей стоила немалых усилий. И хотя она пыталась говорить спокойно, краска залила ей щеки.

К ее удивлению, вдовствующая герцогиня не воспротивилась этой идее.

– Вероятно, вы правы, – почти благосклонно согласилась она. – Нет ничего более презренного, чем мужчина, которому приходится раболепствовать перед женой, обладающей большим состоянием. Богатый человек! Что ж, таковых полно. Правда, не скажу что многие из них придутся вам по душе – слишком уж много они из себя воображают.

– Все равно, мой муж должен быть очень богат, твердо заявила Тина.

Она пыталась казаться смелой, но внутри умирал.; от страха. Что будет, если план не осуществится? Тин прекрасно понимала, что бал обойдется в немалую сумму; да еще и одежда. Зловещая мысль об этих рас ходах не давала ей покоя, пока они не приехали к мадам Раше – она ведь понятия не имела, сколько ей потребуется нарядов и насколько экстравагантным будет каждый из них.

Разумеется, возвращаясь обратно на Берклисквер, и Тина и герцогиня чувствовали себя уставшими и говорили совсем немного. Тина понимала, что лишь огромное усилие воли удерживает ее не сорваться и признаться в их с лордом заговоре прежде, чем в дом доставят баснословно дорогие платья и аксессуары к ним.

Лорд Уинчингем сидел в библиотеке, там, где они его оставили. Вместе с ним в библиотеке находился человек средних лет, с пером в руке и мрачным, униженным выражением лица. Тина сразу догадалась, что это секретарь, о котором говорила герцогиня.

– Добрый день, мистер Грейчерч, – несколько недовольным тоном произнесла вдовствующая герцогиня. – Надеюсь, его светлость объяснил вам, что дело срочное? Последний раз, когда я что‑то просила у вас, мне пришлось ждать ответа три недели. – Уверяю вас, ваша светлость, это была не моя на, – смиренно отозвался мистер Грейчерч. Герцогиня оттолкнула его и взяла длинный список, который он составлял. Прочтя одно‑два имени, она заявила:

– Я изучу его сегодня вечером, чтобы посмотреть, не забыли ли вы кого‑нибудь. А пока начинайте писать приглашения. Бал состоится послезавтра. Разумеется, приглашения должны быть доставлены собственноручно.

– Послезавтра?! – воскликнул лорд Уинчингем. – А мы с Грейчерчем думали, на следующей неделе.

– А вы подумайте хорошенько! – отрезала герцогиня. – На следующей неделе состоится бал при дворе. Дитя должно на нем присутствовать, как и на других балах. Мы сейчас же должны отправить приглашения. Поспешите, мистер Грейчерч! Поспешите! Поспешите! – Она выставила его за дверь, а на лице ее отразилась тревога. – Этот человек сведет меня с ума! – воскликнула старушка прежде, чем за ним закрылась дверь. – Ума не приложу, почему ты его держишь?

– Он служил у моего отца, – напомнил лорд Уинчингем. – Ему хорошо удается управлять штатом.

– Иными словами, ты ленив, – не унималась бабушка. – Как и все мужчины. Ты видел Тину?

С тех пор как дамы вернулись, лорд Уинчингем действительно еще ни разу не взглянул на свою подопечную. Герцогиня поманила ее, и Тина, стоящая за дверью, вошла в комнату.

Сначала лорд Уинчингем уставился на нее, потом издал возглас удивления:

– Боже правый!

– Есть разница, не правда ли? – улыбнулась герцогиня.

Разница действительно была, потому что, как она объяснила, они не могли вернуться на Беркли‑сквер, не переодев девушку. Мадам Раше нарядила ее в платье из очень светлого зеленого газа, за которое при пересечении Ла‑Манша была выплачена огромная пошлина. Платье дополняли батистовая косынка на плечах и атласные ленты, которые производились только во Франции.

Золотистые волосы Тины пока не были напудрены, но их украшала маленькая, баснословно дорогая шляпа, на которой, как весенние бутоны, красовались крошечные страусовые перья, такие же зеленые, как и платье. Выглядела девушка очень просто и в то же время явно очень дорого. Лорд Уинчингем, поразившись изменениям ее внешнего вида, даже забыл, что за все это придется платить.

– Ну как тебе? – поинтересовалась герцогиня.

– По‑моему, очаровательно, – совершенно искренне признался лорд Уинчингем.

Он подошел к Тине, поднес ее руку к губам и пообещал:

– Лондон будет у ваших ног.

– А я уже! – раздался в дверях чей‑то голос.

Повернувшись, они увидели высокого, широкоплечего человека, стройного и элегантного. Когда он прошел в комнату и поклонился герцогине, трудно было поверить, что ему уже сорок.

– Я видел, как ваша светлость входила в дом, – пояснил гость. – И попытался привлечь ваше внимание. Но вы меня не заметили. Тогда я последовал за вами. Добро пожаловать, герцогиня, без вас тут было пусто и скучно!

– Льстец! Но я это обожаю, – почти кокетливо откликнулась та. – Тина, дитя мое, позвольте представить вам человека, который, похоже, уже стал вашим поклонником! Сэр Маркус Уэлтон – мисс Тина Крум.

Тина присела в реверансе и мило улыбнулась ему, но почему‑то у нее возникло неловкое чувство, что его глаза, разглядев каждую деталь ее нового платья, белизну ее плеч, соблазнительно открытую косынку, дерзко остановились на ее груди.

– Где вы были? Почему до сих пор лишали нас солнечного света? – спросил сэр Маркус.

Ей показалось, что он держит ее пальцы дольше, чем это необходимо.

– Тогда я действительно счастлив, что первым зашел к вам! Пожалуйста, не забывайте меня! Обещаю вам, что я намерен часто с вами видеться.

Тина с усилием отняла у него руку. Он, как ей показалось, играя на публику, поклонился ей и герцогине и, не сказав ни слова лорду Уинчингему, вышел из комнаты так же незаметно, как и вошел.

– Маркус Уэлтон! – задумчиво проговорила герцогиня. – Ну, лучше и быть не может. Он богат, дитя мое, очень богат.

– Человек не нашего круга, пройдоха, – возмутился лорд Уинчингем. – Я никогда не приглашал его сюда, но он приходил с друзьями по самым разным случаям. Это невероятная дерзость с его стороны являться так, словно он купил место в театре!

– Он пришел не к тебе, мой мальчик, – засмеялась вдовствующая герцогиня.

– Черт его подери! Незачем ему бросать на Тину влюбленные взгляды! – взорвался лорд Уинчингем.

– А это уж дело Тины, – заметила бабушка. – И он богат, очень богат!

Атмосфера в комнате стала накаляться.

– Простите, ваша светлость, – поспешно вмешалась Тина. Голос ее дрожал. – Я хотела бы пойти в свою комнату.

– Ну, конечно, дитя мое. У вас был тяжелый день поднимайтесь к себе и отдыхайте; позже я вам сообщу, когда мы будем обедать.

– Спасибо, мадам. – Тина поспешно присела в реверансе, не глядя на лорда Уинчингема, затем вышла в дверь.

Наблюдая за ней, лорд Уинчингем подумал, что Д( сих пор совершенно не обратил внимания на то, как прекрасно она сложена. Ему понравилось, как гордо он., несла головку с нелепой, пикантной шляпкой на ней.

Голос бабушки вывел его из мира грез.

– Тина будет иметь успех, не волнуйся, – сказала она.

Это очень важно, чтобы она имела успех, – заметил он, думая о счетах, которые пришлет ему мадам Раше, о бутылках вина, уже заказанных для бала, и об оркестре, который обойдется ему в сто гиней.

– Ты, конечно, всегда можешь передумать, – продолжила герцогиня.

– Передумать? – не понял лорд Уинчингем.

– Насчет того, чтобы представить девушку. Должно быть, кто‑нибудь из родственников Крумов мог бы сделать это вместо тебя. Кажется, я припоминаю довольно нудную тетушку, живущую в Шропшире.

– Нет, нет! – поспешно возразил он. – Я дал слово и не отступлюсь от него.

– А я тебе не позволю, даже если ты и захочешь, – заявила герцогиня. – Мне понравилось покупать платья девушке, которой они так идут! Помню, как много, много лет назад эти вещи шли мне. Да, старость – не радость!

– Я никогда не слышал от вас таких слов, бабушка! – воскликнул лорд Уинчингем.

– И я больше их не повторю, – откликнулась она. – Бесполезно сожалеть о прошлом и о мужчинах, которые были в меня влюблены. Мне не хотелось бы тебе рассказывать, до какой степени некоторые из них в меня влюблялись. Но теперь я могу забавляться лишь тем, что смеюсь над другими, например над тобой, дорогой Стерн! Ты никогда не перестаешь меня развлекать. – С этими словами она отошла от него.

Он слышал, как бабушка что‑то крикнула «проклятому» Абдулу, который, несомненно, снова нашел путь на кухню.

– Что, черт возьми, она хотела этим сказать? – вслух спросил он себя и, не найдя подходящего ответа, взял со стола графин с бренди.

Налив себе порцию, лорд услышал чьи‑то шаги и увидел Тину, вошедшую в приоткрытую дверь. Она сняла шляпку, но осталась в зеленом платье с развевающимися атласными лентами, делающим ее похожей на нимфу.

Девушка осторожно закрыла за собой дверь и прошептала:

– Я не хотела, чтобы герцогиня слышала, как я спустилась. Я встревожена, отчаянно встревожена!

– Почему? – удивился он.

– Сегодня мы потратили целое состояние, – пояснила она. – Я не могла ее остановить. Она не уставала повторять, что богатая наследница должна носить лучшие бальные наряды, дневные и утренние платья, шляпки и зонтики, туфли, чулки и сто других вещей, упоминать о которых нет необходимости. Что я могла поделать? Как вы сможете за это расплатиться?

– Не смогу, – коротко констатировал лорд Уинчингем.

– Так что же нам делать?

– Нам ничего не остается делать, как только продолжать играть этот фарс, эту комедию, эту драму, называйте, как хотите!

– Ах, мы сошли с ума! – воскликнула Тина, коснувшись пальчиками лба. – Сначала мне это казалось умной идеей; потом пришла ваша бабушка, и, оказавшись с ней наедине, я испугалась.

– Ну, это неудивительно, – откровенно, почти по‑детски признался лорд Уинчингем. – Бабушку все боятся. Она повергала меня в ужас, когда я еще был младенцем.

– Нет, я не это имела в виду, – сообщила Тина. Мне кажется, она очень мила, если не обращать внимания на ее колкости. Я хочу сказать, что испугалась самой нашей затеи. Может быть, мне сбежать, а вы объясните ей, что это была шутка?

Ничего подобного вы не сделаете, – почти грубо возразил лорд Уинчингем. – Послушайте, мы затеяли это вместе, если хотите – мы партнеры. Вы обещали меня спасти, а я обещал сделать для вас все, что смогу. Если мы сейчас сбежим, как крысы с тонущего корабля, то что? Это будет означать признание провала, все будут над нами смеяться. Нет, мы вместе должны пройти через это! – Он поставил бокал и положил руку ей на плечо. – К черту все это! Вы в полном порядке. Любой с удовольствием на вас женится. Посмотрите на эту свинью Маркуса Уэлтона, ворвавшегося сюда! Какой наглец! А ведь поступил так только потому, что видел, как вы шли по мостовой. Это лишь начало, неужели вы не поняли, Тина? Вы будете иметь успех! – Какое‑то мгновение его пальцы сжимали ее плечо. – Забудьте обо мне. Живите и наслаждайтесь жизнью. Если из этой ситуации хоть один из нас выйдет победителем, это же будет хорошо!

– Вздор! – запротестовала она. – Мы утонем или выплывем вместе! Я сказала герцогине, что выйду только за очень, очень богатого человека. Я сказала… – Она заколебалась и покраснела. – Я сказала, что не хочу, чтобы моего мужа обвинили в погоне за богатой невестой.

Сначала лорд Уинчингем неотрывно глядел на нее, потом запрокинул голову и рассмеялся:

– Черт возьми, вы чудо! Держу пари, старушка проглотила все – крючок, удочку и грузило! Не хотите охотника за приданым?! Это великолепно, это… эту идею мы и будем распространять! Как ваш опекун, я всем дам понять, что каждый, кто не находится на должной высоте, не имеет права просить руки моей подопечной!

Тина сжала кулачки.

– Мы поступаем неправильно, – заявила она. – Как вы считаете, наш замысел не очень порочен?

– Не более порочен, чем вы, – улыбнулся лорд Уинчингем. – А если мы выживем и не попадем во «Флит», то только благодаря нашему уму. Мы имеем право на все, что получим.

– Даже не представляю, что бы сказал отец… вздохнула Тина.

– А я ума не приложу, что бы сказала бабушка, если бы узнала правду, – подхватил лорд Уинчингем, и они засмеялись.

Потом Тина, посмотрев на часы над камином, объявила:

– Я бы хотела прилечь – немного устала.

– Идите поспите, – предложил лорд Уинчингем. – Я и сам не прочь вздремнуть.

Немного поколебавшись, она протянула ему руку и очень тихо произнесла:

– Я бы хотела вас поблагодарить, но не знаю как.

– Забудьте! – отозвался он. – Нам обоим есть за что благодарить друг друга. Вы вывели меня из глубокого отчаяния, дали мне надежду, пусть и довольно жалкую.

– Мы добьемся успеха! – вдруг воскликнула она звенящим голосом. – Я знаю, мы добьемся успеха!

– Хотелось бы мне так же верить в это, – кивнул он. Во всяком случае, мы очень постараемся. Спасибо, Тина. У меня такое чувство, будто я знаю вас всю жизнь.

– Это забавно, – заметила она. – Но я чувствую то же самое.

Тина подняла на него взгляд, и их глаза встретились. На какое‑то мгновение между ними что‑то про изошло, что‑то жизненно важное, но совершение необъяснимое.

Потом Тина пробежала по комнате, а в дверях остановилась и, подняв голову, попрощалась. Ее золотистые волосы красиво выделялись на фоне темного цвета красного дерева; глаза блестели в последних лучах вечернего солнца, садящегося за огороженный стеной сад.

Протянув руку за бокалом бренди, лорд Уинчингем услышал, как она прошла через холл, а затем воцарилась тишина, которая почему‑то стала невыносимой.

Глава 4

Прислонившись к мраморной колонне в танцевальном зале, лорд Уинчингем высчитывал, во что ему обойдется бал.

«Черт, – сказал он себе, – я не могу потратить больше тысячи гиней, но, – угрюмо добавил он, – вряд ли этой суммой ограничатся расходы на одежду Тины и остальные бесчисленные финтифлюшки, которые герцогиня сочтет необходимыми».

Лорд Уинчингем повернулся к бару с шампанским, устроенному около танцевального зала, но вспомнил, что даже один бокал будет стоить ему денег, и, плотно сжав губы, продолжил смотреть на танцующих.

В том, что Тина приятно проводит время, сомневаться не приходилось, как и в том, что она на этом балу – первая красавица. Ее белое газовое платье, расшитое бриллиантами, притягивало завистливые взгляды всех женщин, а крошечное сияющее личико и блестящие глаза ясно говорили о том, что мужчины борются за честь быть ее партнерами по танцам.

Лорд Уинчингем наблюдал, как она ритмично танцует менуэт с красивым молодым человеком, которого он не знал, но который, как подсказывал ему инстинкт, не из тех, на кого рассчитывает Тина, да и он сам.

Оглядевшись, он увидел лорда Альфреда Картрайта, богатого молодого человека с придурковатым лицом. Тот с обожанием смотрел на Тину, но не прилагал никаких видимых усилий, чтобы потанцевать с ней.

Сквозь толпу лорд Уинчингем пробрался к нему.

– Не танцуете? – спросил он, как ему показалось, искренне и по‑отцовски, а на самом деле пролаял, словно морской лев.

– Я счастлив наблюдать за ней, – мечтательно произнес лорд Альфред.

– Наблюдение вам ничего не даст, мой мальчик, – заметил лорд Уинчингем. – Для того чтобы одержать победу над девушкой, вы должны быть дерзким и отважным; и уж конечно, не позволяйте этим прощелыгам опередить вас.

– Я не очень активен, – жалобно признался лорд Альфред.

– Так учитесь! – резко бросил ему лорд Уинчингем. – Моя подопечная достаточно хороша, не так ли; Она будет неплохо смотреться в бриллиантах Картрайтов!

Молодой человек покраснел.

– Именно об этом я и думал, – сказал он.

– Тогда действуйте, – грубо посоветовал лорд Уинчингем. – Если вам не удастся пригласить ее на танец, я попытаюсь сделать все, что в моих силах.

Он взял лорда Альфреда за руку, но танец закончился.

Танцующие направились кто в зал, где был накрыт ужин, кто в сад, освещенный крошечными свечками установленными между деревьями и кустами.

– Куда, черт возьми, она пропала? – выразив вслух свое беспокойство лорд Уинчингем.

Он мог задавать этот вопрос сколько угодно. Не говоря уж о том, что весь дом на Беркли‑сквер был устроен как многочисленные комнаты для отдыха с удобными креслами и диванами, приглушенным светом и маленькими нишами, где парочки могли шептаться, оставаясь незамеченными, точно такая же романтическая обстановка была создана и в саду, и на площадке перед домом.

– Вероятно, нам лучше подождать, когда она вернется на следующий танец, – предложил лорд Альфред.

– Нет, мы найдем ее, – твердо заявил лорд Уинчингем, с неудовольствием подумав, что, вероятно, красивый молодой партнер заманил Тину в какой‑нибудь уединенный уголок в саду, откуда она не торопится возвращаться.

Однако его страхи не оправдались. Тина, спускаясь в зал под руку с молодым человеком, с которым недавно танцевала, столкнулась с Клодом Уинчингемом, изысканно одетым в зеленовато‑голубой атласный камзол с манжетами и воротником из валансьена. Явно возбужденный, он нервно схватил Тину за руку и настойчиво прошептал:

– Я должен поговорить с вами.

– Конечно, – отозвалась она. – Но только не сейчас, потому что я только что пообещала этому джентльмену поужинать с ним.

– Сию же минуту!

Очевидно, что‑то случилось. Тина это почувствовала и, повернувшись к своему партнеру, умоляюще попросила:

– Простите меня. Кузену моего опекуна нужно сообщить мне что‑то важное. Прошу вас, простите меня, если я не смогу пойти с вами на ужин.

– Вероятно, позже мне повезет больше, – ответил молодой человек и, поднеся ее руку к губам, добавил: – А я думал, счастье наконец‑то улыбнулось мне!

Тина тихонько засмеялась и, взяв под руку Клода, предложила:

– Что ж, идемте, я послушаю, что вы мне скажете. Только недолго, у меня все танцы расписаны, и мои партнеры будут искать меня, если я надолго отлучусь из танцевального зала.

Клод промолчал, но с решительным видом вывел ее через парадную дверь и повел в сад, освещенный мириадами волшебных огоньков, сверкающих между ветвями деревьев и отбрасывающих на траву причудливые тени.

– Как красиво! – воскликнула Тина, но он, похоже, не слышал ее.

Она совсем не сопротивлялась, когда он потащил ее в тень маленькой беседки, увитой жимолостью, где они уселись на шелковые подушки.

– В чем дело? – спросила Тина.

Даже при очень слабом свете свечей она видела искаженное лицо Клода и его бешено горящие глаза.

– Выходите за меня замуж! – выпалил он. Этого она никак не ожидала. Поэтому сначала удивленно посмотрела на него, потом рассмеялась.

– Вы пьяны? – отреагировала она. – Это и есть тот самый важный вопрос, который вы хотели обсудить со мной?

– Я не пьян и мне не до шуток, – возразил Клод. Я только что узнал, что вы богатая наследница! Став моей женой, вы спасете меня от гибели!

– Почему я должна это сделать?

Наверное, он сошел с ума, подумала она и пожалела, что согласилась пойти с ним в сад. Затем поняла что Клод дрожит, и внезапно почувствовала сострадание к этому слабому и беззащитному юноше.

– Почему бы вам не рассказать мне, что с вами случилось? – ласково поинтересовалась она.

– Я разорен, полностью разорен! – простонал Клод, схватившись за голову.

– Не может быть, – заявила Тина. – Ведь лорд Уинчингем совсем недавно дал вам пятьсот гиней! Не могли же вы все их истратить?

– Я их потратил, и более того, – пролепетал Клод. – Мой друг сообщил мне свежую информацию о скачках. Он поклялся, что его лошадь – самая резвая лошадь Британии и он знает, что его лошадь победит в Ньюмаркете, потому что остальным

жокеям заплатили за то, чтобы они придержали своих лошадей!

– Вы хотите сказать, что он сфальсифицировал результаты скачек? – уточнила Тина.

Клод кивнул.

– Я дал ему расписку на пятьсот гиней и еще получил небольшую ссуду за запонки, брюки и некоторые драгоценности.

– И что же произошло? – проговорила Тина, заранее зная ответ.

– Его лошадь проиграла. И теперь жокейский клуб потребовал расследования, а мой друг – хотя, видит бог, он мой враг – сказал мне, что все, поставившие на эту проклятую лошадь, будут вызваны в качестве свидетелей. Я погиб! Я погиб, я банкрот!

– Но не могут же на вас взвалить всю ответственность, – промолвила практичная Тина.

– Да нет, могут, если будет доказано, что имело место мошенничество! – срывающимся в крик голосом объяснил Клод.

Тина промолчала. Она мало разбиралась в скачках, но твердо знала, что у джентльменов существует свой кодекс чести. Если удастся доказать причастность Клода к этой афере, его исключат из клуба, и все увеселительные заведения Сент‑Джеймса отныне будут для него закрыты.

– Очень вам сочувствую, – сердечно произнесла она.

– Тогда выходите за меня замуж! Будь у меня деньги, я быстро успокоил бы всех, кто скажет против меня хоть слово! Мы могли бы на медовый месяц отправиться за границу, а к нашему возвращению все было бы забыто!

– Женитьба на мне никак не решит ваших проблем! Это абсурд! – Но тут Тина вспомнила, что выдает себя за богатую наследницу, и уже другим тоном добавила: – Вы забыли, что мой опекун – ваш кузен?

– Вы хотите сказать, что вашим состоянием распоряжается он? Я и впрямь забыл об этом. Что же мне делать? Как вы думаете, Стерн мне поможет?

– Сомневаюсь. Он сам сейчас не в лучшем положении.

Клод хотел что‑то спросить, но отвлекся.

– Что же мне делать? Ради бога, помогите мне! – заныл он.

– Я попробую что‑нибудь придумать, – пообещала Тина, понимая, что лжет и ничего для спасения Клода сделать не сможет.

– Вдобавок к долгам, на возмещение которых Стерн дал мне расписку на пятьсот гиней, – продолжил Клод, – мне нужно еще откупиться от нескольких букмекеров, вернуть себе драгоценности, заткнуть рты некоторым грумам, чтобы они молчали о том, что я с ними разговаривал. По крайней мере, мне потребуется еще тысяча фунтов. Откуда я их возьму?

– Я подумаю, что можно для вас сделать, – повторила Тина, вставая.

Она понимала, что должна как‑то избавиться от него, от его ноющего голоса, от взгляда, полного отчаяния, от его пальцев, вцепившихся в ее руку и платье, словно утопающий за соломинку.

– Вы так говорите только потому, что вам надоело слушать меня, – укоризненно пробормотал проницательный Клод. – Выпишите мне чек… дайте мне немного денег… даже совсем немного лучше, чем ничего!

– Но у меня ничего нет… я хочу сказать… я не распоряжаюсь… все у вашего кузена! – запинаясь, продолжила лгать Тина.

– Вы черствая, жестокая, бессердечная! – внезапно разозлившись, разбушевался Клод, как загнанная в угол крыса. – Вы со Стерном растратили кучу денег на этот бессмысленный, безумный бал… Посмотрите на свое платье! Деньги, которые вы за него заплатили, могли бы спасти меня от «Флита»! Зачем вы, девчонка, приехали сюда и пользуетесь имуществом, которое по праву принадлежит мне?

Клод весь кипел от негодования. Кулаки его были крепко сжаты, и, хотя он не шевелился, Тина вдруг испугалась, что этот безумец ударит ее. Она попробовала уйти, но он пошел за ней.

– Будьте вы прокляты! Будь проклято ваше черствое сердце и ваше мотовство! Когда‑нибудь я с вами посчитаюсь, вот увидите! – не унимался он.

В нем было что‑то ужасное и зловещее. Подобрав юбки, Тина стремглав ринулась к освещенной двери дома, как вдруг услышала низкий голос:

– Что‑то случилось? Уинчингем, все пугаете соловьев!

Подняв глаза, Тина с облегчением увидела красивое, улыбающееся лицо Маркуса Уэлтона.

– Ах, это вы! – воскликнула она.

– Я вас искал. Наш танец уже начался, но без вас в танцевальном зале пусто!

– Я… я… как раз спешу туда, – запинаясь, пролепетала Тина.

– Не понимаю, что вас задержало! – пожал плечами сэр Маркус. Его голос прозвучал как удар кнута. Он сердито глядел на Клода, бледного, неприятного, со сжатыми губами, словно удерживающегося от того, чтобы не сказать лишнего.

Услышав слова сэра Маркуса, Клод быстро взял себя в руки, повернулся и пошел прочь. Тина почувствовала, что ее трясет.

– Он напугал вас? – осведомился сэр Маркус.

– Нет, не очень, – солгала она. – Просто он обеспокоен личными проблемами.

– Решить которые хочет с вашей помощью, – заметил сэр Маркус.

– Вы подслушивали? – укоризненно произнесла Тина.

– Я всегда подслушиваю там, где может произойти ссора, – учтиво ответил сэр Маркус. – Так многому можно научиться!

– Тогда вы понимаете, что у него ужасные финансовые затруднения. Может быть, вы можете помочь ему?

Сэр Маркус рассмеялся:

– А вы обещаете мне вашу благосклонность, если я помогу этому никчемному, противному типу, у которого всегда, сколько я его знаю, финансовые затруднения?

– Но на этот раз затруднения, похоже, действительно серьезные, – заметила Тина.

– Он, безусловно, считает, что это так, – усмехнулся сэр Маркус. – Нет, даже ради вас, дорогая, я не стану тратить мои кровные денежки на такое непривлекательное дело. Если вы дадите Клоду Уинчингему миллион гиней, они утекут сквозь его пальцы как вода, а на следующий вечер он попытается занять у вас еще пятьсот гиней!

– Он действительно настолько безнадежен?

– Полностью и абсолютно, – заверил ее сэр Маркус. – Так что выбросите его из вашей прелестной головки. Уинчингемы все, без исключения, беспутны.

Тина почувствовала, что он пытается сообщить ей нечто важное, чего она из осторожности не понимала.

– Мне жаль Клода, – призналась она. – Немало хлопот, наверное, доставляет он своему кузену, моему опекуну, лорду Уинчингему. – Сказав эти слова, она внимательно посмотрела на сэра Маркуса, чтобы тот понял, что она хочет ему сообщить.

– Признаю мою ошибку, – улыбнулся он.

– А сейчас пойдем танцевать? – предложила Тина.

– Боюсь, слишком поздно, – ответил он. – Пока мы дойдем до танцевального зала, музыка закончится. Давайте посидим здесь, на прохладе. По крайней мере, вы должны мне несколько минут вашего общества.

Его замечание было не лишено логики, и Тина вернулась в беседку, из которой только что вышла.

– Вы очень красивы, – заметил сэр Маркус, садясь рядом с ней.

– Я благодарна вам, что вы так думаете, – отозвалась она.

– Я подумал так сразу же, как только увидел вас, – признался сэр Маркус. – Я наблюдал, как вы вслед за герцогиней вышли из кареты, и знаете, что сказал себе?

– Нет, понятия не имею. – Ей стало неловко при мысли, что она надолго отлучилась из танцевального зала и лорд Уинчингем может хватиться ее, заинтересоваться, что она делает. Тина подумала, что следует быть осторожной и вовремя вернуться наследующему танцу.

Голос сэра Маркуса прервал ее мысли.

– Вы не слушаете, – произнес он не с укором, а с терпеливой настойчивостью, которая, хоть она этого и не понимала, представляла еще большую опасность: сэр Маркус был из тех, кто неизменно добивается своего, поскольку отсутствием терпения он не страдал.

– Простите, – извинилась Тина. – Я подумала, не ищет ли меня герцогиня. Она предупреждала меня, чтобы я не выходила в сад. По‑видимому, для дебютантки это считается не достаточно comme il faut .

– Я гораздо менее назойлив, чем ваш последний партнер, – заявил сэр Маркус, – но все же хочу вам сказать, о чем я подумал, впервые увидев вас.

– Да, да, конечно, – вежливо согласилась Тина. – Так что же вы подумали? – Повернувшись, она обнаружила, что его лицо находится очень близко от ее лица, а его темные глаза так пристально смотрят в ее глаза, что у нее перехватило дыхание.

– Я подумал, – медленно проговорил сэр Маркус, делая акцент на каждом слове, – что вы должны принадлежать мне!

Его слова прозвучали чуть ли не пророчески, и Тине показалось, будто чья‑то холодная рука сжала ей сердце.

Сэр Маркус был красивым, изысканно одетым и, как она слышала, очень богатым человеком, но было в нем что‑то такое, от чего у нее по спине пробегали мурашки, от чего ей хотелось бежать так же быстро, как и от Клода.

Она не могла найти слов для ответа. Его сильная, тяжелая и странно холодная рука накрыла ее пальцы.

– Я хочу вас, – тихо продолжил он, – а я всегда получаю то, чего я хочу!

Тина быстро освободила руку и вскочила.

– Я должна вернуться в зал, сэр, – процедила она сквозь зубы, не глядя на него. – Меня будет искать герцогиня. – Не дожидаясь ответа, она подхватила юбки и со всех ног побежала по траве, как испуганный фавн. Ей показалось, что сэр Маркус рассмеялся ей вслед.

К тому времени, когда Тина добежала до освещенной двери, где лакеи в красно‑золотых ливреях встречали все прибывающих гостей, ее волнение немного поутихло. Она заставила себя медленно и ровно пройти по холлу и подняться по лестнице, но, тем не менее, дрожь не унималась. Это казалось нелепым, абсурдным, но ее сердце было готово выскочить из груди.

«Что со мной происходит? Я никогда не найду богатого человека, которого смогу полюбить!» – думала она, кляня себя за глупость.

Поднявшись по лестнице, Тина увидела лорда Уинчингема, сердито смотрящего на нее. Грозное выражение его лица и плотно сжатые губы не сулили ей ничего хорошего. А она так надеялась на его защиту!

– Где вы пропадали?

Стало совершенно ясно: он вне себя от гнева. Тина собрала все свое мужество:

– В саду. Там так красиво! А какое чудесное освещение! Пойдите посмотрите сами!

– Ваше место в танцевальном зале! – отрезал лорд Уинчингем. – Я подыскал вам партнера. Он слишком застенчив, чтобы просить вас об одолжении потанцевать с ним, поэтому за него это делаю я!

– Лорд Альфред, конечно, – улыбнулась Тина его покрасневшему спутнику. – Сейчас я посмотрю мой список! До двенадцатого все танцы расписаны, а вот тринадцатый свободен!

Лорд Альфред улыбнулся, пробормотав нечто невразумительное.

– Если бы вы принесли мне бокал лимонада, я была бы вам очень признательна! – обратилась к нему Тина.

Лорд Альфред в восторге поспешно удалился, радуясь возможности оказать ей услугу.

Лорд Уинчингем резко повернулся к Тине:

– Что за игру вы затеяли? Номер тринадцатый! Картрайт богатый человек! Это отличная кандидатура в мужья!

– Я не хочу показаться слишком заинтересованной, – пояснила она.

– Но и не будьте слишком недоступной, – проворчал лорд Уинчингем. – Не забывайте, что все эти ничтожества слетаются на ваше наследство!

– Отец говорил: для того, чтобы поймать кита, надо воспользоваться килькой!

– Если хотите знать мое мнение, то, по‑моему, мы вряд ли что‑нибудь поймаем, – недовольно проворчал лорд Уинчингем.

– Мы оба знаем, какова альтернатива, – напомнила Тина. – Так что постарайтесь веселиться и приятно провести время.

– Идемте потанцуйте со мной!

– Вообще‑то час назад я обещала этот танец молодому человеку, но он уже тогда был под хмельком. Думаю, сейчас вряд ли вспомнит обо мне!

– Тогда вы могли бы отдать этот танец Картрайту, – заметил лорд Уинчингем, помрачнев.

– Я с гораздо большим удовольствием потанцую с вами, – улыбнулась Тина. – Ну нельзя же все время работать, надо иногда и расслабиться!

Это было сказано так лукаво, что он невольно засмеялся и без дальнейших протестов позволил ей увлечь себя в танцевальный зал, где только что заиграла музыка.

– Только я уже много месяцев не танцевал, – предупредил лорд Уинчингем.

Тем более, у всех должно создаться впечатление, что вам это доставляет удовольствие, – сказала Тина – Не забывайте, вы должны гордиться своей богатой и успешной подопечной!

– Не сомневаюсь, бабушка уже всем раззвонила, что у вас миллионное состояние, – засмеялся он. – Если и это не привлечет к вам внимание, то все остальные средства бессильны.

– А вы не очень‑то галантны, – притворно обиделась Тина. – Ваш кузен только что предложил мне стать его женой!

– Клод? С трудом верится, что у него хватило на это наглости.

– Но он это сделал. У него опять затруднения.

– Тогда пусть сам и выбирается из них, – рявкнул лорд Уинчингем. – Я больше не могу ему помогать.

– Честно говоря, я тоже не вижу причин, почему вы должны это делать, – заметила Тина. – И все же он в отчаянии… вероятно… из‑за…

– Клод не опасен ни для кого, кроме себя, – нетерпеливо перебил ее лорд Уинчингем. – Мне даже говорить о нем противно. Кто еще, как вам показалось, вами заинтересовался?

Она хотела было ответить «сэр Маркус Уэлтон», но что‑то ее остановило. Тина не понимала, что именно. Однако почему‑то побоялась рассказывать, что говорил сэр Маркус и как он смотрел на нее. Словно испугалась, что лорд Уинчингем, узнав о предложении сэра Маркуса, станет настаивать на этом браке. Хотя что‑то подсказывало ей: причина гораздо глубже. Она не могла даже говорить о сэре Маркусе, потому что ее сдерживало какое‑то тревожное предчувствие неприятности.

– Все были очень милы, – легкомысленно сообщила она. – В одном можно быть уверенной: я делаю честь мадам Раше!

– Это не уменьшит счет от нее ни на пенс!

– Хоть на мгновение забудьте о деньгах! – взмолилась Тина. – Я хочу вам что‑то сказать, а вы мне не даете!

– Что же вы хотите мне сказать? – полюбопытствовал он.

– Я хочу поблагодарить вас. – Ее глаза блестели в свете свечей, горящих в хрустальном канделябре. – Это самый замечательный бал, который я когда‑либо могла вообразить. Я чувствую себя принцессой из сказки, а вы моя крестная‑волшебница!

– По‑моему, вы перепутали мой пол, – засмеялся лорд Уинчингем. – Но я рад, что вы счастливы. Обоим нам будет что вспомнить, когда наступят черные дни.

– Черных дней не будет, – возразила Тина, вцепившись пальчиками в его руку. – Мы победим, вы и я. Одновременно я спасу вас и найду место для себя. Мы не потерпим поражения. Никогда!

– Вы так уверены, что я готов согласиться с каждым вашим словом, – отозвался лорд Уинчингем, почти с удивлением обнаружив, что танец закончился.

– Спасибо. – Тина по традиции присела в реверансе.

– Вам спасибо. – Лорд Уинчингем помог ей подняться.

Некоторое время они стояли, держась за руки. Вдруг Тина услышала голос вдовствующей герцогини, обращенный к ней, и заскользила по полированному полу к старухе, восседающей в кресле с высокой спинкой, сверкая тиарой из бриллиантов и изумрудов.

– Подойдите сюда, дитя мое, – властно потребовала она. – Вам нравится бал?

– Даже сказать не могу, насколько нравится, мадам, – ответила Тина.

Вы имеете успех, – великодушно сообщила герцогиня. – Огромный успех. Сэр Маркус предлагает завтра устроить в вашу честь прием в Воксхолле. Как вы на это смотрите?

Подняв взгляд, Тина увидела, что сэр Маркус стоит за креслом герцогини и смотрит на нее с милой улыбкой, от которой у нее похолодело внутри.

– Кажется, на завтрашний вечер у нас другие планы, не так ли, мадам? – спросила она.

– По‑моему, нет, – удивилась герцогиня. – Мне будет интересно снова побывать в Воксхолле. Говорят, в последнее время там многое усовершенствовали.

– Да, конечно, – подтвердил Маркус, не глядя на герцогиню. – Бокал вина? – предложил он Тине.

– Нет, спасибо, – поспешно отказалась она. – Полагаю, лорд Альфред Картрайт принесет мне бокал лимонада.

– Тогда пойдемте отыщем его, – протянул ей руку сэр Маркус, и Тина, не придумав больше предлога для отказа идти с ним, положила на нее пальцы. Он отвел ее настолько, чтобы их не могла слышать герцогиня, и сказал: – Вы похожи на птичку, попавшую в клетку! Не надо бояться!

– Но птичкам, попавшим в клетку, всегда страшно, – возразила Тина.

– Откуда вы знаете? Наоборот, им больше не грозит гибель от когтей ястреба. Они в тепле, безопасности и комфорте. Разве это не стоит благодарности?

– А может, они предпочли бы свободу?

– Зачем? Чтобы стареть и подвергаться всевозможным опасностям? Нет, клетка предпочтительнее во всех отношениях, особенно если дверца остается открытой.

Тина почувствовала ненависть к этому высокомерному богачу.

– Ума не приложу, куда мог подеваться лорд Альфред? – пролепетала она, оглядываясь.

– Зачем утруждать этим вашу прелестную головку? – откликнулся сэр Маркус. – Если вы хотите лимонада, я прикажу слуге принести вам бокал.

– Нет‑нет, я не хочу пить, – быстро отказалась Тина.

– Тогда перестаньте бегать от меня! – приказал он. Она высвободила свою руку и посмотрела на него:

– Мы только что познакомились, сэр Маркус. Боюсь, свободные манеры Лондона для меня непривычны. Я еще только пытаюсь понять, кто мои друзья. Я не могу принимать решения так быстро, как это, по‑видимому, привыкли делать вы.

Это был волевой поступок, ведь она видела его злобную улыбку и мрачный, недовольный взгляд.

– Зачем попусту тратить время? Ведь мы оба знаем, чем это кончится.

– Я… я не понимаю, о чем вы говорите. Я не… не понимаю, – заикаясь, пролепетала Тина.

– Да все вы прекрасно понимаете! – Он бесцеремонно обнял ее за плечи и тихо прошептал: – Вы вводите меня в транс! Мне нравится, когда женщина дрожит и старается убежать от меня, но недолго. Жизнь слишком коротка, чтобы без конца бегать друг от друга!

Сэр Маркус сжал ее пальцы, его голос, коварный и глубокий, казалось, сверлил ее мозг. Тине представилось, что вокруг нее выросли стены тюрьмы… а затем перед ней появилось розовое, потное лицо и рука в белой смятой перчатке, сжимающая наполовину расплескавшийся бокал лимонада.

– Простите, что так долго! В этой толпе я потерял вас! – произнес лорд Альфред Картраит.

Она осторожно взяла бокал, рассыпаясь в благодарностях, и произнесла несколько любезных слов, при которых лорд Картраит потерял не только сердце, но и голову. Его речь стала совершенно невразумительной.

В этот момент к ним подошел партнер Тины по следующему танцу. С этого момента она танцевала уже без перерывов, не покидая танцевального зала, а когда появлялась возможность, бежала к герцогине, чтобы заботливо справиться о ее самочувствии, оказать ей мелкие знаки внимания, чем заслужила полное одобрение присутствующих стариков. Никто из МОЛОДЫХ мужчин не мог подойти к ней, чтобы поговорить.

Наконец вечер подошел к концу. Над крышами домов уже занималась заря, гости рассаживались по хвоим каретам. Последним уехал лорд Картрайт. Сэр Маркус, по‑видимому, уехал раньше, ни с кем не попрощавшись. Весь остаток вечера Тина чувствовала, что этот человек наблюдает за ней из дальнего угла зала, а когда он исчез оттуда, ей показалось, будто с плеч ее упал тяжкий груз.

Перед уходом лорд Картрайт задержался в холле, где собрались хозяева, рассыпался в благодарностях, поцеловал руку герцогине и, минуя строй лакеев, двинулся к карете.

– Слава богу, все уехали! – воскликнул лорд Уинчингем. – Мне казалось, это никогда не кончится! Боже мой! Как жарко в доме! – Он подошел к открытой двери, а, поскольку в доме действительно было жарко, герцогиня с Тиной последовали за ним.

– Посмотрите, как хорош сад! – обратилась Тина к герцогине.

– Вы не первая, кто это сегодня говорит! – отозвался та.

– Недаром, когда мы нанимали декоратора, он сказал, что превратит это место в волшебную страну? – напомнила Тина.

– Надеюсь, это стоило тех денег, что ему заплатили! – недовольно буркнул лорд Уинчингем.

– Не ворчи, Стерн! – одернула его герцогиня. – Дитя прекрасно развлеклось. Разумеется, ей казалось, что она попала в волшебную страну! Тина не так стара и пресыщена, как ты!

– Утром, когда погаснут все свечи, ей уже не покажется, что здесь очень уж красиво! – парировал лорд Уинчингем.

– Я не хочу вас слушать! – запротестовала Тина. – Лучше пойдите и посмотрите сами, пока горят свечи!

Она помогла герцогине спуститься и повела старую леди в сад.

– Беседки с мягкими подушками! – фыркнула та. – Интересно, сколько хлопот они сегодня кому‑то доставили!

– Или принесли кому‑то счастье! – промолвила Тина.

– Вы умница, что остались в танцевальном зале! – похвалила ее герцогиня. – У меня в молодости всегда возникали неприятности из‑за моего упрямства. Клянусь, в такую ночь, как эта, у моих ног был бы уже не один красивый молодой человек, признающийся в любви! И уж конечно, я бы их слушала!

Ни от Тины, ни от лорда Уинчингема не ускользнули нотки сожаления, прозвучавшие в ее голосе. Однако старая леди тут же добавила совсем другим тоном:

– Что толку сокрушаться? Я слишком стара для любви, но в свое время ее у меня было предостаточно!. Советую вам, моя девочка, не флиртовать слишком долго. Пользуйтесь юностью, пока можно: годы летят очень быстро!

– Единственное предложение, которое Тина получила, было от этого моего червя‑кузена, – насмешливым тоном сообщил лорд Уинчингем.

– От Клода?! – воскликнула герцогиня. – Какая дерзость! Надеюсь, вы его отвергли?

– Ему нужны деньги, а не любовь, – пояснила Тина.

– А разве не этого хочет и большинство людей? – заметил лорд Уинчингем.

Он твердо решил быть неприятным, Тина это видела. Она смотрела на мерцающие свечи и сквозь ветви деревьев, туда, где звезды начинали исчезать с неба. Затем сказала, немного задержав дыхание:

– Все это так красиво, и я счастлива! Кажется, впервые в жизни я счастлива и не могу поверить, что это не сказка!

В ее голосе прозвучало столько восторга, что лорд Уинчингем промолчал, задержав неприятные слова, уже готовые сорваться с его губ.

– Все это так прекрасно, – продолжала Тина. – Вы оба были так добры, так удивительно добры ко мне! Я не знаю, как вас отблагодарить!

– Я думаю… – начал лорд Уинчингем мягче, чем обычно.

Но тишину и красоту сада вдруг нарушил оглушительный хлопок. Лорд Уинчингем покачнулся и поднес руку к груди.

– Черт возьми… я думаю… – пробормотал он уже другим тоном и упал к ногам Тины.

Глава 5

Сначала герцогиня и Тина застыли, оцепенев от ужаса. Тина, коротко вскрикнув, упала на колени возле лорда Уинчингема. Она решила, что он мертв, и все ее тело онемело. Тина ничего не чувствовала, только с ужасом смотрела, как по атласному камзолу чуть пониже плеча течет ярко‑красная струйка крови.

Потом, когда лорд Уинчингем пошевелился и открыл глаза, откуда ни возьмись, появились люди. Началась суета, зазвучали возбужденные голоса, среди которых раздавался уверенный голос герцогини, дающей указания. По всем уголкам сада на поиски стрелявшего разбежались слуги.

Лорд Уинчингем посмотрел на Тину. При свете иллюминации, устроенной над ветвями деревьев, она вполне отчетливо видела его лицо.

– Боже мой! В меня стреляли! – прошептал он.

– Не шевелитесь, – почти машинально скомандовала Тина и призналась: – Я решила, что вас убили.

– Черт возьми! Я и сам так думал, – ответил он, приложив руку к плечу. Затем отнял ее и посмотрел на свои окровавленные пальцы.

– Не шевелитесь, – взмолилась Тина и услышала зычный голос герцогини:

– Принесите носилки, дураки! Хоть я и не охотилась все эти годы, но знаю, что, если человек ранен, его нужно нести на носилках, потому что он должен лежать горизонтально!

Лорд Уинчингем чуть не рассмеялся.

– Мои ноги в порядке бабушка, – тихо произнес он.

– Ноги или сломанная ключица, тебе нужны носилки! – огрызнулась герцогиня.

– Я пойду сам, – настоял лорд Уинчингем и попытался встать на ноги, но тут же упал. Лицо его было пепельным, а кровь ручьем текла по камзолу.

– Не глупи, мальчик, – сердито приказала его бабушка.

В этот момент два лакея прибежали из дома с доской от козел. Под властным руководством герцогини им удалось положить на нее лорда Уинчингема. Тина заметила, что тот не очень‑то протестовал либо потому, что был слишком слаб, либо потому, что испытывал сильную боль.

Они медленно прошествовали к дому, где у входной двери их догнали лакеи, посланные герцогиней на поиски стрелявшего.

– Никого, ваша светлость, – задыхаясь, доложил один из них, – в столь ранний час мы поблизости никого не обнаружили.

– Олухи! Идиоты! – рассердилась она. – Уж не думаете ли вы, что он стоял и ждал, пока вы его найдете? Осмотрите окрестные улицы; приглядитесь, не выпирает ли у кого‑нибудь из‑под камзола предмет, похожий на пистолет. – Она почти выкрикнула эти указания и жестом отослала слуг. – Ну все равно уже слишком поздно, злодей наверняка успел добежать до Пикадилли или Тибурна. Кто бы это ни был, ноги у него быстрее, чем у вас, оболтусов!

Лакеи были пристыжены и унижены, упустив злодея. Герцогиня прошествовала в дом, перья в ее волосах развевались на утреннем ветерке, а рукой она сжимала трость с наконечником из слоновой кости, благодаря которой неизменно шла твердо, как гвардеец. Тина, следуя за лакеями, которые несли тяжелую ношу, думала о том, что конец света настал тогда, когда его меньше всего ожидали.

Что будет теперь, когда лорд Уинчингем ранен, и, еще хуже, что будет, если он умрет?

Она невольно почувствовала некоторое облегчение при известии, что лакеи не нашли нападавшего, потому что в глубине души была почти уверена, кто это был, но как это доказать?

Неужели Клод действительно дошел до этого? Впрочем, ведь он считал, что только смерть кузена стоит между ним и вожделенным состоянием.

Похоже, та же мысль пришла в голову и герцогине. Когда процессия поднялась по лестнице, она повернулась к Тине и спросила, как ей показалось, шепотом:

– Куда мог направиться Клод?

– Понятия не имею, – ответила та. Голос с носилок испугал их обеих.

– А при чем тут Клод?

– Не загружай голову разными вопросами хоть сейчас, – посоветовала герцогиня, – но в то же время не будь глупее, чем обычно.

Тине показалось, что лорд Уинчингем хихикнул. Лакеи унесли его в спальню, и она через открытую дверь увидела, как камердинер заботливо склонился над ним, потом услышала приказ герцогини:

– Разрежьте на его светлости камзол и рубашку, чтобы открыть рану. Кто‑нибудь послал за хирургом?

– Думаю, мистер Грейчерч занимается этим, ваша светлость, – отозвался камердинер.

Герцогиня вышла из спальни и плотно закрыла дверь.

– Его люди о нем позаботятся, – сказала она Тине. – Ему будет больно, когда с него станут снимать одежду, он будет ругаться, и присутствие при этом нас, женщин, вовсе не обязательно. Идите присядьте, дитя мое. Мы больше ничего не сможем сделать до приезда хирурга.

– Думаете, рана очень серьезная? – дрожащим голосом спросила Тина.

– Все раны серьезны, – бросила герцогиня. – А тот дьявол, который стрелял в Стерна, целился ему в сердце.

– Полагаете, он будет жить? – настаивала Тина. Герцогиня посмотрела на нее:

– Он мой внук, а мы так просто не сдаемся.

Пока они ждали хирурга, Тине казалось, будто время тянется бесконечно, а когда тот наконец приехал, ворча от неудовольствия, что его подняли с постели, они стали ждать вердикта, и это время тоже показалось им столетием. Через некоторое время хирург вышел в гостиную, где сидели Тина и герцогиня. Не слишком чистые манжеты его рубашки были забрызганы кровью, а в руках он держал пулю как доказательство того, что операция прошла успешно.

– Трудная работа, ваша светлость, – сообщил хирург. – Его светлость вел себя как мужчина, только сильно ругался, потому что я причинил ему боль.

– Сейчас он в порядке? – поинтересовалась герцогиня.

– Он мертвецки пьян от бренди. Мне пришлось влить в него немало, чтобы он молчал, – пояснил хирург. На его красном, потном лице победно сверкали глаза. – Как вы думаете, ваша светлость, он узнает пулю?

– Не думаю, – помотала головой герцогиня. – Но у меня есть свои соображения, чей палец нажал на спуск.

– Ну, это уже не мое дело, – заметил хирург. – Сегодня я еще разок зайду проведать пациента. Когда он проснется, у него наверняка будет лихорадка. Если ему захочется поесть, дайте ему бульона, но больше ничего.

Он небрежно кивнул герцогине и удалился. До них донеслись его заплетающиеся шаги на лестнице.

– Можно посмотреть на него? – спросила Тина. Герцогиня кивнула, и они прошли в комнату лорда Уинчингема. Утренний солнечный свет не проникал сквозь задернутые шторы, но все же на фоне подушек можно было различить бледное лицо раненого, так же как и его перебинтованное плечо, слегка виднеющееся из‑под одеяла. У него были закрыты глаза. Тине он показался молодым и почему‑то уязвимым. В воздухе стоял сильный запах бренди, а на столе возле постели – почти пустой графин из‑под него.

Камердинер суетился в глубине комнаты, и герцогиня с тревогой обратилась к нему:

– С его светлостью все будет в порядке, Джарвис?

– Думаю, да, ваша светлость, хотя пуля вошла глубоко. Хирург доставил его светлости немало боли, извлекая ее. Но он сказал, что произошло чудо, могло быть хуже. Посмотрите, ваша светлость, вот что спасло его светлость!

Камердинер подошел к герцогине, держа что‑то в руках. Это был камзол лорда Уинчингема, изрезанный и испачканный кровью. Впереди сверкали шесть бриллиантовых пуговиц, одна из которых оказалась раздроблена и искажена до неузнаваемости.

– Та, что поближе к сердцу, – мрачно заметила герцогиня.

– Да, ваша светлость, пуговица отклонила пулю к плечу.

– Тот, кто стрелял в него, – хороший стрелок, заметила герцогиня.

– Да, конечно, ваша светлость. Убийца очень меткий стрелок!

С постели вдруг послышался стон. Тина быстро повернулась и увидела, что лорд Уинчингем вертит головой из стороны в сторону и с его губ слетает какое‑то нечленораздельное бормотание.

– Лихорадка будет усиливаться, – предупредил камердинер.

– Вы знаете, что делать в этом случае? – поинтересовалась герцогиня.

– Я и раньше за ним часто ухаживал, – ответил тот. – Я ведь был с его светлостью, когда он служил в армии.

Это признание подарило Тине надежду, что лорд Уинчингем не так плох, как кажется на первый взгляд, хотя мертвенно‑бледное лицо и нечленораздельное бормотание ее пугали. Когда они ссорились сегодня вечером, он казался таким сильным, таким уверенным в себе, почти устрашающим в своей властности. Теперь же выглядел почти мальчиком, которому нанесли сильный удар.

– Больше мы ничего не можем сделать, – твердо проговорила герцогиня. – Так что идемте спать.

Тина подумала, что после всего происшедшего она не сможет заснуть. Но когда скользнула под прохладные простыни в своей спальне и ее голова коснулась подушки, крепко уснула уже через пять минут, несмотря на яркое солнце, пробивающееся сквозь задвинутые шторы.

Проснувшись во второй половине дня, она увидела возле своей постели горничную с едой на подносе. Спешно позавтракав, Тина решила найти герцогиню. Ей уже доложили, что его светлость провел очень неспокойную ночь, но врачи не слишком волнуются. Пока она спала, их собралось довольно много, было ясно, что их прислал хирург.

Тина надела одно из своих лучших платьев и, несмотря на волнение, не могла не отметить, что уже не похожа на ту деревенскую девушку, которая совсем недавно переступила порог этого дома. Прежде чем покинуть комнату, она передумала и решила сама проведать лорда Уинчингема.

Выйдя на площадку лестницы, Тина услышала голоса, доносящиеся снизу из холла.

Движимая любопытством, она подошла к перилам и посмотрела вниз. К ее удивлению, она увидела совсем не то, что ожидала: не толпу друзей, пришедших справиться о здоровье хозяина дома, принимавшего их вчера вечером, а сборище хищных торговцев с пачками счетов в руках и громко спорящих с мистером Грейчерчем, стоящим у подножия лестницы.

– Повторяю вам, – говорил секретарь, – его светлость нездоров и не может ни с кем встречаться с ним произошел несчастный случай.

– В него стреляли, – крикнул один из торговцев, это я знаю наверняка. Прежде чем он умрет, мы хотим получить наши денежки! Да, да, наши денежки!

Их голоса напоминали рычание диких животных, и Тину охватила дрожь.

– Вы получите деньги, когда его светлости станет лучше, – твердо заявил мистер Грейчерч. – Шумя л скандаля, вы ничего не добьетесь от его светлости! Он слишком болен, чтобы удовлетворить ваши требования.

– Он мне должен уже почти два года, – крича; один.

– А мне год, – вопил другой.

– Мы все уладим в свое время, – обещал мистер! Грейчерч. – Оставьте мне счета, а я покажу их его светлости, как только он будет в состоянии их рассмотреть.

– А если вдруг помрет? – грубо настаивал один из торговцев, в котором Тина по фартуку узнала мясника. – Получу я свои деньжата или нет?

– Вы все получите, – твердо повторил мистер Грейчерч. – Но вы прорвались сюда силой, и если я доложу об этом его светлости, меня ничуть не удивит, если он прикажет сменить поставщиков!

– Кто знает, может быть, тогда наши дела поправятся! – злобно заключил маленький человечек, напоминающий хорька.

Все зашумели в знак согласия, но мистер Грейчерч учтиво продолжил:

– Послушайте, джентльмены: вы ничего не добьетесь, беспокоя его светлость, пока он нездоров. Примите мое предложение, и даю вам слово сделать все, что смогу, чтобы передать ваши требования его светлости, как только он будет в состоянии их выслушать. Вам этого достаточно?

– Выбор у нас небольшой, – кротко произнес дородный человек, очевидно пекарь.

– Да уж, конечно, – согласился мистер Грейчерч. – У вас нет иного выбора, как только спокойно уйти. Пожалуйста, положите ваши счета на стол в холле, а его светлость при первой же возможности рассмотрит их.

Покорно, без всяких протестов, они приняли предложение мистера Грейчерча. И только когда оказались за дверью, до Тины донеслись их возмущенные голоса. Шагая по площади, торговцы спорили друг с другом, явно неудовлетворенные этим бесплодным визитом.

Когда дверь закрылась, мистер Грейчерч глубоко вздохнул, пошатываясь, подошел к креслу и опустился в него совершенно изможденный.

– Я принесу вам бокал вина, мистер Грейчерч, – сочувственно предложил дворецкий. – Ну и нервная же у вас работа!

– Да уж, это точно, – как всегда спокойно и вежливо отозвался мистер Грейчерч.

Тина отошла от балюстрады. Она прекрасно понимала, что ее появление ничем не поможет мистеру Грейчерчу, разве что создаст ему дополнительные неудобства. Сердце ее билось, как птица в клетке. Кредиторы лорда Уинчингема произвели на нее неприятное впечатление, и, хотя их было не так уж и много, она не сомневалась, что найдется немало людей, которые поднимут шум и потребуют немедленной выплаты Долгов. Она схватилась за голову. Как можно было решиться на такой безумный, опасный и предосудительный поступок? Выяснив, в каком положении оказался лорд Уинчингем, ей следовало немедленно вернуться в Йоркшир и подыскивать себе место гувернантки или компаньонки.

Слушая шуршание своего дорогого платья, она виновато думала о его цене. Ведь эти деньги могли б пойти на оплату хотя бы одного из тех длинных счетов, которыми кредиторы угрожающе размахивали перед носом мистера Грейчерча! Ей было ужасно стыдно. Но тут услужливая память подкинула е воспоминание о вчерашнем бале. По крайней мер. она узнала, что значит быть самым почетным . востребованным человеком! Ей осталось провести еще несколько дней в высшем обществе, насладиться его роскошью и понаблюдать за развивающейся драмой!

Тина отчетливо понимала, какую безумную игру! они затеяли. Однако до сих пор это казалось ей лишь веселым приключением, почти детской попыткой покончить с бедностью и вытащить лорда из неприятной ситуации.

Теперь же осознала, что на самом деле все обстоит иначе. Лорду Уинчингему грозит не только опасность попасть во «Флит», но, вероятно, и физическая расправа от людей, которые, узнав, что он не сможет им заплатить, отомстят ему каким‑нибудь варварским способом и, не получив денег, получат хотя бы моральное удовлетворение.

Да, от мистера Грейчерча потребовалось немало мужества, чтобы справиться с разъяренными кредиторами, подумала она, спрашивая себя, как бы сама поступила в подобной ситуации.

С замирающим сердцем Тина постучала в дверь комнаты лорда Уинчингема. Камердинер открыл ей, и она справилась:

– Как его светлость?

– У него сильная лихорадка, – сообщил тот шепотом, – но она не усиливается, чего я боялся.

– Позвольте мне взглянуть на него! – попросила Тина.

Она чувствовала, что должна сама увидеть его. И не успел камердинер ахнуть, как Тина прошмыгнула комнату и подошла к постели. На лбу лорда Уинчингема лежало влажное, прохладное полотенце, но его горящее лицо с потрескавшимися от жара губами было мокрым от пота.

Тина решила, что он спит, но он открыл глаза и прошептал:

– Клио? Нет, не Клио… Тина! Теперь припоминаю… Хорошенькая девочка… Связалась с этим типом… Прогоните его!

– Он бредит, мисс! – шепнул камердинер.

– Деньги… деньги… деньги… что мне делать? – бормотал лорд Уинчингем. – Клио… нет, нет, Тина знает решение… лучше, чем самоубийство… умная девочка, Тина.

– Он не понимает, что говорит, – повторил камердинер.

Тина положила руку на руку лорда Уинчингема. Его кожа буквально горела.

– Вы протираете его уксусом? – спросила она камердинера.

– Нет, мисс, никогда об этом не слышал.

– Это ослабит лихорадку, – подсказала она ему. – И не допускайте, чтобы тряпка на его голове нагревалась. Прикладывайте новую постоянно. Здесь есть где‑нибудь лед?

Камердинер помотал головой:

– Только не в Лондоне в это время года. В Уинче было бы другое дело: там в леднике круглый год хранится лед. – Он посмотрел на Тину и почти неслышно добавил: – А это идея, мисс!

– Что? – не поняла она.

Камердинер отошел от постели в дальний угол комнаты. Тина поняла, что он хочет что‑то сказать, и последовала за ним.

– Почему бы не увезти его светлость в Уинч, мисс? спросил он. – Лондонская жара просто невыносима, да и в холле, насколько я понимаю, эти люди устроили переполох.

– Да, я их видела, – кивнула она.

– Если бы только они! – продолжал камердинер. А что, если тот, кто стрелял в его светлость, предпримет еще одну попытку? Он уже знает, что его светлость жив.

– Вы думаете, он попробует еще раз?

– Почему бы нет? Он ведь хотел, чтобы его светлость умер, а он не умер.

– Я как‑то об этом не подумала, – призналась Тина вдруг задрожавшим голосом.

– Зато я об этом подумал, – сказал камердинер. Его светлость надо увезти, мисс. Он любит Уинч. Дорога туда займет не больше часа. Завтра он уже будет готов перенести путешествие.

– Вы уверены? – спросила Тина.

– Мне, наверное, придется спросить у докторов, неохотно уступил камердинер. – Но я знаю, его светлости необходим свежий воздух и, более того, он всегда хорошо себя чувствует в Уинче.

– Я поговорю с ее светлостью, – пообещала Тина. Услышав голос с постели, оба вздрогнули.

– Деньги… деньги… – продолжал бормотать раненый. – Почему всегда деньги?.. Будьте вы прокляты. Ламптон… у вас было все… Чего вы еще хотите?.. Боже! мой! В меня стреляли!

Камердинер поспешил к постели.

– Ну, ну, милорд. Все хорошо, – произнес он тоном няньки, утешающей капризного ребенка. – Ни о нем не беспокойтесь, милорд. Все пройдет, как прошлогодний снег. Закройте глаза и засните.

Его голос, должно быть, возымел гипнотическое действие – лорд Уинчингем умолк, и через несколько мгновений Тина на цыпочках вышла из комнаты.

Герцогиню она застала в библиотеке за написанием письма. Увидев Тину, старая женщина отложила перо.

– Не буду вас спрашивать, хорошо ли вы спали, дитя мое, – сказала она. – Мне‑то достаточно нескольких часов, но молодые могут проспать целый день.

– Простите, мадам, – отозвалась Тина, – я и не .подозревала, насколько устала.

– Вам что‑нибудь известно о моем внуке? – осведомилась герцогиня.

– Да, мадам, мне сказали, как только я проснулась. Я как раз проходила мимо его спальни и, поскольку дверь была открыта, заглянула. Кажется, он говорил о том, чтобы поехать в Уинч. Похоже, ему туда очень хочется.

– Уинч?! – воскликнула герцогиня. – Это, безусловно, идея, но я сомневаюсь, что врачи разрешат ему совершить такое путешествие.

– Вероятно, мадам, если вы это предложите, они согласятся, – сказала Тина. – Я не знаю точно, где находится Уинч, но это сельская местность, и там ему будет лучше, чем здесь, в этой жаре и духоте.

Герцогиня задумчиво посмотрела на нее, словно размышляя, почему это ей хочется посетить Уинч, но вслух произнесла:

– Идея, безусловно, хорошая. В конце концов, поскольку ваш опекун нездоров, вы по крайней мере несколько дней вряд ли сможете посещать балы и приемы. Мы можем отправиться туда завтра, а во вторник, или в среду на следующей неделе мы с вами вернемся.

– Это будет великолепно, мадам, – обрадовалась Тина.

– А тем временем вашим поклонникам не помешает немного подождать, – заявила герцогиня.

– Моим поклонникам? – удивилась Тина. Вдовствующая герцогиня махнула рукой в сторону столика у постели, и Тина впервые увидела две огромные корзины с цветами. В первой были орхидеи ярко‑пурпурные, слишком изысканные, с длинными язычками и желтыми тычинками. На ручке корзины, лежала карточка, и, даже не открыв ее, Тина поняла кто прислал этот чудесный подарок.

– Сэр Маркус Уэлтон, – вслух произнесла она.

– Вы определенно пользуетесь успехом! – заметила герцогиня. – Я уже говорила, он баснословно бога!

– Мне он не нравится, – отрезала Тина.

– В нем что‑то есть, не знаю, что именно… – Герцогиня пожала худыми плечами, и камни длинных спускающихся каскадом ожерелий, со звоном ударяясь друг о друга, засверкали на солнечном свете, проникающем в окна. – Я всегда думала, – продолжил, : она, – что деньги и привлекательность редко ветре чаются в одном человеке. Немногие женщины получают от жизни все, чего хотят. Почему бы не выбрать бедного мужа и забыть, что вы должны его содержать?

– Нет, нет, – поспешно запротестовала Тина. Человек, за которого я выйду замуж, должен быть богат.

Тогда вам придется немало потрудиться, чтобы найти столь же богатого, как сэр Маркус, – сказала герцогиня. – Признаюсь, о нем ходят всевозможные слухи, не всегда приятные. Но ведь почти все мужчины небезупречны, а сэр Маркус, похоже, еще не в том возрасте, когда о человеке перестают сплетничать.

– Меня не интересует, что о нем говорят, – заявила Тина. – Меня не интересует, что он сделал. В нем что‑то есть неприятное. Некоторые люди испытывают такое же чувство к змеям и крысам.

– Ну не торопитесь, – посоветовала герцогиня, и Тина с трудом сдержалась, чтобы не ответить, что торопиться есть все основания.

Она повернулась к другой корзине. Эта была наполнена светло‑желтыми розами, восхитительно пахнущими и почему‑то напоминающими деревенский сад. И Тина снова угадала приславшего их прежде, чем открыла карточку. – Лорд Альфред Картрайт, – прочла она вслух.

– Кое‑кто из слуг сообщил мне, что он сегодня утром съездил за ними в деревню, – сообщила герцогиня. – Как романтично! А может быть, он знает, что за городом они дешевле?

– Не портите впечатление, мадам, – взмолилась Тина, засмеявшись. – Мне нравится верить в более романтическую версию. Бедный лорд Альфред!

– Он никогда не пользовался успехом у женщин, – поведала герцогиня. – Его мать была очень застенчивой и невероятно неуклюжей, но я ее любила. Могло быть и хуже, дитя мое.

– У него мокрые и липкие руки, – вспомнила Тина. Вдовствующая герцогиня хрипло засмеялась:

– Тут я всегда вспоминаю пасторов и торговцев рыбой. Я, правда, никогда не видела торговцев рыбой, но уверена, что у них тоже мокрые и слегка липкие руки.

Тина вдруг заметила, что на обороте карточки от сэра Маркуса, упавшей на пол после того, как она прочла ее, что‑то написано. Она наклонилась, подняла ее, увидела дерзкий, агрессивный, характерный для него почерк и прочла: «Тине, которая будет моей».

От этих высокомерных слов она покраснела, вскрикнула и разорвала карточку на мелкие кусочки. От герцогини этот жест не ускользнул.

– Он очень решительно настроен, – подтвердила она.

– Откуда вы знаете? – удивилась Тина.

– Он сам принес цветы, – пояснила герцогиня. А потом просто и без всяких околичностей попросил меня как можно скорее устроить свадьбу.

Тина топнула ногой.

– Да как он смеет! – возмутилась она, чувствуя, что темное облако заволакивает солнце и охватывает ее. Но ведь она этого хотела, не так ли? Богатого мужа. И тем не менее, когда случай представился, почему‑то увиливает и придирается. И, словно пытаясь выиграть время, спросила: – Кто он? Что вы знаете о сэре Маркусе?

– Не очень много, – ответила герцогиня. – Он, конечно, не благородного происхождения. Но джентльмен. Его отец был землевладельцем на севере, унаследовавшим огромные владения и женившимся на женщине с большим приданым. Сэр Маркус был у них единственным ребенком. Он очень умен и приумножил деньги, которые унаследовал, самыми различными способами – по‑большей части игрой.

– В таком случае он, скорее всего, потеряет все так же быстро, как и приобрел, – заявила Тина, подумав о лорде Уинчингеме.

– Ну нет! – вздохнула герцогиня. – Он не настолько глуп. Сэр Маркус играет с молоденькими деревенскими простачками, которые приезжают в Лондон с широко раскрытыми глазами, но полными карманами. Мне говорили, что он играет очень поздно вечером.

когда большинство людей уже хорошо пообедали. Сам сэр Маркус прикидывается немного подвыпившим.

– Какой мерзкий тип! – воскликнула Тина.

– Но богатый, – добавила герцогиня, пристально глядя на нее.

– Неужели деньги имеют такое значение? – с вызовом спросила Тина.

– Для вас, по‑видимому, имеют, – парировала герцогиня, и Тина замолчала.

В этот день они остались дома, отказываясь развлекать многочисленных посетителей, приходивших справиться о здоровье лорда Уинчингема. Вечером врачи сообщили, что лихорадка пошла на убыль, и согласились с герцогиней, что выздоровление гораздо скорее пойдет на чистом хартфордширском воздухе в Уинче, чем в удушающей атмосфере Беркли‑сквер.

Тине вдруг нестерпимо захотелось убежать. Оставаясь одна, она снова и снова переживала момент, когда лорд Уинчингем, приложив руку к плечу, упал к ее ногам.

А если бы он действительно умер, что бы она сказала? Как

объяснила бы, что родственные отношения с богатым Крумом – обман? «Я не наследница, мы лишь хотели найти мне в мужья богатого человека, чтобы спасти лорда от должников». Ну и история! Теперь Тина гораздо лучше, чем раньше, представляла, какой скандал и какие сплетни поднимутся в светских кругах, в какое затруднительное положение будет поставлена герцогиня и как это повредит репутации лорда Уинчингема.

Рассматривая груду карточек и записок со словами сочувствия и добрыми пожеланиями на столике в холле, она неожиданно обнаружила, что лорд Уинчингем – влиятельный в обществе человек. Множество людей проявили участие в связи с его ранением, и вовсе не из‑за каких‑то корыстных соображений, а просто потому, что он их сосед, Незаменимый в светском обществе джентльмен и в некотором смысле его украшение. Оказывается, он побил все рекорды службы в армии, он – друг молодого принца Уэльского и имеет репутацию щедрого человека и спортсмена.

Герцогиня, которая внимательно изучала эти записки, приказала мистеру Грейчерчу:

– Захватите все это в Уинч. Его светлость позабавится, когда будет в состоянии читать.

– Надеюсь, это скоро произойдет, ваша светлость, – ответил мистер Грейчерч.

Записки и карточки отправились вместе с ними в карете, отъехавшей от Беркли‑сквер на следующий день.

В каждую из трех карет запрягли по четыре великолепно подобранные лошади. Лорд Уинчингем ехал в первой. На сиденье ему устроили что‑то вроде постели, чтобы он мог путешествовать лежа на подушках, в сопровождении только одного камердинера. Герцогиня с Тиной ехали во второй, Абдул взгромоздился на козлы рядом с кучером и лакеем. Слуги с багажом поместились в третьей.

До Тибурна они двигались медленно, так как движение в городе было оживленным, но вскоре процессия оказалась в пригороде, где цвели деревья, а на лугах пробивалась весенняя трава.

Тина взяла с собой свои новые платья. Она пришла в смущение, когда перед отъездом с Бонд‑стрит прибыла очередная партия коробок. На этот раз в них оказались простенькие платья и соломенные шляпки, заказанные для нее герцогиней специально на время пребывания в Уинче.

– Вы не должны выглядеть как деревенская простушка, – пояснила она. – До сих пор мы выбирали все ваши платья с расчетом на балы и приемы и не могли себе представить, что вам также понадобятся вещи попроще.

– Но, мадам, они обойдутся очень недешево, – запротестовала Тина, едва переводя дыхание.

– У мадам Раше всегда все дорого, но какое это имеет значение? – отреагировала вдовствующая герцогиня. – Деньги не цель жизни, а молодость бывает только раз.

«Я бы не сказала, что деньги не цель жизни», – подумала Тина, живо вспомнив разъяренные лица кредиторов лорда Уинчингема. Она слышала, как сам лорд Уинчингем бормотал в лихорадочном бреду: «Деньги, деньги, деньги». Попадали ли еще когда‑нибудь два человека в столь же затруднительное положение, спрашивала она себя. Отправят ли и ее тоже во «Флит», если все обнаружится? Потом вспомнила, что у нее в запасе есть способ спастись самой и, если потребуется, спасти лорда Уинчингема.

Тина закрыла глаза, чтобы отогнать от себя навязчивый образ сэра Маркуса. Несмотря на то что его не было рядом, ей казалось, будто он бросается на нее. Словно угадав ее мысли, герцогиня хихикнула:

– Сэр Маркус придет в бешенство, когда узнает, что птичка улетела!

– Как скоро, по‑вашему, он узнает, что мы уехали? – поинтересовалась Тина.

– Наверное, к вечеру. Он привык действовать энергично. Как только сочтет, что обстоятельства позволяют, станет упрашивать вас пойти с ним на какой‑нибудь прием.

– Но я не должна принимать приглашение, – заметила Тина.

– Вы и не сможете, так как будете в Уинче, – ответила герцогиня. – Но вряд ли это остановит его!

– Вы хотите сказать, что он приедет туда?

– Уверена, что он попытается это сделать.

– Но я не хочу его видеть, – закапризничала Тина. – Не заставляйте меня принимать скоропалительные решения!

– Ну конечно, – согласилась герцогиня. – Когда мы вернемся в Лондон, у вас будет полно времени, чтобы найти кого‑то другого. Однако я должна быть с вами откровенной: сейчас в Лондоне не так много достойных мужчин, как было раньше. Из‑за сумасбродств принца Уэльского многие из них разорились, а у тех, кто мог бы вас заинтересовать, есть мамаши, которые будут против брака их сыновей с неизвестной молодой женщиной, как бы богата она ни была!

Тина сделала большие глаза от удивления.

– Я об этом не подумала, – призналась она.

– Дорогая моя, вы, может быть, и завидная невеста, но у матерей более высокие амбиции! У большинства из них родовые поместья, на поддержание которых в порядке требуются огромные деньги, но при этом многих привлекают еще и титулы, покрытые пылью от долгого лежания на полке. – В голосе герцогини звучал сарказм.

Тина невольно засмеялась.

– Вы ничего не пропустили, мадам?

– Не так много, – откликнулась она. – Я, может быть, и стара, но вижу пока хорошо. Я всегда считала, что высшее общество – это стадо овец, а овцы – глупые существа! И чем дольше я живу, тем меньше нахожу причин изменить мое мнение!

По дороге в Хартфордшир Тине еще не раз довелось посмеяться. Острый ум старухи, ее цинизм и необыкновенное знание человеческой натуры делали ее непревзойденной спутницей. Впоследствии Тина даже была слегка разочарована, что пропустила множество великолепных пейзажей. Каким недолгим был их путь, она осознала только тогда, когда они въехали в чудесные, украшенные орнаментом ворота и герцогиня воскликнула:

– Приехали!

– Уже? – удивилась Тина и, выглянув, увидела чудесный весенний пейзаж.

Сирень и рододендроны стояли в полном цвету. Их светлые цветы вперемешку с нежно‑розовыми цветами вишневых деревьев, посаженных вдоль дороги к дому, создавали впечатление волшебного царства красоты.

Затем неожиданно показался и дом. Его потрепанные от времени красные каменные стены, как драгоценный камень, выделялись на фоне серых, обнесенных балюстрадами террас и зеленых лужаек, спускающихся к парку, где в тени лежала сонная лань, и к серебристому озеру, по которому под изогнутыми мостами скользили белые лебеди.

– Какая красота! – с благоговением воскликнула Тина.

– Все это принадлежало семье с тех времен, когда королева Елизавета жила в Хатфилд‑Хаус, – поведала герцогиня. – Поместье переходило от отца к сыну. Уинчингемы всегда жили в Уинче.

– Не могу себе представить ничего более прекрасного, – шепотом призналась Тина, вспомнив, как лорд Уинчингем говорил, что из‑за долгов он потеряет это поместье. И с болью себя спросила: «Как же он мог им рисковать? Ведь он обязан был подумать не только о себе, но и о своих будущих детях, внуках».

Моя матушка приходилась Уинчингемам кузиной, – между тем продолжала рассказывать вдовствующая герцогиня. – Так что в моих жидах течет их кровь, и я этим горжусь. Вот почему я надеюсь, прежде чем умру, увидеть, как мой внук привезет сюда жену и обзаведется наследником.

Тине очень хотелось попросить ее не говорить больше ни слова, потому что слышать это становилось невыносимо. Если бы только герцогиня знала, что всего через несколько недель и дом, и поместье перейдут к другому владельцу!

Тем временем перед ее глазами с каждым мгновением открывались все новые красоты: резные статуи на террасах, окна со стеклами, переливающимися на солнечном свете, как бриллианты, азалии в английском саду… Наконец кареты подъехали к парадному входу, и слуги в бордовых, отделанных золотом ливреях открыли дверцу, вынесли лорда Уинчингема и внесли его в родовой дом.

– Помолимся о том, что он хорошо перенес путешествие, – предложила герцогиня, и по тому, с какой нежностью это произнесла, Тина поняла, что старая леди очень любит своего внука.

– Я уверена, хорошо выспавшись ночью, его светлость будет в полном порядке, – заверила она герцогиню и добавила: – Здесь, среди такой красоты и в таком покое, ему просто не может не стать лучше!

Она вышла из кареты с таким чувством, будто приехала домой, будто именно это место иногда видела во сне или будто выросла здесь, а не в маленьком, полуразрушенном домике, в котором жила с отцом.

Красота всегда производила на нее глубокое впечатление, но в Уинче ее поразили не блестящая полированная мебель и портреты в золоченых рамах, а прежде всего атмосфера покоя и счастья. Чувствовалось, что жившие тут люди окружали себя не насилием и тиранией, а любовью и нежностью.

Лорда Уинчингема отнесли наверх. Вскоре камердинер сообщил, что сельский врач, пришедший его ; осмотреть, нашел раненого в лучшем состоянии, чем ожидал после путешествия.

В гостиной герцогиню ждал бокал вина. Это была длинная комната с низким потолком, с видом на сад и обставленная изысканной мебелью, которую, как узнала Тина, изготовили специально для этого дома еще во времена правления Карла II.

Повсюду на глаза попадались изображения купидонов: статуэтки на полках лакированного шкафа, резьба на креслах с высокими спинками, на ламбрекенах над дверями и вокруг окон.

– Лорд Уинчингем, приехав в Уинч после Реставрации, – объяснила герцогиня, – влюбился в самое изысканное создание, одну из немногих, полагаю, женщин, осмелившихся сопротивляться королю. Он привез ее сюда и попытался превратить весь дом в пристанище ее красоты. Они были безмерно счастливы. У них было восемь детей. Оба дожили до глубокой старости и умерли с разницей всего в несколько лет. Их похоронили вместе, в частной часовне. Я вам завтра ее покажу.

– Какая прекрасная история! – восторженно произнесла Тина. – Таким и должен быть брак, не так ли? Два человека любят друг друга до смерти.

– Именно, – сухо согласилась герцогиня, – хотя она была без гроша в кармане. Появилась при дворе в одном только платье, но пленила всех, в том числе и самого короля.

Тина повернулась к окну. В голосе ее собеседницы безошибочно угадывался намек, и она прекрасно его поняла: герцогиня считает, что счастье не в деньгах, а в любви.

Тина упорно глядела на сад.

– Но я тоже хочу любить, – прошептала она. – Я тоже хочу быть счастливой, хочу, чтобы меня окружали купидоны.

Глава 6

Вскоре герцогиня поднялась отдохнуть, а Тина, предоставленная самой себе, обследовала часть дома. Переходя из комнаты в комнату, она обнаружила, что он именно такой, каким она себе его представила при первом же взгляде снаружи.

Комнаты – одна великолепнее другой. Низкие по толки с прекрасной лепниной времен Тюдоров, кое где поддерживаемые огромными деревянными колоннами, окна со сверкающими стеклами, украшенные странными узорами камины. Некоторые, выполненные из обожженного кирпича, оказались высотой в человеческий рост, позволяя расположиться даже внутри них, поближе к согревающему пламени.

Тина была достаточно сведуща, чтобы понять, что уникальная мебель несет на себе отпечаток людей всех поколений, которые покупали для своего любимого дома только самое лучшее. Ореховое дерево времен королевы Анны соседствовало с украшенными позолотой столами времен Карла II и образцами дубовой мебели эпохи Кромвеля с прекрасной инкрустацией, явно привезенной из Голландии, куда некоторые Уинчингемы отправлялись на поиски приключений.

«Какая красота, какая красота!» – продолжала повторять про себя Тина, всякий раз испытывая острую боль от сознания, что все эти сокровища, собранные семьей на протяжении столетий, перейдут к посторонним людям.

Она вдруг позавидовала человеку, который получит от владельца Уинча гораздо больше, чем деньги, и поняла, что ненавидит его, так ловко воспользовавшегося глупостью и расточительностью лорда Уинчингема.

К гостиной примыкала библиотека, от пола до потолка заставленная полками с книгами. Здесь все веяло ученостью, и в то же время у Тины появилось такое чувство, будто всем этим богатством редко пользовались. Для нее книги всегда были удовольствием, и, переходя от полки к полке, рассматривая их, она спрашивала себя, сколько из них успеет прочесть или хотя бы подержать в руках, прежде чем ей придется вернуться в Лондон.

В библиотеке был серый каменный камин с розой Тюдоров, наверняка построенный одновременно с самим домом. Тина почтительно прикоснулась к нему пальцами, а потом заглянула и в нишу, где вполне могли поместиться двое, чтобы обогреваться у огня и, вероятно, читать при свете пламени. Она села на старенькую деревянную скамейку и подняла глаза. Ей показалось, что наверху она увидела мерцающий свет, и подумала, как, должно быть, страшно трубочистам работать в такой темноте!

Неожиданно Тина услышала, что за ее спиной открылась дверь. С несколько виноватым видом она вышла из своего убежища, спрашивая себя, не сочтет ли вошедший, кем бы он ни был, странным найти ее здесь. В дверях стоял высокий седовласый человек, судя по всему – дворецкий.

– Простите, мисс, – почтительно произнес он, – но ее светлость просит вас к себе.

– Сейчас же иду, – быстро отозвалась Тина. – Я любовалась этим замечательным старинным камином.

– Он действительно очень древний, мисс, – пояснил дворецкий. – Это вообще одна из самых старых комнат в доме. Одно крыло дома сгорело лет сто назад, и его отстроили заново; но эта комната, Говорят, осталась невредимой с самого основания Уинча.

– Здесь очень красиво, – сказала Тина, направляясь к двери, – а резная лестница самая чудесная из всех, какие я только видела!

– Ее построил мистер Гринлинг Гиббоне всего сто лет назад, – сообщил дворецкий с явным пренебрежением к столь современному архитектору.

Тина с интересом взглянула на него.

– Вы любите этот дом, да? – осведомилась она.

– Я прожил здесь всю жизнь, – ответил дворецкий.

– Начинал помощником буфетчика при деде его светлости, и с тех пор у меня нет никакого другого дома.

– Я понимаю, что вы его любите, – сказала Тина. Она прошла по холлу, поднялась по удивительной резной лестнице и вдруг поймала себя на том, что ненавидит не мистера Ламптона, а лорда Уинчингема «Когда ему станет лучше, обязательно скажу ему, что я думаю о его поступке», – решила Тина, но тут же поняла, что это бесполезно.

Она повернулась и посмотрела в холл. В окна проникал солнечный свет, придавая полированным доскам радужный блеск. Ей показалось, что предки лорда Уинчингема почти умоляюще смотрят на нее с портретов. «Ты можешь это спасти! – казалось, говорили они.

– Ты можешь это спасти!

Ей хотелось убежать от них, но она растерялась, не зная, куда идти. Вдруг откуда ни возьмись появилась домоправительница в шуршащем черном шелковом платье и со связкой ключей на поясе.

– Ее светлость вас ждет, мисс, – вежливо произнесла она и показала Тине путь.

Она прошла по широкому коридору и открыла дверь. Герцогиня сидела на огромной кровати с пологом на четырех столбиках и совершенно необыкновенно выглядела: на голове чепец из кружев и муслина, заколотый несколькими бриллиантовыми брошами, поверх ночной рубашки – халат, отороченный горностаем, на шее сверкающие жемчуга и бриллианты, а тонкие запястья увешаны браслетами.

Абдул устроился на табурете у изголовья постели, а герцогиня выговаривала ему за какой‑то проступок.

– Ах, вот и вы, дитя мое! – увидела она Тину. – Вас очень долго искали.

– Простите, мадам. Я осматривала дом.

– Вас заинтересовал дом, дитя мое? – спросила герцогиня. – Что ж, это неудивительно. Поразительное место. Приехав сюда девочкой чуть старше вас, я чувствовала то же самое.

– Думаю, лорд Уинчингем тоже очень его любит, – несколько неуверенно произнесла Тина.

– Не любит, – отрезала герцогиня. – Разве молодежь что‑нибудь любит, кроме себя? Уинч – часть моего внука, но он еще не до конца это понял. Став постарше, начнет ценить свое поместье, как мужчины со временем начинают ценить своих жен, если они сделали правильный выбор.

Тина промолчала. Она подумала, что лорд Уинчингем не успеет оценить все, что потерял.

– Я послала за вами, потому что мне сказали: жена главного садовника больна. Приезжая в Уинч, я всегда навещаю ее и соблюдаю эту традицию уже много лет. Но сегодня я устала, а она слишком плохо себя чувствует, чтобы прийти ко мне. Вот и решила, что ей будет интересно познакомиться с вами. Передайте ей эту записку и скажите, что я навещу ее завтра.

– Да, конечно, передам, – ответила Тина. – Где она живет?

– Дом садовника вы найдете в конце огорода, – пояснила герцогиня. – Выйдя из парадной двери, поверните направо, пройдите мимо конюшен, и за ними начинается огород.

Тина была рада чем‑то заняться. Она взяла записку, сбежала по лестнице и вышла во двор. Солнце припекало ее непокрытую голову, но с озера дул легкий ветерок, донося аромат сирени.

Тина прошла по саду и оказалась у конюшен. Конюхи, что‑то насвистывая, чистили лошадей, которые привезли лорда с домочадцами из Лондона. Она решила завтра обязательно навестить лошадей и угостить их морковкой или яблочком, как всегда делала, когда жила с отцом. Жили они скромно, но своими конюшнями гордились. Отцу приходилось самому ухаживать за лошадьми, но они у него всегда были чистыми и здоровыми.

Постукивая каблучками по гравию, Тина миновала двор конюшни и наткнулась на калитку с часами. За ней начинался огород, как назвала этот участок герцогиня.

Огород был обнесен высокими красными кирпичными стенами эпохи Тюдоров, и, войдя в него, она увидела, что он содержится в идеальном порядке. Тина разглядела грядки с овощами, фасоль и горох на легких подпорках, аспарагус, похожий на толстые пальцы, указующие в небо. Аккуратные тропинки, огороженные низкими изгородями, привели ее в дальний конец огорода, в котором еще издали она увидела крышу коттеджа.

Однако около него девочка лет десяти сказала, что ее мама, жена садовника, миссис Пайпер, заснула и доктор запретил ее беспокоить. Поэтому Тина передала ей записку герцогини, попросила передать маме, кто заходил, и ушла.

Время у нее было, и она решила пройти дальше мимо коттеджа по узкой, довольно пыльной тропинке, огороженной высокой изгородью, по одну сторону которой простирался парк, а по другую – заросшие травой луга. Тина решила, что тропинка выведет к какой‑нибудь деревне, но через некоторое время, видя, что тропинка все вьется и вьется, поняла: надо возвращаться.

На одном из зеленых лугов она заметила цыганский табор. Разноцветные кибитки стояли вокруг костра, на котором в большом котле варилось ароматное мясо. Тина с улыбкой подумала: сколько же цыплят, кроликов, а вероятно, и фазанов, принадлежащих лорду Уинчингему, оказались в этом котле? Потом заметила в крошечных окнах кибиток смуглые лица – ее с любопытством рассматривали. Из одной кибитки вылез цыган с длинными волосами, доходящими ему почти до плеч, и тоже уставился на нее.

Ей вдруг стало неловко за свое вторжение, и она, повернувшись, поспешила по тропинке в сторону коттеджа садовника. По дороге ей встретились две цыганки. Одна – старая, с аккуратно заплетенными волосами, заколотыми наверх. Другая – молодая, с волосами, темным облаком ниспадающими ей на плечи. Острый подбородок, любопытный, живой взгляд. Она напомнила Тине какое‑то лесное животное. Обе несли большие корзины с прищепками и легко шагали по каменистой дороге босиком.

– Добрый день, – тепло и дружелюбно поздоровалась Тина, и цыганки остановились.

– Купите прищепки, миледи? – спросила женщина постарше.

У нее было очень милое лицо! Тина уловила что‑то восточное в ее высоких скулах и темных миндалевидных глазах. Она вспомнила, как отец рассказывал, что цыгане происходят из Индии, через Персию они попали в Египет, из Египта – в Европу и, наконец, во времена правления Генриха VIII – в Англию.

– Боюсь, я не пользуюсь прищепками, – ответила Тина.

– Позвольте мне хотя бы предсказать вам судьбу, леди, – взмолилась молодая цыганка, но Тина, засмеявшись, помотала головой:

– У меня нет с собой денег. Может быть, в другой раз? Я ведь должна посеребрить вашу ладонь, чтобы узнать будущее, не так ли? – Она говорила весело и почти с удивлением осознала, что, хотя и прожила всю жизнь в деревне, с цыганами еще никогда не встречалась.

– Это верно, леди, – откликнулась цыганка, – но вам, молодой и красивой, я погадаю бесплатно. – Не которое время она, прищурившись, рассматривала Тину, а потом произнесла низким, глубоким голосом: – Вам грозит опасность. Опасность! Бойтесь смуглого человека. Он предвещает несчастье, а за его спиной – кровь. – Потом открыла глаза и улыбнулась. – Помните, что я вам сказала, леди, и приходите к нам еще.

– И не забудьте все‑таки принести с собой серебряную монетку! – вмешалась цыганка постарше.

– Не забуду, – пообещала Тина, – и запомню, что вы мне сказали.

Возвращаясь домой, она размышляла о краткой встрече. В том, что деревенские жители боятся цыган, нет ничего удивительного. Цыганам удалось окружить себя ореолом таинственности, и Тина знала, что своими сверхъестественными способностями предсказывать будущее они внушают страх как молодым, так и старикам.

Опасность от смуглого человека! Разумеется, это чушь, думала она, но ведь сэр Маркус смуглый! Вероятно, брак с ним представляет для нее опасность. Несомненно, она будет очень несчастна. Однако какова альтернатива?

Весь день Тина думала о том, что надо срочно что‑то предпринимать, потому что драгоценное время уходит. Сожалела, что пришлось уехать из Лондона. Надо было ходить вместе с герцогиней на приемы, на балы, на рауты, пользуясь любой возможностью найти богатого мужа, ведь, как она уверяла лорда Уинчингема, это единственный шанс на спасение как для него, так и для нее.

На сэре Маркусе свет клином не сошелся! Есть еще, разумеется, лорд Альфред Картрайт. Но Тина понимала, что даже если она примет ухаживания лорда Альфреда, то до его предложения руки и сердца потребуются недели или даже месяцы. Может ли она позволить себе ждать так долго? И, вспомнив лица кредиторов лорда Уинчингема, тут же получила ответ на свой вопрос.

В открытом солнцу огороде было так жарко, что Тина постаралась быстро пробежать через него и, обогнув конюшни, вышла с другой стороны дома. Там господствовала атмосфера покоя и отсутствия времени.

Старый сад, должно быть, разбили одновременно со строительством дома. Она представила себе, как каждое поколение Уинчингемов добавляло в нем аллею или новую клумбу, кто‑то посадил кустарники и деревья, кто‑то установил украшенный орнаментом фонтан, привезенный через несколько морей из Италии, но все это выглядело удивительно гармоничным. А, подойдя наконец к озеру с лебедями, опускающими желтые клювы в серебристую воду, Тина поняла, что сердце ее навсегда отдано этому дому.

Камердинер сообщил, что лорд Уинчингем не настолько хорошо себя чувствует, чтобы принять герцогиню или Тину. Он устал, и доктор дал ему микстуру, чтобы он заснул.

– Разумно, – одобрила герцогиня. – У этих сельских врачей гораздо больше здравого смысла, чем у модных лондонских светил. Может быть, старому доктору Уильямсу и под восемьдесят, но в одном его пальце больше мудрости, чем во всех этих напыщенных олухах, которые берут гинею за визит, а о человеческом теле знают не более моего!

– Надеюсь, лихорадка прошла? – неуверенно спросила Тина.

– Кожа у его светлости довольно прохладная, – сказал Джарвис.

– Как вы думаете, долго он еще будет болеть? – поинтересовалась Тина.

Камердинер скривил губы в чуть заметной, призрачной улыбке.

– Я знаю его светлость, мисс. Он не задержится в постели ни на секунду дольше, чем это необходимо. Джарвис поклонился и приготовился идти.

– Не надо ему вставать слишком быстро, – резко проговорила герцогиня.

– Тогда, ваша светлость, нам придется приковать его цепями, – отреагировал камердинер.

Герцогиня засмеялась, а когда Джарвис ушел, обратилась к Тине:

– Этот человек обожает Стерна. Только ума не приложу почему. Мой внук полночи не дает ему покоя, заставляя его трястись в быстрых фаэтонах отчего у бедняги чуть не выпадают зубы. Иногда я начинаю сомневаться в Стерне, но раз Джарвис продолжает его боготворить, то, может, он уж не совсем пропащий? – Она опять засмеялась и, даже спускаясь вниз, чтобы переодеться к обеду, продолжала хихикать.

Они с Тиной спокойно пообедали за огромным столом, за которым легко могли бы уместиться еще двадцать гостей. Потом еще некоторое время посидели в гостиной, пока герцогиня не заявила, что она устала и хочет удалиться к себе в спальню.

– Как вы думаете, я могу взять книгу в библиотеке? – робко спросила Тина, когда они вышли в холл.

– Ну конечно, – отозвалась герцогиня. – Правда, думаю, они все покрыты толстым слоем пыли. Не верю, что мой внук открыл хоть одну книгу с тех пор, как окончил Оксфорд.

– А я люблю читать, – искренне призналась Тина.

– Тогда поспешите, – приказала герцогиня. – Не могу же я ждать вас тут полночи!

Тина хотела сказать, что сможет подняться наверх и сама, но решила, что герцогиня чувствует себя ответственной за нее, а потому промолчала и скорее побежала в библиотеку, освещая путь свечой.

Шторы в библиотеке были задвинуты, и, чтобы выбрать нужную книгу при свете одной свечи, потребовалось время. Тина смутно помнила, что слева от камина стояли книги в знакомых переплетах, похожие на те, что читал ей на ночь отец. Она схватила одну из них и быстро побежала обратно, чтобы не задерживать герцогиню.

– Ну же, ну же, дитя мое! – нетерпеливо произнесла та.

В серебряных канделябрах, украшавших стены, горели свечи, но герцогиня тоже держала в руках зажженную свечу, словно вокруг была темнота. «Наверное, она просто соблюдает традицию», – подумала девушка. Наверху в коридорах тоже горели свечи, а войдя в свою спальню, Тина обнаружила зажженные свечи по обеим сторонам зеркала и одну на туалетном столике.

«Все‑таки своеобразные порядки в этом доме», – отметила она, вспомнив, как они с отцом всегда задували свечи перед тем, как выходили из комнаты.

Тина медленно раздевалась, обдумывая события прошедшего дня и вечера. Ей казалось, что за последние несколько дней она прожила огромную жизнь и стала намного старше.

Она глянула на себя в зеркало в золоченой раме. Кто бы узнал школьницу в девушке, смотрящей на нее? Горничная герцогини перед обедом сделала ей прическу, а ее платье, совсем простое на вид, стоит между тем пятьдесят гиней! Герцогиня перед балом настояла, чтобы Тина надела нитку жемчуга, а когда Тина стала возвращать ее, велела оставить себе.

Каким невероятным и фантастичным казалось все это – огромный дом и слуги, готовые к их появлению. За обедом герцогиня обронила, что Уинч всегда готов к неожиданному приезду хозяина: постели регулярно проветриваются, все комнаты открыты и убраны, повсюду стоят свежие цветы, и всегда есть запас продуктов для приема дюжины, а то и более гостей!

Тина и понятия не имела, что существуют люди, ведущие столь шикарный образ жизни. Она помнила, как они с отцом экономили каждый пенни из его крошечной пенсии, на которую жили, как всегда, боялись потратить лишние гроши, чтобы к концу месяца не оказаться в долгах. А понимает ли лорд Уинчингем, что такое бедность? Ведь он пока не сталкивался с ней. И ей невольно стало жаль его, если, конечно…

Тина взяла книгу, принесенную из библиотеки, но, открыв ее, обнаружила, что это совсем не то, что она хотела почитать, а какой‑то трактат на латинском языке. Вскрикнув от досады, бросила книгу на туалетный столик, легла в постель и задула свечу на туалетном столике, оставив гореть только свечи у зеркала. Спать ей не хотелось, а лежать в темноте было как‑то неуютно. Рассматривая тени на потолке, она старалась думать о чем угодно, только не о себе. Но ее мысли все время возвращались к одному и тому же: положению лорда Уинчингема и ее собственному, сэру Маркусу Уэлтону и кредиторам, стоящим у подножия лестницы И размахивающим счетами.

Где‑то вдалеке пробили часы, потом прошел еще один час. Сна все не было. Решившись, Тина вылезла газ постели. Только чтение могло отвлечь ее от невеселых мыслей и помочь уснуть.

Она сунула ноги в мягкие тапочки и надела пеньюар из муслина и кружев, который герцогиня заставила ее купить у мадам Раше. Ее светлые волосы рассылались по плечам. Она нетерпеливо зачесала их назад со лба и, взяв подсвечник с горящей свечой, бесшумно открыла дверь спальни.

На лестничной площадке было темно. Кто‑то погасил свечи в коридоре, на лестнице и в холле.

Тина почувствовала теплый аромат пчелиного воска и весенних цветов. Во всем доме стояла сонная тишина, которая всегда наступает ночью в старинных домах, создавая впечатление, будто они тоже спят, как живые существа.

Она медленно спустилась по лестнице и прошла по холлу, почти бесшумно ступая по восточным коврам, покрывающим полированные доски.

Но, открыв дверь в библиотеку, Тина увидела в комнате свет. Внутри у нее все похолодело. В дальнем конце, у камина, спиной к ней стоял человек. Свою свечу он поставил на камин, поэтому ей был виден только его силуэт. Она решила, что это лорд Уинчингем, но потом, когда мужчина повернул голову, узнала в нем Клода.

Инстинкт, должно быть, подсказал ему, что в библиотеку кто‑то вошел – ведь она не издала ни звука. – Господи! – воскликнул он. – Что вы здесь делаете? – В его голосе явно звучало удивление.

– То же самое я хотела спросить у вас, – отозвалась Тина. Ее страх прошел, когда она узнала Клода. – Я думала, это вор.

– Вероятно, так оно и есть, – почти с вызовом произнес Клод. – Но вы, почему вы здесь?

– Мы приехали сегодня, потому что доктора сочли, что лорду Уинчингему будет лучше в деревне, – пояснила Тина. – Вы разве не знаете, что в него стреляли? – Она наблюдала за лицом Клода, подняв свечу немного выше и подойдя к нему.

– Да, да, я слышал о происшествии, – быстро ответил он.

– Вы не слышали о нем, – с упреком поправила его Тина. – Вы о нем знали, не так ли? Вы сделали это и бежали именно сюда, потому что думали, что вас здесь никто не будет искать! – Она говорила беспощадно, и в голосе ее звучало обвинение.

Тина думала, что Клод станет оправдываться, но он даже не смотрел ей в глаза.

– Вы говорите вздор! – взорвался он. – Зачем мне стрелять в Стерна? Во всяком случае, насколько я понимаю из ваших слов, он жив?

– А вы надеялись, что мертв, не так ли? – съязвила Тина. – Так и было бы, если бы пуля не попала в его пуговицу! Как вы могли решиться на столь возмутительный поступок?

– Я этого не делал! – огрызнулся Клод. – Я ни в чем не признаюсь, а вы не можете доказать, что я в него стрелял!

– Да, я не могу этого доказать, – согласилась Тина, – но стреляли все‑таки вы, и я знаю почему. Вы думаете, что, если он умрет, вам достанутся его деньги, думаете, что унаследуете Уинч. И полагаю, так как попытка убийства законного владельца оказалась безуспешной, теперь вы пытаетесь украсть все, что можете, пока он еще достаточно слаб и не может вам помешать?

Она говорила с такой яростью и гневом, что Клод испугался.

– Я кто угодно, – с негодованием заявил он, – но не мелкий воришка!

– Вы убийца! – парировала Тина. – Только убийство не состоялось. Если вы не собираетесь ничего красть, тогда что вы делаете здесь, пробравшись сюда глубокой ночью?

Глянув на окно, она увидела, что оно открыто и одна из штор отодвинута.

– Если хотите знать правду, – Клод пытался говорить с достоинством, – я ищу сокровище!

– Сокровище? Что еще за сокровище? – удивилась Тина.

– Принадлежащее нашей семье, – ответил он. – Только оно может спасти меня! Если мне удастся его найти, я его возьму, не сказав Стерну ни слова. Находки принадлежат тому, кто их находит, а если он не может найти сокровище, то почему бы не попытаться мне?

– Не понимаю, о чем вы говорите, – сказала Тина.

А вам не рассказывали? – с раздражением полюбопытствовал Клод. – В эту историю посвящают каждого, кто приезжает в этот дом. Уинчингемы спрятали сокровище прежде, чем отправиться в Вустер сражаться за короля Карла. Но все они погибли, за исключением одного десятилетнего ребенка, который вместе с матерью бежал во Францию. Когда в Англии началась Реставрация, он сюда вернулся. Получил назад Уинч и все свои владения, но не знал, где спрятано сокровище, и никто из оставшихся в живых не мог ему сказать! Поэтому на протяжении веков Уинчингемы ищут свое сокровище. Мы со Стерном в детстве тоже забавлялись этим. Став взрослым, он, полагаю, перестал верить в эту историю. Но я знаю, оно где‑то здесь, и я его найду! Это единственное, что может меня спасти!

– И я должна верить, что все это правда? – отозвалась Тина. – А вдруг вы пришли для того, чтобы предпринять еще одну попытку убить вашего кузена? У меня большое желание позвать слуг, сказать им, что это вы стреляли в их хозяина, и попросить как можно скорее выставить вас отсюда!

– Если вы это сделаете, – нагло заявил Клод, – то я скажу, что вы назначили мне свидание в библиотеке, когда в доме все лягут спать. Вряд ли это пойдет на пользу вашей репутации!

Тине вдруг показалось, что Клод похож на загнанную в угол крысу, но она так сильно его презирала, что даже не рассердилась, а просто рассмеялась:

– Успокойтесь! Я не собираюсь звать слуг, потому что мне стыдно – не хочу, чтобы они увидели, как низко может пасть Уинчингем! Герцогиня знает, что стреляли именно вы. Когда я ее спросила: «Что вы собираетесь предпринять, чтобы найти стрелявшего в лорда Уинчингема?» – она очень просто ответила: «Думаю, будет лучше, если он скроется» – Тина помолчала, чтобы дать ему возможность оценить смысл сказанного, потом продолжила: – Ее светлость против скандала в семье, и я, разумеется, не стану усугублять положение.

Клод, сообразив, что угроза публичного разоблачения миновала, унял свой гонор и задумчиво посмотрел на Тину:

– А знаете, вы действительно хорошенькая! Почему бы вам не выйти за меня и спасти нас всех от многих неприятностей?

Она расхохоталась:

– Я не вышла бы за вас, даже если бы вы остались единственным мужчиной на земле! Так что не трудитесь зря! А что до поисков сокровища, то думаю, вам лучше убраться отсюда, пока вас не поймали. Вы знаете, как бдительно охраняет лорда Уинчингема его камердинер? Если он услышит в доме хоть малейший шум, то, безусловно, поднимет на ноги весь дом! Что тогда будет с вами?

– Хорошо, я уйду, – мрачно буркнул Клод, – но хочу вас предупредить, что приходил сюда раньше и приду еще! Я должен найти это сокровище! Оно где‑то здесь, в доме, мы все об этом знаем. Куда же, черт возьми, эти идиоты его спрятали?

– Наверное, его уже давно нашли отряды Кромвеля, – предположила Тина.

– Нет, не нашли. Это точно известно. В дневнике генерала Ферфакса записано: «Мы весь день искали в Уинче знаменитое сокровище Уинчингемов, но ничего не нашли, хотя мои люди перерыли весь дом».

– Что ж, надеюсь, лорд Уинчингем найдет его раньше вас! – усмехнулась Тина.

– В таком случае я заставлю его поделиться! – огрызнулся Клод.

Тина вдруг взорвалась:

– Убирайтесь и оставьте в покое вашего кузена! Убирайтесь! Меня от вас тошнит! И знайте, если вы снова побеспокоите лорда Уинчингема, я передам вас в руки правосудия! Помните, я была в саду, когда вы в него стреляли, и я поклянусь, что видела, кто стрелял, и узнала вас!

– Ах вы маленькая тигрица! – ругнулся Клод. – Вы не знаете, что такое быть в отчаянии! Мне нужны Деньги, понимаете? А кто мне их даст? А вы, очевидно, Цепляетесь как за собственные деньги, так и за деньги Стерна!

Намек был совершенно прозрачным.

– Вон! – в ярости закричала Тина.

– Хорошо, хорошо, я уйду, но вы обо мне еще услышите!

Тина не удостоила его ответом. Она смотрела, как он вылезает через открытое окно и прыгает на террасу После этого захлопнула окно, задвинула шпингалет и пронаблюдала, как Клод удалялся по тенистому саду. Наверное, у него где‑нибудь спрятана лошадь, подумала она, как и в тот вечер, когда он стрелял в лорда Уинчингема, и, вероятно, сегодня часть дня он проспал в одном из летних домиков в саду или, может быть, в местной гостинице, где его знают и наверняка ничего не скажут. Дождался ночи, зная, что, когда дом закроют и наступит тишина, у него есть возможность проникнуть сюда и приступить к поискам сокровища. Л существует ли оно на самом деле? Скорее всего, это одна из бесчисленных легенд, которые сочиняются о старых домах, – чуть ли не в каждом из них якобы припрятан клад. Но даже если это и так, спустя столько лет у Клода очень мало шансов что‑нибудь найти.

На какое‑то мгновение у Тины мелькнула мысль: как было бы замечательно, если бы сокровище действительно существовало, а они с лордом Уинчингемом его обнаружили! Тогда пришел бы конец всем их неприятностям: он выплатил бы свои долги, а ей не пришлось бы выходить за сэра Маркуса. Но она сразу же одернула себя: такое происходит только в сказках, а в реальной жизни замуж выходят лишь для того, чтобы избежать ненавистной участи гувернантки с мизерным жалованьем, на которое вряд ли купишь все необходимые свечи для этого дома.

Тина еще раз проверила шпингалет, чтобы удостовериться, что окно плотно закрыто, но вдруг заметила в нем дефект. Так вот почему Клоду удалось его открыть! Она задумалась: как обратить на это внимание домоправительницы, не показавшись слишком любопытной и назойливой?

Задернув шторы, Тина вернулась к столику, на котором стояла ее свеча. Свеча, зажженная Клодом, горела на камине. Она подошла к ней, чтобы задуть ее, посмотрела на сам камин. Ей захотелось дотронуться до камня и нащупать чувствительными пальцами какой‑нибудь крошечный засов или пружину. Но не удержалась и рассмеялась. Несколько поколений Уинингемов искали именно в этом месте! Стоит ли продолжать поиски там, где другие ничего не нашли?

Тина задула свечу на камине и взяла свою. Было уже слишком поздно для того, чтобы выбирать книгу. Она прошла по холлу и медленно поднялась по лестнице. Ей было приятно думать, что она одержала верх над Клодом и выставила его из дома, но перед ее глазами по‑прежнему стояло его злобное лицо, а в ушах угрожающе звучало: «Вы еще обо мне услышите»

Глава 7

На следующее утро Тина проснулась с дурным предчувствием, словно над ней висело тяжелое облако. Солнечный свет диссонансом ее настроению заливал комнату. Она встала и посмотрела в окно на цветущие в парке каштаны. Их розово‑белые соцветия, похожие на свечи, устремлялись к голубому небу, а в озере отражались кусты рододендронов.

Почему, – спросила она себя вслух, – все прекрасное и созданное для счастья должно быть омрачено?

Ей казалось, что сэр Маркус с уверенным выражением лица, которое она, похоже, никогда не забудет стоит за ее спиной.

Тина поспешно оделась, спустилась вниз и узнала, что герцогиня провела беспокойную ночь, а потому просила ее не беспокоить до второй половины дня. А дворецкий сообщил, что его светлости немного легче и он надеется сегодня принять посетителей.

Тина прошла через холл и вышла в сад, где погуляла по берегу озера и полюбовалась лебедями, пожалев, что не захватила с собой хлеба. На это ушло, наверное больше часа, но, внезапно почувствовав несвойственное ей беспокойство, она вернулась в дом. Впрочем, Тина понимала, в чем дело. Как бы она ни старалась не думать об этом, ее мысли постоянно возвращались к одному и тому же отчаянному вопросу: какой выбор она должна сделать, чтоб» спасти и себя, и лорда Уинчингема?

Тина вошла в дом через боковую дверь и прошла по холлу мимо открытой двери гостиной, откуда доносились мужские голоса. Удивившись, кто бы это мог навестить их в столь ранний час, она остановилась и тут услышала:

– Это подойдет вам, Рапсон, ведь именно такое поместье вы искали, не правда ли?

– Конечно, подойдет, мистер Ламптон, – ответил другой голос. – А как скоро, вы полагаете, я смогу вступить во владение?

Некоторое время стояла тишина, потом первый, как догадалась Тина, мистер Ламптон, сказал:

– У лорда Уинчингема меньше трех недель на то, чтобы вернуть мне долг, но, как я уже вам объяснил, он не сможет найти деньги. У нас с ним один поверенный, и я очень трезво оцениваю его теперешнее положение. Поэтому, как только лорд откажется платить, Уинч будет вашим при условии, разумеется, что к тому времени будет составлена купчая.

– Я буду готов, – последовал ответ. – Уверяю вас, сэр, это именно такое поместье, какое я ищу. Могу даже сказать, это поместье, о котором я мечтал!

Почувствовав от закипающего внутри нее гнева прилив мужества, Тина отважно вошла в гостиную, где увидела двух мужчин, стоящих в дальнем конце комнаты у окна в сад. Она никогда не была в этой комнате, но поняла, что это приемная – здесь гости ждали, когда их примут.

– Доброе утро, джентльмены, – ледяным голосом поздоровалась Тина.

Мужчины обернулись. Ламптон оказался именно таким, каким она себе его и представляла: высокий, средних лет, с суховатым, жестким лицом расчетливого игрока. Его собеседник был низеньким и толстым. Тина с первого взгляда угадала в нем человека, который сделал себя сам, – богатого землевладельца с севера страны, мечтающего перебраться ближе к столице и войти в светское общество, полагая, что там он добьется значительно большего, чем в окружении людей, прекрасно осведомленных о его низком происхождении.

Оба джентльмена учтиво поклонились, Тина присела в неглубоком, почти небрежном реверансе. – Могу ли я чем‑нибудь помочь вам? – спросила она. – Полагаю, вы слышали, что лорд Уинчингем нездоров и никого не принимает, а его бабушка, герцогиня, еще не встала.

– Мы приносим извинения за столь ранний визит, – невозмутимо отозвался мистер Ламптон, – но мой друг, мистер Рапсон, сегодня уезжает и очень хотел справиться о здоровье лорда Уинчингема.

– Уверена, его светлость будет очень признателен за заботу, – с сарказмом заметила Тина. – Могу я предложить вам что‑нибудь выпить?

– Дворецкий уже любезно предложил, – ответил мистер Ламптон. – Мы оба с удовольствием выпьем по бокалу вина, так как очень устали после трех часов, проведенных в дороге.

– Вы в самом деле приехали из Лондона? – удивилась Тина. – Какие там свежие сплетни? Или их черед еще не настал?

В глазах мистера Ламптона она прочла любопытство и некоторое недоумение. «Конечно, – подумала Тина, – ему очень трудно понять, кто я такая. Наверное, он не слышал о моем появлении в свете и о бале, устроенном герцогиней»‑. Учтя это, она произнесла:

– Однако я ошиблась! Вы приехали не из Лондона, а откуда‑то издалека. Я почти уверена, что кто‑то упоминал о вашем отсутствии.

– Меня действительно не было в Лондоне. Я находился на севере у моего друга мистера Рапсона. Ему надо было встретиться со мной по очень важному вопросу, поэтому, невзирая на разгар сезона в Лондоне, я уехал к нему в Йорк. Путешествие оказалось не из легких, но, должен признаться, игра стоила свеч!

– Спасибо, спасибо! – заулыбался мистер Рапсон. – Я рад, что вам понравилось у меня, но я вам уже объяснил, что в последние пять лет у меня появились причины перебраться на юг!

– Да, да, вы мне говорили! – оборвал его мистер Ламптон, словно опасался, что тот может наговорить лишнего.

– Жаль, что вас не было! – с милой улыбкой произнесла Тина. – Вы пропустили самое потрясающее событие, происшедшее в Уинчингем‑Хаус!

– Потрясающее событие? – насторожился мистер . Ламптон.

– Да! Разумеется, для вас в этом нет ничего особенного, но мой опекун, лорд Уинчингем, представлял меня Лондону, а его бабушка, герцогиня Хартингфорд, сопровождала меня. Был устроен великолепный бал! Многие говорили, что давно уже не видели такого великолепия!

– Бал в Уинчингем‑Хаус?! – удивленно воскликнул мистер Ламптон.

– Все было в высшей степени изысканно! За обеденным столом сидело около сорока человек! Точно не помню. Я не могла оторвать глаз от золотых блюд, украшавших стол! Чудесная кухня, вина! Блюда следовали одно за другим! Вина меня не особенно интересовали, но джентльмены были от них в восторге!

– Это же стоило, наверное, целое состояние! – почти задыхаясь, воскликнул мистер Ламптон.

– Но это еще не все, – засмеялась Тина. – Наняли самый лучший оркестр Лондона, и котильоны пользовались баснословным успехом! – Ее воображение разыгралось не на шутку. Заметив недоверчивое выражение лица мистера Ламптона, она продолжила: – Все деревья и кусты в саду были украшены горящими свечами! А мое платье! О! Хотелось бы мне описать вам мое платье!

– Этот бал лорд Уинчингем устроил в вашу честь? – полюбопытствовал мистер Ламптон.

? – Конечно, ведь он мой опекун! Перед смертью мой отец поручил ему все заботы обо мне. – Тина вздохнула и потупила глаза. – Бедный отец очень боялся, что меня обманут или станут преследовать люди, которым нельзя доверять, например охотники за приданым. Поэтому он попросил своего друга, лорда Уинчингема, с которым служил в армии, позаботиться обо мне! – Она подняла глаза и, увидев выражение лица мистера Ламптона, еле сдержала смех.

– Так вы наследница? – прямолинейно и грубо спросил он.

Тина снова потупила глаза.

– Меня всегда учили не хвастать моим богатством, сэр, – жестко отрезала Тина.

– Это правильно! – с готовностью согласился мистер Рапсон. – Я всегда говорю и дочери и сыну: «Никогда не хвастайте тем, что имеете, этим вы вызовете не восхищение, а только зависть!»

– Ну вот, сэр, вы меня понимаете! – радостно проговорила Тина. – Вашим детям повезло, что у них такой мудрый отец, который их Наставляет и поучает Трудно расти без родителей, но, к счастью, у меня есть опекун!

– Послушайте! – почти грубо прервал их мистер Ламптон. – Вы уверены, что лорд Уинчингем не в со стоянии принять меня? Я бы очень хотел поговорить с ним!

– Это совершенно невозможно, – категорично заявила Тина. – У него была лихорадка, и врач запретил пускать к нему посетителей. А! Вот и вино, которое, надеюсь, вам понравится. Выпейте, и тогда у вас не будет оснований считать, что вы зря проделали столь дальний путь!

Она с удовлетворением следила, как мистер Ламптон мрачно, без удовольствия пьет вино. Мистер же Рапсон дружелюбно болтал, с интересом осматривая мебель и картины. В особенный восторг его привел вид из окна.

– Да, именно такой особняк я всегда мечтал иметь! – вымолвил он наконец.

Тина чуть заметно ухмыльнулась, увидев, как мистер Ламптон резко толкнул его в бок, после чего мистер Рапсон немедленно замолчал.

– Позвольте нам откланяться, – тут же сказал мистер Ламптон. – Передайте, пожалуйста, наилучшие пожелания лорду Уинчингему и ее светлости. Будьте любезны, скажите им, что я огорчен, не сумев засвидетельствовать лично мое почтение!

– Я обязательно передам им обоим ваши любезные слова! – успокоила его Тина. – Полагаю, мы с герцогиней скоро вернемся в Лондон. У нас масса приглашений на балы, рауты, маскарады, приемы, так что долго оставаться здесь было бы жаль. Кроме того, вы же понимаете, мне еще предстоит примерка дюжины платьев и драгоценностей. Я хотела бы выбрать ожерелье, которое мой опекун обещает подарить мне на день рождения! Я уж постараюсь, чтобы оно было достойно украсить и королеву!

Тина видела, как мистер Ламптон почти в ярости сжал губы, потом пронаблюдала, как он спустился по лестнице, оседлал свою лошадь и уехал, даже не обернувшись. Мистер Рапсон, напротив, постоянно оборачивался, чтобы посмотреть на нее и с почти благоговейным ужасом – на дом.

Когда они скрылись из вида, Тина перестала улыбаться и вздохнула. Может быть, сейчас она и напугала мистера Ламптона, но менее чем через три недели он узнает истинное положение вещей. Тревога давила на нее. Стараясь прогнать прочь дурные мысли, она поднялась по лестнице, пробежала по коридору к спальне лорда Уинчингема и постучала в дверь, которую тотчас же открыл камердинер.

– Могу я сейчас увидеть лорда Уинчингема? – спросила Тина.

– Пожалуйста, подождите немного, мисс, – откликнулся камердинер, прикрыв дверь.

До Тины донеслось бормотание, затем раздался голос лорда Уинчингема, удивительно сильный:

– Проходите, Тина. Я как раз собирался послать за вами.

Когда она вошла, лорд Уинчингем сидел в постели, опираясь на подушки. Лицо его было бледно, словно из него выкачали кровь, но лихорадочный блеск в глазах исчез, и рука, которую он ей протянул, была тверда.

– Проходите, садитесь, – пригласил лорд. – Расскажите мне, что происходило. У меня такое чувство, будто я поднялся из могилы.

– Вы могли там оказаться, – подтвердила Тина.

– Да, да, я знаю, – ответил он и, повысив голос, обратился к камердинеру: – Вы свободны, Джарвис. Я позвоню, когда вы понадобитесь.

– Слушаюсь, милорд, – склонил голову камердинер и с фамильярностью старого, опытного слуги добавил: – Только не переутомляйтесь. Вы еще не так сильны как телом, так и годовой.

Как только дверь за Джарвисом закрылась, лорд Уинчингем засмеялся:

– Знаете, а он прав. Вчера у меня весь день было такое чувство, будто я сошел с ума. Видел самые нелепые сны, и большей частью о вас.

– У вас есть какие‑нибудь соображения, кто в вас стрелял? – поинтересовалась Тина.

Он взглянул на нее, скривив губы:

– Вы не хуже меня знаете, кто в меня стрелял. Но что мы можем сделать? Нельзя же допустить скандала в семье.

– Я никогда не думала, что Клод настолько сумасшедший, что решится на такое, – сказала Тина. – И что вы думаете? Вчера ночью я застала его в библиотеке!

– Клод был здесь вчера ночью? – удивился лорд Уинчингем. – Какая наглость! Наверное, приехал узнать, не умер ли я?!

– Да нет. Он очень удивился, увидев меня. И знаете, чем он занимался? Искал сокровище в библиотеке!

– О господи! Да он еще больший болван, чем я думал! – воскликнул лорд Уинчингем. – Он с детства одержим этим сокровищем. Обычно привлекал и меня к его поискам, но мне это скоро надоело, я занялся другими делами. Клод обшарил этот дом от чердака до подвала! Однако, принимая во внимание, что отряды Оливера Кромвеля и многие поколения Уинчингемов проделывали то же самое, наш шанс найти хоть четыре пенса был равен нулю!

– Но Клод в это верит…

– Клод верит, что деньги свалятся на него с небес, – подчеркнул лорд Уинчингем. – Если бы только этот болван знал, что, выстрелив в меня, он не разбогатеет ни на пенни!

– А вот этого он знать не должен! – воскликнула Тина. – Иначе он поднимет шум, и все кредиторы Лондона начнут охотиться за вами!

– Что вы знаете о моих лондонских кредиторах? – удивился лорд Уинчингем.

Тина рассказала ему, как кредиторы явились на Беркли‑сквер, лишь только стало известно, что в него стреляли.

– Ну и наглость! – воскликнул лорд Уинчингем. – Прямо как стервятники! Не могут даже дождаться, когда человек благополучно скончается, чтобы растащить его имущество!

– Мистер Грейчерч их выпроводил, – продолжила Тина.

– Честь и хвала старому Грейчерчу! Не такой уж он божий одуванчик, каким кажется, – заметил лорд Уинчингем.

Но что нам делать? – внезапно встревожилась Тина. – Все эти люди не могут дождаться подходящего момента, чтобы наброситься на вас. Да еще мистер Ламптон продает ваш дом у вас за спиной!

– Что делает Ламптон? – чуть не закричал лорд Уинчингем. – О чем вы говорите?

Тина сообщила о недавнем визите мистера Ламптона. Лорд Уинчингем покраснел от гнева и попытался приподняться на подушках.

– Будь он проклят! Да как он смеет думать, что я настолько разгромлен, что меня можно не принимать в расчет! – Лорд исторг поток ругательств, от которых Тина была вынуждена зажать уши. – Чтоб его душа горела в аду! – заключил он. – Я не переживу, если он продаст Уинч постороннему человеку!

– Именно это он и намерен сделать, если мы не найдем способ остановить его. Но мы должны его остановить!

– Иными словами, я должен заплатить мой долг! – произнес лорд Уинчингем. – Что вы собираетесь делать? Почему вы здесь? Черт возьми, вы не найдете миллионера, сидя у камина или прогуливаясь по парку! Возвращайтесь в Лондон!

Тина засмеялась:

– Вообще‑то мы очень волновались за вас!

– Если уж на то пошло, я и сам за себя волновался. Я прекрасно понимаю, что если сейчас умру, то не только Уинч, но и все, чем я владею, перейдет в руки этой свиньи Ламптона. Я и вас оставлю на бобах! Я видел во сне, как кто‑то срывает с вас платье! Да, теперь припоминаю! Платье, в котором вы были на балу, срывал с вас человек, похожий на Ламптона.

– Ну, это был всего лишь сон, хотя мы оба знаем, что он может стать явью!

Тогда спасите нас, Тина! Ради бога, спасите нас обоих! – Выбившись из сил, лорд Уинчингем откинулся на подушки. – Честно говоря, я не очень‑то верю в этот дурацкий план, – пробормотал он, – но, похоже, у нас нет иного решения. Что можно еще придумать, как только найти вам богатого мужа?

– Ничего, – спокойно подтвердила Тина.

Она встала и подошла к открытому окну, залитому солнечным светом. Из этой комнаты открывался совсем другой вид, чем из тех, где она уже побывала. От дома через сад поднималась на холм тенистая аллея, ведущая к великолепному греческому храму, стоящему в полукруге высоких тополей. Зрелище было таким красивым и таким неземным, что, забыв на мгновение обо всех неприятностях, она воскликнула:

– Какой красивый храм!

– Его построил один из моих предков в честь Афродиты, богини любви, – пояснил лорд Уинчингем и сердито проворчал: – Любовь! Что толку болтать о такой ерунде! Нам нужны деньги! Деньги мне, деньги – вам, деньги – для Уинча! Деньги, чтобы бросить их в лицо этому самодовольному дьяволу Ламптону!

Пока он выплескивал свой гнев, Тина, почти не слушая его, любовалась маленьким храмом любви. Такой простой и чистый, освещенный солнцем, он казался очень далеким от ее неприятностей, хлопот и бед, словно сошел со страниц сказочной книги. Отвернувшись от окна, она подошла к постели лорда.

– Ладно. Мы должны сосредоточить все силы на поисках денег. Ничего другого нам не остается.

– Вам на балу никто не делал предложений? – спросил лорд Уинчингем.

– Полагаю, это можно назвать предложением…

– Кто? – с нетерпением полюбопытствовал он.

– Сэр Маркус Уэлтон. – Тина почувствовала, что при одном упоминании этого имени у нее задрожал голос.

– Уэлтон?! Что ж, он достаточно богат, хотя не могу сказать, что чувствую к нему особое расположение.

– Он действительно богат? – Тина лелеяла слабую надежду, что ответ будет отрицательным.

– По‑моему, у него баснословное состояние, – легкомысленно отозвался лорд Уинчингем. – Он всегда сорит деньгами направо и налево. Говорят, принц Уэльский бесконечно у него занимает.

– В нем есть что‑то, не могу сказать, что именно, что меня пугает, – почти неслышно поделилась Тина.

– Он богат, – быстро повторил лорд Уинчингем. – Ведь только это имеет значение, не так ли? Хотя Уэлтон совсем не тот человек, которого легко провести. Может случиться и так, что вы выйдете за него, а он откажется выложить денежки!

– Я выйду только за тоге, кто выполнит поставленные мной условия прежде, чем наденет мне на палец кольцо! – заявила Тина.

Лорд Уинчингем с восхищением посмотрел на нее.

– А в вас больше мужества, чем у большинства известных мне мужчин, – отметил он. – Когда я впервые увидел вас, вы мне показались очень хорошенькой, но совершенно неприспособленной к реальной жизни, если вы понимаете, что я имею в виду: девушкой, которая упадет в обморок при малейшей трудности или опасности.

– Вы забываете, что я дочь солдата, – возразила Тина.

– Черт возьми, думаю, ваш отец гордился бы вами! – воскликнул лорд Уинчингем и увидел, что она покраснела, а на ее глаза навернулись слезы.

– Мы пока не победили, – быстро напомнила Тина. – Но у меня есть неприятное предчувствие, что скоро здесь появится сэр Маркус.

Услышав нотку отчаяния в ее голосе и увидев слезы в ее глазах, лорд Уинчингем быстро отреагировал:

– Вы его ненавидите, не так ли?

– Он мне отвратителен. Правда, не знаю почему.

– Значит, придется найти кого‑то другого, – заключил лорд Уинчингем.

– Но есть ли у нас время? – осведомилась Тина.

– Нет, если вы будете и дальше сидеть и болтать со мной об Уинче, – ответил он. – Вытаскивайте мою бабушку из постели и заставьте ее везти вас обратно в Лондон!

Тина помотала головой:

– Мы не можем сейчас уехать. Мы договорились остаться здесь по крайней мере до вторника. А там вы уже, наверное, будете в состоянии поехать с нами.

– Время уходит, – обеспокоенно проговорил лорд Уинчингем. – Подумайте, двадцать четыре часа сегодня, двадцать четыре часа – завтра… За эти часы, которые проходят попусту, вы могли бы снискать расположение какого‑нибудь богатого и привлекательного джентльмена.

– Я не верю, что эти два достоинства могут соединиться В одном человеке, – заметила Тина.

– Глупости! – отрезал лорд Уинчингем. – Таких мужчин множество!

– Например, лорд Альфред Картрайт? – робко напомнила она.

– Лорд Альфред! – воскликнул лорд Уинчингем. – Кажется, я забыл вам сказать – да, конечно, ведь я сам узнал об этом совсем недавно, – лорд Альфред не так богат, как мы думали! Его имущество заложено, и, полагаю, он ищет богатую жену!

Тина хихикнула:

– Вы хотите сказать, что, ухаживая за мной, на самом деле он охотится за богатой невестой?

– Именно! – подтвердил лорд Уинчингем. – Какое было бы разочарование, если бы вы приняли его предложение, а потом обнаружилось бы, что вместо богатой наследницы он получил бедную жену!

Тина внезапно закрыла лицо руками.

– Ах, как все это омерзительно, как ужасно! – воскликнула она. – Я чувствую себя животным на рынке скота! Чувствую себя грязной и униженной!

На ее глаза опять навернулись слезы. Ей хотелось встать и выйти из комнаты, но лорд Уинчингем, как только она поднялась, поймал ее за запястье.

– Отпустите меня! – почти захлебываясь слезами, вскричала она.

– Нет. Послушайте меня, Тина. Послушайте внимательно.

Отвернувшись от него, она отчаянно боролась с подступающими рыданиями. Он твердо держал ее за запястье и слегка потряхивал ее руку.

– Послушайте, Тина, – повторил лорд Уинчингем, – если это вас так расстраивает, мы все отменим. Я сделаю так, как следовало поступить с самого начала. Продам все, что можно продать, и передам Уинч Ламптону. Может быть, мне удастся спасти достаточно, чтобы дать вам хоть небольшую сумму денег. Конечно, после того, как я расплачусь с кредиторами, останется совсем мало, но я как‑нибудь это переживу. Ваша идея с самого начала безумна, но, если честно, это вы меня уговорили!

– Да, это я вас уговорила, – согласилась Тина.

– А я вас от этого отговорю! Не плачьте, Тина. Я этого не стою. Вы как‑нибудь проживете, если я найду для вас несколько сотен. Кроме того, вы нравитесь моей бабушке, так что она не даст вам умереть от голода.

– А что же будет с вами?

– Я уеду за границу. На континенте много таких же дурачков, как я, кое‑как зарабатывающих на жизнь. Может быть, я даже вступлю во французскую армию. Наверное, королю не хватает хороших солдат; полагаю, он даже примет меня с распростертыми объятиями!

Тина рассмеялась сквозь слезы:

– Вы говорите чушь! Вы можете представить себя во французском мундире, этаким расфуфыренным часовым в Версале?

– Не беспокойтесь обо мне, – попросил лорд Уинчингем. – Я как‑нибудь выкручусь, даже если мне придется стать cher ami какой‑нибудь стареющей герцогини!

– Мы строим воздушные замки, – несколько неловко проговорила Тина, впервые повернувшись к нему лицом, и он увидел слезы, блестящие на ее темных ресницах. – Мы выбрали единственно разумный и фактически единственно реальный путь, чтобы не потерять ни Уинч, ни друг друга.

– Но вам придется переступить через себя! Вы приносите огромную жертву, – объяснил лорд Уинчингем. – Клянусь вам, Тина, если бы я мог что‑нибудь для вас сделать, я бы сделал! Но я не знаю богатых женщин, да если бы и знал, ни одна из них за меня не вышла бы!

– Боюсь, ваша репутация вызывает подозрения, – съехидничала Тина. – Пока что я нашла только одно преимущество в моем положении никому не известной провинциальной барышни: я могу говорить все, что угодно, и ни у кого не хватит осведомленности опровергнуть мои слова!

– Что вы хотите этим сказать?

И тогда Тина рассказала ему, как заставила мистера Ламптона поверить, будто она богатая наследница, и как тот в ярости покинул дом.

– Черт бы его побрал! Ему не нужны деньги! – воскликнул лорд Уинчингем. – Я всегда знал, что на самом деле он хочет лишь унизить меня, увидеть меня опозоренным и изгнанным из общества! Это его месть, и, думаю, он уже давно обдумал этот каверзный план.

– Вы считаете, он вас обманул? Лорд Уинчингем помотал головой:

– Мистер Ламптон действовал значительно осторожнее. Он подождал, пока я крепко напился, а затем стал все глубже и глубже погружать меня в яму, которую сам же для меня и вырыл! Боже мой! Какой же я глупец! Я не заслуживаю ни капли снисхождения и прекрасно это знаю!

– Все мы совершаем ошибки, – пролепетала Тина.

– Ошибки! – почти закричал он. – Пока я лежал здесь, в этом любимом мной доме, я впервые осознал, что он для меня значит! Я смотрел из окна на деревья и вспоминал, как в детстве забирался на них, как слушал кудахтанье фазанов. Все, что меня окружает, напоминает мне о детстве, о тех днях, когда я был здесь счастлив, пока не уехал в Лондон. Как я мог стремиться к иной жизни? – В отчаянии посмотрев на Тину, лорд добавил: – Иногда мне кажется, что я унаследовал безумие, которым страдал кто‑то из моих предков!

В его голосе чувствовалось такое волнение, что Тина испугалась возвращения лихорадки.

– Перестаньте думать об этом. Не волнуйтесь зря. Когда вы подниметесь, все это покажется вам не таким уж страшным. У больного человека всегда дурное настроение, и ему не хватает мужества взглянуть в лицо трудностям!

Лорд Уинчингем вдруг закрыл глаза.

– Простите, Тина! Я вел себя как скотина, а вы так великодушны!

Он отпустил ее запястье, и его рука бессильно упала на постель.

Тина тихо стояла, глядя на него, и вдруг поняла, что он спит крепким, глубоким сном полностью изможденного человека. С взъерошенной головой и закрытыми глазами лорд Уинчингем казался очень молодым. Удивительно, что когда‑то она его боялась! Он молод, уязвим и глуп. Кто он? Человек, совершивший страшную ошибку, или всего лишь мальчишка, потерявший голову от богатства и погрязший в пороках Лондона?

Дыхание его было ровным, и она, тихо отойдя от постели, встала у окна, чтобы еще немного полюбоваться храмом. Должно быть, многие поколения Уинчингемов любовались им, вспоминая о богине, в честь которой он был воздвигнут. Все в этом доме дышало любовью: купидоны в гостиной, храм в саду, огромные постели в каждой комнате, с закрывающимися пологами, чтобы скрыть счастливых влюбленных от посторонних глаз.

Тина помотала головой. Сейчас она не должна думать ни о чем, кроме денег! «Деньги, деньги, деньги!» Эти слова сверлили ее мозг. Она пошла к двери и, отворив ее, нос к носу столкнулась с Джарвисом, камердинером, столь трогательно преданным своему хозяину.

– Его светлость спит, – тихо сообщила она.

– Он слишком много разговаривал, – с упреком заметил Джарвис.

– Я знаю, но не думаю, чтобы это сильно повредило ему, во всяком случае, надеюсь.

Ему уже и так причинили немало вреда, если хотите знать мое мнение, – почти неприветливо сказал камердинер. – Я не раз предупреждал его светлость о мистере Клоде: «Он вас до добра не доведет, милорд, помяните мои слова!» Но его светлость лишь смеялся надо мной.

– Вы считаете, что это сделал мистер Клод? – осведомилась Тина.

– А кто еще выиграл бы от смерти его светлости? – с неопровержимой логикой отозвался ее собеседник. – Но вот что я вам скажу, мисс, никто из тех, кто работает в Уинче, не останется с мистером Клодом! Он очень плохой человек!

– Боюсь, я вынуждена согласиться с вами, Джарвис!

Она прошла по коридору и уже приготовилась спуститься вниз, как вдруг услышала в холле голоса. Посмотрев туда, увидела, что в парадную дверь вошел человек, протянул лакею шляпу и хлыст, затем остановился и принялся медленно снимать перчатки.

Сердце Тины испуганно забилось. Глядя на широкие плечи и агрессивную посадку головы посетителя, ошибиться было невозможно. Дальнейших подтверждений не потребовалось, когда лакей учтиво пригласил:

– Сюда, пожалуйста, сэр Маркус. Я выясню, примет ли вас ее светлость.

Тина запаниковала. Ею овладело дикое желание убежать и спрятаться у себя в спальне, запереть дверь и отказаться встречаться с ним. Пытаясь взять себя в руки и унять биение своего сердца, она услышала за спиной шуршание шелка и, повернувшись, увидела герцогиню, выходящую из своей спальни. Как всегда, та была вызывающе одета в оранжевый шелковый халат поверх золоченой парчовой нижней юбки. Ее парик представлял собой шедевр парикмахерского искусства, лицо накрашено и украшено мушкой, и вся она сверкала бриллиантами.

– А, Тина, дитя мое! – улыбнулась герцогиня. – Я надеялась вас увидеть. Слышала, моему внуку лучше. Нам больше нет смысла оставаться в Уинче. В деревне меня всегда мучает мигрень, а от цветочной пыльцы я почти все утро чихала.

– Но природа так красива, ваша светлость, – возразила Тина.

– Скучно тут, дитя мое, скучно! Вам нужны развлечения, веселье, приглашения и, конечно, мужчины. Я уже решила: завтра мы возвращаемся в Лондон. Мой внук сможет последовать за нами, как только ему не будет нужна помощь врача. – Герцогиня замолчала и, глянув на поднимающегося по лестнице дворецкого, спросила: – В чем дело, Сейнтли?

У Тины создалось впечатление, что герцогиня заранее знала, что хочет сообщить дворецкий, и не на шутку заинтригована тем, что это сэр Маркус, который разделит их с Тиной завтрак.

– Приехал сэр Маркус Уэлтон, – доложил Сейнтли. – Он надеется, что ваша светлость его примет.

– С удовольствием его приму, – отозвалась герцогиня и оглядела Тину с ног до головы. – У вас растрепанный вид, дитя мое! Ваши волосы развеял ветер, и, смею заметить, юбки немного помялись. Пойдите переоденьтесь; наденьте элегантное платье, а потом приходите и покажите этому лондонскому франту, что мы не превратились в замарашек, несмотря на то что вынуждены искать покоя и тишины вдали от большого света.

Тина промолчала. Герцогиня повернулась к лестнице, затем оглянулась. Лицо ее выражало полное дружелюбие.

– Бегите, дитя мое, – сказала она, – и не показывайте, как вы несчастны. Как бы вы к нему ни относились, он всего лишь мужчина, а мужчину всегда можно поставить на колени, и это самое подходящее для него место!

– Хорошо, пойду переоденусь, ваша светлость, – пролепетала Тина.

Она услышала, как, спускаясь вниз, герцогиня тихонько засмеялась, и удивилась: что так насмешило старую леди? Самой ей хотелось плакать – из‑за тоски по недостижимому.

Глава 8

Тина стояла у окна своей спальни на Беркли‑сквер и наблюдала, как старик крутит шарманку, а обезьянка в красном пальто танцует на мостовой, протягивая прохожим чашку.

Стоял мрачный, облачный день. Погода полностью соответствовала ее настроению. Она пыталась вспомнить, с какими радужными надеждами впервые приехала на Беркли‑сквер, в одиночестве проделав долгий путь с севера, полная юношеской отваги и не пугающаяся никаких опасностей и трудностей, которыми чревато путешествие. Но вот прошло совсем немного времени, а ее уже пугают и подавляют мысли о будущем.

Путешествие из Уинча на Беркли‑сквер было неприятным, потому что герцогиня пребывала в плохом настроении – бранила Абдула, придиралась к слугам, жаловалась на кучера – словом, вела себя так, как избалованная и очень властная старая леди.

У Тины было такое чувство, будто в Уинче она оставляет все самое дорогое, все, что имеет для нее значение, и направляется в неизвестность, внушающую страх. Тина пыталась уговаривать себя, что ее мысли смешны. В конце концов, сэр Маркус не единственный мужчина на свете, а в Лондоне у нее есть шанс встретить множество завидных женихов, и один из них, она была уверена, сделает ей предложение.

Но в глубине души все же понимала, что принимает желаемое за действительное. Главное заключается в том, что уходит время. Самое позднее в конце недели она должна принять решение. У нее останется ровно две недели на то, чтобы объявить о помолвке и устроить бракосочетание. Задача почти невозможная, потому что люди не любят торопиться, когда дело касается такого фундаментального события, как свадьба.

Тина напрягала всю силу своего воображения, чтобы придумать, чем объяснить спешку, но пока на ум ничего не приходило.

Ну, разумеется, разумеется, только не сэр Маркус! Но кто же тогда? Кого можно убедить на такой решительный шаг за столь короткий срок? Она успокаивала себя: пока прошло еще немного времени, всего несколько дней в Лондоне, да один бал – за такой период трудновато найти и покорить богатого, влиятельного поклонника.

– Не будьте такой несчастной, – увещевал ее лорд Уинчингем, когда она вошла в его комнату, чтобы попрощаться. – Ни один мужчина не захочет жениться на буке. Улыбайтесь, девочка, и у вас не будет отбоя от красавцев!

Он говорил резко, почти грубо, отчего глаза у нее стало покалывать от слез.

– Вам легко рассуждать, – горячо отрезала Тина, поскольку они были одни в комнате. – «Но мне придется выйти за первого же, кто сделает предложение. У меня нет выбора.

Так поступают все со времен Адама! – почти раздраженно буркнул лорд Уинчингем. – Нечего сердиться на заведенный порядок, который нельзя изменить.

– Простите, – вдруг раскаялась она, – но мне не нравится сэр Маркус! Он осыпает герцогиню лестью и сладкими речами, но, я уверена, за этим что‑то кроется! И все‑таки мы должны пообедать с ним в Воксхолл‑Гарденс.

– Почему, черт возьми, я не могу поехать с вами?! – воскликнул лорд Уинчингем, беспокойно пошевелившись и поморщившись от боли в перевязанном плече.

– Мне тоже этого очень хотелось бы, – вздохнула Тина.

Она отошла от его постели к окну и посмотрела на тенистую аллею, ведущую к маленькому храму. Это зрелище почему‑то ее успокоило; храм выглядел таким невозмутимым и белым на зеленом фоне с золотистыми проблесками ракитника, похожие на цепочки цветки, как ожерелья, свисали с тонких ветвей.

– Я поднимусь дня через два, – пообещал лорд Уинчингем. – Эти чертовы доктора не заставят меня пролежать хоть на мгновение дольше, чем необходимо!

– Глупо так торопиться, – принялась уговаривать его Тина, но на душе у нее стало немного легче: ведь если лорд Уинчингем будет с ними, то сэр Маркус не позволит себе ничего страшного!

– Что он вам сказал? – поинтересовался лорд Уинчингем. Уточнять, кого он имеет в виду, не требовалось.

– Обычный набор комплиментов и лести, – ответила Тина. – Ни одному его слову верить нельзя, потому что говорит он одно, а в глазах его читаешь другое. Да, его глаза пугают меня больше всего! Они дерзкие… собственнические… Ах! Не могу объяснить.

– Черт его подери! – воскликнул лорд Уинчингем. – Ума не приложу, почему единственный человек, который увлекся вами, – так это именно тот, кого я всю жизнь не любил? Этого чужака я никогда не хотел видеть в моем доме!

– Ваши слова несправедливы, он всего лишь мужчина! – обиделась Тина. – В конце концов, на одном балу я не успела познакомиться со многими! А потом уехала сюда, и многие, кто могли бы познакомиться со мной, не успели этого сделать.

– Ладно! Ладно! – пробрюзжал лорд Уинчингем. – Я не ставлю под вопрос вашу привлекательность, а только скорблю, что это оказался Маркус Уэлтон. Он никогда не был по‑настоящему на высоте.

– И тем не менее, он богат, – почти неслышно прошептала Тина.

Она услышала стон лорда Уинчингема и, забыв о собственных неприятностях, подбежала к постели.

– Рана все еще болит? Я могу что‑нибудь для вас сделать?

Он посмотрел на нее, и ей показалось, что в его взгляде она прочла мольбу.

– Есть вещи похуже, чем боль, – мрачно произнес он. – Мне очень стыдно, что я вовлек вас в эту авантюру, а теперь не могу быть вместе с вами. Если вы должны отправиться к нему в Воксхолл, я должен быть там хотя бы для того, чтобы уберечь вас от какой‑нибудь его проклятой каверзы.

– Что за каверза? – насторожилась Тина.

– Я не думаю, что он хуже многих других или хуже меня, если уж на то пошло, – ответил лорд Уинчингем. – Темные уголки в садах или в комнатах всегда создают подходящую атмосферу, когда попадаешь туда с хорошенькой девушкой. Полагаю, мне не надо объяснять вам, что я имею в виду?

Именно это и надо сделать, подумала Тина, начиная наивно и неискушенно осмысливать сюрпризы, с которыми она столкнулась в первую неделю своего пребывания в высшем свете. Но, увидев тревожное выражение лица лорда Уинчингема, не стала вдаваться в дальнейшие расспросы, а лишь тихо проговорила:

– Не волнуйтесь. Я уверена, ничего страшного не произойдет. К тому же вы сами говорите, что через день‑другой будете с нами! – Она говорила непринужденно, и ей показалось, что хмурое выражение исчезло с его лица.

И все же сейчас, вернувшись вместе с герцогиней на Беркли‑сквер, Тина поняла, что скучает по лорду Уинчингему так, что не может выразить своей тоски даже себе самой. Она убеждала себя, что это оттого, что ей необходимо говорить и советоваться с тем, кто знает правду и перед кем не надо разыгрывать из себя богатую наследницу. Не один, а дюжину раз в день герцогиня упоминала о ее деньгах.

– Вы имеете какое‑нибудь представление, сколько у вас денег, дорогая? Неплохо было бы возбудить любопытство охотников за приданым и мамаш, имеющих дочерей на выданье!

От подобных замечаний Тине снова и снова хотелось закричать об истинном положении дел: «Я бедная, у меня ни гроша за душой! Если я не найду себе мужа, мне придется искать работу!»

Она ясно представляла выражение удивления, недоверия и, в конце концов, ужаса на лице герцогини. Тина также прекрасно понимала, что если в свете узнают о ее вероломстве, то корзины с цветами в холле, груды приглашений на мраморных столиках и постоянные визитеры на Беркли‑сквер немедленно и навсегда исчезнут.

Невероятно, но уже через час после их возвращения на Беркли‑сквер слух об этом разнесся по всему Сент‑Джеймсу, и то и дело раздавался стук дверного молоточка в парадную дверь.

– Это приглашение от герцогини Девоншир, – с удовлетворением сообщила герцогиня, вскрыв конверт с гербом. – Вы ни в коем случае не должны пропустить бал в ее доме! Я, конечно, не одобряю, что Джорджина ночь за ночью проводит за карточным столом, в то время как эта коварная леди Элизабет фостер строит глазки герцогу. И все же никто, кто хоть что‑то собой представляет, не пропускает приемов в Девоншир‑Хаус! По этому случаю вам нужно заказать новое платье!

– О нет, мадам, у меня уже достаточно платьев, – возразила Тина, прекрасно зная, что ей все равно придется подчиниться и утром огромная куча долгов пополнится еще одним счетом.

Весь день она надеялась, что к вечеру пойдет сильный дождь и они не поедут в Воксхолл. Однако, хоть небо и затянуло облаками, дождя так и не было, а на ее постели уже лежало новое нарядное платье, в котором она должна сойти вниз и ослепить сэра Маркуса Уэлтона.

У Тины было безумное желание надеть старое платье, в котором она приехала в Лондон, стряхнуть с волос пудру и сделаться как можно менее

привлекательной. Только что толку? Ведь сэр Маркус обратил на нее внимание, когда она только что появилась в Лондоне!

За минувшие несколько дней Тина немного узнала высший свет и догадалась, что сэр Маркус действительно вообразил, будто юные и невинные девушки легко поддаются на лесть и их не так трудно соблазнить, как более взрослых и опытных молодых женщин. При одной мысли об этом ее охватила внезапная тревога. А если она неправильно истолковала его намерения? Может, он вовсе и не собирается предложить ей стать его женой, а просто хочет поймать ее Б свои сети и фактически овладеть ею?

Тина запаниковала, но потом сообразила, что даже сэр Маркус не осмелится так поступить с протеже герцогини и подопечной лорда Уинчингема.

Нет, сэр Маркус предложит ей стать его женой, и, если ее не спасет какое‑нибудь чудо, она будет вынуждена принять его предложение!

Вяло, без всякого интереса, Тина позволила горничным одеть ее. Личная горничная герцогини пришла нанести заключительные штрихи в ее прическе, и когда она наконец довольно угрюмо взглянула на себя в зеркало, то невольно признала, что результат превзошел все ее ожидания.

– Qu'elle est ravissante! – воскликнула горничная герцогини, а остальные горничные, расправляя шелковые юбки ее платья, как эхо, повторяли это замечание с заметным акцентом тех графств, в которых они родились.

– Благодарю вас всех, – ласково отозвалась Тина и, взяв крошечный ридикюль, подходящий по тону к шляпке, спустилась в красную гостиную, где ее уже ждала герцогиня.

Несмотря на подавленное состояние, старая леди невольно изумилась, увидев в зеркалах, обрамленных в золоченые рамы, украшавших холл, не серенькую, неряшливую девочку, а изысканное создание в кружевах и атласе, с напудренными волосами и сверкающее бриллиантами.

Два лакея открыли перед Тиной дверь, и, войдя, она увидела целое сборище людей, ожидающих ее. Это все были друзья сэра Маркуса, потому что он предварительно договорился с герцогиней заехать за ними на Беркли‑сквер и отвезти их в Воксхолл.

Все женщины были изысканно одеты, но, тем не менее, они не могли перещеголять мужчин в красочных атласных камзолах и кружевных шейных платках. Но герцогиня, в белом парчовом платье, затмевала всех. Из того же материала был сшит камзол и для Абдула, флегматично стоящего возле нее с ее ридикюлем в руках и в тюрбане с желтым плюмажем, закрепленным брошью с топазами и бриллиантами.

– Простите, мадам, если я опоздала, – произнесла Тина, внезапно оробев, когда все собравшиеся обратили на нее взгляды.

– Мы всегда готовы ждать появления Персефоны! – провозгласил сэр Маркус.

Когда сэр Маркус склонился над ее рукой для поцелуя, Тине показалось, что он напоминает ей принца подземного царства, вышедшего из преисподней, его темно‑сливовый бархатный камзол омрачает яркие костюмы его друзей. И все же пуговицы сверкали огромными бриллиантами, в шейном платке блестел великолепный камень, и еще один на мизинце в кольце с печаткой.

«Богат! Богат! Богат!» Казалось, эти слова витали в воздухе вокруг этого мужчины, но Тина отдернула руку от его пальцев, словно прикосновение его губ к ее обнаженной коже было для нее противным. Однако его, похоже, совершенно не волновала ее открытая неприязнь. Нет, он смотрел на нее даже с торжеством.

– Есть шесть карет, – сообщил сэр Маркус. – Как мы будем рассаживаться?

Тина затаила дыхание, опасаясь, что он предложит ей ехать вместе с ним, но у него хватило ума не действовать так открыто. Вместо этого сэр Маркус подал руку герцогине.

– Сегодня никто не превзойдет вашу светлость, учтиво проговорил он. – И позвольте сказать вам, что я горд сопровождать вас!

– Сказать вы можете, – усмехнулась герцогиня, а я попытаюсь вам поверить! Женщине в любом возрасте приятно слышать комплименты, даже если она знает, что джентльмен, который их говорит, нахальный выскочка и за его сладкими речами кроются какие‑то непонятные мотивы!

Ее проницательные старые глаза смотрели на сэра MapKvca, но тот лишь засмеялся:

– Мы понимаем друг друга. – И, взяв под руку, он проводил ее к карете.

Партнером Тины оказался серьезный молодой человек, который рассказал ей, что его отец только что купил ему офицерский чин в армии.

– Вы рады? – полюбопытствовала она. Он помотал головой:

– Это будет смертельно скучно. Похоже, войны нигде нет; а единственное, что меня интересует, – это война.

– А почему вы так уверены, что мир продлится долго?

– Я молюсь, чтобы он не продлился долго, – ответил он, – но надежды на войну, даже небольшую, почти нет. Наши дипломаты сейчас стали слишком опытными. Вместо того чтобы сражаться, они говорят.

– Для меня это предпочтительнее, – призналась Тина, вспомнив, как страдал ее отец от ран, полученных в Америке, и как чуть не погиб лорд Уинчингем.

Она пришла к заключению, что офицер и другая парочка, сидящая на противоположном сиденье, невыносимо скучны, и далее всю дорогу до Воксхолла предпочла не участвовать в общей беседе.

Освещенный сад, тихая игра оркестра, огромная ротонда, беседки с изысканно одетыми гостями – от всего этого у нее перехватывало дыхание. Тина сидела, почти раскрыв рот, смотрела и слушала как завороженная. Сопрано пело, как соловей. Развлечения были самые разные: заклинатели, акробаты и много всего другого. На обед подали всевозможные деликатесы. Но Тина, живо заинтересованная происходящим, даже не замечала, что она ест. Когда застолье закончилось, сэр Маркус предложил ей немного прогуляться по окрестностям, прежде чем разъехаться по домам.

Впоследствии Тина так и не могла объяснить себе, как все произошло. Неожиданно она оказалась в цветущем саду, освещенном только китайскими фонариками, наедине с сэром Маркусом. Заинтригованная окружающей красотой, Тина даже не поняла, как получилось, что они так далеко удалились от герцогини и остальных гостей.

Она с опаской огляделась и с внезапным испугом воскликнула:

– Должно быть, мы потеряли наших друзей! Давайте вернемся и поищем их!

– Надеюсь, они прекрасно обойдутся и без нас, – ответил сэр Маркус.

– Я уверена, они недалеко!

– В таком случае не стоит о них беспокоиться, – парировал он и взял ее под руку, увлекая на скамейку в беседке, игриво выглядывающую из густых кустов роз и жимолости.

Скамейка оказалась удобной. И хотя Тине хотелось поскорее убежать, ей это показалось недостойным. Она робко села, выпрямив спину, но сердце ее бешено забилось от страха.

– Я вас не съем, – спокойно заметил сэр Маркус.

– Нет, конечно нет. – Она заставила себя засмеяться, но не смогла встретиться с ним глазами; его лицо находилось слишком близко от ее лица, и смотрел он очень пристально.

– Вы слишком хороши и молоды, – сказал он неожиданно глубоким голосом и, пока Тина обдумывал? как на это отреагировать, добавил: – Но вы не настолько малы, чтобы неправильно меня понять. Я хочу Baс. Зачем нам играть в эти условности, наступать и отступать, отступать и наступать?

– По‑моему, сэр, я не понимаю, о чем вы говорите, – пролепетала Тина, глядя в сад и моля Бога, что бы мимо кто‑нибудь прошел.

– А по‑моему, понимаете, – усмехнулся сэр Mapкус. – Когда вы собираетесь выйти за меня?

У Тины учащенно забилось сердце.

– СЛИШКОМ рано говорить о свадьбе, – чопорно произнесла она. – Мы только что познакомились.

– Я быстро принимаю решения, – заявил сэр Маркус. – Впервые увидев, как вы идете по мостовой на Беркли‑сквер, я сразу же понял, что вы девушка, которую я хочу знать, девушка, которую я намерен знать очень, очень хорошо!

– Но это было только несколько дней назад, – напомнила Тина.

– Мне хватило этого времени, чтобы понять, чего мне хочется и что я намерен иметь, – отрезал он. Герцогиня поощряет мои ухаживания; она сама мне это сказала. А с вашим опекуном я поговорю, как только он будет в состоянии меня выслушать. Так зачем же нам все эти фокусы?

По‑моему, нам нужно вернуться к гостям, – постаралась сменить она тему. – Герцогине может показаться странным, что я исчезла с вами. – Она встала, но поняла, что оказалась в плену, потому что его рука крепко держала ее за тонкую талию.

– Герцогиня поймет, – сказал он. – Послушайте меня хоть немного и не волнуйтесь! Вы молоды, но вы напуганы, вы хотите, чтобы вас добивались. Хорошо, я буду добиваться вас, но это пустая трата времени! Вы и так сможем пожениться, а ухаживания давайте оставим на потом!

В глубине души Тина знала, что именно этого она Я искала – человека, который, минуя условности, попросит ее руки меньше чем через две недели, чтобы она смогла спасти и себя, и лорда Уинчингема. И все же почему‑то не могла заставить себя принять его предложение, а ведь сейчас оно, можно сказать, подарок судьбы! Как попавший в ловушку зверь, Тина лихорадочно пыталась найти какой‑нибудь способ убежать, как‑то выиграть время. – Я… я… я не знаю… что сказать, – наконец, заикаясь, пробормотала она.

– Почему бы не предоставить мне принять решение? – прямо спросил сэр Маркус.

Тина почувствовала, как он обнял ее за талию, и наконец, к своему ужасу, осознала, что он привлекает ее к себе. Вокруг никого не было, и только отдаленные звуки музыки говорили ей, что она не полностью наедине с этим человеком, чье присутствие ее тяготит.

Она отчаянно пыталась избежать неизбежного, но одна его рука уже крепко обвила ее, а другой он поднял ее крошечный острый подбородок. – Нет! Нет! – едва слышно шептала Тина, вне себя от охватившего ее отвращения. А он прижался губами к ее губам – толстыми, горячими, жадными губами, какими она себе их и представляла с первого взгляда. Она чувствовала, что ее сопротивление так же бесполезно, как сопротивление котенка, которого топят в ведре воды. Ей хотелось закричать от ужаса перед таким бесстыдством, но слова застряли у нее в горле. Тина смогла лишь презренно покориться, чувствуя полное унижение от прикосновения его рта и силы его рук. Она оказалась слабее стихии, увлекающей ее в темные глубины моря, из которых нет освобождения. Все ниже, ниже, ниже… Казалось, его губы высасывают из нее душу. Он горел желанием обладать ею. И Тина чувствовала, как он овладевает ею! Она пыталась спастись… пыталась… пыталась…

– Помоги мне, Господи, – молился где‑то вдалеке ребенок. Тина не понимала, что это она сама молит о помощи. И вдруг с силой, неизвестно откуда взявшейся, начала отбиваться от него, толкаясь и царапаясь, стараясь застать его врасплох.

Наконец, он ослабил свою хватку.

– Нет! Нет! Нет!

Тина старалась громко закричать, но из ее кровоточащих губ вырвались лишь испуганные вздохи. Потом она услышала треск рвущегося платья, когда, наконец вырвавшись от него, побежала по темной тропинке, через толпу веселящихся гостей и дальше, дальше, бешено, неистово, не разбирая дороги, лишь бы оторваться от напугавшего ее дьявола.

Тина рыдала и почти выбилась из сил, когда в конце концов остановилась. Она понятия не имела, где находится. Знала только, что не слышит больше музыки и попала в темный лабиринт тисовых деревьев. На некоторое время прислонилась к дереву, пытаясь успокоить бешеное биение сердца, вырывающегося из груди, затянутой в корсет, плотно завязанный горничными.

Тина не чувствовала ничего, кроме собственного ужаса, и, когда кто‑то заговорил с ней, она испуганно вздрогнула, потому что не слышала никаких шагов.

– Могу ли я вам чем‑нибудь помочь, мадам? – осведомился мужской голос.

Обернувшись с опаской. Тина увидела рядом с собой молодого человека. Одет он был аккуратно, но чересчур модно, и она догадалась, что это не джентльмен, a, скорее всего, респектабельный клерк или хозяин магазина, возвращающийся после ночного развлечения. : Усилием воли Тина взяла себя в руки.

– Мне ст… страшно, сэр, – удалось произнести ей. – Я з… заблудилась.

– Здесь, в таком огромном саду, это немудрено, – сказал он. – Вам помочь найти ваших друзей или вашу карету?

– Мне нехорошо, – поделилась Тина. – Можно ли мне нанять карету, чтобы доехать до дома? Я не хочу портить удовольствие моим др… друзьям и просить их провожать меня.

Молодой человек нахмурился:

– Конечно, можно, но в такой час леди нежелательно ездить одной. Ночью полно разбойников и прочих опасностей.

– Ничего, я готова рискнуть!

– Тогда позвольте мне проводить вас, – вежливо предложил молодой человек.

Тина бросила на него испытующий взгляд. Было в нем что‑то внушающее доверие, но даже если бы и не было, сейчас она предпочла бы остаться с ним, а не с сэром Маркусом.

– Мне бы не хотелось затруднять вас, сэр.

– Для меня это будет удовольствием, мадам!

Они вышли из зарослей тисовых деревьев на освещенную дорожку, ведущую к дальним воротам парка. Он нанял карету, подсадил ее и подождал, пока она не назвала свой адрес. Когда он садился в карету, Тина заметила на его лице удивление.

Уютно устроившись в уголке, Тина задумалась: не слишком ли опрометчиво она поступила, согласившись сесть в карету с незнакомым молодым человеком? А если он вор или, что более правдоподобно, соблазнитель, ищущий свои жертвы где угодно? Когда же он от кинулся на спинку сиденья рядом с ней, Тина поняла. что ее страхи безосновательны. Этот человек, проявивший к ней такое участие, может быть, по рождению и но джентльмен, но по духу – безусловно!

Пока они ехали до Вест‑Энда, Тина убедилась, что не ошиблась. Молодой человек оказался чиновником из военно‑морского министерства. В Лондоне он недавно, всю жизнь прожил в провинции, а пост получил по протекции влиятельного дяди.

– Не могу сказать, что я влюбился в Лондон, поделился он с Тиной. – Здесь много плохого и злого. Мужчина может защитить себя, но вам, мадам, следует быть осторожной! Мне бы не понравилось, если бы моя сестра ночью в одиночестве гуляла по Вокс‑холл‑Гарденс!

– Вы были так добры ко мне! Как мне вас отблагодарить?

– Надеюсь, что и впредь буду иметь удовольствие сделать для вас доброе дело! – засмеялся молодой человек.

Тина узнала, что его зовут Роберт Уотсон и что ему двадцать один год. Когда они приехал на Берклисквер, она разрешила ему поцеловать ее руку и хотела сама расплатиться за карету, опасаясь, что ему это не по карману. Но в последний момент интуитивно догадалась, что этим оскорбит его. Возможно, ему льстит уже одно сознание, что он ехал с аристократкой!

– Еще раз благодарю вас, сэр, – произнесла Тина, присев в реверансе, после того, как два лакея поспешили открыть дверцу кареты и помогли ей выйти. Взглянув в лицо молодого человека, она заметила, с каким благоговением он смотрит на лакейские ливреи и ярко освещенный холл за ее спиной.

Роберт Уотсон уехал в карете, но она была уверена, что, не проехав и ста ярдов, он остановил кучера, расплатился и оставшуюся часть пути прошел пешком. «Бедных я понимаю лучше, чем богатых», – подумала Тина.

Когда она вошла в дом, дворецкий удивленно взглянул на нее:

– Вы одна, мадам?

– Да, да, я одна, – подтвердила Тина, понимая, насколько необычно ее появление. – Мне стало нехорошо, и я не хотела доставлять неудобства герцогине, «от и не стала говорить ей, что хочу вернуться. Пожалуйста, передайте ее светлости мои извинения, когда юна вернется.

Дворецкий поклонился, и она поднялась к себе в спальню, но раздеваться не стала, чувствуя, что вечер еще не закончен и что прежде, чем отправиться спать, ей придется выслушать немало упреков и обвинений.

И не ошиблась. Через полчаса ей передали властное требование герцогини немедленно спуститься в красную гостиную, где она и сэр Маркус ждут ее.

Тина медленно спустилась вниз. Она чувствовала себя школьницей, вызванной в кабинет директрисы. Убежав с бала без объяснений, она понимала, что поступила плохо, но в то же время чувствовала, что в тех (обстоятельствах не могла поступить иначе.

Ей вдруг захотелось, чтобы кто‑то ее защитил! Как оке жаль, что рядом нет лорда Уинчингема! Он бы понял. И ей в голову вдруг пришла шальная мысль, что мистер Роберт Уотсон тоже слишком рано ее покинул.

Лакей открыл дверь в красную гостиную, и Тина вошла, чувствуя себя маленькой, незначительной, скорее ребенком, нежели взрослой молодой леди, одетой по последней моде.

Сэр Маркус стоял перед камином, герцогиня сидела на диване. При появлении Тины она вскрикнула:

– Господи, дитя мое! Я уж и не надеялась увидеть вас живой и здоровой! Мы вообразили, что вас похитили разбойники. Как вы могли покинуть нас? Ведь мы за вас так тревожились и переживали!

В ее голосе слышался не столько упрек, сколько за бота, и Тина, тронутая этой искренней теплотой, тотчас же подбежала к герцогине.

– Ах, мадам, – она склонила голову и поцеловал старые, похожие на пергамент пальцы старой леди, простите меня, умоляю! Я никоим образом не хотел вас расстраивать. Просто я заблудилась, и один добрый джентльмен помог мне добраться до дома.

– Никогда не слышал ничего подобного! – почти громоподобным голосом произнес сэр Маркус. – Довериться незнакомцу, человеку, которого никогда раньше не встречали? Вы, наверное, сошли с ума! Ее светлость была вне себя от тревоги, а я обыскал Воксхолл от начала до конца!

– Пожалуйста, простите меня, – тихо повторила Тина, обращаясь не к сэру Маркусу, а к герцогине.

– Вам не за что извиняться, дитя мое, – отозвалась та. – У вас, безусловно, были причины. – Она повернулась к сэру Маркусу, величественно протягивая ему руку: – Спокойной ночи, сэр Маркус. Вечер прошел очень приятно, и мы благодарны вам за ваше гостеприимство. А теперь мы с Тиной устали и хотим спать.

– Я… я бы желал… – начал сэр Маркус, но герцогиня, подняв руку, заставила его замолчать.

– Больше ни слова, сэр, – приказала она. – Поговорим об этом завтра, когда все немного успокоятся.

Дитя утомилось, это видно по ее лицу, да и я уже не так молода, как раньше.

Сэру Маркусу ничего не оставалось, как только поклониться и выйти из комнаты. Тина не смотрела на него. Прежде чем открыть дверь и выйти в холл, он в последний раз бросил взгляд на белизну ее плеч.

Как только дверь за ним закрылась, герцогиня отбросила свой покровительственный тон и резко спросила:

– Ну, так что же произошло, дитя мое? Тина глубоко вздохнула.

– Сэр Маркус сделал мне предложение, – ответила она.

– И это привело вас в такое раздражение, что вы убежали и заставили всех гостей искать вас? Я так волновалась, что думала, умру от разрыва сердца.

– Ах, пожалуйста, мадам, простите меня, – взмолилась Тина. – Меня расстроило не само предложение, а…

– Так что же? – осведомилась герцогиня.

– Он меня поцеловал, – прошептала Тина. – Я сопротивлялась, он такой большой и… Я не могла убежать, пока не вырвалась от него.

Герцогиня выпрямилась.

– Ну и что что поцеловал?! – воскликнула он к – Разве вас раньше никогда не целовали?

– Нет, мадам, это было впервые.

– И это привело вас в панику, – констатировала герцогиня. – Что ж, вам придется привыкать к подобным вещам, ведь как иначе вы выйдете замуж, если не поцелуете человека, который сделает вам предложение?

Тина почувствовала себя очень маленькой и довольно глупой. Если бы ее поцеловал прокаженный или трубочист, она не испытывала бы такого сильного отвращения. А ведь сэр Маркус красив, богат и хочет на ней жениться.

Она опустила голову и призналась:

– Это было глупо с моей стороны.

– Очень глупо, я бы сказала, – отрезала герцогиня. – Что плохого в сэре Маркусе? Должна заметить, молодые женщины добиваются его с тех пор, как он приехал в Лондон. Многие его не любят, но что это значит? Только то, что к нему ревнуют или что он слишком умен и, конечно, одерживает победы, которые не всем по душе. Уверяю вас, дорогая, если вы ищете богатого мужа, то вам стоит принять предложение сэра Маркуса. Он убеждал меня в своей преданности и желании сделать вас счастливой, смягчить с помощью подарков и дружелюбия. Вряд ли есть хоть одна ваша просьба, которую он с готовностью не выполнит!

Тина глубоко вздохнула и грациозно опустилась на колени рядом с герцогиней.

– Теперь я вижу, как была глупа, – тихо промолвила она.

– Не глупы, а скорее невоспитанны, немного диковаты, – поправила герцогиня. – В деревне девушки убегают, а в Лондоне – учатся управлять мужчинами. Более того, позволяют ровно столько фамильярности, сколько хотят принять. Они кокетничают, но держат мужчину на расстоянии. Вы слишком невинны, дитя мое, и, полагаю, слишком плохо знаете мир, в который так внезапно окунулись.

– Простите, – пробормотала Тина. – Я вижу, как была глупа!

Немного неосмотрительны, – еще раз уточнила герцогиня. – Я была вне себя от волнения, и сэра Маркуса мне никогда не приходилось видеть столь встревоженным. – Помолчав, она добавила со смехом в голосе: – Впрочем, это пойдет ему только на пользу! Смею сказать, слишком многие женщины мечтают о его поцелуях и готовы принять все, что он им предложит. Немного сопротивления ему не повредит! – И, добродушно посмотрев на склоненную голову Тины, добавила: – Но вы не должны быть слишком упрямой, дитя мое. Если, конечно, не намерены отказать ему раз и навсегда. Сэр Маркус не из тех, кто очень долго разгуливает под окнами девушки. Он из тех, кто любит штурмовать крепости и брать их!

– Я должна так быстро принять решение? – спросила Тина, заранее зная ответ.

– О нет, – возразила герцогиня, – времени у вас еще полно. Пусть поухаживает за вами месяц или около этого. Вы же не хотите выйти замуж раньше зимы?

Слова старой леди нанесли смертельный удар по надеждам Тины.

– Вы правы, – тихо произнесла она с отчаянием в голосе. – Я вела себя невероятно глупо. Завтра же напишу сэру Маркусу и извинюсь перед ним. Как вы думаете, он простит меня?

– Думаю, вряд ли! Вы полностью отвергли его! – с сарказмом, но смешливо отозвалась герцогиня. – Но все равно, не отталкивайте его слишком далеко! Немного сопротивления раззадорит его, придаст ему силы, хотя сегодня, по‑моему, вы стояли у опасной черты. Ни одному мужчине не нравится, когда его выставляют дураком перед гостями. Когда он вернулся без вас, все сразу поняли, что произошло.

– Вы думаете, все догадались?

– Не догадался бы только очень наивный человек! Ну ладно, дитя мое, давайте‑ка ляжем спать. Надеюсь, вы усвоили урок? Завтра я попробую научить вас, как заинтересовать мужчину и кокетничать с ним, не допуская вольностей!

– Мне очень хотелось бы этому научиться! – искренне призналась Тина.

– Разумеется, это приходит с опытом, – огорчила ее герцогиня и стремительно взбежала по лестнице, сверкая бриллиантами на гордо поднятой голове.

Тина униженно поплелась за ней, чувствуя себя провинившейся, хотя герцогиня ничем не дала ей этого понять.

Оставшись одна в своей спальне, она заперла дверь и бросилась на постель лицом вниз. Ловушка захлопывается! И она ничего не может сделать! На нее словно обрушилась приливная волна, захлестнув ее, и спасения нет. Тина не плакала, просто лежала, уткнувшись лицом в подушку, и пыталась понять: почему при виде сэра Маркуса ее кидает в дрожь, почему его поцелуи привели ее в такой безотчетный ужас, что и сейчас ей страшно вспоминать о них?

– Есть же на свете и другие мужчины! – прошептала она, и тут же в ее голове возник вопрос: а понравятся они ей больше? Понравилось бы ей, если бы не сэр Маркус, а другой мужчина поднял ее подбородок и прижался губами к ее губам?

Тина снова ощутила его горячие, настойчивые губы. Передернувшись от отвращения, тут же нашла ответ на свой вопрос: ее бросает в дрожь не только от сэра Маркуса, но и от других мужчин, кроме одного. И вдруг, словно озаренная молнией, словно под воздействием какой‑то волшебной музыки, она поняла, что боролась с этим не только сегодня, но, казалось, вечность. На свете есть только один мужчина, которого она поцелует по своей воле, прикосновение которого ей будет приятно, о чьих объятиях она мечтает. Мужчина, которому она отдалась бы полностью, потому что любит его всем сердцем!

Глава 9

Берегись этих «шишек», они полностью сумасшедшие, как дьяволы! Дверь в комнату Тины была распахнута, и она отчетливо слышала разговор двух лакеев на лестничной площадке. Она притаилась и сидела очень тихо, пока какая‑то невидимая рука не успокоила волнение в ее груди.

Тина писала письмо сэру Маркусу Уэлтону, как велела ей сделать герцогиня. Правда, никак не могла подобрать слова, чтобы выразить благодарность за гостеприимство и чувство вины за причиненную всем тревогу, не давая ему понять, что ей отвратительны его поведение и насильственное внимание.

Но сейчас она моментально обо всем забыла. Тина вскочила и подошла к двери, хотя ноги ее не слушались. Что она скажет лорду Уинчингему? Как встретится с ним теперь, когда осознала, что он для нее значит, когда это чувство нахлынуло на нее, словно шквал?

Она повернулась, подошла к туалетному столику и, посмотрев на себя в зеркало, обрадовалась своей привлекательности, хотя одновременно и испугалась, что блеск глаз и дрожащие губы выдадут ее радость при встрече с ним.

Она любит его! Всю ночь Тина пролежала без сна, снова и снова повторяя его имя, убеждая себя, что это последний штрих в истории ее полного сумасшествия.

Она знала, что не только неправильно, но и абсолютно невозможно из всех людей полюбить мужчину, которому она пытается помочь. Мужчину, который менее чем кто‑либо думает о ней как о своей жене. Но что значат слова, если сердце выпрыгивает из груди при мысли о нем, дыхание учащается, а тело вдруг начинает дрожать при одном упоминании кем‑то его имени?

– Я должна спуститься и поздороваться с ним, вслух обратилась Тина к своему отражению в зеркале и постаралась изобразить на своем лице не бешеный восторг, а покой и удовольствие. Но бесполезно – на подобную осторожность она была не способна! Забыв о своих благих намерениях, она выбежала из комнаты и суетливо сбежала по лестнице.

Тина знала, где его найти. В мраморном зале она инстинктивно повернула к библиотеке. Именно там они встретились в первый раз; там он впервые подошел к ней. Она подумала, что еще тогда ей следовало все понять.

Она подошла к двери библиотеки и открыла ее. Он как она и ожидала, сидел в большом кресле у камина бледный и очень усталый. В руке лорд Уинчингем держал бокал с бренди, словно с помощью спиртного поддерживал себя, чтобы не упасть в обморок. Тина под бежала к нему, едва касаясь ногами пола.

– Почему вы здесь? – вскричала она. – Вы должны были оставаться в Уинче! Врачи, наверное, сошли с ума, если позволили вам, еще такому слабому, пуститься в дорогу!

Эти слова почти непроизвольно сорвались с ее губ, а когда лорд Уинчингем улыбнулся ей, сердце перевернулось у нее в груди.

– Хотел видеть вас, – сказал он просто.

– А!

Тина ожидала чего угодно, только не этого. Его слова застали ее врасплох; она насторожилась и вспомнила, что поклялась себе действовать правильно и разумно. Ее тело, словно пламенем, охватила внезапная дрожь, которой она никогда раньше не испытывала.

Не зная, что сказать, она лишь стояла перед ним, глядя ему в лицо. Губы ее дрожали, да и все тело вибрировало, как струна инструмента, струна от прикосновения музыканта.

Он поставил на стол рядом с собой бокал и протянул к ней руку.

– Чем вы занимались? – поинтересовался лорд. – Я всю ночь думал о вас и решил, что мое присутствие здесь необходимо. Мне не верится, что герцогиня очень строго за вами присматривает.

Она коснулась прохладными пальцами его руки, а так как ноги больше ее не держали, опустилась возле него в своих широких шелковых юбках и некоторое время с обожанием лишь смотрела на него, а потом отвернулась, чтобы не выдать себя восторженным блеском глаз.

– Да вы, кажется, лишились дара речи, – сказал он. – Вы так удивлены, увидев меня? Уверяю вас, мои кости, как сухой скелет, скрипели на этих разбитых дорогах. Просто позор, что их до сих пор не починили.

– Вам не следовало приезжать домой, – промолвила наконец Тина. – Вы еще не совсем поправились.

– Я отказываюсь попусту тратить время на лежание в постели, особенно в такой момент. Вы хорошо вели себя?

– Не знаю, что ответить, – тихо пробормотала она. – Ее светлость вам скажет, что я вела себя плохо, и сэр Маркус Уэлтон тоже. Но тут я ничего не могу поделать.

– А что вы наделали? – резко спросил лорд Уинчингем, отняв от нее руку и снова поднимая бокал с бренди.

– Я убежала от сэра Маркуса в Воксхолл‑Гарденс, – призналась Тина. – Он… он… напугал меня!

Домой я приехала одна, с незнакомым мужчиной добрым молодым человеком, клерком из военно‑морского министерства. Он благополучно доставил меня сюда. Герцогиня расстроилась, сэр Маркус тоже.

– Ах, чертов наглец! И что же между вами произошло? – агрессивным тоном поинтересовался лорд Уинчингем.

Наступила короткая пауза.

– Он попросил меня стать его женой, – чуть слышно объяснила Тина, не осмеливаясь взглянуть на лорда Уинчингема и уловив отчаяние в своем голосе.

Он осушил бокал и со стуком поставил его на сто лик.

– И что же вы ответили?

– Я еще пока не ответила.

– А что намерены ответить?

Тине показалось, что он почти выкрикнул этот вопрос.

Она еще ниже опустила голову, чувствуя, как слезы начинают покалывать ей глаза.

– Тина, посмотрите на меня, – повелительно, но мягко потребовал он.

Она подняла голову, и он увидел, что в ее глазах блестят слезы.

– Послушайте, Тина, – также мягко произнес лорд Уинчингем, – вы ничего не будете делать против своей воли. Мы найдем какой‑нибудь иной выход.

– Какой же?

– Еще не знаю. Но должен же быть другой выход, безболезненный для вас! Не забывайте: мы с вами партнеры! У вас нет причин брать на себя больше, чем вы можете выдержать! – Он неотрывно глядел на нее.

Тина тоже посмотрела ему в лицо, и на какой‑то момент ей почудилось, будто они заглянули в души друг другу. Слова застряли у него на губах. Низко нагнувшись, он прохрипел:

– Тина…

В этот момент в дальнем конце комнаты открылась дверь, и стоявший на пороге мистер Грейчерч виновато кашлянул.

Лорд Уинчингем быстро выпрямился в кресле.

– В чем дело? – резко спросил он.

– Могу ли я поговорить с вашей светлостью? Это очень срочно!

– Ну что там может быть такого уж срочного? проворчал лорд Уинчингем. – Хорошо, проходите, раз уж пришли. Что там у вас?

Мистер Грейчерч виновато глянул на Тину.

– Мне уйти? – отреагировала она.

– Ну… вероятно, – неуверенно начал мистер Грейчерч. – Хотя, нет, мисс Крум! Останьтесь, пожалуйста, вы можете быть полезной!

– В чем дело? Да не волнуйтесь вы так, Грейчерч! А то и я начну нервничать. Что, произошла какая‑то катастрофа, раз вы вышли из обычного равновесия?

Мистер Грейчерч прошел по комнате и остановился на почтительном расстоянии от лорда Уинчингема.

– Боюсь, милорд, положение очень серьезно…

– Что за положение? – перебил его лорд. – Что произошло более серьезного, чем обычная неприятность? Деньги? Вы ведь никогда ни о чем другом со мной не говорите!

– Простите, милорд, – с несчастным видом выдавил мистер Грейчерч. – Похоже, приносить вам дурные вести – моя судьба!

– Вы и сейчас принесли дурную весть? Ну, ну, давайте! Как‑нибудь я ее переживу!

– Торговцы вином, Хант и Данстебл. Помните, они поставляли шампанское для бала?

– Конечно помню! А что, нельзя? Они уже давно поставляют мне вина!

– В том‑то и проблема, милорд. Я не сказал вам сразу… Это было так неожиданно, а ваша светлость был так занят… Они согласились поставить шампанское и другие вина при условии, что часть их счета, которому уже более трех лет, будет оплачена.

– Более трех лет, – медленно повторил лорд Уинчингем. – И какова же сумма, с учетом, конечно, последнего заказа для бала?

– Почти две тысячи фунтов, милорд. Воцарилась тишина, которую через несколько мгновений нарушил мистер Грейчерч:

– Для маленькой фирмы это солидная сумма, и хотя мистер Хант очень сожалеет, он вынужден настаивать на немедленной оплате долга.

– А если я не заплачу, что тогда?

– Боюсь, милорд, вам это не понравится, но мистер Хант, похоже, уже связался с другими вашими кредиторами.

– Хорошо, Грейчерч. Больше ничего не говорите.

– А что они могут сделать? – задала вопрос Тина, заранее зная ответ лорда Уинчингема.

– Меня могут запрятать во «Флит», дорогая. Чертовски неприятное место! Думаю, там я найду многих моих друзей, которые тоже оказались несостоятельными должниками!

– Не может быть! Это же нелепость, абсурд! – воскликнула она.

Тина говорила скорее мистеру Грейчерчу, чем себе. Ей казалось, этот кошмар просто придуман.

– Есть только один выход, – заявил мистер Грейчерч. – Нам может помочь мисс Крум, кредитовав временную ссуду!

– О чем вы говорите? – удивилась Тина.

– Он говорит, – сухо пояснил лорд Уинчингем, – что вы, дорогая, могли бы выделить из вашего огромного состояния несколько тысяч фунтов для вашего опекуна, оказавшегося в настоящее время в невероятно тяжелом положении.

Тина зажала руками рот и в отчаянии взглянула на него. Если бы она могла ему помочь! Если бы только могла что‑нибудь сделать! Тина чувствовала себя униженной, понимая, что мистер Грейчерч вправе подумать, будто она не хочет помочь своему опекуну в столь отчаянном положении.

– К сожалению, – медленно произнес лорд Уинчингем, – деньги моей подопечной до ее совершеннолетия находятся под строгим контролем, а до двадцати одного года ей еще несколько лет. Так что мисс Крум нам помочь не может.

– Надеюсь, мисс Крум извинит меня, – поспешно пробормотал мистер Грейчерч. – Просто я не вижу другого выхода из создавшегося положения.

– Уверяю вас, выход есть! Сообщите мистеру Ханту и другим кредиторам, что ровно через четырнадцать дней их счета будут оплачены полностью.

– Через четырнадцать дней, милорд? – удивился мистер Грейчерч. – Но как? Не мне судить о вашей светлости, но поскольку я веду ваши дела несколько лет, то не вижу…

– Довольно, Грейчерч! Разрешаю вам удалиться и передать мистеру Ханту, а также прочим проклятым кровососам, ожидающим ответа, мое обещание!

– Хорошо, милорд. – Мистер Грейчерч поклонился и бесшумно вышел.

Лорд Уинчингем, внезапно побледнев и закрыв глаза, откинулся в кресле.

– Это для вас слишком! Вы должны лечь в постель. Вас должен осмотреть врач! – »засуетилась Тина.

Поскольку он не протестовал и не спорил с ней, она поняла, как ему плохо. Тина поспешно позвонила в колокольчик, а когда на ее звонок явились два лакея, велела им отнести хозяина наверх. Еще одного лакея она срочно послала за врачом, а затем побежала в комнаты герцогини.

Ее светлость сидела в постели, великолепно причесанная и сверкая драгоценностями.

– Доброе утро, дитя мое, – весело сказала она, когда вошла Тина, но, увидев ее лицо, быстро спросила: – Что такое? Что случилось?

– Приехал его светлость, – пояснила она, – но он болен и слаб. Пускаться в путь в таком состоянии – безумие. Я велела отнести его в постель и послала за доктором.

– Я же приказала ему остаться в Уинче до конца недели, – рассердилась герцогиня. – Глупый мальчишка! Но что же все‑таки заставило его ослушаться меня и приехать в Лондон?

– По‑моему, он встревожен, – не подумав, буркнула Тина.

– Встревожен? – не поняла герцогиня.

Тина слишком поздно спохватилась, что герцогиня не имеет ни малейшего понятия о финансовом положении своего внука. Собрав все свои силы, она попыталась по‑своему объяснить ситуацию.

– Полагаю, – заставив себя улыбнуться, произнесла она, – лорду Уинчингему было там одиноко, и он просто соскучился по нам. Вот и решил, что ему следует приехать сюда, чтобы сопровождать нас на балы и приемы, а на самом деле, думаю, ему просто стало завидно, что мы развлекаемся и ходим на балы без него!

Ну, это, конечно, не ускорит его выздоровления, – заметила герцогиня. – Передайте доктору, чтобы он зашел ко мне, как только осмотрит его светлость. Хочу выяснить, насколько на самом деле плох мальчик.

– Да, конечно, – кивнула Тина и повернулась к двери, но ее остановил вопрос герцогини:

– Вы написали сэру Маркусу, дитя мое?

– Да, ваша светлость, я почти закончила письмо, но тут пришли и сообщили о приезде его светлости.

– Тогда заканчивайте скорее и отошлите со слугой, – приказала старая леди. – Нельзя допустить, чтобы дурное впечатление, которое вы произвели вчера вечером, осталось у него надолго. Мужчины, как чайники, быстро остывают! Вы же хотите сохранить его? Пока он лучшая партия, которую вы можете сделать!

– Да, конечно, – унылым голосом согласилась Тина.

Герцогиня разумна, Тина это знала, однако понятия не имела, как верны ее слова и насколько жизненно важно, чтобы сэр Маркус не остыл. Спасения нет. Тина прекрасно понимала, что у нее не остается времени увиливать, убегать или притворяться, будто кто‑то может ей помочь. Она должна принять предложение сэра Маркуса, и чем быстрее состоится свадьба, тем лучше.

Выйдя из комнаты герцогини, она побежала вниз, чтобы дать указания дворецкому. Но, спустившись в холл, услышала стук дверного молоточка. Когда лакей открывал дверь, она скорее машинально, нежели из любопытства повернулась.

– Мисс Крум дома? – прозвучал голос сэра Маркуса.

Она подошла к нему, заставив себя улыбнуться и пытаясь притвориться перед самой собой, будто не чувствует робости, от которой каждый шаг давался ей с трудом.

– Мисс Крум… Тина! – Сэр Маркус сорвал с головы шляпу и склонился над ее рукой. Он был одет в бордовый атласный камзол с вышитым поясом, а в середине его шейного платка сверкал сапфир размером с голубиное яйцо. – Я надеялся, вы уделите мне немного времени.

Сэр Маркус выпрямился и теперь возвышался над ней, а она, как всегда, почувствовала, что он ее подавляет.

– Конечно, – ответила она. – Пройдем в маленькую гостиную.

Лакей открыл дверь в маленькую гостиную, выдержанную в светло‑голубых тонах и обставленную элегантной мебелью, которой, как Тина узнала от герцогини, семья владела уже на протяжении более ста лет.

– Присаживайтесь, сэр Маркус, – вежливо пригласила Тина, указав на кресло возле камина, а сама села на диван.

К ее удивлению, сэр Маркус устроился рядом с ней.

– Вы сегодня прекрасно выглядите, – произнес он тоном, который она ненавидела больше всего.

Тина заставила себя посмотреть ему в глаза и пробормотала:

– Вы всегда так добры!

– Я спрашивал себя: думали ли вы обо мне вчера вечером?

– Вчера вечером? – удивилась она.

– После того, как я покинул вас, или, вернее, после того, как вы покинули меня, – объяснил он. – Думали ли вы о моем предложении руки и сердца?

– А, – пролепетала Тина.

Она понимала, что сэр Маркус, конечно, мог прийти к ней именно для такого разговора, но никак не ожидала, что он окажется настолько прямолинейным, что сразу перейдет к делу.

– Да, конечно, – протянула Тина.

– Я, конечно, не хотел вас торопить, – проговорил он, – но, кроме горячего желания знать, хотите ли вы стать моей женой, у меня есть еще планы, которые, как вы понимаете, зависят от того, захотите вы сделать меня безмерно счастливым человеком или нет.

– Какие планы? – спросила Тина не потому, что ее это интересовало, а потому, что стремилась любой ценой выиграть время, прежде чем дать прямой ответ.

– Сегодня утром я был у принца, – сообщил сэр Маркус. – Фактически я помогал его королевскому высочеству, когда тот одевался. Он заявил, что ему надоел лондонский сезон, и предложил мне поехать с ним и, разумеется, с миссис Фитцгерберт, в которую, как вам известно, принц влюблен без памяти, в местечко под названием Брайтхелмстон – маленькую рыбацкую деревушку, которую его королевское высочество нашел на южном побережье. Пожить недолго в деревне было бы приятно, но мне не хотелось бы уезжать из Лондона, если, конечно, вы не согласитесь поехать со мной. Но если вы согласитесь стать моей женой, это будет намного проще.

Тина посмотрела на свои руки, сцепленные на коленях. Конечно, подумала она, проще всего ответить «да». И все же какая‑то неведомая сила удерживает ее, шепчет на ухо, что надо подождать. Она растерялась: коли решение принято, пути назад нет! И все‑таки в голове звенели слова: «Погоди! Погоди!» Хотя Тина понимала, что причина этого не в инстинкте самосохранения, а в страхе оказаться в руках человека, которого она ненавидит.

– Вчера ночью я видел вас во сне, – сообщил сэр Маркус, прежде чем она смогла заговорить. – Мне снилось, что я держу вас в объятиях, как в Воксхолл‑Гарденс, и целую вас, а вы отвечаете мне, и ваши поцелуи опьяняли меня даже во сне, дорогая Тина!

В его голосе было что‑то гипнотическое, и все же когда он наклонился ниже, она почувствовала, что внутренне содрогается от одной близости к нему Больше всего на свете ей хотелось дать ему достойный ответ и выбежать из комнаты.

На какую‑то секунду она представила, как бежит наверх к лорду Уинчингему, откинувшемуся на подушки, прижимается к нему лицом и шепчет, что не может, нет, не может сказать «да» сэру Маркусу, потому что на самом деле любит другого! Но в эту секунду благодаря именно этой ее любви Тина поняла, каков должен быть ее ответ.

Только она может спасти лорда Уинчингема! Только от нее зависит его жизнь. Иначе кредиторы разорвут его на куски или самым унизительным образом упрячут во «Флит»! И она знала, что безнадежная любовь к нему даст ей силы поступить так, как надо. Раньше Тина боролась за себя; теперь же боролась за любимого человека не только больше, чем за себя, но и больше, чем за жизнь.

Она сжимала пальцы до тех пор, пока не побелели костяшки. Наконец сдержанно, ровно произнесла;

– Я вам глубоко благодарна, сэр Маркус, за честь, которую вы мне оказали, и, прежде всего, должна извиниться за мое вчерашнее поведение. Вы застали меня врасплох и должны простить меня за то, что я поставила и вас, и ее светлость в неудобное положение, убежав столь бесцеремонно.

Не говорите больше ничего, – попросил сэр Маркус. – Обещаю вам, я буду прощать и худшие проступки. Это я виноват, что напугал вас. Вы трепетали в моих руках, как птичка в ловушке. Это меня возбуждало. Мне придется научить вас, дорогая, что значит любовь для мужчины, да и для женщины.

В его словах заключался подтекст. Тина покраснела, но ей удалось спокойно ответить:

– Я буду очень стараться в будущем вести себя более осмотрительно.

– Вы выйдете за меня, прежде чем мы отправимся в Брайтхелмстон? – вернулся сэр Маркус к прерванной теме.

Она взглянула на него и неожиданно увидела в его глазах огонь. Тина знала, что, хоть он и владеет собой, внутри у него все трепещет от возбуждения. И была почти убеждена, что история с путешествием принца Уэльского в Брайтхелмстон лишь предлог для того, чтобы поторопить ее с решением. Сэр Маркус нетерпелив, страстен и собственник до кончиков ногтей. Все ее тело кричало от ужаса перед этим человеком, а каждое его прикосновение к ней бросало в дрожь.

И все же альтернативы нет! Как бы на это ни смотреть, ее окружает огромная стена. Дрожащим голосом Тина сказала:

– Надеюсь, вы простите меня, сэр Маркус, но прежде, чем вы получите мой ответ, я должна поставить вам условие.

– Условие? – удивился он. – Что ж, уверен, это не очень сложно. Я хочу вас, Тина. Поэтому выполню все, что вы ни пожелаете, если, конечно, ваше условие не будет слишком обременительно.

– Спасибо, сэр Маркус, – чопорно произнесла Тина. – Только сначала лучше выслушайте меня, прежде чем давать обещание.

– Хорошо, – с улыбкой победителя отозвался он. Тина знала, что его огромные руки дотянутся до нее и он притянет ее к себе, а горячие, жадные губы будут искать ее губы – это только вопрос времени.

Сначала ей казалось, что она упадет в обморок, однако нечеловеческим усилием воли заставила себя произнести:

– Вот мое условие, сэр Маркус. – И от возбуждения она даже встала. – Если я пообещаю выйти за вас замуж, вы без всяких оговорок дадите мне сто тысяч фунтов, прежде чем мы отправимся в церковь, где нас объявят мужем и женой. – Сказав это, Тина не могла осмелиться взглянуть на него.

Сэр Маркус медленно поднялся; выражение его лица было серьезным, но глаза горели любопытством. Тина быстро предупредила:

– Я не могу – это часть моего условия, – я не могу и не стану отвечать на ваши вопросы!

Примерно с секунду он молчал. Тина даже успела решить, что в конце концов он отклонит ее предложение. Она разрывалась между желанием освободиться от него и страхом, что если он сейчас откажется, то ей не удастся спасти лорда Уинчингема. Затаив дыхание, Тина ждала и только теперь до нее дошло, насколько дерзко ее требование. Осмелились бы другие женщины просить так много? Но чем рисковали бы другие женщины, потеряв блестящую партию? А для нее деньги важнее человека, у которого она их требует.

Однако сэр Маркус помолчал, обнял ее и крепко прижал к себе.

– Ах вы маленький чертенок! – пробормотал он. – Вы дразните меня, не так ли? Вы играете в какую‑то непонятную игру и испытываете мою преданность? Что ж, если вы требуете заплатить сто тысяч фунтов за вашу благосклонность, я не дрогну! Мне кажется, это еще дешево!

По его голосу Тина поняла, что его желание становится все сильнее. Ей хотелось уткнуться в его плечо, но он поднял ее подбородок и повернул ее лицо к себе.

В его глазах горел огонь, и она почувствовала на свода: губах его губы. В этот момент ей показалось, будто он вторгается в святая святых ее души. Она даже не Пробовала сопротивляться, а его страсть разгоралась все жарче. Он целовал ее бешено, неистово, причиняя боль ее губам, глазам, щекам и мягкой белой шее.

Ей казалось, что даже в аду она не испытывала бы больших мучений. И более сильного унижения ей еще ре приходилось переживать. Но, сообразив, что ниже опуститься она уже не может, Тина наконец освободилась.

Сэр Маркус отошел к окну.

– Тина, вы вскружили мне голову! – произнес он густым, почти неузнаваемым голосом. – Но мне не придется долго ждать! Скоро вы станете моей, а там уж я научу вас отвечать на мои поцелуи, желать меня так же сильно, как я желаю вас! – Он коротко рассмеялся. – Вы, безусловно, умеете привлекать мужчин! Я всегда любил непокорных лошадей и женщин!

Тина стояла, словно окаменев. Она была оскорблена его словами, но это не имело значения. В ее сердце жила тайная, неразделенная любовь, и только она одна властвовала над ней.

Поцелуи сэра Маркуса были ей неприятны, но она уговаривала себя, что это можно пережить. То, что для нее важно, остается нетронутым. Он может овладеть ее телом, мучить и осквернять его, но он никогда не тронет ее сердце!

Она закрыла глаза, чтобы не видеть его, и услышала смех.

– Вот уж не думал, что стрела Купидона пронзит мое сердце! Но я страдаю от любви, как любой неотесанный деревенский мужлан, влюбленный в первую попавшуюся девчонку!

Он подошел к ней.

– Вы получите деньги, и я не буду задавать вам никаких вопросов, по крайней мере, сейчас, но я тоже поставлю условие! Мы поженимся в течение недели! Договорились?

Вначале Тина заколебалась, однако вовремя вспомнила, что, согласившись с требованием сэра Маркуса, она облегчит участь лорда Уинчингема. Он заплатит долг мистеру Ламптону, а потом, продав часть своего имущества, удовлетворит и требования остальных кредиторов. В Уинче много картин и серебра, за которые можно получить тысячи фунтов, сумму достаточную, по крайней мере для того, чтобы расплатиться с мистером Хантом и более крупными кредиторами. Он обещал расплатиться с ними через две недели. Что ж, они свое получат! Как только лорд Уинчингем отдаст карточный долг мистеру Ламптону, у него уже не будет причин скрывать, что он может: удовлетворить своих кредиторов, расставшись с некоторыми семейными сокровищами.

Тина глубоко вздохнула и чуть слышно пролепетала:

– Я согласна.

Сэр Маркус хотел снова поцеловать ее, но она уклонилась.

– Я должна пойти и сообщить ее светлости о своем решении! – заявила Тина и выбежала из комнаты прежде, чем он сумел ее поймать.

Она слышала, как он звал ее, пока бежала по лестнице, но не обернулась. Лишь добежав до последней площадки, брезгливо вытерла рот, стремясь стереть следы не только прикосновений его губ, но и его богатства, положения, власти и желания обладать ею. Боже правый, как же она его ненавидит!

В этот момент в конце коридора открылась дверь, и из спальни лорда Уинчингема вышел доктор. Это был пожилой, седовласый человек, и шел он очень медленно. Тину охватил ужас, что он несет герцогине дурные вести. Увидев Тину, доктор вежливо поклонился. Они уже встречались в ночь, когда ранили лорда Уинчингема.

– Как состояние его светлости? – дрожащим голосом поинтересовалась она.

– Ничего внушающего опасения, – ответил доктор. – Рана заживает прекрасно, но со стороны его светлости было неразумно возвращаться в Лондон так скоро. Однако он молод и силен… ему это не повредит.

Тина почувствовала огромное облегчение.

– С ним все будет в порядке?

– В полном порядке! Даю вам честное слово, его светлость скоро будет на ногах! Ведь на карту поставлена моя репутация! – По засверкавшим глазам девушки доктор понял, чего она боится, и поэтому добавил: – Простите мое стариковское предсказание, мисс Крум, но я уверен, вы оба будете очень счастливы!

Его слова застали ее врасплох. Тина не нашлась что ему ответить, а пока придумывала, как отреагировать, доктор медленно удалился к спальне герцогини.

Тина задумчиво посмотрела ему вслед. Если бы, как подозревает доктор, они были помолвлены с лордом Уинчингемом, насколько иными были бы ее чувства! На ее глаза навернулись слезы. Одно дело – принести великую жертву ради любимого человека, и совсем другое – знать, что придется жить без него. Невозможно представить себе будущую жизнь с тем, кого ненавидишь, а не с тем, кого любишь!

Почти не сознавая, куда ведут ее ноги, она направилась к спальне лорда Уинчингема. Оттуда с подносом вышел Джарвис и пошел к задней лестнице. Тина проскользнула в незапертую дверь. Жалюзи были опущены наполовину, и Тина увидела темную голову лежащую на подушке. Она догадалась, что доктор да., раненому что‑то успокоительное, чтобы уменьшит; боль и быстрее отдохнуть с дороги.

В комнате было очень тихо, если не считать пчел жужжащих у окна. Тина подошла к постели; лорд Уинчингем мирно спал. Повязка слегка выглядывала из под одеяла. Другая рука неподвижно лежала на белых простынях. Она с любовью долго смотрела на него, испытывая почти физическую боль в сердце от мысли, что через неделю он навсегда исчезнет из ее жизни.

Тина думала, что никогда больше его не увидит и никогда не даст ему узнать о своей любви. Будет тяжелее, гораздо тяжелее, если ей придется видеть его с другими женщинами. Какая мука знать, что его жизнь будет продолжаться, как и раньше, а ее прервется… Она не могла, не осмеливалась‑думать о сэре Маркусе!

Пчела сердито жужжала у окна. Лорд Уинчингем беспокойно дернулся; его губы пошевелились, словно он хотел что‑то сказать. Из глаз Тины покатились слезы. Она наклонила голову, на мгновение прижалась губами к его руке и выбежала из комнаты. Ей было необходимо отчаянно, бешено и слепо выплакать всю бурную страсть, бушевавшую в ней и ставшую наконец невыносимой!

Глава 10

Дни летели с ужасающей скоростью. Тина чувствовала, что у нее нет времени думать, нет времени даже чувствовать. Казалось, она жила в состоянии, граничащем с гипнотическим, от примерки к примерке. Вот и сейчас она долго стояла, так как на ней закалывали белое подвенечное платье.

Потом еще час, пока на ней распарывали редингот и сшивали снова, потому что герцогиня придралась к неправильно вшитому поясу.

Теперь у нее были дневные платья, шляпки с перьями, настолько тонкие неглиже, что казалось, будто их выткали чьи‑то волшебные пальчики, и груды белья из настоящего кружева.

Сначала Тина протестовала против таких трат, но потом, обратив внимание, что никто ее не слушает, смирилась с безудержной расточительностью герцогини.

– Наследница, выходящая замуж за одного из богатейших мужчин Англии, должна быть одета соответственно своему положению! – то и дело повторяла та. Тина была слишком утомлена и подавлена, чтобы спорить. Она безвольно соглашалась со всеми сумасбродствами старой леди, с каждым новым ее предложением: французским газом, бархатом из Лиона, лендами из Парижа…

Иногда ей казалось, что все происходящее с ней – это кошмар, снящийся в страшном сне, и только ночами, оставаясь одна и понимая, что от стыда не убежать, осознавала: это не кошмар, а реальность.

С лордом Уинчингемом Тина виделась редко: врачи велели ему отдыхать, кроме того, его ежедневно посещали массажисты, поэтому если он и появлялся за едой, то только на короткое время, чтобы сказать герцогине, что у него встреча, или пожаловаться, что ему не принесли бокал портвейна.

Иногда Тина думала, что ей легче бы было вообще не видеться с ним. Когда он входил в комнату, сердце у нее начинало колотиться, все тело напрягалось, пальцы холодели. Она с нетерпением ждала, пока лорд заговорит, и ощущала внезапный прилив радости, когда он ей улыбался, и полное отчаяние, когда хмурился!

Вероятно, лучше было бы не видеть его, представить, что он уже исчез из ее жизни, и смириться с фактом, что будущее, мрачное и ужасающее, станет только еще тяжелее и мучительнее от его постоянного присутствия. Но когда он не выходил к обеду, а дворецкий торжественно докладывал:

– Его светлость шлет вам привет, ваша светлость, и с сожалением сообщает, что он задержался в клубе и не придет к обеду, – эти слова звучали для нее похоронным звоном, и Тина спрашивала себя, как ей скоротать долгие часы, чтобы дождаться его.

Все это было безумно и безнадежно, и все же в глубине ее души теплилась какая‑то неугасимая надежда. Что‑то должно произойти, что‑то должно предотвратить окончательную катастрофу!

Одно было хорошо: ее избавили от слишком частого присутствия сэра Маркуса. Когда он заявил вдовствующей герцогине, что хочет постоянно видеться с будущей женой, та очень строго усмирила его нетерпение:

– Чушь и чепуха! Когда поженитесь, будете видеть ее сколько угодно. Я не хочу, чтобы она шла по проходу с приданым, которого устыдилась бы и бедная деревенская девушка! Она выйдет за вас как подобает или вообще не выйдет! Это мое окончательное слово!

– Я женюсь на Тине, а не на всех этих бессмысленных рюшках и оборках! – угрюмо возразил сэр Маркус.

– Невесте подобает появляться во всем блеске, и если у нее нет «бессмысленных рюшек и оборок», как вы их называете, то после замужества ее будет ждать скорая расправа всякий раз, когда она попросит о них, – едко ответила герцогиня.

Я хотел вас обеих отвезти сегодня вечером в Воксхолл, – рассердился сэр Маркус, – а теперь вы говорите мне, что Тина слишком устала от подобных развлечений.

– Разумеется, она слишком устала, – отрезала герцогиня, – вы бы тоже устали, если бы с раннего утра часами стояли на ногах, заколотый булавками! Я должна гордиться Тиной в день ее свадьбы. Я ненавижу этих бледных, хныкающих невест, которые выглядят так, словно упадут в обморок, прежде чем дойдут до алтаря; а медовый месяц – тяжелое занятие, особенно в обществе такого фата, как вы, сэр Маркус!

С этими словами герцогиня похлопала его по руке : веером с рукояткой из слоновой кости, и они оба засмеялись понимающим смехом опытных и искушенных людей, всегда готовых оценить хорошую шутку.

– Вы, безусловно, укрощаете меня, – запротестовал сэр Маркус с ноткой невольного восхищения в голосе.

– Это мой последний шанс, – парировала герцогиня, – ведь кто вас удержит, когда меня не будет? Уж не вы сами, конечно!

– Вам не следует слушать сплетни, – вкрадчиво произнес сэр Маркус.

Герцогиня сжала губы и на мгновение стала серьезной:

– Я уже наслушалась, и некоторые истории, которые о вас рассказывают, весьма неприглядны. Вы будете добры к этой девочке?

– Разумеется, – не раздумывая, пообещал он. – Уверяю вас, я сделаю ее счастливой! Большинство женщин находят в моих объятиях все блаженства, о которых раньше даже не мечтали!

– Если под «большинством женщин» вы подразумеваете тех проституток, общение с которыми испортило вашу репутацию, то меня это не особенно впечатляет! – вспыхнула герцогиня.

Сэр Маркус засмеялся, нисколько не смущенный подобной критикой:

– Каковы бы они ни были, им было очень хорошо в моем обществе. Женщины, ваша светлость, где бы они ни родились, в постели всегда одинаковы!

– Далеко не все! – огрызнулась герцогиня. – Некоторые из них имеют определенные идеалы, а другие, что еще важнее, добры! По‑видимому, с этим словом вы не очень хорошо знакомы.

– Будь вы мужчиной, ваша светлость, мне было бы легче спорить с вами, – улыбнулся сэр Маркус. – Позвольте сказать, что я могу научить непокорных кобылок вести себя. Всегда получал удовольствие от этих уроков, и, если мне будет позволено похвастать, я – очень опытный учитель!

Сэр Маркус наклонил красивую голову и поцеловал руку герцогине. Затем, улыбаясь, вышел из комнаты. Но если бы сэр Маркус обернулся, то наверняка удивился бы выражению лица вдовствующей герцогини – оно отражало презрение.

Вероятно, именно после этого разговора герцогиня стала с Тиной добрее и мягче, чем прежде. Должно быть, она поняла, что Тина не хочет оставаться наедине с будущим мужем, поэтому отклоняла все его приглашения, как бы интересны они ни были: в Сады удовольствий, в оперный театр или на приемы, устраиваемые в высшем свете каждый вечер.

Если бы Тине приказали туда пойти, она бы пошла. Ей казалось, что у нее уже не осталось силы воли сопротивляться грядущим мучениям, и лишь утешалась мыслью: выйдя за сэра Маркуса через два дня, она спасет лорда Уинчингема от унижения и бесславия.

При этом Тина уже забыла, что должна спасти и себя от респектабельной, но плохо оплачиваемой работы гувернантки. Отказаться теперь выйти замуж за сэра Маркуса означало бы не только принести в жертву лорда Уинчингема и лишить его последнего шанса уплатить долги, но и поставить как его, так и герцогиню в тяжелейшее финансовое положение, когда начнут приходить счета за изысканное и дорогое приданое.

Тина помнила, как много, много лет назад ее мать говорила ей, что одна ложь всегда влечет за собой другую. И теперь в этом убедилась. С самого начала они с лордом Уинчингемом беспечно, не просчитав всех обстоятельств, по собственной воле нагородили груду лжи, в которой сами и запутались.

Она вернулась домой очень усталая после четырех часов стояния на ногах перед мадам Раше, а в холле ее ждал огромный букет пурпурных орхидей. Такие подарки ей ежедневно присылал сэр Маркус. Повернув к лестнице, Тина даже не взглянула на цветы.

– Как я вижу, это дорогое подношение прислал ваш жених, – сухо заметила герцогиня, и по внезапной резкости ее тона невеста догадалась, что та устала и раздражена.

– Да, мадам, – промолвила она.

Увидев, что Тина готова следовать за ней, герцогиня остановилась на второй ступеньке лестницы.

– Полюбуйтесь цветами и прочтите записку! – громким шепотом распорядилась она. – Не афишируйте перед слугами ваше безразличие!

Тина вернулась в холл. А потому, как герцогиня, Поднимаясь по лестнице, продолжала ворчать, поняла, что вечером ей будет преподан урок.

Пытаясь изобразить восхищение роскошными цветами, она взяла приложенную к ним записку. В ней было всего лишь несколько слов, начертанных крупным, размашистым и ненавистным ей почерком:

«Пока вы не станете моей!»

Тина вздрогнула, как от удара клинком. Через несколько часов и она будет принадлежать ему! Ей понадобилось усилие воли, чтобы сдержаться, не смять записку и не бросить ее на пол.

Между тем герцогиня уже скрылась из вида, а в конце коридора появился лакей с серебряным подносом, на котором стоял графин. Тина его окликнула:

– Его светлость дома?

– Да, мисс, он в библиотеке, – отозвался лакей. Она заколебалась, но ноги уже сами понесли ее туда.

От усталости и вялости не осталось и следа. Стерн там! Она его увидит! Разве имеет значение все остальное? Сэр Маркус с его цветами, гнев герцогини, быстро бегущее время? Только не упустить бы случая, хоть немного побыть с любимым человеком!

Лакей придержал перед ней дверь. Лорд Уинчингем сидел в большом кресле перед камином с бокалом вина в руке. Он заметно побледнел и осунулся после болезни, но почему‑то выглядел более привлекательным и менее устрашающим, чем раньше.

При ее появлении он оглянулся, и ей показалось, что глаза его загорелись.

– Тина! – воскликнул лорд.

– Не вставайте! – быстро предупредила она. – Мы с герцогиней только что вернулись. Я узнала, что вы здесь, и зашла справиться о вашем самочувствии.

– Я чувствую себя вполне прилично! – ответил лорд Уинчингем. – Врачи мной довольны, хотя для меня было бы лучше, если бы Клод оказался более метким стрелком!

– Я хотела кое‑что сообщить вам, – начала Тина. – Вчера вечером я видела Клода. Мы с герцогиней поздно возвращались домой из Челси, от портного.

который, как ей сказали, отлично шьет костюмы для верховой езды. Улицы в это время были почти безлюдны, солнце уже зашло. Подъезжая к Берклисквер, я заметила его в сквере.

– Клода?! – воскликнул лорд Уинчингем.

– Да, да… Я почти уверена, что это был он. Клод стоял в тени, и с ним еще двое. Он что‑то им говорил и показывал на этот дом!

– Вы, наверное, ошиблись, – усомнился лорд Уинчингем. – Я не верю, что Клод осмелится появиться поблизости, по крайней мере, пока я не поправлюсь! А когда появится, его будут ждать мои друзья! Сухим из воды ему не выйти!

– Что вы имеете в виду?

– Ну, если они его не выпорют, это сделаю я! – пояснил лорд Уинчингем. – В конце концов, он хотел меня убить! Только по счастливой случайности ему это не удалось.

– О нет! Оставьте его в покое! – запротестовала Тина. – Не надо мстить ему! Умоляю вас! Не знаю почему, но я его боюсь!

Лорд Уинчингем откинул голову и засмеялся сухим, резким, неприятным смехом:

– Боитесь Клода? Не стоит. Он дурак, каких мало! Герцогиня называет его червем. А с червем можно поступить только одним способом: раздавить его!

– Нет, нет! Он не червь! Скорее, Клод похож на змею, которая все равно попробует уничтожить вас! Пожалуйста, оставьте его в покое. Ну, если можете, вышлите его из Англии! Не подвергайте свою жизнь опасности!

– Не волнуйтесь, – успокоил ее лорд Уинчингем. – Если Клод и убьет меня, кому до этого есть дело?

Мне! – быстро, почти не думая, выпалила Тина, но, поймав на себе удивленный взгляд лорда Уинчингема, покраснела и пояснила: – Я бы не хотела, чтобы с вами что‑нибудь случилось и вашему кузену удалось завладеть Уинчем!

– Уинч, Уинч! – воскликнул лорд Уинчингем. – Вот о чем вы все время беспокоитесь? Вот в чем причина всех преступлений? – Внезапно он протянул ей руку, и Тина, не осознав, что делает, вложила в нее свою ладонь. – Подойдите ко мне ближе! – потребовал лорд Уинчингем. – Я хочу поговорить с вами.

Он притянул ее к креслу, и она села на низкий пуфик возле него. Потом взглянул на ее крошечное личико и произнес каким‑то непонятным тоном:

– Вы выглядите усталой и несчастной.

– Нет, сейчас я вовсе не несчастна!

Это была чистая правда. Прикосновение его пальцев действовало на нее, как глоток хорошего вина. Вся комната озарилась ярким солнечным светом.

– Оставьте все это, – мягко попросил он. – Бросьте этот дурацкий маскарад! Скажите им всю правду. Вы же не будете счастливы с Уэлтоном, несмотря на все его богатство!

На мгновение Тина закрыла глаза. Как ей хотелось согласиться с ним, рассказать, что она терпеть не может сэра Маркуса, что отдала бы полжизни за то, чтобы освободиться от него! Но тут же подумала и о другом: при ее появлении на Беркли‑сквер положение лорда было незавидным, теперь же, когда потрачено столько денег на нее, оно стало еще хуже!

– Все в порядке, – тихо произнесла она. – Смею сказать, все улажено, деньги я получу раньше, чем пойду в церковь. Я договорилась, что отдам их на хранение вам, как моему посаженому отцу, и они будут у вас, пока мы не уедем из этого дома.

– Я – ваш посаженый отец?! – воскликнул лорд Уинчингем.

– Но ведь это правильно! Вы же мой опекун! Ведь я появилась в свете как ваша подопечная!

– К черту все это! Я не согласен! Я еще недостаточно здоров. Врач мне запретит…

– Ну пожалуйста… – жалобно начала Тина. – Я же не могу идти в церковь одна… толпа людей… взгляды… сэр Маркус… Я… я надеюсь только на вас! – Она не могла терять последние мгновения, которые можно провести с ним. Свадьба казалась ей менее страшной, если в церковь она пойдет с ним и побудет наедине с ним в карете, прежде чем отдаст себя в руки ненавистного человека. Тина взмолилась: – Пожалуйста, обещайте мне, что будете моим посаженым отцом!

Лорд Уинчингем пожал плечами, и она заметила, как он поморщился от боли.

– Если это доставит вам удовольствие, – нелюбезно согласился он.

– Спасибо, – улыбнулась она.

– Не смотрите так самодовольно, – огрызнулся он. – Вы добились своего, и нечего ухмыляться!

– Я не ухмылялась, – запротестовала Тина, придя в некоторое замешательство от его резкости.

– Вы, проклятые женщины, все одинаковы. Внезапно встав, лорд Уинчингем подошел к окну и повернулся к ней спиной.

– Вы суетитесь из‑за пустяков, а крупные неприятности проглатываете без звука. Вероятно, в конце концов, вы хотите замуж за этого человека? – Он саркастически засмеялся. – Кое‑кто считает его красивым, и он богат. Ведь только это имеет значение, не так ли? Уэлтон достаточно богат, чтобы покупать вам платья и драгоценности, в которых вы будете очаровывать других мужчин и заманивать их в паутину драм и интриг, которой себя окружили! И нет им спасения!

В его голосе было столько злобы, что Тина почувствовала, как слезы навернулись ей на глаза. Она встала, подошла к нему и жалобно спросила:

– Что вы говорите? Почему вы так со мной разговариваете?

– Потому что вы похожи на всех остальных женщин, – отрезал он, – а я думал, вы не такая. Тряпки… тряпки… тряпки! Это все, о чем вы думаете? Тряпки, чтобы заманить бедного дурака в ловушку любви! Тряпки, в которых можно танцевать на его сердце, выходя замуж за другого…

– По‑моему, вы сошли с ума! – вспылила Тина. – Вы же знаете, мне совершенно не нужно это нелепое, сумасбродное приданое, которое навязала мне ваша бабушка! Но что я могла сделать? Она же считает, что я богата… достаточно богата, чтобы заплатить за все это. Как только я выйду замуж, предполагаю, моему мужу тотчас же представят счета. Вы действительно думаете, что меня интересует, во что я одета? Я была счастлива и в том, в чем приехала сюда! Только когда вы все стали смеяться над моим платьем, я поняла, какой у меня, должно быть, деревенский вид!

– Как выглядит ваше свадебное платье? – неожиданно поинтересовался лорд Уинчингем.

– Оно очень красивое, – запинаясь, ответила Тина, – во всяком случае, мне так говорили. Я не смотрела на него.

– Не смотрели? – рассердился он. – На него будет смотреть сэр Маркус, не так ли? Сэр Маркус увидит вас сияющей, в полном блеске. «Прекрасная невеста», – скажут все. Вы ведь ждете не дождетесь того момента, когда он наденет кольцо вам на палец и вы станете леди Уэлтон? Леди Уэлтон! Слуги будут распинаться перед вами и называть вас «миледи»!

Тина закрыла лицо руками.

– Замолчите! Сейчас же замолчите! – закричала она. – Почему вы говорите с такой ненавистью? Вы же знаете, что я не хочу выходить за него, но этот план придумали мы с вами! Только сэр Маркус сделал мне предложение, а у нас не было времени ждать!

– Не было времени, – повторил лорд Уинчингем, словно старался убедить самого себя. – А когда мы придумали этот план, нам казалось, что времени полно. Вам пора делать выбор, пора, вероятно, найти какого‑нибудь приятного, незаметного молодого человека. Но нет… именно Уэлтон с его подмоченной репутацией! Он записной сердцеед! Уэлтон, который щеголяет по клубам, хвастаясь своими победами!

– Повторяю вам, я его не выбирала, – перебила его Тина. – Я возненавидела его с первого взгляда. Я боялась его, но никто больше не появился… Никто! Мистер Ламптон назначил вам срок оплаты, и у меня не осталось времени, чтобы найти более подходящую партию!

– Не думаю, чтобы это что‑нибудь изменило, – сердито проворчал лорд Уинчингем, отвернувшись от окна и посмотрев ей в лицо. – Что вы здесь делаете? Ступайте наверх и отдохните, чтобы ваш жених увидел вас красивой! Наденьте ваше лучшее платье, чтобы соблазнить и очаровать его, и напомните, чтобы он ни в коем случае не забыл о деньгах! Вы очень выгодно продали себя! Сто тысяч фунтов мне… но посмотрите, что будет у вас: загородный особняк сэра Маркуса в Ньюмаркете… его лошади… ложа в опере… обширные владения… тяжелые денежные мешки! Все это будет принадлежать вам и принесет вам массу счастья!

Его голос бил по ней словно хлыст, и Тина почувствовала, как кровь приливает к ее лицу.

– Вы злой, мерзкий человек! – вышла она из себя. – Зачем вы мне это говорите? Зачем пытаетесь сделать меня еще более несчастной? Что я еще могу предпринять, какой у меня выбор? Я попала, как крыса, в ловушку, и вы это прекрасно знаете! Неужели вы не видите, что я должна через это пройти?

– Разумеется, должны, – признал он, и в его голосе снова зазвучала такая нетерпимость, что она задрожала от гнева и горя. Однако прошептала:

– Ума не приложу, чем я навлекла на себя вашу немилость. Я лишь пыталась помочь вам, сделать что‑то для вас!

Ее голос сорвался на последнем слове, по щекам Тины потекли слезы; и все же она смотрела ему в лицо, не отрывая от него глаз, немного приоткрыв губы, а сцепленные руки говорили о силе ее чувств.

Какое‑то время они стояли совершенно неподвижно, словно оба окаменели, а потом вдруг напряжение лорда Уинчингема прорвалось.

– Черт вас подери! – бешено вскричал он. – Черт вас подери!

Прежде чем Тина поняла, что происходит, он сгреб ее в объятия и коснулся губами ее губ. Она раскрыла рот от удивления и затихла, чувствуя твердое, почти грубое прикосновение его губ. Лорд Уинчингем крепко прижал ее к себе, но инстинкт подсказывал ей, что, целуя ее со страстью, он, тем не менее, все еще пребывает в ярости и негодовании.

Впрочем, Тина не могла думать ни о чем, кроме как о чуде этих поцелуев. Пламя страсти охватило всю ее целиком. Ей казалось, что мир остановился, что они с лордом Уинчингемом остались вдвоем, пелена спала с их глаз и они стали лишь мужчиной и женщиной, связанными друг с другом и принадлежащими друг другу.

«Я люблю вас», – хотела она признаться, но его губы по‑прежнему держали ее в плену, а объятия сковывали, словно стальными обручами. Тина не могла , пошевелиться, даже если бы захотела. Золотой, блестящий и восторженный мир кружился вокруг нее, пока лорд Уинчингем со стоном, чуть пошатнувшись, не оторвался от ее губ и не оттолкнул ее от себя. Она покачнулась и упала бы, если бы не удержалась за спинку стула.

– Уходите! – услышала Тина его голос. – Уходите сейчас же… пока я не передумал. Ради бога, не подходите больше ко мне!

– Но… но, С… Стерн… – Робко, впервые она назвала его по имени.

Ее лицо и тело, казалось, светились от его волшебного прикосновения. Лорд Уинчингем повернулся к ней спиной, опустил голову и ссутулился.

– Уходите! – резко повторил он. – Делайте, как я говорю… уходите!

Она заколебалась, ей так хотелось сказать гораздо больше, но приказ был непреклонен. Тина не осмелилась ослушаться. Медленно волоча ноги, надеясь на отсрочку, она прошла по комнате. У двери остановилась и оглянулась. Лорд Уинчингем по‑прежнему стоял у окна и выглядел старым, подавленным человеком.

– Стерн! – снова прошептала она его имя и, не дождавшись ответа, вышла из комнаты.

Сама не зная почему, Тина направилась в свою спальню. Там она некоторое время стояла, прижавшись спиной к двери и закрыв руками горящие щеки, слушала, как бешено бьется ее сердце. Теперь Тина знала, что он любит ее так же, как она его!

Тина не понимала одного: за что он на нее сердился? Но теперь все встало на свои места. Свое неутоленное желание Стерн с головой выдал этими поцелуями, которые начались грубо, а кончились плохо скрываемой нежностью и требовательностью.

– Он любит меня! – Произнеся вслух эти слова, она вдруг опустилась на колени перед постелью. – О, слава богу! Слава богу! Он любит меня!

Все прочее, казалось, не имеет значения. Прошлое, будущее, настоящее с его проблемами – все это было мелкими, незначительными неприятностями по сравнению с тем бесконечным счастьем, что он любит ее. Почему‑то Тина никогда не представляла, что такое возможно; никогда не представляла, что настанет момент, когда он захочет ее так же, как она хочет его, когда боль в груди будет не одинокой, а разделенной.

Сейчас для нее не имело значения даже то, что в будущем они не будут вместе. Важно было лишь то, что она его завоевала, что его любовь полностью принадлежит ей.

– Я люблю его! Я люблю его! – повторяла она в своей комнате, и та казалась еще красивее потому, что принадлежит ему, так же как и ее сердце!

Тина понимала, что после охватившей ее на первых порах эйфории очень скоро погрузится в бездну отчаяния, потому что их любовь никогда не сможет стать совершенным союзом двух людей, как хотелось бы. Инстинкт подсказывал ей, что впереди ее ждут отчаяние, опустошение и горе. И все же сейчас это не имело значения. Главное, что она любима, любима человеком, которого любит так глубоко и так сокровенно!

– Благодарю тебя, Господи! Благодарю тебя, Господи!

Это была молитва, идущая от самого сердца, без мольбы о чем‑то большем. И вдруг ее взгляд наткнулся на белое платье, лежащее на постели.

В первоначальном экстазе, войдя в комнату, она его не

заметила, а теперь очень медленно встала и сняла покрывало.

Это было ее свадебное платье – поверх кружевной нижней юбки белая шелковая тафта, расшитая серебром и бриллиантами. Затейливой формы лиф, украшенный крошечными цветочками флердоранжа спрятавшимися в кружевных оборках. Ее свадебное платье!

Тина смотрела на него почти невидящими глазами, понимая, что ее предстоящее замужество – насмешка не только над ее любовью, но и надо всем, что есть святого и чистого. Брак означает союз мужчины и женщины, готовых до конца своих дней любить и ласкать друг друга. Она же предает не только себя, но и идеалы всех влюбленных женщин.

Тина повернулась к двери. Ей хотелось спуститься к лорду Уинчингему и сказать ему, что они не должны губить свои жизни и разбивать свои сердца. В голове сразу возник план: они убегут вместе, уедут во Францию и останутся там жить тайно, наслаждаясь обществом друг друга. И вдруг испугалась: это невозможно! Их совместная жизнь не должна начинаться с бесчестия и трусости. Она не могла представить себе лорда Уинчингема сбежавшим от своей семьи, своих владений, своих долгов, возмущенных кредиторов и прозябающим на чужбине. Лучше продать Уинч и распределить вырученную сумму среди тех, кому он должен.

Хотя и эта идея безнадежна! Тина уже не раз обдумывала такой вариант. Сначала надо заплатить мистеру Ламптону – это долг чести, а после его уплаты очень мало что останется. Отказ же уплатить карточный долг не только вызовет скандал, но и может привести во «Флит».

Тина отвернулась от двери и снова посмотрела на свадебное платье. В этот момент она поверила, что любовь даст ей силы пройти через все это! По крайней мере, она испытала полное счастье и теперь до конца своих дней будет помнить поцелуи лорда Уинчингема, тот восторг, который они в ней пробудили.

– Я люблю тебя, – снова прошептала Тина внезапно дрогнувшим голосом. Но на сей раз в этих простых словах не было ликования и торжества, а всего лишь выражение верности.

Она подошла к туалетному столику, села на низкий табурет перед зеркалом в золоченой раме и посмотрела на свое отражение. «Я стану старой, – подумала она, – старой и уродливой, но всегда буду помнить прикосновение его губ, его объятия. Пламя, загоревшееся во мне, зажгло и его». И вдруг, не ожидая того, горько заплакала.

Не из жалости к себе и не от отчаяния, а безнадежно, как плачет человек, у которого нет будущего, нет надежды, нет спасения.

Глава 11

Его светлость не вернулся, ваша светлость. – Не вернулся? – почти вскрикнула герцогиня. – Его не было вчера вечером, когда он мне понадобился, а сейчас… через двенадцать минут мы отправляемся в церковь!

Тина отвернулась от трюмо, перед которым горничные в последний раз поправляли на ней платье и фату.

– Его светлость не ночевал дома? – спросила она. Горничная, получившая информацию от лакея, который слышал ее от дворецкого, присела в реверансе.

– Нет, миледи… то есть, мисс. Мистер Джарвис сказал, что постель его светлости не расстелена.

От Тины не ускользнула оговорка в обращении к ней – ведь всего через час этот титул «миледи» будет принадлежать ей по праву. Она станет леди Уэлтон, а лорд Уинчингем, похоже, не увидит ее свадьбы.

Тина не видела его с того момента, как они целовались, и в глубине души понимала, что он просто боится – боится своих, а может быть, и ее чувств. Боится прощания, к которому их неумолимо ведет поток событий.

Накануне день прошел скучно и в суете: потерялась фата, сломалась застежка бриллиантового ожерелья, подаренного ей на свадьбу герцогиней, сапожник не прислал туфли, заказанные к ее дорогому, элегантному платью. И было много других мелких неприятностей, досаждавших с минуты на минуту, из часа в час! Герцогиня волновалась и без всякой причины находилась в дурном расположении духа. Абдул постоянно получал затрещины, и только появление мамонта среди пирогов на кухне могло бы унять его крики. Все слуги, казалось, пребывали в смятении, и даже мистер Грейчерч, похоже, утратил свое обычное безмятежное спокойствие.

Тина провела день как во сне, и как многие сны, он казался ей то кошмаром, то безмерным счастьем. Всеми фибрами души она чувствовала, что лорд Уинчингем любит ее, и одновременно прекрасно понимала, (Что после свадьбы будет редко видеться с ним, если вообще будет. Одно дело – принести себя в жертву любимому человеку, и совсем другое – осознавать, что никогда больше его не увидишь и он не сможет даже выразить ей свою благодарность за принесенную жертву!

Ближе к вечеру, страстно желая увидеть Стерна, услышать его голос, пусть резкий и властный, она направилась в библиотеку.

Лорда Уинчингем там не оказалось, но Тина знала, что на столе лежит ее брачный контракт, подписанный, скрепленный печатью и ожидающий, когда мистер Грейчерч заберет его и со свойственной ему пунктуальностью приложит к остальным документам.

Почти не видящими глазами она прочла свое имя и имя сэра Маркуса, а внизу страницы заметила подпись лорда Уинчингема, нацарапанную с такой яростью, что перо прорвало бумагу.

В библиотеке все напоминало о нем. На столе стоял бокал, наполовину наполненный бренди, и дверь в сад была открыта. Тина решила, что он просто вышел прогуляться перед сном, как это делал обычно. Горя желанием видеть его, она тоже вышла в сад, глядя на мощеные дорожки. Лорда Уинчингема поблизости не было.

Тина грустно пошла по одной из них к большим воротам, скрытым от дома деревьями, откуда тропинка вела к конюшням. Возможно, он пошел проведать своих любимых лошадей? Ворота оказались открыты. Заглянув за них, она оглядела дорожку, идущую вдоль стены конюшни. Дорожка оказалась довольно сырой, и Тина не рискнула ступить на нее в своих атласных туфельках. Решила, что лорд вот‑вот вернется, а ей лучше подождать его в беседке.

Интересно, что он ей скажет? Застигнутый врасплох, покажет ли свои истинные чувства или твердо решил не делать этого? Почему‑то ей подумалось, что, сохраняя безукоризненное самообладание, лорд Уинчингем начнет убеждать ее в своем полном безразличии к ней.

Вечер был тихим и безветренным. Она ждала в беседке, слушая журчание фонтанов и пение птиц, свивших гнезда в кустарнике. Как хорошо жили бы они с лордом Уинчингемом в каком‑нибудь маленьком деревенском коттедже, вдали от этой роскоши, от многочисленной армии слуг и арендаторов, вдали от цепких лап высшего света, жадно поглощавшего их драгоценное время!

Ей вдруг представились долгие дни, полные солнечного света и удовольствий. Они будут только вдвоем, вероятно, со своими детьми, лошадьми и собаками. Как всякая влюбленная женщина, Тина знала, что смогла бы сделать лорда Уинчингёма счастливым настолько, что он забыл бы о бурной холостяцкой жизни и женщинах, заполнявших его праздное время.

– Я люблю его! – призналась она маленькому купидону на фонтане. – Я люблю его! – крикнула она птицам, пролетевшим над ее головой.

Тина потеряла счет времени. Оглядевшись, поняла, что уже стемнело, а лорда Уинчингёма все нет и нет. Ясно, он уже не вернется.

Медленно, уныло она побрела к дому. Вероятно, он разгоняет тоску с женщиной, развлекавшей его до ее появления. Наверное, решил, что на следующий день после ее свадьбы станет снова богатым человеком и сможет щедро заплатить за благосклонность той, которую желает!

Сейчас ей казалось странным, что лорд Уинчингем не ночевал дома. Может быть, его угнетала домашняя суета? Может быть, осознав свои чувства к ней, он понял, что не сможет сам повести ее к алтарю?

При мысли, что она никогда больше не увидит его, Тине хотелось плакать от горя.

– Не мог же его светлость пропасть! – громко произнесла она. – Надо немедленно послать лакеев во все клубы, ко всем его друзьям! Нужно выяснить, не забыл ли он время венчания?

Нет, ни в коем случае! – горячо возразила герцогиня. А когда Тина удивленно взглянула на нее, пояснила: – Это может вызвать скандал. Если мой внук не появится на церемонии, я скажу, что он нездоров. Я не стану вырывать его из объятий проститутки или из других неприглядных мест: назавтра об этом станет трезвонить весь Лондон!

– Да, да, конечно, я об этом не подумала, – кротко согласилась Тина.

– Пришлите ко мне его камердинера! – приказала герцогиня горничной.

Девушка присела в реверансе, и через несколько минут Джарвис, очевидно ждавший вызова, постучал в дверь комнаты Тины.

– Входите, приятель, – пригласила герцогиня. – Я слышала, ваш хозяин не ночевал дома?

– В этом нет ничего необычного, ваша светлость, – виновато ответил Джарвис. – Однако ему пора появиться. Он еще должен одеться.

– Да уж, пора! – подтвердила герцогиня. – . Опаздывать – это прерогатива невест. Ни один уважающий себя жених не обязан ждать у алтаря более пятнадцати минут! Приготовьте одежду и скажите кучеру: когда появится его светлость, он должен гнать лошадей во всю прыть!

– Слушаюсь, ваша светлость, – отозвался Джар вис. – У меня уже все готово.

– Я этого не понимаю, – пробормотала герцогиня, неожиданно хлопнув в ладоши. – Все! Слушайте меня! – гаркнула она. – Невеста готова: она больше не нуждается в ваших услугах. Оставьте нас одних и передайте дворецкому, чтобы принес мне бокал вина. Мне это нужно.

– Хорошо, ваша светлость.

Горничные, приседая в реверансах, удалились, закрыв за собой дверь. Герцогиня некоторое время молчала, а Тина с удивлением смотрела на нее.

– Ну, – произнесла наконец старая леди, – рассказывайте. Что произошло?

– Ч… что пр… произошло? – не поняла Тина.

– Да, девочка. Я не вчера родилась. Он вам объяснился?

– Я н… не п… понимаю, что вы и… имеете в виду, – запинаясь, пробормотала Тина.

– Выкладывайте всю правду! – приказала герцогиня. – Сейчас не время для лжи и увиливания. Мой внук влюблен в вас; я видела это по его глазам всю прошедшую неделю, видела и раньше, только у меня не хватило ума сделать выводы. Что между вами происходит?

– Я не могу вам сказать, – ответила Тина. – Это не моя тайна.

– Мне не нужно далеко ходить за объяснениями! Достаточно сложить два и два. Мистер Ламптон трезвонит по Лондону, что ожидает чек на сто тысяч фунтов, вы прикидываетесь, делаете вид, будто вы богатая наследница, а на самом деле бедны как церковная мышь! Как это понимать?

Тина закрыла лицо руками.

– Вы все знали? – спросила она.

– Конечно, знала и надеялась, да, надеялась, что вы, наконец, объяснитесь! Но вижу, ошиблась. Мальчик убежал… Я думала о нем лучше!

В голосе старой леди слышалось осуждение, и Тина поспешно вступилась за лорда Уинчингема:

– Неужели вы не понимаете? Он в отчаянии. Если он заплатит мистеру Ламптону долг чести, на него набросятся остальные кредиторы. Они уже угрожали мистеру Грейчерчу, и единственный шанс для нас обоих заключался в том, чтобы найти мне богатого мужа!

Что ж, вы его нашли, – сердито отрезала герцогиня. – А теперь мой внук, хотя видит бог, в его жилах нет ни капли моей крови, боится расплачиваться за свои поступки? Я лучше думала об Уинчингеме! Она посмотрела на часы над камином. – Ну, нам пора в церковь!

– Я не могу… я не… поеду без н… него, – пролепетала Тина, поддаваясь панике.

– Разве у вас есть выбор? – рявкнула герцогиня – Я надеялась, нет, я верила, что в последний момент он окажется мужчиной и найдет какое‑то решение, но ошибалась! И я еще любила этого молодого фата!

– Я люблю его, – почти неслышно прошептала Тина.

Герцогиня хотела сказать что‑то жесткое и едкое, но, увидев выражение лица Тины, удержалась. Вместо этого встала, подошла к двери спальни, широко рас пахнула ее и громовым голосом позвала:

– Мистер Грейчерч!

Секретарь поспешно поднялся по лестнице.

– Да, ваша светлость?

– Возьмите карету, поезжайте в церковь и сообщите сэру Маркусу так, чтобы это слышали большинство прихожан, что его светлость нездоров и что я сама буду сопровождать мою протеже. Она пойдет по проходу под руку со мной!

– Слушаюсь, ваша светлость, – поклонился мистер Грейчерч и поспешил выполнять распоряжение.

Герцогиня повернулась к Тине:

– Ну же, дитя мое, вы сами выбрали свой путь, так следуйте им с высоко поднятой головой, как подобает благородной девушке, и помните, что гордость поддерживает там, где все остальное бессильно!

– Мне больше ничего не остается, не так ли? – тихо спросила Тина, затем подняла подбородок, чтобы подавить слезы, и начала медленно спускаться по лестнице.

Герцогиня последовала за ней, шурша шелковым платьем и колыхая красными перьями на белом парике.

Мистер Грейчерч стоял у подножия лестницы и держал в руках большой конверт с красной печатью.

– Мистер Грейчерч, почему вы не выполняете мой приказ? – удивилась герцогиня.

– Простите, ваша светлость, – ответил тот, – но этот пакет только что пришел от сэра Маркуса Уэлтона. Его светлость предупреждал меня о нем; он представляет большую ценность. Я должен положить его в сейф прежде, чем поеду в церковь.

– Отдайте его мне, – потребовала герцогиня, – и немедленно отправляйтесь!

Мистер Грейчерч нерешительно взглянул на герцогиню, но возразить ей не посмел. С выражением сомнения он протянул ей пакет и поспешил к карете.

Герцогиня повертела в руках запечатанный пакет.

– Вы заключили трудную сделку, дитя мое! Подозреваю, мистер Ламптон с нетерпением ждет эти деньги.

– Пожалуй, вы правы, – подтвердила Тина.

– Тогда я передам их ему сама, когда мы вернемся на праздник, – заявила герцогиня и позвала горничную. Передав ей пакет, она шепотом, чтобы не слышали лакеи, приказала положить его в сейф, где лежали ее драгоценности. – До моего возвращения ни на секунду не выходите из спальни! – приказала старая леди. – Понимаете?

Горничная побежала наверх, а герцогиня села в карету первой. За ней лакеи усадили туда же и Тину, осторожно поддерживая тяжелый шлейф ее платья. Абдул уселся рядом с кучером, предвкушая удовольствие от пирожных, желе и прочих сладостей, наготовленных для праздника.

Тине казалось, что все ее тело окаменело. Она думала, что ей будет мучительно страшно, захочется плакать или устроить истерику, но вместо этого стала неподвижной, как изваяние. Никаких чувств она не испытывала.

Они ехали молча. Похоже, герцогиня с несвойственной ей сдержанностью уже сказала все, что можно было сказать.

Проехав по Беркли‑сквер, затем по Брютон‑стрит и по Бонд‑стрит, мимо манящих магазинов, они наконец подъехали к боковому портику церкви Святого Джорджа.

Церковь была заполнена обычной толпой зевак, пришедших посмотреть на чужую свадьбу. Под восхищенные вздохи толпы Тина вышла из кареты и огляделась. Может быть, в этот последний момент вдруг появится лорд Уинчингем и спасет ее? Ведь еще не поздно! Оставив их с герцогиней, кучер сыпал ругательствами в толпу, стоящую на его пути – ему предстояло отвести лошадей с каретой за угол.

Герцогиня протянула руку, закутанную в атлас и кружево, схватила за руку Тину и повела ее к двери церкви.

Когда они появились в проходе, сотни голов повернулись к ним, сотни жадных глаз принялись разглядывать невесту. Вероятно, прихожане терялись в догадках, почему ее сопровождает герцогиня. Конечно, ни кто из них не слышал объяснений мистера Грейчерча.

Опустив глаза, Тина шла по красному ковру. Один шаг… второй… третий… В глубине ее души еще теплилась надежда, что лорд ее не подведет.

Наконец, они остановились. Тина почувствовала, как кто‑то подошел и встал рядом с ней. Не глядя, по одному лишь содроганию, которое вызвал у нее этот «кто‑то», она все поняла. Служба началась.

Над ее головой произносились прекрасные слова свадебной службы, но Тина старалась не слушать их Наконец, был задан вопрос:

– Кристина Мэри Александра, берете ли вы в мужья этого мужчину?

Именно тогда ее словно ударили ножом в сердце и она поняла: все! Слишком поздно!

И тут услышала, как чей‑то чужой голос, странный робкий, запинающийся, тихий, произнес:

– Беру.

Когда же сэр Маркус клялся быть с ней в горе и радости, в богатстве и бедности, пока смерть не разлучит их, в его голосе Тина услышала торжество собственника.

«Значит, я должна умереть!» – подумала она.

Ей даже показалось, что она чуть не произнесла это вслух, и потребовалась вся сила воли, чтобы не упасть в обморок.

Молодые расписались в метрической книге и под руку пошли по проходу. Только сейчас Тина осознала ужасную реальность, только теперь она поняла, на что обрекла себя.

Пока они вдвоем ехали в карете короткий путь от церкви до Беркли‑сквер, она чувствовала, как жадные руки сэра Маркуса ощупывают ее тело. Его горящий взгляд пугал ее до полусмерти. Глубоким, густым голосом он страстно шептал:

– Теперь уже недолго, моя красавица! Скоро мы Достанемся вдвоем! Запомните, теперь я ваш муж!

– Мое платье… фата… вы их порвете… Не могу же я появиться перед людьми такой… помятой…

Плененная птичка робко пыталась выиграть время, а улыбка сэра Маркуса была улыбкой палача, который знает, насколько беспомощна его жертва.

Целый час они стояли, обмениваясь рукопожатиями, принимая поздравления, выслушивая тысячу раз повторяемые пожелания здоровья и счастья. Тина разрезала свадебный торт, и кто‑то, но не лорд Уинчингем, которого не было в доме, провозгласил тост за новобрачных.

Наконец, герцогиня скомандовала, что Тине пора переодеться в дорожный костюм, и та убежала в свою спальню под шепот сэра Маркуса:

– Не задерживайтесь, дорогая! Я нетерпелив!

Пока горничные раздевали Тину, она стояла закрыв глаза. Чувство окаменелости проходило. Теперь она испытывала мучительный страх, от которого у нее дрожали руки и так колотилось сердце, что можно было только удивляться, что остальные этого не слышат.

Она замужем! Она леди Уэлтон! Горничные называют ее «миледи», а открыв глаза, она увидит на своем пальце сверкающее кольцо.

– Миледи была самой красивой невестой!

Из какого‑то призрачного далека Тина слышала, как горничные герцогини осыпают ее комплиментами, но не потрудилась им ответить. Через некоторое время в комнату вошла герцогиня.

– Карета ждет, – коротко сообщила она, и Тина поняла, что старая леди тактично воздержалась от слов «ваш муж».

– Я готова, – ответила Тина и вдруг поняла, что медлить нет смысла. Нет причин откладывать неизбежное. Поэтому взяла перчатки, маленький ридикюль под цвет ее светло‑голубого атласного платья и непроизвольно взглянула на себя в зеркало. Мягкие голубые страусовые перья, обрамляющие лицо, блистающие на шее бриллианты, тонкие кружева, украшающие платье… Она выглядела юной и беззаботной, хотя чувствовала себя старой и раздавленной ужасом, маячившим впереди.

Тина повернулась к герцогине и, подавляя рыдания, произнесла:

– Передайте ему, когда он… он вернется, что я была… м… мужественной, но мне его… не хватало!

Герцогиня кивнула, и Тина увидела, что старая леди тоже борется со слезами. Она прижалась мягкой щекой к старой, морщинистой щеке герцогини и прошептала:

– Вы были очень добры ко мне, благодарю вас!

– Если бы я могла помочь вам, дитя мое! – дрогнувшим голосом ответила герцогиня.

– Нет, тут никто ничего не может поделать! Как‑то вы сказали про гордость! Вот что мне сейчас нужно! Гордость! – И Тина высоко подняла подбородок.

Затем, вежливо поблагодарив горничных, она спустилась в холл.

Прощание с гостями, ливень из лепестков роз, несколько зернышек риса, попавших ей в лицо… Наконец, молодожены сели в карету и тронулись в путь. Лошади легко поднялись на холм и поехали по Гроссвенор‑сквер.

– Итак, леди Уэлтон?

Сэр Маркус сидел в углу кареты, и Тина благодарила Бога за то, что он пока не предпринимал попыток прикоснуться к ней. Она неохотно повернулась к : нему, но почему‑то не нашлась что сказать. Все ее силы были сосредоточены на том, чтобы сдержать дрожь губ.

– Вы молчите, – упрекнул ее сэр Маркус. – Может быть, вы устали или не можете выразить словами свое счастье?

– Боюсь, я немного устала, – схватилась Тина за спасительную соломинку.

Тогда у нас нет причин засиживаться допоздна сегодня вечером, когда мы приедем в мой дом в Ньюмаркете, – с некоторым изумлением в голосе проговорил сэр Маркус и протянул руку. – Ну же, Тина, мы ведь женаты! Не бойтесь меня! Я могу вас побить, но я вас не съем! – Он засмеялся над своей шуткой, потом нарочито медленно, словно смакуя момент, привлек ее к себе. – Вы очень красивы, а ваш перепуганный вид способен пробудить в мужчине бешеное желание. Впереди у нас целая жизнь, моя любимая, давайте не тратить драгоценное время на всякие глупости!

Тина попыталась забиться подальше в угол, но безуспешно. Сэр Маркус, взяв ее за подбородок, повернул лицом к себе. Она увидела, как на мгновение зло сверкнули его глаза; сообразила, что его жадные губы ищут ее губы; а затем, словно нырнув в глубокий, темный пруд, почувствовала, что поддается его страсти.

Он был очень силен. Тина знала, что бороться с ним так же бесполезно, как освободиться воробышку, запутавшемуся в сетях. Она ощущала грубую силу его рук, страстность его нетерпеливых объятий и понимала, что бессильна, беспомощна и никогда больше не будет в безопасности.

Хотелось умереть, но Тина лишь дрожала, тряслась и чувствовала, как он лишает ее дыхания, увлекая в самые глубины унижения.

Вдруг, как раз когда она молила о смерти и о том, чтобы этот момент стал последним в ее жизни, раздался крик. Лошади внезапно остановились как вкопанные, а карета сильно накренилась на бок.

Сэр Маркус отпустил Тину. Оба удивленно уставились в окно. Дверца кареты распахнулась, и в ней появилась рука с ножом. Прежде чем Тина успела вскрикнуть, незнакомец в маске и широкополой шляпе, надвинутой на лоб, вонзил нож в сэра Маркуса. Тина услышала чей‑то крик, но тут же поняла, что это кричит она сама.

– Видит бог, я тебя… – начал сэр Маркус, но тут кровь хлынула у него изо рта и потекла по подбородку.

Человек в маске, вытащив нож, снова и снова вонзал его в тело, оседающее на пол кареты.

Раздался еще один крик – крик ужаса. Впоследствии Тина припоминала, что пыталась встать, но тут открылась другая дверца, и двое мужчин, которых она не разглядела, накинули ей на голову темную тряпку и грубо вытащили на дорогу. Там ее связали веревкой, притянув руки и тряпку на голове к телу.

Тина пронзительно кричала, но через некоторое время затихла. Тряпка на ее голове дурно пахла, а : пыль вызвала кашель.

Она поняла, что ее подняли и перенесли в другую карету, где бросили на пол. Лошади тронулись.

– Но! Не теряй времени! Поторопись!

Как ей не было дурно, все же в голосе командовавшего она узнала голос Клода. Вне всякого сомнения, это был Клод Уинчингем!

Карета тряслась по неровной дороге. Тину, лежащую на полу, бросало из стороны в сторону, но, тем не менее, она старалась понять, что же произошло и что ждет ее впереди.

Зачем, по какой причине Клод убил сэра Маркуса? Ценностей у них при себе не было, а все их вещи заранее отправлены в Ньюмаркет со слугами.

Вероятно, Клод еще более сумасшедший, чем ей казалось раньше. Она сочла его ненормальным, когда он стрелял в лорда Уинчингема, но тогда у него, по крайней мере, был повод для подобного поступка.‑Убийство же сэра Маркуса, безусловно, было бессмысленным, безумным и необъяснимым преступлением!

Однако следовало поразмыслить и о собственной участи. Клод, или кто‑то другой, гнел лошадей так, что Тину бросало из стороны в сторону, и, вероятно, все ее тело будет покрыто синяками. Темная, вонючая тряпка затрудняла дыхание и чуть ли не душила. Она была уже почти в бессознательном состоянии, когда почувствовала, что ее подняли и осторожно понесли, похоже, по очень узкой лестнице, а Клод – у нее не было сомнений, что это он, – давал указания:

– Теперь осторожно… Несите ее в угол… так. Посадите на пол, сейчас я ее развяжу. Вот ваши деньги и поскорее убирайтесь! Осядьте в другом графстве. Никто ничего не заподозрит, увидев цыганский табор.

Тина услышала, как двое мужчин спустились по той же узкой лестнице, и почувствовала, как кто‑то ощупывает веревки на ее теле. Вдруг с ее головы сорвали тряпку, и она увидела, что лежит на полу, а прямо над ней нависло искаженное лицо Клода Уинчингема.

Некоторое время Тина не могла произнести ни слова и только пристально смотрела на него. Потом начала растирать руки, освобожденные от веревки. Но

по‑прежнему молчала, а Клод стоял и неотрывно глядел на нее.

– Я победил! – изрек он наконец.

Тело, покрытое синяками, болело, голова кружилась, но усилием воли Тина заставила себя сесть на полу.

– Вы окончательно сошли с ума! – произнесла она. – Чего вы надеетесь добиться убийством сэра Маркуса?

– Вас! – немедленно ответил Клод.

– Меня? – Тина уставилась на него, а потом медленно и неуверенно встала на ноги.

Они находились в какой‑то маленькой и странной комнатке. Вдоль одной стены стояли старая кушетка и стол с двумя стульями. В маленькое окно под самым потолком проникал слабый солнечный свет. Сначала она ощутила такую слабость, что не могла ответить Клоду, но постепенно, по мере того, как налаживалось кровообращение в затекших руках, силы начали возвращаться. Тина огляделась, и ее взгляд невольно задержался на лице Клода.

Она ясно видела, что перед ней сумасшедший. В его глазах было что‑то безумное, чего раньше она не замечала, а в улыбке, обнажившей его длинные зубы, появилось что‑то лисье.

– Да, вас! – повторил он не дождавшись ответа. – Теперь вы моя!

– Зачем? – задала Тина глупый вопрос, решив, что этот безумец вообразил, будто любит ее.

– Из‑за ваших денег! Я же говорил вам, что мне нужны деньги. И вот теперь они у меня есть.

– Из‑за моих денег? – Тину охватил почти истеричный смех. Сэр Маркус погиб из‑за ее денег! Однако инстинкт самосохранения подсказал ей, что не стоит провоцировать сумасшедшего. С ним надо быть спокойной и ласковой. И она тихо произнесла: – Послушайте, Клод, вы совершили страшную ошибку. Мне следовало сказать вам раньше, но это была не только моя тайна. Я вовсе не богатая наследница. У меня нет денег. Герцогиня была .введена в заблуждение, когда я появилась в Лондоне, и приняла меня за дочь моего богатого кузена. Мой отец был бедным человеком, он был военным и вместе с лордом Уинчингемом участвовал в войне, где спас ему жизнь. Но у него никогда не было денег. Именно поэтому ваш кузен представил меня в свете, чтобы я нашла себе богатого мужа. Но я бедна!

К ее удивлению, Клод запрокинул голову и разразился безумным, почти дьявольским хохотом.

– Бедна! – вскричал он. – Вот это да… бедна!

Она испугалась этого смеха и крепко сжала пальцы, но заставила себя сказать:

– Но это правда, Клод! Вы должны с этим смириться. У меня нет денег. Вообще нет.

Клод снова засмеялся, и его удивление стало еще сильнее.

– Бедна, говорит! – промолвил он наконец. – Бедна!

– Но это так, – возразила Тина.

– Вы были бедны, – поправил он. – Были, моя дорогая, и я обнаружил это только после того, как имел глупость сделать вам предложение. Да, я узнал. Я не так глуп, как обо мне думают. «Бедный Клод», говорили все. А теперь они перестанут смеяться. Не «бедный Клод», а «богатый Клод!».

– Не понимаю, – пробормотала Тина. – Извольте объяснить.

– Разумеется, объясню, дорогая. И объясню вам это очень просто. Вы станете моей женой, и станете ею сейчас же. Я вас ненадолго оставлю, пока схожу за священником.

– Но, Клод, что вы этим выиграете? – спросила Тина, твердо зная, что он все спланировал заранее и спорить с ним – все равно что биться головой о стенку. – Послушайте, Клод! У меня нет денег!

Он снова засмеялся, и на этот раз Тина почувствовала, что больше не сможет этого вынести. Она топнула ногой и закричала:

– Прекратите! Прекратите этот звериный смех и послушайте меня. Вы убили человека (она не могла заставить себя сказать «моего мужа»), и драгуны будут вас искать. Вам от них не убежать. Неужели, Клод, вам не ясно, что вы в опасности? Если вы хотите спастись, то должны бежать. Вам надо где‑то спрятаться.

– Никто меня не найдет, – фыркнул он, – а если и найдет, я сумею купить себе прощение. Купить за ваши деньги, моя дорогая, за деньги моей жены!

Тина раздраженно вздохнула. Ей стало страшно! Он внушал ей ужас! И все же его необузданная страсть к деньгам невыразимо раздражала ее.

– У меня нет денег, – медленно повторила она, словно объясняясь с ребенком.

– Продолжайте так думать, – усмехнулся Клод. – Мне еще и легче. Мы поженимся и уедем на побережье. Все уже устроено. Вам не надо напрягать вашу маленькую глупенькую головку. Судно, отправляющееся во Францию, нас ждет. Мы будем жить там богато и комфортабельно, и у нас будет все, чего я всегда был лишен. Бедного Клода больше не будет.

Тина пожала плечами:

– Делайте что хотите, но я за вас не выйду.

– Да нет же, выйдете! – возразил он и вынул из кармана камзола длинный, зловещего вида стилет, на которые так падки путешествующие по Италии. – Вы это видите? – спросил он, и Тина со страхом в глазах отшатнулась от него. – Если вы начнете устраивать сцены и шум, я оставлю на вашем лице отметины – по огромному шраму на каждой щеке, на губах и на лбу. А может быть, даже разукрашу ваш нос, дорогая, и кто тогда вами заинтересуется? Клод, разумеется. Ведь в моих руках будут ваши денежные мешки, и до вашей внешности мне нет дела. Красавица или дурнушка, вы будете моей женой. Остальное меня не интересует.

Он снова хихикнул, как сумасшедший, и Тина, прислонившаяся спиной к стене, не знала, что ей делать. Он явно был не в себе, и она в неистовом отчаянии подумала, что единственным выходом было бы отпустить его и надеяться, что он, может быть, не забаррикадирует дверь снаружи и кто‑то сможет прийти ей на помощь.

С проницательностью, свойственной всем неуравновешенным людям, Клод прочел ее мысли и хихикнул:

– Кричите, сколько вашей душе угодно, никто вас не услышит. Вы знаете, где находитесь?

– Нет, – ответила она, – скажите мне.

– Вреда не будет, если вы и узнаете, потому что вам отсюда не выбраться. Вы в церкви в Уинче; и никто добровольно не подойдет к этому месту, потому что здесь обитает привидение! Привидение, моя дорогая, привидение по имени Клод!

Тина вдруг вспомнила, как смотрела из окна лорда Уинчингема на длинную зеленую аллею, ведущую к прекрасной белой греческой церкви. В ней, наверное, и прячет ее Клод.

– А теперь я вас покину, – сообщил Клод, убирая кинжал обратно в карман. – Священник, которого я приведу, португалец, он плохо, очень плохо говорит по‑английски; но если он откажется поженить нас из‑за вашего сопротивления, что ж, тогда я изуродую ваше хорошенькое личико, увезу вас во Францию и там женюсь на вас. – Он злобно хихикнул. – Я все продумал. – И сделал шаг по направлению к низкой двери.

Собрав последние силы, Тина быстро подошла к нему и положила руку ему на плечо.

– Послушайте, Клод, вы поверите мне, если я поклянусь, что у меня нет денег? Это был розыгрыш, игра, мне надо было вызвать интерес в свете. Я бедна. Клянусь вам, это правда.

Он явно хотел опять рассмеяться безумным смехом, но сдержался и, насмешливо поклонившись ей, произнес:

– Вдова и наследница огромного состояния покойного сэра Маркуса Уэлтона, приветствую вас! Обещаю вам, вы недолго будете вдовствовать; ведь перед вами самый пылкий и страстный муж – Клод Уинчингем! – И с этими словами вышел в узкую дверь.

Тина слышала, как Клод запер дверь снаружи, потом его шаги застучали по узкой лестнице, затем он запер нижнюю дверь.

– Вдова сэра… Маркуса… Уэлтона!

Она поднесла руки к вискам. Ну конечно же! Клод прав. Вдова Уэлтона – богатая женщина. Очень богатая женщина! Она сама об этом не подумала, а он, несмотря на все свое безумие, не только все отлично сообразил, но и решил ее богатством воспользоваться! Этого нельзя допустить! Это не может быть правдой! Выйти за Клода или на всю жизнь остаться меченой и быть увезенной отсюда через Ла‑Манш во Францию?! Тина тихонько вскрикнула, осознав весь ужас происходящего. Сэр Маркус убит, а ее привезли в это уединенное место, где Клод может сделать с ней все, что захочет. И хотя он сказал ей, что никто ее не услышит, она начала кричать:

– Помогите! Помогите! Спасите! – Ужас положения вдруг нахлынул на Тину с такой силой, что заставил ее потерять контроль над собой. – Спаси меня, о, Стерн, спаси меня! Спаси меня! – Она выкрикивала эти слова, напрягая всю силу своих легких, затем начала безрезультатно бить ногой в запертую дверь. – Помогите! Помогите! Кто‑нибудь, помогите мне!

Тина понимала, что это безнадежно, но продолжала кричать, бить руками и топать ногами. И вдруг прогнившая от времени половица, на которой она стояла, резко треснув, провалилась, и ее нога оказалась зажатой в щели. Острая боль в лодыжке, казалось, переполнила чашу ее невыносимых страданий.

Она даже не попыталась выдернуть ногу, а только села на пол и начала плакать от безнадежности, как ребенок, которого заперли одного в темной комнате и которому страшно и одиноко.

Она кричала, и ей казалось, будто ее плененную ногу освещают последние лучи солнца, льющиеся через чердачное окно. Она смотрела, смотрела и смотрела на нее сквозь слезы.

Глава 12

Лорд Уинчингем гневно и раздраженно под писал брачный контракт, и мистер Грейчерч высыпал на бумагу песок, чтобы промокнуть чернила. Лорд Уинчингем встал и со странным выражением лица посмотрел на документ. Сэр Маркус Уэлтон щедр, очень щедр. Вне всякого сомнения, его жена в финансовом отношении будет очень счастливой женщиной.

– Кажется, это все, милорд, – произнес мистер Грейчерч. – Я пошлю этот документ на хранение вашему поверенному.

Он взял документ, стряхнул с него песок и собрался выйти из комнаты, но лорд Уинчингем резко его остановил:

– Положите! Оставьте на месте!

– Простите, милорд, но я обещал…

– Мне нет дела до ваших обещаний, Грейчерч, – вспылил лорд Уинчингем. – Делайте, что вам говорят, оставьте документ на месте!

Мистер Грейчерч прикусил губу – верный признак, что он уязвлен в своих чувствах.

– Как вам угодно, милорд, – натянуто проговорил он и вышел из комнаты, всем своим видом демонстрируя оскорбленное достоинство.

Лорд Уинчингем не заметил неудовольствия мистера Грейчерча. Он Продолжал смотреть на брачный контракт и вдруг, с абсолютной уверенностью человека, достигшего конца пути, понял, что нужно делать. Ему хотелось разорвать документ; ему хотелось отослать его обратно сэру Маркусу и отобрать у него Тину!

Он не имел понятия, куда им сбежать и как жить дальше, и знал лишь одно: без нее ему не жить! Лорд Уинчингем знал это еще неделю назад, возможно, и раньше, но полностью убедился в этом в тот момент, когда вчера вечером целовал ее в порыве гнева, ярости и ревности. Он чувствовал, как ее губы отвечали на его поцелуи, и в этот момент ясно осознал, что они оба охвачены пламенем страсти и желания.

Он боролся с этой любовью. Видит бог, как сильно боролся, но она его сокрушила! Надо Тину увезти. Они убегут от его долгов! В свете их будут презирать и смеяться над тем, что лорд Уинчингем не сумел вернуть Ламптону долг чести, но это не важно. Единственное, что имеет значение, – их взаимная любовь.

На мгновение Стерн подумал об Уинче, но тут же отбросил эту мысль, потому что это тоже не имело значения по сравнению с тем, что он видел в глазах Тины, когда она отвечала на его поцелуи. Ощутив внезапный прилив радости, лорд с улыбкой подумал, что когда‑то он полагал, будто знает о любви все, что только можно знать. Глупец! Он никогда не испытывал чувства, подобного тому, которое завладело им сейчас.

Ему не терпелось рассказать Тине о своем решении. Он был совершенно уверен, что она тоже готова пожертвовать всем ради него.

Им придется бежать из страны. Возможно, позже, когда скандал, шум и крики улягутся, они смогут потихоньку вернуться и поселиться в какой‑нибудь маленькой рыбацкой деревушке в Корнуолле или в другом месте, где их никто не узнает и никто не догадается об их тайне.

– Тина, Тина, – почти неслышно шептал лорд Уинчингем.

Надо немедленно поделиться с ней своими мыслями. Они должны составить план и уехать сегодня же вечером, а завтра, когда ни сэр Маркус, ни кто‑либо другой не сможет их найти, пусть разразится буря!

Лорд Уинчингем отвернулся от стола, собираясь взять с камина колокольчик и позвонить, но тут ему стало не по себе от ощущения, будто за ним наблюдают. Он оглянулся, думая увидеть мистера Грейчерча или кого‑нибудь из лакеев, ожидающих, пока на них обратят внимание, но в комнате, кроме него, никого не было. Лорд посмотрел в окно, и ему показалось, что он видит голову человека, выглядывающего из‑за кустов в дальнем конце сада.

Это обстоятельство вызвало у него что‑то среднее между удивлением и раздражением. Ведь слугам и конюхам категорически запрещено появляться в саду. Даже садовники выполняют свою работу, когда весь дом спит.

Голова исчезла, и лорд уже решил, что это ему все привиделось, как вдруг по саду пробежал какой‑то мальчишка. Стерн никогда не видел его раньше. На мальчишке не было ливреи, которую носили все конюхи в его конюшне.

Но прежде чем Уинчингем успел потребовать объяснения, мальчик закричал:

– Скорее, милорд! Произошел ужасный несчастный случай! Сюда, сюда, скорее!

– Несчастный случай? Где? – забеспокоился Стерн.

– В конюшне, милорд! Все действительно очень плохо… нет времени объяснять… пожалуйста, скорее!

Лорд Уинчингем широко распахнул французское окно и выбежал в сад. Он хотел расспросить мальчика, но тот бежал далеко впереди него. Стерн обратил внимание на его босые ноги и удивился, что в его ухоженной и невероятно дорогой конюшне работает такой оборванец, но продолжал бежать за ним, продираясь через кусты, закрывающие ход к конюшне.

Мальчик уже добежал до середины узкой аллеи, а когда лорд Уинчингем вдруг услышал за спиной шаги и обернулся, в этот миг сокрушительный удар по голове сбил его с ног. Второй удар лишил его чувств, и он без единого звука провалился в глубокую темноту…

Прошло много, очень много времени, прежде чем он медленно пришел в сознание. Ему показалось, что он находится в тоннеле, в конце которого брезжит слабый свет. Голова невыносимо болела, и это мешало ему думать.

Его куда‑то несли.

Прошло еще немало времени, прежде чем Стерн понял, что он связан по рукам и ногам и лежит на полу кареты, которая с головокружительной скоростью несется по очень неровной дороге.

Должно быть, он застонал, потому что от внезапного толчка почувствовал в голове резкую боль, словно в мозг вонзили иглу, и тут услышал грубый голос с каким‑то странным акцентом:

– Он что‑то сказал?

– Сомневаюсь, – ответили ему. – Я думал, ты убил его, а он оказался живучим!

– А если бы и убил, что с того? – угрюмо заметил первый. – Его милость говорил, что этот тип все равно должен умереть.

Лорду Уинчингему стоило больших усилий не открыть глаза и не шевельнуться. Ведь тогда его похитители сразу поймут, что он жив и слышит их.

Карета вдруг накренилась и покачнулась при резком повороте дороги. Двоих говоривших отбросило в разные углы сиденья.

– Так и перевернуться недолго! – воскликнул один из них.

– Сумасшедший он, больше никто, вот что я тебе скажу, – пробубнил другой. – Я никогда не доверял этим Джорджам!

В памяти лорда Уинчингема что‑то щелкнуло, он вдруг вспомнил и слово, и акцент. Люди, которые везут его в карете, – цыгане. В детстве ему доводилось разговаривать с ними, когда их табор останавливался в Уинче, на своем излюбленном месте. Местные жители боялись цыган и, не решаясь отказать, давали им воду и покупали их прищепки. Но их с Клодом завораживал табор, темноглазые женщины с заплетенными в косы волосами, полуголые дети, играющие на траве, пегие пони, расписные кибитки, стоящие кружком вокруг костра, на котором в горшке тушилось ароматное мясо.

Да, цыгане! – подумал он. Но зачем им убивать его? Но прежде чем смог ответить на собственный вопрос, цыгане снова заговорили.

– Не нравится мне все это, – произнес один из них.

– Тебе, кажется, за это платят? – спросил другой.

– Он ничего не говорил, что надо его убить…

– Забудь об этом, – посоветовал второй. – Это работа, а нам нужны деньги.

Воцарилась тишина, если не считать стука камней о дно кареты, дребезжания колес и топота конских копыт.

Карета неслась с такой скоростью, что казалось, вот‑вот перевернется, и лорд Уинчингем надеялся, что это не его лошадей гонят ударами кнута по таким плохим дорогам.

Он чуть не терял сознание от боли в голове, а когда карета внезапно остановилась, испытал почти шок.

– Где мы? – спросил один из цыган.

– Я еще не понял, – ответил другой и тут же добавил: – А, узнал! Это старая мельница, в которой, говорят, обитают привидения. Ты же помнишь, мы здесь когда‑то плавали, но вода была слишком холодной.

– Да, помню, – последовал ответ.

Лорд Уинчингем тоже это помнил и теперь понял, куда его привезли, – к старой мельнице, расположенной милях в трех от Уинча. Догадывался он и зачем. Мельница стояла на отшибе от остальных владений, вдали от всех ферм и уже много лет не работала. Ее окружала глубокая, темная, тенистая запруда, на дне которой, по местным поверьям, обитали дьяволы, время от времени требующие в жертву молодого человека или красивую девушку, грозя навести порчу на всякого, кто приблизится к мельнице.

Местные жители избегали бывать здесь, что неудивительно, если учесть, сколько здесь было совершено самоубийств, предпочитали обходить мельницу стороной.

У лорда Уинчингема душа ушла в пятки. Он понимал, что если его действительно привезли на мельницу, то надежда, что его спасет случайный прохожий, услышавший его крик о помощи, ничтожна.

Внутреннее чувство собственного достоинства перед лицом, как он понимал, серьезной опасности заставляло его держать глаза закрытыми; он беспомощно и неподвижно лежал на полу кареты, даже когда цыгане перешагнули через него и открыли дверцу.

И вдруг лорд услышал голос своего кузена Клода и понял: то, что он подозревал почти с первого момента, когда пришел в сознание, оказалось правдой!

– Выносите его, – скомандовал Клод. – Несите на мельницу, я покажу, куда его положить.

Два цыгана грубо подняли лорда Уинчингема и, вынося из кареты, ударили головой о дверцу. Ему стоило огромных усилий не поморщиться и не застонать от боли. Продолжая по‑прежнему держать глаза крепко закрытыми, он слышал, что они открыли дверь, и почувствовал, как с солнечного света его внесли в темное, сырое помещение и подняли по шаткой деревянной лестнице. Значит, его несут в темную, похожую на башню комнату, в которой в старину ремонтировали деревянные мельничные колеса и оси. В детстве они с Клодом приходили сюда играть в узников. Но его почему‑то пугали тишина, сырость и перспектива оказаться запертым тут, когда его похитители сбегут с мельницы и бросятся спасаться в Уинче.

Лорд Уинчингем лихорадочно пытался вспомнить эту комнату. Есть ли в ней какой‑нибудь другой выход, кроме двери и маленького отверстия, выходящего к колесу?

Но прежде чем он что‑либо надумал, они оказались на месте.

– Кладите его.

Цыгане положили его на каменный плиточный пол, и лорд Уинчингем почувствовал холодок, проникающий через одежду. Цыгане грубо, не церемонясь, развязали ему руки и ноги.

– Теперь вы знаете, что делать, – произнес Клод с восторгом, почти с торжеством в писклявом голосе.

– Да, сэр, знаем, – ответил один из цыган.

– Что ж, не‑забудьте ничего из того, о чем я вам говорил. Сюда вы вернетесь поздно вечером…

– Нет, сэр, только не вечером, – перебил его другой цыган, видимо более молодой и, как догадался лорд Уинчингем, более трусливый.

– Страшно, да? – усмехнулся Клод. – Что ж, дьяволам хватает прекрасных молодых людей, которых вы приносите им в жертву; никто из вас им не нужен. Не такие уж вы важные птицы.

– Может быть, но лучше было бы сделать это не вечером, – поддержал приятеля другой цыган.

– Хорошо… на рассвете, но не позже; поблизости никого не должно быть, – согласился Клод. – И помните, о чем я вам говорил. Снимете с него одежду и положите на берегу. Все должно выглядеть так, будто он плавал и утонул. Если украдете одежду, от меня вам не видать ни пенни! – Он помолчал, чтобы цыгане осмыслили его слова, потом продолжил: – И никаких ножей, понятно? Если он станет шевелиться, сопротивляться или просто придет в сознание, ударьте его еще разок по голове, но никаких ножей. Мне не надо, чтобы на его теле остались следы. Ясно?

– Да, сэр, ясно, – ответил цыган постарше. Услышав звон монет, лорд Уинчингем понял, что Клод вынул кошелек.

– Это половина обещанной суммы, – пояснил он, – вторую половину получите после окончания работы.

Цыгане не поблагодарили, и лорд Уинчингем вспомнил, что они никогда не благодарят за деньги. По их приметам это приносит несчастье. Потом услышал, как кто‑то приблизился к нему, и догадался, что на него смотрит Клод.

– Ну, я же знал, что буду победителем, – проговорил он странным, почти безумным голосом. – Теперь, дорогой мой кузен, у меня будет все, а вы… вы достанетесь дьяволам!

Он хихикнул, и по его смеху лорд Уинчингем понял: Клод сумасшедший, совершенно сумасшедший!

Затем Клод, наверное, вышел из комнаты – его шаги зазвучали по деревянным ступенькам. Вслед за ним покинули комнату и цыгане. Дверь они заперли. Лорд Уинчингем услышал, как в замке повернули тяжелый ключ, потом его вынули, и по мере того, как все трое удалялись, шаги становились все тише.

Он лежал неподвижно, пока не отъехала карета. Несколько минут стояла абсолютная тишина. Тогда он осторожно открыл глаза, а после долгого ожидания, на тот случай, если кто‑нибудь за ним подсматривает, сначала оперся на локоть, а потом сел.

Невыносимо болела голова. Прикоснувшись к ней рукой, он обнаружил, что удар рассек ему кожу на голове, в спутанных волосах запеклась кровь.

Даже от незначительного прикосновения к ране лорд Уинчингем чуть не потерял сознание. И только когда боль немного отпустила, встал на ноги.

Комната оказалась меньше, чем он помнил, будто за долгие годы она усохла, но осталась точно такой же влажной и зловещей. Дверь была сделана из прочного дуба, и, даже не глядя на нее, он знал, что без специальных инструментов замок не открыть. Еще один выход был через отверстие, выходящее к механизму, приводящему колеса в движение, но Стерн заметил, что это отверстие, размером не больше маленького окошка, прочно забито новыми досками. Вытащить гвозди голыми руками невозможно.

Мучаясь от своей беспомощности, лорд Уинчингем подумал, что у Клода, несмотря на все его безумие, хватило сообразительности все тщательно подготовить. Затем ясно представил себе, что будет дальше. Когда он не появится на свадьбе, поднимутся шум и крик, но только в Лондоне. На другой день герцогиня, вероятно, пошлет в Уинч гонца выяснить, нет ли его там. После этого пройдут недели, а может быть, месяцы или даже годы, прежде чем его одежду найдут возле запруды.

О том, что его тело всплывет, не может быть и речи. Потому‑то люди и верят в дьяволов, что тела утопленников тут никогда не всплывали!

Наверное, впервые в жизни лорду Уинчингему стало по‑настоящему страшно.

Лорд сел на ступеньку у двери комнаты. По крайней мере, она деревянная, а значит, не такая холодная, как каменные плиты на полу. Невыносимо болела голова, но мозг мыслил четко и ясно.

Да, он угодил в ловушку, как крыса. Клод невероятно умен. Выхода из создавшегося положения просто нет. И все‑таки встал, потряс дверь и изо всех сил постарался выломать перекладины на окошке, заранее зная, что это бесполезно. Тогда снова сел, успокаивая себя, что, по крайней мере, до рассвета, пока не явятся его палачи, с ним ничего не случится.

А может быть, постараться побороться с ними? Он их не видел, но предположил, что люди, пошедшие на такое дело, должны быть сильными и ловкими, а значит, им ничего не стоит справиться с одним человеком. Клод предупредил их о ножах, но лорд Уинчингем знал: если на цыган напасть, они, не колеблясь, пустят их в ход, несмотря на запрет. А он‑то безоружен! И чем больше думал, тем больше убеждался, что выход у него только один.

Всю ночь Стерн размышлял, продумывая каждую деталь своего плана, и, не переставая, тосковал по Тине. Почему он не поговорил с ней раньше? Почему тянул до последнего момента? Почему у него не хватило мужества подчиниться велению своего сердца, когда он впервые понял, что не может жить без нее?

Теперь‑то ясно видно, что их хорошо продуманный план безнадежен, потому что они оба не учли человеческих отношений. Любовь уничтожила их! Она посмеялась над ними, сделала их уязвимыми и беспомощными.

Нет, если не ради себя, то ради Тины все‑таки нельзя позволить себе умереть! Да, Клод сумасшедший, но сам он еще более сумасшедший! Вообразил, что она сможет смириться с таким развратным типом, как сэр Маркус! Поверил, что деньги смогут облегчить ему чувство вины и потери!

По мере того как приближалась ночь, лорд Уинчингем успокаивался и твердо решил бороться до конца. Ближе к рассвету он снова улегся на холодный пол, в той же позе, что его оставили, закрыл глаза и стал ждать.

Ждать пришлось долго. Очевидно, цыгане решили не шутить с дьяволами. Солнце стояло уже высоко в небе, когда наконец послышался шорох гравия, а потом и шаги по лестнице.

Уинчингему показалось, что цыгане вели себя довольно шумно, а когда вошли в комнату, оказалось, что их не двое, а трое. Хорошо, что он не стал

нападать на них из‑за двери, как хотел это сделать вначале.

Вошедшие о чем‑то болтали на своем языке, но Стерн не понимал ни слова. Очень скоро он почувствовал прикосновение их рук и догадался, что, выполняя указание Клода, они его раздевают.

Усилием воли он заставлял себя лежать неподвижно и беспомощно. Мерзавцы хорошо знали свое дело! Наверняка не первый раз раздевают и грабят!

Двое цыган подняли пленника с пола, а третий сгреб в охапку его одежду и быстро спустился по лестнице. Дождавшись сигнала, длинного, тихого свиста, цыгане стали спускать по лестнице лорда Уинчингема.

Он почувствовал, как его вынесли на солнечный свет теплый, ласковый и почему‑то успокаивающий Глаз Стерн не открывал, но, хорошо зная мельницу понимал, куда его несут.

Цыгане шли налево, мимо колеса, к берегу пруда заросшего кустарником.

– Положи его вещи вон там! – приказал один из них, и лорд узнал по голосу одного из вчерашних похитителей.

– Давай!

Это был сигнал человеку, который держал лорда за ноги. Двое цыган раскачали Стерна и бросили в пруд.

Успев сделать глубокий вдох, лорд оказался под ледяной водой. Он чувствовал, что идет ко дну, словно какой‑то водоворот увлекает его в свои глубины. Но был готов к этому.

Лорд Уинчингем быстро поплыл под водой в сторону берега, с которого его только что сбросили. Его продолжало засасывать; он это чувствовал и понимал, что глубже опускаться не следует. С другой стороны, цыгане, безусловно, наблюдают за прудом, поэтому выдавать своего присутствия нельзя. Стерн продолжал плыть, стараясь держаться, насколько это возможно, глубже под водой и подальше от середины пруда.

Легкие у него разрывались, а голова болела так, что казалось, он вот‑вот потеряет сознание, прежде чем найдет то, что может спасти его: подводную часть старого мельничного колеса. Оно было прямо перед ним, и он с радостью ухватился за него. Еще одна секунда, и можно остановиться!

Держась обеими руками за колесо, лорд Уинчингем нырнул под него и начал осторожно подниматься из воды. Дыхание через ноздри действовало на него как живительный эликсир, но сначала он не мог думать ни о чем, кроме того, что жив и дышит. Затем, сознавая опасность, по‑прежнему угрожающую ему, опустился пониже, так, чтобы над поверхностью воды остались только его глаза, и огляделся, дабы видеть, где находятся цыгане.

Они стояли примерно в тридцати ярдах от него, на берегу, с которого его сбросили, и смотрели на середину пруда, конечно не догадываясь, что их пленник сбежал не только от демонов, живущих в водовороте, но и от них.

С облегчением вздохнув, лорд Уинчингем спрятался подальше за мельничное колесо. Вода была невероятно холодной. У него уже стучали зубы, но он надеялся, что цыгане скоро уйдут. И не ошибся в своем предположении. Уходя, цыгане обернулись. Старший посмотрел сначала через правое плечо, затем через левое, а потом быстро и. бесшумно, как индейцы, все направились к лесу, что рос по другую сторону от мельницы.

Цыгане почти скрылись из вида, и лорд Уинчингем, благодаря Бога, решил, что теперь уже можно вылезти из воды, но тут кто‑то из них вернулся. Стерн снова спрятал голову за колесо, но цыган даже не повернулся в его сторону. Это был молоденький мальчик, вероятно не присутствовавший при его утоплении. Он схватил под мышку одежду, лежащую у запруды, и убежал за остальными.

Лорду Уинчингему неудержимо хотелось крикнуть ему вслед: «Стой, воришка!» – но, вспомнив, что ни при каких обстоятельствах он не должен привлекать к себе внимание, сдержался.

Подождав около пяти минут, он, посиневший от холода и дрожа, поплыл к берегу и выбрался на солнечный свет. Ему очень хотелось немного отдохнуть и погреться на солнышке, но это было опасно. Тогда Стерн быстро юркнул в кусты, хорошенько отряхнулся и направился в сторону, противоположную той. куда ушли цыгане, – к Уинчу.

Посмотрев на солнце, лорд определил, что уже, наверное, часов девять, и, тихо застонав, пусти, » л бежать.

Девять часов! А Тина выходит замуж в одиннадцать! Ведь все тщательно спланировано: в полдень свадебный завтрак, а после него жених с невестой отправляются в свадебное путешествие. У них будет немало времени, чтобы до наступления ночи добраться до Ньюмаркета. Лорду Уинчингему хотелось биться головой о камни, когда он вспомнил, что сам устроил так – это казалось ему разумным. Почему он не назначил свадьбу на вторую половину дня? Тогда успел бы!

Через некоторое время Стерн был вынужден замедлить бег, не потому, что устал, а потому, что у него . нестерпимо болели ноги. Со времен мальчишества ему не приходилось ходить босиком, да еще по такой неровной, каменистой почве, превращавшей каждый шаг в адские муки.

Время шло, а он продвигался вперед потихоньку. В этой части поместья не было ни одного дома. Сельскохозяйственные угодья находились в другой стороне, и там лорд появлялся только во время охоты.

Совершенно голый, обгоревший на солнце, искусанный насекомыми, с разбитыми в кровь ногами, он мужественно шел, движимый одним желанием: успеть спасти Тину! И гнал от себя мысль, что это практически невозможно.

Даже взяв самую резвую лошадь из своей знаменитой конюшни, все равно не успеет.

Через три четверти часа лорд Уинчингем попал на пшеничное поле, в центре которого стояло пугало. Кинувшись к нему, он увидел очень старые штаны, набитые соломой, и потрепанный камзол. Распотрошив пугало и отряхнув солому, он обрадовался, что теперь у него есть хоть какая‑то одежда и не придется появиться дома в чем мать родила. Натянув на себя жалкие обноски, громко скомандовал себе: «Вперед!»

Никогда раньше лорд не представлял, как обширны его владения и как много нужно сделать, чтобы улучшить дороги, построить коттеджи! Теперь же поклялся, что, если когда‑нибудь ему представится возможность, он построит много домов, проложит приличные дороги, словом, улучшит жизнь тех, кто ему верит.

А между тем все шел и шел… Голова болела, ноги кровоточили… Но он не обращал на это внимания. Сейчас главное – Тина! Тина, принесенная в жертву из‑за его глупого эгоизма!

Увидев впереди, дорогу в Лондон, проходящую через поместье, лорд с облегчением вздохнул. Позади осталась почти невозделанная земля, а впереди раскинулся любимый парк, обнесенный кирпичным забором.

Он уже собирался пересечь дорогу, как вдруг вдалеке заметил приближающую карету. Мысль работала быстро. Если попросить о помощи, его, вероятно, отвезут или в Лондон, или в Уинч, где он сможет взять свою лучшую лошадь. Последнее, конечно, лучше! Ведь, в конце концов, довольно странно явиться в церковь, чтобы отменить свадьбу своей подопечной, в рванье, снятом с пугала!

Лорд протянул руку, приготовившись шагнуть навстречу карете, но предчувствие опасности заставило его отступить. В последнюю секунду он спрятался за кустом у дороги и пробормотал:

– Они в любом случае не остановились бы, приняв меня за бродягу или разбойника.

Сидя в укрытии, лорд понимал, что это лишь предчувствие, но нечто посильнее, чем здравый смысл, повелевало ему не останавливать карету.

Теперь он видел, что правит каретой человек, немилосердно хлещущий кнутом двух лошадей, которые, развевая гривами, мчались по дороге с почти невероятной скоростью. Когда лошади промчались мимо, из‑под колес ливнем полетели камни, и карету скрыло облако пыли.

Но, несмотря на скорость, лорд Уинчингем узнал человека, который правил лошадьми. Это был Клод! Его зубы были оскалены в почти дьявольской усмешке, а глаза бешено сверкали, что удалось рассмотреть даже за доли секунды.

Лорд Уинчингем, не дожидаясь, пока уляжется пыль, пересек дорогу и перепрыгнул через забор в парк.

Куда несется Клод и зачем? Стерн не мог этого знать, но какое‑то предчувствие подсказывало ему, что дело касается Тины. Тина в опасности. Он должен… он должен спасти ее!

Лорд Уинчингем снова побежал как только мог быстрее, совершенно уверенный в том, что сумасшедший Клод, убив, как он считает, его, теперь ищет другую жертву.

– Тина! Тина! – шептал он ее имя, мчась по аллее огромных дубов к виднеющимся вдали плоским крышам Уинча. И размышлял о том, какая из его лошадей резвее, и уже мысленно отдавал приказ запрячь ее. А самому ему нужно лишь одеться и быстрее лететь за Клодом!

Тина! Ее имя стало почти молитвой, но вдруг, ускорив и без того быстрый шаг, лорд Уинчингем попал ногой в кроличью нору и моментально перекувырнулся через голову. Он почувствовал, что падает, а упав, ударился головой о корень дуба. Удар пришелся по свежей ране, нанесенной ему прошлой ночью. Все его тело снова охватила внезапная боль, и он погрузился в темноту…

Открыв глаза, лорд Уинчингем обнаружил, что лежит в своей постели. На нем была свежая белая ночная рубашка, и, окончательно придя в сознание, он сразу понял, что у него перевязаны ноги.

Домоправительница Уинча, миссис Хардинг, с тревожным выражением лица стояла у постели, а рядом с ней не менее обеспокоенный Сейнтли – дворецкий Уинча еще во времена деда Стерна.

– Что случилось? Где я? – пробормотал он.

– Ах, ваша светлость, вы живы! – воскликнула миссис Хардинг, утирая слезы.„ – Мы не знаем, ваша светлость, мы не знаем, что произошло! Вас нашли на дороге. Вы были в ужасном состоянии. Мы послали за доктором, он будет здесь с минуты на минуту! Вашей светлости не следует шевелиться, у вас на затылке ужасная рана!

Лорд Уинчингем лежал, пристально глядя на нее, и постепенно вспоминал, что ему необходимо сделать.

– Шевелиться? Конечно же я должен поскорее шевелиться! Вы не представляете, что происходит. Сейнтли, подайте мне скорее одежду!

Поднявшись, он пошатнулся, но усилием воли удержался на ногах.

– Ваша светлость болен! – воскликнула миссис Хардинг. – Вам ни в коем случае нельзя вставать! Ах, ваша светлость, лежите спокойно и ждите доктора!

Не буду я никого ждать! – Лорд Уинчингем изо всех сил старался говорить решительно, но даже в его ушах собственный голос прозвучал как слабый детский лепет. – Бренди! Вот что мне сейчас нужно! Бренди! Ради бога, Сейнтли, дайте мне выпить! А вы, миссис Хардинг, принесите что‑нибудь поесть!

– Конечно, ваша светлость, вы, должно быть, изрядно голодны! Об этом я не подумала!

Она бросилась прочь из комнаты, обрадовавшись, что ей нашлось дело. Тем временем Сейнтли, словно по мановению волшебной палочки, извлек откуда‑то графин с бренди и налил лорду Уинчингему бокал. Тот хотел, как обычно, выпить весь бокал залпом, но полузабытая мудрость предупредила его, что пить залпом на голодный желудок не стоит. Поэтому сделал лишь несколько глотков и снова потребовал принести его одежду. А глянув на перевязанные ноги, разразился такими ругательствами, что Сейнтли содрогнулся.

– Я же не влезу ни в одни сапоги! Сними быстро бинты, старый дурак! Нечего нежить меня, мне нужно скорее попасть в Лондон!

– Но ваши ноги разбиты в кровь, милорд, – спокойно возразил Сейнтли. – Однако если ваша светлость настаивает, я принесу вам сапоги вашего отца. У вас всегда нога была на размер меньше, чем у него.

– Сейчас же неси их! – нетерпеливо крикнул лорд Уинчингем.

Ему стоило почти нечеловеческих усилий одеться, но, время от времени подкрепляясь бренди, он справился с этой задачей. Вместе с миссис Хардинг появился лакей с подносом, и Стерн заставил себя немного поесть только потому, что понимал: без этого у него не хватит сил на долгое путешествие.

Наконец вернулся Сейнтли с отцовскими сапогами. Каким‑то непостижимым образом они налезли на перевязанные ноги лорда. Теперь, пусть бледный и с перевязанной головой, он стал похож на себя.

– Лошадь готова? – обратился лорд к Сейнтли, отправляя в рот очередной кусок.

– У входа, милорд, – отчеканил тот, привычный к капризам аристократов и хорошо вышколенный. Он не оспаривал решения хозяина, но, искренне любя молодого господина, несмотря на его необузданный нрав, робко предложил: – Может быть, будет разумнее, если с вами поедет грум?

Лорд Уинчингем мельком улыбнулся ему, шагая к двери.

– Спасибо за заботу, Сейнтли! Уверяю вас, ни один грум, ни один жокей не сможет скакать с такой скоростью, с какой собираюсь скакать я! – С этими словами он взглянул на часы над камином и вдруг остановился. – Эти часы неисправны? Может быть, они стоят?

Сейнтли вынул из кармана жилета солидные серебряные часы.

– Мне очень жаль, милорд, но эти часы спешат ровно на пять минут. Сейчас точно без четверти четыре!

– О господи! – воскликнул лорд Уинчингем. – Не может быть! Я пришел сюда сегодня утром! Дорога от мельницы заняла у меня не более полутора часов!

– Но вас, милорд, нашли только после полудня! – пояснил Стейнли.

– Не может быть, чтобы я потерял так много времени! О боже мой! Что же теперь будет?

Лорд бросился из комнаты. Услышав его торопливые шаги по лестнице, Сейнтли покачал головой:

– Не следует его светлости разгуливать с такой раной на голове!

Лошадь ждала возле парадной двери. Она нетерпеливо била копытами и вертела головой. Это был чудесный молодой жеребец с примесью арабской крови.

– Я должен ехать в Лондон! – пробормотал лорд Уинчингем. – Я должен выяснить, что произошло!

Но если часы не врут, свадьба уже состоялась, и Тина, наверное, уже на пути в Ньюмаркет!

Внезапно он изменил свое решение. Повернувшись к одному из лакеев, дежуривших в холле, приказал:

– Принесите сюда коробку с моими дуэльными пистолетами!

– Слушаюсь. милорд.

Ему принесли коробку, и Стерн достал оттуда оба пистолета. Чтобы зарядить их, ему не понадобилось много времени, а затем, вскочив на лошадь, он поскакал не в сторону Лондона, а к месту, где обычно останавливался цыганский табор.

Еще только приближаясь к нему, он догадался, что цыгане ушли. От костра остался лишь тлеющий пепел, а кибитки исчезли.

Оглядевшись вокруг, он испытал внезапное чувство разочарования. Даже с помощью тяжелых пистолетов, оттягивающих карман камзола, он не станет ближе к Тине. Вдруг в небольшом овражке он заметил совсем маленькую кибитку, запряженную очень хорошей лошадью. Кибитка явно была кем‑то спрятана от посторонних глаз.

Лорд Уинчингем поскакал к ней. На месте кучера сидела женщина с вожжами в руке. Она была одна. Он догадался, что женщина кого‑то ждет, но кого и зачем?

Она его не видела, потому что смотрела в другую сторону. Вдруг из кустов легкой свободной поступью людей, привыкших к дальним дорогам, вышли двое. Они вскочили на подножку кибитки, и женщина, не произнеся ни слова, стегнула лошадь.

– Стоять! – Лорд Уинчингем преградил им путь прежде, чем они его заметили. На их лицах явно был испуг. Он заметил, с каким страхом все трое уставились на него, когда он медленно вынул из кармана камзола пистолет. – Где вы были и что вы делали? Говорите правду, или до следующей лжи вы не доживете! – Он театрально угрожал им, удивляясь самому себе. Однако интуиция подсказывала ему, что иного выхода у него нет.

– Да ничего мы не делали, мистер!

– Лжете! Мне нужна только правда!

– Они не знали, что делают что‑то нехорошее! – пронзительным голосом закричала женщина. – Джентльмен только попросил их привезти к нему молодую леди! Он ничего не говорил об убийстве! Мы объясняли ему, что мы мирный народ! Он только попросил привезти к нему молодою леди!

Лорд Уинчингем внезапно почувствовал облегчение.

– И куда же вы отвезли ее? – мягко спросил он.

– В тот маленький белый дом на холме, – ответил один из цыган и указал назад.

Лорд Уинчингем, положив пистолеты в карман, пришпорил коня и даже не оглянулся на цыган, а те бросились в кибитку и умчались от греха подальше. Лорд Уинчингем понесся обратно в Уинч.

Он добрался до греческого храма меньше чем за десять минут, но они показались ему вечностью. Там соскочил с коня, прошел к задней части храма и нашел маленькую дверь, открывающую путь к крошечной комнатке, построенной одним из его предков, чтобы оттуда ночью наблюдать за звездами.

Чтобы открыть замок, лорду Уинчингему потребовалась секунда: ключ торчал в дверях. Задыхаясь, он б по узкой лестнице.

Отпер дверь комнатки, терзаясь мыслью, что сейчас увидит мертвую Тину. Но когда глаза его привыкли к полумраку, увидел ее сидящей на полу в каком‑то футе от него! Лицо ее было залито слезами, в глазах застыл ужас. Однако, увидев лорда, она вся засветилась, ослепив его своей красотой. Он опустился на пол рядом с ней и обнял ее.

– Слава богу, Тина! Я нашел вас! Я был сумасшедшим глупцом, но теперь я прозрел! Ах, Тина, я не могу жить без вас и не хочу жить, если вы не будете моей! Мне безразлично, что подумает свет, деньги тоже не имеют значения! Мы будем вместе, потому что я вас люблю! Пожалуйста, Тина, скажите, что вы тоже любите меня! Скажите, что согласны стать моей!

Он говорил все это, целуя ее, и слова звучали невнятно. Ее губы отвечали ему, а он чувствовал на своих губах соленый вкус слез.

– Ах, Стерн, вы действительно любите меня?

– Я люблю вас больше всех на свете! Каким же я был глупцом, что не понял этого раньше! Я люблю вас, Тина! Скажите, что вы тоже любите меня!

– Я очень люблю вас! – прошептала она. – Я люблю вас давно, и теперь у нас все будет в порядке, все…

– Конечно! Ведь вы любите меня! Но давайте скорее сбежим отсюда! Нас попытаются поймать, но уже не смогут остановить!

Он обнял ее и так крепко прижал к себе, что она чуть не задохнулась. Сила его страсти захлестнула Тину волной невыразимого счастья, но она справилась со своим чувством и разумно произнесла:

– Послушайте, Стерн!

Нечего слушать, – резко перебил он ее. – По дороге вы расскажете, что произошло. Я знаю, что вас похитил Клод. Что ж, то же самое он проделал и со мной и, более того, пытался меня убить! Мне стало страшно! Ах, Тина, как я боялся, что он убьет вас! Она тихонько вздохнула:

– Он вовсе не собирался меня убивать. Он хотел жениться на мне, поэтому‑то и убил сэра Маркуса!

Лорд Уинчингем удивленно посмотрел на нее:

– Клод убил сэра Маркуса?! Тина кивнула:

– Да, после того, как мы поженились. Клод сумасшедший, совсем, совсем сумасшедший и сейчас отправился за священником, потому что знает, что, как вдова, я наследую деньги сэра Маркуса.

– Он ненормальный!

– Да, конечно, – согласилась Тина. – Но самое ужасное, Стерн, что во всех его и наших действиях не было никакой необходимости: мне незачем было выходить замуж за сэра Маркуса, а Клоду незачем было убивать ни вас, ни его! Посмотрите! Видите?.. Вы жили рядом с этим всю свою жизнь!

– О чем вы говорите? – не понял лорд Уинчингем, с тревогой глядя на нее.

Затем неохотно повернул голову в сторону, куда она показывала, увидел поломанную половицу, где застряла ее нога, а под ней бесчисленные сверкающие и переливающиеся слитки золота. Как и Тина, Стерн сразу понял, что это и есть сокровище Уинча, спрятанное там, где его, скорее всего, никто никогда не искал!

Он изумленно посмотрел на золото, но почему‑то не испытал ни облегчения, ни возбуждения, ни удовольствия. В этот момент его больше всего радовало, что с ним Тина, а ее губы в близости от его губ.

Стерн снова заключил ее в объятия.

– О, Тина! – пробормотал он. – Это не должно иметь значения и не имеет! Я больше не хочу говорить о деньгах! Я боялся потерять вас, но нашел. Думал, что вы мертвы, а вы живы! Для счастья мне этого достаточно! Я ни о чем больше не хочу думать. Вы понимаете, мы вместе, вместе, наконец! Вы любите меня? Ах, дорогая моя, любимая малышка! Скажите мне еще раз, что вы любите меня!

Тина хотела это сказать, но не успела. Их губы слились в поцелуе, и они забыли обо всем, кроме того, что они мужчина и женщина, что они хотят друг друга и необходимы друг другу. И только позже, замирая от счастья от его чудесных прикосновений, она прошептала:

– Я люблю вас, Стерн.