Zyabkin Povest o treh pastuhah 169238

Павел Владимирович Зябкин

Повесть о трех пастухах




Аннотация


Эта повесть о Второй чеченской войне. Не всё было ясно и прозрачно..Скорее наоборот.  Ненависть и с той и с другой стороны. Виток за витком накручивала эта ненависть узлы на судьбах людей. Узлы эти были тугие от крови и слёз. И не развязать эти узлы простым приказом сверху.. Долго и кропотливо нужно будет аккуратно развязывать их..И все ли узлы  развяжутся?


Зябкин Павел Владимирович

Повесть о трех пастухах


"В сортире поймаем, в сортире и замочим".

В.В.Путин Президент РФ


Пролог


— Вон эти козлы кажется, едут, глядя в бинокль проговорил шепотом старший лейтенант Макапов. В бинокль он увидел белую «Ниву», которая как-то крадучись ехала по проселочной дороге в сторону шоссе, ведущего в Грозный.

Минут пять назад саперы, проверявшие дорогу, сообщили ему по рации, что на дороге между Т… и Р… — Ч… заложен фугас. Причем видимо недавно. И вот теперь с той стороны и двигалась эта белая «Нива». Засада разведки мотострелкового полка, которую возглавлял Макапов, пролежала всю ночь в лесополосе. Ночь прошла спокойно и вот теперь под утро сюрприз. На переднем сидении «Нивы» через бинокль можно было разобрать две бородатые и крюконосые хари, кто был сзади видно не было. Пока машина петляя по полю приближалась к месту засады Макапов озадачил своих восьмерых бойцов-контрактников на ее задержание. Едва «Нива» выехала на ровный участок, как раздалась автоматная очередь. Машина не останавливаясь продолжила путь, но следующая очередь прошла по передним колесам. Дальше несколько секунд и на земле лежали три чеченца, чем-то похожие друг на друга. Старший пытался что-то доказывать, но несколько ударов прикладами уложили его на землю. Солдаты осматривали машину. Макапов сразу сгреб себе в карманы магнитофонные кассеты валявшиеся на сидении. Ефрейтор Лутарь вырывал магнитолу. На вопросительный взгляд Макапова он просто сказал: "Да слушать нам в роте нечего, старый мафон то сломали" и наконец завершив «работу» спрятал заветный ящик за пазуху. Забрав еще пару пачек сигарет и попинав несколько раз пленных, надев им предварительно на головы мешки, солдаты сели курить в ожидании дальнейших команд. Макапов же вызвал по рации БМП. Вскоре по приезду БМП, засада снялась везя на буксире «Ниву» и трех бородатых чехов. Ни у кого не вызывало сомнения, что именно эта троица и ставила фугас на дороге. Правда пленные, особенно старший, дерзко уверяли, что они пастухи и искали попавшую корову, тем более и оружия в машине нет, как сами убедились. Однако глупые свои и жалкие оправдания им пришлось вскоре, прекратить, благодаря пинкам и тычкам подчиненных Макапова. Сам же Макапов пообещал лично поговорить с пленными в полку и даже дать им возможность позвонить по телефону доверия в горы своим землякам, а также от души попарить их в бане. При словах "позвонить по телефону доверия" и «баня» солдаты разразились хохотом и стали злорадно потирать руки. Вскоре «охотники» с «добычей» прибыли в полк, де пленники были поставлены на колени перед штабной палаткой и командир полка оглядев их бросил: "Крутить на тапике". А подумав немного добавил: "и очко им проверьте, если бритое, значит ваххабиты".


1


Этим летом Ваха — молодой московский предприниматель приехал на свою историческую Родину — Ичкерию. Здесь в кавказских горах прошло его детство и юность. Отсюда он перед первой войной уехал в Москву, где жил его дядя. Первопрестольная встретила Ваху прекрасно. Чеченов здесь уважали и боялись, деньги у дяди водились, да и земляки в обиду не давали. Вобщем зажил Ваха припеваючи, как и наказывал его отец — он младший из славного рода Алиевых поступил учиться в коммерческий ВУЗ. Учеба при наличии денег времени много не отнимала и жизнь молодого джигита била ключом. Конечно переживал Ваха, когда русские вошли в Чечню в первый раз, два старших брата Саид и Шамиль как и подобает мужчинам в горы ушли, воевали с гяурами. Но ничего, все обошлось, русские боятся настоящих мужчин вот и убежали с позором в 96. Здесь в Москве он понял, что народ в общем то сочувствуют его землякам. Воевать никто с ними не хочет. Нет, хороший народ эти русские. На нем только и пахать, они еще и спасибо будут говорить. Вон у дяди его Умара в магазине, что на Ленинском, девки как на подбор работают, платит им копейки, а они его в жопу целовать готовы, как в прямом, так и в переносном смысле. Ваха конечно дяде помочь по магазину всегда готов. Девки его так аж обожали. Да, красиво жилось в Москве. А уж когда окончил юридический, так земляки опять же пристроили хорошо. Открыл Ваха и свой ресторанчик, маленький да уютный. Кавказские кушанья там всякие. Официанточек сам подбирал. Понятно, что не паинек, а что там уж мужья их узнают то их дело. Да и по правде сказать, то русские бабы под кого хочешь, лягут, хоть под ишака. Ну, Ваха не ишак, под него тем более. А мужей их он не боялся, все одно алкаши да трусы. Знают ведь, что жены их с ним и его земляками почти каждый день зависают, а молчат. Вахе даже интересно было, что бы хоть кто ни будь из них заартачился. Но ведь терпят и довольны все. Ваха их кормилец. С мужем одной из своих пассий Верунчика, Ваха даже не раз водочку попивал. Верунчик была конечно жемчужиной Вахиного «гарема» длинноногая блондиночка двадцати трех лет от роду, а что вытворяла в постели, ух уму не постижимо. Муж же ее Алексей был не алкаш, работал каким-то мелким клерком на НТВ. Интересный собеседник был. Как выпьет, так все клянется Вахе в вечной дружбе и извиняется за свое бестолковое правительство, что громит по чем зря Вахину родину. Правильно говорит вы там наших выродков отстреливаете, так им и надо, честный солдат никогда не подымет оружие на собственный народ. Эх, приятнейший человек Алексей, во всех отношениях приятнейший. Ваха однажды под хмельком, даже прокрутил Леше видеокассету, где Верунчик занималась любовью вместе с ним и еще Казбеком, его кунаком. Алексей на секунду напрягся и Ваха подумал, "ну сейчас тебя прорвет". Он не боялся кулаков Алексея, просто интересно стало, что же дальше то будет. А ничего. Леха с интересом просмотрев запись и выпив рюмашку, произнес, "А мне ведь сука так не делает". После Леха предложил Вахе устроить групповушку с Верунчиком. Ваха конечно как настоящий мужчина согласился. Поехали домой к Верунчику. Хорошая ночка была Ваха кроме Верунчика еще и мужа ее отымел, так, по приколу. Когда у Вахи мужское начало ослабло немного, так оба супруга языками помогли. Эх, хорошо гульнул джигит. После этой ночи еще более полюбил русский народ молодой кавказец. Дела хорошо шли, квартиру свою купил, машину — иномарку, все как у людей. У братьев на родине слава Аллаху тоже хорошо все. Войну с русскими прошли — оба воевали у Кадырова в Центорое. Шамиль вот в 98 приехал погостить. Ваха сауну заказал, Верунчика с Лешей подтянул и еще Ланку, подружку Верунчика тоже в компанию взяли. Хорошо тогда в баньке оттянулись Ланка так сразу как разделась, так и кинулась делать минет Леше, а Верунчик Шамилю, Ваха же чуть Лешу повернул поудобнее и сам его оседлал. Все прошло в лучших канонах порнофильмов. Девочки остались очень довольны и мужчины тоже. Леша не раз провозглашал тосты "за свободу Чечни" и так радовался победе "миролюбивого чеченского народа", что Шамиль не раз спрашивал Ваху на своем языке, уж не провокатор ли это какой ни будь с ФСБ. Ваха успокоил не в меру подозрительного воина ислама, заверив что среди русских очень много их друзей и союзников, в чем и сам Шамиль может неоднократно убедиться побывав в Москве. Так вот и жил молодой бизнесмен кавказской национальности Ваха Алиев в Москве, пока не получил с родины плохое известие. При новом уже президенте русские вновь начали воевать с его земляками. Друзья вчерашние, ну не то, чтобы с Вахой совсем раздружились, но как-то с опаской смотрят, да и уже особо не набиваются на всякие гулянки, все видишь ли дела у них. Менты так вообще озверели, шага не сделаешь, чтобы паспорт с регистрацией не смотрели. Тут с родины вести совсем уж плохие пошли. Отец тяжело заболел, не с его здоровьем то и не в его летах как молодому от бомбежек прятаться. Братья теперь у Бараева воюют, Кадыров то под русскую дудку петь стал, со своими любимчиками стал им прислуживать, а Шамиль с Саидом не попали в их число, вот теперь у Бараева хлеб свой отрабатывают. В такие вот трудные дни 2000 года Вахе пришла уж совсем тяжкая весть из дома — отец их старый мула Рустам готовится предстать перед Аллахом и очень хочет увидеть своего младшенького перед смертью. Ваха искренне любил отца, ведь именно отец послал его учиться в Москву и помогал ему как своим мудрым советом, так и деньгами. Отец вообще не хотел, чтобы его дети воевали. Будучи муллой он был глубоко верующим и всесторонне образованным человеком, его слишком широкие взгляды и острый проницательный ум рассорили его с большинством исламских авторитетов. Поэтому отец и тащил лямку муллы в забитом селе У… — М… района. Но тем не менее за эти же качества он пользовался авторитетом среди односельчан. Во время войны отец критиковал как русских так и своих единоплеменников, находя, что не правы и те и другие, но раз уж идет война, то благословил своих сыновей воевать с русскими, так как негоже мужчине в трудный час отсиживаться дома с женщинами. Вот такой человек был старый Рустам и теперь он умирал в своем Аллахом забытом селе. Конечно же Ваха поехал проводить в последний путь отца, к которому, несмотря на длительную разлуку испытывал искреннюю и горячую сыновью любовь.


2


Родное Вахино село встретило гостя порядочным запустением, что не скажешь о местном кладбище. Там прибавилось много могил с высокими шестами, увенчанными металлическими флажками — могилы воинов. Отца он увидел в ужасном состоянии. Оказалось, что почтенный старик был ранен когда пошел осматривать заброшенную мечеть на кладбище, а ту русские заминировали. Жив-то остался да отнялась правая половина тела, так шарахнуло взрывом. Угрюмо сидели у смертного одра и Шамиль с Саидом, они под покровом ночи пробрались в родной дом, почтить своим вниманием умирающего отца. Вообще мужчин в селе осталось мало. Саид поведал о том, что русские неделю назад поймали их местного дурачка — Хазика. Тот ходил в камуфляже и зеленой повязке по селу и кричал "Аллах акбар". Все привыкли к его безобидным выходкам, еще в первую войну он гонялся за русскими БМП с деревянным автоматом и кричал "Смерть российским оккупантам", да и в эту не раз кидал грязью в милицейские блокпосты, что с дурака-то взять. А вот неделю назад, двадцатого августа, как раз на выборы. Проезжала по селу БМП с разведкой, из того полка, что под У….-М…. стоит и прихватили Хазика, тот опять что-то там им кричал. А на следующий день ужас спустился на их несчастное селение. Приехало целых три БМП с солдатами, феэсбешники и привезли Хазика. Тот на ногах еле стоял. Одет в какие-то лохмотья, промежность мокрая, лице в синяках, смотреть страшно. С БМП он не слазил, только что-то говорил сидевшему на башне офицеру и показывал рукой в сторону разных домов. Офицер слушая внимательно Хазика давал команды солдатам и те тащили из домов ошарашенных мужчин, пинками загоняя их на броню своих машин и увозили в полк. Больше этих пятерых на кого показал Хазик никто не видел. Хазика еще два раза привозили в село под конвоем, но все мужчины ушли в горы — мало ли на кого еще укажет этот сумасшедший, его ведь из психбольницы выпустили в первую войну, все одно кормить их там не чем было. Вчера Хазика отпустили старейшины У….-М…. убедили командира полка, что пойман ими сумасшедший и что с него возьмешь, Хазик то вернулся, а те пятеро, кого взяли нет. Русские говорят, что мол они видно в горы убежали, а какие горы, вздыхал Саид. Шамиль — старший брат присутствовавший при разговоре побагровел и пообещав бить русских до смерти вышел покурить в огород. Ваха увидел на лице Шамиля слезы, так необычные для этого крепкого телом и духом сорокалетнего мужчины.

— Что с ним такое, Саид? — спросил Ваха среднего брата.

— Эх брат лучше не знать нам, что произошло с семьей Шамиля весной, он теперь сам не свой горько и обидно что с ними случилось, Лола опозорила семью и сдохла как джаляб о, лучше бы она сразу сдохла. И Саид рассказал о семейном позоре.

Когда эта война началась Лола — жена Шамиля жила у тетки в К…. вместе с двумя детьми — мальчиком Асланом — трех с половиной лет и дочкой Азизой совсем еще малышкой, годика не было. Шамиль тогда в Грозном мины закладывал, а сам рассказчик у Хаттаба в лагере под Веденом пленных охранял. И вот стали русские брать К. Лола то женщина молодая и видная вот на нее глаз и положили пехотинцы. Взяли ее и двух детей из дома и пригрозили, что если с ними не будет она жить, то детей тут же убьют, а если с ними поедет, то детей Тетке отдадут и они живы будут и Лола тоже. Тетка тут же стояла, ревела сама не своя от горя, попробуй тут выбери. Лола, всем известно как своих детишек любила, она за них любому глотку перегрызет и не думая не секунды, плюнув на позор пошла с русскими наемниками. Один из солдат двух детей взял и к тетке повел, а как только Лолу посадили в десант БМП так он затащил детишек в сарай и расстрелял тут же. Тетка аж поседела от горя. Увезли Лолу на другой конец села, где взвод этих выродков стоял, там тешились с ней всем взводом дня четыре, а когда снимались на другое место, то и пристрелили несчастную Лолу. Вот Шамиль теперь и сам не свой и горе и позор на него. Свою то жену и сына Саид уже давно, еще перед первой войной в Россию отвез, туда где спокойно в Питере живут припеваючи, а Шамиль вот все Аллаху предоставил, вот и результат.

В это время Ваха взглянул в окно и увидел Шамиля мечущегося из стороны в сторону по огороду, наконец Шамиль упал на землю и ползком подполз к дверям дома и быстро занырнул внутрь.

— Опять русские свиньи пулемет пристреливают — пояснил старший брат. Он показал в окошко на поле, за которым километрах в двух еле виднелись земляные сооружения. — Вон там у этих свиней взвод стоит, как делать нечего, так и высматривают, кто на окраине села появится и давай по нему с пулемета стрелять. Попасть конечно так далеко не могут, но чем шайтан не шутит, а глупо сдохнуть от шальной пули.

— И часто так бывает? — поинтересовался Ваха.

— Да почти каждый день — хором ответили Саид и Шамиль и стали сыпать проклятиями и угрозами в адрес российских оккупантов, гяуров и свиней.

Такой предстала перед Вахой его малая родина. Как неспокойно здесь было по сравнению с первопрестольной. Тем же днем отошел и в мир иной отец. По обычаям он тут же до заката был похоронен на кладбище рядом с могилой жены. Ночью Шамиль и Саид покинули дом и вернулись только к вечеру на белой «Ниве», вместе с молодым азиатом одетым в «натовский» камуфляж и обвешенным оружием.


3


Азиат о чем-то долго толковал с Шамилем, он же старший и не только брат, но и в рядах защитников ислама не последний человек. Дав наставления Шамилю и оставив машину азиат удалился в лес. Шамиль о чем-то потолковал с Саидом и поутру они, взяв с собой Ваху выехали на «Ниве» из села. О цели поездки братья рассказали Вахе по дороге. В багажнике машины завернутый в мешковину лежал 152 миллиметровый артиллерийский снаряд и взрывное устройство. Этот снаряд надо было установить на дороге между Т…и Р…-Ч. Ваха не в восторге был от такого задания, но узнав историю Шамиля и видя угрюмые лица односельчан решил внести вклад в дело ислама. За два дня пребывания на родине из Вахи тут же выветрилось хорошее отношение к русским. В нем проснулся джигит — мужчина-воин. Установку фугаса он рассматривал как небольшое приключение, о котором он по приезду расскажет Верунчику и Леше во время очередной оргии. На память о последней их встрече у него покалывало анальное отверстие, выбритое Верунчиком. Верунчик мастерски лазила там своим язычком и воспоминания об этом грели Ваху в холодные предрассветные минуты. Уже завтра Ваха уедет из этого кошмара в Москву и вновь окунется в объятия своих официанточек. Оружия с собой они не взяли на случай проверки на дороге когда будут возвращаться с задания. Зато Ваха взял свои документы они послужили бы хорошим прикрытием на блокпостах. Фугас доставили к месту без происшествий, там их встретил ранее знакомый азиат вместе с двумя чеченами. Азиат принял фугас и пока Ваха сидел в машине его братья вместе с людьми азиата установили взрывное устройство. О чем-то поговорив с азиатом Ваха и братья уехали на машине и остановились в лесу. Увидев что группа азиата растворилась в предгорной «зеленке» "Нива" медленно двинулась в сторону райцентра. Там Ваха хотел прикупить кой чего на рынке для праздничного стола в честь его отъезда.

В это время по дороге на которой был заложен фугас медленно двигалась группа саперов проверявшая дорогу. Возглавлял группу капитан Левенко, который в полку из которого прибыл, занимал должность начальника клуба. Здесь же его назначили замполитом саперной роты. А так ротный был в отпуске, а начальник инженерной службы — майор Крючков беспросветно пьянствовал неделю и допился до того, что бегал покупать солдатам водку, то Левенко поневоле стал главным сапером в полку. В саперном деле он конечно мало чего понимал, но будучи человеком неглупым умело использовал навыки и таланты подчиненных. Поэтому у Левенко неплохо получалось выполнение проверок дорог. Часто ему поручали и весьма ответственные разминирование и как не странно все пока происходило без потерь среди саперов. Идя по дороге Левенко думал о запое Крючкова. Недавно саперам поручили заминировать мечеть. Левенко была омерзительна сама мысль о минировании заброшенного религиозного здания. Своим тонким умом он понимал, что боевики ни за что не будут устраивать какие либо засады в своей святыне. Но майор Крючков настоял на минировании, преподнеся командованию мечеть как важный стратегический объект. Левенко не взялся за это мерзкое с его точки зрения дело и сославшись на полное незнание саперного дела отказался ставить мину в мечети. Крючков лично рьяно взялся за дело и довел его до успешного конца. В тот же день при осмотре мечети подорвался старенький мулла из соседнего села. Левенко, лично знавший муллу, с которым часто имел беседы о исламе, высказал Крючкову, все что о нем думает. Сказал, что ему стыдно будет носить медаль, к которой представили Крючкова за операцию. Еще он помянул гомосексуальность Крючкова, которая была ему известна по рассказам солдат, к которым начальник инженерной службы приставал с непристойными предложениями.

— Товарищ капитан, фугас — отвлек Левенко от раздумий возглас сапера шедшего впереди со щупом.

Подошедший Левенко увидел, что 152 миллиметровый снаряд установлен второпях и саперам не составило труда обезвредить его. Через связиста Левенко связался с засадой разведчиков и сообщил им о фугасе. Не исключалось, что установившие его боевики где-то неподалеку.


4


Когда Левенко с саперами вернулся в полк там в штабе узнал, что разведчики поймали трех чеченов установивших фугас обнаруженный группой Левенко. Замполит саперной роты горестно вздохнул, он понимал какая участь ждет пойманных чеченов. Палатка разведроты и яма где содержали пленных находилась рядом с палаткой саперов. С другой стороны от разведчиков в лагере полка находились палатки зенитной батареи, зенитчики же как правило и охраняли яму с пленными. Особое омерзение у Левенко вызывала баня разведроты. Баня была одно название. Когда-то разведчики пытались сделать нормальную баню. Построены были стены, положена крыша и на этом дело закончилось. Мыться в бане никто не мылся а превратили ее разведчики в застенок в самом прямом и ужасном смысле этого слова. То что творилось в бане ничего кроме омерзения у Левенко не вызывало. Внутренность бани украшали цепи, веревки, наручники и главное — телефонный аппарат 57 года выпуска, в просторечье этот армейский полевой телефон назывался «тапиком», а также "телефоном доверия". Телефон разведчиками, да и не только ими, часто использовался отнюдь не по прямому назначению. Эта коричневая пластмассовая коробочка была довольно таки эффективным орудием пыток. "Крутить на тапике" и "говорить по телефону доверия" означало не что иное, как подвергнуть допросу с применением полевого телефона. Левенко коробило от жестокостей происходивших в полку, хотя он и понимал, что все-таки идет война, но многое его тонкая интеллигентная душа не могла принять. Чтобы отвести душу он решил зайти в палатку офицеров управления к своему другу капитану Кузину, с ним он мог быть вполне откровенен. Тем более занимая штабную должность Кузин мог быть полезен в оформлении некоторых документов.

Несмотря на довольно-таки позднее время, 10 часов утра, Левенко застал Кузина лежащим во всем обмундировании и сапогах, на топчане, в офицерской палатке. На голове Кузина сидела маленькая кошка и кусала его за уши. Кузин не чувствовал укусов и продолжал мирно спать. Рядом на ящике сидел «секретарь-референт» Кузина писарь Козулькин — солдат контрактник. Левенко часто не прочь был поболтать с писарем, так как тот в отличие от большинства "диких гусей" имел высшее образование и участвовал еще в первой компании. Козулькин тоже испытывал симпатию к интеллигентному капитану, поэтому несмотря на разницу в служебном положении вне службы они довольно интересно общались в неформальной обстановке. Кузин также был демократичен с писарем, так как сам толком не мог составить ни одного донесения, поэтому целиком и полностью зависел от солдатской головы. Впрочем и начальника и его подчиненного такое положение вещей вполне устраивало.

— Здравствуйте Саша — в своей манере обратился к Козулькину Левенко. А что Кузин то спит? С наряда что ли?

— Здравия желаю товарищ капитан — с радостью отозвался контрактник. Да с какого наряда, это я с наряда, вчера всю ночь на «фишке» стоял, людей не было. А "их благородие" квасил всю ночь с майором Цыпко, до сих пор не пробудится. Ничего, сейчас командир полка его лично разбудит. — Язвительно добавил писарь.

В это время в палатку вошел старший помощник начальника штаба подполковник Кицко и увидев спящего Кузина со всего маху огрел его стопкой документов, которые держал в правой руке. Отчаянно мяукнув кошка последний раз укусив Кузина за ухо спрыгнула и забилась под топчан. Сам же потерпевший медленно открыл глаза и увидев Кицко вскочил на ноги.

— Бездельник, спишь опять! Я тебя в яму посажу, а вместо тебя вот бойца поставлю! — разразился бранью СПНШ.

— Да я вот только задремал случайно, — робко оборонялся Кузин. — Я ничего, я только вот на секундочку глаза прикрыл.

Проработав немного Кузина в своей манере Кицко удалился в штаб. Настроение у него было хорошее, поэтому сильного разноса Кузину не было. Тот сидел угрюмо на топчане и чесал лохматую голову. Потом он стал жаловаться, что Кицко уж дюже пристрастен к нему и вообще он не против, если его отправят обратно в пехоту, откуда его и Козулькина недели две назад взяли в штаб.

Козулькин видя беды начальника стал в ернической манере успокаивать его.

— Как пчелка трудитесь товарищ капитан, ведь всю же ночь глаз не сомкнули, а он орет на вас. Ведь минутки то свободной у вас ни днем не ночью не выпадает, лучше вас тут и труженика нет.

Левенко со слов писаря и из личных наблюдений прекрасно знал как сутками «трудится» капитан Кузин и едва сдерживал смех слушая грубую лесть Козулькина. Однако Кузин не заметив ехидства своего подчиненного и горестно произнес: "Да вот, не говори, на ком везут, на том и пашут".

— С добрым утром Слава — поприветствовал Левенко Кузина — я вот сегодня с проверки дорог пришел. Эх Слава скажу я вам, что же мы делаем, Крючков вот мечеть заминировал и старик мулла подорвался. Вы представляете. Мне кажется, что это подлость минировать религиозные здания, это кощунственно и мерзко. Вы бы Слава стали бы это делать?

— Ну, если бы такую задачу поставили бы то конечно стал бы — ответил Кузин — важно только как технически это осуществить. Я вот например не сапер, не знаю, но попробовал бы.

— А вы Саша, что думаете по этому поводу — не встретив сочувствия и понимания у Кузина — адресовал Козулькину свой вопрос Левенко.

— Да заминировал бы конечно, если б умел — не раздумывая брякнул контрактник.

— Нет, вы не понимаете, это же подло. Каждая война должна иметь свои правила. Нельзя же воевать с мирными людьми. Мы же офицеры, а не каратели. Левенко разволновавшись снял очки и стал протирать их полой грязной камуфлированной куртки.

— Это вы офицеры, а я «контрабас-барабас» — вставился Козулькин — мое дело маленькое: офицер не скажет — солдат не додумается. Я бы хоть сейчас всех чехов бы в расход пустил бы или на тапике прокрутил.

— Саша, Саша — Левенко снова одел очки — я не воспринимаю вас как «контрабаса», вы же умный человек, а говорите такие чудовищные вещи.

— А что товарищ капитан, они с нашими как поступают? Они же нас за людей не считают. Они же черти в России хозяева жизни. Они же «мужчины», а мы быдло. И самое-то обидное, мы оправдываем и защищаем тех кто нас презирает и живет за наш счет. Тех для кого мы лохи, а наши бабы наложницы. Вы же гляньте товарищ капитан, как в России наши бабы на чурок гребаных смотрят. Ну как же у них «бабки», а мужики наши так боятся их, как же «джигиты», "горячая кровь". Я не беру тех кто здесь, а тех кто нас там встретит. Я же помню 96 год, когда приехал с первой войны — продолжал свой обличительный монолог Козулькин — тогда же чехов все в жопу целовать готовы были, а на нас как на убийц смотрели — «наемники». Я из-за этого ни в одно приличное место устроиться не смог, так четыре года и ходил дураком. Нет, всех их под корень надо. Мирный, не мирный, да хрен с ним, Аллах узнает своих.

Во время монолога Козулькина Кузин сидел молча и соглашаясь со всем сказанным кивал головой. У самого Кузина в кармане куртки в качестве талисмана лежало засушенное чеченское ухо, завернутое в платочек. Ухо это он отрезал месяц назад, когда его взвод задержал одиноко пастуха в безлюдном месте, тот подозревался в установке мины. Кузин со словами: "Быть чеченом это уже преступление" точным выстрелом в сердце отправил пастуха к Аллаху, а ухо взял на память.

— И все-таки, вы не правы — Левенко ни как не хотел уступать позиций вы Саша судите по первой войне, у вас осталось чувство мести, а вы Слава не общались с мирными жителями. Я же часто разминировал снаряды оставшиеся в их домах, я же часто говорил с ними. Они же страшно озлоблены на нас. Мы же только силой держим их.

— Вот-вот, силу то они хорошо понимают и уважают — тут же ответил Кузин — силу то они боятся. И вот заметь Валера — обратился он к Левенко что бы мы ни делали, они нам все прощают, потому что здесь сила это мы.

Видя полное неприятие своей позиции Левенко перестал проталкивать идеи гуманизма в армейские массы. Он понял, что его мировоззрение на этот конфликт — мировоззрение белой вороны. И даже люди близкие ему по духу и интеллекту совершенно не принимают его позицию. Левенко тяжело было видеть агрессивность в отношении чеченов со стороны даже этих двух по его мнению одних из лучших людей полка, которым мало присуща была армейская дубовщина. Сам Левенко в душе был скорее педагогом, чем офицером. В свое время он оканчивал военно-политическое училище и служил пять лет в Чехословакии секретарем комсомольской организации. Затем, уйдя на «гражданку», трудился на менеджером на ниве бизнеса. Теперь вот Левенко решил вернуться на службу, что бы уйти на пенсию по выслуге. Здесь в Чечне выслуга шла день за три и любимым занятием Левенко было подсчитывать, сколько лет ему осталось до пенсии. Он и сейчас сел на свой любимый конек и пустился с Кузиным в подсчеты выслуги.

Кузина выслуга лет мало волновала. Сам он был уже пенсионером. Прослужив двенадцать лет на авианосце в северном ледовитом океане он с пенсией вышел в запас. Вновь решил вернуться на службу в надежде заработать большие деньги в виде «боевых» и по возможности получить звание майора. Прослужив пару месяцев замполитом в мотострелковой роте Кузин попал в штаб, куда и перетянул Козулькина, пулеметчика из его роты. Штабная служба была непыльной и давала возможности к разного рода поблажкам чем он и Козулькин не преименули воспользоваться. Вобщем служба у Кузина шла не бей лежачего. А всю штабную работу за него выполнял Козулькин, что устраивало их обоих.

Придя с обеда Козулькин, а обедал он в зенитной батарее, где теперь числился по штату порадовал Кузина новостью, что в яме у разведчиков сидят три «чеха» и ночью их будут крутить на тапике. Опять спать не дадут всю ночь орать будут. Кузин не слушал помощника у него до сих пор болела голова со вчерашнего и мучили мысли о том как бы соблазнить Нину — медсестру со второго батальона.


5


Трясясь на броне БМП с мешком на голове, Ваха ни как не мог поверить в реальность происходящего с ним. Еще недавно процветающий московский бизнесмен, с которым за честь считали знаться многие не последние люди сидел избитый в изорванной одежде со связанными руками. Рядом с ним в таком же виде сидели и Шамиль с Саидом. Ваха хотел обратиться к солдатам предложить им деньги, но получил удар в лоб кулаком от здорового усатого дяди. После упоминания о деньгах Ваху хорошенько обыскали и вытащили из подкладки уже изорванного пиджака три стодолларовых купюры. Доллары тут же перекочевали в карман офицера с татарскими чертами лица, который командовал группой солдат, задержавших братьев Алиевых.

Немного успокоившись Ваха стал обдумывать дальнейшие возможные варианты развития событий. Как юрист Ваха понял, что никаких доказательств его участия в закладке фугаса нет. Да и действий он никаких не совершал, просто сидел в машине. Если братья не проговорятся, а они не проговорятся, они настоящие мужчины — воины. Их никто не сломит, тем более жалкие русские недоноски, которых на их родине его земляки имеют как хотят. Здесь то на своей земле Вахе даже стены помогут. Нет, ничего страшного не будет. Ну допросят и максимум дня через три отпустят. Ваха же законы знает, русские тем более. Да и вообще Ваха и земляки его часто с помощью денег решали щекотливые вопросы. С деньгами в России можно решить все, вон Басаев до Буденовска со своими орлами доехал, было бы денег по более добрался бы и до Москвы.

Саид сидел молча он не думал, что будет что-то страшное. Скорее всего обменяют или отпустят по амнистии, а так будет говорить что они трое пастухи и искали корову. Не он первый не он последний кто по амнистии выходил от русских и снова воевал. Многие сейчас в милиции у Гантамирова служат, а в 96-ом по русским палили в Центорое. Да нет, все обойдется. Слышал правда от ребят, что в некоторых полках мучили пленных, но это же когда война вовсю, а сейчас вроде как русские объявили, что активные бои закончились. Правда полк, что рядом с ними стоит дурной славой пользуется, еще с первой войны. Тогда в 96-ом их Хаттаб хорошо расстрелял на пасху под Шатоем, почти сто человек отправили в ад, всю колонну. Там им и надо сволочам. Теперь они опять здесь. Но русские сами связали себя по рукам и ногам своими законами, амнистию боевикам вот очень кстати объявили. Нет все будет слава Аллаху хорошо.

Шамиль думал только об одном, удалось ли братьям-воинам поставить фугас, чтобы русские подорвались. С каждым убитым русским Шамиль испытывал кратковременное облегчение от своей боли и позора. О том что будет с ним и братьями Шамиль особо не волновался. Сказал же он русским, что они пастухи, ехали искать корову. Ну посидят немного в Чернокозово и выйдут на волю. Амнистия и все такое. Оружия у них нет, фугас далеко от них, все обойдется. Только бы быстрее обратно в горы, снова бороться с собаками, мстить за Лолу и детишек. Шакалы, что сделали. Чем жена то им помешала, что дети-то. Невольно Шамилю влезло в голову забытое воспоминание о том, как в 94-ом еще перед первой войной он со своими ребятами потрошил в Грозном одну русскую семью, что долго не хотела уезжать. Ребята тогда, да и он сам славно повеселились. Мужа с женой отымели на глазах друг у друга и их дочери. Хозяину с хозяйкой потом головы отрезали, и поставили на шкаф, дочку их трахать не стали, она еще девочка была — четырнадцать лет — ее по хорошей цене продали одному турку, тот ее к себе в бордель переправит, девственницы там в большой цене. Шамиль отогнал от себя это глупое и несвоевременное воспоминание. Чушь, все чушь. Все будет хорошо. Он воин Аллаха и Аллах поможет ему.

По тому что БМП остановилась и их троих как кули скинули с брони на твердую как асфальт землю Ваха и его братья поняли, что их привезли на место. Они в полной темноте из-за надетых на головы мешков, стояли на коленях. Через небольшую щелку в мешке Саид увидел выложенную камешками цифру 132. "О Алла!" вырвалось невольно у Саида. Это и есть тот самый полк, про который ходили такие чудовищные слухи о пытках и расстрелах пленных. Неужели они попали именно к этим бешеным псам. Слова о том, что крутить на тапике и проверить очко произвело на Шамиля и Саида самое гнетущее впечатление. Они уже слышали от тех немногих несчастных, что побывали в этом полку о тех зверствах, которые там происходят. Неужели это правда. Нет, не может быть. Как же ведь ОБСЕ, ведь есть красный крест, ведь активные боевые действия со слов руководства страны не ведутся. Нет, ничего особо страшного не должно быть. Мы же цивилизованная страна. Есть же права человека, международный суд, Женевская конвенция наконец. Нет, все должно обойтись.

Ваха слышавший восклицание брата ничего не понял. А слова о тапике и «очке» воспринял как глупую шутку. Тем не менее всю троицу куда-то повели и сняли мешки лишь когда они оказались позади каких-то палаток, возле деревянного сарая. Вокруг них столпилось человек десять полуголых грязных солдат. Их взгляды и выражение лиц не предвещали ничего хорошего. Из палатки вышел какой-то высокий мужчина, по повадкам видимо офицер, но не тот, что их задержал. Задержавший их офицер в это время оправлялся за сараем.

— Снимайте штаны — приказал пленным высокий мужчина. — Ну раздевайтесь чехи, быстрее — нетерпеливо приказал офицер.

Пока братья Алиевы уже с развязанными руками стояли в замешательстве солдаты не долго думая стали бить и пинать их и через две-три минуты братья Алиевы уже голые ползали по земле. Их одежда, вернее, то что от нее осталось, плавала в яме со сточной водой. Затем все трое братьев были поставлены в позу «раком». Саида и Шамиля при этом двое солдат держали за бороды и ржали как лошади. У Вахи бороды не было, только недельная щетина, ему просто отвесили оплеуху.

— Очко раздвигайте п….сы — крикнул офицер — тест на ваххабизм.

Солдаты громко заржали и осыпали тестируемых пинками. Униженный, и не ожидавший такой крутости от русский, Ваха раздвинул ягодицы. Так же поступили и его братья.

— Товарищ капитан вот ваххабит — крикнул солдат стоявший возле Вахи, подтверждая свои слова ударом сапога по копчику Вахи. К нему подошел высокий офицер и носком ботинка раздвинув Вахины ягодицы произнес:

— Да, этот точно ваххабит, те двое хер его разберет, а вот этот точно.

Что он там за чепуху несет, подумал Ваха, какое очко, какой ваххабит, они что с ума по сходили. Что за маразм, куда я попал. Что за орда варваров.

— Вот видишь, я же тебе говорил, что ваххабиты очко бреют и командир полка то же самое нам говорил на инструктаже, а ты дурак не верил — услышал Ваха слова одного из солдат, обращенные к сослуживцу. — Старый воин — мудрый воин — окончил свою речь знаток ваххабизма.

— С этим займитесь получше — указывая на Ваху сказал своим подчиненным капитан Авдеев, командир разведроты, тот самый высокий офицер, что освидетельствовал Ваху. — Поговорите с ним по телефону доверия — продолжил он инструктаж подчиненных.

После наставлений командира Ваху и двух его братьев, в чем мать родила, бросили в три вырытых тут же ямы. Ямы были глубиной где-то метра два, узкие колодцы — в которых можно было только сидеть. Они по размерам были как кабина лифта. Трое братьев скрючившись сидели на земле каждый в своей яме и молились в душе Аллаху, что бы он спас их от этой беды. Так прошел день. До наступления темноты их не трогали. Кормить то же не кормили, но хотя бы не били. Изредка над ямой останавливался кто-нибудь из солдат и с любопытством смотрел на пленников.


6


Капитан Кузин продолжал сидеть на топчане и чесать изрядно заросшую голову. Таким и застал его вернувшийся из штаба подполковник Кицко.

— Эй, бездельник, — обратился он к Кузину — иди сюда. Хватит тебе балду гонять. Пошли со мной к командиру.

С этими словами Кицко бесцеремонно взяв Кузина за рукав поволок его к штабной палатке.

— И если еще раз такая х…ня повторится, то буду с тобой разговаривать по "телефону доверия" — продолжил нотацию по дороге в штаб Кицко.

Козулькин остался сидеть на ящике в ожидании прихода начальника. Такие проработки Кузина были для него не в новинку. Минут через несколько тот как обычно вернется и они вновь займутся составлением бесконечных реляций и донесений. Вскоре как и предполагал Козулькин Кузин вернулся. Вид его начальника был весьма озабочен. Видно неплохо с ним поговорил по душам командир полка.

— Саш, я сегодня короче заступаю в наряд дежурным по разведке. Командир еще сказал мне подстричься до пяти часов, а то сказал сам меня подстрижет после пяти, — обратился Кузин к Козулькину — Ты стричь умеешь?

— Нет, но надо учиться — с готовностью отозвался Козулькин — давайте подстригу вас, товарищ капитан.

— Эй, ты меня не под…ай — рявкнул Кузин — и без тебя тошно.

— Тошно вам не без меня, а без огненной воды, что вы вчера пили продолжал глумиться над начальником Козулькин. — Я же вам сколько раз говорил: не водитесь вы с этим Ципко, он вас ничему доброму не научит. И где вы друзей-то таких себе подбираете, одних алкашей. Вон с Левенко бы водились, нормальный мужик, ни в какую историю вас не втянет. А с этими, да, что про них говорить, — горестно махнул рукой Козулькин.

— Ты кончай меня учить — вновь подал голос Кузин — ищи лучше парикмахера, стричься надо срочно. Два часа осталось.

— А что товарищ капитан, может и правда командир полка вас подстрижет, может хобби у него такое — стричь. — Козулькин не отставал от начальника Вот император Нерон, например очень любил петь, а полковник Мунин может очень любит стричь. Я тогда за вами очередь к нему на стрижку займу, а то оброс тоже.

— Так, иди, ищи парикмахера — рявкнул Кузин и Козулькин удалился из палатки.

Козулькин в поисках парикмахера направился в рядом стоящую палатку комендантского взвода, где у него было несколько земляков. Потрещав с пацанами о новостях и особенно о пойманных чехах, он нашел парикмахера из своих земляков. И он за пачку сигарет подстриг их с Кузиным. Вечером Кузин заступил дежурным по разведке и склонился над картой в штабной палатке. Козулькин как обычно направился в зенитную батарею, где его обрадовали, что с полуночи до двух ночи ему стоять на «фишке», то есть на посту. Поужинав он плюхнулся на шконку в палатке и покуривая думал о будущем возвращении домой со службы. Обитатели палатки подняли полог и теплый ветерок обдувал зенитчиков. Прямо у края палатки располагались ямы в которых сидели чехи. В той яме куда Козулькин кинул не задумываясь бычек сидел Ваха.

Вскоре после того, как стемнело из палатки разведроты к ямам вывалили солдаты-разведчики. "Сейчас будут чехов кумарить" сразу поняли все жители палатки, привыкшие к подобным сценам. Они высунули головы наружу в ожидании интересного шоу и закурили по новой сигарете. И шоу началось.


7


Как стемнело, Ваха услышал множество голосов наверху. Вскоре в яму к нему кинули деревянную лесенку и стоявший сверху солдат-контрактник лет тридцати крикнул: "Живее вылезай!" Ваха неторопливо, пытаясь сохранить достоинство, что было нелегко сделать будучи голым вылез из ямы. "Наконец-то все образуется, — думал чечен, — сейчас, наверное, допросят и поймут, что я не какой-нибудь крестьянин, а все-таки бизнесмен, юрист".

Едва Ваха возник над ямой как тут же получил пинок сапогом в печень и тут же удар деревянной палкой в грудь. Боль словно ток пронзила его. Опять удар ногой, на этот раз между ног. Ваха упал на землю. Над второй ямой показалась голова Шамиля. Молодой солдат схватил старшего брата рукой за бороду и буквально вырвал его из ямы. Та же серия ударов и Шамиль корчится на земле, изрыгая ругательства на чеченском языке. Когда вытаскивали Саида, свет померк в глазах Вахи, его пинало сапогами сразу трое. Били со всей силы, особенно старались ударить между ног и по животу. Прикрыв голову руками и сжавшись в клубок Ваха только подергивался после каждого удара. Когда он очнулся, то обнаружил, что оба его брата так же валяются на земле в кругу агрессивно настроенных солдат обступивших троицу. Впечатление от кошмара усиливала веселенькая песенка группы «Стрелки» звучавшая из палатки. "А я ведь с одной из «Стрелок» думал закрутить", — совсем не к месту и не ко времени подумал Ваха.

— Который тут ваххабит — раздался незнакомый голос, принадлежавший невысокому черноволосому капитану, который держал в руках изрядно потрепанную карту.

— Вот этот — пнув Ваху ногой ответил кто-то из солдат — у него очко бритое, точно ваххабит, правильно Мунин говорил.

— Вот его первым в баню и ведите, — сказал капитан Кузин, а это он как дежурный по разведке пришел допросить пленного.

Ваху резко подняли на ноги и заломив руки сзади подгоняя пинками повели к деревянному сараю. Следом за Вахой и его двумя конвоирами в баню, а именно так и назывался деревянный сарай, вошли Кузин, Авдеев и Манапов.

Глазам Вахи открылось мрачное зрелище. С крюка, вбитого в потолочную балку свисала цепь с наручниками. На полу валялись напильник, плоскогубцы, молоток и гвозди. "Что за бред, куда я попал? Нет, сейчас я проснусь. Это сон" — проносилось в Вахиной голове. Однако сон продолжался. Ваху заковав в наручники подвесили на цепи, так, что ноги его едва доставали пола. Поняв, что сейчас может произойти что-то страшное и пытаясь остановить этот кошмар он обратился к Кузину с Авдеевым:

— Ребята, давайте договоримся, я же не боевик, я Московский коммерсант. Ну позвоните в ГУВД Москвы полковнику Корнееву — с надеждой проговорил Ваха.

— Сейчас ты сам е…ный в рот чех ему позвонишь — рявкнул Авдеев. Ребята несите телефон — обратился он к разведчикам.

После этих слов в баню вошло двое солдат в грязных защитных куртках-афганках и масках на лицах. В руках одного из них был пластмассовый коричневый ящичек с двумя длинными проводами оголенными на концах.

— Ну-ка мужики наладьте чеху связь с Москвой — отдал команду людям в масках Авдеев.

После этой команды один из разведчиков обмотал вокруг Вахиного члена и яиц оголенные провода. Телефон был поставлен на табуретку. Допрос начался.

— Ну чех, говори кто твой командир? Где ваша банда стоит? — задал вопрос Авдеев. При этом рука солдата в маске легла на рукоятку тапика.

— Какой командир, какая банда, — как можно спокойнее постарался ответить Ваха — я Ваха Алиев бизнесмен из Москвы, ресторан у меня там. На похороны отца сюда приехал.

Не успел Ваха окончить ответ как все его тело и особенно половые органы пронзила острейшая боль. Словно тысячи игл впились вниз живота. Боль пульсировала в теле. Ощущение было такое, как будто кроме того его за член тянут щипцами пытаясь вырвать его. Солдат в маске быстро крутил рукоятку телефона. Боль сводила с ума и при этом не наступало спасительное беспамятство, что бывает при ударах, когда голова мутится и каждый новый удар просто тупо отдается в мозгу не вызывая новой боли. Нет, здесь же напротив сознание приобретало чудовищную ясность. Тело рвало на части какой-то дьявольской пульсацией и ни единого намека на беспамятство. Когда солдат перестал крутить рукоятку Ваха обезумевшими глазами смотрел на своих мучителей.

— Ну ваххабит е…ный будем говорить или как? — теперь задал вопрос Кузин. — Опять будешь сказки рассказывать? Говори зачем ставили фугас? Кто послал Бараев? Хаттаб?

— Нэ ваххабит я, нэ ваххабит!!! — в отчаянии прокричал Ваха и новая волна боли пошла по телу от низа живота.

Он как червяк извивался на цепи, поджимал ноги и тут же боль в скованных за спиной руках заставляла встать его на ноги.

— А кто же ты как не ваххабит — теперь спрашивал Авдеев. — Ваххабиты все очко бреют, так что дуру тут не гони нам. А то еще позвонишь дедушке в Шали.

— Какому дедушке? В какие Шали? Какое очко, какой ваххабит? запричитал Ваха. — Это нэ я очко брил, это Вэрка брила в Москвэ.

— Что за Верка? — спросил Кузин. — Снайперша из русских? Отвечай пи…р.

— Да нэ снайпэрша, а знакомая моя в Москве работает у меня официанткой в ресторане.

— Крепкий орешек, враз не расколешь — шепотом на ухо Авдееву сказал Кузин.

— Ничего сейчас мои ребята пускай с ними поработают — отвечал Авдеев, — а мы с тобой Слава по рюмашке пропустим, сегодня с ВМГ /войсковой маневренной группы/ привезли.

После этого Кузин с Авдеевым ушли в палатку разведроты, а несчастного Ваху помучив минут двадцать электротоком сняли с цепи. Он уже ничего не соображал. В голове была только одна мысль как бы прекратилась пульсирующая боль.


8


Тем временем снаружи разведчики пинали Саида и Шамиля, валявшихся в центре круга, образованного солдатами. Оба брата с разбитыми лицами ползали по земле и харкались кровью. У Шамиля было сломано два ребра слева и каждый новый удар отдавался острейшей болью в боку. Почки Саида болтались как два мешочка, у него уже произошло непроизвольное мочеиспускание. Оба брата поняли, что круто встряли. Теперь надо было любой ценой выбираться из этого кошмара. Из бани раздавались душераздирающие вопли Вахи. Шамиль твердил: "За что вы нас бьете? Мы пастухи, корову искали, что от стада отбилась". Ему же вторил и Саид. Их слова встречались громким смехом и новыми ударами. Не выдержав боли после очередного попадания по почкам, Саид подняв голову обратился к стоявшему перед ним солдату: "Брат нэ бэй меня!" Ответом послужил очередной дружный взрыв хохота и крики со всех сторон в сторону адресата Саидовской просьбы. "Гы-гы, а ты говорил что один в семье, а вот и твой брат оказывается, нашелся". После этого удары последовали с новой силой и кровавая пелена закрыла сознание Саида.

Тем временем из бани вышли оба офицера и Авдеев крикнул своим бойцам: "Все хорош их бить, покрутите пока того что в бане, только не сильно, а потом с этими поработайте тапиком". После Авдеевских слов Саида и Шамиля скинули в ямы. Ваха продолжал кричать в бане.

Саид уткнувшись головой в голые коленки сидел боясь шевельнуться в узкой яме. Каждое движение приносило нестерпимую боль в отбитых почках. Он не заметил как земля под ним стала влажной из опухшего, выпачканного глиной члена текла струйка мочи с кровью. Саид не мог остановить ее, да и не пытался сделать это. Он впал в отупение. Единственное, что ему хотелось это сидеть не шевелясь, только бы ни к чему не прикасаться успевшими на глазах опухнуть почками. Крики Вахи доносившиеся из бани резали его по ушам. Он мог только догадаться что там происходит. Он не видел, как Ваху уволокли из бани и бросили в соседнюю яму. Он увидел как над ямой появился солдат-контрактник в спортивном костюме и спокойным голосом произнес:

— Чех, вылезай. Поговорить с тобой надо.

Потерявший от пережитого на время рассудок Саид уперся обеими руками и ногами в края ямы. Она представлялась сейчас для него единственным спокойным и безопасным местом. Ему казалось, что он прожил в этой норе всю жизнь, и нет места на земле краше. Если бы ему сейчас предложили всю оставшуюся жизнь не покидать яму, но при этом никто его не будет трогать он бы согласился ни секунды ни раздумывая. В отчаянии, не зная на что надеясь, Саид закричал:

— Нэ надо со мной говорыть, нэ надо!!!

— Чех, да с тобой просто поговорят — дружелюбно ответил солдат пойдем чех, вылезай, кофейку попьем.

— Нэ надо кофейку, нэ надо вылезать!!! — заорал Саид, и как утопающий за соломинку впился ногтями в стенки ямы.

— Чех, ну пойдем — так же миролюбиво продолжал увещевать его разведчик. — Курить будешь — он показал Саиду пачку «Примы» — вылезай, покурим — и протянул ему руку. — Ну давай, вылезай.

— Нэ надо курить, нэ надо со мной ни о чем говорыть — неизвестно на что надеясь жалобно скулил из ямы Саид.

— Ну все чех, ты меня достал, — разведчик сбросил маску добродушия, не хочешь по-хорошему, сейчас принесу автомат и завалю тебя.

— Эй, часовой, — крикнул разведчик, обращаясь к часовому стоявшему под грибком. — Ты с автоматом иди сюда, чеха завалим.

— Нэ надо автомат, не надо мэна валить — продолжал свой плачь Саид.

К яме тяжелой поступью подошел часовой одетый в громоздкий бронежилет «кираса» с подвешенной к левому плечу каской. В руках он держал АКС. Подойдя к яме и направив туда ствол часовой передернув затвор дослал патрон в патронник.

— Ну чех, вылезай по-хорошему, последний раз говорю — вновь повторил свою просьбу мучитель Саида.

— Нэт, нэ надо! — жалобно проскулил Саид.

В ту же секунду раздался выстрел и маленькая автоматная пуля вошла в глину возле большого пальца правой ноги пленника. Саид подпрыгнул на месте, тут же в землю позади него вошла еще одна пуля. Не мешкая не секунды, потеряв от страха голову, Саид схватился руками за края ямы, превратившейся из спокойного убежища в опасную ловушку, одним махом перенес тело наружу. И тут же попал в объятия двух солдат, поджидавших с нетерпением его на верху.

— Все, чех, не хотел по-хорошему, теперь пошли по-плохому говорить. С этими словами Саида потащили в баню.

В бане его также как и Ваху приковали наручниками к цепи. Сомкнув руки за спиной, наподобие средневековой дыбы. Также обмотали оголенными концами проводов половые органы и стали крутить тапик. Офицеров не было. В бане собралось человек пять солдат, каждый из которых по очереди крутил рукоятку телефона. Со всех сторон сыпались вопросы типа: "Кто твой командир? Где банда? Где еще стоят фугасы? Сколько людей в банде?" Обезумевший от пульсирующей в теле боли Саид молил Аллаха, чтобы тот прекратил его мучения, пусть уж лучше он умрет, только не это. "Аллах, дай мне силы выдержать, не предать товарищей" — молился про себя Саид. Но боль становилась все сильнее и сильнее. Минут через пятнадцать солдаты обмотали проводами уши жертвы и вновь крутанули рукоятку. Взрыв нестерпимой боли прошел по всему телу Саида, в голове словно разорвалась атомная бомба. Сознание приобрело невиданную яркость и чувствительность. Словно в каждый атом тела снаружи и внутри вогнали рыболовные крючки и теперь тянут их в разные стороны, пытаясь разорвать его на мелкие кусочки. "О Алла!" — последний раз вскрикнул Саид и спасительное беспамятство пришло к нему.

Очнулся Саид лежащим по прежнему в наручниках на полу в бане. Кто-то из солдат вылил ему на голову ведро грязной воды.

— Этого пока в яму, тащим следующего — последнее что услышал Саид перед падением вниз. О радость он снова в спасительной яме.


9


Мрачные мысли роились в голове Шамиля. Как бы братья не сказали бы ничего лишнего. Ладно Ваха, он ничего не знает, а вот Саид. Сейчас оба брата жили в родном селе, но постоянно поддерживали связь с боевиками Бараева, оставшимися в горах. По приказу своего командира они оба теперь под видом пастухов занимались разведкой и диверсиями, а так же помогали чем могли борцам за свободу. В себе Шамиль был уверен. Ненависть к русским поможет ему выдержать. Он храбр, смекалист, недаром ему доверили командовать ротой еще в первую войну. Во вторую войну Шамиль был уже в штабе Бараева, не последний человек. Нет, за себя Шамиль был спокоен — русским его не сломать. Они узнают еще что такое настоящий джигит. Оказавшись в бане Шамиль мысленно обратился к Аллаху, чтобы тот укрепил его. С ним была проделана та же процедура что с Саидом. Он извивался и кричал дергаясь под электрическими разрядами. Но старался изо всех сил не сдаться. Когда его облили водой для лучшей проводимости тока в баню вошел Авдеев.

— Ну, будешь говорить — спросил он Шамиля.

— Нечего мне говорить мы три брата пастуха, ехали корову искать. У вас же наши паспорта. Ну что вы нас мучаете, мы же пастухи а не бандиты попытался выкрутиться Шамиль.

— Все вы чехи бандиты — философски заметил Авдеев, от которого несло водкой. — Короче, делайте с ними что хотите, но чтоб к утру заговорили. Лутарь ты старший. — скомандовал Авдеев и нетвердой походкой ушел спать.

Ефрейтор Лутарь бывший зоновский опер взглянув на висящего Шамиля принял гениальное и роковое для «пастухов» решение.

— Ребята, тащим и тех двух сюда, сейчас их опустим и они заговорят как миленькие.

Идея Лутаря встретила искреннее одобрение в массах. Вскоре в баню были приведены Ваха с Саидом. Их бросили тут же на пол. Лутарь вышел наружу и вернулся обратно с большой толстой палкой, одной из тех, что валялись вокруг бани. Алиевы с удивлением и страхом смотрели на приготовления Лутаря. А тот продемонстрировав палку пленникам пояснил: "Это для вас вибратор приготовили, сейчас вам целку ломать будем". Шамиль, первым догадавшийся что сейчас произойдет в ужасе закричал: "О Алла, нет, только не это!" Ни один горец не может допустить такого позора. Но руки скованы за спиной, ноги связаны. И Саид с Вахой такие же голые и связанные, как и он лежат на полу.

— Ну, с кого начнем — с ехидной ухмылкой спросил Лутарь.

— С ваххабита — крикнули разведчики. — С того у кого очко бритое, он его заранее подготовил.

Ваха понял, что сейчас произойдет непоправимое утрата им мужской чести. Такого беспредела он представить себе не мог даже в страшном сне. Нет, он помнил рассказ дяди Умара, о том как таким способом однажды проучили одного его должника. Но должник то был какой-то русский фраер, просто настоящие мужчины с Кавказа научили его таким способом финансовой дисциплине. А такой беспредел, нет не может всего этого быть. Ни на одной зоне с его земляками так не поступали, его знакомый вор в законе Ферзь так и говорил, не волнуйся Ваха, твоих земляков уважают, они правильные пацаны, по понятиям живут. А тут дома….

Вахины размышления прервались страшной болью в заднем проходе. Сухая шероховатая палка резко вошла сантиметра на три внутрь. Ваха истошно заорал от боли и позора и это на глазах его родных братьев. Лутарь крутанув палку продвинул ее еще на сантиметр в глубь. По ногам потекла кровь.

— А вы че стоите, давайте и этих тоже сразу, групповуха так групповуха — бросил Лутарь сослуживцам покатывающимся со смеху при виде такого жесткого порно.

Тут на пороге бани появился Козулькин с охапкой разнокалиберных палок. Он в это время как раз стоял на посту.

— Вот мужики, налетай, подешевело — давясь со смеху он скинул палки на пол.

— Вот это для старшего братца — потрясая кривой длинной веткой, к висевшему Шамилю подошел Мокров — контрактник служащий здесь второй срок.

После этих слов в зад Алиева старшего была вогнана палка почти на двадцать сантиметров. Мокров яростно прокручивал ее загоняя все глубже и глубже. Шамиль орал и плакал, изрыгал ругательства и молитвы, но ничего не помогало, палка пролазила все глубже и глубже. Сквозь слезы лившиеся из глаз он увидел, что подобное действо происходит и с Саидом.

В течение часа братьев насиловали на глазах друг у друга. Гомерический хохот контрактников и плачь чехов наполнял стены бани. Первым не выдержав заговорил Шамиль. После того как Мокров еще сантиметров на десять вонзил в него деревяшку, тот сквозь слезы прокричал.

— Не надо, я ведь такой же солдат как и ты!

— Какой ты на х…й солдат — Мокров просунул палку дальше и прокрутил еще два раза.

— А! А! А! Все расскажу только нэ нада большэ! — взмолился Шамиль.

— Расскажешь, куда ты теперь «девочка» денешься — и с этими словами Мокров вытащил окровавленную и вонючую палку из зада боевика.

— Все, все расскажем — вслед за Шамилем как прорвало его двух братьев.

Они от боли и стыда были готовы на все лишь бы этот кошмар кончился.


10


Капитан Кузин, узнав от разведчиков, о том, что чехам развязали языки нетвердой походкой прибыл в баню. Там по прежнему висел Шамиль, его никто снимать не собирался. Тапик снова был приведен в готовность. Рядом с Кузиным стоял Козулькин, который в это время тащил службу на «фишке». Ваха с Саидом вновь были скинуты в ямы и поскуливали оттуда. Шамиль отвечал на вопросы капитана Кузина, он рассказал, как таджик по имени Рахманкул держит с ним связь и передает приказы Бараева. Рассказал о закладке злополучного фугаса. Иногда для прояснения некоторых вопросов вновь крутилась ручка телефона. По ехидному замечанию Козулькина это называлось "скинуть на пейджер землякам". Вобщем Шамиль дал более менее связную картину. Однако когда Кузин глянул на карту, что держал в руках, то разразился матюгами в адрес Шамиля и так закрутил тапик, что из того полился жидкий кал.

— Чё ты мне брешешь, как вы шли — глядя в карту негодовал Кузин. — Еще палку побольше в жопу захотел, сейчас тебе целый снаряд от «Града» туда засунем.

— Матэрью клянусь нэ вру — в ужасе закричал Шамиль, будучи уверенным, что угроза Кузина будет исполнена. Тем более все знали о наличии «Градов» в полку.

— А чё ты мне п…шь, что шел с севера на юг, — вновь сверившись с картой возмутился Кузин. — Тут сел таких нет на этом маршруте. Я тебя суку на тапике закручу до смерти, если ты мне п…ть так дальше будешь.

Неожиданно, приготовившегося к самому худшему Шамиля спас Козулькин. Он на ухо прошептал находившемуся в изрядном подпитии Кузину:

— Товарищ капитан, а может чех и не брешет, вы карту переверните.

Кузин перевернул карту и кажется картина для него прояснилась. Оставшись доволен Кузин задал Шамилю еще несколько вопросов относительно банды, куда тот входил и роли его братьев. Подавленный и низведенный до животного состояния Шамиль уже не находил сил что-либо скрывать. Он механически отвечал на вопросы и мечтал только об одном: когда же его снимут с цепи и бросят обратно в ставшую такой желанной яму. Ему было уже наплевать на позор, на судьбу братьев и вообще на всю борьбу за независимость Ичкерии, делу которого он посвятил последние пять лет жизни. Не найдя ничего более интересного, что можно было бы выведать у Шамиля Кузин напоследок крутанул тапик, так что Шамиль чуть не сделал сальто и пригрозил напоследок:

— Смотри, если п…шь, то яйца выдеру.

После этого Шамиля наконец-то сняли с «дыбы» и подгоняя пинками загнали в яму. Там он впал забытье свернувшись калачиком на рыхлой глине. Он не замечал, что ночная прохлада опустилась на землю, свыкся с наготой. Было одно и самое радостное чувство: его не бьют и не пытают. По лицу Шамиля текли слезы, он не замечал их.

Вновь вытащили из ямы Саида и он снова болтался скованным на цепи. На этот раз провода ему привязали к большим пальцам ног, а пол полили водой. Возле тапика стоял один солдат в маске. Едва закончив приготовления солдат тут же завертел ручку телефона:

— Давай чех, позвони своему командиру.

В который уже раз через тело Саида прошли волны боли. Начались судороги и казалось мышцы разрывают друг друга. Пытаясь уйти от боли Саид инстинктивно поджал ноги и тут же новая боль — вывернулись суставы в скованных за спиной руках.

— О, Алла!!! — прокричал Саид.

Саида уже никто ни о чем не спрашивал, солдат в маске правда задавал какие-то вопросы и что-то говорили другие входившие в баню. Но никто не ждал ответов Саида и не слушал их, когда он пытался что-то ответить. Саид понял, что это не допрос, просто это какое-то бесчеловечное развлечение солдатни, какая-то дьявольская игра в кошки-мышки в которой роль мышки уготована ему. "О, Алла!!! За что?! За что!?" В памяти Саида всплыли воспоминания о весенних днях 1995 года, когда он в составе отряда боевиков держал от русских оборону на Шалинском цементном заводе. Тогда тоже парни из Департамента государственной безопасности Ичкерии так же вот пытали русского десантника. Действо происходило в бывшем кабинете зубного врача. Молодой парень визжал и извивался в стоматологическом кресле когда ДГБешники также работали «тапиком». Когда на завод стали падать бомбы, то десантника и еще семерых солдат, содержавшихся в подвалах завода изнасиловали, а после кастрировали. Русские обливаясь кровью ползали по грязному полу между своими же половыми органами, брошенными там. Саид не участвовал в этом, но наблюдая со стороны не осуждал ДГБешников. Он кричал: "Зачэм вы прышлы к нам? Убивать наших дэтей!" А молодой срочник беспомощно раскрывал рот, не в силах ничего произнести от боли. Тогда все было вполне справедливо, ведь не мы же напали на русских, а они на нас, а с врагом все средства хороши. Теперь замученный срочник казался Саиду его собственным зеркальным отражением.

— Эй, хорош мужики, ротный сказал чехов до утра не трогать — произнес заглянувший в баню пожилой солдат с автоматом на плече.

Саида сняли и снова бросили в спасительную и такую комфортную яму. "Только бы остаться здесь" — с этими мыслями Саид впал в полусон в полузабытье.

Слышавший крики своих братьев Ваха дрожал от холода и обиды в глиняной норе, ставшей за этот день его домом. Он с ужасом думал о своей судьбе и судьбе своих родственников. Он уже не думал о хорошем окончании всей этой истории. Варвары к которым он попал не внимали никаким доводам разумам. С чего они решили что он ваххабит? О ваххабизме Ваха имел очень смутное представление, как и вообще о тонкостях исламской религии. Вся принадлежность его к исламу определялась лишь обрезанием, да редким выполнением намаза в гостях у патриархальных родственников или земляков. А теперь это нелепое обвинение в ваххабизме. Из телевизионных передач Ваха знал, что русские теперь во всех бедах обвиняют ваххабитов. Но он то к ним какое отношение имеет? Как понял из разговоров русских его заподозрили в принадлежности к радикальному исламскому течению из-за бритого анального отверстия. Какой бред. Но ведь русские на полном серьёзе уверены в этом, у них нет сомнений, что Ваха — ваххабит. "О, Алла! Зачем я послушал эту шалаву Верку и её муженька — педрилу Лешу — клял себя на чем свет стоит новоиспеченный «ваххабит» — Как доказать проклятым русским, что он сделал это по сексуальным мотивам, а не из-за приверженности к треклятому ваххабизму?" В таких печальных рассуждениях встретил Алиев-младший рассвет. Наступил день второй его злоключений.


11


Этой ночь кроме чехов не спал а мучился в раздумьях капитан Левенко. Крики пленных стояли у него в ушах. Он переживал, что косвенно был причастен к их страданиям, ведь именно благодаря его саперам удалось обнаружить мину и именно он высказал предположение, что диверсанты могут быть рядом. Как результат — поимка этих трех несчастных пастухов, которых, как он понял из криков и разговоров солдат кажется, изнасиловали в бане. Утром он поделился своими мыслями с капитаном Кузиным, который клевал головой над столом с картой в штабной палатке.

— Слава, я не понимаю, как можно так вот ловить людей и мучить их. Это же психически больные люди. Как может нормальный человек крутить другого на «тапике» и получать от этого удовольствие? — взволновано спрашивал Левенко Кузина.

— Ну Валер, смотри на вещи проще — отвечал Кузин — наше дело небольшое, мы же пехотные офицеры. Тем более это же боевики. Нечего себе голову забивать.

— Нет Слава, мы не должны мерить всех чехов под одну гребенку. Ничем ведь не доказано, что эти пастухи ставили мину.

— Ну как это не доказано — возмутился Кузин — они же сами сознались.

— Слава, давайте не будем, мы же взрослые люди. На «тапике» любой из нас расскажет, что он в Куликовской битве на стороне Мамая воевал и справку предъявит. — Не унимался Левенко. — Вот я понимаю, взяли например, не дай Бог конечно, меня в плен. На мне форма, у меня оружие. Ясно что я враг. Но ведь у этих людей ничего этого нет. Ведь разведчики хватают всех встречных поперечных и волокут на «тапик». Недавно, знаете Слава, поймали душевнобольного чеченца и тоже "крутили на тапике" я уж представляю, что он им наговорил. Потом же каждый день они кого-нибудь на «тапик» тащили, целую неделю в бане крики были. И это нормально?

— Ну, с дураком палку допустим перегнули — ответил Кузин. — Но в конце-то концов его же отпустили.

— Его-то отпустили, а тех кого по его наводке выцепили? Где они? Так и исчезли.

Закончить диспут однако не удалось. Левенко опять был послан на проверку дорог. Группа саперов под охраной разведчиков выехала из полка. Почти сразу же после их отъезда на территорию полка въехало два БМП с разведгруппой. Они прибыли из Чернореченского леса, где были на операции.

Левенко с двумя саперами шел по асфальтированной дороге. Метрах в сорока позади них медленно ехал БРДМ разведки. Солнце пригревало и группа с нетерпением ждала момента, когда они войдут в лесной массив, чтобы там наконец спрятаться от палящих лучей. Шедший впереди всех сапер со щупом, вдруг остановился и стал осторожно тыкать острием своей длинной палки в обочину. До желанного леса оставалось метров сто. Недоброе предчувствие вдруг посетило Левенко. Он увидел провод мелькнувший в траве.

— Вася назад! Всем залечь! — закричал замполит саперов и сдергивая с плеча автомат упал на землю.

Вася Репнов, сапер шедший со щупом неторопливо пошел назад и стал выбирать место где залечь. Раздался хлопок и в воздух полетели комья земли. Левенко сняв автомат с предохранителя и поправив сбитые ударной волной очки дал длинную очередь в сторону леса, туда, откуда вели провода. Из леса раздались одиночные хлопки. С тяжело жужжа пули пролетели мимо Левенко. Среди деревьев он увидел пестро одетую фигурку и вял ее на прицел нажал спусковой крючок. С разных сторон трещали автоматные очереди. Саперы вели огонь по лесу. Разведчики не как не могли запустить пулемет БРДМа, что-то заклинило. Левенко выпустил остатки магазина, фигура бывшая на мушке задергалась и упала. Наконец-то заработал пулемет. Несколько минут группа поливала свинцом лес. Стрельба оттуда прекратилась сразу же после последней очереди Левенко. Лежа на земле Левенко достал патроны из разгрузки и набил магазин. Потерь в группе к счастью не было. Левенко с одним из разведчиков пошел в лес и там на окраине увидел худенькое тельце мальчишки лет четырнадцати. Рядом с ним лежал пистолет ПМ с зафиксированным в крайнем заднем положении затвором. В траве сверкали стреляные гильзы и лежала коробочка пульта дистанционного управления от которой тянулись обрывки проводов. "Совсем мальчик, почти как мой сын", — с грустью подумал Левенко. Тут в глазах его помутнело и зазвенело в ушах — контуженого капитана увели и посадили на броню БРДМа.


12


— Кого вы там поймали — спросил Манапова приехавший с разведгруппой командир взвода лейтенант Дрепов.

— Да трех чехов вчера в засаде взяли — фугас ставили. Уже допросили козлов гребаных. Один точно ваххабит, с очком бритым.

Проснувшийся Авдеев слушал рассказ Лутаря о событиях ночи. Свои слова Лутарь иллюстрировал жестикуляцией находящегося в брачном периоде гамадрила. Авдеев слушая зам комвзвода ухмылялся. Тем временем Манапов подведя Дрепова к яме где сидел Ваха показал на пленника и сказал:

— Эй, ваххабит, раздвигай очко — крикнул в яму Манапов.

Испуганный Ваха, боясь новых издевательств поспешно встал на четвереньки и раздвинул руками окровавленные и загаженные ягодицы.

Дрепов взглянув на Ваху и увидев кровавое месиво в его промежности спросил Манапова:

— Вы чё, трахнули его что ли?

— Да нет, — смеясь ответил Манапов, — просто этот ваххабит и братья его говорить не хотели, даже на «тапике» молчали вот ребята им дупло палкой и разработали. С этим серьезно говорить надо, отрицает что ваххабит, говорит из Москвы торгаш.

— Да, наверное придется с ним потрудиться, задумчиво произнес Дрепов.

Дальнейшего продолжения разговора Ваха не слышал, офицеры обсуждали подробности Чернореченской операции. Но услышанного Вахе хватило, чтобы впасть в полное отчаяние, он с ужасом думал, что еще ждет его. Это ожидание того, что в любую секунду его вырвут из ямы и подвергнут новым мучениям не давало его уставшему от бессонной ночи мозгу отключиться и заснуть хотя бы ненадолго. Сон и явь стали причудливо переплетаться в его сознании. Вот перед его глазами стояла голая Верунчик, призывно облизывающая языком пухлые губы. Вот мимо ямы прошел её муж Алексей, почему-то с автоматом в руке и сигаретой в зубах.

— Чех, жрать будешь? — вернул Ваху к реальности незнакомый голос.

Он сбросил с себя оцепенение и увидел, что возле ямы стоит не Леха, а молодой солдат в бронежилете и каске — часовой. В правой руке он держал автомат, в левой армейский котелок.

Ваха только сейчас вспомнил, что он уже сутки ничего не ел. Аппетита и не было, но боясь хоть как-то спровоцировать солдата он тихо ответил:

— Да, брат буду.

— А курить? — Вынимая окурок изо рта спросил часовой.

— Да брат буду — вновь повторил испуганный Ваха.

— Ты спроси его, а в жопу он даст или в рот возьмет? — раздался голос из палатки.

— Чех, в рот возьмешь — спросил появившийся откуда-то другой солдат постарше.

Выражение его лица не предвещало пленнику ничего хорошего, может быть это был один из тех кто крутил его ночью на «тапике». Понимая, что если он скажет сейчас что- либо, что не понравится солдату, то муки могут начаться сию же секунду. Ночь убедила его в том, что права поговорка о том, что "и быка в банку загоняют". Ваха уже не верил ни в какие сказки о стойкости и выдержке. Боль, одна только боль и ничего больше. Ты готов на все, на все унижения, только бы боль не повторилась. Спасение от боли ты готов купить любой ценой. Ценой позора, предательства, да какой угодно. Боль заставила забыть Ваху, что он был достаточно «крутым» в Москве, что он джигит из гордого и славного рода Алиевых. Поэтому он тихим и жалобным голосом кротко ответил:

— Да, брат, возьму. — Слезы от такого самоунижения сами потекли из глаз и проложили две дорожки на грязных небритых щеках.

— А в жопу дашь? — не унимался солдат.

— Да, и в жопу дам, — также покорно ответил чеченец.

Часовой и второй солдат зашлись хохотом.

— Ладно чех, хер с тобой жри, — с этими словами часовой ссыпал в подставленные Вахой ладони содержимое котелка.

Это была застывшая пшенная каша. Но и она сейчас показалась пленнику такой желанной, когда ее запах защекотал ноздри. Он стал грязными, перепачканными кровью и калом руками, засовывать ее в рот.

— Чех, на кури, — с этими словами часовой кинул в яму окурок сигареты «Прима», который пленник тут же подхватил и глубоко затянулся.

Подняв глаза и увидев, что часовой продолжает стоять рядом Ваха с искренней благодарностью и теплотой в голосе произнес:

— Спасибо брат, я тебя никогда не забуду. — По его грязному лицу текли слезы. Всхлипнув еще раз он уткнулся головой в колени и замер, приняв наименее болезненную позу.

Часового покормившего Ваху звали Андрей Свечкин. Это был молодой, только недавно со «срочки» контрактник из Москвы. Он второй месяц служил в зенитной батарее. Соседство с разведчиками, а особенно эта дикая яма вместе с баней его совсем не радовало. Услышав ночные крики Вахи о том, что он из Москвы Андрей почему-то проникся к тому сочувствием, как к земляку. Андрей вообще не хотел никого убивать и никому причинять зла. Цель его поездки была одна заработать побольше денег на наркотики, к которым он пристрастился на «гражданке». Судьба пока миловала его от крутых переделок и он надеялся, что так будет и дальше. Он был водителем зенитной установки и эта должность его вполне устраивала. Про себя Андрей решил, что будет подкармливать Ваху по мере возможности. После еды всегда оставалось много каши, ее выбрасывали. Вот ей-то он и будет кормить «земляка». О Саиде и Шамиле он вообще не задумывался. Так им и надо. Андрей почему-то был уверен в невиновности Вахи.


13


Тем временем на совещании в штабе в числе остальных вопросов решалась и судьба пленных. О том что их надо «кончать» как-то не обсуждалось. Само собой ясно. Привези их сейчас в Ханкалу, тут же и попадут под амнистию и снова будут ставить мины и фугасы на дорогах. Полковник Мунин был стреляный воробей и знал еще по первой войне, что от этого народа хорошего не жди. Одни бандиты. Сами же себя называют волками и герб такой же. Вот как с волками с ними и надо поступать, то есть отстреливать. Как вот своих людей уберечь, это да, это проблема, а об этой мрази думать. Единственно может придержать их, да еще допросить. Ведь все то они наверняка не сказали, что ни будь да утаили. И ваххабит этот московский вообще темная лошадка. Нет, однозначно с пленными чехами надо еще работать и работать. Так и порешили. "Прокрутить еще на "тапике"." — такое распоряжение отдал командир вернувшемуся из Черноречья начальнику разведки майору Быкову. Ну как крутить Быкова учить не надо было, он здесь с самого начала войны, еще Грозный брал. Чехи знали его и боялись. Сам Быков хорошо знал и любил свою работу.

Вернувшись с совещания Быков приказал своим подчиненным разведчикам привести в баню ваххабита. Ваху, к которому только начал приходить спасительный сон вновь вытащили из ямы. Голый и грязный, широко раздвинув ноги из за боли в анусе, стоял он на полу перед начальником разведки. Быков сидя на ящике пристально смотрел на пленника. Лицо его при этом ничего не выражало. Это молчание и пристальный взгляд производили на Ваху гнетущее впечатление. Его стала бить нервная дрожь, во рту, где уже сутки не было и маковой росинки появилась сухость, не переварившаяся каша забурчала в желудке и пленник выпустил газы сам того не заметив. Солдаты, которые привели Ваху заржали, Быков поморщив нос тихим и спокойным голосом спросил:

— Чего обосрался. Рассказывай кто ты и откуда, зачем ставил фугас, кто командир, где банда?

Подумав, что этот офицер, судя по его манерам не зверь, Ваха предпринял еще одну попытку выпутаться из положения, которое воистину стало безвыходным. Он с надеждой утопающего поймавшего соломку стал сыпать словами:

— Я Ваха Алиев, живу в Москве, бизнес у меня там. Отца хоронить приехал. С братьями ехал, вот ваши и взяли. Не ставил я фугас, не боевик я! — с отчаянием в голосе окончил речь Ваха.

— Хорошо Ваха, — все так же тихо проговорил Быков. — А в Москве ты чем занимался, дома взрывал?

— Нэ взрывал я дома, ресторан там у меня! — в отчаянии прокричал пленник.

— Нет Ваха, ты темнишь, придется с тобой еще поработать — и с этими словами Быков кивнув разведчикам вышел.

Ваху снова подвесили на цепь и снова в который раз "крутили на тапике". Он уже не знал что говорить и что делать. Он рад бы рассказать все что угодно, но он действительно ничего не знал о банде, куда входили его братья. Он только отчаянно кричал и извивался на цепи.

Майор Быков тем временем обдумывал, какую еще информацию можно вытянуть из чехов, особенно из этого вот "Московского ваххабита". Завтра в полк должны были приехать журналисты с ОРТ, неплохо бы было показать им взятых в плен чеченских боевиков. Хотя нет, в том виде в каком находились братья Алиевы лучше не показывать, но доложить о них журналистам надо бы. Тут Быкова осенило. В роте материального обеспечения он видел контрактника явно нерусской внешности: смуглого, крюконосово. Словно в насмешку, этот солдат украшал своим присутствием въезд в полк, где часто стоял в наряде на шлагбауме. Тут же Быков связался с командиром роты материального обеспечения и минут через десять нерусский солдат был у него в палатке.

Вид прибывшего превзошел все ожидания. Он еще и плохо говорил по-русски, со страшным акцентом, к тому же был не брит, что усиливало его сходство с чеченом. Быков разъяснил солдату, что завтра перед журналистами он разыграет роль пленного чечена. Что и как говорить начальник разведки несколько раз прорепетировал с Абдувасидом, так звали завтрашнего «пленного». Он подобрал для него соответствующую одежду: грязные джинсы, рваные кеды, старую истрепанную куртку-ветровку, завершала наряд широкая черная повязка на глазах. Все остались довольны маскарадом. Дав артисту пачку сигарет и предупредив о том, чтобы тот не брился Быков отпустил его в роту.

Тем временем душераздирающие крики Вахи привлекли внимание проходивших мимо разведроты двух офицеров военной прокуратуры, живших тут же на территории полка. Эти двое офицеров бесцельно слонялись по лагерю в поисках водки. Услышав вопли они вошли на территорию разведчиков. Один из прокурорских работников строго спросил вышедшего на встречу Авдеева:

— В чем тут дело? Что за крики, прекращайте эти безобразия. Думаете мы не знаем чем тут вы занимаетесь.

— Шли бы вы на х…! — коротко и просто ответил им Авдеев. — У меня люди погибают, а я что буду с чехами целоваться. Будете еще права качать и закон вспоминать, мои разведчики сопровождать вас никуда не будут. Сидите тогда в лагере безвылазно. Или сами ходите пешком куда надо.

Прикинув, что Авдеев прав, прокуроры ушли продолжать поиски водки. Ваха в это время потерял сознание и его снова бросили в яму. До вечера «пастухов» не беспокоили.

Вечер принес плохие новости. Погибло пять человек из второй роты. Четверо солдат и командир взвода. Это произошло при блокировании дороги. Ехали «Жигули», вышли солдаты остановить их, из машины автоматная очередь и все четверо «двухсотые». Командир взвода в это время за БМП стоял, потому и жив сначала остался. Видя такое дело лейтенант прыгнул в люк механика и рванул один за «Жигулями». Догнал их, перерезал им дорогу. Пушка на БМП не работала, поэтому офицер сам с автоматом в руках вылез из люка, а чехи тут его и завалили. Такая вот история.


14


С наступлением вечера пленных вновь «кумарили» в бане. Их снова поочередно заводили туда, подвешивали на цепь и "крутили на тапике". Шамиля и Саида уже никто ни о чем не спрашивал, все что надо было от них узнали, над ними просто издевались, мстя за убитых. Когда же пришла Вахина очередь, то тем занялись особо. Начальник разведки дал команду колоть того на предмет ваххабизма. Как несчастный Ваха не доказывал, что не имеет никакого отношения к ваххабизму и боевикам, ничего не помогало. Когда терпение разведчиков иссякло и видя невозможность даже с помощью «тапика» разговорить пленного, который нес какую-то несусветную чушь о Верке из Москвы, из-за которой его и считают ваххабитом, решили применить крайние средства. Мокров принес «цыганскую» иглу и с помощью Лутаря, державшего скованные руки чечена, стал загонять тому иголку под ногти. Ваха разразился очередным душераздирающим воплем, который был наверное слышан и в Грозном. Ноготь отлетел из пальца капала кровь, Мокров приступил к следующему пальцу. Так поочередно Вахе был обработан каждый палец. От боли он много раз терял сознание, но это не останавливало Мокрова с Лутарем. Они не испытывали ни малейшей жалости, так как понимали, что и с ними в плену поступят не лучше.

Часа через три в баню вошел начальник разведки. Выслушав Вахин рассказ о Верке и все о том, что ему было известно о братьях Быков понял, что вытянул из него все. От Шамиля удалось узнать кое-что новенькое. Он назвал у кого в их селе находился в рабстве русский мужик из Саратова. Саид не смог ничего нового рассказать. Для Быкова стало ясно, что чехи отработаны полностью и интереса для разведки не представляют. Завтра можно будет отвести их пятую роту и там пристрелить или отдать пехоте пусть добивают. Собственно все, они ему больше не нужны.

Тем временем разведчики выпивали в палатке водку, привезенную с ВМГ. Обсуждались события этого дня, особенно смерть пятерых человек. Среди разведчиков были и их земляки. Водка подогревала злобу к чеченам, вспоминали случаи их зверств над нашими солдатами. Чаша терпения переполнилась и Лутарь сказал:

— Что про этих гадов говорить, они вон наших пленных е…т, животные.

Его слова словно искра зажгла самые дикие инстинкты солдат. Буквально через несколько минут все трое братьев Алиевых были вновь приведены в баню.

— Эй, чехи, — обратился к ним Лутарь, — сейчас вас трахать будем.

После этих слов, связанные Шамиль, Саид и Ваха, ничего уже не понимающие от бесконечных пыток были поставлены на колени. Лутарь, Мокров и присоединившийся к ним Боровков, уже изрядно пьяные, спустили штаны и дружно обнажив половые органы стали водить ими по ягодицам пленников. Так как эрекции ни у кого из них не наступило, изнасилование носило чисто символический характер, что конечно никак не могло их удовлетворить.

— А ну пасть открывай — прорычал Лутарь поднося к лицу Шамиля висящий половой член. — Открывай кому говорю. — Он подкрепил свои слова сильным пинком в грудь.

Шамиль от резкой боли раскрыл рот и стал делать судорожные вдохи. В это время Лутарь воткнув ему между зубов деревянный брусок ткнул в губы членом.

— Отвафлили чеха, — заржали Боровков с Мокровым.

Плакал Шамиль, плакали видя это Саид и Ваха, но сделать ничего не могли. Они были бессильны против грубой и жестокой силы. Дурной пример заразителен. Боровков подтянул за бороду Саида и поводил ему по губам половым членом. Тоже проделал и Мокров с Вахой. В очередной раз униженные и морально убитые чечены вновь были скинуты в ямы. Ни у кого не возникало сомнения, что завтра — послезавтра они будут расстреляны. Удовлетворившие жажду мести разведчики смеясь ушли спать. Пленники в полузабытьи, полностью равнодушные ко всему, в полуобморочном состоянии скрючившись сидели в ямах. Их тела сотрясала нервная дрожь. Малейшее движение причиняло невыносимую боль. Они не ожидали впереди ничего хорошего. Единственным их желанием было только то, чтобы их оставили в покое.


15


Наступило утро. С первыми лучами солнца разведчики вновь извлекли свою добычу на свет Божий. Все три брата стояли на коленях перед ямами. Позади них с палками в руках прохаживались Лутарь и Мокров.

— Эй, чехи, после сегодняшней ночи вы пид…сы. — Начал речь Мокров сейчас я хочу от вас это услышать. Ну, кто вы? — Подкрепил он вопрос ударом палки по спине Саида.

— Мы пид…сы! — жалобными голосами ответили пленные.

— Громче, — настаивал Мокров, продолжая охаживать палкой их спины, громче, чтобы все знали что все чечены пид…сы.

— Мы пид…сы! Все чеченцы пид…сы! — вновь прозвучал жалобный хор. В этот раз уже громко.

— Теперь орите: "Христос акбар!" — потребовал Лутарь. — И креститесь суки, с поклонами.

Три мусульманина на виду высыпавших из палаток солдат истово крестились и громкими гортанными голосами блеяли: "Христос акбар". Голые, стоя на коленях они отбивали поклоны под смех зрителей.

Крики и «молитвы» донеслись до палатки оперуполномоченного ФСБ, который вчера вечером прилетел из Ханкалы и был еще не в курсе происшедшего. Майор Гавриков заинтересовавшись направился к разведчикам. Увидев «моление» усмехнулся и спросил Авдеева о происходящем.

— Да, ребята развлекаются, — ответил ротный, — чехов пленных уму разуму учат, горячую кровь остужают.

— Слушай, а кто они? — Спросил Гавриков.

— Да фугас ставили, местные мы их уже допросили, теперь завалим.

— Слушай, — попросил Гавриков — я с ними переговорю, может они мне пригодятся. А с командиром полка я решу. Пока придержи их.

— Ладно, валяй, — с легкостью согласился Авдеев.

Пленных, как были голых, только с мешками на голове провели через весь плац к палатке оперуполномоченного, возле которой также было вырыто несколько глубоких ям. Там он провел с пленными соответствующую беседу. Беседа была об одном — вербовка. Шамилю, Саиду и Вахе было предложено, в случае их согласия стать осведомителями в следственном изоляторе Чернокозово, куда они вскоре будут отправлены. Ну а в случае несогласия… они уже сами убедились что будет.

Все трое, несмотря на позор выдавать своих земляков и возможную вполне реальную месть с их стороны согласились. Никакие моральные соображения в данный момент не действовали. Одна мысль полностью заполняла сознание: "На сегодня, а может и навсегда, мучения прекратятся". Разве это не причина плюнуть на гордость, на долг, на честь? Получив согласие на вербовку Гавриков отправился улаживать вопрос с командиром полка. Пленники ожидали решения своей судьбы в ямах взвода военной полиции.

Тем временем в полк приехала съемочная группа ОРТ. Переговорив с командиром они развертывали съемочную аппаратуру в районе вертолетной площадки. Туда майор Быков вел "взятого в плен боевика". Абдувасид, выряженный как пугало в гражданскую одежду с повязкой на глазах под «конвоем» подошел к камере.

— Я приехал из Узбекистана — с трудом выговаривая русские слова начал свой монолог «боевик» — вступил в отряд полевого командира Бараева. Там меня обучили ставить мины, что я и делал. Обещали платить… — он на секунду задумался, — тысячу баксов в сутки.

— А как с вами здесь обращаются? — задал вопрос корреспондент.

— Обращаются со мной нормально, не бьют, кормят, — продолжил говорить Абдувасид — сегодня передадут властям. Надеюсь, что со мной поступят по справедливости. На мнэ нэт крови и я добровольно сдался федеральным войскам. Я надеюсь на амныстию и буду заниматься мирным трудом.

Абдувасида увели. Все остались довольны. Абдувасид полученной от Быкова пачкой «Явы». Быков, тем что сумел создать себе рекламу, а он был очень честолюбив и не чужд славы (вполне впрочем заслуженной, так как неоднократно лично участвовал в рискованных операциях и проявил личную храбрость). Журналист тем, что сумел снять «горячий» сюжет о захваченном в плен федеральными войсками боевике. К вечеру Быков обещал еще один «горячий» сюжет об освобожденном рабе.

Сразу после съемки Быков вместе с Гавриковым, под прикрытием разведки отправился в село, где по словам Шамиля содержался русский раб.


16


По приезду в село группа быстро отыскала нужный дом на окраине. Солдаты рас сосредоточились вокруг дома. Орудие БМП было направлено в строну леса, начинавшегося сразу за домом. Быков с Гавриковым уверенными шагами вошли во двор. Однако там никого не было. Пусто было и в доме. Там явно постоянно никто не жил. В комнатах было какое-то запустение. Однако наличие еды и спальных принадлежностей свидетельствовало о том, что дом посещался.

— Эй, вылезай отсюда — раздался голос одного из солдат, стоявшего возле сарая. — Вылезай, не буду стрелять.

Дверь сарая приоткрылась и оттуда с опаской вышел обросший, бородатый дедок. Весь какой-то иссохший, на нем как на вешалке висел грязный камуфлированный костюм, на ноги несмотря на жару были обуты резиновые сапоги. Дед недоверчиво смотрел на солдат.

— Садись на броню — сказал старику Быков, догадавшийся что это и есть раб. — Поехали с нами в полк, там поговорим.

Едва БМП тронулось в сторону полка старик заплакал. Он плакал и тогда, когда миновав шлагбаум въехали в полк. Успокоился он лишь в палатке разведчиков. Сидя на «шконке» он с жадностью и аппетитом поедал гречневую кашу с тушенкой, которой угостили его солдаты. Постоянно отрываясь от котелка спрашивал:

— Ребята, вы меня точно обратно не отдадите? Правда?

— Конечно не отдадим, не для того тебя освобождали, — спокойным голосом ответил Быков. — Поешь, успокойся, сейчас журналисты тебя снимут. С ними и уедешь в Россию.

— Спасибо братцы! — со слезами благодарности на глазах радостно прокричал вчерашний раб, — я уже и не думал вернуться. Всю надежду потерял.

Он упал на колени и стал целовать ноги первого же попавшегося солдата, при этом все время повторял:

— Только не отдавайте! Я вам все буду делать, все что скажете, и стирать, и еду готовить, и убирать, все что скажете, буду делать. Спасибо родные!

При виде седого человека, ползавшего в ногах и плачущего от радости у солдат сжималось сердце: "Как же надо довести человека до такого?" — думали все наблюдавшие эту сцену.

После неоднократных заверений о том, что никто его обратно не отдаст, а вместе с журналистами отправят на Родину вчерашний раб успокоился и поведал свою печальную историю.

Оказалось что Сергей, так звали освобожденного, никакой и не старик. Было ему всего-то сорок три года — ровесник Быкова. Выглядел он правда лет на шестьдесят. Родом он был из-под Саратова. Занимался тем, что шабашил на стройках. Был на все руки мастером и кладку мог сложить, и по плотницкому делу. В 1991 году он вместе с такими же шабашниками поддались на уговоры и щедрые посулы одного чечена. Приехали с ним сюда в Урус-Мартан дом строить. А вышло-то вот как. Напоили их хорошенько. Проснулись в сарае под замком. Ну их поколотили еще крепко, а потом поодиночке и распродали кого — куда. Сам Сергей не раз менял хозяина. То одним дома строил, то другим. По всем горам объездил. Когда строить ничего не надо было, то как слугу использовали. Кормили абы чем, жил где придется когда в погребе, когда в сарае, а было дело и во дворе на цепи держали. Чуть что бьют. Последний раз здесь вот в Тангах жил. Хозяин в горы ушел, а его бросил. Бежать, а куда тут убежишь. Его еще в первую войну менты несколько раз при зачистках находили, да тут же хозяину за деньги обратно возвращали. Тот бил еще после этого, "потратился мол из-за тебя". В эту войну, месяца два назад менты его снова нашли. И что, снова отдали назад.

— Вы меня точно назад не отдадите? — в который уже раз со страхом спросил Сергей. Он вдруг подумал, что военные выслушав его рассказ решат поживиться на нем.

— Нет Серег, все будет нормально — успокоил его Быков. — Сейчас журналистам расскажешь свою историю, они тебя по телевизору покажут. С ними и домой улетишь.

— Спасибо родные! Спасибо! — только и повторял Сергей.

Через несколько минут он поведал ту же историю и перед камерой. На следующий день он и съемочная группа «вертушкой» улетели в Ханкалу.

Славу освободителей раба между собой разделили Быков и Гавриков. Оба пребывали в прекрасном настроении.

Братья Алиевы так же пребывали в прекрасном настроении. Ямы взвода военной полиции (уникального неформального подразделения полка, занимавшегося охраной и конвоированием арестованных и прочими милицейскими функциями) показались им роскошными квартирами в сравнении с ямами разведроты. Не то, что бы здесь было комфортнее, в этом плане пожалуй даже и похуже, но здесь никто их не бил. После того как они дали согласие на вербовку, Гавриков строго предупредил беречь чехов перед их отправкой в Чернокозово. О своей предстоящей иудиной работе они совершенно не задумывались. В данный момент они ликовали. "Спасены! Спасены!" — одна только эта мысль набатом била в их головах. О Чернокозове они от земляков слышали только хорошее. Там ОБСЕ, правозащитники и там нет таких отморозков как в этом проклятом полку.

К обеду Алиевым даже дали одежду. Какие-то грязные и рваные гражданские вещи. После двух суток сидения голыми на земле им и это показалось за счастье. Покормить их однако никто не собирался. Сами они несмотря на испытываемый голод, спрашивать об этом не рискнули. Они были счастливы, что пытки наконец-то кончились.

Однако, если судьба Саида и Шамиля на ближайшее будущее более или менее определилась, то про Ваху так говорить пока еще было рано. Конечно Гавриков не верил в его Ваххабизм и поверил в ту историю появления ваххабитского отличия, которую рассказал пленный. Ваха так же рассказал майору как были изнасилованы разведчиками его братья. О своей роли в этом он из скромности умолчал. Кстати точно так же об этом поведали Саид и Шамиль. Из их рассказов явствовало, что изнасиловали обоих братьев рассказчика, не тронув его самого. Гаврикова смущали выдранные ногти Вахи. Ведь представить такого в Чернокозово перед правозащитниками всех мастей — значит подставить командира полка Мунина. А к тому Гавриков испытывал искреннее уважение. Со своими сомнениями «особист» и пришел к командиру.


17


— А чего тут голову ломать — мигом решил сомнения Гаврикова Мунин тех чехов вези в Чернокозово, а этого ваххабита завалим и дело-то.

— Ладно Сергеич так и сделаем — остался доволен Гавриков.

— А мои что, правда чехов трахнули? — уточнил командир.

— Да вроде того, сначала палкой, а потом вроде и по настоящему.

— Во! — непонятно то ли обрадовался, то ли рассердился командир.

Это была первая ночь, которую Алиевы провели спокойно в полку. Наконец-то им удалось поспать, несмотря на боль во всем теле. Тем не менее они спали почти до обеда и проснулись лишь тогда, когда полился дождь и яма стала наполняться водой. Полицейские извлекли из ям арестованных за пьянку солдат и отвели их переждать непогоду в свою палатку. Пленных ясное дело туда не позвали. Дождь крепчал. Глинистая почва плохо пропускала воду и вскоре чечены стояли по колено в воде, прося Аллаха скорее послать солнце. Однако солнце Аллах не посылал и эту ночь Алиевым пришлось простоять на ногах в глубокой луже. На «вертушку» со съемочной группой они не попали, а других из-за дождя не было.

Наутро едва стоящих на ногах Шамиля с Саидом достали из ямы. Им надели мешки на головы и побросав связанных в «вертушку» как мешки с картошкой, под конвоем отправили в Ханкалу. Ваха был оставлен в полку. Гавриков сказал ему, что его отдельно доставят в Ханкалу, так как он Москвич, поэтому и разговор с ним будет особый.

— Да все хорошо — бодрым голосом уверил «особист» — тебя сразу домой, минуя Чернокозово, ты же не боевик.

В сердце Вахи закралось сомнение, но что он мог поделать. И он остался в яме один на один со своими раздумьями.

— Эй вы, сейчас вам еблабаны всем по вскрываю — раздался в палатке полиции голос заместителя командира полка подполковника Рожнова. — Сколько арестантов, кто за что сидит, всех сюда.

Там наверху возникло какое-то движение. Какие-то голоса и рычание Рожнова. Наконец над Вахиной ямой показалось красное лицо с рыжими торчащими в разные стороны как рога волосами. Это и был Рожнов собственной персоной.

— Это ты что ли ваххабит? — с презрением в голосе спросил Рожнов вылезай.

Ничего не понимая, стараясь не думать о худшем Ваха стал подниматься по лестнице, поставленной кем-то из полицейских. Едва он оказался на поверхности как был связан за руки солдатами. С трудом ему удалось залезть на броню стоявшей рядом с палаткой БМП. Машина резко тронулась с места и Ваха едва не слетел, если бы Рожнов крепкой рукой не удержал его за воротник. Мешка на голове пленника не было. Он тупо смотрел по сторонам, не понимая куда везут его.

А везли его в расположение пятой роты. Туда ехал Рожнов с проверкой, заодно прихватил и Ваху. В пятой роте легче всего было пристрелить его, так как находилась она в лесу, в безлюдном месте. Не один чечен нашел уже там свой конец. Приехав и спешившись с машины Рожнов сначала по традиции устроил разнос командиру роты и солдатам, за плохое по его мнению несение службы. Затем взяв с собой одного из солдат повел Ваху в лес. Разум пленного отказывался верить в то, что сейчас его убьют. Все же ведь позади, почему именно его? За что? Как же тот мир, где он жил совсем недавно? Неужели все пропадет через какие-то мгновения? Нет этого не может быть. Сейчас повезут дальше и скоро отправят обратно. Точку размышлениям Вахи поставила пуля из «Стечкина». Рожнов внезапно достав свой пистолет выстрелил чечену в голову в упор.

— Закопайте эту мразь — небрежно бросил он солдатам.

Похоронен Ваха был в яме с нечистотами. Солдаты все равно делали новый нужник. Вот что бы не копать могилу и скинули тело в старый сортир, там же и засыпали. Так и закончилась жизнь Вахи Алиева, молодого московского предпринимателя, любителя красивой жизни. По несчастливой случайности он пал жертвой борьбы с международным терроризмом и если не был замочен в сортире, то по крайней мере в нем похоронен. Трудно сказать на основе чего командир полка определил признаки ваххабита по тем приметам, что были у нашего героя. Это загадка.

Несколько дней спустя, когда Саид и Шамиль Алиевы полным ходом трудились на благо ФСБ в качестве «наседок» в следственном изоляторе «Чернокозово», история их изнасилования получила огласку в группировке войск. Чья это была заслуга неизвестно точно, но полковнику Мунину все проверяющие и начальники только и говорили за это. Ему надоело быть объектом насмешек и построив однажды разведроту он обратился к ним со следующими словами:

— Вы сборище педерастов, — тут он сделал выразительную паузу и продолжил, — я еще раз подчеркиваю не пи…расов, а именно педерастов. Как я еще могу назвать людей, которые поймали трех чеченских пастухов и изнасиловали их. Только так, сборищем педерастов.

"Сборище педерастов" стояло перед командиром уныло опустив головы. Лутарь, Мокров и Боровков потупив взоры жалобно пролепетали:

— Мы больше не будем, бес попутал.

— Тьфу, до дома не могли дождаться и там баб иметь — сплюнул на землю Мунин — идите с глаз моих долой.

Разведчики ушли в подразделение. В яме уже сидел и дожидался пленный боевик взятый пехотой при зачистке села. Он яростно отстреливался и ранил двух солдат. Ночью его крики оглашали округу.

— Командиру своему в горы звонит — сказал стоящий на посту Козулькин молодому солдату, удивленному ночными криками.


ЭПИЛОГ


В это же время в Москве ресторан который держал Ваха стал приходить в упадок. То менты с проверкой, то санэпидем станция, то налоговая, то еще какая ни будь проверка. Так и не дождавшись вестей от племянника дядя Умар понял что произошло что-то страшное. Из письма Саида он узнал об их попадании в плен к русским, но о Вахиной судьбе было ничего не известно. Одним словом продал Умар ресторан. А появись Ваха снова, ну что-нибудь да придумал бы.

Лишившись работы Верунчик устроилась в фирму "эскорт услуг", где дела ее пошли неплохо и она смогла также содержать и своего супруга, уволенного после разгрома «Медиа-моста». Спустя полгода один из постоянных ее клиентов — работник генеральной прокуратуры — устроил Алексея, который в молодости заканчивал юридический факультет, помощником прокурора в прокуратуру Центрального административного округа Москвы. Сама Верунчик сейчас стала хозяйкой конторы "эскорт услуг". Иногда, встречаясь с чеченцами они во время совместных оргий вспоминали Ваху, но никто так толком и не знал что же с ним случилось. Земляки всех убеждали, что Ваха воюет за свободу.

Судьба Андрея Свечкина пре любопытнейшим образом пересеклась с Алексеем. Свечкин проходил по уголовному делу связанному с наркотиками. Суд вынес ему условный приговор, учитывая боевое прошлое. Однако Верунчикову супругу удалось добиться отмены приговора за мягкостью и Андрей поехал в колонию отбывать срок так Алексей выразил свою неприязнь к русским солдатам воевавшим в Чечне. Он их на дух не переносил.

Капитан Левенко погиб на фугасе три месяца спустя после описанных событий.

Лутарь, заболевший желтухой, был отправлен домой. Вслед за ним уехал и Мокров раненый своими, случайно в перестрелке. Тогда же погиб и Боровков. Он прикрыл собой гранату. Это произошло во время боя под Краснопартизанским.

Кицко все-таки посадил Кузина в яму за изнасилование поварихи Нади. Козулькин попавший к тому времени во взвод полиции был выводным у своего бывшего начальника и в промежутке между нравоучениями подкармливал его. Теперь вернувшись домой оба работают в охранной фирме.

Рожнов стал командиром полка вместо ушедшего на повышение Мунина.

А ранней весной полк вывели в Россию и мир и спокойствие, гарантом которого являлись мотострелки, наконец-то наступил в У… — М…. районе. Больше чехов особо никто не тревожил, а с ментами они быстро нашли общий язык. «Пастухи» пропадать перестали. Шамиль и Саид сочли за благо по выходу из Чернокозово поселиться в Ростовской области, где продолжали работать на ФСБ среди местных чеченов.



Wyszukiwarka

Podobne podstrony:
povest ob ugolovnom rozyske
povest ob osvobozhdenii moskvy ot poljakov v 1612 godu i
Gladilin Snyi Shlisselburgskoy kreposti Povest ob Ippolite Myishkine 329757
Parnov Yarmarka teney Povest i rasskazy 458063
sekretnaja prosba povesti i rasskazy
Golushko V specsluzhbah treh gosudarstv 435566
Lermontov - Vostochnaja povest´, Opracowania lektur po rosyjsku
ostrov purpurnoj jashericy nauch fantact povesti i rasskazy
nebyvaloe byvaet povesti i rasskazy
kto vinovat i drugie povesti i rasskazy gercena
Kuzmichev Zhizn Yuriya Kazakova Dokumentalnoe povestvovanie 435427
Varlamov Krasnyiy shut Biograficheskoe povestvovanie ob Aleksee Tolstom 175866
Peresvet Povesti iskonnyh let Rus do Ryurika 413999
Kulish Povest o Borise Godunove i Dimitrii Samozvance 438206
Zyabkin Soldatyi neudachi 170201
Toporova Ukraina treh revolyuciy 440808
soldat treh armij
povest moih dnej
katastrojka povest o perestrojke v partgrade