Барбара Картленд

Исчезнувшая герцогиня

Барбара Картленд

Исчезнувшая герцогиня

От автора

Кто имеет право носить одежду из тартана, шотландской клетчатой ткани? Этот вопрос интересует многих. Говоря строго, тартан – знак родовой принадлежности. И лишь представители кланов, обладающих фамильным орнаментом шотландки, уполномочены носить одежду из тартана. Но правило это частенько нарушается – шотландская клетчатая ткань пользуется огромной популярностью во всем мире.

В 1746 году английское правительство запретило главам высокогорных шотландских кланов иметь собственную армию. А через год наложили вето и на ношение национального шотландского костюма. Был принят так называемый «Закон о платье», согласно которому преступником считался любой мужчина или мальчик, надевающий на себя или постоянно носящий одежду Хайленда¹ – маленький килт, спорран², плотно обтягивающие ногу штаны, туго свернутый плед через плечо и «любую другую принадлежность, составляющую наряд горца».

На протяжении тридцати пяти лет ненавистный многим запрет входил в свод английских законов, а тартан разрешалось носить лишь воинам шотландской армии. В 1873 году табу было снято, но признание одежда и культура Шотландии получили лишь во времена правления Георга IV и королевы Елизаветы.

Приезжая в свою резиденцию – замок Балморал в Абердиншире, что на севере Шотландии, королева с головой уходила в изучение жизни Хайленда. В Балморале, кстати сказать, к тартану относились с великим почтением.

Упомянутые в романе травы взяты из рецептов непревзойденного специалиста по лечебным растениям – Николаса Калпеппера.

Глава первая

1870 год

Фиона долго крошила травы на столе, пока они не превратились в темно‑зеленую кашицу. Потом бросила их в котелок с водой, гревшийся на старой, но тщательно начищенной плите.

Обстановка кухни в этом многовековом доме напоминала о временах давно минувших, особенно потолок – из мощных потемневших бревен. Здесь все сияло чистотой.

С потолка свешивались связка репчатого лука, окорок и утка, подстреленная вчера на охоте одним из соседских фермеров.

– Я… это… принес вам кой‑чего, мисс Уиндхэм, – смущенно пробормотал он, вручая ей свой дар. – Подумал, приготовите вкусненькое для малышки…

– Большое спасибо, мистер Джарвис, – ответила Фиона. Маленькая хитрость соседа позабавила ее: конечно, собираясь преподнести им этот подарок, он думал вовсе не о Мэри‑Роуз, а о ней.

Для Фионы не являлось секретом, что многие молодые фермеры, живущие в окрестных местах, тайно влюблены в нее. Хотя в отношениях с ней все они сохраняли крайнюю учтивость.

Принося ей то кроликов, то голубей, то филе ягнят, то – в соответствующее время года – фазанов или серых куропаток, несчастные влюбленные безмолвно выражали таким образом свои чувства.

Бетси не особенно церемонилась, когда открывала им заднюю дверь и принимала дары. А Фиона всегда спешила скрасить ее невежливость: торопливо выбегала в коридор и бормотала слова благодарности. Бетси усмехалась.

– Мы умерли бы с голоду – и Мэри‑Роуз, и я, если бы не твое симпатичное личико! – твердила старая служанка Фионе. Та смеялась и кивала в ответ.

Сейчас Бетси не было дома – она ушла в лавку в конце деревни за покупками.

Фиона взглянула на свисающую с потолка разноцветную утку, представила, какую вкусноту может приготовить из нее Бетси, и принялась перебирать в уме многочисленные рецепты.

«Который из них ей захочется выбрать по этому случаю?» – подумала она.

Послышался стук в переднюю дверь.

Очень громкий нетерпеливый стук. По всей вероятности, тот, кто пожаловал к ним, на протяжении некоторого времени дергал за веревку колокольчика.

Звонок был сломан вот уже несколько месяцев, и все соседи прекрасно об этом знали. Поэтому Фиона сразу догадалась: тот, кто к ним пришел, человек не местный.

– Только этого мне не хватало! – воскликнула она и сняла котелок с огня: воду с травами не следовало доводить до кипения, чтобы растения не утратили ценные свойства.

Бетси никогда не следовала этому совету и поступала по‑своему, не обращая внимания на беспрестанные возмущения и разъяснения Фионы.

«Так всегда случается: когда я очень занята, кто‑нибудь обязательно заявляется!» – с легким раздражением подумала Фиона.

Она сняла фартук, закрывавший ее красивое платье при работе на кухне, и направилась по коридору к передней двери, поправляя на ходу растрепавшиеся волосы.

Их дом был очень старым. Построили его еще во времена Елизаветы. Сестра и зять Фионы, въехав сюда, внесли в интерьер ряд изменений – убрали отвратительные украшения и дополнения, сохранившиеся с давних пор.

Теперь стены были белыми, а с древних корабельных балок, которые использовали при строительстве, соскребли краску. Вероятнее всего, изначально этот дом выглядел именно так.

Сейчас резная дубовая лестница смотрелась, как, наверное, должна была смотреться согласно представлениям того ремесленника, который ее создавал.

Каждый раз, выходя в холл, Фиона любовалась изящными линиями поручня. Восторженно взглянула на лестницу и сейчас, перед тем как открыть дверь.

На пороге стоял человек средних лет в не модном, но очень опрятном костюме. У ворот его ждал запряженный парой лошадей экипаж.

– Это дом покойного лорда Иана Рэннока, верно? – спросил незнакомец.

Фиона слегка склонила голову набок.

– Верно.

– В таком случае я хотел бы побеседовать с человеком, на чьем попечении находится его дочь, – сообщил он.

– Это я, – ответила Фиона. – Мисс Фиона Уиндхэм. Мэри‑Роуз приходится мне племянницей.

Ей показалось, что, услышав ее ответ, гость удивился, но через мгновение она поняла, что ошиблась.

– Весьма рад нашему знакомству, мисс Уиндхэм. Могу я побеседовать с вами с глазу на глаз? Меня зовут Ангус Мак Кейт.

Фиона шире растворила дверь.

– Прошу вас, мистер Мак Кейт.

Гость разговаривал с шотландским акцентом, она сразу это определила.

Но акцент этот был едва уловимым, что, несомненно, говорило об образованности Ангуса Мак Кейта. Пожаловавший к ним гость определенно относился далеко не к низшим слоям общества.

Фиона закрыла переднюю дверь. Мистер Мак Кейт положил шляпу и дорожный плащ на стул, и они прошли через холл в гостиную.

Эта комната с невысоким потолком отличалась особой красотой и уютом. Широкие окна в ней выходили на располагавшийся позади дома розовый сад.

За ним был другой сад – с лекарственными травами, уход за которыми лег на плечи Фионы после гибели ее старшей сестры, Роузмэри.

В гостиной стоял удобный диван и два мягких кресла. Цветы в вазах, красовавшиеся на каждом столике, наполняли воздух чудесным ароматом. К нему примешивался запах воска – им натирали полы и старинную дубовую мебель.

– Присаживайтесь, пожалуйста, мистер Мак Кейт, – доброжелательно сказала Фиона, указывая гостю на один из стульев у камина. Сама она села напротив, на другой стул.

Ей не терпелось узнать, что привело в их дом шотландского джентльмена, но ее душу тревожило дурное предчувствие.

– Прежде всего позвольте выразить вам мои глубочайшие соболезнования по поводу кончины лорда Иана и, несомненно, вашей сестры.

Последние слова мистер Мак Кейт произнес с некоторой нерешительностью, и Фиона, сама не понимая почему, напряглась.

Внезапно ей в голову пришла догадка о причине его визита, и ее сердце сжалось.

Мак Кейтждал ответа, и, очнувшись от беспокойных мыслей, Фиона кивнула.

– Благодарю за сочувствие. Для нас эти события явились полным кошмаром.

– Могу себе представить. – В глазах мистера Мак Кейта промелькнула печаль. – Трагедия произошла больше года назад. В Шотландии о ней узнали лишь спустя некоторое время, а на оформление документов, связанных со смертью лорда Иана, ушли долгие месяцы.

– Каких еще документов? – прямолинейно спросила Фиона.

Мистер Мак Кейт на протяжении нескольких секунд молчал, по‑видимому, тщательно обдумывал свои слова.

– Надеюсь, мисс Уиндхэм, вам известно, что шотландские законы отличаются от английских. В Шотландии женщина имеет право наследования титула и имущества от главы семьи.

Если он намеревался напугать ее, ему это, несомненно, удалось!

Голубые глаза Фионы расширились, а лицо заметно побледнело.

– Этого не может быть!

– Может, уверяю вас, – невозмутимо ответил мистер Мак Кейт.

– Тогда… это означает… – Голос Фионы оборвался.

– Это означает, что Мэри‑Роуз – наследница герцога Стрэтрэннока!

Фиона ахнула и в изумлении уставилась на Мак Кейта. Л он, выдержав паузу, спокойно продолжил:

– Полагаю, вы понимаете, что жизнь девочки должна коренным образом измениться.

Фиона непонимающе моргнула.

– Почему?

О правилах ведения беседы, вежливости и уравновешенности она совершенно позабыла, настолько потряс ее разговор с незваным гостем.

– Это же очевидно, мисс Уиндхэм, – заметил мистер Мак Кейт. – При жизни лорда Иана тот факт, что у него имеется дочь, ни для кого не представлял особого интереса. Он был достаточно молодым человеком, и у него еще вполне мог родиться сын, а может, и не один.

– Тот факт, что лорд Иан являлся законным наследником своего брата, – язвительным тоном напомнила Фиона, – не играл никакой роли, ведь после женитьбы на моей сестре его семья заявила, что не желает его знать.

– Поверьте, мне очень жаль, что все так сложилось.

Мистер Мак Кейт разговаривал с ней ровным беспристрастным голосом, но она чувствовала, что он относится к ней с пониманием и сочувствием.

– Мне неприятно вспоминать о тех временах, – горячо заявила Фиона. – Мало того, что поведение отца, а впоследствии и брата лорда Иана глубоко ранило его самого, моя сестра тоже была ужасно оскорблена. Это непростительно!

– Прекрасно понимаю, что вы испытывали тогда, мисс Уиндхэм, но то, что произошло, осталось в прошлом, – медленно произнес мистер Мак Кейт. – Теперь же мы должны подумать о будущем вашей племянницы Мэри‑Роуз.

– Что вы имеете в виду? – Фиона вопросительно вскинула брови.

– Герцог желает, чтобы она незамедлительно приехала в Шотландию.

– Но это невозможно!

– Почему? – спросил мистер Мак Кейт.

– Потому что Мэри‑Роуз всю жизнь жила здесь. В этом доме она была счастлива вместе с родителями. – Глаза Фионы горели. – Покойный герцог порвал отношения с лордом Ианом, а его брат благополучно продолжил начатую отцом вражду. Поэтому теперь ни Мэри‑Роуз, ни меня абсолютно не интересуют его желания!

– Насколько я понимаю, вы самостоятельно назначили себя попечительницей девочки? – прищурив глаза, спросил мистер Мак Кейт.

– Когда ее родителей убили, с ней рядом не оказалось никого другого. Никто, кроме меня, не жаждал позаботиться о ней, – отпарировала Фиона.

– Вы правы, – спокойно ответил Мак Кейт. – Тем не менее теперь, когда согласно оформленным документам Мэри‑Роуз является законной наследницей герцога, именно он ее попечитель. Вы согласны?

– Не согласна! – с чувством заявила Фиона. – Девочке восемь лет, а герцог за все эти годы ни разу не поинтересовался ее жизнью. До настоящего момента она для него не существовала. Думаю, принимая во внимание этот факт, ни один английский суд не согласится передать ее под попечительство герцога.

– Английский суд? – Мистер Мак Кейт развел руками. – Полагаю, вы понимаете, мисс Уиндхэм, что Мэри‑Роуз – шотландка. И если дело дойдет до суда – чего бы нам не хотелось, – то проходить он будет в Эдинбурге.

Фиона поджала губы, а когда заговорила, ее голос предательски задрожал:

– Зачем герцогу понадобилось забирать Мэри‑Роуз в Шотландию? Для чего она ему нужна? И почему бы ему не завести собственных детей? Ведь, насколько мне известно, он здоровый, молодой мужчина.

Последовало напряженное молчание. По выражению лица мистера Мак Кейта Фиона видела, что он хочет рассказать ей о чем‑то, но не уверен, должен ли упоминать об этом.

Она пристально смотрела на него. В ее потемневших глазах отражались смятение и отчаяние.

– Наверняка ваш зять поведал вам когда‑то об этом, мисс Уиндхэм, – медленно заговорил мистер Мак Кейт. – Все дело в том, что герцог женат.

– Но… я думала… что герцогиня скончалась, – удивленно пробормотала Фиона.

– Ее светлость пропала восемь лет назад, через три года после свадьбы. Тела так до сих пор и не нашли. Поэтому‑то герцог и по сей день считается согласно закону женатым человеком.

– Неужели? – спросила Фиона, пожимая плечами. – Но… Иан рассказывал мне, что его брат женился на женщине, которую выбрал для него отец, что был с ней ужасно несчастлив. Я полагала, сейчас герцог свободен…

– Сложившаяся ситуация весьма неприятна и затруднительна, – сказал мистер Мак Кейт. – И его светлость считает невозможным для себя вступление в новый брак. Поэтому Мэри‑Роуз на данный момент является не только наследницей герцога, но и единственной продолжательницей целого клана.

Фиона сцепила пальцы в замок, пытаясь вернуть спокойствие и уверенность.

– Если бы герцог по‑хорошему объяснил все эти вещи своему брату еще при его жизни, то обеспечил бы себе важную составляющую спокойствия и счастья. Вы это понимаете?

Мистер Мак Кейт молчал, и Фиона продолжила:

– Когда брат моего зятя стал герцогом, он даже не подумал связаться с Ианом, посчитав, что продолжать укоренившуюся вражду между ним и отцом – гораздо более правильный путь. Таким образом, он нанес глубокое оскорбление, даже не оскорбление, а душевную рану Иану и его семье!

– Шотландцы очень строго придерживаются существующих традиций, мисс Уиндхэм, – невозмутимо пояснил мистер Мак Кейт. – Лорд Иан женился против воли отца, будучи слишком молодым. Это выглядело страшным преступлением не только в глазах ближайших родственников, но и в глазах всего клана.

– Какой вздор! – воскликнула Фиона. – Герцог всего на несколько лет старше лорда Иана. В ту пору все наверняка ожидали, что у него самого появятся наследники. А впоследствии, когда об исчезновении герцогини напечатали в газетах, когда публично объявили, что, скорее всего, она мертва, общественность с уверенностью заявила, что в скором времени герцог женится повторно.

Она выдержала паузу.

– Прекрасно помню слова своего зятя: «Я так надеюсь, что Эйден найдет себе женщину, с которой сможет быть так же счастлив, как я».

– Возможно, лорд Иан недопонимал ситуацию, – сказал мистер Мак Кейт. – Многие считают, что в гибели герцогини не стоит сомневаться. Однако факт ее смерти не доказан. Были проведены весьма тщательные поиски, обследованы все места, где только она могла бы оказаться, но тщетно. А посему герцог до сих пор считается женатым человеком.

– Мне все это кажется полным абсурдом! – честно призналась Фиона.

– В любом случае с точки зрения закона ситуация такова, – ответил мистер Мак Кейт.

– Значит, теперь, после стольких лет отчужденности и равнодушия, герцог желает, чтобы Мэри‑Роуз оставила свой дом, все, к чему привыкла, все, что ей дорого, и отправилась к нему в Шотландию? – спросила Фиона.

– Ее встретят тепло и радушно, мисс Уиндхэм, – принялся заверять Фиону мистер Мак Кейт. – Наверное, я должен сообщить вам, что все члены клана пожелали видеть девочку и забрать ее в Шотландию. Это очень важно для продолжения существования рода Рэнноков.

– Наверняка им не терпится рассказать ей о злобе и жестокости, с которой они относятся друг к другу, – съязвила Фиона. – Как можно доверить ребенка семейству, отрекшемуся от одного из своих членов только из‑за того, что тот женился на любимой женщине? Женщине, которая просто не соответствовала их требованиям?

– На этот вопрос вам в состоянии ответить лишь его светлость, – спокойно ответил Мак Кейт.

– Тогда, возможно, он сам приедет сюда, чтобы я смогла лично спросить у него об этом? – На щеках Фионы горел румянец, а глаза взволнованно блестели.

Мистер Мак Кейт вопросительно уставился на нее, и она пояснила свои слова:

– Я не намерена отправлять Мэри‑Роуз в Шотландию, особенно одну. Если вы рассчитывали на то», что я мгновенно соглашусь на это, вы очень ошибались.

Ее голос звучал возбужденно, сердито и твердо. Мистер Мак Кейт ровно ответил:

– Мне поручено, мисс Уиндхэм, доставить Мэри‑Роуз и ее няню или попечительницу в замок Рэннок, – У нее нет ни няни, ни попечительницы! – выпалила Фиона.

– В таком случае в роли ее сопровождающей должны будете выступить вы, мисс Уиндхэм, – все таким же уравновешенным тоном сказал мистер Мак Кейт.

Его заявление было для Фионы столь поразительным, что она замерла.

Ее глаза, расширенные от гнева и неожиданности, еще больше потемнели. Мак Кейт улыбнулся, и в это мгновение, как ей показалось, его невозмутимое лицо просияло.

– Признаюсь, мне было бы любопытно посмотреть на вас, мисс Уиндхэм, в тот момент, когда вы заговорите о Мэри‑Роуз с его светлостью, – сказал он. – Наверняка вы поведете беседу так же смело и горячо, как сейчас.

Его слова подействовали на нее странным образом: она немного успокоилась.

– Я не оробею при виде герцога, если вы на это намекаете, мистер Мак Кейт. И хочу заметить, что главным для меня является счастье моей племянницы. Очень сомневаюсь, что кто‑нибудь в замке Рэннок станет думать о том же самом.

– Время покажет. – Лицо Мак Кейта приобрело прежнее непроницаемое выражение. – Был бы вам весьма признателен, мисс Уиндхэм, если бы вы приготовились к путешествию как можно быстрее.

Фиона поднялась со стула, прошла к окну и взглянула на розы в саду.

В ее голове творилась полная неразбериха.

Она ненавидела герцога и всех тех, кто посмел нанести ее зятю столь серьезное оскорбление, и предпочитала вообще не думать о Шотландии, решив когда‑то, что эта тема для нее навсегда закрыта. И никак не ожидала, что в один прекрасный день жизнь поставит ее в столь затруднительное положение.

Конечно, от ее внимания никогда не ускользала находившая на Иака грусть: временами он ужасно тосковал по той земле, где родился и вырос.

Порой в жаркие августовские дни, когда растения в садах Англии чахли от недостатка влаги, она видела по выражению его глаз, что он думает о туманах над холмами, о шотландских куропатках, летящих над вереском, о ручьях, бегущих серебряными каскадами вниз по узким расщелинам.

В эти периоды Фиона замечала также, что ее сестра старается относиться к мужу более заботливо и бережно. Роузмэри никогда не забывала о том, чем пожертвовал ради их совместного счастья ее Иан.

Казалось невероятным, что вражда между Ианом и его семейством могла длиться на протяжении целых восьми лет – с того самого момента, когда он объявил о намерении жениться на Роузмэри и до самой их гибели во время железнодорожной аварии.

Тогда предстоящее путешествие в Лондон на поезде казалось им невероятным приключением. Ранее на протяжении долгих лет они ездили туда в экипаже. Иан сам управлял лошадьми, причем весьма мастерски.

Фиона всегда мечтала о том, чтобы сестра с зятем приобрели наконец других лошадей – породистых, крепких скакунов.

Вынужденная необходимость порвать отношения с семьей и променять огромное имение, известное как Земля Рэннок, на английский дом землевладельца‑дворянина и прилегавший к нему участок в несколько акров никогда не печалила Иана. По крайней мере он вел себя так, будто вполне доволен тем, что имеет.

Фиона не знавала ни одной другой супружеской пары настолько же счастливой, как Иан и ее сестра.

Он влюбился в самый неожиданный момент при весьма невероятных обстоятельствах. Фионе рассказывали эту историю несчетное количество раз, и она всегда вновь и вновь с удовольствием слушала ее.

– Я шел вниз по Бонд‑стрит. Вдруг начался дождь, – не уставал Иан делиться с Фионой впечатлениями о том сказочном дне. – Наемных экипажей, как обычно бывает, поблизости не оказалось. Дождь усиливался, превращаясь в настоящий ливень, и я, желая укрыться, вбежал во входную дверь ближайшего здания. В те минуты меня занимала одна мысль: сколько времени мне суждено потерять из‑за этого проклятого дождя?

В этом месте Иан неизменно делал паузу: хотел, чтобы его рассказ был более впечатляющим.

– Вдруг я услышал звуки музыки и лишь тогда понял, что кто‑то играет на пианино. Мелодия буквально зачаровала меня. Я огляделся по сторонам и увидел, что нахожусь в концертном зале. Дождь и не думал заканчиваться, поэтому я решил спокойно насладиться музыкой.

– И, махнув рукой на шотландскую привычку с осторожностью относиться к незапланированным затратам, купил билет! – шутила Фиона.

– Его стоимость казалась ничтожной по сравнению с возможностью взглянуть на человека, умеющего так потрясающе играть на пианино, – с жаром отвечал Иан.

– Ты, наверное, не ожидал тогда, что этим человеком окажется женщина? – подключалась к беседе Роузмэри.

– Естественно, не ожидал! – отвечал ее муж. – Я представлял, что увижу за инструментом длинноволосого мужчину, непременно иностранца!

– И что же? – кокетливо склоняя набок голову, спрашивала Роузмэри.

– Я увидел ангела! Восхитительного, прекрасного! В самых светлых своих мечтах я не встречал никого подобного! – с чувством провозглашал Иан.

Через неделю после знакомства с Ианом сестра призналась Фионе, что оба они влюблены друг в друга до безумия и что продолжать жить отдельно просто не в состоянии.

Иан написал отцу письмо, в котором известил его о решении жениться на Роузмэри Уиндхэм.

Он был кристально честным человеком и уже в первом письме родителю поведал о том, что его невеста необыкновенно талантливая пианистка, а ее семья находится в затруднительном финансовом положении.

Рассказал и о том, что Роузмэри вынуждена давать концерты. С гордостью написал также, что музыкальные критики называют его будущую супругу «исключительно одаренной», а иногда даже «гениальной».

Если бы Иан знал, какова будет реакция отца, то они с Роузмэри обвенчались бы, не дожидаясь его ответа.

Старый герцог строго‑настрого запретил сыну «жениться на презренной англичанке, актриске и, несомненно, проститутке».

Иана потрясло письмо отца. Он хорошо знал старого герцога и предполагал, что его решение жениться ему не понравится, но не ожидал ничего подобного. Для Роузмэри ответное послание из Шотландии явилось настоящим ударом. Она прибежала к собственному отцу и, обливаясь горькими слезами, бросилась ему в объятия.

– Я не смогу теперь выйти за него замуж! Я не имею права портить ему жизнь! – в отчаянии кричала она. – Вместе с тем не представляю, как буду существовать без него.

Об отмене свадьбы Иан не желал и слышать и вскоре женился на Роузмэри, прекрасно сознавая, что никогда не дождется прощения отца.

Два года спустя герцог скончался. Иан был уверен, что его старший брат, которого он очень любил, свяжется с ним, и преграды, на протяжении всего этого времени не позволявшие ему навещать родной дом, исчезнут.

Новый герцог, однако, не пожелал налаживать отношения с отверженным Ианом.

Фиона чувствовала, как надежда, долгое время гревшая душу ее зятя, постепенно угасает. Его брат и весь их клан своим молчанием ясно давали ему понять, что не желают его появления в замке. Позднее Иану пришлось смириться со своим положением и навсегда забыть о возвращении в семью.

– Если бы брат Иана хотя бы попытался понять его! – негодующе говаривала Роузмэри Фионе. – И как они могут так поступать с ним? Ведь он – человек исключительный во многих отношениях!

Она обиженно всхлипывала, добавляя:

– И ни разу в жизни в разговоре со мной не отозвался о герцоге нелестно. Он просто не способен на злобу. Хотя я сердцем чувствую, что творится в его душе.

Вспоминая сейчас обо всем этом, Фиона представляла, каким человеком может оказаться нынешний герцог Стрэтрэннока: бесчувственным и жестоким.

А ведь он знал как никто другой о беспредельной любви брата к родной Шотландии. Но посчитал необходимым продолжить наказывать его после смерти отца за глубокое чувство к женщине. Которая, кстати, была вовсе не «актриской», а невероятно талантливым музыкантом.

К тому же, надеясь, что это поможет Иану и его отцу вновь сблизиться и забыть о былых обидах, Роузмэри оставила карьеру как только вышла замуж.

После свадьбы она играла на пианино лишь для мужа и сестры, а когда подросла их Мэри‑Роуз, то и для нее.

И Иан, и Роузмэри мечтали иметь много детей и очень печалились, что Бог подарил им лишь единственную дочь. Хотя Мэри‑Роуз была настолько славным ребенком и доставляла родителям столько радости, что им не приходилось много горевать.

Как раз в тот момент, когда Фиона размышляла о своей малышке‑племяннице, дверь в гостиную с шумом растворилась, и на пороге появилась Мэри‑Роуз.

– Тетя Фиона! – оживленно крикнула она. – Я нашла жимолость! Помнишь, ты говорила мне о ней? Только посмотри, я набрала целую корзинку!

Девочка кинулась к стоявшей у окна Фионе, не обращая ни малейшего внимания на незнакомого человека у камина. Фиона повернула голову.

Взглянув на племянницу, она, как обычно, умиленно улыбнулась. Малышка походила на ангелочка, только что спустившегося на землю с небес.

Иан Рэннок всегда говорил, что, когда увидел впервые Роузмэри за пианино в концертном зале, ему показалось, он повстречал ангела. Ему не верилось, что это божественное, хрупкое, маленькое создание могло извлекать столь удивительные звуки из такого большого инструмента. Мэри‑Роуз была плодом их любви.

Изящно сложенная, с небольшим круглым личиком и крупными голубыми глазами, она обладала густыми вьющимися волосами необыкновенного цвета: в такой оттенок окрашены небеса на горизонте в первых лучах рассвета.

Люди, видевшие Мэри‑Роуз впервые в жизни, непременно останавливались и смотрели ей вслед, если она проходила мимо по улице. Фиона заметила, что и на лице мистера Мак Кейта отразилось искреннее восхищение.

– Умница ты моя! – воскликнула Фиона, беря корзину из рук девочки. – А теперь мне хотелось бы, чтобы ты поздоровалась с нашим гостем. Джентльменом, который приехал из самой Шотландии, чтобы встретиться с тобой.

В ясных глазах Мэри‑Роуз промелькнуло удивление. Она посмотрела на Мак Кейта и направилась к нему.

Сделав небольшой реверанс, девочка протянула изящную маленькую руку.

– Извините меня. Я не заметила вас, когда вошла в гостиную, – вежливо сказала она. – Я так обрадовалась, что нашла жимолость для тети Фионы! Ей давно нужны были эти цветки для приготовления волшебного отвара из растений.

Мистер Мак Кейт учтиво поднялся со стула и пожал хрупкую детскую ручку.

– Волшебный отвар? – переспросил он. – А что это такое?

– Это специальное зелье, которое помогает больным людям выздороветь! Некоторые из соседей считают, что наша тетя Фиона – белая ведьма!

Мэри‑Роуз рассмеялась и ее ангельское личико озарилось светлым сиянием. Теперь она еще больше походила на неземное создание.

Фиона вздохнула.

– Мистер Мак Кейт, моя дорогая, хочет, чтобы мы с тобой отправились с ним в Шотландию. Тебе предстоит познакомиться с твоим дядей, герцогом Стрэтрэннока.

– Этот дядя – брат моего папы, верно? – растерянно спросила Мэри‑Роуз.

– Верно, – спокойно ответил мистер Мак Кейт.

– Я многое знаю о дяде Эйдене, – оживленно защебетала девочка. – Он живет в большом замке, в котором папа играл, когда был маленьким мальчиком. Замок окружают башни. В них представители рода Рзнноков сражались со злобными врагами, мечтавшими украсть их коров и овец.

Фиона удивленно моргнула.

– Тебе об этом рассказывала мама?

– Нет, папа, – ответила девочка. – Когда мы оставались с ним вдвоем, он всегда заговаривал со мной о Шотландии и о своем доме. А еще о том, чем занимался, когда был в таком возрасте, как я.

Фиона сразу все поняла.

Иану было просто необходимо делиться с кем‑то воспоминаниями о родных краях, о детстве, о том, что он любил и помнил.

Роузмэри болезненно восприняла бы подобные откровения: стала бы винить себя в лишении мужа родины и семьи. Поэтому Иан разговаривал о Шотландии с маленькой дочерью. До настоящего момента Фиона даже не догадывалась об этом.

– Уверен, Мэри‑Роуз, вам будет интересно собственными глазами увидеть замок, в котором жил когда‑то ваш папа, в котором рос и играл, – сказал мистер Мак Кейт. – Вы познакомитесь с людьми, знавшими вашего папу ребенком, любившими его.

– Мы действительно поедем в Шотландию? – спросила девочка.

– А вам бы хотелось?

– Это было бы очень интересно! Но без тети Фионы я не могу отправляться в такое путешествие.

– Она поедет с вами, и вы обе будете жить в замке Рэннок, – успокоил девочку мистер Мак Кейт.

Он сказал это уверенно и убедительно, но что‑то едва уловимое в его тоне заставило Фиону насторожиться. Ей показалось, от нее что‑то утаивают.

«Я не позволю герцогу забрать у меня Мэри‑Роуз», – встревоженно подумала она.

Упоминание об этом человеке всегда вызывало в ее душе лишь ненависть. Это чувство давно жило в ней, а сейчас только обострилось.

– Дядя Эйден похож на папу? – бесхитростно полюбопытствовала Мэри‑Роуз.

– Полагаю, вы увидите сходство, – ответил мистер Мак Кейт. – Но его светлость на несколько лет старше вашего, папы и никогда не был счастлив в жизни.

– Почему? – удивилась Мэри‑Роуз.

– Наверное, потому что у него нет такой замечательной дочери, как вы, – с немного грустной улыбкой сказал мистер Мак Кейт.

– Это означает, что он одинокий, – с видом мудрой совы заметила девочка. – Мама всегда говорила, что к одиноким людям следует относиться с особым великодушием и вниманием. У нас в деревне есть такой человек. Это бедняга мистер Бенсон. Его жена умерла, а сына убили в бою.

– В таком случае, надеюсь, вы будете добры к дяде, – сказал мистер Мак Кейт.

– Я постараюсь, – пообещала Мэри‑Роуз. – Как интересно посмотреть на высокие стены и башни замка, о котором рассказывал папа! А они все еще… все еще там?

Она спросила об этом осторожно, боясь получить отрицательный ответ. Но мистер Мак Кейт заверил ее, что стены и башни стоят на месте. Впоследствии Фиона при всем своем желании не могла вспомнить те чувства, которые испытывала, когда собирала вещи, когда прощалась с домом. В тот момент, ей казалось, что она видит сон.

Дом этот считался ее постоянным пристанищем на протяжении последних пяти лет, здесь она собиралась прожить неопределенно долгое время, воспитывая Мэри‑Роуз.

Их отец скончался, когда Фионе было всего шестнадцать лет.

Мать они с Роузмэри потеряли еще в раннем детстве. А отец после ее смерти так и не пришел в себя: девочки больше никогда не видели его таким же веселым и жизнерадостным, как раньше.

Он женился второй раз, будучи в солидном возрасте. Первая супруга по состоянию здоровья не смогла подарить ему детей.

В своих красавицах‑дочерях он души не чаял, но страдал серьезной болезнью. Для того чтобы покупать прописанные ему врачами лекарства и специальную пищу, Роузмэри и играла на пианино перед публикой в концертном зале.

Она выступила лишь четыре раза до встречи с Ианом, но уже после первого концерта, прошедшего невероятно успешно, заработала так много денег, что обеспечила отцу сравнительно нормальную жизнь до самой смерти.

После кончины родителя Фионе не оставалось ничего другого, как переехать в дом сестры.

Она боялась, что Иану это не понравится, что он не захочет появления в их счастливом семействе четвертого человека, и с самого начала вела себя очень тактично и скромно. А когда чувствовала, что зять с сестрой хотят побыть наедине, предупредительно удалялась. Поэтому все складывалось вполне благополучно.

Няня, ухаживавшая за Мэри‑Роуз, когда девочка была совсем крошкой, ушла от них, ее место заняла Фиона. Она стала для племянницы и воспитательницей, и гувернанткой.

– Ты можешь научить ее музыке, – говорила Фиона сестре. – А Иан – ботанике: он знает о деревьях, цветах и вообще о мире растений больше, чем кто бы то ни был! Обо всем остальном позабочусь я.

Их отец отличался исключительной эрудированностью. Обе его дочери получили хорошее образование. Поэтому Фиона вполне могла учить маленькую девочку разным наукам. Мэри‑Роуз обладала быстрым и пытливым умом и хорошо усваивала уроки.

Вскоре после начала занятий Фиона поняла удивительную вещь: мышление Мэри‑Роуз не менее оригинально и поразительно, чем внешние данные.

Фиона нередко размышляла над неординарностью племянницы и постоянно приходила к одному и тому же выводу: одаренность Мэри‑Роуз отнюдь не счастливая случайность, она возникла как закономерный результат безумной любви ее сестры и зятя.

Девочка воспринимала окружающий мир с неповторимой радостью и стремилась поделиться своими восторженными эмоциями с другими. Мать с раннего детства учила ее быть чуткой и сострадательной по отношению к людям, и она с удовольствием внимала ее словам.

«И как подобный герцогу человек может стать попечителем столь божественного создания, как Мэри‑Роуз?» – еще и еще раз спрашивала у себя Фиона.

Она упаковала все вещи, которые представляли огромную ценность для Роузмэри, в том числе несколько религиозных книг, – они всегда лежали возле ее кровати. А также картину с изображением ангелов, играющих с младенцем Иисусом, что висела над кроваткой Мэри‑Роуз.

Фиона не имела представления о том, какой религии придерживаются люди в Шотландии, но думала почему‑то, что их церковные традиции – мрачные, холодные и жесткие. Воображая себе, что ее ждет впереди, она содрогалась от страха и беспомощности.

Мэри‑Роуз же, напротив, не могла дождаться многообещающей поездки. Ей не терпелось увидеть Шотландию и старинный замок, безгранично любимый ее покойным отцом. Девочка буквально засыпала мистера Мак Кейта вопросами, поражая его своими обширными познаниями и невероятной человечностью, – именно так она относилась к окружающему миру, ко всему, о чем рассуждала.

Бетси категорически отказалась ехать с ними, заявив, что будет присматривать за домом. Фиона вздохнула с облегчением: в этом случае она не должна была прощаться с полюбившимся гнездышком навсегда.

Дом Иана принадлежал сейчас Мэри‑Роуз, но для Фионы, унаследовавшей от отца весьма небольшую сумму, искать новую работницу было слишком накладно.

Лорд Иан имел очень немного денег – все его состояние представляло собой наследство, оставленное ему бабушкой.

Когда он женился на Роузмэри, его отец, естественно, лишил его финансовой поддержки.

В связи с этим иногда семья Иана едва сводила концы с концами. Но ни Роузмэри, ни Иан не жаловались на судьбу и с достоинством переживали любые невзгоды.

Фиона представляла себе, как разительно отличается от их скромного дома жилье герцога, и ей казалось, она будет не в состоянии соблюдать в общении с ним элементарные правила приличия.

Но сдаваться, отказываться от сопровождения племянницы отнюдь не собиралась.

Ее душу терзала тревога, вся ее сущность противилась намерениям герцога перевезти столь нежное и необыкновенное создание, как Мэри‑Роуз, с теплого доброго Юга на Север, холодный, с жестокими правилами и беспощадными, неумолимыми жителями.

– Если нам там покажется невыносимым, – сказала вслух Фиона, обращаясь к самой себе, – то я заберу девочку и уеду. Пусть герцог думает что угодно. Пусть заводит судебные разбирательства, доказывает, что именно он должен быть попечителем Мэри‑Роуз. Наверняка на это уйдут годы. И потом вполне возможно, что никто не станет преследовать человека в Англии за невыполнение шотландских законов.

Она с удовольствием проконсультировалась бы по этому вопросу с опытным адвокатом до отъезда в Шотландию, но не имела такой возможности: мистер Мак Кейт, хоть и вел себя весьма учтиво и вежливо, желал как можно скорее отправиться в обратный путь.

– По крайней мере собраться я имею право! Подождет! – проворчала себе под нос Фиона и с достоинством приподняла подбородок.

Тем не менее его присутствие действовало на нее угнетающе. Он безмолвно подгонял ее, в то время как она жаждала максимально продлить период сборов.

Вообще‑то мистер Мак Кейт был человеком очень воспитанным, тактичным, умным и даже милым.

Вечерами, когда Мэри‑Роуз уже ложилась спать, они беседовали в гостиной. Фиона не могла не отметить, что ей с ним интересно и что он умеет слушать и способен понимать чувства и настроение собеседника.

– Я прекрасно сознаю, что вам трудно принять то, что происходит, мисс Уиндхэм, – сказал однажды мистер Мак Кейт своим обычным спокойным тоном. – Но подумайте о девочке. То положение, которое она займет в Шотландии – положение наследницы герцога, – это почти то же самое, как если бы ей выпала честь являться старшей дочерью короля Англии.

Фиона с интересом взглянула ему в глаза, и он продолжил:

– Герцог в Шотландии – а звание герцога Стрэтрэннока особенно почетно – это глава целого клана. Он управляет огромными владениями и проживающими на его территории людьми как настоящий король.

– Я слышала об этом, – пробормотала Фиона.

– Насколько вам известно, – продолжил мистер Мак Кейт, – замок расположен на границе. Его возвели сотни лет назад для защиты от англичан. Это шотландский двойник замка Альнвик в Нортумберленде.

Мистер Мак Кейт улыбнулся.

– К тому же герцог владеет несколькими участками земли в других частях Шотландии. Он обладает значительным влиянием, пользуется большим уважением у всего шотландского народа.

– Вероятно, герцог очень богат, – заметила Фиона. Мистер Мак Кейт промолчал. Он прекрасно понял, на что намекает его собеседница: ковры и занавески в доме, где жил лорд Иан, были изношенными, две лошадки, стоявшие в конюшне, – дряхлыми, а экипаж, которым пользовались когда‑то он и его супруга, – безбожно устаревшим.

Выдержав паузу, мистер Мак Кейт вновь заговорил:

– Младшим сыновьям всегда приходится труднее в жизни, мисс Уиндхэм. Я убедился в этом на собственном опыте, ведь когда‑то был одним из них.

– Но это несправедливо! – горячо воскликнула Фиона.

– Меня тоже всегда возмущает несправедливость, поверьте, мисс Уиндхэм, – признался Мак Кейт, тихо и печально усмехаясь. – Поэтому прошу вас: приберегите свой гнев для герцога, я все равно не в состоянии ответить вам за нанесенные лорду Иану оскорбления.

– Именно это я и собираюсь сделать! – ответила Фиона, сверкая глазами.

Только в день отъезда мистер Мак Кейт сообщил Фионе, что они должны направиться к ближайшей железнодорожной станции, которая находилась на удалении пятнадцати миль от дома. Там их ждал личный поезд герцога. Он был прислан специально за ними.

– Личный поезд? – переспросила Фиона.

– Игрушка сравнительно недавно придуманная, – с оттенком цинизма в голосе сказал мистер Мак Кейт. – По мнению герцога, иметь подобную невероятно важно: во‑первых, для личного удобства, во‑вторых, для поддержания личного престижа в глазах окружающих.

Прибыв на станцию и увидев поезд, Фиона пришла в замешательство, Мэри‑Роуз же – в неподдельный восторг.

Покрытый белой краской, с изображением герба рода Рэнноков на локомотиве, поезд действительно больше походил на игрушку.

В нем работала команда проводников. Все они были одеты в форменные ливреи прислуги Рэнноков. А достигнув Севера, к немалому удовольствию Мэри‑Роуз, переоделись в килты – юбки из клетчатой шерстяной материи – тартана.

В вагонах были установлены мягкие кресла, а в спальных отделениях – удобные кровати.

– Папа никогда не рассказывал мне про этот красивый поезд, – заметила Мэри‑Роуз.

– Он новый, – пояснила Фиона. – Когда твой папа был маленьким мальчиком, ему приходилось путешествовать на Юг в экипажах, запряженных обычными лошадьми. Такая дорога сильно выматывала, а он очень уставал, когда прибывал наконец в Англию.

– Как было бы здорово, если бы папа ехал сейчас с нами в этом вот поезде! – мечтательно произнесла Мэри‑Роуз. – Вообще‑то сейчас он на небесах, но скорее всего видит меня и радуется вместе со мной.

– Не сомневаюсь в этом, – ответила Фиона. – А теперь, моя дорогая, прочти вечернюю молитву и постарайся заснуть. Завтра будешь смотреть в окошко. Увидишь много интересного.

Фиона присела на край кровати, а Мэри‑Роуз встала на колени и сложила ладони перед собой.

Девочка всегда молилась перед сном. Этому научила ее мать, как только малышка заговорила.

Дочитав слова молитвы до конца, она добавила:

– Спасибо тебе, Господи, что послал меня на этом чудесном поезде в красивый замок, в котором мой папа играл, когда был маленьким мальчиком. Скажи, пожалуйста, моему папе, чтобы смотрел на меня с небес. Если я пропущу что‑нибудь интересное, то пусть он напомнит мне об этом.

Произнеся «аминь», девочка улеглась на кровати, а Фиона, пытаясь сдержать навернувшиеся на глаза слезы, накрыла ее одеялом и поцеловала в нежную щечку.

Несмотря на то, что Роузмэри была намного старше Фиомы, их связывали доверительные, очень теплые отношения. Сестры секретничали друг с другом, делились внутренними переживаниями.

Назвать дочь Мэри‑Роуз решил Иан. Просто переставил местами составные части имени Роузмэри.

– Она – маленькая копия тебя, любимая моя, – сказал он жене перед крестинами дочери. – Как бы мы ни назвали ее, для меня наша малышка всегда будет второй Роузмэри.

– Если бы она была мальчиком, ее имя было бы Иан, – прошептала ему в ответ Роузмэри, – потому что человек, которого так зовут, может быть только честным и прекрасным. Только таким.

– Мне в голову пришла потрясающая мысль! – воскликнул Иан. – Две Роузмэри в доме – это слишком запутанно. Мы дадим ей имя Мэри‑Роуз!

Роузмэри восторженно хлопнула в ладоши.

– Отличная идея! Какой ты у меня умный! – вскрикнула она. – Милый мой, только ты должен пообещать мне кое‑что: скажи, что не будешь любить ее больше, чем меня, а то я заревную.

– Думаешь, это возможно? Ты для меня – земля, небо, воздух, вся вселенная! Если наша девочка, когда вырастет, найдет такое же счастье, какое повстречали мы с тобой, нам больше нечего для нее желать.

Когда во время совершения обряда крещения священник поднял маленькую Мэри‑Роуз и осенил ее крестным знамением, Фионе показалось, где‑то наверху замерли от умиления и восторга невидимые божественные создания.

Мэри‑Роуз улыбалась святому отцу. Создавалось такое впечатление, будто каждая минута священного таинства доставляла крошке наслаждение.

– Нет сомнений в одном, – сказал кто‑то из гостей, собравшихся после церкви дома у Иана и Роузмэри. – Сегодня из вашей малышки не вышла ни капля дьявольских сил, если они в ней вообще имеются.

– В небольшом количестве это необходимо каждой женщине, – улыбаясь, заявил Иан. – Если она хочет выжить в этом мире!

Фионе было тогда всего тринадцать, и она ровным счетом ничего не поняла, а ее отец, который тоже присутствовал при обряде крещения, добродушно усмехнулся.

– Это верно! Слишком положительные и кроткие женщины быстро надоедают. Мужчине время от времени необходимо устраивать встряску. Уверен, что моя внучка, когда вырастет, сообразит, как надо себя вести!

– Какой вздор! – запротестовала Роузмэри. – Она выглядит как сущий ангелочек и, когда повзрослеет, станет такой… как я!

Все рассмеялись тогда, а Фиона лишь спустя несколько лет поняла, что и в ней, и в ее сестре живет частичка дьявола.

В Роузмэри она проявлялась крайне редко, потому, наверное, что счастье с Ианом затмевало для нее все невзгоды. А в Фионе, не терпевшей несправедливость, бывало, вспыхивала ярким пламенем.

Однажды в детстве ей довелось увидеть, как один из соседских мальчишек издевается над собакой. Несмотря на то, что он был крупнее и старше, она бесстрашно схватила палку и набросилась на него. Испугавшись, мальчишка оставил несчастного пса и пустился наутек.

Направляясь в красивом поезде в Шотландию, Фиона напомнила себе о той частичке дьявола, что жила в ней, и о том, что должна держать себя в руках. Но высказать герцогу хотя бы самую малость она считала своим долгом.

«Он невероятно богат, у него замок в Шотландии, имения в других частях страны и личный поезд. А его брат был вынужден трястись над каждым пенни! Это несправедливо!» – думала она, прищуривая глаза.

Несправедливо!

Несправедливо!

Ей почудилось, колеса поезда уловили ее мысли и принялись стучать им в такт.

Несправедливо!

Глава вторая

– Примерно через двадцать минут мы прибудем на станцию Рэннок, – объявил мистер Мак Кейт.

Фиона вздрогнула и почувствовала, что ее сердце бешено заколотилось. Это вызывало в ней раздражение, но она ничего не могла с собой поделать.

Разве можно так безумно нервничать из‑за герцога, которого я всю жизнь презираю? – спрашивала сама у себя Фиона, но ответа не находила.

Несмотря ни на что, путешествие доставило им немалое удовольствие. В особенности Мэри‑Роуз.

Девочка без устали носилась по вагонам, забавляясь и звонко хохоча.

Фиона читала, что такое возможно не во всех поездах. А только в новейших. Королева, например, решилась отказаться от своего старого королевского поезда лишь в прошлом году. Теперь она ездила на небольшом новом, в котором все вагоны были соединены друг с другом, – гораздо более удобном во многих отношениях.

Теперь фрейлинам не приходилось выстраиваться на перроне полукругом, чтобы загораживать ее величество во время выхода из поезда. Раньше при этом непременно оголялась значительная часть королевских ножек. Это доставляло всем массу неудобств.

Для Мэри‑Роуз бегать из одного конца поезда в другой казалось занятием невероятно увлекательным. Вдоволь насладившись своей своеобразной игрой, она подошла к Фионе и, тяжело дыша, воскликнула:

– Мы приедем уже очень скоро, тетя Фиона!

– Я только что хотела напомнить тебе об этом, – улыбаясь, ответила Фиона.

– Мне не хочется расставаться с этим красивым поездом, – сказала Мэри‑Роуз. – Зато скоро я увижу замок!

Замок занимал все мысли девочки, а мистер Мак Кейт старательно и увлеченно поддерживал ее интерес: рассказывает об истории замка, о многочисленных боях, проведенных Рэнноками в прошлом, о красотах и особенностях этого удивительного места.

Прошлым вечером, когда Фиона укладывала племянницу в кровать, девочка неожиданно спросила у нее:

– А если бы мой папа был жив, он тоже стал бы герцогом?

– Только при одном условии: если бы у твоего дяди не появились дети, – ответила Фиона.

– А почему у дяди Эйдена еще нет детей? – поинтересовалась Мэри‑Роуз.

Фиона задумалась. Объяснить ребенку положение вещей оказалось для нее затруднительным, но говорить не правду тоже не хотелось.

– У твоего дяди в настоящий момент нет жены.

– А если он женится и у него появится маленькая дочка, такая, как я, то я перестану быть его наследницей, – не по‑детски рассудительно сказала Мэри‑Роуз.

По‑видимому, это мистер Мак Кейт навел девочку на подобные размышления. С его стороны было не очень осмотрительно тревожить ребенка разговорами о предстоящих проблемах.

Хотя, скорее всего, проводя беседы с Мэри‑Роуз, он желал лишь подготовить ее к новой жизни.

Фиона не могла отделаться от чувства жгучей обиды за зятя. Как бы радовался Иан, как смаковал бы каждую минуту, если бы ехал сейчас в замок вместе со своей дочкой! Бедняга так и ушел из этой жизни, не дождавшись счастливого дня.

Несмотря на всю злобу и ненависть к герцогу, Фиона твердила себе, что должна держать эмоции при себе. Теперь ей следовало думать лишь о счастье и будущем Мэри‑Роуз. Это было главным.

Она намеревалась остаться с девочкой в замке, считала это своим святым долгом. Доверять ее людям герцога не стоило ни при каких обстоятельствах.

«Если я буду дерзкой и несговорчивой, тогда герцог быстро выставит меня за ворота своего роскошного замка, – подумала Фиона. – Я должна вести себя осторожно. В то же время У меня нет ни малейшего желания заглядывать ему в рот и низкопоклонничать перед ним».

Она расправила ладонью вьющиеся шелковистые волосы Мэри‑Роуз, надела ей на голову чепец. Голубые ленты, завязывавшиеся под подбородком, красиво подчеркивали цвет глаз девочки.

Поверх длинного белого платья Фиона надела на Мэри‑Роуз синее пальто. С удовлетворением оглядев племянницу, она улыбнулась, размышляя, оценит ли герцог красоту маленькой дочери Иана.

Ей казалось, в своих одеждах, несмотря на их простоту, они будут выглядеть среди сдержанных шотландцев существами из другого мира.

В дамских журналах она не раз видела картинки с изображением шотландок. Выражения их лиц отличались сдержанностью, платья были сшиты из тяжелых шерстяных материи неизменно скучных коричнево‑серых расцветок. Вообще‑то, если бы она даже хотела одеться так же, то не смогла бы себе этого позволить.

Сборы в дорогу потребовали некоторых затрат. Все оставшиеся деньги ей пришлось вложить в банк: из них Бетси должна была регулярно получать зарплату.

Старого садовника, верно и старательно служившего ее сестре и зятю с самой их свадьбы, тоже пришлось оставить в доме.

Ему было почти семьдесят. Лишившись этой работы, он уже вряд ли нашел бы новую. Фиона не могла обойтись с ним столь безжалостно.

Когда она объявила ему, что он должен будет продолжать помогать Бетси присматривать за хозяйством и, естественно, получать за это зарплату, старик вздохнул с облегчением. Его морщинистое доброе лицо просияло.

Итак, в данный момент Фиона и думать не могла о новых нарядах.

«Ничего, – размышляла она, гордо вскидывая голову, – герцог потерпит меня и в южных платьях. А если они ему придутся не по вкусу… Пусть не смотрит на меня!»

Так как Фиона и Роузмэри были примерно одинакового телосложения, Фиона после смерти сестры стала носить ее одежду.

Это ей нравилось. Надевая какое‑нибудь из любимых платьев Роузмэри, она словно чувствовала ее тепло, будто слышала ее голос. Ей казалось, сестра вот‑вот войдет в комнату и заговорит с ней.

Лорд Иан не переставал восхищаться неподдельной женственностью своей супруги.

Волосы Роузмэри были светлыми, а глаза голубыми, как у их дочери, и он обожал видеть ее в чем‑нибудь белом или нежно‑голубом. По его мнению, в таких нарядах она выглядела как фея из доброй сказки.

Застегивая пуговицы аккуратного бархатного пальто, Фиона думала о сестре. Под пальто на ней было красивое платье, украшенное каскадом рюш на задней части юбки и большим сатиновым бантом.

Неожиданно поймав на себе оценивающий взгляд мистера Мак Кейта, Фиона поняла: он представляет себе, как воспримет ее герцог.

Когда поезд начал замедлять ход, она повернулась к Мак Кейту и спокойно спросила:

– Вы сообщили его светлости, что Мэри‑Роуз едет в замок не одна, а со мной?

Мистер Мак Кейт ответил не сразу.

– Я не собираюсь признавать, что поступил подобным образом из трусости, – медленно заговорил он, и в его глазах запрыгали огоньки. – Но всегда считал, что гораздо мудрее не торопить события, если это грозит неприятностями.

– Так значит, вот чего вы ожидаете? – Фиона удивленно уставилась на него.

– Понимаете, его светлость полагает, что его племянница едет в Шотландию в сопровождении няни или гувернантки, – спокойно пояснил Мак Кейт.

– Тогда вы должны сообщить ему, что я для Мэри‑Роуз – и няня, и гувернантка, – выпалила Фиона.

Он внимательно и многозначительно осмотрел шляпку на ее голове, украшенную бутончиками роз, и по выражению его глаз Фиона поняла: она, по его мнению, не выглядела ни как гувернантка, ни как няня.

«Что бы ни говорил этот хитрец, – решила про себя Фиона, – я знаю, почему он не известил герцога о моем приезде: из обыкновенного страха!»

Она слегка приподняла подбородок, вспоминая, что Уиндхэмы ни при каких обстоятельствах не превращались в трусов.

– Мы приехали! Приехали! – восторженно заверещала Мэри‑Роуз, подпрыгивая и звонко хлопая в ладоши.

Поезд приблизился к небольшой станции и замедлил ход. Мистер Мак Кейт сообщил девочке, что станция эта была построена специально для герцога и жителей замка.

С главной железнодорожной ветки они свернули примерно час назад, потом ехали по сельской местности, любуясь красивой нетронутой природой. Места эти, по словам мистера Мак Кейта, назывались Приграничной территорией.

Глядя в окно, Фиона загрустила.

– Сколько народу здесь полегло? На этом куске земли, прилегающем к границе между Шотландией и Англией? – размышляла она. – Все эти люди стали жертвами ненависти друг к другу, ненависти, которая, к сожалению, до сих пор тлеет в сердцах многих других англичан и шотландцев…

Так и старый герцог, написав ответное письмо сыну, основной причиной своего категорического протеста назвал английское происхождение Роузмэри. «Презренная англичанка», так он отозвался о будущей жене Иана.

«Наверное, для нынешнего герцога это тоже является преступлением, – с вздохом подумала Фиона. – Если же шотландцы смотрят на англичан как на заклятых врагов, – решила она, – то пусть знают: мы их воспринимаем точно так же».

В 1138 году замок Альнвик, защищавший английскую сторону при границе, был вынужден сдаться Давиду, королю Шотландии.

Фиона прекрасно помнила эту дату: о трагическом событии ей не раз рассказывал отец, который по‑своему являлся фанатичным патриотом Англии. Наверное, покойный герцог отличался не менее страстной любовью и преданностью, но к своей Шотландии.

Ей было неприятно вспоминать о том, что шотландские войска вышли победителями из Битвы Штандартов. Она подозревала, что это событие каждый год отмечается в замке Рэннок.

Из поколения в поколение армии Англии и Шотландии вели кровопролитные войны. Даже во времена затишья война продолжалась – в неуемных душах противников.

Поезд остановился, и сквозь окно Фиона увидела людей в килтах. Они стояли на платформе в ожидании, готовые встретить прибывших.

Зелено‑синие с красными полосами тартаны являлись родовыми одеждами представителей Рэнноков. Головы людей покрывали национальные боннеты – мягкие шотландские шапочки без полей, похожие на береты, – украшенные черными перьями.

Мэри‑Роуз молча вложила ручку в ладонь Фионы. Это означало, что девочка настолько взволнована и возбуждена, что не в состоянии разговаривать.

Мистер Мак Кейт поднялся с кресла, и когда все трое прошли к двери вагона, Фиона обратилась к нему:

– Наверное, вам следует выйти первым. Насколько я поняла, нас встречают.

– Почти все из прибывших – прислуга, – спокойно сказал Мак Кейт. – Но приехали и некоторые представители клана. По всей вероятности, им не хватило терпения, чтобы ждать Мэри‑Роуз в замке.

Он протянул руку девочке.

– Пойдемте со мной. Сейчас вы познакомитесь с людьми, которые носят такую же фамилию, как у вас. Многие из них знали и любили вашего папу, когда он был маленьким мальчиком.

Мэри‑Роуз, никогда не смущавшаяся, с удовольствием согласилась.

Они сошли на платформу, и мистер Мак Кейт поднял девочку на руки.

Со стороны толпы шотландцев, явившихся сюда, чтобы поглазеть на маленькую Мэри‑Роуз, послышались приветственные возгласы.

Мистер Мак Кейт опустил Мэри‑Роуз на землю, взял за руку и принялся знакомить ее со слугами более преклонного возраста.

– Это Дональд, – донесся до Фионы его голос. – Он – слуга вождя, один из наиболее верных и исполнительных людей его светлости. От него вы можете узнать историю о том, как ваш папа, будучи по возрасту таким, как вы, поймал своего первого лосося.

Здесь присутствовали смотрители, лесники, охотники и многие другие. Мэри‑Роуз жала каждому из них руку, и в глазах некоторых пожилых мужчин, как показалось Фионе, появлялись слезы. Это насторожило ее.

Через несколько минут все двинулись в сторону открытых экипажей, которые стояли на некотором удалении от станции. Фиона не могла не признать, что природа в здешних местах отличается невероятной живописностью.

Вдали красовались сосновые леса. Поросшие вереском поля изрезали извилистые серебряные речушки, и хотя вереск в это время года еще не стал багряным, пейзаж, несомненно, был шотландским.

На горизонте темнели горы, хотя их очертания казались размытыми из‑за нависавшего над ними белого тумана.

Фиона хотела было спросить у мистера Мак Кейта, как назывались эти горы, чтобы позднее отыскать их на карте, но Мэри‑Роуз болтала беспрестанно, засыпая Мак Кейта вопросами, и она решила не перебивать девочку.

Не было ничего удивительного в том, что Мэри‑Роуз вела себя так оживленно: когда их экипаж проезжал по встречавшимся на пути маленьким деревушкам, их жители высыпали из домов, выстраивались в длинные линии вдоль дороги, радостно размахивали руками и приветствовали их.

Фионе восторг людей, встречавших ее маленькую племянницу, казался странным и удивительным. Она вопросительно взглянула на мистера Мак Кейта, и тот с удовольствием все объяснил:

– Мы едем по земле Рэнноков. Полагаю, здесь всем известно о том, кто приехал сегодня. Лорд Иан пользовался популярностью у местных людей. Наверное, его любили все без исключения.

Фиона поджала губы, пытаясь не выдать ему той язвительной реплики, которая мгновенно пришла ей на ум и так и крутилась на языке.

Неожиданно раздался восхищенный возглас Мэри‑Роуз, и Фиона резко повернула голову. На горизонте показался величественный замок.

Она всегда представляла его красивым, но даже не думала, что он настолько большой и потрясающий.

Ей вдруг стало понятно, почему Иан так страстно любил это место, почему до конца своих дней так и не смог забыть о нем.

Первый лорд из клана Рэнноков начал возводить замок в 1030 году. Продолжил строительство его сын, а впоследствии – внук. Все они посвятили свои жизни борьбе с англичанами.

Непрекращающаяся война – Фиона знала это из учебников по истории – к 1300 году привела к тому, что население на приграничных территориях значительно уменьшилось. Тем не менее шотландцев насчитывалось больше. Эдуард третий – король Англии, находившийся в тот период у престола, направил многочисленную армию, собранную со всей страны, к северной границе.

Англичане стали одерживать победы и в конце концов захватили в плен короля Шотландии – Давида, заполнили страну неприятеля, сожгли несколько шотландских городов, в том числе Эдинбург, и опустошили обширные территории этой земли.

Шотландцы во главе с Рэнноком, жаждущим отомстить за пережитые страдания, разорили в свою очередь Нортумберленд, и война на границе Англии с Шотландией продолжилась.

Фиона знала, что замок, к которому они приближались, был когда‑то прибежищем всех тех, кто жил на прилегавших к нему землях.

Она слышала, как мистер Мак Кейт рассказывал Мэри‑Роуз, что и в нынешние времена граница охраняется наблюдателями. Если кто‑нибудь из них замечает приближающихся английских воинов, то тут же подключает систему сигнальных огней.

Огни эти служили предупредительным знаком для людей. Завидев их, они собирали все необходимое и бежали целыми семьями, ведя за собой домашних животных, за надежные стены замка.

Когда экипаж подвез их ближе, Фиона увидела мощную стену, окружающую территорию замка, и представила себе, какой надежной и спасительной она кажется тем, кто мечтает найти защиту.

Мощные башни, встроенные в стену, находились на равном удалении друг от друга. В них не было окон, лишь маленькие треугольные отверстия – для стрел лучников.

Первоначально замок был окружен еще и глубоким рвом, наполненным водой. Но теперь от него осталась лишь небольшая часть с северной стороны. Об этом рассказал Фионе мистер Мак Кейт.

– Мы въедем вовнутрь через средние ворота, – сказал он, когда экипаж подвез их еще ближе. – Оттуда до той части замка, где живет герцог, добираться удобнее всего.

– Какой же огромный этот замок! – восторженно закричала Мэри‑Роуз.

– Я ведь объяснял вам, что он просто должен быть таким, чтобы в случае опасности вместить в себя весь свой народ, – сказал мистер Мак Кейт.

Въехав в ворота и оказавшись за высокой стеной, они увидели просторный участок ухоженной земли, поросшей шелковистой травой.

– Когда люди, ищущие убежища, проникали сюда и успокаивались, понимая, что здесь их защитят воины, – продолжил мистер Мак Кейт, обращаясь к Мэри‑Роуз, – они располагались лагерем на этой вот земле. Только взгляните на эту траву! За ней хорошо ухаживают.

Мэри‑Роуз взволнованно крутила головой, когда Мак Кейт указывал ей на башни: Часовую, Сокольничью, Боковую и башню Коннетабль.

Теперь они приближались к самому замку, расположенному в центре. Свинцовые статуи, украшавшие его, красиво блестели на солнце.

Въехав в другие ворота, расположенные между двумя высокими башнями, они остановились у основания лестницы, ведущей к огромной дубовой двери.

Завидев приближавшийся экипаж, слуги в килтах и камзолах с блестящими пуговицами с изображением фамильного герба хозяев торопливо постелили на лестницу красную ковровую дорожку. Потом все они выстроились по обеим сторонам на каждой из ступеней.

Наверху прямо перед дверью появился блистательный дворецкий. Когда мистер Мак Кейт и Мэри‑Роуз поднялись по лестнице и приблизились к нему, он радушно улыбнулся и воскликнул зычным голосом:

– С возвращением домой, сэр! А вам, мисс Мэри‑Роуз, добро пожаловать! Мы все несказанно рады!

– Большое спасибо, – ответила Мэри‑Роуз, протягивая ручку.

Он был явно тронут ее жестом: бережно взял маленькую руку девочки и низко склонил голову.

Мистер Мак Кейт провел Мэри‑Роуз вовнутрь, и они пошли вверх по широким каменным ступеням. Лестница была украшена рогами оленей и изорванными флагами, некогда принимавшими участие в страшных боях, а стены – палашами и мечами, которыми пользовались в былые времена.

Вокруг было столько интересного, что Фиону так и подмывало остановиться и начать внимательно разглядывать все, что ее окружает. Но она покорно шла вслед за Мак Кейтом и Мэри‑Роуз. Ее английское происхождение безмолвно напоминало о том, что здесь ей следует знать свое место.

Поднявшись наверх, они очутились на широкой площадке перед несколькими двойными дверьми из красного дерева.

Фиона вспомнила: Иан рассказывал ей, что в Шотландии все наиболее важные комнаты располагаются на втором этаже зданий. Поэтому она ничуть не удивилась, когда дворецкий, шедший впереди, распахнул центральные две двери и провозгласил своим громовым голосом, который прозвучал как настоящий горн:

– Мисс Мэри‑Роуз Рэннок, ваша светлость!

Мистер Мак Кейт отпустил руку девочки и легонько подтолкнул ее сзади, отступая в сторону. Мэри‑Роуз пошла вперед по направлению к мужчине, который находился в противоположном конце просторной комнаты.

Он стоял у красивого камина из резного камня, достигавшего потолка и являвшего собой идеальный фон для нынешнего хозяина замка.

Не особенно задумываясь над своими действиями, Фиона подошла к мистеру Мак Кейту и уставилась на герцога.

Она предполагала, что он выглядит эффектно, так как знала о его сходстве с красавцем младшим братом, но не ожидала увидеть в нем столько величия, стати и неподражаемого достоинства.

В килте с украшенным серебром спорраном на поясе он казался настоящим великаном. Как выяснилось позднее, его рост достигал шести футов трех дюймов.

Конечно, темными волосами и прямыми бровями, а также серым цветом глаз он походил на брата.

Но выражение его лица настолько отличалось от выражения лица лорда Иана, что если бы Фиона встретила его при других обстоятельствах, то вряд ли бы могла с уверенностью сказать, что видит брата своего зятя.

Герцог выглядел властным, повелительным и сдержанным, вернее, хладнокровным.

Ничто в его внешнем виде не говорило о присутствии в нем человеческого тепла. Фиона сразу подумала, что этот человек может вполне оказаться еще более жестоким и беспощадным, чем она ожидала.

Он стоял очень спокойно, невозмутимо глядя на приближающуюся девочку.

Фиона чувствовала, что в нем не вспыхнуло ни искорки добра. Его взгляд был исполнен цинизма, даже недовольства. Хотя, возможно, Фионе это только показалось.

Неожиданно тишину нарушил восторженный детский возглас:

– Вы действительно похожи на моего папу! – радостно с присущей ей непосредственностью объявила Мэри‑Роуз, подойдя к герцогу. – Теперь я это вижу! Он рассказывал мне, что когда вы оба были маленькими мальчиками, очень походили друг на друга.

Она выше подняла голову, чтобы лучше рассмотреть его.

– Этот замок просто огромный, дядя Эйден. Папа говорил мне, что когда вы были такими, как я, забирались на самые верхушки всех этих башен. И мне можно будет подниматься туда?

В голосе ребенка присутствовало нечто такое, что смогло чуть растопить холодность герцога. Он наклонился и протянул Мэри‑Роуз руку.

– Быть может, сначала поздороваемся, и ты позволишь мне показать тебе замок?

– Ой… извините, я забыла сделать реверанс, – пробормотала Мэри‑Роуз, отвешивая поклон.

Выпрямившись, она вложила ручку в ладонь герцога и звонко сообщила:

– Вам будет неудобно целовать меня, я ведь в чепце. Может, вы поднимете меня на руки?

При любых других обстоятельствах Фиона умерла бы со смеху, увидев, как вытянулось лицо герцога. Она была уверена, что он вовсе не собирался целовать при первой встрече свою маленькую племянницу.

Несколько неуклюже наклонившись, герцог поднял Мэри‑Роуз на руки.

Девочка доверчиво обхватила его шею и довольно заявила:

– Да, так лучше! А вы такой высокий, дядя Эйден! – Она поцеловала его в щеку.

– Наверное, я должен ответить, что ты очень маленькая, – словно пытаясь защититься, сказал герцог.

– Надеюсь, что скоро я вырасту, – воскликнула Мэри‑Роуз. – Вы ведь выросли!

– Верно, – согласился герцог.

Чувствуя себя неловко с ребенком на руках, он опустил племянницу на пол и повернулся к мистеру Мак Кейту.

– Рад вашему возвращению, Мак Кейт. У меня такое ощущение, что вы отсутствовали целую вечность. Для вас скопилось много работы.

– Я так и думал, ваша светлость, – ответил, склоняя голову, мистер Мак Кейт.

Он двинулся по направлению к герцогу, и Фиона пошла с ним.

Лишь только когда они ступили на коврик перед камином, его светлость впервые обратил внимание на ее присутствие. На его лице отразилось изумление.

– Кто эта…

– Позвольте представить вам мисс Фиону Уиндхэм, ваша светлость, – поспешно заговорил мистер Мак Кейт.

– Уиндхэм?

Голос герцога прозвучал резко и весьма недружелюбно.

– Я – тетя Мэри‑Роуз, – быстро пояснила Фиона и склонилась в реверансе.

Герцог вскинул брови.

– Вы посчитали, что обязаны сопровождать Девочку до самого замка?

– Больше это некому было поручить, – ответила Фиона. – Вы пожелали, чтобы с Мэри‑Роуз приехала няня или гувернантка, так сказал мистер Мак Кейт. Я являюсь для нее и няней и гувернанткой. Более того, нас с ней связывают родственные узы.

Ей показалось, в глазах герцога промелькнули раздражение и злоба.

– Мой брат нанял вас на обе эти должности?

Фиона почувствовала, что он намеренно пытается задеть ее достоинство.

– Ваш брат и моя сестра, ваша светлость, – ответила она ровным, невозмутимым голосом, – находились в весьма стесненном финансовом положении. Они не имели достаточных средств, чтобы нанимать много прислуги и воспитателей для дочери. А когда я переехала в их дом после смерти отца, то была только рада оказать им помощь. Стала ухаживать за Мэри‑Роуз и обучать ее.

У Фионы возникло ощущение, что ему трудно поверить в то, о чем она ведет речь.

– Вы намереваетесь остаться здесь? – спросил он таким тоном, который напугал бы кого угодно.

Фиона постаралась ничем не выдать своего смущения.

– Полагаю, Мэри‑Роуз непременно сама пожелает этого, – ответила она.

Девочка, которая до сих пор не слушала разговора взрослых, неожиданно вскинула голову, понимая, о чем они разговаривают.

– Дядя Эйден, я очень хочу, чтобы тетя Фиона осталась здесь со мной. Без нее мне будет плохо. Она многому учит меня, я так люблю с ней заниматься!

В голосе Мэри‑Роуз слышалась мольба. Герцог, не в состоянии сразу принять столь важное решение, ответил несколько цинично:

– В данный момент мы в любом случае будем обязаны поселить твою тетю в замке.

– Может, мне следует отвести мисс Уиндхэм и Мэри‑Роуз в их комнаты, ваша светлость? – спросил мистер Мак Кейт.

– Отличная мысль! – воскликнул герцог, кивая Мак Кейту. – Но вечером я, естественно, хочу опять встретиться со своей племянницей.

Он подчеркнуто не упомянул о Фионе, но она спокойно поклонилась ему и, привычным движением взяв девочку за руку, последовала за мистером Мак Кейтом.

Мэри‑Роуз, вспомнив о чем‑то, неожиданно остановилась, повернула голову и опять заговорила с герцогом:

– Дядя Эйден, вы покажете мне то место, где вы с папой прятались, если не хотели, чтобы вас кто‑нибудь нашел? Это башня, в которую вы однажды убежали от учителя. Папа сказал, она называется Сторожевой. Я тоже хочу на нее забраться.

Девочка захихикала.

– Наверное, было смешно. Мой папа рассказывал, что вы стояли на самом верху этой башни, а ваш учитель был слишком стареньким и не мог полезть за вами.

– Послушай меня внимательно, Мэри‑Роуз! – воскликнул герцог. – Имей в виду: это очень важно.

Его голос звучал строго и властно, и улыбка медленно исчезла с губ Мэри‑Роуз.

– Ты никогда – понимаешь меня? – никогда, ни при каких обстоятельствах не должна забираться на Сторожевую башню. Можешь играть где угодно: в замке, на прилежащей к нему земле, но только не там. В башню ходить опасно. Я собираюсь отремонтировать ее, но реконструктивные работы начались лишь недавно, поэтому тебе нельзя там появляться. Ты меня поняла?

Мэри‑Роуз вздохнула.

– Да, дядя Эйден, – ответила она. – Я все поняла. Но, быть может, я просто посмотрю на нее, на то место наверху, где вы стояли тогда? А вовнутрь входить не буду.

– Хорошо, – согласился герцог. – Но помни то, о чем я только что сказал. Кстати, твоей… тете тоже следует иметь это в виду.

Он не случайно сделал паузу перед словом «тетя». Просто ему не хотелось признавать существующее между ними родство. Фиона повернула голову.

– Я об этом не забуду, ваша светлость. Вы должны понять девочку: ее отец горячо любил свой дом и постоянно ей о нем рассказывал. На нее их беседы производили сильное впечатление.

Она думала, ее слова хотя бы немного смутят герцога, но он отреагировал на них совершенно по‑другому: окинул ее холодным, даже пренебрежительным взглядом.

Мэри‑Роуз сжала руку Фионы и задрала голову.

– Здесь столько интересного, правда же, тетя Фиона? Фиона кивнула, и они опять направились к выходу.

– А дядя Эйден действительно похож на папу, – продолжала щебетать девочка. – Только он старше и какой‑то сердитый!

В этот момент они уже достигли двери, но Мэри‑Роуз говорила, как обычно, громко, и Фиона не сомневалась, что ее слова достигли ушей герцога.

Она бы порадовалась, если бы данная ему девочкой характеристика расстроила его. Но он вряд ли придал ей особое значение.

Мистер Мак Кейт представил их преклонного возраста экономке, и та повела гостей к предназначавшимся для них комнатам, расположенным на том же этаже. Они долго шли по извилистому коридору.

Наверное, решила Фиона, подобный переход соединяет между собой сам замок и башни.

Комната, приготовленная для Мэри‑Роуз, была просторной и светлой. Войдя в нее, девочка захлопала от восторга в ладоши. Фиона понимала, что жилище, в котором должна была поселиться она, предназначалось для гувернантки, поэтому не удивилась, когда увидела, что по сравнению с детской, оно выглядело гораздо скромнее. Но ей понравилась эта довольно уютная комнатка. Из большого окна виднелся кусок величественной стены и покрытое вереском поле, простиравшееся за ней.

– Я пришлю одну из служанок. Она распакует ваши вещи, мисс, – сказала экономка. – Ее зовут Джинни. Ухаживать за вами и за малышкой станет отныне ее основным занятием.

Экономка взглянула на Мэри‑Роуз, широко раскрытыми глазами осматривавшую свою новую комнату, и ее лицо просветлело.

– Этот день принес нам всем счастье. Как приятно сознавать, что дочь лорда Иана теперь будет жить рядом с нами.

– Полагаю, лорд Иан тоже обрадовался бы, если бы узнал, что она здесь, – спокойно сказала Фиона.

– Мы скучали по нему. Как сильно мы по нему скучали все эти годы! – запричитала экономка. – Сколько слез пролили люди из окрестных мест, когда узнали о его гибели в этом ужасном механическом чудовище, которое называют поезд!

– Для Мэри‑Роуз потерять мать и отца явилось настоящей трагедией. – Фиона тяжело вздохнула.

– Мы постараемся сделать ее жизнь радостной и беззаботной, – с чувством сказала экономка. – Девочка приехала домой, и ни один из тех, кто смеет называть себя Рэнноком, не побоится жизнь отдать за спокойствие этой малютки!

Фиона хотела заявить, что, по ее мнению, это вовсе не так, но вовремя остановила себя. Женщина говорила настолько искренне, что в ответ ей можно было лишь высказать благодарность. Так Фиона и поступила.

Через несколько минут принесли багаж, и появившаяся Джинни принялась распаковывать его. Она бурно восхищалась платьями Фионы, вешая их в гардероб.

Мэри‑Роуз, тщательно осмотрев обе комнаты, стала беспокойно расхаживать у окна, потом обратилась к Фионе.

– Тетя Фиона, я очень хочу посмотреть еще что‑нибудь. Давай сходим к дяде Эйдену и скажем ему об этом, – взмолилась она.

– Думаю, нам не следует тревожить дядю, дорогая моя, – ответила Фиона. – Близится вечер. Мы можем погулять перед ужином, погода чудесная. Потом покушаешь и ляжешь в кроватку.

Фиона попросила Джинни приготовить теплую ванну и сказала, что подать девочке к ужину.

Они, не переодеваясь в уличный наряд – потому что собирались выйти всего на несколько минут, – спустились по лестнице и ступили на зеленую траву, которая походила на бархатный ковер.

Мэри‑Роуз страстно хотела увидеть Сторожевую башню, о которой слышала от отца.

Фиона понимала, почему эта история так запала в душу девочки. Любому ребенку было бы любопытно узнать, что его собственный отец с братом в возрасте десяти и тринадцати лет могли вести себя так непокорно и по‑озорному.

У Мэри‑Роуз рассказы Иана, казалось, не шли из головы. Ей не терпелось увидеть немого свидетеля проделок отца и дяди.

– Представляешь, тетя Фиона, – тараторила девочка, и ее глаза горели, – они набивали карманы едой со стола за завтраком, если планировали провести в Сторожевой башне целый день и целую ночь. Поэтому не голодали там.

– Какими же они были проказниками! – отвечала Фиона.

– Папа говорил, что их учитель постоянно придирался к ним и не рассказывал почти ничего интересного. Они называли его «злобным старикашкой».

Фиона не могла не отметить, что рассказывать ребенку подобные истории было не очень благоразумно со стороны Иана. Но прекрасно понимала, в чем их прелесть, понимала и безумную увлеченность ими Мэри‑Роуз.

Девочка с любопытством огляделась вокруг. На фоне величественной древней стены она выглядела невероятно маленькой в своем белом платьице, отороченном голубой лентой.

– Интересно, где эта Сторожевая башня. Как ты думаешь, тетя Фиона?

– Надо у кого‑нибудь спросить, – ответила Фиона и покрутила головой. Вокруг не было ни души.

Вдруг она заметила, как из центральной двери замка, расположенной на приличном расстоянии от них, вышел в сопровождении трех собак сам герцог.

«Только бы он не увидел нас! – подумала Фиона. – Мы вызовем в нем приступ раздражения».

В этот момент и Мэри‑Роуз повернула голову в его сторону.

– Дядя Эйден! – радостно вскрикнула она. – Он мне скажет сейчас, где эта башня.

Не дожидаясь позволения Фионы, девочка побежала по траве в его направлении.

Герцог не видел ее и собирался пойти в противоположную сторону, но, по‑видимому, услышал детский голос и остановился.

– Дядя Эйден! Дядя Эйден!

Он резко повернулся к Мэри‑Роуз и закричал:

– Осторожнее! Не приближайся к собакам! Они могут укусить тебя!

Но было слишком поздно.

Услышав слова герцога, Фиона рванула вслед за племянницей. Мэри‑Роуз затормозила, но находилась уже очень близко к герцогу и его подопечным. Одна из собак ринулась к ней.

Это был огромный мастиф. Фиона видела таких раньше только на картинках.

Приблизившись к девочке, пес в изумлении отпрянул, словно столкнулся с нереальным, невиданным, непохожим на привычных ему людей существом.

– Ролло, ко мне! – резко крикнул герцог, а Мэри‑Роуз протянула руку, собираясь погладить собаку по голове.

– Какая большая собачка! – восхищенно заверещала она. – Почти, как я!

«Да уж, это точно!» – с ужасом думала Фиона, задыхаясь от бега. Ей казалось, ее сердце колотится где‑то в горле. От страха она уже не чувствовала ног и рук.

Наверное, герцог испытывал нечто подобное. Он стремительно приближался к племяннице с собакой с другой стороны.

Неожиданно и он, и Фиона замерли в оцепенении. Оба они уставились на Мэри‑Роуз и Ролло, отказываясь верить собственным глазам.

Девочка коснулась собаки, а через мгновение звонко засмеялась и обняла ее обеими ручками. Ролло завилял хвостом и принялся облизывать детское личико длинным розовым языком.

Фиона пришла в себя и осознала, что боится дышать. Ее взгляд встретился с взглядом остолбеневшего герцога, и она поняла, что он напуган не меньше. О том, что могло последовать, оба они не осмеливались даже думать.

– Ты самая большая собачка из всех, что я видела за всю свою жизнь, – ласково сказала Мэри‑Роуз, прижимаясь щекой к собачьей шее. Пес продолжал размахивать хвостом.

Герцог осторожно подошел ближе к Фионе.

– Я никак не ожидал, что вы на улице, – спокойно, боясь спугнуть Ролло, сказал он. – Этого пса я вывожу на прогулку только в такие часы, когда поблизости никого нет.

– Извините, я не знала, что мы не должны выходить в это время, – пробормотала Фиона. – Но погода такая чудесная, и я решила, девочке необходимо побыть на воздухе. Мы целых два дня провели в поезде.

– Конечно, – согласился герцог. – Вижу, что Ролло настроен к ней очень доброжелательно. Тем не менее настоятельно рекомендую вам держаться от него подальше.

– С удовольствием последую вашему совету, – ответила Фиона.

Герцог неотрывно, словно загипнотизированный, следил за ребенком и собакой.

– Ей всегда удается столь непонятным образом обладать властью над животными? – спросил он.

– Властью? – Фиона усмехнулась. – Это называется любовью, ваша светлость. Она обожает лошадей, кошек, собак и птиц, любит все живое. Эти твари прекрасно чувствуют это и отвечают ей взаимностью.

– И вы в это верите?

В его голосе прозвучали издевательски насмешливые нотки. Фиона взглянула ему прямо в глаза.

– Естественно, я верю в то, что любовь гораздо сильнее и важнее ненависти, ваша светлость.

В ее ответе таился второй смысл, и он, безошибочно распознав его, уставился на нее с явным негодованием и возмущением.

Вмешавшаяся в их разговор Мэри‑Роуз не дала ему возможности отреагировать на реплику Фионы.

– Дядя Эйден! – воскликнула девочка, повернув к ним голову, все еще обнимая собаку. – Можно я пойду гулять вместе с вами. Ролло такой милый песик! И мне кажется, я ему тоже понравилась.

– В этом нет сомнений! – ответил герцог. – Но полагаю, тебе следует хорошенько отдохнуть после такого утомительного путешествия.

– А в следующий раз вы возьмете меня? – Мэри‑Роуз умоляюще смотрела на герцога. – Пожалуйста, пожалуйста, дядя Эйден! Я обещаю вести себя очень хорошо. Мне так хочется погулять вместе с Ролло!

– Я подумаю об этом завтра, – заверил ее герцог.

– Спасибо, дядя Эйден!

Она опять обняла здоровенного мастифа.

– Я люблю тебя! И ты меня, наверное, полюбишь. Потом мы будем вместе играть.

Герцог медленно зашагал прочь, сопровождаемый двумя другими собаками той же породы, обе они были сучками.

– Ролло, ко мне! – крикнул он, оборачиваясь.

Пес колебался, но когда Мэри‑Роуз разжала свои объятия, еще раз лизнул ее в щеку и пустился вдогонку хозяину.

– Он – самая большая собака, каких мне доводилось видеть, тетя Фиона!

Фиона хотела было сказать ей, что трогать незнакомых собак неосмотрительно и опасно, но передумала. При данных обстоятельствах это прозвучало бы как нечто совершенно излишнее.

Мэри‑Роуз любила животных, а они – ее, она сказала герцогу правду. Бояться проявления агрессии со стороны кого‑то из них по отношению к ней, наверное, не стоило.

«И почему бы нам всем не жить так, как это чудесное создание?» – размышляла Фиона, направляясь вместе с Мэри‑Роуз назад к входу в замок.

Она вздохнула, с горечью думая о своей ненависти к герцогу, прекрасно зная, что его враждебные чувства к ней, а также к ее покойной сестре, так же сильны и непреклонны, как ее чувства к нему.

«Если бы мы были животными, мы бы рычали и лаяли друг на друга, а может, уже перегрызли бы друг другу глотки», – пронеслось в ее голове, и на душе стало гадко.

Через секунду она мрачно улыбнулась, ясно представив себе то, о чем только что подумала.

Глава третья

Как только Фиона уложила Мэри‑Роуз в постель, в комнату вошла экономка.

– Джинни спрашивает, желаете ли вы принять ванну перед ужином.

Фиона улыбнулась.

– С удовольствием. Во сколько здесь обычно подают ужин? Она понятия не имела, где и с кем должна была ужинать: с герцогом или, как подобало гувернантке, в одиночестве в собственной комнате.

– Его светлость ужинает ровно в восемь часов, – ответила миссис Мередит. – А вам следует явиться в столовую без четверти.

Фиона взглянула на старинные часы, стоявшие на камине. Маленькая стрелка указывала на семь.

– Мне стоит поторопиться. – Она склонилась к Мэри‑Роуз и чмокнула ее в щеку.

– Спокойной ночи, солнышко. Постарайся скорее заснуть. Если я тебе понадоблюсь, позови меня, я буду в соседней комнате.

– Мне приснится чудесный сон, я точно знаю, – с загадочным видом сказала девочка. – Папа наблюдает за мной с небес вместе с ангелами.

– Я уверена в этом, – ответила Фиона.

Роузмэри научила дочь читать на ночь молитву‑обращение к четырем ангелам. Уходя в свою комнату, Фиона, улыбаясь, подумала, что ангелы непременно должны чутко хранить сон этого святого создания.

Она открыла гардероб и осмотрела свои наряды, напряженно размышляя, что надеть.

Ее душу переполняли неприязненные, бунтарские чувства.

«Наверняка герцог ожидает, что я стану раболепствовать перед ним, собирается принизить и посмеяться надо мной», – думала она.

В конце концов ее выбор пал на самое лучшее платье, самое смелое.

Материал, из которого оно было сшито, не отличался дороговизной, но выгодно подчеркивал голубой цвет ее глаз и прекрасно облегал ее изящную фигуру.

Когда она шла по длинному коридору по направлению к гостиной, легкие рюши, украшавшие глубокий вырез на груди, мягко покачивались в такт ее шагам.

Она представила себе, как завтра они пойдут вместе с Мэри‑Роуз осматривать замок, и улыбнулась, предвидя восторг племянницы.

Приблизившись к величественной двери гостиной, она с содроганием подумала о том, что рано или поздно герцог захочет обсудить с ней ее планы на будущее.

«Что ж, я не намерена сдаваться!» – решила она.

Когда слуга отворил перед ней дверь, Фиона гордо приподняла подбородок и вошла вовнутрь.

Она предполагала, что герцог будет один или в компании мистера Мак Кейта, но теперь поняла, что ошибалась.

У камина стояли незнакомые мужчина и женщина. Они оживленно разговаривали с герцогом, но, заметив ее, резко смолкли.

В воцарившейся тишине Фиона зашагала вперед.

Приблизившись к присутствовавшим, она поклонилась герцогу и учтиво сказала:

– Добрый вечер. Надеюсь, ваша светлость, я не опоздала.

– Нет, мисс Уиндхэм. Восьми еще нет, – ответил он. – Позвольте мне представить вам мою кузину: леди Мораг Рэннок.

Фиона повернулась к женщине. Она была выше ростом, с темными волосами и выразительными чертами лица.

Сначала леди Мораг критически оглядела гостью, но через мгновение улыбнулась, и выражение ее глаз смягчилось.

– Я только что узнала о вашем приезде, мисс Уиндхэм, – дружелюбно сообщила она. – Герцог говорит, что эта бедняжка, дочь Иана, очень красивый ребенок.

– Уверена, вы согласитесь с его светлостью, когда сами увидите девочку, – сказала Фиона.

– Разрешите мне представить вам своего второго гостя, – воскликнул герцог. – Граф Сельвея!

Граф, хоть и не отличался особенной привлекательностью, обладал невероятным обаянием. Фиона отметила, что это качество присуще всем шотландцам. За исключением герцога, естественно.

Тем не менее его светлость смотрелся гораздо замечательнее, чем граф. Он, наверное, затмил бы всех, сколь угодно много мужчин здесь ни находилось бы.

Увидев герцога сегодня утром, Фиона поразилась его великолепию.

Сейчас же в килте длиной до середины колена он выглядел еще блистательнее. Традиционный шейный платок придавал всему его облику мягкость, в нем его светлость не казался столь грозным.

На его поясе висел более изысканный спорран, а из‑за клетчатого гольфа на правой ноге выглядывала украшенная драгоценностями рукоятка скинду – черного ножа.

У Иана тоже была такая вещица, и он очень дорожил ею.

– Я всегда держу его при себе, дорогая моя, – говорил Иан жене, кладя перед сном свой скинду на тумбочку у кровати. – Если на нас неожиданно нападут, то я всегда успею защитить тебя.

Роузмэри добродушно смеялась, забавляясь его чрезмерной заботой о ней.

А Фиона считала, что истинная причина желания Иана постоянно класть нож рядом кроется в другом: ему просто нравилось любоваться на него. Он служила ему немым напоминанием о милом сердцу Хайленде.

Иногда на рождество и на другие праздники Иан надевал на себя килт и доставлял тем самым немалое удовольствие жене и дочери.

Он неоднократно рассказывал им историю шотландки и объяснял, что для жителей Лоуленда носить килты и иметь родовой тартан не типично.

– Но Рэнноки, – вновь и вновь пояснял Иан, – родом с Севера. В один прекрасный момент они переселились на Юг и закрепились на том месте, где живут и по сей день. Строительство замка было начато в те давние времена.

Иан добавлял с улыбкой:

– Юг принял Рэнноков с радостью. Они славились умением жестоко и отчаянно вести бой. Помещики приграничных территорий, наиболее образованные и благовоспитанные люди, были готовы использовать их как наемников в возникавших между ними и неприятелем битвах.

– Уверена, что гордость не позволяла Рэннокам соглашаться на подобное, – говорила Роузмэри.

– Шотландские горцы отличались невероятной воинственностью. В отдельных районах на их территории господствовал тогда еще племенной образ жизни, в других – феодальный строй, – отвечал Иан. – Этих людей вдохновляли существовавшие на протяжении тысячелетия легенды и мифы. Они всегда были готовы вступить в бой.

– Да, я слышала об этом, – сообщала Роузмэри. – Вождь племени шотландских горцев является старейшиной клана. Его мнение не подвергается ни малейшему сомнению. По‑моему, мне объяснял это папа.

– Абсолютно верно, – оживлялся Иан. – Кому‑то это правило кажется деспотичным, а кому‑то – единственно прасильным. Мы – переселенцы с Севера, и мой отец считает своим священным долгом сохранять семейные традиции.

В этот момент все замолкали. И жена, и свояченица Иана углублялись в печальные раздумья: обе они прекрасно понимали, что его отец никогда не отступится от своих правил и не примет непокорного сына.

– Мне еще повезло, – продолжал Иан, словно читая мысли Роузмэри и Фионы. – Обычаи моей семьи не самые жестокие. Те традиции, которые сохраняются до сих пор в некоторых других кланах, просто ужасают. Вождь Кланрэнельда, к примеру, и по сей день наказывает воров старинным способом – приказывает привязать их волосами к морским водорослям. Так бедняги и умирают на глубине. А Мак Дональд Слита и Маклеод Данвигэна отсылают провинившихся на транспортном судне в Америку.

– Какое варварство! – восклицала Роузмэри. Иан улыбался.

– В кланах испокон веков существовали также любовь и готовность жертвовать собой ради благополучия других. Если шотландский горец кричал: «Да будет власть у твоего старейшины!» – это означало, что он желает человеку добра. Вождь все отдает, всех защищает и является полубогом для своих людей.

Он продолжал рассказывать.

Переехав на Юг, Рэнноки, сохраняя прежние обычаи, постепенно становились более цивилизованными.

Дед Иана, не раз побывавший за границей, наряду с гэльским и английским, знал французский и латынь.

– Он внес в конструкцию замка, – говорил Иан, – много изменений. В нем стало гораздо удобнее.

Вспоминая о доме, Иан сильно грустил. Его глаза выражали страшную тоску, хотя он пытался казаться спокойным.

– Мой отец менее гибок, чем дед. Его сердце навеки принадлежит тем местам, где первоначально жили Рэнноки. Местам, расположенным неподалеку от Перта. Мне кажется, больше всего ему не хватает пустынных горных вершин, покрытых белым снегом, холодных зим, которые пережить тяжело и животным, и людям.

Роузмэри ежилась, словно от мороза.

– Знаешь, любимый, когда ты рассказываешь об этом, я рада, что являюсь «презренной англичанкой» и живу на юге. Как хорошо, что у нас тепло.

На это Иан ничего не отвечал. Фионе казалось в такие моменты, что прелести юга никогда по‑настоящему не станут для него дорогими.

В чем‑то он очень походил на своего отца: долгие годы жизни в южной части Шотландии были не способны уничтожить любовь к вольной горной жизни в душах этих представителей северных кровей.

Фиона обратила внимание на костюм графа Сельвина – обычный наряд для ужина – и решила, что он коренной южный житель Шотландии. За ужином она узнала, что его графство граничит с владением герцога на западе.

– В былые времена мои люди вели ожесточенные бои с Рэнноками, – сообщил он Фионе. – Но сейчас мы живем мирно, по крайней мере нам нечего делить. Но я признаюсь, что часто завидую вашему хозяину. У него столько богатства! Особенно ценно, на мой взгляд, его серебро.

Фиона взглянула на украшенный серебром стол и поняла, что имеет в виду граф.

Здесь были серебряные кубки и чаши, которые – она знала об этом – достались клану нелегко и бережно хранились на протяжение сотен лет.

На некоторых из них красовались бледные аметисты – их добывали в горах в некоторых частях Шотландии, на других темно‑красные гранаты, на третьих – полудрагоценные камни, названия которых Фионе были неизвестны.

Сегодняшний ужин явился для нее волнительным событием. В Англии она вела однообразную, тихую, спокойную жизнь, и один вид одетых в килты слуг, подносивших ей изысканные блюда на серебряных подносах с изображением фамильного герба Рэнноков, приводил ее в восторг.

Подавали лосося, который водился в одной из рек рядом с замком. Об этом рассказывал ей Иан.

«Интересно, герцог тоже рыбак, как его младший брат?» – размышляла Фиона.

Иан обожал рыбачить. Но в том месте в Англии, где они жили, в реках не было лосося. Поэтому ему приходилось довольствоваться пятнистой коричневой форелью. Бетси готовила из нее потрясающие блюда, которые нравились всем.

Иногда Иан рассказывал, как в детстве и юности ловил лосося в реках и крупных ручьях на принадлежащих его семье землях, и это звучало так увлекательно, что Фиона лишь лучше понимала тоску зятя по прошлой жизни. Жизни, к которой он не имел возможности вернуться.

Конечно, любовь к Роузмэри являлась для него щедрой компенсацией за лишения и утраты, и Иан ни о чем не сожалел. Просто порой был не в состоянии побороть в себе ностальгические настроения.

После первого блюда за ужином подали второе, и Фиона почувствовала, наблюдая за величественным герцогом во главе стола, что уже не в состоянии сдерживать свою ненависть к нему.

Да как он мог пользоваться всем этим богатством, даже не задумываясь о трудностях брата, вынужденного вместе с семьей перебиваться на жалкие гроши?

«Сомневаюсь, что Иан тратил в год больше средств на себя, жену и дочь, чем этот самодовольный тип – на пропитание своих собак», – гневно думала Фиона, поджимая губы.

– О чем вы так сосредоточенно размышляете, мисс Уиндхэм? – неожиданно поинтересовался сидевший рядом граф Сельвея.

– Боюсь, мои мысли покажутся вам мятежными, – честно призналась она.

Герцог вряд ли мог слышать ее: леди Мораг, которая сидела справа от него, занимала его увлеченным разговором, причем говорила приглушенным тоном и без стеснения строила ему глазки.

– Мятежные мысли? – граф удивленно поднял брови. – Тогда будьте осторожны: Рэнноки до сих пор пользуются примитивными методами наказания: сажают провинившихся в темницу или запирают в высокой башне. Оттуда, поверьте мне, вас никто не сможет высвободить.

– Вы меня пугаете! – воскликнула Фиона. – Хотя признаюсь честно: когда вышла из экипажа и впервые ступила на землю Рэнноков, почувствовала, что очутилась в другом мире.

– У меня тоже возникает такое впечатление, когда я приезжаю сюда, – ответил граф. – Мой замок – должен признаться, что он гораздо хуже этого – был построен только в начале этого века. Но мне он нравится больше.

Фиона рассеянно улыбнулась.

«Итак, даже другу герцога здесь не уютно», – взволнованно подумала она.

Казалось, даже воздух в этом замке пропитан чем‑то зловещим.

«Я не оставлю здесь Мэри‑Роуз одну, пусть он делает, что хочет», – твердо решила Фиона.

Граф попытался развлечь ее, и она, дабы не показаться невежливой, поддержала беседу.

Но размышляла совсем о другом: о предстоящем разговоре с герцогом, о судьбе Мэри‑Роуз, о своем долге приложить все усилия для спасения племянницы от черствости и жестокости.

К счастью, леди Мораг до сих пор щебетала о чем‑то со своим кузеном. По всей вероятности, ее в нем заинтересованность выходила за рамки обычных родственных отношений.

«Кем доводится эта особа Мэри‑Роуз?» – подумала Фиона.

Через несколько минут они обе вышли в гостиную, оставив герцога и графа одних в столовой. И Фионе удалось выяснить, что девочку с этой женщиной не связывают никакие кровные узы.

Леди Мораг вела себя несколько высокомерно, хотя старалась казаться дружелюбной. Она объяснила, что принадлежит к семье Мак Дональдов с севера, но несколько лет назад вышла замуж за представителя Рэнноков, который вскоре скончался.

– Я не захотела возвращаться к собственной семье, – сказала леди Мораг. – А отец герцога был так добр, что позволил мне остаться.

– Значит, вы живете здесь все это время? – спросила Фиона.

– Этот замок – мой дом, – с достоинством пояснила леди Мораг, гордо приподнимая подбородок. – Теперь я больше ощущаю себя представительницей Рэнноков, нежели Мак Дональдов.

Что‑то в ее голосе навело Фиону на забавную мысль: леди Мораг относится к этому месту столь трепетно лишь только потому, что не равнодушна к герцогу.

– Думаю, вы понимаете, что мне ужасно интересно познакомиться с маленькой Мэри‑Роуз, – продолжила леди Мораг. – На протяжении многих лет я очень много слышала о напряженных отношениях между старым герцогом и его младшим сыном. Естественно, я знала лорда Иана. С самого детства.

– Лорд Иан был очаровательным, добросердечным, внимательным к окружающим человеком, – сказала Фиона. – Они с моей сестрой жили исключительно счастливо.

– Наверное, для вас потеря сестры при столь печальных обстоятельствах явилась настоящей трагедией, – ответила леди Мораг. – Насколько я понимаю, вы пробудете у нас недолго. Когда планируете возвращаться в Англию?

– Полагаю, я останусь здесь. На неопределенный срок. – Фиона пожала плечами.

– Неопределенный срок?

В голосе леди Мораг прозвучало неподдельное изумление.

– Мэри‑Роуз – моя племянница, – спокойно пояснила Фиона. – Я единственный близкий ей человек, я – ее настоящая семья. Вы наверняка знаете, леди Мораг, что до настоящего момента никого из представителей клана Рэнноков не интересовала судьба этой девочки.

На протяжении нескольких мгновений леди Мораг молчала. Потом медленно произнесла:

– Уверена, что и сам герцог, и более старшие представители клана собираются найти для Мэри‑Роуз шотландскую гувернантку. Она‑то и позаботится о воспитании и душевном спокойствии девочки.

Фиона приподняла подбородок.

– На мой взгляд, со временем ей потребуется не одна гувернантка, а несколько учителей. Мне известно, что многие представители социального мира считают образование не столь важным элементом в жизни женщины. Однако мой отец, человек весьма умный и просвещенный, затратил на паше с сестрой обучение не меньше сил и средств, чем если бы мы были мальчиками.

– Похвально! Вы ведете речь об очень необычном подходе к воспитанию девочек, мисс Уиндхэм, – заметила леди Мораг, саркастически улыбаясь.

В гостиной появились герцог и граф. Герцог сел рядом с леди Мораг.

– Мисс Уиндхэм только что сообщила мне, Эйден, что собирается остаться здесь на неопределенный срок, – воскликнула леди Мораг. – Признаться, эта новость меня изрядно удивила.

– Этот вопрос я собираюсь обсудить с мисс Уиндхэм в другой раз, в более подходящей обстановке, – сдержанно ответил герцог.

По всей вероятности, леди Мораг нашла его слова пренебрежительными. Она поджала губы, а ее щеки покрылись легким румянцем.

«Мне следует вести себя осторожнее, – подумала Фиона. – Совсем ни к чему настраивать кого бы то ни было против себя, в особенности женщин!»

Внезапно она почувствовала приступ безграничного одиночества и беспомощности.

Было в этом огромном чужом замке нечто устрашающее, нечто мрачное и злобное. Он, как она сама выразилась, представлялся ей «другим миром».

Когда граф с любезным и доброжелательным выражением лица расположился как можно ближе к ней, желая, по всей вероятности, продолжить начатый за ужином разговор, она почувствовала небольшое облегчение.

– Надеюсь, вы отыщете возможность привезти Мэри‑Роуз ко мне в гости. Пусть посмотрит на мой замок. Наверняка ей понравится птичник моей матери. В нем множество редчайших видов птиц.

– Мэри‑Роуз подобное событие приведет в полный восторг, – воскликнула Фиона.

– Перед ужином герцог рассказал мне о знакомстве девочки с Ролло. Просто поразительно! Я всегда считал этого пса крайне опасным и старался избегать встреч с ним. Вчера он укусил за руку мальчика‑конюха. Теперь бедняга мучается от боли.

– Если у него появилась опухоль, то я могла бы ему помочь, – сказала Фиона.

– Что вы имеете в виду? – удивился граф.

– Я неплохо разбираюсь в лекарственных растениях. Меня научила этому моя сестра, – пояснила Фиона. – Я выращиваю травы, сушу их. И с собой привезла кое‑что, потому что считаю эти средства незаменимыми во многих случаях.

– Весьма занятно, – отметил граф.

Повернув голову, он обратился к герцогу, прерывая его беседу с леди Мораг:

– Ты об этом слышал, Эйден? Оказывается, мисс Уиндхэм разбирается в целебных травах и может заняться тем несчастным мальчиком, которого покусал твой пес. У мисс Уиндхэм есть что‑то подходящее.

Герцог не заинтересовался сообщением графа.

– Я послал за местным лекарем. Говорят, он в отъезде. Но послезавтра должен вернуться. Тогда придет и займется конюхом.

Фиона ахнула.

– Укус собаки опасен! Нельзя так надолго оставлять раны необработанными.

– Надеюсь, о мальчике кто‑нибудь уже позаботился, – ответил герцог.

– Уверяю вас, если ему срочно не окажут квалифицированную помощь, его состояние резко ухудшится, – не унималась Фиона.

Герцог окинул ее недовольным, раздраженным, даже возмущенным взглядом. Затем поднялся со стула и позвонил в колокольчик, висевший у камина.

Через пару мгновений на пороге появился слуга. Он уставился на хозяина с готовностью получить любое распоряжение.

– Приведите мистера Мак Кейта! – велел герцог, прошел к своему стулу и опять сел.

Слуга поспешно удалился.

– Терпеть не могу шарлатанства и знахарства, более того, боюсь его! – провозгласил герцог, не глядя на Фиону.

– Я с вами согласна, – холодным тоном сказала она. – Тем не менее целебная сила растений подтверждается многовековым опытом использования их во врачевании. Между прочим, искусство применения трав известно не только народу Англии, но распространено по всему миру.

Леди Мораг ухмыльнулась.

– Конечно, необразованным крестьянам любой страны не остается ничего другого, как поверить в то, что язык жабы или клок кошачьей шерсти спасет их от страшных недугов. Ведь им не доступны средства нормальной медицины. А вообще‑то сила веры такова, что в состоянии сдвинуть с места могучие горы!

Герцог засмеялся.

– Ты права, Мораг!

Распахнулась дверь, и в гостиной появился мистер Мак Кейт.

На нем был вечерний наряд. Фиона задумалась: неужели он ужинал в одиночестве?

– Вы звали меня, ваша светлость?

– Да, Мак Кейт. Я хотел спросить, как чувствует себя тот мальчик, которого укусил Ролло.

– Сожалею, ваша светлость, но ему стало значительно хуже: рука опухла, у него поднялся жар, – с печальным видом сообщил мистер Мак Кейт.

Последовало молчание. Фиона вопросительно взглянула на герцога.

– Мисс Уиндхэм заявляет, что в состоянии помочь мальчику при помощи каких‑то трав. Надеюсь, они не усугубят ситуацию. А послезавтра придет врач, – сказал герцог.

Мистер Мак Кейт улыбнулся.

– Мэри‑Роуз рассказывала мне, ваша светлость, что за чудесные способности мисс Уиндхэм соседи называют ее иногда белой ведьмой!

Леди Мораг взвизгнула.

– Ведьма! – воскликнула она. – Об этом мы, я надеюсь, не станем сейчас рассуждать!

– Не сомневаюсь, что колдовство, которое мисс Уиндхэм собирается применить, нисколько не навредит мальчику. Колдовство это идет у нее от сердца, я в этом просто убежден, – сказал граф.

Услышав в свой адрес комплимент, Фиона просияла и повернулась к герцогу.

– Я обещаю, ваша светлость, что мои травы не причинят больному никакого вреда. Если вы, конечно, позволите мне заняться им. Напротив, они помогут снять опухоль с его руки и избавиться от жара. Главное поторопиться.

– Так и быть, – согласился герцог, прищуривая глаза. – Ступайте с мистером Мак Кейтом. Если что‑нибудь понадобится, обращайтесь к нему.

– Спасибо.

Фиона поднялась со стула и торопливо последовала за мистером Мак Кейтом.

– К счастью, – произнесла она, с облегчением вздыхая, когда оба они уже шли по коридору, – я привезла с собой все необходимое.

– Может, вы отдадите нужные растения мне, а я найду кого‑нибудь, кто сможет приложить их к его руке? – предложил мистер Мак Кейт.

– Лучше я все сделаю сама, – решительно заявила Фиона.

– Но это совершенно излишне! – Мак Кейт в недоумении уставился на нее.

– Я должна осмотреть рану и решить, что поможет лучше, – объяснила Фиона.

– Он лежит в своей комнате, в деревянной надстройке конюшни, – пробормотал мистер Мак Кейт, окидывая многозначительным взглядом элегантное платье Фионы.

– Я наброшу на плечи шаль, если вы считаете, что мой вид приведет его в замешательство!

Она улыбнулась, вспоминая один из их разговоров в поезде. Речь шла о множестве пуританских законов, сохранившихся в шотландском обществе. Мистер Мак Кейт рассказал ей тогда, что большинство людей преклонного возраста в их стране приходят в настоящую ярость, слыша о нынешней моде и разгуливающих повсюду «полуголых» мужчинах и женщинах.

– Я подожду вас в коридоре, – сдавшись под напором ее решительности отправиться к мальчику самой, сказал мистер Мак Кейт.

Фиона побежала в свою комнату.

Ей и раньше доводилось иметь дело с укусами собак. Роузмэри подсказала ей, что в подобных случаях нет ничего лучше эхинацеи. Люди в их деревне в Англии называли ее «всеисцеляющей». Она помогала даже при укусах бешеных и зараженных животных.

Ролло не страдал бешенством, но если он прокусил руку мальчика до крови, последствием такого повреждения могло стать общее заражение организма. Описанные Мак Кейтом симптомы – опухоль и жар – говорили о том, что этот процесс уже начался.

Собираясь в дорогу, Фиона положила пакетики с травами в отдельную сумку. Захватила также лосьоны и эликсиры, многие из которых настаивались по совету Роузмэри в течение целого года.

Открыв сумку, Фиона нашла пакетик «всеисцеляющей» травы и аптечного огуречника.

Он должен помочь снять жар!

Она решила, что приложить к ране стоит алкенет – растение, широко распространенное в Кенте. У нее в запасе всегда имелся крем, приготовленный из него.

Когда Мэри‑Роуз падала и разбивала коленки и локти, Фиона смазывала их этим кремом.

Взяв все необходимое, Фиона торопливо сбежала по лестнице. Внизу в коридоре ее ждал мистер Мак Кейт.

Рядом с ним стоял Дональд – главный слуга вождя, который встретил их на станции.

– Пострадавший мальчик – внук Дональда, мисс Уиндхэм, – пояснил мистер Мак Кейт.

– Как мило с вашей стороны, мисс Уиндхэм! Спасибо, что согласились взглянуть на мальчонку! – взволнованно заговорил Дональд. – Он хороший парень, прекрасно управляется с лошадьми и собаками. Но этот Ролло иногда бывает совершенно непредсказуемым! Я давно говорю, что от него стоит избавиться.

– Я с вами согласен, Дональд. – Мистер Мак Кейт кивнул. – Но его светлость без ума от этого животного.

Фиона молчала. Все ее мысли крутились вокруг сегодняшнего знакомства с Ролло маленькой Мэри‑Роуз. Что мог сделать с ней этот огромный пес, если бы был не в духе!

Увидев рану на руке мальчика, она пришла к выводу, что мистер Мак Кейт и Дональд были правы: от собаки стоило избавиться.

Малькольм, конюх, укушенный Ролло, был довольно крупным для своего возраста. Фиона сразу прониклась к нему уважением: он пытался держаться стойко и бодро, несмотря на раздувшуюся изуродованную руку и воспаление.

Его отец, тоже конюх, мать и четверо их других детей находились рядом. Помещение над конюшней, наполненное родственниками Малькольма, показалось Фионе невероятно тесным.

Тем не менее все здесь сияло чистотой. Мать Малькольма сразу поняла, что делать с каждой из трав, – как замочить и смешать их, и сколько раз в день давать снадобье больному сыну.

Получившаяся смесь пахла отвратительно и обладала весьма неприятным вкусом, но Малькольм, старавшийся держаться уверенно, особенно в присутствии Фионы и мистера Мак Кейта, мужественно проглотил лекарство и пообещал исправно принимать его каждые четыре часа.

Фиона привычными движениями наложила целебную мазь на рану Малькольма. Мистер Мак Кейт, с удивлением наблюдавший за всеми ее действиями, воскликнул:

– Насколько я понимаю, мисс Уиндхэм, у вас в этом деле большой опыт.

– Моя сестра славилась по всей округе своим умением и готовностью помочь каждому больному. Нередко случалось и так, что уже с утра ее ждали десятки несчастных. Кто‑то приходил к нам, другие, кто был не в состоянии передвигаться, присылали за ней.

Она улыбнулась и добавила:

– К ней за помощью часто обращались мужчины, поранившиеся косой или пилой, упавшие с дерева мальчишки, женщины, обеспокоенные странным поведением своих младенцев, – врачи в подобных случаях прописывают хлебные пилюли и советуют не волноваться понапрасну.

Мистер Мак Кейт рассмеялся, а Фиона продолжила:

– Мы поняли, в каких случаях врач поступает таким образом: если не имеет понятия, что происходит с ребенком.

Закончив накладывать повязку на рану Малькольма, она подмигнула ему:

– Обещаю, что очень скоро тебе станет легче. Уже наутро, когда проснешься, ты обнаружишь, что жар спал и больше не доставляет тебе неприятностей!

– Вы так добры, мисс, – пробормотал Малькольм. Когда Фиона и мистер Мак Кейт шли назад к замку, было уже темно. Ярко светили звезды.

Фиона, подняв голову, посмотрела на статуи, установленные на башнях, сейчас выделявшиеся черными пятнами на фоне освещенного тусклым звездным сиянием небосклона.

– Здесь красиво, – сказала Фиона. – Но эти стены, эти башни навевают какой‑то необъяснимый страх.

– Пройдет время, и вы почувствуете, как здесь надежно. У вас появится ощущение, что эти стены охраняют ваш покой, ограждают вас от проблем внешнего мира, – спокойно ответил Мак Кейт.

– Звучит заманчиво. Но разве такое возможно? – В голосе Фионы слышалось сомнение.

Она подумала о том, что до счастливого момента, описанного мистером Мак Кейтом, ей вряд ли суждено дожить в этих стенах. Герцог сказал сегодня, что отдельно обсудит с ней сроки ее пребывания здесь. Когда он собирается это сделать?

Ей не пришлось ждать долго.

Фиона вернулась в свою комнату, убрала в сумку остатки трав, сняла шаль, и они с мистером Мак Кейтом направились обратно в гостиную. На широкой каменной лестнице, ведущей на второй этаж, им повстречались леди Мораг и граф.

– Вас долго не было. Мы начали беспокоиться и решили поискать вас, – сообщил граф.

– Лечение больного заняло у меня около сорока минут, – ответила Фиона.

– Полагаю, он вам очень благодарен.

– Он будет мне благодарен, – с уверенностью заявила Фиона, – когда поправится.

– Если это случится, мне станет страшно, – сообщила, прижимая руки к груди, леди Мораг. – Я говорю вполне серьезно: колдовство пугает меня как ничто другое!

Фиону так и подмывало назвать опасения леди Мораг полной ерундой, но она сдержалась. Подобное замечание всем показалось бы грубым и неучтивым.

Они с мистером Мак Кейтом продолжили подниматься по ступеням, а леди Мораг двинулись вниз. Граф повернулся и взглянул в глаза Фионе.

– Мне следует проводить леди Мораг, – сказал он оправдывающимся тоном, как будто был обязан объяснять ей свое поведение. – Увидимся завтра. С нетерпением жду возможности познакомиться с маленькой Мэри‑Роуз.

Фиона добродушно улыбнулась.

Граф поклонился и с явной неохотой последовал за леди Мораг.

Фиона и мистер Мак Кейт продолжили путь к гостиной. Ни один из них не произнес ни слова.

Ей показалось, он хочет отпустить едкий комментарий в адрес леди Мораг. Что‑то едва уловимое отразилось в его глазах: насмешливое, пренебрежительное, но он не посмел обсуждать с ней родственников герцога.

– Быть может, его светлость уже отправился отдыхать? – с надеждой в голосе спросила Фиона, когда они приблизились к двери гостиной.

– Вряд ли, – ответил мистер Мак Кейт. – В любом случае мы обязаны доложить о том, как прошло лечение.

– Верно. – Фиона вздохнула.

Было поздно, и накопившаяся за день усталость уже давала о себе знать.

Сегодня в ее жизни произошло много необычного. Кровать в поезде была достаточно удобной, но в предвкушении грядущих событий она почти не спала прошлой ночью.

Еще ей не давали покоя переживания за будущее – свое и Мэри‑Роуз. Поток эмоций и вереница противоречивых мыслей утомили мозг. Ей следовало хорошенько отдохнуть и выспаться.

Слуга открыл перед ними дверь, и, войдя вовнутрь, она убедилась в правоте мистера Мак Кейта: по‑видимому, герцог еще даже не собирался отправляться в постель.

Он стоял на своем излюбленном месте возле камина и просматривал какую‑то газету.

Только когда Фиона и мистер Мак Кейт приблизились к нему, он оторвался от чтения, поднял голову и спросил пренебрежительным тоном:

– Ну?

– Конюх выглядел еще хуже, чем днем, ваша светлость, – сообщил мистер Мак Кейт. – Его рука покраснела, а опухоль увеличилась.

Герцог посмотрел на Фиону.

– Вам удалось ему чем‑нибудь помочь? – поинтересовался он.

Его крайне недружелюбный тон не предполагал никакого другого ответа, кроме отрицательного.

– Я дала мальчику специальное снадобье, ваша светлость. Оно должно снять жар и убить инфекцию, попавшую в рану. А еще обработала его руку замечательной мазью. Она всегда помогает в подобных случаях.

– Создается такое впечатление, что у вас имеется опыт врачевания, – заметил герцог.

– На протяжении трех последних лет жизни моей сестры я помогала ей лечить людей. К счастью, почти все наши пациенты выздоровели, – ответила Фиона.

– Вы меня удивляете, – сухо признался герцог.

И взглянул на мистера Мак Кейта.

– На сегодня вы свободны, Мак Кейт.

– Спасибо, ваша светлость. Спокойной ночи!

– Спокойной ночи! – ответил герцог. Фиона понимала, наблюдая за удалявшимся к двери Мак Кейтом, что разговор, которого она так опасалась сегодня, должен начаться через считанные секунды.

Ее внутренний голос твердил, что сейчас ей следует вести себя крайне осторожно и сдержанно. Злить герцога опасно: он, не раздумывая, выдворит ее из замка.

«Я должна сосредоточить все свои мысли на Мэри‑Роуз и ее счастье, – твердила себе Фиона. – Это единственное, что имеет значение, за что стоит бороться».

Когда дверь мягко закрылась за ушедшим мистером Мак Кейтом, она слегка приподняла подбородок, терпеливо ожидая начала неминуемой беседы.

– Присаживайтесь, пожалуйста, мисс Уиндхэм, – предложил герцог.

– В таком случае, надеюсь, вы, ваша светлость, сделаете то же самое, – вежливо ответила Фиона.

Он в изумлении уставился на нее.

– Понимаете, вы очень высокий. И если я сяду, то мне покажется, что вы задавите меня своей властью, даже ничего не говоря, – призналась она.

– Неужели вы ожидаете от меня нечто подобное?

– Боюсь, что да. Но позвольте добавить, что я не намерена складывать оружие, еще не начав битвы.

Она заметила, как его губы искривились в еле заметной улыбке. Он прошел через комнату и опустился на стул. Села и Фиона.

– Итак, мисс Уиндхэм, вы собираетесь вступить со мной в борьбу?

– Конечно! – с чувством ответила она.

– На мой взгляд, у нас с вами нет причин для ссор и разбирательств, – сказал герцог.

– А я считаю по‑другому. Эта причина в Мэри‑Роуз и родственных отношениях, которыми она связывает нас с вами.

– Уверен, мистер Мак Кейт объяснил вам, что Мэри‑Роуз является моей законной наследницей. Она должна жить среди членов семьи своего отца.

– Несмотря на то, что семья ее отца отказалась от него? – спросила Фиона.

– Это уже в прошлом.

– Мой зять умер лишь год назад. Дом, в котором он жил с Мэри‑Роуз и моей сестрой, был наполнен радостью. Я намереваюсь остаться рядом со своей племянницей и делать все, что в моих силах, для сохранения счастья в ее жизни. Ей и так пришлось немало страдать – в столь юном возрасте она потеряла обоих родителей!

– Весьма похвально. Очень благородные устремления, – заметил герцог. – Но ведь вы молодая женщина и наверняка мечтаете создать собственную семью.

– Об этом я не задумываюсь. Но если я и повстречаю такого человека, который сможет сделать меня счастливой, человека подобного вашему брату, то, где бы мне ни пришлось жить, рядом со мной всегда найдется место для племянницы.

– Ее место здесь! Она – представительница клана Рэнноков и должна находиться в замке, чтобы иметь представление о своих будущих обязанностях, об ответственности, которая однажды ляжет на ее плечи.

– Если бы только Мэри‑Роуз знала, к чему привела эта ответственность ее собственного отца! Тогда бы так бурно не восхищалась ни замком, ни встречей с вами! – выпалила Фиона, забыв про осторожность.

Последовала напряженная пауза.

– Вы хотите сказать, что Мэри‑Роуз не известно о разрыве отношений клана с ее отцом? – спросил наконец герцог.

– Она понятия об этом не имеет! – резко ответила Фиона. – Иан до конца своих дней относился с уважением к вам, и к вашему отцу. Никогда не говорил о вас ничего дурного и не жаловался на судьбу за то, как обошлась с ним семья. И все из‑за чего? Из‑за женитьбы на любимой женщине!

Фиона перевела дыхание и почувствовала, что должна говорить дальше:

– Я вижу, как живете вы в своем роскошном замке и вспоминаю, как был вынужден считать каждое пенни Иан. Скажу откровенно: я очень сомневаюсь, что Мэри‑Роуз будет счастлива здесь – среди людей, которые не просто бесчувственны, но невероятно жестоки!

– Догадываюсь, что вы говорите в основном обо мне, – заметил герцог.

– Решайте сами, – ответила Фиона.

Теперь ей уже было трудно успокоить свое волнение. Она смотрела на герцога широко распахнутыми горящими глазами, в которых отражался накопленный годами гнев.

Герцог ответил не сразу.

– Итак, мисс Уиндхэм, ваше личное отношение ко мне очевидно. Неужели вы считаете, что вы – именно тот человек, который сможет научить Мэри‑Роуз терпению и пониманию для дальнейшего общения с остальными членами клана?

Фиона не ответила, по всей вероятности пыталась подобрать наиболее подходящие слова, и герцог продолжил:

– Полагаю, ваш зять рассказывал вам, что Рэнноки – род особенный. Мы не похожи ни на один другой клан в этой части Шотландии. Мы – северяне, поэтому старательно придерживаемся своих правил и традиций и сохраняем их.

Он выдержал многозначительную паузу, потом заговорил вновь:

– Наши чувства, наша вера, наши обычаи – все это порождено Севером. Мы – община, поэтому наши люди во всем полагаются и равняются на старейшину. Другие шотландцы давно позабыли о подобном.

– Иан рассказывал мне об этом, – ответила Фиона. – Мэри‑Роуз – ребенок необыкновенный. Она способна понимать чужие переживания, умеет сочувствовать. Для детей ее возраста не свойственны эти качества. Пройдут годы, и из удивительной девочки она превратится в удивительную женщину.

– Не сомневаюсь в этом, – сказал герцог. – Но вы должны понять одну очень важную вещь, мисс Уиндхэм: именно в этом юном возрасте девочке следует привыкнуть к нашим строгим правилам. И нашим ограничениям. Поэтому ее воспитанием обязаны заняться люди, которые хорошо знакомы с традициями клана Рэнноков.

– Я прекрасно понимаю, к чему вы клоните, ваша светлость, – воскликнула Фиона, прищуривая глаза. – Хотите, чтобы я оставила здесь Мэри‑Роуз, а сама уехала.

– Можете побыть здесь еще некоторое время, – ответил герцог. – Пусть Мэри‑Роуз привыкнет к замку, познакомится с представителями клана, с родственниками, которые специально приедут с Севера, чтобы взглянуть на нее.

– Полагаю, я должна в самом начале сообщить вам нечто важное: я ни за что на свете не оставлю Мэри‑Роуз с вами одну, – с уверенностью глядя ему прямо в глаза, заявила Фиона.

Лицо герцога напряглось и слегка побледнело. Фиона поняла, что ее решительность удивила его.

Он медленно поднялся со стула, прошел к камину и прислонился к нему спиной, словно чувствовал в нем надежную поддержку.

– Я не намереваюсь скрещивать с вами шпаги, мисс Уиндхэм, – спокойно сказал он, – Но то, как вы планируете действовать, просто недопустимо.

– Почему?

– Я отвечу вам кратко и надеюсь, вы все поймете: вы – англичанка!

– Почему вы не сказали «презренная англичанка»? Ведь именно так назвал мою сестру ваш отец в ответном письме сыну! – Щеки Фионы покрылись легким румянцем.

Герцог в изумлении изогнул бровь.

– В случае если вам не довелось прочесть то послание, – холодно произнесла Фиона, – то я могу ознакомить вас с его содержанием. Самое важное я помню наизусть. Его светлость – ваш многоуважаемый покойный родитель – запретил сыну жениться на «презренной англичанке, актриске и, несомненно, проститутке!»

Герцог пожал плечами.

– Я не подозревал, что отец прибегнул тогда к столь резким выражениям, – признался он, задумчиво глядя в пустоту и качая головой. – Но предательство моего брата, – а отец воспринял поступок Иана именно так, – буквально потрясло его тогда.

– Иан был исключительным человеком, – воскликнула Фиона. – Он знал, как отнесется к его женитьбе отец, но посчитал, что счастье с моей сестрой стоит любых жертв.

Она глубоко вздохнула, отчетливо вспомнив вдруг лица улыбающихся Иана и Роузмэри, и продолжила:

– Но он горячо надеялся, что вы окажетесь менее фанатичным приверженцем закостенелых традиций, что чувство товарищества и дружбы, которое объединяло и сближало вас в детстве, возьмет в вас верх над предубеждениями и нетерпимостью.

Фиона говорила пылко, ее потемневшие глаза взволнованно блестели. Теперь эмоции, которые она так страстно желала скрыть от него, было уже не усмирить.

Герцог хотел что‑то ответить на ее пламенную речь, но Фиона опередила его:

– Я не желаю настраивать вас враждебно против себя, ведь собираюсь остаться здесь с Мэри‑Роуз, но разговаривать спокойно и размеренно просто не в состоянии. То, как вы обошлись со своим братом, не перестает возмущать меня.

Наступило очередное молчание. Герцог вновь уставился в пустоту.

«Наверное, я наговорила лишнего, – с сожалением подумала Фиона. – Сейчас мне придется уйти отсюда. Теперь он определенно выгонит меня из своего замка!»

Стоявшие на камине часы громко тикали. Но ее сердце, которое стучало сейчас словно где‑то в горле, заглушало эти звуки.

Герцог молчал на протяжении еще нескольких минут, показавшихся Фионе нескончаемыми, потом медленно, будто обдумывал каждый слог, заговорил:

– Мне кажется, мисс Уиндхэм, нам следует отложить наш разговор. Сейчас мы можем высказать друг другу такое, о чем впоследствии будем оба сожалеть. А нам необходимо думать лишь об одном – о счастливом будущем Мэри‑Роуз.

– Это единственное, ради чего я готова на все, что угодно, – сказала Фиона, немного успокоившись.

– Но взаимные обвинения приведут нас в тупик, мисс Уиндхэм, – воскликнул герцог. – Надеюсь, вы понимаете, что таким образом мы не сможем решить, как нам обустроить дальнейшую жизнь девочки.

Фиона знала, что герцог прав.

В то же время, ее распирало от желания высказать ему все, что скопилось в ней по отношению к нему за долгие годы.

«Нет, ты не должна это делать, – твердо сказала себе она. – Давать волю эмоциям неразумно. К тому же он ведет себя сейчас вполне рассудительно».

Поднявшись со стула, Фиона посмотрела ему в глаза.

– Позвольте принести вам свои извинения, ваша светлость. – Ее голос прозвучал учтиво и спокойно. – Возможно, я разговаривала слишком дерзко. Если мое поведение показалось вам наглостью, я еще раз прошу простить меня. Я искренне любила вашего брата. Его мне не хватает так же, как не хватает сестры. Я безумно скучаю по ним.

Фиона старалась держать себя в руках. Несмотря на это ее голос дрогнул, а к глазам подступили слезы. Она опустила темные ресницы, желая скрыть свою слабость, и склонилась перед герцогом в реверансе.

– Спокойной ночи… ваша светлость.

Она попрощалась с ним очень тихо, почти шепотом.

– Спокойной ночи, мисс Уиндхэм.

Дорога до двери показалась ей невероятно длинной.

Она шла медленно, спиной чувствуя на себе его обжигающий взгляд.

Глава четвертая

После ленча Мэри‑Роуз прилегла отдохнуть, а Фиона спустилась вниз и вышла на улицу.

Она пересекла внутренний двор и ступила на мягкую ухоженную траву, покрывавшую зеленым ковром землю у высокой защитной стены.

Погода стояла чудесная: солнце окутывало ярким, прозрачным, ласковым сиянием, дул освежающий ветерок. Он нежно трепал волосы Фионы, даря приятные ощущения.

С первого дня пребывания в Шотландии она чувствовала себя заключенной, заточенной в тюремные стены. Лишь вольный ветер напоминал ей о том, что где‑то рядом живут свобода и буйная природа, не ведающие жестких законов клана Рэнноков.

В первые дни после поездки Фиона не позволяла Мэри‑Роуз удаляться от замка, а вчера и сегодня утром они решили выйти за его пределы, чтобы прогуляться и осмотреть окрестные места.

Фионе давно хотелось взглянуть на шотландские пейзажи: холмы, сосновые леса на горизонте.

Сегодня их не окутывал туман, и стройные темные сосны на фоне ясного неба походили на неподвижных часовых.

Фиона мечтала увидеть небольшие серебряные водопады – зять не раз говорил ей, что они представляют собой неотъемлемую часть природы Шотландии.

Они с Мэри‑Роуз шли вдоль небольшой речушки, вглядываясь в прозрачную поверхность в надежде увидеть рыбу. Хотя Фиона прекрасно помнила, что главная река, в которой ловят лосося, находится на удалении мили от замка.

– Мы обязательно сходим туда, – пообещала Фиот Мэри‑Роуз. – Но имей в виду: такая прогулка требует терпения и выносливости.

– Я хочу поймать такую рыбу, какую ловил папа, когда был маленьким! – воскликнула девочка.

– Нам стоит поговорить об этом с твоим дядей, – ответила Фиона. – Может, он распорядится сделать для тебя маленькую удочку, тогда и поучишься рыбачить.

Она видела по восторженному выражению глаз Мэри‑Роуз, что ей загорелось осуществить задумку, и решила как можно быстрее побеседовать с герцогом.

Вообще‑то видеться с ним Фионе доводилось лишь по вечерам, за ужином.

Днем, после ленча, он отправлялся на прогулки верхом. Сегодняшний день не отличался от других. Граф поехал вместе с герцогом.

Провожая их, скачущих по направлению к средним воротам, взглядом, Фиона невольно залюбовалась герцогом. Он прекрасно смотрелся в седле и был великолепен в клетчатых штанах шотландских горцев, плотно обтягивающих ногу. Такие одежды носили его предки на протяжении сотен лет.

Лошадь, на которой ехал герцог, отличалась необыкновенной резвостью, но он искусно управлял ею.

Неожиданно перед ее глазами возник образ тощих кобыл Иана и Роузмэри, и ненависть к герцогу с новой силой обожгла сердце.

Фиона стиснула зубы, в который раз дивясь его безразличию к брату, его самодовольству, спокойствию и черствости.

«Как несправедлива жизнь! – с чувством подумала она, продолжая идти вперед по мягкой траве. – Старший брат владеет всем, а младший – более добрый, более человечный и справедливый – мучается в бедности и погибает молодым!»

Услышав чей‑то голос за спиной, она вздрогнула и остановилась.

– Я так и думал, что вы выйдете на улицу в столь чудесный день, мисс Уиндхэм!

Фиона повернула голову и в полном недоумении уставилась на стоявшего у нее за спиной графа. Она несколько минут назад собственными глазами видела, как он выехал за ворота.

– Я думала, вы отправились на прогулку с его светлостью, – пробормотала Фиона.

– Верно, я намеревался составить Эйдену компанию. Но моя лошадь захромала, и ему пришлось ехать без меня.

– А куда вы направлялись? – полюбопытствовала Фиона.

– В одно из удаленных местечек, принадлежащее Рэннокам, – ответил граф. – Эйден хочет проверить, как идут дела у ткачей тартана.

– Ткачей тартана? – удивилась Фиона.

– Разве вам не рассказывали о том, как наш герцог нанес удар по безработице? Практически в каждой из расположенных на его землях деревушке он организовал небольшое производство. Теперь все необходимое для жизни изготавливается на его территории. Клан получил большую независимость от посторонних, а деревенские люди – работу. – Граф улыбнулся.

– Я об этом не слышала. – Фиона пожала плечами. – Должна признать, идея замечательная!

– Согласен с вами, – кивая, ответил граф. – Открою вам маленький секрет: я собираюсь воспользоваться примером герцога. Попробую применить ту же тактику в организации жизни собственной земли.

Они медленно пошли вперед по траве.

– Оказывается, интересы герцога выходят за рамки этого замка, – задумчиво воскликнула Фиона. – Мне очень приятно об этом узнать. У меня начало складываться впечатление, что жизнь герцога изолирована от внешнего мира, и я забеспокоилась о Мэри‑Роуз.

Граф ничего не ответил, и она продолжила:

– Не хочу осуждать герцога. Просто, пробыв здесь неделю, я не увидела ни одного посетителя. Кроме вас и леди Мораг, конечно. Герцогские дворы всегда представлялись мне шумными, гостеприимными, ассоциировались с массой людей и увеселительными мероприятиями.

Опять последовало молчание, и она вопросительно взглянула на графа.

Тогда он медленно заговорил:

– Я был уверен, что по пути в Шотландию мистер Мак Кейт вам все объяснил.

– Что вы имеете в виду?

Граф внимательно посмотрел на нее, и ей показалось, в его взгляде отражается сильное удивление.

– Неужели вы ничего не знаете?

– Признаться честно, я не имею и малейшего понятия, о чем идет речь, – Фиона смущенно пожала плечами.

– Тогда мне следует рассказать вам обо всем, – сказал граф. – Хотя я в полной растерянности…

– Что вы собираетесь мне рассказать? – Фиона непонимающе захлопала ресницами.

– Хочу объяснить вам причину столь замкнутого образа жизни моего друга Эйдена, объяснить, почему здесь не бывает посетителей, почему замок выглядит настолько одиноким, – ответил граф.

– Я думала, в окрестных местах живет множество соседей, владельцев других имений, – пробормотала Фиона.

– В этом вы не ошиблись. – Граф кивнул. – Эту часть страны населяют многие известнейшие в Шотландии семьи – Гамильтоны, Брюсы, Оджильви. Ко мне все они относятся невероятно дружелюбно.

Он ухмыльнулся.

– Обычно мне присылают массу приглашений, мисс Уиндхэм. Я просто не в состоянии посетить всех, от кого они приходят.

Фиона не удивилась. Граф был очень милым и доброжелательным человеком, интересным и внимательным собеседником, обладал редким обаянием.

– Тогда почему же… – Она не закончила начатую фразу, но он понял, что ее интересует.

– Эйден относится к другой категории людей.

– Сторонится людей, занят собственными проблемами? Вы это имеете в виду?

Граф покачал головой.

– Вовсе нет. Лет десять назад Эйден был одним из наиболее общительных и жизнелюбивых молодых людей, когда бы то ни было известных мне. Они с братом очень походили друг на друга, но Иан был младше, поэтому я мало общался с ним.

– Почему же тогда герцог так сильно изменился? – спросила Фиона.

– Это произошло с ним после женитьбы. Наверняка Иан рассказывал вам, как ужасно несчастлив был в браке его брат.

Дженет Мак Дональд представляла собой истинного дьявола в женском обличий.

– Мак Дональд? – воскликнула Фиона. – Значит, она доводилась родственницей леди Мораг?

– Была ее младшей сестрой. А вы об этом не знали? – Граф прищурился.

– Герцог представил ее мне как кузину. Почему он не назвал ее свояченицей?

– Эйден тщательно избегает упоминаний о супруге, – пояснил граф. – Кроме того, леди Мораг была замужем за его кузеном.

– Прошу вас, расскажите мне обо всем, – взмолилась Фиона. – Мне это очень важно: хочу избежать недоразумений.

– Я начинаю сожалеть, что вызвался взять на себя эту миссию, – признался граф, печально глядя вдаль.

– Пожалуйста! – не отступалась Фиона. – Вы уже о многом упомянули. Как после этого вы можете оставить меня в неведении?

– Нет‑нет, я не намерен так поступать с вами, – заверил он ее. – К тому же я убежден, что вы должны знать эту историю.

Граф помолчал, настраиваясь внутренне на нужный лад, и начал рассказывать:

– Эйден женился на Дженет Мак Дональд. Старый герцог и глава клана Мак Дональдов договорились о заключении этого брака. Если бы кто‑то объявил конкурс на самую неподходящую пару, Эйден и Дженет несомненно выиграли бы в нем!

– Я всегда находила вступление в брак с человеком, выбранным для тебя родителями, варварством! – заметила Фиона.

– Я согласен с вами, – ответил граф. – Но ценой этой свадьбы было возвращение отвоеванной некогда Мак Дональдами земли Рэнноков на севере. А для старого герцога лишь это имело значение.

– Поэтому им и пришлось страдать, – пробормотала Фиона.

– Эйден изменился до неузнаваемости, – продолжил граф. – И у него были на то причины. Дженет во многих отношениях казалась ненормальной, она превратила его жизнь в настоящий ад. А потом неожиданно исчезла.

– Как это произошло? – поинтересовалась Фиона.

– Никто ничего не знает. – Граф развел руками.

– Мистер Мак Кейт рассказал мне, что герцогиню разыскивали повсюду, что проверили все возможные места, куда она могла направиться, – сказала Фиона.

– Совершенно верно. Насколько я понимаю, мистер Мак Кейт не упомянул о главном: Эйдена стали подозревать в причастности к исчезновению герцогини.

Фиона резко остановилась и уставилась на графа.

– Вы намекаете на то, что люди подозревают его светлость в… в убийстве герцогини?

– Никто не осмеливается назвать это своим именем, по крайней мере в разговоре с ним. Но подозрение это лишь разрастается с годами. Большинство проживающих в окрестностях людей считают, что Эйден убил герцогиню в порыве ярости, а потом каким‑то образом избавился от тела.

Граф замолчал.

– Я всегда ненавидела герцога за его отношение к брату, – медленно произнесла Фиона. – Но вряд ли поверю когда‑нибудь в то, что он убийца.

– Я рад слышать от вас подобное. – Граф с облегчением вздохнул. – Что касается меня, я глубоко убежден, что Эйден не способен убить кого бы то ни было, особенно женщину. Это противоречит его сущности.

– Вы верите в его порядочность, – задумчиво сказала Фиона. – Поэтому не боитесь появляться здесь?

– Эйден – мой давний друг, – печально ответил граф. – Я знаю, что ему одиноко, знаю, что он догадывается о разгуливающих о нем слухах, – хотя мы никогда не обсуждали с ним этого. Именно поэтому я приезжаю к нему и стараюсь проводить с ним как можно больше времени. Несмотря на то, что у меня много других дел.

– Как великодушно с вашей стороны, – сказала Фиона.

– Эйден – человек, который мне нравится, которым я восхищен. С ним мне интересно.

В голосе графа появились странные, почти агрессивные нотки. Создавалось впечатление, что своим поведением он не хотел вызывать в ней жалость к герцогу.

Фиона вздохнула.

– Необходимо во что бы то ни стало выяснить, что произошло с герцогиней. Тогда люди перестанут подозревать герцога в совершении столь страшного преступления, – сказала она.

Граф беспомощно развел руками.

– Все произошло весьма странно. Герцогиня находилась в замке. А на следующий день ее просто не стало. Никто не видел ее ни выходящей за ворота, ни проезжавшей по окрестным местам. Эта история до сих пор остается полной загадкой.

– Ужасно! Особенно, если герцог невиновен.

– Он невиновен! – твердо заявил граф. – Я ни секунды в этом не сомневаюсь! Каждый день молю Бога о разгадке этой тайны.

– Теперь я понимаю, – тихо произнесла Фиона, словно обращалась не к графу, а к самой себе, – почему создается впечатление, что герцог отстранен от жизни, что смотрит на окружающее цинично и безрадостно.

Она размышляла вслух. Граф, внимательно слушавший ее, кивнул.

– Вы очень наблюдательны и обладаете чутким сердцем. Эйден вынужден отстраниться от жизни. Он прекрасно понимает, что о нем думают люди, и не может изменить существующего положения. Ведь никто даже не осмеливается откровенно поговорить с ним.

Он опять тяжело вздохнул.

– Поначалу Эйден надеялся, что герцогиню найдут. А по прошествии времени отчаялся и решил жить одинокой, отдаленной от соседей жизнью, жизнью, окутанной едкой дымкой подозрений и опасений. Ведь даже самые верные из его людей относятся к нему с опаской.

Фиона не отвечала.

То, что она только что услышала от графа, коренным образом изменило ее отношение к герцогу.

– А его родственники?

– Большинство из них живет во владениях Рэнноков на Севере, – ответил граф. – У них всегда находятся весьма правдоподобные причины, чтобы ответить отказом на приглашения Эйдена приехать к нему в гости.

Он цинично усмехнулся.

– Все они ничем не отличаются от местных соседей Эйдена, за исключением, конечно, леди Мораг.

По отношению графа к леди Мораг, по некоторым его высказываниям в ее адрес, Фиона могла определить, что она ему не нравится.

Ей не хотелось казаться любопытной, поэтому возникший в голове вопрос она задала весьма нерешительным тоном.

– Почему… леди Мораг продолжает здесь жить? Разве… ей не одиноко?

– Пока тут есть герцог, ей не одиноко, – ответил граф. – Не поверю, что вы до сих пор не догадались о ее намерениях и планах.

Вообще‑то леди Мораг вела себя так, что о ее намерениях догадался бы даже самый несообразительный. В столовой и гостиной она буквально вынуждала герцога уделять все свое внимание только ей. По отношению к остальным присутствующим это выглядело просто невежливо.

– По крайней мере она не поступает по‑предательски, – сказала Фиона.

– Леди Мораг преследует лишь личные интересы, – насмешливо‑презрительно воскликнул граф.

«Наверное, он несправедлив к ней», – подумала Фиона. Хотя у нее не было никаких оснований и желания заступаться за леди Мораг.

Узнав о том, что мальчик‑конюх быстро поправился после лечения Фионы, а через три дня уже вернулся к выполнению своих обязанностей, леди. Мораг подняла шум, заявив, что здесь не обошлось без колдовства.

– Клану это не понравится! – сказала она герцогу в присутствии Фионы. – Ты ведь знаешь, что шотландцы испокон веков страшились ведьм!

– Ты называешь ведьмой мисс Уиндхэм? Это просто нелепо, – возразил ей герцог.

– Совсем не обязательно выглядеть уродливо, если являешься колдуньей! – не унималась леди Мораг. – Волшебные травы – это их типичное орудие.

– Образованные люди, – вступила в разговор Фиона, чувствуя, что обязана защитить себя, – знают: природа производит противоядие для любого существующего на земле заболевания. Сельским жителям в Англии известно много секретов врачевания при помощи целительных сил растений.

Леди Мораг передернулась.

– Мне все это кажется отвратительным! – провозгласила она. – Я привыкла доверять врачу.

Казалось бы, на этом все могло закончиться, но вскоре Фиона узнала, что леди Мораг рассказала о колдовстве не только герцогу, ко и прислуге.

Фиона читала о распространенных в Шотландии в семнадцатом и восемнадцатом веках гонениях, о том, что четыре тысячи несчастных женщин были обвинены в колдовстве и сожжены на кострах.

В Англии от предубеждений подобного рода пострадало гораздо меньшее число людей.

Несмотря на возмущение и раздражение, Фиона понимала, что страх леди Мораг небезоснователен.

К тому же ей не следовало наживать в лице этой особы явного врага. Поэтому она не стала устраивать каких бы то ни было разбирательств и выяснений.

Сейчас Фиону не интересовала леди Мораг. Все ее мысли крутились вокруг одного: внутреннего состояния герцога. Как он чувствует себя, окруженный страшными подозрениями, предоставленный сам себе, практически не имеющий друзей?

Для человека с иным характером – менее горделивым, менее властным – ситуация, возможно, сложилась бы по‑другому. Наверное, такому было бы легче справляться с многочисленными сложностями, возникшими после исчезновения герцогини.

«Если он невиновен, – размышляла Фиона, – то, должно быть, ему ужасно трудно сознавать, о чем шепчутся за его спиной, почему от него безмолвно отказались. И ведь никто не разговаривает с ним о своих подозрениях открыто! Ситуация почти безвыходная!»

Неожиданно ей в голову пришла поразительная мысль: быть может, нынешний герцог именно поэтому не попытался наладить отношения с братом после смерти отца?

«Нет, – тут же возразила себе она. – Наверняка он знал, что Иан при любых обстоятельствах поддержит его. Почему он не обратился к брату? Почему?» – недоумевала Фиона.

– А теперь давайте поговорим о вас, – неожиданно предложил граф.

– Обо мне? – Фиона удивленно пожала плечами. – Я вас не понимаю…

– Мне интересно узнать о вас как можно больше!

Взгляд графа говорил красноречивее любых слов и фраз. Фиона смутилась.

– Мне… мне пора возвращаться, – торопливо пробормотала она. – Надо будить Мэри‑Роуз. Будем заниматься с ней музыкой.

– Уверен, что девочка крепко спит, поэтому вовсе не нуждается в вас, – с улыбкой сказал граф. – Тогда как я – очень нуждаюсь.

– Позвольте мне напомнить вам, милорд, что я нахожусь здесь в качестве гувернантки Мэри‑Роуз, – краснея, воскликнула Фиона.

– Позвольте мне сообщить вам, что вы совершенно не похожи на гувернантку. Вы настолько красивы, мисс Уиндхэм, что я начинаю всерьез задумываться в подозрениях леди Мораг. Вы не колдунья?

– Не смейте так говорить! – отрезала Фиона.

– Ничего не могу с собой поделать. Я ясно ощущаю, что вы меня все больше и больше очаровываете, – ответил граф.

– Все дело в том, милорд, что вы просто пытаетесь флиртовать со мной. А это недопустимо! Сами понимаете, что герцог с удовольствием воспользуется любым предлогом для разлучения меня с Мэри‑Роуз. Я этого не переживу! – пытаясь сохранять спокойствие, сказала Фиона.

– Я не флиртую с вами, – ответил граф.

Его голос стал проникновенным, а в глазах появилось нечто такое, что насторожило ее.

– Пожалуйста… пожалуйста, – воскликнула Фиона, – ничего больше не говорите. Я и так нахожусь в весьма затруднительном положении. Мне страшно оставлять девочку одну среди этих суровых шотландцев, поэтому, я должна вести себя крайне предусмотрительно!

– Я прекрасно понимаю вас, – пылко сказал граф. – Прекрасно понимаю! Но мне невыносимо видеть вас одну. Я хочу так много сказать вам, так много объяснить! Мне трудно носить это в себе!

– Но вы не должны ничего мне говорить! – твердо ответила Фиона. – И не забывайте: вам опасно проявлять ко мне интерес.

– Но у меня есть глаза, а в моей груди бьется сердце! Я не в состоянии вести себя иначе. Боже праведный! Никогда в жизни в самых смелых и неожиданных мечтах я не мог представить, что в стенах этого замка я увижу однажды такую необыкновенную красоту!

Он говорил так страстно, что Фиона тихо засмеялась.

Подойдя к входу во внутренний двор, оба они с изумлением заметили знакомую фигуру спускающегося по лестнице у центральной двери человека.

Это был герцог. Он переоделся, сменив клетчатые штаны на килт.

Фиона отметила, что смотрится герцог просто потрясающе, хотя кажется сейчас еще более властным.

Он направился к ним, и у Фионы все сжалось внутри, как будто ее застали за совершением какого‑то злодеяния.

– Как ты рано вернулся, Эйден! Что‑то случилось? – спросил граф.

– Нет, все в порядке. Когда ты оставил меня, мне стало ужасно скучно, и я решил тоже не ездить в такую даль. Вернулся домой, – ответил герцог.

Фиона заметила, как внимательно и многозначительно оглядел герцог сначала графа, потом ее, и поняла, что он догадывается о происходящем.

– Я должна разбудить Мэри‑Роуз, ваша светлость, она спит после ленча.

Фиона учтиво поклонилась и поспешно направилась к входу в замок.

Она взлетела вверх по лестнице, ведшей на второй этаж, чувствуя неловкость и смущение.

«Я не сделала ничего плохого. Моя личная жизнь никого не должна касаться», – твердила она себе, пытаясь успокоиться.

Ей вдруг стало страшно. Любовь к Мэри‑Роуз и постоянная угроза потерять ее не давали ей покоя.

Девочка все еще крепко спала, когда Фиона вошла в детскую, и, передумав будить ее, она тихо прошла в гостиную, располагавшуюся напротив их личных комнат.

Здесь было просторно и уютно. Мистер Мак Кейт распорядился принести сюда пианино, что привело Мэри‑Роуз в неописуемый восторг.

Она уже прекрасно играла для ребенка ее возраста, хотя удивляться тут было нечему: ее мать обладала исключительным музыкальным дарованием.

Фиона играла на пианино с большим удовольствием, хотя не имела и половины способностей сестры‑гения.

Музыка служила для нее незаменимым утешением, когда что‑то ее тревожило, помогала отвлечься от проблем, тревог и печалей.

Она села за инструмент и принялась наигрывать любимую мелодию, чувствуя, как отступает напряжение и волнение, вызванные обычным страхом.

«Как глупо с моей стороны бояться кого бы то ни было», – думала она, отмечая, что в былые времена ей никогда не приходилось испытывать ничего подобного.

Но герцог неизменно одним своим высокомерным видом внушал страх, а самое главное, чего опасалась Фиона, так это его приказа выдворить ее из замка и отправить на Юг.

Даже до сегодняшнего разговора с графом Фиона не намеревалась оставлять Мэри‑Роуз одну в замке, а, узнав о подозрениях местных людей, она еще больше обеспокоилась за судьбу племянницы.

«Как ребенок будет расти без друзей и общения со сверстниками? Как повлияет изолированность и странная атмосфера, царящая в замке, на ее становление?» – с тревогой думала она.

Ей вспомнились рассказы Иана о детстве. Он говорил, что увлекался очень многим и что его интересы часто совпадали с интересами соседских детей.

Для игр им отводили специальные площадки. На вересковых полях регулярно устраивались соревнования по стрельбе. Кроме того они играли в английский крикет.

По словам Иана, его брат прекрасно подавал мяч, превосходил в ловкости всех остальных мальчишек.

– Мы всегда обыгрывали все местные команды, – нередко хвастался он.

Что могло стать с девочкой, если, кроме дяди, леди Мораг и – иногда – графа, она никого больше не видела бы?

Ситуация пугала Фиону, и от беспомощности и растерянности у нее голова шла кругом.

В тот вечер Фиона завела с герцогом речь об изготовлении удочки для Мэри‑Роуз.

– Дональд рассказал ей, как помог ее отцу поймать первую в его жизни рыбу, когда тот был в ее возрасте. Быть может, кто‑нибудь сделает для нее удочку, а Дональд поучит ее рыбачить? – спросила она.

– Полагаю, та удочка, которой пользовались в детстве мы с Ианом, находится где‑нибудь в замке, – ответил герцог.

– Тогда можно нам с Дональдом отправиться на реку? – Глаза Фионы обрадованно засияли.

В разговор вмешалась леди Мораг.

– Мне кажется, Эйден, Мэри‑Роуз слишком маленькая для подобных занятий. К тому же рыбалка – не женское дело. Быть может, мисс Уиндхэм придумает для нее что‑нибудь более подходящее?

Фиона поджала губы.

Наверняка у леди Мораг нашлось столько возражений лишь потому, что речь о рыбалке завела именно она.

– Не вижу причин препятствовать Мэри‑Роуз. Если хочет научиться рыбачить, то пусть учится, – ответил, поразмыслив, герцог. – Если ей это занятие покажется скучным, то она сама забросит его.

– Ей придется запастись терпением! – подключился к беседе граф. – Вчера я просидел у реки целых три часа и не поймал ни единой рыбешки!

– Не повезло! – посочувствовал ему герцог.

– Хотелось бы верить, что причина только в невезении! – Граф засмеялся. – Но ты, мой дорогой, за тот же период времени поймал два лосося! Наверное, все дело в умении.

– Ладно, я открою тебе секрет: так вышло потому, что я знаю эту реку гораздо лучше, чем ты, – с улыбкой ответил герцог.

На мгновение он стал обычным человеком, но улыбка быстро исчезла с его губ.

– Скажите мистеру Мак Кейту, мисс Уиндхэм, что я разрешаю Мэри‑Роуз пойти с Дональдом на рыбалку.

– А мне можно с ними, ваша светлость? Ваш брат научил меня ловить форель. Мне ужасно нравилось рыбачить!

– О, мисс Уиндхэм! – воскликнула леди Мораг, не дав герцогу возможности ответить. – Ваша разносторонность не перестает нас удивлять! Сначала выясняется, что вы – ведьма, теперь – что рыбак. Кажется, вы еще играете на пианино, как ваша талантливая сестра, но она, если я не ошибаюсь, была профессиональной увеселительницей публики.

Леди Мораг несомненно желала причинить ей боль своим колким высказыванием, но Фиона сумела справиться с наполнившими душу неприятными эмоциями. Ее голос прозвучал на удивление спокойно и довольно:

– Вы очень любезны, леди Мораг.

Граф, сидевший рядом с ней, засмеялся, и Фиона пожалела, что вообще ответила.

Когда ее взгляд встретился с взглядом леди Мораг, она поняла, что у нее появился настоящий враг.

«Теперь следует держаться с этой особой крайне осторожно!» – промелькнуло в ее голове.

Не желая усугублять ситуацию, Фиона, выйдя из столовой в гостиную, сослалась на недомогание, извинилась и удалилась к себе, прекрасно понимая, что этим жестом не доставила леди Мораг ничего, кроме удовольствия.

Заглянув в детскую и убедившись, что Мэри‑Роуз спит, она тихо прошла в гостиную.

Играть на пианино, как бы сильно ей этого ни хотелось сейчас, не стоило: если до кого‑нибудь донеслись бы звуки музыки, все поняли бы, что она чувствует себя вполне нормально. Герцог расценил бы ее уход как непростительную грубость.

Просмотрев заглавия книг на длинных полках книжного шкафа, она выбрала одну, заинтересовавшую ее, немного почитала и отправилась в спальню.

Через пятнадцать минут, прочтя еще несколько страниц книги, она разделась, погасила свечи, легла в постель и закрыла глаза.

Сон почти захватил ее в свои сладкие объятия, когда в дверь негромко постучали.

В первое мгновение Фиона подумала, что это ей лишь показалось, но стук повторился.

Фиона приподнялась, вспоминая, где спички.

Главные комнаты в замке освещались лампами, а в спальнях пользовались свечами. Фиона любила их мягкий, мерцающий, романтический свет. По крайней мере это незамысловатое старинное средство было гораздо приятнее светильного газа, которым они пользовались в Англии.

– Войдите, – отозвалась Фиона.

Дверь бесшумно растворилась, и на пороге показалась миссис Мередит.

– Пожалуйста, простите за то, что тревожу вас, мисс, – извиняющимся тоном заговорила она. – Но Джинни себя так ужасно чувствует! Может, вы посмотрите ее и сумеете чем‑нибудь помочь?

– Джинни? – Фиона обеспокоенно нахмурила брови. – А я не могла понять, почему она не пришла к мисс Мэри‑Роуз сегодня вечером.

– Вчера Джинни пожаловалась, что немного простудилась. Наутро у нее пропал голос, а сейчас она вся пылает – у нее сильный жар, – пояснила миссис Мередит.

– Я постараюсь ей помочь, – решительно сказала Фиона.

– О, спасибо, мисс! Поверьте, мне очень не хотелось вас беспокоить, но…

– О чем вы говорите, миссис Мередит? Прошу вас, перестаньте извиняться, – мягко ответила Фиона. – Мне потребуется немного времени, чтобы найти нужные травы, а вы ступайте к Джинни. Только расскажите мне, где она находится.

– Пройдете до конца коридора, мисс, там увидите лестницу. Поднимайтесь по ней, а я услышу ваши шаги и встречу вас.

Миссис Мередит в замешательстве замолчала.

– Вообще‑то это неслыханно, – пробормотала она, выдержав паузу. – Я прихожу к вам, поднимаю вас с постели, еще и вынуждаю идти наверх к Джинни… Лучше через несколько минут я еще раз спущусь к вам сама за травами, мисс…

– Нет, – не терпящим возражения тоном заявила Фиона. – Я должна взглянуть на нее. Если вы хотите помочь, то лучше за это время вскипятите чайник воды. Тогда я примусь за лечение как можно раньше.

– Я все сделаю, как вы говорите, мисс… И… спасибо вам огромное, – сказала миссис Мередит.

И поспешно удалилась, плотно закрыв за собой дверь. Фиона поднялась с кровати, достала сумку с травами и нашла те, которые, по ее мнению, наиболее подходили для снятия жара, возникшего как следствие простуды.

Не осмотрев Джинни и не измерив ее температуру, она не могла точно определить ее состояние, поэтому взяла несколько пакетиков с травами.

Накинув на плечи шелковый голубой халат такого же цвета, как ее глаза, она вышла в коридор и, увидев, что свечи в серебряных канделябрах с изображением герцогского герба еще не погашены, с облегчением вздохнула.

Пол в коридоре устилала дорожка из шотландки особой расцветки Рэнноков. Фиона миновала главные комнаты замка, одну из которых занимал граф. Дальше коридор сужался. Начиналась более старая часть здания, которую давно не обновляли.

В самом конце Фиона увидела узкую изогнутую лестницу. Наверху ее уже ждала миссис Мередит.

Джинни лежала на кровати в маленькой, но довольно уютной спаленке. Окинув больную беглым взглядом, Фиона сразу определила, что температура у нее очень высокая.

Бедняжка не могла разговаривать, а глаза ее были настолько потемневшими, что, казалось, она не в состоянии узнавать даже самых близких.

Вода в чайнике уже закипала. Фиона смешала два сорта сильнодействующих трав. Когда снадобье было готово, миссис Мередит пришлось приподнять Джинни, чтобы Фиона смогла напоить ее лекарством.

Джинни проглотила целебный отвар, пробормотала что‑то несвязное и, когда миссис Мередит опустила ее, вжалась в подушку.

– Она может проспать очень долго, не пугайтесь, – тихим голосом предупредила Фиона. – Утром я приду взглянуть на нее, надеюсь, к этому моменту жар спадет.

– Вы творите настоящие чудеса при помощи вещей, которые выглядят, как обычная трава! – восхищенно всплескивая руками, пробормотала миссис Мередит.

– Это и есть травы, и именно они творят чудеса, – ответила Фиона. – Сам Бог дарит их нам, но мы не всегда умеем ими воспользоваться.

– Верно. Знаете, я вспомнила, как моя матушка, как только чувствовала недомогание, пила вино из одуванчиков. Других лекарств она не признавала, – с улыбкой на губах сказала экономка.

– Я уверена, что Джинни поправится уже к утру. Отправляйтесь в кровать и ни о чем не беспокойтесь. – Фиона мягко коснулась плеча миссис Мередит. – Сомневаюсь, что ночью она проснется.

– Я безумно благодарна вам, мисс! Вы невероятно добры! – воскликнула миссис Мередит.

Фиона улыбнулась, вышла из спальни и принялась спускаться по лестнице.

Пройдя несколько ступеней, она заметила, что свечи в коридоре на ее этаже погашены.

Хотя в дальнем конце, там, где располагались их с Мэри‑Роуз комнаты, еще горели две или три из них, и для нее не составило труда определить направление, в котором следовало двигаться.

Фиона шла медленно, воспроизводя в памяти то, как выглядела Джинни, размышляя о состоянии своей служанки и надеясь на скорейшее ее выздоровление. Неожиданно ее внимание привлекла упавшая на стену тень. В противоположном конце коридора появилась фигура высокого человека.

Сначала из‑за очень слабого освещения, она не могла рассмотреть, кто это. Но ее сердце уже тревожно трепетало, а руки слегка похолодели от страха: неприятное предчувствие и догадка о том, кто шел ей навстречу, сковали все внутри.

Она не замедлила, не ускорила шаг, а когда подошла ближе, убедилась, что интуиция не обманула ее: по коридору двигался герцог. Он ее заметил не сразу.

Фиона судорожно размышляла, не лучше ли ей затаиться в темноте у затененной стены, пока не поняла, что уже поздно: герцог увидел ее.

В эту минуту все мысли Фионы мгновенно переключились на другое: в свободном голубом халате, с рассыпавшимися по плечам волосами в столь поздний час одна в коридоре она наверняка выглядела более чем странно.

«Скорее всего он посчитает, что заботиться о больной служанке – глупо и недостойно для уважающей себя особы», – подумала она.

Через несколько секунд они приблизились друг к другу. Он остановился и отступил в сторону, уступая ей дорогу. Но пройти мимо него молча Фиона не могла.

Она подняла голову и сразу поняла по выражению его глаз – или в столь тусклом свете ей это лишь показалось, – что он сердится.

Продолжать путь было невозможно.

На протяжении нескольких мгновений они молча смотрели друг на друга. В отличие от нее герцог, в вечернем килте с спорраном на поясе и кружевным жабо на груди, смотрелся великолепно.

«Наверное, он не понимает, что я здесь делаю», – подумала Фиона, но не успела она произнести и слова в свое оправдание, как герцог заговорил первым:

– Где вы были, мисс Уиндхэм?

Его голос прозвучал очень резко, даже грубо, и Фиона не на шутку испугалась.

Все, что она только что собиралась сказать ему, тут же улетучилось из ее головы.

– Я… ходила… – Услышав, каким дрожащим, жалким и неуверенным был ее собственный голос, она еще больше смутилась.

Глаза герцога гневно сверкнули.

– Не пытайтесь мне лгать! Я сам знаю ответ на заданный вам вопрос! Я думал, вы не такая!

Фиона приподняла подбородок и непонимающе уставилась на него.

– Я… я не… – Ее голос опять оборвался.

– Получили достаточно удовольствия или хотите еще? – злобно и презрительно спросил герцог. Его голос гулким эхом отразился от темных стен в другом конце длинного коридора.

Он неожиданно обхватил ее за талию и резко притянул к себе. Она вскрикнула, но ее вопль заглушили его губы, прижавшиеся к ее губам.

Он принялся целовать ее – грубо, властно, жадно. Она почувствовала боль и отвращение, но была настолько ошеломлена, что в первое мгновение не могла даже сопротивляться.

Придя в себя, Фиона с ужасом обнаружила, что герцог крепко сжимает ее руки, и поняла, что не в состоянии вырваться из его объятий.

Ей хотелось не просто вырваться из них, но и нанести ему ответный удар. Влепить ему пощечину, сделать ему так же больно, достойно отомстить, но она не могла и пошевелить руками.

Фиону еще никогда в жизни не целовал мужчина. О том, что женщина может оказаться столь беззащитной и жалкой перед напором мужской силы и грубой страсти, она даже не подозревала раньше.

Целуя ее, он до сих пор причинял ей боль, но к ее великому удивлению, ярость и страх, возникшие в ней в первую секунду, постепенно ослабли.

Вскоре исчезла и боль. Его губы становились все более мягкими, но вместе с тем более властными.

«Я должна высвободиться, должна защищаться», – думала Фиона.

Она попыталась это сделать, но, почувствовав, что с ней происходит что‑то странное, никогда раньше неведомое ей, замерла.

Какая‑то теплая, непреодолимая, непонятная волна разлилась по всему ее телу, наполнила грудь, обожгла губы, кровоточащие от безудержной силы и необузданности поцелуя герцога.

Это было такое незнакомое и совершенно неожиданное ощущение, что на какое‑то время Фиона позабыла обо всем на свете. Она чувствовала лишь одно: что ощущение это лишь усиливалось, разрасталось в ней, все больше подчиняя ее своей странной власти.

Фиона была не в силах анализировать свое состояние. Она с удивлением прислушивалась к новым эмоциям, к блаженству, с головой окатывавшему ее, подобно трепетным и ласковым морским волнам.

Фиона ничего не понимала, но с изумлением сознавала, что и не хочет понимать. Она таяла и растворялась в неумолимом, мощном, горячем восторге.

Вдруг герцог поднял голову, медленно разжал руки. Фиона была свободна, тем не менее не двигалась с места. Она не могла говорить, даже думать о чем‑то…

– Черт вас побери! – сказал он хрипло, и ей показалось, его голос шел откуда‑то из самых глубин его существа.

Он резко повернулся к ней спиной – так же неожиданно, как прижал ее к себе – и торопливо пошел прочь. Его юбка в складку нервно покачивалась в такт решительным шагам.

Фиона еще долго стояла на том же месте, пытаясь понять, что произошло, стараясь осознать свои чувства, отчаянно силясь мыслить ясно…

Потом медленно, невероятно медленно – ведь каждый шаг давался ей с трудом – добралась до своей комнаты, упала на кровать и уткнулась лицом в подушку.

Проснувшись наутро и вспомнив о случившемся, Фиона почувствовала, что ее щеки заливает густая краска.

«Может, это игра воображения или сцена из необъяснимого сна?» – размышляла она, хотя понимала, что все, что произошло вчера – правда.

Прошлой ночью, вернувшись в спальню и забравшись в мягкую постель, она долго не могла заснуть. Герцог поцеловал ее в приступе гнева, который, как ей подсказывало сердце, был вызван обыкновенной ревностью. Самым невероятным в этой истории являлось то, что она получила от этого необычного поцелуя несказанное удовольствие.

Как ни страшно было в это поверить, это произошло.

В любом случае он вел себя так повелительно и неумолимо, что она не имела и малейшей возможности вырваться из его сильных рук, прервать этот поразительный поцелуй. Первый в ее жизни.

Фиона тут же вспомнила, что не очень‑то стремилась его прерывать, что не хотела прекращать то блаженство, которое он дарил ей.

«Может, я сошла с ума?» – думала она, но понимала: подобное объяснение в случае возникновения осложнений никому не понравится.

Нужно было вставать с кровати, будить Мэри‑Роуз, а потом целый день давать ясные ответы на ее многочисленные вопросы.

Она представила, что ей предстоит, и заранее продумала, что должна говорить:

– Да, твой дядя разрешил тебе учиться рыбачить!

– Да, я попытаюсь договориться с Дональдом, чтобы он уже сегодня утром отвел нас на реку.

– Да, ты будешь удить рыбу точно так же, как твой папа, когда был маленьким.

– Да!

– Да!

– Да!

Она, конечно, отвечала на все вопросы любимой племянницы, но ее мысли – нескончаемая их вереница – крутились вокруг вчерашнего происшествия.

Они навестили Ролло, жившего в огромной конуре, и Мэри‑Роуз накормила его лакомыми кусочками, припасенными за завтраком. Приходить к полюбившемуся ей псу вошло у них в привычку. Вернувшись в свои комнаты, они, как обычно, занялись изучением элементарных наук.

– Я хочу поиграть на пианино, тетя Фиона, – сказала Мэри‑Роуз.

– Сейчас очередь арифметики, дорогая моя, – ответила Фиона.

– Но почему? Задачи такие скучные! А таблицы я и так знаю.

Этот спор возникал между ними каждое утро, но сегодня он показался Фионе, как и все остальные привычные явления, необыкновенным.

Принесли записку от мистера Мак Кейта. Ровно в одиннадцать Дональд будет ждать их внизу с двумя пони – для Мэри‑Роуз и для мисс Уиндхэм.

В любой другой день, подумала Фиона, она пришла бы в настоящий восторг от представляющейся ей возможности прокатиться на шотландском пони.

Но этим утром у нее было ощущение, что все ее тело обмякло от прикосновения горячих, страстных, властных губ герцога.

Все, о чем она могла думать, так это о его сильных руках, подаривших ей невероятные, сладостные, ни на что не похожие переживания.

Дональд с радостью выслушивал щебетание Мэри‑Роуз и охотно отвечал на все вопросы о ее отце, поэтому Фиона спокойно углубилась в свои собственные раздумья.

Когда они приехали к реке, Дональд принялся рассказывать девочке, как правильно забрасывать удочку.

Он оказался талантливым учителем, терпеливым, умеющим доходчиво объяснять. А Мэри‑Роуз страстно желала поймать такую же рыбу, как Иан, поэтому слушала его с большим вниманием.

– Посмотри, тетя Фиона! Ты только посмотри, как я забрасываю удочку! – то и дело кричала Мэри‑Роуз.

Поймав молодого лосося, она запрыгала от радости.

Эта единственная рыбешка и составила весь улов, но для Мэри‑Роуз хватило и этого. Ее счастью не было предела: по дороге домой она не переставала восторгаться своей удачей.

«Интересно, где герцог? – взволнованно думала Фиона, когда они приближались к воротам замка. – На прогулке или в столовой за ленчем?»

Уложив оживленно рассуждающую о завтрашней рыбалке Мэри‑Роуз в кровать, Фиона направилась в свою комнату.

Послышался стук в дверь.

На пороге стоял слуга.

– Его светлость желает вас видеть, мисс! Он ждет вас в библиотеке.

Фионе показалось, она лишилась дара речи. Опомнившись через пару мгновений, она пролепетала, не узнавая собственного голоса:

– Пожалуйста… передайте его светлости, что я… что я скоро подойду…

Ей требовалось некоторое время. На то, чтобы собраться с мыслями, чтобы продумать, что говорить ему. Как объяснить, что она не делала ничего такого, в чем он ее подозревал.

Вообще‑то… Разве стоит перед ним оправдываться? С какой стати?

Он нанес ей оскорбление, а она собиралась извиняться! Да как ему в голову могли прийти столь гадостные мысли?

– А! – воскликнула Фиона, неожиданно все понимая. Точно так же его отец отнесся когда‑то к Роузмэри, даже не видя ее: как к разгульной девке, проститутке!

Как хорошо, что у Фионы были свидетели. Люди, которые могли рассказать герцогу, куда она ходила вчера вечером.

Миссис Мередит зашла к ней рано утром, чтобы сообщить о значительном улучшении состояния Джинни. Позднее Фиона сама поднялась к ней и убедилась, что жар, как она и предполагала, спал.

– Ей гораздо лучше, мисс, – радостно повторяла миссис Мередит. – Эти ваши травы – просто волшебство какое‑то! Не зря, наверное, ее милость твердит о колдовстве!

Фиона нахмурилась.

– Надеюсь, леди Мораг просто шутит, миссис Мередит, – как можно спокойнее сказала она. – В травах нет ничего волшебного. Сами подумайте!

– Я все прекрасно понимаю, мисс, – ответила миссис Мередит. – Только не принимайте близко к сердцу болтовню ее милости.

Фиона удивленно уставилась на экономку, а та продолжила:

– Вы слишком красивая для таких занятий, какие возлагаете на свои плечи, мисс. Вам нужно найти хорошего мужа.

Такого, который защищал бы вас от обидчиков, который с кем угодно мог бы вступить за вас в бой!

Фиона рассмеялась.

– Я сама умею за себя постоять, миссис Мередит.

– У мужчин более сильные кулаки, – качая головой, ответила экономка.

Фионе в голову пришла неожиданная мысль. Ей нужен мужчина! Мужчина с сильными кулаками, умеющий побеждать в боях. Мужчина, способный толково объяснить герцогу, что она вовсе не распутница.

– Как он посмел? – спросила Фиона у воцарившейся в комнатах тишины, все еще не решаясь выйти.

Ей хотелось ненавидеть его с той же силой, с какой она ненавидела его всю свою жизнь, но теперь в ее сердце не было ненависти…

Почти не помня себя от волнения, Фиона прошла по длинному коридору и свернула у гостиной.

Библиотека располагалась напротив.

Это помещение поражало любого, кто сюда входил, спокойствием, величием, сдержанной красотой. Вдоль стен здесь тянулись длинные полки, заполненные книгами. Вся обстановка настраивала на серьезный, спокойный лад.

Фиона же, когда перед ней раскрыли дверь, увидела лишь одно: человека, который ждал ее.

Герцог задумчиво стоял у камина у противоположной стены, и Фиона только сейчас поняла, что собиралась с мыслями слишком долго.

Ее сердце бешено заколотилось, а по спине пробежали мурашки, и ей не оставалось ничего другого, как, окинув его беглым взглядом, опустить свои темные ресницы. На фоне белой кожи они выглядели невероятно густыми.

Она чувствовала, что ее охватывает дрожь, и понимала, что это глупо, нелепо, ужасно смешно, но ничего не могла с собой поделать.

«Я должна объяснить ему, вернее, высказать ему все, что думаю», – твердила себе Фиона, приближаясь к герцогу.

Подойдя к нему, она почувствовала, что ее захлестывает смущение.

«Я обязана поклониться, – пронеслось в ее голове. – И начать разговор».

Не успела она вымолвить и слова, даже еще не взглянула на него, как услышала его голос – странно изменившийся, почти неузнаваемый.

– Я хочу извиниться перед вами. Пожалуйста, простите меня.

Глава пятая

Ей почудилось, прошла целая вечность, прежде чем она осмелилась поднять глаза.

Увидев выражение лица герцога, Фиона пришла в полное замешательство.

– Моему поступку нет оправдания, – продолжил он тем же тихим голосом. – Кроме единственного: я просто потерял голову, увидев вас в коридоре. В приступе ревности решил, что вы были с Торкуилом.

– Да как… вы… могли… подумать… обо мне… такое? – растерянно спросила Фиона.

Ей хотелось казаться разгневанной, но она выглядела лишь смущенной и сознавала это.

– Я уже сказал вам, что от ярости лишился рассудка, – повторил герцог.

На протяжении нескольких минут они молча смотрели друг на друга.

«Я совсем не знаю этого человека», – думала Фиона, чувствуя в то же время, что прекрасно понимает состояние герцога. Любые объяснения и извинения были излишни.

– Что нам делать? Скажите, помогите мне. Всю ночь я не мог сомкнуть глаз, – тихо сказал герцог. – Я пытался подавить, изгнать из себя проклятую ревность. Теперь я понимаю, что поступил ужасно, но это не решает проблему.

Фиона, совершенно сбитая с толку, решила вернуться к тому, с чего планировала начать эту беседу. Следовало объяснить ему, куда она ходила вчера вечером и рассеять тем самым остатки сомнений.

– Вам говорили, что вчера… я ходила к больной Джинни? – спросила Фиона.

– Миссис Мередит взахлеб рассказала мне сегодня утром, какие чудеса вы вытворяете при помощи своих трав. Тогда‑то я и понял, что поступил как последний дурак, – ответил герцог.

Он взглянул ей в глаза, помолчал и продолжил.

– Хотя… Если бы этого не случилось, я так до сих пор и находился бы в своем аду, в котором живу вот уже много лет. Вчерашний поцелуй был частичкой блаженства, райского блаженства…

– Я… только вчера… узнала… о том… в чем вас… обвиняют, – нерешительно пробормотала Фиона.

– Я догадываюсь, кто вам поведал об этом: конечно, Торкуил, – резко ответил герцог.

И, прищурив глаза, ухмыльнулся.

– Он подумал… что… я должна об этом знать… Я сама спросила… почему… вы… живете столь… замкнуто и одиноко… в своем замке…

– И что же? Когда он рассказал вам об этом, что вы почувствовали? – спросил герцог, не глядя на нее.

Она ощутила, как трудно ему обсуждать эту тему, и постаралась ответить как можно более искренне:

– Мне очень жаль, я… так вам сочувствую…

– Я не нуждаюсь в вашей жалости!

– Я вам ее и не предлагаю. Граф свято верит в вашу невиновность.

– А вы?

Фиона посмотрела ему прямо в глаза, и те незначительные сомнения, что тревожили ее душу, мгновенно улетучились.

– Я убеждена, что вы не способны на убийство.

Из груди герцога вырвался торжествующий возглас. Он вытянул вперед руки, но, опомнившись, резко опустил их.

– Вы действительно верите в меня?

Фиона кивнула. Она была так растрогана, что не решалась разговаривать, боясь расплакаться.

– Тогда все остальное не важно, – ответил он с вздохом. – Кстати, вы не ответили на мой вопрос: что нам теперь с вами делать?

Фиона растерянно развела руками.

– Не знаю…

Герцог опять вздохнул, глубоко и порывисто, словно собираясь с силами.

– Я предложил бы вам выйти за меня замуж, если бы это было возможно…

Фиона почувствовала, что величественная старинная библиотека наполнилась вдруг волшебным, прозрачным сиянием.

Не найдя для ответа подходящих слов, она просто продолжала смотреть ему в глаза. Они излучали теперь отчаяние и нежность.

В ней возникло вдруг то же ощущение, которое вызвал его вчерашний поцелуй: по телу разлилась обжигающая, пьянящая волна.

Они были очарованы друг другом, между ними неожиданно возникла та восхитительная связующая нить, которая заставляет позабыть обо всем на свете. Внезапно рассеялись сомнения, страхи и предубеждения, отошла на задний план существовавшая на протяжении стольких лет вражда и ненависть.

Были лишь мужчина и женщина, таким странным образом попавшиеся в столь примитивную ловушку. Ловушку, прекраснее которой не знавало человечество.

– Я понял это в тот момент, когда впервые увидел вас, – с чувством прошептал герцог.

– Поняли… Поняли что?

– Что люблю вас!

– Разве… такое… возможно? Я ведь… ужасно… вас ненавидела…

– Я прекрасно знал, чем порождена ваша ненависть. Я ненавидел себя сильнее, когда узнал о гибели Иана. Вы даже представить себе не можете, что я пережил, – воскликнул герцог.

Фиона удивленно захлопала ресницами.

– Я хотел поговорить с вами об этом, хотел все объяснить, но… – Он замолчал, подбирая нужные слова. – Наверное, гордыня помешала мне открыться вам сразу, как только вы приехали в замок. И потом… Какая‑то часть моей души желала, чтобы вы продолжали меня ненавидеть.

Она ошарашенно пожала плечами. Он улыбнулся. Его лицо смягчилось и просияло. Цинизм и жесткость, которые так старили его, на мгновение бесследно исчезли.

– Вы презирали меня еще до того, как мы познакомились, – продолжил говорить герцог. – Я относился бы к вам не лучше, если бы знал о вашем существовании.

– Я… догадываюсь… – пробормотала Фиона.

– Когда вы вошли в гостиную, я сразу подумал, что вы такая, какой будет Мэри‑Роуз, когда вырастет. Вы ворвались в мою жизнь как упрямый луч солнца, озарили тьму, в которой я мучительно тону в течение долгих лет. Мне показалось, мой мир перевернулся.

– Неужели… это правда?

– Давайте присядем, и я расскажу вам все, что со мной произошло, – предложил герцог.

С того самого момента, как Фиона остановилась перед ним, придя сюда, она так и не двигалась с места. А теперь почувствовала, что у нее уже кружится голова, а ноги едва не подкашиваются от усталости.

Она осмотрелась вокруг, ища глазами кресло или скамейку, как вдруг почувствовала прикосновение его руки к своему локтю. Герцог бережно проводил ее к дивану.

Усевшись с ней рядом, он пристально посмотрел ей в глаза.

– Перво‑наперво мне хотелось бы объяснить вам свое поведение по отношению к Иану. Думать о том, что когда‑нибудь я вновь увижу в ваших глазах ту же ненависть, какая горела в них в самом начале нашего знакомства, просто невыносимо, – воскликнул он.

– Я всегда полагала, что вы… жестокий и несправедливый, – призналась Фиона.

– Я сразу понял это и, к сожалению, ничего не мог изменить.

– Расскажите мне обо всем… с самого начала… пожалуйста, – взмолилась Фиона.

– Когда Иан написал нам, что собирается жениться на женщине, которая выступает на публике да еще и берет за это деньги, скажу вам честно, я был поражен ничуть не меньше, чем отец.

– Она была… вынуждена этим заниматься. Мы крайне нуждались в деньгах… чтобы платить за лечение папы.

– Убеждение, что актерское дело – ремесло грязное, низкое и недостойное так глубоко сидело в сознании отца, что он даже не желал разбираться в том, что избранница Иана не актриса, а музыкант. Хотя… то же самое можно сказать и обо мне.

Он помолчал, потом продолжил:

– После того как первая волна потрясения по поводу женитьбы брата неизвестно на ком схлынула, я должен был написать ему или – если бы смог – сам поехать в Англию и посмотреть, как он живет.

– Почему вы этого не сделали? – спросила Фиона.

– Отец убил бы меня, если бы прознал о моих намерениях. Получив известие, что Иан все‑таки женился, он пришел в такое бешенство, что был готов воспользоваться старинным правом старейшины о жизни и смерти. Его применяли когда‑то в отношении родственников и последователей. Оно разрешало казнить бунтарей и нарушителей.

– Звучит… ужасно! – пробормотала Фиона. – Хотя в чем‑то… в самой малости… я могу понять вашего отца… когда ставлю себя на его место.

– Вы не в состоянии его понять, – ответил герцог, печально улыбаясь. – Для этого нужно пожить в шотландском клане, подобном нашему, где родственники тесно связаны друг с другом. Мы на протяжении веков держались в стороне даже от других кланов.

– А после смерти вашего отца? – спросила Фиона. – Разве тогда… вы не могли возобновить отношения с Ианом?

– Я намеревался это сделать, – ответил герцог. – Мы с Ианом всегда были очень дружны и многое значили друг для друга. Я очень надеялся, что Иан поймет и простит меня.

– И… что же? – Фиона непонимающе пожала плечами.

– Наверное, люди, живущие на протяжении многих лет бок о бок, способны читать мысли своих близких, – с грустной усмешкой сказал герцог. – Отец каким‑то образом разузнал о моих планах.

Последовала напряженная пауза, и, не выдержав, Фиона просила:

– Что… произошло?

– Находясь на смертном одре, он заставил меня поклясться на дирке – длинном шотландском ноже, что я никогда не буду искать контакта с Ианом. Это самая священная и торжественная клятва, которую только может дать шотландец.

– О нет! – вскрикнула Фиона.

– Я колебался, но был вынужден исполнить его волю. Отчасти потому что он умирал, отчасти потому что, несмотря на все его ошибки и недостатки, я всегда почитал его и восхищался им. Сыграла роль и привычка безоговорочно подчиняться ему во всем.

– Представляю, как вам было трудно, – задумчиво произнесла Фиона.

– Для себя я сделал небольшую оговорку: если Иан сам захочет связаться со мной, то я отвечу на его порыв, ведь в таком случае инициатива будет исходить не от меня.

Фиона сцепила пальцы в замок.

– Если бы только Иан мог знать об этом! Он с такой надеждой ждал вестей от вас, когда ваш отец скончался, и долго отказывался верить, что вы тоже… отреклись от него.

– Может, мне следовало нарушить эту чертову клятву? – спросил герцог.

Вопрос показался ей настолько неожиданным, что она резко повернула голову и в изумлении расширила глаза. По тону, каким он его задал, было понятно, что для него очень важно получить ответ.

Некоторое время Фиона молчала. Герцог ждал, напряженно гладя на нее, ловя каждый ее вздох, прислушиваясь к каждому движению. По‑видимому, он настраивался услышать нечто осуждающее, она ведь уже не раз в резкой форме высказывала о нем свое – как выяснилось, ошибочное – мнение.

– Принимая во внимание то, как много значат для такого человека, как вы, существующие в клане традиции и правила, – спокойно заговорила наконец Фиона, – думаю, нарушить клятву такого рода… данную при подобных обстоятельствах, было просто невозможно.

Она видела, как герцог с облегчением вздохнул, как смягчилось его лицо.

– Мне так хотелось, чтобы вы ответили именно так! – почти прокричал он. – Дорогая моя, вы – олицетворение всего того, что я мечтаю иметь и боготворить в жизни. Вы прекрасны не только внешне, но и внутренне.

Фиона покачала головой и махнула рукой, пытаясь остановить его.

– Вы не должны… говорить мне… подобные вещи… – Она смущенно кашлянула и отвела взгляд в сторону. – Мы разговаривали об Иане. Господи! Остается только сожалеть, что он сам обо всем не догадался. Ведь все могло сложиться по‑другому, и его жизнь прошла бы более… счастливо.

– Если бы Иан узнал о том, что меня останавливало, он бы все понял, – продолжил герцог. – Понимаете, отец для нас обоих являлся не только родителем, но и старейшиной. Мы были обязаны выполнять все его указания и четко знали, что неповиновение воспримется им как измена.

Фиона грустно улыбнулась.

– Тем не менее Иан женился на моей сестре. Потому что любил ее.

– Представляете, до настоящего момента я не мог понять своего брата. А вы доказали мне, что любовь бывает сильнее преданности роду, сильнее устоявшихся веками традиций и обычаев.

Фиона отвернулась, покраснев.

– Мне кажется, вам не следует говорить мне подобных слов, – пробормотала она. – Я все больше и больше понимаю, сколь высокий пост вы занимаете. Для меня это другой мир, а вы чувствуете себя в нем превосходно.

– Не превосходно, – возразил он. – Сомневаюсь, что клан доверяет мне так же, как доверял моему отцу.

– Да как… можно… подозревать вас… в совершении настолько тяжкого… преступления? – Фиона возмущенно покачала головой.

– Рэнноки не задумываясь бросятся в бой и умрут за меня, – спокойно сказал герцог. – Они последуют за мной, куда бы я ни повел их. Но в вопросе об исчезновении моей жены… Все сомневаются, что это происшествие – не моих рук дело.

– Это ваше личное мнение.

– Естественно, ведь я не могу разговаривать об этом с кем бы то ни было. – Герцог с горечью усмехнулся.

– Я видела выражения лиц многих слуг, проживающих на территории замка, – воскликнула Фиона. – И убеждена: все они, подобно графу, не верят, что вы способны совершить что‑то низкое и страшное.

Словно не в силах противостоять эмоциям, герцог порывисто взял руку Фионы и поднес ее к губам.

– Спасибо вам. Я уже сказал, что вы – луч солнца в моем темном мире. Только что ваш свет проник мне в самое сердце и отогрел его. На протяжении долгих лет его сковывал колючий лед.

Фиона вздрогнула. Не только потому, что слова герцога до сих пор казались ей невероятными, – в это мгновение она почувствовала прикосновение его теплых губ к своей руке.

Внезапно охватившее ее желание слиться с ним в поцелуе, таком же горячем и страстном, как вчера, пугало и настораживало.

Герцог поднял голову и, как будто прочитав ее мысли, прошептал:

– Я тоже хочу этого, хочу так сильно, дорогая моя, что вынужден попросить вас уйти.

От неожиданности и отчаяния Фиона ахнула.

– Нет! Как вы можете…

– Вы полагаете, я в состоянии позволить вам остаться? – спросил он. – Вы ведь уже поняли, каким безудержным я бываю…

– По крайней мере можно просто быть… рядом, – прошептала Фиона.

– И этого нам достаточно? Я желаю вас, хочу, чтобы вы стали моей женой, мечтаю обнимать вас, ласкать, сейчас и каждую ночь до конца своих дней! Неужели вы думаете, что я смогу, любя вас, находиться от вас на допустимом приличиями расстоянии?

Он отпустил ее руку, поднялся с дивана и принялся нервно расхаживать взад‑вперед.

Потом, повернувшись к ней спиной, рассеянно уставился в окно, словно смотреть на нее доставляло ему сильную боль и страдание.

Фиона не двигалась с места, лишь крепко сцепила пальцы в замок. Рука, которую он держал, которую прижимал к своим губам, все еще сохраняла его тепло.

– Я не могу… уйти! – прошептала она. – Я не хочу… оставлять вас одного!

– Вы должны, милая моя, – не поворачиваясь, ответил герцог. – Дайте мне два дня. Потом я заявлю, что Мэри‑Роуз требуется более серьезное образование, и вы уедете в Эдинбург. Там у меня есть дом. Его двери всегда открыты для вас. Увидите, там найдется множество людей, готовых развлечь вас.

Герцог старался говорить спокойно, но от ее внимания не ускользнуло то, как, сжав кулак, он вдавил его в подоконник.

– Там вы встретите мужчин. Мужчин, которые, как я, будут ослеплены вашей красотой. О Боже! Как я могу рассуждать об этом?

В его словах звучало столько отчаяния и боли, что Фиона, не выдержав, поднялась с дивана, тихо приблизилась к нему и остановилась за его спиной.

– События развиваются так быстро, – спокойно сказала она. – Пожалуйста… не стройте пока никаких планов. Давайте все хорошо обдумаем.

– Что тут обдумывать? – резко спросил он.

– То, что мы влюбились друг в друга.

– Об этом я предпочитаю не думать, просто не имею права. Я ведь женат. Или вы до сих пор считаете, что я – дикий, необузданный варвар?

– Так я никогда не считала, – спокойно ответила она. – А теперь вообще совершенно другого мнения о вас.

Ее голос звучал мягко и ласково, и он повернулся к ней. Залитое светом солнца, лицо ее выглядело еще более нежным, а приоткрытый рот – еще более волнующим. Голубые глаза излучали волшебное сияние.

– Если вы будете продолжать так смотреть на меня, то, будь я женат на тысяче женщин, я махну рукой на все на свете и сделаю вас моей, слышите?

Его голос, исполненный отчаянной, надрывной страсти не напугал Фиону. Она спокойно положила мягкую ладонь на его руку.

– Я люблю вас… вместе мы попытаемся… что‑нибудь предпринять… вместе мы все преодолеем. С божьей помощью мы… найдем доказательство того, что ваша жена… мертва…

– Доказательство? – Герцог мрачно усмехнулся. – Вы, дорогая моя, полагаете, что я не пытался это сделать? Я предпринял все возможное: опросил всех жильцов окрестных мест, прочесал с командой специалистов всю округу в поисках хотя бы малейшей зацепки! Мы не нашли ровным счетом ничего, что могло бы направить нас на нужный след.

– Но что‑то должно свидетельствовать о произошедшем, – задумчиво произнесла Фиона. – Даже умереть человек не может бесследно – остается тело.

– Вы считаете, я об этом не думал? – спросил герцог, качая головой. – Мы обследовали реку – берега, дно, я осмотрел лес, не пропустил ни единого дюйма на расстоянии мили от замка в каждом направлении.

– А сам замок?

– Мы проверили темницы, башни, изучили почти каждый камень, но не обнаружили ничего, ни малейшей подсказки, ни намека на разгадку.

– Тем не менее, если она еще жива, то где‑то находится, – спокойно и рассудительно сказала Фиона. – А если мертва, то где‑нибудь должны быть по крайней мере кости.

– Тогда давайте разыщем ее!

– Я и намереваюсь оказать вам в этом любую посильную помощь! – искренне воскликнула Фиона. – Если бы я даже не была лично в этом заинтересована, я нахожу крайне незавидным ваше нынешнее положение. Где это видано? Молодой, здоровый мужчина связан брачными узами с женщиной, которой, по всей вероятности, давно уже нет в живых!

– Вы сказали, что лично заинтересованы? – спросил герцог проникновенным голосом.

– Вам хочется… услышать, как сильно… я в этом заинтересована?

– Вы меня абсолютно правильно поняли. Конечно, я сам догадываюсь, каким будет ответ – он в выражении ваших глаз, в нежности вашего голоса, – но услышать, как вы это скажете, доставит мне огромное удовольствие.

Он замолчал в ожидании. Щеки Фионы запылали стыдливым румянцем, но, поборов нахлынувшее смущение, она заговорила:

– Мне неловко беседовать о подобных вещах…

– Когда вы стесняетесь, становитесь еще более красивой, – с улыбкой заметил герцог.

Он взял ее руку, медленно поднес к своим губам, перевернул ладошкой вверх и нежно поцеловал. Фиона почувствовала волнительную дрожь.

– Ну же, ответьте мне, – прошептал герцог.

– Я… люблю вас, – еле слышно пробормотала Фиона, и обхватила пальцами его руку.

– Именно это я хотел от вас услышать, милая моя, – радостно ответил он. – Теперь я готов с новыми силами начать борьбу против этой страшной тайны. Я должен раскрыть ее, обязан стать свободным человеком, чтобы иметь право сделать вас своей.

Он наклонил голову, ласково разжал пальцы Фионы и снова поцеловал ее ладонь.

Его губы двинулись дальше, и, почувствовав их горячее прикосновение на своем запястье, Фиона вздрогнула: по ее телу мощным потоком пронеслось нечто необыкновенное, то была полуболь, полунега.

– О моя дорогая, моя сладкая, моя ненаглядная! – шептал герцог. – Это лишь мизерная часть того, что я могу подарить вам, но ведь существует столько другого, более прекрасного, чему я хотел бы научить вас…

Фиона нехотя убрала руку из его руки.

– Нам не следует забывать о… здравом смысле, – пробормотала она, переводя дыхание. – Мы собрались… начать борьбу… Нам потребуется много сообразительности и расчетливости…

Он обхватил ее за талию и приблизил к себе. Теперь их губы почти соприкасались.

– Я сгораю от желания поцеловать вас, – сказал он. – Боже мой! Никогда в жизни мне ничего не хотелось так страстно. Вчерашний поцелуй, хоть и действовал я в порыве ярости, не идет у меня из головы…

– Мне… тоже ужасно… понравилось… – прошептала Фиона. – Но мы должны… заслужить это счастье… И лишь потом наслаждаться им…

– А что если мы проиграем? Если не найдем никаких доказательств? Ведь я занимался этим, но так ничего и не выяснил за столько лет. – В глазах герцога промелькнул страх.

Фиона улыбнулась.

– Мэри‑Роуз называет меня белой ведьмой, а леди Мораг вообще подразумевает противоположный цвет. Но кем бы я ни являлась, у меня такое чувство – даже твердое убеждение, – что если мы вступим в борьбу… вдвоем… вы и я… то непременно выйдем из нее победителями!

– Как мне хочется вам верить, милая моя! – воскликнул герцог. – Я желаю этого всем сердцем, всей душой! Но предвижу возможные сложности и опасаюсь, что о вас пойдут дурные слухи.

– Кто может их распустить? – спокойно спросила Фиона. И тут же догадалась сама, вспомнив про леди Мораг.

– Вот именно! – подтвердил ее мысль герцог, словно Фиона высказала ее вслух. – Она – женщина надоедливая, любопытная, стремится держать все происходящее вокруг под личным контролем. Не советую вам водить с ней дружбу.

– У меня нет ни малейшего желания становиться ее подругой. – Фиона пожала плечами. – Мне не понравилось, что она подняла шум, обвинив меня в колдовстве. Надеюсь, прислуга не восприняла ее слова всерьез.

– Кто знает, – ответил герцог. – Кстати, врач давно вернулся из поездки, и к больным, как раньше, должны теперь вызывать его.

Фиона ахнула.

– Неужели вы настолько суеверны? Вы тоже боитесь целебной силы обычных трав? Это просто смешно!

– Шотландцы – люди суеверные, – серьезным тоном ответил герцог. – А леди Мораг своими глупыми заявлениями способна запросто всколыхнуть старые страхи, дремлющие в сердцах людей.

– Вы хотите сказать, – с улыбкой спросила Фиона, – что я, являясь презренной англичанкой, вполне могу оказаться черной ведьмой?

Герцог рассмеялся.

– Трудно представить себе, что такое создание, как вы, насылает мор на скот при помощи заклинаний, а по ночам летает на метле на шабаш. В то же время распустить подобные сплетни среди слуг, жизнь которых столь однообразна, как в нашем замке, которым, кроме как о себе, даже поговорить не о чем, не составит никакого труда.

Фиона помолчала.

– Вы действительно считаете, что я не должна никому помогать? Даже если я точно могу подобрать травы и вылечить больного? – спросила она, сосредоточенно обдумывая свое положение.

– Полагаю, что в данный момент вам лучше ничего подобного не делать.

– Но это нелепо!

– Я знаю, моя дорогая, – согласился герцог. – Но если вы хотите остаться здесь, нам следует вести себя осторожнее. Злые языки не должны помешать нам достичь задуманного. И потом, я не вынесу, если ваши добрые порывы приведут вас в конечном итоге к страданиям.

Он вздохнул.

– Возможно, я ошибаюсь. Вы убедили меня позволить вам остаться, но у меня такое ощущение, что в Эдинбурге вам было бы гораздо безопаснее…

– Если вы желаете, чтобы я находилась рядом, – ответила Фиона, – то у меня хватит храбрости не сбежать, как последняя трусиха.

– В самом деле? – Глаза герцога потемнели от прилива чувств. – Вы хотя бы представляете себе, как сильно я нуждаюсь в вас, как страшно мне думать о возможности потерять вас, упустить…

Он отвернулся в сторону и добавил.

– Если бы вы были более мудрой, вы бы приняли Торкуила, а меня оставили с моими призраками.

– Если вы думаете, что граф предложил мне выйти за него замуж, то ошибаетесь. Ничего подобного не произошло.

– Уверен, что скоро произойдет, – решительным тоном ответил герцог. – Я ведь вижу, как он смотрит на вас, как блестят его глаза, когда мы разговариваем о вас наедине, каким становится его голос. Раньше я никогда не замечал в нем таких перемен. Он влюблен в вас.

Герцог выдержал паузу.

– Вот почему, увидев вчера вас в коридоре в столь поздний час, я подумал, что вы были у него. Я вел себя непростительно грубо. И как вы заговорили со мной после этого?

Он повернулся к ней, и их взгляды встретились. Они долго смотрели друг на друга.

– Видит Бог, я страшно боюсь потерять вас! – воскликнул, нарушая молчание, герцог. О, моя милая, я чувствую себя, как заключенный, впервые после долгих мучительных лет, проведенных в темнице, увидевший луч света!

Не вполне сознавая, что она делает, Фиона приблизилась к герцогу. Его сильные руки заключили ее в крепкие, пьянящие объятия. Они вдруг позабыли об осторожности и опасностях, подстерегавших их на каждом шагу.

Герцог наклонил голову, и их губы слились в поцелуе.

Фиона с удивлением обнаружила, что вчерашние восторг и блаженство, которые подарил ей его поцелуй, были лишь бледным подобием того, что возникло в ней сейчас, – после того, как оба они признались друг другу в чувствах.

Ей почудилось, что он приблизился к самому ее сердцу, к замеревшей в груди душе, что сделал и сердце ее, и душу наполовину своими. Ей слышалась божественная музыка. Она лилась откуда‑то из него, а еще сверху. Казалось, сам Бог благословляет их в эти минуты.

Солнце, проникающее сквозь окно, светило прямо на них, озаряя их радостным, приветливым сиянием. И теперь здесь было уже не два отдельных человека, а один, – некое божественное создание, рожденное любовью.

«Я люблю тебя!» – рвалось из ее груди, но произнести эти слова Фиона не могла, потому что его губы не позволяли ей этого сделать.

И она упивалась сладостными мгновениями, понимая, что любовь превращается для них обоих в нечто необходимое для продолжения жизни, гак воздух, как вода, как пища.

«Я никогда н» уйду от него», – думала Фиона и ощущала, что ее мысли эхом отзываются в его сердце.

Почувствовав, что она задыхается от мощной лавины счастья и блаженства, Фиона отпрянула от герцога, перевела дыхание и уткнулась лицом в его плечо.

У нее все трепетало внутри, она дрожала, охваченная лавиной эмоций.

Герцог нежно поцеловал ее в затылок.

– Я люблю тебя, – сказал он томным, порывистым голосом. – Я люблю тебя, моя милая, и для меня ничего больше не существует в мире. Только ты.

– Мне кажется… просто невероятным… то, что я… испытываю… – сбивчиво пробормотала Фиона.

Он крепче обнял ее, ближе прижал к себе. В этот момент часы на камине пробили час.

Фиона встрепенулась.

– Мэри‑Роуз! – воскликнула она. – Я совсем про нее забыла. Я должна идти. Ей пора вставать.

– Мы оба про все позабыли, милая моя, – тихо сказал герцог. – Я постараюсь устраивать для нас встречи наедине, но знай, что это будет нелегко. Слуги не должны знать о наших чувствах друг к другу.

Фиона улыбнулась.

– Итак, с этого момента мы становимся крайне осторожными, – пробормотала она. – Но думать о тебе мне никто не запретит.

– Нам обоим придется сложно. Считаешь, что я смогу теперь думать о ком‑нибудь, кроме тебя? Прошу тебя: не забывай ни на минуту, что я тебя люблю.

– А ты – что я люблю тебя, – ответила Фиона.

Им обоим показалось, что отдаление друг от друга причиняет боль.

Фиона, сознавая, что оглядываться назад не следует – в таком случае она вообще была бы не в состоянии уйти, – быстро приблизилась к двери и вышла в коридор.

У входа в гостиную стояли два лакея в килтах.

«Интересно, видели ли они, как я вхожу в библиотеку, – подумала Фиона. – Если да, то могли заподозрить что‑нибудь. Я ведь находилась там слишком долго…»

Но, вспомнив про Мэри‑Роуз, она тут же забыла про слуг и торопливо зашагала по коридору.

Направляясь к столовой на ужин, Фиона трепетала от волнения и опасений.

Радостный трепет был вызван в ней предвкушением новой встречи с герцогом – целый день она не могла думать ни о чем другом. А опасения – тем, что неизменной свидетельницей этой долгожданной встречи должна стать леди Мораг. По средам она всегда ужинала вместе со всеми.

А еще Фиона переживала за графа: если бы он заподозрил, что происходит между ней и герцогом, непременно расстроился бы.

После обеда герцог и граф отправились на рыбалку.

Когда Фиона с Мэри‑Роуз пошли днем навестить Ролло, его будка оказалась пустой.

– Его светлость взял Ролло с собой, мисс, – сообщил им Малькольм. – Планирует поймать огромную рыбину к ужину. Надеюсь, удача ему улыбнется.

– Как жаль, что я ничего не знала об этом! – воскликнула Мэри‑Роуз. – Если бы они рассказали мне, что едут на рыбалку, то я попросилась бы взять меня с собой!

Фиона сказала то же самое, только не вслух, а про себя и едва заметно улыбнулась, представив, сколько радости доставила бы ей подобная прогулка.

Они решили исследовать ту часть замка, где еще не бывали. Встречавшиеся им слуги охотно вступали в разговор и с интересом разглядывали Мэри‑Роуз.

– Какая красивая девочка! – воскликнул, увидев ее, один из пожилых лакеев. – И напоминает его милость, точно говорю! Я вижу определенное сходство.

Это ему явно показалось. Или он просто очень хотел разглядеть в дочке Иана что‑то похожее на него. На самом же деле Мэри‑Роуз являлась точной копией Роузмэри.

«Люди видят то, что желают видеть», – подумала Фиона. Возможно, и в поисках исчезнувшей герцогини следует принимать этот факт во внимание.

Наверное, в день, когда супруга герцога пропала, те, кому она попадалась на глаза, видели ее за столь привычными занятиями, что не обратили на нее особого внимания. Тем не менее что‑то необычное должно было произойти тогда…

По пути назад они встретились в одном из коридоров с мистером Мак Кейтом. Мэри‑Роуз успела сильно привязаться к нему.

– Вы обещали мне показать ту комнату, в которой работаете, – сказала она, всовывая свою ручку в его ладонь.

– Я помню, – ответил он, – Если хотите, мы можем пойти туда прямо сейчас. И вы увидите, как много у меня дел.

Они спустились по лестнице, и мистер Мак Кейт привел их в огромный кабинет. Его обстановка производила на человека, впервые в нем оказавшегося, сильное впечатление. Помимо большого письменного стола, покрытого стопками бумаг, здесь находились коробки с герцогской короной и картами владений Рэнноков.

Мэри‑Роуз принялась оживленно разглядывать все вокруг, а Фиона повернулась к мистеру Мак Кейту и спросила:

– Почему, рассказывая об исчезновении герцогини, вы не упомянули о том, что герцога подозревают в причастности к этому событию? – тихо, чтобы не услышала племянница, спросила она.

Мистер Мак Кейт в изумлении уставился на нее.

– Я посчитал, что вам вовсе не обязательно об этом знать, – ответил он.

– Здесь почти не бывает посетителей. Мне показалось это весьма странным, – сказала Фиона.

– Это очень печальная и неприятная история. – Мистер Мак Кейт покачал головой.

– Мне жаль не только герцога, но и Мэри‑Роуз. Я надеялась, здесь будут ее сверстники, с которыми она сможет общаться, играть, заниматься. Как скажется на ней царящая здесь атмосфера?

– Наверное, по соседству живут дети приблизительно ее возраста, – не вполне уверенным тоном сказал мистер Мак Кейт.

– Я сильно беспокоюсь о ее будущем, мистер Мак Кейт. Мне сказали, поблизости проживает несколько влиятельных семей. Наверняка в них есть и дети.

По выражению лица мистера Мак Кейта было видно, что он несколько растерян.

– Я постараюсь что‑нибудь придумать, мисс Уиндхэм.

– У нас есть только один выход, – решительно сказала Фиона. – Постараться доказать, что герцог невиновен. Выяснить обстоятельства, при которых исчезла его супруга.

Мистер Мак Кейт побледнел от неожиданности.

– Я ведь рассказывал вам: для этого было предпринято все возможное. – Он помолчал. – Даже не знаю, что можно еще сделать.

– Иногда новый человек, появляющийся там, где существует неразгаданная тайна, быстро находит верное решение, – сказала Фиона.

– Что вы предлагаете? – поинтересовался мистер Мак Кейт.

– Должно быть, где‑то в замке хранится доклад шерифа, – ответила она. – Я хотела бы взглянуть на него.

– Не знаю, как отнесется к этому его светлость… – начал было мистер Мак Кейт.

– Надеюсь, вы понимаете, что самой мне неудобно обращаться к его светлости с подобной просьбой, – перебила его Фиона. – Поэтому я заговорила с вами.

– Ладно, мисс Уиндхэм, – ответил Мак Кейт после минутного замешательства. – Вообще‑то у меня довольно много документов, связанных с исчезновением герцогини. Я сложу их в отдельную папку и дам вам для ознакомления.

– Благодарю вас. – Фиона улыбнулась. – Я все внимательно прочту, а если у меня возникнут вопросы, то опять обращусь к вам. Надеюсь, вы не откажете мне в любезности и окажете помощь?

– Неужели вам хочется ввязываться в эту темную историю? – спросил Мак Кейт.

– Мне небезразлично все, что может навредить моей племяннице, – твердо заявила Фиона. – Если ситуация не изменится, ей будет очень трудно жить здесь. Вы согласны со мной?

Она почувствовала, что ей удалось убедить мистера Мак Кейта в своей правоте.

– Я понимаю, о чем вы говорите, мисс Уиндхэм, – ответил он, кивая. – Раньше я не очень над этим задумывался, но теперь сознаю, что вы не зря беспокоитесь.

– Тогда помогите мне, пожалуйста! Я прошу вас! – взмолилась Фиона.

– Конечно. Я сделаю все, что в моих силах. Обещаю: не позднее чем через час все документы и доклады, какие только существуют, будут в ваших руках.

Фиона одарила его очаровательной улыбкой.

– Большое спасибо, мистер Мак Кейт. Нам пора. Джинни уже, наверное, приготовила чай для Мэри‑Роуз. Не присоединитесь к нам?

– Было бы замечательно, – ответил Мак Кейт. – Надеюсь, в какой‑нибудь другой день вы еще раз пригласите меня. Сегодня же я вынужден ответить вам отказом. У меня масса дел: помимо указаний его светлости, я должен выполнить еще и ваши.

– Тогда в следующий раз, – улыбаясь, сказала Фиона. Она позвала Мэри‑Роуз, и они, взявшись за руки, отправились наверх.

– Этот замок просто огромный, тетя Фиона, – сказала Мэри‑Роуз. – Конечно, здесь совсем не так, как дома, но тоже хорошо.

– Я с тобой согласна, дорогая моя, – ответила Фиона. Ее сердце сжалось от сильного желания реализовать все свои задумки.

Когда лакей распахнул перед ней дверь в столовую, она все еще думала о Мэри‑Роуз. Первой, кого она увидела, была леди Мораг. Она стояла у противоположной стены, разговаривая, как обычно, приглушенным голосом с герцогом.

На ней красовалось гораздо более изысканное платье, чем в другие дни. По‑видимому, надев его сегодня, она решила перещеголять английскую гостью герцога.

В ее ушах блестели бриллианты, а на шее сверкало великолепное колье. Ее глаза тоже блестели, но Фионе этот блеск говорил лишь о ненависти.

– Добрый вечер, мисс Уиндхэм! – воскликнула леди Мораг, когда Фиона отвесила ей реверанс. – Как поживает маленькая Мэри‑Роуз? Делает успехи в изучении наук? Вы, вероятно, любите проводить время на улице. Я часто вижу вас из своих окон.

– По утрам мы с Мэри‑Роуз занимаемся в классе, – спокойно ответила Фиона. – Но и на улице она многое узнает. Моя племянница – очень способный ребенок. Все схватывает на лету, причем развивается не по годам.

– Хорошо, что учительница у нее настолько умная. Ей просто повезло, – съязвила леди Мораг.

Чтобы подчеркнуть вложенный в свои слова сарказм, она оглядела Фиону с головы до ног. Наверное, по ее мнению, красивые и одетые со вкусом женщины просто не могли отличаться еще и умом.

Фиона шагнула к герцогу и пробормотала:

– Добрый вечер, ваша светлость.

Не смотреть в его глаза было чрезвычайно трудно.

Но она знала: если их взгляды встретятся, прятать свои чувства станет невозможно. И наблюдательная леди Мораг обо всем догадается.

– Добрый вечер, мисс Уиндхэм, – обычным серьезным тоном ответил герцог.

Фиона слышала – или просто очень хотела услышать – нотки нежности и любви в его голосе.

Повернувшись к графу, она принялась оживленно расспрашивать о рыбалке, радуясь внутренне возможности переключить внимание с герцога.

– Сегодня я был более удачлив, чем вчера! – довольно потирая руки, сообщил граф. – Даже более удачлив, чем герцог! Поймал целых два лосося, а он – одного!

– Я за вас ужасно рада. Обязательно расскажу об этом Мэри‑Роуз.

Она поведала, как узнала об их рыбалке: о том, как они с Мэри‑Роуз ходили к конуре Ролло и о разговоре с Малькольмом.

– Прошу вас, не приближайтесь к этому псу, он опасен, – с искренней тревогой воскликнул граф. – Что если этот зверь нападет на вас? Признаюсь честно: я это не переживу!

– Надеюсь, Мэри‑Роуз меня защитит, – ответила, улыбаясь и пожимая плечами, Фиона.

По его взгляду, по голосу она поняла вдруг, что герцог прав: граф действительно влюблен в нее.

Сознавая, что обходится с ним жестоко, давая ложную надежду, она продолжила непринужденный разговор. Беседовать с герцогом представлялось ей опасным: они могли выдать своим видом вызванные друг в друге чувства, а леди Мораг использовала бы их как оружие против нее.

Несмотря на все предпринятые меры предосторожности, леди Мораг все же что‑то заподозрила. Когда они с Фионой перешли после ужина в гостиную, она сказала:

– Мне не очень приятно вновь заводить этот разговор, мисс Уиндхэм, но у меня создается такое ощущение, что вам ужасно скучно и одиноко здесь. Когда вы собираетесь возвращаться на Юг?

– В Англии у меня нет близких родственников, – сообщила Фиона. – Я жила с сестрой и зятем, а теперь, когда их не стало, Мэри‑Роуз – все, что осталось от моей семьи.

– Я понимаю ваши чувства к этой девочке, – притворно сладким голосом пропела леди, Мораг. – Но ее положение здесь может кардинально измениться, если герцог женится.

– Я знаю, что это невозможно. По крайней мере при существующем положении вещей, – невозмутимо ответила Фиона.

– Тело погибшей герцогини могут обнаружить в любой момент, – сказала леди Мораг. – Тогда герцог автоматически станет свободным человеком.

В ее голосе прозвучало нечто такое, что заставило Фиону резко взглянуть ей в глаза.

«А не знает ли чего‑нибудь важного эта хитрюга?» – неожиданно подумала она.

– Вы здесь давно живете, леди Мораг. Может, вы что‑нибудь знаете о той невероятной истории. Что произошло с супругой его светлости? – произнесла она вслух. – Все очень странно.

– Крайне странно! – согласилась леди Мораг. – Но они были несчастны вместе.

Фиона опять почувствовала, что в словах ее собеседницы кроется второй смысл. Создавалось впечатление, что она тоже не сомневается в причастности герцога к убийству жены.

– Граф поведал мне о том, в чем местные жители подозревают герцога, – сказала Фиона. – Я очень хорошо знала своего зятя и сильно сомневаюсь, что кто‑то из его близких родственников способен совершить столь отвратительное преступление.

– Наверное, вы не видели мужчин и женщин, доведенных ненавистью друг к другу до настоящей ярости. – Леди Мораг многозначительно повела бровью.

Глаза Фионы расширились.

– Вы допускаете такую возможность? Полагаете, герцог избавился от ненавистной супруги? – спросила она.

Леди Мораг рассмеялась.

– Мисс Уиндхэм, дорогая! Какой необычный вопрос! Неужели вы полагаете, что я способна думать нечто столь ужасное о нашем замечательном герцоге? – Она выдержала многозначительную паузу. – В то же время, если вас что‑то пугает, вы можете покинуть это место. Наверное, здесь вам неуютно и страшно.

Теперь рассмеялась Фиона, более живым, искренним смехом.

– Вы меня удивляете, леди Мораг. Считаете, – я боюсь, что меня убьют? Какие глупости! А что касается Мэри‑Роуз… Я была бы только счастлива новой женитьбе герцога. Я твердо убеждена, что почетное звание старейшины целого клана не вполне подходит для женщины.

В глазах леди Мораг промелькнуло нечто такое, что лишь подкрепило зародившиеся в душе Фионы подозрения.

Ей в голову вдруг пришла блестящая мысль: если леди Мораг действительно знает что‑то о местонахождении сестры, то она откроет секрет лишь в одном случае – если будет уверена в том, что, обретя свободу, герцог женится на ней.

Позднее тем же вечером, уже лежа в кровати, Фиона воспроизвела в памяти разговор с леди Мораг! Она старалась вспомнить каждую мелочь, не упустить ни одной детали, обдумывала интонации собеседницы и менявшееся выражение ее лица.

Чем больше она размышляла, тем сильнее становилась ее уверенность в том, что леди Мораг многое известно. А еще в том, что основная ее задача – заполучить герцога.

– Нет! Он никогда не будет твоим! – упрямо прошептала Фиона, уставившись в темноту. – Я вступила в эту опасную игру не только для того, чтобы освободить его от оков неудачного супружества. Я люблю его и сделаю его своим! Навсегда!

Глава шестая

Миссис Мередит помогла ей высвободиться из мягких оков вечернего платья.

– Сегодня вы выглядели несказанно красиво, мисс, – сказала она. – Внизу все только о вас и болтали.

– Спасибо, – ответила Фиона, улыбаясь.

Экономка направилась с платьем к шкафу.

– Была ли дружна леди Мораг со своей сестрой, герцогиней, что исчезла при непонятных обстоятельствах? – неожиданно спросила у нее Фиона.

Миссис Мередит остановилась как вкопанная, потом медленно повернула голову.

– Конечно. О них говорили: не разлей вода. Именно поэтому после смерти супруга ее милости старый герцог позволил ей остаться в замке.

Фиона задумалась. Могла ли испытывать леди Мораг искреннюю привязанность к младшей сестре? Было в ее характере нечто жесткое, непробиваемое. Казалось, все ее интересы сводятся к одному: завладеть герцогом.

– Если вам любопытно, – продолжила миссис Мередит, угадывая мысли Фионы, – я скажу больше: ее милость и герцогиня проводили вместе столько времени, что бедняга его светлость частенько оставался в стороне. Было даже странно. Моя покойная матушка говаривала: двое – пара, трое – ничто! Так оно и вышло! – Миссис Мередит сокрушительно хлопнула ладонью по массивному бедру и наконец повесила платье в шкаф.

– Как вы думаете, что произошло с герцогиней, миссис Мередит? – спросила Фиона. – Кто‑то ведь должен был видеть ее в день исчезновения?

– Я ее видела, мисс. Я ухаживала за ней, это входило в мои обязанности, – ответила экономка.

– Вы не заметили в ней ничего странного? Может, она была расстроенной или напуганной? – расспрашивала Фиона.

– Нет‑нет! Ее светлость вела себя как обычно. Болтала о бале, который планировали устроить на следующей неделе, – ответила, пожимая плечами, миссис Мередит.

– Бал… – рассеянно повторила Фиона, словно обращаясь к воздуху.

Она давно обратила внимание на то, что замок рассчитан для вмещения больших количеств людей. Несомненно, при его строительстве учитывалось и то, что в нем будет устраиваться множество увеселительных мероприятий.

Мистер Мак Кейт показывал им с Мэри‑Роуз зал для балов. Когда‑то раньше зал этот назывался залом старейшины. В нем глава клана собирал своих людей. Они вместе планировали свои дальнейшие действия и продумывали военные операции против англичан и других кланов, с которыми воевали.

Покойный отец нынешнего герцога обновил этот зал, и теперь он выглядел потрясающе: торжественно и величественно.

– Ее светлость все не могла решить, в каком платье ей следует пойти на бал, – продолжила рассказывать миссис Мередит. – Сначала она думала, что наденет белое. Бриллианты Рэнноков смотрелись бы великолепно в ее черных волосах. Но леди Мораг советовала ей отдать предпочтение зеленому.

«Когда я надеваю что‑то зеленое, непременно ссорюсь с Эйденом!» – возразила ей ее светлость. Этот разговор я слышала собственными ушами.

«Зеленый тебе больше идет, – сказала тогда леди Мораг. – А с ним прекрасно сочетаются изумруды. Ты будешь неотразима!»

– Мне казалось, леди Мораг довольно суеверна, – задумчиво пробормотала Фиона, вспоминая неприятную историю с колдовством.

Миссис Мередит лишь пожала плечами.

– Ее милость не поймешь. Сегодня она говорит одно, завтра – другое. В любом случае тогда ее светлости так и не удалось проверить, приносит ли ей зеленый несчастье.

Оставшись одна, Фиона уселась в кресло и погрузилась в мысли.

Если леди Мораг так сильно любила сестру, то почему не прислушалась к ее признанию? И стоит ли придавать этому факту особое значение?

«Возможно, поведение леди Мораг объясняется лишь ее извечным желанием держать все под личным контролем», – рассуждала Фиона.

И в то же время никак не могла отделаться от навязчивого ощущения, что в ситуации, описанной ей миссис Мередит, таится нечто более глубинное.

«Что бы я ни предпринимала, – решила Фиона, – я не должна давать повода прислуге подозревать меня в шпионстве или в чрезмерной любопытности. Хотя узнать мнение каждого из них по поводу исчезновения герцогини весьма интересно. Вряд ли кто‑нибудь беседовал с ними об этом».

Она представила себе, как нелепо выглядел бы герцог, если принялся бы выведывать у камердинера, что тот думает о неразгаданной тайне. Что касалось мистера Мак Кейта, то он счел бы ниже своего достоинства сплетничать о хозяевах.

«Я должна выяснить как можно больше подробностей, – твердо решила Фиона. – Но следует быть крайне, предельно осторожной».

Укладываясь в постель, она мечтательно вздохнула, сожалея, что не может обсудить с герцогом все, что узнала, все, о чем думала.

Но он был прав: при данных обстоятельствах не следовало забывать об осмотрительности. Теперь она ясно ощущала: у стен замка имелись глаза и уши.

– Как я хочу его увидеть! – прижимая руки к груди, прошептала она.

Прошло не так много времени, но в ней появилась поразительная уверенность: ее чувство к нему сильное и глубокое.

Их связывало родство душ. Когда им выдавалась возможность бывать наедине друг с другом, и ему, и ей казалось, они – единое целое. Их мысли, инстинкты, биения сердец – все сливалось в нечто общее, неразрывное. Теперь Фиона не представляла себе жизни без него.

– Я… люблю тебя, – стонала она, уткнувшись в подушку, снова и снова задаваясь странным вопросом: сможем ли мы преодолеть разделяющее нас расстояние, расстояние, равное жизни исчезнувшей женщины?

Мэри‑Роуз отдыхала после ленча, а Фиона задумчиво сидела за пианино в гостиной, негромко наигрывая знакомую мелодию.

Неожиданно дверь растворилась, и на пороге показался граф.

– Я искал вас повсюду. Потом услышал музыку и понял, где вы. Дивные звуки указали мне путь.

Фиона убрала руки с клавиш и тихо рассмеялась.

– Вы становитесь очень поэтичным!

– Надеюсь, вы догадываетесь почему, – ответил граф.

Фиона поднялась со стула.

– Где герцог? – спросила она из желания перевести разговор в другое русло.

– К нему явилась целая толпа пожилых людей. Все буквально упакованы в шотландку. Они с Севера. Приехали обсудить с герцогом решение какого‑то затруднительного вопроса.

– Я нахожу веру людей клана в своего вождя весьма трогательной, – ответила Фиона, уловившая в словах графа несколько пренебрежительные нотки.

– Просто удивительно! Вы проявляете столько чуткости и понимания ко всем кому угодно, а мои интересы оставляют вас равнодушной, – сказал граф.

– Давайте поговорим о чем‑нибудь занимательном для нас обоих, – предложила Фиона, делая вид, что не понимает, о чем речь.

– Для меня не существует ничего более занимательного, чем вы!

Фиона беспомощно всплеснула руками.

– Пожалуйста… Вы заставляете меня чувствовать себя ужасно неловко! Прошу вас, не делайте этого! – взмолилась она.

Граф спокойно оглядел ее и неожиданно произнес:

– Мне кажется, вам лучше просто признаться мне: вы влюблены в Эйдена.

Фиона резко вскинула голову, ощущая, как ее щеки заливает густая краска.

– Что вы имеете… в виду?

– То, что сказал. И не трудитесь отрицать это. Я видел вас вдвоем, – невозмутимо ответил граф.

Фиона растерянно провела рукой по волосам.

– Что… я могу вам сказать? – спросила она.

– Ничего. Я ожидал, что это произойдет рано или поздно. Я люблю вас обоих и должен лишь порадоваться. Наконец‑то Эйден нашел счастье… Жаль только, что ситуация столь запутанная.

– Вы такой милый… Спасибо за то, что заговорили со мной об этом, – пробормотала Фиона.

– Я хочу от вас другого ко мне отношения, – ответил граф. – Я люблю вас, поэтому мне больно видеть, как вы ломаете себе жизнь.

– Я… думала… вы поможете ему… обрести… свободу…

– Помогу? Я сделал все, что было в моих силах, дорогая моя мисс Уиндхэм, – сказал граф.

– Но ведь должна существовать какая‑то зацепка! – настойчиво произнесла Фиона. – Наверное, она слишком очевидна, поэтому никто не обратил на нее внимания.

– Только Богу известно, в чем заключается разгадка.

На протяжении некоторого времени оба они молчали, потом граф вновь заговорил:

– Лучшее, что вы можете сделать, – если у вас есть хоть капля здравого смысла, – так это выйти замуж за меня и забыть Эйдена, а также весь тот мрак и одиночество, которые царят в этом замке.

– Даже если бы я хотела выйти за вас замуж, вы прекрасно знаете, что я никогда не согласилась бы оставить здесь одну Мэри‑Роуз, – ответила Фиона несчастным тоном.

– Я буду только рад принять ее и заботиться о ней.

– Вы полагаете, Рэнноки допустят подобное? Начнется еще одна война!

Граф вздохнул.

– И почему я не повстречал вас раньше, на Юге? Я влюбился бы в вас и уговорил вас выйти за меня замуж еще до вашего знакомства с Эйденом.

Фиона молчала, и, выдержав паузу, граф продолжил:

– Уверен, что со временем и я заслужил бы вашу любовь. Если бы вы никогда не видели Эйдена, то смоги бы ответить мне взаимностью. А по Эйдену сходят с ума все женщины, которые его знают. Их привлекает в нем красота, престиж, а самое главное – безразличие к ним. Ни одна женщина не способна устоять перед подобным!

Фиона издала негромкий стон.

– Пожалуйста, пожалуйста! Я не могу позволить себе разрушить вашу с герцогом дружбу! – горячо заговорила она. – У него ведь, кроме нее, ничего не осталось… Я восхищена вашей преданностью другу, вашей верой в него!

Она прошла через комнату, остановилась возле графа и положила ладонь на его руку.

– Что бы ни произошло в прошлом… он не должен потерять вас…

По‑видимому, ее слова задели его до глубины души. Он отвернулся и сказал:

– Вы делаете из меня героя. Это мне льстит. Фиона тихо засмеялась и убрала руку.

– Замечательно! Попытайтесь геройски разгадать эту жуткую тайну, победить ее. Шотландцы любят сражения.

– Что вам известно о шотландцах? – спросил граф, прищуривая глаза.

– Только то, что, приехав сюда, я сразу повстречала двоих самых замечательных из живущих на земле мужчин.

– Спасибо, несмотря на то что я в вашем списке занимаю лишь скромное второе место, – ответил он. – А теперь о неразгаданной тайне: с чего вы планируете начать расследование? Даже лучшие в округе детективы не справились с этим заданием.

– Как бы мне хотелось знать точный ответ на ваш вопрос! – ответила Фиона. – Я прочла доклады шерифа и полиции. Насколько я поняла, все склонны считать, что герцогиня покинула замок.

– Здесь осмотрели все комнаты, все кладовые, коридоры, залы и даже темницу.

Фиона прищурилась.

– Не могу отделаться от ощущения, что какую‑то деталь все же не учли… И вот еще что: мне кажется, кое‑кто в состоянии нам помочь. Я имею в виду леди Мораг. Только вряд ли она согласится разговаривать с нами об этом.

Наверное, графа удивил ход ее мыслей. Он уставился на нее в полном изумлении.

– Леди Мораг? Если выяснится, что ей известны какие‑то подробности этого дела, то для меня это будет большой неожиданностью.

– Почему вы так говорите? – спросила Фиона.

– Леди Мораг очень тяжело перенесла исчезновение сестры. Она кричала, плакала, падала в обмороки, умоляла тщательнее осматривать лес, реку, вересковые поля и даже сама отправлялась вместе с поисковой группой и представителями клана прочесывать окрестные места, – ответил граф.

– Вы уверены, что ее страдания были искренними? – тихо спросила Фиона.

– Вообще‑то у меня возникло тогда ощущение, что она немного переигрывает. А может, мне это просто показалось. После нескольких дней тщетных поисков, леди Мораг буквально прицепилась к Эйдену, объявив всем, что она постоянно будет находиться с ним рядом.

Фиона резко вскинула голову.

– Значит, леди Мораг уже тогда была влюблена в герцога?

– Полагаю, да, – ответил граф. – Признаться, до исчезновения герцогини я практически не обращал на нее внимания. Мне она представляется женщиной непривлекательной.

– Прошу вас, попытайтесь вспомнить, – воскликнула Фиона. – Много ли времени проводила леди Мораг в обществе герцога до наступления несчастных событий?

На протяжении некоторого времени герцог молчал.

– Припоминаю, что частенько я видел их втроем, – медленно заговорил он. – Тогда я еще сочувствовал Эйдену: думал, его свояченица мешает им своим постоянным присутствием. Хотя, с другой стороны, так, наверное, было лучше. Эйден с герцогиней жили ужасно.

– Об этом все знали?

– Я знал, – ответил герцог. – Мы с Эйденом дружим очень давно. Он вообще не хотел жениться на Дженет. А после свадьбы их жизнь превратилась в сплошной скандал.

– Почему? – поинтересовалась Фиона.

– Я ведь говорил вам: герцогиня была не вполне нормальной. Как‑то раз сама леди Мораг поведала мне, что с ней и в детстве беспрестанно случались приступы сильного раздражения, которые переходили в настоящие истерики. Чтобы ее успокоить, ей приходилось давать какое‑то лекарство.

– В таком случае, – пробормотала Фиона, – можно предположить, что во время такой вспышки или нервного приступа, не знаю, как правильно это назвать, герцогиня покончила с собой…

– Это не исключено, – ответил граф.

– Если случилось именно так, то… каким образом она могла лишить себя жизни? – продолжала размышлять Фиона.

– Понятия не имею. Если бы у нас имелись хоть какие‑то подсказки…

– Все выглядит весьма странно, – сказала Фиона. – Но нельзя опускать руки.

Она взглянула в глаза графа, ожидая услышать слова поддержки. Он ответил не сразу.

– Я понимаю, о чем вы меня просите. И согласен вам помочь. Но в сложившейся ситуации этот мой жест – невиданная щедрость.

– Невиданное великодушие, – тихо поправила его Фиона. – Но я не ожидала от вас ничего другого.

– Какая несправедливость! Все, чего я хочу, так это заключить вас в свои объятия, увести отсюда и сделать все возможное, чтобы вы забыли про Эйдена, его исчезнувшую жену, про этот замок. И царящий тут мрак. С каждым разом, когда я здесь появляюсь, мрак этот лишь сгущается, а замок все больше и больше становится похожим на могилу.

– Вы ведь не сможете отказать нам с герцогом в помощи. Тогда мы обретем счастье, – прошептала Фиона, не глядя на графа.

Он выдержал паузу.

– Хорошо! Вы победили! Такова уж видно моя судьба: играть второстепенную роль вместо главной!

– Спасибо! – с едва заметной улыбкой на губах ответила Фиона.

Потом взглянула на часы.

– Пора будить Мэри‑Роуз.

– Насколько я понимаю, вы намекаете, что мне пора уходить, – сказал граф. – Какие у вас планы на сегодняшний день?

– Сейчас мы пойдем на рыбалку.

– А меня возьмете с собой?

– Я с удовольствием бы согласилась, но, думаю, вам лучше остаться здесь. Собрание герцога с представителями клана, наверное, скоро закончится. Он захочет встретиться с вами.

– Если вы собираетесь продолжать обращаться со мной подобным образом, то я уеду в свой собственный замок. Там меня ждет множество развлечений, – пригрозил граф.

Фиона знала, что он хочет лишь запугать ее.

– В вас нуждаются здесь, – тихо ответила она, грустно улыбаясь. – И я уверена, что вы не сможете так поступить по отношению к нам.

Выходя из гостиной, она заметила, как помрачнело его лицо.

В тот вечер они ужинали втроем. Граф отпускал остроумные шутки и беспрестанно болтал. Герцог смеялся, и Фиона решила, что этот ужин самый замечательный из всех со дня ее приезда в замок.

Граф вспоминал об их мальчишеских проделках и, когда герцог заливался смехом, становился как будто другим человеком. Его жизнь могла бы быть совершенно иной, если бы ее не омрачала странная тень исчезнувшей женщины, думала Фиона.

Перейдя в гостиную после ужина, они продолжали шутить и забавляться.

– Может, мне следует оставить вас наедине? – спросил граф.

Фиона захлопала ресницами, а герцог ответил:

– Нет, этого не стоит делать.

Фиона и граф в удивлении уставились на него: их насторожил его категоричный тон.

– Я только сегодня узнал, что новый лакей, которого наняли два месяца назад, – сын кухарки леди Мораг, – пояснил герцог. – Теперь меня не оставляет мысль, что каждое произнесенное здесь слово будет передано ее милости.

– Даже не сомневаюсь в этом! – воскликнул граф. – А откуда ты узнал столь интересную подробность?

– Вчера вечером в разговоре со мной Мораг упомянула кое о чем. Я не говорил об этом ни с кем, кроме тебя. Вчера мы завтракали с тобой вдвоем.

Он помолчал, затем продолжил:

– Сегодня я подумал, что следует предпринять все возможные меры предосторожности в отношении Фионы – нельзя допускать распространения каких бы то ни было скверных сплетен о ней. Я навел справки у Мак Кейта о новых слугах. Оказывается, Мораг лично попросила его принять на должность лакея сына ее кухарки.

– Ситуация неприятная, – заметил граф. – Ты ведь не сможешь уволить его без видимых на то причин.

– Нет, конечно, нет, – ответил герцог. – Но это означает, что мы обязаны быть предельно осторожными.

– Верно, – сказала Фиона. – Мне вообще, наверное, лучше отправиться спать. По‑моему, леди Мораг, хоть и относится ко мне как к гувернантке, считает, что мне неприлично расхаживать по замку без сопровождения какой‑нибудь пожилой дамы.

– Мне тоже приходили в голову подобные мысли. Одной тебе ходить опасно. Мы еще поговорим с тобой об этом более подробно, – озадаченно сдвинув брови, сказал герцог.

– Может, у тебя найдется какая‑нибудь родственница, которая могла бы приехать и погостить у тебя некоторое время? – спросила Фиона. – Лучше, чтобы она была старой и с ослабленным зрением.

– Я подумаю, – улыбаясь, ответил герцог. – Сейчас ничего подходящего мне не приходит на ум.

Он говорил непринужденно, но по его взгляду, устремленному на нее, она понимала: в данную минуту ему больше всего на свете хочется остаться с ней наедине.

Герцог не двигался, но Фиона чувствовала, как всей душой, всей своей сущностью он стремится к ней. Ей казалось, еще немного, и ноги сами понесут ее к нему в объятия.

На какое‑то время она даже позабыла о присутствии в гостиной графа.

Ей чудилось: стены, мебель, все вокруг растворяется и исчезает, остаются лишь они вдвоем, и стоит ей только протянуть руки, как счастье окутает их своим неземным сладостным светом.

Любовь захлестывала ее мощной волной, и она четко знала: герцог чувствует то же самое. Они не касались друг друга, но были близки – духовно, мысленно, даже физически, невероятно, но она отчетливо ощущала, что это так.

«Я люблю тебя», – рвалось из ее груди, стучало в ее висках.

С трудом совладав с нахлынувшими эмоциями, Фиона сделала реверанс, улыбнулась графу и зашагала к двери.

Герцог поспешил за ней. Он нагнал ее у самой двери, они одновременно протянули руки к дверной ручке.

Их пальцы соприкоснулись, и вместе с обычным трепетным волнением, ее окатило отчаяние. Он испытывал то же самое, она видела это по выражению его глаз, по напряженно поджатым губам.

Для сохранения внешнего спокойствия ему приходилось прилагать немыслимые усилия, и она мечтала о скорейшем окончании этого кошмара.

«Надо быть предусмотрительнее», – думала Фиона, бредя по озаренному мягким сиянием свечей коридору.

Придя в спальню, она упала на кровать, чувствуя себя совершенно несчастной.

«Может, мне следует уехать отсюда? – промелькнуло в ее голове. – Возможно ли оно, наше с ним совместное будущее?»

Она вспомнила о предложении герцога переехать с Мэри‑Роуз в Эдинбург. Возможно, так было бы лучше и для нее, и для него.

Ее сердце рвалось на части и кричало от боли при одной мысли о расставании с ним, но разум твердил одно: ты играешь с огнем.

На следующее утро миссис Мередит сообщила Фионе, что герцог с графом уехали по делам в какое‑то отдаленное местечко, принадлежавшее Рэннокам. Это означало, что они с Мэри‑Роуз целый день могли осматривать замок и его окрестности.

Выглянув в окно, Фиона увидела, что день солнечный и безветренный, и решила как можно больше времени провести на воздухе.

– Простите, что лезу в ваши дела, мисс, – сказала миссис Мередит, прерывая ход мыслей Фионы, – но если у вас найдется время, то навестите сегодня старую Бабулю. Ей это ужасно понравится.

– А кто она? – поинтересовалась Фиона.

– Мы всегда так называем ее, мисс, потому что эта женщина – самая старшая представительница клана, – пояснила миссис Мередит. – Она присматривала за его светлостью и лордом Ианом, когда они были маленькими детьми. Рассказать кому‑нибудь о былых временах доставляет ей большое удовольствие.

– Конечно, я навещу ее, – ответила Фиона.

– Она теперь почти слепая, мисс, и иногда заговаривается. Но мне сказали вчера, ей очень хочется познакомиться с вами. Было бы очень мило с вашей стороны, если бы вы навестили ее.

– Я непременно схожу к ней, – сказала Фиона. – А где она живет?

– Рядом с восточными воротами, мисс. Всего пять минут ходьбы отсюда, – ответила экономка.

– Навещу ее, когда уложу Мэри‑Роуз отдыхать, – пообещала Фиона.

– Пошлю кого‑нибудь, чтобы предупредили ее, – довольно сообщила миссис Мередит. – Она будет ждать вас с нетерпением, точно говорю.

Солнце, так ярко светившее утром, неожиданно скрылось за набежавшими тучами. Вскоре погода и вовсе испортилась: начался дождь. Поэтому от обычной прогулки после занятий Мэри‑Роуз пришлось отказаться.

Вместо этого они поиграли на пианино, а потом девочка принялась рисовать Ролло. Она хотела сделать сюрприз герцогу, и Фиона одобрила ее идею.

– Я не помню точно, какая у него шерсть, тетя Фиона, – сказала через некоторое время Мэри‑Роуз. – Давай сходим к нему, и тогда я смогу правильно нарисовать его.

– Наверняка твой дядя взял Ролло с собой, – ответила Фиона. – Подожди здесь, я попытаюсь узнать.

Она спустилась вниз по лестнице и огляделась по сторонам, ища глазами двух лакеев, обычно находившихся у выхода.

Заметив одного из них у самой двери, она позвала его.

Он торопливо приблизился к ней. Форменный килт сидел на нем идеально и прекрасно вписывался в обстановку замка. Никакая другая одежда не смотрелась бы на здешних слугах более впечатляюще.

– Его светлость взял с собой Ролло? – спросила Фиона.

– Да, мисс, – бойко ответил паренек. – Я сам видел, как он бежал за ними.

– Спасибо, – сказала Фиона. – Это все, что мне нужно было узнать.

Она вернулась к Мэри‑Роуз, и та, услышав неприятную новость, расстроенно откинула карандаш.

– Мне придется ждать до завтра! Я должна взглянуть на Ролло, чтобы нарисовать его правильно.

– Может, почитать тебе забавные истории? – предложила Фиона. – Или давай сходим в библиотеку?

Мэри‑Роуз просияла.

– В библиотеку? Как замечательно ты придумала! У дяди Эйдена много‑много книг. И в некоторых из них есть картинки!

– Решено. Отправляемся в библиотеку и попробуем найти там что‑нибудь интересное, – ответила Фиона.

Им не пришлось долго искать. На той полке, с которой они начали исследование, они обнаружили толстую книгу о собаках с множеством картинок. Восторгу Мэри‑Роуз не было предела. Она говорила о книжке на протяжении всего ленча, а укладываясь в постель, не выпускала ее из рук.

– Постарайся заснуть, моя дорогая, – сказала Фиона. – Мы положим книгу рядом с твоей кроватью. Когда проснешься, сразу увидишь ее.

– Я хочу найти в ней картинку с такой же красивой собакой, как Ролло, – воскликнула девочка, потирая глаза.

– Боюсь, это невозможно, – улыбаясь, ответила Фиона, укрыла племянницу одеялом, чмокнула ее в щечку и опустила тяжелые шторы на окнах.

– Только, пожалуйста, не задерживайся в гостях, – попросила Мэри‑Роуз.

– Обещаю тебе, что вернусь ровно в половине третьего, – ответила Фиона, вышла из детской и, накинув на плечи легкую шаль в своей комнате, направилась к выходу.

Дождь закончился, но небо все еще было затянуто тяжелыми серыми тучами. В солнечную погоду Фиона ничего не надевала бы на голову. Но сейчас решила захватить с собой небольшую соломенную шляпку, великолепно сочетавшуюся с ее голубым хлопковым платьем, отделанным на рукавах и на груди белыми рюшами.

На шитье этого платья у нее ушло много времени и стараний, но оно того стоило. В нем она выглядела потрясающе и с нетерпением ждала возможности показаться герцогу.

Спустившись по широким мраморным ступеням к дубовым дверям, она вышла на улицу, раскрыла зонтик и зашагала по направлению к восточным воротам.

Дверь в небольшом домике была приоткрыта.

– Входите! – послышался скрипучий старушечий голос, когда Фиона постучала.

В комнате, в которой она очутилась, в большом кресле у камина сидела старая, маленькая и сухонькая беловолосая женщина.

– Простите, что не встречаю вас у двери, мисс, но в последние дни меня что‑то не держат ноги, – извиняющимся тоном сказала Бабуля.

– Не беспокойтесь, пожалуйста, – ответила Фиона.. – Я сама пройду и присяду рядом с вами.

В комнате царила идеальная чистота. Тут и там были расставлены небольшие фарфоровые вазочки. В большинстве из них стояли букетики из засушенного выцветшего вереска и разных безделушек. Наверняка безделушки эти служили для обитательницы комнаты немым напоминанием о давно минувшей молодости.

Они познакомились и завели довольно приятную беседу.

Через некоторое время, выбрав подходящий момент, Фиона сказала:

– Меня очень опечалила и встревожила история о таинственном исчезновении ее светлости. Наверное, для всех обитателей замка тяжело сознавать, что эту загадку так и не удалось разгадать.

– Это верно, – ответила Бабуля своим скрипучим голосом. – Но скажу вам честно, это был несчастливый брак. Герцогиня совсем не подходила для роли супруги вождя клана, поверьте моему опыту.

Какое‑то время обе они молчали.

– Что, по вашему мнению, произошло с ее светлостью? – спросила словно ради поддержания разговора Фиона.

– Многие задавали мне этот вопрос, – ответила Бабуля. – Боль и мучения, связанные с ее уходом, не дают мне покоя. Я стала терять зрение и почти ослепла.

– Боль и мучения? – ошеломленно повторила Фиона.

Бабуля не ответила, и, выдержав паузу, Фиона спросила дрожащим от волнения голосом:

– Вы полагаете, кто‑то намеренно лишил ее жизни, причинив ей страдания и боль?

Опять последовало молчание.

Через несколько минут Бабуля медленно заговорила:

– Ее дух страстно желает мести!

У Фионы перехватило дыхание.

В голове ее возникло множество страшных, пугающих мыслей, предположений и догадок. Они сменяли друг друга с бешеной скоростью, приводя Фиону в ужас. Она даже пожалела, что завела этот разговор.

Бабуля тем временем углубилась в кресло. Ее веки опустились, и Фионе показалось, что она спит.

– Думаю, мне пора, – негромко, боясь потревожить старушку, сказала Фиона.

Бабуля открыла глаза, и Фиона увидела в них что‑то странное. Возникало ощущение, что ее собеседница только что вернулась откуда‑то издалека, из другого мира, в который обычным людям нет доступа.

– Не пугайтесь. Я просто слушала, как ее светлость умоляет о пощаде, – проскрипела старушка. – Но ее никто не понимает. И она грозит мщением.

– До свидания, – пробормотала Фиона несколько растерянно. – До свидания. Я обещаю, что на днях приду к вам опять.

Она попятилась к двери, но Бабуля не двигалась и, скорее всего, не замечала, что ее гостья уходит.

Оказавшись на улице, Фиона жадно глотнула свежего воздуха. Она чувствовала себя так, словно только что вышла из состояния глубокого транса. Ей хотелось с головой окунуться в воду, чтобы смыть с себя то неприятное ощущение, которое возникло в ней в ходе этой необычной беседы.

– Она заговаривается, – твердо сказала себе Фиона, вспоминая предупреждение миссис Мередит, но сознавала, что сильно напугана и потрясена словами Бабули.

Если старушка так верила в то, что герцогиню убили – к чему все больше и больше склонялась сама Фиона, – то возникал закономерный вопрос: кто это сделал и на каком основании?

Фиона быстро зашагала по направлению к дому.

«Я должна выбросить это из головы! – стучало в ее висках. – Наверняка Бабуля говорит подобные вещи, потому что выживает из ума. Нетрудно догадаться, что вызвало их появление в ее старческом мозге: многочисленные сплетни, до сих пор разгуливающие по замку, – рассуждала сама с собой Фиона. – Все это глупости, глупости!»

Но вопрос неотступно преследовал ее, не желая отступать: кто это был? У кого, кроме мужа герцогини, имелись основания убрать ее с пути как огромную помеху?

Отчаянно и тщетно борясь с невыносимыми мыслями, Фиона шагала вперед, сильнее закутываясь в шаль, словно она, прозрачная и невесомая, была способна защитить ее от тревог и страхов.

Небо не предвещало ничего хорошего. Ветер стих, но тучи сгущались, обещая выдать очередную порцию дождя. Фиона подняла голову и поежилась от холода.

Все вокруг выглядело угрожающим и мрачным. Фиона понимала: виной тому были странные, леденящие кровь слова Бабули.

«Я слишком чувствительна, слишком впечатлительна, чтобы слушать подобные бредни», – убеждала себя Фиона.

Но в ушах звучал скрипучий старческий голос: «…ее никто не понимает. И она грозит мщением».

Когда до замка оставались считанные шаги, Фиона заметила движущуюся по направлению к ней фигуру. Это была леди Мораг.

В эту минуту разговаривать с ней Фионе хотелось меньше всего на свете. По всей вероятности, леди Мораг видела из своего окна, как она направляется к восточным воротам, и сейчас умирала от любопытства.

«Эта особа считает, что является хозяйкой в этом замке! – раздраженно подумала Фиона. – Все ей нужно знать! Может, это именно она внушила Бабуле, что герцогиню убили? – промелькнуло в ее голове. – Если так, то для чего ей это понадобилось?»

Ответ пришел Фионе на ум незамедлительно.

Леди Мораг обожает плести интриги и сгущать краски. С ней следует держать ухо востро. Только бы не сказать ничего лишнего!

Она обратила внимание на то, что леди Мораг приближается чересчур поспешно.

– Как я рада, что нашла вас, мисс Уиндхэм! – воскликнула леди Мораг, почти подбежав к Фионе. – Произошло нечто ужасное! Ваша непослушная племянница, Мэри‑Роуз, отправилась‑таки в Сторожевую башню. Буквально несколько минут назад мне сообщили, что видели, как она входит в нее.

– Сторожевая башня? – вскрикнула Фиона. – Но Мэри‑Роуз строго‑настрого запретили приближаться к ней!

– Тем не менее боюсь, что говорю вам правду. Я опросила слуг. Кто‑то заметил, как она вышла из замка и пошла в сторону башни.

– Но Сторожевая башня опасна! – воскликнула Фиона, не помня себя от испуга.

– Очень опасна, – подтвердила леди Мораг, – поэтому нам стоит, не теряя времени, бежать туда.

– Конечно.

Отвечая, Фиона сорвалась с места и помчалась по мокрой граве к северной части замка, туда, где располагалась эта жуткая башня.

Она слышала, что леди Мораг бежит за ней, сознавала, что ситуация пойдет ей на руку. Теперь этой особе ничего не стоит поднять шумиху, обвинить ее, Фиону, в том, что та оставила девочку одну, заявить, что ребенку нужна другая воспитательница.

Но сейчас ее не волновало ничего, кроме безопасности Мэри‑Роуз.

«Только бы с ней все было в порядке! Если что‑нибудь уже произошло, то дай Бог, чтобы ее благополучно спасли!» – молилась про себя Фиона.

В ее голове навязчиво звучали слова герцога. Он так настойчиво предупреждал об опасности этой башни! Страх душил, леденил в жилах кровь.

Приблизившись к башне, Фиона заметила, что дверь, ведущая внутрь, открыта.

Она не нашла в этом ничего необычного. Металлические петли, изъеденные временем и ржавчиной, были наполовину прогнившими, и дверь косо свешивалась, чернея внутренней стороной на фоне серого камня.

– Скорее всего Мэри‑Роуз поднялась наверх, – запыхавшись, сказала леди Мораг.

Фиона ничего не ответила, но с ужасом решила, что так оно и есть.

Конечно, Мэри‑Роуз никогда не вела себя так непослушно, но история ее отца о том, как они с братом прятались в этой башне от учителя, не давала ей покоя, будоражила воображение.

В первые дни после приезда в замок она только об этом и твердила, но в последнее время ее внимание переключилось на другие не менее увлекательные вещи.

Фиона думала, что племянница позабыла о страшной башне.

Не желая терять ни секунды, Фиона побежала вверх по каменным ступеням. Как в большинстве подобных башен, они представляли собой винтообразную лестницу. Света здесь почти не было. Он проникал лишь сквозь небольшие отверстия во внешней стене, предназначенные для стрел лучников.

Забравшись на первый уровень башни, она собственными глазами увидела, что здесь крайне опасно. Герцог не зря запретил племяннице входить сюда.

Сквозь первый дверной проем виднелась комната. Пола в ней практически не было. Он обвалился. Остались лишь прогнившие деревянные балки и полуразрушенные укрепления.

Внизу зияла темнота.

Не произнося ни слова, ощущая, что леди Мораг стоит прямо у нее за спиной, она двинулась дальше.

Идти по ступеням становилось все труднее. Фиона приподняла подол платья и, тяжело дыша, совершенно не думая о собственной безопасности, смело шла вперед.

Почти достигнув конца лестницы, она увидела еще один дверной проем. Комната, расположенная за ним, находилась в том же состоянии, что и первая.

Пол здесь не обвалился полностью, но та его часть, что когда‑то прилегала к ближайшей к ним стене, прогнулась вниз. По‑видимому, какие‑то из прогнивших балок не выдержали напора времени и разрушились.

Фиона замерла, оглядывая ужасающую картину. Потом, опомнившись, едва дыша от страха, крикнула:

– Мэри‑Роуз! Мэри‑Роуз!

– Она не ответит. Ее здесь нет, – спокойным голосом сообщила леди Мораг.

Фиона, напряженно смотревшая наверх, резко повернула голову. Леди Мораг стояла прямо за ее спиной.

– Как это нет? Вы ведь сами сказали мне, что ее видели здесь слуги…

Тонкие губы леди Мораг искривились в отвратительной улыбке.

– Я подумала, это лучший способ заманить вас туда, куда мне надо, – ответила она.

Ее тон еще больше испугал Фиону..

– Вы сами понимаете, что говорите? Вы не имеете права под ложным предлогом заводить меня куда бы то ни было! – быстро заговорила она. – Если вам вздумалось пошутить, то у вас ничего не вышло!

– Это вовсе не шутка, – процедила сквозь зубы леди Мораг. – Я завела тебя сюда для того, чтобы покончить с тобой, чтобы убрать тебя со своей дороги!

Она потянула к Фионе руки, и Фиона закричала. Отступать и бороться было поздно.

– Умри! – выкрикнула леди Мораг изменившимся, дьявольским голосом. – Умри, как умерла Дженет! И никто никогда не найдет тебя здесь!

Ее крик перешел в леденящий душу визг, способный напугать до смерти любого нормального человека.

«Она сумасшедшая!» – огненной стрелой пронзило сознание Фионы.

В этот самый момент леди Мораг навалилась на нее всем телом и с поражающей силой втолкнула в полуразрушенную комнату.

Фиона почувствовала, что падает. В отчаянном последнем порыве спастись она ухватилась за свисающий край пола и, подтянувшись к боковой стене, действуя почти инстинктивно, нащупала уцелевший обломок деревянной балки и уцепилась за него второй рукой.

Послышался зловещий треск – пол под ней сильнее свесился вниз.

Фиона замерла, оглушенная страхом, понимая, что вот‑вот рухнет в черную пустоту. Но этого не произошло. Хотя ее ноги болтались в воздухе, она продолжала держаться за балку и край все еще не обвалившегося пола.

На какое‑то время ослепленная ужасом и болью от врезавшихся в тело неровных досок Фиона лишилась способности мыслить. Она лишь крепче впивалась пальцами в спасительную балку и кусок пола, беспрерывно молясь о спасении.

Неожиданно из‑за ее спины прозвучал голос леди Мораг, похожий сейчас на рычание дикого зверя.

– Падай! Падай! Ты должна умереть! Тебе нельзя жить! Ты мне мешаешь!

Фиона чувствовала, что находится на грани потери сознания: то, что происходило с ней, казалось чем‑то нереальным, кошмарным сном, жутким видением.

И этот пол, и кусок балки, ненадежно, но все же удерживающие ее, и эта башня, и давно лишившаяся рассудка женщина, что стояла где‑то у нее за спиной, – все это представлялось ей странной галлюцинацией.

Она вспомнила о герцоге и подумала вдруг, что нашла разгадку мучившей его тайны. Но помочь ему теперь могла, лишь если бы уцелела в этой чудовищной борьбе.

Мысли о герцоге, любовь к нему придали ей сил. Она крикнула:

– Помогите! Помогите! Кто‑нибудь!

Ее голос прозвучал довольно слабо. Но, подумав, что спасение нужно не только ей самой, она собрала последние силы и закричала громче:

– Помогите! Помогите мне! На помощь!

Она заметила, что с той стороны, где находилась леди Мораг, не слышно ни единого звука, и подумала, что та, испугавшись, убежала.

Ей хотелось повернуть голову и взглянуть на лестницу, но она не осмеливалась.

Ее шляпка слетела с головы, и туфли вот‑вот готовы были сорваться с ног. Но она чувствовала, что малейшее движение может повлечь за собой обвал едва удерживавшегося на весу пола.

Сбоку, совсем недалеко от нее в стене располагалось нечто вроде окна. Раньше это было небольшое отверстие для стрел, но теперь, когда камень вокруг его краев разрушился от старости, оно достигало приличных размеров и впускало больше света.

Фиона смотрела на серое небо и надеялась, что кто‑нибудь услышал ее голос и, возможно, спешит на помощь.

– Помогите! Помогите! – еще раз крикнула она.

В это мгновение, едва не задевая ее руки, по отвесной поверхности пола сверху вниз скатился увесистый камень – обломок от стены, и Фиона с ужасом поняла, почему леди Мораг не было слышно.

Через несколько секунд внизу раздался плеск воды.

– Так и ты утонешь там, – довольно крикнула леди Мораг. – Давай же, отправляйся вслед за камушком, идиотка! Никто не собирается спасать тебя, никто ничего не услышит. Я буду забрасывать тебя камнями до тех пор, пока не удостоверюсь, что ты упала вместе с ними!

Наверное, она отправилась за очередным обломком каменной стены, потому что последние ее слова прозвучали словно издалека. Фиона вновь принялась звать на помощь.

Она кричала что было сил, вкладывая в свой зов всю оставшуюся энергию, все отчаяние.

«Если второй камень эта сумасшедшая бросит более метко, то мне не удержаться», – судорожно думала она.

Ее руки стонали от боли, а пальцы начинали неметь.

«Кто‑то ведь должен меня услышать», – охваченная паникой, размышляла Фиона.

Следующий камень сильно ударил ее по спине, и она взревела от парализующей боли.

– Умри! – шипела леди Мораг. – Умри, как умерла когда‑то Дженет!

Первое, что бросилось в глаза въезжавшему в центральные ворота герцогу, был его дворецкий, уставившийся на окна леди Мораг.

Рассеянно оглядев верного слугу, герцог хотел проехать мимо, но в это мгновение заметил в окне чью‑то маленькую, испуганно мечущуюся из стороны в сторону фигурку и приостановился. Это была Мэри‑Роуз.

Изумленно пожав плечами, он повернул лошадь и направился к дворецкому.

– Что здесь происходит?

– Я сам не понимаю, ваша светлость, – растерянно ответил слуга. – Но, похоже, мисс Мэри‑Роуз заперта в комнате ее милости.

– А что, внутри больше никого нет? – спросил герцог.

– Вполне вероятно, ее слуги, как большинство остальных, отправились на подготовку к предстоящим состязаниям, ваша светлость.

– Ах да, конечно. Я видел их по пути домой, – вспомнил герцог. – А где леди Мораг?

– Не знаю, ваша светлость… но, по словам сторожа, они с мисс Уиндхэм несколько минут назад вошли в Сторожевую башню. Наверное, он ошибается, но я не уверен… – Дворецкий растерянно развел руками.

– Что? Они пошли в Сторожевую башню? – не верящим тоном спросил герцог. – Они ведь обе знают, что там крайне опасно!

– Происходит что‑то странное, – заметил граф, слышавший весь разговор. – Думаю, нам следует не терять времени и самим все проверить.

Договаривая последние слова, он уже скакал по направлению к северной башне.

Герцог последовал за ним, на ходу крича через плечо дворецкому:

– Выпустите Мэри‑Роуз! Даже если для этого придется взломать дверь!

Приблизившись к Сторожевой башне, всадники спрыгнули с лошадей, не тратя времени на разговоры, вбежали в раскрытую дверь и принялись быстро подниматься по лестнице. Герцог шел первым.

Раздался крик Фионы, а через мгновение – голос леди Мораг, искаженный до неузнаваемости ненавистью и злорадством.

– Умри! Умри, как умерла Дженет!

Герцог и граф ускорили шаг, подгоняемые безумным страхом.

Достигнув первой комнаты, герцог приостановился. Он заметил наверху через огромную дыру в потолке фигуру Фионы, из последних сил удерживающейся за край провисшего пола. И ахнул, охваченный ужасом.

Была видна отсюда и леди Мораг. Она стояла с внешней стороны полуразрушенной стены и заносила над головой руку с увесистым камнем.

– Остановись! – заорал герцог. – Прекрати немедленно!

– Она должна умереть! – неистово завопила леди Мораг и дико рассмеялась. – Эта ведьма пытается отобрать тебя у меня, поэтому должна умереть!

– Что там происходит? – взволнованно спросил граф, который ничего не видел из‑за спины герцога.

– Беги, останови Мораг! – отдал распоряжение герцог. – А я должен спасти Фиону. Надо подобраться к ней с другой стороны башни.

Пропустив графа, он торопливо побежал вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступени.

Граф, помчался наверх, не задавая лишних вопросов. Только сейчас он услышал рычание Ролло, доносившееся откуда‑то с верхних уровней. Пес все время следовал за ними и, не заметив, что хозяин вернулся, учуял неладное и рванул вперед.

Когда граф добрался до конца лестницы, он увидел страшную картину: Ролло скалил зубы, а верещавшая леди Мораг отчаянно крутила головой. В ее вытаращенных, одичавших глазах горело безумие.

– Прочь! Иди прочь! – выкрикивала она, таращась на Ролло.

Пес лишь громче рычал и медленно приближался к ней, заставляя ее пятиться назад.

Не выдержав напряжения, она замахнулась и бросила камень, который держала в руке в собачью голову.

Залившись оглушительным лаем, наполнившим, казалось, весь воздух, Ролло прыгнул вперед.

В следующую секунду, не успел граф опомниться и что‑нибудь предпринять, леди Мораг, пронзительно крича, дернулась в сторону и упала вниз. Черная вода громким всплеском оповестила всех, что заключила ее в свои мрачные холодные объятия.

Глава седьмая

В комнате графини Сельвея появился слуга с письмом на серебряном подносе.

– Из замка Рэннок, миледи, – сообщил он. – Конюх, передавший послание, ждет внизу на случай, если вы сразу пожелаете ответить.

Фиона, сидевшая на другом конце накрытого к завтраку стола, внутренне напряглась, внимательно следя за графиней. Та спокойно взяла письмо с подноса и медленно распечатала его.

Каждое ее движение было неповторимо грациозным и чарующим. Фиона перевела взгляд на сосредоточенное лицо графини и в который раз с восхищением отметила, что мать графа очень красива.

В молодости она наверняка была еще прелестнее. Приобретенный с годами жизненный опыт придавал ее чертам особый шарм: лицо ее отображало мудрость и неподдельную внутреннюю доброту.

Она напоминала Фионе ее собственную мать, скончавшуюся много лет назад.

Графине было сорок с небольшим. Ее поведение разительно отличалось от поведения ее сверстниц: она любила остроумные шутки, обожала посмеяться.

Общаясь с ней, Фиона зачастую забывала о возрасте собеседницы. Ей казалось, перед ней ее ровесница.

Через несколько минут, показавшихся Фионе бесконечными, графиня подняла голову и повернулась к слуге:

– Ответа не будет.

Когда, откланявшись, человек скрылся за дверью, графиня посмотрела на Фиону. В ее глазах плясали озорные огоньки.

– Я знаю, ты сгораешь от любопытства! Верно?

– Разве я могу… чувствовать себя… как‑то иначе? – спросила Фиона.

Графиня взглянула на Мэри‑Роуз, только что расправившуюся с завтраком.

– Не окажешь ли мне услугу, детка? – спросила она. – Хочу попросить тебя покормить моих птиц.

Мэри‑Роуз вскрикнула от восторга.

– Я могу это сделать сама?

– А почему бы и нет? – Графиня пожала плечами. – Полагаю, ты справишься с этим не хуже меня. Только не забудь напоить их!

– Я все сделаю правильно! – торжественно пообещала Мэри‑Роуз, выходя из‑за стола.

Она восторженно хлопнула в ладоши, подпрыгнула на месте и уже шагнула к двери, намереваясь умчаться в птичник, но приостановилась и повернулась к графине.

– Мне здесь у вас ужасно нравится! – звонко сообщила она и убежала.

Графиня рассмеялась.

– У меня такое чувство, что нам с Мэри‑Роуз суждено провести массу времени вдвоем. Я буду этому несказанно рада. Очаровательный ребенок!

Фиона молчала, и графиня, поняв, о чем она думает, воскликнула:

– Письмо прислал Торкуил. Ужасно длинное. Я перескажу тебе лишь краткое его содержание.

Графиня сделала паузу, еще раз пробежала глазами по строчкам и заговорила:

– Во‑первых, он пишет, что тело леди Мораг благополучно извлекли из воды и уже отправили на Север. Там ее похоронят вместе с другими покойными представителями семейства Мак Дональд.

Фиона тяжело вздохнула и ничего не ответила, и графиня продолжила:

– Во‑вторых, похороны герцогини состоятся завтра. Они пройдут с большим размахом и с надлежащей торжественностью. По словам Торкуила, приглашено множество людей. Все важнейшие персоны Шотландии будут присутствовать на церемонии.

– Рано или поздно это должно было случиться, – прошептала Фиона.

– Появление их в замке Рэннок – своеобразное извинение за свое поведение, – сказала герцогиня. – Надеюсь, их мучает совесть за то, что на протяжении стольких лет они вели себя подобным образом по отношению к герцогу.

– Уверена, герцог очень ценит преданность вашего сына и вашу веру в него, – пробормотала Фиона. – Это все, что он имел в течение столь длительного времени.

– Я любила Эйдена с самого его детства, – ответила герцогиня. – Ничьи доводы и сомнения не смогли бы убедить меня в том, что этот человек способен совершить столь отвратительное преступление. Хотя скажу откровенно: Дженет своим поведением вынудила бы кого угодно пустить в ход грубую силу!

В голосе графини прозвучали гневные нотки, но она тут же одернула себя:

– Вообще‑то не стоит отзываться дурно об умерших. Теперь все это осталось в прошлом. Надо постараться просто не думать о плохом. А Эйден наконец обрел право начать новую жизнь.

Она выдержала паузу и добавила:

– С тобой!

Фиона почувствовала, как ее щеки густо краснеют, и огляделась по сторонам, словно желая удостовериться, что их разговор никто не слышит.

– Все в порядке, дорогая моя. Но нам следует быть очень благоразумными. Эйден заявил, что это крайне важно. Именно поэтому мы трое – ты, я и Мэри‑Роуз завтра утром уезжаем в Лондон.

– В Лондон? – Фиона удивленно вскинула брови.

– Эйден присоединится к нам, как только сможет. Ему надо разобраться с неотложными делами, навалившимися на него после всего, что произошло, – с улыбкой пояснила графиня. – Он хочет предпринять все возможное, чтобы о тебе не распустили слухов.

– Представляю… что было бы… если бы я… осталась в замке Рэннок… – начала Фиона.

– Об этом не могло идти и речи, – перебила ее графиня. – Особняк, который на протяжении долгих лет принадлежит нашей семье, возможно, не такой огромный и роскошный, как замок Рэнноков. В нем нет изобилия драгоценных вещей, но он весьма удобный и уютный. И тебя здесь всегда рады видеть.

– Вы… очень добры, – пробормотала Фиона.

– Эйден для меня как сын. Я всегда желала ему счастья, – сказала графиня. – Теперь, кажется, за него уже можно не волноваться.

Фиона опять покраснела. Она чувствовала, что должна ответить, но не находила нужных слов. Герцогиня, заметив ее замешательство, умиленно рассмеялась.

– В Лондоне у нас с тобой будет много дел. У тебя совсем мало времени на покупку приданого.

Глаза Фионы встревоженно вспыхнули. Несколько секунд она в нерешительности молчала, потом смущенно сказала:

– Боюсь… в данный момент… я не могу… позволить себе… что‑то особенное… в качестве приданого.

– Это будет нашим с Торкуилом свадебным подарком для Эйдена, – с таинственной улыбкой сообщила графиня. – Я всегда гадала, женится ли он во второй раз. Теперь знаю ответ на занимавший меня вопрос. И хочу подарить ему то, что ему пригодится.

– Но… прошу вас, – запротестовала Фиона. – Вы не должны… этого делать…

– Нет уж! Я настроена очень решительно, – твердым тоном заявила графиня. – Давай не будем спорить по этому поводу. Я знаю, что, начав новую жизнь, жизнь с Эйденом, ты захочешь выглядеть как можно лучше.

В ее карих глазах вновь появилось озорство. Игриво подмигнув Фионе, она добавила:

– Никогда не забывай о том, что он очень красивый мужчина!

Фионе до сих пор представлялась не правдоподобной история с леди Мораг. Прошло какое‑то время, прежде чем она смогла осмысленно думать о случившемся. Как ни крути, этот кошмар оказался спасательным мостиком к новой, счастливой жизни, которая ждала их всех впереди.

Герцог буквально вытянул ее из лап дышавшей ей в затылок смерти. Они вдвоем уселись на край той дыры в стене, что являлась когда‑то отверстием для стрел. Фиона ясно ощутила тогда, что попала из ворот чудовищного ада, в которых провела несколько ужасающих минут, в светлый рай, где не существовало ничего, кроме них двоих.

У нее уже не было необходимости удерживаться за край свисавшего старого пола, впиваться ногтями в дерево уцелевшего куска балки, но ее еще долго преследовало ощущение, что она обязана бороться до последнего. Ради спасения двух жизней – своей и герцога.

«Я не должна упасть! Я не должна!» – продолжало стучать в ее висках. А от страшного ожидания новых ударов камнем все сжималось внутри.

Она боялась, что очередной из них угодит ей в голову, и тогда уже не миновать смерти. Именно этого и пыталась добиться сумасшедшая женщина, заманившая ее в башню. Тогда ее тело, как тело герцогини, скрылось бы под черной водой, и, возможно, никто никогда не догадался бы о том, куда она исчезла.

Лишь потом Фиона узнала, что после исчезновения герцогини было осмотрено лишь то, что оставалось от великого рва. Искать ее в воде, скопившейся у основания Сторожевой башни, никому не пришло в голову.

Тогда воды было там совсем немного, каких‑нибудь несколько футов. Но после того как леди Мораг толкнула сестру вниз, та ударилась головой о каменный фундамент башни и потеряла сознание.

Она скончалась, захлебнувшись водой. Этот факт был установлен специалистами, изучившими извлеченные останки ее тела.

Осознав, что она спасена, Фиона не могла думать ни о чем, кроме того, что с ней рядом герцог, что его сильные надежные руки крепко обнимают ее. Ей казалось, на свете не существует ничего другого, только он, только тепло его рук.

– Ты в безопасности, сокровище мое, – бормотал герцог. – Но ведь я мог потерять тебя!

В его голосе звучало столько ужаса и отчаяния, что Фионе хотелось тут же его утешить. Но она не могла это сделать – язык не слушался ее, словно превратился в разбухшую вату, а руки онемели.

Потрясение от понимания того, что только что произошедшее в этой башне связано с ней, лишило ее голоса и, наверное, половины сознания. Единственное, о чем она не переставала думать, так это о герцоге, о его присутствии рядом, о своей любви к нему.

Герцог отправился за людьми с лестницами и веревками, и, когда по прошествии некоторого времени спасательная команда спустила их вниз, Фиона почувствовала, что могла просидеть с ним там, наверху, еще бесконечно долго.

Герцог отнес Фиону в ее комнату и уложил на кровать.

Лишь когда она поняла, что он собирается уходить, смогла выговорить несколько слов. Ее голос прозвучал хрипло, тихо и странно. Ей самой он показался чужим, отдаленным и незнакомым.

– Ты… теперь… спасен!

Все это время она больше думала о его судьбе, о его будущем, а свою собственную жизнь даже не очень боялась потерять.

– Да, я спасен, и у меня теперь есть будущее! Все благодаря тебе, – ответил герцог.

Они были не одни в комнате, миссис Мередит суетливо готовила компрессы и примочки для Фионы. Поэтому герцог не мог сказать ничего большего. Он лишь бережно взял руку своей спасительницы – с ободранной кожей, изломанными ногтями, перепачканную грязью и кровью, – поднес ее к губам и поцеловал.

И вышел из комнаты.

Вскоре появился врач. Он не дал ни одного дельного совета, сказал только, что пострадавшей следует расслабиться и хорошенько отдохнуть.

После его ухода Фиона объяснила миссис Мередит, какие заварить травы, и, выпив целительный отвар, заснула крепким спокойным сном.

Проснувшись на следующий день, она хотела подняться, но миссис Мередит сообщила ей, что по указанию герцога ей следует оставаться в постели.

– Его светлость не хочет, чтобы вы что‑нибудь видели, – пояснила миссис Мередит, многозначительно тараща глаза. – Сегодня будут поднимать тело ее милости и то, что осталось от ее светлости из воды в той жуткой башне. Хозяин приказал, чтобы вокруг не было зевак.

Фиона передернулась.

Представляя двух родных сестер, лежавших мертвыми на холодном камне под черной водой, она чувствовала, что по ее телу бегут мурашки. Разгадка тайны исчезновения герцогини представляла собой, как выяснилось, нечто страшное, связанное с безумием.

Самым главным было то, что годами висевшая над герцогом мрачная туча подозрений рассеялась с появлением этой самой разгадки. Разгадки, столь неожиданной и невероятной для всех обитателей замка, для всей Шотландии.

«Теперь те, кто подозревал его в совершении убийства, должны пожалеть о своем поведении», – с улыбкой подумала Фиона и вновь заснула.

На следующий день Фиона нисколько не удивилась, когда миссис Мередит сообщила ей, что они с Мэри‑Роуз должны срочно покинуть замок. Для их отъезда во владение графа все уже было готово, а графиня с нетерпением ждала гостей.

Фиона надеялась, что до отбытия ей выдастся возможность побыть с герцогом наедине, хотя бы совсем недолго. Но, войдя в дорожных одеждах за руку с маленькой Мэри‑Роуз в центральную гостиную замка, она сразу поняла, что это невозможно.

Герцог шагнул им навстречу. Но был не один, а в компании графа и шести незнакомых ей мужчин величественного вида – важных представителей его клана. Все эти люди отказывали ему в дружбе и радушии на протяжении всех этих лет с момента исчезновения герцогини.

Герцог представил родственников Мэри‑Роуз, а затем Фионе.

– Я решил отправить племянницу к матери графа Сельвея. Пока неприятности не утихнут, пусть поживет там, – объяснил он.

– Считаю, вы поступаете весьма мудро, Стрэтрэннок, – сказал один из его родственников, мужчина в годах. – Сейчас замок – неподходящее место для женщин.

Он посмотрел на Фиону, и она заметила промелькнувшее в его глазах восхищение. Кроме того, нельзя было не отметить, что и другие мужчины окидывали ее любопытными и явно восторженными взглядами.

– До свидания, мисс Уиндхэм, – сказал герцог уравновешенным тоном. Он прекрасно владел собой. – Очень благодарен вам за то, что привезли мою племянницу с Юга. Жаль только, что уезжать вам приходится в столь неприятной обстановке.

– В любом случае у меня осталось много замечательных воспоминаний о пребывании здесь, ваша светлость, – спокойно ответила Фиона.

Она все поняла: эта маленькая сцена была разыграна перед посетителями герцога для того, чтобы они не стали задавать лишних вопросов о ее присутствии здесь. И чтобы не придали этому присутствию особого значения.

– До свидания, дядя Эйден! – воскликнула Мэри‑Роуз, когда герцог поднял ее на руки. – Я хочу поскорее вернуться и продолжить ходить на рыбалку! Дональд говорит, что скоро я научусь ловить рыбу так же, как вы, или даже лучше!

Последовал взрыв хохота, и Фиона с Мэри‑Роуз, поклонившись, покинули гостиную в сопровождении графа. Их проводили доброжелательно и радушно, им пожелали удачной поездки и всего самого наилучшего.

У главного входа в замок уже стояли два экипажа. Один предназначался для Фионы и Мэри‑Роуз, в другой были погружены их вещи. Кроме того, в нем сидели две служанки – наиболее смышленые и исполнительные, по словам, миссис Мередит.

– В компании моей матушки вам не придется скучать, – сказал граф, когда лакей укладывал коврик на колени Фионы и Мэри‑Роуз. – И передайте ей, пожалуйста, это письмо. Скажите, я буду постоянно держать ее в курсе происходящих здесь событий.

Фиона поняла, что в словах графа таится и второй смысл, предназначенный лишь для ее понимания.

Когда она протянула руку, и он вложил в нее послание матери, о котором только что упоминал, ее сердце замерло от радостного предчувствия: конверта было два!

Лишь отъехав на приличное расстояние, когда замок исчез из вида, она осмелилась взглянуть на то, что держала в руках.

Интуиция ее не подвела: одно из посланий предназначалось для нее.

Дрожащими от волнения пальцами Фиона распечатала конверт, извлекла из него сложенный вдвое лист бумаги, развернула его и увидела всего три слова. Но слова эти включали в себя все, что ей было нужно:

«Я люблю тебя!»

Она сразу догадалась, что в старательно и регулярно посылаемых письмах матери от графа будут вести и для нее – от герцога.

«Неплохо они придумали», – отметила про себя Фиона.

Но ее душа изнывала от желания видеть его, ощущать его близость, слышать его голос… Удаляясь от него, она чувствовала, что становится бесконечно несчастной и одинокой.

С другой стороны, ей была необходима эта поездка. Смена обстановки, новые лица и стены, спокойствие и отсутствие напоминаний о пережитом кошмаре могли помочь ей скорее прийти в себя.

Ее сестра Роузмэри, обладавшая большим опытом во врачевании людей, вылечившая десятки людей от самых различных заболеваний, всегда повторяла: гораздо важнее избавиться От психологических последствий потрясения, чем от внешних ран.

– Телесные повреждения со временем исчезают сами по себе, – поясняла она своим спокойным мягким голосом. – Душа же требует особого подхода – бережного обращения, надлежащей обстановки и внимания. Психологическое здоровье самое важное в организме.

Фиона страстно хотела быстрее оправиться от пережитого стресса и мечтала хорошо выглядеть, чтобы не разонравиться герцогу, поэтому не стала возражать графине, когда та настоятельно порекомендовала ей дольше спать по утрам, а после ленча ложиться отдыхать, как Мэри‑Роуз.

Замок графа совсем не походил на герцогский.

Построенный сравнительно недавно, он был светлым и просторным. Перед ним простиралась великолепная долина, а позади него располагался сад с множеством потрясающих цветов. Графиня обожала цветы. Ухаживать за ними было, наряду с птичником, ее страстным увлечением.

– Цветы восхитительны! – сказала графиня Фионе, когда они впервые вышли вместе в сад. – Они дарят людям красоту! А красота нам просто необходима в жизни, особенно в те моменты, когда приходится сталкиваться с разными мерзостями.

Теперь Фиона, анализируя прошлое, понимала: она всегда чувствовала что‑то неприятное, омерзительное в поведении леди Мораг.

Как хорошо, что с первого дня их знакомства в ней зародилось предубеждение против этой женщины! В противном случае все могло бы сложиться по‑иному и закончиться гораздо страшнее.

Хотя в какой‑то степени она могла ее понять. Ведь это любовь к герцогу, пусть странная и извращенная, толкнула ее на столь безумные поступки, заставила убить собственную сестру, лишила рассудка.

Овдовев и получив разрешение остаться в замке, леди Мораг, по всей вероятности, лишь содействовала разжиганию скандалов между сестрой и ее супругом. Но действовала очень осторожно.

А ухудшить отношения между супругами не представляло особого труда.

Графиня рассказала Фионе, что с самого детства Дженет Мак Дональд отличалась вспыльчивостью, повышенной нервозностью и истеричностью.

– Ни один здравомыслящий отец не женил бы такого человека, как Эйден – чуткого, умного, благодушного, – на подобной Дженет девице. Но покойный герцог был фанатичным поборником истории своей семьи и истории Шотландии. Больше его ничего не интересовало. В обмен на брак между Эйденом и Дженет старый Мак Дональд пообещал вернуть герцогу отвоеванный его предками в смутные времена кусок земли Рэнноков.

На красивом лице графини отразилось презрение, скорее даже отвращение.

– Я часто задумываюсь над этим. Люди, сильно увлеченные историей, нередко не обращают внимания на страдания, которые причиняют своим фанатизмом современникам, – с грустью сказала графиня.

Как выяснилось позднее, граф сообщил матери о своем желании жениться на Фионе и о том, что это оказалось невозможным.

– Вы как раз такая, какой бы мне хотелось видеть супругу моего сына, – честно призналась графиня однажды вечером, когда они с Фионой беседовали вдвоем. Мэри‑Роуз уже спала. – А с другой стороны, мне кажется, Торкуилу не стоит торопиться с женитьбой. Пусть еще немного подождет. Надеюсь, и на его пути повстречается однажды подходящая женщина.

– Я очень в это верю, – искренне ответила Фиона, удивляясь столь спокойному, даже философскому подходу графини к будущему сына.

– Торкуил, – пояснила его мать, – в некотором смысле еще слишком молод. Эйдену пришлось много страдать. К тому же после смерти отца на его плечи легла слишком большая ответственность, поэтому он раньше окреп и возмужал. Хотя по возрасту они почти одинаковые.

– Вы считаете, страдания играют важную роль во взрослении человека? – спросила Фиона.

– Не знаю… – задумчиво пробормотала графиня. – Но уверена в одном: на этот раз из Эйдена получится отличный муж. Он встретил именно ту женщину, которая ему нужна, и сделает ее счастливой.

– Эйден… просто замечательный, – просияв, сказала Фиона. – Мне кажется, что если бы в его жизни и не происходило ничего из ряда вон выходящего, если бы он был обычным человеком, то я относилась бы к нему точно так же, как отношусь сейчас.

Лицо графини озарилось улыбкой.

– Как мне приятно слышать от тебя подобные слова. Я чувствую, они идут у тебя от самого сердца. И не сомневаюсь в твоей искренности. А Эйден действительно замечательный. И заслуживает любви.

«Это точно», – подумала Фиона.

Вскоре личный поезд герцога вновь мчал их по полям и лугам, но теперь в противоположном направлении. И Фиона ненавидела каждую милю, что больше и больше разделяла ее с герцогом.

Мэри‑Роуз же сочла за счастье вновь очутиться в полюбившемся ей поезде.

Как выяснилось, она помнила всю команду проводников и была рада вновь встретиться с ними. А с машинистом и его помощником посчитала своим долгом обменяться рукопожатиями.

– Разве это не огромное везение, – спросила девочка у графини, – когда твой дядя имеет личный поезд и самый большой во всей Шотландии замок?

– Еще какое везение! – согласилась графиня.

– Я хочу поделиться с вами одним секретом, – прошептала Мэри‑Роуз. – Только пообещайте, что никому не расскажете об этом.

– Обещаю, – ответила графиня.

– Ваш замок мне понравился намного больше, чем замок дяди Эйдена, но ему мы не признаемся, ладно?

– Конечно, нет! – Графиня покачала головой. – Это было бы невежливо.

Оставшись наедине с Фионой, графиня предложила:

– Думаю, после того, как вы с Эйденом поженитесь, Мэри‑Роуз лучше переехать ко мне. Наш замок расположен недалеко от замка Рэннок, и вы сможете видеться с ней так часто, как только пожелаете. Я собираюсь как можно быстрее обсудить этот вопрос с Эйденом.

– Пожалуйста… пожалуйста! – взмолилась Фиона. – Не торопите события! Во‑первых, герцог еще даже не предложил мне выйти за него замуж. Как я могу… строить… подобные планы? Думать о свадьбе как о чем‑то неизбежном? Что, если в планы герцога не входит ничего подобного?

– Очень сомневаюсь, – улыбаясь, ответила графиня. – Но время покажет. Подождем, нам некуда торопиться. А о приданом следует подумать заранее. Даже не пытайся отговаривать меня! На выбор одежды уйдет немало времени. Все будет отвечать и соответствовать вкусам и предпочтениям Эйдена.

Фиона не ожидала, что выбирать дорогие наряды доставляет столько удовольствия. А платья, которые они с графиней покупали в самых роскошных магазинах, представляли собой что‑то невообразимое! Правда, и стоили эти шикарные вещицы целое состояние. Но графине доставляло истинное наслаждение наряжать будущую жену Эйдена. По ее словам, такое приданое достойно принцессы.

– Быть герцогиней не менее почетно, – развивала свою мысль графиня. – А вы – англичанка и прекрасно понимаете, что шотландцы отнесутся к вам с некоторой придирчивостью.

– Вы пугаете меня! Я все больше и больше нервничаю, – запротестовала Фиона. – А что если я не смогу соответствовать столь высокому званию? Если подведу герцога? Вдруг шотландцам я… вообще не понравлюсь?

Графиня рассмеялась.

– Я уверена, ваш муж все предусмотрит и обо всем позаботится. Он подскажет вам, как правильнее вести себя в той или иной ситуации. Все будет в порядке! А что касается придирчивости и критики… Да какая вам разница, что о вас подумают люди, если мужа вы будете во всем устраивать?

«А ведь она права», – думала Фиона.

В то же время дни проходили, а герцог так и не появлялся в Лондоне. И Фиона начала тревожиться. Ей в голову полезли невероятные мысли и опасения.

«Вдруг он вообще передумал и вовсе не приедет ко мне?» – замирая от волнения, размышляла она.

После похорон, прошедших с большой торжественностью, все собравшиеся в замке влиятельные персоны принялись выражать глубочайшее сочувствие герцогу, восхвалять его и превозносить.

Об этом подробно написал им граф.

По его словам, льстецы лезли из шкуры вон, пытаясь восстановить отношения с герцогом. Все выглядело настолько смехотворно, что было трудно наблюдать за происходившим без хохота. Герцога так и подмывало высказать «дорогим гостям» все, что он о них думает.

«Несмотря ни на что, Эйден держался с большим достоинством, – писал граф. – И ни словом, ни делом не показал, сколько боли и страдания принесли ему страшные подозрения, на протяжении долгих лет омрачавшие его жизнь. Надеюсь, большинство из наших соседей поняли свою ошибку и в будущем будут вести себя более рассудительно и благоразумно».

– Я тоже на это надеюсь, – сказала Фиона, когда графиня закончила читать. – Почти все люди из окружения герцога обошлись с ним отвратительно. Только поистине великодушный человек способен отреагировать на это так, как реагирует он.

– Я ничего другого и не ожидала от Эйдена, – ответила графиня. – А все, что касается покойной герцогини, должно быть оставлено в прошлом. Ты обязана помнить об этом. Жажда мести породит лишь новую вражду, а ее в Шотландии и так предостаточно.

– Вы правы, – согласилась Фиона. – Я постараюсь обо всем забыть, хотя мне очень трудно мириться с несправедливостью.

– Всем трудно, – заметила графиня. – Но, подобно Эйдену, тебе следует быть великодушной и принимать вещи такими, какие они есть. Не забывай об этом и не пытайся переделывать окружающих!

Фиона вздохнула. Она искренне желала соответствовать высоким стандартам, о которых вела речь графиня. Но главное, что ей было нужно сейчас, так это вновь увидеть герцога и убедиться, что он так же сильно любит ее, как она его.

«А вдруг, – раздираемая сомнениями, думала Фиона ночью, когда все давно спали, – обретя свободу, он решил вернуться в веселый светский мир, из которого его безмолвно исключили после исчезновения герцогини?»

Она не сомневалась, что там его приняли бы с распростертыми объятиями; на земле существует не так много богатых, красивых, молодых овдовевших герцогов. Наверняка заботливые влиятельные родители взрослых дочерей уже строили в его отношении далеко идущие планы.

«А я кто такая?» – думала Фиона, чувствуя себя бесконечно несчастной.

Но тут же вспоминала о минутах, проведенных с ним наедине. В те мгновения она ничуть не сомневалась в том, что его любовь к ней не менее сильна, чем ее к нему.

Они непременно должны быть вместе.

Все остальное блекло в сравнении с возможностью до конца дней своих наслаждаться друг другом.

Но сомнения все больше и больше не давали ей покоя. Графиня уже начала жаловаться, что она худеет и что купленные ими платья придется убавлять в талии, а это лишь ненужные хлопоты!

«Пожалуйста, Господи! Сделай так, чтобы его любовь не угасла!» – отчаянно молилась Фиона каждую ночь.

В этот день она сидела в гостиной, старательно вышивая салфетку, которую намеревалась преподнести хозяйке дома в качестве подарка.

Время близилось к вечеру. Графини и Мэри‑Роуз, отправившихся в зоопарк, все еще не было, и Фиона начинала волноваться.

Послышался звук раскрывающейся двери.

– Наконец‑то! – воскликнула Фиона, завершая стежок. – Я рада, что вы вернулись!

– Я надеялся, что услышу нечто подобное, – раздался из‑за ее спины низкий мужской голос. Она вскрикнула от неожиданности и вскочила на ноги.

Это был герцог. Он стоял прямо посередине комнаты. В первое мгновение Фиону поразило в нем что‑то незнакомое и необычное.

Но она сразу поняла, в чем дело: мало того, что герцог очень посвежел и помолодел, он был одет в совершенно непривычную для ее взгляда одежду. Вернее, в нетипичную для него одежду. Ведь раньше она видела его только в шотландских национальных нарядах.

В обычном костюме английского джентльмена он смотрелся сногсшибательно. Но ее несколько смущали в нем внешние перемены к лучшему.

Они долго смотрели друг на друга. Герцог вглядывался в ее лицо пристально, взволнованно, словно пытался увидеть ее душу.

Потом, не говоря ни единого слова, он просто протянул ей руки.

Из ее груди вырвался приглушенный стон. И, порывисто подавшись вперед, она побежала к нему. Ей хотелось лишь удостовериться, что он – реальность, а не видение, порожденное измученным воображением.

Герцог сгреб ее в свои объятия и прижал к себе так крепко, что у нее перехватило дыхание.

Он коснулся ладонями ее лица и долго вглядывался в него, словно не веря, что видит не сон, а явь, потом жадно прильнул к ее губам.

В это мгновение сомнения Фионы в его любви к ней, опасения и страхи, терзавшие душу, бесследно исчезли.

Он целовал ее так страстно и так продолжительно, что ей без слов стало понятно: жить вдалеке от нее было для него так же невыносимо.

Она с головой окунулась в сладостное блаженство, блаженство, в считанные секунды унесшее ее в далекий, нереальный, восхитительный мир. То был рай, специально созданный их любовью для них двоих. Он всегда открывал перед ними свои волшебные ворота, как только они приближались друг к другу.

И вновь ее истосковавшееся сердце застучало в такт его сердцу, и опять их мысли, их души слились в единое, неразрывное целое.

«Я люблю тебя!» – хотела закричать Фиона, но в этом не было необходимости.

Лишь такая любовь – могущественная, всепоглощающая, божественная и величественная могла соединить их настолько бесповоротно, настолько крепко.

Наконец герцог поднял голову.

– Моя ненаглядная, моя милая! – воскликнул он, прерывисто дыша. – Ты еще любишь меня?

– Я… собиралась задать тебе… тот же самый… вопрос, – прошептала Фиона.

– Ты должна была все это время знать мой ответ. Если тебе показалось, что я не приезжал слишком долго, то поверь: я просто не мог вырваться.

– Я… пыталась… все понять правильно… но… мне… так хотелось увидеть тебя!

– А мне – тебя, родная моя!

Он опять принялся целовать ее, страстно, горячо, безудержно. В его глазах пылал огонь, и она осознала, что сомневаться в любви к ней этого человека было настоящим безумием.

Их поцелуй длился бесконечно долго, и когда Фиона полностью растворилась в объятиях герцога, когда реальность превратилась для нее в воплощение самых сладких грез, он медленно отстранился.

– Дай мне взглянуть на тебя. Ты стала еще красивее, чем была прежде. Как странно… Ведь тогда я считал, что большей красоты просто не может существовать на земле.

– Мне… очень хочется… быть красивой… для тебя, – смущенно ответила Фиона. – Если бы я знала, что ты едешь… ко мне… то постаралась бы… выглядеть… лучше…

– Ты выглядишь потрясающе, – нежно произнес герцог. – Ты настолько красива, что мне становится немного не по себе. Я не уверен, что вижу настоящую тебя, а не прекрасный сон! Я боюсь внезапно проснуться и понять, что тебя нет рядом.

– Я… вовсе не сон… Я очень даже реальна…

Фиона вновь потянулась к нему губами, и герцог привлек ее к себе, но целовать не стал.

– Нам предстоит еще очень многое узнать друг в друге, сделать столько открытий! Я считаю, что не имеет смысла тратить время впустую. Мы поженимся завтра утром! – торжественно провозгласил он.

– Завтра… утром?

– А потом я заберу тебя с собой!

– Куда? – От неожиданности глаза Фионы округлились, а щеки заалели.

– Сначала в Париж, потом в Рим!

Из груди Фионы вырвался взволнованный возглас. А герцог сказал:

– Это будет наш медовый месяц! Тебя устроит подобный маршрут для путешествия?

– Звучит… просто… великолепно! С другой стороны, я уверена… что буду счастлива… где угодно, лишь бы рядом находился ты, – ответила Фиона, все еще несколько растерянно.

– То же самое я могу сказать о себе, милая моя! – воскликнул герцог. – Я должен рассказать тебе о своих намерениях: мы пробудем за границей до самой осени, а о нашей свадьбе объявим лишь по возвращении.

Он прижался щекой к ее волосам.

– Когда мы вернемся в Шотландию, любимая, моя страна встретит тебя совершенно по‑другому!

– Для меня ничто не представляет особого значения – ни в Шотландии, ни где бы то ни было, – спокойно ответила Фиона. – У меня есть ты, и мы вместе, все остальное… не столь важно.

– Ты уверена? – с улыбкой спросил герцог. – Знаешь, я люблю тебя так сильно, что зачастую не могу подобрать слов, чтобы выразить свои чувства!

Фиона прекрасно его понимала: на протяжении долгих лет он не имел возможности делиться с кем‑то своими эмоциями и переживаниями, ему пришлось научиться быть безмолвно отвергнутым одиночкой, пришлось смириться с судьбой и замкнуться в себе.

Она знала: подаренная им Господом любовь согреет ласковым солнечным светом его измученную душу, исцелит кровоточащее сердце, покажет ему, что такое истинное счастье.

Фиона пришла в жизнь герцога, и все изменилось. Ей удалось разгадать жуткую тайну и преобразить его мир.

– Я люблю тебя, – пробормотала Фиона. – А когда я… стану… твоей женой, тогда… смогу рассказать тебе… насколько сильно я тебя люблю.

По выражению глаз герцога она догадалась: именно этих слов он и ждал от нее.

Их губы опять слились в жарком поцелуе.

– Какая красота! – воскликнула Фиона, восторженно качая головой.

– Для меня красота – это ты, моя радость, – ответил герцог.

Фиона оторвала зачарованный взгляд от окна, через которое любовалась на позолоченный рассветным солнцем город, повернула голову и улыбнулась мужу.

Они остановились на окраине Рима в палаце, любезно предложенном герцогу на время медового месяца одним его приятелем. Отсюда виднелись расположенные внизу Тибр, крыши Вечного Города и великий собор Святого Петра.

В прозрачном свете утреннего солнца панорама города сияла. Создавалось такое ощущение, что чья‑то невидимая гигантская рука набросила на эти стены, эти крыши, эти улицы божественный покров. Стройные кипарисы в саду с устремленными к безоблачным небесам верхушками крон напоминали молящихся великанов.

Лежа на огромной резной кровати, покрытой светлой краской, герцог любовался женой. Она, по всей вероятности, не догадывалась, что на фоне яркого солнечного света ее ночная сорочка из тонкой ткани стала совсем прозрачной, сквозь нее соблазнительно проглядывало ее стройное тело.

Ни одна из мраморных богинь, украшавших это здание, по мнению герцога, не шла ни в какое сравнение с его красавицей‑женой. При этой мысли его сердце сжималось от счастья, в реальность которого он до сих пор боялся поверить. Эта женщина волновала его так сильно, как ни одна другая из представительниц прекрасного пола.

Герцог был готов боготворить красоту Фионы. В то же время сознавал, что обожает ее за любовь к нему. Она любила искренне, беззаветно и преданно, дарила себя без остатка.

Никогда раньше он не думал, что столь великолепная женщина может принадлежать ему так всецело, и не подозревал, что это может быть настолько приятно.

С другой стороны, при всей своей преданности ему Фиона искусно сохраняла свою индивидуальность. По каждому поводу она имела свое мнение и могла достойно отстоять личную точку зрения.

– О, Эйден! Ты только взгляни на фонтаны, залитые солнцем! – воскликнула Фиона. – Они превращают сад в нечто невообразимое! Порой мне кажется, мы с тобой очутились в сказочной стране!

Она улыбнулась и добавила:

– Вообще‑то так оно и есть! Мы в настоящей сказке. Иди же сюда, посмотри на это чудо!

– У меня есть дела поважнее, – ответил герцог.

Фиона резко повернула голову.

– Какие? – удивленно спросила она.

– Я скажу тебе, если ты подойдешь ко мне.

– Я хочу еще немного полюбоваться фонтанами.

– А я хочу полюбоваться тобой.

Она в нерешительности прищурила глаза. Сделать выбор между своим желанием и его было не так‑то просто.

– Иди ко мне! – повторил герцог на этот раз более настойчиво, даже властно.

Не подчиняться ему Фиона не собиралась, поэтому с готовностью побежала назад к кровати. Как только она приблизилась к ней, герцог сгреб ее в свои объятия и крепко прижал к себе.

– Меня охватывает непонятная тревога, если тебя нет рядом! – прошептал он. – Даже столь небольшое расстояние, разделяющее нас, кажется мне огромной пропастью.

– О, любимый! Когда ты говоришь мне подобные слова, я чувствую себя такой счастливой, что готова расплакаться, – промурлыкала Фиона.

– Не надо, прошу тебя! Плакать в медовый месяц – это немыслимо, милая моя. Я буду сердиться, – шутливо‑нежным тоном ответил герцог. – К тому же я не люблю женщин, которые по каждому поводу распускают нюни.

– Я все поняла, – озорно улыбаясь, пробормотала Фиона. – Обещаю, что моих слез ты не увидишь. По крайней мере в медовый месяц.

Герцог поцеловал ее в лоб.

– Открой мне один секрет, – попросил он. – Почему ты кажешься мне настолько неотразимой, настолько волнующей, что я забываю обо всем на свете?

– Даже о своей любимой Шотландии? – поддразнила его Фиона.

– В последние дни я почти не думаю даже о ней, – признался он. – Я отодвинул мысли о Шотландии куда‑то на задний план. Меня интересуешь только ты. Твоя нежность, мягкость, аромат твоего тела, твоих волос – все это буквально сводит меня с ума. Я хочу целовать тебя, любить тебя, проводить с тобой в постели двадцать четыре часа в сутки.

Он говорил об этом настолько искренне, что Фиона умиленно рассмеялась, обняла его за шею и прошептала ему на ухо:

– Я люблю тебя. Только временами мне становится страшно: вдруг, беспрестанно повторяя это, я просто надоем тебе? – Она нежно поводила носом по его щеке. – Я думаю, мой любимый, прекрасный муж, скоро нам следует отправляться домой.

– Почему? – спросил герцог.

– Хотя для меня нет ничего более чудесного, чем этот сказочный отдых, чем эти дни – которые мы проводим здесь, вдвоем с тобой, – я прекрасно знаю, что тебя ждут дела. Их не в состоянии решить никто другой. Знаю также, что теперь, когда твои люди вновь принимают тебя всем сердцем, ты должен занять достойное место среди них.

Герцог понимал, что она права.

Но ее слова привели его в полное замешательство.

«Разве способна столь молодая и неопытная женщина быть такой разумной и рассудительной? – вглядываясь в ее голубые глаза, думал он. – Она первой заговорила о том, что должно занимать только его мысли».

– Откуда ты знаешь все эти вещи? – вырвалось у него. – Откуда в тебе такая осведомленность? Ты все больше и больше поражаешь меня!

– То, о чем я завела разговор, – твои обязанности, важная составляющая твоей жизни, – спокойно ответила Фиона. – Я люблю тебя, и хочу, чтобы у тебя все было в порядке. И готова пойти на любые жертвы ради нашего совместного будущего.

Она с чувством прильнула губами к его плечу, а через мгновение продолжила:

– Ты подарил мне столько радости! Все вокруг меня стало светлее и прекраснее – солнце, луна, звезды. Ты заставил меня поверить в то, что я самая счастливая в мире женщина! Теперь нам пора подумать о тебе.

– Шотландия представляется сейчас невероятно далекой, – пробормотал герцог, уткнувшись в ее волосы.

– Лучшего комплимента для меня тебе не придумать! – Она улыбнулась. – Тем не менее сейчас, мой любимый, ты как никогда нужен Шотландии. Мне кажется, теперь у тебя появится тысяча новых забот и обязанностей. Все очень изменилось. Кроме того…

Она замолчала.

– Кроме того что? – спросил герцог.

– У нас… есть… еще одна причина… чтобы скорее вернуться… домой!

Она произнесла это так тихо, что герцог едва расслышал сказанные ею слова.

Он крепче прижал ее к себе и спросил обычным спокойным тоном:

– Что это за причина?

Она не отвечала, и, подождав минуту, он произнес очень нежно:

– Можно я попробую угадать?

– О, Эйден! Знаешь… мой милый… мне так хочется, чтобы ты обрадовался этой новости.

– Обрадовался? Я на седьмом небе от счастья! А ты… уверена…

– Думаю, что да… Было бы просто потрясающе, если бы я смогла подарить тебе сына. Будущего вождя.

Герцог приподнялся, оперся локтем на кровать и пристально взглянул ей в глаза:

– Полагаю, все мужчины, – медленно заговорил он, – жаждут встретить однажды идеальную женщину, такую, какой она представляется им в мечтах. И все они цинично считают, что подобное невозможно. А мне несказанно повезло! Я получил невозможное! И обладаю идеалом!

– Я очень хотела… услышать от тебя когда‑нибудь… такие слова, – ответила Фиона, – но прошу, будь снисходителен и не пытайся слишком добросовестно изучить меня, а то увидишь и недостатки… и разочаруешься во мне…

– Это не произойдет никогда!

Он стал целовать ее, и знакомая горячая волна с новой силой захлестнула их обоих, унося в далекий, бесконечно восхитительный мир.

Фиона, как обычно в такие моменты, почувствовала себя составной частью окружающей их красоты, частицей самой любви, трепещущей где‑то между их сердцами. Любви, с каждым днем, с каждым часом, разрастающейся и крепнущей.

Она знала, что испытать подобное дано не каждому. Их огромное, уникальное чувство родилось не случайно: просто они были двумя половинками, судьбой предназначенными друг для друга.

Герцог становился более настойчивым, он ласкал ее и покрывал поцелуями, а в ней уже кипело то дивное ощущение – полуболь, полублаженство, которое неизменно вызывали его прикосновения.

Он испытывал нечто подобное, Фиона знала об этом. Ей казалось, оба они парят в том прозрачном небе, залитом рассветным золотом солнца, которое она недавно наблюдала из окна.

Эти чудеса творила любовь: лишь ей одной разрешено превращать людей в полубогов.

«Я люблю тебя!» – кричало ликующее сердце Фионы.

Она знала, что герцог твердит ей о том же, безмолвно, каждую секунду.

Они не нуждались в словах.

Им пришлось заслужить это счастье, выстоять перед испытаниями, побороть их.

В награду за стойкость они получили любовь, ни с чем не сравнимую, негасимую. Любовь, готовую впредь служить им опорой и подмогой на протяжении всей оставшейся жизни. Жизни вдвоем.

1 Гористая часть Шотландии, расположенная к северу от линии, соединяющей Глазго и Эдинбург. – Здесь и далее примеч. пер.

2 большая меховая сумка горцев, которая цеплялась к кожаному поясу спереди.