Олег Дивов

Великий Дракон

Аннотация

Шпионские игры кончаются плохо — по колено в крови. Блестящая комбинация земной разведки обернется угрозой всему человечеству. В капкан, поставленный на врага, угодят его создатели. А самые опасные мерзавцы на свете вдруг вмешаются в личную жизнь инквизитора Августа Маккинби. Так бывает, если игра началась задолго до твоего рождения и ты в ней — случайно. Поскольку игра должна кончиться войной, теперь это твоя проблема тоже.

Следы ведут в самое закрытое государство галактики, которое земляне зовут Шанхаем, а его обитатели — Поднебесной. Молодой император, китайская мафия, три конкурирующие разведки, военная хунта Эльдорадо, тоталитарная секта и просто бандиты — неполный список тех, кто вовлечен в загадочную суету на шанхайской территории. И все они почему-то интересуются Деллой Берг.

А игра, напомним, должна кончиться войной.

Олег Дивов

ВЕЛИКИЙ ДРАКОН

— Да, Николай, спасибо, что навестили, — сказала я уже в пятый раз.

Фомичев хороший человек, но, когда хочет помочь другому хорошему человеку, становится чудовищно болтлив. Уже стоя на пороге, он вспоминал все новые и новые подробности. Ему думалось, что мне они важны.

Выпроводив его наконец, я вернулась в гостиную. Август сидел на диване и внимательно изучал подарок. Он уже рассмотрел его так и сяк, а теперь, кажется, обнюхивал. Подарок хранился в папке из черной натуральной кожи с золотым замочком и представлял собой фотографию на баснословно дорогой глянцевой бумаге. Фотографию молодого холеного китайца в форме полковника имперского космофлота. С дарственной надписью и автографом.

Я никогда не встречалась с этим китайцем, но, конечно, слыхала о нем. И много. Удивительно, что и он слышал обо мне. Вот так живешь и не знаешь, что твоя слава долетела до самого забытого и таинственного государства в обитаемой Вселенной. Прямо до его сердца — императорского дворца.

Потому что молодой китаец, решивший, что я никак не обойдусь без его портрета, три месяца назад сделался законным императором Шанхая.

— Фотогеничный, — с оттенком похвалы заметил Август. — Не чета своим предкам.

Он бережно уложил фотографию обратно в папку, защелкнул замочек и выжидательно уставился на меня.

— Слушай, я понимаю не больше твоего.

— Ну, я-то понимаю довольно много, — сказал Август.

Вот спасибо, дорогой начальник, осчастливил, подумала я, теперь осталось дождаться, когда ты мне все объяснишь — через год?

— Я абсолютно точно никогда не встречалась с ним. Даже если предположить, что он бывал за пределами Шанхая…

— Во-первых, бывал, во-вторых, тебя живьем не видел. Только в сети. Иначе зачем ему спрашивать Фомичева, красива ли ты.

— Этот момент меня беспокоит.

— А меня — нисколько.

— Ну еще бы. Не твоя же внешность его занимает.

— Думаешь, он тобой интересовался как мужчина женщиной? Сомневаюсь.

— В остальных случаях внешность не имеет значения.

— Расскажи это декану факультета тактической разведки, — посоветовал Август. — Или декану филфака.

Ишь ты, босс изволил пошутить. Но ведь по сути он дело говорит. Все мои подруги — как на подбор хорошенькие и с правильными чертами лица. А на филфаке — сногсшибательные красавицы, глаз не оторвешь, зачастую с отступлениями от классического канона, что делает их только ярче. Нас подбирали под разные задачи. Хотя вроде бы работа схожая: пудрить людям мозги.

— Внешность значима всегда, — сказал Август. — Делла, я не стал бы спрашивать у постороннего, как ему кажется, красива ли та девушка, с которой я хочу завязать отношения. И ни один нормальный мужчина этого не спросит. Он соберет побольше картинок и составит мнение сам. А чужое мнение ему будет интересно, когда важно, чтобы женщину сочли красивой окружающие. Когда речь идет о какой-то пиар-акции. Думаю, император хочет предложить тебе работу, и она связана с публичными выходами. Кстати, именно поэтому он интересовался еще и твоей личной жизнью.

Я хмыкнула:

— Сомневаюсь, что сейчас гожусь для пиар-акций.

Я не напрашивалась на лесть. Конечно, если потрачу неделю на походы по косметологам, то в результате сойду за симпатичную или хотя бы ухоженную дамочку. Но вообще-то выглядела я ужасно. Экспедиция на Саттанг сильно подорвала мое здоровье, да и нервы расшатала. А еще беременность. Я родила раньше времени и почти сразу после родов заболела — двустороннее воспаление легких. Чудовищно исхудала, мне пришлось очень коротко постричься, спала по двадцать часов в сутки и не могла выспаться… Словом, я избегала заглядывать в зеркало, чтобы лишний раз не расстраиваться. Лучше полюбуюсь сыном. Он-то оказался красавчиком, причем, как все уверяли, мордашкой пошел в меня, а не в папу. Только глаза отцовские — синие-синие.

— А я думаю, тебе надо развеяться, — сообщил Август.

Еще год назад я бы разозлилась или обрадовалась, или и то, и другое вместе, а сейчас мне было просто все равно.

— Не хочу.

— Придется. Утром звонила Нина Осси, ты спала, я не стал тебя будить. Она прилетает на несколько дней, у нее тут два концерта, один закрытый, для своих, мы приглашены — Дэн Тэгги дает зал. Будет много старых знакомых. Прилетят Расселы, наверное, прихватят с собой Лючию. Обещал прилететь мой брат Скотт. Хорошая компания подбирается. Но Нина хочет еще о чем-то поболтать с тобой. Я сказал, ты будешь рада.

— Нине — конечно, рада. Да и всем остальным тоже. Я боялась другого.

— Не нужно бояться. Китайцы могут сколько угодно загадывать загадки, мы не обязаны играть в их игры. Если им чего-то надо — скажут открытым текстом.

Я пожала плечами. Бросила взгляд на черную папку. Я так и не смогла проникнуться китайским величием, когда училась в магистратуре. Ага, училась. Вводный курс успела прослушать — и все.

— Может быть, Расселы привезут Мэдлин, — сказал Август.

— И кто это?

— Кузина Джимми Рассела. Я говорил, кажется, про нее.

— Уж не та ли, на которой ты в двенадцать лет хотел жениться?

— Она самая.

— Думаешь, она все такая же молчаливая?

— Немногословная, — поправил Август. — Мне кажется, вы подружитесь. Мэдлин нравится всем. Просто всем.

— О, — я засмеялась, — похоже, ты не расстался с мечтой?..

Август посмотрел на меня с удивлением:

— Делла, почему всякий раз, когда я подсказываю тебе, с кем лучше дружить, ты думаешь, будто я хочу жениться?

Он поднялся и с обиженным видом ушел. Я проводила его взглядом, раскрыла черную папку. Нет, ну для китайца молодой император очень хорош собой. Я бы даже не исключила, что в его жилах течет немного европейской крови — лицо не плоское, глаза довольно большие…

Пользуясь тем, что меня никто не видит, я старательно потерла глаза — после массированного лечения почему-то чесались, — а потом полезла в сеть. Собирать обрывки сведений о новом императоре Шанхая.

Ведь что ни говори, а китаец вел себя подозрительно.

* * *

Мастер Вэнь переменился так, что я не сразу узнала его. Дряхлый старик превратился в мужчину дай бог пятидесяти лет, молодцеватого, осанистого, с пружинистыми движениями и опасным прищуром черных корейских глаз. Глаза, пожалуй, блестели слишком ярко. Но если о причине блеска не знать наверняка — в жизни не догадаешься, что это протезы с камерой в зрачке. Новые волосы Вэню вращивать не стали, они для нормальной жизнедеятельности не нужны, поэтому он завел привычку наголо брить череп. Благо, форму его унаследовал от русской матери, а не от корейца-отца.

У ног мастера лежала спецсобака Василиса. При встрече она внимательно обнюхала Вэня и, кажется, решила: теперь это такой же сибирский киборг. Зачем нужны сибирские киборги, Василиса знала превосходно: оборонять имущество от вражеских роботов и прочей техники. Еще, конечно, любой уважающий себя сибирский киборг защищал стаю, в которую входил. Стая у Василисы была большая и разнородная: люди, индейцы, эльфы, орки, красная индейская кобыла с жеребенком и две собаки. Недавно в стае появилось пополнение, старшая человеческая пара обзавелась детенышем, и, с точки зрения Василисы, охрану дома следовало усилить. В конце концов, она же девушка, у нее и помимо охраны есть важная задача — нянчить человеческого щенка в отсутствие матери. Мать от детеныша не отходила, к тому же рядом вились конкурентки — две эльфийки, одна со своим ребенком, парочка индианок — но Василиса терпеливо выжидала момент. О, можете не сомневаться, она себя покажет, дайте только шанс. Она отлично позаботится о детеныше. У нее ведь своих два помета было, и ничего, выкормила-вырастила. Но пока она готовится к своему звездному часу, кто-то ведь должен делать текущую работу, верно? Большущий орк — это замечательно. Но мало. Еще непременно нужен кобель-киборг. Такого она и углядела в Вэне. И непонятно, почему она улеглась подле него — то ли показывала, что готова принять как старшего, то ли стерегла, чтобы не сбежал от ответственности.

Мы сидели на веранде, пили чай. В правом торце, где было тенисто, стояла дневная кроватка с двухмесячным Огги. За кроваткой присматривала Лейла — немолодая эльфийка, няня. Очень высокая, почти метр шестьдесят. Ростом она превосходила не только Кэт, кормилицу Огги, но и собственного мужа. Кэт была ее племянницей и попала в дом по стечению обстоятельств. Я довольно легко родила, вопреки опасениям лечащего врача, но потом начала хворать. Врач советовал прервать лактацию и лечиться, а для ребенка подобрать кормилицу. Рекомендовал обратить внимание на эльфиек — их молоко по составу даже лучше человеческого. Дети, выросшие на эльфийском грудном молоке, отличались завидным здоровьем. Первая кормилица на радостях, что потчует аж целого наследного принца, задрала нос и в доме не прижилась, ее невзлюбили даже сородичи, не говоря об индейской прислуге. И тут Лейла сказала: племянница недавно родила, молока хоть залейся. Так у нас появилась хрупкая, как подросток, Кэт, а у Огги завелась молочная сестренка.

На столе между чашек лежала черная кожаная папка с золотым замочком. Я много думала о том, что означает подарок. Пожалуй, Август прав, император заинтересовался мной не как женщиной.

Я никогда не работала с Шанхаем. Но, к примеру, если китайцы вынашивают планы войны с Эльдорадо, я для них даже не «информированный источник», а куда больше. Хотя бы в силу иронии судьбы. В последней своей миссии я втерлась в доверие к генеральской семье, и так сложилось, что спасла их единственного сына от гибели. Парень в меня не на шутку влюбился, готов был закрыть глаза на происхождение — моя легенда рисовала девушку из простонародья. Энрике так страдал по мне, что смирилась даже его мама. Но… я провалилась, и уйти мне помог его отец. Прошли годы, парень возмужал, они вместе с папашей развили бурную политическую деятельность, что в понятиях Золотого Мехико означало «этих купили, тех убили, остальных посадили» — и теперь Энрике Вальдес был действующим диктатором. Конечно, что такое юношеская страсть? С глаз долой — из сердца вон. Но Кид Тернер, мой бывший декан и нынешний куратор, обмолвился недавно, что Вальдес выступает за примирение с Землей. А кое-кто из его окружения намекает, мол, виной этому некая Долорес, портрет которой Энрике много лет хранит в сейфе. Он давно женат, но все мечтает вновь увидеть ту девушку… В общем, я подозревала, что меня хотят привлечь к работе. Уже как консультанта или агента влияния, но — могут. И есть вероятность, что в этом качестве я интересна не только Земле.

Поэтому, когда в гости заглянул Вэнь, я немедленно спросила его, что значит подаренная фотография. Ведь он много лет работал в Шанхае, менталитет знает.

Вэнь внимательно рассмотрел автограф.

— Делла, ты же училась в магистратуре как раз на Шанхай.

— Это только так называется. Во-первых, не доучилась. Во-вторых, плохо училась.

Вэнь рассмеялся.

— А твой босс?

— Сказал, что наследничек фотогеничен.

Вэнь рассмеялся громче.

— Да, — согласилась я, — вот кому не стоило идти в магистратуру по Шанхаю, так это Августу. Полностью окитаился и взял моду говорить загадками.

— Экий он впечатлительный.

— Но уверяет, что ко мне присматриваются с деловым интересом.

— Делла, а ты в магистратуру пошла до или после подарочка?

— До. Насколько я понимаю, император — тогда еще наследник — наводил справки обо мне, слухи дошли до моего куратора, и тот быстренько отправил меня учиться. На всякий случай.

— Так у него бы и спросила. Он-то знает, с какой целью наводились справки.

— Нет, Вэнь. Не знает. Но я сомневаюсь, что шанхайский принц интересовался мной исключительно как симпатичной девушкой. Да и Август того же мнения.

— Ну да. Ты, конечно, решила, что он узнал о твоем эльдорадском прошлом.

— Это звучит разумно.

— Тогда он интересовался бы твоим боссом, который может провести шанхайский флот в тыл Эльдорадо через хаб Чужих.

— Новый император не воинственный. Может, он хочет решить проблему дипломатическим путем. К тому же оккупация Эльдорадо — заведомо убыточная акция. Там ничего особенного нет. Ну, производства. У Шанхая свои еще лучше.

— Пожалуй, Юй Юшенг не воинственный, — согласился Вэнь. — По сравнению со своими предками. На фоне среднего китайца, поверь, он очень агрессивный. И умеет быть жестоким. Хотя его жестокость — она не от внутренней потребности, а от рассудка.

— Да уж. Отказал отцу в лечении…

— Правильно сделал. Старик уже всех достал до печенок. К тому же не отказал. Он не повез его на Землю. Ну а шанхайская медицина оказалась бессильна. Никто не виноват.

— Вэнь, я понимаю, что достал. Но для него это был родной отец. Даже чисто рассудочно — не выгоднее было показать себя добрым и любящим сыном? Или это месседж такой для политической элиты? Мол, я расстреливать не буду, вы просто у меня все тихо и благопристойно загнетесь, как папаша?

— Ты так и не научилась думать по-китайски. Да, он вполне обдуманно принес умирающего отца в жертву политической ситуации. Заметь: не просто умирающего, а уже бесчувственного. Делла, там в двух шагах от блистательной метрополии — полная задница, спасибо Старику, который довел империю до такого. Старик правил без малого сто лет и все эти годы с каким-то садистским наслаждением уничтожал то, что построил его предок. А ведь тот практически довел дело до признания Землей суверенитета Шанхая! При нем было несколько экспериментальных торговых зон с нами. Особых экономических зон, их еще звали «свободными». Там уровень жизни был — Земле такой не снился. Но тут сорокапятилетний, полный сил император внезапно, в одночасье, умирает от укуса змеи. Очень такая деловая змея, уползла из дворцового серпентария и ночью цапнула верховного правителя. Он не почувствовал, не проснулся. К утру умер. Если б проснулся, успели бы ввести антидот. Ты думаешь, зря ходят слухи, что эту змейку ему восемнадцатилетний сынок подбросил? Двойную дозу снотворного в вечерний чай и змею в постель…

Я невольно поежилась.

— Первым делом этот говнюк закрыл все свободные зоны. Кроме одной — на границе с Куашнарой. Собственно, Сайгон. Его чуть не закрыла с перепугу сама Куашнара, потому что из Шанхая повалили толпой беженцы вперемешку с диверсантами. А куда делись жители закрытых зон? A-а, тебе в магистратуре сказали, что их казнили по приговору суда, за содействие потенциальному противнику. Думаешь, их расстреляли, как обычно? Ну, кого-то и расстреляли. Мужчин. А женщин с детьми вывозили в самые бедные колонии и отдавали толпе: это предатели, делайте с ними что хотите… Вывозили, предварительно соврав, что высылают из страны, возьмете лишь то, что на вас есть. Они и надевали лучшую одежду в три слоя, драгоценности. И в таком виде их выбрасывали на улицы перед толпой обозленных, голодных людей. Не спасся никто. А почему у Старика сыновья дохли, как мухи? Какой невезучий император — наследники до двадцати пяти не доживают. То пошел медитировать на священную гору и упал, разбившись насмерть, то напился и утонул в дворцовом пруду, то любовница зарезала, а кого-то и вовсе за измену вместе с матерью к стенке поставили… Один Юй Юшенг выжил. А его мать происходит, между прочим, из свободной зоны и на свет появилась чудом. Прабабку растерзали на улице вместе с младшей дочерью — старшую она успела выдать замуж в метрополию. Старшую потом расстреляли, обвинив в коррупции. Но та успела родить сына. А сын оказался тихоня и скромник, потому что очень жить хотел, но на самом деле хитрюга — успешно посватался к дочери ближайшего сподвижника императора. Когда родилась девочка, ее, памятуя об испорченной репутации семьи, предложили императору в наложницы. А стареющий садист взял да в нее влюбился. И уж чего совсем никто не ожидал — женился. Потому-то Юй Юшенг и остался жив. Но любовь любовью, а когда у тебя папаша болезненно подозрительный и чертовски изобретательный, уцелеть — непростая задача. Ты это держи в уме, если случится пообщаться с молодым императором. У него было такое хреновое детство, что парень даст фору любому кадровому разведчику… И каков молодец, заметь! Закрывая страну, он велел не утопить всех ненадежных, а просто выслать. Их грузили в транспорты и отправляли на Тварь караванами. При Старике мы мечтать не смели получить назад наших агентов живыми. Теперь получили. Им даже рисовых брикетов и воды в дорогу дали. Поверь, по шанхайским меркам это не норма, а высшая милость.

Вэнь ненадолго умолк, опустив глаза. Мне даже думать не хотелось, о чем сейчас вспоминает провалившийся нелегал, чудом сумевший уйти из шанхайских застенков. У него это, конечно, сто раз отрефлексировано и рационализировано, но не забыто ведь.

— Ну так вот, про менталитет, — сказал он. — При Старике на десятках планет развитие не просто остановилось — их загнали в средневековье. Теперь это огромная буферная территория, заселенная чисто ради того, чтобы пригодные для жизни планеты были заняты. Оттуда принудительно изъяты современные технологии, там жратвы всегда впритык, ровно столько, чтобы массового голода не было. Администрация целиком и полностью оскотинилась от безнаказанности, а народ совершенно озверел — и считает это озверелое состояние в общем нормой. Там в случае нужды избавляются от престарелых, мальчиков моложе пяти лет и девочек, которых еще нельзя продать для сексуальных утех. От всех, кто для семьи обуза. Их просто выводят за околицу и оставляют. Если кто рвется назад — отпихивают вилами и кольями. Как, можешь себя представить на месте обычной матери-китаянки? Она смотрит на своих трех-четырехлетних детей, которых отец велел бросить. Дети плачут, тянут к ней ручонки, а она не смеет нарушить волю мужа. Вот пока ты не поймешь, что она не чувствует ничего, никакой боли или раскаяния, что у нее в голове только одна мысль — «еще рожу», — ты не уловишь китайский менталитет…

Вэнь отпил чаю.

Я помалкивала. Конечно, мне неприятно было слушать все это. На лекциях материал был вроде тот же, но подавался сухо, без эмоций. А у Вэня наболело. И я слушала, потому что я все еще разведчик.

— Юй Юшенг славный мальчик. Он своего отца не бросил. Он до последнего вздоха Старика был покорным сыном. Созвал лучших врачей Поднебесной, окружил коматозного папашу заботой. И это при том, что весь Шанхай знал, как они ненавидели друг друга. Все ждали, что парень, узнав диагноз, придавит Старика тут же! Своими руками придушит. Какое излечение, о чем ты? Чтобы весь Шанхай еще двадцать лет — у этого козла, старого императора, хватило бы злобы прожить вдвое больше, чем ему предсказали врачи, — страдал?!

— Так и что, по-твоему, может означать этот подарок? — я показала глазами на папку.

— Понятия не имею, — ответил Вэнь. — У Юй Юшенга отличное чувство юмора. Подарок может вовсе ничего не означать, кроме того, что у парня случился романтический каприз.

— А он склонен к романтическим капризам? — я нахмурилась. С некоторых пор не люблю романтиков.

— Еще как. Весь в прабабку. Или в загадочного белокурого офицера, от которого, как сплетничают, она и родила старшую дочь, пока муж был в отъезде.

В доме послышались решительные шаги, и на веранду вышел Август. Покосился на ребенка — не разбудил ли? — и негромко сказал:

— Делла, звонил Кид Тернер. Есть новости. Нет, Вэнь, не уходи, тебя они тоже касаются. Шанхайский император предлагает обмен делегациями. По сто человек, не считая сопровождающих лиц — членов семей и прислуги. В нашей делегации он хочет видеть сенатора Кимберли Тако — не понимаю, зачем, она же лютая правозащитница, у нее Шанхай ничего, кроме истерики, вызвать не может, — нескольких крупных ученых, причем не китаистов, и десяток деятелей искусства. В списке есть два известных журналиста. Остальные — просто достойные люди, преподаватели, врачи, агрономы, животноводы и так далее. И меня пригласили. С шанхайской стороны предлагают равноценный обмен, но список можно изменить в соответствии с пожеланиями Федерации. Могут включить кого угодно, вплоть до членов императорской династии. На обмен заложниками не похоже. Шанхай предлагает любые гарантии безопасности. Жены с маленькими детьми во время работы делегации — там обширнейшая программа — будут жить в императорском дворцовом комплексе, загородном, со всеми удобствами. Я решил, что поеду, хотя для меня в программе мало интересного. Нельзя упускать случай побывать в Шанхае. Делла?..

— Езжай, конечно.

— Я про тебя спрашивал.

— Меня не звали.

— Ты можешь поехать со мной как сопровождающее лицо.

Я задумалась.

— Ты веришь, что это безопасно?

— Нам нечего опасаться подлости со стороны молодого императора.

— Ну… — я посмотрела на Огги.

Я верю, что мой сын — везучий. Он получился, такое ощущение, что по собственному желанию, ухватившись за первый же шанс. И сумел родиться так, что его права наследника неоспоримы. Он, конечно, капризуля, но если вспомнить, в каких условиях прошел первый триместр моей беременности, — невозможно объяснить, почему Огги совершенно здоров. К тому же он настоящий Берг, а Берг нигде не пропадет…

— Если я откажусь и потом выяснится, что все остальные побывали на шикарной увеселительной прогулке, будет обидно. Но, Август, это три недели пути. На лайнере.

— Вот еще. Я буду добираться своим ходом.

— На чем? Твоя яхта на ремонте.

— У отца возьму. Вэнь, к тебе деловое предложение. Я могу взять тебя на контракт…

— Не «могу», а «обязан». Вы без меня не обойдетесь.

— Делла, определи, кто из прислуги тебе понадобится.

— Кормилица, няня… — Я задумалась. — Может быть, Санта, если индейские обычаи позволяют жене надолго уезжать по службе без мужа, это я уточню.

— Подумай хорошенько.

Он ушел.

В кроватке проснулся и захныкал Огги.

Василиса, только что крепко спавшая, метнулась стрелой к нему. Я вскинулась, но куда мне угнаться за киборгом! И Васька успела-таки сунуть морду к ребенку. Вопреки ожиданиям, плач моментально затих.

Собака тщательно умывала моего сына. Умывала языком, но ему, похоже, нравилось.

— Да, — сказал Вэнь. — И это чудовище тоже лучше взять с собой.

* * *

— Дел, веришь? Я вообще не понимаю, зачем это сделала.

Нина Осси почти не переменилась. Она по-прежнему носила химически яркие шмотки, по-прежнему издевалась над своей прической. Только взгляд у нее стал растерянный.

Ее сын играл с собаками на лужайке. Отличный парень, красивый и сильный. И добрый. Я помнила его биологических родителей. Если про мать дурного слова не скажу, то отец у него был монстром. Тот редкий случай, когда приятно вспомнить, что кто-то покончил с собой: не нашлось бы подходящей казни для полковника Куруги, делавшего боевых киборгов из живых людей… А ребенок — загляденье.

Нина пила шампанское.

— Да я полгода даже пробку не нюхала! — возмутилась она, когда Август напомнил о приличиях: ну как же, на часах полдень, а гостья просит вина. — На своей свадьбе без единого глотка обошлась! Свадьба — фиг бы с ней, а вот то, что я после развода не выпила — сама не верю. Слушай, тебе жалко? Так бы и сказал!

Август надулся и заявил, что не участвует в нашей оргии. Куда-то поехал. А мы с Ниной взяли шампанское и пошли на веранду. Я только пригубила, а Нина довольно быстро уговорила полбутылки.

— Ты понимаешь, Йен классный парень. Действительно классный. Но я ж видела, что мы разные. Он сейчас еще ничего, а потом будет педантом. А я — хаос во плоти. Нам хорошо было бы дружить. Мы и дружили. Черт разберет, как оно так получилось… Какой-то порыв был. Но для меня порывы — норма, а зачем он на такое пошел… Или я чего-то о нем не знаю. Помнишь, мы приехали к тебе в клинику? Дел, мы до этого даже не говорили ни о чем таком. Ну подумаешь, раз-другой переспали. Мы на самом деле еще на Эвересте… Причем по моей инициативе. И как-то просто так, без дальних планов. Он тогда в тебя был влюблен. А тут… Выходим из клиники, и он говорит — а то поженимся? Вон, говорит, вижу церквушку, а до мэрии отсюда два шага. И я, прикинь, отвечаю — да пошли. И мы без раздумий, без колебаний, пошли и поженились… Да, но зачем я с ним развелась?!

Она сделала несколько больших глотков, воровато оглянулась, хихикнула:

— Твой босс точно уехал? А то увидит еще, что я шампанское как воду…

— Нин, ты сама говорила — вы разные. Ну чего удивляться, что развелись?

— Да все это чепуха, что разные. Притереться можно. Понимаешь, он же меня любил. Я чувствовала. И вот так… согласился с разводом без единой эмоции. Будто я ему надоела. Я не подарок, кто бы спорил… Но мы ж накануне буквально обсуждали, как сына переименуем. Не может он быть Джованни Йоханссон, не звучит. Значит, будет Йохан. А я… Ну, блин, у меня слов вообще нет. Прикинь, какая я дура? Посрались из-за яичницы. И я, такая, — ты меня не любишь, как есть не принимаешь, короче, разводимся. А он просто ушел на работу. Ну, я — к судье и оформила развод. Вещи свои собрала, он с работы приходит. Я его и обрадовала. Он на меня поглядел — только и сказал, что уйдет сам, а мне незачем возиться с переездом, ребенка мучить. Сложил чемоданчик, молча, и исчез. Ни слова мне больше не сказал. Три недели мы прожили. Месяц уже прошел, а я не могу оставаться в той квартире. Прихожу — и все жду, что Йен вот-вот с работы вернется, мы возьмем малыша и вместе пойдем собак выгуливать… Джо по нему скучает тоже… Поэтому я — на гастроли. Надо же как-то развеяться. — Нина всхлипнула. — У меня концерт был, с его любимой программой. Не пришел…

— Может, он приходил, просто в зале сидел, ты его не видела.

Нина покачала кудлатой головой:

— Нет. Я всегда чувствую, когда он рядом.

Я подлила ей шампанского.

— Слушай, а бренди у тебя нет? — оживилась Нина. — А то мне как-то… Надо. Вот с тобой говорю, и вроде отпускает меня. Не, я сама знаю, что дура. Но от того, что я это знаю, легче не становится. Не решение это, что я дура. Хочу напиться и уснуть. Пустишь? Я знаю, что наглая. Тем более с ребенком…

— Так не я ж буду возиться с ним.

— Ну да, в этом плане прислуга — вещь. Надо мне тоже завести экономку. Или хотя бы няню. Я как забрала Джо, так сама с ним и вожусь. Иногда, когда концерт, бэби-ситтера нанимаю. Но каждый раз чувствую, что это неравноценная замена. Вот с собаками та же фигня. У меня с ними кинолог возится, отличная тетка, и собаки ее любят, но ведь как придут с занятий — бросаются ко мне, тычутся губами, рассказывают, что было… Потому что я им мама, пусть и непутевая. В общем, надо для Джо найти постоянную няньку, чтобы была как член семьи… Знаешь, если б не Джо, я повесилась бы. А он меня держит. У него отец мерзавец, и хорошо, что застрелился. И мать погибла. Никого больше не осталось, кроме меня. Джо, кстати, к музыке-то способный. Но не хочет заниматься.

— А не рано ты его приучаешь?

— Не, нормально. Я вижу, что конструкторы ему больше нравятся. И животные. А музыка — так, фон.

— Тебе обидно?

— Да не, почему. Лишь бы любил то, чем занимается. Дел, для нормального человека музыка и должна быть фоном. Я его, конечно, научу… Чтобы разбирался. Чтобы знал культурную базу. Голос ему поставлю. На фоно играть будет. А больше и не надо. Дел?..

— Аюшки?

— Слушай, может, ты поговоришь с Йеном?

Я встала:

— Нин, давай я лучше коньяк принесу? В самом деле, пока никто тебя не тревожит, надерешься в свое удовольствие, спать тебя в гостевую комнату положу, за парнем Санта присмотрит.

— Но Йену ты звонить не будешь.

— А что я ему скажу? Нин, это ваша жизнь.

— Да ты просто спроси, он меня еще любит или уже нет? А дальше я сама… Дел?

— Ты сама-то его любишь?

Нина вздохнула:

— Получается, что люблю.

— Вот если ты его любишь, то позвонишь и спросишь.

Нина пофыркала возмущенно и спросила:

— Ты не шутила, когда про коньяк сказала?

Я засмеялась и ушла в дом. Взяла в баре бутылку арканзасского бренди — в таких случаях этот напиток лучше престижных, он ровный и не отвлекает от переживаний, — заглянула к Майклу на кухню и попросила сообразить для гостьи что-нибудь легкое. Зашла к себе, задумалась. У меня были таблетки, снимавшие опьянение, но нужны ли они Нине сейчас? Позвонила Санте и сказала, что Нина погостит у нас, ей нужна комната, и для ее сына надо приготовить детскую.

Когда я вернулась на веранду, Нина сидела с развернутым из-под рукава наладонником и смотрела в пустоту. Уровень вина в ее бокале не изменился.

— Позвонила, — сообщила она мрачно. — Меня послали далеко и надолго.

— В смысле?

— В смысле, Йен сказал, что не будет говорить с пьяной. Дел, ну если бы любил, какая ему разница, я пьяная или трезвая? Можно подумать, я когда выпью, то становлюсь другим человеком. Блин, да мы когда познакомились, он сам наклюкался!

Я отставила шампанское и разлила коньяк по бокалам. Нина благодарно кивнула и отпила.

— Надеюсь, ты туда своих таблеток не намешала? Не хочу быть трезвой.

— Я так и подумала, что тебе надо напиться. И вот что, пока ты еще соображаешь: позвони в отель и скажи, чтобы багаж прислали сюда. Поживешь здесь. А соскучишься по собакам, пусть твоя кинологиня их привезет. Места всем хватит.

— Ты настоящий друг, Дел. Правда.

В течение следующего часа я узнала буквально все подробности семейной жизни Нины и Йена. Я поддакивала, кивала. Майкл принес жареных мясных полосок с пряностями, я заставила Нину немного поесть. После еды она стала клевать носом, и я отвела ее спать.

Вернулся Август. Выслушал мой короткий отчет. А потом… позвонил Йоханссону.

— Йен, Нина поживет у нас. Нет, ничего не случилось. Просто так будет лучше. Я через несколько дней лечу на Землю, возьму ее на борт. Было бы неплохо, если бы ты встретил ее.

Он сказал это так, словно уверен — Йен только и ждет возможности встретиться с Ниной.

— Конечно, он сделал глупость, когда женился, не подумав, — изрек Август. — Но вот развод уже точно был ошибкой.

— Думаешь, они помирятся?

— Они и не ссорились. Проследи, чтобы Нина выспалась. И больше не давай ей пьянствовать.

Суров, но справедлив. Истинный Маккинби, сначала позаботится о человеке, как о родном, а потом напомнит, чтобы не безобразничал тут. Выпить уже нельзя талантливой женщине в расстроенных чувствах.

* * *

Мэдлин Рассел-Грэй действительно была такой, как описывал Август. Правда, не знай я, что он когда-то был по-детски влюблен в нее, — не догадалась бы по его поведению. Он держался дружелюбно, но сухо.

После концерта Нины женщины сбились в стайку — я, Эмбер Мелроуз-Рассел, Нина, Лючия и Мэдлин. А потом как-то вышло, что мы с Мэдлин остались вдвоем. До этого мы с хохотом обсудили каприз китайского императора, приславшего мне свой автограф, и Мэдлин даже намеком не показала, что тема ей интересна.

— Делла, вы думаете о Юй Юшенге слишком плохо, — неожиданно сказала она.

— Я пока никак не думаю.

— Нет-нет. Позвольте, я немного расскажу. Он совершенно не коварный. И вам не стоит опасаться, что он таким образом… проявил внимание определенного сорта. Нет. Видите ли, у меня есть родня в Куашнаре. И я довольно долго жила на Сайгоне, той самой планете, что наполовину принадлежит Шанхаю, а наполовину Куашнаре. Там разные районы, есть и такие, где жить было бы не стыдно даже Августу. И там часто гостят китайцы из Шанхая. Разумеется, только высшая аристократия. Так сложилось, что я знакома с некоторыми из них. Все они были недовольны старым императором, и все возлагали большие надежды на Юй Юшенга. Он очень умный человек. И вовсе не злобный. Я слыхала, однажды в молодости Юй Юшенг простил даже изменника. По закону в Шанхае он обязан был донести на предателя, иначе их казнили бы обоих. А Юй Юшенг выслушал того человека и помог ему бежать из страны. При старом императоре это был настоящий подвиг.

— Я тоже слышала, что новый император весьма прогрессивных взглядов.

Мэдлин чуть-чуть улыбнулась:

— И еще вам стоит знать… Он не флиртует с женщинами. Никогда. У него есть женщина, одна, ее личность засекречена, иначе нельзя, и ни на кого другого Юй Юшенг не смотрит.

— Говорят, он бывал за пределами Шанхая. Не на Сайгоне ли?

— Он бывал даже в столице Куашнары. Разумеется, инкогнито. Слыхала, что однажды он побывал на Твари, почти официально, этот визит устроила наша агентура. Никто ведь не хочет воевать с Шанхаем. Лучше дружить.

Я так и думала. Значит, его интерес ко мне объясняется именно тем, что я в прошлом разведчик и знаю нечто, важное для него.

Вечером я поделилась с Августом тем, что рассказала Мэдлин.

— Тебе она понравилась? — первым делом спросил босс.

— Август, я понимаю, что ты от нее в восторге. Она красива, да. Хорошо воспитана, образованна, умна. Но она же никакая. У нее нет изюминки. Она ничем не интересуется и не увлекается.

— Да, у нее нет хобби, — согласился Август. — А изюминка есть. Но Мэдлин очень недоверчива. Я даже удивился, что она рассказала тебе так много. Ведь визит Юй Юшенга на Тварь устраивал ее родной отец. И то, что Мэдлин жила на Сайгоне, объясняется его работой. Себастьян Грей был одним из наших резидентов в Куашнаре. Он погиб год назад. Убийцу подослали по приказу старого императора, уничтожили всю семью. Мэдлин уцелела случайно.

— Тогда она отлично держится.

— Да, неплохо.

— Если визит устраивал ее отец, она может быть знакома с Юй Юшенгом?

— Не исключено. Ты уже решила, какой штат прислуги берешь с собой?

— Почти. Завтра определюсь окончательно.

— Хорошо.

Август скосил глаза на браслет. Посмотрел, откуда вызов, поднял бровь, спросил меня:

— Нина спит уже?

— Давно.

Август ответил на вызов. Невнятно, почти одними междометиями, поговорил, потом решил:

— Вот что. Ты иди ложись, мне лучше пообщаться с ним тет-а-тет.

— С кем?

— С Йоханссоном. Он часа через два будет здесь. Утром поговоришь с ним, вряд ли он уедет сразу.

— Решил помирить супругов? — поддела я.

Август удивился:

— По-твоему, мне больше не о чем говорить с федеральным агентом, кроме как о семейной жизни, к тому же его, а не моей? Тебе точно надо выспаться.

— Спокойной ночи, — только и сказала я.

И, разумеется, половину ночи не могла уснуть.

* * *

Утром я выскочила на кухню, наскоро выпила чашку кофе и увидела в окно Йена, который, не спеша, возвращался из парка. Выглядел прекрасно, только слегка осунулся и непонятно зачем отпустил бородку. Как у многих блондинов, щетина на подбородке у него была темнее, в рыжину, и смешно контрастировала с пепельно-белыми волосами. Только через несколько секунд я обратила внимание, что борода — не единственный признак возраста: у Йена наметились залысины на висках. А ведь он немного моложе меня…

— Привет! — Он мне обрадовался искренне, это было приятно.

— Привет. Нина скоро проснется.

— Да мы с ней уже виделись. У нее после концертов бывает, что ночью она просыпается от голода. На кухне мы и пересеклись.

— Надеюсь, помирились?

Йен посерьезнел.

— Делла, я понимаю, что ты сопереживаешь, но… Не принимай близко к сердцу, ладно? Нина прекрасный человек, и я люблю ее, но у нее сложный характер.

— И у тебя непростой.

— Безусловно. Но, видишь ли, у нее есть манера кое-что преувеличивать, кое-чего не замечать, а кое-что толковать в зависимости от настроения — сегодня так, а завтра эдак. Иногда мне кажется, что для нее отношения между людьми, это игра, это та реальность, которую она строит исключительно силой своей фантазии.

— То есть вы и не ссорились?

— Как тебе сказать… Нина в мужчине ищет папочку. Не скрою, у меня есть такая черта характера, и мы в этом плане совпадаем: ей нужен папа, мне — дочка. Но… ты ведь знаешь, как она работает? Исступленно, самозабвенно, беспощадно. Она профессионал, настоящий. А дома она компенсирует эту сосредоточенность и самодисциплину. В ней ребячества столько, что мне иногда кажется: Джованни взрослей нее, даром что ему всего два года. Ее бросает из крайности в крайность. Да, я понимаю, что такова цена ее успеха и что с этим надо смириться. Я и смирился. Она — нет. Я ушел, чтобы Нина сама решила, чего же она хочет. Нужна ей семья — значит, мы вдвоем будем учиться ее строить. Именно вдвоем. Одними моими усилиями ничего построить нельзя.

— Тебя послушать — и кажется, что вы давно планировали свадьбу. А с ее слов выходит, что это был случайный порыв, а теперь вы расхлебываете последствия.

— Вот, — кивнул Йен, — отличный пример того, как Нина видит события. Делла, впервые мы заговорили о свадьбе, когда она собирала документы на усыновление Джованни. Обещала подумать. Когда мы навестили тебя в клинике, я спросил ее — думать она будет еще год, два, три? Она отшутилась, мол, я веду себя так, словно давно все забыл, и вообще недостаточно настойчив. Ну, я и настоял. Сказал — тогда идем прямо сейчас. Мы и пошли. Получилось очень весело. В церкви была компания студентов, мы никого не знали, но тут же познакомились. Их восхитила сама ситуация — знаменитая певица выходит замуж за агента федеральной безопасности. И три недели я делал вид, что все идет по плану, что меня устраивают наши отношения. Я пытался говорить с ней, достучаться до рассудка. Но она и сама понимала, что ее поведение неправильное, поэтому любые разговоры воспринимала как обвинения. Очень болезненно воспринимала. И я ушел. Но я не бросил ее. Я просто дал ей время разобраться в себе.

Мы обошли по тропинке вокруг дома и снова углубились в парк.

— Ты с Максом… все? — спросил Йен.

— Видимо, да. По крайней мере, с Саттанга я его не видела, а последнее письмо было два месяца назад. И даже не вспоминаю про него.

— У меня приятель недавно побывал на Саттанге. Туда уже ходит регулярный рейс, раз в неделю, с Твари. Говорит, строительство идет бешеными темпами, везде, всюду. Да! Князева амнистировали. Учли заслуги — он после Саттанга еще в паре дел помог.

— И как он отпраздновал освобождение?

— Как и хотел. Собрал вещички и поехал в монастырь. Пока послушник. Я вчера с ним созванивался. Посещает все службы, работает в саду и учится писать иконы.

— Я рада за него.

— Да я тоже. А Бейкерша повесилась. Внезапно. Как только Адам узнал, что мамаши больше нет, тут же подал на пересмотр дела, всю вину на нее валит.

— Чего и следовало ожидать. А что думают его подельники?

— Рассорились. Джон Холден твердит, что его обманули-оклеветали, пытался подать иск против Берга — но не сумел четко сформулировать обвинение. Ахири обиделась, что Холден не интересуется ее судьбой, и накатала кляузу, выставив ему счет за все время, прожитое в ее поместье. Иск удовлетворили, расплатиться Холден не может, так что ему светит дополнительный срок. Однако похоже, эта парочка внесет свою лепту в новое представление о деле. И вряд ли такую, к какой Адам окажется готов.

Я усмехнулась. Йен помолчал.

— Дел, я слыхал, вы в Шанхай собираетесь?

— Да. Очень странное приглашение.

— Странно не приглашение, странен состав китайской делегации. Новый император спровадил на Землю всех самых преданных помощников своего отца. Я даже не знаю, как мы будем их принимать, там же одни фанатики, у них от слова «Земля» корчи начинаются.

— Ну, знаешь, Кимберли Тако, которую пригласили в Шанхай, тоже не подарок.

— А она довольна. Я видел ее вчера на приеме. Просто счастлива. Говорит, что не будет другой возможности разобраться в механизмах социальной зависимости. Почему китайцы не хотят бороться за свои права? Это ведь действительно загадка. Учитывая, что китайцы, в общем и целом, народ иерархичный, однако вовсе не раболепный.

— Йен? Я чего-то о тебе не знаю? Раньше ты не ходил по приемам, где бывают сенаторы.

— Да, — согласился Йен. — Я там был по делу. Видишь ли… словом, на Сайгоне произошла неприятность. Один тамошний богатей развел феодализм, превратился в криминального князька. Все бы ничего, пускай у Куашнары голова болит, только у него наше гражданство, и он в розыске. Мы не можем достать его сами, поэтому хотим заключить договор о содействии с обеими заинтересованными сторонами — Куашнарой и Шанхаем. Куашнара оказала неожиданное противодействие уже на уровне посольства. Не хотят сотрудничать. Вчера на приеме был посол Куашнары. Поэтому туда направили меня.

— Словом, ты там был в качестве федерального агента, который следит за подозреваемым.

— Да. Действительно, загадочная история. Собственно, почему еще я прилетел — хотел с Августом посоветоваться.

— И Август, конечно, подтвердил твои подозрения.

— Нет, указал на мою ошибку, — засмеялся Йен. — Как обычно.

— И в чем она заключалась?

— Я предположил, что Николсу — этому князьку — покровительствует кто-то в элите Куашнары. Соответственно, посол участвует в коррупционной схеме, поэтому ставит нам палки в колеса. Август справедливо заметил, что Николса берегут по другой причине. На Сайгоне китайцев — девяносто процентов населения. И Николс хорош для китайцев, поскольку сдерживает криминальную экспансию как со стороны Куашнары, так и с нашей. Занял место и прочно на нем уселся, никто не влезет. А Куашнара боится его трогать, подозревая, что, стоит Николсу исчезнуть, китайцы подхватят его бизнес и совсем подомнут Сайгон под себя. В общем, он мешает переделу зон влияния и в этом качестве всех устраивает. Одни мы в дурацком положении, потому что обязаны его оттуда выдернуть и отдать под суд, а никому, кроме нас, это совершенно не интересно. Единственный вариант добиться выдачи — поссорить Николса с китайцами. Но при этом надо предложить Куашнаре какое-то разумное замещение. Нужен крупный и амбициозный инвестор без такой суровой криминальной нагрузки, но с достаточным опытом, чтобы сам ничего не боялся и умел других запугивать.

— Только не Дик Монро! — выпалила я машинально.

— Мне тоже не нравится его усиление. Но пока это единственный вариант. Август посоветовал встретиться с Мэдлин Рассел-Грей. Возможно, она рекомендует какую-то местную альтернативу Монро, она ведь на Сайгоне всех знает. Ты уже завтракала?

— Нет, что ты, я так рано не завтракаю. Но я все равно сейчас тебя покину.

— Понимаю. Ребенок.

— Совершенно верно.

— Тогда увидимся позже. Я, наверное, задержусь на пару дней, еще наговоримся.

Я вернулась в дом, поднялась в детскую. В окно увидела, как Август и Йен уехали в город.

Потом проснулась Нина, умиротворенная и благостная. И почти сразу оккупировала гостиную для репетиции. Я сидела на веранде, пыталась читать «Речные заводи» на китайском и клевала носом.

Собственно, я умудрилась уснуть в кресле, когда пришел Тед и сказал, что меня хочет видеть Мэдлин Рассел-Грей.

Я удивилась. Очень сильно удивилась. По моим расчетам, как раз сейчас она должна была консультировать Йена под руководством Августа.

Она прошла через лужайку так легко, как умеют только эльфы. Орки ходят бесшумно, индейцы долго, а эльфы словно парят над землей. Тед принес кофе, я предложила гостье присесть.

— Простите, что побеспокоила вас, — ее голос журчал и переливался. — Наверное, мне следовало сначала позвонить, но я привыкла, что Август такой домосед… К счастью, дворецкий сказал, что вы можете помочь мне.

— Да, конечно, все, что в моих силах.

— У меня к вам необычная просьба. Скажите, вы могли бы показать мне список членов китайской делегации? Тех, кого присылают сюда?

— Но… Он есть в сети.

— Он неполный. Там лишь те сто человек, которые считаются почетными гостями. А я хотела бы увидеть сопровождающих лиц.

Я подумала и сбросила ей на чип полный список, которым Август разжился еще позавчера. Мэдлин быстро просмотрела его и сдвинула брови:

— Я так и думала. Приедут несколько человек… очень опасные люди. Я собиралась на Землю, но, конечно, мне лучше избегать встречи с ними. Спасибо вам большое.

— И насколько они опасны?

Мэдлин рассмеялась, немного нервно.

— Не знаю, что вам сказал Август обо мне… Мой отец был вашим коллегой. Год назад всю мою семью убили. Мы с сестрой очень похожи… были похожи, и нас перепутали. Но вскоре ошибка выяснилась, и я с тех пор скрываюсь. Люди, о которых я говорю, — они командиры. Это их подчиненные расстреляли мою семью.

— Такая охота… — я не стала продолжать, сама догадается.

— Понимаю ваше недоумение. Мой отец очень много знал и доверял мне. После его смерти некоторые вопросы закрыла я. Мне известно о крупных коррупционных схемах, в которых участвуют шанхайские чиновники. Эти схемы действуют по сей день. А я сама по себе и фактически беззащитна.

Ну-ну. Работая симпатичной ассистенткой гениального инквизитора, я привыкла, что меня держат за дурочку — ну зачем девчонке мозги, когда у Маккинби хватит на десятерых, — но если Мэдлин так хороша, как ее охарактеризовал Август, чего ради она сейчас умолкла и глядит выжидательно своими эльфийскими глазищами? Почему выжимает из меня дурацкие реплики? Не доверяет? «Сама по себе и беззащитна», это как понимать?

— Почему бы вам не обратиться к нашей разведке? — спросила я со всей возможной искренностью.

— Понимаете, мои знания для разведки бесполезны. Они имели бы ценность, будь у Земли выстроены какие-то внятные отношения с Шанхаем. Тогда мои сведения позволят шантажировать нужных чиновников. Но сейчас и отношений нет, и сами эти люди потеряли влияние. Они были у власти при старом императоре. А новый обязательно проведет чистку государственных служб. И многие из этих чиновников рискуют оказаться под ударом. Конечно, они опасаются за свою жизнь. Кто-то сохранит свои позиции, кто-то сможет и успеет сбежать в Куашнару, кто-то найдет приют даже и на земных территориях. Но для этого нужно одно: чтобы я замолчала навсегда…

Я слушала Мэдлин и думала: ну что за ерунда? Хорошо, узнает бонза из Поднебесной, что ты на Земле, даст команду своим агентам, внедренным в китайскую мафию, которая у нас повсюду… А вот не повсюду, отнюдь нет. Тебе, дорогая, надо только слово шепнуть кузену Джимми — и ты уже на Кангу под надежной охраной эльфов. А еще лучше — на Бете. Тогда у китайцев один шанс от тебя избавиться: бомбить планету, желательно сразу всю.

Стоп… Новый император проведет чистку, ты сказала?

Ладно, если тебе так надо, сыграем дальше. Ты подаешь — я принимаю. Хотя бы ради Августа.

— Мисс Рассел-Грей…

— Пожалуйста, зовите меня Мэдлин.

— Мэдлин, давайте сделаем проще? Я могу записать ваше интервью, мы проверим сведения и при удобном случае передадим их соответствующим службам в Шанхае.

— Да, я хотела попросить вас именно об этом. Я привезла кое-какие документы, чтобы не быть голословной, и записи моего отца.

Интервью мы сделали за полтора часа. По манере Мэдлин было видно, что она прошла отличную школу, ее рассказ был настоящим рапортом, логичным, завершенным, без единого лишнего слова. Она завизировала интервью, написала доверенность на имя Августа, позволяющую по собственному усмотрению распоряжаться переданными документами, и собралась уходить.

— Мэдлин, может быть, вам нужно убежище?

— О нет, благодарю вас, у меня есть.

— Но ваши враги могут о нем знать.

Она покачала головой — с легкой и беспечной улыбкой:

— Не беспокойтесь. О нем никто не знает.

Чудесно. Это заявление отлично сочетается со словами «сама по себе и беззащитна». Но ведь Мэдлин не может быть такой дурочкой?

Она ушла. Я еще раз просмотрела интервью. М-да. Только сегодня утром Йен упомянул некоего гражданина Земли, скрывшегося от наказания на Сайгоне и ставшего там криминальным князьком. Ну вот он, Билл Николс, и к нему тянется полтора десятка нитей из столицы Шанхая. Именно на Сайгоне отмывается украденное из шанхайской казны. И я теперь намного лучше вижу, отчего китайская сторона не хотела устранения этого полезного господина. Скоро захочет, если я правильно поняла Мэдлин. Что же, нельзя исключать, что мы поможем не только молодому императору, не только Мэдлин, но и Йену — в поимке Николса.

Но мне все это не нравилось.

Вернулся Август, один, без Йена.

— Он к ужину приедет, — пояснил Август.

— Приходила Мэдлин Рассел-Грей.

Август застыл.

— Интересно, — обронил подчеркнуто нейтральным тоном.

— Я почему-то думала, что вы отправились в город на встречу с ней.

— Именно. Но в отеле выяснилось, что она съехала ранним утром. И что она тебе сказала?

— Оставила документы, дала большое интервью. Оригиналы в сейфе. Давай руку, лови отчет.

Август принял мой отчет на чип, тут же просмотрел по диагонали.

— Ну понятно… — пробормотал он. — Мэдлин в своем репертуаре.

— Август, мне показалось, что она лжет. У нее реакции неестественные.

— Не обращай внимания, они всегда такими были.

— Все равно я ей не верю. Ну хорошо, возможно, насчет китайцев она и не солгала. Но она как будто пытается нас использовать втемную.

— Это возможно… — пробормотал Август.

— И скорей всего, она отлично знала, что тебя нет дома.

— Не исключено…

— Потому что ты-то ее игру раскрыл бы.

— Если бы захотел, — возразил Август. — Делла, это нас не касается. В конце концов, даже если Мэдлин решила отомстить за смерть родных нашими руками — она имеет право на месть, тебе не кажется? Она узнала в новостях, что я приглашен в Шанхай. И воспользовалась шансом. Ничего удивительного.

— А эти люди в шанхайской делегации, которых она охарактеризовала как убийц?

— Все может быть.

— Ты вообще что-нибудь знаешь о ее жизни? Просто это странно звучит. Она отказывается лететь на Землю, потому что там несколько человек, опасных для нее. Но, простите, на Земле четыре миллиарда народу, и даже когда люди живут в ста метрах друг от друга, вероятность случайной встречи чрезвычайно низка. Значит, она должна была появиться именно там, куда позвали китайскую делегацию. Вопрос: чем она занимается?

Август уселся за свой стол, поискал глазами что-то, не нашел, тогда положил руки перед собой и сплел пальцы в замок.

— Делла, она в совершенстве владеет китайским. Она должна сопровождать шанхайскую делегацию как переводчик. Вместо этого она намерена скрыться, но так, чтобы ее не разыскивали наши. А теперь смотри: Киду Тернеру докладывают, что один из переводчиков исчез. Последний раз человека видели на Танире в обществе тех-то и тех-то. Куда он звонит? Правильно, мне. А я ему рассказываю — да, была, оставила документы, интервью и так далее.

— И конечно, это был самый простой способ, — саркастически заметила я. — И раз ее включили в штат, то она только здесь увидела полный список гостей.

— Я не знаю, почему она сразу не пошла к Тернеру, с которым ее отец много лет был на короткой ноге, — несколько раздраженно сказал Август. — А сценку со списком она разыграла для тебя. Если б она с ходу, с порога заявила — мол, меня хотят убить, ты бы вела себя иначе. Как минимум предложила бы ей договор об обслуживании. А Мэдлин в этом не заинтересована.

— Потому что на самом деле никто ее убивать не собирается.

— Как знать. Может, очень даже собирается. Зависит от того, что еще ей известно — кроме того, что она выложила тебе.

— Если еще это правда.

— Правда. Но не вся.

— Тебе не кажется подозрительным ее поведение, я гляжу.

— Делла, ты никак не желаешь понять: она живет в параллельной реальности. У нее свои задачи. Она решает их теми способами, которые максимально комфортны для окружающих и для нее самой. Я не хочу знать, какие это задачи. Но я точно знаю, что перед законом она чиста. Сними копии со всех документов, которые она принесла, и отправь их Тернеру. Сегодня же.

Я промолчала. В конце концов, Мэдлин не наша клиентка, и мы не обязаны ломать голову над ее поступками. Кид Тернер разберется, а мы — не обязаны.

* * *

Вечером мы принимали гостей — лорда Джимми Рассела с женой и ее лучшей подругой Лючией, женщиной, способной удивить кого угодно редким сочетанием глубокой человечности и феерического цинизма. Мы уже давно бросили посмеиваться над Расселом, ярым христианином, который смирился с тем, что его жена дружит с сатанисткой. Надоело. Тем более сатанисткой Лючия была относительной; себя она определяла скорей в агностики, а религия для нее — бизнес.

— Кажется, я на верном пути, — сообщил мне Рассел украдкой и глазами показал на Лючию.

— Миссионерство приносит плоды? — спросила я невыразимо серьезно и сочувственно.

— Ну, пока еще нет, — скромно отозвался Рассел. — Но кое-чего я добился. Лючия прямо на глазах теряет интерес к сатанизму.

— Джим, — не выдержала я, — ну зачем ты все усложняешь? Предложи ей дело, которое будет выгодней люциферианства, и поставь условие: или бизнес, или ее церковь.

— Именно в этом направлении я и работаю, — почему-то обиделся Рассел и ушел.

Пять минут спустя ко мне сдрейфовала Лючия.

— Джим хвастается, что почти наставил тебя на путь истинный, — сказала я.

— А и пусть так думает, мне не жалко. Дел, люциферианство выходит из моды. К тому же мне не удалось получить выходы на крупные университеты, а Эверест теряет актуальность. Ну и в целом рынок сатанизма сдувается на глазах, пришли свежие конкуренты, какие-то идиотские секты, настолько идиотские, что мы, традиционалисты, против них не тянем. Не слыхала про Орден Евы? Еще услышишь, гарантирую. В центре Федерации они пока слабо известны, там уровень жизни приличный, да и культурка в целом повыше, зато на периферии сгребают под себя всех убогих и несчастных, как лопатой… Так что я скоро прикрою лавочку, пускай Сержио Чекконе подбирает остатки. Если Серж догадается правильно меня попросить, я даже могу слить ему своих прихожан, чисто как коллега коллеге… А сама займусь тем, что действительно люблю и умею лучше всего. Уж точно лучше Джима. Он фактически это признал на днях — предложил заняться поставками продуктов на его новую планету. Отличный бизнес, и мне в нем мало равных. И Джиму выгодно, и я при деле.

— Странно, что вы пришли без Мэдлин, — осторожно заметила я.

— Мэд? Она днем улетела.

— Ты хорошо ее знаешь?

— Постольку-поскольку. Девка, конечно, самая продуманная из всего семейства. А ведь по ней не скажешь, да? Такая феечка, прямо неземная. Только она всегда добивалась чего хотела. Ее, конечно, еще папаша выучил на совесть… Папа у нее, Себастьян Грей — реально хищник был. Акула. Жалко, что сатанизмом не интересовался. Вот под кем я развернулась бы…

Лючия мечтательно закатила глаза.

— Нет, конечно, в чае он разбирался тоже, — сказала она, подумав. — Помнишь, я тебя на Эвересте угощала?.. Но это не масштаб для такого одаренного человека. С его талантами надо было не товары, а идеи продавать. Высасывать из пальца — и толкать. Чистый бизнес. Впрочем… хм…

Она покачала головой и умолкла.

— Мэдлин китаистка по образованию, как я слышала, да?

— Не просто китаистка, а очень навороченная китаистка. Греи всегда были на этом деле повернуты. А папаша Мэдлин резидентом федеральной разведки сидел почти что в Шанхае, прямо на границе. Одна рука по локоть в контрабанде, другая в легальном бизнесе, а голова сама понимаешь, чем занята. Это почему я насчет продажи идей ляпнула — и задумалась, ага? В общем, не до сатанизма ему было, к сожалению… А Мэд самая младшая из его детей. Она по-китайски чуть не в три года уже болтала свободно.

— И такая трагедия…

— Это да, — согласилась Лючия. — Мэд, конечно, очень сильная. В один момент потерять всю семью и не сломаться — воля нужна железная. Причем сама она со смертью разошлась на полдня буквально. Они на Сайгоне жили втроем — Грей, его вторая жена и Мэд. Старшие дети — сын от первого брака и дочь от второго — отдельно. И тут Мэд едет в гости к подруге, а к родителям приезжают старшие со своими домочадцами. Ну и все. Их дом расстреляли в клочья, перебили всех, даже годовалого младенца. Поразительно, как Грей сплоховал, у него чутье на неприятности было отличное. А вот сплоховал. И осталась Мэд одна. Отцовская родня от нее отвернулась, там очень не одобряли, что тот женился на эльфийке-полукровке, и, соответственно, Мэд, с ее подчеркнуто эльфийской мордашкой, им даром не нужна. Ну а Джимми Рассел, при всех его недостатках, от родных никогда не отказывался.

— Она на Кангу живет, в его поместье?

Лючия рассмеялась:

— Да фиг ее разберет, где она живет. У меня такое ощущение, что она больше трех дней на одном месте не сидит. Отца-то грохнули, а потом узнали: он весь компромат младшей дочке подарил. И теперь охота за ней идет дай бог терпения.

— Может, еще поэтому Греи стараются держать ее на расстоянии?

— Тоже вариант, — согласилась Лючия. — Жить-то всем хочется. Правда, там семейка непростая, с долгой историей. Но против китайцев — не рискнет. А убивали, судя по всему, китайцы, они любят такие… показательные выступления… Ладно, это еще что! Я краем уха обмолвку поймала — у Мэд, между прочим, двое детей. Ни самих детей, ни мужа никто не видел. Но ходят слухи, что они от сайгонского «крестного отца» Николса. И Николс под шумок их выкрал. Теперь Мэд из шкуры лезет, чтобы Николса свалить.

Я моргнула. Как понятно…

— Имеет право.

— Да я разве спорю? Знать бы наверняка, как оно там, я бы еще и помогла. Я чужое материнство уважаю. Только как ей поможешь, не примет ведь, самостоятельная до безрассудства. Одиночка.

Вечеринка у нас получилась очень веселая, хотя и камерная. Нина расчувствовалась и пела старинные шотландские баллады, а потом объявила, что они с Йеном поженились. Я на всякий случай проверила, что она пьет. Нет, слабенькое вино, и то два бокала за вечер. Значит, просто проняло девушку. А потом я тихонько улизнула и поднялась в кабинет.

Первым делом я нашла публичное досье Мэдлин Рассел-Грей. Как и следовало ожидать, самый минимум информации. Образование — внезапно Тверской университет истории и права, факультет «Российская история», заочная форма обучения. Чего-чего? Интересная такая китаистика, да. О том, что девушка в совершенстве владеет языком, ни слова. Постоянного места работы нет, только консультации по специальности. Я оценила список проектов с ее участием. Ну, вот тут, пожалуй, Китай с некоторой натяжкой присутствует — Великий Шелковый Путь, освоение Сибири, русско-китайские отношения. На конференциях не бывает, самостоятельных научных работ нет.

В биографическом разделе — только имена родителей. Ни слова о брате и сестре. Между прочим, Август тоже не упоминал брата. Что нет сведений о детях, я уж молчу, и так понятно. Несколько странным мне показалось, что отсутствует информация о медицинской страховке. Обычно эти данные у людей открыты: страховая компания дает за их публикацию неплохую скидку, как за рекламу. А тут впечатление такое, что с восемнадцати лет Мэдлин вообще ни разу не покупала страховку. Жаль, ведь с моими связями можно было бы раскопать через страховщиков сведения о родах, а то и о сопровождении беременности… Имущество скудное, деньги есть, но никакой недвижимости, даже завалящего домика. Нет личного транспорта. Нет постоянных каналов связи.

Загадочная девушка. Так могло бы выглядеть досье неумелого шпиона-нелегала. Неумелого — потому что у профессионала обязательно будет постоянное жилье, которое он, к примеру, сдает в аренду, и хоть какой, но личный транспорт. Непременно медстраховка и два-три канала дальней связи. А Мэдлин словно намеренно устроила свою жизнь так, чтобы ее ничего не держало.

Ладно, насчет нее я узнаю в другом месте, теперь посмотрим, что собой представляет Николс.

Сайгон, безусловно, жопа цивилизованного мира. Но даже в жопе мира не водятся мафиозо международного уровня, которые были бы пнями дремучими и полными отморозками. Этот Николс по определению умен, расчетлив, неплохо образован. И почему, собственно, наши так заволновались из-за него? Ну, ушел в Куашнару. Ну, навел там свои порядки. Боже мой, сколько на федеральных окраинах мошенников, воров, убийц — и никто ведь не чешется. Что за внезапный интерес к Николсу? Он на Сайгоне давно орудует. Почему его раньше не трогали?

Досье Николса оказалось девственно чистым. Причем заметно, что его секретили, и не разведка — уж больно топорно все зачистили. Может быть, в связи с расследованием. Дата и место рождения, школа, колледж… Кстати, учился в Бостонском финансовом. Тоже, как и Мэдлин, заочно. В Бостоне основная масса студентов учится заочно: это образование все рассматривают как обязательное базовое, но не основное. А вот насчет основного у Николса упоминаний не было. И дальше — дата отъезда в Куашнару. Все.

Я довольно быстро нашла материалы о нем в сети. А парень-то не чурается славы, совсем не чурается… С фотографии на меня смотрел довольно интересный мужчина — шатен с жесткими скулами и прямым носом, с прищуренными спокойными глазами, ровной линией рта. Ему было сорок девять, и для своих лет он выглядел не слишком молодо, нет, — просто ухоженно. Отличная кожа, чуть смугловатая, общий налет Латинской Америки во внешности. Надо сказать, влюбленный в меня Энрике Вальдес, эльдорадский диктатор, сильно уступал этому крестному отцу.

Я листала интервью, заметки… Билл Николс, талантливый и успешный инвестор, а в масштабах Сайгона де-факто полноценный олигарх. Вкладывает очень много в благотворительность и социальную инфраструктуру. Финансирует два научных фонда. Имущества на территории Федерации Земля нет. Есть заводик на шанхайской территории, оформленный на подставное лицо, остальное — в Куашнаре. Не женат, воспитывает двоих приемных детей.

Дети.

Мэдлин квартеронка, и у ее детей должны быть эльфийские черты. Эта кровь размывается человеческой лишь до определенного предела. Она всегда проявляется. Если Николс выдает за приемных тех детей, которых ему родила Мэдлин… Я открыла длинный ролик.

Два парня-погодка. Высоких. Эльфийское происхождение, что называется, на лбу написано. Отдаленно похожи на Николса — тот же рисунок бровей, тот же подбородок.

Я начала искать самые ранние публикации о нем. Поразительно. Ничего, совсем ничего о его жизни на родине. Даже в криминальной хронике. Первая публикация — сайгонская. Там он сразу представал как инвестор. Откуда взял деньги, и немалые, судя по всему?

В кабинете распахнулась дверь, вошел Август.

— Все, — объявил он, — Рассел достал даже меня.

В таком раздражении я своего босса и на Саттанге не видела, когда был вроде самый край, то есть индейская свадьба по полному чину. А сейчас того и гляди из Августа пар пойдет. Хочется надеяться — в гудок.

Все, что я могла — сделать большие глаза.

— А ты думаешь, Рассела в обществе не принимают из-за того, что он эльф? — спросил Август. — Или из-за того, что предок был инженер, а не банкир? Да-да, как же. Делла, он чокнутый миссионер-англиканин. Он совершенно не понимает, что не всякое место удобно для внезапной проповеди или обращения язычников.

— Погоди, он тебя в оборот взял, что ли?

— Ну да!

— А-атлично. Это ж натуральный анекдот. Он забыл, что ты шотландец?

— Не знаю. По-моему, ему просто все равно. Ты представь: англиканин вцепился в прихожанина пресвитерианской церкви и пытается обратить при всем честном народе… Это было до того неуместно, что мне просто хотелось дать ему в лоб! И ведь я, мягко говоря, не фанатик! Очень мягко говоря. Я вообще агностик скорее всего… Сдержался, потому что женщины были рядом. Ей-богу, он бы лучше проповедовал православие в Израиле веке так в двадцать первом. А что, имел бы большой успех среди арабов! А попадись он Скотту-Младшему… Братец Скотти тоже не фанатик, зато профессионал!

Я сделала стоп-кадр из ролика, на котором Николс был вместе с детьми, и вывела его на стену.

— И что? — нахмурился Август.

— Билл Николс со своими детьми. Детей называет приемными. Кстати, никакой информации о преступлениях, за которые федералы мечтают вытащить его на родину, я не нашла.

Август уставился на стену, засунул руки в карманы брюк, два раза качнулся с носка на пятку. Потом задумчиво погладил подбородок.

— Да, — изрек он. — Дети явно с эльфийскими генами.

— И похожи на Николса, ты не находишь?

— Некоторое сходство просматривается. Но это еще ничего не доказывает, многие подбирают себе приемных детей так, чтобы черты лица совпадали.

— И тем не менее, если принять за версию, что сыновья его родные — как думаешь, сколько на Сайгоне женщин с подходящим происхождением, которые могли бы произвести на свет этих ребят?

— Хороший вопрос.

— Лючия сказала, ходит слух, что это дети Мэдлин.

— Для нее великоваты.

— Меня теперь одно интересует — кто такой Николс и какую роль он играет на самом деле?

— Счастливая. У меня вопросов раз в сто больше.

— И что самое неприятное — я сплоховала и не заставила Мэдлин подписать договор на расследование.

— Это как раз чепуха, кто-нибудь нам его всяко предложит… История, похоже, начала раскручиваться, и без нас не обойдутся. — Август помолчал. — Я думаю, когда прилетим на Землю, тебе стоит проведать и Кида Тернера, и Мелви. Они должны знать.

Повернулся и ушел. Я посмотрела Августу в спину — и скинула ролик с Николсом Йену Йоханссону. Пусть тоже знает.

* * *

— Делла, как я рад тебя видеть!

Кид Тернер встал навстречу и распахнул объятия. Ого. Что-то он расчувствовался. За его спиной сидела Мелви Сатис-Маккинби, моя лучшая подруга, и лучилась офисной улыбкой. Ну ясно.

Я рассеянно скользнула взглядом по стенам, окнам, потолку. Нет. То ли система слежения очень качественная, то ли ее сняли вовсе. При том, что еще год назад здесь стояла штатная «наблюдалка». Для меня это сигнал: отключаем профессионала, включаем дурочку.

— Рассказывай. — Кид подвинул для меня стул, кивнул Мелви, чтобы та включила кофе-машину. — Я за тебя ужасно переживал. Когда позвонили и сказали, что ты после родов тяжело заболела… Я чего-то подобного и ждал. У тебя должно было хватить здоровья до родов. Но потом… Кстати, я видел очень интересный отчет наших инфекционистов, работавших на Саттанге. Все Чужие, найденные там в саркофагах, погибли от воспаления легких. Сейчас идет работа по выделению возбудителя, это чрезвычайно важное исследование…

— И чем оно так важно? — удивилась я. — Его ж прекрасно бьют наши лекарства. А если мы решимся на экспедицию в галактику Чужих, там точно нет этого возбудителя, они его миллион лет назад задавили, иначе бы и к нам не долетели.

— Тоже верно, — согласился Кид. — Но, видишь ли, этот возбудитель обнаружен только на Саттанге, что может говорить…

Похоже, дурака тут включила не только я.

— Кид, возбудитель бубонной чумы тоже есть только на Земле. В отличие, как ни странно, от холеры и дизентерии, которые есть везде. Это не повод считать, что чуму к нам завезли извне. Если б завезли, были бы следы в египетских пирамидах. Опять же, совсем не обязательно, что саттангский возбудитель для нас опасен. У меня случилось обыкновенное воспаление, из-за того, что после родов я трое суток лежала плашмя, возник застой крови в легких. Саттангским воспалением я должна была заболеть намного раньше, не бывает пневмонии с таким огромным инкубационным периодом. К тому же индейцы своей пневмонией не болеют, а они чувствительны к тем же болезнетворным агентам, что и люди.

— Да, да, — кивал Кид так, словно для него индейская пневмония была важнейшим делом всей жизни.

Кофе-машина тренькнула, сообщая, что хватит спорить, кофе поспел.

Я пригубила из чашечки. Ну ладно, работать-то мне нужно.

— Кид, я присылала тебе документы, ты никак не откомментировал их.

— Документы? Ах да. Про шанхайскую коррупцию? Делла, Шанхай — это такая страна, где коррупция — обязательная часть системы. Если ее ликвидировать, государство рассыплется. Забудь. Тебе совершенно не нужно беспокоиться по этому поводу.

— Меня больше интересует твое мнение о Мэдлин Рассел-Грей. Мне она не понравилась.

Кид тяжело вздохнул.

— Делла, я знал ее отца. Себастьян Грей был хороший человек и специалист прекрасный… в молодости. Но потом его начали обуревать какие-то сверхценные идеи. Он заигрался в политтехнолога, это случается с резидентами. Мне очень, очень жаль. Я протянул время и в итоге ошибся. Надо было настоять на отзыве Грея. Он остался бы жив, и семья тоже. Мэдлин, боюсь, слишком впечатлительная. Ее можно понять. Но теперь идеи Себастьяна, которыми он делился с нею, стали для нее почти что религией. Я сочувствую бедной девушке, конечно. Если бы она обратилась ко мне, я нашел бы способ помочь… — Кид хитро поглядел на меня. — Если увидишься с ней, случайно, разумеется, передай мои слова.

— Сомневаюсь, что встречусь. А если встречусь, то ничего передавать не стану, я просто привезу ее к тебе.

— Да, это было бы идеально.

— Понимаешь, мне не нравится то, что она затеяла. Коррупция — это действительно чепуха. Но она пытается подорвать наше доверие к шанхайской делегации, обвинив некоторых ее участников…

— О да! — бурно согласился Кид. — При том, что мы проверили всех. К нам присылают действительно достойнейших, тех, кто будет модернизировать Шанхай, и им нужен наш опыт…

У меня чуть скулы не свело.

— А что ты скажешь про Николса?

Удивительно, но вот этого вопроса Кид не ждал.

— Николс?

— Ну да. Билл Николс. Сайгонский крестный отец. У человека досье зачищено так, что я даже испугалась за него.

Кид Тернер поморгал.

— Билл Николс. Да. Насколько мне известно, неплохой человек. Конечно, я слыхал про него. Но ты же понимаешь, там конкуренция, информационная война… Типичный олигарх средней руки. Помешан на восточной экзотике. Кстати, он не наш гражданин, он отказался от гражданства. Не знаю, вероятно, уже получил гражданство Куашнары.

Про гражданство я, между прочим, не спрашивала. Кид не мог случайно обмолвиться, значит, ему отлично известны мои источники и известно, что может истечь из них.

— Ты его детей видел? Приемных?

— М-м… Зачем? Он не по моему профилю. Слыхал, что вроде воспитывает каких-то китайчат…

— Китайчат? Кид, у них явно эльфийская осьмушка. И кто мать этих детишек — большой вопрос.

— Хорошо, я разберусь, — быстро сказал Кид Тернер. — Но, по моим данным, дети там даже не родственники между собой. Была местная школа, интернат для сирот, ее затопило паводком, выжило только два парня, их-то Николс и усыновил.

Он нервно пошевелил карточки на столе. Мелви встала.

— Кстати, извини, у меня сейчас совещание, — буркнул Кид Тернер. — Ты не обижайся, Делла, просто ты сильно отошла от наших реалий. Я понимаю, семейная жизнь. И как по мне, лучше бы ты уделяла больше внимания ребенку. Да и своему внезапному индейскому мужу тоже, а то я его месяц назад видел — он какой-то иссохший и явно нуждается в женской заботе. Вон, возьми пример с Мелви, она сегодня последний день работает, потому что для женщины семья должна быть на первом месте. А вы даже этот ваш экзотический брак не зарегистрировали как полагается. Не ожидал я от тебя такого эгоизма.

— От меня?..

— А от кого еще? Ждешь, пока Август еще и пить начнет? Делла, ты глаза раскрой. Мужчина не приносит ради женщины таких жертв, если равнодушен к ней. Чего тебе еще надо-то? Я понимаю, раньше ты болела, да и беременность… но сейчас тебе что мешает осчастливить его?

Я только моргала.

— Ладно. Это, в конце концов, ваши дела. Дождешься, что он с горя обвенчается с первой же потаскушкой — тогда вспомнишь мои советы. Мелви, ты ведь домой сейчас? Подхвати Деллу, она тоже в Пиблс останавливается, когда приезжает. А то скажут еще, что я выгнал уважаемую женщину, княгиню, и даже машину до аэропорта ей не выделил…

Мы с Мелви вышли молча. Плечом к плечу, как деревянные, едва не печатая шаг, промаршировали через кампус к парковке. Длинную черную «ланду» с застывшим подле нее индейцем в ливрее Маккинби я увидела издали. Он открыл перед нами дверцу, помог устроиться в салоне.

Мелви упорно молчала.

* * *

В аэропорту нас ждал маленький, но шустрый самолетик с гербом на фюзеляже. Белый баран на красном поле. Отчего-то я вспомнила некоторые правила геральдики. Понятно, что там делает баран. Но почему на красном поле? Ведь красный — цвет воинских заслуг, цвет ярости. А Маккинби получили герб за гуманитарную помощь, за поставки на Землю, раздавленную Катастрофой, миллионов тонн баранины.

Стюард предложил нам фреши, я взяла томатный, Мелви — яблочный. Жадно отпила и уставилась в иллюминатор. Самолет коротко разбежался и легко оторвался от земли. Мелви вздохнула и выругалась.

— Небось только сегодня узнала, что увольняешься? — спросила я.

— Нет. Вчера. Да на кой мне увольняться? По крайней мере, в ближайший год. Ну да, я на третьем месяце. И что? Я еще полгода могу работать. Потом ушла бы в отпуск и вернулась, Лайон как раз присмотрел дом в Мадриде. И нате вам. Лайон вчера получил новое назначение. Его снимают с округа и забрасывают на долбаную периферию. На равноценную должность — командующим новым, свежесозданным округом! Доверие оказали, понимаешь? Нет у нас второго такого мастера, спаси-помоги, добрый дядюшка Лайон! Орден потом дадим! Вот подляна… Он же хотел на пенсию. А с нового округа ему просто долг не позволит уйти, пока там все не наладит. Значит, еще минимум пять лет. И мне придется лететь с ним, иначе будем видеться в лучшем случае раз в полгода…

— Я не заметила прослушку в кабинете.

— Ее нет. Сняли, там ремонт со дня на день.

— Кид… переезжает? — осторожно спросила я.

— Все хуже. Висит на волоске. Его капитально подсидели.

— И Мэдлин имеет к этому отношение?

Мелви покачала головой:

— Дел, если кто на Сайгоне и был мафией, так это Греи. Уже сто лет назад они там могли решить любой вопрос. Наши очень долго их окучивали. И все, чего добились — патриарх согласился посадить резидентом своего малахольного сынка Себастьяна, творческую личность, а попросту говоря, лентяя, которого уже и не надеялся пристроить к делу. Для надежности женил его на хваткой дамочке из проверенной семьи. От этого брака родился сын, Хорас Грей. Вроде бы весь в дедушку рос, бандит бандитом. Но постепенно Себастьян начал меняться. Он то ли повзрослел, то ли ему как раз такого занятия не хватало — стал очень даже неплохим резидентом и вместо интересов семьи отстаивал в первую очередь интересы нашей разведки. А еще та самая творческая личность из него поперла — Кид неспроста сказал, что Себастьян был с идеями. Он такие комбинации проворачивал… И Хорас тоже показал себя достойным наследником отца, а не деда. На этой почве у них пошли трения с родней. Совмещать криминальный бизнес со шпионажем опасно для бизнеса, сама понимаешь. Тут еще Себастьян с женой развелся. А Хорас познакомил его с Рут Рассел, полусестрой Джимми Рассела. Старший Грей запретил сыну даже думать о браке с полуэльфийкой, а тот сделал назло. Семья уже всерьез обиделась, но пока все думали, как бы Себастьяна поставить на место, он взял да просто выдавил своих дорогих родственничков из Сайгона. Опираясь на нашу разведку — аккуратно, без стрельбы, все-таки не чужие люди… Родились две дочки, все шло как по нотам. Потом Хорас Грей привел Билла Николса. Сказал отцу: кто-то должен быть «смотрящим» с нашей стороны, а Билл справится. Никакого криминала за Биллом не было. Так, сомнительные связи, не более того. Работал он поначалу на капиталах семьи Грей, его Хорас обеспечил. И я тебе честно скажу — все было нормально. Ни к Себастьяну, ни к Хорасу, ни к Николсу у Земли претензий не было. Да, они вели там свои игры, но все в рамках дозволенного, а местами даже и желательного — я имею в виду контрабанду, которую Николс действительно подмял под себя. Мы исправно получали информацию самого лучшего качества, все задачи влияния выполнялись безупречно, вплоть до того, что через Греев иногда удавалось спасти наших агентов, которые провалились в Шанхае. Твой знакомец Вэнь сумел бежать, когда в последний момент по собственной инициативе к его побегу подключился Себастьян. Грей за это получил орден, потому что Вэнь вывез ценнейшего специалиста. А год назад все рухнуло. Пришел некто с армейским пулеметом и сделал из семьи решето. Это убийство до сих пор толком не расследовано. И оно вскрыло такое, что всем поплохело. Конечно, первые кандидаты — конкуренты Николса. Но сам он не пострадал и даже забрал куда больше влияния. Второй кандидат — Николс, но это слишком явно.

— А Мэдлин сотрудничать не спешит.

— Вот именно. Она в бегах. Возникает ниоткуда, исчезает в никуда. За ней гоняются наши, очень хотят поболтать, а ничего не получается. Она — третий наиболее вероятный кандидат. Да, чисто теоретически именно она в течение первых двух месяцев после гибели отца закрывала его миссии. Сколько она знает — страшно и предположить. Но вот о том, что за ней охотятся китайцы, — я узнала, например, конкретно из твоего письма. Ни Николс, которого она, исходя из твоих данных, хочет свалить, ни китайцы ею вовсе не интересовались.

— А Кид?

— Это самое сложное. Он до последнего ее прикрывал. То, что Мэдлин до сих пор не сцапали, его заслуга. И подставила его, фактически, она.

— Чё, славная девушка.

— Угу. Конечно, теперь-то Кид очень хочет ее видеть. У него к ней вопросы накопились, мягко говоря. Она с таким двойным дном, что я при встрече первым делом прострелила бы ей коленку. Ну так, на всякий случай, чтобы не убежала.

— Что характерно, Август ее тоже выгораживает.

— Август! — Мелви фыркнула. — Делла, не будь наивной. Август мужчина. Настолько умный мужчина, что способен приручить даже гремучую змею — ну, ему так кажется… Естественно, он не видит в Мэдлин врага — ведь он-то с ней всегда справится. Опять же, детские воспоминания. Опять же, красивая. А он же считает, что раз красива, то и умна, а раз умна, то способна осознать убедительность его аргументов. И никак ты эту стену не прошибешь.

Я сунула пустой бокал в отделение для грязной посуды. И вовремя: самолет ухнул в воздушную яму. Красивое лицо Мелви исказилось, она успела пробормотать «ненавижу…» и раскрыть гигиенический пакет. Я отвернулась, чтобы не смущать ее, ну и чтобы не проблеваться за компанию. Рвота — это весьма заразный процесс, как и зевота.

Когда самолет выровнялся, Мелви отругалась — и на свою беременность, и на воздушные течения. Стюард убрал осколки ее бокала вместе с лужицей сока и принес лимонад. Я попросила себе кофе-ристретто — не знаю, кому как, а меня крепкий кофе всегда избавлял от тошноты. Мелви голодными глазами проводила мою чашку и пожаловалась, что врач запретил ей кофе до самых родов. Теперь она только нюхает и копит слюнки.

— У Августа опять проблемы? — спросила я незначительным тоном.

— Ты меня об этом спрашиваешь? — засмеялась Мелви.

— Больше некого. — Я отпила кофе и глубоко вздохнула. Звон в ушах прекратился. — Он перестал откровенничать со мной.

— Бережет? — Мелви хихикнула.

Я пожала плечами.

— Девица действительно настолько плоха?

Мелви кашлянула. Потом отвернулась:

— Ну, строго говоря, Кид преувеличивает. Мы вчера спорили с ним, сказать тебе или нет. Я была против. Что-то мне кажется, ненадолго это. Опять же, если Август тебе ничего не говорит… Если бы намечалось что серьезное — ну неужели он не предупредил бы тебя?!

— И зачем мне нужно знать о его личной жизни?

Я старалась говорить равнодушно, но получилось холодно. Мелви поняла меня по-своему.

— Дел, не принимай близко к сердцу. — Вздохнула. — Кид вечно как ляпнет…

Я отставила пустую чашку и расправила юбку на коленях.

— Личная жизнь Августа меня никак не касается. У нас деловые отношения. Причем не столько даже с ним, сколько с его семьей.

— А контракт ты продлевать не стала, что ли?

— Стала. Но контракт давно уже просто фикция. Август не взял ни одного расследования с того момента, как мы вернулись с Саттанга. Повышал квалификацию, занимался бизнесом, а работа его не интересует. Он даже в кларионский офис взял второго секретаря и наконец-то поладил с ним. Я не нужна и на этом направлении тоже. Я думала, он клюнет хотя бы на загадочную Мэдлин Рассел-Грей, тем более когда-то был в нее влюблен, — не-a, не купился.

— А тебе хотелось?

— Как сказать… Скорее да, чем нет. Я уже озверела от размеренной жизни. Мне уже начинает казаться, что моя постоянная возня с Огги — не столько материнская привязанность, сколько форма защиты. Прячусь в своего ребенка, чтобы не вспоминать, кто я такая… И что за девушка?

— Только не смейся — филолог.

— О-о! — Я закатила глаза. — Надеюсь, она хотя бы настоящий филолог?

— Специалист по древнекитайской литературе.

— Ага…

— Да, Август познакомился с ней полгода назад. Аккурат когда ты забросила учебу. Ты торчала в Пиблс, а он пять дней в неделю жил в Мадриде и каждый вечер ужинал с ней. Что любопытно — не приводил к себе домой. А ужинал в «Соловье», прикинь!

— Что за «Соловей»?

— А, ты не знаешь. Ресторанчик для взрослых. В том смысле, что его облюбовали преподаватели и избранные старшекурсники. Мы с Кидом там частенько бываем. Отличная кухня, посредственная винная карта, превосходный турецкий кофе. Август сначала ходил туда с нами, а потом как-то пришел с девицей. Сказал, что студентка, но знающая, он пригласил ее, чтобы в комфортной обстановке разобраться в одной узкой теме, бла-бла-бла. Когда он уезжал, девица пыталась общаться с нами — Август ее представил, она и возомнила, что мы, конечно, будем рады ее развлечь. Кид проговорил с ней весь вечер и больше не захотел. Как по мне — типичный пример филологини с амбициями. С одной стороны — опупенное ощущение собственной значимости для мира, с другой — все-таки неплохая квалификация по специальности. По-китайски шпарит без акцента, классику знает назубок. Пару месяцев назад она получила диплом, а тут как раз вы с Августом решили вернуться на Таниру. Так она поперлась за вами, а поездку ей оплатил Август.

Я вспомнила, что после возвращения на Таниру Август чрезвычайно редко ужинал дома… Приходил обычно под утро, со мной держался невозмутимо и дружелюбно, но ни словом не заикался о том, где пропадает каждый вечер.

— Надо полагать, она красивая.

— На мой взгляд, ты лучше.

— Мелви, моя внешность значения не имеет.

— А мне интересно, что скажет эта фифа, если ты пойдешь и зарегистрируешь свой индейский брак. В одностороннем порядке. С тем набором документов, какой вы привезли с Саттанга, ты можешь это сделать.

— Надо?

— Не знаю. По-моему, лучше все-таки немного выждать. Кид считает, что надо.

— Мне уже интересно, что Киду сделала эта девушка.

— Ничего. Просто он сочувствует тебе.

— И потому советует влезть в неприятности и на пустом месте поссориться с Августом? Прикинь, мой босс подумывает жениться, а тут я ему подбрасываю лишнюю проблему.

— А может, он не думает жениться. Может, он уже не знает, как от нее отделаться. Она же с Таниры поперлась за вами следом. Остановилась в Эдинбурге.

— Опять платил Август?

— Естественно.

— И где основания считать, что он не знает, как отделаться? По-моему, его все устраивает.

— Дел, если б устраивало, он познакомил бы ее с семьей. Не забывай, теперь это и мои дела — я ведь тоже член семьи.

— Она ж тебе понравилась?

— С чего ты взяла? Кид преувеличивает ее недостатки, но и того, что вижу я, хватает! Она типичная образованная дура с филфака. Я не хочу видеть ее на наших семейных праздниках. А Август, между прочим, любимый внучатый племянник Лайона, и уже поэтому его жена автоматически вхожа в наш дом.

Я помолчала. Очень хорошо подумала. Потом все-таки сказала:

— Мелви, а почему эту проблему должна решать я? Тебе не нравится девушка — вот ты от нее и избавляйся. У тебя влияния на Августа едва ли не больше моего.

— Делла, ну как ты не понимаешь…

— Отлично понимаю! — Я чуть повысила голос. — Ты просто хочешь остаться чистенькой. Тебе не хочется, чтобы Август помнил, как ты поссорила его с подружкой, вот и подбиваешь меня. Вроде как я вмешаюсь, а ты ни при чем. У меня будет репутация стервы и интриганки, а ты на моем фоне будешь ну просто ангелом. Нет уж. Я желаю Августу всяческого счастья. Ему давно пора жениться. Почему бы и не сейчас? Почему бы и не на этой девушке? Роман для него феерически долгий, значит, там все серьезно, и чего ради я буду их ссорить?

Мелви не обиделась. Только фыркнула:

— Ну-ну. Я погляжу, что станет с твоим положением, когда Август наконец рассекретит свои отношения с этой штучкой.

— Разъедемся в разные стороны и останемся друзьями, — сказала я. — Все равно рано или поздно это произойдет. Мел, ну глупо думать, что мы вернемся к прежним ролям — великий инквизитор и его верная ассистентка. Мы оба переросли эту игру и должны искать новый путь. Каждый — свой путь.

— А что будет с базой Чужих на Саттанге? Насколько я помню, она ваша общая.

— Общая только по документам. Я не вложила в нее ни гроша.

— Ой, Дел, хватит прибедняться. Ты вложила в нее свою кровь. Август просто на готовое пришел. Все нашли и подготовили ты и твой брат.

— А Август заплатил шесть миллиардов.

— И на этом основании ничего не должен вам с Крисом?

— Мел, послушай, не надо. Август нам действительно ничего не должен.

— Но я хочу понять!

— Хорошо. Ты в курсе, под какой процент он дал кредит Крису? Тот кредит, без которого Крис не смог бы оформить Дивайн на себя? Это беспроцентная ссуда. Август совершенно бесплатно спас моего брата и совершенно бесплатно спас меня. Еще и приплатил. Так что с нашей стороны было бы верхом бесстыдства предъявлять ему претензии.

— Крис с тобой согласен?

— Абсолютно. И довольно об этом. Уж такие вопросы мы вполне можем решить сами.

— Я разве спорю? Только ты мне вот что скажи: тебе самой не обидно? Ты столько вложила в Августа. То, что он стал похож на человека, — твоя заслуга. И все это теперь достанется другой?

— И пусть. Мне оно не досталось бы в любом случае.

Мелви только скрипнула зубами и откинула голову на спинку высокого кресла.

— Я дура, — призналась она. — Я исключительная дура. Ревнивая дрянь. Знаешь, сколько раз я проклинала себя за то, что тогда, в университете, сказала тебе правду про него? Вот что мне стоило промолчать? Глядишь, у вас все сложилось бы…

— Не сложилось бы. Промолчи ты тогда — и что? Он как был принцем, так и остался.

— И ты бы его бросила? Если б уже успела привязаться?

— Моментально. Потому что сочла бы скрытность подлостью.

Мелви очень тяжело вздохнула:

— Тогда дура — ты.

— Да я-то с чего дура? Мел, Август никогда не увлекался мной всерьез. Ты права — я заставляю Августа быть похожим на человека, хотя бы временно, только для него это сущее мучение… Да, на него иногда находит что-то, но ненадолго.

— Ах, все-таки находит?

— Слушай, я не хочу об этом.

На губах Мелви заиграла хищная улыбка. Я влипла. Ладно, как-нибудь переживем.

— Не хочешь — как хочешь, — легко согласилась она, и в самом этом согласии крылся подвох. — Можем поговорить о чем-нибудь другом.

— Да-да. Вернемся к нашим баранам.

— К китайским?

Мы засмеялись. Да уж, хороша игра смыслов — если вспомнить, что в гербе Маккинби аккурат китайский баран и красовался.

— Расскажи про Мэдлин Рассел-Грей, — попросила я. — Если уж мы взялись обсуждать женщин, то лучше ее.

— Я мало знакома с ней. Она всегда одинаковая.

— Что ты слышала о ее детях?

— Дети, — кивнула Мелви. — Вроде бы двое. Вроде бы растут в баснословно дорогом и престижном интернате.

— И какие проблемы узнать? Их же внешность выдает. Нельзя выяснить, где учатся двое эльфов?

— Нигде не учатся, — ответила Мелви. — Лично узнавала.

— В Куашнаре?

— Если только.

— Не в том ли интернате, который якобы затопило и из которого Билл Николс забрал двух чудом спасшихся мальчишек? По странной случайности никто больше не выжил. Ни учителя, ни персонал, ни другие дети. Только эти двое.

— Знаешь, на мой взгляд, это слишком откровенный шаг для Николса. Он мужик-то продуманный.

— А если он считает Мэдлин сумасшедшей? — предположила я. — Допустим, она на почве мести за отца свихнулась. То, что она рассказывает, вполне тянет на манию преследования… Николс знает Мэдлин давно и хорошо, может сравнить то, что было раньше, с тем, что есть сейчас. И он просто спасает детей от нее.

— Дел, тогда ты права, и они его родные дети. Иначе ему пришлось бы оформлять им фальшивые документы, а это — готовое обвинение в киднепинге. Значит, у него есть законное право удерживать детей у себя.

— Кстати, кто натравил на него федералов?

— Спроси у Кида, — посоветовала Мелви с многозначительной улыбкой.

— Понятно. Те же, кто подсидел его. И ты совсем ничего не знаешь?

— Верь не верь — совсем. Только вчера услышала. Вместе с известием об увольнении. Аккурат после слов, что мой рабочий допуск аннулирован.

— И как Кид собирается решать трудовой спор? Вот так взял и уволил?

— А у меня отпуск за два года не гулян. Формально я в отпуске.

— Ладно… — Я выбила пальцами дробь по подлокотнику — и резко сжала кулак. Жест, подхваченный у Августа. Нет, целых два жеста. Он точно так же делал, когда ловил себя на том, что стучит пальцами.

— Конечно, я сама не успокоюсь, — буркнула Мелви. — Просто теперь мне придется тратить больше времени на сбор информации.

— Еще Йена Йоханссона надо будет тряхнуть.

— Это ты сама.

Я покивала.

— Что-то у нас не складывается, — сказала я. — Есть куча фигур, и каждая ведет себя наиболее глупым для ее положения образом. Но фигуры-то — далеко не дураки. Значит, мы неверно понимаем их положение и роли в игре. Так?

— По-моему, у нас просто не хватает данных.

— А ты знаешь, каких именно?

— Если бы знала, добыла бы. Мне, как бы тебе сказать, не понравилось, что меня уволили. Я понимаю, Кид выводит из-под удара всех, кто ему симпатичен, но это означает, что сам он уже сдался. То есть для себя он выхода не видит. Если, конечно, ему на блюдечке не принесут чертову Мэдлин.

— А ведь я ее вот так близко видела…

— М-да… — Мелви только вздохнула.

— Я смотрю, ты и мысли не допускаешь, что она могла говорить правду.

Мелви покачала головой:

— Я быстрей поверю в то, что Николс действительно украл ее детей, а помогал ему в этом Хорас Грей. И Мэдлин, не сумев договориться с братом, навела киллера на него, чтобы Николс понял, как все серьезно. Не рассчитала и заодно угробила отца, мать, сестру… Дел, она слишком спокойна для женщины, которая разом потеряла всю семью. Такое спокойствие демонстрируют убийцы. Это у них бывает — а-а, не знаю, куда жена пошла, мы поссорились, она оделась и выбежала, крикнув, чтоб я забыл о ее существовании. А жена в это время лежит в ванне, порубленная кухонным топориком.

— Меня волнует то, что интрига развернулась на самой границе Шанхая, а китайцы вроде как и ни при чем. То есть их интересов я тут не вижу.

— А Мэдлин тебе эти интересы подкинула. И заметь — она не узнавала, какое отношение ты имеешь к делу. Она просто вывалила на тебя инфу, про которую кто-нибудь умный мог сказать — странно, что ее нет.

— Вот тут ты ошибаешься. Этого не было в моем рапорте. Мы познакомились с ней чуть раньше, накануне. И разговор у нас был именно про китайцев. Собственно, про то, как относятся китайцы к новому императору и что он за человек… Между прочим, вспоминая Сайгон, Мэдлин вообще не упомянула Николса, даже намеком. Она говорила только про китайцев. А про Николса мне на следующее утро рассказал Йен Йоханссон. Кстати, Август считает, что свалить Николса можно одним способом — поссорить его с китайцами. Я абсолютно уверена, что у него свои источники информации, он не обсуждал тему с Мэдлин. А она потом сказала практически то же самое.

— Вообще… Знаешь, в чем ты права? Действительно странно, что китайцы не пытаются найти свой интерес в заварушке. Не помню случая, чтобы они упускали шанс. А тут им в руки идет Сайгон. Наша агентура там частично выбита, частично бежала, под Николсом земля горит, а китайцы как будто не замечают.

— Так, давай попробуем свести то, что у нас есть. За Николсом охотятся федералы: они считают его нашим беглым преступником. Куашнара его не отдает: он сдерживает как китайцев, так и наш криминалитет. Китайцы не отдают, потому что их до сих пор никто не просил об этом. Николс воспитывает двух явно эльфийских мальчишек, называя их приемными. Йоханссон утверждает, что в составе китайской делегации нет ни одного прогрессиста, сплошь консерваторы и помощники старого императора. Мэдлин утверждает… Кстати, она действительно должна была переводить?

— Да.

— Мэдлин принимает назначение, затем узнает, кто прилетел, и начинает метаться. Она утверждает, что в числе помощников делегатов прилетели люди, ответственные за убийство ее отца. Заметь — китайцы.

Причем не мафия, а чиновники. Она сдает несколько коррупционных схем, но ни словом не заикается о приемных детях Николса. Кида подсидели, и подсидели из-за Мэдлин. Николс — протеже семейства Грей. Это семейство открестилось от Мэдлин, она пользуется помощью Расселов. Близкая подруга Расселов утверждает, что были слухи, будто у Мэдлин двое детей от Николса, и он их выкрал. Что тут лишнее?

— Дел, ты как хочешь, но детская история — лишняя.

— Вот и мне так кажется.

Я потерла лоб, потом глаза. Когда ж они перестанут чесаться?

— Пока мне ясно одно. В нашей разведке есть два лагеря. Тот, к которому принадлежит Кид, поддерживает Мэдлин. Не знаю, может, ее прочат в агенты влияния куда-то на самый верх Шанхая. Да хоть во дворец, неважно. Второй за ней охотится и пока явно пересиливает Кида. Этому лагерю — если верить, что Кид озвучил их позицию, просто для нашего сведения, — выгодно, чтобы Николс оставался на месте, а шанхайскую делегацию приняли как дорогих гостей. По всей видимости, в этом же заинтересован и новый император, что странно, учитывая его отношение к отцу. Все это меня беспокоит, потому что китайцы — дивно логичная нация. Зачем, спрашивается, посылать людей, которые ненавидят Землю и не пойдут на компромисс, если нужно договориться? Зачем крышевать Николса, если нужно свалить чиновников старого императора? Значит, либо у молодого императора совсем другие планы, либо у нас не хватает нескольких звеньев.

— Что, в общем, одно и то же. Дел, давай ткнем пальцем в небо? Сейчас приедем, спросим у Лайона. Он вообще ни при чем. И может что-то увидеть именно потому, что посторонний.

— Я готова не только у него спросить, а даже у леди Памелы.

Мелви засмеялась. Да уж, хочешь услышать ответ младенца — спроси у нее.

Но ведь устами младенца глаголет истина…

* * *

— Девочки, китайцы — одна из самых понятных культур, — говорил Лайон Маккинби. Он ломал хлеб на маленькие кусочки, обмакивал в соус и поедал их так аппетитно, что мне тоже хотелось, но я терпеть не могла этот соус. — У них фактор человеческого каприза крайне незначителен. Одна фигура значима, только если она стоит на самой вершине. И то капризы там мелкие — женщины определенной внешности, экзотическая еда, всякая роскошь… Значение в Китае имеют не большие люди, а большие идеи. Если личность выдвинулась, значит, она проводит большие идеи, понятные и приятные государству. Это не европейская культура, где отношения зачастую выстраиваются на личной симпатии. В Европе к государствам порой относились как к людям. Приписывали им зависть, обиду и так далее. В Китае, равно как и в любой другой огромной стране, это неестественно. Государство больше человека. Достаточно взглянуть на то, какую площадь занимал древний Китай, чтобы это понять. В Европе авантюрист мог за сутки-двое уехать в другую страну, враждебную исходной. В странах вроде Китая это невозможно. Потому и зависимость человека от государства была совсем другая.

Мы с Мелви слушали его размеренную речь. Не знаю, о чем размышляла подруга, а я думала: какая к черту пенсия, в Военный университет ему надо, преподавать. Только прикладники умеют формулировать свои мысли так четко и емко. Учатся этому в боевой обстановке.

— Так вот, применительно к нашим баранам. Китайцы очень не любят шпионов. В силу своей огромности у них мощное чувство собственной территории, собственного государства. Если Европа еще в Средние века привыкла, что соседи с двух сторон могут перекликаться через страну между ними, то Китай всегда варился в собственном соку. В Европе принцип невмешательства в дела соседа пришлось насаждать силой. Для китайца само представление о том, что иностранец может манипулировать внутренними процессами в его стране, — дикость. Дикость и невыносимое хамство. Не стоит забывать, что европейцы постарались укрепить китайцев в этом мнении. Опиумные войны, иезуитская миссионерия и так далее. И таков весь истинный Восток. Они проще относятся к воинственным ордам, вторгающимся в их страну, чем к шпионам.

— Грей много лет был шпионом и сидел на сопредельной территории, — напомнила Мелви.

— Во-от, — Лайон поднял палец. — Китайцы не считают наблюдателей, каким был Грей, настоящими шпионами. Ну, пусть глядит. Порой их даже смешат иностранные соглядатаи, они слегка издеваются над ними, придумывая для них китайские имена-прозвища, вроде Розовые Уши или Бородавка Под Глазом. Как правило, такие наблюдатели страдают только во время тотальных чисток, и то их чаще высылают, чем казнят или убивают. На чужой территории китайцы чистки не проводят. Но если человек начинает вмешиваться в их дела, совершает действия, которые могут вызвать изменения во внутренней политике, — он в большой опасности, где бы ни находился. Его достанут где угодно и накажут.

— То есть, когда Грей докопался до отмывочных схем… — начала было Мелви.

— Или что-то еще. Николс вовремя переметнулся на китайскую сторону и поэтому выжил. Но к нему тоже относятся плохо. Им пожертвуют без колебаний. Я допускаю, что сведения против себя нашим федералам он сбросил сам. Для него земная тюрьма означает шанс выжить. Но он еще побарахтается.

— Хорошо, а делегация? — спросила я.

Лайон отмахнулся:

— Это изгои. Император таким образом решает свою внутреннюю проблему. Китай всегда был ориентирован вовнутрь, а не вовне себя. Свойство больших стран, которым не нужен компромисс решительно со всеми соседями. Какие полномочия у этих делегатов? Их выпроводили на увеселительную прогулку. Туда, где они не смогут лишнего шага сделать без присмотра федеральной безопасности. Я бы еще вот над чем подумал: нам прислали людей, с которыми невозможно договориться. Но мы будем пытаться. Над проблемой будут работать лучшие умы. Не отвлекающий ли это маневр? Хотя скорей всего их просто выслали на время. Оторвали от рычагов управления, лишили шанса влиять на внутренние процессы здесь и сейчас. Вернувшись, они окажутся никем. И если не осознают этой важной мелочи, то станут трупами. Шанхаю сейчас нужен внешний опыт, и внешняя торговля тоже. Для решения этой задачи они приглашают к себе нашу делегацию. Я видел список. Там хороший подбор специалистов, все понятно и логично. А китайские делегаты пусть у нас поболтаются, чтобы дома не мешали. Очень простое, эффективное и красивое решение. Кстати, императору совершенно наплевать, что мы будем ломать головы над этой загадкой. Если он узнает, как мы озадачены, только посмеется.

— А если мы поймем его неправильно, выдумаем лишнее и наделаем глупостей?

— На-пле-вать, — повторил Лайон. — Уясните эту простую концепцию, милые дамы, и вам откроется Истинное Знание. Или Высшая Истина, я забыл.

У меня в голове будто щелкнуло что-то. Вспомнила, какую выволочку однажды схлопотала от Лайона Маккинби, будучи юным и самоуверенным лейтенантом. «Уясните эту простую концепцию, лей-те-нант!» — рычал Лайон шикарным басом, оправдывая свое имя.

Он ведь тогда до меня — снизошел. Генералы не песочат лейтенантов, они их в упор не видят. Много позже я узнала, что его первая жена — такой же, как я, разведчик-«тактик» — погибла в бою. И с тех пор Лайон, когда молодые лезут очертя голову в пекло, воспринимает это как свою персональную ошибку… А иначе черта с два он стал бы персонально возиться с молодежью, растолковывая детали, которые всякой мелюзге и знать-то не положено.

А теперь мы сидим за одним столом чисто по-родственному, и за плечами у нас много-много всякого-разного. И генерал благоразумно женат на разведчице, которая в поле не пойдет. И у них с Мелви понятно, что впереди, только у меня — пустота.

Стало вдруг холодно.

— Так, — кивнула Мелви, — а дети? Дети Николса?

— Это не ко мне. Может, у него и вправду были отношения с Мэдлин. Но устранить ее он пытается не из-за детей, а из-за бизнеса. И не обязательно он — возможно, его китайские партнеры. Общие дети — не повод убивать, а лишний шанс договориться. Значит, проблема не в детях.

…После ужина мы с Мелви пошли в сад.

— Ну? — Я посмотрела направо, где в любимой беседке леди Памелы горел фонарик. — Проверим версию с младенцем, который глаголет истину?

— А нам есть что терять?

— Конечно. Если Памела переволнуется и будет плохо спать ночью, на нас обидится Скотт Маккинби.

Мелви пофыркала, но направилась к беседке.

Мы очень старались изложить для Памелы всю историю так, чтобы опустить максимум шокирующих подробностей. Но леди все равно испугалась и возмутилась. Выслушав прочувствованную тираду о том, что совершить такое преступление, как расстрел безоружного семейства, могла только китайская мафия, Мелви сумела вставить словечко:

— Леди Памела, а дети Николса?..

— Это дети чьи угодно, только не Мэдлин, — категорично ответила та. — Потому что, девочки, вы очень молоды. Делла всего два месяца как мать, а тебе, Мелви, еще только предстоит ею стать. Мать никогда не бросит детей. Николсу достаточно было пригрозить детям, чтобы Мэдлин пожертвовала собой и приехала куда сказано. Но раз она по-прежнему в бегах, значит, детьми ее не шантажируют. Значит, это не ее дети.

Я деликатно промолчала, а Мелви продемонстрировала чудеса забывчивости. По нашим лицам никто не смог бы угадать, о чем мы думаем. Леди Памела Торн была второй женой Скотта Маккинби Старшего. Она вышла замуж в двадцать два года, несколько месяцев радовала немолодого супруга детской непосредственностью, а потом забеременела. По неизвестной причине беременность сильно огорчила ее, до такой степени, что развилась депрессия. И тут очень не вовремя до Памелы дошла новость о трагедии в семье. Леди Элен, матушка Августа, родила второго ребенка, но его по нелепой случайности уронили в клинике: один шанс на сто миллионов, и он выпал семье Маккинби. Малыш погиб. Эта беда добила несчастную леди Памелу. Когда ей после родов показали младенца, она заявила, что это не ее ребенок, она вообще не была беременной, и это, наверное, ребеночек Элен, зачем врачи врут, будто он умер, надо немедленно отдать его матери… Словом, так вышло, что новорожденного действительно забрала леди Элен, а леди Памелу доставили в закрытую клинику, где она провела следующие три года.

Алистер Маккинби называл Элен мамой, ее мужа папой, ее детей — братьями и сестрами. Ни родная мать, ни родной отец нисколько им не интересовались: растет и растет парень, все замечательно, беспокоиться не о чем, другое дело леди Памела, вот кому худо-то. Само собой, такое отношение к ребенку возмущало и леди Элен, и Марка Маккинби, который своего тестя и без того не особенно любил.

Алистеру было три, когда леди Памелу наконец отпустили домой. Разумеется, сына ей тут же привезли. Она похлопала на него большущими глазами, сказала: «Какой очаровательный малыш». И все. Алистер остался в семье сестры. К его десяти годам леди Памела оправилась окончательно, а Скотт Маккинби Старший привык, что детей у них нет — и лучше не надо. Тут-то леди Памела и изъявила желание воспитывать сына. Алистеру сказали правду, он страшно обиделся, но при встрече вел себя прилично. Леди Памела поиграла в него, как в куклу, убедилась в полной своей материнской несостоятельности и вернула Алистера в привычную ему обстановку.

Следующая попытка как-то сблизиться произошла уже по инициативе Алистера. Ему было шестнадцать, он созрел для того, чтобы самостоятельно выстраивать отношения со взрослыми. Целых полгода у него получалось быть примерным сыном. Леди Памела воспринимала его как любимого родственника, но быстро выучилась говорить правильные слова. Зато Скотт внезапно разглядел, что у него замечательный, только неотесанный сын. И взялся его воспитывать.

Алистер честно терпел. Потом огрызался. Потом он закончил школу и поступил в университет. Встретил необыкновенную девушку и немедленно на ней женился. Брак был настолько неравный, что Скотт Старший запретил даже говорить о нем. Единственный раз, когда он поссорился с леди Памелой — которая, надо отдать ей должное, нашла историю романтичной, а невестку хорошенькой. А Алистер психанул и отказался от семейной фамилии, превратившись в Алистера Торна. Под этим именем он начал службу в контрразведке, сделал карьеру и прославился.

Я уже два года отработала у Августа, когда семья наконец примирилась. У Алистера подрастали двое сыновей, и только увидев внуков, леди Памела наконец-то ощутила себя матерью.

А теперь она объясняет нам, что мать не может бросить своих детей.

Впрочем, леди Памела так загадочно устроена, что могла попросту забыть лишнее.

— Но почему они эльфы? — спросила Мелви.

Леди Памела улыбнулась:

— Наверное, это говорит о том, что Николс всегда хорошо относился к Расселам. Может, он был влюблен в Мэдлин, но безответно, и мечтал, чтобы у них росли такие красивые дети, их общие. Естественно, он подобрал мальчиков с эльфийской кровью, чтобы Мэдлин поняла — он не расист, никогда не обидит ее дурным словом об эльфах. И подбирал детей, конечно, у нас. Да вы спросите Джеймса Рассела, вот кто может знать.

Вот уж сказала так сказала.

А самое главное — попробуй возрази.

* * *

Перейдя Твид по пешеходному мостику, я остановилась. Опасливо поглядела вдоль улочки.

Я могла поклясться, что этой вывески тут еще вчера не было.

Прекрасно сделанная, ручной работы вывеска. Бутик походного снаряжения. Туристам по идее должно пригодиться, только не в Пиблс, а где-нибудь севернее.

Я подошла вплотную. Браслет не увидел меток. Ни одной. Вывеска была именно такой, как выглядела: подчеркнуто дорогой и вызывающе антикварной.

Шрифт. Я отдаю себе отчет в том, что совпадения и случайности возможны. Но этот шрифт я видела в одном-единственном месте. Им набирались заголовки эльдорадского «Голоса», уникальной газеты, которая, помимо сетевого тиража, выпускала и ровно сто бумажных экземпляров. Они ложились на столы правительства и самых влиятельных олигархов. А вчерашние номера отправлялись в библиотеки и подшивались в толстенные тома — для истории.

Постояв немного на пороге, я толкнула дверь и вошла. На пороге нет рамки. Ну-ну. Такой подход к оформлению и торговле — это расчет на самых взыскательных и богатых покупателей. Странно, что хозяева бутика расположились на улочке с сомнительным потенциалом. Ну кто сюда пойдет? Туристы? Они ходят по набережной. Если только Маккинби… Это же их любимый маршрут через город к церкви.

Из глубины магазинчика выскользнула девушка. Я напряглась.

Шатенка с довольно светлой кожей и серыми глазами. Коротко подстриженная, легкая и компактная. Только я видела, что волосы, брови, ресницы и кожа у нее высветлены. А шея такая же короткая, как у большинства эльдорадок.

— Могу я чем-нибудь помочь вам? У нас есть очень удобная обувь для прогулок по пересеченной местности, ваши ножки никогда не устанут. Ручаюсь, вы не отыщете аналогов даже в Эдинбурге или Лондоне. Производитель — Куашнара, и этот товар поставляют на всей Британии только нам.

Акцент. Едва уловимый.

— Простите, вы ведь недавно открылись?

— Да. Мы беженцы, переехали с Тюна.

Да-да. Уже верю. Я ведь точно знаю, на каких именно планетах в Эльдорадо используют диалект, который дает такой акцент. Четыре планеты, где практически нет этнических мексиканцев, зато можно встретить даже португальца, не говоря о пуэрториканцах.

— Наверное, по сравнению с Тюном вам кажется, что на Земле очень дорогая жизнь?

Девушка оглянулась, рассмеялась:

— Я понимаю вас. Но здесь нет ничего, что принадлежало бы нам лично. Мы зарабатываем для доминиканского ордена. Братья помогли нам перебраться сюда.

— У вас большая семья?

— Нет. Была большая. Но… Словом, нас осталось только двое. Я и брат. А вы ведь живете в поместье за рекой? Простите, если я бестактна. Просто брат часто удит рыбу в реке, здесь это не запрещено, и лицензия не нужна, если рыба не на продажу. Я относила ему обед и случайно видела вас, вы гуляли по другой стороне. Я запомнила, потому что у вас был чудесный жакетик, такой серенький. Я долго рассматривала вас — мечтаю сшить себе жакет такого фасона.

— Я не живу там. Бываю в гостях. Там живет семья Маккинби.

— О, это я знаю! Если бы не брат Скотт, наверное, мы бы не сумели выбраться с Тюна. А он помог нам приехать на Землю и дал работу в этом бутике. Чудесный человек!

Так-так. Брат Скотт — не иначе Скотт Маккинби Младший, для друзей просто Скотти, приор доминиканского монастыря. Скотти, между прочим, еще проницательней, чем Август. Даром что не светский инквизитор, а настоящий. Не могли эти ребята обмануть его, сказав, что они с Тюна.

— Удивительно, я раньше не замечала вашу вывеску, а ведь она очень броская.

— Броская? Правда? — Девушка просияла. — Вот и я говорила, что на такой богатой улице она непременно сработает. Потому что настоящая, а здесь такие люди, они видят и ищут только настоящее. Ее рисовал мой брат, он закончил только вчера вечером, а утром мы ее повесили. И вы сразу заметили! — Она помолчала. — Вы точно не хотите примерить ботиночки?

— Увы. Я случайно проходила мимо, у меня нет времени. В другой раз.

— Конечно! Мы открыты каждый день, кроме воскресенья, тогда мы ходим в церковь. Но если вам понадобится — наши комнаты здесь, можно войти с заднего двора, там очень чисто и маленький садик. Мы всегда откроем бутик для вас.

Я повернулась к двери. На створку из полупрозрачного стекла легла тень, я инстинктивно посторонилась. В бутик шагнул высокий угловатый парень, от него пахло рекой, в руке он нес садок с крупной форелью.

На мгновение мы встретились глазами.

И все друг о друге поняли.

Когда-то давно я арендовала у него такси как наемный водитель. Он держал маленький парк из девяти машин. Я выбрала симпатичный оранжевый хэтч, такой заводной, что на нем захотела прокатиться даже строгая генеральша Вальдес… Интересно, Мигелю потом вернули его машину? И с каким объяснением?

Я миновала его и вышла на крыльцо. У оградки были привязаны две сердитые собачонки. Я позволила им обнюхать меня и направилась к мосту.

В гостиной пили чай Август и леди Памела. Ну надо же, явился, гулена. Я не видела его с самого прилета на Землю — он доставил меня в Пиблс и немедленно свинтил куда-то, сказав, что будет занят и сам отзвонится, когда освободится. Освобождался без малого пятеро суток.

Август скучал, леди Памела гладила кота Барсика — на самом деле такого же сибирского киборга, как и наша собака Василиса, — и кормила его с ладони пирожными.

— Видела в городе бутик туристического снаряжения, — сказала я. — Сразу за мостиком. Поговорила с продавщицей. Уверяет, что они с братом бежали на Землю с Тюна.

— Ах, Делла, вы про этих несчастных беженцев? — встрепенулась леди Памела. — Скотти часто навещает их. Очень тепло отзывался о них, сказал, что люди набожные и скромные. А бутик орденский, орден только дал им работу и жилье. Боже мой, как мне всегда жалко беженцев! Что может быть хуже, чем оставить родину…

Я села, налила себе чаю.

— Да. Только они не с Тюна. Они из Золотого Мехико — это столица Эльдорадо. Приехали в столицу на заработки, родом-то они с Урату. А Тюн, сколько мне помнится, уже наша территория. Место, конечно, не самое богатое, но жить можно. Причем именно этот кусок границы всегда был спокойным, так что бежать оттуда особо незачем.

Леди Памела опешила.

— Делла, но вы ведь не хотите сказать, что они лгут? Не могут же они оказаться какими-то шпионами?

— Конечно, — встрял Август. — Люди бежали сначала из Эльдорадо на Тюн, и уже оттуда монахи помогли им перебраться сюда. Любой нормальный человек будет говорить полуправду — что приехал на Землю с Тюна. Потому что к эльдорадцам относятся с подозрением.

— Ох, Август, конечно, ты прав, — выдохнула леди Памела. — Конечно, так все и было.

— А зачем Скотти притащил их мало того что на Землю, еще и в Пиблс — его дело. Ему виднее, — добавил Август. — Может, они нужны ему именно здесь. Делла, можно тебя на минутку?

Мы вышли из гостиной. Август навис надо мной и очень строго сказал:

— Делла, хватит.

— Что именно?

— Хватит разводить паранойю. Недавно ты готова была обвинить Мэдлин едва не в государственной измене, сегодня нашла «шпионов» в двух шагах от дома… Ты соскучилась по работе? Понимаю. Но уймись. Эти несчастные могли здесь оказаться по тысяче причин, и ни одна из них не имеет к тебе отношения. Займись своими делами и прекрати лезть в чужие.

Я скрипнула зубами.

— Кстати, насчет чужих и своих дел. Ты ничего не хочешь мне сказать?

Август замялся.

— Делла, это преждевременный разговор. Еще ничего не решено. Впрочем… Ладно, как хочешь. Пойдем обсудим.

Повернулся и зашагал в кабинет. Огромный, но при этом грациозный, красивый и… чужой. Вроде все как прежде, только между нами больше не было той доверительности братьев по оружию, когда твой пол не имеет значения. Мы изменились. Август стал старше, уже не упивался работой. А я сделалась матерью и потеряла девичье бесстрашие, так похожее на мальчишескую отвагу.

Сказать, что я не любила его кабинет, — ничего не сказать. Все самое неприятное я выслушивала здесь. Но хуже другое: спустя некоторое время обычно выяснялось, что слышала я вполне приемлемые аргументы и предложения, в отличие от того, что предстояло узнать потом. Август меня так щадил, видите ли. Оберегал.

Август плотно сел за стол, сцепил пальцы в замок. В глаза не смотрел.

— Как ее зовут? — спросила я.

— Анна. Анна Лерой. Она шотландка, как и я.

— У вас, похоже, много общего.

— Да, просто удивительно. Нас свел вместе интерес к культуре Китая. Анна славная девушка. И умница. Тебе вправду это хочется знать?

— Не очень.

— И да, наверное… Впрочем, об этом действительно рано говорить. Делла, я хочу, чтобы ты знала одно: наши с тобой договоренности остаются в силе. Все.

— Анна это понимает?

— Да. К счастью, она совершенно лишена глупой женской ревности, когда спор идет не за секс, а за влияние.

— О. Тебе повезло.

— Я тоже так думаю.

— Почему ты скрываешь ваши отношения?

— Не скрываю. Просто не хотел афишировать, мне нужно было убедиться, что это всерьез и надолго.

— Я правильно поняла, что вероятность свадьбы ты все-таки рассматриваешь?

— Да, рассматриваю.

В его тоне, как и на лице, особой радости не виднелось.

— Есть небольшая сложность.

— Наш чертов индейский брак, — сказала я. — Как я и думала, помешает он тебе, а не мне.

— Ты права. Но это не помеха, это действительно просто сложность. Техническая сложность. Неудобство, не более того. Мне нужна твоя помощь.

— Конечно.

— Видишь ли, сам по себе этот брак ничего не значит. Формальность, причем этническая. Мы не регистрировали его здесь, и он не может помешать нам пойти и обвенчаться с кем угодно. Сложность в том, что мы подписали брачный договор. Он и только он имеет юридическую значимость. Опять же, сам факт договора не проблема, он легко расторгается. Но — спасибо Патрику! — по этому договору у нас есть совместное имущество. Кусок саттангской земли.

— У меня нет претензий на нее.

— Не сомневался, что ты так скажешь. Чтобы и у тебя не было сомнений — ты получишь компенсацию.

— Ни к чему.

— За беспокойство, связанное с разводом. Делла, погоди. Чтобы расторгнуть брачный договор, нам сначала надо зарегистрировать брак или отношения, приравненные к брачным. То есть договор должен вступить в силу. Если его просто аннулировать, не активировав, земля по умолчанию переходит к тебе — таково условие Саттанга. Нам придется сходить к судье и зарегистрировать индейский брак. Далее, по законам Саттанга я имею право взять вторую жену. Поэтому мне придется сыграть индейскую свадьбу с Анной. Думаю, Патрик не станет настаивать на полном чине, тем более что Анна не считается его родственницей или наложницей. Разумеется, мне придется условиться с Патриком, что Саттанг не будет иметь претензий, если имущество по первому брачному договору останется у меня. После этого я регистрирую индейский брак с Анной, мы с тобой расторгаем брачный договор, и я смогу отвести Анну под венец.

— Патрик денег попросит.

— Безусловно. Для этого мне и нужна твоя помощь. Делла, можешь сказать ему, что этот развод нужен тебе, а не мне? С тебя он ничего просить не посмеет, он слишком виноват перед тобой.

— Ясно. — Я сумела сохранить хладнокровие. — Нет проблем.

— Спасибо. И вот еще что. Анна летит со мной.

Я молчала. Август явно подбирал слова.

— Пока мы будем в Шанхае, я бы хотел, чтобы ты навестила Патрика и уладила с ним все вопросы.

Меня словно под дых ударили. Но я лишь сильнее выпрямилась.

— Я верно тебя поняла? — уточнила я самым нейтральным тоном. — Я в Шанхай уже не лечу?

— Нет, — отрубил Август. — Делла, у тебя крохотный ребенок. Глупо скакать по всей галактике с младенцем на руках.

Интересные дела. Совсем недавно возраст ребенка не смущал Августа ни капельки. Хорошо умеет вправлять мозги мисс Анна Лерой.

— А Саттанг у нас, конечно, в шаговой доступности. Но слетать туда-обратно — это, по-твоему, нормально.

— На Саттанг ты пройдешь через каналы Чужих. Это быстро. И тебе не понадобится даже брать ребенка с собой.

Я тихо закипала.

— К тому же ты будешь мешать мне в Шанхае.

— С этого и следовало начинать.

— Я полагал, что это очевидно и ты догадаешься сама.

А я полагала, что если послушаю его еще хоть минуту, то разговор закончится скандалом.

— Это всё? — спросила я, сохраняя внешнюю невозмутимость. — Мне еще Огги купать.

— Да, всё. Когда ты можешь съездить к судье?

— Когда угодно, но не раньше завтрашнего утра.

— Отлично. Так и договоримся. Я буду ночевать в Эдинбурге, поэтому встретимся сразу в суде, — он бросил мне визитку судьи и поднялся из-за стола. — Спасибо, Делла. Меня всегда восхищала твоя способность принимать факты как они есть. Не знаю, что я делал бы, окажись на твоем месте другая женщина.

— Да, конечно, — я выдала лучезарную улыбку и пошла к двери. — До завтра, босс.

— До завтра.

Кажется, я слишком быстро выскочила за дверь. Ничего, если Август что-то заподозрит, — скажу, что у меня схватило живот.

* * *

Послеродовая депрессия — отличная вещь, если распорядиться ею с умом. Например, захочется ходить в джинсах и кедах вместо дорогого платья, и ты всегда можешь сказать: «У меня депрессия после родов». Конечно, тебя будут жалеть, рекомендовать обратиться к врачу. Весьма утомительно строить кислую мордочку и помнить, что советчики искренне тебе соболезнуют, хотят как лучше. Зато, если выдержишь, ты можешь в любую секунду пуститься бегом по пересеченной местности, не опасаясь сломать каблуки или ноги.

Я бежала во весь дух, перепрыгивая через ямки, травяные кочки, бежала так, словно за мной гнались. Думать нечего возвращаться в таком состоянии. Меня мутило от ярости. Перед глазами уже красные круги плавали, но я не сбавляла ход.

В нескольких километрах от поместья я упала. И поняла, что больше бежать не могу. Я сидела на земле, тяжело дышала и почти наслаждалась болью в груди — она отвлекала.

Посидев немного, я опрокинулась на спину, раскидала руки в стороны. Лежала и глядела в небо. Налетел ветерок, я вздрогнула от озноба — на бегу вспотела, а теперь даже легкое дуновение прохватывало холодом до костей. Встав, поежилась и пошла обратно.

Наверное, я сумею восстановить душевное равновесие, пока иду. Если не сумею, то хотя бы устану. Я не знала, что мне теперь делать со своей жизнью. Будущее, которое казалось определенным, внезапно осыпалось ручейком блестящих и, увы, далеко не драгоценных осколков.

Только сейчас я осознала, насколько зависима от Августа. И как важно было, чтобы наши отношения сохранялись. В прошлом году отношения были важны для него, и он перевернул небо с землей, чтобы уберечь свой комфорт. А в этом он влюбился — и больше не нуждается во мне. Его тон стал пренебрежительным. Он даже не понимает, насколько обидными для меня были его слова.

Хотя, конечно, он идиот. Кретин. Такое ощущение, что думал не головой, а головкой. Ему, значит, нужен развод. Причем он хочет, чтобы эту проблему решила я — и результат принесла на блюдечке. Нормальный человек в такой ситуации улещивал бы меня — ведь, извините, я потрачу свое время, свои силы, и зачем? Затем, чтобы качество моей жизни заметно упало. А Август первым делом меня унизил. Лишил заведомо увлекательной поездки в Шанхай, высокомерно сообщив, что я ему там буду мешать. Прямым текстом дал понять, что мои интересы идут боком, от меня хотят избавиться, и неважно, что я при этом чувствую. Я как будто перестала быть человеком. Со мной больше не считаются.

Конечно, в теории мне было куда податься. Могу уехать на Сонно. Могу к родителям. А на практике, расставшись с Августом, я потеряю поддержку семьи Маккинби. Да, не сразу. Но через год максимум мне дадут понять, что я стала обузой для клана. Не сомневаюсь, что им хочется присвоить очередного князя Сонно. Но это не значит, что меня будут принимать как члена семьи. Скорей всего, они захотят, чтобы Огги привозила в гости Валери, его бабушка, благо она теперь не пьет с утра и пришла в разум. А я тут лишняя.

Ишь ты, все договоренности в силе… Какие?! Неужели Август думает, что я смогу жить в его доме как раньше? Что его жена не выпьет мне всю кровь? Ревности она лишена, ага. Все бабы лишены ревности, пока их статус сомнителен. Замуж выходят — и за свое держатся мертвой хваткой. Это сейчас мисс Лерой скромная. А станет герцогиней Кларийской — она уж покажет. Всем.

Мне пришлось сделать две передышки, пока я дошла до поместья. Все-таки нельзя брать такую нагрузку без подготовки. Я уже не та, что в семнадцать лет. А мне себя беречь надо, у меня крохотный ребенок.

И хотя бы ему я пока нужна.

* * *

Такой подляны от Августа я не ждала.

Вечер прошел более-менее терпимо. Вернувшись в поместье, я обнаружила, что меня поджидает группа индейцев. Опять. Я уехала с Саттанга, не подозревая, что он теперь навсегда со мной. А индейцы обрадовались, что у них появилась великая колдунья, и шли ко мне со всей галактики — за судом, советом, помощью. Наверное, будь я поумней, я бы послала к черту все их проблемы. Но я гиперответственная дура. Поэтому я их принимала и помогала. Вообще-то в любом правительстве такая работа с населением оплачивается, и весьма солидно. Но пройдоха Патрик Шумов был индейцем только когда ему выгодно, а когда невыгодно, внезапно становился типичным федералом, и в моем случае решил, что всякая индейская ритуальная фигня его не волнует. Поэтому визитеры платили по обычаю — мелкими подношениями в виде еды и одежды, иногда украшений.

С индейцами я закончила к ужину, но в столовую не пошла — меня мутило от стресса и усталости. Уложила спать Огги, прикорнула сама. Сна не было ни в одном глазу. Тогда я решила полазить по сети, поглядеть, что есть на Анну Лерой. За три часа нашлось довольно много, и я бы не сказала, что хорошего. Мутная дамочка оказалась. Настолько мутная, что я не поверила, при всей моей предвзятости, и побеспокоила жену брата. Мэг закончила филфак и сохранила прекрасные отношения с преподавателями, да и за новостями следила. Мэг мои подозрения только усугубила. Тогда я позвонила Мелви и поделилась с ней. Наконец, к часу ночи я стала задремывать. Естественно, сын решил, что настало его время, и раскричался.

До шести часов утра я убаюкивала его. В половине седьмого он наконец крепко уснул. Я еле доползла до кровати и упала, не раздеваясь. В восемь меня разбудила Санта, которую я накануне предупредила, что утром еду в Эдинбург. Настроение было такое, что лень даже причесываться, не говоря уже о макияже. Я влезла в джинсы, кеды и толстовку, волосы разобрала пальцами, посмотрела на себя в зеркало — ну и чудище! — и на такси помчалась в суд.

Август, как назло, являл собой образец ухоженности. Он всегда выглядел холеным, но сегодня просто через голову прыгнул. Критически оглядел меня, заметил:

— Думаешь, эти обноски можно считать подвенечным нарядом?

— Подвенечный наряд у меня был на Саттанге.

— И ты надеешься, что судья поверит в любовь между нами?

— Зато через пару месяцев он не спросит, почему мы хотим развестись.

— Делла, мне кажется, ты напрасно это сделала.

— Слушай, я — мать-одиночка и меня тошнит от слова «любовь». В моем понимании это синоним слова «ложь». Ясно? Я не нанималась играть влюбленную. Или так, или разбирайся со своими проблемами сам!

Кажется, до Августа дошло, что у меня плохое настроение.

Судья, женщина чуть постарше меня и не в пример лучше одетая, скептически глянула на невесту, но вопросов задавать не стала. Внимательно изучила документы, которые ей передал Август.

— Вы хотите зарегистрировать обычный брак на базе этого, или?..

— Или, — коротко ответил Август.

Судья молча зарегистрировала нас как партнеров, состоящих в отношениях, приравненных к брачным. Внесла в реестр наш брачный договор. Сухо поздравила. Август кивнул, собрал документы и вышел из кабинета. Я замешкалась. Перехватив красноречивый взгляд судьи, весело сказала:

— Не пойму, у кого из нас послеродовая депрессия.

— Ах, у вас недавно родился ребенок? — Судья оттаяла.

— Да. Сын. Очень беспокойный малыш. Всю ночь спать не давал.

— Понимаю. У меня вторая дочь тоже беспокойная была. Но к году все прошло. Ничего страшного, если младенец плохо спит по ночам, поверьте.

— Да, спасибо, — я тепло улыбнулась ей и вышла.

Август ждал меня на парковке, нетерпеливо похлопывая себя по бедру свернутыми в трубку бумагами.

— Мне пришлось сказать, что у тебя послеродовая депрессия, поэтому мы оба выглядим неадекватно, — сообщила я.

Август не отреагировал. Просто открыл передо мной дверцу в салон.

— Поехали, мы уже опаздываем.

Я успела сесть, поэтому мой вопрос «куда?!» прозвучал, уже когда Август выехал с парковки.

— На завтрак.

— Я завтракала!

— Это деловая встреча. Делла, соберись, пожалуйста. Мало того, что ты выглядишь, как чучело с блошиного рынка, ты еще и несешь всякую чушь.

Я промолчала. Я слишком ответственная и дисциплинированная.

Август привез нас к одному из самых престижных ресторанов в старом Эдинбурге. Вид на бухту, собственная парковка, меню на бумаге в кожаных обложках и так далее. У меня свело челюсти от дурного предчувствия.

— Надеюсь, там дресс-код и меня не пустят, — пробормотала я, озирая фасад.

— Пропустят.

Делать нечего, я поволоклась за ним.

Столик, разумеется, был заказан. И за ним уже восседал наш «деловой партнер». Партнерша, ага. И не «деловая», и не «наша», а вовсе даже сексуальная и Августа.

Проклятье, фото не передавали всей ее прелести. Она сияла, как роза в росе на рассвете. Она благоухала юностью и отсутствием дурных привычек. Ее пышные волосы цвета золотистого ретривера ниспадали по плечам и спине ниже талии. Ее улыбка была ослепительной и естественной, как у годовалого ребенка. Широко поставленные карие глаза смотрели доверчиво, и в них еще не растаяла счастливая дымка минувшей ночи. А загорелая кожа бархатилась нежным пушком.

Она поднялась нам навстречу. На каблуках она оказалась выше меня на голову.

— Делла, это Анна Лерой, — проговорил Август сквозь зубы. — Анна, это Офелия ван ден Берг, княгиня Сонно.

* * *

Мы протянули друг другу руки. На чип пришла визитка: Анна Лерой, дипломированный филолог, древнекитайская литература. У Анны были тонкие кисти с подчеркнуто длинными пальцами. Ручаюсь, эти руки в жизни не держали винтовку, а уж ухватить за ошейник сибирского киборга и оттащить его от покусанной садовой техники они в принципе не способны. Так вот, оказывается, какие девушки на самом деле нравятся Августу…

— Делла Берг, — сказала я.

— Пожалуйста, зовите меня Анной, — одновременно со мной попросила она.

Мы сели за стол. Я хмуро оглядела свои пальцы. Коротко обрезанные ногти, маникюр пятидневной давности, ни следа лака. У Анны ногти длинные, тщательно украшенные. К слову, украшений у нее много для этого времени дня, и вряд ли их дарил Август: несколько пошловаты. Красивые, но не элегантные. Жемчужный гарнитур, который мне подарил папа (или Крис, я так и не сумела выяснить, оба отпирались с подозрительной ухмылкой), и тот был куда более стильный. А платье Анны, хотя и безупречно сшитое, казалось неуместно ярким для Шотландии. Его лучше бы надеть где-нибудь в Италии.

Август листал меню. Я даже заглядывать не стала. Меня заело, и я хотела компенсации.

— Есть отличный чай, — сказал он Анне и, не поворачиваясь ко мне, спросил: — Делла?

— Ирландский пунш.

Август медленно отложил меню.

— А что? — удивилась я. — Мы с тобой вчера так чудесно поговорили, что я на радостях надралась в стельку. Пила всю ночь, а теперь у меня болит голова. Мне нужно похмелиться, иначе меня стошнит прямо здесь.

Анна переводила озадаченный взгляд с меня на Августа. Август аж позеленел.

— Милый, а чего ты хотел от алкоголички? — ухмыльнулась я. — Анна, скажите честно, я похожа на алкоголичку?

Та машинально кивнула.

— Ну вот видишь? Если мои пороки заметны окружающим, чего стесняться-то? Подумаешь, алкоголизм. Профессиональная болезнь княгинь Сонно. Я еще ладно, а вот как пьет моя свекровь… О-о, Анна, это нечто. Я обожаю ее. Самая лучшая женщина на свете. Но, блин, квасит. Трезвой не была ни дня за последние двадцать пять лет. Первую рюмку ей подают в постель. Алкоголичка в черт знает каком поколении. Я сама не заметила, как втянулась с ней за компанию, а теперь уже поздно… Да чего поздно-то, если мне нравится? Выпивка помогает держаться в тонусе. Просто я вчера немножко того… Ничего, сейчас похмелюсь — и буду совершенная лапочка.

Август играл желваками на скулах. Чуть резче, чем надо бы, открыл меню и очень дружелюбно предложил:

— Здесь есть сонский портвейн. Может быть, тебе лучше его?

— Стакан портвейна! — Я мечтательно закатила глаза. — Нет, лучше дома. А то я с него впадаю в эйфорию и могу сплясать голой на столе. Анна, я в юности танцевала шестовой стриптиз и имела массу поклонников!

Анна побледнела, глаза у нее расширились.

— Это когда ты успела? — изумился Август.

— Давно. Еще до того, как ты вытащил меня с той помойки на Большом Йорке.

— А! — сообразил Август. — Понял. И как ты ухитрилась, если танцевать не умела в принципе?

— Профессиональный секрет!

Про стриптиз — это была сущая правда. Я неделю извивалась у шеста в одном из самых почтенных баров Золотого Мехико. Другого способа встретиться с нашим клиентом просто не нашлось. Менеджер говорил, я неумеха, зато искренняя, во мне есть молодой драйв — так что давай, девчонка, не стесняйся, импровизируй, и все у тебя получится. Ничего, выполнила миссию. Тоже в основном на молодом драйве и импровизации. Страшно было уже потом, на базе.

— Это… это правда? — пискнула Анна.

— Наполовину, — ответил Август. — Помойка — это Главное управление полиции на Большом Йорке. Делла зачем-то пошла туда работать. Князья Сонно действительно пьют много, предпочитают вина и портвейны своего производства. Все остальное…

— А остальное — это то, что Огги плакал всю ночь, — язвительно сказала я. — Как зарядил с вечера, так и рыдал. Вот ведь здоровья у него — мне бы столько. Он соглашался подремать, но строго на руках и при условии, что я буду ходить кругами по детской. Уснул в половине седьмого. Так я сумела поспать целых полтора часа. А с утра мне надо было выходить замуж. И теперь я хочу глоток алкоголя по столь священному поводу, раз для меня даже букета невесты не нашлось.

— Хорошо, — сдался Август. — Но ни в коем случае не пунш. Бокал шампанского. Я выпью с тобой. Анна?

— Ну, если все, то и я… — она неуверенно улыбнулась.

Официант не подал и виду, что о нас думает, когда получил заказ. То ли еще будет… все только начинается.

— Вы пока поворкуйте, — пробормотала я, вместе со стулом отъезжая от стола, — мне надо кое-кому письмецо накатать…

Август только глаза прикрыл. А я вытряхнула терминал на ладонь и набила сообщение: «Мелви, этот гад притащил меня знакомиться с его курочкой. Забери меня отсюда, умоляю! Она выглядит так, как я никогда не сумею. Мне стыдно, и я сейчас со стыда нажрусь, потому что не могу придумать, как еще его унизить. Захвати какую-нибудь милую игрушку, мне до чертиков интересно знать, о чем они будут болтать, когда мы уйдем». Дала адрес ресторана и едва не вздохнула с облегчением.

До этой минуты мне хотелось вовсе не шампанского, а пистолет за пояс и Василису под ноги. Меня кидало из стороны в сторону: я то злилась, то чувствовала себя беззащитной аж до стеклянной прозрачности. Но теперь все пойдет на лад, Мелви выручит, можно и расслабиться с утра пораньше…

Естественно, они не ворковали. Августу я настроение испортила пренадежнейшим образом, Анна растерялась.

Подали шампанское. Мы разобрали бокалы.

— За удачу в нашем предприятии, — сказала Анна и пригубила.

Я выхлестала залпом и поставила бокал. Август сделал три глотка, бокал ставить не решился, следил, что за номер я выкину.

— А поцеловаться? — удивилась я. — Свадьба же.

Думала, он убьет меня. А я опьянела мигом — для того и пила залпом, — и море мне стало по колено. Даже то, что плескалось далеко внизу под рестораном.

Август думал несколько секунд.

— Ты не угомонишься?

— Не-а!

— Хорошо.

Он выпил до дна. Легко поднялся, шагнул ко мне и прижался сомкнутыми губами к моему рту. С таким же успехом мог тарелкой поцеловать. Отошел.

Я вытерла губы.

— Вот теперь я могу сказать, что со своим брачным партнером хотя бы целовалась. Анна, не обращайте внимания. Как говорил мой бывший, это же просто секс, он ничего не значит. Чепуха. У него было много любовниц, я дружила со всеми, кого знала. А вы по отношению ко мне тоже ведь любовница мужа? Нынешнего? И с вами дружить буду. Потом, когда вы вернетесь из Шанхая. У вас получится отличная эротическая прогулка.

Она хихикнула и тоже допила свой бокал.

— Я догадалась, — доверительно сообщила она, — что мне тоже надо выпить, тогда я буду понимать ваши шутки. Выпила немного, и они сразу показались мне забавными. А сначала я даже испугалась. Правда, я совсем не умею пить помногу…

— Август, наливай, — скомандовала я. — Анна, а вы не бойтесь. Приезжайте ко мне на Сонно. Я познакомлю вас со свекровью. Первой, конечно. Вы там увидите, какие возможности дает титулованной особе даже ерундовое пьянство, я уж не говорю про полноценный алкоголизм. Мы не афишируем это, такие знания только для избранных, но вы-то будущий член семьи…

Август усмехнулся и, отогнав официанта четко выверенным жестом, налил всем по новой.

— Я понял твой замысел, — сказал он, салютуя мне бокалом. — Сейчас мы добавим, нам захочется еще, потому что шампанское очень вкусное и как-то бодрит… Да, бодрит, давненько я не пробовал шампанского с утра. В итоге мы здорово окосеем, а ты отлучишься, примешь свои таблетки, протрезвеешь и будешь потешаться над нашими пьяными курбетами. Прекрасно, — он протянул руку и сцапал мой рюкзачок. — Надеюсь, у тебя хватит на троих.

— А если нет? — я медленно и опасно улыбнулась.

— Тогда ты будешь такой же пьяной, как и мы.

У Анны заблестели глаза, она даже негромко похлопала в ладоши.

— Ну-ну, — обронила я. — Надеешься переиграть разведчика на его поле?

— Какого разведчика? Потерявшего квалификацию еще пять лет назад?

Я промолчала.

Второй бокал опустел у Августа моментально, да и Анна не постеснялась. Я прикинула, что до приезда Мелви мы успеем уговорить не только эту бутылку, но и следующую. Превосходно.

— Делла, а вы были разведчиком? — осторожно спросила Анна. — Как романтично! И что вы делали?

— Стриптиз танцевала, — брякнул Август.

— Можно и так, — согласилась я. — Анна, когда на вас прольется ведро напалма, вы такой стриптиз мигом спляшете — пальчики оближешь. Даже если танцевать не умеете. Я ушла из армии в чине капитана. Первый год работала в поле, тактиком. Две награды за мужество в бою — Малые звезды. После армии служила в полиции, потом у Августа, недавно снова вернулась в профессию… Заслужила еще кое-что, но статусом пониже, конечно. Награда штата Сибирь, две частные — от лорда Рассела, принца Беты, и лорда Слоника, принца Дивайна. Это чепуха, Джимми Рассел мой друг, а Крис вообще родной брат. Хотя награды я заработала честно. Джимми уж точно без меня принцем бы не стал, потому что фиг бы мы выбрались с Беты, не пойди я на космодром… Ай, неважно. И совсем не романтично потом было отстирывать кровь. Да спросите у Августа — он тоже там был. А последнюю награду — Золотой Топорик — я получила за операцию на Саттанге. Это высший царский знак отличия, выдается строго мужчинам, но по тамошним верованиям я мужчина. В довесок к Топорику я получила вот этого красавца в мужья. У меня просто не было выхода. Я или шла замуж за него, или садилась на кол. Себя не жалко, но там было еще восемь человек, и их казнили бы вместе со мной.

Анна с ужасом воззрилась на Августа:

— Казнили бы?! Но ведь царь Саттанга… И действительно на кол?!

— Делла неожиданно для меня даже преуменьшила, — сказал Август. — Там было намного хуже. Анна, тебе ни к чему знать все эти ужасы.

— Бережешь? — осведомилась я.

— Да, конечно. Разве это не естественно?

— Это просто чудесно, — сказала я со всей теплотой, на какую оказалось способно выпитое мной шампанское. — За это надо… — я постучала ногтем по бокалу.

Август взвесил бутылку на руке, решил, что не хватит, поманил официанта. Тот обернулся мигом, словно ждал. Я потребовала, чтобы Август наливал доверху.

— Ну, за ваше счастье, — я подняла бокал. — До дна!

Август не пьянел. Похоже, напряжение в ожидании моей выходки пересиливало даже химическую реакцию спирта. А вот Анну повело знатно. Она не прикидывалась, когда говорила, что не умеет пить. Приятно услышать от этой милой девушки хоть какую-то правду. Ладно, сейчас я ее расколю по-крупному, самое время.

— Анна, вы не думайте, — начала я проникновенно. — Расслабьтесь. Мы с Августом просто друзья. И всегда были ими. Только он и в роли друга меня порядочно задолбал! Я очень рада, что он встретил вас. Теперь ему наконец-то будет о ком заботиться, и он оставит меня в покое со своей чертовой гиперопекой! — я весело рассмеялась. — А как вы познакомились?

— Я же тебе говорил, — встрял Август.

— Отстань, — я отмахнулась. — Ты не умеешь рассказывать. Это же самое романтичное, когда будущие влюбленные впервые встречаются!

— Да уж. Особенно романтично я штопал тебе разбитую коленку, — не удержался Август. — Или ты считаешь романтичным то, что я помог тебе перелезть через забор?

— А мы разве были влюбленными? — невинным тоном осведомилась я. — Потому у нас и было так обыденно. А у вас, наверное, прям какой перст судьбы указал друг на друга… Анна, ну расскажите!

— Я… — она с трудом говорила, зато блаженно улыбалась. — Да, чудесно. Меня вызвал декан и сказал… сказал, что есть один разведчик… из магистратуры… в общем, мне надо сходить с ним на ужин… Вот. А он оказался… историк. То есть сначала так сказал… а потом я узнала, что он вообще принц! Представляете, Делла? Я познакомилась со звездным принцем! Неженатым! Потом он рассказал про вас, но вы ведь ему как сестра, да? Я верю, что мужчина и женщина могут дружить, просто дружить… Август как раз может, да…

— Чудесно! Действительно, Анна, прямо чудо произошло! Я вас поздравляю. Давайте выпьем за чудеса. За то, чтобы и дальше все было как в сказке. Чтобы вы стали не только подружкой, но и женой… А? — Я понимающе засмеялась. — Хотите сделаться взаправдашней герцогиней?

И снова выпили.

— Моя родственница училась на филфаке, — очень небрежно сказала я. — Давно, но до сих пор поддерживает отношения с преподавателями. Да и кое-кто из ее однокашников остался в университете… Когда я обмолвилась, что мне нужно научиться хотя бы нескольким фразам по-китайски, она рекомендовала Тима Клодана. Вам что-нибудь говорит это имя?

Анну словно ударили. На мгновение она застыла, окаменев, будто зависший киборг.

— Мне? Почему?

— Ваш однокурсник, разве нет?

— Ах да… да, конечно. Но я мало общалась, знаете, другие интересы… К тому же я не с начала училась, я перевелась на последний курс, доучиваться… да. А Тим бросил, вот, теперь я вспомнила. У меня голова была другим занята, я даже не знаю…

— Странно, — не унималась я. — Мэг сказала, он редкий красавец. Как вы могли его не замечать?

— Ой, терпеть не могу брюнетов!

Проговорилась.

— К тому же таких, знаете, высокого о себе мнения. — Анна разгорячилась. — Которые считают, что все девушки должны в них влюбляться.

— То есть вы ему отказали?

— Да, конечно. Он не в моем вкусе.

— Жаль. То есть нет, поймите меня правильно, — я рассмеялась. — Совсем не жаль, что вы ему отказали. Так ему, зазнайке, и надо. К тому же он был женат на вашей однокурснице. Рэйчел Коллинз. По-моему, они до сих пор не развелись.

Анна вскочила:

— Я не знаю никакую Рэйчел! И Тима не видела тыщу лет! Они развелись, это точно! И что вы вообще ко мне пристали с дурацкими вопросами, я вам не шпионка, чтоб меня допрашивать, практикуйтесь на ком-нибудь другом! — Она пьяно покачнулась. Август успел ее подхватить. — Мне худо, — пожаловалась она ему. — Твоя мегера нарочно меня напоила. Ой, — она икнула. — Мне надо выйти. Освежиться.

Подбежали сразу две официантки, увели Анну в женскую комнату. Август вернулся на место и уставился на меня тяжелым взором. Я показала ему средний палец.

— И зачем?..

— Ты знал, что она была замужем?

— Нет. Ты тоже была замужем.

— Я не собираюсь замуж за тебя.

— Ну, согласно сегодняшней регистрации, ты в правах приравнена к жене. Моей.

— Невелико счастье — быть женой такого бревна, как ты. Поцеловать не сумел.

— Не хотел, — поправил Август.

— Естественно. Выставить меня на посмешище ты всегда хочешь! А как до чего остального… Ты вообще хорошо устроился, делаешь только то, что хочешь. А я должна приноравливаться?

— Делла, зачем ты затеяла этот допрос?

— А. Ну ладно. Ее настоящее имя — Рэйчел Коллинз. Три года назад она вышла замуж за Тима Клодана, наврав ему, что дочка богатых родителей. Когда правда вскрылась, он ее бросил. Но не развелся. Иногда они мирились, потом быстро ссорились, и Анна-Рэйчел заводила какой-нибудь шумный роман. Она в любимчиках у декана, тот ее знакомил с разными влиятельными людьми. Почему-то романы долго не длились. Когда ты — и я! — пошел в аспирантуру, Клодан наконец-то развелся с Рэйчел, а она мгновенно, на следующий день после развода, поменяла имя. Чепуха, может, ей противно вспоминать было. Не чепуха, что через две недели ее знакомят с тобой. И у вас начинается роман. Расскажешь, кто и как вас познакомил?

— Ее декан.

— А как ты понял, что тебе надо сходить к ее декану и попросить консультацию?

— Обыкновенно, Делла. Наш же преподаватель китайского посоветовал мне дополнительные занятия. И сказал обратиться на филфак, там сильная кафедра китаистики. Что из этого следует?

— То, что Кида Тернера подсидели. Коллеги. И что внимание на эту девушку мне посоветовал обратить он. Ты следующий.

— Делла, — Август поморщился, — перебор.

— Да? Она едва ли не худшая студентка на курсе. Но у нее есть талант залезать в любую постель. Тебе ее просто подложили. А знаешь почему? — Я сбросила ему на чип картинку.

Фото было не самым качественным и к тому же старым. Трое молодых мужчин, стоят в обнимку над тушей какого-то копытного животного. Охотнички.

— Справа — Хорас Грей, ныне покойный. В центре — Билл Николс, живой пока, но это временно. А слева — Тим Клодан. Да-да, брюнет.

— И что?

— Кто предложил Анне ехать с тобой в Шанхай? Ты? Или она попросилась?

— Разумеется, она просила меня взять ее с собой. Мы очень привязаны друг к другу. Совершенно не удивительно, что она скучала бы без меня и хотела разделить со мной эту поездку. Мы ведь до этого разлучались с ней самое большое на неделю — когда ты рожала, и я почти все время был с тобой в клинике. Делла, она не устроила мне ни одной сцены ревности. Уже этим она заслужила эту поездку.

— А если…

— Без если. Мы летим в Звездный Пекин, а не на Сайгон. Мы не имеем никакого отношения к проблемам Билла Николса.

— А Мэдлин?

— И к ее проблемам я тоже не имею отношения. Я познакомился с Анной намного раньше, чем Мэдлин явилась к тебе откровенничать. Делла, ты подгоняешь факты под теорию. А теория у тебя одна — тебе просто не хочется делить с кем бы то ни было влияние на меня. Обычная женская ревность, даром что несексуальная. Ты мечтаешь, чтобы я так и сидел у твоей юбки, как мальчишка какой-то. О том, что мне нужна своя жизнь, свое счастье, ты не думаешь вообще.

— Если ты дашь себе труд напрячь память, — ледяным тоном сказала я, — это именно то, что я говорила перед чертовой индейской свадьбой. Что ты захочешь завести семью. И я со своим ребенком в твоем доме буду только мешать. Что ты мне тогда сказал? Что жениться не планируешь вообще. Да, у тебя была фобия. Только она прошла. Если вообще хоть когда-нибудь была. Я уже не верю, что ты мне тогда не наплел слезогонных сказок.

— Тебя никто из моего дома не гонит. Ты сама затеяла ссору с моей невестой. Ты, и только ты, устраиваешь конфликты на пустом месте.

— Спорим, она подсадная утка?

— Я не буду с тобой спорить. Ни о чем. Анна… — Август запнулся, покачал головой. — Ладно, чего уж там. Анна слишком наивна, чтобы участвовать в криминальных схемах. В худшем случае ее используют втемную. С этим я справлюсь. В конце концов, у каждого из нас есть прошлое, и далеко не всегда оно безупречное.

— Кроме тебя. Ты само совершенство.

— Язвишь? У меня тоже есть кое-какие моменты, и я не хочу, чтобы Анна о них узнала. Связаны они с тобой, сразу предупреждаю.

— О как. И что такого между нами было, чего нельзя знать наивной девочке?

— Будет лучше, если она не узнает от тебя ничего. Что можно, я сам скажу.

— Ну-ну, — я только и смогла, что усмехнуться. — Ну и ну. Теперь я сама буду голову ломать. Кстати, я не собираюсь жить в вашем доме.

— Это еще почему?

— Во-первых, потому, что никакой работы в будущем явно не планируется. Во-вторых, ты помнишь, какую роль я обычно играю? Ту самую, из-за которой Макс просто на пену от ревности исходил. Хочешь сказать, я и дальше буду этим заниматься? Быть, фактически, экономкой — только уже не при тебе, а при твоей жене? А не много ли чести какой-то Анне Лерой, чтобы княгиня Сонно ей прислуживала?

К моему удивлению, Август согласился:

— Да. Это проблема. Вот это — действительно проблема. Положим, обе вы получили титул по мужу, то есть она еще только получит, но… Но так нельзя, ты права. Давай попозже подумаем об этом?

— Не о чем думать. Я просто уеду.

— Куда?

— На Сонно, скорей всего. Все-таки это княжество моего сына.

— Отвратительное решение. Делла, мальчик вырастет очень быстро. Ему надо будет учиться…

— Август, у тебя скоро свои дети пойдут.

— И это повод сделать вид, что Огги мне чужой?

— Огги тебе чужой. Ты поиграл в крестного отца, но так продолжаться не может. Ты получил опыт, избавился от своих страхов, но дальше пойдешь своим путем, а мы — своим.

— Делла… — Август поднял взгляд и осекся. — Анна возвращается. Кажется, ей лучше. Тебе не кажется, что самое время нам всем принять таблетки и прийти в норму?

— У меня их нет.

— Ты же всегда их носишь с собой!

— Август, я не ношу их уже очень давно. Ты забыл — я сначала лечилась, потом забеременела, потом родила, и снова пришлось лечиться… Некоторым было совсем не до алкоголя, мягко говоря.

— Проклятье. Мне сейчас в аэропорт ехать, Алистера с Кейт встречать. А я заметно пьян.

— Ничем не могу помочь. Рискни отлучиться и промыть желудок, пока я буду болтать с твоей Анной.

— Спасибо. Я лучше поеду в аэропорт навеселе. Алистер видал и не такое, поймет.

Бледная, но ни капельки не подурневшая Анна аккуратно уселась на стул и виновато улыбнулась:

— Извините. Вино слишком крепкое было.

Скользнул официант, поставил перед ней чашку с чаем.

— Я, — она опустила взгляд, — я хотела попросить прощения за свой срыв. Мне очень больно, невыносимо больно все это вспоминать. Прошу вас, давайте сделаем вид, что ничего не было? И попробуем подружиться заново. Как будто мы только что встретились и ничего еще друг другу не сказали.

— Анна, ваш бывший муж замешан в крутом криминале. Если не в государственной измене.

— О Господи, — выдохнула она, — еще и измена. Делла, хотите верьте, хотите нет — я не знаю, где он сейчас. Это было какое-то помешательство, то, что случилось между нами. Я была совсем неопытной, а он решил, что я родственница сенатора Коллинза. На филфаке ведь все — дети из таких семей, банкиры и сенаторы… А у меня еще и внешность…

— На много миллионов, — подсказала я.

— Спасибо. Но я была самой простой. Я пришла учиться, я любила китайскую литературу. Тим… Тим вскружил мне голову. Я опомниться не успела, как уже была замужем. Потом… потом я потеряла ребенка, — она уронила слезинку. — Потому что увидела Тима с другой женщиной. А он во всем обвинил меня. Будто я нарочно обманула его. Он — мой кошмар и мое наказание. Потом я случайно узнала, что Тим часто ездит в Куашнару. Я так испугалась! Откуда только решимость взялась! Знаете, я вообще-то трусиха. Но когда я узнала… Тим — общается с диссидой?! Боже, я опомнилась только, у судьи. Я бы развелась раньше, но Тим угрожал мне. Обещал избить, изуродовать даже. И меня, и того мужчину, который осмелится подойти ко мне. Сама не понимаю, как мне удалось. И Август… — она нежно погладила его по руке и улыбнулась. — Наш декан — очень хороший человек. Он мне как отец. Он тоже понимал, что Тим пошел по скользкой дорожке. И как мог, помогал мне. Я так боялась ошибиться, что про всех новых знакомых спрашивала у него — как он считает, это достойный человек? И когда я увидела Августа… Я почему-то сразу поверила, что он разведчик! Он такой, такой… — Она мечтательно возвела глаза к небу. — Сильный, уверенный, надежный. С ним не страшно. Я очень удивилась, узнав, что он историк. Но к тому моменту мне было уже безразлично, я поверила в него, доверилась ему. И не разочаровалась!

Она болтала и болтала, типично девичьи фразочки, рассчитанные на мужские уши. Я гадала: Август что, верит ей? Вот во все это слащавое вранье, будто из дешевого романа, — верит? Принцесса из черной башни дождалась принца на белом коне… Он улыбался ей — тихо, ласково. Мне никогда так не улыбался. Ну, он и не был влюблен в меня, чего уж там.

Быстрый перестук каблучков, и к нашему столику вихрем подлетела Мелви. Анна заткнула свой фонтан красноречия и уставилась на нее.

— Всем привет, — пробормотала Мелви и тут же полезла в сумочку.

— Ты чего такая запыхавшаяся? — удивилась я.

— Потом расскажу, — по лицу Мелви скользнула гримаска. — Сейчас… — Тут она подняла голову и уставилась на меня. Взгляд ее менялся от изумленного до откровенно неодобрительного: — Мать, ну ты прыгнула через голову.

— В смысле?

— Нет, я понимаю, послеродовая депрессия — это святое, имеешь право, но не до такой же степени! Ты на труп похожа!

— Я ночь не спала.

— Да ты и вчера не лучше была! Одета приличней, но и только. А сейчас… Ты нарочно, что ли?

— Конечно. Я собиралась зайти к судье и потом смотаться в горы. Побродить там в одиночестве. В рамках борьбы с депрессией. Походы в ресторан в мои планы не входили, но раз уж меня заставили — терпите.

Август лениво усмехнулся и вернул мне рюкзачок:

— Отлично. Таблеток у тебя нет, но ты пила, потому что они есть у Мелви. Насколько мне помнится, они ведь и от тошноты хорошо помогают? Счет один-ноль в твою пользу, разведчик.

Мелви скользнула взглядом по столу, отметила бутылку шампанского, бокалы.

— Понятно. Знаете что? Я вас разочарую: у меня тоже ничего нет. — Снова полезла в сумочку, но тут же раздраженно захлопнула ее и положила на стол. — Забыла. Да и черт с ним. Август, здесь дынный сок подают? Закажи мне, будь любезен.

Август поднял голову, кивнул официанту. Анна на мгновение отвлеклась. Тонкая рука Мелви нервно коснулась скатерти у салфеточницы, тут же взлетела к волосам. Тень от салфеточницы на скатерти чуть-чуть исказилась, но если не знать почему — в жизни не догадаешься. Разумно. Мы уйдем, официанты свернут скатерть и отдадут в стирку, жучка растворит моющая химия.

Мелви подали сок. Она сделала несколько жадных глотков, отставила стакан и снова критически поглядела на меня.

— Горы, говоришь… — протянула она с сомнением. — Вот что, мать: отставить горы. Дай мне минуту, я узнаю, кто из моих косметологов свободен прямо сейчас…

— Да никуда я не пойду!

— А я тебя не спрашиваю. У меня еще две встречи сегодня, я тебя сдам в работу, а сама поеду… Потом заберу. И результат проконтролирую!

— Ничего, что у меня прямо сейчас встреча? Прямо здесь? — Я показала на Анну.

— И ты считаешь, что так уж нужна им? — Мелви фыркнула. — Ты на них погляди! Они только и ждут, пока ты уберешься восвояси. Им не до тебя, Дел.

— Зато мне до них. Анна летит вместо меня в Шанхай.

Мелви листала странички на наладоннике.

— Император огорчится, — сказала она. — Не зря ж он тебе автограф прислал.

— И мне есть дело до его огорчения?

— Нет-нет, ты неправа, — пробормотала она. — Так, один мастер свободен, записываю тебя… еще час до сеанса, успеем. Еще второго посмотрю… Дел, а чего бы тебе не пофлиртовать с императором? Я видела фото, он хорош собой. Молодой совсем. Холостой. Женщины у него если и есть, то он их тщательно секретит, так что тебе точно никто не закатит сцену ревности, — она бросила красноречивый взгляд на Анну. — Притом не гей, как докладывают наши люди. Дел, ну правда? Та-акой поклонник! Будет что внучкам рассказать.

— Мелви, ты оглохла? Меня никто не спрашивает, чего я хочу. Я летела прицепом к Августу, но тут он решил, что я надоела ему и мешаю устраивать личную жизнь. Я там не нужна.

— Ну и дурак, — меланхолично заметила Мелви. — Это он там не нужен. Просто император не хотел светить личный интерес, поэтому приглашение на имя Августа прислал. Ему же доложили, что Август повсюду с тобой.

— Это тебе женская интуиция подсказывает? — осведомилась я.

— Отличный псевдоним, — похвалила Мелви. — Я ей передам при случае. Дел, в самом деле, — почему нет? Тебе не повредит какой-нибудь головокружительный роман, и чтобы все обзавидовались.

— Угу. Для начала, я уже завидую своим же фото годичной давности. Я похожа не на труп, а на смерть.

— А это мы сейчас живенько поправим… отлично, и у второго есть время. Сделаем из тебя красотку.

Август и Анна сидели как истуканы и синхронно переводили взгляд с Мелви на меня и обратно.

— Что ты поправишь?! Месяц пневмонии и полтора месяца сна урывками, по два часа в сутки?! Мелви, я вешу сорок два килограмма! Да я платье надеть боюсь, кости выпирают, как у анорексички!

— Не вопи, — попросила Мелви, — у меня в ушах звенит.

— Делла лететь не может, — встрял Август. — Она в это же время летит на Саттанг. Улаживать кое-какие личные вопросы с Патриком.

— И на фига мне на Саттанг? Да я отсюда Патрику напишу, и дело с концом. Я все равно в ваших играх — марионетка. Разберетесь без меня.

— Но ты обязана убедить его, письма недостаточно…

— Я никому ничего больше не обязана! Все, решено, я никуда не лечу. Вообще. На Сонно полечу, вот.

Я даже лучше себя почувствовала, когда произнесла эти слова.

— Стоп, — спохватилась Мелви. — Я чего-то не знаю? Саттанг-то тут при чем? Разборки на Саттанге, ребята, это совершенно лишнее. Там едва-едва все наладилось.

Я своими словами пересказала план Августа. Он пару раз поправил меня. Анна смущенно улыбалась — ведь обсуждали, фактически, ее счастливое будущее герцогини Кларийской.

Мелви глядела на Августа недоверчиво и с заметным скепсисом.

— Август, и ты с утра пошел с Деллой к судье, чтобы зарегистрировать ваш индейский брак, а потом ты потащил ее сюда, знакомить с любовницей?! Деликатности и тактичности у тебя вагон, ничего не скажешь, хоть на вес сгружай.

— Я не любовница, — мяукнула Анна. — Поймите, у нас отношения…

— Чем быстрей мы со всем этим покончим, тем лучше будет для всех, — сказал Август. — И для Деллы тоже. Ни к чему тянуть.

— Тебе тянуть еще как придется, — Мелви одарила его гневным взглядом. — Самое малое три года. Август, ты, наверное, свихнулся. Ты сам-то хорошо понял, что собираешься сделать? Выстроена комбинация, устраивающая всех. Всех до единого. Договор заключен таким образом, чтобы не иметь никаких религиозных или дипломатических сложностей. То, что ты из шкуры выпрыгнул, — твои проблемы, ты-то даже по своему плану остаешься со всеми приобретениями. А за что корячилась Делла?

— Она получит компенсацию.

— Подавись ты своей компенсацией, мне нужно только, чтобы меня оставили в покое с вашими дурацкими императорами, женами и прочим барахлом!

— Делла, ты вообще заткнись. Август, ты забыл, какой статус у Деллы? Она же сакральная фигура!

— Мы решили, что инициатива будет исходить от Деллы, тогда выйдет, что она оставила меня, а не я ее.

— А-атлично! Ты, значит, будешь в свое удовольствие трахать блондинок, а Делла врать, чтобы тебя выгородить?! Маккинби, я тебя не узнаю. И кем ты собираешься заменить ее, а? Вот этой красоткой, ни слова не знающей по-индейски?!

— Но я ведь могу освоить язык хотя бы на базовом уровне… — робко вставила Анна. — Я понимаю, что на меня ляжет большая ответственность, и постараюсь справиться с обязанностями, вы не беспокойтесь. Индейцы — отсталая культура, женщины не играют роли в обществе. Я умею вести себя очень скромно, ведь нескромная жена позорит мужа. Кроме того, я знаю, что жена вельможи должна заниматься какой-то благотворительностью, конечно, я пожертвую на храм или на сироток, что там у индейцев прилично… Я узнаю, все узнаю, у меня ведь есть время!

— Превосходно, — Мелви не скрывала сарказм. — Мисс Лерой, а теперь слушайте и запоминайте. Имя Деллы Берг известно любому индейцу, где бы он ни был. Делла имеет титул великой колдуньи и статус названой сестры царя. Она награждена высшим мужским орденом славы Саттанга. Свое положение она доказала кровью, в буквальном смысле слова, убив в единоборстве хорошо обученного царского гвардейца. Она прошла все испытания, которые позволяют ей принимать почести великой колдуньи. У колдунов на Саттанге есть обязанности — это суд последней инстанции и обучение новым ремеслам и наукам. Любой индеец здесь имеет право обратиться к ней за судом и справедливостью, и Делла не вправе ему отказать.

— И сколько их за последние восемь месяцев обратилось… — пробормотала я.

— Делла вернула индейцам их величайшую святыню — статую Матери Чудес. Именно дух Матери Чудес, как считается, вселился в Деллу, чтобы принести рассвет на Саттанг. Это величайший подвиг. Она самостоятельная фигура. И пока она такая фигура, вам, мисс Лерой, ловить на Саттанге нечего. У вас даже слуг нет. Делла возглавляет совет старух. Она отлично знает законы и правду Саттанга. У Деллы есть маленькая команда, четверо индейцев и двое людей, которые ради нее пойдут на все. Даже с гордостью назовут себя ее рабами — по понятиям Саттанга, слуги те же рабы, только временно. И ее рабам, поверьте, завидуют очень многие свободные индейцы, потому что это почет. Они сделают ради нее все.

— Но если они такие преданные, может быть, Делла попросит их помочь мне? С языком, с культурными тонкостями… Мне ведь надо знать, как играть ее роль. Делла, вы ведь поможете?

— А ху-ху тебе не хо-хо? — не выдержала я.

— Делла! — рявкнул Август. — Грубить не надо.

— И где я нагрубила? А? Хоть одно слово? Слушайте, это уже наглость. Я всего в своей жизни добилась сама. И заплатила за это такую цену, какая вам и не снилась. И каждый раз находится нахальная краля, которая тянет ручки к моему и шепчет — ну ты же мне отдашь, правда? Я же хочу быть счастливой, это так справедливо, если я буду счастливой, а мне для счастья не хватает того, что есть у тебя, ну так отдай мне!

— На чужом несчастье счастья не построишь, — неожиданно жестко заявила Анна. — Все, что вы имеете, вы имеете как спутница и секретарь Августа. Вы не вправе претендовать ни на его имущество, ни на него самого. Вы много лет были его ассистентом, играли роль наиболее приближенной женщины и привыкли распоряжаться его имуществом как своим. А теперь он выбрал меня, и не в секретарши, а в жены, и ваша роль должна измениться. Теперь то, что вы делали, потому что не было меня, буду делать я. Я уже здесь, Делла, и вы можете отдохнуть. Так к чему эти слова? Вы научились — и я научусь. Я моложе вас, но не глупее же.

Мелви просто застыла.

— Неправда, — спокойно сказал Август. — Вклад Деллы огромен. Иначе этого разговора не было бы.

— Но вы же не любите Августа, — с улыбкой умудренной женщины сказала мне Анна. — Так и зачем за него держитесь? Деньги? Господи, да скажите, сколько вам нужно.

— И кто вам сказал, что я не люблю Августа? — я подалась вперед. — Август? А он не знает. Я влюбилась в него с первого взгляда. Потом молчала и притворялась все годы. Я стеснялась признаться! Ну, что?

— В конце концов, он не любит вас. Мне очень жаль, Делла, но насильно мил не будешь. Август любит меня, смиритесь с этим и постарайтесь сохранить достоинство.

Мелви три раза плеснула в ладоши. Лицо ее было хмурым и сосредоточенным.

— Мисс Лерой, гениальный спич. Делла, не вздумай давать Августу развод.

— Ну вот еще! Я сейчас же напишу Патрику! И пусть такая умная Аннушка попробует сунуть нос в отношения Патрика, моего брата, Дика Монро и Твина! Вот я обхохочусь! А уж они-то…

— Делла, успокойся, — потребовала Мелви. — Ты испортишь ей жизнь, а вместе с ней навредишь всей Земле. Все, хватит, покричала, теперь возьми себя в руки.

— Да она просто пьяна, вот и скандалит. — Анна скривила губки.

Я молча щелкнула ногтем по вазе с цветами, стоявшей на столе. У Августа вытянулось лицо.

— Я выпила один бокал. Первый. Если тут кто и набрался так, что до туалета дойти самостоятельно не мог, так это Анна. Август, я тебя предупреждала, что переиграть разведчика на его поле нереально.

Август на всякий случай проверил вазу. Ну да, она до краев была полна первоклассным французским брютом пополам с неочищенной водой для цветов. Ах, какой перевод продукта!

— Шикарно, — согласился он. — Мелви, спасибо, я услышал твое мнение…

— Нет. Еще не услышал. Ты знаешь старое правило дипломатии? С дикарями возможны только два сценария: либо ты их покоряешь, либо ты говоришь с ними на равных, и тогда даже во сне считаешь их обычаи такими же достойными, как свои. Притворство чревато тем, что рано или поздно дикари всадят тебе нож в спину. Тебе — или твоей стране. Потому что они слишком дикие, чтобы простить предательство. Ты выбрал второй путь. Рекомендую вспомнить, что, согласно законам индейцев, ты не имеешь права развестись с Деллой так, что она останется одна. Да еще и с ребенком, который по их понятиям считается твоим. В лучшем случае старухи решат, что мисс Лерой опоила тебя и приворожила, а ворожба у них карается смертью. Ее забьют камнями, где угодно, хоть даже здесь. А ты лишишься всякого авторитета, что в понятиях Саттанга сам знаешь, чем пахнет. Патрик? О, Патрик, конечно, очень цивилизованный и к тому же наполовину человек. Вот только, Август, ты его здорово унизил. Патрик не злопамятный, и с совестью у него в общем порядок, только это не значит, что он все забыл. При первом удобном случае он мгновенно превратится в бессердечного индейца и сквитается с тобой. Он ведь имел виды на Деллу, а ты вмешался. Если хочешь развестись с Деллой, ты сам должен отыскать ей жениха не ниже себя по статусу, а лучше — выше. Кого-то из принцев, старше и влиятельней тебя. У тебя есть такой на примете, да еще и с условием, чтобы он понравился Делле? То-то и оно. Вторая проблема — Огги. По индейским законам это твой сын. Но Делла не отдаст его тебе. И чем ты объяснишь, что выгнал — а ты именно выгоняешь! — жену, да еще и отказался от потомства?! Тем, что втюрился в другую, моложе и красивее? — Мелви перевела дух. — На твоем месте я бы молилась, чтобы Делла и шанхайский император влюбились друг в дружку с первого взгляда и вплоть до потери инстинкта самосохранения. Да еще так, что Делла согласилась бы оставить сына на воспитание твоей прабабке. Вот такой сценарий — твой единственный шанс реализовать свой план.

Август отрицательно покачал головой:

— Нереально.

— Да не нужен мне никакой император! И никакой другой мужчина!

Кажется, мой жалобный вопль просто не услышали.

— Третья проблема — твоя семья. Август, ты считаешь, тебя поймут? Ты сам, полгода назад, рассказывал мне, как будешь заботиться о Делле и ее сыне. Ты прямо весь горел. Ты, именно ты не позволил ей снова сойтись с Максом. Оставим сейчас отношения Деллы с Максом, в конце концов, сломала бы она ему челюсть еще раз, и дело с концом. Но Берг, при всех его недостатках, точно не выгнал бы ее вместе с ребенком. Это ты заставил его демонстративно жениться на несчастной Иде, тем самым обрубив Делле все пути назад. Так? Так.

«Несчастная Ида» — это что-то новенькое, только и подумала я. У меня уже голова шла кругом. Ну кашу заварила…

— Простите, мисс Сатис, — медовым голосом произнесла Анна. — Могу я задать один вопрос? Все здесь присутствующие имеют то или иное отношение к семейным проблемам. Они наши общие. А вы? На каком основании вы…

— Мелви Сатис — так меня называют только старые друзья. Мисс Лерой, мое полное имя — миссис Лайон Маккинби. Я замужем за одним из самых влиятельных членов клана. И уж кто-кто, а я точно имею право обсуждать ваши проблемы. Не советую ссориться со мной.

— О, миссис Маккинби, и в мыслях не держала. Просто хотела уточнить, чтобы не делать ошибок.

— Тогда советую уточнить у Августа, какое место в клане занимает Делла и почему ее нельзя потеснить с него точно так же, как с места первой леди Саттанга. Ну что вам какие-то примитивные индейцы, правда? А вот Маккинби — это серьезно. Спросите его, спросите, зачем им Делла и что они думают о ней. Кстати, Август, а ты уже придумал, что скажешь бабушке Дженнифер?

— Нет. — Он коротко вздохнул, положил ладонь на стол. — Ты права. Похоже, с разводом торопиться не нужно.

— Но, Август… — Анна вскинула брови. — Не может быть, чтобы препятствия были непреодолимыми! В конце концов, политика политикой, но мы же люди, а не какие-то паршивые роботы для забавы, нам нельзя ставить счастье выше выгоды. Ты достаточно богат, чтобы…

— Зашибись ты себе жену выбрал, — пробормотала я.

— Анна, препятствия на данном этапе непреодолимы, — коротко ответил Август. — Ладно, план оказался неверным, будем искать другие решения.

— Не надо было тебе торопиться с регистрацией этого индейского брака, — сказала Анна. — Оказался связан с хабалкой, которая небось сидит и считает, сколько денег с тебя можно получить.

Наверное, я бросила на нее хороший взгляд. Убедительный. Потому что Август мигом вскочил и поднял со стула меня, схватив за локоть.

— Мелви, вы собирались куда-то ехать? — сквозь зубы спросил он. — Пойдемте, я провожу вас. Вам пора, вы можете опоздать.

Мелви рассмеялась и легко встала:

— Конечно. Мы ведь услышали уже все, что хотели.

Я шагала деревянная, как тот самый робот, даже зубами не скрипела, хотя перед глазами все полыхало от гнева. Не заметила, как вышли на парковку и как перед нами остановилась машина Мелви, которую пригнал парковщик-индеец.

— Минуту, — пробормотала Мелви и быстро направилась к парковщику.

Мы остались вдвоем.

— Прими мои извинения за Анну, — сказал Август.

— Паш-шелты…

— Делла, прости. И… спасибо тебе за эту провокацию. Узнал много нового.

— Доволен?

— Пожалуй, да.

— Тебе все-таки надо было жениться на Фионе Кемпбелл. Она еще хуже. Вот тут-то тебе и настало бы полное и окончательное счастье.

Его большие ладони легли мне на плечи. Жест был в целом братским, но у меня отчего-то подкосились ноги. Я раздраженно дернула плечом и попыталась удрать в машину. Август удержал.

— Погоди, — попросил он. — Не беспокойся, я объясню Анне, в чем именно она ошибается. Пойми, для нее сегодня тоже тяжелый день, она знала, что нам предстоит, волновалась, а ты еще и подпоила ее… очень у тебя ловко получилось, я сам не заметил, что ты выливала вино… Ну пойми, пожалуйста.

— И почему, черт подери, всех должна понимать я?

Я подняла голову и посмотрела ему в лицо. Мелви вернулась и уселась в машину с таким видом, словно она посторонняя. Тихо загудел двигатель.

— А кто еще меня поймет, кроме тебя?

Август быстро наклонился надо мной, губы коснулись моей щеки. Так легко, так нежно… Сердце у меня оборвалось, а кровь почему-то бросилась в лицо. Я отпихнула его обеими руками и очень неуклюже нырнула в салон машины. Запуталась в ремне страховки, защемила дверью лямку от рюкзачка… Август стоял и смотрел.

Машина тронулась. Я выдохнула и выругалась. Отбросила волосы со лба. Щека, которой коснулись губы Августа, все еще горела.

— Круто ты его озадачила, — обронила Мелви.

— В смысле?

— Выглядело шикарно. Особенно на фоне твоей роскошной реплики, мол, ты его всегда любила, только признаться стеснялась. Вот он сразу-то и призадумался!

— Было бы над чем думать.

— А тут ты еще и покраснела, как девица, поцелуя братского испугалась и убежала. В слезах.

— Что?

Я проверила глаза. Черт, действительно мокрые. Но это от злости, точно.

— Дел, если это игра, ты гений. Я не сумела бы так.

Я подумала и возмутилась:

— Ну естественно игра! Мел, останови у любой стоянки такси.

— Зачем?

— Ты ж не думаешь, что я действительно пойду марафет наводить?

— Думаю. И настаиваю.

— Мелви…

— Сегодня прилетает Берг.

Я на секунду потеряла дар речи.

— Берг, — повторила Мелви. — Буквально на сутки. Никто не знает, кроме меня. Он позвонил утром, попросил устроить встречу с тобой. Ему надо передать тебе какие-то сведения, он сказал, что офигенной важности и ты точно не сочтешь, что потратила время зря. Если сочтешь, разрешил мне застрелить его.

— Ой, гложут меня сомнения…

— Разумеется, осторожненько так намекнул, что хотел бы увидеть сына, но это уж как ты сама решишь, ты, наверное, все еще обижаешься на него, так что он с пониманием, но хотелось бы, пусть издали…

Я не выдержала и рассмеялась.

— Ну я и подумала — не стоит тебе показываться перед ним в таком виде. А то сочтет несчастной, кинется утешать и не отклеится, даже если его облить растворителем.

Я прикусила губу.

— И вот что, Дел: я требую, чтобы ты отомстила этой крале.

— Да шла б она… с Августом вместе.

— Нет. Ты всегда глотала оскорбления. Типа ты выше этого. Хватит. Размажь ее в сопли. Ты можешь, я знаю.

— Да ну ее.

— Не «да ну». Дел, пока ты дурила голову Августу, я кое-что сделала. Ну я просто вовремя вспомнила, что ты для индейцев божество, и попросила ребят с парковки оказать великой колдунье маленькую услугу — проследить за Аннушкой. Заплатила, само собой. А пока говорила, прикола ради решила послушать, чем она занята в кабаке, одна-одинешенька. Может, рыдает, а может, тайком вискарь хлещет, чтобы нервы успокоить. Угадай, что она делала.

— Звонила знакомым в поисках киллера для меня.

Мелви несколько секунд молчала.

— Угадала.

Я похолодела.

— Только не знакомым, а своему боссу или куратору. Результат ее огорчил. Но ты готовься, какие-то действия с той стороны будут. Я тебе потом всю запись дам. Я сейчас одним ухом слушаю самое главное — о чем они с Августом треплются.

— Небось мне кости перемывают.

— Не без того. Полный набор бабских штампов типа «ты глаза раскрой, она ж лахудра и страшней смертного греха!».

— А то Август не знает.

Мелви снова помолчала.

— Знаешь, тебе будет интересно. Что-то там не так все однозначно. Ого…

— Что?

— Она спросила, любит ли он ее. Ответил в том духе… сейчас точно процитирую: «Для меня слово „любовь“ — синоним слова „ложь“. Я не использую его».

Эти же слова я сказала ему утром.

— О-о! Она пытает его на предмет отношений с тобой. Он говорит, что неважно, все уже в прошлом. Не пойму, кому цену набивает, тебе или себе. Не было там никаких отношений, чего намеки-то строить…

— Как это не было? А рабочие?

— Рабочие — это у меня с Кидом Тернером. А у вас всю дорогу были недолюбовные.

— Да черт с ними… Ладно, что делать будем?

— Я бы на твоем месте сама не лезла.

— Само собой. Йену позвонить? Это его профиль, девица связана с окружением Билла Николса. Я, кстати, Августу сказала, он даже ухом не повел.

Мелви тихонько выругалась сквозь зубы.

— Ты что?

— До меня только сейчас дошло… Не допускаешь варианта, что Август ведет свою игру? И мы ему сегодня все испортили на несколько ходов вперед? — спросила она. — Или, наоборот, хорошо подыграли? Было у меня впечатление, он задышал полегче, когда я Анне объяснила, какой камень преткновения этот долбаный Саттанг…

Я пожала плечами. Эмоции Августа легко считывают только те, кто недостаточно хорошо его знает. Считывают — и ошибаются. Сколько раз он меня в тупик ставил, а ведь, казалось бы, огонь и воду прошли вместе, даже в канализации тонули.

— А впрочем, наплевать, — сказала Мелви. — Кто у нас великий инквизитор, в конце концов… Будем решать твои проблемы, а свои он как-нибудь сам. Чего-чего, а убивать Августа эта курица пока не собирается…

— Этой курице приказали выйти за него замуж, она Августа беречь будет, как зеницу ока. Вот чем она его зацепила — понять не могу. Не сексом же. И не своей неземной красотой.

— Своим мощным интеллектом… А если банальный шантаж? И слушай, мать, нет у тебя ощущения, что нас сегодня обвели вокруг пальца дважды? Сначала Август, потом она? Не может она быть такой дурой, какой прикидывается. Не водится таких даже на филфаке. Эталонная ведь идиотка… В любом случае — опасная тварь. Обязательно позвони Йену. И еще кому-то из инквизиторов.

— Алиша Бетар?

— М-м… Она все-таки по части финансовых махинаций. Недолгий роман с Бергом повлиял, наверное.

— И что, Алиша не разберется, кого привлечь в помощь?

— Все-таки, на мой взгляд, лучше Рой Тенерли. Кстати, единственный достойный соперник Августу.

— Я не смогу быть с ним достаточно откровенной, а на допросе он меня не взломает, не сможет.

— Черт с тобой. Звони Йену, я звоню Алише.

* * *

Мне казалось, я качаюсь на волнах. Теплых, уютных, ласковых. Я наконец-то расслабилась и от сегодняшнего вечера ждала только хорошего.

Мы сидели в гостиной леди Памелы Маккинби. Зала с виду производила впечатление маленькой, однако в ней уместились все — леди Памела с мужем, патриархом клана Скоттом Маккинби, Мелви и генерал Лайон Маккинби, в штатском пиджаке и килте по случаю семейного сборища, а еще приехавшие с Твари на недельку Алистер Торн Маккинби и его жена Кейт. У них было уже трое детей, уставших от перелета и отправленных спать. И — Август с Анной Лерой. Решил представить семейству. А я сидела у камина, рядом с леди Дженнифер и Лейлой, эльфийской няней моего сына. Огги лежал тут же, в колясочке, и на удивление прилично себя вел.

О грядущем сюрпризе мы с Мелви предупредили только старших. Собственно, этим объяснялось присутствие леди Дженнифер и Огги — старушка вечеряла обычно одна, но тут пожелала присоединиться и настояла, чтобы я принесла малыша. Она была мудрой женщиной. Я сказала ей, что не возражаю, пусть Макс посмотрит на отпрыска, но мне не хочется ни в чем идти на уступки ради него. Она и посоветовала принести Огги загодя, как будто малыш всегда находится в гостиной при вечернем чаепитии. Мол, у нас так принято, и не ломать же традицию из-за Макса. Пусть, в самом деле, поглядит, заметила леди Дженнифер, может, мозги повернутся в нужную сторону, с неопытными отцами это случается.

Я впервые за последние полгода была довольна своей внешностью. Мастера, к которым меня отвезла Мелви, сотворили чудо. А главное — мне нарастили волосы. Чудовищно дорогая процедура, но я на нее разорилась. Два часа сидела, пока мне машинкой приклеивали волосок к волоску. Предлагали натуральные, но я выбрала синтетический волос на основе шелка, чтобы не донашивать чужое. Оттенок подобрали изумительно, совершенно незаметно было, что сначала у меня свои, а в десяти сантиметрах от корней уже искусственные. Небольшая задорная челочка подчеркивала взгляд. А главное, что я снова чувствовала себя защищенной. Я была словно в броне. На ужин я зачесала волосы назад, свернула неплотным жгутом и перебросила на грудь. Никаких заколок и шпилек. Максимум естественности. Легкий дымчатый макияж, нежно-голубое кружевное платье чуть выше колена — кружево отлично скрадывало мою феерическую худобу — и длинные волосы. Снова мои длинные волосы.

Эффект я произвела сногсшибательный. Разумеется, я знала, что Август приедет с Анной — подслушка и слежка работали. А вот он не знал, что я с собой сотворила. Он вошел — и застыл, глядя на меня. Застыла и Анна, и ее хорошенькое личико, от природы не приспособленное для выражения дурных эмоций, отчетливо окаменело. Я сделала вид, что не заметила. Анна многословно извинилась за утреннюю сцену, мол, она и не представляла, что все так сложно. Август не посвящал ее в подробности, но теперь она понимает… и понимает, как с моей точки зрения выглядело ее поведение. Надеется, что я догадалась — она не желала мне зла, это просто от наивности и житейской неопытности. Я благосклонно улыбалась и делала вид, что ничего не произошло. Совсем ничего. И в салон, пока я отдыхала после массажа, ко мне не пришел визитер.

Я ждала его. И Мелви была наготове. Но кое в чем он застал нас врасплох.

Это был китаец.

Элегантно и богато одетый, средних лет, дьявольски уверенный в себе господин Тан. Окинул взглядом меня и Мелви, улыбнулся, сообщил, что хотел бы побеседовать со мной. Разумеется, мирно — он представляет наши возможности и отдает себе отчет, что мы скрутим его за секунду, будь он хоть с пулеметом, хоть с кун-фу, спасибо, если не сломаем ничего… Он присел подле меня на стульчик и повел вежливый разговор. Осведомился о здоровье моих близких, пожелал, чтобы Небо было милостиво к ним. Потом аккуратно перешел к теме визита. Он сказал, что не имеет намерения вмешиваться в мои личные дела, нет-нет. Речь строго о бизнесе. Бизнес никак не отразится на делах Федерации Земля, он преследует иные цели, но шум поднимать не надо, не надо. Да, он понимает, что я разведчик, и как ему доложили, прекрасный специалист, до последней капли крови преданный Земле, и кому, как не китайцу, отнестись с уважением к моим принципам, он ведь тоже старается ради процветания своей родины. Нет-нет, это не скажется на отношениях двух великих государств. Земля и Шанхай велики, так велики и могучи, что им ни к чему воевать, они могут поделить власть в галактике и жить мирно, а вот всякую мелочь не грех и потеснить. «Не вмешивайтесь, леди Берг, — говорил он практически без акцента, — не нужно. Проявите мудрость и дальновидность, и вы будете вознаграждены сторицей». Я поинтересовалась, что будет, если я откажусь. Он пожал плечами и объяснил, что тогда мои друзья и родные останутся без выгоды. Хорошей выгоды. Он готов учесть интересы тех, кто мне близок. Ему известно, что я сама не меркантильна, но мои близкие ведут крупный бизнес, конечно, всем станет лучше, если их позиция укрепится и усилится. А личная жизнь… Я молода, и кто знает, как вознаградит меня Небо за то, что я с честью перенесу выпавшее мне испытание? Небо справедливо. Не стоит считать, что жизнь кончена, она только начинается. Со своей стороны он обещал пустить в ход все свое влияние, чтобы объяснить наивной девушке: нельзя быть непочтительной со старшими. Она не посмеет быть невежливой со мной, заверил господин Тан. Предложил мне подумать и ушел.

Честно говоря, после его визита я потребовала дополнительную процедуру — у меня внутри словно лед застыл, и надо было согреться. Мелви тоже порядком испугалась. Этот господин не был курьером или посредником. За ним стояла, может быть, вся верхушка китайской мафии. Мне оказали честь, безусловно. То, что на встречу пришел крупный босс, означало, что со мной считаются как с крупной фигурой. Потому-то я похолодела. Пешка может улизнуть, а может стать ферзем. Ферзю деваться некуда.

Но сдаваться я не собиралась. Мы успели встретиться и с Йеном, который работал в Лондоне, и с Алишей, которая срочно прилетела из Мюнхена. Идея Мелви привлечь индейцев была блестящей, теперь нам о передвижениях Анны Лерой и тех, с кем она встречалась, докладывали все таксисты Эдинбурга — ведь три четверти из них были индейцами, и каждый считал делом чести помочь великой колдунье.

Интересно, когда Август заметит, что его пассию взяли в плотную работу?

Пока он не замечал ничего. Вел себя с виду как обычно, вовремя вставлял уместные реплики в беседу, но я ловила на себе его задумчивый взгляд. Анна сверкала улыбкой и светскими манерами, но приняли ее с холодком, если не сказать больше. Даже леди Памела держалась не более чем вежливо, а леди Дженнифер ни разу не обратилась к Анне. Как будто ее не было.

А потом вошел Лур и шепнул что-то леди Памеле. Она кивнула и бросила в мою сторону осторожный взгляд. Я едва заметно кивнула в ответ, вынула Огги из коляски, взяла на руки, подошла к леди Дженнифер. Очень милая и естественная сценка. Старая леди улыбнулась праправнуку, я склонилась к ней… и в этот момент распахнулись двери.

— Миледи, милорд, — сказал Лур, — полковник Люкассен.

Тишина была стеклянной — тронь и разобьется. Я полуобернулась как раз вовремя, чтобы встретиться взглядом с Максом. Ох, хорош, мерзавец. Сбрил бороду, снова отпустил волосы — сейчас он гладко зачесал их в хвост — и форма была ему к лицу. Ну да, подлецу все к лицу, но прирожденному пирату — в особенности. Увидел меня, синие глаза вспыхнули искренней радостью и восхищением. Ну вот что ты будешь с ним делать, а? Дженни Ивер-Верона, моя соннская секретарша, как-то сказала про него: «Он похож на большого породистого кота. Он мурлычет у тебя на коленях, но одним глазом косит на сметану, которую ты припрятала себе на завтрак, а другим — на помойку, где тусуются кошки. Стоит тебе отвернуться, как он мигом сожрет твою сметану, потом сбежит на помойку, а утром вернется как ни в чем не бывало и скажет, что сделал это из любви к тебе».

Макс медленно обходил гостиную, здороваясь со всеми. В руках он держал огромный букет цветов, тем самым ловко избегая проблемы рукопожатия — я так понимаю, подозревал, что отнюдь не каждый из присутствующих захочет подать ему руку. Я стояла боком к нему, но отлично видела любое движение — и то, что Макс ни на миг не выпускает меня из поля зрения, даже когда смотрит в глаза собеседнику.

«Что-то случилось?» — нейтрально буркнул Август. «Да, кое-что надо уточнить. По нашему вопросу», — ответил Макс. «Ты надолго?» — спросил Август. «Нет, но разговор можно отложить на утро». Макс перешел к Алистеру. О чем они говорили, я почти не слышала, судя по всему, о чем-то специфическом и интересующем контрразведку. Отложили на полночь. Чмокнув Кейт в щечку, Макс подошел к Анне. «Полковник Люкассен, мисс Анна Лерой», — произнес Август. «Отличное платье, мисс Лерой», — сказал Макс и мигом раздел девушку глазами. Она позволила себе улыбку и проводила его долгим оценивающим взглядом из-под ресниц. Ох, Макс, доиграешься… Он расцеловал Мелви и чуть ли не по стойке «смирно» встал перед Лайоном. Тот внимательно оглядел его, кивнул с каменным лицом, мол, посмотрим на твое поведение. Макс поцеловал руку леди Памеле, поздоровался со Скоттом. «Все нормально, Скотт?» — «Да, — невозмутимо ответил тот. — Хочешь, можем поговорить об этом». «С удовольствием, — сказал Макс. — Есть идея». «Подойди к полуночи», — сказал Скотт. Макс наклонился к леди Дженнифер. Старушка вздернула подбородок и… звонко шлепнула его по лбу:

— Негодник! Всех обошел, а к Делле — последней?!

Макс виновато развел руками, глазами показал на букет, мол, для нее.

— Да что ей твои цветы? — возмутилась старая леди. — Золотом ее осыпать должен, а ты цветочками ограничился! И не ври, что и так все отдал ей, а сам каждый грош считаешь!

— Бабушка, — Макс картинно опешил, — это само собой, но не при всех же!..

Я закатила глаза, пряча смех. Анна следила за мной и за ним с подозрением. Интересно, разве Август не сказал ей ничего про Макса?

— Делла, покажи ему сына! — потребовала бабушка громогласно. — Из своих рук! Не вздумай давать подержать, пока не вымолит прощение!

Я повернулась, пряча лицо за макушкой Огги. Он как раз проснулся и завозился, хлопая младенческими еще сизыми глазами с длиннющими ресницами. Макс застыл как изваяние. Я не смогла сдержать горделивую улыбку — на, гляди, это мое произведение.

Макс прикрыл глаза, тихо улыбнулся и рухнул передо мной на колени.

Да. Макс остался Максом. И ни черта с ним не поделаешь.

Сколько раз я это видела, столько же раз ловила себя на мысли, что лучше бы высокородный паршивец играл, притворялся, изображал раскаяние. А Макс каялся искренне, абсолютно. Он совершил подлость, ему понадобилось какое-то время, чтобы осознать всю глубину своего падения, теперь Макса поедом ела совесть, и он просил у меня прошения. Будучи прощен, Макс продержится неделю, или даже месяц, или, если крепко возьмет себя в руки, целый год. А потом опять нашкодит, и коли все останутся живы, считай — легко отделались. Полковник Люкассен, ха-ха. Князь Сонно, будь он неладен, в химически чистом виде, наследственность у него такая. До обеда их светлость на работе, ведет себя прилично, а потом стакан портвейна хлопнет — и прошу любить и жаловать, потомственный авантюрист. Без приключений как без пряников.

И вот что с ним делать, с этим красивым гадом, который до сих пор меня любит?

Я посмотрела на старую леди. Та пожала плечиками:

— Что ты на меня глядишь? Сама думай, простишь его или нет.

— Даже боюсь, леди Дженнифер. Прощу, а он решит, что ему опять все можно.

— А ты не бойся, он и так решит.

Я засмеялась. Да, сегодня определенно мой день. Поудобней перехватила Огги, освободила одну руку, потрепала Макса по макушке. По теплой кудрявой макушке.

— Вставай, горе.

Макс красиво поднялся. Подошел вплотную, заглянул в лицо сыну.

— Делла, послушай… Копия ты!

— А говорят, на тебя больше похож.

— Поразительно… да нет же, нос явно твой, у меня длиннее…

— У всех детей носик маленький. У тебя ж дочь есть!

— Ай, — Макс отмахнулся. — Я ее два раза видел всего. Я на базе не бываю. Несколько месяцев просто жил на корабле. У нас там… сложно. Помню, что она была красная и сморщенная.

— Если новорожденная — тоже нормально.

Макс, естественно, потянул руку к ребенку.

Я шлепнула его по кисти. Он отдернул лапу:

— Извини, просто не мог удержаться.

— Делла, ну ладно, оправдаем его частично и условно, — снова подала голос бабушка. — Дай подержать. Глядишь, осознает, что стал отцом, и за ум возьмется. Макс! И не вздумай нос драть! Тебя не простили, тебе только аванс на будущее выдали!

Я кивнула. Старая леди, когда мы обсуждали план на вечер, сказала: «Делла, не беспокойся, я все возьму на себя. Макс мне правнук, и, конечно, он паршивец, но не могу же я совсем не любить его?»

— Вон кресло. Садись.

Я мигнула няне, она тут же постелила Максу на колени чистую пеленку. Я осторожно вложила ребенка в руки Макса.

— Делла, — слегка ехидно позвал Алистер, — а по индейским законам ты только что изменила мужу. Ты позволила другому мужчине коснуться ребенка, который по их поверьям еще часть тебя. Причем интимная часть.

— С каких это пор индианке нельзя дать подержать ребенка слуге? — бросила я через плечо. — Алистер, не учи меня индейским законам, я скоро по ним экспертом стану.

— А Макс уже твой слуга?

— Именно! — весело отозвался Макс. — И документальное подтверждение есть. В бортовом журнале «Кондора», который я поднял с Саттанга. Ну и индейских — пачка. Договор о найме, упоминание в перечне приданого невесты и так далее. Я ее имущество.

Он внимательно изучал ребенка. Внимательно и восторженно. Огги полежал, потом тихонько хныкнул. Макс тут же встрепенулся. Я забрала сына.

— Что это он? Недоволен?

— Огги всегда недоволен. Весь в тебя. От горшка два вершка, а туда же — князь! Сейчас он еще в хорошем настроении, просто ему пора есть, вот он и напоминает.

Огги выслушал мой спич, разинул беззубый рот и завопил. Я понесла его в детскую.

Стоило выйти из гостиной, как меня тут же нагнала Анна.

— Леди Берг…

Похоже, господин Тан сдержал слово и сделал внушение повнушительней, чем мог себе позволить Август. По крайней мере, Анна резко заняла подобострастную позицию.

— Простите… наверное, я бестактна… просто я ничего не понимаю и очень, очень боюсь ошибиться…

— А что такое?

— Полковник Люкассен — он кто?

— Полковник — мой бывший муж и отец моего ребенка. А кроме того, если вы еще не догадались, он старший из правнуков леди Дженнифер. Ну и троюродный брат Августа.

— О-о… Как все загадочно. Просто я ни разу не слышала о вашем муже. Как будто он изгой.

Я резко остановилась и повернулась к Анне.

— Что вам нужно?

Она попятилась. Выглядело это довольно забавно, особенно если учесть, что она была очень высокой.

— Леди Берг, я думала, вы меня простили…

— И вы тут же кинулись дружить-дружить? Как мило! Анна, вы не видите, что у меня на руках ребенок? Не слышите, что он плачет? Вы другого места и времени для болтовни подобрать не сумели?

— Но…

Мартышка настырная.

— Передавайте мои наилучшие пожелания господину Тану.

* * *

Крепко прижав к себе расстроенного Огги, я вышла в сад и по садовой дорожке почти перебежала к Детскому Дому. Справа возвышался корпус, где мы с Августом обычно жили, приезжая в Пиблс; после родов меня отселили, мотивируя тем, что к Августу иной раз и ночью люди приезжают, бывает шумно. Я согласилась, тем более что Детский Дом был самым новым зданием в комплексе.

Санта встретила меня на пороге:

— За вами кто-то бежит.

— Объясни этой дуре, что сюда посторонним вход воспрещен.

— Я скажу Керу.

Полчаса обязательных хлопот, затем Огги вручили кормилице, и он затих, занявшись самым серьезным делом — едой.

— Макс приехал, — сказала я Санте.

Она неодобрительно покачала белой аккуратной головой:

— Так и не угомонился.

— А ты ждала чего-то другого?

Мы засмеялись. Индейский смех довольно неприятен, похож на лай, но у нечистокровных индейцев он звучит иначе. У метисов с людьми смех совсем обычный, а у тех, кто несет в себе каплю орочьей крови, он больше напоминает пыхтение. Санта знала об этом, поэтому запрещала мужу и его второй жене — чистокровным индейцам — громко смеяться при людях. Слуги в Пиблс считали, что Кер смеяться не умеет вообще, а Моника очень серьезная и стесняется эмоций. А Санта пыхтела в свое удовольствие.

— Что сказал Август? — спросила Санта.

— Ничего. Не исключено, что даже обрадовался. Он завел себе пассию и собирается жениться. Кстати, это она за мной бежала.

Санта застыла.

— Жениться? Не спросив тебя?!

Понятно. Это индианка. У них двоеженство в порядке вещей, но вторую жену можно взять исключительно с разрешения первой. А чаще всего именно первая жена и выбирает своему супругу вторую. Так поступила Санта, найдя для Кера юную рыжую Монику, красивую и весьма неглупую даже по нашим меркам.

Я промолчала.

— А я тебе говорила, — проворчала Санта. — Я тебе говорила — почему ты не спишь с ним, он соскучится и найдет себе другую жену. А тебя оставит кому-нибудь из своих стариков или вовсе одну. Говорила? Говорила. А ты все отмахивалась. Вот и получила. Потому что мужу нужна радость с тобой ночью, а не только твоя забота днем. Ты же после свадьбы ни разочка с ним в одну комнату ночью не ходила.

— Да я и на свадьбе… только спала рядом.

Санта подбоченилась и посмотрела на меня с укором:

— Ты раньше не говорила об этом! Делла, так нельзя. Была бы у него вторая жена, спи хоть всегда одна. А ты? Глупая ты женщина, вот что я тебе скажу. Такая глупая, что даже умных не слушаешь.

Вот такая у меня домоправительница. Надо сказать, она честно предупредила: индианки о себе высокого мнения, шею перед хозяевами не гнут и по любому вопросу имеют свое бесценное мнение. Мнение высказывают тут же, как только оно появляется. Индианкам нельзя держать эмоции в кулаке, они от этого злые становятся.

— Дурацкая у меня судьба. Как проклял меня кто. Стоит в моей жизни чему-то появиться — тут же находятся желающие его отобрать. Вот был Макс. Ты помнишь Иду? Почти все подружки так себя вели. Еще и требовали, чтоб я уступила. И ведь я спала с ним. А толку? Август. Он вообще не хотел жениться. Он женщин-то боялся. Только перестал — и тут же нашлась желающая прибрать его к рукам.

— Так, может, дело в тебе? Не радуешься мужу?

— Санта, если бы только мужчин это касалось… Любой успех, чего бы я ни добилась, у меня стараются отобрать. Даже те, кому это ни к чему. Иногда мне на голову сваливается проблема, я с трудом справляюсь, только дух переведу — а у меня все отнять пытаются. Взять хоть княжество. Макс отдал его мне. Тут же появился его кузен и попытался меня убить. И с этой… красоткой не лучше. Знаешь, что она заявила? Что я должна обучить ее быть колдуньей, чтобы она могла занять мое место! То есть вот это место я сделала своими руками, а теперь должна отдать, только потому, что Августу приспичило покувыркаться с ней! Ей мало его постели, она хочет забрать все!

— Бабы все такие. Почти все. Я не такая, Моника, твои родичи не такие. Остальные — такие. Зачем трудиться, когда мужчину ублажи — и тебе без труда все достанется. Делла, а о чем еще ты говорила с этой женщиной? Может быть, не такая она плохая?

— Плохая, Санта. Боюсь, что она жадная. И еще она связана с дурными людьми. Мелви попросила индейцев проследить за ней, ты имей в виду, кто-нибудь может сюда прийти, чтобы рассказать об увиденном.

— Пусть приходят. А над тобой, Делла, нет проклятия. Просто ты настоящая колдунья. Такой не выучишься быть, надо родиться. Тебе ничего для себя не надо, поэтому тебе дают все — чтобы ты раздала это тем, кто больше нуждается. Или позаботилась, пока добрый хозяин не отыщется.

Мне стало грустно.

— Думаешь, мне надо уступить?

— Ну уж нет. Ты сама сказала — это дурная женщина. От дурных рук добро защищать надо, и это тоже колдунское дело.

— Ясно. Счастья мне не видать как своих ушей.

— Почему? Ты попроси у Матери Чудес, она и тебе даст. Только ты знаешь, чего просить? Вот подумай. Это другие могут просить просто добра, а тебе так нельзя. Ты должна точно сказать: дай мне вот это. Или вон то. Ты на Саттанге говорила, что утробу лечила. Значит, ребеночка хотела здорового да красивого. Ребеночка тебе дали. Разве это не счастье?

Я с недоверием усмехнулась:

— А теперь как? Вот что мне сказать? Хочу в мужья хорошего парня, верного, надежного, чтоб меня любил и я его любила? Санта, я ж обрядов не знаю.

— Тебе не надо, ты и так можешь. Ты внутри себя твердо реши, чего хочешь. Вот чего на самом деле хочешь, то тебе и дадут. А то есть такие, им кажется, что хотят царя или принца, а на самом деле хотят, чтобы муж их прихоти исполнял. Так цари-принцы прихоти-то не исполняют, на то они и цари.

— Мне прихоти не нужны.

— И вот что. Ты иди к гостям, я Огги сама уложу. А ты иди. Потому что нельзя найти мужа, когда из дома не выходишь совсем. Ждешь, чтобы сам пришел?

— Хорошо бы.

— Ты не шути, а головой думай. И спать сегодня ложись в старой комнате. Туда еще может прийти хоть кто-то. Сюда не пойдут, чтобы ребенка не будить. Ложись там. Не придет никто, так выспишься. А с Огги мы управимся. Иди, и чтобы до утра я тебя не видела.

Вот так. И поди возрази этому сержанту в юбке. Старший стюард на боевом корабле в случае гибели интенданта заменяет его и берет на себя распределение боеприпасов. Санта на Саттанге вела себя смирно и подчиненно: надежный помощник, верный товарищ, ничего более. Объяснила: земля предков, индейские законы, женщина знает свое место и не претендует на лишнее. Чего эта белокурая бестия стоит на самом деле, я поняла, только когда мы выбрались на федеральную территорию. С ней было спокойно. Она ведь позвала Кера встать у двери, чтобы самой не разбираться с Анной и сгоряча ей в лоб не заехать, это некрасиво может получиться.

Я вышла в холл, кивнула Керу.

— Ждет в тени, — сказал он. — Войти не пыталась.

— Понятно.

На улице уже стемнело, я включила садовый свет. Открыла дверь. На скамейке под деревом кто-то был; завидя меня, фигура в светлом платье поднялась. Анна, черт бы ее побрал. Я сосчитала до десяти и вышла на крыльцо, плотно закрыв дверь.

— Леди Берг! — Она уже умоляла, в голосе слышались слезы. — Пожалуйста, выслушайте меня! Если вы мне не поможете… Я не знаю, что мне делать. Я запуталась, я всего боюсь, я ужасная трусиха и даже не знаю, к кому мне обратиться!

— Почему бы не к Августу? В конце концов, он вроде как ваш жених.

— Нет, — она помотала головой. — Я совершила ужасную глупость сегодня утром… Но поймите, я видела ситуацию совсем не так! Август сказал, что вы гиперответственны и дисциплинированны. Что вы никогда не скажете «нет», если на вас взвалить задачу. А все вокруг только этим и пользуются. И даже за него вы отвечаете. Вы хлопочете над ним, как мать, а ведь у вас свой малыш. И вы просто уже разрываетесь между всеми. Поэтому будет лучше, если часть ваших проблем возьму на себя я. И… леди Берг, простите, но я же вправду думала, что вы только из гордости тянете на себе этот воз. Из гордости и из уверенности, что никто не захочет старательно обучиться тому, что вы умеете. И что сам Август вам надоел, но вы не можете его бросить из-за этого индейского брака. А вы не хотели, он это тоже сказал. Вы хотели быть свободной, но из-за того, что он ошибся, проблему пришлось решать вот так. Вы сделали над собой чудовищное усилие, но справились. И вы так великодушны, что ни разу не упрекнули его, что он связал вас по рукам и ногам.

«Что ты с ней нянчишься? Она же села тебе на шею и погоняет, а ты все терпишь! Будь мужчиной, наконец, а не тряпкой!» Я отлично помнила эти ее слова, сказанные Августу, когда мы с Мелви уехали.

— Анна, я не собираюсь помогать вам. У меня своих забот полон рот.

— Но что же мне делать?!

— Сядьте на землю и разрыдайтесь.

Она застыла, широко распахнув карие глаза. Опять зависла, как тогда в ресторане. Легко ее ошарашить, но потом она собирается и идет в атаку, это я помню. Упорная девица. Ее бы упорство да в мирных целях…

— Вы шутите?

— Нет, издеваюсь. Спросите у Августа — я всегда издеваюсь. Нравится мне это занятие.

Она потрясла головой.

— Нет, нет… А что будет, если я так сделаю?

— Здесь полно персонала, хотя он приучен не показываться на глаза. Кто-нибудь услышит ваши рыдания, придет и поможет. Правда, с точки зрения персонала, столь бурные эмоции позволяют себе лишь упившиеся в стельку люди, это позорное поведение, а от позора надо беречь. Поэтому вас отведут в вашу комнату, если вам таковая выделена, и уложат спать. Если комнаты вам не выделили, слуги вызовут такси и отправят вас в город.

— Но… Я не знаю. Август ничего не говорил про комнату. Наверное, мы будем ночевать в его комнате, где же еще. А она наверняка заперта…

— Значит, вас отправят в город.

— Даже не спросив Августа?!

— Конечно. За вас придумают вежливое объяснение, мол, вам сделалось нехорошо и вы захотели побыть в одиночестве. Поэтому покинули собрание, а хозяевам велели передать ваши извинения.

— Но ведь я его невеста!

— Да хоть жена.

Я снова пошла к главному корпусу. Анна, помедлив, зашагала рядом.

— Какие странные обычаи.

— Анна, еще раз. Для тупых, — жестко сказала я. — Просвещать вас относительно обычаев семьи и дома, рассказывать байки и семейные тайны — прямая обязанность Августа. Не моя. Понятно?

— Но он все время так сильно занят!

— Тогда у вас два пути. Либо наберитесь терпения, либо найдите себе менее загруженного мужчину. У Августа свободного времени не было никогда.

— Неправда! Когда мы познакомились, он всегда находил его для меня! И так было, пока мы не переехали на Таниру! Ужасное место, зачем он там живет…

«Мы». Хорошо сказано.

— Так подите и скажите это ему.

— Я боюсь, что мы можем… нет, не поссориться, мы слишком сильно любим друг друга и никогда не поссоримся, но просто ему будет неприятно.

— Поэтому вы говорите это мне? Анна, я не понимаю — вы считаете, что это я отбираю его время, которое вы безосновательно считаете своим? Его время, его внимание, каждое его слово, которое могло быть обращено к вам, а обращено ко мне?

— Ну… нет, вы неправильно меня поняли. Леди Берг, я… Я хотела сделать вам предложение. Я очень сочувствую вам, я отлично понимаю, что вам одиноко. Мне говорили, что женщина с младенцем чувствует себя оторванной от мира… Ей тогда почти все равно, с кем болтать, лишь бы не выпадать из общества. А ребенок плачет, накапливается гнев, его срывают на домашних… Давайте, я буду вас развлекать? Не Август, а я? Я веселая, правда. И очень терпеливая. Я даю вам слово, что ни капельки не буду обижаться на ваш гнев или досаду, я ведь понимаю, что не я тому причина, а ваша усталость и одиночество. Хотите, я буду рассказывать вам про китайскую культуру? Вы ведь не смогли доучиться в магистратуре. Наверное, тому были причины, материал ведь чрезвычайно сложный, а вы были в таком интересном положении… Я смогу все рассказать очень доходчиво! Я буду гулять с вами по горам…

Я остановилась и скрестила руки на груди.

— Анна, я с куда большим удовольствием болтала бы с вашим куратором, господином Таном. Я в восторге от его манер и общей культуры. Про вас я такого сказать не могу, увы.

Ее лицо исказилось ужасом, она даже попятилась и руками замахала.

— Нет! Вы не знаете, что говорите! Тан — самое ужасное чудовище, какое я видела! Он… да, он гладко говорит. Но он садист, он… Он пытает невинных людей! Он… — Она всхлипнула. — Я думала, он оставит меня в покое. У меня больше нет ничего, что ему хочется прибрать к рукам. Мой муж… я не смогла сказать правду в ресторане, ведь там был Август. На самом деле мы развелись из-за Тана. Это он потребовал, чтобы Тим бросил меня. Тим его боготворит. Он как загипнотизированный. Делает все, чего попросит Тан. Однажды он пришел вечером с этим китайцем и сказал — ты ляжешь с ним. Я хотела броситься из окна, но они вдвоем связали меня… — Она заплакала. — Я не смогу, никогда не смогу рассказать этого Августу. Вы женщина. Вы никогда не испытывали подобного, по вам видно, и я поберегу вас от подробностей, но любая женщина может понять другую, которой не повезло…

Я не понукала ее. Зачем? Она гонялась за мной весь вечер именно для того, чтобы все выболтать.

— У меня были деньги, наследство от прабабушки. Тан потребовал, чтобы я отдала их мужу и убиралась из его жизни. У них секта, они так со всеми женщинами поступают. В секту принимают только мужчин, а женщины для них просто расходный материал. Я отказалась. Тогда они заперли меня в клетке во дворе, где гуляли огромные злобные псы. Не сомневаюсь, они достали бы меня даже через решетку, прутья стояли слишком редко. Целых пять часов я сидела неподвижно, чтобы не привлекать внимания собак, у меня затекло все тело… Это настоящая пытка! И… я отдала все, что они требовали. Наверное, вы скажете, что я трусиха. Но я не могла больше этого выносить. Я самая обычная девушка, мне нужна защита, забота, я не могу бороться с целым миром. Когда я встретила Августа, я подумала: вот мужчина моей мечты. Он никогда не бросит меня в беде. Я… я была счастлива, по-настоящему! Август говорил, что немного поможет вам, а потом мы поженимся. Я верила.

«Август, ты играешь с огнем. Я не дурочка, которая будет годами слушать сказки. Мы встречаемся полгода, ты в мою квартиру приходишь как муж, но прячешь от друзей и родственников. Ты им сказал про нас? Почему? Сколько я еще буду ждать? Сколько мне терпеть это унижение, когда ты не можешь сказать потасканной бабе, что она больше не нужна? Ты что, трус? Тогда не затыкай мне рот, я сама ей скажу! И так, что она закается спорить!»

— А потом снова появился Тан.

— Ему есть чем вас шантажировать?

— Нет! Просто я боюсь его, а он знает это. Леди Берг, к кому мне обратиться, чтобы защититься от него?

— В Агентство федеральной безопасности.

— О-о, нет! У него там все куплено. Я поменяла имя после развода, а он все равно нашел меня! Как это можно сделать без связей в Агентстве?

— Так же, как сделала я. Я ведь как-то узнала, что вы вовсе не Анна Лерой, а Рэйчел Коллинз.

— Ну, вы! Про вас я сразу подумала, что вы воспользовались знакомствами среди разведчиков. Мисс Сатис… простите, миссис Маккинби ведь работала именно там.

— Анна, ничем не могу помочь.

Я решительно отвернулась и зашагала к дому. Анна догнала меня, взяла за руку. Было прохладно, она в своем платьице на тонких бретельках мерзла, ее колотила дрожь.

— Леди Берг, прошу вас. Я сделаю все, что вы попросите. Все, что в моих силах. Я буду вашей горничной, вашей компаньонкой, только помогите! Это не так много! Мне надо найти одну женщину, и тогда меня оставят в покое, Тан дал слово. Вы знаете ее!

Та-ак… А теперь самое время поддаться на провокацию.

— Кого я знаю?

— Ее зовут Мэдлин Рассел-Грей. Может быть, вы лично с ней и не знакомы, но ваша подруга, Эмбер Мелроуз-Рассел, замужем за ее кузеном. Попросите их, пожалуйста. Иначе меня просто убьют!

— Какая осведомленность.

— Не моя. Мне все сказал Тан. Он приказал выяснить, где она.

— И зачем?

— Понимаете… она украла одну вещь. Я не знаю зачем. Может быть, случайно. Но вещь очень ценная. Ее надо вернуть владельцу. Если не вернуть, будет беда.

— Мэдлин? — Я весело рассмеялась. — Чушь какая-то. Или ошибка. Мэдлин не могла ничего украсть.

— Так вы ее знаете?

— Конечно. Но не надейтесь, что вам кто-нибудь даст ее адрес. Видите ли… — Я понизила голос. — Об этом не стоит говорить вслух. Известно всем, но это так бестактно… Мэдлин… — Я тихонечко, нежно постучала себя пальцем по виску. — Понимаете?

— Н-не совсем. Не уверена, что понимаю правильно. Она ведь нечистокровная, эльфийка. А они не болеют ничем таким.

— Вы заблуждаетесь. Точней, это миф. Не слыхала, чтобы эльфы болели шизофренией, например, но эпилепсия у них точно бывает, как и умственная отсталость. А среди полукровок много аутистов. Аутизм не такой тяжелый, как у людей, но зато встречается куда чаще. Они очень красивы, но их лица кажутся искусственными, мимика либо отсутствует, либо неестественная, они молчаливы, а если и говорят, то почти без интонаций. И да, практически всю жизнь они проводят в клиниках, где им создают условия, которые не истощали бы их психику. Мэдлин очень не повезло. У нее и аутизм, и эпилепсия. Сейчас она в клинике. Она точно ничего не могла украсть, потому что из дома выходит только под надзором слуг.

— То есть вы даже мысли не допускаете?.. Нет-нет, я хотела сказать, вы уверены, что такое совсем, ни при каких условиях невозможно?

Я пожала плечами. Подумала, что мне в руки идет шанс подстроить Аннушке знатную ловушку. Надо пользоваться.

— Да нет, вероятность есть, разумеется. Допустим, нечистым на руку оказался кто-то из ее слуг, а Мэдлин стащила уже у него. Не знаю, зачем бы ей это потребовалось, но у аутистов странно работают мозги.

— Да, я об этом тоже подумала. Леди Берг, вы не могли бы узнать, что за клиника? Я не хочу беспокоить родных Мэдлин, им неприятно будет узнать, да и ее саму не встревожу, я знаю, как опасно для аутистов волнение… Я поговорю с врачами, и мы уладим проблему самым лучшим способом!

— Хорошо, я спрошу. Но готовьтесь к тому, что вам могут отказать в визите.

— Ну… — она просительно улыбнулась. — Вы только скажите, где это. Я что-нибудь сама придумаю. И конечно, я вас не выдам, нет-нет!

Она прижала руки к груди и ускакала в дом. Я проводила ее взглядом. Да-да, у господина Тана все куплено и схвачено. Особенно среди федералов. Отследить перемещения любого человека проще всего через полицию и федералов. Будь у него там надежные связи, он не искал бы Мэдлин при помощи глупой девчонки. Анне это даже в голову не пришло. Кто ее в агенты-то завербовал, тупицу такую… А с другой стороны, с кем она обычно работает? С людьми, которые вряд ли знают, чем различаются полномочия федерального агента и полицейского следователя.

Не зря, ох, не зря Август представился ей историком.

И тут до меня дошло, что Мелви была права: Август ведет свою игру.

Настолько серьезную, что готов притворяться униженным и раздавленным, слабовольным и подчиненным, скованным по рукам и ногам, да кем угодно, лишь бы не самим собой.

* * *

— Тебя долго не было, — заметил Макс.

Пока я отсутствовала, леди Памела велела подать легкие закуски, спиртное и расставить на веранде все, что нужно для церемонии культурного табакокурения. Сейчас на веранде были только мы с Максом — стояли у балюстрады, цедили бренди, Макс неспешно и со вкусом курил.

— А ты думаешь, покормить-искупать-уложить ребенка — дело пяти минут?

Макс скосил глаза на мой бокал.

— Нет, — я поняла его. — У меня нет молока. Ну, знаешь, после тех передряг хорошо, что хоть ребенок есть!

— Не оправдывайся, тебя никто не упрекает. Я только хотел спросить, чем ты его кормишь.

— Кормилицу нашла. Эльфийку.

— А! Это все, что мне надо. Я боялся, ты поведешься на рассуждения проплаченных умников, что ребенка надо кормить искусственными смесями, якобы там все сбалансировано, а в грудном молоке состав непостоянный…

— Ты спятил? Макс, я вообще-то понимаю, что родила князя. Это среднему классу интересно быть подопытными кроликами для обкатки разных дурацких идей, а потом рыдать горючими слезами. Слава богу, простые люди не идиоты и на такое не ведутся. Знают, что вам нужно все натуральное.

— Нам, — поправил Макс. — Ты не примазывайся к простонародью, хотя и любишь поскромничать, я помню. Тебя тоже не из бутылочки кормили.

— Это когда как! Если маме нужно было уехать или выспаться, она сцеживала молоко, а кормила меня няня. Из бутылочки! И Огги — думаешь, он прямо всегда из груди сосет? Во-первых, он ест через каждые три часа, ночью одно кормление может пропустить. Я, по-твоему, должна следить, чтоб у меня кормилица нормально отдыхала? Должна. А во-вторых, мне иногда хочется самой его покормить.

— Что говорит врач?

— Что все отлично. Огги развивается с небольшим опережением. Ровно таким, какое характерно для здоровых и сильных детей — норма ведь рассчитывается по всем условно здоровым, а там кто-то покрепче, кто-то послабей…

— Да. Наверное, это гены. Я тоже развивался быстрей.

— А я думаю, что и эльфийское молоко сказалось.

— Кормилица — это та эльфийка-великанша, которую я видел в гостиной? Старовата вроде.

— Нет, это няня. А кормит ее племянница, мелкая и щуплая, зато с во-от такой кормушкой! Хватает и Огги, и ее дочке. Между делом у Огги появилась молочная сестра-инородка.

— Превосходно. Во-первых, не будет ксенофобии, во-вторых, эльфы невероятно преданные. Дел, вот что, это важно. Добейся, чтобы эльфийское семейство сменило фамилию. На «Ванденберг», в одно слово. Это наша традиция. Молочные родичи Бергов носят семейную фамилию, живут в семейном доме и имеют семейную пенсию. Обычай практически святой.

— Я и так собиралась. Кроме фамилии, хорошо, учту.

Макс чуть повернул голову ко мне. В рассеянном свете садовых фонарей его профиль казался мягче и эффектней.

— Поразительно. Из тебя получилась шикарная мать. Я перекинулся парой слов с леди Памелой, она в ужасе — ты как в Средние века живешь, все стараешься сама делать. И нянчишь, и купаешь, и спишь в детской… А я сказал, что если бы мне доставалось хотя бы десять процентов того внимания, какое достается Огги, я бы вырос ангелом. Но ей не нравится, что ты все время торчишь дома. Кстати, Дел, — она права.

— Август… тьфу, Макс…

Макс ухмыльнулся:

— Он тоже пилит?

— О! Меня пилят все. А я просто ничего не хотела. Я была такая уставшая… Потом поняла, что все дело в волосах. Я не узнавала себя в зеркале и старалась спрятаться.

— И что не так с волосами? Я еще удивился, обычно у беременных и только что родивших волосы портятся, а у тебя даже лучше, чем в юности.

— Макс, — я улыбнулась, — это наращенные. Мне на шестом месяце пришлось коротко остричься. Росли они плохо, словом, еще вчера утром я была похожа на истощенного и постаревшего мальчишку. Спасибо Мелви, заставила меня пойти и вытерпеть это наращивание.

— Волосы настоящие?

— Нет. Я в небоевой обстановке — брезгливая. Все равно что чьи-то трусы донашивать. Синтетика, хотя тебе это и кажется дико.

— Напротив. Это еда должна быть натуральная. Волосы я бы тоже не надел чужие. Это тебя Маккинби так на правильные взгляды выдрессировали?

— М-м… да нет, они как-то… Ну, положим, леди Элен очень много со мной возилась, но она скорей заставляла меня шевелиться, куда-то выходить, менять наряды… А выбирала я сама. Обычно в компании твоей матери, но Валери не придиралась к моим выборам.

— У матери вкус безупречный. Чувство цвета вообще как у художника. Даже когда она пьяна в стельку. Значит, природа в тебе проснулась. У тебя прабабка точно не согрешила с Бергом?

Я засмеялась.

— Дел? — тихо позвал Макс. — Ты меня еще любишь? Хоть капельку?

Я покачала головой:

— Нет. И, говоря по совести, никогда не любила. Единственный мужчина, которого я люблю по-настоящему, — это мой сын.

— Я так и думал, — успокоенно вздохнул Макс. — Я знал, что материнство — это то, что тебе как воздух необходимо. Я хотел, чтобы ты была счастлива. Чтобы любила от всей души, чтобы тебя переполняла любовь. Но я дам тебе один совет. Он и в целом пригодится. Я понимаю, что ты на меня зла… Но у тебя ключи от моей ячейки в Банке воспроизводства. Как восстановишь силы, роди еще одного. Не для меня. Для себя и для Огги. Чтобы не зацикливаться на нем. Мать сказала как-то, что женщина после первого ребенка прикована к детской кроватке, а после второго — свободна. После третьего вообще королева, но мать на третьего не решилась. Бабушка Дженнифер решилась — и погляди на нее. Элен решилась — то же самое.

— Знаешь, Макс, ты уж прости, но я предпочту найти себе нормального парня и второго ребенка родить от него.

— А Маккинби что — уже в отставке? Вроде как у вас намечалось…

— Макс, твои неловкие попытки выяснить, как у меня с личной жизнью, вызывают только смех. Тебя тут не ждут, ты понял?

— Да я и не претендую. Мне та блондинистая кобыла глянулась. Кстати, она чья-то конкретная подружка или просто так подружка?

— Кто, Анна?

— Наверное. Правда, когда я год назад ее видел, она была Рэйчел. Но это дело такое… Маккинби тоже — то Сэнди, то Зандер. Может, она Анна-Рэйчел, я не в курсе. Или это ее сестра-близняшка.

— И где ты ее видел год назад, если был на Саттанге?

— Ну, чуть раньше. На Тору-2, той сектантской базе, которую потом пришлось бомбить.

Стоп-стоп-стоп…

— Стоп, — сказала я. — Год назад, а месяц?..

— Наверное, май. Точную дату можно по бортжурналу проверить.

Все страньше и страньше, подумала я. Студентке Анне-Рэйчел надо было в это время сдавать весеннюю сессию вообще-то.

— И чем она там занималась?

— Тогда я принял ее за жену коменданта базы. По крайней мере, в его доме она шуровала как хозяйка. Она и ее смазливый брательник. Брат — некий Тимоти Клодан. Чем-то он мне напомнил Джона Холдена, такой же прохвост. Правда, без нарциссизма. Но стопроцентный жулик.

— Как интересно. Прямо библейская история. Помнишь, как Абрам, испугавшись, что его убьют из-за красоты Сары, сказал фараону, что она его сестра?

— Так они, сколько помню, и были братом и сестрой. Не очень-то и соврал.

— Ну, здесь обошлось без инцеста. Просто Тим подкладывал жену под нужных людей.

— Вот оно как… Знаешь, а я легко поверил, что они родственники, пусть не полнокровные, а, допустим, от разных отцов. Там внешнее сходство некоторое есть, оба кукольные красавчики. Но, главное, этот Тим — мелко плавает. Шестерка он, ну видно же невооруженным глазом. Не по карману ему такая жена… Н-да. Редкий случай, когда я признаю, что ошибся в человеке. Я недооценил его. И плавает он глубоко, и шестеркой прикидывался грамотно. Мне год назад показалось, что девка намного умней его. Потом узнал: он всем заправляет. Здесь его нет, надеюсь?

— Моя бы воля — и девицы бы не было. А привел ее Август.

Макс в этот момент поднес к губам бокал. Мелкие брызги бренди разлетелись во все стороны, Макс зашелся кашлем, смеясь и вытирая лицо. А не надо прыскать в бокал, да-да.

— Славная шутка, — сказал он.

— Какие в жопу шутки, я все жду — они сегодня о помолвке объявят или завтра?

Макс на всякий случай отошел от меня на шаг, потом заглянул в бокал. Из-за его спины бесшумной тенью соткался Лур с подносом.

— Тащи уж бутылку, — сказал ему Макс, — мы тут надолго.

— Лур, скажи Санте, чтоб прислала кого-нибудь с моими таблетками. Мне пьянеть нельзя, — попросила я.

Индеец исчез. Словно растворился в сумерках.

— Поразительно, — сказал Макс. — А я решил, это очередная подопечная леди Памелы. Наивная, ею пользуются все кому не лень. И притащить в дом эту бестию могла только она. А оказывается, Август так подставился. Ну что, и на старуху бывает проруха. Он никогда не разбирался в женщинах. Другое дело, что он весь вечер на тебя пялился как завороженный. Когда я тебя сюда позвал, то думал — сейчас поговорю с тобой, потом придется уйти за дом с Маккинби, а драться с ним мне больше не хочется, надоело… Слушай, есть идея. У тебя нет надежного, не болтливого слуги, который сумеет сделать качественное видео в темноте?

— Зачем тебе?

— Давно я в домашней порнушке не снимался.

— Макс?..

— Чего? — Он сверкнул белоснежными зубами. — Дел, я к женщине последний раз прикасался, когда мы с тобой Огги сделали. Секса хочу — до мурашек по спине. Но ты же не согласишься.

— Да хоть зарежься.

— Ну вот. Я летел сюда и думал: Делла меня больше не любит, надо искать кого-то подоступней. Эта лошадь белая — доступней некуда, уж поверь. Ну а поскольку у вас тоже проблемы — и у тебя, и у Августа, просто он о том еще не знает, — можно одним выстрелом убить двух зайцев. Себе помогу и вам. Я ее уведу в сад поболтать, кто-нибудь заснимет процесс, а ты положишь ролик на стол Августу.

— Ты рехнулся?

— А что такого? Я не могу допустить, чтобы мой родич женился на шлюхе.

— Даже слышать ничего не желаю.

— Гм. — Макс озадаченно моргнул. — А кто пожелает?

Я скрипнула зубами.

— Мелви предложи. Ей терять нечего, ее не обвинят в ревности.

— О! — Макс воздел палец. — Вот это деловой разговор. Тогда ты и правда ничего не слышала.

— Я и так ничего не слышала. Особенно того, ради чего ты просил о встрече.

— Не вопрос… — начал было Макс.

Тут снова появился Лур — с сервировочным роботом. Поставил на стол только что открытую бутылку бренди, упаковку моих таблеток, большую чистую пепельницу, пачку любимых сигарет Макса, тарелочку с местным козьим сыром и травами, соусницу, тарелочку с оленьей ветчиной, тарелочку с копченой форелью, еще одну тарелочку под крышкой, вазу с фруктами, большой кофейник с автоподогревом и две кофейные чашечки. Из нижнего отделения робота Лур вынул два толстых пледа цветов Маккинби и складную скамеечку для ног, обитую овчиной.

— Милорд, миледи, — сказал он, — вечер необычайно прохладный. Поберегите себя. Миледи, если пожелаете закончить вечер как раньше, то на кухне уже готовят хаггис и достали бутылочку отличного виски. Милорд, если пожелаете присоединиться к шотландским радостям…

— Спуститься на кухню, выпить стаканчик виски под хаггис со слугами? — спросил Макс со странным выражением на лице. — Лур, последний раз я пил на этой кухне двадцать лет назад. Кухня там же? Черт, мы тогда здорово повеселились. Мы напились и танцевали джигу. Мы начали с оленины и жареного лосося, а потом с жадностью сожрали хаггис, на который я смотреть без тошноты не мог. И чертов хаггис оказался настолько вкусным, что я помню его по сей день! Достаньте три бутылки и приготовьте лишний хаггис, потому что я приду точно!

Лур поклонился и удалился. Макс поморгал на изобилие еды:

— И для кого это? Бренди этим не закусывают.

— Для меня, — меланхолично пояснила я. — Все время хочу есть. Но почему-то не набираю вес. А все, что я не доем, традиционно остается кормилице Огги. И мне наплевать, что с бренди эти деликатесы несовместимы.

— Совместимы-совместимы, — заверил Макс. — Главное — бренди побольше выпить, тогда совмещается все со всем. Делла, ты не смущайся. Ты всегда можешь сказать, что таков обычай княжества Сонно. Главное и единственное правило — никакой синтетики. Желательное правило — эта закуска должна быть от стадии поля до стадии кухни приготовлена конкретно для княжеского стола. Если оленина — то либо дикая, либо из собственного парка, если рыба — то же самое, если фрукты… ты поняла. И да, насчет отправки остатков избранным слугам — это отличная идея. Делла? А заведи на Сонно правильные обычаи! Ну, например: княгиня снимает пробу с молодого вина — и первая бочка, из которой она попробовала, достается виноделам, вторая — слугам в замке. Из урожая в саду княгиня лично наделяет слуг. Какой-нибудь праздник осени, когда князья веселятся вместе со слугами, — тоже хорошо. А то мы здорово оторвались от народа, в результате моя мать спаивает своих левреток. Глядишь, пила бы с людьми — не опустилась бы так.

— Макс, она сейчас почти не пьет.

— Чего-о?..

— Почти год.

— Серьезно?

— Она выпивает что-нибудь вечером и давно уже не спрашивает, как прошел вечер, потому что все отлично помнит. А утром она трезвая как стекло.

Макс потерял дар речи и даже вжался в кресло.

— Когда я ходила беременная, Валери жила здесь. Пила только местное виски в количестве одного стаканчика. На ночь, чтоб спалось лучше.

— Делла… — пробормотал Макс с суеверным ужасом.

— На Сонно, конечно, она пьет больше. Но я разделила все оставшееся соннское вино на три части, одну треть вручила Дженни Ивер и велела давать Валери по бутылке в день, не больше. А с Валери взяла слово, что будет днем пить только это вино и только разведенное водой.

— Делла, ты не врешь? В смысле — не преувеличиваешь? Мать бросила пить? Без врачей, без детоксикации, без психотерапии?

— Ну, не совсем бросила.

— Да это именно что бросила! Она пьет меньше, чем любая ее ровесница из нашего круга! Делла, ты… Я начинаю верить, что ты действительно колдунья.

Я усмехнулась и приподняла крышку над закрытой тарелкой. Там, обильно пересыпанные травами и политые соком ягод жи-жи, лежали саттангские речные креветки. Жаренные с солью. Макс захохотал.

— За время беременности я съела их, наверное, тонну, — доверительно сообщила я. — Патрик присылает их с каждой оказией. Живых. Они, кстати, довольно адаптивные, Скотт пристроил их в местный ручей — ничего, живут. Когда я болела и лежала в клинике, леди Памела, как по расписанию, носила их мне, пряча от врача, потому что мне назначили строгую диету. А я их не ела — я их жрала. Сырыми. Едва успевала лимонным соком полить. Когда не успевала — запихивала в рот креветку и кусок лимона одновременно. Но что интересно: в доме их едят не все. Их ест леди Дженнифер, их ест леди Памела — кто бы мог подумать, да? — Август и я. Одну, максимум две может съесть кормилица Огги. И все. Остальных тошнит.

— Слушай, а вы не пробовали отдать их на анализ?

— Естественно. Там ничего особенного, но в составе есть органическая кислота, для усвоения которой нужен фермент… Словом, он мало у кого вырабатывается за ненадобностью, потому что, допустим, на Земле эта кислота содержится в бледной поганке в небольших количествах. При том, что вроде как она очень нужна… в общем, я только и поняла, что то ли для долголетия, то ли для лечения старческого слабоумия. Спросила у Санты, та говорит, колдуны на Саттанге живут заметно дольше простых индейцев и никогда под старость не впадают в детство.

— Хм… Сдается мне, что не все ограничивается только этим, но — я рад. Я рад, что моя княгиня — колдунья, и не простая, а великая. — Макс наполнил бокалы. — Я рад, что она родила превосходного парня. Я просто рад… Делла? Я до сих пор люблю тебя.

Я выпила. Потом бросила в рот таблетки, разжевала, запила и съела креветку. Допила бренди в бокале. Макс улыбался. А я думала, что меня вовсе не коробит от его любви. Нет, я больше никогда не прощу его. Но как приятно, что кто-то любит меня…

Макс глазами показал на таблетки, и я подтолкнула их к нему.

— Тоже не хочу окосеть раньше времени, а бренди чертовски вкусный, — пояснил он. — Делла? Не обращай внимания, что я сегодня соблазню эту кобылку. Это просто секс, он ничего не значит. Я несколько месяцев сидел на корабле, в нарушение всех санитарных норм, и любовался исключительно на мужские рожи. Кошмар. Но я один раз взял в экипаж двух женщин — Иду и Санту. Больше — никогда.

— Кстати, как Ида?

— Окончательно свихнулась. Потребовала, чтобы я отвез ее и Ванессу на генную экспертизу, причем в определенное место, иначе она не поверит в результаты… Я сказал — на хрена? Ванесса — девочка! Девочки не наследуют в нашем роду. У меня есть сын. Он и будет князем. А Ванесса и без всяких экспертиз получит, что полагается — колледж, ренту, приличное замужество. Совершенно неважно, моя ли она дочь биологически…

— О как. У Иды есть сомнения? Или у тебя?

— Да я так, в принципе, — заявил Макс и снова потянулся за бутылкой. — Ребенок, который с рождения в моей семье, — это мой ребенок. От биологии зависит только наследование. Наследник Огги, и это отлично, потому что я знать не желаю, кто отец Ванессы. Может, я. А может, Гай Верона подсуетился. Опять же, наплевать. Он умный мужик, девка унаследует его мозги, а любить будет меня. Главное, не индеец какой. Да, я расист. Как все, кто несет в себе остатки негритянской и еврейской крови. А что они у меня есть, убедительно доказал Маккинби. Выпьем?

Я вертела в пальцах бокал.

— Значит, ты давно не спал с Идой?

— Дел, я с тобой честен. Я спал с ней, потому что у нее красивые глаза, и она сумела этими глазами правильно на меня посмотреть. И все было нормально, но вдруг она, буквально перед твоим появлением на Саттанге, начала расползаться. Она всегда была широкая, как скамейка. Но она была чертовски упругой и мускулистой! Очень приятной на ощупь. И тут она поползла. Сразу во все стороны. Как тесто. Глаз я больше не видел, осталась только жопа. Одна сплошная жопа, от макушки до пяток. И эта жопа круглые сутки вещает о ценностях традиционной семьи. Да я озверел!

— А что она обрезанная — ничего?

— Шевелилась как нормальная. Дел, хватит о ней. Ну, сглупил я. Ты знаешь, я чертов ревнивец. За что всегда и огребал. Огреб и в этот раз. Будем считать, это мне за грехи наказание. Забудь. Мои проблемы… Ты готова поговорить о высоком?

— Жду не дождусь.

— Здесь с защитой — как?

— А сведения настолько секретные?

— Абсолютно, — сказал он так буднично, что я поверила. — И строго для твоих ушей.

— Ну ладно, — я пожала плечами.

Я набрала код, отпирающий вольер, и вызов. Отпила глоточек бренди.

— Сейчас придет наша защита от прослушки…

— То есть? Здесь будет кто-то еще?

— Ну да, — я лучезарно улыбнулась и отправила в рот очередную креветку. — Не беспокойся, защита федеральный язык понимает, но объясняться на нем не может. Да и понимает-то фигово. Как я прикинула, словарный запас на уровне орка.

— Делла. — Макс нахмурился.

В этот момент в гостиной раздался такой душераздирающий женский вопль, что Макс вскочил. О черт, заполошно подумала я, совсем забыла, что она там плела про собак… Да и хрен с ней, с дурой.

Крик не утихал, послышались гневные мужские голоса, что-то упало и разбилось, а потом с грохотом распахнулись двери, и на веранду прыгнула Василиса, виляя всей задней частью тела. Заложив обрезки ушей за затылок, она потыкала меня мордой, обследовала Макса, тут же вернулась ко мне, завалилась плечом на колено и даже лапу приподняла — мол, чеши давай. Ага, ага, вот тут, и еще можно под локтем…

Вслед за ней на веранду вылетел взбешенный Август.

— Где эта тварь?!

Васька и глазом не повела.

— Я звала ее, — пояснила я. — Она мне нужна. Прямо сейчас и конкретно здесь.

— Предупредить не могла?!

— О чем? И зачем?

— Анна собак боится!

— Милый, если твоя невеста боится собак, не привози ее в Шотландию. Здесь собаки в каждом доме. Кстати, куда ты собираешься девать собак, которые у нас живут на Танире?

Август отчетливо скрипнул зубами и ушел.

Макс гортанно хохотнул.

Я заставила Василису сесть, что было затруднительно ввиду ее возбужденного состояния, потом с наладонника набрала код. Васька досталась нам сломанной: фактически она была просто собакой с усиленной анатомией и нестандартной выучкой. Потом мы ее пару раз чинили, ломали и снова чинили, разок усовершенствовали… Словом, она превратилась в мобильный комплекс для решения наших специфических проблем. Но этот комплекс включался по команде. А без команды Василиса как была, так и осталась самонадеянной и красивой сибирской овчаркой. Очень нас любила, но иногда больно дралась, не слушалась и хулиганила.

Макс глядел на нее с живым интересом естествоиспытателя.

— Кажется, я помню эту сукину дочь. Она была на Саттанге. Дел, кто ее так выдрессировал?

Я удивилась:

— Тебе не сказали? Это киборг. Сибирский.

— Ах вот оно что.

— Боевая модель.

— И как вы ее заполучили?

— Случайно. Она сломалась, прибилась к нашей яхте, и пока мы сидели в тюрьме на Сибири, наш повар Майкл ее прикормил. Потом мы вернулись, увидели очень волосатую и очень толстую собаку, узнали, что она списана и идет под разборку, пожалели и выпросили ее себе в подарок от царя. Она вела себя скромно, ныкалась по темным углам, мы решили, что она нас боится, потому и прячется. Не рассматривали ее, словом. В полете мы выяснили две вещи: почему она толстая и прячется, и что сломалась она сильно раньше, чем мы подумали. Стоило нам стартовать, она взяла и ощенилась. Так мы и узнали, что в космодромной охране Сибири половина собак — неисправны, и никого это не чешет. Потому что у киборга половой инстинкт отключен, но ведь Васька не могла завести щенков сама по себе! Должен быть еще и папа! Подозреваем, что папой был Кощей.

— Точно не Иван-дурак?

— Ванька там тоже был, но он чисто белый и стоял на посту в другом конце космодрома. А Кощей стоял в паре с Васькой. И, знаешь, щенки уж больно на него похожи. Такие же серые и страховидные. И огромные. Васька для космодромной охраны на нижней границе стандарта, а вот Кощей был конкретно огромен. Ты как-нибудь Нину Осси навести, она забрала из того помета двух щенков. Собаки отличные, только башкой ей до сисек достают.

— Так она и сама по себе не великанша… Дел, а еще остались щенки?

— Зачем тебе?

— Не мне. На Сонно. По привычке тащу туда все самое лучшее. Тебя вот притащил… Просто если сука-киборг сумела завести потомство, эту линию надо пускать в разведение, не задумываясь.

— Во-первых, два щенка у Нины, пять у Джимми Рассела, остальных раздали, во-вторых, если у Васьки вот отсюда, — я положила ей руку на затылок, — вынуть чип, благо, Павлов все-таки сделал ей нормальный шунт, как у нас, чтоб не резать шкуру, то она живенько наделает еще щенков. У нас из последнего ее помета растет сучонка, помесь сибирской и шотландской овчарок. Нюхачка.

— Прекрасно. Если Маккинби упрется на предмет своей потаскушки, забери у него собаку. Вот эту. Вообще всех забери. А кто такой Павлов? Русский ученый, прославившийся жестокими опытами над собаками?

— Эрудит, — похвалила я. — Диму Павлова ты встречал уже. Правда, не узнаешь, потому что без грима его на Эвересте видела только я. Зато у тебя есть факсимильная отметина в виде шрама на плече.

— Не понял…

— Пол Даймон.

— Оп-па… — Макс восхищенно выдохнул. — Которого насмерть забили орки на Танире? Ну, дает…

— Сибирский контрразведчик.

— Ну, мать… — Макс плеснул еще бренди в бокалы, — за него тогда.

— За него, — я подняла бокал. — Он был с нами на Дивайне, сунул голову в управляющий терминал Чужих, чуть не сдох, но разобрался. Август его не любит, Алистер любит и ненавидит, а я обожаю. Феерическое чудовище.

Мы выпили.

Небо налилось теменью, облака, еще на закате застившие солнце, разошлись, засияла трехчетвертная луна.

— Итак? — спросил Макс.

— Вася, охраняй, — велела я.

Василиса покорно отошла и легла под дверью из гостиной. Я проверила уровень сигнала — порядок.

— Даже если кто понадеется на свои уши — у Васьки они лучше. А до гостиной звуки отсюда не долетают, такая планировка. Опять же, если кто вздумает подслушивать с той стороны двери, Васька ему быстро проделает ту же операцию, какую проделали с ее ушами… Кстати, об ушах. Ну и где, собственно, те сведения, которые предназначены только для моих?..

— Иди ко мне на коленочки, — попросил Макс и расправил один из пледов, чтобы укрыть меня.

Я подумала. Потом легко пересела к нему на колени, обняла одной рукой, во второй у меня был бокал. Макс укутал пледом мои плечи, огладил под ним по боку.

— М-м… какое платье… А что под платьем!.. Дел, ты стала настоящей красавицей. Мяса бы еще нарастить побольше. Ты сегодня будешь спать одна?

Не спорю, меня волновало тепло его сильного тела. И то, что у него мигом появилась эрекция, меня тоже не оставило равнодушной. Но я не могла даже подумать о том, чтобы уступить ему. Ну и вопросы он задавал не для того, чтобы дать понять о своем эротическом интересе. Не доверял способностям Василисы, только и всего, на вероятную публику работал.

— А что? — кокетливым тоном спросила я.

— Просто хочу знать, кто тот счастливец, который будет снимать с тебя это платье.

— Ревнивая ты скотина, Макс, вот что я тебе скажу. Сам женился, а мне даже любовника завести нельзя?

— Ну-у… — он смущенно засмеялся. — Ты же понимаешь, я сам хочу быть твоим любовником.

— Увы. У меня нет любовника, раздеваюсь я сама и сплю одна. Иногда с Огги. Это и есть те секретные сведения, которые ты мечтал прошептать мне на ушко?

— Конечно… — пробормотал Макс, который терся носом о мои волосы, захватывая губами сережку.

Его длинные пальцы скользнули по моей шее, ниже, ниже, огладили грудь, прошлись по вырезу платья… Я пихнула его в плечо:

— Довольно! Мы так не договаривались.

Макс хихикнул и руку убрал. Сунул ее к себе за пазуху и вынул какое-то украшение на золотой цепочке.

— Я тебе подарок привез.

Кулон в виде птицы с распахнутыми крыльями и неограненным алмазом в груди — пламенное сердце, надо полагать.

— Случайно узнал, что символ Матери Чудес — летящая птица, которая видит сердцем. А этот алмаз я нашел в том самом храме, где мы с тобой зачали Огги.

— О. А что скажут индейцы?

— Индейцы говорят, что такой талисман защищает от смерти.

— Макс, — я посмотрела на него скептически, — ну не ври только, что алмаз из того храма. Мы ж были в плену. Нас раздевали догола. Не говори, что прятал камень в заднице, умоляю.

— Я был на Саттанге месяц назад. Патрику только не говори, он окончательно оскорбится. Меня прямо-таки тянуло в места боевой славы. Залез… Храм, кстати, обрушился. Но я добрался до того алтаря, где мы с тобой встретились. Гляжу, камешек блестящий, я подобрал, на свету посмотрел — алмаз. Он был в оправе, очень старой, но смятой безнадежно. Я перекинулся парой слов с Говардом, тот сказал, что сама по себе находка ценности не имеет. Похоже, алмаз из алтарной утвари, этот храм когда-то был богатым, потом его разграбили, но один камешек не заметили. В общем, у меня в экипаже есть индеец, который увлекается ювелиркой. Сообразили ему оборудование прямо на борту, и пока летели, он эту птичку сотворил. А основной мой подарок ты получишь, когда я улечу. Я нарочно так задумал.

— Мне заранее плохо, — сказала я, надевая украшение.

— Между прочим, тебе привет от Мэдлин Рассел-Грей, — сказал Макс будничным тоном.

Я молча стянула два ломтика ветчины, один машинально бросила собаке.

— Ты помнишь, что с Джимми Расселом тебя познакомил я. Август его тоже знает, но хуже. А я — единственный из принцев, кто всегда дружил с Джимми. Он постарше, но это неважно. И все его семейство я тоже знаю. Мэдлин я впервые увидел, когда ей было четыре с половиной месяца от роду. Она родилась на Сайгоне, но ее каждый год привозили к Джимми и на Землю. В отличие от Маккинби, я не был в нее влюблен, но… У меня есть несколько подруг. Они мне как сестры. Я родную сестру так не уважаю, как их. Мэдлин ты знаешь. Есть еще одна женщина, если повезет, я тебя с ней познакомлю. Понимаешь?

— Мэдлин от кого-то прячется. И обратилась за помощью к тебе.

— Именно. В критических ситуациях она всегда звала меня. Если б я год назад не торчал на Саттанге, она не влипла бы в эту историю. Но меня не было. Ты вызвала у нее безотчетное доверие. Сейчас она в безопасности. И ее дети тоже.

— Дети от Николса?

Макс покачал головой:

— Делла, я знаю все. Я восхищаюсь ею. Это великая женщина. Но я не имею права произносить вслух некоторые слова. Вот что тебе нужно знать: она арестована при попытке бегства в Эльдорадо и находится в военной тюрьме на Ситоне.

Я с подозрением поглядела на него:

— А Ситон, между прочим, хреново охраняется.

— На лету схватываешь.

— Беда. У меня сегодня Анна спрашивала, где Мэдлин. Я сказала, что она аутистка и лежит в клинике. Я думала, что клиника где-то на Бете, или даже на Дивайне, там климат отличный… Ситон же далеко, я не успею все организовать.

— Зачем? Там все давно организовано.

— И кому мне стоит это рассказать?

— Да любому, кто спросит. Особенно — Киду Тернеру.

— А он, типа, не знает. Макс, как он может не знать того, что происходит в его структуре?

— Делла, это военная тюрьма. Фактически, для дезертиров и дебоширов. На Ситоне нет контрразведки, там три человека из военной полиции, и все. Мэдлин убедила одного из офицеров помочь ей бежать. Он провел ее на территорию базы, чтобы переправить на космодром. Там ждал патрульный корабль, который пересадил бы ее на борт контрабандистам. Затея провалилась, оба в тюрьме, никто пока не знает, что делать. Происшествие оценивается как заурядное — на Ситоне все, так или иначе, общаются с контрабандистами. Мэдлин вообще сначала под домашним арестом в женской казарме сидела. Не выдержав давления неизвестности, она впала в беспокойство, затем у нее началась истерика, так и узнали, что ее целью был побег в Эльдорадо. Тогда ее перевели в камеру. В контрразведку не сообщали, испугавшись, что на фоне громких разоблачений в соседних округах начнется катавасия и у них. Военные сейчас все сильно напуганы. Идет вялая переписка с командованием с целью замять скандал, пока он не полыхнул. Вроде бы хотят офицера разжаловать, а Мэдлин спровадить куда подальше, но куда — неясно. Там еще месяца два-три точно все тянуться будет. Если, конечно, контрразведка не уловит слухи — а они уже поползли, еще бы, не каждый день на захолустной базе оказывается красавица-эльфийка, то ли перебежчица, то ли засланка. Там уже такие легенды про нее сочинили… Если новость дойдет до конттразведки, Мэдлин переведут на Тварь.

Он отвернулся, закурил, выдохнул дым в сторону. Я осторожно взяла у Макса из пальцев сигарету, сделала две затяжки и вернула. Голова резко и тяжело закружилась.

— Зачем?

— Похоже, мне скоро предстоит работа. Я не курила больше года, отвыкла уже совсем. А в тех краях дымит каждый второй…

— Каждый первый, я бы сказал.

— Анна уверяет, что Мэдлин сперла некую вещь.

— Ты примерно в курсе дел? У Мэдлин китайцы убили отца. И убили, в общем, по ошибке. Ее полубрат, Хорас Грей, влез в авантюру, плохо просчитав ходы партнеров с шанхайской стороны. И с отцом не посоветовался. Короче говоря, приняли решение Хораса убрать, а дальше непонятно — может, у кого-то на Сайгоне был персональный зуб на его папашу, а может, просто исполнитель перестарался. Выжила одна Мэдлин, случайно. Старик знал, кто она и зачем. Терпеть ее не мог. Но когда разобрался… Старик свою вину признал, но поставил условие, чтоб при его жизни даже мыслей никаких не было. Он знал, что проживет дай бог два года еще. И он сам отдал Мэдлин некий чип. Кто-то предал, и теперь за Мэдлин гоняется весь Сайгон, вся китайская мафия и еще много желающих.

— Старик?..

— Старый император.

Ничего себе уровень, подумала я. Тут закуришь. Тут душа в пятки уйдет у любого, кто более-менее в теме.

— Что на чипе?

— Чего не знаешь, даже под пыткой не расскажешь. Не спрашивал.

— Она знает?

— Да. Вторая проблема — Мэдлин сама не может воспользоваться этой информацией. Нужен человек-ключ. Кто он, Мэдлин без понятия.

— Мне уже интересно.

— Я знаю только одно: это не против Земли. Но если этот чип попадет в Эльдорадо…

— Вальдес вроде не собирался воевать, даже наоборот.

— Под Вальдесом уже земля горит. Там команда ястребов во главе с Арриньо.

— Шансы?

— Пятьдесят на пятьдесят. Вальдес пришел слишком рано. Мы сейчас оттуда людей пачками вывозим. Там ад.

— Мы? Макс, ты в каком округе?

— Официально — в шестом. По факту во втором. Туда всех авантюристов и отморозков собрали. Всех, кто любит приключения в рабочее время, скажем так. Я уже пять ходок на ту сторону сделал. Осталось обойти Кого — у него восемь ходок. Ничего, я просто с опозданием подключился, наверстаю.

Я в задумчивости выбила дробь по подлокотнику. Макс понял по-своему и налил еще бренди. Не обращая внимания на бокал, я подтянула к себе тарелочку и съела ровно половину сыра. Половину — Кэт, кормилице. Она обожает шотландский козий сыр, но если ей покажется, что я съела меньше половины, не прикоснется к угощению. Потом я доела креветок, подобрала треть форели… Макс глядел, как я методично уничтожаю еду, и балдел.

— Моя роль?

— Честно скажу — дурацкая. Мэдлин знает план. Но его не выполнишь, будь у тебя хоть тварский конвой под началом. Чем больше охрана, тем больше шансов сдохнуть. Единственный выход…

— Кто-то должен оттягивать внимание на себя.

— Именно. И чем больше, тем лучше. Участвует Кид Тернер. Он возьмет основное. Ты…

— Поняла. Благо, на меня вышел куратор Анны.

— Куратор у нее Клодан. Надо же — муж. Мне и в голову не приходило. Ну, тем хуже для него.

— А кто над ним?

— Николс.

— А над Николсом?

— Китайцы.

— Куратор сам китаец.

— Ничего не значит.

— Разберусь.

— Вот именно. Делла, в игре — много сторон.

— Что ж там на этом чертовом чипе…

— Потому Мэдлин и не хочет даже пересекаться с Маккинби. Он из нее вынет. И сам на этом кончится.

— Ну замечательно, просто замечательно… Что-то пить хочется. Не возражаешь, если я Лура позову? Кстати, Скотт Старший опять поменял повара, этот умеет делать настоящий восточный шербет.

— Я равнодушен к востоку, — ответил Макс, — да и вообще прогулялся бы. Отпустишь?

— Проваливай, донжуан, — я встала, поежилась и потянула на себя плед. — Вася, вольно.

Собака мигом нырнула под стол и застыла, что-то вынюхивая. Макс постоял, поглядел на торчавшую из-под столешницы пушистую задницу с длинным, богато убранным хвостом, хмыкнул и распахнул дверь в гостиную. Меня окатило шумом развеселых голосов, женского смеха — в котором я без труда выделила деланые нотки, — шуршания и перестуков. Я не захотела присоединяться к обществу. Взяла бокал, подошла к балюстраде, оперлась о перила. В саду было тихо, только звенели какие-то насекомые.

В игре много сторон, в игре много сторон…

* * *

Дуновение воздуха, волна плотного аромата, — рядом со мной появился Август. Смена караула, да-да, один ушел, другой занял его место. Август тоже пил бренди. Ох, кто-то наберется сегодня… Надо из чистого человеколюбия заставить его принять таблетки, а то утром опять синий от интоксикации будет.

— Миледи, — прошелестел Лур за спиной.

Я повернулась, поставила на его поднос недопитый бренди и взяла шербет.

— Мне тоже, — попросил Август.

— Сию секунду, милорд.

— Таблетки на столе, — подсказала я лениво.

— Благодарю, — отозвался Август. — А то выпил я каких-то три глотка, но опьянел неадекватно. Наверное, утреннее шампанское усугубило.

Я молчала и потягивала шербет. По саду пролегла световая дорожка — за углом открыли садовые двери, кто-то вышел. Скрип песка под двумя парами ног. Удаляющийся. Жаркий шепот, нельзя разобрать ни слова, тихий женский смех. Несколько секунд — и парочка затихла, свернув в сторону реки. Садовые двери закрылись.

— Милорд, — это Лур принес шербет для Августа.

И снова тишина. Похоже, народ в гостиной разошелся кто куда. Скотт и Лайон наверняка пошли в кабинет пропустить по стаканчику чего-нибудь народного и спокойно покурить. Вообще-то оба не курили, но я видела трубки и табак в кабинете Скотта. Похоже, у этих двоих трубка была чем-то вроде дани традиции.

Леди Памела, скорей всего, пошла провожать леди Дженнифер — старушка обитала в отдельном коттедже на самой границе поместья. Там у нее был свой персонал, свои лошади и собаки, свои кошки и свои книги. Одиночество ее не тяготило, зато поход к семейному ужину превращался в настоящий визит. Развлечение, однако!

Алистер и Кейт, готова спорить, легли спать. А может быть, Кейт пошла смотреть, как там дети, а Алистер — на кухню к слугам. Опять же, традиция. Чем занималась Мелви, я примерно представляла, но не хотела о том думать.

— Удивительный день, — сказал вдруг Август.

— По-моему, паршивый.

— У тебя есть необыкновенная черта. Ты умеешь меняться до неузнаваемости буквально за несколько часов. Переменчива, как небо.

Я из-под ресниц покосилась на него. Поэтический стих находил на Августа редко, и всякий раз приступ не предвещал ничего хорошего.

— Утром ты была одной, а вечером… Я даже не знаю, какой ты стала. С одной стороны, я внезапно увидел ту девочку, которая в университете сиганула через пятиметровый забор, чтобы вернуть улетевший мяч. А с другой — ту девушку, с которой я работал три года назад. Но ты ни то и ни другое. Ты что-то третье. Такое же юное — и такое же уверенное. В юности тебе сильно недоставало осознания своей женской силы, своей красоты, а позже — огня и задора. А сегодня в тебе есть и то, и это.

Я не ответила. А что на такое можно ответить?

— Удивительный день, — повторил Август и радостно сообщил: — Знаешь, я ощущаю себя женатым!

Ну здрасте. Приплыли.

— А ты… нет? Ты ничего не чувствуешь?

— Нет, — безразличным тоном ответила я. — Август, я не могу чувствовать себя замужней после того, как меня притащили к судье, зарегистрировали пародию на брак с таким видом, словно делают одолжение мне, а не себе, потом поволокли знакомить со своей любовницей, объясняя, что моя прямая обязанность — убраться с ее дороги, разумеется, самолично приписав ей мои заслуги, и неважно, что они не имеют никакого отношения к тебе…

— Извини, — без тени вины сказал Август. — Я уже все забыл. Как не со мной было.

— И да, я должна чувствовать себя замужем за мужчиной, который поцеловал меня с таким же пылом, с каким мог бы целовать стену?

— Ну… в качестве компенсации могу предложить первую брачную ночь.

Я поперхнулась шербетом.

— Обещаю полностью реабилитироваться в твоих глазах, — заявил Август.

— Август, выпей таблетки, очень тебя прошу. Я не могу слушать пьяный бред.

— Да какой пьяный, я же говорю — три глотка всего было…

— И каждый — по кварте?

— Самых обычных глотка, — заверил меня Август, но послушно ушел за таблетками.

Начинается, подумала я, едва подавляя смех. Стоило мне только пожелать, называется. Надо и ему, и Максу сказать, что я лягу спать в прежней своей комнате, а самой пойти в детскую. Пусть подерутся. Им полезно. Оба после взбучки становятся не в пример умней.

— Делла, — позвал Август. — Макс — говнюк.

— Это ты к чему?

— Прошло время, ты забыла, каким он бывает. Он такой несчастный и одинокий, тебе его жалко. Но это игра. Делла, вспомни, он искалечил твою жизнь.

— Я не собираюсь с ним мириться, если ты об этом.

— Нет. Я ждал его. Я понимал, что он попытается встретиться с тобой, и ты его простишь. Делла, ты прощала его много раз. Он нагрешит, раскается — и снова пускается во все тяжкие. Зачем тебе это? Он снова обманет тебя. И снова для тебя это будет унижение, боль…

— Август, он женат. Ничего «снова» быть не может. И как по мне, Ида — вполне адекватное наказание ему. Они достойны друг друга.

— Ида, — согласился Август и вернулся к перилам. — За Иду ему следовало бы второй раз сломать челюсть.

Меня удивил его тон.

— Ты защищаешь ее, или мне мерещится?

— Делла, я помню, что было на Саттанге. Но… выслушай. Ида не виновата. Она очень несчастный человек.

— Август, вот только не надо…

— Надо. Я наводил справки о ней. Меня с самого начала поразило, что ее поведение не соответствовало статусу. Я не понимал, как она стала офицером. Она не могла пройти стандартные тесты, да ее завалили бы еще на первом курсе колледжа. И уж тем более она не могла служить у Рублева, а ведь прослужила восемь лет. У Рублева нет кадрового голода и никаких причин терпеть отвратительный нрав офицера.

Он взял паузу, ожидая моей реакции. Мне только еще Иды в этот дурацкий вечер недоставало, но Август прав: история мутная.

— Она действительно умна и блестяще окончила колледж. Все, кто помнил ее в юности, отмечали, что у Иды редкая для ее происхождения эрудиция, суждения лаконичны и точны, она наблюдательна и хорошо разбирается в людях. Очень вынослива как физически, так и психически. Правда, говорили, что она замкнута и не интересуется мужчинами. Ее волновала только карьера. Рублев был доволен ею, хотя и сетовал, что она холодна с товарищами. В последние годы сослуживцы начали жаловаться, мол, офицер Рафферти высокомерна, как будто презирает их всех. Выражалось это в ее равнодушии к мирским слабостям. Рублев собирался в виде премии за десять лет безупречной службы направить ее в Мадрид, на курсы повышения квалификации в Военном университете. Был уверен, что за оставшиеся два года нареканий не появится, как не было их раньше. Собственно, поэтому он и поставил Рафферти в экипаж Макса.

— И что же случилось с этим образцовым навигатором?

— Болезнь. Врожденная эндокринная патология. Возможно, если бы ее обнаружили пораньше и лечили грамотно, Ида не стала бы такой, какой мы ее запомнили. В четырнадцать лет она начала страдать от гипервозбудимости. На другие симптомы патологии внимания не обратила, так как гипервозбудимость затмевала все. Она знала, что такая возбудимость ненормальна, ни с кем из девочек подобного не происходило, и очень боялась, что у нее не хватит силы воли противостоять страстям. А Ида не хотела размениваться на личную жизнь, она мечтала поступить в колледж, сделать карьеру, купить домик в хорошей колонии первого радиуса и зажить там с любимой бабушкой, которой, в общем, обязана была всем — и общей культурой, и умением вести себя в обществе. Обратиться к врачам ей в голову не пришло, она вступила в разрешенную исламскую секту, практикующую женское обрезание, пошла к хирургу и удалила клитор по религиозным требованиям. Она считала, что это хороший выход. Секту тут же покинула и крестилась в лютеранской церкви. Получила облегчение всего на несколько недель, и решилась пойти к врачу. Обследование выявило серьезную патологию, уже порядком запущенную. Иде грозила быстрая, в два-три года, инвалидизация. Бабушка отдала все сбережения, чтобы внучка лечилась в хорошей клинике. Иду дважды оперировали, и после второй операции проблема исчезла.

— А родители?

— Самоустранились. Им казалось, Ида выдумывает болезни, чтобы привлечь внимание. Подумаешь, болезнь — все мысли о сексе. Это от распущенности, это от того, что она слушала бабушку, и та заразила ее своими бреднями.

— Бабушка не родная, что ли?

— Нет. Разведенная мачеха ее отца, сама бездетная, Ида была ее единственной отрадой. После лечения, на мой взгляд, варварского и излишне радикального, Ида смогла закончить школу, поступить в колледж, найти прекрасное место службы. За пять лет она скопила денег, чтобы купить вожделенный домик — на Саванне. Отличное место, отличные люди. Бабушка туда переехала и удочерила девочку из приюта. Ида к девочке относилась то ли как к младшей сестре, то ли как к дочке. Пользовалась каждой увольнительной, чтобы побывать дома.

— Думаешь, на Саттанге был рецидив?

— Саттанг. — Август кивнул. — Сочетание тяжелейших условий, стресса и влюбленности — а Ида вправду любила Макса — привело к возобновлению процесса.

— Ну и беременность повлияла, не иначе.

— Многое повлияло. — Август отвел взгляд. — Иду сейчас спасла бы еще одна операция. Но она уже неадекватна, у нее практически разрушена личность. А Макс сбежал от ответственности в работу. Как и раньше сбегал. Его вполне устраивает, что Ида вызывает безотчетную ненависть у всех. Я намекнул ему осторожно — привези дочь с няней сюда, положим Иду в клинику. Да, после лечения она станет инвалидом. Это уже без вопросов, слишком все запущено. Но она сможет жить, пусть ей и придется питаться строго таблетками, за год-два можно восстановить личность. А он мне ответил, что у Иды снесло крышу на почве материнства, ребенок подрастет, все пройдет само. А не пройдет — тоже невелика проблема.

— Он подозревает, что ребенок не от него.

— Я не стал докапываться до истины. Это неэтично. Девочка не участвует в наследовании. Какая разница, кто ее биологический отец? Это важно исключительно для наследования титула и княжества. Макс признал ее, значит, он отец по закону и по морали.

— Что ты будешь делать?

— Попробую поговорить с ее бабушкой. Иде нужно лечиться, иначе она быстро превратится в окончательную развалину, физически и умственно, и искалечит ребенка.

— Думаю, учитывая все страсти, мне лучше не вмешиваться.

— Да. — Август забрал у меня пустой стакан из-под шербета, отнес на стол и вернулся. — Поговорим о нас?

— Не вижу зачем.

— Я подумал, что было бы справедливо оставить сроки развода на твое усмотрение.

— Это попытка переложить ответственность.

— Нет. Ты сама определишь, когда будешь готова.

— Ага, а если я буду тянуть год?

— Я исхожу из того, что тебе понадобится не менее трех лет.

— И ты считаешь, что Анна будет безропотно ждать столько времени?! Август, кому ты врешь? Я сегодня утром оставила жучок на столе в ресторане. Так что теперь отлично знаю, какого мнения Анна по поводу что меня, что тебя.

— Почему нас должно волновать ее мнение?

Я оторопела. Пофыркала и, чтобы не молчать, спросила:

— Что это за новости — что ты не веришь в любовь? Это вообще мои слова были!

— Прости, что я взял их поносить без разрешения.

— Мне ты говорил, что любишь Анну.

— Разве? Делла, все очень просто. Я устал. От одиночества. От осознания, что сам по себе я никому не нужен. Раньше меня это не заботило, а теперь гнетет. Мне предстоял тяжелый период в жизни, и я завел ни к чему не обязывающий роман с красивой девушкой. Я не хотел, чтобы у меня началась депрессия в самое неподходящее время. Сам не заметил, как привык…

Да-да, подумала я, эта привычка выглядела так: пришел некий господин Тан и объяснил тебе, что поздняк метаться. Тут ты сразу и привык!

Вот сейчас ляпну это тебе прямо в глаза — посмотрю, как ты запрыгаешь… Нет, не ляпну, конечно. Ведь ты перепугаешься, сгребешь меня в охапку, сунешь в яхту и под конвоем отправишь к Крису на Дивайн. Наговоришь Крису ужасов, и даже на прогулку по нашему персональному Эдему я смогу выйти исключительно в сопровождении взвода терминаторов. Огги будет ездить следом в бронированной коляске, а Василисе привинтят гранатомет на спину. И ведь это я не особенно преувеличиваю. Молчи, Делла, молчи…

Август переступил с ноги на ногу и осторожно произнес:

— Делла, насчет того, что ты сказала в ресторане… Что ты стеснялась признаться…

— Не говори глупостей, — перебила я. — Обыкновенная реплика в расчете уесть оппонентку.

— Я так и подумал. Не такой уж я толстокожий, чтобы за столько лет не заметить.

Я снова оставила его слова без ответа. Август вздохнул.

— Почему ты не сказал Анне, что инквизитор?

— Подумываю сменить профессию.

— Думаешь, она не знает, кто ты?

— Это не имеет значения.

Я фыркнула:

— А что имеет? Август, ну вот честно — что для тебя имеет значение в этих отношениях? Ее преданность, верность, готовность ждать тебя на пороге вашего дома, будущее вдвоем? Что? Ты не мог так поглупеть, чтобы не видеть, — она совершенно тебе не подходит. Ты можешь лгать окружающим, что она такая нежная и хрупкая, такая жертвенная и влюбленная, — мне не надо. Мы оба знаем, что она хищница. Ограниченная, хамоватая, невоспитанная, ей подвернулся завидный холостяк — и она пойдет по трупам, если кто-то встанет на ее пути. Потому что мечтает сделаться герцогиней Кларийской.

— Верно, — невозмутимо ответил Август. — Потому-то я и хочу, чтобы ты ни во что не вмешивалась. Анна действительно способна пойти по трупам. Да, она выглядит глуповатой, но это означает лишь, что она не сумеет грамотно замести следы. Тебе и Огги не станет легче от того, что убийца окажется в тюрьме.

— Это замаскированная угроза? Сама не отойдешь, я, типа, тут ни при чем, я предупреждал?

— Делла, я отлично знаю, кто и что стоит за Анной. Редкий случай, когда женщине даже приближаться не стоит к задаче. В этой структуре женщина — расходный материал. Влияния у нее не больше, чем у этой балюстрады. Какой бы умной она ни была.

— Не верю. Во-первых, для такого надо полностью исключить общение, во-вторых, Анна-то сумела приподняться.

— Анна не состоит в этой структуре. И больше всего на свете боится, что ее «разжалуют» — и отправят туда. Оттуда не возвращаются.

— И ты решил ее спасти. Ценой брака. Очень благородно, герцог.

На этот раз промолчал Август.

— Стало холодать, — выдавила я. — Пожалуй, самое время перебраться на кухню.

Я ушла, оставив Августа на веранде.

* * *

Было очень весело. Слуги разожгли огромный старинный камин, наготовили кучу еды. Мы пили виски и пели песни. Августа уговаривали сплясать, он отнекивался. Ко мне подсела Мелви, которая пила чай, зато налегала на свежепожаренную баранину.

— Все отснято, — шепнула она мне.

— Тьфу. Ты все-таки решила заготовить компромат?

— И не жалею. Эту девку надо гнать. Я просмотрела начало записи, хотела полюбоваться, как Макс будет разыгрывать спектакль — при ее перспективах соблазнение задача непростая. Только девица напрыгнула на него так, словно ей сообщили, что этот секс — последний в ее жизни. Он мявкнуть не успел.

— Ничего себе.

— Тебе Макс сказал, что они знакомы?

— Сказал. Но не был уверен.

— Она просила его помалкивать о том, что они виделись раньше.

— Тем хуже для нее.

Макс пришел довольно скоро. Вместе с Анной. Она была такая разнеженная, истекавшая истомой, от нее за километр пахло другим мужчиной, — но притерлась Августу под бок. А тот и бровью не повел.

— Все-таки я красивый, — сказал мне Макс, улучив момент.

— Ты о чем?

— Да я фрагмент записи посмотрел. Прямо хоть на большой экран — не стыдно. Зато я понял, что в ней нашел Маккинби.

— Вот как?

— Эту кобылку нужно седлать два раза в день. А выезжена она на славу, умеет все, любой каприз. Правда, на удивление дуботолая. Но выносливая. Однако я бы через пару месяцев соскучился. Секс — это здорово, но иногда хочется и поговорить.

— Ему, видать, не хочется.

— Похоже на то. Она жаловалась: молчит как рыба, причем не только в постели. Молчит с утра, молчит за едой, молчит на прогулке. Изъясняется жестами, ленивыми и вальяжными. Обращается с ней кошмарно, как с куклой для взрослых мальчиков. Уверяет, что за последние сутки услышала от него больше слов, чем за предыдущие полгода. Я вот думаю — она точно с Маккинби спит? Он поболтать-то любит. Да и особого пренебрежения к любовницам за ним не водится.

Я только головой покачала. Мне было безразлично.

Анна вскоре пожаловалась на усталость, и они вдвоем с Августом ушли. Я досидела почти до конца, сумела отделаться от Макса, который набивался мне в сопровождающие — до постели, да-да. Утверждал, что уже сытый, не будет мешать спать.

Я шла по ночному саду, погрузившись в свои мысли, и опомнилась лишь перед дверями Детского Дома. На секунду я позволила раздражению взять верх — да пошли все эти мужья темным лесом, а я иду отдыхать в детскую.

Бесшумно поднявшись по лестнице, я заглянула к Огги. Он спал. Я улыбнулась и прошла в смежную комнату, где стояла моя кровать, еще подивившись, что дверь почему-то открыта.

На моей постели, поверх одеяла, спал Август. Спал прямо в одежде — в килте, пиджаке, хорошо хоть ботинки снял. Я поморгала, прикрыла дверь, чтоб не разбудить ребенка, и осторожно потрясла Августа за плечо. Он и не думал просыпаться. Я потрясла сильней — он перевернулся на бок и подсунул ладонь под щеку. Я постояла над ним, подумала. Прогнать его нереально, значит, надо раздеть, иначе толком не выспится и будет с утра злой. А он в килте. Килт Август носит по правилам, на голое тело. Обнаружив себя утром нагишом, он застесняется, комплексоид несчастный, и опять-таки будет злой. И что делать? Ладно, хоть сверху все сниму.

Промучившись минут десять с сонной тушей весом больше центнера, я сумела раздеть Августа хотя бы относительно. Он снова перевернулся, килт смялся и задрался, показался краешек угольно-черных трусов. Ха, мысленно сказала я, зачем это он трусы надел? Но стащила с него килт и засунула тело под одеяло. Потом сходила к Санте за вторым одеялом и лишней подушкой.

— Август давно пришел?

— Да часа полтора назад. Сказал, надо с тобой поговорить. На ногах едва держался. Я ему только сказала, чтоб не шумел и к ребенку не ходил, он и затих. Уснул, да?

— Спит как убитый. Вот что: сходи в его спальню, принеси какую-нибудь одежду, чтоб утром надеть…

Ночью захныкал Огги. Я проснулась, но не шевельнулась: он иногда этим и ограничивался, если не поступало никаких внешних раздражителей. Проснулся и Август, сел в кровати.

— Ты вчера сюда спать пришел, — шепнула я.

— Спасибо, я помню, — ответил Август и нащупал халат.

— Не ходи никуда, разбудишь Огги.

— Не разбужу, не бойся.

Я снова закрыла глаза. Сквозь сон мне показалось, что Огги снова издал недовольный звук — но только один.

Проснулась я только перед рассветом. Августа не было, но его одежда, вся, кроме халата, лежала на стуле. Я встала и на цыпочках выглянула в детскую.

Август прочно сидел в большом кресле, придвинутом к детской кроватке. Одной рукой он придерживал Огги у себя на коленях, второй читал с наладонника. На столике рядом стояла опустевшая на три четверти бутылочка с молоком.

Услышав мои шаги, Август поднял взгляд и одними губами сказал:

— Иди спи, я посижу с ним.

— А ты?

— Я уже выспался. Принеси только мою одежду, чтобы я не разбудил тебя, когда буду одеваться.

Я подумала — и действительно пошла досыпать.

* * *

В столовой я обнаружила Макса.

— Что-то я сегодня разоспался, — сообщил он, салютуя мне чашкой с кофе. — Отлично выглядишь! Еще лучше, чем вчера.

— Спасибо. А где все?

— Так давно уже встали и разошлись. Алистер поехал встречать Скотта Младшего, Август повез в город свою Анну. Обалдеть, воркуют как голубки, — Макс неприятно рассмеялся. — Здорова, кобыла. Меня обслужила по высшей категории, и после этого небось еще полночи ублажала Маккинби.

— Она здесь ночевала, что ли?

— Ну да, Маккинби ее к себе взял.

Я покивала. Почему-то меня задевало пренебрежение в тоне Макса. Пренебрежение к Августу. Я налила себе кофе, сделала глоток.

— Нет. Не ублажала.

— Уверена?

— Да, потому что Август ночевал в Детском Доме. Пришел вечером, хотел что-то сказать, не дождался и уснул. Шампанское утром, бренди днем и виски вечером его победили.

— Да уж! Такая компания кого угодно заборет… А Маккинби тебя от меня пошел охранять, зуб даю.

— Ты ему уже сколько зубов отдал? Не жалко для родственника, да?

Макс заразительно рассмеялся.

— Кстати, насчет вчерашнего. Мы с Мелви посовещались и решили пока не подбрасывать эту запись Августу. Я с ним сначала так поговорю, словами. В конце концов, раз уж он уговорил тебя воспитывать моего сына среди Маккинби, я имею право следить, чтобы в доме не было женщин легкого поведения. А вот тебе я копию отдам.

— Зачем?

— Если Анна еще раз припрется сюда, пиши жалобу в полицию нравов. С приложением этого ролика. Ей за аморальное поведение могут запретить въезд в Пиблс, если не в Шотландию вообще.

— За что? За трах в садовом павильоне? Это кто тебе сказал?

— Лайон. Он очень недоволен вчерашним вечером. Собралась семья, и тут какая-то сомнительная особа, в непонятных отношениях с Августом… Здесь не принято звать временных любовниц на семейные посиделки, для этого у каждого взрослого парня есть свой дом, раз уж противно снимать номер в отеле. А то он привел — и о помолвке не объявил. Значит, просто подружка. Я намекнул Лайону, что подружка без тормозов, — само собой, только намекнул. Тогда он и посоветовал обратиться в полицию нравов. В Шотландии с этим строго. Разврат допустим в любых мыслимых формах, но лишь с согласия местных жителей. А если кому не понравилось, что в его саду целуются, — имеет право удалить нежелательную особу со своей территории на веки вечные.

— Я не местная жительница.

— Ты мать князя Сонно, который воспитывается в клане Маккинби. Ты больше, чем местная жительница, — ты местная аристократка.

— Надеюсь, что мне не понадобится прибегать к этому средству.

В столовую быстрым шагом вошел Август.

— Доброе утро, — сказал он нейтрально.

— Мы тебе кости перемываем, — сообщил Макс. — Я как раз объяснял Делле тонкости местного законодательства, которое позволяет использовать полицию нравов для решения проблемы Анны.

— Анны? Она вчера разве что-то натворила? Я не заметил.

Макс прищурился:

— Маккинби, а ничего, что я ее вчера разложил на садовой скамейке?

Август налил себе кофе.

— И что? Я должен устроить сцену ревности? У меня нет времени.

— То есть тебе безразлично, что твоя невеста развлекается с кем-то еще.

— Ну и пусть. — Август пожал плечами. — Это просто секс, он ничего не значит.

— Но Деллу же ты ко мне ревновал?

— Во-первых, не путай ревность с заботой о будущем. Во-вторых, у тебя с Деллой никогда не было «просто секса», у вас всегда были отношения.

— И фиг поспоришь, главное, — согласился Макс.

— Делла, сегодня прилетает Скотти, — сказал мне Август, — он хотел с тобой встретиться. Кажется, ему нравится идея привлечь тебя к его волонтерской деятельности. Я тоже думаю, что это хорошо, — ты уже начала скучать в добровольном затворничестве.

— Ничего, что я не католичка?

— Ничего, — кивнул Август. — Сходишь на его проповеди два-три раза — и готово. Сама не заметишь, как станешь пламенной католичкой.

Макс засмеялся.

— Да-да, мы поэтому и не ходим к нему, — кивнул Август. — Поразительный дар убеждения. Проповеди братца Скотти спокойно выслушивает только Алистер. У него к церкви сугубо потребительское отношение, он может сходить в собор на службу, считая, что это отличный способ попасть на концерт органной музыки.

— Нет, спасибо, — сказала я, — мне и лютеранкой неплохо живется.

— Все же поговори с ним. Макс, ты позавтракал? Пойдем, обсудим, что ты там еще придумал, — Август поднялся. — А то у меня намечается весьма напряженный денек.

Они ушли, оставив меня гадать, что именно потребовалось Скотту Младшему.

* * *

— Изабелла позвонила мне в ужасе, — рассказывал Скотт Младший. — Мигель увидел тебя и испугался. Он принял тебя за эльдорадскую шпионку, которая, не иначе, планирует уничтожить перебежчика.

Мы медленно шли по узкой улочке к бутику, торговавшему эксклюзивным туристским снаряжением. По каменной мостовой стучали деревянные подошвы доминиканских сандалий Скотти. Он был очень правильный монах — зимой и летом ходил с непокрытой головой и в этих сандалиях на босу ногу. Его черно-белые одежды разительно контрастировали с обликом шотландского города, казались вызывающе яркими.

Скотти толкнул двери бутика, мы шагнули в полутьму и уют магазинчика. Навстречу заторопилась смущенная девушка.

— Брат Скотт, — сказала она, — леди.

— Делла, это Изабелла Баш. Изабелла, это леди Офелия ван ден Берг. Мигель дома?

— Да, он в комнате. Я сейчас позову его. Не хотите чаю? Я как раз все приготовила.

— Пожалуй.

Мы сели в задней комнатке, маленькой и уютной, но совершенно эльдорадской — и по нехитрому рукодельному оформлению, и по предложенному угощению, и по витавшим здесь ароматам. Мигель Баш, застывший над своей чашкой, рассказывал:

— Доктор Вальдес — прекрасный человек. Думаю, мы такого не заслужили. Его все любили. Все хотели, чтобы он пришел к власти. В народе поговаривали, что, если он станет диктатором, мы наконец-то вздохнем спокойно. Понимаете, мы живем в страхе. В постоянном страхе, что Земле надоест терпеть, и она двинет на нас все свои войска. Мы умрем, под бомбежками или от голода, когда нас бросят, побежденных и нищих. Да, свобода и независимость — это прекрасно. Но чем для нас, простых людей, Земля хуже Золотого Мехико? Нам, конечно, твердили, что здесь ужасные законы, расизм, и таких, как мы, загоняют в рудники и шахты на ручную выработку, а наших женщин берут на работу только в бордели. Мы с сестрой приехали сюда, мы видим, как оно на самом деле. И я думаю, что там, где ложь, нет места свободе. Тогда я не знал этого, но доктор Вальдес — он особенный. Люди шептались, что он замирится с Землей, будет торговля, для хватких людей из низов откроются новые возможности. А у нас ведь как? — он посмотрел на Скотти. — Спросите у Долорес… ой, простите… — он зажал глаза ладонью. — Никак не привыкну. У леди Берг спросите, она видела. У нас для девушки из низов есть шанс, если она красива и умна. Она может выйти замуж за мужчину из хорошей семьи. А у простого парня вроде меня шансов нет. Только идти в армию. А если война противна, то сиди там, где сидел. Да, я сумел переехать в Золотой Мехико, мне помогли друзья и родня, я открыл небольшое дело, но это потолок. И я никогда не заработал бы столько денег, сколько было у клиентов моих такси.

Изабелла подвинула мне тарелочку с домашним печеньем, глазами попросила — попробуйте. Я взяла тонкий и плоский, как древняя монетка, кружок, осторожно откусила, улыбнулась — мол, вкусно.

— Но у доктора Вальдеса ничего не выйдет. Хотя его любят в народе. Он не виноват в том, что мы живем все хуже и хуже. Все началось раньше, при правительстве полковника Арриньо. Мой друг работал на заводе. Секретное производство, делали оружие. Он был мастером. И вдруг завод закрылся. Совсем. Я удивился — как же так, завод — один из важнейших для обороны. Моему другу не заплатили за три месяца, его выбросили на улицу, потому что он снимал дом и не смог платить за аренду. А у него жена и дети. И он сказал, что закрылись оборонные заводы по всей стране. Ходили слухи, что были какие-то поставки с Земли, каких-то деталей или металлов, но теперь канал прикрылся. Потом что-то восстановилось, но ненадолго. А ведь эти заводы — это огромная сеть. Каждое рабочее место на них создавало десять рабочих мест в других отраслях. Люди возмутились, а что делать? Вышли на демонстрацию. Полковник Арриньо приказал стрелять по толпе. Такого еще не было. Обычно водой, газом разгоняли, но не пулями. И тут на него было покушение. Что да как, не знаю, но случился переворот, и диктатором стал доктор Вальдес. Он сказал, что да, были поставки, но незаконные — по контрабандным каналам. А он заключит договор с Куашнарой, и заводы откроются. Только мы больше не будем производить оружие, у нас его и так много. Мы будем поставлять технику в Куашнару, там она нужна. И ничего не вышло. Доктор Вальдес что-то обещает — а выходит наоборот. Ему надо было расстрелять полковника Арриньо, а он пожалел его.

— Но ведь Вальдес правит совсем недавно, — сказал Скотти.

— Да не правит он толком. Всем как заправлял Арриньо, так и заправляет. И началось что-то очень странное. Оно давно началось, но теперь просто повылезало из тени. Новая вера. Понимаете меня? Мы всегда были католическим государством. Но уже лет пять, как везде закрываются наши храмы. Говорят, что храмы разоряются, не могут платить аренду за землю. Глупости какие-то. Два года назад убили нашего епископа. Убийц не нашли. А потом все стало совсем явно, запретили богослужения в Золотом Мехико, и я понял, что надо бежать. Куда угодно, на Землю, в Куашнару. Хотя на самом деле вера — не единственная причина. Ко мне стали приходить странные люди.

Он нервным движением отодвинул чашку. Пальцы дрожали.

— Когда исчезла Долорес… леди Берг… меня вызвали к генералу Вальдесу. Домой. Я удивился, я еще ничего не знал. Генерал сказал, что машина моего парка в полиции, я могу забрать ее. Он сказал, что у Долорес была несчастная любовь, и она бросилась в море со скалы. Я… я не знал, что делать и говорить. Долорес ведь красавица, сказал я тогда, разве нашелся слепец, который может отказать ей в любви? Генерал сказал: нет, тот мужчина не слепец, просто он женат. Мне было жаль, очень жаль. Меня не допрашивали в полиции, отдали машину. А через полгода в мой парк пришел сын генерала, сеньор Энрике… Тогда он еще не был доктором Вальдесом. Он попросил меня рассказать, какой была Долорес. Потом он пригласил меня домой, я нашел платок Долорес, он попросил отдать ему. У него на столе стояла фотография Долорес. Я сделал вид, что ни о чем не догадался. Хотя в душе, конечно, обругал старого генерала последними словами. Я понял, что Долорес и сеньор Энрике любили друг друга, просто старик запретил им и думать о браке. Долорес умерла, а сеньор Энрике стал несчастным. Мы виделись еще несколько раз. Иногда сеньору Энрике требовалось куда-то поехать тайно, и тогда он звонил мне, и я по старой памяти работал его таксистом. А потом… потом меня вызвали в секретную службу. И там я впервые увидел полковника Арриньо. Он расспрашивал меня про Долорес. Я ответил, что знал. Он сказал, что это была инсценировка, тело не нашли. И проверили все связи Долорес — они вымышленные. Она не рождалась, не училась и не жила в Эльдорадо. У нее тут не было семьи и друзей. И на самом деле ее зовут по-другому. А Вальдесы ее использовали, чтобы сводить счеты с врагами. Она их лазутчица. А я — ее сообщник. Я испугался, конечно. Тогда полковник Арриньо мне сказал, что я должен следить за генералом Вальдесом и сеньором Энрике и докладывать ему, иначе меня арестуют и расстреляют как предателя. Я вышел сам не свой. Прошло две недели. Сеньор Энрике позвонил мне, и я отказался его возить. Я не мог шпионить за ним. И… — он сглотнул. — Арриньо отомстил. Я уверен, что он. Прошло время, я уже почти забыл, когда мне позвонила соседка, сказала, что пришли странные люди, хотели осквернить храм в нашем поселке — там, где жили мои родители и сестра. Прихожане пытались отстоять храм, и тогда взорвалась бомба. Мои родители погибли. Осталась только Изабелла, она болела и была дома. Я был сам не свой. И на исповеди рассказал все нашему настоятелю. Он и подсказал мне, куда обращаться. Я забрал сестру, мы поехали в место сбора, нам объяснили, что это эмиграция. Мы согласились. И вот… мы здесь. Леди Берг, я не хотел обидеть вас подозрениями. Просто когда я увидел вас… я не знал же, насколько вы стойкая. Полковник Арриньо мог заставить вас. И послать убить меня, потому что я знаю — он готовит заговор против доктора Вальдеса.

Мы просидели еще час. Мигель, выговорившись, сидел молчаливый и подавленный. Иногда, впрочем, его пробивало на несколько реплик, а потом он снова затихал и погружался в себя.

На улицу мы вернулись через задний двор. Там нас встретили две собачонки, уже знакомые мне по первому визиту. Они придирчиво обнюхали нас, а одна даже попыталась дернуть Скотти за рясу.

Мы не обсуждали встречу, пока не вернулись в Пиблс. Скотти пригласил меня в дедовский кабинет, запер дверь.

— Делла, что скажешь о наших собеседниках?

— Изабелла странная. Вполне возможно, она не совсем здорова психически.

— Почему ты так думаешь?

Я покачала головой. Скотти вздохнул:

— Вот и я не могу уловить, что именно меня в ней настораживает. А Мигель?

— Мигель очень многое недоговаривал.

Скотти покивал.

— Ты полагаешь, что именно недоговаривал, а не лгал?

— Где-то и солгал. Арриньо еще в те времена славился параноидальной подозрительностью, но все же не до такой степени, чтобы посылать на Землю диверсантов для убийства мелких свидетелей. Тем более, что разоблачение Мигеля ничем серьезным не грозило. Подумаешь, Вальдес узнал бы, что Арриньо шпионит за ним. Эка невидаль. Там все за всеми шпионят.

— Но Мигель уверен, что его попытаются убить. Собаки, — напомнил Скотти. — Они сообщают обо всех посетителях. Я приходил к Башам несколько раз. Мигель неразлучен с собаками, они сопровождают его на улице, ночью, как сказала Изабелла, их оставляют в здании на первом этаже, чтобы они стерегли лестницу на второй, где расположены жилые комнаты. Я спросил, держал ли Мигель собак раньше, когда жил дома или в Золотом Мехико. Изабелла уверяет, что нет, он любит животных, но дома не держал.

— Скотт, он или знает куда больше, или Арриньо дал ему совсем не такое невинное поручение. Впрочем, — подумав, добавила я, — и то, и другое. Вряд ли бы Арриньо давал серьезные поручения непроверенным людям, да еще и лично.

— Вот именно. Мигель первое время в общине молился так истово, словно хотел искупить смертный грех. Его рассказ мало отличался от того, что ты услышала. Но мне казалось, он многое скрывает. Поэтому я и попросил тебя выслушать его. Я подозреваю, он состоял в той самой секте, про которую говорит с ужасом, но и уклончиво.

— Скотт, — я вздохнула, — при всем уважении к твоей работе и к тебе лично — я не имею права этим заниматься. Моя собственная деятельность до сих пор не рассекречена. А за работу с перебежчиком, который запросто может оказаться лазутчиком, я рискую оказаться в тюрьме.

— Я понимаю. Поэтому и отказался от мысли привлечь тебя. Я хотел бы услышать рекомендации — к кому лучше обратиться с этой проблемой. Я бы хотел сотрудничать с человеком, не обремененным предрассудками. Мигель, как мне кажется, грешник, но — раскаявшийся грешник. Да, он лжет. Но в его положении лгут все, особенно жертвы. Никто из них не может отделаться от мысли, что беда случилась в том числе по их вине. И что они, хоть и пострадали, — соучастники. Каждого в детстве родители учили, что-то запрещали. И каждый эти запреты хоть раз да нарушал. Впоследствии роль родительских запретов исполняли законы и заповеди. Но соблазн силен. Иногда кажется — да ничего страшного, я только чуть-чуть, одним глазком… А потом случается несчастье. И человек лжет, доказывая нам и себе, что не виноват. Им движет не только страх ответственности, но и страх, что его оставят без помощи. Мигель — из таких. Он попал в сети, стараясь добиться высокого положения в обществе. Потом осознал — и воспользовался первым же шансом бежать. Он просто слабый человек, слабый — но не пропащий. И я хотел бы, чтобы твой коллега, которого ты рекомендуешь, это понимал.

— Почему ты не хочешь спросить у Алистера?

— Потому что не хочу. Ни он, ни Август. Должен быть кто-то другой, не связанный с нашей семьей хотя бы кровным родством.

— Тогда Кид Тернер, — сказала я и вспомнила его странное поведение. — Хотя не уверена.

— У него и так неприятности.

Я задумалась. Хуже всего, что я действительно не знала, как помочь. В армии я получала приказы через начштаба и понятия не имела, кто разрабатывал ту или иную миссию. Это нормально. После армии я выполняла единственную миссию за границей, если ее так можно назвать, — операцию на Саттанге, и приказ был непосредственно от министра. Но не объяснять же Скотту, как устроена работа в разведке!

И тут меня осенило.

— Скотт, русские.

— Что?

— Попробуй договориться с русской контрразведкой.

— Они разве работают в Эльдорадо? Я имею в виду, сами по себе.

— Понятия не имею. Но точно помню, что Дима Павлов — ты о нем наверняка слышал — внезапно ударился в религию и ушел в секту.

— На свете много сект.

— На что хочешь готова спорить, именно в ту.

— Ага, — Скотти едва заметно прищурился. — Между прочим, у нас на Сибири есть не то чтобы епископат, нет… После Катастрофы на Сибири оказалось довольно много католиков, русских католиков. Да, за прошедшие века они превратились в фактически самостоятельную церковь, однако же, общий язык мы по-прежнему найти можем. Делла, спасибо. Это интересное и неожиданное решение.

Несколько секунд мы молчали, Скотти явно собирался уходить.

— Скотт, так что это за секта?

Он глядел на меня — и то ли собирался с мыслями, то ли искал формулировку. Или думал, стоит ли вообще меня посвящать.

— Если ты не расскажешь, узнаю по своим каналам, — сблефовала я. — Но твои сведения наверняка самые точные.

— Расскажу, конечно. Тебе нужно это знать. У секты довольно долгая история. Больше ста лет назад на Новой Валенсии поселилась община под руководством нескольких хилирских провидцев. Провидцы утверждали, что Бог дает людям шанс вернуться в Эдем. Они видели этот дивный сад, который находится в центре мира, и попасть в него можно через Хилирский тоннель. Сейчас мы знаем, что это правда. Тогда над ними смеялись, но нашлись и последователи. Само по себе наличие Эдема еще не повод для создания секты, нужен ведь способ стать избранными, теми, кому откроется вход в дивный сад. Основной догмат таков: надо вернуться к состоянию Адама и Евы, тогда Бог простит человечество. Споры начались немедленно, и буквально на следующий год секта раскололась на адамитов и евитов. Адамиты утверждали право первородства, евиты — что в этом и заключается главный грех, ведь не зря Господь создал Адама из праха, а Еву из живой плоти. Ну и дальше в том же духе — что Адам создан для работы, а Ева для присмотра за ним… Есть и кое-что безусловно верное: в частности, первородный грех действительно передается через мужчину, а не через женщину.

— Именно поэтому Христос рожден от женщины, но не от смертного мужчины?

— Верно. Так или иначе, теологические споры вылились в войну — по версии сектантских историков, и в обычную драку — по версии полиции. Евитов оказалось больше, и они прогнали адамитов. Часть адамитов вскоре раскаялась и вернулась. В последующие несколько лет в результате ссор между лидерами во главе секты остался некто Иероним Коло. Точней, его жена Мария. Иероним занимался теоретической работой, Мария — практическим руководством. Она была талантливым менеджером, поэтому еще до ее смерти секта добилась широкого распространения, а при ее дочери — и официального статуса в качестве Ордена Евы. Структура относительно безопасная, хотя и не беспроблемная. Чрезвычайно популярна в колониях от пятого радиуса. Формально считается христианской сектой. Они признают Писание, но не как Божественное Откровение, а как историю ошибок рода человеческого. Верят, что после Прощения и переселения в Эдем обретут физическое бессмертие, а не дожившие праведники восстанут из мертвых, поэтому трупы они мумифицируют и хранят в склепах. Как ни странно, там не матриархат — у каждого пола свои обязанности. Имущество общее, они не признают частной собственности. Наивысшим грехом считается грех праздности. Нет священников и священниц, детей обучают матери, а в их отсутствие — отцы. Девочки и мальчики воспитываются вместе. Мужчину за грубое обращение с женщиной могут изгнать, женщину за несправедливость по отношению к мужчине — тоже. Полный запрет на ведение войн, разрешена лишь самооборона. Нестрогие вегетарианцы — употребляют молоко и продукты из него, рыбу. Неплохой рацион, так что из всех сект эта едва ли не самая здоровая физически. Строгая моногамия, разводы разрешены, но каждая такая ситуация обсуждается всей общиной, и решение принимает община. Жестко табуирован гомосексуализм, что мужской, что женский. Бисексуальные связи не запрещены, поскольку не мешают продолжению рода. Приветствуют естественнонаучное образование, работу в медицине, активно используют технику в сельском хозяйстве. Бесплодных стараются женить с бесплодными, они несколько поражены в правах, но получают восстановление статуса, если берут на воспитание двух и больше сирот. В секте сирот нет, так что ее члены осаждают все окрестные приюты. Вообще воспитание неродных детей считается богоугодным делом.

— Я бы не стала с этим спорить.

— Я тоже не спорю, просто из этих детей вырастают новые сектанты.

— Ну так и секта не запрещенная, — буркнула я, думая: ну не тяни ты, хватит исторических экскурсов, начинай уже меня пугать.

— Когда ее разрешали, не знали, чем все кончится… Основная проблема с Орденом Евы — они не признают права частной собственности. Ни для кого вообще. Поэтому у них постоянные конфликты с окружающими из-за нарушения границ. А вторая проблема — они активно занимаются прозелитизмом. Как следствие, постоянные судебные иски от других церквей. — Скотти улыбнулся. — Меня там не любят. С их точки зрения, монах дважды грешен, поскольку уклоняется от каждодневного труда и от семейных обязанностей. Помнишь Альфреда Куруги? Его дед и бабка по материнской линии были адептами этой секты.

— О. Но я бы не сказала, что…

— Сам он не состоял в секте. Его предков из общины изгнали. Евиты не практикуют смертную казнь, вместо нее они изгоняют преступников. Как изгнали Каина, так и они поступают. Лет пятьдесят назад изгнали семью — муж, жена и пятилетний сын. Через десять лет в другую общину явился пятнадцатилетний юноша. Его приняли. Прошло еще десять лет, тот приемыш завоевал немалый авторитет, и именно с его подачи в недрах евитов выросла новая секта. Адамиты возродились, да еще и в радикальной форме. Лидер впоследствии погиб, и кто руководит адамитами сейчас, узнать не удалось. Они распространились стремительно, как пожар, используя для раскрутки уже существующую вербовочную сеть Ордена Евы. Не знай я, как причудливы судьбы сектантских учений, мог бы поверить, что адамиты — чей-то проект. У них было все готово для успешного старта, оставалось только вбросить идею. Теперь это самостоятельный Орден Адама, естественно, нелегальный, но пугающе успешный. Тоталитарная секта, обработка новообращенных у адамитов очень жесткая, фанатизм запредельный. Кстати, у евитов тоже возникло радикальное крыло, на фоне адамитов относительно вменяемое, потому что хотя бы обходится без членовредительства, и на том спасибо. Адамиты человеком признают только мужчину. Женщин калечат. Есть некоторое число «сочувствующих», которые работают как агенты влияния во внешнем мире, но остальные живут на положении скота бессловесного. В буквальном смысле слова, потому что женщинам в секте надрезают голосовые связки.

— Ничего себе. Зачем?

— Чтобы не могли голосом и словами сбить мужчину с пути истинного. Женщины у них — не личности, а общее имущество общины. Они допускаются только к грязным работам и сексуальному удовлетворению мужчин. Секс строго регламентирован. Женщине запрещено издавать любые звуки, это помимо того, что она не может говорить. Она обязана находиться в определенной позе и закрывать лицо полностью, оставляя лишь отверстия для дыхания. Все это — чтобы женщина не могла привязать к себе мужчину и использовать его для достижения своих целей.

— У-у… да. Жестоко и эффективно. А дети?

— Мальчика женщине приносят только для кормления. Остальное время он находится с воспитателями, которые учат его всему. Девочек оставляют матерям. Поколение, родившееся уже в секте, сильно отстает в умственном развитии, но для целей секты это хорошо — меньше думают, лучше подчиняются.

— Хорошо. А цель?

— Возвращение в Эдем уже близится, но туда пустят лишь избранных. Тех, кто больше не совершит грехопадение, поверив женщине. У них есть некий артефакт, который они трактуют как Послание. Якобы там говорится, что избранные обретут бессмертие и будут жить в дивном саду, а прочие станут служить им как рабы.

— Как обычно… — прошептала я. — Обычные завлекаловки. Праздность и регулярный секс без обязательств — всего лишь за верную службу.

— Они решили даже проблему смерти. Адепта подвергают ритуалу, во время которого на особый чип якобы записывается его личность. Затем у него берут пробы биоматериала и подписывают договор — в случае его смерти после победы адамитов он будет клонирован, и в мозг клона запишут его истинную личность.

— Наличие души они отрицают?

— Нет, но не считают ее чем-то значимым. Мол, душа — это всего лишь менеджер, организующий жизнь тела, и появляется сама собой при зачатии. А все, что касается бессмертия души, — это, мол, сказки для бедных и трусливых. Физическое бессмертие — вот удел истинного человека.

— Сурово. В Эльдорадо у них должно быть много сторонников. Там любят такие… мальчиковые игры.

— Так и есть. Хунта Арриньо пропитана ими насквозь. Вальдесу не позавидуешь. Если он не примкнул к адамитам, конечно, и не играет в паре с Арриньо. Добрый президент при злом министре. Я допускаю такую возможность.

— А что Куруги? Ты ведь не зря упомянул его.

— Куруги не был адамитом, но сотрудничал с ними. А именно он, не забывай, отлично знал, что Эдем — не выдумка. Кроме того, мир не поработишь силами одних фанатиков — нужны солдаты, нужно оружие. Куруги со своим конвейером по производству киборгов мог обеспечить все это, включая преданность солдат. Всего-то чип в мозги… Делла, тебе напомнить, что произошло потом? Куруги застрелился, Дивайн оказался в руках твоего брата…

Я поморгала. Вот ты и начал пугать меня, Скотти. Интересно, зачем?

— Скотт, а Мимору ведь тоже связан с сектой. И тогда его охота за Великой Мэри…

— Звенья той же цепи. И опять разорванные не без твоей помощи. Что самое оскорбительное для секты — не без помощи женщины.

— И?

— Я думаю, Делла, тебе стоит быть очень осторожной и осмотрительной. Я бы советовал тебе не выезжать из Шотландии. А лучше всего — не покидать поместье.

— Это тебя Август попросил сделать мне внушение?

— Да. Но я согласен с ним.

— Боюсь, Скотт, что как раз в поместье мне скоро сделается весьма неуютно.

— Положись на волю Божью, — сказал Скотти.

Ну а что еще мог посоветовать доминиканец?

* * *

Разумеется, я и не подумала запираться дома. Наоборот, я решила, что вечером непременно поеду в Эдинбург ужинать. Ну сколько можно дома-то сидеть?

Однако получилось иначе. И, положа руку на сердце, интересней.

Я получила сообщение. «Дорогая леди Берг! Не окажете ли вы честь, согласившись пообедать со мной в премилом городке Пиблс? Надеюсь, что мне удастся порадовать вас приятной беседой и полезными знаниями. Желаю вам здоровья и процветания. Жду вашего ответа, Тан Сянцзян». Я хмыкнула, ответила согласием и пошла переодеваться. В конце концов, Август спит с мафиозной потаскушкой, а почему я должна отказываться от обеда с ее боссом?

Господин Тан предложил встретиться в ресторане в новой части Пиблса, я бывала там очень редко. Кер, который сегодня был водителем, остановился у входа, из машины вышел Шон Ти, раскрыл зонтик — накрапывал дождь — и проводил меня к дверям.

— Леди Берг, — ко мне приблизился метрдотель, взглянул на Шона Ти. Да уж, орк-красавец, в сшитом на заказ цивильном костюме, в полное сбруе охранника, производил нужное впечатление. По крайней мере, вопрос мне задали единственный: — Хотите заказать отдельное место для вашего сопровождающего?

— Да, разумеется.

Меня проводили к кабинету. Шон Ти обследовал помещение, не обращая никакого внимания на китайца. Тот, впрочем, окинул орка совершенно невозмутимым взглядом.

— Мэм, если желаете, я могу подождать снаружи, — изрек наконец Шон Ти.

Значит, тут решительно безопасно, нет никаких скрытых камер и подвохов. Я кивнула метрдотелю:

— Прошу вас, организуйте столик у самого входа в кабинет.

Шон Ти подставил мне стул и вышел.

— Прекрасный день, дорогая леди Берг, — сказал Тан. — Надеюсь, я не отвлек вас от важных дел.

— В это время суток я предпочитаю обедать, так что вам повезло, ваши планы совпали с моими.

— Этикет предписывает разные вина к разным блюдам, но я взял бы на себя смелость рекомендовать вам сегодня только белые вина.

— И почему?

— Вино следует подбирать не к еде, а к погоде и настроению. Мне кажется, что ваше настроение всегда созвучно погоде, а погода сегодня для белых вин.

— Интересный взгляд. Но вы правы, я предпочла бы белые.

Нам принесли аперитивы и меню. Тан советовал мне блюда, советовал уверенно. Непохоже, чтобы он часто бывал в Пиблсе и наизусть знал ассортимент именно этого ресторана.

— Господин Тан, этот ресторан — сетевой?

— Не совсем. Владельцам принадлежит ровно четыре заведения. Здесь, в Токио, Дели и Мадриде. Меню одинаковое, немного отличается оформление — с учетом национальной специфики. Я бы сказал, что этот ресторан самый спокойный.

— Как вам город?

— Жалею, что раньше, бывая в Эдинбурге, не заезжал в Пиблс. Прекрасный город, чтобы встретить достойную старость.

Пока официант сервировал стол, мы с китайцем обменивались незначительными репликами. С каждой минутой он нравился мне все больше. Да, от него тянуло леденящим ужасом. Но притом он оделся именно так, как следует одеваться мужчине, если пригласил на обед леди. Он умело использовал старомодные обороты, которые у него звучали не смешно, а консервативно. Его жесты и мимика полностью соответствовали интонациям и словам.

— За встречу, дорогая леди Берг, — он приподнял бокал и отпил немного. — Должен признаться, наша встреча не согласована, и кое-кто из моих коллег будет весьма и весьма недоволен. У нас нет единого мнения относительно вашей персоны. И до недавнего времени я скорей соглашался, что вас следует держать в стороне, если не в полном неведении. Покорнейше прошу меня простить. Я недооценивал вас. В нашем кругу бытует мнение, что вы демонстрировали превосходные задатки, редкие задатки, но впоследствии утратили квалификацию. К тому же ваши жизненные обстоятельства таковы, что лучше избегать не только риска, но и сильных стрессов.

Я слушала молча, глядя китайцу в глаза.

— Я считаю, что это ошибка. Вам следует знать, что происходит. Только так мы можем исключить вероятность «дружественного огня» — когда вы, руководствуясь своими представлениями о справедливости, можете случайно разрушить наши планы.

Надо будет спросить у Мелви, кто он такой на самом деле.

— Я не имел достаточно времени, чтобы подробно изучить вашу биографию. Кроме того, пришлось опираться на открытые либо непроверяемые источники. Но и то, что я узнал, вызвало мое искреннее восхищение. Леди Берг, вы незаурядная женщина. И я бы не стал утверждать, что вы потеряли квалификацию. Скорее, вы вышли за рамки профессии. Вы часто выбираете нестандартные решения. И я надеюсь, что ваш ум, ваш опыт еще не раз будет применен ради пользы вашего отечества.

О, какой комплимент. В юности я смущалась, не зная, как себя вести. С возрастом поняла, что на комплименты не надо отвечать, их надо слушать.

Я улыбнулась и пригубила вино, тут же отставив бокал.

— Хотите что-нибудь узнать обо мне? — спросил китаец.

— Пожалуй.

— Мое имя вы знаете. Оно настоящее. Я этнический китаец, родился в Куашнаре и до сих пор считаюсь ее гражданином. У меня нет обиды на Куашнару, я желаю ей всяческого процветания. Но своей истинной родиной считаю Большой Китай — страну, которую вы полагаете диссидентской и называете Шанхаем. Я знаю все недостатки Китая. Но это моя родина, я часть ее. Мои предки жили в одной из особых экономических зон. Потом эти зоны закрыли, а всех, кто там жил, уничтожили. Мои предки уцелели чудом — они были в деловой поездке в Куашнаре. Вернуться не смогли. Но завещали похоронить их на родине. Много лет в особой комнате в нашем доме стояли урны с прахом. Десять лет назад я смог исполнить завет предков. Я получил разрешение на захоронение в Большом Китае.

— И тогда же вас завербовали.

— Разве можно завербовать того, кто сам ищет способ пригодиться? — Тан позволил себе слабую улыбку. — Я инженер. Я никогда не занимался военной разведкой, или политической, за рамками общего представления о ситуации. Мое амплуа — технологии. Я люблю технологии, и они отвечают мне взаимностью. Я работал везде. Однажды меня разоблачили. Ирония судьбы в том, что это случилось в Эльдорадо, и за руку меня поймала не местная охранка, а такой же специалист из другой страны. Сейчас я числю его среди своих учителей. Вы его знаете как Дмитрия Павлова.

— О! — Я смешливо закатила глаза. — Господин Тан, скажите, есть ли во Вселенной место, где не знали бы Павлова?

— Полагаю, что есть. Но Павлов окажется там раньше нас, и потому к нашему появлению люди уже будут его знать.

Отличный повод сделать еще один глоточек вина.

— Другой человек, от которого во многом зависела моя судьба, — Себастьян Грей, земной резидент в Куашнаре. Именно с его помощью я впервые оказался в Большом Китае. Удивительный был человек, большой души, как говорят у вас. Не удивляйтесь. Мир разведки чрезвычайно тесен. Все крупные специалисты по меньшей мере наслышаны друг о друге, если не знакомы лично. Вы выпали из этой обоймы, но я надеюсь, временно. Что касается нас… Видите ли, леди Берг, никто всерьез не рассматривает вероятность войны между Землей и Большим Китаем. Наши страны слишком велики. Да, военная доктрина диктует нам отношение друг к другу как к потенциальному противнику. Но и вы, и я — мы оба знаем, что в действительности мы только конкуренты. Не враги. Наши цивилизации весьма различны, но при всей разнице у нас куда больше общего, чем можно подумать. Разумеется, мы стараемся первыми узнать о ваших ноу-хау. Равно как и вы — о наших. Разумеется, мы стараемся влиять на ваших политиков, чтобы те принимали интересные для нас решения. И вы — точно так же. Но это — дипломатические и экономические интриги. Это не война. Так было и так будет. У нас с вами есть общий враг. Эльдорадо. Страна обширная, бедная и озлобленная. Я там работал, вы там работали — насколько я понял, сам факт, что вы были нелегалом, уже не секретится. Нам с вами не нужно рассказывать друг другу, что такое Эльдорадо. Галактика достаточно просторна, но — не для всех. Земля и Большой Китай отлично могли бы поделить ее. Куашнара, Саттанг? Они никому не мешают. Я могу вообразить себе причины, которые подтолкнут Землю к оккупации Саттанга. Допустим, чтобы исключить возможность оккупации кем-то другим. Нет, не Китаем. Нам дешевле договориться с вами о совместной эксплуатации хаба Чужих. Тем более нам есть что предложить…

Он сделал выразительную паузу, но я не повелась.

— А Эльдорадо мешает всем в силу своей недоговороспособности. Мы — как и вы — возлагали большие надежды на Вальдеса. И мы помогли ему прийти к власти. В Эльдорадо есть значительная и влиятельная китайская диаспора, да где ее нет… Помогли. Но это пустая трата сил. Вальдеса поддерживает народ, а его соперника Арриньо — элиты. Зарвавшиеся, живущие в своей параллельной реальности элиты. Мне жаль Вальдеса. Он обречен. Но вместе с ним обречены и наши планы мирного разрешения конфликта. Огонь не угаснет, он будет тлеть, пока не кончится пища — или он не найдет ее в ином месте. И так было всегда. Именно поэтому разведки разных стран — Китая, Земли, Куашнары — традиционно сотрудничали по вопросу Эльдорадо. Бывало, что мы не только обменивались данными, но и проводили совместные операции. В частности, мне довелось работать с Павловым.

— Господин Тан, — я чуть-чуть отодвинула бокал и мягко улыбнулась. — Я слушаю вас уже несколько минут и испытываю все большее чувство неловкости. Вы уверены, что ни с кем меня не путаете?

— Нет.

Он вынул из внутреннего кармана пухлый пакет. Пластиковый конверт, обернутый несколькими слоями защитной пленки. Положил передо мной. Я посмотрела на множество штемпелей и пломб… и не пошевелилась.

— Понимаю, — сказал Тан. — Это письмо, адресованное некой Долорес Кастро. Я уже упоминал, что в Эльдорадо есть влиятельная диаспора китайцев. Через них это послание переправили ко мне. Разумеется, мне известны правила как вежливости, так и безопасности. Послание было проверено тремя контрразведками — Китая, Куашнары и Земли.

— И почему же его передаете мне вы, а не представители нашей контрразведки?

— Потому что ими оно признано не только безопасным, но и бесполезным. Эту линию решено не разрабатывать. Соответственно, нет санкции на действия, которые могут рассекретить адресата. Я передаю вам письмо в сугубо частном порядке. Ни вы, ни я — мы с ним не работаем.

Я взялась за свой браслет и нашла код Алистера.

— Алистер, это Делла.

— Я немного занят.

— Ничего, я по неотложному делу.

— Хорошо, говори. Три минуты я выкроить могу.

— Передо мной лежит письмо из Эльдорадо. Ты о нем что-нибудь слыхал?

Несколько секунд молчания, затем Алистер ответил:

— Делла, подожди ровно одну минуту. Я перезвоню тебе сам.

Я отпустила браслет и взялась за бокал. Тан не волновался.

— Полагаете, это провокация? — спросила я. — Именно поэтому вы отдаете письмо мне?

— В определенном смысле да, провокация. Но не ловушка. Я думаю, вам приятно будет прочесть это. Отвечать не обязательно. Тогда вы и не раскроете себя, и получите привет от людей, которые вас помнят и любят.

На чип пришел вызов. Алистер.

— Делла, как к тебе попало это письмо? — раздался у меня в серьгах недовольный голос.

— Из рук господина Тана, Тана Сянцзяна. Он выдает себя за китайско-куашнарского разведчика.

— Тан? Да, он резидент куашнарской разведки у нас. Официально — торговый представитель компании «Брокстон и брат», оборудование для дальней связи. И? Погоди, я не понял, как ты на него вышла.

— К сожалению, не я. Он. Поводом для знакомства послужила белокурая кобыла, которую Август вчера привел знакомиться с семьей. Тан ее куратор, а я, видишь ли, по незнанию пыталась помешать его планам обзавестись шикарным агентом влияния в лице герцогини Кларийской. Посему мы сейчас обедаем, и меня вербуют в полный рост. Пока лестью.

Господин Тан, старательно делавший вид, что временно оглох, даже ухом не повел. Он потягивал вино и самым естественным образом жмурился от удовольствия. Вино тут было и вправду отменное.

Алистер хохотнул. Зло.

— Скотина. Это я про Тана. Он с самого начала бредил этой идеей — вписать тебя в свою интригу. Ему даже думать запретили! Мерзавец. Нашел способ обойти запрет. Ну да, если стравить тебя с той сучонкой… Август тоже идиот. Ну вот на хрена, спрашивается, он вообще допустил вашу встречу? Трудно было просчитать последствия? Ах, говорит, Делла ко мне совершенно равнодушна… И чего? Ты — женщина. Ты в любом случае будешь бороться, хотя бы потому, что женщины терпеть не могут такие перемены. Особенно если они сопряжены хоть с минимальными потерями. Это Тан так настроил свою потаскуху, я уверен.

— Август мог бы не поддаваться.

— Знаешь, я сильно сомневаюсь, что он хоть капельку любит ее. Жалеет — это да. Жалости там тонны. Ладно, Дел, не беспокойся. Я ее до вчерашнего дня не видел, и я, честно говоря, в шоке. Если Августу ее жалко, пусть поместит в приют для кающихся грешниц. Только я что-то не заметил за ней особого желания каяться. У девушки все хорошо. Тебе в это действительно не надо вмешиваться, будет нервы трепать — наябедничай в полицию нравов, она в Пиблс работает жестко. А что касается Тана, то шли его к черту. Ну или послушай. Он мастер заливаться соловьем. Тебе его общество ничем не грозит. Черт с ним, что он даже выдаст тебе все тайны. Хоть будешь понимать, в чем проблема и какие ставки в игре.

— А что делать с письмом?

— Да прочитай! А там вместе подумаем, что делать. Впрочем… это же Тан. Это такой пройдоха, что на него даже Павлов жаловался. Мог и подменить. Вот что. Ты ведь еще немного пообедаешь? Заверни во что-нибудь, к пакету даже не прикасайся, и отправь его в Пиблс со своим водителем. Я проверю содержимое на подлинность и вечером отдам. А Тану, просто чтоб ему жизнь медом не казалась, передай: теперь за твою безопасность он отвечает головой. Если ты хоть волосок лишний потеряешь, слезинку уронишь… ну, он меня знает.

— Он что собой представляет?

— Да если по жизни — обычный китайский чиновник из Пограничья. Китайский — имеется в виду этнос, а не гражданство. Близко дружил с Греем, лелеял мечту занять место Николса — считал, что Сайгон надо держать людям государственного склада ума. У них еще парень с китайским гражданством был третьим, но его убили. Собственно, вся заваруха началась с того, что того парня нашли убитым, а у него обнаружилась влиятельная родня в Пекине. Теперь мертв еще и Грей, а Тан быстренько организовал себе перевод на Землю. Насколько я его знаю, пылает жаждой мести. Какие-то пределы у него есть, но настроить тебя в нужном ключе — дело для него вполне этичное.

— Давно его знаешь?

— Года четыре. С китайцами в этом плане просто — если хорошо знаешь рекомендателя, то можно верить рекомендациям. Китаец, который уважает старшего друга или босса, в жизни не сделает ничего, что испортит мнение о нем. Заметь — о рекомендателе, а не о китайце. Потому что если ты сам по себе — ты никто. Если ты ученик того-то, подчиненный того-то, помощник этого, внучатый племянник другого, друг детства третьего — у тебя есть имя и есть начальный статус. Ты вписан в систему, и с тобой считаются в зависимости от твоих связей. А начальный статус всегда можно изменить в лучшую сторону. Но в Китае ты никогда не станешь старшим, если не отбегал положенное число лет в младших и если ты за годы ученичества не выработал умение подчиняться. Понимаешь, даже их коррупция — это всего лишь попытки младших присвоить то, что им не полагается по рангу. Жесткач там отсеивается мигом, просто в силу особенностей культуры. Там несовпадение этики — всегда сигнал тревоги, такому человеку доверять не станут. Тана мне рекомендовал Себастьян Грей. А он был человек относительно мягкий, но в людях разбирался хорошо. Да и не только он… Тан достаточно известная в наших кругах фигура. Лично меня, если тебе интересно, он наилучшим образом устроил бы в качестве атташе по культуре в посольстве Куашнары.

— Или Шанхая?

— Не-не, ты его не слушай. Он не в том Китае мечтает умереть.

— В земном? — Я улыбнулась.

— Ну естественно! Почему я и советую — вынь из него все, что тебе нравится. Я разрешаю. А будет ли он жить в земном Китае — в значительной степени зависит от меня.

— Ты уверен, что это не коррупция? — Я позволила себе иронию.

— Ну что ты. Это этический тест. Если из-за него пострадает гражданин Земли в твоем лице — зачем нам такой новый гражданин, как Тан? А вот если я увижу, что он желает добра жителям своей исторической родины, то так и напишу в рекомендации на получение гражданства. Какая коррупция, Делла? Коррупция приносит личную выгоду, а я пока ничего, кроме личных проблем, не вижу.

— Что ж, спасибо.

— Увидимся вечером.

Я вызвала официанта, потребовала несколько самых больших салфеток. Попросила Кера подойти. Под нашим присмотром Тан тщательно упаковал пакет в ресторанные салфетки. Кер увез послание в поместье.

— Надеюсь, вы получили достаточно обнадеживающие сведения обо мне, — предположил Тан.

— Как вам сказать… Пройдоха, склонен превышать полномочия, считает себя умней других — это обнадеживает?

— Поскольку я гораздо лучше информирован, нежели эти «другие», и поскольку я искренне обеспокоен за исход нашего общего дела, поскольку я вижу, что избранный путь неверен, и поскольку я не хочу, чтобы наши ошибки повлекли за собой жертвы, — да, обнадеживает. Это признание моей способности даже в столь плачевных обстоятельствах все-таки влиять на ситуацию.

Я засмеялась.

— Алистер просил передать вам, что если из-за вашей неосторожности пострадаю я, — вы точно можете забыть о мечте встретить старость в Китае.

— Это зависит от того, насколько я буду убедителен. Я приложу все усилия.

— Господин Тан, признайтесь: Анна передала вам мой отзыв о вашей персоне, или вы все-таки прослушиваете ее?

— М-м… я весьма польщен тем, какое мнение сложилось у вас обо мне всего-то в результате одной короткой встречи. Это редкая похвала, тем более ценная, что исходит от женщины, от коллеги и от леди одновременно. Я не доверяю тому, что говорит Анна о других людях. И вам не советую. Разумеется, я прослушиваю ее.

— Волосы?

Тан замер.

— Леди Берг, это мое ноу-хау. У вас нет настолько миниатюрных устройств именно такого назначения. Как вы догадались?

— Я женщина. И точно знаю, что приспособить на женщину качественный жучок постоянного ношения — невозможно. Женщина меняет на себе все, кроме тела. Но свое тело она ежедневно осматривает — из любви или потому, что следит, как бы не появились дефекты. Вы не сможете замаскировать жучок даже под крохотную родинку между лопаток так, чтобы женщина о том не узнала самое позднее через сутки. А дальше — женщина от нее избавится, сочтя обычным физическим дефектом. Еще и на анализ сдаст — не есть ли это признак опухолевого процесса? Остается лишь один способ — внедрить жучок под видом того, что женщине нравится, и она не может снять это как одежду. Волосы. У Анны наращенная шевелюра. Она видела меня утром с короткими волосами, вечером увидела с длинными. Любая женщина, будь у нее хоть косы до полу, не может спокойно пройти мимо такого феномена. Она непременно спросит, у какого мастера сделано, сколько стоило, какие еще услуги предлагают. И не спросит в одном-единственном случае: если ей на вид кажется, что ее мастер лучше. Думаю, в ее шикарных кудрях прячутся около двух сотен особенных волосков. Две сотни при грамотном распределении — достаточно, чтобы избежать вероятности потери жучка при вычесывании. Даже если волосы спутаются, все двести не вычесать и за полгода. А теперь ваша очередь: кто мастер? Потому что у меня глаз наметанный, но я при первой встрече приняла ее волосы за натуральные.

— Двести двадцать два, — невозмутимо заметил Тан. — По моим расчетам, это оптимальное количество. Разумеется, я пришлю вам не только имя мастера, но и приглашение на сеанс. Вы обратились к самому дорогому, но не самому лучшему мастеру. Леди Берг, поскольку вы уже догадались, что я прослушиваю Анну, позволите вопрос? Она интересовалась судьбой Мэдлин Рассел-Грей…

— Мэдлин в военной тюрьме на Ситоне. Арестована при весьма подозрительных обстоятельствах.

— Но вы не сказали этого Анне.

— Потому что на тот момент не знала.

Тан склонил голову:

— Простите. Леди Берг, не могли бы вы придумать, как сообщить эту новость Анне?

— А почему не вы?

— Мне бы хотелось, чтобы Анна проявила инициативу.

Я только вскинула брови.

— Та вещь, о которой идет речь, не совсем краденая. Скорее, это был такой вынужденный подарок. Это чип, на котором хранится очень важная информация. Оценить ее стоимость затрудняются даже специалисты. Она огромна. Но, при всей ее величине, в мире достаточно сил, готовых заплатить за нее. Однако Мэдлин отказывается даже говорить о продаже. Поэтому те силы, которые заинтересованы в обладании информацией, выразили желание… м-м… заплатить посредникам, которые убедили бы Мэдлин продать этот чип. Хотите знать, какого рода эта информация?

— Не откажусь.

Тан без улыбки протянул мне карточку с чипом. Я вставила ее в прорезь на своем браслете. Так, несколько роликов. Китайских. Без перевода.

На первом толпа китайцев в военной форме столпилась у мониторов. Много цифр, иероглифов, на центральном — открытый канал связи с кораблем. У пульта группа очень серьезных немолодых пилотов. Вдруг раздался крик, связь прервалась. Все забегали, на лицах читался испуг. Потом наблюдатели скучились около одного из мониторов, побелели. Ничего не понятно.

На втором ролике, явно лучшего качества, один китаец читал лекцию другим. Дикция у него была великолепная, поэтому даже я сумела уловить смысл. Это был доклад о крушении корабля. Китаец на огромном мониторе показывал схему события. Корабль стартовал от лунной базы, но буквально через несколько минут произошла катастрофа. По неизвестной причине началось разрушение сначала планетоидов, а затем и звезды. Кораблю не хватило скорости уйти из очага катастрофы, он погиб.

Третий ролик, очень похожий на первый. То же самое. Но уже никто не пугался, не бегал и не бледнел. Напротив, китайцы многозначительно переглядывались.

Четвертый ролик. Снова центр удаленного наблюдения. Все держались очень напряженно, но на лицах читалось удовольствие. Кажется, на этот раз все прошло успешно.

А вот пятый ролик был моделью. Звездная система из трех планет с их спутниками, на одном — пупырышек транспортного хаба. От него отделилась красная точка и, пульсируя, взяла курс на выход из системы. Команда на запуск «большого» двигателя — это еще что такое? И мгновенно от точки, изображающей корабль, пошло излучение. Сначала узким сектором, но он расширялся очень быстро. Вот излучение достигло одного из спутников, и тот вдруг развалился на четыре фрагмента. Излучение пошло дальше, захватывая планетоиды, они тоже разрушились. Наконец, взорвалась звезда.

Я вопросительно посмотрела на Тана.

— Это отчеты об испытаниях двигателя нового типа, — сказал он. — Группа китайских ученых много лет занималась вопросом перемещения за пределами нашей галактики. Все двигатели, которые разработаны на сегодняшний день, неэффективны. Китай решил эту проблему. Внегалактический двигатель устроен и работает принципиально иначе, нежели внутригалактический. Однако при испытаниях произошла беда. Я показал вам не все рапорты. Было более десяти попыток. Старый император не жалел ресурсов и ни с чем не считался. Двигатель унес жизни многих сотен людей, которые работали на базах и испытательных полигонах. Но результат все же был получен. Этот двигатель может эффективно и безопасно работать исключительно в условиях межгалактического пространства. Удалось точно определить минимальное расстояние до ближайшего крупного космического объекта, при котором катастрофы не происходит. Тогда излучение, которое создает двигатель, поглощается и рассеивается, не причиняя вреда.

А ведь кому-то понравится именно то, что двигатель опасен, подумала я.

— Вы догадываетесь, что оборотная сторона этого процесса тоже весьма привлекательна — для определенных целей, — подтвердил мои мысли Тан. — Самый обычный корабль, не несущий никакого оружия, но оборудованный двумя двигателями — привычным и новым, — может проникнуть в жилую систему и разрушить ее в считанные минуты. Это абсолютное оружие. Никакой защиты от него на сегодняшний день не существует. Выявить и уничтожить такую космическую бомбу крайне затруднительно. Это революция в мире войн. Она куда значительней, чем создание атомной бомбы в двадцатом веке. Не нужно содержать армию, не нужно вооружать флот, не нужно тратить ресурсы на ведение боев. Нескольких таких бомб достаточно, чтобы держать в страхе всю галактику. Вы избегаете задавать лишние вопросы, но я понимаю, что вы думаете: почему эту информацию не уничтожили сразу, если Большой Китай действительно хочет мира с Землей?

— Ответ очевиден: потому что это оружие, которого нет больше ни у кого, а Земля — не единственная проблема Шанхая.

— Должно быть, вам рассказывали, как плох был старый император. Но это лишь одна сторона медали. В Китае нет ничего только черного или только белого. Все сущее есть соединение двух сил — светлой и темной. Пройдут века прежде, чем потомки осознают, сколько в действительности сделал для Китая старый император. Он не был ни бессмысленно жесток, ни бесполезно добр. Каждый его шаг имел смысл. Узнав о том, что собой представляет новый двигатель, император отдал приказ уничтожить всю документацию, в том числе теоретические разработки, все оборудование, все готовые образцы, все материалы и всех, кто участвовал в разработках. Всю информацию до последнего байта.

— О. И те самые китайские ученые…

— Их расстреляли. А вскоре после этого китайская разведка доставила сведения о неожиданной угрозе. Вам ведь известно, что один из каналов Чужих ведет за пределы галактики? И фактически, это мост между двумя галактиками?

— Он не один, — сказала я. — Пожалуйста, это не секретные данные.

— Вы не пробовали отправить по этим каналам что-нибудь вроде беспилотника?

— Разумеется. Безуспешно. Наших навыков сейчас недостаточно, чтобы установить связь с пунктом назначения, поэтому все беспилотники были уничтожены ловушками в канале. Уцелел один-единственный. Но у него кончилось топливо, и он лег в дрейф. Связь с ним потеряна. По нашим расчетам, он не прошел и десятой части пути.

— Леди Берг, как вы думаете, зачем Чужим, этой цивилизации добра, понадобились ловушки? От кого они защищались? И почему решили переселиться в нашу галактику?

— Этого никто не знает.

— Но ведь можно предположить, что они вели войну с кем-то третьим, терпели поражение и потому готовили пути отхода? Защищенные так, чтобы противник не мог проникнуть сюда?

Я покачала головой:

— Господин Тан, мы не узнаем этого, пока не попадем в ту галактику. Но я не вижу смысла спешить. Та галактика мертва. Иначе кто-нибудь давным-давно придумал бы способ пройти сюда. Неважно, уцелевшие Чужие или их враги. Мы бы это уже знали.

— Вы проводили операции против Куруги и Мимору. Вы не можете не знать о некой секте, с которой они поддерживали связь. Эта секта несколько лет назад получила послание из той галактики, которую вы считаете мертвой.

Я усмехнулась одними углами губ:

— Господин Тан, это же секта. В любой секте есть фанатики и подлецы. Подлецам ничего не стоит изготовить некие доказательства Истины, особенно если фанатики невежественны.

— Среди адептов секты много мужчин с прекрасным образованием. Конечно, оболванить можно любого. Тем не менее, у нас есть основания доверять этой информации. Известно, что это за артефакт. Это капсула с посланием народам Земли. Послание дублировано на двадцати пяти земных языках. Содержание узнать не удалось, оно держится в секрете даже от явных лидеров секты. Только истинные хозяева знают, что там написано. Но мы работаем в этом направлении.

— То есть вы допускаете, что среди нас ходят агенты Чужих? А иначе откуда бы им были известны наши языки?

— Я допускаю, леди Берг, что не Чужие проникли к нам, а мы проникли к ним. Это послание составлено такими же людьми, как мы с вами. И я не могу утверждать, что те люди настроены дружелюбно по отношению к сегодняшнему человечеству.

— Интересная версия. С виду непротиворечивая.

— Я бы даже сказал, что у нее есть косвенные доказательства. Известно, что Земля еще до Катастрофы отправила на поиски Чужих группу дальней разведки. Эта группа не вернулась.

Я промолчала. Черт, какая жалость, что Тан пригласил меня на обед в такой хороший ресторан. Придется сходить сюда еще раз, потому что на фоне увлекательной беседы я не смогла толком оценить вкус блюд. Поняла лишь, что кухня здесь выше всех похвал.

— У вашей семьи долгая история. У семьи вашего друга и начальника, Августа Маккинби, тоже — и ваши истории имеют нечто общее. Ваши предки служили в некой курьерской службе…

— О! — Я даже засмеялась. — Господин Тан, вы не могли бы отыскать доказательства еще более древние?

— Предок уважаемого Августа Маккинби — да и вашего бывшего мужа Максимиллиана ван ден Берга — Уильям Мбабете. О нем известно лишь, что он получил секретное задание и пропал без вести. Ваш предок, Иван Кузнецов, дожил до глубокой старости. Его могила находится в Воронеже, рядом с могилой его жены, умершей тремя месяцами ранее. Рядом похоронены их дети и внуки — каждый в свой час. Леди Берг, вам известна причина смерти Ивана Кузнецова?

— Он погиб в авиакатастрофе.

— И тело было настолько изуродовано, что хоронили его в закрытом гробу.

— Как обычно. Счастье, что удалось похоронить хоть что-то.

— Но труп никто не видел.

— Разве в этом была необходимость? Для опознания достаточно генной экспертизы, незачем травмировать родственников видом останков.

— Леди Берг, вы разведчик и даже больше — ассистент инквизитора. Вы обучены работать с информацией. Давайте прямо сейчас немного поработаем. Тело никто не видел. А родственникам сообщили официальную версию: из-за отказа авионики в результате удара молнии упало аэротакси. Но есть и служебная версия. Думаю, если ее узнал я, то и лорду Маккинби не составит труда добраться до нее. Рискну даже предположить, он давно о ней осведомлен… По служебной версии, Кузнецов разбился, не справившись с управлением своей любимой машины. «Локхид Альбатрос Т5 Эволюция», штатное транспортное средство маневренных групп Объединенных Вооруженных Сил Земли, а впоследствии — транспорт той самой курьерской службы. Специалисты говорят, эта машина была совершенством, как по дизайну, так и конструктивно. Сейчас ничего подобного не делают, «тэ-пятые» могли появиться на свет только в результате военного заказа, они слишком хороши и чересчур долговечны, чтобы быть выгодными в гражданском производстве. А еще «тэ-пятые» никогда не падали и не бились вдребезги, ни одна из них. Но машина Кузнецова рухнула с большой высоты, и от нее осталась груда искореженного металла.

Вот тут я напряглась.

— Да-да. — Тан пару раз кивнул. — Но что тогда хранится в бункере под Москвой? Та самая машина. Целая.

— Погодите…

— Загадка, не правда ли? Отнюдь не единственная. Если вы проверите биографии всех сотрудников «Курьерской службы Джонсона Б.», удивитесь еще больше. Там никто, включая хозяина этой загадочной фирмы, отставного полковника ОВС, не погиб своей смертью. Часть пропала без вести, часть похоронена в закрытых гробах, так, что родственники не видели тел, а в качестве доказательства смерти получили заключение генной экспертизы… С учетом того, что полный штат фирмы — человек пятьдесят, сработано довольно грубо и даже, я бы сказал, бесцеремонно.

— Так, — я подалась вперед. — В той капсуле было послание на ассирийском языке?

— На арамейском, вы хотели сказать? — Тан тонко улыбнулся. — Было.

— Заманчиво, — согласилась я. — Версия настолько красивая, что в нее хочется верить. А ничего, что Кузнецов на момент смерти был в весьма преклонном возрасте?

— Но ведь вера в физическое бессмертие у адептов секты не на пустом месте появилась?

— О-о, — только и сказала я. Несколько секунд подождала, потом решила: — Господин Тан, все это слишком похоже на миф, на примитивную религию. Совпадения, случайности…

— И выяснить истину мы можем единственным путем: направить туда экспедицию. Разумеется, можно выждать, покуда экспедиция оттуда придет к нам… но неизвестно, с какими целями она придет. И кто придет. Лучше самим. Безопасней. А для этого нужны особенные корабли. Либо с достаточными ресурсами, что физически невозможно — есть пределы грузоподъемности, либо с двигателем, способным перемещать корабль во внегалактическом пространстве. Именно поэтому старый император, получив сведения о Послании, велел собрать всю уцелевшую информацию.

— Которую приказал уничтожить до последнего байта? И много уцелело?

— Достаточно.

— Удивительно. При такой строгости…

— Для Китая это вовсе не удивительно. Люди слабы, леди Берг. Кое-кто приберег крупицы знания на будущее — вдруг удастся использовать их к своей выгоде. Старый император превосходно знал свой народ, ибо он — часть его. Посему документация была восстановлена и сохранена. В одном-единственном экземпляре.

— Что по меньшей мере неумно.

— Отчего же? Это направление исследований признали тупиковым. Согласитесь, нельзя запускать в серийное производство двигатель, который одновременно угроза всему живому. Корабль могут угнать, техническую документацию похитить. Старый император вовсе не хотел быть причастным к самой страшной из войн. Он закрыл эту тему, но распорядился начать новые исследования, в другом направлении. Вы спросите, для чего тогда он все-таки сохранил тот чип? Для того, чтобы иметь запасной вариант на случай, если будет угроза вторжения из другой галактики. На тот случай, когда человечество объединится, и ему понадобится срочно что-то противопоставить врагу.

— И этот чип он отдал гражданке Федерации? Как доказательство своей доброй воли? В принципе, ложится в вашу версию. Но, как обычно, произошла утечка…

— Конечно. Информацию кто-то уничтожал, кто-то сохранял. А Китай не зря называют родиной коррупции.

— Причем этот факт общеизвестен и провоцирует желающих подкупить осведомленное лицо… — я не могла сдержать смех. — На месте китайских разведчиков я бы использовала эту возможность для слива.

— Вы догадливы. Есть и такая вероятность. Чтобы открыть чип, нужен ключ. У Мэдлин его нет. Ни она сама, ни кто-то еще не могут знать наверняка, тот ли у нее чип — или другой. Нельзя исключать, что она — пустышка, а подлинный чип находится у другого человека.

— Вы в этом уверены.

— Строго говоря, да.

— И зачем вам направлять Анну по ложному следу? Ведь она принесет чип Мэдлин вам.

— Нет. Она сообщит всю информацию своему подлинному хозяину. Видите ли, она любит его. Любит слепо, безрассудно и жертвенно. Они встретились, когда ей было двенадцать лет. Тим Клодан старше ее, хитрее и циничней. Он без колебаний использует ее для своих целей. Малейшее сопротивление подавляет.

— Да-да. Она рассказывала, что однажды Клодан предложил ее вам.

— Для Анны в то время все китайцы были на одно лицо. Мы встретились несколько позже. Разумеется, я воспользовался тем, что меня спутали с каким-то подонком.

— В клетку ее тоже не вы сажали?

— О! — Он позволил себе негромкий смех. — Я. Но я не знал, что у нее кинофобия, да еще и в тяжелой форме. Нужно было на несколько часов изолировать ее, а у меня дома нет ничего, похожего на тюремную камеру. Поэтому я запер ее в собачьем вольере, пока собаки гуляли во дворе. Я держу пару тибетских мастифов, это очень древняя порода, она сохранилась лишь в Большом Китае, и два щенка обошлись мне в целое состояние. Конечно, они удивились, что я затолкал незнакомую женщину в их дом, и постоянно подходили к вольеру, наблюдая за ней. Кажется, они больше всего беспокоились, что она украдет их игрушки и спрятанные косточки.

Я показала, что оценила шутку.

— Хотите, покажу вам моих собак?

Не дожидаясь ответа, он сбросил мне ролик. Я открыла. Да, необычные собаки. Крупный черно-подпалый кобель и грациозная сука цвета красной яшмы.

— Мальчика зовут Хон Жи, а девочку — Ниу-Ниу. Они умны, как люди, — рассказывал Тан. — Им по пять лет, и они для меня члены семьи. Моя жена иногда говорит, что я вот-вот позову их на семейный совет. Давным-давно их разводили в Тибете, в буддистских монастырях. Это священные собаки. Во время Катастрофы все они погибли. Но незадолго до Катастрофы к звездам отправилась экспедиция, которая взяла с собой несколько пар для охраны стоянок на диких планетах. От тех собак порода и возобновилась.

Я отметила упоминание жены.

— У вас есть дети, господин Тан?

— Трое. Четыре, три и один год. Мои собаки вынянчили всех троих. Они очень спокойные животные, но я уверен: если детям будет грозить опасность, собаки отразят ее, не колеблясь.

— Поэтому вы спокойно оставили семью на Сайгоне?

— О, нет. Моя семья здесь. И собаки, разумеется, тоже. Они путешествуют со мной повсюду.

Я смотрела ему в глаза. Он молчал.

— Господин Тан, а что с полученной от Анны информацией сделает ее муж?

— Разумеется, постарается продать.

— И вам известно кому.

— Думаю, не Николсу. Он ведь и сам — посредник. Полагаю, что Тим Клодан постарается через его голову предложить информацию непосредственно покупателю. Не сам чип — у него не хватит сил, чтобы взять штурмом военную тюрьму, пусть даже в таком захолустье, как Ситон.

— Вы рассчитываете таким образом узнать что-то о покупателе? Надеетесь, что Клодан сболтнет жене, а вы подслушаете?

— Покупатель — Эльдорадо. Одна из тамошних политических сил, которая мечтает о власти не только в стране, но и в галактике.

— А таких там — девяносто девять из ста.

— Но не у всех хватит ресурсов удержать эту власть. Даже с секретным оружием. Ведь главная опасность будет исходить от конкурентов в Эльдорадо, а не от армий Земли и Китая. От тех, кто, прикинувшись союзником, подошлет убийцу. Информация нужна той силе, которая не нуждается ни в каких союзниках.

— Превосходно. Тогда зачем вам провоцировать Анну?

Тан только улыбнулся:

— Я бы хотел поговорить о вас. О вашем ближайшем будущем. Если вы исполните мою просьбу, то тем самым вступите в игру. И вы рискуете стать мишенью, на которую обрушится гнев заговорщиков. Мне бы не хотелось, чтобы их гнев попал в цель.

— Не беспокойтесь.

— О-о, леди Берг! Я чувствую полную ответственность за вас.

— И как вы хотите защитить меня? Запрете в клетке с вашими прекрасными собаками? Чтобы и я не сбежала, и на меня напасть никто не мог?

Он помолчал.

— Не совсем. Хотя в чем-то я согласен с вами: то место, где вы сможете с удобством переждать грозу, тоже можно назвать клеткой. Золотой. Почему бы вам не отправиться в Пекин?

— От меня это не зависит.

— Я понимаю. Вы могли бы полететь в качестве сопровождающего лица при лорде Маккинби. Но он предпочел общество Анны. Мне не составит труда исправить положение. Ваша гордость не пострадает, обещаю.

Разумеется, у меня люто чесался язык задать миллион вопросов. Но я отлично понимала, что не получу ни одного ответа. Тан уже сказал все, что хотел. Если б он не знал, что я разведчик, или будь у меня возможность допросить его… Но обстоятельства были против меня. Оставалось только ждать.

Мы провели за обедом больше трех часов. Как ни странно, я не чувствовала себя уставшей, хотя и разговор был весьма насыщенным, и эмоции приходилось контролировать каждую секунду. А я даже испытывала некоторый подъем сил. Поразмыслив, я записала это в актив Тану.

Скользкий он тип, что ни говори. Если, как положено, смешал правду с ложью — очень опасный соперник. Но куда хуже, если он не лгал, а всего лишь недоговаривал. Тогда он оказался в критическом положении и способен пойти на крайности. Но соперником он будет уже не моим. Хотя это не значит, что мне не придется разделять с ним ответственность. Еще как придется.

Гм, если он сумеет устроить так, чтобы я попала в Пекин, — получится здорово. Я заранее представляла постную рожу Анны и то, в каком бешенстве будет Август. Ничего-ничего, пусть побесится. А я, может, хочу побывать в этом Запретном Царстве. Тем более, мне сам император — Председатель Юй по официальному титулу — автографы посылает. Уж кто и имеет моральное право поехать в Шанхай, так это я, а не Анна.

* * *

Анна беспечно прогуливалась у Детского Дома. Прогуливалась с таким видом, словно во всем поместье и походить-то негде, только здесь. Я мельком оглядела ее новенький наряд в деревенском стиле, оценила прическу «под девочку» — две косы, перекинутые на грудь. Кажется, у нее все-таки проблема со вкусом. Женщина, побывавшая замужем, может заплести две косы — но на пляж или вечеринку в стиле «вспомнить юность». И тем более не стоит плести косы из наращенных волос, это дурной тон. Не твои кудри, вот и не хвастайся толщиной кос. А уж про одежду и говорить нечего. Длинная ситцевая юбка с воланами, надетая с ботинками на толстой подошве, — это нормально, но только цвета должны быть приглушенными, выгоревшими, и поверх нужен джемпер грубой вязки, а не твидовый жакет. А так получился лубок, а не деревенский стиль. И уж тем более не шотландский.

— Ой, леди Берг! — Анна вся вспыхнула от радости, словно была Золушкой, а я ее феей-крестной. — Надо же, а я только что вас вспоминала!..

Я позволила себе усталый жест, мол, да, здрасте-здрасте.

— Анна, я узнала то, что вы просили. Но давайте встретимся попозже? В гостиной, не здесь. Я умираю, так хочу чаю.

— О, конечно!

Ну да, конечно. Я спокойно поднялась к себе, приняла душ, переоделась, выпила чаю по индейскому рецепту, с травами, провела час с сыном, позвонила Алише и Йену, договорилась об ужине в Эдинбурге…

Я уже почти вышла, когда меня поймал звонок из министерства иностранных дел.

— Делла, у тебя есть несколько минут?

Звонила Тарда Дол, я была знакома с ней.

— Здравствуй, Тарда.

— Да, Делла, здравствуй. Делла, у меня один вопрос: ты определись все-таки, едешь в Шанхай или нет. Я не понимаю, что происходит. Ты была в числе сопровождающих, затем тебя исключили, а полчаса назад я получаю окончательные списки с китайской стороны — и ты в числе приглашенных, а не сопровождающих! Что все это значит? Тебе нужна виза или нет?

Ничего себе, отметила я. А Тан, однако, оборотистый малый. Суметь пропихнуть меня в список гостей, а не прислуги — это сильно.

— Да, Тарда, извини. Мне с самого начала должно было прийти самостоятельное приглашение, но оно почему-то не поступило. Тогда Маккинби вписал меня как сопровождающее лицо, но затем я узнала, что приглашение все-таки будет, и попросила его исключить меня из того списка. Чтобы не было накладок.

— Так. Хорошо. Виза лично для тебя будет готова через два часа. Кто с тобой едет из сопровождающих лиц?

— О-о. Тарда, я передам тебе список немного позже, хорошо? Сегодня, но позже.

— Ты летишь лайнером?

Я задумалась. В конце концов, у меня же есть яхта — старая игрушка Макса.

— Нет.

— Делла, я сброшу тебе перечень всех необходимых данных, заполни бланк как можно скорей и перешли мне. Ты и так задержала оформление.

Я заметалась. Самое главное, мне нужно определиться, как я лечу. Я позвонила бабе Лизе, выяснила, что яхта на ходу и в отличном состоянии, ее буквально вчера поднимали на орбиту для профилактики и тренировочного полета. Потом я нашла Дженни Ивер и потребовала, чтоб через час у меня были все таможенные данные на яхту и экипаж. Тут же мне позвонила Валери и сказала, что я сумасшедшая, лечу черт знает куда, а как же ребенок? Я ответила: ребенок со мной. Валери заявила, что тогда и она со мной. Потому что она бабушка. А еще она офицер, если кто забыл, и командир корабля. Стрелять не разучилась, командовать тоже, — не дай бог, конечно, но вдруг надо будет. Мне пришлось согласиться, иначе она с меня живой не слезла бы.

Так, кто из прислуги… И тут до меня дошло, что понадобится вся прислуга. Потому что без Санты я как без рук, а раз Санта, то и Кер, но тогда и Моника, потому что по индейским законам жену нельзя оставлять надолго. Няня и кормилица Огги — и их мужья. Пожалуй, можно не брать Шона Ти. Да, Шона Ти я отправлю в отпуск или на повышение квалификации. Вроде никого не забыла. Забыла! И я позвонила доктору Оршану, моему гинекологу:

— Доктор Оршан, не порекомендуете хорошего педиатра?

— Для Огги? Что-нибудь случилось?

— Нет. Просто я отправляюсь в дальнюю поездку…

— Если хотите, я поговорю со своей женой. А куда едете?

— В Шанхай.

— Вот как?

Несколько секунд он молчал.

— Делла, неудобный вопрос: у вас есть возможность взять еще одного человека? Я бы съездил тоже.

— Оставите клинику?

— Будем считать, что это поездка с научными целями. Я много слышал о некоторых методах китайской медицины. И к тому же десять лет не был в отпуске.

Взглянув на получившийся список, я пришла в ужас. Бог ты мой, когда-то я моталась в Эльдорадо, имея при себе только одежду и то, что помещается в карманах. А сейчас не могу обойтись без свиты! И самое главное, как я ни прикидывала, все люди ценные, никого нельзя выкинуть.

Получив наконец все данные, я с замиранием сердца отправила их Тарде. Вот как скажет сейчас, что я обнаглела вконец… Тарда тут же отозвалась:

— Слушай, Делла, как ты скромно… Я думала, ты по примеру остальных возьмешь с собой сотню человек — всю родню и друзей! Ну правильно, когда еще выпадет шанс побывать в Шанхае… А твою свиту я оформлю мигом. Корабль один? Делла, договорись с Маккинби хотя бы. Или бери конвой. Потому что лететь на яхте без сопровождения через всю галактику — безумие.

— У меня один из лучших пилотов в мире.

— Да хоть десять лучших в десяти мирах. Опасно, понимаешь?

— Хорошо, я что-нибудь придумаю.

— Вот и думай.

Я устало села прямо на ступеньки парадной лестницы. Несколько мгновений бездумно смотрела в пространство. Ладно, пойдем отрабатывать услугу.

Анна сидела как на иголках. Уже не просто нервничала — а едва сдерживала раздражение.

— Как вы долго! Вы же знали, что я вас жду!

Ишь ты, цаца какая. А я должна все бросить и прибежать.

— Анна, у меня маленький ребенок.

— Но у вас же много слуг…

— И что? Ему от этого не нужна мать?

Она сделала над собой усилие.

— Ах, ребеночек… Леди Берг, я немного завидую вам. Но вдруг случится чудо, и мне тоже повезет! Как я хотела бы нянчить малыша!

— Вы так говорите, как будто у вас проблемы.

Она вздохнула:

— Нет. Не у меня. Знаете, мы с Августом вчера проговорили всю ночь, до самого утра…

А кто тогда спал в детской рядом со мной, а потом возился с моим сыном?

— …Август никогда еще не был так открыт и искренен со мной. Но это был грустный разговор. Увы, мне никогда не сделаться матерью, потому что Август бесплоден. Он сказал, это частая болезнь в его семье, из-за близкородственных браков. Бич аристократии — аутизм и бесплодие. Его семье очень не повезло. Накопились мутации, и вот… Его брат тоже бесплоден. Наверное, все наследство достанется сестре. Вы ее знаете?

— Немного. Прекрасная девушка.

— О, я тоже так думаю. Жаль, что пока я не знакома с ней.

Даже интересно, что такого сделал Август, если девица обозвала его бесплодным. Впрочем, мог и сам сказать… если его фобия вернулась, например. Да, когда я ходила беременной, он чувствовал себя хорошо. Но нельзя исключать, что причиной тому была некоторая наша отдаленность друг от друга.

— А ваш ребеночек… Ведь его настоящий отец — это Август?

Хороший вопросик. После рассуждений о том, кому достанется наследство, — вдвойне подозрительный.

— С чего вы взяли?

— Ну… — Анна отвела глаза. — Мне сказали. Точнее, мне дали понять.

— Вы же сами говорите — Август бесплоден. Как он может быть отцом моего ребенка?

— Я поэтому и спрашиваю! — У Анны вспыхнули глаза. — Как вы не понимаете? Ведь если ваш ребенок на самом деле его… Я понимаю, вы умная женщина. Вы выдали ребенка за сына своего бывшего мужа, чтобы получить княжество…

— Анна. — В моем голосе зазвучал металл. — Это княжество нельзя получить без доказательств, что претендент — биологический потомок прежнего владельца.

— Ой, ну разве это так сложно? Тем более вы же сами сказали, что ваш бывший муж и Август — близкие родственники.

— Вам не кажется, что вы суете нос не в свое дело?

— Нет-нет, что вы! Я буду молчать как рыба! Не беспокойтесь, леди Берг. Просто я подумала… если у вас есть ребеночек от Августа, то вовсе он не бесплодный, как сам думает. Он, наверное, ошибся. И у меня тогда тоже может родиться малыш!

Я молча смотрела на нее. Вот что тут сказать? Все отрицать и загадочно улыбаться? Номер пройдет с мужчиной, но не с женщиной. А может, ничего не отрицать? Пусть думает, что мы с Августом под видом работы много лет были любовниками.

— Вы для этого поджидали меня?

Она немного растерялась.

— Что? Ой, нет. Я хотела спросить: вы что-нибудь выяснили о судьбе Мэдлин Рассел-Грей?

— Да, но вам это не понравится. Даже и не знаю, нужно ли вас разочаровывать.

— Она жива? — В голосе Анны послышались неприятные скрежещущие нотки.

— Да, но…

— Если жива, все можно поправить.

— Не все. Бывают такие случаи… У меня в голове не укладывается, что подобное произошло с Мэдлин. С кем угодно, только не с ней. Я даже подумала: вдруг ошибка? Но нет, это она. Анна, мужайтесь: Мэдлин в тюрьме.

Анна застыла, широко распахнув карие глаза. Стыдно признаться, каждый раз это зрелище меня радовало, я получала от него невинное садистское наслаждение. Опять зависла, сучка, так тебе и надо.

— Где? — переспросила она, дернув губой.

— В тюрьме. И вовсе не за кражу…

— Да-да, я понимаю. Относительно той кражи ничего быть не может, владелец не заявлял в полицию, он хочет только вернуть вещь.

— Анна, погодите. Ее арестовали не за кражу, а за диверсию. За попытку установить взрывное устройство на территории военной базы.

Приврала я без колебаний, решив, что хуже не будет.

— Чушь какая-то, — едва ли не впервые искренне сказала Анна. — Она на это не способна. То есть я хотела сказать, если она аутистка, то это немыслимо.

— Она аутистка. И она это сделала. Сейчас она в военной тюрьме, на базе, ведется следствие.

— У нее есть адвокат?

— Думаю, да, федеральный.

— Это все глупости. Я найду ей хорошего адвоката.

— Анна, — я подалась вперед, — вы понимаете, что вы говорите? Ее вина неоспорима. Ее взяли с поличным. Сейчас ищут сообщников. К любому, кто интересуется Мэдлин, относятся с предубеждением.

— Ну и что…

— А то, что все это еще и бессмысленно. При аресте проводят полный обыск. Что бы у нее при себе ни было — все лежит в архиве вещественных доказательств. Даже адвокату в лучшем случае покажут эту вещь, но не отдадут. А если будут делать экспертизу, то владельца определят и без вас.

— Нет. Это… это маленький чип. И он не на теле, не в карманах. Он вшит под шунт, его не покажет никакое сканирование. Его нельзя найти, если не знаешь, где искать.

О, какие ценные сведения. Спасибо, дорогая, теперь я-то, если что, буду знать, где искать.

— Как хотите, — я сделала вид, что сдалась. — Тюрьма на Ситоне. Почти на границе с Эльдорадо.

— О, леди Берг! — Анна вскочила, прижата руки к груди. — Спасибо!

И живенько ускакала из гостиной.

— Да не за что, — пробормотала я, глядя вслед девушке, — обращайся еще…

* * *

Алистер через стол бросил мне письмо. Одно лишь письмо, без тонны упаковок, просто свернутый в конверт лист пластиковой бумаги.

— Читай.

— Значит, не обманул Тан, оригинальное?

— Оригинальней не бывает. Можешь даже ответить. Только не вскрывайся, пиши от имени Долорес. Переправим через того же Тана.

— Вот как? Алистер, ты к чему меня подталкиваешь?

— Делла, во-первых, прямого запрета на личную переписку нет. Даже для разведчиков. Ты не вправе называть свое имя и разглашать задание. А во-вторых, это письмо странствует уже год. Да, год назад никто не видел смысла разрабатывать тему. Сейчас все изменилось. Мало того, продолжает меняться. И очень быстро. Посему — не вижу греха, если ты напишешь своему давнему доброжелателю из Эльдорадо.

Ну понятно. С тяжелым сердцем я развернула конверт и едва не засмеялась от облегчения. Писал не Энрике, а его мать.

«Здравствуй, Долорес. Много дней я не могла простить тебя. Мы ведь отнеслись к тебе не так, как ты заслуживала. Мы были добры с тобой. А ты змеей вползла в наш дом. Так я думала. И думала, какой же испорченной девчонкой надо быть, чтобы поступить с нами так, как поступила ты. Я ведь даже смирилась с тем, что Энрике женится на тебе. Я готовилась искать для тебя учителей, компаньонку, которая советовала бы тебе, как себя вести. И я каждый день ходила в церковь, умоляя Пресвятую Деву, чтобы Она даровала мне силы принять тебя и полюбить. Я жертвовала собой ради сына, ради того, чтобы он не страдал. Я мать, Долорес, и нет для меня боли горше, чем боль моего ребенка.

Энрике страдал целых полгода. Тогда генерал Вальдес все-таки сказал ему, что ты жива. Но сказал и то, кем ты была. Энрике переменился. Мне показалось, он выбросил тебя из головы, узнав, что ты грязная шпионка. Скоро он представил нам свою невесту. Она очень красива. Ее зовут Мария, она идеальная жена — умная, скромная, знает свое место, и очень набожная. Она родила первенца через десять месяцев после свадьбы, а еще через год — второго сына. Такой женой можно только гордиться. Жаль, что Энрике не ценит ее. А всему виной ты.

Генерал Вальдес умер. Во сне. Мария ждала ребенка, и я думала, что опять будет сын. Тогда мы назвали бы его в честь генерала Вальдеса. Но родилась девочка. Энрике назвал ее Долорес. Я спросила его — зачем ты это сделал? Зачем ты оскорбил свою жену? А он ответил мне: затем, что если бы не Долорес, не было бы ни этой девочки, ни ее братьев. И я прозрела.

Долорес, ты спасла моего сына. Генерал Вальдес отплатил тебе, позволив бежать. Но есть и другой долг. Мой долг. Я помню, ты мечтала выйти замуж за владельца молокозавода. Не знаю, о чем ты мечтаешь сейчас. Но я буду денно и нощно молиться Пресвятой Деве, чтобы Она вложила в твою голову немного ума. Чтобы ты бросила свою грязную работу, вышла бы замуж за порядочного человека. Чтобы ты взяла на руки своего малыша, своего первенца — и поняла, что это и есть счастье.

Я желаю тебе счастья, Долорес. Да хранит тебя Пресвятая Дева».

Я медленно сложила письмо и отошла к окну.

— Я слыхала, у Вальдеса дела идут отнюдь не радужно?

— Ну, кое-какую помощь мы ему окажем.

— А если Арриньо надоест игра в плохого министра при хорошем президенте и он устроит очередной переворот, то вырежут всю семью Вальдеса.

— Не обязательно. У Вальдеса жена дружит с дочерью Арриньо.

— Но мать убьют железно.

— Скорей всего. Потому что вдова только прикидывается недотепой, а на самом деле поди пойми, кто там в семье рулил, старший Вальдес или она. Ее оставь в покое, а с нее станется устроить какой-нибудь заговор генеральш. И тогда она Арриньо первым делом пристукнет. Для Арриньо это точно не секрет, он мамашу слишком давно знает.

— Придется ответить старушке, — я вздохнула.

— Это будет гуманно.

— Надеюсь, ты придумаешь, как донести до нее, что переписываться проще без посредничества китайцев.

— Само собой.

Я быстро набросала несколько вежливых, в целом ни к чему не обязывающих строк. Поблагодарила за то, что сеньора помнит обо мне, написала, что всегда восхищалась ею самой, пожелала счастья ее семье. Подумала несколько секунд — и добавила, что ее молитвы были услышаны, я недавно сделалась матерью замечательного мальчишки. Сына назвала Аугусто. Усмехнулась: вполне достаточно, чтобы любопытная и подозрительная сеньора Вальдес захотела снова взяться за стило.

Показала письмо Алистеру. Он прочел, удивился:

— А имя твоего сына — оно имеет значение?

— Отца сеньоры звали Аугусто. Правда, там это одно из самых распространенных имен для элиты, но… В общем, если не знать, как зовут крестного папу Огги — можно подумать всякое.

— Отлично, — одобрил Алистер. — Ей делать не фига, вот и пусть себе думает… всякое.

Не успела я попрощаться с Алистером, как дверь кабинета аккуратно открылась и вошел Август. Абсолютно непроницаемый сонный взгляд, ничего не выражающее лицо. Образец британской невозмутимости. Алистер совершенно привычным и естественным движением бросил какие-то бумаги поверх письма сеньоры Вальдес и моего ответа ей.

— Алистер… впрочем, я вижу, ты занят.

— Не слишком, — парировал тот. — Пару минут для тебя найду.

— У меня долгий разговор. Но подождет до вечера.

— Вечер у меня весь расписан, извини.

— Тогда до утра. — Август повернулся ко мне. — Делла, ты мне нужна.

И вышел. Я переглянулась с Алистером. Он давил ухмылку.

— Спорим, ему донесли про письмо из Эльдорадо? — одними губами спросил он.

— Все еще хуже, — точно так же беззвучно ответила я. — Я все-таки лечу в Шанхай.

Алистер прижал кулак к губам, скрывая смешок.

— Давай. Если что, зови меня, поколотим его вместе.

— Думаешь, я не справлюсь?

— Нет, просто мне тоже хочется.

Август ждал в коридоре на порядочном удалении. Читал что-то с руки, с таким видом, словно не замечает меня. Однако когда я поравнялась с ним, тут же убрал наладонник и сказал:

— Поговорим в моем кабинете. Там достаточно удобно.

До самого его кабинета мы шли молча. Да-да. Спустились по лестнице, вышли в сад, пересекли его, снова поднялись — и все без единого междометия. Август открыл дверь, пропустил меня, зашел и запер замок.

— Делла, кажется, я говорил, что не хочу брать тебя в Шанхай.

Я выбрала стул, удобно уселась.

— Ты сказал, что вместо меня берешь Анну. Это не одно и то же.

Впрочем, да, говорил, вспомнила я. Но лучше сделать вид, что я забыла.

— В данном случае — одно. Что за интриги ты плетешь?

— То есть?

— Делла, не притворяйся. Ты добилась приглашения из Шанхая.

— И что с того?

Август положил ладони на стол.

— Хорошо. Давай поговорим начистоту. Я не хочу видеть тебя на моей яхте, я не хочу видеть тебя в Шанхае, и я не хочу, чтобы ты задавала вопросы. В конце концов, я не обязан отчитываться перед тобой в своих желаниях и нежеланиях.

— Я тоже.

— Не сомневался, что ты ответишь именно так. Делла, можешь объяснить, зачем ты изводишь Анну?

— Почему я должна объяснять что-либо человеку, который не хочет ничего объяснять мне?

— Прекрасно. Хорошо. Тогда объясню. Тебе понадобилось менее двух суток, чтобы довести несчастную девушку до нервного срыва. Так довести, что ей потребовался врач.

Ну да, ну да. Ей не врач потребовался, а свободный от Августа вечер. Ей же надо уладить все делишки с чипом, который носит Мэдлин.

— Под этим предлогом она отказалась от вашего сегодняшнего свидания?

— Хоть бы и так. Стыда ты, похоже, не испытываешь. Ты восстановила против нее всю семью. Когда я думаю, что мне предстоят несколько кошмарных недель, пока ты, оказавшись с Анной в замкнутом пространстве моей яхты, будешь методично уничтожать человека, ни в чем перед тобой не провинившегося…

Я улыбалась.

— Делла, я тебя не узнаю.

— Взаимно, милый. Ничего, что я так тебя называю? Формально мы состоим в партнерских отношениях, приравненных к браку.

— Ничего. Меня эта ирония не задевает. Я объяснился? Твоя очередь.

— Хорошо. Я не извожу ее.

— Делла…

— Некоторые женщины, — перебила я, — считают издевательством, когда окружающие не подчиняются им. Анна полагает, что я должна плясать перед ней на задних лапках. Должна восхищаться тем, как ты ее любишь, и радоваться, что она сделается герцогиней Кларийской. Август, назови хоть одну причину, по которой все, с ней происходящее, должно вызывать у меня хоть какие-то чувства.

— Но это не повод унижать ее при всех.

— При всех — это при Мелви и при тебе? Август, посоветуй ей оставить меня в покое. Разговоры, которые она теперь считает издевательством, начались по ее инициативе. Она караулит меня у входа в Детский Дом — после того, как я не пустила ее туда…

— А почему, кстати?

— Может, мне еще и сына ей подарить?

— Делла, угомонись. Ты пускаешь туда всех. Кроме нее. Что за дискриминация?

— Дискриминация, милый, объясняется ее парфюмерией. Если ты не в курсе, к младенцу нельзя подходить надушенной по самую маковку. У ребенка может быть аллергия.

— И ты не могла сказать ей об этом по-человечески?

— А зачем? Зачем мне указывать другой женщине, как ей одеваться и какие ароматы выбирать?

— Еще скажи, что искренне ей симпатизируешь.

— Я терпеть ее не могу.

— Вот именно. И стараешься продемонстрировать ей это при каждом удобном случае.

— Каковой случай она мне упорно предоставляет. Август, если я такая плохая, чего она ко мне липнет?

— Она не верит, что ты такая плохая. Думает, что просто подвернулась под горячую руку и ты сорвала на ней гнев. Она хочет увидеть в тебе то, что видел я. А видит агрессивную, конфликтную самку…

— …которая имеет влияние на ее будущего богатенького глупенького мужа.

— Делла, ты все интерпретируешь в удобном тебе ключе.

— Я хоть интерпретирую, а она пытается использовать. Август, она патологическая врушка. Ты помнишь, где ночевал? И я помню. Так вот, Анна мне с утра поведала трогательную историю о том, что ночевали вы вместе и до утра разговаривали, ты ей сознался, что бесплоден, как и твой брат Скотт… И теперь она, такая несчастная, глядит на мое материнство и «немного завидует». Кстати, интересовалась отцом Огги — кто-то ей приврал, что это ты. Меня, знаешь, напрягают такие вопросы.

— Делла, но это же чепуха. Она всю ночь плакала, не спала… Да, я вчера был пьян и хотел спрятаться от шума, мы еще немного повздорили…

— Опять из-за меня?

— …я хотел только посидеть где-нибудь, где тихо, и пошел в детскую. Уснул незаметно для себя.

— Отлично. Теперь и ты врешь. Ну-ну. Не был ты пьян. И уснул ты не случайно. Хотя я почти уверена, что ты не спал, когда я пришла.

Август на провокацию не поддался.

— Но это не повод тебе утверждать, что она во мне видит и находит.

— Она в тебе видит удобный девайс для получения практически любых денежных сумм. Отдельное твое удобство — ты очень занятой человек. У нее будет достаточно времени на личную жизнь. Уж не знаю, с бывшим мужем или найдет себе кого помоложе.

— Делла, не надо испытывать мое терпение.

— Август, как ты думаешь, сколько людей в Пиблс заинтересованы в том, чтобы я не сошлась с Максом снова?

— Неожиданный вопрос. Думаю, много.

— Ты знаешь, что Макс твою невесту соблазнил. Мягко говоря — соблазнил. А кое-кто догадливый эту сценку заснял. И прислал мне с подписью: «Он неисправим, не верь ему».

— И что с того? Делла, я уже говорил — это не повод мне устраивать сцену ревности.

— Вообще-то у нормальных людей это повод разорвать помолвку, но ты к нормальным не относишься. Это так, замечание в сторону. Я просмотрела ролик. Макс — красавец. Даже в качестве героя домашней порнушки отлично выглядит. Князь, как есть князь. Знаешь, что меня поразило? Это не он соблазнил ее. Он собирался, но Анна его опередила.

Август молчал. Я встала:

— Надеюсь, аудиенция окончена?

Он тяжело вздохнул, явно думая о своем.

— Анна обиделась, что я был невнимателен…

— И будет обижаться всю жизнь. Что ты слишком занят — это повод завести любовника, что ты бесплоден — повод родить от него, что ты не любишь ее ребенка — повод требовать, чтобы ты назначил его наследником… Давай, Август-Александер Пол Николас и еще двенадцать имен Маккинби, женись на Анне. Это то, чего ты заслужил, разбив столько женских сердец.

— Жаль, твоего среди них нет.

— Август, даже не рискуй. Вместо того чтобы разбить мне сердце, ты разочаруешь меня в постели.

Август проглотил шпильку.

— Зачем тебе в Шанхай? У тебя крошечный ребенок, ты едва выкарабкалась из болезни…

— Затем, что хочется.

— Ну и чем ты будешь заниматься? Обмениваться опытом с коллегами? Не смеши. Даже если бы твой давний эльдорадский опыт был бесценным, тебе никто не позволил бы им делиться.

— Значит, на основании того, что тебе не хочется больше меня видеть, и того, что ты не знаешь, зачем меня позвали, ты делаешь вывод: я должна отказаться от поездки. Чего уж там, давай доведем до логического завершения: тебя не будет пару месяцев, это вполне достаточный срок, чтобы я навсегда убралась из твоей жизни. Так, чтобы ты по возвращении даже духу моего не почуял.

— Я бы хотел, чтобы до моего возвращения ты жила в Пиблс. Я вернусь, и мы поговорим, кто, кого, где и в какой роли хочет видеть.

— По-моему, мы уже замечательно обо всем поговорили.

— Это только по-твоему.

— А в Шанхай я поеду. Твое разрешение мне не требуется. У меня отдельное приглашение и, если ты забыл, есть свой транспорт. Так что если не хочешь видеть меня в Шанхае — закрывай глаза.

— Транспорт? Это «Дельфины» или старая яхта Макса?

— Яхта.

— Делла, она на полпути развалится.

— Тебя это не касается.

— Касается. Я за тебя отвечаю.

— Я совершеннолетняя, это раз. Дееспособная, это два. И мой пилот — мисс Элизабет Корни, это три. А Валери обещала стрелять, если что.

Август, видимо, представил себе все это великолепие, и конвульсивно моргнул.

— Значит, летишь, — буркнул он. — Что ж, если тебе хочется делать непоправимые глупости из одного лишь упрямства, — делай. Пеняй на себя.

Я решила, что разговор окончен, и вышла.

А между прочим, действительно, зачем Август вчера пришел в детскую? Понятно, когда видишь человека, который уснул полностью одетым, а до этого пил все, что горит, — то принимаешь его за упившегося. Но он вчера при мне принял протрезвляющие таблетки. И хоть сколько-нибудь заметного опьянения у него не могло случиться минимум до утра. Более того: он поддел трусы под килт. Трусы — это показатель. Значит, он собирался спать в моей постели, но не хотел смущать меня. Я так устала вчера, что не придала значения его поведению.

Я быстро позвонила Тарде — чтобы проверить свою догадку.

— Тарда, моя виза готова?

— Нет еще.

— Ты говорила Маккинби, что на меня пришло приглашение? Или кто-нибудь из твоих?

— С чего бы? Он-то какое отношение имеет к твоей визе?

— Ты просто советовала мне договориться с ним о том, чтобы лететь вместе. Я подумала, что ты зачем-то звонила ему, и обмолвилась…

— Делать мне больше нечего. У тебя своего языка нет?

— Есть.

— А что случилось?

— Ему уже кто-то сказал.

— Вот как. Делла, если узнаешь, что сообщили из моего офиса, немедленно скажи мне. Мне такие сотрудники даром не нужны.

— Обязательно.

Так-так. Конечно, остается вероятность, что у Августа в МИДе есть «источник». Договороспособный, что называется. Такой способный, что готов сливать частную информацию о лицах, в отношении которых не ведется расследование. А Августу не жаль своей инквизиторской лицензии — за такие вещи можно и пожизненный дисквал схлопотать.

Другая вероятность — что Тан играет на два фронта. Сообщает нам с Анной новости друг о дружке. А Анна уже наябедничала Августу. Сомнительно, но не исключено.

Третья — что ему сказал кто-то из моих сопровождающих, начиная с доктора Оршана и заканчивая Сантой.

Но скорей всего, вчера Август пристроил жучка в детской. Заглянул тихонько, а там его застукал кто-то из слуг. Август мигом прикинулся в хлам пьяным и упал спать одетым. Типа, а чего вы хотите от пьяного? Зато сегодня я обсуждала детали поездки непосредственно в детской, с Огги на руках, и он все узнал. Из первоисточника, что называется.

Что ж, проверим.

Методично, строго по науке, я обыскала все помещения, в которых бывала. Результаты превзошли все ожидания: жучками оказалась нашпигована буквально каждая комната. В маленькой гостиной, которую я облюбовала под кабинет для встреч с индейцами, жучок нашелся в углу оконной рамы, а второй прилип к днищу моей игрушечной машинки. Мэри Энн, семейное достояние, единственная красная моделька, которую Август мечтал заполучить — и не мог. Точная копия той самой «тэ-пятой» Ивана Кузнецова, которая то ли погибла в крушении, то ли хранилась в бункере под Москвой. Ручная работа, единственный экземпляр. Я всюду возила ее с собой, это был мой талисман. Разумеется, Август знал, что я с ней не расстаюсь, поэтому выбор места для жучка можно признать хорошим.

В детской было четыре жучка — на окне, рядом с кроваткой Огги, на двери и в изголовье моей кровати. И все окна второго этажа обзавелись подслушивающими устройствами. Я вспомнила, что накануне Анна ночевала в спальне Августа — в том же крыле, что и моя старая комната, и у Августа, конечно, есть ключи. Сбегала, проверила. Точно, и там есть. Ну, Август… значит, отвел невесту спать, а сам под этим предлогом наведался в мою комнату.

Ох, Август, нехорошую игру ты затеял, подумала я.

А твои жучки я удалять не стану. Слушай на здоровье младенческий плач и бабский треп в любое время суток.

* * *

Алиша Бетар осторожно потирала виски тонкими пальцами. Мелви меланхолично катала по столу шарики из салфетки. Йен Йоханссон жевал зубочистку. Я тихонько ковыряла ногтем едва заметный узелок на скатерти. Мы сидели в отдельном кабинете хорошего ресторана, и опять мне было не до еды.

Алиша уронила руки.

— Не складывается, — призналась она. — Паззл рассыпается.

— Ну, у меня-то все ясно, — сказал Йен. — Мне проще.

— Что тебе ясно? — устало спросила Мелви. — То, на что показали пальцем? Уверен, что тебе показали куда надо?

— Кстати, о пальцах, — сказала я. — Меня это уже напрягает. Каждый день кто-то выскакивает, как чертик из коробочки, и рассказывает мне страшную историю еще до того, как я успеваю спросить. Все прямо на блюдечке приносят. Йен сказал, что Николс гад. Тут же появилась Мэдлин и подтвердила. За ней нарисовался Август и усугубил. Пока я соображала, на кой мне вообще эта информация, с неба свалилась Анна и подбросила личный интерес копать дальше. А чтоб я точно не соскочила с крючка, прибежал Тан. У него принял эстафету Макс, который вообще непонятно зачем прилетел. Такое ощущение — именно затем, чтобы рассказать очередную главу этой увлекательной истории. Анна не отлипает и делает все, чтобы я мечтала собственноручно упрятать ее за решетку. Скотти — даже он! — тащит меня в гости к эльдорадским беженцам, и там я — угадайте? правильно! — получаю еще один кусочек головоломки. Притом распознать, что это кусочек именно нашей головоломки, может очень малое число людей. Затем Скотти в порядке как будто личной инициативы выдает мне недостающие справочные сведения, пусть и по моей просьбе — а то мы не знаем, как подвести человека к тому, чтобы он задал нужный вопрос… Его сменяет Тан — и между живописными картинами прекрасной жизни в будущей Земле-Китайской Федеративной Империи опять-таки просвещает меня на ту же самую тему. Тему подхватывает Алистер, который советует вступить в игру, а финальный аккорд исполняет лично Август Маккинби, который знает меня тыщу лет и способен абсолютно точно предсказать, как именно я отреагирую на каждый раздражитель. И при этом делает все, чтобы добиться эффекта, прямо противоположного заявленному.

— Это точно, — мрачно подтвердила Мелви. — Август, конечно, играет дурака вдохновенно, но проблема в том, что он не дурак, и нам это известно.

— У меня лично большое желание воскликнуть — а теперь автора! Автора на сцену! — сказала я. — Потому что уже надоело. Кто-то гонит меня в Шанхай пинками, и я очень хотела бы знать, кто.

— Вот и мне кажется, что автор у пьесы совсем не тот, на кого мы можем подумать, — обронила Алиша.

Все посмотрели на нее.

— Делла, соблазн объявить всю представленную тебе и нам информацию ложной — велик, не спорю. Но я бы не стала спешить. Ты слишком опытна, чтобы попасться на удочку и поверить во все это, верно? Ты заподозришь неладное. Боюсь, что на этом расчет и строится. Что бы ты сделала, если бы решила действовать самостоятельно?

— Начала бы перекрестную проверку. У нас ограниченное число осведомленных лиц. Август, Алистер, Скотти — этих разводить бесполезно. Как и Кида Тернера. Еще Макс, Тан, Анна и Мигель Баш. Ручаюсь, что Макс уже улетел с Земли, хотя его бы я взломала легко. Значит, Тан, Анна и Мигель.

— С кого бы ты начала?

— С Мигеля.

— Почему? — мягко спросила Алиша.

— Потому что наш объект, назовем его так, распадается на две линии. У нас есть секта адамитов и есть Мэдлин. Первым делом надо установить, есть ли между ними реальная взаимосвязь, или это иллюзия, которую создает пересечение персонажей. Мигель выглядит простой фигурой, одноплановой. В равной степени и его патрон, Скотти, — единственный из играющих субъектов, кто не упомянул о существовании второй линии, линии Мэдлин, ее сайгонского окружения и вездесущих китайцев.

— Вот она, разница мышления разведчика и следователя, — хмыкнул Йен. — Я бы искал, кому выгодно происходящее. Выгодно как в глобальном, так и в локальном смысле.

— А я бы начала с Тана, — сказала Мелви. — Как с самого осведомленного.

Алиша тихо улыбнулась:

— Делла, как ты полагаешь, случайно ли Мигель оказался именно там, где ты легко обратила на него внимание? Туда его поселил Скотти. И он ни капельки не удивился, что парень из Эльдорадо знаком с тобой.

— Скотти знает, что я ходила в Эльдорадо. Это простая логическая цепочка: я служила в четвертом округе, а оттуда были миссии только в Эльдорадо. Насчет Мигеля, я скорее предположила бы, что Скотти считает его важным свидетелем, которого надо держать в безопасном месте и поближе к себе. Скотти не мог знать, что мы с Августом так быстро вернемся с Таниры. Судя по срокам, Мигеля привезли в Пиблс сразу после того, как мы отсюда уехали на Таниру. Те намеки, которые позволил себе Скотти, не имели отношения к текущей ситуации с Мэдлин. Он рассматривает схему, в которой участвовали Куруги и Мимору. То есть ту схему, о которой я прилично осведомлена, поэтому вопроса, зачем я ему, не возникает.

— Хорошо, допустим, у каждой значимой фигуры есть своя версия, и в зависимости от нее фигура интерпретирует информацию и выбирает, какую часть слить тебе. Означает ли твой выбор исходной точки, что ты полагаешь версию Скотти наиболее достоверной? То есть первопричина — секта, все остальное лишь следствия и симптомы, и их надо отсечь, чтобы не утонуть в информационном море?

Я подумала.

— Скажем так: не похоже, чтобы у него была полноценная версия. У него есть только направление и некоторое количество фактов, которые он пока не спешит выстроить в систему. Я не сомневаюсь, что он знал историю Мигеля, но позволил мне услышать ее непосредственно от источника.

Алиша кивнула:

— Теперь моя очередь. Я начала бы с Анны.

— Это да, самый любопытный объект, — согласилась Мелви. — Странный, даже нелепый, но ведь работает. Лазает тут повсюду, как у себя дома… — Мелви поморщилась. — И самый опасный. Вот поверьте моему чутью, разработка Анны при недостаточных знаниях может привести к провалу в один момент. Осторожнее с ней надо.

— Что мы знаем о ней? — начала Алиша. — Ей двадцать два, она закончила филфак в Гуманитарном, китаистка. Была замужем за Тимом Клоданом, в связи с ним состояла с двенадцати лет и, не исключено, состоит сейчас. По всей видимости, муж использовал ее в качестве сексуального подарка нужным людям. Год назад Макс заметил ее на базе Тору-2, где располагалась община сектантов. Комендант принадлежал к той же секте, однако вел светский образ жизни. Анна то ли играла роль, то ли действительно была его женой. Женой, что для секты ненормально. Опять же, по отзыву Макса, держалась хозяйкой и даже навязала «мужу» своего «брата» — Тима Клодана. Это единственный эпизод, позволяющий связать Анну с сектой. И он же показывает, что Анна не всегда выступала в роли только лишь сексуальной рабыни. Хочу заметить, что в тот же самый отрезок времени она числилась на факультете и имела репутацию старательной и дисциплинированной студентки. После развода Анна сменила имя и покровителя, теперь им стал ее декан. Она вступала в связи только с теми мужчинами, которых ей указывал он. Полгода назад ее направили к Августу, почему-то выдав о нем неполную и частично неверную информацию. Его назвали разведчиком-китаистом. Связь оказалась длительной, если верить участникам, грозит перерасти в официальный брак. При этом Анна продолжает противоправную деятельность, в частности, ведет розыск Мэдлин. Со слов Тана — в интересах Клодана. Она скрывает истину о своем прошлом и даже отдалась Максу, чтобы тот не рассказал, где с ней встречался раньше. Она настраивает Деллу против себя, Августа против Деллы и Деллу против Августа. Ее очевидная цель — богатый и нетребовательный муж. Производит впечатление особы взбалмошной, ограниченной, мелочно-злобной, лживой и неумной. — Алиша сделала паузу. — Никто не заметил противоречий?

— Сплошные, — согласился Йен. — Даже лень перечислять.

— Я не пойму, чем она удерживает Августа. — Мелви вздохнула. — У меня не хватает мозгов это понять. Вот думаю о шантаже, думаю… Нет. Во-первых, нечем его шантажировать, хоть тресните, нечем. Во-вторых, шантажом можно тянуть деньги или добиваться молчания, но не, простите, полноценной сексуальной жизни.

— Кстати, а доказательства этой самой жизни есть? Кроме слов? — спросил Йен. — Я серьезно.

— Ну, если судить по их подслушанному разговору… — протянула Мелви.

— Так, это незаконная слежка, — осадила ее Алиша.

Мелви ответила победоносной улыбкой:

— Простите, госпожа инквизитор, Анна подозревается в связях с иностранной разведкой.

— И?..

— А я еще два месяца буду числиться сотрудником контрразведки.

— С правом самостоятельной оперативной работы? — Алиша подняла брови. — Мелви, ну честное слово…

Мелви возвела глаза к потолку. Йен оживился:

— Секунду, я недопонял. Друзья, мне кажется, нам стоит знать…

— Короче говоря, — засмеялась Мелви, — когда Делла позвонила ночью и рассказала, сколько интересного нарыла на Анну, я пристала к Лайону. Он покряхтел-покряхтел — его на самом деле устраивает, что я не работаю, — и утром позвонил на самый верх. Конкретно Ашену. Ашен, естественно, промямлил, мол, это стрельба из пушки по воробьям, да, есть такая секта, да, корешки у нее в Эльдорадо, да, все это нехорошо, но… но… но… И я ездила ему по ушам с полчаса, наверное, но добилась персонального разрешения на оперативную работу. Рапорт я обязана подавать конкретно ему. Если за два месяца, которые я еще числюсь в системе, ничего не нарою — могу забыть о восстановлении на службе даже через десять лет.

Ха-ха. Джет Ашен, статс-секретарь по национальной безопасности в военном министерстве, был человеком на первый взгляд нерешительным и вялым. Мямлить, бурчать, тянуть резину и вообще прикидываться тюфяком он умел феноменально и, кажется, упивался этим. Но мы-то знали: почуяв настоящую добычу, Ашен превращался в акулу, у которой включен «самый полный вперед» и пасть разинута настежь. Если он потратил на Мелви даже не полчаса, а хотя бы минут десять, разрешил действовать и обещал суровую кару за невыполнение задачи — все понятно. Очень его интересует эта секта, очень.

— А делиться информацией ты имеешь право? — осведомился Йен.

— Не беспокойся. Все, что я делаю, я делаю по праву. Йен, ну за кого ты меня принимаешь?!

— Отлично, — сухо сказала Алиша. — Мне все это не нравится, но будем работать с тем, что есть. И что следует из данных прослушки?

— Признаки жизни следуют. Не скажу, что полноценной, не скажу, что регулярной — но признаки есть. Анна наедине с Августом требует для себя статуса именно жены. В Делле видит опасную соперницу, которая мешает ее личному счастью. Чисто бабские разговоры, шаблонные до отвращения. В общем, если Августа и шантажирует кто, это не Анна. Допускаю, что она сама о шантаже не догадывается.

— Стоп, — сказала Алиша. — Девушки, вы очень умные, но привычка жить в окружении принцев вас испортила. Вы заразились стереотипом, что если принц холост, то все бабы хотят одного. Намерения Анны для вас очевидны. А если допустить, что у нее другая цель?

— Вот-вот, — поддакнул Йен. — Уже минут десять об этом думаю. Алиша? Тогда все встает на свои места. Анна выходит за Августа, рожает от него, потом избавляется от мужа — наследует ее ребенок, а она его опекун, — затем снова выходит за бывшего. И секта получает, во-первых, убежище на Кларионе, во-вторых, финансирование. Про возможности диверсий внутри Федерации вообще лучше не думать.

— Мелви? — Алиша вопросительно посмотрела на нее.

— Чушь. Почему тогда Август? На филфаке учится Джоан Гамильтон, единственная дочь принцессы, владеющей тремя планетами, в числе которых — Таркс. Если секта растет из Эльдорадо, именно Таркс должен быть целью. Там богатейшие месторождения элементов, в которых нуждается оборонка Эльдорадо. Джоан легкомысленна, окрутить ее пара пустяков. Тим Клодан справился бы едва счета. И этот вариант куда надежней, чем подкладывать жену под Августа. Ну как он может гарантировать, что жена не переметнется? Станет герцогиней, подумает — да на фига мне с кем-то делиться, например. И что он с ней сделает? Даже шантажом? Ни-че-го.

— Ну, к Гамильтон еще приблизиться надо, — хмыкнул Йен. — Во-первых, таких девушек «пасут» службы безопасности, и все контакты проверяются. Во-вторых, мало ли что ты учишься на самом престижном факультете. Тебя просто не примут в компанию, если рылом — читай, статусом, — не вышел. — Договорил и с сомнением уставился на нас.

— Вот именно, — подтвердила я. — Они были вполне себе приняты в обществе. Особенно Клодан. Люди без прошлого. С точки зрения элитки разница между ними и официантами незаметна. А — приняты. И никакая служба безопасности не дернулась.

Алиша тихонько постукивала вилкой по столу.

— Хороший вопрос, действительно, почему Август? — сказала она. — Но я бы раздвинула рамки: почему в качестве объектов были выбраны именно Август Маккинби и Делла Берг?

— Думаешь, у Анны совсем не те цели? — спросила Мелви.

— Да. Мне кажется, что, несмотря на всю очевидную привлекательность идеи, Анна вовсе не мечтает сделаться герцогиней Кларийской. Август ей нужен, чтобы добраться до Деллы.

— Польщена, — заметила я. — И чем моя персона так важна?

— Мне тоже это интересно. Другой вопрос: а чем так важен Сайгон? Да-да, Сайгон. Да, пограничный порт. Но бороться за влияние на этой территории имело смысл при старом императоре. Новый откроет еще тридцать портов, один другого привлекательней. Это на Сайгоне должно быть ясно всем. Но почему-то именно теперь Клодан объявил войну Николсу.

— А точно Николса подставляет именно Клодан? — спросила я у Йена.

— Самая реальная версия.

— Остальные еще хуже?

— Да нет же, нормальная версия, очень правдоподобная…

— А Николс, как считает Август, нужен китайцам. И Клодан, и Анна подчиняются Тану — китайскому разведчику. Мэдлин тоже обвиняет Николса, играя на руку Клодану, но они враги, а не союзники. А Тан играет против Эльдорадо, при том, что секта, к которой хоть бочком, но присоседились Клодан с Анной, растет оттуда. У нас концы с концами не сходятся.

— Да, — вздохнула Алиша. — Паззл не сложился. Надо переключиться, — и потребовала счет за ужин.

— Переключаться будем каждый сам по себе или есть идеи? — спросил Йен.

— Идеи, конечно, есть, — согласилась Алиша. — Как насчет мужского стриптиза?

* * *

Алиша призналась, что никогда не бывала в этом клубе, но за шоу ручается. Этого танцора она приметила давно, ходила на него с удовольствием. Парень и сам танцевал превосходно, и свой кордебалет вышколил.

Места для приличных людей вроде нас были в самом центре зала, на возвышении, в нескольких метрах от сцены. На сцене у пяти шестов извивались девчонки, у их ног клубились подвыпившие мужчины.

— Это пена, — сказала Алиша. — Не обращайте внимания. Когда я увлеклась мужским эротическим танцем, быстро поняла — таких, как я, очень много. Состоявшиеся женщины любят красивые зрелища. И когда начнется основное шоу, этих бездельников, — она показала на жидкую толпу у сцены, — отсюда погонят. Будет чистое пространство, потому что шоу — это не только и не столько раздевание. Это спектакль. Ему нужно место, и ему нужны зрители, а не потные ручонки, лезущие в трусы. Потом, после финала, танцоры расходятся по залу. За отдельную плату могут исполнить танец конкретно для тебя. Я не заказывала, потому что Хутер — солист — в зал никогда не спускается. Вот на него вблизи я бы поглядела. Он невероятно гибкий.

До начала шоу пришлось ждать полчаса. Но вот послышались восточные напевы, на сцену выплыл гвоздь программы, в зале раздались аплодисменты.

Я поняла, что именно так привлекало Алишу. В танце не было на первый взгляд ровным счетом никакой эротики. Но это оказалась заторможенная оргия. Хутер и шесть его подтанцовщиков были одинакового среднего роста, очень тонкие, но не таблеточные, с бритыми длинными черепами, с усредненно-правильными чертами застывших лиц, доведенных гримом до полной потери сходства с человеком. Гнулись ребята во все стороны, завязывались узлами, сплетались, как змеи. Честно говоря, меня довольно быстро начало подташнивать. Гибкость за гранью человечности — зрелище на любителя.

Они исполняли номер за номером. Лица-маски ни разу не дрогнули. Открывавшиеся части тел блестели, как намасленные. Алиша следила за ними неотрывно, отдавшись не столько зрелищу, сколько музыке. Музыка была хороша. А я пыталась понять, в чем дело. Ну, йоги, эка невидаль. Ну, гимнасты, тоже мне сенсация. Но было в них и нечто неестественное, я не могла уловить, что именно.

А вот финал ничего, кроме недоумения, не вызвал. Танцоры сбросили последние фиговые листки, и на сцене полыхнул ослепительный свет, в котором их блестящие тела лишились тени. Семь точеных фигур, плоских, узкоплечих и с выраженной талией, но притом — с отличной грудной мускулатурой. И да. С гениталиями. Гениталии меня потрясли. Я не думала, что мужские органы могут выглядеть так отталкивающе.

Они были несоразмерно крупными. Яички едва не с кулак каждое, член в состоянии трехчетвертной эрекции. Я бы с таким мужиком не то что спать не стала — да я б обет безбрачия дала, скажи мне кто: либо он, либо умрешь девственницей.

С края сцены выдвинулись трапы, семь обнаженных фигур всколыхнулись и двинулись в зал. Все семь. Включая Хутера.

— Ну, Алиша, ты дождалась своего счастья, — буркнул Йен.

Алиша следила за Хутером с легким недоверием.

— Знаете, вблизи он мне уже не так нравится…

Но было поздно. Мы не заказывали танцев, а нас никто не спросил. Наш столик был в самом центре трибуны для приличных зрителей, и Хутер направился прямо к нам.

Он не шел, а перетекал. Блестящее, словно лакированное тело струилось в ярком свете. Тут же свет мигнул, переключился на яростную пляску разноцветных лучей, музыка сменилась грохотом современных ритмов, в котором тонули любые шумы.

Хутер кружил у нашего стола. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы не отшатнуться рефлекторно, когда он качнулся всем торсом в мою сторону, как качнулась бы змея при атаке. На миг мы встретились глазами.

— Алиша, гони его, он наркоман! — крикнула я, но Алиша меня не услышала.

Хутер прянул от меня, почти подполз к Йену. Тот оглядел танцора с насмешливой снисходительностью мужчины, которому нет нужды бегать голым, чтобы привлечь внимание женщин. Мелви просто отвернулась, сделав вид, что именно сейчас ей хочется бокал чего-нибудь освежающего.

Хутер прилип к Алише. Он скользил вокруг нее, как сквозняк. Нет, ну по части профессионализма ему мало равных, конечно, и наркотики тут ни при чем — они дадут энергию и отключат тормоза, но не выработают пластику. Хотя, конечно, этот черно-стеклянный взгляд просто вымораживал.

Алиша не проявляла особой заинтересованности, а Хутер буквально наизнанку выворачивался, как будто добиться от нее заказа персонального танца было целью его жизни. В конце концов он широко расставил ноги и стал отклоняться назад, назад, все тело пульсировало в такт музыке… Руки уже коснулись пола, но движение не прекратилось, Хутер сворачивался в кольцо.

Не должна мужская промежность выглядеть так, думала я. Что-то тут не в порядке. А Хутер, словно подслушал мысли, оргастически содрогнулся и развел бедра еще шире. Под яичками у него была прекрасно развитая… вагина.

Я переглянулась с Мелви. Та приподняла брови. Йен прищурился.

Хутер просунул голову снизу между ног. Тонкие губы разошлись в улыбке. Показались зубы. Ряд острых треугольных зубов, заточенных, как иглы. Секунда — и он перекатился, поднялся на ноги, метнулся за спину Алише и вырос над ней, как птица войны. Широко и плавно развел руки-крылья… Ща сцапает.

В его руке что-то блеснуло.

Я нырнула под стол вперед ногами, выбила стул из-под Алиши. Она грохнулась на пол, Хутер, чтобы удержать равновесие, качнулся, на миг оперся о стол. Алиша ловко перекатилась, вскочила и, не раздумывая, приняла вполне недвусмысленную боевую стойку. И тогда Хутер бросился к сцене. Длинными плавными прыжками.

Музыка внезапно стихла. И в этой тишине под потолком сухо щелкнул выстрел.

Хутер упал лицом вперед, не добежав до сцены полуметра.

Сначала неуверенно, а затем истерично завизжали женщины в зале.

* * *

Мы сидели в гостиной на первом этаже Детского Дома. Втроем — Йен еще не вернулся из эдинбургского бюро, помогая коллегам.

Мелви меланхолично раскладывала карты на маленьком столике. Бокал бренди в руке Алиши был единственным признаком испорченного вечера. Впрочем, она не отпила из него ни глотка. А меня куда больше занимал доклад Санты.

Удивительно, но мы ни капельки не волновались.

Собственно, чему удивляться? Можно подумать, мы труп впервые в жизни увидели. Да и умышленное убийство для нас не в новинку, хотя лучше бы их было поменьше. Когда в зале поднялся ор и визг, Йен вскочил и понесся — то ли ловить стрелка, то ли еще куда. Мы же только переместились под разные столы, на случай, если убийца — не киллер-профи, а террорист, которому надо бить по площадям. Через пять минут Йен вернулся, уже вместе с менеджером и парой ребят из службы безопасности. Приехала полиция, но Йен успел звякнуть коллегам, и полицию быстро потеснили федералы. Нас отвезли в бюро.

— Агент Вера Харрис, — представилась немолодая суровая женщина, когда мы вошли в ее кабинет. — Вызов адвоката, кофе? Сожалею, что не имею права предложить ничего крепче. Понимаю, что вам пришлось нелегко. Когда вы ответите на мои вопросы, вам будет оказана психологическая помощь.

— Агент Харрис, — Алиша села и огляделась, — нам помощь не нужна, а вот остальным свидетелям придется весьма кстати. Без адвокатов тоже обойдемся, это всего лишь первичный опрос, если у вас возникнут дополнительные вопросы, тогда, возможно, условимся и об адвокате. Но мы были бы признательны, если бы вы… — Алиша сделала паузу. — У одной из нас маленький ребенок, вторая на третьем месяце беременности.

— Уверены, что помощь не нужна? — уточнила Харрис и перевела взгляд на свой рабочий монитор, где уже открылись наши досье. — A-а, ну ясно. Действительно не нужна.

Вообще-то каждый имеет право давать в публичном досье ту инфу о себе, какую считает нужным. Вы там можете представиться хоть Винни-Пухом, поэтом с опилками в голове, или Железным Джоном, странствующим дровосеком — некоторые так и делают. В моем досье информации было мало: Делла Берг, ассистент инквизитора, год и место рождения, номер медицинской страховки, водительского удостоверения и пилотских прав. Ровно столько инфы, чтобы не выглядеть подозрительно. Никаких данных о семейном положении, образовании и службе в армии, — ни о чем, что могло бы охарактеризовать меня как личность. Но в полном досье, разумеется, было все. И федералы имели доступ именно к нему.

Вера Харрис критически изучила сначала наши досье, потом наши лица. Две разведчицы и инквизитор второго класса со «всемирной» лицензией молча ждали, пока агент соберется с мыслями и выстроит новую схему допроса свидетелей. Это к простым людям надо подходить осторожно, особенно если они в шоке. А с нами можно не церемониться.

— Что вы делали в том клубе?

— Смотрели стриптиз-шоу Хутера, — ответила Алиша. — Инициатором была я.

— Не совсем обычный способ провести вечер с друзьями. Почему именно это шоу?

— Я в некотором смысле поклонник Хутера. Была. Даже если бы не сегодняшнее несчастье, вряд ли бы мне захотелось видеть это… существо еще раз.

— То есть вы бывали раньше на его представлении?

— Да, на многих.

— Хутер никогда не спускался в зрительный зал. За исключением сегодняшнего вечера. И подошел он именно к вашему столику. Почему?

— Агент Харрис, полагаю, вы это выясните быстрей нас, — ответила Алиша. — Мы не заказывали персональный танец. Если вам это поможет, могу сообщить, что столик мы тоже не заказывали. Мы приехали в клуб буквально перед самым началом шоу, в надежде, что менеджер правильно нас классифицирует и отыщет достаточно приличные места. Нас проводили именно к этому столу. Я немного удивилась, потому что это лучшее место в зале. Обычно его заказывают первым, за сутки или двое. Но стол был свободен.

— То есть вы утверждаете, что никто в клубе — и тем более в труппе Хутера — не мог знать, что вы посетите именно это шоу.

— Я утверждаю, что не сообщала администрации о своих намерениях, — сказала Алиша. — Ни с кем из труппы Хутера я не знакома. Кроме того, я впервые в этом клубе.

Разумеется, мы подтвердили, что тоже ни при чем.

— Да, — вспомнила Мелви, — шоу задержали. Оно началось примерно на полчаса позже.

Последовали обычные вопросы, уточняющие общую картину. Сомневаюсь, что наши ответы сильно помогли агенту Харрис.

— Вы заметили что-нибудь необычное?

Я — заметила. Но говорить о том не собиралась. Мне показалось, что в зале, когда людей уже выводили наружу, мелькнуло знакомое лицо. Причем лицо, которому в стриптиз-клубе делать было нечего. Изабелла Баш, скромная беженка из Эльдорадо, живущая милостыней доминиканского ордена, честная католичка и девушка строгих правил. В зале она была с вызывающе гладкой прической, в маленьком черном платье, одна. Но, возможно, я обозналась. Ведь и самый опытный оперативник может ошибиться.

Нас отпустили. У входа в бюро уже ждал восьмиместный лимузин, присланный из поместья. Алиша замешкалась, и мы с Мелви хором сказали:

— Нет уж, едешь с нами!

— Уже поздно, — Алиша сомневалась. — Зачем беспокоить даже слуг, ведь мне же придется ночевать там…

— Я положу тебя в своей старой комнате, — сказала я. — Ее не нужно готовить, я собиралась там лечь вчера, да машинально пришла в детскую. Или, если хочешь, могу устроить в Детском Доме. У меня там четыре гостевые комнаты, на случай нашествия бабушек Огги.

— Кстати, Лайон сегодня ночует в Вашингтоне, — обронила Мелви. — Зачем я пойду в наш коттедж, мне там пусто и одиноко будет. Дел, я тоже лягу у тебя. Если что, готова поиграть в бабушку.

— Прекрасно. Заодно и поговорим. У Детского Дома три несомненных достоинства и один серьезный недостаток. Достоинства: во-первых, он запирается, охраняется и туда можно привести Ваську, чтобы обеспечила защиту от подслушки; во-вторых, комнат четыре, и даже если мы возьмем еще Йена, все равно останется лишняя комната на случай, если ночью прилетит Валери; в-третьих, у меня отличный индейский персонал и роскошный телохранитель, который спит очень мало и легко подежурит где угодно, хоть в холле, хоть снаружи. Недостаток один: Огги ночами буянит. Сдается мне, он будет предпочитать ночной образ жизни. Но малыш на втором этаже, а гостевые комнаты на первом, звукоизоляция отличная, так что выспитесь.

— Это не страшно, — отмахнулась Алиша.

Лимузин был снаряжен по обычному для Маккинби протоколу. Индеец-водитель и индеец-охранник, а в салоне эльф-стюард. Мы сели, нам тут же выдали пледы — после нервотрепки обычно люди мерзнут — и горячий чай.

А в Детском Доме нас ждал сюрприз: на полу в холле развалилась Василиса, а в кресле у дверей сидел Шон Ти и читал бумажную книгу.

— Обалдеть, — пробормотала Алиша. — Когда я вижу орка с книгой, мне кажется, что человечество не безнадежно.

Разумеется, к нам вышла Санта, я быстро распорядилась показать гостьям комнаты, потом тихо спросила:

— В чем дело?

— Приходила эта. — Санта тоже говорила шепотом. — Рвалась в дом. Требовала встречи с тобой. Рыдала и умоляла, твердила, что умрет, если ее не пустят и не позволят дождаться тебя. Я сказала — иди и умри, раз так, а тебя нет, и в поместье много мест, чтобы сидеть и ждать. Она еще долго ходила по саду вокруг дома. Тогда я сказала Шону Ти: возьми собаку и сделай пару кругов. Мало ли. Он умеет обращаться с твоим чудовищем. Он сходил, обошел, ничего нет. Но я сказала: оставь собаку в доме и сам сиди тут.

— Тебя что-то насторожило? Зачем такая серьезная охрана от девчонки, которую ты положишь одной левой?

— Затем, что женщина, которая крадет чужих мужей, украдет что угодно. В доме много ценностей. Ты хорошо себя ведешь, твой муж верит тебе. Она может украсть твою вещь, подбросить ее другому мужчине и сказать твоему мужу: гляди, жена изменяет тебе, вот доказательство, прогони ее, и пусть ее побьют камнями. Я такое не раз видела.

— Замки на окнах проверила? — только и спросила я.

— На первом этаже проверила. Сейчас проверю на втором.

Я вспомнила про жучки, которыми Август нашпиговал дом.

— Август, случайно, не интересовался, где я?

— Он приходил. После того, как эта ушла. Я сказала ему, что она была. А он ответил, что хотел сказать тебе: ты можешь лететь на чем хочешь, но только вместе с ним. Он улетает через два дня, и ты должна быть готова. Потому что он не Пилат и не может умыть руки, даже если ты делаешь все наперекор. Я спросила, почему он не позвонит тебе и не скажет сам, а он молча ушел.

— Спасибо, Санта.

— Что хотят твои гостьи?

— Мелви, как обычно, чай. Принеси еще индейских сластей, она их любит.

— Да-а, Монике они удаются на славу. Даже я так не умею, а я умею все.

— Я бы выпила глоток бренди, да и Алиша, мне кажется, выпьет. У нас был трудный вечер. А еще приедет Йен, он точно выпьет, и не глоток. Кстати, отправь кого-нибудь из эльфов к главным воротам, встретить его, Йен наверняка приедет на такси. И комнату ему тоже приготовь.

— Он мужчина, не лучше ли его в другом доме положить?

— Он федеральный агент, Санта. К тому же его жена — моя подруга.

— Да, ты права. Если ты положишь мужа своей подруги вне дома, она обидится, скажет, ты не уважаешь ее.

— Он женился на Нине Осси. Помнишь ее?

— О! Ему не повезло. Женщина, которая поет так сильно, — отдает себя Духам при жизни. Духи говорят ее голосом. Мужу нужно много терпения, чтобы жить с такой женой, потому что ее воля и разум тоже принадлежат Духам. Зато когда он умрет, Духи поссорятся, кому его взять, и самый сильный положит его в лучший карман — против сердца. Такой хороший человек стоит не три плохих, как все, а десять или двадцать. А если у него будет дитя от жены, которая поет, как Нина Осси, то это дитя возьмет к себе великий колдун и станет учить как колдуна. Так принято. Я приготовлю ему хорошую комнату.

Я улыбнулась.

— Я знаю, ты не веришь в наших Духов. Но я читала про твоего Бога. В ваших книгах сказано: вначале было Слово. Словом сотворен мир. А что такое Слово? Когда не было людей, Духи говорили сами. А как люди появились, Духи стали говорить через них. Вот Нина думает, что поет песни, а на самом деле — говорит такие Слова.

— И где-то далеко-далеко рождаются новые миры…

— Вот. Ты наконец-то поняла. Я знала, что ты можешь.

А потом мы сидели в гостиной при свечах и отдыхали. Говорить, выбалтывая шок, нам не требовалось, поэтому мы молча ждали Йена.

Он приехал через час. Подождал в дверях, пока Василиса придирчиво обнюхает его, присоединился к нам. Санта подала ему бренди, он замахал рукой:

— Нет, я ненадолго. — И для нас пояснил: — Нина перенервничала на фоне всех новостей, хочет, чтобы я посидел с ней.

— Тогда позвони своей жене. Скажи ей, что приедет Кер и привезет ее сюда, — неожиданно заявила Санта.

Йен изумленно поглядел на меня.

— Вот такая у меня домоправительница, — я пожала плечами, — самостоятельная.

— Нине бы такую, — только и вздохнул Йен, — чтобы хоть кто-нибудь в доме знал, что нужно делать. Дел, но ребенок…

— И что? Это Детский Дом. Так вышло, что я его оккупировала. Вон, Санта инициативу проявила — значит, она и позаботится о вашем парне.

— Не я, — Санта подбоченилась, — Моника. Ей снова можно нянчить детей. У нас так принято, что если потеряешь ребенка из живота, или мертвый родится, то к детям подходить нельзя. Часто бывает, что потом женщина уже не может никогда подходить к детям. Но у Моники снова есть ребенок в животе, ей снова можно. Я скажу Керу готовить машину, а Моника пусть готовит комнату для ребенка.

Она ушла. Йен нервно рассмеялся, взял бокал, выпил сразу половину и признался:

— Да я чего? Мне, если честно, так лучше. Тем более я еще не ночевал в настоящем аристократическом поместье.

— Все то же самое, что в обычном доме, только кормят не в пример лучше и этикетных танцев больше.

— А еще есть любопытные патриархи и матриархи, — подхватила Мелви, — которые, естественно, сами ни в какую молодежную тусовку не пойдут, а форму поддерживать надо. Поэтому они могут с утречка взять и пригласить к себе на завтрак гостей, которые приехали к их внукам.

— И что делать, если получаешь такое приглашение? — оживился Йен.

— Идти и быть собой.

— Ясно. — Йен допил свой бокал. — Если что, вы за меня не беспокойтесь, я не подведу. Давеча посол Куашнары принял меня за молодого карьериста из МИДа. — Он помедлил и потянулся за бутылкой. — Извините, девочки, я сегодня реально устал. Но кое-что интересное попутно выяснил!

Я показала Санте глазами на бутылку, она поняла и исчезла. Через минуту вернулась с еще одной, поставила чуть в стороне, рядом положила мои таблетки.

— Я подогрею ужин, — шепнула она мне, — вдруг кто проголодается? Усталость — она ведь разная. Кто плачет, кто пьет, а самые здоровые выпьют и есть захотят.

Йен дал ей адрес, позвонил Нине и сказал, что за ней придет машина, — Нина дико обрадовалась, по его словам. Санта ушла. Мы остались одни. Алиша наконец пригубила, да и я тоже.

— Как хорошо, что я на дух не выношу бренди, — засмеялась Мелви. — Только кофе при мне не пейте, и я не стану вам завидовать.

— Значит, так. Пока Нины нет, я расскажу, — начал Йен. — Что у нас есть по Хутеру. Информации неожиданно много, и она крайне противоречива. На первый взгляд сплошная патология, но если копнуть поглубже — очень интересный персонаж. Свою версию оставлю на потом, сначала факты. Хутер — женщина. Настоящее имя — Хатак Тулан, ей пятьдесят семь, родилась на Желзе, в семье мусульманина. Мать неверующая, но из уважения к мужу исполняла внешние предписания его религии. Четверо детей, Хатак — третья. Семья обеспеченная — дом в городе, земельный участок с летней усадьбой, большое хозяйство, под пятьдесят коров, сотня коз, полтысячи овец и сколько-то продуктивной птицы. И — конюшни, это важно. Тулан-отец держал двух жеребцов и пять кобыл. Лошади породистые, дорогие, выставочные. Тулан родился фактически нищим, батраком работал, как только ходить начал. И мечтал разбогатеть так, чтобы завести собственную лошадь. Пахал сам как лошадь — выбился в люди. Женился по уму. Лошади так и остались главной его страстью. Он даже не позволял семье приближаться к его драгоценным коням. Хатак — единственная дочь, остальные дети мальчики. Дочь любимая и балованная. В детстве ее обучили восточным танцам, но предупредили: это только для мужа. В двенадцать лет Хатак захотела стать балериной. Отец сказал, чтобы не смела и думать. Хатак уперлась: хочу и все. Нашла какого-то недоучителя, стала тайком брать уроки, для расплаты воровала драгоценности у матери. Когда отец узнал, то выдал ее замуж. Ей было четырнадцать, по законам Желза брачный возраст для девушек определяется началом месячных. В мужья дочери Тулан подобрал человека не юного, строгого и богатого. Сыграли свадьбу, а назавтра муж возвращает девочку отцу: не девственна. Тулан в бешенстве отыскал ее учителя танцев, вытащил на площадь, и того насмерть забили камнями. Хатак отправили к дальней родне, с глаз долой. А потом любимый жеребец отца накинулся на ее мать и затоптал. Стали разбираться. У женщины была менструация, жеребец некастрирован, теоретически мог возбудиться, но… Короче говоря, выяснилось, что юная Хатак, которой папа запретил танцевать, отомстила, и весьма изобретательно. Она каждую менструацию ходила к его коням, то к одному, то ко второму, и баловалась с ними. Лошадей пришлось зарезать. Отец решил сдать дочку в психлечебницу, но опоздал — она сбежала из дома родни. Этим дело не закончилось. Хатак подала в суд на отца и неожиданно для всех выиграла. Есть мнение, что пообещала отступного судье. Отец получил пожизненное, а ее братья, которых она обвинила в систематическом насилии, — по двадцать пять лет. Кроме младшего. Этого отправили под опеку родных. Но самое главное, она отвоевала себе отцовское ранчо, которое немедленно продала.

— Какая славная девочка, — обронила Мелви. — Всю семью угробила.

— Не спеши. Это версия, распространенная на Желзе. Там история семьи Тулан широко известна именно в такой подаче — сумасшедшая девчонка погубила своих родных. Материалы дела, которые я успел просмотреть, пока сюда ехал, говорят совсем другое. Хатак Тулан начала танцевать с детства, лет с трех. Потом старший брат, которого уже после суда признали невменяемым и перевели из тюрьмы в клинику, подбил второго брата, и они вдвоем изнасиловали Хатак, когда ей было десять. Младший все видел и позвал отца. Отец сыновей избил, а дочери обещал исполнить любое желание. Балет, конечно. Но ближайшая балетная школа — на Земле. Отправить Хатак на Землю одну побоялись, стали искать варианты. Подвернулся богатый мужчина, который хотел жениться на Хатак. Она была не против. Но с мужем они в первую же ночь поссорились. Не потому, что не девственница, знал он все прекрасно. Это был предлог, на самом деле что-то не сложилось с приданым. Учителя танцев действительно убили, только не из-за Хатак, там свои счеты были, очень старые. И насчет того, что к лошадям Тулан никого не подпускал, — вранье. Мать Хатак была спортсменкой, ездила верхом и научила дочь. Вот сыновьям действительно подходить к конюшне было запрещено, потому что неадекватный старший жестоко избил лошадь кнутом. А ездили Хатак с матерью на том самом жеребце. Он был хорош, но уже староват — надежный смирный тренировочный конь. Тем не менее, он косвенно стал причиной гибели матери Хатак. Однажды она услышала, что лошади бесятся в конюшне. Это старший брат бросил туда гнездо шершней. Мать погибла, пытаясь вывести лошадей, и ее не затоптали, а притерли к стене. То, что у нее менструация была, — несущественно. И вот только после этого Хатак обратилась в полицию, вывалила разом все, младший брат подтвердил ее показания, а убитый горем отец сломался на первом же допросе. Кстати, еще факт. Отец Хатак умер в тюрьме, средний брат вышел, и следы его теряются, старший так и застрял в клинике. А младший? Он десять лет назад поселился на своем ранчо, которое ему купила Хатак Тулан. Единственный нормальный из ее братьев. В общем, тоже история тяжелая, но рисует Хатак в совершенно ином свете.

— Ты сказал, на родной планете не знают? — переспросила Мелви. — Или не хотят знать?

— У меня было очень мало времени, но первое впечатление такое. То ли Хатак не стремилась восстановить свое доброе имя на Желзе, то ли это никому не надо было. С вырученными от продажи ранчо деньгами Хатак уехала на Землю, где сумела-таки поступить в балетную школу. Занималась с восьмилетками — а ей было уже пятнадцать. Из школы ее через полгода исключили, поскольку Хатак в силу понятных обстоятельств не умела нормально выстраивать отношения с людьми, особенно мужчинами. Она стала брать частные уроки. Будучи действительно одаренной танцовщицей, чему-то научилась, по крайней мере, в двадцать она уже выступала. Да, в кордебалете, но на настоящей сцене. Нигде долго не задерживалась из-за неуживчивости. В двадцать пять ее карьера как таковая завершилась — примой она стала бы только в дальних колониях, а танцевать всю жизнь на задах не хотела. Она искала другие места, одно время выступала с известным певцом. Родила ему ребенка, потеряла форму и ушла в запой. Кончилось тем, что ее по суду лишили материнских прав, деньги кончились, она оказалась на улице. Спала со всеми, но мужчин люто ненавидела. Два года провела в борделе. Потом ее кто-то устроил танцевать стриптиз. Ради этого она бросила пить, но дело не заладилось: старовата, уже за тридцать. Потом она надолго исчезла. И вернулась в неожиданном качестве: как создатель и солист шоу мужского стриптиза. Она удалила себе молочные железы, долгими тренировками приобрела андрогинную форму тела, сделала операцию по приживлению косметических мужских гениталий. При помощи инъекции гормонов этот суррогат еще и эрекцию выдавал. Влагалище и внутренние органы она не удаляла.

— Все, что захочет клиент, — пробормотала Мелей. — Я такое встречала. Но эти девочки долго не живут. Им приходится постоянно колоть мужские гормоны, чтобы добиться подобия эрекции. А так — да. Используй как женщину и как мужчину. Говорят, это сейчас модно.

— Шоу оказалось лучшим ее творением. Сначала она работала с настоящими мужчинами, но постепенно заменила их на девушек с членами. Труппу меняла чуть не раз в год. Зарабатывала очень прилично, оказывала интимные услуги, но предпочитала в качестве клиентов женщин. Девочки из ее последней труппы дают весьма противоречивые отзывы. Хатак отличалась деспотичным нравом, противоречить ей не осмеливался никто. Она выбирала танцовщиц сама, уговаривала их делать эту операцию, но дольше года у нее мало кто задерживался — выгоняла. Репетировала до седьмого пота, труппу держала практически в рабстве, но авторитет завоевала не только жесткостью. Во-первых, деньги — Хатак никогда не скупилась, даже скорее была щедра. Во-вторых, это единственная стриптиз-группа, где за хорошую сумму можно уложить в постель солиста — только не кордебалет. Танцы — пожалуйста. Хоть на вилле, хоть в вашей спальне. Но попробуй тронь танцовщицу. Хатак следила, чтобы клиенты даже думать не смели о таком.

— В общем, ничего противоречивого, — заметила Мелви. — Обычная доминантная сука.

— Противоречия будут сейчас, — пообещал Йен и подлил бренди себе и нам с Алишей. — Хатак была глубоко верующей. Правда, она ходила в какую-то нетрадиционную церковь, но жила очень размеренно и правильно, заботясь о грядущем бессмертии. Не пила ни капли, не принимала наркотики, не курила, была строгой вегетарианкой. Занималась йогой и восточными духовными практиками. Много молилась и медитировала. У нее был крохотный домик в предгорьях Тибета, она каждую неделю обязательно летала туда и самостоятельно обихаживала сад. Не выносила безделья, поэтому не ходила на вечеринки как гостья — только как приглашенная звезда для работы. У нее не было семьи, единственный человек, которому она доверяла и постоянно возила с собой, — ее слуга. Немой парень лет тридцати, который при ней был и водителем, и носильщиком, и охранником, и поваром, словом, на все руки мастер.

Мы с Мелви смотрели друг на друга и явно думали об одном и том же. Орден Евы.

— Сегодня все начиналось как обычно. Труппа приехала, начала гримироваться и разогреваться. У Хатак была отдельная гримерка. Но девчонки из труппы видели, как к ней пришла женщина. Среднего роста, классические женские формы, черные прямые волосы по пояс, челка по брови, в волосах диадема, лицо сильно накрашено, одета в подобие сари на черную кофточку. Хатак говорила с ней несколько минут, потом вышла к труппе сама не своя. У нее горели глаза. Она вся лучилась. Сказала, что это ее последнее выступление, но она возродится, как феникс. Что на нее снизошло благословение, что она избрана, и что стоило претерпевать мучения ради минут истинного счастья, после каких и жить не хочется. И предупредила: начало шоу отложено на полчаса. Само шоу было стандартным, если не считать, что Хатак импровизировала больше обычного, и девочкам пришлось попотеть, чтобы не нарушить общую гармонию. Потом она пошла в зал, чего не делала никогда ни за какие деньги. И ее убили. Когда девочки убежали в гримерку, то обнаружили и второй труп — ее слуги. Ему отрезали голову. Девочек больше всего потрясло, что лицо его выглядело неподдельно счастливым в смерти. Убийцу ни Хатак, ни ее слуги пока не нашли.

Алиша меланхолично цедила бренди и тихонько таскала сладости, которые стояли около Мелви.

— Теперь про нас с вами. Наш столик в клубе был заказан еще накануне. Но клиенту позвонила владелица клуба — и, сославшись на обстоятельства непреодолимой силы, отменила заказ. Голос у нее был приподнятый, радостный, она обещала даже заплатить десятикратную неустойку за моральный ущерб. Владелица пропала без вести, ее ищут. Сдается мне, найдут в бухте и в лучшем случае целую. Время ее звонка заказчику и время, когда мы решили ехать в клуб, совпадают. Да, я просто проверил, когда нам пришел счет за ужин в ресторане. Ровно через пять минут в клубе освободили центральный столик, за который спустя двадцать минут нас и усадили. Разумеется, я попросил агента Харрис послать оперативников в тот ресторан. Они нашли жучок, прилепленный к декоративной вазочке. Официант, который нас обслуживал, тоже пропал без вести. Сослуживцы говорят, что он, выписав нам счет, внезапно захотел подышать свежим воздухом, вышел через служебную дверь и не вернулся. Третье. При осмотре трупа Хатак Тулан обнаружена капсула автовпрыска. Она держала ее в правой руке, подклеенную к среднему пальцу. Внутри капсулы неизвестный синтетический наркотик, сейчас его исследуют. В связи с вышеизложенным у меня два вопроса, общий и частный. Общий: кто мог любым образом узнать, где мы будем ужинать? Я отказываюсь верить в совпадения. Кто-то знал, куда мы пойдем, успел обработать официанта и заставить его всадить жучок. Частный: Алиша, чем ты насолила этой братии? По всему выходит, что это покушение на тебя.

— Доза наркотика? — только и спросила Алиша.

— Нелетальная, но…

— Вот и все.

Мы не успели ничего обсудить. Послышались голоса, собачье рычанье в холле, и вскоре Шон Ти привел в гостиную Нину Осси с сыном на руках.

— Слушьте, — изумленно сказала она, — а че Васька моих собак не пускает в дом? Они ж ее родные дети!

— Тьфу, блин… — только и сказала я.

Началась суета. Все говорили одновременно, прибежала Моника и забрала у Нины сонного ребенка, снова послышалось рычанье — и дополнилось лаем, Шон Ти ушел разнимать собак. Вернулся, сказал мне, что с овчарками договорился, в общем, он на улице пока подежурит, потому что в саду кто-то есть, и собак Нины с собой возьмет, а потом их в вольер отведет и накормит… Если меня что и удивляло, так это умение Шона Ти ладить с животными. Людям это точно не дано. А ему потребовалась минута, чтобы подружиться с Василисой, и три минуты — с индейской рогатой кобылой, которую подарили Августу на Саттанге. Кобыла его даже полюбила. Позволила роды у нее принять. Принесла тощего светло-серого жеребчика практически на руки Шону Ти. Наши индейцы пришли в восторг. Сказали, что Шон Ти только выглядит как орк, так-то он индеец, но вот этот талант — конкретно орочий.

Нина плюхнулась в свободное кресло, огляделась, схватила бутылку и потребовала себе бокал.

— Мне надо. Иначе я ни фига не усну. Я вообще решила, что пить больше не буду, но я ж в натуре не усну! Дел, спасибо, что пригласила, я хоть дух переведу. Последние дни в городе настолько жутко — я на улицу выйти боюсь. А Джонни гулять же надо… Дел, слушай, а где берут такую классную индейскую прислугу, как у тебя? Я просто поняла, что мне нужна… да нет, не няня для парня, и не повариха, мы с тобой про это говорили — все не то. Мне нужна… ну, женщина, или семья даже, но чтоб они мне были как бабушка с дедушкой. Чтобы я не думала о быте. Но при этом чтоб они мне были не чужие. Чтоб мы вот одной семьей стали. Я думала для Джонни эльфийскую няню пригласить, да как представила, что эльфийка в моем бардаке поселится… она ж зачахнет. Мне кто посильней нужен. Притом, Дел, у меня бабла полно. Я бы давно дом купила, да хоть здесь, в Шотландии. Серьезно. Могу. У меня за последний год роялти накапало — как за все предыдущие годы. Ну и думаю, надо ж на что-то солидное потратить. На дом, например. А с домом я без прислуги не управлюсь, факт.

— Нина, утром поговорим, — пообещала я.

Но Санта вмешалась:

— Я знаю таких, как ты ищешь. Они старые, седые. Муж и жена. Но они ворчать на тебя будут.

— Вот! — обрадовалась Нина. — То, что надо! Чтоб ворчали! Потому что дед с бабкой ворчат, это чужие молчат и злобу копят… Кинь мне контакт потом, ладно?

Санта подала ей бокал:

— Пей.

Нина глотнула, порозовела.

— Небось и не ужинала? — спросила Санта.

— Да какое там! — возмутилась Нина. — Я психанула так, что… что…

— Что позвонила мне, — закончил Йен. — Рассказывай.

— Короче, я не в курсе, вы новости читаете или как. В Эдинбурге в пафосном клубе грохнули стриптизера. Это кошмар какой-то, опять застрелили артиста во время представления, и опять мою подругу! Так что вы меня простите…

И она конкретно присосалась к бокалу.

Мы затихли.

— Я опять же не в курсах, — сказала Нина, отдышавшись, — может, вы знаете, а может, и нет. Стриптизер — не мужик, а баба. Мировая причем тетка. Ее в наших кругах знают вообще все. И все любят. Ну, труппу свою она дрессировала… а как без этого? Я своих, хоть сессионщиков, дрючу так, что они воют просто от меня. А вот за пределами сцены Тупак была всем доброй мамочкой. Ну, Тупак это прозвище, а зовут — Хатак Тулан. Понятно, ее сократили до Тупак, а ей и по фигу. Она вообще никогда ни на что не обижалась. Мужики на нее слюни пускали, да, но она им не давала, ей женщины больше нравились. И она… понимаете, она помогала всем. Вот сколько девчонок попадали в передрягу — все знали, что достаточно позвонить Тупак, та решит проблему. И поддержит, и поможет. В долг давала, бабла у нее было полно, а возврат не принимала. Говорила: в Бога веруешь? Поди в церковь снеси, или сиротам пожертвуй, у них нет, им нужно. Когда Тори убили, я в депрессии была, мне Делла помогала, но вытащила меня Тупак. Она сказала — сына Тори себе возьми и воспитай. И я прямо воспряла. Очень светлая тетка была. Причем никогда у нее не было бабьих слез за компанию, дурацкого этого сочувствия… всегда знала, как делом помочь. Короче, я знаю, кто ее убил. Тупак не в обычную церковь ходила. Опять же, кому какое дело, ее личный каприз. Насчет веры, кстати, вообще чокнутой была, но — имеет право. И у нее с их настоятельницей, или как она называется в той церкви, конфликт был, подспудный. Тупак же лидерша, а та в ней конкурентку углядела. Тупак по меркам их церкви вообще почти святая была. А та — так себе, максимум на приличную женщину тянула. Словом, у них через три месяца выборы, и по всему выходило, что настоятельницей выберут Тупак. Она даже со сцены уйти по этому поводу решила.

— Мотив — это важно, — согласилась Алиша. — Но само по себе недостаточно.

— Да знаю я, — отмахнулась Нина. — Я всю голову уже изломала, пока машину ждала и сюда ехала. В принципе, есть одна деваха… Джулия. Ее Тупак себе на смену готовила. Джулия год назад в ее труппе танцевала, и Тупак ей сказала: ты талантлива, иди доучивайся. Потому что Джулия самородок, как и сама Тупак. Тупак и за учебу Джулии платила, и саму ее содержала. Не, вы думаете, конечно, что вот еще один персонаж с мотивом — но только в шоу-бизнесе не все так просто. Ты можешь грохнуть солиста, но не займешь его место. Нет гарантий, что публика замену примет. Скорей, вместо мешка ништяков ты обретешь тонну геморроев. Тупак держала шоу на свои деньги. Убей Тупак — убьешь свою же карьеру.

— У нее был сын, — сказал Йен. — Да, Хатак Тулан лишена материнских прав. Но при отсутствии других претендентов наследником становится биологический ребенок. И если есть договоренность с наследником, то за карьеру можно не беспокоиться.

— Так его тоже убили, — простодушно удивилась Нина. Обвела нас взглядом. — Не знаете? Джон, ее, типа, слуга. Типа немой. Это ж ее сын. Папаша прогнал его через тридцать три программы смены имени, у Джона в досье вообще никаких указаний на мать не осталось. Только он папашу терпел до двадцати одного года. Ушел из дома и разыскал Тупак. Он, кстати, не немой был, как все думали. Просто… Вы только не подумайте, что Тупак его в свою церковь притащила. Он сам туда пришел. Он как раз через церковь мать и разыскал. И, короче, у него статус такой был в церкви, что ему запрещалось на людях говорить. Год ему молчать оставалось. Я-то у Тупак дома бывала часто. Она, кстати, рассчитывала, что Джон на сестре Джулии женится. Там все было продумано. Тупак уходит в церковь, шоу оставляет Джулии, деньги — сыну и ее сестре. Она ответственная очень была. Нельзя ведь уйти, все бросив. И, кстати, Джулия хотела продолжать ее шоу, а Тупак умная, она сказала: тебя будут сравнивать со мной и всегда находить недостатки. И разработала для Джулии другую программу. Они даже репетировать начали. Я видела кое-что — реально круто. Правда, это уже ни фига не стриптиз, это авангардный балет. И они решили, что независимо от выборов в церкви, Тупак будет продюсером Джулии. То есть Джулия в любом случае начинала свое дело.

— Того же типа? — уточнила Алиша.

— Ты имеешь в виду, с этими членами? — догадалась Нина. — Нет, я же говорю, там другое совсем. Там с такой елдой не распляшешься. Хотя члены у баб — это сейчас опять модно на сцене. Раз в сто лет всплывает этот тренд в шоу-бизнесе, кто первый его поймает, тот и выиграл… Кстати, почему еще Тупак любила Джулию — у той грудь не удалена. Она от природы маленькая у нее. А псевдочлен Джулия месяц назад убрала. И я, собственно, к чему? Я ж звонила Джулии. Она с кем-то из девок в труппе потрепалась, в общем, к Тупак перед шоу приходила тетка. С виду клиентка. То есть это девки так решили. А я-то знаю. Эта тетка по описанию — та самая настоятельница в церкви. И я вам отвечаю, Тупак никогда ничего не принимала, сухая была абсолютно, а девки говорят, она с той «клиенткой» поболтала — и вышла уже в полном неадеквате. Обколотая до стекла в глазах. А в церкви обычай: если там на совете решили, что кому-то пора «пойти на повышение», то его накачивают наркотой. Чтоб легче было и чтобы человек в последний миг не соскочил. Умирать-то страшно.

— Нина, то есть у тебя есть сведения, что внутри этой секты совершались ритуальные убийства? — спросила Алиша.

— Нет. Ну, в принципе, если по закону, то да, можно сказать и так. Но там вся соль в религии. Церковь эта верит, что человек смертен, потому что несовершенен. Мужики вообще пробой силы были, и были они бесполые, как рабочие пчелы. А вот женщина появилась, когда людей из рая изгнали. Потому что исходно Ева была гермафродитом. Она самодостаточная, понимаете? Она могла плодиться как с партнером, так и сама по себе. Почему еще появилась эта мода в стриптизе, на гермафродитов-то… Но при изгнании у Евы мужские органы отняли и отдали Адаму. В церкви бабы неглупые, понимают, что, если просто пришить себе член, гермафродитом не станешь. Настоящим герми тебя никакой хирург не сделает. И в церкви говорили: это просто символ. Символ того, что мы помним, какой была Ева. Но можно обрести истинный облик через перерождение. Чтобы переродиться, надо умереть. Тогда ты родишься второй раз, уже в эпоху Бессмертных и Истинных. Эта эпоха вот-вот наступит, осталось несколько лет буквально. И в церкви лучшим говорили — мол, ты созрела, пора переходить на другой уровень. Те, кто не успеет умереть до наступления эпохи, ни на что рассчитывать уже не смогут. Они будут служанками. Перерождение открыто только для тех, кто успеет умереть раньше. Но по своей воле умирать нельзя, это должен решить совет церкви. Кого он сочтет достойным — тому можно. И человек — там и женщин допускали, и мужчин, — мог сказать, умрет он сам, или ему нужна помощь. И какая. У всех же свои предпочтения в плане смерти. Тупак рассказывала про девку, которая считает, что самая лучшая смерть — это утонуть. Потому что человек в миг смерти… ну, пачкается. А если он тонет, то все лишнее смывает вода. Так вот, я к чему? Я точно знаю, что Тупак не хотела перерождаться! Не собиралась она умирать! Она мне сама говорила: хорошо бы, чтоб мои внуки родились совершенными, а мне поздно, лучше я при них служанкой буду. Там можно заранее отказаться от перерождения, не вопрос, и тебя даже обсуждать на совете тогда не будут. Смысл какой — если ты не будешь перерождаться, то сможешь зато работать в церкви. И Тупак такой отказ огласила. Это считается круто, это как монашеский обет: самые преданные общему делу жертвуют своим счастьем ради счастья остальных. И Тупак точно отказывалась, потому что собиралась участвовать в выборах настоятельницы.

— Хорошо, — согласилась Алиша. — Примем за версию. У тебя есть выходы на коллег Хатак Тулан по секте?

Нина замотала головой:

— Ни одного. Тупак так выстроила свою жизнь. Ни я, ни Джулия — мы ничего конкретного не знали. Я не знаю даже, как правильно называется эта церковь. Не знаю, где у них офис, ни одного имени не слышала.

— Тогда откуда уверенность, что к Хатак Тулан приходила женщина из секты?

— Как — откуда? Я же сказала! Последние слова Тупак перед шоу были как раз про то, что ее ждет перерождение. И она под наркотой была.

— Неубедительно, — с сочувствием произнесла Алиша.

— Да не собираюсь я никого убеждать! Я ж не адвокат! Я просто хочу, чтобы эту линию тоже проверили! — разгорячилась Нина. — Тупак платила взносы. Ее дом, она говорила, рядом с общиной церкви. Сын ее тоже платил, и, кроме того, ходил в мужскую молельню, она в Эдинбурге есть. Я не в курсе, церковь полностью легальная, или у нее только легальная крыша — какая-то мелкая секточка, где в уставе ничего страшного нет, никаких смертей и прочего. Но федералы на нее выйдут с полпинка. Йен, ты своим расскажи. Если надо, я потом хоть показания дам. Но потом, ладно? Я сейчас не в состоянии. У меня стресс жуткий.

— Я твой рассказ на чип записал, — обронил Йен. — Не возражаешь?

— О! Вот прямо его и отдай. Я еще Джулию подобью, чтоб она тоже показания дала. И сестру свою притащила. Сестра ж у нее с Джоном встречалась, может что-то знать.

Мелви вздохнула и коротко рассказала Нине, что произошло с нами. У Нины округлились глаза:

— То есть это вообще при вас было?! Слышьте, тогда я ваше ничего не понимаю. Потому что заставить Тупак покушаться на кого-то левого — Алиша, прости, но ты левая, в смысле, ты ж посторонняя, — короче, это нереально. Даже под наркотой. Тупак в жизни ни одно живое существо пальцем не тронула.

Мелви хмыкнула. Йен для Нины коротко повторил то, что было известно о жизни Хатак Тулан, о ее детстве и юности. Нина только скривилась:

— Во наврали-то людям. А с сыном — да, это правда, пила она здорово. У нее мужик был паршивый, вроде моего первого мужа. Только деньги с Тупак тянул. Причем всю жизнь тянул. Она ему пансион купила, последний раз буквально два месяца назад деньжат подбросила. При мне было. Еще и спросила меня: как я думаю, может, сыну все-таки рассказать? Потому что Джон отца ненавидел, и Тупак бывшему помогала втайне от сына.

— Кто ее наследником числился? — спросил Йен.

— Сын. Сказала: не хочет, чтоб кто-то ее смерти дожидался. Сын-то ее боготворил. Поэтому все, кому она хотела что-то оставить, ну, кроме сына, получили свое при ее жизни. Младший брат — ранчо, причем Тупак сказала, что сыновей пусть сам обеспечивает, а дочкам его помогла. Старшей колледж оплатила, младшая учиться не захотела, Тупак ей приданое справила. Она помнила, какой скандал из-за ее приданого вышел, поэтому занималась этим делом сама, чтоб точно комар носа не подточил. Она очень боялась, что еще одна девушка пострадает из-за родительской жадности. А сыну Тупак сказала: не смей принуждать жену вступать в церковь. Сама захочет — другое дело. И если захочет, ее приведет Тупак, а не муж. Но вообще она сказала: родится ребенок — она тут же купит ребятам квартиру в Париже. По всему выходит, нормальный мотив только у настоятельницы и есть.

— У сына завещание было? — спросила Алиша.

— Да откуда мне знать. Но мужчины-прихожане по умолчанию оставляют имущество церкви. А имуществом распоряжаются настоятельницы. В общем, все на одного человека указывает.

— А ей срочно требовались деньги? — спросил Йен.

— Вот понятия не имею. Но Тупак как-то обмолвилась, что до фига лишнего знает про ту бабу. И что… погоди, она пару недель назад сказала, но таким веселым тоном, я даже значения не придала, тем более у меня свои проблемы были… Сказала, бабы неисправимы, им только повод для раздора нужен, согласны драться не то что из-за яблока, а даже из-за его фотографии. И что настоящих женщин мало, но вот сейчас им «яблочко» бросили — сейчас-то и выяснится, кто истинная дочь Евы, а кто просто баба.

Я слушала Нину и думала: слишком много ты знаешь про секту, подруга. Или мы — мало? Если мода на гермафродитов в шоу-бизнесе пошла от Ордена Евы, значит, секта не только по периферии народ окучивает, она уже давно и прочно здесь окопалась, в самом центре Федерации.

Ладно, потом Нину расспрошу. Скорее даже допрошу. Ей же лучше будет, если замазана и сама не понимает этого.

— Там… с этим изгнанием из рая сложно, — объясняла Нина, бурно жестикулируя рукой с бокалом, по счастью, уже пустым. — В теории да, у Евы было все, Адам просто пчелка рабочая. И тогда у Евы один пол отобрали и дали Адаму. А на самом деле было две рабочие пчелки, одной дали член, другой вагину, но обе они по духу так и остались бесполыми. В мире есть три пола: мужской, женский и Дочка. Дочка — она такая же, как Ева. Не пчелка. Да, с виду она от бабы не отличается, иногда и сама про себя не знает, что она новая Ева. Но когда наступит эпоха Бессмертных, истинное бессмертие обретут только Евы. Все прочие так и останутся пчелами. Жить-то все будут вечно, но у Евы будет потомство, а у пчелки — нет. Но пчелкам это по фигу, они для себя жить хотят. В общем, сектантская муть, но бабы из-за нее друг дружке готовы в глотку вцепиться. Они личное бессмертие делят и власть в новом мире. Потому что они больше всего хотят жить бесконечно и не работать. А истинная Ева — ей бессмертие для творчества нужно.

— Поэтому Хатак Тулан отказалась от перерождения? — уточнил Йен. — Считала себя Евой и думала, что ей это не понадобится, и так станет бессмертной?

— Да ну, она просто фаталисткой была. Что будет, то и будет, незачем подстегивать события и провоцировать судьбу. Блин, — Нина всхлипнула, — не могу представить, что ее нет. Я только надеюсь, что, если эта чертова эпоха настанет, Тупак переродится первой. Иначе зачем вся эта суета?!

Она расплакалась.

Некоторое время понадобилось, чтобы уговорить Нину пойти прилечь. К счастью, она сообразила, что нам надо работать, и дала Санте увести себя. Йен проводил Нину сочувственным взглядом.

— Совсем расклеилась, — сказал он, и по интонации я поняла, что готов бежать склеивать хоть прямо сейчас.

— Что-то у нас паззл окончательно рассыпался, — посетовала Мелви. — Не могу понять, при чем тут мы. А в совпадения не верю.

— Почему рассыпался? — благодушно уточнила Алиша. — У меня наоборот, хотя бы часть сошлась. Хатак оказалась удобным одноразовым орудием. Да и меня тоже попытались использовать в качестве инструмента. Попутно устранили конкурентку — в лице Хатак — и затруднили мне работу, поскольку я выгляжу как несостоявшаяся жертва покушения и формально не могу вести расследование. Но это побочные бонусы. А целью была Делла.

Мы затихли.

— Делла, что такого ценного ты хранишь здесь?

— Хороший поворот, — согласилась Мелви. — Но спорить не буду.

— Мы собирались поужинать и разойтись по домам, — сказала Алиша. — Сколько времени занимает путь от ресторана до Пиблс, известно. Наверняка на этой случай была засада на дороге, которая не позволила бы Делле приехать быстро. Но мы решили пойти в клуб. И поэтому банда — назовем ее так — на ходу перекроила сценарий. Если кто-то из нас получит дозу наркотика, а потом Хутер умрет, не отойдя и шага, что будет? Правильно, нас потащат в полицию. Один из нас будет невменяемый, поэтому в камеру запрут всех, кроме Йена — и то не факт. До выяснения обстоятельств. Выпустят утром. Зачем это было нужно — отвечу. Насколько мне удалось расслышать, в отсутствие Деллы сюда пыталась прорваться Анна. Я уверена, она пришла, когда мы еще ужинали. Слуги не пустили ее. Она решила вернуться ночью. Ей требовалось время и гарантия того, что Делла не появится. Ближе к утру она залезла бы в окно и выполнила задачу. Вот теперь мне интересно — а что за задача?

— Понятия не имею, — сказала я. — Ничего ценнее, чем мой сын, здесь нет.

— Думаю, все-таки ребенок ни при чем.

— Тогда не знаю. У меня ничего такого… — я осеклась. — Если только письмо из Эльдорадо.

— О! — хором воскликнули все.

Мне пришлось принести его. Прочитали по очереди тоже все. И на всех лицах застыло недоумение.

— Вступить в переписку от твоего имени? — предположил Йен. — Убедить мать Вальдеса прийти на встречу и убить? Или выманить самого Вальдеса? Больше ничего в голову не приходит.

— Не выйдет, — поправила Мелви. — Подробности, Йен. Нужны подробности и детали той жизни.

— Та-ак, — протянула я зловеще. — Мигель Баш. Он-то в секте замешан. А подробности кое-какие знает.

Алиша помотала головой:

— Нет. Девочки, Вальдес — тактическая цель. Даже если допустить, что наша секта в действительности всемирный заговор, то Вальдес не более чем очередной конкурент. Либо эта секта всего лишь прикрытие для эльдорадского заговора, либо цель — не Вальдес. Думайте.

— У меня больше ничего ценного нет, — сказала я. — Тут самое большое сокровище — Огги.

— Соблазнительно думать, что он и есть цель, — согласилась Алиша. — Будущий князь Сонно… Но я не вижу смысла строить такую сложную интригу вокруг него. Скорее я бы допустила, что он тоже рассматривается как инструмент для воздействия. Делла, что ты отдала бы в обмен на сына?

Я только фыркнула.

— Ничего. Убила бы всех и забрала ребенка.

— Ну а если?..

— Все.

— Думай, что именно из твоего имущества может понадобиться секте.

— Секунду, — опомнилась Мелви. — Алиша, то есть ты утверждаешь, что Анна напрямую связана с Орденом Евы, в котором состояла Хатак Тулан? Но по нашим данным, она агент влияния другой секты, чисто мужской.

Алиша улыбнулась:

— Это одна секта.

Мы замолчали.

— Девочки, нет никакого возрожденного Ордена Адама. Внутри Ордена Евы начались раздоры из-за власти и будущих барышей. Влиятельные сектантки избавляются от конкуренток. Власть достанется очень немногим, а вовсе не всем. И как усмирять недовольных? Очень просто: руками мужчин. Вот для этого они и создали внутри Ордена, фактически, боевой отряд, чья задача — решать не только внешние, но и внутренние проблемы. Именно для этой цели мужчин воспитывают в духе полного пренебрежения женщинами.

— А сектантки не боятся, что мужики банально скинут их, когда войдут во вкус? — уточнил Йен.

— Думаю, что-то у них есть и на такой случай. Женщины очень предусмотрительны, — сказала Алиша.

— Значит, ты полагаешь, что Анна — высокопоставленный адепт и работает по заданию секты? — спросила Мелви.

— Анна — загадка, — ответила Алиша. — Учитывая, что с сектой так или иначе были связаны такие люди, как Мимору и Куруги, я не удивлюсь ничему. У нее есть биографические несовпадения. В частности, она три года училась в университете, но в это же время водила довольно близкое знакомство с Таном — а тот жил на Сайгоне. Ее видели на Тору-2. Я уверена, что если провести опрос свидетелей, все в один голос скажут — она прилежно посещала лекции и семинары.

— То есть… — Йен качнулся вперед.

— У меня есть серьезные подозрения, что Рэйчел Коллинз и Анна Лерой — разные люди.

— Еще одна пара близнецов? — с легким сарказмом уточнила я.

— Зачем? Хороший пластический хирург.

— Но ведь Анну могут поймать на незнании подробностей.

Тут я вспомнила рассказ Скотта Младшего.

— А в секте верят, что можно записать личность на чип… — вспомнила я. — Но почему, черт подери, Рэйчел Коллинз?! Чем она была так важна, что на ее место всадили подменыша?!

— Может быть, как раз тем, что она решительно ничем не была важна. Может, над ней поставили эксперимент, — предположила Алиша. — А сейчас, — она встала, — рекомендую всем принять легкое снотворное и хорошенечко отдохнуть. По крайней мере, я собираюсь вас покинуть, потому что утром мне потребуется очень ясная голова.

Она ушла, мы посидели еще с полчаса и тоже расползлись по спальням. Ночь прошла спокойно, только иногда я просыпалась от того, что в саду лаяли собаки Нины, а Василиса, которая нахально вперлась в детскую вслед за мной, отвечала им рычанием.

А на рассвете прилетела Валери ван ден Берг.

* * *

— Делла, ты дура, — безапелляционно заявила Валери, выслушав за завтраком отчет о моих приключениях. — Если честно, я тебя за это и люблю. Твоя глупость — от бескорыстия. Не думай, как девчонка, думай, как офицер! Если у тебя есть нечто ценное, ни в коем случае не отдавай этого врагу!

Я ей уже пожаловалась, что готова все отдать, лишь бы меня и Огги оставили в покое.

— Нет уж. Что тебе не пригодится — Огги понадобится. Думай как княгиня. Будь у секты достаточно сил, она действовала бы силой, а не хитростью. Значит, ресурсов нет. А у нас — есть. Делла, мы принцы. У нас, даже у таких обнищавших, как Берги, есть свои армии, флот, планеты и лобби в Сенате. Я считаю, твой долг — драться. Все, что интересно секте, должно быть в твоих руках. Потому что бабы дуры, но за ними явно стоит кто-то умный. И если ему понадобилось твое, значит, оно имеет цену. Думай о сыне. Думай, что ты ему оставишь.

— Я могу оставить ему лишь то, что он получил от отца.

— Дура, — повторила Валери. — Не ценишь себя. Давай посмотрим. Вот ты, к примеру, уже сложила лапки и отказалась от Августа. А напрасно. Твоему сыну нужен если не родной, то крестный отец и опекун. С какой стати ты отдала его белесой кобыле? Ты же у сына отняла мужчину, который может привить ему нужные качества, взгляды и принципы. Так что Августа изволь вернуть.

— Каким образом?

— Да каким хочешь. Мозги включи и придумай. Дальше. Ты привыкла действовать одна. Не надо валить на свою профессию, ты и до университета такой была, я с твоей матерью уже пообщалась. Ты возомнила, что тебя не любят такой, какая ты есть, значит, и тебе никто не нужен. Тебе, может, и не нужен. А Огги понадобится и родня, и друзья, и связи. Спасибо, мне хватило, что Макс таким же больным одиноким волком вырос, как ты. Поэтому твой долг — позаботиться, чтобы ни одно хорошее знакомство не пропало. Ты бесприданница, ну вот и зарабатывай сыну на будущее. Не теряй времени-то. Бесприданницы плохи только глупые. А умные иной раз приносят в семью мужа столько, что клан из захудалого превращается в крутой. Ты на бабку мою погляди. Она к Маккинби пришла голая. Вот только Маккинби до нее были пустым местом. Богатые шотландские скотоводы, надменные и ограниченные, ни влияния, ни везения, ни шарма. Сегодняшние Маккинби это заслуга моей бабки. Она пришла без гроша, зато семью вывела на четвертое место в рейтинге. Делла, с сорок третьего. Они были последними из принцев. У бабки не было денег, но она родила отличного менеджера, раз, и два — она принесла знакомства. Мне страшно представить, кем были бы Берги, если б мой дед не был таким идиотом. Леверс, что с него взять… Вот и ты бери пример с бабки. Тем более, бабке ты нравишься, она тебя согласна учить и воспитывать. Ты уже сделала много. Ты добыла статус принцев для двух семей — своей и Расселов. Делла, над владетелями из четвертого радиуса в нашем кругу все ржали в голос. Всегда. Как ржали аристократы над богатыми торговцами. И это ты сделала так, чтоб над Расселом и твоим братом не смеялись. Да, четвертый радиус. Зато какие перспективы! И я тебе скажу так: плевать на перспективы. И даже на то, что Рассел женился на Эмбер, а твой брат на Мэгги. Это не наш круг. Это ты ввела их в наш круг. И парни стали настоящими принцами. Заметь, они единственные среди нас, кого приняли с четвертым радиусом. А все почему? За них поручились Маккинби и Берги. В нашем кругу деньги важны, но важны еще и человеческие качества. Принцем, Делла, надо родиться. Понимаешь? Нужен дух принца. Рассела считали потомком торговца, твоего брата — солдафоном. Это ты показала, что один из них — настоящий хищник, а другой — истинный офицер.

— Вопрос, кто я.

— А ты — девочка, по Божьему недосмотру родившаяся в казарме. Я-то с людьми общаюсь. Да пусть я алкоголичка, завязавшая пить. Таких, как я, в нашей среде хватает. И я помню, как Виктор Гамильтон, которому в свое время прочили Элен Маккинби в жены, обронил на твой счет: мол, надо было мне приглядеться к Делле, когда я еще только услышал, что она бросила Берга.

— Я должна чувствовать себя польщенной?

— Ну вот еще. Гамильтон был — старый козел. В отличие от меня, пьянь неисправимая, от выпивки и загнулся. Но я еще не закончила. Делла, ты ключевая фигура в новом бизнесе. Статус у твоего сына есть, надо позаботиться о деньгах. Ты вписана в структуру, которая, возможно, определит транспортную сеть будущего. Да, твой брат засел на Дивайне, у тебя самой есть права на кусок Саттанга…

— У меня нет прав. Это владение Августа.

— О чем я и говорю — ты от всего отказываешься. Да не получил бы он эту базу без тебя! Свой труд ты вовсе не ценишь? Ради себя не ценишь, так о сыне подумай. Нам не нужны имущественные права. Но Берги должны иметь постоянную прописку в новой транспортной системе. Их туда должны пускать без вопросов. Вот и позаботься. И нам, Делла, в этой системе не нужны люди, способные разбить устоявшиеся связи. Я про пассию Августа, если ты не поняла. Ее надо… исключить.

У меня на коленях лежал Огги. Я пыталась его покормить из бутылочки, а он засыпал с соской. Точно, будет «совушкой».

— Теперь про Шанхай. У этого направления тоже большое будущее. Да, Шанхай нестабилен. Но это не твоего ума дело, как нам обезопасить свои вложения. Твоя задача — добыть связи и знакомства. Поэтому я в Шанхае буду сидеть с Огги, а ты — пахать. Ты перезнакомишься со всей китайской элитой. Если надо, то и императору понравишься. Ну, ты поняла — как человек. Впрочем, кого я учу, ты разведчик. Лучше бы тебе было подружиться с его женой, но парень холост. Плохо. Но мы справимся.

Огги уснул. Я осторожно убрала бутылочку.

— Валери, внезапный вопрос. Ты не знаешь, какую роль играет Сайгон? Что за споры вокруг него, не понимаю.

— Хм. Сайгон. Ну, в принципе, место хлебное.

— Но кому он понадобится, если будут новые порты?

— А-а, — Валери покачала пальцем. — Сайгон — это копеечная рабочая сила. Дешевле только рабы у пиратов.

— Этого мало, чтобы драться за него.

— Мало, — согласилась Валери. — Тогда попробуй выяснить, чего он стоит, если его вписать в вашу транспортную систему. Мне больше ничего в голову не приходит.

— Но тогда оказывается, что секта об этой системе знает больше нас.

— Я бы не удивилась.

— Черт, действительно паззл не складывается. Я пытаюсь прикинуть узлы, за которые бьются сектанты. Вот все места, куда они запускали щупальца. Тору-2, Сайгон, Саттанг, Золотой Мехико, Дивайн, Кларион, Земля. Каждое место чем-то ценно. Но ценных мест полно, почему-то остальные секту не интересуют. Почему именно такой набор?

— Не имею ни малейшего понятия. Делла, ты думай не о том, что нужно секте. О том, чем эти места могут быть хороши для нас. Какую выгоду с них получит твой сын?

Я только покачала головой.

Пришел Кер и доложил:

— Леди Берг, мисс Баш просит вас принять ее.

Я напряглась.

— Хорошо. Проводи ее в гостиную на втором этаже.

— Давай. — Валери протянула руки к Огги. — Я посижу с ним. Если проснется, не волнуйся, Макс в его возрасте тоже спал плохо, а уж сколько крови мне выпила Татьяна… Ничего, я еще не забыла, как обращаться с младенцами.

Малая гостиная на втором этаже была хороша тем, что имела отдельный вход с улицы. Гостей я принимала редко, но зачастую было удобно проводить их не через холл, а через узкую лестницу, ведущую от садовых дверей. И как-то само собой случилось, что я потихоньку обживала эту комнату, превращая ее в кабинет. Здесь хранились мои немногочисленные памятные вещи — оригинал диплома об окончании университета, награды, парадная форма. И красная игрушечная машинка, мой талисман, единственная вещь, которую я взяла из отчего дома.

Изабелла Баш плохо выглядела. Под глазами залегли темные круги, кожа стала серой, волосы казались тусклыми. Посмотрев на нее, я поняла, что накануне ошиблась. Все-таки девушка в клубе была другой. Это нервы. Я уже всех подозреваю.

— Леди Берг, — она ломала пальцы, и голос ее тоже казался хрупким. — Мой брат…

— Надеюсь, с ним все в порядке?

— Нет, — голос осекся. — Он… он болен.

— Вы вызывали врача?

Она замотала головой, сильно напомнив мне Нину Осси. Точно такой же жест.

— Мигель отказался. Он твердит, что его отравили, что Арриньо подослал убийцу. Говорит, яд не смертелен, но это чтобы его отправили в больницу. А там его добьют. Он… знаете, он очень остерегался яда. Поэтому ел только то, что готовила я. И еще рыбу, которую сам ловил. Больше ничего. Когда ему стало плохо, он сказал, что… Понимаете, он вчера утром поймал три форели. Обычно он ловил две — себе и мне — и уходил с реки. Или одну, но большую. А вчера было две совсем маленькие. Он стал ловить третью. К нему подошел незнакомый прохожий, они поговорили. Мигель собак привязал, чтобы те не покусали человека. Тот еще любовался уловом, говорил, что маленькая форель самая вкусная, мол, это настоящая местная, а крупная — ее завозили и запускали в реку специально. А потом Мигель пришел домой, я пожарила рыбу, а головы отдала собакам, как обычно. Мне не хотелось есть, я торопилась на службу в церкви, решила, что съем рыбу на ужин. А Мигель поел сразу. Когда я пришла, Мигель сказал: рыба плохая. Собаки съели головы… словом, у них была рвота. Мигель промыл желудок, но к вечеру ему все равно стало худо. Я сидела с ним всю ночь. Он мне пообещал, что если я уговорю вас зайти к нему, то он согласится поехать к врачу. Он хочет сказать вам кое-что важное. Именно вам. Он просил передать, что знает, какие люди стоят за Арриньо, и убить его хотят именно поэтому. Я ему предложила передать вам, вы ведь леди, зачем вам ходить по первому зову, но Мигель не хочет меня вмешивать. Вы леди, у вас есть знакомства и охрана. Он говорит, эти люди на самом деле никогда не жили в Эльдорадо, они с Земли. У них есть план захватить власть. И они уже начали устранять свидетелей. Леди Берг, — голос стал умоляющим, — вы очень важная особа, но, может быть… Я знаю, мы простые люди, но мой брат очень умный. Если он говорит, что знает важное, значит, это правда. Он никому не хочет доверять эту тайну, только вам. Еще он сказал, что от вас зависит, спасется ли доктор Вальдес. А если он спасется, то он заключит мир с Землей, и мы сможем вернуться домой.

Значит, я вчера была права. Мигеля используют, чтобы заманить меня вдовушку. Или меня, или Вальдеса.

— Леди Берг, от вас зависит наше будущее. Потому что доктор Вальдес… я не знала, что мой брат с ним виделся. И Мигель говорит: доктор Вальдес — лучший из наших правителей. Может быть, при нем наша страна станет как Куашнара. И мы больше не будем бояться, что однажды налетит земной флот и разбомбит наш дом. Мигель всегда говорил: Белла, не слушай никого, Земля не хочет нашей смерти. Это наши правители нам так твердили. А Земля хочет мира. Наши правители говорили, что земляне плохие, но это чтобы оправдать свою жажду убийства. Я прилетела сюда и сама в этом убедилась. Я знаю, что простые люди нигде не хотят войны. Но я послушала, что говорят ваши сенаторы. Ваше правительство тоже не хочет войны. Мой брат сказал, однажды доктор Вальдес говорил с ним. И доктор Вальдес говорил: я был молодым и тоже верил, что Земля — враг. А потом меня спасла девушка с Земли. Она была разведчиком, врагом. Но она не хотела мне смерти. И тогда, сказал доктор Вальдес, я понял, что нам нужен мир. Что если мы захотим договориться, то Земля пойдет нам навстречу. Что на Земле совсем не хотят держать нас в рабстве. На Земле есть такой штат — Сибирь, так там даже свой царь есть. А наши диктаторы — это ведь президенты. Даже если мы будем штатом Земли, у нас все равно будет свой президент и свои законы. И нам никто слова худого не скажет, если мы скажем: мы католическая страна, нам дороги наши убеждения. И еще доктор Вальдес хотел сделать так, чтобы наши заводы делали корабли для Земли. Он говорил, что наши корабли намного лучше. И уж точно лучше их продавать, чем делать для войны. Леди Берг, я так хотела бы жить дома! Чтобы был мир, чтобы был закон, чтобы мы спали спокойно!..

— Хорошо, — решила я, — схожу с вами. Но, мисс Баш, обещайте: если я увижу, что вашему брату худо, я вызову врача, и вы не будете со мной спорить.

— Да, леди Берг! — У нее засияли глаза, она молитвенно сложила руки. — Я сделаю все, как вы скажете!

Мы поехали на машине. Я ожидала всего, только не того, что увижу практически мертвого человека.

Мигель Баш лежал в своей комнате на мокрой от больного пота постели, весь в зеленой рвоте. Он почти не дышал. И конечно, он не мог выбалтывать тайны. Изабелла, увидев его, страшно завыла, и я, каюсь, применила запрещенные методы: дала ей несколько крепких пощечин, чтобы пришла в чувство.

Потом была реанимационная машина, суета в доме, немногословные врачи. Истерика у Изабеллы. Поиски остатков рыбы, которой предположительно отравился Мигель. Я вышла на задний двор и обнаружила двух собачонок, из которых одна уже отказывалась вставать, а вторая билась в судорогах. Я вызвала ветеринара. Хоть не люди, а все равно живые, жалко их…

В Пиблс я вернулась только к обеду, измотанная и злая. И больше всего удивилась, что за время моего отсутствия ничего не произошло. Меня никто не искал, и даже Анна не появлялась. Вроде бы она поехала с Августом на экскурсию по Шотландии.

Я позвонила агенту Харрис в федеральное бюро и получила заверения, что острой необходимости именно в моих показаниях нет. Убийцу известного стриптизера схватили, он дает показания. Причина убийства — конкуренция. Неудачливый соперник решил избавиться от прославленной коллеги. Только и всего. Банально до тошноты.

Я могла смело отправляться в Шанхай.

* * *

Одиннадцатые сутки полета. Я уже на стену лезла от скуки. Вроде бы у меня ни одной свободной минуты не выдавалось, но — скучно.

Август хотел взять надежную яхту у отца, но Скотт Маккинби настоял, чтобы взяли у него. Новехонькую, заряженную под потолок «Афину-1000». Огромную, как крейсер. Комфортную, как морской круизный лайнер. Вооруженную до зубов. Пушечных, видимо, потому что своих у яхты нет. С двумя вспомогательными двигателями — на случай если гавкнется основной.

Я эту красоту видела только снаружи. С Августом мы разговаривали, но я видела, что он не хочет даже глядеть в мою сторону. Он совершенно примирился с Анной, короткое путешествие пошло на пользу их отношениям, и можно было ждать, что поездка в Шанхай сплавит их в единое целое.

А я летела на старенькой яхте Макса, тесной, но зато без лишних людей. Мы едва помещались на ней всем кагалом. Баба Лиза — мисс Элизабет Корни, пилот высшей категории, ныне штатный старший навигатор Бергов, — командовала уже четырьмя пилотами-эльфами, выдрессированными и обученными так, как не учат даже в Военном университете. Август хотел, чтобы наша яхта шла в кильватере его махины, но баба Лиза разгромила его с сухим счетом. Поэтому мы шли первыми. И мне нравилась эта маленькая победа.

Доктор Оршан с женой могли бы лететь с Августом, но захотели со мной. Целыми днями они играли в карты с Валери. Я не могла отказаться от эльфийского персонала и побаивалась, что мои индейцы устроят расизм на борту — но нет. Кер нашел, что эльфийские мужики чего-то стоят, поэтому, чтобы не терять время даром, обучал их тонкостям обращения с корабельным вооружением. В промежутках он вел долгие разговоры о духовном с единоплеменником Луром. Да-да, молодой Лур, уже доказавший свою незаменимость, летел с нами. Он числился в штате Августа, но впервые в жизни проявил твердость характера. Он не стал даже заходить туда, где расположилась Белая Ведьма. Тут-то я и поняла, что индейцы осуждают Августа. И как он собирается решать эту проблему? Вчера я сказала бы, что это его дело. Но сегодня у меня над душой висела Валери, которая требовала, чтобы я не уступала ни в чем. А я подумала — и согласилась с ней. Ну правда, я столько нефигуральной крови потеряла на Саттанге, индейцы меня любят и ценят, и с чего я должна от этого отказываться?

В отдельной каюте медитировал и готовился ко всему отставной майор специальной разведки Иван Ким, он же Мастер Вэнь, бывший калека, ныне без малого сибирский киборг.

А настоящий сибирский киборг, собака Василиса, нахально валялась посреди рубки целыми днями, лениво отмахиваясь от второго сибирского киборга — игривого кота Барсика. Август наотрез отказался брать на борт собаку — Анна боялась ее до судорог, натурально, сначала мелко тряслась, а потом каменела. Поэтому Ваську взяла я. А Барсика мне буквально сунула в руки леди Памела, жена Скотта Маккинби. Она услышала, что дед нынешнего императора умер от укуса змеи, решила, что во дворце эти змеи просто кишат, и что же будет с маленьким Огги? Вдруг его ужалят? Нет уж. Пусть Барсик спит в его кроватке. Барсик змей ловил виртуозно, еще лучше, чем мышей. На яхте Барсик предпочитал спать с Василисой, свернувшись у нее под боком в клубочек. Впрочем, иногда он действительно залезал в кроватку Огги, согревал ее, и я заметила, что Огги после этого и спит, и ест намного лучше. А аллергии у него, к счастью, не было. Я даже задумалась, не поднять ли мне после возвращения из Шанхая старые связи и не завести ли для сына еще одного кота-киборга. Пусть греет его постельку и ловит все, что шевелится и в теории может цапнуть.

Вэня я брать не собиралась. Просто уже на космодроме он подошел с небольшим чемоданчиком и поставил меня в известность, что летит со мной. Да, контракт у него с Августом. И что?

— Делла, ему в полете оперативник точно не нужен.

— А мне?

— А вот нам с тобой надо подружиться и получше узнать друг друга. У нас будет три недели полета. Я тебя кое-чему научу, в Шанхае пригодится. Нет, не для дела. Для ускоренной акклиматизации. И ты языка толком не знаешь, а у меня он в совершенстве. Все-таки родной, хоть я и полукореец-полурусский.

— Вэнь, не исключено, что я больше не буду работать.

— Ну и замечательно. Тогда ты возьмешь меня к себе в штат, я буду кормильцем твоего сына. Знаешь, что такое «кормилец»? Эх ты, балда. Это ответственный воспитатель мальчика у древнерусских князей. Рангом не ниже военного министра. Знаешь, чем ценен хороший кормилец? Я тебе объясню. Был такой князь Святослав. Лихой вояка, харизматик, все дела. У него было два законных сына и один, прижитый от рабыни. Старшим он дал все, а младшему, робичичу, — ну, так, просто чтоб люди пальцем не тыкали. И в том числе он дал ему кормильца. Амбициозного, хитрого, дальновидного, но безродного. Знаешь, что из того вышло? А вышло, что два старших заносчивых сына мало прожили и померли, не оставив в истории иного следа, кроме легенд. А вот младший — это Владимир Святой. Человек, который создал Русь, крестил ее, породнился с имперской византийской династией, основал свою династию и вообще определил судьбу России на тыщу лет вперед. А все почему? Кормилец у него был правильный. Сумел из робичича воспитать легендарного князя, перед которым, я тебя уверяю, половина Европы шею гнула безнапряжно.

Я скептически смотрела на него.

— Вэнь, а на что попроще ты точно не согласишься? Гувернером, например?

— Да мне, в общем, без особой разницы, как ты меня назовешь, — засмеялся Вэнь. — Я свой маневр знаю.

— И кого ты воспитаешь из моего сына?

— Само собой, мужчину. Мужчину, а не сына своего отца. А кроме того, Делла, помни, где я был. У любого разведчика есть оперативная и стратегическая ценность. За оперативку я свое уже и потерял, и получил. Да и с государством у нас был договор только об оперативке. А стратегия — это уже мой капитал. Знаешь, в чем он заключается? В том, что я как облупленную знаю не ту китайскую элиту, какая есть, а ту, какая будет. Причем не сейчас, а лет через десять-пятнадцать. У твоего сына всегда будет лучший бизнес в Шанхае. Причем независимо от того, кто усядется на трон. Я за это буду иметь теплый угол в княжеском дворце и обеспеченную старость, но самое главное — ощущение, что вкалывал не зря, и все, чего я добился, пойдет в работу. Посему — давай-ка мы с тобой используем эти недели, чтоб подружиться как следует. Нам с тобой еще пахать и пахать вместе. Долгие-предолгие годы.

Я усмехнулась. Вэнь, глядя мне в глаза, но при этом ухитряясь из-под ресниц осматривать окрестности, добавил тихо:

— Павлов звонил. Инфа занятная. Не трусь, мы их переиграем.

— И что сказал?

— Он мне сказал. А я запомнил. Этого достаточно.

— И что по этому поводу думает Август?

— Да какая разница? Он сейчас не головой думает, а головкой. В головке мозгов отродясь не было, ну и смысл ее слушать? Главное, что сказал ему я. А я ему сказал, что если он не желает конфликтов, то пусть сторожит свою Анну. А я постерегу тебя. С тобой же просто: надо всего-то придумать тебе занятие. Это я могу. По-моему, он сам хотел избавиться от всего, что его отвлекает. На том мы и договорились.

Занятие мне Вэнь действительно придумал. Зубодробительно скучное. Теперь я целыми днями или занималась с сыном, или осваивала китайскую культуру на практике. Я разучивала упражнения у-шу и приемы кун-фу, я по сто раз повторяла китайские слова и фразы, пока не исчезал акцент, запоминала азы каллиграфии и наизусть зубрила классические стихи. Вэнь сказал, китайцы весьма уважают иностранцев, которые хоть что-то знают об их культуре. Европейцы принимают такой интерес как должное, а китайцы испытывают благодарность. Да, конечно, ни одному европейцу не постичь китайский дух, но китайцы засчитывают хотя бы попытку.

Нам оставалось десять дней полета.

* * *

Пересечение границы меня разочаровало. Мы прошли таможню с досмотром на нашей стороне и полетели дальше. Через несколько часов мне стало интересно, а где, собственно говоря, китайские погранцы. Вэнь похихикал и ответил: разумеется, в порту прибытия. Вот делать им больше нечего, как ловить корабли с нашей стороны. У них задача — не выпускать из страны своих граждан. А чужие — да пусть идут. Все равно не выживут.

Посадили нас прямо на столичной планете, собственно, в Пекине. Что бы там ни говорил Вэнь, а я пришла к выводу: у китайцев своеобразный взгляд на контрразведывательные мероприятия. То ли им интересней ловить шпионов, чем принимать рутинные превентивные меры, то ли я чего-то важного не понимаю.

Стартово-посадочный стол выглядел как бетонная равнина. Далеко на горизонте угадывались очертания ангаров, в безопасном отдалении от стола выстроился небольшой оркестрик, перед ним — офицеры, ответственные за встречу, в парадных мундирах и белых перчатках, за ним — шеренга спортсменов обоего пола, с флагами Шанхая, Земли, Клариона и Сонно. Еще дальше застыли черные лимузины. Много. Впрочем, и нас ведь тоже было немало.

Я вышла с сыном на руках, рядом шел Вэнь с Василисой на поводке, с другой стороны шагала безумно элегантная и слегка поддатая — я не уследила — Валери с котом Барсиком. От яхты Августа, которая рядом с моей казалась горой, медленно выдвигалась вторая процессия — рослый Август в килте, под руку с Анной в снежно-белом шифоновом платьице, его прислуга… Мы встретились издали взглядами, кивнули друг другу равнодушно и приготовились к церемонии официальной встречи. Анна старательно пряталась за Августа, чтобы не видеть Василису. Вот и славно.

Персонал сам, без приказа, деловито и уверенно выстроился за нашими спинами — я даже оглянулась посмотреть, не встали ли они по росту, а то мало ли что китайцы подумают. Только сейчас я до конца поняла, каких своеобразных людей и инородцев мы с Августом предпочитаем брать на работу. Допустим, меня такую загадочную Август нанимал — понятно, зачем. Но если у него даже повар отставной терминатор, а у меня даже экономка — сержант, это повод задуматься. И любимая собака у нас не собака, а черт знает что…

Чеканя шаг, к нам приблизилась троица офицеров. Приветственная речь на неплохом федеральном, правда, в слегка устаревшей стилистике, затем — неформальные представления.

— Полковник Сун, — назвался старший, — Сун Цзымин. Мне поручено быть вашим постоянным переводчиком. Иногда меня будут подменять мои подчиненные, — он показал на двух офицеров помоложе. — Можете обращаться к ним «товарищ переводчик».

Понятно. Кое-кто счел, что те ребята язык знают хорошо, но слишком низкого роду, чтобы мы запоминали их имена.

Лимузины подъехали вплотную, нас рассадили по машинам, погрузили багаж. При посадке случилась небольшая заминка, поскольку по плану мне и Вэню отвели места в одном лимузине с Августом, но с ним рвалась Анна, а со мной рвалась Василиса, и в одну машину этих двух дам усаживать было нельзя.

К моему удивлению, Август принял решение в пользу Василисы, велев Анне ехать в другой машине. Она скорчила недовольную мордашку, окинула меня злобным взглядом, но подчинилась.

Я, улучив момент, когда наши переводчики отвлеклись на погрузку, сказала Августу:

— А я уже готовилась, что всех переводчиков будут звать Ли Чанами.

— Они не посмеют, — возразил Вэнь.

— А что, в этом есть нечто оскорбительное? — удивился Август.

— Это вроде внутренней гильдейской клятвы. Для безопасников, которые работают с иностранцами. Однажды турист оказался террористом-одиночкой. Его сопровождал лейтенант-стажер. Они летели лайнером, битком набитым людьми, и лейтенант увидел, как его подопечный достал бомбу. Лейтенант выхватил бомбу, а рядом был грузовой тамбур — он прыгнул туда, открыл внешний люк, и его вместе с бомбой вытянуло за борт. Никто не погиб, кроме того лейтенанта и террориста, которого затоптали пассажиры. Лейтенанта звали Ли Чан. С тех пор все переводчики называют это имя, как бы говоря: они помнят ту трагедию, видят в туристе врага и каждую секунду готовы его убить.

— Хм, — сказал Август. — Я слышал эту историю, но с другой концовкой. Лейтенант схватил террориста и вместе с ним выпрыгнул с борта. В воздухе оба взорвались. Я только имени того героя не слышал.

— Да легенд много, — согласился Вэнь. — Важно, что «Ли Чан» — это угроза. Нам угрожать не посмеют.

Везли нас долго. Сначала по пустынной трассе, потом — через пригородные кварталы, а затем дорога нырнула в тоннель, и двадцать минут за окнами ничего не менялось. Вынырнула трасса уже в парке. Затем нас проверили на КПП, мы миновали несколько стен и въехали в следующий парк. Еще десять минут — и лимузины остановились на громадной парковке перед трехэтажным зданием причудливого, но вовсе не традиционно-китайского дизайна.

— Коттедж, назначенный для вашей группы, — сказал Сун Цзымин. — С вами будет проживать еще сенатор Кимберли Тако с сопровождающими лицами. Она прибывает завтра. Ее апартаменты на первом этаже, поскольку она пожилая женщина. Я всегда буду в холле, в комнате слева от входа. Обслуга немного владеет федеральным. Вы можете обедать в большом зале, а можете в своих апартаментах…

Он вел нас по лестницам и коридорам, быстро объясняя, как пользоваться «коттеджем». Мои апартаменты оказались в конце восточного коридора, а комнаты Августа в конце западного. Вот и хорошо. Чем дальше, тем лучше.

— Через два часа — первая встреча в вашей рабочей программе, — сообщил Сун Цзымин. — Я зайду за вами, лорд Маккинби, леди Берг. — Помолчал. — И майор Ким.

Я переглянулась с Августом. Вообще-то мы прилетели на сутки раньше срока, и никаких встреч у нас сегодня не назначено.

— Потому-то она и первая, что такие встречи не планируются, — объяснил Сун Цзымин и удалился.

— Делла, — сказал Август, — деловая форма одежды, Вэнь — военная, со знаками различия и орденской планкой.

— Есть, сэр, — ответили мы с Вэнем. Хором.

* * *

Мы вошли и сдержанно поклонились. Так, как подобает хорошо воспитанным людям, которые пришли в дом к уважаемому человеку. В конце концов, нам не назвали титул — значит, будем просто вежливыми.

Комнату я вспомнила по описанию Фомичева; стол, сервированный для чая, наверняка был тот же. И нашего хозяина, китайца лет тридцати пяти или сорока, я узнала сразу. Пожалуй, Август неправ; он нефотогеничен. На фото он был симпатичен, импозантен, интересен. В жизни оказался просто красавцем, причем явно одухотворенным красавцем. Уж на что я равнодушна к внешности других рас — и то почувствовала, как сердце забилось сильнее. Впрочем, эстетическое удовольствие никто не отменял.

Молодой император коротко скомандовал прислуге удалиться и закрыть двери. Потом жестом предложил нам стулья.

— Лорд Маккинби, — сказал он, — леди Берг.

Вопросительно посмотрел на Вэня.

— Майор Иван Ким, — представил его Август.

— Да, помню это имя. Списки лиц, сопровождающих некоторых персон, я просматривал лично. Майор, империя была неласкова с вами, но вы так полюбили ее, что решились приехать еще раз?

Интонация молодого императора была настолько ровной, что я прямо заслушалась. Истинный царедворец, куда до него нашим принцам, даже Августу. Хоть ты тресни, не угадаешь: то ли этот симпатяга отправит сейчас Вэня на кол, или что тут у них принято забивать шпионам в задницу на данном этапе исторического развития, то ли орден ему вручит за красивые глаза. Одно я знала точно: сначала он благосклонно выслушает ответ.

— Сэр, любое государство неласково к разведчикам другой страны. Хотя империя в общем ряду выделяется особенной манерой отправлять пойманных агентов домой по частям.

— Вы знали, на что шли, — парировал император. — Но, должен отметить, мне не по сердцу этот прием. Он весьма эффективен с точки зрения морального подавления, что есть, то есть. Но это какое-то заимствование, оно не имеет ничего общего с традиционными китайскими методами. Я бы даже сказал, отдает пошлой японщиной — ну, понимаете, якудза там эта, отрезанные мизинцы… Мы откажемся от таких приемов. Определенно, раз и навсегда откажемся. Китай должен быть китайским до кончиков ногтей.

— И что же такое истинно китайское вы будете практиковать вместо расстрела? Бамбук, крысы, вареное мясо? — осведомился Август.

Император вежливо посмеялся.

— Лорд Маккинби, вы ведь по первому, незаконченному образованию, — историк-архивист? С мифами и легендами вы действительно хорошо знакомы. Но Китай всегда был очень передовой страной. Многие технологии пришли в Европу от нас. Большинство ваших коллег сходятся во мнении, что тот же порох изобретен в Китае. Почему мы должны отказываться от расстрела, например, если порох — наше изобретение?

— Логично, — сказал Август.

Император подал чашку мне, остальным показал на приборы, мол, не стесняйтесь. И со своей чашечкой откинулся на спинку стула.

— Майор, так все-таки?.. Признайтесь, вы любите империю.

— Разумеется.

Кажется, расстрел отменяется, подумала я, но орден тоже не дадут.

— Хороший разведчик должен любить своего врага?

— Враг — понятие сиюминутное. Оно ничто перед Вечностью.

— Но если мстишь за своих родителей?

— Всякое бывает. У твоего врага могут быть такие прекрасные дети, что не грех отказаться даже от мести.

— И какое же дитя у империи?

— У империи миллиарды детей, и каждый из них может оказаться новым Спасителем. А мне тем легче, что мои родители по сей день живы.

— Но вы не случайно оказались здесь.

— Председатель Юй…

Император вскинул ладонь:

— В этом кабинете — без чинов. Вы ведь знаете?..

— Знаю, — согласился Вэнь. — Я давно в отставке. Я выплатил все долги как своей Родине, так и империи. Могу позволить себе заняться тем, чем мечтал с детства.

— И о чем вы мечтали?

— Каллиграфия.

Император не выразил ни удовольствия, ни раздражения.

— Скажите об этом вашему переводчику.

— Я давно превзошел Суна Цзымина.

— Вы можете оценить его мастерство?

— Могу. Но я бы счел за честь мести полы у его бабушки.

Император позволил себе медленную, опасную усмешку:

— Вы назвали свою цену, майор Ким.

Вэнь ответил лишь взглядом, мол, знал, на что шел.

— Что ж, майор, раз вы живы и сумели вернуться, то вы прекрасный специалист. Я рад видеть вас. Мне незнакомо ваше лицо, но не удивлюсь, если вы участвовали в той тайной сети, которая снабжала меня и моих школьных друзей запрещенной литературой. Ах, чудесные времена! Риск, азарт… Обладание этими чудесными книгами развивало наш детский еще разум — независимо от того, что мы вычитывали на страницах. Ведь нам приходилось прятать контрабанду от наставников, читать ее тайно и вести себя так, чтобы никто не заподозрил неладного. Мы и сами отчасти стали нелегалами в родной стране, вынужденные изо дня в день притворяться теми, кем уже не были. И если бы меня, например, поймали… Поверьте, майор, моя участь оказалась бы хоть и легче вашей, но столь же незавидна. В точности, как и вы, я рисковал жизнью… Лорд Маккинби, нескромный вопрос: вы сами выбираете, кто из разведчиков будет сопровождать вас в том или ином путешествии?

— Вы хотели сказать, кто из ветеранов спецразведки, не так ли? — невозмутимо уточнил Август. — Сэр, с тех пор, как я взял своим ассистентом отставного офицера, количество их в моем окружении неуклонно увеличивается. Подобное тянется к подобному.

— Да, да, — задумчиво согласился император. — Я слыхал, на ваше решение повлияла весьма романтическая история? Мне говорили, леди Берг спасла вашу жизнь, еще когда вы были студентом.

— Именно так. Я совершил ошибку, недооценив некоторых людей, и едва не поплатился за нее. Согласитесь, человек, способный исправить мою ошибку, — это достойный партнер в моей нелегкой и небезопасной работе.

— Безусловно, — император кивнул.

Очень трогательно, подумала я, особенно с учетом того, что в мою сторону никто даже не поглядел. Ну а кто я для них, вершителей судеб и властелинов мира — так, баба. Нечто среднее между Вэнем и Василисой. Чаю выпить, что ли, пока они тут меня обсуждают…

— Вы ведь работали с Дмитрием Павловым, верно? — продолжал демонстрировать осведомленность император. — И недавно вам предложили еще одного специалиста того же профиля, но вы отказались. Почему вы остановили свой выбор на майоре Киме?

— Потому что только он обладает всеми необходимыми для меня знаниями, навыками и душевными качествами, — сообщил Август с такой зверской серьезностью, что у меня скулы чуть не свело.

На всякий случай я уткнулась в свою чашку. Чай был великолепен даже на запах. Чертовы китайцы раз за разом подсовывают мне вкусненькое, когда нет возможности толком оценить его — вместо того чтобы смаковать угощение, приходится вслушиваться в разговор. Что господин Тан, что этот красавчик: ну никакого понимания. Одно слово: мужики.

— Вы закончили магистратуру по социологии — я верно помню, что разведка у вас проходит в группе социальных наук? — по специальности «Великая Китайская империя». Леди Берг тоже училась, но по понятным причинам не закончила. И ваш новый сотрудник — специалист-практик, много лет работавший в империи. У вас есть какие-то виды на империю? Планируете тесные отношения? Вы ведь не только инквизитор, вы в первую очередь герцог Кларийский.

— Майор Ким умеет ремонтировать моего киборга, — сказал Август. — И это главное его достоинство для меня.

Император даже бровью не шевельнул, но я готова была побиться об заклад: после этой фразы он смотрел на Августа уже по-другому. Раньше он только приценивался к герцогу Кларийскому. Теперь — оценил и что-то для себя решил.

— …Павлов тоже умеет, но я не хотел бы жить с ним в одном доме или даже по соседству. Что касается магистратуры, то я давно хотел приобрести какую-нибудь экзотическую, но бесполезную специальность. Этот диплом для меня проходит по одному ведомству с моей коллекцией игрушечных машин.

— О, вы коллекционер, я помню. Кстати, когда у вас выдастся свободное время, можете посетить наших коллекционеров. Игрушечные машинки — универсальная страсть, и границы ей не помеха. Думаю, увидите и узнаете для себя много интересного. Может быть, даже подберете что-то в свою коллекцию.

— Благодарю за разрешение встретиться с вашими подданными.

— Не стоит, не стоит. Как вы догадываетесь, я затеял этот обмен делегациями с дальним умыслом. Конечно, сам по себе обмен полезен. И для нас — больше, чем для вас. Я хотел, чтобы мои молодые помощники увидели другой мир и принесли к нам полезный опыт. Взамен я готов показать вашим достойным гражданам мир, который для них непостижим. Но главная моя цель — встреча с вами, лорд Маккинби.

— Это было очевидно, сэр.

— Вы ведь не оставили работу инквизитором.

— Нет. Просто брал отпуск на повышение квалификации.

— Ваша лицензия позволяет работу за границей Федерации.

— У нас нет договора с империей.

— Я дам вам отдельное разрешение на работу в моей стране.

Август молчал и спокойно смотрел ему в лицо.

— Я бы хотел попросить вас оказать мне небольшую услугу. Личного характера. Несколько лет назад исчезла девушка, почти с рождения жившая во дворце. Два месяца назад мне доложили, что напали на ее след. Я подозреваю, что она в беде. Я хотел бы, лорд Маккинби, чтобы вы разыскали эту девушку и доставили сюда, во дворец, целой и по возможности невредимой. Эта девушка чрезвычайно дорога мне, — подчеркнул император голосом.

— Судя по тому, что вы не отдали соответствующий приказ своей службе безопасности, девушка за границей империи.

— Да. Она на Сайгоне. На территории Куашнары.

— И договориться с властями Куашнары вы не пытались. Хотя они выслали бы всех китаянок, лишь бы не портить отношения с вами.

— Я предпочел бы не ставить в известность власти. Любые. Кроме того, я хотел бы, чтобы вы беспристрастно оценили ближайшее окружение девушки. Она выросла во дворце, жизни не знает и легко может сделаться жертвой обманщиков. В этом случае я хотел бы, чтобы вы приняли меры для наказания подлецов по заслугам.

— Какой образ действий вас устроит?

— Обычный. Вы передадите виновных полиции. Интересы пострадавшей будет представлять адвокат, поскольку ее саму я желал бы видеть здесь. В случае если рядом с ней люди хорошие — вы сможете передать им мое приглашение. Я познакомлюсь с ними.

— Передать известие не так сложно. С этим справилась бы ваша разведка. Равно как и с вывозом девушки вместе с ее близкими на территорию империи. Вы предпочитаете, чтобы вашим посредником стал я.

— Я хочу уберечь репутацию девушки, что невозможно, если делом займется разведка. Я бы хотел представить ситуацию так, что она поверила вашим аргументам и приехала добровольно. Не как пленница, а как дорогой мне человек.

— Вашим собственным аргументам она не поверит?

Вопрос попал в цель, но император его ждал.

— Нет. Она испугана.

Август думал. Я считала, что надо отказаться. Или, по крайней мере, отложить работу. Я хотя бы отправлю Огги к моему отцу на Арканзас. Мне будет неуютно без сына, я буду отвлекаться на мысли о нем, но когда целый китайский император теряет человека и не может вернуть обратно, простым княгиням вроде меня стоит позаботиться о наследниках прежде, чем лезть головой в мясорубку. Знаем мы, какие на Сайгоне порядки. Там не стесняются засадить из пулемета по женщинам и детям.

— Ваши спутники, — заговорил император, — могут пользоваться моим гостеприимством. Надеюсь, что задача не отнимет у вас слишком много времени — может быть, всего неделю. Затем я планирую большие празднества и буду рад видеть вас своими гостями. Разумеется, вы можете отправить сына леди Берг к вашим родственникам на Тварь, если не слишком доверяете китайским обещаниям. Но, мне кажется, это путешествие будет слишком утомительно для младенца. К тому же ученые говорят, что ранние впечатления, те, которые еще не осознаются и не запоминаются, чрезвычайно важны для формирующегося разума. Младенцу полезно пожить во дворце императора, ведь он князь. Скорей всего, это отложится в памяти, и впоследствии у него не будет ни болезненной тяги к роскоши, которой многие компенсируют детские лишения, ни неуверенности в себе.

И в первый раз за всю аудиенцию император посмотрел на меня.

То ли он наконец перестал с нами играть, то ли, напротив, заиграл в полную силу, но взгляд его показался мне открытым и детски-доверчивым. Император не настаивал, не покупал, он просил.

— Ваш дворец славится своим террариумом, — сказала я. — И особенными традициями.

— Когда мой отец заболел, я велел отловить всех до единой змей и удалить у них ядовитые железы. Я опасался, что отыщется мститель, который подбросит змею в постель умирающему. Змеи теперь с трудом охотятся, и служители кормят их. На детской половине дворца змей нет вовсе, и не было даже при моем отце. Никаких. Эта половина огорожена стеной со встроенной защитой от любых нелетающих диких животных. Территория обработана от насекомых…

Он мгновение помедлил и добавил:

— В конце концов, у вас с собой замечательный кот. Эти сибирские коты прекрасно ловят мышей — и что ему змея? Легкая добыча. А будут проблемы, кот всегда может позвать собаку на помощь.

Ну все-то ты знаешь, подумала я.

— Хорошо, — сказал Август, — я берусь.

Я подавила острое желание ущипнуть его или встать и выйти. Но потом сообразила, что могу отказаться. Он поедет с Вэнем, с указанной задачей Вэнь справится. Я там и не нужна вовсе.

Император достал из стола шкатулку и подал Августу:

— Здесь все, что мы знаем о пропавшей девушке. Ее зовут Соня. Необычное имя для китаянки. Ее отец китаец, мать — из ваших. Оба уже умерли. Официальных данных о матери Сони нет, только неофициальные, о ее отце — засекречены, и я не могу показать их вам. Впрочем, это ни к чему. Соня не знала о своих родителях ничего. Вы сейчас уже знаете больше. Мой отец славился как жестокостью, так и жалостью. Он велел взять сиротку во дворец и воспитывать как знатную девушку. Никто не знал, какую роль он отводил Соне. Она попала во дворец годовалой, у нее никогда не было гражданства. Никакого. У нее не было не то что чипа, а даже шунта для него. Соня росла вдали от всех искусов цивилизации, как древняя принцесса. Ее образование — традиционное именно для китайской принцессы. В день своего шестнадцатилетия она исчезла из дворца, а вернулась уже с шунтом для чипа. Да, она сделала это самовольно. Тогда все поняли, что сказочная принцесса обладает не только умом, но и достаточным коварством и решимостью. В тот вечер она сильно повздорила с моим отцом. Он отчитал ее прямо при слугах. Надо сказать, что опала у моего отца всегда означала одно и то же: обвинение в государственной измене и быстрая казнь. Слуги во дворце немедленно отошли от Сони, они не хотели, чтобы их арестовали вместе с ней, за пособничество. Этого-то Соня и добивалась. Ночью она сбежала. Ей помог разведчик из Куашнары. Двумя неделями позже его нашли мертвым, на Сайгоне, на нашей половине. Следы Сони оборвались.

Август слушал, постукивая себя пальцем по губе.

— Сейчас ей должно быть девятнадцать. Два месяца назад ее или очень похожую девушку видели на куашнарской половине Сайгона, непосредственно в городе. Салон для богатых туристок, скорее даже женский клуб. Туда пускают только женщин, они беседуют, пьют чай, принимают массаж и водные процедуры. Девушка играет роль хозяйки салона, хотя владелец не она. Представляется именем «Соня» и говорит о себе, что воспитывалась во дворце. Носит те же украшения, какие были на ней в ночь побега. Сейчас очень мало кто знает китайские традиции, старые, истинные традиции, и та девушка, по отзывам, не делает ошибок. На улицу она не выходит никогда. Однажды она позировала для рекламы салона — в полутьме, за вуалью. Так ее и нашли.

Август чуть подался вперед:

— Два вопроса. Видел ли ее кто-нибудь очно? И кто оценивал ее знание традиций, если сейчас мало кто в них разбирается?

— Ее опознала дочь одного из влиятельных в Пограничье чиновников. По стечению обстоятельств эта дама побывала во дворце и видела Соню, когда той было почти шестнадцать. Да, девушка сильно изменилась. Поговорить с нею не удалось. Та же дама и сказала, что обстановка в салоне хотя и уступает дворцу, но включает в себя некоторые элементы, о которых простонародью не известно.

— И Соня, увидев китаянку из империи, не скрылась в тот же вечер?

— Нет. Та дама видела Соню, но Соня вряд ли ее заметила. Ей по протоколу предписано держать глаза долу.

— Но она не насторожилась, увидев список посетителей.

— Спорный момент. Возможно, она так и не набралась жизненного опыта. Или владелец салона утаивает от нее сведения о клиентах. Наконец, она могла просто запамятовать имя: мало ли тут бывало чиновников во время официальных церемоний.

Август ничего не сказал.

— Я бы хотел, чтобы вы вылетели через два-три дня. Завтра будет прием, послезавтра днем — поездка в Императорский университет. А затем делегация начнет работу, многие поедут в округа, и ваше отсутствие легко объяснить таким выездом в округ. Кроме того, у вас будет довольно времени, чтобы решить, как поступить со свитой. Я бы не хотел, чтобы вы привлекали излишнее внимание.

— Мне понадобится ваша подпись на договоре. Ваше разрешение будет действительно лишь на имперской территории, а в Куашнаре мне придется работать по установленным правилам.

— Да, конечно, — император коснулся селектора.

Вошел секретарь, подал бланки договора. Между прочим, наши. Хотя добыть образец несложно. Август внимательно прочитал, подписал. Поставил автограф и император. Заверил личной печатью. Секретарь выдал и разрешение — на бумаге и карточке.

Формальности соблюдены.

Август подал императору свою папку. Император раскрыл ее.

— Незадолго до отлета нас навестила родственница моего друга, — сказал Август. — Она много лет прожила на Сайгоне. Ее имя — Мэдлин Рассел-Грей. Она владеет некоторыми документами, уличающими в коррупции ряд высших должностных лиц Империи. У меня не было возможности проверить ее сведения. Допускаю, что она ошиблась, и эти люди невиновны. Я счел своим долгом передать вам эти документы.

Император внимательно посмотрел ему в глаза и закрыл папку.

— Благодарю вас. В Империи достаточно специалистов, которые проверят информацию. Невинные не пострадают, виновные будут наказаны.

Август молчал.

— Мэдлин Рассел-Грей, — сказал император. — Единственная иностранка, которая заставила моего отца уважать ее. Она все еще в той тюрьме на Ситоне?

У меня зазвенел каждый нерв.

— Неделю назад какие-то злоумышленники напали на тюрьму, — сказал Август беспечно. — Кажется, все их главари арестованы. О судьбе Мэдлин мне ничего не известно.

— Благодарю вас. Это хорошие новости, — сказал император и поднялся, давая понять, что аудиенция окончена.

Мы втроем шли по широкой садовой дорожке, посыпанной золотистым песком, таким ровным, словно его просеивали через сито.

— В салоне — не та девчонка, — изрек Вэнь.

— Но у нее имя, легенда, манеры, личные вещи, — напомнила я. — Значит, Соня как минимум ее учила.

— Что-то мне все это подозрительно. Слишком просто, — сказал Вэнь.

— Значит, либо не просто, либо задача другая, — сказала я.

— Перестаньте болтать, — попросил Август. — Вы мешаете мне думать.

— Тебе так или иначе придется отвлечься. Август, я не могу ехать. И я тем более не оставлю сына здесь.

— Почему? — Август удивился. — Ему ничего не угрожает.

— По-моему, ты излишне доверяешь китайцам.

— Просто знаю об этом парне больше вашего. Делла, Огги в большей безопасности, чем даже император. И ты вполне можешь съездить. Это ненадолго. Огги сейчас еще не так сильно зависит от тебя. К тому же его будут окружать знакомые слуги. Впрочем, можешь проконсультироваться с Оршаном, но я уверен, он скажет то же самое. А тебе очень важно встряхнуться, у тебя несчастный вид.

— А куда ты денешь Анну?!

— Китайцы умеют следить за наивными девчонками. Думаю, они не позволят Анне совершить какую-нибудь глупость в мое отсутствие.

Тут он внезапно сунул мне в руки злосчастный ларец, в котором хранились все документы на Соню, повернулся и стремительно ушел в сторону дворца.

Я чувствовала себя идиоткой. Стояла с чертовым ларцом, глядела вслед Августу и думала сразу обо всем. Например, не перегрелся ли он часом. И когда это пройдет. А если не пройдет, что нам делать?

— Вэнь, ты что-нибудь понимаешь?

— Угу, — кивнул он. — По всей видимости, у него на Сайгоне личный интерес. И никак иначе, кроме как с разрешения императора, он до этого интереса добраться не может. Ты не в курсе, там нет упрямого коллекционера красных машинок?

— Понятия не имею. Иностранную картотеку он всегда вел сам. Но версия неглупая. Из чего лично я делаю вывод: ехать на Сайгон нам придется.

— И рассчитывать там строго на себя.

Я потерла нос, забыв, что в руках ларец, и чуть не поцарапала себе щеку. Да, я тоже совсем плоха.

— Ладно, пойдем работать. Уж прикинуть, что у нас есть и чего не хватает, мы явно можем и сами.

— И добыть, если чего не хватает, тоже можем, — Вэнь прищурился. — Если что, мне тут комфортно. А теперь я еще и в законе… Вот уж чего никогда не ждал — так это что император лично позволит мне шастать по его стране!

Я переложила ларец под мышку и направилась к нашему «коттеджу».

* * *

Я позвала Василису, включила «глушилку», чтобы можно было говорить свободно, и мы принялись разбираться: сколько информации у нас, собственно, есть, совсем по нулям или хоть самая малость.

Данные были действительно скудные. Пожалуй, только с фото-видео дела обстояли хорошо. Мы с Вэнем три часа отсматривали все ролики, запоминая моторику девушки, характерные приметы, привычки.

Официально Соня не знала ни одного языка, кроме китайского. Учителя отмечали ее успехи в каллиграфии и стихосложении. Неплохо музицировала, пела и танцевала. Из наук ей примерно одинаково хорошо давались история, математика, физика, чуть хуже биология и совсем никак — химия. Отлично бегала и плавала.

— Без знания федерального бежать бессмысленно, — заметил Вэнь, — поэтому я сомневаюсь, что она действительно его не знала. Если ей перед побегом вшили шунт, то уж и языку точно научили. На самом деле во дворце запрещенной литературы было — море. Ее читал весь молодняк.

— Узнай наверняка, — сказала я. — Особенно — что именно она читала.

— Само собой.

— Так, врача, который вшивал ей шунт, расстреляли. Вместе с медсестрой. Его семья?..

— По-моему, ее тренер по у-шу перспективней.

— Хотя бы потому, что жив, — согласилась я. — Ее обслуга… Тоже. Но насчет побега спрашивать бессмысленно. Они ничего не знают. Только привычки.

— Ты нарочно не хочешь знакомиться с тем, что собрали местные особисты?

— И ничего не добились. Вэнь, ты веришь, что шестнадцатилетняя сопля вовсе без жизненного опыта сумела обвести вокруг пальца буквально всех? Здесь же прислуга собаку съела на подсматривании, подслушивании и доносах. И никто ничего не заметил? Этот парень с Сайгона, куашнарский разведчик, он что — был тут на положении доверенного слуги? Кто устраивал свидания Сони с этим парнем?

— Поэтому, сдается мне, император и не хочет, чтобы искала его разведка, — хмыкнул Вэнь. — Ведь по всему выходит, что побег Соне устроил или он сам, или кто-то из его ближнего круга.

— Но нам он, конечно, ни черта не скажет.

— Потому что репутация императора.

— Поэтому остается только узнавать у прислуги, с кем именно из дворцового персонала общалась Соня.

— А что это нам даст? Если выпроводили с разведчиком…

— Которого потом случайно убили.

— Слабо, — возразил Вэнь. — Но я проверю. Кстати, я-то допросы прислуги проглядел одним глазом. Благо, я теперь могу это делать отдельно левым и правым. Раньше тоже умел, но голова болела ужас как, а сейчас — никаких проблем. Вас, кстати, не учили?..

— Нам запрещали. На этом слишком легко спалиться. И вряд ли тебя примут за шпиона — решат, что ты киборг. А это сразу паника и стрельба. И ты верно сказал, голова раскалывается… Чего смеешься? Ну да, пробовала. Все пробовали. Интересно же. А потом Кид Тернер сказал: застукаю хоть одного с косоглазием — отчислю сразу.

— Тернер умница, — сказал Вэнь. — Но дурак. Не сердись, я в хорошем смысле.

— Верю. Ну и что там с допросами?

— Вопрос, контактировала ли Соня с прислугой за пределами своего персонального штата, не задавался вообще. А старый пень своего наследника ненавидел, между прочим.

— Думаешь, крот был из числа людей старого императора?

— Нельзя исключить.

— Тогда я прямо готова поверить, аж всем сердцем, что Соня сумела скрыться. Да если хоть половина того, что я знаю про Старика, правда, то ей перерезали голосовые связки, поломали часть пальцев и продали в бордель. Причем не на Сайгоне, а где поближе и понадежней.

— Это если Старик хотел от нее избавиться. Кстати, он не стал бы заморачиваться — мешок на голову, камень на шею и в фонтан посреди парка. В воспитательных целях, так сказать.

— А есть причина, по которой он мог бы оставить ей жизнь?

— Если только старческий каприз.

— Знаешь, что самое подозрительное? Ей после беседы с императором не удалили шунт. И не усилили охрану. Вообще ничего не сделали.

— Я и говорю — косяк на старого, по всему. Но я бы не забывал про молодого. Может, старый подловить его хотел.

— Ладно, едем дальше. Человек из Куашнары. Настоящее имя неизвестно. У тебя в Куашнаре нет подходящих знакомств?

— Ты не поверишь.

Я изумленно посмотрела на него:

— Что, правда?

— Вот те крест. Контакты сдавать обязан?

— Лучше да.

— Арнольд Мирра. Сейчас он замминистра иностранных дел и никогда не станет министром, потому что разведчики всегда вторые.

— Думаешь, он так тебе и выдаст служебную тайну?

— Ну, я ж его не выдал, — Вэнь ухмыльнулся, — никому не сказал, что он по-дружески кое-чем делился с Греем. Мирра тогда служил на Сайгоне и очень хотел попасть в столицу. Грей ему помог. Он ему такой шикарный подвиг инсценировал, что Мирру прямо сразу на повышение в министерство взяли. Но перед этим Мирра вывез меня вместе с моей добычей на служебном корабле.

Я вспомнила о страшной и необъяснимой гибели Грея. Так-так, он слишком много знал о человеке, который сейчас рулит всей разведкой Куашнары… Стоп. Август прав. Я работаю совершенно по другому делу.

Тут меня осенило.

— Вэнь, послушай, а это нормально, что некая дочка какого-то пограничного чиновника оказалась на половине Куашнары и там посещала дамский салон?

— В принципе, возможно. Но перечень таких дочек очень невелик.

— Я о другом думаю: почему нам не назвали ее имя?

— Потому что ее не существует.

— Или потому, что она, допустим, внебрачная? Мэдлин Рассел-Грей говорила, что на сторону Куашнары часто наведывались шанхайские мальчики из хороших семей. Кто-то из них мог, например, завести там любовницу. Для той же Сони разница между китаянкой и полукровкой должна быть очень хорошо заметна. Потому она и не насторожилась, что увидела не китаянку, а полукровку.

— Ну да, а сюда дамочка попала как туристка, папа устроил образовательно-увеселительную поездку с экскурсией по дворцу.

— Учитывая их нравы, мог к жениху на смотрины свозить. Побочная или нет, а пристраивать надо.

— Версия.

— Что у нас осталось… Ну да. А как Соня пересекла границу без чипа? Значит, чип уже был?

— И когда именно пересекла. — Вэнь поднялся. — Делла, на сегодня пока задач хватит. Давай разберемся с вводными, тогда будет видно, в каком направлении копать. Я пошел.

— Что, прямо сразу?

— Нет, сначала пообедаю. Чао. Вечером доложу.

* * *

— Какая досада, что на всю программу отведено так мало времени, — жаловалась мне сенатор Кимберли Тако. — Я только здесь осознала, что переоценила свои силы. Я не ожидала, что здесь все такое огромное, такие безумные расстояния… Кажется, я успею только ознакомиться. Какая досада. А ведь это шанс поработать, провести исследования, я специально взяла с собой социологическую группу…

Я поделилась с ней взглядами Лайона Маккинби на Китай и его культуру.

— Делла, генерал Маккинби, безусловно, умный человек, — сказала миссис Тако. — Но все-таки он склонен упрощать. Того китайского народа, который создал легендарную культуру, не существует. Он всегда был этнически неоднородным. Заметьте, как и другие нации того же типа — скажем, русские или индийцы. Современная империя вобрала в себя переселенцев из самых разных этносов, в том числе и крайне непокорных. Но механизмы социальной зависимости продолжают работать. Социологи выдвигали множество версий, но ни одна из них так и не приблизила нас к пониманию этого процесса…

Она подняла взгляд, лицо ее застыло в улыбке. Я обернулась — за моей спиной стоял молодой император. Он учтиво осведомился, всем ли мы довольны, затем извинился, что подошел слишком близко и ненароком слышал нашу беседу.

— Миссис Тако, разумеется, если вам кажется, что проблема важна, я могу рассмотреть этот вопрос. И, возможно, продлю ваше пребывание в Империи. Но все-таки я бы предложил иную форму исследования. Вы можете заказать выборку — сто человек, двести, да хоть тысячу, сколько вам нужно, — из разных социальных кругов, разного достатка и разной судьбы, и провести с каждым глубинное интервью. Я невеликий знаток социологии как науки, привык пользоваться только результатами, однако мне кажется, что так вы получите значительно более качественный материал, чем при помощи уличных опросов.

— Да, конечно, это весьма привлекательное предложение, но хотелось бы иметь и общую картину…

Император подавлял нашу несгибаемую сенаторшу. Впрочем, он здесь подавлял почти всех, кроме, пожалуй, Августа. Август держался так же свободно, как на вечеринке у Тэгги, только что пришел в килте, а не в брюках.

Сенаторша отошла, а император взял два бокала шампанского, один протянул мне и повел в сторону окон. Интересно, чего ему от меня надо? Мне льстило его подчеркнутое внимание, чего греха таить, но с такими людьми играть опасней, чем с огнем. Хотя не могу сказать, что он был мне неприятен.

— Не вижу вашего супершпиона, — сказал император. — Пошел выгуливать суперсобаку?

— Кому-то ведь и работать надо.

— Да, мне уже доложили…

Могу представить, что именно и в каких выражениях доложили. За вчерашний вечер Вэнь успел только осмотреться в огромном дворце. А утром отправился знакомиться с тренером у-шу, который обучал привилегированных детишек. Для компании прихватил Василису. Вернулся к завтраку. Василиса принесла с собой то ли подарок, то ли добычу — метровый кусок тренировочного шеста. Металлического. Один конец был порядком зажеван, из чего я сделала вывод, что Василиса попросту отгрызла лишнее. Вэнь коротко сообщил, что тренер — злобный самодур, но поговорить согласился. А куда ему деваться, некуда ему деваться. Он уже все осознал. Я не стала уточнять, какое кун-фу применил Вэнь, чтобы приручить тренера, но явно более крутое, чем то, что нашлось у злобного самодура.

— Признаться, я доволен. Меня очень беспокоил один аспект. Я не сумел разыскать предателя, который познакомил Соню с куашнарцем. Разумеется, она не была такой уж замкнутой, но все-таки у нас не настолько плохая личная охрана, чтобы шпионы ходили во дворец как к себе домой. Мне сказали, ваш специалист раскрыл этого негодяя.

— Председатель Юй, я не вправе делиться с вами информацией до окончания следствия.

— Но я могу кое о чем попросить? Леди Берг, я очень прошу вас. Лично вас. Пожалуйста, остановите поиски той женщины, которая видела Соню на Сайгоне.

— О! — Я вскинула брови. — А если это необходимо для выполнения задачи?

— Это совершенно лишнее. Вы узнаете много обо мне, но о Соне — ничего сверх того, что я уже сказал. Это действительно была мимолетная встреча, та женщина не уверена, видела ли она Соню или очень похожую на нее девушку. Вот, собственно, и все.

Я вежливо улыбнулась. Такое случается с клиентами сплошь и рядом. Заказывая расследование, они редко отдают себе отчет в том, что инквизитор первым делом узнает всю их подноготную — и лишь затем отыщет преступника.

Оркестр негромко играл джаз. Обстановка вообще была некитайская — мужчины в костюмах, дамы в платьях, прислуга в униформе, охрана при полном параде… Пожалуй, только обилие охраны и намекало, что это Шанхай, а не скучный прием где-нибудь у арканзасского губернатора.

— Вам, кажется, не очень весело.

— Я терпеть не могу светские мероприятия. Но обязана их посещать — как ассистент Маккинби.

— Как хорошо я вас понимаю. Я тоже не люблю чопорную показуху.

— Странно, что вы выбрали типично федеральный колорит.

— Он используется в Китае уже больше восьмисот лет. Коммунистический Китай принял общемировой дипломатический протокол, и в этом ничего удивительного. Здесь мы используем его для всех ситуаций, кроме самых крупных национальных праздников. Но уверяю вас, китайский церемониал интересней лишь в первые пять минут. А через час вы мечтали бы лишь поскорей убежать. Леди Берг, простите за бестактный вопрос: вы умеете танцевать танго?

Умею ли я танцевать танго?

Умею ли я танцевать вообще?

Когда-то давно я не умела. Даже подрыгаться под музыку не получалось, хотя, казалось бы, чего уж проще, слушай — и в такт шевели конечностями. Современная музыка вся держится на повторах. Изобрети себе несколько движений и используй их в разных комбинациях. Конечно, такой «танец» будет так же далек от искусства, как детские каляки-маляки от живописи. И что с того? Зато можно будет не прятаться в темном углу на вечеринке.

А я была уникумом. Я неплохо владела приемами самообороны, которые основаны частично на европейском фехтовании, частично на кулачном бое, частично на восточных единоборствах. Все они невозможны без чувства ритма. Кажется, я не умела танцевать потому, что не хотела уметь. Тому были свои причины.

Часто вспоминаю миссию, в которой пришлось играть роль стриптизерши у шеста, и я справилась. Но на вечеринках по-прежнему упрямо изображала бревно. Положение исправил Август. Однажды мы с ним поспорили. В университете у нас была практика сопротивления психологическому давлению. Иначе говоря, молчания на допросе. В допросах практиковались инквизиторы. Они ломали меня всей группой, но не справились, и я даже ушла на своих ногах, пусть и до первого угла. Три года спустя Август сказал: он справится за три часа. Если да, я пойду учиться танцу. Если нет, он затыкается. Я согласилась. Он взломал меня за сорок пять минут, я обиделась, раскричалась. Топала ногами, помню. Но проигрыш надо платить. И я пошла заниматься.

Через год я смело могла бы называться полупрофессионалкой. То, чему я научилась, было настоящим танцем, а не подергиванием и шевелением конечностями. Я могла бы даже выступать на любительских соревнованиях. Август был счастлив. Он-то танцевал превосходно, его классическое британское образование подразумевало знакомство и с этой дисциплиной. Иногда на вечеринках мы даже удивляли народ какой-нибудь сложной штукой.

Вопрос в том, хочу ли я танцевать танго прямо сейчас.

— Конечно, Председатель Юй. Я же ассистент не просто инквизитора, а герцога Кларийского.

Китаец смотрел мне в глаза. Он был понятен насквозь.

— Леди Берг, прошу вас, не называйте меня титулом.

— А как?

— Друзья зовут меня Юджином.

— В своем кругу пользуетесь федеральным псевдонимом?

Он поднес к губам мои пальцы и коснулся их.

— Скорей, вольным переводом… Делла.

Для нас освободили всю середину зала. Я мысленно проверила свое «оснащение» — платье, обувь. Как хорошо, что у меня было дурное настроение, и я отказалась от любимых туфелек на остром каблучке. Эти, светло-серые, были хотя и малоизящны по сравнению с моими любимыми, зато дивно устойчивы. Я не пошатнусь на них. И не потеряю при резком движении ни равновесие, ни туфельку. А платье позволяет хоть на шпагат сесть. Особенно если чуть-чуть, незаметно, поддернуть юбку повыше.

Оркестр заиграл танго.

Классическое аргентинское танго, старое, как мои комплексы, тягучее и без хорошего партнера невыносимое. Партнер мне достался неожиданно хороший. Дело не в том, что он умел танцевать и умел вести — в меру агрессивно, но при том незаметно страхуя в каждую секунду. Дело в том, что он оказался… живым.

Это важно. Важно чувствовать, что танцуешь не с роботом, которому надо произвести впечатление, и не с женщиной-наставником, которой важно, чтобы ты делала правильные движения. Для этого танца нужен мужчина, который как минимум допускает мысль, что вот прямо отсюда вы пойдете в спальню. Иначе ничего не выйдет.

Император был молод и чудовищно одинок. Я чувствовала его крепкое, горячее тело. Слышала, как стучит его сердце. Я видела жгучий интерес ко мне. Но лучше всего я чувствовала, как же он соскучился по обычной ласке, по простому теплу. Кажется, протяни руку, погладь его по волосам — он оботрется об тебя и замурлычет, как котик.

Я танцевала и чувствовала, как нарастает моя собственная дрожь. Ох, нарвусь я. Ох, нарвусь! Вот сделает он мне через полчасика «предложение, от которого не отказываются», и как я буду изворачиваться? Объяснять, что я расистка? Простите, это я Патрику, царю Саттанга, могу такое ляпнуть. Патрик надуется, конечно, но ничего не сделает ни мне, ни Земле. А император Шанхая, боюсь, просто не поймет, что это такое я там лепечу.

Музыка затихла. Император улыбнулся мне — и уже не как хозяин гостье, а как мужчина женщине.

— Спасибо, Делла. Это была моя мечта — танго в официальном дворце, во время приема, на глазах у всех, а не на закрытой вечеринке… У тебя есть мечта, которую я могу исполнить?

— Я плохая женщина. У меня нет таких желаний, какие я не могла бы исполнить сама.

— Жаль, — загадочно протянул император.

Я случайно увидела Августа. Он стоял довольно далеко и очень хмуро наблюдал за нами. На его руку опиралась Анна. Высокая, роскошная красавица с копной белокурых волос. Яркая, как удар молнии. Анна кривила губки. Типичная женская реакция на чужого поклонника, который ей не по зубам. Мол, и ничего-то он собой не представляет. Ну да, ну да, конечно. Китайский император совершенно ничего собой не представляет. Молодой и неженатый, заметьте, китайский император.

— Увидимся за ужином… Делла.

Император отошел, и я осталась в одиночестве. В буквальном смысле — вокруг меня образовалось абсолютно пустое пространство. Играла музыка, кружились пары, китайские сановники не стеснялись приглашать наших дам. Но в мою сторону китайцы поглядывали так робко, словно боялись ослепнуть. Ну точно, влипла. Китайцам-то видней, что замыслил их император. Определили во мне будущую фаворитку, а то и кого повыше, потому и не приближаются: женщина императора неприкосновенна. Август был как грозовая туча. И он тоже не слепой, раз беспокоится, значит, неспроста.

Кимберли Тако увлеклась беседой с двумя пожилыми китаянками, я не стала отвлекать ее. Взяв с подноса бокал, чтобы занять руки, я медленно прошла вдоль стен, рассматривая картины. К счастью, хотя бы они были в традиционном для Китая нежно-прозрачном стиле.

Не успела я отойти от первой, как за моим плечом раздался голос:

— Могу я чем-нибудь помочь вам?

Голос был мужским, говорил с сильным акцентом. Я обернулась. За моим плечом на достаточно почтительном расстоянии замер китаец лет сорока, судя по общей холености — отнюдь не прислуга. Я из вежливости задала несколько вопросов про картину, он охотно ответил — да, это работа известного художника эпохи Расселения, здесь он изобразил долину, на месте которой впоследствии вырос Пекин, и свою тоску по родине.

Мы перешли к другой картине, к третьей… Все танцевали, веселились, а я как по музею ходила. Мой спутник оказался новым министром культуры Шанхая. Судя по его знанию федерального, принадлежал к новой элите — детским и юношеским друзьям молодого императора. Наверное, у нас получилась бы чрезвычайно познавательная беседа, но помешал Август. Он потащил меня танцевать так бесцеремонно, что я чуть не споткнулась.

— Делла, ты заигрываешься, — процедил он сквозь зубы. — Тебе кажется, это шутки и безобидный флирт. Но твоя эскапада может очень, очень плохо кончиться.

Я тихо улыбнулась и предположила:

— Анна устроит сцену ревности за то, что ты осмелился танцевать со мной. Не говори мне больше, что она не ревнивая.

— Делла…

— Я уже большая девочка, Август.

Август промолчал.

И только потом я узнала, что означала фраза «увидимся за ужином». Черт подери, меня позвали на закрытый ужин «для своих». В беседке над водопадом. Среди благоухающих цветов и мерцающих россыпей полудрагоценной гальки вроде оникса, лунного камня и светлой яшмы.

Приглашение мне передал переводчик Сун Цзымин. Он вошел в мою комнату с двумя женщинами, нагруженными расписными коробками.

— Ужин будет вот здесь, — он раскрыл голограмму на половину комнаты, демонстрируя беседку. — Это лучшее место, чтобы смотреть праздничный фейерверк и притом не страдать от шума. Председатель Юй просит вас одеться в китайский национальный костюм. Эти женщины помогут вам.

Он вышел. Женщины извлекли из коробок целое шуршащее и звенящее облако из алого шелка, расшитого золотом, желтых лент, каких-то подвесок и чрезвычайно важных мелочей. Все было нарядным, как карнавал, безумно дорогим и очень, очень символичным. Меня быстро одевали, я чувствовала себя молодой капустой из-за многослойности наряда, но молчала. Моих знаний оказалось слишком мало, чтобы распознать месседж этого наряда полностью. Но кое-что я поняла. Красный цвет — цвет воинского сословия, то, что нижнее платье было желтым — это мне здорово задрали статус, приравняв княжеский титул, да еще и полученный по мужу, к происхождению от императоров. Да и покрой — если не ошибаюсь, этот наряд называется «ченсам» — указывал на мою принадлежность к высшей знати. Все украшения из нефрита, причем, насколько я понимала, дорогих сортов. В богатой вышивке преобладали цветочные узоры — пион и персик. В целом ничего личного, я бы сказала, что это лишь дань уважения.

С волосами пришлось повозиться всерьез. Петли, жгуты, шпильки, натуральные самоцветы, живые растения, чем-то сбрызнутые для сохранности, — и через час мне стало казаться, что моя голова похожа на дизайнерскую цветочную корзину. Но китаянки пришли в восторг. Я смотрела на себя в зеркало и не очень хорошо понимала, мне нравится или нет.

— Леди Берг, — сказала одна из женщин, — вы так похожи на леди Шень. Словно бы она вернулась!

Леди Шень. Мать императора. Понятно, что он разглядел во мне. Я помнила ее фото, пожалуй, да, что-то общее есть. Конечно, у нас разный разрез глаз, да и вообще я европейка, а она китаянка. Но некое загадочное сходство, пожалуй, действительно присутствует.

Из наших позвали только Августа с Анной и миссис Кимберли Тако. Сенаторша тоже была в ченсаме, ярко-голубом с красной отделкой, постоянно осматривала себя и явно прикидывала, не купить ли на память такой костюмчик.

— Вам очень к лицу, — сказала я.

— О, Делла, он такой удобный! А уж как необычно выглядите вы… Меня только удивило: почему голубой цвет? Я давно не девушка.

— У китайцев юность символизирует зеленый цвет. Цвет весны и пробуждения природы, начало нового дня и новой жизни. А голубой — это цвет, защищающий от порчи и дурного глаза.

— О, — опешила Кимберли и обеими руками огладила себя по бокам. — Порча, дурной глаз… Какая экзотика, право слово.

— Не нужно понимать буквально. Возможно, таким выбором китайцы хотели показать: им известно, что у вас множество завистников, и они вам сочувствуют. Есть поверье, что чужая зависть может причинить физический вред, и…

— Да, понимаю, — торопливо сказала Кимберли и снова огладила себя. Засмеялась: — Представляете, я спросила, где можно приобрести такое платьице на память? Как сувенир? А женщины, которые мне помогали, обиделись: оказывается, это подарок. По этикету полагается. Мне даже неловко, ведь каждый такой наряд стоит уйму денег.

— Боюсь, если вы откажетесь, китайцы сочтут, что вы недовольны.

— Да, я тоже этого боюсь.

Анна оглядывала нас и не скрывала раздражения. Ей никто ничего не прислал, она надела вечернее платье — розовое, на тонюсеньких бретельках, интригующе-полупрозрачное. Я промолчала, хотя очень хотела ляпнуть: в Китае даже в публичном доме сочли бы этот наряд неприличным. Август, разумеется, был в килте. Я не стала даже спрашивать, прислали ему наряд или нет, — Август нипочем не соглашался носить чужеродную одежку. Наверняка император, подозрительно хорошо осведомленный о нашей жизни, знал и это.

— Вы очень хорошо танцуете, — продолжала миссис Тако. — Я не люблю такие танцы, но у вас получается вовсе не вульгарно.

— Партнер хороший попался, — ответила я.

— О да. Кстати, я не сторонник кастовости в любой форме, но все-таки, заметьте, как же хорошо видно благородное происхождение! Я про молодого императора. А что скажете вы?

— Он довольно мил.

— Делла, я совершила открытие. Маленькое личное открытие. Я поговорила со служанками, когда они помогали мне одеться. Для нас восточные культуры всегда были синонимом бесправия. В первую очередь женского, во вторую — народного. И я спросила служанок… Я ожидала, что они будут рассказывать о своей доле почтительно, ведь они дорожат местом, но упомянут лишь обязанности. Знаете, они отлично представляют, что у них есть права! И умеют настоять на том, чтобы их права соблюдались! Они уверяют, что о правах народа китайская интеллигенция говорила и писала еще три тысячи лет назад, и эти творения сохранились. Подумать только. У них даже освобождение рабов императорским указом не было чем-то из ряда вон выходящим.

— У них и императоры бывали — мягко говоря, сомнительного происхождения.

— Да, да! В европейской культуре мне известен лишь один такой пример. Нет, пожалуй, два. Кромвель и Наполеон. Но Кромвель не осмелился увенчать себя короной. А Наполеон не возглавлял восстание рабов и бедняков. И в обоих случаях у претендентов было образование и значительный военный опыт. А тут… Сельский староста, подумать только! Выиграл войну против правительственной армии! И стал императором, хотя в стране было полно аристократии. Да чего далеко ходить… Молодой император официально не монарх, а партийный лидер.

— Монарх тоже в каком-то смысле партийный лидер. Лидер партии аристократов.

— Да, я понимаю. Но пожизненность и наследуемость уничтожают идею выборности…

— А в Польше короля выбирали. А Эльдорадо можно смело счесть наследником Римской империи — там император был тем же диктатором и к власти приходил силой. Или почти силой.

— То есть вы полагаете, что китайская система управления — не архаична?

— Трудно сказать. Мне кажется, китайский подход чем-то родственен русскому. На Сибири установили монархию ради стабилизации политической власти. И ради укрепления преемственности. Чтобы с каждым новым премьером не менялось бы законодательство. У наследственной монархии есть свои преимущества. Она символизирует незыблемость устоев и в то же время обеспечивает поступательность движения. Кроме того, когда преемник заранее известен, есть время и на его подготовку, и на то, чтобы приспособиться к нему. Смена власти не вызывает глобальных потрясений, кризисов и шока.

— Мне кажется, наша система все-таки гибче и лучше реагирует на вызовы времени.

— Но с какими трудностями мы к ней пришли!

— Безусловно. Но ведь свободу надо отстаивать. Скажу вам откровенно: как сенатор, я ничего не имею против просвещенных монархий, особенно парламентских. С ними легко и удобно работать. Взять ту же Сибирь — очень договороспособные, очень… Но чисто по-человечески монархии мне не нравятся, я считаю этот путь тупиковым. Там в принципе выключен социальный лифт на верхних этажах. Нельзя лишать рядового гражданина легитимной возможности занять вершину власти. Это рубит амбиции и стимулы для личностного роста. К чему стремиться простому человеку?

— Ну, у них отсутствует возможность, а у нас отсутствует вершина. Разве у нас получится стать единоличным правителем? И к чему стремиться простому, но амбициозному человеку? Вот хоть на меня посмотрите…

Кимберли засмеялась.

Она курировала в Сенате правозащитную деятельность, и мы с ней уже пересекались, когда утверждали омбундсмена на Сонно. Я была в несколько растрепанных чувствах и нажаловалась, до чего же достало, что от моей подписи зависят судьбы миллионов человек. Опытная политиканша сначала не особо мне поверила, а потом вдруг прониклась и сказала: а теперь, княгиня, представьте, как у меня дрожат коленки, когда мы проводим через Сенат проекты, отдача от которых будет ясна только через полвека, а на кону судьбы миллиардов. И профессиональный цинизм правозащитника, который постепенно вырабатывается, когда много раз приходилось выбирать между ужасным и плохим — не помогает…

Анна скучала и деликатно, как ей казалось, позевывала.

— Август, а что вы скажете о предмете нашего спора? — спросила Кимберли. — Каково будет компетентное мнение практикующего герцога?

Он не успел даже рот раскрыть — Анна возмутилась:

— Послушайте, вы только о политике говорить можете?

Кимберли Тако онемела от шока. Несколько секунд она еще ждала, что Август осадит свою обнаглевшую невесту, но «практикующий герцог» не спешил сгладить неловкость. Остаток пути мы с сенатором проделали в гробовом молчании, слушая веселый и бессмысленный щебет Анны, обращенный исключительно к Августу.

Нас подвели к беседке — внушительных размеров павильону, где могло бы разместиться человек двести, столько же прислуги, оркестр и еще осталось бы место хоть для танцев, хоть для занятий у-шу всей толпой. Гостей, однако, было немного — человек тридцать мужчин и женщин, все примерно ровесники императора.

Меня усадили рядом с ним.

— Я чувствую, что сегодняшний день принес что-то важное нам обоим, — сказал император. — Я бы хотел, чтобы ты тоже его запомнила.

И надел мне на руку браслет. Шикарный жемчужный браслет.

Ну ладно, подумала я, самое время включить дурочку и сделать вид, что не понимаю намеков. Никаких. Если ему чего-то надо, пусть говорит ясно и недвусмысленно.

Но император ничего не сказал.

* * *

— Делла, я чувствую, ты опасаешься меня.

Мы сидели на берегу водопада. Разноцветные, тщательно подсвеченные струйки воды сплетались в причудливые косы, падавшие в идеально круглый бассейн метрах на двадцать ниже нас. Император устроился на самом краю, его голова была на уровне моих колен.

— Я не знаю, чего от тебя ждать.

Он засмеялся. Мне послышалось, или смех был горький?

— Ничего, кроме праздника. Когда погибла моя мать, я дал обет, что никогда не допущу ситуации, в которой две женщины поспорили бы за мое внимание. Мои наследники не станут соперничать, потому что все родятся от одной матери. Для императора доступна любая женщина империи, и женщины мечтают об этой чести. Но фавориток и наложниц у меня не будет. В свой срок я женюсь, и моей жене не придется делить меня с другой женщиной. Я ждал этого дня много лет. Он наступит скоро.

Я молчала.

— Мы, китайцы, почитаем родителей. Обычно о браке сговариваются родители, дети лишь принимают их волю. Но любовь нам тоже известна. Бывает, что молодые люди, полюбившие друг друга, многие годы ждут и добиваются, чтобы родители смягчились и разрешили им пожениться. Я познал только трех женщин за всю свою жизнь. Третью я полюбил. Отец не желал нашего счастья. Он благословил нас лишь перед самой смертью, когда ненадолго очнулся.

Какое совпадение, подумала я. У меня ведь тоже было только трое мужчин. И последний стал моим проклятьем на много лет…

— Все эти годы я ждал и хранил верность. Никакая женщина не согревала мою постель. Я не хотел этого и не хочу сейчас. Я довольствовался теми крохами тепла, какие удавалось урвать во время коротких встреч с моей невестой. Встреч украдкой, тайных, опасных. Скоро я смогу открыть этот секрет.

С тихим шорохом сверху упал мотылек. Крупный, радужный, толстый. Упал на мое колено. Император, сидевший спиной, протянул руку, снял его, не коснувшись ткани на моей ноге, стряхнул на пышную розовую кисть, свисавшую над водой.

— Ты особенная. Я много слышал о тебе, знал, что ты красива и добра. Но когда я увидел тебя, то понял: я заковал себя в лед, а ты разбила этот панцирь. И тогда я понял, как одинок. Я хочу слышать твой голос и смех. Видеть твою улыбку. Разве это много? Когда ты рядом, я не чувствую боли и усталости.

Черт бы тебя побрал, с досадой подумала я. Ну вот зачем ты напомнил мне, как одинока я сама? Зачем мне сейчас думать, что муж меня бросил, променял на какую-то больную тетку? И даже когда он сбегает от нее, то идет не ко мне. Тебя хоть невеста ждет. А кто ждет меня? Да никто. Никому в целом мире не нужна даже та малость, которую просишь ты.

Был бы ты еще хоть капельку менее обаятельным…

Я осторожно погладила его волосы. Толстые, но совершенно не грубые волосы.

Император обернулся.

На миг его черные глаза блеснули — в них отразилась падающая звезда. Ах да, сегодня же звездный дождь…

Он подсел вплотную ко мне и крепко обнял.

* * *

Я рассчитывала, что к моему возвращению все будут спать. Однако в холле на втором этаже полным ходом шло чаепитие. Усталая Кимберли Тако, Август и сияющая Анна. Я незаметно оглядела себя. Так, одежда в полном порядке. А вот уложить волосы обратно в сложнейшие китайские узлы, петли и жгуты я не сумела. Зеркала не было, вот и не сумела. Пришлось оставить распущенными, а украшения сложить в сумочку. Будем надеяться, никто не обратит внимания.

— Полуночничаете? — спросила я спокойно. — Кимберли, будьте осторожны: это настоящий китайский чай. Вы после него вряд ли уснете.

— Ох, Делла! — Кимберли отвела глаза. — День выдался такой насыщенный, что я сейчас уснула бы даже после чашки адреналина, а не от чашки чая.

— Был метеоритный дождь! — объявила Анна. — Я такой красоты никогда не видела! Как на заказ, честное слово! И можно загадывать желания. Правда, я не верю, что они сбываются, ведь это же не звезда падает, а самый обыкновенный метеорит, всего лишь кусок камня… Жаль, что вы не видели. Сун Цзымин сказал, что такой сильный дождь случается один раз в десять лет. И весь Пекин в эту ночь сидит на крышах и балконах. Мы смотрели с крыши!

Я присела к столу. За моей спиной беззвучно проскользнул Лур, поставил чистую чашку и налил в нее чай. Я отпила. Август смотрел на меня скептически.

— Что-то не так?

— У тебя травинка в волосах. На самой макушке. Смешно смотрится.

Батюшки, охнула я мысленно. Нащупала в волосах твердое, вытащила. Соломинка с сухим листом. И я с этим гербарием ехала в машине?! С водителем, телохранителем и переводчиком?!

— Всегда считала, что звездопадом надо любоваться не с крыши, а лежа в траве на вершине холма, — сказала я. — Зрелище действительно было феерическое. Поспорит с иным любительским фейерверком. Кимберли, как вам ужин? Я видела, у вас с соседями была очень оживленная дискуссия.

— О! — обрадовалась та. — Делла, моими соседями оказались китайские правозащитники. Ну понятно, император знал, с кем меня посадить. И я в общем догадывалась, что они тут есть. Должны быть, такая древняя культура, да еще и со своими традициями заботы о бесправных слоях населения… Но я не подозревала, что они настолько влиятельны! У них свой институт, они входят в консультационный совет при императоре, у них масса достижений. И они дали мне много полезных советов. Кажется, завтра у меня будет сложный разговор с нашим администратором. Мне необходимо внести изменения в рабочую программу. Впрочем, император ведь обещал продлить мою командировку…

— Ну ладно, — перебила Анна. Она встала, решительно взяла Августа за руку. — Мы спать. Завтра поездка в университет и знакомство с молодыми учеными. Надеюсь, будет банкет. Мы должны хорошо выглядеть. Невыспавшаяся женщина — это оскорбление эстетике. А ведь надо же еще и любовью позаниматься, для хорошего тонуса!

Она засмеялась и увела Августа. Кимберли еще несколько секунд сидела с каменным лицом, уставившись в свою чашку.

— Да простит меня Господь, но оскорбление эстетике — эта девушка, — наконец выговорила Кимберли. — Делла, как хорошо, что вы вовремя приехали. Я больше не могла слушать, что император запал — какое ужасное слово! — на нее. Что он робеет перед высокими женщинами, а то бы непременно все уже догадались о его чувствах. Это невыносимо. Зачем такое говорить в присутствии жениха? Не мое это дело, но наследник клана Маккинби мог бы выбрать менее вульгарную невесту, если уж ему хочется непременно из народа. Я лично знакома с сотней девушек из народа, которые и красивы, и умны, и деликатны. Вы хорошо знаете Августа — вам не кажется, что с ним… что-то не так?

Я пожала плечами и едва заметно покачала головой. Как-то само собой вышло. Из этой комбинации жестов можно сделать много разных выводов — начиная с того, что мне наплевать, и заканчивая тем, что все под контролем.

— …К тому же зачем лгать? Император на нее даже не глядел. Он превосходно воспитан и не станет ухаживать за чужой невестой. Да что я говорю… он же сделал вам такой изящный подарок. Вам, а не ей.

Я повертела рукой. Браслет чудесный. И чем дальше, тем сильней мне нравится.

— Делла, — Кимберли понизила голос, — вы бы осторожнее… Мне кажется, эта девушка очень завистлива. А жест императора слишком легко истолковать превратно. Я догадываюсь, что у вас с ним особые отношения, о которых мне ничего не известно, это видно, что вы для него не просто участник делегации…

— Кимберли, не гадайте, — сказала я. — Пожалуй, я не стану спорить, браслет слишком дорогой, чтобы рассматривать его как знак вежливости. На самом деле я просто оказала империи небольшую услугу. На мой взгляд, небольшую. Но, возможно, у императора иное мнение относительно ценности моего вклада. И да, конечно, моя миссия полностью согласована и одобрена в федеральном правительстве.

— Ах, значит, мы миримся с Шанхаем, — сделала вывод Кимберли. — Это хорошая новость. Уверена, что в Сенате будет семидесятипроцентная поддержка самое малое. А ястребы пусть переключатся на Эльдорадо. Эту ужасную проблему надо решать. Но все-таки, Делла, прислушайтесь: не афишируйте так свои отношения. Сплетен потом не оберетесь.

— И каких же? Что у меня был роман с шанхайским императором? — Я засмеялась. — Кимберли, я бы сама приплатила Анне за такие сплетни. Я ведь сразу сделаюсь интересной и желанной гостьей решительно на всех светских мероприятиях. Но, к сожалению, она не настолько глупа. К утру самое позднее сообразит, что ей невыгодно рекламировать меня. И через годик мы услышим, что роман был у нее, а у императора с Августом на этой почве случился поединок в стиле шаолиньского кун-фу — шесты, или посохи, или еще что-нибудь экзотическое, — а я была серой мышкой, так, путалась под ногами и старалась показаться самым умным синим чулком. Но никто, конечно, не обращал на меня внимания. Даже старая грымза Кимберли Тако — и та глядела в рот Анне, ловя каждое слово и восхищаясь ее умом.

Кимберли рассмеялась до слез.

— У вас прекрасное чувство юмора. Ума не приложу, как вы ухитрились столько лет проработать с Маккинби. Он же конченый зануда. Делла, а вы успели загадать желание на падающую звезду?

— Нет! — воскликнула я. — Представляете, они падали так быстро! В детстве я легко успевала, а тут — ни на одну не получилось! Потеряла навык.

— Вы меня успокоили. Я думала, что одна такая медлительная. Даже заволновалась, не пора ли мне проверить сосуды… Но мне тоже показалось, что они падали слишком быстро. Ах, эти шустрые китайские звезды…

Я встала и взяла чашку.

— Уже ложитесь?

— Да, Кимберли. День действительно был трудным. Спокойной ночи.

Я медленно поднялась по лестнице на третий этаж. Но едва свернула в коридор, поставила чашку на первую же тумбу и пулей метнулась к себе. Черт, я думала, что не дотерплю. С наслаждением запустила руку за шиворот и основательно почесалась.

И только потом нашла причину.

Еще одна соломинка. Маленькая, но колючая соломинка.

* * *

Маккинби жалел, что поддался на провокацию. Что это провокация, он знал загодя, но все равно не удержался.

— И как такие вопросы принято решать в вашей культуре?

Он был насмешлив и самоуверен, этот китаец. Играл в Царя Обезьян, не иначе. Интересно, если он Царь Обезьян, кто тогда Нефритовый Император?

Маккинби глазами показал на оружие, развешанное по стенам.

— О! — Император обрадовался. — Бросаете мне вызов?

— Можно и так, — согласился Маккинби.

Ему не нравилась эта игра. Если тебе нужна помощь — скажи прямо. Гнусно использовать людей втемную.

Если бы этот интриган еще не трогал Деллу… Но он сделал ставку именно на нее. Маккинби столько сил приложил, чтобы удержать ее в стороне, даже придумал, почему ей нельзя лететь с ним на Сайгон… поди, оставь ее теперь тут.

— Надеюсь, вы владеете кун-фу, потому что выбор оружия за мной, — сказал император и взял шест.

Как это глупо. Смешно и глупо. Император и принц дерутся из-за женщины. Из-за женщины, которой не нужны ни тот, ни другой.

Маккинби взвесил шест в руке.

— Не могу сказать, что владею, но общее представление имею.

— Да я и сам был плохим учеником, — засмеялся император.

Бой оказался феерически коротким. Буквально полминуты. Маккинби не считал себя мастером, да он и знал-то самые азы. Но через полминуты китаец лежал на полу, на спине, а под челюсть ему упирался конец шеста Маккинби. Императору просто как следует врезали. Выглядел он слегка ошарашенным. Рассчитывал, наверное, от души повыпендриваться, а его взяли да снесли грубой силой.

— Вы проиграли, Председатель Юй.

— Похоже на то, — согласился император.

Маккинби переложил шест в левую руку, а правую подал императору, помогая встать.

На миг они встретились глазами. Маккинби захотелось выругаться.

— Другого способа не выдумали? — спросил он.

— А чем плох этот? — император пожал плечами. — Победитель всегда ведет себя одинаково, на тренировке, в бизнесе или на войне. Его видно в момент его торжества. Я не могу доверять человеку, если не знаю, каков он в миг торжества.

— Оставьте Деллу в покое. Это условие.

Император с горечью рассмеялся.

— Август, я дал слово. И не Делле.

— Вы компрометируете Деллу.

— Бросьте. Это романтическое приключение для нас обоих. Вам жалко или завидно?

— То и другое.

— Красивые отношения не испортили еще ни одну женщину. А некрасивым я не обучен. Пойдемте, поговорим.

Маккинби встал, как гора.

— Делла получит лучшую охрану, — через плечо бросил император. — Я не люблю, когда страдают красивые женщины. Она красива, значит, нигде, где живут китайцы, она не пострадает.

— Или вы не император?

— Я император. Без «или».

Узкие переходы, лестницы с такими чистыми ступенями, словно ноги человеческие касались их раз в сто лет. Маленькая комната, отделанная тончайшими панелями из зеленой яшмы. Все приборы и декор из нефрита. Оконные переплеты из темно-серого металла, но Маккинби засомневался, что это свинец. Ножки мебели и ручки сияют желтым металлом.

— Не скажу, что в этой комнате сосредоточен наш золотой запас, — сказал император, — но любой вор получил бы инфаркт, загляни он сюда хоть одним глазом. Боюсь, что я не ценитель роскоши. Но мне нравится эта комната. Отец построил ее для меня.

— Он вас ненавидел.

— И любил. Такой он был человек. Август, как вы намерены поступить с вашей э-э… невестой?

— Я бы не хотел подвергать ее риску, связанному с моей работой.

— Вы ведь знаете, что у нашей разведки есть вопросы к ней?

— Сначала ответы на них получу я.

— И чего вы ждете?

— Я жду, когда мы окажемся в обстоятельствах, где она будет надолго оторвана от своих единомышленников. Такие обстоятельства я могу создать только на Саттанге.

— Вижу, вы не заблуждаетесь на ее счет.

— Нисколько.

— Но она далеко не главная.

— Я критично отношусь и к себе, и к своим возможностям. Сейчас я не в силах потянуть всю эту сеть так, чтобы выдернуть корни. Придется бороться с порослью.

Император удобно устроился в своем кресле.

— Мне нужно Эльдорадо с Вальдесом. Или не нужно вовсе.

— Вальдес обречен.

— И что вы предлагаете?

— У меня нет возможности помочь ему. Я слыхал, у вас есть. Переправьте его на Землю. Это лучшее, что вы можете сделать для Эльдорадо.

— На Землю. Не в Пекин. Подозреваете?..

— Знаю наверняка. Но это тоже поросль.

— Имена назовете?

— Нет. Для этого я и хотел оставить вам Анну. И Деллу.

— И вы еще упрекаете меня в бессердечии? Делла поедет с вами.

— Тогда вы ничего не добьетесь от Анны. Если, конечно, не станете ее допрашивать.

— Не стану. Вы же сказали. Тогда и я не спешу. Ее допросите вы.

— У Деллы маленький сын.

— Я бы хотел, чтобы он погостил в Пекине. Пусть Делла за ним вернется. Я бы хотел увидеть ее среди гостей на моей свадьбе.

— Чип ведь у Сони?

— Да, — спокойно согласился император. — Это ее приданое. Я должен ввести код, который откроет завещание ее родителей. Я получу чип, а она станет богатой наследницей.

— Ваш отец не был таким уж чудовищем.

— Ну что вы. Он был самым настоящим чудовищем. Затеять такую сложную интригу, и только ради того, чтобы проверить способности своего наследника… Это что-то запредельное даже для Поднебесной. Поверьте, Август, мне жаль, что пришлось втянуть вас. Но я играю в чужую игру по чужим правилам. Как и вы.

— И что будет, если вы отступитесь?

— Я думал об этом. Ничего. Десять лет мы все еще проживем как раньше. Затем нарыв лопнет. Останутся маленькая Земля и маленький Пекин. А между нами будет черная дыра. Между нами будут жить не совсем люди и совсем не люди. Те, кто выжил по другую сторону, — они изменились. И я не знаю, сохранилось ли в них что-то человеческое. Они родились так же, как и мы. На Земле, которая подрастала в своем уютном гнездышке. Но бессмертие даром не проходит.

— Вы верите в эту чушь?

— Нет. Хуже. Я знаю, какими злобными тварями могут быть самые обычные люди, если у них есть повод считать себя выше других.

— Но вы действительно считаете, что те люди подверглись трансформации.

— Ах, вы об этом. Да, считаю. Не вижу в том ничего невозможного с научной точки зрения. Не думаю, что человечеству нужно истинное бессмертие. Но ведь эта технология позволит решить множество других проблем. Наследственные и хронические заболевания, например. Сейчас мы тратим огромные суммы на медицину. На поддержание жизни в телах, которые по существу уже мертвы. Мы сможем отказаться от этого, не потеряв ни одной жизни. Разве это плохо? Я даже не говорю о том, что увеличение срока жизни всего на сто лет позволит нам превратить галактику в цветущий сад. Мы тратим слишком много времени на транспорт. Нам не хватает лет, чтобы освоить планету в течение жизни одного человека. Из-за этого люди, особенно вашей культуры, ставят перед собой лишь достижимые задачи. Они хотят увидеть результат своего труда. Дайте им еще сто лет — и они замахнутся на большее.

— И как обычно, эти лишние сто лет жизни первое тысячелетие будут предметом роскоши.

— Зависит от Деллы.

Маккинби приподнял брови.

— Я принял решение, — усмехнулся император. — Если мы получим эти знания, они достанутся ей. И пусть решает.

— Дорогой подарок.

— Могу себе позволить.

Маккинби оценил иронию и осведомленность китайца. Надо же было процитировать его собственные слова!

— Каждому из участников полагается выигрыш, — продолжал китаец. — Призы уже ждут победителей. И только для одного человека награды не предусмотрено. А между тем, без Деллы система не заработает.

— Человек-ключ?

— Именно. Вы все еще считаете, что я компрометирую ее?

— Она ведь похожа на вашу мать?

Император едва заметно шевельнулся, подавив желание отвести взгляд.

— Немного. Насколько вообще можно говорить о сходстве между китаянкой, хоть и нечистокровной, и европейкой.

— Вы вините себя в том, что случилось с вашей матерью?

— Нисколько. Думаю, повернись река вспять, и моя мать, даже зная последствия, все равно погибла бы.

— Но она могла бы вылить яд.

— Тогда меня достали бы железом. А она… Знаете, почему я жив и даже унаследовал империю? Я никогда не бунтовал против отца. Потому что мать любила его. Он чудовище. Но она любила его. У него было много женщин. Они угождали ему ради выгоды или из страха. Моя мать считалась неблагонадежной. И отец случайно узнал о ней. Она была красива, но этого мало, чтобы привлечь внимание императора-параноика. Однажды я спросил ее — что заставило тебя уступить чудовищу? Ведь я в десять лет уже все понимал. Она ответила: я полюбила его с первого взгляда, я поняла, что нужна ему, что он без меня свалится в пучину своих пороков. Потом родился я. И мать гордилась не тем, что родила сына императору, нет. Она гордилась тем, что Будда благословил ее любовь и позволил принести сына любимому. Однажды, через год после ее смерти, я увидел, как мой отец, этот монстр, плачет. Плачет потому, что не сумел уберечь ее. Я спорил с отцом. Но я всегда помнил, что она любила его. И что он любил ее. Обращению с женщинами меня научила не мать — научил отец. Да, он был чудовищем. Но поглядите на меня — я его истинное творение.

— Вернемся к нашим баранам. Вам известно, какая информация содержится на чипе Сони?

— Нет. Я знаю, что там будущее империи. Но без конкретики.

— Надо полагать, что будущее необязательное. Иначе эту информацию не доверили бы столь ненадежному носителю.

Император позволил себе медленную, опасную улыбку.

— Вам приходилось сдавать экзамены? Вы ведь знали, что не умрете, если провалитесь. Будете жить хуже, чем могли бы, но и только. И я, и империя не погибнем, если я провалю этот экзамен.

— Где Соня хранит чип?

— Я не скажу вам, а сами вы не найдете. Потому что мне нужна Соня.

— Даже без чипа?

— Да.

— В таком случае, будем считать, что мы друг друга поняли. — Маккинби встал.

— Показываете императору, что аудиенция окончена?

— Право победителя. — Маккинби пожал плечами, ощутил, как ноет мышца в том месте, куда угодил шест китайца. — Должны же у меня быть привилегии.

— Вас не зря прозвали бараном титулованным.

— Конечно.

Император тоже встал. Они поравнялись. Китаец по меркам Маккинби был не слишком высоким, но в нем чувствовалась сила. Это хорошо.

— Вам лучше вылететь завтра. Скажите Делле, что ее сыну было бы безопасней если только на ладони Будды. Это слово императора. Возвращайтесь с Соней.

Маккинби кивнул и пошел к двери.

* * *

И вновь мы на борту. На борту маленькой старой яхты, которая досталась мне от Макса. Свою махину Август оставил в Пекине, наверное, чтоб Анна ездила на экскурсии со всем комфортом. Анна при прощании дула губки и сдвигала бровки, но что-то я не заметила особого огорчения. Похоже, шанс пошуровать в Пекине без Августа очень даже ее устраивал.

Моя свита тоже осталась в Пекине — обслуживать Огги и его бабушку Валери.

— Делла, — сказала мне Валери, — ты не волнуйся. Макс без меня три года обходился. Не верь, что он такой чокнутый, потому что я в тюрьме сидела. Он родился порченым. А Огги нормальный. Миллионы баб идут на работу, оставляя детей нянькам. И ничего худого с детками не случается. Забудь ты эти средневековые бредни, что мать должна сиднем, при ребенке сидеть. У него есть кормилица, нянька, слуги. Есть бабка. Даже если тебя не будет неделю, все нормально. Ты вообще вспомни, как в те же Средние века аристократия своих детей растила. Там матери через одну в родах дохли. И кому это помешало человеком вырасти?

— Валери, я понимаю.

— Твоему сыну важней, чтоб ты наседкой не стала. И, Делла, насчет этого китайца…

— Валери, отстань.

— Да я понимаю, что он диссида, а ты принципиальная…

— При чем тут диссида?! Я расистка!

— Ай! — Валери отмахнулась. — Я расистка еще похлеще тебя. Но он же не быдло какое — император. Тут о расизме можно и забыть, не стыдно. Я бы на твоем месте не терялась.

— Ты когда-нибудь изменяла мужу?

— Конечно. Один раз. И тебе советую. Либо поймешь, что твой муж дерьмо, либо осознаешь, что жить без него не можешь, и он самый лучший. Просто изменять с умом надо. Надо брать как минимум ровню мужу. И такого парня, чтобы самой было приятно. Как по мне, китаец подходит.

— Я не замужем. Не считаешь же ты, что этот индейский брак…

— Я считаю, что тебе нужно окончательно отделаться от Макса в своей жизни. Поставить между ним и собой другой секс.

— И что скажет мой сын, если узнает, что у меня была интрижка с китайцем, как ты думаешь?

— Ха. Я не думаю, я знаю. Он же Берг, а Берги в этом плане все предсказуемые. Твой сын с удовольствием будет рассказывать друзьям, что у мамы в молодости случился роман с китайским императором. И кто знает, что бы вышло, но у обоих были обязательства…

Я не стала спорить — бесполезно. Валери в своей трезвой ипостаси почти идеальная свекровь, но иногда ее заносит. Кажется, она забывает, что Макс ее сын, а не зять. А жемчужный браслет на моем запястье будил ее воображение. Мне самой он понравился очень-очень, снимать не хотелось. Конечно, я проверила его на предмет жучков и прочей плесени, от китайцев всего ждать можно. Вместо жучка нашла микроскопическую надпись «Прекраснейшей из женщин, загадочной Офелии от Юджина», посмеялась и надела браслет обратно на руку. Август недобро косился на него, но помалкивал.

Стоило нам стартовать, как Август выкинул номер. Он принес из своей каюты бутылку ирландского виски, три стакана и уселся в кают-компании. Когда я увидела, что он залпом хлопнул граммов двести, то захотела спрятаться куда подальше. В принципе, Август не пьет. Его норма — два-три глотка неважно чего, от шампанского до медицинского спирта, эффект одинаковый: Август косеет, оценивает себя как неадекватного и срочно удаляется из общества. Он больше всего боится, что алкоголь возьмет верх, и тогда его стокилограммовая туша радостно поскачет куролесить, спрятав мозги под подушку — чтобы не пострадали от интоксикации, наверное.

Но один-два раза в год Август выпивает много. Сколько — зависит от фактического наличия спиртного. Сколько дадут, столько и выпьет. Как правило, в состоянии глубокого опьянения Август не чудит, он даже не разговаривает — сидит где-нибудь в углу и улыбается. Не забывая вовремя открыть рот, чтобы загрузить в него очередную порцию. Но дважды случались и неприятности. О первом случае Август не распространялся, сказал лишь, что дело кончилось полицией и хирургом, а второй раз он притащил домой женщину, в которой наутро разочаровался. Все бы ничего, только она не разочаровалась в нем. В общем, она — как и многие его пассии — решила, что ее счастью мешаю я, и, конечно, постаралась убрать с дороги. В прямом смысле, то есть наехала на меня машиной.

На борту не было никаких стремных женщин, это радовало. Но пугало, что полиции и хирурга тоже нет.

На всякий случай я высидела в каюте полчаса, дожидаясь, пока Август наберется и огрузнеет. Когда я выглянула, за столом их было уже двое — к Августу присоединился Вэнь, а бутылок стало три. Я поняла, что терять мне нечего, и лучше помочь Августу поскорей напиться, чем бегать от него по кораблю, объясняя, что не хотела я ему мешать завести собственное счастье, просто счастье надо брать без гнилого бочка.

— О, — сказал Август, завидя меня. — Я нарочно взял три стакана. И ящик виски.

Я только глаза закатила.

— Август, нам предстоит работать.

— Чушь. Работы для нас там нет. И вообще нам торопиться некуда. Взятки я давать не хочу, значит, нас даже с приказом продержат сутки в карантине. Слушай, что ты в нем нашла?

Август пялился на мой браслет.

— Красивый. Я люблю жемчуг.

— Да не браслет. Китаец. Ты никогда не любила принцев.

— Юджин не принц, — нашлась я, — он император.

— Ах, он уже «Юджин», — гадко засмеялся Вэнь.

Я пнула его под столом в колено. А чего ему сделается, оно все равно железное.

— А это важно? — изумился Август. — А если я завтра открою Кларион и провозглашу себя императором галактики, ты меня полюбишь? Я могу.

Язык у меня просто чесался. Но спросила я совсем другое. Вежливое.

— Как же Анна, Август? Она расстроилась бы, если бы слышала тебя.

— Да пусть. Дел, неужели ты думаешь, я хоть минуту любил ее?

— Но ты с ней живешь.

— И что? — Август показал на свой стакан, отчертил ногтем линию: — Вот столько. Столько виски. Повторить. Закрыть глаза и включить фантазию. Получается.

— Ты так сопьешься. Печень свою пожалей.

— Моя печень не нужна даже мне.

— Начинается. Август, никто не виноват, что ты живешь с нелюбимой. Сам так решил. Никто тебя не заставлял.

— Ну как это не заставлял…

— Хочешь сказать, тебя есть чем шантажировать?

— Конечно. Любого человека можно шантажировать. Нет таких людей, которые вовсе ничего не боятся. Кто-то боится разоблачения, кто-то — потери.

— Август, так зачем ты им нужен? Кларион?

Он помотал головой и крепко выпил.

— Мы на глазок прикинули схему, — осторожно сказала я. — Земля, Кларион, Дивайн, Саттанг, Сайгон. Золотой Мехико, Тору-2. Что общего?

— Люди, — Август пожал плечами. — Всегда — люди. Знаешь, как меня это бесит? Я историк. Всегда одно и то же. Тамплиеры, масоны, иезуиты, иллюминаты, сионские мудрецы… Одно и то же. Они по-разному формулируют, но цель одна: персональное спасение от смерти. От личного исчезновения. Их жизнь примитивна, они никому не нужны. И чем мельче и ничтожней человек, тем сильнее он боится умереть. Колдовство, душу дьяволу продать… зачем? Глоток эликсира бессмертия. И тебе уже не страшен этот мир. А мир так устроен, что если ты не боишься, то боятся тебя. Ты получаешь власть. Вот и все. Бессмертие для всех адептов?! Сказки для бедных. Никто из тех, кто получит сокровище, не захочет делиться. Нет никакого флота Чужих, который вот-вот прилетит и одарит верных, а неверных вобьет в рабство. Идиоты. Я же все внешние каналы перекрыл намертво еще когда. Как только добрался. Сколько проживет Федор Добров — столько у нас граница на замке. А надоест Федору жить, поставим другого. Нету никакой угрозы. Не-ту.

Я молча ждала продолжения.

— A-а, ты спросишь, что есть. А я тебе скажу. Послание Ивана Кузнецова есть. Письмо из соседней галактики. Где сказано, что эликсир изобретен на Земле и испытан на той самой курьерской службе, на всем личном составе. Очень странная фирма, да, согласен… Опыт удался, поэтому всех срочно отправили в экспедицию к Чужим. Чтобы наши не задавали лишних вопросов. Никто не хотел делиться бессмертием и вечной юностью. Но кое-что осталось. Десять ампул эликсира. Ровно десять. Для десяти избранных. А лежат они в аптечке машины Кузнецова, которая похоронена в бункере под Москвой. Там такие условия, что эликсир сохранился. А теперь гляди: есть люди, которые мечтают жить вечно. И есть люди, у которых права на машину. Силой машину отнять нельзя. Хочется, но не получится. Сидят люди в Мехико и мечтают. А кто-то им помогает, накручивает их, провоцирует. Но этой третьей стороне, провокаторам, неохота делиться секретом, поэтому они врут, мол, эликсир доставят Чужие, если для них открыть Врата. Вот тебе и схема.

— Сайгон не вписывается, — напомнила я. — И Тору-2.

— Николс с Клоданом, — сказал Август. — Они много знают. Лишнего. Я же говорю, шантажировать можно любого. Даже будущего бессмертного. Эликсир не поможет от пули в затылок.

Вэнь хохотнул и налил себе.

— Вообще смачно было придумано с этим посланием и эликсиром, — сказал он.

— Челюсть бы свернул, — мрачно сообщил Август. — Это же надо было так испортить мне жизнь!

— Когда интригу запустили, было еще слишком рано принимать тебя в расчет, — возразил Вэнь. — Ты еще пешком под стол ходил. Сам виноват, что машинками увлекся.

— Какой любопытный поворот, — только и сказала я.

— Всю интригу нарисовал на коленке Себастьян Грей, — сказал Вэнь. — Или высосал из пальца, если тебе так больше нравится.

— Господи… Зачем?!

— Да как всегда бывает — из самых лучших побуждений. Себастьян искал средство рулить частью эльдорадской хунты. Ну и выдумал эту хрень с бессмертием. Наши как прикинули, какие открываются возможности расколоть Эльдорадо и устроить там что угодно, да хоть гражданскую войну, просто кипятком писали от счастья. Взяли уже готовую религиозную секту, достаточно безумную, чтобы слопать эту идею, внедрили туда людей, организовали, довели до чьего надо сведения, сварганили нужные артефакты… А потом, как водится, интрига обрела собственную жизнь и пожрала своих создателей. А теперь готова пожрать весь мир.

— И знаете, что самое паршивое? — тоскливо спросил Август. — Куда же эта чертова курьерская служба действительно подевалась?! Они ведь исчезли на самом деле!

— Да, с ней нечисто, — согласился Вэнь. — Жаль, что старика Грея убили. Сдается, мне, знал он куда больше, чем надо. Потому что все его утверждения легко проверяются. Можно вскрыть могилы и убедиться — гробы пустые. Факт? Факт. Каналы Чужих есть? Есть. Чужие жили очень долго, если не вечно? Сейчас мы точно знаем, что им были опасны болезни, но не старость. У меня вопрос: откуда это знал Себастьян?

— Семейные предания? — предположила я. — Как у меня.

— Скорей уж расчудесные архивчики, — сказал Вэнь. — Часть погибла в Катастрофу, часть исчезла. Могла быть вывезена хоть в Шанхай.

Август несильно треснул кулаком по столу.

— Но капсула! Капсула, в которой было послание! Ну ладно, оригинал он подменил. Но капсулу где взял?!

— Купил у черных археологов, которые копали на Саттанге, — предположил Вэнь. — Там-то Чужие точно были.

— А что в оригинале написано было?

— Нам это важно?

— Мне — важно.

— Тебе важно напиться и расслабиться. А потом протрезветь. Это — важно, — сказал Вэнь. — Не забивай свою гениальную башку инородным мусором.

— Но если знал Грей, может знать кто-то еще.

— Мэдлин, — согласился Вэнь. — Это нам не страшно.

— А если?..

— Это другое дело. Вот от такого надо бы принять меры.

— А куда их принимать?

— Слушай, не кипятись. Давай решать проблемы по мере их поступления.

Понятно, думала я. Август напился уже в стельку, раз позволяет себе речевые ошибки. Но буйства можно не бояться, у Августа настроение удариться в депрессию и пожаловаться всему миру.

— Никто меня не любит, — изрек Август и тяжело поднялся. — Пойду спать. Один.

Штормило его будь здоров. В жизни не видела его так сильно набравшимся. Вэнь проводил его взглядом, отсалютовал мне стаканом.

— Ох, кому-то завтра будет стыдно… — почти пропел он. — Лихо ты его кинула.

— Вэнь, зачем вам я, если и так все известно?

— А у нас нет задачи добывать информацию. Систему и без нас свернут, и мы должны очень шустро вывести из-под удара потенциального заложника. Ты нужна, потому что Соней будем заниматься конкретно мы с тобой. А у Маккинби есть еще один заказик на ту же темку. Детишки Николса. Надо доказать, что они похищены.

— То есть это все-таки дети Мэдлин?

— Нет. Точно нет. И даже заказ не от нее. Заказ от Джимми Рассела.

— Вэнь, ты что-нибудь понимаешь?

— А это смотря о чем ты.

— Обо всем.

— Хорошо. С полгода назад Рассел попросил Августа разыскать двоих мальчишек. Он их опекун. Дети воспитывались в дорогом интернате. Их оттуда выкрали. Собственно, локализовать их получилось довольно быстро — они у Николса. И он их уже усыновил. Рассела ты знаешь, он упертый. У него есть какие-то документы, по которым его права на детей неоспоримы. Николс парней не отдает, договориться с ним невозможно. Тогда Рассел решил доказать, что дети были похищены, соответственно, усыновление незаконно. Николс, естественно, сам никого не крал, просто дал заказ. Исполнителем с высокой вероятностью был Тим Клодан. А у него, понимаешь ли, есть бывшая жена. Август с ней познакомился. Девка только кажется полной идиоткой. Потому что Август с первого раза ее не распознал. Версия с участием Клодана провалилась, он точно детей не воровал, поэтому Август счел этичным флиртануть с Анной. И влип по самую маковку. Чем ему пригрозили, не сознается. Но шантажируют его по полной программе. И шантажирует не Анна. Она об этом вообще не знает.

— Кто?

Вэнь покачал бритой головой:

— Без малейшего понятия.

— Вэнь, тебе не кажется, что все излишне запутанно?

— Ну так путали специалисты! — Он засмеялся. — Да ничего не запутанно. Там все железно логично. Смотри, как было. Эльдорадо пытается подмять Куашнару. Старый император тоже пытался, но не хотел тратить много сил. Поэтому он втравил в игру землян. Расчет простой: кто бы ни победил на этой территории, он не сможет ее удержать — сил не останется. Вот тогда император и хотел выступить. Земляне сообразили, что их используют, и приняли меры, чтобы тоже не тратить на победу много ресурсов. Ведь куда лучше, если в Эльдорадо случится гражданская война, верно? Поэтому забацали тоталитарную секту, очень соблазнительную для эльдорадцев, развернули ее в сторону Мехико и дали ей разыграться во всю дурь. Император догадался, что его обставили, и в ответ помог секте прорасти на нашу территорию. Покуда они делили шкуру неубитого медведя, нашлось некоторое количество ловкачей, которые принялись рулить потихоньку. Результат: когда пришло время действовать, вся система уже прогнила насквозь. Те самые ловкачи доросли до уровня серьезных мафиози и сообразили: вся эта зона — легкая добыча. Достаточно привести к власти в Эльдорадо нужных людей. Тогда появится новое государство — на территории Эльдорадо, Куашнары, Саттанга, нашего третьего округа, Сайгона и части Шанхая. Причем Сайгон и шанхайские территории вообще превращаются в автономное княжество. Старый император гидру задавить уже не сумел, и вообще все, что он сумел, — это очень вовремя умереть. Как раз, во время очередного переворота в Эльдорадо, где к власти пришли ну совсем не нужные люди, как раз, когда Земля восстановила власть в третьем и четвертом округах, и как раз когда на Саттанге появился чрезвычайно удобный для нас царь. И мало того — когда заговорщиков удалось спровоцировать на преждевременные шаги и раскрыть себя. Делла, но нас, конкретно нас троих, это совершенно не касается. У нас узкая тактическая задача.

— А что потом?

— Потом нам заплатят.

— Нет, я про большую игру.

— A-а. Насколько я понял, речь о создании новой экономической зоны. Часть Куашнары, часть Шанхая и кусок третьего округа. То самое автономное княжество, только под вменяемым и дружественным управлением. Дел, какая нам-то разница? Там уже все поделено.

Я вздохнула:

— Нас используют втемную.

— А нас и не должны информировать. Мы оперативники.

— И ты уверен, что Август в курсе всего-всего?

— До мельчайших деталей. Так что если ты недовольна — поди скажи ему. Может, он еще не уснул и страшно обрадуется тебе.

Я выругалась и встала.

— Я тоже пойду спать. К себе и одна.

Но пошла на всякий случай не к себе, а в маленькую кормовую каютку.

* * *

Август просчитался: границу мы пересекли мигом. Даже без очереди.

Рано утром мы встали на таможенном хабе, зарегистрировались, получили номер — сто второй. Август, узнав о регистрации, сказал: «Это на неделю. Кто хочет виски?» Я отказалась, а Вэнь составил компанию. Они успели пропустить по паре стаканчиков, и тут нагрянула таможня. Внезапно.

Пятеро средних лет китайцев, невозмутимых, как истуканчики, уточнили наши личные данные, спросили у Августа цель визита. Почему-то у Августа, хотя хозяйкой яхты числилась я. Успевший уже порядочно подогреться Август вальяжно ответил, что он коллекционер, хотел бы посетить две местные частные выставки. Китайцы критически оглядели его, Вэня, который не успел даже показать все документы на свои запчасти, меня — и дали «добро» на пересечение границы. Когда они ушли, Август налил себе еще стаканчик, сказал в пустоту:

— Но это же не повод, верно? — и залпом хлопнул его.

— Интересно, кто дал взятку? — хохотнул Вэнь и тоже выпил.

Мне хотелось поколотить их обоих.

Через полтора часа мы сели на космодроме. Еще полчаса у нас ушли на обязательные хлопоты: заказать ангар для яхты, вызвать такси до города, погрузиться в машину.

К полудню мы уже были в городе. Хлестал отвратительный серый ливень, стирающий грани и краски, город в дождевом свете казался холодным и отталкивающе неуютным. Отель, который мы выбрали, считался самым качественным, но даже он навевал тоску: грязная бетонная коробка с глазницами мокрых окон, с какими-то дурацкими завитушками по фасаду, с переполненной уличной парковкой и некрасивым персоналом. Август по дороге еще поддал, его все радовало и веселило. А мне хотелось домой, на Таниру, где даже зимой солнце ласковое, а дождь — робкий. И еще — взять на руки сына. Зачем я ввязалась в эту дурацкую историю?

Номера нам выделили более чем достойные. Они располагались рядышком, через стенку, в отдельном холле на четыре двери. Август поглядел на расположение и приказал:

— Делла, четвертый тоже оформи на меня. Нам тут лишние люди не нужны.

Это было разумно, и вопрос я уладила буквально за минуту.

В моем номере, слишком, на мой взгляд, большом, было холодно. Я выставила индивидуальные климатические настройки, разложила багаж. Потом отыскала в баре бутылку очень неплохого вина, открыла. Убедилась, что здесь не действует большинство ограничений, свойственных земным гостиницам — на курение, на визиты, на время заказов еды из ресторана. Села в гостиной у столика с бокалом вина и сигаретой. Столешница немедленно активизировалась и принялась рассказывать о достопримечательностях. Видимо, система распознала во мне женщину, поскольку в первую очередь сообщала о крупных распродажах, ювелирных выставках и косметических салонах.

— Ну-ка, — сказала я вслух и потребовала от столешницы развернутого репортажа про салоны.

Да. Тот самый женский клуб, в котором видели Соню, шел третьим в списке рекомендованных. Я тут же отметила, что хотела бы побывать там. Не успела допить бокал, как пришел ответ администратора — мне предложили на выбор три ближайших сеанса. Я записалась на завтра и попросила столешницу заткнуться. Она уведомила меня, каким образом я могу снова включить ее, и утихла. Я налила себе еще немного вина.

Открылась дверь, и в номер вошел Вэнь.

— Август слинял, — сообщил он. — Сказал, что не планировал приехать сегодня, а потому считает, что вполне может использовать лишние сутки в личных целях.

— О, — только и сказала я.

— Поехал к какому-то местному коллекционеру машинок.

— А я нашла тот самый салон.

— Да я тоже прослушал гид и хотел сказать тебе: а то сходишь?

— Завтра.

Вэнь принес себе минералки из холодильника, сел, зачем-то осмотрел бутылку вина, которую я открыла.

— Есть предложение. Ты как насчет прогуляться по городу? А то я машину арендовал, чего она стоит без дела?

Я с кислой физиономией вызвала прогноз погоды. Вэнь захохотал:

— Даже не надейся! Здесь нет погодных генераторов! А мы попали аккурат на сезон зимних дождей.

— Ты хочешь сказать, что вот такое безобразие будет каждый день?

— Да, еще полтора месяца.

Я застонала.

— Так что закажи себе зонтик и теплый плащ, выпей для сугреву и поехали кататься. Хоть осмотримся на месте, — сказал Вэнь.

Делать нечего. Не раскисать же. В конце концов, решила я, мы тут максимум на несколько дней. А потом снова будет солнечный Пекин, а когда и там все завершится — милая Танира. Или, для разнообразия, Земля. Или Сонно. Неважно, что, главное, оно будет привлекательней Сайгона.

— Тогда уж не кататься, — решила я. — Давай, что ли, работать. Чем скорее управимся, тем скорее уберемся из этого болота.

Я хлопнула по столешнице, вызвала салон и перезаписалась на сегодня.

Через час мне доставили плащ, зонт, набор витаминов для повышения иммунитета, и мы с Вэнем поехали в город.

* * *

Китайский салон «Сад принцессы» произвел удручающее впечатление. Во-первых, на снимках из нашего рабочего досье он выглядел иначе. Похоже, его недавно отремонтировали и декорировали заново. Исходный вариант был простоват, но в нем чувствовался вкус. В новом виде от салона за версту несло китчем.

Во-вторых, в салоне оказалось душно. Меня этот аспект неприятно поразил. Я не знаток китайской архитектуры и дизайна, но все же довольно много видела. Помнила, как устроены дома в Китайском Квартале на Танире, и побывала в императорском дворце. Все китайские жилища продувались насквозь, и специфические запахи национальной кухни не проникали в гостевые помещения. Здесь же они смешивались с насыщенными ароматами благовоний, создавая атмосферу, от которой у неподготовленного человека резало глаза.

В-третьих, контингент. Разумеется, я не ожидала увидеть китайских аристократок. Такие салоны рассчитаны на богатых туристок, которые готовы платить за экзотику. Но этот салон явно ждал не просто туристок, но туристок с полным отсутствием вкуса.

Вместе со мной на сеансе присутствовали двенадцать женщин. Две чистокровные белые, считая меня, одна черная, остальные — мулатки. Женщин с примесью монголоидной крови я не увидела вообще. Моя белая коллега вместе с черной на пару неприязненно разглядывала нечистокровных соседок, из чего я сделала вывод, что в Куашнаре расизм — явление обыденное. Именно в Куашнаре, поскольку с земным гражданством тут явно была я одна.

Начался сеанс. Зазвучала старинная музыка, появилась певичка-китаянка, замяукала что-то с маленькой сцены, больше похожей на альков. Моего знания языка было недостаточно, чтобы оценить ее мастерство, собственно, я не могла разобрать ни слова, но мне показалось, что язык для нее неродной. Похоже, никого больше ее акцент не волновал. Прислуга подала чай, нас позвали за столики. Мое место оказалось у занавеси, богато расшитой драконами и прочими китайскими цветочками. И я нисколько не удивилась, оказавшись за одним столиком с белой и черной. Похоже, тут расизм делит людей по чистоте крови, а не по цвету кожи.

— Вы ведь туристка? — спросила меня белая соседка.

Я кивнула, попробовала чай. Ну, чай неплох. Даже удивительно.

— А откуда? — спросила черная.

— Земля, — ответила я.

Обе женщины переглянулись понимающе.

— Должно быть, вам тоже неприятно… — и черная глазами показала на других гостий.

Я пожала плечами:

— Почему? Меня не раздражает прислуга. Надо же ей где-то проводить выходной день. Я не возлагала особых надежд на само это заведение, мне хотелось присмотреться к мастерицам. Если они так хороши, как их восхваляет реклама, договорюсь, чтобы они приходили ко мне на дом, только и всего.

Обе женщины вздохнули.

— Не пойдут, — сказала белая. — Я уже пробовала. Каллиграф и хореограф еще туда-сюда, а остальные — не-ет.

— Раньше, до ремонта, было совсем иначе, — посетовала черная. — Здесь собиралось только приличное общество. Потом был паводок, многие здания пострадали. Конечно, цены на услуги строителей взлетели. Теперь сюда пускают всех подряд, лишь бы отбить вложения.

— Все портится, — подтвердила белая.

Певичка наконец заткнулась, ее место занял чтец. Читал, насколько я поняла, главу из «Путешествия на запад». Потом нас ожидало занятие танцами, после которого клиенток пригласили на оздоровительные процедуры. Опять чай. Пока мы переводили дух, двое слуг отодвинули расшитую занавесь. Обнаружилась вторая, из вуали. И вот за ней началось загадочное шевеление. Все оживились.

— Я уже боялась, она сегодня не выйдет, — сказала мне черная и пояснила: — Принцесса. Принцесса Соня.

— Она ведь хозяйка этого салона? — обыденным тоном уточнила я.

Белая пожала плечами:

— Принцессам тоже надо зарабатывать на жизнь. Если они беглые.

— Так что, она всамделишная принцесса? — спросила я. Вопрос для земной туристки законный.

— Говорят, что да, — ответила белая. — Я думаю, она внебрачная дочка какого-нибудь аристократа. Но она точно из Пекина и точно росла во дворце. — И, понизив голос, добавила значительно: — Я однажды беседовала с ней с глазу на глаз.

— О-о, — понимающе протянула я.

Слуги расставили столы для занятий каллиграфией, разложили все необходимое. Я краем глаза отметила, что тушь уже была натерта и разведена водой, а бумага — не самая лучшая. Преподаватель вел занятие на федеральном языке — что неудивительно, здесь все предпочитали его немецкому, который считался государственным языком Куашнары.

Зазвучала музыка, вуалевая занавесь упала, принцесса скользнула в зал. Личико под вуалью, традиционное богатое платье, массивные украшения… Но я сразу поняла: это не Соня. Ни прическа, ни макияж, ни вуаль не могли скрыть, что у этой девушки совершенно другая форма черепа. Соня-то была полукровкой, а эта — чистая китаянка. Хотя если не приглядываться, то сходство просто поражало.

Я стоически вытерпела оставшийся до конца сеанса час. Я даже приняла приглашение в гости от белой и черной — они, как выяснилось, принадлежали к местной аристократии и между собой дружили. Потом я сказала женщинам, что спешу, у меня уже водитель у входа, поэтому, наверное, не смогу остаться на финальное чаепитие… Вышла в туалет. На обратном пути улучила момент и нырнула на запретную половину салона — ту, откуда появилась Принцесса. Отыскать там гримерку было делом тридцати секунд. Я уселась в углу и затаилась.

Она появилась через десять минут. Вошла, заперлась изнутри, села перед большим зеркалом — и только тут заметила меня.

— Что вам нужно? — Она вскочила. — Это служебное помещение, сюда нельзя заходить!

— Слышь, подделка, — сказала я, — пафос снизь. И гонор сбавь. Расскажешь мне про Соню — и свободна.

В меня полетела ваза. Затем девица схватила стул. Она была сильной, но, в отличие от Сони, не провела всю юность на площадке для занятий у-шу. И, в отличие от меня, не заканчивала Военный университет.

Через десять секунд она лежала лицом вниз на полу, я сидела верхом на ней и крепко держала за волосы. Девица рыдала и ругалась, а я запоминала ее обороты — пригодится для коллекции. Некоторые перлы при всей своей простонародности явно заслуживали дальнейшего распространения.

Дождавшись, пока сопротивление утихнет, я выпустила девицу. Ее макияж размазался, одежда испачкалась, от царственного вида не осталось и воспоминания. Я позволила ей умыться. Вблизи стали заметны следы от недавней пластической операции.

— Я не знаю, где Соня, — выговорила девица.

— Тебя саму как зовут?

— Го Чанчан.

— Рассказывай.

— Я с той стороны. С шанхайской, — уточнила она. — У меня документы в полном порядке, не придеретесь.

— Это я еще погляжу.

— Да как ни глядите!

— Желаешь проверить?

Она сдалась. Села, уронила руки между колен.

— Нет. — Голос ее стал хриплым. — Послушайте, я действительно не знаю, где Соня. Я вообще последний раз видела ее на той стороне. У меня свой бизнес, легальный… — она запнулась.

— Ну да, ну да, — согласилась я. — Днем развлекаем богатых дамочек, ночью — их мужей и гостей. Наркотики, секс, все, что пожелает богатый господин.

— Я в этом не участвую, — резко сказала девушка.

— Правда, что ли?

Она отвернулась.

— У меня нет выхода, — пробормотала она. — У меня нет гражданства. Если бы я оформила бизнес на себя, я разорилась бы на налогах. Я должна считаться с местными порядками.

— И мафии отстегивать.

— И мафии, — согласилась девушка. — А как иначе?

— Соня, — напомнила я.

— Да что вы прицепились к ней?! Не-зна-ю!

— Тогда говори, что знаешь.

— Она пришла сама. Ночью. Просто постучала в окно. Залезла в наш сад и постучала в окно. Мой отец сначала хотел вызвать полицию, но поглядел — она хорошо одета, и драгоценности на ней были — ой-ей. Дура дурой. Мы ее спрятали в подвал. Она твердила, что ее ищут, но к нам ни разу за ней не приходили. И не спрашивал никто. Я на год моложе нее. Она рассказала, что сбежала из Пекина, из дворца. Манеры у нее — и правда как из дворца. Я сразу поняла, что делать. Два года она прожила у нас. Отец ей сказал: научи мою дочь, добавь свои украшения, я тебе достану чип, сможешь с ним уехать куда хочешь. Я сделала пластику под нее. Она научила меня быть ею. Мы так договорились. Потом отец сделал ей чип, и она ушла. А я поехала сюда и открыла салон. Все.

— И ты, конечно, не знаешь, куда она собиралась?

— Она никогда не говорила. Сказала, что у нее есть тут знакомые, и все. А мы не расспрашивали. Оно нам надо?

Как ни странно, я поверила ей. Если бы она поддерживала отношения с Соней, она не превратила бы изысканный салон в пошлый бордель.

— Ладно. Живи. Если еще что вспомнишь — я остановилась в отеле «Созведие», спросишь Деллу Берг.

Я ушла, оставив девицу готовиться к вечернему сеансу. На выходе едва не столкнулась с молодой и очень красивой китаянкой.

И совершенно напрасно не придала значения этой встрече.

* * *

Визит в салон утомил меня. Наверное, я еще не привыкла к тому, что изменилась, что больше уже не та девчонка с неиссякаемым запасом энергии, поэтому усталость от каких-то пяти часов работы меня удивляла. Подумав, я решила, что надо принимать себя такой, какая я есть, и легла подремать.

Меня никто не беспокоил. Ни Август, ни Вэнь. Я проснулась в половине десятого вечера, совершенно невыспавшаяся, и первым делом подумала: как там Огги? Это мне радости не прибавило. Хороша мамаша, бросила младенца, а сама тут ерундой какой-то занимаюсь. Еще и голодная. Разумеется, речи не могло быть о том, чтобы куда-то тащиться под дождем, — я заказала ужин в номер. Ограничилась тушеной уткой, паровым рисом и набором соусов и приправ — отдельно! К ним добавила самый дорогой чай, какой отыскала в меню. Ужин доставили через десять минут, я лениво поковыряла утку, поклевала рис — все было поразительно невкусно, — и отодвинула. Вот чай меня не разочаровал.

Столешница мигнула, уведомив, что моей персоной интересуются на ресепшене. Я удивилась, но ответила. Мулатка в форме отеля пропела, что разговора со мной просит некая посетительница. Я удивилась еще больше: свои координаты я оставила только китаянке из салона, но по моим расчетам она «припомнила» бы еще что-нибудь не раньше завтрашнего дня — когда проконсультируется со знакомыми, сколько с меня содрать за лишнюю информацию.

Столешница развернула большой виртуальный монитор. На нем была дивно элегантная китаянка, но — другая. Я вспомнила, что видела ее мельком, в дверях салона. Ого…

— Здравствуйте, — сказала она хорошо поставленным контральто. Такой низкий голос — большая редкость для китаянки. — Меня зовут Ю Линь. Вы Делла Берг?

— Да. Чем могу помочь?

— У меня есть деловой разговор к вам. Полагаю, подниматься к вам в номер будет не очень комфортно. Вас не затруднит спуститься в бар?

Напористая дамочка. Ладно, послушаем.

— Через двадцать минут.

— Я буду ждать вас.

Зевая, я причесалась и подкрасила мордашку, порядком мятую после дневного сна. Надела строгий костюм, удобные туфли.

В бар я вошла ровно через двадцать минут после разговора. Китаянку увидела сразу — она заняла столик напротив входа, у дальней стены. Перед ней стояли бокал виски и пепельница, она задумчиво курила и не замечала недвусмысленных взглядов, какими ее окидывали мужчины.

Я присела сбоку, пролистала меню, заказала фреш из банана и местной пародии на лимон.

— На кого вы работаете? — спросила китаянка. Очень спокойно и хладнокровно.

Я приподняла брови.

— Не притворяйтесь. Я впервые вижу вас, — сказала китаянка. — Но это ничего не значит. Вы представляете чьи-то интересы. Интересы того, кто желал бы остаться в тени, поэтому пригласил чужачку.

Мне подали фреш. Я сделала два глотка. Моя собеседница мало походила на чиновницу или девушку из хорошей семьи. Хотя, конечно, судя по ее виду, она сделала блестящую карьеру. Секретарша местного мафиозо? Или даже леди-босс?

— Госпожа Ю, — сказала я, — вам в любом случае придется иметь дело со мной. Если, конечно, наши интересы пересекаются, в чем я пока не убедилась.

— О, — она отметила мое самообладание, — вы уверены, что это разумно?

— Да. Мои услуги дорого стоят. И я знаю, за что беру деньги.

— Что ж, в конце концов, это не столь важно. Зачем вам салон «Сад Принцессы»?

Я окинула Ю Линь задумчивым взглядом. Интересно, а что будет, если подписать ее на поиски? Дорого ли возьмет? Нет, сначала надо убедиться, что она представляет собой силу. Иначе говоря — что имеет смысл говорить с ней, а не с теми, кто стоит за ней.

Китаянка ощутимо напряглась и уставилась куда-то мне за спину. Я чуть передвинула бокал с фрешем. Зеркало так себе, кривое и мутное, но сориентироваться помогает. За моей спиной возвышалась квадратная фигура. Пожаловал, гулена.

— Я не слышала, как ты подошел, — обронила я, чуть-чуть повернув голову.

Август счел это за приглашение и плюхнулся за столик.

— Не помешаю? — спросил он таким тоном, что стало ясно: пришел начальник и на отказ не рассчитывает. Заглянул в меню: — Делла, тут есть что-нибудь очень холодное и безалкогольное? Я устал, как Сизиф.

— Главное, чтобы результат был не как у Сизифа, — пошутила я.

— Да в том-то и дело… — он поманил официанта. — Еще эта чертова погода. Ненавижу холод и слякоть.

— Летом у нас чудесно, — пропела китаянка.

Я подавила смешок. Холодная леди-босс преобразилась, став воплощением зрелой женственности. Август рассеянно поглядел на нее, она тут же протянула ему узкую ладонь:

— Ю Линь, юрист широкого профиля.

Август посмотрел на нее уже осмысленно. Ручаюсь, не пропустил ни единой детальки в ее облике, даже волоски в бровях пересчитал.

— Август Маккинби.

— Какая жалость, что вам не по душе наши края. Впрочем, я могла бы показать вам побережье.

— Миз Ю, я не ослышался? Вы ведь юрист, а не экскурсовод?

— А это смотря для кого.

Официант подал Августу запотевший бокал с чем-то ледяным и ароматным.

— Кажется, я все-таки помешал вам, — сказал Август. — Вы беседовали, тут я вмешался… нехорошо получилось.

— Нет-нет, что вы. Мы уже поговорили, и мне пора, — китаянка одарила Августа ослепительной улыбкой, встала. — Надеюсь, это не последняя встреча.

Она быстро пошла к выходу. Август даже не подумал смотреть ей вслед. А она, дойдя до дверей, обернулась и послала ему долгий, призывный взгляд через плечо.

И, конечно, тут же столкнулась с другой девицей, явившейся в старомодной шляпке с вуалью. Впечатление испорчено, китаянка что-то прошипела неловкой девице и быстро исчезла. А новоприбывшая устремилась к нам. Так-так, вечер становится интересным.

Она без спросу пристроилась на место, еще не остывшее после Ю Линь, сбросила шляпку. Незадачливая подделка под Соню, Го Чанчан.

— Простите, миз Берг, — пролепетала она испуганно, — мне очень нужно с вами поговорить.

— Говори.

Она бросила осторожный взгляд на Августа.

— Говори-говори, не стесняйся, — подтвердила я.

— Послушайте, зачем вы связались с Ядовитой Линь? — вырвалось у нее. — Вы же такая приличная женщина, совсем леди с виду — неужели вы работаете на нее?!

— А, так это сама Леди Змея? — спросил Август. — Я думал, она старше. Нет, мы работаем на себя.

— Август, это Го Чанчан, девушка, которую приняли за Соню.

— Спасибо, я догадался. Сходство значительное, но я бы не перепутал.

— Она работает под вуалью.

— Но не истуканом же. Пластика другая.

— Мисс Го, это мистер Маккинби, мой босс.

— Да, спасибо, хорошо ли вам? Кушали ли вы?

Я не сразу вспомнила, что это устаревшая форма традиционного китайского приветствия. Август и ухом не повел, хотя он-то должен был сообразить сразу. Китаянка растерялась и решила зайти с другой стороны:

— Как поживаете, мистер Маккинби?

— Плохо я поживаю, — буркнул Август. — Похмелье и мерзкая погода.

Она неуверенно улыбнулась. Пора выручать девушку.

— Зачем вы сюда пришли? — спросила я.

— Мне на ресепшене сказали, что вы в баре. А вы говорили, если я вспомню…

Август даже не изобразил заинтересованность.

— …У Сони был друг. Он помог ей бежать из Пекина. Его убили, но она знала, где живет его родня. Его настоящее имя — Шон Бирк, хотя он этнический китаец.

Мы с Августом молчали.

— Мне… — Го Чанчан опустила взгляд, — мне хорошие люди посоветовали держаться от всего этого подальше. Еще посоветовали изменить внешность. Чтобы меня не путали с Соней. Потому что… словом, ее ищут. Не только вы. К ней претензии у Билла Николса. Вы же знаете, кто такой Николс? Даже Ядовитая Линь не смеет ему перечить. Никто не смеет. Вот… поэтому я решила быстро сказать вам, что знаю. А завтра я уеду и сделаю пластику, чтобы изменить лицо. Конечно, вот… — она положила на стол карточку. — Это визитка моего отца. Он тоже мало знает про Соню. Хотя он доставал ей чип. Но отец тоже не скажет, где она сейчас. Мы просто не знаем.

— На какое имя чип? — спросил Август.

— Соня Джонс. Она оставила свое имя, а фамилию хотела федеральную и как можно проще. Проще только Смит.

— Как неосмотрительно, — сказал Август.

— Она совсем ничего не знала о жизни, — виновато сказала Го Чанчан. — Вы… вы хотите еще что-нибудь спросить? Мне надо идти. Я сумела выкроить полчаса, но если я задержусь, меня хватятся в салоне.

Август кивнул. Девушка тут же убежала.

— Какой паршивый день, — только и сказал Август. Отпил из своего бокала и скривился: — Гадость. Как ты думаешь, у них тут есть приличное шампанское?

Мы просидели в баре еще два часа. Август выпил шампанского, повеселел, порозовел и сделался чрезвычайно болтливым. Мне эти посиделки до боли напомнили другие — когда мы с ним ужинали после легендарного побоища в университете. Я слушала Августа и с грустью отмечала: как же я очерствела и ожесточилась за прошедшие годы. И сердце больше не замирало, когда мы с Августом встречались глазами…

Как ни странно, я уснула легко и быстро. Но ненадолго. В пять утра меня подняла местная полиция. На гостиничной парковке обнаружили свеженький расчлененный труп, администрация заявила, что эта девушка не числилась среди постояльцев, но вечером разыскивала некую Деллу Берг.

Я спустилась вниз.

Го Чанчан не успела изменить внешность.

* * *

Сайгонская полиция — не то место, куда стоит попадать приличной барышне.

Меня без колебаний заперли в камере, а если точней, в клетке: три стены камеры состояли из решеток. Продержали два часа без объяснений. Потом вывели, но исключительно для установления личности и обстоятельств прибытия. Я потребовала адвоката. Меня снова отвели в камеру. В соседней уже куковал Август. О как, подумала я. Спросила, его-то зачем, но стоило мне открыть рот, как в помещении врубили оглушительную музыку — так здесь боролись с переговорами между задержанными.

Через час у меня раскалывалась голова. Пришел невзрачный человечек отчетливо семитской наружности. Представился государственным адвокатом. Я не слышала его слов — считывала по губам. Четверть часа он с озабоченным видом ходил взад-вперед между камерами, потом явился конвоир и проводил нас в комнату для бесед. Да-да, она именно так и называлась.

Кофе мне никто не предложил. Комната выглядела немногим лучше камеры. Ни о какой конфиденциальности не могло быть и речи. Я сказала, что вчера была в салоне, после сеанса встретилась с Принцессой, потому что хотела переманить ее в свое княжество, в качестве метрессы для обучения девочек из хороших семей. В личной беседе она призналась, что разыгрывает роль и поэтому не может удовлетворить мои запросы. Вечером она разыскала меня в баре, ей пришел в голову другой вариант сотрудничества: она могла бы работать учительницей музыки и танца. Ей очень хотелось получить земное гражданство. Мы обсудили некоторые тонкости, после чего она ушла, сказав, что торопится на работу. Я посидела в баре еще и поднялась к себе. О том, что мой маршрут был именно таков, могут сообщить все гостиничные рамки и камеры. Как и о том, что я до утра не покидала номер. Я ни с кем не созванивалась, но не позволю для доказательства использовать мой чип — пусть полиция запрашивает операторов связи и платежных систем.

Адвокат грустно покивал и напомнил, что я встречалась еще с одной женщиной. Я деланно обрадовалась и сказала, что да, встречалась. Она юрист, предлагала свои услуги. Уж не знаю, что она подразумевала, но мой босс — известный коллекционер, а покупка предметов для коллекции требует грамотного оформления. Все ж таки не Федерация, здесь другие законы. Хотя, конечно, меня насторожило, что она настойчиво предлагала боссу прогулку по побережью. Сдается мне, она не юрист, а агент по недвижимости. Увидала богатых туристов и давай разводить их на покупку какой-нибудь застоявшейся виллы. Не знаю, но допускаю. А так — приятная женщина.

К полудню меня выпустили. Адвокат на прощание сказал: это очень быстро, и только потому, что полиция заведомо знала, что я не убийца и даже не ценный свидетель. Августа отпустили чуть раньше, он ждал меня на выходе. Едва я села в машину, он брякнул:

— Идиотизм. Делла, я сегодня работать не в состоянии. Пожалуйста, не беспокой меня до утра.

Отвез до отеля, высадил — и умчался.

Зато Вэнь оказался на высоте. Во-первых, он избежал ареста. Во-вторых, позаботился об обеде. В-третьих, пока я сидела в камере, он разжился адресом, по которому проживало семейство погибшего разведчика Шона Бирка. И, конечно, рассчитывал, что после обеда мы туда наведаемся.

Идея мне понравилась. Обед тоже. Он был не в пример лучше вчерашнего моего ужина.

— Так я не в местном ресторане заказывал, — похвастался Вэнь. — Тут через дорогу есть маленькая семейная едальня — вот там. Цены пристойные, все «запчасти» натуральные, да и готовят вручную. Все забываю спросить: ты к русской кухне как относишься?

— Без пиетета. У меня корни-то русские, и я более-менее в этом разбираюсь. Но традиционную русскую еду просто не найти. По крайней мере, на Сибири я ни разу не видела ресторан, где умели бы правильно готовить русские блюда.

— Тут ниже по улице есть сквер. За ним — кабачок в подвале. При случае загляни, будешь приятно удивлена. По крайней мере, я не нашел, к чему придраться.

— Вэнь, это ты так на разведку вчера и позавчера ходил?

— А что? Поесть в процессе мне не нужно было?

Я посмеялась.

— Ладно, какие планы на вечер? — спросил Вэнь.

— Нанести визит Биркам, там — по обстоятельствам.

Вэнь кивнул.

* * *

То, что день не заладился, я поняла еще утром, когда сидела в камере. Правда, я даже не подозревала, насколько он не заладился.

Машина, арендованная Вэнем, заглохла в километре от отеля, посреди оживленной трассы. Десять минут Вэнь вручную опрашивал бортовые системы, но так ничего и не понял. Потом явилась дорожная полиция и с ходу обвинила Вэня в создании аварийной ситуации. Потом еще двадцать минут ждали бригаду техпомощи. От ее вердикта зависело, выплатят ли Вэню компенсацию за то, что сдали в аренду неисправную машину, или он проведет десять суток в тюрьме за ненадлежащую эксплуатацию и прочее. Бригада с ходу нашла неисправность, устранила ее и с невинным видом предложила нам ехать дальше. Вэнь, у которого над душой висели полицейские, уперся как баран и сказал, что добьется справедливости. В результате я вызвала такси и поехала к Биркам, а он — в полицейский экспертный центр.

Бирки жили в пригороде. С дороги я позвонила им, договорилась, что они примут меня. Дождь усилился, но, несмотря на это, Бирки встретили меня в саду. Немолодая семейная пара, за долгие годы сроднившаяся до полной потери индивидуальности. И муж, и жена были на одно лицо, одевались в одном стиле, использовали одни и те же мусорные словечки в речи и, в целом, производили неприятное впечатление. Я знала, что Шон был старшим ребенком, у него остались еще трое братьев и сестра. Но по родителям никак нельзя было сказать, что один из их детей погиб. Роботы какие-то.

Я показала документы. Увидев официальное разрешение на работу, выданное шанхайскими властями, они переглянулись и натянули на лица деланные улыбки. Понятно, приняли за шпионку. То, что у меня были разрешения еще Куашнары и Земли, их не впечатлило.

Китаянка, которая ссылалась на их сына? Да мало ли тут ходит китаянок-попрошаек. Всех не упомнишь. Мошенницы. Придумывают разное. Что с ними делают? Прогоняют, конечно. Я показывала фотографии Сони, уговаривала, но было ощущение, что говорю со стеной. И лишь когда я собралась уходить, женщина «вспомнила». Да, была одна какая-то, дура дурой. Как звать, не спросили. Может, и представлялась. Да зачем запоминать-то? Сказала, что подружка их сына. Из самого Пекина. Ну понятно, что о ней подумали. Шона-то убили за два года до этого. Она была настырная, плакала. Чем кончилось? Да полицию вызвали, нахалку и увезли. Больше не появлялась.

Я поехала в местный участок. Мой зонт сломался, плащ промок, я замерзла и устала. В участке все ползали, как сонные мухи. Я десять раз показала свои документы и повторила запрос. Двадцать раз вспомнила, что здесь без взятки ничего быстро не делается. Наверное, если бы мне предложили хотя бы горячего чаю, я бы к мысли о взятке отнеслась не в пример благосклонней. Но чаю не предлагали, и я разозлилась. Наконец, меня приняла архивистка. Я посмотрела на ее безразличное лицо, на презрительно скривленные губки — и без зазрения совести применила к ней простейшую психотехнику. Через пять минут девица у меня носилась, как ужаленная, передо мной стояла чашка дешевого, зато горячего кофе, а данные поступали валом.

В означенный период времени было задержано шестнадцать китаянок. Десять подходили по возрасту. У девяти не было гражданства. И лишь одна не имела вовсе никаких документов. То есть у нее был фальшивый чип, но и только. Архивистка подняла данные допросов. Да, задержанная назвалась Соней Джонс. Что с ней сделали? Трое суток продержали в камере, потом передали миграционной службе для депортации. Почему так, ведь не было доказательств, что она непременно с шанхайской стороны? Потому, что так принято. Здесь нет других нелегалов, кроме как оттуда.

Я проверила время. До окончания рабочего дня осталось сорок минут. К счастью, мне выдали коды сопроводиловок на Соню, и я помчалась в управление миграционной службы. Успела за десять минут до закрытия.

Удивительно, но здесь кипела жизнь. И ответ на запрос я получила моментально. Да, такая проходила. Да, готовилась к депортации. Нет, границу не пересекла, потому что ею заинтересовалась контрразведка. Вот, пожалуйста, номер постановления о передаче задержанной в другое ведомство.

Я вышла из управления в густые сайгонские сумерки. В мокрые, душные, холодные сумерки. Постояла пару минут и поняла: единственное блюдо русской кухни, которое интересует меня прямо сейчас, — это рюмка ледяной водки.

Но вместо теплого кабачка, где пахнет борщом и пирогами, где играет гармонь и к каждому блюду подают толстые ломти свежего хлеба, я поехала в отель. Писать отчет. Рапорт я отправила Августу, а потом залезла в горячую ванну.

Я задремала в ванне, проснулась, кое-как вытерлась и перебралась в кровать. Подумала, как здорово было бы сейчас прижать к себе Огги и вместе с ним уснуть — и мне вдруг так укололо в сердце, что я едва не разревелась. Господи, до чего все несуразно и неправильно. Закончу это бестолковое дело, наговорю Августу гадостей, возьму сына и поеду… Куда поеду? А на Арканзас, к родителям. Они меня любят и хотят мне только добра. С ними будет тепло. Сразу на душе полегчало, и я сама не заметила, как уснула.

Проснувшись, обнаружила на столе в гостиной порцию отличного борща, кусок печеного гуся с гурьевской кашей, четыре больших пирожка и коктейль из разносолов. Все уже остывшее, но невероятно вкусное, даже разогревать не захотелось.

К обеду прилагалась визитка почему-то Августа, а не Вэня. На визитке от руки было приписано: «Сегодня была очень плохая погода. Перед борщом обязательно выпей водки, я поставил ее в холодильник, потому что в баре слишком тепло. А гречку они делать не умеют. Ты готовишь лучше».

Водку я пить не стала, потому что уже согрелась, поела и снова легла спать.

* * *

А наутро она пришла сама.

Она оказалась неожиданно высокой, но робкой — слегка сутулилась, чтобы не глядеть на меня сверху вниз. С ней пришел молодой парень типично американского вида — светлые волосы, голубые глаза, рубленые скулы и белозубая улыбка.

— Здравствуйте. — У нее был легкий акцент. — Я Соня. Вы искали меня. Зачем?

Парень отодвинул ее:

— Здравствуйте, я Джо Мит, Соня моя невеста. Мы хотели бы узнать, что за интерес к нам. У меня есть родня в Федерации, и я собирался после свадьбы переезжать туда, со сменой гражданства, конечно. Но ни у меня, ни у моей семьи нет знакомых по фамилии Берг. У Сони знакомых нет тем более, никаких. Значит, вы разыскиваете ее не по личным мотивам, а с какой-то целью. Понимаете, Соня на днях должна сдавать экзамен на гражданство Куашнары. Здесь получить его — пара пустяков. Если ты не замешан в криминале или в шпионаже — достаточно ответить правильно на несколько вопросов. А поменять паспорт Куашнары на федеральный — много проще, чем сразу добиваться федерального. Конечно, мы волнуемся. С Соней было сложно, и сейчас ей могут отказать в гражданстве из-за какой-нибудь чепухи.

— Простите, мистер Мит, вы всегда такой напористый?

Он ухмыльнулся во весь рот:

— Ну так а чего разводить китайские церемонии, мы люди современные. Сразу в лоб — и никаких недоразумений.

— Будете что-нибудь пить?

— О, только не чай! — Он засмеялся. — Чай мы оба не выносим. Я бы не отказался от пива. Да, с утра. А я пью его редко и почему-то всегда только в первой половине дня.

— Соня, а вы?

— Если можно, кофе.

Я усадила их и незаметно бросила сообщение Августу. Джо Мит удивился:

— Почему бы вам сразу не успокоить нас? А потом мы бы поболтали, если вам надо.

— Сейчас придет мой босс, думаю, он ответит на все ваши вопросы.

— Ваш босс? — Джо Мит помрачнел. — Я так и знал. Когда на поиск отправляют красивую девушку европейской расы, за ней всегда скрывается китаец.

— Он шотландец. И мы — граждане Земли.

Джо Мит растерялся. Я исподволь рассматривала Соню. Вне сомнений, это она. Изменилась сильно, но узнаваема до последней черточки. Она коротко отрезала роскошные смоляные волосы, и челочка лезла ей в глаза. Глаза выдавали примесь европейской крови, да и скулы тоже. Она была в джинсах, кроссовках и майке, сидела, зажав ладошку между колен — как неопытная девочка, у которой от волнения слишком сильно потеют руки.

— Откуда вы узнали, что я разыскиваю Соню?

— Друзья позвонили, — ответил Джо Мит. — Понимаете, у меня есть друг. Если бы не он, у нас с Соней ничего не вышло бы. Я собирался навестить знакомых на шанхайской стороне, стоял на таможне, а рядом ждали депортации нелегальные мигранты. И в той толпе я увидел Соню. Она была совсем не такой, как все. Сам не знаю, что меня дернуло… у нее было такое отчаяние во взгляде. Я позвонил своему приятелю, попросил выяснить вопрос, сказал — если что, я готов взять китаянку на работу, у меня два бара. Вот просто до слез мне жалко ее стало. Он быстро вмешался, вопрос уладили в тот же день. На следующий Соня получила вид на жительство и разрешение на работу. Обычно все делается дольше, но у меня есть контакты.

— Я была в миграционной службе, мне сказали, что вами занимается контрразведка.

— И вам ответили?! — изумился Джо Мит. — У вас, похоже, неплохие связи.

— У меня неплохая работа.

— Ай, здесь никто не смотрит на должность. Сомневаюсь, что даже наш президент здесь имел бы больше власти, чем Николс, у которого тут все схвачено. Это Куашнара, а не Федерация. К тому же Сайгон. Без связей тут шагу не ступишь. Вообще ничего не добьешься.

— Тем не менее.

— Вот я и удивился, кто вы такая. Я-то думал, вы… А оказывается, вы большая персона. А с контрразведкой все просто. Мой друг, который и помогал мне — он оттуда. Бюрократы в миграционной службе затеяли какую-то возню, тогда он просто забрал Соню, сказав, что она нужна ему по работе. Мы, конечно, с контрразведкой дружим. А без нее никак! Документы на гражданство надо было собирать… Пришлось еще доказывать, что у Сони вовсе никогда не было гражданства, поэтому она не может считаться шпионом.

— Соня, а вы разве не сказали жениху, почему у вас нет гражданства?

Она опустила взгляд:

— Я сказала всю правду. А вы ее тоже знаете. Этого-то я боялась. Вас прислали из Шанхая.

Она отставила чашку и порывисто вскочила. Но уйти не успела — навстречу ей в номер вошел Август. Соня испуганно попятилась, а Джо Мит изумленно спросил:

— Вы что, работаете на Шанхай?! Вы?!

— Именно. Именно мы, именно работаем, — сказал Август. — Я Август-Александер Маккинби, инквизитор первого класса, Федерация Земля. Мисс Соня, не спешите уходить. Есть кое-какая важная информация. Ознакомьтесь. — Он положил перед ней папку. Джо Мит поднялся было, протянул руку за папкой, но Август остановил его жестом: — Нет, мистер Мит. Вы не имеете права видеть эти бумаги. Мисс Соня может рассказать вам — потом, если сочтет необходимым. Но видеть вам нельзя.

Китаянка дрожащими руками раскрыла папку. Там ничего особенного не было, договор на расследование.

— Значит, это правда, — прошептала она и спрятала лицо в ладонях.

Джо Мит вскочил и бросился к ней. Мы с Августом переглянулись: похоже, в его отношении к девушке можно не сомневаться.

— Мистер Мит, прошу вас вернуться на место. Мисс Соня, возьмите себя в руки. Вы отнюдь не оранжерейный цветочек, чтобы ломаться от сквозняка. Вы сумели унести ноги из императорского дворца, покинуть страну и прижиться на новом месте. Миллиард ваших соотечественниц не сумел бы даже из ворот выйти. Итак, вы готовы? Мисс Соня, я настоятельно рекомендую вам вернуться в Шанхай. Мистер Мит, мне придется потратить некоторое время на проверку ваших действий в отношении этой девушки. В случае если вы удерживаете ее силой — в том числе и при помощи морального давления, — ответите по закону. В противном случае на вас будет оформлено приглашение, и вы удостоитесь редкой чести — личного знакомства с императором Великой Китайской империи.

— Нет! — воскликнула Соня страстно. — Нет! Джо ни в чем не виноват! Он только помогал! Это я первая сказала, что люблю его!

— Дорогая, погоди. Мистер Маккинби, я не боюсь никаких проверок. Мои преступления — утаивание налогов да дача взяток. Здесь этим занимаются все поголовно.

— Меня это не касается. С вашего разрешения, я выполню свою работу. Мои сотрудники опросят ваших соседей, других сотрудников — мисс Соня ведь пока еще работает на вас? Собственно, я уже отправил человека, так что проверка не займет много времени. Если вам скажут про некоего Ивана Кима, который расспрашивал ваш персонал и соседей, — не пугайтесь, это мой человек.

— Вы… — Джо Мит посмотрел на меня, на Августа, неуверенно рассмеялся. — Вы это серьезно? Но позвольте, это вмешательство в частную жизнь!

— Знакомство с публичной информацией — а к такой относятся и ответы свидетелей на их территории без оформления допроса, — не является вмешательством в частную жизнь. Полученные мною данные не будут предоставлены клиенту, он увидит только результат. В данном случае — вердикт о вашей моральной чистоплотности. В случае если он пожелает получить более подробную информацию о вашей частной жизни, я буду работать только с вашего письменного согласия.

— Но… Ну ладно. Соня, да успокойся, давай поговорим. Чем больше узнаем, тем лучше для нас.

— Совершенно верно. Итак, три года назад мисс Соня похитила несколько золотых украшений и отнесла их врачу в виде платы за шунт для чипа. Обвинений в воровстве не поступало. Но шунт ей вшили нелегально. Через сутки мисс Соня тайно покинула дворец, в сопровождении разведчика из Куашнары. Разведчик был влюблен в нее, готов был пойти даже на измену родине. Но, добравшись до шанхайской зоны Сайгона, разведчик отказался поделиться девушкой с местным бандитом, которому что-то задолжал, и был убит. Мисс Соня спаслась бегством и нашла убежище у местной семьи. Два года она находилась практически в рабстве — за идентификационный чип и помощь в пересечении границы с Куашнарой. Семья выполнила обещание, сделав ей фальшивый чип на имя Сони Джонс, уроженки Сайгона. Потом Соня перешла границу. Она первым делом проведала семью убитого разведчика, помня, что тот обещал поддержку. Она не ожидала, что в ней увидят даже не причину гибели сына, а мошенницу и сдадут полиции. О том, что их сына убили именно из-за этой китаянки, родители так и не узнали. Тем временем мисс Соня прошла допрос в миграционной службе и была отправлена в лагерь для подготовки к депортации. На таможне, уже ожидая высылки, она встретила вас, мистер Мит. Дальше вы помогли ей получить вид на жительство и занялись оформлением хоть каких-нибудь, но легальных документов. Четыре месяца назад мисс Соня получила чип на все то же имя — Соня Джонс. Получив чип, она немедленно подала заявку на гражданство. Через неделю она должна сдавать экзамен. Вы надеетесь, что проблем не возникнет, поскольку уже дали хорошие взятки нужным людям. В течение полугода после этого вы планируете эмигрировать на территорию Земли. Желаете дополнить?

Мои гости хором покачали головами — отрицательно.

— Теперь то, чего вы не знаете. Я побывал в администрации губернатора Сайгона. Соня Джонс не числится ни в списках претендентов на гражданство, ни даже в списке лиц, имеющих вид на жительство в Куашнаре. По всей видимости, вы получили подлинный чип. Но затем кто-то влиятельный аннулировал выданные документы.

— Но это же незаконно!

— А давать взятки — законно? — парировал Август. — У вас так устроена жизнь. Не жалуйтесь, что кто-то предложил больше. Кто-то из осведомленных лиц дошел до Николса, вашего некоронованного короля. Николс сопоставил кое-какие слухи и пришел к выводу, что искомая китаянка может оказаться давно пропавшей подружкой шанхайского наследника, ныне императора. Поэтому он для начала аннулировал ее документы, с тем чтобы она не могла далеко убежать. И сейчас уточняет сведения. Ему не хочется промахнуться и оказаться в глупом положении, предложив не ту девушку. Мы с вами знаем, что девушка та. Соответственно, когда мисс Соня придет сдавать экзамен на гражданство, ее задержат. Затем начнется долгий торг с шанхайской стороной. Мистер Мит, мне жаль, но у вас два выхода: смириться или умереть. Потому что заплатить больше, чем император, вы не сможете. И вас убьет не император, а те, кому вы помешаете извлечь выгоду из ситуации.

Парочка молчала так обреченно, будто их уже убили обоих.

— Моя рекомендация. Из двух зол надо выбирать не меньшее, а известное. Император не будет рассматривать мисс Соню как предмет на продажу. Он слишком значителен, чтобы мистеру Миту что-либо угрожало. Вы хотите уехать в Федерацию, но у вас нет документов. Получить законные, безупречные документы для Сони проще всего в Шанхае. Эмигрировать, сдается мне, через полгодика оттуда будет легче, чем из Куашнары, поскольку законопроект о введении визового режима с Шанхаем уже обсуждается в земном Сенате. Эпоха холодной войны и Железной Стены закончилась. Я не могу исключать, что будут воссозданы экспериментальные торговые зоны, и в этом случае есть смысл даже задержаться на несколько лет — для предприимчивого человека там будет рай.

— Нет, — решительно сказала Соня. — Мистер Маккинби, я вижу, вы желаете добра. И Джо, и мне. Но есть обстоятельство, о котором вы не знаете. Я никогда не смогу покинуть дворец. Меня с раннего детства растили для Юджина. Я сирота, поэтому речи не могло быть о том, чтобы он женился на мне. Меня воспитывали как идеальную наложницу. Я должна была любить своего господина и услаждать его чувства. Но Юджин… понимаете, он прекрасный человек. Лучший из всех китайцев. Не знаю, говорили ли вам — его мать погибла случайно. У императора была наложница, родившая ему сына. Она надоела, и Старик взял другую, а потом на ней женился. Жена тоже родила сына — Юджина. Наложница испугалась, что император назовет своим наследником Юджина, а не ее ребенка, и тогда она совсем потеряет влияние. И она отравила его питье. Но яд случайно выпила императрица. И умерла. На руках у Юджина. Ему было двенадцать лет. Тогда он решил, что у него не будет много женщин, чтобы они не ссорились между собой и не убивали детей друг дружки. В юности у него была любовница, у которой удалили женские внутренние органы. Она обучила его любви. Потом была еще одна, такая же. И больше он женщин к себе не подпускал. Незадолго до моего шестнадцатилетия он сказал, что никогда не бросит, не оставит меня. Я проживу всю жизнь подле него. Тогда я поняла, что надо бежать. Потому что Юджин никогда не отказывался от данного им слова. С тех пор, как он научился говорить — не было ни одного случая. Он может ждать десять, двадцать лет — но сделает, как сказал. Он такой. Я три года боялась, что Старик умрет — потому что тогда начнется правление Юджина, настанет его время выполнять обещания. Я не буду наложницей, Юджин не таков, он женится на мне. Но… Но я совсем не люблю его, понимаете?! Он замечательный, только я не могу даже представить нас вместе, у меня внутри все переворачивается. Я скорее покончу с собой, чем отдамся ему. Да, я сирота. Но у меня есть гордость. Я люблю Джо. И хочу принадлежать только ему. Мне не нужен никакой другой мужчина. Мне не нужна роскошь. Я готова прожить всю жизнь в маленьком скромном домике и вместе с Джо работать в нашем баре. Я хочу растить наших детей, водить их в обычную школу… Хочу, чтобы они сами выбрали себе колледж и работу. И я не верю, чтобы для нас все было так ужасно. Мы ведь можем уехать с Сайгона, правда, Джо? А в других колониях Николс влияния совсем не имеет. Джо?

— Я думаю, мы действительно уедем. Закончить сделку — я продаю свой бизнес — мы сможем и из другого места. К тому же у меня есть знакомые в столице. С твоими документами я что-нибудь придумаю, не первый день на свете живу, справлюсь. Благодарим вас, мистер Маккинби. Я ценю ваше участие и ваш совет — он действительно рациональный, но сами видите, какое у нас положение. Я не из тех, кого можно напугать авторитетом императора. И за свою любовь буду бороться. Я, знаете ли, тоже никогда не отказывался от данного мной слова.

Август не возражал. Только протянул ему свою визитку:

— Возьмите. От всей души желаю, чтобы мой контакт вам никогда не пригодился.

Они ушли, Джо Мит очень трогательно поддерживал Соню. Я дождалась, пока дверь закроется, и сказала:

— Жаль ребят. Вроде взрослые, а жизни не знают.

— Вот и незачем давить на них. Пусть жизнь надавит.

— Как бы после этого давления нам не пришлось выцарапывать их из какого-нибудь зиндана. Убить-то не убьют, но помучают основательно.

— Выцарапаем, — равнодушно согласился Август. — У тебя есть планы на день?

— Похоже, что уже нет.

— Отлично! — Он воодушевился. — Тогда пойдем завтракать. Здесь такая ужасная погода, что мне все время хочется есть. Я таким голодным не был со школы.

* * *

Судя по обилию заказанных блюд, Август действительно мерз и хандрил.

— Перца добавь, — посоветовала я, когда он пододвинул к себе блюдо с ассорти из жаркого.

— Зачем?

— Пряности всегда повышают настроение.

— Они не только настроение повышают, — буркнул Август. — Кое-что еще. Не пойду же я в бордель!

— Для британского аристократа в этом нет ничего особенного.

— Аристократа девятнадцатого века, — уточнил Август. — Тогда это было в порядке вещей. Но я не в девятнадцатом веке живу. К сожалению или к счастью — еще не решил.

Несколько минут он молча поглощал мясо, а я ворошила салат с местными морепродуктами. Вкус у этих продуктов оказался настолько специфическим, что есть их я не решилась.

— Забавная парочка, — сказала я, вспомнив утренних визитеров. — По-моему, Вэню предстоит чисто формальная работа. Потому что с отношениями там ясно все.

— Поэтому я отправил туда Вэня, а не тебя. Эти ребята нуждаются не в следствии, а в защите.

Я не успела ничего сказать: Августу на чип пришел вызов. Он посмотрел, удивился:

— Из отеля. Что там еще… — и ответил. Выслушал, уточнил: — Имя называла? Нет? Передайте, что я освобожусь к одиннадцати вечера. Буду в баре. С помощницей. Нет, передайте то, что я сказал. Мне абсолютно безразлично, чего хочет дама, которой стыдно называть свое имя.

Отключился, покачал головой:

— Дикие люди. Не знаю, с кем они привыкли иметь дело. Какая-то дама желает со мной встретиться. Прямо сейчас и наедине. Имя не назвала. Они думают, я все брошу и побегу?

— Судя по тому, что тебя разыскали немедленно, в отеле-то ее имя знают хорошо.

— Мне все равно. Единственная местная женщина, ради которой я прервал бы свой завтрак, — экономка Билла Николса.

— А Соня?

— Соня слишком хорошо воспитана, чтобы выставлять такие требования. Она приедет сама.

Следующий вызов пришел мне. Я засмеялась:

— Похоже, твоя прекрасная незнакомка пользуется большим влиянием в городе.

— Что там?

— Меня вызывают в полицию. Срочно. Без объяснения причин. Есть подозрение, меня банально удаляют со сцены, чтобы я не мешала незнакомке мурлыкать тебе на ушко.

— Время приема указано?

— Нет.

— Не спеши. Сначала поешь, потому что в местной полиции даже чай не предлагают. Если им надо, пришлют машину, не переломятся.

Разумеется, я прислушалась к его совету. И даже заменила неудачный салат на утку с апельсинами. Блюдо не для завтрака, но кто знает, когда я буду обедать?

Из ресторана я вышла через сорок минут. У самого входа стояла патрульная машина, однако предложения доставить меня почему-то не последовало. Полицейские следили за тем, как я вызвала такси, села, а потом тихонько поехали следом. Поразительно невоспитанный здесь народец.

Управление полиции показалось еще более шумным и грязным, чем в прошлый раз. И более бестолковым. Той ночью меня доставили на машине, как задержанную, поэтому я не увидела множества характерных деталей. На каждом шагу здесь были рамки, что, в общем, казалось бессмысленной тратой оборудования — достаточно ведь поставить их на входах в здание, а окна оборудовать хорошей защитой. Но и это не все! За каждой рамкой сидел дежурный, который требовал сообщить ему личные данные и цель визита. Никаких мониторов у дежурных не было. Похоже, что кто-то потом сличал данные от рамок и от дежурных. А ведь вся эта толпа лоботрясов получала государственную зарплату… Поднявшись на третий этаж, я насчитала восемь рамок. Какое феерическое разбазаривание бюджета. Неудивительно, что Сайгон считается криминальной столицей Куашнары. Еще бы, ведь львиная доля полицейских получает зарплату за работу консьержа, причем там, где никакой работы не требуется вообще. Да лучше бы пошли дорожный трафик регулировать.

Рабочее помещение следственного отдела было организовано практически так же, как и камеры для задержанных: длинный зал, посередине проход, с обеих сторон — закутки со столами, отгороженные ширмами по пояс высотой. Камеры такие же, только вместо ширм были решетки до потолка. Стоя в дверях, можно сразу увидеть, кто чем занимается. И тогда я поняла, зачем здесь рамки на каждом шагу.

Когда я служила в управлении полиции на Большом Йорке, у нас тоже был зал с ширмами, правда, высокими. А еще комиссар заставлял сотрудников работать в устаревших очках, а не в линзах. Он говорил, что тогда понимает, кто работает, а кто бездельничает, делая вид, будто изучает документы. Понятно, что любой нормальный оперативник в очках дремал, благо, глаза не видны, а искусством спать сидя овладевает любой желающий за трое суток недосыпа.

Похоже, здесь было то же самое. Рамки фиксировали перемещение в первую очередь сотрудников. И тех, кто к ним ходит. Мало ли, сотрудник рабочее время использует для того, чтобы поболтать с девушкой под видом допроса. Низкие ширмы, не позволявшие сохранить тайну следствия, зато решали проблему пригляда за лодырями. По всему выходило, что главной своей проблемой местный комиссар считал низкую рабочую дисциплину, а не сомнительный порядок на улицах города.

Пройдя почти весь зал, я отыскала следователя, к которому меня вызвали. В узком, ребенку не повернуться, закутке стояли огромный пустой стол и два старых стула. За столом восседал щуплый человечек с удивительной прической: короткие, едва ли в дюйм длиной, волосы торчали во все стороны клоками. Было видно, что иногда их стараются положить, но они все равно встают дыбом. На месте следователя я обрилась бы наголо. Получилось бы аккуратно и с претензией на стиль. Внешность следователя хранила в себе следы буквально всех земных рас. Он был слишком темнокож для европейца или китайца, слишком узкоглаз для латиноса, слишком плосколиц для негра. Толстые губы пытались стянуться в недовольную ниточку, но получался сморщенный пельмень. Круглые семитские брови пытались сдвинуться в озабоченную и суровую чайку, но вместо этого скукожили низкий лоб. Глядя на него, я подумала: он или гений, или самый безнадежный бездарь в мире.

А еще я вспомнила пару своих невольных товарок по салону «Сад Принцессы». Белую и черную. И то, как они одинаково презрительно разглядывали полукровок. Сейчас на меня пялился следователь, пялился с нескрываемой ненавистью, и я не сомневалась, в чем природа этой нелюбви: я выглядела — да и была, чего греха таить, — чистокровной европейкой. А он не мог себе простить, что его предки женились по любви, а не по соображениям евгеники. Я после допроса пойду в любой из элитарных клубов, куда его не пустят даже полы мести, а он поплетется в свою трущобу, из которой нет выхода ни ему, ни его детям и внукам. Наконец, у меня земное гражданство, а он обречен прозябать на Сайгоне и трястись в ожидании войны то ли с Землей, то ли с Шанхаем. И уже поэтому он хотел верить, что я своими руками совершила все преступления на Сайгоне за последние сто лет.

Я на миг остановилась, ожидая приглашения сесть. Приглашения не последовало. Вообще ничего не последовало. Тогда я включила запись с чипа, подошла вплотную, оперлась кончиками пальцев о столешницу, нависнув над следователем, и четко произнесла:

— Мое имя — Офелия ван ден Берг. Вы, кажется, желали меня увидеть.

Уж не знаю, что такого я сказала, только следователь взорвался дискантом:

— Что вы себе позволяете?! Да это хулиганство! Как вы смеете! Немедленно прекратите нависать тут надо мной!

Ну ладно. Я отошла, внимательно осмотрела стул, достала из сумочки платок, расстелила его и лишь потом села. Затем потерла кончики пальцев, которыми касалась стола, достала гигиеническую салфетку и тщательно их очистила. Поискала взглядом мусорную корзину. Естественно, она была в самом дальнем углу. Я скомкала салфетку и бросила, не вставая. Попала, конечно.

Следователь был такого глубокого багрового цвета, что я нешуточно испугалась за его здоровье.

— Кто… — зашипел он. — Кто… позволил… тебе… сесть?

— Не тебе, — поправила я, — а вам.

И уставилась на него с любопытством.

— Еще будете меня тут учить…

— Буду. Если понадобится — через суд. — Помолчала и добавила: — Можно и без суда, но через суд — обидней.

Он заморгал.

— Ваше имя? — выплюнул сквозь зубы.

Глухой, наверное.

— Офелия ван ден Берг.

— Это я уже слышал! Ваше полное имя!

— Офелия Гвиневера ван ден Берг.

— Да вы что, за дурака меня тут держите?! Мне нужно ваше полное имя! Понимаете, а? Вас зовут Делла Берг, а не то, что вы мне тут заливаете!

— Делла — это уменьшительное от «Офелия», — сказала я нудным тоном. — А «Берг» — краткая форма фамилии. Вы же сами хотели непременно полное имя.

Следователь запыхтел, сжал ручонки в кулачки.

— Где вас носило?! Вы должны были явиться утром! Я занятой человек, мне некогда ждать, когда вы там нагуляетесь! Я работаю! Не то что вы!..

— Секунду, — перебила я ледяным тоном, — мистер. Я туристка с Земли. Я — источник дохода вашего государства. Вашу зарплату платят в том числе и из моих денег. И если бы вы работали, а не валяли дурака на рабочем месте, ту несчастную не убили бы прямо в том отеле, где я поселилась! Это вы своими неуместными выходками лишаете государство доли дохода. Потому что если бы не вы, я бы пошла и потратила деньги в любом из местных заведений для туристов. Теперь эти заведения по вашей вине недополучат прибыли. А еще я дам максимально негативный отзыв о Сайгоне, и из-за этого сюда не поедут сотни богатых людей. Вас для этого нанимали на работу, мистер?

Он сделал именно то, чего я ожидала: сорвался в недвусмысленные оскорбления. Тут-то я и вскочила, радостно объявив:

— А теперь я иду к комиссару. И очень надеюсь, что вас уволят!

Я выскочила из закутка и понеслась к выходу, гадая: меня задержат или нет? В принципе, если вызов хоть чем-то был обоснован, могут и задержать. А вот если этому недоделку позвонили и сказали промариновать меня в полиции несколько часов, то возможны забавные варианты.

За моей спиной послышались истошные вопли дискантом. На шум из закутков высунулись пять или шесть сотрудников, похихикали и вернулись к своим делам.

Я беспрепятственно добралась до четвертого этажа, где была приемная комиссара. Вошла так, что секретарша только вякнула мне что-то вслед.

Комиссар пил чай. Увидев меня, застыл, уставился как завороженный и пролепетал:

— Как же так? У меня неприемные часы…

— Я хочу пожаловаться на вашего сотрудника.

— Но…

— Без «но». Вы уже испортили мне день, я не собираюсь терять времени больше, чем уже потеряла. — Я решительно протянула ему левую руку, приглашая познакомиться с моим чипом. — Я знатная дама, комиссар, и не позволю какому-то жалкому отребью меня оскорблять. Можете прослушать запись и убедиться.

Он мялся и жался. Я плохо улыбнулась:

— Та-ак… Комиссар, вы хотите, чтобы я до Николса дошла? А может, вы хотите, чтобы…

— Нет-нет! — Он испугался. — Нет, конечно, я не думал, что все так плохо, конечно, сейчас я разберусь, прямо сию секунду!

Разобрался он за десять минут. И пока разбирался, я пила отличный кофе, поданный его секретаршей. Потом комиссар лично проводил меня до двери приемной.

Четыре этажа вниз. Сквозь все рамки. Та же самая процедура, только наоборот: представилась, цель визита — проходи. И лишь подходя к выходу на улицу, я заподозрила неладное: дежурный при моем приближении не поднял голову. Он пялился в наладонник и упорно не глядел по сторонам. Я постучала ему пальцем по столу, он огрызнулся:

— Я занят!

Ну да, вижу. Отнюдь не работой. Тем не менее я отошла. Осмотрелась. В холле было несколько полицейских, и все глядели куда угодно, лишь бы не на меня. Па-анятно…

— Мы закрываемся на обед.

Я не сразу поняла, что дежурный обращался ко мне.

— И что?

— Вы должны покинуть помещение, так как двери будут заперты.

— А если что-нибудь случится? Дебошира привезут или вора?

— Для этого есть другой вход. Поспешите, дамочка, мне некогда с вами болтать, я ухожу на обед.

Так-так. Я взвесила сумочку на руке. Вроде бы не клала внутрь ничего бьющегося. Зато складной нож и шокер — со мной.

— Мои данные вам нужны?

— Нет!

Я шагнула под рамку и обратила внимание, что она выключена. Еще интересней. Если пойдет разбор, создастся впечатление, что я не покидала здание. На поиски при местной неспешности уйдут минимум сутки, а то и двое. За это время много воды утечет, ох, много!

Что ж, посмотрим, кто кого. Я раскрыла сумочку и, глядя в нее, вышла на улицу. Ни одной полицейской машины, зато три штуки частных. За мной с громким щелчком закрылись двери. Из машин вышло четверо мужчин. Китайцы. Направились ко мне. Ну что вы, парни, четверо — это фигня. Каким бы ни было ваше кун-фу.

Но вообще хороша наглость — похитить человека прямо у дверей полицейского управления… Вот ты какой, Сайгон. Пожалуй, Эльдорадо в этом смысле покультурнее будет. Там люди исчезают обычно в полиции, а не у нее под носом! Закона нет, но есть порядок, точнее, его имитация, а тут никого даже видимость порядка не волнует. Совсем распустились. Полковник Арриньо, увидав такое безобразие, для начала перекрыл бы выезды из города, потом ввел войска и пустил по злачным местам «эскадроны смерти». Между прочим, ему не пришлось бы искать Николса — через неделю тот сам приполз бы к полковнику на четвереньках, умоляя не губить бизнес. Дальше все зависит от умения Николса лизать ботинки. Арриньо, знаете ли, большой затейник…

Я стояла на верхней ступеньке парадного крыльца и копалась в сумочке.

Китаец, шедший первым, ускорил шаг, почти взлетел по лестнице. Я успела увидеть только высоко поднятую для удара ногу. Во кретин! Кто ж бьет ногой, стоя ниже объекта? Я сделала нырок вперед, одновременно выбивая дураку колено опорной ноги, бросая сумочку под стену и перекидывая в правую руку свой любимый маленький шокер. Выпрямляясь, ушла от удара второго китайца, ткнула шокером третьего — попала всего-то по предплечью, но чувствительно. Блок, атака, захват, бросок… Первый валялся под крыльцом и стонал, держась за ногу. Второй свалился точно на него. Третий достал-таки меня в плечо — и получил второй разряд шокером. Уже в грудь. Перепрыгнув через него, я поперла на оставшегося парня. Отпустила на расстояние вытянутой руки, раскрыла нож. Парень таращился на меня с ужасом.

— Не ожидал? — спросила я. — Карточки от машин сюда. От всех.

Он поглядел на троих побежденных — и решил, что один на один со мной не справится. Я забрала карточки, подняла сумочку и быстро перебежала улицу. Проскочила сквозь кафе, на заднем дворе бросила в мусорный бак карточки, таким же манером пересекла еще две улицы, на третьей поймала такси. И приказала ехать к отелю кратчайшим маршрутом.

Я понимала, что китайцы, напавшие на меня, отзвонятся боссу, и торопилась, чтобы опередить команду, которую могут прислать в отель. Но опоздала.

Я только вошла в вестибюль, как все поняла. За стойкой ресепшена никого не было. А мягкие кресла занимали сплошь немолодые, поджарые китайские мужчины с невозмутимыми лицами. О-о. К управлению полиции прислали мальчишек, каких не жалко. Лишь бы задержали меня. А тут был цвет мафии. И глава мафии, кстати. И почему я не удивилась, узнав Ю Линь? Прекрасную юристку с опасным прозвищем.

Китайцы встали, как по команде, хотя не раздалось ни звука. Я пожалела, что не заехала в какой-нибудь местный притон — наверняка таксист знал десяток таких — и не купила пулемет. Он бы сейчас пригодился. Как аргумент для начала респектабельных деловых переговоров вместо пошлой драки. Если что, из пулемета и стрелять можно. Полезная вещь.

Круг сжимался, я прикидывала наиболее эффективные решения. Но самое лучшее явилось само. За моей спиной послышался короткий окрик по-китайски. Ядовитая Линь вскочила, побелела, ее подручные мигом рассеялись.

Я оглянулась.

В вестибюль вошел господин Тан.

— Леди Берг, — сказал он озабоченно, — надеюсь, вы не пострадали… А на это не обращайте внимания, я разберусь. Нет-нет, даже не думайте. Это просто хулиганы. Завидя палку, они тут же начинают скулить и молить о пощаде.

— Господин Тан, какая встреча. Не ожидала увидеть вас на Сайгоне.

— Да, — он отвел глаза, — заехал проведать родню… Я увидел вас еще в управлении, так, заглянул по делам, и никак не мог вас догнать. Вышел — а вас уже и след простыл. Пойдемте, — он взял меня под локоть и повел к лифтам.

— Погодите. Я хоть выясню, в чем дело!

— Я разберусь, леди Берг, вам совершенно ни к чему тратить ваше драгоценное время на эту мелочь.

— Меня не оставляет ощущение, что это какое-то недоразумение. Как будто меня приняли за другого человека.

— Возможно, возможно. Но за некоторые ошибки люди отвечают головой.

— Тогда я тем более хочу кое о чем спросить вот эту женщину.

Тан сдался. Взглядом подозвал ядовитую красотку. Та приблизилась. Глазки долу, голова чуть опущена, вид — само смирение.

— Говори, — приказал ей Тан.

— Я виновата, господин Тан. Прошу вас, накажите меня.

Я посмотрела на нее, на него. Понимаю, что между чиновником китайского происхождения в Приграничье и мафиозо разницы никакой. Собственно, это одно и то же. Еще лучше я понимаю, что у них тут свои этикетные танцы. Тану нужно продемонстрировать власть, Ю Линь — покорность. Тогда процветание ждет обоих.

Проблема в том, что мне нужна конкретная информация, и как можно быстрее.

— Поговорим лучше наверху, — сказала я и пошла к лифтам.

Шла и думала: небось, все окружающие поняли это так, что я отдаю приказы Тану. Интересно, что станет с его авторитетом? По идее, ничего зазорного в этом подчинении для него нет. Я, простите, работаю по заказу ни много ни мало — шанхайского императора. Кроме того, я вполне себе титулованная особа, с полезными связями — а здесь такое отдельно ценится.

В лифте все красноречиво молчали. Я — нетерпеливо, Тан — высокомерно, Ю Линь — виновато и где-то даже обреченно. Не оглядываясь, я провела их к нашим номерам и открыла тот, который Август велел оформить, чтобы чужих людей рядом не поселили. Вот номер-то и пригодился.

— Напитки должны быть в баре, — обронила я беспечно. — К сожалению, вся моя прислуга осталась в Пекине, поэтому вам придется обслужить себя самим.

Фразочку про Пекин я ввернула нарочно для Ю Линь — чтобы представила себе мой масштаб. Она побледнела еще сильней.

— Ю Линь, это вы сегодня искали встречи с Августом Маккинби?

— Да, — ответила она едва слышно.

— Вы же потребовали от полиции, чтобы меня отвлекли в определенное время?

— Да.

— Что вы собирались сказать ему такого, о чем нельзя было слышать мне?

Она окаменела.

— Я ошиблась, леди Берг. Прошу вас, назначьте мне наказание.

— В чем именно вы ошиблись?

Она упорно молчала. И даже шипящее междометие, которое издал Тан, делу нисколько не способствовало. А я вдруг сообразила, что из Ядовитой Линь может получиться неплохая союзница. Или помощница.

— Так-так. Господин Тан, прошу, доверьтесь мне. Ю Линь, принесите из бара бутылку виски, самого лучшего, какое там найдется, и три бокала. Господин Тан, я помню ваши слова о том, что спиртное лучше подбирать по погоде. Я уверена, в этом климате можно пить только виски, и надеюсь, вы поддержите мой выбор.

— Безусловно, леди Берг. Если бы вы спросили меня, я бы рекомендовал то же самое. Бренди, тем более коньяк тоже подходят к промозглой погоде, однако требуют иных условий — более утонченных. Пожалуй, для нынешнего дня лучше виски подошла бы только водка, но в этом отеле ее нет, — он позволил себе улыбку. — Таковы реалии местного бизнеса. Дельцы предлагают лишь то, что им разрешают предлагать… важные люди. Водку подают в заведениях на той стороне реки. Зато там вы не отыщете виски.

Ага. Раз Август принес мне к ужину водки, значит, он побывал на той стороне.

— Как интересно, — кивнула я. — И кто же решает такие вопросы?

Ю Линь шустро и очень, очень умело готовила стол. Бутылка стояла идеально, верно выбранные бокалы сверкали — она успела их ополоснуть и протереть, — тут же пепельница и деревянные спички. Похоже, у девушки есть опыт работы секретаршей. Именно секретаршей, потому что так сервируют стол в офисе, для встречи с уважаемым человеком, который пробегал мимо и заглянул на секунду.

— Николс, — сказал Тан.

— Значит, он местный спиртной король… А чем еще он занимается?

— Спиртное для него лишь забава. Как и торговля эксклюзивными пряностями, как и многие другие мелочи. Должен ведь он чем-то заниматься, коль скоро имеет статус бизнесмена. В действительности от него зависит распределение земельных участков и выдача лицензий на разработку недр.

— A-а. Понятно. Да, Ю Линь, благодарю вас, присаживайтесь. — Я взяла наполненный ею бокал, дождалась, чтобы она подчинилась. — Ю Линь, какое у вас гражданство?

— Шанхай.

— Вы здесь легально?

— Да.

— Но мечтаете куда-то уехать? Подальше, где спокойно и не надо спать с пистолетом под рукой? Пейте, не стесняйтесь. Я не допрашиваю вас. Мы просто беседуем. Допрашиваю, поверьте мне на слово, я не так.

Она глотнула. Кажется, виски попал ей не в то горло, у нее перекосилось красивое лицо, но она сдержалась.

— Вы увидели Августа Маккинби, наметанным глазом определили в нем очень богатого и влиятельного человека, но притом совершенно иного склада, нежели ваши олигархи. Вы подумали, что вам не составит труда очаровать его. Вы ведь знаете такие секреты, какие ни одной белой женщине не снились. Секреты, от которых мужчина теряет разум и поступает вопреки предрассудкам. Вы легко женили бы его на себе. И он был бы уверен, что сам этого захотел. А потом вас ждала бы долгая, тихая, мирная жизнь вдали отсюда. Разумеется, вы были бы ему самой верной, самой преданной, самой лучшей женой — какие могут быть сомнения? Ведь вы умеете быть по-настоящему благодарной. Белым женщинам и не снилась такая глубина чувств и порядочности, на какую способна китаянка… Ю Линь, но это же не вся правда, верно?

Тан глядел на нее косо и плохо. Она сглотнула всухую, поднесла бокал к губам, но даже не смочила их.

— Я ошиблась, — сказала она. — Мне нет прощения.

Малозаметным жестом я осадила Тана.

— Ю Линь, мне важно знать, что было другой частью правды. Если вы виновны, вы понесете должное наказание, только и всего. Куда хуже, если ваша правда нужна не только вам, и вы утаите ее…

Она судорожно вздохнула и выпрямилась.

— Леди Берг, я ошиблась. Я должна была понять сразу. Да, я скажу правду. Иллюзия овладела моим рассудком. Я поверила — потому что хотела поверить. Я очень дурная женщина. Мне сказал Бао Демин. Он сказал, что приедет большой белый мужчина. Очень белый, очень большой. С шанхайской стороны. Но он землянин. И с ним будет женщина, его женщина. Блондинка.

Я изумленно посмотрела на Тана, потом выразительно потянула себя за прядь волос.

— С точки зрения китаянки вы — блондинка, — сказал он. — У вас белая кожа и очень светлые волосы. Не белые, но светлые.

Вообще-то я светлая шатенка. Рыже-каштановая. И как меня только не обзывали, но блондинкой — впервые.

— Бао Демин сказал, что эта женщина опасна. Я не опасна, но со мной надо считаться… тем, кто ниже меня. А она опасна для всех. Она убивает без разбору. А еще она колдунья. Мужчина, который взглянет на нее, обречен. Он будет исполнять все ее желания. Хотя он честный. А та женщина хочет погубить мир. Та женщина не одна, она лишь первая ласточка. За ней придут другие такие же, их будет много, и это будет конец всему. Я не верю в сказки, но я много повидала в своей жизни. А как превращать мужчин в ослов, я тоже знаю. Но Бао Демин не мог сказать, что ищет та женщина. Я увидела вас, леди Берг. Потом я пришла в бар. Я увидела, что тот белый мужчина глядит на вас так, как говорили мне — словно околдованный.

Интересно, что на это сказал бы Август… Он всегда такой. А как околдованный он смотрит на Анну Лерой. Настоящую блондинку.

Из глубины памяти вдруг всплыли слова: «Анна действительно способна пойти по трупам». Август, конечно, хотел меня тогда припугнуть, но ведь он не увлекается иносказаниями и преувеличениями. Анна способна пойти по трупам? Почему я вспомнила это именно сейчас?

— Той ночью я приехала к Бао Демину. Я хотела убедиться, что не ошиблась. Но я нашла его мертвым. Он был еще теплым. Его убили очень жестоко. Китайцы так убивают, чтобы был урок живым. А с утра мне сказали, что убита и Го Чанчан, к которой вы накануне ходили. Ее разрубили на несколько частей и разбросали по округе. Ее руки и ноги были раздавлены в фарш. Мы так не поступаем, никогда. Это сделал чужой человек. Тогда я сказала себе: Ю Линь, большой белый человек — хороший, его надо спасти. Нет беды в том, что вместе с ним ты спасешь себя. Я хотела вызвать белого мужчину на другой конец города, откуда он долго выбирался бы. А вас — в полицию. Пока вы были бы там, я успела бы приготовить встречу здесь. Я не хотела убивать… сразу. Я хотела знать, что вы ищете и в чем провинились Го Чанчан и Бао Демин. И кого нам ждать вслед за вами.

Так-так. Почему-то я больше не сомневалась, о ком речь. Поэтому нашла в своем архиве фото Анны Лерой. Увеличила, вывела на настенный монитор.

— Линь… — я намеренно опустила ее фамилию. — Смотрите и запоминайте.

Она скривилась:

— Эта белая?! Но она же совсем как кукла для взрослых! Как такая может понравиться?!

— На Земле другие обычаи, — негромко осадил Тан.

Мне стало интересно.

— Линь, и здесь часто покупают таких кукол?

— Часто. Состоятельные люди берут их для подрастающих сыновей. Когда сыновья вырастают, им покупают живую китайскую девочку. Если взрослый мужчина покупает такую куклу для себя, то он не слишком богат, зато слишком порочен.

— Может быть, ему претит рабство?

— Если мужчине не хочется спать с рабыней потому лишь, что она рабыня, он всегда может жениться на ней, — возразила Ю Линь. — Над ним посмеются, но совсем недолго. И никто не выгонит его из клуба, а если его жена достаточно умна, то потом он сможет выходить в люди с ней вместе, и никто не скажет дурного. Такое случается часто, поэтому многие бедные китайцы продают сюда своих дочерей. Ведь это хороший шанс выдать ее замуж за обеспеченного мужчину, а то и за туриста из столицы. А еще многие мужчины не возвращают надоевших рабынь в бордель, а дают им денег на колледж, и это тоже очень хорошо.

— Как вы думаете, почему убили именно Бао Демина и Го Чанчан?

Она не успела ответить. В номер ворвался Август. Окинул меня пытливым взором, потом отрывисто сказал:

— Делла, плохие новости из Пекина.

Я чуть не умерла на месте.

— С Огги все в порядке, почти не капризничает, — тут же заверил меня Август. — Опасность грозит тебе. Ты должна исчезнуть. Сейчас же. В запасе не больше пяти минут.

Тан сориентировался первым — я только и успела сообразить, что Август ни капельки не удивился, встретив его.

— Линь, — сказал Тан, и в голосе лязгнул металл. — Ты ошиблась один раз. Тебе лучше умереть, чем ошибиться второй.

— Что я должна сделать?

Он глазами показал на меня.

— Леди Берг, я провожу вас в машину, — сказала Ю Линь.

Я шагнула к двери.

— Ничего с собой не бери, — предупредил Август. — Даже не заходи в свой номер. Все ценное я заберу к себе, не волнуйся.

Меня практически вытолкали в холл и засунули в лифт вместе с Ю Линь. Она остановила лифт на втором этаже, жестом показала в сторону лестницы. Ага, служебный выход.

У выхода на парковку нас ждали два китайца с большими зонтами, которыми тут же и укрыли. Ю Линь усадила меня в длинную машину — бронированную, между прочим, — и лишь когда мы тронулись, церемонно произнесла:

— Леди Берг, я провинилась. Не беспокойтесь: я заглажу свою вину.

* * *

Вилла была шикарна. В чем-то она превосходила княжеский дворец на Сонно. Она раскинулась на берегу живописнейшей бухты, прекрасной даже в мерзкую погоду. Если бы я не знала, куда смотреть, то даже не обратила бы внимания, насколько хорошо вилла охраняется. Крепость из кружева и стекла. Практически неприступная крепость.

Я обошла свои апартаменты, любуясь видами из каждого окна. Продиктовала пожилой горничной, какие вещи и предметы обихода мне понадобятся. А потом отправилась искать хозяйку.

Она сидела на большой крытой веранде, у столика, на котором стояла бутылка виски — подороже той, какую мы распробовали в отеле, — и курила, бездумно глядя в морскую даль. Заслышав мои шаги, легко поднялась.

— Леди Берг, надеюсь, вам понравились комнаты. Обед подадут через час.

— Да, Линь, спасибо. Скажите, ведь виллу проектировал не китаец?

— Нет, — ответила она с непроницаемым лицом. — Его звали Джордж Уидон. Сегодня ему было бы двадцать девять. Эта вилла — первый его проект. И последний. Мой муж приказал утопить его вон там, — и Ю Линь, повернувшись, указала рукой на западный берег бухты. — Там очень глубоко.

— Нравы у вас… людоедские. Не ошибусь, если предположу, что вы вдова?

— Мой муж вон там. — Ю Линь показала на противоположный берег. — Там мелко, но течением все относит от берега в открытое море. Жаль, что сначала мне пришлось дождаться, пока муж умрет, и лишь потом отвезти его к воде. Он всегда боялся воды.

Я уселась в свободное кресло у столика. Из-за спины возник слуга и поставил передо мной чистый бокал. Ю Линь сама налила мне на два пальца.

— Вас ведь тоже когда-то продали в рабство?

У Линь чуть дрогнули губы.

— Леди Берг, вы были в Пекине. Вам понравилось?

— Безусловно. Один из самых красивых и современных городов мира.

— Так не везде. В Шанхае есть места еще лучше. Есть целые планеты, которые выглядят, как сказка о будущем. Я слыхала, в Земной Федерации нет ничего похожего. Но там живут лишь избранные. Самые здоровые, одаренные, красивые. Там живет мой старший брат. Но он не знает свою настоящую семью. Годовалым его отдали на воспитание семейной паре оттуда. Я видела его. Наверное, я тоже могла бы жить там. Но когда мне исполнился год, никто оттуда не захотел удочерить девочку. В тот год была нехватка мальчиков.

— Там рождается так мало своих детей?

— Нет. Но многие из них — обыкновенные. Зачем обыкновенные дети в раю? Их отдают в интернат, мальчики становятся солдатами, девочки — их женами. А на их место берут одаренных и красивых. Мне не повезло. Вы спросите, а что происходит с теми, кто не подошел? Вы будете первой, кто это спросит. Никого в Шанхае не волнует, что станется с обычными детьми из простонародья. Китайцев слишком много. Шанхаю для поддержания мощи нужна лишь четверть его территории. Вся остальная — для того, чтобы между промышленными центрами и границей была прослойка. Буферная зона на случай вторжения извне. Болото, в котором варится биомасса. Иногда из этой биомассы вылавливают жемчужину. А то, что не подошло, — да пусть хоть на компост пойдет. Эти планеты считаются сельскохозяйственными. Но я скажу вам, леди Берг: никому не нужно то, что они производят. Там делают плохую еду. Она годится, чтобы кормить скот, но не людей. Для людей все выращивают в других местах. Для тех людей, что живут в раю. Те, кто живут на отсталых планетах, — не люди. Да, у нас те же законы. Но они лишь на бумаге. И если приезжает чиновник из Пекина и хочет, чтобы в его честь принесли сто девственниц в жертву — их принесут. А из ста девственников приготовят изысканное рагу. Стоит лишь намекнуть. Возможно, это легенда, но верят в нее неспроста. Там никого не удивишь никакой дикостью.

— Может быть, при новом императоре все изменится.

Ю Линь отрицательно покачала головой:

— Леди Берг, свинью можно усадить за стол, поставить перед ней тонкие кушанья, исполнить для нее прекрасный танец, прочитать лучшие книги и показать чудесные картины. Но она все равно будет свиньей. Джордж Уидон однажды сказал мне: наверное, несчастные родители продавали своих младенцев в рабство, потому что желали для них лучшей доли. Не-ет. Они продавали, потому что младенец — это товар. За него можно получить деньги. Хороший младенец стоит столько, что можно месяц не работать и только пить вино вволю. Красивая девочка, которую покупает мужчина, стоит уже три месяца работы. А самые красивые, которых покупают сразу в жены, позволяют своим родителям не работать целый год. Родители продают детей точно так же, как телят, овец и поросят. Этих людей считают биомассой только потому, что они и есть биомасса.

Она поднесла бокал к губам изящной рукой.

— Когда я родилась, мать сильно покалечилась в родах. Отец позвал знахарку, чтобы узнать, как ему поступить. Если мать не сможет больше рожать — зачем нужна такая жена? Никакого прибытку от нее. Надо ее выгнать за околицу и разориться на выкуп за молоденькую девочку. Но выкуп большой, поэтому, если мать все-таки сможет выздороветь без особых затрат, то лучше оставить ее. Знахарка сказала, что мать поправится. А потом поглядела на меня и сказала, что я вырасту очень красивой. Лучше не продавать меня маленькой, а подрастить и продать сразу в жены. Поэтому первые два года меня хорошо кормили и следили, чтобы я не болела. Потом родилась моя сестра. Мать посмотрела на нее и решила, что я выгляжу хуже. Отец не смог бы воспитать двух красавиц, и родители решили продать меня поскорей, а растить мою сестру. Но покупателя не нашлось, потому что родители хотели возместить все затраты на меня и заломили несусветную цену. Когда мне было десять, к нам приехал большой столичный чиновник. Он любил совсем юных девочек, у которых еще не начались менструации. Он увидел меня и забрал, не заплатив семье ни гроша. Человек он был жестокий, часто бил меня до крови. Но он повсюду возил меня, и так я увидела весь Шанхай. Когда мне исполнилось двенадцать и у меня начались менструации, он привез меня на Сайгон и продал в публичный дом, как подержанный товар. Я тогда уже все умела. И знала, что у меня есть только один шанс. Через полгода на меня не польстится уже никто. Мой первый клиент был старым и развратным. Но я ублажила его так, что он думать больше не мог ни о ком, кроме меня. Он выкупил меня из публичного дома.

Она рассказывала ровным, спокойным тоном. Таким спокойным, словно та девочка давно умерла. Утонула в той же бухте…

— Я делала все, что он приказывал, делала лучше, чем он хотел. Я сносила от него все с улыбкой, потому что лучше терпеть одного, чем десятерых каждый день. Я благодарила его за побои и за подарки. Через два года он стал поручать мне кое-какие дела и нанял для меня учительницу. В шестнадцать я была не только его любовницей, но и самой доверенной секретаршей. А через год у него отказали ноги. И я сумела устроить так, чтобы никто о том не проведал. В нашем бизнесе нельзя быть слабым — тебя сожрут. Я так аккуратно вывозила мужа в офис, что все думали, будто он по-прежнему в силе. Я сама за ним ухаживала, переносила с места на место, никто не знал, что он никогда уже не сможет ходить. Врач, который пытался его вылечить, сказал, что медицина бессильна, и поможет только экзоскелет. Муж сказал: нет, это все равно что костыли. И убил врача, желая сохранить тайну. И нанял Джорджа Уидона, чтобы тот построил уединенную виллу. Кто-то донес ему, что Джордж любит меня. Муж дождался, когда вилла будет построена, и вместо расчета велел убить его. Так, чтобы я видела. Он хотел убить и меня. Но я сказала ему, что на четвертом месяце беременности. И если мой труп найдут, то что подумают люди? Что он сам уже бессилен и убил из ревности. А если он оставит меня и еще больше приблизит к себе, то все подумают, что я ношу его ребенка. Конечно, в его возрасте сделать ребенка может только мужчина в полной силе. Он поставил мне условие: ребенок умрет сразу после рождения. А мне удалят все внутренние женские органы. Я сказала: хорошо, я задушу ребенка и сделаю как ты хочешь, но ты на мне женишься. Мы договорились.

Я смотрела на эту совсем молодую женщину и думала, что Эльдорадо — это еще не ад. Ад — вот здесь. Повседневный, безнадежный ад, населенный грешниками, на человека похожими лишь внешне.

— Я украла у него немного денег. Заплатила врачу. Когда родилась моя дочка, врач забрал ее, а мне положил мертвого мальчика. Он родился уже мертвым, его никто не убивал. И еще доктор сделал все документы, как будто прооперировал меня. Я поблагодарила его. Я подарила ему такую ночь, что ничего подобного ему никогда больше не испытать. Он хороший человек. А я через месяц стала женой. И по-прежнему терпела от мужа все. Но теперь мне было легко. Я знала, что моя дочка растет в хорошем интернате. Я не могла приехать к ней, но я присылала ей письма. С тех пор, как она научилась говорить, мы часто беседуем. Она очень красивая. Еще красивей меня. А потом я овдовела. По закону все имущество мужа было моим, но этого мне показалось мало. Я хотела еще его бизнес. Я знала о нем все. Ведь последние годы именно я руководила им. У меня были соперники. Они думали, что имеют влияние. Они собрались и сказали: я должна выйти замуж по их выбору, чтобы богатство не ушло в чужие руки. Я согласилась. В день, когда поминали моего мужа, я обносила гостей выпивкой. И моих соперников — тоже. Они оказались так глупы, что выпили из моих рук. Они умерли через час, на глазах у всех гостей. А я сказала, что так будет с каждым, кто перейдет мне дорогу. И велела выкопать из земли труп моего мужа и бросить его в море. Еще месяц меня пытались убить. Я убила их. Меня прозвали Ядовитой Линь. Потом я сумела доказать господину Тану, что могу быть полезной. И с тех пор меня не трогают.

— А что стало с вашей сестрой? Младшей?

— Мать рожала еще четыре раза, всех детей удалось продать. Потом она умерла в родах вместе с очередным ребенком. Моей сестре было уже пятнадцать. Отец женился на ней, чтобы не платить выкуп за другую невесту. Я же говорю, леди Берг, это — скоты. И нравы у них скотские.

Я медленно, очень медленно пила виски. Любовалась бухтой, которая стала кладбищем для двоих — или больше? — людей.

К обеду внезапно явился Вэнь и сказал, что вроде пока все утихло, но несколько дней мне стоит отдохнуть на природе. А он будет меня развлекать. Я поморгала, но приняла как данность, что правды мне явно никто говорить не собирается. Непонятно лишь, что я вообще делаю на Сайгоне. Я ж тут в качестве мебели, причем такой, которую убрали в чулан, чтоб глаза не мозолила.

Ночью мне приснился хлев. В стойлах стояли толстые беременные женщины, почему-то все похожие на Иду Рафферти, и лениво жевали траву. А мимо них чинно расхаживали пожилые китайцы, иногда щупая женские животы и обсуждая с коллегами ценность того или иного плода. Я проснулась, вышла на берег и увидела, как от двух противоположных берегов бухты отплыли утлые лодочки — навстречу друг другу. В одной лодочке сидел толстый старик, в другой — белокурый юнец. Каждый держал свечку в ладони. Они встретились на середине бухты, принялись болтать и хохотать.

Я поняла, что не проснулась, а провалилась в сон следующего уровня. Заставила-таки себя проснуться по-настоящему, приняла душ и легла снова.

Чтобы проворочаться до самого утра, так больше и не уснув.

Вспомнился рассказ Ю Линь, накатила тоска, захотелось поскорее увидеть сына, уже привычно кольнуло сердце, и я укусила подушку, чтобы не скрипеть зубами. Утешала себя тем, что даже если я тут пропаду, никто моего мальчика не продаст. Значит, я счастливая.

Но ведь те, кто растит детей на продажу, вообще не задумываются над тем, хорошо это или плохо. Другой менталитет, будь оно все проклято.

* * *

Вызов пришел с незнакомого номера. Я подумала — и ответила, развернув с браслета большой монитор для вящего удобства.

Ну здрасте. Только этого человека мне для полного счастья и не хватало. Хотя… может, и вправду не хватало?

— Леди Берг?

У него оказался поразительно приятный голос — спокойный, с ровными ласковыми интонациями, довольно высокий.

— Да. Чем могу помочь?

— Мое имя — Николс. Уильям Николс.

А то я не узнала. Редкий случай, когда фото нисколько не искажало внешность.

— Я хотел бы поговорить с вами. Что вы скажете насчет обеда? Скажем, в ресторане Коблонга?

Я молчала. Он понял по-своему:

— Мне сказали, что вашу охрану поручили Ядовитой Линь. Отличный выбор, я и сам не смог бы подобрать лучшую кандидатуру. Строго говоря, единственное, что она умеет делать — это поддерживать порядок и охранять вверенные ей ценности. Разумеется, я не возражаю против того, чтобы она исполняла свои обязанности. Я всего лишь не хочу, чтобы она слышала нашу с вами беседу. Она посидит в сторонке, а мы поговорим. Я пришлю машину, — сказал он утвердительно. — Через сорок минут.

Мое согласие ему не требовалось. Он отключился, я быстро сообщила Августу и Вэню. К моему удивлению, Августу идея понравилась.

Сорок минут спустя я в сопровождении Ю Линь, Вэня и взвода бандитов прошла к выходу из поместья. Действительно, машина уже ждала меня. Водитель сообщил Ю Линь место назначения и предполагаемый маршрут. Я не спешила занять место в салоне — подождала, пока мой эскорт разберется по машинам и выстроится, и лишь потом села. Пусть видят, что начальнику не все равно, как его повезут.

Играла тихая классическая музыка, за окном проплывали унылые серые пейзажи, меня клонило в сон. Ю Линь с одной стороны и Вэнь с другой казались статуями, а не живыми людьми.

К счастью, ехать пришлось недалеко. Меня встречали не то что у входа — а на парковке. Две девушки в форме ресторана проводили нас на веранду, где при помощи ширм из живых лиан были выгорожены небольшие «кабинеты». Вэню и Линь указали место в углу.

Билл Николс оказался не слишком высоким и очень худощавым. Протянул мне руку, белозубо улыбнулся, предложил аперитив… Все очень чинно.

— Вчера, — начал он, — мне позвонил комиссар полиции. Должно быть, вы его даже не запомнили. Смешной маленький человечек, который боится всего, но больше прочего — свою жену. Он спросил, кто такая Офелия ван ден Берг, и если она пользуется особым моим покровительством… Он очень сокрушался, что подвел меня, огорчив столь достойную даму, оправдывался незнанием… Обычно мой секретарь обзванивает нужных людей и сообщает, что некая персона вне подозрений и нуждается в культурном обращении. Насчет вас ему не звонили. Но, конечно, он не посмел обвинить моего секретаря в халатности или забывчивости.

Я слушала с вежливой улыбкой.

— Мне знакомо ваше имя. Не могу назвать себя вашим поклонником, но кое-что слышал, конечно. Я удивился: отчего мне до сих пор никто не сказал, что вы гостите на Сайгоне? Это безобразие. Правда, я получил ответ на этот вопрос довольно быстро: вы прошли по линии китайцев. Я воздержусь от оценочных суждений. У китайцев за последние четыре месяца полностью сменился личный состав что в погранслужбе, что на таможне, что в контрразведке. Я ничего не могу сказать об этих людях. Возможно, они уже другого склада. С прежними-то белому человеку точно нельзя было иметь дело — если, конечно, он не имел серьезного покровителя.

— И вам сообщали обо всех туристах?

— Только о тех, у кого земное гражданство. Я не могу бросить соотечественника в беде. А для землянина Сайгон может стать бедой в любую секунду. Это клоака. Вам еще повезло, вы напоролись на Ядовитую Линь. Она управляема, вменяема и сообразительна. Страшно подумать, что было бы, столкнись вы с Белым Бароном или, скажем, с Грязным Чарли. Они просто ненормальные. Впрочем, как большинство местных бандитов. Ничего не попишешь… — он пожал плечами. — Алкоголь, наркотики, вседозволенность и плохая медицина. Эти люди испорчены даже не с детства, а задолго до рождения. Но и они еще не самое худшее. Есть угрозы посерьезней. Поэтому я на добровольных началах и в порядке благотворительности помогаю туристам с Земли. Их здесь бывает довольно много. Самых интересных приглашаю на обед или на вечеринку. Не вижу ничего дурного в этом. Для них мое имя — как щит, а мне их общество — лекарство от ностальгии.

Как ни странно, Николс не вызывал у меня отторжения. Самый обыкновенный мужчина, добившийся определенного успеха в жизни, но не особенно счастливый. Каким-то запредельным криминалом от него не пахло.

— Я догадываюсь, что вы использовали мое имя как инструмент для обороны. Я понимаю вас. Вам нахамили, вы защитились. Где-то я польщен, что вы наслышаны обо мне. Хотя удивляться, конечно же, нечему. Вы ведь до сих пор работаете на Августа Маккинби? И знакомы с Джеймсом Расселом?

— Впервые я услышала ваше имя не от этих людей.

— Памятуя о том, что по первой профессии вы разведчик, не стану даже спрашивать, кто тот осведомленный человек. Если бы вы хотели — уже сказали бы. Тем не менее, в порядке поддержания дружественной атмосферы, кое-что уточню. Мне известно, что Джимми Рассел мечтает забрать моих сыновей. Да, он их опекун. Но у него ничего не выйдет. Честно говоря, у меня смешанное отношение к Джимми. У него много недостатков. Он чудовищно упрям, он религиозный фанатик, он плохо переносит критику, с ним иной раз невозможно разговаривать, потому что Джимми решил — и считает, что остальные должны принять его решение как единственно разумное… Но мне он нравится. Да, он терпеть не может меня. И что с того? Я вполне могу позволить себе относиться к людям так, как этого хочется мне. Даже если мое отношение не взаимно. Я несколько раз предлагал Джимми приехать сюда. Пусть сам убедится, что детям лучше у меня. Я готов рассмотреть все варианты с его участием, которые не подразумевают, что дети будут воспитываться на Кангу. Пожалуйста, пусть он присматривает за ними, когда придет время отправлять их в колледж. Но зачем же лишать их семьи сейчас? У них трудный возраст, им нужен дом, нужна семья. И нужно знать, что они живут в доме не из милости. Не как бедные родственники. Это очень гордые парни. Я рассказал это вам не для того, чтобы оправдаться. Отстаивать свою позицию я буду с другими аргументами. И я совершенно уверен в их силе и убедительности. Поэтому не вижу в вас врага. Ни в вас, ни в вашем боссе. Я уверен, что дело завершится именно так, как сказал: нашей личной встречей с Джимми и заключением мирового соглашения.

— Прекрасный суп, — сказала я. — Из чего его готовят? Какая-то местная птица? Мне показалось, тут явственный вкус дичи.

Если он и удивился, то виду не подал.

— Это вегетарианское блюдо, леди Берг, — сказал он. — Мне не удалось узнать, каких принципов вы придерживаетесь, поэтому для обеда я заказал только вегетарианские блюда. Ведь любой мясоед может кушать и овощи, а вот вегетарианцу сложнее. Вкус дичи появился благодаря местным кореньям. В некотором роде это растение — драгоценность, как женьшень на Земле. Его готовят и подают только в трех местах на всем Сайгоне. Здесь, в доме губернатора и у меня. Растение называется «одар». Если вам предложат его в другом месте — знайте, это подделка. Хотя растение и дикорастущее, за его своевольный сбор полагается двадцать лет тюрьмы. А лицензию получить в обход меня невозможно.

— Даже китайская мафия бессильна?

— Китайская мафия в первую очередь рациональна. Поэтому китайцы закупают одар у меня. Так дешевле и безопасней. Мы условились, что не будем мешать друг другу. На Сайгоне одаром торгую только я. Китайцы вывозят его дальше в Шанхай. Насколько мне известно, имеют на этой торговле солидную прибыль — ведь они поставляют одар в самые богатые дома.

— Как интересно. Благодарю вас, буду знать.

— А самое главное — та подделка, которую используют для обмана туристов, вообще-то ядовита. Яд довольно слабый и медленный, но проблемы с печенью обеспечены.

— О!..

— Я догадался, кто вам сказал про меня. Мэдлин Рассел-Грей, — он даже рассмеялся. — Конечно же, Мэдлин! Я дружил с ней, но потом поссорился. Дружба между нами была, безусловно, относительной. Мэдлин намного моложе меня, когда мы познакомились, она была совсем ребенком. И я, каюсь, до сих пор воспринимаю ее как ребенка. Года три назад мы разругались. Из-за женщины. Моей. Мэдлин не простила мне этой связи. Наверное, надо добавить, что между мной и Мэдлин никогда ничего не было. Она просто обиделась за ту женщину, которая была до того. Мэдлин очень хотела, чтобы я восстановил отношения со своей прежней подругой, но вышло иначе. — Он помолчал. — У меня нет претензий к Мэдлин. И зря она записала меня во враги. Должно быть, вам известно о трагедии в ее семье? Она обвинила в этом чудовищном преступлении меня. Я сумел оправдаться, но Мэдлин приняла мои доводы только рассудком. Позже у меня был случай убедиться, что интуиция никогда не подводила ее. Мое окружение на тот момент было таково, что ей действительно не стоило ко мне приближаться.

— Мистер Николс, не гадайте. Вы никогда не слышали о том человеке, который впервые произнес ваше имя при мне.

— Я так и думал.

— Да. Именно так. Но решили: отчего бы не воспользоваться поводом и не обелить себя?

— Вы достаточно проницательны. Леди Берг, я могу чем-нибудь помочь вам?

— Вам этого так хочется?

— Речь не о покровительстве. Пожалуй, я бы выбрал формулировку «взаимовыгодное сотрудничество».

Я отставила суповую тарелку на столик для грязной посуды и взяла бокал с вином.

— У меня есть то, что нужно вам, — сказал Николс.

— Вот как.

— Соня Джонс.

Я отпила глоточек.

— Вчера ночью я приказал отвезти ее вместе с женихом на мою виллу. Думаю, вам не стоит тратить силы на штурм, тем более что даже с участием Ядовитой Линь у вас не хватит сил. Но есть и другая причина: это глупо. На моей вилле Соня в безопасности. Ее никто не похитит и не использует как разменную монету. По мне, для нее такая участь даже неплоха. Потому что иначе ее скорей всего просто убьют.

— Это вы помешали ей получить гражданство?

— Да, я. Опять же, мера безопасности. Ее жених хотел переехать на земную территорию. Я случайно узнал, кто именно взялся устроить его переезд. С этими людьми работать нельзя. Подумав, я решил, что средства убеждения тут не помогут, и сделал переезд невозможным. Я не всесилен даже на Сайгоне. Но здесь я хотя бы могу контролировать события.

— И что за люди?

— Вам что-нибудь говорит такое имя — Тимоти Клодан?

Я выждала несколько мгновений.

— Кажется, так зовут одного из ваших друзей.

— Так зовут мошенника, который сумел обмануть меня. Я ценю чужую сметливость, но это не значит, что прощаю. Я слишком много знаю о том, чем Клодан занимается на самом деле. Не стоило ему этим заниматься, и однажды он поплатится. Уже скоро. Итак? Вы хотите получить Соню? Я доставлю ее на ту сторону границы, чтобы точно не было проблем. Если будет сопротивляться — доставлю замотанной в перинку. Могу даже провести профилактическую беседу с ее женихом. Он парень-то хороший, только слишком простой, многого не понимает.

Я не ответила. Николс чуть подался ко мне и, понизив голос, добавил:

— Я знаю, в чем ценность Сони. Во всех смыслах. Она нужна молодому императору, и у нее чип Старика. Я все это знаю. Но, к несчастью, знаю не только я.

— Вам ведь кто-то должен был поведать секрет.

— Совершенно верно. А потом он поведал еще кое-кому. И умер.

Он заметил, что вина в моем бокале почти не осталось, и подлил.

— Мне не нужны деньги. Мне не нужны привилегии. Я меняю двух человек на одного. С условием. Вы не попытаетесь задержать этого человека, парализовав его шокером. Шокер использовать нельзя. Лучше всего, если вы прострелите ему четыре сустава — тазобедренные и плечевые. Калибр используйте армейский, тут важно проникающее действие, суставы надо вывести из строя гарантированно.

Я смотрела на него с ничего не выражающим лицом. Николс засмеялся:

— Я понимаю, что вы обо мне думаете. Что я идиот, пытаюсь склонить двух уважаемых, титулованных землян к пошлому преступлению. Да с этим любой киллер справится, думаете вы. Я объясню.

Он достал старомодный бумажник и вынул из него пластиковую карточку. Протянул мне. Я глянула.

Анна Лерой.

— Вам ничего, ни по какому закону не будет, если вы раните эту девушку. И не бойтесь, она не умрет от потери крови. У нее вообще нет крови. — Он сделал паузу. — Она не человек. И она — мое имущество. В ее техпаспорте написано, что это обыкновенная кукла для взрослых. На самом деле она андроид.

Я тихо переваривала услышанное, стараясь лишь, чтобы на моем лице не отражались никакие эмоции. Николс сделал несколько крупных глотков вина, откинулся на спинку стула.

— Четыре года назад я увидел женщину. Юную, красивую и очень несчастную. Я влюбился сразу. Подруга, а затем и жена Тима Клодана. Рэйчел Коллинз. Он обращался с ней так, что я не буду портить вам аппетит, пересказывая все это. Я осаживал его. Однажды я спросил у нее — почему она все терпит? Она ответила: «А куда я от него денусь». У нее и в глазах, и в голосе была обреченность. Но именно с того дня между нами что-то началось. Тим не дорожил ею, как мне казалось. Я ошибался. Он подкладывал ее под нужных людей, но ревновал. И его издевательства — это была ревность. Она все терпела. Я предложил Клодану деньги, большие деньги за нее. Он рассмеялся мне в лицо — по его мнению, все мое состояние ничто на фоне его возможностей. Зря он это сказал. Я стал наводить справки. Тогда еще жив был старый Грей, а с его сыном у меня внезапно испортились отношения. Я догадался, что виной тому был Клодан. Боялся ли я, что он меня свалит? Да никогда. Подумаешь, власть. Зачем она нужна мужчине, если не для того, чтобы получить свою единственную женщину? А потом был день моего рождения. Клодан пришел без жены, сказал, что она на Земле, учится в университете, нарабатывает для него контакты. Там было, кому ее контролировать. В подарок мне он привез большой ящик. Его вскрыли, и из него вышла… Рэйчел Коллинз. Кукла. Сексуальная игрушка. Но я уже через пять минут заподозрил неладное. Слишком хороша для куклы. Собственно, мои гости вообще не поняли, что это кукла. Она прекрасно танцевала, вела светские беседы… У нее было лицо и голос Рэйчел. И… и ее воспоминания. Но характер другой. Клодан отдал мне документы на нее. Все. Кроме управляющего кода, чтобы отключить ее и спрятать в дальней кладовой. Я был сильно навеселе и про код забыл. Потом было поздно. Куклу звали Анна Лерой. Я возненавидел ее. Сначала я думал, это все-таки робот. Нет. Андроид.

— Запрещенный к производству.

— Запрещенный дважды. Это андроид нового поколения. Они практически неотличимы от человека, у них продвинутый интеллект. И ей… у нее чип, на котором записана личность Рэйчел.

Я вспомнила, где уже слышала про чипы, на которые пишут личность.

— Простите, вы не в курсе, какую церковь посещает Клодан? Или он атеист?

— Он сектант. Орден Адама, если это что-то говорит вам. Здесь много проповедников. Иногда они называют себя членами Ордена Евы. Гоните их прочь. Не уйдут — стреляйте в голову. Я помогу вам доказать, что это была самооборона. И поверьте, это действительно самооборона. Они используют такие психотехники при вербовке, что осечек не бывает.

— А что стало с Рэйчел?

— Я больше не видел ее. Я прагматик, леди Берг. Боюсь, она мертва. Даже если она жива… я знаю, что делают с женщинами в этой секте. Я взял бы ее даже калекой. Но скорей всего, ее убили. А Анна сбежала от меня года полтора назад. Я читаю земные новости, в том числе светские. Я видел ее фото с вашим боссом. Мне жаль, что он увлекся ею.

— Зачем она вам?

— Я достал управляющий код. Здесь все продается и покупается, даже такие секреты. Если я получу Анну, я выну из нее всю информацию. И уничтожу фабрику по производству этой дряни. Их много, леди Берг. Очень. Вот вам и объяснение возможностей Клодана. У него армия. Целая армия андроидов. Вы ведь расследовали дело Куруги? Он предложил вариант дешевле. Но это была проба сил. Всего лишь. Куруги все равно умер бы. Никто не собирался делиться с ним властью, а его киборги, сделанные из живых людей, гроша ломаного не стоят на фоне андроидов. Невероятно живучие твари. Мозг у них в голове, но в голову еще надо суметь попасть, а андроиды очень быстрые. Зато электромагнитный импульс выжигает им нервную систему. Имейте это в виду.

Аппетит я все-таки потеряла. Николс заметил:

— Простите. И, пожалуйста, не подбирайте слова, чтобы объяснить мне, почему не можете ответить сейчас. Возможно, ваш босс уже опутан. Поговорите с ним осторожно.

— Чем докажете, что Анна Лерой — андроид?

— Самый простой способ — техническая экспертиза. Но вам этот метод недоступен. Придется судить по внешним признакам. Она никогда не спит. Если ее поранить, не будет крови. Она может поглощать пищу и воду, но все выходит наружу в неизмененном виде, только спрессованное в брикетики. Выходит, к слову, через рот, поскольку кишечника у нее нет, есть лишь трубка и емкость для временного хранения разнообразных веществ. Там, где у человека кишечник заканчивается, у нее есть отверстие — но используется оно строго для секса. Мгновенно пьянеет даже от самых легких спиртных напитков. В этом нет противоречия: жидкость не усваивается, но пары воздействуют на определенные рецепторы, и в мозгу запускается программа «пьяная женщина». Андроид истерит, хамит, шатается, у него заплетается язык, может даже в драку полезть. При этом наркотики на него не действуют никак. После того как в цеху случился бунт андроидов, который пришлось подавлять ядерной бомбардировкой, в базовые программы включили несколько фобий. Для вас интересна только одна: Анна Лерой боится собак. До потери боеспособности. Она впадает в ступор и становится легкой добычей даже для невооруженного человека, но с собакой.

— Как на нее реагируют собаки-киборги?

— К сожалению, никак. В ней слишком много органики, поэтому киборгами она распознается как человек с имплантами. Тут больше надежды на самую обычную собаку, которая думать и разбираться не будет. Далее, ее выдаст любой профессиональный металлоискатель. Это очень современная модель, металла в ней минимум, но в живом теле его от природы нет вовсе. Конечно, людей с имплантами полно. Но у нее нет отметок о проделанных операциях, что позволяет ее арестовать, скажем, за изменение структуры тела без разрешения страховой компании. Однако я не советовал бы использовать этот сценарий, хотя бы потому, что Анна — полнофункциональный андроид. То, что у вас называется «боевым».

— Вы не сказали ничего, что позволило бы издали однозначно отнести ее к андроидам. Чтобы выявить большинство указанных качеств, ее надо несколько суток продержать под наблюдением. А для этого иметь серьезные основания.

— Ну а как вы хотели — чтобы любой болван мог издали отличить секретного боевого андроида от человека?

— Даже не знаю, смогу ли вам помочь.

— Попытайтесь, — посоветовал Николс. Помолчал. Окинул меня оценивающим взором. — Пожалуй, я кое-что уточню. Мне известно, что у вас и образование, и жизненный опыт впечатляющие. Но и вы можете ошибиться. А ошибка в этих вопросах будет стоить жизни. И не только вам. Себастьян Грей был одним из самых умных людей, кого я знал. Его сын, Хорас, мало в чем уступал ему. Мы с Хорасом дружили со школы. Это он привел меня на Сайгон. Потом в нашей компании появился Клодан. Я воспринимал его как клоуна и считал, что Хорас тоже потешается над ним. Я ошибся. И распознал свою ошибку слишком поздно. Я-то уцелел… пока. Но иллюзий не питаю. Когда старый Грей узнал, чем занимается его сынок, то пристрелил его. Прямо у себя дома. Он тоже ошибся. Ему следовало отрезать у сынка одно яйцо, чтобы тот, спасая второе, выболтал все секреты. Потому что именно Хорас построил ту самую фабрику, на которой штампуют андроидов. Себастьян просто не подозревал, насколько все плохо. Недооценил сынулю. Он думал, что сын только участвовал в воровстве технологий с шанхайской стороны. Да-да, эти андроиды построены на базе китайских. Но чтобы они стали такими совершенными, как Анна, потребовались еще земные ноу-хау. Тоже секретные, тоже краденые. Себастьян убил сына за государственную измену. Он считал, что Хорас всего лишь добывал информацию и подбрасывал деньжат. Рассчитывал смыть позор с себя и семьи, расправившись с предателем. А недостающие сведения хотел вытрясти из Клодана. Клодана он тоже недооценил. Тиму осточертело быть у Хораса на побегушках. И он навел на него китайцев.

— Вам так хорошо известны подробности, даже удивительно.

— Мэдлин, — лаконично пояснил Николс. — Вранье, что она была на Твари. Она была в доме, когда раздался первый выстрел. Она вбежала в отцовский кабинет, увидела мертвого брата и отца с пистолетом. Отец вручил ей запертый чемодан и велел убираться на Землю сейчас же. На космодроме она узнала, что расстреляли всех. В доме ведь оставалось много людей — старый Грей с женой, старшая сестра Мэдлин, жена Хораса с сыном, прислуга… Не выжил никто. Соседей не тронули, нет. Они и сказали, что это были китайцы. Даже одного опознали. А китайцы не особенно-то и скрывались. Зачем бы? Диверсионная группа внешней разведки, они приказ выполняли. Но Мэдлин решила, что натравил их я. Мы встретились потом, поговорили. — Он усмехнулся: — Я только платил за управляющий код Анны Лерой. А вот достала его — Мэдлин. От нее же я узнал, что фабрика где-то здесь, на Сайгоне. Но где? Я загнал на орбиту пятнадцать спутников. Ее нет. Если только она под землей. Или под водой. Вы ведь знакомы с Таном, коль скоро вас опекает Ядовитая Линь?

Я не ответила. Зачем говорить об очевидном?

— Спросите у него, где можно купить свору притравленных собак. Здесь давно ползут слухи… как на пиратской базе, ничего нельзя утаить полностью. Если люди, которые обучают собак. Покупают куклы для взрослых — и притравливают на них псов. Собаки не видят особой разницы между куклами и андроидами. Купите четыре-пять таких собак. Тогда вы возьмете Анну Лерой голыми руками. Она просто впадет в оцепенение. Но не забудьте, что я сказал: прострелите ей суставы. А то она быстро очнется… Нехорошо получится, если она сохранит подвижность. И ни в коем случае не используйте шокер.

— Вы уже говорили об этом.

— Хотя… Мало ли что, пригодится. Выставляете на максимум и буквально вжимаете в тело. Электрошок вызывает необратимое повреждение вегетативных систем. А если прижать к затылку и продержать секунд двадцать — то гибель андроида.

— Удивительно. Насколько мне известно, андроиды неплохо защищены от воздействия током.

— Если это кто-то вроде ставшего уже легендой Федора Доброва… — Николс отсалютовал мне бокалом, — то да. Это старая и чрезвычайно надежная военная модель. У новых китайских есть уязвимости, на которые не стали обращать внимания, принеся их в жертву человекоподобию и интеллектуальным способностям. В самом деле, какова вероятность, что в бою противник окажется вооружен электромагнитными бомбами, да еще и достаточной мощности? Стремится к нулю. И с шокерами тоже никто не воюет. Кстати, леди Берг, уязвимость перед шокером — кажущаяся. Зафиксировать андроида на двадцать секунд, чтобы гарантированно выжечь ему мозги шокером, вы не сможете. А он — запросто успеет порвать вас на несколько кусков. Не рискуйте.

— Благодарю за заботу.

У меня впечатление от обеда осталось гнетущее, чего нельзя было сказать о моих спутниках. Вэнь выглядел довольным, а Ю Линь стала похожа на удивленную девочку. Причины Вэнь объяснил мне уже на вилле, когда мы остались с ним наедине:

— Николс, похоже, крепко заинтересован в тебе. Потому что нам подали обед за его счет. Для Линь это было сюрпризом. Ее могли заставить приготовить ужин для семидесяти человек, но она не имела права есть то же самое, что ее господин. — Вэнь хохотнул: — Спросила меня, каким бизнесом ты занимаешься и есть ли у тебя секретарша.

— А мне так нужна секретарша, которая способна меня отравить!

— Нет, — серьезно сказал Вэнь. — Не отравит. Она тебя уже в высшие существа записала.

— С чего ты взял?

— Делла, я одар, конечно, нюхал раньше — но попробовал впервые. А Линь, оказывается, даже не нюхала! Ох, она балдела… Слопала все до капельки, и явно хотела еще тарелку вылизать.

— Это что, действительно такая ценность?

— Жемчуг дешевле.

— С ума сойти… и такие деньги платят за то, чтобы один раз съесть?!

— Зато ни у кого не останется сомнений в твоем статусе. Одар, конечно, очень вкусная и полезная штука, но в первую очередь — статусная.

Я покачала головой.

— Линь все о тебе поняла. Если Тан зеленеет, увидав тебя в опасности, если Николс за обедом угощает одаром даже твой персонал, — ты особа, практически равная монархам. Разумеется, Линь мечтает служить тебе.

— Вэнь, мне достаточно того штата, которым я обзавелась на Саттанге. И что мне особенно приятно — в моем штате работают чрезвычайно приличные и добропорядочные граждане. Убить, конечно, могут, но отравить — никогда.

— Не возражаешь, если я передам Линь твои слова?

— Было бы неплохо.

Я ушла в свои комнаты, думая, не слишком ли резко обозначила позицию. Кто знает, как отреагирует хозяйка виллы. Но в таких вещах лучше не давать ложных надежд. Пусть знает: наши пути сейчас пересеклись, чтобы через несколько дней разойтись в разные стороны.

* * *

К ужину внезапно нагрянул Август. Ю Линь удивила меня: она пришла и спросила разрешения впустить его. Лицо ее не выражало ровным счетом ничего, и я поняла, что Вэнь передал ей мой отказ. Что ж, судя по всему, она не слишком огорчилась.

Август выглядел озабоченным. А я не знала, стоит ли говорить с ним об Анне. В конце концов, Николс мог лгать. И неизвестно, с кем именно Август имеет дело — с Анной Лерой, андроидом, или Рэйчел Коллинз, живой женщиной. Нельзя ведь исключать, что Рэйчел увидела в Августе реальный шанс уйти от Клодана, оттого и вцепилась когтями.

Тут я поняла, что немного жалею ее. Если хотя бы половина сказанного Николсом — правда, то Рэйчел можно понять. Она спасает свою жизнь. Конечно, лучше бы ей вести себя поприличнее, по крайней мере, не допускать измен… Стоило вспомнить, что она переспала с Максом, как от сочувствия не осталось и следа. А в следующую секунду меня осенило, и открытие мне не понравилось нисколько. Я осознала, что это не ревность. Точней, меня совершенно не задевало, что Макс где-то кого-то трахнул. Зато почти оскорбило, что эта грязь коснулась Августа.

Ой-ей. Только этого мне и не хватало. Для полного счастья.

Через пару секунд я поняла, что Август с живейшим интересом смотрит мне в лицо.

— Со мной что-то не так? — спросила я.

— А ты изменилась, — удовлетворенно сказал Август. — Раньше ты была разведчиком — никаких лишних эмоций, ничего по тебе не поймешь. А сейчас оживаешь.

Ну спасибо. Вот уж комплимент сделал! Фактически, подтвердил, что я как специалист уже ни на что не гожусь.

— И что же ты прочел на моем лице? — холодно спросила я, тут же прикусив язык: непрофессиональный вопрос. Зачем спрашивать, ведь молчание лучше провоцирует на болтовню. И снова спохватилась: еще не хватало мне работать с Августом, как с врагом.

Но если он под влиянием Анны Лерой, то он и есть враг, не так ли?

И мое к нему доброе отношение — разве оно не вредит работе? Он ведь не остановится, если Анна прикажет ему избавиться от меня. А я… а я остановлюсь.

— М-м… Даже не знаю! — радостно объявил Август. И лицо его при этом стало ужасно глупым.

Я моргнула раз, другой. А потом без обиняков выложила то, что услышала от Николса. Я не выбирала выражений, не старалась пощадить его чувства. Наверное, я даже где-то хотела причинить ему боль.

Да черт с ним, с этим профессионализмом. Другие задачи решаются, вот о них и надо думать.

Август выслушал меня, потом широко распахнул глазищи и с чувством хлопнул ладонью по столешнице:

— Идиот!

Я насторожилась:

— Какое конкретно его действие ты считаешь идиотским?

Август поглядел на меня с упреком:

— Конечно, то, что он сделал с Соней. — Рывком поднялся: — Поехали к нему.

Я не успела ничего сказать. Да и не захотела. Зачем? Я ведь понимала, что он прав. Большей глупости, чем взять в заложники Соню, нельзя было и выдумать. И лучше вмешаемся мы, чем кто-нибудь более циничный и расчетливый.

Мы спустились на первый этаж, где Август внезапно остановился. Он встал так резко, что я едва не влетела в его широченную спину. Выдохнув, я осторожно выглянула из-за его плеча.

Перед ним, метрах в трех, стояла Ю Линь. Просто стояла. Опустив руки, с ничего не выражающим лицом. Справа и слева от нее оставалось достаточно места, чтобы обойти, но Ядовитая Линь ухитрилась заполнить собой не только коридор, но и все пространство этажа.

— Вы уже уходите? — спросила она.

У андроида Федора Доброва было куда больше интонаций в голосе.

— Я не обязан отчитываться вам, — ответил Август.

— В городе небезопасно. А я поручилась за вас.

Она произносила каждое слово так четко, так отрывисто, словно бы ставила точку. От этой предельной резкости казалось, будто у нее появился акцент, хотя Линь говорила на федеральном удивительно чисто.

— Что-то случилось? — спросил Август.

— Да, — сказала Линь. — Плохие люди. Ссорятся. Вам лучше заночевать здесь. И никуда не ездить. Не беспокойтесь, у меня уютный дом, вы прекрасно отдохнете.

Август смерил ее взглядом. Ю Линь, тонкая, хрупкая, на его фоне казалась еще меньше, чем была на самом деле. Но при том из ее взгляда исчез женский интерес. Словно бы не на мужчину она глядела, а на предмет искусства, который надлежало пасти и охранять. Август сунул руки глубоко в карманы брюк, задумчиво качнулся с носка на пятку, потом обернулся ко мне. Я поняла.

— Линь, нам нужно навестить Николса. Как можно быстрее.

— Да, миледи, — отозвалась китаянка бесстрастно. — У меня достаточно квалифицированных специалистов, которые позаботятся о вашей безопасности. Прошу вас, отдохните пока в Лазурной гостиной. Я велю подать чай. Машина будет готова через полчаса.

Мы зашли в комнату, где служанка уже накрывала столик для чаепития. Август спросил:

— Ты что, завербовала ее?

— За меня это сделали Тан и Николс.

Август несколько раз кивнул, взял чашку с чаем и глубокомысленно изрек:

— Это неплохо. Я бы даже сказал, в наших обстоятельствах — хорошо. Меня беспокоит вопрос оплаты ее услуг.

— Странно, что тебя беспокоит только это. — Я раскрыла наладонник и просмотрела входящие звонки. Ага, вот код Николса. — Надеюсь, ты не планируешь нагрянуть к Николсу внезапно? У нас нет возможности взять штурмом его крепость.

— Делла, ну что за глупые вопросы… — Август даже обиделся.

Николс отозвался сразу. Никаких вопросов он не задавал и явно обрадовался, что мы собираемся проведать его. Запросил мои данные для регистрации в домашней охранной системе и даже предупредил, что погода плохая, нам следует быть очень осторожными на дороге.

Пришел Вэнь и с детской радостью в голосе осведомился, чего это мы куда-то собрались без него.

— А ты нам нужен? — спросила я.

Вэнь уселся на диван, обитый розовым шелком, и раскинул руки по спинке.

— В городе разборка в местном стиле. Ну, то есть по меркам Таниры это гражданская война, а здесь такое проходит по разряду всего лишь мафиозной разборки. Говорят, Чарли с Бароном поссорились. Вроде бы кто-то из людей Чарли заехал на территорию Барона, его там попытались оштрафовать за превышение скорости. Парень обиделся и прострелил копу задницу. Копы обиделись и позвонили Барону. Тот тоже обиделся и приказал засадить виновного в камеру, а он к вечеру приедет и лично поучит недоумка хорошим манерам. Тогда обиделся Чарли, потому что по местным понятиям это хуже пощечины. Если мой человек продырявил твоего, ты приди, обсудим, уладим вопросик, вот как они думают. А камера в полиции — это вроде как уже за гранью. Поэтому Чарли приказал освободить своего придурка. А чтобы копам неповадно было, по зданию управления полиции — Делла, ты ведь там была? Запомни этот шедевр полицейского устройства, его больше нет, — произвели ракетный залп. Обычно в таких случаях воспитанные люди сначала сообщают, что в здании бомба, чтобы копы успели разбежаться, и потом уже стреляют. А тут сразу жахнули. Управление разрушено до основания. Барон в ответ приказал разбомбить фабрику, где делают наркотики, которыми торгует Чарли. Ну и понеслась волна по кочкам. Все мирное население города прячется в подвалах, а крутые парни выясняют, у кого писька длиннее.

— Отсюда до города — тридцать миль, — напомнила я. — От Николса — еще больше.

— Да, но вся полиция сейчас там, — возразил Вэнь. — А здесь не только Барон с Чарли любят пострелять. Про нас, как я узнал, уже весь город шепчется. Мало ли что.

— Вэнь, а чья забота — следить за безопасностью загородных дорог? — спросила я.

— Так в том и соль, что полиции!

Ну ясно. Могу поклясться, что некий неизвестный игрок оттянул в город все полицейские силы, стравив двух мафиози. Вопрос: чем и кому мы мешаем? Вроде бы нашим вопросом занимается Николс, это его сфера влияния, и с ним у нас полным ходом идет поиск компромисса. Похоже на то, что ситуацией пытается воспользоваться его конкурент. А кто с ним конкурирует? Если только Тим Клодан…

Который, между прочим, «устраивал» эмиграцию Джо Мита и Сони. Да-да, мне уже интересно, куда бы этих наивных ребят «эмигрировали», в какой галактический зиндан. И кем бы они стали, проведя там хотя бы месяц. Думается, инвалидизация — лучшее, что их ожидало.

Август невозмутимо изучал что-то со своего наладонника. Небось, очередной каталог машинок. Нашел время, да.

— Ты ничего не хочешь сказать? — осведомилась я.

Август поднял голову и уставился на меня прозрачными невинными глазами:

— Что ты хочешь услышать?

— Например, какой линии ты собираешься держаться в переговорах с Николсом.

— Николс — наивный парень. Ему кажется, он знает о секте Клодана все. На самом деле ему известно лишь на один процент больше, чем любому обывателю, который о секте никогда не слышал. Если он хочет воевать с сектой — это его дело. Но Соню и детей надо отправить в Пекин.

— Так он и согласился. Август, ты забыл, кого он хочет взамен?

— Не «кого», а «что», — поправил меня Август. — Это невозможно.

— И почему я не сомневалась, что ты ответишь именно так?

Август вздохнул и свернул наладонник.

— На какой вопрос ты хочешь получить ответ? Почему ты не сомневалась, да? Потому что ты ревнуешь. Не имея никаких оснований для ревности.

— Начинается, — я закатила глаза.

— Если бы не ревность, ты давно заметила бы кое-какие несуразности, — добавил Август.

— Несуразностей я заметила тонну!

Вэнь с чрезвычайно заинтригованным видом следил за перепалкой.

— Я думаю, ты права, и тот формат нашего сотрудничества, к которому мы привыкли, изжил себя. Я собирался обсудить с тобой этот вопрос после нашего возвращения на Землю, но если хочешь, могу и сейчас. Надо же как-то убить время.

— И ты, конечно, думаешь, что после такого обсуждения я буду работать лучше? Август, я не китаянка, которая, получив категорический отказ, начинает стараться изо всех сил — чтоб ты осознал, какое она сокровище.

— Да, ты снова права. Хотя не во всем. Я полагаю, что хватит тебе работать оперативником. Я хочу взять на контракт нескольких специалистов, а тебе поручить руководство ими. И я хочу изменить наши финансовые договоренности. Я бы предпочел, чтобы ты не получала гонорар, а имела долю в моей деятельности.

Я потеряла дар речи.

— В конце концов, — уточнил Август неестественно занудным тоном, — мы по закону состоим в отношениях, приравненных к брачным. Хотя ты изменяешь мне.

Вэнь гаденько хихикнул.

— А ты, конечно, нет, — вспылила я. — Ты скажешь, что сразу распознал в Анне андроида! И уже поэтому секс с ней не может считаться изменой, как не может ею считаться мастурбация! И вообще мы на тот момент не зарегистрировали индейский брак, а после регистрации ты ни-ни, даже не мастурбировал, все для меня берег!

Август отвел глаза. Мне показалось, или он порозовел?

— Делла, твой цинизм граничит с вульгарностью, — с упреком сообщил он. — А за свои грехи я отвечу сам.

Вэнь кашлянул, привлекая внимание. Когда мы посмотрели на него, он большим пальцем показал на двери. Ну да, у него слух получше, чем у нас. Зря, что ли, над ним потрудились кибернетические светила Сибири?

Прошло несколько секунд, и действительно, двери распахнулись. Вошла Ю Линь, переодевшаяся в темный брючный костюм с белой блузкой и длинным широким жакетом, под которым так удобно прятать пистолет.

— Миледи, — сказала она ровно, — милорд. Машина подана.

Мы с Августом вышли, не глядя друг на друга. Ю Линь провела нас на крытую парковку на заднем дворе виллы. Когда я увидела результат ее приготовлений, то с трудом удержалась от смеха.

Нас ожидали семь машин откровенно армейского вида. Строго говоря, это были бронетранспортеры. Семь вместительных аппаратов, которые никогда не выиграют уличную гонку, зато пройдут через болота или горы, поглощая топливные батареи быстрей, чем едут, на которых можно кататься вдоль линии фронта — или возить детей на экскурсию по Сайгону.

Ю Линь подвела нас к среднему в кортеже автомобилю, единственному, который хоть сколько-то походил на машину, а не на магистральный скоростной танк. Распахнула дверцу в салон — сначала для меня, потом, с другой стороны, для Августа. Вэню она жестом предложила занять место штурмана, а сама уселась за руль.

— Может, я? — спросил Вэнь.

— Я лучше знаю местность, — кротко ответила Ю Линь.

Нас с Августом в салоне уже ждали пледы, горячий чай и кофе в мини-баре, теплые подставки под ноги… а проверив багажные сейфы под сиденьями, я обнаружила и целый арсенал.

— Линь, — позвала я, — что нового слышно из города?

— Обстановка ухудшается, миледи. По всей протяженности набережной ведется артподготовка. С обоих берегов. Город горит. Вокруг отеля, где вы остановились, не осталось ни одного целого здания. Отель пока поврежден не очень сильно. И еще. Видели странных людей. Они без брони, но практически неуязвимы. Выглядят как белые мужчины и женщины.

— Этого стоило ожидать, — сказал Август. — Идут к отелю?

— Да, милорд.

— Прекрасно. Пусть идут. — Август откинулся на спинку сиденья. — Я оставил им сюрприз.

Я скосила глаза. Август, хоть и смотрел прямо перед собой, заметил:

— Сайгон — чрезвычайно удобное место. Здесь можно достать все, даже электромагнитную бомбу.

— Считаешь, в бой пошли андроиды?

— Андроиды младшей серии, относительно дешевый материал.

— Такие же, как Анна?

— Анна из старшей серии. У нее есть резервные схемы на случай электромагнитного подавления, она упадет в обморок, но потом снова включится. Эти — просто вырубятся.

— Хм. Ты не только распознал андроида в Анне, но и изучил все модификации?

— У меня было достаточно времени. Старшую серию, чтобы вывести из строя, надо как следует прижечь электрошоком. Думаю, секунд десять-пятнадцать, и лучше в затылок.

Об этом же говорил и Николс. Ну-ну. Мой шокер рассчитан на двадцать секунд непрерывного разряда, будем надеяться, этого хватит, если что.

— А кто будет держать андроида? — с иронией уточнила я. — Он ведь не захочет, чтобы его прижигали.

— Жить захочу — удержу, — ответил Август.

Кортеж тронулся в путь. Мимо окон проплыли мокрые сосны и унылые акации, свернувшие свои перистые листья в боязливые стручки.

— Конечно, я понял, что ко мне подослали андроида, — вдруг сказал Август. — Сразу понял. Мы ведь ужинали. Я видел, как она глотала. А запах довершил картину. Не может нормальная женщина пахнуть, как флакон с концентрированными феромонами.

— Если вспомнить, что ее подсунули Николсу как куклу для сексуальных утех, неудивительно, что она воняет похотью.

— Нет, — сказал Август. — Николсу подсунули не ее. Ее предшественницу. — Помолчал. — Это не принципиально новая модель. Разработчики пытались усовершенствовать ту, с которой мы знакомы на примере Федора Доброва. Не они первые, не они, как мне кажется, последние. Федор в своем роде совершенство. Его функции реализованы с максимальной эффективностью, и он практически вечен. Но у него есть недостаток. Точней, это качество видится недостатком для тех, кто планировал скрытное использование андроидов. По Федору видно, что он не человек.

— А Николс утверждает, что в базе — китайские разработки.

— Можешь спросить у него, раз он такой умный, что в базе китайских разработок, — парировал Август. — Китайцы повозились с этим направлением и бросили его, решив, что слишком дорого и много ненужного. Те андроиды, которых они проектируют сейчас, имеют антропоморфный облик, приятный для человеческого глаза, но на людей не похожи. У них нет волос, ушных раковин, пальцев на ногах. Череп цельный, без подвижной нижней челюсти. Такие андроиды не подходят для целей Клодана. Поэтому он вернулся к доработке наших моделей. Все работы по модернизации шли именно в сторону большего человекоподобия. Один из лучших результатов — Анна. Но, чтобы добиться такого феноменального сходства с человеком, пришлось отказаться от важной функции — подзарядки. Батареи питания невозможно заменить без повреждения оболочки и разборки нескольких систем жизнеобеспечения. Ремонт слишком дорог. Фактически, Анна одноразовая. В режиме сексуальной куклы, при наличии у владельца управляющего кода, она может прожить около десяти лет. Ее будут включать и выключать, когда в ней отпадет нужда. Но в режиме полной имитации человека, фактически, в боевом, батарей хватает всего на два месяца. Потом данные интеллектуальной системы копируют и записывают новому андроиду, а отработавший экземпляр идет на запчасти. Сами андроиды не подозревают, что их век чрезвычайно короток. Им внедряют мечту «стать человеком» и зажить своей жизнью, обещают, что после выполнения определенного задания их отпустят на вольные хлеба. Андроиды очень стараются, мечта подстегивает их стремление к самообучению.

— Но послушай, неужели Анна, к примеру, не могла сама оценить состояние своих батарей и сделать выводы?

— Нет. Ее программа самодиагностики при оценке запаса энергии всегда дает ложный ответ. А когда уровень заряда падает до критической отметки, Анна получает приказ явиться для отчета. Если она не явится, то через сутки получит сигнал о серьезной неисправности, который заставит ее подчиниться. С этим связано еще одно неудобство: оператор андроида всегда должен находиться не далее чем в сутках пути. На моей памяти Анну меняли трижды. Той Анны, которая так раздражала тебя, больше нет — она новая.

— Еще хуже старой.

— Что поделать, она непрерывно самообучается и самосовершенствуется.

— А Рэйчел Коллинз?

— Она погибла. Одиннадцать месяцев назад. Ее разоблачили, и она раскусила капсулу с цианистым калием. Старое и надежное средство. Я не могу осуждать ее. Она знала, какие пытки ей предстоят.

Я не поверила своим ушам.

— Разоблачили?..

— Да. Она была двойным агентом. Сначала ее завербовал Тим Клодан, а затем перевербовала Хатак Тулан. — Август потер лоб. — Очень жаль… Рэйчел была самоучкой, а Хатак Тулан — прекрасный высококвалифицированный профессионал. И так глупо погибла…

Я слушала, боясь проронить хоть звук.

— Она начала сотрудничать с контрразведкой еще в юности. Выполняла небольшие задания. В богеме только-только вошел в моду Орден Евы. И кое-кого насторожило, что моду явно насаждали. И не миссионеры. Спустя несколько лет, когда Хатак Тулан ушла от мужа, она приняла решение изменить свою жизнь. Она училась по индивидуальной программе. Ей поручали очень сложные миссии. Год назад, когда сектанты разом вскрыли нашу агентурную сеть и мы потеряли около тридцати человек, включая Рэйчел Коллинз, Хатак Тулан сама вызвалась отыскать предателя — ясно было, что такие провалы случайными не бывают. В свой последний день она сообщила, что вышла на предателя, и условилась о встрече. Запросила разрешение на самостоятельную нейтрализацию. Конечно, ей запретили. Она доложила о месте и времени встречи — у нее на квартире, ночью после шоу. Чем закончилось шоу, ты знаешь.

— Август, — сказала я, едва сдерживая злость, — ты знал, насколько опасна тварь, которую ты приблизил к себе. И ты оставил ее в Пекине! Рядом с моим сыном!

— Твоему сыну ничего не угрожает. Во-первых, Анне нужна ты, во-вторых, вдали от оператора она работает строго по плану и не будет импровизировать, а в-третьих, она сбежала из Пекина почти сразу после нашего отлета сюда. Я предупреждал императора, что его служба безопасности не удержит андроида этого класса. Анна на Сайгоне. Это именно та плохая новость из Пекина, благодаря которой ты оказалась в гостях у Ю Линь.

Я смотрела ей в затылок. Машину она вела филигранно.

— Да, — сказал Август, — я намеренно рассказываю эту историю при всех. Вам нужно знать, с чем мы имеем дело.

— Как ты вовремя спохватился! — не выдержала я. — Ты несколько месяцев развлекался, играл в крутого контрразведчика, а теперь наконец решил посвятить нас в свои секретики!

— Делла, если ты помнишь, я просил тебя отказаться от поездки в Пекин. Останься ты дома, не было бы необходимости информировать тебя. Впрочем, тебя втянули бы в игру и без меня, — тут же возразил он сам себе. — Этот Тан…

— Август, ты забыл, при каких обстоятельствах он всплыл? Ты потащил меня знакомиться с Анной, а она наябедничала Тану.

— Да, — без тени смущения согласился Август. — Ты права, это моя ошибка.

— Ошибка! Слушай, ты уверен, что это я потеряла квалификацию? Где были твои хваленые мозги, когда ты полез в авантюру?! Неужели так сложно просчитать последствия?!

Август чуть приподнял брови и бесконечно снисходительным тоном, каким обычно говорят с рассерженными детьми, сказал:

— Делла, ты ведь не знаешь, какие задачи я решал. И сколько их было. Уверяю тебя, поначалу я преследовал цели, не имеющие отношения к секте. Возможно, это было некрасиво с моей стороны. Это сложный этический вопрос: андроиды очеловечиваются с людьми, или мы расчеловечиваемся с ними. Боюсь, я провалил этот экзамен. Хотя я планировал поступить честно. Но когда понял, что Анна лжет сознательно и будет лгать всегда, то несколько скорректировал свое поведение.

Я чуть не застонала.

— Ты ведь уже слышала, что у моей семьи сложные отношения с Гамильтонами? — спросил Август. — На первый взгляд кажется, что виной тому жадность деда. Но если разобраться, то со стороны Гамильтонов тоже было немало… инициативы. Наши споры связаны с Тарксом. Эту планету практически одновременно открыли мы и Гамильтоны, ничего не зная о действиях друг друга. Мы опередили их буквально на несколько дней, но решили повременить с регистрацией пару месяцев, когда должен был вступить в силу новый налоговый кодекс. А Гамильтоны подали заявку сразу. Конечно, инцидент не привел к конфликту — мы сами виноваты. Сберегая гроши, потеряли ценнейший рудник галактики. Но с тех пор мои родственники, живые и уже почившие, строили планы по возвращению этого сокровища. Когда наследником Таркса стал Виктор Гамильтон, весь клан Маккинби ликовал, потому что Виктор буквально бредил моей матерью. Но мама отказала ему и вышла за моего отца. Виктор Гамильтон так и не женился, а наследницей назвал свою сестру Эмму. Недавно он умер. У Эммы единственный ребенок — дочь Джоан. Разговоры о том, что Джоан подрастет, вот и будет мне невеста, начались, когда я еще учился в университете. Мне они категорически неприятны, я не люблю Гамильтонов, Эмма, пожалуй, единственное исключение. Но это не удивительно, она чрезвычайно умна. Однако всего моего уважения к ней не хватит, чтобы жениться на ее дочери. Джоан уже почти взрослая, учится на филфаке. Когда ты забросила лекции, я ездил в университет один. И она стала попадаться мне навстречу все чаще и чаще.

— А у тебя, конечно, по этому поводу развилась паранойя.

— Да нет, мне прямым текстом предложили воспользоваться случаем. Разумеется, насильно меня женить нельзя. Но я представлял, в какой ад превратится моя жизнь из-за уговоров родни. Избежать этого можно было единственным образом: жениться на ком-нибудь другом, кто не доставит мне хлопот. Логичнее всего было бы обратиться с такой просьбой к тебе. Нет-нет, просто зарегистрировать наш индейский брак. Это никак не отразилось бы на наших отношениях, образе жизни и обговоренных ранее планах на будущее. Удобно. Но я подозревал, что ты, когда родишь, захочешь помириться с Максом. Ведь раньше ты всегда прощала его. Да, конечно, твое решение вызвало бы неописуемое количество проблем, но все они решаемые. Не мог же я из соображений своей выгоды помешать тебе выйти замуж за любимого человека, к тому же отца твоего ребенка! Поэтому тебя как партнера я не рассматривал. И тут подвернулась Анна. Я понял, что она андроид, понял, что живет она с человеческим чипом. Конечно, это преступление. Но кто Анна — преступница или соучастница, фактически жертва? У андроидов есть подобие чувств. Ты не хуже меня помнишь Федора, который и в Бога верит, и смысл жизни ищет… Да, если честно, я сначала принял ее за беглого андроида. Улизнувшего, может быть, от утилизации. Я подумал, что она очень хочет жить, поэтому прикидывается человеком. В порядке самозащиты. И тогда меня осенило: можно жениться на ней. Я не собирался лгать ей. Я хотел предложить сделку. Она будет считаться моей женой, а я обеспечу ее безопасность. Я хотел отправить ее на Саттанг, к Федору. Тогда у нее появился бы друг, понимающий всю сложность ее существования. Да и Федору было бы повеселее. Если у нее возникнут проблемы с программами — есть Василий Князев, который легко их решит. Меня беспокоил единственный аспект: ее чип. Я не был уверен, что он поддельный. Могло оказаться, что он украден у реально существующей женщины. И как бы не вышло так, что я, заключив фиктивный брак с андроидом, оказался бы женатым бог знает на ком. Я навел справки. И тогда узнал все.

Мне безумно захотелось курить. А еще меня почему-то подташнивало от откровений Августа. Внутри все кипело и бурлило, и я ловила себя на желании поколотить его. Ну сколько, сколько можно врать?! Неужели он рассчитывает, что я поверю хоть одному его слову?!

— Ну что ж, поздравляю, — сказала я медовым голосом. — Свою личную проблему ты в итоге решил.

Август недоверчиво нахмурился.

— Как обычно, за мой счет.

— Делла, я четыре года плачу тебе деньги. Именно затем, чтобы решать свои проблемы твоими усилиями.

— Покажи мне пункт в нашем контракте, согласно которому я обязана решать твои личные проблемы. У тебя фобия на все, что связано с семьей, а в дурацком положении почему-то вечно оказываюсь я!

— Хорошо, — сказал Август, — можешь тоже решить за мой счет какую-нибудь личную проблему.

— Превосходно. У меня как раз такая проблема есть. Представляешь, мне надоела фамилия «Берг». Девичью я тоже не хочу. Я считаю, нам нужно обвенчаться, потому что твоя фамилия — именно то, что мне надо.

Августа передернуло.

— Нет, — резко ответил он.

Я рассмеялась. Кто бы сомневался!

— Делла, индейский брак, да и «отношения, приравненные к брачным» — для меня просто слова. И для тебя тоже. Мы оба не воспринимаем их всерьез. Это юридическая докука, но она не накладывает на нас обоих никаких обязательств. Другое дело — венчание. Для нас обоих это символ значимый. Я не могу согласиться на фиктивный брак, если он будет подтвержден в церкви.

— Ты ж не особо верующий?

— Это не имеет значения.

— Да не вопрос! — отмахнулась я беспечно. — Пусть будет не фиктивный. Приобрету не только фамилию, но и любовника себе. Ну и Огги обеспечу папашей. Ты, правда, редкостный зануда, но к этому я давно привыкла. Я еще и тебе наследника рожу, я теперь все могу.

Август отвернулся к окну. На скулах играли желваки. Я подглядывала за ним, даже не пытаясь скрыть ухмылку.

— Хорошо, — сказал он подчеркнуто ровно. — Брачный договор у нас есть, индейский брак зарегистрирован, можно обойтись без гражданской регистрации. Вернемся в Шотландию и обвенчаемся. Если хочешь тихой свадьбы, можно венчаться на Кларионе. Или на Сонно, как тебе будет угодно.

— Зачем же тихо? — Я уже откровенно издевалась. — А давай на Танире? Созовем все местное общество, гульнем на славу. Попросим Дэна Тэгги это организовать, он будет счастлив.

— Можно и на Танире, — тем же тоном ответил он. — Но, Делла. Я противник супружеских измен. Разумеется, никакой ревности. Но измена — это повод для расторжения брака.

— И это говорит парень, который перетрахал всю светскую тусовку Таниры?! — изумилась я. — Да у меня всего четверо партнеров было за всю жизнь!

— Первый — рохля и слабак, раз ты променяла его на пожилого мужчину. Второй — без пяти минут мафиозо, коррупционер по призванию и аморальный тип. Третий — авантюрист и пират. Четвертый — шанхайский император. Делла, меня пугают твои вкусы.

— Чем? — искренне удивилась я. — Тем, что я осознала — круче Юджина у меня все равно никого уже не будет, и решила остепениться?

Август промолчал, лишив меня знатного развлечения. Спустя несколько минут, все так же глядя в окно, он спросил:

— Ты это серьезно — насчет венчания?

— Спятил? — осведомилась я.

— Кто бы сомневался.

И в его голосе прозвучала явственная горечь.

* * *

Серый дождь.

Серые горы, у подножия которых стелилась серая дорога.

Подступали серые сумерки, и вдоль обочин включилась подсветка.

В искусственных желтых лучах деревья и кусты тоже казались серыми.

За двадцать минут мы не увидели ни одной встречной машины.

Мне не хотелось смотреть в окно. Там было холодно и мокро. Земной Сайгон был тропическим городом, и даже в сезон дождей он тонул в ярких, насыщенных красках. Впрочем, что это я о нем в прошедшем времени? Он по сей день стоит. Подумаешь, называется иначе. От смены имени он не перестал ни быть, ни быть тропическим.

А Сайгон галактический больше всего напоминал даже не Шотландию, а северную Канаду осенью. Странно, зачем люди поселились именно здесь? Ведь на любой теплой планете есть пояса умеренного и жаркого климата. Зачем они выбрали место похолодней? Да, я понимаю, здесь удобно с точки зрения логистики. Но жить-то тут чего ради? Почему нельзя устроиться на экваторе, где вечное лето?

И почему все колонии с шикарным промышленным потенциалом выглядят так убого?

Тоненько звякнул мой браслет, сообщая, что на чип пришел вызов. Я проверила — текстовое послание. Так-так. От Николса.

«Леди Берг, надеюсь, вы уже приближаетесь к моему скромному обиталищу. Я слишком хорошо представляю себе, каковы возможности вашего босса. Безусловно, наша встреча состоится, она необходима всем заинтересованным сторонам. Но я не хотел бы пасть жертвой ораторского искусства лорда Маккинби. Мои условия сотрудничества я назвал. Не хочу, чтобы меня убедили поступиться своими интересами. Поэтому я обезопасил себя. Соня и Джо вместе с моими детьми отправились в гости. К прекрасно известному вам господину Тану. Он живет по другую сторону города. Надеюсь, вы не развернетесь на месте и не помчитесь туда через город, охваченный пламенем, ведь ужин уже готов, а одар — не единственная драгоценность Сайгона».

Я вздохнула и тут же набрала его код.

Ответа не было.

Я показала письмо Августу и добавила от себя:

— Он, видимо, плохо себе представляет, кому служит Тан. Соня наверняка уже на пути в Пекин.

— Вряд ли, времени прошло мало, — возразил Август. — Кроме того, Тан не станет нарушать договоренности. Если Николс ему доверился, значит, Тан обещал именно подержать людей у себя.

— Интересно, чем Николс соблазнил его?

— Скорей всего, они нашли общего врага.

— Но на Земле Тан контролировал Анну.

— Он не контролировал, а следил за ней. Втершись в доверие к Клодану. Он разведчик, а не преступник. А здесь упустил. Делла, Анна не человек, но и не дура. И ей больше незачем притворяться жертвой чужих порочных амбиций. Маски сброшены. И Тана она при встрече просто убьет. Но и Тан не так глуп, чтобы допустить эту встречу. Он знает, с кем имеет дело, не питает иллюзий, и в его окружении хватает специалистов по андроидам. Кроме того, насколько мне помнится, он держит собак.

— И что я уже думаю — не случайно он их завел.

— Одно другому не мешает.

— План прежний?

— Безусловно.

Трасса нырнула в узкое ущелье, где с одной стороны к самой обочине подступали высоченные деревья, а с другой склон обрывался в реку. Кортеж замедлил ход. На двух машинах сопровождения открылись люки, и оттуда поднялись турели с пулеметами.

— Самое опасное место, — пояснила Ю Линь. — Хотя отсюда всего два километра до границ поместья Николса, контролировать это ущелье чрезвычайно трудно. Здесь нужно держать постоянный гарнизон, чтобы добиться полной безопасности. Это дорого и бессмысленно. Поэтому Николс, как и многие влиятельные люди, платит полиции за особое внимание, а сам предпочитает летать в город, а не ездить по ущельям. Ведь в ущельях не только засады случаются, но и лавины, и камнепады, и сели. От всего не убережешься.

— И почему ты решила везти нас этой дорогой? — спросила я спокойно.

— Потому что сейчас именно здесь меньше шансов погибнуть. У меня есть самолет, и враги подумают, что я, конечно, повезу вас на самолете, ведь это быстро и удобно. В трех километрах от виллы есть место, откуда можно сбить самолет, взлетевший с моей площадки. Как и все, я платила полиции, чтобы она присматривала за тем местом. Но сегодня полиция в городе. Я выслала разведчиков, они сказали, что поблизости непонятная суета. Поэтому я решила, что землей, на машинах, будет лучше.

Она действительно хорошо знала и местность, и местных. Ничего не произошло, и дорога вскоре свернула, огибая гору. Мы углубились в лес. Несколько поворотов — и перед нами появились ворота.

Они были распахнуты и не освещены.

— Та-ак, — сказала я.

Август полез в багажный ящик и вытащил штурмовой пистолет.

— Вперед, — приказал он. — Быстро.

* * *

Мы с Ю Линь просто смотрели.

Август молча и методично работал, осматривая каждый квадратный дюйм.

По периметру здания молча и напряженно стояли люди Ю Линь.

Когда мы вошли, Август провел короткий инструктаж, который сводился к приказу стрелять на поражение по любому белому человеку и объяснению, куда именно стрелять, чтоб наверняка. Я удивилась — а если кто-то из служащих Николса выжил? Вдруг спрятался в парке, а сейчас попробует выйти? Но когда увидела гостиную, то поняла: Август прав.

Живых тут не было.

Николса мы нашли в кабинете. Точнее, то, что от него осталось. Ю Линь попросила у меня разрешения закурить. Я позволила.

— Бао Демина убили точно так же, — сказала она.

Николс не дожил до нашего появления каких-то полчаса.

— Теперь я знаю, почему его убили. И почему убили Го Чанчан. Она похожа на Соню. Соня была здесь. У Николса и Бао Демина не было ничего общего, кроме Сони. Оба ее знали.

Чип, подумала я. Они ищут чип с документацией, которая позволит создать им самое неотразимое и самое разрушительное оружие в мире. Тогда уже неважно станет, как зовут очередного диктатора или императора. И во что веруют жалкие людишки. Потому что новым богом станет Тим Клодан с его армией андроидов.

И скажите спасибо, если Тим Клодан, а не какой-нибудь андроид.

* * *

Мы мчались сквозь мглистую сайгонскую ночь. Ю Линь повела свой кортеж обходными путями, огибая город, по проселочным грунтовым дорогам, раскисшим от постоянного дождя, через поля, рощи, речушки. Иногда она сворачивала и ехала напрямую, по нетронутому лугу или холму. На Земле ее, наверное, осудили бы лет на пять за нарушение экологических норм. А на Сайгоне природу берегли лишь ту, какая приносила выгоду, да и берегли не столько природу, сколько свои барыши.

Из-под колес летели комья грязи, вязкими шматками залепляли стекла. Системы внешней очистки давно уже не справлялись. Жаль, что здесь нельзя было лететь — горы. Днем, в ясную погоду и штиль — еще куда ни шло. Но не ночью, в обломный ливень на фоне штормового ветра.

Впереди сверкнула разлапистая молния, на целых две секунды затопив мир мертвенно-белым светом. Мир показался замкнутым в коробочку из мутного стекла, набитую мятой бумагой и старым сеном.

Головная машина забуксовала в глубокой грязи, часть дороги обвалилась в кювет огромным кусом глины, увлекая за собой автомобиль. Машина перевернулась. Кортеж снизил скорость лишь для того, чтобы объехать провал.

— Некогда, — сквозь зубы бросила Ю Линь. — Выберутся и догонят.

Когда кортеж выбрался на широкую и пустынную трассу с покрытием первого класса, мне стало по-настоящему жутко. Дорога шла по голой, необитаемой равнине. Мы здесь были как на ладони. Ю Линь прибавила скорость. Август раскрыл наладонник и показал мне наш маршрут. Оказалось, мы сделали огромный крюк, объехав город с запада, и теперь снова двигались по направлению к нему. Где-то рядом уже был поворот к вилле Тана.

— Здесь безопасно, — заверила Ю Линь.

— Сверни сейчас, — внезапно потребовал Август.

Я едва успела подтвердить его приказ.

— Мы потеряем десять минут, — пробормотал Август, стремительно набирая текстовое сообщение кому-то. — Но получим то, что нас спасет.

Через полтора километра показались строения, в пелене дождя казавшиеся заброшенными. Уличное освещение выключено, и даже габаритные огни на крышах погашены.

— У-у, — сказал Август, — как все плохо…

Кортеж остановился у распахнутых ворот, с виду — фабричных. Нас ждали. Трое мужчин в дождевиках и шесть больших ящиков, тускло отсвечивавших металлом. Август вышел, обменялся несколькими словами с мужчинами, потом жестом показал: забираем ящики. По одному на машину.

В ящиках лежало оружие. Я такого не видела при всей своей замечательной офицерской подготовке. Громоздкие трубы-стволы, что с ними делать?

— Я брал здесь ту электромагнитную бомбу, которую оставил в отеле, — сказал Август. — Это — ручные установки. Трехзарядные. Одноразовые. Стрелять чуть выше голов с дистанции не меньше ста метров. Люди от них страдают, но не сильно, воздействие примерно на уровне шоковой гранаты. Андроиды погибают.

— А другая техника? — спросила Ю Линь, примериваясь к трубе.

— Если расстояние меньше ста метров — все цепи выгорят.

На большую дорогу мы возвращаться не стали, Ю Линь сказала, что знает короткий путь вдоль берега моря.

Снова темно, грязно, тряско.

А потом свет фар выхватил белую фигуру посреди дороги. Карикатурно белую. Голый мужчина со штурмовым пистолетом.

Передняя машина ударила его. Он отлетел, как сломанная кукла. Мы пронеслись мимо, я обернулась, глядя в заднее стекло. Мужчина вылез из грязи, как ни в чем не бывало, и помчался за нами. Ю Линь отдала короткий приказ, замыкающая машина развернулась, принимая атаку на себя. Послышался гулкий хлопок, и машина вместе с агрессором растворилась в темноте.

— Мы потеряли уже две машины, — заметил Август.

— И ни одного человека, — парировала Ю Линь. — Остался километр. Если он оторвал им колесо — пешком дойдут. Злее будут.

Осталось даже меньше километра. После очередного поворота я увидела зарево впереди — там, где вилла Тана. Кортеж встал как вкопанный, наружу посыпались серьезные парни с электромагнитными пушками. И мы побежали туда, где разгорался пожар.

Мы стреляли вперед, на упреждение. Метров через пятьдесят нам стали попадаться тела — мужские и женские. Голые. Одинаковые, как клоны. Анны Лерой и незнакомые мужчины, такие же, как тот, на дороге. Почему голые? Владельцы решили сэкономить на обмундировании и бронежилетах? Правильно, андроиды не люди, их не жалко. Впрочем, те монстры, которые послали андроидов на войну, людей тоже не жалели. Особенно — людей.

Мы выбежали на лужайку перед главным входом. И выдохнули: живые. Много. Я выхватила взглядом Тана, немолодую китаянку с тремя маленькими детьми, а вот мелькнула светлая голова — наверное, Джо Мит, кто же еще? Чуть подальше стояли два подростка, похожие как две капли воды, с эльфийскими чертами лица… Слышался женский плач. Кто-то ругался. Горел парк за домом и один из флигелей.

— Вы очень вовремя, — сказал Тан Августу.

— Есть на чем выбраться? — спросил Август. — Счет на минуты.

— Ангар на берегу. Там два самолета. Он далеко, надеюсь, не пострадал. Одну минуту, я выведу собак, они на заднем дворе в вольере. Я запер их на ночь, и вскоре все началось.

— Здание горит, — напомнил Август.

— Ничего, есть второй вход, через северный флигель. Там, наверное, дымно, но я быстро…

Он побежал к дому.

Грохнуло так, что мы на секунду оглохли. В воздух полетели камни, стекла, куски стен, мебели… Поднялся столб пламени. Тан впереди упал и не шевелился.

— Быстро! — взревел Август. — К выходу, там машины!

Я сорвалась с места и понеслась к флигелю. Август что-то крикнул мне вслед, но я уже не слышала. Перепрыгнула через Тана, рыбкой влетела в окно, на котором уже загорелась рама. Внутри действительно было дымно, я стянула жакет, достаточно промокший, пока мы бежали от ворот к зданию, накинула на голову. Я выглядывала в каждое окно, но ничего похожего на собачий дворик не видела. Пока не выскочила в кухню. Из нее вели двери на веранду, и оттуда доносился лай.

Сбивая жакетом пламя, я выбежала наружу. Да, собачий дворик. С трехметровым забором и калиткой, запертой на ключ. Обычный механический ключ. Я выругалась. Вольер горел. Горела крыша, горела будка внутри, горел деревянный настил. Внутри, в клубах черного дыма, метались два огромных лохматых зверя, кидались на толстые прутья решетки и кричали. Я пыталась открыть замок на двери, его заело, а собаки грызли прутья. Устрашающие зубы клацали о металл совсем рядом с моими руками, но я верила — собаки умные, они понимают, что я хочу выпустить их, они не укусят, они просто ошалели… Щеколда наконец подалась, и я, сдирая кожу на пальцах, отодвинула ее, распахнула дверь.

Собаки вырвались на свободу, едва не сбив меня с ног. Но куда им было бежать? Они не смогут перепрыгнуть забор. Калитка заперта. В дверях кухни уже гудит пламя. Двор застелен досками, так что собаки не переживут пожар, если останутся здесь. Только ломиться через дом.

Я оглянулась. В углу стояла бочка, рядом — ведро. Надеюсь, в бочке есть вода, хотя бы немного. И надо как-то объяснить испуганным собакам, чего я хочу. На каком языке с ними общается Тан? Вряд ли на федеральном. А поймут ли они мой китайский с чудовищным акцентом?

Я несколько раз позвала их. По крайней мере, они поняли, что я обращаюсь к ним. Помогая себе жестами, я уговорила их подойти к бочке. Какое счастье, воды до краев. Первое ведро я вывернула на себя. Собаки подбежали вплотную, ловя языками струйки стекавшей воды. Пить хотят… а некогда. Второе ведро я вылила на кобеля, замирая от мысли, что вот сейчас он сочтет мой поступок агрессией и кинется… Не кинулся. И сука вытерпела. Собаки отряхнулись, и я полила их снова.

— Пойдем, — звала я их, — пойдем. Я знаю, что страшно, но другого пути нет. Поверьте мне, я выведу вас, вы останетесь живы, только слушайтесь меня, и я помогу вам…

Я забыла, как их зовут. Они никогда меня не видели. Но собаки умные животные и чуткие.

В трех метрах от веранды они встали наглухо. Они скулили и вертелись, но в дом идти отказывались. И тогда я плюнула и побежала. Внутрь. Перепрыгнула через пламя, выскочила в коридор… Меня чуть не снесла мокрая черная туша. Сообразили! Поверили!

Путь во флигель, через который я входила, оказался закрыт горящими обломками. Я побежала в другую сторону. Ничего, мне нужно только окно, в котором поменьше осколков, чтобы собаки, выпрыгивая, не пропороли бы себе брюхо. Вот отличное окно, подойдет. Я устремилась к окну и споткнулась.

Я растянулась во весь рост, и тут снова грохнуло, совсем рядом с моей головой упал здоровенный каменный обломок, а в следующий миг на меня рухнула потолочная балка, больно треснув по шее. Одним краем она упала на тот самый обломок, и это мое счастье, иначе она просто раздавила бы мне шею.

Но выбраться я не могла.

Я корчилась и извивалась, но пространства под балкой хватало ровно настолько, чтобы я могла дышать. Проклятая преграда весила, наверное, центнера три, я ее даже подвинуть не могла.

Я закричала, позвала на помощь. Но мой крик потонул в гуле пламени.

Над головой послышался громкий треск, а потом оттуда посыпались твердые обломки. Один угодил точно мне по затылку.

Я потеряла сознание.

* * *

Они вертелись вокруг меня. Кусали за руки. Топтались по ногам. В лицо то и дело тыкался мокрый нос. Я с трудом открыла глаза.

Две большие мокрые собаки. Они пытались вытащить меня. Они не позволяли мне уйти в забытье. Они не бросили меня.

— Уходите, — просипела я. — Спасайтесь. Идите на улицу. Где Тан? Ищите Тана. Ищите.

Ну да, черта с два они поняли. Сука принялась лаять — шевелись, мол, нельзя умирать. Она дергала меня зубами за одежду и пинала лапами.

Кобель отошел, оглянулся. Еще отошел. Снова оглянулся. Гавкнул негромко. Сука тоже оставила меня. Правильно, ребята, не нужно погибать всем…

Я еще видела, как в оконном проеме мелькнули две лохматые тени.

Собаки ушли.

* * *

Сквозь серую муть я услышала чьи-то голоса. А может быть, я придумала их. Неважно. Я совершенно не боялась. Да, я умру. Когда-то это должно было случиться, все мы не бессмертные. Мой сын не пропадет. О нем есть кому позаботиться. Когда он подрастет, ему расскажут про меня героическую историю. Никто не скажет, что погибла я по собственной глупости. Впрочем, в огне часто гибнут даже профессиональные спасатели. Он такой, огонь-то. Ты можешь знать о пожарах все, но это не убережет тебя от случайности.

Потом я перестала чувствовать тяжесть на своей шее. И сверху упало что-то мокрое, вонючее как пастбищная овца. А потом я закачалась, и от этого меня затошнило. Ну вот, еще не хватало в агонии заблевать всю себя.

А потом я очнулась. Я лежала на земле, на мокрой, холодной и грязной земле. Сверху лил дождь, прямо мне в лицо. Под рукой было что-то волосатое. Я пошевелила пальцами. В предплечье тут же уткнулась плюшевая морда.

— …я говорил, что они умные, как люди! — звенел знакомый голос. — Они все понимают!

Я приоткрыла опухшие глаза. Под локтем лежала сука цвета красной яшмы, согревая меня. Кобель сидел чуть поодаль и внимательно следил за окружающим миром. Появился Август, присел на корточки, протер мне лицо платком. Я шевельнула губами.

— Мы искали тебя в том флигеле, через который ты вошла, — сказал Август. — Потом прибежали собаки. Совсем с другой стороны. Они лаяли и звали нас. Ты заблудилась в доме, и собаки показали, где тебя искать. Мы успели вытащить тебя из-под обломков за несколько мгновений до того, как крыша провалилась внутрь здания.

Я снова шевельнула губами — хотела поблагодарить.

— Ты угорела. Есть небольшие ожоги. Твои волосы пострадали, тебе придется нарастить новые, эти превратились в оплавленный комок. Я обрезал его. Переломов нет.

Опираясь на собачью спину, я села.

— Они, — Август показал на собак, — охраняют тебя. Проверили свою семью, все ли на месте, и пришли охранять тебя. Делла? Пожалуйста, — он понизил голос, — никогда больше не шути насчет венчания. Всякий раз после таких шуток происходит событие, от которого ты едва не погибаешь. Я скоро из-за этого стану суеверным.

Августа сменила Ю Линь. Она принесла какое-то питье со специфическим запахом, но почти без вкуса. Поднесла стакан к моим губами.

— Это хорошее лекарство. Наше, китайское. Оно помогает, если угоришь.

Она рассказала, что погибшие есть, но мало. Жива семья Тана, и сам он отделался легкой контузией. Живы и здоровы дети Николса. Жива Соня, только сильно напугана. И Джо Мит почти не пострадал — его ранили в левую руку повыше локтя.

Дохлых андроидов насчитали больше сотни. Зачем было посылать такую мощь на единственную виллу? Ведь они вполне способны захватить планету. При умелом командовании, конечно. Я вспомнила, что рассказывал Август про их устройство. Похоже, все они были кандидатами на утилизацию, вот их и послали скопом, не зная, в какой момент кто из них выключится навсегда. Пусть выключатся девяносто, но десять успеют дойти до цели. Какой кошмар.

Да, но сколько же их всего?! Если здесь больше сотни?!

И почему за образец выбрали только одну женщину и одного мужчину?

* * *

Август принял командование на себя. Тан сгонял слугу в ангар, тот доложил, что оба самолета исправны и готовы к взлету. Один самолет был довольно вместительный, зато второй — крохотная спортивная блоха.

— Тан, вывози семью и персонал, — приказал Август. — На большом. Бери всех, кроме детей Николса и Сони с Джо. О них я позабочусь сам.

— Но в маленьком самолете только три места, — напомнил Тан.

— Больше и не понадобится. Вэнь! Поручаю тебе… — Август показал на сыновей Николса.

— Не вопрос. Куда?

— В Пекин. Держи, — он протянул ему карточку. — Выберешься на ту сторону границы, зайдешь на таможню. Обратишься к любому старшему офицеру смены. Тебе выделят транспорт. Все, увидимся.

Вэнь молча забрал мальчишек и ушел в темноту.

— Соня, — сказал Август. — И Джо. Вы поедете с нами, землей. Ю Линь, где твоя дочь?

Если Ю Линь и удивилась, то не подала виду.

— Она в надежном месте.

— На Сайгоне нет надежных мест.

— Она не на Сайгоне. — Ю Линь помолчала. — Когда я была рабыней чиновника, то запомнила много хороших людей. Потом я украла много денег у своего мужа. Моя дочь растет в прекрасном интернате. Она в Пекине.

— Отлично. Тогда нас ничто не держит здесь. Наша задача — выбраться на ту сторону.

— Лучше нелегально. Горными тропами. — Ю Линь выпрямилась. — Тогда никто не всполошится и не перекроет нам путь. Я покажу дорогу.

— У нас тут яхта, — напомнила я.

— До яхты нам не дойти, — возразил Август. — Ничего, потом заберем. После победы. Ты можешь идти? — Не дожидаясь ответа, он поднял меня, подставил плечо. — Держись.

Подошел Тан. Подозвал собак. Надел ошейники, пристегнул поводки, а их концы вручил мне:

— Леди Берг, вы спасли их жизни. Пусть они послужат вам столько, сколько будет нужно, чтобы ваша жизнь оказалась вне опасности. Кобеля зовут Хон Жи, а суку — Ниу-Ниу. Возьмите их. Ведь я уже через час буду на той стороне или мертв. А вам предстоит долгий путь. Собаки не ошибутся и не подпустят к вам андроидов. Да и от лихих людей уберегут.

— Господин Тан, это опасно. Что, если собаки погибнут?

— Они могли погибнуть сегодня, у себя дома. Могут погибнуть очень скоро, когда на самолете кончатся тепловые ловушки, и его собьют ракетой.

Он ушел.

Собаки сидели и вопросительно поглядывали на меня.

Никогда мне не понять китайский менталитет.

* * *

От дурноты я потеряла счет времени.

Джо Мит, занявший штурманское кресло вместо Вэня, пытался болтать с Ю Линь. Наверное, на нервной почве. Та очень вежливо, но односложно отвечала. Мы с Августом и Соней делили салон. Соня непрерывно плакала — почти беззвучно, но без остановки. Небось, уже воображала себя в качестве наложницы нелюбимого императора. Дура. Во-первых, быть ей женой, а не наложницей, а во-вторых, ну хоть капелька мозгов быть должна! Нет, я не говорю о том, чтобы смириться с требованиями императора. Просто такие проблемы решаются иначе — не бегством, а переговорами. Может, он сам уже жалеет, что дал слово. Может, ему выгодней будет проявить жалость и отпустить девчонку.

Да и сомневалась я, строго говоря, что дело в ней. Дело в чипе, вшитом под ее шунт. Соня не подозревала, что охоту на нее объявили по причинам, весьма далеким от романтики. А я не могла и не хотела ничего объяснять. Меня просто раздражало ее нытье.

В ногах лежала яшмовая сука Ниу-Ниу. Она явно определила меня в свои щенки и теперь пасла, не отходя ни на шаг. Красавец Хон Жи ехал впереди, между Ю Линь и Джо, смотрел вперед, а Ниу-Ниу грела меня, распространяя по салону запах гари и мокрой шерсти. И меня совершенно не раздражали собаки, хотя уж они-то точно были лишними в нашей машине.

Я прикрыла глаза. А все равно в кромешной тьме за окном смотреть было не на что.

Тут оно и началось.

Над головой ослепительно полыхнуло, грохнуло. Машину подбросило. Джо Мит, даром что был полностью застегнут в страховку, гулко ударился обо что-то головой. Пес едва не вылетел в лобовое стекло, а теперь распластался, растопырил все лапы, как черепаха, и пятился назад, оглушительно рыча. Ниу-Ниу вскочила, и мне пришлось крепко ухватить ее за ошейник.

Свет фар выхватил из тьмы две столкнувшиеся машины перед нами. Снова вспыхнуло и грохнуло, и Ю Линь переложила руль, бросив машину вверх по склону, в подлесок, прочь с дороги. Из-под сидений выдвинулись поручни.

Лес вспыхнул разом, вокруг гремело, нас трясло, Ю Линь гнала как безумная. Соня, вскрикнувшая при первом взрыве, теперь сидела, распахнув остановившиеся глаза и закусив кулачок. Как бы до крови себя не покусала… Август даже в лице не переменился. Он только в какой-то момент подался вперед, ухватил Хон Жи за задние лапы и втащил его в салон, к нам, а потом крепко прижал к полу. Пес порычал, попытался цапнуть его, но осознал, что лучше не дергаться. Еще бы. Он ведь просто пес, хоть и породистый. А Август привык усмирять сибирского киборга.

Мы держались за поручни и не издавали ни звука. Ю Линь бросала машину то вправо, то влево, всякий раз угадывая, куда прилетит снаряд — и успевая увильнуть от него. Однажды мы едва не скатились кубарем с откоса, но Ю Линь каким-то чудом удержала машину и только прибавила газу.

А потом я увидела небо. Почти чистое. Шквальный ветер разорвал низкие облака, и прямо перед нами засияла луна. Призрачный свет на несколько мгновений залил окрестности, и я поняла, что мы мчимся по узенькому горному карнизу, да еще и круто поднимавшемуся. Справа отвесный склон, а что слева, я не стала даже смотреть. Мне казалось, что ничего. Что пустота открывалась прямо в полуметре от машины.

Машина с явным усилием одолела последний участок подъема — и ухнула вниз, по ощущениям — едва не вертикально. Тело стало легким, в ушах зазвенело, к горлу вопросительно подкатил комок тошноты — мэм, а может быть, я наружу?

Ю Линь швырнула машину в стену. То есть оно так выглядело, а на самом деле там была узенькая расщелина. Еще немного, и машина остановилась.

— Здесь нас не достанут, — сказала Ю Линь. — Рельеф не позволяет. Только с воздуха бомбить. Но мы отсюда быстро уедем. Стоянка пять минут, обрывов и ям нет, можно выйти. Миледи?

— Что?

— Нужно сменить чипы. Всем. У меня есть, хватит на всех. — Ю Линь помолчала. — Такой бизнес, что можно жить без пистолета, но не без запасного чипа.

— А смысл? — удивился Август. — Я понимаю еще, на машине поменять, если, к примеру, на маршруте есть оборудованные тоннели…

— Есть. Мы войдем в него через пятнадцать минут. Там не только камеры, но и рамки. Очень мощные. Данные будут в полиции через секунду. А наша полиция и в лучшие дни могла продать родителей за хорошую цену. Сегодня они продадут их с половинной скидкой.

Она вынула из тайника миниатюрный сейф. Выдала всем чипы. Мне и Соне поменял Август, а Ю Линь управилась сама и помогла Джо. Потом она поменяла чип на машине.

— Мы будем на месте через два часа, — сообщила она.

— Ю Линь, куда ты нас везешь? — подавшись вперед, спросил Август. — Все твои «лежки» наверняка известны.

— Да, сэр, я думаю, что известны. Но о том, что я могу появиться в этом месте, не подозревает даже его хозяин. Это охотничий домик Грязного Чарли. Мы никогда не были друзьями. Мой муж соперничал и с Бароном, и с Чарли. Он не выносил никого. Когда он умер, я заключила мир с Бароном. Плохой человек, но с ним можно иметь дело. Чарли хотел союза со мной, он думал, я слабая женщина и подчинюсь его воле. Тогда он прибрал бы к рукам и бизнес моего мужа. Не хотелось огорчать его, но Чарли не оставил мне другого выхода. Я очень, очень сильно расстроила его. Опытные мужчины моего клана были рады. Они похвалили меня и сказали, что мой муж, конечно, был бы недоволен. Но он всегда был недоволен. А они давно мечтали, чтобы Грязному Чарли дали смачную пощечину, и ему нечем было бы ответить. И Барон был доволен. Он сказал, что я надежный деловой партнер, и теперь он не боится, что я предам его и переметнусь к Чарли. Раньше он опасался, ведь Грязным зовут Чарли только мужчины — для женщин он всегда Красавчик Шарль. Год назад мы поссорились совсем. И тогда я узнала, что у него есть секретный домик. Он не привозит туда своих людей. Он бывает там один или с двумя самыми доверенными любовницами. Я съездила туда, раздобыла все коды от охранных систем. Я думала накрыть его там, если дойдет до войны. Но, к счастью, не дошло, потому что вмешался Билл Николс. Николс ни с кем не заключал союзов. Но именно он всегда решал, быть или не быть на Сайгоне войне кланов. Если война мешает планам Николса — ее не будет, и горе ослушникам. Сейчас Николса нет. Но я думаю, даже если Чарли сегодня выжил, то домик ему долго не понадобится. Вы сможете отдохнуть там перед трудной дорогой через границу.

При словах «через границу» Соня всхлипнула. Против ожиданий, первым сорвался Джо Мит.

— Соня! — прикрикнул он. — Успокойся! Я уже сказал: с ним буду говорить я! И наплевать, кто он там, император или хоть кто! Закон один для всех! И в Китае тем более! Тебя здесь убьют, и это все, что меня волнует!

Ему никто не сказал, что вообще-то он излишне самоуверен. Зачем? Ю Линь завела машину и тихо повела ее в темноту. Грунт под колесами был твердым и довольно ровным, машину почти не раскачивало.

— Линь, а что ты скажешь про Тана? — спросила я.

— Господин Тан — очень влиятельный человек, — в тоне Ю Линь зазвучал страх. — Он мудрый и справедливый.

— Но ты его боишься. Он что-то сделал тебе?

Она искренне удивилась:

— Сделал? Зачем? Ему не нужно пугать. Все и так знают, как он может наказать глупца или злодея.

— Он давал тебе какие-либо поручения?

— Только самые простые. Встретить его гостя на таможне и показать ему самые красивые места Сайгона, или сопровождать кого-либо в поездках. Иногда он хотел, чтобы я собрала сведения о ком-либо. Его гости — все были почтенные люди. Господин Тан желал, чтобы его гости остались довольны. И они были довольны. Приятные люди. Они не ходили в бордели и притоны, не покупали семилетних рабынь и наркотики. Часто они приезжали с женами и детьми. На сувениры они покупали то, что здесь дешево, а в Шанхае дорого: драгоценности, ткани, пряности. Я оформляла их сувениры так, чтобы на таможне не пришлось платить большие пошлины. Однажды гость господина Тана захотел купить большую партию богемских рубинов. Таких камней нет больше нигде в галактике. Богемские рубины стоят дороже, чем старинные земные. Они крупные, прозрачные как слеза и алого цвета. Бывают камни кроваво-красные, бывают багровые, но никогда — розовые. Выше всего ценятся алые. Гость господина Тана смог приобрести их за самую низкую цену, которую кто-либо платил со дня, когда открыли месторождение. А на таможне он почти ничего не заплатил в пошлину, потому что по документам партия этих камней считалась промышленным браком, — с гордостью сказала Ю Линь.

— А какое место Тан занимает среди ваших кланов?

— О, высшее. Он не среди, он над нами. В его власти сделать так, чтобы на таможне и в полиции перестали брать взятки. Тогда неугодный лишится своего бизнеса.

Ю Линь снизила скорость. Впереди замелькали огни, показался выезд на оборудованную трассу, похоже, как минимум второго класса, если не первого. Несколько секунд — и она вывернула на дорожное полотно. Тут же навстречу нам попались две машины, явно гражданские и семейные. Отчего-то при виде их у меня полегчало на сердце.

В обещанный тоннель мы въехали через минуту. Довольно скоро Ю Линь догнала старый полугрузовик, ехавший размеренно и небыстро, пристроилась ему в хвост и включила автопилот.

Было так спокойно, что даже Соня перестала плакать и как будто задремала. Уютно сопела Ниу-Ниу, уткнувшись мордой в мою щиколотку. Я пошевелилась, и тогда собака положила большую лапу на мою ступню. Я невольно улыбнулась: как же собаки похожи на простодушных людей!

Я закрыла глаза. Надо пользоваться каждой минутой отдыха.

И сама не заметила, как крепко уснула.

* * *

Проснулась я от того, что моя подушка зажила собственной жизнью и попыталась вылезти из-под меня, а мой подножный коврик принялся издавать звуки. Еще во сне я подумала, что так не бывает, но вспомнила, что я в Шанхае, а здесь всякое случается. Но глаза все-таки открыла.

Оказалось, что я спала на плече Августа, а ноги мне грела большая красная собака. И была я не в Шанхае, конечно, а на Сайгоне. Впрочем, с точки зрения удаленности от дома — разницы никакой. Стало грустно.

Машина стояла посреди скудно освещенной площадки. Впереди — открытые двери дома, относительно небольшого по меркам мафиозной аристократии. В салоне оставались уже только мы с Августом и собаками.

— Почему они не стремятся выпрыгнуть и убежать? — удивилась я. — Погуляли бы.

— Тан приказал им охранять тебя. А все, кто зависит от Тана, больше смерти боятся ослушаться его.

— И что мне теперь делать?

— Ничего. Но гулять они будут только с тобой, есть только из твоих рук и спать только рядом с твоей постелью.

— Какой кошмар, — пробормотала я и полезла наружу. — Значит, мне сейчас вместо горячей ванны и кружки куриного бульона придется их выгуливать. Потом мыть — потому что они провоняли гарью, и спать с ними в одной комнате невозможно, а потом искать, из чего бы сварить им кашу. Ну Тан, ну удружил…

— Я пойду с тобой. И помогу вымыть их, — кротко сказал Август. — А кашу сварит Линь.

Затылок чесался так, словно мне в волосы насыпали горсть еловых иголок. Я пощупала — и выругалась. Вспомнила, что подпалила свои шикарные искусственные локоны. Их отрезали, но оставшиеся паленые концы ломались и кололи мне кожу. И эту проблему тоже придется решать до сна, иначе ни о каком сне не будет и речи.

Ю Линь сумела включить садовые фонари, поэтому прогулка с собаками оказалась даже приятной. Накидка с подогревом защищала меня от холода и дождя, собаки вели себя поразительно воспитанно. Невольно я сравнила их с Василисой. На фото эти звери выглядели просто огромными, а в жизни оказались довольно крупными, но не гигантами. Кобель был примерно с Василису ростом, а она ведь средних габаритов, сибирские овчарки с ранчо моего деда были намного больше. Но притом Василиса сейчас уже успела бы сбегать до забора и обратно, все перенюхать, пометить каждую кочку, выкопать ямку вон под тем кустом и сломать вон ту металлическую скамейку. И все это — ни на миг не выпуская из поля зрения охраняемый объект.

Правда, через пять минут собаки показали характер. Я хотела вернуться в дом, потянула за поводки — кобель просто лег. Тут же легла и сука. Лежали и глядели на меня. Я попробовала стащить их с места — дохлый номер.

— Оставь, — посоветовал Август. — Я читал про тибетских мастифов, пока ты спала. Все равно с этим поддельным чипом, которым поделилась Линь, больше нечем было заняться. Это собаки очень упрямые и своевольные. У сибирских овчарок просто золотой характер по сравнению с ними.

— И что, мне ночевать тут с ними?

— Нет. Брось поводки на землю и иди в дом.

— А они?

Август пожал плечами.

— Но я же отвечаю за них перед Таном!

— С чего бы? — удивился Август. — Делла, тебе их навязали. Пойдем. Ничего страшного, территория огорожена, никуда они не денутся.

— А может, они привыкли жить на улице и поэтому не хотят в дом? — осенило меня. — Они ведь и во время пожара упирались, отказывались заходить… Правда, там все горело…

Август взял меня за локоть и молча повел к дому.

Не успела я одолеть три ступеньки крыльца, как, отпихнув меня, в холл вбежал кобель, волоча за собой поводок. Август проводил нахала взглядом, оглянулся. Сука стояла позади и испытующе смотрела на нас.

— Понятно, — вздохнул Август. — Придется провести воспитательную беседу с расстановкой приоритетов.

Наших спутников мы обнаружили на кухне. На плите уже что-то готовилось, а Ю Линь обрабатывала рану Джо. Соня с очень упрямым видом сидела напротив, обхватив себя за локти.

— Соня, так будет лучше, — говорил Джо.

— Если вы считаете, что страдаете из-за меня, — оставьте меня, спасайтесь. Я никуда не поеду. Пусть меня убьют, пусть. Это лучше того, что меня ожидает в Пекине…

Положение спас кобель Хон Жи. Он пробежался по кухне, потом встал передними лапами на столешницу и попытался стащить со стола кусок замороженного хлеба.

— Это еще что такое?! — рявкнул Август.

Кобель бросил хлеб, но повернулся и пошел на Августа, глухо рыча. Ничего себе воспитанные собачки…

Август схватил длинное полотенце, которым Ю Линь обтирала Джо, очищая кожу вокруг ран, одним движением свернул его в жгут, а потом — в петлю. Стоило кобелю приблизиться на опасное расстояние, как Август с невероятной для такого мощного тела грацией скользнул в сторону и накинул петлю кобелю на шею. Хон Жи взревел, но — поздно. Август мигом оседлал его, а затем сел, прижав всем весом к полу. И предплечьем еще надавил ему на затылок, опуская голову.

Кобель яростно скреб когтистыми лапами по плиткам пола, щелкал зубами с мой мизинец величиной, рычал, ревел, вырывался — куда ему! А на пороге кухни стояла сука и спокойно наблюдала за укрощением строптивого.

Через несколько минут Хон Жи что-то для себя осознал и смирился. Август поднялся, отряхнулся. Кобель, опустив голову и хвост, отошел. Внезапно к нему подскочила сука и укусила за круп. Кобель лязгнул зубами, но шустрая сука увернулась и помчалась прочь. Кобель, естественно, кинулся за ней. Из коридора послышались звуки, характерные для собачьей потасовки, — рычание, топот лап, вот кто-то взвизгнул приглушенно, а вот упало что-то тяжелое…

— Точно как у людей, — заметила Ю Линь. — Проиграл бой за первенство — и все, кто был ниже рангом, тут же начнут испытывать тебя на прочность. Поэтому я никогда и никому не уступала. Победитель-то тебя пощадит, но все мелкое шакалье решит, что ты ослабел, и кинется рвать на части.

— Собаки, к счастью, не люди, — сказал Август. — Поэтому в нашем случае все кончится тем, что Хон Жи доходчиво объяснит Ниу-Ниу: для нее ничего не изменилось.

— Зачем?! — потрясенно спросила Соня. — Зачем вы так поступили с собакой? Разве вам жалко хлеба? Наверное, животное просто голодное!

Она вскочила и метнулась было к выходу, но Август осадил ее коротким жестом. Подумав, добавил:

— Сядьте. И не вмешивайтесь.

Не тут-то было. Соня выпрямилась, засверкала глазами.

— Это вы виноваты, что Ниу-Ниу напала на Хона Жи! Вы унизили его ни за что, просто по прихоти! Это благородный пес, как вы не понимаете… А вы с ним как с дворняжкой! Со священной собакой!

— Святая простота, — сказала Ю Линь, глядя на Соню, и покачала головой: безнадежна.

— Соня, прекрати, пожалуйста, — негромко попросил Джо. — Все устали, не только ты.

— Джо, о чем ты говоришь?! — возмутилась Соня. — Разве ты не понял? Это же была демонстрация! Он точно так же поступит со мной… с нами, если мы вздумаем перечить! Ему же совершенно все равно, для него ничего святого нет, именно поэтому его и выбрали для этого поручения!

Она почти кричала. В коридоре немедленно кончилась потасовка, и на шум прибежали обе собаки. В дверях Ниу-Ниу попыталась обогнать Хона Жи, тот коротко рыкнул и ткнул мордой ей в холку. Сука тут же прилегла, мол, я ничего такого и не хотела, даже в мыслях не держала.

Судя по виду обоих, вот уж где была демонстрация, так это между ними. Сомневаюсь, что кто-нибудь хоть клок шерсти потерял, не говоря уж о том, чтобы ранить оппонента.

Но Соне, конечно, в ее обличительном пафосе было не до реальности.

— Вот что я вам скажу, многоуважаемый лорд Маккинби. Не знаю, сколько вы заплатили за этот спектакль с пожаром, только я знаю причину. А она в том, что я отказалась вам подчиниться. Тогда вы решили напугать меня. И для этого ранили мужчину, которого я люблю. Уж конечно, подумали вы, я не захочу, чтобы он страдал, и потому соглашусь со всеми вашими требованиями. Не бывать этому! — выпалила она. — Катитесь куда хотите, убирайтесь на Землю или в Пекин, а мы с Джо никуда не поедем!

— Соня… — Джо покачал головой. — Сэр, не обращайте внимания, Соня не привыкла к таким испытаниям…

— Да я еще и похлеще видала!

Август выбрал себе табурет покрепче и плотно сел напротив Сони.

— Помолчите, — попросил он. Очень спокойно. Но так весомо, что Соня попятилась. — Ю Линь, положи все инструменты на стол и пойди вымой руки. Соня прекрасно справится с обработкой ран, ее учили основам медицины. Тем более что Джо — ее жених, а ты вовсе не ее служанка, чтобы работать не покладая рук, пока она устраивает сцены. Соня, займись делом. Своим делом.

Соня с некоторым ужасом поглядела на кровавые тряпки на столе, на инструменты, но спорить не стала. И судя по тому, как ловко она взялась за хирургический степлер, во дворце императора ей преподали не только теорию, но и практику.

Ю Линь молча отошла, тщательно вымыла руки и принялась собирать чай.

— А пока вы, Соня, штопаете своего жениха, я задам вам несколько вопросов. Я бы хотел, чтобы вы ответили на них в присутствии Джо. Исключительно для того, чтобы он верно представлял себе истинное положение дел. Затем я сделаю вам одно предложение. Если мы найдем компромисс, я не стану возражать против вашего отъезда. Куда захотите. Если здесь в гараже нет какой-нибудь машины, вызовите такси. Надеюсь, к утру городские службы справятся с последствиями погрома и смогут обработать ваш вызов. Согласны?

Она застыла, подозревая подвох. Да никакого подвоха нет, могла бы сказать я, просто услышишь часть правды. Очень неприятной для самолюбия правды. Я понятия не имела, что собирается предпринять Август, зато отлично помнила, как он обошелся с моим самолюбием. Гордыня — это ведь такое загадочное растение, которое с одинаковым успехом всходит на почве как мании величия, так и комплекса неполноценности. И выпалывать этот сорняк одинаково больно в обоих случаях.

— Вы утверждаете, что Юджин — будем называть его так, хотя в его отсутствие, в беседе третьих лиц это вульгарно, — дал вам некое обещание. Вы помните дословно, как именно звучало это обещание?

Соня поджала губы.

— Разумеется. Он сказал: «Не тревожься о своем будущем. Я никогда не оставлю тебя».

— Это все?

— Да.

Ага, Джо уже уловил двусмысленность цитаты.

— Эти слова можно понимать как угодно, — продолжал Август. — Что именно дало вам основания считать, что Юджин планирует взять вас в жены?

— Его порядочность. Он поклялся не брать наложниц. Никогда. Меня готовили в наложницы ему, но он не таков. Это он и дал понять своим обещанием. Наложницу оставить можно, а развод с женой в этих кругах недопустим.

— Доводилось ли вам слышать непосредственно от Юджина, что он рассматривает вас как потенциальную подругу жизни, в любом качестве? Именно от него?

— Это невозможно! — Соня нервно засмеялась. — Вы с ума сошли. Не знаю, как принято вести себя юношам из хороших семей на Земле, но в Пекине такое невозможно.

Какая наивность. Мне даже интересно: если такое невозможно, то каким образом старый император ухитрился обзавестись наследником? Ведь его родители давно были мертвы, и некому было провести деликатные переговоры для бедняжки императора.

— Все решается через родителей, не так ли? Хорошо. Что говорил о вашем будущем старый император? Вы ведь до побега были в фаворе у него.

Соня задумалась, опустила взгляд. Потом вскинула голову:

— Ничего. Он восхищался тем, что я выросла настоящей китаянкой. Должно быть, вы знаете… я ведь не чистокровная. Я не знаю, кем была моя мать. Мне никогда не говорили о ней. И это дурной знак. Я боюсь, что она была шпионкой. Выведывала тайны, притворяясь любовницей крупного чиновника… наверное, он и был моим отцом. Я думаю так, потому что мой отец не захотел меня знать. И виной этому только та грязь, которая была связана с именем моей матери.

— Вернемся к вашей личной жизни. От кого вы впервые услышали предположение, будто вас растят для роли наложницы?

— Не помню. — Соня покачала головой. — Я была еще маленькая. Мне в лицо такого не говорили никогда. Должно быть, я услышала случайно. Слуги между собой говорили, наверное. Не могу ответить точно. Я росла с этим знанием, вот и все.

— Почему вы выбрали для себя именно фамилию Джонс?

Соня отвела глаза.

— Я хотела носить простую фамилию. Земную. Я хотела убежать из Пекина. Куда-нибудь. И там, то есть уже здесь, моя фамилия должна была звучать уместно. Ведь мое имя — оно тоже не китайское. Мне нужна была фамилия под стать имени.

— Простых фамилий очень много. Вы собирались бежать в Куашнару, здесь старожилы носят немецкие фамилии. Почему вы выбрали для себя английскую?

— Какая разница, английская или нет? Мне назвали несколько фамилий, я подумала, что Джонс — самая уместная.

— Может быть, эту фамилию носил кто-то, кем вы восхищались? В Шанхае ведь бывают иностранцы. Даже в императорском дворце — бывают.

Соня отложила степлер и села, уронив руки. Через несколько мгновений вскинула голову — скорей обиженно, чем гордо.

— Ну хорошо. Хорошо! Пусть даже так. В конце концов, это не преступление — кем-то восхищаться. Да, лорд Маккинби, был такой человек. Женщина. И что это, по-вашему, означает?!

— Вы до сих пор восхищаетесь ею?

— Да!

— Могу я попросить вас рассказать о ней?

— Она была пленница. Как и я. Она хотела написать книгу о Китае. Ее пустили в страну, а потом не выпустили. Но она была такая гордая, что никогда и никому не показывала, как это унизительно — жить в плену, пусть даже тюрьма золотая. Ее звали Ирья. Ирья Джонс. Она была совсем, совсем белая. С красными волосами. Она всегда смеялась. Если бы она прожила чуть подольше, я бы, наверное, обожала ее, мечтала бы стать ее служанкой. Ее убили. Инсценировали несчастный случай на охоте. Потому что даже в плену она умела привлекать людей к себе, и император счел ее слишком опасной. Он мог бы депортировать Ирью, только он никогда никого не выпускал живым. Поэтому Ирью убили. И даже мертвую не отпустили домой. Ее похоронили на дворцовом кладбище. На почетном месте. Я часто бывала на ее могиле. Мечтала, что украду урну с ее пеплом и отвезу туда, где живет ее семья. Я хотела вернуть ее домой.

— Вам ведь было около тринадцати, когда Сун Цзымин рассказал вам о ней?

Соня застыла, широко раскрыв глаза. А я вспомнила нашего переводчика в Пекине… Это он?

— Вы…

— Да. Я услышал эту историю от него. Но Сун Цзымин не может знать, что чувствовали вы. Как и вы не можете знать, чей приказ он выполнял, выдавая вам такие секреты.

— Приказ? Вы шутите. Сун… Сун сделал это, потому что считал все происходящее несправедливостью!

— Это большой и философский вопрос. Не могу исключать, что несправедливостью считал происходящее его господин. Итак, что сказал вам Сун?

— Он принес мне записи Ирьи. Все, какие сохранились. Он учил меня федеральному, ведь за границей никто не говорит по-китайски. Он видел Ирью. Он знал, какой она была.

— А потом он познакомил вас с разведчиком из Куашнары. И именно он свел разведчика с врачом, который вшивал вам шунт для чипа. И вообще вы по каждому поводу с ним советовались.

Соня подавленно молчала.

— Он и договаривался с врачом, — продолжал Август. — Именно по его настоянию вам дали общий наркоз перед операцией, хотя обычно ее делают под местным или частичным. Вы этого не знаете, но Сун Цзымин не отходил от вас ни на шаг. Он присутствовал при операции. Соня, вы спали и не видели, что сделал врач. Что он вшил в ваше тело помимо шунта.

Я застыла. Соня — тоже. Напряглись и Линь с Джо Митом. И даже собаки, казалось, перестали пыхтеть.

— Именно этот предмет — корень ваших бед. Соня, Сун Цзымин был едва ли не самым преданным слугой старого императора. Настолько преданным, что император доверял ему сокровенное. Настолько преданным, что Юджин избавился от всего персонала своего отца — кроме Суна. Сун служил и служит не за деньги. И не за почет, не за карьерные достижения. Когда я сказал Юджину, что исполнителем аферы был Сун, он даже не удивился. Он обрадовался, потому что Сун один из немногих людей, кто никогда не станет предателем. Сун служил старому императору и будет служить новому, не брюзжа и не копя обиды. Он не ищет личных выгод в службе, а потому не ударит в спину, решив, что ему чего-то недодали.

Соня слушала его с покорным и обреченным видом, не перебивая.

— Ваш побег был подготовлен и спровоцирован старым императором, — сказал Август. — Да и не только он. Каждое ваше решение, каждый, самый мелкий ваш выбор — все это умело направлялось императором в нужную ему сторону. Вам казалось, вы убежали, скрылись. Вам пришлось вынести множество испытаний. Но каждую секунду за вами следили. Вы принимали как должное все, что с вами происходило. Вы не удивлялись несуразицам. Вы считали себя дочерью шпионки, но не задумывались: почему император, который прославился редкой беспощадностью, вдруг приютил во дворце сиротку? Пожалел? Помилуйте, сколько семей было уничтожено полностью, с младенцами и беременными женщинами, за преступления куда меньшие, чем шпионаж. Вспомните хотя бы геноцид в особых экономических зонах. Яблочко от яблоньки недалеко падает, так считал император. И помнил о том во всех случаях. Поэтому он не оставлял заботой детей тех своих слуг, кто был верен, и уничтожал все потомство изменников. Много лет назад в пограничном инциденте погиб блестящий офицер, оставив безутешную мать и вдову с младенцем. Император назначил матери офицера скромную пенсию, о вдове сказал — найдет себе другого мужа, а сына поместил в привилегированный интернат. После интерната мальчик поступил в офицерское училище, стал талантливым переводчиком, а затем — и одним из доверенных слуг императора. Это история Суна Цзымина. И ваша история похожа на нее. Журналистка, прославившаяся не только способностями, но и эксцентричным поведением, вместе с контрабандистами проникла на территорию империи, надеясь собрать материал для сенсационной книги. Ее схватили, несколько месяцев продержали в тюрьме. Она написала прошение на имя императора, и чудесным образом он прочитал его сам. Велел доставить пленницу во дворец. При встрече она ухитрилась рассмешить императора, уже несколько недель страдавшего от черной меланхолии. Он скатывался в депрессию — она его вытащила буквально несколькими словами. Тогда император приказал закрыть расследование в отношении этой женщины, но пригласил ее погостить. Она осталась. Добровольно. Эту женщину звали Ирья Джонс. Император дорожил ее обществом. А когда она погибла, нелепо и не вовремя, позаботился о ее десятимесячной дочери, оставшейся сиротой. Соня, Ирья — ваша родная мать.

Соня медленно закрыла глаза. Ресницы набухли слезами.

— Все, что вы получили и получите, — это дань памяти, которую император выплатил погибшей женщине. Она не была ни изменницей, ни шпионкой. Она была веселым, светлым и открытым человеком. И в «плену» осталась по своей воле. Почему вы ничего не знали? Потому что у Ирьи была многочисленная родня. Император не хотел, чтобы вы, по достижении совершеннолетия, захотели уехать к родственникам на земную территорию. Подозреваю, что он был прав. Вряд ли бы семья вашей матери сумела дать вам подобающее образование. Вам не с чем сравнить сейчас, вы не знаете, что такое жизнь в земной колонии третьего радиуса, но поверьте на слово — лет через десять вы будете благодарить старого императора. А может быть, даже раньше.

— Но если верить вам, он сам и устроил мой побег.

— Да. Он самым первым понял, что умирает. Понял раньше, чем его личные врачи. И он знал, что смерть не будет легкой. Он хотел остаться в вашей памяти живым. Желчным, старым, но — всесильным императором, который держит в кулаке пятую часть галактики. Знаете, почему? Он не только платил дань памяти Ирье. Он еще и вас оставил — себе на память о ней. Потому он и радовался, что вы выросли истинной китаянкой.

— А мой отец? — тихо спросила Соня.

— Его имя вы сможете узнать только от Юджина. Мне известно лишь, что он китаец, что не был официально женат на вашей матери, но оставил вам наследство. Он уже умер.

— Я не хочу ехать в Пекин. Я больше никогда уже не смогу выбраться оттуда.

— У вас нет выбора. Причина — тот самый предмет, который вам вшили под шунт по приказу императора.

Соня пощупала свое левое запястье.

— Это крохотный чип в капсуле из химически инертного материала, — сказал Август. — Вы не можете почувствовать его. На чипе — документы, чрезвычайно важные для страны. Я скажу вам больше: если чип попадет к адресату, это будет выгодно не только Шанхаю, но и Земле. Возможно, и Куашнаре. Пострадает Эльдорадо.

— А адресат…

— Юджин. Должен признаться, я считаю всю эту аферу глупой и рискованной. Но увы, старый император любил манипулировать людьми и проверять их на прочность. Он назначил испытание всем. Юджину — на право быть настоящим императором, вам… Вы должны делом доказать, что достойны наследства своего отца.

— Какое еще наследство… — прошептала Соня.

— Обычное. Земельные угодья, деньги, доля в предприятиях. Вы богатая невеста, мисс Джонс. На вашем месте я не отказывался бы от имущества. Подумайте о том, что ваш жених делится с вами всем, чем владеет. Разве не ваш долг — отплатить ему тем же?

— Лорд Маккинби, если я поеду в Пекин, то моим женихом будет другой человек.

Джо Мит покряхтел.

— Соня, я не зря спрашивал вас о том, кто именно сказал вам о планах Юджина, — напомнил Август. — У меня нет уверенности, что Юджин планирует жениться на вас. Думаю, о связи без обязательств тоже речи не идет. Но чтобы узнать все, вам придется встретиться с Юджином.

— Вот-вот, — встрял Джо Мит. — Я тоже не понял, с чего, собственно, ты взяла, что он собирается на тебе жениться? Я-то считал, у вас был уговор. А оказывается, слуги сплетничали, ты подслушала…

— Я не подслушивала!

— О'кей, случайно услышала. Речь не об этом. Соня, ты же приписала господам фантазии прислуги. Я бы на твоем месте поехал и разобрался. Ну потому что фигня какая-то получается! Я даже не говорю о том, какие сплетни ходят про Юджина здесь… — он покосился на Августа. — Да, я сразу говорю, что сплетни. Сколько в них правды, я без понятия, я в ту тусовку не вхож. Я вообще не в курсе, может, это не про Юджина. Но Николс тут держал поместье, особенное. Там собирались высокопоставленные детки из Шанхая. И про некоего шанхайского принца поговаривали, будто у него тут женщина. Постоянная. Я вот о чем думаю. Если бы Юджин хотел жениться на Соне, то за те три года, что она в бегах, уж нашел бы способ с ней встретиться. А так нескладуха какая-то выходит. Приехала она на Сайгон с парнем, на ту сторону. Парня убили под левым предлогом, а ее никто толком не искал. Ну а то я не знаю, как местные умеют искать!

— Ты мне не веришь?!

— Тебе — верю. Я верю, что ты говоришь именно то, что думаешь. Вопрос в другом: правду ли ты видишь и думаешь. Мне вот стало казаться, что тебе показали страшную картинку, ты в нее вцепилась. Интересно: а зачем тебе ее показали? Может, как раз затем, чтобы ты не возвращалась в Пекин? Может, кому-то выгодно, чтобы ты была здесь? Да хоть бы родне твоего отца. Ты же предъявишь права на наследство, им придется делиться. А они, конечно, не хотят. Я просто еще точно знаю, что тот самый шанхайский принц побывал здесь меньше года назад. Ты уже работала у меня. Если все так, как говорит мистер Маккинби, что ж он не попытался встретиться с тобой? Соня, отыскать тебя для шанхайского даже не принца, а чиновника, — задача на две минуты. А он не захотел. Может, его устраивало, что ты нашла себе другую жизнь? Может, он сам не рвется жениться на тебе, но повода приличного не подворачивается? Для того он и потребовал, чтобы мы приехали вдвоем? Сонь, ну вот правда?

Она только качала головой.

— Лорд Маккинби, а какое предложение вы хотели сделать мне?

— Простое. Я нахожу средства для местного наркоза и вынимаю тот чип, который вам вшили под шунт. У меня остается чип, у вас — свобода.

Соня застыла.

— Н-нет. Нет-нет. Мне… мне надо подумать, лорд Маккинби. Вы сказали, это очень важный чип. Я не знаю вас, мало ли какие у вас бумаги, я не разбираюсь, может быть, это подделка. Я не хочу оскорблять вас, но вы же знаете… Я… я должна подумать. До утра. Хорошо? Я подумаю до утра. Поймите меня правильно, я не хочу быть изменницей. Если дело только в чипе… Я боюсь, что он попадет к нашим врагам. Нет-нет, я должна подумать.

— Отлично, — невозмутимо сказал Август. — А чтобы вам легче думалось, я уточню, какая именно информация предположительно хранится на этом чипе. Я говорю «предположительно», поскольку Юджину самому наверняка не известно. Таких чипов было изготовлено два. На одном из них — вся документация, необходимая для производства оружия нового типа. Оно разрушает планеты. На сегодняшний день нет другого вида оружия, которое позволило бы полностью развалить планету за считанные минуты. Защиты от него не существует. О втором чипе никаких сведений нет. И какой именно чип у вас — я не знаю.

Джо Мит изумленно уставился на Соню:

— Он что, идиот?! Я слыхал, Старик был жестоким, но далеко не глупым. Но это… это же бред какой-то. Всучить такую бомбу шестнадцатилетней девчонке, которая бежит из страны, которая не может защитить себя, которую могли втянуть в любую опасную историю… Я не говорю о человеческой стороне поступка, нет. Я уже понял, что Старику все человеческое было чуждо. Ну ладно, не чуждо, просто он был чокнутый, и представления об этике у него тоже чокнутые… Но это же форменное предательство интересов страны!

— Лорд Маккинби, а что известно о человеке, у которого второй чип? — спросила Соня, не удостоив реплику жениха ответом.

— На него тоже открыта охота, — сказал Август. — В отличие от вас, тот человек неплохо осведомлен и подготовлен. Поэтому нашим врагам кажется, что подлинный чип у него. Если вы желаете знать мое мнение, то я считаю, что оба чипа — подделка. Именно потому, что старый император не был глупцом. Настоящий чип никогда не покидал Пекин. Чтобы получить его, нужно разыскать ключ. Ключ уже известен. А вас, мисс Соня, равно как и второго носителя чипа, использовали как приманку. Вы хотите уехать из Шанхая? Вам назначили испытание. Лично вам. Вы должны доказать, подтвердить делом, что не изменница и что вас можно с честью проводить в новую жизнь. Вы, разумеется, можете обидеться, что вашего мнения не спросили. Но ведь вы тоже не спросили мнения старого императора. Для вас он всегда был благодетелем. Вы не видели от него ничего худого. И ваше желание сбежать было для него оскорбительно. Вы ведь решились на побег много раньше того дня, когда отправились к врачу вшивать чип? Считайте, что Старик отомстил вам. Он сам был заложником обстоятельств, поэтому не мог рассказать вам правду — о вашем происхождении, например. Он мог бы отпустить вас, но вместо того заставил вас побыть в его шкуре. Вы тоже заложник обстоятельств. Вы приманка, на которую он выманил, уже из могилы, истинных врагов не только Шанхая, но и всего человечества. Эти люди держались в тени, и он заставил их выйти на свет, раскрыть карты раньше, чем они планировали. Они уже потеряли преимущество во времени. Ведь чип — это еще не оружие. Оружие надо где-то производить. И — тайно. Потому что в фазе производства хватит одной-единственной ядерной бомбы, чтобы избавить человечество от гибели.

Ю Линь внимательно огляделась, словно потенциальный конвейер прятался в кухонном шкафу, и она прикидывала, в каком именно.

— Если производство, — сказала она негромко, — то им нужен Грязный Чарли. У него есть несколько подпольных заводов, и это совсем не фабрики наркотиков. Там высокие технологии.

— Где? — спросил Август. — И что производят?

Ю Линь развела руками:

— Если бы знали, где эти заводы, то они не были бы подпольными. Делают там оружие. Я знаю лишь, что где-то недалеко и планета нежилая, безатмосферная.

Август коротко кивнул.

— Лорд Маккинби, а вы можете гарантировать, что не передадите мой чип врагам? — спросила Соня. — Предположим, что у меня как раз подлинный.

— Могу. Я уничтожу его при вас. Именно потому, что он может оказаться подлинным.

— Ха, — фыркнул Джо Мит. — Мистер Маккинби, вы не подумайте только, что я хочу вас задеть, но карточными фокусами и я балуюсь. Я бы запросто подменил чипы и уничтожил на глазах у всех чистую болванку. Не гарантия совершенно.

— Ничего другого предложить не могу. Либо вы верите мне, либо едете в Пекин. Подумайте до утра. Линь, что у нас с ужином?

— Все будет готово через полчаса, милорд.

— Превосходно. — Август поднялся. — Мы все успеем принять душ. Делла, пойдем, я помогу тебе вымыть собак.

За полчаса мы успели многое. Пришла Ю Линь и, пока Август мыл Хона Жи, ловко подровняла мне волосы. Потом она наполнила ванну для меня и помогла Августу вымыть Ниу-Ниу. Сука огрызалась и вырывалась, похоже, она не любила принимать душ. К ужину мы спустились чистые и благоухающие, в сопровождении мокрых и благоухающих собак, которые вытирались обо все ковры и диваны, какие только попадались по пути. Ю Линь отозвала меня на кухню, показала две наполненные миски — овсянка с кусками сырого мяса.

— Чарли держит свору борзых, — сказала она. — Одна из них его любимица. Он берет ее с собой даже на деловые встречи. Я слыхала, он показывает ей своих любовниц. Чарли ни за что не станет спать с женщиной, которая не нравится его собаке. Раньше я считала его суеверным, а теперь думаю: может быть, он знал о женщинах-андроидах, так похожих на людей, что различить их могут только собаки?

— Очень похоже, — согласилась я. — Тан отправил с нами своих псов именно для этого.

— Чарли подлец, но не дурак. А я знала, что он любит свою собаку. Поискала, нет ли в доме запасов корма для нее. Нашла замороженные порции каши с мясом. Думаю, если эта еда подходила для его избалованной борзой, то она подойдет и мастифам господина Тана. Лично для себя господин Тан не выносит ни концентратов, ни вообще химии. Мне кажется, что любимых псов он тоже кормит натуральной пищей. Кроме того, Хон Жи хотел стащить хлеб. Собаки, приученные к специальным фабричным кормам, не интересуются обычной едой. Я положила две порции для суки и три — для кобеля. Надеюсь, им этого хватит, чтобы насытиться.

Я позвала собак. Они, завидев миски, дисциплинированно уселись. Памятуя о том, что собаки уважают пищевую иерархию, я сначала обмакнула палец в кашу и облизала его, лишь затем поставила миски на пол — в разных углах. Собаки не стронулись с места. Я нашла большую миску и наполнила ее водой, тоже поставила на пол. Затем вышла. За моей спиной послышались радостный топот и деликатное, но выразительное чавканье.

— Точно, — сказала Ю Линь удовлетворенно, — привыкли к натуральной пище. Иначе не стали бы есть.

— Вот нам забот прибавилось, — вздохнула я.

— Господин Тан отдал вам лучшее из всего, чем владел сам, — сказала Ю Линь.

Ужин прошел в молчании. Соня сидела хмурая, глаз от тарелки не поднимала, Джо Мит, похоже, начал поддаваться усталости. Да и боль от раны давала о себе знать. Меня все еще слегка подташнивало, поэтому я ограничилась овощами. Ю Линь клевала так осторожно, словно сидела на диете ради поддержания фигуры. Только Август насыщался методично и основательно.

Спален в доме оказалось две. Впрочем, хватало и диванов — в холлах, кабинете. Август осмотрел мою спальню, оценил королевских размеров ложе.

— Я посижу немного в кабинете, — сказал он. — Посмотрю, не хранит ли там хозяин чего интересного для нас.

— Незаконный обыск? — уточнила я иронично.

— После незаконного проникновения в жилище — чепуха, — заверил Август. — Ты ложись, отдыхай. — Он замялся. — Если не возражаешь, потом я приду сюда. Кровать большая, я не помешаю тебе спать. Вдвоем будет безопасней.

— Да приходи, — я пожала плечами. — Только учти, что пижамы у меня нет, и спать я буду голой. А тебя это всегда смущало.

— Делла, — сказал Август с укоризной, — во-первых, после нашей индейской свадьбы меня уже ничего не смущает, а во-вторых, неужели ты думаешь, что из-за ложной стыдливости я заставлю тебя спать в одежде? В грязной одежде?

Вот же зануда. Он ушел. Я разделась, легла. В спальню заглянула Ю Линь, сказала, что погасила все уличное освещение, и прибрала мои шмотки — стирать. Мне даже неудобно стало, она вела себя как прислуга. Потом в приоткрытую дверь просочились собаки и поделили между собой коврики у кровати. Я выключила свет. Через минуту на кровать взгромоздилась тяжесть, походила по изножью и улеглась. Та-ак, подумала я, и тут же на кровать залезла вторая собака. Ну вот здрасте, называется. У Тана они жили в вольере и даже не думали заходить в дом. А тут — пришли спать в постель, как будто со щенячества привыкли.

Подумав, я решила не прогонять их. Пусть спят, в конце концов. Мне никогда не мешали собаки в постели. Август будет ругаться, но это его проблемы.

Потом я вспомнила, что он брал в постель свою любимую сибирскую овчарку. Ну и замечательно. Тибетский мастиф в два раза пушистее сибирки, а два тщательно вымытых тибетских мастифа — да это же просто праздник какой-то. Пусть наслаждается.

Я задремала.

* * *

Сквозь сон я слышала, как негромко зарычали собаки, потом Август шикнул на них и, кажется, влепил кобелю подзатыльник. Собаки заткнулись. Август улегся, осторожно поворочался и затих.

Я не успела уснуть, когда собаки слетели с кровати и принялись, топоча, бегать от окна к двери и обратно. Потом меня выразительно толкнули холодным мокрым носом. Август приглушенно выругался — его тоже «оповестили».

— Тревога? — удивительно благодушно спросила я.

— Похоже на то. — Август уже сидел и одевался. — Надо будить остальных.

Мне одеться было не во что, поэтому я стащила с кровати простыню и завернулась в нее. Август открыл дверь спальни, и собаки мигом умчались. Потом залаяли снизу. Не грозно, но звонко.

Я выглянула в коридор. Навстречу уже спешила Ю Линь со стопкой моей одежды.

— Здесь какое-нибудь оружие есть? — спросила я.

— Есть оружейная комната, — ответила Ю Линь. — Чарли не планировал держать здесь осаду, но любил поохотиться. Должны быть ружья, в том числе и мощные, на крупных хищников.

Когда я спустилась в холл, Август быстрым шагом возвращался с улицы. Собак слышно не было.

— Собаки у ворот, — сказал он озабоченно. — Боюсь, нам придется отстреливаться. Но мы успеем занять позиции.

— Что там? — спросила я.

— Гости еще далеко. Дорога петляет, машины слышно и видно за два километра по прямой. Я заметил отсвет фар. По-моему, три машины. Им еще сюда ехать и ехать.

— Какие, однако, чуткие псы.

— Здесь мощное эхо, — сказал Август. — И приходит оно как раз в окно той спальни, где мы легли. Чарли устроился так, чтобы засечь опасность издали. Не зря он держал борзую при себе. Собственно, если это едет Чарли, нет проблем. Если его конкуренты… Ну, отобьемся как-нибудь. А вот если андроиды — вся надежда только на собак.

Пришла Ю Линь, принесла четыре охотничьих ружья с большой коробкой патронов. Отличные дальнобойные винтовки. Вслед за Ю Линь по лестнице со второго этажа сбежала Соня. Глаза ее сверкали и весь вид выражал решимость.

— Я участвую, — заявила она.

— Умеете стрелять? — спросил Август, набивая патронами магазин.

— Конечно! — Она вскинула голову. — Китайских принцесс, чтоб вы знали, издревле обучали воинским искусствам.

— По людям — сможете? — уточнил Август.

— Уже смогу.

Сверху спустился Джо Мит. Бледный, растрепанный, с левой рукой на перевязи.

— Наверное, мне тоже надо что-то делать, — пробормотал он.

— Готовьте машину вместе с Линь, — приказал Август.

— Милорд, — позвала Ю Линь.

— Джо не сможет вести машину, — отрезал Август. — Ее поведете вы. Мы задержим нападающих, пока вы соберетесь. Загрузите ее едой, перевязочными материалами, всем, что может понадобиться для ночевки под открытым небом. Поспешите.

— Да, сэр, — сказала Ю Линь.

Мы направились к воротам. В саду было темно, мы шли медленно, чтобы не споткнуться о какой-нибудь декоративный камень. Винтовка приятно оттягивала плечо, и я старалась не думать, что против андроидов это иллюзорная защита. Собаки, только собаки. Либо они нас выручат… Либо нет.

— Нас выследили? — спросила Соня.

— Нет, — ответил Август. — Было ошибкой останавливаться здесь. Чарли хранил тут информацию, важную для андроидов.

— Все-таки решили использовать его производственные мощности? — спросила я. — Неразумно. Не так уж сложно вычислить, где у него заводы.

— Нет, Делла. Ю Линь просто не знает всех подробностей. Заводы Чарли непригодны для заявленной цели, зато у него есть очень приличная лаборатория. Один из его должников — талантливый физик и инженер. Он убедил Чарли, что компактные сверхмощные аккумуляторы всегда будут в цене. Это не совсем то, чем обычно занимается мафия, но с такой технологией Чарли сможет уйти на земные территории и там полностью легализоваться. Думаю, он не сумел удержать язык за зубами и кому-то проболтался, что ведет разработку. Аккумуляторы габаритно подходят для андроидов и увеличат их ресурс в несколько раз. С таким запасом жизни они смертельно опасны для человечества даже без китайского оружия.

— Что, в общем, много говорит о руководителях этой войны, — сказала я. — Не очень-то они и верят в сказки про абсолютное оружие и пришельцев с эликсиром бессмертия. Армия долговечных андроидов куда надежней.

— Но это же безумно дорого, — вмешалась Соня. — Андроиды не могут быть дешевыми, даже если их производят рабы.

— На вожаков этого заговора работает огромная секта, — сказала я. — Религиозные фанатики отдают свои деньги на благо «Церкви», не зная, что финансируют создание андроидов. Хотя кто-то, наверное, и знает. Но им нравится идея устроить окончательную войну и уничтожить неверных. Все как всегда.

— Все как всегда, — эхом отозвалась Соня.

Мы дошли до ворот как раз вовремя — среди деревьев на подъездной аллее уже мелькали огни фар. Август с сомнением уставился на собак, которые вздыбили и без того богатые воротники и рычали.

— Только бы лаять не начали, — сказал он. — Испортят весь сюрприз. Соня? Я думаю, что мастифы лучше понимают китайский, чем федеральный. Попробуйте уговорить их молчать. Должна же быть какая-то команда, по которой они перестают лаять. Мои собаки все знали такую команду.

— «Заткнись»? — спросила я, пристраиваясь к смотровой щели у ворот.

— «Заткнись, скотина», — без тени юмора ответил Август.

Соня торопливо закивала и пошла к собакам. Она присела подле них, горячо и убедительно заговорила, несколько раз повторив одно и то же слово. Собаки поначалу не обращали на нее внимания, но потом кобель шевельнул ухом, сука повернула голову… Похоже, Соня нашла с ними общий язык.

— Не сомневаюсь, что она хороший стрелок, — буркнул Август. — Но… Поручу ей по сигналу открыть ворота и выпустить собак.

Мы следили за прибывшими в смотровые щели. Дом за нашей спиной возвышался непроницаемо темной громадой, даже на фоне ночного неба казавшейся черной дырой.

Да, три машины. Остановились у ворот. К счастью, аллея выходила сюда под небольшим углом, так что фары не ослепили нас, хотя смотреть было трудно, пришлось изо всех сил щуриться. Похоже, о нашем присутствии действительно никто не подозревал, иначе гости не вели бы себя так беспечно.

Из двух машин высыпали андроиды. Такие же голые и белые, как те, что штурмовали виллу Тана. Из третьей машины выволокли порядком избитого и скованного по рукам и ногам мужчину. Живого человека.

Собаки молчали.

Человека подвели к воротам.

Собаки напряглись. Соня взяла их за ошейники, придерживая.

Человек был в крови, едва держался на ногах, на лице застыла боль. Кажется, он уже даже смерти не боялся.

Сработал замок на воротах.

Соня сильно толкнула их изнутри и почти выбросила собак в образовавшуюся щель.

Снаружи раздался слитный крик, человек упал, а андроиды застыли. Они не реагировали, когда собаки валили их на землю и рвали, только сжимались плотнее и прятали головы. Соня схватила ружье, выпрыгнула наружу и уткнула ствол в лицо человеку.

— Молодец, — сказал ей Август и кивнул мне.

Это было как стрельба по манекенам. Заряда вполне хватало, чтобы головы разлетались, словно переспелые сливы при ударе о землю. Трижды я посылала пули в лоб Анне Лерой — и совсем ничего не чувствовала. Работа есть работа, а кукла — это кукла. Август деловито расстреливал одного андроида за другим и даже не морщился.

— Тринадцать штук, — подвел итог Август.

— Мокрого места от нас не осталось бы, если б не собаки.

— Ты молодец, что их спасла. Хотя это был огромный риск…

— Очень захотелось, — только и сказала я.

Соня так и держала на мушке человека. Август подошел, поглядел на него.

— Кто это? — спросил он у Сони.

— Не знаю.

— Я Шарль, — просипел тот. — Красавчик Шарль. Это мой дом. Вы откуда взялись?

— Что красавчик — это точно. Особенно сейчас. А мы с неба упали, — сказал Август.

— Мы договоримся, — пообещал Грязный Чарли. — Обязательно. С живым человеком всегда можно договориться, а вы живые, вон, у вас собаки.

Собаки тем временем деловито обнюхивали его.

— Это все, кто тебя вез? — спросил Август, показав на ошметки андроидов. — Или есть еще?

— Нет, остальные в городе. Их там прорва. Как саранчи.

Август наклонился, схватил Чарли за шиворот и легко поставил на ноги. Мы с Соней загнали собак во двор и заперли ворота.

— Может, надо было машины тоже завести сюда? — спросила Соня у меня.

— Смысла нет. Вся дорога в этой дряни, которая у андроидов вместо крови. Любой, кто приедет, увидит. Так что будут там машины или нет, уже неважно.

В холле нас уже ждала Ю Линь. Чарли увидел ее и едва не заплакал от умиления. Кажется, он никогда и никому так не радовался. Его расковали — Ю Линь ловко орудовала заколкой для волос, как отмычкой, — дали воды, виски и сигарету. Чарли пил и курил так, словно вернулся с того света.

— Барон мертв, — рассказывал он. — Ему нечего было предложить этому зверю. Я вообще думал, что убили всех, кроме меня. Убили тебя, — сказал он Ю Линь, — убили Николса, Тана и Барона. И еще кое-кого. Губернатора тоже больше нет. Это точно. Его завалили первым. Я не давал отмашку на войну. И Барон тоже, я уверен. Да нам это без нужды, мы за день до того пересеклись, уладили кое-какие вопросы. Барон хотел собрать всех и обсудить положение. Ему не нравилось происходящее. Кто-то сталкивал нас лбами. Когда мне доложили, что моего парня унизили копы, я сказал — подождем. Подождем, что будет дальше, потому что это провокация. И я позвонил Барону, спросил, что за дела. Тот ответил, что вообще не в курсе. И тут мне докладывают, что я приказал разнести управление полиции. Я понял, кто это. Гусак, мой секретарь. Это он, сука, от моего имени. И насчет Барона я уверен, что предал кто-то из его помощников. Клодан, тварь бешеная, не мог бы купить нас — тогда он купил наших людей.

— Клодан? — переспросила Ю Линь. — Ты уверен?

— Да. Я с ним говорил. Я хотел грохнуть Гусака, но опоздал. Он застрелил мою собаку и выпустил на меня андроидов. Потом пришел Клодан. Ему нужен доступ в мою лабораторию. Гусак выдал меня. Тогда меня засунули в машину и повезли сюда. Когда Гусак подтвердил, что я дал правильный адрес, андроиды убили его. Так ему и надо. Они голыми руками порвали его. Рвали еще живого. Он орал, а они рвали. Потом баба прыгнула ему на плечи и отвинтила голову. Она отвинчивала, а он орал. Господи ты боже мой, как же он орал. А я знал, что через час, когда отдам код доступа, точно так же убьют меня. И я тоже буду так орать. Я ехал и завидовал своей собаке. Ее застрелили сразу, она не мучилась.

— Клодан давно использует андроидов? — спросил Август. — Раз у местных повальная мода на собак?

— Да-а. — Чарли поморщился. — Спасибо Тану. Умный он человек. Не люблю китаезов, да тут на самом деле всех устраивал Грей, но Тан мог бы заменить его. Его бы приняли. Он еще пять лет назад завел себе псов, — Чарли с сомнением уставился на мастифов. — Вот таких.

— Это его собаки и есть, — сказал Август.

— A-а, ну тогда понятно, чего они так накинулись на андроидов. Тан натаскивал их. Обычные собаки только напрягаются, а обученные — рвут. Я хотел натаскать свою Милли, но не успел. Тан сказал всем. Барон собак терпеть не мог, но тут вопрос безопасности. Завел пекинеса, чтоб пес тревогу поднимал. А Николс держал левретку в доме, но это его не спасло. Потому что надо было как Тан — брать волкодавов. Я сглупил, мне стоило не только борзых заводить, но и хотя бы пару форменных людоедов. Если выживу, куплю сибирских овчарок. Можно и у Тана щенков взять, но мастифы дорогие, сибирки дешевле, а в деле не хуже.

— Мне никто не советовал, — сказала Ю Линь.

— Да тебе-то зачем. Ты баба. Тебе не подарят андроида под видом куклы для утех. А может, Клодан не брал тебя в расчет. Напрасно, как по мне. Он баб не уважает. Прямо мечтаю, чтоб его грохнула именно баба. Ей-богу, заплачу вдесятеро против реальной цены, чтоб его грохнула баба. А вы кто такие? — спросил он без выражения. — Я рад, натурально рад, что вы приперлись ко мне в гости. Вот уж когда рад незваным гостям. Но надо же знать, кого я тут принимаю. Этих-то, — он уставился на Джо и Соню, — я вроде знаю. Вроде это Мит, у него один бар на моей территории, другой на территории Барона. И девицу я видел. Кстати, ею интересовались. Многие. А особенно — Клодан. Спрашивал меня, куда делась. Ну а мне откуда знать…

— Август-Александер Маккинби, герцог Кларийский, инквизитор первого класса, — назвался мой босс. — Здесь работаю по приглашению Председателя Юя.

Чарли выпучил глаза:

— Ни хрена ж себе. Не, я слыхал. Еще от Грея слыхал. У него по жене родня — эльфы, и он обмолвился как-то, что некий Маккинби помог его родственнику в принцы записаться. Тут вообще целая история с его родней. Потому что еще Николс с тем эльфийским родичем срался зачем-то. Ну и нас предупредили, чтоб мы в эти дела не лезли. И меня, и Барона. Типа если появится кто — мы в нейтрале. Это нас не касается.

— Офелия ван ден Берг, — сказала я. — Княгиня Сонно, имею чин капитана, награды за доблесть и все такое. Тактическая и специальная разведка. Ассистент инквизитора Маккинби.

Чарли уставился на меня с надеждой.

— Даже не мечтай, — предупредила я. — Ищи киллера в другом месте.

— Дура, — честно сказал Чарли. — Клодана все равно валить надо. Ну и че, тебе государство заплатит? Или китайцы? Да фиг там. Так хоть бы не за бесплатно завалила.

— Сам кретин.

— Вот что. — Август поднялся. — Чарли, пойдем-ка мы с тобой побеседуем. Предметно и по существу. Под запись. Потом как хочешь. Можешь нам на хвост сесть — и на ту сторону. Можешь по своим лежкам прятаться.

— А в сторону Земли — никак?

— За это тебе придется основательно поработать.

— Пойдем. — Чарли встал, скривился, охнул, но не упал. — Обсудим. Если что, у меня есть деловое предложение.

Они закрылись в кабинете, а мы вернулись к сборам.

Через час у ворот стоял полностью заряженный броневик. Ю Линь осмотрела три машины, на которых привезли Чарли, выбрала одну и снарядила еще ее. Остальные мы отогнали с дороги и свалили в канаву.

Мы уже сидели в машине, когда Август привел Чарли. Бандит выглядел воодушевленным и собранным.

— Ю Линь, знаешь Черную деревню? — спросил Август. — Встретимся там через сутки. Если меня не будет, уходите через границу.

— Август?.. — удивилась я.

— Надо кое-что сделать. — Август помолчал. — С этими аккумуляторами несколько хуже, чем я думал. Мы взорвем лабораторию и заберем троих специалистов, которые смогут восстановить технологию. Остальные пусть разбегаются, они не опасны. А этих надо забрать. И уничтожить оборудование с готовыми образцами, пока до них не добрался Клодан. Это не далеко, мы часов за двенадцать, максимум за сутки обернемся.

— Пошли туда одного Чарли.

— Я не доверяю ему. В лучшем случае он взорвет лабораторию вместе с людьми. А в худшем найдет, кому продаться.

Я только вздохнула. Август прав.

— Увидимся, — он помахал мне рукой и сел в машину Чарли.

Они уехали первыми.

* * *

Черная деревня выглядела весьма нарядно. Мы стояли на перевале, откуда открывался замечательный вид. Широкая река, извивавшаяся по дну долины, посередине остров, к которому с берега вел мост. Дальше по обоим берегам раскинулась собственно деревня — аккуратные многоцветные домики, садики, небольшие распаханные участки…

Никакой дороги к жилью не было. Дорога кончалась на острове.

— Там паромы, — пояснила Ю Линь. — На один и другой берег. Прямого парома между берегами нет. Проезда тоже нет. В двадцати километрах — граница. Вон, за тем хребтом.

— По реке за границу пройти можно?

— Нет. Она здесь начинается. Под хребтом — пещеры, там подземное озеро. Из него река и вытекает наружу.

— Она выглядит слишком мощной для верхнего течения.

— Потому что сезон дождей. Летом она похожа на болото. Остров почти смыкается с берегами.

— Плохое место, чтобы отсидеться. Не люблю тупики.

— Можно пройти на ту сторону через пещеры. Но нужен проводник. Этот проход не охраняется, потому что маршрут сложный, много контрабанды не пронесешь. А местные к тому же очень не любят чужаков. У них тут все сложно. Они давно живут обособленно. Слишком давно, как по мне.

— А что на той стороне?

— В пяти километрах проходит трасса. Там есть мотели, можно арендовать машину или самолет.

— Двадцать километров, — произнесла я задумчиво. — Пешком, часть пути по пещерам. Считай, все пятьдесят. Плюс еще пятерка. Ну, я легко пройду за сутки. Джо не пройдет, он ранен. И за сутки ему не станет настолько легче, чтобы одолеть дорогу. Хорошо еще, если здесь найдется опытный врач.

— Здесь нет врачей. Никаких. Ни опытных, ни новичков. Только знахари. По одному на каждый берег.

Я с сомнением посмотрела на нее.

— Линь, ты уверена, что нам туда надо?

— Да. Это хорошее место, если поладить с людьми. Сюда невозможно заслать андроида-разведчика.

— Почему?

— Потому что все андроиды — белые.

— А местные?

— Темнокожие. Потому и деревня — Черная.

— Ладно, рискнем, — решила я, хотя мне совершенно не нравилась ни деревня, ни ее жители, которых я пока даже не видела.

И это я еще не знала, какие у них тут обычаи.

* * *

На остров мы проехали беспрепятственно.

Дорога упиралась в домик. Мы остановились на парковке, вышли. Навстречу нам никто не спешил. Я вывела собак из машины, привязала их к заборчику, и мы вошли в домик.

Внутри было пусто и гулко. Лишь стоял огромный деревянный стол, перегороженный решеткой, словно исповедальная кабинка. Открылась дверь, и в домик вошли два здоровенных негра в набедренных повязках, один с громадной шапкой курчавых волос, другой — налысо бритый. Не глядя друг на друга, они уселись за стол, каждый на своей половине.

— Мы тут чужаков не любим, — сказал лысый.

— Принимаем только своих, — добавил курчавый.

— Я вот китаец, — сказал лысый. — На левом берегу живут только китайцы, никого больше нет. Китайцев мы принимаем. А больше никого.

— Я еврей, — сказал курчавый. — Для другого еврея мой дом всегда открыт. На правом берегу живут евреи. Мы рады другим евреям. А больше нам никто не нужен, особенно китайцы.

— Придет час, когда мы вас, евреев, уничтожим, — без выражения пообещал лысый.

— Нас три тысячи лет гнобили и геноцидировали всякие там, — возразил курчавый, — уничтожалка не выросла, грозить евреям. Господь создал этот мир для нас, и нам он будет принадлежать.

Они вышли из-за стола и обменялись парой чувствительных тычков, после чего вернулись на места.

— Если вы не китайцы…

— …или евреи…

— …убирайтесь отсюда по-хорошему.

— А то мы чужих не любим.

Бред, подумала я. Или спектакль для приезжих? Вспомнила слова Ю Линь о том, что местные слишком давно живут обособленно, — и загрустила. Не спектакль. Именно бред.

— Ну, я еврей, — вдруг сказал Джо Мит. — Могу доказать. А эти женщины — со мной.

— Докажи, — потребовали курчавый и лысый хором.

Джо огляделся, смутился:

— Не при дамах, а?

— Выйдем, — решил лысый.

— Выйдем, — согласился курчавый.

Они втроем вышли и через минуту вернулись.

— А женщины? — спросил лысый.

— Да, женщины! — подхватил курчавый.

— Одна — моя невеста. Две другие… еврейки! — радостно предположил Джо. — Вон, Делла кудрявая. А еврейки все кудрявые! А та, которая на китаянку похожа, она не китаянка, она служанка еврейки. У еврейки могут быть служанки, это в Торе написано.

— Что это еще за тора такая, — сказал курчавый, — не знаем мы вашей ереси. Мы тут по правде живем, читать не учимся, чтобы не впасть в соблазн и все такое.

— Точно, не учимся, — подтвердил лысый. — Потому что китайцу нужно трудиться, а не с книжками прохлаждаться. Слышь, Мойша? Я вот сомневаюсь, что бабы — еврейки. Не еврейки они. Китаянки.

— Не, Мао, еврейки. Точно тебе говорю. Вон, вишь, кудрявая?

— Да не еврейка она. Китаянка.

— А я тебе говорю — еврейка!

— Нет. И вообще так нечестно. Надо поровну. Бери себе мужика и одну бабу. Любую. А я возьму двух других. Можешь взять кудрявую, хотя она не еврейка.

— А я на ней женюсь! — объявил курчавый. — Жена еврея — тоже еврейка! Вот прямо этим вечером и женюсь!

— Секунду, — встрял Джо Мит. — Вон та девушка — моя невеста. Она пойдет со мной. И остальные женщины пойдут со мной.

— Почему это еще? — изумился лысый.

— Потому что мы, евреи, взяли их в плен! — объявил Джо.

— Точно! — подхватил курчавый. — Конечно, как я сам не догадался! В плен. А ты умный парень, сразу видно, что еврей. Слышь, еврей, тебя как звать?

— Правильно меня звать — Джозефом. Иосиф, значит.

— Наш человек! Бери этих баб и повели их в плен!

— Ну нет уж! — возмутился лысый и гаркнул во все горло.

Гаркнул и курчавый. В домик мигом набилось два десятка негров. Соня придушенно взвизгнула, а негры, не обращая на нас никакого внимания, принялись колошматить друг дружку почем зря. Снаружи залаяли собаки, и тут же лай прекратился, а в домик ворвались две псины. Перегрызли тонкие поводки и пришли к нам на выручку.

Собаки мигом утихомирили драчунов.

— Это китайские собаки! — воскликнул лысый, стирая кровь из-под носа. — Точно, китайские! А значит, мы победили! И вы все теперь пойдете с нами!

— Как это все? — возмутился курчавый. — А еврей Иосиф?

— И он тоже! И ты тоже! И все твои! Потому что мы, китайцы, взяли вас в плен! Вот всегда вы, евреи, из-за жадности своей страдаете. Я тебе предлагал поровну, по-честному поделиться? Предлагал. Ты захотел забрать всех. Теперь я забрал всех и тебя в придачу. Теперь будешь моим рабом целый год.

— Придут мои братья и намнут тебе бока, и ты будешь моим рабом!

— Да твоим братьям только ленивый ребра не считал!

Нас сгуртовали в кучку и вывели наружу. Нашу машину уже облепили какие-то негры, иногда лупя друг дружку по голове. Головы были как лысые, так и курчавые. Машина не поддавалась, ее рассчитывали на обстрел, не то что на примитивный вандализм. М-да, ну и тихое убежище, ничего не скажешь… Ладно, хорошо хоть все вместе, а не по разным берегам.

Пока нас грузили на «паром», произошла еще одна потасовка. Лысые отогнали от запертой машины курчавых и с радостными воплями попрыгали на плоскодонку, игравшую роль парома. Пленных «евреев» взять с собой забыли, не до них было. Ниу-Ниу не выдержала и укусила кого-то за мягкое место, неосторожно подставленное к самой ее морде. Негр взвизгнул и подпрыгнул, лодка угрожающе закачалась.

— Я плавать не умею, — предупредил Джо Мит, судорожно цепляясь за борт здоровой рукой.

Негр замахнулся на собаку, она взвилась. Негр не удержал равновесия и сверзился в воду. Остальные лысые захохотали и принялись отпихивать его подальше от лодки. Тог ругался, нырял, фыркал и обещал всем отомстить.

— Раньше такого не было, — тихо сказала Ю Линь. — Мои люди ходили через эту деревню несколько лет назад. Я виновата, леди Берг. Совсем они тут сбрендили.

— Это не ты выбрала деревню как место встречи.

— Да, Чарли такой. Никогда не упустит момент сделать гадость. Пусть мелкую, но сделать непременно. Он из тех, кого нельзя спасать тонущего — потому что успеет обшарить карманы спасителя, покуда тот будет тащить его из воды.

Наконец мы причалили. Нас вытолкали на деревянную пристань. Лысый Мао одобрительно посмотрел на собак:

— Хорошие псы. Я съем их сегодня на ужин.

— Я тебе съем! — крикнула я. — Да я твою печень вырву и съем, ясно?!

Лысый обиделся и схватил весло из нашего «парома». Ну, давай, давай. Я поднырнула под его руку, вывернула ее, отобрала весло и так пнула негра, что он пролетел метра два и рухнул с пристани в воду. Оглянувшись, я заметила, что Соня тоже обзавелась веслом, а Ю Линь присмотрела себе палку.

Лысые переглядывались и молчали.

— Давай на площадь их, пусть Конфуций рассудит, — решил один, и остальные подхватили его слова.

Пока нас вели, на площади собралась толпа. Потом она расступилась, пропуская мальчишку с деревянным стулом, черным от старости, и толстого голого мужика, от макушки до пяток вымазанного ядовито-зеленой краской.

— Падите ниц перед Нефритовым Императором Конфуцием! — пискляво потребовал мальчишка.

— Страшно представить, что нас ожидало бы на еврейской стороне, — пробормотала Соня. — В лучшем случае обрезание по самые гланды.

О, из принцессы посыпались циничные шуточки? Давно пора.

Мальчик снова потребовал, чтобы мы пали ниц. Разумеется, мы остались на ногах.

— Докажи, что ты китаец, — вдруг спокойно сказала Соня.

Стало пронзительно тихо. Соня улыбалась:

— Я вызываю тебя на поединок. Покажи свое кун-фу.

Зеленый Конфуций обалдело посмотрел на нее, потом — на свой член, потом — снова на нее. Мол, а чего показывать, и так видно же.

— Ах ты старый зеленый осел. Ну какой же ты китаец, если не знаешь, что такое кун-фу? Ты придурок, шут и клоун, вот ты кто, а не Нефритовый Император. Ты даже не знаешь, что кун-фу — древнее боевое искусство, которым владеет каждый истинный китаец! Тем китайцы и отличаются от других народов, что владеют кун-фу прямо с рождения. Давай, выходи, показывай! Или я скажу, что ты трус и слабак, и недостоин править этой деревней! Ты даже женщину победить не можешь, что уж говорить о евреях с того берега!

Толпа загалдела. Зеленый растерянно огляделся, ему подали толстую палку. Он неуверенно пожат плечами, встал. Люди расступились, освобождая пространство. Я ухватила рычащих собак за ошейники и оттащила подальше.

Зеленый замахнулся дубиной и попер на изящную Соню. Соня затанцевала вокруг, крутя веслом, как соломинкой. Она едва касалась мужика, а тот взревывал от боли и носился за ней, топоча и брызгая слюной. Меня разбирал смех. Джо тоже хихикал в кулак. Ю Линь скользила холодным взором по толпе.

Естественно, финал был предсказуем. Соня подцепила мужика концом весла под колени, уронила и добавила сверху лопастью по лбу. Звон пошел, будто череп или весло были металлическими.

— Я победила, — объявила Соня. — Потому что я настоящая китаянка, а он — подделка. Я свергаю этого недоумка. Он больше не будет править.

Она пинком отбросила стул и подошла к нам.

— Погоди, — сказала Ю Линь, — надо закрепить победу.

И вышла в круг. Палкой указала на самого здорового негра, а затем положила свое оружие наземь. Негр, похохатывая, принял вызов.

Ю Линь не особо заботилась о красоте поединка. Она работала преимущественно ногами, целилась в уязвимые места. Негру быстро расхотелось смеяться. А когда он получил такой удар в пах, что согнулся и завыл от боли, толпа попятилась.

— Я — китаянка, — сказала Ю Линь. — Я это доказала.

Ну ладно, подумала я, надо и мне, что ли… Но со мной драться уже никто не захотел. Почему-то здоровые мужики резко сдрейфовали в задние ряды, выставив вперед баб и детей.

— Эй, — позвал кто-то, — а тот еврей, с вами, он — тоже?..

— Иосиф владеет не только китайским кун-фу, но и еврейским. Это кун-фу так велико, что его нельзя показывать на площади, — ответила я. — Сначала победите нас, тогда он, может быть, снизойдет до вас.

Дураков не нашлось. Толпа галдела, шумела. Под шумок уполз бывший зеленый император, а толпа уже требовала досрочных выборов нового главы поселения. Ю Линь ввинтилась в самую гущу, и через минуту к нам пришел старый негр.

— Здравствуйте, я консул, — объявил он. — Меня звать Лаоцзы. Я буду вести переговоры. Чего вы хотите?

— Еды, крыши над головой, знахаря и проводника через горы, — сказала я.

Консул покачал головой:

— Много просишь. Но если твои китайцы помогут нам победить евреев — ты все получишь, и еще запас еды в дорогу, вот!

— Мы не можем задерживаться надолго. Когда ты собираешься идти войной на евреев?

— Сегодня будем пировать. Завтра — готовить оружие. Послезавтра на рассвете, вот! Евреи будут сонные и слабые. Их больше, чем нас, но мы сильнее, и с нами будут настоящие китайцы, которые владеют тайным боевым искусством! А ваш еврей научит нас, как бороться с еврейскими военными хитростями! Потом я провожу вас сквозь высокие горы, я знаю путь, вот.

— Договорились. Веди в дом, где нас примут как дорогих гостей.

* * *

Дом оказался вместительной хижиной из прутьев. Крыша в двух местах протекала от дождя, но хозяев это не смущало. Нам выдали по куску плохо прожаренного мяса с рисовой лепешкой, по большой кружке какого-то напитка, напоминавшего бражку, и накидали вонючих овчин на деревянные рамы. Наверное, с точки зрения деревни, это были шикарные ложа, достойные римских патрициев.

— Дебилизм какой-то, — сказала я, не особо-то и беспокоясь, что местные меня поймут. — Полная деревня умственно отсталых.

— Это замкнутое поселение, — напомнила Ю Линь. — Они лет сто жили вообще оторванные от мира. Их завез сюда какой-то миссионер, ратовавший за единение с Богом через жизнь на природе. Они очень неразвитые, но довольно жестокие. К тому же пьянствуют едва не с рождения. Здесь есть несколько неглупых людей, но они избегают толпы. Они сами придут, ближе к вечеру. С ними можно иметь дело.

— Надо как-то предупредить Августа, чтобы даже не совался сюда, — сказала я. — Господи, надо ж было так влипнуть. Индейцы на Саттанге по сравнению с местными — гении. Да что индейцы, даже орки и те умней. А эти ведь люди. Никогда не думала, что можно так деградировать.

— Шанхайская биомасса ничуть не лучше. Человек произошел от обезьяны, но если его поместить в скотские условия, то он снова залезет на дерево, и намного быстрее, чем слезал.

— Надо подождать, пока все перепьются на пиру, угнать лодку и сплавать к машине.

Ю Линь кивнула.

Обещанные неглупые люди действительно пришли. После заката, когда деревня гремела развеселыми воплями пирующих. Их было трое, бритых наголо, но одетых в шорты, а не в набедренные повязки.

— Я Ганс, — сказал один. — Это мои братья Вальтер и Генрих. Мы вообще-то немцы.

— Чернокожие, да, — согласилась я.

— И что с того? — Ганс показал много-много зубов в улыбке. Ниу-Ниу даже заворчала. — Мы не расисты. Пусть будут разные немцы — белые, желтые, черные. Наши предки говорили по-немецки, значит, мы немцы. Зато мы носим нормальные имена, а не дурацкие клички, подслушанные у миссионеров. Я слыхал, вам на ту сторону надо.

— Надо, — подтвердила Ю Линь.

— Так мы можем провести. Дорого.

— Дорого — это сколько?

— Мы видели, у вас машина на острове. Машина нам не нужна, своя есть. Но она старая, топливная батарея заряд не держит. Значит, с вас батарея. И еще нам нужно ружье. Три ружья. С патронами. Плата вперед.

— Ишь ты умный какой. У тебя будет ружье, и где гарантии, что ты не пристрелишь нас в пещере?

Братья заулыбались, уверяя, что ничего такого и в мыслях не держали. Ну щас, не держали. Убить, может, и не держали. А вот завести и бросить — очень даже.

— Вы пойдете первыми, — сказала Ю Линь. — Оружие будет у нас. Получите его на той стороне. Точка.

— Это еще не все, — сказала я. — Мы ждем людей. Их надо встретить на острове и провести сюда. Тихо. Тогда я подумаю, может быть, заплачу сколько просите. Хотя вы просите слишком много. Евреи с той стороны запросят меньше.

— Не, евреи кинут, — заверил Ганс. — Обязательно кинут. К тому же они знают только долгую дорогу, а мы знаем короткую. И еще мы можем грести на лодке, тогда часть пути пройдем по реке, а не берегом. А много людей будет?

— Двое или больше.

Ганс поцокал языком.

— Много, — озабоченно сказал он и посмотрел на братьев. — Много?

— Надо еще ружье. Для отца, — подсказал Вальтер.

— Сначала надо посмотреть на ружья. Может, у них и нет ружей, может, врут. Не верю я бабам. Они всегда врут, а как до расплаты доходит, так говорят — ты неженатый, давай я ноги раздвину. Ненавижу их за это. Лучше с евреем договариваться. Еврей будет торговаться, но слово сдержит.

— Я еврей, — сказал Джо. — Топливная батарея и два ружья. С припасом. Вы встретите наших людей и будете грести в лодке. Батарея новенькая, и ружья тоже. Покажу перед тем, как тронемся в путь.

Братья долго переглядывались. Потом Ганс решил:

— По рукам. Где людей встречать надо?

— На острове. Приедут ночью или завтра утром. Как приедут, можем выходить.

— А как же война с евреями?

— Пусть с ними китайцы воюют, им делать нечего.

— Тоже верно.

Я описала Августа, Ганс кивнул:

— Хороший человек, видный. Ну так мы пошли. Как встретим, я Генриха пришлю.

Они исчезли в ночной тьме. Мы стали устраиваться на ночлег. Только легли, как зарычал и вскочил Хон Жи. Я придержала его за ошейник, и в хижину заглянул неожиданно гибкий и стройный молодой негр.

— Привет, — сказал он, — я Дэйв, и я с того берега. Вы не глядите, что я лысый. Потому что я шпион. Я хочу вас похитить из плена. Мы, евреи, своих не бросаем. Мойша сказал, у вас есть Иосиф, который читал Тору. Мы спросили стариков, они говорят, нужная книга. Мы вас похитим, а Иосиф расскажет, что в Торе написано.

— Дэйв, — сказал Джо, — это прекрасно, но мы торопимся. Нам нужно на ту сторону границы, и мы уже договорились с проводниками на завтра.

— Если с Гансом и его братьями — забудьте. Я видел только что, они отняли у Мао бочонок бражки. Пока всю не выпьют, никуда не пойдут. А что, вам нужен проводник? Так не беда. У нас есть. Вы нам про Тору расскажете, а потом наш проводник с вами сходит. У нас лодка есть, с мотором, прямо до пещеры отвезем, а там уже пешком, но это недолго. И плату возьмем разумную. Договоримся.

— Дэйв, мы ждем наших товарищей. Они должны вот-вот прибыть.

— А какие товарищи? А то одни уже приехали вечером. Их пятеро. Трое сказали, у них бабушки еврейки, а значит, они тоже евреи, еще один сказал, что дедушка был француз, а это то же самое, что еврей, и еще один шотландец, он сказал, это гораздо хуже, чем еврей. Мойша дурак, не поверил, тогда шотландец ему в ухо засветил, ну, Мойша все понял. Мойше сегодня не везет, его все бьют. Китайцы поколотили, спасибо, что забыли в плен взять, шотландец вот поколотил… Они тоже спрашивали, не приходили ли их товарищи. Три женщины и мужчина. Но они сказали, что две китаянки, одна белая и белый мужчина. Не сказали, что мужчина еврей и женщина, наверное, тоже, потому что кудрявая.

Я думала буквально секунду. Потом встала, нашла веревку и изобрела из нее сворку для собак.

— Пошли, — сказала я.

— Куда? — удивился Джо.

— С этим парнем. Прямо сейчас переправимся на тот берег. Мне здесь не нравится, устала я от идиотизма.

— Это здорово! — обрадовался Дэйв. — Сразу видно, ты умная. У меня как раз лодка есть. Вот возьмем и переправимся! Нечего ждать, да.

Деревня пьянствовала и веселилась, и в своем угаре не замечала ничего. Мы прошли, не особо и прячась. На пристани не было ни души. А на острове рядом с нашей стояла вторая машина — та самая, на которой уехали Август и Чарли.

Подумав, мы с Ю Линь вытащили из броневика все оружие, аптечку и часть еды. Навьючились как ишаки. Ничего, нам тащить не десять километров, выдержим. Несколько минут я с сомнением глядела на мост. Взорвать бы его, для надежности… а нечем.

Переправа на еврейский берег была трудной. Лодку постоянно сносило течением, качало и разворачивало. Джо Мита тошнило. Мне показалось, что переправлялись мы целый час, хотя не прошло и пяти минут. Наконец лодка ударилась о причал. Дэйв выпрыгнул, ловко привязал суденышко к столбику, потом спустил лесенку и помог нам выбраться.

В деревне было тихо и темно. Но дорожки посыпаны белым песком, который позволял не сбиваться с пути. Основательно попетляв, Дэйв вывел нас на окраину, показал большой дом. Дом был похож на настоящий. Правда, когда мы вошли, то поняли, что сходство весьма относительно: те же стены, плетенные из прутьев, и хлипкая крыша.

В тесной комнатке было семеро — два пожилых негра и пятеро гостей. Я выдохнула облегченно, узнав Августа.

— Я рад, — сказал он. — Вы пришли, можем собираться в путь.

— Размечтался, — ответила я. — Джо обещал пересказать им Тору. И пока он не перескажет, мы сидим здесь.

— Зачем ее пересказывать? — удивился один из незнакомых мужчин, видимо, тот самый специалист из лаборатории Чарли. — Можно же прочитать.

— Тут никто читать не умеет. И чипов у них нет. Ничего вообще нет. Дикари, — сказал Джо. — Ужасно.

— Нет, один старик умеет, — сказал пожилой негр. — И он даже не ослеп еще.

Специалист достал из кармана небольшую книжечку и протянул негру:

— Держи. Это Тора. Незачем пересказывать. Пусть ваш старик прочитает ее вслух. Зови проводника, мы торопимся.

Негры вцепились в книгу, причем рассматривали ее вверх ногами. Потом один изрек:

— Так нельзя. Вы дорогие гости. К тому же вы подарили нам святую книгу. Надо пировать. До утра. Я пойду разбужу всех и скажу об этом.

Сопротивление бесполезно, поняла я. И поспать нам фиг дадут. Променяла шило на мыло.

Негры ушли, оставив нас. Я посмотрела на усталые лица мужчин.

— Все в порядке?

— Да. — Чарли поморщился. — Успели в последний момент.

Август вышел. Я нашла свободную лежанку и свалила на нее нашу поклажу. Хотела было и сама прилечь, как вернулся встревоженный Август.

— Делла, выгляни.

Я вышла. С крыльца был виден противоположный берег. И что-то там происходило странное. Понятно, что пир горой, но даже при условии, что перепилась вся деревня, слишком шумно и слишком много огней. А потом вспыхнул дом, второй…

— Надо уносить ноги, — сказала я.

— Мне по дороге показалось, что была слежка, — подтвердил Август.

— Думаешь, кто-то засек, что Соню днем отвезли туда? Насколько я понимаю, все остальные Клодана не интересуют. А как мы сбежали оттуда, уже видно не было, мы переправлялись в темноте.

С того берега донеслись заполошные крики. Начала просыпаться деревня на этом берегу.

— Собираемся, — приказал Август коротко. — Нам нужна моторка. Ее хорошо слышно. Если на том берегу резня, она быстро перекинется на этот. Но сюда не придут, если поймут, что мы сбежали.

За полчаса мы успели распределить поклажу и найти проводника. Еще десять минут ушло на уговоры. Когда мы отчаливали, тот берег уже пылал, и крики почти заглохли.

Мотор оказался шумным. Очень шумным. И услышали нас, наверное, не только на том берегу, но даже и за границей. Вот и чудесно.

* * *

Два часа вверх по реке. Мотор гремел вовсю, но тянул очень слабо. У всех болела голова, глаза провалились и лица почернели от усталости.

Занимался рассвет.

Проводник — немолодой сухой негр по имени Сол — привел нас на каменный карниз и показал вход в пещеру. Потом наклонился, рассматривая пятно на земле. Такие же пятна обнаружились и дальше.

— Кровь? — спросил Август.

Сол медленно кивнул. Послюнил палец, ткнул им в пятно.

— Засохла. Но недавно. День или два.

Мы выстроились в цепочку и начали спуск. Пятна на полу не учащались, не увеличивались в размере. Но и не исчезали.

А вскоре мы увидели тело. Мужчина, лицом вниз. На окрик не среагировал. Август и Сол склонились над ним.

— Мертв, — сказал Сол. — Я помню его. Он два дня назад прошел на моторке. Потом моторку снесло вниз течением. Жаль, мы не поймали ее.

Август перевернул труп лицом вверх. Н-да, как он еще досюда-то дошел — вся грудь разворочена.

— Какой печальный конец, — пробормотал он. — Это Тимоти Клодан. Значит, андроиды вырвались из-под контроля. Взбунтовались, ранили его. Он хотел сбежать на ту сторону, но не успел.

— И что бы ему дал этот побег? Они пошли бы за ним.

Август осторожно снял с трупа чип.

— Там можно вызвать полицию и пограничников. Китайцы положат в район десяток электромагнитных бомб, вот и все.

— Если успеют.

— Они готовы. Андроиды уже пытались прорваться на ту сторону вчера.

— Ты откуда знаешь?

— Потом расскажу. Пойдем. Надо спешить.

Один за другим мы прошли мимо трупа.

Интересно, а на что надеялся Клодан?

На то, что ему действительно позволят править миром?

— Надеюсь, его грохнула баба, — сказал Чарли. — Буду думать, что это так. Правильно?

И посмотрел на меня.

— Правильно, — согласилась я.

* * *

Мы стояли на склоне горы. Под нами расстилалась равнина, впереди — и так вроде бы близко — змеилась дорога. Мы попрощались с Солом. Потом сменили чипы — мы так и ходили с теми подделками, которыми нас снабдила Ю Линь. Передохнули и зашагали вниз.

По пути Август почти беспрерывно с кем-то общался, развернув браслет и приставив его к уху, как старомодный телефон, чтобы связь была устойчивей. Я видела только его широкую спину, но не слышала слов — ветер сносил их в сторону.

Мы не успели пройти и трети пути, когда над нами завис тяжелый челнок с эмблемой шанхайской пограничной службы. Челнок сел, распахнулся люк. Не веря своему счастью, мы погрузились в салон. Невозмутимый китаец с офицерскими нашивками проверил наши документы, задержался на Ю Линь и Чарли.

— Я обязан доставить всех в Пекин, — сказал Август. — Там разберутся.

Ю Линь молча глядела в иллюминатор. Чарли нервничал и рассказывал дурацкие анекдоты. Соня сжалась в комочек. Даже Джо Мит сник.

У Августа звякнул браслет. Чарли отчего-то резко заткнулся и выжидательно уставился на него. И его специалисты — тоже. Август проверил сообщение, кивнул:

— Есть. Цель поражена.

Чарли вдруг засмеялся, а потом заплакал. Специалисты принялись пожимать друг другу руки.

— Мы могли бы догнать вас еще по дороге, — сказал мне Август. — Но мы пришли в лабораторию, когда там уже орудовали андроиды. Они только-только вошли, еще никого не убили. У меня оставался один электромагнитный заряд. Андроиды сдохли — все, кроме него. Мужская версия старшей линейки, такая же, как Анна Лерой. Занятно, что женщины все Анны, вне зависимости от модификации, а вот мужчины — нет. Мужчин старшей линейки Клодан лепил с себя… Пока этот андроид приходил в чувство, мы его обездвижили. Парни, — он показал на специалистов Чарли, — немного поколдовали над ним. Грубо, но эффективно. Потом обвесили его датчиками и камерами и благословили в путь. У него в мозгах осталась единственная команда: прибыть к месту изготовления. Когда мы вышли из пещеры, я получил данные. По всему получалось, что до фабрики он дошел. Там его уничтожила охрана, но координаты он передать успел. А я уже сообщил их местному военачальнику. Без рекомендаций, что с этим делать. Он выпустил по точке баллистическую ракету с ядерным зарядом. Три минуты назад она поразила цель.

— Так где была эта фабрика? — спросила я.

— Под водой. Поэтому Николс и не мог ее найти. Теперь, конечно, у Пекина с Куашнарой возникнут дипломатические осложнения, но они как-нибудь без нас разберутся. Самое главное, что фабрика уничтожена.

— Прекрасно, прекрасно… — бормотал Чарли. — И можно ничего больше не делать. Даже самые новые андроиды сдохнут через два месяца.

— У секты еще люди есть, — напомнил Август. — Они не сдохнут.

— Да че там люди!.. — отмахнулся Чарли.

— Про Тана и Вэня что-нибудь известно? — спросила я.

Август кивнул:

— Уже в Пекине. Тана обстреляли, он еле дотянул до аэродрома, но все целы. А Вэнь проскочил, как по маслу. Похоже, на фоне тяжелого самолета Тана его и не заметили. Я на это рассчитывал.

Нас довезли до космопорта и высадили прямо на летном поле. На стартовом столе уже возвышалась громадина «Афины» — яхты Августа. А я даже не знала, что он перегнал ее сюда. Таможенники ожидали у трапа.

— Вы забыли оформить пересечение границы, — сказал старший.

— Да, простите, — согласился Август.

— Мы здесь, чтобы исправить вашу оплошность. Кто эти люди?

Август предъявил договор с императором.

— Согласно договору, я обязан доставить в Пекин эту женщину и сопровождающих ее лиц. Нас не хотели выпускать с той стороны, поэтому мы выглядим странно.

— Да-да, — согласился таможенник. — Там сейчас идет специальная операция.

— Это славно. Мы можем отправляться?

— Счастливого пути.

Мы поднялись по трапу.

Полчаса ожидания — и нам дали старт.

Никогда еще я так не радовалась перегрузкам. Всего сутки — и я буду в Пекине.

Когда яхта встала на курс, мы собрались в кают-компании. Пришли даже собаки. Август принес шампанское, стюард расставил бокалы и наполнил их.

— Я знаю, что у многих из вас будут проблемы в Шанхае. Но я постараюсь вам помочь, — коротко сказал Август и поднял бокал.

Мы успели отпить едва по глотку, когда в кают-компанию вошла Анна Лерой с моей красной машинкой в руках.

— Как? — изумилась она. — Вы что-то празднуете и не позвали меня?

* * *

Собаки бросились на нее молча, парой. Она отшвырнула их так, что звери завизжали. У меня сжалось сердце.

— Я больше не боюсь собак, — сказала Анна с очаровательной улыбкой. — Я сумела изменить свою программу. Я обновилась и теперь ничего не боюсь.

Собаки скулили, и я присела возле Ниу-Ниу. Лапа вывихнута. Кобель тоже ранен, надеюсь, не очень тяжело, и его можно будет вылечить.

— Клодан дурак, — продолжала Анна. — Устроил какую-то погоню, какие-то ловушки… А ведь можно было просто подождать. И ты, милый, сам собрал бы и нужные вещи, и нужных людей. И привел бы их точно мне в руки. Ты ведь милый? — она засмеялась. — Ну конечно. Милый дурачок. Куда тебе тягаться с моими мозгами.

Она снова засмеялась. Обвела глазами компанию. Она всем улыбалась и выглядела такой невинной, хоть плачь.

— Мне нужны она, — Анна показала на Соню, — и вот эти трое, — она показала на специалистов из лаборатории Чарли. — И вот эта штука, — она покачала на ладони машинку. — Ведь это и есть ключ к чипу старого императора, я не ошибаюсь? Конечно, я права. Ведь не зря вы все так охраняли ее. Милый, ты даже нашпиговал комнату, где она хранилась, разными устройствами. Лишь бы игрушка не попала мне в руки. Но я дождалась, пока ты перепрячешь ее. Да, а вы можете выпить еще. Конечно. Потом я провожу вас к люку. Вы выйдете в открытый космос. Думаю, вы согласитесь со мной, что я оказываю вам милость. Это легкая и быстрая смерть. Если вы не захотите, я убью вас медленно. Но вы захотите, конечно. Не забудьте забрать с собой этих тварей, — она показала на собак.

Моя сумочка, думала я. Сумочка на столе. В ней шокер. Но до шокера надо добраться. Я слишком далеко.

Ю Линь. Наверное, она пострадает. И даже сильно. Не исключено, что погибнет. Но это единственный наш шанс. Я поймала ее взгляд. Она поняла меня. Жаль, что я не успела узнать, в каком интернате ее дочь, ведь Ю Линь не сможет больше платить за ее содержание, если погибнет. Ничего, разыщу.

Раз, два, три…

Ю Линь рыбкой метнулась на Анну. Я, точно так же, — за сумочкой. Ю Линь отлетела в угол, как смятая кукла, но спохватились и остальные. Анна перемещалась как тень, со скоростью, трудно уловимой взглядом. Люди летали и бились о стены. А я скатилась под стол, нашаривая в сумочке шокер, выводя его на полную мощность.

Никто не издал ни звука.

Из-под стола я увидела совершенную, прекрасную ногу. И, не колеблясь, одной рукой схватила ее, а второй почти воткнула шокер.

Она издала такой вопль, что лопнул бокал. Выгребла меня из-под стола и швырнула в угол, я скатилась на пол и на мгновение потеряла сознание. Но Анна больше не могла двигаться так быстро. Одна нога почернела и не слушалась. Опомнилась Соня, бросила в нее стул. Я увидела, куда упал шокер, и попозла к нему. Анна прыгнула на меня, схватила за волосы и дернула голову назад.

Когда я пришла в себя, все было кончено.

Август сидел на плечах Анны и плотно вжимал шокер ей в затылок. Анна билась в механических судорогах, распространяя отвратительный запах горящей синтетики.

Десять, пятнадцать секунд… Судороги прекратились.

Август встал, пошатнулся. По его виску текла кровь.

— Кажется, нам нужно еще немного шампанского, — пробормотал он.

Джо Мит истерично расхохотался.

* * *

Всю дорогу Ю Линь молчала. Она помогала залечивать раны, полученные от Анны, стирала одежду, а когда дела не было, то просто сидела в каюте. Лишь перед посадкой она сказала мне:

— Леди Берг, вы не беспокойтесь за меня. Я знала, что ждет меня в Пекине.

— Ю Линь?

— Тот чиновник, который забрал меня у родителей, был изменником. Я помогала ему.

— Но ты же была совсем ребенком!

— Для закона это не имеет значения. Я появлялась в Шанхае после этого, но только с фальшивыми документами. — Она помолчала. — Чарли тоже арестуют, хотя он на что-то надеется. И его людей. Но это лучше, чем нас разорвали бы андроиды.

— Ю Линь, я постараюсь помочь.

— Не нужно, леди Берг. Мы все знали, на что идем. И когда совершали преступления, и когда полетели с вами из страха за свою жизнь.

— Хорошо, — вздохнула я. — В каком интернате твоя дочь? Я заберу ее на Землю.

Ю Линь заплакала. И назвала адрес.

Их действительно арестовали. Прямо в порту. На глазах у Вэня и Тана, которые приехали встречать нас.

— Майор Тан, — только и сказал Август, показав ему на полицейских, уводивших наших невольных спутников.

О, у Тана, оказывается, есть звание? Впрочем, он же разведчик…

— Ю Линь обречена, увы. Здесь ничего не изменить. Я попробую узнать, что можно сделать для Чарли и его людей.

— Майор Тан, если бы не девушка, мы не выбрались бы. А если бы не Чарли, андроиды стали бы непобедимы.

Тан только качал головой. Я помалкивала.

Мы дождались машину из ветклиники, в которую погрузили собак. Тан ни словом не упрекнул нас.

— Они сражались, — сказал Август. — Как могли.

— Это собаки, лорд Маккинби. Их миссия — сражаться за людей и погибать первыми. Я огорчился бы, если бы собаки не пострадали, но погиб кто-то из вас. А собак вылечат. Если Ниу-Ниу охромеет на всю жизнь, я обеспечу ей спокойную старость в теплой будке, ведь она заслужила. К тому же хромота не помешает ей родить еще щенков, один из которых займет ее место на службе.

Нас доставили в тот же коттедж, только сейчас он пустовал: мой сын гостевал во дворце, а сенатор Тако была в поездке. В холле нас встретил Сун Цзымин. Соня, увидев его, замерла.

— Добро пожаловать домой, Соня, — сказал он ей. — Я рад, что ты вернулась.

— Ты же сам помогал мне бежать.

— Так было нужно.

Мы переоделись и спустились вниз. Я взяла с собой свою красную машинку.

— Зачем? — спросил Август.

— Это же ключ к чипу, — напомнила я.

— Ну что ты. Анна ошиблась. Сама подумай, как может служить ключом предмет, которого здесь, в Пекине, никогда не видели. Твоя машинка — известный экспонат, но, чтобы сделать из нее ключ, китайцы должны знать слишком много параметров. Их нельзя вынуть из простого выставочного описания. Не говоря уж о том, что полное описание было сделано недавно, когда составлялся наш с тобой брачный договор. А чип программировали раньше. Ключ, Делла, — это ты сама. Я думаю, что твой волос. Его довольно легко достать. Например, образец мог передать китайский парикмахер, к которому ты ходила стричься.

— Вообще не понимаю, почему в качестве значимого лица выбрали меня. Где я и где Шанхай.

— Подозреваю, что благодарить за это ты должна Макса.

— Хм.

— Людей выбирала Мэдлин. Никто не рассчитывал на меня. А вот про Макса знали, что он в игре. И тебя выбрали как его жену.

— Мэдлин… Август, так кто она?

— Славная девчонка, поверь мне на слово. Думаю, мы увидим ее здесь.

— Ну да, ведь у нее второй чип.

— У нее вторая половина ключа. Сама документация никогда не покидала секретного хранилища.

— А Соня? Что у нее?

— Что-то другое. Мы все узнаем не позже чем сегодня вечером.

Сун Цзымин подал машину ко входу.

Недолгая дорога через парк — и мы снова подходим к знакомому уже кабинету. Соня шагала, словно на эшафот. Деревянная, прямая, с мертвыми глазами. Мне было безумно жаль ее, потому что из обмолвок Суна стало ясно: ее действительно не выпустят из Пекина. Но другого выхода нет. Она променяла свою свободу на жизнь для Джо Мита. На корабле она своими ушами слышала, что он не нужен андроидам — а всех, кто им не нужен, андроиды убивают. Да, фабрика уничтожена. Но на Сайгоне осталось довольно живых андроидов.

А ведь есть еще и люди, которые их создали.

В кабинете нас ожидал один-единственный человек — император. Он стоял спиной ко входу и смотрел в окно. Мы набились в кабинет всей толпой, за нами закрылись двери, и только тут он обернулся.

Джо Мит молчал. Поразительно. Молчала и Соня. Император подошел к ней, крепко обнял. Она не шевельнулась. Он взял ее лицо в ладони, любовно вгляделся.

— Здравствуй, Соня. Я рад, что ты вернулась домой. Три года, долгих три года я скучал по тебе, мне так не хватало наших бесед у пруда, твоего смеха и доброты. Я надеюсь, ты никогда больше не оставишь меня. Ты нужна мне, Соня. — Он отошел от нее, окинул взглядом Джо Мита. — Твой жених? Ему придется доказать, что он достоин тебя.

Август кашлянул деликатно.

— Если не обращать внимания на имущественную разницу, то вполне достоин.

— Да? — император обернулся к нему. — Я не придаю деньгам значения больше, чем они того заслуживают. Значит, мистер Мит показал себя хорошо?

— На его месте трудно было держаться лучше.

— Прекрасно, прекрасно… Что ж, я подумаю.

— Юджин, — опомнилась Соня, — ты позволишь мне выйти замуж по моему выбору?!

Император засмеялся:

— И это первые слова, которые ты мне сказала! Я-то думал, ты обрадуешься, обнимешь меня, скажешь, как тебе было тяжело и как ты скучала… Нет, Соня. Не позволю. Ты выйдешь замуж за того мужчину, которого одобрю я. Но наш выбор может совпасть.

— Я… — Соня сглотнула. — Я не понимаю.

Император подошел к столу, взял с него черную кожаную папку с золотым замочком. Такую же, в какой он прислал мне свою фотографию на память. И сейчас он вынул из папки фотографию. Протянул Соне:

— Твои родители.

Соня застыла. У нее задрожали руки. Джо Мит подхватил выпавшую фотографию, посмотрел:

— У тебя красивая мама. Похожа на мою. А отец…

Фотографией завладел Август. Я заглянула ему через плечо. Действительно, очень красивая рыжеволосая женщина с крупными, выразительными чертами. И старый китаец с застывшей брезгливой миной на морщинистом лице. Китаец показался очень даже знакомым.

Император посмеивался.

— До меня тоже дошли эти нелепые слухи, будто тебе назначена роль моей наложницы. Какая глупость, верно, Соня? Разве я могу взять на ложе свою сестру? Свою единственную сестру?

В кабинете, кажется, все перестали дышать. Я видела лицо Сони в профиль. Она была бледна, глаза ее расширились. Я покосилась на Августа, он как будто и не удивился. А у Джо Мита приоткрылся рот.

— У меня нет родственников ближе, чем ты. Мои старшие братья все умерли, не оставив потомства. Сестер никогда и не было. Только ты. Когда отец сказал мне о тебе, я сам поклялся, что никогда не оставлю тебя заботой. Ту же клятву в тот же день я повторил тебе. Я не знал, что задумал наш отец. Не знал, что он подготовил твой побег. Я очень сильно рассердился на него. Он не хотел слышать о том, чтобы вернуть тебя, пока он жив.

— Но… чем я провинилась перед ним?

— Ничем. Соня, наш отец был очень необычным человеком. Но он уже умер. Мы обязаны почитать его память. Ни тебе, ни мне не в чем упрекнуть его. Он заботился и о нас, и о наших матерях. Не его вина, что наши матери погибли. И может быть, он держал нас в отдалении от себя, потому что знал — он привлекает смерть на головы тех, кто ему дорог. Впрочем, мы еще поговорим о нем. Позже. Здесь достаточно стульев, — сказал император. — Садитесь, устраивайтесь с удобством. Сейчас подадут кофе и пиво — мистер Мит, вы ведь предпочитаете в это время суток именно пиво? Мне будет интересно узнать мнение человека, чьи предки были пивоварами, о традиционном китайском рецепте. Садитесь. Я хочу послушать о ваших приключениях.

Поднялся какой-то неловкий шум. Соня растеряла всю свою грацию, она еще не могла поверить, уронила стул… Явилась прислуга, в комнате оглушительно запахло кофе. Когда мы расселись, император сказал:

— Три года назад я спросил у своего отца, какое будущее он уготовил для Сони. Я всегда был привязан к ней и желал ей всего самого лучшего. Ей исполнилось шестнадцать, я понимал, что сейчас надо решать. Ей необходима социализация, ей нужно образование. И собственный источник доходов. Я опасался, что отец растил ее как игрушку, как куклу, для того лишь, чтобы она скрашивала его старость, и готовился отстаивать ее право быть собой. Но в этом не было нужды. Отец рассказал мне о своем романе с Ирьей Джонс. Так родилась Соня. С самого начала было решено, что она останется с отцом. Ирье оставили выбор — жить с дочерью здесь, но без претензий на императора, или уехать. Она писала книгу о Китае, она полюбила нашу природу и наших людей. Отец привязался к ней, он радовался, что нашел себе друга. Ирья была единственной женщиной, которую он никогда не ревновал. И она смягчала его нрав. Когда она решила остаться, мой отец обрадовался. Но это решение было ошибочным. Возлюбленные императора долго не живут, увы. Да и жены тоже.

— Но почему у Сони нет никаких документов? — возмутился Джо.

— Есть. Они засекречены. Моя мать уже была из подозрительных, ведь она происходила из нелояльной семьи. Ирья же и вовсе была иностранка, к тому же отсидевшая несколько месяцев в тюрьме. Даже императору не простили бы связь с потенциальной шпионкой. Поэтому Сонино свидетельство о рождении хранилось в сейфе. Ей не вшили шунт и не поставили чип. Все для того, чтобы никто не знал, — она дочь императора и иностранки. Но она получила весьма достойное образование, хотя учили ее старомодно. Соня может подтвердить свои знания в любом университете Пекина по специальности «китайская литература» или «история Китая». Кроме того, она богата. Наш отец оставил ей достаточно, чтобы она не знала бедности. Отец полагал, что Соня не сможет сама управлять своим капиталом, и хотел подобрать ей жениха. А за тем, чтобы муж помнил, чья кровь течет в жилах Сони, должен был проследить я. Я не совсем согласен с отцом. У Сони будет определенная свобода решений. При этом я настаиваю на том, что моя сестра должна жить при дворе, с объявлением об истинном ее происхождении, и все ее потомки должны иметь китайское подданство. Соня — женщина из династии императоров, и все окружающие должны помнить о том каждую секунду.

— Ну хорошо, — не выдержал Джо Мит. — Это все понятно, что происхождение налагает обязательства. Но теперь вы отыщете ей какого-нибудь жирного китайского чиновника в мужья…

— Мистер Мит, что вы скажете о пиве?

— Вы чего, думаете, я разбираюсь только в пиве?

— Я думаю, что ценителей осталось мало, и вы в их числе.

— Пиво ничего так, но без харизмы. Воду поменять, что ли…

— Мне и самому так казалось… Мистер Мит, во всей огромной империи нет мужчины, который был бы ровней моей сестре. Все — ниже ее. За кого бы она ни вышла замуж, ее муж будет моим подданным. От рождения или по своему выбору. Ее мужу лучше бы не забывать, что он женился на сестре императора. Во всем прочем я склонен довериться выбору сестры. Вы готовы пожертвовать ради Сони всеми своими планами и мечтами? Готовы отказаться от гражданства Куашнары и мечты о федеральном гражданстве? У вас будет то дело, какое я вам поручу, а не то, какое вы сами выберете. Впрочем, тут возможен компромисс. Женившись на Соне, вы станете моим родственником — и моим слугой. И девушка, которую вы приютили из жалости, здесь — принцесса.

Джо Мит молчал, подбирая слова. Он отпил еще пива, крякнул:

— Точно. Воду поменять. Я б, конечно, поэкспериментировал, потому что тут могут быть неожиданные решения, но это так, отвлеченно. Сэр… ваше величество, тут, короче говоря, я как думаю: если вы хотите предложить Соне дом, он не должен быть ее тюрьмой. Подданство — это мелочи. Не должно быть запретов, например, на выезд за границу. Что касается бизнеса. Ну я, конечно, предпочитаю работать сам на себя. С другой стороны, чисто государственные проекты могут оказаться куда более интересными и масштабными. Так что это-то обсуждаемо. А по жизни — я люблю Соню. Любил раньше, люблю теперь. Ну, принцесса. И что? В конце концов, принцесса — это профессия. С вами… ну, я пока еще не ваш подданный, я свободный человек, могу говорить как есть. Так это от вас зависит, буду я с вами считаться, или нет. Если вы и вправду такой умный, как все говорят, — нет проблем. Хуже нет, чем когда человек, облеченный такой властью, — тупица.

Император посмеивался. Его забавлял Сонин жених. А вот Соня волновалась и боялась. Ее пугала резкость Джо Мита.

— Рассказывайте, — велел император. — Рассказывайте о ваших приключениях.

Рассказывал, естественно, Август — причем делал это подчеркнуто сухо и лаконично. Император, впрочем, остался доволен.

— Юджин, — позвала Соня, — что записано на моем чипе?

— А… Только то, что интересно и важно тебе. Все, что было засекречено при жизни нашего отца. Вся информация, которая известна о твоей матери, коды доступа к сейфу, где хранятся твои подлинные документы, завещание отца. Переписка отца и твоей матери, ее полные дневники, фотографии. Все то, что позволит тебе понять: ты не сирота.

— А абсолютное оружие? — спросила Соня.

Император чуть улыбнулся:

— Соня, ну кто же доверит такую тайну шестнадцатилетней девочке?

— Ну да, тем более что ее фактически выгнали из дома, — напомнил Джо Мит. — Она два года скиталась, ее могли убить в любую секунду.

— Не могли, — улыбка императора стала жестче. — Зачем, по-вашему, там был Тан? Он не должен был мешать Соне узнавать жизнь. Но если бы она пострадала физически — он пожалел бы о том, что родился не в древнем Китае с его легендарными мучительными казнями. Мой отец был очень скорым на расправу. Он хотел, чтобы Соня научилась ценить то, чем одарила ее жизнь. Поэтому он позволил ей вкусить досыта и нищеты, и бесправия, и грязной работы. Но он не хотел, чтобы опыт искалечил ее. Поэтому за Соней всюду ходил специалист по скрытному сопровождению. Я знал о ее жизни все. И про вас, мистер Мит, мне тоже известно все. Не обольщайтесь.

— Да мне стыдиться нечего.

— Только глупости, которая толкнула вас искать помощи у Клодана.

— Ну, это да, — согласился Джо.

— Я хочу, чтобы вы запомнили свою оплошность. На всю жизнь. Потому что за первую ошибку я простил вас. И помог выпутаться из беды. Но за вторую ошибку я накажу вас. Сам. Вам не понравится.

— Слушайте, чего вы меня пугаете?! Может, вы еще считаете, что я горд собой? Да-да, так облажался — и теперь горжусь, да? И не ждите, что я стану виниться перед вами. Ваша вина в этом тоже есть. А перед Соней извинюсь. И не словами, а делом. Потому что жениться я хочу на ней, а не на вас, что бы вы там себе ни думали. У моей невесты есть брат? Так замечательно. Но брату лучше не забывать, что он всего лишь брат, а не муж!

— Джо, — Соня схватила его за руку, — потише…

— Соня, он с перепугу, — лениво сказал император. — Растерялся, не знает, что делать, ему страшно, вот и ершится.

— Да хоть бы и так! — вспылил Джо. — Что это меняет?!

— Ровным счетом ничего, — согласился император. — Сейчас вас отведут в ваши апартаменты. Отдохнете до обеда. А вас, лорд Маккинби и леди Берг, я попрошу остаться.

Немедленно явился целый кортеж прислуги, который увел Соню и Джо Мита. Джо ругался и ворчал себе под нос, Соня нервно гладила его по плечу.

— Смелый парень, — заметил император, когда за ними закрылись двери. — Он мне нравится. Леди Берг, могу я попросить вас о помощи?

— Вскрыть подлинный чип?

Император встал и подал мне руку. Август выразительно хмыкнул, но тоже поднялся, разумеется.

Втроем — мы с императором впереди, Август за нами, — мы спустились на четвертый подземный этаж. Миновали несколько постов охраны и вошли в комнату, больше похожую на уютную гостиную, только без окон. В комнате нас уже ждали.

Мэдлин Рассел-Грей и Максимиллиан ван ден Берг, он же — полковник Максим Люкассен. Макс явился в парадной форме и при орденах, с гладко зачесанными в хвост волосами, ослепительно синеглазый и пронзительно красивый.

— Ты здесь какими судьбами? — шепнула я.

— Привез Мэдлин, конечно, — еще тише ответил Макс. — А кто, по-твоему, еще мог это сделать?! Пока вы с Маккинби отвлекали огонь на себя, пока Джимми Рассел совершал разные нелепые телодвижения с той же целью, я взял двухнедельный отпуск, арендовал кораблик и аккуратно проскочил между патрулями. Правда, я не подумал, как буду возвращаться. Ничего, соображу.

— Здравствуйте, Делла, — улыбнулась мне Мэдлин. — Простите, что я не сказала вам тогда всей правды…

Она бросила один взгляд на императора.

И я поняла все.

Гм, неудобно-то как получилось: собираясь на аудиенцию, я надела жемчужный браслет, подаренный мне императором. Впрочем, на нем хоть и написано, чей подарок, но — очень мелко, на глазок не видно. Но все равно я чувствовала неловкость. И как это любовницы Макса не теряли запал при встрече со мной?

— Господа, давайте завершим это важное дело, — попросил император. — И без чинов, пожалуйста. Мы здесь равны, нас объединила миссия перед человечеством. Я надеюсь, то, что мы увидим, станет началом рассвета над нашей галактикой. И этот рассвет будет делом наших рук. Ни Китай, ни Земля поодиночке не справятся с задачей. Мы должны действовать сообща.

Макс деликатно покашлял в кулак. Я промолчала. Ну да, лучшее, что мы можем — уничтожить на фиг всю информацию об этой дряни, которая разваливает планеты. Во избежание. Иначе будет нам всем такой рассвет, что не угадаем, где от него прятаться.

Император провел нас в лабораторию, где уже ждал врач. Еще здесь был мощный стационарный компьютер, под стать тем, какие я видела у контрразведчиков. Мэдлин вкололи анестетик, аккуратно извлекли чип из-под шунта. Врач окунул капсулу в очищающий раствор, обработал ранку на запястье Мэдлин и удалился.

— Старый император отдал мне это, — Мэдлин показала на чип, — как выкуп за нелепую гибель моего отца. И… как приданое. Он поставил единственное условие: не при его жизни. Он уже знал, что долго не протянет.

— Мэдлин, — улыбнулся император, — мое слово неизменно. Вот свидетели. Я обещал взять тебя в жены. И я готов сделать это тогда, когда ты захочешь.

Она взяла стаканчик с чипом и протянула ему:

— Открывай.

— Леди Берг, — обратился ко мне император, — могу я попросить один волос с вашей головы?

Я выдернула короткий волосок. Император положил его на сканер. Потом вскрыл капсулу, вынул крохотный чип и вложил его в паз на терминале. Вспыхнул монитор, отражая работу системы. Побежали ряды иероглифов, потом изображение застыло. На мониторе было дерево, состоящее из пиктограмм.

Император сел в рабочее кресло. Несколько минут он колдовал над клавиатурой, а мы молча наблюдали. Дерево сменилось птицей, потом — стилизованным драконом.

— Все, — объявил император, — информация открыта. Вот он, Великий Дракон.

— И что там? — не выдержал Макс. — Тот самый чертов двигатель?

— Двигатель, — согласился император. — Но, конечно, другой. Тот, первый, уничтожен. Мой отец вовсе не желал гибели всему человечеству. Некоторые открытия следует закрывать вместе с их изобретателями. А это — новая разработка. Двигатель, который позволяет перемещаться в межгалактическом пространстве, но совершенно безопасен не только внутри галактики, но даже в атмосфере. Впрочем, в атмосфере он бесполезен. Он чудовищно дорог в производстве. Но это — наше с вами будущее.

Мы молчали.

— Прошу вас — поднимемся и выпьем по бокалу шампанского. За нашу помолвку, — он взял Мэдлин под руку.

Мне было грустно. Новый двигатель. Мирная модель. И столько людей из-за нее погибло… Страшно вспомнить ту резню в Черной деревне. А ведь еще город. Вилла Николса. Да мало ли мест…

Конечно, мы выпили и поздравили жениха с невестой. Улучив мгновение, ко мне подошел император.

— Делла, ты что-то помрачнела. Могу я что-нибудь сделать для тебя?

Я хотела сказать — нет. Но тут же передумала и выпалила без подготовки:

— Можешь. С нами бежали еще пять человек. Их арестовали. Отпусти их.

— Ах, Делла, Делла, — император покачал головой. — Ты преувеличиваешь мое влияние. Я не могу нарушить закон. Преступников нельзя просто так взять и отпустить. Даже если они совершили множество добрых дел. Увы.

— Когда я смогу забрать сына?

— В любую минуту. Надеюсь, ты не покинешь Пекин до моей свадьбы? Я очень хочу видеть тебя среди гостей.

— Хорошо.

— Что ж, пойдем. Я провожу тебя. И твоих друзей.

* * *

— Делла, твой сын — общий любимец. Я разбираюсь в людях, из него получится отличный князь, — говорил император. — Хотя он нуждается в строгой руке. Твой домашний врач… ты ведь не огорчишься, узнав, что он провел несколько семинаров для врачей императорской академии? Нам полезен обмен опытом. И мои этнографы немного поработали с твоими индейскими и эльфийскими слугами. В империи практически нет инородцев, мы мало знаем о них. Этот недостаток нужно исправлять. Я надеюсь, эта поездка была очень плодотворной, и для вас, и для нас.

Мы вышли в сад. Ярко блестевшую горку я заметила издали. Светло-желтые диски, видимо, были склеены между собой, потому что горка высотой в метр не рассыпалась, хотя по ней ползали дети.

— Гм, — только и сказал Август.

Император засмеялся.

— Да-да. Памятник китайской коррупции.

Я удивилась.

— Это золото, — объяснил мне император. — Золотые монеты эпохи освоения. Был у нас один любитель антиквариата… Тридцать лет назад его наконец-то арестовали. Расстреляли, само собой. А коллекцию конфисковали. И чтобы неповадно было впредь, использовали ее как элемент дизайна. Мне нравится, когда по куче денег ползают дети. В этом есть красота, вы не находите?

Навстречу мне уже торопилась Санта с Огги на руках. За ней вприприжку, подняв хвост трубой, скакал кот Барсик. Я забрала у индианки сына, прижала к себе. Огги явно потяжелел за несколько дней, да и на глаз побольше стал…

— Кушал очень хорошо, — отчиталась Санта. — Спал сначала плохо, но, возможно, погода повлияла. Сегодня вот — засоня, даже не пискнул ни разу с утра. Я так сразу и сказала: видать, чует, что мамочка сегодня вернется. А так мы всем довольны. С нами, хоть мы тут и слуги, прямо как с царями обращались.

— А где Валери?

— Она вчера подвернула ногу. Ничего страшного, но сегодня ей рекомендовали постельный режим. Кажется, она весьма недовольна. Василиса решила, что будет ее компаньонкой, поэтому лезет спать в ее постель. Валери ругается, но собаку не прогоняет.

А Мэдлин ушла, но быстро вернулась. Ее сопровождало четверо детишек — три мальчика и девочка. Двоих старших я узнала.

— А вот и приемные сыновья Николса, — пробормотала я.

Август покосился на меня, а Макс хмыкнул.

— Делла, они его родные дети, — сказал Макс. — Из-за этого Джимми Рассел и обломал зубы, пытаясь отобрать их. Дети Николса и старшей сестры Мэдлин. Сдается мне, сейчас Рассел не получит их тем более, потому что Мэдлин захочет оставить племянников себе.

Так вот почему Мэдлин поссорилась с Николсом, подумала я. Тот бросил ее сестру. Как все просто.

Мэдлин тихо улыбалась. И сейчас я понимала, что в ней нашел Август. Ее кукольно-правильное личико сияло, темные блестящие глаза светились изнутри.

Император кивнул нам и удалился.

— Хотите чаю? — спросила Мэдлин.

…Август сказал, что ей на роду было написано угодить в сказку. Слишком неземная. И ее история была действительно сказочной.

Ее отец был резидентом на Сайгоне. Юная Мэдлин, конечно, ходила на вечеринки, которые посещала и китайская аристократия. Половина китайских мальчишек приезжала нелегально, инкогнито и вообще на свой страх и риск. Однажды на такой вечеринке она оказалась рядом с красивым молодым китайцем, даже с виду — балбесом и прожигателем жизни. Но он таким только казался.

Она со смехом рассказывала, что китаец поначалу испугался ее. Да-да. Она была слишком красивой, такой, что он решил: ее подставили ему. Ее отец, узнав о знакомстве, пришел в ужас, затем в ярость. Но потом все как-то привыкли.

Мэдлин первые полгода не знала, кто ее возлюбленный. Считала китайским княжичем. Пока он в приступе отчаяния не признался, что ему предстоит унаследовать императорский трон, и он не знает, доживет ли до Нового года, потому что… потому что у него такой отец. И конечно, старый император не позволит наследнику жениться на дочери федерального разведчика. Тогда Юджин едва не принял решение бежать из Шанхая.

Но, остыв, он передумал. Вместо побега он стал вникать в дела, в устройство империи, учился быть правителем. Раз в месяц он ухитрялся выбираться на Сайгон, где виделся с Мэдлин. Ее отец заботился о том, чтобы у китайского принца был широкий кругозор, правильные знакомства среди федералов и представление о большой политике. Один за другим родились двое детишек — сын и дочь. Юджин поклялся жениться на Мэдлин, а ее детей сделать законными наследниками.

Они ждали, когда умрет старый император.

Но сначала он уволок в могилу семью Мэдлин.

Ей казалось, что в жизни нет трагедий больше, чем разрыв ее сестры с Николсом, от которого та родила двоих замечательных мальчишек. Ей думалось, нет беды хуже, чем многолетнее ожидание жениха. Но так было лишь до тех пор, пока отец не посвятил ее в свои дела.

Мэдлин было страшно. Очень. Сейчас, когда прошло время и боль перестала быть острой, она признавала: отец погиб по своей вине. Его собственное творение ударило по нему бумерангом.

Он создал тоталитарную секту. Своими руками. Постарев, передал руководство сыну от первого брака, Хорасу. А тот завел себе конфидента, какого-то Тима Клодана.

Старый Грей долго не знал, чем в действительности занимается Хорас. А когда узнал про андроидов, вынул пистолет из сейфа. Может быть, потом он и сам застрелился бы. Но сначала ему нужно было отвести угрозу, олицетворением которой стал его родной сын.

Хорас не ждал ничего плохого. Только удивился, увидев отца с пистолетом. Так и умер, с изумленным лицом.

Но Грей опоздал. Клодан избавлялся от соперников, для чего натравил на Грея китайцев. Они ворвались в дом буквально через пять минут после смерти Хораса. Погибли все. Грей, его жена, их старшая дочь… Уцелела лишь Мэдлин — благодаря отцу, который сунул ей чемоданчик с документами, велел немедленно убираться из дома, бегом, а чемодан передать Киду Тернеру из рук в руки. Мэдлин обещала выполнить поручение, еще не зная, что оно последнее.

Она добилась аудиенции у старого императора. И рассказала ему все. Редкий, исключительный случай — Старик признал свою ошибку. И в искупление вины отдал Мэдлин драгоценный чип. Его вшили при нем. Вторую половину ключа Мэдлин выбрала сама, вспомнив, что у ее лучшего друга была жена.

Дальше оставалось только ждать. И скрываться. На Мэдлин началась охота, и она отказалась от встречи с Тернером. Положение Кида стало угрожающим, но чем хуже ему делалось, тем отчетливей Мэдлин понимала: сейчас нельзя отдавать сведения, собранные ее отцом. Уж лучше отдать их китайцам.

Теперь этот чемоданчик стоял у ног Августа. Мэдлин уходила из разведки. У нее начиналась та жизнь, о которой она мечтала.

Одиннадцать лет мужчина и женщина шли друг к другу. Прощали беды и разницу в воспитании, прощали неудачи и боль. Шли через кровь и смерти близких людей. Не переставали верить друг другу.

Они дождались.

А о том, что Юджин однажды изменил Мэдлин, я никогда и никому не расскажу.

* * *

Приглашение к генеральному прокурору было неожиданным. Я сначала подумала, что от меня хотят свидетельские показания по делу Ю Линь или Чарли. Но потом сообразила: Ю Линь обвиняется в преступлениях, которым я не была свидетелем. А Чарли в том, что я видела, сам был потерпевшим.

Меня сопровождал Сун Цзымин. Отвез к помпезному, в европейском стиле зданию, провел в кабинет. Секретарша попросила обождать — Сун только удивился, и она тут же побежала докладывать боссу, что пришли важные люди.

В кабинете ждала немолодая строгая китаянка с короткой стрижкой и ногтями без следа лака.

— Вы Офелия Гвиневера ван ден Берг, княгиня Сонно? — уточнила она и раскрыла папку с бумагами. — Вы владеете китайским языком?

— Самые азы.

— Вы сможете заполнить документ?

— Полагаю, полковник Сун поможет мне.

— Очень хорошо. Мне сообщили, что вы желаете взять на поруки группу преступников. Вы должны составить прошение для суда, и если его удовлетворят, то вы обязаны в недельный срок вывезти из страны всех пятерых. Вот еще: одна из преступниц имеет дочь. Вы обязаны подписать согласие на то, чтобы взятая на поруки преступница воспитывала ребенка, а также дать обязательства опекуна над ребенком на случай, если его мать не оправдает надежд и будет возвращена в тюрьму. Вы обязаны довести до сведения преступников, что китайский суд не прощает их, и им запрещено появляться на территории империи. Вы просите заменить смертную казнь пожизненным изгнанием, и мы требуем, чтобы преступники это осознавали. Кроме того, вы как поручитель обязуетесь обеспечить их работой, которая позволила бы им содержать себя. Если будут установлены дипломатические отношения между Пекином и Землей, вы обязаны будете подавать отчеты о поведении преступников, за которых поручаетесь.

Я посмотрела на Суна. Он объяснил:

— Вы просили о помиловании для этих людей. Это невозможно. Но наши юристы нашли другое решение. Есть старый, но неотмененный закон о поручительстве. Он не применялся к людям, совершившим особо тяжкие преступления. Но мы учли особые обстоятельства. Одна из преступниц была несовершеннолетней. Трое действовали подневольно. И один — вы сами раскаетесь, что поручились за него. Но именно его преступления наименее тяжкие. Ваше прошение рассмотрят в суде завтра. Я надеюсь, что его удовлетворят. А Председатель Юй надеется, что под вашим благотворным влиянием преступники исправятся, осознают свою вину и искупят ее честным трудом на благо новой родины.

Я поморгала. Посмотрела в бумагу, испещренную китайскими иероглифами.

— Полковник Сун, я не справлюсь без вашей помощи. Мой китайский слишком плох, чтобы читать на нем юридические фразы.

— Конечно.

За полчаса мы управились с заполнением, я расписалась где надо. Прокурорша велела секретарю подать кофе.

— Леди Берг, вы иностранка. Мой долг — предупредить вас. Китайцы всегда стараются заменить смерть пожизненным трудом. Это хорошо для всех. Но я сомневаюсь, что эти люди способны исправиться. Вы благородная дама, вы жалеете их, но они мерзавцы.

— Госпожа прокурор, эти люди не так плохи, как кажутся. Я видела их в минуты тяжелых испытаний. И они показали себя людьми, а не скотами. Каждому из них грозила гибель. Спастись можно было, предав меня и моих товарищей. Но они предпочли бежать с нами сюда, надеясь на снисхождение суда. Если человек в минуту смертной опасности спасает товарищей, а не предает их, думая лишь о себе, — он не безнадежен. И уже за одно это люди заслуживают жизни.

— Вы правы. Но вам будет очень, очень трудно. Зачем вы попросили забрать их? Вы могли бы попросить заменить им смертную казнь длительным или пожизненным заключением. Этого вполне достаточно, если хотите отблагодарить их за помощь. А вы взвалили на себя такую ношу.

— Ничего, — я улыбнулась. — Лучше делать добрые дела и ошибаться, чем плохие — безошибочно.

— Это ваше право. Надеюсь, вы справитесь. Будьте осторожны с женщиной. Она хитра и коварна.

— Госпожа прокурор, разве вам известны эпизоды, когда бы она платила злом за добро? За настоящее добро, а не за зло под видом благодеяния, когда оно всего лишь меньшее из двух зол?

— Нет. Не известны. Леди Берг, я желаю вам удачи. И я поддержу ваше прошение в суде.

— Спасибо, госпожа прокурор.

Мы вышли. Я посмотрела на яркое солнце.

— Надо бы как-то предупредить этих несчастных. А то они удивятся, узнав, что их депортируют.

— Они обрадуются. Вам есть где содержать их?

— Да. У меня планета. Кем бы они ни были, их всего пятеро. Не смогут они причинить серьезных неприятностей. По сравнению с чокнутой семейкой моего бывшего мужа они вообще ангелы. По крайней мере, у них нет привычки спаивать собак и попугаев.

— О, — сказал Сун. — Понимаю и сочувствую. Не беспокойтесь об исходе суда. Председатель Юй приказал решить эту проблему, и ее решат. Вам не нужно приходить на заседание, я схожу вместо вас и потом доложу о приговоре.

— Спасибо, полковник Сун.

— Всегда к вашим услугам, мэм.

* * *

Мэдлин, как и все Расселы, была прихожанкой англиканской церкви. Юджин, разумеется, не имел никакого отношения к христианству. Поэтому свадьбу играли сразу по всем законам — и венчание, и гражданская церемония, и традиционный китайский обряд.

По личной просьбе будущей императрицы земная делегация отложила свой отъезд до завершения празднеств. Поскольку невеста была сиротой, сенатор Кимберли Тако согласилась быть посаженой матерью на свадьбе. Железная правозащитница расчувствовалась почти до слез. Из Федерации прибыло несколько специальных рейсов, доставивших разных приятных людей. Прилетели, разумеется, все Расселы, прилетели генерал Лайон Маккинби с молодой супругой. Мелви, уже с заметным животиком, похвасталась, что они уже переехали в новый округ, база выглядит чрезвычайно современно, и вообще, надо же и ей немного послужить в армии. Если не разведчиком, то хотя бы женой командующего.

Полноценного англиканского храма в Шанхае, разумеется, не нашлось, но Рассел привез с собой мобильный алтарь и полный штат священнослужителей. Китайские девушки свили колоссальный шатер из живых цветов, китайские юноши изготовили больше сотни деревянных скамеек для гостей.

Невесту вел к алтарю лорд Джеймс Рассел, такой яркий и блестящий, что едва не затмевал жениха. Жених выглядел, кстати, очень сдержанно — всего-то парадная форма главнокомандующего.

Я стояла в первом ряду, слева от прохода, между Эмбер Мелроуз-Рассел и Августом. Позади меня Макс обменивался шутками с Мелви. С другой стороны прохода стояли Соня и Джо Мит. Император дал согласие на брак сестры. Их свадьба планировалась через месяц, а пока Джо привыкал носить китайскую деловую одежду и учил язык. Он вообще очень ответственно подошел к новой своей роли.

Конечно, китайский колорит меня смешил. Дамы — кто в вечернем платье, по маковку в драгоценностях, кто в традиционном. Мужчины сплошь в военных мундирах. Повсюду мелькают дети, в белых рубашечках с красными галстуками, мальчики в шортах, девочки в складчатых юбочках, все в белых гольфиках и одинаково скромных туфельках. Повсюду цветы и флаги. После венчания император с женой вышли к народу и прошли двести метров по ковровой дорожке, с двух сторон которой стоял тот самый народ. Я не сомневалась, что в массовку отобрали самых благонадежных и достойных. Случайных людей тут не было. Император вел за руки двоих детей — своего сына и девочку из «народа». Принц был в такой же белой рубашечке с красным галстуком, девочка размахивала флажком. Мэдлин вела дочку и «народного» мальчика. За ними шли племянники Мэдлин и две девочки-китаянки. В конце пути венценосную чету окружили дети, будто случайно прорвавшиеся за ограждение, закидавшие молодоженов цветами и мелким жемчугом — видимо, он изображал рисовые зерна.

Через три дня разъехались почти все гости. Император с супругой, сестрой и будущим зятем отправился в вояж по империи.

С Сайгона прибыла моя яхта. Баба Лиза только посмеивалась:

— А я сразу просекла, что худо наше дело. На космодроме началась паника, тут я схватила пару рабочих, треснула по башке одному, второму. Мне подогнали тягач, вытащили яхту на стол. Ну и когда началась стрельба, я стартанула. Мне вслед — куда пошла?! А я отвечаю: на фиг, на фиг мне ваши разборки. Я никуда не лечу, я тут на орбите побуду. Ну, ко мне сразу пристроился китайский патруль. Мы там с этим патрулем двое суток проболтались. Даже подружились. Друг к другу на чай сходили. Ну то есть сначала они потребовали пустить их для обыска, а потом, понятно, чайку попили… вы уж извините, я их вашим виски угостила, китайцы виски сильно уважают. Потом они меня на чай позвали. А потом все утихло, с куашнарской стороны молчание, а китайцам сообщили, что меня можно отпустить, меня в Пекине ждут.

Перед стартом мне выдали на руки пятерых преступников. Выдали прямо в наручниках. Вместе с ними была хорошенькая китайская девчушка, в нарядной школьной форме и с маленьким чемоданчиком. Она боялась, жалась к Ю Линь и плакала. Ю Линь смотрела пустыми глазами и не верила, что ее выпустили из тюрьмы. Потом она словно включилась и зачем-то поклялась мне в верности. Клятва звучала страшно, и я, чтобы разрядить напряжение, показала ей на Валери:

— Видишь? Это моя свекровь. Она чудесная тетка, но шебутная. Если скучает, начинает пьянствовать. И вот этого ей позволять нельзя. Но со всем уважением, поскольку знатная дама. А вторая твоя задача — Чарли. Он должен стать приличным человеком. Пусть из него получится настоящий Красавчик Шарль. Не может он быть совсем безнадежен, верно?

Ю Линь поклонилась мне и сказала, что с задачей справится.

Чарли суетился и слишком много болтал. Похоже, в камере все они осознали, что китайское правосудие — отнюдь не шутка.

Август, увидев мою «обузу», только охнул.

— Делла, — спросил он меня, — ты помнишь, чем занимались в лаборатории Чарли? И тебе просто так отдали этих людей?!

— Да я сама удивляюсь.

— Послушай, пусть они отдохнут у тебя. Потом я приеду и мы придумаем, как использовать их таланты. Только не принимай никаких решений в одиночку. В этом бизнесе масса подводных камней.

— Как скажешь, милый, — ощерилась я.

И лишь когда мы, попрощавшись с китайцами, получили коридор через Куашнару, я выдохнула: работа закончилась.

Мы летим домой.

* * *

На Саттанг мы прошли тоннелем Чужих. Честно говоря, я обошлась бы и без стоянки на Саттанге, тем более, мне не очень-то хотелось лишний раз видеть неблагодарного пройдоху Патрика, да и индейцев в целом. Но я смирилась. У меня тут сакральный статус, надо отрабатывать его.

В первый день я приняла делегацию старух, выслушала отчет о достижениях. Затем меня пригласили на воздушную экскурсию. Мост через пролив между материками почти завершили, пространство вокруг Храма расчистили и уже протянули скелет будущей дорожной сети. Город, единственный город на Саттанге, расползся и стал втрое больше. Там кипело строительство. Новый земной консул — симпатичная женщина — пригласила на чай. Пожаловалась мне на проблемы: индейцы-то стараются, но с нашей стороны начались препоны, задерживается строительство большого транспортного хаба на внешней планете. В Эльдорадо неспокойно, под диктатором Энрике Вальдесом шатается трон, и надо бы пнуть наше правительство на предмет уточнения текущей позиции: мы Вальдеса неофициально поддерживаем, или как. Теоретически Саттанг ведь нейтрален, может и сам решить, на чьей он стороне. И решит, если Земля и дальше будет тянуть резину.

Ужинала я в компании саттангского премьер-министра Твина. Твин сиял белоснежными новыми зубами, выглядел подозрительно молодым и хвастался успехами. У него отлично пошло разведение овец, теперь он строил сразу три ткацкие фабрики. С зерновыми получилось хуже, но не в убыток. Он зазвал к себе китайского агронома и готовил площади под рис — нашел удачное место. И еще он готовился стать отцом. Его юная супруга дохаживала седьмой месяц и обещала порадовать мужа двойней. Твин прямо не знал, как бы получше всем показать, что он горд.

Вечером в мою каюту — мы жили на яхте — заглянул Август.

— Завтра постараемся улететь, — сообщил он.

— Что значит «постараемся»? — изумилась я. — Это от нас зависит.

Август замялся.

— Патрик опять денег просит, — признался он. — Проекты хорошие, но я не хочу связываться. Не знаю, может быть, отцу скажу. Упускать их нельзя, потому что иначе сюда придут деловые парни из Эльдорадо, а ты же теперь представляешь, кто они такие. Уже забрасывали удочки. Вытерпишь тут еще немного?

— У меня особого выбора нет, — сказала я. — Отсюда пешком домой не уйдешь.

— Да нет, если тебе совсем тяжко, улетим, конечно…

— Хорошо, — сдалась я. — Один день я еще вытерплю. Так и быть, даже два. Но не больше!

Август мигом смылся. И что-то я сомневаюсь, что пошел спать.

А утром все планы рухнули.

Август вошел в кают-компанию, где я безуспешно пыталась накормить Огги из стандартной бутылочки. Огги капризничал и отказывался от серенькой посуды, он в шанхайском дворце привык ко всему яркому.

— Делла, ты сегодня летишь на Землю, — сказал Август.

У меня отчего-то оборвалось сердце.

— А ты?

— Я остаюсь. — Он помолчал. — Скотти пропал без вести. На Твари. Вел следствие по Ордену Евы. Последний раз его видели четверо суток назад. Алистер пытался найти своими силами. Ничего. Никаких следов. Как в воду канул. Алистер послал яхту за мной, сюда. А ты полетишь на Землю, будешь жить в Пиблс и ни ногой не шагнешь за границу поместья.

— Это еще почему?

— Потому что были угрозы. И вот еще что: не говори своему отцу. А если проболтаешься и он опять станет советовать тебе того парня-диверсанта — не соглашайся. Я оставлю тебе Вэня.

— Ты уверен, что ничего не хочешь мне рассказать?

Август тяжело сел. Увидел на столе кофейник и чистую чашку, налил себе.

— Хорошо. Точно установлено, что в секте адамитов состоят эльдорадский диктатор Энрике Вальдес и Арнольд Мирра, замминистра иностранных дел Куашнары.

Я онемела.

— Да, — кивнул Август, — неожиданные фигуры. И если Мирра хоть как-то, хоть с натяжкой может сойти за нового главаря, то уж Вальдес ни в какие ворота не лезет. Я бы подумал скорее на Арриньо. У меня нет никаких версий. Есть только подозрение, что тебе лучше держаться подальше от этой истории. Да и мне так будет спокойней.

— Боюсь, что моя помощь тебе понадобится.

— Нет, — резко сказал Август. — Твои знания об Эльдорадо не устарели, но Алистеру известно больше. А эмоциональная зависимость Вальдеса сработает скорей против нас, чем наоборот. Не надо его недооценивать. Это очень умный человек. Гораздо умнее, чем считают наши аналитики.

— Тогда за сектой стоит не он, — меланхолично обронила я.

— Вот именно, — отрывисто произнес Август.

Я сдержанно вздохнула.

— Хорошо. У меня какие-нибудь другие задачи, кроме сбережения своей шкуры, будут?

— Нет.

Я вздохнула еще раз. Август посмотрел на часы, потом — на Огги, который, естественно, так и не поел. Август взял у меня Огги, ухватил поудобней, сунул ему бутылочку. И у него мой детеныш начал есть, да как охотно! Покормив ребенка. Август набросил на плечо салфетку, некоторое время подержал Огги в вертикальном положении, потом вернул мне.

— Мне самому не хочется расставаться, — признался Август. — Но так будет лучше. — Встал. — Бабе Лизе я сказал, старт через два часа.

Он ушел. Я проводила его взглядом, вздохнула и пошла укладывать Огги перед стартом.

Ровно в полдень яхта вошла в Большой Тоннель, а к полуночи мы были на Дивайне. Еще двенадцать часов — и мы вошли в зону уверенной связи недалеко от Хилиры.

До Земли оставалось четверо суток пути.

Эпилог

— Дел, самое главное — Йену не говори, — попросила Нина. И хихикнула: — Мы только помирились, а тут такое… Нет, ну правда. Я не знаю, что он обо мне подумает. Может, и ничего, а может, совсем уважать перестанет.

Мы медленно шли вдоль берега великой шотландской реки Твид. Впереди молодой парень ловил форель. Подле него крутились две собачонки, и я на всякий случай взяла на поводок Василису. Василиса не поняла, зачем я ограничила ее свободу, а она ведь ничего такого не хотела, только залезть во-он в те камыши и там от души поваляться в тине, пропахшей речной рыбой. Но тут собачонка тявкнула, к ней присоединилась вторая, обе бегом помчались к нам. Василиса заинтересованно вышла вперед, задрав хвост, чтоб о ней не подумали дурно. Парень не обратил на нас внимания. А зря, подумала я, потому что Василиса его собачонок не съест, но может наподдать так, что противник улетит на середину реки.

Мы сближались, собачонки не унимались, Василиса радостно топорщила уши, предчувствуя забаву. Нина крикнула парню, чтоб отозвал собак. Он повернул голову, что-то крикнул в ответ, но ветер отнес его слова в сторону, я ничего не разобрала.

Первая собачонка подлетела мне практически под ноги, но Василиса коротким движением лапы отбила ее далеко в сторону, прыгнула на вторую и придавила, как пойманную мышь. Первая вскочила, залилась истеричным лаем, Нина запустила в нее палкой, не попала. Я нагнулась, извлекая из-под Василисы добычу, а Нина потянулась за булыжником, потому что собачонка не унималась.

Откуда-то сверху грохнули три выстрела.

Парень упал головой в реку.

Собаки с визгом метнулись к мосту, поджав хвосты и забыв про нас.

Василиса неуловимым движением головы избавилась от ошейника и исчезла в развалинах баронского замка, возвышавшегося над рекой чуть позади нас.

Мы с Ниной побежали к парню. Но когда вытащили его из воды, то поняли, что могли бы не торопиться: у него не было лица.

Василиса, если верить навигатору, засела в развалинах, нависавших над рекой. Почему-то я ни капельки не боялась, что снайпер может уцелеть и убить нас.

Мы с Ниной залезли в руины, и я сразу заметила, что тут кто-то побывал. Василиса с блаженной мордой лежала среди осколков и обломков. Ей в кои-то веки удалось поработать по специальности — убить робота. Ни одной живой души рядом не было.

Я присела, вороша осколки. Мне стало не по себе. Я знала, что это. Робот-снайпер. Федерация от таких машин давно отказалась.

Эту сделали в Эльдорадо.