Игры, в которых ставкой служат судьбы народов, не заканчиваются никогда. Когтистая рука нелюди-дари сделала очередной ход, и в империи запылала гражданская война. Для ответного хода потребовались все доступные «фигуры», поэтому землянин Иван Боев, сбежавший на степную границу в новом теле и с новым именем, вынужден вернуться на «игровое поле» в непривычном для себя статусе диверсанта. Но в этой партии заблудшая в чужом мире душа будет играть только по своим правилам.
Крошечная капля воды, родившаяся где-то очень высоко в небе, начала свой путь к земле. Она могла бы напитать собой грунт и дать силы слабому ростку или же присоединиться к миллионам других капель в бурлящей реке, но не в этот день. То ли по законам физики, то ли в соответствии с высшей волей этой капле было суждено смешаться с микроскопическими частичками пыли и стать маленьким чудом — невообразимо сложным и удивительно прекрасным кристаллом льда.
Вместе со своими подружками легчайшая снежинка устремилась вниз в завораживающе-прекрасном танце-падении. Да только жаль, что этот танец имел отнюдь не самый поэтичный финал.
Стражник чихнул и недовольно стер влагу, образующуюся от снега, постоянно тающего на его раскрасневшемся лице. Он в сотый раз проклял того, кто придумал настолько неудобный шлем: летом в нем жарко, а зимой снег постоянно норовит залепить лицо. И все же основной причиной его страданий была отнюдь не конструкция шлема или прощальный снегопад уходящей зимы и тем более не маленькие снежинки на носу — стражник буквально умирал от жуткого похмелья.
В это самое время он должен был отсыпаться после вчерашней попойки, а не торчать на облепленной пятнами снега серой стене, но судьба распорядилась иначе. «Понесла же нелегкая эту чокнутую императрицу в гости к разродившейся первенцем герцогине!»
Судьбы высших сановников империи страдающего наемника не волновали, а вот то, что барон отправил на перехват императорского кортежа тех, кто должен был заступить на охрану стен, отразилось на жизни похмельного постового самым неприятным образом.
Наемник в очередной раз горестно вздохнул и подошел к краю стены. Смотреть там было не на что — солнечные лучи сверкали на снегу, не оставляя без своего внимания ни единого уголка огромной поляны вокруг баронского замка. Несмотря на бессмысленность этой затеи, стражник все же окинул взглядом окрестности и сделал это отнюдь не в порыве профессионального энтузиазма, а потому что только так можно было перебороть страшное желание закрыть глаза и уснуть.
Звонкий щелчок, казалось, заполнил весь мир вокруг стражника, и в следующий миг все его похмельные проблемы остались в прошлом, вместе с жизнью: короткий арбалетный болт легко пробил действительно низкосортный металл шлема и засел в голове наемника по самое оперение.
Через несколько секунд между зубцами крепостной стены появился очень колоритный, особенно в этих краях, персонаж, сжимающий в руках конец длинной жерди. Останься в наемнике хоть капля жизни, он бы наверняка очень удивился подобному явлению. Кронайский пират на севере империи, безумно далеко от теплого моря, смотрелся на заснеженной стене, как степняк-хтар на борту пиратской шхуны, — дико и неестественно.
Абсурд стал масштабнее, когда на стену тем же способом «взбежали» еще два десятка кронайцев. Это были именно они: никакие темные форменные полушубки имперской тайной канцелярии и мохнатые шапки не могли скрыть шикарных бакенбард и «утиной» походки настоящих моряков. К тому же каждый кронаец «украсил» свою форму цветастыми платочками, оборочками и вставками — истребить у этого народа страсть ко всему яркому было невозможно априори.
— Бодар, твой десяток прикрывает нам спину и контролирует двор. Лабра, ты ведешь своих за мной, — тихо прошептал командир отряда, появившийся на этой стене первым. Невысокого роста, но плотный и оттого практически квадратный, кронаец махнул рукой и резким движением обнажил шпагу.
Штурмовики взобрались по самому низкому участку стены, поэтому до надвратной башни было довольно далеко. К тому же Карна смущало практически полное отсутствие стражи на стенах — не брать же в расчет этого идиота с болтом в непутевой голове.
Опасения опасениями, но время утекало, как вода за бортом, и если не начать сейчас, то Лован и, что намного хуже, граф будут недовольны.
Растянувшись цепочкой, десять пиратов за минуту добежали до входа в надвратную башню и остановились возле массивной двери, закрывавшей выход из каменного строения на стену. Дверь оказалась незапертой, что лишь добавило подозрительному кронайцу настороженности. Короткий кивок командира — и два пирата ловко забросили «кошки» с канатами на верхушку надвратной башни, а затем буквально побежали по стене со стороны двора.
С тыльной части башня имела два окна, и, несмотря на недостаточную ширину даже для ловких кронайцев, проемы окон вполне подходили для нужд метких арбалетчиков.
Крики и стоны, прозвучавшие в ответ на тихие щелчки арбалетов, говорили о том, что их все же ждали. Это же подтвердил звук колокола над башней, оповестивший весь замок о приходе врага.
— Проклятье, — злобно ругнулся Карн и кивком подал знак подчиненному.
Худощавый пират рывком открыл дверь, и командир абордажной команды нырнул головой вперед, перекатом перемещаясь внутрь башни. Над ним тут же пролетел толстый арбалетный болт.
Выход из переката завершился выпадом в живот стражника, с трудом удерживающего на весу осадный арбалет. Острый кончик шпаги нашел в звеньях кольчуги необходимый участок, а сила выпада позволила острой кромке разрезать несколько соседних звеньев, и клинок глубоко вошел в плоть, пронзая многострадальную печень. Обратно шпага вышла намного легче, увлекая за собой небольшой фонтан темной крови.
В помещении с большим воротом, предназначенным для подъема массивной решетки, дежурил полный десяток стражников, половина которых должна была находиться на стенах. После стремительной атаки пиратов в живых осталось семеро. Через несколько секунд полегли еще шесть стражников, и Карну «на закуску» остался лишь десятник, отскочивший за деревянную конструкцию подъемника.
Огромный ворот с длинными ручками и системой блоков примыкал к задней стене помещения, так что десятнику нужно было защищать лишь пространство перед собой, не беспокоясь об угрозе со спины. Матерый мечник прикрылся щитом и явно собирался разменять свою жизнь на парочку вражеских. Можно было достать его из арбалета, но время поджимало.
Карн не стал лезть на рожон. Легкий прыжок заставил тело, с детства привыкшее бегать по такелажу и реям, легко взлететь на подъемный механизм. Противник этого не ожидал, потому успел лишь развернуть щит, но слишком поздно. Узкое жало тяжелой шпаги скользнуло по верхней кромке щита, впившись в глазницу стражника.
Через секунду почти вся команда пиратов дружно налегала на длинные ручки ворота.
Первыми в увеличивающийся зазор под ощетинившейся остриями тяжелой решеткой нырнула десятка гвардейских легионеров в черных «рельефных» панцирях, и уже следом, чуть пригнувшись, прошел центурион Лован. Статус немого воина в империи сильно изменился. Он вернулся на родину и даже сохранил старое звание, но по-прежнему остался чужим и легиону, и империи. На данный момент он выполнял функции посредника между тайной канцелярией и гвардией, поэтому не мог бездумно лезть в бой.
Лован посмотрел вверх и с завистью увидел ухмыляющегося Карна, который, в отличие от центуриона, по-прежнему в деле и вовсю веселится со своей «абордажной командой».
Короткий жест из арсенала легионерского языка знаков заставил следовавших за центурионом четыре десятка гвардейцев рассыпаться по большому двору перед донжоном. Легионеры моментально взяли под контроль выходы как из основного здания, так и из всех подсобных помещений.
Те немногие защитники замка, которые появились на заснеженной площадке перед входом в донжон, практически не оказывали сопротивления. С одной стороны, все понятно — основная сила гарнизона ушла на перехват кортежа императрицы, но все же центуриона терзало смутное беспокойство и ощущение какого-то дежавю.
Впрочем, приказ все равно нужно выполнять. Следующий жест отправил пять десятков под командованием тираха вперед. Легионеры разбились на небольшие группы и вломились во все двери разом.
Через минуту часть легионеров, проверив подсобные помещения, прошла в вывороченные двери донжона следом за основной группой.
Последний десяток был остановлен свистком центуриона и бегом направился к хмурившемуся куратору.
Появление во дворе кареты с императорским гербом только усилило недобрые предчувствия Лована, а через секунду его паранойя получила вещественные подтверждения. Два подозрительно светлых участка стены донжона рухнули, и из провалов хлынула толпа воинов числом не менее сотни.
Лован судорожно сглотнул. Даже если из донжона вернутся все легионеры, их все равно будет слишком мало. Теперь центурион вспомнил: нечто подобное он уже видел, когда вместе с Ваном штурмовал резиденцию военного советника в Пакинае. Тогда они отбились, а вот сейчас шансы достойно ответить на уловку горцев таяли, как снег под весенним солнцем.
Когда рухнула фальшивая стена, начальник тайной канцелярии империи граф Гвиери лишь улыбнулся: «Что ж, этого следовало ожидать: против меня выступает серьезный игрок».
После короткого кивка один из пары телохранителей в черной форме тайной канцелярии дунул в свисток. И тут же поменял сигнальный инструмент на инструмент смерти — короткий и узкий меч.
Десяток легионеров под руководством Лована оттеснил графа с телохранителями и невысокую фигурку беременной женщины к стене, прикрывая их щитами, а сверху, как груши с дерева, посыпались бойцы «абордажной команды». Но все эти ухищрения казались напрасными. Толпа орущих воинов, основную часть которой составляли горцы из Свободных Королевств, могла растерзать эту хлипкую оборону в одну секунду. Тот, кто играл против графа, мог гордиться своим умом, но он все же не дотягивал до уровня начальника тайной службы безопасности императрицы Лары.
Не успели первые удары посыпаться на поднятые щиты легионеров, как во двор через открытую арку влетела стальная масса десяти рыцарей, вслед за нею хлынул кольчужный поток конных оруженосцев. Мало того, на стене как грибы после дождя начали вырастать мехово-кольчужные силуэты. Огромные «медведи» сделали по выстрелу из арбалетов и тут же скользнули по канатам вниз.
Бой закончился за пару минут — горцев буквально размазали по вымощенному камнем двору. Схватка моментально переместилась внутрь донжона, откуда с верхних этажей навстречу отступающим горцам ударили легионеры передового отряда.
Гвиери удовлетворенно улыбнулся, перевел взгляд на беременную женщину и тут же кисло поморщился, увидев торчащий из большого живота арбалетный болт.
— Яна, почему ты не вытащила эту гадость?
— Простите, ваша милость, просто хотелось сохранить его, чтобы воткнуть стреляющему по беременным женщинам скоту в…
— Прекратите ругаться, баронесса. — Гвиери улыбнулся, но все же не дал хтарке озвучить свою мысль до конца. — Думаю, того, кто так лихо попадает с дерева в окно кареты, наши «медведи» уже сбили, как шишку, и затоптали.
Яна, совсем недавно ставшая баронессой Рошаль, лишь фыркнула в ответ, но болт из фальшивого живота выдернула и тут же решительным шагом направилась в сторону донжона в поисках места, где можно «пристроить» этот метательный снаряд.
Граф же остался у стены, обдумывая сложившуюся ситуацию. Хозяин этого замка был человеком не особо умным и, что самое главное, не таким уж богатым, значит, за ним стоит тот, кто имеет деньги для найма сотни горцев и мозги для воплощения сложной аферы. Легенда о том, что старик хотел отомстить за погибшего при захвате императорского дворца сына, трещала по швам. Возможно, удастся узнать хоть что-то от пленников, но, судя по размаху операции, шанс был мизерным. Граф в очередной раз пожалел, что потерял такой мощный инструмент, как «камень душ». Поиски профессора Ургена и беглого «джинна» из иного мира до сих пор так ничего и не дали. А как бы все было просто — подсаживай душу иномирянина в тело бунтаря и получай готовые ответы.
С некоторой ностальгией граф вспомнил свой великий триумф, начавшийся с первого вселения Вана в тело мошенника и закончившийся женитьбой «одержимого» тем же Ваном императора на Ларе и ее восшествием на престол.
Душа погибшего в далеком мире человека по имени Ван, или, как он сам себя называл — Иван, оказалась необычайно полезной. «Джинн» был умен и находчив, он сумел сохранить рассудок и выдержку и в теле пирата, и в теле генерала, он даже умудрился обуздать плоть нелюди дари. Впрочем, именно благодаря этой находчивости Ван сумел улизнуть от графа и получить свободу.
Воспоминания графа прервал голос Яны, выглянувшей из окна второго этажа донжона:
— Ваша милость, вам стоит взглянуть на это самому. — Голос девушки не предвещал ничего хорошего.
В том, что ситуация действительно чрезвычайная, граф убедился, посмотрев на пол большой комнаты в северной части донжона. Выстеленная досками поверхность была завалена трупами защитников, но лишь одно тело буквально приковывало к себе взгляд. Раскинув руки, у стены лежал вроде человек, но более внимательный взгляд выделял странную форму носа, когти на руках и серую кожу на костлявом лице.
— Тухлая каракатица! — озвучил мысли графа появившийся в комнате Карн.
Вид тела дари напоминал графу о том, что незначительным бунтом этот дело не ограничится. Нелюди играли только по-крупному, и впереди империю ждут серьезные потрясения.
Желание найти беглого Вана и задать ему пару вопросов стало еще сильнее — ведь граф уже давно понял, что после нахождения в теле одного из собратьев лежащего у стены трупа «джинн» рассказал своим эксплуататорам далеко не все.
— И где же его найти? — невольно произнес вслух граф, что не укрылось от чуткого слуха пирата.
— Я бы тоже хотел знать, где эта тварь, — злобно прошипел Карн, в очередной раз удивляя графа непонятно откуда взявшейся ненавистью к иномирянину.
Зима в степи — это нечто непередаваемое: кажется, будто во вселенной нет ничего, кроме чуть выцветшего неба и белоснежной, слегка собранной складками холмов огромной скатерти степи. Даже иногда попадавшиеся рощи не делали эту картину менее сказочной — природа словно выткала тонкие кружева, выстирала их и выбелила, а затем развесила сушиться на ветвях. Тех самых ветвях, которые в конце лета радовали своим богатством, а в финале осенней поры вызывали жалость, потеряв все золото листвы.
А вот зимой для печали места не оставалось, лишь звенящая пустота, которая вызывала в душе желание бежать за горизонт, навстречу неведомому чуду. Живя в городе, даже таком небольшом, как Таганрог, я был лишен этой чистоты и безграничности. Городской снег всегда выглядел грязной и жалкой побирушкой, а не всемогущим седым исполином, царившим в этом мире, который никогда не знал копоти заводов и яда бытовой химии.
В этом мире мне нравилось все: и природа, и люди, и даже случайно доставшееся тело. Юный барон Герд Маран не был ни силачом, ни красавцем, но все недостатки с лихвой восполнялись бушующей в крови юноши молодой энергией и острым восприятием окружающего мира. С вызванной гормонами щенячьей радостью иногда даже приходилось бороться, что удавалось далеко не всегда. Впрочем, вновь делать детские глупости и ошибаться все равно было приятно — ведь не нужно никого опасаться и можно жить так, как мне того хочется.
Очередной приступ восторга заставил меня ткнуть пятками в мохнатые бока Черныша. Невысокий, но прекрасно сложенный конь почувствовал порыв седока и, развивая неплохую скорость, рванул вперед, несмотря на довольно глубокий снег. Это было прекрасное животное, унаследовавшее красоту и силу рыцарской породы с юга империи и выносливость хтарских лошадок, которых не смущали ни бескрайность степи, ни снег по колено. Именно на таких степных лошадках ехала вся моя «свита». В крови этих лошадей не было благородной примеси, поэтому они и отстали.
Охто недовольно прикрикнул на свою лохматую «малышку». Удивительно, но хтарская кобылка, всегда казавшаяся тихоней, прибавила в скорости, да так, что обогнала четверку «казаков». Конечно, ширококостный бородач Курат и его подчиненные не родились казаками, они принадлежали к своеобразной субкультуре «вольных» — сборной солянке разных народностей, осевших на степной границе империи, — но мне захотелось называть их именно так, и ребятам это слово понравилось. Так что теперь в мире, очень далеком от берегов Дона, Кубани и Днепра, по степи гуляли казаки.
И старый хтар Охто, и Курат достались мне в наследство от родителей Герда. Я не помнил тех, кто подарил жизнь моему новому телу, и искренне сожалел, что не смог позаботиться о них в старости. Когда мы с профессором Ургеном явились в поместье Маран, там оставались лишь дородная управительница Никора, старый лекарь-ветеринар хтар Охто и бывший предводитель баронской дружины Курат, который как раз пытался не допустить кредиторов старого барона к грустно понурившемуся коньку, впоследствии названному Чернышом.
Мое вмешательство расставило все по своим местам — представитель соседа-барона получил вместо коня три серебряных империала долга и в морду от Курата. К слову, гибрид рыцарского тяжеловоза и степной лошади стоил около трех золотых.
Затем последовала пропитанная недоверием встреча юного барона, которая завершилась решительными действиями домоправительницы. Никора, когда-то качавшая наследника на собственных руках, решительно задрала мне рубаху, посчитала родинки и потерла наслюнявленным пальцем родимое пятно на лопатке, а затем, заливаясь слезами, повисла на шее у «деточки», которого не видела больше пяти лет. В общем, соплей в тот день хватило.
И вот теперь я — полноправный барон и занимаюсь самым что ни на есть дворянским развлечением — охотой. Вообще-то назвать это действо развлечением довольно трудно — несмотря на прекраснейшую картинку окружающего мира, глубокий снег вкупе с пронзительным ветром делали это занятие утомительным, но мои новые подданные хотели есть, а купленные осенью припасы подходили к концу. Нет, деньги еще оставались, но в конце зимы купить в этих краях продукты было практически невозможно. Так что охота не охота, а ехать надо, и искали мы не кого-нибудь, а местный аналог зубра. По крайней мере, так я понял из рассказов мастера на все руки хтара Охто. Дядька был более чем колоритным персонажем — полтора метра «в прыжке», сморщенный, как изюм, старикан хитро смотрел на мир раскосыми глазами, словно намекая, что знает ответы на все вопросы, да только не станет на них отвечать. Как он попал к старому барону, было непонятно, но из степи старик принес кучку умений — он и ветеринар, и охотник, и скорняк, даже роды принимал, когда это было нужно.
То, что я не совсем правильно понял слова Отха, стало вырисовываться вместе с нагромождением коричневых комков на волнистом горизонте. Зубры оказались не совсем зубрами, особенно если присмотреться к вышедшему нам навстречу экземпляру. Стало сразу понятно, почему Курат недовольно поморщился, когда Охто в красках рассказывал, насколько увлекательной будет охота на «зубров». Предводитель стада в принципе имел внешнее сходство с зубром или, в американском варианте, бизоном, но если обитатели прерий весили где-то до тонны, то это чудовище наверняка потянет не меньше чем на двадцать центнеров. Или мне так показалось от страха?
Да уж, неприятно это ощущать, но вместе со свободой и постоянным телом, которое можно потерять в любую минуту, причем без замены, я получил страх. Конечно, страх был не таким, как в земной жизни, но все равно чувство очень неприятное.
Кроме веса и тяжелого характера, местный бычок явно отличался от земных родственников более длинными рогами. Этот факт и то, что мои потуги в овладении местным луком оставляли желать лучшего, вызывали желание развернуть лошадку и дать деру. Судя по тому, как Черныш затоптался на месте, он полностью разделял мои мысли. Но, увы, теперь я барон и на меня смотрят мои люди.
Ладно, зимние месяцы все же не прошли бесцельно, и я хоть что-то да умею. Составной хтарский лук легко вышел из специального отделения в колчане. Из соседнего кармашка я достал стрелу и, как учил Курат, привстал в стременах. Сочленения разных пластин слегка скрипнули под кожаной обмоткой короткого и круторогого лука, а оперение стрелы защекотало щеку. Тетива тренькнула и хлопнула по левому рукаву короткой куртки. Полета стрелы я не увидел, но попал точно, потому что зубр возмущенно хрюкнул, подпрыгнул и рванул вперед с целеустремленностью скоростного поезда.
— Хозяин, поспешать тебе надо, — выкрикнул Охто, объезжая меня по кругу и делая на скаку два выстрела.
Закончив объезд, хтар, не дожидаясь своего господина, унесся в обратном направлении. Черныш в этой ситуации соображал быстрее своего седока, поэтому без команды развернулся и поскакал подальше от взбешенного быка. Три стрелы в толстой шкуре отнюдь не испугали обладателя огромной туши и скверного характера, даже добавили ярости, что сказалось также и на скорости.
Испугаться окончательно я не успел, так как через пару минут понял, что догнать Черныша быку не суждено. Даже коротконогие лошадки хтара и казаков спокойно держали дистанцию.
Очевидно, что суть охоты не могла заключаться в убегании от быка — хтар и казаки на скаку посылали стрелы за спину, причем Охто делал это в два раза быстрее остальных. Минут через пять я неожиданно заметил, что не просто возглавляю «отступление», но и вообще остался в одиночестве. Взгляд за спину показал, что мои подчиненные стоят на месте, вгоняя стрелы в замершего чуть дальше быка.
Принять участия в этом «расстреле» мне не удалось — как только Черныш доскакал до основной группы, бык рванул прочь от нас, и, что удивительно, явно не в сторону стада.
Всю осень и зиму у меня было достаточно и своих забот, так что на охоту ездить не удавалось, поэтому смысл происходящего доходил до меня с трудом. Мои подданные с поучениями не лезли, а я, идиот, спросить не удосужился. И только теперь начал понимать, что быка берут измором, а он, в свою очередь, роняя на снег капли крови, старается увести охотников от стада.
Подобное благородство вызывало уважение и соответственно сочувствие к этому сильному животному, но ничего не поделаешь — не я распределял места в пищевой цепочке этого мира.
Бык остановился километра через два. В погоню он шел по нашим следам — пятерка лошадей пробивала снежную целину, облегчая преследователю путь, — теперь же ему приходилось ломать наст самому. Да и раны уже дали о себе знать.
Как ни странно, Охто остановил свою лошадку далеко от вставшего столбом зверя и даже затормозил меня:
— Хозяин, нужно мало ждать.
— Почему?
— Зверь много хитрый, хозяин. Нужно ждать, — упрямо мотнул головой хтар, и бородатый Курат не стал ему возражать.
Ну что ж, ждать так ждать.
Сколько в подобных случаях выжидали опытные охотники, выяснить так и не удалось — в отдалении послышался вой, заставивший дернуться всех охотников, включая меня. И если я сделал это инстинктивно, остальные явно понимали, что происходит.
— Хозяин, надо сильно ехать, — тут же заявил Охто, разворачивая лошадку.
— А бык? — не понял я.
— Бык теперь не наш, бык теперь — хозяина.
— Не понял. — Я действительно не понял. Несмотря на ломаную речь, хтар всегда изъяснялся довольно вразумительно, так что последнее высказывание настораживало. К счастью, мои затруднения были понятны Курату.
— Господин, этого быка захотел себе «хозяин степи», то есть волк, — спокойно объяснил новонареченный казак.
— Мы что, с волком не справимся?
— С этим точно нет, — терпеливо, как ребенку, начал рассказывать Курат. — Господин, это не простой волк, а «хозяин», кроме него в степи хищников нет и не может быть. Если, конечно, не считать камышовых котов, но те хозяевам не конкуренты и добыча у них разная. Охотиться на волков в степи может только самоубийца, и если уж «хозяева» выбрали себе жертву, то не отдадут. Хорошо, хоть предупреждают сначала. Они вообще не нападают без предупреждения.
— В смысле? — удивился я, но все же повернул Черныша следом за хтаром, потому что Курат определенно начинал нервничать.
— Не знаю почему, но на людей «хозяева» не нападают. Кроме случаев, когда какой-то идиот кинется на них сам или станет претендовать на добычу. Так что, господин, нам лучше оставить быка волкам.
— Интересно девки пляшут, — пробубнил я себе под нос. — Ладно, оставить так оставить.
Ссориться с местными «хозяевами» было глупо, а вот понаблюдать все же стоило.
Степь в этом районе не была идеально ровной, но и высоких холмов тоже не наблюдалось — просто огромное белое море с легким волнением. Ближайший холм находился метрах в двухстах от места, где сливавшиеся со снегом серовато-белые фигуры уже окружили упавшего быка.
Еще в столице, перед операцией по изъятию припрятанных денег императора, я осуществил давнюю мечту пирата Эдгара Омара, да и свою собственную. У старшего брата Эдгара была дорогущая подзорная труба. Понимая, что степь — это тоже море, со всеми вытекающими последствиями, средства дальнего наблюдения теряли статус роскоши и переходили в разряд жизненной необходимости. Поход по магазинам закончился в очень дорогой ювелирной лавке, где за цену боевого рыцарского коня мне предложили украшенный позолотой и каменьями раскладной оптический инструмент. Подзорная труба выглядела как дамская игрушка. Главный диаметр около пяти сантиметров, длина чуть больше полуметра в раскрытом виде — довольно компактный прибор, дающий где-то семикратное увеличение. Жаба душила с неимоверной силой, но этот бой все же выиграло благоразумие.
Труба со щелчком разложилась, давая мне возможность в подробностях рассмотреть финальную сцену охоты.
По непонятным для меня причинам волки по-прежнему стояли вокруг быка и не нападали. Если я не ошибся в масштабах местного бизона, то покрытые пепельной шкурой хищники ростом были где-то с крупного немецкого дога, но значительно массивнее. Как и обычные волки, они не могли поворачивать голову, а вот профиль имели особенный — больше всего настораживала удивительно лобастая голова, приближавшая «хозяев» к собакам. Особенно выделялся вожак — и полобастее, и размером покрупней. Судя по косвенным признакам, стая состояла из трех самок, четырех голов молодняка непонятной половой принадлежности, матерого вожака и еще одного самца, не многим уступающего статью своему предводителю.
Пока я рассматривал хозяев степи, вокруг быка началось движение. Вожак все это время топтался на месте, чего-то выжидая. А вот молодой самец явно не понимал мотивов старшего товарища. Он даже шагнул вперед, чтобы первым напасть на подранка, и тут вожак сделал явную ошибку — он не мог позволить ретивому подчиненному первому вцепиться в горло жертвы, поэтому прыгнул вперед, несмотря на предупреждения интуиции.
Тут же стало понятно, почему хтар не дал мне подъехать к умирающему бизону, который, подогнув ноги, лежал на снегу. Громадная туша ринулась вперед, как ракета «земля-земля». Вожак волков хотел свернуть с пути этой махины, но сделал только хуже — бык боднул его в бок и рывком головы отбросил в сторону. Не останавливаясь, бизон понесся в степь, а волчицы дернулись следом, но остановились, понимая, что сейчас решится судьба стаи.
Король умер, да здравствует король!
То, что смена власти произойдет именно сейчас, было очевидно — на пепельной шерсти вожака расплывалось кровавое пятно, а его «заместитель» шел вперед с видом подкрадывающегося к жертве хищника. Вожак попытался встать, но тут же рухнул обратно в перепачканный красным снег. Его соперник подошел ближе, но вдруг остановился. Представшая перед ним картинка что-то напоминала и молодому волку, и мне — минуту назад точно так же, подогнув под себя конечности и уронив морду в снег, лежал бык.
Случившее с вожаком все же пошло на пользу будущему главе стаи, и он сделал шаг назад. Словно подтверждая его догадку, старый волк резко встал на ноги и показал в оскале длинные клыки. Это оказалось последним доводом — молодой вожак резко развернулся и побежал по следу зубра. Стая, вытянувшись цепочкой, направилась за ним.
Бывший вожак, а теперь умирающий одиночка, простоял еще минуту, а затем, не сгибая лап, рухнул на бок. Похоже, сил у него оставалось только на демонстрацию, и уж точно не на сам бой с полным сил соперником.
Я опустил подзорную трубу, и белый мир тут же заполонил все вокруг, лишь вдалеке виделась сероватая точка в розовом ореоле пятен крови двух вожаков: быка и волка. Через час ветер заметет снегом все следы, как и холодное тело «хозяина степи», а пока он умирал, одинокий и всеми брошенный. Почему-то мне стало невыносимо грустно.
Решение было спонтанным и чуточку сумасбродным. Я толкнул Черныша коленями, и умный конь, повернув голову, покосился на меня огромным глазом с явным вопросом: «У тебя все в порядке с мозгами?»
Возможно, я все же не решился бы подъехать к волку, но неожиданно услышал голос хтара.
— Правильно, хозяин, воин не должен так умирать.
Волк поскуливал от боли, но как только почувствовал присутствие чужака, тут же замолчал и даже попытался зарычать.
Подходить к зверюге, которая вблизи оказалась еще больше, было как-то боязно, но когда еще удастся рассмотреть хозяина степи с такого расстояния?
— Спокойно, парень, я не собираюсь причинять тебе зла, — сам не понимая почему, заговорил я с бессловесной тварью.
Волк с большим трудом поднял голову и посмотрел на меня. У него были практически человечьи глаза, и в них чувствовался разум. Взгляд зверя был наполнен болью и отчаяньем с оттенком страха — матерый хищник не желал умирать такой жалкой смертью. Подобную эмоцию я чувствовал, находясь в теле генерала Сакнара, — тоже отчаянье старого вояки и ненависть к несправедливому миру. Мысль возникла в голове внезапно, как и любая другая безумная идея.
Хотя кто его знает, ведь говорил же Курат, что волки не нападают на людей без причины. Может, идея не так уж и безумна?
— Послушай, хозяин, если я попробую тебя вытащить, обещаешь не нападать на моих людей? — Самым странным было не то, что я разговаривал с животным, а то, что разглядел в его взгляде согласие.
Прочитанная мною мысль в глазах волка была последней — силы оставили его, и тяжелая голова вновь ткнулась в снег.
— Охто, Курат, готовьте волокуши. Мы берем волка с собой!
Реакция подданных была разнообразной — казаки смотрели на своего барона как на умалишенного, а вот хтар кивнул с одобрением.
На обратном пути мы все же наведались к стаду и подстрелили крупную корову. Молодые бычки не рискнули атаковать людей и повели стадо дальше в степь. Хтар в охоте не участвовал, он колдовал возле волка, на скорую руку зашивая рваную рану на боку зверя.
Казаки в мгновение ока разделали хоть и не такую огромную, как у вожака, но тоже немаленькую тушу. Что удивительно, все стрелы, кроме моих, торчали из головы животного — так что именно «благодаря» моему вмешательству шкура оказалась изрядно подпорченной. После этого отряд, превратившийся в санный, точнее, «волокушный» обоз, направился домой.
Этот сладкое слово — ДОМ. Место, где тебя ждут и где ты чувствуешь себя в полной безопасности. Лишь в этом мире, поскитавшись не только по городам, но и по разным телам, я понял ценность подобного места.
В конце зимы усадьба Маран выглядела намного лучше, чем осенью, и я надеялся, что к следующей зиме здесь будет уже приличный городок. За зиму мы даже успели разметить шестиугольник будущего защитного периметра.
Поместье расположилось на невысоком холме у самой реки, которую мы быстро преодолели по толстому льду. Справа в километре от поселения белели верхушки небольшой рощицы, второй массив чахлых деревьев находился чуть дальше, у переправы через достаточно широкий, особенно весной, поток Чумры — что по-хтарски значит «глубокая». Впрочем, для степняка любой ручеек является труднопреодолимой водной преградой.
Явившись сюда впервые в сопровождении Ургена и двух людей мятежного маркиза, я увидел лишь полуразрушенную усадьбу, состоящую из большого бревенчатого дома и четырех сараев, окруженных деревянным частоколом. От былого благополучия в усадьбе остались только меньше десятка слуг умершей год назад баронской четы и дюжина голов разной живности. Птицу я считать не стал.
Теперь же на снежном горизонте возникло небольшое поместье — двухэтажный бревенчатый дом, окруженный десятком подсобных строений, а также восемью длинными бараками, расположенными по периметру поселения. Обносить все это частоколом было глупо — и без того на дома ушли бревна со старого поместья и все, что можно было взять в рощицах, плюс купленные у соседей. С другой стороны, зимой нападать на нас никто не собирается, а на весну у меня серьезные архитектурные планы без участия древесины.
Как всегда, возвращающихся охотников встретила детвора. Спрятаться от этой оравы было невозможно. Два десятка совсем мелкой ребятни выплеснулись веселым потоком из поселения и едва ли не облепили лошадей «обоза». Казаки со «зверскими» лицами отмахивались от детишек чем-то наподобие нагаек, а дети хохотали еще больше.
Едва мы остановились возле одного из сараев, появился десяток женщин, тут же сноровисто разобравших груз мяса и утащивших его куда-то в недра этого человеческого муравейника. Действительно муравейника, потому что места было маловато, а вот людей слишком много.
Сейчас в поселении проживали почти четыреста человек — по полсотни жильцов в каждом бараке. Тесно, но, по крайней мере, теперь никто не гоняется за тобой по лесам, и детишки не голодают. Точнее, пока не голодают. Увы, я немного не рассчитал с продуктами.
На обеспечение поселения всем необходимым была потрачена почти половина всех добытых в столице денег — а это ни много ни мало пятьдесят бриллиантовых империалов.
Впрочем, до реального голода было далеко, а все тревожные разговоры больше основывалась на паранойе Никоры, уже начавшей долбить мне мозг тем, что в амбарах осталось мало зерна. Именно поэтому я увеличил количество охотничьих партий и даже решил съездить на охоту сам.
Виновница продуктового переполоха встречала меня на высоком крыльце главного дома.
— Господин, вы как раз к обеду. Пельмешки вот-вот подоспеют, а уха уже готова.
Довольно странные слова в устах местной уроженки, но на самом деле ничего удивительного. После короткого ликбеза по русской кухне местные и поварихи, и остальной народ с восторгом приняли новые для себя идеи макарон, котлет и ухи. Как ни странно, рыбу здесь раньше только запекали на открытом огне, а вот некое подобие пельменей имелось — впрочем, местное блюдо было больше похоже на манты. Для их приготовления кухарки обходились без мясорубки, пользуясь только ножами.
Отобедав и освежившись после долгой охоты в самой настоящей русской баньке, да с веничками, которыми орудовал поднаторевший в этом деле Курат, и нырянием в сугроб, я на несколько минут словно вернулся на Землю. Впрочем, возвращение из воображаемого путешествия меня не особо расстроило. Этот мир потихоньку становился мне родным.
Несмотря на зиму, дел в поместье было много, хотя работой я загружал всех не по хозяйственной необходимости, а скорее для того, чтобы не возникало дрязг, вызванных слишком близким проживанием в тесных и очень дорогостоящих жилищах.
Дома действительно были едва ли не на вес золота: древесина в степи — дорогой товар даже для постройки зданий. Мало того, пришлось ломать стереотипы лесных жителей насчет источника тепла. Возле поместья росли только две небольшие рощицы, которые уже лишились более или менее толстых деревьев и в плане отопления не могли помочь сильно увеличившемуся поселению. Хорошо, что я поинтересовался у местных наличием поблизости залежей каменного угля. Месторождение имелось, причем уголь там залегал неглубоко и был неплохого качества. До моего появления в этих краях месторождение разрабатывали лишь для нужд кузнецов, поэтому я легко выкупил его у соседнего барона за пять золотых.
Подобная дешевизна объяснялась тем, что здесь мало кто умел пользоваться углем для отопления жилища — использовали в основном привезенные дрова, солому, хворост из прибрежных зарослей и, по примеру хтаров, высушенный помет животных. В основном все это жгли либо в полуоткрытых очагах, либо в печах наподобие русских. Зимой же грелись как могли — бок о бок с домашними животными.
Поистине бесценным в такой ситуации стал мой опыт летних каникул у родственников в Бессарабии. Причерноморская степь тоже не изобиловала лесами, и дома там обогревались довольно сложными кирпичными конструкциями с высокой трубой, дававшими сильную воздушную тягу, — ведь без нее каменный уголь гореть не будет, хоть бензином его поливай. По большому счету, это был один длиннющий дымоход: сначала шла топка, накрытая сверху чугунной плитой для готовки еды, затем горизонтальный, в виде большой лежанки, дымоход, а в финале — высокая вертикальная труба.
Шестнадцать таких конструкций в восьми бараках обогревали всю ораву, причем без помощи не очень ароматной скотины, которая жила там, где ей и положено, — в сараях.
После обеда и бани я по привычке совершил вечерний обход своих владений и начал, как всегда, с мастерских. Их в поместье было четыре: столярная, кожевенная, кирпичная и кузница. Я приложил руку к созданию всех производственных цепочек, но только приложил — ума местным мастерам хватало и без моего жалкого прогрессорства.
Ну скажите, откуда менеджеру по продажам набраться технических знаний? Только из школьных воспоминаний, телевизионных программ и книг про попаданцев. Да, именно из них, и я бы даже попробовал заняться металлургией, если бы писатели-фантасты понимали в этом деле хоть немного больше меня — полного профана.
И все же я привнес в этот мир кое-что из новинок — к примеру, стрелочный станок, являвшийся жутким гибридом токарного со швейной машинкой. Также я «придумал» штамповочный молот.
Весь цыганский табор бывших лесовиков появился в поместье Маран в начале зимы, и на первых порах было тяжко. Уже начались заморозки, а места в имеющихся помещениях было очень мало. Беременные женщины и дети заполонили весь господский дом, а остальные штабелями ютились в сараях. Недели за две мы общими усилиями построили бараки — благо рабочих рук было хоть отбавляй, — и я наконец-то смог нормально выспаться.
Сейчас, несмотря на тесноту, в поселке появился намек на спокойный быт. Практически вся работа по хозяйству, за исключением совсем уж тяжелой, легла на женщин. В мастерских хозяйничали старики и дети, а все мужское население готовилось к весеннему приходу степняков.
Столярная мастерская встретила меня запахом дерева, треском раскалываемых поленьев и стрекотом стрелочных станков. Со стороны эти самые станки выглядели чудовищно, но, несмотря на это, работали. Длинная и толстая заготовка закреплялась между двумя вращающимися зажимами с помощью колышков. Один из зажимов через вал и ременную передачу сообщался с большим колесом. Это колесо приводилось в движение по принципу старинной швейной машинки, только роль педали играли своеобразные качели, на которых восседали два мальчугана лет десяти. Новизна этого занятия уже давно прошла, но все равно такую работу пацаны воспринимали как развлечение.
Седой как лунь мастер водил специальным ножом по горизонтальной плоскости станка, стараясь, чтобы острие равномерно шло вдоль вращающейся заготовки. Чуть больше минуты — и древко для тяжелой стрелы готово. Конечно, КПД станка был чудовищно низким из-за отсутствия даже намека на подшипники.
Дальше готовое древко шло к другому мастеру, такому же седому и морщинистому, который закреплял на одном конце древка оперение. Затем еще одна смена рук — и стрела увенчивалась острым наконечником. Вначале все это делал один человек, но я внес в процесс зачатки конвейерной сборки. Сам не ожидал, но производительность увеличилась.
Специалистов по оперению и «вооружению» стрел в помещении было три пары, так что заготовки особо не скапливались.
В другом конце сарая работали мастера по производству луков. Мои попытки влезть в процесс создания длинных луков были пресечены с первого же захода — единственное, что удалось сделать, это свести вместе Охто и лучного мастера, а дальше они все решали сами. Так что длинные луки лесовиков все же немного видоизменились.
С мастерами вообще получилась отдельная история — вместе с посыльным я отправил к лесному маркизу Савату Кардею список необходимых мне мастеров и предупреждение, что в случае нарушения этого условия отправлю всех переселенцев обратно. Условия местный Робин Гуд выполнил, но свинью все же подсунул — все мастера оказались древними стариками. Впрочем, дареному коню в зубы не смотрят, сгодились и они, а мои угрозы изначально были блефом — я не стал бы выгонять беженцев, даже если бы там были только дети и калеки.
На выходе из помещения я больше для проформы заглянул в каморку заготовщиков, часть которых подготавливала буковые древки, костяные пластины и жилы для луков, другая часть раскалывала высокие сосновые чурбаки на заготовки для стрел. Все делалось очень аккуратно, потому что сырье было «импортным» и попало к нам аж из лесов севера империи.
Дальше по программе была кузня — квадратный сарай, из которого торчали две высокие трубы. Вместо привычного перезвона молотов оттуда доносились редкие и размеренные удары чего-то тяжелого. Мои губы невольно растянулись в самодовольной улыбке. Если идея по стрелочному станку вызвала у стариканов снисходительное одобрение, то штамповочный молот надолго ввел их в ступор.
Открывшаяся дверь дохнула на меня теплом и гарью. После яркого солнца и морозного воздуха я моментально закашлялся, но через секунду выровнял дыхание и нашел взглядом, можно сказать, свое главное детище. В этот момент огромная балясина как раз поднималась к потолку по двум жестко закрепленным на широкой наковальне металлическим стержням. В наковальне виднелось формовочное углубление в виде трех последовательно расположенных наконечников для стрел. На балясине подвижного молота имелись аналогичные выемки.
Сидящий возле наковальни старик взял щипцами короткую пластину разогретого до белого цвета металла и положил на форму. Сразу после этого балясина рухнула вниз, ударяясь о наковальню.
Через секунду все началось сначала — балясина поползла вверх, а сидящий с другой стороны от наковальни старик ловко выковырял скрепленные между собой тонким слоем металла три почти готовых наконечника и бросил их в чан с водой. Между наковальней и горном сидел еще один дедок, контролировавший температуру заготовок. Железные пластины заготовок обошлись мне дороже, чем простые слитки, но намного дешевле готовых наконечников, так что кузня принесла серьезную экономию.
Молот приводился в движение системой блоков и похожей на журавля конструкцией. На конце длинного плеча рычага имелась веревка, за которую всю конструкцию тянула основная рабочая сила кузницы. Шесть парней постарше поочередно цеплялись за веревку, своим весом увлекая рычаг вниз, а подвижную часть штамповочного «станка» вверх.
Защитники прав детей обвинят меня в использовании детского труда, технари обольют презрением «молот» и спросят: почему я проигнорировал водяное колесо или ветряк?
Что ж, первым я отвечу: попробуйте чем-то отвлечь детей от опасных шалостей, когда родители постоянно работают. А вторые пусть сами попробуют в мире с таким уровнем цивилизации создать ветряк или водяную мельницу. Я пробовал и даже не хочу вспоминать этих жалких потуг.
Что же касается детей и всяких защитников их прав, скажу одно — детство не нужно защищать, его нужно делать интересным, увлекательным и ярким. А это возможно лишь тогда, когда маленький человек живет полной жизнью, а не существует за ширмой запретов и фальшивой заботы. К тому же постоянное упоминание о слишком больших правах, наравне с полным умалчиванием обязанностей и ответственности, порождают монстров. «Творения» подобного подхода в силу простой детской обиды способны разрушать своим враньем жизнь учителям, сталкивать друзей в глубокие колодцы и с крыш домов, ради смеха взрывать петарды под ногами беременных женщин и поджигать всякую живность, чтобы просто посмеяться. Детям нужно уделять внимание и дарить заботу, а не защищать их права.
Впрочем, это мое личное мнение, возможно насквозь неправильное.
В данном же случае ребятня постоянно сменяла друг друга, чтобы не скучать, а на «переменах» играла на свежем воздухе. В будущем я займусь школой и правильным детским досугом, но для этого сначала нужно было пережить первую весну — пережить в прямом смысле этого слова.
В кузне помимо мастеров и ребятни сидели еще три человека — двое зубилами отделяли наконечники от лишнего металла, а третий занимался заточкой на точиле с ножным приводом.
За день мастерская выдавала до четырех сотен наконечников, так что столяры за ними не поспевали. Впрочем, когда предложение превышало спрос, кузнецы меняли штамп и делали пластины для доспехов или наконечники для копий.
Третьего «производственного комплекса» я решил не инспектировать, так же как и все предыдущие разы до этого. И дело было не только в том, что стоящий на отшибе сарай издавал неприятнейшие «ароматы», — еще этот запах был свидетельством моей глупости и недальновидности. Осенью я закупил у хтаров полторы сотни лошадей для стрелков и казацкой дружины, а вот заготовить кормов не успел. Кормить лошадей зерном мне не давали Никора и собственный здравый смысл, так что пришлось пустить под нож целый табун. До сих пор как вспомню, так готов разорвать себя на куски. Но это я оттого, что привык к исключительному положению лошадей в нашем мире, а здесь кони являются простым источником мяса, как у нас бычки или козы. И все равно было муторно, а в глазах Черныша до сих пор чудились обвинительные нотки.
А вот Охто был рад такому исходу — прагматичный хтар утверждал, что взятый оптом табун обошелся намного дешевле, чем мясо и шкуры в отдельности. И это при всей его нежности к лошадям и другой живности. Городскому человеку не понять странного сочетания любви к животному и спокойного отношения к убийству бывшего любимца, которые уживаются в тех, кто близок к природе. Весной глаза сельского человека с умилением смотрят на очаровательного птенца, уютно устроившегося в ладони хозяина, а осенью та же ладонь сожмет рукоять ножа, и никакие воспоминания не сумеют помешать заготовке мяса.
Тому, кто ужаснется такой черствости, хочу напомнить список ингредиентов, из которых состоит такая вкусная и такая ароматная колбаса.
Да, еще хочу сообщить блюстителям всевозможных прав: детей к кожевенной мастерской не подпускали. Увы, феминисток обрадовать не смогу — там работали в основном женщины и, как ни странно, относились к этому совершенно спокойно.
В кирпичной мастерской пока мне делать было нечего — мастера едва ли не поштучно сушили и обжигали кирпичи для печей, а также готовили к лету инструмент для большой работы. Задуманный мной городок будет не только кирпичным, но и крытым черепицей.
Под конец дня я наведался в лошадиное царство Охто, находившееся у главного дома в спаренном сарае-конюшне. В самой конюшне хтара не нашлось, но, пройдя между рядами стойл с полусотней оставшихся в моем табуне лошадей, я добрался до сенника, где старик как раз менял волку повязку. Серый «хозяин степи» лежал на боку, и лишь отрывистое дыхание говорило о том, что он еще жив.
— Как он?
— Рог в легкое, жить будет, но много бегать — уже нет, — вздохнул хтар, который обращался с волком как с ребенком.
Кстати о детях — из разных углов сенника поблескивали десятки восхищенных глаз. Самые маленькие всегда крутились возле Охто. Ну хоть убейте, я никогда не признаю уход за лошадьми неподобающим занятием для ребенка. Конечно же таскать навоз их никто не заставлял.
— Охто, что здесь делает ребятня? А если он очнется? — с сомнением посмотрел я на довольно хлипкую деревянную клетку, в которой хтар делал перевязку раненому зверю.
— Хозяин никогда не нападет на ребенка.
— А тебе откуда это знать?
— Старики говорят, — как о чем-то само собой разумеющемся сказал хтар.
— А твои старики часто общались с этими зверюгами?
— Нет, — мотнул головой хтар.
— Так с чего ты взял, что это правда?
— Старики говорят, — с тем же выражением повторил Охто.
Похоже, этот довод имел для него железобетонную крепость, так что спорить было бесполезно.
Несмотря на уверенность степняка, я все же шикнул на ребятню. Они выскочили через отдельный выход из сенника и пушистыми комочками покатились по снегу двора.
— Ладно, старик, когда волк очнется, сообщи мне.
— Хорошо, хозяин, — покладисто поклонился хтар, не вставая из-за малых размеров клетки, и вновь повернулся к своему пациенту.
Отношения со стариком складывались довольно странные — если все поселенцы обращались ко мне на «вы» и почтительно называли господином, то хтар величал меня «хозяином», но при этом тыкал и разговаривал крайне фамильярно. И это было отнюдь не плохое знание имперского языка, а проявление его отношения к моей персоне. Впрочем, меня подобные нюансы не беспокоили, как и подобострастие остальных подданных.
До смерти старого барона возле усадьбы находилась деревня жителей на сто, в основном живших в землянках и некоем подобии степных юрт. Торговля со степняками, собственный табун и налоги с этой «деревеньки» позволяли барону держать двадцать бойцов, которые в перерывах между обороной усадьбы от налетов хтарских разбойников работали пастухами.
Сначала лечение единственного сына «сожрало» табун, затем барон с супругой заболели и умерли. Как результат — воины-пастухи разошлись по другим хозяевам, а оставшаяся без защиты деревенька перекочевала всем составом на земли соседнего барона.
Оставив хтара с волком, я вернулся в главный дом. Приземистый бревенчатый монстр, встретивший меня по прибытии в поместье, канул в лету, предварительно позволив нам пересидеть осенний приход степняков. Брать у нас тогда было нечего, и они не особо старались. Зимой, во время перестройки, основная часть бревен дома и частокола ушла на бараки и сараи, а из остального умелые плотники-лесовики выстроили аккуратный двухэтажный теремок. Внизу располагалась кухня и жилье для прислуги, а на втором этаже — мой кабинет, туалетная комната и спальня. Все это отапливалось теми же угольными печами.
Ужин прошел в кухне за большим столом, где обычно собирались все мои «приближенные»: Курат, Никора, находившийся сейчас в рейде Мороф и Урген, которого здесь знали как Руга из Забадара.
Курат уже сидел за столом, двигая бородой в ожидании кормежки, а Никора помогала Уфиле и смешливой Дирате накрывать на стол.
Когда все уже полезли ложками в местный вариант борща, появился Урген. Вот уже полгода как профессор буквально преобразился. Не знаю, что за блажь влезла ему в голову, но мои рассказы о казаках, как донских, так и днепровских, что-то провернули в профессорской голове, и вся наша компания имела сомнительное удовольствие наблюдать этакого запорожца, только в засушенном варианте. Черный «оселедец» и такие же усы смотрелись на носатой физиономии более чем колоритно, но стоит отметить, что замаскировался Урген славно — никто в здравом уме не заподозрит в этом сорокалетием «козацюре» по имени Руг задерганного и робкого ученого из имперского университета. Да и фигура Ургена тоже немного изменилась — здоровая пища, физические занятия на морозном воздухе и «постельные войны» давали о себе знать. Да, именно постельные войны — как это ни дико, но наш профессор влюбился в Никору. Вдова местного воина-пастуха была дамой крупной, горячей и очень резкой. Недельной свежести синяк под глазом профессора подтверждал градус темперамента этой женщины.
— Во здравие будет всем вам пища, — по местной традиции пожелал Урген-Руг, присаживаясь за стол.
— Благодарение святым, — невнятно прогудела компания, но если я и Никора тут же принялись есть, то Курат продолжил свое обращение к профессору:
— Руг, ты почему не явился на утреннюю тренировку?
— Так вы ж на охоту уезжали, — вздохнул профессор, уткнувшись своим длинным носом практически в тарелку.
— Ага, так, значит, кроме меня и барона в поместье больше не осталось достойных соперников? Хорошо, так Вырову и передам.
Профессор грустно вздохнул, хотя сам виноват. Среди молодых казаков мои рассказы о живущих в далекой стране вольных людях, которые в знак своей свободы носят чуб, тоже нашли отклик, и больше половины из них обзавелись «оселедцами». Я не стал уточнять, что подобная прическа не была придумана запорожцами, а практиковалась еще варягами, — такие исторические нюансы могли только запутать. Все бы ничего, но Курат, который, кстати, головы так пока и не побрил, объявил профессору, что чуб еще заслужить надо, а также поставил условие — либо тот начинает тренироваться с другими казаками, либо сбривает незаслуженную «растительность». Вот теперь профессор и мучается. Спрашивается, зачем? Ответ прост и тривиален — ищите женщину. Ну, нравился дородной Никоре Руг-Урген в образе запорожского казака!
Воспоминания вызвали у меня улыбку, которую я постарался спрятать, — ведь обижать профессора совсем не хотелось. За все время моего пребывания в этом мире ученый относился ко мне с пониманием, а в последние месяцы стал едва ли не единственным другом.
Свет привезенных из империи спиртовых ламп освещал большой стол посреди кухни, скрывая в тени кухонные плиты, разделочные столы и развешенную по стоякам посуду. Все это в сочетании с изобилием на столе и открытыми человеческими лицами создавало уютную атмосферу. Именно из-за нее я отказался от баронского способа вкушать пищу — то есть либо в одиночку, либо в кругу семьи, которой у меня пока не было.
Профессор Руг сел за господский стол спокойно, Курат не стеснялся по причине своего простого воспитания, а вот Никора поначалу отказывалась, но после того как я уточнил, что управительница хозяйства в четыре сотни человеческих душ — должность более чем важная, она все же согласилась. Повариху и девочек-прислужниц к общему застолью приобщить не удалось. И я решил не переводить все в приказную форму, немного напуганный грозным доводом управительницы: «Неча немытым рылом портить господину аппетит!»
После сытного ужина и небольшого объема разных хозяйственных дел меня ждала небольшая, зато чистая и уютная спаленка. Охота на свежем воздухе и хлопотный день вымотали полностью, и я начал засыпать еще за столом, но с путешествием в царство Морфея пришлось повременить. Дверь тихонько скрипнула, и в темную спальню скользнула Уфила.
Наш роман случился внезапно и довольно необычно, особенно странным было его начало — Никора заметила мой интерес к прибывшей с беженцами девушке, и следующим же вечером я обнаружил Уфилу в своей постели. Сначала хотел закатить скандал и этой «дурехе», и возомнившей себя бордель-мадам управительнице, но в результате выслушал короткую лекцию от Никоры:
— Вы, господин, простите, конечно, такой же дурень, как и все мужики. Хотя вам-то, молодому, простительно. Ну, нравится девка, так берите и милуйтесь, а то ходит, понимаешь, и только косится.
— А если она не хочет?
— А вы спрашивали?
— Нет.
— Во-от, — многозначительно подняв палец, протянула притворно нахмурившаяся управительница. — А я не поленилась и спросила. Нравитесь. Так чего ж хороводы водить. Живите вместе, может, даже ребеночка родите. И вам хорошо, и ей польза будет. А надумаете жениться — так баронесса, коли не дура, только радоваться станет. Так, хватит мне тут голову морочить, идите, а то девка вся небось извелась от страха.
Ну и что ты с этим будешь делать? Не то чтобы я был против, вынужденный целибат утомил до крайности, но все равно как-то непривычно.
Утром меня разбудили деревянный стук за окном и резкие выкрики. Уфилы рядом уже не было. Не знаю, по своей воле или же в соответствии со строгими указаниями Никоры, девушка старалась не обременять меня своим обществом. Если признаться, не могу сказать — радовало меня это или расстраивало. Особой любви я к ней не испытывал, но иногда хотелось чуть больше нежности. Но это все потом, когда придет весна, запоют птички и всякое такое, а пока нужно работать и заниматься.
Так уж сложилось, что и моя собственная душа, и тело Герда Марана были убежденными совами. Поэтому все поползновения Курата по вытаскиванию моей тушки на тренировки ни свет ни заря натыкались на барское и категоричное «нет». Так что, вы думаете, сделал этот гад? Он просто перенес место утренних занятий казаков под окна моей спальни. И теперь вопли тренирующихся казаков вырывали меня из сна не хуже будильника.
Дернув за веревочку, которая вторым концом крепилась к колокольчику в кухне, я вызвал служанок — каюсь, появились у меня барские замашки. Явились обе: и вечно смущающаяся Уфила, и хохотушка Дирата. Зная мои привычки, девушки притащили с собой по ведерку теплой воды. Сотворить здесь нормальный душ так и не удалось, получилось лишь его жалкое подобие. В маленькой комнатушке рядом со спальней на высокой деревянной раме была закреплена кадка на два ведра. В днище кадки торчало медное подобие насадки для душа. Наверх этой конструкции вела удобная лесенка, на которую и забралась более шустрая Дирата.
После моей команды девушка вылила в кадку подаваемые подругой ведра. Вот так я и мылся по утрам. Весь процесс проходил за занавеской, и я в очередной раз улыбнулся, слушая приглушенную шумом воды возню: Дирата, как всегда, рвалась потереть господину барону спинку, а моя Уфила всеми силами противодействовала этому верноподданническому порыву.
Рыжую Дирату мне уже приходилось выгонять из спальни, застав под собственным одеялом, но наших отношений это не испортило — девушка обладала на редкость легким и незлобивым характером.
Одевшись для зимней тренировки, я заглянул в небольшое, но очень дорогое зеркало и увидел в нем уже ставшее родным лицо. Ничего особенного — довольно правильные черты, слегка курносый нос, но только слегка, успевшая чуть загореть кожа и серые глаза, которые мне чем-то напоминали глаза теперь уже императрицы Лары. Вот такое вот совпадение. Все это венчала шевелюра темно-русых волос, которую после каждого расчесывания я грозился превратить в оселедец или вообще лысину, но местное население меня явно не поймет — статус не тот.
Что ж, приятная часть утра закончилась, и начались суровые будни. Новая площадка для занятий — или, как ее воспринимали мы с Ругом, «пыточная» — не изобиловала никакими особыми приспособлениями. Не было ни сложных и опасных тренажеров, ни поворотных столбов, ни турников, отсутствовали даже простые мешки с песком. Самый опасный тренажер из всех возможных стоял посреди вытоптанного в снегу круга — выше пояса коренастый Выров был одет лишь в просторную рубаху, а в руках сжимал палку в виде сабли. Ему было тридцать лет, но сеточка тонких шрамов и на теле, и на лице добавляла лет десять, так же как и нехороший блеск в карих глазах. К моему внутреннему удовлетворению, на голове Вырова посреди свежевыбритой макушки красовался пока еще короткий чуб. В данный момент казак объяснял Ругу, как сильно тот ошибся, взяв в руки оружие.
Профессор был одет в усиленную металлическими пластинами фуфайку и похожий на перевернутый казанок шлем, по которому инструктор стучал, как по бубну. Попытки Руга помешать этому концерту выглядели жалко. Хотя следует признать, успехи ученого задохлика в фехтовании были уже заметны. Так что подобные издевательства все же имели смысл.
Вместе со мной за «избиением» наблюдала все казачья ватага — пятнадцать бывших воинов-пастухов и десять юношей, отобранных в казаки из переселенцев.
— Все, Выров, хватит дубасить Руга, вон пришла еще одна жертва, простите, господин, — тут же поправился Курат.
Выров шагнул назад и стремительным движением на пятках развернулся ко мне.
Силен зверь — казак двигался, как матерая рысь.
С низкими температурами я дружил не так близко, как этот «отморозок», поэтому не рискнул выйти на тренировку в одной рубахе. На мне был надет вязаный свитер с кожаными накладками на локтях. Кстати, все в поселении признавали удобство подобной одежды, многие женщины умели сносно вязать, но ни один мужчина не надевал ничего, в чем было бы больше десятка узелков. Выяснять подробностей подобных суеверий я не стал, а к моим чудачествам все уже успели привыкнуть.
Казак поднял кончик «шашки» на уровень лица и приготовился к схватке. Стоит сказать, что это оружие для моих бойцов было в новинку — в хтарской степи использовались похожие на палаши прямые мечи. Я же по пути в новые владения заказал в последнем крупном городе империи три десятка клинков из хорошего металла, похожих на казачьи шашки. Точнее, это оружие было ближе к драгунским шашкам — метровой длины, с защитной дугой и маленькой гардой. Для себя я тоже заказал клинки, которые вызвали еще большее недоумение кузнеца.
Заказ прибыл практически одновременно с переселенцами, и сейчас четверть сотни бойцов вовсю тренировались с новым оружием. Было тяжело, и поначалу я даже пожалел о слишком революционной идее, но все же убедил себя, что земные степняки дураками не были, а донские казаки и подавно. Бывшие «ковбои», переквалифицировавшиеся в казаков, подтвердили свою высокую квалификацию — показательная рубка на боевых шашках между Куратом и Выровом вызывала мороз по коже даже у меня.
Выров шагнул ко мне, и я тут же, стряхнув задумчивость, поднял свои имитаторы клинков. В правой руке у меня была палка длиной на пятую часть короче клинка в руках казака, а в левой чуть толще и на четверть меньше той же шашки. Сам не знаю почему, но неудобство тренировок с дарийскими «братьями» подталкивало именно к такой конфигурации. Стандартная стойка дари — низкое положение, когда левая рука держит «младшего брата» прямым хватом, а правая согнута в локте и сжимает «старшего брата» обратным хватом у лица, — мне не очень нравилась. И все же я добавил в привычный стиль боя местных воинов элементы боевой системы дарийских мечников.
Настоящие схватки всегда скоротечны — рывок навстречу друг другу и тут же разрыв дистанции, но за это время и я, и казак сумели провести по десятку ударов — как удачных, так и не очень. Выров получил одно касание по правому предплечью, а я три синяка, причем один на спине, если говорить очень приблизительно и корректно.
Считал ли казак меня опасным противником? Возможно. Особенно его настораживала моя двурукость. И все же при всем этом я понимал, что до бойца, держащего клинок с детства, мне как до морхских саванн на карачках. Что бы ни писали в своих творениях создатели фантастических реальностей, стать настоящим мастером боя невозможно ни за год, ни за пять, будь ты хоть семи пядей во лбу и обвешайся артефактами с ног до головы. Хотя вру — всегда ведь есть возможность применения суперпуперзаклинания. Но мне эта «лафа» не светила.
В моем «багаже» знаний имелись воспоминания о навыках очень опытных людей: уличного бойца, пирата, охотника дари и даже воюющего с детства генерала. Думаете, это хоть как-то повлияло на нынешние боевые способности? Ничуть!
Конечно, обрывки чужих воспоминаний о разных боевых связках давали некоторые плюсы, но, чтобы ими воспользоваться в бою, нужно все это вколачивать в рефлексы с потом и кровью, а мне, увы, мешали и занятость, и элементарная лень.
Вот и в этот день я пару колоколов, которыми здесь отмеряли приблизительно часовые отрезки времени, попрыгал по снегу с казаками, а затем быстро слинял по «очень важным» баронским делам.
Дела на сегодня, конечно, были, но не такие уж важные — прежде всего встретить возвращавшихся из учебного рейда «драгун». Это название я тоже перенес из земной жизни и при этом ничуть не погрешил против истины. Когда встал вопрос, как будут воевать лесные лучники с длинными луками против степных всадников, нагромождение казалось бы ненужных земных знаний выдало слово «драгуны», причем вместе с именем изобретателя этого рода войск. Недолго думая я решил «спионерить» идею маршала Бриссака и научить лесовиков ездить на лошадях. Конечно, превзойти казаков в джигитовке им не удастся даже до глубокой старости, за исключением пары самородков, но этого и не требовалось. Мои драгуны будут драться в стиле первоначальной задумки французского генерала, а не так, как позже сложилось в земной истории, — то есть передвигаться верхом, а воевать в пешем строю.
Пронзительный свист донесся с возведенной на крыше одного из бараков смотровой вышки сразу после обеда. Черныш к этому времени был готов, и мне оставалось лишь сбежать вниз со второго этажа и запрыгнуть на выведенного одним из мальчишек скакуна.
На выезде из поселка Черныш обогнал орущую гурьбу малышей, которые, увидев стремительно скачущего по снегу коня, завизжали еще громче. Яркое солнце, чистый снег, чуть щиплющий щеки мороз и возвращение отцов из двухдневного похода — что может быть лучше для маленького человечка?
Сотник Мороф ехал впереди на самой рослой лошади из той полусотни, что удалось сохранить из всего табуна. Вспоминать было неприятно, но определенная польза все же была — в строю остались только лучшие из лучших. Драгуны немного отстали от своего начальника, и на это были уважительные причины. Ведь в распоряжении сотни было лишь тридцать пять лошадей. Острая нехватка верхового транспорта принесла еще одну пользу, теперь уже стратегическую — ведь в походе неизбежна потеря лошадей, и может случиться так, что восполнить ее не получится. Поэтому вместе с Куратом и Морофом мы разработали разные вариации движения драгун по степи. Сейчас отрабатывался один из самых неблагоприятных вариантов — одна лошадь на троих. В седле восседал лишь один боец, за его спиной находились три колчана со стрелами и небольшие тюки поклажи. А рядом, уцепившись за седельные ремни, бежали еще два драгуна. Время от времени по команде десятников драгуны, практически не останавливая хода колонны, менялись местами.
Такое вот ноу-хау, и только жизнь покажет, насколько мы с моими советниками были правы.
Оставив колонну за спиной, Мороф подскакал ко мне и лихо остановил свою низкорослую степную лошадку. Фигуры коня и всадника по отдельности выглядели неказисто, а вот вместе смотрелись гармонично — эдакая уменьшенная модель Ильи Муромца и его скакуна.
Издалека некрупный Мороф не выделялся ничем особым, но вблизи становилось понятно, что этот человек — довольно незаурядная личность. В черных как смоль глазах чем-то похожего на цыгана человека сверкал задор, который в любой момент мог превратиться в бешеную злобу и жестокость.
История Морофа достойна отдельного романа. Он был чистой воды разбойником и убийцей, с детства ведущим жизнь грабителя на дорогах. Какие мрачные тайны скрывались в темных дебрях его прошлого, мне неведомо, и, честно говоря, как только возникало желание узнать подробности, благоразумие тут же загоняло любопытство увесистыми пинками куда-то в глубь мозга. В характере этого человека меня интересовали лишь две вещи — он был патологически честен и маниакально жесток к врагам своей семьи. Я не то чтобы относил себя к его родственникам, но право на некую долю верности все же имел.
Хотите верьте, хотите нет, но жизнь разбойника поломала маленькая и невзрачная, как мышка, женщина. Что именно случилось, достоверно не знает никто. Однажды банда Морофа напала на один из тайных лагерей маркиза Савата Кардея, но в этот раз налет закончился неожиданно — Мороф узнал в приготовленной к насилию женщине свою юношескую любовь. Половина бывших подельников легла прямо там, а другая половина вместе с атаманом влилась в ряды «идейных борцов». Сказка, граничащая с абсурдом, но когда в жизнь человека вмешивается болезнь под названием «любовь», возможно и такое.
Конечно, терпеть под боком убийцу и разбойника никто не захотел, и маркиз отправил этот «подарочек» мне.
Я взял его и сказал спасибо: Мороф оказался прирожденным тактиком и быстро прошел путь от должности рядового лучника до сотника. Именно с ним мы дорабатывали тактику драгун и всю систему ведения стрельбы на дальние дистанции.
— Барон, сотня вернулась с учебного похода. Погибших нет, пара легких обморожений, — как всегда, коротко отрапортовал сотник. Он, как и Охто, обращался к своему господину нестандартно, и если обращение на «вы» имело место, то «вашей милости» или «господина» от него не дождешься. Хорошо, хоть снисходил до «барона», и то в его устах это слово звучало как бандитская кличка.
— Хорошо, сотник. Веди бойцов в тепло.
— Чуть позже, барон. Пусть немного постреляют.
— Смотри не поморозь людей.
— Они что, неженки? — Взгляд Морофа блеснул злобой, но, к счастью, не ко мне, а к кому-то из подчиненных. Похоже, ребята немного разочаровали командира, и это им точно вылезет боком. В «репрессии» бывшего разбойника я не лез, потому что не видел другого способа подготовить к весне из рыхлой толпы партизан боевую сотню.
— Тебе виднее, Мороф, вмешиваться в процесс не стану, — сказал я в ответ на настороженный взгляд сотника. — Но за каждого бойца, который превратится в бесполезного калеку, будешь отвечать лично.
— Я отвечаю за каждое свое движение с пяти лет, барон, поэтому знаю, что делаю, — парировал сотник, и его слова прозвучали совсем уж «по-блатному».
Драгуны как раз догнали своего командира, и я съехал с дороги в глубокий снег, освобождая место для маневра.
— Сотня, стой!!! — хрипло заорал сотник, и драгуны, особенно те, кто бежал рядом с лошадьми, облегченно остановились.
— Стройся!!! — продолжал надрываться Мороф, и я подумал, что стоит «изобрести рупор».
Один из каждой десятки драгун быстро снял с седла длинный канат и, проезжая мимо лошадей, начал ловко зацеплять распределенные по канату крючки за уздечки скакунов своих товарищей. Получились стройные вереницы из десяти скакунов. В это время основная масса драгун отбежала от дороги, выстраиваясь в три жидкие шеренги. С собой они несли закрепленные на спине луки и снятые с лошадей колчаны.
Двадцать ударов сердца — и девяносто драгун были готовы сделать первый залп.
— Готовься! Синий шест! Два пальца право! Подъем три! — по-прежнему надрывался Мороф. Только он один мог так лихо рассчитывать расстояние и скорость ветра. Конечно, в отряде были достойные ученики, но до сотника им пока было далеко. Скрипнули сочленения длинных луков, и едва слышно зазвенели струны натянутой тетивы. — Дай!
Я в который раз внутренне улыбнулся, потому что команда к выстрелу у местных звучала так же, как команда запуска тарелочной мишени в стендовой стрельбе из охотничьих ружей.
Удар по кожаным накладкам, басовитый гул тетивы на луках — и в небо с тихим шорохом ушло целое облако из стрел.
— Готовься! — больше для порядка скомандовал сотник, потому что стрелки уже потянулись за следующей стрелой.
Драгуны дали еще четыре залпа, а затем побежали к торчащему вдалеке синему шесту смотреть, кто куда попал. Определить принадлежность снарядов при использовании стандартной стрелы удавалось благодаря римским цифрам — пожалуй, единственным известным мне письменным знакам, которые легко наносить на такую неудобную поверхность, как древко стрелы.
Мороф остался на месте. Он свое дело сделал — выбрал поправку на ветер и дальность. Этот способ был разработан сотником с моей подачи, но в основном самостоятельно. Боковую поправку отмеряли по количеству условных толщин пальца в сторону от видимой цели, а дальность корректировали углом расположения лука, который определили по небольшому грузику на короткой веревочке. Чем больше угол, тем дальше грузик отклоняется от древка лука. Вкупе с относительно стандартными луками и стрелами, а также с натренированным усилием, приложенным для натягивания лука, это давало приличную точность попадания при отвесной стрельбе. Разброс составлял где-то метров двадцать, за небольшим исключением у особо криворуких.
Подобрав стрелы, бойцы побежали обратно. О том, что будет с «криворукими», чья стрела воткнулась в снег слишком далеко от шеста, мне даже думать не хотелось.
Сегодняшнее представление имело не показательный характер, а практический — ведь именно после долгого марша бойцам придется стрелять по противнику, и никто не даст им времени, чтобы отдышаться.
Не говоря ни слова, Мороф собрал своих подчиненных и направился к видневшимся на снежной равнине серым квадратикам зданий.
Дальше их ждала восторженная встреча детворы и радость женской половины населения, точнее, большей ее части. Вечером состоится праздник и легкая попойка. В условиях крайней стесненности это было очень важно. Многих напрягало раздельное проживание мужчин и женщин. Не спасал даже плотный график использования двух сеновалов, которые пылкие влюбленные уже расшатали вконец. А праздники давали небольшие отдушины для эмоций. Все основные события в жизни этих людей произойдут весной — как хорошие, так и плохие, — пока же продолжалась зима с ее монотонностью и монохромностью.
События, хоть и не такие уж масштабные, начались немного раньше, чем ожидалось, — в день, когда отбушевала последняя в этом году метель.
Вечером перед самой метелью у меня возник скандал с Никорой.
— Пусть простит меня ваша милость, но это непотребство какое-то. — Перед самым ужином управительница встретила меня у крыльца дома.
— Что стряслось, Никора? — Если она надеялась подобным образом испортить мне аппетит, то сильно ошибалась. Мороз и физический труд — непробиваемые аперитивы.
— Сколько можно кормить эту зверюгу? Скоро дети будут голодать, а эта тварь уже сожрала целого быка.
— У нас так плохо с запасами? — спросил я с недоверчивым прищуром, потому что был прекрасно осведомлен, сколько съел волк.
— Да, скоро мяса совсем не останется.
— Никора, у нас все ледники завалены кониной.
— Так вот и кормите ею своего зверя, а не людей!
В принципе я ее понимал — переселившиеся в степь лесовики привыкли употреблять в пищу телятину и свинину, в крайнем случае баранину, лошадь для них вообще являлась исключительно транспортом и чаще всего умирала своей смертью.
— Никора, о конине мы уже говорили, и этот разговор будет последним, — нахмурился я. Управительница была прекрасной хозяйкой, но иногда ее заносило, так что приходилось опускать дородную даму с небес на грешную землю. — Хтары едят конину, и никто от этого не умер. Голода у нас нет и не будет. Пусть завтра же мне на стол подадут блюда из замороженного мяса. Если поварихи не знают, как готовить конину, пусть посоветуются с Охто. Свежим мясом кормить только детей. А вот чем из МОИХ запасов кормить МОЕГО зверя, я буду решать сам.
Этот разговор на повышенных тонах закончился тем же, чем и всегда, — поговорили и мирно разошлись. Не знаю, что стало причиной — упреки управительницы, мои заявления или же просто какие-то неведомые людям звериные мотивы, — но утром, когда отбушевала последняя метель, деревянная клетка на сеновале опустела, а старый хтар заперся у себя в конюшне и перестал разговаривать и со мной, и с Никорой.
Через неделю после метели степь практически избавилась от снежного плена и начала оживать. Зимнее безмолвие сменилось многоголосым оркестром природы, который пока еще только разыгрывался в ожидании появления основных солистов — птиц и степных цикад. В жизни нашего городка начинался весенний марафон, в котором призом была не серебряная салатница, а жизнь сотен людей.
К весеннему шуму природы в аккомпанементе оживившихся людей я уже начал привыкать, но звук, раздавшийся однажды рано утром, заставил меня буквально подскочить на кровати и, схватив оба клинка, рвануть к двери в чем мать родила. Уже на подходе я осознал, что вопит Уфила, поэтому едва не вырвал дверь с петлями.
Представшая предо мной картина сначала заставила замереть, а затем пришлось сдерживаться, чтобы не заржать.
В коридоре стояла моя милая подруга и визжала как резаная. А причина ее визга лежала у порога в спальню. Волк смотрел на девушку с выражением на морде, которое можно было озвучить как: «Чего орешь, дура?»
— Уфила! — крикнул я, но вместо девушки отреагировал волк. Он лениво встал и с видом исполненного долга убежал к ведущей на первый этаж лестнице.
— Уфила! — Я тряхнул девушку за плечи, чтобы она замолчала, но ее глаза по-прежнему ничего не выражали. Пришлось применить персональное лекарство от подвисания женского мозга.
Крепкий поцелуй, как всегда, заставил Уфилу залиться краской, особенно оттого что я был голым, а в коридор уже ворвался профессор Руг, размахивая оселедцем и усами. Из-за его плеча выглядывала Никора.
У моей девушки стыд всегда был самой сильной эмоцией, так что она быстро пришла в себя, а затем, покраснев еще больше от довольной улыбки профессора, убежала вслед за волком, и этот факт ее совершенно не волновал.
— Что здесь происходит? — спросил как всегда любопытный Руг, но ответа не получил. Впрочем, профессор не успокоился и, дождавшись, пока я оденусь, поплелся следом за мной в «царство» старого хтара.
Оба «красавца» находились на месте — в помещении наполовину опустевшего сеновала, примыкающего к конюшням.
— Охто, и как это понимать?
— Все хорошо, хозяин решил дружить, — вновь на грани понимания высказался весь собравшийся в веселых морщинах старик. Он действительно был счастлив.
— Так, Охто, давай решим раз и навсегда. Либо он «хозяин», а я «ваша милость барон», либо я хозяин, а он «волк».
— Хорошо, хозяин, — кивнул хтар, с умилением наблюдая, как волк поглощает кусок свежего мяса килограммов на пять веса.
Да уж действительно волчара жрет изрядно.
— Так, кого ты назвал хозяином?
— Тебя, хозяин.
— Фух, разобрались, — с искренним облегчением выдохнул я и вернулся к первому вопросу. — Объясни, что он делал у моей спальни?
— Не знаю. Может, хранил, — пожал плечами хтар. — Он приходил вечером, но мяса не взял. Взял утром.
— Как думаешь, почему он вернулся?
— Легкое плохо дышит, хозяин. В степи за добычей нужно долго бегать. Только быстрые ноги накормят сильного.
— А небыстрой добычи в степи нет?
— Хозяин не будет есть крыс… — начал было хтар, но, увидев, как мои брови поплыли навстречу друг другу, поправился: — Волк не будет есть крыс.
— Чудно, — хмыкнул я и посмотрел на волка, который уже заканчивал трапезу.
Похоже, хтар прав — волчара был истощен до последней крайности, но при этом поедал пищу с достоинством короля. В его поведении прослеживался смысл и последовательность действий: ночью служба — утром мясо, если перефразировать Бабеля.
И откуда же ты взялся такой умный?
— Ваня, — тихо, словно услышав мои мысли, прошептал Руг, — я, кажется, знаю, кто перед нами.
Это, конечно, было нарушением конспирации и могло вылезти нам боком, но слишком уж тяжело носить чужие имена и просто необходимо, чтобы время от времени кто-то называл тебя так, как в детстве называла мама.
— Ну и кто?
— Это вордорак, — односложно выдохнул Руг-Урген.
— Проф, ты уверен, что это слово объяснило мне абсолютно все?
— В текстах Хорама Странника упоминались «ловчие звери смотрителей», которых сотворили из волков, дав им разум.
— Ну не знаю. Зверь, конечно, очень умный, но интеллектом не давит.
Теоретически все, что говорил Руг, было очень интересно, но только теоретически. То, что писали местные «историки-фантасты» типа Хорама Странника со товарищи, на поверку могло оказаться великой истиной о демоническом прошлом этого мира, а могло быть простым бредом шизофреников. Хотя не мне, человеку, чью душу в этот мир затянул один из артефактов, а затем прыгавшему по телам разных людей, как неуравновешенный игрок в компьютерные игры, говорить об адекватном восприятии реальности. Сам такой.
Впрочем, теория — это хорошо, но с этим всем нужно было что-то делать. Поэтому я подошел к волку и присел перед ним на корточки. В таком положении наши глаза оказались на одном уровне.
Ох и здоровая же зверюга!
— Так, хозяин степей, раз уж ты решился прибиться к нашему табору, то должен понимать, что жрать здесь кого ни попадя я не позволю. — Выражение на морде волка не поменялось, но что-то мне подсказывало, что он меня понимает. — Поэтому, если я скажу «нельзя», это значит, что ты быстро успокаиваешься и прячешь зубы. Понятно?
Может, это случайность, но волк неожиданно моргнул.
— Он моргнул! — едва не напугал меня своим воплем профессор.
Волк посмотрел на замаскировавшегося под казака ученого, как давеча на вопящую Уфилу.
— Может, ты еще и говорить умеешь? — недоверчиво спросил я, уже не зная, чего ожидать от этого мира. К счастью, волк не заговорил, но опять-таки в его глазах почудилась искорка иронии. — Так, теперь мне нужно тебя как-то называть. Извини, но должность хозяина уже занята. Раз ты хозяин степи, то будешь Ханом. Надеюсь, тебя это прозвище не обидит?
Волк в ответ лишь лениво зевнул, всем своим видом показывая, что аудиенция затянулась и ему пора спать после ночной смены.
Уже выходя из сенника, я стал свидетелем интересной сцены.
— Хан, — раздался голос профессора, проверяющего, принял ли зверь кличку.
Волк поднял голову и резко показал зубы во внушительном оскале. Глухое рычание и нехороший блеск в глазах ясно показывали, что в иерархии новой стаи место профессора намного ниже волчьего.
— Руг, не цепляйся к нему. Это очень опасный объект для исследования.
Волк мне понравился, так же как начинавшийся день, наполненный хоть и тревожными, но энергичными хлопотами.
Бывшая баронская усадьба походила на муравейник. От зимнего сна не осталось даже следа, и если в низинах степи и в редких рощах еще белел снег, а на холмах сквозь прошлогоднюю траву проклевывались робкие стрелки молодой, то вокруг городка чернела потревоженная вспашкой земля.
Я заскочил в дом, чтобы надеть комбинезон, подхватил лопату, а затем, добравшись до места работ, буквально на пятой точке съехал в ров. Во рву было грязно, сыро и… очень весело.
Работать вместе всегда хорошо, особенно если нет негатива сачкующего элемента. Как ни парадоксально, советские времена научили людей не только самоотверженно работать на стройках века, но и поселили в душах желание сачкануть под шумок общего праздника труда. Там, где все уравнивается, нет желания высовываться и надрывать жилы. Не скажу, что пришедший на смену капитализм сделал людей трудолюбивее, но он принес с собой единственное лекарство от заявлений: «Не делай сегодня то, что завтра за тебя могут сделать другие». Мотивация в виде сдельной и персональной оплаты все расставила по своим местам.
В этом мире никто не слышал о социализме, капитализме и других извращениях. Здесь был еще памятен общинный строй, поэтому никто не отлынивал, все работали так энергично, что даже барону было трудно оставаться в стороне.
Практически стандартная лопата земного типа вонзилась во влажную землю, выковыривая изрядный ком грунта. Благодаря продукции штамповочного молота земляные работы велись очень продуктивно. Мы с еще двумя мужиками быстро наполнили землей большой короб. Один из моих «напарников» — средних лет лесовик с похожей на ту же лопату бородой — заливисто свистнул, и привязанные к углам короба канаты натянулись. На ежедневно растущем земляном валу, растопырив ноги, стояла конструкция типа «примитивный кран». На конце длинного плеча рычага была оборудована корзина, в которую с радостным смехом полезла малышня. Дюжина десяти-пятнадцатикилограммовых человечков перевесила короб с землей, а работники развернули за канаты всю конструкцию вдоль вала. Пара ударов молотка — и дверки внизу короба раскрылись, освобождая весь массив поднятого грунта.
Поработав пару часов лопатой, я выбрался со дна рва и тут же наткнулся на еще одно из своих «ноу-хау», перенесенных с Земли в новый мир: упряжка лошадей резво тянула за собой «каток», набранный из одинаковых обтесанных каменных блинов, как детская пирамидка.
Решил, что пора и честь знать, поэтому, взобравшись на вал, постарался окинуть взглядом и воображением всю картину строительства. Пользуясь опытом имперских легионов, на нашем мини-совете была выдвинута идея по строительству укрепления городка в виде восьмиугольника с восемью же вышками-башнями по углам. Легионерские лагеря имели шесть углов, но не в этом суть. Задуманное было осуществлено пока процентов на сорок, но уже выделялась будущая форма. Пока периметр получился небольшим и охватывал лишь восемь основных бараков. В городке стало еще теснее, к тому же все было измазано разводами чернозема и глины, но осознание того факта, что все это временно, не давало людям унывать. В тесноте, да не в обиде, особенно учитывая то, что обидеть нас есть кому.
В дальнейшем я планировал построить поселок на сотню больших дворов, которые сами по себе будут маленькими крепостями, и обнести все это таким же валом, а почти достроенное укрепление станет основой для «детинца» с донжоном посредине.
Выходящий к реке угол осталось оборудовать кольями — и получится преграда с трехметровым рвом и двухметровым валом, по верху которого проходит парапет чуть выше пояса из наполненных грунтом корзин. В остальных углах периметра все шло не так хорошо, и мне оставалось лишь надеяться, что к приходу хтаров мы успеем обезопасить свой тыл.
Несмотря на поговорку «Хочешь рассмешить Бога — расскажи ему о своих планах», — мы все же успели. Буквально через сутки после того, как с вала были сняты последние землекопы и переведены на поля, угольные шахтеры начали собираться обратно на карьер, а плотники вовсю занимались установкой навесов, прискакал конопатый и безумно рыжий парнишка, я даже умудрился запомнить его имя.
Еще зимой среди молодежи были отобраны два десятка пацанов от тринадцати до пятнадцати лет от роду, которые впоследствии должны были стать казаками, а сейчас на них была возложена роль дальнего дозора. Легкий подросток без амуниции и оружия на отдохнувшем коне обгонит любого степняка, так что именно они лучше всего подходили для этого дела.
Рыжий Лакор был неформальным предводителем этих «пионеров», так что неудивительно, что именно он принес важную весть. Для патрулирования новички разбивались на пары и по три звена в смену катались по степи за рекой. Натаскивал их сам Охто, в основном обучая искусству смотреть и вовремя убегать. Иногда с дозором уходил и Хан. Это случалось редко, но когда волк сопровождал «пионеров», за них можно было не переживать.
Тревожный и дробный стук копыт я услышал из своего кабинета. Короткий взгляд в застекленное дорогущим стеклом окно показал, что дело срочное. Лакор был похож на испуганную канарейку — рыжая шевелюра стаяла столбом, а ставшие огромными зеленые глаза мне было видно даже со второго этажа.
Мы столкнулись на лестнице, и, зная привычку детворы вываливать на собеседника сразу весь ворох всяческой информации, я жестом остановил рвущийся из парня словесный поток.
— Стоп. Только самое важное, в двух словах.
Лакор на минутку «завис», восприняв мой приказ буквально, затем прищурился и осторожно сказал:
— Хтары идут. — Сообщение в его устах имело оттенок вопроса.
— Так, теперь подробнее.
— Мы с Хриром хотели посмотреть норы сусликов, а потом подняться на второй…
— Не так подробно, — немного скорректировал я доклад. — Вы увидели хтаров. Где и сколько?
— Шестой холм, — четко заявил юный дозорный, но затем смутился. — Больше сотни точно.
— Молодец, — поддержал я стушевавшегося докладчика и порадовался, что еще зимой пронумеровал все холмы со стороны степи и немного подучил местную детвору. Про письмо говорить пока не приходилось, а вот считать они научились. Правда, до сотен пока не дошли, так что Лакор просто сравнил родную сотню драгун с увиденной в степи конницей хтаров.
Что было довольно грамотно и находчиво.
— За рекой остался кто-то из наших?
— Нет, — ответил мальчик, и тут же его слова подтвердил топот лошадей отставших дозорных.
— Так, Лакор, беги на главную вышку, пусть бьют тревогу.
Несмотря на то что рыжий парень был быстроногим, как степная косуля, похожий на огромное погнутое блюдо гонг возвестил о тревоге лишь через десять минут, когда перед крыльцом моего дома уже собралась вся военная верхушка поселка.
— Курат, седлайте коней и надевайте всю амуницию. Мороф, разводи людей по точкам. Все остальное — как оговорили раньше, на вал амазонок и снайперов. Никора, всех «небоевых» — в третий барак, и сразу займись водой.
Первым делом я «упаковался» в свою броню — бог весть что, одежка скорее оруженосца, чем рыцаря. Хотя у меня вполне хватало денег на нормальные латы, я здраво рассудил, что в степи полный доспех не понадобится. Поэтому у оружейника, помимо долгосрочного заказа на шашки для казаков, оплатил снаряжение оруженосца с некоторыми доработками, которые он сделал в течение суток.
Так, снаряжение на месте — клинки в ножнах по бокам, а кинжал по легионерской традиции горизонтально за спиной. Теперь осталось взять колчан с кавалерийским луком и часы.
Да, именно часы — их у меня было двое. В этом мире хоть и делали сносные компасы и даже подзорные трубы, но до тонкой механики пока не доросли, а вот с теорией у них было все в порядке. Большие водяные часы стояли в нише моего кабинета. Две стеклянные колбы на литр каждая, к тому же с часовыми пометками, были помещены в удобную раму. А вот маленькие, граммов на сто, имели кожаную оплетку и как раз подходили для походных условий. Большие часы я постоянно забывал переворачивать и даже успел пожалеть, что потратил на них деньги. А вот маленькие все же дождались своего момента.
Еще раз осмотревшись в кабинете, я выскочил в коридор.
Хтаров мы ждали, поэтому паники не было. Никора тут же повела стариков, детей и совсем уж слабых или эмоциональных женщин в третий барак, который изначально строили как своеобразный бункер — полуземлянка с толстыми стенами и наружными лестницами на бревенчатую крышу для поливки ее водой. В этом бараке жили мужики, так что особыми удобствами он не обладал, зато был более чем надежным укрытием.
Основная масса драгун, вместо того чтобы встать на стенах, расположилась между бараками, а на вал полезли самые меткие стрелки, которых я по старой памяти назвал снайперами, также на вал отправились «амазонки». О значении этого слова местные красавицы не догадывались, но оно им понравилось. Главной среди девушек и женщин, умеющих сносно пользоваться луком, была шустрая, но неожиданно посерьезневшая перед боем Дирата. А вот лучшим стрелком, как ни странно, оказалась моя Уфила.
Я встал возле «амазонок», по пути проведя рукой по округлой попе Уфилы, четко вырисовывающейся под длинной юбкой. Расчет, как всегда, оказался верным — краска залила лицо девушки, напрочь сгоняя бледность и маску страха.
В принципе всполошились мы рано, но оборона — это не атака, и здесь кураж как раз вреден, а успокоиться перед боем очень даже не помешает.
Люди сначала молчали, напряженно вглядываясь в степь через реку, но шестой холм находился в пяти километрах отсюда, так что через пару минут люди расслабились. Кто-то облокотился на парапет из больших плетеных корзин, кто-то вышел из тени односкатного навеса, который в бою должен защищать обороняющихся от стрел, а сейчас только закрывал теплое весеннее солнышко.
Напряжение вернулось минут через пятнадцать, когда среди пологих «волн» степного моря появились всадники. Женщины загомонили и едва не бросились к обращенной в сторону степи стене — ведь мы ждали прихода степняков вдоль реки, поэтому смотреть в степь за рекой с нашей позиции было неудобно.
— Всем стоять на месте! — немного визгливо, но настолько решительно крикнула Дирата, что вытянулись в струнку даже драгуны. Всегда смешливая и своевольная девушка как-то вдруг превратилась в командира. Отосланный на стену с десятком молодых драгун пожилой лучник только одобрительно хмыкнул.
Сборная солянка стрелков тут же успокоилась, и каждый вернулся на свое место. Отряд выглядел, конечно, колоритно — пятьдесят три бабы разного возраста и десять молодых драгун. По другим стенам были распределены еще двенадцать «амазонок». Внизу за периметром своего часа ждало девяносто бойцов. Итого получалось, что из почти четырех сотен жителей городка половина была боеспособной, а это очень и очень неплохо.
Покосившись в сторону пристроенных на стеночке водяных часов, я увидел, что «накапало» двадцать пять минут.
Так, до переправы им добираться еще минут десять, потом переправа и десять минут до городка — итого где-то с полчаса.
Так что дозоры нам дали фору в час как минимум. Неплохо.
Хтары явились под стены словно по заказу — как раз когда вода в часовой колбе перетекла на девяносто процентов. Кстати, у часовой колбы здесь было десять пометок.
В этом районе степи прижились только две небольшие рощицы — одна в полукилометре от поместья, а вторая в пяти километрах, как раз возле ближайшей переправы. В том месте илистое дно Чумры по каким-то неизвестным для меня причинам было плотным, а уровень воды невысоким — как раз по брюхо хтарскому коню.
Всадники появились из-за прижимающейся к реке рощицы плотно сбитой массой. Заросли они объезжали с изрядным запасом, подозревая, что за покрытыми лишь почками ветками может прятаться засада.
Кстати, эту мысль нужно обмозговать: ведь скоро листва закроет кроны деревьев и ветки кустов.
Навскидку хтаров было около двух сотен. С одной стороны, многовато, с другой — наших укреплений такому «войску» не взять.
Не знаю, кто именно командовал этой бандой, но он решил атаковать с ходу. Масса всадников начала огибать поместье, держась на расстоянии ста метров.
Это они, конечно, зря.
— Берегись, стрелы сверху! — скомандовал я, приседая за плетеным бруствером. Увы, команду «воздух» местный народ не воспринимал, поэтому приходилось выражаться точнее.
Внутри защитного периметра раздалась такая же команда, и тут же по доскам навеса застучали стрелы. Некоторые наконечники даже пробивали доски, но застревали в них и лишь бессильно щерились острыми жалами — плотники поработали на славу.
— Снайперы! Приготовиться! Трое по лошадям! Залп!
Драгуны по моей команде вскочили и практически без задержки послали стрелы в сторону возвращавшихся хтаров — огибать городок они не стали, потому что вал подходил к реке метров на двадцать, и влететь в этот промежуток было смерти подобно.
В толпе хтаров несколько всадников повалились на землю, заржали раненые лошади, и эхом этому крику боли завопили разъяренные степняки. И у имперских рыцарей, и у степняков были похожие правила насчет неприкасаемости лошадей. Я их полностью разделял. Но мне было просто жаль калечить этих прекрасных животных, а для местных вояк лошади являлись добычей, которую портить себе дороже.
В данной же ситуации на кону стояли жизни людей, так что мне было не до сантиментов.
Намек хтары поняли и тут же отхлынули к рощице. Что странно, нигде не было видно командирской группы — хтары пошли в атаку все до единого. Догадка насчет демократии здесь не проходила, так что ханом у этого клана был либо слишком горячий воин, либо слишком юный.
Похоже, верными оказались оба предположения — как только хтары доехали до зарослей, они тут же спешились и бросились обратно уже на своих кривых ногах, с воплями потрясая прямыми мечами. В этот раз в атаку пошли не все — часть степняков осталась с лошадьми, а часть задержалась, чтобы развести огонь и приготовить специальные стрелы. Да только поджечь мой городок им не светило.
Поджигатели вышли на безопасную, как им казалось, дистанцию в сто метров в момент, когда основная масса хтаров уже подбегала ко рву.
— Мороф, отметка пятнадцать, дальность сто десять! — крикнул я сотнику, уже выводившему своих людей из-под навесов у бараков. Развернувшись обратно, уже значительно тише отдал приказ защитникам стены: — Стрелять по готовности.
Нет, с воплями надо что-то решать, нужно завести рупоры или свистки.
— Дай! — тут же послышалось сзади, и в небо ушла плотная стая деревянных посланниц смерти, как бы это пафосно ни звучало.
Щелчки по защитным нарукавникам раздались справа и слева. Вновь побледневшая Уфила работала с монотонностью хорошо отлаженного автомата, а вот Дирата оскалилась, как волчица, и, кажется, тихонько рычала.
Эва как раззадорило девку. Главное, чтобы не свихнулась от потрясения и психологических метаморфоз.
Облако стрел рухнуло на поджигателей, заставляя выживших что есть силы рвануть обратно к роще. А в это время ринувшиеся в атаку хтары уже лезли на утыканный острыми кольями вал — явно больше от безнадежной злобы, чем с реальной целью.
Это издалека пологий накат кажется легко преодолимым, но, выбравшись из грязи рва, степняки не смогли добраться и до середины подъема. ***Большую часть нападавших сшибали стрелы, а меньшая валилась сама.
Пришло время и мне принять участие в отстреле степняков, используя свои слабые навыки лучника, но и их хватило с запасом — на таком-то расстоянии!
Отваги степнякам хватило меньше чем на минуту, и они дружно отхлынули обратно. Мой взгляд тут же привлек некто в броне, похожей на серую чешую. Я точно видел, что в него раза три попадали стрелы, но на скорость, которую развил данный субъект, это никак не повлияло.
Интересная бронька, хочу себе такую же.
То, что творилось во рву, выглядело жутким побоищем, но, как ни странно, от городка убегала большая часть нападавших.
Внезапно меня посетило чувство несовершенства окружающего мира. Повернув голову, я едва не зарычал от бешенства и на степняков, и на себя дурака. Под бруствером из корзин сидела Уфила, с удивлением уставившись на торчавшую из предплечья стрелу. Дирата уже присела рядом с подругой и тянулась к окровавленному древку.
— Не трогай! — Мне все же хватило мозгов на разумную мысль.
Подхватив стонущую девушку на руки, я метеором слетел со стены и побежал в сторону конюшни. Благо находилась она недалеко — при таком-то периметре.
Охто не участвовал в бою не только потому, что не хотел воевать с родичами, но и потому, что в качестве медика от него было значительно больше пользы, чем от воина.
— Здесь, — резко сказал старичок, ткнув пальцем в сторону невысокого топчана, и тут же присел рядом с Уфилой. Понимая мое состояние, он быстро бросил через плечо. — Ничто страшно, хозяин.
После этих корявых, но обнадеживающих слов я смог хоть немного успокоиться и тут же обозвал себя идиотом.
Воевода, блин, развел здесь истерику!
Стоявший у входа Черныш, казалось, разделял мое мнение. А в это время четверть сотни казаков тупо смотрели на вход в конюшню.
— Твою ж мать!
Одним движением я взлетел в седло Черныша и ткнул пятками в мохнатые бока. Конь обиженно фыркнул.
Можно подумать, какой неженка! И это при том, что я принципиально не ношу шпор.
— За мной! — крикнул я казакам, вылетая из конюшни.
Эта команда моментально вернула все на свои места — казаки тут же вскочили в седла и устремились за мной, а оставленные у северного выезда из городка бойцы тут же среагировали на изменившуюся обстановку и уронили через ров подъемный мост-ворота. Успокаивая мою совесть, со стены донесся крик старшего снайперской десятки, занявшего брошенный мною пост наводчика:
— Метка пятнадцать, даль две с полсотни!
Так, значит, пока я тупил, прошло не так уж много времени. Триста метров — это почти потолок для стрельбы из длинного лука. Возможно, они достанут еще метров на пятьдесят, но только для видимости обстрела.
Теперь главное — не опоздать.
Громыхая копытами, двадцать пять казаков во главе со своим непутевым бароном вылетели из узкого прохода в защитном валу и по дуге поскакали в сторону рощи.
Мы едва не опоздали — около двух десятков хтаров уже вскочили в седла и начали оттеснять половину табуна в сторону переправы. Еще три десятка подбегали к оставшимся лошадям, причем «чешуйчатый» бежал впереди всех, несмотря на плотную броню.
Ох, как же я хочу эту броньку!
Еще три десятка самых медленных или просто раненых степняков до своих коней не добежали. Все происходящее напоминало мне фильм про Чапая, только местные «красноармейцы» были в усиленных железными пластинами кожаных куртках и с похожими на горшки шлемами вместо буденовок, а вот шашками они крутили очень даже лихо. И кровь, которая полилась через пару мгновений, была самой настоящей.
Убийство бегущих людей — не самое приятное занятие в этой жизни, поэтому я немного отстал. Пусть даже казаки заподозрят меня в трусости — как-то переживу.
Увести своих лошадей хтарам не удалось, и десяток сохранивших выдержку степняков во главе с ханом бросили табун, умчавшись к переправе вслед за остальными.
К финалу погони выяснилось, что хоть какой-то толк от того, что я поперся впереди всех, все же был. Мои молодцы, раззадоренные невиданной в местных краях победой над степняками, с разгону поперлись через брод. Пришлось материться на обоих языках и стучать по шлемам и спинам нагайкой, и с большим трудом, но я все же сумел завернуть слишком горячих парней.
А через пять минут три десятка хтаров выскочили из неприметной балки и проскакали вдоль берега. А ведь самые горячие казаки в это время должны были находиться посреди реки. Мы обменялись стрелами и разъехались окончательно. На наш берег хтары сунуться не рискнули, имея шанс поплыть по течению хладными трупиками. Я похвалил себя за предусмотрительность — при равенстве сил тягаться с хтарами было чистым самоубийством, особенно учитывая, что половина казаков по сути являлась сопливыми пацанами. Пока гнались за отступающими хтарами, нам помогала паника степняков, которая после переправы наверняка успела выветриться из их голов, так что теперь нужно было отходить, пока не поздно.
Приятно возвращаться домой, особенно с победой. Казацкая молодежь тут же ускакала собирать трофейный табун, а драгуны уже рыскали по полю, вытряхивая трупы хтаров из амуниции и сгоняя пленных в одну кучу. Полон набрался не особо большой — пятнадцать кривоногих представителей степного племени с ранениями в основном средней тяжести. Тяжелых «милосердные» драгуны уже дорезали.
Конечно, первым делом я отправился домой, где в комнатке прислуги лежала Уфила. Девушка уже успела оклематься, а о ранении напоминала только плотная повязка с красными пятнами. Она даже хотела заняться работой, но ставшая вдруг сердобольной Никора силой уложила ее обратно в кровать.
Во дворе росла куча трофеев, а недалеко от рощи докапывалась братская могила для хтаров. У нас, к счастью, были только легкораненые, и это при совершенно идиотском поведении предводителя этих людей. Стало невыносимо стыдно и тошно. С опытом-то ладно — наработаю, а вот как привыкнуть к такому количеству смертей, хоть и вражьих? Казалось, безумие всех приключений в империи уже позади, но нет, вокруг меня вновь громоздятся сотни трупов. И ведь все только начинается — несмотря на всю мою рефлексию, я сейчас выйду из дома и отдам очередной приказ.
— Курат, — стоя на пороге, остановил я начало монолога счастливого донельзя атамана казаков, — готовься сам и передай Морофу. Завтра на рассвете казаки и драгуны выходят в поход.
— То есть как? — немного подвис Курат, явно ожидая, что мы прямо сейчас уйдем как минимум в трехдневный загул.
— Вот так. Сколько у нас здоровых лошадей вместе с трофейными?
— Ну где-то сто двадцать, — быстро подсчитал казак.
— Прекрасно. Пусть сотник на всякий случай оставит десяток своих парней в городе. В общем, иди готовься, и давай только без пьянки. Чтобы ни одного похмельного я утром не видел. Казаков это особо касается. Вернемся — и уже тогда устроим праздник.
Усталость навалилась внезапно, словно поджидала подходящего момента, и я, подволакивая ноги, вошел в конюшню. Раненых там уже не осталось, и сидел лишь грустный Охто.
— Старик, ты поможешь мне найти стойбище тех, кто напал?
— Да.
— Подумай хорошо — если тебе неприятно вредить родичам, я не стану приказывать.
— Не потому печаль кушает мое сердце. Моя семья теперь с хозяином. Просто плохо это все, — вздохнул старик, и даже Хан, догрызающий какую-то кость, хмуро пошевелил бровями, совсем как собака.
До заката было еще далеко, но спать хотелось просто невыносимо, поэтому я снял броню, на скорую руку помылся и завалился в кровать.
Когда стемнело, пришла Уфила и тихонько легла мне под бочок. Ничего не хотелось ни ей, ни мне, поэтому мы просто уснули, прижавшись друг к другу. Сквозь навалившуюся дрему я услышал скрип половиц и мягкий стук, с которым Хан завалился на пол перед дверью.
Рассвет следующего дня мы встретили уже за рекой. В поход отправились восемь десятков драгун и все двадцать пять казаков. Многие из них приоделись в трофейную броню, если, конечно, это можно было так назвать. Среди хтарского обмундирования были даже напоминающие чешую бригантины, но вблизи они оказались металлическими бляшками, нашитыми на кожаные кутки, — явно топорной подделкой под что-то другое.
Интересно, с броней «чешуйчатого» хана такая же ерунда? Что-то не верилось, особенно если вспомнить, как от нее отскакивали тяжелые стрелы.
Колонну вел хтар, а молодые казаки гарцевали по округе, высматривая врага. В принципе Охто можно было и не брать. Хан с утра пристроился впереди процессии с таким видом, словно гуляет сам по себе. Намерения волка стали понятны, когда конные следы привели старого хтара к своеобразной развилке посреди голой степи. Охто задумался, а Хан, не сбавляя хода, свернул налево. Дальше проводником был уже волк.
До вечера мы так и не добрались до таинственного стойбища, поэтому устроились на ночевку под степным небом. Весенняя земля была довольно прохладной, поэтому очень кстати оказались и попоны, и плетенные из коры подстилки.
Несмотря на уверения Охто в том, что опасающиеся блуждающих духов хтары не ездят по ночам, Курат выставил усиленное охранение, и я был с ним полностью солидарен.
Мягкий свет огромной луны, сытный ужин и монотонный голос Охто навевали сон, но я все же решил дослушать рассказ старого степняка до конца — ведь сам завел разговор о жизни хтаров.
Это я, конечно, вовремя, будто не было времени собрать информацию о беспокойных соседях еще зимой.
Из рассказа старика получалось, что мы имеем дело с не самыми сильными кочевьями. Богатые хтары не нуждались в жалкой добыче из бедных пограничных баронств. Несметные табуны в центральной части хтарской степи сытно кормили своих хозяев, а если ханам становилось скучно, они воевали друг с другом. Те же, кто жил вдоль границы с империей, обеспечивали остальных рабами и зерном. Если же необходимого количества зерна не удавалось взять на меч, то его меняли на лошадей в короткие дни торгового перемирия.
В конце зимы кочевья пограничных хтаров перемещались к границе. Здесь, на юге степи, и трава зеленела раньше, и до потенциальных рабов было ближе. Так что имелись шансы, что долго бегать нам не придется. Вряд ли предводитель напавших на нас хтаров решит броситься в бега. И уж точно он не ожидает от нас такой наглости.
Действительно, хан хтаров не ждал ответного визита своих оппонентов. С утра вместо юнцов в дозор ушли опытные, переквалифицировавшиеся в казаков воины-пастухи, которые прожили в этой степи едва ли не всю жизнь. Поэтому нам удалось подобраться к стану кочевников практически вплотную.
То ли хтары устали после поражения и бегства, то ли просто вконец расслабились в роли самых крутых парней в округе, но кочевье охраняли лишь мальчики-пастухи, которых мои казаки тихо изловили. Парочка самых шустрых пастушков получила по стреле в спину. Ничего не поделаешь — война.
Вид на кочевье открылся сразу, как только мы выехали на очередной холм. Этот мир был очень похож на Землю, и я постоянно забывался среди знакомых понятий: легион, империя, вся палитра дворянских званий от барона до герцога. На юге местного континента жили чернокожие, а в степи кочевали люди с раскосыми глазами. Но как только я расслаблялся, реальность подносила очередной сюрприз — местные негры оказывались совсем не людьми, повсюду находились следы древнейшей цивилизации, и даже устоявшаяся в сознании картинка степного быта сильно отличалась от того, что я увидел перед собой. Вместо куполообразных юрт хтары проживали в настоящих вигвамах. Некоторые из них были словно срощены друг с другом и имели по две и три верхушки. А в центре вообще стоял целый комплекс из шести конусов.
Я разглядывал становище не очень долго, потому что почувствовал недоуменные взгляды своих подчиненных. Пришло время действовать.
— Драгуны, вперед. Казаки двумя отрядами встают позади драгун, ближе к краям.
Неровная масса всадников начала перестраиваться, и только тут нас заметили. В становище начался форменный переполох. Хтары хоть и были беспечными, но собраться успели буквально за пару минут. Основная часть степняков в полном беспорядке металась между «вигвамами», а небольшая группка в полсотни всадников выехала нам навстречу.
Драгун я остановил в трехстах метрах от стойбища — практически на максимальном расстоянии для навесной стрельбы. Они быстро спешились и приготовили луки. Коноводы держали коней неподалеку, и мы в любой момент могли возобновить движение хоть вперед, хоть назад.
Сейчас перед ханом хтаров встал простой выбор — бросить все добро и бежать или биться. Похоже, чашу весов склонил тот факт, что в случае побега придется оставить основной табун и мирное население. А каким он будет ханом без своего кочевья?
Хтары с воплем рванулись вперед, даже не тратя времени на стрельбу из луков. Хан хоть и был горяч до безобразия, но все же сделал выводы из печального опыта — только резкое сокращение дистанции позволит ему хоть как-то изменить ситуацию в собственную пользу.
— Палец вправо. Подъем четыре. Дай, — без напоминаний начал командовать Мороф. — Копья, вперед! Подъем три! Дай! Прямо!
Последнюю команду вряд ли понял бы непосвященный человек, но драгуны как раз знали что делать. Бойцы задней из трех жидких шеренг бросили луки и подхватили с земли двухметровые копья. Они проскользнули между рядами своих товарищей и встали перед ними на одно колено. Вторая шеренга, пустив стрелы в небо, тут же сделала шаг в сторону и изготовилась стрелять прямой наводкой в просветы между бойцами первой шеренги.
Драгуны прекрасно знали команды и свое место в строю, но учебные выходы — это одно, а смотреть, как на тебя несется отряд степняков, — совсем другое. Возможно, они бы и дрогнули, но тут раздались голоса десятников:
— Всем стоять ровно! Целься лучше, барсуки криворукие!
Правило всех времен и народов «Солдат должен бояться своего сержанта больше, чем врага» сработало и здесь. Драгуны быстро вспомнили, что может сделать с ними звероподобный десятник, и перестали сомневаться. Кстати, Морофа они боялись больше, чем десятников. Я сам его немного опасался.
Жидкая шеренга копейщиков внушала большие сомнения, но, к счастью, нам не пришлось выяснять, насколько все плохо: ни один из хтаров так и не сумел добраться до драгунских рядов. Выстрелы прямой наводкой из большого лука — для слабозащищенных всадников штука страшная. Не выжил даже хан, хотя пал он не от стрелы — его лошадь убили, а предводитель хтаров просто сломал себе шею при падении. Что ж, пусть он займет свое место рядом с духами предков, как поступивший достойно и павший с честью. Пусть его духу не придется скитаться ночной степью, как духам трусов и предателей.
Проверив стойбище на наличие вооруженных мужиков, казаки умчались собирать стадо коров и лошадей, а драгуны занялись упаковкой трофеев. Всех пленников мы забирали с собой, включая раненых воинов. Мне глубоко противно рабство, но на этих людей у меня были свои планы. Городок Маран должен строиться и отапливаться, так что на будущем кирпичном заводике и угольных шахтах очень не помешают рабочие руки. Все это будет проходить под видом отбывания срока за грабеж и владение рабами. После трех- и пятилетних сроков люди смогут уйти в степь, и все же мне почему-то казалось, что они присоединятся к жителям моего баронства.
Вот такие у меня меркантильные планы, абсолютно нарушающие права человека. Не скажу, что чувствую себя совершенно правым, но на все сто уверен, что либералы в степи проживут недолго.
С другой стороны, рабство нужно пресекать и наказывать, и хотя в становище не осталось ни единого раба, признаки их недавнего пребывания находились везде. Поиздержавшиеся за зиму кочевники попросту продали рабов родичам из центральной части степи, явно рассчитывая восстановить статус-кво за счет моего баронства.
Из всех трофеев меня больше всего волновала чешуйчатая броня хана, и я не разочаровался. Это было нечто удивительное. На сложносоставную основу, похожую на редкую кольчугу, крепились чешуйки разного размера — от мелких на местах сгиба и внутренних сторонах конечностей до крупных на внешних сторонах и торсе. Самые большие — в половину ладони — крепились на внешней стороне предплечья, образовывая щитки. Что интересно, даже если меч попадает под чешую, они лишь сдвигаются под усилием и зажимают кончик или кромку вражеского клинка.
После того как хана извлекли из брони, оказалось, что он был совсем еще юноша. По комплекции немного ниже меня и уже в плечах, но пленный кузнец, присматривавший за оружием и броней своего господина, подсказал, что после несложных манипуляций можно подогнать броню под нужный размер. При необходимости в набор добавлялись дополнительные чешуйки, которые также имелись в запасах кузнеца. Запасные чешуйки покупались вместе с броней и предназначались для подобной подгонки и замены выбитых в бою пластин.
По словам пленного хтара, эта броня попала в степь с северного побережья материка, где в городах-государствах жили мастера, обладавшие заоблачными умениями.
Ждать мне не хотелось, и пока драгуны собирали добычу в караван, а казаки сгоняли табун, хтарский кузнец, Охто и Курат подгоняли под меня «чешую».
Серая конструкция облегала тело словно жидкий металл. Имелась даже нижняя часть, которой хан не носил из-за неудобства езды в маленьких хтарских седлах. Шлем тоже был очень нестандартным, это я успел заметить еще в бою. Верх и затыльник шлема были похожи на часть яйца и не вызывали удивления, а вот прикрывающая лицо металлическая маска буквально притягивала взгляд. Она состояла из верхней части с прорезями для глаз и нижней с выступами, похожими на жвала насекомого. Да и вообще маска имела структуру, напоминавшую мелкие сочленения хитина. Не знаю, кто придумал такой дизайн, но у него точно не все в порядке с головой. Впрочем, голову шлем защищал прекрасно, давал сносный обзор, позволяя легко дышать, а внешняя жуть в бою только на пользу — пугать врагов.
Из шатра хана, который остался единственным неразобранным, я вышел, чувствуя себя как максимум драконом, а как минимум — ящерицей. Такой ящерицей с мордой насекомого. Конечно, было немного неприятно осознавать, что броня еще не остыла после прежнего владельца, но ее достоинства заставляли забыть о надуманных недостатках.
Поприседав немного и даже попрыгав, я понял, что «чешуя» мне нравится еще больше — раза в полтора легче экипировки оруженосца, а по надежности ее можно было сравнить с рыцарскими латами. Движений броня практически не сковывала, что подтвердила короткая ката из боевого комплекса дари.
Великолепно! Я просто в восторге!
А вот Чернышу обновка не понравилась, и стало понятно, почему покойный хан не носил чешуйчатых брючек. С конем мы достигли компромисса за счет дополнительного слоя попоны у седла и обещания придумать что-либо более действенное.
Пока я «прибарахлялся», сборы закончились и караван был готов тронуться в обратный путь. Все спешили домой, тем более что хотелось провести одну ночевку в степи вместо двух.
Немного успокоившись, я наконец-то задумался над тем, а откуда у довольно небогатого хана появилась редкая и наверняка очень дорогая вещица?
За расследование взялся Охто и на вечернем привале поделился со мной не очень приятными новостями. Предводитель пограничного кочевья получил «чешую» от отца — хана богатого рода, кочующего в центре степи. Парень не хотел со временем оказаться простым батыром у старшего брата. Хан же любил младшенького, поэтому позволил «отпочковаться» от рода всем тем, кто этого хотел, тем самым сделав сына предводителем собственного рода даже раньше старшего брата. Когда-то в молодости старый хан поднялся именно на набегах через границу империи, поэтому сын отправился по стопам отца. Вот такую перспективную карьеру и обломал никому не известный барон.
В плюсе была шикарная добыча в виде очень дорогой брони, а в минусе — шанс поиметь неприятности от убитого горем родителя. В том, что так оно и будет, Охто не сомневался.
Окружающий мир и сложившиеся в нем традиции очень сильно влияют на наш характер — на Земле, несмотря на видимость демократии, все расписано до запятой даже для человека, находящегося на вершине пирамиды. Причем пирамиды кастовой, без малейших социальных лифтов. В нашем мире каждое решение подвергается множеству сомнений — ведь действие, хоть на миллиметр сдвигающее устоявшуюся систему, тут же вызывает реакции всего организма. Тому, кто пошел против системы, остается только горько сожалеть о своей глупости.
В приютившем меня мире, несмотря на феодальный строй, пока все иначе. Даже в империи есть возможность прорваться наверх, а потерявший сына «олигарх» не сможет воспользоваться системой и призвать себе на помощь всю степь. Так что шанс выкрутиться все же был.
Пока я делал выводы, судьба напомнила мне, что везение не может быть вечным. Ближе к полудню следующего дня прискакал один из дозорных казаков.
— Господин, хтары.
— Где? — тут же напрягся я, выбрасывая из головы ненужные мысли.
— Недалеко, — с серьезнейшим видом ответил казак.
Да уж, в этом мире, лишенном наручных часов и хоть как-то сбалансированной системы мер и весов, понятие «близко» было необычайно точным.
— Что ты видел?
— Они идут от нашего брода. Ведут полон и обоз награбленного.
— Да чтоб вас всех! — В моей груди похолодело. — Тебя видели?
— Простите, господин, это случилось неожиданно. — Казак снял шлем и низко склонил украшенную наполовину седым чубом голову, словно предлагая отсечь ее.
— Мороф, разворачивай драгун. Коноводов и лошадей в обоз. — Немного подумав, я добавил: — Оставь еще десяток стрелков с обозом. Выходим на холм, обоз оставляем в балке. Казаки, на позиции.
Когда из-за холмов вынырнула не менее чем двухсотенная лава степняков, я выдал несколько фраз из непонятного в этом мире русского матерного.
— …Ну что, Ваня, доигрался?
Морофа контролировать нужды не было — он и без меня знал, что и когда делать.
— Без поправки. Подъем пять. Дай! Подъем четыре! Дай!
Суетные мысли ушли куда-то вдаль, и я отчетливо понял, что степняки сейчас приблизятся на дистанцию выстрела и ударят по почти бездоспешным драгунам. Разница в наших с врагом возможностях была в сто пятьдесят метров. А если с гарантией, то в сто — длинные луки били на триста, а степные даже с помощью инерции бега лошади всего двести. Будь их хоть вполовину меньше, то до двухсотки хтары не дотянули бы, а так у нас оставалось несколько секунд безопасности, а затем начнется размен. Очень невыгодный для меня размен.
— Драгуны! Проходы! — была и такая команда, заученная на зимних учениях.
Крайние трети драгун приставными шагами сдвинулись в сторону, образовав два прохода в общей массе.
— Казаки! Любо! — Во время зимних посиделок я объяснил новым казакам, что означает это слово: «Любо жить красиво, любо любить всем сердцем и любо умирать с честью». Возможно, я что-то додумал от себя, но, как мне кажется, саму суть ухватил верно.
— Любо!!! — взревела жалкая горстка единственных на всю планету казаков — и следом за мной хлынула в проходы между отрядами продолжающих пускать стрелы драгун.
Когда с коня рухнул первый казак, мое сердце болезненно сжалось, и все же это значило, что все получилось — хтары начали стрелять в нас как в главную цель.
Казалось, прошла целая вечность, но на самом деле мелькнули только жалкие секунды. Еще мгновение назад такая далекая, толпа степняков рывком приблизилась.
Несколько стрел скользнули по моей шикарной броне, но меня это не заботило.
— В стороны! — заорал я, надеясь, что меня услышат и поймут.
Заводя Черныша на широкую дугу, я увидел, как драгуны бьют прямой наводкой в слегка растерявшихся хтаров. Степняки не знали, что делать, — сворачивать за нами или атаковать жалящих стрелами драгун. Дистанция была смехотворной, поэтому хтары уже сменили луки на прямые мечи.
Сколько степняков село нам на хвост, я не видел, потому что во все глаза смотрел на приближающихся к драгунам вражеских всадников. Они падали кто сам, кто вместе с конем. Масса хтаров таяла, но, увы, недостаточно быстро. Воображаемая траектория, в которую я пустил Черныша, должна была в финале пройти прямо перед рядами вставших на колено копейщиков, но я уже понимал, что безнадежно опаздываю. За секунду до финиша масса степной конницы вломилась в ряды драгун. Хрустнули древки копий, мучительно заржали кони, и дико заорали люди — кто от боли, а кто от бешеной ярости, смывающей страх, как вода свежую кровь.
Черныш ударил грудью в круп пролетающую перед ним низкорослую лошадку, разворачивая всадника как раз лицом под мою шашку.
— Хех! — выдохнул я, рубанув прямо по вытаращенным, несмотря на всю раскосость, глазам. Кровь брызнула в разные стороны.
Следующего хтара я хотел рубануть по спине, но не достал.
Эх, коротковата моя «урезанная» шашечка, надо бы держать у седла стандартную шашку или даже подлиннее. Да и короткая пика не помешала бы. Силен я задним умом.
Резкий рывок поводьев развернул Черныша навстречу движению хтаров. Через секунду мы обменялись с низкорослым всадником ударами, и если моя «чешуя» даже не поцарапалась, то степняк получил по макушке, и качественная сталь шашки расколола хлипкий шлем вместе с головой.
А в следующий момент хтары закончились. Я развернулся в седле и увидел, что на ногах остались только драгуны и разбегающиеся в стороны хтарские лошади без всадников.
Сердце кольнуло осознание того, что стоит лишь меньше половины моих людей, но через минуту немного отлегло: основная масса просто села на землю — кто из-за ран, а кто от потрясения и усталости.
— А-а-а!!! — страх и адреналиновый отходняк вырвался из моей глотки диким воплем.
— А-А-А!!! — ответил мне рев воинов, и в этом крике жила радость настоящей победы.
Сначала я дождался подсчета потерь. Приятного, конечно, мало, но все было не так плохо, как показалось сначала: погибло одиннадцать драгун, и двадцать получили ранения разной тяжести. С казаками дела обстояли хуже — на коне осталась лишь треть бойцов. Из выбывших — пятеро погибли, а остальные ранены. Двое тяжело.
Так что нужно срочно позаботиться о лучшей защите бойцов. Конечно, из трофеев они разжились хоть какой-то броней, но этого мало.
Пока мы с Куратом размещали раненых в обозе, не утерпевший Мороф все же послал два десятка драгун в сторону вражеского обоза. За ними увязались уцелевшие казаки. Надо отдать должное, несмотря на все беспокойство за жену, сотник остался с ранеными подчиненными. Кстати, предосторожность насчет дополнительной охраны нашей добычи оказалась очень кстати. Два десятка степняков зашли с тыла и напали на обоз. Дабы не портить полон, они не пользовались стрелами, посчитав, что драгуны — это обычная прислуга. При равном количестве соперников мои драгуны посшибали хтаров с коней, как глухарей с дерева, не ранив ни одного животного.
Когда мы наконец-то устроили всех раненых на телегах с огромными колесами и волокушах, появились посланцы Морофа. Сотник все же не утерпел и, нахлестывая свою лошадку, понесся навстречу.
Когда бывший бандит вернулся, сверкая черными глазами и белозубой улыбкой, я понял, что все в порядке.
— Кого там пощипали эти проклятые хтары?
— Барон, лучше гляньте сами, — загадочно заявил похожий на цыгана сотник, и его улыбка стала злорадной.
Интересно, и что же его так развеселило?
Не скажу, что я обрадовался, но, по крайней мере, стала понятна загадочность Морофа.
Из четырех десятков разновозрастного и разнополого отобранного у степняков полона я узнал только одного человека — барона Гомора. Того самого соседа, который претендовал на Черныша в счет долга моего номинального отца. Сухощавый дворянин лет двадцати пяти от роду чем-то напоминал мне героя советских комедий Шурика. Интересно, откуда в степи взялся такой белобрысый персонаж. Судя по типу лица, это был веселый и жизнерадостный человек, да только я почему-то этой веселости не видел ни сейчас, ни раньше. Сейчас-то понятно — пара царапин, как минимум одна рана и синяки не располагали к веселью. А вот почему он так злобствовал при нашей первой встрече — ведь не из-за Черныша же?
В прошлый раз мы виделись, когда сосед явился разбираться по поводу оскорбления своего наглого управителя. Поговорили мы на повышенных тонах, а перед расставанием барон не выдержал и сделал вызов на поединок. Глядя на меня, он видел человека как минимум на пару лет моложе себя, поэтому не мог стерпеть моего сарказма.
Честно, я сначала старался смягчить ситуацию, но, видя непробиваемую злость, завелся и сам. Попытка вызова закончилась посылом барона в дальние края, как минимум поближе к столице, где дворяне режут друг дружку просто от скуки. Чтобы он понял все точно, я использовал местный фольклор, хотя русский язык в этом плане был значительно выразительнее.
Представляю, насколько ему неприятно видеть меня в роли спасителя.
— Не скажу, барон, что рад нашей встрече, особенно при таких обстоятельствах, но, по крайней мере, меня тешит мысль, что вы не поедете дальше в степь, — довольно своеобразно поприветствовал я соседа. — Не расскажете мне, как все случилось?
В ответ барон Гомор лишь отвернулся, а скрежет его зубов был слышен на всю округу.
— Ну как хотите. На благодарность не рассчитываю. Прощайте, не буду обременять вас своим обществом.
В принципе барона можно было и не спрашивать, потому что вездесущий Курат уже успел пообщаться с другими пленниками и явился ко мне с докладом. Но сначала он минут пять распинался по поводу моей расточительности, так как уже положил глаз на некоторые вещи из новой добычи. По законам степи я имел право не только на имущество соседа, но и на выкуп за его персону. Все это барахло, как и выкуп за барона, мне были без надобности, несмотря на жаркие возражения предводителя казаков.
Немного успокоившись, Курат поведал мне историю о том, как хтарский отряд прошел через дальний брод и неожиданно напал на наших соседей слева. Барону с командой охотников, как и работающим в поле людям, просто не повезло. Хорошо, хоть остальные успели спрятаться за стенами усадьбы. Лить кровь при уже имеющейся добыче хитрые хтары не решились, но все же нанесли визит соседям барона, то есть нам.
Наши дозорные на вышках сработали четко, и степняков встретили стрелы амазонок и оставленных в поместье драгун. Плюнув на слишком кусачую добычу, хтары пересекли наш брод и ушли в степь, как раз навстречу моему отряду.
Как показала практика, мы были слишком беспечны. Вскружившие голову легкие победы расслабили, за что пришлось платить жизнью товарищей. Хорошо, хоть с поместьем все сложилось удачно. И отнюдь не благодаря уму владельца этих земель. Давно нужно было продумать такую возможность и рассылать дозоры не только в степь, но и по всей округе.
Несмотря на потери, в этот вечер поместье Маран захлестнуло волной веселья. Рекой лилось привозное вино, местная медовуха и даже кумыс. Печалились на этом празднике только родственники погибших и хтары, причем все — и пленные, и Охто. Он не стал присоединяться к общему гулянью, отсиживаясь в своем закутке. Я догадывался, что именно беспокоит старика, поэтому немного попировал с подданными и навестил хтара. Охто что-то вырезал из деревяшки, мурлыча под нос печальную песню — бесконечную и плавную, как сама степь. Был у него и слушатель — обожравшийся мясом Хан улегся неподалеку и, прижмурившись, впитывал в себя эмоции исполнителя тягучей мелодии. В походе хитрый волк не получил ни царапины, благоразумно оставив людские разборки людям. Поэтому мог сейчас сибаритствовать.
— Охто, нужно поговорить, — сказал я, присаживаясь рядом с хтаром.
— Нужно, только я не хотел говорить, пока хозяину весело.
— Делу время — потехе час, — перевел я русскую поговорку на имперский язык.
Хтар, немного подумав, все же сумел «переварить» высказывание:
— Умный человек сказал.
— Не то слово. Охто, твои заунывные напевы ведь не просто так?
— Да, хозяин. Плохо будет, нужно уходить от степи.
— С чего бы это? — удивился я. Конечно, проблема имела место, но мне казалось, что она была не настолько радикальной.
— Большой хан мстить будет. Мы убили не только сына: погиб росток рода. Мы выколоть глаз и отрубить руку.
— А может, он не придет?
— Придет. За смерть любимого сына он даст клятву духам, а эту клятву нарушить нельзя.
— Да уж, невесело, — вздохнул я, понимая, что все намного серьезнее, чем мне казалось. — Сколько может прийти воинов?
— Я спрашивал пленных. Хан сильный. Шесть рук держит. Всех не приведет, побоится соседей. Но три будут точно. И сам хан с батырами. Сильно плохо, хозяин.
Действительно, хорошего мало. Наименьшее подразделение у степняков насчитывало сорок человек. Рука имела пять таких отрядов-пальцев. То есть двести воинов. У хана всего тысяча двести всадников, а привести он сможет шесть сотен. И это не те голодранцы, что ушли с младшим сыном хана на поиски лучшей доли. Что уж говорить про пока неизвестных мне батыров.
Дела-а!
Наш разговор затянулся далеко за полночь. Я расспрашивал старика об обычаях хтаров, суевериях и традициях. Информации было много, и среди всего этого вороха наверняка имелась нужная мне жемчужина, но пока она успешно пряталась в куче всякой белиберды.
Ни праздновать, ни спать не хотелось, поэтому я засел в кабинете и принялся думать. Чуть позже в кабинет явилась слегка хмельная Уфила, но, поняв, что мне не стоит мешать, сначала хотела уйти, а затем все же осталась и тихонько устроилась на плетеном кресле-качалке — кстати, довольно популярном здесь предмете мебели. Я посмотрел на затихшую девушку, которая баюкала раненую руку, и вспомнил Лару. Вот так же в кабинете императора она смотрела на меня, стараясь не мешать кропотливой работе.
Ближе к утру в кабинет ввалился Курат. Так как ничего разумного в наши головы совершенно не приходило, мы тупо напились, стараясь не разбудить спящую в кресле Уфилу.
Пьянка — зло, а похмелье — зло в кубе. Но вот какой нюанс. Алкогольная перезагрузка мозга позволяет взглянуть на вещи под другим углом. Ну а утренний токсикоз — это неизбежный побочный эффект, с которым приходится мириться.
Утренняя прогулка верхом на отвратительно бодром Черныше позволила немного освежить голову и утрясти последние детали в общем плане предстоящей обороны.
Благодаря возникшей на нетрезвую голову идее мы были все же готовы к приходу врага. Как только из степи прискакал уже знакомо взъерошенный Лакор, четыре десятка драгун и восемь казаков-ветеранов, вместо того чтобы запереться за земляными валами, направились к чахлому лесочку по соседству. Лесом это назвать было нельзя — пол километра в длину и триста метров в поперечнике. Причем один молодняк. Когда я выложил свой план Морофу и мелкому мужичку, который являлся лучшим следопытом из лесовиков, они дружно сказали, что я сошел с ума. И ведь не побоялись же, сволочи, баронского гнева.
Дело пошло веселее после того, как я усомнился в их умении работать с лесом, — народ сначала набычился, а затем включил мозги. И вот сейчас мы въезжали в лесок, который, внешне совершенно не изменившись, в сути своей претерпел огромную метаморфозу.
Лесовики говорили, что сделают все быстро, но я все же их поторапливал и оказался прав.
Хтарская степь огромна! Десятки тысяч километров пространства, а слухи разносятся, как в убогой деревеньке на три двора. Не прошло и двух недель, как в мои земли заявились мстители.
Около часа и мы, и засевшие в городе жители напряженно ждали, пока степняки переправятся на наш берег. В плане подсчетов приходилось опираться на сметливость дозорных, которых я научил разбивать массы на части и, посчитав одну часть, складывать все вместе. Лакор выдал цифру в пять похожих на нашу сотню групп врага. Возможно, он прав и хан привел меньше людей, чем мы ожидали, впрочем, для нас сотней больше, сотней меньше — роли не играло. Либо план удастся, либо городок будет стерт с лица земли даже тремя сотнями хорошо экипированных степняков.
Выиграть у такого сильного противника можно, только сильно удивив его. Для этого нужны абсолютно нестандартные ходы, которых в этом мире не применял никто. По большому счету, моя задумка и состояла из целого вороха таких ходов.
Для мобильной группы ожидание было не таким тягостным, как для тех, кто остался на оборонительном валу, — ведь мы были заняты делом. Пока казаки укладывали своих скакунов в специальные окопчики, драгуны маскировали проходы в жидком кустарнике, который рос в не менее жидком подлеске. Крошечные листики, пару дней назад прорезавшиеся из почек, не могли нам ничем помочь.
Это только кажется, что в густом лесу спрятаться намного легче, чем в прозрачных на вид зарослях. С одной стороны, укромных мест больше, но и тот, кто ищет, всматривается намного внимательнее. Закончив с проходами, бывшие лесовики помогли замаскировать лежки коней. В отряд отбирались только лошади, с младенчества выпестованные опытными казаками, еще когда они были воинами-пастухами. Черныша в буквальном смысле ставил на ноги и воспитывал сам Курат, так что достаточно было легкого поглаживания по шее и правильных слов, чтобы обычно капризный скакун вел себя тише воды. Меня с Чернышом накрыли маскировочной сеткой — кстати, моим нововведением в этом мире, — состоящей из обычной сетки с пучками травы и сухих листьев.
Последние дни выдались суетными, поэтому двадцать минут лежания под теплым боком мерно дышащего коня убаюкивали, и я самым безобразным образом уснул.
Разбудило меня дрожание земли и приближающийся гул.
И сколько же их приперлось?
Гул нарастал, и Черныш начал волноваться.
— Чах, Черныш, чах, мой хороший, — шептал я на ухо коню, поглаживая бархатистую шею. Непонятное мне слово возымело волшебное действие — Черныш перестал дергаться и всхрапывать. О его волнении говорили лишь подергивание кожи и тяжелое дыхание.
Гул начал стихать, а еще через пару минут раздался такой треск, словно слон ворвался в бамбуковые заросли. Проклятое любопытство вцепилось в меня острыми когтями и заставило чуть приподнять голову, нарушая все приказы маленького лесовика — одного из десятников Морофа. Сам сотник сейчас находился в крепости и управлял обороной.
Если мне было не очень удобно в яме под маскировочной накидкой, то десяток хтаров явно изнывал от страха под сенью леска. Клаустрофобия выросших на открытых просторах степняков читалась в каждом их движении. Хтары вздрагивали от любого шума, который сами же и создавали.
Это была первая слабость врага, на которой я решил сыграть, и хтары мне подыграли. В редком лесу все просматривается довольно далеко, поэтому в головах у разведчиков наверняка крутилась одна и та же мысль: «Чего там смотреть — хан приказал проверить лес, вот мы и проверили, так что пора обратно, под родное небо, к не менее родному ветру».
Хтары ушли, но я все же продолжал лежать — на то был строгий приказ лесного мастера. Только минут через пять, когда где-то вне леска завопил многоголосый хор степняков, послышался тихий голос щуплого лесовика:
— Все, можно вставать.
Черныша я поднимал осторожно, чтобы не наделать лишнего шума, притом постоянно повторяя заветное слово:
— Чах, Черныш, чах.
Маскировочные сетки отброшены, щуплый лесовик с двумя помощниками скользнул в сторону города, а часть драгун начала натягивать одни веревки и отпускать другие. Как эти заросли готовили для будущего боя, я видел своими глазами, но хоть убейте, не понимаю, какая веревочка за что отвечает. Еще в лесу на севере империи я восхитился умением лесовиков превращать лес в настоящую крепость. Они даже жили в таких условиях, что можно было пройти мимо их жилья и ничего не заметить. Притом маскировка никак не влияла на комфорт проживания.
Разведчиков не было минут десять — они появились едва ли не одновременно с очередным взрывом воплей хтаров.
— Господин, — обратился ко мне десятник, в самодельном маскхалате поразительно похожий на сказочного лешего. — Они начали атаку. Все так, как вы и говорили. В охране холма со стороны города полусотня, а со стороны леса десяток. Дозорных в лесу мы упокоили.
Для убедительности лесовик поднял окровавленный нож и только после этого вытер клинок о траву.
— Хорошо, начинаем, — скомандовал я, старясь побороть мандраж. Руки дрожали, как у последнего алкаша.
Восемь казаков быстро вскочили на коней и пустили их шагом вслед за мной. Опушка показалась даже быстрее, чем мне этого хотелось. Кони легко шли по оставленным для них проходам, а следом топали три десятка драгун.
На опушке я мельком увидел четыре тела степняков, но рассматривать их было некогда. Все мое внимание привлекала небольшая группка всадников на расстоянии ста метров от нас.
Это была вторая слабость, причем не только степных, но и любых других властителей, которой я собирался воспользоваться: тщеславие.
Откуда великий, или, как здесь говорили, большой, хан должен наблюдать за боем? Правильно, с самого высокого холма. И такой холм имелся в четырехстах метрах от городка и в ста метрах от леса.
— Пошли, — почему-то шепотом приказал я, толкая Черныша пятками сапог.
Девять лошадей резво набирали разгон, да и расстояние было плевое — стометровка. И все же я успел посмотреть в сторону города. Действительно, разница между этими степняками и нашими первыми «гостями» была разительной. Они неспешно шли к валу, грамотно прикрываясь качественными щитами, в некоторых местах даже образовывая некое подобие «черепахи». Что ж, это значит, что я сделал правильный выбор.
Взгляд вновь перешел на цель нашей скачки — группу из десяти всадников, которые по-прежнему не могли оторвать взгляда от штурма, так же как и их телохранители. Восемь из десяти батыров одеты в «чешую», причем доспех одного хтара был черного цвета.
Нас заметили, когда до группы хтарских командиров оставалось двадцать метров.
Телохранителей мы просто объехали, по инерции взлетая на вершину холма.
Теперь пришло время для еще одного сюрприза. Все степняки очень хорошо владели неким подобием лассо и знали, как от него уклоняться, а вот монгольскую «ургу» они видели впервые. Шест с малозаметной петлей на конце воспринимался степняками как рыцарское копье, поэтому они и постарались уклониться от него вправо — срабатывал условный рефлекс. Благодаря такой реакции хтары сами засовывали голову в петлю. Своего клиента я, как и планировал, захватил петлей за шею и руку, что увеличивало шансы на выживаемость «буксируемого объекта».
После резкого рывка, уводящего копье в сторону, я отпустил привязанное к седлу еще одной веревкой древко и по плавной дуге вывел траекторию своего скакуна на разворот в сторону леса. Бежать Чернышу стало тяжелее — ведь сзади волочится довольно увесистый батыр в серой «чешуе». На «черного» я даже не зарился, — по плану он достался более опытному Курату.
Если Чернышу и было тяжело, то на его скорости это особо не сказалось, и через десяток ударов сердца мы влетели в проходы, оставленные в густом кустарнике специально для нас. «Проклюнувшиеся» на опушке драгуны, как в тире, посшибали с коней десяток телохранителей и убили скакунов под двумя оставшимися на свободе «чешуйчатыми».
Лес в буквальном смысле сомкнулся за нашими спинами. Мы проехали в самый центр рощи, где уже были оборудованы позиции для стрелков.
Пробираться по кустарникам или молодому лесу изначально нелегкая задача, а доработанные лесовиками заросли становились практически непроходимыми, при этом лучники оставили для себя сектора для стрельбы и сейчас отстреливали ломанувшуюся в лес орду.
На небольшую полянку посреди леска мы влетели почти галопом, а заросли за нашей спиной, словно по волшебству, тут же сошлись. Казалось, что преграда совсем смешная, но это было не так. Любой, кто хоть раз видел упавшее дерево, знает, что пройти от корня к верхушкам через переплетенье тонких веток — это уже проблема, а в противоположную сторону движение практически невозможно. Об этом прекрасно знали наши предки, и «засеки» — поваленные кронами наружу деревья — вокруг славянских поселений были нешуточным препятствием.
Небольшие, со стволами тоньше человеческого бедра, деревья и густой подлесок, на пару с кустами, должны были задержать преследователей минут на десять. Чего нам должно было хватить.
После сумасшедшей езды мы наконец-то смогли оценить попавшуюся на аркан добычу. Драгуны уже вязали троих пленников. Двое «чешуйчатых» все же сумели обрезать аркан и получить свободу. Точнее, свободу получил один, потому что через минуту разведчики приволокли убежавшего степняка.
Впрочем, количество не имело значения — «черный» был здесь, а это главное.
Единственной рукотворной конструкцией на приютившей нас полянке была толстая жердь, закрепленная горизонтально на деревьях в двух метрах от земли. Учитывая рост степняков — хватало с запасом. Вот на эту перекладину и были заброшены канаты с петлями, а в петлях уже находились лишившиеся шлемов головы пленников. Повязанные по рукам и ногам хтары выглядели довольно жалко даже в великолепной броне. Без петли на шее остался только один — для лысого, как бильярдный шар, батыра «поездка» закончилась плохо, и он уже не дышал.
Говорить я не торопился, несмотря на то что время поджимало: по всему лесу стоял треск от ломившихся на помощь хану степняков, а драгуны стреляли со скоростью пулемета. И все же спешить в этом деле было себе дороже. Рядом со мной стоял Охто, а Курат и три его помощника уже натягивали канаты, заставляя пленников вставать на цыпочки. Я оглянулся назад и увидел, что степняки серьезно застряли в густом переплетении веток. Некоторые, даже получив по нескольку стрел, так и не падали на землю. В памяти всплыла сцена, как молодой гвардейский центурион воспользовался похожим приемом, чтобы защитить меня и Лару. Только там была узкая винтовая лестница и куча легких стульев.
Что ж, думаю, пауза была достаточно долгой. Теперь пришла пора воспользоваться еще одной слабостью степняков — суеверием.
— Хан, выбор у тебя простой: или ты уводишь своих людей из моего баронства и клянешься покоем души, что ни один из твоих родичей никогда не ступит на эту землю, или я повешу сначала твоих сыновей, а затем тебя.
Охто быстро начал переводить, но мне показалось, что хан все понял и без перевода. Он дернулся, словно его ударили, хотя наверняка догадывался, о чем пойдет речь. Как минимум об этом ему говорили странные манипуляции с веревками. Хан повернул голову в сторону сыновей и прикрыл глаза. Мышцы на его скулах вздулись, и послышался скрежет зубов. Хорошо, что оба ханских сына были живы. То, что это именно они, было видно по сложной прическе — трем аккуратно выбритым полосам, волосы между которыми были сплетены в косы. Выбора у хана не было — еще при первом походе в степь я удивлялся, почему это степняки не покидают стойбища по ночам. Оказывается, ночью по степи бродят духи трусов, предателей, клятвопреступников и… умерших от удушья. Вот такая вот интересная деталь.
Хан открыл глаза и заговорил — незнакомые мне слова он выталкивал сквозь зубы, словно тяжкий груз.
— Хозяин, хан не может дать такой клятвы. Предлагает повесить его, но отпустить сыновей, — тут же перевел Охто.
— Блин, он что, издевается? — психанул я, потому что вопли степняков и треск сучьев, казалось, звучали прямо за моей спиной. — Курат, вздерни сыновей.
— Нет! — завопил хан, который все же понимал имперский, но плохо, потому что отвечал по-своему.
— Он не может отказаться от мести, потому что дал клятву. Если нарушит, все равно не попадет к духам предков, — продолжил перевод Охто.
— Твою мать! — Мысли в моей голове проворачивались с хрустом, но мозг все же сумел выдать нужный результат. — Ты клялся отомстить убийце твоего сына?
— Да, — на имперском ответил хан, по его глазам было видно, что он бы и сам хотел найти выход из этого тупика.
— В его смерти виновен я, поэтому можешь мстить лично мне сколько влезет, только не на этой земле. Согласен?
— Да, — обреченно выдохнул хан и тут же начал орать как резаный.
Я даже напрягся и хотел было дать ему в морду, но не стал этого делать, услышав, как начали стихать вопли степняков. После небольшой паузы лесок вновь наполнился треском, но теперь удаляющимся.
— Пусть клянется, — сказал я Охто и повернулся к своим бойцам.
Парочку драгун все же подранили. Впрочем, никто и не говорил о том, что хтары являются слабыми воинами, и очень хотелось надеяться, что после пленения командного состава степняки прекратили штурм города.
Минут пять хан что-то лопотал на хтарском, а затем послышался голос Охто:
— Хозяин, клятва верная. Хан требует, чтобы его отпустили.
— Требует, с петлей на шее? А он нахал, — повернулся я к хану с ехидной улыбкой. — Э, нет, брат. Это было условие спасения ваших душ, а насчет выкупа за жизнь мы поторгуемся — и начнем, пожалуй, с чешуйчатых доспехов. Всех, что есть в этом войске.
Хан хоть и не говорил на имперском, но понимал многое — его лицо тут же перекосило от злобы. А я в ответ лишь улыбнулся. Никогда не любил торговаться, так что спорить нам было не о чем.
Затем был осторожный путь к опушке леса под прикрытием пленников, и я с облегчением увидел, что на защитном валу по-прежнему наши, а степняки беспокойно ждут появления своих вождей вокруг того самого холма, который стал для них роковым.
Хан, предварительно освобожденный от груза брони, отправился к своим воинам, а мы с его сыновьями быстренько отступили под защиту оборонительного вала. Уже там выяснилось, что хтары все-таки прорвались за периметр, но были сметены с кромки вала дружным залпом драгун. Тех же, кто оказался внутри, встретили оставшиеся в поместье казаки и неожиданно злой волк. Схватка была короткой, кровавой, но, к счастью, победной для нас. Общие потери составили четверых убитыми и пятнадцать ранеными, но это было намного меньше, чем ожидалось. И все же облегченно вздыхать было рановато: для подобных вздохов время пришло лишь тогда, когда последний хтар пересек брод, а заложники благополучно отправились следом за своим папашей.
Если честно, то в победу я поверил еще не скоро.
Разгар весны приходит в степь довольно своеобразно — тусклое море старой травы словно взрывается зеленью. Еще несколько дней назад в округе преобладали песочно-бурые цвета прошлогодней растительности с черными пятнами вспаханных полей, но одним прекрасным утром я обнаружил за окном бескрайнее море победившей прошлогоднюю траву молодой зелени.
Конечно, мне очень не хватало телевизора и компьютера, и все же мозг постепенно привыкал к другому типу загруженности — хозяйственные дела, общение с интересными людьми и постоянные тренировки. Хотя насчет постоянности занятий это я переборщил.
Что же касается красот, проблем вообще не было. Степь только кажется пустой, но даже если бы здесь полностью отсутствовали небольшие островки деревьев, все равно ее великолепие не перестало бы удивлять и восхищать.
Скачка на Черныше приносила море разных ощущений, взрывающих мозг впечатлениями. Сложный букет ароматов освежающего лицо ветра и полностью заполняющий паузы между стаккато конского топота симфонический оркестр насекомых и птиц — все это бурлило между бесконечным, удивительно глубоким небом и не менее бескрайней степью.
В таком состоянии усидеть на месте было невозможно, поэтому, наскоро приняв душ и обрызгав водой взвизгнувших девчонок, я оделся в свободные одежды и выскочил во двор. Из конюшни тут же послышалось ржание Черныша — ему тоже хотелось на волю.
Легко быть безрассудным, если за твоей спиной есть надежные люди: выводя коня, я увидел, как по двору забегали казаки дежурной смены. Через минуту Курат будет знать, что я собрался на прогулку, а через три минуты за мной хвостом увяжется пятерка казаков.
Городок был абсолютно безлюден — все занимались земледелием, так что строительные работы временно прекращены, и лишь у реки несколько мастеров контролировали работу пленных хтаров, которые вынимали из ям глину и формовали кирпичи. Через пару месяцев эти кирпичи пойдут на постройку города. За шестиугольником внешнего вала уже опробованной нами конструкции будут расположены сто пятьдесят дворов, точнее, квадратных подворий, состоящих из четырех зданий с внутренним двором. Каждая такая мини-усадьба станет не только обиталищем для большой семьи драгуна или казака, но и маленькой крепостью. Если враги сумеют взять основной вал, то им еще предстоит штурмовать эти мини-цитадели. И даже в случае успеха не факт, что враги смогут удержать захваченное, — ведь местным жителям известны каждая щель и самый маленький лаз в этих зданиях.
Черныш простучал некую лошадиную мелодию по брусьям подъемного мостка и вырвался на волю. Если поначалу мне хотелось прокатиться до реки и леска, то через минуту веселое солнце и зелень вокруг просто потребовали более длительного общения.
Я повернулся назад, увидев скачущих за мной казаков.
— Передай Курату, что я наведаюсь к соседям!
Один из казаков резко развернул лошадь и поскакал обратно, остальные четверо продолжали попытки догнать на своих лошадках быстрого как ветер Черныша. Конечно, под ними были не драгунские тихони, а степные скакуны из доставшейся нам огромной добычи, но все же до сына рыцарского жеребца и породистой кобылки ханской породы им было далеко.
Почти полтысячи обитателей поместья Маран, учитывая пленников, редким бисером рассыпались по черному бархату полей. Зеленое море уже затопило все вокруг, но никак не могло справиться с ровными квадратами потревоженной почвы.
Я на скаку осмотрел это хозяйственное великолепие и самодовольно улыбнулся. Агроном из меня был неважнецкий, а все знания ограничивались повсеместно известными в нашем мире фактами: есть такая штука, как озимая пшеница, а ранняя осенняя вспашка приравнивается к пару. Поэтому осенью, сразу по прибытии в поместье, съездил к своему соседу и, помимо договора насчет угольного карьера, нанял у него шесть пар волов и дюжину рабочих. Местные плуги я оставил приветливому хозяину, потому что на эти ковырялки нельзя было смотреть без слез. Зато мы славно поболтали с соседским кузнецом. Общались долго и громко — от обалдения кузнец даже забыл, что говорит с бароном. И все же мастером он был неплохим. Вместе мы «слепили» — по-другому не скажешь — первый в степи отвальный плуг. По крайней мере, каким я его себе представлял.
Остальные пять плугов мастер обещал сделать за неделю.
Таким образом, приехавшие почти зимой переселенцы увидели аккуратно вспаханную целину. Сами они, как и степные крестьяне, пахали весной, так что только пожали плечами, возможно украдкой повертев пальцем у виска. Таким же образом переселенцы отреагировали на засеянные осенью озимые — тут было даже сказано несколько осторожных слов: ведь где ж это видано выбрасывать хорошее зерно? Что же касается плуга, то он вызвал всеобщий восторг, особенно после того как был опробован на деле. Так что вопрос о моем сельскохозяйственном кретинизме пока отложили.
Не знаю, что покажет ранняя вспашка, а вот с озимыми я, похоже, пролетел. Не помню точно, но к этому времени они должны были уже взойти. Впрочем, зерно я засеял только на экспериментальных баронских полях.
В качестве «земельной реформы» я решил создать в этом районе класс сквайров — мелких землевладельцев, которые могут как возделывать землю сами, так и сдавать свои наделы в аренду. Сквайрами станут драгуны и казаки — то есть те, кто будет защищать этот край. Вся земля на расстоянии двух километров вокруг городка была поделена на две части — меньшую «огородную», возле реки, и большую, предназначенную под зерновые. Эти части в свою очередь делились на сто пятьдесят участков — каждому из бойцов. На первых порах я приказал использовать землю маленькими кооперативами-десятками, а дальше пусть творят что хотят, лишь бы не голодали. В итоге на каждого действующего воина получались участки земли, которые легко прокормят семью человек на двадцать, вместе с «дальними родственниками», как здесь называли приживал.
Дорога, которая уже давно переросла звание тропинки, привела меня к берегу реки и приземистому строению из кривоватых кирпичей и жердяной крыши. Кирпичный завод выглядел довольно жалко. Впрочем, внешний вид меня интересовал меньше всего, главное — конечный результат.
У самого берега рыжей проплешиной среди молодой травы выделялся глиняный карьер, в котором копошились пленники. Работали они довольно споро, потому что видели привлекательную для себя цель — за прошлую неделю уже трое самых трудолюбивых перешли из разряда каторжан в статус свободных работников. Это означало, что за труд им положено вознаграждение, и жить они будут не в тюремном бараке, а в одном из трофейных шатров, вместе с женами и детьми, если таковые имеются. В плане вознаграждения пришлось вспомнить виртуальные деньги времен становления советской власти — трудодни. Никора записывала в специальной книге, кто сколько заработал, и по этим спискам выдавала со склада продукты и вещи. В связи с этими новшествами работа на заводе, и не только на нем, шла очень весело.
Вынутую из карьера глину сначала месили конскими копытами, затем мяли руками и трамбовали в заготовленных зимой формах. На выровненных площадках происходила первичная просушка кирпичей. Весеннее солнце не было особо жарким — и все же успевало просушивать кирпичи до нужного состояния. Летом весь процесс ускорится в разы, даже придется сооружать теневые навесы. По крайней мере, так говорит мастер.
Особая печь для обжига кирпичей на каменном угле была пока в виде фундамента, так что я всего лишь перебросился парой слов с главой кирпичных мастеров. Особых пожеланий у него не было, поэтому мы ограничились общими темами.
В момент прощания с мастером из города агрессивным галопом прибыл Курат.
— Что ж вы, господин, вот так срываетесь. Небось забыли, что степняки только и ждут, как бы поймать вас за границами баронства!
Исключения из клятвы хтарского хана Курат воспринял более чем серьезно, так что его недовольство выражалось не только нахмуренными бровями, но и солидным баулом с моим снаряжением. В такое прекрасное утро не хотелось лезть в броню, но раз уж собрался навестить соседей, не мешало принять презентабельный вид. Плюс ко всему Курат был прав — за пределами баронства стоило посматривать по сторонам.
Черная чешуя была еще большим чудом, чем ее серая товарка. Внешне они были идентичны, если, конечно, исключить цвет, но при этом черный вариант оказался раза в полтора легче, имея ту же прочность. Также в процессе испытаний обновки выявилось, что чешуйчатые брони способны частично распределять силу удара по всей площади, и это не могло не радовать.
В данный момент в моем арсенале было восемь серых и одна черная «чешуя». Один серый комплект удалось всучить Курату, другие же «избранные» из отряда казаков наотрез отказались прикасаться к настолько ценной вещи, и в чем-то я их понимал. Нет, в военное время оденутся как миленькие, но таскать на себе дорогую подотчетную вещь в мирное время они не решались.
В связи с этим наш эскорт выглядел так, словно два рыцаря выехали на прогулку в сопровождении пяти оруженосцев. Хотя в принципе так оно и было — Курат давно уже перерос уровень оруженосца, а вот сделать его рыцарем мог только император.
В отношениях с соседями у меня образовалась довольно интересная ситуация. Пограничные баронства были образованы по особому указу отца ныне покойного императора. Причиной стали не столько частые наезды степняков, сколько необходимость отвести пограничные легионы в центральные части империи для поддержания расшатавшегося порядка. Да и пешее войско не очень-то было приспособлено к ведению боевых действий в степи. Как результат — появился защитный пояс из нескольких десятков баронств, которые номинально подчинялись только императору. Увы, задумка удалась лишь наполовину — часть набегов бароны останавливали, но в большинстве случаев хтарские ватаги просто проходили мимо баронских усадеб и нападали на земли за поясом «защиты». Конечно, бароны иногда отбивали полон и уничтожали самих захватчиков, но крестьянам от этого легче не становилось. Таким образом, земли за «баронским» поясом постепенно пустели. Поэтому у меня имелось только два соседа — справа и слева, а за спиной практически та же ничейная степь, только с более частым вкраплением лесных рощ.
Что касается соседа слева, то им был тот самый неудавшийся покупатель Черныша и совсем уж невезучий пленник, которого я имел несчастье освободить, — данный факт вряд ли добавил молодому барону любви к моей персоне. А вот ситуация в отношениях с моим соседом справа была диаметрально противоположной. Барон Дарол Блот — почтенного возраста плотный старик — при первой же нашей встрече проникся ко мне самыми теплыми чувствами. Они с моим номинальным отцом были старыми друзьями и прошли не одну битву как в степи, так и в самой империи. Сэр Дарол был человеком незлобивым и отзывчивым, его поместье выглядело ухоженным и хорошо защищенным, а дружина из пятидесяти воинов-пастухов внушала доверие и уверенность в надежной защите.
Немного напрягал нищий вид крестьянских полуземлянок за частоколом баронской усадьбы — около пяти сотен людей жили на грани бедности, но, как выяснилось из дальнейших разговоров, здесь так жили все поголовно. Главной причиной такого бытового примитивизма были те же хтары — зачем строить то, что могут разрушить в любую минуту.
В мой первый приезд барон немного напрягся, ожидая, что я стану требовать назад откочевавших к нему крестьян, но мне удалось быстро успокоить его и «под шумок» облегчения сторговать землю с залежами угля. Там все равно ничего полезного не росло, поэтому барон согласился на символическую плату и разрешение для своего кузнеца ковырять уголь бесплатно.
Барон жил вместе с женой и дочерью — довольно крепенькой девушкой лет шестнадцати. Во время моих приездов она пару раз мелькала рядом то в столовой, то во дворе, так что я успел рассмотреть миленькое личико, которое отнюдь не портила россыпь веснушек. В глазах барона при виде дочери мелькали какие-то странные искорки, которым я не придал значения. А зря.
В поместье Блот меня встречали как родственника, причем любимого.
— Герд, мой мальчик, — раздобревший на склоне лет барон сбежал с крыльца, широко раскрывая объятья.
— Рад вас приветствовать, сэр Дарол. Все ли благополучно в семье?
— Слава святым, все хорошо. Жена недавно выздоровела от простуды. Дочь по-прежнему цветет, — улыбнулся барон, и в его глазах вновь заиграли те самые странные искорки.
— Вот и прекрасно, — улыбнулся я в ответ и, направляемый рукой соседа, прошел с ним к дому. — Сегодня выехал погулять и решил наведаться к вам. К тому же есть одно небольшое дело.
— Ох уж эти дела, — наигранно вздохнул барон. — Хочешь опять обскакать старика?
— Не понял?
— А как еще назвать нашу сделку с углем? Крестьяне уже прогрызли мне череп рассказами о том, как ты обогреваешь свои дома этим проклятым камнем. А ведь даже у меня иногда не хватает дров и приходится топить, как все, — хворостом и навозом. Мои подданные ворчат, что ты теперь будешь драть со старика за уголек по три шкуры.
— Помилуйте, барон, какие шкуры, — добродушно улыбнулся я, заметив хитринку в глазах собеседника. Зря он, конечно, расслабился. — Ваши люди смогут получать уголь совершенно бесплатно. Я прикажу, и в определенные дни карьер будет в полном распоряжении всех, кто пожелает, конечно, только из вашего баронства. Вот оставят четвертинку добытого камня в качестве ответной любезности — и могут все остальное спокойно везти домой и греться в свое удовольствие. Я даже каменщиков пришлю, чтобы помогли сложить специальные печи, и кирпичом поделюсь, почти даром.
Хитрое выражение улетучилось из глаз собеседника.
— Молодец! — Барон хлопнул меня по спине и, казалось, только тут заметил мою броню. — А это что, хтарская «чешуя»? Где взял?
— В бою. Тут ко мне хтары наведались.
— Так, а теперь подробнее, — тут же посерьезнел сосед.
Рассказ о моих последних приключениях затянулся до конца обильного второго завтрака, на котором присутствовали и жена барона, и разряженная как на смотрины дочь.
Сэр Дарол все внимательно выслушал, зачем-то мазнул взглядом по дочери, а затем одобрительно посмотрел на меня. При этом казалось, что он поздравил себя с верно принятым решением. Только тогда до меня начала доходить одна простая истина, поэтому я «вдруг» вспомнил о важном деле и засобирался домой. Даже покупку подходящих для кастрации и переделки в волов быков мы оговорили впопыхах.
Конечно, я догадывался, что браки между дворянами в этих местах не являются слиянием влюбленных душ, а призваны служить скреплению добрососедских отношений, но как-то подзабыл об этом факте. Я не собирался жениться на дочке барона, как, впрочем, и на какой-либо другой. Да и сама девушка не выглядела особо счастливой.
Похоже, одолевавшие меня на обратном пути тяжкие думы отразились на лице как девизы политиков на баннерах, что было тут же замечено Куратом.
— Вот теперь этот сопляк точно будет кусать себя за седалище.
— Не понял, — встряхнул головой я. — Какой сопляк и что за седалище такое?
— Ну, тот барочник, наш сосед слева.
— И с какого это перепугу он должен расстраиваться?
— Так ведь у него с дочкой барона любовь была. Старик после вашей болезни даже решил дать свое благословение, хотя с вашим отцом у него был договор поженить деток. Только теперь ему вот, а не невеста, — с непонятным мне энтузиазмом заявил Курат и совсем уж несолидно, привстав в стременах, хлопнул ладонью себя по ягодице.
Оригинально. Научить их, что ли, кукиши складывать, это как-то культурнее…
— Вот скажи мне, Курат, — немного разозлился я. — А рассказать об этом раньше ты не мог?
— Так ведь договор между вашими родителями еще когда был, — немного стушевался глава казаков, увидев мою реакцию.
— Курат, я из своего детства почти ничего не помню, — постарался я выкрутиться и параллельно подсластить пилюлю. — Вон твою рожу запомнил, да еще Никору, а какие отец там договора договаривал, хоть убей, не знаю. Так что если есть еще что-нибудь такое, так ты сразу скажи, а то однажды выяснится, что я обязан обрюхатить сотню хтарок.
Курат заулыбался — ему понравилась и шутка, и намек на то, что в жизни молодого барона он занимает значимое место.
Ничего дополнительного предводитель казаков не сообщил, хотя и этого хватало. Так что, оказывается, у нервного соседа был вполне весомый повод для ненависти. Я им тут, понимаешь, любовь разрушаю. Удивляюсь, как он не решился на убийство, Ромео недорезанный. Хотя вызов на поединок можно расценивать как покушение, если бы я его так «некуртуазно» не отшил.
За долгим рассказом Курата о моем «счастливом детстве» мы добрались до угольной шахты. Прямая дорога от соседа домой шла вдоль реки, а шахта находилась чуть в стороне, так что пришлось сделать крюк — в связи с новыми договоренностями следовало проинформировать тамошнее начальство.
Главой сметных стахановцев был еще один из лесных «революционеров» — бывший горняк. Повстанческая армия маркиза Кардея вообще поражала разнообразием контингента. И если всякие люмпены и просто психически неуравновешенные чувствовали себя там комфортно, то мастера страдали от бездействия, поэтому с радостью пошли на переселение. И им хорошо, и мне польза.
Наш метод добычи угля нельзя было назвать шахтным. Так как на нормальный котлован сил не хватало, рыли глубокую траншею, укрепляя стенки плетнями из веток местного тростника.
Посидев с мастером-шахтером на завалинке и пообсуждав перспективы привлечения дополнительных рук со стороны, я направился домой.
Солнце уже преодолело зенит и намеревалось отправиться к закату. По этой причине, несмотря на два обильных завтрака, желудок уже предпринимал попытки доказать мозгу, что пора бы и пообедать, но даже этот факт не портил прекрасного настроения. Испортилось оно ровно в тот момент, когда вдали показалась моя усадьба. Особенно настораживало непонятное скопление людей возле нее. Мы пустили коней галопом, уже боясь, что случилось непоправимое. К счастью, через пару минут стало понятно, что никто ни с кем не воюет, хотя мирной эту картинку тоже не назовешь.
Мы успели очень вовремя — внутри периметра защитных валов, между бараками прохаживались неизвестные мне оруженосцы, которые уже начинали приставать к женщинам. Соответственно наши мужики потихоньку закипали, хотя до рукоприкладства пока не дошло. Если судить по сбитым в отдельный табун лошадям, нас посетило около сотни воинов — при местных реалиях, пять рыцарей с оруженосцами.
Через почему-то опущенный в таких неоднозначных условиях мост мы пролетели как железнодорожный состав, едва не затоптав парочку оруженосцев. Наш мини-городок размерами не впечатлял, поэтому до главного дома добрались меньше чем за минуту и увидели довольно неприятную картину.
Мороф стоял перед крыльцом в мой особняк, а за его спиной, ощетинившись стрелами на натянутых луках, сгрудился десяток драгун.
Дурдом какой-то, и ведь надо было учиться всю зиму, чтобы в одно мгновение вновь превратиться в банду лесных разбойников!
Из окон дома также выглядывали стрелки. А на крышах бараков началась нездоровая возня. Хорошо, хоть Хан не вмешивался в человеческие дела. Охто тоже не лез на глаза, так что, скорее всего, это он попридержал волка.
Подпираемая неполной сотней оруженосцев, перед крыльцом встала линия из шести рыцарей, среди которых своими воплями выделялся колоритный персонаж. Ростом он похвастаться не мог, поэтому брал голосом.
— На колени, быдло! Немедленно, иначе всех казню!
Не скажу, что это был мой самый разумный поступок, но все же пришлось завести Черныша между противоборствующим сторонами. Только спешиваться я не стал, сохраняя преимущество в уровне взглядов.
— А что это вы раскомандовались здесь? — спросил я и, присмотревшись к гербу на щите и графским вензелям, добавил: — Граф?
— А ты кто такой? — прогудел из-под шлема неприятный голос.
— Я здешний хозяин барон Маран и считаю, что имею право задавать вопросы на своей земле.
— Я — граф Довлон, — подбоченившись, заявил предводитель рыцарей, откидывая забрало шлема и с презрением оглядывая мою «чешую».
Знал бы он, насколько эта броня лучше и дороже его собственной, но для таких людей стандарт и мода всегда были единственным эталоном.
— И что столь высокому гостю понадобилось в нашем захолустье?
Шпильку насчет роста граф понял и от обиды даже подпрыгнул, словно это могло сделать его выше, но затем все же совладал с эмоциями. Похоже, за ним стоит некто, кого он сильно боится.
— Я пришел сюда по воле повелителя этих мест герцога Увиера, мой господин призывает тебя в ополчение.
Это заявление немного выбило меня из колеи, но не настолько, чтобы не расслышать женского визга за стеной бараков, уже начинавшего смешиваться с гневными криками моих мужиков.
— Так, граф, пока мы не начали выяснять юридические нюансы, остановите своих людей и выведите их из поместья. Они начали приставать к женщинам, так что все это может плохо закончиться.
— Не вижу необходимости. Не убудет от ваших шлюх.
Мороф зарычал с крыльца, но, судя по тому, что сразу не пристрелил наглого дворянчика, его жена была в доме, иначе граф уже получил бы стрелу в глаз. Ситуация выходила из-под контроля, и я судорожно пытался найти выход.
Спрыгнув с Черныша, я шагнул к графу и приблизил лицо к его шлему.
— Еще немного, и здесь начнется резня. Не знаю, какие селяне живут в твоем графстве, но мои едва ли не каждый день воюют с хтарами.
Граф снял с головы шлем, и по наглым глазам я понял, что до него не дошло, но у меня имелся еще один довод.
— Как думаешь, что скажет герцог, когда вместо ополчения ты приведешь ему половину своего отряда?
А вот теперь его проняло — граф действительно боялся герцога до дрожи в коленях, и мысль о невыполненном приказе все же заставила работать ту субстанцию, которая заменяла ему мозг. Только после этого он смог взглянуть на вещи здраво и увидеть, что его оруженосцы постепенно принимают круговую оборону, прикрываясь щитами от стрелков на крышах бараков.
— Трубить общий сбор! Всех за пределы этой грязной деревушки. А вы, барон, собирайте своих боевитых людей, я видел здесь не меньше сотни. Так что жду сотню ополченцев на службу герцогу.
— Я вообще не являюсь вассалом герцога и ничего ему не должен. К тому же с моих земель императору полагается всего лишь два десятка.
— Прекрасно, вы как раз должны выставить императору Чаако Первому положенные двадцать оруженосцев, а так как у вас их нет, то подойдет сотня этого быдла. Впрочем, можете отказаться. Прошу, доставьте мне такое удовольствие — я буду счастлив сровнять ваш жалкий городишко с землей. Жду ответа через два колокола.
Последнее слово осталось за графом, потому что его слова буквально вогнали меня в ступор. И дело совсем не в угрозе, хотя она была более чем реальной.
Какой, блин, император Чаако? А что с Ларой?
Времени было в обрез, так что я нуждался во всех мозгах, которые мог привлечь, потому что мои уже не работали. На военный совет собрались все «ближники» — Руг, Курат, Мороф на пару с невзрачным лесовиком, Охто и даже Никора. Начал я с короткого разбора полетов:
— Мороф, как случилось, что эти придурки оказались внутри периметра?
— Моя вина, — потупился бывший бандит. — Все были в поле, а на воротах стояли старики. Они с детства привыкли, что рыцари являются законной властью. Это молодежь выросла в мятежных лагерях, потому не любит дворян. Кстати, скандал начали именно наши юнцы, оруженосцы поначалу вели себя нормально.
— Так, кто что думает? — повернулся я к остальным.
— Может, отсидимся за валом? — робко спросил Курат.
— Нет, это не дикие и плохо защищенные хтары. Рыцари возьмут наш вал за несколько секунд и вырежут всех к демонам. Что ж, похоже, выхода у нас действительно не остается. Мороф, собирай шестьдесят драгун. Курат, отбери мне семь казаков, что половчее и у кого нет семей, а с остальными останешься охранять усадьбу. Запритесь и наружу выходите только для работы на полях. Не забывай отправлять дозоры в степь.
— Но как же так? — еле выдавил из себя старый вояка.
— Старый, послушай меня, старый. — Я подошел к казаку вплотную и положил руку ему на плечо. — Мне не на кого больше положиться. У тебя будут казаки, почти два десятка годных к бою драгун, да и раненые скоро поправятся. Плюс амазонки. Продержаться вам нужно от силы месяц. Сейчас у нас нет другого выхода, но уверен, что рано или поздно шанс появится.
— Граф требовал сотню, — вернул меня к неприятной теме Мороф.
— Значит, будем разыгрывать из себя сироток. В городе оставишь драгун, которые с виду даже близко не напоминают воинов. Раненые должны выглядеть как умирающие.
— Хорошо, — кивнул сотник и стремительно вышел из комнаты, за ним последовали Курат и Охто.
— Пойду собираться, — горестно вздохнул старый хтар.
— Куда это? — не понял я.
— В поход. Раны лечить.
— А здесь кто лечить будет?
— Бабы мало-мало справятся.
Мне оставалось только пожать плечами, но еще больше удивил Урген. Профессор успокаивал погрустневшую Никору, а из его слов становилось понятно, что он намеревается идти с нами в поход.
— Руг, а ты куда собрался? Хочешь испортить все дело и спалить нас к демонам?
— Во-первых, — поднял палец профессор, — в таком виде меня не узнают ни друзья, ни враги. А во-вторых, Герд, ты, по-моему, забыл, кто может стоять за всеми этими движениями и с какими неприятностями мы можем столкнуться.
Доводы, конечно, убедительные, но меня все же грыз червячок сомнений в отношении мотивов профессора. Мои предчувствия частично подтвердились, когда я увидел, с каким наслаждением Руг вдохнул воздух, выйдя на крыльцо дома. Похоже, плотная опека его слишком боевитой подруги стала надоедать, и переквалифицировавшемуся в казаки ученому захотелось свободы.
Был, конечно, риск, что его узнают, но с другой стороны, загорелый казак, тело которого затянуто в броню, а на голове развевается черный как смоль оселедец, даже близко не напоминал бледного, вечно мямлящего и временами проваливающегося в глубокие раздумья профессора. Вот как жизнь иногда меняет людей, хотя на самом деле все это внешнее. Впрочем, решительность и стойкость жили в Ургене и раньше, но были плотно придавлены условностями и общественным мнением.
Мои сборы заняли минут двадцать, тем более что из всех сборов были лишь одевание, вооружение да пара ласковых слов зареванной Уфиле. Всем остальным занимался либо Курат, либо Никора, носящиеся по усадьбе с громкими криками. Мне сразу же пришел на ум анекдот, в котором осветитель, сматывая бесконечный кабель, угрюмо высказался в адрес режиссера: «Вот работка у человека: рот закрыл — и рабочее место убрано».
Граф ожидал нас на том же холме, где недавно располагалась ставка хтарского хана. Похоже, тщеславие — это интернациональное чувство. Выглядел он как полководец, наблюдающий за сдачей города.
С математикой у графа было все в порядке, и, как только хвост нашей колонны вышел из ворот, он пустил своего коня галопом, дребезжа железом и изрыгая проклятия.
Ехать к нему с отчетом я не собирался: ведь наш путь в империю пролегал отнюдь не в сторону холма.
Сначала меня догнали вопли, а затем сам граф. Мелкие черты его лица в злобной гримасе стали еще омерзительнее.
Право слово, когда он был в шлеме, наше общение было намного приятнее.
— Здесь только семь десятков! — придерживая коня, заорал граф.
— Правильно, я привел всех, кого мог. — Мне все же удалось ответить с максимальным спокойствием.
— Я приказал выставить полную сотню!
— Воинов в городе осталось два десятка. Десять лучников и десять всадников. Остальные мужчины либо старики, либо ранены и не скоро поправятся. Можете послать в город людей и проверить мои слова, — спокойно проинформировал я представителя герцога, не меняя скорости движения и положения в колонне. — Если я прикажу оставить город вообще без защиты, начнется бунт. Так что мы вновь возвращаемся к прежнему разговору. Вы хотите привести к герцогу шесть десятков лучников и почти десяток полноценных оруженосцев?
До этого все внимание графа было приковано к моей персоне, и только после уточнений он посмотрел на сопровождавших меня казаков. Все они были одеты в серую «чешую», и хоть они смотрелись хуже рыцарей — впрочем, я бы поспорил, — но намного лучше оруженосцев, особенно тех, что пришли с графом.
Возможно, этот довод показался ему достаточно весомым, а возможно, он просто увидел повод для отступления, но граф все же отстал.
Рыцари и три десятка оруженосцев обогнали нашу колонну и пошли впереди. Я возражать не стал — в такой ситуации как-то не до понтов.
Через час нас обогнал десяток оруженосцев под командованием рыцаря — граф все же отправил «комиссию» для проверки моих слов, — и судя по тому, что никаких санкций не последовало, парни, которых Мороф оставил в городе, талантливо сыграли роль забитых крестьян и умирающих от ран воинов.
На первую ночевку мы встали не так уж далеко от дома. У меня в голове даже начал созревать план действий, только остро не хватало информации. Плюс ко всему в сложившиеся расклады начали вмешиваться дополнительные факторы в виде прибывающих баронских дружин и, что хуже всего, дополнительных отрядов герцогских воинов, которые этих баронов и привели.
К полуночи стало понятно, что собрались все, и можно было хоть как-то оценить расстановку сил. Всего во временном лагере разместилось около трех сотен герцогских оруженосцев во главе с двумя десятками рыцарей. Баронский контингент был представлен семью рыцарями с двумя сотнями оруженосцев, которые являлись хорошо экипированными воинами-пастухами. Плюс моя неформатная компания. Пока я мог рассчитывать только на два десятка бойцов моего доброго соседа, который был вынужден явиться лично, несмотря на возраст.
Соседям вообще повезло с вербовщиками больше, чем мне: они ограничились лишь меньшей частью баронских дружин. Впрочем, это не особо огорчало — воевать на стороне герцога я все равно не собирался, так что увеличенный отряд был мне только на руку.
Сэр Дарол, естественно, разбил свой лагерь рядом с моим. С собой сосед взял пару телег, на которых среди припасов находился его походный шатер. Мы же ограничились двумя десятками вьючных лошадей с запасом стрел и продовольствия. Средства личного комфорта каждый вез возле своего седла.
Не особо чинясь, я принял приглашение заночевать в шатре соседа, где мы и поговорили.
— Герд, сынок, что ты думаешь обо всем этом?
— Сэр Дарол, мы можем думать что угодно, но пока не получим больше информации, с решениями, и тем более действиями, стоит подождать.
— Что значит с действиями? — напрягся старик.
— Воевать на стороне герцога я не намерен.
— То есть как? — совсем опешил барон.
— А что мы, по-вашему, здесь делаем? — вопросом на вопрос ответил я.
— Собрались под руку герцога по императорскому приказу.
— Во-от. Это при том, что, во-первых, герцогу мы не подчиняемся, а во-вторых, императорским приказом здесь и не пахнет. Конечно, если не учитывать претензии герцога на звание Чаако Первого.
— Герцог пошел против императора? — Седые волосы на голове барона едва не встали дыбом.
— Не хотелось бы расстраивать вашу милость, но в империи сейчас правит императрица, а насчет герцога — думаю, он действительно взбунтовался.
— Что?! — взревел барон. Теперь он точно был похож на взъерошенного кота, особенно со вставшими торчком усами.
Добродушие вмиг слетело с Дарола Блота как пух с одуванчика, и я имел честь лицезреть во всей красе того, кто рубил врагов плечом к плечу со старым бароном Мараном.
— Так, ваша милость, давайте успокоимся. Поспешными решениями мы можем только все испортить. Для начала нужно получить подтверждение моим домыслам, хотя собравший нас граф уже проговорился. И все же стоит убедиться окончательно. Также необходимо выяснить, кто из соседей с нами, а кто против нас. Судя по вашей реакции, вы не станете бунтовать против императрицы.
— Это был вопрос? — нахмурил брови барон.
— Нет, это было утверждение. В отличие от вас, плохо знаю характеры пограничных баронов, так что вам следует поговорить с нашими соседями, особенно с бароном Гомором.
— Ну, — немного замялся мой собеседник. — С молодым Гомором у меня случилась размолвка.
— И я даже знаю какая. — Выдержать серьезный тон мне удавалось с трудом. — Мой дорогой сосед, хочу, чтобы вы поняли меня правильно, но я не стану жениться на вашей дочери.
— Как? — Сэр Дарол застыл на тонкой грани между яростью и недоумением.
— Потому что не хочу становиться между двумя влюбленными.
— Барон, до сих пор вы казались мне не настолько легкомысленным, — перешел на «вы» мой собеседник, но было видно, что он пока не знал — говорить со мной оскорбленным тоном или повременить с агрессией.
— Отнюдь, во мне говорит именно здоровый прагматизм. Я совсем не хочу однажды получить стрелу в спину от обезумевшего ревнивца или жену в петле. Что уж говорить о славе обманутого мужа. — После этих слов я понял, что меня понесло куда-то не туда, и быстро сменил направление разговора. — Сэр Дарол, неужели вы хотите сделать свою дочь несчастной?
— Но у меня же был договор с твоим отцом, — немного поостыл сосед. Свою дочку он действительно любил.
— А разве я не являюсь наследником своего отца во всем, вплоть до оплаты долгов и распоряжения данными им обещаниями?
С этой стороны на проблему барон еще не смотрел.
— И это не испортит дружбы наших родов? — передо мной вновь был добродушный дядюшка.
— Ха! Да я первым произнесу здравицу молодым, — ответил я и поспешно добавил, понимая, что барон сейчас полезет обниматься: — Поэтому вам следует немедленно обрадовать будущего зятя и на правах родителя указать ему правильный путь как во всей жизни, так и в ближайших событиях.
Барон отправился на вербовку союзников, а я наведался к своим бойцам. Возле одного из костров в мечущихся отблесках огня виднелась сгорбленная фигура Охто и пепельная тень Хана. При выходе из поместья волк на глаза не попадался, а вот перед ночевкой занял свой пост поближе к охраняемой тушке — в наших отношениях я воспринимал себя именно так, а отнюдь не хозяином.
Хан с какой-то непонятной тоской смотрел на пламя, что для волка было более чем несвойственным. Обычно эти животные сторонятся огня.
Чуть позже к нашей молчаливой компании присоединились Мороф, Руг и Выров, который взял на себя управление откомандированными на войну казаками.
Здесь были только свои, а присутствие Хана обеспечивало нам защиту от лишних ушей — когда мимо костра проходили чужие, он издавал короткий рык, больше похожий на кашель.
— Выров, как держится Руг? — спросил я у казака, и вопрос не был праздным.
Внешне бывший профессор выглядел неотличимо от остальных казаков, особенно в «чешуе», а вот его поведение могло вызвать подозрения.
— Нормально, если, конечно, не сунется в рубку.
— Руг, ты понял? Держись рядом со мной, — сказал я недовольно хмурящемуся профессору. — Так, теперь по нашим делам. Мороф, мне нужно, чтобы кто-то из твоих тихо отошел от каравана и добрался до маркиза Кардея. Передай ему, пусть соберет столько лучников, сколько сможет, и готовится к совместной операции. Как только поймем, что здесь творится, сразу свяжемся с ним еще раз, но к этому времени маркиз должен быть где-то рядом. Кого и когда посылать — решай сам.
В ответ чернявый сотник лишь молча кивнул и принялся что-то обдумывать.
В принципе на этом насущные дела были решены, так что мы немного обсудили сложившуюся ситуацию и разошлись спать — бойцы по своим подстилкам, а я в баронский шатер. Меня там ждала такая же подстилка, но все же крыша над головой влияла не только на статус, но и на комфорт. Была бы весенняя ночь чуть теплее — я и сам с удовольствием уснул бы под звездами.
Сэр Дарол вернулся перед самым рассветом немного пьяный и в сопровождении будущего зятя. Вот теперь барон Гомор действительно напоминал Шурика — смущающийся молодой человек с виноватым взглядом.
— Ваша милость, мне очень жаль, что…
— Барон, давайте не будем ворошить прошлое, а просто познакомимся вновь и постараемся стать друзьями. — Я протянул ему руку. — Меня зовут Герд.
К счастью, в местной культуре был свой аналог рукопожатия, и применялся он между близкими друзьями. Хотя в данной ситуации это было даже неплохо.
— Лок, — представился барон, обхватывая пальцами мое предплечье, я моментально сделал то же самое. — И все-таки прости за то, что наговорил тебе гадостей, просто как подумаю, что ты мог стать мужем моей…
— Все, забыли, — закончил я ненужный монолог моего нового друга и хотел было продолжить прерванный сон, но сэр Дарол решил, что продолжения достоин отнюдь не сон, а банкет. Откуда-то из своих баулов он достал бутылку вина, и мы по хтарским традициям уселись на седлах возле импровизированного достархана.
Кроме будущего родственника и хмеля в голове, барон принес с собой важные новости. Мои подозрения оказались более чем обоснованными, по крайней мере по словам одного из рыцарей в свите графа. Этот рыцарь когда-то воевал с сэром Даролом, поэтому был с ним откровенен, особенно после второй совместно распитой бутылки. Все оказалось хуже, чем я думал. Герцог Увиер не только взбунтовался против Лары и предъявил претензии на имперскую корону, но к тому же его поддержали еще шесть герцогов и куча графов. Мало того — как минимум половина легионов перешла на сторону мятежников. Все произошло очень быстро, Ларе и ее сторонникам чудом удалось выбраться из столицы и увести верные легионы в княжество Сатар. Уже там имперские генералы организовали оборону. Юг пока не решил, как реагировать на происходящее, и продолжал думать, а вот север и центр империи полыхали в гражданской войне.
Что же касается нас, то пограничные бароны являлись второй волной подкрепления мятежной армии. Герцог Увиер уже выгреб практически все войска на своих территориях и забрал с собой в центр империи, а вотчину оставил на дальнего родственника маркиза Вента, который и начал собирать пограничников. По словам источника сэра Дарола, через два дня нас ждал принудительный «выбор» воевать на стороне мятежников.
Мы были последней волной «призыва», а вот в двух предыдущих случились вспышки сопротивления, которые закончились плачевно — погибли не только сами недовольные, вдобавок наместник отправил карательные отряды в их баронства.
Так что нам было о чем подумать.
К счастью, наше будущее недовольство будет хорошо продуманным и получит управление в моем лице, хотя, если честно, становиться лидером не очень-то и хотелось. Сэр Дарол уже обошел всех, в чьей верности империи он был убежден, и предупредил, чтобы не дергались без необходимости. Его авторитета оказалось достаточно для убеждения самых горячих, да и печальные примеры наших предшественников тоже сыграли свою роль.
— Что будем делать? — спросил сэр Дарол со всей возможной для хмельного человека серьезностью.
— Ждем. Как я понял, персональной клятвы от нас не потребуют, по крайней мере потому, что герцог далеко, а нарушение формального обещания, данного мятежнику, если и запятнает нашу честь, то легко отмоется кровью предателей.
Сэр Дарол хотел крикнуть что-то торжественное, но вовремя опомнился.
— И чего мы будем ждать? — задал закономерный вопрос Лок.
— Удобной возможности для бунта.
— Мы собираемся воевать за императрицу? — очень естественно объединил всех заговорщиков в единое «мы» старый барон.
— Нет, мы собираемся воевать за свои семьи, а императрица и сама разберется. Хорошо уже то, что пограничники не станут поддерживать герцога и к тому же немного проредят его свору.
— Только нас меньше двух сотен, включая твоих крестьян, — сокрушенно покачал головой сэр Дарол. — Остальные бароны кто колеблется, а кто и откровенно готов воевать за герцога. Молодые вообще рады пограбить под шумок гражданской войны. У маркиза же полтысячи дворянского ополчения. Прошлую партию к столице повели две сотни наемников из вольных королевств и сотня воинов маркиза. Тебе не кажется, что с таким соотношением сил даже самая удобная возможность нас не спасет?
— Но надеяться все же стоит, — загадочно подмигнул я.
— Вы что-то скрываете от нас, барон? — тут же нахохлился Гомор, но теперь он был не «просто так», а под опекой потенциального тестя, поэтому сэр Дарол успокаивающе похлопал будущего зятя по плечу и, сузив глаза, спросил у меня:
— А нам есть на что надеяться?
— Возможно, — все так же таинственно ответил я, а сэр Дарол сделал вид, что его такой ответ полностью удовлетворил.
Все же умнейший мужик этот барон Дарол Блот.
Утро нас встретило ласковым солнышком, росой, дразнящими ароматами из походных котлов моего «войска» и похмельной гримасой сэра Дарола. Впрочем, несмотря на похмелье, барон сумел оценить новое в этом мире блюдо — макароны по-флотски. Точнее, их можно назвать «по-индейски», потому что макароны были сдобрены пеммиканом — мясом, засушенным с помощью вымораживания и перетертым со специями в однородный порошок. В таком виде конина была более чем съедобной.
Я изначально готовил снаряжение драгун для далеких переходов и разрабатывал все с расчетом на максимальную пользу и минимальный объем. Именно поэтому мой отряд мог пройти за день значительно больше, чем утяжеленная повозками масса пограничных баронов. Единственный из моих подданных, кто радовался подобной скорости передвижения, был Хан. Старый хтар, как всегда, оказался прав — поврежденное легкое давало о себе знать, и на долгих маршах волк начинал задыхаться.
Наше продвижение замедлилось еще больше, когда мы подошли к городу Довлон — вотчине графа, который за два дня успел испортить мне килограмм нервов.
Если бы баронство Маран не имело вольного статуса пограничного оплота, то, попав в тело Герда, я вполне мог оказаться вассалом графа Довлона.
Упаси меня бог от такого «счастья».
Во время первого посещения город нравился мне значительно больше, но сейчас во всем виделся оттенок образа его хозяина и заставлял смотреть на городские улочки немного по-другому.
Впрочем, разве виноват этот город, да и весь род Довлон, в том, что в нем родился такой придурок?
Родовое гнездо графа мы проехали стороной и еще через двое суток оказались возле палаточного лагеря у небольшого замка. Замок являлся не только опорным пунктом и большим военным складом, но и вотчиной маркиза Вента, вернейшего соратника герцога Увиера. Столица герцогства находилась в двух днях пути восточнее, но наместник предпочитал управлять всем хозяйством именно из своего замка.
Самого маркиза мы увидели сразу по прибытии. До захода солнца осталось чуть больше двух колоколов, так что наместник вполне успевал провести «митинг».
Посреди специального поля, на котором можно было разместить несколько тысяч воинов, стоял высокий помост. Вот с него маркиз Вент и обратился к нестройной толпе пограничных баронов и их оруженосцев. Затянутый в шикарную броню синих и черных цветов маркиз выглядел очень солидно. Его лицо было словно вырублено в камне, но, несмотря на всю грубость черт, видно, что родовитых предков за его спиной не меньше, чем у императора. Хотя чему удивляться, ведь маркиз приходился дальним родственником герцогу, а тот состоял в родстве с императорской династией, потому и мог сейчас претендовать на драконью корону.
— Благородные рыцари и верные оруженосцы, в империи настали нелегкие времена подлости и коварства! Наследница пиратов и воров обманом женила на себе нашего покойного императора! Священная корона подменена, и совсем скоро на престол империи сядет самозванец! — Голос у маркиза оказался то, что надо. Эдакий местный Левитан. До императорского глашатая ему было далеко, но не так чтобы очень. К тому же явно имелся ораторский дар. — Но династия королей-драконов не прервана! Герцог Увиер готов взять на себя груз заботы обо всех жителях империи! Вольные бароны, будущий император призывает вас!
Реакция толпы немного озадачила оратора. Жидкие выкрики одобрения если и были, то быстро утихли, с другой стороны, возмущаться тоже никто не спешил. Маркиз нахмурился. Надо отдать ему должное, он быстро перестроился, явно понимая, что насквозь прагматичных пограничников лозунгами не пронять, поэтому сразу перешел к приказам:
— Завтра утром будет сформирован обоз, и вы направитесь в расположение армии герцога. А сейчас устраивайтесь на ночлег, и пусть каждый барон пришлет в замок своего кострового.
После этого заявления маркиз спустился с помоста и в сопровождении усиленного ордера охраны удалился в замок.
Я же повернулся к Морофу:
— А у нас есть костровой? — Мне не было известно, что это за птица, но чисто логически можно предположить, что подобный «титул» носил главный хозяйственник отряда.
— Пока нет, но я уже знаю, кого назначить.
Эта ночь оказалась насквозь пропитанной тайнами. Сначала в палатку сэра Дарола по одному явились четыре барона-заговорщика, но ничего конкретного я им не сообщил. И не только потому, что и сам еще не знал, как поступить в этой ситуации, но и из соображений безопасности — пограничные бароны умудрялись сочетать в своем характере потрясающую прагматичность и такую же необъятную легкомысленность.
Когда уже казалось, что с тайнами закончено, в палатку явился Мороф и с загадочным видом поманил за собой. Как выяснилось, отозвал он меня для беседы с уже знакомым мне невзрачным и щуплым лесовиком. Я только в этот момент вспомнил, что последние три дня не видел его в рядах драгун.
— Господин, маркиз Кардей просил передать, что готов выступить против герцога. Через двое суток он будет следовать за войском по лесу и ждать ваших пожеланий, — прошептал лазутчик местного Робин Гуда.
Уверен, что и в мое баронство он был откомандирован со шпионскими целями. Впрочем, я не возражал. С местным революционером, который по совместительству был двоюродным братом герцога Чаако Увиера и только по злому умыслу не надел в свое время герцогской короны, у меня сложились доверительное отношения. Хотя то, с какой тщательностью лазутчик произнес слово «пожеланий», говорило, что маркиза-революционера придется уговаривать.
Наутро мой отряд получил две телеги с провиантом и две телеги со стрелами. Точнее, вновь назначенному «костровому» указали на эти телеги в общем обозе. Что примечательно, люди маркиза Вента «попросили» сдать «излишек» наших стрел в обоз, оставив драгунам по два десятка в колчанах.
Обеспечение рыцарского ополчения в империи было поставлено довольно оригинально. В этом вопросе меня просветил сэр Дарол. Император-реформатор Уланг Первый, решив сменить слишком своевольную рыцарскую силу на дисциплинированные легионы, перевел все заботы о рыцарском ополчении на самых крупных землевладельцев империи — то есть герцогов. Урезать права самых крупных землевладельцев в империи ему так и не удалось, зато заставил их немного раскошелиться. С тех пор бароны и графы являлись на сбор во главе положенного количества оруженосцев, а все обеспечение этого войска ложилось на плечи герцога. В нашем случае наместник даже обеспечил драгун провизией и стрелами, которые были намного худшего качества, чем наши собственные.
Запас наших стрел мы сгрузили в телеги, и теперь одной головной болью у меня стало больше. Предстояло решить, как воевать с мятежниками минимальным количеством боеприпасов.
В течение двух дней, по мере нашего продвижения на юг, леса становились уже не такими дремучими. Деревеньки попадались значительно чаще, да и вид у них был побогаче, чем у лесных хуторов. Чаще стали встречаться и обширные проплешины выжженного леса с квадратами полей — как ухоженных, так и заброшенных. Здесь повторялась история лесного земледелия моего родного мира — полей никто не удобрял, и постепенно они истощались, а селяне начинали выжигать новые участки вековых зарослей.
Север вообще во многом отличался от центра империи и тем более юга. Здесь люди жили небольшими поселениями, разбросанными по огромным территориям, но при этом войско герцогов Увиеров всегда было не только многочисленным, но и хорошо подготовленным. Причина подобного несоответствия крылась в историческом и географическом факторе. Если в южных герцогствах на одного воина приходилось до нескольких тысяч мирных пахарей, то здесь ополчить можно было каждого десятого. Причем не просто дав в руки переделанную косу, а призвав на службу опытного воина в полном обмундировании. Это была страна охотников, а земледелие появилось на севере не так уж давно.
Северные дворяне, несмотря на агрессивный феодализм, а во многом даже благодаря ему, смогли создать некую касту оруженосцев — во многих деревнях они «повышали» в социальном статусе верных людей до уровня воинского звания, давали ему множество привилегий, в том числе право охотиться на любого зверя. Эти люди не только выходили с господином на бой, но также исполняли роль шерифов в своей деревне, что давало еще больше бонусов. У простых же северян прав было значительно меньше. Настолько меньше, что у маркиза-мятежника в его лесных лагерях не переводились сторонники, несмотря на немалую смертность.
Сейчас практически все привилегированные оруженосцы ушли к столице империи, а мы были едва ли не последним эшелоном ополчения.
Очень удобная поляна среди заброшенных полей с холмом посредине попалась нам как раз на третьей ночевке после замка маркиза. И словно прочитав мои мысли, как только ночь залила мраком окружающий нас лес, возле драгунских костров появился посланец маркиза Кардея.
— Предводитель ждет тебя, — чуть переигрывая с пафосом, заявил незнакомый мне лесовик.
Подобное поведение меня совершенно не задевало, поэтому я без лишних слов последовал за проводником.
Пределы лагеря мы покидали с максимальными предосторожностями, которые оказались совершенно напрасными. Ни рыцари, ни наемники из вольных городов, среди которых мелькали папахи горцев, не считали нужным выставлять усиленное охранение на дружественной территории. Поэтому вместо шараханья по кустам, а местами и ползанья на карачках, мы могли просто выйти из лагеря и с песнями направиться на ночное рандеву.
Кардей ждал меня на маленькой прогалине в компании собственных соратников. Он сидел на поваленном стволе дерева в немного вычурной позе и выглядел как принимающий просителей вельможа в окружении свиты. Вообще-то Кардей имел достаточно высокий статус для подобного поведения, к тому же хоть потрепанная, но довольно дорогая облегченная рыцарская броня добавляла образу солидности, а вот его «свита», состоящая из бывших пахарей и охотников, выглядела нелепо.
— Барон, мне сказали, что у вас есть просьба.
С маркизом мы не виделись всего полгода, а он, похоже, начал забывать, с кем имеет дело. Наверное, его коробило то, что он когда-то просил меня приютить повисших на его шее мирных жителей.
— Просьба? Странно, — «включил» я максимально озадаченный вид. — Вообще-то я хотел сделать вам подарок, а именно — возможность наступить на мозоль «любимому» братцу.
Кардей немного «увял»:
— Друзья, мне нужно переговорить с бароном наедине.
Меня удивила не только фраза, но и то, с какими лицами расходились «друзья-революционеры».
— Сават, что с вами происходит? — Я сразу решил взять быка за рога.
— Сам не понимаю, барон. В последнее время все изменилось. Вы ведь знаете, что у меня нет ничего, кроме моих людей, но они мне не вассалы, а всего лишь соратники. И почему-то многие начали задаваться мыслями о целях нашей борьбы.
— Ага, вот оно что, а те, кто только что стоял тут, самые активные? — посетила меня вполне логичная догадка.
— Да, — вздохнул маркиз. — Вы же слышали, мне даже приходится обращаться к ним как к друзьям.
Я, конечно, знал, чем заканчиваются все эти разговоры о друзьях-товарищах, но сейчас ситуация не позволяла задумываться о проблемах местных искателей «светлого будущего».
— Так, маркиз, давайте решим нашу общую проблему с войсками герцога, а затем помозгуем, что делать с вашими вольнодумцами. Или боевые операции тоже нужно согласовывать с «друзьями»?
— Нет, свободные лучники пока идут за мной без вопросов. — Слово «пока» Кардей произнес с грустью.
— Хорошо, тогда давайте по-быстрому набросаем план боя.
Луна уже взобралась на небосклон и давала вполне достаточно света, но Кардей все же подозвал своего лазутчика, которому явно доверял. Небольшой факел улучшил видимость и позволил мне с помощью подобранных шишек, палочек и камешков отобразить диспозицию.
— Смотрите. Здесь, — на небольшую кочку легла шишка, — расположился граф Довлон с пятью рыцарями и сотней оруженосцев. Часть их лагеря и обоз занимает юго-западный склон холма. С северной стороны встали мои стрелки и пять баронских отрядов. В общей сложности чуть меньше двух сотен. Плюс сотня тех баронов, на кого рассчитывать не стоит. С южной стороны стоят наемники. Две сотни. Не скажу, что всех рассмотрел, но там не меньше сотни горцев, думаю, мне не нужно объяснять, что это значит.
— Не нужно, — невесело ответил маркиз.
— Сколько удалось собрать лучников?
— Три сотни, но, сами понимаете, это не мечники. В ближнем бою две сотни наемников раздавят нас, как гриб сапогом.
— Да уж, несмотря на кажущееся численное преимущество, мы намного слабее соперника. Поэтому давайте поступим так. Мне от вас требуется нападение на лагерь с южной стороны и обстрел наемников. Главное — создать переполох. Затем отходите. Жаль, что нельзя тихо свалить пару деревьев, я уже видел, на что способны лесовики, имея такую защиту. И все же постарайтесь за ночь поставить побольше ловушек. После того как сделаете свое дело, уходите.
— А вы? — То, каким тоном маркиз задал этот вопрос, говорило о его искреннем беспокойстве, что не могло не радовать. Похоже, у революционеров изменилась именно политическая ситуация, а отнюдь не характер маркиза.
Ну ничего, закончим с насущными проблемами — и посмотрим, что там сдохло в этом лесу и так неприятно пахнет. У меня, как и у любого моего современника, выработалась острая аллергия на демагогов и политических манипуляторов, да такая, что даже руки зачесались.
— Не беспокойтесь, ваша милость. Дайте нам шанс занять удобную позицию, и мы справимся.
— Хорошо, — кивнул маркиз, поднимаясь с бревна. Не знаю, что на него подействовало — то ли мое отношение к его проблемам, то ли общий риск, — но представитель герцогского рода протянул мне руку в жесте равного к равному и даже другу.
Я улыбнулся в ответ и сжал пальцами его предплечье.
— Удачи, маркиз.
— Удачи, барон.
Назад я возвращался совершенно спокойно, и даже наткнувшись на один из дозоров, которыми граф Довлон окружил наш лагерь, я не стал напрягаться. Версия с расстройством желудка и обостренной стеснительностью, уведшей меня глубоко в лес, сработала на ура.
План операции мы обсуждали втроем — я, Мороф и сэр Дарол, который взял на себя командование объединенным отрядом пограничных баронов.
Все было обговорено минут за двадцать, а до рассвета оставалось еще часа четыре. Нет ничего хуже, чем ждать, — даже догонять не так утомительно. Спать совершенно не хотелось — адреналин в моем молодом теле плескался, как чай в руках неумелой проводницы поезда. Оставался единственный вариант — лечь на траву и смотреть в небо.
Созвездия на небосклоне этого мира совершенно не напоминали видимые с Земли. И я увлекся тем, что начал выдумывать свои названия и конфигурации.
Вон те пять звездочек похожи на человека, раскинувшего руки в стороны. Еще одна группка светящихся точек походила на летящего орла. А дюжина звездочек на севере у самых верхушек леса напоминали моего Хана, пригнувшегося перед прыжком. Кстати, именно так выглядел герб на перстне генерала Рольда Сакнара. Это украшение сейчас висело у меня на шее — мы отправлялись в империю, и такой козырь мог еще пригодиться. Этот символ мне нравился больше, чем герб рода Маран — вздыбившийся красный конь на фоне соломенного цвета. У степных баронов вообще было туго с фантазией, и на гербах в основном красовались лошади в разных позах и на разном фоне. Была еще парочка быков, но это уже так — исключения из правил.
Астрономические и геральдические размышления немного отвлекли от нервного ожидания боя, и я даже встрепенулся, когда услышал голос Морофа:
— Барон, пора собираться, скоро рассвет.
Вокруг уже тихо позвякивал металл, и разносились шепотки воинов. Казалось, что эти звуки слышны на весь лес, не говоря уже о расположившемся рядом противнике, но ни люди графа, ни наемники беспокойства не проявляли.
О начале нового дня нас возвестило не посветлевшее небо, а вопли из лагеря наемников. Затем проснулись воины графа на вершине холма, а еще через минуту весь лагерь гремел железом и вопил. Даже казалось, что это именно эти вопли разбудили солнце — небесный господин еще не поднялся, но возвестил о своем пробуждении посветлевшим востоком.
Граф явился к нам практически в одиночку — сигнальщика как охрану можно было не воспринимать. У меня появился жуткий соблазн стащить этого придурка с седла прямо сейчас, но это могло помешать общему плану. Подобный финт мог увидеть кто-то с холма, и за графом пришли бы его воины.
— Всем немедленно атаковать бунтовщиков! — заорал навязанный нам предводитель.
— С радостью, граф! Все за мной! Смерть бунтовщикам! — совершенно искренне крикнул в ответ сэр Дарол.
Он махнул мечом, увлекая за собой четверку рыцарей и кольчужную массу оруженосцев. Я сначала опасался, что граф спросит, с чего это бароны так послушны и какого демона они атакуют пешком, но, похоже, его голова сейчас работала слабовато.
Наш временный предводитель просто ускакал в предрассветные сумерки. За ним последовали пешие рыцари в сопровождении своих отрядов, а я со стрелками двинулся следом за оруженосцами.
Когда мы поднялись на холм, стало еще светлее, но вся картина боя пока скрывалась за клочьями утреннего тумана. Впрочем, то, что нужно, я и так увидел — ставка графа была уже нашей. «Пограничники» перебили графских слуг вместе с оставленными возле хозяйского добра охранниками и захлестнули стальной волной часть обоза. А сам граф в это время повел своих людей в лес, подгоняя завязших там наемников.
Пока все шло хорошо, даже слишком. В обозе сэр Дарол надрывал глотку, пытаясь остановить грабеж и вернуть людей к выполнению плана. К счастью, его авторитет позволил задавить грабеж в зародыше, и хаос прекратился. Оруженосцы, как муравьи, облепили часть телег и потащили их на холм.
Когда озадаченный граф Довлон понял, что в лесу ловить уже некого, и вернулся на опушку, мы успели соорудить из телег полукруг. Драгуны получили обратно свои стрелы вместе с барахлом, которым нас наделил наместник, и выстроились позади защитного полукруга в привычные шеренги.
Маскарад закончился, и все, включая сэра Дарола, уставились на меня, как на вдохновителя всего этого безобразия.
Сначала я немного опешил, а затем понял, что они ждут напутственного слова. Пришлось лезть на телегу.
— Воины империи, нам сказали, что кто-то захватил власть, нам сказали, что кровь барона чище, чем у ребенка из рода дракона. Нам вообще много чего сказали. Но все это лишь слова, и они не имеют значения, ведь решать, кто имеет право на трон, — это не наше дело. А наше дело исполнять данную империи клятву! Наше дело — сохранить честь и славу наших предков! Повиновение империи!
— Повиновение империи! — прокатился по рядам воинов тысячелетний девиз.
Граф повел своих воинов в атаку, когда первые лучи солнца скользнули над лесом.
— Прямо, подъем шесть. Дай! — «включился» хриплый голос Морофа, и туча стрел полетела навстречу атакующей рыцарской лаве.
Да, это вам не хтары в халатах и жалких кольчугах. Это — северяне, становой хребет империи, мать их!
Через секунду атакующая лава расслоилась на конную ленту и толпу пеших наемников, но и те и другие очень быстро устремились к нашему «гуляй-городу».
Сразу за повозками на одном колене замерли оруженосцы. Рыцари в такой же позе расположились на самых опасных участках — их время еще не пришло.
— Прямо, подъем три! Дай!
Гул лошадиного топота нарастал и практически заполонил весь мир. Поначалу казалось, что атакующая конная лава ничуть не поредела, но взгляд все же выхватывал одинокие точки тел, на которые тут же накатывала волна наемников.
— Прямо бой! Дай! Копья вперед! По бокам, — прокаркал Мороф, и драгуны, выпустив еще по одной стреле практически в упор, разделились. Первая шеренга с копьями бросилась помогать оруженосцам, вторая осталась на месте и приготовилась стрелять поверх голов, а третья распалась на две части, которые приготовились отстреливать тех, кто вздумал обойти защитное полукольцо.
Основная часть северян не стала бросать коней на преграду, они уже спешивались, чтобы перелезть через телеги и добраться до «подлых предателей». Некоторые даже прыгали с седла прямо на телеги, но таких «акробатов» тут же встречала тяжелая стрела драгуна.
Более осторожные оруженосцы либо пролезали между телегами и нарывались на рыцарей, либо аккуратно переваливались через борта и сталкивались со своими коллегами — оруженосцами из пограничья.
— Руг, держись возле Морофа! — крикнул я профессору и, уронив на землю дорогостоящий лук, извлек из ножен оба клинка. В пешем бою, особенно в сутолоке, укороченные шашки пришлись как раз кстати.
По договору с сэром Даролом я и казаки оставались в резерве и должны были закрывать дыры в обороне. Одна из таких прорех уже образовалась на левом фланге — вражеский рыцарь непонятно каким образом переполз со всем своим железом через телеги и начал раскидывать пограничных оруженосцев ударами тяжелого меча. За ним хлынули оруженосцы-северяне.
Силой тут не возьмешь, а умения у меня пока не хватало, так что пришлось воевать не по правилам. Подловив момент, когда тяжелый меч рыцаря замрет в крайней точке замаха, я нырнул вниз и всем телом врезался в закрытые щитками колени. Увы, финт не получился, и рыцарь устоял на ногах. Сверху мне тут же «прилетело» противовесом рыцарского меча по хребту, но «чешуя» рассеяла основную силу удара. А через секунду рыцарь взвыл, получив подлый укол короткой шашкой под кольчужную юбку. Второй клинок я выронил и ухватился за рукоять первого обеими руками. Рыцарь захрипел и всем весом навалился на меня сверху.
В это время казаки «залатали» прорыв, причем действовали намного ловчее меня — что поделаешь, хорошее дело опыт, особенно когда он есть.
Выбравшись из-под рыцаря и с трудом встав на дрожащие ноги, я осознал одну простую истину — на войне место полководца позади войск на белом коне. Правда, конь у меня черный, но это не повод, чтобы так подставляться. Ведь, в отличие от рыцарей, мне никто не преподавал с детства уроков по маханию тяжелым железом. В этот раз все закончилось нормально благодаря «чешуе», а что будет в следующем бою? Скорее всего, меня подвело самомнение, навеянное «мнимым» опытом отличных воинов, в телах которых некоторое время жил.
Пока я приходил в себя, характер сражения немного изменился. После небольшой паузы на телеги полезли наемники. К тому же граф оказался не таким идиотом, как я думал. Недооценка противника — это очень опасное заблуждение.
Довлон в сопровождении двух десятков оруженосцев обогнул линию возов и врезался во фланг наших лучников. Закованные в латы человек и конь казались танком в толпе голых дикарей. Вот кого обучали с детства, причем неплохо. Каждый удар графского меча раскалывал очередную голову моих людей!
Еще пара секунд — и рыцарь отвлечет драгун от лезущих на телеги горцев, и все будет кончено. Наемников было две сотни, и в близком бою они для драгун вне конкуренции.
Внезапно грохот боя перекрыл какой-то визг. Я повернулся на звук и увидел чешуйчатого всадника. Он, продолжая визжать, скакал в сторону рыцаря, размахивая над головой какой-то тряпкой.
Похоже, граф посчитал действия всадника редким видом сумасшествия. Не скрою, я подумал так же.
Если бы профессор мог нормально управляться с лассо, возможно, враг разгадал бы его план, а так он даже не понял, к чему все эти телодвижения. Огибая графа на безопасной дистанции, Руг каким-то чудом сумел набросить петлю на шею рыцаря и, дав шенкелей лошади, поскакал дальше. Все закончилось довольно комично — канат натянулся, и пленника выдернуло из седла, причем вместе с ловцом. Конь Руга поскакал дальше, оставив седока барахтаться на земле. Но, несмотря ни на что, профессор все-таки сделал свое дело — к графу тут же ринулись оруженосцы-пограничники, а его свиту «поснимали» с седел стрелы драгун.
Бой разгорелся с новой силой, на телеги по-прежнему лезли горцы в своих знаменитых папахах и овечьих безрукавках. В руках они сжимали не менее известные клинки, похожие на турецкие ятаганы. К счастью, наемники были плохо бронированы, и половину горцев с телег сняли стрелами, но далеко не всех.
Волна наемников вот-вот должна была захлестнуть наши ряды, но тут в бой вмешался еще один «помощничек». Я заметил, как одного из горцев проткнули сразу две стрелы — и сзади и спереди. Натиск наемников моментально ослаб. Быстро добравшись до телег, я увидел, как горцы отхлынули назад и ринулись на атаковавших их в спину лесовиков, впереди которых красовался в легкой броне сам маркиз.
— Вот баран, они же порвут их как тряпку, — ругнулся я себе под нос, а затем, перебираясь через телегу, добавил уже для остальных: — В атаку!
Отвлечь наемников мы сумели с небольшим опозданием — несколько десятков лесовиков погибли в считаные секунды, хорошо хоть Сават остался жив.
Не желающих сдаваться в плен горцев добивали еще минут двадцать, а затем лесовики ринулись в лес, вслед за разбежавшимися наемниками из других королевств. С ними по моему приказу ушли некоторые драгуны в сопровождении Охто и Хана. Хтар и волк до этого момента отсиживались в тылу, а когда настала пора вылавливать беглецов, пришел их звездный час.
Поле было покрыто неподвижными телами и стонущими людьми. Для того чтобы разобраться, кто здесь свой, а кто чужой, понадобится немало времени. Уже сейчас везде ходили команды из моих драгун и пограничников. Они переворачивали тела, всматривались в лица и эмблемы на броне, а затем либо поднимали раненых, либо добивали. Но чаще всего они просто шли дальше, оставляя тех, кому уже не помочь, дожидаться похоронных команд.
Я же, с трудом передвигая ноги, добрался до окруженного «свитой» маркиза.
— Ну что, ваша милость, это победа.
Маркиз устало улыбнулся, а его окружение разразилось восторженным воплем. Что примечательно, на «приближенных» не было ни единой царапины. Я же одобряюще кивнул маркизу, а затем перевел взгляд на «друзей» и еле сдержал нехорошую улыбку.
Что ж, теперь есть время заняться этими клоунами.
Кроны северных великанов вновь накрыли меня своим великолепным куполом. Прошлый раз я был здесь осенью, и лес казался печальным стариком, а теперь весна омолодила зеленого исполина и вдохнула в него жизнь. Где-то вверху все шелестело, щебетало и потрескивало, а прошлогодняя листва уже не шуршала под ногами и обреченно улеглась в плотный пласт в ожидании долгого процесса тления.
Обстановка в лагере повстанцев почти не изменилась — все те же невидимые глазу чужака дома-схроны и еле заметные тропинки, которые можно легко принять за звериные тропы. А вот поведение людей стало другим. Они больше не таились, а многие даже позволяли себе говорить в полный голос.
Сразу по приезде я даже стал свидетелем настоящего митинга. В мозгу неприятно кольнуло дежавю из земной жизни.
Так, похоже, маркиза Кардея нужно срочно спасать.
Главный лагерь лесовиков я посетил в сопровождении небольшого отряда, который состоял из трех казаков, профессора, Морофа и четырех драгун. Остальные отправились обратно вместе с пограничными баронами. Из семидесяти человек, покинувших поместье Маран, назад вернутся только сорок. Хотя, судя по напутствию сотника, которое он дал своему заместителю, отряду драгун недолго быть в неполном составе. Гражданская война и рассказы о вольной жизни на границе наверняка соблазнят многих лесовиков на переселение — ведь им уже нет необходимости идти в неизвестность.
За баронство я не опасался — Курат на пару с Никорой справятся с хозяйством, опираясь на мои разработки. В изобретении нового местные жители не блистали, а вот в сохранении имеющегося и его развитии они были большими мастерами.
Прогулка по лесу радовала не меньше скачки по степи. Не скажу, что на Земле нет подобной красоты, просто я никогда не отдалялся от бетонного «леса» унылых и пыльных коробок, а пригородные рощи уже давно не вызывают восторга даже у закоренелых романтиков.
Целью моей лесной прогулки в тот день являлась резиденция маркиза. За последние дни я порешал все свои дела и был готов приступить к выполнению дальнейшего плана действий.
Дом предводителя лесных стрелков был чуть больше остальных, но не настолько, чтобы нарушать маскировку. В довольно обширной комнате с бревенчатыми стенами и низким потолком стоял приземистый стол, за которым маркиз Кардей терзал кипу бумаг. В комнате находилась еще пара субъектов, перед которыми Савату в очередной раз пришлось извиняться, дабы иметь возможность поговорить со мной наедине. И это уже начинало раздражать.
— Маркиз, вам не кажется, что ваши «друзья» слегка обнаглели?
— Кажется, — Кардей устало растер лицо ладонями, — но боюсь, ставить их на место уже поздно. Сначала они казались мне очень полезными. Сам я красиво говорить не умею, поэтому искал более речистых. Теперь же эти говоруны задают неудобные вопросы. И задают они их при всем народе. А что ответить, я не знаю.
— И о чем спрашивают? — поинтересовался я, развалившись в плетеном кресле.
— Да в том-то и дело, что мне и самому непонятно. Куда мы идем? Что ждет народ в будущем? А я-то откуда знаю? — Внезапно маркиз ударил кулаком по кипе бумаг, едва не уронив ее на пол.
— Так, стоп, — хлопнул я в ладоши, и резкий звук привел маркиза в себя. — Как говорил один умный человек: «Чтобы решить проблему, ее нужно разделить на составные части». И есть еще одна неплохая мысль: «Человек может приносить пользу, только находясь на своем месте».
За последние дни я немного обдумал сложившуюся в лесу ситуацию, поэтому мог позволить себе тон мудреца.
— И как все это можно применить к нашим делам? — Маркиз оживился, моментально создав инициативную группу под названием «Мы».
— Я думаю, проблема свободных лучников в том, что вы расслабились. Скажите, зачем нужно агитировать на борьбу людей, которые уже и так борются?
— Незачем.
— Тогда что делают агитаторы в лагере повстанцев?
— Не знаю.
— Вот, нужно вовремя задавать себе правильные вопросы. А теперь мы пойдем по другому пути, не разделяя проблемы, а объединяя их. У меня есть проблема, которая состоит в том, что наместник может направиться на границу мстить за разбитый отряд, а у вас, маркиз, имеются застоявшиеся и оттого мающиеся дурью активисты. Что, если мы устроим в герцогстве маленькую революцию, от которой выиграют все стороны? И больше всего вы лично.
— Я? — удивленно поднял брови маркиз. — Каким образом?
— Вам не кажется, что пришло время вернуть себе герцогскую корону?
— Что?! — выдохнул Сават и побледнел. — Но ведь имперский совет утвердил Чаако, а меня по высочайшему указу уже давно ждет виселица.
— Ну, если герцог Увиер мог стать мятежником, то почему разбойнику Кардею не стать вернейшим подданным императрицы? — Судя по метаморфозам, которым в течение нескольких следующих минут подверглось лицо Савата, вопрос был задан правильно.
Всю ночь мы с маркизом занимались написанием пламенной речи лидера вольных людей и ее нудному заучиванию. Затем составляли письмо к императрице. Честно говоря, это обращение было выстрелом наугад, но ни маркизу, ни мне было терять уже нечего. Для гарантии мы отправили трех гонцов через дебри северных лесов напрямую в Золотой Город, который нежданно-негаданно превратился во временную столицу огромной империи.
А пока мы марали бумагу, Мороф с двумя драгунами наносил ночные визиты самым активным агитаторам. Бывший разбойник и убийца внятно и доходчиво объяснял «друзьям», что на завтрашнем митинге нужно вести себя правильно, а затем, следуя приказу маркиза, пойти именно туда, куда он их пошлет.
В результатах этой акции я был уверен — обрубать молодую и слабую поросль революционных демагогов пока легко. Увы, только пока.
Утром все пошло без сучка и задоринки — маркиз выдал свою речь, а под конец даже разошелся и стал очень убедительным. Толпа завелась с полоборота, хотя поначалу многие оглядывались на «активистов», но те были на удивление робкими — в умении Морофа запугивать людей у меня не было ни тени сомнения.
Уже на следующий день по герцогству начал расползаться пожар революции. Получалась такая матрешка — восстание внутри восстания. Как выяснилось в дальнейшем, мы успели очень вовремя. Наместник уже начал формировать карательный отряд, но вынужден был отложить поход на границу — силы понадобились в другом месте.
Революция революцией, но волнения в деревнях, во время которых народ забивал палками сборщиков налогов и баронских управляющих, не могли надолго отвлечь наместника от мести пограничным баронам. Так что его нужно было «развлечь» еще чем-то интересным, поэтому я в срочном порядке начал организовывать отряд по захвату военных обозов, идущих на поддержку основной армии претендовавшего на императорский трон герцога. Конечно, лесовики и сами были мастаками грабить путников, но купеческие караваны и кортежи небогатых дворян — это не военный обоз под основательной охраной.
По большому счету, формированием отряда занимался Мороф — он лучше знал местный контингент, да и специфику будущей работы, а я принялся сбивать штурмовую команду, которую планировал облачить в «чешую». В соответствии с числом комплектов брони спецгруппа состояла из девяти человек, включая меня. Поначалу была мысль назваться «драконами», но, во-первых, имелись драгуны, к тому же это название был занято императорским родом. Так что сошлись на «ящерах».
В команду входили только свои — три казака, четыре драгуна и мы с профессором. Кандидатура Руга была под большим вопросом, но его алхимические навыки перевесили чашу весов в нужную сторону. К сожалению, в арсенале профессора имелись лишь разного назначения химические смеси, а я бы не отказался от парочки артефактов, таких, как тот, которым я отправил в нокаут царя пиратов и одного из парочки дари.
Воспоминания о нелюдях вызвали нехорошие предчувствия. Интуиция буквально вопила о том, что мне еще придется встретиться с ними. Но пока главной задачей было отвлечение наместника от пограничных баронств, ну и небольшое обогащение за счет изменников.
По большому счету, никаких изысков в плане подготовки не было. «Ящеров» я приодел в «чешую» и вдобавок к шашке вручил каждому по арбалету. Кроме того, Мороф подобрал сотню лесовиков, два десятка которых по моему приказу также вооружились трофейными арбалетами. Народ немного повозмущался, но отказываться не стал.
Первой нашей жертвой стал караван с продовольствием — в лагерях революционеров наметился небольшой голод, и Сават попросил помощи. Еще на этапе планирования стала понятна полная некомпетентность в этом вопросе как Морофа, так и всех остальных лесовиков. Не скажу, что являюсь большим спецом в деле грабежа на большой дороге, но все же я прекрасно понимал, что просто свалить перед караваном дерево и обстрелять охрану из кустов будет недостаточно. Также на собрании «отличился» Руг — он начал давать довольно нелепые советы, явно ободренный своим «успехом» на поле боя.
В принципе я сам виноват, потому что похвалил профессора за устранение угрозы в виде атаки закованного в сталь графа. Хотя для безопасности возомнившего себя суперменом ученого мне следовало его обругать за чрезмерный риск. Чем я и занялся, когда мы остались наедине.
— Проф, ты заставляешь меня жалеть о том, что я взял тебя в «ящеры». С чего ты решил, что стал великим воином?
— Но ведь в бою на…
— Руг, как боевая единица ты стоишь не больше моего, то есть чуть меньше медяка, а насчет планирования операций я вообще молчу.
— По-моему, ты ошибаешься. — Профессор явно обиделся.
— А по-моему, каждый должен заниматься своим делом.
— Да?! Ты предлагаешь мне мешать порошки и не лезть куда не просят? — разозлился Руг, заливаясь нездоровой краской.
— Ни в коем случае, — сбил я накал его ярости. — Никто не сможет использовать алхимию лучше тебя. В бою важно, чтобы кто-то знал, как именно подействует спецсредство, иначе можно пострадать от собственного оружия. И все же мне не хочется рисковать нашим единственным ученым.
Мое заявление немного успокоило профессора, и мы принялись думать, как использовать его знания на пользу общему делу. Причем, разговаривая с Ругом-Ургеном, я не покривил душой — он действительно мог принести серьезную пользу. Здесь еще никто не додумался до применения химического оружия. Я, конечно, не собирался становиться родоначальником оружия массового поражения в этом мире, но перенять некоторые тактические схемы земного спецназа было бы нелишним.
Основная проблема новой идеи заключалась не в производстве необходимых препаратов, а в средствах защиты. Профессор в первый же день едва ли не на коленке смешал адскую жидкость, которая при контакте с воздухом моментально испарялась, создавая облако с очень знакомыми свойствами слезоточивого газа. Увы, действие адской смеси распространялось на всех, а противогазов здесь еще не придумали. Попытка смастерить аналог провалилась с треском.
Усложнение задачи заставило казака Руга вновь превратиться в профессора Ургена. К нему даже вернулось прежнее выражение лица, которому казачья прическа не шла абсолютно.
Ввиду организационных сложностей первый налет мы проводили без химии.
Благодаря агентурной разведке, которая у лесного маркиза была поставлена на широкую ногу, нам стало известно, что в сторону столицы империи отправляется караван из полусотни телег под конвоем двух рыцарей и шестидесяти оруженосцев. Также с караваном шли два десятка местных егерей — своеобразный аналог имперских «медведей». И если эти парни хоть вполовину так же хороши, как «медведи», то дело нам предстояло более чем непростое.
Честно говоря, разбойничья деятельность мне претила, особенно это касалось убийства мирных граждан и резанья глоток спящим солдатам. Возможно, война не может обойтись без подобных нюансов, но пусть этими самыми нюансами занимается кто-то другой. К счастью, в данном случае все было достаточно честно — караван не только охраняли, но и вели исключительно военные, то есть люди, изначально выбравшие жизнь, связанную с риском.
Все мои опасения насчет отличия мирных караванов и военных обозов подтвердились в полной мере — вереница телег еще находилась метрах в ста от предполагаемой точки нападения, а в лесу уже появились кольчужно-мохнатые тени. Герцогские егеря не только в повадках, но и в одежде подражали императорским «медведям», с другой стороны, возможно, такой стиль диктовали условия их работы.
В отличие от настоящих лесных спецов этого мира, мы были одеты более «продвинуто» — в самодельные маскхалаты. Благодаря моей идее егеря прошли мимо засады, так и не заметив нечего подозрительного. Наверняка сказалось и то, что мы находились в доброй полусотне метров от дороги. Даже о начале боя нам стало известно по лязгу оружия и воплям.
Егеря моментально устремились к каравану, а мы последовали за ними. За моей спиной лес словно ожил от тихого шелеста десятков ног.
Мы изначально не стали придерживаться стандартного плана лесных разбойников. Нападение начали «рыцари», в венах которых не было ни капли дворянской крови или почти не было. После боя на холме нам досталось шесть комплектов рыцарской брони, включая доспехи графа, который не пережил инициированного профессором падения с лошади. А среди соратников лесного маркиза нашлись бывшие оруженосцы, которые вполне могли справиться с рыцарским снаряжением, имелся даже один настоящий рыцарь, ушедший в лес после убийства любовника жены и собственно самой супруги — в общем, жуткая история.
Максимально «законсервированные» в тяжелые латы «рыцари» сшибли передовой дозор каравана и налетели на уже готовых к атаке северян, вот только вместо того, чтобы ввязываться в бой, они на ходу проломили пару шлемов и ускакали по обочинам дороги дальше. Правда, не все — добравшись до опушки, мы увидели, что один из наших всадников лежал на земле. Свое дело бронированные всадники сделали и оттянули егерей к дороге. Мы же ударили сначала в спину егерскому «спецназу», а затем обстреляли оруженосцев.
В первые минуты боя северяне предприняли попытку пешей контратаки, а затем прорыва вдоль дороги, который был тут же остановлен простым убийством лошадей первой телеги и той, которая хотела объехать образовавшийся затор, так что обошлись без классических древесных завалов. Что же касается контратаковавших заросли бойцов, их встретили болты из арбалетов, которые не то чтобы легко, но все же пробивали щиты оруженосцев. Рыцари, после того как одного из них затянули в кусты с помощью удачно брошенного аркана, решили не лезть в дебри и вместе с подчиненными ушли в глухую защиту.
«Ящерам» в атаку идти так и не пришлось — арбалетчики вскрывали стену вражеских щитов, а лучники выбивали кольчужных оруженосцев. Одного рыцаря убили из тех же арбалетов, а второй предпочел сдаться. Что примечательно, меньше всего пострадали егеря — половина из них просто сбежала в лес, параллельно прирезав пятерых из команды Морофа.
И это еще не все — на обратном пути, оставив разграбление каравана людям лесного маркиза, на хвост колонны, где со мной шли «ящеры» и Мороф, напала пятерка улизнувших егерей. Если бы не Хан, все могло бы закончиться плачевно.
Волк, до этого беззаботно бежавший впереди меня, внезапно застыл и издал уже знакомый кашель.
— Мороф, опасность, — стараясь не особо выдавать волнение, тихо сказал я.
Бывший разбойник ускорил шаг, словно намереваясь кого-то отчитать, а я, наоборот, замедлился, чтобы поравняться с отставшими «ящерами».
— Внимание, опасность, — тихо сказал я, испытывая жуткое желание вернуть на голову неосмотрительно снятый шлем.
Нахлобучить шлем на голову удалось, как только Хан рванул в кусты.
— За мной!
Я врезался в переплетенье зеленых веток следом за волком — и почти сразу же наткнулся на герцогского егеря, но с «первым встречным» драться не пришлось: Хан на моих глазах отгрыз бедняге пол-лица. До следующего противника оставалось всего с десяток шагов, которые я преодолел за пару секунд, по пути получив арбалетный болт в плечо. Стреляли откуда-то сбоку, и, если бы не «чешуя», я как максимум попрощался бы с этим миром, а минимум — выпал бы из боя с неприятной травмой. Отвлекаться на стрелка мне не пришлось: там уже рубился Выров. А изначально выбранный мною соперник все еще ожидал момента нашей сшибки, довольно грамотно рассекая воздух перед собой коротким мечом. Отделавшись синяком после попадания арбалетного болта, я преисполнился наглости и смело влез своими шашками в кружево траектории чужого меча. Вражеский клинок скользнул по моей груди, не оставив на чешуйках даже царапины, а вот противник получил прямой удар в живот — кольчуга на меховой куртке его не спасла.
Пока я возился со своим противником, бой закончился. Но забывать о нем не стоило, а, наоборот, помнить и делать выводы. Пока что наш отряд напоминал банду разбойников, хотя и хорошо вооруженных. С этим нужно было что-то делать.
В следующие пару недель мы вылавливали небольшие обозы, которые порой захватывались одним налетом разросшегося отряда псевдорыцарей.
В том, что наместник герцога действительно умный командир, я убедился, когда перед очередным налетом прибежал гонец с неприятными новостями от одного из агентов маркиза Кардея. Караван, на захват которого мы собирались, вела уже сотня егерей и сотенный же отряд оруженосцев с усиленным контингентом рыцарей — целых десять штук.
Операцию пришлось отменить, что вызвало всеобщее недовольство. Но я уже давно понял, что очень часто выжить в этом мире мне помогало именно нежелание плыть по течению и наплевательское отношение к вековым устоям толпы, поэтому пропустил ворчание лесовиков мимо ушей.
Из-за нашей активности тактика противника резко изменилась. Теперь караваны шли под хорошей охраной. Мало того, они больше не останавливались на бивуаках, а ночевали лишь в хорошо укрепленных постоялых дворах. А где нужно бить противника? Там, где он тебя не ждет.
Следующий налет был еще более стандартным, чем предыдущие. Во-первых, я вспомнил, как распределялась захваченная нами добыча: меньшая часть делилась между участниками, а большая шла на нужды революционеров, и это мне не нравилось. Мотивировалось все тем, что основу отряда составляют люди лесного маркиза.
Перед следующей операцией Мороф провел чистку своего отряда и отобрал лучших бойцов, которые согласились принести присягу барону Марану. Их семьи тут же отправились на границу. Нас стало вдвое меньше, но теперь-то, куда девать добычу, стал решать только я.
Второй особенностью предстоящей операции была возможность использования знаний профессора. Нет, необходимого нам химического оружия он пока не добыл, но зато изготовил порошок с очень интересными свойствами. В ночь операции огороженный частоколом постоялый двор спал намного крепче, чем когда-либо до этого.
Российские дворяне времен Гражданской войны поняли эту простую истину слишком поздно, а местные носители голубой крови даже не желали задумываться о том, что воюют со своим народом, то есть теми, кто делает их жизнь комфортнее. Этот постоялый двор был выбран для операции именно потому, что там работали целых три человека с революционными замашками. Причем не агенты маркиза, а родственники моих новых подданных. Диверсию они провели с удовольствием, потому что помимо денег в финале операции должны были получить путевку в «райское место» на границе империи, то есть в мое баронство.
Слуги засыпали «чудесный» порошок Руга везде, куда только можно, — от воды для каши до солдатского пива и господского вина. Известную угрозу могли представлять собаки егерей, с которыми мы, к счастью, пока не имели дела. Да только эти волкодавы умели давить мелких лесных хищников, а Хан был немного из другой весовой категории.
Перед операцией слуги указали нам место, где в частоколе были расшатаны бревна, а сами заперлись в своих каморках.
Первым в атаку пошел Хан. Через пару минут половина гулявших по двору псов была загрызена, а вторая половина разбежалась и тихо скулила, забившись в щели.
Как ни странно, на ногах оставалась парочка егерей. Схватка с ними была тихой, но яростной. Одному из наших разворотило болтом щеку. К счастью, это была единственная неприятность. Этой же ночью вскрылся еще один неприятный факт — ни «ящеры», ни лесовики Морофа совершенно не умели штурмовать здания. Нам повезло, что охранники каравана и постоялого двора громко храпели благодаря зелью профессора.
Резать сонных северян я не стал. Возможно, это было ошибкой. Забрать с собой пленников мы не могли по причине слишком большой добычи. Так что в будущем те, кого мы не зарезали на постоялом дворе, могли столкнуться с нами же в бою. И все же кровавая «предусмотрительность» была бы для меня тем шагом за грань, которого я не смогу сделать, даже если буду точно знать, что подобная щепетильность станет причиной гибели. Так уж меня воспитали родители.
Добыча с постоялого двора оказалась богатой, даже слишком — обоз вез оружие и броню. Также там имелось немного денег — пара тысяч золотых империалов. По этому поводу у меня состоялся не очень приятный разговор с лесным маркизом, но я все же настоял на своем, и самое качественное оружие отправилось на границу вместе с новыми переселенцами.
А в это время пожар народного бунта расползался по всему герцогству. В этом факте было много положительного как для лесного маркиза, так и для меня, но вновь возникли проблемы с активистами. Народ-то они подняли, но при этом решили, что могут его же и возглавить. К тому же кратким периодом нашей с маркизом размолвки воспользовались завистники из его близкого окружения — меня элементарно сдали наместнику. Об этом я узнал от одного из агентов маркиза — поваренка из замка наместника Вента. Он сумел подслушать, что наместник отдал приказ начать подготовку мощного карательного рейда на баронство Маран. Доказательств у меня не было, но кто-то из лесных лидеров предоставил наместнику информацию, в которой я выглядел основной силой повстанцев.
Около часа после получения этой информации я думал. Даже появилось желание на все плюнуть и вернуться в баронство, но все же победила логика и мудрое изречение: «Лучшая защита — это нападение».
Как ни странно, этот случай помирил меня с маркизом. Сават пошел на разговор самостоятельно. Возможно, из-за того, что понимал — меня предали его люди, или же просто он устал от вражды с единственным человеком, который его понимал.
В таких случаях решение нужно принимать очень быстро, и я его принял. Через двое суток находящийся в четырех часах хода от резиденции наместника лесной лагерь принял пять десятков новых жителей. Местный командир с энтузиазмом выслушал мой рассказ и готов был помочь людьми в атаке на цитадель, но я отказался, попросив лишь прикрыть нас при отходе.
То, что я планировал совершить, несколько расходилось с моими моральными принципами, но в данной случае киднеппинг был единственным выходом из ситуации.
Принесший тревожную новость четырнадцатилетний сирота по имени Глеф пришел с нами — именно он должен был обеспечить тихий вход в замок.
Это была, можно сказать, самая опасная часть операции. Наш отряд расположился в неглубоком овраге, готовясь в любую минуту совершить марш-бросок по заблаговременно разведанной тропе. Ко всеобщему облегчению, через час напряженного ожидания мы увидели Глефа, а рядом с ним появились не егеря маркиза Вента, а такой же замурзанный и шустрый мальчишка с лукошком в руках. Весна на севере империи уже стремилась к лету, и после недавних дождей появились ранние грибы. Именно на их уборку кастелян замка погнал всю подвластную ему молодежь. Благодаря хозяйственности кастеляна Глефу не пришлось ничего выдумывать, чтобы повстречаться с другом — таким же сиротой, как и он сам.
У парней и без революционных девизов было за что ненавидеть своих господ, поэтому они с радостью предупредили лесного маркиза об опасности и теперь готовы были впустить нас в замок.
Пока мы с юными революционерами обсуждали тонкости плана захвата замка, люди Морофа собрали полное лукошко грибов для достоверности легенды.
И вновь мне пришлось пребывать в ненавистном для меня состоянии — ожидании действия. Карательный отряд наместника пока еще находился в замке и готовился к выходу, но дело это небыстрое, и нам пришлось отойти в лагерь повстанцев, оставив возле замка дежурный пост.
Разведчики появились в лагере через двое суток, когда я уже был готов штурмовать замок, не дожидаясь ухода части гарнизона. По словам лесовиков, которые настолько обнаглели, что пошли считать выходящие из замка войска, наместник взял с собой не меньше трех сотен оруженосцев, двадцать рыцарей и две сотни егерей.
Это было и хорошо и плохо. Хорошо потому, что нам придется иметь дело с меньшим количеством защитников замка, плохо потому, что, если мы облажаемся, у поместья Маран просто не будет шансов на выживание.
Луна, словно в замедленной съемке, выползла на небосклон, но даже она двигалась быстрее, чем невообразимо тягучие сумерки, которые час назад с большим трудом погасили последние отблески дневного света.
Как же я ненавижу ждать!
Словно не желая видеть дальнейшего кровопролития, ночное светило скрылось за облаками, и мы двинулись к замку. Конечно, «штурм» начался, руководствуясь не движением облаков, а по сигналу второго послеполуночного колокола, звякнувшего в отдалении на главной башне цитадели.
Редкая цепочка из девяти «ящеров» и двадцати стрелков отряда поддержки беззвучно потекла к замку. Чуть позже к стенам цитадели подойдут еще двадцать моих бойцов и полусотня местных повстанцев для поддержки при отходе. Но на стены полезет только штурмовая группа и по десятку арбалетчиков и лучников со степными луками: арбалеты обеспечат пробивную силу, а лучники — скорострельность.
К замку мы шли без опаски — Хан обеспечивал нам практически идеальную разведку. Скользящий между кустами волк ни разу не остановился, и это значит, что врагов поблизости не было.
По совету мальчика к стенам мы подошли вдоль неглубокой канавы, по которой из замка вытекал чахлый ручеек. О том, что данная канава использовалась как канализация, нам тут же сообщил специфический запах.
Камыш, росший в этих не самых идеальных условиях, был единственным растением выше травы на всей полосе отчуждения вокруг замка. Он и позволил нам подойти к стене незамеченными. К тому же местная стража не любила ходить над канализационной трубой по вполне понятным причинам. К счастью, нас интересовала не сама труба, по которой вытекали нечистоты и техническая вода, а примыкающая к башне часть стены над канализацией.
Теперь оставалось только ждать.
Где-то через полчаса вниз упал сначала один камешек, а через минуту сразу два, с секундным интервалом. Это был сигнал от нашего маленького лазутчика.
Выров отошел от стены и, тщательно прицелившись, выстрелил из арбалета. Вслед за тяжелым арбалетным болтом ушел тонкий шнур из «паутины».
Впервые надев на себя тонкую рубаху, я решил, что столкнулся с шелком, но затем выяснилось, что в этом мире шелкопряда не знали, точнее, не умели с ним работать, а материал для местного аналога шелка давали особые пауки.
Сплетенный из паутинок шнур был легким и прочным. Впрочем, человека в броне он все равно не выдержит. Несколько секунд «паутинка» неподвижно лежала на стене, а затем, дергаясь, заскользила вверх. Вслед за нею пополз привязанный к нижнему концу шнура толстый канат с узлами. Через пару минут канат перестал дергаться, а вниз упал еще один камешек. Затянутый в серую «чешую» Выров как кошка взлетел по канату на стену, параллельно вызвав у меня приступ зависти.
Половина отряда поднялась на стену самостоятельно, а вторая с помощью товарищей. Меня тоже втаскивали на стену, как мешок с картошкой. Обидно, но сам виноват — следовало зимой больше заниматься физкультурой, а не разыгрывать из себя занятого делами помещика.
На стене меня дожидались готовые к бою воины и наш маленький помощник.
— Молодец, — шепотом похвалил я парня и, положив руку ему на плечо, почувствовал, как мальчишку колотит от страха и волнения, но, увы, приключения для него пока не закончились. Конечно, юные обитатели цитадели описали нам внутреннее строение крепости, и у каждого имелся схематический план, но ночью в незнакомом месте нам не помогла бы и самая точная схема.
— Слушай внимательно, двигаешься сразу за спиной впередиидущего. Если что, показываешь ему дорогу. Помнишь, как мы должны пройти? — спросил я у нашего проводника.
Бледный и дрожащий пацан все же нашел в себе силы и решительно кивнул.
— Молодец. Из тебя получится хороший воин. — Похвала вредна только в чрезмерном виде, а для тех, кого постоянно ругали, она является настоящим бальзамом. Мальчик моментально заулыбался.
Находившуюся прямо над нами башню нужно было зачищать. К счастью, недостаток воинов в замке вместе с другими факторами, в том числе амбре из канализации, сделали этот пост не очень популярным среди старослужащих гарнизона. Поэтому в башне находился лишь один новобранец, который к тому же забыл закрыть дверь изнутри. Так что все прошло тихо. До следующей смены стражи у нас был почти час — одновременно и мало и много.
Дальше, в соответствии с планом, жидкая цепочка из девяти «ящеров» и одного перепуганного мальчишки спустилась в тюремный дворик, примыкающий прямо к внешней стене цитадели. Из тюремного дворика имелось лишь два выхода — через ворота во внутренней стене и по лестнице в тюремный подвал.
Прямой путь нам был недоступен не только из-за толстой решетки, закрывающей арку во внутренней стене: для нашего плана предпочтительнее проход через закрытые помещения и тоннели, а не движение под открытым небом.
Пока наш маленький отряд спускался по каменным ступеням в подвал, два десятка стрелков занимали оборону на стене.
Дальше в ход пошла задуманная местными мальцами хитрость. Наш проводник с трудом задавил свой страх и вдруг громко взвыл, как одуревший от гормонов кот. По-моему, получилось не очень хорошо из-за дрожи в голосе, но, как показали дальнейшие события, вполне аутентично.
Засов на двери внизу лестницы громко лязгнул, и мелькнувший на секунду луч света закрыла кряжистая фигура.
— Задолбала, тупая скотина! А ну брысь отсюда, а то я…
Договорить, что именно он сделает с котом, довольно упитанному тюремщику мы не дали — Выров завершил его монолог ударом кинжала в шею. Два напарника уже мертвого стражника только успели вскочить с топчанов и тут же рухнули обратно, заливая свои постели кровью из рассеченных хлесткими ударами казацкой шашки лиц.
Открыв тяжелый засов на противоположной от входа в дежурку двери, мы спустились в местное царство боли, страха и отчаянья.
Подвал цитадели был не только меньше, но и намного грязнее тюремных «покоев» под императорским дворцом, и я невольно по-доброму вспомнил горбуна Домо, который превратил свое хозяйство в уютный пансионат.
Здесь же имелось все разнообразие «ароматов» настоящей тюрьмы, которым мы успели «насладиться» в полной мере, пока шли по длинному проходу между двумя рядами железных и очень узких клетушек. Прихваченные в сторожке факелы давали чадное пламя, и в его неровном свете картина становилась еще непригляднее. За решетками на грязной и сырой соломе лежало десятка три оборванцев. Выяснять, кто из них политические, а кто маньяки-убийцы, у меня не было ни желания, ни времени, и мы просто прошли мимо.
В конце прохода, у каменной лестницы наверх, мое внимание все же отвлекла странная картина — последние несколько клетушек отсутствовали, оставляя свободным место, которое явно использовалось как пыточная. Несмотря на поздний час и отсутствие палачей, к столбу, вкопанному посреди площадки, был привязан один из узников. На его могучих плечах змеились кровавые рубцы от плети, а седина волос была густо сдобрена кровью. Что-то в фигуре пленника показалось знакомым, но за спиной гулко ударило, а это значило, что наша операция перешла в суперактивную фазу, поэтому все посторонние мысли моментально вылетели из головы.
Чтобы вскрыть тюремные двери с противоположной от засова стороны, я решил воспользоваться приемом из арсенала земной полиции — маленьким переносным тараном.
Задумка удалась на все сто — засов был сделан из дрянного металла, так как его просто выдавило из ушек крепления. В следующей двери от удара тарана в крепких руках двух «ящеров» весь блок запирающего устройства просто вылетел из прогнившего дерева, а что случилось с третьей преградой, я рассмотреть не успел.
Мы всей гурьбой вылетели в большое караульное помещение и столкнулись с двумя десятками воинов. Их было в два раза больше, чем нас, но тут сказалось преимущество внезапности, лучшее бронирование и выучка. Хотя какая там выучка. К моему глубокому разочарованию, «ящеры» вели себя как толпа варваров. К счастью, стоящие на карауле в переходе между казармой и тюрьмой воины бились еще хуже, за исключением десятника, но и его мы буквально задавили массой.
Выудив перепуганного мальчика из дальнего угла, мы двинулись дальше. Идти стало немного проще, потому что на стенах временами попадались спиртовые лампы. Так что факелы можно было выбросить, тем самым освободив руки.
Вслед за караулкой шла одна из восьми казарм, расположенных по периметру крепости. Длинный коридор с рядом дверей, ведущих в казарменные помещения, мы пролетели пулей, и тут в дело вступил Руг. Внешне профессор отличался от других «ящеров» только большой сумкой с ремнем через плечо. Сейчас он шел в арьергарде и щедро разбрасывал позади себя стеклянные колбы. Стекло разбивалось, а на полу и стенах коридора расползались синие пятна, тут же испаряющиеся облаками дыма.
В дело пошел первый вариант местного аналога слезоточивого газа — жутко вонючая и, возможно, ядовитая гадость. Степени ядовитости мы не проверяли, но в узких коридорах дым и без яда способен убить много вражеских бойцов. Не совсем честная война, но в данной ситуации это было меньшим злом.
Наконец-то казарменный коридор закончился, и мы, проскочив пустую столовую для солдат, выбежали во внутренний дворик у стены донжона. Свежий воздух после тюрьмы и казармы был сладостен и упоителен. Луна заливала все вокруг серебристым светом, а ночь начинала оживать. Пока еще никто не ударил в набат, и в редких криках местных обитателей слышались больше вопросительные интонации, чем встревоженные, но до объявления тревоги оставались считаные минуты, и мы не должны были их упустить.
Стена донжона выглядела в лунном свете практически монолитной, но мальчик тут же увлек нас за угол, выводя к вожделенному входу в громаду центрального здания цитадели.
Сквозь большую кухню отряд пробежал за несколько секунд, и мы буквально ввинтились в лестничную спираль, поднимающуюся к покоям господ. И вот тут легкая часть нашей прогулки закончилась. Идущий первым «ящер» выскочил с лестницы в коридор и получил арбалетный болт в руку. Увы, в отличие от черной, серая «чешуя» не смогла выдержать удара арбалетного болта. Проверять, сможет ли болт пробить усиленную грудную часть серой «чешуи», я не стал, поэтому остановил движение отряда и отправил раненого бойца вместе с мальчиком назад. За тылы мы могли пока не беспокоиться — Руг уже создал дымовую завесу и на кухне, и в нижней части винтовой лестницы. Если прислушаться, оттуда уже доносился кашель и ругань погони.
Топтаться за углом коридора было бессмысленно, так же как и рисковать бойцами, поэтому я, совершив резкий рывок, перекатился через голову — благо броня позволяла подобные акробатические этюды — вскочил на ноги и… получил сильный удар в плечо. Сразу выяснились многие нюансы: арбалетчик был очень метким парнем, а черная броня оказалась значительно крепче серого аналога, также стало понятно, что я в состоянии перепуга теряю всякое человеколюбие.
Удар в плечо развернул мое тело вокруг своей оси, но я не стал восстанавливать равновесия, а завершил разворот и рубанул клинком в слегка онемевшей руке по шее стражника, который так и не успел поднять арбалет для своей защиты. Тонкая кольчуга, свисавшая со шлема на плечи стражника, разошлась, как бумага, и шашка проскрежетала по позвоночнику стрелка. Как воин он наверняка был намного сильнее меня, но мне досталась более крутая броня — такая вот несправедливость получилась. Арбалетчик лег на пол возле своего оружия, а я свалился на четвереньки чуть дальше, перелетев по инерции через упавшее тело.
«Ящеры», не задерживаясь, перескочили через меня и с ходу выбили нужную нам дверь, вместе с телами двух стражников. Защитников господских покоев они убили, уже лежа на них сверху.
Спальни маркиза и его детей мы захватили моментально. Задержка получилась только с покоями старшего сына — шестнадцатилетний пацан успел сорвать со стены длинный кинжал, но смог лишь немного поелозить им по «чешуе», пока его не скрутили.
Жену маркиза — стройную и подозрительно молодую женщину — мы повязали еще сонной, так же как и младшего сына, а вот двухлетняя дочка подняла такой ор, что наверняка разбудила в цитадели всех, кто еще не проснулся.
Я влетел в комнату девочки, ожидая худшего, — увечье любого члена семьи сделает маркиза моим кровником до конца жизни. К счастью, причиной вопля был лишь детский испуг.
— Иди в коридор и помоги другим, — скомандовал я застывшему возле детской кроватки «ящеру».
Да уж, серый чешуйчатый монстр с мордой насекомого выглядел в глазах ребенка воплощением самых жутких кошмаров.
«Ящер» кивнул и пулей вылетел из спальни.
Черный монстр ей тоже не понравился, и девочка перешла на ультразвук.
— Так, теперь ты, — ткнул я пальцем в сторону забившейся в угол служанки. — Успокой ребенка. Встаньте возле окна — и не вздумай выходить в коридор! Поняла?
Дождавшись ответного кивка, я резким ударом приколол кинжалом к двери послание маркизу и выскочил в коридор. Там уже заканчивали паковать три тела. В обоих сыновей маркиза и его жену Руг предварительно залил своего сонного зелья, поэтому они шевелились уже довольно вяло, а через несколько минут вообще превратятся в неподвижный и, что самое важное, удобный для переноски багаж.
На лестнице послышался приближающийся шум — это, кашляя и чихая, по ступеням ползла охрана замка.
— Уходим, — крикнул я «носильщикам» и побежал по еще раз свернувшему под прямым углом коридору. К этому времени стресс превратил нашего юного проводника в еще один предмет багажа, и его тоже пришлось нести.
Где-то посредине длинного пролета коридора с наружными окнами двое «ящеров» уже закрепляли на подоконнике длинную веревку.
Дождавшись моего кивка, один из них выпрыгнул в окно и, едва притормаживая свой полет, ухнул вниз с высоты четвертого этажа. Точнее — третьего, потому что под нами располагалась крыша одноэтажного барака. На финише массивный «ящер» не стал особо замедляться и буквально пробил собой крышу. Этого в планах не было, но тоже неплохо — не придется тратить время на вскрытие кровли.
Следом за первым «летуном» по очереди спустились еще два бойца, а затем пришел мой черед. Скалолаз из меня был аховый, так что спуск выглядел довольно позорно, особенно по сравнению с предыдущими «исполнителями».
Пока я добирался до крыши, мимо с пугающей скоростью пронеслась жена маркиза, упакованная в настенный гобелен, — то, в чем она спала, одеждой назвать было нельзя. Я даже невольно посмотрел вниз, ожидая, что «поклажа» шмякнется о черепицу крыши, но парни знали, что делали, — внизу пленницу аккуратно принял «ящер» и передал ее дальше через пролом.
Когда сверху последней ходкой спустили Руга, мое самолюбие немного воспрянуло — я-то проделал этот путь самостоятельно, а не в виде «чемодана».
Арьергард нашего отряда в виде двух совершенно неотличимых друг от друга «ящеров» вылетел из окон донжона вместе с клубами дыма и приземлился уже внутри барака, предварительно проделав в крыше две новые дыры.
Через поднятую их жестким приземлением пыль я рассмотрел огромные чаны и столы с грудами белья — все шло по плану, и дальше нас ждало передвижение по длинному помещению прачечной, плавно переходящей в склад.
Как и на верхних этажах, в прачечной хватало окон, поэтому свет луны обеспечивал хоть какую-то видимость. И все же я сделал зарубку в памяти о том, что ходить в ночные рейды нужно более подготовленным. Воспоминания о ночном зрении в теле дари натолкнули на мысль сходить в гости к местным целителям. Но это все потом.
Двери в склад были плевыми, так что мы вывалили их просто крепким ударом ноги, да и другого варианта у нас не было — мини-таран остался еще в казарме.
Последней преградой на нашем пути оказалась хлипкая решетка на окне складского помещения, в котором хранилась поврежденная конская сбруя и разный металлолом, так что защита здесь была слабенькая. Решетка вылетела наружу и со звоном заскакала по мостовой.
Мы вновь оказались под открытым небом как раз у подъемной решетки, перекрывающей выход на тюремный двор. Таким образом, наш путь замкнул своеобразный круг.
Решение оказалось верным — вся охрана замка, встав нам на «хвост», сейчас пыталась пройти через задымленные участки прачечной и склада. Минут через десять они поймут, что их обманули, и пойдут в обход, но к этому времени мы будем уже далеко. Вопли и ругательства раздавались уже по всей цитадели, но поблизости от нас пока было спокойно.
Решетка, закрывавшая небольшой арочный проход в тюремный двор, поднималась простым воротом у стены, так что на открытие пути ушло несколько секунд. «Грузчики» под прикрытием стрелков на внешней стене тут же поволокли пленников в сторону захваченной нами башни. Честно говоря, я опасался, что застану на стене бой между отрядом заслона и защитниками цитадели, но мы вошли и вышли так удачно, что все внимание гарнизона сейчас было приковано к донжону и пути нашего отступления.
Операция подходила к финишу. Мне и четырем «ящерам» оставалось лишь дожидаться, пока профессор забросит последние баночки в окно склада, а остальные члены диверсионного отряда уже спускали пленников с внешней стены. Возможно, именно эта легкость заставила утихнуть адреналиновый шторм в моих венах, и в мозгу тут же всплыло воспоминание о странно знакомом пленнике в подвале.
— Руг, оставь пару баночек!
— Ты что думаешь, у меня здесь их целый воз?! — вызверился пребывающий на взводе профессор, но все же протянул мне две похожие на лабораторные колбы склянки.
— Все, давай на стену.
— А ты? — тут же насторожился профессор.
— Бегом! — разозлился я и повернулся к четверке молчаливых бойцов. — За мной.
Не особо оглядываясь, наш маленький отряд нырнул в темный зев подвальной лестницы.
Прихваченные в дежурке факелы позволили еще раз хорошо рассмотреть все, что творилось в местных казематах.
Путь к пыточному «уголку» занял считаные секунды, но и это было очень много. Я уже начал жалеть, что ввязался в эту авантюру. Но как только желтое пламя факела осветило лицо пленника, все сожаление куда-то улетучились.
— Твою ж мать, косолапый!
Вот уж чего не ожидал, того не ожидал.
Привязанный лицом к пыточному столбу, избитый и сильно постаревший пленник оказался сотником «медведей» Выиром Дирной, который даже в таком состоянии умудрился метнуть в меня яростный взгляд.
Ага, понятно — называть «медведей» косолапыми чужим не рекомендуется. За такое они могут зашибить, даже находясь на пороге смерти.
— Отвязывайте его, — скомандовал я двоим «ящерам» и, махнув остальным, быстро вышел в проход между клетками.
С ключами здесь не сильно заморачивались, и клетки открывались с помощью рычагов под потолком. Надсмотрщик, стоя посреди прохода, легко дотягивался до нужного ему рычага, а вот пленники, естественно, такой возможности не имели.
— Эй, косолапые! — крикнул я во мрак дальней части клеток. В пяти клетушках обозначилось движение, и к прутьям со злобным рыком рванули косматые тени. Я же, улыбнувшись, повернулся к своим бойцам. — Этих выпускаем, остальные пока подождут.
Клетки открывались с противным скрежетом, но «медведи» не спешили нападать на оскорбившего их незнакомца — они всегда отличались умом и быстро сообразили, что дело всегда важнее слов.
Дождавшись, пока пара «ящеров» с сотником на руках и пятерка пошатывающихся от слабости «медведей» добралась до лестницы наверх, я кивнул двум оставшимся бойцам и побежал к выходу. Скрежет металла за моей спиной возвестил остальным узникам, что и к ним пришла свобода. Дружный вопль заметался под сводами подземного зала, вот только радовались они рано — бескорыстия в моих действиях было мало.
Отсутствовали мы вроде недолго, но ситуация в тюремном дворе изменилась кардинально. Стрелков на внешней стене и в башне стало значительно больше — похоже, лесовики решили поддержать моих парней. И это было очень плохо — ведь предстоит еще отступать, что сделать такой толпой будет значительно сложнее. Впрочем, поднялись они не просто так: между внутренней и внешней стеной шла перестрелка. Пока выигрывали лесовики, но скоро на помощь стрелкам цитадели подтянутся их коллеги, и станет очень жарко.
— Всем вниз! — заорал я, ускоряясь в сторону башни. В повороты башенной лестницы я буквально ввинтился, царапая «чешуей» стены.
Когда мне все же удалось попасть наверх, лесовики уже начали скатываться по веревкам вниз. Но самих веревок было слишком мало, а по внешней стене к «нашей» башне уже бежала толпа хорошо вооруженных стражников.
— Твою ж мать, — непонятно для подчиненных выругался я и тут же добавил на имперском: — «Ящеры», перекрыть стену!
Четверка бойцов в «чешуе» тут же встала парами в два ряда и, как пробка, закупорила проход противнику к месту спуска лесовиков со стены.
В схватку я не лез — тренировки в баронстве и бой на холме показали, что великим бойцом мне не стать. Времени на изнурительные тренировки, которые, возможно, сделают из меня супермечника, просто не было. Притом всегда присутствовало то самое неприятное «возможно», так что не было смысла и стараться. Курат вколотил в меня некоторые рефлексы, на этом мой путь к званию великого фехтовальщика заканчивался. Единственным преимуществом оставалось лишь нестандартное мышление. Это помогало в тактике, это же должно сработать и в прямом столкновении с врагом лицом к лицу.
Заметив моток веревки на стене, я остановил спешащего к заслону «ящера». Присмотревшись, удалось понять, что это был Выров.
— Быстро отмеряй две веревки чуть ниже половины стены, один конец закрепи на зубцах, а с другой стороны сделай петлю.
— Понял, — кивнул бывший казак и начал работать с веревкой.
К этому времени большая часть лесовиков успела спуститься вниз, а меньшая продолжала обстреливать внутреннюю стену.
Некоторое время события проходили мимо меня — четверка «ящеров», сменяя друг друга, рубилась на стене, а Выров работал с веревкой. Мешать сработанным парам воинов было глупо, а в вязании узлов я не силен, так что нужно было хоть чем-то себя занять. Под ногами возле тела лесовика лежал длинный лук, его-то я и подхватил.
Минут десять назад вся масса защитников цитадели была согнана к донжону, теперь же все они собрались вокруг нас. Врага было неприятно много. Некоторые пытались пройти по наружной стене и натыкались на заслон. С другой стороны кто-то долбил заклиненные двери в башню. Через арку внутренней стены на тюремный двор вбегали все новые мечники, но и им ничто не светило — башню мы заблокировали наглухо.
Серьезную опасность представлял только постоянно увеличивающийся отряд лучников и арбалетчиков на внутренней стене. Вот ими я и занялся, предварительно сбросив на головы собравшихся во дворе врагов ампулы профессора, о которых я почему-то забыл при последнем посещении подземелья.
Дым начал расползаться среди толпящихся внизу пехотинцев, которые не знали, что им делать, парочка от бессильной злобы даже метнула в лесовиков и меня свои мечи. И тут ситуация во дворе изменилась — из ведущей в подвал лестницы выплеснулась группка оборванцев. Было непонятно, чего они так долго ожидали. Опьяненные свободой заключенные врезались в массу воинов и практически моментально погибли.
Казалось, что полегли все арестанты, но через секунду стало видно, что это не совсем так. Через массу одетых в добротные кольчуги пехотинцев, старательно огибая дым, словно игла сквозь ткань, прошел единственный выживший арестант. Оставляя за собой целую полосу оседающих на землю врагов, он выпрыгнул из толпы под самой стеной и застыл, прижавшись спиной к камню. Похожий на скелет и оттого казавшийся высоким боец сжимал в обеих руках по короткому мечу.
А парень славно дерется!
Пока скопившиеся внизу защитники цитадели приходили в себя, я успел не только принять решение, но и перебросить одну из оставшихся бесхозными веревок с внешней стороны стены на внутреннюю. Шустрый арестант как белка вскарабкался наверх и тут же обрезал канат за собой мечом, который при подъеме держал в зубах. Он на секунду застыл на стене, словно думая, не покуролесить ли еще и здесь, но, повинуясь моему кивку, нырнул за зубцы стены вместе с последними лесовиками. Ну а я вернулся к вопросу о стрелках на внешней стене.
В лучников на не такой уж далекой стене я успел выстрелить всего три раза, а затем почувствовал, как вязавший узлы Выров ткнул меня в бок. На стене оставались лишь «ящеры» и тела лесовиков. Можно было сказать, что сами виноваты: ведь не создай они на стене столпотворения — мы все уже давно бежали бы по лесу. С другой стороны, они ведь пришли спасать зарвавшегося от безнаказанности барона.
— Так, — обратился я к своему напарнику в предстоящем трюке. — Петлю под мышки. Держим оборону десять ударов сердца — и прыгаем со стены.
— Чего? — Едва видимые в разрезе маски глаза Вырова округлились от удивления.
— Выполнять!
Переспрашивать он не стал и, набросив петлю на себя, затянул ее под мышками. Мне оставалось последовать его примеру.
— Уходите, — рванул я за плечо заднюю пару четверки защитников стены.
Они спорить не стали и, отскочив назад, скользнули за зубцы стены по оставленным отступающими канатам. Количество стрелков на внутренней стене резко увеличилось, и стрелы посыпались на нас дождем. «Чешуя» защищала хорошо, но ощущение все равно было неприятным, а ведь противник мог подтащить и тяжелые арбалеты.
В ответ на мой приказ оставшаяся пара провела атаку на закрывшихся щитами противников, а затем отступила за наши с Выровом спины.
Так, теперь начинаем считать.
Раз, два… левый клинок уводит короткий меч противника в сторону, а в щит мы бьем плечом. Три, четыре… удар получился удачным — стражника отбросило назад на ожидающих своей очереди товарищей. Мой напарник тоже неплохо справлялся со своей задачей, но было видно, что, при всей крутости бывшего казака, до того изможденного арестанта ему далеко. Пять, шесть… какая-то сволочь ткнула копьем поверх качнувшихся назад товарищей и едва не угодила мне в смотровую щель маски. Семь, восемь… уход в сторону и взмах руки — я зажимаю под мышкой наконечник копья стражника во втором ряду и упираюсь в щит вставшего на колено переднего бойца.
Девять, десять… копейщик держит оружие крепко, и это хорошо — в рядах противника образовывается куча-мала, а я, отпустив копье, отскакиваю назад.
Время!
Стараясь добежать именно до того зубца, за который закреплена моя «страховка», я едва не запутываюсь в кольцах каната. Идея, честно говоря, довольно тупенькая.
Никогда не прыгал с «тарзанки» и уже не буду, особенно такой — без резиновой страховки. Короткий полет заполнил мозг животным страхом, который тут же смыла боль, когда веревка резко сжала грудь даже сквозь броню.
Я оказался висящим боком к земле и только потому заметил, что Выров, во-первых, явно не умеет считать, а во-вторых, умудрился позволить врагу срезать его страховку. Думать было некогда — сработали рефлексы. Пока «ящер» прыгал и пролетал шесть метров до меня, я сумел оттолкнуться от стены назад и в сторону. Этот пируэт закончился объятиями с Выровом. Боль в груди стала невыносимой, но был и положительный момент: отпала необходимость в поиске кинжала — веревка лопнула, и мы рухнули вниз, пролетев еще шесть метров.
Все, геройствую в последний раз, потому что подвиги — это не только красиво, но и до жути больно. Рядом моментально появились «ящеры» и хотели сразу утащить нас в лес, но я вырвался и постарался найти свои шашки. Бойцы справились с этим лучше меня и, не задерживаясь, поволокли своего не очень умного командира прочь от стены, откуда в нас уже стреляли.
Короткая перестрелка между стеной и лесом закончилась вничью, и мы наконец-то нырнули в темную сень деревьев.
Дальше егеря из замка, конечно, ринутся в погоню, которая нарвется на засады лесовиков, — начнется местная национальная игра в жмурки. Единственным козырем егерей в такой игре были собаки, но и на этот случай у меня имелся не просто туз, а неожиданный джокер.
— Хан, — прохрипел я и тут же закашлялся, но волку этого хрипа оказалось достаточно.
Пепельная тень вынырнула из кустов, заставив буксирующих меня «ящеров» напрячься.
— Хан, — стараясь, чтобы до волка все дошло правильно, я говорил коротко и медленно. — Собаки. Наш след. Не пустить. Прикрыть.
Похоже, я перестарался. Хан посмотрел на меня как на идиота, презрительно фыркнул и исчез в кустах. Да уж, что-то с этим волком не так — очень уж умный.
Окончание ночи запомнилось плохо — похоже, падая, я что-то повредил. Следующий день хоть и воспринимался немного лучше, но однообразие лесного марша все смазывало в единый ком. Но по крайней мере «ящеры» уже не волокли меня на себе.
Полное восприятие мира вернулось ко мне вместе с теплом женских рук. В этот момент мы встали на бивуак в небольшом селении лесовиков, где местный предводитель повстанцев нашел травницу с явными задатками целительницы.
Я не знал, кто она такая, но как же было хорошо!
В этом мире я не новичок, но в руках целителя оказался впервые. Конечно, раньше приходилось пользоваться эликсирами, которые варили эти подпольные маги, но ничто не сравнится с прямым контактом. Руки женщины словно напитали мою грудь теплом, и впервые за сутки у меня пропало постоянное желание откашляться. Также немного ушла стягивающая грудь боль.
— Вот и хорошо, — улыбнулась знахарка, и улыбка сделала ее лет на десять моложе.
В ней не было ничего особенного — каштановые волосы, карие глаза, немного островатые черты лица, но средних лет женщина принадлежала к тому редкому типу, которому красота была не очень-то нужна: ее вполне компенсировало обаяние.
— Спасибо, волшебница, — поблагодарил я знахарку и совершенно искренне поцеловал ей руку. Попытка встать хоть и не закончилась приступом боли, но вызвала слабость.
— Но-но, — придержала меня женщина. — Бегать за женщинами, ваша милость, вам пока рано. У вас трещины в двух ребрах и чуть помято легкое. Трещины я укрепила, но нужно еще немножко попить настоев.
Вот так всегда! Опять горькие эликсиры, а как все хорошо начиналось.
Подлатав меня, знахарка занялась Выиром и другими «медведями», а вот кое-кого из раненых она обошла стороной. Только благодаря странному поведению знахарки я заметил в тени дома напротив приютившего нас сарая того самого арестанта, который пробился из казематов следом за нами. Сейчас изможденный, но очень шустрый узник самостоятельно бинтовал себя обрывками грязной одежды.
Интересно девки пляшут. Вернув на тело рубаху и верхнюю часть «чешуи», я решил прояснить возникшую ситуацию.
Первые ответы на свои вопросы я получил, не доходя до колоритного персонажа. На лбу под слипшимися космами худого, как жертва концлагеря, мужика «красовалось» большое клеймо. Не помню откуда, но я знал, что оно означает. Это был знак «убийца». Причем давалось подобное «украшение» либо профессиональным киллерам, либо непрофессионалам, по тем или иным причинам убившим много людей. Военные в этом мире конечно же причислялись к героям, а не убийцам. В том, что это не маньяк, я не сомневался — здесь таких классифицировали как одержимых бесами и сразу же вешали, а тела сжигали. Тогда кто же он такой и за что угодил в тюрьму наместника? Что-то мне говорило, что эту тайну я узнаю не так уж скоро.
— Как тебя зовут?
Бывший узник выдержал паузу, а затем поднял голову и посмотрел мне в глаза. Взгляд был слегка безумным, меня даже немного пробрало.
— Как назовешь, так и будет.
Спорить я не стал, а его вид в сочетании со взглядом вызывал только одну ассоциацию.
— Будешь Шипом.
В ответ вновь поименованный Шип пожал плечами.
Говорить нам было не о чем, поэтому я оставил его в покое. А вот ситуация с прозвищем навела на определенные мысли. Сегодня мы занимались не самым благородным делом, и что-то мне подсказывало, что в дальнейшем может быть еще хуже. Так что следовало ввести некие элементы конспирации во избежание мести со стороны пострадавших. В этом мире прозвища носили только бандиты. Впрочем, мне уже давно было плевать на все традиции.
Целительница к этому времени закончила с «медведями» и теперь возилась с Ругом, который все же умудрился где-то повредиться: увы, казацкий чуб не сделал бывшего профессора суперменом. Но никакие повреждения не мешали Ругу строить целительнице глазки.
Ох, и огребет этот ловелас от Никоры, когда вернется домой.
— Красавица, — обратился я к целительнице, — если вы закончили с этим охальником, не могли бы помочь вон тому несчастному.
Целительница проследила за моим жестом и, увидев Шипа, вдруг разозлилась.
— Я не стану возиться с этим уродом, — отрезала женщина и с вызовом посмотрела на юного барона, решившего, что ему здесь все позволено.
Это она, конечно, зря. По тому, как настороженно напряглись люди вокруг нас, они, в отличие от целительницы, знали меня лучше.
— А если я очень попрошу? — пришлось мне добавить холодка в голос.
— Вы считаете, что можете приказывать служительнице святой Енны? — Целительница попробовала встать в позу. Она почему-то решила, что юный барон тут же должен был проникнуться благоговением или же, наоборот, впасть в истерику.
— Святая Енна в своей великой любви лечила бедных и богатых, добрых и злых, прекрасных и уродливых. Она почитала жизнь и не знала страшнее греха, чем брезгливость и презрение.
Бороться с религиозными фанатиками можно только цитатами из их же священных книг, и никак иначе. Ни логика, ни красноречивые примеры таких людей не убеждали. Это правило работало в обоих мирах, поэтому за долгую зиму я успел проштудировать «Жития святых» — главную книгу местной религии. Не скажу, что заучил все цитаты, но некоторые запомнил. К тому же главный девиз Дарительницы Здоровья меня впечатлил как слогом, так и смыслом.
Судя по расширившимся глазам целительницы, которая считала себя мудрее только по той причине, что она вдвое старше юного барона, мои слова ее впечатлили. Женщина покраснела и молча отправилась лечить убийцу. И это при том, что в ее характере кротость даже проездом не задерживалась. С моими приказами или уговорами она спорила бы до хрипоты, а вот против цитаты из святой книги даже не заикнулась.
Впечатлив всех окружающих, в том числе и «медведей», я направился к Выиру Дирне.
Сотник сидел в окружении пятерки своих подчиненных и выглядел довольно противоречиво, что он и выразил словами:
— Я, конечно, благодарен за спасение, но если ваша милость еще раз назовет меня косолапым, то будет беда.
Я уже давно понял, что совершил ошибку: «медведя» нужно было играть вслепую. Меня оправдывала лишь неожиданность встречи и взвинченные штурмом нервы. Теперь же приходилось вскрывать карты, иначе договориться с «медведями» не получится, а они мне очень нужны.
— А что, если я скажу, что у меня есть право на такие слова?
— Похоже, мы не поняли друг друга, — набычился Выир вместе со всем своим «выводком».
Говорить дальше я не стал, просто ослабил ворот «чешуи» и вытащил наружу шнурок с кольцом Рольда Сакнара.
Сначала Выир прищурился, а рассмотрев перстень, распахнул глаза до нереальных размеров:
— Березовое дупло! Ты…
— Стоп! — прервал я фразу «медведя» и поманил его за собой.
Выйдя из сарая, я тихо, но быстро объяснил все, что ему можно было знать:
— Да, я внебрачный сын Рольда Сакнара, и да, он говорил, что мне можно рассчитывать на вашу помощь. Да и косолапым разрешил назвать. Осенью генерал прислал письмо с кольцом, а вас я видел несколько раз в столице. — Врал я самозабвенно и уже тогда предчувствовал, что эта ситуация вылезет мне боком. — Выир, никто не должен знать о моем родстве с Сакнаром. Я и сам не уверен, что хочу быть его сыном, так что не стану претендовать на услуги с вашей стороны.
— Ха, — выдохнул сотник. — Вот я влетел! Не только не смог помочь сыну генерала, так еще и долг удвоил. Ладно, будем как-то рассчитываться. С этой минуты можешь называть косолапым и меня, и моих парней.
Обалдеть, какая честь!
Прямолинейность и наивность старого сотника просто убивала. Еще задумывая эту аферу, я догадывался, что ничего, кроме неприятностей, подобный сюжет индийского кино мне не принесет. Ладно, попробуем получить «хоть шерсти клок».
— Сотник, одолжишь своих людей, пусть поднатаскают мой отряд?
— Да легко, — благородно «соизволил» Выир.
Под шумок откровенного разговора я вытянул у него историю пленения отряда «медведей». Сотня Выира была направлена на север еще в начале весны этого года. Из герцогства приходили нехорошие слухи, и императрица повелела разобраться. Увы, разбираться было поздно — герцог Увиер уже начал мятеж, и сотня Выира на полном ходу влетела в западню. Старый сотник так спешил, что с конным конвоем далеко опередил основную часть передвигающихся на телегах «медведей». Взяли их не очень чисто — из двух десятков бойцов конвоя выжили лишь пятеро. Выир накрошил маленькую горку оруженосцев, но в конце концов получил булавой по голове. В застенках цитадели он сидел в основном молча, а если и говорил, то разные гадости, за что и был бит у столба значительно чаще остальных.
Толку от него сейчас было ноль как интеллектуально, так и физически, но кое-какую пользу «медведь» все же принес, точнее, принесли его подчиненные.
Выжившие «медведи» оказались «летунами». Впрочем, это я понял еще при первом знакомстве — в стандарте лесные спецназовцы этого мира имели классическую косую сажень в плечах, а эти экземпляры хоть и не выглядели задохликами, но до знаменитых медвежьих статей не дотягивали. Меньшие габариты позволяли им не перенапрягать лошадей и выполнять обязанности посыльных и конного конвоя. Но подобные недостатки не отменяли того, что они были «медведями» в полном значении этого слова.
Новые инструкторы сразу же жестко взялись как за «ящеров», так и за группу поддержки Морофа. Бывший бандит пару раз пытался качать права, но один из «медведей» в честном бою слегка покатал его по траве, и Мороф успокоился.
В основной лагерь революционеров я решил не ехать, а обосновался на лесной базе в дне пешего марша от ставки лесного маркиза. Пленники остались со мной — переговоры с наместником я оставил на лесного маркиза, а вот гарантию безопасности своего баронства решил держать поблизости.
О том, что моя задумка удалась, через двое суток сообщил гонец от Кардея — наместник развернул свой карательный отряд, не дойдя до города покойного графа Довлона.
Нельзя сказать, что пленники доставляли много проблем, но хлопот с ними все же хватало. И эти хлопоты были довольно специфического свойства. Старший сын наместника сразу дал рыцарское слово удержаться от побега и в дальнейшем мирно разгуливал по лагерю в ожидании решения отца. Младший тоже поклялся и на следующий же день сбежал, вот только бегал он недолго и быстро вернулся в лагерь, с воплями пробежав изрядное расстояние через лес впереди Хана. После этого малец прекратил вылазки за пределы лагеря и начал портить нервы всем окружающим уже внутри охранного периметра. Когда его проказы переходили определенную черту, я посылал Хана, и волк всюду ходил за мальчиком в качестве конвоя. Через пару минут такого сопровождения пацан начинал заикаться и прятался в темный угол. Затем мне становилось его жалко, волк покидал свой пост, и… все начиналось сначала.
А вот с молодой женой пожилого наместника вышла промашка. Она не была матерью обоим сыновьям маркиза и родила ему лишь дочь. Познакомившись с этой особой ближе, я почему-то догадался, что, потеряй мы ее где-то в лесу, наместник не очень-то обидится. Дамочка оказалась похотливой, как кошка. Мне проблемы были не нужны, поэтому, в первый же день выудив ее из кустов с молодым лесовиком, я объявил по лагерю, что лично кастрирую любого, кто поведется на чары маркизы. По улыбкам народа стало понятно, что, в отличие от моих бойцов, местные революционеры не очень-то опасаются баронского гнева. Поэтому я добавил, что лишать наследства блудливых кобелей будет Шип, и все как-то сразу прониклись важностью сообщения.
С Шипом вышла отдельная история — он наотрез отказывался говорить о своей прошлой жизни, но из лагеря не уходил и все приказы выполнял. Мало того, после ссоры с группкой наглых лесовиков он тупо зарезал двоих и до икоты испугал остальных. Пришедших ко мне за справедливостью революционеров я спросил: какого демона они полезли к человеку с таким клеймом на лбу? Не услышав ответа, добавил, что за дальнейшие убийства Шип не понесет никакого наказания. Несколько суток общения, а точнее, «молчания» с этим человеком показали, что ему глубоко плевать на окружающий мир и нападать на кого бы то ни было первым он не станет.
Неожиданная польза от Шипа случилась во время тренировки «медведей» с «ящерами». Шип проходил мимо и неожиданно для всех сделал замечание. Его пригласили поучаствовать, и он «поучаствовал». Как результат — два перелома и куча синяков, причем не у Шипа. В сторону «медведей» он лишь презрительно фыркнул, а вот «ящеров» обозвал сбродом.
Можно сказать, что это событие послужило началом переформирования моей гвардии. При разборе ситуации Мороф нагло скалился, «ящеры» матерились, а Выир с «медведями» почему-то смущенно вздыхали. Обсуждение закончилось тем, что на свет появилась новая девятка облаченных в «чешую» воинов. Точнее, семерка, потому что я и профессор получали броню вне очереди и без экзаменов. Тут же мне в голову пришла идея применить практику с прозвищами, — народ немного повозмущался, но смирился.
Первым номером после своих художеств шел сам Шип. Далее в «ящеры» попали два казака — Выров, получивший вполне справедливый позывной Змей, и молодой здоровяк Копыто. Оба продолжали носить «оселедцы» и сами же выбирали себе позывные. Затем я с разрешения Выира привлек самых шустрых и мелких из «медведей» — русого крепыша с простоватым лицом и черноволосого говоруна. Первый получил позывной Сом, потому что здесь эта рыба была символом молчунов, а второй был назван Барсуком — именно это животное в местном фольклоре выделялось как жуткой ленью, так и абсолютной наглостью.
Шестым к нам самостоятельно напросился тот самый рыцарь-убийца любовников, и, как ни странно, был молчаливо одобрен Шипом. Прозвище дворянин получил благодаря собственному гербу — грифон являлся персонажем местной мифологии и когда-то красовался на щите нашего беглого рыцаря.
А вот в целесообразности последнего назначения сомневались все, кроме меня. Седой, но еще крепкий мужик почти всю жизнь прослужил стражником, но под конец карьеры взял деньги не у того, у кого надо, поэтому быстро поменял верную службу на долю революционера. Позывной ему придумали быстрее всего и без особых изысков — через все лицо стражника шел жуткий шрам.
Шрама я ввел в наш коллектив, потому что видел, как неуклюже двигались «ящеры» в помещениях. «Медведи» в этом случае нам не помогут, а вот опыт стражника, всю жизнь прожившего в городе и выковыривавшего преступников буквально из щелей, может прийтись очень кстати.
Весна разгоралась все сильней, даже здесь, на севере империи, временами становилось жарко, что особенно сказывалось во время тренировок. Несмотря на усиленные физические нагрузки, напряжение последних дней постепенно уходило вместе с болью в груди. И это было хорошо — никуда не нужно бежать и кого-то убивать, а самое главное — нет нужды терять товарищей.
Именно для того, чтобы в будущем добавить к солидной защите еще и умение, мы и мучились на тренировочных площадках. Конечно, за столь короткий отрезок времени невозможно поднять навыки воинов на большую высоту, но, по крайней мере, мы немного сработались и разучили новые способы ведения боя. Мой выбор в плане последнего кандидата в «ящеры» полностью себя оправдал. Шрам оказался бесценным кладезем информации о способах штурма зданий. Пару идей подсказал Шип, но судя по его советам, он привык входить в дома через окно и очень тихо. Благодаря таким крупицам информации постепенно складывалась картина прошлого этого человека. В том, что он был убийцей, уже никто не сомневался. Но расспрашивать подробности дураков не было — жить хотелось всем, в том числе и мне.
Один из домов на лесном хуторе мы несколько раз разрушали практически до основания и вновь отстраивали. Несмотря на долгие тренировки, непривычные к такому типу боя бойцы постоянно делали ошибки, по крайней мере в глазах Шрама.
— Барсук, ленивая ты морда! Ты зачем присел в дверях! — заорал бывший стражник. Для убедительности он даже снял шлем, чтобы «медведь» видел весь спектр эмоций, отразившихся на лице инструктора. Гнев в сочетании с жутким шрамом выглядел впечатляюще.
— Дык чтобы не попали, — попытался оправдаться Барсук.
— Чтобы не попали в твою пустую голову, нужно уходить влево. Это не лес, где тебя можно обойти. Как, по-твоему, в дом войдут остальные?
— Через окна, — проворчал Барсук, но больше для собственного успокоения, чем в ответ на вопрос.
— Все сначала! — Шрам нахлобучил на голову шлем, а из окон дома полезли недовольные казаки и убийца. Впрочем, теперь все они были «ящерами». «Медведи» конечно же намеревались в будущем вернуться к своим, так же думал и Выир, но, несмотря на их намерения, отдавать эту парочку я не собирался.
Весь процесс обучения сопровождался руганью и смехом. Через полчаса уже Барсук орал на Шрама, комментируя его манеру ходить по лесу. Причем комментировал так удачно, что тренировка прерывалась на приступы гомерического хохота, валившего на землю не только «ящеров», но и тех, кто находился поблизости.
Без разговоров обходились лишь учебные схватки на мечах, потому что Шип оставлял мало поводов для веселья, а за ругань мог попросту зарезать. Временами у меня появлялись сомнения в полезности этого психически неуравновешенного человека, но затем я замечал успехи парней в бою на мечах и откладывал решение этого вопроса на дальнейшее. По крайней мере, пока что Шип ни на кого без повода не напал. А если кто-то и напросится, то пусть на том свете пеняет сам на себя.
По ходу тренировок и обсуждения тактики нам пришлось отказаться от моих любимых шашек. Их заменили два листовидных клинка полуметровой длины. Именно с таким оружием было удобнее не только работать в узких пространствах, но и в любой атаке, где благодаря «чешуе» можно резко сократить дистанцию.
Шип гонял своих напарников довольно жестко, несмотря на то что в его руках были лишь деревянные имитаторы мечей, поэтому я приказал всем носить броню даже во время тренировки. В ответ Шип предложил тренироваться настоящими клинками — по его словам, это могло серьезно ускорить подготовку. С легким опасением, но я все же согласился.
Бои стали намного зрелищнее и начали собирать всех обитателей лагеря. Это действительно завораживало — два совершенно одинаковых противника застывали друг напротив друга в зеркальной позиции. Шлемы на головах делали их похожими на монстров, а серая чешуя дополняла жутковатую картину.
Внезапно оба бойца практически одновременно сорвались с места и закружились в диковинном танце. В абсолютной тишине звон металла разлетался далеко по лесу. Бой продлился не дольше пары секунд, а затем бойцы разорвали дистанцию, один из них раздраженно снял шлем, явив зрителям недовольное лицо Грифона. Конечно, его учили драться с детства, поэтому проигрыш раздражал. И все же дворянин вполне мог гордиться общим счетом схватки — пять два в пользу Шипа. Остальных, кроме Змея, убийца разделывал всухую. Даже «медведи» были всего лишь массовым армейским продуктом, а вот Шип являлся штучным товаром. Бывший рыцарь и бывший казак тоже учились индивидуально, но до жесткой школы, которую прошел киллер, им было далеко.
Четырем десяткам подчиненных Морофа жизнь тоже малиной не казалась — их гоняли и бывший бандит, и оставшаяся троица «медведей», временно занявших должности десятников в отряде поддержки. Да и дед Выир прикладывал свою тяжелую руку к воспитанию боевой силы барона Марана.
Еще через неделю я с огромным удовольствием избавился от пленников — Кардей все же договорился с маркизом Вентом. Наместник герцога не стал предавать своего господина, но поклялся сидеть в замке тихо, как мышь, не вмешиваясь в революционные дела. Так что теперь герцогство было практически полностью в руках восставших, если не обращать внимания на то, что практически во всех основных опорных точках и городах сидели воины герцога.
Знающие люди понимали, что это видимость успеха, а вот простой народ ликовал. По селеньям и мелким городкам прошли массовые казни богачей. Только после этого Кардей понял, насколько безобразна улыбка революции, под какими бы благородными лозунгами она ни проходила.
Я специально не лез в эти дела, не желая пачкаться кровью невинных и сопутствующей грязью.
Наше лесное уединение, к которому все уже начали привыкать, было нарушено прибытием гонца. Как оказалось, наш с маркизом стратегический выстрел наугад попал в яблочко — пришел ответ от императрицы. Поначалу я решил не лезть в политику, но любопытство оказалось сильнее.
Все дороги в герцогстве были под контролем революционеров, поэтому я отправился в головной лагерь революционеров верхом на Черныше. И по той же причине взял с собой «ящеров» — у озверевшего от крови народа мозг работает очень избирательно. В любой момент какой-то идиот может ткнуть пальцем в мою сторону, обзывая рыцарем, и толпа захочет моего баронского тела, а вот девять закованных в солидную броню всадников остудят энтузиазм даже самых отмороженных крикунов.
В головной лагерь мы прибыли на закате, потратив на дорогу около четырех часов, но сразу попасть в лесной домик Кардея не удалось — один из адъютантов перехватил меня по пути и быстро посвятил в последние события. Оказывается, от императрицы помимо толстого чиновника прибыла очень миловидная баронесса, которая так восхитилась геройским маркизом, что согласилась на ужин в его маленьком «замке».
Как реагировать на подобный фортель, я не знал и решил не лезть в интимную жизнь лесного маркиза. Так что мне оставалось пожать плечами и направиться обратно к моему отряду, но одно событие смешало все планы, заставив встать как вкопанному. Причиной подобного волнения была Яна. Несмотря на долгие месяцы разлуки, я узнал ее с первого взгляда.
Девушка не скрывала своего тела под плащом и буквально купалась в восхищенных взглядах окружающих мужиков. На ужин к маркизу она отправилась в своем излюбленном «мушкетерском» наряде — свободная рубашка, тесные брючки и высокие сапоги. Обтянутая тонкой кожей тыльная часть очень привлекательного организма моментально выключала большую часть мужского мозга.
Я зря опасался быть узнанным, Яна мазнула по моему лицу равнодушным взглядом и прошла мимо. Мне же, как и всем мужикам в округе, оставалось лишь проводить ее долгим взглядом.
Да уж, хороша чертовка!
Мой «главный процессор» завис, как и у всех мужиков рядом, но на заднем плане в мозг начала усиленно стучаться какая-то мысль. Включился я с трудом — и тут же понял, что именно меня настораживало. Походка Яны была привычно-приятной для взгляда, но иногда она сбивалась с изящно-соблазнительной на немного вульгарную. На Яну это было совершенно не похоже. И что самое неприятное, этот нюанс напомнил мне мое же поведение в чужом теле. Нет, задом я не вилял, но сходство с перебоями в поведении имелось — в спокойной обстановке «одолженное» тело двигалось самостоятельно и вело себя естественно, а вот когда я волновался и лез в работу рефлексов со своими коррективами, начинались сбои. Менялось не только выражение лица, но и манера двигаться.
Бред, конечно, кто еще, кроме профессора, мог вселить в тело Яны джинна? С другой стороны, что я потеряю, если проверю?
Чтобы сомнения не одолели окончательно, я тут же направился следом за девушкой, уже скрывшейся за ветвями тайного дома маркиза. На пороге меня попытался остановить ординарец и тут же отлетел под соседнюю елочку.
Входил я тихо, поэтому меня никто не заметил.
Как говорят в Одессе: «Картина маслом».
Маркиз как раз повернулся к столику с напитками и наливал в бокал вино, а Яна знакомым мне полутанцевальным движением шагнула в сторону, отбрасывая назад руку с веером.
— Яна! — Это было единственное, что я успевал сделать.
Крик подействовал, и вылетевшее из веера лезвие воткнулось в деревянную панель в добром метре от удивленно застывшего маркиза.
Яна, точнее, та, кто в тот момент руководила телом хтарки, резко развернулась, и по исказившемуся в неприятной гримасе смуглому лицу я понял, что не ошибся. Моя старая знакомая никогда так не кривлялась.
Эти особенности я отмечал уже в движении. Бежать через всю комнату к девушке, у которой в руках был очень «милый» веер, было и глупо и опасно, поэтому я тоже занялся метанием острых предметов и, в отличие от девушки, попал. Вколоченные в меня сначала Куратом, а затем Шипом навыки метания кинжала, к счастью, сработали именно так, как я и планировал. К счастью, потому что было бы до боли обидно, если бы мой кинжал угодил в столь очаровательный лобик острием, а не стальным шариком на рукояти.
Шишка на лбу, конечно, немного подпортит красоту хтарки, но не так сильно, как смерть.
Сначала Сават тупо посмотрел на упавшую без чувств девушку, а затем к нему вернулся дар речи:
— Герд, какого демона ты здесь творишь?!
— Посмотри на стену, — не стал я вдаваться в долгие объяснения и перешел на «ты» для большей убедительности.
Маркиз оторопело перевел взгляд с торчащего в деревянной панели красного пера на поредевший набор таких же перьев в веере девушки. Затем, словно не веря в происходящее, вернул взгляд на стену.
— Как это? — выдохнул Кардей.
— А вот так. Теперь давай по делу. — Ситуация вынуждала меня сразу брать быка за рога. — Я тебе жизнь спас?
— Спас, — выдавил из себя маркиз под моим пристальным взглядом.
— В качестве ответной благодарности хочу получить две вещи: вот эту красавицу и отсрочку по возникшим вопросам.
— Но что я скажу графу? — вспомнил Сават про имперского чиновника.
— Займите его демонстрацией своего могущества, — постарался я улыбнуться маркизу и тут же заорал на ординарца, который уже успел выбраться из-под елочки и сунуть свой любопытный нос в комнату: — Бегом к моим людям и приведи сюда Руга и Грифона. Быстро!
Ошарашенный моим воплем ординарец выскочил из домика, даже не удосужившись получить подтверждение приказа от своего господина.
— Да что происходит?! — едва ли не взвизгнул маркиз, вновь теряя выдержку.
— Ничего хорошего, — выдохнул я, расстегнув ворот рубашки Яны.
Как и следовало ожидать, по смуглой коже хтарки змеились линии рунных заклинаний.
— Барон! — строго сказал Кардей, наконец-то совладав с шоком.
— Маркиз, если вы не хотите отплатить за спасение своей жизни черной неблагодарностью, то позволите мне забрать эту девушку и не потребуете разъяснений. Так что, будем ссориться или разойдемся мирно?
— Хорошо, — наконец-то успокоившись, сказал лесной маркиз. — Но через декаду я жду подробных объяснений.
— Договорились, — не моргнув соврал я.
В этот момент в кабинет вошли два «ящера». Грифон моментально оценил ситуацию и, ухватив ординарца за шиворот, вышел наружу, а профессор сразу бросился к телу девушки.
— Святой Герберт! Это Яна. Ван, но как? — Увидев на коже хтарки руны, Руг совершенно потерял над собой контроль.
— Это ты у меня спрашиваешь?!
— Действительно глупо. — В Руге вновь проснулся ученый, и удивление сменилось профессиональным любопытством.
Оставив профессора изучать татуировки, я отправил Грифона за повозкой, на которой чуть позже тело Яны благополучно покинуло лагерь.
Возвращаться на нашу временную базу я не стал и свернул с основного пути на дорогу к заброшенной мельнице. Шестерка «ящеров» заняла оборону вокруг полуразрушенного здания, а Грифон ускакал за Морофом и его людьми.
После того как тело хтарки было зафиксировано на грубо сколоченном и оттого до сих пор не развалившемся стуле, профессор привел ее в сознание с помощью какой-то едкой гадости.
Сначала хтарка напряглась и очень испугалась, а затем на ее лицо наползла маска ярости, совершенно несвойственная уверенной в себе Яне.
Девушка открыла рот, и из него вылетели родные до боли слова русского матерного. Профессор непонимающе посмотрел на меня и удивился еще больше, увидев мою широкую улыбку.
— Все сказала? — тихо спросил я на русском языке, коего не забыл благодаря тяжелой жизни, коллизии которой постоянно нуждались в матерных эпитетах.
Теперь пришло время удивляться той, кто поселился в теле Яны.
— Ты кто?
— Милая, сначала ты посоветовала мне сменить ориентацию и очень нелестно отозвалась о моих же родственниках, а теперь спрашиваешь, кто я?
— Боже, — выдохнула девушка и вдруг заплакала, задергавшись от невозможности закрыть лицо руками.
Я прекрасно понимал ее чувства, поэтому уже хотел отвязать от стула, но внезапно тело хтарки выгнуло дугой и затрясло.
— Это атака души Яны, — сообщил мне профессор то, о чем мне было и так известно.
Я схватил обеими руками мотающуюся из стороны в сторону голову девушки. Шишка на лбу, расплывающиеся синяки и закатившиеся глаза на таком знакомом мне лице выглядели пугающе.
— Яна. Яна! Это я, Ван! Рядом профессор. Слушай, мы вытащим тебя, клянусь! Вытащим! Только успокойся!
Не знаю, то ли душа Яны услышала меня, то ли у нее закончились силы, но тело в моих руках вдруг обмякло.
Через минуту девушка открыла глаза и вновь заплакала. Я знал, как это страшно — жить в краденом теле и не иметь силы вырваться, но, несмотря на жалость, пока решил оставить все как есть.
— Как тебя зовут?
— Таня, — всхлипнув, ответила она.
— Я из Таганрога, а ты?
— Из Донецка.
— О, почти соседи. Так, девочка, давай подробно рассказывай все, что с тобой стряслось, а затем мы подумаем, как нам поступать дальше.
История менеджера по персоналу из украинского города очень напоминала мою собственную. Только ее жизнь оборвала не пуля, а пьяная блондинка за рулем. После гибели она оказалась в «камне душ». Ее приключения в этом мире были значительно короче моих, но тоже изрядно обагрены кровью. Таня успела зарезать имперского советника, находясь в теле его жены, и едва не добралась до императрицы, используя для этого тело дальней родственницы бывшей сатарской княгини. Самым неприятным в рассказе Тани было то, что ее кукловодами оказались дари.
Закончив расспросы, мы развязали девушку и уложили ее спать на моей походной постели.
— Что скажешь? — спросил я Руга, когда мы вышли под звездное небо.
— Жаль Яну, хоть эта девочка в свое время и выпила немало моей крови.
— Я не об этом. Мы можем что-то сделать?
— Могу ядом напоить, чтобы просто уснула и отошла без боли.
— Проф, до этой «гениальной» мысли я мог бы и сам додуматься! — Меня разозлило то, что профессор даже не попытался придумать хоть что-нибудь. — Нам нужно их как-то вытягивать. Причем обеих.
— Ты сошел с ума! — вдруг взорвался Руг. Его спокойствие лишь казалось равнодушием, а на самом деле было просто апатией от бессилия. Теперь же профессора прорвало. — Что я могу сделать?! Чтобы вытянуть твою землячку, мне нужно как минимум иметь камень. К тому же необходимо новое тело. В твоем случае нам просто повезло, и не только потому, что нашелся подходящий носитель. Там вообще все было сделано наугад. Я даже не уверен, что вспомню последовательность заклинаний и рун. Все приходилось делать по наитию.
— Так, проф, давай немного помолчим, — предложил я, больше успокаивая себя, чем его.
Со стороны мы выглядели довольно странно: два полумонстра — один в серой, другой в черной чешуе — вели научный диспут на повышенных тонах.
— Проф, если мне не изменяет память, в императорском дворце ты тоже говорил, что ничего не получится?
— Повторяю для глухих: нам невероятно повезло.
— А еще я помню, как мы немного подумали и все же нашли выход из безвыходной ситуации. Давай попробуем разложить проблему на составные части.
— Давай, — вздохнул профессор и, скрипнув чешуйками брони, присел на половинку огромного мельничного круга. Все-таки он был и остается ученым, для которого понятие «невозможно» является прежде всего предметом изучения.
— Что нам нужно для того, чтобы Таня получила новое тело? — присел я рядом с профессором, положив шлем на камень.
— Для начала это самое тело и «камень душ», но у нас нет ни того, ни другого.
— Стоп, давай не лезть в дебри. Разбираем проблемы по порядку. Вопрос второй: что нам нужно, чтобы душа Яны осталась в родном теле?
— Это невозможно — она погибнет в любом случае!
— Проф, — максимально спокойно сказал я, — я спросил не: «Что с ней случится?» — а: «Что нам нужно, чтобы душа Яны осталась в теле?»
— Как минимум в ее теле не должно быть ничего лишнего.
— Поэтому, — продолжил я фразу за профессора, — необходимо извлечь оттуда Таню, не убивая Яну.
— Невозможно, душа «джинна» покидает тело только со смертью. И сделает она это вместе с душой Яны.
Уже пока задавал последний вопрос, меня вдруг посетила мысль, что он изначально неправильный и дело совсем не в том, как сохранить жизнь телу, а в том, как освободить его от чужой души.
Повернувшись к профессору, я увидел его внимательный взгляд. Идей у Руга не было, поэтому он ловил малейшие намеки на озарение в моем взгляде.
— Что?
— Если тело хтарки умрет, то душа Тани вернется в камень. А если после этого мы оживим тело, что случится с душой Яны?
— Не знаю, кто и что тебе говорил, но некромантия — это сказки. Тело без души существовать не может.
— Да ну, а как же тело небезызвестного тебе Герда Марана?
— Ну, не знаю…
Доводов профессора я слушать не стал — меня, как говорится, понесло:
— Когда Лован убил меня в теле генерала, ты был рядом?
— Да, — тихо сказал профессор, явно боясь спугнуть мое наитие.
— И в какой момент моя душа вернулась в камень?
— Так сразу же и вернулась. — Он по-прежнему не понимал, к чему я клоню. И дело совсем не в том, что простой менеджер вдруг оказался умнее опытного ученого, просто за моими плечами стояло знание земной медицины, точнее, не знание, а просто понимание основных вех в ее развитии.
— Вот именно, а я точно помню, что Лован бил генерала в сердце, а не в голову.
— Да какая разница, мозг без сердца жить не будет.
— А вот тут вы ошибаетесь, мой наиученейший друг, мозг может прожить без кровообращения минуты три. Так что меня утянуло в камень значительно раньше, чем тело покинул настоящий хозяин, но с проткнутым сердцем ему от этого факта легче не стало. И кстати, врачи в моем мире очень лихо запускают остановившиеся сердца. — Профессор хотел возразить, но я не дал ему такой возможности. — Но для начала мы должны решить первую проблему.
— Какую? — напрягся Руг. Вообще-то он был очень умным человеком, но больше теоретиком, чем практиком, и пока не привык думать в стрессовом режиме.
— Камень и новое тело. Причем камень нам нужен в первую очередь.
— Правильно, — наконец-то включился профессор. И тут же затронул проблему, о которой я не подумал. — Нам нужно точно знать, когда душа твоей землячки вернется в «камень душ», и не допустить ее возвращения в тело после оживления Яны.
— А такое может случиться?
— Понятия не имею, но перестраховаться не помешает. — Неожиданно Руг приосанился и гордо вскинул подбородок. — И вообще теперь я… то есть мы… знаем о «камне душ» намного больше даже Хорама Странника.
Гордость ученого была вполне понятна — этот самый Хорам являлся древним исследователем артефактов и кумиром Руга-Ургена.
Внезапно радость ученого омрачилась неожиданной мыслью.
— Но как мы сможем сначала остановить сердце Яны, а затем его запустить?
— Не догадываешься? Ведь ты даже глазки строил нужному нам специалисту. Ох и доиграешься, что Никора обломает о тебя десяток скалок.
Солидный профессор внезапно как-то сдулся и даже покраснел.
В такие моменты становится понятна тяжесть ноши ученых и стратегов. В то же время по достоинству оцениваешь незатейливую жизнь тактиков и простых солдат. Когда не видно просвета, мозг буквально пухнет, пытаясь найти выход, а как только стратегическое решение найдено, все становится просто и понятно.
— Шип, — подозвал я околачивающегося неподалеку «ящера», — сейчас поедешь к маркизу, то есть герцогу. Пусть хоть трясет своих агентов, но ответит на мои вопросы.
Выбор посланника был не случаен — бывший убийца помимо хорошей реакции имел неплохую память, да и убедительная харизма позволит ему пройти через «свиту» новоиспеченного герцога Увиера, как нож сквозь масло.
Кстати, новость о согласии императрицы отдать Кардею герцогство до меня донес тот самый несчастный ординарец, вот только за всеми перипетиями она застряла где-то в районе мозжечка. Теперь же, когда стало поспокойней, я наконец-то осознал наш общий с Саватом успех.
Надо бы поздравить Савата с повышением, а то как-то неудобно получилось.
Основная часть моего отряда и новости от герцога прибыли практически одновременно, и если с подчиненными Морофа все было в порядке, то ответы на мои вопросы оказались полезными лишь частично.
Во-первых, на границе герцогства действительно видели бродячий цирк-зверинец. Во-вторых, присланный императрицей граф вспомнил, что слишком неожиданно напился на последнем постоялом дворе. Третий же пункт в моем списке вопросов вообще остался без вразумительного ответа — никто из агентов Савата ничего не слышал о надолго уснувшей девушке, а гонцы до основных обителей местных целителей доберутся еще не скоро.
Приехавшая с Морофом знахарка тоже не смогла нас порадовать сведениями о больных девушках. С другой стороны, это пока была наименее насущная проблема — конечно, не хотелось подвергать Таню долгим кошмарам из прошлого Яны, но она некоторое время сможет посидеть и в «камне душ».
Закончив со стратегией, я занялся тактикой — все тактические наработки летели к черту: ведь скоро нам предстоит схлестнуться с дари, а это совершенно другие «танцы».
Попытка мозгового штурма особых результатов не дала, и мне пришлось выдумывать основные положения новой тактики боя едва ли не в одиночку. В ход пошли любые крупицы знаний, почерпнутых откуда только можно — из личного опыта стычки с дари, из обрывков памяти «оккупированных» мною тел и даже из земного кино и фантастических книг. Я отлично понимал, что половина этих идей не выдержит проверки реальным боем, но атаковать дари по обычной схеме было явным самоубийством.
Свои новые идеи я представил «ближнему кругу» примерно на рассвете. Для этого мы собрались в центральном зале бывшей водяной мельницы. В отличие от более мелких сарайчиков, крыша в этом помещении отсутствовала, поэтому утренний туман спокойно заползал внутрь, заставляя присутствующих ежиться.
— Так, бойцы. В полночь мы выдвигаемся к городку под названием Перекат, что на речке Катра. Идем верхом и начинаем охоту практически с ходу. Весь сегодняшний день придется потратить на перекомпоновку отрядов и смену тактики.
После моих слов в компании «ящеров», Морофа и его десятников начал зарождаться недовольный гул. Хорошо, что я догадался отправить Выира в основной лагерь, под крылышко новоиспеченному герцогу и имперскому куратору. Оставшиеся без командира «медведи» бузить не стали.
— Да, я понимаю, что этого мало, но выбора у нас нет. Так, сначала «ящеры», — повернулся я к своему заместителю Грифону. — Найдете кузнецов и сделаете на каждого по большому крюку на длинной цепи. Лучше, если это будет что-то наподобие морских якорей. Потренируйтесь зацеплять крюки за деревья. Это только предположение, но возможно, придется таким образом сдерживать большое животное. Не гарантирую, что они нам пригодятся, но запас карман не тянет.
Грифон коротко кивнул, но уводить «ящеров» из мельницы не спешил, решив, что, возможно, я скажу еще что-нибудь умное.
— Так, теперь Мороф. Сколько у нас реально обкатанных бойцов?
— Сорок пять.
— Хорошо. Нам нужно разделить их на группы разного назначения. Кого и куда направить, тебе виднее. Во-первых, нужны стрелки-снайперы, несколько пар. Каждая пара будет состоять из действительно хорошего лучника и такого же арбалетчика. Эти ребята займутся отстрелом лучников противника и магов.
А вот после этих слов присутствующие не смогли сдержаться, и зал заполнился галдежом.
— Тихо! — проревел Мороф и повернулся ко мне, высказывая общий вопрос: — Магов?
— Да, парни, именно магов. По этой причине мы и производим все перестановки.
— Но как мы будем драться с таким врагом? Кто способен убить мага? — поднял черные брови бывший грабитель с большой дороги и тут же добавил с легкой хитринкой: — К тому же священники говорят, что магов не существует.
— Отвечу на оба вопроса разом. Я уже убивал магов с помощью честного железа. — Народ настороженно и недоверчиво притих, но доказывать и убеждать я не стал. — Но вы зря думаете, что лучники намного меньшая проблема, чем маги. Нелюди очень хорошо стреляют и ходят по лесу. Времени на обсуждения у нас нет. Удивляться и учиться будем в боевой обстановке. — Это было произнесено тоном приказа, поэтому бойцы оставили все вопросы при себе. — Дальше. На магах и лучниках сюрпризы не заканчиваются. В распоряжении противника имеются… как бы это сказать… животные. Большие и ловкие монстры. Этой проблемой займутся истребительные отряды. В каждом должно быть семь лучников и трое арбалетчиков. Тактика такая — лучники фаршируют монстра стрелами, и только затем арбалетчики пробивают ему череп. Для большей понятности скажу, что звери очень живучие, размером с лося, а внешне напоминают человека с большими руками.
— Обезьяна? — неожиданно подал голос молчаливый Шип. На имперском языке это слово, конечно, звучало по-другому, но мне привычнее именно это звучание.
— Да, очень похоже, — согласился я и тут же пресек готовящийся поток вопросов. — После собрания Шип расскажет всем, кто такая обезьяна. Теперь мне нужно несколько людей, которые хорошо бросают камни. Мороф, когда подберешь кандидатуры, отведи их к Ругу. Не знаю, насколько внятно я все объяснил, но сейчас попробую набросать схему боя. Итак. При обнаружении мага, а это высокие парни в балахонах и без оружия, в дело вступают лучники истребительных отрядов. Сразу скажу, что достать мага им вряд ли удастся, но они отвлекут внимание на себя. Сразу после этого начинают работать стрелки-снайперы. Их задача — обойти магов и ударить с тыла. В лучников врага просто стреляем и стараемся сделать это быстрее и точнее, чем они. Что касается монстров, то с большой вероятностью они будут находиться в деревянных фургонах с крепкой дверью в задней части. В монстров лучники должны стрелять по готовности, а вот арбалетчики бьют только в голову и только наверняка. Также необходимо отрубить головы всем мертвым врагам, это обязательно.
Словесный поток, в котором я постарался максимально коротко изложить свои наработки, заставил всех присутствующих притихнуть и настороженно посмотреть на человека, которому они поклялись в верности. По глазам моих подданных было видно, что у них возникло огромное количество вопросов, но отвечать на них я не собирался. Бойцам для начала нужно было переварить услышанное и опробовать на практике новые тактические схемы. А вот когда пойдут нестыковки, можно заняться уже точной настройкой.
— Так, на этом все. Отвечать на вопросы я буду только ближе к полудню. А то, откуда мне известны эти подробности и где я успел столкнуться с подобным врагом, так и останется тайной. Думаю, у меня, как у вашего господина, есть на это право.
Напоминание о субординации сработало верно — все молча встали, поклонились и быстро вышли из помещения.
Было такое ощущение, будто мне только что пришлось разгрузить пару вагонов с цементом.
— Блин, ну ее на фиг, эту власть, — проворочал я себе под нос и направился к Ругу.
Профессор находился в небольшой пристройке к зданию мельницы, где на топчане спала Таня. Душа Яны до этого не давала «оккупантке» ни минуты на сон, но после моих обещаний решила объявить временное перемирие, и измученный мозг тут же отключился.
Руг сидел на расстеленной попоне и копался в разбросанных вокруг него книгах.
— Придумал что-то новое?
— Нет, освежаю в памяти старое.
— Тогда отвлекись. Мне нужно, чтобы ты сделал пару склянок чего-то очень едкого.
— Ты шутишь? — Профессор отложил книгу и, сузив глаза, посмотрел на меня.
— Ничуть.
— Да ты знаешь, как трудно достать минеральные ингредиенты?! Ты не представляешь, что мне стоило приготовить такое количество сонного порошка и целую бочку жидкого дыма. И теперь, когда в моих сумках гуляет ветер, ты приходишь и совершенно спокойно просишь приготовить едкое вещество? — Казалось, что внезапно раскрасневшийся профессор сейчас лопнет от негодования.
— Я просто спросил. — Мне оставалось только поднять руки в примирительном жесте. — Жаль, конечно, но пара склянок твоей бурды могла бы сохранить несколько жизней.
Руг некоторое время сверлил меня взглядом, а затем закрыл глаза и явно посчитал в уме до двенадцати.
— Применение? — перешел он на деловой тон, чего я, собственно, и добивался.
— Помнишь мой рассказ про одари и их «братьев»?
— Смутно, но помню.
— Мне нужно что-то едкое, чтобы облить младшеньких и сделать им больно. Они ведь по своей сути простые животные и не смогут не отвлечься на боль, что даст нашим лучникам больше времени.
— Хорошо, я попробую, у меня осталось четыре малых меры флуда, а поблизости я видел синие цветы, так что можно накопать корней…
— Так, стоп, — остановил я поток абсолютно ничего не значащих для меня слов. — Чуть позже к тебе придут бойцы, которые лучше всех бросают камни. Бери их в помощь и постарайся объяснить правила безопасности в процессе бросания твоей дряни.
— Ладно, сделаю, — вздохнул профессор.
Причина вздохов была очевидна, так что необходимо подсластить ему пилюлю.
— Руг, мне прекрасно известно, как много ты делаешь и сколько усилий для этого тратишь. И поверь, я очень благодарен и судьбе, и твоему любимому святому Герберту за то, что у меня есть такой друг и соратник.
Руг смущенно заулыбался, но быстро стер с лица довольную улыбку и нахмурился:
— Иди уже, ценитель. И поспи хоть немного, а то всю ночь мозгами скрипел.
Ведь это так просто — хоть иногда похвали человека, покажи ему, как он тебе дорог, и этот человек никогда не предаст, он готов будет свернуть горы ради тебя. Тогда почему же люди не пользуются таким простым средством мотивации, предпочитая манипулировать и доминировать?
Совет профессора был очень дельным, потому что после бессонной ночи и мысленных нагрузок мозг начинал сбоить. Поэтому я, недолго думая, направился в разбитый возле мельницы лагерь, нашел чью-то подстилку и уснул прямо в броне.
Несколько часов сна вернули мне адекватное восприятие мира. Солнце уже перевалило через зенит и начало падение к горизонту.
В лагере кипела жизнь, и шли напряженные тренировки. Мороф успел заметить мое пробуждение и тихо свистнул. По его команде началось показательное выступление.
В центре большой поляны замерли пять «ящеров», явно изображавших противника. Барсук даже выдал «дикий» рев — видно, ему была отведена роль монстра.
Атака началась по команде в виде тихого курлыканья. На поляну выскочили два отдельных десятка бойцов. Лучники тут же обсыпали условного врага стрелами без наконечников, а когда три «монстра» подбежали ближе, в них полетели сначала камни, а затем практически вплотную «выстрелили» арбалетчики, попросту щелкнув пустыми арбалетами. Оставшиеся на своих позициях «маг» и «лучник» получили несколько стрел от подобравшихся сзади снайперов. Бойцы отработали хорошо, даже не пришлось ничего поправлять. С другой стороны, казаки и «медведи» лучше меня знали, как охотиться на опасную дичь.
Все хорошо, вот только слишком уж наигранно смотрелась эта постановка, и реальность наверняка с легкостью поломает настолько хлипкую конструкцию боя — ведь они еще не видели дари вживую, а это зрелище не для слабонервных. Также мне не понравились метатели колб. Ими оказались мальчишки, взятые нами из цитадели и уже успевшие обзавестись позывными: Глеф стал Ежом, а его друг — Кротом. Третьим в их компанию Мороф отрядил совсем молодого лесовика.
Сначала мелькнула мысль заменить «гранатометчиков», но, как ни странно, от этого меня отговорил Руг. Во-первых, пацаны действительно лучше всех в отряде бросались камнями, а во-вторых, они идеально подошли для работы с опасными веществами. С одной стороны, это странно, а с другой — вполне закономерно. На поверку оказалось, что одна половина взрослых бойцов боится брать в руки то, в чем они подозревали магию, а вторая половина — напротив, относилась к колбам с опасным содержанием слишком небрежно. Пацаны, в свою очередь, смогли сочетать мальчишеское лихачество с детским страхом, который на них нагнали рассказы профессора о возможных последствиях.
Делать нечего — менять расклады было уже поздно.
Погоняв бойцов еще пару часов, я отправил их спать — благо стараниями Морофа все поголовно выбились из сил и уснули моментально.
Мне же спать не хотелось, поэтому я сделал то, о чем мечтал почти сутки: снял броню и залез в небольшую заводь ручейка, который когда-то вращал жернова мельницы.
Вода в заводи была не особо свежей, но зато не такой холодной, как в главном течении, и я, расслабившись в своеобразной «ванной», слега задремал. Разбудил меня треск сухой ветки.
Попытка перейти в оборону показала, насколько я далек от состояния нормального бойца по меркам этого мира — мало того что броня висела на ветках дерева, даже до клинков мне удалось бы добраться далеко не сразу.
К счастью, опасности не было, хотя как посмотреть. Из-за куста к ручью вышла Яна — инстинктивно я воспринимал эту девушку как свою старую знакомую.
— Не помешаю? — спросила псевдохтарка по-русски, присаживаясь на траву.
— Как тебе сказать, — с наигранным спокойствием ответил я, возвращаясь в лежачее положение. — Если бы ты была Яной, я бы пригласил тебя поплескаться вместе, а так мне в голову лезут правила приличия нашего с тобой мира.
— Да уж, я помню, как вы развлекались в купальне, — фыркнула девушка, едва сдерживая смех. Ничего удивительного в ее словах не было, ведь сейчас память у Тани и Яны была одна на двоих. — Кстати, мне тоже хочется помыться.
— Да не вопрос, — ответил я и, сдерживая позывы к тому, чтобы прикрыться, выбрался из заводи.
— Какой-то ты нерешительный, — с непонятными интонациями сказала девушка и начала расстегивать рубашку.
— Извини, дорогая, пока каждый не получит по отдельному телу в полное пользование, мы не будем делать того, о чем можем пожалеть в дальнейшем.
— А ты уверен, что Яне это не понравится? — ответила девушка с легким раздражением.
— Я уверен, ее точно взбесит, что кто-то принимал решения за нее. — Увидев состояние землянки, я добавил: — Таня, давай отложим выяснение отношений и взаимного статуса до того момента, когда решим наши общие проблемы, а уже после этого будем или ссориться, или мириться.
— Хорошо, — согласилась девушка, наконец-то выпуская наружу свой страх. Она даже застегнула рубашку, но, переборов себя, быстро разделась и с блаженным вздохом погрузилась в воду.
Я же не стал наблюдать за этим, без сомнения соблазнительным действом, а вернулся на мельницу.
Поведение попавшей в сложную ситуацию девушки было вполне объяснимо. Не скажу, что абсолютно все женщины, но большинство из них в момент опасности стараются привязать к себе мужчину-защитника и делают это самым надежным способом — страстью в лучшем случае или просто сексом в худшем. В идеале подошла бы любовь — тогда защита и забота обеспечены до конца жизни. Но любовь — это не такси и даже не джинн, так что вызвать ее по желанию очень и очень сложно. Чаще всего это чувство приходит, как поется в песне: «Когда ее совсем не ждешь».
Местное слегка синеватое солнце уползло за горизонт, а затем пришла полуночная пора, а значит, время отправляться в путь. Лагерь собирался быстро, оглашая окрестности лишь лошадиным фырканьем. Люди же готовились к маршу молча, если не считать тихого позвякивания металла брони и кольчуг. Глядя на копошащихся под луной бойцов, я понимал, что мне очень повезло и с людьми, и с трофеями. Люди обеспечат защиту своему господину, а качественная броня спасет жизнь моим защитникам. Я не говорю о «чешуе» — это вообще сказочное везение, вызывавшее постоянное ожидание ответного подвоха от затейницы-судьбы. Нам очень повезло и с последним оружейным караваном. Сейчас почти пять десятков бойцов Морофа были защищены и вооружены немного разномастно, но добротно. Впрочем, по-другому и быть не могло — новая тактика накладывала на бойцов различные обязанности и соответственно навязывала разный подход к экипировке.
Лучники из трех истребительных отрядов — по семь в каждом — были экипированы в легкую кольчугу хорошего качества, не мешавшую ни бегать, ни стрелять. А вот девять арбалетчиков из тех же отрядов были защищены намного серьезнее — частями из наборов рыцарских доспехов. Им нужно было сделать только один выстрел, а затем при худшем сценарии выдержать атаку монстров.
Что же касается семи пар снайперов, то и арбалетчики, и лучники под самодельными маскхалатами имели легкие кольчуги. Все это было наработано непосредственно десятниками и ведущими двоек без моего участия.
Наша колонна рысью неслась по ночной дороге — огромная луна давала достаточно света, и никто не боялся вылететь из седла споткнувшейся лошади. Время выхода я подгадал специально для того, чтобы прибыть к городку Перекат под утро. Мой личный опыт общения с дари говорил, что встречаться с ними ночью не просто нежелательно, а заведомо бессмысленно — у нелюдей имелось ночное зрение, а у людей нет. Вот и все расчеты.
Городок Перекат уже давно перерос размеры деревни, но пока не дорос до звания полноценного города и соответственно до получения оборонительной стены. Он встретил нас безлюдными улицами и тишиной. Те, кто встал до рассвета, уже ушли на поля, а остальные досматривали последние сны этой ночи. Полусотенная колонна всадников наполнила небольшой городок гулом и беспокойством. Люди с опаской выглядывали из окон, а местный глава общины выбежал из своего большого дома едва ли не в исподнем. Будучи умным человеком, он моментально вычленил из массы всадников самого главного.
— Ваша милость, чем я могу вам услужить?
Его поведение мне понравилось — довольно грамотное равновесие между стремлением не разозлить вооруженную толпу и нежеланием унижаться.
— Бродячий цирк, они были здесь?
— Да, ваша милость. Уехали еще вчера. — Староста действительно обладал незаурядным умом и, быстро прокачав ситуацию, добавил: — Они ушли по дороге к большому тракту, и если не стали гнать волов, то сейчас выходят с первой стоянки.
— У вас здесь есть стоянки? — немного удивился я, рассматривая простую грунтовую дорогу.
— Да, ваша милость. К нам часто ездят купцы, вот и сделали все так же, как и на больших трактах. Если пожелаете, с вами пойдет проводник и подробно расскажет, где находятся стоянки.
— Хорошо, давайте своего проводника, и пусть кто-нибудь приготовит нам поесть. Мы за все заплатим.
Староста начал отмахиваться от денег, но я настоял, потому что понимал, откуда «растет» его щедрость. Мирный городок переживал нелегкие времена — по округе гуляли отряды революционеров, наполовину состоящие из отморозков и тунеядцев, да и запершиеся в замках господа вполне могли вылезти из своих нор. Вот и приходится бедному главе городка крутиться, угождая всем и каждому. Я мысленно пожелал мужику в скором времени поднять статус поселения и обзавестись защитной стеной, вот тогда он сможет плевать на банды всех мастей с высокой башни в прямом смысле этого слова.
Пока бойцы обедали, командиры собрались на «планерку». Теоретически мы могли догнать «циркачей» чуть позже полудня, но, несмотря на всю внезапность, слаженная работа отрядов была не менее важна, а ее не добиться, атакуя врага с ходу. Поэтому я решил нападать вечером на стоянке. Но тут возникал вопрос: сколько протянет заблудшая душа земной девушки в теле хтарки? Руг немного успокоил меня, сказав, что времени у нас как минимум трое суток. К тому же я надеялся на лояльность Яны, вспоминая, как неплохо ужился в одном теле с императором.
Следующий привал мы сделали в полдень на первой стоянке. Кто хотел, тот немного прикорнул, остальные же просто отдыхали. Дальше мы двигались медленно, сберегая силы и выдерживая дистанцию с обозом дари.
Через час после выхода со стоянки нас догнал Хан. Волк выглядел плохо — сказывалось поврежденное легкое, но, несмотря ни на что, он все же упрямо шел за мной. Я мысленно обругал себя: ведь можно же было перевезти зверя на телеге. Увы, от этой идеи пришлось отказаться сразу — никто, кроме Охто, с волком не сладит, а хтар сейчас находился в главной ставке герцога. Таскать же старика по боевым операциям было глупо.
Что ж, придется Хану немного побегать.
Наше «войско» медленно двигалось по дороге. Напряжение понемногу нарастало — все ожидали встречи с врагом, поэтому расслабиться не получалось. Наш проводник, присланный главой городка и не очень довольный своей ролью, натянул поводья, позволяя Чернышу догнать его лошадь.
— Ваша милость, до второй стоянки полколокола, если пешком.
Поняв его намек, я замедлил движение колонны еще больше, а когда до стоянки осталось метров пятьсот, приказал всем спешиться.
Напутственных слов не было — все прекрасно знали, что нужно делать. Сначала в лесу молча растворились снайперы, а затем пришла очередь истребительных отрядов и «ящеров». На небольшой поляне, которую мы отыскали чуть в стороне от дороги, остались полсотни лошадей и Яна с целительницей. С недовольством пришлось признать, что отсутствие коноводов было серьезным недочетом с моей стороны. В голове мелькнули воспоминания о бое в степи, и я решил оставить возле лошадей один из истребительных десятков. Все-таки мы имели дело со следопытами дари, и в лесу они могли сотворить все что угодно.
Два десятка людей шли прямо по дороге, не заботясь о скрытном движении. Во внезапность атаки на дари я не верил, а так у нас хотя бы будет оперативный простор.
— За следующим поворотом, — тихо сказал проводник и указал рукой в сторону левого массива леса, с двух сторон нависающего над дорогой.
Мой короткий жест отправил второй десяток в лес. Им командовал Мороф, в усиление шла тройка «ящеров» — Шип, Барсук и Сом. Для «медведей» лес был родной стихией, а убийца пройдет где угодно. Мы же с бывшими казаками и стражником в зарослях лишь могли привлекать ненужное внимание.
Первый часовой в знакомом мне клоунском наряде сидел в засаде в двадцати метрах до изгиба дороги. Благодаря Хану мы обнаружили его раньше, чем он нас. Тихо тренькнули тетивы луков — и сразу две стрелы пробили грудь засевшего в кустах клоуна.
За поворотом дороги нам открылось зрелище лесной стоянки с лагерем дари. Возле девятнадцати фургонов копошились десятка три клоунов, а вот дари нигде не было видно. Ни одного.
Тетивы мерно заколотили по кожаным наручам, и разноцветные фигурки начали валиться на землю. Лучники отряда стреляли прямо на ходу, лишь немного снизив скорость шага.
Нелюди появились, когда половина их рабов уже лежала на земле. Четыре лучника и маг — все одари. Короткая перестрелка унесла жизни одного одари и двух моих лучников. Размен был бы еще плачевней, но тут в дело вступили снайперы. Лучники-одари получили по нескольку стрел и болтов кто в спину, кто в бок и упали на вытоптанную ногами сотен путешественников землю бивуака. Маг одари использовал уже знакомый мне прием — выудил из кошеля семена и сыпанул ими вокруг себя. Сыпануть-то он успел, но пока шипастые кусты тянулись вверх, лучники успели сделать из него дикобраза.
Все эти события я отмечал мельком, меня больше интересовало, где находились чистокровные дари, а они точно где-то здесь — об этом говорили два «воронка», в борта которых изнутри уже бились «младшие братья».
Где же носит старшенького?
Дари появился внезапно, выпрыгнув из-за одного из фургонов. Сначала у меня отлегло от сердца — это был не маг, а простой мечник, но когда обмотанная полосками ткани огромная фигура в одно мгновение оказалась возле арбалетчиков, я понял, что поторопился с облегченными выводами. Три бронированных арбалетчика успели выстрелить и тут же разлетелись в стороны, как кегли. И все же один болт успел достать неприятно быстрого дари. Затем за дело взялись Змей, Копыто и Грифон. Мы же со Шрамом оставались в резерве.
Бой «ящеров» с дари мог оказаться не только дольше, но и печальнее: клинки нелюдей даже сумели вскрыть серую броню Копыта, — к счастью, наши лучники не зевали и использовали малейшую возможность, чтобы вогнать во врага очередную стрелу.
Едва утыканный стрелами и исполосованный мечами «ящеров» соперник упал на землю, как послышался крик Шрама:
— Внимание! — Бывший стражник оказался единственным, кто не был заворожен красотой смертельного танца.
Сконцентрировав внимание на фургонах, я увидел, что оставленные без присмотра клоуны не стали убегать, один из них даже успел сдвинуть засов на двери «воронка», за что тут же и поплатился — огромная туша «младшего брата» вывалилась из фургона, и монстр мгновенно откусил голову своему освободителю.
— «Ящеры», на фланги, стрелки, дай! — скомандовал я, уходя с линии огня лучников. Арбалетчики в это время судорожно взводили свои агрегаты.
Монстр хоть и не обладал особым интеллектом, но инстинкт самосохранения все же сделал свое дело — огромное тело, отдаленно напоминавшее гориллу, неслось к нам по сложной траектории, которая позволяла «младшему» уклоняться от большинства стрел.
— Еж, не спать!
Бледный как смерть малец шагнул вперед, и в сторону монстра одна за другой полетели три колбы, две достигли своей цели. Химический ожог заставил монстра споткнуться и кубарем покатиться по утоптанной земле. Его движение потеряло непредсказуемость, чем тут же воспользовались лучники, превращая атакующего по земле монстра в ежика.
За секунду до удачного броска «колбометчика» я услышал треск дерева и скрип железа, а затем увидел, как второй монстр раскидал остатки стен фургона и рванулся следом за братом. К счастью, нам не пришлось разбираться сразу с двумя «младшими» — из леса выступил второй истребительный отряд. В бок чудовищу ударили стрелы, и боль заставила его сменить соперника.
Увы, с «гранатами» у отряда Морофа все прошло не так гладко. Крот либо не попал, либо совсем не бросал. «Младший» почти добежал до арбалетчиков, когда в дело вступили «ящеры». Я планировал использовать кошки как якоря — то есть зацепить за зверя и привязать его к дереву, — но Шип решил по-другому. Он прыгнул вперед, пробегая мимо монстра, которого вдруг повело в сторону, потому что «ящер» зацепился за него кошкой и повис на длинной цепи. Чудовище резко развернулось, и Шип взлетел вверх, как грузик на конце кистеня. Тут же за монстра «зацепился» Сом и тоже отправился в полет. Пока монстр «вращал» «ящерами», лучники фаршировали его стрелами. Мы ускорились и добавили свои острые гостинцы к общему «подарку».
Все закончилось выстрелом в упор из арбалета, который Барсук позаимствовал у арбалетчика, затем один из лучников достал из-за спины топор и отрубил уродливую голову от не менее неприятного тела.
Это действо вернуло меня к реальности.
— Отрубить головы всем! Быстро!
Адреналиновый откат взвинтил людей, и через минуту голов лишились не только нелюди, но и мертвые клоуны. К магу пришлось прорубаться сквозь круговую заросль магической колючки. И в этот момент из леса прилетела стрела, пробившая одного из лесовиков насквозь. Стрелок-одари геройствовать не стал и исчез из кустов раньше, чем туда влетел десяток стрел. Хан, державшийся во время свалки подальше от боя, сорвался с места, как спущенная стрела, и исчез в лесу следом за одари. В успехе этой охоты я не сомневался.
Волк вернулся минут через пять, и его окровавленная морда говорила о том, что победу можно считать чистой.
Зверей в клетках, увы, пришлось застрелить — нам они были без надобности, а выпускать в лес свирепых хищников хоть и благородная, но совершенно глупая и опасная идея.
Сбор трофеев принес много приятных сюрпризов: клинки одари, их великолепные луки и личные вещи мага, в которые прибежавший следом за нами Руг закопался с головой. Мне достались парные мечи чистокровного дари. Это были великолепные клинки, они намного превосходили качеством «братьев» простых одари, что уж говорить о человеческих поделках. Я не удержался и пошел против своего же правила — нарушил однообразие оружия в отряде и сменил листовидные клинки на «братьев» дари. Третья смена оружия — это очень плохо, но соблазн был слишком велик. К тому же я окончательно убедился в том, что лавры двуручника, да и вообще сильного мечника, мне не светят, а новые клинки, рассчитанные под немалую тушу длиннорукой нелюди, очень хорошо подходят мне — «младший» для пешего боя двойным хватом, а «старший» для конной схватки. Так что нужно срочно переучиваться.
Конечно, нашу радость омрачала гибель двух товарищей, но путь воина изначально подразумевает смерть в бою, а их уход был более чем достойным.
Разочарование в трофеях пришло немного позже — среди взятого не было «камня душ».
Мы с Ругом решили пока не огорчать Яну-Таню и обмозговать сложившуюся ситуацию.
— И что теперь делать? — устало спросил я.
— Что делать, что же делать… — затараторил профессор, судорожно прохаживаясь туда-сюда, и внезапно остановился, словно повинуясь собственной команде. — Стоп!
— Что?
— А если попробовать отследить связь девушки с камнем?
— А ты можешь?
— Если бы у меня не было чувствительности, как бы я изучал артефакты? Когда твой камень был в моих руках, я мог отслеживать направление постоянно. Думаю, что на пару мгновений смогу увидеть связь Яны с ее камнем. Вот только как определить — далеко ли находится второй конец связи?
— Да уж, вопрос непростой, а времени у нас все меньше и меньше. — Подарившая немножко сил надежда ушла, и на меня вновь навалилось усталое отупение.
— Постой, а как же твоя ангуляция?
— Какая к демонам ангуляция? — сморщился я, не в силах понять, что за ахинею он несет. И тут до меня наконец-то дошло. Хотелось стукнуть себя по голове — хорошо, вовремя вспомнил, что на руке металлическая перчатка, а шлем лежит на траве. — Вот я идиот! Триангуляция!
Появившиеся шансы на успех немного подняли настроение. Профессор убежал осматривать, что там и куда выходит из тела хтарки, а я, несмотря на острый дефицит времени, решил сделать два немаловажных дела — донести информацию до нужных ушей и посмотреть на реакцию моих людей.
Для начала я приказал стащить тела нелюдей в одну кучу и раздеть, а затем собрал весь личный состав и начал «лекцию». С речью нужно было спешить, потому что скоро совсем стемнеет. Хорошо, хоть бойцы работали споро — кто-то дотошный даже приставил головы к обрубкам шей у всех тел.
— Господа и дамы, — кивнул я в сторону хтарки и целительницы, — перед нами представители народа, которого вы по сказкам и страшилками знаете как дари.
Народ нервно загудел — кто-то смотрел с любопытством, кто-то брезгливо морщился, а некоторые даже схватились за символы своих святых.
— Итак, сначала смотрим на первую разновидность чистокровного дари. Сейчас мы имеем дело с мечником, но в дальнейшем можем столкнуться с магом. Маги намного опаснее мечников, но они такие же смертные, как и этот кусок мяса. — Я пнул носком сапога серое тело гуманоида нечеловеческой наружности. Нехорошо, конечно, так с мертвым, но мне нужно было сбить у бойцов мистический страх перед противником. — Рядом с дари мы видим двух монстров. Дари называют их «младшими братьями», я, конечно, сомневаюсь, что они настолько близкие родственники, но сейчас это не так уж важно. А важно то, что монстры сильные, быстрые, но тупые, и этим недостатком нужно пользоваться. Теперь слуги дари, — продолжил я, перейдя к выложенным в ряд пяти телам, которые внешне были неотличимы друг от друга. — Это одари. По виду почти люди, но к человеческому племени они не имеют ни малейшего отношения. Один из них маг, мы все видели, как он создал колючую стену, но по сравнению с чистокровными магами-дари они слабоваты. На что способны лучники, вы узнали на своей шкуре. Что же касается клоунов, то они являются простыми людьми, по неизвестным мне причинам ставшими верными рабами нелюдей.
Закончив лекцию, я пригласил «аудиторию» посмотреть на тела поближе. Не скажу, что они избавились от страха перед нелюдью, но мистический ореол немного рассеялся — ничто так не добавляет уверенности в себе, как труп врага.
Второй разговор был намного тяжелее. Я все время откладывал беседу с целительницей, но в дальнейшем ее помощь может понадобиться в любую секунду, поэтому тянуть не стоило.
Женщина как раз закончила лечить раненых и присела отдохнуть возле одного из костров, которые бойцы успели развести для приготовления позднего ужина.
Кашевар понял по моему лицу, что он здесь лишний, и, помешав в котле, тихонько улизнул к снятым с лошадей вьюкам.
— Как там раненые? — нейтрально спросил я, присаживаясь рядом с целительницей.
— Все, кто не погиб до моего приезда, выживут. Троих придется отправить в ближайший город. Остальные через пару дней вновь смогут подсовывать свою дурную голову под чужую сталь, — нервно дернула плечом женщина. Ее бесила сложившаяся ситуация, но хамить барону в лицо она все же не рискнула. — Но ведь вы не за этим пришли?
— Почему же? — пожал я плечами и подбросил прутиком вывалившуюся из костра ветку обратно в огонь. — Хотя вы, конечно, правы, у меня есть серьезный разговор.
— Говорите, ведь мне все равно придется вас выслушать.
— Вопрос такой: могут ли целители запустить остановившееся сердце? — Я решил проигнорировать последнее замечание целительницы и перейти сразу к делу.
— Некоторые могут, но для этого нужны… — Женщина неожиданно замялась, не зная, как подобрать правильное слово.
— Артефакты, — подсказал я и улыбнулся, когда увидел, как целительница начала оглядываться по сторонам. — Да не дергайтесь вы так. Я прекрасно понимаю, что целители являются магами и пользуются магическими артефактами. Уверен, что иерархам церкви это тоже известно. Так что страшной тайны вы тут никому не откроете. Конечно, в каком-нибудь забитом городке вас могут потащить на костер, но не среди моих бойцов.
Женщина немного успокоилась и даже подрастеряла в нервной суете свою раздражительность.
— Я поняла, для таких сложных ритуалов нужны артефакты, но это только в обителях, и работать с ними могут лишь самые сильные из целителей. Я же простая знахарка. Могу срастить ребра, остановить кровотечение, а вот оживлять мертвых мне не под силу.
— А о мертвых речи не было, — поспешил я обуздать фантазию целительницы, пока она, по обыкновению всех женщин, не выдумала себе всяких ужасов, основываясь лишь на крупицах информации. — Тогда второй вопрос. Можете ли вы помочь биться ослабевшему сердцу?
— Это могу, — оживилась женщина, явно вспомнив случай, которым гордилась. — Однажды я успела к умирающему ребенку и буквально подхватила последний удар его сердечка. Затем убрала жар, и сердечко забилось ровно.
На лице целительницы заиграла мягкая улыбка, которая вновь добавила ей шарма и молодости.
— Теперь третий вопрос. Только сначала выслушайте меня до конца, затем хорошо подумайте, а уже после этого начинайте плеваться, — перешел я к главному, заставив женщину напрячься. — Вы можете остановить сердце?..
— Да как вы! — вскочила целительница, но тут же испуганно села обратно, повинуясь металлу в моем голосе.
— Молчать! Сядь, дура! — Крик подействовал не только на целительницу, но и на бойцов, которые поспешили отойти подальше. Я же, закончив с воплями, спокойно взял деревянную лопаточку и помешал бурлившее в котелке варево. — Просил же сначала выслушать до конца. Скоро может произойти ситуация, при которой для спасения жизни необходимо будет сначала остановить сердце человека, а затем вновь запустить его.
— Вы считаете меня дурой? — наконец-то перешла от страха к сарказму целительница. — Не бывает такой помощи, для которой останавливают сердце.
— Что бы вы сказали, опиши вам кто-нибудь вчера дарийского монстра?
— Что это невозможно, — после недолгих раздумий ответила целительница, которая, несмотря на все свои причуды, была далеко не глупой дамой.
— В нашем мире, особенно при вашей профессии, говорить слово «невозможно» не очень разумно. Вернемся к остановке сердца.
— Сердце является простой мышцей, и расслабить ее может любой ученик целителя, но это запрещено святым учением. К тому же как мы заставим его снова работать?
Мне очень понравилось это «мы» — похоже, в целительнице жила такая же страсть к новому и неизведанному, как и у профессора.
— Есть способ, — загадочно улыбнулся я и, помешав кашу, попробовал ее на соль. Соли не хватало, поэтому пришлось вызывать кашевара, так как варево было почти готово.
Ночь прошла тихо, и мне удалось славно выспаться, а вот Руг явно не сомкнул глаз ни на секунду. Зато по его горящему взгляду было видно, что ночные бдения дали хорошие результаты.
— Нить ведет на северо-восток.
— А точнее?
— Ну куда-то туда. — Профессор кивнул в сторону леса, но озорные огоньки в его глазах показали, что он забавляется.
— Так, проф, надеюсь, ты помнишь, что у меня по утрам совсем нет чувства юмора? Если будешь морочить голову, я надаю по ушам кашевару, и он больше не будет тебя подкармливать.
Угроза подействовала — несмотря на субтильность, Руг ел за двоих как минимум, поэтому постоянно подлизывался к кашевару с целью получить дополнительную пайку.
— С тобой неинтересно, — махнул рукой ученый и повел меня к высокой сосне, вокруг которой виднелась россыпь камней.
Возле одного из булыжников лежала длинная палка.
Что ж, и без пояснений профессора я понял, что он определил направление связи Тани с «камнем душ» и отметил его палкой, — теперь дело было за картой и компасом.
Развернув творение местных картографов, я удрученно вздохнул: кто хоть раз имел дело с военными картами, меня поймет. То, что я расстелил на камне, было похоже на произведение искусства, то есть красиво, ярко и… очень приблизительно.
Впрочем, как говорится, «за неимение гербовой бумаги, будем писать на простой».
Творчество картографа-художника мне было совершенно не жаль, поэтому, сверившись с компасом, я приложил к карте относительно ровную ветку и чиркнул по бумаге тонкой угольной палочкой. Пройдясь взглядом вдоль линии, я почувствовал, как в голове зарождаются нехорошие предчувствия. Судя по вздоху профессора, его посетила аналогичная мысль.
Через пару часов мы добрались до имперского тракта и проехали по нему на юг, таким образом сдвинувшись перпендикулярно линии на карте.
Профессор еще немного побродил вокруг застывшей хтарки и уверенно указал рукой направление невидимой мною линии. Краем глаза я успел заметить интересную вещь — если основная часть отряда наблюдала за происходящим с непониманием, то целительница подозрительно посматривала то на хтарку, то на жесты профессора. Что самое интересное, такую же активность проявлял беспризорник Глеф, он же гранатометчик Еж.
Росчерк грифеля по бумаге подтвердил наши с профессором опасения. Не успокаивало даже то, что на карте пересечение линий находилось довольно далеко от памятного нам места.
— Дом господина Торнадо, — вздохнул я.
— Демона Торнадо, — поправил меня профессор. — Это для нелюдей он господин.
— А кто-то говорил, что они были не демонами, а простыми людьми.
— Ван, — тихо вздохнул профессор, — они были людьми, но когда возомнили себя богами, превратились в демонов. Хоть и не в том понимании, в котором их представляют церковники.
— Чего это ты так расчувствовался? — спросил я, хотя на самого навалилась странная меланхолия.
— Мне жаль, что великое искусство, способное сделать людей счастливыми, было направлено во зло.
— Не знаю, проф, но мне все чаще кажется, что людям не нужно счастья. Как только они его получают, сразу же стремятся разрушить. Может, человек по природе мазохист.
— Кто? — удивился Руг.
— Ну, тот, кто любит боль.
Профессор нахмурился:
— Возможно, ты прав, хотя очень хочется, чтобы ошибался.
Следующие двое суток превратились для нас в сплошную скачку с короткими привалами на отдых для лошадей и недолгий сон. Хтарке становилось все хуже — судя по всему, у Яны кончалось терпение, и девочки так и не смогли ужиться в одном теле, поэтому нам нужно было спешить.
Сначала мы выехали на северный тракт. Затем свернули на довольно широкую дорогу к одному из богатых баронств. Приходилось проявлять максимальную осторожность — местный барон не был поклонником революционеров, впрочем, как и большинство дворян герцогства.
К концу вторых суток мы вышли в заданный район. Благодаря повторной проверке направления линии связи хтарки с «камнем душ», удалось окончательно убедиться, что наш путь ведет к разрушенному дворцу древнего демона Торнадо.
Как ни странно, лучше всего эту местность знал я, поэтому на собрании командиров было решено идти на захват со стороны каменной террасы, именно там, где прошла моя душа в теле одари. Так как мой прошлогодний маршрут шел от моря, мы сделали серьезный крюк.
Десяток километров до каменного обрыва со ступенями пришлось идти пешком, потому что в этой глуши не осталось ни дорог, ни тропинок. Возможно, с другой стороны к замку вела нормальная дорога, но как раз туда соваться не стоило — мало ли какие сюрпризы приготовили на дороге маги нелюдей. Все-таки здесь попахивало серьезной базой.
Едва заметная тропинка вывела нас к подъему, который для меня оказался неожиданно сложным. Впрочем, чему удивляться? В прошлый раз я шел по этому пути в ловком и сильном теле дари, а сейчас по полустертым каменным ступеням полз обычный человек, причем в броне.
Большие валуны между вековыми деревьями сообщили мне, что цель нашего путешествия близко. Вперед пошел «веер» из десятка разведчиков, включая троих «медведей» из отряда Морофа.
Насколько хорошо парни справились с поставленной задачей, я понял, когда увидел тело клоуна с перерезанным горлом, за ближайшим валуном обнаружился второй труп — и при этом ни малейшего шума. Конечно, здесь не помешала бы помощь Хана, но волк так и не появился, явно по состоянию здоровья.
Наши разведчики обнаружились, когда между деревьями начали попадаться «огрызки» стен когда-то огромного поместья. За одной из таких стен, от которой остался метр лишь каменной кладки, спрятался «медведь» из вспомогательного отряда с напарником.
— Как там? — тихо спросил я, присаживаясь на корточки рядом с разведчиками.
— Тридцать фургонов. Клеток нет. Возле фургонов где-то четыре десятка клоунов, — четко отрапортовал «медведь».
— Дари?
— Нелюдей не видно, но запертые фургоны точно есть.
А вот это нехорошо. В прошлый раз дари появились внезапно и чуть не наломали дров, а здесь, между остатками зданий, возможность маневра давала им намного большее преимущество. Но ждать было нельзя — в любой момент клоуны могли поднять тревогу.
— Пошли, — повертел я над головой кулаком, раскручивая маховик атаки.
Отряды тут же начали группироваться, а снайперы растворились в подлеске, выискивая удобные позиции для стрельбы.
Мы вновь получили преимущество внезапности. Суета между фургонами началась, когда первая группа уже вышла на большую площадь перед разрушенным дворцом. Больше десятка рабов тут же получили по стреле в разные части не защищенного никакой броней тела.
Бой с клоунами закончился неожиданно быстро — последними легли три арбалетчика на лишившейся стен площадке второго этажа и два копейщика, которые почему-то вздумали атаковать лучников с копьями наперевес. Тут бы радоваться победе, но предчувствие надвигающей опасности не отпускало.
— Ищите щель, в которую залезли нелюди, — скомандовал я разведчикам, а сам пошел проверять фургоны.
«Воронки» оказались незапертыми и абсолютно пустыми. Таких специализированных транспортных средств на площади перед бывшим дворцом было четыре штуки, что подразумевало наличие как минимум двух дари и четырех «младших».
Для настоящего следопыта найти многократно натоптанную тропинку было делом нескольких минут.
— Здесь вход! — успел крикнуть один из лесовиков, и тут же его оторвало от земли и зашвырнуло в лес чем-то похожим на взрывную волну. Воздушный удар задел часть «циркового» каравана, перевернув три фургона.
— Разойтись! — заорал я и только после этого рассмотрел небольшой вход в подвал.
Строение напоминало обычный погреб — небольшой холм и арка входа не выше человеческого роста. Именно оттуда несколько секунд назад вылетел лесовик, а в данный момент из подземелья медленно выбралась огромная фигура дари. Нелюди пришлось сильно нагнуться, и рывок он сделал практически с низкого старта.
За доли секунды дари оказался практически вплотную к фургонам, а затем облаченная в хламиду фигура картинно топнула ногой. Взрывная волна распространилась по кругу, разбивая в щепки фургоны и ломая человеческие фигуры.
Воздушный удар уронил меня на спину и чуток протащил по камням площади, но в отличие от тех, кто оказался в эпицентре, я и все, кто был рядом со мной, отделались легким испугом и быстро поднялись на ноги.
В груди заныло от бессилия и злобы.
— Стреляйте, мать вашу! — заорал я, спуская курок арбалета. Увы, лука со мной не было, так что возможности дистанционного боя я исчерпал с первого же выстрела.
Арбалетчики моего отряда успели выстрелить, и один болт даже прошил подол мантии мага. Ответ последовал незамедлительно — послышалось гудение как от бушующего огня в топке, и меня обдало волной горячего воздуха. Красноватое марево пронеслось мимо, заставив одного арбалетчика и двоих лучников вспыхнуть, как свечки. От мысли о том, что было бы, целься маг лучше, по спине пробежал холодок страха.
На секунду показалось, что после магического удара выжил только я, и все, что мне оставалось, — это, стиснув зубы, рвануть на мага с короткими клинками, но взгляд все же выловил некую странность в картинке мира: в воздухе перед магом замерло несколько стрел. Оперенных снарядов в магической защите становилось все больше, и маг перешел в оборону. Через секунду на полуразрушенных стенах и возле деревьев за спиной мага появились лучники и приняли участие в общем деле. Их стрелы тоже не смогли пробить магического полога — дари держал круговой щит.
Ситуация замерла в патовом положении, и надо было делать «ход конем», поэтому я подхватил валявшееся возле трупа клоуна копье и устремился на врага, благоразумно сдержав яростный вопль. Маг в этот момент стоял ко мне боком и почувствовал опасность лишь в последний момент.
Четырехгранный шип наконечника завяз в упруго поддавшейся пелене энергетического щита, я навалился сильнее и, пробив упругую преграду, вогнал четырехгранное жало наконечника в живот повернувшегося ко мне мага.
Деревянный перестук стрел по камню намекнул мне, что щит исчез, а глухие удары наконечников в живую плоть подтвердили, что так оно и есть. Отпустив древко, я шагнул назад и быстро извлек более длинный клинок из трофейной пары. Ударил с оттягом, и великолепная дарийская сталь, хоть и не без труда, но все же отделила массивную голову от туловища. И только после этого тело врага рухнуло на мостовую.
Бойцы радостно завопили, и тут же яростный рев «младших братьев» возвестил о том, что радоваться еще рано. Но все же, завалив такого соперника, как маг дари, бойцы растеряли последние крохи страха, заменив его победным куражом. Приземистых монстров встретил целый шквал стрел и метко брошенные колбы с кислотой. В этот раз маленький Крот не сплоховал и метал свои снаряды ничуть не хуже Ежа.
Отходя от стычки с магом, я как-то не сразу понял, что у входа в подземелье уже лежат три утыканных стрелами и обезглавленных монстра, а четвертый, похожий на дикобраза ничуть не меньше своих братьев, нырнул в темноту подземелья.
Площадь теперь напоминала место бомбежки — ни одного целого фургона, а на земле россыпь лежащих людей, к счастью, в основном оглушенных: через минуту бойцы начали подниматься, отходя от контузии. Погибли трое сожженных заживо стрелков и один с переломом позвоночника. Возле остальных уже копошилась целительница.
Раненых было очень много, так что отрядов поддержки у меня теперь не стало. Впрочем, это не так уж важно — вниз пойдут только «ящеры».
Вход в подземелье был где утыкан, а где просто завален стрелами — сунувшихся из подземелья монстров встретили очень достойно. Так что пришлось аккуратно расчищать себе путь, чтобы не доломать то, что уцелело: качественные стрелы нужно беречь.
Варианты движения по коридорам мы отрабатывали еще во временном лагере под руководством Шрама, и вот теперь пришло время проверить нашу теорию на практике. Вид черного зева входа в подземелье заставил меня внести определенные изменения. Люди Морофа из подручных средств быстро соорудили десяток факелов, которые отличались от обычных тем, что имели жестяной экран с одной стороны. С помощью ремней и веревок факелы закрепили за левым плечом каждого «ящера» таким образом, чтобы экран не давал пламени ослеплять своего владельца и того, кто идет сзади. Вторым усовершенствованием было перебазирование Руга из конца колонны в ее начало. Теперь его место было чуть в стороне и позади впередиидущего.
На всякий случай мы прихватили два максимально круглых щита из трофеев.
— Ну что ж, парни, пусть святой Гран будет с нами, — помянул я местного покровителя воинов.
Впереди пошел Шип с Ругом, следом Грифон, а уже затем пришла моя очередь нырять в темноту подвала.
Факелы бросали на стены узкого тоннеля неровные блики и по сравнению с обычными налобными фонариками земного образца освещали помещение до обидного слабо. Но других светильников у нас не было.
Теснина тоннеля тянулась метров на пятьдесят по прямой, а затем начиналась понижающаяся спираль. На одном из поворотов факелы высветили некую тень, и через секунду сначала по шлему Шипа, а затем по броне Руга звякнуло острие длинной стрелы. Бывший убийца тут же среагировал, нажав на курок арбалета, одновременно приседая и сдвигаясь влево. Как только появилась возможность, выстрелил Грифон и повторил маневр Шипа. Руг в это время прижался к правой стене тоннеля и прикинулся ветошью.
Затем пришла моя очередь быть ведущим. Пройдя метров десять, я остановил движение, давая Шипу и Грифону время перезарядить арбалеты и пристроиться в хвост колонны. Переданный по цепочке легкий толчок в спину сообщил, что перезарядка закончилась, и мы осторожно пошли дальше.
Стрелком оказался лучник-одари. Первый же болт угодил ему в грудь, отбросив назад.
Я уже хотел подойти ближе, но был остановлен Ругом, который неожиданно вцепился мне в руку.
— Там над полом перед телом идет силовая линия, — прошипел из-под шлема профессор.
— Вот оно как? — только и сумел выдавить я из себя, радуясь тому, что интуиция сработала на все сто.
Нечто подобное я предполагал, услышав разговоры профессора о неких невидимых линиях. В том, что подвалы защищены, сомнений не было. Конечно, ловушки могли срабатывать и от нажима, но дари не являлись хозяевами замка, и обезвреживание подобных сюрпризов оставило бы следы. А вот местный аналог лазера — совсем другое дело.
— Как высоко над полом? — шепотом спросил я.
— Чуть ниже колена, — так же тихо ответил Руг.
Ребята в отряде собрались сообразительные и, опережая команду, передали вперед один из щитов. Центровка у щита была отвратительной, но он все же докатился до тела нелюди. В правой стене что-то сухо щелкнуло, и из камня на левой стене полетела крошка. Что самое неприятное, ближайшие осколки, выбитые вылетевшим из ловушки снарядом, разлетелись в метре от меня.
Мысленно обозвав себя идиотом, я решил перестраховаться и приказал подать второй щит. Ловушка оказалась одноразовой, и мы уже безбоязненно подошли к телу врага.
Узкий тоннель закончился еще через полсотни метров, и мы оказались в широком коридоре. «Ящеры» тут же рассыпались веером, внимательно высматривая угрозу.
Судя по обстановке, мы вышли из вспомогательного тоннеля. Им же сюда попали и дари, а вот центральный вход никто не использовал уже очень давно — широкие ступени поднимающегося вверх большого коридора покрывал толстый слой пыли.
Еще трое одари ждали нас в обширном зале со сводчатым потолком. Короткая перестрелка показала преимущество «чешуи» и закончилась со счетом два — ноль в нашу пользу. Оставшийся в живых одари попробовал схлестнуться с бывшими «медведями» на мечах, но невысокие крепыши разошлись и, напав с разных сторон, порубили прикрытую лишь маскировочным комбинезоном нелюдь «в капусту».
Оставленные в пыли следы прочитать мог даже я, так что мы без проблем нашли путь через зал ко входу в высокий, но не очень широкий тоннель. Там нас поджидал сбежавший с поля боя «младший». Монстр уже успел повыдергивать из себя стрелы и частично заживить раны. Увидев обезьяноподобный силуэт в темноте тоннеля, впередиидущий Шип принял рискованное решение и метнулся вперед. В принципе я был с ним согласен — драться с крупным монстром в узком пространстве будет намного удобнее, поэтому не стоило выпускать его на простор зала. Руг благоразумно отошел в сторону, пропуская мимо себя Сома, Барсука и меня.
Мы буквально повисли на монстре, кромсая его короткими клинками. Меня пару раз болезненно приложило о стены, но «чешуя» спасла от увечий. Через пару минут «младший» начал слабеть, а затем лег на пол, придавленный весом четырех не самых легких мужиков.
Отрубив на всякий случай уродливую голову, мы двинулись дальше.
В следующем зале вновь состоялась встреча с троицей лучников-одари, которая закончилась с прежним результатом, только теперь рубиться пришлось со всеми, преодолев разделяющее нас расстояние стремительным рывком.
Следующий узкий тоннель был оборудован еще одной ловушкой. Руг сработал четко, только нам изначально ничто не угрожало — ловушка оказалась разряженной. Мало того, с дальней стороны кто-то разбил камень и частично оголил металлические трубки толщиной в палец, а некоторые даже извлек из стены и унес с собой.
В этом же тоннеле нас ждала встреча с мечником-дари. Я шел вторым и даже испугаться не успел. Шрам выстрелил из арбалета и ушел в сторону, я нажал на курок, как только увидел несущееся к нам тело, целясь куда-то в середину туловища, и тоже отошел к левой стене.
Монстр был уже совсем рядом, я посмотрел на Шипа, не понимая, почему он медлит. Но убийца знал, что делал, — он хладнокровно выдержал паузу и выстрелил. Неясная в мерцающем свете факелов тень словно споткнулась и рухнула на пол, проехав пару метров по инерции. Только после этого я рассмотрел мечника одари и, увидев смутно знакомый знак на его лице, испугался по-настоящему — ширина тоннеля была достаточно большой, чтобы «мастер быстрого клинка» мог воспользоваться парными мечами, а что могут элитные бойцы-дари, я помнил из сна маленького Хувлы.
Хвостовик болта посреди лба нелюди немного успокаивал, но окончательно я избавился от страха, лишь отрубив мечнику голову.
Как оказалось, дари стоял на последнем рубеже. Сразу за довольно коротким коридором находился еще один зал, чуть поменьше первого. Это помещение выглядело более обжитым — в стенах виднелись углубления, а посреди комнаты в шахматном порядке разместились шесть монолитных каменных тумб. Вот за этими тумбами нас и поджидали остатки отряда нелюдей.
Короткий обмен стрелами и болтами поначалу не давал результатов, но когда Барсук высунулся после перезарядки, в него угодила самая настоящая молния. Удар пришелся не по прямой, а как бы рикошетом от поверхности каменного постамента, но бывшему «медведю» хватило и этого — он с лязгом рухнул на пол. С этого момента события понеслись вскачь — Руг почему-то решил, что если применена магия, то только он сможет с ней справиться.
— Куда, придурок! — заорал я вслед сорвавшемуся с места профессору и тут же совершил аналогичную глупость, побежав за ним.
Из-за одной из тумб высунулся одари и поднял руку, на которой явственно просматривался массивный браслет. Ослепительно блеснул разряд, и молния врезалась в панцирь профессора, опрокидывая его на спину.
— Сволочь, — прохрипел я и ускорил движение.
Три или четыре стрелы, звякнув, отлетели от «чешуи», пока я бежал до нужной тумбы. На каменный постамент я запрыгивал боком, как киношные полицейские на капот собственного автомобиля. Моя пятая точка, скрипя чешуйками, проехала по гладкому камню, а ноги врезались в голову метателя молний. Оставалось выхватить нож и дорезать мага, но тут из-за соседней тумбы поднялся еще один обладатель браслета. Среагировали мы практически одновременно — я метнул короткий клинок, а он выпустил молнию.
Все, приехали.
Разряд тряхнул меня, словно удар шокера, но почему-то не вышиб сознания, а вот старая добрая сталь в моих руках оказалась действеннее — маг завалился на спину с мечом в глазнице.
В глазах плавали пятна от блеска молний, и, лишь проморгавшись, я увидел, что «ящеры» уже повалили стрелков и отпиливают им головы. Грифон решил помочь мне в этом грязном деле, но я остановил его, увидев, как зашевелился маг, получивший от меня ногами в голову.
— Свяжи его и заткни пасть кляпом, — приказал я Грифону. — Не забудь снять все амулеты, только осторожно.
Договаривал я уже на бегу, устремляясь к месту, где, безвольно раскинув руки, лежал Руг. С трудом справившись с застежками, я снял шлем и отбросил его в сторону.
— Проф, очнись! Очнись, скотина такая!
Только сейчас я понял, как дорог мне этот несуразный человек. Мы пережили вместе столько всего, что стали ближе братьев, и потерять его было бы мучительно больно. Разумная мысль все же прорвалась сквозь муть отчаянья, и я прижал пальцы к его сонной артерии. Пульс прощупывался с трудом, но он все же прощупывался.
— Урген! — крикнул я и отвесил ему увесистую пощечину.
— Что?! Где?! — рывком очнулся профессор.
— В Караганде, придурок, — тряхнул я тяжелую из-за «чешуи» тушку. — Какого демона ты поперся вперед? Еще раз так сделаешь — и я сам зарежу тебя, как курицу.
Несмотря на всю ярость заявления, улыбка облегчения постоянно стремилась растянуть мои губы. Руг это понимал, поэтому лишь улыбнулся в ответ.
— Я в норме, Ван, все хорошо. Давай займемся тем, для чего мы сюда приехали.
С моей помощью он встал и, подволакивая ноги, побрел к стенным нишам. В зале хватало света от спиртовых ламп и странных светильников под потолком, поэтому мы избавились от чадящих факелов.
Сом и Шип отправились наверх, а я занялся Барсуком. Бывший «медведь» не подавал признаков жизни, но появившаяся через пару минут целительница успокоила меня, пообещав, что поставит бойца на ноги. Вместе с целительницей пришла хтарка и Мороф с десятком бойцов. Девушка выглядела не очень — ее потряхивало, а на лбу проступали тяжелые капли пота. Это было нехорошо.
— Так, все марш наверх, со мной остаются только Руг, целительница и Шип с Грифоном.
Двоих «ящеров» я оставил на всякий случай. Бывшему киллеру и убившему свою жену рыцарю можно было доверять по той простой причине, что никому, кроме меня, они живыми не нужны. Хотя риск все же имелся.
— Проф, — повернулся я к Ругу, который перемещался по залу уже намного веселее. Похоже, всю слабость смыла научная лихорадка.
— Да, я почти готов. Камень был у того, в кого ты метнул меч.
Профессор продемонстрировал пульсирующий кристалл на цепочке.
— Грифон, помоги девушке лечь на стол, — приказал я «ящеру» и повернулся к целительнице. — Ну что ж, начнем.
Бывший рыцарь очень нежно подхватил хтарку на руки и аккуратно положил ее на каменную тумбу. Затем отошел назад и демонстративно отвернулся, то же самое проделал Шип.
Умные мальчики.
Мы с целительницей подошли к тумбе, а Руг положил кристалл на соседний постамент и начал быстрыми мазками чертить угольной палочкой по сероватому камню. За несколько секунд он создал вокруг «камня душ» несколько кругов из цепочек рун.
— Я готов, — отрапортовал профессор и замер с палочкой в руках. Он явно собирался добавить в рисунок несколько деталей, после того как душа Тани вернется в камень.
— Ваша очередь, — повернулся я к целительнице.
Женщина сильно побледнела, но все же поборола страх и, закусив губу, положила ладонь на грудь хтарки. Она уже пробовала самостоятельно лечить девушку, но вынуждена была признать, что не в силах ей помочь. И вот теперь ей предлагают непонятный и очень опасный способ лечения безнадежно больной — страшно, но очень интересно.
Смуглое тело хтарки дернулось, а испуганные глаза затянула поволока. Я же сосредоточился на том, что считал секунды в уме.
Десять секунд… ничего не происходит. Двадцать… все по-прежнему, а целительницу начало колотить от страха, да и мне что-то стало муторно. До тридцати считать не пришлось.
— Есть! — заорал профессор и через секунду добавил: — Начинайте!
Для моей задумки высота, на которой находилось тело, не подходила, поэтому пришлось запрыгнуть на постамент и сесть на девушку сверху.
Идиот! Броню нужно было снять. Чтобы не повредить хрупкое тело, я постарался перенести вес на колени.
Резкий рывок разодрал рубашку, хотя, конечно, можно было обойтись и без подобных крайностей: сказывались нервы.
Это было очень давно, в летнем лагере меня выбрали в команду помощников спасателей и, как водится, преподали пару уроков по реанимационным мероприятиям. Но фиг бы я что-либо запомнил, если бы через неделю с моим другом Колькой не случилась беда — он утонул. Вожатому пришлось делать не только искусственное дыхание, но и непрямой массаж сердца. А я сидел рядом и трясся как осиновый лист. Именно поэтому в памяти отпечаталась каждая секунда этого события.
Двумя ладонями я запрокинул голову хтарки и, зажав пальцами нос, два раза сильно дунул ей в рот. Затем положил правую ладонь между холмами монументальной груди хтарки перпендикулярно ребрам и накрыл левой ладонью.
Так, что там дальше, приподнять пальцы? Так они и так подняты мягкими холмами. В другом случае я бы получил удовольствие, но было как-то не до этого.
— Помогай, — крикнул я целительнице и начал резко нажимать на грудь хтарки, наваливаясь всем телом на выпрямленные руки.
Целительница положила свою ладонь на смуглую кожу немного выше моих пальцев.
— …Двадцать семь, двадцать восемь, двадцать девять, тридцать, — отсчитал я нажатия на грудную клетку и, вновь ухватив Яну за голову, сделал два принудительных вдоха. Затем вернулся к массажу сердца. — …Шестнадцать, семнадцать…
— Все! — неожиданно взвизгнула целительница. — Сердце бьется, я держу ее.
Словно подтверждая ее слова, Яна мучительно закашляла. Я прижал девушку к себе и засмеялся. Это был и радостный, и одновременно нервный смех.
— Ван? — прохрипела хтарка.
— Да, девочка, это я.
— И я, — вставил свое слово радостный Руг.
Тело Яны задергалось, и мне сначала показалось, что это судорога, но через секунду стало понятно, что она просто плачет.
Если честно, я впервые видел эту девушку плачущей, но вполне понимал ее состояние.
Очень скоро в северные леса империи придет настоящее лето. Солнышко становилось не таким уж ласковым, а окрестные пейзажи изобиловали сероватыми подпалинами на кончиках травы и листьев. В полдень все вокруг окутывала жара.
Но пока солнце не добралось до зенита, можно было полежать на травке у реки, наблюдая за очень интересным действом. С небольшого холмика, на котором я расположился на отдых, открывался великолепный вид галечного пляжа. У кромки берега быстрой речушки двигались две изящные фигурки. Обе были одеты в кожаные штаны и широкие рубахи из паучьего шелка. Но если наряд на одной из соперниц очень соблазнительно облегал самые интересные места, то на ее сопернице одежда сидела немного мешковато.
Яна сделала резкий шаг вперед и направила деревянную имитацию кинжала в живот Тани, но та в свою очередь шагнула в сторону, перехватывая руку хтарки, и постаралась ударить ее локтем свободной руки. Яна отклонилась назад, уходя от локтя, но и это было предусмотрено Таней — вслед за локтем в сторону лица хтарки пошла кисть с палочкой. Казалось бы, поражение неизбежно, но Яна умудрилась изогнуться еще сильнее, практически становясь на «мостик». Удар прошел впустую, и тут же малолетняя воительница получила удар коленом по ребрам. В продолжение удара Яна завалилась на спину и, зацепив Таню за рубаху, рывком перебросила ее через себя.
Обе девушки практически синхронно вскочили на ноги и застыли в низких стойках.
Великолепно. Обожаю эти тренировки. Конечно, в двенадцать лет невозможно двигаться с грацией зрелой женщины, но все равно красиво.
Эта мысль вернула меня на месяц назад, когда агент новоиспеченного герцога прискакал с известием, что в одной из обителей целителей уже неделю лежит без сознания маленькая девочка. Из-за отсутствия средств у родителей целители решили отключать пациентку от магических артефактов. Мы с Ругом тут же выехали на место. Профессор пообщался с целителями и подтвердил, что мы имеем дело с «пустым сосудом». Если честно, не знаю, как бы я поступил, если бы был шанс, что ребенок когда-нибудь выйдет из комы. Поэтому с облегчением выдохнул и поблагодарил всех святых за избавление от страшного соблазна.
Вопрос с целителями решился быстро — как оказалось, посланник революционеров не додумался пообещать денег, зато ему вполне хватило мозгов предупредить целителей, что огорчать Черного Ящера — это очень опасное занятие.
Именно тогда я в первый раз услышал свое новое прозвище, от которого, наверное, не избавлюсь до самой смерти. Психологическая подготовка была проведена грамотно — посланник нагнал на целителей столько жути, что они без особых разговоров «продали» мне тело девочки и в нагрузку поделились парой склянок различных зелий. А вот похожие на маленьких золотых паучков артефакты целители согласились только одолжить. Для того чтобы забрать обратно магические приборы, поддерживающие девочке жизнь, с нами был направлен один из целителей.
Разобравшись с целителями, я лично подарил безутешным родителям два золотых империала и был неприятно удивлен тем, что горе в их глазах быстро сменилось радостью. Впрочем, чего ожидать от людей, которых дома ждали еще шестеро детишек.
Переезд в мою новую резиденцию прошел без проблем, так же как и проведение ритуала.
Ох, и ругалась же Таня, когда впервые взглянула в зеркало. Нет, нельзя сказать, что ей досталось некрасивое тело — соломенного цвета волосы, серо-зеленые глаза, а также довольно правильные, хоть и немного крупноватые черты лица. Вполне приличный облик, но если добавить к этому двенадцать лет от роду, веснушки и несколько подростковых прыщей, то для зрелой женщины, которая в другом мире и другом теле уже давно вела нормальную половую жизнь, новость вышла не очень приятной.
Истерика после «вселения» была первой и последней — я в доступной форме объяснил Тане, что это практически идеальный случай, а следующего можно ждать еще очень долго. Затем последовал вопрос, готова ли она ждать подходящего тела в «камне душ» еще пару лет, и все стало на свои места.
Чтобы не возиться самому, я отдал свою юную землячку на воспитание Яны и сделал это по очень веским причинам — Таня, находясь в теле хтарки, успела узнать очень много тайн. Так что теперь либо они станут близкими подругами, либо врагами. Во втором случае Яна прирежет девчонку, как только появится такая возможность, и я никак не смогу этому помешать.
Не знаю, что там с дружбой, но боевую пару они составили великолепную. Девушки двигались так, словно читали мысли друг друга, хотя общая память — это практически то же, что и чтение мыслей. Учебные поединки все чаще заканчивались вничью, так случилось и теперь.
Прервав тренировку, девушки собрались купаться.
И ведь знали же, заразы, что я наблюдаю за ними.
С приятным отдыхом пришлось заканчивать и, горестно вздохнув, подниматься с теплой травы. Меня ждали дела в подземельях теперь уже собственного замка.
Сават властью герцога наделил меня еще одним баронством, и теперь я владел землями на десяток километров вокруг развалин замка и широкой полосой лесов от замка до моря. В общем, становлюсь магнатом, или как оно там называется.
Подземелья встретили меня прохладой, которая в это время года была только в радость. А вот предстоящее общение радости не обещало. После недавних событий между мной и профессором пробежала тень. Нет, мы не поссорились, но Руг затаил обиду за то, что я разбил три «камня душ», которые нашлись в закромах замка. Мы долго кричали друг на друга, так и не придя к единому мнению.
Зал с нишами, где прошла последняя схватка с одари, теперь приобрел вид лаборатории. На постаментах возвышались стеклянные конструкции, в которых что-то постоянно кипело, в углу немного уродливо бугрился самодельный кузнечный горн с выведенной в общий воздуховод трубой. Между всем этим разнообразием бегали четыре пожилых мастера и Руг с учеником. Как я и подозревал, Глеф по прозвищу Еж владел особым даром, позволявшим ему работать с артефактами. По этой причине мальчик был переведен из «колбометчиков» в ученики артефактора-самоучки, причем переведен без моего ведома, одним приказом злющего профессора. Руг лишь объяснил, что умение видеть силовые линии — великий дар, и только благодаря подобному умению сам Руг смог стать ученым и заняться артефактами, которые для остальных были лишь бесполезными кусками камня и металла. Руг выделил Глефа, как в свое время будущего профессора заметил и пригрел его учитель.
Все — Руг-Урген окончательно покинул стезю воина, возвращаясь в лоно науки. Теперь о его былых подвигах напоминали только «оселедец» и казацкие усы, от которых он упрямо не желал избавляться.
Ну ничего, скоро в замок прибудет Никора и расставит все по местам. Я решил создать на основе бывшего замка демона Торнадо сильную базу, поэтому вызвал из баронства тех, кто тосковал по родным лесам, а хозяйством здесь будет заведовать подруга нашего профессора. Не скажу, что он обрадовался, но и особого недовольства тоже не выказывал.
— Есть! — радостно крикнул Руг, как только я вошел в лабораторию. От его былого недовольства не осталось и следа. Творческие люди и ученые в этом плане напоминают женщин.
Профессор направился мне навстречу, удерживая в вытянутых руках нечто похожее на автомат с очень толстым стволом, точнее, в этой конструкции было шесть стволов.
Идея обзавестись особым оружием возникла, когда я заметил, что дари извлекли часть трубок из внутристенных ловушек. Профессор распилил одну из них, но нам это ничего не объяснило — там оказались какие-то металлические волоски непонятного назначения. Так что мы решили использовать то, что есть, без особого понимания сути.
Сама трубка была диаметром с большой палец взрослого мужчины и полметра длиной. С глухого конца на ней крепился какой-то артефакт и чуть наклоненный штырек. Как объяснил Руг, этот штырек был запасным спусковым механизмом, а основную функцию выполнял артефакт. Он обещал, что сможет запустить магическую составляющую, но я задавил его энтузиазм в зародыше. В будущем с новым оружием мне придется выходить в люди и, возможно, предъявлять его священникам. Так что пусть там работает только механика без малейшего упоминания магии, хотя сам металл трубок наверняка был сделан магическим способом, но пусть священники это еще докажут. Конструкция поражала функциональностью и надежностью. Уже один факт, что трубка находилась почти тысячу лет в заряженном состоянии и в нужную минуту сработала на все сто, вызывал неподдельный интерес.
Сделать из трубки оружие было довольно просто — привычный мне автоматный приклад и не особо сложный рычажный механизм со спусковым крючком. Только поначалу это было однозарядное оружие, которое ничем не отличалось от арбалета, кроме убойной силы. К тому же заряжать арбалет было намного быстрее и проще. Мне же было нужно удобное оружие как минимум на шесть выстрелов без перезарядки.
Решением этой проблемы и занимался Руг. От себя выдал ему только идею, а остальное они с мастерами сделали сами.
Я осторожно взял из рук Руга агрегат, похожий на автомат без рожка, и внимательно присмотрелся к связке стволов. Шесть тонких стволиков окружали центральный штырь и напоминали миниатюрную версию шестиствольного пулемета.
— И как это работает? — спросил я, пытаясь рассмотреть механизм спуска. Пистолетная рукоять с курком выглядела вполне обычно.
— Смотри сам, — предложил профессор, снимая со стопора и откидывая крышку в казеннике стволов.
Довольно интересно. Нового я там не увидел — идея была моя. Местные умельцы довели ее до ума и великолепно исполнили. К торцовой части ствольной связки прилегала шайба с выступом. С каждым нажатием курка через систему рычагов и шестеренок эта шайба проворачивалась на несколько градусов, и выступ сдвигал спусковой штырек одного ствола. Еще одно нажатие — и срабатывает следующий ствол. После шести нажатий курка выступ на шайбе оказывается в первоначальном положении.
— Неплохо, — искренне сказал я и почувствовал, как руки зачесались испробовать новое оружие.
Профессор благосклонно указал рукой на настенную мишень.
Ну что ж, попробуем. Я встал в стрелковую позицию и прижался щекой к прикладу «игломета» — это название появилось, потому что трубки выбрасывали толстые иглы. Снаряд был похож на тонкую шариковую ручку — вначале шло утолщение от острия, а от середины начинались борозды, которые к концу превращали тело иглы в подобие направляющих лопастей.
Прицелившись, я нажал на курок шесть раз, стараясь делать это максимально быстро. Получилось где-то по два выстрела в секунду. Очень неплохо. Никакой отдачи, только сухой щелчок и легкая дрожь.
Иглы ушли в похожую на бочонок мишень полностью, оставив след в виде дырок на бумажной мишени. Снаряды стоило беречь, потому что местные кузнецы вряд ли сделают что-то подобное, в запасе имелась всего лишь пара сотен из ящиков в кладовой.
Иглы вошли в мишень кучно, но не потому, что я великий стрелок, а из-за смешной дистанции. К тому же сказывались ежедневные тренировки с одноствольной моделью.
— Великолепно, — похвалил я заулыбавшихся мастеров. — Когда сможете сделать остальные?
Зря я, конечно, с ходу в карьер — мастера поскучнели.
— Декада, не раньше, зато мы довели до ума малые иглометы. — В отличие от мастеров, Руг не унывал. Уверен, что у него в рукаве припасен еще не один туз.
— Интересно, показывай.
Изначально нам досталось шестьдесят три трубки. Пятьдесят четыре пойдут на большие иглометы, одну профессор распилил в порыве праведного любопытства, оставалось восемь. Вот их и было решено потратить на более компактное оружие. Ствол укоротили вплоть до кончика иглы, и все равно малые иглометы получались длинноваты. Новое оружие выглядело как обрез охотничьей вертикалки или же кремневый пистоль.
Встав в дуэльную позицию, я дважды нажал на курок, и в мишени появились еще две дырочки.
— Тоже через декаду, — предвосхитив мой вопрос, сказал Руг.
— Что нового по артефактам? — насытившись видом нового оружия, я осмотрелся вокруг и отметил изменения в интерьере. Ниши в стенах теперь пустовали. После инцидента с «камнями душ» профессор попрятал артефакты от греха подальше. Мало ли, вдруг чокнутый барон воспримет еще парочку волшебных вещиц как мерзкую угрозу человеческим сущностям.
Руг горестно вздохнул и пошел в свою каморку. Оттуда он вышел с коробкой, содержимое которой начал выкладывать на каменный «стол».
— Увы, меленькие «светляки» оживить не удалось.
— Жаль, — вздохнул я, потому что на белые горошинки, являвшиеся миниатюрной копией больших магических светильников, у меня были гигантские планы.
— Переговорное устройство тоже мертво, — еще разочаровал меня ученый. — А вот «лепестки пламени» работают, но заряда в них осталось очень мало.
— Подробнее, — настоял я, не желая расставаться с мечтой о магических аналогах гранаты. Как ни странно, о порохе мы с горе-алхимиком не договорились. Начитавшись попаданческих книжек, я уже раскатал губу на пороховые бомбы. Как мне объяснил Руг, дело это очень непростое и опасное. Поэтому пришлось ограничиться крохами магии.
— Активировать-то я их смогу, — вздохнул профессор, — но эффект будет слабым. Если раньше «лепесток» мог испепелить половину этой лаборатории, то сейчас спалит максимум табуретку.
— А на металле пробовали? — спросил я, потому что мысли о земном оружии и тактике его применения навевали бесконечное количество идей.
— Нет, а зачем? — удивился профессор.
Как бы то ни было, я настоял на своем, и активированный артефакт лег поверх одного из трофейных мечей.
Мы отошли в сторону, и через секунду на каменном постаменте-столе с тихим шипением полыхнула красная вспышка.
— Шикарно, — улыбнулся я, когда подошел к столу и увидел выжженное в камне углубление диаметром сантиметров в сорок с огрызками меча по бокам — от большей части оружия из не самого плохого металла не осталось и следа.
— Вот, испортили стол, — расстроился Руг.
— Не бухти, проф, — с довольной улыбкой хлопнул я Руга по плечу. — Скажи, Еж справится с активацией этой штуки?
— Справится, — продолжал ворчать мой друг.
— Тогда обучи его и сделай так, чтобы эту фигню можно было приклеить на любую поверхность.
— Ты издеваешься? У меня куча работы!
— А я и не тороплю. Сделаешь когда сможешь. Кстати, сколько у тебя таких штук?
— Смотри сам. — Руг наклонил коробку, показывая десяток черных артефактов, похожих на чесночные луковицы.
— Еще что-то? — спросил я с надеждой.
— А ты не зажрался, барон? Нас и за это потащат на костер без разговоров и приговоров.
В чем-то Руг был прав, но все равно магические секреты со страшной силой манили и его, и меня. Пока же мы зацепили только краешек древних сокровищ, остальное было покрыто мраком тайны. Не смог я разгадать и замыслов лесного народа, несмотря на откровенность ныне покойного пленника.
Сначала он молчал, несмотря на все старания бывших «медведей», но затем я вспомнил о водобоязни этого народа и применил простую, но эффективную пытку водой. Обычная тряпка на запрокинутое лицо и струя воды через минуту довели мага до истерики. Увы, в его долгом рассказе новой информации было мало — нелюди действительно хотели добраться до Сатара, но о том, что именно искали иерархи дари в Золотом Городе, магу было неизвестно. Единственной полезной деталью было то, что простого налета на город нелюдям было недостаточно, требовалось владение городом как минимум в течение двух месяцев, а этого им не позволит империя. Отсюда все заговоры и мятежи.
В общем, пользы от пленника было мало, он даже не помог нам в разгадке тайн подземелий замка. Дари в своих «раскопках» продвинулись не очень глубоко, и оставались неразведанными еще несколько ходов, которые вели дальше в недра земли. Только соваться в них как-то не хотелось — Руг обнаружил целую паутину сторожевых лучей. На разные предметы она не реагировала, но нас это не успокаивало. Не скажу, что мы поступили благородно, использовав пленника в качестве первопроходца. Впрочем, оставлять в живых одарийского мага все равно никто не собирался.
Полыхнуло так, что едва не опалило волосы идиотам-испытателям. Что же касается «первопроходца», то от него осталась кучка пепла и несколько оплавленных железяк из одежды. И даже после этого доказательства нашего бессилия лицо Руга сохранило упрямое выражение и становилось понятно — он не успокоится.
Воспоминания немного испортили настроение, но ненадолго — взгляд на обновки тут же вызвал довольную улыбку. Не скажу, что я баловень судьбы, но мне определенно везло: сначала «чешуя», которая, как оказалось, может частично противостоять магии, затем новое оружие и парочка очень приятных артефактов.
Многие презрительно усмехаются, выслушивая истории о приключениях человека, которому слишком уж везет, и при этом постоянно вспоминают пресловутые рояли в кустах. Посещали подобные мысли и меня, особенно при прочтении совсем уж бредовых романов. И все же стоит заметить — когда тысячи людей попадают в передряги, ничего удивительного, что единицам по теории вероятности попадаются бонусы от судьбы. Именно о таких людях писатели создают романы, что же касается остальных, то о них пишут лишь некрологи.
Оставив профессора решать поставленные задачи, я вернулся под яркое солнце и немного побегал с «ящерами». За месяц мы смогли сработаться и составить сильную команду, даже по мнению бывших «медведей» и Шипа. Чтобы не быть в бою обузой, мне пришлось немного попотеть наравне с остальными. Первое время бойцы, за исключением хорошо знавших меня казаков, немного тушевались в компании барона, но понемногу привыкли. Для удобства я даже ввел обращение «командир». Конечно, это касалось только переговоров во время боя — устанавливать новые правила общения людей из разных сословий я не собирался.
Постепенно подразделение «ящеров» превращалось в слаженный и очень опасный инструмент для отнятия чужой жизни. Через недельку одноствольные иглометы будут заменены многоствольными, и мощь нашего отряда возрастет многократно. Еще бы пару недель для доводки — и все было бы великолепно.
К сожалению, пары недель нам не дали — через десять дней явился гонец от герцога, который призвал своего барона на службу. Что поделаешь, теперь я уже не вольная имперская птица, а к тому же вассал герцога. Такой была цена за землю и замок демона. С другой стороны, новый вассалитет ничего особо не менял — вместе с титулом герцога Увиера Сават получил пост имперского наместника севера, так что под его юрисдикцию попадали и вольные бароны.
В последнее время наше общение с Саватом свелось к переписке и обмену гонцами. Сейчас у него было очень много забот — революция охватила все герцогство, и с этим нужно было что-то делать, особенно учитывая, что теперь он представлял законную власть. Виделись мы только раз, недели три назад. Герцог в расстроенных чувствах прибыл в разрушенный замок и без затей спросил: «Что мне делать?»
И что я мог ему ответить?
В рядах его соратников постепенно образовывались разные фракции, которые уже начали делить шкуру неубитого медведя. А герцог оказался совершенно не готов к политическим дебатам — его вообще с детства воспитывали как жестокого феодала, можно сказать, деспота.
Единственное, что я мог посоветовать своему сюзерену, — это постараться собрать вокруг себя некое подобие гвардии. И брать туда лишь молодых холостяков, желательно мечтающих стать оруженосцами или даже рыцарями. Дополнительно самых верных можно сразу посвятить в рыцари, чтобы разогреть интерес остальных.
Герцог вяло поблагодарил и умчался, у меня же появилось ощущение, что он жутко недоволен тем, что я не сотворил для него политического чуда, — должность самого умного советчика была достаточно опасной, и к счастью, я до нее не дотягивал.
В дорогу мы собрались быстро: Руг с мастерами судорожно доводил до ума иглометы, «ящеры» доукомплектовывали снаряжение, а Мороф ломал голову, как по пути собрать своих людей. Я не стал гонять отряды поддержки как «ящеров», некоторым даже позволил навестить семью, тем самым создав проблему для их командира.
Засобирались в путь и наши девочки. Таня готова была лезть хоть к черту на рога ради того, чтобы быть в гуще событий. Скука заставляла ее думать о своей нелегкой судьбе и оттого загоняла в депрессию. А вот с Яной у меня состоялся серьезный разговор. После изгнания из ее тела лишней души хтарка попросила у меня паузу на размышление. Я согласился, а так как не хотел лезть в чужую душу, пауза затянулась на полтора месяца. Теперь же мы возвращались к людям, и нужно было решать, как вести себя дальше.
После стука в дверь в мой кабинет скользнула изящная фигурка хтарки.
— Можно?
— Заходи, присаживайся. — Я указал ей на плетеное кресло. Вся мебель в кабинете была плетеной отнюдь не по прихоти владельца, а по необходимости. Хорошо, хоть нашлась пара целых помещений на первом подвальном уровне, а то пришлось бы ютиться в шалашах или землянках, — возрождение замка произойдет еще не скоро.
— Давай не будем затягивать. Что ты решила? — спросил я, действительно не желая тянуть кота за хвост.
— Не могу всего рассказать, но играть против графа я не стану.
— Мне этого и не нужно, хватит твоего молчания.
— И молчать не получится, — нахмурилась хтарка, потому что мы подошли к скользкой части нашего разговора.
Да уж, проблема еще та. Оставалось либо убить девушку, либо отправить на границу и посадить под замок. Но ни один из этих вариантов мне не нравился.
Чем же граф так держит эту бешеную кошку? Уверен, что спрашивать бесполезно — не расскажет.
— И что же мне с тобой делать? — устало спросил я и тут же увидел, как сработал инстинкт самосохранения жизнелюбивой и очень опасной девушки. Глаза хтарки быстро забегали, выискивая в комнате хоть какое-то оружие, поэтому нужно было срочно разрядить обстановку. — Так, давай без дуростей. Никто не желает твоей смерти. И даже если ты сможешь убить меня, то как собираешься убегать от Хана?
Упоминание волка тут же заставило хтарку погрустнеть. И неудивительно — ведь они, можно сказать, земляки, и девушка прекрасно знала возможности хозяина степи, которого Руг называл вордораком. Похоже, это было последней каплей — плечи Яны опустились, и она прерывисто вздохнула:
— Делай что хочешь.
— Твою ж мать! — психанул я и начал ходить по комнате. Затем остановился и попробовал взглянуть на проблему с другой стороны. — Так, скажи, что тебе приказал граф?
— Находиться рядом с новым герцогом и попытаться получить над ним контроль.
— Весело, — хохотнул я, не завидуя герцогу. — И как долго?
— Пока не отзовут обратно.
— Ну так занимайся своим делом, а там разберемся.
— Как насчет того, что я пыталась убить герцога в разгар интимной встречи?
— А никак. Ты являешься посланницей императрицы, поэтому ничего и никому не должна объяснять. Скажешь, что это была шутка, а бяка-барон все неправильно понял. Можешь даже обругать меня грязными словами.
Яна весело фыркнула, но быстро погрустнела под гнетом тяжелых мыслей:
— Я все равно должна сообщить Гвиери о нашей встрече.
— Твою ж мать, Яна! Я что, обязан в одиночку думать, как спасти твою жизнь?!
— Нет, — ответила Яна и действительно задумалась.
Решение проблемы нашла именно она.
— Я должна написать о тебе в зашифрованном письме и отправить его по имперской почте, но если ревнивый герцог вздумает проверять корреспонденцию, то ему никто не сможет этого запретить.
Идея была хороша, настолько хороша, что закрадывались сомнения.
— И ты не станешь отправлять письма другими путями?
— Ван, — тепло улыбнулась хтарка, — не знаю точно, от чего ты меня спас, но уверена: больше чем от смерти. Я никогда не была неблагодарной. Граф держит меня мертвой хваткой, но, если удастся найти хоть маленькую щелочку, можешь всегда рассчитывать на мою помощь и верность.
Я вгляделся в черные глаза хтарки, стараясь найти там фальшь. Женщины вообще прекрасные актрисы, а такие, как Яна, и подавно. И все же очень хотелось верить в искренность этой девушки.
Возможно, я совершал гигантскую ошибку, но не верить никому — этот значит жить в постоянном страхе. Чего не пожелаешь и врагу.
Я покидал полуразрушенный замок с некоторым сомнением — не хотелось оставлять Руга и остальных без защиты. С другой стороны, просто так взять мою новую вотчину было проблематично. Дальние подступы патрулировал Хан, для контроля за которым я вызвал Охто из основного лагеря революционеров. Ближе к замку врага встретит десяток натасканных Морофом бойцов и полусотня северных лесовиков. Через некоторое время сюда прибудут драгуны из усадьбы Маран, вместе с Никорой и строителями. Да и сам Руг обещал устроить «хорошую жизнь» агрессорам с помощью того, что раскопает в подвалах. В замке также оставалась целительница. Она делала вид, будто сама этого хочет, — умная девочка.
Попрощавшись со всеми, я сказал пару слов Хану, получив в ответ очередной ироничный взгляд.
Обратный путь в центральную часть герцогства больше напоминал прогулку — мы двигались по нормальным дорогам, ночевали то на бивуаках, то в придорожных гостиницах. Вечера неизменно проходили под хороший ужин и смех, иногда с песнями. Опасаться нам было некого — вся территория герцогства контролировалась революционерами, а дворяне сидели по своим замкам и боялись высунуться наружу. И все же расслабляться не стоило. Мороф это прекрасно понимал и на каждой стоянке организовывал усиленное охранение.
Идиллия закончилась, когда мы приблизились к столице герцогства — резиденции семейства Увиер. Только законный глава этого семейства сидел не на родовом троне, а в осадном лагере.
Задолго до города в лесу возле дороги начали попадаться стоянки, которые больше всего напоминали цыганские таборы: женщины, дети и старики. Беженцами они не выглядели, да и не могли ими быть по определению. От кого бежать-то?
Подъезжая ближе к столице герцогства, мы услышали гул человеческой толпы, который постепенно становился все сильнее. Я даже подумал, что идет очередной штурм стен города, но реальность оказалась намного печальнее.
Огромное пространство, которым столица герцогства отделилась от леса, было буквально забито людьми. Конечно, внутренний периметр вокруг стен пустовал — вряд ли защитники города стерпели бы такое соседство.
Внешне казалось, что все идет своим чередом и город осаждает огромная армия. Но что это была за армия! Судя по всему, к столице переселилось несколько сотен селений, причем в полном составе. Нетрудно было догадаться, с какой именно целью они здесь собрались. Революционеры чувствовали себя победителями и хотели получить свою долю в экспроприации экспроприаторов. Я приехал сюда, чтобы помочь Савату, но даже не представлял масштабов катастрофы.
Кажется, в герцогство пришел северный пушной зверек. Теперь становилось понятно, почему город не открывает ворота законному господину. Я бы тоже не решился пустить за стены такую толпу мародеров.
Герцог встретил меня в состоянии слабой вменяемости, что даже не вызвало во мне негодования, а одно лишь понимание. Не менее пьяная свита была вышвырнута из герцогского шатра, на охрану которого тут же встали люди Морофа, усиленные парочкой «ящеров». Сам же повелитель севера был пару раз принудительно погружен головой в кадку с водой. Получив вдобавок порцию родниковой прохлады в виде душа из ведра, Сават сумел вынырнуть из состояния пьяного угара.
Погода стояла очень теплая, поэтому он даже не особо разозлился, тем более что тут же был уложен в постель ласково мурлычущей Яной.
Следующее утро встретило меня улыбающимся солнышком и несчастной физиономией герцога.
— Герд, за что мне все это? — Плохо ориентируясь в пространстве, Сават ткнул пальцем в сторону леса, но я понял, что он имеет в виду табор осадного войска. — Они притащили с собой баб и детишек! Большинство уже играет в кости на будущие трофеи. Со дня на день должен вернуться мой проклятый кузен, а я не захватил еще ни одного замка. И что мне прикажешь делать?!
— Во-первых, не орать. А во-вторых, вспомнить совет, который я давал тебе уже несколько раз, то есть постарайся разделить проблему на составные части.
И мы начали делить. «Табор» пока оставили в покое — сдерживают вылазки защитников из города, и ладно.
Так как подвинуть лагерь приближенных к герцогскому телу особ без шума не получилось бы, мы просто перенесли шатер Савата в другое место, а вокруг него тут же разместились мои люди и около тысячи гвардейцев герцога. Слава богу, Сават все же внял моему совету и собрал верных людей в одно подразделение. Затем пошли переговоры с самыми толковыми агентами и мозговые штурмы, прерываемые лишь на еду и сон. На эти совещания были приглашены командиры гвардии, растерявший веру в герцога посланник императрицы и Выир Дирна. Все это время Грифон, включив всю свою дворянскую спесь, стоял у входа в герцогский шатер и отправлял восвояси делегации «друзей».
Потыкавшись в кордоны гвардейцев, «друзья» отправились в «табор» баламутить людей революционными лозунгами. Герцог начал нервничать, но я успокоил его — план практически готов, и через сутки «табора» здесь уже не будет.
Все началось на рассвете — в лагерь осадного войска влетели несколько человек на взмыленных конях. А через пару минут «табор» взвыл тысячами мужских голосов и разносящимся на многие километры бабским визгом. Среди всей этой какофонии можно было различить только одно слово «герцог», и поминали они отнюдь не Савата.
«Страшную» весть принес не наш человек, а люди революционных активистов. В близлежащую деревню прискакал израненный до полусмерти гонец и сообщил, что приближается огромная армия бывшего герцога. Впрочем, мы зря наводили тень на плетень — обезумевшая от страха толпа поверила бы кому угодно.
Продолжая завывать, населявшие «табор» люди кинулись врассыпную, некоторые даже приблизились к стенам города и тут же были осыпаны стрелами. Буквально через пять минут возле города остались только брошенные палатки и вещи огромной «армии», а также гвардейская тысяча, которая тоже изрядно поредела — это было еще одним фактором отсева.
Герцог без спешки взобрался на коня и отдал команду. Около пятисот всадников, которые по своей сути и обмундированию являлись уже оруженосцами, встали в голове отступающей колонны, за ними нестройными рядами потянулись мечники, копьеносцы и лучники.
При разработке плана многими выдвигалось предположение, что горожане могут предпринять вылазку, но никто и подумать не мог, что они поступят настолько безрассудно. Как только хвост колонны скрылся в лесу, ворота открылись и по дороге вслед за уходящим войском устремился едва ли не весь гарнизон.
Так как никто не ожидал подобного масштаба погони, адекватно отреагировать не удалось.
Отдельный отряд под моим руководством разместился в лесу возле дороги. Вот мимо прошли последние ряды пехотинцев, а через пару минут послышался гул ударов множества копыт. Он все нарастал, вызывая нехорошие предчувствия.
— Внимание! Их может быть слишком много. Приготовить засеку. — Мое решение было спонтанным, но именно оно нас и спасло.
Часть лесовиков отбежала в глубь зарослей, и за моей спиной послышались удары топоров. Демаскировать себя мы не боялись, потому что стук тут же потонул в топоте копыт: появилась погоня.
— Дай! — скомандовал я, пуская первую стрелу из своего степного лука. Засвечивать наше новое оружие было преждевременно, да и боеприпаса было жалко, поэтому пришлось вернуться к классике.
Всадники, которые лишь недавно сбросили шкуру жертвы и уже почувствовали себя охотниками, поначалу ничего не заметили. Конная лава, несмотря на потери, продолжала скакать по дороге. Затем движение внезапно застопорилось. Я не видел, но догадался, что погоня напоролась на перегородивший дорогу заслон из копейщиков и лучников — вступил в силу заранее разработанный план.
Заслон они вряд ли пробьют, а вот пустить кровь засадной команде вполне смогут. Подтверждая мои предположения, некоторые из всадников спешились и атаковали заросли, а кое-кто даже ринулся в кусты верхом.
— Отступаем! — крикнул я, бросив дорогой лук на землю и выхватывая из ножен дарийскую «пару». Рядом встали три «ящера».
Геройствовать мы не собирались и лишь контролировали, чтобы погоня не села на плечи убегающим. Грифон, скользнув вправо, в прыжке воткнул короткий меч под мышку замахнувшегося всадника. Запутавшегося в кустах коня он трогать не стал, за что и получил по шлему булавой, — к счастью, булаву направляла уже ослабевшая рука раненого всадника.
— Отходим! — Это была уже команда «ящерам».
Несколько секундных поединков немного охладили пыл нападавших. Мы отступали едва ли не спинами вперед, и присутствие рядом лесорубов я осознал только по треску и рухнувшим между нами и погоней деревьям. Штурмовать сплошное переплетенье ветвей горожане не стали и отступили.
Пока мы пробирались обратно к дороге, там уже не осталось ни одного живого врага — всех раненых горожане забрали с собой. Я быстро перебежал на другую сторону дороги и с облегчением увидел, что Мороф оказался на высоте, хотя никто в этом и не сомневался. Бывший разбойник, бывший сотник драгун, а теперь командир отряда поддержки не стал валить деревьев — он просто организовал грамотное отступление волнами, когда один отряд лучников прикрывает отступление другого и наоборот. Я до такого не додумался.
Уже возвращаясь к дороге, я увидел, как по ней проносятся сотни конных гвардейцев законного герцога. Увы, это было запоздалое решение — никто не ожидал, что погоня горожан будет настолько массовой, мы думали, что перебьем небольшой отряд и пойдем дальше. А ведь была шикарная возможность войти в город на плечах отступающего отряда, и мы ее бездарно прозевали.
Следующие два дня отряды Савата, которого втихую продолжали называть лесным герцогом, занимались привычным делом — то есть прятались. А «ящеры» и отряд Морофа обошли столицу герцогства по большой дуге и засели возле ведущей на север дороги.
Первые сутки мы отдыхали, а затем начали готовиться к акции. Сама операция уже началась, и начали ее агенты герцога. К вечеру второго дня в наш хорошо замаскированный лесной лагерь явился местный помощник мельника и рассказал, что его хозяин планирует подвезти в город несколько телег с мукой, за ними пристроятся телеги с сеном для отощавших лошадей гарнизона. Городской управляющий был очень осторожным человеком и, перед тем как возобновить подвоз запасов провианта, проверил окрестные леса на наличие врагов. Судя по такой предусмотрительности, это не он командовал той безумной погоней.
Караван мы перехватили в трех часах езды от города. Мельник со слугами и крестьяне возмущаться не стали и спокойно позволили себя связать. Кстати, вместе с ними был и помощник мельника — парень оказался настоящим разведчиком и не желал раньше времени раскрывать свою легенду. Благодаря его сведениям мы знали, что у хозяина мельницы есть экономка-полухтарка, на этом и строилась часть плана.
С большой неохотой мне пришлось снимать «чешую» и лезть в крестьянские порты и рубаху. Неохота была основана не на брезгливости, а на чувстве незащищенности. Примитивный грим в виде мучной присыпки завершил образ грузчика с мельницы. Первый воз повела Яна в образе экономки, рядом сидела Таня, выдавая себя за дочь мельника. Второй воз я взял на себя, а два следующих достались Грифону и Барсуку. Змей, Копыто и Сом занялись возами крестьян, помогая десятку арбалетчиков устроиться под сеном. Вместе со стрелками в сено полезли Шип и Шрам в полной амуниции, чем вызывали у меня усилившееся чувство незащищенности и черной зависти. Иглометы мы попрятали между мешками, но так, чтобы можно было достать их в мгновение ока.
Убедившись, что все приготовления закончены, я махнул рукой и легонько ударил упряжку лошадей кнутом.
Без особой спешки наш караван дополз до северных ворот города. Там уже собралась немалая очередь. Начальник гарнизона был осторожен до паранойи — прием провианта и фуража проходил очень медленно, а в город не пропускали вообще никого.
Закончив с очередной группой возов, стражники подняли тяжелую решетку. Десяток пустых телег покинул пределы городских стен, и это значило, что пришла наша очередь.
Десятиметровый тоннель под надвратной башней казался дорогой в ад, и у меня, честно говоря, по коже забегали мурашки. Только в этот момент я по-настоящему понял, в какую опасную авантюру меня занесло. Темнота отступила, и мы опять оказались под жарким солнцем, но легче от этого почему-то не становилось. И все потому, что мы оказались в форменной западне. Большой двор за надвратной башней был огражден стенами, на которых разместили около двух десятков стражников. Вдоль левой стены прямоугольного двора был оборудован огромный навес, под которым уже накопилось изрядное количество провианта. У противоположной стены огромной кучей громоздилось сено, которое фуражиры успели навезти за пару дней после снятия осады.
Возле навеса, ближе к внутренней башне с выходом из этого каменного мешка, скучал учетчик с двумя стражниками охраны. И стражникам на стене, и охранникам учетчика было откровенно скучно. Поэтому появление красивой хтарки вызвало настоящий фурор.
— Кто такая? — оживился учетчик.
— Экономка мельника Гурка.
— А, слышал уже об его обновке, но не думал, что у этого старого сморчка в экономках такая красавица. А сам мельник где?
— Заболел. Уважаемый господин, может, сами посчитаете товар, а я быстро сбегаю в лавку Нобра? Как раз успею. — Яна захлопала глазками, заставляя беднягу краснеть.
— Н-не знаю, нужно договориться с десятником.
Звать десятника не пришлось — он, как и все, кто наблюдал эту сцену, прекрасно слышал каждое слово и не только. Сверху десятнику и его подчиненным открывался умопомрачительный вид на глубокое декольте Яны. В отличие от пышной юбки, корсет и широкий вырез блузки мало что скрывали.
— Чего надо, красавица?
— В город хочу, красавчик.
— Если поцелуешь, пущу. От старого Гурка не убудет, — продолжал балагурить стражник, а остальные загоготали.
— Это надо посмотреть на тебя без шлема, а то вдруг ты не такой уж красавчик.
Стражники загоготали вдвое громче.
— Хорошо, сейчас посмотришь.
Внутренняя башня, в отличие от внешней, рядом с закрывавшей сквозной проход решеткой, имела небольшую дверцу внутрь башни. Послышался грохот на лестнице, и через минуту массивная дверь открылась.
Пока Яна отвлекала стражу, Таня подогнала телегу вплотную к навесу и спрыгнула на землю, всем своим видом показывая, что сильно хочет в тенек. На двенадцатилетнюю девочку никто не обратил внимания. А в это время спектакль у двери в башню набирал обороты. Учетчик даже забыл, что ему нужно принимать товар, и вместе со своей охраной внимательно наблюдал за спектаклем.
— Не скажу, что ты красавец, но ничего так, видала и уродливей, — задумчиво сказала хтарка, рассматривая усатое лицо десятника. Вместе с ним из двери вышли еще двое стражников, а те, кто остался на стенах, собрались у самой башни и гоготали, наслаждаясь развлечением.
Пора.
Я скользнул с телеги в сторону навеса, вытаскивая из пространства между мешками свой игл омет. То же самое проделали остальные «возницы». Шестиствольный агрегат лег стволами на мешок.
Стрелять в едва не вываливающихся из бойниц стражников было легко. Первый, получив иглу в грудь, отвалился назад, второй, лишь дернув головой от удара, так и остался висеть в бойнице, а третий, уже поднимавший оружие, уронил арбалет и ухватился руками за горло. Иглы на таком расстоянии пробивали кольчугу как бумагу, а о незащищенной плоти и говорить нечего. Опешившие стражники у двери повернулись к телегам, совершенно оставив без внимания Яну, — и напрасно. Хтарка резко выудила из резервов в пышной юбке два малых двуствольных игломета, которые я называл «пистолями», и аккуратно прострелила виски двоим стражникам прямо сквозь шлемы. Балагур-десятник получил иглу в удивленное лицо.
Слева от меня послышались два щелчка — скосив глаза, я увидел, как Таня поочередно выстрелила в затылок двум охранникам учетчика, удерживая «пистоль» двумя руками. Самого чиновника она пнула ногой в промежность, надолго выведя его из игры. Немного неразумно — опасно оставлять за спиной живого врага.
В это время «возницы» добили стражников на стене и вместе с выбравшимися из сена арбалетчиками взяли под прицел бойницы внешней башни. Попробовавшие выглянуть оттуда стражники получили по болту в голову, а следом в бойницы полетели специальные арбалетные болты с колбами вместо наконечников.
Я же побежал к Яне. Хтарка решила воспользоваться последней иглой и, быстро заглянув в проем двери, сделала выстрел. Внутри что-то упало, а наружу вылетел арбалетный болт.
— Куда ты лезешь, дура?! — прикрикнул я на девушку, приваливаясь к стене рядом с ней.
Рисковать нам не было ни малейшего смысла: ведь от телег уже бежали два танка — Шип и Шрам. Бывший убийца и стражник лучше всех подходили для этой работы. «Ящеры» влетели в проем двери на полном ходу. Из помещения раздался грохот и чей-то пронзительный вопль, а через пол минуты оба штурмовика появились на стенах. К башне они шли по правой стороне каменного мешка, пару раз стрельнув в кого-то вниз за внутреннюю стену.
Двери внешней надвратной башни вскрывать не пришлось. Надрывно кашляя от валившего из всех бойниц дыма, стражники вывалились наружу и затихли, получив по удару коротким мечом: по мнению штурмовиков, тратить заряд игломета на таких соперников было расточительством.
Когда обе башни и стены переходного дворика были под нашим контролем, наверх поднялись остальные бойцы. Добежав по стене до внешней башни, я увидел, как из леса появилась колонна всадников и на всем скаку понеслась к нам. Герцог среагировал очень вовремя, заметив дым, послуживший сигналом к действию, — не зря же я отдал ему свою подзорную трубу. Вот только теперь нужно как-то забрать ее обратно.
Работа по подъему решетки была не то чтобы тяжелой, просто очень кропотливой. Дым пока не рассеялся, и приходилось по очереди забегать внутрь башни, задержав дыхание. Пара оборотов ворота — и тяжесть в груди заставляла передавать эстафету другому работяге.
И все же мы успели как раз к подходу всадников — передовым воинам даже не пришлось нагибаться под нижним краем решетки. В это же время люди Морофа подняли решетку внутренней башни.
Город еще ничего не понял, а его участь уже была решена. Поток всадников разлился между ближайшими домами, а из леса уже выходила почти тысячная армия пехотинцев — похоже, за последние пару суток герцог смог немного увеличить свое войско. Надеюсь, он не набрал разной швали.
Нам же оставалось облачиться в «чешую» и перезарядить иглометы с помощью довольно громоздкого станка размером с патронный ящик. Заряды нам понадобятся — ведь необходимо сделать еще одно дело, возможно, самое важное во всем штурме столицы герцогства.
Когда вся пехота пробежала мимо, во внутренний дворик въехал герцог, за ним тянулась колонна из двух сотен отборных всадников.
— Герд, ты уверен, что не хочешь поучаствовать в штурме резиденции?
— Уверен, если застрянете, то помогу, но думаю, справитесь сами. А что насчет моей просьбы?
Герцог поморщился, но все же дернул головой, подзывая одного из своих новых рыцарей. Изображение на трофейном щите сотника было наспех закрашено, при этом поведение воина говорило о том, что посвящение уже состоялось.
— Поступаете в распоряжение барона. Все приказы выполнять беспрекословно.
Герцог в сопровождении основной массы всадников ускакал в город, а сотня моих временных подчиненных осталась на месте. В каменном мешке уместились только два десятка, остальные прикрывали нас за внутренними воротами.
— Что будем делать, командир, и зачем нам эти истуканы? — ухмыльнулся Барсук, рассматривая насупившихся оруженосцев.
Гвардейцам не нравилось все: и невозможность поучаствовать в захвате центра города, и слишком непонятный барон, а простолюдин, общающийся с дворянином на равных, доводил бедняг до зубовного скрежета.
Быстро же они забыли, что пару недель назад сами являлись простыми работягами и стражниками, — стоило им примерить облачение оруженосца, как мир стал выглядеть совсем по-другому. Что уж говорить о сотнике в рыцарской броне.
— Сейчас все узнаешь, — охладил я пыл слишком любопытного «медведя». Остальные уже заканчивали облачаться, а люди Морофа зарядили последний игломет и подтянулись ближе.
Когда все собрались, я повернулся к сотнику гвардейцев:
— Здесь все десятники?
— Да, ваша милость. — Сотник быстро спешился и обозначил полупоклон. То же самое сделали еще десять человек, остальные оруженосцы, соблюдая субординацию, выехали из дворика через внутренние ворота.
— Что ж, слушаем меня внимательно. Сейчас мы разделяемся на несколько отрядов. Сотник, выдели семь десятков. К каждому будет прикреплен «ящер» и два бойца из отряда поддержки.
— Но, ваша милость, мои десятники… — возмутился сотник.
— Твои десятники будут подчиняться тому, на кого я укажу, причем беспрекословно, по-моему, именно это слово использовал герцог. — Видя, что сотник набычился, я надавил сильнее. — Не слышу?!
— Да, ваша милость, беспрекословно.
— Тогда слушаем дальше молча. Время уходит. Каждый из отрядов берет по улице и, двигаясь через город, пресекает любые проявления мародерства и насилия, от кого бы они ни исходили. Тех, кто окажет сопротивление, убивать на месте, остальных вязать. Все понятно?
Ответом на мой вопрос был неровный гул голосов. Я уже хотел прикрикнуть, но роль сержанта на себя взял Грифон, с детских лет приученный повелевать оруженосцами и простолюдинами.
— Барон задал вопрос, отвечать!
Теперь слово «да» слышалось отчетливо, хоть и было произнесено вразнобой.
— «Ящеры», разбирайте себе десятников — и вперед. Если пленников будет много, гоните их на центральную улицу, там буду я с основным отрядом. Вопросы? — спросил я у своей команды, и они ответили мне уверенным молчанием.
Мороф подвел Черныша и по моему приказу присоединился к группе Барсука, как самого большого разгильдяя в компании «ящеров».
Небольшая группа подчиненных Морофа собиралась в противоположную сторону — прочь из города. С ними уезжали Яна и Таня, которым совершенно нечего делать там, где летают шальные стрелы и все решает не хитрость, а грубая сила.
Перед тем как запрыгнуть в телегу, хтарка подошла ко мне.
— Ван, зачем тебе все это? — Она продолжали звать меня привычным именем, но всегда делала это очень тихо, одними губами, поэтому я не возмущался.
— Я «вскрыл» этот город и хочу хоть немного уменьшить принесенный вред.
— Совесть — это тяжелая ноша, — горько улыбнулась Яна, явно вспоминая что-то из своего прошлого.
— Возможно, ты права и когда-нибудь я смогу от нее избавиться, но пока не получается, — вернул я ей такую же улыбку, добавив в нее мягкости.
Яна неожиданно фыркнула и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала меня в щеку. На моем лице неожиданно расплылась идиотская улыбка, которую я постарался скрыть быстро надетым шлемом. Уже в прорези полумаски я заметил, как разозлилась Таня.
Только этого мне не хватало, нужно поговорить с девочкой. Так уж сложилось, что у меня уже была дама сердца — по-другому и не скажешь, ведь теперь по императрице я могу только вздыхать. К тому же на границе ждала гражданская жена Уфила, также имелись две боевые подруги. Причем с последними иметь амурные дела я не собирался из соображения правил собственной безопасности. Если с Яной было все понятно — у нас назревала обычная дружба, то с Таней нужно все прояснить и сделать это как можно скорее.
«Будем разбираться прямо сейчас или займемся войной?» — всплыла из глубины язвительная мысль, и, мотнув головой как ретивый конь, я быстро вскочил в седло. Черныш, словно издеваясь, повторил мое движение и вынес седока из каменного мешка в осажденный город.
Чтобы попасть на главную улицу, нам пришлось немного попетлять между огромными бараками, которыми была застроена все окраина. Город хоть и являлся столицей герцогства, но вырос из обычного замка, и здесь по-прежнему сохранялась старая стратегия обороны. Все, кто не имел постоянной работы в городе, жили в окрестных деревнях, а во время осады бросали свои дома и прятались внутри стен. Пригорода как такового не было, что положительно сказывалось на обороноспособности города.
Стоит отдать должное новоиспеченному герцогу, он оказался предусмотрительным человеком и явно понимал, что именно является главным богатством феодала: у входа большей части бараков с беженцами обнаружились заградительные отряды. Бойцы вели себя спокойно, причиной тому был их преклонный возраст.
Увы, степенных революционеров на все бараки не хватило. Уже подъезжая к главной улице, мы увидели, что охраны у входа в очередной барк не наблюдается, а из помещения доносится многоголосый вопль.
— Сотник и одна десятка оруженосцев за мной, — крикнул я, спрыгивая с Черныша.
Если честно, мне не особо хотелось лезть в свалку, но я неосмотрительно разогнал всех «ящеров» и остался наиболее защищенным бойцом в этом отряде. Так что пришлось разбираться самому. Благо воодушевленный примером рыцарь не стал чиниться и, громыхая железом, пошел за мной.
Внутри разворачивалась классическая картина — пятеро революционеров в разномастных кольчугах или вообще без оной удерживали толпу в полсотни селян с помощью выставленных вперед копий, а еще двое прямо на полу разрывали одежду на миловидной крестьянке.
— Прекратить! — заорал рыцарь, опережая мой вопль.
Его реакция была вполне понятна — ведь здесь «гуляли» его собратья по революционной борьбе, правда, не так обласканные герцогом, как он сам.
— Не мешай, сотник, — рыкнул бородатый мужик, срывающий одежду с девушки.
Это он, конечно, зря — оруженосцы моментально ощетинились мечами. Любители «сладенького», в отличие от главного насильника, еще не потеряли голову от вожделения, поэтому быстро побросали копья. К ним присоединился тот, кто помогал бородачу.
Толпа тут же качнулась к нам, и это было нехорошо.
— Держать толпу! — скомандовал я, и оруженосцы перенаправили острия клинков уже в сторону селян, — те быстро поняли свою ошибку и вновь отступили в глубь помещения.
А вот насильник, бросив свою жертву, ухватился за меч:
— Это мое право, город наш, и мы здесь хозяева. Друг, ты ведь такой же, как и мы, — обратился насильник к рыцарю, но понимания не нашел.
Закованная в довольно неплохие доспехи фигура шагнула вперед и одним ударом тяжелого меча снизу вверх легко вскрыла грудную клетку и череп несостоявшегося «друга». Похоже, сотник раньше был или незаконнорожденным отпрыском рыцаря, или опытным оруженосцем.
Если у меня и были опасения насчет взаимопонимания с рыцарем, то сейчас они испарились — мы точно сработаемся.
Следующий инцидент нас ждал уже на главном проспекте города. Бараки сменились двухэтажными домами, тесно прижавшимися друг к другу. В основном это были мастерские с надстроенными сверху жилыми помещениями для мастеров и их семей.
Везде взгляд натыкался на плотно закрытые ставни. Точечное вскрытие обороны города благотворно сказалось на целостности зданий и здоровье местных жителей. Как таковых уличных боев здесь не было. Гарнизон, как только осознал, что гвардейцы Савата уже в городе, сразу откатился в укрепленный герцогский замок. А жители остались без защиты. Вот эту защиту хоть в какой-то мере я и собирался им предоставить.
Шум доносился от добротного каменного дома, подпираемого с двух сторон зданиями чуть победнее.
— Сотник, — обратился я к рыцарю, и сообразительный парень все понял без уточнений.
— За мной! — Он махнул рукой своим подчиненным и в сопровождении десятка оруженосцев подъехал к огороженному невысоким заборчиком дворику. Остальные оруженосцы и люди Морофа остались охранять арестованных в бараке дебоширов.
Рыцарь спрыгнул с седла и, как снаряд от катапульты, влетел сначала во двор, а затем в проем вывороченной двери. Оруженосцы последовали за ним.
Из дома послышался грохот и треск мебели, а вот звона клинков не было.
Через минуту оруженосцы появились во дворе, выводя на свет божий четверых мародеров.
Я подъехал к ограде и сверху вниз посмотрел на бойцов революции.
— Что вы здесь забыли?
— На нас напали из дома, — тут же выступил вперед один из мародеров в покрытом ржавчиной шлеме. Бойкий на вид парняга явно никогда не лез за словом в карман. Говорил он уверенно и смотрел в глаза. Либо талантливо врет, либо говорит правду.
— Где обитатели дома? — повернулся я к выходящему на крыльцо рыцарю.
— Заперлись на втором этаже.
Толкнув Черныша коленями, я направил его во двор под закрытые ставнями окна второго этажа.
— Эй, там, на втором этаже. С вами говорит барон Маран, доверенное лицо герцога Увиера. Выходите из дома, обещаю справедливые разбирательства.
— Твой герцог самозванец, и мы… — звонкий юношеский крик оборвался под звук увесистого подзатыльника, который я услышал даже сквозь тяжелые ставни. Продолжил басовитый голос, явно принадлежащий родителю крикуна:
— Мы не выйдем. Веры вам нет.
— Так, неверующие, у меня нет времени решать с вами, какой герцог правильный, а какой нет. Или вы выходите, или входим мы, но в этом случае всех здесь вырежу и спалю к демонам дом. Я все сказал! — Конечно же я блефовал, но делал это уверенно, зная, какие порядки царят в этом мире.
Через минуту на крыльце появился бородатый великан в сопровождении высокого, худощавого, но уже начинающего разбухать мышцами сына.
— Вы нападали на воинов герцога? — спросил я, глядя на отца. Получивший по шее сынок присмирел и не поднимал взгляда от земли.
— Чем? — опираясь на простую народную логику, вопросом на вопрос ответил хозяин дома.
— Микла, проверь дом. Ищи луки.
Десятник Морофа поклонился и, на всякий случай поудобнее перехватив арбалет, нырнул с тремя бойцами в дом.
— Куда лезешь, морда неумытая! — Из дома послышался женский крик и треск глиняной посуды. Но кричали не от страха или боли, а больше от врожденной стервозности и возмущения. Все, включая мародеров, заржали. Хозяин дома покраснел.
Через пару минут Микла выполз из двери, корчась от смеха. По его шлему на лицо стекала какая-то вязкая масса. Судя по тому, как он облизывался, это было что-то вкусное.
— Луков нет, — судорожно вздохнув, сказал Микла.
— Что теперь скажешь? — повернулся я к говорливому мародеру.
Тот в ответ только пожал плечами.
— Вяжите их, и пошли дальше. И так потратили кучу времени. — Я махнул рукой, выводя Черныша из дворика. Хозяин дома сдержанно поклонился, и это грело душу.
Через четыре дома еще в районе мастерских нас ждала настоящая трагедия. Десяток бойцов пешей гвардии герцога стоял во дворе дома и молча лицезрел жуткую картину — звероподобного вида воин, не удивлюсь, если с разбойным прошлым, как раз подымался на ноги. До этого он одним коленом опирался на спину субтильного мужичка, чтобы удобнее было резать ему горло.
— Всем бросить оружие! — заорал, как бешеный, рыцарь при виде такого действа.
И все же в этой сцене меня что-то смущало, поэтому я поспешно крикнул людям Морофа:
— Не стрелять! Всем оставаться на своих местах!
Черныш подошел вплотную к горлорезу и фыркнул ему в лицо. Мой конь явно обнаглел до крайности и уже никого не боялся.
— Что здесь произошло? — спросил я, предварительно достав из набедренной кобуры малый игломет.
— Мы обходили улицу. Искали воев предателя. — Здоровяк неожиданно запнулся. Было видно, что, в отличие от моего предыдущего собеседника, врать он не любил, да и не умел, поэтому безнадежно махнул рукой. — Что уж там, поживиться мы решили. Пока искали в мастерской чего хорошего, эта гнида поймала на кухне девчушку, дитятко совсем, и снасильничал.
Мужика в который раз передернуло от отвращения, и он сплюнул на труп. Похоже, покаяния от него мы не дождемся.
Что-то подкупало меня в этом человеке, возможно, потому что именно таким я впервые увидел Морофа.
Шум боя еще доносился от центра города, так что там было полно работы для воинов.
— Так, судья гребаный, даю тебе шанс оправдаться. Берешь своих обалдуев — и марш на штурм. Покажешь себя героем — забуду твои «подвиги». Вперед!
Не задерживаясь ни на секунду, «горлорез» рванул вверх по улице, за ним устремились шесть из восьми подельников, а еще двое бежали в сторону битвы с явной неохотой.
— Этих взять, — скомандовал я.
Мародеры резко ускорились, но не судьба им была убежать от конных оруженосцев.
Ближе к герцогскому замку, можно сказать на виду у командиров, мародеров стало намного меньше. Лишь в двух местах дворянского квартала мы среагировали на шум бьющихся окон и совершенно без проблем выгнали из дворцов гоняющихся за служанками революционеров.
Проверив еще три дворца с этой стороны не такого уж большого квартала богачей, мы направились к войску герцога, который в это время штурмовал стены центрального замка.
Сначала я просто наблюдал за штурмом, не вмешиваясь в события. Через двадцать минут подтянулись остальные отряды с «ящерами» и привели с собой несколько десятков арестантов. В общей сложности собралось больше семидесяти мародеров, и это при том, что в город вошло всего полторы тысячи человек.
Герцог уделил нам толику внимания, но успел лишь недовольно осмотреть толпу мародеров, а затем над невысокими стенами герцогского замка разнесся победный вопль. Но радовались они рано: вряд ли кто-нибудь из штурмующих умел зачищать помещения. На лице Савата отразилось отчаяние хозяина дома, в котором бушует пожар.
— Отзовите бойцов. Внутрь пойдут мои люди. Только зачистите двор и хозяйственные постройки, — сказал я герцогу, с запозданием отвешивая поклон вассала сюзерену.
Сават с явным облегчением отдал команду, и над стенами замка разлился рев боевого рога. В открывшиеся ворота тут же метнулись сотники, с воплями охлаждая пыл своих подчиненных.
— Грифон, ты бывал в гостях у герцога?
— Да, командир. — Бывший рыцарь кивнул, осторожно покосившись в сторону Савата, общающегося с имперским графом и Выиром Дирной.
— Поведешь отряд. Работайте аккуратно, постарайтесь не разбить ничего ценного и, святые вас упаси, не подпалите замок. Особенно это касается Барсука. — Я выразительно посмотрел на бывшего «медведя». Мороф тут же шагнул ближе, но был остановлен. — Не, ты не пойдешь, нечего подставлять головы за герцогское добро. Пусть «ящеров» прикроют оруженосцы.
Грифон кивнул, возвращая на голову шлем, и направился к «нашему» рыцарю. Гвардеец чиниться не стал и, взяв с собой половину сотни, повел ее следом за штурмовиками.
Замок был захвачен через полчаса, и наши потери исчислялись одним Барсуком, который умудрился надышаться дымом. Для справедливости стоит заметить, что поджог учинил не бывший «медведь», а сами защитники, к тому же пожар быстро потушили.
Блаженное безделье приносит удовольствие только тогда, когда оно приходит после суеты, тяжелого труда или нервного напряжения. Именно в этом случае возможность посидеть в плетеном кресле на берегу искусственного пруда, попивая легкое белое вино, не надоедает и не пресыщается.
Тишина летнего сада за громадой графского особняка отнюдь не навевала сонливости, а, напротив, создавала в голове ощущение хрустальной ясности, прозрачности и необычайной легкости. Розовые кусты издавали одуряющий запах, с трудом удерживающийся на грани пресыщенности, но все же удерживающийся, поэтому вдыхать теплый воздух было приятно, особенно запивая его чуть сладковатым вином.
Птицы тоже не раздражали слуха — время от времени робкий соловей заводил негромкую трель и, закончив короткую музыкальную тему, тут же умолкал. Все было бы идеально, если бы не девичье хихиканье. Пока оно звучало тише и реже соловьиных трелей, это было даже приятно, но хихикать в кустах сирени стали чаще, да и смех стал немного хриплым и взволнованным.
В конечном счете мое терпение лопнуло.
— Барсук, твою ж мать! Тебе нечем заняться?!
Сначала в кустах тонко ойкнуло, и легкое шуршание листьев возвестило о том, что подруга «ящера» решила покинуть уютное гнездышко. А вот бывший «медведь», зараза, исчез без малейшего звука.
Идеальность момента была окончательно разрушена появлением еще одной служанки, почему-то отреагировавшей на мой крик.
— Ваша милость чего-то желает?
— Принеси еще вина и полотенце, — ответил я, чувствуя, как нарушение неподвижности согнало негу.
— Хорошо, ваша милость, — поклонилась довольно симпатичная девушка и уже в который раз стрельнула в меня глазами.
Прислуга досталась мне вместе с графским дворцом, точнее, теперь баронским — ведь его хозяином стал барон Маран, то есть я.
Бывший хозяин сейчас находился где-то в центральной части империи, а значит, вне города и, что самое главное, вне закона. Герцог решил, что бывшему хозяину на плахе или в изгнании дворец уже не понадобится, и подарил его мне.
Отказываться было неловко, поэтому я взял подарок и поблагодарил. Особых проблем с прежними жильцами не возникло. Супруги у молодого графа не было. Его любовницы-содержанки мне не приглянулись, хотя старались, поэтому были отправлены восвояси, а слугам вообще плевать, кого именно обслуживать, главное, чтобы вовремя платили.
Полуденное солнце припекало с непривычной для севера империи интенсивностью, и рядом с водоемом в голову приходили вполне логичные мысли и желания. Поэтому я, недолго думая, разделся и нырнул в кристально-прозрачный пруд с выложенным разноцветными камешками дном. Обалдевшие от подобного поведения золотые рыбки шарахнулись в стороны.
Вода была идеальной — чуть прохладная из-за бьющих со дна родников, но замерзнуть в ней было невозможно.
Немного понежившись в неглубоком пруду, я услышал тихое покашливание за спиной.
Служанка стояла возле невысокого бортика и с интересом рассматривала голого работодателя.
— Поставь кувшин на бортик.
Служанка повиновалась. Как только она отпустила ручку хрупкой посудины, я ухватил изящную ладошку и затащил девушку в пруд. Хрустальный смех, разлетевшийся над прудом, как брызги воды, подтвердил правильность моего поведения.
Эта девица стреляла в меня глазками уже второй день, а теперь, когда барон обозначил свой интерес, служанка впилась в мои губы долгим поцелуем. Вот так и живут богатые, причем в обоих мирах. Только на Земле зазевавшийся богатей мог поиметь неприятности в суде и попасть на деньги за сексуальные домогательства. Здесь же получался полный взаимный интерес — уже завтра девица, имени которой я пока не узнал, будет распоряжаться в замке графа как хозяйка, а еще если случится ребенок, то она вообще окажется «в шоколаде».
Нечто подобное происходило и в поместье Маран, только Уфила не была такой настырной.
Как очень часто бывает в подобных ситуациях, в самый важный момент появился «ломщик кайфа». Тихое покашливание служанки ласкало слух, а карканье Морофа прошлось по мозгу как наждачная бумага.
— Мороф, не хочу показаться самодуром, но ты очень не вовремя.
— Простите, барон, герцог требует вас к себе.
— Да чтоб к нему всю жизнь так приходили, — пожелал я своему сюзерену, но сделал это по-русски, чтобы не кормить лишние уши опасными словами.
Пока шел разговор, служанка добралась до другого берега пруда и выбралась на бортик. Мы с Морофом на несколько секунд зависли, наблюдая облепленную тонким платьем ладную фигурку. Девушка была одета не в уличный наряд с пышными юбками, а в домашнее подобие хитона, так что тонкая ткань, намокнув, мало что скрывала.
Оделся я быстро, да и в теплую погоду можно было не мудрить с одеждой. Этикет требовал от меня камзола, но мне было плевать на все этикеты. Так что я облачился в мужской вариант любимого Яной «мушкетерского» наряда — легкие брюки, высокие сапоги и свободную белую рубашку.
До дворца застоявшийся в конюшне Черныш домчал меня за пару минут и обиженно всхрапнул, когда я натянул поводья: ему бы еще скакать и скакать.
Запас хорошего настроения не позволил герцогу с ходу вогнать меня в меланхолию, в которой он сам, судя по всему, пребывал уже давно.
— Герд, что мне делать? Я скоро начну развешивать этих сволочей по деревьям, но затем получу революцию…
— А подавлять ее нечем, — продолжил я за герцога. — К тому же нужно отправить войско на поддержку императрице.
Герцог обреченно кивнул.
— Граф перед отъездом намекнул, что времени у меня не больше пары декад.
Я понимающе сгримасничал и уселся в мягкое кресло у столика с фруктами и кувшинчиками вина. Герцог сел напротив.
— А если вспомнить мой совет и разделить проблему?
— Что там делить?! — Сават вскочил, но, поняв, что выглядит нелепо, опустился обратно в кресло. — Герд, они хотят устроить в герцогстве все так, как в вольных городах на севере.
О том, какие порядки царят в городах на северном побережье хтарской степи, мне было неизвестно. Возможно, тамошняя политическая система была разумной, ведь производили же они такие чудные вещи, как моя «чешуя». Но сильно сомневаюсь, что местные «друзья» дозрели до демократии.
— Мне же они предлагают пост первого среди равных, — продолжал сокрушаться герцог.
— Так пошлите их подальше.
— Не могу, я надавал столько обещаний, что если откажусь, то погублю свою честь, а вдобавок получу бунт.
— А вот теперь давай займемся моим любимым разделением. — Я говорил жестко, расставляя приоритеты в нашем новом общении. На «тыканье» герцог не обратил внимания, так что я окончательно утвердился в роли ближайшего соратника. А в этом статусе главное не зарываться. — Ты обещал народу устраниться от власти и отказаться от титула?
— Нет, но я поклялся дать им свободу и землю.
— Вот и дай им все это.
— Ты издеваешься? — нехорошо прищурился герцог.
— Дай им свободу и землю, но не власть. Ведь этого ты не обещал?
— Вроде не было.
— Скажи, как жили люди на севере до прихода империи?
— Насколько помню, общинами.
— Вот верни эти общины. Пусть владеют землей, пусть решают, как им жить, выбирая старейшин, но при этом не забывают вовремя платить налоги. Ведь избавления от налогов ты не обещал?
— Не обещал, — немного оживился герцог.
— Вот поэтому дай народу то, что обещал: право на свою землю и право самим решать, как жить в родной деревне. С горожанами можно подождать, ведь в революционной армии их не так уж много.
— А владельцы земель?
— А владельцы земель, — в тон ответил я, — сейчас практически все вне закона и мало что смогут возразить.
Сават на минутку застыл, обдумывая сказанное мной, а затем взорвался движением и приказами. На голос сбежались секретари и охранники. Первые тут же сели писать указы, а вторые побежали за нужными герцогу людьми.
Глядя на всю эту суету, я «родил» еще одну идею.
— Ваша светлость, — официально обратился я к Савату, потому что в помещении находились посторонние.
— Слушаю вас, барон, — степенно ответил герцог, при этом улыбкой обозначив, что оценил мой такт. Правда, я прокололся с сидячим положением, впрочем, герцог тут же исправил ситуацию, присев в соседнее кресло.
— С теми, кто собрался в столице, мы разберемся быстро. Стоит селянам услышать о раздаче земли — они со всех ног побегут домой. Кстати, как вы планируете делить земельные наделы, я, честно говоря, мало разбираюсь в этих вещах?
— Да пусть берут сколько хотят и платят с распаханного поля. Для начала думаю поставить минимальный налог, — отмахнулся герцог, показывая, что во многих вопросах он даст мне сто очков форы. — По вашему вступлению, барон, я понял, что есть возможность предотвратить приход недовольных селян из дальних деревень.
— Есть. Нужно набрать молодых парней, которые умеют читать и скакать на лошади. Пусть писари размножат приказы, и глашатаи с этими копиями скачут во все концы. Только нужно почитать приказы вслух и вывесить в центре каждого селения.
— Что-то подобное делают в империи, только копий не оставляют. Дороговато получится.
— Думаю, в этом случае жадничать не стоит.
— Согласен, — кивнул герцог и подозвал к себе одного из писарей.
Скоро герцог и сам осознает преимущество пропаганды в информационной войне и не будет жалеть денег на писарей и пергамент. Возможно, в будущем мне стоить задуматься над печатными станками и бумагой, хотя понятия не имею, как все это сделать.
Расслабившийся герцог внезапно что-то вспомнил и отвлек меня от прогрессорских мечтаний.
— Да, я вспомнил, зачем тебя вызывал.
— Разве не посоветоваться?
— И это тоже, но у нас возникла еще одна проблема. Ты собрал в городской тюрьме почти сотню мародеров. Сегодня утром ко мне явились их товарищи и потребовали освободить арестантов. Сейчас они ждут у тюрьмы, так что отправляйся туда и реши эту проблему.
— Я?
— А кто? Ты убил кабана — тебе и снимать с него шкуру, — «порадовал» меня герцог местной поговоркой.
Вот и делай после этого добро людям. Как гласит русская народная мудрость, «благими намерениями выстлана дорога в ад».
На выходе из герцогского замка, интерьер которого практически не пострадал именно благодаря моим стараниям, за что даже спасибо не сказали, я решил не спешить с действиями. Для начала следовало подготовиться. Двое герцогских гвардейцев без разговоров отправились с приказами в разные стороны, я же вскочил на Черныша и направил его домой.
На возвращение в мой новый особняк, облачение в «чешую» и мобилизацию «ящеров» ушло минут двадцать, поэтому уже через полчаса наша кавалькада подъехала к серому кубу городской тюрьмы.
Мои опасения оказались не напрасны — у тюремных ворот собралась толпа воинов человек в четыреста. Вся эта масса качнулась вперед, узнав в черном всаднике обидчика их товарищей.
Преимущество практически всегда оказывается на стороне того, кто делает ход первым.
— Бойцы! — заорал я, так и не решившись снять шлем, хотя психологически это было неправильно. — Свободу достойным воинам, героям революции!
Удивление прокатилось по толпе, гася возмущенные вопли. Активисты еще пытались что-то кричать, но не получили ожидаемой поддержки. Народ ждал продолжения столь странного в моих устах призыва.
Нарочито медленно я направил Черныша к воротам тюрьмы и приказал перепуганным стражникам подготовить арестантов к освобождению. Все это делалось параллельно с судорожными поисками решения проблемы.
Подходящий вариант все же был найден, и в окошко ворот полетел приказ найти мне табурет и чашу. Удивление тюремщиков пришлось перебивать криком.
Когда сквозь щель в створках ворот сообщили, что всего готово, на площади появился мой старый знакомый. На щите сотника красовался новый герб в виде жуткой помеси вороны и кошки.
Никак не привыкну к больной фантазии северного рыцарства империи.
С собой «кошковорон» привел половину сотни, которая тут же отсекла меня от толпы, что вызвало облегченный вздох.
Активисты, так сказать, «активизировались», и народ вновь загудел.
— Спокойно! — вновь напряг я голосовые связки. — Достойные воины получат свободу очень скоро!
В этот раз шум до конца не стих, и недовольство толпы накапливалось. Хотелось тупо разогнать этот сброд, но, увы, решать проблему нужно было миром. По крайней мере, герцог намекнул об этом без всяких тонкостей: сейчас ему только городского бунта не хватало — и так все висит на тонком волоске.
Через минуту после прихода гвардейцев у тюремных ворот объявились два целителя. Вместе с посыльным я отправил в городскую обитель целителей слова почтения, а также уверения в том, что, если мой приказ не будет выполнен моментально, всем законспирированным волшебникам будет очень плохо. К счастью, мне поверили.
— Выпускай первого, — тихо сказал я тюремщикам и повернулся к возбудившейся толпе. — Что скажете, этот воин достоин свободы?
— Да! — взревела толпа.
— Прекрасно, значит, вам будет не жалко несколько капель крови для товарища. — Рядом с опутанным веревками арестантом я поставил грубо сколоченный табурет, а сверху водрузил грязноватую чашку для баланды. — Когда наполнится эта чаша, я с удовольствием отпущу сего достойного человека. Не бойтесь, целители не дадут никому пострадать.
Удивление на секунду сковало толпу немотой. Нестандартность ситуации заставила одного из активистов даже выйти из общей массы людей.
— Мы проливали кровь за свободу…
— Правильно, и сейчас тоже нужно пролить ее за свободу соратника, — подхватил я клич активиста. Таких людей убеждать бессмысленно, тут нужно нажимать на другие точки и, боже упаси, не допускать пауз. — Или тебе жаль пару капель крови для друга и соратника?
«Слабо» работает безотказно в любом мире.
В голове всплыла фраза из голливудского блокбастера, не помню точно, какого именно, но там человек тоже куда-то попал.
— Кто поручится своей кровью за этого воина?!
Девиз прошел на «ура», и народ торжественно взревел. Толпа — очень податливый материал для внушения, только обладает большой инертностью и в то же время непредсказуемостью, поэтому давить на нее нужно очень осторожно.
Несмотря на все вопли, сдавать кровь никто так и не подошел.
— Убрать, — тихо скомандовал я, и пленник исчез за приоткрывшимися створками тюремных ворот.
Со вторым пленником мне повезло — им оказался тот самый говорун, который пытался навесить мне лапшу на уши, выдавая грабеж за ответное нападение.
Как оказалось, в народе этого балагура любили. К целителям выстроилась целая очередь, и на двенадцатом «доноре» чашка наполнилась. Простой народ любит торжественные ритуалы, поэтому каждого героя-донора встречал восторженный вопль. Затем последовало освобождение говоруна и обнимание со всеми спасителями. Толпа бесновалась и уже не слушала никаких активистов.
Дальше пошел конвейер. Как и следовало ожидать, из семидесяти заключенных только полтора десятка удостоились кровавого поручительства, а остальные отправились на общественно-полезные работы в шахты. Возможно, насильников и убийц стоило повесить, но восстановление справедливости в герцогстве — это не моя забота.
«Кровавый» ритуал перерос в народное гулянье — на улицах появились бочки с вином и столы с закуской. Горожане наконец-то поняли, что гражданская война закончилась, и вздохнули с облегчением. Так уж сложилось, что именно мои действия стали катализатором, высвободившим радостную энергию.
Надеюсь, эти гуляки не подожгут город, и мне не придется отвечать перед герцогом еще и за это.
Решив проблему с арестантами, я уже собирался вернуться к отдыху, но не тут-то было.
Большая часть крестьян, которая не пожелала войти в гвардию герцога, как я и предсказывал, с максимальной скоростью умчалась в родные края, чтобы успеть на дележку земли. Меньшая часть постепенно перекочевала на шахты, потому что за время вольной жизни отвыкла от работы. Некоторых пришлось вылавливать по лесам. Что же касается активистов, то некоторых герцог тихонько придушил, остальных поставил на ответственные должности под неусыпный контроль. А вот с периферией возникли проблемы. Народ почему-то не хотел верить в приколоченную на главной улице села писульку. В некоторых селениях указы вообще исчезли, и поползли слухи, что скоро вернутся бароны с графами и все начнется сначала.
Герцог не стал насиловать себе мозг и просто вызвал советника — то есть меня.
Наша очередная беседа проходила в кабинете, оформленном в ореховом стиле: и деревянные панели стен, и мебель были сделаны из этого дерева. Для светской беседы это немного тяжеловатый интерьер, а вот для деловых переговоров самое то.
— Герд, мне нужен твой совет, — в лоб заявил герцог, как только я вошел в кабинет. Он уже успел обвыкнуться в новой должности и уверенно смотрелся за отцовским столом.
— А я думал, что ты позвал меня на чашечку курибы или бокал вина, — ответил я, осматриваясь вокруг.
Положение массивного стола у стены с двумя большими окнами и свободное пространство перед ним подразумевало, что посетитель должен общаться с герцогом, стоя на великолепном ковре и проникаясь величием момента. Я же обнаглел настолько, что не желал принимать общих правил игры. Хорошо, что у стены имелось несколько кресел, а в правом дальнем углу вообще располагался мягкий уголок. Но даже если бы посадочных мест не было вообще, можно было бы притащить стул из приемной. Но на подобную дерзость идти не пришлось, и я просто завалился на диванчик в мягком уголке.
Лицо Савата сначала дернулось, а затем он улыбнулся каким-то своим мыслям и пересел в соседнее кресло.
— Так что, курибы или вина?
— Давай не будем начинать запой прямо с утра.
Сават намеревался встать, но я остановил его — теперь пришла пора немного полебезить.
— Позвольте мне, ваша светлость. — Я встал и, элегантно поклонившись сюзерену, позвонил во взятый со стола колокольчик.
Резкие перемены в поведении хорошо подходят для общения с женщинами и начальниками. И у тех, и у других слишком ранимая душа и обостренная мнительность. О женщинах-начальниках даже говорить страшно — там все это перерастает в легкую паранойю. При этом я не считаю, что женщины являются плохими руководителями, просто к ним нужен особый подход.
На зов колокольчика в кабинет явился разодетый как павлин лакей.
— Ваша светлость? — застыл в поклоне слуга.
— Принеси курибы, — не глядя на слугу, приказал герцог.
— Слушаюсь. — Пятясь задом, лакей покинул кабинет.
— Так что там случилось? — вернул я герцога в первоначальное русло разговора.
— Пришли сведения, что в дальних поселениях и городках неспокойно, к тому же нужно что-то делать с засевшими в замках рыцарями. Я попробовал по твоему совету разделить проблемы, но ничего, кроме карательных акций, в голову не приходит.
— В этом случае как раз следует объединить задачи.
— Ты издеваешься? — набычился Сават.
— Ничуть. Тебе нужно самому возглавить рейд по дальним селениям, городкам и замкам. Простолюдинам следует лично объяснить, что ты весь такой щедрый и благородный, а рыцарям показать стальной кулак. Кстати, к этим двум проблемам можно прибавить третью, а именно — посылку армии на помощь императрице.
— Об этом мне даже думать не хочется.
— А надо. Лара точно не забудет о своем приказе.
— И как будем объединять? — снисходительно позволил мне высказаться герцог.
— Для начала заедем к маркизу Венту: пусть послужит новому господину.
— Он дал клятву, — возразил Сават.
— Какую — не ездить по герцогству? Никто не собирается заставлять его воевать против твоего кузена. Пусть одним присутствием обозначит свое бессилие. Я не знаю, по каким причинам твой братец оставил в герцогстве именно этих рыцарей, но они вряд ли могут превзойти наместника в верности или стойкости.
— Должно сработать, — задумавшись, резюмировал герцог. Он уже начинал верить, что как минимум половина удачных идей зародилась в его мозгу.
Когда появился слуга с довольно большим кофейником и чашками, наша беседа действительно приобрела светский характер.
Я, конечно, надеялся отдохнуть в отсутствие герцога, продолжая знакомство с шустрой служанкой, но реальность внесла свои коррективы — его светлость пожелал видеть слишком находчивого барона рядом со своей персоной.
Ну и кто тянул меня за язык?
Нехотя пришлось собираться в поход. Проводы, как ни странно, оказались долгими: Вирина, служанка, именем которой я все же поинтересовался после совместно проведенной ночи, лила неискренние слезы, Яна ободряюще улыбнулась мне и, получив увесистый кошель, собралась в поход по магазинам, готовясь энергично влиться в окружение герцога, а вот Таню пришлось вылавливать по закоулкам дворца.
Двенадцатилетнюю девочку удалось отыскать в саду. Она бросала в пруд камешки, пытаясь попасть по рыбкам. Я почувствовал вину за то, что бросил ее и заставил в одиночестве переживать все душевные метаморфозы.
— Привет, — тихо поздоровался я, ожидая получить в ответ проявление ревности и обиды, но увидел раздражение и злость.
— Да пошел ты.
Интересно девки пляшут. А я-то подбирал слова, чтобы не обидеть влюбленную девушку. Самодовольный идиот!
— И с какой это радости мне идти из собственного дома? — сочувствие куда-то ушло, подгоняемое пониманием того, что амурами здесь и не пахнет. Мужская гордость чуток вздрогнула.
— Ты тут развлекаешься со служанками, а обо мне забыл!
— Ага, вот какой я нехороший, потому что не замечаю искренней любви. Таня, давай не будем морочить друг другу голову.
— Ну, может, любви и нет, но я-то не железная.
— А я не педофил, — пришлось парировать мне.
— Мне двадцать пять, — огрызнулась Таня, так и не повернувшись в мою сторону.
— В этой реальности тебе двенадцать, так же как мне девятнадцать, а не тридцать два. Давай без истерик. — Во мне говорило раздражение, наравне с пониманием того, что сюсюкать здесь не стоит. — Если сильно приперло, найди себе кавалера, здесь в тринадцать уже рожают.
— Искала! — сверкая глазами, развернулась Таня. Пока она сидела ко мне спиной, разговор шел нормально, а вот от вида лица маленькой девочки появилось ощущение полной абсурдности ситуации. — Один из ухажеров включил папочку, а второго я сама чуть не зарезала, когда поняла, что эта сволочь именно педофил. Только ты знаешь, какая я на самом деле, но предпочитаешь служанок.
— Так, стоп, — поднял я руку в защитном жесте. Мир начал терять реалистичность и превращаться в какой-то фарс. — Мы сейчас с тобой до такого договоримся, что потом будем разгребать сказанное лет десять. Так, теперь встала и пошла к Яне. Расскажи ей все, что тебя мучает, такие разговоры не для мужиков. Также я попрошу ее усилить тренировки, а то кое у кого остается слишком много сил на дурные мысли.
— Но…
— Не хочу ничего слышать. Встала и лунной походкой отправилась в дом!
Когда детская фигурка исчезла за кустами, я совершенно искренне вздохнул.
Вот это засада! А я еще когда-то подумывал о карьере психолога. Свят-свят.
Свою угрозу я выполнил и перед отъездом попросил Яну вплотную заняться мозгами девочки. Верю — у нее получится. В ответ же получил просьбу не выпытывать у Тани факты из прошлого самой Яны. За избавление от щепетильных бесед с подрастающим поколением я готов был пообещать все что угодно.
Ввиду новых обстоятельств поход был воспринят мною как праздник. В усадьбе остался Мороф с подчиненными, а все «ящеры» ушли со своим бароном.
Первым мини-армия герцога посетила маркиза Вента, напрямую устремившись к его цитадели и задерживаясь в попадавшихся по пути селениях лишь на короткие митинги.
Маркизу, несмотря на нежелание, все же пришлось покинуть свой замок и составить компанию герцогской свите. Это благотворно подействовало на строптивое дворянство, и оно было вынуждено сдаться на милость победителя и принести клятву новому сюзерену. Один слишком упрямый барон попытался возражать — его жилище захватили за полчаса. Почти две тысячи гвардейцев попросту облепили невысокие стены и черной волной хлынули внутрь замка.
К вечеру над замком поднимались клубы жирного дыма, который обкуривал тела повешенных жителей.
По моему мнению, это был уже перебор, но ничего не поделаешь — здесь такие порядки, и не мне лезть в чужой монастырь со своими нравоучениями.
Отряд из вновь присягнувших рыцарей с каждым днем становился все больше. Герцог логично рассудил, что, вытащив из замков всех воинов и заменив их своими гвардейцами, обеспечит верность рыцарей в далеком походе. Его решение я одобрял, чего нельзя сказать об еще одной идее, посетившей сиятельную голову.
Когда отряд местной знати вырос до двенадцати рыцарей и почти трех сотен оруженосцев, герцог «разродился» приказом.
Стратег, блин!
Войско встало на ночевку возле небольшого городка, и Сават, собрав рыцарей перед местным храмом всех святых, озвучил, по мне, не очень умную мысль:
— Благородные рыцари, наша империя нуждается в верности своих сыновей! Императрица просит о помощи, и мы отзовемся на ее призыв. Барон Маран, назначаю вас герцогским маршалом и отдаю под руку всех рыцарей, которые направятся служить императрице.
Осмотревшись вокруг, я заметил завистливые взгляды.
Мне только этого счастья не хватало.
Казалось, я прямо там наговорю Савату гадостей, но, к счастью, сдержался.
— Спасибо за честь, ваша светлость. Постараюсь оправдать высокое доверие, — поклонился я, прожигая злым взглядом ухмыляющегося сюзерена. В этот момент меня впервые посетила мысль плюнуть на все и уйти с добровольцами из своих подданных в Вольные Королевства.
Надо было послушаться интуиции.
Когда матерчатые стенки герцогской палатки хоть как-то закрыли нас от лишних ушей и взглядов, я едва не изошел в злобном шипении:
— А можно было хотя бы предупредить?
— Ага, чтобы ты заморочил мне голову и вывернулся, как уж из-под палки?
— А так, значит, не вывернусь? — нехорошо сузил я глаза.
— Так ты нарушишь приказ, причем не только мой, но и императрицы.
От герцога повеяло холодом, и я быстро напомнил себе, что нахожусь не в демократической России, а в феодальной империи. Хотя и дома разговаривать с власть имущими следовало с оглядкой.
— Повиновение герцогу, — отсалютовал я по примеру имперских легионеров.
— Герд, у меня очень мало людей, которым я могу доверять, — смягчился Сават.
— И вы решили сделать все, чтобы их стало еще меньше? — не удержался я от шпильки.
Герцог задумался и, немного походив по ковру, выдал оригинально решение:
— Тогда давай так. Отведешь рыцарей к войску императрицы и сдашь тамошнему начальству. А после этого можешь вернуться обратно, мотивируя все моим приказом. Годится?
— Годится. — Этот вариант меня действительно устраивал, но с небольшим дополнением. — Вот только перед походом хотелось бы наведаться в свое новое баронство.
— Это решаемо, — небрежно отмахнулся Сават. — Пока соберутся остальные рыцари, пройдет несколько дней. Что-то еще?
— Да, как насчет того, чтобы еще раз познакомиться с баронессой Рошаль?
— Это шутка такая? — напрягся герцог.
— Я вполне серьезно.
— Ну уж нет. Мне хватило прошлого раза. Дама она, конечно, интересная, но флиртовать с ней — все равно что целоваться со змеей. Кстати, хорошо, что напомнил: ты ведь обещал рассказать, что именно произошло той ночью.
— Обещал, но не расскажу.
— Ты мой вассал, — оттопырил губу Сават, чем вызвал у меня едва сдерживаемую улыбку.
— А ты вассал императрицы, и мы оба обязаны ей подчиняться. Что же касается вопросов, если доведется, можешь задать их ее императорскому величеству Ларе.
Герцог сначала разозлился, затем обиделся, но и это у него быстро прошло.
— Я обязан принять ее ко двору?
— Ты уже принял — ведь граф увез в ставку императрицы известие, что Яна стала любовницей герцога. Ты ведь сам ему об этом намекал.
— По твоей просьбе.
— Отрицать не стану, а вот ко двору ее принять придется, или пришлют кого-то другого, а баронессу ты уже знаешь.
— А если она снова захочет меня прикончить?
— Уверен, что нет. Ты оправдал доверие, и теперь баронесса будет беречь тебя как зеницу ока.
— Близко ко мне она не подойдет.
— Ну-ну, — иронично сказал я, понимая, что если Яна захочет, то окажется в постели герцога в первую же ночь. — Это будет даже хорошо. Главное, чтобы ты не забывал присматривать за ней. И один маленький совет: приставь кого-нибудь проверять уходящую в империю почту. Если донесения баронессы не дойдут до адресата, тебе за это ничего не будет, зато никто не сможет рассматривать грязное белье одного северного герцога.
— Хорошо, — немного успокоился Сават. — Ты что-то говорил насчет просьбы?
— Да так, пустяки, сам справлюсь, — отмахнулся я, понимая, что после нашего разговора герцог и сам не позволит уйти в империю ни единому клочку лишней бумаги.
Распрощавшись с сюзереном, с которым у меня складывались довольно странные отношения, я отправился в разбитый для меня шатер. С каждым шагом внутри разгоралось странное чувство. Если честно, я сам себе не признавался, как мне хотелось увидеть Лару. Очень хотелось, и при этом ясно осознавалось, что за такую встречу придется дорого заплатить, возможно, жизнью.
Рано утром ко мне в шатер заявилась делегация из рыцарей, но разговора не получилось — я представил им Грифона как своего заместителя и, забрав остальных «ящеров», отправился в замок Торнадо. По пути от нас отделился Барсук с приказом привести в замок оставшихся в столице Морофа и Таню.
Надеюсь, к этому времени Яна успела хоть немного промыть девчонке мозги.
Развалины замка встретили меня стуком топоров и кирок — полным ходом шли восстановительные работы. Вокруг попадались знакомые лица. Улыбки приехавших с границы людей поднимали настроение.
Караван из поместья Маран прибыл очень быстро, и не удивлюсь, если это была заслуга моей управительницы, соскучившейся по своему ученому казаку.
Надеюсь, старый козел не успел нагрешить в мое отсутствие.
Увы, все надежды рассыпались прахом, как только я увидел лицо Никоры.
Дородная мадам шла по своим делам с лицом жаждущей крови фурии, и похоже, это выражение уже стало для нее привычной маской. И все же, несмотря на расстроенные чувства, увидев своего барона, женщина буквально расцвела:
— Ваша милость!
Едва я успел спешиться, как оказался в теплых объятиях Никоры. Вся субординация полетела к чертям. И все равно мне было приятно. В груди шевельнулись едва ли не сыновьи чувства.
— Я тоже рад тебя видеть, Никора.
С приездом пограничников в замке вдруг стало уютнее и веселее. Развалины утратили свою зловещую атмосферу и постепенно стали оживать.
Свежим взглядом я подметил некоторые ошибки начавшегося строительства и перенаправил каменщиков с разметки оборонительной стены на укрепление входов в подземелье и обустройство нижних помещений. Оборонять стену в таких условиях было бессмысленно — упор следовало сделать на раннее оповещение и надежное укрытие.
Внеся небольшие поправки в маршрут движения местечкового прогресса, я поднялся на второй уровень основного здания дворца и увидел сюрреалистическую картину — посреди огромной каменной площадки с «огрызками» стен стоял небольшой свежесрубленный теремок. Эдакий росток живого посреди царства разрушения. Довольно символично. В теремке было всего две маленькие комнаты — кабинет и спальня. Стены оказались немного сыроваты, но по местным меркам это все равно была лишь времянка.
В виде маленькой пристройки меня ждал самодельный душ, который заботливые подданные, зная мои пристрастия, подготовили своему барону.
После душа, одевшись во все свежее и плотно пообедав, я занялся делами и в первую очередь по-новому взглянул на сочетание полуразрушенного дворца и бревенчатого домика.
— Эй, малец, — подойдя к краю площадки, позвал я пробегающего внизу мальчугана.
— Да, господин, — совсем как взрослый поклонился мальчик.
— Позови Олата.
— Слушаюсь, господин, — еще раз степенно поклонился мой собеседник, а затем сорвался с места, словно метеор.
Мастер-каменщик, руководивший местным строительством, появился через пять минут и, несмотря на возраст, энергично взбежал по полуразрушенным ступеням.
— Вы меня звали, ваша милость?
— Да, Олат, посмотрите вокруг, — сделал я широкий жест рукой. — Вам не кажется, что если построить жилые помещения на этой площадке и укрепить остатки стен, то получится защитный периметр?
— Я думал об этом, — тут же подхватил мысль сметливый строитель. — Еще нужно заделать провалы в стенах первого этажа, но все равно оборонять это пространство будет трудно.
— А оборонять и не нужно, главное — выиграть время, чтобы уйти вниз.
— Слушаюсь, господин, — поклонился строитель, практически копируя действия мальчугана, что вызвало у меня улыбку.
— Не скажете, где Руг?
— Внизу, ваша милость, — ответил строитель и не сумел сдержать улыбки. — От Никоры прячется. Она-то боится ходить глубоко в подземелье.
— А что произошло?
— Не хочу передавать сплетен, но если господин прикажет… — заговорщицки понизил голос строитель.
— Прикажу.
— Руг спутался с целительницей, а тут возьми и заявись Никора. Ох и крику же было.
— С целительницей-то все в порядке? — обеспокоился я.
— Да что с ней станется. Они же бабы — поорали друг на друга, потаскали за волосы и успокоились. Никора занялась своими делами, а целительница травы собирает. Не разговаривают только, в остальном все тихо.
— А Руг, говоришь, спрятался?
— Ага, даже поесть не выходит, еду ему малец таскает. Никора хотела запретить, но там еще мастера постоянно сидят — мол, работы много.
— Хорошо, мастер, можете идти. Думаю, как все здесь сделать, вы и сами решите.
Строитель еще раз поклонился и тут же начал бродить по площадке, осматривая остатки стен и делая для себя какие-то выводы, а я спустился в подземелье по уже расчищенной главной лестнице.
Когда первое тепло сменилось несильной жарой, прохлада подземелий приносила удовольствие, теперь же резкий контраст температур заставлял зябнуть и даже чихать.
Руг действительно зарылся глубже некуда — в главной лаборатории работали мастера, а профессор облюбовал себе комнату прямо возле коридора с магическими ловушками.
— Привет, проф, вижу, у вас тут весело.
— Не начинай, очень прошу, и без тебя тошно, — искренне вздохнул Руг.
— Я ведь тебя предупреждал, Что, на сладенькое потянуло?
Руг сначала хотел окрыситься, но вдруг сдулся — ему, похоже, хотелось выговориться.
— Сам не знаю, как так получилось. Мы обсуждали магическое видение и химические реакции, а потом вдруг оказались в одной постели.
— Ага, случилась внезапная химическая реакция.
— Точно, и я в этом не виноват, — оживился ученый, принимая мои слова за оправдание.
— Объясни это своей боевой подруге. Давай серьезно, если у тебя любовь с целительницей, то я отправлю Никору в поместье. Мне нужно, чтобы ты мог спокойно работать.
— Я люблю Никору, — вздохнул ученый.
Вид у него был жалким: мешки под глазами, давно не бритая голова в сочетании с казацким чубом смотрелась бомжевато, да и состояние одежды вызывало те же ассоциации.
— Тогда иди и скажи ей об этом.
— А может, позже?
— Сейчас.
Я хотел ускорить процесс пинком, но профессор грустно вздохнул и отправился наверх сам.
Вернулся он через час с фингалом под глазом, но улыбающийся.
— Мы помирились.
— Великолепно, а теперь давай рассказывай, что ты успел сделать за время моего отсутствия, кроме обсуждения химических реакций с целительницей?
— Только издеваться не надо, — парировал оживившийся ученый. — «Лепестки пламени» мы обмазали смолой и закрыли пергаментом. Срываешь пергамент — и клеишь артефакт куда угодно.
— Есть еще что-то?
— Вот новый заряжатель для игольников.
Руг продемонстрировал полуметровую трубу, по диаметру как раз налезающую на все стволы нашего главного оружия. Сбоку трубы был приделан блок из четырех шестеренок и рукояти. Новый прибор выглядел намного компактнее своего предшественника.
— Как долго нужно наяривать ручкой?
— Пятьдесят оборотов.
— Много.
— Можно сделать меньше, но тогда нужен упор, а так все делается легко в любых условиях.
— А как с малыми иглометами?
— То же самое, просто втыкаешь дополнительные штыри, — ответил Руг, демонстративно помещая два коротких штыря в отверстия в трубе.
Обсуждение новшеств затянулось до вечера и переросло в инструктаж «ящеров» и ознакомление с новинками.
Затем я огорчил Руга новостью о том, что забираю его ученика с собой. Времени у нас было мало, поэтому мастера в авральном режиме подогнали «чешую» Руга для мальчика. Точнее, попытались. В конечном итоге получилось нечто громоздкое и явно не по размеру. Насекомообразный шлем пришлось вообще заменить шишаком из запасных чешуек, нашитых на кожаный шлем.
Утро встретило меня запахом древесины и человеческим гулом за окнами теремка. И то и другое доставляло удовольствие. На секунду появилось ощущение, что я оказался в поместье Маран — дома. Увы, только на секунду. С другой стороны, замок Торнадо теперь тоже является моим домом — ведь это понятие определяет не место, а люди вокруг тебя. И не только люди: у порога теремка меня ждал сюрприз в виде здоровенного волка.
— Привет, Хан, как тебе тут живется? — спросил я волка с полной уверенностью, что он меня поймет.
Хан с заговорщицким видом подбежал к краю площадки разрушенного этажа, издал короткий вой и оглянулся, словно подзывая меня ближе.
Лишенные подлеска заросли деревьев-исполинов подступали с этой стороны практически вплотную, и я не сразу заметил под сенью лесных гигантов серые фигурки. Четверка лесных волков, каждый из которых был как минимум на треть мельче хозяина степи, внимательно смотрели на нашу странную пару.
— Ага, как вижу, у вас тут вообще Санта-Барбара, — улыбнулся я, посмотрев на приосанившегося волка. — Руг заводит любовниц, а ты отбил гарем у какого-то серого бедняги.
Перемены в жизни Хана были вполне предсказуемы: лес — это не степь, и для охоты здесь нужна не выносливость, а скорость и сила, чего у Хана хватало с избытком.
Были, конечно, опасения, что волк займется собственными проблемами и оставит поместье без прикрытия, но дальнейший разговор с Охто развеял их — семья у Хана появилась давно, а он по-прежнему регулярно навещает старого степняка, иногда с подарком в виде дичи.
Провожать меня в дальний путь собрались все жители нового поселения. Не знаю, чем я заслужил любовь этих людей? Все вокруг бегали как угорелые, лишь бы не забыть чего-нибудь важного, а прощальная грусть была искренней до слез.
Процессия «ящеров» выглядела солидно. Даже лошади имели легкую броню в виде крупной кольчуги с металлическими вставками. Это новшество мастера подгоняли всю ночь и сейчас смотрели на мир красными от недосыпа глазами. Чернышу «одежка» не очень понравилась, но он все же соизволил принять обновку. И теперь во главе колонны явно красовался, вскидывая черную голову и косясь глазом на провожающих. Единственным изъяном в общей картине был Еж — криво сидящий на коне и похожий на манекен в наспех подогнанной «чешуе». Впрочем, это не мешало ему смотреть на провожающих со смесью надменности и щенячьей радости в глазах.
Отряд Морофа мы перехватили следующим полднем при выезде на одну из старинных дорог. Первый же взгляд на всадников показал, что отправлять в замок Торнадо никого не придется — Таня восседала на гнедой кобылке в грамотно составленной броне. Эту броню явно покупала Яна, наверняка истратив немало моих денег. Кольчуга девушки имела вставки небольших пластин и подол до середины бедра. Щитки и шлем сидели как влитые и смотрелись очень пикантно. Мало того — Таня девушка лет на пятнадцать. Вот что значит женский ум, который в определенных случаях может дать мужскому сто очков форы. Яна нашла нужный выход из ситуации, и теперь на девушку оглядывались все парни из отряда Морофа.
Еж искоса посмотрел на броню девочки, а затем перевел обиженный взгляд на меня, но понимания не нашел. Плевать я хотел на внешний вид, единственный артефактор в отряде нужен мне не красивым, а живым, так что пусть потаскает «чешую», ставшую для него черепашьим панцирем.
Увеличившись на одну девушку и четыре десятка мужиков, наш отряд направился дальше.
Все проблемы вселенной на некоторое время отступили под натиском приятных ощущений от конного марша, ярчайшей зелени вокруг и мудрой тишины векового леса.
Две ночевки на окруженных огромными деревьями стоянках с помощью костра и звездной ночи добавили романтики, и жизнь вновь показалась прекрасной.
Увы, все хорошее рано или поздно заканчивается — на третий день я услышал далекий гомон человеческого роя. С другой стороны, возможно, мы способны радоваться прекрасным моментам именно потому, что они редки и кратковременны.
Помимо увеличившегося контингента местной знати, в расположившемся возле небольшой деревушки лагере меня ожидал отряд конных гвардейцев герцога численностью не менее двух сотен и четыре сотни пеших лучников. Сначала я расстроился, понимая, что пехотинцы сильно затормозят наше передвижение, но, увидев обоз — как рыцарский, так и гвардейский, — обреченно вздохнул и успокоился: с таким «довеском» пехотинцы уже никак не повлияют на скорость.
Грифон за время моего отъезда обзавелся неплохим шатром и встретил свое начальство лежа на местном варианте раскладушки и попивая вино из серебряного кубка. Даже «чешуя» находилась на специальной подставке, а бывший рыцарь был одет в дорогой камзол.
И где он все это достал, а главное, за какие шиши?
Увидев меня, Грифон моментально вскочил на ноги.
— Командир.
— Что, Грифон, вновь почувствовал себя рыцарем?
— А это плохо? — осторожно осведомился «ящер».
— Это глупо, — решил я не накалять обстановки. — Для тебя «чешуя» и позывной являются щитом, который не позволит топору палача отделить шальную голову от тела. Ты бы еще свой родовой герб вывесил над палаткой.
По взгляду Грифона я понял, что вызвал в нем некоторые опасения, но отнюдь не осознание степени опасности. Впрочем, пусть живет своим умом и обходится без нянек.
— Вижу, у нас появилось пополнение?
— Так и есть, — кивнул Грифон. — Теперь войско насчитывает девятнадцать рыцарей, четыреста шестьдесят оруженосцев, а также двести конных и четыреста пеших гвардейцев из бывших вольных стрелков.
— Как обстановка?
— Нормально, — ответил Грифон, настраиваясь на деловой тон. — Бароны немного бузят, но в пределах разумного. Гвардейцев герцога я заранее поставил ближе к лесу и запретил соваться в расположение дворян. Хорошо, что дворяне брезгуют подходить к лагерю простолюдинов.
— Права качают?
— Не без этого, — ответил Грифон и прислушался к нараставшему снаружи палатки шуму. — Сейчас сами увидите.
Я тоже прислушался и помимо мужских голосов услышал девичий смех.
Ох и намучаюсь я с этой девицей!
Грифон предупредительно отодвинул с моего пути полог шатра, и мы вышли наружу. Возле командирского шатра собрались все девятнадцать рыцарей и десяток оруженосцев, явно приходящихся некоторым рыцарям сыновьями. Вот эта «золотая молодежь» и вилась вокруг кокетничающей Тани.
— Таня, — резко прервал я шум всей толпы, — в шатер. Быстро.
Дождавшись, когда надувшая губы девочка исчезнет за пологом, перешел к основной программе:
— Господа, чем могу помочь?
— Мы хотели обсудить порядок, которым будем следовать на помощь императрице, и общее командование, — высказался за всех надменный дворянин с сединой в рыжей шевелюре. Судя по розеткам на гербе, это был какой-то граф.
— Обсуждать нам нечего, я приму решение и сообщу вам порядок следования. Грифон?
— Да, ваша милость, — напрягся дворянин-разбойник, который в своем камзоле смотрелся среди ящеров инородным телом.
— У тебя есть список рыцарей и оруженосцев?
— Конечно.
— Прекрасно, — похвалил я Грифона и обратился к рыцарям: — Что касается командования, то через полколокола жду в шатре тех из вас, кто когда-нибудь водил в бой отряды численностью больше ста воинов.
Рыцари угрожающе зароптали, поэтому пришлось добавить для убедительности:
— Те, кого не устраивают мои приказы, могут прямо сейчас отправиться на все четыре стороны, только хочу предупредить: все, кто покинет нашу «веселую» компанию, будут считаться сторонниками мятежников, со всеми вытекающими из этого последствиями. — Судя по выражениям на мордах представителей «благородного» сословия, до них не дошло, поэтому пришлось дожать. — И еще, не хотите думать о своей жизни — подумайте о родственниках.
А вот теперь дошло — надменная злость на лицах сменилась яростью в смеси с неуверенностью.
Закрепив слова свирепым взглядом, я удалился в шатер.
Под горячую руку досталось и Тане.
— Судя по одежке, ты сделала выбор между придворной негой и военными развлечениями. Увы, жизнь не шампунь с кондиционером, два в одном не получится. Хочешь воевать — давай воевать, но если из-за романтических бредней ты полезешь в неприятности, я лучше сам сверну твою цыплячью шейку. От меня не отходить ни на шаг. Выполнять любую команду. Внятно выражаюсь?
— Внятно, — набычившись, ответила Таня, но особо обиженной она не выглядела.
Ну и слава богу, значит, не совсем безнадежная.
Еще на Земле я понял, что в критических ситуациях говорить с женщинами нормальным тоном бесполезно. Ни объяснения, ни уговоры не помогут. Даже предупреждения о смертельной угрозе влетят в одно ухо и тут же вылетят в другое, а свободное пространство заполнят романтические настроения и мысль о том, что без нее дело не сделается. Поэтому работала только жесткая и неприкрытая правда, лучше всего в грубой форме, без оглядки на воспитание и нежные чувства к объекту защиты. Лучше так, чем потом рвать на себе волосы, потеряв родного человека лишь потому, что она недооценила степень опасности.
Таня за последнее время пережила очень много и прошла психологическую трансформацию из девушки, воспитанной в защищенном мире земной цивилизации, в настоящую убийцу. Но это не отменяло нашего славянского менталитета, а также всеобъемлющего и бесконечного, как вселенная, русского «авось».
Через положенное время в палатку явился рыжий граф в сопровождении семи баронов помоложе. Хорошо, хоть не привел с собой совсем юнцов.
И все равно народу было слишком много.
— Господа, кто из вас водил большие отряды в отрыве от общей массы дворянского ополчения? — задал я тестовый вопрос и с удовлетворением увидел, как кивнули граф и трое среднего возраста рыцарей. — Что ж, тогда именно вы и возглавите сводные сотенные отряды. Кто кем будет командовать, решите с моим помощником, а сейчас, господа, если позволите, я хотел бы отдохнуть с дороги.
Дальше работа пошла более конструктивно — рыцари и оруженосцы разбились на сотни, а на вечернем собрании мы обсудили порядок движения отдельных отрядов и действий в случае встречи с врагом. На собрании присутствовали не только два новоиспеченных рыцаря конной гвардии, занимавших должности сотников, но и четверка совсем уж мужиковатых на вид командиров стрелковых подразделений. Граф и бароны попытались возмутиться, так что пришлось стукнуть кулаком по столу:
— Не забывайте, что все вы лишь номинально принадлежите к сторонникам императрицы и свою верность еще нужно доказать. А вот эти достойные воины уже все доказали, поэтому их низкое положение в обществе вы будете поминать только тогда, когда восстановите честь дворянина в бою.
Возражений у рыцарей, конечно, было очень много, но граф, принявший на себя роль неформального предводителя дворянства, быстро успокоил горячие головы.
Совещаться нам особо было не о чем, поэтому, обсудив основные моменты, все разошлись почивать. Я же «под шумок» распихал хозяйственные заботы на командиров сотен и их помощников, как бы выделяя свой отряд в отдельную единицу, а для себя оставил роль не то чтобы командира, а скорее куратора — власть та же, а вот забот намного меньше.
Утро началось с шума и гама, который даже близко не имел конструктивного происхождения. Дворяне решили, что можно долго раскачиваться, но мотивированный мною Грифон быстро разубедил их в этом, и к обеду мы все же тронулись в путь. Стоит заметить, что по местным меркам это было еще очень оперативно.
Каким было приятным путешествие от замка Торнадо до лагеря ополчения — в такой же степени мерзким оно стало по выходе из сборного лагеря. Пыль, жара и шум постоянно раздражали не только меня, но и Черныша, который так и норовил умчаться вперед, но стоило мне поддаться порыву моего скакуна, как вслед тут же неслась пара всадников с ворохом проблем. В принципе все мелкие неувязки могли решить и командиры среднего звена, но здесь вновь вставала проблема разницы в социальном статусе. Вот тогда я принял решение разделить войско на две части — почти пятьсот всадников дворянских отрядов ушли вперед, а на небольшом расстоянии за ними двинулась четырехсотенная масса лучников в сопровождении двух сотен конных гвардейцев герцога.
Сначала было желание пустить вперед простолюдинов, но тут же прискакал граф и разразился гневной тирадой, суть которой сводилась к тому, что дворяне не собираются глотать пыль быдла. Мне было совершенно непонятно, чем пыль, поднятая лошадью дворянина, отличается от такой же, но потревоженной лаптем крестьянина. Разницы никакой, но все же с графом пришлось согласиться — не создавать же проблем на пустом месте.
Через четыре дня я вознес хвалу небесам за брезгливость графа и свою покладистость.
Вокруг еще царили леса севера империи, но уже чувствовалось приближение лесостепи центра континента — маленькие, порой рукотворные поляны сменились большими участками земли, поросшей лишь высокой травой. Посреди подобных участков располагались деревни.
На нашем пути таких поселений попадалось достаточно много, и я приказывал проходить их стремительным маршем, чтобы не оставлять возможностей для различных соблазнов. Особенно у меня вызывали раздражение местные девицы, лезшие из всех щелей, чтобы поглазеть на бравых воинов. О том, к чему могло привести их любопытство, остановись эти вояки в деревне хотя бы на ночь, девушки конечно же не думали. Зато мое мнение явно разделяли отцы и братья — не раз приходилось наблюдать сцену, когда взбешенный дядька с помощью вожжей гнал повизгивающую девчонку в сторону сарая, стараясь поскорей убраться с глаз толпы гогочущих мужиков.
Лесная дорога в очередной раз вынырнула на открытое пространство не менее пяти километров в диаметре. Увидев впереди деревню, я уже хотел было приказать увеличить темп передвижения, но затем взгляд выхватил некую несуразность в картинке — слишком много дыма.
То, что здесь не все ладно, подтвердила неожиданно образовавшаяся масса из всадников, появлявшихся из улочек деревни. Вот здесь и сказалась многолетняя выучка дворянства — почти пять сотен моих всадников в считаные минуты развернулись в стройные ряды, встав по обеим сторонам дороги.
Несколько минут ушло на то, чтобы заметить флаг над всадниками у деревни. Они тоже рассмотрели наши стяги, как и то, что разворачивающаяся лава как минимум втрое превосходит их войско. Ситуация с флагами была очень важной. В империи символ дракона было принято изображать в разном цвете. Северные дворяне шли под золотым драконом на красном фоне. Южные бароны предпочитали серебряного на том же кумаче. А вот легионы ходили в бой под черным драконом.
Мятежники не планировали смены династий, и поэтому претендент на драконью корону воевал под золотым драконом, а вот Лара приняла правильное стратегическое решение, и ее войска шли в бой под черным драконом на красном фоне. Кстати, этот шаг привел на сторону императрицы четыре легиона практически в полном составе. Легионеры вырезали всю свою верхушку и ушли к Золотому Городу.
Так как со статусом встреченного нами войска все было ясно, мне осталось только махнуть рукой:
— Вперед!
Огромная масса закованных в металл воинов качнулась по направлению к пока еще далекой деревне. Враги не стали геройствовать и развернули лошадей. И в этот момент мне пришлось заорать совершенно противоположное:
— Назад!
Возмущенный вопль предназначался Грифону, который ломанулся в атаку вместе с рыцарями. Остальные «ящеры» спокойно сидели на своих лошадях, даже не думая куда-то скакать.
Увы, все мои крики оказались бессмысленными. Через несколько минут рыцарский клин захлестнул деревню, а затем ускакал в сторону далекого леса. Вместе с ними атака увлекла и моего «ящера».
Немного перепуганная толпа лучников появилась из леса только через два часа. Как оказалось, вестовые вместе с моим приказом принесли в ряды гвардейцев панику, укротить которую удалось с большим трудом. О том, что сделала бы сотня вражеских всадников с этим стадом, мне не хотелось даже думать. А чего хотелось, причем очень сильно, так это поскорее сдать всех скопом ближайшему генералу Лары.
Ускакавшие в погоню за улепетывающим врагом всадники вернулись только ближе к ночи, но у меня не было ни малейшего желания наказывать их за самоволку. Наоборот, появилось желание, чтобы они прибили побольше этих уродов. Гражданская война — самая страшная из всех возможных. Порой на политические разногласия ложатся застарелые обиды и даже детские травмы, как бы дико это ни звучало.
В деревне я постарался не задерживаться и все равно насмотрелся ужасов на всю оставшуюся жизнь. Прибитые к стенам срубов дети, растерзанные женщины и повешенные мужики — это поселение стало мертвым в прямом смысле слова.
«За что?» — эта мысль преследовала меня до вечера, и только на стоянке в лесу я получил хоть какой-то ответ. Вернувшиеся рыцари привели с собой два десятка пленных. Один из них — мордатый барон из центральных провинций — ответил просто и незатейливо:
— Они посмели отдать провиант войскам той твари, которая посмела захватить трон Дракона!
Конечно, такие слова в адрес любимой женщины мне не понравились, но после увиденного в деревне простые оскорбления как-то терялись на фоне жутких смертей ни в чем не повинных людей.
— Повесить всех, — коротко приказал я сотнику гвардейцев, и тот, не задумываясь, потащил связанного барона к ближайшему дереву. Один из подчиненных сотника быстро раздобыл веревки.
— Так нельзя, — вмешался в процесс казни рыжий граф, разглядывая меня с неким недоумением.
У него в голове возник тот же парадокс, как и у многих, кто знал меня в теле Герда Марана, — безусый юнец раздает приказы седовласым рыцарям, причем приказы, свойственные или очень опытным и жестким воинам, или психопатам от рождения.
— А как можно? — спросил я, чувствуя, что этот спор ослабляет напряжение дня, выпуская наружу накопившуюся ярость.
— Это рыцари и могут быть наказаны выкупом.
— Вы не видели, что эти уроды сделали в деревне?
— Но, барон, там были всего лишь крестьяне.
Кровавая пелена едва не накрыла меня с головой, что тут же отразилось на моих бойцах. Казалось, ничего не произошло, но внимательный взгляд заметил бы, как «ящеры» немного изменили позы, передвигая заброшенные за спину иглометы. И только знающий человек понял бы, что ситуация застыла на грани кровавой бойни.
— Граф, еще несколько подобных слов о смерти подданных ее императорского величества — и вы повиснете рядом с этой мерзостью. — Для убедительности я ткнул пальцем в сторону пленного, на шее которого уже «красовалась» петля.
Седина не зря оставила свой след на ржавых волосах рыцаря — он лишь слегка поклонился, признавая мое право, но все же не стал отступать полностью.
— Пусть так, но рыцаря нельзя вешать, как простого разбойника.
В принципе мне было плевать, как эта мразь отправится в ад.
— Как изволите, но раз уж вы так печетесь о рыцарской чести, то, может быть, сами приведете приговор в исполнение. Или пусть сотник все же продолжает повешение?
Надо отдать должное — старик оказался не из слабых духом. Он лишь мрачно кивнул и тут же направился в сторону пленных, на ходу доставая из ножен тяжелый рыцарский меч.
Граф, несмотря на усталость и возраст, собственноручно отрубил двадцать голов и лишь после этого обессиленно присел под деревом. Несмотря на близость этого рыцаря к мятежному герцогу, и даже вопреки его переходу из одного лагеря в другой, я не смог не выказать своего уважения.
В империи к незнакомым дворянам принято обращаться по титулу. Именем интересовались лишь у врагов или кандидатов в друзья.
— Ваше имя, граф?
— Шавис Туммо, — поднявшись на ноги, ответил он с настороженностью.
— Герд Маран, — представился я, протягивая руку, которую граф пожал в традиционной манере этого мира.
Грифон явился в лагерь лишь к середине ночи, точнее, его привезли оруженосцы. Бывший рыцарь, возомнивший, что вновь стал ровней остальным дворянам в войске, все же нашел себе соперника и схлестнулся с ним в копейной стычке. Дальше случилось то же, что и с молодым ханом: вражеское копье выбило слишком легкого «ящера» из не предназначенного для такого боя седла. В отличие от покойного степняка, Грифон сломал себе не шею, а ногу, но в тот момент мне казалось, что лучше бы наоборот.
— Я просто хотел проконтролировать, — неубедительно начал оправдываться так и не забывший своего рыцарского прошлого революционер.
— Грифон, ты только что ослабил «ящеров» на одну боевую единицу. Я бы распрощался с тобой прямо сейчас, но на тебя потрачено время и усилия, к тому же ты знаешь непозволительно много наших тайн. Пока не выздоровеешь, остаешься в обозе. И запомни на будущее: если из-за своих рыцарских замашек еще раз вляпаешься в подобную историю, будет лучше, если тебя убьют враги. Я доходчиво объясняю?
— Да, командир, — покладисто кивнул Грифон. — Этого больше не повторится.
Странный бой у безымянной деревеньки доконал окончательно, и все терпение слетело с меня, как пух с одуванчика. Как следствие — рыцари продолжали движение в авангарде колонны, а вот гвардейцы по два раза в день получали команду «к бою». Постепенно они привыкли к гонцам с «тревожными» новостями, но, к чести командирского состава, ни пеший отряд, ни всадники не позволяли себе небрежности в выполнении разворачивания подразделения в оборонительные позиции.
Мне неведомо, кто именно — местные святые или кто-то другой на небесах этого мира, — но все же сжалился и даровал мне долгожданную встречу. Это произошло через неделю после боя у деревни. За это время мы, конечно, натыкались на отряды врага, но это были мелкие рыцарские дружины, и все разрешалось без моего участия. Не знаю, что рыцари возомнили себе о характере своего вынужденного командира, но пленных они не брали. Возможно, думая, что так спасают коллег из враждебного лагеря от бесчестной казни.
Как результат, мы не могли получить «языка» и оставались в полном неведении того, что происходило в империи. Хоть какая-то политическая информация пришла к нам вместе с первыми союзниками.
Эта встреча произошла через час после выхода с ночевки. Наша «сборная солянка» за время пути успела немного свыкнуться с реалиями жизни, и теперь все вставали с рассветом.
В этот раз мы ночевали уже не в лесу, а на краю огромного открытого пространства. В следующий массив деревьев мы планировали въехать лишь к вечеру. Но не судьба.
Казавшаяся степью гигантская «поляна» имела легкий кант далекого леса по горизонту. Южная сторона этой полосы с каждым пройденным километром становилась крупнее. Степная стихия была привычна для моих казаков, поэтому Змей отправился вперед на разведку. Именно он и принес весть о разгорающемся вдалеке сражении.
— Командир, там идет бой. Сошлись легионеры под черным драконом и рыцари под золотым.
— Сколько их там?
— Точно не видно, но думаю, полный легион, а рыцарей тысячи три.
Если расчеты Змея верны, то две тысячи легионеров противостояли трем тысячам оруженосцев. Нельзя сказать, что легионеры оказались в безнадежной западне, но и шансов на победу у них было мало. Плотный строй центурий разломить тяжело даже рыцарскому клину, но если этим самым клином долбить в ряды легионеров раз за разом, то рано или поздно они разломятся, и тогда конники просто стопчут легионеров, как траву. Так что нужно идти на подмогу.
Как только странное темное пятно посреди мини-степи обрело осмысленные очертания боя, я приказал всем оруженосцам спешиться. Требовать подобного «подвига» от рыцарей было бесполезно, и не потому, что это ниже их достоинства, — просто человек в тяжелой броне не пройдет пешком и километра.
Когда хвост нашей колонны подтянулся поближе, по моему приказу вперед вышли лучники, за ними пристроились спешенные конники. Мой план немного портили полтора десятка рыцарей, торчащих над массой пехотинцев, как тополя над степной травой, но делать нечего, оставалось только сбить их в одну группу, изображая маленький отряд оруженосцев.
Идти пешим ходом до поля боя было долго и нудно, но и рисковать не хотелось. Вблизи битва легионеров и рыцарей походила на травлю медведя собаками. Рыцарская конница разбилась на десяток малых рыцарских клиньев, которые с разгону врезались в квадратную тушу занявшего круговую оборону легиона и тут же отскакивали обратно, как только появлялась угроза завязнуть в массе пехоты. Помимо этого, большая часть оруженосцев оставалась в стороне, дожидаясь своего часа, когда тяжело бронированные всадники расколют для них монолиты синтагм.
Предводитель вражеского войска заметил нас достаточно рано — и все же не стал предпринимать никаких действий: во-первых, непонятно, кто мы такие, а во-вторых, перед ним была лишь пехота с куцым отрядом конной поддержки.
Помогать ему в разрешении первого вопроса я не собирался и, несмотря на все протесты дворянской части войска, приказал убрать знамена с черным драконом.
Продолжая недоумевать, вражеский полководец подпустил нас на три сотни метров. И когда пришло время, ответом на взмах моей руки прозвучала знакомая еще с пограничной жизни команда:
— Навес. Со всей силы. Дай!
Голос был тоже знакомым. Начальник моего отряда поддержки временно получил должность куратора всех лучников сборного войска. В этот раз Мороф не надрывал горла, а орал в самодельный кожаный рупор, и его команды было отлично слышно всем четырем сотням лучников.
Туча стрел понеслась в сторону резервной части вражеской конницы, и тут же над нашими рядами развернулось полотнище с черным драконом.
Для вопля «Гу!» из тысяч глоток триста метров не расстояние, и приветствие легионеров услышали все — и мы, и враги.
Вражеский полководец принял нужное для меня решение — он не стал разворачивать рыцарские «клинья», а просто отправил нам навстречу оруженосцев из резервного отряда, чему я был очень рад.
Звук вразнобой стучавших по кожаным нарукавникам жильных струн слился в гул, который пришлось перекрикивать.
— Сэр Шавис, ваш выход!
Рыжеволосый рыцарь ответил мне широкой улыбкой и накрыл свои непокорные кудри шлемом.
Часть массы наших «пехотинцев» неожиданно выросла в высоту и через несколько секунд, выбравшись из толпы лучников, устремилась навстречу отряду вражеских оруженосцев. Вслед коннице по-прежнему летели стрелы, но они проносились над головами наших рыцарей и поражали растерявшихся оруженосцев врага.
— Опустить луки, — очень вовремя скомандовал Мороф, и на неровные ряды лучников навалилась тишина, лишь немного разбавленная далеким лязгом удара тяжелого клина с жесткой рыцарской окантовкой в рыхлые ряды вражеских оруженосцев. Граф со товарищи честно отрабатывал безопасность своих близких, воюя с бывшими союзниками.
Как я и предполагал, рыжему графу и без напоминаний было известно, как нужно воевать в спарке с легионом. Разметав легкобронированную конницу врага, наши рыцари мимоходом разбили несколько малых рыцарских клиньев и, пройдя вскользь основного отряда врага, вошли в ряды легиона, как нож в масло. С моего места рассмотреть этот процесс было невозможно, но я догадывался, что всадники проскочили по специально оставленным для них проходам.
Основная масса мятежников качнулась вслед за уходящим под защиту пехоты агрессором, но напоролась на ощетинившийся копьями монолит легиона.
Через минуту наши всадники вынырнули с другой стороны туши пехотного построения и смели еще несколько рыцарских отрядов.
Возвращаться под защиту пехоты у графа нужды уже не было, и он устремился в сторону основной массы врага, где предположительно находилось командование. Вражеское войско еще превосходило всадников графа как минимум вдвое, но паника уже захлестывала бунтовщиков, и точечный удар в самое сердце был лучшим вариантом действий.
По большому счету, бой уже закончился, и у меня появилась возможность поразмышлять и оценить ситуацию. Первая мысль была о том, что я идиот, — так безграмотно оставить пехоту без прикрытия. Пара рыцарских отрядов врага перемолола бы лучников в мелкий фарш. Вторая мысль вызвала недоумение в отношении поведения легионеров — они впустили в свои ряды всадников, доказательством дружелюбности которых был лишь кусок материи с рисунком. Уничтожение оруженосцев и рыцарских отрядов врага в моем понимании на доказательство не тянули — такое несложно инсценировать. То ли жители этого мира чересчур наивны, то ли я слишком отравлен земной хитростью, очень сильно похожей на подлость. Как бы то ни было, но на будущее эту ситуацию следует запомнить.
Первой радостью для меня было конечно же то, что мы победили, а второй — наличие в легионе целого генерала. А это значит, что появилась уникальная возможность спихнуть своих подопечных на имперского полководца и тихо смыться с этого «праздника смерти».
Увы, исчезнуть по-тихому не удалось — генерал оказался совсем молодым и попросил задержаться до решения более высокого начальства.
Вместе с легионом мы дошли до конечной цели его похода — небольшой, но хорошо укрепленной вотчины одного из мятежных графов. Эта цитадель стала одной из опорных точек приверженцев Чаако, где формировалось подкрепление и перенаправлялись потоки идущих с севера караванов. По этой причине в городе собралось изрядное количество войск, но в основном это были всадники, и командир гарнизона принял довольно разумное решение нанести упреждающий удар. Они дождались, когда легион выйдет из леса, и атаковали. Почему пехота осталась без прикрытия, выяснилось днем позже, когда генерал подошел ко мне с приказом, который звучал как просьба:
— Барон, наши отряды конного прикрытия отправились на разведку, и необходимо их вернуть.
— Что, вот так взяли и все разом ушли на разведку? И сколько же их было?
— Семь рыцарей и две сотни оруженосцев.
Рвущееся из меня выражение я сдержал с трудом, но по глазам генерала было видно, что он понял меня и без слов.
— Хорошо, генерал, отправлюсь немедленно. — Немного подумав, я добавил: — Пойду только со своей охраной.
— Но это опасно, — искренне обеспокоился генерал.
— Не опаснее, чем разгуливать по местным лесам в составе сотни.
Идея отправиться на поиски потерявшихся рыцарей всемером не нравилась никому, особенно Морофу. Он сначала пытался навязаться мне в компанию вместе со всем отрядом поддержки. Затем предложил взять хотя бы двух дополнительных человек в комплектах брони Грифона и Ежа. Последнее предложение я даже не стал обдумывать: издеваться над «чешуей» юного артефактора смысла не было, так же как оставлять парня без защиты даже посреди своего войска. А вот мысль о замене болезного Грифона была разумной. Броню надели на одного из бойцов отряда поддержки, но он все рано остался в расположении основного войска — привыкать к обновке и хоть немного постигать основы тактики «ящеров». Доверять ему игломет никто не собирался. Временный статус не давал новичку даже права на позывной, и заместитель Грифона стал Девятым.
Все эти перестановки вкупе с недовольством Тани заставили немного отложить выход отряда, и на поиски потерявшейся конной поддержки легиона мы выдвинулись только во второй половине дня.
На первые следы «потеряшек» удалось наткнуться лишь ближе к вечеру. Нужной информацией с нами поделился путник на крестьянской телеге. Удручающее состояние транспортного средства и влекущей его тягловой силы позволяло мужику без опаски путешествовать даже в военное время. Нас он тоже не испугался, даже увидев странную броню и демонические шлемы.
Флаг с черным драконом мы держали зачехленным, просто на всякий случай, поэтому о том, кого именно он встретил, возница узнал со слов Змея. И судя по сошедшимся на переносице бровям, это ему не понравилось.
— Чего хмуришься, болезный? — отреагировал на гримасу Змей.
Мужик, который и так уже стоял на земле возле телеги, опустился на колени и поклонился, вот только страха и подобострастия, несмотря на позу, как-то не ощущалось.
— Встань. — Я подъехал ближе. — Отвечай на вопрос. Что бы ты ни сказал, дальше поедешь целым и невредимым. Слово дворянина.
Кривая улыбка, добавившаяся к хмурому выражению, показала, как именно крестьянин относится к дворянским обещаниям.
— Дык чего ж не хмуриться-то. Ваши вон деревню зорят, людское добро дымом уходит. Так что ж, призывать вам на милость святых или улыбаться? Я-то что, гол как сокол, запряг свою скелетку и подался подальше от беды, а остальным горе.
В ответ на нелестные слова я бросил крестьянину серебряную монету, а заметив скептическую ухмылку, добавил к ней обещание:
— Можешь возвращаться, через колокол в деревне все будет спокойно.
Вот после этого крестьянин поклонился совершенно искренне.
Все было именно так, как говорил возница: несколько домов в небольшой деревне уже горело, но никто не спешил гасить пламя. По улицам бродили оруженосцы, и их вид почему-то напомнил мне прохаживающихся по русским деревням фашистов. Злость начинала закипать, норовя сорвать «крышку».
Закрепленный на самом большом доме деревни флаг позволил нам развернуть своего «черного дракона» и проехать к этому самому дому без проблем — оруженосцы лишь оглядывались на странных всадников, не проявляя беспокойства. Им, как и легионерам, хватило вида раскрашенного полотна — страна непуганых идиотов.
В дом меня не пустили — широкоплечий оруженосец преградил вход.
— Виконт занят.
— Перед тобой барон, оруженосец, — решил внести ясность Змей, предполагая, что отсутствие герба на броне ввело воина в заблуждение. Через секунду стало ясно, что все намного печальнее.
— Да хоть герцог.
А вот это он зря. Удара Змея я не заметил, зато хорошо увидел, как голова наглого оруженосца врезалась в косяк двери. Несмотря на шлем, глаза здоровяка тут же закатились.
Оставив вырубившегося наглеца валяться на крыльце, мы вошли внутрь дома.
Достаточно богатое убранство, особенно для небольшой деревни, говорило о том, что мы в жилище старосты. А вот самого хозяина внутри не оказалось — там находились лишь рыцарь лет двадцати от роду и его ординарец. Когда мы со Змеем входили в большую комнату, оруженосец как раз заканчивал облачать своего господина в броню. Нехорошие предчувствия заставили меня внимательно осмотреть комнату, но ничего необычного я так и не заметил. Правда, оставался угол, занавешенный цветастым полотном, но что за ним находилось, рассмотреть не удавалось.
— Кто такие? — насупился глава переквалифицировавшихся в мародеров оруженосцев.
— Виконт, я прибыл по поручению…
Дослушивать меня молодой рыцарь не стал по причине собственной спеси и моей не очень презентабельной внешности — на броне нет герба, сама броня не поражала стильностью, а снятый шлем открыл совсем молодое лицо.
— Кронвиконт, — уточнил надменный дворянин. — А ты кто такой, имя, род?
— Барон, и для тебя этого достаточно. — Желание расшаркиваться с этим уродом у меня пропало окончательно. Приставка «крон» говорила о том, что передо мной наследник какого-то графа. Подобное обращение использовалось лишь в официальных документах и в случаях, когда хотелось ткнуть кого-то носом в собственный статус. — Генерал приказал вам возвращаться.
— Этот простолюдин не может приказывать наследнику графа. — Надменность виконта выросла вдвое, и причиной тому стало появление четверки оруженосцев.
— Ваша светлость, с вами все в порядке? Они вырубили Грака, и мы подумали, что вам нужна помощь, — с порога осведомился один из оруженосцев.
Похоже, наследничек совсем одурел от тщеславия — обращение оруженосца могло быть использовано только в отношении коронованного графа.
— Наши гости уже уходят, — небрежно махнул рукой виконт и перевел взгляд в мою сторону. — А ты передай генералу, что у меня важные дела.
— Какие? Грабеж крестьян? Кстати, имперских крестьян. — Расстановка сил была не в нашу пользу, но меня уже понесло. В империи феодализм был довольно жестким, но грабить чужих работяг или, не дай боже, тех, кто напрямую платит императору, было чревато.
Возможно, мы все же разошлись бы краями, но в этот момент в комнате появился низенький толстячок и неожиданно шустро для своей комплекции протиснулся мимо оруженосцев. Пользуясь тем, что всем присутствующим было не до него, мужичок пробежал под стеночкой и заглянул за ширму. Низкий гортанный вой заставил меня посмотреть в угол комнаты и увидеть жуткую картину. Ноги старосты не выдержали, и он кулем осел на землю, сдирая с гвоздей цветастое полотно. Теперь ничто не мешало видеть большую кровать, на которой лежала мертвая девушка. Присматриваться к тому, что именно сделал виконт с этой несчастной, я не стал и медленно повернулся к виновнику трагедии.
А вот виконт среагировал быстрее.
— Сколько их снаружи?
— Пятеро, господин, — ответил говорливый оруженосец, и эти слова вызвали злорадную улыбку на лице насильника и убийцы.
— Ты слишком нагл для барона, но это легко исправить.
То, что расстановку сил легко исправить, осознавал и Змей — он сделал шаг назад, прижимаясь к стене, одновременно перетаскивая игломет со спины на грудь.
Мое состояние не нуждалось в дополнительной мотивации, поэтому я просто выдернул из кобуры «пистоль» и послал иглу прямо в лицо ухмыляющегося виконта. Второй ствол выплюнул стальной снаряд в грудь ординарца. В это время Змей, потратив не больше нормативных четырех секунд, свалил четырех оруженосцев. Некоторым иглы угодили не очень удачно, и упавшие тела продолжали биться в агонии. Змей достал узкий кинжал и прекратил никому не нужные мучения.
За десяток секунд боя в комнате образовалось шесть трупов, что было неплохо даже при нашей подготовке: обоим помогала праведная ярость.
— Змей, зачистка, — коротко рыкнул я в сторону «ящера».
Уточнять не пришлось. Бывший казак разбил прикладом окно и крикнул на улицу:
— Зачистка!
В ответ послышались тихие щелчки и редкие вопли раненых оруженосцев, которые тут же обрывались.
Я, стараясь избегать зрелища мертвой девушки, перевел взгляд на старосту. В глазах сидящего на полу мужика уже появился смысл, а к выражению огромного горя и боли добавилась нотка удивления и изрядная доза торжества.
— Прости, отец, мы не успели. Эту падаль закопай где-нибудь по-тихому вместе с оружием и броней. Коней лучше всего зарежьте. Не позволяй жадности погубить деревню.
Ждать ответа я не стал и вышел на улицу, где «ящеры» зачищали деревеньку от наших же союзников. По подсчетам, они положили почти три десятка оруженосцев, тем самым серьезно сократив конную поддержку легиона.
И это было не очень хорошо.
Говорят, что обычным людям неподвластна телепатия и эмпатия, но в тот день мне пришлось убедиться в обратном — остальную шестерку рыцарей с оруженосцами мы собрали очень быстро, и за нами они пошли без малейших вопросов. При этом не было сказано ни единого слова угрозы, но та злоба, которую излучали «ящеры», действовала на потерявших контроль всадников подобно гипнозу.
Пока я вылавливал конное сопровождение легиона, генерал успел не только осадить цитадель, но и взять ее штурмом. Ничего удивительного в этом не было — легионеры имели немалый опыт в таких делах, а основная часть защитников города либо полегла на поле недавней битвы, либо пряталась в лесу.
Все эти события как-то прошли мимо меня, я вообще старался не вникать в нюансы гражданской войны, считая, что уже «сижу на чемоданах». Оставалось только передать приказ герцога кому-то из предводителей императорского войска и отправиться восвояси.
Оставив в захваченном городе небольшой гарнизон, генерал повернул свою карликовую армию почему-то не к Золотому Городу, а к центру империи, что незамедлительно вызвало мой интерес, который я и высказал на первом же привале. В ответ генерал поведал мне очень интересную историю. Конфликт между Ларой и Чаако до недавних пор имел затяжной характер — столица досталась мятежникам, а императрица с сыном засела в Золотом Городе. В это время дворяне южных провинций предавались размышлениям о том, чью сторону принять. Все изменилось в одночасье — сентар гвардейского легиона маркиз Дамиле похитил сундук с императорской короной, которую Лара, покидая столицу, прихватила с собой. Когда предателя сумели поймать, короны с ним уже не было, а сам бывший сентар сдаваться не пожелал и воткнул кинжал себе в сердце.
Через декаду после похищения мятежник Чаако объявил о коронации нового императора, то есть себя любимого. По этой причине затяжная война превратилась в блицкриг — одна за другой прошло четыре битвы. В трех победили верные императрице войска. Столица, по большому счету, попала в удаленную осаду, а разделенные на части легионы уже замыкали окружение, отсекая каналы снабжения мятежников. Вот именно в этом деле мы и помогли генералу своим своевременным появлением. Но несмотря на внешний успех, ситуация была шаткой — после обещанной коронации могли зашевелиться южные рыцари.
Скомканно извинившись перед собеседником, я быстро покинул его шатер — нужно было хоть немного отойти от шока. Причем шока множественного. В первый раз меня ошарашило при упоминании императрицы с сыном. И ведь умею же считать до девяти, а не смог высчитать сроков рождения ребенка! Не скажу, что тут же воспылал отцовскими чувствами, но все равно было как-то не по себе. Не успел я привыкнуть к этой дикой мысли, как интуиция прошлась по нервам жестким скребком, запоздало отреагировав на слова о самоубийстве гвардейского сентара. С маркизом Дамиле я был знаком шапочно, но все равно в голове сидела уверенность, что он никогда не совершил бы самоубийства. Даже обещание пыток и пожизненного заключения вряд ли сумело бы перебороть его жизнелюбие.
И что из этого следует? А следует то, что с ним произошло то же, что и с Яной. Картинка вырисовывалась не очень приятная, и все мои сомнения развеивались как дым — дари действительно стоят за этой войной, и «камни душ» у них не закончились. В связи с этим я вызвал Ежа и приказал постоянно осматривать всех встречных на предмет наличия невидимых магических линий, которые были единственным признаком одержимости «джинном». В ответ парень начал хныкать, что у него такие усилия вызывают головную боль, но, увы, так и не нашел во мне ни понимания, ни сочувствия.
Как оказалось, вечер откровений не закончился, потому что к моей палатке явился рыжий граф Шавис Туммо.
— Барон, не исключено, что в ближайшие дни нас отправят к основному рыцарскому ополчению, а вы, как говорят, направитесь обратно к герцогу, поэтому я хотел бы попросить вас присмотреть за нашими семьями.
— А на слово герцога вы уже не надеетесь?
— Савата я знаю с пеленок, и при этом мне совершенно неизвестно, что творится у него в голове, а вот с вами я знаком очень недолго, но уверен, что вы не пойдете на подлость.
— Это говорит о том, что вы действительно знаете обо мне слишком мало, но не будем размышлять о душах человеческих. Не стану давать вам никаких обещаний, потому что не уверен в их исполнении, меня вообще терзают предчувствия, что эта война отпустит меня еще не скоро. И все же, если посчастливится вырваться, постараюсь проконтролировать, чтобы с вашими семьями не случилось ничего плохого. Но вы все-таки зря сомневаетесь в герцоге.
— Он совсем недавно был разбойником, — возразил граф.
— Вы серьезно считаете, что среди дворян подлецы встречаются реже, чем среди простых людей?
— Я хочу на это надеяться.
— Вы даже не представляете, как я сам на это хочу надеяться, но, увы, разочаровываюсь с каждым разом все больше и больше.
— Теперь уже вы втягиваете нас в дебри разговоров о душе и чести, — позволил себе улыбку граф. — Мне достаточно ваших слов, поэтому еще раз благодарю и надеюсь, что когда-либо смогу отплатить вам добром за добро.
— Граф, а можно вопрос?
— Конечно.
— Почему Чаако оставил вас в герцогстве? Судя по тому, как тщательно он собирал ополчение, четыре сотни воинов для него точно не были бы лишними.
— Барон, — граф улыбнулся снисходительной и какой-то отеческой улыбкой, — вы хоть и проживали поблизости от нашего герцогства, но не понимаете, что такое север. Империя пришла к нам только триста лет назад, а до этого в стране лесов все решали родовые кланы. Даже сейчас герцоги Увиеры должны оглядываться на решение глав клана Лося, Рыси и Кабана.
— Тогда почему вы позволили ему взбунтоваться?
— Я же говорил вам, что он должен оглядываться на наше мнение, но — увы, не более того, ведь за плечами герцогов всегда стояла мощь империи. Единственное, что мне удалось выторговать для себя, — это возможность оставить дома ближайших родственников, то же самое сделали главы других кланов. Чаако вынужден был согласиться, иначе ополчение остальных прошло бы намного сложнее.
— Но вы же могли хоть как-то помешать этой гражданской войне?
— Мог, но не должен. — Улыбка графа стала грустной. — Мой юный друг, империя, конечно, важна для нас, но из памяти моего народа еще не скоро сотрутся легионы под частоколами родовых селений и уничтожение шести кланов из девяти. Люди никогда не забывают жестокости, и ростков ненависти нельзя выполоть до конца. Ну вот, дорогой барон, мы вновь погрузились в размышления о судьбах народов.
Я посмотрел на графа другими глазами. Конечно, в моменты приступа тщеславия он вызывал лишь неприязнь, но, общаясь с равным себе, сэр Шавис превращался в мудрого и рассудительного человека.
И все же, как мне кажется, он неправ: империя изменила северян намного сильнее, чем они сами думают, — вряд ли древний предводитель рода Рыси стал бы относиться к сородичам так, как это делает феодал граф Туммо в отношении тех, кто родился в бедности и безродности. Догадаться о том, каким родом управлял граф, было нетрудно, лишь взглянув на его герб с рассерженной кошкой.
Только сейчас я осознал, что на гербах моих спутников было очень мало мифических животных, которые так нравились рыцарям севера и центра империи. Казавшаяся мне до этого монолитной империя была не такой уж однородной, и подводных камней здесь хватало в избытке.
Несмотря на все недостатки, граф мне нравился. Этот мир пока не отравлен цивилизацией и еще способен производить на свет чистых и честных людей, которые на Земле, увы, были уже редкостью. Даже то, что творили на войне худшие из них, больше объяснялось животными инстинктами, чем отклонениями в пересыщенной психике цивилизованных извращенцев.
— Граф, я надеюсь, когда-нибудь мы сможем не торопясь посидеть за партией в «битву» и под хороший эль обсудить тонкости человеческой души.
Наши уважительные поклоны зеркально повторяли друг друга, и мы расстались если не друзьями, то очень хорошими знакомыми.
Граф оказался прав — еще до прихода в лагерь основных имперских войск генерал получил приказ отправить всю конницу в расположение дворянского ополчения империи.
Через три дня после памятного разговора мы увидели вдали какое-то марево. Жара летних дней повсеместно перемещала огромные массы воздуха, а над местом, где столпились десятки тысяч людей, это движение создавало нечто похожее на мираж.
В свое время меня поразил сборный лагерь легионов под городом Койсум. В лагере имперского корпуса людей было намного больше, а вот порядка меньше. Конечно, это не «табор» революционеров лесного герцога, но до привычного порядка легионов этой сборной солянке из легионеров и рыцарей было далеко — слишком уж много их здесь собралось.
В этом подобии маленького города были свои улицы, проспекты и даже площади. До центральной площади перед огромным шатром маршала империи барона Хордоя мы добирались добрых полчаса, и это учитывая то, что нас с генералом сопровождали лишь по двое охранников, а остальное войско осталось на границе лагеря.
И вот момент моего освобождения настал. Миновав усиленную стражу легионеров в черных гвардейских панцирях, мы шагнули через широкий вход большого шатра.
Все внутреннее убранство временного жилища маршала балансировало на грани роскоши и аскетизма, что многое говорило о характере человека, которого именно я когда-то поднял на вершину военной пирамиды имперских войск, но об этом нюансе не то что говорить, даже думать было опасно.
Маршал, облаченный по случаю войны в генеральский панцирь легионерского образца, поднял взгляд и посмотрел на нас.
— О, наконец-то! Если не ошибаюсь, передо мной пресловутый барон Маран?
Меня словно стукнули обухом по голове. От ощущения провала неприятно засосало под ложечкой. Казалось, прямо сейчас я увижу графа Гвиери и наглую ухмылку Карна. К счастью, все было не так страшно — представителей охранки здесь не было, хотя знакомых лиц хватало. У стола с картами стояли главный военный советник Кобар, там же находился внук старшего сотника «медведей», советник по особым вопросам Харит Дирна, ну и конечно же не обошлось без старой сволочи Выира Дирны.
Так и знал, что он попортит мне еще немало крови. Лучше бы я проглотил то злополучное кольцо.
— Да, маршал, — показал все тридцать два вполне здоровых зуба «медведь», — это именно тот человек, который поможет нам захватить столицу без особых усилий.
Твою ж мать!
Огоньки в многочисленных спиртовых лампах, несмотря на стеклянные колпаки, все же покачивались от сквозняка, создавая в большом командном шатре слегка бредовую обстановку, особенно в сочетании с мечущимися тенями десятка галдящих мужиков. Мой уставший мозг это не могло не удручать. Спать хотелось невыносимо, но именно в этот момент решалось, как и где мне придется сложить свою буйную головушку во славу империи. Поэтому вполне естественно, что я не мог пропустить сборища.
За большим походным столом собрались очень важные шишки, поэтому маршал империи барон Хордой все еще косился на меня, не понимая, почему провинциальный барон не выказывает должного благоговения перед столь высокими лицами.
Хотя бы орать перестали — и то хлеб. Точнее, орать родовитые сановники перестали на меня, зато оторвались друг на друге. Масла в огонь подливал Выир Дирна, который вновь изнывал от желания облагодетельствовать мою особу, поэтому сразу встал на дыбы против идеи ночной вылазки на стены.
— Нет, не пойдет, это верная гибель не только для первой группы барона, но и для всех «медведей» первой и даже второй волны штурма!
— Сотник, — подчеркнул солидную разницу в служебном положении маршал, — я сам бы рад использовать другой вариант, но его нет. К тому же все мы являемся воинами и готовы умереть, когда это понадобится империи.
— То есть как это нет другого выхода?! — мотнул головой «медведь», даже не думая реагировать на намеки маршала. — Чем вы слушали, когда я рассказывал о захвате столицы герцогства этим молодым человеком?
Жестом красноармейца с агитационного плаката старый вояка ткнул пальцем в мою сторону.
К чести маршала, он не стал давить авторитетом и приказывать, хотя его тон тоже нельзя было назвать уравновешенным.
— А чем слушали вы, уважаемый сотник, когда стражники рассказывали, как охраняются все ворота в столице?
Четверо стражников, которые ушли из столицы вместе с войсками императрицы, а сейчас присутствовали на экстренном совещании армейской верхушки, постарались стать еще меньше и незаметнее, прячась в темном углу шатра.
Если честно, я был согласен с маршалом насчет невозможности захвата ворот. Мой энтузиазм, если таковой имелся вообще, растаял окончательно после рассказа информаторов о службе охраны надвратных цитаделей и настенных башен. Поэтому следующее предложение «медведя» показалось мне вполне разумным.
— Значит, нужно штурмовать по всем правилам осадного дела! — Огромный кулак «медведя» ударил по столу, заставив подпрыгнуть стопки бумаг и серебряные бокалы.
— То есть послать легионы на штурм двадцатиметровых стен, которые еще никто и никогда не смог захватить? Вы хотите оставить императрицу без войска? — сузив глаза, спросил маршал.
— Вы что-то говорили о долге солдата умереть, когда это нужно империи, — парировал сотник, проявляя чудеса изящной словесности, особенно для «медведя».
Ситуация дошла до точки кипения, и я решил вмешаться. Во-первых, надоело все это слушать, во-вторых, жутко хотелось спать.
— Можно мне сказать?
Куда там. За поднявшимся в палатке шумом мой голос был едва слышен, но, даже звучи он громче всех остальных, наверняка был бы попросту проигнорирован.
К счастью, на помощь пришел престарелый генерал Виченсо Дезда, который, казалось, продремал все собрание на удобном стуле. За последний год старик сильно сдал, он давно не носил брони, предпочитая камзол, да и ходить мог только с помощью трости. Вот этой самой тростью он и постучал по панцирю маршала. Словно в пустое ведро. Я даже не удержался и хихикнул.
— Что? — встрепенулся маршал. Все остальные удивленно замолчали.
— Может, послушаем молодого человека? — прокряхтел престарелый генерал.
— Да что он мо…
Брови старика съехались вместе, и лицо стало жестким.
— Это ему идти на острие атаки, а не вам. К тому же скажите, уважаемый маршал и досточтимые генералы, кто-нибудь из вас додумался бы взять город так, как это сделал он?
Короткая пауза дала возможность всем переварить слова старика, а его авторитет не позволил выдвинуть непродуманных контраргументов.
— Спасибо, ваша милость. — Я поклонился старому генералу с максимальной почтительностью.
— Не стоит благодарности. — Дезда с кряхтением вернул свое тело на стул и, казалось, вновь задремал.
— Маршал, — поклон Хордою и кивок генералам, — господа генералы. Все то, что вы здесь говорили, несомненно, верно, но позвольте мне сделать все по-своему.
— И что именно? — переступив через собственный гонор, спросил маршал.
— А вот это пока останется тайной. Все, что нужно знать присутствующим, — это где должны находиться войска в нужное время. Конечно, на маршала условие секретности не распространяется.
Хордой выдержал и этот удар, а я порадовался, что в свое время сделал правильный выбор — маршал из этого человека получился великолепный.
Следующий полдень мне пришлось встречать в телеге. Монотонный скрип колес и достаточно мягкий ход телеги по хорошей дороге убаюкивал. Просыпаться не хотелось, хотя я и проспал в удобном гнезде из мешков часть ночи и половину дня. Небо над головой казалось бездонным, а точки птиц, медленно плывущих в бескрайней синеве, навевали умиротворение.
Но все хорошее скоротечно — небесную синь перечеркнула черная тень ворона, а нарастающий гул толпы предупредил меня, что мы приближаемся к цели нашего путешествия. Поэтому пришлось с неохотой садиться на мешках с зерном и осматриваться вокруг. Наш маленький караван состоял из двух телег. Переднее транспортное средство в одну лошадиную силу было нагружено мешками с зерном и одетым в потрепанную одежду не совсем умным бароном. Этой телегой управляла дородная мадам, одним своим видом показывающая, кто в доме хозяин.
Когда встал вопрос о подборе кандидатуры на роль мамаши, сотник Выир рассказал интересную историю. Года три назад, при подавлении пограничного конфликта, одна маркитантка разогнала десяток вооруженных мародеров, защищая свое добро, запасным дышлом от телеги. Сначала мы посмеялись, а затем послали вестового на поиски этой особы.
Сейчас Лигида сидела на передке головной повозки и орлиным взором осматривала всех ближайших мужчин. Ее «муж» подобного внимания не удостаивался и с обреченным видом управлял второй телегой. Лишенный «чешуи» Шрам выглядел совсем неказисто — измазанная чем-то физиономия и потрепанные рубаха и порты. Кроме того, к шраму на лице прибавился декоративный шрам на ноге, а лежащая рядом палка говорила о том, что хозяин семейства беженцев уже давно не представлял угрозы не только стражникам, но и простым ворам.
Вторая телега была загружена разным скарбом и небольшим количеством готовых продуктов. Кроме того, свесив ноги с задка телеги, там же сидели двое ребятишек примерно одного возраста — Еж и Таня. Сняв изящную броню и смыв косметику, Таня превратилась в ту, кем и была в этом теле, — двенадцатилетнюю девочку. Простенькое платьице и трогательные косички убрали еще пару лет и сделали из нее серую мышку.
Единственным слабым звеном в этом спектакле был я. Сначала возникла идея выдать меня за глухонемого или идиота, но пришлось от нее отказаться — слишком сложно, а потому опасно.
Ситуация стала накаляться, как только мы подъехали к площадке перед вторыми западными воротами, через которые в город пропускали беженцев. Главным критерием отбора новых горожан в преддверии осады являлось наличие достаточного количества ввозимого в город провианта, а также присутствие среди переселенцев кандидатов в рекруты. Так что, отказываясь от роли идиота, я заимел шанс загреметь в солдаты. Ситуация требовала нестандартного хода.
— Дядька, дядька! — Я соскочил с телеги и, обогнав лошадей, подбежал к одному из стражников. — Где здесь записывают в воины?
Расчет оказался верным — вместо того чтобы отправить потенциального рекрута под конвоем, стражник начал объяснять, как пройти к призывному пункту. Мой энтузиазм избавлял его от лишних хлопот.
Я старался слушать старого воина с простовато-восторженным выражением на лице. Оставалось надеяться, что мое поведение не вызовет подозрений, а тонкий слой пыли скроет ухоженную кожу и тонкие черты дворянина.
Пока я лицедействовал, десяток стражников начал потрошить наши телеги. Пассажиров согнали на землю, верхнюю часть поклажи сбросили на траву у дороги, а нижнюю тщательно проверили. Даже мешки с зерном были несколько раз проткнуты тонким металлическим щупом, и я поздравил себя с удачным решением не брать на операцию «чешую» и большие иглометы. Конечно, совсем без оружия соваться в эту западню было бы тупо, поэтому четыре «пистоля» висели под юбкой у Лигиды. Но даже этот «железный» схрон оказался под угрозой разоблачения, когда явно страдающий анорексией стражник попытался прощупать дородную хозяйку. Худой как скелет вояка тут же получил увесистым кулаком мадам по шлему и рухнул на дорогу. К счастью, этот случай вызвал у остальных стражников не агрессию, а приступ хохота.
Вместо того чтобы заступиться за «жену», Шрам, хромая, подошел к десятнику и тихонько сунул ему в ладонь пару монет — бывший стражник прекрасно знал, как здесь решаются все проблемы.
«Ушибленный» поднялся с дороги и попытался возмутиться, но десятник прикрикнул на дебошира и взмахом руки пропустил нас дальше без личного досмотра. И дело было не в полученной начальником поста взятке — в этом мире серьезным оружием считались мечи и арбалеты, а ни то ни другое под юбкой мадам не уместилось бы при всем желании.
Разбросанную поклажу мы собирали сами, и приходилось это делать максимально быстро, чтобы не задерживать очередь и не злить стражу.
Наконец-то последний узел лег на телеги, и наш маленький караван тронулся дальше.
Надвратная башня внушала уважение — огромный куб с тремя рядами поднятых решеток и окованными металлом воротами. Проехав длинный тоннель, мы оказались в традиционном для империи внутреннем дворике, который запирался с противоположной стороны башней поменьше. Только здесь, в отличие от вотчины герцогов Увиеров, чтобы забраться во внутреннюю башню, нужно было подняться по десятиметровой стене, и никак иначе. Выир прав — любая внезапная атака при таких порядках являлась форменным самоубийством. Хорошо, что у нас был совершенно иной план.
Имперской столицы с этой стороны я еще не видел. За внутренней башней сразу начинались улочки Низовья — самого бедного и очень опасного квартала главного города империи. Дома в этом районе строились без всякого плана и даже смысла. Иногда кто-то надстраивал новый этаж над развалинами, а рядом с аккуратно побеленным домиком торчали черные стены сгоревшего здания, причем, судя по всему, пожар случился несколько лет назад. Что уж говорить о грязи на тротуарах и мостовой. Нас накрыло непередаваемое амбре городских трущоб. Дышать стало намного труднее.
Но главной достопримечательностью этого места были люди. Они никуда не спешили и ничего не делали — просто пялились вокруг, лениво гоняя насекомых в своей грязной одежде. Есть такая беда в больших городах — принципиально не желающие работать люди. Они выросли в примитивных условиях и считают, что это нормально, потому не хотят напрягаться ради улучшения собственной жизни. Если бы это происходило в маленьком городке или деревне, голод быстро заставил бы их взяться за ум. К несчастью, большие города производили слишком много излишков и объедков, на которых вполне можно существовать. Существовать, потому что жизнью это не назовешь. Аналогом таких персонажей на Земле являются отнюдь не бомжи, а довольно толстая прослойка принципиальных безработных, которые постоянно что-то ищут, но отнюдь не работу, а возможность урвать «куш». Каждый из них мечтает об этом как о манне небесной и высшей справедливости. Когда же шанс выпадает, начинает литься кровь и самих любителей куша, и тех, кто встал на пути к вожделенной «мечте».
Как только мы въехали в Низовье, вокруг возков моментально нарисовались ушлые личности, и можно было не сомневаться, что наше имущество уже поделили. Оставалось только провести изъятие.
Еще со времен пребывания в теле мошенника я помнил, что традиционные воровские схемы здесь выглядели так — сначала шла попытка просто стянуть то, что плохо лежит. Когда воришек постигала неудача, начиналось представление с балаганным привкусом, ну а если и это не помогало, шла ночная атака, возможно даже с летальным исходом.
Первый номер программы сорвался, едва начавшись. Шрам перетянул кнутом по спине шустрого оборванца до того, как тот дотянулся до вещей на возу. То же самое сделала Лигида. Вторая часть программы умерла еще в зародыше — неприметного вида мужичок, казалось бы бесцельно стоящий у стены, встретился взглядом со Шрамом и что-то там прочитал.
Мужичок почесал свою грязную шевелюру. На первый взгляд ничего не произошло, но почему-то у меня исчезло чувство опасности. К тому же о том, что налетчики больше не претендуют на наше добро, говорили их действия — несколько оборванцев резко изменили маршрут своего движения по узкой улице. Это было и хорошо и плохо — бандитский «дирижер» посчитал добычу слишком опасной, но он также мог решить, что у серьезных людей есть чем поживиться, только для захвата этого добра нужна совсем другая сила.
Нервное напряжение оставило нас лишь тогда, когда мы все же добрались до ближайшего постоялого двора — большого трехэтажного здания с обширным двором и конюшнями.
Денег у нас хватало, но нельзя было разрушать образ бедной семьи, поэтому мы устроились в сарае, прямо возле наших возов.
Пока мы распаковывались, солнце начало клонится к закату и Шрам заспешил в кабак, находящийся в четырех кварталах от нашего постоялого двора. Шел он туда не развлекаться, а для выполнения первой части нашего задания. Мне же пришлось оставаться в сарае, чтобы не нарваться на патруль и не загреметь в местный призывной пункт.
Ожидание вновь начало накапливать напряжение, от которого, казалось, даже воздух сгустился. Косые лучи закатного солнца пробивались сквозь прорехи в крыше и, подсвечивая клубящуюся пыль, медленно ползли по стенам «зайчиками» разной формы.
— Пойду прогуляюсь. — Детский голосок ударил по нервам словно плеткой.
У меня даже волосы на затылке встали дыбом. Не знаю, что бы я сделал с убийственно непосредственной Таней, если бы не Лигида.
— Сидеть, соплюшка, иначе выпорю, — прошипела дородная маркитантка, и я вполне поверил, что она это сделает.
Таня окрысилась, показав мелкие зубки, но ничего говорить не стала — судя по всему, также прониклась доверием к словам маркитантки.
— Все, успокоились обе, — постарался я задушить возникший конфликт в зародыше. — Сейчас всем тяжело.
Я понимал их состояние — маркитантке было неуютно в роли диверсантки, а у Тани в одном месте сидело присущее всем тинейджерам шило. Это ее душа видела двадцать пять весен и зим, а по жилам слишком юного тела гуляли подростковые гормоны.
Как ни странно, короткая перепалка сняла часть напряжения — дамы упокоились, а на обморочно-бледном лице Ежа появился румянец. Все немного оживились и занялись мелкими делами, совсем бессмысленными, но, по крайней мере, отвлекающими от напряженного ожидания. Я полез под юбку к хихикнувшей Лигиде, доставая оттуда малые иглометы. Таня, наблюдая эту сцену, фыркнула в ладошку, а Еж покраснел. Настроение группы улучшилось, а напряжение постепенно начало спадать.
Четыре «пистоля» прекрасно пережили путешествие под пышными юбками маркитантки. Еще при подготовке к акции я сомневался — заряжать иглометы или же не стоит из соображений техники безопасности? Предохранители Руг поставил надежные, но ведь даже палка раз в год стреляет. Мне-то что, а Лигида в случае чего могла получить иглу в ногу.
Несмотря на все опасения, оружие мы все же зарядили — риск был максимальный, но четыре готовые к действию «машинки» могли нам очень пригодиться.
Ночь навалилась на город, и жизнь на улицах постепенно угасала. Шум человеческого муравейника словно вдавило тяжелым мраком внутрь домов, где человеческие голоса местами затихли полностью, а местами стали даже громче. Шумели в различных увеселительных заведениях, которых в столице было более чем достаточно. Именно в одно из таких заведений отправился Шрам.
Бывшего стражника не было довольно долго, но поднимающееся из глубин души раздражение я гасил пониманием того, что «ящер» пошел в кабак не для развлечений.
Наконец-то, когда небесное светило взошло на небосклон, в приоткрытую дверь сарая тихонько проскользнула неясная тень, не забыв предварительно постучать четыре раза в стену под окошком. Предусмотрительность была необходима, иначе заведенные до крайнего предела «беженцы» вместо приветствия могли угостить своего коллегу зарядом из игломета.
— Что там? — едва не подпрыгивая от нетерпения, спросила Таня.
Шрам укоризненно посмотрел на девушку и повернулся ко мне. В темноте его лицо казалось белым пятном. Ночное светило хоть и заливало крыши домов молочным светом, проникнуть внутрь сарая могло лишь отчасти.
— В нужных нам башнях сидит полусотня какого-то Коряка. Плохо то, что их усилили тирахией легиона, — начал докладывать Шрам.
— Получается на четыре башни сотня человек?
— Нет, меньше. Эти отряды отвечают за охрану башен и стен, когда начнется штурм, будут защищать только башни, на стенах встанут горожане и легионеры. Но это когда наши пойдут на приступ, а пока им тоже нужно спать, — как несмышленышу, начал растолковывать бывший стражник. — Сейчас там только ночная смена. Так что по десять бойцов в башне, к тому же как минимум двое из них постоянно находятся на стене.
— Даже этого много, — вздохнул я. — Что там по людям?
— Есть один клиент в седьмой башне. Зовут Убань.
— Что ж, делаем, как задумали. Лигида, остаешься в трактире, а когда начнется переполох, забираешь хозяев вместе с теми, кто согласится, и запираешься в подвале. А мы потихоньку пойдем.
Словно ставя точку в моем монологе, вдалеке ударил полуночный колокол на одной из часовых башен Низовья.
Полночь — время убийц. Эта традиция криминального элемента была обусловлена низким положением ночного светила, которое создавало контраст между освещенной стороной идущих с севера на юг улиц и сгустками тьмы у противоположных обочин. В жирных, как деготь, тенях можно было укрыться от любого взгляда. Именно этим мы и собирались воспользоваться.
Увы, подобные планы были не только у нас. Похоже, давешний «дирижер» воришек все же доложил о своих наблюдениях кому-то из грабителей, стоящих на ступеньку выше в криминальной иерархии. Об этом факте нам поведал тихий шорох под стеной деревянного сарая.
Ухватив обеих дам за косы, я притянул их головы к себе.
— Лезьте под телегу. — Мой шепот был похож на выдох, но они услышали и дружно полезли под одну из наших телег. Лошади тоже почуяли присутствие чужаков и начали тревожно всхрапывать, что замаскировало как наши передвижения, так и действия противника.
Для общения со Шрамом слова были не нужны, хватало знаков белеющих в темноте кистей рук. Выделив ему жестами для обороны оба небольших оконца, я спрятался за стоявшую у выхода телегу и направил два малых игломета на приоткрытую створку ворот. Из меня был еще тот «македонец», но могло случиться так, что менять «пистоли» в руках будет некогда. Кстати, Шрам был вторым в отряде по «крутости» стрелком с двух рук. Первое место, как и во многих других дисциплинах, занимал Шип. Бывший убийца вообще управлялся с иглометами обеих модификаций как заправский спецназовец.
Заливавший противоположную сторону двора лунный свет проявил в дверях смутную тень, а меня неожиданно одолели сомнения — вдруг это какой-то кабацкий служка?
— Кто там? — «сонным» голосом спросил я.
Вопрос, конечно, идиотский, а вот ответ оказался вполне предсказуемым — в виде ткнувшегося в борт телеги ножа.
— Твою мать, — тихо ругнулся я, ловя на мушку первого бандита и его напарника.
Тихие щелчки моего «пистоля» были тут же «продублированы» воплями грабителей, что не очень хорошо характеризировало мою меткость.
А вот Шрам работал чище — из его подопечных только один тихо ойкнул, а смерть остальных проявилась лишь в глухом звуке падения тел с высоты окон.
Бандиты закончились вместе с иглами в «пистолях» — потеряв больше половины личного состава, «ночные добытчики» решили ретироваться, при этом поломав нам все планы.
— Так, уходим немедленно. Лигида, пойдешь с нами. Зарядимся где-то поблизости. Быстро, — добавил я для Тани, которая зачем-то полезла в ворох тряпок на телеге.
С собой мы взяли темные накидки, трубу зарядного устройства для игломета и небольшую корзинку с продуктами. Большую часть поклажи поместили в маленькие рюкзачки, похожие на армейские вещмешки военного образца.
Ночная столица империи представляла собой сплошной черно-белый контраст — лунный свет заливал одни участки и проваливал в глубокую тьму другие.
Удобное место попалось нам в квартале от постоялого двора. Сгоревший и до сих пор не восстановленный дом приютил пятерку теней, которые все равно не смогли улучшить его покинутой и никому не нужной доли.
— Шрам, займись иглометами, — прошептал я бывшему стражнику и тут же начал инструктаж: — Так, Лигида, мне жаль, но тебе придется еще немного поработать.
Женщина испуганно кивнула, при этом ее испуг был далек от истерики и показывал незаурядную выдержку маркитантки.
— Как только мы доберемся до нужной нам башни, забиваешься в самый темный угол и ждешь.
— А если…
— «Если» не будет. Просто сидишь тихо и ждешь. — Я не дал маркитантке договорить, потому что не хотел даже думать о том, что случится и с ней, и со всеми нами, если все пойдет наперекосяк. Бандитское нападение уже испоганило все планы. Трупы в сарае найдут очень скоро, и начнется переполох, так что у нас была только одна попытка.
— Хорошо, — растерянно кивнула маркитантка, чем сильно меня порадовала.
Если выживу, заберу ее с собой на границу — такая дама там точно придется ко двору.
— Так, теперь ты, красавица, — повернулся я к Тане. — Подходишь к бойнице и отыгрываешь свою роль. Если первый вариант не работает, начинаем второй…
— Да поняла я, сколько можно повторять? Уже сто раз обсудили, — проворчала Таня с гримасой капризного ребенка, и именно эта мордашка выбивала меня из колеи, никак не увязываясь с ролью диверсантки.
— Нужно будет — повторим и в сто первый. Теперь ты, Еж. Идешь за сестренкой и тупо молчишь. Понял?
Парень лишь кивнул в ответ, вновь стремительно бледнея. И что с ним сделаешь? Менять бойца поздно, да и не на кого — ведь только он сможет справиться с артефактами.
Раздав указания, я устало привалился к стене. Ночь вновь накрыла обгорелые развалины ватным одеялом тишины, и только слабый стрекот зарядной машинки не поддавался ее чарам.
Минут через пять стрекот прекратился, но, словно не желая оставлять ночь совсем без звуков, со стороны покинутого нами постоялого двора донеслись крики людей.
— Шрам, ты закончил? — Кивок «ящера» подтвердил мое предположение, так что можно было приступать к раздаче оружия.
Таня сразу получила два игломета, которые тут же самостоятельно расположила в корзинке с продуктами. Еще два получил Шрам. Мне пришлось ограничиться парой ножей, которые только на первый взгляд выглядели как дрянное орудие кухарки. Лигида и Еж пока являлись невооруженным балластом.
— Пошли, — тихо скомандовал я, и мы перетекли из мрака внутри дома в не менее густой мрак уличной тени.
Темные накидки помогли нам растворяться в темноте, и только Лигида немного демаскировала отряд. Впрочем, слишком светлых деталей в платье маркитантки было мало.
Пройти мы успели всего квартал, когда впереди послышался топот и бряцанье оружия о кольчугу. На секунду я впал в ступор, но тут же вспомнил, что минуту назад мы проходили мимо еще одного заброшенного дома.
— Назад, быстро, — прошептал я, дергая Шрама за пояс, и тут же подал пример остальным, пробегая под стеной и ныряя во мрак дверного проема заброшенного дома. Под ногами хрустнула черепица, и тихо ойкнул спрятавшийся в доме бездомный.
Не знаю, решился бы я на убийство невинного человека в спокойной ситуации, но страх вместе с рефлексами бежали далеко впереди мозга, что уж там говорить о совести. Вонючее тело местного бомжа задергалось после того, как в него вошел мой нож, но так и не издало ни единого звука. А буквально через несколько секунд мимо приютившего нас дома пробежал отряд столичной стражи. Это событие едва не погубило нас, с другой стороны, привлеченные шумом на постоялом дворе стражники освободили путь к цели.
«Прогулка» к башне действительно прошла без эксцессов, и мы замерли в тени, осматривая залитое луной пространство перед крепостной стеной. Башня и примыкающая к ней часть стены в серебристом свете ночного светила выглядела более чем внушительно. В нашу сторону выходила часть каменной громады с тремя гранями. В центральной грани имелась большая дверь, которая позволяла в случае нужды пропускать в башню большое количество воинов. В двух боковых гранях, примыкающих к стене под углом, были пробиты бойницы для защиты башни от предателей.
Снимаю шляпу перед фортификатором, создавшим оборону имперской столицы. Но мое восхищение никак не могло помочь в нашем деле. Взять башню штурмом было невозможно, поэтому и нужна была задуманная мной хитрость.
— Давай, Танечка, ни пуха ни пера.
— Иди ты к черту, — нервно хохотнула девушка.
Она перехватила поудобнее корзинку с едой и вышла из тени на освещенное пространство. Одетый в наряд бедного горожанина Еж обреченно последовал за своей «сестрой». Шрам осторожно, не выходя из тени, сместился вправо и замер в ожидании своего выхода. Мы же с Лигидой остались в улочке, как раз напротив основного входа в башню. Помимо луны, площадку вокруг башни освещали большие спиртовые лампы, по одной на каждой из граней строения, поэтому стража быстро заметила двух незнакомцев.
— Эй, а ну стой! — послышался грубый голос из левой от нас бойницы.
Подростки послушно замерли. Таня все же удержалась в образе и спряталась за спину «брата».
— Кто такие? Чего надо?
— Мы несем ужин для дяди Убаня. Мама послала, — дрожащим голосом заявила Таня, по-прежнему прячась за Ежа, которого, похоже, заклинило от шока.
Некоторое время в башне совещались, затем вновь послышался голос стражника:
— Убань в другой башне. А с какой радости ваша мамка подкармливает этого кобеля?
— Мама сказала, что если дядю хорошо кормить, то он может стать папой.
— Так, а ну быстро уходите отсюда! — крикнул стражник.
Внутри меня разлился неприятный холодок, и я уже готовился отдать команду к атаке, но заметил, что подростки не спешат выполнять приказ. Судя по всему, хитрый стражник решил поживиться за счет того самого неизвестного мне Убаня, поэтому кричал он, чтобы его услышало начальство. Дальше стражник говорил тихо, и на расстоянии в сорок шагов мне не было слышно, что именно.
Подростки, повинуясь тихой команде, медленно двинулись к башне, а вот Шрам почему-то все не атаковал. Это могло означать только одно — напарник говоруна не стал интересоваться ходом «переговоров», а по-прежнему находился на своем посту у другой бойницы. С моего места увидеть внутренность башни было невозможно, а вот Шрам и Таня видели хоть что-то каждый сквозь свою бойницу.
Похоже, увиденное девушке не понравилось, потому что, подойдя вплотную, она достала из корзинки не бутылку вина, как было оговорено по второму варианту действий, а один из «пистолей». Щелчка сработавшей пружины я не услышал, но судя по тому, что Таня шагнула вперед и, привстав на цыпочках, засунула руку в бойницу по самый локоть, первого стражника она уже убила.
Время сорвалось вскачь, словно спущенный с поводка охотничий пес.
— Сиди тихо, — шепнул я Лигиде и побежал вперед, стараясь не наделать лишнего шума. Справа от меня к башне метнулся темный силуэт Шрама.
Стартуя, я увидел, как Таня вытаскивает руку из бойницы и свободной ладонью отвешивает Ежу увесистый подзатыльник.
Парень, приведенный в чувство довольно радикальным методом, тут же оживился и достал из-за пазухи небольшой шар артефакта. До двери ему было всего пара метров. Все шло по плану, и я надеялся, что Еж помнит все инструкции и прилепит артефакт именно туда, куда нужно.
Согнувшаяся в защитной позе фигурка мальчика заставила меня притормозить, а затем вспышка артефакта послужила командой для увеличения скорости. До входа в башню я добежал на пару секунд раньше Шрама и, рывком открыв прожженную артефактом дверь, шагнул в сторону, пропуская бывшего стражника, который уже сжимал в обеих руках «пистоли».
Внутри первого этажа башни меня ждали два тела стражников и застывший посреди большого помещения Шрам. Он стоял лицом к довольно широкой лестнице на второй этаж, направив на нее оба игломета.
Прибыли мы вовремя, потому что со второго этажа уже спускался стражник, сопровождая каждый шаг по каменной лестнице злыми словами:
— Чего вы там шумите?
В ответ недовольный начальник получил увесистую иглу в лицо, а Шрам, ловко перепрыгнув через громыхающее по ступеням тело, побежал наверх.
Я хотел последовать за ним, но был остановлен здравым смыслом. А Танину голову этот самый здравый смысл явно решил не обременять своим присутствием.
— Стоять. — Девушка была остановлена на полдороге к лестнице и тут же лишилась единственного заряженного «пистоля» из ее пары. — Будь здесь.
Для убедительности пришлось зарычать, так как времени на внушение не было вообще. Со второго этажа донесся звук еще двух щелчков стреломета, а вот третий оказался слишком громким. По лестнице тут же покатилось тело, и отсутствие грохота говорило о том, что это Шрам.
— Твою ж мать, — тихо ругнулся я и побежал вверх по ступеням, огибая стонущего «ящера».
Хорошо, что стонет: значит, живой.
Выглянув за кромку лестницы, я быстро присел, и пролетевший над головой болт был вполне весомой причиной, чтобы дать себе клятву до конца жизни лелеять в душе паранойю.
Стрелковое оружие — хорошая штука, но имеет психологический недостаток, особенно если на нем зацикливаться, — два молодых парня, похоже, страдали именно этим комплексом. Оба арбалетчика, вместо того чтобы взяться за мечи или на худой конец заорать, судорожно взводили свое оружие. Возможно, сказывалось, что они оба еще не проснулись окончательно, о чем говорили осоловевшие глаза на не прикрытых шлемом головах. Подниматься на этаж полностью я не стал и, как только смог обеспечить себе сектор стрельбы, не спеша, словно в тире, сделал два выстрела. Тихий лязг доспехов о камни возвестил об успешно проведенных стрельбах.
Быстро осмотрев помещения второго этажа, я шагнул обратно, чтобы, во-первых, узнать, как там Шрам, а во-вторых, забрать у него единственный наполовину заряженный игломет. Каюсь, «во-вторых» для меня было важнее.
Пущенный одним из арбалетчиков болт угодил Шраму в правую сторону груди под ключицу. Крови было много, но шла она из раны, а не изо рта, что давало основание для надежды.
Пока я рассматривал ранение напарника, Таня затащила Ежа внутрь и закрыла дверь. Короткий взгляд на прожженное артефактом полотно двери показал, что еще пара сантиметров вверх — и мощный засов остался бы невредимым, а мы дергали бы тяжелую конструкцию до скончания веков. Страх сыграл с парнем злую шутку, но, к счастью, не до конца.
А вот бывший менеджер по персоналу оказалась умницей: как только напряжение немного схлынуло, Таня начала действовать быстро и грамотно. Да и в момент нервного пика повела себя хоть и неожиданно, но действенно. А победителей, как известно, не судят.
— Как ты? — спросил я у начавшего приходить в себя Шрама.
— Выживу, но двигаться не хочется.
— И не надо. Помоги Ежу советом. Мне нужны заряженные иглометы.
— Хорошо, — болезненно поморщившись, кивнул бывший стражник.
— Таня, быстро за Лигидой, только не наделайте глупостей. Захватите все мешки.
Девочка кивнула с серьезностью взрослого человека. Впрочем, такой она и была, так сказать, в душе, вот только детская мордашка и умильные косички вечно сбивали с толку.
По лестнице я поднимался под аккомпанемент тихого голоса Шрама, дающего советы Ежу. Так как лезть на третий этаж с одной иглой в обойме было глупо, появилась возможность осмотреться в основном помещении.
Второй этаж башни был условно жилым. Если на первом ничто не должно было мешать прохождению большой массы воинов, то на втором свободной оставалась только одна часть — выход с нижней лестницы, поворот и проход на верхнюю лестницу. А вот правая часть помещения в оборонительных мероприятиях не участвовала, чем воспользовались стражники, расположив пять топчанов для отдыхающей части смены. Четверо из пяти «отдыхающих» были здесь, но проснуться им уже не было суждено. Двоих стражников на этаже и того, кто остался на лестнице, убил Шрам, еще двое были на моем счету.
В башне стало тихо, я даже дышал через раз, боясь нарушить установившееся равновесие событий, поэтому вздрогнул, когда бесшумно подошедшая Таня принесла заряженный «пистоль». Девочка поступила умно, сразу принеся первое же заряженное оружие, не дожидаясь зарядки остальных иглометов. Три иглы вполне достаточно, особенно в обстановке такого дефицита времени.
Полностью заряженный «пистоль» был зажат в правой руке, а его наполовину менее опасный напарник в левой, — это значит, что пришло время двигаться дальше, и только бог знает, как мне этого не хотелось.
Несмотря на все ошибки и потери, операция пока шла довольно успешно, но это с учетом того, что нам изначально дико повезло — в выбранной для захвата башне дежурили стражи, а не легионеры. С другой стороны, легионеры недолюбливали арбалеты, и Шрам мог остаться целым, но при этом он все равно не смог бы положить всей отдыхающей смены.
Тряхнув головой, чтобы прогнать совершенно ненужные в этот момент размышления, я осторожно ступил на лестницу, ведущую на третий этаж. Мягкие сапожки позволяли идти тихо, поэтому удалось подняться практически бесшумно. Все опасения оказались напрасными — ни на третьем, ни на четвертом этаже никого не было. И неудивительно, потому что оба этих уровня были проходными — на третьем имелись две двери, ведущие в расположенные в глубине крепостных стен склады боеприпасов, а на четвертом еще одна пара выходов, через которые можно было пройти на стены. На этом капитальные каменные лестницы заканчивались, и на башенную площадку вела деревянная конструкция, квадратной спиралью уходящая вверх внутри сужающейся каменной коробки.
Задача неожиданно усложнилась — лестница рассохлась и безбожно скрипела. Сначала я пытался идти осторожно, а затем плюнул на маскировку и начал медленно подниматься по ступеням, копируя усталую походку тучного человека, при этом еще и шумно отдуваясь: десятник, которого Шрам пристрелил на лестнице, имел солидные габариты. Мой расчет оказался верным, и, выглянув в люк, я увидел, что постовой увлеченно смотрит в ночь, не поворачиваясь назад.
Стрелять в спину не хотелось, но желания видеть лицо стражника у меня было еще меньше. Игл омет тихо щелкнул, посылая стальной стержень под левую лопатку стражника, и я, быстро подбежав, подхватил обмякшее тело.
Жизнь из любого живого существа уходит постепенно, это только в фильмах убитые главным героем враги кулем валятся на землю и остаются неподвижными. Очень часто агония терзает тело несколько минут. Придавив уже мертвого стражника к земле, я буквально руками ощущал, как его покидают остатки жизни, и от этого мое собственное существование приятнее не становилась. Не помню, кто это сказал, но абсолютно согласен с мыслью, что воин, окончательно переставший ценить чужую жизнь, становится монстром.
Что-то я сегодня расслабился, а ведь ни место, ни время совершенно не подходили для философских размышлений. Чтобы бойцы на стенах не заподозрили неладного, я быстро надел на голову шлем стражника и встал в полный рост, а затем начал медленно обходить площадку по периметру.
В центре башенной «крыши» стояла мощная баллиста с изрядным запасом ядер. Вокруг нее оставалось не так уж много пространства для бойцов, хотя с десяток стрелков здесь все же поместился бы. Взгляд вниз, на стену с правой стороны, подтвердил наши со Шрамом предположения. Вдоль каменных зубцов гуляли два человека — один из уже практически уничтоженного нами десятка, а второй из подразделения, занявшего соседнюю башню. То же самое творилось и с левой стороны. Сначала мне показалось, что подобный подход неразумен: два человека почти на сто метров стены явно маловато, — но затем пришел к выводу, что главный наблюдательный пункт находится все же на башне, а воины на стене являлись индикаторами спокойствия — этакими датчиками, подающими сигнал тревоги своей смертью.
Тихий шум за спиной вызвал у меня нервную реакцию и заставил направить игломет в сторону поднимающегося по лестнице Шрама. Бывший стражник вряд ли добрался бы на такую высоту, если бы не помощь крепкой Лигиды.
— Шрам, сможешь пару минут постоять ровно? — шепотом спросил я у «ящера».
— Да, — ответил он, распрямляясь с тихим стоном. Болт еще находился в его теле, но был аккуратно обмотан тряпкой, и рана кровоточила не так уж сильно.
Я быстро водрузил снятый с мертвого дозорного шлем на голову своего напарника, а сам начал копаться в своем вещмешке, тем же занялись Лигида и подростки. Через минутку на деревянном полу башенной площадки лежал моток паучьей «ниточки», железный штырь и простейший блок с колесиком. В Сатаре и на кораблях кронайцев подобные блоки использовали довольно часто, только в более массивном виде, а вот в империи подобная конструкция почему-то была непопулярна.
Быстро закрепив между двумя каменными зубцами железный штырь, я присоединил к нему блок, а уже затем сбросил вниз моток «ниточки».
Не прошло и минуты, как рывок за «ниточку» дал нам знать, что можно начинать подъем. Первым на башню поднялся конец не очень толстого, но крепкого каната, который тут же был пропущен через блок. Первоначально предполагалось, что мы со Шрамом потащим своих соратников руками, но сейчас от бывшего стражника не было никакого толку. Лигида, конечно, дама крепкая, но это не выход. Идея запасного варианта появилась у меня еще за день до этого, но я не стал акцентировать на ней внимание, зато теперь эта «заготовка» пришлась кстати.
— Мадам, позвольте вас обнять, — прошептал я присевшей у парапета Лигиде.
Куртуазная фраза немного успокоила бледную женщину, а когда я начал обвязывать ее крепкий стан веревкой, она даже хихикнула.
Подойдя к люку в полу, я сначала два раза дернул за веревку и, дождавшись момента, когда она натянется, потащил Лигиду за собой. Чтобы не ойкнуть, женщина прикрыла рот руками, но ее расширившиеся глаза наполнились страхом. Поднимающаяся спиралью деревянная лестница оставляла в центре небольшое пространство, в которое мы и ухнули, обнявшись, как влюбленные. Серьезный вес на другом конце веревки сделал наше падение плавным спуском, и мы быстро добрались до площадки четвертого этажа. Для верности я протащил Лигиду к лестнице и спустил на третий этаж.
— Теперь держись, — прошептал я маркитантке и, убедившись, что она намертво вцепилась в ручку ведущей на склад двери, побежал вверх.
— Цепляйтесь за меня, — выглянув в люк, прошептал я подросткам.
Еще один групповой спуск прошел так же плавно, но уже на переходе между четвертым и третьим этажом веревка застопорилась. Мы выждали пару секунд и, отпустив веревку, побежали наверх. Следом медленно поднималась Лигида.
На площадке нас ждали стоящий в полный рост Шрам и присевший у парапета Змей. Осмотр обеих стен показал, что стражники ничего не заметили, — и неудивительно: эта башня была выбрана не случайно, так же как и время операции. Ведь именно в этот момент ночное светило погрузило внешнюю сторону башни и стены в глубокую тень.
Шипа мы поднимали уже руками, в основном работали я со Змеем при больше моральной, чем физической, поддержке подростков.
Шип «приехал», нагруженный связкой моего снаряжения, и, пока «ящеры» поднимали Барсука, я начал облачаться в броню, сразу почувствовав себя намного уверенней, а тяжесть шестиствольного игломета подняла мое самомнение до небес.
Через несколько минут на надвратной площадке оказался Сом с амуницией Шрама и Ежа. Я с сожалением посмотрел на бывшего стражника, судорожно удерживавшего вертикальное положение.
Блин, вторая потеря в отряде, а на постороннем бойце «чешуя» крайне неэффективна, да и доверять иглометы чужим рукам — дело неблагодарное. Но что поделаешь, такова печальная реальность, и если Шрам выбыл по уважительной причине, то злость на Грифона вспыхнула с новой силой.
— Лигида, — шепотом позвал я прижавшуюся к катапульте маркитантку, — смени Шрама.
Женщина побледнела, но возражать не стала. Замена «постового» прошла успешно, и Шрам устало сполз по стеночке на пол.
— Ты как, живой?
— Пока не сдох, — постарался шуткой ответить мне раненый «ящер».
— Присмотри за своей «чешуей». Заметишь среди «медведей» кого-то с подходящей комплекцией — подскажешь ему, как облачиться. И старайся не тревожить рану.
На площадке становилось многолюдно, и я, забрав с собой Ежа, Шипа и Змея, спустился на четвертый этаж.
— Так, работаем по скоростному варианту. Шип, твоя цель — наблюдатель на башне. Змей, на тебе люди на стене. Я прикрываю вас и веду Ежа. Глеф, ты как, готов?
Ученик артефактора был уже затянут в «чешую» и смотрел на нас через полумаску своего чешуйчатого шлема. Он явно пребывал в геройском настроении и уверенно кивнул в ответ на мой вопрос. От былых страхов и неуверенности не осталось даже следа.
Тяжелый засов двери, которая закрывала выход на левую от башни стену, скрежетнул по толстым скобам, положив начало конца правления мятежников в этом городе. Где-то неподалеку от крепостных стен, практически не скрываясь, зашевелились сотни «медведей», а еще дальше, в окружающих столицу лесах, по дорогам, повинуясь световым сигналам, скакали тысячи оруженосцев под предводительством своих рыцарей. И совсем в хвосте войска медленно ползли легионы. Когда они дойдут до столицы, здесь будет уже почти все кончено. А пока что жестокая игра под названием «штурм» только начиналась. Первую кровь мы уже пролили.
Скрипнув плохо смазанными петлями, тяжелая дверь открылась, и на залитую лунным светом стену вышли четыре сгорбленные фигуры в чешуйчатой броне. Первым шел Змей, за ним, отслеживая через прицел верхушку соседней башни, двигался Шип. Ну а дальше шагали мы с Ежом, внимательно высматривая врага в тени возле домов на дальней стороне внутренней полосы отчуждения.
Столичная стена при двадцатиметровой высоте имела шесть метров толщины и позволяла бегать здесь толпами. С правой стороны шел монотонный ряд толстых зубцов с узкими щелями бойниц между ними, а с левой имелся лишь небольшой каменный бордюрчик, который в случае чего нам не защита, поэтому следовало очень внимательно наблюдать за происходящим в городе.
Сто пятьдесят метров до башни… тихий щелчок оборвал жизнь постового-стражника. Сто метров… еще один выстрел в исполнении Вырова-Змея отправил в мир иной стоящего на стене постового-легионера, который только в этот момент развернулся в нашу сторону. Пятьдесят метров. Десять метров… легионер на башне так и не появился, судя по всему, находясь на другой стороне верхней площадки.
Оба «ящера» дружно шагнули в стороны, и невысокая фигурка Ежа скользнула к массивной двери. Достав из сумки шарик артефакта, он прилепил его к деревянно-железному полотну, а затем сделал два шага назад и разворот в ожидании вспышки.
В этот раз парень сработал как хирург. Центр выжженного круга диаметром чуть меньше полуметра находился точно по оси засова.
Теперь пришла очередь Ежа шагнуть в сторону, пропуская нас внутрь. Все было оговорено заранее, поэтому Змей молча и без знаков скользнул на ведущую вниз каменную лестницу. Я последовал за ним, а Шип, жутко скрипя деревянными ступенями, побежал наверх.
Все, теперь даже если будет громко, мы свое дело сделали. Хотя, конечно, еще с десяток минут неслышимости нам бы не помешал.
Пятерка легионеров отдыхающей смены так и не успела вскочить с лежаков. Змей, спустившись ниже по лестнице и шагнув чуть в сторону, застрелил двух в дальнем конце комнаты, а я трех, располагавшихся ближе к нам.
Для спуска на первый этаж мы поменялись местами — я с тремя иглами в запасе шел первым, а Змей с двумя зарядами прикрывал спину на случай моей криворукости.
Дисциплина — великое дело: оба легионера стояли ко мне спиной, внимательно вглядываясь в бойницы. На душе вновь стало муторно, особенно после убийства в спину дозорного на соседней башне, поэтому меня потянуло на глупости.
Тихий свист привлек внимание легионеров. Бойцы оказались опытными и быстрыми. Тот, что слева, успел достать меч из ножен и получил иглу под надбровный срез шлема, а второй, пока я разворачивался, почти добежал до лестницы. Змей выстрелил одновременно со мной, и легионер получил две стрелки — в голову и грудь.
Я недовольно посмотрел на бывшего казака.
— А что? Все равно нужно перезаряжать, — пожал плечами Змей и начал подниматься по ступеням.
Перед тем как покинуть башню, мне хотелось проверить еще один нюанс. Перевернув ближнего легионера, я увидел, что стрела пробила переднюю часть «рельефного» панциря, а также частично вышла из задней «створки». Это значит, что в стычке с бойцами взбунтовавшейся части имперского легиона у нас имелись серьезные шансы на успех.
Пока мы отсутствовали, на четвертом этаже «нашей» башни уже собрались все «ящеры». Также там находился Девятый и затянутый в «чешую» раненого Шрама новичок, логично получивший позывной Восьмой. Оба «номерных» ИО «ящеров» держали в руках привычные для них арбалеты. Заглянув в глаза новичку, я не увидел там ничего лишнего и спокойно повернулся к своим:
— Змей, Шип, перезарядка. Сом, Барсук, со мной. Сом, берешь объекты на стене. Барсук, за тобой дозорный на башне. Двинулись.
Конечно, можно было и во вторую башню пойти с лучшими стрелками отряда, но пара бывших «медведей» тоже стреляла очень неплохо, а менять привычное оружие было чревато ошибками.
Башню справа охраняли стражники, поэтому оба дозорных на стене болтали, стоя практически у дальней от нас части стены. Нас засекли, когда мы уже пробежали половину дистанции. Два выстрела широкоплечего Сома прошли с секундным интервалом, и тут же на башне звякнуло металлом о камень — выстрел Барсука слился со щелчками игломета напарника.
Операция по активации «лепестка пламени» прошла едва ли не рутинно. Дальше мы немного изменили сценарий. Бывшие «медведи» спустились вниз, а я, быстро проверив башенную площадку, повел Ежа обратно.
В этот раз уже практически ставшая родной башня встретила меня целой толпой. По захваченной нами стене пробежали «медведи» с мотками толстого каната — штурм набирал обороты.
Изначально оказавшись в невыгодном положении, я все же отвоевал у армейского начальства небольшую поблажку — Мороф с отрядом поддержки остался вне боя и ждал нас в лагере в лесу. Конечно, надежная поддержка мне не помешала бы, но рисковать своими людьми, когда «медведи» все равно будут подставлять свои головы по приказу генералов, было глупо.
Знакомые лица я увидел лишь на втором, «жилом» этаже. Шрам сидел на топчане, закрыв глаза и прислонившись спиной к стене. Рядом расположились Лигида и Таня.
Осмотревшись, я поймал «медведя» с нашивками десятника:
— Десятник!
— Да, господин барон, — охотно откликнулся здоровяк.
— Мне нужно, чтобы раненый и дамы очень быстро оказались за стеной в лагере с целителями. Пусть найдут моего помощника Морофа.
— Они будут там очень скоро, — заверил меня «медведь», и его серьезный вид внушал полное доверие.
Пока я общался с десятником, мимо пробежали Барсук и Сом.
«Ящеры» в полном составе расположились у подножия башни в «веселой» компании трех десятков кряжистых «медведей», которые рассыпались по периметру, удерживая под прицелом арбалетов выходы из городских улочек. В ожидании своего командира мои бойцы успели перезарядиться и были готовы к дальнейшим подвигам.
Один из «медведей», как минимум на голову выше меня и в полтора раза шире в плечах, подошел ближе:
— Господин барон, десятник Турун Ураг и три десятка бойцов по приказу старшего сотника Дирны переходят в ваше распоряжение.
— Хорошо, десятник. Кто-нибудь знает дорогу к Парку Красавиц?
— Я вырос в этой части Низовья, господин барон, потому старший сотник и направил меня к вам.
— Чудесно. Давай, Турун, проводи нас к парку и постарайся сделать это тихо.
— Повиновение… — десятник на секунду завис, но быстро нашелся, — …рыцарю.
Раздались тихие команды, и «медведи» темным, почти неслышным потоком втянулись в одну из улочек Низовья.
Мне очень не хотелось лезть в тыл к врагу, но я лучше любых генералов понимал, что лжеимператора необходимо уничтожить, пока он не улизнул из столицы, иначе штурм будет напрасным и гражданская война в империи затянется на годы. Поэтому, назвавшись груздем, пришлось лезть в очень опасное лукошко со змеями, в котором можно потерять голову, несмотря на все «рояли» судьбы в виде «чешуи» и иглометов, — ведь в императорском дворце нас наверняка ждут не только люди.
Ночное Низовье молчало, словно разомлев в лучах огромной луны. Даже если кто-то и не спал, то предпочел забиться в темный угол, увидев темную массу воинов, тихо скользящих по изгибам узкой улочки. Воры, разбойники, проститутки, инстинкт которых был остро отточен жизнью в опасном районе, задерживали дыхание, стараясь не привлечь к себе лишнего внимания.
Против вторжения чужаков в город возражали только стражники, и то очень тихо. Возможно, они хотели бы выразить свой протест громче, но просто не успевали. На извилистом пути к одному из общественных парков Низовья передовой отряд «медведей» встретил три дозора. Об этом факте я узнал лишь по лежащим у стен трупам городских стражников. Стальной кинжал диверсионной команды все глубже погружался в тело города, как ни странно, так и не вызвав никакой реакции. Шум на постоялом дворе давно стих, а штурм пока оставался незамеченным.
Лишь когда мы вошли под сень первых деревьев парка, со стороны кварталов, находящихся возле захваченной башни, послышались крики, затем к ним добавились частые удары колокола на часовой башне. Колокольный звон распространялся над городом, подобно лесному пожару. Сначала он прокатился над Низовьем, а затем отозвались тяжелые колокола дворянского и императорского кварталов.
— Быстрее! — уже не скрываясь, крикнул я «ящерам» и, обгоняя «медведей», побежал по парку в сторону неприметного скопления кустов.
Проломившись сквозь колючие заросли, мы оказались на небольшой поляне с каменной площадкой посредине. Время поджимало, поэтому я сам вскрыл одну из каменных плит и первым нырнул в открывшийся зев ливневого водостока.
Подземный забег постепенно превратился в проходку, а затем в заплыв. Под конец пришлось даже нырять.
В склепе со статуями двух святых было ожидаемо темно, и лишь тонкий луч лунного света падал из небольшого отверстия под потолком.
Представляю, как я в этот момент выглядел со стороны — из квадратного отверстия в полу, сбросив набок решетку, выползает чешуйчатое чудовище с лицом насекомого. По черным чешуйкам стекают струи воды и остаются темными следами на припорошенном пылью каменном полу. Сам бы испугался до икоты.
Императорский парк встретил нас тишиной, что было вполне естественно: по протоколу дворцовой стражи во время опасности бойцы распределялись между внешним периметром квартала и внутренними покоями дворца. К тому же никто не ждал такой наглой выходки с нашей стороны.
Выход «ящеров» из тесного помещения одинокого павильона напоминал явление в мир армии демонов. Лунный свет играл на мокрых чешуйках, создавая потустороннюю картинку. «Медведи» выглядели не так жутко, но тоже умильных улыбок не вызывали — конечно, если не приглядываться к мокрому меху одежд и недовольным лицам здоровяков.
Десятник Ураг вновь попытался выйти в авангард, но был остановлен моим жестом.
— Десятник, теперь за вами прикрытие наших спин. — Я хлопнул здоровяка по плечу и повернулся к своему отряду. — Построение «дубина». Впереди Шрам и Змей. Пошли.
«Ящеры» быстро перестроились в своеобразный вытянутый овал с двумя бойцами в передней части. Середину построения заняли я и Еж, который нахлебался воды и до сих пор никак не мог откашляться.
Запор на решетчатых воротах ограды, отделяющей парк от императорского сада, постигла участь дверей на башнях, только в этот раз маленький артефактор предупредил, что в запасе осталось лишь три «лепестка».
В саду никого не было, и мы смогли бы спокойно насладиться видом диковинных растений, купающихся в лунном свете, если бы не были заняты делом.
Внутрь громады императорского дворца можно было попасть множеством путей, начиная с парадного хода и заканчивая несколькими потайными тоннелями, но что-то мне подсказывало, что именно там нас и будут ждать, поэтому был выбран нейтральный вариант — вход для прислуги через кухню.
Вид сковородок, кастрюль и разнообразной посуды вызвал легкое ощущение дежавю, но одна из десятка императорских кухонь смотрелась намного круче, чем главная кухня резиденции наместника северного герцогства. Нас здесь особо не ждали — ведь нельзя же назвать засадой десяток оруженосцев, находящихся в похожем на небольшую пищевую фабрику помещении. Шип и Змей отработали на «отлично» и переместились в хвост построения, уступив место Сому и Барсуку. Громкий щелчок сзади заставил меня обернуться и скрипнуть зубами — у Восьмого сдали нервы, и он пристрелил перепуганного повара из арбалета. Увы, менять состав было поздно, я лишь продемонстрировал привлеченному в отряд «медведю» кулак. Радовало лишь одно — на звук вместе со мной развернулся лишь Сом, остальные по-прежнему отслеживали фронт.
— Пошли, — скомандовал я достаточно громко, чтобы меня услышали и «ящеры», и подтягивающиеся в помещение десятки «медведей». — Мне нужен местный слуга, только живой.
Разбуженный перезвоном колоколов императорский дворец не спал — он лишь затих в тревожном ожидании. Я очень надеялся, что фальшивый император еще не дал деру, надеясь на то, что опасность не так уж велика.
Из кухни мы попали сначала в служебный коридор, а затем в один из малых бальных залов дворца. Хоть там никого не было, все равно появилось чувство опасности.
— Назад, — приказал я и повел отряд по хозяйственным переходам.
Но тут возникла другая проблема — узкие и извилистые ходы были настолько запутанны, что мы быстро заблудились. К счастью, по пути попался заспанный слуга. Он хотел нырнуть в один из коридорчиков, но Змей догнал его и, как кот мышь, прижал ногой к полу.
— Так, отвечай быстро и честно, тогда тебе ничего не грозит, кивни, если понял.
Распластанный на полу слуга кивнул и моментально взлетел в воздух, поднятый сильной рукой бывшего казака.
— Где ночует император? — Я не стал уточнять статус самозванца, чтобы не вносить путаницы.
— Его величество изволит почивать в Золотой спальне. Советники вместе с ним.
— В спальне? — Уточнение слуги вызвало во мне закономерное удивление.
— Да, ваша милость. Они не отходят от него ни на шаг.
— Интересно девки пляшут. Так, веди нас к Золотой спальне, но только коридорами для прислуги.
— А зачем вам? — задал довольно неожиданный вопрос слуга, которого Змей к этому времени опустил на пол. Сдавленно пискнув, слуга вновь повис, поднятый за шиворот разозлившимся «ящером».
— Ты смерти ищешь? — нехорошо прищурился я.
— Но в спальне его величества уже нет. Десять минут назад он приказал подавать в покои наряд для выхода в Большой тронный зал.
— Зачем же ты, морда, говорил о спальне?
— Так вы же спросили, где ночует его величество.
В ответ на это мне оставалось лишь раздраженно чертыхнуться.
— Веди к этому тронному залу. И помни, что нужно идти только переходами для слуг.
— Слушаюсь, ваша милость.
Жизнь в услужении и жизнь на службе — далеко не одно и то же. Даже рядового гвардейца нам пришлось бы пытать, а вот слуга с легкостью выдал нужную информацию и был готов сотрудничать, защищая свою жизнь. Императоры могут меняться пачками, а прислуга все равно останется та же и даже не заметит смены тушки на троне. Конечно, имелась опасность, что этот слащавый хлюпик окажется местным аналогом Ивана Сусанина, но костромской мужик и дворцовый халдей — это, как говорят в Одессе, две большие разницы.
Служебные переходы довели нас лишь до широкого коридора, ведущего в Малый тронный зал. По уверениям слуги, из помещения с малым троном можно было попасть в служебную комнату, а уже затем в Большой тронный зал. Идея с проходами для слуг оказалась очень полезной — ведь мы прошли довольно далеко и не встретили ни малейшего сопротивления, а как только оказались на общественной территории, сразу напоролись на неприятности. Жаль, нельзя было добраться до цели этими «мышиными отнорками», предназначенными для простых смертных.
На подходе к двери в Малый тронный зал мы уперлись в уже полноценный заслон — полусотня легионеров перегородила широкий коридор стеной щитов. На размышление была всего лишь пара секунд.
— На месте. — Команда заставила «ящеров» встать как вкопанных. — «Медведи», вперед!
— Вперед! — продублировал мой приказ десятник Ураг и первым побежал на врага. «Медведи» двумя потоками обогнули застывших «ящеров», но их хаотичное наступление таковым только казалось.
— Сод! — пронзительно крикнул тирах легионеров, и пол сотни глоток ответили ему слитным воплем:
— Гу!!!
Стена щитов стала плотнее и застыла, ощетинившись идеально ровными рядами копий. Эти звуки отозвались в моей груди щемящей болью — вспомнились дни, когда я жил среди легионеров и даже был одним из них.
Казалось, волна «медведей» разобьется о щиты легионеров, но не тут-то было.
— Дай, — сказал свое слово десятник Ураг, и «медведи» поочередно начали падать на одно колено, но перед этим успевали выстрелить из арбалетов. Ряды легионеров смешались и, не выдержав обстрела, хлынули на врага, «медведи» устремились навстречу, вытаскивая из ножен короткие клинки.
Коридор к Малому тронному залу был рассчитан на толпы народа, но столкнувшиеся воины сделали его похожим на маленькую нору, заполнив яростью и движением каждый квадратный сантиметр.
Через пару минут все кончилось. На ногах остались два десятка «медведей», а легионеры полегли полностью — никто не отступил. Пропал и наш невольный проводник, который воспользовался суматохой и улизнул в какую-то нору.
— Суки, — скрипнул я зубами, ненавидя и себя, и Чаако Первого. И эта ненависть требовала выхода.
В Малый тронный зал мы ввалились, разметав на удивление небольшой заслон оруженосцев, и тут же наше продвижение застопорилось.
«Медведи» рассыпались по огромному помещению и, быстро перезарядившись, открыли огонь из арбалетов. Им в ответ из-за перевернутых фуршетных столов полетели арбалетные болты моих старых знакомцев. Два десятка клоунов довольно сноровисто обстреливали «медведей» и даже успели несколько раз попасть.
— «Ящеры», бросок! — взревел я дурным голосом и, двигаясь стелющимся шагом, направился к клоунским баррикадам.
Не мудрствуя лукаво, мы стреляли на ходу не только в выглядывающие из-за столов головы, но и в сами столешницы — увесистые иглы легко пробивали слишком тонкую для них преграду, поражая не защищенные доспехами тела клоунов.
Добежав до ближайшего заслона, я не стал тратить две последние иглы и, перескочив через поваленный набок стол, зарубил оставшегося в живых клоуна более длинным клинком из дарийской пары.
Только в голову влетела мысль, что здесь мы закончили, как в воздухе запахло озоном.
— Маг! — крикнул я, основываясь только на интуиции, и, как оказалось, не ошибся.
Мало того что одари были похожи на людей, — один из них напялил на себя клоунский костюм, поэтому и не был обнаружен сразу.
Две ветвящиеся молнии сорвались с рук мага, едва не угодив в Змея и Сома. Оба «ящера» были научены горьким опытом и успели кувырком уйти в сторону, а вот плохо подготовленный Девятый схлопотал электрический разряд в забрало шлема и свалился на пол. Из-под «чешуи» пополз какой-то дым. Жаль парня, но оказывать ему помощь времени не было. Еще один разряд магической молнии ушел в мраморный пол, и только после этого я «растормозился». Временно повисший на ремне шестиствольный игл омет вновь ткнулся прикладом в плечо, и две иглы с секундным интервалом ушли в сторону мага. В очередной раз подтвердился тот факт, что маги-одари, в отличие от чистокровных дари, не умеют ставить энергетических щитов.
Схлопотав две иглы от меня и парочку от других «ящеров», нелюдь завалился навзничь.
На несколько секунд большой зал, проводив последние отзвуки эха, затих. Стало слышно, что дворец уже гудит, как потревоженный улей, но это было пока где-то за закрытыми дверьми.
Быстрый осмотр небольшого служебного помещения в противоположной от оркестрового балкона стене Малого тронного зала показал, что там все чисто и у нас есть пара секунд на передышку.
— Перезаряжаемся, — тихо приказал я, напряженно посматривая на закрытую дверь в Большой тронный зал. В любую секунду из нее могли выскочить очень опасные существа.
Небольшая комната для прислуги заполнилась звуками тяжелого дыхания разгоряченных боем людей и стрекотом заряжающих машинок. Эти мгновения дали мне возможность подумать.
Мимолетный осмотр личного состава группы показал невеселую картину — «ящеры» потеряли Девятого, а у «медведей» выбыло две трети бойцов.
— Десятник!
— Да, господин барон, — быстро откликнулся на мой зов Турун Ураг.
— Слушай внимательно. Ты со своими бойцами остаешься в этой комнате. Возьми из зала столы и забаррикадируйся. Мне нужна прикрытая спина. Те твари, что ждут нас впереди, «медведям» не по зубам. — Увидев возмущенную гримасу десятника, я остановил его решительным жестом. — Поверь мне, это так. Не будь слишком самонадеянным. Все, времени на разговоры больше нет, выполняй.
— Повиновение рыцарю, — вскинулся десятник и убежал, на ходу раздавая приказы.
Прислушавшись, я понял, что не слышу стрекота зарядных машинок, значит, пришла пора двигаться дальше. Змей протянул мне мой шестиствольник, и мы, обменявшись взглядами, побежали к двери в Большой тронный зал.
Я никак не мог понять, почему дари дали нам время на передышку и перезарядку. Как оказалось, причина была более чем простой — между комнатой для прислуги и Большим тронным залом имелся короткий коридор, который стал своеобразным тамбуром и заглушил звуки схватки.
— Господи, помоги, — выдохнул я и аккуратно открыл небольшую дверь.
Памятное зрелище великолепия Большого тронного зала с гигантскими изваяниями древних императоров открылось мне не сразу — вид заслоняла колонна, которая во время проведения церемоний скрывала от изысканного взгляда титулованных особ дверь в подсобное помещение.
Я уже успел забыть, насколько огромным был этот зал. В этот раз мне удалось увидеть его своими собственными глазами и вновь замереть от восхищения.
— Командир? — послышался за спиной голос Шипа. Бывший убийца не был настолько восторженным эстетом, как его начальник, поэтому зря времени не терял.
Отвечать Шипу я не стал и аккуратно осмотрелся. Мы находились приблизительно в середине прямоугольника огромного помещения, которое с первого взгляда казалось безлюдным. У больших, остававшихся пока закрытыми ворот — иначе эти двери не назовешь — действительно никого не было, а вот у тронной площадки виднелось несколько смутных в слабом ночном освещении фигур.
— Работаем «веер», — выдохнул я и побежал вперед.
«Ящеры» последовали за мной, разворачиваясь в жидкую, изогнувшуюся дугой цепь. В передней части дуги шли два лучших стрелка — Шип и Змей. Еж занял свое привычное место за моей спиной.
Двигались мы с максимальной скоростью, лишь отслеживая цели стволами игл ометов, — для стрельбы нужно было перейти на стелющийся шаг или же замереть. Но так как до группки неизвестных у трона оставалось еще метров восемьдесят, тратить иглы все равно было глупо.
Размеры зала сыграли со мной злую шутку — крошечные на фоне десятиметровых изваяний древних императоров фигуры были посчитаны неправильно. Возле трона находилось не менее тридцати существ разного размера, и среди них был только один человек. Неприятно, особенно если учитывать, что нас всего восемь, вместе с Ежом.
— Дядя Герд, — совершенно позабыв от страха о субординации, подал голос Еж, — тот, в короне, от него идет линия.
Похоже, Чаако все же получил от нелюдей свою «награду» в виде короны и нахлебничка в собственное тело.
Что ж, поделом. Личные проблемы императора-самозванца интересовали меня меньше всего, потому что бой уже начался. Первыми нас встретили лучники-одари, — которые стояли метрах в тридцати от трона. Благодаря неожиданному появлению и резкому рывку мы смогли продвинуться достаточно далеко и сразу ответить им выстрелом на выстрел.
Бой обещал быть коротким и яростным, но меня это не расстраивало, потому что не хотелось пережить чувство животного страха, которое, расползаясь по душе, отравляет и уродует ее.
Темп продвижения нашего «веера» резко упал, и мы разошлись еще больше, стараясь постоянно двигаться, чтобы сбить прицел лучникам. Нажав на курок игломета, я лишь успел заметить, как завалился на спину один из одари, и тут же опустил голову. О лобную пластину моего шлема тут же звякнула стрела. Этот прием придумал Мороф, внимательно изучив шлемы. По его словам, хороший мастер-лучник сможет попасть в прорезь для глаз насекомоподобной маски, но надбровные наросты позволяют закрыться, если вовремя наклонить голову. При таком финте видимость пропадет полностью, зато появляется шанс пожить чуть дольше, чем рассчитывает враг.
Я только подумал о том, что новичок в нашей команде не знает об этом приеме, и тут идущий слева и чуть дальше от меня Восьмой, дернув головой, завалился на спину — в глазной щели его шлема торчала длинная одарийская стрела. Тяжелый арбалет упал на пол, а сверху оружие накрыло тело в «чешуе», которая так и не смогла сохранить жизнь неподготовленному бойцу.
Вот тебе и суперброня — панацея от любой опасности, блин!
— Суки, — выдохнул я и, сделав два выстрела, мотнул головой, отбивая вражескую стрелу, словно бык — слепня. С зубовным скрежетом и злостью на самого себя пришлось отметить, что только одна игла попала в лучника.
Пока десяток одарийских лучников, которые стояли в оцеплении трона, пытался достать нас стрелами, их родичи с мечами постарались сократить дистанцию, но и тем и другим этого не удалось. Если лучники одари все же сумели убить Восьмого, то мечникам так и не выпало шанса скрестить клинки своих «братьев» с нашими клинками.
Два десятка врагов полегли за несколько секунд скоротечного боя, но что-то мне подсказывало, что это только начало. У нас в основных стволах было только тридцать шесть игл плюс двенадцать в запасных иглометах у Змея и Шипа — казалось бы, вполне достаточно, и все же подобная математика навевала печальные мысли. Оставалось надеяться, что в нашей компании я самый криворукий, а ушедшая в молоко игла — лишь досадное исключение из правила и на общий результат не повлияет.
В момент нервного напряжения мозг человека начинает использовать все свои резервы и за секунду можно заметить значительно больше, чем за минуту наблюдений в спокойной обстановке. За миг до следующей сшибки мне удалось во всех подробностях рассмотреть довольно странную сцену на тронной площадке. Главный трон империи вновь стал одинарным, лишившись приставки для императрицы. В остальном усыпанный розовыми алмазами золотой императорский «насест» не изменился, только восседал на нем отнюдь не император, даже самопровозглашенный. Заняв все слишком большое для человека пространство трона, на главном «стульчике» империи угнездился чистокровный дари. Нелюдь был облачен в пурпурный балахон. Отброшенный на спину капюшон не прикрывал уродливой головы с чуть вытянутым, обтянутым серой кожей черепом. Ставший марионеткой Чаако Первый скромно стоял в сторонке, и «драконья» корона на его голове выглядела изощренной издевкой.
Было в этой композиции еще кое-что странное, но сцена у трона промелькнула в моем мозгу и разбилась на тысячи маленьких фрагментов боя. Уследить за всем было невозможно — хорошо, что удавалось захватить хотя бы важные для моего выживания моменты.
Последней преградой перед троном стали два чистокровных дари-мечника и их младшие братья. Из четырех обезьяноподобных, приземистых туш, метнувшихся в нашу сторону, сбить иглами удалось только две, а с остальными пришлось вступить в ближний бой. Неожиданно проявил себя Еж — один из «младших» вдруг завертелся на месте, царапая когтями свою морду, по которой расплескалась едкая жижа из разбившейся колбы. Я был ближе всего, поэтому, бросив игломет на ремень, выхватил короткий клинок из своей пары и в прыжке вогнал его в висок монстра. Получилось удачно, особенно учитывая то, что дарийское чудовище активно мотало головой. Вот только меч пришлось оставить в голове врага и тут же взяться за парный клинок.
Второй монстр сумел смахнуть лапой Барсука. Бывший «медведь» пролетел десяток метров по воздуху и с нехорошим звуком шмякнулся о ногу одного из покойных императоров.
Монстр отметил свою маленькую победу грозным рыком, и зря — Копыто и Змей тут же подскочили к нему с разных сторон. Копыто, низко присев, ушел от удара лапой по шлему и тут же вогнал меч под ребра врага, но не это было главным — Змей зашел сзади и всадил клинок в стык между позвоночником и черепом «младшего».
Бои на лесном бивуаке и в разрушенном замке оставили нам достаточно вражеских тел для исследований и, соответственно, получения информации об уязвимых местах нелюдей.
В свою третью стадию схватка перешла без паузы — воспользовавшись тем, что «младшие» связали нас боем, «старшие» сократили расстояние и пустили в ход свои парные клинки. Возможно, на этом бы все и закончилось, но в расклады боя вновь вмешался Еж — об голову одного из дари разбилась еще одна колба, ослепив нелюдь на несколько драгоценных секунд. Дари мог бы увернуться от такого медленного снаряда, но он как раз извлекал чуть изогнутый клинок из уже мертвого Копыта. Благодаря точному попаданию мощный удар снизу вверх пробил «чешую» на шее бывшего казака, пропуская вражеский клинок под челюсть напрямую в мозг.
— Тварь! — заорал Змей и прыгнул вперед, разрубая шашкой голову ослепленного химией дари.
Сом как раз связал боем второго дари, и я поспешил ему на помощь. Через секунду к нам присоединился Змей. Схватка напоминала травлю медведя собаками — мы постоянно наскакивали на массивного дари, но смогли только оцарапать великолепного мечника.
К счастью, нам так и не пришлось выяснять, сколько пройдет времени, пока нелюдь срубит одного из нашей троицы, тем самым нарушив равновесие боя в свою сторону. Все мы, одурев от адреналина, совершенно забыли об иглометах, а вот хладнокровный убийца сумел сохранить выдержку. Шип оставался вне боя и, выбрав нужный момент, одним выстрелом пробил голову последнему мечнику. На секунду мы замерли. В момент отката адреналиновой волны зрение человека начинает сбоить и выхватывает только самое необходимое. Не знаю, как дня других «ящеров», но для меня вселенная сузилась до пятачка в десяток метров вокруг, что тут же вылезло боком.
Змей стоял к трону спиной и спасся только благодаря потрясающей интуиции — резко присев, он пропустил над головой мелькнувший полумесяц огромной секиры. Массивное оружие, возможно, не пробило бы «чешуи», но вполне могло сломать шею.
Наша «спевшаяся» в коротком бою троица моментально переключилась на нового врага — сразу стало понятно, что именно меня напрягло в сцене у трона. К тому же только сейчас удалось окончательно понять значение термина «младшие». Сжимающая в руках секиры парочка монстров еще не эволюционировала в полноценных дари, но уже не была звероподобными «младшими». Возможно, эти экземпляры иногда помогали себе передними лапами при ходьбе, но, несомненно, были прямоходящими. Кроме того, от менее развитых сородичей их отличили не такие уродливые морды и броня в виде подобия панциря из переплетения каких-то ветвей.
Интересное, конечно, наблюдение, но очень несвоевременное.
Пока мы «развлекали» ближайшего «супермладшего», Шип точным выстрелом пробил череп немного отставшему от напарника монстру, и тут нас всех накрыло.
Мир на секунду померк, а когда сознание вернулось, у меня возникло ощущение, что кто-то выдернул из меня все кости. Этим «кто-то» был восседающий на троне дари — его магический удар прошел через пресловутую «чешую», как вода сквозь песок, не делая поблажек ни серой, ни черной броне. Предводитель дари явно засиделся на золотом стульчике, то ли предаваясь тщеславным мыслям, то ли опасался задеть своих, но он не вступал в бой до последнего момента. Скорее всего, справедливым было последнее предположение: последний из «супермладших» завалился на мраморный пол вместе с нами. Увы, очнулся он намного раньше остальных и встал на дрожащих ногах, поднимая с пола свою секиру. Ближе всего к монстру лежал Змей, и «младший» со всей силы врезал по нему секирой, как дровосек по полену. Второй удар, как и первый, отозвался в моей душе практически физической болью от бессилия. Я постарался подняться, но лишь заскреб непослушными пальцами по мрамору пола. И все же среди нас был тот, кто пережил магическую атаку лучше остальных.
Монстр замахнулся в третий раз и вдруг удивленно хрюкнул, увидев, что к его панцирю прилип какой-то странный предмет. Странным он был только для нелюди, я же узнал модернизированный артефакт и потому зажмурился. Красная вспышка с такого расстояния оставила в глазах темные пятна, но, открыв глаза, мне все же удалось рассмотреть огромную дыру в груди монстра, выжженную «лепестком пламени».
Звук удара огромного тела о мраморный пол был тут же подхвачен яростным воплем со стороны трона.
После магического удара я упал на бок головой к трону, поэтому не мог видеть стремительного рывка мага, зато хорошо рассмотрел, как огромное тело промелькнуло мимо меня и подлетело к сжавшейся в комок фигурке мальчика. Дари, взбешенный потерей «младших», без всяких магических штучек просто пнул Ежа ногой, словно футбольный мяч. Маленькое тело закувыркалось по полу.
Ярость ударила меня в голову с новой силой, выжигая слабость и страх. Едва не разрывая связки, я все же сумел сесть. До шестиствольника с единственной оставшейся иглой дотянуться не получалось, зато «пистоль» находился под рукой — нужно лишь вытащить его из кобуры и направить на цель.
Маг шагнул к неподвижно лежащей фигурке Ежа, вокруг когтистых кистей поплыл воздух, наливаясь красноватым свечением. Все это я рассматривал, продолжая бесконечно долгое движение «пистоля» на траекторию выстрела. Мы оба закончили практически одновременно — дари сформировал два фаербола, а я навел мушку прицела на его затылок. Вот только для того, чтобы спустить стальную смерть с поводка, мне нужно было значительно меньше времени, чем магу на запуск огненных заклинаний.
Тихий щелчок изменил все — голова дари дернулась, а оба огненных шара вспыхнули прямо в когтистых руках. Пламя охватило руки мага до самых плеч. Алый балахон явно не отвечал нормам пожаробезопасности, потому что огромную фигуру тут же объяло пламя. Под терявшимися в темноте сводами гигантского зала пронесся полный боли и злобы вой. Но почему-то меня привлек не этот громкий звук, а тихий перестук шагов за спиной.
Тело постепенно начало оживать, поэтому я смог сидя развернуться к трону, выцеливая спину бегущего Чаако Первого. Отпускать лжеимператора, а тем более одержимого «джинном» человека, было очень опасно и для империи, и для меня лично.
Кровь стучала в голове отбойным молотком, зрение тоже работало не идеально. И в таких-то условиях нужно было сделать точный выстрел на полсотни метров из укороченного игломета.
Вдох, выдох. Один удар сердца, второй… в паузе я нажал на курок и с облегчением увидел, как бегущая фигурка упала на пол. До небольшой двери, через которую на церемонии выходили императоры, докатилась только драконья корона.
Это — шах. А вот до мата еще далеко.
Наученный горьким опытом, я с максимальной скоростью на карачках пополз к телу Змея — встать полностью пока было выше моих сил.
Десять метров до тела Змея показались километрами. На казака было больно смотреть — тяжелая секира погнула чешуйки на грудной части брони, оставив два ясно видимых рубца. Что творилось с костями «ящера», мне даже страшно было представить.
Запасной игломет оказался придавлен телом, поэтому пришлось потревожить товарища, переворачивая его на живот. Змей тихо застонал, и этот звук был для меня приятнее любой симфонии.
— Выров, ты как, живой?
— Не дождетесь, — ответил мне бывший казак явно подслушанной у меня же одесской поговоркой.
— Ну, тогда терпи.
Кинжал срезал ремни запасного шестиствольника, а быстро снятая предохранительная крышка позволила увидеть, что все шесть стопорных рычажков в нужном положении, что не могло не радовать.
Так, теперь устраиваемся за телом Змея, как за бруствером, и готовимся к классической стрельбе лежа.
Мои опасения подтвердились полностью — кроме мага, который уже успел сбить с себя пламя, чуть дальше с пола поднимались еще два мечника-одари.
Как оказалось, в мага я попал неудачно — на выходе стрела разворотила ему лицо, что говорило о неповрежденном мозге, и если бы не охвативший его огонь, времени на передислокацию у меня бы не было.
«Если бы да кабы» — это чисто философская фраза. Сегодня судьба улыбалась мне, а нелюдям продемонстрировала свой хоть и прекрасный, но все же не подающий надежд тыл.
Первая выпущенная мной игла попала точно в середину серого лба над окровавленной мордой, окончательно оборвав многообещающую карьеру мага-дари.
Оба сумевших регенерировать одари были мечниками, поэтому я спокойно дождался, пока они, пошатываясь, подойдут ближе, и сделал обоим по лишней дырке в черепе.
Еще через минуту поднял голову один из недоразвитых «младших» с перерезанным горлом, но тут же уронил ее на мрамор, теперь уже навсегда.
Вроде цели закончились, а с другой стороны, их стало слишком много — увлекшись «контролем», я не заметил, что через главные ворота в Большой тронный зал ворвалась толпа оруженосцев. Судя по воплям, они не очень-то обрадовались тому, что мы здесь натворили.
Что ж, у меня осталось два заряженных ствола, а потом будь что будет. Страх куда-то улетучился, его место в душе затопила усталость и равнодушие.
Когда чего-то боишься и изнываешь от надежды на лучшее, почему-то случается самое худшее, а вот если тебе уже на все плевать, жизнь почему-то преподносит подарки.
Лежа на дорогущем мраморе, я равнодушно наблюдал за тем, как в разогнавшуюся массу оруженосцев сбоку врезается струйка крупногабаритных «медведей». Цепь воинов была тонкой, но при этом казалась бесконечной — просто узкая дверь из бокового коридора могла пропустить за раз не больше одного здоровяка, выкормленного в лесах империи свежим мясом отборной дичи и сладкой малиной.
Через пять минут все увеличивающаяся масса «медведей» оттеснила вражеских оруженосцев к парадным воротам, а ко мне подбежал десятник Ураг:
— Ваша милость, вы живы?
— Да не ори ты так. — Я устало поморщился от звона в ушах.
— Давай быстро! — продолжая вопить, обратился десятник к кому-то за своей спиной.
В поле зрения попало усталое лицо молодого человека, и его руки начали стягивать с меня шлем, а затем холодные пальцы легли на пылавшие жаром щеки. Такое впечатление, словно меня долбанули дефибриллятором и одновременно обдали морозным воздухом с ароматом ромашки.
— Ух ты, — встрепенулся я, чувствуя, что вновь могу двигаться.
— Помогите снять броню с барона, — обратился целитель к десятнику.
— Стоп, отставить меня, проверьте остальных.
— Успеем, главное — спасти вас, — упрямо мотнул головой «медведь».
Как ни странно, возразил ему именно целитель:
— Я согласен с бароном, его жизнь уже вне опасности. — Сухощавый молодой человек словно припечатал каждое слово и решительно развернулся к своему пожилому коллеге, который вместе с парой «медведей» стягивал «чешую» со Змея.
Я попытался встать, но тут же понял, что «оживление» было не таким уж полным. Пришлось наблюдать за происходящим сидя на полу.
— Три перелома. Битое легкое. Закрепляю трещины. Вдох, — сыпал терминами целитель. К моему удивлению, после слова «вдох» он не стал делать искусственного дыхания ртом, а просто приложил ладонь к лицу казака. Внезапно грудь Змея выгнулась дугой, и он закашлялся.
Целители тут же перебрались к Сому, но не задержались там надолго. Я уже подумал, что здоровяк погиб, но заметил, как в смотровых щелях шлема моргают глаза.
Возле Копыта они тоже не задержались, но по другой причине — пронзенный сталью мозг спасти не смогли бы даже маги.
Шип вообще не нуждался в чужой помощи и уже начал подниматься на ноги самостоятельно, а целители занялись Барсуком. Я хотел было поторопить их, но промолчал, увидев, что их третий коллега уже осматривает Ежа. По спокойным движениям пожилого целителя было видно, что беспокоиться не о чем. А вот для вечного юмориста Барсука полет после удара «младшего» и встреча с коленкой императорского изваяния, похоже, закончились плохо.
— Я держу его, — взволнованно проговорил молодой целитель, прижимая руки к груди бывшего «медведя». Барсука уже избавили от «чешуи», и ничто не мешало доктору заниматься спасением пациента.
Дальше из уст целителей вылетали маловразумительные термины, и я перестал их слушать.
От Барсука они отошли минут через пять. Молодой целитель сразу подошел ко мне:
— Господин барон, двое из ваших бойцов мертвы. Тот, кого мы обследовали в соседнем зале, также погиб, хотя я не понимаю, как это произошло. Еще двое отделались мелкими повреждениями. Ребенок сейчас без сознания, но с ним все будет хорошо. Вот этого и этого, — целитель поочередно ткнул пальцем в сторону лежащих на полу Барсука и Змея, — необходимо перенести в ближайшую обитель.
— Хорошо, мастер, раненых забирайте. Оплата будет обязательно по высшим расценкам.
Целитель поклонился и с помощью «медведей» уволок разоблаченных «ящеров» в боковую комнату. К этому времени все мятежники в зале были перебиты, а возле входа начали собираться именитые дворяне из войск императрицы. А это было сигналом, что нужно делать ноги. Скоро начнется стандартное для всех миров награждение непричастных и наказание невиновных. Мне же очень хотелось пережить этот период в истории империи как можно дальше отсюда. Желательно в собственном поместье или на крайний случай в замке Торнадо.
— Сом, Шип, помогите «медведям» собирать наши доспехи и иглометы. Раненых и погибших забираем с собой.
«Ящеры» также получили морозно-ромашковый заряд бодрости, поэтому занялись делом довольно шустро, хотя общая усталость все же давала о себе знать. Дело пошло веселей, когда один из помощников молодого целителя угостил нас какой-то дрянью из стеклянной колбы. Эликсир добавил сил, но сделал тело деревянным. Я в очередной раз поклялся поменьше баловаться с магическими напитками.
Пока мы собирались, десятник Ураг быстро рассказал историю появления неожиданного подкрепления. Опыт диверсионной борьбы, а главное, успехи на этом поприще сыграли со мной злую шутку — я просто не подумал, что могу завязнуть в значительно большей, чем рассчитывалось, массе врагов. Со штурмом башни все было понятно — там нас подпирали сотни «медведей», а вот во дворец я сунулся сдуру, едва не погубив и себя, и отряд. К счастью, нашелся умный человек, которому я должен сказать спасибо. Десятник Ураг получил от Выира Дирны жесткий приказ помечать весь путь следования диверсионного отряда знаками «медведей», что и проделал со всей ответственностью военного человека.
Именно по этим знакам пришли те сотни «медведей», которые успели сдать свои участки захваченной стены подоспевшим оруженосцам и рыцарям.
Наш обратный поход через служебную часть дворца закончился в конюшне, где мы реквизировали четыре кареты, в которые были загружены тела погибших, раненые и амуниция. Из девяти человек, вошедших во дворец на своих ногах, оставались лишь трое. А еще троих мы потеряли безвозвратно, и от того, что двое из них были новичками, легче не становилось. Что уж говорить о старожилах. Копыто прошел со мной весь путь от самой степи до императорского дворца, где и погиб, защищая товарищей, — достойная смерть для воина. Увы, поплакать о круглом сироте было некому, так что и выпьем за упокой, и погорюем за него мы — те, кто выжил.
Под мерный стук колес по мостовой я предсказуемо задремал, но поспать мне не дали. Минут через десять кто-то резко остановил карету, и я спросонья ухватился за рукоять «пистоля», лишь через пару секунд осознав, что он не заряжен. По кислым физиономиям Сома и Шипа стало понятно, что они тоже «пустые». К счастью, тревога оказалась ложной — в открывшийся проем сунулась бородатая голова незнакомого мне «медведя».
— Господин барон, старший сотник Дирна просит вас заехать к нему.
Больше всего мне хотелось оказаться как можно дальше от имперской столицы, хотя со старым «медведем» встретиться не помешает, заодно следовало поблагодарить за своевременную поддержку.
Выглянув из кареты, я заметил вопросительный взгляд прикомандированного в мое подчинение десятника.
— Ураг, отведи остальные кареты в лагерь к Морофу, он знает, что делать дальше. Скажи ему, что мы будем чуть позже. — Увидев утвердительный кивок десятника, я повернулся к гонцу. Несмотря на ширину плеч, боец был непривычно низкорослым, что в сочетании с наличием рядом крепенькой лошадки говорило о том, что он является «летучим медведем» из подразделения посыльных и конвоиров. — Показывай дорогу.
Покачивание кареты вновь начало навевать дрему, и Шип тут же уснул, а вот простодушный великан Сом явно о чем-то задумался. Шлем лежал рядом с ним на обитом атласом сиденье, и я мог рассмотреть все эмоции, отразившиеся на крупных чертах лица бывшего «медведя». Хотя почему бывшего? Судя по терзаниям этого большого ребенка, если старый Дирна позовет, он тут же уйдет из «ящеров».
В очередной раз я поймал себя на мысли, что не знаю имени человека, прошедшего со мной огонь и воду в буквальном смысле этих слов. Кажется, его звали Магрук или Маграк. Парень получил позывной практически сразу после освобождения из тюрьмы наместника, и я не стал больше ни о чем спрашивать, возможно, потому что смерть ходила рядом с нами и неизвестно, кто в следующий раз наденет на себя драгоценную «чешую», снятую с мертвого тела товарища. Сегодняшний день изменил многое, и мне стало стыдно, что я так и не узнал, как звали Восьмого и Девятого.
Тягостные мысли были прерваны остановкой кареты, и мы начали выбираться наружу. Я хотел оставить Шипа отсыпаться, но бывший убийца решил не отпускать меня далеко — он-то вообще никому не верил.
Воздух над городом гудел от крика десятков тысяч людей и сверкал огнями пожаров. А вот небольшая площадь перед приземистым домом казалась неестественно спокойным центром адской бури. Вокруг небольшой таверны, которая по старой привычке была выбрана старшим сотником Дирной в качестве резиденции, скопилось не меньше сотни «медведей». Что они здесь делают в разгар штурма, было непонятно, но меня подобные нюансы не касаются, и пусть об этом болит голова у Выира.
Сам старый «медведь» находился у дальней стены большого обеденного зала, почему-то практически полностью лишенного мебели. В плохо освещенном помещении имелся только стол, за которым сидел сам сотник. Этот факт и слишком уж большой отряд «медведей» снаружи все-таки сумели пробиться к здравому смыслу сквозь пелену апатии и заставили интуицию буквально взвыть, но было уже поздно.
Сотник угрюмо сверлил взглядом столешницу, даже не пытаясь посмотреть мне в глаза. Говорить он тоже не собирался — это за него сделал до боли знакомый голос, который прошелся по моим нервам наждачной бумагой.
— Ну что, Ван, добегался? — язвительно осведомился Карн, выходя из тени, закрывавшей весь периметр помещения.
Тут же из внутренней двери в зал выскользнули два десятка людей в темной одежде и моментально распределились вокруг нас. Присмотревшись, я понял, что это кронайцы — стандартная абордажная команда. Об этом говорили не только абордажные сабли и бакенбарды, но и яркие лоскуты на темной одежде, которыми эти «морские цыгане» украсили слишком унылую для них форму.
Лицо практически квадратного Карна буквально лучилось самодовольством и злорадством, но мы немного подпортили ему праздник. Без команды вся наша троица практически одним движением вернула шлемы на головы и стала спиной к спине. Шестистволки были пустыми, поэтому клинки с шелестом покинули свои ножны.
Такая реакция озадачила не только ожидавшего моей растерянности Карна, но и приунывшего сотника.
— Маграк, отойди от него! — Старый «медведь» вскочил с лавки.
— Ты, сотник, конечно, уважаемый «медведь», но как человек оказался гниловат. Не ожидал, — прогудел из-под шлема Сом и замолчал, оставляя за мной право решать его судьбу. Не подействовал даже дополнительный крик сотника.
— Это приказ! — орал Дирна, окончательно теряя лицо. Понимая это, он обратился уже ко мне: — Прости, Герд, но у меня не было другого выхода. Ты не знаешь, что за человек потребовал твоей выдачи и чем он мне пригрозил.
— Выбор есть всегда, — устало ответил я, понимая, что все кончено. — Граф Гвиери, конечно, грозный дядька, но до демона ему все же далеко. И еще, старик, ты уверен, что твой внук обрадуется, узнав, чем именно ты заплатил за его жизнь?
Эти слова я говорил, уже снимая шлем. То, что мы ушли в защиту, было лишь условным рефлексом — против сотни «медведей» и двух десятков совсем не слабых абордажников у нас не было шанса даже с полными иглометами.
От последней фразы Дирна дернулся, словно от пощечины. Его глаза широко раскрылись.
— Кто ты, демон задери, такой?
— О, ты, сотник, даже не представляешь, кто перед тобой, но, боюсь, узнать это тебе не суждено, — ответил за меня Карн, разглядывая мое лицо, словно стараясь запомнить его навсегда. — Я так понимаю, ты решил не трепыхаться?
— С условием, что моих людей отпустят. Они ничего не знают.
— Ты не в том положении, чтобы ставить условия.
— Да ну? — вернул я кронайцу кривую ухмылку. — Хочешь посмотреть, как мы положим здесь половину твоей команды?
— Силенок не хватит, — ощерился в злобном оскале моряк, хватаясь за саблю.
Абордажная команда ощетинилась оружием.
Словно привет из прошлого, до наших ушей донесся звон ударившихся друг о друга браслетов. Коридор, из которого появились кронайцы, выпустил в комнату еще одного персонажа.
Немой Лован, одетый в черный гвардейский панцирь, несколько секунд смотрел мне в глаза, а затем показал рукой знак «принято», соглашаясь с выдвинутым условием. Злобно зашипевший Карн доставил мне удовольствие, и я словно вернулся во времена, когда мы были одной командой, ну или почти командой, учитывая мой рабский статус «джинна».
— Не радуйся, посмотрим, что скажет граф. — Карн все же оставил за собой последнее слово.
Солнце еще не поднялось над крышами домов, но уже успело залить все вокруг кровавой пеленой рассвета — последнего рассвета для барона Герда Марана. Смотреть на зарю через решетку было неприятно, особенно в свете последних событий. В памяти тут же всплыл разговор, результатом которого стал приговор заблудившейся в этом мире душе.
После ареста в таверне мы отправились в загородную резиденцию графа уже в предрассветной дымке. Окрестности столицы даже приблизительно не напоминали осадного лагеря, скорее казалось, что имперские легионы проводят учения: ровные, как на параде, квадраты тирахий едва ли не строевым шагом проходили по древней дороге и вливались в широко открытые ворота. Небольшой карете с зарешеченными окнами удалось протиснуться мимо входящих в город войск лишь после яростной перепалки. Карн устроил маленький скандал с провинциальным центурионом, тыча ему под нос какую-то бляху. Широкоплечий легионер смотрел на сотрудника тайной канцелярии больше с презрением, чем с опасением.
Дело, как всегда, решило вмешательство Лована — гвардейская форма подействовала на несговорчивого легионера магическим образом, и нам тут же освободили дорогу.
Дорога освободилась, но тюремный кортеж все равно продвигался очень медленно, причиной тому стали некоторые наездники — на сидящих верхом кронайцев без смеха смотреть было тяжело. Только немой центурион и несколько его подчиненных нормально держались в седле, но они не могли ускориться из-за взобравшихся на коней «крабов». Поэтому в поместье мы попали, когда солнце поднялось довольно высоко над горизонтом.
Летняя резиденция графа Гвиери не впечатляла ни размерами, ни роскошью, зато была очень изящной и уютной.
Интересно, кого Кровавому Моржу пришлось уничтожить, чтобы заполучить такой трофей?
Карету я покидал под прицелом десятка арбалетов и без «чешуи» на изможденном теле. Бессонная ночь вкупе с дикой усталостью и нервным перенапряжением накрыли меня одеялом апатии, поэтому все происходящее воспринималось как горячечный бред.
А может, оно и к лучшему? Уйду без страха, до самого конца воспринимая все происходящее как сон.
Вопрос, почему граф не принял меня в здании тайной канцелярии, среди столичных пожаров, разрешился сам собой, когда я увидел покровителя Золотого Города лежащим на широкой кровати. Удивительно, что его вообще смогли дотащить в таком состоянии хотя бы до этого поместья, особенно учитывая, какими темпами продвигалась армия лояльных императрице войск.
Как же он жаждет моей смерти, если пошел на такие муки, чтобы лицезреть все своими глазами!
От былой телесной мощи графа осталась едва ли половина. Судя по его состоянию, болезнь длилась довольно долго, но блеск в глазах сатарского графа оставался таким же, как и раньше. Может, это и глупо, но мне было жаль этого человека: всю жизнь заботился не о себе, даже меня он прикажет убить, защищая Лару, которую всегда считал своей дочерью. И императорский венец на ее голове для старого графа ровным счетом ничего не менял.
— Ну, здравствуй, Ван, — хрипло проговорил больной, внимательно осматривая незнакомое для него лицо барона Марана.
— Сомнительное приветствие, ваша милость, особенно учитывая, чем закончится наш сегодняшний разговор. — В данной ситуации я мог позволить себе немного иронии.
— Зачем же так мрачно? — решил поиграть с пленником граф.
— Вот только не надо говорить, что вы поверите моему обещанию молчать о ваших тайнах и мирно отпустите обратно в баронство.
— Не отпущу, — согласился Гвиери и тускло улыбнулся.
— Вот и я о том же, а Карн с огромным удовольствием перережет мне глотку и закопает в саду за этим милым особнячком.
— Угу. — Карн не смог удержаться, чтобы не вставить своего слова. Его голос за спиной прошелся по нервам и заставил меня развернуться.
В комнате кроме меня и больного находилась лишь неразлучная парочка графских головорезов. Лован, с которым мне пришлось пережить много приятных и неприятных моментов, был хмур и печален, а вот на украшенном бакенбардами лице кронайца застыл злорадный оскал. И этот оскал мне очень захотелось стереть.
— Карн, я бы на твоем месте так не радовался. Меня ты переживешь, а вот за Яной и Ургеном, скорее всего, поедут другие. Ты же, мой друг, будешь сопровождать графа даже на тот свет. С такими секретами, как у тебя в черепушке, долго не живут. — Вспомнив легионерские легенды, я добавил несколько слов для немого центуриона: — А вот мы с Лованом на «большом привале» за «периметром жизни» еще не раз с удовольствием выпьем, твою же морду, пират, мне не хотелось бы видеть даже в посмертии.
Центурион понимающе хмыкнул, а Карн заскрежетал зубами, едва не роняя пену. Он дернулся, но тут же был остановлен центурионом. И все же мне показалось что его задела не правда в отношении графа, а реакция Лована…
— Карн, — железный, несмотря на слабость, голос графа окончательно успокоил кронайца.
Мне же оставалось издевательски улыбнуться и повернуться к больному:
— Ваша милость, не подскажете мне напоследок, как вы оказались на смертном одре в мире с магической медициной?
— Магическим же способом, — криво улыбнулся граф. — Самое мерзкое то, что любой целитель смог бы опознать яд в кубке вина с десяти шагов. А вот уничтожить расползающуюся по моим венам дарийскую магию им уже не под силу. Теперь возле меня постоянно находится один из этих шарлатанов, но толку-то… Хотя нет, возможно, он сумеет уберечь моего наследника.
Я уже открыл рот, чтобы спросить о том, какая же безумная дама сподобилась подарить графу наследника, но очередной приступ усталости и апатии выбил последние мысли из моей не самой светлой головы. Хотелось только одного: чтобы весь этот фарс побыстрее закончился. Проявившаяся на лице мысль не укрылась от внимательного взгляда Кровавого Моржа.
— Вижу, ты устал и хотел бы выслушать свой приговор.
— Приговор подразумевает суд, — все же сумел выдавить я из себя.
— А суд был, — хмыкнул граф, кивая в сторону своих головорезов. — Чем тебе не судебная тройка военных наказующих?
В ответ мне оставалось лишь безразлично пожать плечами.
— Ты прав, Ван, в твое баронство я тебя не отпущу, но то, что я успел узнать о твоих подвигах, заставило меня задуматься. Дари просто так не успокоятся, ты сам это понимаешь. И кто после меня будет защищать Лару от их нападок? Лован или этот бешеный пират? Карн, не сопи, сам знаешь, что из тебя командир — как из осьминога шлем. Так вот, джинн, приговором для тебя станет моя ноша.
Я стоял и тупо смотрел на загадочно улыбающегося графа, которого этот разговор изрядно приободрил. И лишь через несколько минут в мою голову пришла мысль о том, что смерть, похоже, откладывается. Затем туда же наконец-то просочился смысл сказанных Кровавым Моржом слов.
— А оно мне надо?
За спиной раздались два совершенно разных звука — рычание Карна и веселое похрюкивание Лована.
— Неожиданное заявление, — удивился граф. — Тебе что, не хочется еще немного пожить?
— Ну почему же не хочется? Вот только жизнь жизни рознь.
Граф засмеялся то ли от моей наглости, то ли от нелепости всей ситуации — ему приходилось уговаривать меня занять высокую ступень в имперской иерархии. Хотя еще из курса истории школьной программы я знал, что чем выше положение в обществе, тем больше проблем сваливается на голову «счастливца».
Приступ веселья закончился для больного приступом кашля. Отпив немного ядреного цвета напитка из колбы, граф посерьезнел:
— Так, давай без шуток. Я действительно хочу, чтобы ты занялся нашими общими знакомыми из Темного Леса. Хотя ты и так уже занимаешься ими. Чего только стоит твоя операция в разрушенном замке. Не нужно так напрягаться, еще в обморок брякнешься, — небрежно махнул рукой граф, увидев, как я дернулся. — Тоже мне секрет.
— Яна отчиталась?
— Не будь таким наивным. В герцогстве Увиер и без этой бешеной кошки хватает наблюдательных людей. Будь у меня больше времени, я бы наказал ее за самодеятельность и за шашни с тобой, но поведение хтарки — по большому счету, уже твоя проблема. Теперь тебе придется распоряжаться этим клубком змей, которые называют себя моими ближайшими помощниками. Ван, мне действительно не на кого оставить это дело. Вся информация по дари напрямую связана с новорожденным императорским наследником, и она известна слишком многим людям. Этот список нужно сокращать, а не увеличивать. Из тех, кто уже посвящен в нашу тайну, ты самый подходящий на роль охотничьего пса при Ларе. Штурм столицы убедил меня в этом окончательно. К тому же у тебя имеются личные мотивы — ведь наверняка считаешь принца своим сыном хотя бы отчасти?
Отвечать на вопрос я не стал, но в очередной раз отметил, что имею дело с очень умным человеком — подлым, циничным, но умным.
Если вдуматься, граф был во всем прав — и Лару с ребенком я буду защищать до последнего, да и к дари у меня накопилась целая пачка неоплаченных счетов. К тому же нестандартное мышление иномирянина в этом деле сработает намного лучше инертности местных обывателей. Граф был гениальным фискалом, но и ему приходилось ломать себя во многих вопросах, пытаясь поверить в то, чего не могло быть, «потому что не могло быть никогда».
И вообще, чего это я кокетничаю, как первокурсница на студенческой вечеринке, — ведь все равно соглашусь. Так что следует поговорить серьезно, а то Карн уже до крови расчесал себе руки от желания прямо здесь всадить мне кинжал в почку.
— В общем, я согласен, только с некоторыми работниками мы можем не сойтись характерами, да и ресурсов для этой войны у меня маловато.
Граф Гвиери без малейшей улыбки кивнул и резко прокаркал:
— Карн, Лован, выйдите.
После той памятной беседы прошло уже две недели, и все равно чувства, которые обуревали меня по дороге к поместью графа, пока не давали спокойно смотреть на мир сквозь решетку, хоть и такую узорчатую, как в окне моего нового дворца. Не знаю почему — наверное, нервы шалят.
Вопрос с кадровой и финансовой преемственностью решился изящно и просто, как все гениальное. Для начала я получил в руки коробку с бумагами, в которых было много интересного на всех в команде графа, включая моего дружка Ургена.
Нужно обязательно переговорить с этим извращенцем на предмет его морального облика и укрывательства от друзей важной информации из жизни некоторых профессоров столичной академии. Как оказалось, увлечение запретным артефактоведением — далеко не самый большой грех профессора Ургена.
На остальных членов графской команды имелось не меньшее количество очень неприятной информации, разве что история Лована была больше печальной, чем грязной.
Имперский центурион оказался убийцей кронмаркиза одного из южных герцогств. Пошел он на это по просьбе одной очень красивой особы, той самой, которая затем приказала своим доверенным слугам лишить Лована языка. Ошибкой очень уж много возомнившей о себе дамочки стало то, что она сделала непозволительно большую паузу между удалением центурионского языка и ампутацией его же головы. Лован онемел, будучи в беспамятном состоянии, а вот попытка позлорадствовать над очнувшимся воином закончилась для палачей летальными последствиями. В темном подвале небольшого южного замка полегли все, включая бывшую любовь моего нового друга. Затем, забрызганный чужой и своей кровью, онемевший центурион сбежал в Сатарское княжество, где и попал под опеку Кровавого Моржа.
В принципе шантажировать центуриона было нечем, кроме возможной мести со стороны лишившегося первенца герцога, да и сам Лован работал с графом не за страх, а за совесть, и я надеялся, что также будет и в нашем сотрудничестве.
Единственное, о чем мне так и не удалось узнать из тайного архива графа, так это о скелетах в шкафу Карна. Гвиери лишь сказал, что кронаец теперь связан со мной очень тесными узами и скорее перережет себе глотку, чем позволит мне умереть. Что это значит и какую страховку придумал граф, мне еще предстояло узнать, но по взгляду Карна на следующий день после разговора с Гвиери я понял, что все очень серьезно: в глазах кронайца бушевал дикий коктейль из ненависти, ярости и отчаянного бессилия.
С финансовой стороной все было еще проще — я вновь попал в индийское кино. Граф, не мудрствуя лукаво, усыновил меня, и это утро действительно будет последним в жизни барона Герда Марана. Вечером по законам империи я стану графом Ваном Гвиери. Что касается имени, то при усыновлении «сирота» будто рождается заново, и «отец» дает ему имя. Чаще всего оно остается таким же, какое дали усыновленному при рождении, но в данном случае граф сделал мне еще один подарок. Жаль, что имя Иван для этого мира слишком непривычно, так что пришлось довольствоваться его укороченной формой.
Честно говоря, после истории с Выиром и кольцом покойного генерала Рольда Сакнара я начал настороженно относиться к подобным «семейным» аферам, мне еще предстояло объясняться с дальними родственниками графа, которые слетелись в столицу в поисках наследства, как только до них дошла весть о смерти легендарного Кровавого Моржа. Целителям так и не удалось справиться с дарийским ядом, и граф скончался через неделю после штурма столицы. Человек, которого я не мог назвать ни врагом, ни другом, но вызывавший во мне чувство искреннего уважения, отошел тихо, успев передать все дела своему преемнику.
Словно всего случившегося было мало, накануне вечером посыльный императорской канцелярии огорошил меня известием, что в моем лице графская династия Гвиери впервые со времен образования Сатарского княжества становится коронной — то есть получает корону, как подтверждение владения реальным графством. Это был подарок от Лары герою штурма столицы.
Я уже успел напрячься по поводу «освоения» неизвестной мне земли, но успокоился, рассмотрев в конце послания приписку о том, что графство Гвиери образовывается из: свободных баронств, в том числе баронства Маран и соседних, а также части герцогства Увиер, включая графство Довлон с одноименным городом. Вроде неплохо, особенно учитывая мастерские большого Довлона — бывшей вотчины моего «нанимателя» на службу лжеимператору, только не знаю — как все это воспримут соседи-бароны и Сават?
День моей коронации, как и предыдущие две недели, прошел в разборках с местными юристами и посыльными из имперской канцелярии. К счастью, тягомотина с наследством уже заканчивалась. Тело графа отправилось в Сатар для упокоения в семейном склепе, вся недвижимость и в княжестве, и в империи полностью перешла ко мне, включая загородный особняк, который я сделал своей временной резиденцией. Остались только формальности при получении титула и добавочного бонуса в виде графской короны. Конечно, еще предстоит «бодаться» с родственниками, но с этой шайкой я решил не церемониться — кто будет вести себя скромно, получит немного денег, а скандалистам достанется увесистый пинок под пятую точку организма.
Рассвет еще раз напомнил мне о том, что до церемонии графской коронации, которая произойдет вечером в Малом тронном зале императорского дворца, осталось совсем мало времени. Честно говоря, меня солидно трясло от волнения, и дело было отнюдь не в стремительном взлете по местной иерархической лестнице, а во встрече с женщиной, не дававшей мне покоя с моего появления в этом мире. Я уже дважды видел восхищение и любовь в ее глазах, но оба раза имел на это право лишь частично. У меня даже была заветная фраза, чтобы намекнуть ей о том, что в телах пирата и императора жила именно моя душа, но как Лара отреагирует на «джинна» и смену тел, было неизвестно. Другого же способа заявить о себе не существовало. От этой мысли становилось одновременно весело и грустно — очень уж недосягаемой для меня была сероглазая звездочка с имперской короной на голове. Мне же оставалось лишь позаботиться о том, чтобы эту звезду, да и всю империю со мной в придачу, не сожрали нелюди, что бы там они ни затевали.
Игра обещала быть опасной и… очень интересной — чего греха таить, такая жизнь мне нравилась, несмотря на все правила, условия и исключения.
Буквально излучающие белый свет стены Палат Зимы нравились императрице Ларе не только из-за ощущения дополнительной прохлады в жаркие дни лета. Она выбрала эти комнаты, потому что здесь жил человек, за короткий отрезок времени заставивший ее пережить очень противоречивые чувства. Всего за декаду она прошла через презрение, ненависть и достигла стадии любви. Правы были мудрецы из горного Цодара — от ненависти до любви всего лишь один шаг. Нахлынувшее внезапно чувство все еще жило где-то в закоулках ее души рядышком с болью, которая поселилась в императрице после гибели супруга.
Была еще одна тайна, которая не давала Ларе покоя. Почему так случилось, что и вызвавший в ней восторженные чувства жгучий пират, и любимый супруг-император не только были неуловимо похожи? Но и ушли из ее жизни с совершенно одинаковой фразой: «Когда ты грустишь, твои глаза похожи на осеннее небо».
Воспоминания больно кольнули сердце, и, словно в ответ на ее чувства, из колыбели послышался плач младенца. Сидящая рядом с коляской няня всполошилась, но Лара подошла ближе и жестом приказала женщине отойти. Почувствовав присутствие матери, названный в честь своего отца будущий император Хван Второй замолчал и вновь уснул.
Лара постояла немного возле колыбели, а затем тряхнула головой и вызвала фрейлин, для того чтобы они помогли одеться для малого приема. Сегодня он обещал быть интересным, потому что в списке посетителей значилось имя графа Вана Гвиери — наследника и преемника человека, который заменил Ларе отца и защищал ее до последнего вздоха. О фигуре молодого графа судачил весь имперский двор. Никому не известный барон из северного захолустья в одночасье стал графом и получил в подарок от императрицы огромные территории. Все искали потаенные мотивы в ее поступке и почему-то дружно забывали, что именно этот мальчик едва ли не в одиночку захватил столицу и убил самозванца.
На малом приеме кроме графа присутствовали еще несколько вельмож. Обсуждались разные вопросы, но из серьезных была затронута только одна тема — таинственные дари. Молодой Гвиери, который привлек внимание императрицы еще на церемонии графской коронации, выдвинул предположение, что империя имеет дело с тайной агрессией со стороны народа нелюдей. Его тут же высмеяли. Даже доказательства в виде чудовищного вида тел в Большом тронном зале не показались придворным убедительными. Все решили, что это просто наемники лжеимператора.
Как ни странно, граф не стал спорить и умолк до конца аудиенции, но Лара прекрасно видела, что это не отступление, просто он сказал все, что хотел, и не желает вести бесполезных споров. Лара даже вспомнила единственную просьбу своего наставника на смертном одре — доверять Вану и не мешать в его делах.
Поведение молодого Гвиери все больше волновало Лару — при взгляде на него в груди императрицы возникало щемящее чувство узнавания. Сама не зная зачем, она остановила графа, когда он собирался покинуть кабинет, и, дождавшись ухода остальных посетителей, задала неожиданный даже для самой себя вопрос:
— Скажите, граф, на что похожи мои глаза в момент грусти?
Юноша вздрогнул, но это был настолько короткий момент замешательства, что Лара его не заметила.
— Ваше императорское величество, ваши глаза прекрасны в любом состоянии, а что касается грусти, то я молю всех святых, чтобы это чувство никогда не прикасалось к вашему сердцу. — Улыбнувшись, граф поклонился и покинул кабинет.
Он высказался изящно, но совсем не так, как ждала императрица. И все же Лара по-прежнему сомневалась — ей не давало покоя до боли знакомое выражение глаз и улыбка этого человека.