«Над всей Украиной безоблачное небо…» И в этом небе безнаказанно хозяйничает натовская авиация. А мировая «либеральная» печать помалкивает о начавшемся вторжении. И нет приказов на развертывание систем ПВО. Но есть офицерский долг и боевая техника советского производства. И есть Россия, которая обязательно придет на помощь…
Третья мировая война на пороге! Мировой пожар начнется на Украине. Вооруженный конфликт, вспыхнувший в Крыму, грозит перекинуться на всю Европу. И России не остаться в стороне от решающих событий. Главным фронтом будущей войны станет Украинский фронт!
Они стояли. Сомкнуты щиты
И копья кверху, жилистые руки
Поножи теребят, глаза внизу
Разыскивают цели и опасность
Уж третий день. И смерть уже не ждешь,
Устали нервы. Пролежни от лат —
Снимать нельзя – готовность боевая,
Нешуточная, да и трибунал,
Хотя вот он как раз не очень страшен —
Собрание народа, порицанье,
Ну, могут выгнать с города совсем,
Ищи потом жену, кусок землицы,
Рабов, без них ведь никуда —
Рабовладенья век…
Танк вышел на позицию годную для стрельбы.
– Ух-ты! – выдохнул в гарнитуру механик-водитель Громов. – Это что же? Чьи они будут, пан майор?
Удивляться было от чего: в зоне непосредственного воздействия стадвадцатипятимиллиметровки находились теперь предназначенные на заклание жертвы – толстые, большебрюхие…
– Это зовется «Гэлэкси» – «Галактика», С-5А, – пояснил майор Шмалько, которому конечно же было гораздо лучше видно снаружи, да еще и в полевой бинокль. Через старую советскую оптику ему получалось даже разглядеть «чьи».
– Вот тебе и весь сказ, – произнес он, прижимая к векам совсем не истертый резиновый тубус. – Твою бого-мать! Так ведь я так и ду…
– Что такое? – испуганно поинтересовался наводчик Ладыженский?
– Чьи вы хлопцы будете? Кто вас в бой ведет? – хрипло и неумело пропел Шмалько. – Союзнички, твою бого… Хоть бы флажки с киля стерли. Сучье племя. Ну, нигде без них…
– Ух-ты! Куда ж это он? – снова подал голос механик, которому из-за остановки машины стало теперь весьма интересно любоваться видами.
– Наводись, Ладыженский, не спи! – гаркнул сверху Шмалько. – Цель на десять часов. Бьем вот того – движущегося. Взлетать собрался сволота. – Командир батальона, ныне работающий всего-то за танкового, сплюнул. Из-за сухости во рту столь простое действие вышло не очень: густая слюна повисла на расстегнутом вороте.
– Ой! – сказал вдруг наводчик, с опаской глядя на ожившую лампочку датчика. – Майор, у нас это… Облучение, – он вдохнул воздуха и внезапно закричал: – Наведение ПТУРС!
– Ориентируешься, – похвалил его Шмалько, уже занырнувший в проушину люка и тоже смотрящий на диодное подмигивание, в то время как руки задраивали вход.
– Дорожка! – распорядился майор уже для механика водителя. Эта простая команда означала, что танк должен двигаться исключительно прямолинейно и не быстрее тридцати пяти километров в час. Все для удобства наведения.
– Так стоим же, пан майор! – несколько удивленно-обиженно отозвался механик.
Майор благоразумно оставил его замечание без внимания, он сосредоточился на воспитании другого члена экипажа.
– Еще не стрельнули твою ПТУРС, дорогой, – пояснял он для замершего в гипнотическом трансе от лицезрения датчика Ладыженского. – Так, покуда, выцеливают на всякий случай. У них тоже, как и у нас, пауза неприятия действительности. Надо бы удерживать инициативу. Давай работай! – рыкнул он и увесисто хрястнул наводчика по плечу, тут же проворно убирая руку, ибо в танке слишком мало места для непредусмотренных инструкциями жестов, и к тому же, живые руки – столь мягки, сравнительно с подвижным железом.
– Дальность восемьсот! Оснастка осколочно-фугасная! – поспешно доложился Ладыженский.
– Огонь! – нежно скомандовал Шмалько, прильнув к тубусу и одновременно переключая кратность увеличения на «один к восьми».
– Может, дым? – спросил снизу водитель Громов, имея в виду искусственную дымовую завесу. Он переживал: танк покоился – уязвимость от ПТУРС серьезно возросла.
– Не надо. Двигай вперед помалу. А дыма сейчас и так… – поморщился майор, но уже даже не от вопроса, а от сотрясения и грохота залпа, и еще от недоговоренности ответа, съеденного шумностью.
Шмалько был прав – впереди уже полыхнуло. Природные затворы человеческих век сработали на вспышку, и в этой ошалевшей яркости темноты, бывший командир батальона пояснил со странным для танкиста знанием дела:
– Семьдесят тонн керосина при полной заправке. Это понятно?
Ответы его не интересовали. Да, теперь уже и не было времени ни на них, ни на новые вопросы – время прессовалось: война и мир – совершенно разные пространственно-временные конгломераты. И все-таки совсем не старый, но столь древний соотносительно солдат, майор продолжил краткую лекцию, делая ее даже не фоном – из-за шума не в шутку ожившей вокруг механики это стало бессмысленно; все эти вызубренные когда-то в академии ТТХ теперь служили просто смазкой, давящимся из тюбика солидолом, позволяющий лихо, без торможения о шипованые зазубрены привычек, вползать в действительность всамделешнему огню настоящей, не игрушечной войны.
– Очень похож на наш «Руслан», Ан-124. Вернее, именно «Руслан» похож на «Гэлэкси» – между ними зазор лет пятнадцать… Вперед, Громов! Оп-па! Дорожка! Цель на три часа. Дальность – тысяча. Видим? Пусть снова осколочный. Хрен ли толку тут в бронебойном?… Наш кончено получше, все ж с учетом опыта сделан. Два мостовых крана по двадцать тысяч кг, герметичный грузовой отсек, сверху пассажирский на… Огонь! О, господи! Ни черта себе! Давай беглый, по всем целям подряд, начиная с правой. Наблюдаешь? А то сейчас все дымом заволокет, ни черта ни найдем, и по «тепловику» не выцелим… Правда, заднее оперение у них чуть по-другому расположено, только поэтому разве что не копия… Опять облучают?! Дергай вперед. Нам бы заряжающего. Быстрей бы дело шло. Так, ты тут управляйся, я их пулеметом рубану. А то пушкой все не успеем.
Для стрельбы из надбашенного зенитного пулемета НСВТ майору Шмалько даже не требовалось высовываться наружу. Все получалось делать прямо с рабочего места. Однако стрелку приходилось крутить туловище туда-сюда, ибо кресло крепилось жестко. Уже через считанные секунды майор был весь в поту. Но еще жарче было теперь снаружи. Впереди, может уже по всей территории аэропорта, пылало. На фоне гигантского пламени, ломающихся и крушащихся картоном лайнеров, не уместно смотрелись муравьиные метания маленьких человечков и миниатюрной техники. Среди последней краем сознания просматривалось что-то военизированное. Но имелось ли время заниматься такой мелочью? Из всего, столь недавно мощного, точнее, как оказалось и нехорошо предчувствовалось, бумажно-мощного, батальона, сюда, к месту использования, добралась даже не танковая рота, и даже не танковый взвод – всего один Т-64БВ. Работы у него теперь оказалось выше крыши.
– Командир, вон здание! Обстрелять!
– Не трогать, тут ведь все наше – родное. Да и снарядов не хватит на все. Уже…
– Половину прикончили – восемнадцать штук. Придется подкалиберные и кумулятивные тоже…
– Придется, Ладыженский. Хотя толку в них…
– Может, по кабинам прямо, а, майор?
– Не смеши, боец. Сколько ты уже впулил в молоко? В тот лапоть справа, лишь с третьего раза. Эх… Ладно, не ваша вина, что мы вас ни хрена нормально не выучили – все траву стригли, бордюры драили… Давай бронебойный. Останови, Громов! Упростим Олегу Семеновичу задачу. Мазать начал солдат. Цель на два часа! Дальность тысяча! Огонь!
Прильнувшие к прицелам люди просто таки почувствовали, как тяжелая болванка продырявила транспортный самолет километром впереди, и как он просел. Зато вдали, за этой мишенью ввысь снова ударил фонтан пламени.
– Товарищ майор, мы похоже…
– Надо же? Штуки два сразу рубанули. Кому будем рассказывать – не поверят.
В наушниках послышалось, как наводчик Ладыженский хохотнул. А может, это сделал Громов. Не имело значения, им всем внезапно стало весело. Вершилось именно то, для чего когда-то и изобретали сложную штуку под названием боевой танк. Он творил вокруг локальное светопреставление. Причем, совершенно без противодействия. Это веселило тоже. Им выпала честь делать все нехорошее за весь батальон. В коротких паузах, когда механизм автоматического заряжания выбирал маркированные снаряды, майор Шмалько, поливал окружающую авиатехнику из 12,7-миллиметрового НСВТ. Действие тяжелых пуль по отношению к покоящимся на земле самолетам было немногим хуже воздействия снарядов. Тем более, стрельба велась очередями. Причем, поначалу увлекшийся майор позорно мазал, ни чуть не хуже призывника-непрофессионала Ладыженского. Тогда он прерывал лекцию о ТТХ, звучавшую примерно следующим образом: «Перед вами, солдатушки, пулемет НСВТ, то есть, пулемет танковый, и по принципам социалистического соцсоревнования и совместного коммунистического труда, созданный аж тремя конструкторами – Никитиным, Соколовым и Волковым…»; и начинал успокаивать себя продолжением прерванного ранее все того же монолога вольной тематики:
– Забыли мы, братцы, зачем нужна армия. Обрабатывали мазанкой бордюрчики, слушали советы всяких «советов матерей». Будто женское дело воевать. Делали из армии передовой детский садик. Вообще-то, если честно, то и его не делали. Все тонули в текучке, в нарядах и хозпоручениях. Никак не могли разгрести всегдашнюю недостачу того и сего. Да и вообще, не успевали призванных одеть-обуть, глядь – их уже следует рядить в парадки и – в положенный отпуск. А там, не успел вернуться – давай готовься к почету дембеля.
Никто, даже он сам, по-прежнему не мог ничего этого слышать. Вокруг рвались даже не керосиновые бочки – целые керосиновые озера. Им, внутри танка, не дано было ощутить, но жар чувствовался за сотни метров. Но конечно, такая песня одностороннего разрушения не могла длиться слишком долго. Теория вероятности и ее антропоморфные следствия, типа законов Паркинсона и прочего, рано или поздно должны были вмешаться. Они все и так потеряли минуты, вылившиеся в праздник огня.
Некоторое время танк маневрировал, обходя зону пожара. Сигнализатор облучения более не мигал, может, в процессе уничтожения лайнеров они ненароком сожгли и этот не обнаруженный визуально ПТУРС? Шмалько откупорил люк и высунулся наружу. Хотелось осмотреться вокруг, без окантовывающих мир перископического прибора наблюдения, и поискать новые цели. Кроме того, сверху работать зенитным пулеметом казалось удобнее. Боекомплект 12,7-миллиметровых патронов был не так уж велик, а точность шла рука об руку с бережливостью.
…И все же,
Суд в демократии не слишком уж суров,
Гораздо хуже взгляды горожан,
Не мегаполис ведь, и нет метро,
Такси иль личного автомобиля,
Где спрятаться возможно за стеклом
Тонированным. Город небольшой —
Столица полиса. И населенье может,
Его мужская часть, по крайней мере,
Рассесться в стадионе целиком.
Вот трусов-то и нет, и дезертиров тоже…
Войны всегда наступают неожиданно. Или так… Для любителей орфографии и обостренного, не затертого с младенчества инстинкта языка… Война всегда начинается внезапно. Причем, что интересно, да и несколько странно, на первый взгляд, даже для нападающей стороны. Нижние звенья войскового братства узнают о том, куда и зачем направляются почти в последнюю минуту. Да, с точки зрения готовности к этим самым неожиданностям, такое гораздо хуже. Зато надежно предохраняет от длинных, не заклеенных скотчем языков.
Данный случай не составлял исключения, и кроме всего, относился к другому множеству. Ибо речь сейчас о тех, на кого напали – о жертвах агрессии. Конечно, командир танкового батальона майор Андрей Валентинович Шмалько не удосужился угодить в число непосредственных жертв первого удара. И тем не менее…
Звонок оторвал его от родной, любимой подушки.
– Да! – сказал он, мгновенно пробуждаясь. – Шмалько слушает!
– Это Пасечник! Помните такого, майор! – встречно заорали в трубке.
Шмалько поморщился, еще раз покосился на светящуюся зеленью панель настенных часов.
– Слушаю, Игорь! Чего кричать-то? – Тон был понятен, но фраза дешифровывалась по-другому: «Какого хрена! Полтретьего ночи!». Однако Шмалько прекрасно помнил, кем является Пасечник. Не стоило настраивать против себя такого человека из-за какой-то ночной побудки. Подумаешь… Побудка для военного – это стиль жизни, за такое, в частности, и обещается ранняя пенсия в светлом далеком завтра.
– Что-то случилось, капитан? – спросил Шмалько испугавшись двухсекундной тишины в трубке. Он уже окончательно проснулся, и теперь соображал как следует. Грубить и кричать было совершенно нельзя: требовалось ценить эту деловую дружбу и то, что капитан Пасечник разрешал вести себя фамильярно – именовать по-простому – «Игорь». Рядом на кровати зашевелилась жена.
– Сейчас, Игорек, я перейду к другому телефону, – сказал Шмалько приглушенно, уже разыскивая ногами тапочки под кроватью. Нашелся один. «На фига они мне сдались!», – чуть не ругнулся командир батальона.
– У тебя трубка или простой телефон? – спросил Пасечник издалека.
– В смысле? – не понял Шмалько, и тут же понял. – Нет, проводной пока, а в зале…
– Тогда уж лучше говори отсюда, – подсказал Пасечник. – Так меньше вероятность… – он опять замолчал.
– Что-то случилось? – снова спросил Шмалько, окончательно сбиваясь с толку. В голове уже пестрел, начиная не в шутку разгоняться, калейдоскоп вариаций на тему ЧП различного уровня разрешения. Ведь Игорь Алексеевич был, как-никак, особистом уровня штаба армии. Вернее, ныне наименование «особист» рассматривалось, как пережиток кошмара тоталитарного прошлого и коллеги Пасечника именовались несколько по-иному, но суть то…
– В том-то и дело, майор, – пояснили в трубке едва слышно. – Случилось. Вы единственный в командном звене батальонов кому я… Кстати, вы еще на должности?
Карусель предчувствий в голове Шмалько сменил вектор вращения, переключившись в перебор вариантов, за что в нынешнее, туманно-смутно-оранжевое время его могли ускоренно снять с занимаемого поста. И ладно должность, главное чтобы из армии не… Он натужено, и даже слащаво хохотнул:
– Часа четыре назад, вроде, еще командовал, Игорь. Или это такая…
– Извини, Андрей, но мне совершенно не до шуток, – очень серьезно сказал Пасечник. – Короче! Слушай внимательно. У нас просто может не хватить времени на долгие объяснения.
– Да, – сказал Шмалько, подтверждая готовность внимать. Не мог же он в самом деле, ляпнуть в гражданскую линию связи что-то типа: «Готов! Диктуйте!». Ведь это смотрелось бы совсем уже нелепо, тем боле на фоне тапочек, которые, автономно действующие ножные пальцы наконец-то нащупали, и даже самостоятельно разобрались на счет право-левой ориентации.
– На нас напали турки, – произнес Пасечник.
– В смысле? – реально не понял командир танкового батальона. – На кого напали?
Калейдоскопу в голове явно не светило быть надежным гироскопом ориентации: он снова изменил спин. Пошел перебор вариаций: какие-то турки-нелегалы напали на офицеров штаба, или даже, некая турецкая банда напала на сам штаб армии в Луганске, или…
– Турция напала на Украину, – со странной отрешенностью растолковал Пасечник.
– То есть…
– Не перебивай, Андрей. Молчи! Нас могу рассоединить в любой момент. Никто сейчас официально войны не объявляет – не тот век. С информацией и у нас самих туго. Есть отдельные… Ну, в общем, наши «оранжевые»… или какие там сейчас?… Они не собираются ничего предпринимать. Армия выведена из игры. Настоящего приказа вам не поступит. Действовать, я имею в виду. Однако точно известно, что на донецком аэродроме уже высажен десант. Настоящий военный десант, без шуток. Хотя может, и банды наемников, даже чеченские боевики какие-нибудь, кто знает? У турок ведь с ними налажено.
– А как же… – не нашелся Шмалько, в полной растерянности переваривая несъедобность сказанного.
– Я же сказал, армия, и ПВО, все и вся, в общем, выведены из игры. Приказа не будет. Все, Андрей, извини. Я не могу говорить. Похоже…
Из трубки пошли неприятные гудки.
– Что там? – спросила жена из темноты. – Опять…
– Да, готовность, – отмахнулся майор Шмалько.
– А чего неожиданно? – поинтересовалась супруга, со знанием дела. – Или все утром начнется?
– Не-а, сейчас, – сказал Шмалько, в действительности все еще находясь в странной прострации, и даже не представляя, что и как предпринимать.
– Чего с вечера-то молчал, Андрюша? – проворчала подруга жизни. – Я бы хоть тормозок…
– Мысль верная, – сказал командир батальона, вскакивая. – Сделай что-то по быстрому. И в термос чего-нибудь.
– По быстрому, – недовольно буркнула жена. – Я что – солдат? – Однако ночник над кроватью она уже зажгла и заспанно зажмурилась на свет.
– Извини, любимая, – мягко подстелил Шмалько, оборачиваясь и наклоняясь, чтобы поцеловать. – Я как-то забылся, закрутился вчера.
От поцелуйчиков жена уклонилась, побрела в ванну.
– Закрутился он, – забрюзжала она уже оттуда, включая воду. – Весь вечер в телевизор пялился, в «DVD-ди» свое нежное.
– Так ведь с антенной что-то, и с кабельным… – пояснил майор. – Ни новостей, ни… – Он осекся. «Ладно с кабельным, но антенный блок ему ставил старший лейтенант Трубка, а он туфты не гонит. А если и правда…»
– Милая, не злись. Я быстренько-быстренько. Проясню обстановку, готовку и…
– Быстренько он, – передразнила жена. – А томрзозок на что?
– Ну, это на всякий…
Так начинаются войны.
…Когда посыльный в дом несет приказ,
Бросай соху, чертеж или молитву
И в строй бегом – копье и щит дадут.
А лошадь? Извини. Мы бедная страна,
Хотя две тысячи годков спустя,
С высот образованья и прогресса
Распустят слух, и все ему поверят
О центре философии, наук,
Естественных и прочих. Ну, а лошадь —
Та привилегия у варваров. У них
Диктаторы, взимание поборов
С больших пространств помногу и всерьез
И армия – наемники, за деньги,
Да, и чужие есть, и наши —
Греки, за хороший куш не прочь…
Справа, в отдалении, вовсе не на фоне пламени, наконец-то наладивший взаимоотношения с НСВТ Шмалько внезапно заметил движущуюся бронетехнику. На миг у него защемило сердце от полыхнувшей надежды. Действительно, в сторону танка двигались БТР-80, две штуки. Неужели помощь подоспела? Не только он один наконец-то очухался? Однако непривычный окрас сбивал с толку. Кто это? Краснодонский батальон? У них вроде машины простого зеленого, даже зеленочного оттенка? Конечно, в теперешнее время настоящего армейского дефицита, совсем не чете когда-тошнего советского, красят чем придется, но тем не менее…
Оказалось, череда мирных поколений все же не вытравила окончательно инстинкты самосохранения, или там, воинское чутье. Шмалько заметил как снабженная более увесистым, чем у него, аж 14,7-миллиметровым пулеметом приземистая башенка БТР-а внезапно качнулась в его сторону. Был ли смысл стойко ожидать окончания процесса? Майор снова нырнул в темень танковой полости и едва закупорил крышку, когда что-то звякнуло по броне.
– Хорошо стреляют, – отметил Шмалько, прикидывая дистанцию до бронетранспортеров. – Вы это… У них там оказывается наши БТР-ы, может и танки имеются такие же. Не купитесь.
Очередная лекция пропала втуне – никто его не слушал. Ладыженский искал в бинокулярный прицел цели, возился с дальномером. Громов периодически, на дистанции сотни или полторы метров разгонял танк, потом снова по команде «Дорожка!» сбавлял газ до минимума и глазел в перископ. Несколько долгих секунд майор Шмалько размышлял о том, стоит ли ответить враждебным БТР-ам 125-тью миллиметрами? Решил, не стоит. Если они с Ладыженским не всегда попадали с километра в распластанные туши самолетов, то совсем несуразно изводить остатки боеприпасов на небольшие юркие машины.
– Еще рассмешим сволочей, – сказал сам себе Шмалько, начав выискивать БТР-ы через командирский перископический прибор наблюдения. – Конечно, броню они своей пукалкой не пробьют, но ведь могут расколотить все навесное оборудование, перископы в том числе. Как потом воевать?
– Полный вперед! – скомандовал он водителю. – Жми, боец Громов! И маневрируй, маневрируй иногда! Давай прямо туда – в дым!
Опять же, могут ведь и ПТУРС-ом рубануть, размышлял Шмалько. Были ли у них на башнях ПТУРС-ы? Вроде нет. Но то, что у них наши «броники» вовсе не значит, что и ПТУРС-ы у них обязательно наши. Может, быть что-то не ракетообразное, и не над башней; торчит где-нибудь сбоку – в этих камуфляжных пятнах не разглядеть сходу, да и времени на осмотр на давалось. Ох, и вляпались же мы! Где мое родное, положенное по штату мотопехотное прикрытие?
По бочине танка снова что-то хлестнуло.
– Не обращайте внимания! – проорал Шмалько успокаивая. – Это дребедень – пулеметчики! Ищите настоящие цели!
– Вот! – подал голос Ладыженский. – Взлетает что ли опять?
– Ага, – подтвердил майор Шмалько. – Дорожка! Броне… А у нас же подкалиберный! Огонь!
Всех качнуло.
– Вроде попал, – несмело предположил наводчик.
– Хрен знает, – пожал плечами Шмалько. – Вроде. Но не горит же гад. Уходит.
Вдали, по взлетной полосе, и правда мчался улепетывающий транспорт.
– Уйдет ведь, пан май…
– Хрен с ним. С этого ракурса снова не попадем. Если б осколочным… Ладно, в догон даже ракеты не всегда… Вперед дерни, Громов! Ищем цели, наводчик. Вот! Нет это вроде наш же «Ан». Хотя… Если аэропорт захвачен, то чьи самолеты?
– А вы как думаете, пан майор?
– Не знаю. Сколько снарядов-то? К чёрту, пощадим. Ищем… Ух ты! Вот сволочь затаилась. Видишь?! Да вот, флажок на киле!
– О! – удивился Ладыженский. – Американский, что ли?
– Здрасьте, приехали! А до этого ты кого колотил? Наво…
В этот момент Т-64БВ тряхнуло по-настоящему.
…Однако не сейчас – особый случай —
На мушке метрополия – Афины,
И грекам доверять не очень можно,
Пусть лучше месят в пыль армян,
Иль курдов, и готовят расы
Для партизанских войн в двадцатый век.
Так вот, сейчас, в равнине Марафона,
Свои, персидские, гарцуют на конях,
Из луков метят. Да, не нам чета —
Отборные вояки, знают толк
В сражениях, к тому же снаряженье…
Попробуй – лук купи, такой чтоб лоб
Пробил за сто шагов и без пристрелки,
Или доспех навылет с двадцати…
Можно было, да и положено по должности, вызвать к дому «УаЗ-ик». Тем не менее, давал ли странный звонок, плюс отключение телевидения, реальный повод для паники? Тем более, если уж паниковать, то тогда тем более не стоило привлекать внимание. Вызов машины – это целая кутерьма. Помимо водителя, будится дежурный по автопарку, дежурный по роте, ответственный по той же роте. В курсе дневальный и естественно дежурный по части. Понятно, большинству из указанных спать ночью вообще-то и не положено, но ведь дело не в прерывании сновидений. Просто, слишком много людей становятся сведущими в том, что командир вот-вот нагрянет. В условиях, когда, по словам Пасечника, армия выведена из игры, лишний шум не нужен. Кроме того, что там идти до того батальона? И как раз будет время покумекать о дальнейшем, без отвлекающего брюзжания благоверной.
Однако, спускаясь по лестнице своей древней «хрущевки», майор Шмалько сделал еще кое-что. Данное действие он надумал еще на своем пятом этаже, но решил не волновать жену очередной выходкой. Тем более у всех баб, и у его супружницы в частности, весьма длинный язык. Не хватало, чтобы по городку пошли странные слухи, если конечно звонок Пасечника является пьяным бредом или граничащим с сумасшествием розыгрышем. Кажется, лейтенант Вожик не стоял сегодня в наряде, а как раз должен был смениться. Весьма вероятно, что после дежурства он решил отоспаться, а не предпринимать молодецких вылазок по бесхозным женщинам окружающего поселка. Хотя конечно женщины могли заявиться к Вожику и самостоятельно. Все-таки не у каждого холостого лейтенанта в округе наличествовала отдельная, пусть и служебная, квартира. Ладно, посторонних, незнакомых любительниц «военных и здоровенных» командир танкового батальона не слишком побаивался.
Он позвонил один раз. Не хватало поднять шум, дабы еще не уснувшая по новой жена наверху услышала, как он разговаривает с холостяком Вожиком. Потом попробуй объясни, что ты не свернул налево в том же подъезде, а захаживал туда в три ночи по служебным делам. Кстати, о такой возможности проворота мыслей благоверной майор Шмалько подумал, только в момент нажатия кнопки звонка. Он даже невольно глянул вверх, не следит ли бесценная Любаша за ним через пролеты. Наконец в тиши ночи раздались шаркающие шаги. «Тоже в тапочках щеголяет», – констатировал Шмалько, радуясь, что не он один пропитался духом мещанства. Еще до того, как Вожик что-то спросил, майор, прислонившись к самой двери, сказал:
– Лейтенант Вожик, это я, командир батальона майор Шмалько. Открой, пожалуйста, Александр, и не шуми.
– Сейчас, – ответил явно опешивший командир танкового взвода.
– У тебя кто есть? – негромко поинтересовался Шмалько, прикрывая за собой.
– Э-э… – замялся Вожик.
– Спит?
– Может быть, – не определился в точности лейтенант.
– Вот и не буди. Слушай, Александр Миронович, мне бы телефон, а?
– А… Пожалуйста. Ой, нет. Что-то с вечера «мобилка» совсем ни гугу. Но может…
– Попробуй, Алеша. Правда, моя тоже как-то…
– И у вас?
– И у меня.
– Ой, а если я спрошу у…
– Не надо, – догадался Шмалько. Мобильные телефоны действительно не работали у всех встречных еще с вечера. Об этом еще много судачили, однако поначалу, спросонья, Шмалько и об таком факторе начисто забыл. «Еще один плюсик к звонку Пасечника, – констатировал командир батальона. – Если действительно война, то связь надо резать в первую голову».
– У тебя простой телефон функционирует? – обратился он к, одетому только в яркие неуставные трусы и такие же тапочки, подчиненному.
– Простой? А у вас, пан майор, и он тоже?
– Точно, – не моргнув глазом соврал Шмалько. – Где?
– На кухне, на кухне у меня.
– Трубка? – поинтересовался Шмалько, вспомнив о предупреждении дивизийного особиста.
– В смысле?… А нет, на проводе. Зачем мне, собственно. Есть сотовый. Я вообще думаю, зачем за него каждый месяц…
– Помолчи! – негромко скомандовал майор. Он достал из кармана засаленный от старости блокнот.
– Попробую дядьку, он у меня в Макеевке, – сказал он сам себе вслух. Обернулся к Вожику и пояснил: – Я тут межгород звякну. Счет придет – принеси мне – оплачу.
– А, ну пожалуйста, – переступил с ноги на ногу командир взвода.
– Иди покуда, оденься, – сказал Шмалько, накручивая диск действительно старинного аппарата.
– А что мы куда-то…
– Чши! – сказал майор прикладывая палец к губам. В трубке были непонятные, прерывистые гудки.
«Вряд ли дядя Яша с тетей Шурой сейчас болтают с кем-то, значит…». Покуда это еще ничего не значило.
– Так, – сказал Шмалько. – Кто у нас в отпуске? Кирпичев? Он как раз из Донецка. Давай-ка… – он отлистал блокнот и снова набрал код города и номер. Гудки повторились.
– Попытаемся «ноль семь», – произнес командир батальона, еще дважды попробовав воспользоваться услугами автоматики.
Однако на «07» реакции не последовало. Вернее, телефон давал те же однообразные гудки. Шмалько повторил попытку еще и еще. Он сердито бросил трубку и только теперь обратил внимание, что хозяин трубки и телефона-ретро стоит рядом по полной форме.
– Умылся? – спросил Шмалько неизвестно зачем.
– Так ведь… – не сумел найти объяснение лейтенант.
– Иди умойся бегом, – посоветовал Шмалько. – И поодеколонься. Женщиной от тебя сильно разит. Нечего солдат приводить в возбудимость фермионами. Да, – сказал он уже через прикрытую дверь ванной. – А свою благоверную ты здесь оставишь. Ключ у неё…
– Все норм…, разбер… – донеслось из-за двери: лейтенант Вожик работал зубной щеткой.
– Хорошо, я жду на улице, – сказал майор Шмалько.
«Может, так вот весь дом перебудить? – прикидывал он, спускаясь вниз. – Или все-таки с объявлением тревоги будет эффектнее?» Вообще, теперь он жалел, что не вызвал машину. Сейчас бы в части уже кое-что шевелилось. Да и время! Если и правда война, то пока он прогуливается, пока звонит… Уж второй атомный век на дворе, скорости ракетные, а он… «Но ведь никакой команды сверху не было, так?», – успокоил он себя. Точнее, попытался.
«Война начинается совершенно нелепо», – подумал он, выходя из подъезда. Он ужаснулся обыденности мысли. Ведь после звонка Пасечника прошло не более двадцати минут. «Нет, меньше – восемнадцать», – зафиксировал он, глянув на циферблат старого японского «Ориента», подаренного когда-то отцом.
…Вот, то-то и оно! Так ведь еще попробуй
Использовать умело, тут тебе, не строй
Фаланги сомкнутой, плечами повести —
Товарищей зацепишь. Все же биться
И погибать, коль выпало, спокойней
В скопление большом людей, друзей,
И даже родственников тещи. Словом,
В могилу общую сойти отменно кучей,
Но и героизм, прелюбопытно проявить в родне.
Ведь после сэкономишь в разговоре
Себя хваля. Тщеславие твое потешит брат,
Кузен иль кто еще, оставшийся в живых сосед,
В конце концов…
То оказался не ПТУРС, вернее, может и ПТУРС, но ухнула все-таки навесная динамическая защита. На танке было закреплено сто семьдесят девять контейнеров с такой вот начинкой, и в данном случае несколько штук сработало одновременно. Так что в передней, а так же частично в боковой плоскости Т-64БВ оказывался достаточно надежно защищен пассивным способом. Но ведь он же еще и активничал.
Не смотря на начавшийся встречный обстрел, танк с бортовым номером «75» продолжал приоритетно уничтожать покоящуюся на аэродроме летающую технику. Внешний наблюдатель принял бы это только лишь за весьма героическую избирательность, однако по-настоящему, это еще и совпадало с наиболее простым решением программы разгрома. Разыскивать предположительно наличествующие на аэродроме военные машины меньшего размера не было никакой возможности. Это стало бы нужно, в случае ожидания скорого подхода дополнительных сил, дабы снизить их потери при нападении, однако никоим образом не сейчас. При дуэли с какими-нибудь безоткатными пушками ставилась на кон вся дальнейшая активность в целом. К тому же, вероятность попадания по таким целям сравнительно с распластанной в десятки метров хрупкостью самолетов различалась просто-таки в десяток раз. И значит, требовалось громить то, что получается. То есть расходовать боеприпасы самым рациональным образом. Естественно все это имело самое прямое отношение к героизму.
Сейчас Шмалько жалел, что будучи снаружи не позаботился о перезарядке тяжелого пулемета. На теперешний момент он утилизировал только один из трех наличных магазинов – сто патронов. Вылезать из башни сейчас, при обстреле БТР-ами, или еще кем-то, стало бы полным безрассудством. Оставалось успокаивать себя тем, что НСВТ поработал вполне производительно. В смысле, производительность мерялась в случае целей несколько по-другому, не только по выпулянным гильзам, но как помнится, удалось издырявить и даже поджечь примерно пять самолетов когда-тошнего вероятного, а ныне как оказалось, не смотря на два десятилетия эйфории, вполне так активного противника.
Ладно, при полной растрате снарядов Шмалько питал надежды в таком же производительном ракурсе использовать и спаренный с пушкой пулемет Калашникова. Судя по дебиту-кредиту боеприпасов данная ситуация должна была очень скоро наступить.
У механика-водителя работы тоже хватало. Вражеские лайнеры все же кучковались не в одном месте. Некоторые стояли в отдалении, и из-за неуверенной, точнее, теперь уже уверенной мазни Ладыженского приходилось гнать вдоль и поперек рулежных дорожек, дабы сблизить ствол и мишень хотя бы метров на восемьсот. Если же получалось ближе, то еще лучше.
Однажды Шмалько даже саданул из ПКТ по живым людям. Сделал он такое впервые в жизни, как и многое из сегодняшнего, само собой. Некие фигуры, явно военного вида, завидев «семьдесят пятый» чесанули прочь. Уже из-за чуждой формы их стоило попугать, но кроме этого, у них наличиствовало еще и стрелковое оружие. Так что в число целей «Калашникова» они попадали однозначно. Кстати, близкий вид этих, в течение некоторого времени даже живых и весьма подвижных, солдат противника, снял с души майора тяжелейший груз неопределенности, все еще обременяющий его в плане принятия решений. Ведь по сути, до последнего момента, он, можно сказать, играл в рулетку. Что с того, если на фюзеляжах разбросанных по аэродрому лайнеров имелись значки ВВС США? Вообще-то, родимая страна ныне как бы уже почти входила в НАТО, так почему бы на местном аэродроме вдруг не оказаться самолетам «главного жандарма планеты»? Им тут, по идее, всегда хлеб-соль. Таким же образом здесь могли выявиться и какие-нибудь бельгийцы с голландцами. Тоже маленькие гордые члены клуба, если припомнить. Так что, принимая решение на первичную стрельбу, Шмалько рисковал очень и очень сильно в дальнейшем об этом пожалеть. Вдруг истерические звонки Пасечника и странные россказни врезавшегося в них водителя просто идиотский розыгрыш, или послеаварийный стрессовый бред? И тогда пойдешь под воинский трибунал, с предварительным разжалованием, не как патриот, выступивший против преступного предательства системы, а как полный кретин, начавший применять оружие по собственной неумеренной дури. Короче, простора для размышлений хватало. Другой вопрос, что время не позволяло долго зависать в фазе скорбных раздумий. Но наличие вооруженных вражеских пехотинцев, а не только каких-то далеких неопознанных БМП-80, сняло с души каменюку.
Правда, недодавленные, с непривычки к такому ремеслу со стороны водителя Громова, вражеские пехотинцы, стали только прологом к наплыву аналогичных, подтверждающих реальность агрессивного вторжения, явлений. Нежданно-негаданно, обогнувший хвост некоего ржавого «Як-40», танк обнаружил перед собой, обложенную каким-то мусором, вместо хотя бы мешков с песком, позицию противотанковой ракетной установки. Не смотря на краткость времени, и узость горизонта событий открывающегося через командирский перископ, Шмалько успел зафиксировать, что сама ракетная труба направлена куда-то в белый свет: возможно, здесь проходил рубеж обороны южного направления. За промелькнувшие доселе напряженные минуты, майор Шмалько уже успел выработать привычку к руководству боем, а уж пуль из пулеметов он выпустил почти столько, сколько удалось выдавить курком прочь из ствола за все время службы, включая курсантские будни. Данное дело было не мудрено, ибо на всей территории родной страны после отделения от Союза не наличествовало ни единого патронного завода, и потому дефицит сглаживался общим большим запасом только первое время. Потом эйфория кончилась и реальность саданула по темечку пустым мешком. На данную тему, Шмалько тоже мог бы прочитать политически неблагонадежную лекцию, однако сейчас было не до того.
– Громов, вперед! – скомандовал командир батальона. – Дави гадов гусеницами! Согласно устава, – добавил он тише, ибо в боевом уставе действительно наличествовало указание смело использовать для борьбы с врагами и гусеницы тоже. Сам он уже дырявил растерянно мечущийся, облаченный в каски расчет из стыкованного с орудием «калаша».
Он честно упростил задачу покуда еще щепетильного Громова, уничтожил всю пятерку солдат противника еще до наезда танка. Тем не менее Т-64 лихо влетел – вернее, вдавил в аэродромные сорняки – всю позицию ракетчиков.
– Стоп! Тормози! – крикнул Шмалько, когда где-то понизу перестало противно скрести по железу, и еще по чему-то, о чем не хотелось думать в подробностях. – Может, выползти поглядеть с кем же это мы воюем? – посоветовался он вслух с подчиненными, хотя командиру, тем более в боевой обстановке, не пристало демонстрировать неуверенность в чем-то.
Ему не ответили – варились в своем соку.
…Признанье, восхищение родни
Медалей слаще, чистый дивиденд
И даже уважение рабов,
Своих, да и чужих одновременно —
Ведь ты и их же спас!
От рабства иноземного, иного,
Ведь там, за морем, говорят,
Рабов не ценят больше медяка,
У нас – дороже все ж, к тому же бьют
Там чаще – знают все, кто побывал
И возвратился. Были, говорят,
Такие казусы в истории полиса…
– Что Интернет тоже? – переспросил майор Шмалько.
– Ну да, – кивнул старший лейтенант Трубка. – Ни черта, товари… пан майор, не выходит соединиться. Звонил вчера провайдерам. Говорят, мы, мол, ни причем – у всех тоже самое.
Для майора Шмалько сообщение не было даже последним гвоздем. Он и так уже решился. Да и сделал довольно много. Во-первых, он поднял обе роты батальона «в ружье». Конечно, до этого он делал попытки разобраться в ситуации. Причем разными способами. Например, он задействовал спец-связь с командованием высших инстанций. Удивительное дело, но это абсолютно ни к чему не привело. Спец-связь просто-напросто не работала, что само по себе являлось чрезвычайным происшествием. Но похоже, в данный момент никому до того и дела не было. Естественно, ещё ранее командир танкового батальона Шмалько попытался прояснить дело с командиром собственной дивизии.
– Не порите чушь, Андрей Валентинович! – непривычно грубо рявкнул на него из телефона временно исполняющий обязанности командира полковник Салов. – Что вы как барышня? Вам доверили должность, возложили обязанности. Чего у вас там не так? Что не спится?… Командир дивизии генерал Хлестков? Он на выезде, пан майор. На срочном выезде. Если точнее, то в Киеве! Вы удовлетворены?… Нет?! Ну вот когда прибудет, вот и будете выяснять, что к чему… Почему я сам на рабочем месте? Ну, вы наглец, майор Шмалько. Вам погоны не жмут? А то… Все, Андрей Валентинович, давайте успокоимся, уймемся. Время, понимаю, позднее. Завтра снова Родине служить. И кстати, вам доводили о крупных учениях через полтора месяца? Так вот, надо бы, чтобы максимальное число офицеров отгуляло до этого свой положенный отпуск. Списки готовы? Завтра же, завтра же, пан майор! Не опаздывайте… Ну и что, что оголятся должности? У вас мало сверхсрочников?… Да знаю, что мало. Ну, не идут люди пока, не прочувствовали… Да понятно! Казармы не приспособлены, квартир, общежитий тоже не… Америку мне открыли, Шмалько, да? Ладно, списки завтра. Да успеют, они к ученьям возвра… Что значит, не подготовленные? Как это офицер может быть не подготовлен?… А, личный состав. Ну так…
Короче, на это «мочало начинай сначала» потратилась уйма времени. Лучше бы…
…Однако в настоящую секунду
До славы будущей еще как до Луны,
А между прочим греки,
Точней ученые, что там водились встарь,
Считали расстоянье до Селены
Намного меньше истины. Программу «Аполлон»
Они б не потянули, и бензина,
Иль керосина, водорода, ну,
Того, что по инструкции дано,
Им не хватило б в тютельку, а значит —
Им до Луны еще далече будет
Чем нам сейчас…
Тот, физически мало пострадавший водитель с женой, оказался не прав. Это были не чеченцы.
Экспертиза, конечно, состоялась поверхностная. Все-таки Шмалько являлся не патологоанатомом, а простым никогда не воевавшим майором. Так что подробно осматривать трупы ему было до крайности мерзко. С другой стороны, он надеялся, что следящий за процессом с вершины Т-64 Ладыженский все же тоже не хирург, так что в основном занят отводом глаз в сторону от раздавленных костей, и наблюдать за мимикой начальника ему не столь интересно. К тому же у него задача – перезарядить НСВТ и следить за окрестностями, а не испытывать сладость лицезрения ужастиков вблизи. С Громовым же было вообще проще, его передний перископ никак не давал возможности глянуть назад; хотя конечно наличествовали зеркала. Но получится ли в них разглядеть такую тонкость как мимика?
Тем не менее, Шмалько старался следить за лицом. Он даже перестал давать комментарии происходящему вслух – странной, только вот-вот начавшей вырабатываться привычке. Он с вполне каменным выражением и на деревянных ногах подошел к остаткам огневой точки, ибо танк все же успел удалиться от места на десяток метров. По двум пехотинцам, и правда, прошлась гусеница, но все же несколько вскользь, а одного вдавило и состыковало с такой же плоской, но изломанной ракетной трубой. Но и это было не самое страшное – самым худшим была кровь. Ее было просто-таки по колено. Но должные наличествовать мухи еще не явились, что оказалось благом, ибо Шмалько и так держал контроль над дыханием дабы не вырвать. Он благоразумно отвернулся от изуродованных механикой к тем двоим, кого однозначно угробил собственным указательным пальцем. Они конечно, тоже не были сахаром, ибо пули в «7,62», с близкой дистанции, делают из человека кишмиш, или скорее хлопья. Однако сравнительно с теми, кто попал под удельное давление в 0,92 килограмма на квадратный сантиметр поверхности, эти оказались просто везунчиками. Тем офицерам, кому поручат сопроводить их в родные пенаты, будет полегче, чем первым.
Так что Шмалько вполне так молодцевато осмотрел оба трупа. Погоны были неизвестной марки, эмблемы что-то всколыхнули, но переполненный впечатлениями мозг не ухватил зацепку. Шмалько расстегнул чужеродную пуговицу, резво, как при осмотре подозрительного воина задержанного патрулем в нетрезвом виде, сунулся в нагрудный карман. Вот здесь он чуть не заорал в голос, чудом сдержался, хотя в эту секунду забыл о Ладыженском напрочь. Там, под кителёчком, он вляпался в лужу вязкой горячей крови. Пули угодили в спину, но видимо не продырявили насквозь, и тем не менее выдавили кровь сюда, на грудь. Китель не промок из-за толстой пачки документов. Шмалько выдернул оттуда руку словно из морозильной камеры. Вся она была красная.
Потом, попозже, майор Шмалько решил, что это все-таки были не документы и фотографии в пачке. Скорее, «Коран». И тем не менее, то были не чечены – турки. Это прояснилось по бумагам извлеченным у второго воина. Правда, Шмалько не решился обыскивать еще и этого. Солдат лежал на боку, сложившись клубком: видимо какая-то из пуль майора угодила в живот. Не стоило снова пачкаться. Да и как потом читать бумаги окунувшиеся в кровь? Но зато у этого отвоевавшегося солдатика наличествовала полевая сумка. В смысле, что-то в этом роде. Странно, что Шмалько не заметил ее сразу, зато теперь она оказалась просто спасением от дальнейших самоистязаний. Не мог же он, в самом деле, вернуться в боевую машину налегке?
Там, в аккуратно застегнутой на молнии сумке наличествовали вожделенные документы. Правда, прочесть их у Шмалько все едино не получилось бы, не только из-за никуда негодного училищного английского. Там, внутри, все было даже не на английском. Но зато турецкий флаг было почти невозможно спутать ни с чем.
…И все же не о том мы речь ведем,
Не космос первозданный
Нам интересен в настоящем деле.
Тот воин, что внизу,
В долине кормит лошадь,
Привыкшую, как сам наездник, к бою,
Не знавшую сохи, плугов, телег,
И прочих отвлекающих предметов,
Тот воин отличается от этих,
Тех, что вверху, на входе в горный кряж,
Своим уменьем воевать, в убийствах,
Централизованных, он знает толк давно…
Все пошло прям таки по В.Суворову – «Аквариум» глава «один». Разве что забор в части снесся напрочь фигурально, не взаправду. Хотя теперь можно было, ибо ворота Шмалько уже собрался выворотить по-настоящему. Но хотелось вместе с КПП и с прапором Бередой, который, как и предвиделось, оказался гнидой, и орал, перебивая шум танкового дизеля, что «без разрешения комдива никак нельзя, тов… пан майор!» Но видимо Шмалько в шлеме и с кулаками на НСВТ выглядел донельзя ирреаллистично. Потому сразу верилось, когда он, вовсе не напрягая нужных в будущем голосовых связок, жестом показал что будет с воротами, а может и с самим Бередой, жаждущим когда-нибудь вознестись до старшего прапорщика.
Береда явно начисто срезал эту возможность, когда дал отмашку дневальному по парку. Превосходящие силы – есть превосходящие силы, и против лома…
Танк есть большой лом, гипотетически должный остаться последним козырем королей после обмена ядерными подарками. Да, танк есть пришелец из тех самых времен, когда в штабах еще планировались такие штуки. Ныне это страшное животное, должное по тем же планам раскатать то, что сохранится после ракетного молота, вышло на охоту. И теперь можно было все! Сильный задним умом дежурный по КПП Береда это явно ощутил. А командир батальона Шмалько, для закрепления урока и в некой легкости окончательного сжигания мостов, внезапно остановил свою гору железа прямо на перпендикуляре убравшихся прочь ворот, спрыгнул вниз, и, войдя в будку, выдернул прочь телефонный провод, а затем, во внезапном приступе веселья, вообще сграбастал древний дисковый аппарат.
– А как же я сдам дежурство, пан майор? – бессильно-ошарашено поинтересовался Береда.
В реве десятков танковых моторов, готовящихся самостоятельно покинуть вовсе не многолетнее, а сравнительно недавнее, в связи с разворотом геополитического вектора, место дислокации насовсем, детский лепет осколков гражданской жизни развеселил. Именно так, со сброса плесени позолоты и гломура с календарного маятника, начинаются войны.
…Однако, что против него сейчас?
Там, поверху, приличная орава,
По боле персов будет, но вообще —
Крестьяне, мишура, так – ополченцы,
Юнцов, зажатых в строй, огромнейший процент —
Пойдут потом в рабы,
И даже жалко бить
С вершины лошади, с плеча,
Десятками, ведь могут пригодиться
Империи большой когда-нибудь
Их мускулы. Короче, с этой массой проблемы нет,
А вот их командир? Здесь неизвестность полная…
Четвертая власть:
«…да, крупная авария сразу на нескольких узлах связи это очень серьезно. Понимаете, тут все очень сильно взаимосвязано. Там „полетело“ что-то, тут же идет нарастание потока в другом месте, тамошний перебор, увеличивает нагрузку на соседей. Очень большое взаимное перекрытие. Но лучшие специалисты уже занимаются устранением поломок. Очень скоро „междугородка“, да и электронная почта в Донецкой, Луганской, и некоторых районах других областей страны восстановятся…»
К несчастью бодрое шествие колонны наличествовало только вначале. Потом вся красивость начала рассыпаться. Сказка действительно не живет долго. Или по нашей русской, либо пусть уж украинской невезучести только другие умеют начинать войны таким Макаром. Обычно против нас… понятное дело.
Вначале дернул куда-то и растаял вдали передовой «УАЗ-ик» с милицейской мигалкой, выставленный Шмалько вперед, так сказать, в головной дозор, для расчистки трассы. Несколько минут, и даже десятков минут, еще верилось, что руководящий им старший машины майор Маслов просто проявил инициативу и умчал в передовой разведывательный рейд. Окликнуть не получалось, ибо Шмалько, в качестве первого хода начала войны, объявил радио-войну, запретив выходить в эфир до специального разрешения. По идеалистическим планам, этот выход приурочивался к прибытию на позицию боя, а до того требовалось обходиться обычным матом и сигнальными флажками, для тех, кто выучился ими размахивать, в затянувшемся довоенном прошлом. Пропажа легкого авангарда батальонного воспитателя поначалу не ощущалась. Как не странно, Шмалько все же умудрился вывести батальон за территорию части и даже миновать поселок Александровск до нарастания утреннего авто-потока. Более того, батальон удосужился добраться до трассы «Луганск-Донецк». Здесь, после пятикилометрового с мелочью броска, командир батальона наконец-то тормознул колонну. То было нарушением всех канонов уходящей в советское прошлое привычки. Не торможение, конечно, а как раз столь длинный первичный бросок без остановки. В счастливой беззаботности давних времен, где за отставание не грозило ничего кроме трехэтажного слово-построения с использованием не наличествующих в словаре силлогизмов, любая воинская колонна тормозила около каждого столба, ибо равнялась она на самых медлительных и на вечную трясучку командиров перед призраком ЧП, который, в отличии от коммунизма, бродил не только по Европе, но и по азиатским просторам бывшего СССР. Шмалько одним махом уничтожил эту древнюю традицию, ибо боялся, что его порыв навсегда увязнет и рассосется в этом ритуале.
Оказалось, старый советский опыт подстилания соломки везде и всюду имел право на жизнь. Двух танков не хватало. Оба были замыкающими. Вряд ли, по теории вероятности, поломались сразу оба. Так что имелись ничего теперь не значащие вариации. Или сломался крайний, мигнул затемненными светофильтрами впереди идущему, и тот тоже застопорился, мигнув следующему. Очередной сигнал игнорировали из-за расхлябанности или уж неизвестно отчего. Мог сломаться и предпоследний Т-64БВ. Тогда следующий остановился помочь. Ругать сейчас сержанта командующего бросивших товарищей машиной не стоило. Это могло привести к срыву намеченной боевой задачи. Впереди было еще более ста километров пути, причем не по пустыне, что было бы даже удобнее, а по до крайности урбанизированной местности. Разумеется, колонна могла оборваться и в середине, и тогда это привело бы к потере двадцати пяти танков одновременно. Но и терять на каждые пять километров по две машины, и это только вначале пути, было тоже немыслимо. Конечно, дабы сейчас у Шмалько наличествовал «УАЗ», то получилось бы отправить его разобраться в ситуации. Но нельзя же посылать в сторону покинутого поселка танк? К тому же, здесь, все еще так близко к месту дислокации, майор очень опасался прибытия вышестоящего начальства. Пока акция не выглядела как открытый бунт. Но если дорогу колонне перекроет командир дивизии на своей «Волге», то, что делать Шмалько? Война, кою он затеял самостоятельно, для прочих все еще выглядела только лишь как умственная конструкция, и не более того. Даже для Шмалько лично она покуда представляла только далеко зашедшую игру, кою хочется довести до конца. Так что если на пути окажется комдив, почти все офицеры тут же переподчинятся вышестоящей инстанции.
Значит сейчас, если он все же собирался дойти до донецкого аэродрома, лучше было все-таки терять отдельные танки, чем обесценивать всю задумку на корню. Это уже начинало походить на всамделешнюю войну.
…Тут Икс, помноженный на Игрек. Не дурак,
То видно из позиции и действий,
Точней бездействий. Третий день подряд
Он не напал. Неясно почему.
Хотя, он в первые часы имел возможность,
К тому же явную, атаковать суда,
Заставить моряков за весла взяться снова
И прочь уйти, пехоту захватив,
Кого успеют, ясно, что не всех.
Не уж-то этот грек, покуда для истории безвестный,
Предусмотрел?…
Четвертая власть:
«…концентрация российский вооруженных сил на границе независимой Украины, конечно же волнует людей. „К чему бы это?“ – спрашивают простые люди, да и мы, пресса, вместе с ними. Может быть пора…»
На фоне прочих несчастий, радоваться покуда можно было только одному. Командир дивизии, точнее, его зам – Салов – колонну не преследовал, хотя вообще-то генеральская «Волга» была куда проворнее Т-64БВ, по крайней мере, не на пересеченной местности. А сейчас было именно так. Майор Шмалько, нарушая все писаные и неписанные инструкции мирного времени, пёр своими сорокадвухтонными прямиком по трассе «Луганск-Донецк». На очередной остановке он прошелся в конец колонны и посмотрел, что стало с асфальтом после прохода танков. Мягко говоря, их следы было сложно не заметить. Если бы он был уверен в своей технике и выучке личного состава хоть в такой же мере как полтора часа назад, то сейчас решился бы на сход с дороги и срезание какого-нибудь «угла» по бездорожью, дабы хоть чуть-чуть запутать вероятных преследователей. Естественно, после нанесения такого ущерба транспортным артериям ныне не слишком богатой страны, Шмалько грозило не слабое по времени тюремное заключение. В дисбате столько не дают, да и нет теперь в украинских вооруженных силах дистиплинарных батальонов, в отличии от возрождающей тоталитаризм России. Но сейчас было не время рассуждать о политике и многообразии культур. Стоило радоваться отсутствию погони.
В конце-концов, кроме разбитой трассы, Шмалько наоставлял на дороге преогромное количество меток – брошенные там и тут неисправные танки. Это были те самые гусеничные несчастья из-за которых нестойкая вера майора в удачный исход рейда почти подорвалась. Ныне его толкало вперед только звериное, еще в детстве доводящее обоих родителей до истерик, упорство. Оно же помогало позже в учебе и службе, и в продвижении по служебной лестнице тоже, разумеется. Правда, с папой-мамой отношения так никогда и не восстановились, слишком глубокий след оставила в их душах его детская настырность. По зрелому размышлению, никто здесь не был виноват, и благо, что в их семье имелся еще один ребёнок – младший братишка, ныне учитель математики в гимназии, обласкиваемый «предками» до сей поры. Если привязывать воспоминания к текущему моменту, то, похоже, что в психике папы, и гораздо быстрее капитулировавшей мамы, характер упитанного тогда мальчика Андрея оставил такой же след, как гусеницы его сегодняшнего горе-батальона. Как еще получалось назвать нынешнюю структурную единицу? Он не пропутешествовал еще и половины намеченного пути, а потерял более двух третей покинувших КПП танков. Если бы была война…
В принципе, сейчас и происходила война. Однако она по-прежнему существовала только в убежденности самого командира тающего на глазах батальона. Не было ни бомбардировок с воздуха, ни ракетных обстрелов, ни хотя бы взрывов и пламени исходящих пеплом городов на горизонте. Танки просто ломались сами по себе. В настоящей тотальной катастрофе техников взводов и рот сейчас бы метелили сапожищами всей казармой. Сыпались самые разнообразные системы: трансмиссии, двигатели, топливопроводы, однажды даже, за просто так, развалилась на ходу гусеница. Это было прямо-таки колдовство. Может, танки и правда стоит освящать попами при сходе с конвейера, как ныне делают в отношении кораблей? Или надо было всего лишь один-два раза провести вот такой вот, или похожий, но настоящий бросок? Древний помещик Суворов был прав на счет своих простых высказываний в «Науке побеждать».
Короче, в настоящий момент у Шмалько сохранилось всего одиннадцать Т-64БВ. Стоило ли с такими силами продолжать движение вперед? Однако и десяток танков – это сила. Ведь в конце-концов, если в Донецке высадились с неба какие-то банды, неужели они приволокли с собой тяжелые танки в достаточном количестве? Как там выразился дружище Игорь Пасечник? «Возможно, там даже чеченские боевики». Неужели у горцев будут на вооружении танки? Хотя вроде и в первой, и даже в последней на нынешнем этапе войне в Чечне они вообще-то наличествовали. Но в любом случае одиннадцать Т-64БВ это… Правда, с учетом почти сотни километров трассы впереди и опыта поломок не стоило… Но вдруг статистический отсев в плане само-поломок уже просеял ряды и все остальные машины дойдут до места с иголочки? Шмалько не был идеалистом, тем более теперь, понабравшись опыта. Жалко будет с таким опытом загреметь под трибунал и отсидеть взаперти с урками до возраста пригодного только для каллиграфии мемуаров.
Он снова глянул на остановившуюся на пару минут колонну. В десятый раз охватил взглядом всех железных монстров одновременно. Уже не требовалось тратить время на подсчет, но он все-таки медленно сделал это. Чуда не произошло – танков не прибавилось. Он пронаблюдал оставшийся позади сегмент трассы. Оттуда тоже не отсвечивали угластостью обвешанных динамической защитой башен догоняющие, волшебно само-починившиеся «шестьдесятчетверки». Значит, и на дальних подступах волшебство тоже не сдюжило. Однако и погоня не проглядывалась, и следовательно злые и добрые волшебники нейтрализовали друг дружку. Теперь, пользуя Бритву Оккама, получалось отбросить прочь и тех и других.
– По машинам! – гаркнул Шмалько.
И стоящий рядом заместитель Мотин вздернул красным флажком.
…Суда уйдут, порадуют глаза,
А слитным шумом весел перепонки
Ушей. Но кто может узнать,
В какую бухту развернут их снова
Начальники? По суше далеко —
Куда угодно – долго и пешком, а по морю?
Все рядом. Ну, а войско – оно одно,
Все тут при Марафоне.
Иль может все же совпаденье здесь?
Не озаренье свыше? Трусость в силе?
Боится нападать, подмоги ждет
Из Спарты – обещали
Прислать…
Четвертая власть:
«…привела к сбоям мобильной связи с некоторыми местностями. Как утверждают ученые, столь мощной вспышки на Солнце не наблюдалось очень давно. Да, к сожалению, мы все еще зависим от стихии, а техника порой очень чувствительна к таким вещам. Однако в ближайшее время спутниковая связь будет восстановлена…»
И все-таки какое-то волшебство ощущалось. И уж непонятно было хорошее или дурное. Теория Эйнштейна явно имеет куда более общий смысл. Ведь с одной стороны, лучшим волшебством сейчас, в отношении глобальной сути, стало бы превращение невиданной еще воочию войны в дурную, пьяную шутку капитана-особиста Пасечника. За такое, пожалуй… Однако в тюрягу все-таки не хотелось. Так что, относительно тайных желаний Шмалько, все как раз настраивалось в положительном плане. Ведь они начали получать сигналы оттуда, с местности на которой что-то происходило, и если это была не война, то… Но что еще это могло быть? Эпидемия из фантастических фильмов, с блокадой провинившегося по вирусным параметрам города? Поток машин непосредственно со стороны Донецка был много меньше того, что двигался в параллель растаявшему батальону. С натяжкой, но можно было предположить, что непосредственно из Донецка во встречном потоке транспорта не наличествовало вообще никого, ведь Шмалько не имел ни возможности, ни времени допрашивать всех встречных: «кто? откуда?» Трасса соединяла кучу городов, а Донбасс это самое плотное, в плане демографии, образование Украины. Народу в нем больше, чем в столичной Киевской области. Потому, встречные легковушки и грузовики могли быть откуда угодно. В конце-концов, кто им мешал вообще предварительно обогнуть априорно оккупированный центр области? Но конечно до определенного момента все это являлось лишь предположением, основанным на предварительном допущении-привязке.
Однако двадцать минут назад они получили неожиданное подтверждение. Это случилось очень вовремя, ибо майор Шмалько уже давненько ощущал себя в роли Колумба, с ужасом наблюдающего, как на вверенных кораблях назревает бунт против дальнейшего движения на запад. Сходство усиливалось тем, что и сейчас они перемещались в ту же сторону. Кстати, может, именно поэтому их до сей поры не нагнало командование дивизии? Ведь по весьма витиевато обсуждаемых ныне на командных совещаниях задачах, в случае часа «Х» – ну, эдакой гипотетической войны неизвестно с кем, ибо Украина, – понятно коню – придерживается мирного существования со всеми народами, а уж с соседями в «пэршу чэргу» – дивизия должна была все же почему-то разворачивать вектор выдвижения на восток. Может, штабисты-преследователи, опросив оставшихся в боксах, у еще до выезда поломавшихся танков, офицеров, а так же у все еще не пришедших в себя после шока опорожнения вверенного хозяйства прапоров-кладовщиков НЗ, и узнав про намерение «свихнувшегося» командира батальона развернуться в боевой порядок, решили, что он по негласно подразумеваемой инструкции, выдвинул колонну против России? Сейчас было даже весело представить этот воистину сумасшедший новый блицкриг, начатый уже не с польского плацдарма, а сразу в Ростовскую область. Пожалуй, покуда бы русские, по своей природной привычке долго-долго запрягать, очухались, удалось бы смять пару-тройку оплотов нервирующей оба народа таможни. Так что, может, его танки, вопреки очевидности меток движения, ловят сейчас на границе, или уже в России? Ибо в самом-то деле, зачем отправившемуся в настоящий бой Т-64БВ придерживаться дорог и проходить таможню? Имея широкую гусеницу и высокий клиренс он способен… Сейчас было не время читать самому себе лекции о танковых ТТХ.
Значит, двадцать минут назад – к сожалению, в результате очередного ЧП – танкисты-путешественники получили подтверждение подозрительной убежденности Шмалько. В данном чрезвычайном происшествии танки батальона были вообще-то не виновны. «Жигуль» врезался в колонну самостоятельно, со встречной. Главное, врезался не в передовой танк, что стало бы логичней, а пятый по счету. Бросило его на колонну абсолютно неожиданно. С нервишками у водителя было явно не слишком в норме. Жертв, слава богу, не случилось. И кстати, сразу же тормознувший колонну Шмалько, был намерен продолжать движение и далее в любом случае, даже в случае трупов: сейчас было совсем не время дожидаться гаишников с рулеткой и протоколом. Тем не менее, требовалось все-таки глянуть, что там и как.
Передняя боковина «девятки» была всмятку. Благо жена (предположительно жена) успела прижаться к мужу-водителю, и ее не пришибло выгнувшейся панелью и вплющенной в нутро дверцей. К моменту подхода Шмалько, офицеры уже помогли пассажирам выбраться. К ужасу – точнее, теперь уже к облегчению Шмалько – там имелись еще и двое детей.
– Что, танки не видите? – без толку, с досадой спросил майор, лишь бы не молчать. Он совсем не ждал ответа, предполагал, что водила в шоке. Но тот неожиданно и очень активно отозвался.
– О господи! Конечно, вижу. И как я рад вас видеть, товарищи! Как рад.
– Шок? – покосился на старшего лейтенанта Вожика Шмалько, как будто тот был врач.
– У вас бы тоже, офицер, был шок, – глянул на него пассажир. Левой рукой он держал поданный кем-то платок, потому как с подбородка капала кровь – что-то он там рассек при ударе. Правая рука подозрительно болталась: про себя Шмалько предположил – перелом.
– Конечно, был бы, – ответил Шмалько. – Надо же додуматься, врезать в танк со встречной. Перепили с вечера что ли?
– В Донецке сейчас не до пьянок, товарищ майор, – почему-то очень громко произнес пострадавший. – Там…
– Как мы рады вас видеть! – неожиданно подала голос жена. – Как рады! – она была в слезах.
– С чего бы? – хмыкнул старлей Вожик, но Шмалько тут же на него цыкнул, ибо вдруг почувствовал облегчение – тут были живые свидетели, а не голос из телефона.
– Дяденька, вы их всех убьете? – совсем серьезно, по-взрослому спросила девочка лет десяти.
– Кого? – вытаращился майор Мотин.
– Их. Врагов, – пояснила девочка.
– Они на наших глазах убили милиционера и еще многих, прямо из автоматов, – растолковала женщина. На ней самой не имелось ни одной царапины.
– Где? – спросил Шмалько, холодея.
– Как, где? – вскинулась женщина, все еще обнимающая маленького, примерно пятилетнего мальчика. – В Донецке! Ведь вы разве не туда? И где вы были раньше? Где вы все были раньше?
– А много их там?… Ну, этих? – спросил майор?
– Не знаю, – покачал головой водитель. – Мы только нескольких видели, и еще несколько машин. Бронированных. Таких, ну вы-то знаете, как в фильмах американских. И откуда они у этих чеченцев.
– Они чеченцы?
– Да, сразу видно, «азеры», – кивнул водитель. – А вы что, не в курсе? Вы до сих пор не в курсе?
– Да нет, мы…
– Они уже больше суток там убивают, насилуют, а вы…
– Успокойтесь, – поднял руку Шмалько. – Мы именно туда и следуем, мы их…
– Что-то вас немного, – окинул взглядом колонну водитель. – Или с других мест тоже… А где самолеты? Где пушки и…
– Вы выбрались из самого города? – перебил Шмалько. – Просто выехать? – Он конечно имел в виду «въехать».
– Нет, все главные трассы эти чечены сразу перекрыли, а сейчас может и…
– Знаете, – перебила жена, – мы нашли… ну, попались нам… две машины. Совсем сгоревшие. А там… – она покосилась на детей и замолчала.
– Наверно снарядом влупили, – сказал водитель, зачем-то в сердцах выкидывая не слишком грязный платок. – Руки, ноги, все разнесло вокруг.
– Мы боялись, что нас тоже, когда пересечем какую-то границу… – объяснила жена.
– Вы там танки видели? – спросил Шмалько.
– Я? Нет. Но ведь из чего-то они… Хотя, вдруг, пушкой? Или там… А, вертолет! Могли ведь и с вертолета, да, товарищ майор?
«Вертолет – это плохо», – подумал Шмалько.
– Ладно, – сказал он завершая. – Все живы, слава богу. Вы ведь сами врезались, так? Мы, пожалуй…
– Да, товарищи офицеры, конечно, – закивал водитель. – Давайте! Врежьте, им как следует.
– Постараемся, – уверил командир батальона. – Да, еще! Вы не знаете, они прибыли в самолетах? В смысле, они орудуют с аэродрома Донецк?
– Не знаем мы, – виновато пожала плечами женщина. – С Заперевальной мы, далеко от…
– Другой край от аэродрома, – пояснил муж.
– Я знаю, знаю, – отмахнулся Шмалько.
– Знаете? – переспросил мужчина, и глаза его почему-то изменили цвет с зеленоватого на голубой. – Вы там…
Шмалько было уже некогда.
– По машинам! – скомандовал он несколько охрипшим голосом. А заместитель Алексей Мотин тут же дублировал команду флажками. В столь маленьком остатке подразделения это было, наверное, лишнее.
…Поймешь их греков как?
То горло режут, деревеньки жгут
Друг другу каждый год по эстафете,
А тут – подмогу шлют, и, кстати, очень спешно.
Но все же, не дурак —
Закрыл лучший проход
К подъему годный, в этой крутизне,
Для конницы. И даже если войско
Пойдет по берегу, болотом напрямик,
Что б город сокрушить лихим наскоком,
Ударить может в тыл, иль фланг снести,
А сам огородился —
Растительность порублена в навал
И скалы – каменистый бурелом —
Подпорка с флангов…
Похоже, последние пятнадцать минут сравнялись, и даже превзошли, по эффективности обучения всю предыдущую танковую службу экипажа «75-го». После позиции ПТУРС-а, Т-64БВ сумел превратить в дымящуюся консервную банку снова появившуюся в поле видимости БТР-80. Правда, сделал он это почти последним снарядом, так что удача вскоре должна была иссякнуть, ибо ныне в резерве осталось всего-то два подкалиберных. Кроме того, теперь внезапно выяснилось, что и за предыдущее везение в сокрушении агрессора все же было плачено весьма солидно. Удача всегда берет свою мзду, если и не с тебя лично, то с кого-нибудь другого: молись дабы не с близкого. Сейчас квитанция в получении счета пришла в танковую кабину посредством древнего русского изобретения – радиосвязи.
– Пальма «семь-пять», я – Пальма «один-пять», прием.
Майор Шмалько подкрутил настройку передатчика.
– Пальма «один-пять», я Пальма «семь-пять». Где вы находитесь? Я Пальма «семь-пять», прием.
– Пальма «семь-пять», я – Пальма «один-пять». Мы починились. Две единицы. Движемся в указанный вами сектор. Вернее… Я – Пальма «один-пять», прием.
– Пальма «один-пять», я Пальма «семь-пять». Понял. Починились. Две единицы. Что у вас еще? Докладывайте быстрее. Очень сильные помехи. К тому же…
– Пальма «семь-пять», я – Пальма «один-пять». Мы подверглись атаке. Находимся под обстрелом боевого вертолета. Как поняли? Я – Пальма «один-пять», прием.
«Вот оно, – констатировал майор Шмалько. – Вот они эти вертолеты. Точнее…»
– Пальма «один-пять», я Пальма «семь-пять». Какой тип? Тип атакующей машины? Можете…
– Пальма «семь-пять», я – Пальма «один-пять». «Ирокез». Явно «У-Аш-один» – «Ирокез». Я – Пальма «один-пять», прием.
«Здрасьте, прихали, – сказал себе майор Шмалько. – Седая древность Вьетнама. Доперестраивались, козлы. Доразоружались. Вьетнам пришел сюда».
– Пальма «один-пять», я Пальма «семь-пять», – сказал он в гарнитуру. – Понял вас. Держитесь там. Увеличьте скорость. Действуйте решительней, Алексей. Пальма «семь-пять», прием.
– Пальма «семь-пять», я – Пальма «один-пять». Пытались отогнать его НСВТ, но… Короче, он вначале работал пулеметами, но сейчас ушел вдаль. Может… Точно! ПТУРС-ы, мать твою! Или может все-таки НУРС-ы?
– Пальма «один-пять», я Пальма «семь-пять». Понял вас. Не отвлекаю пока.
Шмалько отключил передачу, и оставил работу радиостанции исключительно на прием. Не хватало, чтобы Р-173 задавили помехами. Он и так заметил, что в процессе диалога интенсивность радио-фона начала скачкообразно нарастать.
– Что там, пан майор? – спросил по внутренней связи Ладыженский. – Наши починились? – Он явно из-за шума не слышал самого главного. – Хоть бы быстрее сюда дошли. А то снарядов… Сами ж видите. Да и в ПКТ тоже…
– Помехами давят суки, – сказал Шмалько. – А ведь «глушилка» у них находится где-то здесь, так ведь, Ладыженский? Здесь они высадились, значит здесь и главная база. Раздавить бы ее на фик. Остальным бы потом куда проще было.
– А что, можно эту радио-штуку по звуку найти, что ли? – спросил Ладыженский. Уровень образования сегодняшнего поколения выпускников был мягко говоря…
– У нас нет такого оборудованья, Ладыженский, – пояснил майор. – Так, я наверх. Наши там какие-то вертолеты наблюдали. Буду бдить.
– Осторожно там, пан майор, чтоб не подстрелили, – озаботился подчиненный.
– И цели поищу, заодно, – разъяснил Шмалько уже сверху. – Надо ж нам наши подкалиберки куда-то уложить.
Но это он, похоже, размечтался. Потому как не успел он выдать механику очередные ориентиры на движение: «Ну-ка, Громов, давай-ка обойдем это зданьице с левого боку», как в небе действительно реализовался геликоптер «Ирокез». Может быть, тот же самый, что досаждал или уже… – не хотелось верить – группе майора Мотина.
– Ну, здравствуй древность человеческой технологии, – сказал Шмалько. – Фирма «Белл» собственной персоной. Куда от вас денешься – шестнадцать тысяч наштамповали. Конечно, братья-вьетнамцы не могли переколошматить всех – патронов не хватало.
Руки его в это время уже работали. Он ощупывал башенный НСВТ на предмет запаса своих собственных двенадцати-с-мелочью-миллиметровых. В отношении быстрой подвижной цели их было до жути мало.
…Местности рельеф
Использовать с умом большое дело,
Иль может то инстинкт? И та же трусость?
Но даже если трусость, то с мозгами —
Не взять фалангу в клещи из коней
Теперь. И шахматы, индийская игра,
Не помогают – случай нетипичный.
А время тикает, из Спарты легион
Бредет сюда, ускоренным броском.
И говорят, ребятки с этой Спарты
Покруче будут местных мужичков,
Что на холме. У них отбор —
Селекция научной медицины.
Младенцев хилых, вроде бы, они
Со скал бросают в пропасть, и при том
Отец присутствует, обязан быть по чину…
Четвертая власть:
«…последние дни Донбасс бурлит от негодования по поводу происходящих в Киеве событий. Только в областном центре анти-натовский митинг собрал около пятидесяти тысяч человек. Снова на площади Ленина в Донецке стоят палатки. Тоже происходит и по другим крупным городам области. Донбасс требует всеукраинского референдума по поводу вступления или не вступления в военный блок…»
Теперь они чувствовали себя попросту голыми. Понятное дело. Или тебе окружают, досаждая угластостью и давя гиподинамией, сорок две тонны слоеного железа, или, как сейчас, лишь потная, прилипающая одежда, свежий ветерок в лицо, и чёрные «берцы»: ищут, и тут же теряют в новом поиске, твердую оболочку Земли. Свой «75-й» они попросту предали. Бросили с распахнутыми люками прямо на вражеской территории. Или не совсем на вражеской. Потому как перед бегством Шмалько сообразил, где тут край аэродромной территории, и велел Громову раскатать танком забор из бетонных плит. Логичней было потратить время на слом препятствия, которое иначе пришлось бы преодолевать в полной амуниции, тратя несколько секунд; слишком длинных супротив работающего в повышенном темпе шестиствольного пулемета.
И конечно поначалу, до втягивания в беговой темп, мучили сомнения. Геройство смотренных ранее американских боевиков вообще-то призывало потягаться с их же летающей продукцией в меткости попаданий. Пулемет и броня против пулемета и подвижности – это же будет так честно! Вполне может быть, что если бы не предварительный разговор с заместителем Мотиным, Шмалько бы решился. Получается, своим не увиденным командиром батальона, но рельефно представимым воображением, боем, майор Алексей Мотин спасал его теперь. Сделал все на редкость по уставу, защищая собой командира. У них там было два танка и следовательно два НСВТ. И куча патронов, поскольку до другого противника они не успели – однако…
Конечно, по зрелому, плохо доступному в быстром беге, размышлению, «Ирокез» наверняка был на аэродроме не в единственном числе. К несчастью, или может быть уже к счастью, все сомнения быстро рассеялись. Когда позади разразилась непривычная какофония, майор Шмалько обернулся.
Их Т-64БВ обиженно и шумно умирал под пуле-снарядным смерчем. Вначале грудами рвалась последняя линия обороны – динамическая защита, затем танк начал визжать – двенадцати и более миллиметровые сердечники рикошетировали от брони. Майор представил себя на этой броне, под этим ливнем. Он споткнулся, наверняка бы упал, если бы породнившийся с ним за этот час экипаж не подхватил. Требовалось сматываться, покуда было время. Не верилось, что те, в UH-1, не наблюдали их бегства. Или, может, оттуда сверху обзор был непредставимо шире, и другие события отвлекали? В конце-концов, их танк растребушил целый муравейник. Мало ли, сколько народу суетились теперь на территории аэропорта.
Но надеяться на чудеса совершенно не стоило. Если они и были, то уж сейчас все вышли. Им требовалось побыстрее затеряться в скопище городских предместий. Не дать возможности вертолетчикам довести свое искусство стрельбы до окончательного совершенства, отработав еще и по двуногим мишеням. Воистину правильно, что когда-то в училище курсанта Шмалько заставляли много и долго бегать. Они, молокососы в погонах, еще ворчали, что, мол, лучше бы поучили чему-то стоящему, допустим, конг-фу с карате.
Какой толк был бы сейчас от боевой стойки «кошка» или даже от лихого удара «йоко-гери-ка-суми»?
…Так что альтернатива есть одна,
Точнее две: бить греков по частям,
Иль сматывать удила, и бойцов,
Родных, а значит даже тех,
Что на холме,
Беречь для будущего размноженья,
Иль войн других, не греческих. Что делать?
Как быть? Или не быть?
Отдать победу этому отребью? Крестьянам,
Фермерам и прочей шалупени,
Иль счастья попытать в бою?
И что сказать царю? вот в чем вопрос…
Почему-то, эти разбросанные по местности тяжелые сложные железяки ныне считались древней рухлядью. Может, сие произошло не «почему-то», а просто «по чьему-то» мнению? Ибо если подойти и обсудить проблему без административно-силового давления, то, наверное, мнения бы очень многих специалистов разделились бы; и может даже не поровну. Ведь к проблеме можно подходить двояко. Можно превозносить достоинства, а можно подчеркивать и раздувать недостатки. Тоже ведь путь? Такой путь, или точнее, тупик, любят обхаживать критики прогресса. Эти чинуши наличествовали во всякие времена. «Чего это у братьев Райт полетело? Да и не полетело совсем – так, подпрыгнуло. Идиотская штуковина, совершенно ненужная. Вот имеется паровоз, и хватит. Пора уж призадуматься, остановиться». И здесь сейчас нечто сходное, но все-таки не совсем. Здесь эти чинуши переменили позицию. Ну что это за железяка? Она же совсем древняя, в шестидесятых разрабатывалась. Всем воплощенным идеям считай уж по полтиннику. Мы передовая страна, демократического выбора, мы уж почти в благостную Европу приняты, а тут такое посмешище. Да сейчас даже цели для сей штуковины другого уровня. Ну, а обслуживание? Это ж каменный век! Одно жидкостное топливо чего стоит. Так ведь еще окислитель! Между прочим (на ушко), экологически вредная дрянь. Смерть природе, убийство почвенного слоя и возможные акции всеми уважаемого общества «Гринпис». А размерчик? Тут же прямо гигантомания! Воплощенный в техническом решении порок всей системы тоталитаризма. А посмотрите, какая на холмике большущая штуковина! Не видно, не? Ну так, она ж покрашена под цвет местности. Тридцать шесть тонн железа. Ее только разобрать, да с места сдвинуть – двадцать четыре часа только лишь по нормативу. А так… Э-эх! А еще между прочим, учтите такую хитрую вещицу как многоканальность. Знаете, тут ее не наличествует вообще. То есть, всего одна цель в сопровождении, а уж коли собьют, тогда следующая. Но даст ли настоящий противник время для переноса огня? Короче, пора, пора на слом. А офицериков? Пристроим, пристроим как-нибудь. Он сколько в новом рыночно-магазинном хозяйстве охранников требуется. Народ-то у нас вороватый, вы же в курсе? А что раньше не воровали, так то потому, что в магазинах ничегошеньки и не было – сплошной социалистический дефицит.
Естественно, с точки зрения нормального рационализма, вся эта аргументация не стоит выеденного яйца. Да, все верно. В данной конструкции применено жидкое топливо и окислитель. Кстати, только во второй – конечной ступени. Первая, как и положено в любой новизне – пороховой ускоритель – четыре штуки, на три с половиной секунды горения. И разумеется, твердое топливо, да еще, допустим, контейнерное хранилище и дегустация предполетных свойств без вскрытия мембраны – вещь изумительная. Но ведь данная штуковина уже имеется, а ту твердотопливную надобно покупать, или разрабатывать. Что кстати, в связи с обязаловкой деиндустриализации перед вступлением в клан европейцев, уже никак не получится. Разучились! И конечно, какая-нибудь новомодная фазированная антенная решетка изначально превосходит обычную вертящуюся локационную станцию. Но разве сейчас этих самых ФАР уже имеется достаточное количество? Их, между прочим, за валюту следует покупать, а нефти у нас за годы «самостийности» все как-то не накопали. К тому же, тут кто-то крякал о многоканальности. Внимание, передаю привет от дедушек-бабушек! В далекой тоталитарщине шестидесятых все уже предусмотрено. Наличествует автоматизированная кабина управления и целераспределения. И тогда в максимуме, при пяти огневых дивизионах – пятиканальное воздействие по врагу. Ракетки, хоть и жидкостные, но сверхзвуковые. И бьем супостата пятерками с вероятностью 0,98. При расходе две ракеты на одну цель. Учитывая запас созданный на позиции и способность к автоматической перезарядке, получаем: данная группа дивизионов обязуется обработать – в плане перемолотить в мелкий лом – сорок пять целей. Вам мало? Но ведь наша группа не собирается воевать в одиночку со всем миром. Есть и другие системы, кои будут, где требуется, помогать.
О чем тут еще балакали? Ракета тяжела и громоздка? Разумеется, не «Стингер». Но ведь она поражает цели на сорок тысяч метров в высоту и на дальность двести пятьдесят с мелочью км. Кстати, относительно высоты. Не смотря на то, что с шестидесятых миновал геологический период, ни один реальный боевой самолет так высоко еще не забирался. И между прочим, о целях. Львиная доля летающей техники коя стоит на вооружении, все оттуда же, из шестидесятых. Есть кое-что поновее, но ведь и наше чудо совершенствовалось. Последний раз, как помниться, в восьмидесятых.
И главное, эта штуковина уже существует в реальности и боеготова, а наличествующих передовых комплексов с ФАР и твердотопливными, упрятанными в контейнеры ракетами никак не хватает прикрыть все возможные мишени для авиации. А, мы живем в другие, безопасные времена? Ну-ну.
Тут, разумеется, некоторые умники, спохватятся и вспомнят про самый козырный туз. А знаете, именно из этой расхваленной москальской штуковины завалили однажды мирный гражданский лайнер, летящий из передовой демократии под небом Палестины, зовущейся Израиль. И вот именно тогда, сложные железяки становятся древней и в окончательном случае ненужной рухлядью.
А значит через некоторое время, на всей территории страны остается только несколько комплексов противоздушной обороны С-200. Почему не разобран конкретно этот? Во-первых, он не считается стопроцентно боевым, ибо находится на территории номинально закрытого ныне полигона, а во-вторых, возможно, он оставлен для грядущих совместных учений с добрососедским блоком НАТО. Ведь надо же странам передовой демократии где-то и как-то учиться преодолевать аналогичные препятствия, все еще встречающиеся в неких азиатских территориях. Ведь рано или поздно, но предстоит вытравливать эту азиатчину с нежного европейского тела. Нельзя же, в самом деле, терпеть ее столько десятилетий кряду.
…У нас не демократия – царизм,
Пирамидальная шинковка по калибрам
Структуры управления страной.
Там, в кабинете ростом с целый дом,
Вельможа, развалившийся в коврах,
Не очень-то поймет про бурелом,
Непроходимый лошадью. На карте
Все плоско, гравитации разбег,
К тому ж примененный в пологом возвышенье
Противника, не очень и заметен,
Но зато,
Он сильно ощутим для головы,
Которая покоится на шее,
Не столь уверенно,
А значит, без потерь,
Причем довольно крупных
Для страховки,
Достойно объяснить никак нельзя
Причину поражения…
Каково? Каково это, когда тебя внезапно выдергивают с устойчивости? Когда совсем неожиданно отрывают от любимой работы, коей ты всегда и всецело отдаешься без остатка? Так отдаешься, что просто некогда расслабиться, некогда прильнуть к кальяну, вдохнуть. Да просто выспаться, и то некогда. Тем более, работенка-то столь специфична, что именно ночь-то и крадет без остатка. И если разобраться, то это все куда больше чем работа. Это попросту дело, большое интересное дело. Бизнес! И вот каково это – вдруг, совершенно без предупреждения, берут под рученьки: «Исхан Хаккин ваша фамилия-имя? За нами пройдемте, пожалуйста!» Что? как? почему? Никаких прямых пояснений, ответов. Только уклончиво так: «Нет, нет, не в полицию. В другое ведомство». Что еще за ведомство? Налоговое управление? Ничего не ясно. И лихорадочно так вспоминаешь, где последнее время засветился. С иностранками? Так вроде не поступало новых последнее время. Может, кто сбежал из старых? Так кажется, на месте все. Или уже не на месте? Так что их пересчитывать каждую минуту? И вообще, утром были все в наличии, и новые и старые, и даже престарые. Короче, полная непонятка.
Ведут, в машину сажают. Рыпнуться бы куда-нибудь, хоть на квартал оторваться, позвонить кому-то из «паши», предупредить о беспределе. «А адвокату можно?» Смеются, плечиками подпирают, по обе стороны двери машинные блокируют. Чего нельзя-то, разве мы не граничащая с Европой страна? Но вслух как-то неудобно произнести. Спешно тасуются в голове лица недавних клиентов, в диапазоне хотя бы недель двух. Вроде ж не было скандальных. Да и обиженных, вроде. А если кто сам почему-то не справился, так кто ж, понимаешь, виноват? И вообще, если были стычки – да и не стычки вообще, а так, пару слов и отваливает – так то с совсем несерьезными, не «беями», и уж, тем паче, не «паши». Последних он всегда за три перекрестка видит, даже через затемненное стекло; не успеет дверка открыться, уже кланяется, придерживает. Бизнес на этом держится. Да и не зазорно перед «паши». Сам когда-нибудь, как дело разовьется, расцветет, будешь «паши». Может, тогда и отоспишься? Или наоборот?
Ладно, то все мечты, а машинка-то куда-то рулит и никто ничего не поясняет. Сейчас вывезут за город и разберут на запчасти. Ведь есть такой бизнес, еще более крутой, чем у него, – продажа органов. Вдруг? Да, но чем он особо ценен? Неужели нельзя найти кого попроще? Да он сам бы кого-нибудь, в смысле, какую-нибудь предоставил. Только намекните! Уж как-нибудь ущерб бы компенсировал. В конце-концов опять решается – разбитным таким манером, дабы не заподозрили, что в панике, и штаны полны до краев – поинтересоваться по новой: «Мы куда, все ж, уважаемые беи?» Но смеются опять, шутят так своеобразно: «В армию, дорогой бей». «В армию?», – он оценивает юмор. «А в армию, хитрец бей! А что, у нас разве солдатиков не хватает?» Смеются, плечиками тугими жмут, аж в на заднем сиденье совсем тесно становится. «Скоро уж», – говорят. Он совсем в недоумении. Снова перебирается в покуда целой (может и не надолго) черепушке недавняя клиентура. Но ведь, правда, все довольны оставались. Это ж сразу видно по всем параметрам. У Исхана глаз наметанный.
Тут, наконец, подвозят. Нет, ни к какому ни к учреждению-зданию. Стоит, двери нараспашку другой «форд», причем зеленого (!) цвета. Пока у Исхана от удивления рот тоже нараспашку, два дюжих молодчика передают его под локотки двум таким же дюжим сержантам. Взаимные кивки, и вот первый «форд» уже растворяется в потоке. Исхан Хаккин снова на заднем сиденье, только эти военные уже не улыбаются, а на его вопрос: «Что такое, почему?», свысока так посмотрели и молчок. Только на пятый раз, тот, что слева, все ж дернул веком, как от тика, да как гахнет локотком в солнечное сплетение: «Сиди смирно, Сопля! В армии вопросы задают исключительно старшие по званию». Исхан сам, вроде, умеет и локотками, и другими способами, но тут перевес явно не на его стороне. Он молча, умело, восстанавливает дыхалочку. Но не получается, тот, что посиживает с другого боку, видимо, для уравновешивания мира, тоже тычет локотком, но дает пояснения: «Уклонялся, собака? Сколько лет „косил“?» Дело дрянь: тут могут и забить.
На призывном пункте суета, но его пропускают, в смысле, проводят, без всякой очереди. Всякие молокососы с вещичками смотрят вокруг затравлено, а дорогу уступают сходу, жмутся к стеночкам.
– Исхан Хаккин? – потом адрес, то сё. Это уже в чистеньком кабинете с двумя вентиляторами, один на сейфе сверху, другой на штативе возле стола – оба, понятно, направлены не на Исхана.
Аллах неистощим на чудеса и проказы. Его дело – не то что не очень полная, а совсем тонюсенькая, и подозрительно новая папка – уже открыта. Там фото, как положено, и вообще-то можно даже не спрашивать, кто – и так видно. Но Исхан отвечает: под грудной клеткой точно будет синяк.
– А куда меня? – после еще нескольких вопросов, решает спросить Исхан, тем более что из двух сержантов сопровождения в комнате, сзади всего один.
Вообще-то он имел в виду другое, но офицер, с вихрящимися под встречными потоками ветра явно свыше меры длинными от уставных волосами, понимает по-своему:
– В пехоту, конечно. А ты что, разве танкист, или вертолетчик? Что-то по твоей карточке учета не наблюдается. И ловкий же бестия, – это уже для стоячей глыбы – сержанта сзади, – смотри, сколько лет уклонялся, волынил. Наверное, жандармов подкармливал.
– Так вроде ж, я уже по возрасту… – вставляет Исхан.
– У нас в Турции, рекрут, комплектование по призыву. Не знал? Каждый мужчина, если он мужчина, обязан отслужить.
– Э-э… А сколько? – спрашивает Исхан.
– Восемнадцать месяцев, – почти любезно поясняет офицер.
– Восемнадцать месяцев! – не в шутку ужасается Исхан. – Так у меня ж дело! Бизнес! Э-э не…
– Рот заткни, гниль морская, – зловеще негромко говорят из-за спины, с нависающей над сидящим позиции. Эвфемизм весьма странный, совсем вроде не к месту. Или это эпитафия когда-тошнему гражданскому приволью?
…Правда, это —
Уже перестраховка. Кто поверит,
Что этот сброд, торчащий промеж скал,
Способен будет выдержать атаку
Направленную в лоб? Под градом стрел
Он дрогнет и помчится,
Бросая снаряжение, обоз,
А так же раненых, с убитыми на пару,
Назад в Афины так, что сорок две,
Что с мелочью километровых меток,
Преодолеет без труда, с рекордом,
Чем удивит в последствие века,
На все тысячелетия подряд
Заняв первое место по секундам…
Когда-то в большой, ныне легендарной только в плане негатива, стране – Советском Союзе, неврастенические правители которого спали и видели как бы быстрее превратить окружающий мир в неугасимое ядерное пепелище, наличествовало целых три полигона для зенитно-ракетной техники. Как-то они тут поскромничали, видимо в связи с издержками. Ибо действительно, если главное дело армии наподдать врагу по полной, то на кой черт ей еще и обороняться? То ли дело, основной и отдельный вид вооруженных сил – Войска Стратегического Назначения! Не требуются им никакие полигоны. Точнее полигонов у них в просторах родной страны видимо-невидимо. Однако те полигоны не просят никакого особого оборудования и обустройства. Посмотрел маршал в карту масштаба 1 к 20 миллионов – нет мегаполисов. Открыл карту масштабности 1 к 2-м миллионам – опять нету городов. Достал из сейфа карту 1 к 500 тысяч, надел очки – неточки больших населенных пунктов. Поднял телефон, потребовал карту 1 к 100 тысячам – оп-па-па! – опять нету поселков городского типа. Распечатал следующую – 1 к 10 тысяч – ни деревни, ни хрена. А уж 1 к 5 тысяч развернул по полу – ни единого хуторка, или хоть заселенного сарайчика. Над аэрофотосъемочной простыней лупой пепелящей повел как лазером – ничего нет. Только елки горделиво прут в стратосферные выси, углекислоту из-за зелёности круглый год переваривая. Поднял еще одну телефонную трубину: «Так мол и так, создан для дела защиты Отечества новый, с иголочки (кедро-шишечной), полигон!» «Опробовать!» – повелевают оттуда. «Так точно! Есть!» – кивает маршал, у коего на погонах звезда размера что поставь, что положи. Утихомирил одну трубочку, брякнул по другой: «Соедините-ка меня… Ага, эдакий сякой, готовь тебе полигон. Давай уж, заре навстречу!» «А всегда готов!» – скажет где-то «N-ске» генерал, у коего на каждом погоне звезда со звездою говорит, и даже краешками лучиков кое-где уж соприкасается от малости пространства.
И гукнет под другим «N-ском» Саратовской области, откинутся пиропатроном крышечки и взовьются ввысь быстроногие «эс-эс-ы» всяких марок. Пройдут они без помарок ионосферы и все прочие сферы по баллистическим, да как шмякнут туда куда веле… А это мы сейчас вот проверим. Мясорубит воздух над соснами некий премудрый «Ту» с великофокусной фотокамерой. И?… Нет, тут вам не антинародный царский режим! Не ждите Подкаменно-Тунгусской бесхозяйственности, с разбазариванием народного добра. Только две срубленные ёлки-палки упали, как раз нужно-спланированные, в пределах квадрататуры круга ста на сто километров круго-вероятного отклонения. Кому что ясно-непонятно?
Кому-то не очень. И вообще, пусть и две елки, но задарма не в лесосплав срублены. Есть ли это правильно-верно по-ленински, и как Ильич нынешний зачитал? Не есть, ни как не есть! Подать снова маршала широзвездного, а лучше даже адмирала широ-штано-полосного, обгорелого шеей в вечном дне Нептуна в экваториальном патрулировании. Звякнет старинным звоном над лучшим вертолетоносцем мира «Москва» колокол, раздобытый где-то в тихоокеанском походе, с отлитой по кромке надписью – «Порт-Артур 1895». Смахнет звездастый адмирал с палубы всяческую мелочь «Кашек» 25-й марки, расстелится по ней мелкозернистая спутниковая фотокарта океана Индийского. «Вот тута – есть у нас какой островок? Есть! А вот тута? Нету? И без облачности тоже нету? Вот и ладушки. Шифруй дорогой. Координаты акватории: градус по широте – N, градус по долготе – тоже N. Плюс минус три-пять градусов туда-сюда на круговое вероятное».
И вот наблюдаем. Сверху из мезосфер-хромосфер сюда в гидросферу «плюх!» и еще «плюх!», и сразу много «плюхов», ибо есть теперь у нашенских «эс-эс таких-то» такая же как и у империалистов многоголовость орбитальных «автобусов». И оттуда, из скучающей дали больших московских звезд, что над Кремлем рубинеют, а так же на погонах чудо золоченой вышивки демонстрируют: «Как плюхи? Плюхнули? Там где надо было плюхнуть или?». И отсюдова, с этой экватороплавучей «Москвы»: «Никаких „или“! Где надобно, там и сделали „плюхи“. Служу Советскому Союзу! Ка-25 все заснял видел. А также все секретное количество прочих палубных „Ка“ все видели-слышали, и слух у пилотов проверен медкомиссией прямо тут перед вылетом». Понятно! В смысле, кому что снова ясно-непонятно? А, есть таковые некие…
Значит, думаете, что те «плюхи» и все, что есть внутри наших «эс-эс таких-то»? Конечно, сравнительно с будущим «плюхом» населенной когда-то станции «Мир» – это вовсе даже и не «плюх», а так – «плюшики». Ну что же, думаете, у нас там в мезосферах-за-стратосферах только такие плюхи живут? Щас, показнём вам Кракатау 1800-какого-то там! Вспомните, родную аризонскую дыру. Где у нас, что тут… Новая Земля? Карту 1 к… Что, даже сосенок, сосёночек нету? А где же…? Климат такой, что повымерзли? Ну, и не будет ущерба хозяйству. Всех «челюскинцев» предупредили! Вот и… Ого! Нет, ОГО-ГО! Теперь все поверили? Вот и ладно. Подать сюда швей-искусниц! Новые звезды, по боле тех прошленьких исшить к завтрему! Что?! А, выходной рабоче-крестьянский праздник?! Ну, тогда к после-празднику. Вот и договорились. Служу Советскому Союзу!
Короче, с полигонами для МБР всё предусмотрено. А вот с ПВО…
…Иль смежный вариант:
Устав, под стрелами врагов,
Терять пехоту, этот их мудрец,
Что царствует на холмике, и нынче
На голову из амфоры налил
Оливкового масла от ожогов, не выдержит,
Скомандует бросок. И тут
Все мужички, с пузцом гражданской жизни,
От силы метров двести пробежав,
Задохнутся, а главное, что строй,
Отнивелированный в статике стоянья,
Рассыплется, и параллель шеренг
Прорехами проестся. И тогда
Ударит снизу, медленно вздымаясь,
Волна пехоты с Азии…
Оказывается, армия это не только аккуратно вывешенные на стульчик генеральские и полковничьи кителя, как Исхан Хаккин думал ранее. Тут не так шикарно, но по-своему круто. Правда, это он понял попозже. Ведь вначале он был попросту в панике. Попросту напуган как девица, которую только что доставили с парохода, только что разлучили с подругами – в смысле, это она о них так думала – и коя почему-то рассчитывала на другой прием, даже другое занятие – это особо смешно – и на другие чаевые. А тут ее, понимаешь, сразу по полному циклу. Ох, любил Исхан Хаккин такие мгновения. Вот, кстати, на счет женского пола в армии оказалась тоска смертная. А ведь Исхан Хаккин привык, могли бы учесть его специфику. Но плачь тут, в пехоте (давешний офицерик с призывного пункта не наврал ни на йоту), не принимался вообще. Жаловаться тоже некому. Исхан Хаккин сделал несколько попыток, хотя уж после спешного призыва знал, что смысла никакого, только неприятности. Теоретически можно было поразрабатывать какие-то варианты бегства. Но, извините, куда? Его выловили вообще не по адресу, где он хоть как-то значился. То есть, выследили как полагается. Видимо, какая-то полицейская харя сдала за пол лиры. Вот же придурок, подошел бы к нему, как бей к бею, порешали б на счет скидочки, договорились. Нет же…
Один раз Исхана Хаккина даже побили. Не, не сильно, в его жизни, особенно в сопливой молодости, бывало много хуже. Побил сержант. Точнее, бил один сержант, а держали еще двое. Разделение обязанностей. Аллах милостив, ибо в бизнесе Исхана Хаккина тоже бывало держали двое, но потом всегда менялись, и иногда таким образом по нескольку раз. Столь приятные моменты былого часто скрашивали Исхану Хаккину тяжелые вечера, особенно, когда спать не разрешали, заставляли непонятно чего сторожить. Но ему-то как раз ничего, он привык трудиться ночь напролет. Вот как раз не прикемарить днем, вот такое было тяжко.
Зато что радовало, это как другие мучаются. Сопливым салагам было тяжко по-настоящему. Нет, кто поздоровше – попадались и такие – те хоть всякие полосы препятствий вытягивали не умирая, а кто послабже… Исхан Хаккин сам на той, явно изобретенной неверными, полосе, чуть не отправился на встречу с пророком Мухаммедом досрочно. Выжил с трудом. Да, оказывается, за последние годы он отрастил солидный животик. Но все равно, ой радовало, когда другие вокруг стонали. Некоторые салажата и в самом деле пускали слезу. Исхан Хаккин прямо таки возбуждался от созерцания, так сильно это напоминало былые прелести.
Но живот животом, а вышло, что на счет некоторых вещей он вполне на уровне. Все ж возраст, опыт жизни. Задобрить-то сержанта дорогого было нечем в материально-ощутимом плане, зато умелый словесный подход – тоже большое дело. Кроме того, руки у Исхана были крепки. Как-то для интереса, когда чуть освоился с местными порядками, побил одного салаженка. Но перестарался явно. Благо все же не травмировал. Тем не менее, кто-то настучал – как иначе. Вот тогда Исхана Хаккина чуток и побуцали. Зато давешний салаженок с тех пор обходил стороной, стал Исхана Хаккина бояться до жути. Исхан даже подумывал, а не поймать ли того салаженка в безлюдном месте и довершить процесс несколько в другом направлении. Однако, как на такое посмотрит ближайшее командование? Видимо, покуда стоило потерпеть с инстинктами. Было тяжко.
Потом дали оружие. В далекой гражданской жизни Исхан носил с собой небольшой «кольт», ну и ножик, понятно. Но ножик, то так, для бизнеса, иногда с новыми сотрудницами как бы проблемы, а тесак достаешь, и сразу все на мази. Аж противно, что быстро. А на счет «кольта» так. Большой конечно же внушительней, достанешь, так сразу уважение. Но его хуже прятать. Ну а здесь, а пехоте, выдали нечто тяжелое – М-14 поначалу. Великий пророк! Целых 7,62 миллиметра, вес 4 кг. Во натаскались, хотя в первые деньки выдавали без патрон. Учить ружейные приемы. Во тягомотина!
Потом стреляли. Исхан Хаккин, очень удивился. Он попал все в молоко. И второй раз, со ста метров, результат идентичный. Сержант не поверил своим глазам. Решил проревизировать, не сбит ли целик с мушкой: положил все в яблочко. Глянул на Исхана Хаккина как на совершеннейшее барахло. К вечеру тот уже ожидал зуботычину, даже разминал живот, дабы хоть как-то сгладить грядущие тычки. Но вот именно в тот вечер все и переменилось.
…Разгром
Для греков неминуем. Ну, а после
Преследованье, скальпы на ремень,
Иль в седла (если их уже
Изобрели). Похоже, Марафон
На этот раз не станет начинаньем
Последующих стайерских забегов —
Ведь лошади быстрей, к тому же стрелы…
И пленные в табун… Грядут проблемы
С их переправкой в Персию. Но ладно,
То не стратегов дело, а вот время
Не в нашу пользу – надо начинать…
С ПВО, понимаешь, есть своя специфика. Если «эс-эс-ы» где врыты, оттуда и пуляются, то с зенитно-ракетными комплексами так нельзя. Потому как в океаны индийские они не достреливают, в магнитосферы тоже не могут, потому все что выпуляли, то тут же в близости и возвернется, да еще с добавочным сколько-то там «G», в зависимости от высоты возврата. Так что же их тогда, надо…? Именно так! Надобно волочь туда, где никто не обитает. Можно и среди сосен-кедров. Хотя… Попробуем, кто против. Дело новое, перспективное, лишь бы за китайскую границу не залетали. У нас что тут, янковский «Бомарк-М», что на восемьсот км улепетывает? Так и тот с вооружения американцами снят. У нас не так далеко. Леса много, проволоки тоже не хило. Огородим, надпись «Не влезай – убьет!» с черепочком присовокупим и…
А вот нюанс, теперь что же, всем надо раз в год, или там раз в два, из землицы, бетона выкапываться и туда значит? Не, мы, товарищ маршал, добро-то народное, сберегательное и в облигациях, чтим. Мы там посадим специальных обученных бравых офицеров вместе с зенитно-ракетной утварью. А уж солдатиков им будут в эшелонах раз в неделю и все новых завозить. И офицериков необстрелянных туда же. А бравым инструкторам стрельб мы дадим только шариковые ручки со стержнями, фотопленку опломбированную и секретные учебники малотиражного выпуска, дабы только они все ведали, и могли со знанием дела всяких прибывших для экзаменов опросить и обучить, а кого и выпороть… Так прямо и…? Не, фигурально. У нас же не крепостное право? Оно ведь до нас еще отменено, и нами по новой не назначалось. И значит, для сбоя риски прицелов у буржуйских спутников, мы те места обучения назовем «учебный центр такой-то» и «сякой-то». Там прибывающие командированные будут не только в палатках проживать, но еще и ракеты с собой привозить. Кои тоже, в целях экономии народного состояния, дабы армия и флот в свои ежегодные семнадцать с половиной миллионов рубликов общих затрат, отоваренных съездом, укладывались, будем выбирать постарее, с ресурсом почти выработанным. Вот там ракеты, в смысле, привезенные «изделия № такие-то», будут на местные пусковые укладываться и в цели пуляться. А цели-то те будут тоже имитационные, но летучие, из похожих «изделий № эдаких» сотворены. – А вот если не попадут? – А вот если не попадут, товарищ маршал Советского Союза, коему служу, то тогда уж офицер-инструктор возьмет ручечку со стержнем и начертит в дневнике цифру «2», а дабы неповадно было… – Что, родителей вызовет? – Не, речь же не о солдатиках, о полковниках-майорах. Их тогда с должностей кувырк, ибо им извините и вагон-теплушку забесплатно путешествовать, и тебе палатку под звездами народную, и консерву в паек, и ракету свою собственную (это что шулеру со своими картами прибывать), а еще им и ракурс цели известен, и время почти точь-в-точь, ибо негоже технику без дела сутками напролет гонять в режиме наивысшей готовности, а они при этом в «молоко»! Да это же…
Вот так и порешим. Значит, сделаем два «учебных центра» в двух различных природных зонах. Одну, например, вот тут… Подать карту масштаба 1 к… Вот, под большим городом Читой, но не слишком близко. Пойдет? А еще один, так допустим… Сюда масштаб 1 к… Вот он, голубчик! Большой, желтый в окрасе Казахстан! В смысле, Казахская Советская Социалистическая Рес… – Служу Советскому Союзу! Ура! Ура! У… – Тут, значит, тоже огородим. Проволоку три, четыре, пять и более эшелонов подать! А надо вначале… Понятненько. Так, ЖД-войска, строиться! А вот возьмите-ка в руки шпалы, крепи и насыпи, и… ать-два… отсюда и сюда. Ну, и мосты-туннели по дороге тоже, значит… – Служу Советскому… – Вольно, приступайте. Устали уж вас лучшими «белобитетчиками» каждую весну-осень отоваривать.
…Они стояли. Сомкнуты щиты
И копья книзу за врагом следя
Направлены, как будто карабины,
Хотя до карабинов, и других
Чудес, им размножаться поколений сто,
А может, девяносто, но похоже
Сейчас – какое-то из будущих знамений
Вдруг снизошло. Хотя готов поспорить,
Там нострадамусы не очень-то водились,
А больше все крестьяне, от сохи —
Не от станков с программным управленьем —
Покрепче будут, да и нервов нить
Толщее, с палец, или что-то вроде,
Но здесь не буду я держать пари…
– Хайруллах-бей, вы конечно понимаете почему я хочу переговорить с вами наедине?
– Могу только догадываться, уважаемый Карабекир-паши.
– Именно ваши подразделения, генерал, будут находиться на самом пределе зоны действия нашей боевой авиации с аэродромов метрополии.
– Но ведь, вроде бы, мы собираемся обойтись без нее?
– Да, Хайруллах, на втором этапе мы планируем сосредоточить все действия ударных самолетов на Крыме. На вас сил просто может не хватить.
– Вы опасаетесь за первую фазу, Карабекир-паши, так я понял?
– Да, очень опасаюсь. Очень. Конечно, я верю нашим заокеанским союзникам, генерал Хайруллах. Они обещали помочь. Они очень уверены в своих новых «глушилках». Если Аллах повернется к нам ликом, то русская авиация будет выведена из игры надолго. Тогда мы успеем. И тогда вы успеете.
– Я верю в успех, Карабекир-паши.
– Не сомневаюсь, Хайруллах. Еще одна трудность вашей миссии, что в отличие от тех, кто будет действовать на полуострове, вы будете оперировать лишь на временно захваченной территории. Это, думаю, понятно. Мы никак не сможем взять под контроль эту местность навсегда. Никто, даже милые союзники, нам такое не позволят. И понятно почему. Украина – это их собственный трофей, большой трофей. Но и прихватить Крым, пусть и в закамуфлированном виде какой-нибудь Татарской Республики, а то и Ханства, тоже великолепно. Тогда наш туристский бизнес будет практически контролировать все южные курорты этого региона. Тем более с учетом непрекращающейся партизанской войны на границах Грузии, которой мы, кстати, тоже несколько подсобим, русские курорты Кавказа придут в окончательное запустение. Но то дела бизнесменов – не наши, Хайруллах-бей, – командующий всей ударной группировки маршал сухопутных войск Карабекир заговорчески подмигнул своему подчиненному.
Было понятно, что господа бизнесмены будут щедры и не забудут армейский героев, которые преподнесут им подарок на блюдечке. Что ж, дополнительный стимул, проходящий по другому, совсем не армейскому ведомству – это очень даже неплохо. Но вообще-то тут не имелось чего-то необычайного – в турецком общественном устройстве армия традиционно играла очень большую, ничем не заменимую роль.
– Что меня еще волнует, Хайруллах, да и вас, естественно, – маршал-сухопутчик закурил, – так то, что именно ваш фланг будет расположен ближе всего к русской границе. Мало ли… Вдруг эти неверные серьезно обидятся после нашей акции и… Конечно, союзники, да и прочие члены альянса, с которого мы номинально и по совпадению именно сейчас вышли, – Карабекир-бей снова подмигнул, – не оставят нас в беде. Но… Вы же сами понимаете, что между всяким решением и действием всегда наличествует некоторый зазор. Вот он-то меня и волнует. Успеют ли, в случае чего, вверенные вам силы убраться с дороги сходящихся наковален без потерь? По крайней мере без таких, кои обнулят выигрыш всей партии? Да и вообще, это никоим образом не должно выглядеть бегством. Плановый уход, вот как это обязано представляться.
– Я понимаю свою ответственность, Карабекир-паши, – кивнул командующий недавно тайно сформированным экспедиционным корпусом. – Мы постараемся управиться с порученными нам функциями как можно оперативнее. Надеюсь, транспортная авиация и флот нас не подведут.
– Многое будет зависеть от нас самих, генерал-майор Хайруллах. Мы уже обсуждали. Конечно, наши всегдашние заокеанские друзья, обеспечили нас новыми «Гэлэкси» по долгосрочном кредиту, да еще и дают некоторое количество просто взаймы. Тоже касается и флота. Однако учитывая наши собственные цели, кои не стоит разглашать даже союзникам, емкостей наших судов и самолетов может не хватить. Поэтому, Хайруллах-бей, вы сами должны будете добыть дополнительный транспорт на месте.
– Можно спросить, маршал? Вы до конца верите в эту невероятность по поводу нейтрализации армии и флота врага их же командованием?
– Скорее, политическими лидерами, – поправил начальник. – Хочется принять за истину, Хайруллах, ой хочется. Это сильно сэкономит нам силы и время. Последнего у нас особенно в обрез. Происходящее не удастся скрывать долго. Как только маскировать от мирового сообщества и прессы станет окончательно нельзя, в дело войдет следующий этап плана. Нам придется потесниться перед серьезными игроками.
– Так вы верите, что это не уловка, Карабекир-паша?
– Это никак не может являться уловкой, генерал Хайруллах. Все эти «оранжевые» – или какие там у них нынче? – лидеры на хорошем крючке Дядюшки Сэма. Им никак не сорваться. Они должны отрабатывать обещанное своим патронам. Но мы ведь с вами обсуждали, что подстраховаться требуется. Конечно, славянские армии – это такие аморфные, несамостоятельные структуры, не чета, к примеру, нам. Но шайтан их знает? Вдруг какие-нибудь командные цепи внезапно взъерепенятся? Вам даны общие инструкции, Хайруллах-бей. Они специально не подробны. Там, на месте, вам будет виднее, что и как. И я думаю, у вас будет некоторый зазор для развертывания, пока сдерживающие факторы – эти политические оковы, если использовать поэтическое сравнение, будут в силе. А уж там мощь пойдет на мощь. Но если вы будет уже десантированы, рекогносцированы, развернуты и готовы, то запросто расправитесь со всякими незапланированными акциями. Более того, вам вообще не нужно ждать этих акций. Как только накопятся достаточные силы, вы сами нанесете удары по опасным участкам.
– А наши союзники не будут против, Карабекир-паша?
– Вы что политик, генерал? Дела с союзниками пусть улаживают дипломаты. Ваше дело успешно воевать. Да и куда наши союзники денутся, если уж ступят в дерьмо вместе с нами? Им останется только прикрывать нас и далее, так ведь?
– Уверен, что так, уважаемый Карабекир-паша.
– Правильно, Хайруллах. И не разочаруйте меня, пожалуйста. Я в вас уверен на все сто. И Аллах будет с нами, генерал.
– Спасибо за напутствие, дорогой Карабекир-паша. Этот разговор разогнал во мне последние сомнения и вдохновил.
– Вот и хорошо, Хайруллах. Готовьтесь к большим делам.
И маршал с генерал-майором расстались. Дальше они собирались общаться только через шифрованную телефонную связь.
…Они стояли. Пот стекал с бровей —
Тогда обычно воевали днем,
Ведь не было прожекторов в запасе,
И даже спичек, что уж говорить
О всяких выкрутасах снаряженья
Пехоты на Фолклендских островах.
И так, вся сцена освещалась со звезды
Подвешенной в зенит иль где-то рядом
И в этом свете, спектром идентичным тому,
Что жжет нам лысины сейчас,
Фигуры занимали положенье – сходились…
С Читой получилось как-то не очень. И не конкретно в длинной зиме дело. Стрельбы и проверки зимой назначались лишь как исключение из правил. Потому как, все знают, в русскую зиму воюет только дурак. Или русский. Впрочем, и финны тоже, оказывается… Не будем о грустном! Кроме того, зима это вопрос выживания, куда в это время еще в палатках полеживать? Если и ракета куда надо попадет, а кто-то в палатке отморозит органы, или наоборот, в целях «сугрева» полив в костер солярки, сотворит из лагеря скопище горелых вигвамов, как иллюстрацию к прошлому веку – «Белые уже в Дакоте», так командира части все едино с должности снимут и отправят дослуживать в климат типа этой же Читы, только чтобы случайно данная область не считалась по официальным бумагам отнесенной к тяжелому климату, за который положено выслугу год за два и денежно-пайковую компенсацию в придачу.
Так что, лучше уж летом. И солдатикам приятней. Из палатки вышел – ягодку сорвал, вот тебе и витамины в довольствии забытые. Опять же, свежий лесной воздух. Пусть подышит, покуда в город не возвратился на вредное поточное производство. К тому же, будет потом всю жизнь рассказать, как судьба, в процессе стойкого несения службы, однажды даже в тайгу забросила для выполнения задачи, поставленной Правительством и лично Леонидом Ильичем…
Да, но что же тогда с Читинским учебным центром не так? А вот что. В современной армии, еще не до-развившейся до кибер-войн с использованием «терминаторов», по большому счету есть всего два фактора определяющих победу и поражение – люди и техника. На счет людей… Тут есть некие нюансы, но после скольких-то лет притирки, «учебный центр» в таежном Забайкалье читинской области воспитал просто чудо-богатырей. В смысле, офицеров-инструкторов высшей пробы, по крайней мере, в плане выживаемости в тяжелых для нормального человека, не «терминатора», условиях климата. Когда эти крепкие, удивительные люди прибывали в свою очередь подучиться куда-нибудь в Подмосковье, в какие-нибудь Петушки или там, в славный город Владимир, тогда местные дискотеки, рестораны и женские общежития становились эпицентрами сейсмической и прочей активности. Прибывали эти чудо-богатыри на учебу зимой, что само собой понятно, ибо их собственные «учебные центры – полигоны» раскручивались на полную катушку летом. Однако что для избалованных москвичей и владимирцев является зимой, то для ребятишек из тайги считается пусть и не маем месяцем, но уж не далее чем октябрем. В шинелях им жарковато, форменные ботинки для них что тапочки, после вечности истертых валенок и фетровых сапог, а женщин они в своих лесах вообще мало видели, а если кого и наблюдали, так их всех по именам-отчествам знает весь раскинутый вширь, до китайской границы, гарнизон. Так что обычно, через положенное у млекопитающих время после учебного процесса, в Подмосковье и окрестностях Владимира наблюдался всплеск рождаемости, радующий акушеров и терапевтов крепостью и активностью младенчиков: Советский Союз, в отличие от некоторых сегодняшних государств-новообразований, занимался демографией серьезно, а не с помощью каких-то долларово-эквивалентных компенсаций. Конечно, иногда в том деле наблюдались кратковременные локальные сбои. Например, крепкий на вид офицер-ракетчик с широким красным лицом, мог временно оказаться даже в военном госпитале, со странным диагнозом – «полное половое истощение». Однако не проходило и трех-четырех суток этого невиданного в тайге больничного, как все положенные лейтенанту, или же, там, капитану, функции восстанавливались; причем восстанавливались преотлично, ибо через положенное у приматов время среди персонала военного госпиталя так же наблюдался всплеск рождаемости, беспокоящий хирургов, проктологов и прочих врачей паразитирующих на отклонениях здоровья, невиданной эталоностью новорожденных в плане отсутствия хоть каких-то патологий.
И еще бы было не так! Зимой прополку офицеров-ракетчиков на стойкость делал мороз, летом – всякая местная нечисть, типа клеща и гнуса, и это только в плане природных факторов. На счет них все было просто. В СССР, как практичной, не витающей в облаках державе, преимущественное право при поступлении в училище всегда имели выходцы из деревни. Что с того, если эти ребята бывали поначалу несколько наивны и их легко облапошивали по мелочи сослуживцы-горожане? Со временем, леса, степи и пустыни – ставили все на свое место. Потом городские лысеющие старлеи только дивились, узнавая в приехавшем с проверкой полковнике генштаба туповатого когда-то сокурсника. Однако отбор производило не только природное ОТК. Существовали еще и другие фильтры. Допустим, труд от зари до зари с парой выходных в месяц на отсыпание. «Ничего, у офицеров пенсия ранняя, – говаривали седеющие комбаты, годков тридцати пяти отроду, – так что потом отоспитесь!»
А еще были всяческие вредоносные факторы. Ну там, окислители ракетные, или даже локаторное излучение, от которого, по слухам, случается белокровие – это все бретельки. Самый серьезный проверочный механизм – спирт. Представляете, на какую-нибудь дуру-антенну его могут выдать литров эдак пять или шесть («больше ему не съесть», как говаривал писатель Корней Чуковский), причем, это только в месяц. А вокруг тайга, конца-края не видать даже с вершины высотомера ПРВ-17, водруженного поверх сопки. Солдатиков в увольнение пускать некуда, но ничего, у них есть «Ленинская комната» в коей можно забесплатно полистать чудо-журнал «Коммунист вооруженных сил», так же «Агитатор армии и флота», а в воскресенье с утра получить в столовой на ритуальное съедение два положенных яйца, а вечером кино «Семь невест ефрейтора Сбруева», для просвещения о гражданской жизни. Но солдатикам-то что? Они еще молоды, почти со школьной скамьи, а вот молодому, чуть старше них офицерику? Ему тоже некуда в увольнение, хоть у него и свободный выход. До большой Читы, в коей вблизи вокзала предусмотрительно размещена пара вместительных ресторанов, на электричке никак в выходной туда-сюда обернуться не успеть. Следовательно…
Устраиваем ресторан на дому, то бишь, в месте постоянной дислокации. За всю историю, никто из приезжих комиссий никогда не лазал на сопку, не вскрывал технические шкафы, не откручивал кристрон с магнетроном, и не заглядывал в отсоединенный волновод, дабы убедиться, достойно ли блестит посеребренное нутро, то бишь, попадал ли туда хоть единожды в жизни, отпускаемый народных хозяйством на военные нужды, протирочный спирт. Значит основное, ради чего люди ходят в ресторан предусмотрительно работающий до одиннадцати нуль-нуль вечера, у нас наличествует. Теперь… Ну уж на счет закуски – просто смешно. Во-первых, на совсем уж бедственный вечер всегда имеется паек – шесть кг первоклассной вырезки, и еще море консерв с прочим ежемесячно. Так ведь еще и тайга! Она сама кормит неленивого. Покуда дежурство несешь, выскочил на пять минуток в нужник, а заодно проверил силки. Так что… В общем, почти все имеется. Ну, а с кем потанцевать… Нет, никаких гомосексуальных притязаний у парней из деревни никогда не наблюдалось, к тому же всякое эдакое дермецо выявлено еще на первом курсе и отправлено пинком под зад в демократию гражданской жизни. И значит… И значит просто пьем в таком количестве, чтобы танцы-обжиманцы плавно перетекли в фазу сна. Ну, а утром труба зовет, в колоно-ширенгу стройся и «учиться военному делу настоящим образом».
Это конечно зимой. Летом кроме бесценной технической жидкости есть еще и прибывшие для сдачи экзаменов офицеры с зачетками. Возраст уже не школьный, люди все опытные. Если не сдал экзамен – светит в летёхах и старлеях ходить до пенсии. Следовательно, наличествует штука именуемая в толковом словаре терминами: «взятка», «мзда», «подмазка», «дача (устаревшее)», «барашек в бумажке», «бакшиш (устар)», «хабар», «хабара» и т. д. И значит чудо-офицеры наши будут тогда: «взяточниками», «лихоимцами», «мздоимцами (устар)» и т. п. Извините, но денег у чудо-богатырей и у самих невпроворот. У них кроме окладов, еще надбавки: «за отдаленность», «за боевое дежурство», «за звание», «за должность» и далее по перечню. А потому деньгами их никак не взять. И значит только…
У нас не какие-нибудь платные капиталистические учебные заведения будущего. Каждый солдат-офицер друг-другу – соцсоревнование. И значит, почему бы не подучив прибывшего коллегу тому и сему из секретного полигоновского учебника, не принять в качестве сувенира какую-нибудь хитрую, невиданную бутылочку «Ванна-Таллин», доброго молдавского винца или там, бочкового грузинского коньячку? (Все в зависимости от того, из каких краев прибыла данная войсковая часть). Каждый советский человек другому брат и сестра, а национальности должны дружить и обмениваться подарками для познания обычаев братских народов. Кто-то скажет, а что же встречно получил приезжий капитан от коллеги инструктора в обмен на рижский бальзам? Неужели непонятно – что? А знания, великие знания военного дела, почерпнутые из невиданного другими секретного учебника, а так же зимнего коротания дней над функциональными схемами электронных блоков! Попахивает неким стяжательством, скажут несведущие (в смысле, сведущие, но с недалеким умом). Но какой же тут «хабар» и прочее по списку? Где то молдавское виноградное чудо и артефактное в читинской области «Ванно-Таллин»? Нет его, как не было. А кто же остался в выигрыше? Ну, гадаем на счет «три». Раз, два… Все правильно, обороноспособность нашей великой Родины. Ибо извините, но тут не просто учебный центр, тут полигон. А полигон, в отличие от рисования мелочком по доске, есть штука взаимодействующая с реальным миром. В формулу Циолковского хоть сколько рижского бальзама лей-залейся, а ракета полетит только в соответствии с ней. Так что ежели боевая, привезенная прибывшей частью ракета не поразит реальную, движущуюся в соответствии с той же формулой, цель, грош цена всем прочим достижениям на поприще экзаменационного всезнайства. Ибо когда империалисты с маоистами нападут, никто у вас о свойствах «двойных волноводных тройников» интересоваться не будет. Будут реальные цели-носители, умно отлеживающие их локаторы и чующие отраженный сигнал боевые ракеты, ну и какая-то там вероятность «0,9 с чем-то», а более ничего.
Так что в плане человеческого фактора все на Читинском «учебном центре – полигоне» было на «Ура!».
…Весь театр боя,
По крайней мере в апогейный миг,
Занял примерно стадион, иль три,
Ну, может, с половиною, от силы.
Однако в сей момент он растянулся шире,
С тенденцией прессовки. Для показа,
Ну, схемной зарисовки – не живой
Картины боя, разумеется, довольно
Обычного тетрадного листа. Тем более,
Сражение велось в единой плоскости,
И даже на рельеф не надо скидок – там,
Где не могла пробраться конница,
Галопом иль рысцой, бой и не шёл,
Так, кое-где, торчали
Людишки с луками, на всякий вариант,
К тому же – с двух сторон,
Довольно пунктуальные ребята
Вели планированье боя наперед…
Повторение – мать учения. Исхан Хаккин снова зажат промеж двумя громилами и его везут на армейском джипе в неизвестном направлении. К чему бы это? В прошлый раз его вот так же лихо извлекли из красивой – теперь только плакать во сне – гражданской жизни и окунули в армейско-пехотное дерьмо. Что будет на этот раз? В какое новое измерение его доставят эти безъязыкие ифриты в форме? Великий Аллах! Знать бы загодя, так можно было бы молить на коленях сержанта, да и редко являющегося первого лейтенанта тоже, лишь бы никуда его больше не отдавали. А если, снова всплыл случай с тем рядовым, только ныне уже на более высоком уровне? Но подумаешь, побил чуток? Лицо и не трогал практически; никаких особых следов – у Исхана Хаккина такая операция отработана четко. Больше он с ним, вроде бы, ничего не сделал. А что подумал, так мысли еще читать не научились, даже в армии. Или уже научились?
Исхан косится на сопровождающих. По этим не скажешь, что телепаты. Тут даже с трудом верится, что понимают человеческую речь. Вообще, какого шайтана им надо? Он же даже присягу Республике принял, как положено: разве можно было подумать о подобном казусе всего месяц назад? Куда теперь деваться от службы? Уж лучше отдать положенные восемнадцать (теперь уже меньше, глядя на саложат, он тоже начал тайно делать метки учета времени), чем попасть в натуральную тюрягу, да еще и военную. Рассказывают, опытные ребята при уголовном залете предпочитают проситься на границу с курдами, чем в десбат. Исхан Хаккин не желает ни туда, ни туда. Но кто теперь, после присяги спрашивает?
Наконец, добрались. Кстати, не очень-то и далеко – явно не Курдистан. Но место, все едино, глухое. А вдруг его тут под деревцами закопают живьем? Не дай Пророк, еще придется под прикладами самому выкапывать себе последнее убежище: грунт нехороший, каменистый; изотрешь руки в кровь. Или просто побьют? Такое было бы проще, можно даже согласиться, если б спросили. Его ведут между пихтами по какой-то тропке. Непонятно, специально запутывают, или сами сбились, но кажется они подозрительно часто поворачивают влево. Ладно, они плутают, а жизнь покуда длится.
Снова проезжая дорога. В смысле, виднеется за деревьями. Другая, или та же самая – неясно. В просеке стоит толстомордый новенький «Хаммер». Зачем такая парадность, всего-то для тихих похорон рядового? Стоящий рядом с дверью человек в камуфляже, с М-16А2 (Исхан уже чуток разбирается) наперевес, распахивает дверь. Исхан Хаккин сбит с толку – оттуда никто не выходит. Оказывается все наоборот, это ему надо забираться внутрь. Все и правда, сложно, но подзатыльника ему не дают. Такое поведение конвоиров даже обнадеживает.
За Исханом закрывают. Он один на заднем сиденье. Просто еще одно чудо – никого из сопровождающих рядом. Исхан Хаккин непроизвольно и шумно вздыхает.
– Здравствуй, дорогой, – говорят с переднего сиденья. Голос, кажется знакомый. Говорят очень миролюбиво, так что с ответом можно не торопиться.
Исхан приглядывается к рассматривающему его человеку. Да это же…
– Генерал? Хайруллах-бей, это вы?! – Исхан не уверен, но настроить зрачки не выходит – вероятно, в собственных глазах небывалое явление – слезы. – О, Аллах ко мне справедлив.
– Да, я, я. Успокойся, Исхан Хаккин, – кивает ему генерал сухопутных войск турецкой армии. В голове у Исхана проносится несколько картин досрочного увольнения, причем с почетом и с записью всех недобранных месяцев в учетную карточку. Ведь о нем все-таки вспомнили, нашли! Ох, недаром он когда-то кланялся и умело посмеивался седобородым шуткам. А главное, правильно поставил бизнес. Так поставил, что без него теперь все развалилось. Конечно, потому и вспомнили, что ныне некуда податься, славно покутить. Ясное дело, кто он тут, в армии? Стрелок-мазила? Какой от него толк пехотному полку? А там, на месте, он обеспечивал утомившимся от трудов офицерам достойную разгрузку. Порой, даже сержантам. Что они не люди? Такса с них поменьше, и услуги, ясное дело, пожиже, но все равно! Ладно, теперь все будет «тип-топ». Исхан Хаккин так увлекается, что едва не пропускает вопрос. Он даже на мгновение замирает, сканируя небольшой отдел краткосрочной памяти.
– Как тебе армия, Исхан? – генерал подмигивает. Наверняка, это у него юмор такой – военный.
Исхан Хаккин порывается ответить прямо, как есть: «Да вот, господин генерал-майор, – (теперь Хаккин понимает в тонкостях созвездий погон досконально, и ему почему-то подозревается, будто раньше у господина генерала было на одну звезду менее), – надоело до жути, сбежал бы хоть сейчас», но что-то останавливает – не «бегство», а такой разворот еще не начатого диспута. Будучи в армии, Исхан познал кое-какую из неизвестных ему ранее сторон жизни. Оказывается все без исключения военные, даже какой-нибудь спившийся, навсегда застрявший в звании первого лейтенанта импотент, ужасно горды своей принадлежностью к вооруженным силам. По недавним взглядам Исхана Хаккина было бы чем гордиться, но разве можно сейчас сделать намек на такое отношение к службе, тет-а-тет генералу, у коего за плечами годков так двадцать пять – тридцать службистики? Вовремя выручает природная сметка:
– Внушает уважение, – отзывается Исхан Хаккин. – Но свое дело вспоминаю. Волнуюсь, как оно там? Ведь все уже, наверное…
– Там все в ажуре, Исхан. Буквально намедни, в выходные проверял, – Хайруллах-бей подмигивает.
Исхан Хаккин сбит с толку. Если «все в ажуре», тогда какого шайтана…
– Это хорошо, – говорит он, улыбаясь прямо-таки лучезарно.
– Так что в армии нравится, да? – встречно маскирует улыбку в длинных усах генерал. – Я рад. А то все же волновался. Ведь это я тебя сюда направил, Исхан Хаккин.
Исхан пытается переварить информацию. Получается плохо – наличествует несварение.
…Еще, понятно всем наверняка,
Что истребители по небу не летали,
А сверху не висел командный пункт,
С дисплеями, оседланный тарелкой
Локатора загоризонтной РЛС.
Все чисто наверху, вот только
Стрелы – собаки подлые,
Пока идет вдали, в вершине,
В переломной крутизне,
Как будто наблюдаема вполне
И даже медленна – а здесь, вблизи,
Серпом срубает жизнь, хотя не сразу,
Вначале, режет насквозь
Тот панцирный доспех,
Хваленый сотню раз когда-то раньше,
Вдалеке натурального хозяйства
И мирного труда…
В Читинском «учебном центре» подвела все-таки техника. Ага! – потрут шаловливые ручки поборники демократических ценностей антирусского окраса. Вот не дано «homo soveticusu» делать качественную технику, просто генетически не дано. То ли дело на Западе, что ни ракета, то «цаца». А расквартированному в средине Азии Ваньке – ему только сосны рубить, да и то, опять же умудрится срубить неаккуратно, со щепками. То ли дело лесоруб Североамериканских Штатов – любо-дорого смотреть, как топориком машет, ни одной зубочистки дровинушек мимо кармана не уронит, и сам топорик у него блестит, переливается, потому что трудится в условиях свободного предпринимательства, не отягощенного никаким планированием.
Однако на полигоне под Читой техника подвела как раз из-за крайне высокой надежности. Ну и еще оттого, что формула Константина Циолковского действует одинаково непреклонно как в присутствии, так и в полном отсутствии рыночной экономики. Допустим, если ракетная техника внезапно теряет обтекаемость, то тут же гасится скорость, и есть тяга или нет, но нормального управляемого полета более никак не выйдет. Но в мире присутствует еще и закон сохранения массы и энергии. Вот все это в совокупности и действует, когда два быстро летящих предмета – мишень-ракета и пущенная в нее ракета-перехватчик входят во взаимное сближение. Нет, подло напиханные в нутро устройства не дают им по настоящему совокупиться и обняться до смерти. Радио-взрыватель разрывает перехватчик на части, так что в цель барабанят уже только загодя наструганные поражающие элементы, а также конструктивные сегменты ракетного планера. Сама ракета-мишень заблаговременно лишена основной части собственного БЧ, предусмотрительно подмененного свинцовыми плитами, дабы не нарушать остойчивость и просчитанные аэродинамические параметры, так что поддержать действо своим собственным салютом не способна. Ну разве что где-то в корпусе осталось килограммчика два динамита, для осуществления самоликвидации. Это на случай, если не одна из посланных на перехват ракет не поразит цель. Такое бывает, а то, как бы в войсках проводились селекционные работы по отбору самых удачливо-везучих командиров батарей?
Так вот, когда это короткое светопреставление завершается, где-то в высоте над тайгой внезапно образуется очень много неухоженного, гнутого алюминия. То, что он в раскаленном состоянии значения не имеет, ибо в процессе дальнейшего движения сквозь воздух в дело включается термодинамика, то есть устанавливается некая равновестность температур. К тому же одновременно, в случае применения твердотопливных движков, сверху осыпается большое количество невзорвавшихся частиц пороха. А при жидкостном ракетном толкателе с небес плещет топливо с окислителем, причем порой целыми тоннами. Однако покуда все эти детские чудеса имитации планетарных столкновений происходили в высотах приличных, ибо вообще-то из добытых разведкой наставлений следовало, что подлые империалисты тоже ведают о законах сохранения, формулах великого калужанина и прочем. Так что их реактивные, ядерные носители должны, в случае наступления часа «Ч», двигаться на больших высотах, пользуясь разряженностью тамошнего воздуха, а так же надеясь запускать свои «СРЭМ-ы» с наиболее удобной, богоподобной позиции. Но в какой-то момент, подлый враг, наблюдая со спутников, а так же слушая доклады неустойчивых элементов, купленных за обернутые целлофаном брезентовые штаны, узнал о достижениях читинских чудо-сибиряков на почве боевой выучки прибывающих частей.
И тогда буржуйские конструкторы изобрели принципиально новую штуковину – ALKM. Эта воздушная тварь обязалась по инструкции летать низко-низко, иногда даже ниже сосен, над спокойным половодьем российских рек. И потому, стремясь держать боеготовность воздушного щита на прежнем уровне, в программы ракетных мишеней ввели новые алгоритмы, имитирующие эти самые натовские ALKM-ы и прочие разновидности летающей дряни. Как следствие, теперь цели и перехватчики встречались друг с дружкой над самыми верхушками сосен. И что же теперь? А то, что с этого момента выплескивающаяся горючка, раскаленный металл и порох начали вызывать в окружающей местности экологические бедствия – пожары. И что же следовало, из-за елочек и белок прекратить весенне-летние тренировки расчетов? Уж извинтите, но лучше пусть в пламени гибнут ёжики, ягоды и грибы. Двадцатикилометровый ядерный гриб над населенным мегаполисом гораздо худшее зрелище. К тому же, после запускается термодинамическая карусель огненного смерча. Читинские чудеса в сравнении с ним, просто спичечные фокусы.
Так что надежность созданной советскими инженерами техники работала теперь не только против американского военно-промышленного комплекса, но и против родимой природы. Это конечно раздражало, но поскольку ставки слишком велики, то вполне так терпелось, да и тайга достаточно протяженная штука, и разве что космонавты способны объять ее в иллюминаторе целиком.
Но беды, как известно, ходят гуськом. Однажды сверхнадежность социалистической техники сработала против людей. В процессе плановый учений некая N-ская в/ч поразила особую цель-имитатор. Данная цель-имитатор отличалась от простых ракетных болванок тем, что представляла из себя как бы маленький самолет, и потому могла управляться с земли посредством радиокомандной методики. Поскольку после подрыва зенитной начинки, с целью-имитатором по прозвищу «ЛА-жка» связь полностью потерялось, то был сделан вывод о поражении. Локаторы выключились, и, по случаю попадания, в кружки плеснуло не положенные официально, но требуемые психике фронтовые сто-двести и более грамм.
Однако явно превосходящая всяческие натовские стандарты живучести «ЛА», потеряв связь с землей-мамой, приобрела кошмарную жутковатость ожившей куклы-марионетки. Может, посредством неведомого пространно-временного континуума с ней связались империалистические роботы из «грядущего далёко» однополярного мира? Может быть. Но только от встряски произведенного рядом зенитного подрыва, в самолете-мишени отключился самоликвидатор и теперь ее срок жизни обусловил только запас сохранившегося в баках топлива. Этот запас был достаточно велик. Самое главное, чудесно управляемый сам собою летательный аппарат совершил маневр-разворот, прочь от опасной территории полигона, и отправился в самостоятельное путешествие над соснами.
…Так вот,
Для полной имитации в бумаге,
Достаточно немного наклонить, тот стол,
На коем затаилась
Та схема боя. Персы лезут вверх,
Точнее движутся, подъем не слишком крут.
Но то пехота – медленный кулак.
Его задача мазать по стене
И в сопли растирать размокший уголь —
Жалкие остатки
Кремня, алмазную крупу
Фаланги греков. А катализатор?
Тот самый, что обязан разложить
там, наверху стоящую преграду из человеков.
Да, он впереди —
Гарцуют на конях стрелки —
Непобедимая армада…
Кондиционер включен в машине явно не только для комфорта. Это аппарат глушение по звуковому каналу. Сопровождающие Хайруллах-бея лица стоят спиной к дверям, но они наверняка обернутся, если Исхан Хаккин примется сейчас убивать генерала. Голыми руками он ничего не успеет. Хайруллах-бей явно об этом знает, а потому продолжает вещать спокойно и размеренно.
– Ты, наверное думаешь, Исхан, зачем такой-сякой генерал, которого я всегда за деньги, но, мне почему-то кажется, с душой, ранее обслуживал, сделал такую гадость? – Звания генерал-лейтенант в турецкой пехоте за просто так явно не присваивают: Хайруллах-бей читает мысли с листа. – Но твой мозг зашорен, Исхан, ой зашорен. Кстати, учти, официально мы с тобой тут не виделись. Мы вообще никогда не виделись. Будешь трюнькать языком, и правда прослужишь весь срок, да еще не здесь, а где похуже. В патрулирование прокурдских территорий жаждешь? Вот то ж! Так усек, что мы не виделись?
– Так точно, Хайруллах-бей, – Исхан уже почти взял себя в руки.
– И значит, я о зашоренности. Ты вот думаешь, из-за узости обзора, что все как всегда было, так всегда и будет длиться вперед? Ошибаешься, Исхан. Во-первых, жизнь не стоит на месте – глобально меняется. А во-вторых, есть кое-какие вещи не плавающие на поверхности. Кое-где прогнозируется будущее, и оно, поверь, очень непохоже на нынешнее настоящее.
Исхан Хаккин слушает в пол уха. Ладно, генерал напускает тумана – почему бы имея свободные уши не пофилософствовать. Непонятно другое – зачем? По крайней мере, если во всем плохом ковырять до чего-то хорошего, то сейчас выковыряны две веши: скорее всего, Исхана здесь не закопают и, может даже, не поколотят, а во-вторых, совершенно негаданно, удалось узнать, кто виновен в случившемся повороте судьбы.
– Так вот, Исхан Хаккин, если не будешь дураком и соплей, то все мелочи текущей действительности, вполне так, выдержишь. После ты поможешь мне, а я помогу тебе. – Исхан спешно выныривает из посторонних грез – он чуть не убаюкался под гудение «кондишина» и лекцию генерала – концентрирует внимание. – Кроме того, Исхан, хотя тебе на это наплевать, но мы с тобой поможем Родине. Понимаешь о чем я? Ни шайтана не понимаешь? Сейчас поясню. Ты у нас кто по профессии, да и призванию, Исхан, а?
Исхан Хаккин спешно думает, как бы такое сформулировать: «маэстро сервисных услуг», «мелкий бизнесмен сферы развлечений», «организатор…»… Перебрать все вариации не получается, генеральский мозг работает быстрее, без всяких простальзываний-экивоков.
– Ты у нас сутенер, Исхан, правильно? Возражений нет? Вот и исходим из такого расклада. Однако именно в таком качестве ты мне и нужен. Скажешь, редкая профессия? Таких спецов Стамбул полон доверху. Однако у меня к тебе личная симпатия, да и хочу я тебе сполна оплатить за дополнительный сервис. Не всякий умеет как ты.
– Спасибо, Хайруллах-бей, за оценку моих скромных… – кивает Исхан потому что сейчас так надо.
– Не стоит пока, оставь на грядущее, – отмахивается генерал. – Так вот, таких как ты много, но я выбрал тебя. Будешь на главной роли. Твой бизнес, который сейчас как бы накрылся – то были сущие мелочи, по сравнению с тем, что я тебе предложу. Но, конечно учти, моя доля будет по более твоей, так уж распорядился Аллах. – Исхан Хаккин навостряет уши – речь, вроде бы, и правда, пошла о бизнесе. – Вот представь себе не десяток-другой девиц, как у тебя было до этого, а, допустим, тысячу, или даже десять тысяч? Да что там десять, бери двадцать, тридцать? Масштаб чувствуешь? Конечно, это, считай, целая индустрия. Но меня мало интересует ежедневная мышиная возня. Я хочу хапнуть – грубоватое слово, но пойдет – сразу и всё. Мы просто перепродадим всю эту кагалу. Конечно, тебе как любителя-специалиста, может, заинтересует и постоянный бизнес. Это, пожалуйста. Оставишь себе сотенку, а то и две. Это мелочи, потом обсудим. Теперь учти, все эти девочки будут в самом соку и к тому же белые, да и не целованные, наверное, в большинстве. Как перспективки?
Исхан несколько ошарашен. У генерала приступ легкого помешательства на почве… Однако вести себя следует осторожно. Он аккуратно, как марсоход в чужом мире, с удаленными на сто миллионов километров техниками, зондирует грунт:
– А кто же сделает такие поставки, господин генерал? Вы наладили связи с московской мафией? Может, они преувеличивают? Десять тысяч – это… За какой срок? Пять-семь лет?
– Каких «пять-семь лет», дорогуша Исхан? – генерал распаляется, почти подпрыгивает в своем кресле. – Сразу! Понимаешь, сразу?! И никаких посредников, дорогой Исхан. Мы сами будем делать поставки. Мы сами будем брать и поставлять. Причем сразу, за несколько дней всю партию. Может, потом даже еще. Но не будем загадывать чрезмерно. – Хайруллах-бей вытягивает руку и почти любовно треплет Исхана за плечо. – Теперь, Исхан Хаккин, ты спросишь, а кто купит всю эту партию? И я тебе такое сейчас поясню. Ты вообще новостями в стране интересуешься хоть чуть-чуть? Ты о катастрофе в заливе Анталья слыхивал? Так вот, турецкий бизнес всего южного побережья нашей милой Турции на мели. А ты ведаешь, сколько всего для туристов там настроили только за прошедший год? Сколько туда вложили средств? Да банкиры некоторые скоро начнут кидаться в окна. Они все банкроты, все кто поставил на туризм! Теперь понял? Если мы предложим им десять тысяч молодых белых женщин, то… Они заплатят любые суммы, – генерал Хайруллах совсем распаляется, совершенно внезапно он начинает хохотать, причем, хохотать так, что охранник, отгороженный бронированным стеклом, оборачивается и смотрит, все ли в порядке с начальством. – Так вот, мальчик мой. Кроме всего прочего этим мы еще и спасаем Родину. Ясно? Мы спасаем всю туристскую индустрию. Любители голых попок кинутся сюда со всего мира, так ведь? (Ты ведь и сам бы кинулся, если бы был с большими деньгами, так? Я уж тебя знаю, баловник-затейник Исхан). Подумаешь, какие-нибудь аквапарки покуда по-пустуют. А может, и не по-пустуют? Старые дяденьки у которых уже… Они там со своими девочками на водных горках покатаются, правильно? Короче, согласен участвовать в таком бизнесе, Исхан Хаккин? Или поедешь к курдам, а? – генерал все еще похохатывает.
– Конечно. Буду донельзя признателен, – лепечет Исхан, но сам чувствует – выглядит это не слишком бодро. Он находится, и вставляет вопрос по делу: – Послушайте, уважаемый Хайруллах-бей, а где мы возьмем всех этих девочек?
– А вот это, Исхан, покуда секрет. Большой, толстый секрет. О нем ни-ни, – грозит пальчиком генерал Хайруллах. – Но чтобы добраться до этих девочек, Исхан, тебе требуется сейчас быть в армии. Такое понятно? Пока служи, не нарушай серьезно дисциплину. Не чеши языком, кто ты есть, и в чем твое призвание. Сопи в две дырочки, учи «Ме-шестнадцать» и прочее. Никому не тренькай, что я, генерал-лейтенант Хайрулах-паша, твой протеже. Чуток потерпи. Скоро, очень скоро, застучит наш барабан, и труба нас с тобой позовет.
…И прямо с седел,
Сидя и на вскид метают…
Нет, не только стрелы,
И дротики, и даже каменюки,
В пращу запихнутые верною рукой.
Хотя здесь риск – ведь греки в высоте,
А значит сила тяжести за греков,
К тому ж, ногами на земле удобней
Метать копье, и более того – земля своя.
Нет, мистики здесь нет —
В альтернативе дело, вот смотрите:
Земля своя, к тому же небольшая,
Для отступления маневра вроде нет,
И вот стоим, куда еще деваться?
Нам быть или не быть?…
Быть может, эта самая «ЛА-жка» после воздушного удара и пырнувших ее осколков получила некоторое сотрясение ума? и теперь решила проверить состояние ПВО Союза ССР по-настоящему? Очень похоже на то. Или после пережитого катаклизма она настолько вошла в роль имитатора, что полностью перевоплотилась во вражескую ALKM? Вот эта версия еще более вероятна, ибо самолет-мишень отравилась прямиком не куда-нибудь в пространство большой дружественной, но малонаселенной Монголии, и не в еще более большое, но враждебное, и к тому же густо заселенное, пространство Китайской Народной Республики. Она двинулась к самой важной и масштабной цели находящейся в ее «зоне поражения», то есть, возможностей бортовой энергосистемы. Она полетела в столицу области – город Читу.
Естественно, там никто не ожидал ее прибытия. Даже в далеком «учебном центре» о ней давно уж забыли, ибо шла она с дозвуковой скоростью, и с момента ее предполагаемого уничтожения миновало более часа. Время было предутреннее, ибо ученья длились ночь напролет, и именно их апофеозом явился запуск ракет. Теперь удачливые приезжие стрелки-отличники в номинации «рядовой-сержант» завалились баиньки без задних ног, а в номинации «прапорщики-офицеры» уже распечатывали третью флягу с чем-то веселым. Лишь смочившие усы учителя-инструкторы все еще работали. Они уже сдали в проявку опечатанные контейнеры с фото-контролем, а теперь получив под расписку пленки обратно, смотрели фильмоскопные слайды, изучая на какой-секунде кто, где и как сделал что-то правильно или неправильно, то есть, в соответствии или не в соответствии с ритуалом боевой работы.
Утро было уже в разгаре. Советский Союз терпеть не мог разгильдяйства и тунеядства, так что все взрослое население уже входило в рабочие помещения, студенты усаживались в аудиториях, детвора побольше вставала при входе учителя, а совсем малышня в детских садиках и яслях уже получала манную кашку. Именно на один из таких садиков и спланировал имитатор натовского бомбоносителя.
В нем почти не имелось взрывчатки, разве что в несработавшем самоликвидаторе, совсем не осталось топлива, ибо последние двадцать километров он тянул чисто за счет аэродинамики конструкции, и сам он весил не так уж много. Но он двигался гораздо быстрее, чем любой автомобиль, а инерция за счет спуска сверху оказалась просто чудовищной. К тому же, он попал очень точно, как во времени – часом ранее он бы разбомбил только стульчики и расписанные шкафчики, – так и по месту – именно в помещение, в котором происходил приём пищи. Впрочем, пострадали и все соседние – самолет-мишень развалил треть здания. Похоже, садистские школьные анекдотики и купретики тех времен имели под собой некую реальную основу. Ибо в этой части изделия архитектуры не выжил никто.
Данное происшествие поставило читинский «учебный центр» в очень неловкое положение. Понятно, кого-то сняли – как же иначе? Но ведь по большому счету, виноваты были не люди и даже не полуразумное железо. Само место было оказывается не слишком удачно – для дела имитации войны даже данная таежная глушь оказалась слишком плотно заселена. И наверное теория вероятности тоже приложила шаловливую, невидимую руку. Ведь никто не знает, сколько всяческих самоходных мишеней за эти годы тоже не ликвидировались, а продолжили полет. Просто падали они где-то в безлюдье леса. Но кто бы мог их там разыскать? Для этого потребовалась бы не одна и не две дивизии полевых разведчиков.
В общем, для полигона требовалась какая-то более гладкая местность, причем, совершенно без лесов и главное – городов. И таковая на территории страны, имеющей в распоряжении двадцать два миллиона квадратных километров, нашлась.
…Ну, вот чужак…
Он сразу инициативу захватил,
Ввязался в бой, но если в самом деле,
Невероятное, и что-то вдруг не так?
Но кто ж ему мешает? Развернуть
Расклад по новой,
Плюнуть на тот план, что черт попутал,
Взять другую папку и вскрыть пакет?
По-моему, никто.
Агрессор в преимуществе всегда:
Один шажок вперед, вдруг скрипнула доска,
Два шага в тыл, а можно и все три —
И снова ждем удачного пасьянса
Или команды сверху от того,
Кто там, на коврике в огромном кабинете,
Советуется с богом, иль жрецом…
Его и еще нескольких коммандос забросили на эту территорию за полгода до дня «Ч». Правда, в первые месяцы никто из них и понятия не имел для чего, по большому счету, это сделано. Наверное, с точки зрения командования, так было правильнее. В самом деле, даже в генералитете на момент заброски не все ведали, на когда точно спланирована операция. За такой срок могло случиться вообще все что угодно. Вплоть до смены политического вектора, если уж на то пошло. В конце-концов, на тот момент, его страна еще даже не вышла из НАТО. Вдруг бы с этим процессом случился какой-то казус? И что тогда, объявлять войну как представитель блока, то есть, по сути, от имени блока? За такое, очень серьезные дяди могли надавать по шапке. Ну и самое главное. Весьма опасно выкладывать будущие планы людям, забрасываемым в тыл потенциального противника. Мало ли что может случиться за полугодие. Человек – животное с гибкой психикой, за такой промежуток времени его можно не только просто перевербовать, а перевербовать даже в идейном смысле.
Реджеба Хатади за это время никто перевербовывать не пытался. А вот, один из членов группы, некто Айшен, тот как-то потихонечку сползал к космополитизму. По крайней мере, когда Хатади далеко не в первый раз уловил в его разглагольствованиях фразы типа: «А чего, здесь в Донецке вполне-таки неплохо. Я б вообще тут остался. Окрутил бы тут какую-нибудь красотку – если по серьезному, с окольцовкой, то проблем тут вообще никаких нет, даже с шестнадцатилетками – наплодил бы детишек, подал бы на гражданство, а там… Земля тут оценена не так уж и дорого. Калым здесь платить не надо – того, что накопил раньше, более чем хватит. Построю дом…». Хатади сообщил в центр, что «брат» Айшен ненадежен. Он быстро исчез. Поскольку он ничего о будущей миссии не знал, то, возможно, на родине его даже не выгнали из армии – было бы глупо терять над ним контроль. Так что вполне может быть, он сейчас прозябает где-нибудь в погранотряде на границе с курдами. Ничего, он тут в Донецке вдоволь наотдыхался.
Нет, конечно, они не сидели тут без дела. Но то, чем они занимались, могло считаться курортом, сравнительно с периодом интенсивных тренировок. Правда, сама работа носила несколько унизительный характер. Для самоуспокоения Реджеб Хатади засчитывал ее как разведывательное прикрытие, тем более это полностью соответствовало реальности. А когда-никогда, с подобострастного разрешения начальника строительной бригады, тоже, естественно, турка, им разрешали на работу не ходить. Иногда такое продолжалось неделю и более. Само собой понятно, что Реджеб и другие из группы не валялись все это время на матрасах в строительных вагончиках. Они занимались делом. Изучали город и окрестности. В этом не было ничего опасного. У них наличествовали все необходимые справки из милиции. К тому же, с любым работником правопорядка в этой стране получалось запросто и полюбовно решить любые вопросы с помощью пятидесятидолларовой купюры. Но бо льших Реджеб с собой и не носил – это бы наоборот привлекло внимание. Полицейские – в местном просторечии – «менты» – могли бы заподозрить жареное. Конечно, где им было докумекать, что турецкий строитель Реджеб Хатади – лейтенант десанта, присланный сюда для серьезной миссии, а не только для наклейки обоев в коттеджах.
Так что группа проводила рекогносцировку спокойно и не торопясь. Это очень нравилось Хатади, никогда и нигде он не трудился так размеренно и вяло. Осматривались подходы к намеченным ранее целям: управлению внутренних дел, районным милицейским участкам, воинским частям, штабам и военкоматам. А так же, к зданиям администраций всяческого уровня. Выбирались самые удачные точки для снайперского, гранатометного, минометного и пушечного обстрела. Намечались другие объекты разнообразного свойства. Например, в каком месте центральной площади города разместить «Подавитель». Конечно и всевозможные другие площади, помимо имени Ленина, тоже осматривались. Ведь только дилетант может полностью полагаться на карту, тем более купленную в ларьке. Кстати, подобные карты тоже скупались. Кое-какие даже переправлялись на родину. Понятно, что есть всяческие «джи-пи-эс», спутниковый мониторинг и прочее, но лишняя информация разведке совершенно не мешает. Ну и еще в процессе всего этого дела, братья по службе совершенствовались в языке. Причем не только в русском, который в Донецке конечно же превалировал, да попросту и не имел альтернатив, но еще и в украинском. Кое-где в области он все-таки использовался. Так что подчиненные Реджеба Хатади без дела не сидели.
Конечно, с некоторой стороны, группа с подготовкой класса «альфа», от столь неспешного темпа жизни, где до жути серьезный для кого-то труд по навеске пластиковых потолков воспринимался как вид активного отдыха, могла в конце-концов заскучать. Как выразились бы истинные украинцы – «обрыдло», то есть, надоело. Может быть, именно поэтому однажды им поставили весьма нетривиальную задачу. Требовалось убить одного военного, полковника МВД. Чем-то он не угодил кому-то в далекой Турции. Возможно, он имел лишь потенциальную опасность. Для Реджеба Хатади эти мелочи значения не имели. Его интересовал исключительно процесс. Конечно, про себя Хатади отметил, что агентурная разведка в верхних эшелонах тоже не дремлет. Такая мысль веселила.
Им передали фотографии, место службы, адрес. Остальное стало делом техники. Задача была даже проще, чем могло показаться на первый взгляд. Тут не требовалось делать какое-то сложное похищение, с полным уничтожением улик. Рекомендовалось совершить все наиболее грубым способом, дабы имитировать простое уголовное мероприятие. Мол, шёл полковник по жизни прямо, но, к прискорбию, однажды оказался не в том месте и не в то время. Если все сделать правдоподобно, то никто и не прикинет вариацию, чтобы было, если бы полковник N пошел вечерком со службы не по этой, а по другой дорожке. Задание не представляло сложности еще и потому, что Реджеб Хатади уже знал нравы и классификацию большинства тутошней милиции. Он не думал, что военная прокуратура, или там, дознаватели, особо отличаются, в правильную сторону.
Полковник N получил несколько ударов обломком кирпича (с другой стройки, не с Реджеба), был ограблен, но документы не тронули. Нашли его только утром, да и то случайные прохожие, совсем не милиция-полиция. Все так и прошло, до жути пресно. Если по чести, то Реджеб Хатади волновался и оставался на стреме не более недели после операции. Затем его привычно глубокий, но короткий сон вошел в обычную норму.
А большая жирная Украина, между прочим награжденная природой самыми красивыми в мире женщинами в наибольшем количестве, также спокойно дрыхла, не обращая никакого внимания на роящихся вокруг нее насекомых, а так же на скопление тучек. Похоже, во сне она уже перенеслась в царство будущего несостоявшегося коммунизма, по крайней мере, в плане международного права и безопасности. Конечно, это было ее личное демократически-либеральное дело – сонные грезы, никоим образом не связанные с реальностью.
…Однако план уже трещит по швам —
Они стоят. Щиты сомкнуты в ряд
И нет движенья, стоны не слышны,
Хотя ведь мрут наверное от ран?
Кулак пехоты подступает к цели
Пора б в бросок, разогнанный кулак,
К тому же облаченный в кружева
Кольчуг, щитов и прочего железа,
Совсем с ладонью сравнивать нельзя.
Однако чертов скат, пробежка на подъем
К тому ж, людей обвешанных железом,
При всей профессиональной прыти, будет
Не лучший выход – в положенье пат…
Ракету «Даль» разрешалось возить по парадам на Красной площади. Пусть у военного атташе отвалится нижняя, как и положено, по-американски ухоженная челюсть. Если данный мистер угодил на должность не только за счет папаши миллионера и дядюшки в Конгрессе, примерная дальность полета и профиль использования изделия отпечатается у него в мозгу еще здесь же, в почетном первом ряду зрителей. Опытный кэгебист-физиогномик с биноклем отметит его реакцию и доложит вечерним рапортом. Он не уловит первопричину, или умно не проговорится о догадке, ибо в военных ведомствах СССР не стоит совать нос даже в соседний опечатанный кабинет, – о ней подумают те, кому следует. Используя дедукцию и материалистическое учение о классовой борьбе, вышестоящие стратеги контрразведки поймут, что атташе блеску заглотнул и сейчас строчит золотопёрой наливной ручкой срочное фельдъегерское послание в Лэнгли: «Подтверждено наличие у Советов противосамолетной ракеты сверхбольшой дальности, явно сравнимой с нашим „Бомарк-2“. В случае размещения ПВО-дивизионов этого типа на линии полярного круга план „Большое копье“ становится абсолютно абстрактной бумажкой». Имеется в виду одновременная атака Империи Зла более чем тысячей стратегических бомбардировщиков единовременно.
Спрашивается, какого лешего хитрому, прикидывающемуся хмурым, с трудом читающим дураком и собирателем люкс-авто, дядюшке Брежневу выдавать потенциальному агрессору свои тайны? А вот именно потому! Не побьем, так хоть в штаны наложат. Ракета «Даль» – плечо очистки неба – четыреста километров – получила отставку при приеме на работу, по защите воздушных рубежей Непобедимого и Могучего. Слишком немобильна, слишком сложна требуемая инфраструктура. Где-где, а в ЦК КПСС денежки считать умеют. Но затраты на разработку надо как-то, пусть косвенно, окупить. Если заокеанские ястребы потратятся на конструкцию новых финтифлюшек оснастки на свои Б-52, это вполне адекватная поливка бальзама на душу. Однако глав-конструкторы получили внушение, поерзали на ковре, заламывая шапку, и теперь снова закатали рукава в своих, чудом не отобранных институтах. Надо бы сделать что-то чуть меньшее, но тоже ничего.
И вот он, продукт неусыпных мыслей изобретателей, а так же их язв, геморроев, тиков, инсультов на взлете и прочих факторов выкашивающих поколение не хуже чем немецким MG-42 предыдущее. С-200 – «Ангара» – новый неразменный рубль противовоздушной обороны пятнадцати свободных республик. Не продается даже европейскому соцлагерю, хоть слюни у ручных министров-попрошаек, окончивших московские академии Генштаба с отличием, свисают до стоящей торчком шерсти самаркандского ковра в кабинете маршала на Арбате. Всем стоять, бояться! Эта штуковина готова к гиперзвуковым войнам следующего века. Конвейер запущен, и две, или там четыре тысячи пусковых вскоре перекроют небо Союза. Товарищи ученые, доценты с кандидатами не зря лускают икру осетрины с самого большого озера планеты, запатентованного как внутренне море СССР. Это компенсирует их бессонницы и тики, а кому мало икры, качает спинные мышцы, сопротивляясь весу орденов навинченных на пиджаки спереди.
Да кстати, о море. Кто-то неграмотный тычет в карту и утверждает, будто с данным озером соприкасается еще и Иран. Наивный! Он не ведает, что когда с ракурса Астрахани в сторону Красноводска начинает разгон «Каспийский Монстр», боевые джонки всяческих падишахов гребут в ближайшую бухту и всем экипажем забредают в ближайшую чайхану, обкуриться опиумом с горя за унижение, ибо экспериментальный экраноплан – продукт недосыпания уже конструкторов другого – военно-морского – профиля – может случайно промахнуться мимо Красноводска, а разворачиваясь по большой дуге обратно, состричь мачты у всех рыболовецких флотилий в акватории Бендер-Шаха или Пехлеви. Да, он вообще-то и по берегу может. Он рулит по глади Каспийского озера столь стремительно, что застигнутый врасплох американский сателлит-шпион не успевает регулировать фокус для четкой съемки. АНБ потом вечно приходится доплачивать «Диснею» за карандашную ретушь, дабы выглядело пореалистичней и поубедительней; возможно у них контракт на постоянной основе – у мультипликаторов карманы ломятся.
И значит С-200. Дальность боя скромнее чему у «Дали», но 180 км отдай и не вякай. К тому же имеется перспектива, ЗРК создан с потенциалом генетического запаса. После «Ангары» следует марка «Вега». Здесь еще шестьдесят сверху. В плане дальности. По высоте поражения, тут своя сложная песня. Однако командиры эскадрильи «Чёрных дроздов» – SR-71 компании «Локхид» – теперь командированы в Японию, разыскивать выживших с войны камикадзе для комплектации экипажей. Конечно, есть альтернатива – снять с вооружения или хотя бы законсервировать до лучших времен. Это, до каких? Когда «двухсотку» расставят еще и в соцлагере, потеснив «Аваксы»? Нет, до следующих, когда ее все же начнут продавать друзьям-арабам, а там израильский Мосад умудрится слямзить что-то для разбора по винтику и выявления среди деталей ахиллесовой пяты. Техническая разведка США – АНБ – начисто продула пари конкуренту – Центральному развед-управлению. Те сработали без всяких десятимиллионнодолларовых спутников, просто распределяя стотысячные пачки по карманам кандидатов ЦК. Разумеется, мальчиков приходилось курировать с пеленочек (величайшее изобретение индустриальной культуры – памперс – еще не покинул стены своего КБ): загран-туры, обмен талантливой молодью, голубь мира – это же наш совместный символ любви!
Однако эти нюансы выявятся после. Сейчас конструкторам надо найти удобное место, для доводки «двухсотки» до ума. Если запустить прямо тут же, в огороженном забором КБ… Но ведь только ускорители падают километра за четыре. Значит… Разворачиваем плоскость Меркатора…
…Однако раз пошла такая пьянка,
Как говорится, то кромсай к столу
Последний огурец. К тому же
Время – дикие века, воюют без резервов
И в лесу, поблизости, или допустим в нише,
Что под скалой, нет скрытого полка,
Все здесь на поле. Господи, футбол —
И тот хитрее будет. Дикари,
Или скорей наивные ребятки.
Нет тактики тотального удара,
Стратегия «двух с половиной войн»
Еще не родилась. И значит?
План до конца ведем, подходим ближе…
Между относительно сложными делами, имеющими определенную степень риска, случались задания весьма простые. Простые иногда подразумевали выезды по области, беглую рекогносцировку каких-то воинских частей, на предмет расположения КПП, а так же подходов и подъездов к ним с иных позиций. Лет за двадцать пять до того, за столь нездоровое любопытство, в этой же местности получилось бы запросто схлопотать десять лет строгого режима за шпионаж: страна, имеющая долгосрочные цели, не забывала себя защищать. Однако то нехорошее для шпионов и опасное для предателей тотальное прошлое кануло в историю. Еще бы нет, и в этой и в соседних странах-осколках шпионы и предатели встали у власти, так что первое, что они сделали, это обеспечили себе-подобным комфортные условия проживания. Ну что, в самом деле, могла в отношении Реджеба Хатади сделать нынешняя власть? Обратив внимание на его неславянскую наружность, его могли отозвать в сторону ребятишки в форме, или без таковой, но с какими-то ломинированными удостоверениями, и попросить продемонстрировать документ. Вообще-то по официально демократическим нормам местного законодательства, Реджеб Хатади мог бы просто возмутиться и ничего не показать, ибо поскольку номинально он не нарушал никакого общественного порядка, то и останавливать его было незачем. А помимо, в этой вольготной для всяческого криминала стране, никто не вводил комендантских практик, и вольные как ветер местные граждане были совершенно не обязаны носить с собой паспорта. Именно в таком роде мог бы ответить представителям закона Реджеб Хатади и был бы номинально прав. Тем не менее, кроме словесного словоблудия конституционных бумажек, он прекрасно ведал реальное положение дел. Похоже, его мудрая страна, выбрала момент для тутошней операции идеально. Через несколько лет, пойди все своим чередом, на здешней территории установится полицейская диктатура, и тогда деятельность групп, подобных группе Хатади, станет попросту невозможна.
Так вот, поскольку Реджеб Хатади имел дела с реальностью, то на всяческие обращения местных властей, он реагировал заискивающей улыбочкой, подобострастным извлечением на свет божий востребованных пропечатанных бумаг, а на уточняющий вопрос: «А что вы здесь, в Амвросьевке делаете, если трудитесь в Донецке?», он всегда с искусственно усиленным южно-кавказким акцентом – ибо смешная речь настраивает стражей правопорядка на веселый лад, а к тому же явно демонстрирует, кто из собеседников неопасный дурачок – разъяснял: «Понимаешь, уважаемый. Тут дэвушка-жэнщына. Полюбил, как увидел глазом. Может, жена будет. Не могу найти дом, ныкак не могу. Подскажи, дорогой-уважаемый!» И даже подсказывали. Особенно успешно, когда из рук в руки переходила десятидолларовая бумажка. А порой, угадывая притязания полиции-милиции сходу, Реджеб Хатади и не доставал паспорт и прочее, дабы не засвечиваться зазря, а сразу вкладывал в жадную руку что требуется, и шел далее своей дорогой, краем глаза отмечая военное КПП, количество девиц перед ним и номер войсковой части, выведенный краской на воротах. В этой стране все получалось так запросто!
Прочие задачи были совсем смешные. Например, пройтись по институтским и училищным общагам. Определиться имеются ли среди них чисто женские, или хотя бы выявить какие этажи преимущественно для девиц. Отметить семейные, как понял Реджеб Хатади, именно на предмет малой заинтересованности оными со стороны родного заморского командования. Данное дело не представляло уже совершенно никакой сложности. Вольготной походкой он прохаживался по всем этажам, заглядывал в туалеты. Порой для этого приходилось выстоять очередь, причем нагло влезающие вперед юнцы уверенно заявляли, что мол «Петруха мне занял раньше». Способный переломать им шею ударом сдвоенных пальцев Хатади вяло и безразлично кивал, наконец, попадал в нужник, осматривал из окна (часто для этого приходилось вставать на подоконник, ибо окна до половины мазались белой краской) подходы к зданию, возвышение над местностью и торчащие напротив высотки: порой они тоже представляли из себя общаги, так что осмотр имел двойную функцию. Естественно, иногда в размещенных по центру города, и еще, по странной случайности, не выкупленных большим бизнесом, студенческих жилищах наличествовали вахтерши. Тогда приходилось просто засовывать руку в карман и извлекать оттуда что-нибудь интересное. Как ни странно, но здесь, как раз долларовые бумажки могли сослужить плохую службу – насторожить и обозлить состарившихся вместе со своими обшарпанными стульями привратниц. Гораздо лучше срабатывала шоколадка среднего формата. Но кое-где, все равно приходилось способствовать круговороту долларов и гривен, видимо данные вахтерши уже прошли новейшую школу жизни, и были совершенно подготовлены перекочевать со своими стульями из охранников студенческого жилья, в охранительниц борделей. Реджеб Хатади прикидывал, что возможно в новых обстоятельствах, им даже не придется переезжать. В самом деле, неужели по приходу сюда турецкой армии, этому городу еще будут нужны какие-то студентки-филологи? А вот использовать их по другому, куда более утилитарному и древнему назначению представлялось вполне перспективным. Конечно, не будучи посвященным в точные планы командования, получалось строить какие угодно гипотезы. Но ведь Реджеб Хатади не любил болтать, а потому не обсуждал с подчиненными свои догадки, так что любые гипотезы и предположения оставались его внутренним, никому не ведомым делом.
…Но они стоят! Щиты сомкнув,
Надвинув шлемы туго, и копья —
Наконечники блестят, в отличие от глаз —
Те щурятся, в бессилии считают
Персидские рады, а может,
Молят Зевса,
Чтоб стрел поток отвел куда-то вдаль?
Помиловал пока, до честной бойни,
Что на мечах. Но может, что-то ждут?
Знамения или прихода Спарты?
Но глупость, времени
Действительно уж нет —
Пора кому-то начинать атаку:
Трусливый грек? Надежд на это нет
Штаны накакал полные, иль там —
Доспехи, ну,
Что тут, изобрели до, сей поры.
А перс? Но им бы подойти еще чуть-чуть,
Ведь горка все же, да и долго
Шли, до того…
Если бы когда-то в сороковых Красная Армия все же упредила Германский Вермахт в нападении, то после завоевания Европы наверняка бы развернула свои триста дивизий в странствие на юг – в Африку и Азию. К прискорбию, надо констатировать, что обе Америки остались бы вне сферы великого танкового похода, по крайней мере, до нового образования Беринговой суши. Тем не менее, речь сейчас не о Новой Англии и прочих «канадах». Просто в результате Великого похода в состав социалистического мира однозначно угодила бы пустыня Сахара. На счет ее грядущего превращения в бананово-яблоневый оазис, после похорон века модерна, верится с трудом, ибо этими же яблонями планировали засадить и Марс тоже: «Не желаете ли яблочки марсианские, свеже-мороженные, породы Фобос? Пол кило – сто тысяч рубликов; сами понимаете, доставка покуда дороговата; марсианская целина, скафандры… но вот скоро…» Оставим детализацию фантастам и вернемся на родимую.
Со всей определенностью гарантирую, что на первом этапе, кроме семипалатинцев, Сахару отвоевали бы и ПВО-шники тоже. Ибо… Ну сами посудите. Установив полигон по центру, удалось бы метать ракеты вкруговую, на любую дальность. Пожалуй, в серию пошел бы и отвергнутый когда-то ЗРК «Даль»: «Эх! королевство маловато – развернуться мне негде!»
Однако согласимся, и обесчещенный Вермахтом Советский Союз был тоже не мал, и в нем получалось найти значительные участки местности не занятые воспламеняющейся тайгой и нужным совхозам чернозёмом. Упрощенный аналог Сахары… Да, Турменистан всем хорош, песка много, однако впрямую граничит вовсе не с социалистическим Ираном, на рассматриваемое время, вовсе даже враждебным и проанглийским. Испытывать вблизи него нечто по-настоящему новое… А вдруг, возьмет и улетит куда не надо? Была охота делать подарки империализму. К тому же и оттуда вовсе недалеко, попросту «случайно», удается засылать всяческие U-2 и прочие гадости. Уж лучше… Все правильно, Казахская Советская Социалистическая – самое то. Да и простор здесь, простор!
…Однако в новый миг,
Там, в греческих рядах, что ждали стоя,
Команда разнеслась… И строй
Пошел, точней, рванулся
Четкостью рядов.
Бросок по склону вниз, понятно дураку,
Имеет преимущество, к тому ж
Число у греков более. Читатель,
Не верь легендам сочиненным позже,
Дабы украсить явь,
Оливковыми круглыми венками
Нам застелить неясности и снизить
Потенциал правдивости на шаг,
Дабы не только грамотный в войне
Усек – величие свершившегося чуда…
Сказать, что у майора Забияки никогда не мелькали мысли по поводу заговора против существующей власти, стало бы явным обманом. К этому его обязывала не только фамилия, но сама принадлежность к офицерскому корпусу. Ну, кто не слышал как там-то и там-то – обычно в Африке и несколько реже в Центральной Америке – рано или поздно происходит армейский переворот? И совсем не «как правило», во главе этого маскарадного шоу стоит какой-нибудь генерал. Тоже диво! Генералы совершают перевороты даже у нас, вспомнить случай с Дудаевым, например. Гораздо интереснее, если пируэт с опрокидом власти делает никому доселе неизвестный капитанишка. Но вообще-то майор Забияка вовсе не страдал комплексом Наполеона. Так же не собирался он водружать на себя и королевские привилегии. В тутошнем климате королей отроду не водилось – судя по нынешним учебникам пластичной до ненаучности науки истории, на власть в здешней территориальной целостности могли претендовать только гетманы. Ни сам Николай Васильевич Забияка и никто из его не слишком далеко в прошлое отслеженных предков гетманами не значился. К тому же, командир инструкторской группы майор Забияка был вполне адекватным реалистом и потому если когда и задумывался о перевороте, то не в виде реального планирования, а так, в качестве мечты. Ведь действительно, в настоящее время обстоятельства доставали любого нормального человека и без всяких гетманщины. А военные, как известно, отличаются от прочих «гражданских шпаков» только лишь возможностью иногда подержаться за настоящее оружие. Хотя разумеется, люди мало сведущие в военном деле, точнее, совершенно не сведущие, могут подумать, что применить оное оружие против чего-нибудь можно запросто. Конечно, нет ничего принципиально мешающего употребить, к примеру, пистолет. Да и то, нынешние големы госструктур давно списали отдельную человеческую особь из разряда здравомыслящих, разумных существ. Неких братьев по разуму ищут теперь только отдельные энтузиасты, да и то не с помощью телескопов – их им не доверяют – а посредством ковыряния в газетах, журналах. Так вот, просто так получить в руки оружие, у офицера еще и не выйдет. Надо, как минимум, заступить на дежурство, да и то, тебе выдадут лишь две положенные обоймы. Что серьезное можно сотворить пистолетом ПМ? Попугать попутчиков по судьбе, тянущих такую же офицерскую лямку? Или пристрелить особо непослушного солдатика? Смысл? Убить кого-то действительно важного никак не выйдет. Для эксперимента, попробуй, доберись до президентского дворца. Тревогу поднимут раньше, чем ты покинешь родимое КПП. Может, тогда дело решит сверхнадежная штуковина – АКМ? Но в чем принципиальная разница? Прицельная дальность чуть выше, но если палить в автоматическом режиме, то патроны кончатся еще проворней чем у «Макарова».
Как на счет более серьезных и больших военных предметов? Однажды в Южном Вьетнаме, во времена той самой большой войны, один пилот этой же южно-вьетнамской армии зашел в пикировании на сайгонский дворец собственного же южно-вьетнамского президента. Причем заход получился весьма удачным – бомбами снесло половину здания, ибо «Фантом» весьма бомбо-подъемная машина: восемь тонн – за так. Но что толку? Правитель, как назло, оказался в другом крыле дворца. Теперь, судя по детективам, дворец, по крайней мере, американского демократического избранника прикрыт группировкой ПВО. Но ведь у майора Забияки не имелось даже самолета. И к тому же, чтобы он с ним делал, если бы странным образом таковой добыл? Это Шварценеггер летает на чем попало – в Голливуде все допустимо, а в реальности, для управления самолетом требуется все-таки быть летчиком. Правда, у майора Забияки наличествовали в распоряжение штуковины более быстрые, чем истребитель – изделия нормировки 5В28. Однако попробуй, употреби их в одиночестве.
Конечно, рассказывают, что мол когда-то, в доисторические времена Союза ССР, один скучающий часовой умудрился нечто таковое совершить. Пусковые установки зенитно-ракетных комплексов стоят обычно по окружности вокруг какой-нибудь кабины управления. Без команды питание на них не подается, и потому их вполне получается вертеть по азимуту вручную хоть куда. Вот тот, инкогнито прорвавшийся в офицерские байки, часовой и повертел их немного туда-сюда. Никаких измерительных приборов – панорам с визирами – у него не наличествовало, так что действовал он на глаз. Каждую последующую ракету, находящуюся в режиме отмены готовности в горизонтальном положении, он навел на соседнюю. Конечно, там имелись всяческие мешающие делу земляные обваловки, но все же они не прикрывали пусковую установку полностью, так что надежда на исполнение акции у злоумышленника тлела хорошим бикфордовым шнурком. Наверное, в недалеком еще детстве, этот вооруженный по случаю караульной службы юноша весьма любил расставлять костяшки домино особым образом. Тогда они выкристаллизовывают различные композиции, и когда толкнешь крайнюю, то происходит грандиозное зрелище цепной реакции, а как следствие возникает новый, теперь уже статичный узор. В этот раз костяшками у него служили боевые ракеты. Их, к его сожалению, в боевом дивизионе мирного времени располагающем шестью пусковыми установками наличествовало всего-то четыре штуки. Тем не менее, дабы замкнуть процесс накоротко, он навел все ракеты последовательно, паровозиком, минуя пустые ПУ. Затем он отошел на некоторую дистанцию, снял предохранитель «Калашникова» и пальнул в твердотопливный ускоритель первой ракеты. Рассказывают, что по «принципу домино» ему удалось запустить три изделия из четырех. Наверное, врут.
Но все-таки конечно, использовать оружие как-нибудь по-придурочному вполне-таки возможно. Однако какое отношение это имеет к государственному перевороту?
С другой стороны, командир инструкторской группы государственного, по нынешнему «дэржавного» – полигона – это не какой-нибудь солдат-срочник. Знаний и умений куда по более, а главное, в распоряжении не какой-то ПМ или АКМ, и даже не «сладкая парочка» – спаренная пусковая установка «Джигит». Номинально, во владении майора украинского ПВО наличествовал ЗРК С-200Д – дальность действия более двухсот пятидесяти километров. Однако правительство Украины располагалось в Киеве, то есть гораздо дальше этой зоны поражения; причем, оно не парило в воздухе, разве что иногда. И значит, даже при желании, дабы таковое возникло всерьез, майор Николай Васильевич Забияка, все едино, не сумел бы произвести хоть что-то серьезное наличествующим у него оружием.
Даже обидно – понимаешь? – то ли дело на далекой демократической планете Тратай, на которой у президента на шее висит динамитный механизм, а у каждого гражданина наличествует кнопка, и если – понимаешь? – что-то где-то у нас порой, то…
…Ведь что дурак ответит коль ему
Расскажут правду
Через поколенье, а то все три,
Иль даже девяносто?
А, греков больше было, скажет он,
Тогда понятно, где ж тут героизм —
Толпой громить всегда приятно, вроде,
И даже безопаснее, к тому ж,
В таких условиях и с форою – профан,
Любой, расправится легко
С любым противником,
А что там эти персы?
Ведь азиаты, дикости костяк, орда вандалов,
Что с них взять еще?
Кроме войны числом, а не уменьем?
Вандалов, знают все,
Прикончить надо кучей, причем большой,
В веках запечатлев свой подвиг золотом…
Итак, берем в руки иголку и тычем в карту.
Пустыня? Пока нет, но преобразуем помаленьку. А покуда только полупустыня – Бетпак-Дала. Вполне подходящее пространство даже для «двухсотого». Его штатное изделие 5В28 вспарывает тысячу метров этого пространства за секунду. А пространство, как известно, – основное богатство Казахстана. Вся прелесть его в том, что сколько не летай – никуда оно не девается: еще не наступили времена плача об озоновых дырах. Вообще Казахстан, в плане наземной плоскости натянутой на глобус Лобачевского изгиба Земли, представляет из себя проходно-непроходную территорию. Проходную, в том плане, что ее быстрее хочется преодолеть, дабы добраться хоть до чего-то путного, типа оазиса цивилизации. А непроходную, в плане того, что до возникновения железных дорог, и пройти-то ее было проблематично. С переделкой этого природного ковра полупустынь, окантованного, где горами, а где морями, в часть Советского Союза – Казахскую ССР, покуда мало что изменилось. Разве что эти пустые емкости бескрайности начали набивать хотя бы чем-нибудь. Обычно тем, что быстрее попадется под руку. Теперь эта советская республика, еще не под завязку, но набита лагерями строгого и не строгого режима – дань далекому прошлому человечества – рабовладельческому строю, а так же поклоном будущей экспансии homo sapiens-а в звездные дали – одним космодромом и одним ядерным полигоном. Тем не менее, бутыль вовсе не переполнен – пространства еще пруд пруди. Создание в Бетпак-Дала полигона ПВО – просто дополнительное радостное бульканье заливки чего-то нужного в нечто подвластное, но покуда ненужное.
Местные аборигены совсем не против. То, что их спрашивают, или не спрашивают, отношения к делу не имеет. Теперь скучными доселе ночами, в коих бестолково хорошо наблюдаемы только ненужные наземному кочевнику неизмеримо удаленные солнечные шары, получается за бесплатно рассматривать, как одни мечущие жар звезды сталкиваются с другими. Правда, собирать осколки звезд не разрешено. То привилегия людей в красивой зеленой одежде, а за нарушение вполне можно угодить в те самые, используемые в поклонении древности территории. Кроме того, от присутствия русских есть прямая выгода. Когда кое-кто из безмерно уважаемых баев-офицеров вырывается на день-два из своих изобильных сгущенным молоком, северными красавицами и прочим счастьем резерваций, что-нибудь из прелестей далекой евроцивилизации может перепасть и встречным погонщикам верблюдов. Допустим, пустая, но солидольно-эн-зэ-шная солдатская фляжка, или алюминиевая миска с нуля. Русско-советские командиры не шпрэхают на местном наречии, но зато свято почитают обычаи кочевников. Еще они обожают охотиться, и палят из АКМ-мов по сайгакам, занесенным кем-то неграмотным, никогда не наблюдающим бесконечности стад вблизи, в Красную книгу. К жалости погонщиков боевых патронов им не вручают, но зато по безбрежности русской широты, могут отвалить мяса и плеснуть из фляжки обжигающе-прелестного напитка – спирта технического. Непонятно, почему расчувствовавшиеся офицеры жалуются, что в их полигонных государствах не продают обыкновенной пшеничной водки? Спирт гораздо круче, валит с ног в один миг, и к тому же – снова по слухам, и оброненным на обще-советском языке фразам – выдается офицерской братии за просто так. Эти русские военные – очень чудные люди, и вероятно больны склерозом. Палят в пустое небо бесценное – по совсем уже бредовым россказням – стоящее миллионы рублей железо, напичканное количеством пороха достаточным для глушения абсолютно всей рыбы в Балхаше, затем носятся по степи, разыскивая разлетевшиеся на солидную площадь обломки, и выдирая из них некие сверхценные, совсекретные блоки: за кои, опять же по слухам, могут переместить на жительство даже не в казахстанские, а в совсем уж холодные калымские пансионаты. Как будто нельзя было аккуратно и без суеты вынуть нужное из железяки еще до того как отправить ее взрываться в верхотуре.
Смех с этими русскими. Бормочут у костра, растолковывают местным по складам, что готовятся отражать воздушные налеты каких-то американцев. Где эти американцы? Бредят, что они даже на Луне. Совсем уж хохотно. Долетели туда на ракетах! Почти все верблюжьи пастухи в своей стадоводческой жизни натыкались на эти самые ракеты, еще до нахождения их офицерскими патрульными. Людей внутри не встречалось ни единожды. Тем более анекдотично – прямо московский журнал «Крокодил», что вроде бы на ракете они и вернулись назад. Как ту ракету после стыковки с Землей собрать? Тем более с Луной? Вон она – какая бугристая! Даже без офицерского бинокля получается рассмотреть.
Короче, со всех ракурсов жизненного предназначения, нет лучшего места на планете для ракетно-ПВО-шного полигона, чем родимый Советский Казахстан. Это с целиной прокололись, а с ракетными пусками мы первые парни в Солнечной системе. Где вы братья по коммунизму из прочих пространств Млечного Пути? Приезжайте сюда, популяем что-нибудь разом, назло антиподному империализму.
…Однако в том и суть,
Что здесь обратная картина
Волоколамского шоссе, точней легенды,
Сочиненной, правда,
Уже теперь, в лихие времена
Фашистского нашествия в Союз
Республик, тех, что делят вечно,
До сей поры, наследство из бумаг,
А так же танков. Но,
Мы отвлеклись. Правдивая картина
Хоть вовсе доказать это нельзя,
Поскольку в шифрах генов человека нельзя читать,
То, что случилось там, под звон мечей,
А так же ломку копий,
Имела ракурс несколько иной…
Оказывается наивность, привившаяся в доисторическом советском детстве, сохраняла твердые позиции вплоть до сегодняшней поры, ибо узнав о посадке в Крыму иностранных военных самолетов, майор Забияка в течение целого часа уверенно ожидал указаний от вышестоящего командования. Только по истечении этих самых шестидесяти минут, он наконец тряхнул головой, взбалтывая бурлящую там кашу, и покинув подземное убежище направился на территорию соседнего инструкторского филиала, к своему другу капитану Логачеву.
– Здравия желаю, Витя! – сказал он, вваливаясь в кабину наведения комплекса, после преодоления двух километров протоптанной через кустарник и дыры в колючей проволоке тропы.
– Ты чего гуляешь, Николай Васильевич? – спросил его Логачев. – А вдруг, тревогу объявят? Будешь на спринтера сдавать? Что не знаешь, что твори…
– Выйди сюда, дивизионный командующий, побеседуем, – кивнул ему Забияка и шагнул из кабины назад.
Офицеры спустились вниз по штатной приставной лесенке, затем по созданным хап-способом деревянным ступеням и наконец распахнули деревянную дверь, вписанную в самодельные ворота, а потом поднялись вверх по так же хап-способом сооруженным бетонным ступеням подземного убежища. Логачев достал сигареты, предложил Забияке. Оба не торопясь закурили.
– Значит, тревоги ждешь, Витя? – спросил командир инструкторской группы комплекса С-200Д.
– Ну, да, – не слишком уверенно отозвался командир инструкторской группы комплекса С-125. – Ведь сам понимаешь…
– Что понимаю-то?
– Но ведь говорят, что на аэродроме какие-то транспорты чужие. Да и вообще, я вот лично наблюдал, что-то летает.
– Ты что, станцию включал? – вскинулся Забияка.
– Нет, я визуально видел. Вот там, с северной стороны. Честно не понял, что за марка. Но явно истребитель, – объяснил Логачев.
– Хорошо, что не включался, – кивнул Забияка.
– А разве нель…
– «Восемнадцатую» тоже не включал?
– Приданные средства разведки? Нет! Там вчера Гильманов разобрал половину системы охлаждения. Представляешь, Коля, там пчелы… точней, осы… устроили чудовищных размеров гнездо. Повылетало столько… Фильм ужасов.
– Понятненько, Виктор Степанович, не заботитесь о вверенной правительством технике, да?
– Мне ее, между прочим, не нынешнее «господарство» вручало. Эти клоу…
– Короче, хорошо, что не включался, Витя, – Забияка бросил окурок и с силой вдавил его в почву. – Теперь слушай сюда. Болтать некогда. Думаю… И даже уверен, приказа о боевой готовности мы не дождемся.
– Да, а чего?
– Не прикидывайся совсем уж наивным, Витя. В верхах сплошное предательство. Связывался по телефону с Нартовым. Сказал, ничего не предпринимать, ждать указаний, продолжать плановые занятия. И особо подчеркну, никакой повышенной готовности не объявлять. Как тебе?
– Да я в курсе, он же это самое по «громкой» доводил.
– Знаю.
– Так чего тогда звонил?
– Да, не верилось как-то. А связи, между прочим, по «мобилам»-то и нет. Как думаешь, они на всей Украине ее задавили?
– Хрен ли ее там давить, Коля.
– А что уж совсем два пальца?
– Да не с каждым же телефоном возюкаться, правильно? Достаточно задавить станции. А может спутник отсечь, честно говоря, я до конца не в курсе как такое сделать.
– Ладно, это не по нашей части – стыковки «мобилок» восстанавливать. Давай лучше обсудим то, что по нашей.
– В смысле, Коля?
– Ты, правда, не врубаешься, или решил прикинуться современным призывником-дебилом, а, Витя? Тебе не идет, ты хоть и военный-здоровенный, но…
– Чего кипятишься, а, пан майор? Чего не так?
– Слушай, Виктор, мы с тобой тертые калачи. Я тебе говорю, происходит какая-то хрень. Страну снова кидают.
– Разве впервой, Коля? Мы уж…
– В том-то и дело, что не впервой! – майор Забияка снова бросил окурок под ноги и нервно оглянулся вокруг. – Вот потому я и спрашиваю, сколько можно? Какова цель нашей службы в ПВО, а?
– Ну вот, ты в большом смысле, что ли…
– Ясная хрень, в большом! В нормальном! Так какова?
– Издеваешься над младшим по званию, да, майор Забияка? – прищурился командир инструкторской группы комплекса ближнего действия.
– Ладно, стесняешься вспомнить банальщину. Тогда я оглашу, – Забияка извлек новую сигарету.
– Чего-то ты частишь… – попытался поддеть Логачев, но тут же смолк под взглядом товарища.
– Не сбивай, – процедил Забияка втягивая дым. – Наша с тобой задача, Виктор Степанович, обеспечить мирное небо нашей Родины. Так?! Если какая-то сволота из в верхах стоящих кресел не жаждет выполнять свой долг, значит, придется нам справляться самим.
– В смысле, Коля? Ты что решил поднять бунт? Арестовать Нартова и…?
– Уймись, я что тебе – правосудие, особый отдел и прочее в одном лице? Мы просто попытаемся выполнить свой долг.
– Но каким обра…
– Что значит «каким образом»? В нашем с тобой подчинении мощнейшая техника. У моего «С-двести-Д» дальность поражения двести пятьдесят пять километров, по крайней мере, по некоторым видам целей? Разве нет?
– Ну так, то у твоего? А вот у моего…
– Каждому фрукту свой месяц, Витя. Ты должен будешь прикрыть мои боевые порядки.
И тогда у капитана Логачева отвисла челюсть.
…Да, греков было больше изначально,
Однако конница у них наперечет,
И главное, в фаланге ополченцы,
А те, в кого они
Врезались под шумок визжащих стрел
Имели мастерство в войне по боле.
И значит, подвиг все же на лицо.
И он вот в том…
Когда… они стоят, под градом стрел
И умирают стоя, и на щите
И с верою в глазах, прищуренных
Чего-то ожидают…
И все-таки большому, распростертому по Азии, Союзу ССР никак не получалось обойтись лишь двумя полигонами. И кстати, тут виновато не обилие незаселенной местности, а политика. Понимаете, в мире существует социализм двух видов. Это естественно, не принимая во внимания всяческие ревизионистские отклонения от правильного курса. Кои вообще-то социализмом вроде бы считаются, но как-то говорить о них в таком духе очень даже нехорошо. Короче, существует социализм для внешнего, а так же для внутреннего пользования. Что непонятно, неясно?
Наш родимый – внутри СССР и бережем мы его пуще глаза. Другой – внешний, Варшавского договора и прочий, тот тоже пуще глаза, но все же несколько не так прикрывая веко. Видите ли, в тутошние тоталитарные времена народ весьма практичен, ибо диктаторская пирамида наверху отягощает ответственностью, за принятие решений. Это в последующие, после-перестроечные времена милой сердцу деиндустриализации, как ступени к фермерству, все лучшее – хорошим, честным людям Запада. А тогда – несколько иначе. Оборонительный ресурс всегда конечен, потому самое новое, свежее – прежде всего себе. К тому же, когда оно тут, за «железным занавесом», все как-то надежней, что не уплывет в чертежах к добрым дядькам промышляющим на ниве разведки. А потому…
Все правильно, самая накрученная техника противовоздушной обороны поначалу размещается в границах Союза. Дабы в случае большой, и весьма вероятной временами, заварухи иметь против воздушно-стратосферных агрессоров некоторые козыри. Вот пронесутся Б-52 с Б-1 и прочая нечисть над лесами-полями Польши и Чехословакии, умело уклоняясь от всяческих хорошо изученных ракетных комплексов поставляемых СССР по льготным ценам всем режимам заявившим о приверженности социализму, а тут, после границы, уже на подлете к распростертой цели Минска, или там Смоленска, по ним «бах!» – весело отработал новейший, плохо освоенный ЦРУ, комплекс С-200. А потому, вот вторичная причина, по которой на территории СССР требуется иметь еще и третий полигон, то бишь, учебный центр ЗРВ. Ибо в этой «учебке» будут проводить стрельбы настоящими ракетами воины дружественных социалистических стран. И даже не социалистических, но тоже дружественных – арабских.
И кстати, кроме всего прочего, где маленьким государствам Варшавского договора популять ракетами вволю? Там на каждом километре деревня. К тому же, вылетевшая из какой-нибудь Германской Демократической Республики головная часть может, чего доброго, спикировать куда-нибудь в Федеративную Германию. И что тогда? Двинуть танки навстречу, одновременно прикидывая, в какой последовательности произвести обмен ядерными ударами? В плане, сразу всю серию, или растянуть удовольствие часа на два?
Ну что ж, лучше уж пожертвовать часть родной Российской Федерации для маленьких социалистических братьев. Тут тоже можно найти вполне эдакий Казахстан – чем Астраханская область хуже, собственно?
…Нет, не пришествия,
Христа ведь еще нет —
Он не родился, ну, а Зевс —
Божок игрушечный, всё занят ерундой,
Любовницы, нектар – вино богов,
Никак ему до смертных не добраться,
Не подсобить. Все некогда,
И Гера достает,
Уж развелись бы что ли? Так нельзя!
О горе с вами боги, и надежд
На вас уж нет, уж третий день стоим,
А вам – до лампочки… Придется полагаться
На местных, на начальство, что стоит
Вот тут же, рядом, под стрелой врага…
– Ты что, Коля, офонарел? – попытался усмехнуться Логачев.
– Считай, что офонарел, – кивнул Забияка, бросая под ноги недокуренные «Прилуки». – Ладно, торчим тут на виду. Не для курилки сей разговор. Пошли в кабину, там побеседуем в спокойствии.
– Ты что всерьез что ли? – снова спросил командир инструкторской группы дивизиона С-125, когда офицеры зашли в кабину УНК и задраили за собой дверь на большущий рычаг-рукоятку.
– А то нет, Витя.
– Но ведь под суд же? Трибунал, в смысле?
– Трибунал?! – по-настоящему артистично удивился командир «двухсотки». – Фигня-то какая, Виктор! Ты прикинь, что на нас настоящие бомбочки могут сыпанут.
– Тем более, Коля. Как же…
– Ты военный или как, Виктор Степанович? Ты для чего в армию шел?
– Ну…
– Ага, знаю. Хотел, наверное, как твой папа, быстренько дослужиться до пенсии, а там…
– Да где ж у нас быстренько-то получится, Николай? У нас же нет Крайнего Севера, ничего такого. Везде год за год.
– Но зато в покое, без метелей, мошки и сырости. Тоже неплохое дело.
– Можно подумать, майор Забияка, ты сам готовился к настоящей войне.
– Не, не готовился, Витя. Ей богу не готовился. Если только так, краешком сознания. Мол, думал, там, горячие точки, то, сё…
– Ага, мы тут большая геополитическая держава. У нас по всей планете свои галицийские интересы.
– Точно, Витя. Не в то мы времечко угодили служить, ой, не в то. В СССР-е родиться-то успели, а вот служить никак.
– Да, уж развалился как-то до нашей активной жизненной фазы.
– Уж развалили, развалили. Помянем минуткой молчанья, – закивал Забияка. – Но уж в следующий раз, сейчас не до того. Короче, Виктор Степанович, угодили мы с тобой в нехороший исторический период. В настоящую войну. Конечно, можно и отсидеться, чего там?
– Так, Коля, придержи «коныкив». Я знаю, ты мастер убеждать. Теории МЛТ и прочее… Сами чего-то слыхивали. Но ты ведь предлагаешь сейчас совсем не войну, так?
– Естественно, Витя. Война против нас уже и так ведется. Я предлагаю не увиливать, а нанести ответный удар. Хоть один-то мы можем?
– Стоп! – вскинул руку Логачев. – Опять тему выкручиваешь. Война, как я понимаю, это когда приказ сверху. Когда родимое командование пришлет указание – «Дан приказ ему на запад» – а мы уж…
– Ну, дождешься от них…
– Погодь! Погодь, Николай Васильевич. Я говорю о нормальной войне. Есть такое словосочетание, а? Но ведь ты-то предлагаешь натуральную партизанщину, так? Понимаю, это в Крыму может и модно, но как-то… Хоть бы располагались мы ближе к катакомбам, что ли.
– Зачем нам катакомбы, Виктор? Мы что с тобой – специалисты-подрывники? У нас дело куда тоньше. Охранять небо! Из катакомб твоих никак такое не получится. Партизанщина, говоришь? Это вообще-то слово правильное. Не бандитизм все-таки. Так вот, по поводу. Что мы с тобой теряем-то? Постой, постой! Ну… Допустим, скромную пенсию. Это в перспективе, вообще-то. Ибо ты помнишь истории с несколькими общими знакомыми, когда ближе к пенсии по всякому выгнать пытались, лишь бы казну «риднои Батькивщины» охранить от оплаты двадцати годков служивого. И как бы нас с тобой, за сильно российский говор, тоже не турнули досрочно. Пока терпят, но как доблесть НАТО замельтешит по Крыму на законном основании, тогда может и придет время нас пнуть сапогом. Но… Да, погодь, погодь, Витя. Дай мысль доведу до пристани. Это я все о перспективах, кои могли проглядываться ранее, до сегодняшнего вторжения иноземцев. Сейчас-то перспективы вовсе другие вырисовываются. Вот, допустим, оккупировали нас тут втихую. Ну, как сейчас. Спрашивается, если здесь чужие танки…
– А что, уже танки?
– Да не перебивай, Витя. Мне что тут с нашей крымской глуши виден весь полуостров? Совсем даже невиден. Может, где-то и танки уже есть. Кто собственно им мешает, если транспортники садятся за так? Короче, мысль! Если тут вокруг будет чужая армия – на хрена мы с тобой? Усек, нет? Идем дальше. Вариант «два». Вот это «чужацке» войско пришло, вдруг раз, и так же волшебно ушло. И…
– В смысле, Коля? Что-то я…
– Сейчас врубишься, горе ты мое недальнобойное! Вот ушли они. И тут начались разборки. Это сейчас пресса-СМИ наши пришиблены и растеряны. Что будет потом? Начнут копать. И вот скажут: «А где, понимаешь, „ховалысь“ наши доблестные воины, когда тут распоряжались чужие?» Чем будем крыть, дорогой мой капитан? «Приказа не получили»? Смешишь! Тебе скажут: «А разве у вас не имелось собственных глаз и ушей с мозгами?». И будут правы, между прочим. И что мы будем блеять? И вот тогда, «дружэ мий», еще будет очень хорошо, что выпрут меня и тебя только лишь без пенсии, а не посадят в кутузку, ибо в верхах сидящие, те завсегда отвертятся, или в «роднэсэнькы» Штаты сбегут – у них «гро шей» хватит – а вот мы будем отдуваться. Уж в форме точно, в населенные пункты, соваться будут только мазохисты. Дело даже не в том, что стыдно станет погоном сверкать, так ведь просто побьют пребольно какие-нибудь молодчики. И будут, опять же, по-своему, правы. Такие, брат, дела. Ну что, убедил – нет? Согласен сбивать «барражёра»?
…Обычно тем, кто хлеб солдатский ест,
Иль кашу, ну а может быть оливки
По боле верят, нежели нектар
Без меры пьющим, даже на Олимпе.
Так вот, поскольку веры нет
В богов, или точней,
Она немного пошатнулась вниз,
Избыточный запас ушел сюда,
На землю грешную.
И вот, они стоят, щиты сомкнули
Ждут
Команды, взмаха,
Может быть, гудения
Трубы – нам не дано понять
В век микрофонов. Пройденный этап
Тот век. И он стоит,
Вот, правда, под щитом,
Что свита держит,
Все-таки стратег,
Куда же денешься?…
Однако времена щедрого на полигоны пространства прошли. Даже большой семнадцатимиллионноквадратокилометровой (39 буквов) России стало не сладко после отделения Казахстана, теперь требовалось изобретать не только замену Приозерску, но в перспективе и Байконуру. Как-то пронзающий будущее «новым мышленьем» Миша Горбачев не заметил эдаких мелочей – скромный шалун-плутишка, долларовый побегун. Ну, а что говорить о несчастной, в тридцать раз меньшей по площади Самостийности? Ей-то где ракетами пулять? Или может отказаться от всего дальнобойного и пользовать только всяческие «Шилки»? В условиях, когда истребитель-бомбардировщик может даже простую бомбу забросить километров на двадцать вдаль, данное решение будет идиотизмом переплевывающим многое прочее. В частности отказ от атомного статуса и закрытие исправных блоков Чернобыльской АЭС. Так что место требовалось найти.
Единственным слабо заселенным пространством оказалось Чёрное море. Азовское не подошло – оно слишком маленькое, и к тому же там, рядом покуда располагается Россия. Не хватало еще нервировать умно оставшегося атомным соседа периодически залетающими на его территорию стабилизаторами и ускорителями. А Чёрное море широко. К тому же там есть подаренный дядькой Никитой Крымский полуостров. С него, по идее, можно пулять почти в любую сторону. Но конечно, никак не стоит мешать мировому судоходству, везущему в Украину полные трюмы инвестиций. Так что отметим лишь некоторые секторы предназначенные для уничтожения целей. Видите, какие мы умные? Большой глупый СССР не додумался создать «учебный центр» прямо в курортном климате, не любил он людей, намеренно засылал подальше, во всяческую экзотику тайги и пустынь. А мы вот, демократическая держава, готовящаяся к вступлению в милую сердцу Европу, мы даже военнослужащих людей любим и уважаем. Пусть стреляют своими ракетами в синее море. Дельфинов-афалин от этого не убудет, и к тому же в больших глубинах, куда падут сброшенные ускорители и разорванные в клочья боевые части, расположена сероводородная зона – совершенно необитаемое пространство даже для рыб.
Тем не менее, оказалось, что советские маршалы были не совсем без мозгов. Однажды случилась катастрофа. Причем если в былые времена цензуры прессы и закрытости города Читы для иностранцев, случай с детским садиком остался локальным, быстро забытым инцидентом, то здесь ЧП тут же вышло на мировой уровень. Видите ли, как-то ни разу не случалось, чтобы над Казахстаном летали израильтяне. Наверное, даже МОСАД не планировал там разведывательно-диверсионные операции. А здесь, средь бела дня, чуть ли не посреди Чёрного моря, мирный аэрофлотовский рейс, летящий из Израиля, подвергся атаке тяжелой ракеты «двухсотого» комплекса. Тут был даже не какой-то капиталистический Б-52 с восемью моторами. Лайнер мгновенно потерял все свойства летающей машины и спикировал вниз, в тот самый сероводородный слой, начинающийся в ста пятидесяти метрах ниже уровня моря. Не выжил никто, ибо чудеса в реальном мире крайне редкое дело.
…Но все же, кое-кто, может решить,
Что в граде стрел не нужно находиться
Полковнику, тем паче генералу,
А маршалу уж вовсе незачем.
Однако мы уже тут говорили,
Воздушного командного поста
Здесь нет, а надо видеть всё
Поле боя – главную арену,
И дать команду вовремя, дабы
Опередить противника в секундах.
И он стоит, прищурив глаз в пространство,
Под стрелами врагов…
Кто это был? Вздохните облегченно —
История, соврав по мелочам
Или по-крупному, нам все же сохранила
Его фамилию —
Он звался Мильтиад…
– Значит так, братцы кролики, у нас тут нет времени устраивать проверки друг друга кровью, – майор Забияка прокашлялся. – Мы прикинули, сделали первичный отбор достойных на посвящение в задуманное. Если кто после нашего разговора побежит куда-то строчить рапортишку, или там, не мудрствуя лукаво, сразу позвонит куда следует – это останется исключительно на его совести. Потом ему же с этим жить-доживать и дослуживать. С другой стороны, без любого из сидящих тут ничего сделать и не получится, так что если кто свалит в сторону, то опять же, взятки гладки и затея сорвалась в самом зародыше. Тем не менее, обсудим состоявшуюся возможность вне вероятности выкидыша. Подождите с вопросами, ребята, давайте я договорю, объясню ситуацию.
– Как все уже догадались, на нашу милую Украину совершено вооруженное нападение. Средства массовой информации ничего толком не лепечут, похоже всю эта хваленая независимая пресса заткнулась в тряпочку. Думаю, методы нашли, и наверное не слишком сложные. Все же можно предположить, что нападение совершено коалицией стран. Никакой официальной войны, понятное дело, не объявлялось, так что зачитать полный список не получится. Однако то, что на нас напали вовсе не «москалики», устроившие тут когда-то «голодомор» и прочее – это и козе понятно. Ладно, не будем о политических моментах, это долго, и мы вообще тут технари, а не какие-то бездельники – политологи-культурологи. Тем не менее, и в любимом дем-правительстве и в штабах армии не собираются, похоже, предпринимать против агрессии абсолютно ничего. Кому-то может такое приятно наблюдать? Мне нет!
– И что рапорт дадим по команде? – спросил командир группы инструкторов технического дивизиона С-200 майор Родионов.
– Ой, не смеши, Александр Николаевич, – натянуто хохотнул Забияка. – Может, еще сочиним коллективное послание президенту нашему доблестному? – Теперь таким же манером хохотнули все присутствующие. – Короче! Никто нам не поможет, «не бог, не царь и не герой». Надо делать что-то самим.
– И что же мы можем совершить, Николай Васильевич? – сощурился Родионов. – Ты что забылся, что мы тут не нормальная войсковая часть, стоящая на дежурстве? Ты в курсе, сколько у нас изделий твоего комплекса?
– Конечно в курсе, Александр Николаевич, еще как в курсе. И кстати о войсковых частях. Ты, дорогой мой Николаевич, знаешь, что творится на боевых порядках действующих частей ПВО?
– А что там особенного творится? – насторожился Родионов. Его светлый чуб при этом вздыбился.
– Я, кстати, случайно узнал. С-300 около Севастополя в натуральном смысле оккупирован.
– Кем оккупирован-то? – спросил Родионов с некой явно чувствующейся неуверенностью.
– Скорее всего, империалистами, как я понимаю. Но в точности сказать не могу, а выяснять у нас нет никакого времени. Никто не гарантирует, что к нам самим в ближайшие часы не явятся какие-то оккупационные начальники. Что подождем, или, может, сами вызовем?
– Ладно, допустим, высшая власть решила сдать страну врагам, – сказал старший инструктор приемной системы кабины К-2 Землянский. – В конце концов, как сказано у Стругацких: «За серыми всегда приходят чёрные». Но что мы можем сделать в самом-то деле. Поднимем над позицией красный стяг?
– Вот как раз нет, Антон Сергеевич! – невесело огрызнулся майор Забияка, ибо старший лейтенант Землянский был его непосредственным подчиненным, и «подсидки» снизу он не ожидал. – Нам надо действовать как раз в тайне от всех. Нужно привести дивизионы в готовность и ударить по агрессору.
– Во-во, так я и думал, – кивнул старший лейтенант. – Неплохо было бы, если бы у нас и в самом деле в распоряжении имелся настоящий дивизион. Но у нас даже не кадрированный. Всего-то три пусковых. И кстати, сколько у нас там и правда-то ракет?
– У вас, на «двухсотке» – два изделия, – доложился Родионов с четкой интонацией всезнающего инженера.
– Вот, две штуки, – констатировал Землянский. – Мне даже думалось, что больше. Что же мы сделаем? Расход даже по нормальной цели, с поддержкой ЦУ сверху и так далее, как раз две штуки. Ну, допустим, повезет – собьем мы один истребитель-бомбардировщик и…
– Вообще-то, наша прямая обязанность как ПВО-шников, Антон, как раз и заключается в этом самом «сбитии» этих самых истребителей-бомбардировщиков, – зло прокомментировал Забияка. – Даже если бы один сбили, то и тогда окупили наше старинное железо. Кроме того, в случае бомбардировщиков, считается возможный ущерб.
– Ну, вот еще, пан майор! Вы что же тут «носители» ожидаете? Если б носители, то с них бы все и началось. Разнесли бы уже…
– Ладно, Антон Сергеевич, хватит умничать – нету на это времени! – рубанул Забияка. – Тут нас в любой момент могут…
– Нет уж, дайте доскажу, Николай Васильевич, – повысил тон «старлей». – У нас тут неформальное сборище, как я понял, и надо многое взвесить. Так вот, про бомбардировщик, то я так, для иллюстрации. Ну а если свалим только какой-нибудь истребитель? Что толку-то? Вон их сколько…
– Ты все, Антон? – вперился в него Забияка. – А теперь слушай сюда. Я предлагаю завалить «барражёр». Ходит тут один над Азовским морем, «П-восемнадцать» наблюдала его утром.
Все сидящие в кабинете вскинули головы на командира инструкторской группы С-200.
…Что было после? Знает каждый школьник,
Иль может, знал когда-то, а теперь
Не каждый, только медалист,
И тот не дутый денежным мешком.
Был бой – минуты – не часы
И фланговый напор
Отжал пехоту персов вглубь,
По центру – обратный был прорыв,
Здесь азиаты вклинились в нутро.
Однако, как уже мы говорили,
Они были наемники, за деньги
И призы любили воевать,
Когда же центр зажали,
И с двух сторон вонзили по копью —
Приз как-то померк в голове солдат,
Точней сменился более насущным
Вопросом, постоянно
Отодвигаемым в конец главы…
Привычки – штуки живучие. Рушатся государства, а они, привычки, живут. Так же и тут. Трупы пассажиров еще не объелись рыбами – что кстати естественно, вспоминая о сероводороде, – а министерство обороны демократической Самостийности попыталось, по примеру СССР, отмежеваться от трагедии. «Мы здесь, понимаете, ни причем. Ну, упал лайнер. Мало ли от чего они падают? Может, то террористы палестинские? Все ж в деле замешан Израиль, а не что-то спокойное. Да, у нас проводились ученья с плановыми стрельбами. Но ракетки у нас маленькие, малюсенькие – С-300, да С-125. Им никак в эдакие дали не добить. Так что исключено». Правда, на другой день всплыло, что в деле применялся и «двухсотый» тоже. Тут, для знающих, все стало на свои места. Конечно, после все свалили на «плохую советскую технику». У нас всегда валят на технику. В 41-м когда драпали от Гитлера, тоже были виноваты «устаревшие и несовершенные» советские танки. Враг вообще тогда имел «подавляюще превосходство в количестве и качестве». Ту брехню до сей поры не развеяли, слишком она въелась в мозги за десятилетия. А здесь-то нужно было соврать совсем-то чуть-чуть, главное в период полной гласности не пустить к микрофону настоящих специалистов, что вообще-то в условиях демократии и рынка задача отработанная. Конечно для солидности, парочка марионеточных генералов в мундирах что-то там проблеяла с экранной плоскости, а глупые молодые журналюги им потыкали, покивали. На том и кончилось. А для либералистической прессы не существует большей радости, чем воткнуть шпилечку в былую мощь Союза, и так сказать косвенно восхвалить милый сердцу Запад.
Однако для любого ПВО-шника ясно, что времена полностью автономных боевых роботов еще не наступили, и значит, в данном случае имела место целая икебана причин приведших к печали последствий. Был ли ведущий стрельбу расчет полностью некомпетентен, сказать не получается. То, что его наказали под горячую руку, к сути дела отношения не имеет. Да, некоторая степень некомпетентности со стороны операторов обнаруживалась. Причем, проявилась она не только на уровне какого-то капитана, и даже командира дивизиона в чине где-то подполковника, но и на уровне автоматизированного КП, в коем должны были находиться, да и находились вообще-то, дядьки в званиях куда более высоких. По сути, боевой расчет и иже с ним проводил стрельбу в условиях неясной дальности до мишени. Видите ли, радиолокатор подсвета цели (РПЦ) в С-200 трудит свои клистроны без пауз, так что эманации его излучения идут в пространство непрерывно. Для определения дальности используется, так называемый, режим ФКМ. Тогда сигнал начинает изменяться в сложной последовательности скачков фазы. Однако основной режим работы все же МХИ – куда более простое монохромное излучение. Наведение в этом режиме в некотором смысле надежнее. По крайней мере, начисто отсутствует момент перехода с того самого всегда начального МХИ в ФКМ, когда командир дивизиона командует: «Определить дальность до цели!». В этот самый миг и возможен срыв наведения. Это очень рискованно. В бою, само собой. Ну, а на полигоне? Здесь свои нюансы. Главное, в проводимых раз в два года реальных пусках, это угодить в цель. В таком случае оценка уже положительна. Вся прочая дребедень, это всего-то повышение балла дивизиону. Например, за сковыриванье с неба цели в режиме определения дальности добавляют несколько сотых балла. Извините, но такие тонкости могут волновать только при смотринах танцев на льду. Настоящий командир ракетного комплекса никогда не рискнет военной судьбой расчета ради этих несчастных сотых. Пропустить цель на полигоне – это позорище на всю офицерскую карьеру.
Получается, во всем виноваты неумные инструкции по стрельбе? А подать сюда, на плаху, палача с топориком, а теперь и этих институтских академиков! Извините, но они тоже не виноваты. Они разработали наставление по стрельбе для ведения боя. Или им требовалось делать двойную бухгалтерию? То есть, одно наставление для воздушной войны с империализмом, а другое для полигоновской показухи? Так что ли? Но где же тогда «учиться военному делу настоящим образом»? В конце-концов потом, когда внезапно подскочит к границам «Большое копье», как в запарке разобраться, по какой методике колотить эти самые Б-1, о тридцати шести бое-головах?
Так что виновных как бы и нет? Да, их вообще-то официально, как бы не существует, но, по сути, они наличествуют. Все бы стало простительно, если б данный полигоновский «двухсотый» бился с мишенями в полной автономности, как в предполагаемом ядерном побоище, где после подрыва подлетевших первыми «Минитменов» с «Титанами» все командные пункты уже парят в стратосфере в виде мелкозернистой стружки, а отдельные, отсеченные от кабелей и «релеек», героические зрдн ведут свою последнюю войну со второй волной ядерных носителей, готовясь в партизаны, ибо совсем не ожидают ракетного пополнения на свои выхолостившиеся ПУ. Однако налицо другой случай. Видите ли, С-200 повышает боевую выучку не в одиночку. Цель и так почти дымится в микроволновке от плотной грозди локационных лучей ведущих ее сопровождение.
«Двухсотый» промазал, не зная того, ибо его ракета все еще летит и наводится, хотя уфиндюлила гораздо далее реальной цели. Зато за дело взялся его розовощекий племяш – С-300. «Цель уничтожена! Расход столько-то!» уже ушло с «трехсотки» наверх, а в индикаторах К-2 шикарный «лапоть» мишени, и славное изделие 5В28 все еще движется куда-то в далеко море. Конечно, на общее дело наложила руку еще и всегдашняя нерешительность низов. Просто по часам, без индикаторов видно, что ракета идет в самонаведении гораздо более, чем предусмотрено в плане выделенной полигону акватории. Так плюньте на заснувшие и ни черта не понимающие на КП верха, коим черным по белому, только в артикуляционном оформлении, доложился «трехсотый»: теперь надо сложить два и два, точнее вычесть из единицы один, и узнать, что мишени в небе уже не наличествует. Конечно, бывает всякое, как в Чите. Но ведь все едино. Уж более минуты пронеслось; 5В28 рубит километр каждую секунду, ясно, что она уж далеко проскочила и мишень, и все с ней связанное. Не требуется быть всеведущим – чуять за двести км рейс с израильтянами, дабы сообразить – что-то не так. «Господа генералы и ниже сидящие капитаны пуска! Обращаемся к вам из будущего телепатическим способом! Срочно вырубите антенну и добейтесь срыва сопровождения!» Не слышат, посиживают, вперяясь в электронно-лучевые трубки, ждут, когда под генеральской фуражкой продуются все клапаны и нейрон с нейроном заговорит. А наведение – любо-дорого ощущать – «лапоть» ТУ-154, еще тот «лапоть». Как с ним в радиолокационном отражении даже сравнивать какую-то мишень «ЛА-жку». Правда, здесь пользовали не «ЛА», а тоже «ТУ», только «243». Но боевому роботу 5В28, почти восемь когда-тошних тонн на ПУ, все едино, он спокойно вершит свою работу. По своей генетической привычке он валится на цель сверху, из стратосферного разряжения. Наверное, никто из пилотов рейса № 1812 – о пассажирах и речи нет – совсем ничего не заметил…
Конечно, кое-кого пожурили, или даже втихую сместили на менее ответственную должность. Но сие без комментариев, да никто их вообще-то и не просил. И конечно с тех пор С-200 более боевыми ракетами не стрелял. Пусть расчеты имитационной аппаратурой обходятся. И вообще, что толку от тех стрельб с устаревшей техники? Мы большая демократическая держава, нас вот-вот в НАТО примут. А в блоке северо-атлантистов свои стандарты вооружений. Может, по случаю вступления, нам подарят пару-тройку «Пэтриотов»? Конечно, до сего момента ничего столь дорогого из богатой Америки не поступало, но мало ли? Мы ведь так их слушаемся, так любим.
…Быть иль не быть? – Вот истинная правда,
Да и другой уж не было, когда
Град стрел исчез, поскольку все смешалось,
А копья кончились, и стала их длина,
К тому ж, излишней —
В ход пошел кинжал.
Рука крестьянская к нему как-то привычней.
Особенно у пастухов, они ведь
Режут скот, и каждую обедню
Распарывают овна иль свинью.
Короче, персов строй, точнее то,
Что сохраняется после удара
Фаланги в лоб другой,
Внезапно развернулся по оси…
– А потом? – спросил майор Родионов, и спросил явно то, что волновало остальных.
– А что потом-то? – удивился Забияка. – Бежать что ли? Еще чего! Мы с вами, ребятки, на своей земле, не в Афгане каком-нибудь. Логачев прикроет нас в ближней зоне поражения. Так, Витя? Только опять же, что там твои пятнадцать километров…
– Семнадцать с половиной, – поправил капитан Логачев.
– Ну, семнадцать, конечно же с половиной, извиняюсь, «Стрела-десять» ты моя. В общем, тебе опять же надо не высовываться до срока. Хранить полнейшее радиомолчание. А уж если мы, я надеюсь свалим… И даже если не свалим «Авакс», тогда займешься теми, кто прискочит по нашу душу.
– Это в плане с неба, – прокомментировал Родионов, – а если с земли?
– Послушай, Саша, вот вечно ты все несколько обсе…шь. Опять же повторюсь для тугоумных. Некуда нам сматываться. Не хватало еще от всякой милиции бегать, или там, от «миротворцев» ООН-овских. Мы на своей земле. И вообще, ты, Александр Николаевич, во время боя станешь у нас самой свободной птицей. Ведь ракеты дополнительные нам никто подвозить не обещался. Так что со своими людьми и займешься обороной внешнего периметра от наземного противника.
– Да, но чем же я буду…
– Мы выдадим тебе из боеприпасов все, что есть. И опять же сам понимаешь, против роты, да и взвода какого-нибудь спецназа, мы все едино не выстоим – скрутят они нас в бараний рог.
– Ладно, с нами ясно, – сказал Родионов. – Погибать так с музыкой. Как на счет семей? Ты-то хитрец, своих давно отправил.
– Саша, только не записывай меня в «нострадамусы», – поморщился Забияка. – Если б я таковым был, то тогда бы сбежал отсюда еще в девяностых.
– А я бы наверно прихлопнул Горбачева, – подал задумчивый голос Землянский.
– Каким образом? – удивился Забияка. – Ты ж в те времена еще под стол ходил?
– Это неважно, – вмешался Логачев. – Главное, что молодежь хоть мечтает в правильном направлении.
– Опять мы отвлеклись, – констатировал Забияка. – Чертова интеллигентская привычка – много рассуждать. Наследие СССР, между прочим. Вот так тогда на кухнях все и проговорили. Ты спросил на счет семей, Александр Николаевич? Сейчас конечно не угадаешь, где оно, что произойдет. Можно ошибиться, как вот та давняя английская семья, умудрившаяся переехать по далее от грядущей ядерной войны, и смело окопавшаяся на Фолклендских островах, как раз за месяц до островной войны.
– И правда, интеллигенты, – просуммировал Родионов.
– Так вот, – встряхнулся Забияка, – не смотря на то, что угадать сейчас не получится, здесь, вблизи позиций, может стать очень жарко. Вероятность попасть под… может даже и бомбу… гораздо больше. Так что надо их отправлять и срочно.
– Это насторожит остальных, – прикинул Землянский. – Выдаст нас с потрохами.
– Но ведь рискованно оставлять как есть? – покосился на старлея Родионов.
– Да, рискованно. Но завалить план в самом начале вообще глупо.
– Тебе легко рассуждать, – почти со злобой глянул на него Логачев, – у тебя детишек нет.
– Не цепляйтесь с старшему лейтенанту! – притушил назревающую ссору Забияка. – Нашли повод. Тут все в куче – плюсы и минусы. Скажите спасибо, что Антон с нами. У него детей нет, значит, нет и повода воевать за будущее. Это нам, семейным, надо заботиться о грядущем своих чад, правильно? – он обвел взглядом помещение. – Короче, с политическими пристрастиями все ясно-понятно, тут нечего рядиться. Это когда в будущем в тюрьму к «миротворцам» угодим, тогда и нарассуждаемся вволю. Сейчас надо дело делать. На счет семей… Думаю, здесь индивидуальное решение каждого. И естественно, правду своим говорить нельзя. Действительно будет обидно попасть под суд, или там еще куда, не успев ничего сделать. Теперь вот что… Самое главное, наверное.
– Но мы вроде технологию боевой работы наметили? – не понял Логачев.
– Это мы с тобой наедине наметили, Витя. Другие не в курсе, – Забияка обвел взглядом присутствующих. – Но я позже поясню, как будет работать железо с нашей помощью. В конце-концов, дело для нас привычное, пусть и не в натуральной войне накатанное. Но еще до этого надо обеспечить плацдарм для работы. Я имею в виду, вывести из игры всех стукачей и прочих, способных нам помешать.
– С трудом это представляю, – сказал начальник П-18 Гильманов.
– Да, будут трудности, – майор Забияка вытер внезапно проступивший на лбу пот. – Нас довольно мало, но надо постараться сделать все практически одновременно. Не стрелять же всех наших любителей европейского выбора в самом-то деле? Иначе пока мы будем вязать одного, солдатики разнесут слух, и второго-третьего таким же Макаром повязать не удастся.
– У меня эврика! Думаю, надо собрать совещание. Или там собрание, – выдал свежую мысль Логачев.
– Точно, поскольку мы будем там единственные загодя вооруженные, то…
– Да, но на собрании они тоже окажутся в куче, – возразил Родионов. – Вы ж не будете палить в толпу в самом-то деле? Будет большая драка.
– Но другой возможности я вообще не представляю, – пожал плечами Забияка.
– Пожалуй, предварительно надо будет обратиться к присутствующим с призывом, – подсказал Гильманов. – А наши пусть сядут поближе к ненадежным товарищам. Вот тут мы их и…
– Да, примерно в таком духе. Главное чтобы никто не успел сбежать. Причем делать все это надо прямо сегодня. У нас нет времени на мазюканье, – подвел итог Забияка. – Кто там нынче дежурный по части? Карпов? Надо переговорить с ним в закутке. Он, по идее, свой, так что вооружимся без проблем.
– Хотелось бы верить в эдакое счастье, – задумчиво потеребил фуражку Александр Родионов.
…Фаланги больше не было —
Толпа, точнее две толпы,
Только одна другую
Теснила, а теперь
Уж била по спине. А конница?
Отдельные бойцы уже давно освободили поле,
Но окромя того,
К преследованью годные войска
Насколько же использованы могут
Быть – в отступлении.
Да, был еще момент,
Где Мильтиад явил предосторожность
Отменную. Он не позволил войску
Бессмысленной, безумною толпой,
Ведомой жаждой крови и убийства
Преследовать врага до кораблей…
С некоторой точки зрения, вполне допустимо, что во времена почившего в бесславье СССР, конкретно данную фазу операции удалось бы провести вообще без шума-пыли. Речь сейчас не о том, что тогда подобная акция чужестранцев внутри страны оказалась бы просто-напросто невозможной, речь о самой фазе загрузки. В давние времена стало бы достаточно автобусов с открытыми дверцами и громкоговорителя: «Товарищи студенты! Всем проживающим требуется срочно сесть в транспорт для отправки на… „митинг, по случаю прибытия в город Генерального секретаря КПСС“, „для срочной вакцинации – в городе эпидемия“, „для участия в массовке – снимается фильм о современной молодежи“, „все приглашены на бесплатный концерт с участием группы „Самоцветы““ и т. д. (нужное подчеркнуть)». Естественно, имелся бы некий процент уклонившихся от мероприятия, и закупорившихся в номерах. Но более половины проживающих, все едино, угодили бы в автобусы, а уж потом их можно было бы везти хоть к черту на кулички. Ну а сейчас приходилось осуществлять настоящую «зачистку». И ведь мало того, что это оказалось не в меру шумно – во всех смыслах, – но даже «зачистка» всей последовательности этажей тоже не гарантировала стопроцентный сбор. Кого-то из проживающий просто не наличествовало на месте, а кто-то особо мудрый успел сигануть в окно.
И вообще, тут, наверное, и не требовалось иметь большие продвинутые мозги. Ведь к общежитию подрулили не только какие-то некомфортабельные автобусы «ЛАЗ». Тут имелись явно военные джипы, а кроме них – настоящие, камуфлированные боевые машины. Так что призыв о концерте «На-На» сейчас все равно бы не прокатил, вот о вакцинации, в связи с навалившейся на город холерой, или вторжением инопланетян, подошел бы очень к месту.
Конечно, обеспокоенная бабушка-вахтер внизу, увидев ввалившихся в холл автоматчиков, мужественно поинтересовалась: «Что такое?». Никто ее не слушал, а когда она попыталась обратить на себя внимание выходом из остекленной будки, десятый из проскакивающих мимо военных, не останавливаясь, совершил быстрое движение прикладом. Данная бабушка родилась и выросла при тоталитарном Союзе, где она была надежно отгорожена от практической составляющей теории Дарвина – в зрелом возрасте ее никто никогда не бил. Сейчас простая природная механика выживания сильнейшего мгновенно превратила ее в свободно падающий, уже по законам Ньютона, манекен. Остекленная будка, так же несла в себе дешевую прелесть онтологии времени, когда война и мир были отделены друг от дружки так же прочно, как явь от видений, потому стекла были не бронированы. Брошенный в них манекен старушки сокрушил всю конструкцию. Совершенно некрасивый, не хрустальный звон плохо протертого стекла марки «четверка», тем не менее, создал аккомпанировку грохоту многочисленной парности солдатских полуботинок.
«Зачистку» начали с этажа номер «два», но не с ближних, а с дальних относительно входа комнат. В составе ворвавшейся группы наличествовал по крайней мере один человек в штатском. Это и был «корректировщик» – один из тех турок, которые внедрились в страну под видом рабочих. Вернее, в процессе честного выполнения обязанностей рабочего по ремонту гостиницы «Атлас», он еще и изучал город Донецк, в плане нахождения первостепенных для атаки целей. В данном общежитии он уже бывал, ибо с некоторыми из проживающих тут девиц он не единожды распивал спиртные напитки, а с одной, после большой пьянки, ему даже удалось забесплатно переспать. Так же он был шапочно знаком и с возлежащей в груде стекол бабушкой: в былые времена он мило с ней расшаркивался и совал в подарок дешевую коробочку конфет. Теперь конфеты для входа не требовались, и потому бабушка его не интересовала. Он деловито показывал облаченному в каску сержанту вправо-лево и объяснял что-то на своем родном языке. Турецкий в этой старой постройке использовался впервые в истории.
Не все из проживающих сидели по комнатам, кое-кто перемещался по коридорам по всяческим бытовым нуждам. Более того, некоторые, услышав шум тяжелых машин внизу, выглянули из окон и открыли в удивлении рты; теперь они же высунулись в двери, посмотреть, что же деется внутри. Передовые солдаты быстро достигли оконечности коридоров, то есть, обозначили фланги начавшейся операции: замершие посреди, или у стеночек этих же коридоров девицы их вроде бы пока не интересовали. Ими занялась следующая боевая группа. Совершенно не знающие русского, а уж тем паче украинского языка солдаты начали просто выталкивать девушек ко входу. Тут их перехватывала очередная группа. Здесь их уже обязательно крепко ухватывали за руки, или за что получится, и волокли к дверям. Там происходила эстафетная передача в лапы следующих специалистов. Те, уже ни на секунду не отпуская пленниц, ибо вокруг была улица, тащили их к автобусам. Все происходило достаточно продуманно и главное – быстро. Так быстро, что поначалу ошарашенные жительницы «общаги» даже не поняли что к чему: не было ни душераздирающих визгов, ни серьезного физического сопротивления. Все это началось, когда турки стали врываться в комнаты. Некоторые помещения оказались, естественно, закрыты изнутри, ибо времена ожидаемого когда-то коммунизма – мира без замков и ключиков – так и не наступили. Тогда солдаты наваливались плечом, или производили удар тяжелым полуботинком. Любого из действий вполне хватало, ибо ни двери, ни дешевые замки, ни тем более щеколды никак не планировались в качестве отпора настоящим империалистическим агрессорам.
Некоторых девушек выбитые двери заставали за поглощением чая с пряниками, а кое-кого даже развалившимися в безделье на койках. Большинство из них вовсе не ожидало гостей, а лето было привычно жарким, так что вполне часто попадались особы в нижнем белье. Вот они то, в момент, когда их прямо в неглиже, поволокли по ступенькам, как раз и начали визжать по-настоящему. Что касается физического сопротивления, то в основном оно только смешило облаченных для серьезного боя громил. Правда, с молодыми девушками все же не обходились как с давешней вахтершей, то есть при случае колотили только руками, никоим образом не прикладами. Кстати, из-за разбитой старушечьей «будки» возникли некоторые сложности. Ведь кое-какие из жертв не успели обуться даже во что-нибудь, а некоторые потеряли тапочки в процессе ускоренного спуска по ступенькам. Теперь они резали ноги в усыпанном стеклами холле. Тем не менее, со вторым этажом турецкая команда покончила достаточно быстро.
Всяческие мелкие сюрпризы, в целом не явившиеся помехой для операции, начались на третьем. Вначале солдаты попали в комнату, в коей уже в течение пары часов происходила интенсивное поглощение спиртного, но главное, тут наличествовало несколько парней. Окно этой комнаты выходило на противоположную от входа сторону, а музыка-сопроводиловка грохотала здесь «на полную», так что появление мужчин в камуфляже и со стволами наперевес оказалось полнейшей неожиданностью. Быстрее всех среагировал самый старший из присутствующих. «Спецназ!», – гаркнул он со знанием дела, после чего перепрыгнул через ногу так нежно обнимаемой им секунду тому девицы, к распахнутому окну. «Мне никак нельзя, ребятки, я на условке», – пояснил он не столь громко, явно в качестве извинения, и тут же сиганул в это самое окно. Один из двух ворвавшихся, отработанно автоматически, пальнул вдогонку, но похоже не успел зацепить беглеца, зато в доме напротив посыпались стекла и штукатурка. Между прочим, данный гуляка оказался одним из немногих, кому удалось запросто уйти из зоны облавы, но как свидетель чего-либо он все же никогда и нигде не фигурировал.
Натуральная стрельба над столом, с бутылочками и закусью, произвела на остальных попросту шоковое воздействие. Только один из гостей женской общаги служил в армии, но и там ему удалось стрельнуть из автомата только пять раз, и в общей сложности, пятнадцать патронов. Так что солдаты спокойно вытолкали наличных девиц к двери, где ими привычно занялась команда «два», а пятерых все еще пялящих глаза в удивлении юношей они весьма простыми жестами заставили лечь, после чего опрокинули на них стол с недоедками и недопитками, и, пнув пару раз ближнего, отправились проводить половую селекцию далее.
В паре комнат пятого этажа кое-кто, из наблюдающих за улицей и прислушивающийся к шумам внутри, решился на возведение баррикад. Но мгновенное переключение с мирной студенческой привольности на серьезное сопротивление врагу – вещь практически невозможная. Никто из дамочек не догадался даже опрокинуть на дверь, например, шкаф – и дело не в том, что от этого тоже не случилось бы никакого толку – просто, в шкафу наличествовало так много модных шмоток: с точки зрения женской психологии, пожертвовать всем этим было никак нельзя. Ну, а баррикады из стульев и тумбочек оказались ничуть не лучше старинных, много раз покрашенных вместе с дверями, щеколд тоталитарного времени. В общем, всего через двадцать две минуты спустившиеся вниз сержанты доложили подполковнику командующему операцией о ее успешном окончании. Им пришлось солидно напрягать гортань. Дело в том, что из автобусов уже вовсю сыпались русские ругательства – до студенток Донецкого технического университета наконец дошло, что с ними творится что-то из ряда вон выходящее.
Кстати, вокруг уже появились зеваки, и из соседних домов вообще высунулось до сотни любопытных лиц. Командир операции хлопнул по плечу ближайшего подчиненного, хохотнул, и бодро вскочил в раскрашенный подобно жирафу «Хаммер». Затем он дал отмашку. На выезде из арки, какой-то, плохо осведомленный о уже свершившейся перекройке мира в войну, водитель, только мгновение назад припарковавший своё лимонное «Дэо» чуть ли не поперек дороги, попытался о чем-то спорить с как раз выруливающий на эту же дорогу БТР-80. То было очень неумное, и как оказалось, смертельно опасное дело. Ибо вначале большое колесо четырнадцатитонной машины просто отжало его нецарапанную доселе игрушку в сторону, а потом сверху пальнул короткую связку пуль тяжелый КПВТ. Это проявил свое эго сидящий наверху стрелок-пулеметчик: видимо ему очень хотелось помочь водителю бронетранспортера хотя бы чем-нибудь.
…Он опасался, знаете чего?
Той конницы, оттянутой назад.
Достаточно пошевелиться вновь,
Чтоб разнести преследующих в щепки,
Ведь здесь, внизу, долина Марафона
Росла в длину, а так же ширину.
Однако и уйти тем кораблям,
Что азиатов принесли на берег,
Он не хотел позволить. Искушал
Его должно быть Марс или Афина,
Похоже все же женщина, поскольку
У греков Марс не значился в богах…
Потасовку подобного плана надо снимать на видео. Эффект конечно будет не сравним с драками в Верховной Раде, однако тоже интересно. Может успешно применяться постмодернистами-реформаторами в плане показа окончательного разложения армии. Бойцам-первогодкам будет весьма приятственно полюбоваться, как «гансы-офицеры» чистят друг другу хари, и колотятся стульями. Николай Забияка вовсе не зря опасался именно данного этапа офицерского бунта. Оказывается действительно, в любой революции самое сложное – разобраться со своими. С другими потом легче – нападаем сплоченной кагалой. А вот разборка в собственных рядах… Здесь надо иметь воистину основополагающую объединительную идею, и мозги умеющие отстраняться от частностей, и полностью, до последней клеточки подчиненные железной воле. Может быть даже особую мораль, ибо через обычное сентиментальное сюсюканье разборка с теми, кто рядом, сразу воспринимается как эквивалент предательства. То есть, круговая порука дело такое – в обе стороны тянет.
Опасаясь срыва, или локальных проколов в этом первичном этапе, майор Забияка сотворил своеобразную подстраховку. Все революционеры ведают, что главным всегда является контроль связи – «телефон, телеграф, вокзал», как говаривал позабытый потомками пионеров дедушка Владимир Ильич. Слава, отвергнутому тем же дедушкой, богу, в плане связи, кое-какие внешние, по отношению к полигону, и даже внутренние обстоятельства способствовали планам бунтаря Забияки. Во внешнем мире, в привязке ко времени, уж не первые сутки, а пространственном континууме, по крайней мере, как предполагал Забияка, в пределах Крымского полуострова, начисто отсутствовала спутнико-мобильная связь. Давали перебои и обычные телефонные линии, а в плане отдельных направлений – междугородние сообщения. Возможно и международные тоже, однако проверить такое не получалось: несмотря на свалившееся с неба благоденствие глобализации никто из офицеров полигона до сей поры не завел дружков-приятелей в Нью-Йорке, Чикаго, или в иных-прочих веселых местах планеты. Да и Министерство Обороны, надо же, до сих пор не выписывало офицерам путевок на Гавайские острова. Или может, просто никто туда не хотел и не писал соответствующих рапортов? Кстати, в плане местных военнослужащих такое вполне допустимо, они ведь и так служили в Крыму – чего еще надо-то?
Тем не менее, в исправности оставалась внутренняя военная связь. Здесь требовалось подстраховаться в отношении блокировки. Не хватало, дабы какой-то из намеченных в изоляцию «европолюбов» увернулся от цепких, но вероятно не слишком уверенных рук и дорвался до телефона: «Девушка, дайте Смольный!». Или, скорее, «Зимний». Именно по данному поводу майор Забияка и предпринял меры. Он лично заглянул на узел связи и постучал в плексиглазовую перегородку:
– Инна, открой, любовь моя!
– Ух, ты! – сказала телефонистка Инна. – Явился, не запылился. Уж две недели как суженую отфутболил к мамам-папам, а только сейчас созрел?
– Так, служба же, милая, – оправдался Забияка, приникая в помещение «Посторонним В…» – Служба, понимаешь, требует бдительности и отваги.
– На счет отваги – точно, – констатировала Инна. – Отвага у нас вся на службу расточилась, а на жизнь-то нашу кислую, гражданскую ничего-то и не сохранилось.
– Э-э… это ты про это? – спросил бравый майор, привычно имитируя растерянность.
– Про это, про это, – кивнула Инна, откладывая в сторону фурнитуру. Имелся в виду все тот же давний разговор про развод и прочее из той же мыльной оперы. Частично именно из-за этой скользкой темы весьма предусмотрительный в некоторых делах командир инструкторской группы и старался ограничить свои посещения телефонистки Инны. Однако несмотря на службу, вроде бы, в курортном Крыму, с молодыми девушками на военном объекте имелся известный напряг, а уж тем более с женщинами интересного возраста, которые при этом были бы не замужем и свободны как ветер. Так что…
Тем не менее, поскольку сейчас двое людей общались тет-а-тет, да еще в помещении «Посторонним В…», то у майора Забияки имелась прекрасная возможность оправдаться перед Инной не с помощью слов, что для женщин, не смотря на все тысячелетия цивилизации и письменности, выглядит несколько абстрактно, а с помощью тактильной передачи информации. Ибо действительно, слова, особенно для телефонисток, не значат абсолютно ничего, так, утилитарная приправа, фоновая музыка процесса зарабатывания денег.
Может быть, разведывательные сообщества многое потеряли, не пригласив к себе на службу майора Забияку? Ибо и правда, уже через совершенно короткое время, считанные минуты, он смог снова общаться с телефонисткой Инной разговорной манерой, а к тому же, не смотря на то, что Инна являлась в общем-то гражданским служащим, и от майоро-капитанского заговора в Крыму ей совершенно ничего не светило, Николай Забияка сумел перевербовать ее на свою сторону.
– Короче, Иннуша, ты поняла? Всего-то и требуется, что не соединять ни с кем людей вот из сего коротенького списка. Ну и солдатиков, сержантов, тоже не стоит. «Нет, мол, связи и всё!» – так вот и говори. И по поводу встречных звоночков сверху, тоже усекла, золотце ты мое гибкое?
Телефонистка Инна смотрела на майора совершенно томными глазами. Она была просто-напросто загипнотизирована. «Бедный ты мой кролик!», – думал, глядя на нее, Забияка. Но куда было деваться, если намечалась революция на отдельно взятом полигоне ПВО?
…И он повел на корабли войска
Построив предварительно в фалангу,
Всех, что остались на ковре войны.
И снова звон мечей, и завыванье боя,
Трофеи, корабли и брошенный обоз,
А где-то на холмах мелькание голов:
Отборные бойцы, не раненые в пятки
Бегут в чужой земле. Но та работа будет
Отдельным патрулям – у греков они есть.
Вот доблести здесь нет —
Вонзить стрелу вдогонку,
Среди лопаток просверлить дыру —
Работа для юнцов,
Пусть учатся стрелять.
Не стоит говорить об эдакой забаве,
О доблести в войне ведется разговор.
И значит все о том, когда…
Общежития другого, еще более престижного учебного заведения – Донецкого Национального университета располагались в достаточно экзотической для мегаполиса местности. Поблизости имелась система ставков, с обратной стороны которых наличествовал парк имени Щербакова, а непосредственно напротив престижные домики, появившейся в постперестроечные времена, знати. Так что по один край от этих «общаг» простиралась почти дикая, неухоженная местность, изобилующая растительностью. Это буйство природы на фоне города скромно пересекала настоящая железнодорожная колея. Однако поскольку по ней не двигались никакие пассажирские экспрессы, а всей ее целью было лишь снабжение сырьем большущего, но удаленного от сего места и размещенного в другом районе города металлургического завода, то всякие маневровые ходили по колее редко. Вообще любому, кто, следуя утоптанной и меченой бутылочными пробками тропе, внезапно натыкался на невысокую железнодорожную насыпь, данная линия казалась неким «анизотропным шоссе» проложенным из неведомости в неизведанность. Правда, с иного торца системы четырнадцатиэтажных общежитий, начинался настоящий город, но начинался скромно, с «хрущевок-пятиэтажек», и потому жители верхних этажей «общаг» могли посматривать в поднимающиеся по мере возвышения местности постройки с некоего высока.
Ни одна из военных групп, привлеченных турецким командованием для захвата женских общежитий, не являлась спецподразделением полиции. Конечно кроме простой пехоты здесь были и десантники, но самые лучшие подразделения никак не получалось привлекать для «левого» задания. Ведь в городе имелась целая куча объектов действительно первостепенной важности, без господства над которыми вся операция по контролю Донецка обрекалась на поражение. Не стоило, совсем не стоило рисковать карьерой и проигрышем только начавшейся военной компании ради какой-то, пусть и вполне серьезной подработки. Так что сейчас в деле была просто пехота. Хотя не первая попавшаяся – их готовили к вторжению целый год. Однако никто ведь не отрабатывал в деле захват рабынь в многоэтажном городском ландшафте. Вообще-то, позаботиться о подготовке заранее, может быть, и стоило, но как бы на такое посмотрели американские инструкторы? Кто-то из них мог бы что-нибудь взболтнуть. Не хватало еще газетной сенсации-откровения где-нибудь в «Нью-Йорк таймс».
А ведь этих пехотинцев в основном обучали борьбе с мотопехотой противника и отстрелу русских Т-55 ПТУРС-ами. Теперь же от них требовалась сдержанность в применении оружия, и по возможности нетравматическая транспортировка «товара» к ожидающему внизу транспорту. Но здесь, в отличие от общежитий доставшихся «для раздела» другим ротам, были не пяти-шестиэтажные здания – гораздо выше. Это во-первых. А во-вторых, администрация местных общаг, или самого ДНУ, оказалась гораздо более продвинута на почве рыночных отношений. Мало того, что кое-какие из комнат были не просто сданы, а проданы всяческим проходимцам насовсем. Так еще, на тех или иных этажах, общежитий разместились какие-то офисы, а иногда даже производства. Естественно, не большие, снабжаемые по железной дороге, металлургические комбинаты, а более мелкие, допустим издательства и типографии всяческих газет-журналов.
Правда, большим подспорьем захватчиков были шпионы-проводники. Иногда они успевали остановить солдат, готовящихся к расстрелу какой-нибудь попавшейся навстречу металлической двери. «Бросьте! – говорили им эти донецкие лоцманы на родном турецком. – Там живет какая-то отдельная русская сволочь, причем мужчина. Стоит ли тратить время и патроны на эту дверь? Да и шумно будет, понимаете?» Ведь действительно, поскольку тут применялся не спецназ, то в ассортименте наличного переносного оружия вовсе не имелось какой-то пластиковой взрывчатки, щепотки коей, при умелом пользовании, хватило бы для аккуратной вырезки замка. Разумеется, в оснастке наличествовали противопехотные, и даже противотанковые гранаты, но и те, перед заданием, начальство потребовало оставить в бронемашинах. Не хватало еще разнести данные строения в железобетонный хлам.
Иногда, таким же образом, несколько украинизировавшимся шпионам-разведчкикам получалось застопорить пехотный напор и перед запертыми офисами. Однако народ местных типографий вовсе не готовился к осаде и войне, посему во время начавшейся операции кое-кто из персонала прохлаждался по коридорам, дымя сигаретками, ибо там, внутри офисов, начальство вредных привычек не поощряло, а здесь, на нейтральной территории, можно было травить студентиков сколько душе угодно. Ну, а у штурмующих этажи солдатиков была весьма простая цель, посильная просто таки любому живому существу на Земле, – произвести селекцию по признакам пола. Посему, когда где-то в коридоре туркам попадались смазливые дамочки, при виде солдат странно теряющие нить повествования об горячо обсуждаемом «Доме-2», их тут же брали в оборот, без всяческих опросов, работают ли они в местном офисе, либо проживают тут на правах студентов.
Имелась еще одна трудность, причем именно на почве селекции. Видите ли, данные общаги, видимо в дальней интеллигентской связи со студенческими восстаниями в Париже и прочих столицах Европы в давних шестидесятых, не были строго дифференцированы по тому же половому признаку. Так что в одном и том же корпусе могли помещаться как девушки, так и ребята. Наличествовало разделение разве что по этажам. Однако со времен первичной задумки все достаточно сильно перепуталось, к тому же предусмотренные когда-то поэтажные дежурные, в нынешние прагматичные времена становления капитализма аннигилировали под ручки с социализмом. Конечно, внедренные загодя проныры-шпионы многое выяснили, но сейчас, в условиях суеты реального штурма, они сами начали путаться, где и что. Потому очень часто, автоматчики начинали выламывать двери на «мальчиковых» этажах. И дело даже не в том, что есть разница: оказывается перед глазами пехоты: привычно ожидаемая стайка перепуганных девочек, или группа достаточно высоких парней. Для вооруженного винтовкой и подпертого с тылу такими же снаряженными дружками солдата – особой разницы нет, ибо 5,56-миллиметровая пуля, вообще-то, бьет навылет любую плоть одинаково. Просто в отношении женщин ему поставили задачу – захват живыми, а в отношении мужчин… Здесь имелась полная свобода творчества, тем более что на каких-то этажах М-16 уже молотили, а значит проблема начать стрельбу первым в роте, и прослыть трусоватым, снималась начисто.
Так что применение автоматического оружия внезапно впало в стадию совершенно неуправляемой автоколебательной реакции. И кстати, вовсе не всегда без повода. Здесь, в системе университетских общаг начало действовать правило больших чисел. Ведь общежития-близнецы помещались совершенно недалеко одно от другого. Не услышать на дистанции полутора сотен метров выстрелы и крики, и даже работу мощных военных двигателей были попросту невозможно. К тому же, с некоторых оконных ракурсов все смотрелось как на ладони. А ведь местный народец, за более чем полувековой отрезок жизни без войны, как-то отвык бояться такой штуки, воспринимал ее поначалу как-то киношно. И герои выявились. Потому суеты у турецкой пехоты стало просто невпроворот. Оказывается, помимо всего прочего, местных аборигенов надо было еще учить, натаскивать в боязни к огнестрельному оружию. Показывать на примере, как оно быстро и легко умеет делать «бо-бо».
Аллах свидетель, с той же деревенщиной – курдами – было в чем-то полегче.
…Они стоят.
Сомкнуты их щиты,
Лавина стрел и копья под руками
А взгляд внизу, но все-таки косит
Немного в сторону, туда…
Для справки любопытным, я напомню —
Он звался Мильтиад
И выграл Марафон.
То был пережиток былого величия и размаха. С раскинутом на шестую часть мира Советском Союзе вопросы охрана территорий и расстеленных над ними воздушных пространств и решалась по глобальному. Поскольку одиночный С-200 был однозначно одноканален, такое качество, естественно, не отвергая напрочь великие преимущества дальнобойности и умения забрасывать ракеты в средину стратосферы, все же умаляло их с достаточной полнотой. Видите ли, в те былинные времена шествия тоталитаризма, война рассматривалась не иначе как последняя разборка перед пришествием всадников Апокалипсиса. Общая атеистическая направленность советской религии отношения к делу не имеет. Тем не менее, всяческие мелкие правонарушения с пересечением границ летающими шпиками не могли восприниматься как основополагающие события. Ради них не стоило городить зенитно-ракетный забор такой высоты и плотности. Он строился для отражения насыщенных ударно-боевых порядков, допустим для полного перелопачивания в пыль внезапно начавшего осуществлять свою миссию «Большого копья». Это когда вся стратегическая авиация United States of America, базирующаяся в Европе и далее, неожиданно пересекает ограниченный договорами периметр обороны и отработанными эшелонами вторгается в пределы Union of Soviet Socialist Republics. Естественно, следует шинковать абсолютно всю свору, ибо прорыв даже одного Б-52 из сотен – это двадцать четыре ядерные бомбы или ракеты в различных комбинациях наполнения трюма и крыльевых пилонов. Следовательно, по максимуму – двадцать четыре города или других объектов хозяйственной либо военной инфраструктуры. Бороться с такой напастью одноканальным комплексом совсем как-то не с руки. И потому проблема многоканальности «двухсотки» решилась особым образом и в стиле шестидесятых. В его структуру изначально ввели дополнительную кабину – командный пункт К-9.
«Девятка» занималась распределением целей в группе дивизионов. По сути, руководила группой, в которой, по максимуму, наличествовало пять зенитно-ракетных дивизионов – зрдн. Через нее же проходила командная цепь на вышестоящие звенья управления войсками, а так же согласование со средствами разведки приданными группе. Теперь все становилось в норме. В случае массированной атаки СССР, размещенный вблизи каждого важного объекта, приравненного, по крайней мере, к областному центру, многоканальный комплекс дальнего действия легко, последовательно и в параллель, перерабатывал в фарш весь подлетающий алюминий, оставляя некоторую долю закуски комплексам других, менее крутых типов, а так же какую-то часть – истребительной авиации, дабы летчики-реактивщики могли по-прежнему гордо задирать нос, а не ходить ссутулившись от унижения нанесенного переполненными вонючим окислителем и горючкой летающими трубами.
Однако со временем, когда народ помельчал, великие проекты преобразования мира рухнули в тартарары, а постмодернистская приземленность и маскированный туманом словоблудия практицизм окончательно похоронил будущее в настоящем, мега-идеи сведения последней войны к единичному тотальному сражению утратили притягательность. И тому и другому противнику стало как-то жалко накопленных за десятилетия достижений. Теперь, в условиях войны по Лиддел Гарту – стратегии непрямых действий – пятиканальность разбросанных по бесконечности тайги и пустынь Союза групп зенитно-ракетных дивизионов стала до жути избыточной. По крайней мере, с точки зрения экономии и относительно мирного сосуществования систем. Группы стали сокращаться, а входящие в них дивизионы превращаться в кадрированные. То есть, свернутые, смазанные солидолом, и собранные на небольшой площади, для возможности ночного присматривания одним единственным часовым.
Поскольку времена Никиты Сергеевича Хрущева все-таки миновали, то зенитную технику не поволокли скопом, с прощальной отмашкой и с оркестровым сопровождением ближе к большим металлургическим комбинатам – все происходило более плавно, в замедленной съемке. Столь нехитрый трюк, тем не менее, в корне меняет угол обзора. Уже через одно поколение офицеров (нет, офицеры Советской армии не размножаются методом почкования или амебообразного деления, однако служат они порой в условиях год за два, а, кроме того часто, по зову большой Родины, мигрируют с места на место, а следовательно, максимум через восемь-десять лет, абсолютно весь личный состав конкретного оборонного объекта обновляется на все сто процентов) былая пятиканальность группы воспринимается лишь как древняя легенда, правда, покуда еще имеющая архитектурные свидетельства Века Титанов. Например, отойдя совсем недалеко от родной позиции, удается найти брошенные древнеримские сооружения – обваловки пусковых установок и искусственные холмы, возведенные, с помощью лопаты и какой-то матери, под антенные посты, а так же гигантские бревенчатые вышки постов визуального и химического наблюдения, взметающиеся гораздо выше тайги: если не лень, и не боишься занозиться, то можно влезть на верхотуру и осмотреть раскинутые вокруг просторы родного, пока еще рабоче-крестьянского Союза. А еще, любому салаге-летёхе, по прибытию из училища, могут, не глядя на наличие или отсутствие свидетельства о браке, тут же выдать отдельную квартиру. После сокращения, скученные на полянке пятиэтажки солидно опустели, но их никак не получается перетащить куда-нибудь за три тысячи километров, ближе к Москве и Ленинграду, где они требуются просто-таки до опупения.
Еще через поколение квартир уже не предлагают. Хотя конечно, если в армии, к тому же Советской, тебе мало трудностей, и к наличным казарменным ты еще жаждешь добавить самостийную военную компанию с крысами, насекомыми, а так же змеями – ибо вокруг тайга и природа осуществляет встречную экспансию – «Неукротимая планета» старика Гарри не теряет актуальности, – тогда конечно. Но лучше, и предпочтительней не рыпаться. Ибо в конце-концов, и начальство, живущее тут же, наблюдая за твоим одиночно-неукротимым героизмом, поймет, что видимо этот шустряк-лейтенант явно недостаточно закружен, и сделает выводы. И в конце-концов, ближе к зиме, которая как всегда в России приходит неожиданно, а на данных широтах-долготах еще и рано, да в условиях полного коллапса былой удали центрального парового отопления, ты все-таки возвратишься в единственную, все еще жилую пятиэтажку, где холостяки-лейтенанты живут скучено, но зато не в обиде, ибо именно этот дом является последним бастионом паро-радиаторного рая, а заодно, вместе с отодвинутой на двенадцать км позицией, вроде бы, и единственным окончательно одноканальным ракетным шитом на этой широте и долготе. Если империалисты всех стран попрут разом через Северный полюс именно с нашего ракурса, то… Кто сейчас в это верит? Жмемся ближе к радиаторам! Может, поставить коечки в два яруса, как в училище, ибо наверху спать несколько теплее? Нет, лучше сходить в магазин, размещенный в одной из квартир этой же пятиэтажки и приобрести славный сорокаградусный напиток «Парус», местного разлива. Тогда минус сорок за нетолстой панельной секцией уравняется вполне.
Да, по поводу «К-девятой». Когда на былую многоканальность в конце-концов оставался один единственный – последний дивизион-могиканин она вообще-то становилась как бы пятой ногой у любимого корейцами животного. Ведь поскольку «в подчинении» сохранялась одна единственная «К-два», то весь смысл промежуточной ступени целераспределения обнулялся в абсолют. Но получалось ли теперь что-либо предпринять?
Поймите, кроме величия и размаха былого, тут замешивалась дань уровню развития электроники полувековой давности. На сегодняшней элементной базе всю эту многокабинную широту получилось бы уместить в пару-тройку шкафчиков, и уж точно в один полуприцеп К-2. Но кто сейчас начал бы такие преобразования? Цель не имела смысла. Уже появилось зенитно-ракетная техника новых поколений, так что комплекс С-200 просто должен был дослужить свое, дотянуть до собственного, почетного выхода на пенсию. И от него никак не получалось отвинтить этот более ненужный, во многих случаях, протез К-9.
Этот атавизм являлся неизбежным составным элементом, так что небольшая горстка офицеров-мятежников вынуждалась выделять специалистов еще и для работы в этой кабине. Опытный человеческий материал стал попросту на вес золота.
Четвертая власть:
«…действительно, руководство почившего в прошлом веке Советского Союза ныне возрадовалось бы безмерно. Еще бы, военно-политический блок НАТО распадается. Это первый случай с момента выхода из военной структуры атлантического союза Франции в 1966 году, то есть, более сорока лет назад…»
Сергей Парфенюк никогда не видел, как снимается кино. А тут массовка пошла прямо по улице. Надо же, Донецк выбрали как съемочную площадку. Автоматы просто-таки настоящие. А может, настоящие и есть? Это что ж снимают-то? Третью мировую? Фантастика какая-нибудь ближнего прицела, ибо форма на статистах не слишком накрученная. Ни скафандров, ни лазеров. «Броники», правда, не наши, какие-то иностранные. Интересно, из картона или… Но рычат и дым пускают по-правдашнему. Папанька когда-то рассказывал – как всегда скучно, но сам рыгочет, однако слушать потребно, ибо возраст тогда не позволял выйти и двигать по жизни по своим делам в менее зацикленные компании – будто в школьные годы– «крылатые качели» – верхняя фаза – взлет к коммунизму – ему подфартило сняться в массовке. Парфенюк младшенький, ясный перец, не помнит в каком шедевре. Может папка даже по «видаку» когда и крутил, и обрюзгшим локтем в бок тыкал, мешал в дрему провалиться от захлестности сюжета. Был там, в кадре вскользь двинувшейся камеры, молодой да ранний папка, на фоне остальной тыщи школяров, или не был, а лишь самому себе привиделся – то дело неясное. Однако ни оператору, ни режиссеру он, видимо, не приглянулся, не зацепил взор, в связи с худосочностью, и потому в артисты не вышел. Лучше бы они сейчас попробовали: он бы занял все кадровое пространство – эдакий типаж несостоявшегося украинского среднего класса. Тоже мне мечтатели – надумали! Создать средний класс в колонии! Как возможно? Эту ступеньку надежно оккупировал обыватель мировой метрополии. Он и есть средний класс, но вынесенный за скобки.
Тем не менее, сейчас судьба явно улыбнулась «Нэньке Украине». Здесь снимают настоящее, не фальшивое кино. Сюжет явно не слабый, а бюджет убойный. И статисты не какие-нибудь школяры в джинсах, а дядьки обмундированные до зубов. Конечно, с точки зрения неспециалиста Парфенюка, для полной правдивости форму можно было бы немножечко подпачкать; так она слишком уж новёхонька, муха не сидела. Но бюджет, видимо все ж, не безразмерный – тряпье на заказ не бесплатное, пригодится для других фильмов. Или тут блокбастер с продолжением? Ну, тогда тем паче. Вот шмотки, что попроще – в «сэконд-хэнде» получается оторвать мешок за грувну – те совсем не берегут. Смотрите-ка, как девицу поволокли по асфальту. И визжит так натурально. Кинуха будет просто вообще! Натурализм с соцреализмом под ручку, не иначе. Наверное, Бондарчук. Кому ж еще? «Обитаемый остров – 3». Спешите видеть! Но на широком экране когда еще? Пользуемся моментом – наблюдаем процесс в действии.
Сергей смотрит не один, вместе с Таней. Конечно, по взглядам некоторых продвинутых, наедине с любимой девушкой надо заниматься только одним делом, причем сутки напролет. Однако, в большой мере, к сожалению, до «этого самого» у них с Татьяной еще не дозрело, не докатилось. Но Сергей не очень в обиде. У них ведь с Танечкой все по-настоящему, не шаляй-валяй. Так что когда-нибудь все будет само собой. В реале – все это, конечно же, лишь отрешенно-философские размышления. Редкое ныне состояние организма и души. В основном, усиленное сердечное сокращение, потоотделение – просто жуть. Если бы в таком темпе потело подмышками у всех возрастных групп – выпуск дезодорантов переплюнул бы в рентабельности добычу нефти в Аравии. Сейчас повезло, имеется хороший отвлекающий фактор, концентрирующий внимание. Хотя бы частично. Ибо, высунувшись из распахнутого окна общаги можно, как бы для страховки, прижимать Танину талию как можно ближе и крепче. Если она, по странному казусу гравитации, вывалится с седьмого этажа, он выпадет вместе с ней и с батареей парового отопления: за радиатор он тоже держится одним местом. Мы теперь с тобой одной веревкой связаны, стали оба мы скалолазами. Точнее, через систему муфт, труб и сочленений, уплотненных окаменелостью пакли, мы связаны со всей системой тепло-снаба микрорайона.
Таня позволяет себя держать даже в прорези задравшейся от перегиба футболки. Существуют три вариации трактовки факта. Она так увлечена, что ей не до мелочей. Причем, как следствие теоремы – для нее это, в самом деле, такая мелочь, что даже не является помехой процессу наблюдения. Второе, данная стадия близости уже допустима. Это ведет к выводам, от коих слитность с далекой газовой котельной упрочняется до бетона созданного цементом марки «шестьсот». Помимо, существует допущение того плана, что Таня просто не прочь иметь дополнительный страховочный пояс, ибо не доверяет старинному, тоталитарного века, подоконнику.
Реальность легко рушит излишние сущности. Таня действительно увлечена не в меру. Она совсем не переживает за открытую ветрам тонкость талии. Там внизу…
– Ух, ты! Сережа, глянь! Ирка Сазонова! Ни черта себе!
– Во! – отзывается Парфенюк, ибо этикет требует – раз, а второе, съемки уж совсем натурные. – Она артистка разве? Прямо…
– Ни черта мне не рассказывала. Вот сволочь! Ведь только позавчера… Ой!
Сергей тоже взрагивает. Ему уже не до талии и не до теплоснабжения города, тем более до зимы еще далеко. Внизу, семью этажами ниже…
– Слушай, по правде что ли? – выдавливает он вслух. – Или так теперь снимают?
– Ну, не…
Таня более не опирается о подоконник, она держит ладони у лица. Потому как, двадцатью метрами ниже, киноартист, в полевой форме армии нехорошей альтернативы будущего, лупит красивую брюнетку Иру Сазонову по лицу, совершенно не защищенному ни руками, ни чем-то еще. Когда она падает, ракурс позволяет сетчатке запечатлеть полную картинку. Лицо расквашено в кровь.
Гримеров-аниматоров в округе не наблюдается.
Четвертая власть:
«…официальные лица лидирующих стран Европы воздерживаются от каких-либо комментариев по поводу выхода Турецкой Республики из военной и политической структуры Организации Североатлантического Договора. Возможно, это связано с тем, что государствам истинной демократии очень непросто поднимать в настоящий момент вопрос о выплате Турцией весьма немалой контрибуции, должной выплачиваться в связи с нарушением долгосрочных обязательств касающихся общей безопасности. Как известно, нынешний год стал для Турецкой Республики весьма и весьма непростым…»
Командир инструкторской группы Забияка сидел посреди кабины управления и обучал только намедни сформированный расчет из подчиненных офицеров правилам ведения воздушной войны. Точнее, обучать с нуля было бы уже несколько поздно, ибо времена подобной манеры обучения аукнулись еще в 41-м прошлого века. Так что боевой расчет просто обменивался мнениями и уточнял детали распределения обязанностей. Поскольку все были несколько не в своей тарелке, а, кроме того, после расправы со сторонниками евро-интеграции оказались повязаны если и не кровью, то уж совместным заговором однозначно, иерархические ступени, и до того порядком изъеденные совместными армейскими невзгодами последних лет, почти полностью сгладились. Можно сказать, происходило совещание друзей-товарищей по несчастью.
– Послушайте, майор, – интересовался возящийся со старинным фотоаппаратом «Зенит», старший лейтенант Землянский, – а зачем нам, все-таки, вести этот фото-контроль? Для кого?
– Для себя, Антон, – щурился на него Забияка. – Чтобы потом прикрыть собственную задницу.
– Да уж, – вздыхал инструктор приемной системы, – сильно эта фотопленка поможет, когда америкосы…
– Что за панические хлипы, Антоша? – зыркал на него Забияка. – Чего струхнул-то? Совсем скоро тебе придется пережить настоящий бой. Когда еще случай выдастся, а?
– Это он нашим евро-любцам завидует, – подтрунивал полулежащий на табурете без всякого дела капитан Иванов. – Им вот, когда с НАТО совокупимся, вместо советского «Зенита» выдадут «Никон».
– Держи карман, – хмыкал Забияка. – Еще скажи, что им «Пэтриоты» «подарують».
– То уж само собой, – кивал командир локатора К-1. – Но только не в подарок, а в долг. Сколько он там стоит, а? Наши внучики как раз рассчитаются по процентам, а там может и спишут по остаточной стоимости, так ведь? Как думаешь, Николай, – менял тему Иванов, – наша цифровая шкафина, без ЦВМ-щика, не проволынит дело?
– Сплюнул бы ты через плечо, Лёва, – вяло раздражался Забияка. – Месяцами не ломается, а тут… Вот! Тьфу, тьфу, тьфу!
– Такой большой, Николай Васильевич, до майора дорос, а в приметы веришь.
– А ты, Лев Степанович, прямо атеист чистой воды, да?
– Зато не коммунист!
– Нашел чем хвастать, тоже мне. Я бы вот сейчас, наверно, вступил.
– Переживем бой, тогда уж всем скопом можно, – соглашался Иванов.
– Когда… Точнее, если… свалим америкоса, нас и так вне очереди возьмут, – делал философский вывод Землянский. – Вот, закрепил, пан майор, – докладывал он, демонстрируя фотоаппарат, прикрученный на специальном, опять же хап-способом сотворенном крепеже.
– Вижу, – кивал Забияка. – Только брось ты, Антон, этот «пан». Тошно уж. Тут в коммунисты всем рядком готовим пожитки, а тут… Пусть уж по-старому – «товарищ». Привычней пока еще.
– Конечно привычней, – опять подтрунивал Иванов. – Слушай, товарищ майор, а как на зоне друг к другу обращаются? Тоже, «товарищ»?
– Твою бого-мать, Лёва! – нервничал Забияка. – Опять ты за свое? То, понимаешь, «машину» хаишь, то…
– Да, не хаю я ваше милое «Пламя», что мне, – раскачивался на вращающемся табурете Иванов. – Просто, думаю вслух. ЦВМ-щика нашего вспоминаю. Мне ведь ему присветить пришлось. И не жалею как-то. Евро-атлантист хренов. Пусть посидят в бомбоубежище, ума наберутся. Я им там свет вырубил.
– Вырубил свет?! – почти вскакивает со своего собственного табурета Забияка. – Зачем? Как-то…
– Да, чтоб не сбежали, – вяло пояснял Иванов. – В темноте же тяжелей будет сориентироваться, чего, куда. Пусть помучаются в неизвестности. Им, наверное, сейчас тяжко. Они ж не знают, чего мы задумали. Вдруг, прикидывают, как мы их утречком поведем расстреливать.
– Горе наше, капитан-товарищ Иванов! – сплевывал Забияка. – Я понимаю, что мысли вслух. Но полную околесицу-то нести все равно не следует. Тут на носу серьезное дело, а ты…
Обращение-приставку «пан» ввели в украинских вооруженных силах совсем недавно. Она вполне сносно прижилась в качестве замены «товарищ» по отношению к офицерам, а вот с сержантами получилось как-то не очень – «не звучало». Да и к офицерам это озвучивалось как-то шуточно-пародийно, но быть может именно по сей причине и прижилось до жути быстро. Естественно, если копать глубоко и логично, то данное обозначение входило в антагонистическое противостояние с провозглашением демократических принципов, ибо «пан» – есть по сути обозначение классового признака. Однако если копать все-таки не лопатой, а мозгами, то каждому ясно, что под риторику об общечеловеческих ценностях на территорию погибшего СССР вполне успешно и весело ввели классовый анахронизм. Так что применение «пан» по отношению к офицерам как раз и расставляло все на свои места – возводило между подчиненным и начальником непреодолимый классовый барьер. Любой человек с обычным образом завинченными извилинами так это и понимал, а уж как там сие понимание сочеталось с демократической риторикой, причем в той же самой голове, это уже относится к неизмеримой сложности человеческого мозга как такового.
Еще речь сейчас, понятно, шла об арестованных офицерах полигона, насильственно отстраненных от дел. И еще она велась о цифровой вычислительной машине «Пламя-КВ». Эта штуковина, скромно притаившаяся в уголке К-2, имела размер шифоньера с антресолью. Однако если кто-то несмышленый думает, что ее мощь равна мощи вычислительного центра упрятанного в многоэтажных подвалах Пентагона, то очень ошибается. Любая настольная персоналка превосходит «Пламя» в десять тысяч раз. «Пламя-КВ» против нее, что застрявшая в развитии сине-зеленая водоросль супротив выхоженной пятью поколениями английских садовников мимозы. Конечно, ставящиеся друг на друга садовники – это тьфу и растереть. Двести миллионов лет проворотов тупого колеса эволюции – вот настоящая гиря! Ясное дело, ЭВМ прошагали по склону куда быстрее. Но все равно – «Пламя» сравнительно с «Пентиумом-4», что муравьиный лев с карьерным экскаватором. Понятно, имеется в виду не приспособленность к жизни, а скорость и глубина копания грунта. Но все же, сделаем скидку нашим славным предкам, они разработали эту штуку в шестидесятых. Лепили из того, что было. Кстати, экономили. Взяли, что наличествовало из других отраслей. По слухам, эту «КВ» сотворили для подводных лодок.
Три ракетные дуры в удлиненной рубке, старт только по всплытии. В общем, не слишком заточенный дамоклов меч американского побережья. Однако «Пламя» вполне справляется с задачей просчета траекторий по координатной сетке, после астрокоррекции. И не ее вина, что толстобрюхие, двухступенчатые наследницы «Фау» ложатся только в пятикилометровый радиус. Она не путешествует в ракете, а остается на «Гольф-2», идущей на базу за очередным зарядом. Промазать на пять тысяч метров, при стрельбе одной мегатонной, да еще по городу! Для мухи не имеет значения – прихлопнули ее центром, или краем газеты. Короче, «Пламя-КВ» перелопачивает семечковые задачи для подводных ракетоносцев СССР, как колхозный комбайн злаковые в канун 25-го съезда Партии, то есть, с тройным перевыполнением плана. Вот при перепрофилировании в ПВО – приходится попотеть. Здесь вам не там. Город не бегает с места на место, а вот воздушная цель маневрирует. Тем не менее, сколько-то в степени «два», где-то, шестьдесят четыре тысячи операций за секунду, хватает, дабы вывеси на экран некоторое количество меток. «Цель», «зона пуска», «зона поражения», «точка встречи»… Конструктор! Собери всё в одну корзину! Словом, тут верх технической мысли и апогей технологии – транзисторы! На чем рация? Правильно, на бронепоезде. Тем более здесь, вокруг… Ну, все окружающие цифровую машину аппаратные шкафы. Они вообще… Правильно, но не верится? Угадали! На лампах. Эти вакуумные приборы жрут Джомолунгму энергии. Они ненадежны, не дай бог, по лейтенантской неопытности и молодцеватому упоению властью погона, доверить солдатику тряпку – протирать пыль внутри блоков. Будете сидеть на казарменном положении всем офицерским корпусом неделю – искать, какую ножку, на каком пентоде, перегнули не туда. В нервном, от постоянного соцсоревнования, коллективе могут побить! Солдатика? Ну, того само собой, свои же и поколотят: сотворил аврал – все взводные съехали с катушек, от недельного воздержания у них внутри давка как у паровоза на тяжелом подъеме – мозг клинит. Хотя солдатика не по делу. С него, по сути, взятки гладки, он физику в школе проспал, про пентоды-триоды не слыхивал. Что за зверь?
«Почему лампы? – переспросит начальник чрезмерно самоуверенного, только вылупившегося из училища лейтенантика. – А потому что они сверх-устойчивы против ЭМИ». Вот так сразу лейтенантика наповал, прямо как от того самого электромагнитного импульса. Чем крыть, в самом деле? Хотя, кто мерил-проверял? Кто взрывал эти триста мегатонн за границей ионосферы, когда по гипотезе, обнуляются все транзисторы в пределах полушария? Как провести такой опыт без последствий? Это тоже что цирковой трюк с укладкой головы в лузу тигриной пасти. А если у полосатого тик? В смысле, непроизвольное сокращение мышц от зевоты? Короче, взорвать над собой, сам же в дураках и останешься. Вся Северная Америка сидит без света, так еще не дай Дядя Сэм, советские «Гольф-ы» всплывут с испугу и шандарахнут по береговым штатам всем что есть. Если же бабахнуть триста мегатонн над Евразией… Ведь может и не сработать. Что тогда? Тем не менее, лейтенантик убит и задумчив; сам рулит ветошью по лабиринту приемной системы. И кстати, вернемся к «Пламени-КВ». Заменять ее «Пентиумом» совершенно не требуется. Она перетирает свои шестьдесят четыре с хвостом тысячи операции в секунду и уверенно творит свое дело по расстановке точек в экране офицера пуска. Тем более, а вдруг и правда кто-то вставит в шаттл «Дискавери» триста мегатонн?
Командир инструкторской группы Забияка не берет такую маловероятную событийную составляющую во внимание вообще. У него и так хватает сложностей в работе. В «Пламени-КВ» он уверен абсолютно. Хотя конечно, лишний лейтенант-спец в предстоящем деле совсем бы не помешал. Но инструктор по ЦВМ не вызывает доверия в плане политических пристрастий. Мы снова приземлились во времена идеологического противостояния. Эта песня, оказывается, и не умирала вовсе.
Четвертая власть:
«…экономический стад турецкой экономики вызван несколькими факторами. Из лежащих на поверхности, это конечно упадок – а каким еще словом такое получается характеризовать? – туристского бизнеса. Попросту „смертоносное“ снижение прибылей в данной отрасли вызвано, конечно же, обострением отношений с Россией. Все же именно русские туристы составляли солидный процент всех отдыхающих на курортах республики. И разумеется экологическая катастрофа, вызванная столкновением судов в заливе Анталья. Все теперь в курсе, что после разлива по поверхности моря приблизительно пятидесяти тысяч тонн нефти, даже по самым оптимистическим оценкам курорты южного побережья страны возобновят курортный сезон минимум через два года. И это, учтите, только возобновят! Что вовсе не значит, будто бизнес достигнет прежнего уровня рентабельности. В настоящее время, конкуренция в данной сфере чрезвычайно высока. Тот, кого по каким-то причинам подкосила судьба, может больше не подняться. Чем в настоящее время турки могут заманить туристов на свое Средиземноморье?…»
Баррикада из стульев и стола не смотрится как препятствие даже визуально. Требуется двигать старинный, из того же тоталитарного века, шифоньер, производства Амурской мебельной фабрики. Чей теперь тот Амур, и стоит ли в тех москальских покуда землях рентабельный когда-то мебельный цех? Обращать шкаф в препятствие вообще-то жалко, ибо самостийные десятилетия не дали взамен никакого, как и не обратили мелководный Кальмиус в глубокий красавец Амур, хотя весьма возможно, со временем обратят его в подобие Амура в плане пограничной реки. Но скудность меблировки общежития не выдвигает альтернативы. Разве что – кино так кино – вязать канаты из простыней и становиться скалолазами по-настоящему. Однако меркантильность долгих поколений без войн и бомбардировок приучила к медлительности в принятии решений. Перед переворотом шифоньера Таня начинает выкладывать оттуда многочисленные платьица с юбочками. Утекают секунды. Это расстается, прощается с настоящим простая, но непросто созданная мирная обыденность. А снизу, по неподметенным лестницам уже катит в горку оживленная злыми волшебниками киношная, жуткая непонятка. Кованый топот, треск взламываемых, легко сдающихся дверей и непрерывные, перерастающие в визг, крики поднимаются волной.
Когда Сергей с Таней наконец-то приспосабливают шифоньер в качестве стопора, на двери наваливается нечто шумно-суетное. Сейчас бы, пользуясь подушкой безопасности шифоньера, все-таки осуществить десантирование из окна. Однако оба смотрят на взламывание баррикады заворожено. Фильм ужасов наяву. Вот-вот оттуда, из-за фанерного препятствия полезет что-нибудь клыкасто-пастистое. Может, лучшей тактикой было бы пользовать без-антресольную конструкцию как ширму? Миниатюрная Таня вполне бы поместилась под грудой одеял. А Парфенюк… Но ведь кто-то же должен отвести удар в сторону?
Под сапогами, шнурованными берцами или даже прикладами – камеры отслеживания коридора тут не наличествует – старая дверь-времянка, рассчитанная на недолгое ожидание коммунистического быта без замков, капитулирует с треском. Это не вампиры-оборотни. Мелковатые, из неправильного ракурса окна казавшиеся ранее крупнее, дядьки кавказского вида. Каски, автоматы, военная форма – полная комплектация. Может все же, кино? Ошиблись местом съемок, или теперь вот так и снимают в реал-шоу? Для ненаигранности эмоций? Потом извиняются, дарят шоколадки и поездки за рубеж? И что теперь говорить? «Мы не желаем участвовать в вашем спектакле»? «Это плохая задумка, ищите других статистов»?
Очень смешно!
Однако это только у неопытных барикадчиков, не отработан план общения с новыми людьми. У кино-ковбоев в касках все отрепетировано: семь этажей вверх – большая школа. Где-то в тамошних первых классах остался тренажер – брюнетка Ира Сазонова. Теперь новая цель. Сережа Парфенюк к приоритетному направлению не относится. Просто помеха. Причем, не слишком значительная, соответствующая приблизительно полке от топтаного, стонущего под подошвой шифоньера. Прессованный амурский долгожитель уже сдался со скрипами и треском. Теперь очередь Парфенюка. Он не успевает даже приметиться, куда бы вдарить ножкой от стула неизвестного происхождения, и даже не умудряется досказать экспромт: «Валите отсюда! Чего надо?»
На несложное препятствие не тратятся боевые патроны. Просто, по голове лупит что-то твердое: кажется, рукоятка автомата из альтернативной реальности. Потом идет добивание тяжелой шнурованной обувью. Но у киноартистов-каскадеров дефицит времени и множество дел: еще шесть этажей трофеев. Добивание не завершено.
Потому, полеживая в странной прострации и воспринимая никогда не ощущаемые доселе области бренного организма как главенствующие, Парфенюк, сквозь стекающую вдоль глаза темную жидкость, наблюдает как два вооруженных человека легко и слажено отсекают Татьяне Стекольщиковой последний ход к отступлению – окно. Им пытаются мешать только стулья – путаются под ногами. Потом кто-то еще, предположительно третий, доселе ненаблюдаемый, опять опускает на пытающегося привстать Парфенюка что-то тяжелое, может быть даже обиженную, от неиспользования в баррикадных, да и прочих делах, кровать.
История обрывается, ибо физические действия в этой вселенной не имеют значения без наблюдателя. В принципе, так до конца и не выяснено, происходят ли они без его присутствия вообще.
Е-3В выписывал большую стокилометровую петлю над Азовским морем. Он жался к его западной части, хотя однозначно интереснее было бы крутить восьмерки на востоке. Но это конечно для далекого верховного командования, а вовсе не для летчиков и операторов, колдующих у пультов. Они вообще предпочли бы находиться где-то юго-восточнее, по крайней мере, просто южнее, над красивым Чёрным морем. Лишь бы подальше от весьма опасной из-за непредсказуемости России. Конечно, полет «Сентри» прикрывало звено истребителей F-16, правда, к сожалению не американских, хоть и своего, заокеанского производства. Но то лучшее из турецкого ассортимента в плане подготовки экипажей – «Боингу» грех жаловаться. Кроме того, он охранял сам себя, ибо все-таки наблюдал высотные летательные аппараты на расстоянии почти пятисот километров: равнинная местность окружающего мира имела свои преимущества. Конечно, низколетящие цели АВАКС обнаруживал чуть ближе, но ведь в высоте самолеты умеют двигаться быстрее, а значить и замечать их следует по возможности раньше. Так что Е-3В был в большой мере неуязвим за счет своего всезнания. В случае опасности он мог вызвать себе в помощь не только парящие в десятке километров «Файтинг Фалкон», но и других «турецких друзей» ныне базирующихся в Крыму.
Вообще, за счет своего десятикилометрового возвышения над местностью «Сентри» охватывал радиолокационным взором солидную часть независимого государства Украина. В зону его обзора попадала даже далекая Одесса, а по низковысотным объектам он чуть-чуть «не добивал» до Харькова. Вот с близким Крымом было несколько сложней – там наличествовали горы. Частично для компенсации этого обстоятельства, с другой стороны полуострова, как раз ближе к той самой Одессе, курировал небо собрат и близнец, такой же «Боинг 707–320» с антенной «Вестингауз». Так что атмосфера всей южной Украины перекрывалась вполне надежно. Конечно полного контроля театра военных действий, сравнимого допустим с иракской компанией, не получалось. Все-таки неплохо бы было дополнить АВАКС-ы чем-нибудь типа «Джей-Старз», способными засекать всяческие штуковины движущиеся по земле. Однако сейчас вообще-то с Украиной воевала не Америка. Так что приходилось мириться с данным неудобством. Да и вообще, в какой-то мере, в плане все того же небесного всезнайства, Е-3В «Сентри» вполне сносно отслеживал и землю тоже. Ведь что ни говори, но с помощью встроенной аппаратуры, он изучал местность и акваторию еще и на предмет радиолокационной активности. Дилетант удивится, но всего за десяток секунд самолет ДРЛО распознавал до сотни радиоизлучающих объектов. То есть, он определял и тип РЛС и ее местонахождение.
Поскольку любой из операторов и пилотов мог честно сказать, – «Украина лежит под нами, задравши платьице», – то основное внимание они все-таки обращали на восток. Если опасность и могла реализоваться в действительности, то только оттуда.
Как видно, несмотря на всеведение, в плане дальних горизонтов, пророками эти двадцать членов экипажа все-таки не являлись.
Четвертая власть:
«…то, что Турция, член НАТО с 1952 года, внезапно и без особого объяснения причин, вышла из блока, само по себе странно. Причем, вышли даже политически, в отличие от той же Франции, что совсем уже непонятно. Но еще удивительней то, что буквально накануне Соединенные Штаты предоставили туркам весьма солидную, надо констатировать, даже избыточную, военную помощь. Кстати, в рамках долгосрочного кредитного соглашения. Данный вопрос почему-то обходится западной прессой, однако мелькали сведения, что поставки, в рамках данного кредита, не прекращены. Как мы понимаем, реально, на сегодняшний момент, Турецкой Республике никто не грозит. В рамках тамошнего региона это очень сильная страна, причем обладающая как амбициями, так и реальным военным потенциалом. Тем более, если бы угрожало что-то действительно существенное, то наоборот, ни в коей мере не следовало бы выходить из НАТО. Гарантия практически всей Европы, да еще и США – это очень солидно. Но парадокс именно в том, что оной Турции, в рамках срочной военной помощи, поставлялись совсем даже не оборонительные системы…»
Схема работала просто на диво. Причем, уже не первый год. И ведь наверняка какая-то информация так и так за это время просачивалась наружу. Ведь в программе задействовалось все же достаточно много людей. Причем, не только из верхнего слоя, который давно, почти генетически приспособился не делиться с окружающей реальностью никакими из секретов обогащения. Эта плацента трудилась как положено – только в одну сторону. Вернее, все нужное она втягивала из внешнего мира в себя, а все лишнее, отработанное и выжатое лимоном, сбрасывала обратно вовне. То была маленькая копия большого планетарного мира. Там ведь тоже небольшая часть пользовалась всем и вся, а остальные лишь служили рабочими клячами и тряпкой для вытирания грязи или там прущей наружу семенной жидкости; последняя, от хорошего питания, выделялась очень обильно. Однако по всей видимости всяческие рабочие клячи тоже давно научились прикусывать язык вовремя, дабы не терять привычные удила, или просто радость совокупления с либеральными ценностями стойко приучила к мысли, что деньги все же не пахнут, а может просто-напросто навеки отшибла нюх.
Короче, схема работала. Данной схеме вполне бы мог позавидовать знаменитый «комбинатор и сын турецкого подданного» – Остап Бендер, ибо его поползновения на свой кусок пирога не распространялись столь далеко. Действительно, для функционирования схемы пришлось задействовать большую свору высоко восседающих людишек, любящих трепет сердца при виде запечатанных конвертиков: «Вот интересно, что там? Вернее, сколько и в каких купюрах?». Обычно купюры были стандартные, принятые в расчетах на мировой арене, ибо некоторые из людишечек заседали даже не в местных, а в далеких заморских кабинетах. Там, в референтном далече, тоже, оказывается, требовалась смазка, иначе презерватив неуверенно двигался в скважине.
Схема работала таким Макаром. Нанимался большой морской сухогруз. Обычно тот же самый, так что и капитан и помощник сходу были в курсе, что, как, почему. Зная нюансы, они в свою очередь могли действовать уже на близком комедийному Остапу уровне, допустим, экономить на разнице в количестве реального и виртуального мазута. Значит, получалось – вовлекаемых в схему людишек с конвертиками было еще больше? Само собой ясно, но суть, понятное дело, ведали только избранные. Итак, указанный сухогруз заполнялся мазутом, а потом подставлял для дела объемные бортовые элеваторы. В них грузилось простое зерно. (А вы думали, большие деньги делаются только на наркотиках и смазливых рабынях?) Зерно предварительно собиралось вполне так законным образом в разных областях Украины. Часто здесь же в Донбассе, на давно приравненных к Бухенвальду колхозах и совхозах. И неважно, что пятимиллионный Донбасс физически не мог насытиться данным продуктом самостоятельно. Теперь, после много-десятилетнего простоя, зерновая житница Европы – Украина – наконец-то вернулась в лоно свободных народов, и могла зарабатывать в равных со всеми условиях, посредством рынка, а так же великого чуда демократии. Она и зарабатывала. Точнее, как в данном случае, загребали конкретные людишки, ибо они давно уже освободились от тоталитаризма, совести и прочей атрибутики накопленной цивилизацией и культурой.
Значит, транспорт грузился. Кстати, что касается зерна, то под полную завязку. Кто-то где-то расписывался, сверял печати и прочее, понимающе салютовал капитану, и сходил обратно на берег. Или может куда-то и зачем-то бегал с портфельчиком капитан. Столь мелочная суть не имела отношения к функционированию общей схемы. Главное, что корабль брался на буксир и смело выводился из достаточно солидного порта Мариуполь в фарватер достаточно мелкого Азовского моря. Затем сухогруз запускал собственные машины, и мазут, обращаясь копотью, двигал широкую тушу прочь, сквозь маленькое, недостойное солидных дел Азовское море, в большое и таинственное в глубинах Чёрное. Кто-то, отображая в голове карту, уже представляет, как впереди через некоторое, четко обмеренное мазутом, время вырисовывается по курсу пролив Босфор с Дарданеллами? Нет, все не так романтично. Сухогруз, в данном случае проименованный «Сергей Середа», в честь прикупившего его когда-то по случаю капиталиста, не собирался двигать прочь из черноморских задворков мирового океана. Ну конечно, почему бы нет, скажет тот же, из все еще ведающих назубок карту. К не слишком великому Чёрному тоже примыкает множество разных стран, в коих теперь, после слома жестокой диктатуры рубля, удается очень запросто зарабатывать настоящие ценные деньги. Однако все не так просто.
После выхода на просторы синевы Чёрного, «Сергей Середа», когда-то давно, в породившие его первичное имя и его самого времена звавшийся «Александр Стаханов», ложился в дрейф. «Это зачем же?», – спросят некоторые. Вернее, никогда не спросят, ибо слишком любопытным Варварам никак не получается втиснуть нос в изначальную схему – нос сразу отваливается. И все же, зачем? Вроде «Сергей Середа» не шел под парусами, так что всяческие штили не могли его касаться никоим образом. Однако тут уж работала главная схема, и по случаю, даже вспомогательная, связанная с недозакачанным мазутом. В дрейфе сухогруз «Середа» спокойно убивал недели эдак две, для полного ажура. В это время, немногочисленный экипаж занимался всяческой развлекухой. Благо здесь тоже обычно все были в курсе, что к чему, по крайней мере, на счет долгого дрейфа, так что загодя припасали теннисные ракетки, карты, телевизоры с коллекцией DVD-дисков, а те кто поумнее, даже учебники по менеджменту, ибо плавая в нижних этажах рыночной пирамиды, в тайне надеялись когда-то пробиться к лифту и подняться куда повыше и попрохладнее. Между прочим, дополнительно к одной вспомогательной схеме, капитан частенько запускал в дело добавочную. Ведь по случаю бездельничанья в рейсе, удавалось вполне честно нанять в команду чуть меньше людей, чем требуется, а оставшийся куш чистосердечно и по правильному разделить среди наличествующих. По этому поводу, и капитан, и его помощник считались в мореходствах первоклассными спецами, ибо умели так рачительно пользовать людей, что обходились малым там, где другим требовалось в полтора раза по более.
Рано или поздно недели дрейфа кончались и тогда, озверевшая без работы и девочек команда с остервенением хваталась за дело. Она так добротно бралась выполнять служебные обязанности, что порой «Сергей Середа» вваливался в крупный украинский порт Одесса, чуть ли не на сутки ранее срока. За что на его команду коллеги, опять же, смотрели как на чудесных спецов-умельцев, мастеров на все руки.
Вы скажете, вот тебе и вся песня? Подумаешь, внутренние перевозки по морю? Что может быть выгоднее, с транспортной точки зрения? Однако не все так просто. Зерно конечно сгружалось. Порой в бортовых элеваторах сюда прибывало не только зерно собранное когда-то в Донбассе, но даже отсортированное комбайнами поблизости, например, в Николаевской области. Ладно, скажет кто-нибудь наблюдательный и с длиннющей бородой жизненного опыта, помнится и ранее с давнем СССР, бревна возили из конца в конец, и ширококолеечные товарняки постоянно встречались с близнецами, везущими такую же сосновую тяжесть в обратном направлении. Но сейчас все сложнее. Кто сказал, будто во время дрейфа ничегошеньки не случалось? В процессе вроде бы бессмысленного шалтай-болтайства в море, с грузом «Сергея Середы» происходили настоящие чудеса. Тут присутствовала даже телепортация, хотя «летающих тарелочек» в округе не наблюдалось никем, включая смакующих коньячок механиков.
Когда капитан судна сходил на пирс, или там в его апартаменты поднимались кланяющиеся и шарящие глазками людишки с бумагами и печатями, вдруг оказывалось, что на вид мирное, нежно утрамбованное гравитацией зерно в бортовых элеваторах поменяло национальность. То есть, допустим конкретно в данном рейсе, оно было несколько деньков назад загружено в порту Самсун, то есть, на турецком берегу Чёрного моря, и собрано естественно тоже где-то там, или в другой месте. Какое это имело значение в плане мировой экономики? Главное доблестные предприниматели, ночи не спящие в заботе о поднятии экономики родной страны, нашли за тридевять земель очень даже дешевый заграничный продукт так требующийся родимой Украине, все еще имеющей слишком большое, по европейским меркам население. А ведь эти сорок пять с лишком миллионов аборигенов требовалось кормить, пусть хотя бы хлебом. Вот теперь, благодаря капиталистическому подвигу это и получалось. Правда, не всегда. Нет, не в плане «кормить». Всеблагие СМИ никогда не дадут забыть страшный голод тридцатых годов прошлого века, в коем вымерло половина населения Батькивщины. Так что кормить и особенно поить будут всенепременно. Дело все в той же схеме. Ведь она же работала в непрерывном режиме, а не просто так – шаляй-валяй – как подумают некоторые.
Потому, уважаемый командой и судоходной компанией «Середа» не собирался волынить. Покуда золотое для страны зерно откачивалось прочь, а разные людишки с бумагами и конвертиками шныряли по кабинетам, ибо требовалось вернуть в бюджет компании заготовщика всякие НДС и прочие налоги, с точки зрения высочайшего указа совсем не должные налагаться на доблестных предпринимателей торгующих не просто внутри страны, – что и дурак может, спуская на фик надоевшую коммунальными поборами квартиру и смело уходя в вольные хлеба бомжевания – а наладившие поставки из далекой загранки, а уж тем более сумевшие протолкнуть туда нашу собственную продукцию. Да, зерно, в данном случае! И что плохого? Если по хорошей цене? Всё что выгодно для бизнеса – выгодно и для страны. Автоматически срабатывающая формула – все знают. Между прочим, именно из-за круглогодичной работы данной схемы ухода от уплаты НДС-а и получения всяких других льгот за налаживание контакта с Западом и Востоком, прибыль росла безмерно, и сколачивались нужные стране индивидуальные состояния, на кои можно было, в связи с открытостью мира, приобретать потребные стране виллы в какой-нибудь Валенсии или Барселоне. И вот тут, вовсе даже не какие-то виртуальные, а вполне так добротные – этажей на пять, не считая подземных.
Да вот еще! Из-за того же непрерывного функционирования схемы, случались наверное всяческие незаметные внешне казусы. Ведь наверняка, если бы некоторые зернышки из элеваторов «Середы» оснастили радиомаяком, как каких-нибудь вымирающих китов, то удалось бы проследить географическую миграцию пшеницы. Возможно, кое-какое «зернятко», полюбив морские круизы и дрейфы гораздо более, чем свое исконное предназначение – быть перемолотой в хлебобулочное изделие, решило бы после разгрузки из одного судна, тут же переселиться в другое. Причем, при этом легко и непринужденно поменяв и прописку и саму ситуацию рождения. Допустим, снова заколоситься не в свободе фермерско-ковбойской удали, а тягостной сутолоке затянувшегося переходного периода от тоталитарного колхоза к ладному помещичьему приволью. Кстати вспоминая о телепортации! Иногда «нуль-переход» работал просто на диво. Зерно оказывалось собранным в Аргентине, а то и в Бразилии, и тогда по бумагам «Сергей Середа», либо кто-то из его двойников, оказывался загружен в далекой мечте Остапа Бендера – Рио-де-Жанейро.
Четвертая власть:
«…безусловно, выход Турции из НАТО – это подрыв позиции Соединенных Штатов в кавказском регионе…»
Как только набранный с бору по сосенке боевой расчет офицеров-мятежников в кабине управления нажал нужные кнопки, наверху, на искусственном холмике, в имитирующей избушку Бабы-Яги с точки зрения возможности вращения «к лесу задом – ко мне передом», кабине К-1 началось волшебное преобразование энергий и мощностей. Всяческие смешные колебания частоты в пятьдесят герц стали с помощью хитрых преобразователей повышать свою иерархию, достигая в итоге мегагерц. На конечном этапе такое осуществлялось с помощью системы отражательных клистронов. Такая штуковина, извлеченная из аппаратного шкафа и взятая актером наперевес, вполне годится в антураж к кинобоевику о лазерных стрелялках. Во времена ее массового изготовления стоила она примерно как новый, так же массовый и для масс, авто «Запорожец», однако Центральное развед-управление отвалило бы за нее, как за «Чайку». Перевесить данный соблазн мешали две вещи: неразвитая в СССР система маркетинга, усложняющая доставку генератора за рубеж, и одновременно покупку лимузина «ЗИЛ» частными лицами, а так же гарантированные десять лет «строгача» за шпионаж в пользу империализма, агрессивность которого, как известно, возрастала по мере очередного витка перевооружения.
В настоящий момент, помещенный в верхнем контейнере, узкодиапазонный автогенератор, в связи с обрушением экономики СНГ взлетел в цене где-то до уровня «Вольво», однако ныне ни ЦРУ, ни АНБ не дали бы за него ломаного цента, ибо уже имели в запасе пару десятков, вывезенных с бывших республик и от прочих соратников СССР по Варшавскому договору. Однако клистрон существовал в другом, не долларовом мире, и управлял потоками электронов, которые подкупались только правильностью регулировки напряжения на отражателе. Этим, между прочим, занимался во время регламента, ныне вольготно развалившийся на стуле, старший инструктор капитан Иванов. Если честно, то он давно не помним все премудрости перемножений числа π при регулировке резонатора. Он был чистым практиком, как и положено быть нормальному офицеру, хотя конечно военные училища, являясь аппендицитом канувшего в тартарары Союза ССР, продолжали по старинке лепить из них еще и академиков одновременно. Как не странно, но иногда такое удавалось.
Но Лев Степанович Иванов не относился к данным уникумам, он был из простых мужчин, которым все эти сложности зависимости частот и мощностей колебаний от напряжения, а так же условия формирования невидимых визуально пучков электронов где-то внутри металла клистрона, требовались только в период сдачи экзаменов в Днепропетровском училище. И это при том, что регулировку генератора, как и прочий многостраничный регламент тридцатишеститонной «избушки Бабы-Яги» он умудрялся осуществлять вполне успешно. Однако для умелой настройки не обязательно врубаться в суть, скрытую вращающимися в осциллографе фигурами Лиссажу или колеблющейся стрелкой вольтметра. Требуются только упорство, память, старательность и удача. Хотя вообще-то в инструкциях по регламенту последний фактор считается второстепенным.
Ныне все эти настраиваемые электрические блоки, а так же совсем не настраиваемые, а работающие сами по себе системы волноводов действовали автономно. Мавр-человек сделал свое дело в плане регулировки. Теперь подчиненное ему железо обязалось крутить свое многотонное туловище и рожать грозящие белокровием импульсы по легкому мановению пальцев над пультами. С некоторой точки зрения все это могло бы считаться волшебством.
Как всем известно, Турция, в отличие от Украины, располагала девятнадцатью фрегатами УРО. Кстати, надо сказать, что адмирал Мустафа Таумсенд-бей питал тайную надежду после захвата единственного украинского судоходного фрегата «Гетьман Сагайдачный» довести свой флот в этом виде кораблей до круглой цифры. Правда, имелась неплохая возможность прихватить и парочку украинских фрегатов покоящихся в вечном ремонте, и тогда бы цифра наличных боевых судов рывков перескочила бы кругластость. Но ведь никак нельзя было списывать и возможные потери – все-таки на Чёрном море располагался еще и Российский Черноморский флот. Тем не менее, сейчас все складывалось удачно. Американские союзники добропорядочно взяли на себя тайные обязательства прикрыть покуда средиземноморское побережье Турции от всяческих напастей, так что находящиеся там фрегаты тоже получилось перебазировать через Босфор на север. Тоже касалось и пятнадцати наличных подлодок. Всю южную свору с успехом заменила одна, пригнанная из Атлантики, атомная субмарина типа «Лос-Анджелес».
Так что в настоящий момент Турецкий Республиканский флот успешно доминировал почти во всей акватории Чёрного моря. В некоторый момент данное доминирование дошло до пика. Шляющиеся в акватории фрегаты и корветы подходили ко всем замеченным судам, оценивая их на предмет ожидаемого командованием морского десанта русских.
Сейчас вначале на радаре, а потом и в зоне визуальной видимости турецкого фрегата «Истрион» оказался сухогруз «Сергей Середа». Судно было под украинским флагом, но его вовсе не пришлось останавливать визгом сирены и уж тем более трассирующими снарядами передней 130-ти миллиметровки, оно и так дрейфовало.
– Куда плывешь? – спросил капитана «Середы» турецкий лейтенант переводчик, прибывший вместе с остальной призовой командой на бор сухогруза.
– В Одессу, – ответствовал капитан. – А вы – кто?
– И чего не плывешь? – поинтересовался, игнорируя встречный вопрос, турок.
– Так ведь это… – замялся капитан.
– Где был? – полюбопытствовал лейтенант, покуда вооруженные моряки ниже рангом производили спонтанный осмотр чужого судна.
– Это… – пояснил капитан. – Машины поломались. Идем из Самсуна в Одессу с запасом пшеницы.
– Самсун?! Турция? – обрадовался офицер.
– Да, Самсун, – подтвердил капитан, про себя паникуя, не раскрыта ли вся схема закупок-прикупок зерновых, и не являются ли данные военнослужащие представителями какого-нибудь Интерпола. Но ведь не мог же он сказать, что вышел полторы недели назад из Мариуполя?
– Самсун, Самсун! – почти пропел всамделишний турецкий подданный. – А мы кто? Мы есть Турция! Военное морское боевое судно «Истрион». Мы есть вас арестоват!
– Турция? Не Интерпол?
– Какой Интерпол, командир-начальник? Мы – флот война. Мы вас война… Не! Мы вас побить, убить.
– Как, «убить»?
– Не! Не вас. А Украина – война Турция. Мы вас арестоват, забрат.
– Как так, почему?
– Начальник ты есть? Бумаги дай. Груз?!
– Так зерно, зерно. Чего там. Вот порт Самсун, ваша Турция. Купил… В смысле, компания купила. Теперь пшеницу везти в Одессу. Это Украина, господин…
– Украи на, Украи на! – снова пропел турок со странным выражением.
Потом он, вместе с другим офицером неясного звания, смотрел представленные капитаном бумаги. В это время обернувшийся по новой катерок привез дополнение к отряду, и теперь по «Сергею Середе» шлялись туда-сюда вооруженные люди, потрошили, что нравится. Одна группа выволокла откуда-то двух пьяных матросиков, чрезмерно увлекшихся долгой безопасностью дрейфа, и теперь тыкала стволами, забавляясь и тараторя что-то по-своему.
– Вы не имеете права, – не очень смело высказался на английском капитан сухогруза, показывая на своих людей.
– О, ду-ис-пик-инглишь! – обрадовался давешний лейтенант. Потом он подманил капитана пальцем и показал бумаги, которые тоже, разумеется, были на английском.
– Порт Самсун? – сказал он все же на русском, видимо, в целях продолжения практики. – Ви – Самсун – пшеница, ес?
– Так точно, да, – подтвердил капитан, радуясь налаживающемуся взаимопониманию.
– Мой Турция, не есть богат пшеница, русс!
– Ну и что, мне-то какое дело? – отбился капитан и тут же фразой «Нам сказали, мы везем» размазал вину во множественное число.
– Не, Украи на неправильно. Слишком богатый, слишком! – пояснил на свой лад турок. – Слабый нельзя такой богатый. Нельзя!
– Не понял вас? – уточнил капитан.
И тогда турок затрясся от напущенного смеха, и хлестнул капитана ладонью по лицу.
– Ты – Украи на есть слабый. Слабый – не богатый! Богатый – сила. Вы не умеет война. Турка умеет война. Вы купить турка пшеница? Неправильно. Нельзя. Пшеница назад.
Капитан еще не совсем отошел от морального последствия пощечины. Никто и никогда с ним такое не делал. Он хотел снова сказать, что будет куда-нибудь жаловаться, допустим, в Организацию Объединенных Наций. Но все же воздержался от таких выражений. Бросаться на лейтенанта тоже не стоило. Рядом был другой офицер со вскрытым кобуром, и еще два автоматчика шарили взглядами по капитану, может быть искали повод отделать его по-настоящему.
– Пшеница назад – Самсун, – повторил турок и что-то пояснил на своем стоящему рядом товарищу.
– Но машина, – почти неслышно возразил капитан, – машина неисправна.
– Машина есть исправна – час! – сказал турок и для понятливости показал один палец и свои часы марки «Орион». – Если нет час машина – война! – для наглядности он хлопнул кобур. – Понятно, Украи на?!
– Понятно, – промямлил капитан сухогруза, удивляясь превратностям судьбы. Уж сколько раз он побывал в этом самом Самсуне в виртуальном режиме, а вот теперь придется пришвартоваться там по-настоящему.
– С меня шкуру снимут, – сказал он, внезапно вспоминая о своем начальстве в порту Мариуполя.
Вполне может быть, турок не понял сложности выражения и принял произнесенное за возражение. Тогда он смахнул с капитана фуражку, хапнул за чуб и грубо потрепал из стороны в сторону. Тот инстинктивно вцепился в руку. Тогда турок поморщился и кивнул вооруженному матросу слева. Тот даже не кивнул в ответ, а просто не меняя положения ног совершил быстрое движение руками и торсом. И капитан «Сергея Середы» впервые ощутил, что такое получить прикладом под дых.
Цель подобного типа называлась «барражёр», и относилась к разряду самых сложных. Пожалуй, ее мог превзойти разве что несущийся по стратосфере стратегический разведчик SR-71 «Чёрный дрозд», ну и конечно «стелс». Однако для борьбы с последним типом С-200 не предназначался, его боевым бизнесом значились высотные и скоростные цели. Лишь в процессе долгой «жизни» и умных доработок его обучили еще и искусству сдергивать с неба «барражёры». Но вообще-то, покуда все это являлось теорией, или даже гипотезой. Сегодняшний эксперимент командира инструкторской группы Забияки должен был подтвердить или опровергнуть давние бумажные предположения. Данный эксперимент был абсолютно чистым, здесь не планировалось никаких учебно-полигонных подстав. Самая большая сложность сейчас заключалась в поиске цели. Ведь зенитно-ракетный комплекс был вынужден работать без нормальной помощи внешних радиотехнических средств, до сей поры подчиненных предателям-штабникам. В его распоряжении оставалась только автоматизированная система целеуказания К-9М, и ее станция разведки П-14Ф. Отсутствие внешней помощи резко снижало боевые возможности в плане успешного поиска целей, и мало того, однозначно подставляло под удар, из-за вынужденного удлинения «рабочего» цикла поиска. Ведь не вызывало сомнений, что сразу после активации радиолокатора подсвета цели ЗРК будет обнаружен, а значит, по нему начнут работать все наличные боевые средства противника. Опять же, в условиях полного отсутствия предварительных данных разведки, состав сил и средств агрессора можно было лишь предполагать. Но то, что в округе, в смысле, на дальности работы современного оружия, их хватало не вызывало сомнений абсолютно.
Вообще-то сложность работы по цели типа «барражёр» заключалась в парадоксе. По идее, радиоизлучению совершенно все едино, от чего отражаться, и отскакивать назад к локатору. Конечно всяческие штуковины типа «Б-2» осуществляют с излучением различные пируэты, от чего нужные радиоволны не возвращаются к РЛС, а уходят в непонятные, энтропийные по отношению к станции, направления. Но в обычных условиях, любой объект взаимодействует с синусоидой радиоволны, а потому наблюдаем. Однако данное обстоятельство является и горем тоже. Ведь локатор помещен не в поле битвы лукосовских «Звездных войн», а значит, отраженная энергия поступает не только от летающей техники, но и от чего угодно. От гор, от деревьев, и даже от поверхности моря. То есть, если принимать все подряд, то на экране РПЦ будет сплошное поле засветки. Тем не менее, обходить это препятствие конструкторы давно научились. Они используют эффект Доплера. И потому все излучение, кое возвращается на локаторы без сдвига частоты, искусственно обрезается еще на входных контурах аппаратуры приема. Но ведь «барражёр» оттого и зовется «барражёром», что барражирует, то есть, «ходит» по небу приблизительно в одном месте и к тому же со скоростью сравнительно небольшой. Если вектор его движения перпендикулярен потоку радиолучей, то техника вырежет его отражение быстрее чем полевой хирург, набивший руку на ампутациях. Потому, в далеких восьмидесятых, когда у американцев появились С-3А, и пришлось изобретать методы для обхода своих же аппаратных примочек.
Тактические методики для уничтожения «барражёров» нашли. Естественно, единственным ЗРК, кто мог такое осуществить, являлся в те времена С-200, причем в первую очередь, из-за своей уникальной дальности. Конечно, она не равнялась дальности действия самого АВАКС-а, но, тем не менее, двести сорок километров – тоже хорошее дальнодействие. Тем более, сейчас в деле был не просто С-200 «Ангара», и даже не С-200В «Вега», а С-200Д – «Десна». Последняя из когда-тошних принципиально важных доработок системы. Между прочим, его дальнобойность по медлительной цели, то есть и по «барражёру» тоже, составляла целых двести пятьдесят пять км в максимуме.
Четвертая власть:
«…думаю, один из стимулов, повлиявших на ускорение решения Великого Национального Собрания Турецкой Республики по выходу из блока, это срочный увод – попросту бегство – американского военного контингента с территории Грузии. Как можно доверять свою безопасность партнеру, который бросил несчастных грузин на „съедение“ охамевшей русифицированной Абхазии с Осетией?…»
Тут уже целая инфраструктура. Трофейные «Икарусы» и «Пазики», из взятых под контроль частных, а может и государственных автопарков, едва успевают шуршать шинами. Крутят колесики туда-сюда. Неплохо бы вообще освободить для них главную городскую трассу, дабы шли без остановок. Но сил для такого глобального контроля дорог недостаточно. Тем более, ведь рулить приходится не только по улице Артема с Университетской. Общаги раскиданы по всему городу. Главное, сам конвейер набирает обороты. Похоже, бойцы генерала Хайруллах-бея набили руку, наладили процесс, окончательно распределили обязанности. Утряслась всяческая мишура привыкания к местности и к специфике города. Офицеры оперируют крупномасштабными картами Донецка вполне уже на троечку. Некоторые без боязни листают маленькие атласы на русском языке, выпущенные для таксистов, – давние трофеи передовых разведывательных подразделений; здесь даже номера домов помечены. У одного имеется «леп-топ» с программой отображения местности, но солдаты смотрят на летёху неодобрительно. Что мы – янки какие-нибудь изнеженные? Так что он, похоже, водит по экрану маркером лишь для собственного развлечения, не для дела. Хотя ведь вокруг хватает куда более крутых развлечений. Вначале побаивались, все больше автоматами тыкали, теперь поняли, что противодействие отсутствует начисто. Так что девок в процессе загрузки удается полапать. Конечно, времени заняться чем-то посерьезнее нет. Что обидно. Вонючие «ЛАЗ-ы» ходят туда-сюда, что тот маятник. Рассказывают, в помещениях аэропорта уже давка. Почему эти дончане не умудрились за годы демократии отгрохать аэровокзал покруче? Сейчас бы он вполне-таки пригодился.
Так вот, пока первые шеренги, в поте лица, набивают тут автобусы, на аэродроме уже наверняка идет развлекуха на всю катушку. Вот всегда и всюду приятнее всего тыловым службам. И главное, им потом тоже пойдут «боевые» и прочие выплаты, а так же выслуга. Командование обещалось месяц за три с половиной. Но вот хватит ли в этом городе работы на месяц? Вообще-то на инструктаже утверждали, что столица области – город-миллионник. Да и в конце-концов, тут вообще мегаполис. Куча городов-спутников.
Кстати, темп работы нарастает еще и потому, что уже и лапать наскучило. Когда, в конце-концов, смена? Пусть другие попашут. Побегают по этажам, повытаскивают девок, прячущихся по туалетам. Вообще, мебели везде раз два и обчелся. Спрятаться просто негде. Правда, в одном месте неприятное ЧП. Киса бросилась на балкон, стала куда-то спускаться, не удержалась… Может даже и красивая была. Теперь как разобрать. Вахидэ-бей заставил двоих оттащить труп в сторонку, спрятать за крыльцом. Все ж не сразу найдут. Кровищи от расколотой головы было, шайтан знает сколько. Но зато ни из этой, ни из соседней «общаги» (так они тут зовутся) никто более не сигал, даже со второго. Зрелище ведь действительно было неприятное. Майор Вахидэ еще даже заставил перевернуть труп. Осмотрел на предмет пулевых отверстий, как все поняли. «Нет, – говорит, – все-таки несчастный случай». Главное не шутил. Правда, никто бы, наверное, и не засмеялся, даже если б шутил. Все ж, тело, удосужившийся свалиться с восьмого этажа, – неаппетитное зрелище, веселью не способствует.
Конечно же, несчастные случаи бывают и с огнестрельным оружием. Третьему взводу первой роты пришлось пустить в ход свои М-16. А что было делать? Ошиблись этажом – какая-то пацанва бросилась на них со стульями. Сержанту Мустафе выбили глаз. Ребята в злости выпуляли по пол рожка. Досталось наверное и правым и виноватым. Майор Вахидэ потом им пенял. Но устроить настоящую нахлобучку покуда не вышло. Сверху, по связи, сам генерал-лейтенант торопил не в шутку. И ведь спешить действительно требовалось. Например, одна общага оказалась вообще полупустая. Возможно, кто-то уже предупредил. Конечно, телефонные линии взяли под контроль еще в первый час, а с «мобилками» порешали еще до посадки «Гэлэкси», но ведь кое-кто мог машиной, мотоциклом проскочить. Чего сложного? Весь город асфальтирован не хуже Стамбула. Так что на месяц праздник лапанья и погрузки никак не растянуть. Разбегутся, попрячутся. Потом придется выковыривать по единице, производить для этого целые боевые операции. Неизвестно, станет ли командованье связываться. Так что внезапность – первейшее дело в этом смысле.
Но конвейер явно начнет буксовать уже в ближайшее время. Это по словам водил, кои освоили трассу и украинские транспортные средства и теперь рулят туда-сюда в два раза быстрее. Затор будет не из-за аэродрома: в конце-концов девок можно держать и на улице, хотя контролировать трудней, а из-за авиаторов. Все никак не заправятся. Уж взлетели бы быстрей. Им через море туда-сюда гораздо дальше и по расстоянию и по времени. И опять же, в Турции снова надо заправляться. Может, сменят все-таки экипажи на турецкие? Эти американские пилоты такие ленивые, медлительные. Не понимают, что тут не просто война, а бизнес, да еще такой крутой.
Четвертая власть:
«…вот теперь НАТО становится по-настоящему европейским блоком! Если не учитывать Соединенные Штаты, понятное дело…»
Команда ракетных смертников-камикадзе, вот как с точки зрения фаталиста, получалось сейчас назвать инструкторскую группу майора Забияки. Неважно, что они не сидели внутри своих приготовленных к старту ракет, или не оседлали их сверху, ожидая воспарения в небо последний на этом свете разок. Сдвоенный пуск восьмитонного брутто-нетто алюминия, стали, пороха, окислителя, горючего и десятков тысяч причудливо и умело закрепленных, и обреченных на взаимодействие между собой деталек, неминуемо выводило горстку людей из кокона обособленного, мирского существования, и бросало на жесткие весы титанических процессов бушующих на коре тяжелого планетарного шара, тоже вроде бы обособленно проваливающего в пространстве в накатанную, всегда послушно замыкающуюся в кольца нору. С таким же успехом, некие дивано-газетные рационалисты, отрешенно трепанирующие мир сквозь рецептурно выверенное количество диоптрий, сочли бы горстку офицеров авантюристами чистой воды, лотерейными дилетантами, ставящими на бочку всё потасканно-ветхое имущество, и не понимающими, что против них работает асфальтный каток самой натасканной на войну армии региона, к тому же подпертой неподъемным бревном лидера однополярного мира. Попытку можно было смело равнять с желанием комара-самоубийцы остановить разогнанный с горки паровоз встречным лобовым столкновением. Да, разумеется, в дебрях запредельных для рядового калькулятора математически-после-нулевых абстракций, был шанс угодить в глаз сумасшедшему машинисту, но, как говорится, жизнь дается человеку один раз… Впрочем, как и комару.
Если же мерить судьбу ложкой подзабытой капитаном Ивановым теории усиления и умножения частот в клистроном генераторе, основанном на управлении электронными пучками по скорости, то ныне в траектории жизни данного коллектива мальчиков-электронов настал момент, когда они, за счет удачной, либо неудачной перестройки резонатора, обязались всем своим небольшим электронно-офицерским облаком попасть в фазу гармоники при котором достигалось максимальное усиление их небольшой подвижки, вполне годное для выведения поступка на уровень тех самых планетарно-межвидовых разборок. Вообще-то, шанс попасть в высший горб волновой функции наличествовал, однако нельзя забывать, что верхний край любой диаграммы – это всего лишь точка – слишком малая доля, сравнительно со всей длительностью ниспадающих ветвей. И о чем особо следовало помнить, так о том, что настройку клистрона человеческих судеб производят некие внешние, безликие силы, представляющие собой просто смешение тысяч векторов целого океана процессов, и какова получится обще-суммарная составляющая им вообще-то наплевать. Значит, конкретно эти, пусть избирательно и усатые, но, по сути, все еще юные – диапазона двадцати пяти – тридцати лет – мальчиши-электроны с чудовищной вероятности обязались угодить либо в тормозящее, либо в ускоряющее поле судьбы. То есть, вообще-то медали и грудь в крестах, или же… Но в любой из ситуаций, нынешний поступок неизбежно гильотинировал всю их предыдущую расхлябанно-вялотекущую жизненную толкотню.
Кто мог знать, что и крутизна кривой электронной настройки гигантской ёмкости неба-клистрона над чашей окантованного берегом резонатора Азовского моря, и сама точка на этой крутизне окажутся оптимальными?
Кто мог быть уверен, что они угодят в нужную фазу и сгруппируют в пучок несколько независимо протекающих событий, и вообще дадут всем этим событиям какую-то связность и смысл?
Возможно, это и есть та самая роль личности в истории.
Вообще-то расчет был весьма простым. «Гэлэкси», так и так, возвращаться назад в Турцию. Есть конечно некая разница в растрате топлива груженым или налегке, но по сути, не принципиальная. Тем более, это сюда волоклись танки с пушками, а обратно… Летчик живущий в условиях реального капитализма всегда пойдет на некий риск за достаточно скромное вознаграждение. Ну, чем пятерым пилотам и штурманам помешает пачка долларов эквивалентом в пятьдесят тысяч? За такое дело, вполне можно закрыть глаза на всякие не нравящиеся взору моменты погрузки, и распахнуть их уже вверху, когда чужая взлетная полоса провалится вниз. За таковую добавку к жалованью американские пилоты вообще готовы делать рейсы сутки напролет. Ну а теперь грубым образом посчитаем вероятностную прибыль сутенеров. Солдатикам участвующим в акции, в захвате, погрузке, автоперевозке и прочем, доплачивать не требуется. Если они не дурни, то сами в процессе всей суеты возьмут что надо натурой. А уж те, кто сопровождает груз в часы перелета, могут вообще оторваться на полную. Так что здесь расходы нуль. И по большому счету надо чуть подмазать только начальствующее армейское звено, ибо они не столь просты, чтобы удовлетвориться лишь краткой радостью обладания плотью здесь и сейчас. Офицерский корпус учат планированию операций, так что они всегда смотрят вдаль. Но и здесь расходы не столь существенны, как кажется. Ибо все пляшет от конечной прибыли.
Ну, а ее, голубушку, вычислить легче легкого. В оборудованный для десанта С-5А помещается триста сорок пять десантников. Но ведь это с экипировкой. К тому же в «оборудованный». Однако в наличии не только оборудованные под людей – в основном – под грузы. Сколько туда можно напихать неэкипированных молоденьких самочек, кои весят гораздо меньше откормленного десантника? Да еще без снаряжения? Примерно штук пятьсот. Можно, разумеется, и более, но для простоты расчета пусть будет так. Предлагаете учитывать утряску, усушку? В смысле, гибель некой части груза за время транспортировки? Глупости! Наверное, вспомнили времена перевозки негров в славные века парусников?
Пушечные сигналы со встречного королевского фрегата-инспектора: «Эй на грузовом! Свернуть марсели, брамсели и прочие лисели! Трюмы к осмотру!» И сразу на «мокрогрузе» суета-сует. Пока инспектора королевские рулят на шлюпочке, с другого, не обозреваемого борта вяжут к якорьку чёрных живых человечков. Плюх! «Что везли? Где живой товар?» – «А и ничего, господа хорошие! Привет ее Величеству с его Величеством!» – «А чего тут вокруг вас акулы шныряют, что-то жуют?» – «Это вы у них, на акульем языке спросите. Вдруг скажут». Или, дабы не так нагло выглядело: «Ах да! Да это ж у нас мясо совсем червями изъелось. Пришлось-то червячков из мяса выковыривать, а они жирны, ой, жирны! Наверное, акульей стае-то с голодухи и нравится. Чего бедной рыбе кушать-то?» – «Но что-то меня терзают смутные сомнения!» – «Так то у вас от морской качки, господин хороший, от нее. И к тому же, сомнения – они не доказательства. У нас, понимаете, общество дворянско-гражданское, нужны доказательства и прочее к делу. Нет доказательств – нет и…» – «А может якорёк-то извлекёте, поглядеть?» – «Да, запросто извлекём. Чего ж не извлечь, для доброго человека, раз он ракушечками решил полюбоваться. Может там и правда, жемчужина завелась? Ой! А веревка-то, цепочка-то оборвалась! Вот незадача»…
Однако прогресс с тех романтических времен создания первичных буржуазных капиталов ушел далеко вперед. В настоящее время живой товар никак не успеет испортиться за полтора-два часа перелета. От жажды и голода сохранится за счет накоплений подкожного жира, от холода не помрет за счет скученности, а уж от еще одной беды – сенсорного голода – будущего ужаса звездных перелетов – тем более, ибо в нынешние времена счастливого присовокупления к Европе, мало кто из живого товара летал самолетом хоть раз в жизни. Вот теперь и познает, что есть перепад давления и воздушные ямы.
А потому, посчитаем чистоган. Значит, в один «Гэлэкси» – пятьсот единиц. Каждая же единица, при интенсивной эксплуатации без простоя, и остаточной, генетически привитой развитым социализмом лени, приносит в год доход в 100000 (прописью – «сто тысяч») долларов. Итого с одного рейса получаем (сто тысяч зрителей по одному рублю – это будет?… Сумасшедшие деньги). Конкретно пятьдесят миллионов! Так что вполне хватит подмаслить и полицию, и всяческих королевских, либо там парламентских, инспекторов. И кстати, слово «доход» уже само собой учитывает все эти накладные расходы. На то и чистоган.
А ведь к тому же С-5А чешет по воздуху не один, да и эксплуатацию единицы товара вполне получается осуществлять вовсе не в течение единичного года. Такие вот простые капиталистические дела.
«Барражёр» многозначен. Он – «Авакс» – «Сентри» – «Боинг-707» – «E-3» – все это одновременно. Идет по своей слож… Нет, совсем не сложной, но более хитрой чем планетарная орбите. Это оквадраченный удлиненный эллипс. Не исключено, когда-нибудь, водя вдоль галактики телескопом, именно по таким орбитам мы будем отличать цивилизации четвертого, или там, пятого уровня. Те, которым плевать на законы природы – они творят их сами, чудеса там – обыденность, скука от всемогущества. Орбитальная дуга «барражёра» подвешена на десяти километрах, в оптимуме обзора равнинной местности внизу. Однако если кто-то думает, что сейчас, во время нажатия кнопок и микрофонной рубки фраз, создающих орнамент действию, у майора Забияки, или у прочих скучившихся в К-2 офицеров, в голове завис образ этого «Сентри», просеивающего атмосферу четырьмя турбореактивными трубами, то предположение неверно. Не смотря на все потуги поклонников мистических откровений, наше сознание одномерно. Концентрируется на единичном образе или действии. При полном автоматизме удается параллель, то есть, работа рук сама по себе, но чаще – всего лишь мгновенное переключение сознания с одного на другое – внутричерепной сверхбыстрый калейдоскоп. Да, иногда в мозгу окружающих возникают картины. Апогей всех кнопочно-тумблерных манипуляций – глубокое вдавливание, предусмотрительно, от греха подальше – утопленной во впадине кнопки «пуск» вызывает бурную реакцию нейронной сети. Рождается цветная картина синхронно бахающих ускорителей, пылевой бури и огненного факела уносящегося вверх. Все это в нескольких ракурсах, но не выходящих за визуальное восприятие живущего на плоскости, не летающего самостоятельно существа. Весьма вероятно, у летчиков ракетный пуск вызывает другую гамму зарисовок. В данном случае имеет значение опыт. Те, кто присутствует во внутренностях К-2, люди достаточно наезженные в наблюдении всяких ракетных чудес, они все-таки живут на настоящем полигоне. Когда-то здесь много и уверенно стреляли. Потому картина внутри весьма бойко клеится на реальность. Совпадение идет даже по времени, хотя может это иллюзия, просто, когда сквозь все фоново-шумовые подушки – зрк-ашные кабины далеко не самое экологически приемлемое место в плане шумовой экологии – воздушная среда все же доносит след стартового взрыва – в отношении звуковой палитры старт боевой ракеты и взрыв идентичны, – то в голове попросту снова рождается вычеканенная картинка. При всем опыте, она все-таки жалкий слепок реальности. В далекой от К-2 кабине старта – К-3, офицеры несколько другой специализации – «стартовики» – ощущают последствие нажатой в километре кнопки куда более ярко. Этим спецам не помешали бы более грубые, чем наличествуют у homo sapiens-ов органы слуха; от нынешних только мученье.
В отличие от самой главной кнопки, переключение всяческих других не приводит к вплеску эмоций. Хотя мы имеем дело с большими умельцами, ремесленными вундеркиндами ракетных дел. Где-то там, в их нейронной сети, наличествует разрешение загадок всех этих перестановок двух– и трехщелчковых тумблеров. Там есть отражения всяческих плакатных электронных схем, всех тех наворотов тетродно-пентодных связок. Но вот почему-то картины отсечек и перетеканий токов при клацанье не возникают, разве что если специально напрячься и сосредоточиться. Делать такое некогда.
Вообще-то, полет духа отвлекает от приевшейся бренности. Например в поворотных креслах, когда-то в век процветания Союза Советский – по украински, «Радяньських» – Республик, наличествовали подлокотники. Мелочь, а приятно. Теперь ни угловато-заостренные локти старшего лейтенанта Землянского, ни обтекаемо-кругластные локти капитана Иванова некуда притулить. Кресельные подлокотники давно отвалились от непереносимой скорби по случаю похорон страны изготовителя. В застойные времена семнадцатимиллионного армейского бюджета, эти старые кресла с неизбежностью бы списали, а представители завода-производителя, ощущающие радость от грядущих командировочных, приволокли бы новые, изобильно обернутые в мягкость бумаги. Вообще-то их бы уже списали не один раз; они пережили без смены два поколения. Потому данные кресла-инвалиды относились к долгожителям, и пенсия, похоже, им не светила вовсе. Разве что со списанием в утиль всего С-200. Кстати, пенсия для кресел значила их использование где-нибудь на даче, возможно под дождиком, посреди огорода, для редких распитий чего-нибудь горячительного под шашлычок. Однако эпоха одностороннего разоружения проигравших Холодную войну республик привела к обратному эффекту. Ныне один из офицеров-операторов восседал в боевой кабине на настоящем бытовом табурете, принесенном командиром инструкторской группы с собственной кухни, ибо после очередного распада одной из штатных опорных конструкций, водрузить штатно-лично-составное офицерское седалище стало попросту некуда.
На многие из прочих неудобств и факторов текущей действительности жаловаться было вообще грех, ибо они отдавались офицерам-ракетчикам, с дипломами эксплуататоров радиотехнических систем в долгосрочное пользование, как приложение к погонам и фуражке. К таковым факторам относились уже упомянутая шумность, а кроме нее, порожденная теми же, не в шутку разогревшимися ламповыми древностями, жара, а так же, по слухам, страшно вредный радиофон, и утомляющее глаз неотрывное наблюдение индикаторов. Помимо, наличествовало много чего еще, должное бы не в шутку встревожить всяческих специалистов по эргономике, если бы таковых пригласили в эту секретную кабину управления. Но их покуда сюда не призывали. Хотя возможно в других солнечно-демократичных странах, их приводили хотя бы в кабину парящего в небесах «Авакса», и там они расставили стульчики и креслица по салону в узор, наиболее полно отвечающей эргономическому взаимодействию человека и машины. Может они даже позаботились об экологии труда операторов и надели им на ушки специальные, наполненные глицерином беруши.
Однако сейчас, с дистанции сто пятнадцать километров, к сверхдорогому и эргономичному «Боингу-707-320», со средней скоростью тысяча метров в секунду, готовились добраться вредные факторы, переплевывающие прочие эко-опасные финтифлюшки влияющие на здоровьице на миллион порядков.
Четвертая власть:
«…до сего момента, еще ни разу в истории американский ВПК (военно-промышленный комплекс) не продавал свои, в достаточной мере, новейшие ДКВП (десантные корабли на воздушной подушке) третьим странам. Кроме того, Турция получила более десяти стратегических военно-транспортных самолетов С-5А „Гэлэкси“ (дальность действия более пяти с половиной тысяч километров). С чего бы это? Да еще необходимо присовокупить, списанный из флота США, но, по взглядам специалистов, еще достаточно боеспособный УДК (универсальный десантный корабль) „Тарава“. Это родоначальник серии кораблей выпускавшихся в период Вьетнамской войны. Против кого в регионе может быть направлена эта силища? Любой специалист укажет только одну неизбежную жертву – Грецию! Очередная война за остров Кипр неизбежна! И на чьей же стороне окажутся Соединенные Штаты?…»
Конечно, теперь весь бизнес-план пошел лесом. Все эти расчеты, сколько можно получить с каждой рабыни… Допустим, десять клиентов в день… Если все налажено, можно и пятнадцать. Да с каждого за особую «малинку» можно и по триста «зеленых» за раз. И того получаем?… Да за целый год! Да без выходных и всяких там больничных! О, это просто передовое капиталистическое предприятие – «Микрософт» отдыхает. Однако ныне, благодаря фа-мажорным обстоятельствам… Будьте добры, подайте карандашик – закатать губу. Мало того, что восемь «Гэлэкси» превратились в восемь алюминиевых каркасов, а еще несколько повреждены, и их удачный взлет вызывает сомнение, так все остальные больше не собирались ожидать покуда откуда-то из города прибудет следующая партия товара, собрать который там конечно гораздо проще, чем переловить по окружающим полям и постройкам уже разбежавшиеся экземпляры. Хотя конечно надо бы! Ведь сотня или более девиц попавших в город могут вызвать ненужные слухи. Они живые свидетели не только захватов общаг, но и последующих действий. Не ровен час, сюда на аэродром, прибудут их папы-мамы для разборок. Ладно, с этим можно справиться. А вот как уговорить американских пилотов транспортников все же подождать с досрочным сваливанием прочь? Эти интеллигенты ВВС почему-то убеждены в двух вещах. Ворвавшихся на взлетную полосу танков было несколько, чуть ли не десяток. А во-вторых, эти танки были русские. Теперь пилоты в любой момент ожидают следующей русской атаки. Дабы развеять слух, к ним послали турецкого летчика вертолета, уничтожившего движущиеся в сторону Донецка танки. Однако после этого уверенность американцев в неизбежности нового нападения только усилилась. Убедить их дождаться нового груза никак не получалось. И кстати, был ли теперь смысл? Ведь американское воздушное командование уже в курсе произошедшего с боевыми судами. Теперь возвращающиеся в Турцию самолеты наверняка встретит делегация представителей США. Как тогда незаметно сгрузить живой товар? Ведь тут же выяснится, почему задержались первые обратные рейсы.
Короче местное турецкое начальство запаниковало. А ведь начальству никогда, ни при каких обстоятельствах не следует это делать.
С-200 располагался южнее цели, на Керченском полуострове. Расстояние до «барражёра» было просто-таки оптимальным для комплекса – сто десять километров. Первичные данные на наводку он получал от двух источников: автоматизированные через кабину К-9, которая в свою очередь пользовала информацию со станции кругового обзора П-14Ф «Фургон», а дополнительные, с помощью голосовых команд от размещенного на позиции ЗРК С-125 локатора П-18. Наличествовала некоторая неясность по высоте объекта, однако офицеры знали на что охотятся, и следовательно представляли какая высота оптимальна для АВАКС-а. Ведая азимут и дальность было совсем просто развернуть РПЦ в нужную точку. Одновременно с работой локатора начиналось автоматическое секторное сканирование. При этом неграмотному, но близко размещенному наблюдателю могло бы показаться, что у радиолокатора подсвета начались судороги, а какому-нибудь кролиководу это дрыганье многотонной конструкции напомнило бы спаривание его маленьких подопечных.
Понадобились секунды, чтобы обшарить участок неба шириной четыре на четыре градуса. В ракурс попало несколько целей, однако командира С-200Д интересовали не обычные самолеты, а достаточно крупный объект, движущийся с относительной скоростью близкой к нулю. Операция его отслеживания задействовала еще несколько секунд. Теперь требовалось выполнить некоторые правила, необходимые для пуска. Однако кое-какие, допустим, определение госпринадлежности, приходилось игнорировать. Ведь по армейским обычаям, дежурящий зенитный комплекс должен был раз в сутки получать из штаба шифровку с кодами, а офицер-антенщик каждые несколько часов что-то перещелкивать в аппаратуре «запросчика». Однако данная техника не относилась к дежурной, да и вообще штабы уже более двух суток не занимались этим делом. Контроль над небом был неограниченно передан иностранным военным самолетам. Так что офицер пуска, обязанности которого выполнял сейчас тот же человек, что и обязанности стреляющего, то есть, командира дивизиона, а в данном случае, командир инструкторской группы майор Забияка, перешел к следующей стадии команд. Он отдал цель на автосопровождение двум дежурным ракетам. Находящиеся в семистах метрах от РПЦ пусковые установки отработали заданный разворот по азимуту, и подняли ракеты на фиксированный угол пуска. В самих же, на вид продолжающих оставаться пассивными изделиях 5В28, уже вовсю клокотала электронная жизнь. Упрятанные под визуально прочным, но на самом деле радиопрозрачным коком антенны теперь улавливали отражение родного локатора преодолевшие дистанцию до цели и обратно. Все было готово к пуску.
Однако в современной войне секунды это большие единицы времени. Ни аппаратура, ни операторы летающего радара естественно не спали. За время покуда «двухсотый» готовился к боевому пуску, бортовые вычислительные машины уже определили частоту, тип и местонахождение всей активированной локационной техники. Короткий диспут между оператором РЛС – специалистом седьмого класса – и координатором тактической обстановки, в чине майора, вызвал только луч «подсвета», захвативший их лайнер.
– Сэр, я что-то не пойму. Смотрите южный сектор. Аппаратура идентифицирует как «Окорок». Это…
– Вот чёрт! – ругнулся майор, отрываясь от изучения характеристик движения двух истребителей, предположительно марки Су-27, патрулирующие вблизи Ростова-на-Дону. – Точно «окорок», Тонни. Я видел эту дрянь у «красных» корейцев. Они нас там все время пугали – брали на захват. Вот смотри осциллограмму! Видишь, у него характерная обрезка по фазе. А вот тут повторение. Усекаешь?
– Ух, ты! Хитрая бестия, сэр.
– Ладно, сейчас некогда.
– А почему нам о нем никто не…
– Помолчи, Тонни! Брэм! Специалист Брэм! Надо что-то навести на эту штуковину. Эта дрянь наземная. Значит, где-то на… Вот в этом аппендиксе суши.
– Керченский полуостров, майор!
– Да, надо навести кого-нибудь.
– Наше сопровождение только с противоздушной начинкой, сэр. Привлечем турок с Крыма?
– Турок само собой. Но мы уже в захвате. Дайте пилотов, Брэм! Да нет, наших собственных. Алло! Олтер! Нас захватили. Я знаю, что у тебя своя техника отслеживает. Нет, даже по моим данным пуска еще нет, но… Что, «до суши далеко»? Это «Окорок» – «С-двести». Он добивает даже дальше! Шевелись!
Все сидящие за пультами сразу почувствовали, как самолет несколько наклонился.
– Сэр, – сказал еще один из операторов. – У нас «семь девятый» и «семь восьмой» в «зеркальном» маневре. Дать отбой?
Имелись в виду два турецких F-16 дублирующих в атмосфере Украины перемещение четверки российских МиГ-29, идущих вдоль границы Луганской области.
– Ах чёрт! Нет давай… Пусть продолжают. И еще у нас этот «двадцать пятый» прущий с севера. – Теперь подразумевался Миг-25-й – предполагаемый российский разведчик. – Где все-таки мы его будем пытаться…
В это время все ощутили накатывающуюся легкость – «Боинг» начал уменьшать высоту.
– Так, к чёрту разведчика. Давай наших! – снова ругнулся майор-координатор. – «Первый»! Цель наземная… Да в курсе я, что у вас нет такой подвески. Наведитесь, гляньте на них вблизи. Координаты… Тонни, дайте ему что потребно. Как турки, кстати? Ага, вижу. Ну, пусть хоть «Фантом». Летает быстро, но покуда взлетит. Чем он вооружен? Ага! Хорошо.
– Фиксирую «пуск», – очень спокойно доложил спец седьмого класса. – О! «пуск – два». Тоже фиксирую.
– По нам, – перенимая спокойствие у подчиненного, сказал майор. – Мы по-прежнему в луче. Оператор помех! Давай работай, Бобби! Актив, пассив. Короче, делай что можешь.
– Занимаюсь, сэр! – доложил специальный бортовой оператор систем постановки помех.
На счет «пассива» американцы беспокоились явно зря. Старенький советский комплекс имел такое соотношение излучения и чувствительности, что для сокрытия «Боинга» потребовалось бы ссыпать в небесах целый аэробус нарезанной фольги. В плане активных помех дело обстояло несколько сложней, однако и здесь присутствовала некая тонкость. Поскольку любое активное излучение подразумевает наличие его источника, то сам излучатель автоматически становится целью. Точнее, он становится целью при наличие в ЗРК соответствующей аппаратуры. В системе С-200Д она, разумеется, имелась. Даже более того, в плане слежения-наведения активный постановщик помех представляет собой куда более простую цель, чем «барражёр». А по поводу всяческих уклонений, и вариаций высоты-скорости, действия имели мало смысла. Перво-наперво, слишком активно маневрирующая в небесной лазури цель переставала быть тем самым сложно атакуемым «барражёром», ибо вектор её движения начинал отличаться от нуля, а наводка ракеты на «лапоть» пропорций «Боинга» дело для «двухсотки» до жути простое и насквозь механизированное.
Кроме того, что для восьмитонной ракеты, эмбрионально обученной переносить нагрузки в десять-двенадцать «G» какие-то вялые покачивания первозданно пассажирского самолета? И конечно примем во внимание энергетические возможности десятиметровой второй ступени, порожденной советским конструкторским бюро «Факел». Средняя скорость изделия 5В28 один километр в секунду. Причем в первой фазе полета она возносится вверх, чуть ли не в стратосферу, после чего пикирует вниз. Никакие аэродинамические машины, порожденные человеческой цивилизацией настоящего времени, уклониться от сего чуда шестидесятых годов прошлого века не способны. Исключения составляют «летающие тарелки», ну так, они сотворены внеземными инженерами, а кроме того, в связи с неясностью социальной ориентации породивших их цивилизаций, не входили в список целей приоритетного уничтожения в воздушном пространстве СССР. В отличие от всяческих SR-71, B-1, FB-111 и прочего.
Четвертая власть:
«…а если предположить, что период всяких „бархатных“ и „оранжевых“ революций уже вчерашний день геополитики США? Что придет ему на смену? Может быть, мировой империалистический лидер так окреп, что теперь способен позволить себе другие, более прямые методы давления на мир? Я имею в виду, именно силовые методы. В свете происходящих во внутренней политике Турции событий, нельзя ли допустить, что именно этой стране отведена роль форпоста заокеанской империи?..»
И куда теперь? Кому жаловаться? У кого просить помочь? Известное дело, при пожаре «01», при сердечном приступе «03», а по случаю связанному с побоями, похищением людей и далее в обе стороны по списку – вроде бы «02». Милиция, дитя отвергнутой революции, она родимая во всем разберется, примет на учет вашу, от руки писаную казенной ручкой, «заяву», подбодрит парой-тройкой аналогичных случаев, дабы было вам легче от пролетарской множественности класса пострадавший. Есть, оказывается, на белом свете и другие, не вы один – уникум. Существуют истории куда-похлестче. Вот например, в микрорайоне Текстильщик, разбойное нападение… А, у вас тоже? Ну так, у вас же тут киноартисты какие-то, в касках, а там… А, просто предполагаете? В смысле, вначале подумалось, что артисты? А с чего так подумалось? Не-не, погодите с вопросами! Откуда мне ведать, были ли обращения по этому же случаю, я ж только сейчас заступил. Стреляли так, что везде по городу слышно было? Ну, не знаю. Пишите, все пишите. Разберемся. Подходите эдак на… И звоните, понятно. Фамилия моя? Да зачем вам фамилия-то? Не я ж буду на место выезжать, экспертизу чинить. Дежурный я нынче. А к начальнику? К начальнику-то завсегда пожалуйста, но на выезде он. На выезде.
Так, после «02» у нас на очереди чего? Надо бы конечно позвонить родителям Тани. Сообщить, довести нерадостную новость. Что там, в былом историческом тумане, делали с гонцами принесшими дурную весть? Однако во-первых, не знаем мы телефона Таниных «родычей», живущих-поживающих в Северодонецке. И конечно, следуя по цифровому ряду, имеется такая двузначность как «09», и вроде можно, ведая достаточно редкую фамилию – Стекольщиковы – выяснить… Но оказывается, нельзя. И не в заговоре справочных всего мира дело, хотя может и в нем тоже. Просто, как назло, во всем городе не действует телефонная связь. Или, предположительно во всем городе, ибо как без первого прояснить второе? А еще, как не странны такие совпадения, не функционирует еще и мобильная. Причем, все операторы? Когда такое было? Может, стоит по такому поводу снова возвернуться в «02»? Ножками, разумеется, ибо эти безлимитные номерки тоже как-то неоткуда не прозваниваются. Только, понимаешь, две свои ноги и одна шариковая ручка для общения. И еще терпение. Ибо очередь в органы юстиции. Хотя вот в очереди той весьма и весьма интересно. Киноартисты-то, оказывается, не только в общежитиях Национального побывали, они еще…
Народ в очереди волнуется, обеспокоен до жути. Кое-кто с побоями. К тем, особый интерес окружающих. Их рассказы убедительней, ибо содержат элементы визуального ряда. Сережа Парфенюк, по удивительному казусу судьбы, в милиции до сего момента не бывал – может тут всегда толкотня? Однако все равно, в городе явно что-то не в порядке, не сложно как-то догадаться.
Но, что странно и приятно, бюрократическая машина внезапно перестает бюрократить. Прибыли важные персоны: «Граждане, товарищи дорогие, просим-просим. Чего ж толпиться-то. Давайте сюда. Прямо тут заявления примем. Да, разумеется, рассмотрим в ускоренном режиме. Как же иначе».
И просто-таки, любо-дорого смотреть. Умильно за оранжевую, или какую там ныне цветом власть. Неужто и правда, одолела-таки гидру бюрократии? Прямо-таки как обещали – капитализм с человеческим лицом.
«У вас что, молодой человек? Эко вас отделали, однако! Побойчики-то сняли, нет? А, некогда было? Другой вопрос? А, уже отметились? Дежурный с неизвестной фамилией принял? Это он шутит, шутит так, молодой человек! А свой адресок, прописочку и реальное место жительства, как? Отметили? Вот и ладненько. А телефончик для быстроты общения? Ну да, да, со связью сейчас… хе-хе… несколько перебои, но ведь… Понимаете, молодой человек, террористы. Но вы уж покуда панику не сейте. Ведь, что есть главное орудия терроризма? Верно-верно, запугать нас, заставить поверить в реалистичность их угроз… Ну да, по вашему делу, совсем даже реалистичны. Бывает. Не хотят, всякие исламские (предположительно) экстремисты нашего мирного вхождения в братскую семью народов НАТО. Вот, подишь ты, не хотят. Ну, идите, идите, молодой человек. Лечитесь спокойнехонько, все мы сделаем».
И идешь удовлетворенно-уверенный. В смысле, с некой надеждой.
Сомнения возникают только через несколько минут, когда поперек твоего движения проносятся, круша асфальт отнюдь не колесами, давешние альтернативно-фантастические броневики с пулеметами. Их слышно за два квартала. Неужто в ментовке «02» все оглохли?
Может, надо бежать, поднимать родимую «02» «В ружье!». Или…
Давно ль вы читывали «Шерлока Холмса», молодой человек?
Сергей Парфенюк напрягает так и не опробованные в деле кулаки.
Четвертая власть:
«…допустимо, что Турецкая Республика уже исчерпала резерв развития в рамках демократической модели. Дальнейший рост требует выхода на мировую арену в другом качестве. Для начала Турции требуется вернуть себе статус мини-империи, эдакого монстра регионального масштаба. О такой возможности некоторые специалисты-политологи говорят уже не первый год…»
В момент схода ракеты пусковая установка получает солидную отдачу. Но сама ПУ представляет из себя некое подобие танка – приземистая пятнадцатитонная железяка, покоящаяся на бетонной подушке солидным основанием – удар она переносит легко, не смотря на то, что и само упархивающее в высоту изделие 5В28 тоже имеет массу покоя более семи тонн. Но первичная масса начинает достаточно быстро исчезать. Четыре тяжелых ускорителя выбрасывают прочь газовую струю, в которой местами попадается не успевшие взорваться пороховые клочья (в скором времени, шарящиеся без дела по местности мальчишки найдут эти ошметки и произведут над ними массу захватывающих физических экспериментов). Однако не далее чем в срок трех с половиной секунд и сами выеденные оболочки ускорителей отстыковываются от ракеты, ибо их простая механическая сущность устроена так ловко, что как только топливо выгорает, крепящая лента разрывается. Но изобретшие их полстолетия назад хитрые тоталитарные дядьки сотворили все весьма ловко, явно по коллективистским принципам коммунизма: каждый из ускорителей живет в этом мире не сам по себе, а составляет сладкую парочку с коллегой, закрепленным с противоположной стороны. Так что своей досрочной пятилеткой исчерпания пороха он все же не способен освободить себя – только напарника. А уж застыдившийся отставший напарничек, в свою очередь, выкорчевав собственные запасы, наконец-то дает свободу ему, а теперь уж и себе тоже. И тогда оба отваливаются прочь, ибо их передние конусы не просто так заточены со смещением симметрии. Неудержимый поток встречного воздуха, достигающий ныне более шестисот метров в секунду, неумолимо выворачивает их длинные четырехметровые тела назад – ракета как бы растопыривает лапы, обнимая пространство. Но все это очень недолго – доли секунд. Вот все четыре твердотопливных собрата валятся куда-то в тормозящий их ветровой поток, но все же, хоть некую краткость времени они пытаются двигаться вперед, за родимой мамкой-ракетой. Иногда они могут плюхнуть в землю еще километра на три далее: инерция страшная штука, и не зря те же хитрющие, опаленные Второй Мировой, дядьки предусмотрели автоматическую отмену пуска при азимутах стрельбы совпадающих с положением РПЦ – не хватало, по дури, смахнуть с холмика тяжеленную тушу локатора К-1.
Первая четырехпальцевая ступень отваливается, но наша ракета совершенно не грустит. Во-первых, ее по-прежнему неудержимо влечет вперед сигнал улавливаемый носовой антенной, а во-вторых, она продолжает терять массу и разгоняться. Ведь в кормовой части уже травит атмосферу толстое сопло ЖРД, жадно расходующее окислитель, представляющий собой в основной пропорции азотную кислоту, и горючее, обозначающееся чем-то маловыговариваемым простым кроманьонцем, нечто типа триэтиламинксили… (и далее еще слогов эдак сорок в этом же роде). Однако в отличие от глупых, сгорающих в миг братьев-ускорителей, жидкостный ракетный двигатель вовсе не так прост, он даже в некотором роде умен. Ведь у него наличествует регулятор тяги, который перестраивает мощь в зависимости от поставленной ракете задачи. Действительно искомая цель может быть близко или далеко, способна нестись быстрее звука, или красться со скоростью воздушных потоков – если это разведывательный аэростат. Надо предусмотреть всё. Так что регулятор способен растягивать удовольствие разгона даже до сотни секунд, как в данном случае, например. И потому в начальный период тяга лишь чуть превышает восемь тысяч килограммов, а потом с неизбежностью, но с постоянным градиентом, падает. Естественно все эти секунды в камере сгорания реализовывается ад – две с половиной тысячи градусов по Цельсию: объятия горючего с окислителем весьма опасны.
Кто-то, со счетчиком в голове, скажет, как же так, ведь к моменту выгорания топлива, точнее, к мигу, когда сжатый воздух из шарового баллона отсекается и перестает выдавливать компоненты прочь из баков, ракета еще не достигает цели на дальней дистанции? Все верно, но инерция все-таки удобная вещь! Разогнавшаяся до километра и совсем не уморившаяся вторая ступень, к тому же достаточно облегчившаяся за счет расхода жидких компонентов, теперь несется вперед управляясь только рулями. И кстати, тот самый, упомянутый шар-баллон все еще писает воздухом; и это вовсе не излишество, не конструкционный брак: ибо вообще-то и воздух тоже что-то да весит и не гоже возить и разгонять туда сюда эту чудесную, но изобильную в нашем мире атмосферную субстанцию. Все те же, уже почившие от нервозности своей эпохи и из-за седин окропляющих каждое испытание, тоталитарные дядьки-конструкторы предусмотрели кое-что еще. Ведь в самом-то деле, разные там поворотные рули, автопилоты, приемные антенны, гироскопы ориентации, радио-взрыватели, и даже самоликвидаторы должны чем-то питаться. Неужто, воздухом? Нет, но в какой-то мере, опосредовано, и им тоже. Этот сжатый газ продолжает выталкивать топливо и окислитель, только не из общего, ныне вычерпанного корыта, а из индивидуальных бачочков. Видите ли, те же злобные дядьки, вооружившие до зубов лучшей в мире техникой Империю Зла – СССР – понимали: негоже тянуть к летящей ракете кабель питания от пусковой, и несолидно впихивать в ее нутро тяжеленные кразовские аккумуляторы, а потому своим причудливым умом догадались в-конструировать и в-инженерить туда БИП – бортовой источник питания. То есть:
– Разрешите представится – БИП. Число оборотов турбины – более тридцати восьми тысяч в минуту. Выдаю электричество переменного и постоянного вида, потребляю окислитель, но скромно, не то, что этот транжира – ЖРД. И в отличие от него служу верно, до самого конца. Мощность, между прочим, шестьдесят пять лошадиных сил. Кстати, ни одна живая кобыла не выжила бы при старте: эта живность явно не годна для прорыва к звездам. А вот мои аналоги будут там обязательно. Так что прошу любить и жаловать.
Однако мы тут заболтались, а время уже пришло. Рулевые машинки уже вовсю наигрались рулями-элеронами. Правда, их ни разу не пришлось ставить в максимальный угол – сорок пять градусов: что поделать – цель довольно вяла; ничуть не лучше когда-то опрокинутого в Черное море пассажирского Ту-154. Но сейчас речь не о «Ту», о «Боинге 707–320» оседланном РЛС фирмы «Вестингауз».
Значит, скорость ракеты один километр в секунду, дальность до цели сто двадцать – ибо многое в этом мире подвижно, в том числе «Сэнтри», и старые «сто десять» уже ухнули в прошлое – пауза между разгрузкой первой и второй пусковой установки три секунды. Впрочем, вторая уже не требуется, потому как…
По истечении двух минут в сорока метрах от «Авакса» сработал радио-взрыватель, инициировавший осколочно-фугасную боевую часть. Девяносто кило высококачественного взрывчатого вещества создали вокруг себя маленькую модель давнишнего Большого Взрыва, сотворившего Вселенную. Однако здесь у нас все проще: никакого реликтового излучения, а к тому же имеется первозданный арифметический расклад. Окружающее пространство, помимо металлических обломков носителя и остаточного, недовыдавленного шар-баллоном, топлива наполнили 37000 (тридцать семь тысяч) стальных шарообразных поражающих элементов. Уточняя: 21 тысяча массой три с половиной, 16 тысяч весом два грамма. Причем разлетелись они в круговом конусе сто двадцать градусов, со скоростью значительно превышающей скорость самой ракеты, и даже не сейчас, а в максимуме. То есть, до тысячи семисот метров в секунду. В конус разлета угодили три из четырех двигателей марки TF-33-PW. Причем два были разнесены на кусочки совершенно зазря, ибо несущее их крыло просто-напросто отвалилось.
Да, касательно второй из запущенной в очереди ракеты. Поскольку питающий ее мечты о славе радиолокационный сигнал-отражение исчез, она удалилась в недолгое уединение скитаний. Как только ее собственный господин БИП прожил свою двухсотсекундную жизнь и остановил сердце – турбину, снялось питание с предохранительно-исполнительного механизма, вследствие чего этот серьезный бортовой министр, как истый молящийся, отсчитал десять секунд и выдал сигнал на электродетонатор. Тогда здесь, в пустой лазури пространства тоже реализовалась мини-модель Big Bom-а. Те же сто двадцать градусов, и те же тридцать семь тысяч стальных атомов. Очень зряшная, но зато красивая работа. Вот так и вселенные! Сколько раз рождались зазря, покуда не породили такую, в коей могут происходить настоящие, причем не только антропные, чудеса.
Вот кстати одно из них. Некоторое время над Азовским морем неслась натуральная «летающая тарелка»? Разумеется, это было не что иное, как вращающийся обтекатель РЛС, отделившийся от фюзеляжа «Сентри». Данная «тарелочка» не имела экипажа, вернее управляющие ею специалисты упали в море несколько в стороне. Видите ли, Е-3С хоть и имел почти нулевую составляющую скорости относительно «двухсотого» на Керченском полуострове, в действительности совсем на месте не висел, а двигался вдоль моря со скоростью шестьсот км в час, так что сохраняющие инерционность обломки все-таки порядком рассеялись.
Итак. В городе, столице области, террористы. Хороши, однако, террористы. Не хоронятся в трамвайной толпе, с приведенным в готовность «поясом шахида», не бросают посреди площади набитые толом «Камазы», не бабахают из гранатомета по окнам администрации, а прямо средь бела дня захватывают заложников сотнями враз. Да и заложников берут избирательно. Вот Парфенюк почему-то не сгодился. Не сгодился даже на то чтобы добить. Очень большой просчет со стороны этих странных, бродящих – нет, правдивей, открыто катающихся в броневиках – террористов. Просчет, потому как Парфенюк настроен крайне решительно. Вот, в милицию он уже сходил. Теперь, когда убедился, что помощи ждать оттуда не приходится, он…
А что собственно?
Помчится вприпрыжку догонять бронетранспортеры, ориентируясь по асфальтовой крошке? Допустим даже, догонит, и…? Бодренько сиганет под гусеницы? Мол, только через мой труп? Будет молодцевато таранить, уж малость помятой, припухшей шишками головой бронещиток пулеметной турели? Потрясая кулачишками, произнесет гневную речь прямо перед застигнутой врасплох мотоколонной? Свое великое умение драться с вооруженными противниками он уже продемонстрировал. Причем, эти противники свое огнестрельного преимущества применить даже не удосужились, обошлись простыми методами. Значит, поскольку в силовом противостоянии нинзя-Парфенюк не очень, то…
Пойдет теперь клянчить помощи в горадминистрации, у городского головы? Дабы снарядил в путь истинный столь нехороших, продавшихся с потрохами ментов? Или может, сразу в облсовет с жалобой на тех и других, раз уж не получается найти защиту у родителей Татьяны? Недоступный по сотовому папка с ремешком, он бы этим нехорошим дядькам с автоматами показал кузькину мать. Или бы оказался вынужден вместе с мамкой, породить для обиженного Сережи новую Таню-дубль. Жаль, биологические циклы работают крайне медлительно: покуда та дублерша дозреет до студенток, Парфенюк успеет поседеть. Да и вообще, из-за крайней усложненности генетической машины, не получается породить копию-эталон, не выходит. Надо во что бы-то не стало выцарапать обратно исходный образец.
И значит, возвращаемся покуда в родные пенаты, под стены общаги (своей не Таниной – строительного техникума), к остальным братьям-студентам. Не один Парфенюк обижен, в этом пункте родимая милиция права.
– Послушай, Сережа, а ты, говорят, там был?
– Ну, был. – Кратенько так, без подробностей, чего мельчить, в «заяве» милицейской все уж поведано.
– И чего? Говорят, всех девчонок…
– Всех?
– Кто под руку попался. А кто это были? Чечены, что ли, какие-то?
– Думаете, чечены? Как же они…
– Да, как и в Буденовске когда-то! Помнишь, не?
– Чего-то смутно.
– Там они взятки на каждом посту ГАИ давали. Говорят, до Москвы бы доехали, если б деньги не кончились.
– А, так это когда заложников в больнице?
– Ну.
– У нас, наверное, ДАИ больше гребет, если от русской границы только до Донецка дотянули?
– То есть, мы прикрыли грудью Киев от террористов? Весело! Слушай, Серега, а это они тебя отделали?
– Да, чуток. Просто сразу вырубили, гады, вот и… Таньку мою уволокли.
– Это какую? Стекольщикову?
– Ну так.
– Теперь будут, наверное, требования правительству предъявлять.
– Какие требования? Мы что с Чечней воюем разве? Вроде ж наоборот. Вон, улица Дудаева есть где-то.
– Наши думают, что связь специально вырубили. И телевизор тоже ведь, почти все каналы. Хотят втихую, с этими чеченами договориться, дабы народ не нервировать.
– Вот как? А я думаю, чего в милиции темнят. Но один хрен, как-то неясно… Я вот этих гадов, в бронетанках, вот только намедни опять видел.
– Так они ж не только наши общаги прошерстили, они ж, говорят, еще и по каким-то другим прошлись.
– И что, тоже только женщин? В смысле, наших студенток?
– Не знаю, говорят. А что, ведь с ними меньше мороки, чем с мужиками. Да и детишек нет, легче содержать, конвоировать и так далее.
– Так что ж они требовать-то будут?
– Откуда ж мы узнаем? Говорю ж, все переговоры будут проводить в тиху ю. А еще, говорят, они в аэропорту окопались. Там у них база.
– Так, а нам-то что делать?
– Ну, ты ж в органы обращался, так? Там что сказали?
– Что сказали? Разберутся, позвонят, что ж еще?
– Ну, значит…
– Ага, держи карман шире. Слушайте, а где можно добыть оружие?
Четвертая власть:
«…причины катастрофа танкера „Киренаика“ продолжают волновать население всего Восточного Средиземноморья. Власти Турции, а так же привлеченные в комиссию представители некоторых других государств, ведут расследование. Опрашиваются свидетели. К сожалению, по странному совпадению, среди пропавших без вести оказались капитаны обоих столкнувшихся судов. Это при том, что безвозвратные потери среди экипажей в целом не превысили трети от общего количества моряков…»
– Цель уничтожена. Расход – две, – доложил майор Забияка в полном соответствии с наставлением по боевой работе.
В этот момент в кабину ввалился Родионов.
– Ну что? – спросил он, переводя дыхание. – Наблюдал, как ушли две, но…
– Завалили, вроде, – расплылся в улыбке старший лейтенант Землянский.
– Ух ты! Поздравляю, вы молодцы.
– Да и твои изделия не подвели, слава богу, – встречно похвалил Забияка. – Ладно, я вот думаю, сейчас чуть понаблюдаем, и надо отсюда сматываться. Не хватало получить по кабине какой-нибудь «Шрайк».
– Может, тут, в убежище лучше отсидеться, а, Николай Васильевич?
– Глупое дело, – отмахнулся Забияка. – Они нас вычислили, сейчас начнут долбать «Ка-один». Ну-ка, Антон, «светони» в сторону Крыма. Ведь не обязательно, что нас будут колошматить сопровождающие «Авакса», так? Не волнуйся, Антоша, мы уж себя выдали, и «изделий», – имелись в виду ракеты 5В28, – у нас нет, так что можем «светить» по округе сколько душе угодно. – Командир инструкторской группы сделался подозрительно говорлив, что, в отношение него, явно свидетельствовало о нервозности.
Стрельба зенитными ракетами дело коллективное. Тут вам не какое-то автоматное вошканье, когда сидишь в окопе и лупишь во все, что мельтешит, вплоть до радужных пятен на периферии собственного зрения. Кавалькада восьмиграммовых брызг разлетающаяся по округе – это конечно здорово и впечатляет деревенские мозги. Просто язык на плечо вываливается от восторга и суетности, когда приходится в поту-спешке менять разогретый от перетекания несуществующего для ученых теплорода магазин. Вместе с теплородом от ствола, прямо по воздуху, распространяется еще и анестезия, ибо когда щемишь палец и кожа пухнет синим пузыриком, нисколечко не больно, прямо-таки не взаправду это, или вроде не с тобой. Однако окопные «тра-та-та» – это детство зенитных войск. Всякие четырехствольные «Шилки», пугающие чеченов, что тот вертолет, – даже они только пояс последней надежды. В смысле, если враг совсем уж ополоумел, и ломится непрерывной небесной лавиной до полного истощения заряжающих машин. Где найти такого врага? Арабы вроде по духу годны – покойный Союз делал на них большие, пухлые ставки – но все зря. Как только арабский воин отрывается от земли, он тут же забывает Аллаха и прочих вдохновляющих на шариатские приколы личностей, и трусит, что барашек потерявший мамашу. К тому же, кто даст пустынникам такое скопище самолетов? Нефть у них высасывают по дешевке: танкер за покрышку шасси и мерседесную взятку на карман сверху. Конечно гипотетически, если целую воздушную армию «Air Force» бросить на один полк войскового ПВО, можно прорвать что хошь, однако разве заокеанские перестраховщики так воюют? Ладно, сейчас речь не о тех славных, но не проверенных в деле временах величавой мощи Варшавского Договора. Ныне в деле лишь клочья той забытой былины о пяти несокрушимых и отдельных видах вооруженных сил СССР. На арене только два экспоната ракетных комплексов, только одного из видов войск. И к тому же в единичном количестве. Чисто теоретически, на их смешение с рельефом не требуется слишком много авиации. Правда, враг уже обезглавлен.
– Господа военные! – непривычно высокопарно констатировал Николай Васильевич Забияка. – Вам не кажется, что у нас проблемы.
Все окружающие поняли это и без того. Мощный локатор «двухсотого» уже фиксировал скоростную цель на приближении.
– Где мой телефончик, – спросил майор, касаясь старинного войскового аппарата ТА-57 снабженного вращательной ручкой, как у своего допотопного пращура граммофона. – Надо сообщить нашим соратникам на «сто двадцать пятом».
– Витя, – сказал он в трубку проведенной намедни полевки, – есть цель на приближении.
– Знаю, – спешно отозвался издалека Логачев. – «П-восемнадцатая» уже засекла.
– Все понял. Не мешаю, – отсалютовал Забияка.
– Коллеги уже работают, – пояснил он для окружающих. – Кто желает, может выйти полюбоваться снаружи. Тут нам и делать-то уже нечего. Антон! Выруби мощность, а то спугнем гада загодя. Начнет лавировать – усложнять задачу.
Четвертая власть:
«…как все ведают, официальной причиной разрыва с Североатлантическим альянсом Турция называет многолетние отказы по приятию ее в члены ВТО. Последний факт имеет место быть в действительности. Большинство депутатов Великого Национального Собрания – это нечто в виде американского Сената – считает, что наличествует прямая дискриминация турок, как нации. То есть, в качестве пушечного мяса, господа турки, вперед и пожалуйста, мы даже подвинемся, а как поделиться экономическими выгодами от международной торговли на равных, тут у вас, понимаете, не все печати, да и не все пломбы золотые…»
Новое поручение ему очень понравилось. Радовала масштабность. Теперь можно было посадить в лужу не одного здорового молодого лоха, а целую кучу этих самоуверенных молокососов. Может быть даже, среди них попадутся и эдакие, обремененные опытом жизни дядечки, корчащие из себя подобие надменных суперменов. Как славно, если бы в силок угодило хотя бы несколько. Их Данило особо недолюбливал. Молокососов еще получалось время от времени расставлять по местам. Причем, даже в одиночестве, без возвышения позади кого-нибудь из знакомых пацанов повыше росточком. Потому как с этими знакомыми потом еще хуже выходило. Языки у них не в меру – точнее, как раз в меру росту, и после могли в присутствии других знакомых пацанов рубануть какую-нибудь ненужную шуточку. И получалось, что Данило, вопреки имени, априорно подразумевающему горообразного увальня, коему хоть табуретки на голове раскалывай – все нипочем, в действительности совершенный маменькин сынок, и без большого дяди за плечами ничего-то собой не представляет. А ведь это плохо не только для самолюбия, кое вообще-то приспособленный к джунглям города homo sapiens еще на ранней стадии вживления в стаю засовывает в одно, скрытое брюками местечко. Тут дело в самой хитромудрости данного бизнеса. Вот надобно будет шефам крутануть какое-то дельце. Назначить бы Данилу по старой памяти, да вдруг вспомнится, что намедни ляпал кто-то из тутошних мордоворотов, и раздумают. Черт его знает, пока вроде проходило, а как что не так? Есть ли надежда тогда на Данилу, что не расколется, еще до удара табуретом? Нет полной надежды. Слаб Данила, не способен без подсобного что-то смелое провернуть. Вот примерно так могли рассуждать шефы на своих тайных стрелках. И потому Данила никак не любил за помощью обращаться, по крайней мере, по мелочам. Уж лучше какого-то особо статного молодчика обойти, все едино, Земля она кругласта, так что рано-поздно, а все-таки получится встретиться с тем молокососом на крутой тропочке, причем желательно, дабы он был в тот момент спиной развернут, да еще и наклонился, шнурочек завязывать. Ну, а маскированных лохов, дядьками крутоватыми прикидывающихся, уж само собой приходилось огибать. А то вот как-то, не слишком давненько, зацепился с одним. Так он взял Данилу за чуприну, да как приподнял, почти от асфальтика оторвавши, а потом пинка по тому самому, скрытому брючиной месту, как зафиндолил. Благо никого из знакомых молодцев-дебилов поблизости не водилось, а то бы целый год подряд тыкали б той историей, и ржали всей кагалой. Но ладно, может, и тот лох когда-нибудь попадется Даниле в нужной позиции. К примеру, под тачкой своей в это время полеживающим, когда ось какая-то на домкрате. Уж Данила бы тогда сообразил, как стукнуть по домкратику, дабы лоха так привалило, чтобы не задохся сразу, а еще лекцию о житии своем отбывающем выслушал. Ой, хорошо та лекция воспримется, когда все ниже пояса будет из под тачки плюхнувшейся торчать, а Данила коленочки спортивные и все что выше туфельными носками будет обхаживать.
Мечты такого плана Данилу посещали часто, раз десять за день по непосредственному поводу, когда какого-то добротно скроенного молокососа, на коего девки заглядываются, поблизости наблюдал, а остальные раз тридцать, когда со скрежетом зубовным это внезапно вспоминалось. Но молокососов некоторых Данила и самостоятельно иногда обривал, это когда денежки у Данилы водились, и получалось прямо у них из-под носяры девицу какую-нибудь сговорчивую и быстро схватывающую, под ручку за собой увести. Иногда даже с соседнего столика такую получалось выдернуть, прямо из под ручки наклонившегося огласить приглашение к танцу молокососа. Потом, правда, часто случались разборки. Но обычно изучаемый и непрерывно совершенствующийся уличный сленг Данилы дело завязывал быстро. Уши у молокососа опадали как у таксы, а штанцы становились несколько потными, и клял он себя внутри за несдержанность и потерю интуиции в нужное время. Только пару раз подобный расклад, наоборот, пошел как-то не в тему, ибо по странной случайности нарвался Данило на каких-то спортсменов с жаргоном не знающихся. Тогда получалось снова складировать в мешок памяти унижение мордобоя. Но ничего, Данила собирался существовать в этом городе долго, он в него уцепился всеми восемью оставшимися коренными, а так же всеми вставными зубиками, коих как известно у нормального sapiensa двадцать восемь – это у которого зубы мудрости еще не вышли на волю, понятное дело. Вот у Данилы, кстати, эти мудреные как-то подзадержались, хотя уж четвертак вроде у Данилы миновал. Вообще-то очень хотелось, дабы эти долго сидящие, успели по отсидке повстречать хоть кого-то из естественно-природных коренных. Последних осталось все-таки маловато.
Но вот сегодняшнее дело вроде бы не грозило потерей ни одного из бывалых коренных.
Четвертая власть:
«…можно только гадать, куда будет направлена экспансия турок в ближайшее десятилетие. Самым выгодным регионом, безусловно, является Ирак. Там нефть – самая нужная для развития промышленности субстанция, и там практически нет установившейся власти. После сокращения тамошнего американского контингента до минимума, руки у Турции несколько развязались. Но именно „несколько“. Мы знаем, как быстро в современных условиях американцы реагируют на покушение на свои интересы в плане контроля Ближнего Востока. Тем не менее, что будет, если турки просто перейдут границу и „застолбят“ треть, или, там, четвертую часть Ирака? Безусловно, под видом борьбы с терроризмом Курдистана…»
Ф-4, по народному, «Фантом» поднялся со взлетной полосы аэродрома Бельбек тут же. Надо отдать туркам должное, они и так всегда слушались своих заокеанских партнеров, ну а здесь, когда те обратились к ним с зовом о помощи, просто-таки ринулись выполнять боевую задачу. Однако турецкую сверхзвуковую машину, способную в форсажном режиме разогнаться до двух тысяч трехсот км, ждал сюрприз. Правда, сейчас, несмотря на торопливость, «Фантом» конечно не взвился ракетой, ибо во-первых дистанция до цели была просто автобусная, а во-вторых фаза авиационных войн ведущихся на больших высотах и чудовищных скоростях давно миновала – ныне возникла другая мода. Однако произведение техэволюции родившееся почти полста годков назад не могло втиснуться в новомодный сюртук «бомбардировщика-невидимки», так что действовало по другой концепции – уход на малые высоты.
Противодействие столь седой тактике отрабатывалось еще во времена апогея развития СССР, а кое-что из готовой сейчас к бою техники именно для такой войны и создавалось. Но каждому прибору за аристократическим столом – свое блюдо. С-125М умел бить белку в глаз, но обладал небольшой дальностью поражение. Это помещенный рядом «двухсотый» мог бы держать в зоне обстрела не только Бельбек, но и давно заброшенную авиабазу «Октябрьское» – мешали складки местности: все же Крым – горная страна. Так что из-за своих сравнительно жалких при таком соседстве семнадцати километров теоретического уничтожения всего, что летит медленнее двух тысяч км в час, «сто двадцать пятый» просто заждался, когда же «Фантом» окажется досягаем.
Естественно, наличествовали опасения, что этот старый турбореактивный ветеран может нести что-нибудь новомодное; вдруг друзья-янки довооружили Туретчину какими-нибудь HARM AGM-88A, с дальностью пуска двадцать пять км? Но ведь свою собственную войну противовоздушный полигон уже успешно начал, и обратного пути теперь просто-напросто не существовало, требовалось идти ва-банк. И потому С-125 выжидал. Не включал излучения передающего поста УНВ. Ограничивался наблюдением пространства в ТВК, оптической телемеханики позволяющей рассматривать мир без всякого излучения, эдаким большим телескопным глазом. Ну и еще конечно, он дожидался внешней информации от скудной, но все же наличествующей радиотехнической разведки.
Неясно, что из суетного инструктажа, основанного на паническом зове ныне уже не существующего «Авакса» усвоили пилоты перед вылетом. Так же неизвестно, мог ли данный «Фантом» работать с этим С-3А в авторежиме, но может в данном случае, в льготной вариации войны, с отсутствием радио-подавления, для наведения на цель вполне бы хватило голосового контакта с «Сэнтри». Ведь тогда бы осуществлялось нечто сходное с размазыванием в пыль каких-то повстанцев. Ныне у туземцев по прихоти судьбы оказался в наличие комплекс ПВО. Досадный казус, но вполне исправимый.
Но теперь «Фантому» пришлось чуть подняться над местностью для самостоятельного поиска цели. С большой высоты даже замаскированная позиция зенитных ракет вполне различимая деталь ландшафта. Неизвестно был ли данный, волею случая отобранный для дела, экипаж бомбардировщика достаточно опытен дабы сходу найти цель, но вот задействовать бортовое оружие он явно не успел. По крайней мере, никто из наблюдающих боевой процесс со стороны не приметил, чтобы где-то поблизости от позиции какого-то из ЗРК взорвались реактивные или свободно падающие боеприпасы.
К некоторому сожалению С-125 не способен достичь в нападении полной внезапности. Дело даже не в скорости боевых ракет – чуть более полукилометра в секунду, что конечно не очень много по стандартам двадцать первого века. Но главное, не смотря на устойчивое сопровождение цели по оптическому каналу с помощью ручной системы наведения, сама ракета должна управляться с помощью радиокоманд. Так что снаряженный стандартным комплексом бортовой аппаратуры Ф-4, даже если его пилоты задремали в момент хорошо видимого, и выдающего позицию ЗРК с головой, старта ракет, естественно тут же по улавливанию этого излучения попытался противодействовать ракетчикам. Это было зряшное дело. Триумф «Фантомов» прошел во Вьетнаме, а временем боевой проверки «Невы» стала Война Судного Дня на Ближнем Востоке, и хотя вроде бы это были одни и те же времена, все-таки С-125 стоял ступенечкой выше. Сейчас эта ступенька имела серьезнейшее значение. Она ставила на весы гири жизни и смерти.
Дело вообще-то было не слишком верное, но ведь от его срыва, в плане прибыли, ничего непосредственно не зависело. Однако так вообще-то было почти всегда. Это только на нижнем уровне, дворовой иерархии награда явно зависела от проделанной работы. Вот обчистил кого-то на улице, тут тебе и кошелечек сразу в дело. Хотя тоже, не все справедливо. За одну и ту же работу, то есть, пугание или даже тыканье ножичком, можно получить и тысячу баксиков, а можно и шиш с маслом, разве что часики какие-то поганенькие, кои еще попробуй реализуй. К тому же, в случае удачного, в плане, неудачного для жертвы, тыканья острым предметом, сбагривать куда-то наручный прибор счета времени еще и рискованно. Это почти все едино, что явиться в ментовку с повинной, как иногда делают старинные фильмовые герои.
Так что рыночные отношения на нижнем уровне, никак не исходят из законов термодинамики, где большей работе соответствует большая выделенная теплота. Ну а уж в солидной корпорации охватывающей не какой-то двор, а хотя бы городской район со ста тысячами проживающих в нем лохов, всякие либерально-рыночные отношения отменяются на раз. Жесткая, пирамидально-властная структура, вот что там наличествует. И потому из твоей работы никак не вытекает явная прибыль для всех, и уж тем более нормированный куш для тебя самого. Этот куш определяют большие серьезные дяди где-то вверху, исходя опять же не из какой-то абстрактной справедливости, а только лишь из соображений некой корпоративной выгоды, а так же, и в гораздо большей мере, из своего ленного феодального права. И не твоего вассальского рыла дело судить о тех запредельных высях, а уж тем паче обсуждать вслух ниспосланные оттуда милости или тумаки. Но зато, не платящая никаких официальных налогов, корпорация прекрасно вписывается в объявленную состоявшейся рыночную экономику в целом. Наверное, она даже входит в нее крайне необходимой, не извлекаемой запчастью, хотя не значащейся в официальном реестре достижений города и области на почве освоения передового опыта дальнего зарубежья. В общем, по всем этим причинам, в плане какого-то вознаграждения за здоровски прокрученное дельце, Данила никогда не ведал точно, что ему перепадет. То могла быть увесистая гроздь «зеленых», а могли быть просто отложенные на потом, или вовсе отмененные тумаки. Внутренний бартер был не слишком разнообразен. Городским структурам явно следовало продолжать учиться у продвинутого Запада.
Кстати непонятно, оказывалось ли порученное дельце связано с этим самым Западом, или все-таки только с Востоком-Югом. Но уж такие тонкости были Даниле совершенно до фени. Как уже повествовалось, дело нравилось Даниле тем, что обещало подсидку жизни целой куче молодцев-лохов. Понятно, весьма хотелось бы дабы среди этой кучи попались бы когда-тошние обидчики. Но сие было невозможно не только в плане теории вероятности, о коей Данила имел понимание сугубо практическое, ибо любил время от времени опустить в игровую щель десяток-другой полтинников. Сие было еще и крайне нежелательно. У тех, кто хоть приблизительно ведал, к какой непотопляемой корпорации пристегнут Данила, никак не получилось бы проехаться по ушам в нужном делу ракурсе. А ведь ракурс у дела был не просто абы какой, а даже несколько политический.
Нет, он не касался очередных выборов Рады и президента. Он касался дел протекающих именно здесь и сейчас. Видите ли, кое-кому там наверху очень не понравилась некая растревоженность большого городского муравейника внизу. И даже не растревоженность – что там с того роения микробов? Но видимо большие скромные дяди вверху посчитали, будто роение приобрело нежелательный вектор. Понятно, виноваты были пришлые турки: даже если явились, то не стоило устраивать столь масштабно наблюдаемый кавардак. Одни облака дыма из аэропорта, поглотившие город, чего стоят? Вот как раз «стреляныну» в районе общаг Национального Политехнического университета заглушить бы вполне получилось – свободные СМИ на надежной цепочке. Однако как задавить шушуканье на счет каких-то танковых боев на окраине? Тут уж теле-байкой о взрыве старых, советских времен, и естественно посему ненадежных хранилищах керосина как-то не отделаешься. В журналиста сие с экрана зачитавшего, будут долго пальцем тыкать и путать с товарищем Петросяном.
Так вот, роение низов приняло нежелательный вектор. Часть этого вектора направлено в дело создания некоего народного ополчения для борьбы с агрессором. И ладно б сутолока роения ограничилась теоретической полемикой, пусть бы даже на митингах, нет же, идет натуральный поток добровольцев жаждущих получить настоящее оружие для настоящей войны; в военкоматы, к примеру. И опять же не с некой угрозой вторжения тоталитарной России, а с иноземными войсками уже вроде бы находящимися в городе. Короче, это дело надо было не только пресечь, чем и занимаются соответствующие органы, а несколько рассеять. Вот роль Данилы и сводилась к перенаправлению этого потока добровольцев в другое русло, наверное, равно выгодное, как разместившейся в районе аэропорта пришлой национальной неясности, так и большим дядям командующим Данилой сверху.
И значит, вопреки имени, подразумевающему большого увальня, малорослый Данило обязался задействоваться призывом добровольцев в некое «Вооруженное Народное Ополчение». Конкретно, он назначался заняться этим не в своем Кировском районе, где его все-таки могли с большей вероятностью опознать, а в развернутом от центра Донецка, относительно родного Кировского на сто восемьдесят градусов, Киевском. Существовало ли в действительности ВНО, для Данилы значения не имело, ведь он должен был собрать отряд добровольцев, а уж куда бы они потом, после сбора попали, это было не его дело. Уж то, что они не получат никакого оружия и не встретятся с другими ополченцами Данила знал наверняка. Вообще-то перед самым «выходом на задание», поручающий ему дело босс, носящий кличку Маркиз, пояснил ему куда отправятся «собранные наемнички». Видимо, приоткрыванием тайны он рассчитывал повысить заинтересованность Данилы. Похоже, большие грозные дяди наверху ведали даже о пружинах заведующих внутренними поступками Данилы, вот такими всезнающими они были.
И ведь действительно, теперь осознавая, куда в действительности отправятся навербованные молодцы, Данила просто-таки загорелся будущей работой. Он тут же принялся про себя заготавливать образцы пламенных речей. Нет, он вовсе не собирался записывать их на бумаге, со столь дурацким занятием он с неохотой возюкался даже в далекой школьной витрине реальности. Так что образцы речей проговаривались только внутри. Во внешнем мире, Данила всегда пользовал экспромт.
– Только ты уж, Данила, диалектики-то свои попридержи для других случаев, – предупредил его Маркиз, и подмигнул. Понимающе так подмигнул, прям таки на равных, как в настоящем демократическом гражданском обществе.
Тогда Данила спросил, пользуясь случаем:
– Слушай, Маркиз, а куда ж их потом?
– Это пусть турки сами решают, – оскалился Маркиз, имеющий кличу сокращение от «Маркиз-де-Сад», за любовь к неким проделкам ночного характера. – Нам, то бишь тебе, Данило, – просто направить их куда следует, получить – правда, это уже не на твоем уровне – за каждую «голову», а уж где их там будут пользовать, то нам по фене. Путь хоть в Чечню перепродают, нам-то что?
– Да уж, чем дальше, тем лучше, – приторно хохотнул Данило. Дело ему нравилось.
Станция наведения ракет С-125 представляла из себя генетического уродца. По крайней мере, подобное мнение складывалось у любого стороннего наблюдателя впервые столкнувшегося с таким чудом. Глядя на этот радиолокатор, думалось, будто его склепали по пьяной лавочке какие-нибудь сумасшедшие сварщики-водопроводчики. Антенный пост УНВ мог вполне претендовать на почетное призовое место где-нибудь на выставке абстрактного искусства. На фоне, всегда поражающей своим видовым совершенством и мощной красотой, советской военной техники это произведение раннего постмодернизма действительно смотрелось пришлым мутантом. Оно гораздо больше вписывалось во множество несуразного скопища железа, в кое входил американский «Хок», или какая-нибудь английская «Рапира». Из других областей военной коллекции в это множество попадали некоторые фашистские самоходки и танки, создающие впечатления, что их сотворила велосипедная мастерская, на коей срочным образом произвели конверсию с обратным знаком. Даже принципиально более древний радар «семьдесят пятого» сравнительно с УНВ мог восхищать своей простой рациональностью в размещении и форме антенн. Самое интересное, что на всем С-125 уродство коснулось именно антенн, а все прочие органы комплекса были приятны глазу. Например, боевые ракеты, размещенные на пусковой по четыре в ряд, гляделись просто-таки солдатами-молодцами. Вернее, матросиками-молодцами, ибо вообще-то это чудо пиротехники явилось в ЗРВ именно как детище КБ работающих на ВМФ. Морская выправка чувствовалась в комплексе ближнего действия до сих пор. Вот только давешний антенный пост вносил в общую картину дискомфортную неустроенность, рушащую прелесть гармонии. И очень правильно, что УНВ всегда прятали за обваловками. Тогда он представлялся миру только половинчатым уродом, ибо его нелепое, торчащее куриными ножками под домиком Бабы-Яги основание, с ужасом приставных лестниц и аварийной опрокинутостью смотровых площадок, скрывалось преградами. Так что не соображающий в деле любопытный, мог лицезреть только саму локационную станцию.
Не имея специальной аппаратуры, он не мог видеть не только колесное убожество основания, но и саму работу локатора. Нет, как раз его спорадические дерганья и опрокиды, а также трясучку секторного сканирования можно было наблюдать визуально. Однако сам электромагнитный луч, выписывающий узоры в далеком пространстве, наблюдать не было дано никому. Все эти диаграммы направленности, хорошо смотрящиеся в ватмане, представляли из себя чистую абстракцию. В самом деле, никто не мог наблюдать эти лепестки локационных полей со стороны; максимум что получалось – измерять напряженность поля в тех или иных точках пространства. И в общем-то даже таким Макаром получить расширяющуюся калачом форму диаграммы направленности никогда бы не вышло. Так что эта удлиненность колбас приемных и передающих локаторов выводилась только лишь из математики и тригонометрии загибов плоскостей отражателей. Зато как красиво она смотрелась и как виртуозно объясняла исходные нелепости наблюдаемой формы железных конструкций.
Например, как запросто наклонная, сорокапятиградусная по отношению к горизонту, угловатость передающих модулей смогла расщепить проблему засветки экрана при слежении за маловысотной целью: именно то, что доводит до белого каления офицеров наведения «семьдесят пятого». Как прелестно в этой же, визуально наблюдаемой антенной раздельности на два вроде бы независимых элемента разрешена задача запитки всего двадцатишестиволноводного тракта единичным магнетроном. Разбираясь в этих сложностях, получалось переносить красоту результата на исходное нагромождение выкрашенного зеленью железа. (Лишь иногда такое получается в антропогенной адекватности, когда сквозь призму понимания вдруг видится удивительная красота во внешне непритязательном человеке; но здесь сильно сопротивляется биологическая механика инстинкта продолжения рода, так что достичь окончательной слитности не выходит). В тоже время назвать все эти эманации локаторов оторванной от жизни абстракцией никак не получается. Видите ли, излучение реально. Оно отражается от препятствий, ловится приемником и своей преобразованной, многократно усиленной и переведенной в зеленоватость свечения сущностью видится нашим собственным глазным рецептором.
Вот сейчас эти натренированные в узкой специализации извлечения сущностей из абстракций рецепторы наткнулись на отметку цели.
– Вижу цель! – переосмыслив визуальное наблюдение в артикуляционный код, сообщим командир инструкторской группы капитан Логачев, выполняющий обязанности стреляющего. Вообще-то его наблюдения никак не могло относиться к волноводным завихрениям возвышающегося рядом с кабиной УНК локатора УНВ. Ибо антенный пост «сто двадцать пятого» не работал покуда на излучение, так что окружающую реальность в радиодиапазоне Виктор Степанович отслеживал по размещенному перед его лицом индикатору станции развертки и целеуказания – СРЦ. Тот же, в свою очередь, мог считаться только пуповиной пристегнутой к размещенному на приличной дистанции от С-125 радару марки П-18. Можно констатировать, что в данном случае кабина П-18 выполняла роль стоящего на стреме наблюдателя, а ударный комплекс играл роль затаившегося за выступом мужичка с дубиной. Они оба ждали беспечного прохожего, или непутевого грабителя.
Кстати, имелся риск не отличить одного от другого, ведь уже третьи сутки на группу дивизионов не поступали шифровки касающиеся смены опознавательных кодов. Однако после начавшегося мятежа это было вполне приемлемым, не сильно усугубляющим ситуацию, риском.
Четвертая власть:
«…еще одно из направлений распространения гегемонии Турции – однозначно Кавказ. Данный регион интересует ее очень и очень давно. Однако теперь, в свете происходящих событий, мы вынуждены исключить это направление вовсе. Видите ли, в случае вторжения на Кавказ, турки неизбежно наступят на самый болезненный мозоль России. Но кто в здравом уме свяжется со страной обладающей ядерным арсеналом? Причем, перед тем как связаться, выйдет из атлантического союза, который только и может гарантировать безопасность своего члена в таких условиях? Приходится признать, что большинство аналитиков неправы. Это, так называемое, „довооружение“ Турции, всего лишь свидетельствует, что данная страна хочет пойти по пути европейских демократий, придерживающихся постоянного нейтралитета. Как Швеция, или Швейцария, например. Данные страны сами обеспечивают свою безопасность в пределах разумной достаточности, но не хотят нести ответственность за чьи-то скоропалительные поступки. Значит, надо констатировать, что наконец-то принципы нейтралитета и мирного сосуществования народов докатились и до Азии. Турция – первая ласточка…»
Александр Рудольфович Кузьминых стоит разинувши рот. Черт возьми, он много путешествовал по миру, и наверное такое можно было пронаблюдать где-нибудь в Ираке, году эдак в девяносто первом, или в две тысячи третьем – на выбор. Это там, где взаправду. Не взаправду, наверное, где-то в Италии, или еще у какого-то морского компаньона НАТО. Однако не приходилось. Но если бы пришлось, выглядело бы не так удивительно – рот можно не откупоривать на всю ширину. Сейчас Александр Кузьминых стоит пораженный молнией. Кстати, не он один. Еще бы нет, сюрреализм наблюдается не где-нибудь на острове Гренада, а в родном украинском городе с названием Мариуполь.
Кузьминых и прочие неизвестные ему лично свидетели лицезрят, как прямо из Азовского моря на сушу Приморского бульвара выбирается нечто большое, с тремя вентиляторами-чудовищами на корме. Это нечто явно на воздушной подушке. Идет по песку, а потом между деревьями набережной, яко посуху – в смысле, наоборот. Легко переваливает через железнодорожную колею. Александр Рудольфович уже полностью в мире Босха и прочих первооткрывателей абстрактного искусства; он бы совсем не удивился, если б из этой всеядной штуковины выдвинулись вагонные оси, и она пыхтя паровозом почесала бы прочь, к станции Мариуполь-Грузовой или куда ей там требуется. Однако желтой штуковине, раскрашенной для каких-нибудь пустынь, а не для центрального парка культуры и отдыха имени Пятидесятилетия Октября, так далеко наверное не требуется. Она уже на месте. Легко пройдя бульвар поперек, и распугав пяток легковушек, водилы коих теперь остановились и тоже пялят глаза на невидаль, штуковина, наконец, замирает. Винты все еще гудят, но уже октавой ниже. Сама штуковина опадает вниз, как бы приседая на корточки.
Тут же, без паузы для зрителей, у коих никак не получается обменяться впечатлениями для памяти, из штуковины начинают выползать какие-то военные машины. Они совсем не игрушечные, настоящие гусеничные и колесные броне-штуки. Еще из большой желтой штуковины горохом ссыпаются солдаты. Вроде тоже неигрушечные, но выглядят как в кино. Оставив четыре броне-штуки с пулеметами, а одну еще и с длиннющими усами антенн, главная амфибийная штуковина снова взрывается визгом загоняемого в трубные кожухи воздуха, снова приподнимается с колен и, совершив поворот «кругом», ползет назад, через проезжую часть бульвара, ЖД-полотно, пляж с разлетающимися в стороны подстилками, и наконец-то входит в воду. Нет, по-прежнему парит.
А.Р. Кузьминых в недоумении. Разве в Мариуполе назначались какие-то учения Северо-Атлантического блока? Однако так или иначе, но все еще кажущиеся игрушечными гусеничные машины уже перекрыли Приморский бульвар. Кстати, только две. Остальные пошли вначале посреди трассы, а потом свернули к санаторию «Голубая волна». Здесь они легко передавили декоративный металлический забор и наверное намерены – теперь уж не видно из-за препятствий – пройти по газонам насквозь, через парк и далее. Видимо их цель, некие другие, расположенные за парковой зоной и далее на возвышенности улицы. Удивительно, чтобы двигаться в этом районе города столь уверенно, нужно хорошенько тут походить – броне-штуки же явно пришлые. Да и пришедшая с моря вентиляторная машина сходу нашла одно из немногих мест, где получается протиснуться между деревьями и окантовкой набережной не зацепившись бортами и днищем – карта таких тонкостей не подскажет, только запутает. Но все подобные рассуждения являются лишь задним числом, при размотке пленки памяти назад. Вообще, делая разбор ретроспективно, можно радоваться, что высадка чужой морской пехоты прошла хоть и в боевом режиме, но без положенной для прикрытия стрельбы и артиллерийской подготовки.
Кстати, большая желтая штуковина на воздушной подушке не уходит прочь в море, а следует вдоль берега на восток. Скорее всего, внутри у нее еще полным-полно сюрпризов. Мариуполь – город большой. Она экономит свои подарки, дабы не обидеть какие-то районы отсутствием внимания.
В странном озарении Александр Кузьминых бросает взор наверх. Но воздушных десантов над городом его детства не наблюдается. Вероятно, времена столь затратных видов войсковой деятельности ушли насовсем. Может, это и хорошо. Два года назад, в день ВДВ, Александру Рудольфовичу поломали два ребра. Большие, и наверняка не слишком злобные ребятишки сливали лишку адреналина. Наверное, пришлые натовцы весьма продуманные бойскауты – они не планируют свои ученья в такие неустойчивые для ребер даты.
Александр Рудольфович вспоминает о своем корабле, оставленном в тутошнем порту. Если бы это был его личный корабль по-настоящему, он бы поспешил сняться с якоря и уйти куда подальше. Весьма может быть, эти прозорливые мысли тоже натуманиваются ретроспективно.
Вообще-то в состав боевого расчета кабины УНК входит шесть человек, в том числе три солдата или сержанта. Однако в настоящее время на всех рабочих местах, даже операторами ручного сопровождения, трудились офицеры. Это была специфика полигонной службы, ибо в отличие от боевых частей, здесь не занимались подготовкой молодого пополнения к защите воздушных рубежей. Здесь проверяли знания и навыки прибывающих для сдачи экзаменов дивизионов. Хотя не факт, что будь на месте данного С-125 боевое подразделение, там тоже не пошли бы на замену солдат офицерами. Уж слишком высока была плата за срыв боевой задачи. Никто из командиров боевой смены не испытывал уверенности в операторах находящихся на должности считанные месяцы, ведь в современной армии Украины солдаты служили всего год. Правительственная же программа, призванная разрешить данное противоречие, прямым образом влияющее на обороноспособность страны, и заключающаяся в переходе на контрактную основу продолжала усиленно буксовать. Для осуществления сего благостного начинания не имелось ни средств, ни материальной базы.
Так вот, сейчас в кабине управления УНК находилось всего пятеро офицеров. Наиболее сложную функцию выполнял офицер наведения. Самой бородатой шуткой у «стодвадцатьпятчиков» являлось указание назначать на данную должность только трёхруких мутантов. И действительно, в распоряжении «наведенца», помимо всяческих экранов и тумблеров, наличествовало три штурвала. Левым он ворочал антенный комплекс по углу места, правым мог вращать станцию наведения ракет, или СНР, по азимуту, а центральным – самым большим – он отслеживал цель по дальности. В реальности, все это приходилось делать одновременно. Учитывая, что «Нева» является ракетным комплексом ближнего действия, все параметры цели меняются стремительно, и сама воздушная мишень находится в зоне поражения ЗРК весьма короткий промежуток времени. Потому, за действительной недостачей трехруких, по случаю так и не состоявшейся в двадцатом веке Первой Термоядерной, на должности офицера наведения всегда подбирали самого ловкого и быстро соображающего военного. Поскольку внешность обманчива, то далеко не всегда в сём почетном кресле оказывался наиболее подтянутый и спортивный старший лейтенант. Порой это был упитанный, прокуренный капитан. Предпочтение даже отдавалось животастым, может быть в связи с тем, что упитанное брюшко позволяло в неком роде заменить недостающую, по случаю симметричности тела, руку. Конечно, никаким животом не выходило подкручивать рукоятку дальности, однако им получалось очень эффектно, под всеобщее одобрение остального расчета, переключать ручное сопровождение в режим автоматического. Для этого центральный штурвал вдавливался внутрь; большое пузо было в этой ситуации незаменимым посредником. Те кто им не обладал, вынуждались шевелить рукой, что конечно же было совсем не эффектно, и абсолютно не веселило. Потому полнота офицеров наведения являлась их родовым признаком, здесь ощущалось что-то от Жана Ламарка, с его теорией о приобретаемых свойствах организма по случаю особого стремления к чему-либо.
Гораздо проще было офицерам, восседающим сейчас за солдатскими пультами операторов ручного сопровождения, иначе, РС. Перед каждым из них наличествовал всего один штурвал, пара кнопок и пара тумблеров. Перед глазами же находился зеленоватый индикатор, демонстрирующий радиолокационную картинку, а чуть выше располагался экран ТВК. Этот был более интересным, ибо в отличие от нижнего демонстрировал не какие-то зеленые пятна, только с помощью абстрактного мышления ассоциирующиеся с целями и мешающимися складками местности, а настоящее живое изображение. Правда, оно было черно-белого вида, в духе телевиденья шестидесятых годов. Изображение поступало с установленного на посту УНВ телевизионного визира, практически, телескопа, преобразующего реальный мир всего лишь в растровые картинки, доступные пониманию любого примата без посредства абстрактного мышления. ТВК имел два режима, позволяющие применять разную степень увеличения. Так что, например, в режиме РС-ТВ на черно-белом экране вполне хорошо наблюдался сопровождаемый самолетик или ракета. Может быть, конечно, он и не имел качества съемки голливудовского блокбастера, однако для уверенного отличия НЛО от истребителя его разрешения вполне хватало. К тому же, как уже упоминалось, комплекс «Нева» относился к ЗРК малой дальности. По официально оглашаемым в проспектах для иностранных покупателей ТТХ, он мог поражать цели на семнадцати с мелочью километрах. В реальности, еще менее – в подтвержденной полигонами практике, не более четырнадцати км. Но все это при работе «на излучение» – с включенным локатором. Сейчас планировалось нечто другое – выслеживание противника пассивными методами.
Естественно, кроме всего прочего, ТВК имел ограничения по погодным условиям, но зато в ясный день он давал С-125М великие, недоступные комплексам большей дальности, преимущества. В режиме РС-ТВ он мог сопровождать враждебную цель совершенно не демаскируя себя излучением. По крайней мере, до момента перехода к наведению ракет. Вот тем, совершенно не похожим на приматов железкам требовалась радиокомандное управление. И потому при пуске 5В27 «сто двадцать пятый» все-таки выдавал себя.
В боевом расчете воюющего ныне дивизиона наличествовала не шесть, а пять человек по случаю отсутствия планшетиста. Дело не в том, что эту должность занимал в дежурящих подразделениях солдат, а подготовленных срочников в полигоновском штате не имелось. Любой ПВО-шный офицер запросто справился бы с рисованием меток на плексиглазе. Однако данные на эту прозрачную пластину обязаны были поступать к планшетисту посредством телефона с вышестоящего командного пункта ПВО, к примеру с КП полка или бригады. Поскольку в нынешних обстоятельствах «Нева» работала всего-то в паре с «Дубной», то «верховного» командования попросту не имелось. Поэтому дивизион обходился внешними данными поступающими от станции П-18. Правда, здесь для передачи информации использовался уже не каменный век Первой Мировой войны – телефон, а индикатор СРЦ размещенный на рабочем месте командира дивизиона. Понятно, в данном случае обязанности командира и одновременно офицера стреляющего выполнял начальник инструкторской группы капитан Логачев. Как только движущаяся кругами желтая развертка луча на СРЦ дважды высветила новорожденную метку, он тут же скомандовал:
– Дивизион! К бою! Обнаружить цель в режиме ТВК! Азимут двести шестьдесят, дальность пятьдесят. Повторяю. Режим ТВК! Антенну не включать!
В данном случае расстояние до цели с учетом ее скоростных характеристик и вектора движения было на грани критического в плане возможностей поражения. Ибо сейчас, из-за работы в системе телевизионно-оптического визирования, уже не имела значения ни теоретическая дальняя граница поражения, в семнадцать тысяч метров, ни реальная в четырнадцать. Симбиотическая система человеческого глаза с вмонтированным в пост УНВ телескопом обеспечивала дальность обнаружение лишь в восемь с мелочью километров.
Оба оператора РС, роль которых выполняли офицеры Комарин и Раковский лихорадочно вглядывались в экраны. Даже при увеличении приближающийся самолет или ракета могли представлять из себя в лучшем случае малюсенькую точку. Однако использовать активную локацию было не просто нежелательно, но опасно. Нынешние средства авиационного поражения имели дальность воздействия далеко превосходящую возможности С-125М. По сути, комплекс сейчас находился в засаде, а роль приманки выполнял ударно заявивший о себе С-200Д. Врагов не стоило считать дураками и невежами. Они уже знали, с кем связались. Конечно же не исключалось, что агрессоры ведали и о изготовившейся к бою «Неве», все же современные спутники фоторазведки способны различить отдельные пусковые установки. Узнать проходили ли за последние сутки какие-то из оптико-электронных «Кихоулов» в нежелательном ракурсе, было сейчас невозможно: информацию такого плана всегда поставлял вышестоящий штаб. Но с учетом ведения боя дивизионами в обстановке полной неясности, оставалась надежда, что в настоящий момент враг принимает во внимание только «Дубну». Это было вполне логичным предположением, ибо в ином случае, вряд ли бы «двухсотка» сумела так доблестно отстреляться. Именно поэтому офицеры в кабине УНК сидели сейчас в напряжении, вся узелки надежды висели на операторах ручного сопровождения.
Однако зацикливаться на одном действе не получалось. Мир многогранен и до жути переплетен.
– Ракеты на подготовку! – скомандовал Логачёв, и капитан Магрычев сразу же вдавил кнопку на своем пульте офицера старта. Тут была не громадина «двухсотки», где кабины старта и управления не только разделены, но еще и разнесены чуть ли не на километр – все помещалось в одной плотной «упаковке».
– В готовности две, – сообщил Магрычев пронаблюдав индикацию. В этот же момент окантовка кнопок пуска на пульте офицера пуска засветились.
– Все ракеты на подготовку! – почему-то хрипло распорядился командир группы. – Другую возможность нам вряд ли дадут, – сказал он для пояснения, чем нарушил вершащийся регламент выделенных боевой инструкцией докладов.
– Понятное дело, – кивнул подвижный, маленький Магрычев, и тут же отрапортовал по правилам: – В готовности четыре!.. Все, – добавил он чуть тише, после паузы.
Возможно, для кого-то из присутствующих именно текущий момент стал линией терминатора. Дело теперь было даже не в том, поймают ли операторы цель, и сумеет ли дивизион обстрелять и уничтожить ее. Сейчас ощущение тотальности происходящего в отношении всей предыдущей службы, да и жизни в целом, прочувствовалось до конца – теперь это были уже не теоретические умствования о вероятном противнике – вершилась настоящая, нешуточная война, и здесь могли по серьезному, без эквилибристики компьютерных игрушек, убить. Как стремительно эта война свалилась на голову! Так же стремительно, как и невидимая покуда в экране ТВК, но от этого ничуть не сбавляющая скорости, несущаяся сюда цель. Теперь, после слов Магрычева, даже до самых толстокожих дошло, для чего собственно несется сюда самолет неопознанного покуда типа. По сути, вопрос в настоящий момент стоял так: «Мы его – или он нас?». И во времени, вопрос этот стоял только на период двух-трех минут. Потом, если даже атаку повторит следующий агрессор, вопрос уже снимется, ибо исчезновение запаса ракет обрушит дилемму в отношении жесткости решения. Потому как, если у тебя нет оружия, а у противника в избытке, то…
До момента следующей дилеммы следовало еще досуществовать.
«Передового отряда» турецкого экспедиционного корпуса – а как по-другому сподобится назвать их достаточно небольшой количественно десант? – было явно недостаточно для взятия под контроль полумиллионного Мариуполя. Город был попросту большой, слишком много в нем имелось ключевых точек принципиальной важности. Как говаривал когда-то специалист по революциям – товарищ Ульянов: «Почта, телеграф, телефон». А еще вокзал и прочее. В том числе наличествовал и порт. С последним, на первый взгляд, было проще всего. Ведь на азовском побережье проводилась не какая-то операция «Оверлорд», с прорывом сквозь череду укрепленных дотов и разбросанных в мелководье мин, основная высадка произошла именно в порту Мариуполя. И ей абсолютно никто не противодействовал, по крайней мере, в вооруженном смысле. Как и в других случаях, небольшая группа загодя внедренных в город боевых разведчиков захватила управление портом. После чего просто-напросто парализовала все движение в акватории всего лишь за счет отданных под дулом пистолета приказов начальника порта. Поскольку силы местного правопорядка были парализованы по своей собственной управленческой цепи, то турецкие спецназовцы, многие из которых уже несколько месяцев усиленно прикидывались рабочими-строителями в этом же самом порту, спокойно дождались покуда к загодя намеченному пирсу подошел десантный корабль марки «Заруса-бей». Ну, а когда на территории оказались четыреста вооруженных до зубов автоматчиков, контролировать портовую жизнь стало вообще легче легкого. (Вообще-то на десантовоз данного типа умещалось шестьсот морских пехотинцев, но двести были сброшены походя, на восточной окраине Керченского полуострова). Кстати, уже то, как резво пришлые вояки взялись за распределение трофеев, явно указывало, что Турция вовсе не собирается заглатывать планетарное пространство, кое даже из-за масштабности не способна переварить. Пятимиллионный Донбасс слишком гигантская структура. Но, по случаю, отсюда получалось хапнуть хотя бы что-нибудь. Лучше всего что-то подвижное. Ведь как не тянутся руки, но никак не выходило перебазировать на юг Чёрного моря гигантский мариупольский металлургический комбинат. А вот в отношении кое-каких сухогрузов было гораздо проще. Лучше всего, нагруженных чем-нибудь относительно ценным. Потому как касательно самих кораблей, неизвестно как в дальнейшем среагировало бы международное сообщество на их эксплуатацию под турецким флагом. Точнее, вполне даже представимо. Весьма вероятно, их пришлось бы отправлять обратно – законному хозяину. А вот на счет содержимого, тут уж, как говорится, «умерла, так умерла».
Однако четыреста морпехов это все же не укомплектованная дивизия времен Второй Мировой. Поскольку передовому десанту кроме порта требовалось взять под контроль лежащий вокруг город, то на порт осталось менее сотни. По крайней мере, на первом этапе, до подхода остальных сил. На момент высадки в порту стояло девять грузовых судов, более десятка буксиров и еще некоторое количество других плавучих средств, в том числе кранов. Отправить на каждую посудину людей просто-напросто не получалось. Ведь нельзя же было на враждебной территории – а именно такой она представлялась солдатам вторжения уже изначально – рассаживать часовых по одному два? Куда лучшей структурой представлялись подвижные группы от десяти и более человек, вооруженные разнообразными средствами поражения. Вот всего две такие группы и патрулировали территорию порта, периодически заглядывая на суда, загодя занесенные в «пиратский» список. Спросите, чем же были заняты остальные? Так ведь современная армия, вообще-то, представляет из себя скопище специалистов. Кому-то надо было налаживать связь, наводить в небо «Стингеры», рулить бронетранспортерами, заниматься текущим планированием и осуществлять централизованное управление, в конце-концов. К тому же, делать это посменно, ибо для воюющей армии день и ночь равнозначны. Так что контролировать все и вся турецкие силы были просто-напросто неспособны физически.
Классическая ситуация для всяческих ЧП.
Четвертая власть:
«…несмотря на выход Турецкой Республики из членов НАТО, покуда не имеется информации, что политика в отношении присутствия на территории государства американских военных баз каким-то образом изменится. Так же, до сей поры, не случилось ни одного официального заявления, о том, что будет пересмотрен принцип совместной турецко-американской эксплуатации некоторых объектов. Допустим, военных аэродромов. Все это несколько странно. Политика Анкары явно попахивает двуличием. Или может быть все в данной политике не так просто, как кажется на первый взгляд?…»
– Дальность двадцать, – сообщил офицер стреляющий, отрываясь от расположенного перед носом экрана средств разведки цели. Он скользнул взглядом по сидящему рядом оператору ручного сопровождения, точнее, по размещенному чуть выше его головы экрану ТВК, однако наблюдать черно-белую плоскость с такого ракурса было не очень удобно, потому он снова сосредоточился на рабочем экране второго «оператора-близнеца». Относительно остального расчета его рабочее место было развернуто на девяносто градусов. В некоторых случаях это было очень удобно для ленивых операторов. Допустим, в процессе долгого ожидания целей, при каком-нибудь затянутом учебном налете, удавалось даже несколько прикемарить, ибо для визуального контакта с этим оператором РС любому из офицеров приходилось поворачивать голову почти на сто восемьдесят градусов. Однако сейчас, сидящий чуть в стороне и развернувший вращающийся стул, капитан Логачёв мог видеть этот телеэкран наведения с удачной позиции, разве что чуть вдалеке. На данный момент экран был совершенно белым, поскольку небо снаружи не баловало ни единым облачком. Для работы с телескопом ТВК условия были идеальны. Но все же, не могло же это ожидание длиться до бесконечности, если цель находилась на приближении? Логачёв снова крутнулся на пошарпанном табурете и глянул в расположенное перед носом СРЦ. Может метка цели начала маневр-разворот?
Конкретно в этот миг ожил лейтенант Комарин, работающий именно за того «ленивого оператора»:
– Есть цель!
– Взять цель на РС! – тут же скомандовал Логачёв, сверившись с дальностью на СРЦ.
И Комарин, и другой оператор – старший лейтенант Раковский, заметивший мелькнувшую серую точку на мгновение позже – тут же начали лихорадочно подкручивать рукоятки. Каждый свою единственную, сводя цель в перекрестие по углу места и азимуту. Это оказалось достаточно несложно, ибо цель шла практически с нулевым параметром, то есть, целенаправленно в сторону локатора. Как результат – она не смещалась по азимуту, разве что немного уходила по углу места, да и то, видимо, не вследствие изменения высоты, а только лишь из-за стремительности приближения.
– Есть РС! – доложили оба оператора, последовательно щелкнув тумблерами такого же названия – «РС».
Сомнений в том, что это противник не имелось и первоначально, а в связи с вектором движения, его не осталось вообще, однако процесс стрельбы зенитными ракетами – дело весьма серьезное, тут ничего не делается, как бог на душу положит, имеются четкие инструкции и их следует выполнять неукоснительно. Возможно, в некоторых случаях это дает противнику маленький зазор форы, однако и игнорировать продуманные команды не следует – поспешность может привести к очень серьезным ошибкам, почему, семь раз отмерь, один…
– Произвести опознавание цели! – приказал капитан Логачев.
Уже готовящийся к данному действу, ибо тоже ведал наставления по боевой работе назубок, офицер наведения щелкнул указанным тумблером. В считанных метрах от них, на посту УНВ, специальная антенна дециметрового диапазона отправила в пространство сложный, кодированный сигнал опознавания. Вообще-то, если уж быть принципиально честным перед собой, то нынешнее опознавание государственной принадлежности сопровождаемой в ТВК цели почти не имело смысла. Коды опознавания меняются несколько раз в сутки, а поскольку полигонные ЗРК были сейчас отрезаны от сотрудничества с каким-либо начальством, то совершенно не ведали, какой конкретно код действует на территории Украины в теперешнюю минуту и час. Тем не менее, с некой точки зрения, и такое опознавание имело кое-какой прок. По крайней мере, самолет украинских ВВС должен был автоматически «салютовать» на запрос, так сказать, на «первом уровне» идентификации, то есть, примерно на уровне обычного гражданского рейса. Такая предусмотрительность использовалась специально, во избежание инцидентов. Естественно, после этого, в случае нормальной боевой работы, а не мятежа, как в данной ситуации, аппаратура автоматически перешла бы на следующий этап опознания. И вообще-то, в режиме усложненного запроса, идентификация боевого самолета своих Воздушных Сил производилась вплоть до бортового номера. Но сейчас был другой случай. «Стодвадцатьпятчикам» требовалось хоть как-то застраховаться от ошибки. Не хватало, еще свалить с небес пассажирский лайнер «Одесса-Ростов». Конечно, от этого страховал сам режим наведения – РС-ТВ. «Фантом» никак не походил на Ту-154. Однако кроме всего прочего наличествовал еще один фактор риска. Видите ли, коды запроса, потому и меняются несколько раз за сутки, что в век компьютерной криптографии любая кодировка дешифруется – дайте только время. Посему, вполне могло произойти такое, что вражеский самолет легко «отсалютовал бы» на устаревший в целые сутки, а тем более на двое, код. И что же тогда предпринял бы капитан Логачев?
Но им повезло. Турецкий F-4 не среагировал на запрос никаким образом. Поэтому работающий офицером наведения Геннадий Карпов чистосердечно отрапортовал:
– Цель на запрос не отвечает!
– Могу ошибаться, – сказал несколько не по инструкции оператор РС Комарин, – но похоже на «Фантом».
Зона пуска, по естественным законам логики и геометрии, превосходит зону поражения. Исключение составляет только совершенно неподвижная мишень, или же та, которая удаляется. Сейчас F-4E приближался с нешуточной скоростью. Уже из-за этого истребитель-бомбардировщик не сумел бы отклониться от удара, ибо неумолимые законы инерции, даже при самом срочном маневре с перегрузкой, все едино, выволокли бы его в сложную пространственную конфигурацию зоны поражения. Но сейчас у летчиков не имелось даже такого шанса, ведь наведение велось в режиме теле-сопровождения. Следовательно, основной локатор «Невы» не излучал абсолютно ничего. Потому экипаж ничего не ведал до самого момента пуска. А момент этот уже наступил, ибо турецкий бомбардировщик, сам того не ведая, уже пересек незримую границу.
– Цель уничтожить! Пуск! – сказал командир инструкторской группы, и сам удивился своему внешнему спокойствию.
– Первый пуск прошел! – доложил старший лейтенант Карпов после нажатия кнопки. И после короткой паузы снова: – Второй пуск прошел!
Теперь все замерли, и наверное даже неверующие делали попытки молиться. Особенно это касалось операторов РС, ведь это они сейчас производили наведение. Ныне протекала решающая фаза. Было бы невероятным, что с самолета не заметят двойной ракетный старт, а значит, «Фантом» вполне мог попытаться выполнить противоракетный маневр. Расстояние до цели в момент пуска было менее восьми тысяч метров, без учета высоты; встреча ракеты с целью должна была произойти в диапазоне шести-пяти тысяч, в самом худшем случае. Это уже приближалось к диапазонам работы комплексов малой дальности, но так уж сегодня сложилось. С некоторой точки зрения, столь малая дистанция открытия огня, могла посчитаться для «полустационарного» комплекса ПВО унизительной. Ведь по большому счету, исходя из той же теории, между прочим, подтвержденной той же полигонной практикой, никогда не исключалась какая-то вероятность уничтожения цели даже вне зоны поражения, то есть, за вот теми самыми оставленными учебникам семнадцатью тысячами метров. И это, кстати, совсем не было чудом. Просто зона пуска, по определению, включает в себя пространство, в котором цель поражается с заданной вероятностью. Если же иметь в виду, все пространство, в коем может состояться встреча боеголовки с целью, то оно, естественно, больше. Просто, когда какая-то часть проводит боевую учебу на полигоне, то от инструкции не положено отклонятся ни на миллиметр. Однако ныне в деле был реальный противник, и здесь все мерялось другими мерами, чем на полигонных стрельбах, хотя сейчас, по странной прихоти судьбы, все происходило именно на территории государственного полигона. Вернее, в небе над ним.
Тем не менее, выделенный в небе участок ракетного боя определяется ТТХ зенитного комплекса. Когда скорость, наводящихся парой штурвалов РС ракет составляет пятьсот пятьдесят метров в секунду, большое количество молитв воспроизвести не успеть просто по определению. Ссыпающиеся же из F-4 радиолокационные «макароны» пассивных помех тоже не имеют никакого значения. Впрочем, как и тепловые приманки, имеющие шанс обмана против какого-нибудь «Стингера» или «Стрелы», но уж никак не супротив серьезного комплекса ПВО. Вероятно, какую-то пользу могли бы принести какие-нибудь слепящие вещицы. Вдруг они бы умудрились сбить с толку операторов-офицеров, примитивно удерживающих воздушную цель в перекрестии экранов всего-то своими пальцами. Однако помех такого типа использовано не было. Потому старичок «Фантом» умер достойно, без особой суеты. Но это, правда, в плане некоего отдаленного, всезнающего, всеведущего и потому эмоционально стойкого наблюдателя.
А вот во внутренностях давешней кабины УНК все реальные наблюдатели – участники действа «засадная тактика ЗРК» – не то чтобы суетились, но испытали мощный эмоциональный всплеск – полезная штука, в плане, наращивания в мозгу стойких нейронных сетей. Видите ли, самолет штука большая, и довольно крепкая; ракета же 5В27 несет отнюдь не ядерную боеголовку, и взрывается отнюдь не вплотную к цели, ну, а госпожа Инерция – она дама настырная. Так что древняя штуковина F-4 вовсе не развалилась на составные части: пережив подрыв, она продолжила движение вперед. Никто из расчета не успел обменяться репликами, но вначале показалось, что цель отделалась испугом. Лишь через какое-то мгновение от самолета потянулся белый дымовой шлейф. Внезапно турецкий «Фантом» изменил ракурс – пошел вверх: кто знает, может быть, там, в старинной машине заклинило какие-нибудь элероны. Затем самолет начал падать, и в дело вклинилась другая тетушка – Геометрия. Данная дама обожает векторы, а исходя из их направленности, самолет в экране ТВК стал стремительно увеличиваться в размерах. Крайне быстро он занял вообще весь экран. Теперь понятен эмоциональный подтекст. Еще до сэра Исаака все ведали о сеньорите Гравитации именно в таком ключе. Ньютону повезло – на него пало всего лишь яблоко, и не в условиях Юпитера. А здесь на наблюдателей «стодвадцатьпятчиков» пикировало с более чем трехкилометровой высоты не менее пятнадцати тонн железа и горючки.
Но все-таки в УНК находились вовсе не операторы-первогодки, а инженеры-инструкторы: они съели на ракетных пусках не одну собаку. Никто не бросился наутек и не завопил в голос, их организмы просто переработали адреналин, а где-то в мозгу выработались новые медиаторы, для той самой нейронной химии.
Как выяснилось позже, самолет, следуя векторной геометрии, вплющило в каменистую крымскую почву километром далее по курсу.
В плане же артикуляции, все сопровождалось внешне бесстрастными докладами офицера наведения Карпова:
– Первая подрыв!
Совсем через малое время:
– Вторая подрыв!
И, в силу изложенных обстоятельств, через более растянутое:
– Цель уничтожена! Расход две!
– «Чавез» – «Фиделю»! – сказал, в непредусмотренную первичной конструкцией кабины, телефонную трубку намедни протянутой «полёвки» Логачев. – Мы одного завалили!
– «Фидель» – «Чавезу»! – отозвался на это находящийся в двух километрах Забияка. – Один – один! Однако я больше не играю – все изделия вышли.
– А у меня две, – похвастался капитан Логачев известной обоим истиной.
– Значит, имеешь шанс проявить себя еще разок.
– Лучше бы я имел возможность свернуться и смотать на запасную позицию.
– Размечтались вы там, товарищ «Чавез». У нас не хватит народу для таких маневров. Да и времени, пожалуй. В СРЦ смотришь?
– Смо… Да, вижу. Мать их перемать!
– Вот тебе и шанс.
– Ракет не хватит, Коля.
– Да, не хватит. Но тебе решать, драпать сразу или потом. И на твое сворачивание, даже по лучшим нормативам, времени нисколечко.
– Понимаю, – кивнул невидимому собеседнику Логачев, автоматически вспоминая норматив приведения комплекса в походное положение – полтора часа. – Слушай, а если они по городку…
– Всё может быть, – констатировал майор Забияка. – Но мы-то кабину покидаем – нет смысла сидеть в креслах. По «Ка-один» и позициям они уж точно…
– Понимаю, – снова повторился командир инструкторской группы С-125.
Он неотрывно смотрел на круглый индикатор станции развертки и целеуказания: с севера, с азимута тридцать пять приближались ШЕСТЬ целей. Вся свита булькнувшего в Азовское море «Авакса».
Четвертая власть:
«…как известно, бизнес Анкары понес серьезные убытки в связи с отзывом всех строительных контрактов из Россией. Даже русский президент вынужден был высказаться по данному поводу, в том плане, что российское правительство не желает сотрудничать со страной, которая ведет по отношению к России враждебную политику. Естественно, поводом к данному заявлению послужила очередная партия оружия, перехваченная российскими пограничниками, и вроде бы предназначенная для грузинских боевиков. Однако что действительно может оказаться решающим фактором, могущим серьезно пошатнуть турецкий банковский рынок и хозяйственную систему, так это угрожающая России изоляция. Как известно, Вашингтон в очередной раз грозит Москве санкциями, и уже зондирует почву по поводу возможной экономической блокады России. Турок это касается в той мере, что определенное количество товаров следует в Россию через Дарданеллы и Босфор, а пошлина с прохода по проливам – это то самое богатство, от которого растут ноги и у турецкой экономики и, надо признать, у турецкой демократии тоже…»
Надо же! Забытый роман «Аэлита» в чистом виде. Только там – прямо на столбе – объявление чернилами: «Требуется напарник для полета на планету Марс», а здесь на том же столбе то, что сейчас гораздо более надо.
Сергей Парфенюк стоит открывши рот. Его молчаливые молитвы, переданные без посредников, напрямую всем адресатам, включая Господа двух вариаций – православного и католического, а так же Всемирный Разум, ближнюю из Сверхцивилизаций, и на всякий случай, еще и волшебно развившихся потомков, коим путешествие в Машине Времени, что сходить за хлебушком, похоже телеграфировались куда требуется. Кто-то из всесильных сработал на совесть. Парфенюк снова перечитывает текст. Писано даже не на «мове», что уже само по себе удивительно.
«Прием в Вооруженное Народное Ополчение. Запись с 7-00 до 23–00. Только для настоящих мужиков. Дадим отпор гадам! Запись только сегодня. Завтра адрес приемки будет сменен. Враг не дремлет. Если не ты, то кто же». Далее число. Оказывается сегодня.
Имеется альтернатива дальнейшего поведения. Сбегать к студенческой братве, сообщить новость, или пойти записаться, а потом сообщить. Второй вариант рациональней. Вдруг все-таки утка? Играет какой-то придурок на чувствах, не знал до того, куда бы задействовать волшебство принтерной печати. Потом будет за щелочкой лоджии реготать, снимать на видео, друганам хвастать, как развел целую тыщу лохов. К тому же, мало ли желающих? Судя по первичной очереди в милиции, отнюдь даже не мало. А вдруг количество огнестрельного оружия ограничено. Правда, там конкретно об огнестрельном не сказано, и мало ли что считается оружием в народном ополчении. Вдруг, простая лопата? Но если в городе не просто террористы, а настоящий переворот, то ребята и так рискуют. Еще не хватало, чтобы привлекли по статье. У нас ведь как обычно. Простой смертный, не вздумай ножичек вынуть, а бандит – хоть с пулеметом.
Короче, ноги в руки, и вперед по адресочку. С транспортом общественным, у нас ныне тоже не все ясно-понятно. Пока найдешь улицу, или прием завершат, или, правда, переедут.
Четвертая власть:
«…безусловно, кризис власти в Турции связан с резким ухудшением экономической ситуации. В больших городах неспокойно, что в свою очередь сказывается на экономике. В частности, но зато самым прямым образом на туризме. Как можно наслаждаться смотринами средневековых достопримечательностей, когда площади наполнены разгоряченной толпой, а кое-где эта толпа громит витрины? В этих условиях введения частичного, в территориальном плане, военного положения является все-таки мерой…»
Никакой удар сегодня не планировался. Вряд ли кто-то намечал его и на завтра, или даже на какой-то из следующих дней. Естественно, нижестоящие звенья не могли ведать точных раскладов на тактических картах вышестоящих штабов, однако общее соотношение сил на текущий момент не составляло секрета. Ныне количество боевой авиации на аэродромах оставляло желать лучшего. Так что, о переходе к активной фазе стоило покуда только мечтать. Если трезво, без эмоционального надрыва уязвленной гордости, взвесить нынешнюю ситуацию, то некая тайная договоренность в верхах, о коей все окружающие судачили, как о вполне подтвержденной реальности, была для ВВС просто манной небесной. Может быть, только эта самая договоренность с верховным командованием, или скорее с политическими лидерами турок, и спасла российскую авиацию прифронтовой ныне полосы от быстрого разгрома на голову. По крайней мере, она дала передышку, позволившую прийти в себя, совершить хоть какую-то перегруппировку сил, разбросать способные хоть к вялому, не маневренному виду полета самолеты по заброшенным – ныне спешно, как водится хап-способом и с помощью «какой-то матери» восстанавливаемым запасным аэродромам, дала время – на нынешний момент уже целые дни – как-то подшаманить, подделать те машины, кои в ином случае со временем неминуемо бы списались. А ныне на кое-какие из них уже даже получены запасные детали, более того с завода в Комсомольске-на-Амуре приехали два новячих, в защитной смазке турбореактивных движка. Более того, с неизвестно где сохранившихся складов прибыли боеприпасы для бортовых пушек и ракеты, даже Р-77 всяческих модификаций. Теперь можно патрулировать вдоль границы, рассчитывая не просто настораживать противника яркостью своей метки на радаре, но и реальной возможностью что-то при случае применить. А ведь, как известно, случаи бывают разные. Пусть собственные штабисты обкакались по уши – роются в сейфах в поисках хоть каких-то утерянных «красных папок», и спешно перетряхивают штатные структуры, разыскивая хоть кого-нибудь способного принимать адекватные и быстрые решения, а так же очарованно, как баран на ворота, пялятся в никогда нечитанные инструкции по смене литер частот военной связи – но ведь наличествует еще и противник. Ныне, как выяснилось, вовсе не потенциальный, а вполне таки реальный, живехонький и весьма – на собственной шкуре прочувствовано – активный. Разделал вдрызг пять военных аэродромов, показал, так сказать, зубы в полной красе, с загибом губ для наглядности, дабы клыки сверкнули поярче, и даже кровь капнула. Не своя – жертвы. Расслабившейся, задремавшей под ярким солнцем либеральной демократии, распустившей в умиленье слюнявые пузыри свободы слова. Теперь все это сладкое баюканье в чужих пеленках, со старинными, еще из египетского рабовладения, размазанными какашками, для маскировки припорошенными тальком, ой-ой, как гавкнулось, икнулось.
Так вот, ныне не где-то в отдалении, а прямо тут же, поблизости, имеется реальный, себе на уме, враг. Да, сейчас, пребольно куснув разок-другой, он вроде бы успокоился. Но где теперь уверенность, что надолго, или уж, тем паче, насовсем? Может ему тоже, просто потребна пауза? Для чего-нибудь. Допустим, для той же перегруппировки. В конце-концов, ему приходится работать не только со своих, но и с захваченных украинских аэродромов. Трудности теперь вполне, эдак, представимы. Мы тут со своих родных, десятилетиями обжитых полос никак не можем наладить чего-то путное, а им действовать с нового места. Кроме того, надо быть до жути наивным – а турки, уж, судя по прошедшим дням, никоим образом к таковым не относятся – чтобы рассчитывать, будто русские Иваны оставят все как есть. Хотя конечно в последние – перестроечно-постперестроечные – времена вполне так приучились на любые выпады только кланяться и даже в умиленье подставлять другую щеку: «Давайте, господа хорошие, тресните нас еще разок, уж больно мы общинно-тоталитарным вирусом заражены; саданите нас по спинушке склоненной чем-нибудь поувесистее, да поострей – слишком мы перед всеми окружающими народами виноваты, за историю нашу агрессивную, да за повадки некультурно-медвежьи; а еще заберите у нас чего-нибудь за так, лучше даже с приплатой – оплеухой по шея м, ибо совестно нам перед нациями мира из-за богатств наших природных неслыханных, не по делу Господом даренных; и к тому же Господом-то неправильным, нелегитимным, юродивым каким-то, совершенно, понимаешь, не умильно-католическим и даже не приятно аллахо-образным».
Однако если у господ-южан память историческую еще не до конца отшибло – чего вроде бы покуда не наблюдается – то они вполне так не забыли, как неповоротливые поначалу северяне, раскачавшись, колошматили их и в хвост и в гриву. Ибо русские, как водится, и из веку повелось, долго-долго запрягают, но потом быстро катаются. И следовательно, если противник в зрелом уме, то он понимает, раз уж отважился русских дубасить, то уж добивай полностью, иначе неизвестно чем все и кончится. Потому, беря в учет, как разведка полностью прошляпила первичное нападение, нет уверенности, будто она снова не проморгает окончательное сосредоточение турок перед новой атакой? И значит, нынешнее мирно-боевое патрулирование, может в любой момент прерваться, сбросив первую словесную приставку в тартарары.
Однако, хоть законы этой Вселенной в некотором роде устаканены, ныне все сложилось совершенно непредставимым образом.
Четвертая власть:
«… захват власти „новыми младотурками“ – так они себя кличут – на первый взгляд кажется следствием всей предшествовавшей череды трагических для Турецкой Республики событий. Однако если присмотреться внимательней, то имеют место некоторые странные нюансы. Не вдаваясь в подробности – всей плеяды которых не ведает покуда никто – уже полностью ясно, что действия „новых младотурок“ очень продуманы. Да они просто оставляют впечатления кропотливо проведенной загодя подготовки…»
Если честно, то типчик заведующий призывом впечатления не производит, как и сам призывной пункт, кстати. Типчик уж больно мелкокалиберный, а ведь так хотелось, теплилась эдакая тайная надежда, увидеть за столом надежного, большого великана, с задубевшей от афганских ветров кожей, с пластмассовой культей вместо руки, и возможно безногого, но бодро орудующего механическими протезами. Короче, Хайлайн – «Космическая пехота». Однако у малька, восседающего за столом, следы ожогов боевого марсианского лазера начисто отсутствуют. Ну что ж, несовпадение внутренних, идеалистических представлений с проявлениями реального мира всегда имеют зазор неохватный штангенциркулем. Интересно, как бы мы реагировали, кабы все неожиданно совпало, и помчалось в параллель по склеенным шпалой рельсам?
Однако все же давим штангель, тулим монтировочку, долбим кувалдометром – гнем уводящую в неясные горизонты рельсину в полезный ракурс. Ведь карлик вообще-то и не восседает вовсе, не корчит из себя начальство, наоборот, приспосабливается, втирается в свои парни, бегает вокруг столика, жмет руки; чаек тут же; сам компанейски давится: сколько-то стаканчиков он сегодня одолел? А чаек ведь, как известно, не пиво – много не… Травит какие-то байки, анекдотики корректные. Хотелось бы лучше бытовухи, о разгроме талибов в былинной мощи советского меча-кладенца, но стерпим и такое, лишь бы…
– А оружие дадут? – наконец-то втискивает насущный вопрос в стремительный речистый поток Парфенюк.
– Ну как же ина че, Сережа! – восклицает низкорослый, отчего сразу увеличивается, дуется в размерах, ибо весьма приятно, что вот, такой человек, тайный руководитель… в смысле, правая рука кого-то там… уже зафиксировал твое имя-отчество, но обращается по имени, как к совсем своему. И потому как-то уже лучше слушается, точнее, выслеживается интонация, а смысл – мимо; так, ловится кое-что, клеится подсознанием в устойчивые клише.
– Ты как думал, Серый? Думал, мы тут с брат… с товарищами военспецами вас выпустим на «загарбныкив» с голыми, чистыми ручками? Подставим вас под огонь? Не дрейфь, все у нас есть, все имеется – танки, ракеты, что душа требует. Ты вот как на танк, а?
– Я… танк… это… – блеет Парфенюк в некой понятной растерянности.
– Ничего, братэ… брат-солдат. Ты ж теперь солдат, так?
– Ну, вы ж меня берете, да?
– Как же не берем? Обижаешь, Серый, ой обижаешь в самую сердечную мышцу. Ты ж записался, изъявил пожелание? Теперь твоя записочка… ну, рапорт, значит… он куда надо, туда и попал.
– Да ведь танк, то долго. Пока кнопки-рули освоишь. Я же Таню хотел освободить, она ж…
– Освободишь, Серый. Не дрейфь! Нюни тут не надо нам! Врубаешься! Мы тут отряд освобождения или как? Автоматик хошь? Получишь такой… э-э. Сам тебе выдам, друган. Спасешь свою Танюху. Представляешь, как ей понравится, когда ты ее спасешь?
– Вы думаете…
– Тебе какой автоматик-то надо? Хочешь маленький – «Узи» еврейский? Как саданешь по гадам картечью!
– Даже такое есть? – удивляется Парфенюк. И тут же досадует: – А чего ж тогда сидим? Чего ж армия наша не…
– Предатели, – скорбно парирует главарь Новых Партизан, или там, Народного Фронта Освобождения от Иноземного Ига: никто ведь пока не знает, как такое будет называется – а ведь как-то, все едино, будет. – Предатели нас предали. Разоспались на стреме… Ну, на задании… Дежурстве, значит. Протюхали все взлеты-посадки. Вот они тута и…
– Слушайте, – вспоминает Парфенюк о как-то забытом. – А кто они? Ну, эти?
– Эти? – переспрашивает глава СВОМ – Секретариата Всех Освободителей и Мстителей. – Так не марсиане же они в тарелке, Серый, так? Помнишь кинуху? Как они это… из землицы-то сырой повылезли в машинах? Да? У этих ничего такого. Мы их еще как замочим. Склепаем гадов, заасфальтим. Давай, дорогой Серёжа, двигай. Отак-вот от меня по коридорчику направо. Там оружие, там всё.
Кто мог предположить, что цепную реакцию инициируют хохлы? Покуда тамадой всех процессов выступали турки, а украинцы валялись, что тот студень, и не то что в военном плане не рыпались, а даже в политическом набрали в рот воды и весь сказ. Ни одной дипломатической ноты обидчикам, или хотя бы добрым дядюшкам в штаб-квартиру ООН в Нью-Йорке: «Братцы-демократы, рятуйтэ! Бьют турчаки наше немытое покуда, но все ж к либерализму развернутое рыло!». Однако вместо хоть такого вопля, какие-то размытые заявления, на тему приевшейся в последнее время песни – вольного перевода с американского – о угрозе с Востока. Их с Юга, через Чёрное море, хуком снизу метелят, а они толи право-лево по хохляцкому упрямству путают, толи натурально пригибаются, спустивши штаны, по согласованному с кое-кем загодя плану. Кстати, в таком раскладе всеобщей продумки и масонского заговора, вполне можно предположить, что и русский неадекватный ответ – в плане, пассивности в военном аспекте – тоже загодя просчитанная акция. Мы, мол, вмешаться в конфликт соседей никоим образом не способны, сами по сусалам, вот, получили, поняли, что бойцы из нас, что из теста дубина, а потому уж бейтесь-деритесь как-нибудь без нас, а мы покуда примочечьки на шишаки поставим, да ссадины вазелинчиком смажем.
Однако в настоящий момент чудо свершили хохлы! Их дремлющее, по предположению, в рамках юго-востока, уже окончательно нейтрализованное ПВО внезапно активировалось. И как! Позабытый всеми старичок-лесовичок С-200 внезапно явил оплеванному по уши окружению сюрприз. Свалил однозначно американский «Сентри». Вопрос, почему этот заокеанский E-3 тут присутствует – особая песня. Но те, в чьем воздушном пространстве он так вольготно себя чувствует, никакой реакции не проявляют, так чего уж, изучающим свежие щербатости в зубном ряду, русским рыпаться? Кулаченками помахать? Эй вы, гадостные янки, как, почему смеете?! Срочнейшим образом уберите из атмосферы самолет управления, а не то… А что собственно? Если уж с турчаками-кочевниками, со старинными F-4 в упряже, не управились, то уж с мировым лидером… К тому же, «Авакс» не сам по себе шарится – прикрыт турецкими F-16 «Файтинг Фалкон» с трофейных крымских аэродромов. Так что…
У нас конечно тоже поблизости, загородившись с запада Ростовым-на-Дону, как живым щитом из пятисот тысяч свидетелей, на случай если турецкие «Флаконы» внезапно вознамерятся атаковать по прямолинейной траектории, ходит А-50 с девятиметровой антенной на спине. Мы все ж принадлежим к млекопитающим, и вообще, к зверям, и как следствие придаем технологическим системам, по возможности, хоть отдаленно антропологический вид, ибо если бы относились к классу насекомых, то тогда бы, уже по тому образу и подобию, цепляли бы все на брюхо, потому как теперь науке генетике доподлинно известно, что разделение когда-то произошло по способу ползания. Те черве-ползуны, что отрастили ложноножки для удобной подвижки на брюхе, стали в последствие зверушками, а те, что выставили в стороны сочленения выгодные для барахтанья на спине – те, из-за столь странной, и видимо, на тот давний, полумиллиардолетней атрофии ума взгляд, совершенно не опасной блажи, опосля обратились насекомыми (чудны дела твои, Господи!). Однако слава ему же, сейчас мы в конфронтации все же не с иным классом живого, а всего-то с пришельцами из другого полушария, и у их «Сентри» антенна тоже не под брюхом. Хотя, рассказывают, что и такое бывает, но не у E-3 – у других видов: можно вздохнуть в облегчении, ибо хоть таковых поблизости не видать.
Вообще-то российский самолет ДРЛО смотрится визуально не хуже америкосовского. Еще бы нет, он разработан и создан позже, в пылу всегдашней привычки России, будь она хоть империей, хоть советами, поначалу присматривать за Западом открывши рот, а потом, выйдя из ступора умиления, догонять вприпрыжку. Зато у нашего А-50 «шыршэ» крыльевой размах, а к тому же сам он поупитанней и при взлете весит на сорок тонн по боле худосочного «Авакса». Есть чем гордиться. У большинства стран мира подобных дорогостоящих чудес вовсе не имеется, и уж тем более, нет таких чудес собственного производства. Коммунисты были, конечно, ужасными тоталитаристами, но заставить народец шевелить мозгами умели. Причем, не за ради собственного кармана, а за ради всех скопом. Полезное качество правителей, надо признать.
Сейчас, по случаю вымирания мудрого столичного начальства, инициативу пришлось взять на себя народу. В данном конкретном случае, даже хохлам. Видимо их более чем всех других допекли, не иначе.
Ну, так поддержим же народную инициативу, чай к общему славянскому корню восходим.
Четвертая власть:
«…но каким образом? Откуда государство, угодившее в невиданный за последние десятилетия финансовый спад, возьмет средства для возмещения этих экологических, а тем более, экономических убытков. Ущерб столь глобален, что специалисты разных отраслей до сих пор спорят: оценки расходятся буквально на порядок. Даже в лучшие времена Турция не сумела бы погасить данную задолженность. Именно поэтому Анкара никоим образом не желает согласиться с понятными даже ребенку доводами. Уже без всяких экспертиз все ясно и понятно. Оба столкнувшихся корабля являются турецкими. Тоже касательно их экипажей. В чем еще проблема? Понятно, что пострадавшим от катаклизма странам Средиземноморья обидно. В игре, по правилам современного мира, им обязаны восполнить ущерб. Но чем? Как демократическое правительство Республики может выйти из ситуации традиционно допустимыми сегодня методами? Значит, игра по таким правилам Анкару более не удовлетворяет…»
А здание призывного пункта потому не впечатляет, что как-то уж на «ментовку» смахивает. Хотя конечно, самый главный из повстанцев на мента вовсе не похож. Но с другой стороны, много ли милиционеров Парфенюк в своей жизни наблюдал не со стороны, а в личном общении? Ладно, главное, сейчас ему выдадут настоящее оружие, даже автомат «Узи». Что лучше, признаться, что никогда не стрелял, или прикинуться всезнайкой? Наверное, желательней помалкивать, ибо мало ли что обещал Самый Главный Ополченец. Если оружейный склад не бездонный, то оружие вначале дадут только опытным, а уж там… Добудете, так сказать, в бою! Или если старшего опытного товарища это самое, тогда…
Короче, главное сейчас заполучить какой-нибудь ствол. Уж он теперь тем террористам-чеченам задаст. Или не чеченам? И не террористам? Чего там главарь Всех Мстителей ответил-то? Что-то, как-то забылось. Ладно, переспросим потом. Не возвращаться же. Человек занятой. Вон, когда с Парфенюком за ручку попрощался, тут же за телефонную трубочку на столе. Надо же, у них тут и телефоны пашут! Или то исключительно внутренняя связь? Ладно, узнаем, да и не узнаем, в чем беда? Еще не хватало поинтересоваться телефоном не вовремя. Возьмут и запишут в какие-нибудь телефонисты. А что, наверное, и такие специальности требуются. Ведь ясно сказано в объяве: «только мужики». Так что девчонок-телефонисток – «барышня, Смольный» – ни коим образом не будет.
Сергей Парфенюк останавливается у исконной двери, с некоторой робостью стучит. Молчание. Он повторяет попытку. Что они, спят там, в самом-то деле? Или так загружены выдачей стволов, что… Он приоткрывает дверь. Оказывается двойная. Надо же! Открывает и вторую.
– Заходи уж, чего мнешься! – сообщает ему огромный детина, стоящий прямо около двери. От детины разит потом. Парфенюк обводит взглядом комнату. Поодаль еще один дядечка. Этот сидит за столом, по которому разбросаны смятые бумаги. Несколько топтаных листиков на полу. Сидящий весь красный, дышит тяжело. Что они тут – боролись что ли? Приемы отрабатывали. Помещение оказывается проходное, там далее еще одна дверь. Как все тут хитро, оказывается. Предусмотрен запасной выход на случай облавы, что ли?
– Я это… – мнется Парфенюк. – Хочу…
– Ты, пацан, в Ополчение, или как? – спрашивает детина № 2 из-за стола. – За оружием прибыл? Ну так, заходь.
Парфенюк приободряется и шагает вперед. Сзади подозрительно щелкает. Это – замок. Детина № 1 дежурит привратником.
Тот, кто подумает, будто ныне в небесной лазури вершился обычный, предусмотренный наставлениями бой, сильно ошибётся. Происходило чудо. Естественно, оно имело огранку, предусмотренную инструкцией по эксплуатации данного вида самолетов. И где-то в ТТХ боевой машины вообще-то значилось, что Су-27 способен обстреливать несколько целей одновременно, то есть раздирать в клочки превосходящего в n-ное количество раз противника. Однако когда и где такое происходило в реальности? В каких это локальных конфликтах русские били супостатов хотя бы один к одному? Вечно им вставляли дыню. По объективным и независящим обстоятельствам, понятное дело. И ведь всегда, со стороны полигонной статистики, истребители России-мамы отличались от заокеанских, и тем паче вассальных агрессоров, своей маневренностью, стопроцентным превосходством на малых дистанциях, и не худшими показателями на дальних подступах. Тем не менее, их били и били. Типа того, как бутерброд с икрой один черт рулит красным книзу, хоть извертись на пупе. И математическая вероятность, разом со всяческой физикой скорбно фиксирует аномалию, хоть тресни. Может, сейчас все эти вероятности наконец-то зажмурились?
Но чудо еще и многопланово. Мало того, что русские боевые самолеты действовали так, как и изначально предусматривалось конструкторами, то есть, смело и умеренно-напористо, так что у врагов трясутся поджилки еще до апогея атаки, хочется бросить всё бессмысленное железо вокруг, скорей вдавить кнопку катапультирования и ощутить свежий ветерок привольно спешащего навстречу, и все более теплеющего, со снижением, воздуха, так еще дежурная смена, доселе подремывавшая где-то в недрах парящего позади Ростова А-50, вдруг активировалась в плане указок боевой задачи. Неспешно барражирующие бездельники Су-27 неожиданно для самих себя снялись с поводка. На это стоило посмотреть. Конечно, кто не видел – не поймет, однако артикуляция упрощает реальность до семантических формул, а те в свою очередь дешифруются мозгами, природой предрасположенными к усвоению языка: шимпанзе для столь сложного дела никоим образом не сгодятся. Короче, если вы примат определенного вида, то либо выстроите в голове так сяк связывающую узлы картинку, либо, в крайнем случае, чистосердечно изобразите понимание процесса.
Возможно, за произошедшее стоило похвалить еще и предыдущего правителя государства российского, так сказать, воздать должное. Ибо вообще-то в небе сейчас, не исключено, что и непреднамеренно, парили не простые Су-27, а модернизированные – эдакие недоделанные Су-35. Денег в концернах Сухого, как с Горбатого повелось, не хватило на полную переделку, но по крайней мере достало хотя бы на кое-что. Главное, несколько модернизировалась ахиллесова пята русской авиации – авионика, а так же оказалась доведена до ума улучшенная автоматизированная связь. Ныне сигнал от самолета наведения прибывал в патрулирующий истребитель, по крайней мере, по трем независимых каналам: непосредственно, через наземный КП-ретранслятор, и еще через спутник. В условиях войны со страной поддерживаемой самой милитаризированной империей мира, надежность взаимодействия являлось одним из важнейших качеств.
Четвертая власть:
«…вторая попытка организовать парад УПА (Украинской Повстанческой Армии) на главной улице города – улице Артема. Первая, как известно, прошла вполне успешно. И надо отметить, не без согласия и прямого участия городских и областных властей. А вот в этот раз горожане, совместно с ветеранами ВОВ, а так же Афганской войны не дали осуществить проход бывших карателей и прихвостней германского фашизма по пережившему немецкую оккупацию Донецку…»
Однажды в жизни наступает момент, когда вопрос ставится круто – с кем ты? Вопрос многофазен, и потому подразумевает еще несколько смыслов. Самый главный – кто ты есть? То есть, по большому значению, – человек ли ты или тварь… В общем, все по классике. Между прочим, Александр Рудольфович Кузьминых эту, да и многую другую классику читал. Он вообще много чего читал, особенно до времен, когда видеотехника стала совсем компактной. Вот с телевидением имелись проблемы. Там где он порой находился, с приемом городских телеканалов наличествовали сложности, а с установкой спутниковых тарелок постоянная морока: когда ты все время нанизываешь на себя широты с долготами, наводка на вещающие новости сателлиты сбивается. Конечно, есть всяческие антенны, в том числе и дистанционно управляемые, но ведь и с ними морока! Короче, раньше, до эры DVD, Александр Кузьминых много и постоянно читал.
Сейчас вопрос был не в чтении. Хотя ситуация оказывалась по сути весьма книжная, из приключенческого романа. Вообще-то профессия у Кузьминых заключалась не в лежании на диване, и судьба весьма часто, сравнительно с теми, кто загребает на хлеб восседая за столом, выводила его на сложные дилеммы, порой рискового уровня, связанного с «быть или не быть». Иногда их даже ставила сама Мать-Природа. Конечно, штормовое предупреждение и все такое, чай не в античные времена живем – в небе имеются не только спутники с развлекательными каналами, но и синоптического плана. Теперь оказалось, там, наверху, болтаются еще и военные. Нет, конечно, только снежный человек, потерянный в истоках Амазонки, не ведает, будто в небе ходит туда-сюда что-то злое и всесильное. Точнее, даже он знает, что за облачком не только добрые крепыши-купидончики с крылышками, а и нечто пожутчее, но все ж удивится, если скажут, будто вагоноразмерная железяка с толстой увеличительной линзой для распознания цвета фуражек каких-то типчиков в больших, застроенных теплыми пещерами, пустынях. Ныне оказалось, что эти, доселе вроде бы не имеющие к жизни Александра Кузьминых никакого дела, сателитные стекляшки смотрели и на него тоже. Точнее, на доверенное ему имущество. Ведь романтическая профессия Кузьминых называлась не какой-нибудь таксист-маршрутник, а помощник капитана корабля. Такой статус обязывает за что-то отвечать, и не только за зашибание деньги.
Как выяснилось, судно А.Р. Кузьминых значилось не только в ведомостях порта приписки. Оказывается, за ним тщательнейшим образом следили и из других мест, может, именно с размещенных поверху меридианов орбитальных эллипсов. Это потрясает. То, что тобой интересуются. Но вот возмущает еще более. Ибо отслеживают не просто из-за праздного интереса. Выясняется, все суда Мариупольского порта взяты на калькуляцию. Кто загружен, кто разгружен, ныне уже выяснело. По мановению палочки все либеральные молебны на частную собственность, неприкосновенность того и сего, поимели и отринули. Точнее, либерализм мигом достиг своего апофеоза. Максимальная прибыльность без всяких отвлекающе-социальных выплат. Мечта Чубайса и K°. Что, действительно, может быть прибыльнее беззастенчивого грабежа? Затраты только на помахивание ножичком. В данном случае кое-чем похуже. Нет, перед Александром Кузьминых и его начальником – капитаном судна Бурлаченко помахали только чем-то огнестрельным небольшого калибра. Но ведь «ридну краину» спугнули чем-то покруче? Но вроде, у турок нет «ядерной дубины»? Или уже есть?
Короче, доведен приказ комендатуры, или кого-то там сходного. По оному распоряжению, все суда – «были ваши – стали наши». Груженые – то вообще удобно. Хоть сразу отправляй. Не груженые… И они сгодятся, но лучше загрузить. Неужто в порту, а тем паче, полумиллионном промышленном городе, нечего прихватить на память? Вот потому и задержка! Отправлять корабли по одному? А если уйдет не туда? Какое доверие к аборигенам. А своих матросов тоже, ясное дело, где набраться. И значит, как следует из приказа, доведенного, кстати, на чистой «мове», то есть, может, и загодя писаного, суда пойдут караваном. Конвоем, в смысле. И наверняка под прикрытием какого-то эсминца, или хоть парочки фрегатов. Потому как в море, где горизонт свободы во все стороны, кто-то упившись простором, может пожелать сбежать. И тогда… Боевой фрегат догонит любое плавучую баржу, уж в этом сомнения нет.
Вот тут как раз и возникает тот вопрос: кто ты и с кем? Допустимо конечно – по примеру капитана Бурлаченко. Как только гости незваные за порог, обратиться к команде, что все решают, как хотят, а вот я лично – пас. То есть, до свидания, матросики дорогие, пошел я до дому, до хаты. В смысле, лучше даже на даче с семейством пересидеть, а то в квартиру точно явятся с М-16 наперевес и отконвоируют обратно на мостик. Конечно, команда после такой заявы, тоже в разбежку, ибо хоть и не армия, но «делай как я». Но вот товарищу А.Р. Кузьминых таковая половинчатость не нравится. Как-то не жаждется, чтобы груженый почти под завязку мазутом танкер «Академик Андрей Сулаев» укатил куда-то в южные края даже без его собственного участия. И кстати, для нужд турецкой армии, коя десантировалась в приморский город Мариуполь, можно использовать часть мазута прямо тут. Десантный корабль «Карамурсел-бей» привез бронетранспортеры и танки. Кто знает? может, и поэтому тоже «Сулаева» не отправляют на Туретчину срочным образом? Хотят иметь запас топлива прямо в порту. Мало ли, вдруг в бывшем городе Жданове спонтанным образом организуется восстание?
А.Р. Кузьминых не против к нему примкнуть, но у него возникают свои, в некотором роде, честолюбивые планы.
Дураки и потенциальные предатели рассказывают, будто аппаратура нашего русского «Сентри» – А-50 – тяжелее штатовской в полтора раза. Спрашивается – и что с того? Мы что, в конце-концов, не являемся страной-поставщиком нефти? Или не в пределах Союза собирали когда-то самые большие самолеты на Земле? Ан-225 поднял бы и впятеро большую массу. Было б чего поднимать. Зато, за счет задержки своего развития, в сравнении с американским аналогом, оседланный девятиметровой антенной тарелочкой Ил-76МД лучше различает цели на фоне подстилающей поверхности. Потому резкий уход осиротевшей турецкой братии куда-то вниз, прочь от опорочившей свою чистоту десятикилометровой выси, может только развеселить настоящего охотника, неожиданно получившего долгожданную команду «фас».
Пара русских истребителей так же меняет высоту, используя инерцию падения для дополнительного разгона. Приятно безнаказанно потреблять планетарные гравитационные ресурсы. И совершенно не стоит, демонстрировать свою значимость перед противником, заслоняя ему солнце. И еще конечно надо успеть. Турецкие «Файтинг Фалконы», естественно, в растерянности после потери своей радиолокационной мамы; так же, впрочем, как наземные штабисты-операторы. Но ведь не будут же они кружить над местом падения «Авакса» час напролет? Худшим вариантом может быть их срочный отзыв назад, на приморскую базу Кача. С испугу, и в желании с пользой выработать остатки топлива, они могут разогнаться даже до сверхзвуковой. Тогда любая атака вдогон абсолютно бесполезна. Лучший вариант, это если турчаки решат, в соответствии со своей азиатской привычкой, отомстить украинским ракетчикам. Для русских Су-27 данный вариант самый удачный. Маневр атаки будет наиболее простой, а дальность пуска ракет может получиться не в пределе, а в оптимуме.
Два турбореактивных монстра общей форсажной мощью более двадцати пяти тысяч кг на секунду легко разгоняют Су-27, зовущийся в миролюбивом НАТО «Фланкер», до сверхзвука – тысячи четырехсот км в час. Весьма допустимо, русский экономический откат девяностых действует сейчас хорошей маскировочной завесой. Дежурящие в мировом пространстве империалистические сателлиты не способны различать с высоты все эти бесчисленные модификации Су-27. Кое-кого выдает разве что добавка переднего оперения, однако если приземлившийся на аэродром самолет вовремя накрыть сетью, то опознать уже не удастся. И потому сейчас турецких «Флаконов» ждут местами маленькие, а местами весьма увесистые сюрпризы. У каждого из «двадцать седьмых» четырнадцать узлов подвески. В момент снаряжения к полету, это дает семьдесят вариаций комплектации оружием. У авиатехников голова идет кругом. Тем не менее, натовские ДОТ-ы на границах России покуда не построены, так что вариации с подвеской корректируемых бетонобойных БЕТАБ-500 не отрабатываются. Поскольку трагические обстоятельства последних дней со всей наглядностью снова доказали правильность предсказаний давно помершего итальянца Дуэ, о том, что войны будут вестись преимущественно в воздухе, то основное вооружение Су-27 ракеты «воздух-воздух». Для них выделено восемь подвесок.
Итак, ракета Р-27ТЭ. Экая прелесть. По справочникам для гражданских лохох, дабы у них глаза пучились, можно пускать со ста тридцати километров. Как бы, уже сейчас. Головка самонаведения инфракрасная, то есть, прилетев куда нужно, умная ракета сама найдет чего-нибудь горячительное. Движок «Флакона» – F100-PW мощёй в тринадцать тысяч кг – самое то. Однако не стоит принимать турчаков за совсем уж идиотов, после раскатки русских аэродромов в хлам, их пилоты не заслуживают такого определения. Против инфракрасных подарков, выпущенных к тому же слишком издалека, всегда можно что-то предпринять. Если уж американские друзья доверили ребятишкам «Сентри», то всяческой мелочью, типа инфра-ловушек, они их должны были просто завалить. Потому лучше Р-27РЭ. Правда, этой придется подсвечивать, что тоже не есть хорошо, ибо демонстрирует возможности, да и просто присутствие нападающих ранее чем нужно. Конечно, из-за восьми подвесок наличествуют и другие вариации. Неплохо бы обкатать безграничное преимущество С-27 в маневре, то есть сойтись с «Флаконами» на дистанцию считанных километров и задействовать тридцатимиллиметровку ГШ-30-1. Песня рвущегося в клочья железа, рисковый пролет через облако ошметков – девятитонный корпус «Флакона» дуется в объеме, ибо его скрепленные доселе элементы почему-то выбрали разные направления движения. Но догнать F-16 получится не ранее, чем над Крымом. Мало того, что может подтянуться помощь, так еще чего доброго реанимируются и прочие украинские ПВО. Им на радарах до лампочки. Не отвечаешь «я свой» в положенном коде – получи что-нибудь увесистое, типа завалившей четырехмоторную тушу «Авакса» 5В28. Отложим тумаки с ближней дистанции до лучших времен.
Есть и другая, диаметрально альтернативная вариация – Р-77М. Это просто джин из бутылки. Привет от почившего в горбачевской суетне СССР. Весть из далекого будущего межгалактических войн за сплошной коммунизм во Вселенной. «Разрушители» и «чужие», всем встать смирно! Руки, щупальца и ложноножки – вверх! Оружие марки «стрельнул-забыл». ГСН сама себе светит-греет. Осел с морковкой на удочке бредет сквозь степной бурьян к месту назначения без остановок.
Короче, вариантов более чем. Учитывая количество подвесок с ракетами «воздух-воздух», умножая их на два, по числу истребителей, выводим солидную икебану результирующих сочетаний применения оружия. Но придавленному перегрузками летчику вовсе не нужно забивать голову этими n-мерностями. Наличествует успешно спрятавшийся за Ростовым-на-Дону летающий КП А-50. Это его операторам платят за прилив крови в голову не по случаю выполнения «бочки», вот пусть и напрягают извилины, и продувают нейронные каналы нервными импульсами. А мы тут, пожевывая невкусный кислородный мундштук, просто прочтем предписание поступившее по цифровой связи. Чудеса все той же, по странности осуществленной в реале, советской технологии эпохи Застоя. Хорош застой! Просто фотонная тяга, звездолет «Хиус» на взлете, в сравнении с теперешним «шаг вперед, два назад». Чудо заключено в том, что информация с собственного «барражёра» идет не только по прямой, осмысленными волнами эфира через воздух, а еще и через вакуум, используя передаточную шестерню искусственного спутника. Дублирующий вариант, на случай всяких «приколов» со стороны технологично подкованного противника. Согласитесь, свалить покоящийся на геостационаре ретранслятор достаточно тяжело. Тут требуются настоящие звездные войны.
Но тысяча четыреста км в час – хоть и не «Хиус» – «Земля-Венера», но тоже здорово. Ныне пограничное Азовское море – такое маленькое. Пора предпринимать какой-нибудь трюк с ракетами. Неадекватность технологии в том, что она не равномерна. Нет наката человеческого гения вперед, по всем пунктам одновременно. Пусть и не фотонной тяги «Соджорнер» давно катит по Марсу, а в Африке снова мрут от малярии и опять дохнут от известного всем многоклеточным уж полмиллиарда лет кряду голода. Но речь не о глобальных катаклизмах. В вооруженности Су-27 наличествует диспропорция. Шикарная бортовая фазированная антенная решетка, при всей своей накрученности, зрит истребитель не далее чем на сто км, то есть меньше, чем способна пролететь та же Р-77, а уж тем более бандура КС-172. Та пропрет четыреста километров, то есть, отсюда до Херсона, а уже там, нащупав что-нибудь летающее, воткнет в нее пару сотен из скольких-то тысяч наличных поражающих элементов. Может, стоит попробовать атаковать второй «Авакс», барражирующий к югу от Одессы, прямо отсюда? Уймем разгоряченную предчувствием душу. Тот вариант из семидесяти, где на подвеске пристегнута семьсотпятидесятикилограммовая «172» сейчас не используется. Кажется, таких изделий нет даже на аэродромном складе. Очень зря конечно, но вариантов и так предостаточно.
Итак, пошло дешифрованное ЦУ. Начинаем атаку. Прелесть фазированной БРЛС в том, что луч шарит в небе, направляясь вовсе не механикой. Электронное перераспределение полей великое достижение радиотехники. Луч можно перенаправлять воистину мгновенно, и даже множить, создавая в пространстве целую коалицию. При достаточных счетных мощностях бортовой электроники удается, не прекращая наведения оружия, обозревать пространство, выявляя новых противников, и даже, наводить ракеты на несколько целей одновременно. Что мы в данный момент и делаем. Причем, по указанию центра боевую атаку ведет только один «Су». Второй на подхвате, по-прежнему вооружен до зубов, на всякий пожарный случай. Так что атакует исключительно ведущий. Зато, сбросив в пространство шестерку ракет, он атакует все шесть целей одновременно. Причем, БРЛС подсвечивает только четыре «Флакона», приманивая стасемидесятипятикилограммовые Р-77. Два оставшихся отданы на откуп самостоятельному железу – Р-27РЭ. Конечно, боевое железо еще не эволюционизировало до уровня настоящего пилота. Могут быть накладки. Допустим, Р-27 перезахватит тот же «Файтинг Фалкон», что и «семьдесят седьмая». Ну что ж, тогда кому-то из турок повезет, а кому-то не повезет вдвойне. Жизнь, не смотря на изобильность эволюционного древа, не слишком разнообразна в вариациях конца конкретного индивида.
Иногда думаешь, ну ладно там бензиновые «бибипки». Ну сталкиваются, давят кого-ни-подади. Но ведь дорога вот какая узкая, их же целая тусовка, и несутся быстро, сколько могут выжать из своих карданно-взрывных передач. Но вот когда моря вокруг во все концы расплескалось – три четвертых площади геоида – тогда-то как? Как эти большие-пребольшие стотысячетонные массы умудряются пересечься в бесконечности водной плоскости, да еще так, чтобы проломить друг дружку ниже ватерлинии? Просто мазохистов каких-то капитанами назначают не иначе. Да еще и телепатов: надо же как-то им объединить усилия, за десятки морских миль одному другого почувствовать и разогнать танкеры с лайнерами в нужном векторе, чтобы уж наверняка ни как не тормознуть.
Конечно, всяческие архимеды талдычут что тут всего лишь физика. Мол, если два монстра на малую дистанцию в море сошлись, то сразу пиши пропало. Будто, вода между ними, как бы в узкой трубе, ибо суда движутся, а у работника патентной лавки Эйнштейна все относительно, и как следствие, море относительно буравящих судов неподвижно, или суда относительно океана – одна хрень, коя не слаще редьки. Ну, тогда конечно труба, пусть и без нижней стенки. А жидкости, учтите, чем быстрее текут, тем более в оных разряжение, что конечно, где-то там, в сторонке, входит в противоречие с тем, что жидкости несжимаемы априори. В общем, тут разряжение, а с другого боку судов – трубы шириной до африканского побережья, или даже до австралийского. Теперь, ясный пень, где ширше, там медленнее, а где медлительней, там давка по боле. И значит теперь не требуется быть детишками-индиго дабы докумекать, что если в левый борт давит вся вода до Африки, а в правый ничего, то судно с неизбежностью развернет и как впилит в соседа носом. Обычно кораблик поменьше таранит большего, есть такое правило, но не без исключений. В данном ракурсе диспута все вроде ясно-понятно, вот лишь чёртова теорема Гёделя о неполноте не дает уснуть во всезнании. Какого тогда рожна, торпедисты так долго возятся, прежде чем в кого-то попасть? И почему на фото-картинке явно видно, как танкер-заправщик с авианосцем под ручки здорово так, в любовно-шланговом объятии, по воде двадцать миль режут рядышком, и хоть ты тресни, не сталкиваются. Или их надо еще подразогнать, чтобы трубный эффект наконец-то сработал? У кого есть предложения по делу?
Однако то все в дальних просторах морей-океанов. Тот, кто видел порт, тем паче мариупольский, тот должен удивиться, почему здесь не таранят друг дружку сутки напролет? Ведь сутолока несусветная. Тут кран плавучий утягивают буксиром, там баржу с зерном, здесь сухогруз с какими-то дровами, а вот и контейнеровоз разворачивают, подгоняют к пирсу. Теперь ко всему этому еще примастырился тяжелый десантный корабль типа «Саруса-бей», а поблизости американский подарок LCAC, тот самый десантный катер на воздушной подушке что выкатывался намедни на Приморский бульвар, а возможно его близнец, если их в этой акватории пара.
Теперь судим-рядим дальше. Прикиньте, что в этой азовском Вавилоне кто-то из крупненьких действует навыворот. То есть, не только не собирается кого-то обходить, пропускать, сиреной трубить, предупреждая, и флажками махать, мол, дайте проход немедля, а наоборот, решил кое-кого протаранить? Тут уж…
Естественно, у него возникают проблемы. Нет, то, что он их сам ищет – это ясно-понятно. Проблемы в том плане, что если просто что-то таранить, то сложностей никаких. Покуда к чему-нибудь большому рулишь, парочку буксирчиков по дороге сомнешь. Однако вся сложность именно в выборке. Ведь требуется ударно воткнутся именно в турецкое транспортно-десантное судно. Тем не менее, порт Мариуполя не столь велик чтобы уж совсем заблудиться. С высоты капитанского мостика он охватывается взглядом запросто.
Ну а что же силы противодействия?
Позвольте, но что можно противопоставить десятитысячетонной махине движущейся по воде? Мало того, что намерения поначалу совершенно не ясны. Подумаешь, какое-то грузовое судно двинулось с места. Если конечно обратить внимание, что без буксиров, то в общем-то странно. Но в сущности… Это ведь не боевое судно. Но даже если бы боевое? Или, у турок в карауле телепаты, кои сразу ловят враждебно настроенные флюиды? Что делать-то? Разве в акватории стоит линкор, который способен залпом прошить несчастную перечницу «Академика Сулаева», а вторым залпом заставить ее развалиться прямо не сходя с места? Тут ничего такого не наличествует. Если турки чего и опасаются, то только нападения с воздуха. Мало ли, вдруг нокаутированная Россия уже очнулась и запылала жаждой мщения? Но расставленный поблизости, практически поперек Большой Морской улицы, «Хок» совершенно бесполезен в торможении барж. А уж тем более, переносные «Стингеры», ныне в обязаловку наличествующие на каждом турецком корабле. А пулеметы и скорострельные пушки? Они могут осыпать «Академика Андрея Сулаева» своим горохом сколько душе угодно. Такими мелкашками эту громадину не тормознуть.
Так что вся сложность для помощника капитана Александра Кузьминых заключается в проблемах соотношения инерции и опыта. Ему требуется мало того, что удачно отойти от пирса, оборвав по ходу крепящие тросы, а так же шланги все еще, по недавней привычке мирного времени соединяющие его с небольшим речным мазутовозом, явно не вовремя пришедшим из русской реки Дон, для перекачки нетто свои танков, в толстое брюхо «Сулаева», затем, без помощи буксира, совершить поворот почти на девяносто градусов, постараться не сесть на мель посреди акватории порта, затем снова несколько довернуть, и вот уже из этого положения успеть хоть чуточку разогнаться и воткнуться в «Карамурсел-бей». Здесь наличествует неприятная возможность не попасть в турецкий десантный корабль, а впилить в пирс, можно сказать, точнехонько в один их портовых маяков.
Естественно, если на борту «Андрея Сулаева» пожар разгорится хорошо и быстро, то, быть может, турецкий десантовоз воспламенится и без такой миллиметровой точности вождения, однако рисковать не хочется. Кроме того, в случае столкновения, корабли будет гораздо трудней поднимать со дна даже после пожара. Ведь помимо прочего Кузьминых очень рассчитывает, что надежно запрет выход из порта, по крайней мере, на месячишко. Да, к сожалению входных «ворот» двое. Запереть порт бесповоротно не получается. Но все-таки пропускная способность порта Мариуполь значительно понизится. Естественно, если пожарище разгорится на славу, то туркам вряд ли удастся уворовать в городе все запланированное штабами.
Четвертая власть:
«…народ постепенно просыпается. Можно сказать, осваивает „демократию“. Взяв на вооружение методы самой же „оранжевой“ и прочих подобных революций, их, так называемые, ненасильственные методы, жители города-героя Севастополя не позволили ни одному из солдат и моряков Североатлантического блока даже выйти из автобусов. В целом, учения блока были сорваны, не состоялись…»
Вот так дураков и учат. Вот эдаким образом дает им жизнь прикурить, загибая извилины прочь от идеалистической плоскости. А то, понимаешь, размечтались, раскатали губу – подайте карандаш-великан для закрутки. Напредставляли себе арсеналы – автоматы «Узи» ящиками – прямые авиа-поставки из палестин, Народное Ополчение с Вооруженным Сопротивлением. Как же! Только лопух мог после посещения ментовки и лицезрения происходящего там, купиться еще и на объявление. «Если на клетке с ослом написано „Слон“ – не верь глазам своим!» Каким пнем надо быть, дабы поверить в террористов, способных без одобрения свыше хозяйничать во всех районах миллионного города? И каким дубом требуется родиться, дабы узрев сию объяву – «прием с 7-00 до стольки-то» – не удивиться наивности новорожденного подполья. Ведь здесь, прямо-таки, приходи и бери тепленькими, цепляй бирку статьи об организации вооруженной банды. Или чего там у нас в мово-язычном кодексе имеется из подходящих пунктов прокурорского меню?
И к тому же снова полный облом по части боевых поединков. Теперь уж и на оружие не спишешь. Нет, понятно, что у тех детинушек в карманах, либо за поясом в обязаловку наличествовало что-нибудь стреляющее, или уж по крайней мере режущее. Однако они спокойно обошлись полученными от природы-мамы инструментами – руками, ногами. Правда, последние были не в босом виде. Зато Сергей Парфенюк, даже в таком соотношении, не идущем в сравнение с той ловушкой седьмого этажа общаги, не успел сделать совершенно ничего. Более того, когда его сходу двинули по уху, и голова отрекошетировала в сторону ближайшей стенки, грешным делом подумалось, что мол, именно так проверяются в Донецком Народном Ополчении навыки новых членов, перед тем долгожданным моментом получения ствола.
А что бы сделал по случаю таких событий действительно сообразительный и опытный человек? Ну пожалуй, слишком тертый жизнью посмеялся бы уже в фазе читки объявления. Возьмем пример более отодвинутый от идеала – просто умного мальчика.
Пожалуй, не в случае киношного ниндзи, на стадии избиения, когда два уставших за целый день работы – с семи утра, по графику – амбала начали метелить, отработанно прикрыв двери, дабы не спугнуть следующего героя-придурка, сделать было ничего нельзя. Однако воистину умный, заглянув в щелочку и увидав странно дежурящего у створки великана, не откликнувшегося на стук, да еще и второго такого же запыхавшегося, явно лишь секунду назад присевшего к столику, тут же бы сообразил, что дело нечисто. И сделал бы ноги.
В самом деле, в коридоре не водилось никакой охраны. Мелкий зазывала, предупредивший по внутреннему телефону мордоворотов о подходе нового объекта для обработки, он бы, во-первых, не успел выскочить из своего кабинета, а во-вторых, не представлял из себя солидное препятствие. Так что вполне получалось без помех добежать до входной двери и скользнуть во двор, мимо дежурящего снаружи сторожа. Ведь там, кроме этого охранника-швейцара наличествовало десятка полтора олухов, явившихся на зов о призыве. Что стоило, выбравшись из ловушки, гаркнуть о том, что здесь засада? Не уж-то два амбала, выскочили бы отлавливать кандидатов-добровольцев прямо на улице? Десяток даже неподготовленных юнцов вполне мог отбить печень им самим. Конечно, в здании имелись еще и другие слуги провокаторов, и естественно, со стволами. Но неужто, и здесь бы началась стрельба на поражение?
Короче, в некоторой вариации, то есть при большем уме, Парфенюк бы мог оказаться героем, а вовсе не лопухом. Зато теперь ему позволялось не торопясь усваивать новый урок жития на этой планете. Физиология памяти организмов основана здесь на эмоциях. Боль же – один из лучших эмоциональных стимуляторов. Так что новые синяки и шишки, а возможно и переломы костей, запросто помогали той самой закрутке извилин и выработке новых, столь потребных нейронным сетям, медиаторов. А то, что эти синяки с шишками не получалось потрогать, из-за скрученных веревкой рук, задействовало механику памяти еще более интенсивно. Это было явно не какое-то институтское подремывание на лекциях, а серьезная школа жизни. Вот только было неясно, выдадут ли по данному поводу хоть какой-то диплом.
Есть такая умственная штуковина – Множество Мандельброта. Известна математикам с физиками. Эдакая геометрическая странность. Некий узор, в сущности, предмет, повторяет сам себя в малых формах, а те в свою очередь, снова дублируются в мелкоте, и так дробится и дробится – нечто вроде дурной бесконечности: зеркало в зеркале – и рамочки в обе стороны до атомарного уровня. Вроде бы по одной из теорий сама структура пространства устроена таким же образом. Мол, штука эта – пространство, и дискретно и не дискретно одновременно. То есть, нет самого маленького кирпичика, где-то там, в районе дециллионной доли метра, который уже взять в руку, или там черпануть наперстком, и уверенно заявить: «Господа, перед вами то самое, менее чего ничегошеньки уже и быть не может. Вот она – глина господа Бога, из коей он вылепил все остальное и еще то, где все это помещается». Оказывается для каждого случая кирпич этот свой, и дробится под нужности, как приспичит. Черт возьми, получается, некоторые дядьки-зануды, что хотят памперсов вместо звезд, правы. Наука – кормушка для любопытных – паразитная штуковина. Ибо выходит, что те же физики-лирики, мечтатели поймать самую раз-элементарную из частиц, водят всех за нос. Нету этой «самой элементарной»! Дроби структуру вниз и вниз, лепи циклотрон из всей галактики, наматывай ее звездные рукава в качестве катушек, толку то чё? Получишь очередной прото-кварк с полосатым спином, но и его, вроде, можно раскатать, если выгнуть синхрофазотронной дугой скопление Волос Вероники. Будем выгибать? Задача не слабая; хватит до коллапса и тепловой смерти Вселенной.
Но ладно, то домашняя зарисовочка на следующую миллиардолетку и в рамках глобализации Великого Кольца. А сейчас собственное Множество Мандельброта делал Александр Кузьминых с помощью условно подвластному ему «Академика Сулаева». Он творил этот феномен в тесноте Мариупольского порта. Где здесь Мандельброт, и где произвольно смещаемые дискреты пространства, скажете вы? Естественно, лишь в том плане, что каждому масштабу своя задача. Где-нибудь в акваториальных джунглях порта Нью-Йорк «Академик Сулаев» смотрелся бы ныне буйной букашкой. Что там те несчастные десять тысяч тонн, когда к пирсу пристыкованы пассажирские лайнеры по восемьдесят, и если надо причалит «Энтепрайз», или танкер класса «супер». Так что дабы в гавани Нью-Йорка произвести сходный эффект Александру Рудольфовичу пришлось бы снимать с места некую «Куин Мери 2» или набитый самолетами «Нимитц». Так что здесь был маленький элемент множества Мандельброта, микро-слепок от возможного происшествия в порту покрупней.
Понятное дело вначале на подвижку «Академика» обратили внимание турецкие патрульные находящиеся ближе. Поскольку «Сулаев» отправлялся в свое последнее плавание, то Кузьминых не было никакого смысла беречь его борта и крепящие приспособления для долгих далеких странствий. Да и не смог бы он в одиночку «отдать концы», это был все же элемент Мандельброта второго уровня, а не какой-то из последующих внучатых, в плане причаленной шлюпки. И кстати, повезло, что «мазутник» «Герасим Петрусевич» еще за день до этого отсоединил свои шланги – в суете продолжения перекачки оказаться одному на борту никак бы не получилось. Когда толстенные… вовсе не тросы, а канаты – никак не сдающийся времени отголосок парусных времен – натянулись, а затем начали соревнования в прочности с палами, патрульные схватились за оружие. Но куда стрелять, когда борт возвышается над причалом и в пределах видимости нет ни одного врага? Может быть, палить просто так, по железу? Однако даже выходцам с предгорий Тавра заступившим на дежурство пояснили, что такое танкер, и что у такого типа судов внутри. Конечно, ради выполнения боевой задачи хороший солдат обязан применить все доступные средства. Так что, возможно, кто-то из караула пытался перебраться на борт отходящего судна по канатам. Александр Кузьминых не мог со своего рабочего места обозреть все и вся, и понимал, что если какой-нибудь янычар все же заберется на палубу, то без всяких проблем нейтрализует взбунтовавшегося одиночку. Было ли незнание в данной ситуации мешающим фактором? Скорее наоборот – стимулирующим. Кузьминых торопился, ему надо было многое успеть до того, как порт пробудится от сирены. В конце-концов, здесь имелось более чем солидное количество катеров, годных для абордажа «Академика Сулаева». Что конкретно получится предпринять, если враги взберутся на палубу, будет ясно в зависимости от момента, когда это наступит. Если такое произойдет в средней части задуманного маневра, то лучшее, что возможно, это направить танкера на мель, или на ограждение искусственной гавани. По крайней мере, это добавит захватчикам головной боли со снятием, или даже восстановлением корабля. В худшем варианте, будет серьезное повреждение бортов. Конечно, экологическая катастрофа с разливом мазута в акватории порта не есть хорошо, но не уж то, наглое воровство украинского добра за рубеж лучше? И вообще, экологических последствий не получалось избежать даже в случае стопроцентного исполнения задумки. Значит переживания типа «птичку жалко» были и ранее и сейчас абсолютно лишними. Долгие философствования почти всегда обрекают участников на роль пассивного наблюдателя. Александр Рудольфович Кузьминых был в настоящий момент в другом качестве.
Невольно, или в силу профессионального призвания он ассоциировал себя с собственным танкером. Именно он сейчас разгонялся кормой вперед стремясь вписаться в проем искусственных отмелей. Далее, по выходу в самую свободную часть порта следовало переключить машины с «полного назад» на «полный вперед», умудриться погасить импульс, перед тем до жути легко справившийся со швартовыми. Затем следовало, маневрируя и рулем и машинами, отвернуть влево и снова разогнаться. Наверное, никогда и никто не производил столь опасных маневров в этом спокойном, не крупном порту. Танкер в десять тысяч тонн вовсе не глиссер, все подобные пируэты он производит только под управлением буксиров.
Однако Кузьминых усложнял свою задачу еще более. Сейчас его действия не сводились только в маневре по поверхности гидросферы, он задействовал гидродинамику еще с одной, совсем неожиданной стороны. Одновременно с перемещением корабля во внешнем мире, он осуществлял перекачку мазута между его внутренними танками. В настоящий момент, выставленные на полную мощь помпы топливоподачи осуществляли переброску горючего из переднего танка в последующие. Этот гидродинамический маневр вершился вовсе не забавы для, или дабы изменить какие-то из мореходных качеств «Сулаева». Александр Кузьминых не делал таких опытов в натуре, но из теории четко ведал, что соляра не есть легко взрывающаяся субстанция. Она производная нефти, но вовсе не бензин или керосин. Да, пожалуй, для его целей действительно гораздо лучше подошел бы авианосец. Вот где легких фракций нефти хоть отбавляй.
Сейчас Кузьминых благодарил судьбу, что работал по найму на достаточно «продвинутом», но в то же время не предельно современном корабле. На чем бы еще он сейчас мог бы производить одновременно столь различные операции из одного помещения? На чем-нибудь древнем пришлось бы иметь сейчас целый штат бывалых матросов. Требовалось бы орать в микрофон команды: «отверни вентиль такой-то и подай ток туда-то», да еще спрашивать показание манометров, размещенных где-нибудь палубой ниже. Ныне все эти промежуточные операции спокойно и размеренно вершила автоматика. А вот почему Александр Рудольфович радовался, что корабль не самой последней модели было тоже любопытно. Оказывается все сегодняшние танкеры, в поклоне неким европейским конвенциям, в обязаловку двухкорпусные – именно в предупреждение тех самых экологических бедствий. А поскольку захваченное Кузьминых судно далеко не катер на подводных крыльях, то еще неизвестно удалось бы разогнаться так, чтобы надежно повредить дополнительную защиту. Все же в диком капитализме Украины, с его плевками в сторону экологических норм, иногда выковыриваются определенные плюсы. В общем, совершено не сознавая, что творит, танкер «Академик Сулаев» готовил себя к самоуничтожению. Весьма вероятно, заодно с собой, он прихватит и маленькую, повелевающую им букашку – помощника капитана А.Р. Кузьминых.
Вообще-то, умирать Александру вовсе не хотелось. Впрочем, не жаждалось ему и гробить собственное судно. Никогда до того он не служил на столь мощном. И что же, надо предложить свои услуги турчакам для транспортировки своего любимца в Стамбул? Дабы хотя бы еще несколько дней подержаться за рукоятки и тумблеры управления? Быть может, в награду его бы оставили там в качестве раба. Эдакий гребец на галерах нового тысячелетия!
Однако Александр Кузьминых собирался обмануть судьбу. Как не любил он «Академика», но умирать вместе с ним все равно не хотел. Естественно, он надеялся на взрыв и пожар, как результат столкновения. Все же мнущие и таранящие друг друга тонны и тонны металла обшивки и шпангоута должны были высечь какую-то искру, так? Если полупустой передний танк, точнее, просто отсек, успеет насытится парами, то, чисто теоретически, в передней части «Сулаева» шандарахнет вакуумная бомба. Кузьминых не побывал в Афганистане, где подобное вроде бы применялось: Афган не граничит с морем, и уж тем паче с Балтикой, где в свое время повезло служить Александру. Из меркантильных расшаркиваний перед собственным прошлым, любому нынешнему пиву Кузьминых предпочитал ту самую «Балтику». С точки зрения упрощенной географии, Стамбул находился дальше от Балтики, чем Мариуполь, однако любой моряк ведает, что в действительности, столица Турции, конечно же, ближе к Балтийскому морю. Тем не менее, даже по такому поводу прислуживать захватчикам, и вести туда корабль, не хотелось. Сейчас помощник капитана «Академика Сулаева» готовил завладевшим портом турчакам огромаднейший сюрприз.
Четвертая власть:
«…у активистов молодежной организации „Пора“, пытающиеся блокировать новый внеочередной съезд в Северодонецке, не получилось отделаться только синяками, имеются и серьезные травмы. Главврач города подтвердил: более десяти человек были доставлены в больницу с черепно-мозговыми травмами…»
Мировая наука как-то быстро, явно преждевременно, отмахнулась от телепатии. Прямо какой-то сговор нобелевских лауреатов по физике. Не фиксируют они никаких излучений – хоть тресни. Математиков вот не спросили. Еще бы, кто их слушает в нобелевском комитете? Покойный господин Нобель был на данных товарищей весьма обижен: его знакомый математик успел не только на фронте формул, а еще и по женской части. Умудрился уволочь у миллионера Нобеля жену. Может, и не на все время, ну так эффект-то адекватный. Теперь математики маются, кто ощущает многогранность мира перебегают в физики, ибо на чистой алгебре никак не получится урвать у шведов полтора «лимона» «зеленью». А что касается передачи мысли, то на сей счет у товарищей от арифметики свое личное, озаглавленное стариком Платоном мнение. Существует, мол, на белом свете, точнее, за его гранью, мир идеальных математических образов, теорий и гармоний, и вот оттуда, через мозги, протянута линия передачи, оттуда и перебегают в наше бренное житие всяческие озарения, дабы не окочурились мы от скуки. Чем, понимаешь, не телепатия?
Конечно, сейчас турки ставили эксперимент не слишком чисто. «Передатчики» и «приемники» могли наблюдать друг друга. По крайней мере, большинство. Затея с завязыванием глаз забуксовала где-то на нижнем этаже исполнителей. Какой хрен было возиться? Разве кто-то здесь вершил преступление? Исполнялся приказ. Оттранспортировать живой груз от пункта А в пункт Б. Или какие там буквы адекватны в мусульманском мире. Так что конечно, те, кому не напялили черную пиратскую повязку, либо у кого она сползла, были вполне в состоянии перемигиваться, выстраивать веками азбуку морзянкой. Наверное, для этих функций лучше бы подошли женщины, им от природы дано сигналить взглядом. Но ведь все равно, внеязыковая сигнальная система! Потому как, может с глазами конвоиры и не доработали, но зато с руками и ртами вполне так постарались. Хотя соображают. Сказать, что руки стянуты – совсем уж не шевельнуть – будет отклонением от факта. Соображают. Стоит часа на четыре перетянуть так, чтобы не поступала кровь, и использовать рабов по назначению не выйдет. Не в давешние же нобелевские лауреаты их в самом деле готовят. Безрукого, безногого калеку – куда его?
Короче, идет обмен мыслями, ибо рты заклеены американским изобретением – скотч. Поскольку горе-ополченцы размещены вполне так с комфортом, рассажены в автобусе, хотя вполне могли бы оказаться свалены грудой в рефрижераторе, то получается вертеть головой, выискивать человеко-приемники для передачи шифровок. Вообще-то все шифрограммы до жути просты. «Братцы, как же это нас угораздило?», «Куда нас теперь?», «Что с нами будет?». Но порой попадаются телепотемы не запросного характера. В плане сопоставления со звездными переговорами Великого Кольца это бы соответствовало величавому гласу суперцивилизаций, кои уж давно преодолели все внутренние кризисы и ныне могут обучать братьев своих меньших философскому видению сути. Данные телепатические послания идут от седоватого, но крепкого дядька. На фоне остальных мальчишек, мигрирующих в возрастной категории двадцати годков, он, и правда, смотрится умудренным жизнью старцем. От его зрачков распространяется уверенная сила. «Не волнуйтесь, сынки, и не впадайте в панику», – вот примерно о чем постоянно радируют его зрачки, а так же телепатический локатор размещенный под черепной крышкой.
Поскольку он является соседом Сергея Парфенюка по сиденью, то кроме подмигивания, может передавать еще и тактильные ощущения. Но что не очень понятно, на молчаливые призывы Парфенюка, попытаться сделать в окружающем мире что-нибудь реально-ощутимое, допустим, развязать руки, или разбить головой автобусное стекло, дядя с заклеенным ртом ответствует, что мол, не надо, время для подобных акций еще не пришло. Может быть, действительно так и есть? Потому как тот, кто не полностью погрузился в субъективность переживаний на почве обретенных намедни синяков, сотрясений мозга, неудобств сцепленных рук, а так же вынужденного дыхания исключительно носом, в связи с заклейкой рта, пронаблюдав поведение конвоиров внимательно, пришел бы к выводу, что с некоторого времени нервозность их поведения повысилась на порядок. Конечно, не зная языка, никак бы не получилось догадаться о причинах, разве что, в общем, типа, какие-то планы свернули не туда.
Но и в самом деле, требовалось значиться гением или сумасшедшим, дабы в информационном вакууме плена привиделась реальная причина происходящего кризиса. Откуда простым ребятам, явно не владеющим навыками Нострадамуса, ибо иначе они бы не попали в тутошнюю переделку, было узнать о более чем успешной танковой атаке на аэродром «Донецк», из-за которой планы турок по быстрой транспортировке рабов авиацией рухнули. Теперь требовалось перестраивать цепочку работорговли, вести ее кружным, куда более извилистым путем. Но может быть, это оказывалось лучше вариации отмены транспортировки напрочь? Ведь тогда, ненужный более человеческий товар, обратился бы не просто в обузу, а в скопище весьма опасных свидетелей. И кстати, не только по отношению к иноземным работорговцам, но и к представителям местных мафиозных структур. Следовательно, с некой точки зрения, горе-ополченцам еще повезло. Их решили переправить по морю, то есть через вроде бы захваченный порт Мариуполь. Поскольку он находится в этой же Донецкой области, то от центрального мегаполиса до него всего сто километров. Железная дорога в рассмотрение, конечно, не бралась, и даже не по случаю того, что была теперь полностью парализована. Стало бы попросту смешно транспортировать пленных электричкой. Вполне хватало автобусов. Таких средств перевозки у оккупантов был сейчас полный город.
Может быть, сосед Сергея Парфенюка в отличие от неопытной, паникующей молодежи ловил телепатемы из будущего, или все-таки наладил связь с миром Платона, и потому знал, что суетиться не стоит – всему свой черед? Или это был очередной провокатор-шпион, заблаговременно внедренный в среду пленников? Теперь, после многочисленных проколов, вполне получалось рассмотреть и такой сценарий. К тому же, всеобщее предательство окружающей реальности просто било по глазам. Чего стоил хотя бы спокойнехонький проезд колонны автобусов с пленными через посты ДАИ – «Державное авто-инспэкции». Через край приоткрытой ветром шторины Парфенюк вполне четко видел, что гаишники на посту вооружены «калашами». Однако вышедший к ним навстречу террорист-иностранец, притом так же вооруженный, но другим типом автомата, погутарил с оными вполне мирно. Возможно, в результате беседы что-то даже передалось из рук в руки. Вероятно, вполне так кругленькая сумма в конвертируемой валюте. Интересно, во сколько все же точно оценивался проезд автобусов, набитых юными дураками города Донецка? Спросить не получалось, а связь со всеведающим миром Платона не устанавливалась. Однако лично свою туповатую голову Сергей Парфенюк оценивал теперь не слишком дорого.
Четвертая власть:
«…планы Североатлантического альянса втянуть в свою сферу Украину снова потерпели крах. Каким же еще словом можно это обозначить? Взять, к примеру, случай с поставкой оборудования связи для перевооружения украинской армии на стандарты НАТО. Кстати, данная аппаратура поставляется, само собой, не бесплатно – пока что – в долг. То есть, и ваши и мои дети, и – кто знает? – может, и внуки будут еще за все это оборудование платить. Так вот, вся данная техника была вывалена активистами на одной из железнодорожных станции, еще до прибытия к месту назначения, очень грубыми методами выведено из строя, а затем кое-как втиснута обратно в контейнеры. Причем, ни один военнослужащий из сопровождающих груз не пострадал. Их просто очень настойчиво оттеснили в сторону женщины активистки. Тут снова те же самые методы ненасильственной борьбы. Разумеется, никто не собирается платить ЦРУ авторский гонорар…»
Так вот, сам Кузьминых умирать не собирался. Хотя конечно понимал – сложности, с уклонением от судьбы, возникнут. Здесь образовывалось большое дерево возможностей, с гарантированно великанским числом неизвестных. Во-первых, было неясно, случится ли взрыв на самом деле? Если он не случится, план, конечно, выгорит в досадную мелочевку. Однако не угодив в пламя взрыва, Александр сиганет за борт и поплывет куда-нибудь подальше. Ныряет он неплохо, и имеется шанс, что в общей суматохе удастся добраться до берега незаметно. Хотя, естественно, патрули, с повышенным вниманием к службе после ЧП, пристыкуют в вероятность спасения большой прицеп приключений. Вовсе не исключена героическая смерть после мучительных азиатских пыток. Ведь Турция, хоть и мостится к Европе, и даже входила в военных блок атлантистов, тем не менее, расположена-то в Азии. В варианте взрыва, вероятность смерти от ударной волны, или ожогов не совместимых с жизнью, а так же сочетания разных факторов, возрастала. Но в случае, если простая удаленность от форштевня до кормовой надстройки, где расположился Кузьминых, даст хотя бы некое количество секунд, тогда удастся очутиться за бортом и отплыть прочь еще до того, как растекающийся мазут создаст никем не заказанную, дополнительную прослойку между водой и воздухом. Конечно, в случае горящего нефтепродукта, возможность не изжариться и не задохнуться весьма мала – Кузьминых был не дилетантом, а моряком, он ведал статистику выживания в серьезных авариях на море. Но зато из-за пожара и дыма поверхность воды будет хуже наблюдаться и вообще некоторым станет не до нее. Тогда получится уйти прочь незаметно. Ладно, все эти гадания должны провериться в ближайшие минуты.
«Академик Андрей Сулаев» уже вырулил кормой, чуть не врезался в ограждающий порт мол, но умудрился погасить скорость. Это было произведено так грубо и с таким напряжением ходовых валов, что если бы механика «Сулаева» была не просто автоматизированной, а по-настоящему живой и думающей, то восстание ходовых механизмов стало бы неизбежным: нарушитель канонов А.Р. Кузьминых умер бы страшным образом, раздавленный какими-нибудь клапанами и шатунами. Да и вообще, будь на месте вахтенного начальника кто-нибудь другой, Александр, узрев, как замигала пурпуром пультовая индикация, сообщая о запредельных нагрузках, самолично бы врезал неумехе по уху; причем это только тут же, сразу на месте. Но сейчас было совсем некогда корить себя за плохое сбережение техники, да и не для чего ее самую беречь. Для «Академика Сулаева» вернулось время триер, он со всей основательностью готовился к таранному удару – разгонялся.
Четвертая власть:
«…попытки провести „народный“ референдум в городах и поселках Львовской области натолкнулись на сопротивление местных администраций, подкрепленных силовыми акциями. Причем не только со стороны органов правопорядка, но и со стороны организованных групп гражданских лиц. Несколько таких столкновений привели к трагедии. Двое сборщиков подписей против НАТО попали в реанимацию и оттуда уже не вышли. Еще трое участников проекта „пропали без вести“. Причем милиция города Червоноград, где это случилось, не желает даже принимать заявление и открывать дело по данному поводу. Налицо явное…»
Что значить действовать не вовремя, или вообще действовать по своей инициативе, все в автобусе теперь ведают. Один из впереди сидящих, довольно далеко от Парфенюка, вне пределов ауры успокоительной телепатии взрослого дяди, все же решился на освобождение. Как раз около очередного ДАИ, когда чеченец вышел подать гаишникам это самое «Дай», парень начал биться головой о стекло. Сергею не было видно, удалось ли ему это стекло расколоть, или лопнуло оно позже, когда подскочивший по проходу конвоир огрел бунтовщика винтовкой. В момент замаха он умудрился зацепить еще кого-то невиновного, а в процессе серии ударов все-таки высадил это самое стекло. В ДАИ сразу всполошились. Из домика выбежал дополнительный автоматчик. Парфенюку подумалось, что сейчас вот как раз и начнется взаимная пальба, в процессе которой автобус станет буфером, и его изрешетят разом с пассажирами. Однако утряслось. Но наверняка инцидент стоил главному сопроводителю дополнительной пачки наличности, ибо сразу по возобновлению движения он начал что-то горланить на своем чеченском в свою, вполне исправно действующую в отличие от «мобилок», «воки-токи».
Следует предположить, что оставшийся где-то в Донецке СГЧ – самый главный чечен – сделал сопроводителю нагоняй за растрату. Ибо после выслушивания ответа, его подчиненный некоторое время бубнил что-то всем конвоирам, а так же, по странности, одетому вовсе не в форму, а джинсы и футболку, но с такой же чеченской внешностью, водителю. В процессе тирады, главный сопроводитель и казначей катания в автобусе все более заводился, бурел лицом, ибо по случаю его генетически данной смуглости краснеть у него не получалось. В конце-концов он, похоже, довел себя до искупления, ибо по его короткому выкрику автобус вдруг встал как вкопанный.
ГАИ-ДАИ поблизости не наблюдалось. По-правде, не наблюдалось вообще ничего. Хотя поначалу было не разобрать, ибо всех пленников по инерции бросило вперед. Очень неудобно проверять исправность законов физики, используя себя самого в качестве реактива. Особо неудобно, втюхиваться лицом в переднее кресло, когда держаться нечем. Подчиняясь болевому импульсу, Сергей Парфенюк как раз хотел попереживать за свой нос, когда его дернули за сцепленные позади руки. То был сосед – дядечка Подсадная Утка. Дядечка боднул переднее кресло боковиной черепа, однако в его озорном подмигивании Парфенюк наконец-то прочел инструкцию дальнейших действий.
Когда они откинулись обратно к спинкам, Парфенюк повернулся боком, связанными руками в сторону дядечки. При этом он громко стонал. Нос, между прочим, и правда болел ужасно. Стоны скрасили болевые синдромы, более того, Парфенюк с удивлением ощутил, как по губам что-то закапало. Идеализм начал работать под ручку с материализмом – из носа текла кровь. Очень требуемая маскировка, ибо всю дорогу автоматчики строго следили, дабы пленные сидели ровно. Поскольку дядя повернулся в своем кресле другим боком, то теперь их сцепленные руки могли касаться друг друга. Правда, Парфенюк ощутил это не сразу, похоже в отношении его кистей вязальщики перестарались.
Оказалось их маленькое бунтарство маскирует не только хлипкий нос Парфенюка. В передней части автобуса было довольно шумно. Конвоиры выволакивали в проход провинившегося парня. Он оказался здоровым накачанным мужичком: можно было предположить, как с ним намаялись давешние «ополченческие» детинушки за номером «1» и «2». Теперь, не слишком рослые конвоиры тоже напрягались свыше меры. Некоторое время парня метелили прикладами. На фоне этого внепланового избиения, расквашенный нос поник в статусе до уровня причуды. Однако получивший нагоняй, а возможно и денежные вычеты автобусный главком, на этом не успокоился. Поколоченного, но по странности еще пытающегося шевелить конечностями мужичка потащили вдоль прохода к задней двери. Парфенюк не сразу сообразил для чего, ведь до передней им было рукой подать. Оказывается, на полу, позади, оставалась кровавая дорожка. Эти чеченские конвоиры были до жути опытны. Зачем, в самом деле, надо было пачкать передние ступени пассажирского транспорта, если по ним вполне мог подняться для контроля очередной «даишник»? К тому же, так, их умиротворяющей работой могли полюбоваться все пассажиры, что имело свое отражение, как в воспитательных, так и в познавательных целях, тем более со встроенной функцией ретроспективного осмысливания. Ведь поначалу никто не додумался, что этого паренька все они видят последний раз.
Невезучего бунтовщика выволокли наружу. Но на сем его путешествие не закончилось, как надеялись некоторые. Теперь его транспортировали по обочине. Скорее всего, уже с конкретной целью, продемонстрировать остальным, последствия восстаний. Сидящий спиной к происходящему Парфенюк наблюдать действо не мог, но похоже, соседский дядечка тоже, не смотря на гораздо более удобный обзор, не наслаждался зрелищем. За это, в общем-то короткое время, он сделал невероятное – с помощью только лишь пальцев сумел распутать, а то и разорвать – кто знает? – стягивающую кисти Парфенюка веревку. Правда, отягощенный впечатлениями Сергей понял это, только когда чужие мощные пальцы больно ущипнули его за мизинец. Все правильно, долг требовал адекватного ответа.
Все остальное время стоянки автобуса Парфенюк был занят по уши. Не меняя позы, он распутывал веревочные узлы. Это было очень сложно: он никогда не делал такого воочию, а уж не глядя и за спиной – тем более. Однако происходящее поблизости, о сущности коего он мог покуда только догадываться, подстегивало желание напрягаться, и торопиться что есть силы. У них наличествовала только одна возможность, и именно сейчас. Все конвоиры, как и все пассажиры, способные повернуть головы в нужный ракурс, были заворожены зрелищем. За освобождение верхних конечностей, милостивая Вселенная брала плату не непосредственно с Парфенюка и его соседа, а с другого, постороннего человека.
Пока Сергей Парфенюк распускал узелки, парня, разбившего автобусное стекло, оттащили не далее полусотни метров от трассы, а затем расстреляли. Потому к моменту, когда разгоряченные чеченские конвоиры возвратились, и Сергей, и его сосед, сидели на своих местах ровненько и тихо, как и все остальные.
Им повезло, никто не стал проверять надежность сбруи пленников. Произведенная экзекуция, видимо и без того считалась избыточной профилактикой побегов.
Четвертая власть:
«…почти ежедневные столкновения активистов молодежных движений „натовцев“ и „анти-натовцев“ на окраинах Киева, по весьма грубым прикидкам медиков, привело за месяц приблизительно к четырнадцати смертельным случаям. Еще около десяти молодых людей скорее всего останутся инвалидами насовсем. Не пора ли…»
Его цель – десантный корабль «Крамурсел-бей» – совершенно не ожидает подвохов судьбы. Кто-то там, на его обширной палубе суетится. Может, грузят что-то краденое и емкое? Подобная деятельность сейчас несущественна. Главное, в сторону «Академика» не повернута ни одна из автоматических пушек. Эти простые азиатские ребятки все еще ждут нападения с воздуха – евро-азиатская страна Россия считается у них главной опасностью. Наивные котятки без воображения. Уведите взгляд от экрана и осмотрите портовую скуку вокруг! Если бы они знали, то, наверняка, уже изрешетили бы рубку управления «Сулаева» своими «вулканами»: или что у них там? Может быть, впулили бы пару ракет. Интересно, сказалось бы подобная активность на законах инерции? Все-таки, если бы ведали, то бросили бы все погрузочно-разгрузочные работы и сами сиганули бы за борт, или чесанули по пирсу, подальше от своего окончательно приплывшего «бея»?
Итак, «Академик» направлен на цель, и вряд ли какие-то внешние процессы уже способны изменить вектор. Может, стоит уже сейчас, покуда не поздно, отправляться в синее море вплавь? Конечно, хотелось бы досмотреть и доучаствовать до конца, но…
Александр Кузминых почти решается, когда внешний мир внезапно напоминает о себе. Узость мышления, вероятно обусловленная выбранной профессией, тоже ограничивает воображение. Ведь в первичной продумке, ожидались каких-нибудь обстрелы и абордажи с катеров, а тут… Опасность пришла совершенно из другой сферы. Над мостиком «Академика Сулаева» зависает боевой вертолет.
Кузминых начисто забыл о подобном факторе. Оказывается, он ничуть не мудрее азиатских ПВО-шников, которые все еще обозревают небо в поисках русских посланцев, класса «воздух-поверхность».
С вертолета – он знает тип – OH-6A «Хьюз», такие используются и для поиска-спасения тоже – похоже, что-то вещают. Это, конечно, они совсем зря. Не смотря на медлительность «Андрея Сулаева», сравнительно с летающей машиной, он обладает громаднейшей инерционностью и к тому же продолжает и продолжает ускоряться: машины трудят винты с запредельной нагрузкой. Однако теперь начисто отметается вариант покидания судна до момента «Z». Какой толк падать за борт, если над тобой висит «Хьюз»?
В последний момент, когда все предрешено окончательно и бесповоротно – т. е., когда стакан уже сорвался со скатерти, испытывает невесомость – одно «G» в секунду за секунду – и только не ясно, на сколько частей расколется по прибытию на место, – в OH-6A вдруг очухиваются и начинают осыпать кабину тем самым, давно ожидаемым. Короче, ни себе, ни людям. В том плане, что ни самим посмотреть – а у них ракурс сверху вообще изумительный, ни Александру полюбоваться. В апогейный миг, он полеживает возле пульта управления. Но вроде, покуда, не зацепило, так, лишь стекольные ошметки по полу, а в ушах звон-перезвон. Почему-то кажется, что вертолет все же неким силовым полем затормозил «Академика». Теперь ходит над палубной надстройкой, примеряясь с какой бы стороны создать в ней новые кратеры. Александр Рудольфович не ведает о запасе патронов в вертолетных сусеках, но доподлинно уверен – еще до их выскребания «Хьюз» найдет щель, через кою получится сделать из единственно живой на судне протоплазмы маленький дырявый друшлат. Так обидно, тело росло, потело, соскабливало волосы одноразовым станком, и вдруг… Хотя, разумеется, оно ведь в тоже время независимо обновлялось. В смысле, то, что сейчас есть А.Р. Кузьминых когда-то им не было. Биологический комбинаторика конструкта «Лего» все время трудится, молекулы постоянно меняются местами. Вот только что в составе живого были эти, а ныне… Ныне основное количество из них станет навсегда неживым. Хотя, не все сразу. Втихомолку рассказывают, будто у покойников еще долго растут волосы и ногти? Как на счет такого трюка под водой? И кстати, почему навсегда? Рыбки, червячки, мухи, личинки… Его молекулы снова включаться в круговорот. Если… Ах да, нечто сейчас должно взорваться! Похоже…
Никакой звуковой аккомпанировки не присутствует. Тело Кузьминых, прямо в таком – горизонтальном – положении приподнимается в воздух… Неужели сшестеренные пулеметы OH-6A вскрыли потолок и к консервной банке «Сулаева» теперь наклонился втихомолку подкравшийся плавучий кран «Илья Муромец», ныне «Философ Сковорода»? Но в кране, и его большом цепном электромагните – которого некоторые в порту побаиваются, ибо в журнале рассказали, будто нейронные шарики в голове могут притянуться куда не следует и получится амнезия – проходит какой-то сбой – груз, коим значится А.Р. Кузьминых летит не вверх, а куда-то не туда. Наткнуться на заднюю стенку мостика управления неприятно. Однако терпима или нетерпима эта боль горизонтального падения, выяснять некогда. Гребенка синусоид новых ощущений наваливается на органы чувств, уплотняется – нужна срочная помощь специалистов в селектировании информации. Перепонки уже забиты, нервные узлы взаимодействующие по тактильному профилю – тоже самое. Апофеоз гармоник и нарастание логарифмической шкалы децибел – все втуне. Бессмысленная растрата палитр окружающего мира, так потребная тонким натурам для последующей многократной прокрутки через гипофиз и обратно. Рецепторы Кузминых уже наелись досыта. Ан нет, еще не совсем. Ощутима нехватка по каналу визуального ряда. Александр Рудольфович вскакивает и пытается бежать, все время падая, и натыкаясь на откуда-то явившиеся большие предметы. Похоже, где-то в неизмеримых далях форштевень, а скорее всего уже и мидель «Андрея Сулаева» прессуется гармонью. Неужели пришлый десантовоз типа «Заруса-бей» столь прочен? Или «Академик» уже продрался сквозь его брюхо и теперь аннигилирует о причальный пирс? Такое не столь обидно, все же причал свой – украинский.
Был ли все-таки взрыв? Или все интересное просто пропущено, а этот жалкий шмат дыма в стороне просто отголосок – вторично-третичный солитон? Кузьминых наваливается на дверь, спотыкается о комингс, катится куда-то по лестнице. Странно, опять новые ощущения: в рецепторах произошел сброс и обнуление – готовность к приключениям у нас в крови. Давешний «Хьюз» куда-то провалился. В смысле, исчез. Может, его катапультировало взрывом в другие миры?
Нет, на счет взрыва – торопливые выводы. Эти чудеса трюмных вакуумных бомб впереди. Первая ухает, как раз в момент, когда Александр, наконец-то справившись с, на вид простой задачей, «переползти поручень за конечное время», пикирует в странно тихую воду. Любоваться буйством стихии огня не получается. Ну, а вода – мир неправильный – даже звуки там какие-то не эдакие.
Четвертая власть:
«…будем говорить прямо. Против кого в первую очередь направлено НАТО? Естественно, против России. Теперь посмотрите на карту Европы. Объясните, как вести войну с Россией, имея с ней общую границу только в Прибалтике и Норвегии? Немцы в сорок первом наступали по всему фронту от Баренцева до Черного моря, и вот тогда почти получилось. В нынешнем случае, при, к примеру, нейтральной Украине, придется действовать только с одного фланга. Можно, его лишь чуть расширить „переварив“ по дороге Беларусь. Рискованно вести столь длительную компанию связавшись с атомным монстром. Посему, без Украины все штабные планы Брюсселя по ведению сухопутной, да и воздушной „анти-русской“ войны обречены на провал. Само собой понятно, имеется в виду, оружие сегодняшнего дня, а не какие-нибудь роботизированные войны середины нынешнего…»
Победа в этой жизни остается за тем, кто способен сочетать два противоречивых качества. Стойко и спокойно ждать удобного случая, нисколько не паникуя, от того, что мол, время вышло, или вдруг этого случая никогда не предвидится, и все, оказывается, на свете зря, и… Далее, с повышением октавы паники. А с другой стороны, при самой мимолетной улыбке госпожи Удачи, тут же ловить нить и крепко наматывать на палец. Но истинные мастера могут еще кое-что. Они настоящие триггеры. Поймав удачу, они не транжирят ее попусту, а снова уверенно переключаются в режим ожидания. Есть в них что-то от пауков. Теперь они в предвкушении следующего такта, когда накопленный уровень получится реализовать сполна. Это восхождение по лестнице, такое надо уметь.
Совершенному недотепе в таких вопросах Сереже Парфенюку теперь приходится обучаться триггерым функциям. Это крайне сложно. Потому как после освобождения рук, он ожидал от обремененного опытом соседа каких-то новых лихих выпадов. Однако дядечка повел себя очень странно. Он продолжил посиживать в креслице как ни в чем небывало. Черт возьми, чечены-автоматчики уже расстреливали живых людей, а они, развязав руки, оставались смирными паиньками! Ведь требовалось чего-то делать. К примеру, высадить стекло, по завету, оставшегося на обочине парня. Ведь сейчас у них наличествовали кулаки, можно было… Парфенюк не очень знал покуда, что именно, но…
Дядька сидит рядом – послушная кукла, как и все остальные. Он вроде бы даже подремывает. Парфенюк бы ни в коем разе не решился. Ведь даже сейчас в бессонном состоянии так хотелось эти руки вытянуть, встряхнуть, да и потянуться, в конце-концов. А если заснуть? Представимо обалделое лицо конвоира, когда ты в сладкой дреме внезапно согнешь локоточек и в умилении подложишь ладошку под щеку. На счет последствий сложнее. Тут изрешетили за стекло, битое лбом – что будет за развязанные путы?
Но ведь нельзя же вот так просто ехать далее? Неизвестно куда их собственно везут. В любой момент цель может оказаться достигнутой и тогда…
Сергей Парфенюк просто не находит себе места. Причем в действительности, только в переносном смысле, ибо в реале ему никак нельзя по-настоящему пошевелиться.
А автобус несется вперед, в неизвестное будущее.
Город Мариуполь завис в двоецарствии. Ясное дело, обычные, затурканные жизнью смертные как-то про себя думали, что в городе и не существует власти как таковой изначально, по крайней мере, с мифических времен куда-то испарившейся советской. Правда, миф есть миф, с реальностью он имеет мало общего. Тем более, существовали черные мифы, ныне надежно, как вирус СПИДа в крови, циркулирующие в нейронной сети основного количества проживающих в округе приматов. Там СССР был чем-то идентичен концлагерю Бухенвальд, только раздутому в пространстве и времени. Главная цель сего тоталитарного монстра была в переработке подпавшего под сапог населения в протоплазменное удобрение. Переработка активной человеческой протоплазмы в пассивную происходила где-то со скоростью 5-10 миллионов в год, для чего использовались великое множество технологий. Основными являлись: расстрелы в подвале за украденный пшеничный колосок и прогул работы по семейным обстоятельствам, пытки под Лубянской площадью, доносы, высылка в абсолютно незаселенную местность – Сибирь, постройка с последующим взрыванием атомных электростанций в плотно заселенной местности, переселение народов, и конечно же голод. Всю эту вакханалию производили террористические организации: КПСС, КГБ, ВЛКСМ и Всесоюзная Пионерская организация, члены которых за свою деятельность снабжались пайками, а так же отовариванием в спецраспределителях и магазинах «Березка». Кроме того, пиратское государство Советский Союз осуществляло постоянную экспансию в мир, гребя по себя все новые и новые территории. Глобальной целью этого сборища палачей и садистов был, естественно, захват Земного шара. Последнее же осуществлялось под задачу высылки всего планетарного демографического наличия во все еще незаселенную Сибирь. В неудачном варианте, если большевикам дадут серьезный отпор, планировалась ГЯВ – Глобальная Ядерная война. Наряду с этими мифами, в небольшой группе затюканных приматов, по странной прихоти судьбы лишенных счастья лицезрения TV, существовали белые мифы об СССР. Там все перечисленное ставилось с ног на голову. Тем не менее, и черные и белые мифы сходились в главном: власть годков двадцать тому все-таки существовала.
Естественно, по здравому разумению, какая-то власть существовала и позже, до нынешнего времени, ибо город Жданов, переименовавшись Мариуполем как-то сохранился и выжил. Однако согласитесь, когда колесики постоянно вертятся, к шуму привыкаешь и перестаешь замечать. Тем более, все эти шестереночки в посттоталитарные времена действительно порой клинило, а уж в отдельно-индивидуальных случаях, так вообще, они начинали слабое верчение, только после обильной смазки. Поскольку состав смазки включал в себя перенасыщенную квинтесенцию из валюты, а такая радость в достаточном количестве имелась только у избранных, то понятно для кого производились все эти сцепочки механизмов. Тем не менее, хоть такая, однобоко-захудалая власть в городе, да и в стране в целом, наличествовала.
В настоящее же время произошло следующее. Высадившиеся в порту, а так же десантом прямо на Приморский бульвар турецкие морпехи взяли под контроль лишь некоторые объекты города. Они вообще не появились в городском совете, не обстреляли его минометами, не блокировали бронетехникой, словом, повели себя так, будто данной структуры власти попросту не существует. Единственное, чем они заинтересовались, то силовыми ведомствами, все же прочие, по большому счету, как функционировали, так и, если разобраться, и должны были продолжать в этом же духе.
В самом деле. Массового бегства из города покуда не наблюдалось, а значит, количество жителей осталось, в общем-то, прежним. Их требовалось, как и ранее, снабжать водой, светом и далее по списку. В конце-концов и денежную составляющую жизни никто тоже не отменял. Правда, базар – по сегодняшним меркам более лояльно зовущийся рынком – сразу же среагировал на новый жизненный фактор. Цены на продукты питание, спички, топливо и прочее по прейскуранту взлетели не меряно, и с каждым днем и часом продолжали взлет. Стоимость недвижимости, как то, квартир, домов и гаражей сразу упали в разы. Точнее, в бесконечное количество раз, ибо по сути такая сфера деятельности общества свелась на сегодняшний момент к нулю. Резко взлетел спрос на всяческое оружие, даже холодное. Торговцы атрибутикой средневековья округлили глаза от удивления, когда прилавки с мечами и кинжалами опустели; к сожалению со шлемами и кольчугами подобного не случилось. Однако после взятия основного количества оружейных лавочек под присмотр, сей бизнес ушел в тень.
Речь однако не о бизнесе. Речь о городских службах.
Пожарные депо к силовым структурам не относились, так что с точки зрения контроля над ними турки не проявили ровным счетом никакого интереса. Так же не заинтересовали их «ЗИЛ-ы» с «КРАЗ-ами», или просто в большом промышленном городе покуда хватало более ценного добра, годного для переправы через Азовское и Чёрное моря. Потому пожарные структуры города действовали. Конечно, нельзя сказать, что по поводу местечкового беспредела в тех или иных районах, никто из пожарников не сачканул со службы. Нюансы имелись. Тем не менее, какой-то всеобщей стачки супротив оккупации покуда назначено не было. А главное, по случаю появления в Мариуполе агрессоров с юга, количество пожаров в городе вовсе не сократилось, а понятное дело, увеличилось. Действительно, если там или тут в населенном пункте иногда работали гранатометчики или – что ближе к теме – огнеметчики, то как же число вызовов «01» могло убавиться? С другой стороны, параллельно протекал и обратный процесс. Во-первых, по поводу этих самых вызовов. Как связаться с пожарными, когда телефонная линия отрублена? А во-вторых, начавшиеся из-за общей неясности отключения газа и электричества в какой-то мере не дают поводов для возгораний телевизоров и печек. Тут конечно двояко: по сути, поджег от свечи и дров более вероятен чем от бегущих в изолированных проводах электронов, но тем не менее тенденция проглядывается.
Короче, служба «01» без дела сидеть не может. И враки это про сон пожарников. Какой сон, если даже в летнее время три-четыре вызова в смену это норма? А в зимнее… Иногда кажется, что калориферы изобретены именно для омрачения жизни людей катающихся под сирену в красных машинах. Само собой понятно, совсем не значит, что каждый вызов – это неловко топчущийся на подоконнике девятого этажа ребенок с куклой, заклинившая подача лестницы в машине, бросок по ступеням сквозь дым, пламя и безкислородную атмосферу Венеры, а в последнем усилии сброс куклы и хозяйки на растянутый вручную брезент – вовсе нет. Но когда двадцать минут тряски туда, двадцать обратно, там беготня со шлангами, а на пути назад поиск, где бы прихватить воды, ибо новый вызов уже тут как тут, то как-то не дремлется – условия не те.
В общем, пожарные депо приморского города Мариуполя продолжали трудиться. А пожарные вышки для того и существуют, чтобы видеть далеко, особенно дым, который по природе сам себе и материальное тело, пусть и разряженное, и знаковая структура, сообщающая о чем-то важном. Трактовка такого сигнала пожарниками однозначна.
Четвертая власть:
«…когда-то в давние времена, армии Варшавского договора и Североатлантического блока стояли „лицом к лицу“ почти на всем протяжении „европейского меридиана“. Теперь, если считать Россию и Беларусь в одном лагере, только на половине. В плане наступательной войны, втягивание бывшей УССР в сферу НАТО делает стратегическую позицию „атлантистов“ идеальной. Вот сколько, к примеру, от Харькова до Москвы? А если еще лететь на сверхзвуковом бомбардировщике? Нет, нет, воевать по-настоящему при такой позиции даже и не требуется. Любой грамотный политик в Кремле всегда будет учитывать этот расклад на карте, и это очень сузит зону его возможных решений по любому вопросу. Посему со стороны Вашингтона можно будет легко делать предложения, от которых тот никак не сможет отказаться…»
Последнее время, и исключительно про себя, майор Володин молился. Молился он, естественно, не о чем-то сверхестественном, а о деле весьма даже простом, и в какой-то мере даже не сугубо личном. Он просто хотел чтобы его родненький дивизион «двухсотки» не сократили до момента достижения им пенсионного возраста. До этой благой временной метки оставалось, в принципе, не так уж и далеко, всего то годика два. Само собой, если президент каким-нибудь указом внезапно не изменит пенсионное законодательство; в пунктах касающихся военных, разумеется. Конечно, вроде бы по закону, президент и не имел право единолично изменять такие вещи. Однако мало ли на что президент права не имеет? Постфактум все едино всегда оказывается по его ленному праву. Ясное дело, что не просто так все «оказывается». Родимый президент, разумеется, не семи пядей во лбу, дабы все предусматривать. Но в далеком вроде бы ЦРУ, повязанном, между прочим, с тем же президентом устойчивыми родственными связями сидят явно не лопухи, и зарплаты они немереные гребут из американского госбюджета не просто за так. Ох уж эти американцы, везде они как заноза в…
Короче, командир стартовой батареи Володин молил Бога, или там Мировой Разум, или что там все-таки наличествует в верхотуре, до коей его ракета 5В28 не достреливает, о весьма простой связке событий. Успешном дослуживании до неотмененной пенсии именно здесь на «двухсотом» комплексе, и лучше на своей накатанной должности. Естественно теоретически, в случае какого-нибудь крайне срочного сокращения, он был бы не прочь дослужить комбатом и в другой части. Но ведь в реале такое было невозможно. На всю раскинутую вширь на тысячу триста километров Украину в строю сохранилось всего два стрельбовых канала С-200. Причем оба они находились в одном месте и состояли в одной группе дивизионов – последней. Следовательно, во всей сорокасемимиллионной стране в наличие имелось всего две должности командира стартовой батареи зенитно-ракетной системы марки С-200. Соседа-соратника, майора Володихина, майор Володин знал как облупленного, и зла ему не желал. Иногда в выходные, или в теплый опосля-служебный вечер они опрокидывали разом стопарик-другой, ибо действительно являлись последними динозаврами подвида «майор занитно-ракетный ком-батарейный, обитающий в ареале комплекса С-200В, т. е. „Вега“». Правда, соратнику Володихину оставалось до финишной пенсионной черты еще порядком – не менее пяти годков, так что надеяться на аналогичную с Володиным удачу ему не стоило. Однако при таком сроке, у него имелось другое преимущество – при некой перестановке армейских пешек, он мог вполне рассчитывать на повышение. Кстати само сходство фамилий двух майоров несколько настораживало, даже сводило познание мира к некоему фаталистическому принципу. Или, может, где-то в верховных штабах некий полковник-кадровик, со странностями, развлекался особым образом, тасуя по воинским частям и служебным лестницам фамильную чехарду? Но почему тогда нигде в группе более не наблюдалось подобных совпадений? Короче окружающая вселенная имела свои странности, и совсем не стоило упираться, цепляясь за свергнутый вместе с распадом Союза атеизм. Иногда можно было вполне так искренне, пусть и неумело помолиться.
Но думать, что майор Володин являлся каким-то мещанином-бездельником вовсе даже не стоило. Его заветной мечтой была вовсе не пенсия как таковая. Он с трудом представлял, чем будет заниматься, покинув армию. Вопрос о возлежании у телевизора на весь оставленный тем же Мировым Разумом срок вовсе даже и не ставился: при скудности пенсионной системы нормальному мужику таковое было бы вообще непростительно. Но мысли о всяких делах по грядущему трудоустройству комбат Володин от себя покуда гнал. Совершенно не желательно раздражать высшие силы своей неуемной предусмотрительностью. Дело в том, что старший офицер Володин службу вообще-то любил, и уж наверняка в случае реальной беды сокращения, которая уже третье десятилетие подряд косило ракетные дивизионы как траву, он бы вполне пристроился даже на каком-нибудь «трехсотом». Но уж там бы его никоим образом не поставили б комбатом; там бы ему не перепало оказаться даже начальником отделения, а может и расчета. Там ведь имелась своя специфика, своя техническая аура аппаратуры следующего поколения. Его такому все-таки не учили. Так что с той же вероятностью он мог оказаться каким-нибудь тыловиком-снабженцем или, что вероятнее, неким штабистом при службе вооружений бригады. И наверное все это прошедший огонь и воду майор-стартовик Володин запросто бы потянул, однако дело было в том, что командир батареи любил свою технику, ту в которой он разбирался до последнего винтика. Он любил теплую, дремлющую резвость пусковых установок, обожал относительную простоту заряжающих машин, скрытую сложность кабины подготовки старта, питонью твердость кабельных переплетений, и конечно ребристую обтекаемость тяжелой туши ракетного чуда. Любил он это все просто до безумия. Заниматься только лишь службистикой, без всей перечисленной красоты, а так же без согревающих душу, посредством ушных раковин, пересекающихся запросов и докладов «громкой» связи стало бы просто рутиной. Тогда уж лучше действительно пенсия, подальше от позора отстранения с технологического фронта.
Четвертая власть:
«…вы говорите, кому нужна эта Украина? Пусть, мол, „эти хохлы“ как хотят? В плане стратегической игры на карте Европейского театра военных действий, это золотой ключик по откупориванию России. А русская Сибирь – это кладезь ресурсов, хватит порезвиться не только на двадцать первый, но и на еще один век. Может предлагаете, начать войну за Сибирь из Казахстана? Извините, вопрос о приеме бывшей КССР в НАТО еще даже не стоит на повестке…»
Горящий танкер – это вам не занавески на кухне, или пьяный окурок на одеяле – его видно далеко. Весь город с мазохистским интересом наблюдает, что же там такое эти дикари подожгли. Кто-то говорит, чечены, кто – турки, а кто и – натовцы? Правда, некие привозные газеты – написано, киевские, но быть того не может, неужто в столице совсем обостолопились – что, мол, вообще – «российско-москальские» оккупанты. Короче, пылает здорово; глазными рецепторами ощущают все, а кварталы поближе, так те уже ловят кайф вдыхания воздуха, у которого появился цвет. Можно есть ложкой, но не хочется, желается свеженькой прозрачности, но за ней требуется топать в соседний Жовтневый район. Естественно, все вышки пожарных депо в экстазе – смена наблюдателя прошла не зря, а для Родины.
Красные машины несутся со всего города. Держатся колоннами, ибо в нынешние времена отключения мобильных телефонов согласовать действия ни как не выйдет. Вряд ли на месте будет избыточная мощь, даже если примчат все: сколько там воды в том «ЗИЛ-е»? Мариуполь на ушах от воя сирен. Однако в полумиллионном городе теперь двоевластие, а местами анархия – мать порядка. К тому же власти города без связи, разве что нарочным. Но и у турок не компьютерное управление в реальном времени. Есть свои сбои. К тому же некоторым выездным патрулям дым может и виден, но мало ли? Вдруг, так и надо? То есть, горит нечто и запланированное штабом к сожжению. Какой-нибудь памятник адмиралу Нахимову – будь он неладен, или рабочим-подпольщикам – слава аллаху, такие хоть сейчас поперевелись, или еще не очухались. А вдруг Православная церковь на Карасевской? Давно пора! Или театр кукол на Короленко? В самом деле, обнаглели славяне. Армия с флотом потешные, а они куколок смотрят. Неплохо бы и Приазовский тех-университет. Не для чего там штаны протирать. Всю транспортабельную технику из города скоро выпрут, если корабликов хватит, а чего с места не сдвинуть, так подлежит демонтажу и ликвидации наиболее простым способом: не возить же взрывные материалы через моря обратным ходом?
Потому, когда на подвижный или стационарный, но тоже в бронетехнике, патруль внезапно наскакивает бешено несущийся пожарный кортеж, то тут не все так просто. Сержантские лычки и офицерские звездочки (кстати, они у турок такие же пятиконечные) просто так не дают – выслуживаться надо. Когда же колонна с визгом шин стопорится, то надо выяснить что там к чему, и где нарушение? Ну, а языковый барьер. – Понятно, что пожар дело серьезное, но что горит? – Сами не знаете? Просто дым увидели? Ну, конечно? Поверь вам, хохлам-хохловичам. То, только вы такие доверчивые, верите всяким гарантам конституции. Где разрешение, печать командования? Нету разрешения? А почему?
Короче, нервы, галдеж. А ведь где-то не только что-то, но и кто-то горит! И скорее всего, не турецкая мотопехота. Вон они какие спокойные в своей М113, чего им там бояться под броней, кроме жаркого солнышка, которое после Турции, не слишком-то и жаркое? А у пожарных со стажем, у них инстинкт. Им ехать-спасать и другой судьбы не надо. Опять же хоть и не социализм, но соцсоревнование. Потом краснеть. Все к месту прибыли, только вы, «третье» депо, проспали, лопухи. Нервы. А у тех, у кого руки на гашетке станкового, они завсегда пожиже. У них своя ответственность. Они друзей-сослуживцев прикрывают, как бы чего не вышло. Эти славянские «красно-машинники» слишком большие и крупные лоси, чтобы сходится с ними просто на кулаках. И как предки умудрялись лупасить их всего лишь ятаганами? Или может, они теперь подросли, когда оттяпали Крым, а турки отошли за море? Пора, пора их снова к ногтю.
В общем, эта неразбериха, эти пальцы на гашетке, и эти нервны, и эти никак не могущие реализоваться до конца мечтания о всесилии пулеметного ствола, которым только поведи – тут же, как ножницами, разрежутся все гордиевы узлы, и все эти «красно-машинники» тут же будут падать ниц и интересоваться «чего изволите, султан-паша?»; вся данная череда взведенных мыслей и курков умножается на количество пожарных колонн, и возводится в степень числа перекрестков. Именно тогда вероятность срыва становится неминуемой. Ну а когда где-то автоматно-пулеметная очередь лупит по «ЗИЛ-у», и в сутолоке закачанная, бесценная для тушения вода бьет из отверстий наружу, орошая перекресток, тогда какой-нибудь водитель «КРАЗ-а» может не выдержать – таранить сходу М113.
Дело не в ущербе: бронированную древность на гусеницах таким Макаром даже не опрокинешь. Дело в связи, которая у турок, в отличие от мирных мариупольских аборигенов, все-таки наличествует. А когда на другие посты сообщают, что там-то и там-то имелись столкновения с пожарниками, и, шайтан его знает, не есть ли это стихийный бунт этого полувоенного ведомства, и вы там, сами понимаете, будьте начеку, то реакция уже неизбежна. Ибо когда в пределах видимости, или из-за угла выруливает разогнанная до восьмидесяти красная машина с лестницей, пулеметчику просто советуют полоснуть… Какие-нибудь сержанты-гуманисты могут рекомендовать только лишь по шинам, но как-то мало верится, что в армии, где пехоту натаскивают в Курдистане, далеко продвинется, да и достаточно долго проживет для карьерного роста, гуманист младшего командного звена.
А когда передний «ЗИЛ» прошивают навылет, следующие за ним машины начинают маневрировать. Никто, между прочим, не собирался биться с карателями, у коих 14 с половиной миллиметров, огнетушителями и шлангами в бобинах – народ ехал пожары тушить. А геройствовать всегда легче на своем поле, на чужом и внезапно – это для редких натур. Так что лучший ход для «ЗИЛ-ов» с непростреленными колесами – рассосаться среди зданий, подальше от смертельно опасного перекрестка.
И вот тогда на улицах, вместо нескольких организованных колонн с сиренами, появляется в двое-трое больше беспорядочно лавирующих по дорогам и разыскивающих непонятное убежище тяжелых грузовых машин.
Некоторые выскакивают даже на встречные полосы.
Четвертая власть:
«…даже если бы Россия в настоящий момент располагала бюджетом Соединенных Штатов, то и тогда создать на Черном море новый Севастополь, то есть, равноценную ему военную базу, оказалось бы невозможно. В реальности, маневра у русских нет вовсе. Если же Украина войдет в НАТО, тогда Севастополь годен лишь для мирного времени, то есть, для проведения парадов – водных шоу с кораблями. При реальном военном столкновении, он будет тут же потерян, а с ним и весь черноморский театр…»
Кстати, об американцах! (О них ведь всегда кстати, правильно?) Появились они конечно же, и тоже как всегда, некстати. Но вообще-то когда и где они были к месту? Может, их канонерки сильно ждали когда-то у берегов Латинской Америки? Или по прибытию их во Вьетнам все там сразу же утихомирилось? Либо Хиросима их дожидалась, ночи не спала? То ли Сербия молила манны небесной, с автокоррекцией траекторий по радиоэлектронной маске местности? Вот теперь и здесь, на группе дивизионов они тоже оказались как-то сами собой – чертиком из коробочки. Было их правда не слишком много – благо янки уступают китайцам в многочисленности – всего-то четыре человека на дивизион, но в общем итоге на группе дивизионов, включая технический, двенадцать. Кто-то из них в параллель еще и контролировал остальных, а еще кто-то держал под патронажем кабину целеуказания К-9. Однако не смотря на свою малочисленность, относительно общего количества личного состава группа, пришельцы с иного материка замучили. Ведь о них требовалось заботиться. То есть мало того, что им выделили по возможности лучшие из наличествующих помещений, так еще часть офицеров-ракетчиков потребовалось освободить от текучки повседневности для постоянного сопровождения гостей. Кстати с некоторой точки зрения, было непонятно, для чего вообще это самое сопровождение предназначено. Английский украинских офицеров нуждался в годичной, а то и более коррекции. О русском американцы знали только то, что такой язык существует. Кроме того, прибывшие янки, по всей видимости, не являлись ракетчиками, если только не маскировали свои знания искусственно, а потому в общении с офицерами группы у них не могло появиться некоего внеязыкового, почти телепатического контакта, который порой возникает между спецами высокого уровня разных стран. Правда, с гостями прибыл военный переводчик из киевской войсковой академии, но ведь он был всего один, а гости с самого момента прибытия пытались разбегаться по позиции как тараканы. Командир группы дивизионов полковник Бубякин сразу же заподозрил, что все это неспроста, в чем командиры нижнего звена были абсолютно согласны.
Еще кроме всего прочего к янки присовокупились представители собственного министерства обороны. И пожалуй с этим двумя подполковниками украинской армии возни оказалось не меньше, чем с иностранцами. Правда, на счастье, оба вальяжных штабиста явно тоже не являлись спецами по зенитно-ракетным системах, хотя имели на погонах соответствующие значки. Видимо происходили они из породы когда-тошник заместителей по политчасти, в трудную годину, связанную с развалом социализма, мгновенно сменивших окрас на что-то годное для выживания в административных структурах. Эти, слава богу, не обладали тараканьей привычкой разбегаться по округе – явно опасаясь, в связи с кабинетной выправкой, навсегда потеряться в покрывающем позицию лесу, а может просвещенно побаивались опасного для здоровья радиоэлектронного фона, происходящего от эманаций радиолокатора подсвета цели и прочих электрических систем разбросанных по территории, – зато они постоянно требовали от местных начальников какой-то отчетности по тем, либо иным вопросам. Командир группы и оба командира дивизиона навещали выделенный им для работы кабинет по нескольку раз на дню. Это не считая того, что иногда пришельцы настаивали на каких-то почасовых встречах с личным составом. Вели они их с отдельными солдатиками при зарытых дверях, видимо выясняли что-то о плотности пайков, неуставных отношениях, а так же коррумпированности офицеров группы. Прекрасно понимая, что в приватном общении больших незнакомых звезд с пустым погоном от любого солдатика получается вытрясти страшилки самого разнокалиберного характера, от регулярных встреч с пассажирами «летающих тарелок» у особо охраняемых объектов, детективов с присвоением общенародной, войсковой собственности командиром группы, исторической авантюры о рабовладении и крепостничестве процветающем на окружающем казармы квадратном километре, до мелодраматичных историй о похождениях офицерских жен, никто из командования дивизионов не ждал от этих задушевных диалогов ничего приятного в будущем. Единственное чем данные товарищи экс-замполиты выигрывали перед инопланетянами из Америки, это своей относительной предсказуемостью в плане пакостей.
С янки оказывалось сложней. Во-первых, была абсолютно не ясна цель их нахождения здесь. Один из двух дивизионов группы, или иначе, «один стрельбовый канал», продолжал нести плановое боевое дежурство «на первой колонке», то есть, в режиме готовности пятнадцать минут, в смысле отсчета от момента объявления тревоги и до момента возможного пуска ракет по целям. Второй находился в режиме готовности «три», и потому мог в отдельные моменты допустимо сложного регламента, с разборкой неких значимых узлов, осуществить ракетные старты не ранее, чем через сорок минут. Кстати почему после странных событий, по слухам происходящих в акватории Черного моря, в Крыму и даже в Восточной Украине, уровень готовности ПВО не повысился хотя бы до восьмиминутной паузы было по меньшей мере странно. Может, события как бы и не касались Украины непосредственно, столкновение вроде имело отношение к России, но ведь что-то явно вершилось именно в ее небе, правильно?
Короче, размышлять об этом «биноме Ньютона» командир стартовой батареи Володин уже до невозможности устал. Если янки прибыли для оказания помощи в отражении возможной агрессии, то почему они хотя бы не повысили готовность? Почему не разложили перед будущими соратниками по блоку свои оперативные карты – а может компьютеризированные планшеты, черт его знает до чего докатилась техника боевого управления в стране не заморозившей свои военные НИОКР в достопамятном восемьдесят пятом? Почему не обсудили с ракетчиками взаимодействие авиации самостийной Украины с самолетами НАТО? Ведь ежу понятно, что на сегодняшний день украинское ПВО, структурно по американскому обычаю вписавшееся в ВВС, способно отразить агрессию разве что какой-то Бирмы, да и то по случаю того, что Бирма не имеет стратегической авиации способной преодолеть разделяющие Бирму и Украину Тибет, Гиндукуш, Кавказ и прочие менее возвышенные геологические структуры Азии. Ведь в конце-концов, если уж воевать ограниченными силами, так надо хоть загодя распределить азимутальные и высотные сектора боевой работы. Не хватало еще в – не дай божок, действительно вероятностной – кутерьме, вместо противника завалить что-то из несчастных последних могикан сорока «Су-27-мых». Опыт сбивания непредусмотренных целей у украинкой «двухсотки» наличествует.
Короче, конкретика цели пребывания «союзников» была не ясна. Хотя если не лукавить, ясно, что общая цель «оккупации» стрельбовых каналов – контроль. Тем более, несколько американцев были явно вооружены. Конечно, это были не М-16, а всего-то какие-то табельные, кобурные «Берреты», но в условиях когда сами офицеры группы, исключая дежурного по части и пары офицеров несущих службу в кабинах дивизиона «первой колонки» находились на позиции без личного оружия, пятнадцатизарядные американские пистолеты заставляли призадуматься.
По обобщенной теории бородатого дядьки Дарвина, микросхема родилась от полупроводника, то есть, от транзистора. Тот же, в свою обезьянью очередь, произошел от электронной лампы. Лампа – триод – была по-своему хороша, и не только тем, что ее приятно держать в руке, любуясь блестюльками и переливами света на мыльном пузыре стекла. На ее электронной схеме очень удобно объяснять принцип действия всех подобных штуковин. Все так мило, почти даже ощутимо пальчиками. Электрическая сетка, аналогия с рыбалкой, а невидимые электроны сойдут за рыбок. Вот сеточка без тока – открыта и рыбки-электроны бегут. Но вдруг, откуда угодно, допустим от антенного штыря высунутого в мир, прибыл небольшой электрический потенциал. Сетка получила импульс и… Рано или поздно такой импульс приходит. Надо только уметь ждать, как терпеливая, вытесненная технической эволюцией, но стойкая, как еще ранее позабытые оловянные солдатики, лампа-триод.
Сейчас импульс явился в виде визга тормозных колодок автобуса «ЛАЗ». Машину явно потащило юзом. Господи, может, пока все впали в прострацию, некий следующий номер, по градации смелости, не только высадил стекло, а еще и вывалился наружу, угодив под колесо? Однако звуковую палитру дополняет наложенная извне прерывистая сирена. Неужели родное ДАИ утомилось брать взятки и начало неожиданное преследование чужеродных похитителей? Мысли из этого и других списков молнией проносятся в мозгу Парфенюка, пока туловище изучает физику инерционных процессов. Похоже, мозг, подозревая скорое, досрочное выключение, пытается за оставшиеся полусекунды отработать по полной программе всю долгую альтернативу прозябания до пенсии. Зряшное дело, ибо автобусный кузов, уже вполне готовый опрокинуться набок линкором «Ямато», неожиданно находит точку опоры. Жалко, что данная точка тоже движется, причем, вектор направлен встречно.
Теперь вылетает не одно, а сразу множество стекол. Связанные люди ссыпаются с кресел, многие в пролет между сиденьями, кое-кто таранит те же стекла. Сергей Парфенюк в преимуществе, у него есть свободные, наделенные инстинктом руки. Он успевает удержаться от падения. Величайшее благо, что физика – наука без границ: надзиратели летают по проходу не хуже скрученных веревками кеглей; у них в головах сейчас совершенно не имеется свободных нейронов, для оценки поведения Парфенюка.
Все же автокатастрофа не глобального свойства. Ничего не горит. Зато совершенно не пострадавший чечен-водитель уже выскакивает в пассажирскую дверь и уже что-то кудахчет на повышенных тонах. Старший надзиратель, похоже, тоже отделался легко, ибо уже через секунду на улице и что-то кричит на своем чеченском. Снаружи слышны встречные вполне русскоязычные маты. На душе тепло. Сквозь битые и небитые окна наблюдается большущая, как положено, по пролетарски красная пожарная машина, замершая в аналогичном автобусному маневре, только в зеркальном отображении: встреча мира с антимиром имеет разночтения.
Однако идиллия портится легко. Вслед за главарем наружу вываливают еще несколько охранников-надзирателей. Нервы у них не столь стальные, как у героев «01», к тому же у них неоспоримое преимущество, превосходящее даже русскоязычные словесные изыски. В ход идет огнестрельное оружие.
Сергей Парфенюк плохой, совершенно ненадежный триод. Именно такие лампы-черепахи проворонили все радио-приветствия соседних цивилизаций в период бума программы SETI. Тутошний сосед по сиденью тычет его под ребро пребольнейшим образом. Лампа накаливания получат сигнал. Остальная часть телеграфируется взглядом, причем мгновенным образом, потому как именно в эту секунду надзиратель, находящийся до того в проходе позади, протискивается мимо Парфенюка, перешагивая через все еще валяющегося на полу и никак не могущего приподняться пленника. Размышлять некогда, госпожа Удача уже тянет руку за случайно выпавших джокером: «Не хотите пользовать! Гоните назад!». Будь что будет!
Парфенюк мигом вскакивает и наваливается на чечена сбоку. Тот совершенно не ожидает нападения, это во-первых, а во-вторых, он гораздо меньше Сергея в массе и росте. Парфенюк валит его на соседние, естественно занятые кресла, то есть, на кого-то из своих же пленников сверху. Но они не способны помочь, они связаны. Кисти самого Парфенюка ели-ели слушаются; похоже, все еще не отошли от скрюченности и нуждаются в массаже. Он пытается ухватить обе верхние конечности противника. Тот без автомата, но одна рука неуклонно тянется к расстегнутому кобуру. Вообще-то он может сделать еще проще – закричать, вызывая помощь. На то чтобы додуматься до этого ему требуется секунда. К счастью, дядечка-сосед Парфенюка нормальный триод. Может быть, он даже нечто более сложное – пентод. Слишком умело и решительно он действует. И ведь когда-то предварительно он успел освободить еще и ноги.
Дядечка наносит чечену два коротких, быстрых удара и зачем-то, избыточно в данном случае, сдавливает шею. Теперь тот уже не противник, а нечто аморфное, с закатившимися глазами. Наверное, его еще надо добить, однако сейчас существуют более насущные и животрепещущие дела. Рука дядечки проникает в распахнутость кобура.
Некоторое время, может быть даже секунды две, дядечка смотрит на пистолет, взвешивает в руке. Сергей Парфенюк готов поклясться, он изучает невиданную доселе марку оружия. Потом что-то щелкает. Затвор. Но Сергею кажется, что это в самом дядечке переключается какой-то режим. Ибо внезапно, как будто несколько сбойных кадров на DVD проскочили в небытие, система «людына-зброя» начинает работать. Сергею неизвестно, способен ли данный тип пистолета трудить ствол в автоматическом режиме. Может, по эксплутационной инструкции, и неспособен, однако в руках дядечки он осуществляет такое с ужасной легкостью.
Обработка целей ведется по окружности. Левая рука дяди – он, оказывается, левша – с опорой на правую, движется по часовой стрелке, стопорясь на часовых делениях. Грохот непрерывный. Пули уходят скучено, по две-три в каждый пространственный сектор, причем не только ограниченный автобусной ёмкостью, но и вовне. Затвор замирает в отведенном положении, когда суточный обход еще не закончен. Но дело уже сделано: в округе нет ни одного стреляющего или отдающего ЦУ турка.
Дядечка приседает. Без всякой проверки документов, или долгой беседы под пивко, видно, что дядечка прошел Чечню, возможно «Норд-Ост», вероятно Афган, Ближний Восток и, если по генетической модификации имеет склонность к моложавости, то очень может случиться – Вьетнам. Он находит у придушенного турка запасные обоймы, перезаряжает технику и пригибаясь движется по проходу.
– Развязывайте ребят побыстрее! – командует он не оборачиваясь, и Сергей Парфенюк без всякого уточнения знает, что эта команда в первую очередь относится к нему. Парфенюк рывком, без всяких щадящих экивоков, срывает с лица американское изобретение скотч. Можно дышать полной грудью. Он начинает расплетать узлы на сидящем впереди парне. Это цепная реакция, хоть и замедленная отечностью конечностей: каждый освобожденный в свою очередь включается в работу.
Однако завершить реакцию в тиши-покое не удается. И дело даже не во всяких легкораненых, которым требуется делать перевязку раскроенных носов, пользуя автобусную аптечку. Есть куда более серьезные, внешние факторы.
Снова слышатся серии выстрелов, а потом в автобус заглядывает исчезнувший из поля видимости дядюшка-ниндзя.
– Бросайте все, как есть! – гаркает он очень обеспокоенным, со срывов дыхалки голосом – ощущение такое, будто он бежал километра три на скорость. – Сматывайтесь, все кто свободен! Быстрее, твою в качель! Слышали?! – он дергает кого-то стоящего поблизости.
– Слышал? – интересуется Парфенюк у очередного освобождаемого. – Погнали.
– А руки? – спрашивает тот, ибо действительно, как будто предчувствуя наступление плохих времен, Сергей успел освободить ему только ноги.
– Потом, – неопределенно говорит Парфенюк. – Давай за мно…
Он не успевает досказать. По верхнему стеклу автобуса, без всякого предупреждения, лупит тяжелый пулемет калибра 12 и 7 десятых миллиметра. Это спасает – то, что пулеметчик выбрал мишенью стекла – с идентичной эффективностью он бы мог дырявить навылет и корпус пассажирского транспорта. Но это дает время броситься к задней двери, опережая зевающих.
Четвертая власть:
«…отказ от доминирования в Черном море имеет следствием потерю не только Абхазии, но и всего Кавказа вообще…»
Все произошло, когда майор Володин обходил «свои владенья» – позицию стартовой батареи С-200В.
Вообще-то на группе дивизионов, разумеется, наличествовал караул. Но поскольку никто в Украине военную готовность не объявлял, в его задачу по-прежнему входило только прикрытие боевых порядков технического дивизиона группы. Да и то, по серьезному, лишь в ночное время, ибо в дневное на позициях всегда кишела повседневная боевая жизнь, так что охраняемая часовым территория ограничивалась лишь окантованным обваловкой складом ракетных боевых частей, а так же складированных за тем же периметром твердотопливных ракетных ускорителей. Только туда, иногда обитающий на вышке, а иногда поблизости от нее, пасущийся воспоминаниями и впавший от сенсорного голодания в сомнамбулическое состояние, часовой допускал всяческий прапорщиков, да и то, лишь в присутствии начальника караула. Естественно, и американцы попадали туда только в сопровождение того же заведующего складом, то есть, никоим образом не одиночно. Что касается остальной территории группы, то здесь, если ты уж допущен за обнесенную двойной «колючкой» границу, ты был волен двигаться куда хочу. Само собой, к представителям заморской империи сие не относилось – везде и всюду их опекали временно освобожденные от прочих функций офицеры дивизионов. Негласно этим лицам было поручено предупреждать всех прочих о том, куда в данный момент решили пропутешествовать иностранцы, дабы избежать конфузов. Но беда видимо оказалась в том, что общее количество офицеров стрельбовых каналов не позволяло приставить к американцам равное им число сопровождающих, по крайней мере, сутки напролет.
И кто же знал загодя что однажды, траектория движения действующего по собственной инициативе и вполне в пределах служебных полномочий командира батареи Володина пересечется с циркуляцией некоторых прибывших с таинственной миссией янки?
Они бегут уже довольно долго. Их всего трое. Остальные то ли отстали, то ли… Не хочется думать. Сергей Парфенюк только краем глаза засек, что сотворил с автобусом и пожарной машиной крупнокалиберный пулемет. Точнее, в момент засечки процесс был еще в самом разгаре. Потом, когда они уже метнулись за угол дома, позади что-то взорвалось. Могло ли то оказаться автобусным бензобаком? Но ведь «ЛАЗ» был просто полон народу. Неужели… Об этом тоже никак не желалось думать, но, благо, сейчас и не моглось. Они не просто бегут, и сигают через препятствия – какие-то заборы, гаражи, да еще и путают след, лавируют из стороны в сторону. Понятно, почему остальные отстали. Только-только развязанные ноги поначалу плохо слушаются, да и далеко не каждый может выдержать заданный дядечкой темп.
Обстреливали автобус с гусеничного бронетранспортера. Сергей Парфенюк ничего в этом не соображает – подобные знания, видимо, неминуемо дожидаются его впереди, – но это М113А1. Сейчас опять же не время и не место размышлять о тактических моментах. Но неужели боевая машина появилась на нужной улице в нужное время совершенно за так? Мариуполь все же большой, полумиллионный город, чтобы случайно наткнутся на броневик, их надо напихать в город тысячу штук. Скорее, чечены-надзиратели вызвали его по радио сразу после аварии, и находился он действительно недалеко. Правда, зачем помощь боевой машины, потребна для расправы с демилитаризированными пожарными? Ладно, теперь уж никогда не узнать. Но все равно непонятно, зачем станковый пулемет сходу сделал из автобуса решето? Там ведь вполне могли, да и были на самом деле, собственные солдаты. Например, придушенным дядечкой чеченом еще не занялись патологоанатомы, так что сказать однозначно, мертв ли он, трудно. Естественно теперь, после превращения бедного «ЛАЗ-а» в друшлат, констатацию получается сделать заочно.
Наконец, когда ноги у Сергея Парфенюка становятся совершенно ватными, дядечка снижает темп и переходит на шаг. Некоторое время они продолжают двигаться молча. Сергею мало верится, но неужели у дядечки тоже сбилась дыхалка? Такая мысль прибавляет уверенности в себе. Он тоже на что-то годен! Ему хочется сказать дядечке что-нибудь хорошее, и он усиленно думает что. Внезапно соображает:
– И сколько чеченов вы пришибли? … э-э – интересуется Сергей.
– Дмитрий Гаврилович, – подсказывает дядечка. – А тебя как?
Только тут Парфенюк спохватывается, чем навеян его вопрос. Кроме ярких воспоминаний, о только десять минут тому пережитом, есть свежие подсознательные импульсы. Вдруг становится понятным, почему вокруг так тихо и безлюдно, а так же что за невзрачный забор они недавно перемахнули. Они идут по мариупольскому кладбищу. Возможно, одному из центральных.
– Ладно, давайте переведем дух, – говорит воин-ниндзя Дмитрий Гаврилович.
– Я Сергей… э-э Парфенюк, – представляется Парфенюк.
– А я – Шампур… Александр. – Это тот самый парень, которому Парфенюк не успел развязать руки. Правда, они сделали это где-то посреди бега: Сергей смутно помнит, где и когда.
Он присаживается на лавку, у столика на чьей-то старой могилке, но Дмитрий Гаврилович делает жест, и они опускаются на травку.
– Лучше перестраховаться, – поясняет он спокойно. – Понимаю, что весь город они контролировать не могут, но черт знает? Не будем высовываться. Теперь я ни в чем не уверен. Если уж их в Донецке куча, то здесь…
– Что здесь? – не дождавшись продолжения мысли, переспрашивает Сергей.
– Порт, что, – загадочно поясняет Дмитрий Гаврилович. Потом, глядя на лицо Парфенюка, все же поясняет. – Они, по-твоему, прямо здесь реализовались? В Донецк они попали через аэропорт, а сюда, явно, по морю. Или что-то неясно?
Вообще-то не слишком ясно.
– Да, Сергей, а чего ты их чеченами-то кличешь? – интересуется Дмитрий Гаврилович. Сам он, хоть и лежит на неухоженных сорняках между могилами, не теряет время даром. Он вынимает из пистолета обойму, смотрит. По всей видимости, пересчитывает наличные боеприпасы.
– А вы знаете, кто они? – спрашивает Александр Шампур.
– Думается, что турки.
– Турки? А мы что, с ними воюем?
– Ну, значит, воюем, – Дмитрий Гаврилович снова приводит оружие в готовность. – Почему никто из вас не прихватил автомат?
– В автобусе, в смысле? – удивляется Парфенюк. – Но как-то всё…
– Да, быстро они явились, не запылились, – соглашается Гаврилович.
– А сколько там ребят… – Александр Шампур не договаривает.
– Там пулеметчик был защищен щитком, целился через прорезь гад, – поясняет Гаврилович. – Но быстро все же они врубились, что к чему. И действия жесткие – по максимуму имеющихся возможностей. У них в «броннике» ничего опасней пулемета не было – они его и задействовали. Слюнтяйства ни на грош. Резкие ребятки эти турчаки. Представляю, сколько их сюда в город морем прикатило. Вернее, не представляю.
– Дмитрий Гаврилович, – обращается Сергей Парфенюк с уважением, коего не проявлял к взрослым давно, может с начальных классов, – а что мы дальше-то делать будем?
– Ну, в ополчение мы уже нанимались, господа хорошие. Но делать что-то надо, это правильно. Мы вроде в Мариуполе. Не знаю, что можно сделать, если тут по улицам катаются гусеничные боевые машины. Может, попробуем вернуться обратно в Донецк? Там все же своя территория. Да и… У меня там семья, вообще-то. Черт знает, что теперь там творится. Если, допустим, здесь у турок морская высадка, то по идее именно отсюда их силы будут растекаться вширь. А у вас в Донецке кто?
Сергей и Александр поясняют. У обоих там мамы, а у Шампура еще и младший брат. Парфенюку хочется рассказать еще и про Татьяну Стекольщикову, но он раздумывает.
– А как мы попадем в Донецк? – спрашивает он, уводя тему.
– Это вопрос, – кивает Дмитрий Гаврилович. – Не думаю, что по главной трассе можно проехать запросто. В крайнем случае, пойдем пеше.
– Пеше?
– Между городами, по прямой, сто километров. Неужели непреодолимо? Хотя времени займет… Судя по темпам нынешней войны, она может за такое время даже кончиться.
– Кончиться? – переспрашивает Александр Шампур.
– Это я так, думаю думу вслух, – растолковывает Дмитрий Гаврилович.
– А это точно Мариуполь? – вдруг спрашивает Шампур. Ему кивают, неужели, мол, неясно. – Тогда у меня тетка здесь, ну, в Мариуполе, – добавляет он после паузы. Такая заява в корне меняет тему диспута.
– Что ж ты сразу-то не сказал? – интересуется Дмитрий Гаврилович.
– Так времени-то не было, да никто и не спросил. Вы же только про Донецк запрашивали, так?
– Понятно, Саша. А где живет твоя тетка? Отсюда далеко будет?
– Да я как-то и не пойму, где мы находимся.
– Ладно, это исправимо. В конце-то концов, мы на своей земле, а язык, как известно, доведет куда надо.
– В Киев нам не требуется, – шутит Сергей.
– Не смешно, – констатирует никем не назначенный, но безальтернативно старший их маленького отряда.
«…на Балтике, после входа прибалтийских стран-лимитрофоров в сферу „атлантистов“ наши позиции тоже никуда не годятся. По большому счету у нас там только Финский залив, и более ничего. С Калининградом? А там свои сложности…»
Надо смело предположить и оставить аксиомой, что воспитанные прагматичной технологической культурой янки однозначно действовали не по внезапному внутреннему импульсу. То, что они совершали, было загодя спланированной акцией, о чем свидетельствует хотя бы инструментальная составляющая процесса. Ведь не орудовали же они чем-то подобранным тут же на месте? Так что даже злостным хулиганством, эдаким вандализмом из озорства, назвать таковое не получается. С другой стороны можно гадать, на сколько давно была спланирована акция. Возможно, решение применить грубые, чисто материалистичные, не приветствуемые постмодернизмом методы, пришло неожиданно, в связи с тем, что запаниковали и скатились к спонтанной суетности как раз вышестоящие начальники этих на неизвестный срок прописавшихся янки. Забегал где-то в посольстве ЦРУ-шный деятель, значащийся помощником военного атташе, начал в истерике обзванивать подчиненных в плане: «Да сделайте вы там хоть что-нибудь!».
Ну, вот они и сделали. В смысле, начали делать, и еще бы неизвестно когда остановились, кабы нос к носу не столкнулись с майором-гвардейцем Володиным.
Комбат прогуливался по позиции, вдоль шестиугольника ограниченного закамуфлированными маскировочными сетями пусковых установок – изделий 5П72В. Это были тяжеловесные, но достаточно аккуратные угластые штуковины. Не смотря на отсутствие гусениц, колес и чего-либо вообще годного для передвижения, чем-то 5П72 напоминали танки. Сделать против этих предметов какую-нибудь пакость получилось бы разве что с помощью достаточно мощного динамитного заряда, да и то установленного не в первом попавшемся углублении. Еще бы! данные изделия спокойно выдерживают ударную нагрузку при старте восьмитонной ракеты. Поскольку дивизионы находились здесь под Киевом со времен Тьму-Таракани процветания СССР, разлапистые пусковые упирались не в какую-то утрамбованную грязь, а в бетонную подушку из цемента приблизительно марки «шестьсот». Даже окружающая их обваловка была частично бетонирована. Так что это были шесть удачных, к тому же еще действующих, памятников былой мощи уничтоженной от столкновения с постиндурстиальным барьером промышленно развитой страны. Трогать эти памятники подручно-карманными средствами был способен только безумец. Таковых в округе не наличествовало. Однако кроме ПУ 5П72В на стартовой батарее присутствовало кое-что еще.
Четвертая власть:
«…ликвидация базы Российского флота и авиации на территории независимой Украины есть величайшая победа украинского народа со времен обретения этой самой независимости…»
Это какое-то затянувшееся приключение не в своем времени. Неудавшийся сериал неголивудского темпа. Первичная задумка была хороша. Их, простых парней сегодняшнего времени, случайно вооруженных танком, забросили в старую, добрую Отечественную. Их дело бодренько врубиться в ситуацию и наддать сволочам-фашистам по полной. Однако по несчастью, главный режиссер и любитель экшена заполучил от волнения инсульт, его сменил пришлый дядек с отстойной мыслеустановкой времен расцвета соцреализма. Танк у них быстренько изъяли, оставили только по единице автоматического оружия с горсткой патрон; как и положено в фильме о партизанах белорусских лесов. Но ведь здесь же не леса?
Они шляются по городу в форме, с АКС-74У наперевес, это привлекает внимание, наблюдаются белые тени в окнах, или наглые разглядывания с балкона. Магазины закрыты абсолютно все, а кушать почему-то хочется. Правда, нет никаких воздыханий о брошенном в танке сухом пайке. Его там попросту не было, современная украинская армия совершенно не готова к внезапным рейдам во вражеские тылы. Проблема с куревом решается по старинке – методом выклянчивания у встречных мужского пола. Но и с этим все хуже. При коллапсе сферы торговли, не имеющий стратегических резервов народ становится жмотистым. Тем не менее, пару раз их кормят какие-то женщины. Кормят скудненько, в плане воинов вернувшихся с войны. Но ведь они, по сути, еще и не вернулись, так зависли в странной паузе. Тем более не вернулись с войны с победой.
Майор Шмалько усиленно вспоминает запись из служебного журнала. Но как вспомнить то, во что и не пытался вникать? Это адрес, укатившего в Донецк в отпуск капитана Кирпичева. Вот его домашний, да и мобильный телефон в карманном блокноте имеется. Но что толку, когда все названные средства коммуникации умерли? Танкисты мигрируют по какому-то району города. Уже в первые часы они благополучно покинули нагромождение небольших жилых и складских строений поблизости от аэропорта. Теперь, похоже, они успешно затерялись на границе местности называемой в народе Путиловка. Это вроде бы часть большого района Путиловский. Среди девятиэтажных и пятиэтажных построек укрыться даже труднее, чем в среде покинутых двухэтажек, однако рядом наличествуют заросли: то ли парк, то ли просто граница, отмечающая стадию, когда город сменил вектор экспансивного развития на экстенсивный. В этих зарослях они успешно перекантовались пол дня и первую ночь. Почти все это время посменно спали, все же этот боевой рейд вымотал всех до жути. Вот следующую ночь уже не столь успешно. Вообще-то здесь, вроде бы в территории мегаполиса, но в то же время вне наблюдения окон и балконов, можно скрываться вечно, если решить продовольственную проблему. Однако какой в этом смысл? Чего ждать? Прихода Красной армии? Но ведь они не в кинозарисовке, а в странно зависшей на одном месте реальности.
Если бы не чудовищный шлейф дыма стелющийся над городом, явно со стороны пожарищ аэропорта, то все произошедшее вообще можно принять за сон. Ощущение такое, что совсем недавний танковый марш из окрестностей Луганска состоялся год назад. Но что теперь делать? Ждать прибытия к месту действия остального танкового батальона? Майор Шмалько не верит в такое совершенно жизни. Похоже, начавшийся на марше полураспад привел в конце-концов к тому, что пораженческие настроения взяли верх. Или пока танки чинились, их нагнали представители дивизии, либо еще какие-то командные звенья. Так что ведь бунт вылился только в этот боевой рейд единственной машины № 75. Учитывая дым над городом, сработала она по максимуму. И к тому же, без потерь. Может, стоит ползком, да перебежками возвратиться в родные пенаты штаба дивизии? Доложить о выполнение никем не поставленной боевой задачи. Хотя сам танк спасти не удалось, личный состав оной машины не пострадал. Правда… Да, если честно, потери имеются. Сведения не подтверждены, получены по средством радио, в столько-то часов минут… Да, от заместителя Мотина.
Кстати, может хоть по случаю реальных боевых потерь, бригаду, а то и дивизию, все-таки поднимут в ружье уже официально? Двинут отвоевывать Донецк, или еще что требуется? Если бы имелась надежда на такой исход, тогда бы можно было, и правда, отдыхать на траве-мураве одичавшего парка до самого прихода своей «Красной армии». Кто там, кстати, теперь назначен вместо Шмалько? Кто-то из ротных, оставшихся со своими обломанными танками? Или все офицеры, участвующие в боевом походе, теперь в немилости? Ладно, какая разница. Если бы бригаду двинули сюда, то можно было бы не просто валяться на завалинке, а даже провести для них рекогносцировку. Где тут обитают противотанковые вертолеты и прочие опасности? Но, похоже, все это мечты. Уж сколько ожидаем. И уж если надеяться на большое танковое наступление, на реанимацию вооруженных сил страны из странной спячки, напоминающей гипноз, то тогда перед валом танковой брони состоялся бы хотя бы точечный бомбардировочный налет по месту стояния тех самых вертушек и возможных мест дислокации противотанковых батарей. Но никакой активности в небе, даже разведывательных пролетов авиации не наблюдается. Хотя кончено, сейчас времена другие. Спутники и т. д. Их невооруженным глазом не рассмотришь. И к тому же из лесопосадки, где деверья с одной стороны маскируют, а с другой закрывают обзор.
Короче к третьему дню это непонятное сокрытие надоело до жути. К тому же и вынужденное голодание тоже достало. Не сегодня-завтра личный состав в комплектации Громова и Ладыженского начнет мародерствовать. Да и сам командир потерянной бригады майор Шмалько вряд ли останется в стороне.
Требуется что-то делать.
Четвертая власть:
«…русские ушли с Украины. Что может быть приятнее для истинного патриота? Вот именно теперь и начнется настоящее, не пропагандистское возрождение…»
Думаете, речь идет о 5Ю24М, т. е. заряжающих машинах? Конечно, ровно двенадцать этих этажерчатых штуковин тут имелось. Правда, в отличие от ПУ они уже не напоминали тяжелые танки, а более всего походили на трамвай. Однако не пассажирский, а ремонтный. И кстати, даже когда сверху на ЗМ водружали ракету, то и тогда она все едино ассоциировалась с трамваем, ибо в своей жизни перемещалась только по рельсам. Конечно же, рельсовый путь 5Ю24М был в отличие от суетной, столичной жизни нормального трамвая, могущего в своей судьбе заполучить даже счастье лобового столкновения с какой-нибудь «БМВ» и «Мерседесом», или даже чего доброго оттяпать ступню-другую зазевавшейся не вовремя торговке, был донельзя короток и однозначен – от собственного, снова кстати бетонированного, убежища, до окантованной бетоном пусковой установки. Единственная дилемма судьбы заключалась лишь в том, какая из ЗМ подъедет к ПУ первой. Это конечно в период теперь уж невероятной, настоящей Большой войны. По тому сценарию, активно, вправо-лево пуляющая в воздушных агрессоров изделия 5В28 «двухсотка» должна была в достаточно хорошем темпе избавиться от ракет помещенных на ПУ, и тогда бы эти самые пусковые тут же начали бы самозаряжаться с ЗМ 5Ю24М, причем абсолютно без вмешательства человека. Поскольку к каждой из ПУ было посредством рельсов пристыковано две заряжающих машины, то общее количество имеющихся в по-настоящему воюющем дивизионе восьмитонных ракет составляло восемнадцать штук. Итого, в случае наличия не каких-то курьезов, а обычных истребителей-бомбардировщиков и значит, расхода двух изделий 5В28 на одну цель, С-200 оказывался способен измолотить в обломки девятерых агрессоров. Но если вы думаете, что после этой нехилой работенки по скоростному спуску на землю ценного сырья алюминий, офицеры дивизиона могли отправляться на пенсию, а расчеты стартовой батареи на досрочный массовый дембель, то очень ошибаетесь. Именно после освобождения заряжающих машин и начиналась ударная работа расчетов ПУ, ибо как раз к этому времени дежурные «КРАЗ-ы» технического дивизиона привозили на позицию новые, свежезаправленные 5В28.
Однако в настоящий момент истинное предназначение дивизиона № 2 С-200 не выполнялось, он занимался жалким прозябанием, стоял на обочине жизни, вдали от настоящих войн и катаклизмов. Или может быть, так только казалось?
Прогуливающийся вдоль зарастающей травкой грунтовки, окольцовывающей кабину подготовки старта К3, комбат Володин размышлял примерно в таком духе. Ибо все в этом мире двояко. Например, с одной стороны, трава-мурава растущая поперек дороги, невольно, но весьма положительно, выполняла функцию маскировки этой самой кольцевой дороги для «КрАЗов». Но с другой стороны, бурная растительность явно свидетельствовала, что те самые тяжелые «КРАЗ-ы» с ракетами, наверняка в связи с внезапным и поразившим независимое правительство открытием отсутствия у Украины крупный месторождений нефти, редко посещают стартовую батарею «второго» дивизиона, и их твердые шины не часто вдавливают в грунт споры и семечки всяческих пригодных для маскировки сорняков. Кстати, перемещаясь по средством настоящей железной дороги в отпуск или командировки, майор Володин с удивлением наблюдал, что маскировочные работы не менее интенсивно производятся по всей раскинутой вокруг стране – сорные травы весьма бодро и умело маскируют собой когда-тошние колхозно-совхозные поля: видимо в ожидании грядущего всплеска активности нарождающейся фермерской благодати.
И надо же, от сей дремучести мысли, о медленном угасании техногенной фазы развития знакомой ему с детства культуры, готовящегося к будущему пенсионному фермерству майора Володина отвлекло некое, явно техногенное явление. Это был звук, с однозначностью творимый некой электропитаемой машиной, или скорее, даже машинкой. Не свидетельствовало ли это о том, что просто на смену зашедшей в тупик гигантомании индустриализма идет новая фаза, связанная с нанотехнологиями и прочими чудесами?
Командир батареи прислушался. Да, определенно озвучивалось нечто дреле-образное: металл сражался с металлом. Майор мог бы даже улыбнуться от нахлынувшего внутреннего тепла, но как опытный офицер автоматически задавил всяческие внешние проявления чувств. Однако можно было радоваться, кто-то из его подчиненных делал нечто полезное. Значит, знакомая ему с детства технологическая эпоха умерла еще не до конца. То было просто счастье.
Пеленгуя источник жужжания только лишь торчащими под фуражкой ушами, майор Володин свернул к пусковой установке за номером «четыре».
Четвертая власть:
«…считаю, что Украина и не должна платить какие-то контрибуции за возвращение себе своей же базы, своей территории. В этом плане наш президент прав на все сто процентов. Это все еще не отказывающаяся от реваншистских идей Россия должна заплатить за экологический и прочий, в том числе моральный ущерб, нанесенный землям и акватории Крымского полуострова. И мы обязаны быть тверды…»
По непонятной приверженности Шмалько приютившему их дикому парку, они двигаются не прямо к югу, к центру странной образом спящего во время иноземной оккупации города, а к северо-востоку, вдоль границы искусственного леса и построек. Можно подумать, что лес волшебный и спасет их он внезапного нападения. Однако ни у кого из подчиненных не имеется никакого альтернативного плана, им по большому счету все равно. Единственное что они сделали бы с большим удовольствием, это ограбили бы какой-то продмаг. Мысли подобного плана уже мелькали, и особых возражений у комбата не вызвали. По крайней мере, в теоретическом плане. Теперь Ладыженский вслух, при начальнике, а Громов наедине, высказываются в том смысле, что может быть ближе к ночи, когда они достаточно удаляться от своей приевшейся завалинки, майора все же удастся уговорить и на практические действия. Кого им собственно бояться, кроме турок? У них целых три автомата.
Однако путешествия оказывается не столь гладким. В своей лесной берлоге, они, и правда, оставались как бы вне времени и пространства заколдованного королевства. Сейчас они едва нос к носу не сталкиваются с целым рассадником врага. Но турки слишком сильно шумят, демаскируя себя. Перекрикиваются, к тому же, тут работает несколько автомобильных моторов; и то вовсе не легковушки.
Танкисты замирают на месте, затем падают. Некоторое время они лежат просто слушая. Но турецкий язык они не знают, так что сосредоточение внимания на перепонках ничего не дает; инстинктивная способность к освоению языков покидает человека в возрасте приблизительно трех лет – в украинскую армию призывают чуть позже. Так что через некоторое время вспомнивший о воинском долге майор Шмалько начинает передвижение по-пластунски. Он желает провести ту самую, когда еще намеченную в целях грядущего наступления, рекогносцировку.
Автомобилей – два. Тяжелые грузовики. Вроде бы американские – «Форд». Выглядят впечатляюще, не хуже русских «КРАЗ-ов». Если выбирать между НАТО и, помечтаем, Варшавским Договором, то придется бросать монетку: на вид никакой принципиальной разницы, разве что штатовская машина воздействует чуть впечатлительней, за счет голливудского рейтинга. Обзор местности приводит к обнаружению предметов, кои данные грузовики приволокли. Шмалько присматривается. В фильме о партизанах он по сценарию обязался бы сейчас поднести к глазам бинокль. Но все видно и без оптики. Все-таки не пушки – минометы. Калибр солидный, где-то «120».
Теперь впечатляет и задний фон. Из-за движения по растительности и он и экипаж подзабыли, что поблизости находится террикон. Большущая искусственная гора из шахтных выработок – достопримечательность и обыденность сего шахтерского края. Так вот, террикон хоть и старый, но с данного ракурса покрыт растительностью не слишком сильно. А поднятая турками суета становится понятна. Они заняты по уши. Пытаются поднять тяжеленные минометы волоком наверх. Склон не меньше тридцати градусов, дистанция метров двести. Работы явно надолго. Раньше майор Шмалько думал, что на такие подвиги – таскание пушек на руках – способны только славяне. Оказывается, век живи – век учись. Встает вопрос, а с чего бы это турки вдруг занялись созданием огневого рубежа. Неужели и правда, ожидают наступление противника? С другой стороны, может, просто время подошло, или эти самые минометы наконец-то примчали из Турции самолетом? Предыдущую ночь Шмалько несколько раз просыпался от воя заходящих на посадку лайнеров; все же до давешнего аэродрома очень даже недалеко. Одиночный танковый удар имел значительные последствия, но явно не глобального плана. Турецкая тыловая служба наладила поставки в прежнем объеме. И почему бы, в самом деле, янычарам не установить артиллерию на горе? Дальнобойность этих стволов – километров пять, по минимуму. Если стрелять сверху, то еще больше. А ведь вокруг миллионный город. Плюс, с другой стороны, но тоже в пределах поражения, Макеевка. Пригород, который в других, менее урбанизированных краях, мог бы сойти за столицу области – без малого, пятьсот тысяч человек. Ныне эти человеческие муравейники в дреме, но не будет же такое длиться вечно. Именно тогда этой вознесенной в поднебесье минометной позиции цены не будет.
Майор Шмалько оценивает возможность нанесения упреждающего удара прямо сейчас. Почти вся масса турок облепила минометы и тянет-толкает. Те, кто не занят этим непосредственно, наблюдают за процессом с живым интересом. Жаждут поддержать братков по оружию хотя бы криками. В сторону лесной посадки никто не смотрит, можно вполне организованно подготовиться к стрельбе.
Три автомата это разумеется не слишком много. Если бы имелся танк…
В таком плане неплохо бы и бомбардировщик-штурмовик Су-39. Чтобы гарантированно.
Четвертая власть:
«…только теперешний сброс в историю военного ярма Руси является окончанием всех невзгод прошлого. Можно сказать даже больше. Это и есть окончание непрекращающегося Голодомора…»
Нет, к сожалению, наблюдаемый процесс совершенно не относился к техническому прогрессу и почитаемому некогда модернизму. Тут наличествовал технологический цикл с обратным знаком – деструкция в чистом виде. Майор Володин уразумел это сразу, как только увидел. Правда, в данном случае его большущий опыт общения с механикой и радиоэлектроникой не имел никакого значения: аналогичный вывод сделал бы любой солдат стартовой батареи, обученный лишь коллективному действу по перезарядке учебной имитации изделия 5В28. Кстати личности осуществляющих действо были в данном контексте вторичны. Сам производимый ими процесс привел к включению в голове комбата Володина целой гаммы атавистических комплексов, ибо то, что они делали было просто-напросто чудовищно. Для человека всю сознательную фазу зрелой жизни лелеющего сложный стартовый комплекс полустационарной ракетной системы и почти в полном смысле неоднократно собравшего и разобравшего каждую из его составных частей, и почти досконально помнящего любой резьбовый миллиметр утапливания крепящих крышки блоков болтов, и испытывающему особый трепет при волшебстве авто-стыковки всей этой многослойной сложности с красивейшей одинадцатиметровкой являющейся из тех-дивизиона ракеты, наблюдаемое сейчас олицетворялось не просто с актом вандализма, равняемым срубанию голов статуям в Летнем саду Санкт-Петербурга, это было нечто еще более худшее – ударом по общему вектору мироздания.
Вандализм осуществляли пришлые господа американцы. Осуществляли деловито и не слишком прячась. Точнее, забравшись под маскировочную сеть, и укрывшись за обваловкой, они вроде бы уже спрятались. Может, им стоило поставить кого-нибудь на шухере? Однако весьма возможно, только именно этим двоим удалось оторваться от всюду шастающих следом дивизионных офицеров сопровождения. Остальные как раз были заняты в отвлекающих маневрах. И весьма вероятно, поначалу эти двое все-таки разделили обязанности. То есть, один наблюдал окрестности, а другой действовал. Но то ли явная безнаказанность, то ли никем доселе не оспариваемая неприкосновенность американского гражданина несколько вскружила голову. Так что вместо отслеживания опасности «второй номер» любовался деструктивным творчеством основного работника. Сейчас этот творческий вандализм разрушения Рима в карманном исполнении узрел командир стартовой батареи Володин.
Четвертая власть:
«…позволить создать в Балаклаве военно-морскую базу американского флота, есть не только самое правильное решение в плане экономического возрождения Крымского полуострова, но это просто дружеский поступок в отношении страны приложившей титанические усилия для спасения Украины из российско-большевистского рабства. Возможно, стоит провести в жизнь это решение еще до официального вхождения в НАТО. Надо…»
Они движутся в другом направлении. Поначалу осторожно, а потом все более раскованно. Жрущие соляру вхолостую «Форды» уже не слышны. Не слышны и «Раз, два, ухнем» в турецком исполнении. К сожалению, не слышен и грохот металла, с тридцатиградусного ускорения таранящего другой металл, так же как и крики задавленных. Волшебство леса не действует, и 120-ти миллиметровый миномет не катится вниз по мановению волшебной палочки. Максимум через пару часов он разместится наверху и в его зоне поражения окажется полгорода.
Майор Шмалько молча размышляет, сколько месяцев или лет его станет мучить совесть? Вообще-то, даже если бы позиционное размещение турецкой артиллерии сорвалось, кто мешал повторить его потом? Ведь не остались бы они с Ладыженским и Громовым неприступной крепостью у этого террикона? В конце-концов на искусственную гору, наверное, вполне получится забраться и с другой стороны. Там, по идее, должны быть более пологие склоны, особенно в направлении шахты. Вероятно, выработка все-таки брошена, а склон, по которому ранее ходили вагонетки, перекрыт, ибо с той стороны вполне запросто бы получилось вытянуть на вершину не только миномет, но и что-нибудь помассивней.
Андрей Валентинович Шмалько ищет себе оправдание перед потомством, живущим уже ясно, что не при коммунизме, но, по крайней мере, не в условиях явной иноземной оккупации. Последний раз солдаты-срочники бригады стреляли из личного оружия два месяца назад. Два раза по три патрона. Плюс – добросовестным сержантам, еще по шесть штук. Плюс – некоторые офицеры и сверхсрочники по неполному рожку. Украина не столь богата, дабы учить своих воинов стрельбе. Благо, разрешено без меры стачивать сапоги отработкой строевой выправки. Следовательно…
В апогее фильма о партизанах-мстителях вполне бы получилось перестрелять турок около миномета. Заодно, в параллель огнестрельному процессу, лишившиеся опоры колесные стволы сделали бы из кого-нибудь инвалида войны. Водители этих американских «КРАЗ-ов» умерли бы не успев нажать клаксоны, и даже вернуться в кабины. Незамеченные сходу офицеры пристрелили бы еще кого-то из своих, наводя дисциплину. А тут бы мстители-танкисты заменили приконченные рожки и разобрались бы с этими командирами. Короче, еще до прибытия вертолета, майор Шмалько с сотоварищами взорвал бы вражеские ящики боеприпасов, а так же угнал хотя бы одну иностранную машину. По пути вполне бы получилось задавить еще кого-то в форме, ибо глупые оккупанты принимали бы их поначалу за своих.
Однако без спланированной режиссуры, все могло получиться несколько по-другому. Вот смог бы он простить себе, угробленных за десяток турок, наводчика Ладыженского и механика Громова? Себя в рассмотрение не принимаем: офицер – профессия героическая.
Тем не менее, совсем не эти слюнявые, кухонно-интеллигентские обсасывания были все-таки главной причиной нерешительности. Но пока майор Шмалько этого не ведает. Он поймет позже, хотя скоро. Этим же вечером. Пословица «Утро вечера мудреней» действовала в условиях нынешнего постмодернизма навыворот.
Четвертая власть:
«…есть ли примиренческая позиция России в отношении Запада правильной по сути? Не зашла ли Москва слишком далеко в задабривании мирового сообщества? Неужели вступление в ВТО стоит ухода из Севастополя? Кто-нибудь считал, сколько стоит Севастополь? Да, вот именно, стоит! В денежном эквиваленте! Сколько поколений русских вкладывали свой труд в создание этого города, его инфраструктуры, самой военной базы, наконец? Не повторяем ли мы путь Советского Союза в плане покидания стран Варшавского…»
Да действительно, происходил технологический процесс – металл сражался с металлом. Правда, вряд ли кто-то даже слыхом не слыхивающий о таблице Менделеева сделал бы ставку на одну из сторон. Весовые категории были ясно не равны. Алюминий до крайности легко режется высококачественной сталью. Вообще, выбор орудия исполнения со стороны янки был несколько странен. В отношении созданного из легкого металла изделия 5В28 вполне ударно сработала бы и обыкновенная кувалда. Может быть, господа империалисты просто не слыхивали о столь простом инструменте? Вполне вероятно. Ибо действительно, пользовать переносную микро-дрель, или там мини-пилу (Володин точно не рассмотрел) работающую от встроенного аккумулятора было даже как-то нерационально. Ведь воздействие американцев по понижению боевой готовности дивизиона никак не могло ограничиться кромсанием одной ракеты. Даже на пусковых установках не стоящего на «второй колонке» «второго» стрельбового канала их имелось две штуки. Что, после посадки карманного источника питания, они бы помчались назад в казарму ставить аккумулятор на подзарядку? Смешно! Короче это был странный маразм, уж лучше бы они использовали какую-нибудь пластиковую взрывчатку. С помощью нее, при удачном выборе места закладки, вполне бы получилось вывести из строя даже пусковые. К тому же наличествовали еще и всяческие кабели. Настоящий боевой диверсант, попади он в границы позиции, мог бы натворить дел, используя даже простые подручные средства. По всей видимости, тут сработали некие атавистические, присущие буржуазной культуре черты. Заостренный корпус ракеты – слишком явный признак прогресса, символика и предмет в одном лице. Остатки следов созданной развалившейся империей мощи требовалось стереть начисто, ибо любому нормальному постмодернисту видно, что эти грубые славянские аборигены, общинно-крестьянской породы, никак не могли произвести таковой высокотехнологичный продукт в реальности – такое просто противоречит структуре мироустройства. Вот потому-то дрель и работала в повышенных оборотах, громче чем предусматривалось, так что даже прогуливающийся в стороне Володин смог данный шум уловить.
Говоря современным, продвинутым языком, в момент когда шум и действо совместились в голове комбата в единое целое, планка у него попросту упала. Наплевать ему стало славяне перед ним или англосаксы, он просто взревел и кинулся в атаку. Стоящий в стороне наблюдатель был ему несколько менее интересен, чем забравшийся на пусковую паразит с дрелью. Вихрем принесшийся майор ухватил его за ногу и дернул вниз, подальше от коробящейся ракеты, с такой силой, что американец не только выронил свое орудие вандализма, но и проехался носом по крашеному зеленым корпусу ПУ. Однако украинский офицер не дал опешившему герою-янки спрятаться, то есть, используя инстинкт, отползти под тяжелую подъемную часть железной конструкции. Володин набросился на него с диким криком, одним махом развернул, хватанул за грудки, и тут же выдал серию приличных боковых ударов по физиономии. С американца мгновенно сошел весь оставшийся запас спеси, он превратился в дрыгающуюся, всхлипывающую травоядную жертву. Естественно, майор тоже, причем еще ранее, преобразился в животное, однако это было что-то хищное, из породы львиных.
Надо сказать, что комбат Володин не был боксером-разрядником, не значился он физкультурником-любителем, лупцующим по утрам грушу просто для личного удовольствия, но он являлся офицером современной украинской армии – маленькой наследницы Советской. В очень многих случаях, как впрочем и в большинстве армий мира, отношения с солдатами строились здесь на почве морально-психологического, а в отношении отдельных лиц, и физического подавления. Понятное дело, уставом – а теперь уже «статутом» – сие никак не нормировалось. Однако устав есть красивое кабинетное творение, плохо стыкующееся с прозой реальности. Ну а поскольку майор украинской армии Володин был строевым офицером, но обитал все-таки не в затертой двумерности плаката строевой подготовки, а в четырехмерном континууме истинной жизни, то когда-никогда кулаки о солдатские ребра он все-таки разминал. И похоже, положа руку на сердце, это делалось несколько чаще, чем в далеких буднях Советской армии. Такова уж была местная украинская специфика вливания в европейскую демократию.
Тем не менее, очень похоже, что «братки по оружию» из США об этом ведать не ведали. Вообще, не смотря на свою принадлежность к самой мощной планетарной империи всех времен гегемонии homo sapiens, гости оказались весьма нервными ребятами. Например «второй номер» поначалу вроде бы бросился выручать товарища, однако на полпути все же замер, ибо ясно понял что произойдет с его собственным выбритым личиком, когда «зъихавший з глузду» украинец оставит коллегу по диверсионной деятельность умирать в покое и переключится на его физию. Зато он вспомнил, что совсем рядом, на поясе, у него наличествует орудие с технологией далеко превосходящее по грубости карманную дрель.
Наблюдаемая картина тривиальна. Не в плане того, что демонстрируется каждый божий день, нет. Но это не какой-нибудь распад протона, представимый только схематически, да и то ограниченным числом лиц, мечтающих о Нобелевке по физике. То, что происходит, сто раз наблюдалось в кино, и в старых роликах о партизанском сопротивлении тоже. Еще тысячу раз оно впоследствии прокручивалось в голове, с самых различных ракурсов. Может быть, кому-то в жизни случалось видеть подобие картины наяву.
Основных участников двое. Роли распределены, согласуясь с основным постулатом эволюции: один из участников исполняет роль хищника, второй – жертвы. Ведущий – не крупный, но явно активный самец, жертва – молодая женщина, или вообще девочка, не с этого ракурса и не в такой нервной обстановке оценивать. Жертва в слезах, транспортируется посредством сцепки за волосы, но все же еще пытается тормозить процесс, хватается за все встречные препятствия. Самец – турок – действует одной рукой, во второй автоматическая винтовка.
Реализовавшиеся из-за угла танкисты реагируют мгновенно, но каждый по-своему. Младший сержант Ладыженский уже вздергивает АКСУ и опускает предохранитель. Майор Шмалько отводит его ствол рукой. Взгляд его мечется по округе – он оценивает декорации. За сценой наблюдают несколько гражданских, все явно в шоке; возле выхода из подъезда лежит кто-то, наполовину скрытый дверью, не исключено что это уже покойник. Шмалько сейчас не интересует такая детализация, он усекает главное – других турок в пределах зоны наблюдения нет.
Можно позволить действовать остановленному Ладыженскому, но наличествуют опасения, что в горячке тот создаст друшлат из всего окружающего пейзажа. Конечно, шуметь очень нежелательно, и наверное в каком-то из вариантов, одиночного противника можно легко удавить простыми методами, типа внезапной атаки прикладом. Однако у турецкого пехотинца М-16, и кто знает в каких «курдистанах» он проходил предыдущую стажировку. К тому же Шмалько уже поднимает извлеченный из кобура ПМ. В момент прицеливания, турок обнаруживает новых свидетелей и заодно наведенный в его тело ствол. Он начинает реагировать, но теперь уже не разобраться, отпускает ли он девушку до попадания пули, или то есть попросту реакция на боль.
Турок падает, корчится на земле. Тупоносая начинка «Макарова» угодила ему в бочину на уровне груди. Все трое танкистов одновременно бросаются вперед. До жертвы метров двадцать пять, как раз дистанция отработки навыков стрельбы из пистолета. Однако отсюда, с нового ракурса, майор Шмалько, оглядываясь на гражданских, обнаруживает еще одного противника. Этот солдат тоже вооружен винтовкой, но, похоже, ошарашен выстрелом. Неизвестно чем он занимался в проеме двух металлических гаражей, возможно, справлял какие-то надобности. Тем не менее, Шмалько некогда дожидаться, когда тот очухается и придет в себя. Майор начинает палить в его сторону, даже не приняв положенную по наставлениям стойку для стрельбы. Три пули последовательно дырявят недавно крашеный гараж. Гильзы отщелкиваются в сторону, одна обжигает лицо Ладыженского.
На турецком солдатике ни царапины, однако он отработанно падает, и принимает позу для стрельбы лежа. Ему остается только подтянуть автомат, когда АКС-74У вовремя подключившегося Ладыженского осуществляет опорожнение не менее трети рожка.
Дальний турок превращен в кровавое месиво: в него что-то попало, и проблем с ним нет. С первым хуже. Явно с трудом преодолевая боль в раздробленных ребрах, простреленном легком, но к досаде, не задетом сердце, он пытается отползти, да еще и дотянуться до выроненного автомата. Нормального приклада у АКСУ нет, потому обиженный этим обстоятельством танковый механик Громов бьет его берцем. Это мышиная возня. Добивать раненного сапогами можно и полчаса кряду. Требуется делать что-то более радикальное. К примеру, лоботомию. Однако начавший целить в голову турка Шмалько, теряет уверенность, сталкиваясь глазами с приговоренным. Так дело не пойдет. Накрыть его какой-нибудь тряпкой что ли?
Вокруг полная фантасмагория не дающая сосредоточиться. Спасенная от изнасилования, и бог знает чего еще, девица теперь вошла в обычный женский амплуа – истерику. Она визжит как резаная. Благо в ушных раковинах Шмалько все еще звенит. Но ведь нет времени ожидать пока все вокруг устаканится само собой. Того гляди сюда, на выстрелы, пожалует новая банда, а они стоят здесь на виду всего двора. Но и оставлять как есть тоже нельзя. Раненый турок – это свидетель. Конечно, и все окружающие тоже свидетели, но может они не будут сотрудничать с оккупантами в плане выдачи своих? К тому же, это где-то в сытых странах можно спорить о том, надо ли уничтожать приговоренных по суду к смерти наиболее гуманным образом, или же и так сойдет. Здесь и сейчас не тот случай. Именно пистолет Шмалько является орудием справедливости.
– Заткните ей рот, что ли… В смысле, успокойте женщину, – командует он Громову с Ладыженским. – И отведите, хотя бы метров на пять.
Он начинает сосредотачиваться по новой. Все без толку. Турок что-то заподозрил. Сквозь свое учащенное, хлюпающее красной пеной дыхание, он начинает что-то говорить. Вероятно, молит добросердечного врага о милости, или молится Аллаху, дабы поставил зачет, а быть может, проклинает неверных. Проблема с языками сводит все эти действия к единому знаменателю. Эта же проблема отодвигает прочь, за бредовостью, и идею допросить пленного на счет чего-нибудь важного, типа количественного состава, вооруженности, нумерации принимающих участие в боевой операции соединений. Шмалько ясно понимает – эта идея-фикс всего лишь очередная задвижка, услужливо поставленная подсознанием для отодвигания в неизведанность будущего необходимости контрольного выстрела в голову. Господи боже, он майор, или не майор? Надо что-то делать, и быстро. Уж лучше вообще бросить все как есть и уйти, чем стоять тут в размышлении, наблюдая как в покалеченном… человеке, человеке, ком же еще… хлюпает.
Он снова поднимает ПМ. Бормотание турецкого солдата приобретает вид скороговорки. Шмалько становится оловянным солдатиком, роботизированным полицейским. Однако сбросить абсолютно все ограничители не выходит.
Вместо единичного контрольного, он производит три выстрела в грудную клетку раненого. Пусть будет, что будет.
Четвертая власть:
«…наконец-то Россия становится цивилизованной страной, осознающей и отвечающей за свои поступки. Возвращение Украине ее исконной территории – небольшого северо-черноморского Севастополя – это морально правильное решение. Однако лидеры мирового сообщества, а с ними и весь цивилизованный мир, надеются, что это есть лишь начало пути. Раскаявшаяся в своих многовековых преступлениях, в своих националистических язвах, Россия обязана со временем вернуть и другие незаконные обретения. Речь даже не о исконно японских островах на Курилах. Это далеко и в Азии. На повестке дня давно стоит вопрос о незаконном анклаве прямо в центре Европы. Калининград – вот место, о котором…»
Химическая реакция преобразование твердого пороха в продукты распада – очень громкое дело. Тем более армейская «Беретта» сработала четырежды. Именно столько потребовалось на преобразование активной биомассы украинского майора в пассивную. Кабина подготовки старта К-3В в данный момент не шумела, потому как не работала, так же как и дизель электропитания. Эта сложная техника занимались трудным делом экономии производных нефти, ибо за годы самостийности было наконец доподлинно доказано, что собственных ресурсов названной субстанции достаточных для обогрева и освещения хотя бы одного из пяти наличных городов-миллионников в территориальных пределах государства не имеется. В следствии временной и обратимой смерти техники, находящийся во внутренностях К-3 командир стартового взвода Гридасов явственно различил приглушенные бетонированным убежищем выстрелы, навсегда отключающие жизненный цикл его непосредственного начальника. Старший лейтенант похолодел: выстрелы в пределах территории дивизиона еще никогда не означали ничего хорошего, исключая нечастые теперь походы на стрельбища, ибо за годы самостоятельного существования украинской армии ее помолодевшие и изменившие языковую ориентацию маршалы неожиданно выяснили, что в границах расчудесной демократической страны, шатнувшейся инерционностью вращения планеты в западную сторону, странным образом не имеется ни одного патронного завода, правда доложить эту седую новость президенту они до сей поры не отважились.
Перепоручать выяснение произошедшего кому-то из сержантов, а тем более солдатиков Гридасов не решился. К тому же он был совершенно уверен, что выстрелы случились где-нибудь сравнительно далеко, допустим, в соседнем «первом» дивизионе, или даже за пределами части; вдруг просто кто-то охотится? Некий новый русский, вернее, украинец? Естественно, старшему лейтенанту и в голову не могло прийти, что стрельбу начал американский империалист, причем прямо на территории, за которую комвзвода отвечал лично. На счет территориальной привязки все разрешилось в секунду, как только старлей выскочил из кабины, а затем и из убежища. Укладывающие кабельные катушки около убежища для кабин солдатики все еще стояли открывши рты и повернув голову на источник звука.
– Где? – спросил похолодевший Гридасов, ибо ему почудилось, что странноватый ветерок дернул кверху его короткие волосы.
– Там, пан старший лейтенант, – выговорил один из рядовых, но пальцем направление на ПУ номер «четыре» указали все трое.
– За мной! – скомандовал Гридасов уже перейдя на бег.
Домчали они мигом. А на подходе к обваловке пусковой увидели убегающего прочь неизвестного.
– Взять! – рявкнул, словно собакам, разгоряченный бегом командир взвода. Сам он не изменил направления, ибо собирался все же глянуть на ПУ-4, ведь там все же, как ни как, наличествовала боевая ракета. Он не успел сделать и четырех шагов, когда снова раздались выстрелы.
Неизвестный стрелял в его солдатиков на поражение.
Однако вооружены они теперь просто-таки до зубов. Шмалько решил, что мародерство ныне будет не самым страшным из его преступлений. Список уже солидный, но пополнения, видимо, не исключены. Покуда там, использование государственной собственности – танков – в личных целях, а может, это же деяние трактуется как мятеж, ведение боевых действий без приказа, стрельба в пределах населенного пункта, наверное, превышение норм самообороны – ведь двое убитых турок конкретно по ним стрельбу еще не вели, а еще негуманное, попросту варварское, обращение с военнопленными – как иначе можно именовать раненного разоруженного противника? Так что у неаккуратно шляющихся малым количеством по городу турок отобрана одна М-16, пистолет марки «Кольт» и еще кое-что из снаряжения. К примеру, достаточно удобные вещмешки. Кстати, вторая М-16 брошена, в связи с выходом из строя, по причине попадания в нее пули из АКСУ Ладыженского; а еще говорят, что пуля «5,45» имеет слабые поражающие свойства. В дополнение хотелось прихватить хитрые фляги американского типа. Цепляются на спину, в виде ранца, но пить можно не снимая, посредством трубочки. Но обсасывать мундштуки после убитых… До сего момента вполне обходились без подобных выкрутасов, а значит и далее – вполне.
Наличествовала мысль переодеться для маскировки в форму противника. Вообще-то лишняя головная боль. К тому же, разве они планируют дневной рейд в место базирования агрессора? И безопасно ли перемещаться по украинскому мегаполису подстроившись под чужих? Вдруг все-таки не одни они такие народные мстители-одиночки? Прихлопнет кто-нибудь, и не успеешь даже объясниться, задействовать украинско-русский голосовой аппарат. Да и вообще, ни та, ни другая одежда непригодна к использованию, оба турецких самоходчика – кто же еще бродит по чужому городу вот таким образом всего по двое? – истекли кровью.
Кстати, попутно решен философский вопрос, теребящих душу майора с момента ухода от штурмующих террикон минометчиков. Во-первых, даже расправа с куда меньшим количественно противником вызвала известные сложности. Личный состав спешенного танкового экипажа лишь чудом не понес потери. Скорее всего, в случае нападения на турок-альпинистов, исход был бы предрешен. Героическая смерть в бою – это конечно здорово, но покуда Шмалько все еще надеялся на более благоприятный исход. Но философия вообще-то наличествовала не в данной взвешивании рациональности и безрассудства. Она залегала более глубоко. Ведь по сути, тогда у террикона, Шмалько остановил вовсе не рационализм. В этом плане, так и во дворе «хрущевки» наличествовала полная неопределенность в ближних резервах противника. Однако оружие они применили сходу и без всяческих сомнений. Значит, главным было все же сочетание возможности с эмоциональным стрессом. В случае «хрущевки», перед глазами находился оборзевший от безнаказанности агрессор, однозначно творящий зло. У террикона, злобные замыслы могли только присутствовать, как выводы из цепочки тактических рассуждений. Короче, там партизанская битва воинов-мстителей не получалась, ибо волна народно-солдатской ненависти еще не затопила эмоциональную сферу полностью; никак не получалось рассматривать каждого встречного турка в качестве таракана, которого неизбежно следует давить. Причем, давить с наслаждением.
Ничего, еще пара-тройка напоминающих последнее происшествий, и партизанский характер созреет основательно. Главное, выйти их этих происшествий сухими. Покуда, командир несуществующего ныне танкового батальона майор Шмалько надеется подстраховаться дополнительным снаряжением. Возможно, это даже имеет смысл.
Четвертая власть:
«…вот так просто взять и отдать? Извините. Давайте мыслить по-европейки, а значит, по цивилизованному. Русские оккупанты обязаны устранить весь ущерб. Они должны создать в покинутом городе современнейшую инфраструктуру, которая конечно же бы там создалась, будь эти места демократическими изначально. Каждый житель региона должен получить компенсацию за себя, и даже за многие поколения своих родственников эксплуатируемых наличной в регионе военной базой. Не забудем и о Второй Мировой войне. Именно из-за наличия здесь русского морского форпоста в данном месте происходили тяжелые бои. Изгажены море и суша. И за это тоже жители края должны получить хотя бы денежную компенсацию…»
Штатная обойма «Береты 92F» включает пятнадцать патронов. Американец не успел острелять все, но из тех восьми что выпустил, кроме четырех пуль всаженных в майора, в цель угодила еще одна. Целью оказался рядовой третьего месяца службы, восемнадцатилетний Михаил Крышкин. По счастью пуля угодила всего лишь в бедро, но раздробила кость, потому Крышкин повалился как подкошенный. Два других солдата тут же в ужасе затормозили: теперь оба они представляли собой идеальные мишени «в полный рост», тем более, убегающий мужчина внезапно тоже остановился и снова вскинул оружие. Никогда не служивший в пехоте, и ни разу в жизни не вырывший индивидуальный окоп полного профиля, ракетчик Гридасов сообразил все это мгновенно. Неизвестный злоумышленник убивал его солдат. Странная зацикленность мозга не позволила ему сообразить, что и он сам остановившись лишь чуть поодаль представляет из себя немногим более сложную цель. Возможно, стоило повалиться наземь плашмя и ужом ползти за обваловку, ведь никто бы не осудил его даже постфактум, ибо войны японских нинзя могут происходить только в далекой стране Голливуд. Еще можно было заорать что-нибудь типа: «Стоять! Не двигаться!» или «Стой! Стрелять буду!», но на это все требовалось слишком много времени.
Зрение Гридасова приобрело панорамную широту и одновременно четкость лазерного сканера. В этой широте он ясно наблюдал маленьких солдатиков и сержантов замерших перед микробным удавом вздергивающегося кверху ствола. Одновременно в нижней границе панорамы, у своих собственных ног, старлей увидел решение проблемы. Края забетонированной площадки для пусковой потрескались, демонстрируя отдельность бетонных фрагментов – вечную дилемму метущих территорию дежурных расчетов: относить ли названные отвалившиеся каменюки к мусору, или все-таки к части должного сохраниться рельефа? Сейчас один из этих фрагментов волею судьбы обратился в метательный снаряд.
Но конечно огнестрельное оружие не просто так сменило пращу. Покуда бетонный обломок достиг цели, пистолет выстрелил еще дважды и один из преследователей – сержант Пчельник – упал, свернувшись калачиком. В этот миг увесистый двухсотграммовый камень саданул американца в плечо. Тот опешил, схватился за ссадину, снова развернулся для бега.
– Хватайте сволочь! В атаку! – странным тоненьким голосом крикнул Гридасов. Он метал следующий камень, но в этот раз промазал. Однако что-то в убегающем изменилось. Может, старлей просто наконец-то опознал в противнике одного из американцев?
Однако все без исключения подчиненные впали в ступор. Никто из них не собирался в атаку, наверное, они были природно предрасположены только к позиционной войне. Так что на врага кинулся только сам старший лейтенант. И видимо, ему повезло, ибо сделав всего считанное количество шагов американец споткнулся и упал. Встать он не успел – командир стартового взвода навалился на него сверху. А тут, наконец, подоспел и кое-кто из военнослужащих срочной службы.
Теоретически город можно блокировать полностью. То есть, как при Чингисхане – обложить боевым лагерем, пустить в круговой патруль конную стражу, воткнуть там и тут наблюдательные вышки. Конечно, современный миллионный мегаполис, да еще сращенный с пригородами, это не замок и даже не Кремль. Нынешние армии не столь раздуты, дабы суметь выполнить такую задачу. Да и массовые, времен последней Мировой, и те делали такое с большим трудом. Пример Ленинграда вполне показателен. Конечно, для простой дестабилизации города достаточно перекрыть дороги. Девяносто девять и девять в периоде процентов гражданского автотранспорта никоим образом не осилит бездорожье: колесо хоть и круглое, но не универсальное изобретение. А наличие боевых вертолетов сведет на «нет» и около-нулевой остаток. Сколько там личных «Хаммеров» на весь город? Один? Два? Есть еще «УАЗ-ики», но и они не танки. По поводу пеших прогулок… Ой, вы меня утомили! Тут та самая азимовская ситуация, когда только робот способен высунуть нос за купол, а остальным – загородная прогулка в десяток километров, что выход в открытый вакуум; остановку-две пройти по асфальту в теньке – это уже проблема. Сейчас гитлеровские лагеря смерти не смогли бы работать на полную катушку. Им бы не хватило материала. Этот материал, не смог бы туда добрести самоходом, весь падеж произошел бы по дороге.
Короче, с блокировкой мегаполиса никаких проблем. Но надо ли? Разве была поставлена задача, выморить всех жителей? Вопрос даже не в том, что это проблематично. Морально подготовленный человек выдержит сорок суток, хоть ты тресни. Причем, это вообще без еды. А ведь в Донецке наличествуют какие-то запасы. Конечно, теперь не то, что в былую скудность тоталитаризма, когда городской НЗ на продбазах исчислялся трехмесячной нормой. Ныне, при благости демо-сытости, все едино должно хватить на две недели. Конечно, опять же о птичках, было упомянуто о физиологических пределах человека. Но ведь то Человека! Который звучит гордо и с большой буквы. Те, у кого без планового хот-дога, в полчаса раз, вселенная уже начинает схлопываться в первозданную сингулярность, нервишки пожиже. Те ребятки-девчатки через сутки взвоют, к новой ночи обратятся оборотнями и, того и гляди, начнут творить хот-доги их первого встречного. А ведь в городе надо еще относительно спокойно кое-что сделать. Хапнуть то, сё, да и укатить без особых личносоставных потерь. Ведь воистину глупо получить в после-боевой отчетности статьи «убитые» и «пропавшие без вести» на полностью демилитаризированной территории.
Так. А какое отношение все это имеет к делу? То самое. В настоящих условиях поток транспорта в город и из города продолжал существовать. Естественно, за счет установленных там и тут КПП поток более чем солидно поредел. Но все же и внутрь и изнутри мигрировали машины с какими-то товарами, горючим и прочей всячиной. На дорогах загородом их становилось еще больше, ибо турецкая армия осуществила лишь очаговый захват территории, она совершенно не контролировала львиную часть городов и населенных пунктов Донбасса, тем более вовсе не интересовалась деревнями. На главных трассах области можно было встретить разъездные, часто весьма серьезно усиленные, патрули. И не более того. Эти, путешествующие на колесной бронетехнике группы, даже если бы захотели, все равно бы не осилили проверять все встречные автомобили. Солдаты активировались наобум, так сказать, по наитию. Вот не понравился цвет какого-то «жигуленка», или приглянулась издали едущая рядом с водителем девица.
Никто из недавно «рекрутированных» в «Вооруженное Народное Ополчение» не мог припомнить, что в процессе «вербовки» их снимали на видео, либо фотографировали. Так что у турецких патрульных, и достаточно часто сопровождающих их милиционеров, однозначно не имелось ни фаза, ни профиля скрывшихся из мариупольской мясорубки. Тем не менее, беглецы нервничали. Даже опытнейший дяденька – Дмитрий Гаврилович Беда.
Сергей Парфенюк не ведает, как будет выглядеть нервный срыв Дмитрия Гавриловича. Возможно, произойдет поголовный отстрел одного из выездных патрулей: прихваченный у турок пистолетик Беда не выбросил, а везет с собой. Правда, как он расправится с бронетранспортером неясно. Может быть, станет лупить в упор по амбразурам, или брать технику штурмом, как бонусный приз, после того как отоварится навесной амуницией кого-нибудь из расхаживающих по дороге? Беда планами не делится, возможно, не хочет вводить сам себя в соблазн. Так же он не рассказывает патриотический историй из своего прошлого боевого опыта. Мало вероятно, что ему нечего поведать. Но вдруг воспоминания тоже способны его раззадорить, и что тогда? Все же пистолет у них всего-то один.
Тетка Шампура и ее сожитель – вовсе не дядька, как втихомолку пояснил Саша – советовали Беде оставить пистолет на хранение: «С ним ничего не будет – я его в тряпочку заверну и под раковину», однако Дмитрий Гаврилович не согласился: «Да, не волнуйтесь вы, тетя Лида! Доставлю я в Донецк вашего племяша. А второй раз за три дня становится дураками уж как-то не жаждется». Правда, особо его и не уговаривали – когда смотришь на Дмитрия Гавриловича вблизи, как-то не очень хочется перечить. Если бы они видели его в деле, то тогда бы и совсем не пробовали. «Ты уж нам, Сашёк, когда доберешься, позво…», – не договорила тетка напоследок и махнула рукой. Но зато машину, старый, оставшийся от покойного мужа «жигуленок» отдала не задумываясь. Ее сожитель, был явно недоволен таким разбазариванием кровного имущества, однако спорить не стал; видно от тети Лиды имелся еще и какой-то другой толк помимо машины.
Конечно, теперь наличествовал риск, что какой-нибудь «дэржавный» автоинспектор установит рассогласование владельца автотранспорта и его теперешнего водителя. Парфенюк почти не сомневался, что произойдет тогда с таким милицейским формалистом. Однако за всю дорогу никто из встречных «ментов» их не потревожил. Можно констатировать – наличие на трассе турецких сопровождающих подействовало на «даишников» отрезвляюще. Или обе стороны еще не освоились и стеснялись друг дружку? Могло быть и так. Языковый барьер явно мешал им установить добропорядочный канал международного общения. И это было к лучшему.
Ведь в конце-концов не только в документах дело. Всякое могло произойти и по более тривиальным причинам. Потребовал бы постовой открыть багажник и… Нет, в багажнике у них не имелось ничего компрометирующего, но играющий роль водителя Саша Шампур задрал бы руку, а какой-нибудь турок обратил бы внимание на свежие ссадины от веревок. Теперь легко бы выяснилось, что они имеются у всех трех пассажиров, и не только на руках. Весьма подозрительное обстоятельство. И не внушало сомнений, что присутствующие на дороге гиды от родных украинских силовых структур не возбудят по данному поводу уголовное дело против турецких соратников. Вообще, трое беглецов солидно подчистили гардероб тетушкиного сожителя. Пришлось одолжить у него целых три рубахи с длинным рукавом: именно так получалось замаскировать потертости в районе кистей. Благо «заменитель дяди» отличался солидными габаритами, так что его размерчик вполне удовлетворил всех донецких гостей.
Как выяснилось в процессе путешествия из перекидывания парой-тройкой слов со встречными водителями – по главной трассе «Донецк-Мариуполь» Беда ехать не рискнул, потому двигались кругаля и кое-где расспрашивали дорогу – что движение внутри области вполне в норме. Но зато перекрыты въезд и выезд в западном направлении, и вроде бы, граница с Россией. По некоторым рассказам так же блокирована и Луганская область. На счет Днепропетровска с Харьковом циркулировали лишь какие-то смутные домыслы. Вполне не исключалось, что оккупирована вся Восточная Украина, может быть даже Киев. Хотя в Старобешево на остановке какой-то типчик утверждал, что некоторые приграничные области уже захвачены Россией. Парфенюку больше нравилось слово «освобождены», а тот типчик не понравился; как выяснилось позже, и Дмитрию Гавриловичу тоже, однако беглецам не стоило привлекать к себе внимание, потому Беда не затащил говоруна в наличествующий за автовокзалом сортир для выяснения подробностей тет-а-тет.
Так или иначе, но до родного города они добрались солидно нанервничавшись, но без роковых приключений. Жалко действительно нельзя было позвонить и успокоить тетю Лиду.
Четвертая власть:
«…безусловно Новороссийск не имеет столь мощной военной инфраструктуры как Севастополь. Теперь часть кораблей черноморского флота России вынуждены сменить дислокацию радикально – уйти на Балтику и в Баренцево море. Так что черноморская группировка ослаблена донельзя, и, видимо, надо констатировать, навсегда. Спрашивается, неужели российские политические лидеры не могли предусмотреть столь простые и явные последствия своих популистских решений загодя? Досрочная передача – да, попросту, сдача – нашей исконной территории в угоду некому мировому сообществу – это…»
Командир группы дивизионов полковник Бубякин оказался убит наглостью наповал. Еще он был поражен просто-таки феноменальным практицизмом, удивительной приспособляемостью этих империалистических агентов. Ведь никак нельзя было представить, что они выложили перед ним какую-то загодя разработанную инструкцию. То, что случилось, никак не получилось бы предусмотреть. По крайней мере, ни в реальной детализации. И надо же, менее чем через час после произошедшего этот скрытый ЦРУ-шник уже излагает ему вполне годную псевдо-версию событий. Проявлением чего это является? незаурядности ума, или все-таки условного рефлекса выработанного рождением в мире развитого капитализма? Может и правда человек постиндустриальной эпохи отличается от человека прошлого, двадцатого века, принципиально? В плане того, что тип homo sapiens прошлого столетия по внутренней структуре превосходил сложную, но все же вполне постигаемую окружающую среду, и потому его внутренний процесс понимания мира был сложен, информация проходила через множество преобразователей и фильтров, пока в конце-концов не приводила к какой-то реакции. То есть, тамошний, вымирающий нынче человек, к коим старший офицер Бубякин нескромно относил и себя самого тоже, обязан был иметь внутри как бы сложнейшую, донельзя хрупкую, состоящую из миллионов сцепленных тайным образом колесиков конструкцию. Когда же, с развитием производственных сил и усложнением цивилизации, хитроумность соприкасаемого с человеком мира перепрыгнула порог его миропонимания, то переулосжненно-накрученное естество sapiens-а старого типа мигом устарело. Теперь его внутренняя замысловатость, та самая духовность воспетая мертвыми классиками, стала абсолютно излишней. Ныне, головоломность внешнего окружения сама обтачивала болванку абсолютно пустого – по взглядам былого времени – homo во что-то путное, то бишь, полностью приспособленное в выживанию, а значит и к обустройству во внешнем технологически (естественно, не в плане только техники) перенасыщенном мире. То есть, полученная в результате обработки, сложная внешняя форма структуры современной души запросто обогнала по приспособляемости хрупкую и ломкую систему прошлого. У новой наличествовала повышенная надежность и совершеннейшая износостойкость. Куда с ней было тягаться хитросплетениям неустойчивых шестеренок былого? Душа старого типа, например, вынужденная при каком-нибудь лукавстве изворачиваться вьюном, закручивая шестереночную структуру внутри во что-то воистину немыслимое, дабы хотя бы не краснеть во внешней трехмерности, никак не могла конкурировать с болванкой сегодняшнего типа. Ведь той совершенно не требовалось выворачивать какую-то сложность внутри, достаточно было лишь развернуться какой-то из своих внешних, обкатанных в нужную сторону граней. Никакого внутреннего протеста, эдакого, пусть и маленького перешагивания через себя, обман и даже предательство, внутри объекта, с детства обработанного технологичным миром современности, вызвать попросту не могло. Какие-то всхлипы сердобольных мамочек: «Да как же он мог?» или там «Как не стыдно!», не имели в данном случае никакой культурологической, а уж тем паче материальной привязки. Внешняя форма оперативной сферы взаимодействия субъекта с миром просто-напросто сама по себе производила нужную реакцию на изменение чего-либо. То, что субъект в данном случае, по крайней мере, в сути, переставал быть субъектом, а обращался в объект – само собой понятно. Но втолковать столь простую истину самому этому субъекто-объекту вы бы никоим образом не смогли. Не стоило бы и пробовать.
Потому и сейчас, наблюдая за болтающим (исключительно по делу, кстати) пришельцем с иного континента, полковник Бубякин абсолютно не задавался вопросом, есть ли у данного англоязычного типчика совесть. Априорно ясно, что таковой шестеренки в структуре данной личности не присутствовало изначально, даже в проектировании. Если уж культуре порожденной индустриальной эпохой на свое горе получилось столкнуться с культурой постиндустриальной, то, по крайней мере, надо уйти с честью, поглядывая на опрокидывающийся мир философски. Раз уж искусно обточенные неваляшки оказались более жизнестойки (а как еще выразиться?), чем железные люди эпохи промышленного бума, то к чему теперь табуретки ломать? Общего идеологического ядра нам все едино не найти, тем более с точки зрения той же усложненной внутри индустриальной культуры, вся идеология постиндустриальных неваляшек сводится к простейшему превознесению собственного «я». А поскольку этого самого «я» у объекта попросту нет, и быть не может, то, следовательно, за «я» принимается внешняя атрибутика существования, то есть вечное поигрывание на струне удовольствия – упрощенная чувственная роса – «жарко-холодно» и ни шагу в сторону, ибо пространств по сторонам попросту не существует.
Посему, командир группы зенитно-ракетных дивизионов – богатства выданного той самой фазой индустриального апогея ныне опрокинутой в царство Тутанхамона страны – слушал излагаемые ему философствования американского неваляшки совершенно спокойно. Полковник Бубякин был знаком с этой философией неваляшек давным-давно, на горе его собственный сынок относился к этому самому виду, хотя вырос не за морями-океанами, а на тутошнем континенте. Главная фишка всей этой философии сводилась к просьбе – а в идеале, разумеется, к приказу – «Дайте мне все, что мне хочется и немедленно!». Сейчас, из-за не слишком понятного соотношения сил, эта простота маскировалось чуть более сложной, но тоже весьма простоватой формулой – «Ты мне – я тебе». Вот сейчас для полковника украинской армии в очередной раз растолковывали вторую часть аксиомы – «тебе». Правда, растолковывали ее не напрямую – в плане языкового аспекта – а через военного переводчика в звании майора.
– Мы, я имею в виду мое правительство, не поскупимся, – пояснял американец Март Лоренс посредством этой передаточной цепи со звездой средней величины, приданной представителям дружественного блока НАТО изначально. – На ваш банковский счет (я понимаю, что у вас его, скорее всего, покуда нет, господин полковник) будет отложено как минимум тысяч двадцать наших американских долларов. Естественно, мы понимаем, нельзя обидеть и семью майора. У него же была семья, правильно?
Да, семья у Алексея Георгиевича имелась, размышлял полковник Бубякин. Жена, дочь. И как минимум в ближайшие час-два ему, командиру группы придется предстать пред их очами с этой валящей с ног, и дай бог, останавливающей сердце только на секунды, новостью. Естественно, надо будет обойтись без жутких подробностей. Коих хватает. Хотя бы поза, в которой нашли комбата Володина. Он полулежал, прислонившись спиной к пусковой установке. Странно, что тело не съехало в прогал, ведь основание ПУ помещалось в бетонном углублении. Может, несчастный командир батареи хотел в последнем усилии прикрыть собой вверенную технику? Да вообще-то даже наверняка так. Пусть и не мертвым телом, но своей жизнью так точно. Командир «второго» дивизиона, вместе с командиром стартового взвода уже осмотрели злосчастную пусковую, и уже выявили преднамеренные повреждения ракеты. Кстати соседнего комбата старта – майора Володихина – привлекать не стали: все ведали о их дружбе, а эксцессов покуда следовало избегать. Так вот, Алексей Володин с однозначной решимостью вступил в схватку с диверсантами, спасая боевую технику. А теперь эти же диверсанты предлагают закрыть на это глаза и совершенно не прикрывать собой…
– На счет семьи, тут дело особое. Но вот лично вас мы не обидим, пан полковник Бубякин. Деньги пойдут на счет буквально через день-два. Еще…
– Знаете, сколько стоит выведенная из строя ракета? – внезапно прервал американца, вернее, его переводчика, командир группы.
– Вы же опытный человек, Михаил Юрьевич, и понимаете, что сейчас это не имеет значения. Техника данного вида однозначно, и в ближайшее время снимается с вооружения. Она более никем не производится. Даже в России ее практически не осталось. Так какая разница, сколько она там стоила когда-то раньше? Вы же в курсе, что запросто списываются и не такие вещи? Конечно, учитывая дополнительную суету, в плане привлечение к делу людей из дивизиона обслуживания, мне придется ходатайствовать, дабы ваши премиальные увеличились.
Вот гнида, продолжал внутренний монолог полковник украинской армии. О всем, обо всех он в курсе! Предусмотрел даже это. То есть, действительно факт преднамеренной порчи ракеты весьма поганит картину несчастного случая с оружием. Или как там, дословно, заокеанские гости собираются представить происшествие? Но ведь пострадавший не в единственном числе. Конечно, фатально пострадавший, как раз в единственном. Солдатики лишь ранены, и будем надеяться наша доблестная военная медицина постарается не оставить их инвалидами на всю жизнь. Благо у командира взвода Гридасова лишь мелкие ссадины. Парень оказался не промах, надо запомнить. Скрутил этого откормленного янки практически в одиночку. Правда, даст ли таковое происшествие какое-то преимущество в сегодняшней политической ситуации? Европейский выбор определил лучшими друзьями-товарищами именно американцев. Вот если бы старлей Гридасов повязал российского подрывника-террориста, тогда да! Орден имени какого-нибудь Мазепы, а то и дивизии «СС Галичины» на грудь, президентская благодарность в эфире, и может даже моментальное повышение до командира дивизиона. А здесь такой прокол, отдубасил сапогами главного заморского кормильца и союзника. Если за таковые подвиги повышать, то ко всяческим натовским атташе придется пристыковывать дополнительную охрану; спасать от активных армейских карьеристов.
Конечно, стоит подумать о том, что по другую сторону весов. Здесь двадцать тысяч. Большие разовые деньги даже для полковника. Хотя за прикрытие столь громкого происшествия могли бы отвалить больше. Скупой народ капиталисты. Или это только аборигены обходятся им по дешевке за бусы? Но скорее всего, здесь голый расчет. Наверняка в далеком верху ЧП прикроют и перенаправят в иное русло с большой охотой. Все ведь теперь, по смерти главного свидетеля и жертвы происшествия, можно трактовать самым причудливым образом. Вот, например, по типу версии этого американского резидента местного масштаба. Это не американцы, совсем не американцы дырявили корпус изделия 5В28. Делал это сам майор Володин; возможно во временном помешательстве. Причина коего, известное среди выходцев из России (неважно, что в действительности Володин родился и жил на Украине всегда) социальное явление – пьянство. Болезнь генетически присущая русскому народу из веку. Данный комбат наблюдался на службе в нетрезвом виде неоднократно, на что ему, конечно, указывалось вышестоящими начальниками, как то, полковником Бубякиным, подполковником Мальцевым (соответствующие документы и записи в учетной карточке потребуется непременным образом подделать). Однако оные начальники, учитывая неплохой послужной список командира батареи, проявили мягкость, в надежде на исправление этого офицера, а так же его успешную отправку на пенсию. Наверняка, заокеанские товарищи из ЦРУ, уж неясно каким методом, но рассчитывали привлечь на свою сторону и семью покойного. Пусть бы возмущенная супруга и дочь порассказали в каком виде наблюдали своего кормильца ежедневно, особенно на выходных и весьма частых, по тому же скорбному поводу, больничных. Нашлись бы и подчиненные – затурканные и забитые ежедневным мордобоем названного начальника сержанты – кои освидетельствовали бы как выносили за Володиным тазы с блевотиной, а так же исполняли неуставные приказания по доставке из солдатской столовой закуски, рассолов и прочей аналогичной продукции. Так вот, когда названный алкоголик в форме увидел прибывших на позицию для обмена опытом военнослужащих дружественной американской армии – или там проверяющих из гуманитарной экологической организации «Гринпис» (не суть важно) – он бросился на оных с кулаками. Как известно из биологии, приступы «белой горячки» среди русских явление весьма частое. Естественно, никакие увещевания отрезвляющего действия не произвели. Физический же отпор только разозлил временно помешавшегося. На горе у него в кобуре оказался штатный пистолет марки «Макаров». Началась стрельба. Несколько военнослужащих этой же части, а так же заграничных гостей оказались под огнем. К сожалению, другого пути остановки разбушевавшегося преступника в форме, кроме как «встречный огонь на поражение» не имелось.
Вот так это будет выглядеть после получения двадцати тысяч «кусков» паном полковником Бубякиным и неизвестного, но явно большего количества валюты более высоко сидящим панам военным и прочим. В данной механике уже сам командир группы значится мелкой, ничегошеньки не значащей шестеренкой. Действительно «ничегошеньки», по крайней мере, исходя из общего валового продукта США в двенадцать триллионов даже былая стоимость – где-то сто тысяч – ракеты 5В28 и то не тянула на особую ценность. Естественно, и не стоило бы надеяться, что некая приемлемая часть прибыли мощнейшей империи планеты уйдет на разрешение каких-то мелкий происшествий за границей или задабривание чужих режимов. Стоило ли городить огород управления миром, дабы львиную часть добытого возвращать обратно, лишь чуть изменяя структуру распределения? Режимы на то и ставятся, дабы обходиться дешевле. Если же что-то буксует, то наличные марионетки сбрасываются в корзину, а на их место устанавливаются новые, со свежими нитками. Но дебит с кредитом должны блюстись однозначно – все ж-таки капитализм.
И вопрос только лишь в том, может ли маленькая пешечка – полковник Бубякин – противопоставить этой системе хотя бы что-нибудь? Наверное, не слишком много, если по расчетам ЦРУ-ников цена ему двадцать тысяч, да и то не сразу, а «на днях». И еще и посредством банка: будет потом леска для успешной подсечки. Хотя вероятно, с точки зрения постиндустриального человека, ничего такого в лишней управляющей струне нет. Любому ясно, что если на тебя нет надежного компромата, то и карьеры тебе не сделать. Ведь хозяева вверху должны ведать – в случае чего тебя всегда получится прищучить. Но зато пока ты догадлив и послушен, карьерный рост обеспечен сверхнадежно. Так что может двадцать «кусков» «зелени» – это только прелюдия к слипанию трех звезд средней величины в одну большую генеральскую? А там, смотришь, в грядущей неминучести боевого столкновения с российской армией, ради коего только и стоит тянуть «нэньку Украину» в северо-атлантисты, эта звезда вполне может произвести последующую репликацию. Стоит призадуматься.
Тем паче, что реально может нынешний командир группы, сокращаемой под корень разновидности боевой техники, противопоставить банковским двадцати тысячам? Гневную тираду, разоблачающую происки империалистов, брошенную в лицо напрямую? Так и это не получится, хотя бы из-за передаточного ремня – «майора-академика». При перетрансляции высказывания он наверняка дипломатично снизит накал и разбавит краски. Тогда может срочное интервью для журналов и газет? Очень сомнительно, что в данный момент неясных слухов о каких-то вторжениях России, кто-то станет раздувать истерию по поводу некорректных действий грядущих союзников в борьбе. Или упереться рогом и сдать плененных американцев только в руки родимой украинской милиции? Кто гарантирует, что их не выпустят уже оттуда? Разумеется, под обязательство справедливого суда на родине. Понятно никак не узнать, что там потом будет на той родине за океанами: текущая суета никогда не позволит проводить доскональные разбирательства. И кстати, по данному поводу двадцать или сколько там «не менее» тысяч – тю-тю! А для окончательного стирания странной истории может и сама группа «двухсотки» пойдет под досрочное планово-неплановое сокращение. И тогда даже сегодняшние полковничьи погоны… Нет, почему же, «с правом ношения военной формы одежды». С чего бы убирать из досрочного увольнения по сокращению штатов столь необременительный для самостийного государства пункт?
И значит… Может, поторговаться? Убрать графу о получении взятки через банковскую систему? Или даже словесно прощупать возможность удвоения самого результата? Действительно, что те «двадцать» в условиях грядущего входа в европейское сообщество?
Четвертая власть:
«…у России все как всегда. Проспали первый удар, а теперь не могут изобрести легенду, как покрасивше поведать о случившемся миру…»
Оказывается, по городу Донецку опасно ходить не только в турецкой, но и в украинской форме. И дело не только в военных патрулях оккупантов. Однажды в плечо Шмалько ударяет не слишком увесистый помидор. По ценам нынешнего колхозно-фермерского рынка это гривны три-четыре не меньше. Метатели овощей сильно рискуют; скорее всего, это подростки, слабо себе представляющие возможную реакцию вооруженного до зубов и взвинченного неопределенностью человека. Майор Шмалько и правда мог с испугу садануть из АКСУ, остановило лишь то, что вначале пришлось разворачивать корпус. Такая добавка времени на принятие решения спасла метателей от скоростной переработки в томатный сок. За эту полу-секунду Шмалько оценил ситуацию. Кроме того, по дуге в его сторону прибыл еще один краснокожий посланник, подтвердив первичный вывод. Скорее всего, хулиганили дети.
– Не стрелять! – скомандовал Шмалько, не скрытым лоджией второго этажа сорванцам, а собственным подчиненным. – Детишки балуются. Двигаем дальше.
Они успели сделать не более трех шагов, когда сверху послышалось:
– Эй, вонючки! Американские прихвостни!
Голос женский, точнее, девичий.
– А давайте, Андрей Валентинович, с ними все-таки разберемся? – делает предложение Ладыженский, с эдакой игривой, вымученной улыбочкой. – Не, не автоматом конечно. Мы с Громовым, даже без вас справимся, если не хотите.
Это уже хамство.
– Рот закрой, товарищ боец Ладыженский, – командует Шмалько. – И за мной шагом марш.
– Мы куда-то торопимся, пан майор? – краснеет Ладыженский. Понятно, он вполне оценивает ситуацию. Оба они, офицер и солдат, вооружены приблизительно одинаково, чистить морды собственными руками майор Шмалько не слишком большой любитель, да и неудобно такое делать, дотягиваясь до соперника через собственную амуницию, а вся командная цепь, подпирающая и регулирующая службу, да и жизнь командира батальона более не существует. Так что переход от взаимных оскорблений к силовому контакту достаточно проблематичен.
– Я не ясно выразился, младший сержант? – интересуется Шмалько нотой выше. – Решил снимать девок, Олег Семенович? Сейчас не время и не место. В свободное займешься. Или ты возжелал уподобится тому турку, что мы пришили намедни?
– Хватит что ли, Олег, – толкает Ладыженского в плечо Громов. – Пошли, давай! Торчим тут посреди улицы, а турки…
Откуда-то прилетает еще один помидор – у метателей, похоже, свой садовый участок – и ударяет рядового Громова в голову.
– Вот гады, – цедит Громов. По его уху стекает красная кашица.
Но зато конфуз разряжает обстановку. Сержант Ладыженский наигранно смеется, Шмалько, налаживая коммуникацию, тоже стремиться выжать из лица улыбочку.
– Я их вполне понимаю, – говорит он, когда отряд возобновляет движение. – В городе имеются войсковые части. Спецмилиция, там, внутренние… Короче, хватает. Но никто ничего. А пришельцы творят все что бог… Или у них аллах?… Что этот аллах стерпит.
– Пан… Андрей Валентинович, а может нам в гражданку нарядиться? – предлагает Ладыженский.
Над этим стоит подумать.
Рассуждая несколько отрешенно, но хотя бы с какой-никакой объективностью, приходится констатировать, что вся первичная подвижка в сторону мятежа на индивидуальном фронте произошла из-за ста килограммов ржавого железа. Дело в том, что последние годы самым главным делом, коим занималось Министерство Обороны Украины, была всемерная экономия, а так же борьба со злоупотреблениями, то есть по-простому, с воровством. Никто не спорит, в армии воруют испокон веку, и особенно в войну. Однако Украина успешно отпочковалась от Союза ССР, оставив все кавказские войны в ведении России, так что ныне воровство в ее вооруженных силах едва-едва теплилось, ибо что было приворовывать от бюджета составляющего всего четвертую часть от того, что всемирный заокеанский полицейский тратил не то что на НИОКР, а лишь на его часть, то есть, на разработку и внедрение в армию натуральных боевых роботов. Тем не менее, если соответствующим службам, кои когда-то ранее занимались отловом и выработкой устойчивого заикания у шпионов, поставили задачу бороться за сбережение куцего бюджета и остаточного имущества, то они этим и занимались. Конечно, где-то поверху кто-то неизменно лыбящийся с экрана мог запихивать в «чёрную дыру» собственного кармана хоть створ трансконтинентальной газовой трубы – ему все едино никто не предъявлял обвинения и даже не рявкал: «Положь, где взял!». Потому ребятишки из службо-органов рыли землю где ближе, вдали от газово-нефтяных магистралей, а так же шелестящих мерседесными шинами долларовых потоков. Например, они долго и убежденно рыли вокруг комдива «первого» дивизиона Корташова: оный принял технику на хранение у уволенного по выслуге лет командира «третьего» – как раз и ставшего кадрированным – дивизиона подполковника Писченко. Благо имелся простор для рытья, только намедни подполковник Корташов избавился от этого самого кадрированного дивизиона.
Как известно, любой кадрированный дивизион представляет из себя военную технику кастрированную в плане личного состава, то есть мертвое, законсервированное железо. Это нечто в виде обожаемого фантастами-детолюбами предмета, встречающегося обычно на далеких, откупленных фермерами под монокультуры планетах, и представляющего собой военную кладовку, оставшуюся от далеких, таинственным образом испарившихся из галактического сообщества, тоталитаристов. Клад подобного вида обычно внезапно отыскивается подопечными местного детского сада, как раз вовремя, а именно в период нашествия на звездную систему страшных космо-кочевников гипнотизеров. Добрый, заведенный ключиком и обтертый от смазки носовым платочком, робот-плазмоносец немедленно наносит пришлой нечисти серию резких водородо-тритиевых апперкотов, а затем навсегда закупоривает за ними мерзотно-неприятное подпространство, после чего водружает на титановый череп красивый, слепленный ручкой младенчика, веночек из монокультуры. Тут, разумеется, и сказочки конец, а кто слушал тот…
Однако те далекие галактики весьма мало сведущи в деле утилизации добра свалившегося на голову от стародавних, исторически зафиксированных империй. Здесь все по бухгалтерии. Большая груда закрашенного смазкой, маскированного сорняками и обжитого похрапывающим часовым железа, предназначенного для расконсервации в период какого-то гипотетического нашествия летающих супостатов, вызывает у неких высоко сидящих чиновников неизбежное выделение слюны. Впрочем, как и любое другое бесхозное или даже имеющее хозяев имущество, ибо посредством неуемно-многолетнего воспитания телевизором у них выработан сложный, недоступный не ведающим калькуляции собачатам Павлова рефлекс. Абсолютно всякое материальное тело, посредством сложной трансформации, производимой в передней полусфере левого полушария головного мозга, тут же приводится к общему эквиваленту, выраженному в крашенной бумаге, чаще всего имеющей на аверсе изображение ныне упокоенных заокеанских президентов. А поскольку в пределах одного-двух парсеков пространства – то есть, в пересчете на время, как раз в максимальном сроке восседания на троне демократического президента – никаких звездных кочевников не наблюдается (впрочем, по чести, и наблюдать их в общем-то нечем, ибо всяческие циклопическо-телескопические чудеса остались там же, в отгороженном таможней Заукраинье), то почему же слюна должна выделяться и капать на депутатскую кнопку-самобранку задарма? А не стоит ли… И так точно! И как можно быстрее!
Тем более, к каждой эквивалентно-пачко-долларовой выкладке металлолома, в плане его зелено-военной значимости по отражению космо-гангстерских вторжений, обычно пристраивается еще несколько пачечек из валютного резерва ЦРУ, ибо… Ну, сами понимаете. И почему собственно нет? Кому-то, видите ли, доверено осло-народом пихать в штанину газо-трубу, а кому-то… Что, по-вашему, штаны с лампасами чем-то хуже? Не так, мол, либералистично выглядят? И очень даже либералистично и демократилично, ибо напоминают славное прошлое шароварных гетьманов-воевод, а так же другие причуды черевично-рушныкового рая без памяти. Ну и значит: «Разобрать, сдать и прочее по списку!»
Но к горю комдива Корташова, разобрать-то разобрали, однако полученные, по случаю, из заокеанского, а может и звездно-галактического резерва плоские, нумерованные президенты сработали где-то сверху, над панелью депутатско-думского голосования, как ступор – слюна несколько заглотнулась, вцедилась за губу и перестала капать на кнопку-самобранку. Выделение же следующей порции, из-за некоего перенасыщения (что явно свидетельствовало о необходимости безотлагательных и досрочных перевыборов), замедлилось. Ибо в самом деле, если звездно-полосатые единицы и прочие цифры с притороченными рядком нулями, по случаю военно-специальных дел совершают миграцию по шарообразной Земле мгновенно, то разные металло-собирательно-сдавательные напряги, по своему явно материально-пространственному присутствию во Вселенной, требуют всяких сложнот, по поводу транспортировки, погрузо-зазгрузки, а так же нахождению обладающего пачко-долларами покупателя, и главное долгих подмазок всяческим таможням, налоговым управлениям, бухгалтериям и прочим службам, жаждущим обзавестись собственными зелеными слюнявчиками.
Короче, кадрированный дивизион С-200 распилили на части, однако не утилизировали до конечной стадии. И конечно корсары звездных трасс, тайно поглядывающие за Солнечной системой из газо-пылевых туманностей, могли теперь здоровски распевать «Пятнадцать человек на сундук мертвеца», дожидаясь покуда голубеющая планета окончательно превратиться в сельскохозяйственную пастораль, однако командиру дивизиона Корташову это принесло чудовищную головную боль. Тепереча, весь этот отертый от смазки и разложенный на составляющие алюминиево-чугунный хлам, почему-то не вывезенный с боевых порядков группы дивизионов, требовалось каким-то образом охранять. Но ведь, по случаю окончательной разукомплектации и ликвидации дивизиона, караул для его охраны более не полагался. Естественно и как всегда дело решилось присущим еще Советской армии «хап-способом». Был введен специальный патрульный из состава бодрствующих дневальных, вооруженный, как и заведено, опломбированным штык-ножом. Согласитесь, такой рядовой имеет все-таки несколько меньший морально-материальный вес, чем укомплектованный АКМ-ом. Особенно во времена плановой деиндустриализации, когда по округе, в поисках предметов легко и просто обмениваемым на плоских писателей и гетьманов, бродит почти все мужское население Киевской области.
И понятно, почему у комдива Корташова случались ныне частые височно-затылочные боли. Ведь он по-прежнему значился материально ответственным лицом. Его роспись стояла в рукотворной книге, где фиксировались все эти груды металла. Причем, там очень часто попадались всяческие спецсплавы, абсолютно неизвестной стоимости, весьма возможно, приравниваемой к драгметаллам.
Четвертая власть:
«…то, что что-то случилось, понятно хотя бы потому, что никаких журналистов не подпускают не только на аэродром, но близко. Например, наш членкор был остановлен военными еще за десять километров. По рассказам местных жителей, днем на территории базы, и даже, вроде бы, за территорией происходили взрывы. Что-то там падало, рушилось. Дымные очаги наблюдаются до сих пор…»
Подниматься на девятый этаж пришлось по лестнице, да еще и в темноте. Однако Дмитрий Беда, даже исходя из фамилии, а следовательно генеалогически, относился к породе людей всегда подготовленных к любым неожиданностям бытия. Нет, он не являлся ранним продуктом будущей революции биотехнологий – не обладал зрением женщины-кошки, просто, ведая о том, как хрупок технологический мир, всегда носил с собой маленький фонарик. Звонок, естественно, тоже не работал. Зато временное, или может быть с этого раза уже навсегда, отключение электроэнергии патронировало шпионским навыкам. Умершие телевизоры, пылесосы, стиральные машины и шуруповёрты поощряли барабанные перепонки к работе с полной отдачей. Беда осветил номер квартиры, а затем прислонил ухо к зашарпанной дверной обивке: тот, к кому он пришел не страдал комплексом неполноценности по поводу модности или немодности антуража. За дверью была абсолютная, в пределах диапазона чувствительности ушных раковин, тишина. Подъем по лестнице, а главное, долгое путешествие через город, могли оказаться бестолковой тратой времени. Беда постучал по косяку. Постучался он не просто ритмично, а неким подобием барабанного марша. Одновременно он подумал, что, еще в далеком мирном житии прошло-недельного быта, требовалось выработать особую структуру подобных сигналов. Стране явно не хватало у власти большевиков-ленинцев, которые еще за десять лет до очередной Мировой разработали в приграничной полосе сеть явок, складов и вообще продуманную иерархию партизанского сопротивления.
Однако из-за двери отозвались и без указанных сложностей.
– Кто? – голос был удаленный; тот, кто спрашивал, был тоже не лыком шит – он явно интересовался невидимым в глазок миром из-за вертикального бруствера ванны, или еще из какого-то непростреливаемого местечка.
– Я! Тигран! Я – Дмитрий, – отозвался Беда и тоже отодвинулся в сторону. Мало ли, вдруг голос в темноте воспринимается по-другому, и мало ли что и как изменилось в коммуникативном общении жителей города за время его отсутствия – вдруг теперь принято палить в докучливых незнакомцев прямо через обитую кожзаменителем деревяшку.
– Ты один? – поинтересовался хозяин чуть теплее и с совсем близкого расстояния. Надо же, Беда не уловил никакого шорканья тапочек – хозяин перемещался по своей собственной квартире как японский ниндзя.
– Открывай уж, – попросил Беда, и когда дверь распахнулась, добавил. – Сделал тут бюро пропусков. Весь подъезд замер в предчувствие развлекухи. Сам-то один?
– Один-один, не писяй, «заходь».
В свете фонарика двое мужчин пожали друг-другу руки.
– Ты вовремя, – сказал Тигран, – я уж думал сегодня к вечеру слинять.
– Куда?
– Не главный вопрос. Главное, что насовсем.
– А вот как, – кивнул Дмитрий Беда, как будто такой ответ хоть чего-нибудь объяснил.
Четвертая власть:
«…по сообщения военных, имел место инцидент с неопознанными, боевыми самолетами. С обеих сторон применялось бортовое оружие. Точные потери не оглашены, но они наличествуют. Будем надеяться, что если хотя бы один из нарушителей воздушного пространства России сбит, то, проведя экспертизу обломков, все-таки удастся узнать, кто это был…»
Кстати, покуда дело – самое материальное, не хухлы-мухлы, ибо в прокуратуре, пусть и военной, затеянное – не добралось до ворот, точнее, истории с воротами, подполковник Корташов серьезно недосыпал по поводу настоящих драгметаллов. Видите ли, в радиотехнике, и серебро, да и не только оное, применяется достаточно плотно. Конечно, не в килограммовых количествах, но все же. Кроме того, в размонтированном на составные части радиолокаторе К-1 оно вовсю использовано для покрытия волноводов. Извлечь его, понятное дело, проблематично, ибо волновод, как назло, имеет напыление изнутри, а не снаружи, вероятно в связи с тем, что в армии внешность обладает первостепенным значением и должна быть маскировочно-зеленой, а никоим образом не ослепляюще-разящей глаз. Естественно, может в грядущих временах повального использования в делах милитаризма Луны, подкрашивать локаторы предстоит чистым золотом, ибо глядя на естественный спутник снизу, с дальноты трехсот восьмидесяти четырех тысяч км, представляется что иная окраска там попросту не потянет, разве что боевая роботехника будет до срока хорониться присыпанной пылью в обширности лунных морей. Однако у комдива Корташова хватало забот и помимо переживаний за позолоту военнообязанных селенитов призыва середины двадцать первого века. За чашкой спирта, всяческие добрые люди с погонами не раз и не два рассказывали ему о том, что существует достаточно много способов извлечь серебро из волноводов даже не выворачивая наизнанку. Конечно, эти рационализаторские предложения предусматривали наличие поблизости химического завода областного значения, а так же налаженный контакт с его руководством или уж, в крайнем случае, с начальниками цехов. Не смотря на пронесшийся как-то по стране ураган под именем Перестройка (что, между прочим, соответствует наработанной американской практике, ибо и там эти стихийные бедствия носят ласковые, девичьи имена), бутылка не потеряла своего значения в качестве внутренней валюты, а уж бутылка спирта тем более. Так что вообще-то наладить контакт с кем угодно армия могла по-прежнему, и второй пункт меню подполковник Владимир Иванович Корташов выполнил бы запросто. Однако как назло, химических заводов-гигантов поблизости не водилось, те же, что по слухам и старым, запрещенным ныне, учебникам экономической географии, располагались где-то на востоке страны, в царстве повального мафиозного криминала Донецкой и Луганской области, тоже вроде бы, судя по оппозиционным газетам, давным-давно превратились в своеобразные кадрированные дивизионы, или же уже в следующую стадию. Так что им самим требовалось теперь думать, куда девать собственные египетские пирамиды стали и чугуна. Тем не менее, комдив Корташов не без тайного удовольствия поднимал чашечку спирта за упокой химической промышленности. Этот фактор способствовал сохранности повешенного на его шею посеребренного железа, а может даже и дивизионного дневального, вместе с опечатанным ножиком хранящего это самое наследие империи.
И видит бог, Владимир Иванович Корташов волновался очень даже не зря. Те самые органы, должные по распоряжению министра обороны бдить сохранность материальных ценностей, однажды все-таки явились по его душу. Кстати, на толстой шее Владимира Ивановича зависали аж два ярма одновременно. Ведь вообще-то он командовал обычным боевым дивизионом. За второй, кадрированный, он попросту отвечал. Бравые, и кажется, в связи с возрастом, совершенно не помнящие времена Советской империи, ребятишки СБУ-шники прибыли в кабинет Корташова явно не просто так, а солидно подготовившись. Мир ведь не без добрых людей, а комдивы, по случаю должности и сложности военных функций, не гладят всех окружающих по головке, так что некие тайные осведомители и подстрекатели нашлись.
– Так-с, пан подполковник, – сказал ему один из чудо-ребятишек, пребольно закаленный в юношестве игрой в выживание девяностых, – а где, скажите на милость, залежи бесценного металла, так называемой, кабины «К-один»? – Он брал быка за рога. Но и в самом деле, чего надо было юлить?
– Нет проблем, господа хорошие, – ответствовал им пришибленный ежедневными думами Корташов. – Следуйте за мной. – И правда, ведь ничего сложного не наличествовало в показе гостям этих самых «залежей». Тем более, если гости даже поднаторели в заучивании ПВО-шных названий, то это совершенно не значило, что так же четко они могли отличить кабину распределения энергии К-22 от кабины управления К-2, а может даже от пусковой установки 5П72В, тем более что все это хозяйство было разворочено в шматки.
– Так, хорошо, пан подполковник, – сказали чудо-мальчики, оценив вес некогда цельной тридцатишеститонной конструкции по высоте завала. – А способны ли вы продемонстрировать остатки аппаратных шкафов… Э-э… Вот по этому списку?
Конечно, Владимир Иванович не зря служил в противовоздушной обороне столь много лет, он был вполне способен продемонстрировать наличие нужных шкафов, по крайней мере, добрый террикон из выпотрошенных со шкафов блоков. Правда, ребятишки, будучи достижением Украины в плане создания нового – постсоветского человека, не поверили ему на слово и долго, с помощью того же дневального со штык-ножиком, а так же собственных мускулов ворочали этот самый террикон, отмечая в блокнотах некие номера, выгравированные на металле или же на притороченных табличках. Им пришлось постараться, а подполковнику Корташову даже вызвать им на подмогу дополнительных дневальных, ибо в когда-тошнем старании разукомплектации и ликвидации ныне успешно уволенные в запас «солдатушки-браво-ребятушки» постарались на славу. Вообще, давно замечено, что солдат срочной службы проявляет самую большую расторопность и удаль именно в плане доблестного разрушения. Есть в нем эдакая жилка, роднящая с далекими трансгалактическими кочевниками, ожидающими, за углом шарового скопления М13 в созвездии Геркулеса, окончательной демилитаризации Земли.
Когда ближе к закату пареньки-самостийщики наконец-то несколько умаялись и даже исцарапали руки в трудах, а подполковник Корташов всласть и сверх всякой мочи наперекуривался, стало ясно, что первый раунд он выиграл.
Но СБУ-шники были явно настырны и расслабляться насовсем не стоило.
– Рад, что ты жив, – констатировал хозяин квартиры запаливая импровизированный подсвечник на столе.
– А чего, опасался? – поинтересовался Беда.
– Да, забредал к тебе, после приезда. Нелька твоя сказала – убыл по делам. Я конечно вижу – сама не своя. Но чем я мог утешить. Сам…
– Я у тебя тоже был перед… В общем, до того… Куда линял?
– Охотился. Правда, охотился! – воззрился на Беду Тигран Григорьевич Чикоян, его старый боевой товарищ. – Ездил на север, к Северскому Донцу. Ты вот не любитель, а зря. Там сейчас, после нашей деиндустриализации, чего только не развелось. Лоси. Представляешь, лоси! Сам видел. Но у меня, к сожалению, не подходящий ствол, да и машину, как минимум, надо бы. Ладно, о чем это я. Чайку? Ах да! Гаденыши газ сразу отключили, а теперь вот, смотри, со светом балу ют.
– Без чайка обойдемся, Тигран.
– Вот и хорошо. Не на свечах же кипятить. Я чего опасался-то? Змея-то и правда загребли. Ну, соседи рассказали, что, вроде, пришли менты – а может и не менты, где теперь разобрать – и увезли. Куда, в какое отделение… Ни слуху, ни духу. К тебе не совались, нет? А я у себя повесточку в двери нашел. Видимо, являлись аккурат когда я еще в Донецк не прибыл. И хорошо, что до, а то, если бы после, так я бы подумал, что у нас в ментуре «шерлоки холмсы» выискались.
– В смысле? Ты чего-то натворил, Тигр?
– Да, так… Ты вот, где скрывался, волновал жену? Гульнул, что ли, под шумок? – Чикоян подмигнул.
– Да, гульнул чуток, – встречно подмигнул Беда. – Слушай сюда. Я, как началось, сунулся к тебе – «мобилы-то» молчат. К Змею не пошел, ты ж знаешь, его «змея» меня не слишком терпит. Еще в военкомат, даже. Потом – объявление. Дай, думаю, проверю. Если чего – вам свисну. Ну, а там, – он весьма вкратце поведал истории с Вооруженным Народным Ополчением и с путешествием в Мариуполь и обратно.
– Здорово, – констатировал Чикоян, в качестве комментария. – Значит, все и ментура, и бандюки и оккупанты – ведь я их правильно назвал, так? – работают совместно?
– Так точно, Тигран. Все ветви власти, и теневой, и прочей заодно. Против народа, в общем.
В этот момент дали ток. Над головой в зале загорелась люстра и свет свечей померк до шестой звездной величины.
– Слава яйцам, – удовлетворенно моргнул, привыкая к яркости, Чикоян. – Счастье, что эти турки разбрелись еще не по всей области. Наверное, Старобешевская ТЭС еще пашет.
– Слушай, Тигр, у меня в доме двое ребят. Может, отложишь свои дела, или там ключ дашь. Хотел я с ними к тебе перебраться.
– Ты, Дмитрий Гаврилович, умный-умный, а дурак. Я ж тебе объясняю, ко мне уже совались. И понял теперь, почему к тебе не приходили. Ты ж к ним сам записался. Похоже, работают прямо по военкоматовским спискам. Так что, не знаю как к тебе по новой, но ко мне снова явятся. И кстати… Ладно.
– Может, ты и прав, Тигран, – Беда обвел взглядом освещенную комнату. Как у всякого нормального холостяка она была завалена черти чем, но в атрибутике появилось кое-что интересное. – Григорьевич, вижу, у тебя дополнение к арсеналу?
– Ага. Есть кое-что? – кивнул Чикаян в неком смущенном довольстве.
– Прикупил, что ли? – Беда встал и подхватил в руки красивую снайперскую винтовку с громадным оптическим набалдашником.
– Осторожно, заряжено, – предупредил хозяин.
– Ты с этим на Северском Донце зверушек бил?
– Не, уже потом. Ну, в смысле, тоже охотился.
– В смысле? После Донца? Чего-то не понял?
– Я ж тебе упоминал. Хорошо, повесточка «до», а не «после» прибыла. Видишь ли, Беда, когда все началось, я решил – надо что-то делать срочно. И наверное, уловил момент. Вот сейчас бы уже не получилось – уже взяли под контроль, и вывезли даже.
– Что взяли? – не понял Беда.
– Оружейные магазины.
– В смысле? – Дмитрий Беда открыл рот. – Стой? Ты очистил оружейный магазин? Да?
– Да, «Хемингуэй в Африке», – скромно пожал плечами Тигран Григорьевич. – Ну, не совсем очистил. Взял чуть-чуть. Или что давно хотелось, а бабок все не было, или что требуется по сегодняшней жизни.
– Слушай, а у них и такие пушки есть? В смысле, были? Я вроде…
– Конечно не на витрине. Для своих, понимаешь.
– И ты сам… Там же охрана и…
– Тогда только один был. Не, не, Дмитрий, я его не убивал. Но и рассмотреть он меня не успел тоже, конечно. Я ведь все там знаю. Помнишь, я когда-то там охранником месяца два скучал?
– Вспомнил уж теперь. И вспомнил, что ты снайпер.
– Не, не снайпер, – мотнул головой Чикаян. «Полуснайпер». Я ж вторым номером был всегда.
– Какая к черту разница, – махнул рукой Беда. – И много ты всего прочего упер?
– Да не, чуть, – Чикаян тоже поднялся с дивана. – Слушай, ты сказал у тебя два пацана. Так может, они помогут все это перенести? Вчетвером возьмем все одним махом. Так?
– Вопрос, куда перенести? – подумал вслух Дмитрий Беда. – Ладно, выясним по дороге. Короче, я назад, за ребятами. Вначале свое занесем в одно место, потом к тебе. Слушай, а пистолетики какие-нибудь ты прихватил? Дай чего-нибудь сразу. А-то у нас не густо все же.
– Это ты правильно, – кивнул Тигран Григорьевич. – Мало ли? Пока будете туда-сюда… В общем, ни меня, ни… Лучше что-то прихватить сразу.
– Придержал бы ты язык, Тигр! – шикнул Беда. – Накличешь тут…
Когда через два с половиной часа он вернулся с подмогой, то сказал:
– Знакомьтесь, ребята. Это Тигран Григорьевич Чикоян – «полуснайпер». А это, Тигр, Сережа Парфенюк и Шампур Саша. Ты вещички удобно упаковал, «полуснайпер»? Учти, лифт все еще не работает.
– Это хорошо, а то когда заработает, еще милиция явится. Или кто там сейчас главный? Ты вот сведущий, Дмитрий. У турок президент или король?
– У них республика, – пояснил Парфенюк. – Так что – президент. В смысле, это до переворота. Сейчас же у них там как-то по-новому.
– Видишь, какая грамотная у нас смена, – подытожил Беда.
Потом они обратились грузчиками.
Четвертая власть:
«…трудно делать выводы, когда официальные лица, а тем более генералы, набрали воды в рот. Однако предположительно, было атаковано то ли пять, то ли десять военных российских аэродромов. Результат? Об этом можно только догадываться. Наверное, впечатляющий. Жалко, не в нашу пользу…»
Чудо-дознаватели и правда были достижением трех украинских пятилеток самостийности. Общались они вроде бы на русском языке, однако по выражению лиц и тону, сразу чувствовалось, что это, вообще-то, язык не русский, а так, русскоязычный, и используют они его именно вынуждено, ибо в присутствующей в округе примитивной, совсем еще не продвинуто-европейской культуре, данный атавизм, наследие жуткой тоталитарной эпохи татаро-русско-монгольского ига, все еще жив. И потому они вынуждены по долгу службы, и ни в коем случае не по личным пристрастиям, пользовать этот обезьяний диалект, ибо старое племя питекантропов все еще цепляется за свои предрассудки, и никак не желает не то что перестраиваться на национально-модный колорит, но даже по случаю своей генетической неприспособляемости не хочет добросовестно и быстро испариться куда-нибудь в небытие. Правда, у Владимира Корташова возникало известное сомнение, способны ли данные субъекты легко и грамотно изъясняться на «мове», однако не он сейчас являлся экзаменатором. Он сам был абитуриентом по отношению к этим младшим офицерам, и к тому же, у него даже не имелось возможности самостоятельно выбрать экзаменационный билет, эти чудо-эс-бэ-ушники узурпировали такое право себе.
К следующему приходу, что состоялся всего полутора месяцем позже первичного, братки-служаки подготовили новый ребус-уравнение. И представьте, мерзопакостные предчувствия Владимира Ивановича оказались пророческими, ибо дело действительно подобралось к драгметаллам. Может, и изначально все только к этому и подводилось?
– А не покажете ли вы нам, пан подполковник, – елейно и с прищуром обратился к нему проверяющий, – где у вас складированы локаторные волноводы от всё той же «Ка-один»?
– Никаких трудностей, – отчеканил на это Корташов, – разве что морозец, зима на дворе. Но вы ведь ребятишки закаленные, а вот я старый, больной, так что накину валеночки с тулупчиком.
– Извините, подполковник, а разве в нашем климате тулупы положены? То есть, выдают? – сразу же расширил ноздри, нащупав новое поприще злоупотреблений пришлый капитан эс-бэ-ушник.
– Хе-хе! – сказал на это Владимир Иванович. – А вы думаете, что я только тут, под Киевом служил что ли?
– А разве успели еще где-то, помимо Украины? – с нескрываемым подозрением осведомился старший лейтенант, но младший проверяющий.
– А то вы не в курсе моей биографии, господа хорошие, – встречно подмигнул командир дивизиона. – Однако признаюсь по радушию. Сей тулупчик достался мне в подарок от друзей-сослуживцев, с коими хлебал курсантскую кашу совсем уж давным-давно. Сейчас они несут боевые дежурства вовсе в других климатах, не чета нашему по суровости. Или может, вы жаждете проверить материальные неустойки в дивизионах под Мурманском?
Однако пан подполковник Корташов посмеивался покуда очень зазря. Выяснилось, что братцы-проверяющие подготовлены в этот раз несколько лучше прежнего. Правда, не в плане тулупов. Но зато какая-то из анонимок угодила в цель: работал кто-то сведущий.
– Так-с! Это оно самое? – уточнил несколько озябший, но стойко, по-гетьмански, сопротивляющийся минус десяти чудо-офицер.
– Ясен перец, – кивнул Корташов, указывая на аккуратную груду искривленного железа в коей для композиции не хватало разве что группы Лаокоона.
– Что ж, будем измерять, – констатировал чудо-дознаватель и извлек из куцей, пронизываемой ветром шинельки толстую китайскую рулетку пятнадцатиметровой длительности.
– Как будет угодно, – поднял воротник Владимир Иванович и закурил, прикидывая, хватит ли в кармане сигарет, ибо длиннота измерительного прибора, в данном конкретном случае, не давала проверяющим никаких преимуществ – волноводы прямоугольного сечения являлись слишком искривленными предметами, и к тому же, в процессе преобразования в металлический лом, кое-где завязались в настоящие узлы.
Но ребятки-дознаватели оказались до жути стойки. Откуда Корташов мог ведать, что сейчас они просто-напросто взяли след?
Оказывается, американские политтехнологи успевали всюду. По крайней мере, полковник Бубякин вовсе не ожидал встретить пикеты с транспарантами прямо здесь, у ворот танковой части. Конечно, подходя к наблюдаемому весьма теоретически, надо было бы принять данное явление за стихийное народное возмущение, по поводу сопротивление коррумпированной военной верхушки прогрессивным реформам по переводу армии на контрактную основу. Но люди обозревающие мир со столь наивного возвышения редко дослуживаются до командиров ракетных групп. Не относился к ним и Бубякин. Он быстро оценил настроение «возмущенных масс». Оранжевые ленты-веночки и прочая загодя созданная атрибутика само собой наличествовала, но главное был настрой. Кое-кто из молодежных масс солидно употребил, и может быть не только генетически присущие русским спиртные напитки, но и некоторые общеевропейские ценности. Однако пьяный сброд в большом количестве – это аморфная субстанция, активная только на дискотеке, а здесь дискотек покуда не планировалось, по крайней мере, явно отсутствовала майданная достопримечательность – загодя возведенная сцена. Гораздо больше полковника насторожили мальчики употребившие явно поменьше, но зато кучкующиеся потесней, и главное вовсе даже не шумящие, а все больше посматривающие по сторонам. Какая-нибудь ударная группа «Поры», прикинул Бубякин. Черт ведает, куда успели дозвониться янки, до лишения их средств связи? Может, тут уже настороже? Не хватало угодить в лапы этих молодых лопухов из будущей «СС Галличины». Или, учитывая штатный «ТТ», организовать вооруженное столкновение армии с демократическими массами.
– Трогай задним, Борис, – организовал он водителя. – Ну-ка припоминай, где тут в заборе имеются дырищи. Да чтобы поближе к штабу. Ты же сюда неоднократно наведывался по делам тех-снаба группы.
– Организуем, товарищ полковник, – кивнул настоящий контрактник сержант Власов, уже рванув задним ходом.
«Организовал» он как надо. Прогал между бетонными плитами забора имел солидные размеры. Для борьбы с самоходчиками, диверсантами и прочим людом здесь явно применяли различные методы устрашения. Однако они носили явно авральный характер, так что опасаться не стоило, но остерегаться следовало. Наличествовало несколько слоев оборванной и загнутой в сторону обычной, а так же колючей проволоки; кроме того, некий особо рьяный исполнитель солидно измазал края отверстия некой танковой смазкой. Полковник Бубякин подивился эдакой расточительности, резко ударившей в нос ностальгической памятью о временах застоя. Он осторожно протиснулся внутрь танковой части, боясь изорвать или измазать китель. Оказывается, он был не так толст, как казалось при взгляде в зеркало.
По ту сторону забора, полковник Бубякин до жути напугал некого солдатика небольшого росточка. Впрочем, удивляться росту не следовало, здесь располагалась все же танковая бригада, к тому же осколок некогда присутствующей тут гвардейской дивизии – иногда личный состав все еще и правда ездил на боевых машинах.
– А скажи-ка, воин, где тут штаб? – поинтересовался полковник у затаившего дыхание потенциального самоходчика. – А и сам вижу, – сориентировался Бубякин, ибо «линия задержки» была у солдата явно не отъюстирована.
– Рядовой Вдалый! Третяя рота, товарищ… э-э… пан полковник! – представился опомнившийся боец, чем явно нарушил второе по важности правило самохода – «скрывать свою фамилию и прочие исходные данные». Первое правило – «не попадаться» – он уже преступил и так. – Разрешите идти, пан полковник!
– Так точно, казак… Хотя… Ну-ка, дорогуша, поясни-ка мне, чего это у вас перед воротами за парад? …Видал? – подстроил «линию задержки» Бубякин.
– А, пан полковник! Так то у нас второй день.
– А что «второй день»?
– Так это… Митинг.
– Да, я понял, что митинг. Чего хотят? – начал раздражаться потерянному времени командир группы.
– Так ведь надо отказаться от старой армии и старой техники. Извините, пан полковник.
– Ясно, – сказал Бубякин, поворачиваясь спиной, но вдруг снова обернулся. – А ты сейчас не туда случаем? Я ж понимаю, там дивчины, то сё. Ты б лучше не ходил сегодня, не стоит. В общем, рядовой Вдалый, я тебя предупредил.
Прям Штирлицем становлюсь, анализировал про себя Бубякин, топая к штабу танковой бригады. Предусмотрел, что паренек разболтает девицам, о встреченном полковнике с летными погонами в дыре для самоходов. Услышит кто не надо, заинтересуется. Не стоило мутить воду заранее.
Четвертая власть:
«…это были турецкие ВВС. Теперь это выяснено однозначно. Почему, Россия в ответ на такую – говоря мягко – провокацию не нанесла ответный всесокрушающий удар по Турции? А если предположить, что сделать такое попросту нечем?…»
– Итак, пан подполковник, не хватает четырех с половиной метров длины, согласны? – спросил чудо-проверяющий все еще по инерции дуя на руки для согрева, хотя теперь они снова находились в кабинете комдива.
– Допустим, – скорбно кивнул Владимир Корташов. – Но я еще поищу по свалке, может…
Сам он мало, точнее, никак не надеялся на успех. Он давно уж складировал все подозреваемые в наличии драгметаллов запчасти в отдельную кучу, ибо только так можно было хоть как-то, причем между делом, уследить за наличием этой опасной для дальнейшей службы рухлядью. В любом ином случае пришлось бы делать периодические, не реже раза в месяц, проверки, с назначением комиссии из достойных товарищей офицеров, отрывая людей от повседневных военных забот. Естественно, он не слишком доверился китайской рулетке в руках украинского эс-бэ-ушника, и проделал измерения сам, с помощью вызванного срочным образом дежурного по дивизиону сержанта. Потом пришлось еще идти в «секретку» и листать пронумерованные инструкции, дабы сверить цифири. Все сошлось, кто-то действительно спер четыре с половиной – нет, не фута, хотя на собственной китайской рулетке наличествовала и эта шкала, – а именно метра волновода.
Однако то было еще не все злобное волшебство на сегодня. Речь о драгметаллах покуда еще не стояла, все было несколько хуже.
– Данный антенный пост – «Ка-один» – относится к секретным, правильно, пан подполковник? – победно поинтересовался промежуточный этап эволюции офицерского корпуса из окаменелости СССР в светлое завтра НАТО.
Владимиру Ивановичу стало несколько жарковато даже без брошенного поперек кресла русскоязычного тулупа, тем не менее, он отчеканил ответ с достойной вымершей ветви эволюции отвагой:
– То когда было, господа хорошие? С того времени «двухсотку» кому только не продавали. Даже империалистам, как я слыхивал, кое-что перепало.
– Мы тут не будем обсасывать слухи, Владимир Иванович. Мы с вами, кажется, только что посетили секретную библиотеку. Так что «Ка-один» все же штука пронумерованная. А в данном конкретном случае утеряна одна из ее основных частей – секретные волноводы. Как я понимаю, по ним можно узнать всяческие рабочие характеристики, частоты, там, фазы и прочее о секретной боевой станции. Дело пахнет снижением обороноспособности Родины.
– Ага! – несколько вышел из себя Корташов. – Обороноспособностью озаботились! Где вы шлялись, когда мы с солдатушками выполняли приказ по демонтажу этой самой «боевой станции»?
– Тем не менее, пан командир дивизиона, – с нескрываемым торжеством урезонил эс-бэ-ушник, – дело склоняется к… Будем надеяться не к шпионажу как таковому, но уж явно, к халатности по отношению с сбережению военных секретов.
То конечно была эффектная забивка гвоздя разовым ударом, однако потертый жизнью подполковник Корташов тоже не лыком шит. Наличествуют пассатижи.
– Стоп! Стоп, мальчики! А кто, интересно, снимает гриф секретности? Вы в курсе?
– В ПВО, как видим, Владимир Иванович, секретность не снята.
– Ну-ну, братишки! Это в наших, родненьких, самостийных войсках ПВО. Однако в реальности все обстоит несколько не так. По всем нормативам, секретность снимает завод изготовитель. А кто – вопрос на засыпку – у нас изготовитель «Ка-один»?
– Ну… – мнутся мальчики-мажоры из некогда опасной и уважаемой организации, ибо смутно прикидывают ответ.
– У нас, в нашей самостийной украиности, изготовителя РПЦ не присутствует вовсе. Он там, в столице бывшего СССР – Москве. Так что придется для уточнения, дабы отмести беспочвенные обвинения, либо наоборот, закрепить за ними силу, посылать запрос туда. И конечно же нашей любезной, секретной почтой.
Пассатижи извлекают искривленную, гнутую гвоздину. У ребятишек-самостийщиков кислые лица.
Четвертая власть:
«…российские ВВС потеряли более ста боевых самолетов. В основном на стоянках. Они даже не успели подняться в воздух. Хотя, может быть, и не могли. Как же теперь, когда они превращены в металлолом, такое проверить? Налицо повторение 1941-го, только теперь уже при другом правительстве, и при другом строе. Хотя, слава Богу, никакие турецкие сухопутные части границу не перешли…»
– Привет танкистам-гвардейцам, Николай Владимирович! – отсалютовал полковник Бубякин, отворяя дверь кабинета.
– Салют защитникам неба – ракетчикам ПВО, Михаил Юрьевич! – не менее молодцевато отозвался командир танковой бригады полковник Мордвинцев.
Они пожали друг другу руки с явно наблюдаемой симпатией. Любой непредвзятый свидетель со стороны безусловно уловил бы, что между этими крепко скроенными мужиками в расцвете сил есть что-то до жути общее.
– Садись, дорогой, – пригласил танкист указывая на кресло в углу.
– Лучше уж присяду, – кивнул зенитчик.
– Правильно, садиться еще рано, – поддакнул командир бригады водружаясь рядышком. – Чаёк? Или там…
– А быть может как раз и пора, – продлил предыдущую фразу товарища Бубякин.
– В смысле? – не уловил Мордвинцев.
– Коля, у тебя тут, надеюсь, никакие диктофоны не включены?
– То есть… – несколько опешил танковый начальник. – Что-то случилось, что ли?
– Да уж, Николай Владимирович, случилось.
– ЧП?
– ЧП тоже, Коля! Причем такое ЧП… – Бубякин тяжко вздохнул.
– Постой, может все же спиртику? В смысле, что тот спирт: мы ж не летёхи. У меня есть чего получше. Ты не за рулем, надеюсь?
– Та хоть бы и за рулем, какая теперь к черту разница? Однако стой! Стой, Николай. Все равно не буду, слишком до черта дел.
– Ну, излагай, что ли, господи. Может, двери на замочек?
– Пожалуй, вруби приёмничек. Пусть гонит шансон для фона. Дадим маскирующую помеху. Да, садись! Садись, Николай Владимирович.
– Излагай уж, не томи. Может, мне самому спиртика махануть, для храбрости, а?
– Не мельтеши, танковых дел мастер, сейчас тебя и без спиртика проймет.
– Да?! Ну-ну?
– Тут дело, такое. Отдаю, можно сказать, себя и свою судьбу в твои руки, полковник. Твое право меня даже арестовать. Вдруг по случаю и наградят после наши оранжевые, или какие там, я уж заплутал.
– Давай не тяни, Миша, а то уж вторую арию шансонит, а ты все не разродишься.
– Короче… Точнее, сильно короче-то и не выйдет. Но все же. У меня на группе труп. Причем труп офицера. Да ты знаешь, комбата старта – Володина. Убили американцы, причем, преднамеренно.
– Наблюдатели? Вот гниды.
– У тебя тоже есть?
– Ну да, целый взвод бродит.
– Короче, эти пендюки заморские присланы не просто так. У меня начали ломать технику. Боевые ракеты, кстати, прямо на пусковой. Лёша Володин вмешался, они его и…
– И что? Теперь суд что ли?
– Какой суд? Ты что тут – Незнайка на Луне? Они защищены похлестче депутатов наших всенародных.
– Ну, и теперь значит на самотек? А если прессу поднять и…
– Не смеши, Николай Владимирович. К тому же уже и прессу поздно.
– В смысле? – командир танковой бригады приоткрыл рот. – В смысле, ты их самосудно…
– Ты близок к истине, полковник.
– Мать моя женщина! Ты…
– Разоружил всю банду… – у них, у каждого, было по пятнадцатизаряднику – и посадил под замок.
– Ну ты даешь, зенитчик? А если… Да, что если? К тебе точно комендантский взвод пожалует, да и вся милиция столицы следом… Или уже прибывали?
– Пока я был на группе, еще нет. Но ладно, ты дальше-то воспринимай. Или уже спиртик пора?… Или конвоиров? Учти, я вооружен – будет стрельба в кабинете.
– У меня есть коньячок. Ты как?
– Хочешь споить, прежде чем сдать?
– Тебя споишь, Юрьевич. Давай «брэк» на минуточку. Требую рекламную паузу!
– Ладно, наливай уж.
– Сколько…
– Оп-па! В самый раз. Лимончика нема?… Сало? Ну, танкисты, твою мать!
– Нам до вас микросхемщиков далеко. Мы люди простые – по земле-маме катаемся, ее родимую мнем.
– Значит, далее. Ты, Николай Владимирович, о Крыме слыхивал?
– В смысле? Да, война вроде, но как-то все тихо.
– Какой тихо, Коля. Там такой же как у меня «двухсотый» вроде бы свалил «Авакс». Может, даже еще что-то. Правда, их тоже, вроде бы, раскатали.
– Правда? Я не слыхал. А в новостях…
– «В новостях»! А ты еще говоришь: «Пресса! Пресса! Надо, мол, обратиться». Куплены они все. Куплены, или запуганы. Короче, нас – имею в виду страну в целом – хотят тихим сапом посадить на кукан. И вот, не знаю как ты, но я уже начал действовать.
– В смысле, будешь все ж судить америкосов своих, что ли?
– Да причем здесь америкосы? Это так, мелочь. Убрал с дороги дабы не мешались… Коньячок хорош. Давай грамулинку еще. Вот, самое то. Короче, я поднял группу по готовности. Сейчас снаряжаю боевые ракеты. Готовлюсь к бою.
– К бою?!
– Да, к настоящему воздушному бою. Думаю, скоро прилетят.
– А если не прилетят? Если просто по суше приедут? Ты ж, вроде, разоружен даже.
– То-то и оно, Николай Владимирович. То-то и оно. Именно потому я к тебе и прибыл. Прикрыл бы ты мои боевые порядки в плане наземной обороны, а…
Полковник Мордвинцев икнул и расплескал по полу напиток армянского происхождения.
Четвертая власть:
«…ядерное оружие? К сожалению, все надежды на него возлагаемые, приблизительно года так с сорок девятого, прошлого века, оказались миражем. Оно совершенно не помогло в девяносто первом, при распаде СССР, не помогло и сейчас…»
Командир дивизиона Корташов до крайности удивлен. Фельдъегерская и прочая связь работает как часы, и это не смотря на давно вроде бы снесший все и вся смерч Перестройки. Секретные бумаги с печатями бродят туда-сюда, то есть, на далекий завод-изготовитель и обратно в войсковую часть Владимира Ивановича всего лишь два месяца. А ведь казалось бы, с какого лешего? Бывшие славянские народы более ничего не связывает, по крайней мере, на официальном уровне. Наоборот, вот-вот они станут врагами «номер один», ибо как иначе получается трактовать грядущее вступление Самостийности в северо-атлантисты? Когда-то основная концентрация напирающих друг на друга танковых моторов приходилась на осевую линию Германии, теперь будет большая искривленная дуга от Ростова до Брянска. Обеим Германиям повезло – каток за сорок лет так и не двинулся с места. Повторится ли чудо на новой границе неизвестно. Весьма представимо, что нет. Две танковые армады постепенно, под убаюкивание СМИ и дрему замуштрованного рекламой обывателя сконцентрируются на Северо-Западном, в смысле Прибалтийском, и Южном театре, затем две железные реки двинут вперед, имитирую клещи, в коих автоматически, между делом, останется Беларусь. До Москвы будет гораздо ближе, чем двадцать второго июня сорок первого, однако… Если встречный поток железа будет не в меру жиденький, у кого-то в Кремлевских стенах могут не выдержать истонченные двоемыслием постмодернизма нервишки. И пойдет в ход…
Однако сейчас фельдъегеря трудились на диво старательно, и не глядя на границы. И завод, или по крайней мере его инженерная бухгалтерия, тоже с бюрократической тщательностью, подразумевающей даже некий подстрочный юморок, отписал ответ по делу. «На ваш запрос от …(такого-то числа, месяца, года) отвечаем. Гриф секретности с узлов изделия …(такого-то), а конкретно с …(таких-то, таких-то и эдаких-то) снят приказом по отрасли …(таким-то), от …(такого-то числа, месяца, года). По сей причине данное изделие секретным не является, и разглашение его параметров не может быть основанием для …(таких-то и эдаких-то действий)». Подпись того-то, от числа такого-то. В общем, все четко однозначно. Подполковник Владимир Иванович ждет детишек Перестройки как минимум с откупным, извинительным коньяком.
Оказывается, он слишком сильно раскатывает губу. Цветы Перестройки, Гласности и Самостийности не столь просты. Где-то за занавесом они копят порядочный ком желчи.
Являются во всеоружии. Им что с гуся вода, они уже несколько оклемались от хватки гвоздодёра и демонстрируют надменную приверженность первичному плану – юмор им недоступен. Это уже даже скучно.
– Мы все по тому же вопросу, Владимир Иванович. На счет недостачи волноводов.
Корташов не смеется. Похоже, через это передаточное звено, косвенно повязанное с некими евро-стандартами, он заразился тупой немецкой педантичностью. Жизнь скучна и повторяема – всегда и всюду одно и то же. Нет никакого желания вступать в диспут, пусть запланированный в штабах СБУ диалог обратится монологом.
– Да, пан подполковник, на счастье, по поводу секретного делопроизводство все прояснилось. Тем не менее, в этих четырехста пятидесяти сантиметрах высокочастотного проводника наличествовал слой серебра и поэтому…
«Интересно, – инерционно, в тысячный раз, прикидывает Корташов, – с этих четырех с мелочью метров можно нашкрябать хотя бы на маленькую детскую серьгу?». Вообще-то можно произвести расчет: у него имеются образцы. Однако как всегда что-то мешает заниматься этой ахинеей.
«…в особо крупных размерах…» – долетает до него из части пущенного на самотек монолога. Сознание настораживается: если бы подполковник Корташов был овчаркой восточно-европейской породы, то его уши встали бы сейчас торчком и провернулись в оси. Похоже, эту реальность требуется снова, брать за рога, иначе она забредет в чудовищные дебри.
– Стоп, пан капитан! – останавливает Корташов, имея в виду простое кобылье слово «Пру!» – Чего там «в особо крупных»? Я не уразумел, у нас по позиции будут прокладывать гипотетический «Белый газопровод»?… Минуточку! А кто у нас является оценщиком стоимости составных частей локатора?… Какая-такая комиссия? Я уж не знаю, по каким таким вопросам вы спецы, но исходную стоимость определяет изготовитель, а значит… Так точно, снова пошлем запрос в сопредельную Московию. Нам-то чего? На государственные денежки, правильно? А покуда мне, наверное, можно заняться другими делами, так? Видите ли, у меня кроме этого кадрированного-раскадрированного дивизиона наличествует еще и боевой.
Четвертая власть:
«…выходит, Турецкая Республика является более сильной геополитической державой, по крайней мере, в границах кавказского региона…»
Наверное, полицейские всего мира просто любят тянуть кота за хвост. По крайней мере при разгоне демонстраций. Вошкаются, ходят стенка на стенку, катают водометы туда-сюда, пуляют в воздух какие-то газовые баллоны. Смешно право. Давно известны гораздо более эффективные и кстати столь же гуманные методы. Вот сейчас один из них и использовал командир танковой бригады полковник Мордвинцев.
– Всем! Незамедлительно освободить дорогу для прохода техники! – прогрохотало в громкоговорителе. – Поторопитесь!
Несколько заскучавшая от однообразия жизни толпа оживилась, стала, вопреки предупреждению, стягиваться ближе к КПП. Кто-то уже затеял оживленные дискуссии на темы: «А чому воны москальское мовою тут розмовляють?» или «А куда это воины собрались? Так мы их и выпустим, фугушки». Затем постепенно всякая говорильня приумолкла, ибо все невольно напрягли слух: и до того подозрительный шум танковых дизелей явственно приблизился. Где-то в сём нарастающем рычании потонул очередной повтор предупреждения громкоговорителя. Опытный, не отвлекающийся наблюдатель наверное бы удивился тому, как среди в общем-то по-прежнему аморфной толпы вырисовалась стайка крепеньких ребят. Можно было залюбоваться как быстро, без суеты, они становятся поперек бетонной трассы плечом к плечу и сцепив руки – производилась некая загодя выверенная операция. Да, здесь явно наличествовали не простоватые демонстранты-любители.
Но тут наконец-то, со скрипом, как в фильмах об инопланетных артефактах, пошла в сторону длинная воротная створки. И сразу же все любительство «революций роз» опрокинулось в тартарары: с пристойной своей массе медлительностью к открывшемуся прогалу вышла колонна Т-84. Однако толпа не дрогнула, по крайней мере в целом. В этот момент громкоговоритель повторил что-то о торопливости. Эффекта это не возымело, что вообще-то и предусматривалось. Ибо сразу, словно по загодя отработанному сценарию (что возможно и было правдой, однако секундная синхронизация все же явилась удачей) торчащий из люковой створки командир передней машины нырнул в танковое нутро. Это наверное насторожило многих, однако видимой реакции снова не последовало. Или она запоздала.
Но действие вершилось далее и не имело пауз. Бетонный скрежет и стон гусениц возвестил о том, что Т-84 остановился. Однако никто из активистов не успел порадоваться досрочной победе сплоченности над железом, ибо когда сорок шесть тонн металла вершат спектакль отвлекаться на чипсы не приходится. Все наблюдали как пятиметровый ствол совершил некую пертурбацию. Затем прогремел выстрел.
Когда всего в тридцати пяти, а то и пятнадцати шагах от вас опорожняется стадвадцатипятимиллиметровый калибр – это очень впечатляет. У неподготовленных дамочек может случиться выкидыш или сбиться с ритма устоявшийся месячный цикл. Дамочек в толпе было все же не превалирующее количество, однако «афганцев» здесь тоже не наличествовало. Толпа состояла из опереточных актеров, некоторые из коих когда-то прошли стажировку на Майдане. Тогда они успешно проделали клоунаду с революцией, однако ведь и сопротивлялись им такие же клоуны. Никто в той пантомиме не делал резких движений – так, кривили рожицы. И поскольку здесь сейчас были настоящие дети постмодернистской реальности, воспринимающие театр как жизнь, а жизнь как театр, то текущее сейчас действо проняло их до самых поджилок. И даром, совсем даром пропал бесплатный, спонсорский курс американских инструкторов по борьбе с активной правоохранительной позицией. Как-то не к месту был сейчас инструктаж о проломе цепи пластиковых щитов и втыкании гвоздичек в пламегасители АКМ-ов. И потому когда дуло Т-84 снова несколько шевельнулось, и даже башня чуть крутнулась туда-сюда, словно разминая затекшую шею, ближе находящиеся активисты блокады дрогнули. Толпа оконтурила дорогу из бетонных плит и танковый кортеж, с солидностью присущей любой тяжелой технике, а уж тем паче гусеничной, прошествовал напрямую. Где-то в шуме моторов и лязге железа о железобетон потонули команды неких особо бойких мальчиков «Поры».
Четвертая власть:
«…американский Госдепартамент заявил, что весьма обеспокоен событиями на Украине. Русское воздушное пиратство в небе независимой, нейтральной страны – это уже ни в какие ворота. Не пора ли Украине задуматься о своей безопасности?…»
Итак, дело со шпионажем прогорело. Еще смешнее прогорело дело с драгметаллами. Подполковнику Корташову стало даже как-то до слез жалко себя. Столько волновался, снотворное глотал, а оказалось… «Стоимость указанного Вами металлического лома оценивается в 54 рубля». Рубля! Не доллара, и даже не гривен! Пересылка секретных посланий туда-сюда обошлась самостийному государству Украина куда дороже. Но тут уж, Владимир Иванович винить себя никак не мог – он просто защищался. А инстинкт самосохранения, как известно, самая сильная штука в мире.
Однако прогрессивная ветвь украинского офицерства не была намерена отступать. Вообще-то комдив Корташов давно понял, что данная канитель будет долгой, возможно, даже вечной; где-то до самой пенсии. Так что удивило его не новое явление проверяющих, а изменение подхода к делу. СБУ-шники-удальцы, не смотря на угадываемое управление сверху (ибо с чего бы еще стрелы Зевса сошлись на мелкой упитанности простого подполковника?), обладали явной самостоятельностью в выборе тропок для приближения к предмету. Не единожды ошпарив руки в деле привлечения командира дивизиона по поводу вещей техногенных и когда-то совсекретных, дети постсоветских пространств решили отступить на позиции куда более приземленные. Они перестали мацать пальчиками листы с перечислением всяческих 5П72В, а пошли дальше во всякую чушь, типа…
Вот тут, на собственном поле, где планировалось только нюхать цветики и елозить лепесточки, Владимир Иванович Корташов внезапно наступил на подводную мину. И кто бы мог подумать? В какой-то, откопанной неизвестно откуда описи среди прочего хлама, черным по белому, значились какие-то ворота. Комдив не поверил, расплющил веки и самолично глянул выцвевшую от сырости бумагу. Точно, в списке наличествовали двухстворчатые ворота.
– Какого хре… – сказал Корташов окончательно просыпаясь. – С какого лешего им здесь быть? Они ж… Впрочем, чего рядиться? В плане того, что пойдемте глянем, господа хорошие. Делов-то! Даже шинельки наряжаться не надо. Весна нынче – красна. Тулупчик, кстати, я домой отнес, дабы он тоже случаем в опись не угодил. А то буду потом рассчитываться, и за шерсть и за барана. Почем нынче в нашем фермерском раю барашки, не слыхивали? Думаю, где-то по цене кенгуру. Вернее, дешевле там его выловить и сюда пароходиком, чем тут на самостийной землице травой рогато-копытное прокормить. Нет, я не о Голодоморе, что вы, что вы! Упаси боженька, попасть еще и под политический процесс.
Однако бодро прошагавший километр подполковник, и протопавшие рядом с ним два километра проверяющие, ибо в общем у эс-бэ-ушников наличествовало все-таки четыре ноги, осуществили этот моцион зазря. Если конечно не подходить с точки зрения науки, у которой, как водится, и отрицательный результат, тоже результат. Нет, разумеется, Корташов прекрасно знал, что упомянутые ворота давно уж, по старости и неуютности климата вывалились из петель. Но он вроде бы помнил, что они были красиво, в смысле, по-армейски – удачным рядком и в параллель бетонному заборчику, складированы вот тут же поблизости. Однако то место уж обильно поросло травой, упитанной снегом, а большущих металлических ворот…
Комдив Корташов прошествовал по остаткам снежка, внимательно глядя под ноги. Ворот тут не присутствовало, и они явно не всосались вниз существующими в чудесных странах зыбучими песками. Зимой он их наличие не проверял, да если честно, такое ему и в голову не приходило. Кто-то ловкий, гораздо более приспособленный к капиталистической экономике, чем он, тихонько вынес их куда-то далеко и употребил по делу, в смысле, сдал в «цвет-мет» или куда там еще, а снежок снова запорошил, и занес следы. Однако сдаваться так вот просто не следовало.
– Послушайте, господа хорошие, – обратился он к чудо-хлопцам-офицерам вполне так по-доброму. – А разве…
– Что, нету в наличии? – перебил его главный из проверяющих, и как-то так победно загнул уголки губ.
– Да, нету! – хлестанул во внезапной злости Владимир Иванович. – Кто-то спи…
– Вот видите, – зачем-то прокомментировал проверяющий помладше.
– И что собственно с того? – грубо спросил Корташов.
– Недостача, однако, – пожал плечами «враг номер один».
Подполковник Корташов прикрыл глаза и молча просчитал до пятидесяти. Он едва сдержался, дабы не кинутся на этого мальчика европейского выбора.
– Вернемся-ка в штабное помещение, а? – предложил он, вдохнув воздуха, и не дожидаясь отклика зашагал обратно по тропе.
– Значит так, – сказал он, водружая тело обратно к столу и отхлебнув из графинчика прямым образом, а не посредством стакана, – насколько я понимаю логику то – что не выдавалось, и забираться не может. В смысле, значиться в ведомости, как материальное тело, не должно. Или что-то не так?
– Однако значится, пан подполковник, – снова пожал плечиками – мол я тут совершенно ни причем – чудо-юдо-проверяющий. – Вот глядите! Роспись, все чики-чик. Причем и ваша тоже ведь в наличии.
– Дай сюда… Да не боись, не порву я твою улику, пан капитан… Твою бого-мать в качель! И когда я…? – он снова приложился к графинчику. Плеснул на руку, протер лицо. – Так-с! И тем не менее. Ворота, ребятушки, изготовлены почти как все и вся тут, «хап-способом». Понимаете? Где-то солдатушки-браво-ребятушки потрудились вместо полевых занятий, за сие было плачено металлическим листом, из листа те же солдатушки, со сварочными способностями, сварганили ворота, вкопали их где надо и усё. Этого предмета никто дивизиону, и никогда не выдавал? Нет его в мире, не присутствует он во Вселенной, ясно?
– А вот в ведомости он присутствует, и вы, подполковник Корташов, за него расписались. Верно? Значит, предмет куда-то делся, так? И это, пан Корташов, можно констатировать как утрату вверенного вам, как командиру подразделения, войскового имущества. Правда, к счастью, не секретного.
– Ну, и?
– Ну и, требуется провести дознание по делу. Вы, Владимир Иванович, материально ответственное лицо. Следить надобно за вверенной техникой.
И тогда Владимир Иванович берет за горло не испитый до донышка графин и с размаху гахает об стол.
Чудо-проверяющие бледнеют.
Все же то, что страна небольшая, не метагалактика Советского Союза, имеет свои плюсы. Вот какая бы, в случае СССР, была у майора Шмалько вероятность найти на территории ведения боевых действий родственников? Где, хохлу по происхождению, выколупать их где-нибудь в плоскости Якутии, Тьму-Таракани Амурской тайги, или даже игрушечно компактно-ухоженной Латвии? А здесь, на тебе, тут как тут! Теперь даже странно вспоминать и раздумывать о том, почему сразу по подбитию танка не направились сюда. Подумаешь, имелись какие-то разногласия родственного характера? Дядя, тётя-то все равно свои. Да и вообще, война теперь насовсем прихлопнула всякую грызню-забаву плохо ценимой благости мирной жизни. К тому же, встретили их как освободителей. Жалко, пришлось разочаровывать, что вот эти трое замученных воинов и есть вся освободительная армия. Дядька сильно расстоился. Шмалько даже стал опасаться, как бы с ним чего не стало. Все-таки сердце, а несут ли вахту в теперешнее время «скорые»? Может, они только по огнестрельным ранениям выезжают?
Потом конечно, после долгих всхлипываний тетушки, слез, вызванных жуткой смесью горя и радости, и когда все трое наелись от пуза (весьма может быть, они по-молодецки очистились от припасов все кухонные шкафчики), пришел черед разговорам. И вот тут выяснилось кое-что на редкость любопытное, но и неприятное одновременно. Покуда, майор рассказывал о том, как его танки на трассе выходили из строя один за другим, тетка только дивилась, а дядька тяжко вздыхал. Но когда, в пересказе боевых злоключений, Шмалько добрался до боя на аэродроме, тут произошло непредвиденное.
– Погодь, Андрюша! Так это ты был? – переспросил дядька и схватился за сердце. – Я полежу, Маленькая, – сказал он через пару минут, побледнев.
– Понимаете… – пояснила тетка, возвратившись из спальни, и опустив глаза, поскольку неотрывно теребила край скатерти. – Знаешь, Андрюша, у нас тут ходили слухи, что на аэропорт наскочили русские танки. Что вы там, правда, только одни и были?
– Ну, да, тетя Шура! – кивнул наводчик Ладыженский. – Но мы ведь и так, почти справились. Если бы не верто…
– Тут, понимаете, весь город в шоке. Там ведь, рассказывают, были целые тысячи девушек из общежитий. Вы разве не слышали?
– Нет, ничего… Да и откуда? – вообще-то в данный момент Шмалько что-то заподозрил. Мелькнула эдакая черная мыслишка-озарение.
– Короче, дети мои, эти натовцы их зачем-то туда сгребли, посадили в самолеты. (Ну, так говорят! Это не я выдумала) Посадили, а тут российские танки – десять штук. Они там все эти самолеты и передавили. Ну и девушек наших тоже. Понятно, что не специально но… Короче, что я плету. Это ж вы были, не русские! Вы что, Андрюшечка, кого-то дави…
– Да никого мы не давили! Что за чушь! Хотя… Ну да, стреляли конечно… И бронебойными и…
– В общем, там половина девушек погорела совсем, и уж не знаю, сколько не совсем.
– Как же это так, пан комбат? – спросил Громов. – Не давил я никого. Ведь, правда же? Ну, скажите женщине, пожалуйста.
– Вы вот что, ребята, – произнесла тетя Шура. – Вы лучше никому больше не рассказывайте. Мы с Яковым вас не сдадим. А вы переоденьтесь. Не говорите никому, что танкисты. Авось пронесет.
– Так вроде ж, тут все знают, что я… – растерялся майор Шмалько.
– Да откуда они знают? Ты когда у нас последний раз-то был? Может, помнят, что офицер. А уж какой, чего, откуда, им, простым людям, помнить.
– Короче, отсидитесь у нас, переживете. Там, глядишь, армия настоящая придет, освободит. Там уж как-то утрясется. Съедете куда-нибудь под Одессу. Там вас никто знать не будет и… – тетушку Шуру явно понесло в какую-то футурологию индивидуального плана. – Мы уж тут, покуда, прокормимся как-нибудь. Вот хлеба, правда, два дня нет, и не возят. Но ничего, мукой, мукой обойдемся. Я оладичков завтра напеку. В крайнем случае, у соседей что-то наскребу по сусекам. Они ж своей армии не отка… А да, лучше не говорить. Тихонечко посидеть.
Короче, тетка осталась в расстройстве чувств. Ну, а танкисты – в полном шоке.
До этого разговора, они мечтали, как завалятся после еды спать, без задних ног. Теперь, спокойное погружение в царство Морфея воспринималось как паскудство.
Уже наедине, без тетушки, они проговорили не менее двух часов, пока накопившаяся нервная и физическая усталость, в конце-концов, не свалила молодые организмы с ног. Только Шмалько долго лежал в темноте, кусая губы. Он всерьез обдумывал, не стоит ли застрелиться: оружия наличествовал целый арсенал.
Четвертая власть:
«…так все-таки с чьей агрессией, и против кого мы имеем дело? Российские официальные лица заявляют, что они тут ни причем, и вообще не имеют понятия, что происходит в Восточной части Украины. Но ведь подобное объяснение курам на смех! Извините, но какая еще страна граничит с Украиной на востоке?…»
Легко понять состояние подполковника Корташова, когда к нему в кабинет вваливается лично командир группы дивизионов полковник Бубякин и делает интересное предложение. Владимир Иванович выслушивает тираду непосредственного начальника открыв рот.
– Так-с, братцы-кролики, – весьма странно комментирует он услышанное, когда краткое, эмоциональное и емкое по смыслу выступление Михаила Юрьевича заканчивается. – Поскольку у нас сегодня не первое апреля, да и после случившегося во «втором» ЧП вообще-то не до шуток, я склонен принять такое за правду. Значит, Миша, ты этих гадёнышей заморских арестовал, так? Не дурно! И значит, тепереча мы в состоянии войны, что ли?
– Выходит так, Вова, – отвечает Бубякин, глядя на подчиненного в упор.
– А если откажусь – меня тоже будешь вязать, что ли? – спрашивает Корташов не для узнавания нового – просто для оттяжки времени, требуемого для усвоения уже впитанного материала.
– Буду, Владимир Иванович. Куда ж деваться-то?
– С пистолетом, что ли, ходишь-бродишь?
– Так точно, с родным ТТ, – кивает полковник. – А чего, нельзя?
– Нет, почему же, – пожимает плечами Корташов. – Теперь тебе, Михаил, уже вообще все можно. Ты уж, наверное, на максималку раскрутился. Чего там у нас в демократии имеется на сей счет? Расстрел не дают, следовательно, пожизненно. Готовь сухари.
– Хусейна повесили, Владимир Иванович. Слыхивал, нет?
– А причем здесь Ху… Ах, да, дело-то теперь международного уровня, – командир «первого» дивизиона внезапно улыбается. – Послушай, Михаил Юрьевич, да ты же меня обскакал. Понял о чем речь?
– Ясно понял, Володя, о твоих клятых воротах. Тебя ж за них, не смотря даже на мои слезные письма вверх (не забудь, кстати, об участии) все едино наши оранжевые, или уж какие там сегодня цветом, обязуются посадить.
– Или выгнать без пенсии, – напоминает Корташов. – Это если сам накалякаю рапорт об увольнении по собственному желанию. А годы службы, значит, на фиг? Молодость в шинели, перетянутую ремнем – тоже на фиг! И паши где-нибудь электриком до… Во сколько у нас теперь, после свержения тоталитарной власти пенсионят, а?
– Так, Володя, я ведаю, что тема для тебя больная. Сам переживаю. Но это как-нибудь за бутылочкой. У меня теперь время, не просто деньги, а…
– Да, действительно, жизнь или пожизненно. А ты не думаешь, что сюда уже направляется президентский полк? Они-то, кстати, верняк вооружены. Не то, что мы.
– Пугаешь, что ли, Вова? Посмотри какая у меня кроме «Тэ-Тэ» еще штуковина трофейная, – Бубякин шлепает на затертую, но крытую плексом полировку массивную «Беретту».
– Вот-та! – восклицает Корташов округляя глаза. – Американо-офицерская оснастка. Ничего себе!
– У них у всех были, – хвастает Михаил Бубякин. – Хочешь такую?
– Подкупаешь младшего по званию?
– В какой-то мере, – командир группы убирает улыбку. – Так ты как? Воюешь со мной, или…
– Ты что ж, Миша, думаешь они на нас налет организуют? – Корташов все еще лыбится.
– Мы ж с тобой о Крыме слыхивали, или как?
– Да мне как-то…
– Не верится? – удивляется Бубякин. – А мне вот, после случившегося с Алексеем, во все вполне так и верится. Я тебе гарантирую, будет налет. Давай, Владимир, решай быстрее. Ты мне нужен. С тобой мы шороху у любых налетчиков наделаем. Помнишь, как на полигоне… Ладно, не время.
– Так-с, – закатывает глаза к потолку командир дивизиона «один». – Значит, было у меня годика три за растранжиривание, грозил «десяток» за шпионаж, есть вариант бомжевать до минимальной пенсии. Что я, собственно, теряю?
– Это правильная математика, – подтверждает Бубякин. – Высшая! Ну, раз ты сразу согласился, теперь лови.
– В смысле, полковник?
– Это тебе «Беретта», а вот тебе даже две доп-обойны. На всякий пожарный случай. В смысле, для придания веса приказаниям и прочему. Давай, комдив, за дело. У нас их по горло. Вводи дивизион в строй. А я теперь следую на тех-позицию. Стрелять ведь надо чем-то, так? – командир группы дивизионов резко встает.
– Вот же дела, – констатирует Корташов вслух, но для самого себя. – Если бы не ворота, ведь спокойнёхонько через год-два свалил бы на пенсию. Интересно все-таки, какая сволота из свистнула?
– Можно подумать, эта шайка-лейка не накопала бы еще что-нибудь, – оборачивается Бубякин уже в дверях. – Выше нос, командир, давай хоть напоследок козырнем всей этой срани по-настоящему.
– Да, я уж проголосовал, Миша. Семью-то предупредить?
– Как хочешь, но мне кажется, чуть позже. Не стоит разглашать до… Ну, ты понял. И пестиком чужеродным не балуйся, не хватало еще чрезвычайки с «неосторожным обращением».
– Иди уж, комик, – сияет лыбой почему-то осчастливленный Владимир Иванович.
То было повторение сорок первого в миниатюре. Маленький такой «41-й». Малюпусенький. Натурная моделька принятой повсеместно версии. На нас напали внезапно, а мы были совсем не готовы, по уши заняты созидательным мирным трудом. Это когда вся армия разом по колхозам собирает урожай в июне месяце, диверсанты, с ножичками в зубах и кусачками подмышкой, с помощью волшебной лозы легко находят все телефонно-телеграфные провода, и режут, режут. Еще откуда-то падают парашютисты. Все бомбы тоже с высокой точностью наведения, возможно у них внутри JPS-ки и напалм. Аэродромы дымят как сигнальные огни. На дымные столбы тут же слетаются стервятники всей злодейской Европы. У них очень много работы. В первый день надо сжечь все истребители (бомбардировщиков мало – мы мирные люди), на второй – все танки, на третий чуть полупцевать пехоту: убить половину, вторую расстреляет сам тов. Сталин; на них даже не стоит затрачивать боеприпас. Но задача еще легче легкого. Поскольку винтовка в Красной армии одна на троих, то и достаточно стрелять каждого третьего. По порядку номеров рассчитайсь! Ан, цвайн, драйн!
Версия так сяк прокатывает для страны, все ж-таки у нее много задач помимо ратного дела, но никак не для армии в целом. Ибо чем же она еще должна заниматься помимо охраны неприкосновенности рубежей?
Но сейчас в деле наличествовало всего одно войсковое соединение. Оно, конечно, тоже может быть к чему-нибудь не подготовлено, чай не на границе помещено. Однако кому где. Все по спецификации. Где должны помещаться войсковые формирования именуемые «внутренними»? Так точно, внутри. Лучше в больших городах. Тогда, если что-то кое-где у нас порой, они уже тут, на месте. Ведь против кого должны «работать», то бишь, без экивоков, воевать внутренние войска? Так точно, против внутренних же беспорядков и далее по нарастающей. Оставим обсуждение, с кем обязаны иметь боевое соприкосновение внутренние войска бывшего Союза ССР, специальным дознавателям. Сделаем предположение, для чего внутренние войска в привольном демократическом государстве. Понятно, что для сохранения демократии. Вопрос: от кого? Ответ: «от террористов» не принимается. С ними ведут битву специальные структуры. Значит… Так точно, поскольку в демократии все демократы еще и граждане, то значит борение будет вестись с негражданами. В смысле? Теми, кто не имеет права голосовать? Деточками до восемнадцати годков? Предположение чрезмерно цинично. Отметаем… Короче, имеются затруднения с ответом. Возьмем толику мысли от альтернативных теорий. Кто-то где-то балакал, будто «государство – есть узаконенная война богатых с бедными». За неимением хоть каких-то иных гипотез, потянем за эту ниточку.
Приходится констатировать, нынешний правящий класс Украины чувствует себя так вольготно, поскольку не считает аборигенов годными хотя бы вообще на что-нибудь. Подвопрос о том, кто имеется в виду под аборигенами также отложим до издания полного собрания сочинений. То есть, против подразумеваемого охлоса не стоит тратиться даже на боевую экипировку тех самых внутренних войск. Разве что одеть-обуть. Поскольку краги на ноги выдали, то куда надобно они дочапают на своих двоих. На чем же еще? Наличные бронетранспортеры БТР-60, некоей модификации, – наследство вечно всуе поминаемого СССР – двенадцать штучек по ведомости, так те давно не заводятся. Максимум, для чего их возможно пользовать, если не брать во внимание, по странности, до сей поры незаконную повальную сдачу в металлолом, это гуситские войны, либо фильмовую перестрелку ковбоев с индейцами. Ставим фургоны вручную в круговую позицию и бьемся в осаде. По три амбразуры с каждого борта позволяют вести оборону посменно. Десять тонн массы на единицу и пулестойкие шины, а так же наличие батальона личного состава, позволяют создавать укрепрайон любой конфигурации в пределах деталей конструктора. Напоминаем – двенадцать.
Так что если бы его демократическому величеству требовались подвижные силы, то уж двадцать четыре движка от ЗИЛ-а (по два на БТР, как положено), за годы самостийности получилось бы как-то разыскать иль изготовить. Но не судьба видно.
Потому и наблюдаем моделирование 1941-го, июнь 22.
На третий день наличия иноземцев в городе батальон поднят по боевой тревоге. Личный состав выстроен, берцы со шнурками и надраены, носки присланы мамочками заблаговременно, оружие АК-74 не у всех, то есть, почти ни у кого. Сорок Первый, он Сорок Первый и есть. Как назло, месяц назад затеяно перевооружение на нечто новое – толи М-16, толи НК-33. Так что все наличные древне-тоталитарные АК и АКМ централизовано отконвоированы куда-то на склады в Харьков. Теперь на плацу перед строем командир… Отставить! Не командир батальона, тот на выезде, предположительно в городе-герое Киеве. Так что – ВРИО – полковник Литовченко:
– Паны офицеры, паны прапорщики, паны солдаты! Пришло время открыть всю правду. Над нашей страной и нашим городом нависла…
Речь ВРИО, непривычно русская и посему ласкающая слух струнами ностальгии, прерывается большим красивым фейерверком. Над бывшим некогда политучилищем взвивается целый столб сигнальных ракет. У многих в строю мелькает мысль, что это как обычно – распространенная практика для двух часов ночи – какое-нибудь казино празднует день своего рождения, а так же многолетнего процветания без оплаты налогов местным аборигенам. Конечно, совсем уж над воинской частью как-то необычно, прям-таки небывало демократично, но мало ли… Особая годовщина – пять лет. Но тут кто-то очень громкий и одновременно невидимый, ибо вещает откуда-то из-за забора, тоже, кстати, на «мове» оккупантов, то есть, на русском, прерывает речь ВРИО.
– Предупреждаем всех! Ваша воинская часть блокирована! У нас подавляющее превосходство! Всем сдать оружие – люди для операции изымания сейчас прибудут – и после разойтись по казармам! Никто из тех, кто не окажет сопротивления арестован не будет! За исключением организатора антигосударственного бунта полковника Литовченко!
Начальник службы вооружений капитан Нелесный наблюдает за разгромом находясь в общем срою офицеров штаба. Он слышит, как при словах о сдаче оружия, кто-то в строю юморит: «А чего сдавать-то?» Однако капитан Нелесный догадывается, что ныне уже не до юмора. Все совершенно серьезно. И оружие кой-какое имеется. У каждого офицера ПМ.
Пользуясь своим средним ростом, что дает преимущество не красоваться в переднем ряду на построении, капитан Нелесный делает шаг назад, а затем еще несколько. До кустов очень близко. Присев, он успевает скрыться в растительности, еще до того, как на плац врываются две гусеничные БМП-3 русского производства. Но капитан Нелесный знает, что то, просто когда-то проданная техника, сейчас она совсем под другим флагом. Нелесный пригнувшись бежит за деревья. Он бежит к своему складу.
Нет, на его складе уже давно нет вооружений; из ценного, только две запасные радиостанции. Потому там, во-первых, не имеется часового, а во-вторых, этот склад – по крайней мере, на текущем этапе – никого не интересует. По пути к складу, капитан Нелесный, пробегая мимо казармы прихватывает с собой перекуривающего с самодельной метлой дневального. Тот не сильно сопротивляется, он знает, что капитан из штабы не слишком зверь и не поручит совсем жуткую работу.
Торопливо, но стараясь не шуметь, Нелесный распечатывает склад. В дальнем углу большой, приваленный всякой мелочью ящик. Только секунду он размышляет вскрывать, или транспортировать в сборе? Он оценивает габариты дневального. Да, без металлической тары будет явно покладистей. Капитан скусывает всегда носимыми в кармане плоскогубцами пломбы на ящике. Отпирает замки и откидывает крышку. Любопытный дневальный бесшумно открывает рот.
В ящике три, затерянных во времени и ведомостях, гранатомета марки РПГ-16.
Иногда войны начинаются и таким вот образом.
Четвертая власть:
«…представитель американского комитета начальников штабов отказывается комментировать просочившуюся информацию о потере несшего боевое дежурство в воздухе самолета управления „Авакс“…»
– Танки! Танки! Товарищ… пан полковник! – орал в трубке выставленный дежурным по КПП капитан Папёнов.
А через пять секунд с этой же новостью и с этими же словами в кабинет начальника группы ворвался и дежурный по части лейтенант Боткин.
– Пропусти, – сказал в трубку полковник Бубякин, громко сказал, дабы перекричать давящий на перепонки капитана рев тысячелошадных танковых дизелей.
Ныне в части все перепуталось. Командир группы дивизионов опасался досрочного прибытия на позиции каких-нибудь нежелательных гостей, потому пришлось ставить на контрольно-пропускной пункт вовсе не привычного сержанта, а надежного человека в соответствующем звании. Так что теперь, номинально, капитан значился подчиненным лейтенанта, но кого в нынешнем аврале интересовала эта иерархическая казуистика.
«Танки, – прикрыл глаза Михаил Юрьевич. – Хорошо ли это – „танки“? Зачем пожаловали? Может, пришли эти танки по мою душу? Пришли, чтобы быстренько и эффективно задавить это глупое пионерское восстание? Сейчас узнаем, удаются ли на нашей Украине полковники Чавезы». Он махнул лейтенанту: «Иди мол, все под контролем; пусть уж подъезжают, так и задумано». Сам потянулся к кобуру. Проверил, на своем ли месте предохранитель: «Еще разнервничаюсь чего доброго». Стекла уже дребезжали. Может, впервые в истории именно эти стекла. Все-таки даже груженый изделием «КРАЗ» и то не создавал такого шума. «Господи! Бетонку, бетонку раскрошат! Не просто так те плиты сюда клали, от пусковых тырили. Впрочем, какая разница? Если уж арестовывать, так изуродованный плац, на фоне остального, даже фигурировать не будет. Дело пойдет о гораздо более…»
Он отодвинул шторину, глянул в зарешёченное окно. Танк был всего один, а по шуму казалось… «Все-таки эффектно. Если по хорошему поводу, то такой спектакль многих вдохновит». Кто-то маленький, быстрый уже спрыгивал с борта, уже бесшумно (в вездесущем реве) чеканил между клумбами к штабу. Бубякин наконец, когда фигура в танковой робе уже скрылась под подъездным козырьком, узнал этого помолодевшего человечка. А тот уже проскочил коридор, уже распахивал дверь настежь.
– Ты что ли, Коля? – спросил ракетчик Бубякин почему-то осипшим голосом. – Садись, дорогой. Давай вначале опрокинем по рюмашке, а потом уж доложишься, зачем пожаловал. Правда, у меня коньячок похуже. А у гадов американских, представляешь, даже виски не водилось.
– А ты мародёрничаешь понемногу, да, зенитчик? – сказал и вправду помолодевший лет на десять танкист Мордвинцев.
– Да мне уж терять нечего, – пожал плечами Бубякин. – Ну, присядь что ли?
– Понятненько, банда «чёрных полковников» напивается перед захватом власти.
– И все же, давай вначале чокнемся, я так тебя ждал, Коля, так ждал.
Начальник службы вооружений капитан Нелесный не значится на учете в неврологическом диспансере. Он прекрасно понимает, что использовать РПГ в настоящий момент не получится. В смысле, использовать, может, и получится, но результат проблематичен. Вероятно, действуя смело и решительно, удастся прожечь одну из боевых машин на плацу. Однако еще несколько других наверняка находятся за забором. Войсковая часть, гарантированно, окружена. Да и вообще, к чему приведет провокация со стрельбой реактивными гранатами? Вариант единичный – бойня на территории части. Здесь слишком много – несколько сот – молодых и среднего возраста жизней. Невероятно большая плата за одну загоревшуюся боевую машину пехоты.
Нигде не значащиеся, то есть, получается, личные РПГ капитана Нелесного несутся в ящике. Правда, не в первичном – металлическом, а в другом, со спешно вываленным нутром, деревянном. Все-таки это чуть легче, и к тому же, предположительно, не будет привлекать такого внимания на улице. В плане того, что гранатометы в сборе и за спиной, нести по городу как-то… Хотя город в оккупации и… Ну так это еще хуже. Найдутся добрые, исполнительные люди. Запомнят, донесут маршрут следования.
Общий вес груза под сорок кило, весьма много, учитывая неудобство переноски. Возможно, первогодка дневальный уже жалеет, что так быстро, без «отпрашивания» у дежурного согласился пойти с капитаном. Начальнику службы вооружений некогда узнавать его мнение о текущем событии. Капитан Нелесный держит рукоятку ящика одной рукой, причем, все время, без смены, левой. В правой у него снятый с предохранителя, с досланным первым патроном пистолет Макарова. Весьма вероятно, что в любую из последующих секунд ему придется кого-то убивать. Это очень нежелательно. ПМ – штука простая, без всяких глушителей и прочего навесного оборудования.
План Нелесного прост до неприличия, или, как все гениальное. Данная войсковая часть стоит здесь испокон веку, с далеких времен Союза, когда тут располагалось высшее политическое училище. Советских мальчиков здесь готовили в замполиты, в основном для войск связи, а так же саперных дел. Училище славилось, и имело солидный конкурс при поступлении. Еще бы нет. Кто на свете всех милее? А в Советской армии еще и мудрее? Естественно, политручных дел мастера. Почти – лишь малость не дотянули – до званья «инженеров человеческих душ». Зато воинские звания тютелька в тютельку, день в день. Как зарплата в те времена, правда, она чаще. Конечно, имеется маленький вычет за партийность – рубликов, эдак, десять. (Не сметь путать в покупательной способности с гривнами!) Короче, нынешний батальон внутренних войск унаследовал от училища помещения. Да, через дорогу – улицу писателя Куприна – кое-что из зданий унаследовал военный колледж. Кстати, капитан Нелесный, помнит и о нем тоже, в смысле, о детишках «суворовцах» оттуда. Это тоже причина для неприменения РПГ по турецкой бронетехнике въехавшей на бывший училищный плац.
Вместе с помещениями, батальон унаследовал территорию. А территория обросла хозяйством. То есть, вокруг выросли домики. С одной стороны даже одноэтажные: огороды подступают вплотную к забору, ибо что в бывшем тоталитарном СССР, что в нынешней наследнице УССР, можешь хапать у страны землицу по чуть-чуть безболезненно, все простят, и даже не заметят. В те же времена ужасно грозного Союза, уставшие от службы часовые в автопарке, летней порой, когда не спится, умудрялись прятать автомат, и прыгать через забор прямиком в «шпаковские» огороды. За два часа смены, знаете, сколько огурцов, помидорчиков и слив можно поглотить внутрь? Если б не забор, и опасность разоблачения, то можно бы было кое-что приволочь в караулку.
Сейчас капитан Нелесный планирует сотворить нечто подобное. Нет, не в смысле воровства картошки среди ночи, под турецкий салют, а лишь в плане, выбраться в город, через огороды и чужие садовые участки. Ведь неужели же турки будут контролировать еще и эту северо-восточную сторону? Конечно, все может быть. Ну что же, бросим ящик и сдадимся. Мало ли: «все побежали, и я побежал».
На всякий случай, после тяжелой войсковой операции по преодолению забора и приземления за чьим-то сараем, капитан Нелесный интересуется у своего помощника по борьбе:
– Ты с каких мест, пан боец?
– Из Сум, в смысле, из области, пан капитан, – рапортует все еще удивляющийся столь странному «самоходу» дневальный. Возможно, они с офицером что-то украли: ну так значит, ему дадут за соучастие хотя бы пачку сигарет. Ведь не будет же капитан из штаба рассчитываться с солдатом водкой? Наверняка не будет.
– Из Сум, говоришь, воин? – повторяет капитан Нелесный, и правда, закуривая и угощая. – Это хорошо.
– А что хорошо? – интересуется солдатик-первогодка. – То, что сам президент из наших мест, что ли?
– И это тоже неплохо, – кивает Нелесный, – но главное, – он делает паузу и поднимает вверх палец, – твоя область вне зоны оперативного пространства войны. Так что, вали домой, хлопец.
«Хлопец» не понимает, обжигает собственный палец окурком, подозрительно смотрит.
– Чего неясного, казак? – поясняет капитан Нелесный гася бычок. – С наряда я тебя снял. Вали домой! Добудь по дороге «гражданку» и вали. Отсидишься там, у мамки в тишине, о нас в газетах послушаешь. Только погодь, ящичек-то уж помоги донести.
Четвертая власть:
«…турецкая таможенная служба, а так же морская служба слежения за проливами ожесточили контроль проходов судов через проливы. Официально эти меры связываются с аварией танкера „Киренаика“…»
– Ты знаешь, Миша, я вот, после того, как ты убыл, размышлял, размышлял… Послушай, вызови своего дежурного! – поморщился от лимончика Мордвинцев.
– Дежурный! Лейтенант Боткин! – гаркнул в дверь Бубякин.
– Това… Пан полковник, дежурный по части лейтенант… – мигом вырисовался в проеме Боткин.
– Слушай, летёха, – повернулся к нему танкист, – смотайся к моей машине. Скажи механику, пусть заглушит дизель. Дорвался, что б его, до бесплатного. Поговорить не дает, да и задымил все ваши цветочки.
– Ну уж, до ваших клубных чудес нам далеко, – подмигнул Бубякин.
– Понятное дело, защитник неба, но на то, как я разумею, есть объективные обстоятельства. У нас просто больше народу в части.
– Это ты в плане того, что есть кому поливать, или просто на выходе больше гумуса, коим можно удобрять?
– Один ноль в твою пользу, полковник ПВО, – хохотнул Мордвинцев. – Ладно, убрал бы ты эту паленку, прикидывающуюся грузинским. А то мы тут сопьемся с тобой. А нам, как понимаю, ночь спать точно не придется.
– Да уж, нам бы только ночь простоять, да день продержаться, ибо попрут на нас скоро буржуины со всего света.
– Может, вначале с бочками печенья и вагонами варенья?
– Размечтался! Это мы уже проходили. Ладно, танковых дел мастер, я тебя перебил на самом интригующем месте. Весь внимания. Только сотворю чайку – сменим тару.
– Так вот, радиоэлектронный колдун, о чем это я? Ага, да… – Мордвинцев сдвинул кобур с живота и повозился, ослабляя портупею. – Значит, размышлял я и размышлял. Думаю, а за кой хрен я цепляюсь? Бригаду мою несчастную вот-вот сократят. Поедут мои танки на свалку, пойдут в переработку куда-нибудь в индийско-днепропетровский металлургический. У нас ведь как? Сам знаешь, порой списывают что поновей, дабы быстрее сделать зачистку для натовских друзей-товарищей. Хлам-то потом так и так в переплавку, или там просто ржаветь.
– Не, уже не ржаветь. Теперь есть указ, снова разрешающий поставки железа за рубеж. Так что все уволокут.
– По мне уж лучше бы танки каким-нибудь арабам продали. Хоть толк бы был. А что по цене лома-то… Да уж хрен с ним.
– Ладно, отвлеклись мы на общие вопросы. Никак коньяк растворился. Бери чаек. С лимончиком.
– Вижу, интеллигенты-микросхемщики, – Мордвинцев подул в стакан. – Короче, думаю. Бригады у меня скоро не будет. Генерала, значит, хрен дадут. Новые танки по стандартам НАТО. Ну, сам понимаешь, не по нашей кобыле «Абрамсы». Его, одну штуку, восемь месяцев собирают, как эсминец раньше. У наших либерастов деньжат ни в жизнь не хватит. Разве что в долг на пять поколений вперед все заложат. Короче, если даже в долгосрочный кредит чего дадут, так какие-нибудь М60, или вообще М48 с музея. В общем, танков мне уж не видать. Вручат какой-нибудь мотоциклетный полк, или роту. Чего улыбаешься, зенитчик? Тебе что ли «Пэтриот» подарят? Держи карман! «Хок» задрипанный поставят, и будешь над англичанской инструкцией потеть, как миленький. Короче, поразмышлял я об этом и думаю. Мало того, что оставят ни с чем, так еще после твоей выходки, Михаил Юрьевич, на всякий случай разоружат еще быстрей. В самом деле, зачем нашим компрадорам танковые войска? Им нужны полицейские части – «СС-Галичина» какие-нибудь – чудо национального самовыражения. А ведь еще, окромя всего прочего, будет у меня на сердце тоска, что друг помощи просил, а я ни черта пальцем не шевельнул. Да и вообще, сам знаешь, всегда найдутся прихвостьи, из тех самых в неудачное время родившихся полицаев, кои доложат, что приезжал ты ко мне, и о чем-то мы с тобой гутарили наедине.
– Короче, карьеру я тебе подкузьмил, да?
– Еще бы, электроламповый факир, подкузьмил так подкузьмил! – командир танковой бригады вздохнул. – И вот еще, я о событиях на Юго-Востоке. Ведь правда, что-то там творится не в шутку, а наши «оранжево-хрен-знает-какие» сопли жуют… Точнее, не сопли жуют, а четко выполняют некие загодя выданные инструкции. В общем, Родина в опасности, а я должен сидеть ждать команды. С какого кренделя она поступит? От министра обороны? Так он же в армии вообще не служил, он же дивизион от батальона не отличит, хоть режь. Потом я Чавеза вспомнил: когда-то с тобой говаривали. Чем мы, черт возьми, не Чавезы? Не десантники? Так у нас страна вроде поцивилизованней пока. Может, у нас и положено, чтобы именно зенитчики-ракетчики перевороты вершили, так?
– Уже вершим, Николай Владимирович. Давай за это хоть чайком чокнемся.
– Давай! И пора, пожалуй, заканчивать болтовню и заниматься делом. Неси как дорогой карту, зови, кого следует. Будем определяться, что и где моим ребятишкам надо перекрыть. Где у вас особые бреши.
– Сейчас разберемся, танкист, тебе, как сухопутчику, все карты в руки. Ты в этих делах лучше соображаешь. И надо бы прикинуть какие силы могут против нас бросить.
– Так, убирай чаи . Давай, давай, ракетчик свою типографию.
– Вот курвиметр. Помнишь такую штучку-дрючку?
– А как же. Теперь хрен где найдешь. Не выпускают сволоты постиндустриальные.
Затем офицеры склонились над картой.
Хотя когда-тошнее пугало Запада – Союз ССР – оказалось на деле мягче воска, некоторые материальные объекты им порожденные выявили чудовищную, непредвиденную новыми структурами прочность. Сие обстоятельство весьма нервировало всяческих новых лидеров, любящих помахать флагом общечеловеческих ценностей и европейских приоритетов. Речь в данном случае даже не о государственной энергосети или системе ЖКО, кои еще ждут своей очереди на похороны, – речь о военной технике. Ведь действительно как бы было хорошо, кабы все эти пусковые установки, танки и локаторы сгнили в течение года. Получилось бы очень весело снова посмеяться над веком застоя, обманутыми питекантропами «хомо-советикусами» и тоталитарным монстром высосавшим из бедной империи последние соки жизни. Еще конечно, воспеть гимн мудрому, работящему Западу, чье военное снаряжение конечно же изначально и на все времена превосходило хилую продукцию российских недочеловеков. Однако подлое русское железо никак не желало портиться за просто так. Приходилось пользовать всякие хитромудрые постмодернисткие методы. Например, ждать удобного случая, а уж по сему поводу спускать с поводка мало мыслящую, но зато либерально заточенную прессу. Вот ведь как вовремя и удачно хряпнулся, например, истребитель во Львове. Да еще и чудесным образом передавил и разнес в клочья кучу народу. Разве не есть это подарок для молодой, зарождающейся демократии Украины? Русская техника совершенно, ну просто нисколечко не годится не только для полетов, но даже для посадки. Сама по себе падает, да еще и взрывается при сем. То ли дело милые сердцу «Боинги», пассажирские и прочие. Никогда, ну просто-таки ни разу за всю историю, не упали, и даже ни единое шасси ни потеряли. А все эти противные «Миги» или мерзопакотные «Су»? Не экономичные, не экологичные, и вообще «кака-бяка», «фи»! И причем здесь всяческие тоталитарно пахнущие отмазки комиссии по расследованию? Мол, летчики мало летают? Как эти все «Су» и «Ту» именуются? Самолеты, правильно? Вот значит, и должны обязаны! А что не обслуживаются и ВВС там чего-то не дополучает… Да зачем жаждущему свободы от имперского прошлого народу таковые подробности? Он, народ, вообще, понимаешь, страшно разочарован не только в этих самых русскоязычных истребителях-бомбардировщиках, а и во всей армии в целом. Потеряла она веру, потому как является ненужным инструментом тоталитарного прошлого. Вот так вот безапелляционно, с экрана и во весь голос. За кадром подразумеваются дружественные аплодисменты – двадцать пятый съезд КПСС отдыхает.
К сожалению подлая «российскомовна» техника делает такие подарки крайне редко. Вот бы сейчас парочку «бомб Поломареса» где-то под Киевом. Однако давно не ходят бомбардировщики с водородно-тритиевыми бомбочками над страной, может, конечно никогда и не ходили, но так далеко копать не будем. Конечно, иногда там или сям бабахнет какой-нибудь сто годков не обслуживаемый склад боеприпасов. Но подлая пришло-русская номенклатура когда-то разместила эти снарядные казематы до жути бездарно для зарождающегося самосознания народа – все почему-то не по центру городов хотя бы областного значения, а где-то в тьму-таракани степных, колхозных просторов. Хоть бы, понимаешь, для сенсации и настройки нежных либеральных душ, снесло бы пару десятков девятиэтажек. Вот бы охнули развернутые к Европе передом, а к Азии задом неугомонные правозащитные души, вот бы взвились флаги общечеловеческих ценностей к самому солнцу. Ан нет… Коммунистические недоумки вкопали все эти бомбо-хранилища куда-то в скальные толщи – никакого особого курьеза от подрывов даже залежей зенитно-ракетных ускорителей.
Короче из-за всего этого приходилось изгаляться в трудах. Например, смотреть сквозь пальчики, как эта самая армия коррумпируется сверху донизу. Это во времена опрокидывания глыбы Союза жадная до трупятинки моська СМИ поднимала вой по поводу использования солдатской силушки на постройке генеральских дач, а вот теперь, когда мотострелки вместо автомата целый день ворочают ящики с пивом на каком-нибудь заводе алкогольных напитков в качестве бесплатных грузчиков – это дело нормальное. Хотя прапоры, что не говори, но воруют меньше. Что воровать-то, если уже в девяностые разукомплектовали все что можно? То есть каркас техники – бронетранспортера, радиолокатора подсветки или там дизеля имеется, а во внутренней части дует ветер в поисках препятствий. Теперь остался только этот самый каркас, но как-то тринадцать тонн БМП не очень лезут в карман и даже загодя растянутый бутылочной удалью «дипломат». Сплошное, понимаешь, мучение с этой конверсией.
– Значит, вы гарантированно прикроете нас сверху, так? – констатировал исходные предпосылки танкист Мордвинцев. – В таком контексте, мы «обовьязково» перекроем наземные пути-дороги. Здесь всего-то подходов – кот наплакал, – пояснил он, разглядывая топографическую карту. – Что они против нас выставят? Ментов с дубинками? Или подтянут мотострелков? У всех частей некомплект личного состава до восьмидесяти процентов. Пехотные офицеры попрут с гранатами на танки? Умора. К тому же пусть попробуют запустить двигатели хоть у десятка БМП одновременно – такое не делалось после распада Союза. Конечно, у нас самих не сахар, особенно в плане боеприпасов. Что-то мне это смутно напоминает сорок первый в изображении советской школы кинематографистов. Тебе не напоминает, Миша?
– Еще как напоминает, Коля, еще как, – кивнул ракетчик Бубякин. – Ладно, чего ты больше всего опасаешься с воздуха?
– Ну, из местных, есть у нас тут истребительно-бомбардировочный полк «Су-шек». По-моему по наземным целям они не тренировались тоже где-то с девяностого года. Так что попасть в отдельный, даже покоящийся танк им будет явно проблематично. Последняя вертолетная эскадрилья «двадцать четверок» у нас теперь блюдет границы где-то под Харьковом. «Ми-восьмые», похоже, уже совсем проржавели – не хотел бы я оказаться на месте летчиков, коим поручат на них взлететь. А напасть с ними на, пусть и неукомплектованный танковый полк… Тут мне даже ваши ракетные чудеса не понадобятся. Так что с точки зрения украинской самостийности, разве что какой-нибудь депутат прилетит на гражданской вертушке, зачитать агитку за президента и Раду. На счет пришлых. В турок я не очень верю. Конечно, неясно где они сейчас базируются, но… Вот на счет их тайных, или нетайных союзничков – здесь хуже. Как вы по поводу вторжения миротворцев, Михаил? Потяните?
– Само собой понятно, пан танковый министр, против всего блока НАТО мы не выстоим. Но покусать попробуем.
– Вообще-то я бы, пользуясь случаем, двинул на Киев. Уж помирать, так с музыкой. Ибо теряем мы время, Миша, ой теряем.
– Ну, Мыкола, если вы пойдете танковым рейдом на штурм президентских фасадов, то тогда уж точно жди через пару деньков прибытия 18-го воздушно-десантного корпуса США, а он уж укомплектован на все сто, не сомневайся.
– Ой-ой, Михаил Юрьевич, сгущаешь краски. Тут не Гренада (я о потенциале, конечно, а не о текущем моменте!), рисковать отборными частями штатовцы «ныколы» не решатся. Я вообще-то понимаю, что в отношении Украины у них имеется и такой план тоже. Но все же требуется некоторая подготовка, тасование всей резервной колоды. С какого праздника им вваливаться сюда через считанные часы? Все ж мы не их Белый Дом собираемся атаковать, так?
– Однако тогда у них будет явный повод, и даже поддержка всяческих ООН-ов и прочего. Хочешь устроить здесь Корею?
– Южную или Северную? Южную нам тут уже обещали. Не вышло как-то – климат, наверное, не тот. Ну, а на счет Северной… Да, шучу, шучу, товарищ ракетных дел мастер. Понял я, что речь о пятидесятом прошлого века.
– Я бы удивился, Николай, если б ты не понял. Мы ж с тобой почти все классы школы успели закончить при советском тоталитаризме, верно? Да и оставшиеся нас те же самые преподы-тоталитаристы доучивали, так?
– Уважил, Михаил Юрьевич. Но на что намек-то?
– Это так, отвлечение. Но все же, на счет большой политики, Коля. Думаю нам, покуда, она не по зубам. Давай просто займемся обороной Родины на отдельно взятом клочке суши.
– Уяснил, полковник. Короче, смотри сюда. Вот я карандашиком мечу, где конкретно мы перекроем дороги.
И оба военных снова склонились над столом.
Четвертая власть:
«…полностью разгромлены. Одновременно с этим, победители, не имеют сил развить успех. Но наверное, на территории России он им и не нужен. То есть, там они его вовсе не планировали развивать. Просто русские ВВС потенциально мешали им в другом месте. Именно там ныне и происходят основные события…»
Достаточно много вещей в мире происходит случайно. Все из-за дурацких нижних уровней. Имеются в виду микроструктуры, тот самый порог дискретов, на котором древний всесильный старец, назло упрямому мальчику Альберту, как раз и играет в кости. С этого никем не видимого основания пирамиды и пляшет вся буча вероятностей, сюда, на наш мега-уровень. Впрочем, если кто-то сомневается, что в мире происходят случайности, то с такими еще проще. Тогда все предопределено, расписано загодя еще из перво-ядра. Вся эта ячеистая структура метагалактики, соотношение веществ и антивеществ, всемирные константы, ну и заодно, уже совсем запросто на фоне подробно прописанной под копирку эволюционной спирали, всякие казусы типа встреч-разлук. Сейчас как раз сработало первое звено – встречи.
– Я тот самый капитан, о котором вам говорили, – пояснил бывший начальник службы вооружений донецкого батальона внутренних войск. – Нелесный Алексей Мартынович.
– Андрей Валентинович Шмалько, майор, – представился бывший командир танкового батальона. – А это мои ребята, – он показал на Ладыженского с Громовым и тоже огласил список.
– Очень приятно, – чуть наклонил голову Нелесный. – А я вот один.
– И кстати, странно, – сказал Шмалько. – Все-таки целый батальон. Неужели…
– Понимаете, майор, как я заподозрил, кое-кто в моей части – конкретно, зам командира – уже пытался поднять мятеж. Подавили в самом зародыше. Значит…
– Кто-то стуканул? – предположил Шмалько.
– Да, и наверняка из офицеров, – скорбно кивнул Нелесный. – Так что соваться с сотоварищам как-то…
– Сочувствую, капитан.
– Можно просто – Алексей. Ну, а от солдатиков – какой толк? Тем более, непосредственных подчиненных у меня и не имелось.
– Служба у вас, Алексей, была лафа, – вздохнул Шмалько. – Перебирай себе бумаженции. Эх-хе-хе! Но в общем, на счет бойцов вы зря. От моих толк имеется.
– Завидую, майор.
– Можно просто – Андрей. Или может, учитывая наличие подчиненных, по отчеству?
– Заметано, Андрей…
– Валентинович, Алексей Мартынович, – направил Шмалько.
– О-кей, Андрей Валентинович. Так вот, вы вроде уже занимаетесь какой-то партизанской деятельностью, а у меня имеются неоприхоженные, годные к бою гранатометы с комплектом выстрелов.
– Здорово, – сказал Шмалько, вспоминая большие запасы всяческих нужностей навсегда оставшиеся в родимом Т-64БВ.
Возможно, фаталисты правы по существу – случайности в этом мере только кажущиеся звенья больших, неясных процессов.
Вертолет был старенький. И вообще, по предназначению, военно-морской. Точнее, военно-морским, еще конкретней – морско-пехотным, он был достаточно давно, еще в другой жизни, при службе в морской пехоте США. Трудно сказать в каких регионах мира пришлось скитаться этому СН-46, ибо соотносительно расхода моторесурса или километража налета все направления изотропны. Анизотропны они только в крайнем случае, когда уже не получается отделаться рихтовкой пулевых пробоин, ибо от летучей машины сохраняется только тень – метка с координатами падения на большой оперативной карте. Возможно данный «Си Найт» оказался крайне везучий, или же ему не пришлось бывать далее острова Гренада и перешейка Панама, ибо всяческие иные, насыщенные партизанами со «Стингерами» страны не пересекли линию его алюминиевой жизни. Последние лет десять данный СН-46 значился в ВВС Турции, ибо был подарен союзнику по НАТО за какие-то особые заслуги, возможно за поддержку «Бури в пустыне». Не бог весть, какой подарочек, но ведь это была только часть чего-то более увесистого.
Так вот, ныне «Си Найт» относился к военно-воздушным силам ведущей освободительную войну страны. Однако до сего момента СН-46 занимался только лишь подвозом-привозом – таскал что-то через горные кряжи Крыма, а единожды осуществил героический перелет через Черное море, и к тому же не совсем налегке.
Сейчас он тоже шел вовсе не налегке, но и не в предельной загрузке. Соотносительно данной вариации наполнения, в нем могло поместиться до двадцати шести солдат-десантников, однако сегодня в его внутренности их воткнули только лишь полтора десятка. И дело было вовсе не в том, что вместо живых орудий убийства в «Си Найт» поместили нечто мертворожденное, то есть, безоткатное орудие или ракетомет марки «Тоу» – как раз вот и нет. Все было проделано с тривиальной целью экономии топлива, ибо в сегодняшней ситуации самым интересным считалась дальность переброса. Она конечно не могла равняться с недавним пересечением моря, но все же солидно превосходила нормальное плечо действия машины этого типа. Обычная ограничивалась тремя сотнями, плюс пятьюдесятью с мелочью километрами, а сейчас требовалось покрыть более шестисот, причем, это если считать по совершенной прямой. Но ведь ныне внизу была даже не бездонность Черного моря, глубина коего, а особо безлюдье и безрыбье сероводородного нутра поражает знающих до судороги поджилок, – сейчас тут понизу расстилалась территория страны, с коей родненькая Турция вела, как не маскируй словоблудием, но натуральную войну. Пролететь над этой местностью шестьсот километров?!
На такое могла толкнуть только крайняя, катастрофическая нужда, а позволить осуществить лишь абсолютная уверенность в полной аморфности противника. Действительно, этих румянолицых хохлов следовало презирать до глубины души. Ведь при всем желании посланный на заклание «Си Найт» не мог следовать к цели на сверхмалых высотах. Во-первых, для этого уж тем паче не хватило бы топлива, ну а во-вторых, тип вертолета СН-46 появился еще до эры космонавтики, и не относился к поколению геликоптеров предназначенных для действий в напичканной ракетами сложности двадцать первого века. Может быть, по этому поводу следовало все-таки использовать какой-нибудь НН-60 «Найт Хоук»? У него все же дальность действия как раз шестьсот, да и к тому же он нашпигован всяческой электроникой помогающей отслеживать рельеф местности на низких траекториях, а кроме всего, он снаряжен оборудованием для дозаправки в воздухе, что может стать просто необходимым делом при столь дальнобойных прогулках. Однако НН-60 в дело не назначили, явно потому что Турция не обладала статусом супердержавы, и следовательно покуда не могла забавляться такими игрушками. Переправлять же что-то из далекого заокеанья было наверное сейчас просто некогда. Или может, расстеленная понизу и раздвинувшая ноги для дорогих заморских гостей Украина являлась все же не столь безопасной? Хотя бы потенциально? И не стоило рисковать относительно дорогой техникой? Действительно, если вспомнить былое могущество данной территории, о коем, правда, никто из турецких десантников, в силу возраста и нелюбопытства к истории, особого не ведал, тогда не то, что полет данной боевой машины, но даже пролет к Киеву всей авиации НАТО скопом и то предстал бы явно маловероятным действом. На каждую летучую цель пришлось бы ракет по пять-семь, и это достаточно крупных, запускаемых с солидных комплексов противовоздушной обороны страны, а не с каких-то мелких «Торов», «Кубов» и «Стрел» ПВО сухопутных войск. Если конечно забыть о ПВО флота и отнюдь не малой истребительной авиации. А главное, о так называемом Варшавском Договоре, целую когорту стран которого следовало бы преодолеть ВВС атлантистов дабы достичь пограничных столбов совсем даже не независимой, но столь надежно защищенной страны Украины.
Нынешняя акция турецкого спецназа не имела с тем временем никаких аналогий. Подобные рейсы могли бы планироваться над пустынями ныне разоруженного Ирака. Пассивность противника особенно ощущалась пилотами «Си Найта». Ибо что не говори, но десантников покуда интересовал лишь безопасный пролет в одну сторону, а вертолетчиков еще и рейс обратно. Так вот, по-настоящему обратный рейс попросту не планировался. В связи с ограниченным ресурсом «Си Найту» предписывалось после выброса боевой группы следовать не обратно в Крым на аэродром Донузлав, а поворачивать на юго-запад, дабы добраться до Винницкой области: там обеспечением жизни пилотов и охраной вертолета должны были заняться какие-то местные организации космополитической ориентировки. Кому могло нравиться столь зависающее на волосине планирование?
Можно констатировать, что у экипажа СН-46 имелись серьезные основания презирать проживающих понизу аборигенов – турки явно превосходили их моральной стойкостью, ибо штурвал вертолета контролировали истинные турецкие патриоты, потому как ветеран неизвестных баталий прошлого «Си Найт» продолжал равномерно поедать разделяющее пункты А и Б расстояние, оставляя за хвостовым винтом все новые и новые города и деревни, населенные беззаботной публикой, вполне достойных переселения в Содом и Гоморру. Ну что ж именно этой перевозкой, по большому счету, и занимался сейчас двухвинтовой геликоптер марки СН-46. Правда, покуда пунктом Б у него значилось некое окрестности предместья Киева – Валильков, но мало ли как извиваются дороги судьбы? Ведь варвары тоже наверное двигались к нерушимому Риму не совсем по прямой; у них ведь почти наверняка не наличествовало вертолетов.
– Я вот все думаю, – чешет голову капитан Нелесный, – сил у нас покуда мало до жути. Как бы использовать их с наибольшей эффективность, а? Можно конечно отслеживать одиночные патрули, и чикать их помаленечку, но турок по городу столько, что мы и до двадцать второго века не управимся.
– Даже до его полдня, – дополняет Ладыженский, не понятной ни для кого из окружающих приставкой. Но никто не удивляется, Олег – парень не то что сильно начитанный, но все же грамотный. Наверное, для танкового наводчика, по большому счету, заместителя командира танка, такое дело лишним не бывает.
– Самое большое, за что тебе обидно, капитан из службы вооружений, это, что негде применить умыкнутые у Родины гранатометы, правильно? – предполагает Шмалько. – Бить по отдельным патрулям – это просто из пушки по воробушкам, так?
– В корень глядишь, майор, – кивает Нелесный. – Отдельных турок надо ножичком чикать, а против автоколонн мы явно не потянем. Но город, однозначно, переполнен товарищами жаждущими придушить хотя бы по десятку турок за раз. Если мы сотворим что-нибудь броское, то, думаю, в новобранцах отбою не будет. Вот тогда можно перейти к чему-нибудь серьезному.
– А если прихлопнуть какого-то большого шишку-оккупанта? – предлагает механик-водитель Громов.
– Как его выследить, Дима? – интересуется Нелесный. – Для такой операции надо иметь разветвленную сеть шпионажа, внедренных в тылы агентов. У нас ничего нет. Нам бы хоть одного переводчика с турецкого. Лучше, с навыком владения «без словаря».
– У меня есть достойное предложение, – сообщает Шмалько. – Помните, что на днях произошло на бульваре Шевченко?
Еще бы кто-то не помнил. Новость обсуждал весь Донецк. Последнее время, в связи с вторжением, город вообще стоял на ушах, ибо до обывателей наконец-то дошло, что политика – это не только странное бормотание в телевизоре, с которого сразу же хочется переключить на что-нибудь ритмично квакающее и демонстрирующее колготки, это еще и нечто весьма чувствительно, иногда с тяжкими последствиями, стукающее по голове. Оптимисты от интеллигенции могли констатировать, что местный обыватель несколько, может даже на порядок, поумнел. Прочие, менее далеко втиснутые в башню из слоновой кости, посчитали, что просто-напросто внимание обывателя переключилось на реальность, ибо мыльные многосерийки неожиданным образом отслоились от жизни на пару-тройку парсеков. В любом случае по поводу последнего происшествия мегаполис гудел как улей.
Это случилось прямо по центру города, там, где начинается бульвар величайшего из всех поэтов всех времен и народов. Ведь сколько бы человечество и его цивилизация не существовали в дальнейшем, хоть миллион лет кряду, все едино, никогда оно уже не породит гения хотя бы приблизительно сходного масштаба; пирамиды в Фивах сотрутся в пыль, а «Кобзарь» будет все так же «сяять» на вершине культурной иерархии мира. По крайней мере так завсегда убеждали СМИ, деятели «Спилки Пысмэнныкив», а так же ученые лингвисты, многие десятки коих всю жизнь занимались исследованием его творчества, защитили по этому поводу огромное количество диссертаций, а также наваяли груду чудо-романов, с точностью теоремы доказывающих несомненную генетическую связь их самих с вечно живым гением, по средством цепочки из мам, прамам, бабушек, прабабушек, прапрабабушек и еще скольких-то необходимых для стыкования с усатым поэтом-философом девятнадцатого века «пра». Несомненно, в этом гадании на кофейной гуще церковно-приходских рукописей, а также в преобразовании в кириллицу устно-семейных преданий, проглядывалась несомненная связь со стариком Дарвиным, однако никто из участников ковыряния на его «Происхождение видов путем естественного отбора» почему-то не ссылался. Видимо скромничал, ибо истинным гуманитариям совершенно негоже признаваться в компрометирующих связях с естественными науками.
А вот то, что случилось на пересечении устья бульвара Тараса Григорьевича Шевченко с бульваром другого гения – Александра Сергеевича Пушкина, чей памятник стоял тремя кварталами в стороне от первого, скорее всего, имело прямое отношение к естественным наукам. В плане их технологического использования, понятное дело.
Кстати, нынешним «справжним» гуманитариям украинского разлива этот пришлый гений тоталитарного соседа был просто-таки поперек горла. Угораздило же предков…
Точнее, вовсе не предков. Ведь любой из нынешних школьников, и даже внимательный телезритель, не говоря уж о президенте, ведает, что именно в землях Украины проживали когда-то легендарные арии, и украинцы являются прямейшими потомками этих предатлантов цивилизованного мира. К тому же, современные историки, со всей решительностью расставшись с оковами марксизма-ленинизма, а так же прочего эмпириокритицизма-материализма, доказали, что арии жили в северном Причерноморье уже семьдесят тысяч лет назад, то есть до официального появления кроманьонцев. Как-то указанный кроманьонец появился совсем не к селу и не к месту, понимаешь, и не к городу, разумеется.
Так вот, угораздило же этих неизвестно кого, но достаточно недавно проживающих на данной территории – приблизительно со времен порабощения Украины в 1943 Окупационной Красной Армией – назвать красивый украинский бульвар именем какого-то Пушкина. Конечно же, следуя гуманитарной традиции уважения к малым, вымирающим народам, киевские деятели культуры на время оторвались от ваяния шедевров, и перевели для публики кое какие из «виршэй» на «мову». Ибо действительно, надо же самой просвещенной и древней из мировых наций ознакомиться с достижениями чуждых культур. Однако назвать таковым одну из главных достопримечательностей «миста»…
Вообще-то последние годы школьные библиотеки перевыполняли план по сдачи вторсырья государству. На фронте макулатуры, понятное дело. Ибо в самом деле, долгие годы тоталитаризма, когда украинский народ стонал под игом агрессоров, а все собранное в житнице мира зерно до зернышка вывозилось в Кремль, ученические житницы знаний ежегодно заполнялись каким-то непотребством. Совершенно никому ненужными собраниями сочинений того же Пушкина, Некрасова, Толстого и прочих по списку. Так мало того, что полки прогибались от такого тоталитарного варварства без меры – в конце-концов, культурная нация может переварить даже Пабло в квадрате – Пабло Неруду и Пабло Пикассо – но ведь все эти сочинения печатались еще и на непривычном, чуждом, и неприемлемом для нормального ария языке. Теперь конечно же наступило благоденствие. Правда классика на украинском все еще не поступает в школы и лицеи в достаточно количестве, ибо сдаваемая макулатура странным образом все время проваливается в какую-то «черную дыру», быть может связанную напрямую с глобальной экономикой, или же со все еще не закончившейся стадией прихода в себя после тысячелетий большевицко-коммунистического ига. Слава богу, сам памятник «москальскому» поэту был совершенно не чета шевченковскому. Тарас Григорьевич стоял над городом на высоком постаменте, и всегда был скромно занят читкой собственных рукописей с листа, Александр же Сергеевич был всего лишь обрезком – бюстом, и из-за отсутствия конечностей никак не мог заняться чем-то путным, только лишь смотрел вокруг в раздутом величии, и развивал на ветру некультурными, нестриженными под «казацьку чупрыну» вихрами.
В общем, это перпендикуляр из хлестнувшихся проспектов, был самой историей предназначен для лобового столкновения культур. А кроме того, именно в этом месте возвышался мраморный многоэтажник управления области – «Обласна Рада». Уже с девяностых прошлого века, и даже со времен апофеоза Перестройки, именно здесь повелось собирать митинги, выставлять палаточные городки, а в плане шахтерских праздников неповиновения, целый день кряду колотить касками по плитам. Естественно, после появления в городе турецких вооруженных сил, все перечисленные методики борьбы с властью внезапно вспомнилось. Однако то в тоталитарном беспределе Союза партийно-хозяйственная элита хваталась за сердце при подобных выходках, и выбегала к народу, кланяться и упрашивать. Либерастовые демократы смотрели на все подобное уже гораздо спокойнее, видимо четко, отрешенно-классовым нутром чуя, что рано или поздно, а придется смотреть на подобное не просто так, а поверх прицельной планки. Вот, похоже, они наконец и выманили из преисподней указанные времена.
Туркам вообще-то ничего не стоило окружить эту не слишком большую площадь бронетехникой и сделать тут маленькую модельку площади Тяньаньмэнь. Но перво-наперво, какое им дело было до местной областной администрации, если их действия, вернее, бездействия, регулировалось на более высоком уровне? Второе, менее существенное. Зачем им было творить тут пекинский вариант, и лить моря крови? Никаких поручений от «спонсоров» на счет поголовного истребления всего и вся, в конце-концов, не поступало. Но зато от них…
Майор Шмалько и его компания могли только предполагать истинную подоплеку случившегося. Более того, не будучи участниками разогнанного митинга, они имели возможность лишь накладывать на состоявшуюся реальность свои теоретические лекала, и только таким образом предполагать, что там действительно, натурально произошло. К примеру, сам Андрей Валентинович выдвинул гипотезу, что в деле замешано «ноу-хау».
– Ребятушки, – доказывал Шмалько, – свидетели утверждают, что на площади никто не стрелял. А объясните мне, тупенькому военному, как можно разогнать многотысячную толпу, не стреляя хотя бы в воздух? Ша! Дубинок там никто тем более не применял. Тут пришлось бы задействовать столько же, или почти столько же полиции. По числу демонстрантов. Да и «черёмух» никаких там тоже не использовалось! Я вам говорю, у турок есть что-то принципиально новое. Предсказываю, что заморское. Как-то я не слыхивал, что Турция передовая научно-техническая страна. Сюда, в Донецк, прислали что-то только-только с патентного бюро. Хотят опробовать на нас, украинских обезьянах и ровесниках неандертальцев. Поскольку мы предковая раса всего и вся, то уж коли на нас подействует, то на других как два пальца.
– И что же теперь, пан майор? – не притворно, а из любви к своей молодой жизни, интересовался Ладыженский.
– Но ведь первичный вопрос нашего начальника службы вооружений состоял в выявлении достойной для его гранатометов цели, правильно?
– А вдруг «оно» стоит на каком-нибудь вертолете или же еще как? – все продолжал любопытствовать бывший танковый наводчик.
– Надо выяснить, надо все выяснить. Но думаю, это что-то передвижное, или, не дай божок, переносное. Помните, по рассказам переживших, когда они отбежали подальше, всего лишь до памятника Шевченко, жжение сошло на «нет». А когда возле статуи сконцентрировалась новая толпа, то все началось по новой. И вот тогда все окончательно разбежались.
– Слышите, пан майор, а правда, что там все одежду побросали с испугу? – спрашивал другой из оставшихся подчиненных – Громов.
– Говорят, – пожимал плечами Шмалько. – Я ж сам там не был.
– Жаль, что и я не был. Интересно, а много там было женщин? – в голосе Громова проглядывается мечтательность.
– Ты озабоченный, Дмитрий, что ли? – тыкал Шмалько.
– Романтик он у нас, – давал комментарий Ладыженский. – Мне кажется, если там все так напугались, то было не до разглядывания трусиков. Или их тоже… Извиняюсь, Андрей Валентинович. А вот как вы думаете, пан майор, там не гипноз был?
– Нам бы отвести на гипноз Громова, что б он так не «сумував».
– Лучше к гипнотизерше, – язвил Ладыженский.
И все, включая нового члена группы – капитана Нелесного – улыбались.
С точки зрения Кямрана Нури акция представляла собой безумие. Он конечно же был солдатом, вернее офицером, командиром группы спецназа и обязан был выполнять даже безумные приказы, но все-таки… В конце-концов надо было отправить на дело, не одну команду, а хотя бы десяток. Ясно, что спецназ теперь нужен везде и всюду – прямо-таки завидки берут глядя на Северную Корею: у той не армия, а сплошной спецназ – но все же если этот самый объект у Василькова представляет столь большую опасность, то надо было рискнуть десятью вертолетами, а никак не одним. В самом деле, если эти зенитные дивизионы и правда уже приготовились к чему-то, то уж наверняка выставили охранение, патрули на местности и все такое. Как изволите совершить… даже не диверсию, а серию диверсий, с помощью всего-то пятнадцати человек? В случае реального боевого столкновения не хватит ни патронов, ни стволов. Тем более группу придется делить, ведь дивизионов целых два. И еще требуется разведка местности. А сроки! Когда успеть провести нормальную рекогносцировку?
Конечно сам выбор подавления внезапной активации местной армии с помощью спецоперации дело правильное. Лучше без шума и пыли задушить мятеж в пеленках. Совершить в район столицы бомбовый налет было бы не самым лучшим раскладом. Не хватало всполошить общественное мнение. Вообще-то, как нормальному спецназовцу со стажем, турку Кямрану Нури было на общественное мнение совершенно наплевать. Но будучи человеком восточным он все-таки уважал чувства как таковые, он ставил гнев и прочее из подобного внутреннего хозяйства гораздо выше, чем какой-нибудь американский «зеленый берет». Поскольку свидетелей воздушной бомбардировки будет наверняка по более чем у специальной операции, коя по своей сути не должна иметь наблюдателей вовсе, то и чувства она всколыхнет гораздо сильнее. Конечно, вполне вероятно, что это будет ужас и он подавит в украинской нации последнюю волю к сопротивлению, и без того прозябающую ниже плинтуса, но так же весьма вероятно, что то будет гнев. И вот это уже похуже. Даже у разоруженного и отстраненного от всяческих значимых общественных процессов народа вызывать его крайне нежелательно. Хотя чего-то сходного с курдскими повстанческими группировками здесь ожидать не приходится, слишком изнежено местное население с точки зрения природных катаклизмов. Единственный значимый фактор – холоднющая, вовсе не сходная турецкой, зима, но от нее людской муравейник укрыт покуда функционирующей системой коммунального отопления. Однако армия в наличии все же имеется. Конечно благодаря продуманным политическим мероприятиям, она за два десятилетия доведена до ручки. И до недавнего времени, до происшествия на Керченском полуострове, казалось – сложностей с ней не предвидится вообще. Теперь выяснилось, технически продвинутые части, не зависящие в боевой работе от недокомплектации призывниками, способны достаточно больно кусаться. Вообще-то неясно, что же все-таки произошло на южном берегу Азовского моря, но можно предполагать, нечто насторожившее самые верха. Весьма возможно, что-то типа активации того же «Окорока», снимки коего заставили изучить всю группу Кямрана Нури. Только Аллах ведает, как далеко могут летать такие ракеты, как на фото? Все же, одиннадцать метров длины! На взгляд самого Нури, они ничуть не хуже получивших широкую известность иракских «Скадов». И кстати, не являются ли они сами себе защитой? То есть, не потому-то их не получается бомбить сверху? И тогда сухопутная спецоперация является единственным выходом из ситуации?
Уничтожение этих самых «тридцати-с-чем-то-тонных» антенн К-1, или «в случае недоступности», хотя бы пусковых с ракетами, сведет весь мятеж к комедии. А то действительно, если удачный пример соседей всколыхнет и остальные высокотехнологичные звенья вооруженных сил тогда… Хватит ли у родимой Турции сил и средств для серьезной войнушки? И имеются ли возможности перебросить через море необходимые подкрепления, даже если таковые найдутся? Короче, в любом раскладе данный мятеж украинских ракетчиков требуется свести на «нет». Правда, подходит ли для названного случая слово «мятеж»? Кямран Нури был не каким-нибудь тупоголовым пехотинцем призванным из горной дикости хребта Арсгюнейи, как любой нормальный спецназовец он обладал развитым абстрактным мышлением. Имеющееся у него знание двух иностранных языков было даже избыточно в понимании того, что для данного случая понятие «мятеж» являлось некорректным. Вот если бы его собственная турецкая власть начала плясать под чужую дудку, да еще безропотно пустило бы на территорию оккупантов, капитан Нури с вполне чистой совестью присоединился бы к какому-нибудь мятежу и участвовал бы в нем, между прочим, вполне-таки за бесплатно. В отличие от сегодняшнего случая. Хотя с другой стороны, стаж, довольствие и прочее причитающееся отодвинулось сейчас на достаточно большую, не имеющую непосредственного значения дистанцию. Когда ты находишься в центре чужой страны с оружием в руках и непосредственной помощи в случае чего тебе в общем-то никто не окажет, то вперед, под пули, осколочную шрапнель и прочие быстро перемещающиеся по пространству предметы, тебя ведет никак не возможность повышенных денежных выплат, а только лишь тот самый осмеиваемый журналюгами патриотизм, а так же стойкая гордость серьезного профессионала, коему поручили нетривиальную задачу. Обкакаться в таком деле будет очень и очень нехорошо.
Хотя конечно, живучая и часто весьма полезная в деле штука, под названием «инстинкт самосохранения», плетет в нутре свои маленькие заговоры-мятежи. Вот пусть, например, – дезодорантит он, как бы в чисто теоретическом ключе, – в стареньком СН-46 что-нибудь эдакое сломается, что-нибудь не слишком страшное, но начисто отметающее возможность дальнейшего полета к цели. И тогда впереди будет неизбежное возвращение назад, в Крым, но к тебе лично – никаких непосредственных замечаний. Ну, не повезло парню. Бывает, случается. Правда, косвенным образом ты будешь конечно виноват, ибо пусть не по своей воле, но подвел всех. И в плане личной судьбы приклеится к тебе эдакая бирка невезучего солдата. Начнут тебя, помимо воли, по полу-подсознательной ориентации обходить – вначале при выборе кандидатом на задание, а потом, как следствие, в присвоение званий и прочего. И ничего-то тебе в спецназе тогда более не светит, разве что чудом выпадет возможность нечаянно совершить подвиг. Однако при решении второстепенных задач такое вряд ли получится. И тогда уж лучше рапорт на стол и перевод в обычную пехоту. Там твои навыки, будучи избыточным повседневным волшебством, способны исправить ошибочку судьбы.
И значит лучше все же, если работающий семиметровыми воздухорезками «Си Найт» доберется до Василькова без особых происшествий. Ну, а пока вся работа, а так же удача и неудача разместилась в пилотских креслах, а пассажирам положено копить силы, лучшим средством для чего испокон веку является крепкий, здоровый сон.
Вообще-то Анатолий Матвиенко попал в армию не совсем осознанно. Отец настоял, жаждал, наверное, что сынок возьмется за ум, или точнее, хотел дабы он оказался под пристальным контролем других людей, кому будет по долгу службы положено за ним следить. И вот здесь он не ошибся, всяких опекателей тут хватало. Конечно, дабы заманить его в этот армейский капкан папаша постарался. Долго плел ему песенки, о том, что, мол, «…Сразу станешь начальником, не то что „друганы“, кои в момент когда ты уже сверкнешь погоном будут только „студентиками“… Зарплата будет пусть и не слишком большая, но зато это компенсирует быстрый служебный рост… И вообще, тут тебе не армия „большого Союза“ – здесь Тьму-Таракани, и даже Камчатки не существует. Всегда и всюду рядом большущие города и солидные пригороды. А так… Девчонки от военных падают. К тому же плети что хочешь, исчезай, возвращайся, даже полугодичные отлучки всегда отмажешь служебной необходимостью… А понадобятся „гро шы“, так вольному воля. Мы вскоре в НАТО войдем, а там всяческие миротворческие миссии, где-нибудь в Ираке… Ну пусть в другом месте… В какой-нибудь Боснии (это курорт, между прочим, другие туда за доллары катаются) платят ого-го! Купишь себе по приезду приличнейшее авто. Да и кредит, кстати, запросто! Ты ж человек служивый, все карты в руки… К тому же, так же тебя, дурака, через годик все едино в армию загребут… Ну, мало ли что там те депутаты обещают – им соврать, как два пальца… И год, понимаешь, долой. Может, кстати, и два. Я знаю, что Диман служил год, знаю! Но всё в этом мире меняется. Вон, новости не смотришь, а надо бы порой. Не хватает, говорят персонала, не достает. А ты ведь не инвалид? Нет! Вот и пойдешь – труба зовет… Конечно не лох, но вот позовет и станешь… Да все, все так говорят, мол… А еще…»
Словом, уболтал. Вначале уболтал в училище. Потом, в процессе, уболтал не бросить, пока военные преподы обтесывали в казармах. А по выпуску новых сказок наплел: «…Ничего, дорогой, послужишь вначале в дивизионе… И чего, что боевая часть? Зато под Киевом! Сколько лейтенантов об этом мечтают?… Конечно, конечно, если совсем уж не понравится, займемся – напрягем кой-кого. Перейдешь в военкомат. Там вообще красота. Ты ведь в курсе, бывал… Там главное не спиться, все вокруг подносят. Надо сразу – „деньги на бочку и все дела“. Устанешь зарабатывать… А запарочка всего-то дважды в год, когда призывная сутолока. В остальное время – попивай коньячки. Причем, армянские! Короче…». Короче, опять уболтал. Ну а теперь…
Теперь тут оказался стартовый взвод. В РПЦ-шные эмпиреи лейтенант украинской армии Матвиенко не вышел то ли рожей, то ли… Понятно, его, весьма слабосильный, как оказалось, блат не очень помогал. Папа поначалу конечно сказал: «…Да, потерпи ты, милок, потерпи. Устроим! Вот, служба вооружений сорвалась, однако… А на радиотехнической батарее? Но ты ж на кого учился? На стартовика, вот… Да, помню я что говорил „лишь бы как-то погон нацепить“, помню. Но в радиотехническую ты не прошел, не только блат нужен, понимаешь, не только! Еще голова! Да, и в службе вооружений, конечно, тоже… Уймись, собери волю в кулак, сынок! Ты ж мой сынок, любимый сынок… Понятно, что один-единственный и что? Причем тут „на стороне“? Фигню какаю-то про папаню говоришь. Тоже мне… В общем, потерпи… Ну и что, что начальник дурак? Сам будь таким же, у тебя ж подчиненные! Да, ясный перец, на фик тебе не нужны и… А, тоже дураки? Ну… Потерпи, вот полгодика еще потерпи. Что тебе те полгодика? Подумаешь, боевые дежурства! Удивил… До Киева не добраться? Ну, не добраться. Довольствуйся Васильковым. И он не совсем под боком? Ну… Что вообще ничего нет в округе… Знаю, что не это я обещал… Помню, помню про столицу и… В общем, потерпи, потерпи, сын, я…»
Но ведь теперь дело дошло вообще до невозможности. Об этом уж даже папа не предупреждал. И кстати, вот набрать бы его сейчас, так чертовы мобильники отрубились. Вот же периферия европейская, вот же хрень.
Конечно, хотелось бы ляпнуть что-нибудь типа: «Мы эдак не договаривались, так что уж не обессудьте». Радиограмма в центр: «В связи с изменившимися обстоятельствами для выполнения задания группы типа „α“ недостаточно». Ведь и правда, первичная задача была вывести из строя зенитные ракетные дивизионы. Вывести и уйти прочь, мол, мы тут совершенно ни причем. Кто говорил, что по пути надо будет преодолевать танковые заслоны? Если здесь по периметру гарцуют Т-84, то там, на позициях вполне могут – да даже и обязаны – присутствовать БМП-2 или уж по крайней мере БТР-80. Хотя конечно по сообщениям разведки все подобное хозяйство в последние годы усиленно переплавляется в высококачественные стальные отливки идущие эшелонами на экспорт, но мало ли что? О присовокуплении к военному мятежу танков никто тоже не предупреждал. И кстати, для усиления обороны ракетной группы до непреодолимости хватит даже мотопехоты без колесной тяги. Здесь им не наступать требуется, и даже не отступать в быстром темпе, а просто умело прикрыть позиции.
Правда, в век электромагнитной повседневности не стоит отягощать себя лишней ответственностью в принятии решений, достаточно надавить клавишу и…
«Тавр! Докладывает Измир! Наблюдаю вблизи объекта русские танки… То есть, не русские конечно, но все едино, местные! Явно прикрывают боевые порядки цели! Как поняли» – «Принято, Измир! Поняли! Продолжайте покуда рекогносцировку!»
Вот, пусть теперь находящиеся на полуострове Крым, а то и за морем, в Стамбуле, мозги напрягутся, возьмут на себя часть работы Кямрана Нури. Хорошо все же что война ведется в светлое время американского доминирования, а то как бы сейчас отряд типа «α» – «Измир» – общался с прямым командованием, если бы СССР-овские орбитальные станции прочесали ближний космос, на предмет обращения в металлолом всех инородных спутников связи? Пришлось бы трудить спину, перетаскивая на горбу что-нибудь длинноволновое, повышенной мощности, и после каждого сеанса связи дрожать и гадать на ромашках «запеленговали, или все же нет?» А сейчас полный комфорт. Можно даже легко и просто дознаться о более не относящихся непосредственно к делу подробностях, например, о судьбе давешнего СН-46. Как там он: долетел – не-а? Оказывается, вполне таки долетел. Сидит где-то на полянке в окружающих Винницу лесах. Хорошая новость. Так что штабам не дает расслабиться только неугомонный Кямран Нури. На счет танков уже второе по счету пакостное известие. Первое касалось не обнаружения в условленном месте проводников из местных. Хохлы-космополиты подвели. Теперь, наблюдая за танками, можно предположить по какой причине. По весьма понятной для опытного солдата Кямрана Нури: обкакались и описались, узрев «восьмидесятчетверки». Сидят теперь в своих киевских, или там, васильковских квартирах и дрожат мелкой дрожью: пора или не пора идти сдаваться с повинной, или все же лучше погодить? Вот если бы тут поблизости появились вожделенные резиногусеничные «Абрамсы», тогда другое дело. Клеим улыбочку до ушей, чистый «рушнык» поверх рук, хлебушек с солью стопочкой: «Здоровэнькы булы, господари дорогие! Як мы вас заждалыся, ой як заждалыся! Вот, до купы, папир с адрэсами усих тутошних москалыкив».
Однако все это в еще более светлом далеке грядущего. Пока приходится лежать не шевелясь, имитируя складку местности, и похоже имитируя, дабы у какого-нибудь украинского механика-водителя не появилась гнетущая тоска эту странную складочку несколько заровнять.
Майор Шмалько наблюдает чудо. Но любая информация хороша тем, что когда ее делят на всех, общий вес торта не убывает, однако все сыты. Прямо, «вечный хлеб» фантаста Беляева. Так что чудо вместе с командиром, рассыпавшегося когда-то на трассе батальона, наблюдают и его подчиненные – Громов с Ладыженским. Возможно, кое-кому из них, в результате нехватки технического воображения не совсем ясна вся чудесность чуда. По сути, и любитель новаций танкист Шмалько много бы дал за дополнительные информационные биты, возможность взглянуть в техописание, с табличкой параметров, пусть даже на английской «мове».
Чудо прибыло на донецкую землю из той самой фантастики, из черного будущего ближнего прицела, из тотальных империй закупоривших звезды и забальзамировавших настоящее. Их собственное настоящее, где всяческим революциям и модернизациям социального устройства сказано окончательно емкое «Нет!». Там, в том грядущем настоящем, к небесному куполу приколоты тяжеленные сателлиты, умеющие спрессовать локаторный луч в проволоку толщиной с карандаш и вскрывать им небоскребы как консервные банки, разглядывая «а что у вас в этом домике?». Однако в обычном режиме они просто обволакивают вновь ставшую диском Землю торсионной паутиной, умеющей контролировать поведение и инстинкты прямоходящих двуногих кролей.
Подарок из тотальной верхотуры эволюции homo sapiens прибыл не на звездолете. Машина Времени маскируется под теперешнюю серость, покоится на вписанной в нынешнюю непродвинутость двуосной платформе-носителе по прозвищу «Хаммер». Вся прелесть «Хаммера» в его широченной морде, мигом ставящей все встречные тачки-аборигены в стойло своей бедуинской отсталости. Майор Шмалько не уверен, бронирован ли кузов. Может, только днище, на случай минирования или, в условиях украинского мегаполиса, по поводу сдачи в утиль всех канализационных люков напрочь? Кто знает, вдруг в той канализации засел русскоязычный антинатовский камикадзе с реактивным гранатометом? Теперь ему не требуется даже откидывать крышку, лишь дернуть за веревочку. Тогда спец седьмого, и даже восьмого класса не успеет ничего.
До конца неясно как действует эта электромагнитная дрянь. Вероятно, такое понимают только явившиеся вместе с ней из следующих веков конструкторы-мазохисты. Черт возьми! кем же еще они могут быть? Ведь не на случайных же прохожих они испытывали свою милашку во времена доводки? Тут ведь нельзя довериться дядькам в боевых кепи, хоть они и значатся специалистами седьмого класса. Все же они однозначно туповаты для проведения тестирования по ста пунктам меню. Всё должно быть автоматизировано и вшито в плату ростом с ноготь мизинца. Сам ноготь особо секретен: в случае попытки захвата машины спец седьмого класса обязан извлечь его из гнезда и втолкнуть в желудок. Собственный, собственный разумеется! Плата вскрыта особым гелем, так что скользит по пищеводу как на рессорах. Однако не слишком далеко: не хватало еще, чтобы она, совершив кругосветку, вывалилась в штанину. Состав изобретен так, что разлагается в желудочном соке на молекулы – одноразовый конструктор Лего навыворот. Конечно, бывали глупейшие ЧП. В Ираке потому и не задействовали. Заинструктированный до паранойи специалист класса «девять» принял приблизившуюся к нему мадам в парандже за террориста и сглотнул в запале всю цепочку микрочипов. О висящей на поясе «Беретте» он и не вспомнил, ибо для общающихся с супер-технологиями она приравнивается к каменному топору. Вы станете размахивать кривой палкой с прикрученным волосами булыжником, если под руками кнопка боевого лазера? По случаю обязательного страхования военнослужащих, полевые хирурги прооперировали проглота за так, однако исконный чип уже разложился. Потерявший главное достоинство «Хаммер» впихнули в С-5А «Гэлэкси» и отправили на доводку. С кого-то сняли погоны.
Сто пунктов автоматизированного меню загоняются в секунду – время многомерно, а человек с остальными млекопитающими застрял не в самом скоростном режиме. Тестируется влажность воздуха, температура, разряжение по случаю возвышения над уровнем моря; первичный «прикидочный», ослабленный луч фиксирует наложение отражений диаграммы от окружающих зданий и памятников: всяческие женевские правила не должны быть нарушены. Не хватало угробить кого-нибудь, зажарив по-настоящему, за счет зеркальных фокусировок. Конечно, косвенные потери из-за «эффекта „Титаника“» – силового дележа шлюпок, паники и бегства по головам неизбежны. Однако те претензии к прочим пентагоновским специалистам – не радиофизикам. Дело штатных социологов – выводить формулы реакции толпы с учетом расово-национал-менталитетных признаков.
Нынешняя штуковина несколько деградировала проходя «кротовую нору» из будущего в сейчас. Действие не основано на гипно-подавлении. Божественные правила не нарушены – свобода воли полная. Контролируемый катаклизм проще – предыдущий этап эволюции железа. Но все в пределах каких-то конвенций о нелетальном «битии». Исходя из опроса свидетелей, оказавшихся на бульваре Шевченко перед Областной Радой, а так же потерпевших, застигнутых в момент нажатия кнопки военспецом седьмого класса на дистанции «залпа», паника вызвалась тем, что все люди перед донецким Белым Домом вдруг ужались до макаронин и оказались втиснутыми в микроволновую печь.
По-видимому, продвинутая штуковина бомбардирует мир волной в диапазоне миллиметр, не иначе. Чем еще растолковать, что все опрошенные убеждены, что их полили напалмом? Вот только некоторые считают, будто оросили их с крыши двенадцатиэтажной мраморной цитадели, а другие будто это сделал вертолет-невидимка. Кое-кто убедительно доказывал, что на нем вспыхнула одежда. Да, на многих платья, и правда, оказались изодраны, но никаких следов обугленной материи не имелось. Конечно, проверить все случаи не получится: многие по-настоящему мгновенно разоблачились. Вот только это не помогло. Кабы не так, то митинг на бульваре неминуемо обратился бы в сборище нудистов.
Конечно, новый коллега Шмалько по борьбе с оккупацией, оружейный хранитель Алексей Нелесный, все же склонялся поначалу к теории гипно-воздействия. Ведь, в конце-концов все ведают, как от внушения возникают волдыри ожогов третьей степени. Почему бы… Однако материалист и старший по званию Шмалько прочел ему упрощенный курс радиолокации «для чайников» и пехотинец сдался под танковым напором. К тому же, какой к черту гипноз, когда фазированная решетка стоит над «Хаммером» трехметровым шестиугольником паруса и видна откуда угодно без всякой оптики? Не исключено, организаторы испытаний с радостью спрятали бы устройство хотя бы за палаточный полог, дабы «не засвечиваться», но видимо, даже тонкий экран вредит распространению излучения. Шмалько много бы дал, чтобы узнать, каким образом бережется от опасности обслуживающий персонал. И вообще, этих самых инструкторов-технарей, стало бы очень интересно захватить в здравии, дабы побеседовать по душам, и выявить национальную принадлежность. Можно дать зуб, и даже два, что в деле натуральные янки – эти самые спецы девятого уровня. Работают по контракту. Гребут повышенные командировочные по случаю трудовых будней в зоне боевых действий, а так же нахождения среди малоразвитых аборигенов, плюс – надбавку, за увеличенную вероятность возникновения рака в старости из-за эксплуатации исконной радиоустановки. Рак – болезнь стариков. Майор Шмалько рад, избавить экипаж фазированного локатора от такой напасти заблаговременно.
В настоящий момент он как раз занят подготовкой профилактических мер. Проводит контроль функционирования ручного гранотомета РПГ-16. Данная техника не столь крута как заморская, она не умеет совершать самопроверку в автоматическом режиме. Куда ей до секундного КФС начинки «Хаммера». Однако дальность действия этой древности – восемьсот метров. Шмалько с расчетом помощников расположился в четырехста, да еще на возвышении.
Все должно получиться.
Четвертая власть:
«…можно предположить, что получив по заслугам, возрождающийся русский империализм ныне переваривает урок. Да, преподали его турки. Но Турецкая Республика это преуспевающая демократическая страна европейской направленности. Она бы никогда не позволила себе применить оружие просто так…»
Через специальный, покрытый не дающей отблесков-зайцев пленкой бинокль Кямран Нури рассматривал дивизионную вышку К-7. «Какая-то радиорелейная дрянь, – размышлял капитан Нури. – Хорошо бы ее завалить – лишить их связи. К тому же стоит вроде чуть в стороне, отдельно от всего прочего». Он ошибался. Вышка К-7 вовсе не предназначалась для связи, она ставилась для проверки способности локатора К-1 принимать свой собственный отраженный сигнал, и по сути представляла собой металлический отражатель поднятый на высоту десяти-двадцати метров. Так что турецкий офицер не ведал не только о ее назначении, но даже о названии. Конечно, в его случае такое было простительно – никто ему про эту самую К-7 ничего не доводил, и вообще натаскивать их группу против ЗРВ начали совсем недавно, а «двухсотки», в отличии о «трехсоток» стали теперь столь музейной редкостью, что в первоначальном сценарии подготовки вообще даже не рассматривались в качестве целей.
Может в настоящий момент, для украинских ракетчиков было бы лучше, чтобы турки атаковали эту самую К-7? Миг, когда этот местный ориентир свалился бы на бок, никак не остался бы незамеченным, так что азиатский спецназ выдал бы свое присутствие с головой. Однако Кямран Нури не собирался рисковать сейчас, среди бела дня. Что с того, что половина его людей имела с собой комплект украинской военной формы одежды? Неплохо было бы попытаться пройти мимо танков строем – и лучше, разумеется, без строевых песен, ибо акцент дело весьма заметное, – но где гарантия, что ныне танкистам не приданы какие-нибудь направленцы от ракетчиков? Не хватало засыпаться в самом начале акции. Да и вообще, прошествовав мимо передового патруля мятежников, пришлось бы и далее следовать по дороге. А куда она ведет? На КПП! И пришлось бы вместо тихого проникновения к объекту затевать не планируемую резню на пропускном пункте. Но в распоряжении Кямрана находилась даже не рота. Но как бы получилось, миновав танки, начать резать «колючку» окантовывающую позицию? Да и вообще, о чем речь? Какой толк от той украинской военной формы, если с собой отряду типа «Альфа» надо нести кучу снаряжения? Куда девать «Узи» и прочую оснастку, вовсе не характерную для ПВО независимой Украины? Хоть бы в НАТО, она что ли уже вступила, тогда бы всякие зарубежные тонкости смотрелись бы не так дико. Кямран Нури тихонько сплюнул, опуская бинокль.
Как бы там не торопили штабы, но требовалось ждать ночи.
В отличие от танкиста Шмалько, Тигран Григорьевич Чикоян, как и все его теперешнее окружение, совершенно не рубит в радиотехнике. Из-за этого в ближайшие несколько минут они должны совершить непростительную для настоящих военных профи, а уж тем более полевых диверсантов, оплошность. Все из-за излишней самоуверенности и скудости воображения. Все мы со временем костенеем и никак не способны воспринять новые парадигмы отображающие мир. Весь опыт Тиграна Григорьевича, включая первую чеченскую компанию, говорит о том, что выстрелу хорошей снайперской винтовки – в данном конкретном случае это СВД – не может противостоять ничто. По эффективности, и опять же из опыта Чечни, его превосходит разве что батарея установок «Град». Сейчас, перекрестие оптики винтовки Драгунова должно продемонстрировать кучность прямиком на плоскости волшебного заокеанского излучателя. Пули войдут чуть под углом, ибо найти, а уж тем паче выбрать загодя здание, с окон которого получится бить в оснастку «Хаммера» как в стрельбовый щит не представляется возможным. Но ведь пулям, режущим воздух быстрее звуковой волны, нет особой разницы, с какого угла атаки попадать. Разрушения все едино будут глобального уровня. Вот именно в этом эталонном перенесении старого опыта в новые условия и заключена роковая ошибка «полуснайпера» Чикояна.
Кстати, аналогия с излучателями из будущего приходила на ум и группе Дмитрия Беды. Еще бы нет. Сережа Парфенюк всегда помнил о машинах «Обитаемого острова». Эти обтекаемые, желтые гусеничные монстры одно время снились ему по ночам. Теперь, ретроспективно сны можно отнести к пророческим. Смена гусеничного носителя на четыре колеса тачанки «Хаммера», и даже способа воздействия на толпу, в отношении точности пророчеств несущественна. Сейчас, ведая о триумфе турецко-заокеанской технологии у Областной Рады, Сергей бы вдохновенно повторил подвиг Максима Каммерера. К несчастью, мир мечтаний также не имеет точных лекал переотражения в текущую действительность. Копировка идет по цепи. Где и как студент Парфенюк, избежавший военкомовской повестки по случаю учебы, мог наловчиться орудовать СВД, а уж тем более ее, родную, добыть? Так что разборка с излучателями страны Неизвестных Отцов перепоручена стареющему Тиграну Григорьевичу. Именно он и делает ошибку, а подсказать, откорректировать ее некому. Им бы сейчас установить телепатический канал с майором Шмалько, но они покуда не имеют ни о нем, ни о его планах ровным счетом никакого понятия.
Потому ничто и никто не мешает Чикояну целиться не туда.
Тигран Григорьевич стреляет трижды. Дмитрий Беда одобрительно хмыкает подтверждая интуитивную уверенность Тиграна в попадании. Беде можно верить: он пользуется большим, лучшим чем у оптики СВД, сорокакратного увеличения, биноклем. Вообще-то в магазине винтовки десять патрон, но Чикоян так уверен в поражающих качествах, что считает и три пули чрезмерным расточительством. Вероятно, лучшей вариацией первых выстрелов стал бы расстрел заграничных инженеров-инструкторов возле машины. Однако даже без учета оплошности с первыми пулями, о коей никто еще не догадывается, есть опасения, что наслаждаться безнаказанностью долго турецкая армия не позволит. Вдруг она применит какие-нибудь дымовые завесы или просто заградительный огонь? Тогда никак не получится добить саму установку? Тут присутствует явная переоценка силы турчаков: первичное планированье ошибочно. Но менять план на ходу еще глупее. Вот если бы знать…
Покуда все совпадает с предусмотренным сценарием. Тут же, после ввинчивания пуль в локатор, спецы разного уровня начинают мельтешить вокруг. Неизвестно, слышали ли они сами выстрелы, однако метал, пронизываемый 7,62-миллиметровыми пулями, звенит, видимо, камертоном. Кто-то из обслуживающего персонала даже лезет на бампер «Хаммера» дабы рассмотреть входные отверстия. Другой тянет его за штаны, и только тут первый понимает, что сам является мишенью. Если бы Тигран Григорьевич был настоящим снайпером, а не когда-тошним «вторым номером», он бы наверное умудрился попасть в кого-то из расчета локатора даже теперь, когда они засуетились. В реальности, это дело бестолковое. Здесь нужен хороший станковый пулемет.
Но, тем не менее, хуже всего другое…
Полковник Бубякин определился с лейтенантом Матвиенко достаточно быстро. Весьма может быть, что будь он непосредственным начальником данного офицера, и пронаблюдай его хотя бы пол суток со стороны, то классифицировал бы его вообще в первый день. Конечно, какой-нибудь телевизионный сыщик Коломбо вероятно сделал бы такое вообще с первого взгляда, однако опыт долгой службы в армии приучил Михаила Юрьевича с опаской относиться к первичны выводам. Человек все-таки достаточно сложная субстанция, вроде бы даже самая навороченная в безграничье космоса. И помимо того, чем умнее конкретный человек, тем вольно, или даже невольно, он более скрытен, так что раскусить с первого взгляда удается только частичку сущности. Однако Анатолий Семенович Матвиенко не относился к последнему множеству и многослойностью натуры не баловал. Ну, а чем менее глубок уровень матрешечного погружения, тем чаще случаются копии. Полковнику Бубякину уже попадались офицеры подобной формации, причем с каждым годом их становилось больше. Конечно, среди солдат это было вообще повальное бедствие, все же военные училища пусть с пробуксовкой, но стесывали с общего количества абитуриентов эту пену постиндустриальной гнильцы. Порой, за четыре-то года, и вообще получалось преобразовать юношу Эдипа в нечто, куда более крутого замеса – в Человека. В настоящего, умеющего ставить цели и даже двигаться к ним преобразователя Вселенной. Конечно, из черенка Эдипа никогда не получался Леонардо да Винчи, но такие феномены на группе дивизионов никогда и не требовались, здесь был не закрытый «почтовый ящик» былого расцвета конструкторских бюро.
Юноша Эдип Матвиенко в первичном офицерском звании представлял из себя наверное тоже, что и будет представлять впоследствии, когда автоматическим способом чуть продвинется по служебной лестнице. К великому счастью, только в чрезвычайно благоприятных, тепличных условиях мальчики Эдипы, по несуразице угодившие в армию, достигали ступени лаптастых, тяжелых звезд, обычно их лень, алчность, любование собой и абсолютное презрение к окружающим, восприятие их только лишь как прикрепленных к твоему бытию крепостных роботов, наконец-то раскусывалось всеми встречными и поперечными, и тогда служба для мальчиков Эдипов превращалась в адские муки. Никто из них не выдерживал давление выше атмосферного и в конце-концов при первом же удобном случае уходил: там, на гражданке, в шпаковском раю, им было проще замаскироваться среди многообразия своих собственных копий. Еще чаще мальчики Эдипы просто вылетали из армии с треском, по поводу пьянства, разгильдяйского отношения к служебными обязанностям и прочего в пакете. Порой их разгильдяйство оборачивалось тюрьмой, это когда в пущенном на самотек, но по глупости доверенном Родиной подразделении, случалось какое-нибудь чрезвычайно громкое ЧП, замять кое не выходило никоим образом. Тогда искался стрелочник, для откупа, и легко находился, причем, в данном случае, по делу.
Время от времени, двигаться в верхотуру служебных лестниц, мальчикам Эдипам помогал обычный блат. Причем, на удивление часто по отношению к прочему множеству служивых. Видимо, породившие сих юношей дяди, с мозгами, упрятанными под широкими аэродромами фуражек, и с волосатыми руками торчащими из кителей, решали, что проще всего, раз уж семейно-клановый процесс воспитания выдал нулевой КПД, пристроить чадо в родимую организацию. Здесь наличествовала малая, но все же не равная минус бесконечности вероятность повторения гусеничной прокрутки воспитательного процесса еще разок: все-таки училище вещь уникальная, здесь гусеница движется с особо жестким трением. Может быть, время от времени что-то и в самом деле выходило. Куда чаще, все же чрезвычайно утомившийся от ранних подъемов мальчик Эдип сбегал в долговременный «самоход», и дяде в красивой фуражке приходилось доплачивать прокурору, для сведения наказания по статье «Дезертирство» до милой детской шуточки. Бывало, особо наивных Эдипов, всяческими посулами и обещаниями скорых офицерских баклуш, все же уговаривали дождаться выпуска. Иногда их, и правда, не обманывали. Тогда они уверенно оседали где-нибудь в штабе. Но в особо редких случаях, они все же умудрялись вляпаться в настоящий боевой дивизион, к какому-нибудь полковнику Бубякину. Ну что ж, то был его крест, порция-добавка к погонным звездам – его приходилось волочь куда-то в гору.
Что интересно, иногда мальчики Эдипы двигались по службе даже без блата. Тут работала одна известная любому опытному начальнику схема. Мальчики Эдипы путаются под ногами, их прямые обязанности приходится распределять по другим, однако отправить их куда-то в «дисбат» не то что невозможно, а просто нельзя. ЧП повешенное на часть, это как флаг с черепом и костями: минимум год тебя будут дергать на всех совещаниях, а карьера окончательно закольцуется на майорском уровне. Потому лучшим трюком будет эдакий. На всяческие прогулы и опоздания подопечного внимания не… «Я как раз смотрел в другую сторону», ну или там, пожурить. Зато за малейший плюс – пойдет даже явление на службу без задержек два денька кряду – в учетную карточку лепятся поощрения; их можно даже не зачитывать перед строем, внося ропот в окружающих, – эдакий тайный сюрприз. Зато потом, когда где-то в другой части высвободится подходящая должность, можно смело, под коньячок поболтав с начальником строевого отдела, рекомендовать Эдипа туда. Иногда мальчика закручивает в такую рулетку несколько разочков подряд. Тогда он приобретает погонную звезду средних размеров и окончательный снобизм.
Естественно данный трюк, мог вполне испортить карьеру кому-то рядом стоящему, разуверить в социальной и прочей справедливости. Но уж от таких издержек избавиться никоим образом не получалось. Осевая шестеренка Колеса Жизни крутится без остановок, уверенно перемалывая кости. Ее не остановить.
Командир группы дивизионов С-200 Михаил Бубякин покуда понятия не имел, по какой их схем сработать в плане мальчика Эдипа по фамилии Матвиенко. В конце-концов, у него имелись непосредственные начальники; вовсе не стоило наклоняться через их голову и портить накатку обретения воспитательского опыта. У полковника хватало своих забот – один из таких мальчиков Эдипов наличествовал в его собственной семье. Угораздило боженьку, помешивающего прихваченной где-то кочергой, в процессах слияния всяких аденинов, тиминов и цитозинов в нуклеотидную цепь, отвлечься на что-то другое. Вот и сбилась вся задуманная репликация.
О фоновых жертвах акции лучше сейчас не думать. Да, погибнут люди. Но ведь и так кто-нибудь с неизбежностью погибнет. Если электронное чудо из будущего начнет работать – а оно начнет работать, ибо толпа вокруг не шуточная и возбуждена не слабо – то несколько десятков человек – по минимуму – превратятся в давленные бифштексы. Тем не менее, одно дело остаться просто наблюдателем – да, случилось, но ты-то не причем! Другое – самому обратиться спусковым механизмом судьбы. Все осложнено, как всегда, фактом, что оба варианта реальности – с вмешательством в оную, или без – просмотреть разом не выйдет. Надо делать выбор. Однако если ты человек дела, а не мудрец, сидящий в бочке из образов и усложненных пошаговых мечтаний, то просто отснять всё на фильмовую бобину памяти, дабы при случае тихонько всплакнуть и покусать локотки, тебе ни коим образом не удастся. Ибо, если не ты, то кто же?
Майор Шмалько решительно, но мягко доворачивает тубус РПГ до нужного ракурса. Он прикладывается к оптике…
– Твою в качель! – вслух удивляется Ладыженский, ибо тоже видит: глаз танкового наводчика устроен не сложней, чем у прочих приматов, но тут уж кто на чего учился.
– Кто ж это? – спрашивает Шмалько, не веря одному глазу, и вскрывая избыточный для прицеливания левый.
– Вфиндолили прямо в локатор, – поясняет наблюдаемое в бинокле Ладыженский. – Как думаете, пан…
– Козлы, – не сдерживает эмоций Шмалько, и сливает далее: – Долбо…бы! Что ему будет-то? Это ж решетка фазированная. Вот же…
Все правильно. Он переваривает то самое знание, коего так не хватает орудующему с другой стороны площади Ленина «полуснайперу» Тиграну Григорьевичу. Будь они сейчас с глазу на глаз, знакомы, и за кружечкой пивка, Шмалько бы пояснил, что к чему простыми словами:
– Понимаете, уважаемый, тут не просто локатор с одинарным облучателем. Тут целая система – тысячи волноводов. Если вы выводите из строя один-два, пусть даже, десяток-два – не случится ровным счетом ничего. Это как в голографии. В обычном фото, если вы оторвете кусочек снимка, исчезнет часть изображения. А в голограмме будет вовсе не так. Просто, понизится четкость всего кадра. Все станет чуть меньшего разрешения. Зернистость, как бы, увеличится. Причем соотносительно размера ущерба. Тут такая же петрушка. Вот что такое десяток штырей, по отношению к двум-трем тысячам? Менее процента! Именно на столько и понизится мощность луча. Если до этого штуковина давила вкруговую на пол км, то тепереча будет на метр меньше. Вас это спасет? Стоит ли…
Наблюдая за изменениями на площади, майор Андрей Валентинович внезапно приходит к выводу, что…
– Сто ит! – произносит он вслух, и все рядом возлежащие понимают, о чем речь.
На площади Ленина уже началась свалка. Вначале турки из оцепления машины с перепугу впулили в небо над головами пару-тройку быстротечных рожков. Затем…
– Твою бого-мать! – удивляется кто-то. – Это…
– Включились, наверное, – комментирует Шмалько, ощущая по всему туловищу странный жар. – Далеко добивает… сука.
Похоже, кто-то из командировочных спецов «семь-восемь-девять» не выдержал, врубил-таки свою «хаммеровскую» тачанку. Теперь миллиметровая гребенка лупит по окружающей местности, по людям, зданиям, спокойно сунувшему руку в карман Дедушке Ленину – здесь, в исключительно рабочем некогда городе, Владимир Ильич, в повадках и в ширине плеч, мимикрировал под работягу. Весьма вероятно, поставленный в круговое сканирование луч рубит и по высоченному обелиску, установленному комсомолом лет эдак сорок назад, на столетие присутствующего тут Ульянова. Где-то под обелиском нержавеющая капсула с посланием. Эдакий «Пионер-11» несущийся к звезде Альдебаран в созвездии Тельца. Правда, здесь не к инопланетянам – к собственным потомкам: «Наши далекие праправнуки! Вы, ныне живущие при коммунизме, в обществе без страданий и войн…». Совершенно в молоко! Нострадамусы хреновы. Лучше бы отправили эту капсулу куда-то на Марс, к Аэлите, подальше от позорища. Просто стыдно за предков. Такой наивняк!
Иностранное «ноу-хау» буравит все и вся в округе. Наверняка мощность в красном секторе, клистроны с магнетронами разогрелись в ритме танго. Майор Шмалько, подрядившийся простым гранатометчиком, не наблюдает общей картины, ибо левый глаз снова прикрыт, а у правого ограненный оптикой сектор. Но на площади интересно. Модель вершащегося имитируется запросто. Заводите тараканов. Цикл воспроизводства у них пара месяцев, зато потомство многочисленно. Еще через цикл у вас полная комплектация для эксперимента. Собираете их на обеденном столе под скатертью, пожертвовав протухшую селедку. Теперь, взяв в каждую руку по флакону дихлофоса – большие пальцы на кнопках, на морде противогаз – резко отдергиваете скатерть и давите на спуск. Лепота! Конечно, модель есть модель – всей прелести эффекта не передается. Мало того, что в реале объекты воздействия о двух ходовых конечностях, так еще тараканы совершенно не одеты. Никак не посчастливится узреть, как они в панике скидывают шмотъё. В реальности на площади дождь из пуговиц разного фасона. Но ведь мы собирались имитировать только эффект разбегания! Тут все как надо. Но масштабная составляющая накладывает лапу. Таракашечки, хоть сто штук на соседа заберутся, никак его не раздавят. Люди… Эту лоботомию разума, эксперимент обращения homo sapiens в нечто тараканообразное, следует немедленно прервать. Палец Шмалько…
По всей видимости, загранкомандировка спеца седьмого класса прервалась неожиданней некуда. Можно завидовать – он умер в состоянии эйфории. Всевластие – вещь обалдевающая. Он как раз вздернул полог, вскрыл клапаны распылителей, узрел, как струя ударила в самую смачную часть толчеи…
Масса гранаты РПГ-16 одна целая шестьдесят пять сотых кг.
– Уходим! Скоренько! – говорит Шмалько и для надежности толкает Ладыженского локтем. В данный момент все они несколько глуховаты.
Процесс досконально отработали еще во временя поминаемой ныне всуе Перестройки. Так что те, кто корректировал действие теперь, просто пользовали старую доброкачественную кальку. Их номинальные папы, или крестные отцы сотворили шикарные лекала – накладывай на новый объект и радуйся. Всякие же винтики, кои конкретно осуществляли процесс, на то и значились всего лишь винтиками, чтобы ничегошеньки не понимать. Возраст исполнителей не имел никакого значения. То, что сейчас это делали молодые ребята, было сущей случайностью. Хотя конечно, по иному не могло и быть, ведь дело происходило в армии. Однако здесь же имелись всяческие курирующие процесс полковники, и им бы уже по возрасту надо было бы понимать для чего то или сё. Но возможно долгая служба в вооруженных силах приучает к некой механичности мышления – шаги в сторону по нейронной сети в строевых частях, избалованных мирной жизнью многих десятилетий не поощрялись. Но конечно никак не получится признать кретинами всех участвующих в деле старших офицеров. Наверняка, кое-кто из них вполне догадывался для чего и зачем. Тем более, повод!
Официальный повод для объяснения проводимой акции такой: «В связи с участившимися случаями пропажи в армии огнестрельного оружия». Никакая статистика не дается, вот просто так – «участившимися» – и весь сказ. Из данного объяснения автоматическим, методом самозарождения мышей в старых тряпках вперемежку с зерном, вытекает повод: «Для обеспечения надежности хранения». В самом деле, хотя на первый взгляд, и тут, на отдельном дивизионе, и там, в центральном арсенале стоит часовой с тем же автоматом, все ж разница наличествует. Нет, не в званиях! Там ведь тоже возле опечатанного замка не маршал с «Калашниковым» замер. Такой же рядовой, ну, может, младший сержант. Но зато штатный караульный – рота охраны. Более ничем не занимается, как только данную дверь стережет пуще глаза. Этот ефрейтор внутренних войск уже все трещинки с наплывами краски на той двери до конца дней не забудет, просто как другой какой-нибудь, родившийся в куда более тяжкие времена, свою первую атаку. Однако, здесь свои нюансики. Там где все приелось, разум уж совсем спит. Вполне можно, в конце концов, продремать настоящее нападение. Очнуться только, когда ворота нараспашку, а сам аккуратно спеленут веревочками у стеночки: что разумеется, в лучшем случае. То ли дело, часовой в дивизионе, где караул раз в три денька единожды. Есть вероятность, что с непривычки ночного бдения расшатанные нервишки не позволят заснуть. Хотя не факт, далеко не факт.
Короче, все наличное в дивизионах ПВО оружие надобно срочно складировать где-нибудь в другом месте. Полковники с честолюбивой жилкой, конечно зациклятся на мысли, что не успели вовремя заполучить генеральские звезды. Во там, наверху, пойдет теперь непруха, когда «калаши» и «макаровы» окажутся в куче сотнями тысяч штук. Во можно будет налево толкануть! А то, правда, что там в той группе дивизионов – две сотни автоматов? Сильно не разбежишься, да и заметно, если даже десяток свиснуть. А тут…
Рассказывают, однажды на таком централизованном арсенале НЗ, сотворили плановый регламент. Раз в десять, а то и двадцать-двадцать пять лет, проводится там оптовая смазка оружейного добра. Естественно, поскольку оружия попросту горы, то натирается оно не шомполом с тряпкой, что потребует шести тысяч лет, то есть такого же времени, как от основания мира по библии, а чистится и смазывается особым способом. Берется огромный чан заполненный ружейным маслом, нагревается до кипения, а несколько «прапоров», с особым допуском и благонадежностью шести проверенных поколений, подносят ящички один за одним, и сваливают содержимое в кипящий раствор. Покипит, отлежится там ствольное имущество положенные минуты, затем его снова отлавливают и вновь на десяток лет, или, если невезуха иль комета какая недобрая, до грядущей мировой войны закупоривают. Однажды так опрокинули в чан ящичек с пистолетами ТТ, а они – оп! Вместо того чтоб планово тонуть, вдруг на поверхность всплыли и начали среди пузыриков маслянистых круги нарезать. Выловили сачками срочным образом. А пистолетики-то – деревянные, но выточены, гады, один к одному.
Так вот, когда полковники заведующие исполнением приказаний о таких случаях вспоминают, течет у них слюна от восторга прямо на китель. Дальше мысль у них не движется, хоть тресни. Потому дело такое разрабатывают вовсе не в военных штабах, а в кое-чем похитрей. Умозрительно предполагая, скорей всего, конечно же в городе Вашингтоне, в учреждении с аббревиатурой ЦРУ. Однако там не в деталях, и на английской «мове». Так что кое-какие канцелярские фишки остаются и на тутошних деятелей.
Догадаться о целях, однозначно, выходит по результату. Это когда, к примеру, ГКЧП вдруг объявляет о перевороте. И вот допустим, решит какая-та в/ч в сем действе поучаствовать. Ну и…
Все правильно! А чем собственно, господа военные, чем вы, дорогуши, от гражданских шпаков-то ныне отличаетесь? Разве что формой и выправкой? Ну, сходите на парад, все полюбуются. Чем стрелять-то будете, ежели придется?
Потому, только военные пенсионеры, пронаблюдавшие такую же чехарду в доапокалиптическом времени Нового Мышленья, могли бы подсказать, для чего в самом деле начинают ползти слухи о перевооружении, перед тем как изъять из частей сверхнадежные и в общем-то не требующие купального сезона в масле «Калашниковы». Где-то там, наверху, готовится очередная Перестройка. А армию просят не беспокоиться. Несите службу как положено – штык-ножи у ваших дневальных не отобрали.
– Черт! Эта штукенция пашет, – констатирует Дмитрий Беда.
– Уж вижу, – с некоторой, вполне понятной досадой кивает Тигран Григорьевич. – Может…
Они наблюдают тараканьи бега на площади не со слишком удобного ракурса: деревца и всякие рекламно-щитовые преграды маскируют многое. Но ведь и так ясно, что народ обратился насекомыми не от выстрелов «полуснайпера» Чикояна. Хотя было бы лестно.
– Да, пальни еще разок, – отвечает Беда на его «может».
Тигран Григорьевич вновь стыкует глаз с резиной. Винтовка, возлежащая ложем на мешке с какой-то ветошью, несколько сдвигается. Беда вновь поднимает и мастырит бинокль. До того тайно завидующий его оптической вооруженности, Сергей Парфенюк сейчас в преимуществе. Он способен объять зрением полную картину, а не одиночный «пазл», пусть и раздутый сорокакратно. Уже в следующее мгновение это дает ему информационный выигрыш.
В месте расположения телепортированного в Донецк с планеты Саракш, из государства Неизвестных Отцов излучателя мгновенно пухнет облако дыма. Однако наблюдаемое еще требуется декодировать и недостаток опыта сказывается, ибо совсем небольшое время, не более полусекунды, Парфенюку думается, что вражеская машина взорвалась от перегрева. Но и опыт, без подпитки наблюдением, тоже не равен знанию. Большой дядька Дмитрий Гаврилович вздрагивает и даже охает в голос. Из-за приближения, он лицезрит взрыв вплотную, и на ту же краткую секунду, ему думается, будто что-то рвануло прямо здесь, в их оконном проеме. Вскрикивает даже «полуснайпер» Чикоян, так и не удосужившийся выстрелить. В его глазу тоже мельтешат звездочки. Он отстраняется от винтовки и усиленно моргает. Пусть капилляры оросятся артериалкой.
В рассеявшемся дыме Парфенюк наблюдает выеденную супницу развороченного «Хаммера». Вокруг валяются менее опознаваемые предметы: вот тут уже нужна оптика. Одновременно срабатывают другие, забытые рецепторы. По ушам наконец-то ухает, демонстрируя явное превосходство скорости света над звуковой. Как древние греки могли думать, что из глаз растут тонюсенькие невидимые щупальца, кои лапают мир, и только потому мы его видим? Тем не менее, сейчас эти щупальца успевают все сразу. Броуновское движение на площади не останавливается. Но что-то происходит. Разбегающиеся молекулы умнеют, перестают участвовать в скоростном массовом стриптизе. Может, их приводит в чувство «бу-бу-ханье»?
«Полуснайпер» Тигран Григорьевич все еще гоняет кровь по векам и размышляет: «стрелять – не стрелять? И если „да“, то в кого?». Группа легко превращается в отстраненных на пятьсот метров наблюдателей. Видимо исключительно долг старшего группы, заставляет Дмитрия Беду снова впериться в бинокль. Наверняка, там, под тубусом, он щурится, ожидая новых взрывов: зрение – штука ценная. Если он смотрит на мелкие декорации вокруг «Хаммера», то Парфенюк завидует его выдержке. Рвотные рефлексы – тоже сильная штука.
– Мина что ли? – анализирует вслух Дмитрий Гаврилович. – Кто-нибудь что-то видел?
– Мне показалось, что вон в той стороне, над «Фурором» был дым, – совершенно неожиданно для себя вспоминает Парфенюк. «Фурор» – это магазин «Меха из Италии».
– Кто-то засандалил из гранатомета? – неуверенно предполагает Чикоян. – Как думаешь, Дим?
– У нас есть союзники, мы не одни, – кивает Беда не отрываясь от бинокля.
– Выходит, мы им только помешали? – неуверенно интересуется Тигран Григорьевич.
– Думаю, наоборот.
– Это как же? – в голосе «полуснайпера» удивление с примесью надежды.
– Мы заставили толпу рассеяться перед… В смысле, турки своей пальбой разогнали людей подальше от техники. Без нас бы были трупы. В смысле, гораздо больше и не тех… Ты смотри… – вставляет он не по теме.
И правда, на площади что-то меняется. До сего момента толпа продолжала стекать с площади, и видимо интуитивно, все больше в одном направлении – в сторону проспекта Ильича, поскольку именно в ту сторону, выложенная плитками, площадь понижалась. Но теперь хаотичное разбегание обзавелось завихрениями и мелкими водоворотами. Кто-то, видимо, всего лишь кинулся искать и собирать сброшенную одежду. Однако наличествуют и целевые потоки.
Все прояснилось через минуту. Часть толпы разворачивается фронтом назад. Наверняка здесь не обошлось без какой-то организации, а пережитый накануне ужас сменился досадой. Эта жуткая досада и стыд за проявленный животный страх ныне стимулирует бесстрашие. И толпа кидается на жалкую цепочку турок прикрывающих выстроенную намедни трибуну. Оккупантов действительно немного, видимо они сильно рассчитывали на свою электромагнитную тачанку. Но часть людей бросается и туда тоже.
– Извини, Дима, но теперь я точно ни в кого не попаду, – оправдывается, поворачиваясь к Беде Тигран Григорьевич. – Еще зацеплю кого.
– Нам здесь нечего делать, – говорит Дмитрий Гаврилович Беда, удовлетворенно опуская оптику. – Уходим. Может, даже успеем до прибытия подкрепления.
– А ребят этих надо бы найти, – констатирует Чикоян. – Как думаешь?
– Это само собой, – соглашается старший группы.
Четвертая власть:
«…то, что демократическая Турция собирается захватить Крым – это просто-напросто смешно. Вот помочь украинцам скинуть с полуострова остаточное ярмо российской оккупации – такое можно было бы только приветствовать. Да и на что еще надеяться угнетенному татарскому меньшинству?…»
– Что это может быть? – спрашивает полковник Бубякин. Он находится в кабине управления К-9М и наблюдает развертку кругового обзора, выдаваемую со станции метрового диапазона П-14Ф.
– Идет высоко, но медленно, – поясняет сидящий рядом капитан Антунович. Высоту капитан определяет по данным приданного группе дивизионов радиовысотомера ПРВ-17.
– Явно что-то маленькое, – рассуждает далее Бубякин. – Надо бы «светонуть» РПЦ – определиться точнее.
– А режимы? – неуверенно интересуется Антунович, но продолжать мысль воздерживается – видит, как возбужден командир группы.
– Хрен ли теперь режимы, Володя? Нам теперь, по идее, все должно быть до лампочки. Давай мне связь с «первым». Хотя нет, лучше не так…
Лицо у командира группы дивизионов серое, и понятно почему – он взвинчен. Антунович, да и другие офицеры, находящиеся рядом, выглядят не лучше. Все они трудились не покладая рук все эти часы. Пришлось не только прогнать обычный регламент вверенной аппаратуры, но, по приказу Бубякина, заменить многие узлы на имеющиеся в ЗИП-е новые. Исключались лишь те блоки, которые потребовали бы при настройке и приработке длительной «притирки». Кроме того, почти всем пришлось еще и копать: командир группы заставил привести в «годный для эксплуатации уровень» наземную систему обороны дивизионов. Поскольку окопное дело забросили в утиль приблизительно в конце восьмидесятых прошлого века, то следовательно разрабатывать систему обороны группы от наземного противника пришлось с нуля. Аппаратчикам К-9-й еще повезло. Они обнаружили практически заваленную мусором систему траншей, на вид относящуюся где-то ко временам Римской Империи. Конечно, может быть, римские легионы и не добирались до Киева, однако находка оказалась очень кстати. Было гораздо легче выковырять мусор и разровнять то, что имеется, чем повторять подвиг мифического донецкого шахтера Стаханова в кубометрах. Тем более – на счет «копать» – было бы чем? Лопаты, грабли и прочий плането-копательный инструмент дивизионы тоже не получали со времен правления Миши Меченого.
– Пробудим спящих, – с напускной улыбкой предупреждает полковник Бубякин, подмигивает Антуновичу и, пройдя по кабине, включает кнопку сирены. – Взбодримся и проверим готовность.
– «Первый» – «девятому»! Готовность номер «один»! – распоряжается он в микрофон громкоговорящей связи. Затем повторяет команду и для «второго» дивизиона.
Проходят считанные минуты, в процессе которых оба подчиненных дивизиона проводят контроль функционирования систем и докладывают о готовности. Сбоев и поломок не имеется.
– «Первый», «второй» – «девятому»! Принято. Молодцы! – Бубякин явно доволен. – Теперь так. «Второй» – «девятому». Вам готовность «два». Как поняли, подполковник Мальцев. Но не расслабляйтесь сильно. А с вами, подполковник Корташов, поработаем. «Первый» – «девятому»! Есть высотная медлительная цель. Предположительно – я могу ошибаться – беспилотный разведчик. Работаем в АСУ. Круговое сканирование. После МХИ – режим ФКМ.
Данная белиберда для непосвященного уха, подразумевает следующее. Целеуказания «первый» дивизион подполковника Корташова получит не голосовым сообщением, а через автоматическую систему управления. Круговое сканирование предусматривает метод поиска цели. Диаграмма направленности дальнобойного локатора К-1 имеет ширину всего одна целая и четыре десятых градуса, причем, это в «широком луче», в «узком» – вообще «ноль семь». Так что навести ее точнехонько на цель с помощью системы, получающей данные с огромного «лаптя» П-14Ф попросту нереально. Кроме того, «Фургон» отправляет в пространство свои эманации на волнах метрового диапазона. Это само по себе не дает той точности, которой располагает дивизионный радиолокатор подсвета цели, трудящийся на сантиметрах. Потому и применялось круговое сканированье – луч совершал пертурбацию в пространстве, чуть расширяя сектор обзора. МХИ – есть, сокращение от «монохроматическое излучение». Дальность при таком типе облучения цели определить попросту нельзя. Вот для этого и наличествует альтернативный тип излучения – ФКМ. Аббревиатура означает «фаза-кодо-манипулированный» тип излучения передающей антенны. В этом режиме, за счет сложной «схемы» уходящего в пространство сигнала, получалось определить дальность до цели с весьма большой точностью: ошибка составляла не более двух десятков метров, что для ракеты, уничтожающей все в радиусе шестидесяти, не так уж существенно.
Уже через очень короткое время, не более полутора минут, полковник Бубякин может анализировать данные, полученные радиотехнической батареей дивизиона Корташова.
– Подтверждаю, – докладывает командир «первого», – цель высотная, скорость сто десять метров за секунду, то есть, около четырехсот километров в час. ЭПР очень маленькая, близко к пределу.
ЭПР означает «эффективная поверхность рассеивания». То, что она «близко к пределу», говорит о том, что цель очень и очень небольшая или…
– Судя по скорости, совсем не ракета, – рассуждает вслух командир группы. – И не аэростат. Скорее всего, корпус из каких-нибудь композитов, поглощающих наш «луч».
– Еще, плохо отслеживается, но кажется «размазка» по спектру, – добавляет по ГГС подполковник Корташов. – Как бы вертолет…
– Ну вот – пропеллеры, – почему-то радуется полковник Бубякин. – Точно беспилотник. Наверняка «бредет» сюда – к нам. Сволочь американская… Или там турецкая – без разницы. Они теперь, кстати, не только наблюдать, но и бить умеют. Вдруг несет что-нибудь противо-радарное? Может быть, Володя?
– Запросто, – подтверждает Антунович, хотя в ответе не уверен.
– Короче, надо его «сковырнуть», – делает вывод Бубякин и снова щелкает микрофоном громкоговорящей связи. – «Первый» – «девятому»! Уничтожить цель! Расход две!
– «Девятый» – «первому»! Может, не надо две? – достаточно бодро, но с сомнением возражает по «громкой» Корташов. – Цель медлительная, товарищ полковник. Оценим результат, затем видно будет – надо – нет?
– Надо, Вова, надо! – рявкает Михаил Бубякин. – Выполняйте приказание, подполковник. Вы не учитываете психологический эффект. На нас – в смысле, нашу работу, – люди смотрят. Танкисты в том числе. Да и враги тоже. Пусть «нашинские» вдохновятся, а супостаты понервничают.
– И нам самим тоже надо бы пожечь за собой мосты, – добавляет он для капитана Антуновича и снова подмигивает: они свои и в одной лодке.
Четвертая власть:
«…Крымский полуостров – исконно турецкая земля. Именно этот работящий народ сделал из горной местности страну виноградников. Все сочинения о какой-то, смешно право, работорговле в средневековой Турции это выдумки российских шовинистов. Вспомните, как жило русское крестьянство в крепостнической России. Да оно само, при всяком удобном случае, бежало в Крым, и здесь попадало под патронаж просвещенной, нравственно и религиозно терпимой Османской Империи…»
Стрельба застала лейтенанта Матвиенко в дороге, когда он вроде бы окончательно определился, куда и зачем следует обращаться по данному поводу. Поскольку связаться с папой в Днепропетровске никоим образом не удалось, то пришлось, наконец, принимать решение без советов уважаемого родителя. Анатолий Матвиенко надумал явиться в редакцию какой-нибудь газеты. Пришлось купить в киоске целую груду печатных изданий, но зато теперь в прикупленном в том же киоске, блокноте были аккуратными рядочками выписаны адреса сразу нескольких периодичек. Начать следовало с чего-то солидного, типа «Зеркало недели»: уж если попадать на первую полосу, то почему бы не самую престижную? Не в меру разбушевавшееся воображение уже рисовало ему анонс с большим портретом, и с заголовком типа: «Только один офицер группы дивизионов встал на пути распоясавшейся военной хунты». Пожалуй, после такой статьи девочки в трамваях будут просто падать. В последствии могут даже появиться проблемы с алиментами или еще с чем, ведь он будет знаменит, а найти знаменитость вообще-то раз плюнуть. И кстати, папаня будет доволен – сыночек выйдет в люди. Может, тогда действительно не стоит покуда бросать армию? Всех вышестоящих в дивизионах попересажают и повыгонят, понадобятся спецы на должности комбатов и комдивов. Однако является ли он спецом, если разобраться? С другой стороны, что тем вышестоящим собственно требуется знать? То, в чем плаваешь, всегда можно переложить на подчиненных – пусть потеют, изобретают спасательные круги. Может даже по случаю, сам президент вручит ему какой-нибудь крестик на подвязке. И кстати, почему не получить звание досрочно? Неплохо даже стать каким-нибудь инспектором всех ЗРВ. Придется конечно много ездить, но чего там сложного – в СВ…
Ракетные старты сбили смотрящего сны наяву Матвиенко с панталыку. Маршрутное такси «Васильков – Киев» внезапно вильнуло и замерло. К счастью выяснилось, что они ни в кого не врезались, просто «водиле» было плевать на график; он прижался к загородной обочине и вылез из салона на свежий воздух – поглазеть. Кто-то недовольно буркнул, но развивать тему не решился: народ, пользуясь случаем, тоже пополз в выходу, перекурить и унять любопытство, кто как. Анатолий Матвиенко попробовал обойтись окном, но стекло было грязноватое, к тому же даже приклеившись к стеклу носом, он не сумел рассмотреть, что происходит в высоте. Тогда он тоже протиснулся наружу и замер с открытым ртом. Его группа лупила в небо настоящими ракетами, похоже «полкан» Буба совсем «зъихав с глузду».
Два бело-дымных следа уходили вверх под углом. Сами ракеты смотрелись ясными, сверкающими точками падающими куда-то в сторону далекого горизонта. Вообще-то офицер ПВО Матвиенко видел реальные пуски «в живую» первый раз в жизни: бывать на полигонах ему покуда не приходилось. Зрелище завораживало. Он вспомнил, о времени и пожалел, что не начал отчет секунд: может, получилось бы определить дальность. Если конечно ракеты… Неужели они и в самом деле запущены по кому-нибудь?
– Летёха, слышь? Это чего пуляют? – поинтересовался какой-то не совсем трезвый дядя поблизости.
Анатолий не ответил, ибо в этом момент он, наконец, увидел подрывы. В далекой, чуть ли не сравнявшейся с горизонтом вышине (возможно реальность составляла километров десять-двадцать высоты, как выяснить?) полыхнули две уже довольно неяркие звезды (о дальности происходящего тоже стоило только гадать). Теперь конечно и в самом деле получилось бы начать отсчет секунд, но как-то не верилось, что звук разрывов преодолеет двести или сколько-то там километров, тем более учитывая стратосферное разряжение. Может все же не попали ни в кого, а так забавляются? Ракеты на самоликвидацию и… Можно ли запустить ракету без автозахвата цели? Точно Матвиенко не помнил. Кажется, нельзя. И к тому же есть еще «запросник». Если цель «свой», то… Тут он тоже начал сомневаться; конечно в училище это когда-то растолковывали, но он все же не был «эр-пэ-цэ-шником» и потому…
Размышление прервало новое зрелище – спектакль продолжался. Из-за редкой рощицы снова рванулось в небеса родное изделие 5В28. И через пять секунд, как положено, вторая ракета в паре. Звук первого пуска как раз проехался по ушам. Давешний дядька поперхнулся недоговоренной чередой новых вопросов:
– Не кумекаешь, что ли, «Ганс»? Или ты по финчасти какой? Не рубишь в технике, да?
Анатолий Матвиенко не слышал, он замерев отслеживал ракеты. Они уходили приблизительно в том же направлении, куда завалилась первая пара. Вот поднялись в стратосферу, набрали свой положенный километр в секунду и пошли в дальнюю границу зоны поражения. Интересно, те первые не попали, а эти добивают, или тут новая цель? Там что – настоящий боевой налет? Наших сейчас будут «по-правдешнему» бомбить?! Но ведь у нас всего два канала! Успеют ли? Хотя зона поражения еще та! Двести сорок… Или это только по дозвуковым мишеням? Анатолий не помнил точно. Этот отхлебывающий пивко из горлышка хмырь похоже раскусил его сущность на раз. Лейтенант разозлился и на хмыря и вообще. В этом миг вдали опять вспыхнула звезда, и тут же преобразовалась в маленькую растянутую кляксу. Матвиенко ждал второго подрыва, но ничего не было. Может обе сразу? Или… В небе снова сверкнуло. Наверное, первая завалила цель, а вторая ушла на самоликвидацию. Сколько там работает БИП? Двести секунд? Или это только на 5В21, а на новых… Анатолий Матвиенко совсем раздосадовался на свою память. Черт, вот черт! Ведь может это мои ракеты сейчас ушли?! Это я бы мог их готовить! Хотя бы взводом перегружать! Вот солдатиков тренировал, тренировал, а кто-то на чужом горбу…
Лейтенант еще некоторое время смотрел в небо, ожидая новых пусков. Не случилось. Он совсем раздосадовался. Давешний дядя причмокивал поблизости. Матвиенко повернулся и посмотрел на него в упор. Тот отстранил почти допитый бутыль и вперил мутный взгляд в офицера.
– Хлебнуть, что ли хочешь, летёха? – он протянул Анатолию «Оболонь». – Полигон что ли тут теперь, а? Классно они стреляли, да?
Фраза переполнила чашу окончательно. В совершенно автоматическом режиме лейтенант Матвиенко шагнул вперед и без всякого замаха врубил по мерзостной харе с правой. Дядька хлюпнул пивом, и медленно, как в кино, грохнулся назад, возле колеса «Газели». Толпа пассажиров вокруг замерла. Не останавливаясь, офицер пнул носком неуставного ботинка по все еще сжимающей бутылку руке. Тара звякнула, похоже, все-таки разбилась где-то под машиной. Матвиенко ударил лежащего в бок. Тот наконец-то начал группироваться, но наглость во взгляде провалилась куда-то в мигом исчезнувшую пивную удаль.
– Эй, служивый, оборзел что ли?! – гаркнул откуда-то «водила».
Но злость уже соскочила планкой ниже, так что Анатолий не бросился на нового врага.
– Рот заткни, таксист! Держи дистанцию и следуй по маршруту! – бросил он грубо, но уже несколько отрешенно. – И вообще, сваливай, забирай людишек, а то, гляди, скоро спец-изделием пальнут – не будет у тебя тогда главного развлечения в жизни по вечерам.
Сам он уже размышлял несколько о другом. Донельзя успешная, скоротечная драка сдвинула что-то внутри. «К черту Киев! – сделал он вывод в окончательной решимости. – Газеты, корреспондентки… Наши там воюют с настоящими супостатами. Ну и что, если с американцами? Зато прославятся по-настоящему. С тех-дивизиона, наверное, изделия новые пришли, солдатики мои в мыле… А за меня там комбат Володихин отдувается, а я…»
Лейтенант развернулся кругом и двинулся назад, к Василькову. Он надеялся схватить какую-нибудь попутку. Проблем с поимкой машины, после такого цирка в небе, не предвиделось. «Теперь народ военных зауважает, – прикидывал Матвиенко. – А я вам не какой-нибудь гражданский шпак – я офицер-ракетчик». Гордость била из него как шампанское.
Четвертая власть:
«…Крым – это горный край. Здесь испокон веку жили горные народы, к которым по праву относиться и турецкий, и татарский народ. Для русских же, да и вообще славян, условия жизни здесь неприемлемы – это не их экологическая ниша. Им надо жить на равнинах, в степях. Так требует их природа, а против точных выводов науки трудно что-либо возразить…»
– Эй, парни, не стреляйте бога ради! – кричит Сергей Парфенюк, хотя покуда никого не видит воочию: в подъезде темно. Но делает он, видимо, абсолютно правильно, ибо темнота все-таки отзывается.
– А чего, нельзя? – спрашивает кто-то, очень неожиданно и громко. Неожиданно потому, что с момента своего вскрика, Парфенюк успевает сделать несколько осторожных шагов. За это время он уже в какой-то мере успокаивается. Ну, нет никого, подумаешь? Ошибочка вышла с координатами. В самом деле, с какого праздника при сотнях домов вокруг этим боевикам ютиться в брошенном строении?
– Я свой! Свой! – нервно вопит Парфенюк. – Мы хотим с вами иметь дело.
– Кто «мы»? – интересуется темнота.
– Мы тоже из сопротивления, ребята.
– Из какого еще «сопротивления», ты, индуктивность хренова?
Такое оскорбление, если это оскорбление, выглядит, мягко говоря, странно. Однако молчать долго не стоит, а то и правда пришьют. Эти могут, видели уж на площади.
– Я свой, ребята, – повторяет Парфенюк. – Вот руки поднял.
– Чем докажешь?
– Что поднял?
– Нет, что «свой»? – Любопытные все-таки люди присутствуют в этой темноте. Темные какие-то.
– Так… это… Я без оружия, – лепечет Сергей. Все заготовленные словесы вылетели прочь, куда-то в другие пространства.
– Да ну? – удивляются невидимки. – А может, ты турок приблудный? Шпиён йихний, а?
Тут уже пахнет издевательством. И можно было бы порыготать в голос за компанию, но в темноте подозрительно щелкает что-то металлическое. Взводят затвор? Патрон досылают? Может, во тьме не сразу попадут? Мазанут поначалу? Но ведь если сейчас побежать, или упасть наземь, то тогда уж точно пришьют. Как шпиона.
– Я свой, мужики! Свой! – рот почему-то наполняется слюной. – Про вас рассказали. Мы вас уж долго ищем. Еще тогда, с площади Ленина. Это ж вы с гранатомета, правильно?
– Чего ты несешь такое, а, шпиён? – говорит темнота, и снова щелкает чем-то. – Ах ты, лазутчик турчаковский. Ну-ка, скидывай штаны! Будем смотреть, не спрятал ли гранату в жо…
Парфенюк в полной растерянности. Наткнулся на сумасшедших. Удружил дядечка Беда с индивидуальным заданием. Мало того, что пристрелят, так еще и…
– Хватит издеваться над парнем, Громов, – вклинивается в дело новый, увещевающий голос. – А ты иди-ка сюда, дружок-пирожок. Да, прямо на голос. Э-э! Руки-руки! Так вверху и держи, не рыпайся.
Четвертая власть:
«…Россия захватила все свои земли в результате неуемной империалистической политики, колонизировала их самым варварским способом. Пора исправить такую историческую ошибку. Пора-пора русским покаяться, вернутся на свои исконные земли, в окрестности Москвы… Население? Ну, население постепенно придет в норму, уменьшится, сообразно экологическому и прочему давлению на окружающую среду. Ведь русских действительно слишком много, и в этом, как не странно, тоже их беда. Маленькому народу всегда уютнее, спокойнее в мире, он всегда способен договориться между собой, по-человечески посмотреть друг другу в глаза…»
«Не, через КПП неудобно, – прикинул лейтенант Матвиенко. – Может там даже не в курсе, что я сбежал, и придется что-то плести-сочинять, дабы оправдаться перед каким-нибудь прапором о том, почему война происходит без меня. Конечно, никто объяснений не потребует, но все же… К тому ж, объявлена настоящая боевая готовность. Без приказа сверху никого не пропустят. Позвонят Бубякину, а тот опять меня отстранит и посадит в погреб к американцам, или в другой, к приставленным к ним ранее подполковникам из Министерства Обороны, для последующих разбирательств. Лучше тихонько пробраться к своим. Там командир батареи Володихин в запарке, устал на стартовиков гаркать, ему б лишнего сержанта, а тут глядь – целый офицер в подмогу. Потом задним числом, может, и „полкан“ простит, ведь все утверждают – Буба мужик неплохой, это только со мной…»
Анатолий Матвиенко начал делать обходный маневр, направляясь в сторону позиции родной стартовой батареи.
Может, стоило бежать пригибаясь, либо вообще ползти? Но ведь тогда, если людей хватило еще и для наземной обороны – в чем он лично сомневался – какой-нибудь солдатик, и правда, примет за диверсанта и пальнет, с испугу, не разбираясь. А так, запросят кто, чего и… Конечно все же лучше пробраться незамеченным, и упасть прямо в ноги комбату.
Темнота была не то чтобы глаз выколи, но весьма аппетитная, густющая, почти зримая темнота. Анатолий Матвиенко в общем-то и не помнил когда еще он попадал в такую темень. Ощущение некого непривычного, совершенно ему не присущего, романтизма происходящего усилилось до предела, он почти ощущал запах этого странного чувства. Нечто аналогичное возникает у мальчишек при чтении «Трех мушкетеров», если они конечно странным образом не лицезрели до того одноименный фильм по мотивам. Однако Матвиенко не относился к избранному подмножеству читателей, и кстати никогда не утруждал себя чтением этих же «Мушкетеров», впрочем как и бесчисленным количеством каких-то иных литературных художеств. Он принадлежал к чувственному поколению, для которого всякие сложно исполненные передаточные культурологические ремни были совершенно лишней, изначально бракованной запчастью. Эти культурологические ремни, разворачивающие привычные реки переживания вспять, точнее, заставляющие крутиться, и давать ток ощущений, турбины переживаний, когда запускающие импульсы несутся потоком не сверху вниз, а наоборот; вопреки привычке навязанной эволюционной гильотиной, водопад засасывается вверх, да еще при этом, Прометеевским усилием, питает эмоции, были для близнецов Матвиенко совершенно лишней штуковиной. Для новых горе-наследников человеческой цивилизации, вспеленутых постмодерном, такое непредставимо. Естественно, и столь сложное умопостроение в голове лейтенанта Матвиенко сформироваться не могло, а если бы такое случилось, он бы пожалел, что «ридна Нэнька-Украина» еще не совсем преобразовалась в Америку, и здесь, под Киевом, до сей поры не принято иметь личных психоаналитиков. Тем не менее, возвышенное чувство романтизма присутствовало. Кроме того, оно было солидно подпитано любованием самого себя – удальца и героя. Ведь действительно, он сумел ударно постоять за честь офицера, ввалить этому хмырю, а заодно продемонстрировать лейтенантскую отвагу всем прочим штатским, едущим тем же транспортом.
Будут теперь знать сволочи, резюмировал он зачем-то. Да и вообще, их ведь еще и ракеты впечатлили. Разумеется, было бы куда интереснее если бы какой-нибудь… – ну хотя бы «А-десятый» – завалили прямо над трассой. Тогда бы «да»! Но в конце-концов, он служил не на какой-нибудь, лилипутской дальности поражения, «Осе», а на самом-самом крутом комплексе. По крайней мере, в пределах «Нэньки-Украины». За москалями, с их «Триумфом» и «четырёхсоткой», не угнаться.
Однако темнота была действительно, хоть глаз выколи. Где-то метров за восемьсот, или километром далее, возле дороги, стояла пара замеченных ранее, еще в полумраке, танков. Что-то у них там подсвечивало, то ли прожектор, то ли просто фара. На самом же зенитно-ракетном объекте ввели нешуточную светомаскировку. Нигде не сияло ни огонька. Группа дивизионов вела настоящую, нешуточную войну. Зря он оставил ребят в такое время. Но кто ж знал, что все будет так взаправду? Придется, пересилить себя, извиниться перед майором, а потом и перед полковником.
Анатолий Матвиенко споткнулся. Это случилось уже не в первый раз. Надо было шагать осторожней. Не хватало еще воткнуться носом в колючую проволоку и оцарапать фэйс. Кто потом поверит, что тот гражданский (он намеревался при случае поведать историю братьям-офицерам) не расквасил ему лицо? То есть, грядущие слушатели могут перевернуть его россказни вверх тормашками. Лейтенант хмыкнул, почти в голос и в этот же момент снова споткнулся. Но ни ругнуться, ни сделать что-либо еще он более не успел. Какая-то нечеловеческая сила подсекла его снизу, и тут же охватила с боков. Анатолий хотел заорать, крикнуть, что мол: «Идиоты, это же я Матвиенко!», но что-то странно пахнущее, твердое и мягкое одновременно, зажало ему рот, чуть не порвало губы, и заставило обратиться в статику челюсть. Затем он грохнулся вниз, и молча охнул от тяжести удара: похоже, грудная клетка треснула. Но пережить ощущения последовательно не получалось – здесь действовал компьютер будущего – параллельный процессор. Что-то странно прохладное весьма больно вдавилось прямиком в правый висок. Стало очень-очень холодно – водопад чувств-переживаний бросился из водохранилища вниз, грозя выдрать турбину переносимости эмоций из фундамента напрочь.
– А что ж правительство-то, избранники народные, а Михаил Юрьевич? – включил секторное сканирование просветительной беседы Корташов.
– Хитро-мудрёная депутатская клика и президент любимый со всею ратью? – уточнил азимутальное целеуказание, пришедший проведать товарища в кабину К-2, Бубякин.
– Да. Чего они-то мямлят? – отдал на ручное сопровождение командир второго дивизиона.
– А я вот как-то и не сомневался, – определился с параметром командир группы дивизионов.
– В смысле? – уточнил дальность до цели подполковник.
– А в прямом смысле, Владимир Иванович, – ответил полковник и окончательно отдал диспут на автосопровождение. – Из кого они набраны, эти избранники? Впрочем, даже не это важно. Карл Маркс был тоже не из рабочих, однако интересы их выразил предельно научно и на все века. Так что главное не в происхождении элиты, хотя серьезная корреляция зависимости наличествует. Главное… Вот все эти годы на чьей стороне была наша родимая элита? Независимо от слайд-шоу со сменой лиц, она всегда и всюду была на стороне рынка. То есть, хорошо от этого бескомпромиссного рынка народу или так себе, ее абсолютно не интересовало. Вот обязан паровоз ехать и все тут. Может, кому-то ехать не хочется, тошнит от тряски, да и здесь неплохо, поезд все едино разгоняется. И кстати, неважно куда, и даже не имеет значения, имеются ли под ним рельсы со шпалами, и наличествует ли впереди непроходимая топь. Курс проложен в тумане, или точнее туман напущен сознательно, дабы скрыть закрашенную неровностями цель.
– А что цель-то?
– Цель, понятно и ежику, одна – желания жить лучше… точнее, хапать более чем другие. Желательно вообще всё, а другие – как хотят.
– Ну, так…
– Что «ну, так», Володя? – включил подавление помех полковник Бубякин. – В плане улучшения жизни всегда наличествуют всего два пути. Первый – очень трудный. Не жалея живота своего, строить счастье – да хотя бы уменьшение несчастья – для всех. Слабому протяни руку, от себя оторви, но помоги будущему – в частности детям – они наследники человеческой цивилизации, и вот так, потихоньку, полегоньку, но выправь вектор слепой эволюции в нужную «сторинку». Это – есть путь человека. Но слишком он тяжек, а жизнь – коротка. И вот тогда есть путь зверя. Хапни больше у ближних! Неплохо бы и у дальних, но тут мы – великие арии-украинцы – в проигрыше изначально. Колоний у нас «нэмае»! Не обзавелись в прошлом. Да и куда нам было, если сами, сколько веков, то под турками, то под Речью Посполитой, то… Ну сейчас, понятно, под кем.
– Слушай, полковник, ё моё! Такую ты мне элементарщину пропагандируешь, что просто…
– Какой был вопрос, такой и ответ, – осуществил отсройку от шумовой помехи командир группы. – Тебе что, разложить по полочкам, что есть колониальная политика? Так опять скажешь, элементарщину пропагандирую. Вот лучше, всего один пример. Угадай, пан подполковник, кто из великих держав легче всего перенес Великую Депрессию?
– Я так понимаю, имеется в виду тридцать второй год? – подкрутил фокусировочку Корташов.
– Само собой, Владимир Иванович, само собой.
– Ну-т так… В Штатах вроде как бизнесмены из окон толпами выпадали, как я слышал. Германия? Так там, Гитлер вроде вот-вот. Значит, ничего веселого. Да и Версаль. Франция, что ли?
– Не-е, почти туда, но чуть севернее. Англия, Владимир. А почему, понятно…
– Почему, пан полковник? Так, немцы же им дань по Версальскому миру выплачивали, я ж вроде…
– Не, не так. Вот если бы я назвал ее как положено – Великобритания, тогда бы ты сразу…
– А, ну да! Колонии! За счет колоний, ясный перец. Об том, вроде, и речь шла.
– Правильно, колонии. Конкретно, от депрессии англичан спасли сверхприбыли, получаемые с этих колоний. А как добываются сверхприбыли, ведаешь?
– Снова элементарно, Ватсон. Солдатушки-браво-ребятушки, штыки примкнуть! И…
– В общем, да. Но вот тебе лучшее пояснение, пан Володя. Настоящий великий демократ и либерал – господин Уинстон Черчилль – был большим изобретателем-рационализатором. Он переложил функции контроля колоний с сухопутных войск на ВВС. Знаешь, какая получилась экономия?
– Говори уж, Михаил Юрьевич. Что у нас тут – «Угадай мелодию»?
– В восемь раз. Просто налоги собирать стало удобнее.
– Хм… Это за счет чего? Деньги возить самолетом, что ли?
– А-а, – подстроился по частоте Бубякин. – Все еще интереснее и жутче. Вот не заплатила деревня налог. Раньше что?
– Счет с процентами присылали, что ли?
– Да уж, конечно! Если б так, англичане никогда бы колонии не удержали, да и не завоевали. Именно то, о чем ты ранее… Солдатушки – ать-два! Карательная экспедиция. Ну, а ныне… Точнее, тогда, в каком-нибудь Ираке. Не заплатила деревня вовремя – самолетики на взлет – бомбардировка с воздуха. ПВО, как понимаешь, у туземцев ёк. Когда за полчаса в деревне несколько сот убитых – по сусекам поскребут быстро, все вычистят, лишь бы аэропланы не вернулись. Окружающие села, города, тоже сразу уму-разуму учатся. Вот и экономия.
– Подишь ты, экие чудеса в мире деются, пан Михаил Юрьевич. Как думаешь, нас, в смысле, «неньку» Украину, тоже за долги «Туречына» утюжит? Мы разве им должны?
– Ну, колония всегда кому-то должна. Турки здесь просто ближайший дяденька-вышибала.
– Да, подрос мальчик.
– Он подрос, а мы усохли. Разоружились, мать твою перемать. Вошли в царство доброго-светлого либерализма.
Вот теперь все у отряда типа «Альфа» стало на свое место. Теперь имелась зацепка, маленький ключик с помощью которого получалось откупорить все замочки данной головоломки. И не придется командиру «Измира» Кямрану Нури краснеть за невыполенное задание, не придется рубить будущую генеральскую (а почему нет?) карьеру. Ибо настоящие войны случаются нечасто, и упущенный сейчас шанс может не появиться более никогда. Ныне под рукой у капитана Нури имелся пленный украинский офицер. Причем офицер местный, а к тому же молодой сопляк. Правда, Кямран не сомневался, что он с ребятами смог бы обработать и окропленного сединами полковника: любой человек состоит из плоти и крови, а биологическим объектам самой природой назначено приспосабливаться к внешней среде. Роль внешней среды играл Нури и другие специалисты по допросам, а поскольку они все были хорошими профессионалами, и конкретно в плане пыток прошли удачную подготовку в несостоявшемся Курдистане, значит на преобразования осуществляемые природой-мамой за десятки лет они затрачивали даже не часы, ибо часы для жертвы это геологические периоды, а десятки минут. Но ведь и это все равно время! А главное, ускоренная эволюция не дает полной уверенности в момент осуществления акции. Мало ли что взбредет в голову отягченному долгой службой майору? Ведь для него предательство своих – разворот жизни наизнанку. То ли дело «племя младое». Они с пеленок обработаны постмодерном, в плане того, что добро и зло одно и то же, важна лишь точка зрения. Так что Кямрану Нури с компанией остается только довершить дело – поставить жирную, сдобренную кровушкой, точку.
В настоящее время пойманный за хвост зайчишка-лейтенант представлял из себя совершенную, управляемую даже не словами, а жестами, или даже тычками (ибо жесты в ночи потеряли коммуникативную составляющую) машину. Конечно, для надежности через ягодицы манипулятора пропустили толстую нейлоновую нить, причем в двух местах. Следовательно, данным лейтенантом получалось теперь управлять как лошадью в удилах – легонько дергая за нити, заставлять выруливать направо или налево, а то и просто бесшумно замирать. В данный момент отряд с позывным «Измир» приблизился к отчужденной под группу дивизионов территории вплотную. И вообще-то, со снаряжением отряда типа «α» вполне бы получилось вскрыть колючку в любом месте, но почему бы не воспользоваться уже протоптанной солдатами-самоходчиками тропой?
– Послушайте, а чего вы в такое нежилое местечко-то забрались, мстители? Или, кто вы там? освободители? – интересуется Дмитрий Гаврилович Беда. – Неужели, нельзя было на какой-то квартире устроится, а?
– Мы и это место собираемся менять, – поясняет майор Шмалько. – Считали, что после акции на площади Ленина нас будут искать. И кстати, уже ищут. В прошлый раз явились как раз на квартиру. Так то еще до площади. Спасло, что с некоторых пор у нас по-военному – завсегда выставляем караул. И кстати, явились-то не турки?
– Менты?
– Не, не угадали, Дмитрий Гаврилович.
– Щас угадаю, – щурится Беда. – Мафиози местные, так?
– Да, наверное, они самые. Отчего догадался?
– Да, падальщики они. Мы вот, с ребятишками, вообще на их утку клюнули, остолопы. Развели нас как лохов последних. Благо… Они сейчас с турками сотрудничают вполне уверенно. У них теперь, как бы, совместное предприятие.
– Грязь к грязи липнет, известное дело, – кивает Шмалько. – Но правда, мы своих доброходов не допросили. Зато двух удалось тюкнуть, а вот один, сука, сбежал. Царапнуни его только, мне кажется. Хорошо мобилки не пашут, а то бы он помощь вызвонил, сто пудов. Вот тогда мы с квартиры и свалили. Жильцов тоже уговаривали, но…
– Это в плане, тетку твою с дядей?
– Не, это уже тут, не в Макеевке. Здесь одни знакомые приютили. Кстати, теткины как раз.
– Ну, и что ж им потом?
– Да, не знаю. Надо бы, конечно, выяснить. Но мы к тому времени уж с Алексеем сошлись, Нелесным. Уже планировали операцию. Потому лишний раз засвечиваться, посылать пацанов, или самому топать, узнавать, что к чему, стало бы не лучшей тактикой. Да, и опять же, их подставлять. Ведь, если спрашивали, то им лучше было отвечать, как я инструктировал: мол, «держали под дулами; благо ваши братки сами полегли, но спугнули сволочей». Так что, не знаю. Может и живы. Хочется надеяться. Люди-то неплохие были. Ну, а здесь, с одной стороны, конечно, менее удобно, но с другой, если опять что завяжется, так мы уж совершенно никого не подставляем.
– Турки, вообще-то, я думаю, могли и весь дом, всю пятиэтажку, или что там у вас было тогда, вместе с жильцами разметелить минометами, лишь бы вас положить. Чего ж, только бандюков отправили? – рассуждает Тигран Григорьевич Чикоян.
– Откуда ж я ведаю? Мы ж этим гадам-палицаям (как еще назвать?) экспресс-опрос не устраивали. Наверное, армейцы турецкие не успевают везде и всюду. И минометов с техникой не так уж у них много для миллионного города. Да еще и область, к тому ж. Вы сами говорили, что и в Мариуполе они.
– Может, они не уверены были? – предполагает Чикоян. – Потому столь маленькую группу послали уточнить. Или даже так. За ваши головы награда обещана, вот халявшики эти и подсуетились уже на свою голову.
– Эти козлы, вместо того, чтобы маскироваться, на тачке крутой прямо к дому подогнались, только к дальнему подъезду. А потом уж, стали вдоль дома красться. Причем, фары не выключили. Ну, тут им Ладыженский Олег и сказал, из окошка: «Стий! Кто идэ! Осяять облычья!» Все, по «статуту» нынешнему. Они за пистолетики. Тут мы по ним и выдали. Я из подъезда, и по машине. Но гад из-за руля выскочил и пехом драпанул. Я покуда выцеливал он уж… Потом даже испугался, мог запросто соседнюю «хрущёвку» изрешетить. Короче, в населенных местах работать партизанами нельзя – заложников много.
– Молодец Олег, – хмыкает Беда. – Прямо таки: «Живи по уставу – завоюешь честь и славу».
Некоторое время все смеются. Молчаливый в среде взрослых дядечек младший сержант Ладыженский смущен донельзя.
Четвертая власть:
«…похоже, втянутые в конфликт стороны решили сделать паузу. Может, они тайно договорились, но не исключено, что все произошло само собой. Однако сейчас между противниками установилось перемирие. Никто не нарушает чужих воздушных и прочих пространств. Хотя конечно приходится признать, что Турция ведет более активную, даже агрессивную политику. А вот Россия ушла в тень. Но быть может она просто копит силы?…»
Когда капитан Нури продевал через ягодицы «поводыря» «уздечку», Мунис Реши, главный отрядный шутник выдал великолепную хохму.
– Вот, лейтенант, будешь первым офицером «Нэнькы» Украины вступившим в НАТО.
И все немножечко поржали, ибо пока было можно – противник находился далековато. А когда Незиф Молла, самый благоразумный солдат «Измира» заметил для других забывчивых, что мол Турция более не входит в блок и потому мол… Все снова заржали, а сержант Мунис похлопали его по плечу и сказал:
– Ну ты и хохмач, Незиф-бей. Я и не ведал.
И снова все закатились, ибо, кроме всего прочего, то была разрядка, разрядка перед неотвратимостью и неясностью будущего. Правда, пленный офицерик не ржал совершенно, наверное ему мешал языковый барьер, все-таки Мунис Реши обращался к нему не по-украински, а на русском.
Потом они наконец-то тронулись в путь. Но предварительно Кямран Нури строго предупредил Муниса, чтобы больше никаких шуточек, или это будет его последним заданием.
– Само-собой, Кямран-бей, само собой, – кивнул сержант.
Они долго двигались в темноте. В двух местах пришлось даже ползти – равнинная поверхность со всей очевидностью просматривалась с танков. К сожалению, выпытывать у зенитчика что-то на счет оснастки пришлых танкистов было совершенно бессмысленно. Но Кямран Нури очень надеялся, что осуществленные за долгие годы «самостийности» мероприятия гарантировано привели к тому, что у оных ни коим образом не имеется приборов ночного видения. Разве что башенный прожектор. А всяческие «ночники» – они где-то на центральном армейском складе НЗ, дожидаются продажи в какие-то глупые, зачем-то вооружающиеся Эмираты. Правда, теперь они вряд ли доберутся до арабов – еще чего не хватало, вооружать потенциальных террористов. Неплохо было бы вообще вывезти все эти НЗ в Турцию, еще до прибытия прочих хапуг из НАТО; вон их сколько в последнее время понаплодилось, считать не пересчитать.
Однако сейчас было не до размышлений о будущих трофейных богатствах или мародерской удали разграбления заразившихся флегматизмом славян, хотя им конечно надо было бы отомстить за когда-тошний Синоп и прочее унижение. Но ведь по сути именно сейчас отряд «Измир» и осуществлял приближение возмездия.
Четвертая власть:
«…точно установлено, что российские самолеты вторглись в воздушное пространство Украины над Азовским морем и совершили какую-то провокацию. В прессе уже крейсирует несколько слухов, большее число из которых сходится на том, будто русские истребители сбили несколько гражданских лайнеров. Как все понимают, это неслыханное, циничное преступление. Но надо разбираться…»
– Говорят, эти сволочи тянут из города всё подряд, – демонстрирует осведомленность Беда.
– В смысле, Дмитрий Гаврилович? – уточняет Шмалько.
– Женщина, которая приносила в последний раз еду, рассказала, будто с завода «Топаз» даже станки волокут. Рушат стены, чтобы погрузку убыстрить и кранами орудуют.
– На хрена им станки?
– Вот тебе на? – натурально удивляется Беда. – Что, по-твоему, Турция самая развитая в мире держава? Чего не хапнуть-то чужое?
– Прямо, репарации, – озаглавливает происходящее Шмалько.
– И с других заводов тянут вовсю. Вроде даже с металлургического что-то. Домны им, конечно, не выволочь. Но наверное, есть там кой-чего и покомпактней, так?
– Определенно есть, – соглашается в меру говорливый Чикоян.
– А знаете, что во всем этом самое интересное? – вопрошает Шмалько в неком озарении.
– Что, майор, думаете, надо воспользоваться ситуацией и попортить им мародерский праздничек? – ухмыляется Чикоян.
– Вот тут, я с тобой не согласен, Тигран, в корне не согласен! – вклинивается Беда. – Какого хрена мы должны вмешиваться?
– То есть? – сбит с толку «полуснайпер» Чикоян. Мы ж партизаны или как? Тут народное добро уволакивают, а мы будем…
– Какое народное, Тигран? Окнись, дорогой? Ты где застрял? В СССР-е? Что у нас сейчас, осталось что-то народное? Или хоть, государственное? Держи карман!
– Так что, по-твоему…
– А что, я должен класть свою жизнь ради какого-то капиталюги? Его имущества? Пусть разворовывают, подумаешь. Или он нам потом премиальные за службу выплатит, что ли? Так я и за премию ставить на кон житие не жажду. А уж тем паче друзей и пацанчиков подставлять. Ты вот, майор, кому присягал? Конкретному воротиле бизнеса, что ли? Будешь за его станки кровь лить?
– Вообще-то по экономике следует, что к государственному имуществу относится и частное тоже, – просыпается дремлющий до того на разложенном на полу матрасе, Нелесный.
– Это где ж вы, товарищ капитан, вычитали такое, а? – щурится Беда. – В современном «либерастком» учебнике?
– Ну да, я ж заочно учусь на экономиста, Дмитрий Гаврилович. Как же без науки-то нынче. Лишняя корочка, она всегда сгодится для чего-нибудь.
– Все равно, специально такое вписали, дабы даже думающий народ окончательно запутать.
– А я бы все-таки дал турчакам прикурить, просто из принципа, – не унимается Тигран Чикоян. Не думаю, что они все бригады сборщиков падали прикрывают пулеметами. Вполне можно шандарахнуть по ним. Перебить, кого успеем. Кто там, кстати, крановщиками? Не говорили? Наши, наверное? Штрейкбрехеры хреновы. Сотрудничают с оккупантами. Вот и по ним тоже врезать. Пусть, между делом, полечатся от предательства, если выжить удастся. Давайте, правда, спланируем, мужики? У тебя, капитан, вроде бы еще гранатометы с зарядами завалялось, так? Или, есть чего еще посерьезней?
– Ладно, Тигран Григорьевич, давай чуть позже о боевой задаче погутарим, – говорит Шмалько. – У меня мысль тут возникла, более общая. Щас забуду.
– Ну, выдай, выдай, – соглашается «полуснайпер».
– Ведь главное-то, люди, в чем? Турки волокут имущество, репарируют нас, так сказать? О чем такое говорит?
– Ну, не томи уж, майор, раз взялся, – подталкивает Чикоян.
– Не собираются они нас оккупировать навсегда, понятно? Потому и грабят, что скоро надо будет сматываться. Если бы навечно, так наоборот бы, рабочих к станкам загнали, и заставили пахать, разве что не на кого-то, а на свою Турцию.
– Мысль верная, – замечает Алексей Нелесный. – Слушай, Андрей, а может тебе тоже, на экономический пойти? Тем более, в Национальном теперь, вроде, будет недобор…
Шмалько бледнеет.
Капитан Нелесный прерывается. Тема слишком больная. Совершенно непреднамеренно он наступил на самый жуткий мозоль.
В какой-то мере можно было констатировать, что идею подсказал пленный. Вернее именно при «беседе» с кролём-лейтенантиком у Кямрана Нури и родилось преобразование плана нападения. В самом деле, теперь, ведая точное место склада боевых ракетных запчастей, получалось выполнить задачу одним махом. Правда, украинский офицерик ведать не ведал, в каком количестве хранятся на складе эти самые БЧ, но зато он весьма внятно оговорился об ускорителях. Оказывается, эти ракетные шайтаны, пусками коих капитна Нури с подчиненными любовался накануне, разгонялись четырьмя пороховыми движками. Вообще-то когда-то в инструктаже об этом упоминалось, но как-то вскользь, как о чем-то мало существенном. К тому же никто не подсказал, что эти самые четырехметровые пороховые трубы могут храниться в одном месте с осколочными боевыми частями. Теперь получалось решить все проблемы враз. Что толку «охотиться» за каждой отдельной пусковой, на что может совершенно не хватить нынешней укороченности летней ночи, если при ликвидации боевых частей, во-первых, исчезнет запас пополнения пусковых, а во-вторых, шандарахнуть может так, что эти самые пусковые, или хотя бы ракеты на них находящиеся, сдует напрочь. Кстати, вначале Кямран Нури заподозрил неладное, уж слишком охотно украинец стал объяснять про этот «техдивизион». Может, он кого-то там конкретным образом недолюбливал? Рисковать не стоило, потому пришлось, дабы убедиться в правдивости, прикусить плоскогубцами мизинец. Судя по тому, как извивался во время процедуры этот русско-украинский офицерик, он вроде бы не врал, и не пытался завести отряд «Измир» в ловушку. Понятно, если бы ему не зажали рот, то он бы завизжал на всю округу почище тревожной сирены, но может тогда бы он трепыхался в конвульсиях не столь бойко, ибо часть энергии выплеснулась бы на крик?
Вообще, дознание и пытки в условиях близкого враждебного окружения, имели свою специфику – благо все подчиненные капитана Нури прошли специальную подготовку на живых врагах. Правда, там для дела пользовали пленных курдов, но по сути, когда человеческому существу срезают слой кожи, всякие национальные и расовые признаки проваливаются в тартарары. Различным остается только язык, на коем жертвы признаются во всех грехах перед Аллахом, порой еще только планируемым, а не совершенным. Необходимость подавления шума набрасывает на арсенал годных к применению средств воздействия изрядную цензуру. Кроме того, сейчас требовалось еще и сохранять горизонтальное положение, все-таки было не совсем ясно на счет оснастки танкистов «ночниками». Кстати, по этому поводу, Кямран Нури поинтересовался у пленника в первую очередь. Помочь в данной проблеме он явно не мог. Зато он ведал, где содержатся захваченные ракетчиками американцы, та еще заноза в заднице грядущих проблем. Тем не менее, после разговора с лейтенантиком «по душам», командир турецкого спецназа внес в план предстоящего боя солидную правку.
Учитывая мизерность наличных сил, совершенно не стоило рисковать, нападая на стартовые позиции, как в первоначальном варианте. На каждой наличествовало аж по шесть раскиданных по местности пусковых установок, да еще и по двенадцать автоматических транспортно-заряжающих машин. Мало этого, каждая из заряжающих машин пряталась в бетонном убежище. Где было набраться времени расправляться с этой утварью? К тому же, слово «автоматические» только вводило в заблуждение. Поблизости от ПУ все равно находился украинский личный состав. Пришлось бы, кроме навески пластиковой взрывчатки еще и отвлекаться на резню. Справиться таким образом с обоими дивизионами Кямран Нури не успевал в любом случае. Так что захват беспечного офицерика ниспослан явно самим Всевышний. Люди в отряде это чувствовали и наблюдаемо приободрились. То было лучшее эмоциональное состояние перед грядущей битвой.
В некоторой экстраполяции это был страшный сон нормального стратега-империалиста. Никогда еще доселе, по крайней мере, с далекого сорок пятого прошлого века, небесной рати не противостояло равное по уровню оружие. Всегда и всюду это были «Фолькленды». То есть, разумеется, нельзя сказать, что нападающие не несли вовсе никаких потерь – на то и война, однако эти потери были в пропорции, соответствующей принятой испокон веку плате Белого Человека за несение своего бремени цивилизатора. Ну к примеру, один к тысяче, или лучше – к десяти… Тысячам, тысячам, разумеется! Ибо трудна, тяжела участь настоящего цивилизатора. Всяческие недозрелые народы должны с ужасом, если уж не с поклоном, воспринять его поступь. Ведь дабы творить ратное дело в соотношении один к тысяче, надо как попотеть до того? Нужно быть не просто профи, что уж само собой, надобно еще иметь соответствующую делу оснастку. Дабы ее напялить, требуется лететь на гребне волны. Речь о научно-технической революции, понятное дело.
Так вот, сейчас данное правило несколько нарушалось. Хотя конечно, имелась некая страховка. В общем, у власти была вполне надежная «пятая колонна», коя обещала нейтрализовать все что можно. К сожалению, в деле появился некоторый сбой, и теперь верным вассалам нужно несколько помочь. Ну что ж, Белый Человек должен быть всегда в готовности облачиться в латы, и разобраться с мутящими воду мятежниками. Как назло, у данной шайки наличествовало нечто равное по уровню научно-технических стандартов тому, что выставлялось по другую сторону доски, или почти равное, ибо все-таки поверить в полное равенство было никоим образом невозможно. Для такого потребовалось бы вывернуть собственные мозги наизнанку. Вообще, по мнению многих из принимающих участие в сегодняшней акции, в данном напряге виноваты были не они, а слюнтяи-политиканы предыдущих поколений. Эта крупная страна, мельтешащая дорогами и огнями внизу, являлась осколком еще большего, монстра, к великому счастью в основном разделанного на мелкие кусочки филе. Однако такую операцию надо было бы организовать гораздо раньше, где-нибудь в районе 45-го, а лучше даже 17-го года прошлого века. Тогда бы этот курьез, когда туземцы, по странной прихоти природы, тоже оседлали доску серфинга и поймали научно-техническую волну, никогда бы не случился. Слава Богу, все-таки любящему Америку более чем что-либо, данное марево уже испарилось. Но сейчас, все же, требовалось сделать один-два мазка ретушью, дабы окончательно залатать исторический конфуз. Этим они и занимались.
Три F-15 «Игл» пересекли воздушную границу со стороны недавнего, но весьма подобострастного союзника – Польши. В общем-то, с нее же они и взлетели, и по странному извороту судьбы, как раз с одного из бывших советских военных аэродромов (Да светится имя твое, синьор Горбачев!). В плане подхода к цели, стык с Польшей являлся самым оптимальным, ибо и так из-за расстояния приходилось использовать наиболее дальнобойные истребители-бомбардировщики тактического уровня. Наверное, при первичном планированье-идее лелеялась надежда, что удастся избежать применения стратегических сил? Теперь такое не получалось – кое-что из стратегического бомбардировочного резерва уже задействовалось. Однако главное ограничение наложенное сверху – не исключено, что самим Овальным кабинетом – соблюдалось безукоризненно. Не применять в деле самую продвинутую технику, сегодняшнего, и уж конечно завтрашнего дня. Быть может, сие было ошибкой?
Быть может.
Часовой оказался именно в том месте, куда указал пленный. Правда, опыт мирной жизни устаревал на глазах. Часовой вовсе не спал «как обычно», а бдительно пялился в темноту. Толку от этого не было никакого. С помощью приборов ночного видения люди Кямрана Нури отследили его на приличной дистанции. Главный шутник отряда Мунис Реши подобраля к солдату с тыла и придушил в две секунды. Теперь у «Измира» наличествовал никому не требуемый автомат Калашникова. Конечно, стало бы не лишним допросить этого часового, но операция уже вошла в стадию решительных действий, и теперь первостепенную роль играла не информация, а время.
Естественно, украинскому часовому не спалось не только по случаю перехода к настоящим боевым действиям. Теперь его беззаботной двухчасовой дреме, до прибытия смены, в любой момент могли помешать всяческие шастающие туда-сюда прапорщики и офицеры. Ведь техдивизион продолжал и ночью заниматься своей плановой военной работой – заправкой ракет окислителем, горючим и воздухом (хотя изделия 5В28 вовсе не похожи на воздушные шары, тем не менее они заправляются сжатым воздухом, для чего внутри каждой имеется толстостенный, увесистый шар-баллон), так же проверкой этих самых ракет, а еще навешиванием на них тех самых ускорителей и установкой вожделенных БЧ. С этой точки зрения новый план капитана Нури мог оказаться пустышкой – вполне могло получиться, что до пусковых в боевых дивизионах оказалось бы подобраться легче, чем до склада ускорителей.
Однако турецкому отряду повезло. Склад, точнее бетонированный погреб с вожделенными пороховиками был опечатан, видимо оттуда забрали все потребное на данный момент. Помимо того, на него была подведена сигнализация. Она не произвела на спецов отряда типа «Альфа» никакого впечатления, разве что, в отличие от печати, с ней пришлось повозиться отрядному молчуну Незифу Молу. Затем он же аккуратно срезал микрогорелкой наличные запоры. Теперь путь внутрь был свободен, но…
В помещенном в ухе наушнике командира Нури раздалось условное цоканье. Все замерли. К ракетному арсеналу кто-то приближался. Но это оказалась не группа каких-нибудь прапорщиков-кладовщиков – некий неясный одиночка. Впрочем, даже группу пришлось бы все едино убить. Наблюдатель не заметил у не вовремя подсуетившегося вояки автомата – но может, он таскал с собой пистолет? Разбираться было некогда, тем более что подошедший принялся кого-то звать: «Эй, Федюнин! Ты где?!» Видимо, имелся в виду присыпанный в настоящий момент какими-то тряпками часовой. Выкрик повторился дважды, прежде чем мешающий операции пришелец оказался в достаточно удобной позиции, для того чтобы войти в уверенную зону поражения. Выполняя беззвучную команду капитана Нури, находящийся в прикрытии Махмед Хати так же беззвучно уложил крикуна двумя выстрелами в голову.
Теперь следовало еще более поторопиться. Правда, не задействованный вскрытием склада Махмед занялся новым убитым. Нужно было все же, на всякий случай, убрать в сторону труп. Никаких средств связи у покойника не оказалось, впрочем, как и пистолета, только опломбированный штык-нож на поясе. Несмотря на плановую суетность, данное обстоятельство сильно заинтересовало Кямрана Нури.
– Почему патрульный вооружен только холодным оружием? – спросил он у находящегося тут же пленного.
Захваченный лейтенантик по-видимому вполне понял, что произошло секунды назад, хоть и не был снабжен прибором ночного видения, посему он совершенно не отпирался. И тут выяснилось чрезвычайно важное обстоятельство, такого уровня, что капитан Нури едва не стукнул офицерика, даже не удосужившись запечатать ему рот. Он сдержался, но все равно сделал это, после того, как вставил кляп обратно:
– Что ж ты молчал, шайтан?!
Пленный придушено, носом, застонал. Похоже, Кямран Нури сломал ему очередное ребро. Досадовать за такое не имело смысла, ибо самоходная транспортабельность крольчонка не значила более ничего: начальник турецкого отряда не собирался таскать за собой этого поводыря вечно. Капитану было от чего злиться, и кстати не только на пленника, но и на собственные штабы. Не знать столь важной подноготной о противнике? Или что еще более преступно, знать, но не удосужится довести информацию такого уровня до него? Кстати, захваченному лейтенантику можно было засчитать плюс, он чуть не умудрился унести эту тайну с собой насовсем. Этот секрет был столь вопиюще значим, что ведай Кямран Нури о нем загодя, он бы спланировал всю операцию совершенно по-другому.
Оказывается, оба украинских подразделения были попросту разоружены. Не в плане ракет, а в плане огнестрельного оружия. На всей группе дивизионов наличествовало чуть более десятка автоматов – причем, один теперь находился в распоряжении нападающих – и примерно такое же количество пистолетов. Все остальное личное оружие было несколько месяцев назад отправлено на централизованные склады куда-то в другое место под Киевом, а может и в сам город. Если бы командир спецназа об этом ведал, то… О, Аллах! Вполне получилось бы произвести тут крупномасштабную бойню. Патронов в подсумках у «Измира» предостаточно. Однако теперь времени для перепланировки не оставалось: летняя ночь не бесконечна, а поблизости еще водятся танки. Тем не менее, следовало оповестить хотя бы группу назначенную для освобождения американцев.
– «Шекер», – тихонько сказал Кямран Нури в микрофон переключив частоту небольшого передатчика. – Важная информация. Ты офонареешь. На здешних позициях отсутствует личное огнестрельное оружие, оставлены только ножи. На дивизионах нет ни штатных пулеметов, ни автоматов, ни гранат. Запас патронов ограничен парой ящиков в караулке. Думаю, в лучшем случае, наших друзей охраняет максимум один вооруженный конвойный. Учти это. Мы уже вскрыли склад, начинаем закладку. Изготовься.
– Принято, «Измир», – отозвался старший маленькой, отпочковавшейся от основного отряда группы лейтенант Юсуф Хайрул.
А подчиненные Нури уже действительно открыли железную дверь и вошли внутрь. Дверь в свою очередь была только частью больших раздвоенных ворот. Видимо машины для разгрузки-погрузки могли подаваться вплотную, почти въезжать на склад. Эти ворота надо будет полностью распахнуть, отметил про себя капитан; необходимо увеличить зону поражения взрывами предельно.
Четвертая власть:
«…предположений очень много. Аэропорт „Донецк“ то ли обстрелян российскими ракетами „земля-земля“, или „воздух-земля“, то ли даже атакован русской танковой частью. Налицо агрессия. Не пора ли международному сообществу прекратить циничное наблюдение и…»
Сержант Хаджи Назым любовался радиолокатором подсвета цели. Правда, он не ведал, что это зовется так сложно, он знал только, что штуковина именуется «Ка-один». Он никому не признавался, но всегда испытывал трепет, наблюдая столь громоздкие, чудовищно сложные машины. Все-таки европейские нации имеют перед азиатскими, к коим, как не прискорбно, принадлежит и его родимая турецкая, некое странное преимущество – что-то и как-то в их мозгах сдвинуто по-другому. Хотя понятное дело, что они неверные и прогневали Аллаха уже только своим появлением на свет, но все-таки… Вот порой они могут рожать на свет такие странные, завораживающие вещи. Хаджи Назыму никогда не будет дано познать сложную механику этой великанской вещи, так же, наверное, как и не придется водить по морям корабли. Спецназовцу Хаджи, понятное дело, не довели всех подробностей, но упомянули, что К-1 весит тридцать шесть тонн. Это была важная для дела информация. Вот каким образом, и на какой дальности это тяжеленное чудо наблюдает парящие в выси самолеты сержанту Хаджи Назыму не доложили. Посчитали непотребным знанием, ведь Хаджи не истребитель, и даже не пилот. Еще диверсанта Хаджи оповестили, что к данной кабине подведена куча всяких кабелей, в том числе высокого напряжения, и довели это не только для того, чтобы Хаджи Назым случайно не закольцевал на себя какой-нибудь разрядник, а еще и для того, чтобы сержант Хаджи ведал: вблизи аппаратура данной станции будет издавать шум – гудеть своеобразным порядком. Еще, любезный Кямран-бей сообщил ему, и даже показал на фото, что в К-1 имеются двери и отсеки, но в условиях боевой работы никого из персонала там не будет, все офицеры и солдаты врага окажутся в другой кабине – «Ка-два». Кстати, указанная К-2, в отличие от сложно навороченной К-1, была совсем неинтересна снаружи, может разве что изнутри, так что любоваться ею бы совершенно не получилось. К тому же, может быть, действительно стоило некоторое время повосхищаться этой самой К-1, ведь вообще-то сержанта Хаджи Назыма послали сюда для того, чтобы эту самую К-1 взорвать.
Он уже знал, как это сделать. Штука стоит на искусственном насыпном холмике, скос поверхности примерно сорок градусов. Когда его заряд, специально заложенный не на оси симметрии, рванет, тяжеленный локатор опрокинется вперед. Поскольку его колесное шасси отстыковано и хранится в каком-то из ближайших сарайчиков, то тяжеленная кабина не скатиться, а просто-напросто кувыркнется вниз. Мало вероятно, что после всего этого ее когда-нибудь починят, и уж тем паче в ближайшее время. А там, когда как надеялся Хаджи Назым, турецкие части оккупируют Киев, станет в общем-то не до того.
Между прочим, сержант Хаджи был бы не против оказаться в числе тех, кто войдет в город в первых рядах. Там не будет еще ни военной полиции, ни всяческих миротворцев, кои рано или поздно являются во всякие таки места, а потому получится насладиться триумфом первых трофеев. Хаджи Назым испытывал неуемное влечение к светлокожим женщинам. В первые дни захвата можно будет…
Ладно, эти мысли были сейчас не к месту, явным образом отвлекали. Ныне позволялось, пусть и через очки ночного видения, любоваться аккуратной угластостью железа. Уже сама эта культурная пауза перед фазой уничтожения являлась подарком интуитивно тяготеющему к просвещению солдату.
– Кто это были? Кто сделал? – спросил прапорщик Зеленев, осторожно извлекая кляп изо рта связанного.
– Руки… Не, ноги давай расплетай! – произнес лейтенант Матвиенко со странным акцентом – ныне в его рту не хватает нескольких зубов. – Режь к черту! – подсказал он, разглядывая как неумело ковыряется начальник склада БЧ с тонкой, и по-видимому все-таки нейлоновой, веревкой.
– Да нету ж ножа, пан лейтенант, – пожал плечами освободитель. – Бойцы, что ли? – предположил он вслух, все еще размышляя над первоначальным вопросом. Матвиенко не ответил, он массажировал языком задубевшие губы и щеки.
– Что сперли-то? – внезапно дошло до прапора самое главное, чем и обязан в первую очередь интересоваться кладовщик. Он даже перестал возиться с узлами, воззрившись на офицера.
– Давай, дорогой, давай! – поторопил Анатолий Матвиенко. Он усиленно вспоминал, как же зовут этого прапора, но разум не прояснялся. – Осторожнее! Черт! – сказал он, когда Зеленев дернул его ногу так что отдалось в ягодицах и в ребрах.
– Что, били? – участливо спросил прапорщик, наконец справившись с первым узлом. – Бойцы они такие. Копят, копят злобу, а потом… Но лучше уж…
– Какие к черту бойцы? – поморщился лейтенант. – Чечены это были.
– Чечены?! – снова удивился Зеленев.
– Давай быстрее, а! – подстегнул Анатолий. – А то… – он чуть не прикусил язык испугавшись проболтаться о взрывчатке. Прапор сразу даст стрекоча, с него взятки гладки; где свидетели, что он кого-то здесь видел.
– Чеченцы, – повторил прапорщик словно взвешивая слово на языке. – А откуда?
– Из Чечни, твою мать! Ой, извини.
– Так она ж в России, – сделал вывод прапорщик. – Не, на Кавказе, а Россия просто воюет.
– Пошевелись, пан прапорщик, – взмолился лейтенант.
– А что думаете, догоним? А на чем они… Да, и что сперли…
– Да, ничего, ничего не сперли. Просто… Ох!
– Извини, Анатолий Семенович. Ребра тебе, что ли сломали? Вот все, давай руки. О! А пальцы-то… Что они…
– К черту руки, Зеленев, – сказал Матвиенко. – Давай отсюда мотать. Ох! Помоги встать, что ли?
– Сейчас, фонарь совсем тухнет. Никудышние батарейки… «Дюрасел», «Дюрасел», а они гов…
– На хрен батарейки, прапор! Мотаем, говорю! Тут все заминировано.
– Как?! Где?! Надо… – начальник склада подобрал фонарик и обвел жиденьким лучиком окружающее нагромождение взрывных материалов.
– Мотаем, говорю, товарищ Зеленев. Чечены мины поставили, – взмолился Анатолий.
– Мины?! Так может это… Разрядить и… – Зеленев был явно не очень уверен в своем предложении.
– Нашелся тут Рэмбо, тоже мне, – подвел итог его сомнениям младший офицер. – Говорю, валить надо.
– Ну, давай. А может, позвать кого? Разводящего, или…
– Ноги, прапор! Делаем ноги! Да осторожнее, черт! Прижгли меня там чем-то.
Пока Хаджи Назым вместе с напарником таились около К-1, осматривая подходы, кабина несколько раз крутнулась туда-сюда. Возможно, она разыскивала невидимые с расстояния самолеты, а быть может беспечные украинские локаторщики просто тренировались, готовились к грядущим схваткам. Турецкий сержант Хаджи Назым совершенно не собирался позволить им такой цирк, эти ракетчики уже отыграли свое днем, так что пора было задернуть штору этого спектакля. Однажды на холмик даже поднялись громко спорящие о чем-то офицеры. Они прошли в десятке шагов от притаившегося Хаджи, и забрались в самую верхотуру своей антенны. Там, наверху, имелась отдельная дверка в какой-то сравнительно небольшой «скворечник». Наивные украинцы зарылись внутрь и даже закупорили за собой дверку, спрятавшись от всего мира. Если бы приказ на минированье пришел Хаджи Назыму сейчас, то пришлось бы подрывать технику вместе с находящимися наверху людьми. Интересно, какие мысли успели бы пронестись у них в голове, пока тридцатишеститонная конструкция разбирала бы самое себя в процессе переворотов с десятиметрового возвышения? Однако действующий где-то в другом месте капитан Кямран-бей почему-то медлил: процесс подрыва К-1 явно синхронизировали с какими-то более сложными, чем достались Хаджи Назыму делами. Так что получалось любоваться конструкцией и дальше.
Пожалуй, пока то да се, диверсант Хаджи вполне бы мог тоже влезть в какую-нибудь из трех дверок – как видно каждую закупоривала лишь одна рычаг-образная рукоятка – и посмотреть, что делается внутри электронного чуда. Конечно, было не исключено, что имеется какая-то сигнализация оповещающая находящихся в укрытии о вскрытии дверей К-1. По большому счету, для спецназовцев это не имело никакого значения – они не собирались минировать кабину изнутри.
К тому времени, как два офицера-наладчика выбрались из верхнего модуля, Хаджи Назым уже вволю налюбовался большими вогнутыми плоскостями расставленными поперек горизонта. Хаджи уже ведал, что они способны наклоняться по углу места, но естественно, покуда наверху производились таинственные работы, верхний контейнер оставался неподвижным. Команда на минирование пришла как раз, когда два говорливых украинца спустились по лесенкам, а затем и с холма. Кстати, если с верхотуры технического чуда они двигались по удобным металлическим ступеням, то с холма сошли по какой-то топорной деревянной конструкции, совершенно не соответствующей антуражу; по таким деревянным лесенкам Хаджи Назым хаживал когда-то в своем родном горном ауле.
Вместе с командой на начало операции от капитана Нури поступила весьма интересная информация. Похоже, остальная группа не теряла времени и сумела добыть крайне необходимые разведданные. Оказывается, оба приговоренных отрядом «Измир» боевых дивизиона, да и третий – технический – были почти полностью разоружены в плане автоматов и пулеметов. Так что отделению «Афшин» рекомендовалось после произведения подрывов не церемониться, и смело применять оружие ближнего боя. И действительно, зачем после осуществления акции тащить с собой лишний боезапас? Конечно, могла случиться погоня, но до контролируемого родной армией Крыма отсюда было так и так далековато для пешей прогулки – все надежды оставались на вертолет, ну а геликоптеру все их патроны-гранаты только добавочная масса.
– Сваливайте! Все сваливайте! На складе мина! – орал прапорщик Зеленев пробегая мимо одного из диагностических стендов техдивизиона размещенных под открытым небом. Точнее, ему казалось, что он орал, ибо в действительности он просто хрипел что-то неразборчивое сквозь учащенное, нетренированное атлетикой дыхание. Да и на счет бега ему тоже только чудилось. Ведь мало того, что он был не приучен к такому виду спорта, так еще вместе с собой он волок по странности тяжеленного лейтенанта Матвиенко.
Тем не менее, он так и так привлек на себя внимание. Еще бы, ведь мало того, что он шумел при своей импровизации бега как паровоз, так теперь еще и светало – искусственное освещение на позиции меркло перед наступлением дня. И при всем шутовстве нынешней украинской армии, было как-то в диковину наблюдать, как по позиции дивизиона перемещают настоящего, явно не придуривающегося раненого, и к тому же офицера. Сам лейтенант Матвиенко не напрягал глотку, он действительно чувствовал себя чуть живым, и считал, что уже сделал свою часть работы по предупреждению родной части, теперь пусть напрягается Зеленев и прочие. Эти самые прочие – два солдатика-срочника – как раз оторвались от своей работы по подключению проводных сложностей к помещенной рядом ракетной ступени и подхватили Анатолия Матвиенко с двух сторон.
– Спасайтесь! – снова прохрипел Зеленев. – Бегом! Сейчас тут все полетит в тартарары!
– Чего стряслось, Петро Максимович? – подскочил старший лейтенант Логовенко, занятый предсборочной проверкой ракеты. Он был не в шутку обеспокоен, в конце-концов группа дивизионов ступила на тропу войны, вечером даже случились пуски и мало ли что сейчас.
Но у Зеленева уже не имелось сил объяснять, он задыхался. Потому он просто махнул рукой, в плане «делай как я», и потрусил по бетонным плитам далее. Логовенко посмотрел на раненого – тот стоял, опираясь на солдат, лицо выглядело страшно.
– Бежать надо, – сказал Матвиенко и попытался сделать как раз это самое, но одна нога у него почему-то волочилась. – Склад щас рванет.
Старший лейтенант Логовенко никогда не был на настоящей войне, но он был специалистом по ракетам, то есть часто возился со всякими дурно пахнущими, ужасно едкими, пожаро– и взрывоопасными жидкостями, а так же неоднократно сгружал и выгружал боеголовки, ну а уж инструктажи по технике безопасности являлись постоянной атрибутикой его жизни. Посему раздумывал он недолго – четверть секунды.
– Бегом и подальше! – скомандовал он расчету. – Я догоню.
Тут он не преувеличивал. Бегал он быстро, на проверках по «физо» его всегда использовали как ударную силу для получения средней хорошей оценки по подразделению. Сам он возвратился к стенду и взял в руку телефонную трубку: все узлы столь опасной территории, как технический дивизион имели проводную связь.
– Где Девиденко? – спросил он, имея в виду командира техдивизиона. – Ладно, некогда. Тут ЧП. Врубайте сирену. Опасность взрыва. Да, это Логовенко. Да не у меня! Тут все тип-топ. Сирену врубайте, говорю! Всё! к черту вас!
Он зло бросил трубку. Обвел взглядом рады лампочек на стенде. Имело ли смысл сейчас все тут обнулять-блокировать? Похоже, не имело. На складе сотня БЧ и непредставимое число ускорителей, и там, и рядом, под открытым небом: свезли, наверное, со всей Украины, поскольку тут, в Василькове, оказались последние «двухсотки» из когда-тошних сорока. Так что сейчас наличествовала задача поважней, чем последовательное отключение тумблеров. Он рванул с места в сторону АКИПС-а, ведь требовалось предупредить всех и на других позициях тоже, раз уж телефонная система общения не помогла. Технический дивизион занимал приличную территорию, те, кто когда-то, в далеком тоталитарном прошлом, обдумывали это дело, никогда не забывали о технике безопасности: авария или взрыв на одной из позиций, не должны вызвать цепную реакцию. Однако сейчас «в нэбэспэци» находился центральный склад, а это далеко не тоже самое, что отдельная, даже заправленная под завязку 5В28.
Логовенко рванул с места, как на сдаче стометровки, одновременно расстегивая верхнюю пуговицу черной спецовки. Именно в этот момент произошел подрыв диверсионной системы минирования в подземном хранилище. За этим последовала цепная реакция: турецкие подрывники были не лыком шиты, их натаскали в минировании по-настоящему. Взрыв был столь мощный, а осколки БЧ и даже пороховые трубы ускорителей разлетелись по округе так резво, что цепная реакция просто обязалась осуществиться, тем более техно-жизнь на всех позициях бурлила, там и тут наличествовали боевые ракеты в разной стадии готовности к предстоящему использованию.
Ударная волна опрокинула и оставленную старлеем Логовенко ракету, и даже стенды диагностики. Однако разработанная почти полста лет назад система блокировок самоподрыва боевой части выдержала и уберегла местность от разлета по округе тридцати семи тысяч поражающих элементов.
Вполне может статься, что все усилия Хаджи Назыма с напарником остались коту под хвост. Арсенал технического дивизиона рванул так, что вся петардная котовасия последних украинских десятилетий померкла. По крайней мере, в Василькове продавцы всяческой взрывной и бенгальской утвари остались без навара на долгие месяцы. Местных мальчишек более не удовлетворяла рекламируемая ими продукция. В чисто психологическом плане она безусловно уступала случившемуся в воинской части происшествию приблизительно как свет одинокой звезды шестой величины звезде по имени Солнце. Так же надежно пиротехнические чудеса прилавков затмились и в плане загрузки работой травматологии: оторванные пальцевые фаланги и даже единолично вытекший глаз, никоим образом не могли конкурировать с массовой ампутацией куда более объемных предметов растущих из туловищ. Помимо того, ныне вся китайская продукция взрывного характера стала до жути нерентабельна, ведь по всей округе разлетелись ракетные ускорители; кое-какие из них, в суете внезапной побудки, выгорели не до конца, и уж совершенно все, кроме не сумевших вырваться из упаковочных коробов, разбросали по местности славно пахнущие пороховые клочья.
Однако все эта прелесть свободного предпринимательства и удавки монополизма была покуда отодвинута в неопределенность будущего, а сейчас на группе дивизионов царил господин Хаос. Он запросто опозорил произошедшее намедни пуканье заложенного Хаджи Назымом заряда, а уж скрежет опрокидываемой на бок К-1, с хрустом волноводов и визгом вырываемых на живую креплений антенн, он переборол в децибелах играючи. Но вообще, хорошо что счастье наблюдения разрушения радиолокатора состоялось несколько ранее основного спектакля, иначе эффект стал бы вообще нулевым. К тому же, сразу после опрокидыванья почти сорокатонной конструкции, Хаджи Назым со своим напарником продлили эффект своего собственного воздействия на мир. Ведь Кямран-бей ясно выразился, что после выполнения основной задачи вполне поощряется военная активность. Вот Хаджи Назым с партнером и занялись делом. Правда, теперь они поменялись ролями – минер-подрывник Хаджи Назым стал вторым номером, а его партнер первым. Это было связано со спецификой работы. Ведь теперь они не минировали, а попросту стреляли, а поскольку у сопровождающего сержанта рядового имелась винтовка G3 калибра 7,62, да еще со снайперским прицелом, то он и стал основным исполнителем. Хаджи Назым же, со своей, тоже немецкой, причем тоже G3, мог только помогать, то есть, постреливать лишь в период не занятый наблюдением за местностью и прочей потребной диверсантам рутиной, ибо калибр его модификации автомата был всего-то 5,56. Вполне можно констатировать, что разделение функций коснулось основополагающих факторов деления Вселенной – на живую и неживую природу. Ведь уничтоженная Хаджи Назымом локационная станция, при всей ее сложности, все же относилась к материи мертвой, ну а выскочившая из вкопанной в железобетонное подземелье К-2 дежурная смена явно к субстанции живой. Однако даже обе огнестрельные сестры разом, при всей своей скорострельности, не успели свести всю многочисленность подвижных объектов к единому множеству, ибо буквально через несколько секунд после начала действа на территории технического дивизиона наконец-то состоялась детонация арсенала.
Трансформировалось ли над ареалом позиции подобие грибовидного облака, турецкий сержант Хаджи Назым сказать не мог. Не смотря на более чем километровую удаленность, он все же находился исключительно близко к катаклизму, позиция стороннего наблюдателя с подобной дальности не реализовывалась. Тем не менее, взрыв был все-таки не ядерный, и всяких сложных изысков, типа альфа, бета и даже светового излучения в месте событий не присутствовало. Однако ударная волна наличествовала, и была она изрядной. Крыша сооружения из бетонных перекрытий сама превратилась в скопище фрагментарных летающих объектов. Правда, по счастью, события происходили не на спутнике Юпитера Ганимеде, так что железобетонные объекты вынуждались возвращаться к источнику притяжения почти сразу. Вообще, чтобы на серьезной, тяжеловесной планете удрать в относительную даль требуется внутренняя харизма. На данный момент она наличествовала только у ускорителей, так что те из них, кто не взорвался с деревянным ящиком сразу, прежде чем состыковаться с землей, оконтурили в окружающей трехмерности синергетические кривые. Следуя теории вероятности, некоторые из них врезались не просто в ландшафт, а в разнообразие его рукотворного наполнения. Однако эти отдельные попадание заразившегося духом искания алюминия все-таки совершенно не смотрелись на фоне достижений действующей на основе простого затухания ударной волны.
Спущенный с тормозов воздушный пресс – страшнейшая штука. Он просто-таки прихлопнул группу дивизионов, протаранив ее невидимым кулаком великана. Ближе к уничтоженному складу шмякнулись оземь даже древесные насаждения, высаженные в округе еще в экологически неграмотные времена тоталитаризма, то есть, симитировалось эдакое Тунгусское диво в миниатюре. К сожалению, здесь было вовсе не безлюдье сибирской тайги. Вокруг кипела техногенная жизнь: завершалось сразу несколько технологических циклов подготовки ракет. В долю мгновения вся эта сложность преобразовалась в суету карябающихся, мнущихся корпусов и рулей. Проверяемые АКИПС-ом – автоматической контрольно-измерительной передвижной станцией – ракеты вывалились с прицепов, а те, что заправлялись, попали в жидкие, самовозгорающиеся озерца окислителя и горючки. Мощные кабины седельных «КРАЗ-ов» мигом сплющились в блин. Прицепы с оборудованием опрокинулись навзничь, а некоторые, полегче, вообще попробовали уподобиться ракетам – обрели летные качества. Не с их формой и пропорциями было этим заниматься: в процессе подвижки они цепляли слишком много окружающих предметов. В общем, вся эта разбросанная по рабочей площади техдивизиона утварь отобрала у катящейся в мир взрывной волны некоторую часть энергии, однако этого было слишком мало для остановки сверхзвукового воздушного утюга. Теперь он дошел до стартовых батарей.
Всяческие маскировочные причиндалы – сети и крепящая их тросовая сложность – создали над позицией вереницу воздушных змеев: привет китайцам династии Мин! Тем не менее, в отношении тяжелых предметов сила притяжения держала здесь надежную линию обороны, ибо пространство есть главный враг любого взрывного процесса. Лишь некоторые из ракет, развернутые особо неудачным образом, сошли с крепящих роликов и грохнулись оземь. А вот тяжелым танкам пусковых установок воздушный напор не мог сделать ничего. Так же повезло рельсовым заряжающим машинам загнанным в бетонные бункеры. Тем, что стояли просто под маскировкой, было гораздо хуже: большая парусность изделий 5В28 сместила их центр устойчивости, так что некоторые опрокинулись. А упавшая даже с небольшой высоты ракета это всегда непрогнозируемое в деталях ЧП: пожары и взрывы совершенно не исключены. Однако ударная волна – торопливое дитё эпохи. Ей некогда глазеть на последствия, она жаждет обрести глобальный масштаб и потому прет дальше. Там, в семистах метрах от позиций старта, размещены радиотехнические батареи. И там есть настоящий гордый парусник – К-1.
Кто знает, какой стороной в момент взрыва оказался бы повернут антенный пост дивизиона, коим «занимался» Хаджи Назым, ведь он все время совершал свои нелепые дерганья туда-сюда. Возможно, он бы принял удар «всей грудью», то есть, приемной и передающей плоскостью отражателей, да еще и удлиненной стороной кабины. Тогда бы вся предварительная наработка турок свелась бы к нулю. Но могло оказаться, что воздушный удар пришелся бы сбоку, и тогда, если бы подвешенный сверху «контейнер» с аппаратурой выдержал хук сбоку, то все бы осталось в норме. Короче Хаджи Назым вполне мог наслаждаться чувством выполненного долга, тем паче, задача оказалась перевыполнена за счет расстрела расчета: уж их бы, в нутре подземного убежище, даже несмотря на «хап-способ» примененный при его возведении, случившийся катаклизм не пришиб бы никогда.
Однако сейчас ни Хаджи Назыму, ни его второму номеру никак не удавалось насладиться моментом, надо было молить Аллаха, дабы посвистывающие справа и слева, а порой валящиеся сверху обломки, неясной наружности, не состыковались с их маленькими телами. А тела эти, следуя предварительной инструкции Кямран-бея, ныне совершали скоростное передвижение по местности, ведь с одной стороны, теперь уже было достаточно светло, а с другой в произошедшем вокруг кавардаке ПВО-шникам вряд ли будет дело до каких-то отдельных бегунов. Ведь судя по предварительно полученной из штаба информации, приблизительно сейчас по группе дивизионов С-200 будет произведен воздушный налет.
Раньше оборона этих мест от воздушного вторжения представляла из себя казус. В плане выполнения Миссии Белого Человека, понятное дело. Как можно было ее тут выполнять? Два десятилетия назад только «двухсоток» в Украине было понатыкано сорок штук. Каждый С-200 это кругляк, с зоной поражения 180, а то и 250 км. Эти круги накладывались друг на друга, перекрывались по трое-четверо-пятеро. Нормальному летательному аппарату с Миссией здесь было просто негде вздохнуть. Его расстрел произвелся бы в духе соцсоревнования, с переходящим вымпелом, между несколькими стрельбовыми каналами. Так ведь еще кроме «Ангары» с «Вегой» здесь, на этих шестиста тысячах квадратных километрах стояли всякие «семьдесят пятые», «сто двадцать пятые» и неисчислимое количество менее дальнобойный, но уверенных в себе систем ПВО сухопутных войск. А ведь имелись еще «трехсотки»! Значительное число.
Ныне снизошла благодать. Или может далекий, милый Боженька вернул все в круги своя, выгнал из неположенного рая не ценящих счастье олухов. Теперь тут все по правилам. Согласовывается помаленьку. Индекс благосостояния ищет стыковки с Африкой, а обороноспособность уже состыковалась. Как и над Сомали, скромным рыцарям Миссии можно перемещаться в небе спокойно. Но они конечно нервничают. Любому ясно, что если уж все совсем тип-топ, то и маневрировать над тутошними полями-лесами не потребно. Разве что в целях профилактики. Иногда ведь нужно пугнуть командующих внизу царьков. В смысле, президентов. Всенародно избранных. Ведь туземному населению чего надо? Походить на Большого Белого Человека. Раньше вождь мог носить даренную шляпу, и все завидовали. Теперь шляпу добыть легко. Туземца по виду не отличишь от Белого. Но ему надо уподобить себя и по другим признакам. Допустим, хочется ему, как в других местах, самому выбирать себе вождя. В плане, президента. Зачем его выбирать? Для какой цели? То все мелочи, пустая газетная белиберда; кому особо охота – прочтет. Главное, сам выбор, как у настоящих Больших Белых Людей за океаном и ближе. Дайте поскорее кандидата! Будем ставить крестики-нолики!
Так вот, тех бывших кандидатов, состоявшихся вождями, иногда следует чуток пугать. Пройти на бреющем, уронить что-нибудь фугасное, разлить там, тут озерцо напалма. Ой, мама! А там же, оказывается, кто-то обитал, деревья пилил и огород рисоводный окучивал. Зато наука! Ведь так же может и с президентским дворцом аукнутся, если не того выберут. Не угадают.
Тут внизу вроде бы угадали, причем с первой попытки. Грамотный такой абориген пошёл, носом чует, куда заокеанский ветер дует. Однако как видим, чего-то там, в расстеленной понизу суше, пошло не так. И потому профилактика. Эй, краснокожие! Строиться на уколы!
Двигающиеся с крейсерской скоростью девятьсот семнадцать км в час F-15 как раз и несли несколько шприцев. Одноразовых, как положено.
Главный диверсант в округе, капитан Кямран Нури был в бешенстве. Если бы они не оставили пленного кролика-лейтенанта на подорванном складе, сейчас бы как раз появился хороший повод его прикончить, выбросить кипящий адреналин. Хотя конечно досадовать Кямрян-бей мог только на самого себя. Надо же, он не учел элементарный, покоящийся на поверхности фактор. К тому же сбил с панталыку подчиненного. За что бедный воин Аллаха Юсуф Хайрул и поплатился. Но конечно этот разлетевшийся по местности неверный тоже виноват. Уж не проговаривался бы про разоружение дивизионов вовсе. Тогда бы лейтенант Юсуф освобождающий захваченных американцев был бы вдвое, по крайней мере, согласно первоначальному плану, осторожнее. Но конечно сам Нури виноват более всех. Как можно было учесть разоружение ракетчиков, но забыть о том, что они в свою очередь реквизировали пистолеты у американских наблюдателей? Из-за этого, не имеющий никакой спец-подготовки, украинский офицер-охранник сотворил из несчастного спецназовца Юсуфа Хайрула решето. Сам, разумеется, тоже погиб, но все же. Если при каждом рейде отряд «α» будет отдавать даже одного за три, как в данном случае, то и тогда вся многолетняя подготовка коту под хвост.
А янки тоже умники-разумники, мимозы заокеанские. Целых двенадцать откормленных рож, и дали себя разоружить и запереть в клетку словно котятки. Причем били украинцы, судя по физиям, только некоторых. Значит, остальные сдались за просто так, подняли ручки, как только свистнули. Эти бледнолицые евро-атлантисты действительно находятся на излете своего развития. Даже харизма этих русско-украинцев и то требуют большего уважения. Среди них хоть иногда, но встречаются герои; взять хоть данные дивизионы, ведь подняли же восстание, решились начать свою собственную войну. А амеры? Тем лишь бы не попасть под раздачу. Пусть другие потом принимают пулю, вытаскивая их из задницы. Белоручки хреновы. И мало того, что освободи, так еще возись теперь с ними, прикрывай собой, транспортируй куда следует. Так еще эти постиндустриальные гости намекнули что с ними еще и трое «украинских друзей». Какие-то невзрачные подполковники, да еще один офицер-переводчик. «Ну, уж нет, – отрезал по радио, вставшему на место покойного ныне лейтенанта Хайрула, сержанту Киззету капитан Кямран Нури, – про этот привесок никто из штабных управленцев мне слова не говорил. С собой не брать. Но уж так и быть, не расстреливай».
Хотя против правил – живые свидетели акции. Какой толк было городить икебану со взрывом, после которого никаких следов не остается, и попробуй докажи, что не случайность, если имеются целых три службиста из Министерства Обороны Украины, кои наблюдали диверсантов собственными очами с расстоянии один метр? Но уж что сделано, то сделано.
Ладно, может от спасения заокеанских одуванчиков будет непосредственный толк и для отряда «Измир». Вдруг заодно с эвакуацией янки, спасут и его группу. Возьмут, так сказать, под дипломатическое крылышко? Очень хочется надеяться. Ибо по большому счету, поставленная задача выполнена – группа С-200 уничтожена. Теперь оставалась сущая мелочь – вернуться назад на пункт базирования в Крыму. Совсем неплохо будет осуществить это под защитой консульства сверждержавы. Что им стоит, в самом деле, организовать чартерный рейс?
Однако сейчас требовалось уносить ноги. И заставлять делать это же и американцев тоже. Благо эти тюлени были и в самом деле достаточно тренированы – подошвы двигались лихо. Еще бы нет – у них ни снаряжения, ничего. А вот люди Нури напрягались изрядно. Если исключить из рассмотрения министерских подполковников – может их никто и не допросит – то никаких явных следов пребывания спецгруппы в этих местах остаться не должно. Так что приходилось транспортировать на себе даже мертвого Юсуфа Хайрула. Это была самая неудобная тяжесть из всех. Милость Аллаха была лишь в том, что трупп наличествовал всего один. Но капитан Кямран Нури все-таки злился. Злился до того, что два раза обстрелял попавшихся на пути русских, причем оба раза попал. Может быть, такого не стоило делать, ибо убитые пулями, а не кусками разбросанных по округе ускорителей – это свидетельство вторжения? Но как узнать, что лучше? Ведь свидетелей, видевших пробежавших мимо вооруженных людей, тоже не стоило оставлять в живых. Да и возле дивизионного локатора, по докладу Хаджи Назыма, они выпуляли по обслуге не менее рожка. К тому же, еще и трупы караула стерегущего пленных. Короче, пусть уж теперь американские консулы сами заметают след вторжения. Кямран-бей сделал все что мог.
Основная ударная группа вторглась в небеса Украины чуть позже, чем отвлекающе-ударная, и не потому, что входящие в нее боевые средства являлись более скоростными. Последние качества имеет значение непосредственно в бою, но никак не на подходе. Как не парадоксально, все ударные самолеты последних десятилетий, являясь по сути сверхзвуковыми, имеют крейсерскую скорость лишь приближенную к звуковой. Перелом тенденции, так раздражающий духовных наследников итальянца Джулио Дуэ, наметился лишь в последние годы, в новых моделях истребителей, а так же в доработке кое-чего старого, ныне комплектующегося супер-двигателями другого поколения. Однако к нынешней ударной группе это не относилось. Война, или лучше сказать, спец-операция с задействованием авиации, велась покуда в стиле ретро – эдакий кивок в сторону молодости генералов ВВС, запланировавших рейд. Так что ударная группа, состоящая из двойки старичков FB-111, пересекла границу демократической Украины попозже не по случаю своих скоростных преимуществ. Все было гораздо проще. Они всего лишь, вошли в воздушное пространство обломка СССР несколько с другого боку. Отсюда до цели было чуть ближе – конкретно на сто восемьдесят километров, то есть, на крейсерской скорости девятьсот километров в час – двенадцать минут полета. Плюс некоторое время на то, чтобы отвлекающе-ударная группа «иглов» справилась со своей функцией. В плане, отвлекла и «засветила» позицию вышедшего из под контроля демократической власти комплекса типа «Окорок», по натовской классификации. А еще… Вторая добавка к плану была особо секретна, и о ней абсолютно не ведали, точнее не были поставлены в известность Большим Братом из НАТО, даже представители прозападной верхушки на улице Банковой.
Собственно, на первый взгляд, план удара поражал напыщенной сложностью. В самом деле, неужели требовалось так уж сильно выпендриваться? Пересекать границу в двух местах, заходить к цели с принципиально разных ракурсов, использовать не один, а два вида летающей техники, и уж само собой несколько типов боеприпасов? Но ведь с точки зрения Миссии Белого Человека любая война с туземными несет в себе печать эксперимента. В самом деле, что если на этих приматах провести вот такой или вот эдакий опыт? Интересно, как они среагируют? И даже не это главное. А вот получится ли вообще сочетать это с этим, а вот то с тем? Например, как сейчас, доброго дедушку FB-111 с внучатым племянником F-15 «Игл»? Да и сам подход к делу. Политическая конъектура меняется, бои в Европе были давно, мало ли что теперь и как? Югославия уж укатила в историю. Да и там, по сути, был несколько другой случай. Одно дело, открытая, одобренная всяческими международными сообществами агрессия. Сейчас совсем иначе. Война без войны. Пришел, ударил, по… Кто вообще чего видел, а? Ручки-то вот они! Кто сказал, что FB-111? Может, то «фантомы» турецкие спутались, когда сориночка в глазик сыпанулась? Какие там «иглы»? Неужто самая продвинутая, и любящая жизни собственных солдатушек более всего на свете, метрополия способна будет пустить их в оборот на таком вот старье? А на кой ляд тогда F-117, B-2 и прочие летающие гады? В том числе беспилотные? Да и кто может подтвердить столь гнусную, анти-демократическую выдумку? У нас, понимаешь, буржуазно-народный контроль. Кто где летает? Кто где садится? У меня все ходы записаны! «Иглы» из Польши, говорите? Извините. Вот вылетели, но ведь по плану полетов они совсем в другую сторону понеслись – в дружественную, крепкую телом Германию. А, вот если не вся группа, не все десять штук, то… Извините, так можно насочинять чего вздумается. Вам бы, господа прессо-представители, триллеры выдумывать. Ладно, Польша еще туда-сюда, но где же там взять стратегические «FB». Вот именно, ближнее место базирования – маленькое островное государство Великобритания. И как, скажите на милость им оттуда до Украины докатить?
Конечно, указанный диспут имел лишь вероятностный характер. И был, вообще-то, одним из худших сценариев на будущее. Сейчас, в настоящем, имелись другие проблемы. Двойка FB-111 действительно взлетела из Англии, с базы ВВС Лейкенхит. По пути бомбардировщики пересекли много всего разнообразного: пролив Ла-Манш, Бельгию, с размещенной в ней столицей НАТО, Германию, и целую гроздь бывших стран социализма, и их меньших по территории ошметков. Как то, Чехию, Словакию, Венгрию, Румынию и гордо-независимую Молдову. Эту последнюю, в ее северной части. Все-таки, Приднестровье не внушало еще окончательного доверия. Не хватало, чтобы кто-то зоркий, приобретший в процессе конфронтации с Кишинёвом снайперское зрение, разглядел в контурах далеких силуэтов нечто зловещее, напоминающее плакаты начальной военной подготовки советского периода. Кстати, если бы некие из перечисленных стран, в первую очередь обладающие покуда весьма большой, не-облетной территорией, почему-либо воспротивились «простому учебному» пролету авиации, то не исключалась задача захода к цели куда более сложным путем. К примеру, над Средиземным морем, а потом через ту же Румынию с Болгарией, или даже Турцию с Чёрным морем, причем, со всяческими попутными сложностями, типа дозаправок в воздухе. Однако повезло. Немцы благосклонно кивнули, а уж всякие прочие вообще распахнулись в умилении.
Легко и просто править миром, когда президенты везде ручные, в смысле, кушают доллары с рук и верят – такая манна и есть демократия.
Однако братки по оружию – американцы – просты до жути. Или может быть сложны? Спасибо большое и улыбочка «чиз» – вот и вся любовь, и вся благодарность. Сами теперь под дип-прикрытием. Скорей всего, в опасении проказ юриспруденции, кои разумеется могут состояться разве что по какому-то казусу, однако в непредсказуемой хаотичности политических завихрений Украины все-таки могут, освобожденные пленники сегодня же отбудут в далекую столицу мира – Вашингтон, наверное для получения медалей за храбрость и мужество в распространении демократии. А вот капитану турецкой армии Кямрану Нури придется теперь, некстати и весьма неожиданно, очень сильно попотеть, дабы добраться до своих медалей. Видите ли, американское правительство, в лице дип-корпуса США, не может взять на себя риск по явному прикрытию вооруженной акции на территории суверенной страны. То есть, пока самим ракеты втихую корежить, и русских офицеров с испугу дырявить – это все в издержки насаждения глобализации поступает легко. И даже когда с самолетов самонаводящиеся ракеты на зенитные дивизионы сбрасывать для заштриховки оконтуренной командой «Измир» работы – это все тоже в пределах нормы. Ну, а как вывезти подальше в сторону вымотанных бессонницей и усталостью подрывников-диверсантов – это уже риск где-то и как-то дипломатически проколоться. Но капитан Кямрян-бей в курсе с кем имеет дело. Не дай Аллах нагрубить главным гегемонам планеты. Хоть турки вроде бы сейчас и не в НАТО, а тем не менее союз с главной надеждой и опорой Вселенной только крепить и приумножать.
И значит встречную улыбочку «чиз» и «адью» рученькой, когда хитрые джипы с дип-номерами рвут с места в карьер: им бы не на этом плотном черноземе резвиться, им бы пускать полукольцами пески окультуренного «бурями в пустыне» Ирака. Можно даже радоваться, что в последнем сеансе связи подобострастное начальство не повелело сопроводить американцев непосредственно к трассе «Киев – Белая Церковь», дабы дип-джипы не приминали зазря экологически ценную траву-мураву. А еще можно радоваться, что по природной предусмотрительности капитан Кямран Нури не повелел загодя освободиться от лишней поклажи, как то, обоймы запасные и пистолеты-автоматы крупнокалиберные. А то бы как сейчас оставаться в чужом лесу, в полной неизвестности, что там у хитро-мудрых союзничков еще на уме? Вдруг они в качестве доброй воли и для окончательного заглаживания инцидента на позициях, по идее, уже не существующих зрдн, решат сдать украинским властям всю спецгруппу «α»? Кто исключает эдакие казусы в политике, тот ничего в ней и не понимает. Ибо политика есть, по сути, компромисс возможного с невозможным.
Итак, вначале все-таки выход на связь, ибо надо бы выслушать рекомендации, кои посоветует штаб в условиях, когда самый важный из транспортируемых грузов отправлен по назначению, перекладными за океан, и чужие уши обдуваются приятными струями автомобильного кондиционера. Что и как делать, и куда девать оставшийся груз – начавшего привлекать стаи до того одиноко бредущих по свету мух – издырявленного трофейной американской «Береттой» Юсуфа Хайрула? Может, его просто закопать в этой, предположительно, легко роющейся черной земле, навсегда обозначив местную встречу на Эльбе, только с обратным знаком? Ибо действительно, чего не пообщаться со штабом, если говорить с подчиненными совершенно не жаждется – была охота нарываться на оправданную грубость. Все вокруг в бешенстве – улыбочки «чиз» не проходят.
По расчетам, «иглы» должны были войти в зону поражения размещенных под Васильковым ЗРК несколько ранее FB-111. Если, несмотря на активность наземной разведывательно-диверсионной группы турок, комплексы дальнего действия остались бы в боевой готовности, то, скорее всего, они бы начали отслеживание и нацеливание на американские самолеты. Тогда F-15 осуществили бы снижение по высоте, а так же постарались задавить ракетчиков помехами. Было наивностью полагать, что «иглы» сумеют уйти от делающих три Маха ракет 5В28, тем не менее, их тяговооруженность давала некоторый шанс. Ведь зона поражения зенитно-ракетного комплекса не является статичной величиной. Предельный масштаб она вырисовывает только для самого простого вида целей. Все же остальные возможности лежат уже внутри этого пространственного объема и они не статичны. Если бы они не менялись в связи с параметрами выбранного для уничтожения самолета, зенитной системе не требовалась бы цифровая машина, хватило бы настенной таблицы. А так момент входа в зону пуска определяет техника. Человек же оператор может только следовать этим советам, или не следовать, но тогда он однозначно не мог бы относиться к допущенному к таинству зеленых кабинок сообществу технарей-ракетчиков. Так что потенциальная таговооруженность, а следовательно и маневренность F-15 значительно снижала зону поражения. По крайней мере, она никоим образом не достигала предельной дальности в двести сорок километров. То есть, по сути, к группе «двухсотых» получалось подобраться ближе. Желательно, на уверенную дистанцию пуска противорадиолокационной ракеты ALARM.
Кроме того, «иглы» были не только ударной, но и отвлекающей группой. С-200В является одноканальной системой; наличие двух дивизионов дает умножение каналов на два, однако и F-15 планировали приближаться не одиночной группой, удобной для экономного расхода ракет: три штуки обязались, по крайней мере до активации зрдн, приблизиться плотным строем на средних высотах, один же, с ракетой ALARM подойти на малых. А ракетная война – это прессование времени и сжатие пространства, так что второй канал «Окорока» вовсе не мог оставаться в роли пассивного созерцателя импульсивной горячности соседа. Разборки (по планам американского командования, наверняка неудачные) займут минуты. Именно этого должно было хватить для подхода основной ударной группы тяжелых бомбардировщиков FB-111. И тогда управляемые авиабомбы AGM-130A или окончательно похоронят мятежников, довершая удары созданных в Великобритании ракет, или разнесут их самостоятельно. Естественно во втором случае у FB-111 наличествовала неприятная возможность попасть под встречный удар. Однако не смотря на собственную древность, они были тоже не лыком шиты – их предельная скорость на малой высоте достигала почти полутора тысяч километров, и значить по-своему сужала зону поражения украинских ПВО. В крайнем случае, можно было уйти на большие высоты – там скорость вообще переваливала за две тысячи четыреста километров в час.
Конечно, чудовищный расход горючего не позволил бы держать предел долго, однако как уже говорилось, ракетная война весьма и весьма скоротечна. Она не любит толстых, неповоротливых и ленивых.
Сереже Парфенюку хотелось кого-нибудь прикончить. И это были не турки. Хотя и пару-тройку, а лучше грузовик-два, турок замочить сейчас тоже было бы неплохо. Однако до них надо еще добраться, выбрать позицию, провентилировать что, как, рассчитать время, место, наметить пути отхода – теперь Сергей уже малость понимал в военно-партизанской премудрости, а альтернативный план заключался всего лишь в заходе в другую комнату, по пути передернув затвор. Там сидели и беседовали о чем-то эти, найденные для консолидации мелковатые люди – танкисты. Те самые, с кем он вел переговоры, как передовой парламентер. Почему-то кажется, что в тот момент его могли пришить на самом деле. Тем не менее, он жаждал расстрелять эту троицу совсем не по такому поводу. Ведь, неожиданно выяснилось, что это именно они, вот эта жалкая троица лилипутов, учинили бойню и пожарище в аэропорту «Донецк». Ту самую бойню, где сгинула Татьяна Стекольщикова. Да и не только она. Рассказывают, там, в горящих лайнерах зажарились несколько тысяч девушек. Правда, дядечка – Дмитрий Гаврилович Беда – в такую бухгалтерию не верит, но то уж его лично-индивидуального мнение. Он свидетелем не был, а вот Парфенюк был. Он видел, как турки стерилизовали на счет женского контингента минимум две общаги. А сколько этажей в каждой? сколько комнат и студенток? И ведь такое произошло по всему Донецку. Может, в аэропорту оказались не тысячи, а десятки тысяч девочек? Конечно, турецкую армию за такое следует вырезать поголовно; желательно, с предварительными пытками. Но ведь они их просто захватили в плен, не поубивали, в конце-концов! А вот эти придурки на танке, они…
И ладно, молокососы-призывники! Они невольники армии, что с них взять? Они даже моложе, чем сам Парфенюк! А вот их босс? Может, достаточно будет ухандокать только майора? эту офицерскую хрень? Инициативщик чёртов! Кто его дергал с ихнего Луганска? Кто просил катить в танке сюда? И ладно б прибыл всей частью, освободил город. А так, всего лишь покуролесил, не думая о последствиях. Или, быть может, думая? Почему собственно, нет? Если бы случайно получилось, то чего было скрывать? Нормальные люди сразу бы признались, что и как. А эти темнили, все ходили вокруг, да около, когда Беда их в прямую спросил, откуда и как. Даже на счет своего рода войск мялись, одёвку свою казенную куда-то запулили: поди догадайся, какого рода-племени. Просто так, человек темнить не будет. У майора явно рыльце в пушку, а подчиненные кроют его, ибо одной веревочкой связаны, причем, окровавленной.
Короче, чего тут тянуть, рядиться? Так день-два еще протянешь, и привыкнешь. Пригреешься к этим людишкам, начнешь находить в них скрытые человеческие черты, и глянь, вся решительность куда-то улетучится. Еще Дмитрий Гаврилович прямо-таки вовсю задружился с майором, да и Тигран Григорьевич ему явно симпатизирует; растолковал ему, понимаешь, радиотехнические тонкости той, разнесенной в клочья на площади, американской фазированной решетки.
В общем, или сейчас, или никогда. Надо чтобы они ответили за сгоревшую Таньку.
Сергей Парфенюк протянул руку к стоящему у стеночки автомату, с подсоединенным рожком.
Конечно, план тайного подхода таких монстров как FB-111 мог осуществиться только в этом конкретном случае пассивной тактики всех остальных украинских ПВО, вместе с радиотехническими войсками. В ином раскладе, о приближении скоростных целей группа самых дальнобойных ракет Украины узнала бы еще до пересечения ими границы Молдовы, а не то, что своих собственных. И уж если бы стратегические «бомберы» по какому-то странному казусу не свалили истребители, то «двухсотки» Василькова отработали бы по ним в предельно возможной дальности допустимой кабинным цифровиком «Пламя-КВ».
Самое интересное, что у группы FB-111 имелось еще одно нетривиальное задание. И совсем не зря оно было самой большой тайной буржуинов в эту ночь. Оно основывалось на подлости, а именно на том самом пассиве всех зенитно-ракетных и военно-воздушных войск, кроме мятежников. После раскатывания в пыль группы дивизионов дальнего действия, FB-111 должны были чуть довернуть и рассыпать остаток поклажи на, ни сном ни духом ни о чем не подозревающих, но помещенных тут же, возле Василькова авиаторов, в смысле на аэродром со всеми тамошними «МИГ-ами» и «СУ-шками». Видите ли, весьма неустойчивая в своей политической позиции страна Украина, видимо, по мнению больших стратегов из знаменитого пятиугольного здания, все еще обладала непропорционально большим для своего статуса количеством истребительной авиации. Это было совсем не дело. Нынешний случай со взбунтовавшимися «окороками» оказался весьма кстати и для разрешения такой проблемы. После, с помощью тех же прирученных СМИ, вполне получалось напялить на происшествие общую объяснительную одежку, типа цепной, детонации устаревших боеприпасов: «понимаете, подорвавшиеся склады ракет вызвали резонансное явление, из-за чего древние советские авиабомбы местной авиабазы тоже…»
Само собой, в случае успеха и этого мероприятия ручные президенты и министры должны были начать возмущаться, ибо: «Как же так? Мы вам поверили, а вы…». Однако могли ли они, по сути, возмущаться в голос? В смысле, через средства массовой информации? «Понимаете ли, – к примеру, пробекали бы они в камеру, – мы договорились только о бомбардировке двух дивизионов ПВО, а они – эти нехорошие, противные дяденьки из НАТО – нас обманули, и разбомбили еще истребительную бригаду, причем самую лучшую и тренированную во всех наших ВВС». И что бы тут началось в прессе?
Так что, по сути, скандал не должен был вылиться далее посольских кабинетов, в коих гости двигаются на цыпочках, ибо посольства, по природе своей, относятся к территории чужых государств. Да и вообще, касательно пилотов «сто одиннадцатых», данные дрязги будущего не имели абсолютно никакого значения. Всяческие чернильные ноты протеста не относились к сфере их непосредственных интересов – у них были свои чёткие именные кляксы.
Вообще, с некой точки зрения, весьма может быть все-таки высказанной в какой-то из десятков тысяч комнат уже упоминающегося Пентагона, неплохо было бы под шумок раскатать, кроме прикрывающего Киев истребительного аэродрома, еще и части радиотехнических войск, а так же командные пункты этого же, объединенного самолето-ракетного ведомства, или даже находящиеся севернее Киева дивизионы С-300. Там же, в неудачно атакованном когда-то в 2001-м здании, давно примечено, что всякие племенные вожди становятся много послушнее и смирней, когда вокруг их столичных вигвамов делается зачистка от всяческих портящих пейзаж защитных сооружений. Но одно дело маленький кабинетный скандальчик по поводу «случайной ошибки уставшего пилота», а совсем другое, однозначно военная акция зачистки. Второе выглядело явно хуже, и никак не могло замаскироваться очередным само-подрывом ракетного склада. Понятное дело, основное число туземного население поверило бы в такое не моргнув глазом. Оно бы даже, кивая, восприняло и метеоритный дождь, избирательно выкосивший вокруг Киева войсковые подразделения отдельного профиля. Однако в составе этого, усиленно трамбуемого в один слой, конгломерата наций, все еще присутствовал большой процент питекантропов, получивших образование в окаменелости СССР. Там их, вместо нужных обывателю навыков включения-выключения TV, а так же штрих-кода общеевропейского стандарта презерватива, зачем-то натаскали в навыках логического мышления. Вот из-за этого самого атавизма, славным защитникам демократии – летчикам-бомбардирам – и не дали шанса порезвиться в окрестностях Днепра по-настоящему.
А говорят, мысль нематериальна, и вовсе неспособна к телекинезу, то есть к подвижке всяческих предметов на расстоянии. Оказывается, врут, ибо остальные «сто одиннадцатые» ведь так и остались на своей ВВС-базе Лейкенхите, что помещена в Англии.
Неподготовленный человек, допустим солдатик только намедни принявший присягу и теперь попавший в боевую часть, войдя впервые в кабину К-2 не отличит ее от УНК «стодвадцатьпятчиков». С внешней стороны кунги совсем копии, и с внутренней в общем-то похожи. Тем не менее, не смотря на аналогичную элементную базу, то есть попросту, ламповую начинку всех блоков, это принципиально другой уровень. Речь даже не в том, что здесь в один фургон умудрились напихать только половину функционального имущества целиком поместившегося в УНК, ибо стартовая батарея «двухсотки» располагает своим собственным кунгом – К-3. Речь о том, что С-200В действует на куда больших дистанциях и высотах. Относительно «стодвадцатьпятки» это лукосовская «Звезда Смерти» соотносительно тех же лукосовских боевых космо-крейсеров из «Звездных войн». Сейчас «Звезда Смерти» держит в «широком луче» сразу три приближающихся цели.
– Компактно идут гады, – комментирует Владимир Иванович Корташов. Он сегодня многолик: командир дивизиона, начальник сокращенного боевого расчета, стреляющий офицер, да еще и офицер пуска. Это все такие должности, требуемые в боевой работе. И еще он конечно «последняя надежда Земли» и лично полковника Бубякина, затеявшего мятеж. Ведь из двух каналов после предположительно ракетных взрывов теперь на группе исправен только один.
– Нам бы сейчас спец-БЧ, – говорит В.И. Корташов мечтательно, и все офицеры в К-2 невольно косятся в его сторону, ибо для них ядерная оснастка ракеты совсем уже непредставима – они из других времен. Зато их уважение к командиру дивизиона возрастает на порядок. Не исключено, что это такой психологический трюк Корташова, ибо он сам по срокам службы не успел застать благостную эпоху, когда в каждой группе зрдн наличествовал один, обладающий неким секретным запасом атомных чудес. Выходит нынешняя «Звезда Смерти» не годится древним даже в подметки.
– Это отвлекающая группа, – поясняет Корташов со знанием дела присущим асу-ракетчику из тех же дальних времен конфликтов в «ливиях» и «ливанах». – Думаю, где-то понизу рулит основная. Ладно, теряем время. – Он подносит один из двух находящихся в руках микрофонов, тот, что связывает с кабиной управления и целераспределения К-9М. – «Девятая» – «первому»! Михаил Юрьевич давайте смахнем покуда этих, а? Что с того, что «засветимся»? Они и так все о нас ведают, знают…
– «Первый» – «девятой»! Уничтожить цель с азимутом…
Ответ приходит молниеносно, без какой-либо пробуксовки на переваривание инсинуаций Корташова. Там в «К-девятой» однозначно не спят, или у Корташова с Бубякиным имеется, помимо ГГС, еще и телепатический контакт.
«Звезда Смерти» начинает работать.
– Значит, эти сволочи успевают на всех фронтах, что ли? – удивляется Чикоян.
– Получается так, Тигран, – кивает Беда. – Приканчивают всяких оппозиционных шишек прямо на дому. Тем, кто живет с ними в одном подъезде, не везет – вполне могут угодить под двадцатимиллиметровую очередь.
– Что, вот так прямо, с БМП, с улицы и «мочат»?
– Тебя, Тигран, как снайпера, это конечно нервирует, да, что ли? – подкалывает Беда. – Тебе все надо хирургические перчатки, и шовчик аккуратненько наносить, чтобы одна пуля, и прямиком в лоб, кому следует.
– Да, не снайпер я, Дима, – почему-то начинает оправдываться Чикоян.
– Ну да, помню – ты «полуснайпер», – подмигивает Беда. – Подход к делу один и тот же. У турок, скорее всего, снайперов для этих дел не хватает. Да и зачем? У них полная свобода рук, и перевес сил. Чего им мудохаться? Сразу метелят всеми доступными средствами.
– Представляю, сколько они кладут трупов в параллель тому, что мы ведаем, – вклинивается в разговор капитан Нелесный. – Список же, наверное, более полный, там не только сегодняшние лидеры, но и вообще, кто-то потенциальный.
– Тут, Алеша, опять налицо сделка, – констатирует Шмалько. – Откуда у турок данные списки? Со спецслужбами помолвка, более никак.
– Со спецслужбами, с ментами, с оранжевыми в целом, или какие у нас в Киеве в преимуществе сейчас, и с мафиози, ясный перец, – перечисляет начальник службы вооружений. – Тут налицо сговор с преступными целями. Сколько у нас в нынешнем уголовном кодексе дают, в смысле, обещают, за такое?
– Кстати, это объясняет нестыковку, – перебивает Шмалько. Я на счет того, что будто получается – одна рука не ведает о маневрах второй.
– В смысле?
– Ну, станки с заводов тащат, и одновременно цвет нации буцуют – потенциальных лидеров будущего сопротивления.
– Прямо Аргентина семидесятых – «эскадроны смерти», – вставляет Беда.
– То есть, одно дело краткосрочное – умыкнул и смотался, а другое перспективное – для долгого, беспечного правления. Чувствуете несуразность, Дмитрий Гаврилович?
– Несуразность была бы, если турки только для себя работают, – в странной для его деятельной души задумчивости поясняет Беда. – Но они же на подряде, так? Делают черную работу за местных. Ну, или те, под прикрытием оккупации, шустрят по-своему. В плане, чикают кого надо, под видом… В смысле, потом все едино спишется на чужих.
– Сговор тех и тех против народа, правильно? – поворачивает голову Шмалько.
– Конечно, товарищ майор! На своих полицаев надежды мало – не тот менталитет покуда еще. Вон, пан капитан Алексей Мартынович – свеженько-наглядный пример. Лупит из гос-гранатометов по дорогим гостям. А ведь по идее, внутренние войска – надежда и опора режима! Так что в своих – уверенности просто никакой. Потому и пригласили казачков-то засланных.
– Кстати, о казачках, – встряет Чикоян. – А чего наши хваленые сабельщики не…
Беседа прерывается самым неожиданным образом: дверь распахивается и в комнату влетает Сергей Парфенюк с заряженным и взведенным автоматом наперевес.
Экипаж «Звезды Смерти» состоит сейчас исключительно из офицеров. Такое противоречит инструкции, но по взглядам присутствующих соответствует обстановке. До недавнего времени в кабине находилось всего четверо. Вообще-то должно быть пятеро, но в дивизионах Василькова, по аналогии с крымскими полигонными мятежниками, тоже не все из штатных командиров поддержали инициативу Бубякина. Так что боевые штаты ужали. Тем более, даже на должность дизелиста пришлось для безопасности назначать офицера: присматривать за солдатиком, а заодно и охранять оного, ведь личного оружия на дивизионе по-прежнему кот наплакал. Но сейчас в кабине уже, как положено в наставлениях по боевой работе, пятеро. Ибо, по русской пословице, не было бы счастья, да несчастье помогло. После выхода из строя «второго» дивизиона подполковника Мальцева, в группе имеется некоторое количество незадействованных по делу специалистов. Так что теперь в кабине на должности «записывающего», то есть, осуществляющего фото– и аудио-контроль, наличествует целый капитан с фамилией Папёнов; кстати один из немногих уцелевших после опрокида К-1 и последующего обстрела. Сейчас он не главная фигура. Весь экипаж «Звезды Смерти» смотрит в индикаторы, но держит уши торчком. Они ждут некоего внешнего импульса.
– «Первый» запрет пуска снят! – раздается по ГГС, и это то самое.
Все еще нарушающий наставления, из-за совмещения должностей стреляющего офицера и офицера пуска в одном лице – подполковник Корташов – выходит из прострации размышлений о не случившихся когда-то атомных войнах с применением не существующих ныне в Украине спец-БЧ и кратко, согласно той же инструкции, распоряжается:
– Очередью три ракеты! Первая, вторая, шестая – пуск!
Все правильно, поскольку цели идут плотной группой и всем скопом помещаются в «луче», то изначально одноканальный С-200 превращается во многоканальную систему.
«Звезда Смерти» работает.
Парфенюк говорит в совершенно нехарактерной для себя манере – очень визгливо и нервно, но наведенный ствол добавляет словам недостающую вескость.
– Всем отодвинутся! Отойдите от этого майора! Что, майор, упис…ся? Руки выше!
Вообще-то Шмалько совсем не обделал штаны – это глупое предположение. По-честному, он еще даже не врубился в ситуацию – она слишком неожиданна. Зато в нее сразу и конкретно вписался Дмитрий Беда.
– Слушай, Сережа, разве ты сейчас часовым? Вроде ж, Шампур? Нет?
– Не двигайтесь, Дмитрий Гаврилович, а то и вас засандалю, – лицо у Парфенюка белое: сейчас бы ведро холодной воды, но никто в комнате благоразумно не шевелится.
– Меня-то за что, помилуйте? – очень буднично и даже чуток игриво интересуется Беда.
– Молчите лучше, – почти неслышно шипит Парфенюк; во рту у него пена.
– Все-все, молчу, как скажешь, – сообщает Беда. – Может, я вообще выйду, а? У тебя тут с кем дела? С майором?
Глаза у Парфенюка мечутся по помещению: оказывается Громова с Ладыженским тут нет; как-то он упустил момент, когда они испарились. Беда цепко отслеживает все тонкости движений вооруженного человека. Дмитрий Гаврилович начинает, медленно подниматься с кровати: делать это спокойно тяжело – кровать старая и прохудившаяся, сидя на ее видавшей жизнь сетке проваливаешься чуть ли не до пола.
– Сидеть! Всем сидеть! – визжит Парфенюк. У парня явно истерика, а патронов в рожке полный комплект, хватит обновить обои во всем помещении.
– Да, сижу, сижу, Сергей, чего там, – очень заискивающе комментирует Беда. – Но ты уж не запутывай в конец. А то – то «сидеть», а то «отодвиньтесь». Ты не нервничай, Сережа, мы ж тут без оружия, так? Решил кого-то пришить? Так хоть объясни, чего? как? Мы вот как раз обсуждали, что турчаки лупят лучших людей города. Слыхал, Серый?
– Хватит меня заводить, – требует Парфенюк. Слюны у него и правда полон рот, но сплюнуть не получится – придется опускать голову и терять из виду мишень.
– Что стряслось-то, парень? – очень обыденно интересуется Беда. – Мы смирно сидим, не волнуйся. Ты что тепереча, на турчаков подрабатываешь, когда не в смене?
Парфенюк молчит, косит глазом на Дмитрия Гавриловича. Затем все-таки сплевывает. Получается неудачно, комок белых слюней течет по подбородку, увесисто капает на одежду: сцена отработана и детализирована в духе Андрея Тарковского. Все окружающие смотрят внимательно и напряженно – чего гениальный мастер и добивался. Минута, а может и более протекает в молчании.
– Так ты на турок пашешь, или как? – вклинивается в режиссерскую паузу Беда. Теперь на него вся надежда.
– Это не я на турок, Гаврилович, – наконец размыкает губы Парфенюк. – Это вот он – на турок.
– Э, э! Давай разберемся, Сережа… Слушай, забыл твое отчество!
– Неважно, Дмитрий Гаврилович, неважно.
– Неважно, так неважно. Кто ж против? Но давай разбере…
– А что, не на турок? – как-то отрешенно, не под ситуацию, спрашивает Парфенюк. – Они Таню Стекольщикову в аэропорту…
– Э-э, стоп! Откуда ты знаешь? Ты что, тело видел? Да и никто не видел. Тут…
– Они всех там передавили и сожгли, – убежденно говорит Парфенюк. – С турками заодно, гады. Так, майор? Вот пусть скажет?
– Подожди, майор! Молчи! – снова вклинивает Беда. – Ты что, Сергей, хочешь сказать, что командир батальона с турками связан?
– Вообще, надо бы всех их, – поясняет Парфенюк: наверное, для наглядности, ему бы сейчас акомпонировал поясняющий жест, в виде ребра ладони на шее, однако руки заняты. – Но Ладыженский с Громовым – они ведь молокососы, их просто втянули, приказали. А приказывал – он!
– А ему турки, значит, да? – любопытствует Беда.
– Почему нет? Если власти и менты с оккупантами «Вась-Вась», то что, армия лучше? – говорит Парфенюк, и лицо его при этом становится не таким мраморным – краснеет: для ведающих жизнь – это хороший признак.
– Сереж, так Андрей, он ведь по собственной инициативе действовал, не по приказу.
– Тем более, – цедит Парфенюк. – И вообще, вы что, Гаврилович, в адвокатах?
– Ну да, в адвокатах, Сережа! Куда ж денешься.
– А я тут суд не заказывал. Давай, майор, сюда!
Тут Беда неожиданно легко вскакивает и в миг оказывается прямо напротив ствола.
– Как же не заказывал? – спрашивает он спокойно, как будто и не преодолел только что скорость звука, сокращая расстояние. – Ты ведь и есть суд. Ты взялся судить. Ну так, суди. Приведи аргументы.
– Я сейчас пальну, Дмитрий Гаврилович. В сторону!
– Нет, я же адвокат! Так что выслушай, – Беда говорит быстро, скороговоркой; информационная емкость текста в пересчете на секунды возрастает. Вероятно, хотя бы на эти секунды он продлевает жизнь всех присутствующих в комнате: автоматическое оружие – штуковина неразборчивая. – Слушай, Парфенюк, а для чего янычары этих девочек в самолеты напхали, ты думал? Для того чтоб лучше горели, что ли? Ты знаешь, сколько этот транспортник американский стоит? (Как его там зовут-то?) «Мабудь» миллионов сто? Не легче ли было спалить девушек прямо в общагах? Никак не выходит совместная с танкистами акция, вот никак! Теперь пунктик «два». Для чего все-таки девиц в эти штатовские «Антеи» напхали? Думаю, на юг они направлялись. И не в Черное море их собирались сбрасывать. А везти подальше. Как можно использовать насильно захваченных иностранок? Ты, дорогой Сергей, мало на эту тему общался, все в себе хранил. А мы тут кое-что слышали, но тебе не доводили.
– Про Таню? – перебивает Парфенюк с некоторым изменением интонации. Сердце наверное у него в этот миг екает.
– Нет, не про Таню, Сергей. Извини. Про остальных. Тебе не доводили, дабы не расстраивать. И так наблюдали, что парень сам не свой. Наверное, зря не доводили, ведь, все едино, узнаешь рано-поздно. Девочек-то наших, эти гаденыши заморские, насиловали. Ты знал об этом? Представлял, наверняка. Ведь видел гадов вблизи, когда тебя вырубили. Мы предполагаем, что и везли их в Турции для чего-то эдакого. Может, кого и увезли. Потому не ясно, что хуже? Оказаться на чужбине в рабстве, или уж тут, в горящем керосине… Ты, конечно, можешь стрельнуть. Оружие у тебя. Давай, начни с меня. Только я тебе альтернативу предлагаю, Сергей.
– Зубы мне заговариваете, Гаврилыч. Наш пан-майор ни причем, что ли? Отойдите.
– Ладно, хочешь говорить со Шмалько, говори. Я выйду.
Тут Беда делает быстрое движение, точнее, целую серию движений.
Как результат, Парфенюк оказывается на полу, под ним, а автомат направленным куда-то в потолок. Беда же, как ни в чем не бывает, продолжает беседовать.
– Слышь, Сереж, не дави курок ладно. Кипеж подымешь, турки сюда явятся, или вертушку пришлют. Да еще потолок продырявишь, или рикошетом кого накроет. Не дави, а? Мы тебя, Сергей, прекрасно понимаем. Но ведь, неизвестно, жива твоя Стеольщикова, нет? Не хочется заронить у тебя глупую надежду, но вдруг она где-нибудь в больнице, в бессознательном состоянии? Ныне в госпиталях такая бордель. Сообщат со временем. Теперь слухай сюды, Сергей!
К моменту этой фразы, очнулись и все остальные в помещении. Так что руки-ноги Парфенюка надежно блокированы, а автомат на предохранителе, и начальник службы вооружений Нелесный, аккуратно отсоединяет магазин и отводит затвор, для извлечения досланного патрона. Так что Беда может спокойно, врезать Парфенюку в любое место, хоть в челюсть, хоть ниже пояса. Однако он такого не делает. Возлежа на поверженном, он продолжает вещать.
– Сережа, мы понимаем, стресс, все такое. Успокойся, родной. Мы тут все сделаем вид, будто ничего не было. Правда, дружка твоего, Сашу Шампура, все же просветим по поводу. Простим тебя, раз обошлось без последствий. И теперь слушай альтернативу. Я ж обещал, так? Мы вот планируем все же захватить кого-то из турчаковских шишек в плен, и допросить как следует. Попадется какой-нибудь офицерик, он точно будет в курсе, что, как и для чего планировалось на нашем донецком аэропорту. А потом, когда все расскажет, дадим тебе право его стрельнуть. Подходит такой план, а? Ты ж, Парфенюк, пойми, тебе сейчас или с нами до конца – ты в отряде – или уж ни с кем. Мало того, что ты свидетель, так еще и натворишь с дуру чего-нибудь, получишь пулю за зря. А если в плен? Заморские гады, или наши, местные, они же все с тебя вытрясут. Начнут потом на нас охоту по-настоящему, ведая силы и средства. Кроме того, у меня еще один бонус-джокер. У нас ведь с тобой кое-какие совместные должки, припоминаешь? Имеются кой-какие добренькие знакомые. И уж очень хочется мне их разыскать. Будешь участвовать? Вот наш товарищ Александр Шампур, он, наверное, с превеликим удовольствием. Ну что, лады, Серый? А вы, братцы, – обводит взглядом Беда остальных, – Ладыженскому с Громовым покуда не говорите. Отметелят паренька за своего майора. Правильно, паны офицеры? В современном украинском уставе, есть строчки о защите своего командира, а?
– А как же, – докладывает удерживающий руку Парфенюка Шмалько. – «особлыво» внимание обращено.
При всем уважении к «Орлу» F-15 приходится констатировать: делать тысячу метров в секунду он не способен. Причем, даже на высоте более десяти километров, а не то, что на текущих двух.
И вообще, против изделия 5В28 очень трудно устоять. Тут вам не изящная 5В27 «стодвадцатьпятки», которая имеет в своем не слишком простом нутре два заложенных режима работы. В том плане, что когда цель идет предельно низко, то ракета совершенно автоматически падает на нее сверху, а когда супостат движется на средних и выше, то тогда уж она настигает его снизу. Массивная, энергоемкая 5В28 всегда приближается к агрессору сверху, как дамоклов меч – именно таково ее кредо. Быстренько поднимаясь после взлета в стратосферу, она сразу попадает в свою стихию, в холодное разряжение легко режущегося воздуха. Здесь удивительно запросто можно разогнаться до тех самых трех с мелочью махов, и облегчится до минимума, преобразовав топливо с окислителем в кометную атрибутику. А потом просто доить даренную физикой инерцию. Доить и доить, покуда в нутре не оборвется жизнь сверхнадежного бортового источника. Это в худшем случае. В лучшем, наконец-то получить на датчике радио-взрывателя заветные шестьдесят метров до цели: датчик хоть и глуп как пробка, но зато всяческие дистанции измеряет на диво точно. Хорошо, очень хорошо двигать по жизни имея ясное, совсем бескомпромиссное целеполагание, оставив в приземных слоях воздуха тяжесть детских штанишек – четырехтрубную связку ускорителей. Без них скользить в прозрачной синеве гораздо приятней. Ты – ракета, но движешься не в пустоте космоса, а потому имеешь славную птичью возможность править полет крыльями. И что с того, что топливо съедено? Есть крылья и инерция. Этого достаточно. Никто, даже хваленый «Игл», не способен уклониться от падающей сверху самонаводящейся дубины.
В ее носу, радиопрозрачный купол. Под ним тайна ее целенаправленной уверенности в себе – приемная антенна. Очень нехитрым, но надежным экраном она рассечена на две независимые доли. То есть две ноздри, чующие запах парящей в лазури дичи. Ей не уйти, любой перепад в чувствительности каналов, тут же компенсируется рулями. Тяжелый, сварганенный в далеких шестидесятых автопилот воспринимает рассогласование как зубную боль. Он может от нее избавиться, только загнав приемный сигнал точнехонько посередине. И значит, каждую секунду он будет приближать к себе цель ровно на тысячу метров: плюс-минус ее собственная подвижность. Но последняя поправка – мелкая вошь, потому как, по мере сокращения расстояния, сигнал будет нарастать.
От 5В28 уйти нельзя. Как нельзя уйти от главной диаграммы локатора наведения. Ибо в этом мире, несмотря на все уверения дядюшки Эйнштейна, все же существует сверхсветовая скорость. Это – угловая скорость любого луча. Светового или радио не суть важно. Да, пятно света не есть материальный объект. Так и что с того? Вы способны от него уклониться? Луч радиолокатора будет запросто преследовать даже маневрирующий фотонный звездолет. А здесь…
При всем нижайшем поклоне американским авиастроителям, признаем, F-15 «Игл» звездолетом не является. Выйти из луча…
Нет, разумеется, он может попробовать. Безусловно, простая небесная акробатика здесь не помогает. Русские истребители сильны в ней куда больше, но и они не способны, разве что при маневре «кобра Пугачёва» или «колокол». С помощью своих поворотных, управляемых сопел такие штуки умеет делать Су-27. Но по сути, «зависание» способно сбить с толку приемную систему локатора, чем сорвать автосопровождение, однако, согласимся, из луча локатора даже «Сушка» не выскакивает. Ладно, о чем речь? F-15, хоть и «Орел», но «зависать» неспособен.
Зато, как всякий уважительный агрессор, он пользуется аппаратурой помехопостановки. Есть разные типы. Все они по-своему воздействуют на приемную систему РПЦ. Сбивают сигнал по фазе, подстраивая собственный бортовой передатчик. Давят, используя активную шумовую помеху широкого диапазона. Уводят частоту, имитируя эффект Доплера, дабы заставить наземный локатор рыпнуться за миражем и «потерять след». Ссыпают в воздух всякую мелкую, нарезную хрень, дабы закакать пространство лишними отражениями.
Сейчас ничего из этого приведенного списка не сработало. Все три 5В28 нашли свои цели.
– Да, мы в курсе, что наши друзья поступили несколько некорректно, – отозвались из далекого Крыма. – Да, мы тоже питали надежду разрешить все столь простым способом. Правда, тогда бы «Измир» был выведен из игры, а вы нам еще нужны, капитан Нури. Очень и очень нужны. Мы вас всех тут ждем не дождемся. И не волнуйтесь, отдыхать долго не получится – работы валом. Сейчас на всякий случай сместитесь к югу еще чуть. Ловите точку? Вертолет из окрестностей Винницы уже вылетел. Будет у вас… Нет, он, из экономии, идет все же по прямой, но зато на малых высотах… На счет груза? Ладно, зафиксируйтесь и избавьтесь… Да, до полной неопознанности. Конец связи.
Вот и все приветы. Ладно, делаем привал по случаю избавления от бедняги Юсуфа.
Аллах не забудет твой подвиг. Тем более хорониться тебе в чем мама родила, ибо мало ли какие выводы способны сделать криминалисты по образцам тканей. Ну и конечно отпечатки пальцев, цвет глаз, форма носа, зубные протезы и объем черепа… Ничего этого просто-напросто не должно быть. Вот жил-был человек индивидуальный, а теперь есть только человек обобщенный, абстрактный такой человечек. Спрашивается, откуда растут ноги у современного искусства?
Зато молитвы как положено, но в ускоренной перемотке. И отряд теперь шагает в два раза бойчей, ибо стресс есть мощнейший стимул работоспособности: куда там химическим стимуляторам. Причем, оружие нисколько делу не мешает, а наоборот придает уверенности в борьбе с судорогами голеней. Не исключено что таким путем можно докандылять до самого Крыма, потом сделать паузу и следовать к Турции: акулы в Чёрном море некрупные.
Но пока имеется надежда на геликоптер. Слава господину Сикорскому! хоть он вроде и русского происхождения!
Естественно старики-разбойники FB-111 были оснащены аппаратурой фиксирующей ракетные пуски. Конечно, опытный летчик обошелся бы и без нее: запуск 5В28 слишком заметное зрелище, дабы его упустить, если конечно, вы не летите в тумане или земля не спрятана в облаках. Поджиг четырех пороховых ускорителей наблюдаем сверху за десятки километров, а если кто и придремал за штурвалом, так изделия 5В28 ходят по небу парами, дабы повысить общую вероятность встречи с целью приблизительно до девяноста восьми процентов. Кроме всего, FB-111 хоть и древняя машина, все же разработан не в Первую Мировую, так что имеет на борту некоторую электронную оснастку. Как следствие, пилоты еще до пуска ведают о том, что попали в главный лепесток эманаций РПЦ, а значит, не ожидают от ближайших минут жизни ничего особо приятного. В форсаже спарка турбореактивных двигателей «Пратт-Уитни» выдает тягу чуть ли не в двадцать тысяч килограмм на секунду, так что существование в физическом мире никак не кажется сахаром. Причем, на этой тяге еще и делаются попытки выписать в небе некие кренделя. Они не очень катят против разогнанных в три Маха одиннадцатиметровых вторых ступеней 5В28, однако могут порадовать неожиданностью бесплатного зрелища кого-то внизу. Естественно, это не первый ряд в ложе, а общий сценарий происходящего, и фамилии актеров неизвестны, тем не менее, валящиеся на крыло далекие гиганты умиляют своей резвостью. Кроме того, редкие ныне натуры патриотической закваски вообще переполняются гордости за украинские вооруженные силы, кои ведут с утра пораньше, или там с позднего вечера до тутошней минуты, настоящие боевые учения, потому как действительно с далекого тела планеты не разглядеть всяческие мелочи опознавательного плана, типа белых звезд в круге или четких надписей на английском.
Зато удаленное небо и стратосферные высоты не могут похвастать склерозом – гравитационные путы завсегда напоминают о дожидающейся сыновей мамочке Земле. Хорошее тягловое усилие имеет мало смысла, если у вас наличествует излишняя полнота. У обоих «сто одиннадцатых» она имелась – десять тысяч килограммов бомбовой нагрузки. 5В28 движется на свидание целые минуты, за такое время предусмотрительный пилот вполне успевает облегчиться: делов-то, дернуть какую-то там ручку и что-то где-то нажать в определенной последовательности. Конечно, срыв боевой задачи – это «не есть хорошо», и опять же самонаводящиеся бомбы стоят многой череды потных будней налогоплательщиков, однако сам стратегический монстр FB-111 оценивается гораздо дороже и попытка его спасения всегда зачтётся добросовестным командиром авиакрыла. Разумеется бомбы…
Точно, точно, они летят вниз. Причем, что интересно, в нынешнем раскладе уже совершенно неясно куда, ибо сброс бомб с анти-ракетном перевороте, это нечто вроде ведомого лишь бумажным теоретикам метания в кабрировании. Отклонение неизвестно насколько, курс неясно-промежуточный, вектор сноса проблематичен. Еще наличествует рассеивание с абсолютно неясными изначально последствиями. Однако теория вероятности говорит, что бо льшая площадь Земли хоть и обрабатывается человеком в хозяйственных целях, все же не заселена, так что попасть в жилую постройку непреднамеренно проблематично. Когда-то немцы пуляли по совсем не маленькому Лондону и окрестностям абсолютно преднамеренно. Результат? В Англии им не удалось сократить даже популяцию коров, а не то что людей, а тем паче военнослужащих sapiens-ов. Тем не менее, сейчас покуда FB-111 изгаляются в акробатике, нет смысла вставлять неясные числа в известные формулы, бомбы все едино уже летят, так что никакие знания или незнания не повлияют на точку приземления. Имеет значение лишь один фактор мало известный выпустившим их на свободу летчикам. Во избежание демаскировки проводимой акции, все боеприпасы настроены на обязательный подрыв. То есть, как только они покидают самолет, то основные предохранительные стопоры снимаются, независимо оттого пущены ли бомбы по явной цели или же вывалены в атмосферу просто забавы ради, как в данном случае. Ведь в самом деле, сопутствующий ущерб, разумеется, нежелателен, однако находка на территории независимой Украины воткнувшихся в почву невзорвавшихся боеприпасов калибра две тысячи фунтов, с клеймом «Made in USA», это уж совсем ни в какие ворота. Тут понимаешь, все уши прожужжали о русских варварах-азиатах, от коих все века любезно, за так, чисто из-за человеколюбия, спасала только панская Речь Посполита, а теперь не щадя долларового пуза заслоняет родимая по крови Америка, и на тебе…
Тем не менее, что взять с малосознательного, пусть и демократического железа? Его уж на фабрике семейного клана Дюпонов и лелеяли, и ловкими машинами, а где и старательными руками, свинчивали, а вот никакой благодарности. Нет бы лететь куда-подальше, в глухие, когда-то охраняемые Советской властью пуще глаза, но и ныне еще не до конца выкорчеванные бойким капитализмом леса, и там рвать чеку во славу дальнего Заокеанья! Как назло, отклонились от курса чёрти куда, где даже двигающие крыльями FB-111 и то оказаться были не обязаны – так, пройти мимо, чиркнуть по окраине, в десятке километров. Короче. «Только прилетели, сразу сели, фишки все заранее стоят…», как исполнял под гитару классик.
Знакомьтесь! Город Белая Церковь! Население… До Перестроечной околесицы наличествовало четверть мильона. С той поры, в связи со всякими демонтажами тоталитаризма и построениями либерализма, а также торжественно-натурными отмечаниями годовщин Голодомора, несколько снизилось, однако не предельно. По крайней мере, растопыренная гроздь всяческих AGM-130A телевизионного наведения, а так же навешанные для солидности BLU-76 объемного взрыва нашли достаточное число мишеней для поражения. Нет, конечно же, ни в коем случае не преднамеренно. Как можно, чтобы демократическая бомба да… Если кто и виноват, то само собой «васильковцы». В мирное время пугать самолеты боевыми пусками это…
Кстати о самолетах-бомбардировщиках. Хоть у FB-111 крылья особо хитрые, ибо родились в период моды на сложности в конструкции этих органов; конкретно, они умеют менять свою геометрию, тем не менее они не выдерживают когда менее чем в шестидесяти метрах – а именно в пределах такой дистанции срабатывает радио-взрыватель – воздух пронизывают те самые тридцать семь тысяч шарообразных поражающих элементов. Как результат – один из «сто одиннадцатых» приступил к неуправляемому скольжению вниз. Благо районный цент Белая Церковь остался далеко в стороне: десяток-другой секунд в сверхзвуковом верчении это уйма съеденных в горизонталях-вертикалях километров. А второй? Все же приходится признать, одноканальность по цели есть непреодолимый атавизм прошлого. В условиях уничтожения РПЦ второго дивизиона, параллельный обстрел агрессоров не получается, но и последовательный тоже затруднен. Пока локатор К-1 облучают одну, дабы ракетные ГСН не сбились с курса, другие реактивные монстры не зависают во времени, а осуществляют подвижку в окружающей трехмерности. А зона пуска, особенно по отражающим поверхностям дающим, в соответствии с эффектом Доплера, не прессовку, а растяжку ответного сигнала, имеет весьма скромный пространственный объем. Естественно, речь идет о С-200В, а не о каком-нибудь комплексе «Джигит».
Выходит, второй тяжелый бомбардировщик избавился от бомбовой экзотики не зря – он сэкономил налогоплательщикам свою собственную стоимость. А база ВВС Лейкенхите, что в Великобритании, растопырила объятья для встречи.
Четвертая власть:
«…под городом Васильков, вблизи столицы, случилась серьезная авария во время профилактических работ по перегрузке старых ракет. Имеются жертвы среди военнослужащих, в том числе срочной службы. Когда же наша армия окончательно перейдет на контракт? И кроме того, люди задумываются, не пора ли окончательно отказаться от опасного советского наследия, в виде некачественной, самоподрывающейся боевой техники? Пора это все списать. И более того, не пришло ли время предъявить счет России за весь этот ею же порожденный наследственный бардак?…»
Нельзя сказать, что Данило не чувствовал недоброе. Еще как чувствовал! Однако все-таки конкретно «что-где-когда» он все ж-таки явно не ощущал. А то бы, наверное, рванул прочь из города. Но сваливать вот так вот, совсем спонтанно, он бы не решился никогда. Тут вокруг был его город, достаточно подконтрольное пространство. А где-то там… И еще. Хотя в этом Данило никому не признавался, но дальше Донецка и области, Данило в жизни не выбирался. Вот не складывалось пока. На курорты в Крым и прочее? Так ему вроде и в каком-нибудь Седово и остальной Ждановской Ялте было очень даже неплохо. То есть, с некоей точки зрения, Данило был вполне так патриотом родного края. Плохо, что не во всех остальных смыслах. Ибо вот именно сейчас это «в остальных» сработало против него.
Огибая угол дома номер «90», в коем у него даже наличествовали знакомые, он нос к носу столкнулся с каким-то молокососом. Точнее, не нос к носу – нос данного субъекта возвышался достаточно высоко, дотянуться, наверное, получилось бы только с прыжка. И еще точнее, не «с каким-то молокососом», а с очень конкретным. Хотя узнал Данило его не сходу, а секунды через полторы, в процессе которых два столкнувшихся все еще не разошлись, ибо обходный маневр Данилы, привычно не сопровождаемый словом «извините», почему-то не получался. Куда тыкался Данило, туда мгновенно отклонялся и встречный громила. Когда же опознание завершилось, сверкнув в нутре молнией, Данило тем более прикусил язык и наклонил голову ниже. Ведь теперь он весьма опасался встречного узнавания. «Еще чего не хватало», – подумал он в некой зачаточной панике, втягивая голову в плечи, и снова делая маневр влево для обхода. «А ведь Маркиз убеждал, что их чуть ли не в Чечню отправят, – припомнил он со злобой. – Хоть бы предупре…»
– Здорово, наниматель? – сказал Даниле детина снова загораживая путь.
Может, требовалось двинуть его по яйцам и делать ноги, соображал Данило, еще более сутулясь. Но обозревая, или вообще-то более догадываясь, из-за бегающих понизу глаз, обширность встречной грудной клетки, Данило прикидывал – даже первый удар даст весьма мало преимуществ.
– Что замер, красноречивый? – чуть наклонился к нему явно несостоявшийся работник плантации.
Данило почти изготовился стукнуть, ибо если неожиданно применить локоть, то…
– И правда, молчаливый, – согласился еще один басок, трансформировавшийся позади. – Может, это не он?
«Это не я!», – хотел крикнуть Данило, но такое стало бы совсем идиотством.
– Глазки-то подыми, – подстрекнул его первый «слон», начав теснить туловищем назад.
– Вы чё, пацаны? – спросил Данило очень осипшим голосом. – Чё хотите? Я братэлам…
– Не, ты смотри, говорливый, – подытожил чем-то знакомый басок.
– Чё за баланда! – почти уверенно бросил Данило, отступая под напором непоколебимой туши, по которой он все еще собирался применять локти и прочее. – Своих что ли не…
– Узнали, узнали, не мечись, – сказал вдруг третий голос, и во всё еще сканируемую понизу зону обзора Данилы вплыли очень солидного размера ботинки, загораживая вектор прикидочного отхода. Последним направлением, не стыкующимся с кем-то из гигантов, оставалась стена дома номер «90», но ведь сквозь стены Данило ходить никогда не пробовал.
– Учтите, я буду… – начал Данила какой-то самому еще не ясный экспромт.
– Милицию звать, что ли? – спросил его третий подоспевший, опуская на плечо большую бурую руку. – Ну что ж, позови. Мы послушаем.
Тут Данило узнал и эту руку, и этот голос. Очень спокойный, очень уверенный в себе голос, принадлежащий, сразу ясно, не какому-то крепышу-молокососу, а солидному дядьке, из тех монолитных полу-суперметов, коих Данила особо недолюбливал. Конкретно этот – был тот самый, что назвался когда-то бывшим кем-то чего-то там. Тогда еще, взглянув на его седые, непослушные пакли, Данило подумал, не стоит ли сказать, что они не принимают в ополчение людей пожилых, однако этот отставник, четко предчувствуя готовящиеся протесты, очень загодя возразил: «Пятьдесят раз отжаться – вам хватит, для моего зачета? Для моей возрастной группы и звания, это даже более чем нужно. Вы что решили воевать с оккупантами только пацанами? Неужели неясно, что их надо по возможности разбавить опытными мужиками?» Он тогда сказал еще многое, и в конце, когда Данило миролюбиво кивнул и очень натурально махнул рукой, типа – «Да ну их к черту, те инструкции! А то я сам не начальник». Типчик наверное решил тогда, что убедил Данилу своими обещанными отжиманиями. Но на самом деле, Данило тогда подумал другое: «Что птичка, захотела в клеточку? Ну, вали – обеспечим. Всех бы вас таких уверенных, бабьих любимцев, изловить и продать задешево». Воспроизведя все эти нюансы, Данило еще раз припомнил Маркиза и его уверения.
– Падла, – выразился он вслух.
– Это ты мне? – спросил его обладатель ботинок сорок седьмого размера.
– Нет, это я… – стоило ли объяснять? Тем более, именно в этот момент на плечики Данилы опустились ещё чьи-то большие железные руки.
– Володя! Подполковник Корташов! – раздается по ГГС. – «Первый» – «Девятой»!
– «Девятая» – «Первому»! Корташов на связи! Слушаю, Михаил Юрьевич!
– Вова, сколько у тебя готовых к бою изделий в наличии?
– Вы ж в курсе, пан полковник. С неба они не падают. Точнее… Уж все ускорители со склада БЧ попадали. Так что… Вот, нашлись еще две исправные – надеюсь, что исправные – ракеты на тягачах. Их не накрыло ударом. Еще в убежищах на «ЗМ-ках» во «втором» – хороший запас, мои стартовики, в том числе, заняты обратной перегрузкой на «КРАЗ-ы». Думаю, скоро сюда начнут подвозить. При отражении налета мы использовали девять штук. Так что… Запас есть, Михаил Юрьевич! Конечно, знать бы наперед, так не стоило вчера возиться с беспилотниками. А ж четыре ракеты ушло на мелочевку.
– Кто ж знал, Владимир Иванович? Ладно. У нас тут «Фургон» засек кое-что низковысотное, медлительное, предположительно, «вертушка». Но, высота в пределе, а мы все-таки не «С-двести-Д». Сработаем?
– Приказывайте, командир. Давайте ЦУ.
– Лови! – и тут же все по правилам стрельбы боевыми ракетами: – «Первый» – «девятой»! Боевая тревога! Уничтожить цель с азимутом…
«Звезда Смерти» снова трудится.
Четвертая власть:
«…в Киевской области произошел взрыв склада зенитных ракет. Общественность более не может терпеть эти выходки военных. Требует даже разогнать армию насовсем. В самом деле, зачем этот древний силовой инструмент, когда в мире берут верх гуманистические, глобалисткие тенденции? Насилие, как таковое, навсегда уходит в прошлое. Разве не свидетельствует…»
Всегда, при любом раскладе наличествует серьезная причина радоваться. И как раз не об идиотах речь, кои вообще все время радуются, ну, а если не радуются и не имеют преданных, врученных в наследство слуг, то быстротечно вымирают и улыбаются уже остаточным образом, ибо череп наш, в силу странной прихоти эволюции, имеет тенденцию к вечной улыбке, а ни как не к печали. Большой жирный плюс всем оптимистам в споре с печалящимися Пьеро. Ну, а вот причина для радости у думающих наличествует потому, что в трактовке любого события они способны снимать слои один за другим, докапываясь до того самого, где все произошедшее представляется вполне таки приемлемым и даже удачным происшествием. Подумаешь, господин Сикорский подвел, ибо горячо любимый и ожидаемый СН-46 развалился в воздухе на составные части! Еще бы не развалиться, когда рядом разорвалась скоростная ракета, по стоимости наверняка превосходящая этот самый «Си Найт». Но веселиться надо не оттого, что враг понес бо льшие финансовые потери. Было бы глупо, ибо к расходу алюминия надобно добавить человеческие запчасти, до полной деструкции составленные в двух опытных, много переживших пилотов-вертолетчиков. А солдатская плоть, как водится, меряется на других, куда более хрупких весах, чем винтовые подшипники и неизношенные после капремонта посадочные шины. Зато подпрыгивать от счастья надобно оттого, что группа «Измир» не успела загрузиться на борт, ибо тогда, в месте уханья машины оземь, в пламени корчилось бы гораздо большее количество… Естественно, трупов. Ибо каким образом возможно остаться живым, когда летательный аппарат пробивают насквозь не менее тысячи сверхзвуковых поражающих элементов? А трупы тоже умеют корчиться, и даже изменять выражение лица: высокая температура и не наступившее окостенение работают на совместном подряде.
Есть ли смысл двигаться в сторону восходящего за деревьями дымка и на визуальном уровне убеждаться в том, что ясно-понятно для любого опытного вояки? Может, и стоило бы в случае сомнений в чьих-то докладах. Однако капитан Кямран Нури собственно-личными глазами наблюдал, как украинская (чья же еще?) ракета смахнула с неба вертолет. Ему оставалось до места сущая мелочь, просто секунды полета. Какие выводы получается сделать по этому поводу? Первый и однозначный, киевское ПВО вовсе не подавлено акцией «Измира», хотя может и ослаблено. Ну а второй, не исключено что ПВО действует согласовано с другими видами вооруженных сил. Вдруг они уже ведают о диверсантах? Хотя конечно в этом случае, ставя себя на их место, следовало подождать, пока отряд погрузится в геликоптер, и садануть по нему на взлете. Но ведь не всевидящие эти ПВО-шники на самом-то деле? Уж чего-чего, а специальной рентгеновской установки для просмотра содержимого СН-46 еще «до того как», у них точно не имеется. А гадание на кофейной гуще радарной метки – штука многовариантная. С большой вероятностью получалось предположить, что вертолет везет пополнение, и тогда сбить его стоило сразу по заходу в зону поражения. Кстати интересно, какова эта самая зона поражения украинской группировки? Не исключено, что капитана Кямрана не просветили по данному вопросу преднамеренно, дабы ему и отряду было не так страшно пересекать эту границу вертолетом. Или штабы не ведали точно? По логике, пронаблюдав подрыв СН-46 с первого попадания, и такое не исключено. Но с другой стороны быть того не может. Далекая Америка поддерживает турецкую акцию почти напрямую, а уж информационно – в первую очередь. Не могли в штабе не знать, докуда достреливают эти «Окорока» и все прочие. Или все же акция отряда не прошла даром? Вдруг, за счет вывода из строя «двухсотого» силы местного ПВО поубавились, и оборонительные возможности киевской группировки снизились в разы? Как все-таки велики были те ракеты, виденные в техдивизионе! Даже ускорители к ним и то не чета всяким игрушечным «Стингерам». Кямран Нури все же не был специалистом по зенитным комплексам, так что никак не мог определить, каким видом ракеты был уничтожен «Си Найт». Он даже не был уверен, что идентификация средства поражения возможно в принципе – ведь ракета появилась мгновенно, и тут же подорвалась.
Ладно, даже если предположить, что украинские части до сей поры не догадываются о группе «Измир», с этого места следует убираться как можно быстрее. Сюда, в координатный крест падения вертолета, военные нагрянут неминуемо, и очень скоро. В отличие от группы Кямран-бея, они прибудут не пешком.
– Хорошо бы его вздернуть при большом скоплении народу, прямо на площади Ленина, – выразился Беда с некой мечтательностью в голосе. – И чтобы с недельку не снимали, дабы воронье побаловалось – выклевало зеньки.
– А всяческих приверженцев атлантических блоков водить строем каждый день – нюхать, чем пахнет предательство, – подхватил Шампур.
– И надо бы надпись на грудь соответствующую. Например – «турецкий прихвостень», – довершил картину Парфенюк.
Туго сплетенный простой бельевой веревкой Данило воспринимал эти разглагольствования замерев. С таким вниманием он никогда не слушал не только Маркиза, но даже Доктора. Участия в диспуте Данила не принимал, ибо его рот был весьма грубо залеплен двойным слоем широкого коричневого скотча.
– К сожалению, – продолжил Беда, – сейчас это не получится. Мы еще не вытрясли с кресел всю разведенную там за десятилетия шваль. Надо бы подождать.
При этих словах сердце Данилы забилось учащенно.
– Смотри, заворошился, – прокомментировал его поведение Шампур. – Жить хочет.
– А то, как же, – философски заметил Беда, – не только жить, а еще и далее пакостить, подставлять других людей и процветать за их счет. Вот такое же дерьмо подставило девчонок сгоревших на аэродроме.
– Суки! – злобно процедил Парфенюк и больно пнул Данилу под колено.
– Ладно, что мы резину тянем, – сказал Беда. – Дел по горло. Нам еще наши донецкие конюшни чистить и чистить.
– Это дерьмо, наверное, думает, что если его сейчас нельзя на площади судить народным судом, то он будет где-нибудь дожидаться, когда станет можно, – запросто прочел вслух мысли Данилы Парфенюк. – Так ведь, майор?
– А ты его спроси, чего сложного? Скотча у нас сколько хочешь.
Тут Данило наконец понял, что более некуда откладывать родившийся в процессе езды в багажнике «Жигули» план спасения. Нет, план заключался вовсе не в ударах по яйцам и беге с препятствиями, хотя сейчас Данило думал, что если бы не веревка, то вполне получилось бы поставить рекорд скорости областного уровня, причем на любой дистанции. Так что как только клейкую ленту с его губ отлепили, он тут же затараторил:
– Браты, я ж не по своей воле вас… Я ж…
– Слушай, Сережа, какого хрена ты раскрыл ему пасть? – спросил Саша Шампур.
– Братцы, я про Маркиза все расскажу! – хрипло крикнул Данило, ибо в горле почему-то было совсем сухо. – И про Доктора, даже! Где живут? Чем занимаются? Я все-все поведаю. Только вот…
– И правда, жить сильно хочет, – поморщился Беда. – Прямо соловьем запел.
– Я про всех братков скажу. Даже напишу, братцы! Всех покажу, опознаю. Сможете их выловить. Я…
– Видите, как данную сволочугу перед казнью пробивает? – спокойно, как о насекомом, рассудил вслух Дмитрий Гаврилович Беда. – Ему бы попика какого-нибудь – покаяться в грешках. Да боюсь долго это продлиться.
– Скажу даже, что слышал! – кашлял далее Данила. – Как Маркиз рассказывал, как они в девяностых…
– Наблюдаете, даже память у гада обостряется. Просто-таки феномен. Запоминайте товарищи.
– Гаврилыч, а может правда, пусть расскажет чего? – спросил Шампур. – Вдруг пригодится?
– Он этой информацией хочет купить свою шкуру, – пояснил очевидное Беда. – Мы что будем его щадить? Отпускать с повинной? Вы лица ребят – имен мы не знали – полегших в Мариуполе под пулеметом припомните, и тогда уж принимайте решение – «щадить, не щадить».
– Я и про всех главных расскажу, – сипел далее Данило. – Что видел. Я однажды…
– Короче, чего мы тянем котищу за хвост? – все так же без выраженных эмоций произнес Дмитрий Беда. – Всегда по возможности требуется следовать плану. Что тут радикально изменилось? Птичка чирикнула? Заклейте ему рот, Сережа. Как-то неприятно слышать от этой сволочи человеческую речь – расхолаживает. Начинаешь думать, о том, что и у этой дряни есть мама, и…
– Есть, есть мама! Марина Павловна! – крикнул Данила.
– Вот видите?
– А папы у меня… – Саша Шампур двинул Данилу по ребрам и сразу после тяжелого выдоха повел ленту по губам.
– Видите, полу-сирота? – продлил лекцию Беда. – А нам, всё едино, придется его… А всяческие «маркизы»? Да хрен с ними. Раньше позже, но когда турок повыгоним и власть у предателей отберем, то всех их повыведем на свет божий. Вот тогда и на площади Ленина можно будет. А вот на проспекте Пушкина мне кажется не стоит. Все же хорошо его отстроили. Пусть уж там спокойно народ гуляет.
– К тому же, там все большие деревья посрублены – негде будет, – заметил Парфенюк со знанием дела.
– Зато здесь все на месте, – поведал очевидность Шампур, после чего глаза Данилы сами собой начали шарить поверху, оценивая расстояние до нижних веток, а так же их толщину.
– Пациент заинтересовался природой, – прокомментировал глядя на него Парфенюк.
– Вот цинизм развивать у себя не стоит, Сергей, – хмуро глянул Беда. – Молод ты еще. Я понимаю, мы тут все не палачи, но добренькими мы были несколько поколений. Потому, дрянь приняла это дело за слабость. В большой мере, конечно, так оно и было. Теперь придется проявлять силу. Этот мир, и наш город в частности, потребуется вычистить радикально. Но все же, не следует идти на поводу у цинизма. Лучше думай об этом, как о грязной, неприятной работе. Ведь кому-то все же требуется чистить нужник, так?
– Понял, Дмитрий Гаврилович, – повел плечами Парфенюк. – Постараюсь.
Некоторое время все молча занимались этой самой грязной работой, точнее, приготовлением к ней. Только лежащий на травке связанным Данило, очень жаждал говорить. Он дергался, ерзал, но это нисколько не помогало освободиться.
– Ну что? – констатировал бывший кто-то чего-то там через некоторое время. – Пора?
– А я думаю, табличка о предательстве тут все же потребуется. Подождите, я сотворю, – остановил Парфенюк. – А то будут думать, что это проделки той же, вечно живой мафии.
– Да, правильно, – серьезно кивнул Беда. – Тогда уж укажи полное имя и прочее. А то, как бы все эти «маркизы» с «докторами» не стали убивать наших, под таким же соусом.
– Думаете, Гаврилыч? – несколько обеспокоено спросил Шампур.
– Думаю, Саша! Уверен, борьба с гадами будет тяжелой. Пришлым туркам хоть есть куда бежать, а этим…? Ну, что нарисовал? О, шикарно! Кто, откуда и «За сотрудничество с оккупантами».
– А веревка выдержит? – ни с того ни с сего спросил Шампур.
Данило перестал вошкаться и замер прислушиваясь.
– Вот и проверим. Только предупреждаю, если не выдержит, никаких помилований я осуществлять не собираюсь. Этих сволочей перевоспитывать бесполезно, а прощать нельзя. Поднимайте гада. Давайте его сюда.
Конечно, Даниле очень-очень хотелось заорать, так сильно, что он даже описался. Дмитрий Гаврилович оказался прав – работа была грязнее некуда.