Костромские «выборные дети боярские» в 1612 - 1618 гг.:
провинциальное дворянство на исходе Смуты
События Смутного времени начала XVII в. оставили глубокий след в истории России, оказав серьезное влияние на весь дальнейший ход развития страны. Российские и зарубежные ученые сделали много для реконструкции хода событий Смуты, выявления социального состава ее участников, целей и мотивов их политического поведения в событиях начала XVII столетия. Однако в центре внимания исследователей, исходивших из концепции, согласно которой события начала XVII столетия трактовались как крестьянская война, было изучение роли социальных низов - холопов, крестьянства, казачества в Смуте. Намеченный в работах Р. Г. Скрынникова новый подход к Смутному времени как к первой в истории России гражданской войне позволяет поднять вопрос о месте провинциального дворянства в социально-политических потрясениях начала XVII в. Первые шаги в этом направлении уже сделаны. В этой статье будет рассмотрены процессы, протекавшие в верхушке костромской служилой корпорации (в среде выборных детей боярских) в период выхода Московского государства из Смуты (1612 - 1618 гг.).
Ценным источником для реконструкции верхушки костромского дворянства этого времени является список служилых людей 1612 г., присланный в июле 1612 г. из Костромы в Ярославль к воеводе кн. Д. М. Пожарскому, следовавшему с войсками II Ополчения к Москве. Перечень костромских детей боярских, служивших по выбору на исходе Смуты, в 1618 г., реконструируется по изданному недавно А. П. Павловым и Ю. В. Анхимюком «Осадному списку 1618 года». Данные о составе провинциального дворянства в более раннее время, накануне Смуты, содержатся в опубликованных А. Л. Станиславским боярских списках конца XVI - начала XVII в. Вместе с актовыми материалами (значительная часть которых издана в последние годы А. В. Антоновым), а также с неопубликованными материалами приказного делопроизводства, все эти документы создают достаточную базу для реконструкции состава верхушки костромского дворянства на исходе Смутного времени.
В кульминационный момент Смуты, летом 1612 г. в Костроме был составлен список костромских служилых людей, адресованный в Ярославль к князю Д. М. Пожарскому. Верхушку костромской служилой корпорации, как и в более раннее время, составляли выборные дети боярские. В списке их перечислено 14 человек (существенно меньше, чем в конце XVI - начале XVII в.: в боярских списках 1588/89 и 1602/03 гг. эта категория служилых людей составляла 24 и 26 человек соответственно). Среди них лишь пятеро были выборными по Костроме до начала Смуты. Возглавил список выборных Чудин Семенович Чортов. Как помещик Костромского уезда он впервые упоминается в декабре 1585 г. В боярском списке 1602/03 г. он числится в списке выборных с окладом 450 четей, в 1612 г. - 800 четей. В реальности он располагал более скромными угодьями: по сыску 1616 г. за ним числилось лишь 250 четей поместья и 24 чети вотчины. Последнее обстоятельство позволяет предположить, что Чудин Чортов участвовал в обороне Москвы от Лжедмитрия II и получил жалованную грамоту на перевод 10-й части своего поместья в вотчину. К 1616 г. он был уже отставлен «за старость и увечье», но продолжал пользоваться авторитетом в Костромском уезде и брал на поруки других костромичей, обязанных явиться для службы в Москву.
Иван Постников сын Кутузов, служивший в 1612 г. по выбору с окладом 750 четей, оказался в этой категории служилых людей еще в 1598/99 г. В 1603 г. его поместный оклад составлял 400 четей. На исходе Смуты и по ее завершении, в 1618-1627 гг., он имел уже чин московского дворянина; за участие в обороне Москвы в 1618 г. его наделили вотчиной в Костромском уезде, в котором его родственников в начале XVII в. не обнаруживается.
Среди костромских выборных 1612 г. числился князь Василий Романович Барятинский. В 1600/01 г. он был послухом у купчей на вотчину в Московском уезде. Среди выборных его имя впервые встречается в списке 1602/03 г. К 1612 г. кн. Барятинский удвоил свой поместный оклад с 350 до 700 четей, чему способствовало участие в боевых действиях против войск Болотникова и ранение осенью 1608 г. под Москвой. Накануне Смуты он получал 12 рублей годового жалования, а к концу царствования Василия Шуйского его оклад вырос до 30-ти рублей. В дальнейшем он примкнул к I Ополчению и в 1611 г. был воеводой в Переславле-Залесском, где проявил себя не с лучшей стороны: при приближении к городу польских отрядов, в октябре 1611 г. бежал из города. К 1615/16 г. он служил уже в чине московского дворянина, а в 1618-1619 гг. мы видим его воеводой в Брянске. Его поместный оклад к концу Смуты достиг 1000 четей; в 1619/20 г. ему была дана ввозная грамота на пустоши в Костромском уезде. В 1627 г. он служил в прежнем чине московского дворянина.
Похожим был служебный путь другого титулованного служилого - князя Петра Ивановича Збарецкого. В 1597 г. он получил 50 четей поместья в Московском уезде, затем к 1603 г. оказался в составе костромского выбора с окладом 300 четей. В боярском списке 1611 г. он записан в числе московских дворян, но в 1612 г. его имя по-прежнему значится в перечне костромских выборных с окладом 650 четей. В дальнейшем, в 1615/16 - 1627 гг., мы вновь видим его в чине московского дворянина. За участие в обороне столицы в 1618 г. он был наделен вотчиной в Костромском уезде.
Андреян Григорьевич Ярцов, записанный в боярском списке 1602/03 г. с окладом 350 четей, принадлежал к семейству, прочно укоренившемуся в Костромском уезде. В перечне выборных 1612 г. он записан уже с окладом 550 четей. Служить он продолжал и в 1616 г., несмотря на преклонный возраст (записан в перечне «неслуживых и отставленных детей боярских» с пометой «служит»). Записан А. Г. Ярцов в костромском выборе и в 1618 г., впрочем, за него нес службу его сын.
Итак, в списке костромских выборных фигурируют имена пятерых служилых людей, входивших в эту высшую категория служилого провинциального люда 10 и более лет. Из них двое - Ч. С. Чертов и А. Г. Ярцов - принадлежали к местным, костромским служилым семействам (ни тот, ни другой далее выборных продвинуться не смогли). Трое остальных местных корней не имели, но именно они сумели на исходе Смуты войти в состав Государева двора, выслужив чин московского дворянина. Однако все пятеро за годы Смуты существенно увеличили (удвоили) свои поместные оклады. Для сравнения: костромские выборные, записанные в боярский список 1588/89 г. и продолжавшие состоять в выборе к 1602/03 г., все 15 лет продолжали нести службу с прежними окладами. Обстоятельства Смутного времени, таким образом, открыли для верхушки костромского дворянства хорошие возможности выслужиться, и многие из них сумели этими возможностями воспользоваться.
Девять человек в списке 1612 г. являются новыми лицами в костромском выборе. Четверо из них принадлежали к семействам, ранее уже выдвигавшим своих представителей в ряды костромского выбора. В списках костромских выборных 1588/89 и 1602/03 гг. фигурировали 4 представителя рода Зюзиных (в том числе Алексей Иванович Зюзин, сделавший самую удачную из костромичей карьеру: в 1617 г. его пожаловали в окольничие). В 1612 г. по выбору в Костроме служили двое представителей семьи Зюзиных - Олферий Плакидин сын и Беленица Лаврентьев сын. Алферий Зюзин к 1612 г. выслужил достаточно высокий оклад - 650 четей и продолжил движение вверх. В Осадном списке 1618 г. он значится в чине московского дворянина; за участие в обороне столицы его пожаловали вотчиной в Костромском уезде. В том же чине и с окладом 750 четей он записан в боярской книге 1627 г.; в 1628/29 г. имел оклад несколько ниже - 700 четей, от службы он был отставлен в 1645/46 г. Другой представитель этой фамилии, Беленица Лаврентьев сын Зюзин, сделал менее успешную карьеру, чему виной был либо преклонный возраст, либо увечья. В списке костромских выборных он записан с окладом 650 четей, однако службу за него нес его сын Федор. Выступив в начале XVII в. сплоченным семейным кланом, Зюзины сумели удержаться в верхушке костромского выбора, а затем и войти в состав Государева двора.
С окладом 600 четей в костромском выборе 1612 г. записан Богдан Иванович Чулков, предположительно, сын костромского выборного конца XVI в. Ивана Ширяева Чулкова. В 1613-1614 гг. он был воеводой в Заонежских погостах, где принимал участие в боевых действиях против польско-литовских отрядов. К 1618 г. он выслужил чин московского дворянина и за участие в осадном сидении «в королевичев приход» был пожалован вотчиной в Костромском уезде.
Род князей Вяземских, также ранее заметный в верхушке костромского дворянства, в костромском выборе 1612 г. имел лишь одного своего представителя - князя Василия Григорьевича. К началу Смуты он был еще недорослем: в росписи русского войска 1604 г. упоминается не он, а его мать - вдова Татьяна Григорьева жена Вяземского. Сам князь Василий Григорьевич в костромском выборе оставался недолго: к 1615/16 г. он был уже московским дворянином. К концу 1620-х гг. он выслужил оклад 800 четей и 72 рубля, около 1639 г. скончался.
Выходцы из семей, еще с конца XVI в. вошедших в элиту провинциального служилого люда, как видно, также сумели воспользоваться обстоятельствами Смуты и вывели своих представителей в состав Государева двора.
Еще пять человек из состава костромского выбора 1612 г. относятся к фамилиям, ранее в выбор не входившим. В составе выбора некоторые из них занимают достойное место. Так, Борис Киреев сын Угримов записан в перечне выборных вторым, с окладом 800 четей. Семья Угримовых относилась к числу местных, костромских фамилий. В 1606 г. один из представителей рода владел поместьем в Костромском уезде. Около 1616 г. в Костромском уезде служил Артем Федорович Угримов, а также упоминаются вдовы трех представителей этой фамилии - Савина, Василия и самого Бориса Угримовых.
Любопытной фигурой был служивший в 1612 г. в костромском выборе с окладом 750 четей Прокофий Андреевич Ступишин. Представители его рода имели давние корни в Костромском уезде: один из них был писцом на Костроме в 1541 г. Сам Прокофий Андреевич начинал службу успешно: в боярском списке 1588/89 г. он был записан жильцом. Однако в дальнейшем в составе Государева двора его имя отсутствует. Вероятно, Ступишин по какой-то причине попал в опалу. Не исключено, что связано это было с делом Романовых 1600 г. (лица, попавшие в опалу при Борисе Годунове за близость к Романовым, в частности, А. И. Шестово и Б. И. Долматов-Карпов, служили в Костроме по выбору в 1602/03 г.). Предположение о связи Ступишиных с Романовыми косвенно подтверждается тем, что сын Прокофия Ступишина, Иван, в 1627 г. служил стольником у патриарха Филарета.
С окладами по 600 четей в костромской выбор 1612 г. были записаны братья Курдюк и Григорий Агеевичи Кафтыревы. Их род в Костромском уезде был более чем заметен: на начало XVII в. по Костроме служило одновременно более 30-ти представителей этой семьи. Однако в составе костромского выбора Кафтыревы ранее 1612 г. не упоминались. Курдюк Кафтырев в документах впервые встречается в 1603 г. На исходе царствования Бориса Годунова, 25 марта 1605 г. на государя было отписано его поместье в Ярославском уезде (181 четь). В качестве компенсации ему было пожаловано 269 четей поместья в Луховском уезде. Поместный оклад Кафтырева на тот момент составлял 450 четей. У Кафтырева было также поместье в Костромском уезде (к 1612 г. оно составляло 150 четей). Получается, что после обмена ярославского поместья на луховское в его распоряжении оказалось около 420 четей поместной земли, что почти соответствовало его поместному окладу. 11 июля 1612 г. Курдюк Кафтырев (имевший уже более высокий оклад - 600 четей), получил грамоту на поместье в Ярославском уезде. В 1618 - 1627 гг. он был уже московским дворянином. Вознаграждение вотчиной за участие в «осадном сидении» Кафтырев предпочел реализовать не в Костромском, а в Ярославском уезде. В чине московского дворянина Курдюк Кафтырев записан и в боярской книге 1627 г.
Его брат, Григорий Агеевич, числился в костромском выборе намного дольше, по меньшей мере до начала 1630-х гг. Подобно брату, он имел владения не только в Костромском уезде; и за участие в обороне Москвы «в королевичев приход» был пожалован вотчиной в Галичском уезде. В 1639 г. он имел уже чин московского дворянина.
К старому костромскому роду принадлежал записанный в списке выборных 1612 г. с окладом 500 четей Семен Григорьевич Гиневлев. Родоначальник фамилии, Михаил Ильич Гиневль, был наделен поместьем в Костромском уезде в 1533 г.; его поместье в 1546 г. отошло к несовершеннолетнему сыну, Григорию Михайловичу. Последнему удалось благополучно пережить Смуту: в 1616 г., когда ему было никак не менее 70-ти лет, он упоминается в числе костромских детей боярских, отставленных за старость и увечье. Его сын, Семен Григорьевич Гиневлев, выборный 1612 г., умер ранее своего отца. К 1616 г. его не было уже в живых: за старым и увечным Г. М. Гиневлевым к этому времени не было ни чети земли, он доживал век в поместье внука, 15-летнего недоросля Никодима Семеновича Гиневлева, за которым числилось 300 четей земли.
Лица, выдвинувшиеся в состав костромского выбора за годы Смуты, принадлежали к заметным местным фамилиям, которые, однако, не входили ранее в состав провинциальной элиты. Поднявшись на новую ступень, они, за исключением Кафтыревых, не смогли выйти за пределы костромской корпорации и не получили дворовых чинов.
Мы располагаем также списком костромских выборных на момент завершения Смуты. Он содержится в «Осадном списке 1618 г.», где записаны 10 выборных костромичей, служивших в полках с воеводами, а также двое костромских выборных, несших конную службу в городе. Поместные оклады их в списке не указаны. Лишь двое из 12 выборных 1618 г. входили в верхушку костромской корпорации более шести лет. Первый из них - Г. А. Кафтырев, служивший по выбору в 1612 г., второй - А. Г. Ярцов (впервые упомянутый в костромском выборе в 1602/03 г.). Несмотря на солидный срок пребывания в чине, он записан в списке 1618 г. предпоследним. Служебному росту Ярцова мешал преклонный возраст: в 1616 г. он числился среди «неслуживых и отставленных детей боярских»; в 1618 г. вместо него службу нес сын.
Срок пребывания в составе костромского выбора остальных десяти лиц, упомянутых в «Осадном списке», был менее шести лет. И лишь двое из них принадлежали к фамилии, представленной ранее среди выборных по Костроме - Иван Яковлевич и Афанасий Богданович Кафтыревы. И.Я. Кафтырев к началу царствования Михаила Федоровича числился в костромских городовых детях боярских и имел оклад 450 четей, к 1618 г. он вошел в число выборных. В боярской книге 1639 г. он записан как московский дворянин, рядом с его именем помещена помета «умре». А. Б. Кафтырев впервые упоминается как новик, начавший службу в конце царствования Василия Шуйского и служивший с окладом 300 четей. В 1618 г. он замыкал собой перечень костромских выборных. Сведений о его дальнейшей службе мы не имеем.
Остальные выборные по Костроме 1618 г. относились к новым фамилиям. Открывает их перечень Неждан Тимофеевич Усов. Усовы относились к роду можайских служилых людей. На начало XVII в. Неждан Усов был едва ли не единственным носителем своей фамилии в Костромском уезде, где ему принадлежало отцовское поместье - сельцо Кукишево. По описанию 1598/99 г. в поместье числилось 355 четей; за время Смуты оно запустело, и в сентябре 1611 г. в нем числилось лишь 55 четей: «то его поместье розбивали розбойники». В начале царствования Михаила Федоровича Неждан Усов числился дворовым сыном боярским с окладом 550 четей, нес службу в Москве и был отправлен в Кострому «для сыску» некоего Давыда Фомина. В январе 1618 г. он был награжден сукном из государевой казны «за головство» (командование дворянской сотней). В конце 1618 г. Неждан Усов принимал участие в обороне Москвы в составе полка И.В. Морозова у Сретенских ворот (вновь во главе сотни). За участие в «осадном сидении» Неждан Усов получил вотчину в Костромском уезде.
Если Усов был в костромской служилой корпорации новым лицом, то семейство Шестаковых служило по Костроме уже в середине XVI в. В начале царствования Михаила Федоровича в уезде служили 11 представителей этой фамилии. В списке костромских выборных 1618 г. записаны двое Шестаковых - братья Роман и Фома Казариновы. В 1616 г. оба числились городовыми детьми боярскими с одинаковыми окладами - по 500 четей. Дальнейшая судьба Романа Шестакова неизвестна. Его брат Фома в сентябре 1618 г. находился в составе войска кн. Г.К. Волконского в Коломне; в 1630/31 г. продолжал служить по Костроме с окладом 650 четей и 19 рублей. К 1639 г. он дослужился до чина московского дворянина и около этого времени скончался.
К костромскому роду служилых людей принадлежал Матвей Гневашев сын Головцын. На второе десятилетие XVII в. по Костроме несли службу шестеро представителей этой семьи. Отец Матвея Головцына, Гневаш Григорьевич Головцын, в 1571/72 г. владел вотчиной в Костромском уезде. Сам Матвей Головцын в начале царствования Михаила Романова служил по Костроме с окладом 400 четей. В 1618 г. службу за него в Москве нес его брат Прокофий, поскольку сам Матвей Головцын в это время участвовал в боях с польско-литовскими отрядами под Костромой. 19 января 1619 г. он был пожалован в Москве «за костромской сеунчь».
Род Деглиных, представленный в Костромском уезде начала XVII в. четырьмя служилыми людьми, выдвинул в список выборных Юрия Петровича Деглина, который на начало царствования Михаила Романова числился еще в городовых детях боярских с окладом 450 четей. Его брат Василий в то же время был дворовым по Галичу, а отец, Петр Деглин, был записан в перечне костромских неслуживых и отставленных детей боярских (но, между тем, находился на службе).
Записанный в осадном списке 1618 г. выборный по Костроме Иван Лукьянов сын Чейнской - единственная персона в перечне, которая не поддается идентификации. В Костромском уезде начала XVII в. не обнаруживается ни одного человека с этой фамилией. Среди костромских детей боярских того времени обнаруживается лишь один человек с отчеством Лукьянович - 13-летний недоросль Дей Лукьянов сын Кишенский. Не исключено, что в осадном списке 1618 г. была допущена описка, и речь должна идти о ком-то из Кишенских (около этого времени по Костроме служили четверо представителей этого рода).
Выборным по Костроме в 1618 г. был Никита Борисович Шахов. Шаховы - известный костромской род, представленный на государевой службе второго десятилетия XVII в. восемнадцатью именами. Попавший к 1618 г. в выборные Никита Борисов сын Шахов, надо полагать, идентичен Никите Бердюкину сыну Шахову, служившему несколькими годами ранее по Костроме с окладом 450 четей. Иван Михайлович Хрипунов, также записанный в перечне выборных, напротив, принадлежал к семье, ранее не заметной в Костроме . В то же время в западных уездах Московского государства (в Ржеве Пустой, Ржеве Володимировой, Торопце и Зубцове) этот род оставил заметный след. Братья Иван, Кирилл, Данило Путятины дети Хрипуновы, служившие по Зубцову с высокими окладами по 500 четей, в начале XVII в. бежали в Речь Посполитую и в боярском списке 1602/03 г. записаны как изменники. Подобное поведение однородцев могло стать причиной опалы семьи Хрипуновых и перевода некоторых из них на службу в Костромской уезд (который, как мы видели, использовался как место ссылки опальных служилых людей). К концу Смуты Хрипуновы успели реабилитироваться: один из прежних «изменников», Иван Путятин Хрипунов, в марте 1614 г. имел даже чин московского дворянина. Соответственно, Иван Михайлович Хрипунов вполне мог выслужиться до включения в состав выборных по Костроме.
Собранные данные позволяют сделать ряд наблюдений над изменениями в составе верхушки провинциального дворянства в эпоху Смуты. Обращает на себя внимание динамика роста размеров поместных окладов костромских выборных в конце XVI - начале XVII в. В первые годы царствования Федора Ивановича костромские выборные имели оклады, варьировавшиеся в довольно широком диапазоне - от 200 до 700 четей (правда, у подавляющего большинства, семнадцати человек из двадцати шести, оклады были довольно высокими - от 500 четей). Иной была картина в начале XVII в., при царе Борисе Годунове. В 1602/03 г. размеры окладов костромских выборных были заключены примерно в тех же рамках (от 300 до 700 четей). Однако лишь очень немногие из них имели оклады в 500 и более четей - 9 человек из 24-х. При этом из этих девяти обладателей высоких поместных окладов восемь человек были выборными уже в 1588/89 г.; их оклады были назначены им еще в начале царствования Федора Ивановича. За прошедшие с того времени полтора десятка лет почти никто из них не увеличил своего поместного оклада. Большая часть (17 из 26-ти) костромских выборных 1602/03 г. имели относительно небольшие оклады - менее 500 четей, а двое даже несли службу без оклада. Это дает дополнительную информацию к размышлению о поведении провинциального дворянства на начальном этапе Смуты. Борис Годунов оказался скуп на пожалования; этим, в числе прочего, может быть объяснен относительно быстрый переход служилых людей на сторону Лжедмитрия I. В годы Смуты ситуация значительно изменилась: нижняя граница размера поместного оклада для костромичей, служивших по выбору в 1612 г., составила 500 четей. И если выборные 1588/89 г. к 1603 г. своих поместных окладов так и не увеличили, то все пять представителей костромских детей боярских 1603 г., продолжавших служить по выбору к 1612 г., свои оклады почти удвоили. Этому способствовали как обстоятельства Смутного времени, дававшие широкие возможности для выслуги, так и заинтересованность центрального правительства в обеспечении лояльности провинциального дворянства.
Смута открыла перед верхушкой провинциального служилого люда более широкие возможности чиновного роста. Из выборных конца XVI в. лишь один сумел подняться на следующую ступень чиновной иерархии - Г. А. Васильчиков стал московским дворянином около 1590 г. Во время Смуты провинциальные дворяне стали продвигаться по службе значительно быстрее. Из 26-ти человек, записанных в костромской выбор 1602/03 г., к 1612 г. сумели войти в состав Государева двора, выслужившись в московские дворяне, пять человек: Б. И. Долматов-Карпов (к 1607 г.), князь С. Ю. Вяземский (к 1608 г.), П. И. Мансуров (к 1608 г.), А. И. Зюзин (к 1611 г.; в 1617 г. пожалован в окольничие), В. А. Овцын (к 1611 г.). Эта тенденция имела продолжение и в первые годы царствования Михаила Федоровича, на исходе Смуты. Из числа костромских выборных 1612 г. семеро (половина от общего числа) еще до завершения Смутного времени выбились в московские дворяне. К началу 1614 г. этот чин уже носил князь В. Р. Барятинский, к 1615 г. - князья П. И. Збарецкий и В. Г. Вяземский; к 1618 г. московскими дворянами успели стать А. П. Зюзин, К. А. Кафтырев, И. П. Кутузов, Б. И. Чулков. Таким образом, из тридцати пяти костромских выборных 1603 и 1612 гг. 12 человек (то есть каждый третий) открыли себе дорогу в Государев двор, а одному из них (А. И. Зюзину) удалось войти даже в состав Боярской думы. С завершением Смуты возможностей для вхождения в состав Государева двора у провинциальных детей боярских стало значительно меньше. Из известных нам двенадцати костромских выборных 1618 г. московскими дворянами стали лишь трое (Г. А. Кафтырев, И. Я. Кафтырев, Ф. К. Шестаков), причем все - после продолжительной службы, лишь в 1630-е гг.
Таким образом, гражданская война, охватившая в начале XVII в. Московское царство, для провинциального дворянства оказалась не только временем суровых испытаний, но и периодом, открывшим перед ним уникальные возможности служебного роста.
Summary
The article is devoted to the changes having taken place an the final stage of the Revote time (1612 - 1618) at the top of Kostroma provincial nobility - among elected children of boyars (vibornye deti boyars'). Following the biography of the Kostroma nobility who belonged to this category of persons, it can be concluded that, in the Revote time the top of the provincial nobility received a unique opportunity to enhance their own welfare and to have a more successful career. At the beginning of XVII century the Kostroma district ceased to be a place of exile for the proscribed nobles from the capital, due to which the local noble families received an opportunity to lead the service of the Corporation of their district and promote their representatives to the Sovereign`s court (Gosudarev dvor).
Keywords: the Revote time, provincial nobility, Sovereign`s court (Gosudarev dvor), Kostroma district, manorial salary (pomestny oklad).
И. И. Смирнов, Восстание Болотникова. 1606 - 1607 г.г. (Москва, Государственное издательство политической литературы, 1951); В. И. Корецкий, “К истории восстания Хлопка (новые материалы)”, Крестьянство и классовая борьба в феодальной России. Сборник статей памяти И.И. Смирнова. Труды Ленинградского отделения Института истории (Ленинград, Издательство “Наука”, 1967); А. Л. Станиславский, Гражданская война в России XVII в.: Казачество на переломе истории (Москва, Издательство “Мысль”, 1990).
Р. Г. Скрынников, Социально-политическая борьба в Русском государстве в начале XVII века (Ленинград, Издательство Ленинградского университета, 1985), 3.
В числе работ последнего времени следует назвать следующие исследования: В. Н. Козляков, Служилый «город» Московского государства XVII века: от Смуты до Соборного уложения (Ярославль, Издательство Ярославского государственного педагогического университета, 2000); М. Ю. Зенченко, Южное российское порубежье в конце XVI - начале XVII в. (Москва, Издательство “Памятники исторической мысли”, 2008); Т. А. Лаптева, Провинциальное дворянство России в XVII веке (Москва, Издательство “Древлехранилище”, 2010); Д. А. Ляпин, История Елецкого уезда в конце XVI - XVII вв. (Тула, Издательство “Гриф и К”, 2011).
Russian State Archive of Ancient Acts (далее, RGADA), Rank Order, fond 210, opis` 11, no. 1, folio 31.
Ю. Н. Ахимнюк и А. В. Павлов, ред., “Осадный список 1618 г.”, в Памятники истории Восточной Европы. Источники XV - XVII вв., 9 томов. В настоящее время (Москва-Варшава: “Древлехранилище”, 1995-2012), 8:36.
А. Л. Станиславский, Труды по истории государева двора в России XVI - XVII веков (Москва, Издательство Российского государственного гуманитарного университета, 2004).
Там же, 221-2.
А. В. Антонов, “Костромские монастыри в документах XVI - начала XVII века”, в Русский дипломатарий (далее, РД), 9 томов (Москва: “Древлехранилище”, 1997-2003), 7:105.
RGADA, fond 210, op. 11, no. 1, fol. 85, 111.
Станиславский, Труды, 254; Памятники истории Восточной Европы. Источники XV-XVII вв., 8:36, 152; В. И. Буганов, М. П. Лукичев и Н. М. Рогожин, ред., Боярская книга 1627 г. (Москва, Издательство Института истории АН СССР, 1986), 83.
Л. М. Сухотин, “Четвертчики Смутного времени (1604 - 1617 гг.)”, в Смутное время Московского государства. 1604 - 1613 гг. Материалы, изданные Императорским обществом истории и древностей российских при Московском университете, 9 томов (Москва: Императорское общество Истории и Древностей Российских при Московском университете, 1910-1918), 9:196-7; А. В. Антонов, ред., Акты служилых землевладельцев XV - начала XVII в. Сборник документов (далее, АСЗ), 4 тома (Москва: Археографический центр, Памятники исторической мысли, Древлехранилище, 1997-2003), 3:255-6, 394; Н. А. Попов, ред., Акты Московского государства (далее, АМГ), 3 тома (Москва: Типография Императорской Академии Наук, 1890-1901), 1:144; RGADA, fond 210, op. 13, no. 7, fol. 51; no. 4, fol. 547, 652, 653v.; Буганов, Лукичев и Рогожин, Боярская книга 1627 г., 73.
АЗС, 2:157, 3:470; В.Н. Сторожев, “Боярский список 1610-1611 гг.,” Чтения в Императорском обществе истории и древностей российских при Московском университете (Далее, ЧОИДР), 255 томов (Москва: Университетская Типография при Московском Университете, 1846-1848, 1858-1916), 225:94; АМГ, 1:144; Памятники истории Восточной Европы. Источники XV - XVII вв., 8:39, 139; Буганов, Лукичев и Рогожин, Боярская книга 1627 г., 82.
Около 1616 г., помимо самого А.Г. Ярцова и его сына, в Костромском уезде жили, по меньшей мере, трое представителей его фамилии (RGADA, fond 210, op. 11, no. 1, fol. 12, 16, 93).
Ibid, fol. 31, 112; Памятники истории Восточной Европы. Источники XV - XVII вв., 8:68.
RGADA, fond 210, op. 11, no. 1, fol. 31; 38, 141; Буганов, Лукичев и Рогожин, Боярская книга 1627 г., 82; В. И. Буганов, Н. М. Рогожин и М. П. Лукичев, Боярская книга 1639 года, (Москва, Издательство Института российской истории РАН, 1999), 105.
АМГ, 1:106.
Памятники истории Восточной Европы. Источники XV - XVII вв., 8:37, 196.
Станиславский, Труды, 394.
Памятники истории Восточной Европы. Источники XV - XVII вв., 8:35; АМГ, 1:144; Буганов, Лукичев и Рогожин, Боярская книга 1627 г., 81; Буганов, Рогожин и Лукичев, Боярская книга 1639 года, 99.
АСЗ, 3:309.
RGADA, fond 210, op. 11, no. 1, fol. 15, 102, 103.
РД, 7:208.
Станиславский, Труды, 209.
А. П. Павлов, Государев двор и политическая борьба при Борисе Годунове (1584-1605 гг.) (Ст. Петербург, Издательство “Наука”, 1992), 112, 113.
RGADA, fond 210, op. 11, no. 1, fol. 4, 7, 9, 12, 15, 18-22, 24, 29, 30, 40, 75, 86, 99, 101, 112.
АСЗ, 2:172-5.
Памятники истории Восточной Европы. Источники XV - XVII вв., 8:37, 145; Буганов, Лукичев и Рогожин, Боярская книга 1627 г., 98.
Памятники истории Восточной Европы. Источники XV - XVII вв., 8:145; Буганов, Рогожин и Лукичев, Боярская книга 1639 года, 146.
RGADA, fond 210, op. 11, no. 1, fol. 94, 111.
Памятники истории Восточной Европы. Источники XV - XVII вв., 8:68, 89.
АСЗ, 2:60; RGADA, fond 210, op. 11, no. 1, fol. 29; Буганов, Рогожин и Лукичев, Боярская книга 1639 года, 140.
RGADA, fond 210, op. 11, no. 1, fol. 9.
В 1621-1623 гг. некий Афанасий Кафтырев получил 49 четей поместья в Пошехонском уезде, но речь может идти и о тезке Афанасия Борисовича, Афанасии Матвеевиче Кафтыреве (АСЗ, 2:172; RGADA, fond 210, op. 11, no. 1, fol. 4).
RGADA, fond 210, op. 11, no. 1, fol. 165, 167.
АСЗ, 2:363.
RGADA, fond 210, op. 11, no. 1, fol. 30.
Ibid, Archive of Armory, fond 396, op. 2, no. 203, fol. 189.
Ibid, fond 210, op. 10, no. 7, fol. 325.
Памятники истории Восточной Европы. Источники XV - XVII вв., 8:189.
РД, 7:60.
RGADA, fond 210, op. 11, no. 1, fol. 7, 8, 17-9, 26, 27, 29, 110.
Памятники истории Восточной Европы. Источники XV - XVII вв., 8:68.
RGADA, fond 210, op. 11, no. 1, fol. 34; Буганов, Рогожин и Лукичев, Боярская книга 1639 года, 136.
RGADA, fond 210, op. 11, no. 1, fol. 7, 10, 13, 19, 25; Ibid, fond 396, op. 2, no. 204, fol. 270; РД, 7:96-7; Памятники истории Восточной Европы. Источники XV-XVII вв., 8:68.
RGADA, fond 210, op. 11, no. 1, fol. 4, 24, 29, 30, 110.
Ibid, fol. 13, 64, 97, 105, 106.
Ibid, fol. 4, 5, 12-4, 16, 18, 20-3, 26, 27, 81, 107.
Станиславский, Труды, 73, 202, 265, 289; АСЗ, 2:371; 3:454, 470-1; 4:411; Р. Г. Скрынников, Минин и Пожарский (Москва, Издательство “Молодая гвардия”, 2011), 68.
Смутное время Московского государства. 1604 - 1613 гг., 9:264.
Станиславский, Труды, 221-2, 261-2.
Там же, 221.
Н. М. Рогожин и Р. В. Овчинников, ред., Народное движение в России в эпоху Смуты начала XVII века, 1601 - 1608 гг.: Сборник документов (Москва, Издательство “Наука”, 2003), 139, 360; И. О. Тюменцев, Смута в России в начале XVII столетия: движение Лжедмитрия II (Москва, Издательство “Наука”, 2008), 368; ЧОИДР, 225:92.