Виталий Романов

Вариант "Зомби"

Аннотация

Завербовавшись работать на буровую «Норднефтегаза» в районе Баренцева моря, питерский студент Дмитрий Клоков даже не подозревал, что обрек себя на страшные испытания. Доставленным на уединенный остров вахтовым рабочим предстоит помимо воли участвовать в секретных исследованиях по изменению человеческой природы. Когда эксперимент выходит из-под контроля и скрывающееся под вывеской «Норднефтегаза» ведомство решает уничтожить его плоды, генетически измененные супермены вырываются на волю…

Виталий Романов

Вариант «Зомби»

На карте России много «белых пятен» черного цвета.

ПРОЛОГ

– Покурить бы, – очень тихо, почти беззвучно выдохнул боец в маскхалате, опустив прибор ночного видения.

Никто не отозвался. Наблюдатель поежился, завозился на месте, устраиваясь поудобнее. Он лежал на холодных камнях уже второй час и, несмотря на теплую одежду, мечтал о том, чтобы побыстрее сдать «вахту». Отползти назад, подняться на ноги, разогнать застоявшуюся кровь. Человек взглянул на небо, вновь прижал к глазам ПНВ. До рассвета оставалось совсем немного времени. Казалось невероятным, что беглецы, пропустив самое темное время суток, попытаются миновать заслон именно сейчас.

– Чертово лето! – недовольно пробурчал наблюдатель, энергично шевеля пальцами ног, чтобы кровь побежала быстрее. – Где этот долбаный полярный день? Где теплая погода? Чуть ли не ноль градусов. Одуреть можно…

– Какое лето? – послышалось из «улитки», вставленной в ухо. Один из «камней» на соседнем склоне зашевелился, изменил форму. – До лета еще дожить надо, и – не забывай – мы за Полярным кругом.

– Тот, кто будет болтать на вахте, точно до лета не доживет! – долетело до обоих.

– Дак не пойдут они, командир… – усмехнулся человек с ПНВ. – Не пойдут. Что ж они, идиоты, переть? Через полчаса светло будет…

– Молчать! – злобно прохрипел командир отряда ликвидаторов. – Молчать и выполнять приказы!

– Есть, товарищ бывший подполковник внутренних войск! – шутливо оскалился наблюдатель. Карикатурно вскинул руку к виску. – Разрешите бегом?

– Ты… падла… – пистолет с глушителем ткнулся в висок «мятежному» бойцу. – Ты щас здесь, среди сопок, навсегда останешься! Вместе с теми, кого мы ловим, понял?

– Ты чего разошелся-то, командир? Пошутил я!

– Да я тебя… Я пристрелю тебя, урод! И никто – слышишь, никто – ни одна конторская крыса не спросит с меня за это! Потому что здесь, – подполковник ВВ махнул стволом, обводя сопки, – здесь и сейчас только я решаю, кто имеет право жить, а кто нет! Все ясно?

– Так точно!

– И если ты хоть раз…

– Ш-ш-ш… – предостерегающе шикнул второй наблюдатель, разом меняя позу, «перетекая» в другое положение, так что ствол снайперской винтовки чуть выдвинулся вперед, наклонился. Рука бойца легла на приклад. – Ш-ш-ш…

– Что там, Бросов? Докладывай! – Подполковник Смердин мигом забыл про лекцию, которую только что собирался прочесть бойцу, оказавшемуся на позиции рядом с командиром группы и проявившему излишнее легкомыслие.

– Сейчас… сейчас! – Бросов что-то высматривал на склоне сопки в полутора сотнях метров от позиции. – Пока не видно… Сейчас… Ага! Есть! Вот он!

– Рохлин! Дай ПНВ! – отрывисто приказал Смердин и за несколько секунд очутился рядом с наблюдателем, обнаружившим движение. – Где? Показывай!

– Смотрите, товарищ подполковник, – чуть подкорректировав направление, сказал боец. – Вон он! Спускается по трещине, маскируясь.

– Точно! – оскалился Смердин. – Молоток, Бросов! Как ты его заметил?! Или нет, ведь ты сигнал дал до того, как уловил движение… Почувствовал, что ли? Как в «зеленке», на Кавказе?

– Ага, – тихо ответил боец. – Вдруг понял, что там кто-то есть. А потом и глазами засек.

– Отлично, Бросов! Считай, премию ты уже заработал. Теперь дело за малым – уложить всю группу, а потом и в Москву мотаем, за гонораром.

– Вашими бы устами да мед пить, – радостно ответил боец. – Мы…

– Где же остальные?! – вдруг забеспокоился подполковник. – Мне не нужен один! Все нужны. Здесь и сейчас. Неужто опять игру какую затеяли?!

– Не, все должны быть, – рискнул подать голос проштрафившийся Рохлин. Он до сих пор не мог проверить в то, что упустил премию за обнаружение беглецов. Но еще больше вспоминал ствол пистолета, приставленный к виску. – Все должны идти, товарищ подполковник.

– Вижу второго, он наверху. Пещера какая-то, что ли, – доложил Бросов. – Там остальные, похоже. Ждут, как пройдет разведчик.

– Точно! – обрадовался Смердин.

– Щас мы их перещиплем, как курей, – радостно хмыкнул Рохлин.

– Цыть! – рассердился Смердин. – Все, конец базарам! Работаем.

Подполковник еще раз поверил связь. Несколько раз постучал пальцем по динамику, расположенному возле губ, потом негромко, но очень четко произнес:

– «Первый», здесь «первый». Проверка.

– «Второй» на связи, – тут же откликнулась «улитка» в ухе.

– «Третий» слушает, – хрюкнула она секундой позже.

– Внимание! Есть контакт. Северо-западная часть сопки, ориентир – раздвоенная вершина. Сто пятьдесят – двести метров прямо передо мной. Вниз спускается разведчик. Не трогать. Дать втянуться туда всем! Как поняли?

– Есть!

– Ждем, командир.

В преддверии лета полярная ночь коротка, хотя по-прежнему холодна. Но люди, ожидавшие в засаде много часов подряд, забыли обо всем. Напрягая глаза, они старательно высматривали в предрассветной мгле силуэты беглецов. Мутанты несколько дней подряд уходили от погони, каким-то нечеловеческим чутьем угадывали заслоны, избегали ловушек.

Игра подходила к концу. До того момента, как солнце должно было приподняться над макушками сопок, оставалось еще несколько часов, но с каждой минутой становилось светлее и светлее. Скудное освещение по-прежнему не позволяло рассмотреть детали на большом расстоянии, но уже без прибора ночного видения можно было различить движущуюся тень на фоне покрытых мхом и травой скал.

– «Первый», «первый», я «второй»! – заворочался в динамике голос наблюдателя, сидевшего в другом «гнезде». – Вижу еще двоих, начали спуск в ложбину, вслед за «разведчиком».

– Ага! – мрачно выдохнул Смердин.

Оба бойца, находившиеся рядом с подполковником, невольно покосились на командира отряда ликвидаторов. Больше всего Дмитрий Смердин напоминал каменную глыбу, изготовившуюся рухнуть на голову зазевавшегося неудачника. Выпятив квадратный подбородок и сжав мощные кулаки, офицер неотрывно следил за маленькими, едва различимыми фигурками на противоположном склоне.

– «Первый» на связь, я «третий»! – пискнул динамик. – Вижу последнего! Он тоже начал спуск в распадок. Готов накрыть его, позиция для выстрела отличная.

– Принято! – выдохнул Смердин.

Он быстро глянул на бойцов, находившихся рядом, дал знак «Приготовиться!».

Бросов и Рохлин мгновенно припали к прицелам снайперских винтовок.

– «Второй», «третий»! – позвал Смердин. – Я «первый»! Четыре цели в распадке. Огонь на поражение по моей команде. Повторяю: огонь на поражение по моей команде! Бросов – тех, что идут вместе. Рохлин – «разведчика». «Третий» – замыкающего. «Второй» – работаешь на подстраховке. Добивать тех, кто движется. Приготовились!

Бойцы застыли среди камней, готовясь поразить указанные цели. Подполковник замер, словно бы наслаждаясь мгновением триумфа. Он преследовал этих беглецов третьи сутки подряд. Не один раз проигрывал странному квартету нелюдей, ускользавшему из грамотно расставленных ловушек. Потерял несколько проверенных бойцов, с которыми прошел многое, как во внутренних войсках, так и позже, в силовой структуре компании «Норднефтегаз».

И вот теперь, в предрассветной мгле, среди сопок Кольского полуострова, беглецы оказались в его власти. Миг победы!

– Огонь! – коротко приказал Дмитрий Александрович Смердин.

Рохлин стрелял «разведчику» в голову, и тот, едва поднявшись, чтобы преодолеть очередную преграду, так и остался висеть на камне. Бросов, которому требовалось в спринтерском темпе поразить две цели, целился в корпус. Подполковник с удовлетворением отметил, что парень не промахнулся. Первый «клиент» Бросова, нелепо взмахнув руками, отлетел назад, к покрытой мхом стене. Второй, покачнувшись, устоял на ногах, но лишь затем, чтобы получить еще одну пулю от снайпера и медленно осесть на землю.

– Четвертого не вижу, – озабоченно произнес подполковник. – Где он?

– Порядок, – уверенно ответили из другого «гнезда». – Лежит, неподвижно.

– Так, быстро! – Смердин выпрямился, расправил квадратные плечи, словно стряхивая невероятный груз. – Туда! Проверить, есть ли кто живой. Добить!

– Добить или притащить на допрос? – уточнил Рохлин.

– Добить на месте! – жестко приказал подполковник. – Добить, все трупы – вон в ту расщелину.

Бойцы, покинув огневые точки, резво направились в сторону неподвижных тел.

– Связь с центром! – отрывисто приказал Смердин, не дожидаясь результатов.

Он был уверен в том, что беглецы мертвы. Или, в крайнем случае, будут мертвы спустя минуту-другую. Даже если они – нелюди. Даже если обладают нечеловеческими способностями к регенерации. Выстрел в затылок – и полная гарантия, что проблема устранена. Впрочем, потребуется еще «убрать» трупы. Но это задача совсем другого уровня…

Трубка, чем-то напоминавшая древний – большого размера – мобильник, возникла у него в руке почти мгновенно. Вытянув антенну, Смердин приложил аппарат к уху.

– Алло! – сказал он, по многолетней привычке вытягиваясь по стойке «смирно», хотя на другом конце спутниковой линии был гражданский человек. – Докладываю: проект «Шельф» полностью свернут!

* * *

Совершенно секретно

Единств. экз.

Президенту ЗАО «Компания «Норднефтегаз»

КРУТОВУ О.А.

от начальника аналитической группы

СОКОЛОВА Ю.П.

АНАЛИТИЧЕСКАЯ ЗАПИСКА № 14/54А

Настоящим извещаю Вас, что военно-морские силы Российской Федерации на прошедшей неделе зафиксировали учения войск Североатлантического блока на территории Норвегии и в государственных водах вышеуказанной страны. В ходе учений вновь, как и в 1999 году, отрабатывались действия вооруженных сил в конфликте, возникшем из-за неурегулированности вопросов разграничения экономических зон континентального шельфа.

Ранее аналитической группой неоднократно отмечалось, что за последние годы в Арктике резко активизировались подводные лодки вооруженных сил США – на территориях, прилегающих к государственным границам России. Вновь, как и в предыдущем докладе, позволю себе сделать акцент на том факте, что в связи с нарастающей напряженностью в странах Персидского залива и непрерывным ростом цен на сырую нефть ряд стран, в частности США, Великобритания, Франция, Германия, активно ищут альтернативные источники поставки нефтепродуктов и сырой нефти.

На лодках ВМС США, действующих вблизи – на грани фола – территорий Российской Федерации, установлены новейшие системы для картографирования морского дна и донных отложений.

Потенциал арктического шельфа в границах российских полярных владений превышает 88 миллиардов тонн условного топлива. При нынешнем уровне цен это превышает 10 (десять) триллионов долларов.

В свете положения дел в странах Персидского залива, а также естественной убыли сырой нефти по причине постоянного роста ее потребления можно быть уверенными в том, что уже в ближайшие годы на Россию будет оказано существенное давление с целью сокращения полярного сектора РФ.

Необходимо жесткое закрепление континентального шельфа России в Арктике, несмотря на то что работа с Государственной думой, правительством РФ, представительством ряда европейских стран повлечет за собой немалые затраты. Компания «Норднефтегаз» могла бы стать пионером в части освоения запасов нефти на арктическом шельфе, однако для этого требуется произвести венчурные вложения капитала.

Аналитическая группа полагает, что столь существенные затраты финансовых ресурсов компании возможны лишь после снижения риска переоценки (завышенной оценки) месторождений, а именно – после проведения детальных геологоразведочных работ в местах наиболее вероятного нахождения сырья.

Местом проведения геологоразведочных работ может стать Земля Франца-Иосифа (ЗФИ). В научной прессе неоднократно появлялись статьи, свидетельствующие о том, что на архипелаге могут находиться значительные запасы нефти.

(Цитаты из статьи Б. А. Клубова «Проявления природных битумов на арктических окраинах Евразии и Северной Америки», ВНИГРИ:

«Мезозойские отложения осадочно-вулканогенного комплекса Земли Франца-Иосифа являются… продолжением на восток осадочных отложений Шпицбергена…

…платформенные осадочные разрезы мезозоя Гренландии, Шпицбергена и Земли Франца-Иосифа как бы продолжают и дополняют друг друга…

…Все это достаточно убедительно свидетельствует о том, что в пределах архипелага Земля Франца-Иосифа и особенно в юго-западной части острова Земля Вильчека на глубине имеются газонефтяные залежи, положение которых предстоит еще установить…

…Проявление природных битумов на Шпицбергене и Земле Франца-Иосифа отчетливо подтверждают наличие на определенных участках данных островных территорий газонефтяных залежей, которые необходимо опоисковатъ…»)

Считаю необходимым подчеркнуть (особо подчеркнуть!), что разведработы на данной территории сопряжены с большим политическим и экономическим риском. В настоящее время невозможно проводить изыскания легально, получив соответствующее разрешение от правительства Российской Федерации. Архипелаг находится в пограничной зоне. С 1994 года создан государственный природный заказник федерального подчинения «Земля Франца-Иосифа» (постановление правительства РФ № 1571-р). Заказник занимает весь архипелаг Земля Франца-Иосифа, прилегающую акваторию Баренцева моря и Северного Ледовитого океана.

Более подробная справка по архипелагу Земля Франца-Иосифа.

ЗФИ – это целая россыпь островов. Их общее число – сто девяносто один. Общая площадь – шестнадцать тысяч сто тридцать четыре квадратных километра. Протяженность архипелага по широте – триста семьдесят пять километров, по долготе – двести тридцать четыре километра. Большая часть территории безжизненна, земля покрыта ледниками. Крупные острова полностью находятся подо льдом (за исключением прибрежной полосы). На мелких – ледников нет совсем.

Климат очень суров. Ураганные ветры достигают скорости сорок метров в секунду, среднегодовая температура – минус двенадцать градусов Цельсия, временами (зимой) температура опускается до пятидесяти градусов ниже нуля. Лето короткое, продолжается около полутора месяцев (июль, август). Средняя температура в этот период – в районе нуля градусов. Часто бывают туманы, полная нижняя облачность (что облегчает незаметную выброску исследовательской группы и оборудования в выбранную точку).

Рельеф преимущественно равнинный, холмы и возвышенности обычно не превышают пятисот метров. На островах множество озер ледникового происхождения. В летний период появляются реки, протяженность наибольших из них – до пятнадцати-восемнадцати километров.

На островах Земли Александры и Рудольфа работают полярные станции. На острове Хейса – геофизическая обсерватория. Во времена СССР количество полярников, зимовавших на станциях, достигало ста пятидесяти человек. В настоящее время группы исследователей небольшие – по два-четыре человека.

Особое значение архипелаг имеет в военном отношении. Острова ЗФИ могут быть использованы для размещения на них радаров и средств раннего оповещения об угрозе нападения. Ядерные ракеты, которые могли бы быть расположены на островах, способны достигать территории США и Канады за считаные минуты.

На островах находится погранзастава Нагурская (схема объектов в приложении к документу).

Ранее на архипелаге базировался полк дальней авиации. Однако, по последним сведениям, после сокращения численности армии военные ушли с ЗФИ, оставив на островах свалки отработанного ГСМ, бочки с горючим, бытовой мусор (что, опять же, способствует маскировке оборудования компании «Норднефтегаз» под старый хлам).

В последние годы резко вырос экологический туризм – в летний период острова посещают организованные группы (в основном иностранцы, так как стоимость путевки колеблется от одной до двух тысяч долларов). Группы доставляются на архипелаг с помощью атомохода «Ямал», а также дизельного ледокола «Капитан Драницын», который Мурманское морское пароходство (владелец судна) перестроило в соответствии с новыми, современными пассажирскими стандартами.

Несмотря на высокую стоимость билетов и суровый климат, туры раскупаются полностью. Путевки реализуют сразу несколько операторов. Цитаты из рекламных буклетов:

«Может быть, это самое удивительное место на всей планете. Здесь нет четырех сторон света: куда ни повернись – юг, и все ветры дуют туда. Над этой «макушкой мира» вместе с суточным вращением Земли никогда не восходят и не заходят звезды, а главная – Полярная, маяк всех путешественников северного полушария – будто навечно застыла в зените».

«Природа не терпит пустоты, и сразу вслед за прекращением попыток освоения этой Terra Incognita сюда во всем своем великолепии вернулась настоящая арктическая жизнь. Добавив к этому особенность арктической природы консервировать памятники старины и этнической культуры этого региона, можно попробовать представить себе безграничное величие и магнетическую притягательность Крайнего Севера».

«Как и повсюду на архипелаге, у нас будет возможность наблюдать полярных медведей и моржей. Привлеченные незнакомыми запахами, медведи могут подходить прямо к борту ледокола, вставать на задние лапы».

«Остров Чамп находится в центре архипелага и славится необыкновенной красоты скалами и «лунными» ледниковыми куполами – одними из самых высоких на ЗФИ. На этом острове обнаружены интересные природные объекты: камни идеальной сферической формы, размером до трех метров в диаметре».

«Мы планируем зайти в бухту Тихая острова Гукера. Там расположена скала Рубини (восьмидесятиметровая громада, вершина ее всегда скрыта шапкой тумана), ставшая родным домом для тысяч гнездящихся здесь птиц».

Выводы.

На архипелаге Земля Франца-Иосифа возможно проведение исследовательских работ, однако это сопряжено с риском вследствие наличия на островах большого количества людей (пограничников, туристов, полярников) – особенно в летний период.

Вместе с тем следует отметить, что заброшенные военные базы, большая протяженность архипелага с запада на восток и с севера на юг, тяжелые погодные условия создают отличные возможности для выброски на острова ЗФИ компактной исследовательской группы, способной оценить перспективность нефтегазовых слоев архипелага.

Несмотря на высокий риск, аналитическая группа считает возможным проведение исследований. Чем раньше будет дан старт проекту – тем лучше. Не стоит дожидаться ходов конкурирующих корпораций: как российских, так и зарубежных. Для доставки группы на Землю Франца-Иосифа предлагается использовать одно из судов ледокольного типа, находящееся в собственности компании «Норднефтегаз».

Совершенно секретно

Единств. экз.

(подлежит уничтожению после

ознакомления с документом исполнителей)

РЕЗОЛЮЦИЯ НА ДОКУМЕНТ № 14/54А

Начальнику службы безопасности ЗАО «Норднефтегаз»

ФЕРОПОНТОВУ С В.

Начальнику аналитической группы ЗАО «Норднефтегаз»

СОКОЛОВУ Ю.П.

– обоим: в срок до марта текущего года сформировать группу инженеров из трех-четырех человек, которая будет руководить бригадой рабочих по проекту «Шельф»;

– начальнику службы безопасности Феропонтову С. В. обеспечить финансовую зависимость вышеуказанных сотрудников от корпорации (проигрыш в казино, долгосрочный кредит на квартиру, тяжелая болезнь кого-либо из близких родственников и необходимость дорогостоящего лечения и т.п. – проработать механизм), который позволил бы легко управлять персоналом в кризисной ситуации. Брать только семейных, с детьми;

– Феропонтову С.В.: в срок до апреля текущего года обеспечить формирование рабочей группы, которая будет переправлена на архипелаг вслед за инженерами корпорации и научно-техническим оборудованием. При подборе персонала отдавать предпочтение одиноким людям, из низших слоев общества, оказавшимся в трудной ситуации (без средств к существованию и т.п.). Ни при каких обстоятельствах не извещать рекрутеров о том, где будут проходить исследования. Персонал подбирается на обычную буровую установку;

– обоим: продумать комплекс мер, обеспечивающих информационную безопасность компании: внедрение в среду рабочих «своих» людей, изоляцию либо ликвидацию тех, кто будет задавать слишком много вопросов, пытаться анализировать, где проводятся исследовательские работы, почему они ведутся в условиях секретности;

– по окончании исследовательских работ – независимо от полученного результата – изолировать наемных работников друг от друга. Ввести препарат, разрушающий иммунную систему организма, с тем, чтобы спустя короткий период времени «посвященные» умерли от хронических заболеваний, развивавшихся у них годами;

– о ходе работ по проекту «Шельф» докладывать мне – курьерской почтой. В условиях форс-мажора – члену совета директоров ЗАО «Норднефтегаз» Куроводову А.Н.

Дима Клоков возненавидел мир через полдня после того, как судно вышло в море. Но больше всего он злился на себя: за сволочной характер, за вечное упрямство. За желание гнуть свою линию любой ценой. Теперь, отсюда, с борта судна, двигавшегося в неизвестном направлении по Баренцеву морю, ссора с родителями казалась рыжеволосому парню какой-то пустяковой, надуманной. Несерьезной.

Ну и что из того, что они пытались устроить сына на «теплое» место после университета? Все родители мечтают о том, чтобы дети заняли какую-то хорошую должность. Стабильное и доходное место в жизни. Могли поддержать предыдущее поколение в тот миг, когда «старикам» понадобится надежная опора, когда уже не останется сил и здоровья, чтобы тащить воз самостоятельно…

Конечно, с таким отцом – директором рекламной фирмы (пусть и небольшой, но крепко стоявшей на ногах) – можно было не один год жить спокойно. Пользоваться связями «предков». Да и отец, что ни говори, немало отложил «на потом». На черный день, на старость.

Там, в Питере, все это казалось мелочным, каким-то тусклым, серым: день за днем – доллар к доллару, капитал к капиталу. Жизнь по накатанной колее, унылые будни. Расписание «отсюда – и до столба», а от столба – до конца жизни.

Дима долго молчал, скрывая раздражение. Крепился, откладывал сложные разговоры на будущее. Но когда мать и отец уселись в гостиной – на следующий день после того, как он успешно защитил диплом, – и принялись обсуждать, куда лучше пристроить сына, он не выдержал.

Взрыв был коротким и мощным. Кажется, предки опешили: не ожидали такого от сына. Теперь Дима понимал – он сам виноват: слишком долго молчал, слишком долго копил отрицательные эмоции. Заговорил лишь тогда, когда «давление пара» превысило критическую отметку.

Отец, не привыкший к подобному тону отпрыска, поначалу растерялся, а потом – в ответ на резкие слова Дмитрия – высказался еще более резко. Мол, ты, парень, зарываешься. Не знаешь, какова жизнь. Всегда за спиной родителей отсиживался, не видел настоящей борьбы за существование. Не ведаешь, что это такое.

В итоге: диплом – в мусоропроводе, мобильник и ключи от дома – на столе. И – брошенная матери едкая фраза: вернусь, когда узнаю, что такое настоящая жизнь. Что такое борьба за существование. Почем людям кусок хлеба дается.

…А потом – долгие часы мотаний по апрельским, еще холодным, питерским улицам. Поиск какого-нибудь ночлега, работы для начала – хотя бы сторожем. Только чтоб с комнатой, где можно передохнуть, согреться. Чтоб не надо было возвращаться домой с признанием: «я проиграл».

Как он набрел на контору, набиравшую персонал на буровую? Теперь уже трудно восстановить картину в точности. В памяти остались какие-то осколки воспоминаний: окоченевшие пальцы, холодный ветер; одна рекрутерская компания, другая, третья. Везде – улыбаться. Везде – терпеливо заполнять анкеты и отвечать на однотипные вопросы. А работа нужна была не потом. Не через неделю, не даже завтра! Сейчас. Сразу! И он нашел: правда, не совсем то, о чем думалось поначалу. Тогда, сидя в небольшом офисе и плохо соображая от голода и усталости, он вяло слушал рассказ про мощь России, про ее черное золото – нефть. Про то, какое множество россиян получает дотации из бюджета – с налогов, которые платят нефтедобывающие компании.

Дима буквально ошалел от обрушившегося на него словесного потока. Кажется, пытался узнать – куда именно вербуют добровольцев. Кажется, задавал еще какие-то уточняющие вопросы. Но в памяти, как ни странно, не осталось ничего – только вновь и вновь рушившийся на него водопад хвалебных речей в честь нефтедобывающих компаний России.

Дело закончилось тем, что Дмитрий Клоков на все махнул рукой и поставил подпись под контрактом. Договор был совсем коротким – лишь на два месяца, и парень решил, что столь небольшой срок – то, что надо для начала. Он свалит из Питера к черту на кулички, немного поработает… А как только договор истечет – можно его и не продлевать. Вернется домой другим человеком. Или придумает что-нибудь еще, благо деньги будут в кармане.

Мобильника у Димы не было: телефон остался дома, на столе. Да в принципе Клоков и не собирался звонить родителям. Хотя, усаживаясь в поезд Санкт-Петербург – Мурманск, невольно вспомнил о матери. Сердце болезненно сжалось, но обида на отца, злость, желание доказать, что он чего-то стоит, оказались сильнее.

Ночью рыжеволосый парень спал как убитый. Забрался на верхнюю полку, даже толком не познакомившись с попутчиками, и провалился в черный омут…

Зато утром проснулся в отличном настроении – ссоры и проблемы остались во вчерашнем дне. Вставать пришлось рано: поезд прибыл на место, едва рассвело. Но даже это казалось увлекательным, романтичным – приключения начинались.

Все изменилось, когда Дмитрий Клоков и другие «техасские рейнджеры» поднялись на борт судна. Уже в тот момент его кольнуло неприятное предчувствие: их всех подвели к трапу так, что невозможно было прочитать название корабля. Команда тоже не отличалась разговорчивостью – она просто исчезла с палубы, словно повинуясь неведомому приказу.

Остался лишь один человек, располагавший скудной информацией о том, что и как надо делать. «Георгий Салидзе», – так он представился. И еще добавил: «Бригадир рабочей группы». Высокий, черноволосый и чернобровый, с горбинкой на носу. На вопросы Жора отвечал уклончиво, часто вместо комментариев улыбался, словно это движение губ было лучшим ответом на все.

Корабль вышел в море вскоре после того, как бригада оказалась на борту. Всех новобранцев настойчиво попросили спуститься с палубы вниз, в отведенные помещения. Сделано это было устами того же Салидзе. Жора показал три каюты, предназначенные для завербованных рабочих. Самое любопытное и неприятное заключалось в том, что второй выход из отсека был заблокирован. Пройти дальше по корабельным коридорам не представлялось возможным: только вверх по трапу, на палубу, находиться на которой было запрещено.

Волей-неволей пришлось занять место «согласно купленным билетам» и познакомиться с будущими коллегами.

Это знакомство шокировало Диму Клокова. Всего наемных рабочих насчитывалось около полутора десятков. В первой, самой большой каюте пятеро мужиков отчаянно резались в карты. Непарламентские выражения то и дело слетали с их губ. Причем (что особенно неприятно поразило Диму) они обращались друг к другу исключительно по «кликухам». Бывший студент догадался, что эти люди имели за спиной ходку на зону и, возможно, не одну.

Две другие каюты, выделенные наемным рабочим, оказались меньшего размера. В одной из них, рассчитанной на четырех человек, все места были заняты. Двое храпели на койках, а уже знакомый Клокову Георгий Салидзе сидел за столом, разгадывая кроссворд. Он лишь неприветливо вскинул глаза на рыжеволосого парня, когда тот появился в дверях каюты, и тут же снова уткнулся носом в страницы потрепанного журнала. Четвертый «сотоварищ» испугал Дмитрия побольше зэков – огромный мужик ростом под метр девяносто, бритоголовый, с перебитым носом, сидел на койке, вытянув ноги. Он таращился в стену прямо перед собой и на Диму даже не взглянул.

– Слышь, Клоков, – неожиданно сказал Салидзе. – Как правильно писать: «камплемент» или «камплимент», а?

– Ком-пли-мент, – по слогам произнес Дима, внутренне содрогаясь.

«И это наш бригадир? – подумал он. – Боже мой, если нами будет руководить такой неграмотный человек, что мы там вообще наработаем?!»

Верзила, тупо смотревший в стену, вдруг зевнул и повернулся к Клокову.

– Эй, малой! – сказал он. – Грамотный, што ли? Из большого города?

Дмитрий ничего не ответил, хотя его губы невольно скривились в усмешке. Но детина это заметил, и Димина ухмылка ему явно не понравилась.

– Трава есть, рыжий? – меняя тему разговора, спросил он.

– Про траву можешь забыть, Лишнев, – пробормотал Салидзе, продолжая разгадывать кроссворд.

– Да ладно тебе, – хрустнув набитыми костяшками, гоготнул бритоголовый верзила. – Могу я коллегу спросить, что у него есть, кроме аппетитных бедер?

Кровь ударила в лицо Дмитрия, горячей волной прокатилась по щекам. Он прекрасно понял, что верзила нарывается на скандал. Точнее, на драку. В которой, конечно же, без труда одолеет его, Клокова.

Это было не просто неприятно – унизительно. Начинать карьеру на новом месте с потасовки, в которой у тебя нет шансов на победу. Начинать работу с поражения…

– Краснеет, как целка! – хохотнул верзила, понимающе глядя в глаза Дмитрию.

Он не был таким тупым, каким хотел казаться. Отлично знал, что чувствует невысокий рыжеволосый паренек. И, понимая это, забавлялся Диминой растерянностью.

– Лишнев, про траву можешь забыть! И точка! Не о чем говорить! – сердито повторил Салидзе, бросив короткий взгляд на Клокова, который застыл в проходе.

Бригадир моментально оценил ситуацию и, желая погасить конфликт в зародыше, стал «давить» именно Лишнева.

– Слышьте, там, в трюме… – вдруг раздался сонный голос с верхней койки. – Кончайте базар, а? Дайте поспать человеку.

– А ночью ты что делать будешь? – с любопытством спросил Лишнев. – Я, например, спать собираюсь. И не хочу, чтобы какие-то духи шатались по каюте.

– Сам ты дух, Костя, – добродушно отозвалась верхняя полка. – Ночью я тоже буду спать. Двое суток в дороге, дай в себя прийти.

– Ладно, уговорил. – Лишнев замолчал и снова уставился в стену. То ли потому, что потерял интерес к Клокову, то ли потому, что относился к отдыхавшему наверху человеку с гораздо большим уважением, нежели к выпускнику питерского вуза.

– Ночью тоже будем плыть? – забыв про обиду, спросил у Салидзе Дима.

Он никак не ожидал, что путешествие по морю продлится так долго.

– По морю не плавают, ходют, – отозвался Жора.

– Ходят, – поправил Клоков. И не утерпел: – А когда на место прибудем?

Манера Георгия Салидзе не отвечать на вопросы выводила его из равновесия.

– Когда я скажу, что пора вылезать наверх с вещами, – вот тогда и прибудем.

– С вещами на выход! – донеслось из соседней каюты. Словно кто-то подслушал разговор.

И тут же загоготало сразу несколько человек.

– Слышь, парень, – вновь «ожила» верхняя койка. – Ты… это… шагай к себе. Отдыхай покудова. Надо будет – старший прикажет.

– Могу я знать, сколько нам по морю плыть… идти? – резко спросил Клоков, и на его щеках вновь проступили красные пятна. – Что за порядки?!

– Ступай на место! Понял, да?! – черные глаза Салидзе смотрели на Диму в упор. Клоков, несколько секунд «поборовшись» с бригадиром, отвел взгляд. Он проиграл по всем статьям. И ответов на вопросы не получил…

Третья каюта оказалась самой тихой и спокойной. Возможно, это было единственное место на корабле, которое напоминало Дмитрию привычную среду. В ней, кроме самого Клокова, находились двое. Один – парнишка из-под Казани Саша Гарин – казался в этой компании таким же чужим, как и Дима. Молодой, даже моложе Клокова, светловолосый, с голубыми глазами, он сидел у стены, молча глядя перед собой. Чем-то его поза напоминала позу верзилы-Лишнева, вот только Гарин не просил травы. С ним Дима успел немного поговорить в поезде, утром. Знал, что у парня из родственников – только больная мать, которой требовались деньги на лечение.

История Александра могла бы стать сюжетом для какой-нибудь обличительной статьи или психологической драмы. Закончив восьмилетку, Гарин сразу пошел работать, так как мать его уже в те годы сильно болела, денег на жизнь почти не было. Сашка стал трактористом. Зарабатывал нормально, им с матерью хватало.

Как-то раз, возвращаясь под вечер с дальнего колхозного поля, он заметил впереди машину, плотно «севшую» в огромную лужу. Подъехав поближе, Гарин не без удовольствия признал в ней «семерку» районного военного комиссара Хайрулина. Майора из райвоенкомата недолюбливали многие. Кто за сволочной характер и план по призыву, который Хайрулин стремился выполнять любой ценой, не задумываясь, сколько горя он приносит в дома; кто за взятки, которые ярый «служитель Родины» тряс с родителей призывников и на которые, собственно, приобрел себе машину.

Майор, завидев знакомого тракториста, тут же начал вылезать из легковушки. Сашка злорадно ухмыльнулся, глядя, как ушли в грязь начищенные ботинки офицера. Выскочив на сухое место, Хайрулин стал отчаянно махать руками, приказывая Гарину остановиться. Но Сашка, не сбавляя скорости, промчался мимо. Может, это и сошло б ему с рук, да колесо трактора «Беларусь» ненароком ухнуло в колдобину, и майора обдало фонтаном грязи.

Через несколько дней почтальон сунул в калитку Гариных повестку о призыве на действительную срочную службу. Сашке к тому моменту стукнуло восемнадцать лет, но страна не имела никакого права призывать его в армию – так, по крайней мере, думал парень. Александр Гарин был единственным кормильцем матери-инвалида, а закон запрещает призывать таких на службу. Как уж там Хайрулин обошел правила, кого и где «подмазал» – это мог бы сказать только опытный юрист. Или следователь. А Сашка ничего не понимал ни в законах, ни в своих правах. Он попытался протестовать, но оставалось слишком мало времени, чтобы сделать что-то реальное, заручиться помощью грамотных специалистов. Хайрулин просто запугал парня, пообещал уголовное преследование, если тот не явится на сборный пункт в указанные сроки.

Так Александр Гарин оказался на действительной срочной службе. Как говорится, по просьбе районного военного комиссара спели ему песню «You in the army now». В любой другой стране за такие шутки Хайрулина посадили бы на несколько лет, да еще грамотные юристы стребовали бы с него огромную денежную сумму в качестве моральной компенсации. У нас, в России, майору все сошло с рук. Как сходит с рук сотням таких же майоров и подполковников.

Конечно, в части, куда попал молодой призывник, быстро разобрались, что закон нарушен. И, не желая вешать на себя статью (а такое запросто могло произойти!), командир учебного отряда тут же отдал приказ: готовить документы на увольнение парня с действительной срочной службы. От греха подальше! Однако бюрократическая возня с документами растянулась примерно на три-четыре недели, и Сашка Гарин вернулся в родное село только через полтора месяца после того, как Хайрулин отомстил трактористу.

К тому моменту мать Александра Гарина стала совсем плоха – сильно перенервничала из-за единственного сына. За ней некому было присматривать, да и энтузиазм врачей сильно поугас, как только иссяк поток денег, что сын давал на лечение.

Дело закончилось больницей, двумя операциями подряд и долгами, за которые надо было срочно рассчитываться. Вот так Сашка и завербовался на Север – рабочим на буровую установку…

Дима, выслушав под стук колес всю эту историю, постеснялся рассказывать в ответ свою собственную. Лишь теперь он начал понимать, что ему здорово повезло; что у него, оказывается, было очень много, невероятно много… Да только он не умел этого ценить.

Второй сосед Дмитрия по каюте казался здесь еще более чужим, чем Клоков и Гарин, вместе взятые. С первого взгляда Дима приклеил к нему ярлык «сумасшедший». Или священник? Не на своем месте…

Невысокий человечек с русыми волосами. Полный, словно его накачали изнутри велосипедным насосом. С округлым лицом и маленькими глазками, скрытыми под нависшими кустистыми бровями. Диме он совсем не понравился. Но, чуть поразмыслив над ситуацией, рыжеволосый паренек признал, что лучше уж путешествовать в одной каюте с тихим помешанным, чем, например, с верзилой, которого Салидзе назвал «Лишнев». Видимо, того отморозка звали Константин Лишнев. «Лишний, – подумал Дима. – Лишнев тут лишний».

Игра слов понравилась Клокову, и он усмехнулся. А потом с горечью подумал, что здесь некому оценить его остроумие. Даже те люди, с которыми Дима мог более-менее сносно общаться, были представителями совершенно другого круга. Александр Гарин – с восьмилетней школой за плечами и мыслями о том, как поскорее вернуть долг за лечение больной матери. И полоумный священник лет сорока, который уже несколько часов подряд молился, глядя в темное, будто нарочно замазанное копотью, стекло иллюминатора.

– А ведь оно не случайно затонировано, – вслух произнес Дима, продолжая развивать мысль.

Сразу вспомнилось, как их рысцой гнали по причалу, к кораблю, не давая возможности оглядеться, прочитать название.

– Они не хотят, чтоб мы… – парень остановился.

То, что происходило, нравилось выпускнику питерского вуза все меньше и меньше.

– Забетонировано? – вяло поинтересовался Гарин. – Что забетонировано?

– Затонировано, – повторил Клоков и тут же понял: он не сможет растолковать трактористу из-под Казани, что имел в виду.

Священник продолжал молиться, не обратив никакого внимания на слова попутчика. Дима Клоков понял, что действовать придется самостоятельно. Для начала следовало проверить, правильно ли он догадался: покрыты ли копотью иллюминаторы и в двух других каютах?

В первой, самой большой, мужики по-прежнему резались в карты. С тех пор как Дима заходил к ним, прошел час или два, но тут ничего не изменилось. Быть может, за столом поменялись игроки, кто-то перешел в зрители, но суть происходящего не поменялась ни на йоту: все тот же сленг, все тот же азарт. На вошедшего парня они не отреагировали; впрочем, Дима им долго не надоедал – бросив взгляд на иллюминаторы, убедился, что прав: и отсюда невозможно что-либо разглядеть за бортом.

Оставалась каюта «Салидзе, Лишнев и компания». Входить туда очень не хотелось, но Дима был упрям и любил доводить начатое до конца. Сердце заколотилось, как сумасшедшее, когда Клоков вошел и сразу же наткнулся на взгляд Лишнева.

«Да, с таким попутчиком – гляди в оба, чтоб самому не стать лишним. На борту или за бортом…» – Дима быстро перевел глаза на иллюминаторы – и здесь все то же самое. Черная копоть на стеклах. «Это уже система».

От Георгия Салидзе не ускользнули ни интерес Дмитрия к закопченным иллюминаторам, ни его усмешка.

– Что тебе, Клоков? – неприязненно спросил бригадир. – Вопросы какие?

– Скорее, ответы, – невольно копируя тон Салидзе, парировал Дима.

Что-либо объяснять он не планировал. Равно как и задавать вопросы. Клоков уже понял, что никто, кроме Салидзе, ответов не знал, да и не интересовался ими. А Жора ничего объяснять не хотел.

– …Или у него нет таких инструкций, – пробормотал Дмитрий, возвращаясь в свою каюту.

Следовало накапливать информацию. По возможности незаметно, не привлекая внимания бригадира. А уж потом, когда появится основа для построения гипотез, тогда…

Но вскоре Диме Клокову стало не до гипотез и не до мыслей. Во второй половине дня началась качка, и парень пришел к выводу, что плохо приспособлен для «прогулок» по арктическому морю. До этого они втроем, с отцом и матерью, пересекали Черное море на небольшом прогулочном лайнере, ходили на пароме в Финляндию и Швецию по Балтийскому морю. Дима искренне считал, что у него с морской болезнью все в порядке. В том смысле, что это – не его ахиллесова пята.

Баренцево море очень быстро убедило Клокова в обратном. Состояние дискомфорта поначалу не очень беспокоило Диму. Возможно, потому, что ощутимая качка появилась не сразу. Первые несколько часов морского путешествия прошли довольно тихо, и только теперь, ближе к вечеру, Клоков начал понимать, что желудок у него не на месте.

От ужина Дима отказался, к удивлению своих спутников. Однако вопросов никто задавать не стал, только черные пронзительные глаза Салидзе долго изучали парня. Дима забился в угол своей каюты, лег, но лучше не стало. Закрыв глаза, Клоков представлял, как судно взбирается на огромную гору. Потом, чуть повисев на вершине, начинает скользить обратно, в пропасть. Корабль делал все очень неторопливо, деловито, преодолевая милю за милей по Баренцеву морю. Куда-то к неведомой цели, до которой оставалось еще черт-те сколько часов пути.

Труднее всего было ожидание. Вот корабль, взобравшись на вершину водяной горы, замирает на мгновение, готовясь начать движение вниз. Уже зная, что сейчас изменится вектор движения, ждешь этого, готовишься, чувствуешь – будет хуже. И действительно, спустя миг корабль переваливается через гребень, «клюет» носом. Начинается медленное, неторопливое скольжение к нижней точке. Где опять будет короткая пауза, а затем опять смена вектора движения, путь наверх. И так до бесконечности…

Дима плохо помнил, в какой момент качка умотала его настолько, что не осталось сил сопротивляться. Он даже не мог посмотреть на часы, когда, упираясь руками в стены, пополз в ватерклозет. Рвота не принесла облегчения. Корабль все так же нырял в пропасть и взбирался на горы. Спазмы выворачивали тело Клокова, он дрожащими руками хватался за стены маленькой кабинки, все отчетливее понимая, что до утра не доживет. «Остановите Землю, я сойду. Остановите Землю, я сойду», – вертелось в голове, словно бы пластинку заело на этой избитой, глупой фразе.

«Остановите Землю, я сойду…»

Все осталось в прошлом: университет, выпускные экзамены, дипломный проект, на который было убито столько нервов и сил. И сам диплом, полетевший в мусоропровод, и ссора с родителями – это жило в другом измерении, в котором нет и никогда не было Дмитрия Клокова. Маленький измученный человечек стоял на коленях возле отхожего места, трясущимися руками упираясь в грязный пол. Один. Посреди бесконечного океана, которому не было дела до надвигающейся смерти еще одного проигравшего схватку. Лузера…

– Их столько на дне, – прохрипел Дмитрий в перерывах между приступами рвоты. – Одним больше, одним меньше. Ему нет дела… Сука.

– Кого «их»? – раздался за спиной тихий голос.

– Людей, – не открывая глаз, пробормотал Дмитрий.

– Совсем плохо, да? – Чья-то мягкая ладонь легла на спину.

Клокову показалось, что в этот момент стало чуть легче. Сразу вспомнилось – так было в детстве, когда он тяжело болел. Метался по кровати с высокой температурой, а мама садилась рядом и клала руку на его лоб.

Сейчас рука скользнула на плечо, и это не была ладонь матери. Сил, чтобы говорить, не нашлось, а потому в ответ на заданный вопрос Дима только вяло кивнул.

– Терпи, пожалуйста, – произнес тот, кто стоял за спиной Димы. – Трудно. Очень трудно. У меня тоже было так в первый раз. Терпи. Испытания нам дает Бог, чтоб мы стали сильнее.

Клоков попытался засмеяться, но только зашелся в хриплом кашле, спазмы скрутили внутренности. Дмитрий догадался, что позади него – тот самый святоша, сумасшедший сосед по каюте.

– Возможно, Господь наказывает тебя за какие-то ошибки, – продолжил собеседник. – Возможно, ты причинил зло или боль кому-то из близких. Утешься тем, что сейчас ты страдаешь, но тем самым искупаешь свой грех…

– Мне стало легче от понимания этого! – со злостью выкрикнул Клоков, из последних сил отталкиваясь от пола.

Устоять на ногах он не смог – все кружилось: стены, лампочка на потолке, грязная дыра в полу ватерклозета. Колени подкосились, и Дима точно упал бы, если бы сильная рука не поддержала его.

– Часто бывает так, что помощь нужна не только на физическом уровне, но и на духовном, – пробормотал сосед по каюте, вытаскивая парня в коридор.

– Умру тут… – цепляясь за выступы стен дрожащими руками, прошептал Дима. – Прости, мама.

– Тебе на воздух надо. Погоди, сейчас поднимемся на палубу, станет легче…

Коридор раскачивался из стороны в сторону; святоша, тяжело дыша, тащил Диму вперед.

– Одышка у меня, – как-то смущенно, словно извиняясь, объяснил сосед по каюте.

Диму это ничуть не волновало. Как и многое другое. Он с трудом понял, что под ногами железные ступеньки. Попытался упираться в них, когда его поволокли наверх.

– Куда?! Стоять! – раздался за спиной властный голос. – Фокин, стоять!

Святоша тут же остановился и выпустил Клокова из рук. Диме было абсолютно безразлично, кто еще появился в коридоре. Схватившись за поручни, он начал сползать вниз, пока не ткнулся лбом в какую-то холодную железяку. Это принесло облегчение.

– Георгий, нашему коллеге очень плохо. Морская болезнь.

Здесь, на трапе, ведущем наверх, было чуть легче дышать, чем в каюте с задраенными иллюминаторами. Дима нашел в себе силы, чтобы открыть глаза. Его сосед по каюте – Фокин – стоял напротив Георгия Салидзе, что-то тихо объясняя бригадиру.

– Без моего разрешения никто не имеет права подниматься наверх! – холодно отрезал Салидзе.

– Так дай его! – тут же откликнулся Фокин, не обращая никакого внимания на резкий тон бригадира. – Вряд ли ты будешь рад, если потребуется вызывать медицинский вертолет, чтобы снять человека с борта судна.

Салидзе только оскалился в ответ. Фокин посмотрел на бригадира и вздрогнул. Дима закрыл глаза. Он, как и сосед по каюте, понял: никто не будет вызывать медицинский вертолет. Либо ты, Клоков, сможешь выдержать это, либо… На дне много неудачников, не сумевших найти место в жизни – наверху.

– Побойся Бога, Георгий! – тихо, но внушительно произнес Фокин. – Мы все отвечаем за свои поступки перед…

– Оставь проповеди для таких, как он! – нетерпеливо перебил бригадир. – Не «лечи» меня, Святослав.

– Хорошо, – неожиданно легко согласился Фокин. И вдруг спросил Георгия: – Нанимали рабочих с запасом или точно в норму?

– Что? – растерялся Жора.

– Ну… – не сразу нашел нужные слова Святослав. – На любой буровой есть что-то вроде штатного расписания. Так? Полный комплект персонала, сколько должно быть. Набрали комплект?

– Да, – помедлив, ответил Салидзе.

– Тогда береги тех, кого набрал! – с легким нажимом сказал Фокин. – А то, если начнешь с первого дня разбрасываться людьми, скоро работать некому будет. Останешься один за всех.

Свежий воздух, такой близкий, желанный, до которого оставалось пройти всего несколько метров по трапу, придал Диме сил. Он поверил Святославу Фокину, поверил в то, что стоит добраться до палубы – и станет легче. Что до конца мучений – лишь несколько минут. Шагов. Только разрешение бригадира… Клоков приоткрыл глаза, с мольбой посмотрел на Салидзе.

Видимо, Фокин обладал даром убеждения. Бригадир, хоть и с большой неохотой, согласился на предложение святоши.

– Хорошо! – сквозь зубы процедил Салидзе. – Вытащи его наверх, но стоять только возле двери! Ни шагу на левый борт! Ни шагу вперед! А то оба на корм рыбе полетите. Все понятно?

– Господь возблагодарит тебя за великодушие, – смиренно произнес Святослав.

Выбираясь на палубу, Дима с тоской подумал о том, что в другое время послал бы на три буквы Жору – за его наглый тон, за жестокость. За пальцезагибание, устроенное совершенно не по делу.

Но теперь он, один из лучших выпускников питерского университета, сын обеспеченных родителей, стоял, забыв про гордость и самоуважение, – получеловек-полуинвалид на скорлупке, мотавшейся посреди огромного моря. Стоял молча, проглотив хамство Салидзе. Человека, не знавшего, как пишется слово «комплимент». Да, Жора был здесь царем и богом, а потому мог оставить молодого парня умирать в трюме, мог выбросить за борт. Мог – по-королевски – подарить жизнь, позволив вдыхать свежий морской воздух в компании Святослава Фокина.

Через какое-то время парню стало лучше. Холодный, обжигающий воздух продул легкие, наполнил их кислородом, разорвал на клочки и унес мысли о том, что мир – это качающиеся стены ватерклозета. Нет, мир – это бесконечность. Ледяной ветер. Яркие, колючие звезды над головой, совсем близко. Протянешь ладонь, и любая из них тут – горячая, переливающаяся, способная исполнить загаданное желание.

– Хорошо, – всхлипнув, прошептал Дима. Против его воли глаза наполнились влагой, может быть, от резкого ветра. – Спасибо, Святослав.

– Благодари не меня. Благодари Всевышнего, – покачал головой Фокин. – Часто бывает так: думаешь, финал. Нет выхода. Стены кругом. Все. Конец. Но выход есть. Надо только увидеть.

– Надо только увидеть, – повторил Клоков, цепляясь за леера.

Корабль по-прежнему взбирался на гребни и соскальзывал вниз, в водяные ямы, но отсюда, сверху, все казалось другим. Тошнота не ушла совсем, но отступила, стала не такой мучительной.

– Долго стоять нельзя, – вдруг сказал Фокин. – Холодно. Ветер.

– Слава, мне бы тут побыть, – умоляюще пробормотал Дмитрий. – Можно?

Спускаться вниз, в духоту прыгающей вверх-вниз каюты совсем не хотелось. От мыслей о замкнутом пространстве тошнота мгновенно усилилась.

– Хорошо, я принесу теплую одежду, – согласился попутчик. – Помни о том, что сказал Георгий, – никуда не ходи, стой только здесь.

– Угу, – радостно кивнул Дмитрий.

– И еще. – Святослав замолчал, оглянулся на проем, темневший за спиной. Потом, наклонившись к самому уху Клокова, сказал: – Будь аккуратнее с Салидзе. Если он появится здесь, наверху, лучше уйди в каюту. Не испытывай судьбу.

На миг глаза молодого парня из Питера и сорокалетнего мужчины встретились, и Дима прочел то, что бывший священник не сказал вслух.

«Салидзе выбросит тебя за борт, как только дашь ему повод».

Осознавать это было неприятно, однако, как ни странно, Диме стало легче. Из него вдруг – за какие-то часы – выветрились городская дурь, изнеженность, привычка передвигаться по проторенным маршрутам. А теперь, уяснив позицию бригадира и поговорив со Святославом, парень внутренне собрался. Как волчонок, который еще не научился догонять жертву через «не могу», но уже почуял, насколько призрачна грань между этим миром и тем. Клоков начал постепенно понимать, что такое настоящая жизнь. Жизнь, в которой тебя – если будешь слабым – могут выбросить за борт. Ничего не объясняя, не страдая комплексами по данному поводу. Жизнь, про которую говорил отец.

– Значит, я должен научиться быть сильным, – пробормотал Дмитрий, цепляясь оледеневшими руками за леера. – Но, Господи, как мне плохо… Дай силы пережить все это…

Совершенно секретно

Единств. экз.

Президенту ЗАО «Компания «Норднефтегаз»

КРУТОВУ О.А.

от начальника службы безопасности

ФЕРОПОНТОВА С.В.

ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА № 14/55В

Настоящим извещаю Вас, что по проекту «Шельф» сформирована группа подсобных рабочих в количестве четырнадцати человек. Кандидатуры отбирались в соответствии с перечнем требований, разработанным аналитическим отделом и завизированным Вами. Проверены Соколовым Ю.П. Краткие характеристики и фотографии наемных рабочих прилагаются к документу.

Транспортировка инженерной группы, обслуживающего персонала и оборудования, необходимого для исследований, была выполнена на объект в установленные Вами сроки.

Никаких осложнений с пограничниками, военными и проч. по факту присутствия судна ледокольного типа нашей компании вблизи Земли Франца-Иосифа не возникло.

Начата вторая фаза: переброска на объект группы рабочих. Прибытие этой партии к месту исследований ожидается завтра. Прогноз благоприятный: сильный туман, низкая облачность, возможен снегопад.

Командиру судна отдан приказ: сразу после высадки новой группы отдалиться от архипелага, приступить к исследованиям и картографированию морского дна (в соответствии с завизированной в правительстве РФ программой), к островам ЗФИ не приближаться до получения условного сигнала.

Совершенно секретно

Единств. экз.

(подлежит уничтожению после

ознакомления с документом исполнителей)

РЕЗОЛЮЦИЯ НА ДОКУМЕНТ № 14/55В

Начальнику службы безопасности ЗАО «Норднефтегаз»

ФЕРОПОНТОВУ С.В.

Начальнику аналитической группы ЗАО «Норднефтегаз»

СОКОЛОВУ Ю.П.

– Феропонтову С.В.: еще раз проинструктировать командира судна о режиме радиомолчания с архипелагом, доклады «материку» только в кодовом варианте;

– обоим: проработать комплекс мер по организации беспорядков на погранзаставе Нагурская (побег военнослужащих, авария в поселке) в случае интереса пограничников к проекту «Шельф»;

– сформировать группу экстренной ликвидации проекта «Шельф» на случай возникновения форс-мажора (вариант «Зомби»); подобрать кандидатуру командира группы ликвидации, представить мне на утверждение лично.

О ходе работ по проекту «Шельф» докладывать мне – курьерской почтой. В случае форс-мажора – члену совета директоров ЗАО «Норднефтегаз» Куроводову А.Н.

Святослав Фокин не поленился второй раз подняться на палубу, чтобы принести Дмитрию теплую куртку. В ней переносить ветер и стужу было значительно проще.

– Спасибо, – еле выговорил Клоков застывшими от холода губами, не зная, как еще благодарить почти незнакомого человека, с которым его свела судьба.

Диме припомнилось: еще несколько часов назад он называл Фокина не иначе как «сумасшедший», «святоша». Теперь ему было очень стыдно. Жизнь преподнесла урок: тот, кого Клоков считал нелепым и смешным, оказался во сто крат внимательнее и человечнее, чем все остальные его попутчики.

Даже Сашка Гарин, с которым Клоков вроде бы «сошелся», – и тот преспокойно спал, оставив нового приятеля наедине с бедой. «Мои проблемы – это мои проблемы. А не мои проблемы – они и есть не мои». Получалось так. И только Святослав Фокин, каким-то чудом прознавший, что парню плохо, посреди ночи бросился искать Клокова. И не покинул его в трудную минуту, не отделался дежурными фразами соболезнования, а нашел выход из ситуации. Более того, сумел убедить Георгия Салидзе в своей правоте.

– Мне побыть с тобой или справишься? – вместо ответа на благодарность спросил Святослав.

– Я лучше сам, – честно признался Дима.

Ему действительно хотелось побыть одному. Наедине с ночью, пронизывающим ветром и звездами. Необходимо было еще раз все переосмыслить, найти силы не где-то вовне, а внутри себя. С тем, чтобы стать другим.

– Хорошо, – кивнул Фокин. И, уже собираясь спускаться вниз, добавил: – Будь аккуратен на палубе, помни, что никто не поможет. Кроме тебя. И Бога.

Дмитрий кивнул, а потом не удержался:

– Святослав!

Невысокий круглый человечек замер на полушаге, занеся ногу над высоким порогом.

– Да?

– Ты ведь священник? – спросил рыжеволосый парень.

– Раньше был. Сейчас – я твой коллега. Возблагодарим Господа за то, что так вышло.

– Зачем ты здесь, Святослав? Это не твое место.

Фокин медленно опустил ногу. Обернулся, с недоумением посмотрел на молодого собеседника.

– Везде, где люди, – есть место для Бога. И для того, кто несет это в своем сердце.

Клоков не нашел, что ответить. Странный – но никак не сумасшедший – сосед Дмитрия исчез внизу, в темноте.

– Прости, Слава, – прошептал Дима.

Огромные волны вырастали перед носом судна, разбивались о борт корабля. Словно бы норовили слизнуть с палубы все, что там находилось, но им не хватало размаха.

– А ведь мне еще повезло, – вслух произнес парень после долгих минут созерцания этой картины. – Будь ветер посильнее и волны повыше, мне бы не позволили подняться на палубу. Умер бы этой ночью…

Звезды молча смотрели на мальчишку из Питера, который всего за несколько часов стал старше на много-много лет.

– Умер бы на грязном полу ватерклозета, – грустно усмехнулся Дима и покачал головой. – Такая вот, блин, история с хеппи-эндом.

Планета Земля медленно поворачивалась под кораблем, который висел над водой, как на качелях, подвешенных за серебряные нити – лучи звезд. Небесные светила, словно играя, раскачивали судно. Баренцево море лизало днище огромного ледокола, ползущего к какой-то неведомой точке, чьи координаты были известны лишь капитану судна. И, наверное, Георгию Салидзе.

К утру качка уменьшилась – ветер стихал. Дмитрий Клоков, который большую часть ночи провел наверху, на палубе, наконец-то смог забыться лихорадочным сном. Это был совсем другой сон, не свойственный нормальному человеку. Даже провалившись в забытье, Дима продолжал вместе с кораблем вздыматься на водяные горы. Затем, повисев на вершине, долго и монотонно падал вниз, в темную пропасть.

Прежде чем удалось заснуть, Клоков долго лежал под одеялом, подтянув ноги к животу, сжавшись в комок. Он страшно продрог, да и нервный шок сказывался. Но в конце концов мозг отключился, и это было избавлением от мук.

Подполковник внутренних войск в отставке Дмитрий Александрович Смердин имел все основания быть довольным жизнью. Уволившись в запас, он сумел по знакомству устроиться в очень неплохую частную контору – закрытое акционерное общество «Норднефтегаз». Впрочем, «очень неплохую» – это слабо сказано. Очень крутую. Это вернее. Уже полтора года Дмитрий Смердин работал там инструктором по подготовке охранников. Любой серьезный бизнес нуждается в профессиональной защите – аксиома, которая была очень хорошо известна руководству «Норднефтегаза». Смердин не задумывался над тем, когда именно эту аксиому принял на вооружение президент ЗАО: с первых дней существования компании или в эпоху кровавых войн концернов друг с другом.

Важно было другое – компания интересовалась профессионалами серьезного уровня, а Смердин, уйдя в запас, нуждался в подходящей работе в солидной компании. Так они нашли друг друга.

Поначалу Дмитрий Александрович отвечал за довольно простые операции. Ему поручили тренинг персонала, занимавшегося охраной промышленных объектов ЗАО «Норднефтегаз»: чтение курсов по размещению систем видеонаблюдения, по скрытой записи аудио– и видеосигнала. Со временем бывшему вэвэшнику доверили стрелковую подготовку охранников. Курс стал более целенаправленным. Теперь подполковник мог лучше ознакомиться с «деловыми качествами» учеников, мог выделить среди них наиболее интересных и способных. Позднее, когда вышестоящее начальство убедилось в лояльности Смердина, бывшему офицеру намекнули, что зарплата и премиальные могут существенно вырасти, если…

Дмитрий Александрович прекрасно отдавал себе отчет в том, какие «если» бывают у крупного бизнеса. Громкие публичные скандалы, убийства политиков, чиновников и бизнесменов, похищения взрослых и их детей – все это происходило не в ином измерении: в Москве.

Иллюзий или убеждений, которых нельзя было бы продать, у подполковника не осталось еще со времен службы во внутренних войсках. Он не понаслышке знал, как делаются крупные дела. А потому с первых дней работы в компании «Норднефтегаз» втайне ждал именно какого-то такого предложения. Но руководство, как и следовало это предвидеть, долго и внимательно присматривалось к новичку, всё не решаясь доверить ему действительно серьезные вещи. Именно тогда Дмитрий Александрович Смердин окончательно убедился в том, о чем подозревал давно: серьезный бизнес не может быть построен на легальной основе.

«Норднефтегаз» располагал группами силового воздействия на конкурентов и партнеров по рынку, на PR-структуры, работавшие над имиджем «противника», на купленных чиновников и депутатов, которые поставляли концерну нужную информацию и лоббировали интересы акционерного общества.

И потому силовым группам требовались по-настоящему серьезные специалисты. Скажем, чтобы получить информацию о каком-нибудь маленьком АО «Хренопупинскгаз», каковое хотел проглотить «Норднефтегаз», недостаточно было запугать соответствующего налогового чиновника. Нужно было вытащить из него баланс предприятия за последние три-пять лет. Порой возникала необходимость проверять и перепроверять цифры с помощью реальных людей, далеко не всегда соглашавшихся предоставлять нужную информацию… В том смысле, что они не всегда соглашались сразу. Потом-то уж, понятное дело, выбора у них не было. В руках специалистов из группы промышленной разведки мало кто мог не заговорить. Уж если за дело берется серьезное ведомство, то и результат будет выдан по полной программе.

Так и шла жизнь Дмитрия Александровича: от одной интересной «работы» до другой. От одной премии – к следующей. Пока однажды ему не предложили задуматься над задачей, успешное разрешение которой могло стать либо вершиной его карьеры, либо – гвоздем в крышку его гроба. Или – и то и другое сразу.

Потому что, как понял подполковник ВВ, проект «Шельф» был до такой степени нагл и беспардонен, что убрать могли не только исполнителей. А вообще всех тех, кто в курсе проблемы. Бывший вэвэшник отлично сознавал перспективы.

И все же он так же прекрасно понимал, что отступать некуда. В сущности, теперь, когда ненадолго прилетевший в Россию Олег Крутов ознакомил Дмитрия Смердина с материалами проекта «Шельф», вариантов было всего два: либо он согласится возглавить группу ликвидаторов, либо скажет «нет» и проживет после этого еще несколько часов. Возможно, даже меньше часа. Или просто не выйдет из кабинета президента акционерного общества.

– Я согласен, Олег Анатольевич, – спокойно и ровно произнес Дмитрий Смердин.

– Ничуть в этом не сомневался, – ответил президент компании и дружелюбно улыбнулся своему подчиненному.

Смердин растянул губы в ответной улыбке и слегка поклонился, чтобы никто не видел выражения его лица.

– Сергей Владимирович, – обратился Кругов к начальнику службы безопасности. – Пожалуйста, введите Дмитрия Александровича в суть дела более детально.

Президент ЗАО «Норднефтегаз» сделал ударение на словах «более детально», с тем чтобы командир группы ликвидаторов прочувствовал: он пока знает о проекте «Шельф» не все, далеко не все.

Но отступать было уже некуда.

Утром на палубу подниматься запретили. Георгий Салидзе встал на пути Дмитрия Клокова, и на его лице было написано: поблажки закончены. То, что произошло ночью, там же и осталось. Теперь, когда на пассажира, покинувшего свое место, могли наткнуться члены экипажа, Салидзе не хотел рисковать. Да и как он смог бы объяснить остальным нанятым рабочим, почему для одного из них делаются такие исключения из правил? Почему разрешают подниматься на палубу только Клокову?

Жора решил похоронить минутную слабость в минувшей ночи. Теперь он был скорее готов к тому, что Дмитрий Клоков умрет на глазах у товарищей по несчастью, чем к тому, что наемные рабочие начнут всей толпой прогуливаться по палубе ледокола. Видимо, Салидзе следовал соответствующим инструкциям, а потому люди остались внизу, возле задраенных, покрытых копотью иллюминаторов.

Дима отказался от завтрака, хотя от голода его мутило. Он смог протолкнуть внутрь желудка несколько сухарей, но не более того. На его счастье, качка была не такой сильной, как во второй половине предыдущего дня, и парень худо-бедно ее выдерживал. Он по-прежнему чувствовал себя очень некомфортно, но ночной урок что-то перевернул в его сознании. Дима хорошо помнил ухмылку Салидзе. Понимал, что грань, отделяющая от путешествия за борт, к вечному покою, очень призрачна.

Сколько еще оставалось до цели? Дима не знал, но искренне надеялся, что мучения скоро подойдут к концу. Все так же резалась в карты первая каюта. Все так же сидел, глядя перед собой, Лишнев, но теперь напротив верзилы расположился один из вчерашних сонь – Марат Доценко. С чуть оттопыренными ушами, черноволосый и черноглазый мужик, которому на вид было более тридцати лет. Точнее Дима Клоков определить не смог.

По всей видимости, Лишнев и Доценко нашли общий язык. Они травили байки, развлекая друг друга, а заодно и соседей по каюте. Дима время от времени бегал к умывальнику, чтобы плеснуть на лицо и затылок холодной водой. В какой-то момент, возвращаясь из ватерклозета, он задержался у второй каюты. Потом Клоков сам не смог бы вспомнить, какая именно фраза зацепила его и вынудила замереть в коридоре, подле дверей. Невидимым для собеседников.

– Я ведь спецназовцем давно мечтал быть, – говорил Лишнев, видимо отвечая на вопрос Доценко. – Можно сказать, с детства.

– Да ну! – засмеялся Марат. – Так-таки и с детства?

– Ага, – продолжал Лишнев. – Вот как прочел ту историю про корейца, так и…

Может, Дмитрий услышал из уст верзилы «Северная Корея», «Вьетнам»? Именно это заставило остановиться?

А Лишнев продолжал говорить.

– Знаешь, я плохой рассказчик, не смогу передать так, как прочел это. К тому же давно читал, то ли в школе, то ли чуть после. В те времена, в общем. Дело там такое было. История про воина-корейца, который убил двенадцать американских солдат голыми руками.

– Фигня! – подал голос Доценко. – Не бывает так, Костя! Мы же с тобой профи, понимаем, где сказки, где правда.

– Да слушай ты меня! – чуть повысил голос Лишнев. – Клянусь, так было написано! Человека специально к этому готовили. Чуть ли не с детства.

– С детства готовили убивать двенадцать американцев? – уточнил Марат.

Дима одним глазком выглянул из-за двери. Доценко и Лишнев сидели друг напротив друга. Черноволосый Марат Доценко казался миниатюрным по сравнению с Костей Лишневым, который, уперев кулаки в колени, чуть ли не глыбой нависал над соседом по каюте. Но Марата это совершенно не смущало. Он внимательно слушал своего спутника.

– Нет, с детства готовили к пути воина, – попытался объяснить Лишнев, но получилось у него сбивчиво. – Ну, в общем, давай я расскажу, как помню, а ты не перебивай, ладно?

Доценко кивнул.

– Звали этого корейца Пак. Его тело долго превращали в машину уничтожения. Теперь всех деталей не смогу восстановить… Помню лишь, что его били палками, учили блокировать удары. Очень много ударов с разных сторон. Парень лежал, весь опухший, потом приходил в себя. Все начиналось сначала, увеличивались лишь темп и сила ударов.

Пальцы ему тренировали по специальной методике. Заставляли бить по стволу дерева. Не кулаком, не костяшками – именно пальцами. Будто гвоздь в древесину втыкаешь. Сначала Пак ломал ногти. Сосуды, кожа лопались. Парня чем-то мазали, раны затягивались, заживали. Все повторялось.

В холодную воду опускали, связанного. Только «отключался» – его на дно, чтоб дышать не мог. Потом наверх. Дадут продышаться – и заново все начинают. Что-то там еще было. Все это продолжалось несколько лет. В конце концов Пак стал нечувствительным к боли. Его пальцы окостенели, стали плохо гнуться. Зато он мог вгонять их в ствол дерева. Представляешь? Он мог сойти с ума в процессе обучения, но не сошел.

– Да уж, это точно, – задумчиво протянул Доценко. – От такого можно сойти с ума.

– А он выдержал. В том рассказе говорилось, что не свихнулся только потому, что инструкторы очень много времени уделяли его психологической подготовке. Ежедневно втолковывали ему, что все это необходимо родине. Что он, Пак, – оружие против врага. Что он нужен для победы корейского народа над американцами.

– Слушай, может, это про Вьетнам было написано? – спросил Марат.

– Да не! Точно помню, про Корею. Северную и Южную. Ну и вот, слушай дальше. Америкосы, разумеется, были вооружены гораздо лучше северных корейцев. Хрен его знает, что там такое было. Короче, какая-то горная тропа, по которой северянам надо было протащить то ли оружие, то ли жрачку, то ли медикаменты. Американцы прощупали болото, нашли островок. Установили орудие так, что держали горную тропу под контролем, как кто сунется – осколочным туда, и привет. Только кишки по камням. И ничего не получалось у северных корейцев. А пройти было необходимо! Уж очень важна тропа… Америкосы не случайно ее под плотный контроль взяли. Понимали, что какая-то там группировка долго без подмоги не протянет. А помощь могла только по этой дорожке, взятой под прицел, пройти.

– Ну-ну.

– Ту пушку охраняли морские пехотинцы. Никого не подпускали, даже близко. Место отвратительное для атаки: болото кругом, позиции так оборудованы, чтоб отразить нападение с любой стороны. Да и вообще, топь же. Особо не разгонишься. В полный рост – из пулеметов выкосят. Ползком? Ага, с пузырями из ушей…

Ну и северяне чего придумали? Послали этого воина – Пака. Одного. Америкосам вода питьевая нужна была, ее через болото приносили местные жители. Корейцы. Ну, водоноса, понятное дело, шмонали на предмет оружия или взрывчатки, только потом на пятачок, к орудию, пропускали.

Так вот, этого, зверя, тоже обшмонали. А у него – пусто. Ни оружия, ни взрывчатки. Только бидон с водой. Пропустили: наверное, чуть расслабились. Тут Пак и начал…

– Убил морпехов, что ли? – недоверчиво спросил Доценко.

– Точно! – воскликнул Лишнев. – В тот момент возле орудия, вместе с расчетом, находилось двенадцать человек. Так он их – руками и ногами. За минуту. Всех! Помню, в рассказе говорилось, что америкосы ошалели от неожиданности, когда он стал «работать». Ударом пальца в спину позвоночник ломал. Потом очухались, попытались за оружие схватиться. Да только парня не случайно так долго готовили. Никто выстрелить не успел. Пак всех уложил. Кого-то ногами, но больше – пальцами-«гвоздями». Тихо работал, быстро. Очень быстро. В глаз, в шею, в спину… Ему ведь надо было не только расчет положить, но и орудие из строя вывести, до того как рота морпехов в основном лагере в полном составе поднимется.

– Удалось? – заинтересованно спросил Марат.

– Вроде да. Убил всех, кто возле орудия находился. Что с пушкой сделал – точно не помню, уже неинтересно. Наверное, гранату – в дуло, гранату – на замок, под прицел, в поворотный механизм. На все про все – минута-другая. А как взрывы начались, тут морпехи в лагере от шока очухались, давай палить.

– Убили, конечно…

– Да фиг знает, – пожал плечами Лишнев. – В книге было сказано, что этот кореец Пак в воду прыгнул, прямо в болото. Ушел на дно, лежал там почти сутки. Дышал через трубку. В смысле, сломал какой-то тростник, сделал трубку для дыхания и вот так вот лежал под водой. Его пиявки жрали, он терпел. Америкосы стреляли по воде – вроде не зацепили. Ночь пришла – уполз через болото. Живым вернулся.

– Очень похоже на сказку, – покачал головой Доценко. – Костя, ты же знаешь, чудес на свете не бывает. Особенно в таком деле. Американские морпехи – не дети с соской. И с трудом верится, что один человек голыми руками мог двенадцать зубров завалить.

– А он и не человек вроде, – помолчав, произнес Костя Лишнев. – Разве это человек? Я тогда маленьким был, пацаном, все думал: как такое вынести можно? Попробуй представить. Боль, когда тебя палками бьют, тренируя тело. Сломанные, разбитые в кровь пальцы. В общем, думал-думал, так вот и понял, что хотел бы попробовать сам, что бывает, что нет. Где правда, где вымысел. Где люди, где нелюди.

– Попробовал? – невесело усмехнулся Доценко.

– Угу, – сжал губы Лишнев и замолчал, привычно уставившись в стену, как будто там можно было прочесть ответы на какие-то вопросы.

Потом вдруг повернулся в сторону двери, из-за которой выглядывал бледно-зеленый Дима Клоков.

– Травы бы мне, – просительно, чуть ли не жалобно сказал бывший спецназовец. В его глазах было что-то такое, что Клоков отшатнулся и энергично затряс головой.

– Эххх, – шумно выдохнул Лишнев и вдруг закашлялся.

Он кашлял долго и надрывно, никак не мог остановиться, а когда все же сумел подавить спазмы, шумно выхлебал стакан воды и повалился на койку. В каюте наступила тишина. Никто не проронил ни звука, словно люди пытались представить, что правда, а что ложь в истории, которую рассказал Константин Лишнев.

Постояв еще немного у двери, Дима Клоков двинулся в сторону своей каюты. Вдруг по трапу скатился Георгий Салидзе, на лице бригадира сияла довольная улыбка. Увидев Дмитрия, Жора заулыбался еще шире.

– Слышь, повезло тебе парень, да? – хлопнув Клокова по плечу, воскликнул Георгий. – Ветер попутный сегодня, весь день. Течение помогает. Через пару часов будем на месте!

– Йес! – тут же откликнулся чей-то веселый голос из первой каюты. – Наконец-то! Уже все, что собирался заработать на буровой, проиграл. Да еще и в долги влез.

Салидзе расхохотался, вслед за ним улыбнулся измученный качкой Дмитрий Клоков. Втайне он позавидовал «простоте» незнакомого мужика, который не видел никаких проблем в том, чтобы проиграть пару-тройку тысяч баксов, а то и больше. Дима никогда б не смог так жизнерадостно известить сотоварищей о фиаско. Для него такая история была бы трагедией.

«Привыкай! – сказал он сам себе. – Это настоящая жизнь. Здесь легко зарабатываются капиталы, легко теряются. Take it easy. Принимай все проще, не бери близко к сердцу».

Совершенно секретно

Единств. экз.

Президенту ЗАО «Компания «Норднефтегаз»

КРУТОВУ О.А.

от начальника службы безопасности

ФЕРОПОНТОВА С.В.

ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА № 14/56В

Настоящим извещаю Вас, что при формировании бригады подсобных рабочих по проекту «Шельф» аналитическим отделом компании была допущена грубая ошибка. В бригаду завербован Клоков Дмитрий Александрович, который не соответствовал перечню требований, разработанному аналитиками корпорации.

Справка: Клоков Дмитрий Александрович, двадцать один год, выпускник Санкт-Петербургского университета, красный диплом. Постоянное место проживания – Санкт-Петербург. Был завербован там же, при заполнении штатной анкеты сказался сиротой. Проверка его личных данных, изложенных в данном документе, была осуществлена с грубым нарушением инструкций.

Родители. Отец: Клоков Александр Леонидович, сорок три года, директор рекламно-производственной фирмы «Суперсайн». Компания «Суперсайн» занимается производством рекламных световых стендов, подсвеченных тумб, оформлением витрин магазинов. Время существования компании – около пяти лет. Персонал – около двадцати человек. Налоговой задолженности, иных проблем с фискальными органами фирма не имеет.

Мать: Клокова Варвара Петровна, тридцать восемь лет, в настоящее время – домохозяйка.

После того как сын пропал из дома, родители подали соответствующее заявление в районный отдел милиции, инициировали розыск Клокова Д.А. с помощью государственных служб. В настоящее время фотографии Клокова Д.А. расклеены на информационных стендах в г. Санкт-Петербурге и Ленинградской области, сотрудникам районных отделов милиции передана ориентировка на него.

В свете вышеизложенного возвращение Клокова Дмитрия Александровича обратно в Санкт-Петербург по окончании срока действия контракта с ЗАО «Норднефтегаз» невозможно.

Грубую ошибку при анализе анкетных данных Клокова Д.А. допустил сотрудник аналитического отдела компании Мусин Вадим Николаевич.

Совершенно секретно

Единств. экз.

(подлежит уничтожению после

ознакомления с документом исполнителей)

РЕЗОЛЮЦИЯ НА ДОКУМЕНТ № 14/56B

Начальнику службы безопасности ЗАО «Норднефтегаз»

ФЕРОПОНТОВУ С.В.

Начальнику аналитической группы ЗАО «Норднефтегаз»

СОКОЛОВУ Ю.П.

– Феропонтову С.В.: сотрудника аналитического отдела, допустившего просчет при найме персонала, уволить без выходного пособия, исполнение доложить Куроводову А.Н.;

– Соколову Ю.П.: предупреждение за недостаточный контроль деятельности подчиненных при отборе персонала по проекту «Шельф»;

– Соколову Ю.П.: продумать комплекс мер по созданию финансовых проблем компании «Суперсайн», с тем чтобы в ближайшее время снизилась активность Клокова А.Л. и Клоковой В.П. по розыскам сына. Подготовленный проект мер завизировать у Куроводова А.Н., передать на исполнение Феропонтову С.В.;

– Соколову Ю.П.: продумать комплекс мер, блокирующих возврат Клокова Д.А. в Санкт-Петербург о окончании срока контракта, доложить лично.

Обед Дима Клоков пропустил точно так же, как и завтрак. Когда молчаливый стюард – единственный из членов команды ледокола, кто спускался в отсек к рабочим, – принес котел с супом, парень почувствовал, как забурчало в животе от голода. Дима не ел почти целые сутки, от слабости ноги и руки стали ватными, чужими. Голова соображала плохо, но, несмотря на все это, Клоков решил не рисковать. По словам Салидзе, до цели оставалось совсем немного. Значит, лучше чуток перетерпеть, помучиться, а уж потом, на берегу, после высадки – там он возьмет свое.

Запах борща пополз по каютам, тут и там быстро-быстро стучали ложки по алюминиевым мискам, из которых ели Димины коллеги. Очень хотелось закрыть не только глаза, но и уши, лишь бы только не слышать довольного урчания из соседних кают и причмокивания Саши Гарина, торопливо уплетавшего свою «пайку».

А потом все разом, неожиданно, изменилось. Наверху, по палубе, загрохотали сапоги. Несколько раз сработал ревун, словно предупреждая экипаж о чем-то. Георгий Салидзе, наскоро доев свою порцию, бросился к трапу.

Сердце забилось часто-часто. Неужели конец мучениям? Они у цели? Дима машинально шагнул к трапу вслед за бригадиром, пытаясь разглядеть, что происходит наверху.

– На, возьми на потом, – раздался голос позади него, и в ладонь Дмитрия толкнулась увесистая краюха хлеба.

Клоков, недолго думая, схватил ее, спрятал в карман куртки. И не надо было угадывать с трех раз, кто стоит за спиной. Только один человек в эту минуту мог думать не о себе, а о ближнем. Святослав Фокин.

– Спасибо, Святослав, – пробормотал Клоков, невольно краснея.

Он и сам мог бы взять еды про запас, да как-то неудобно было – с общего стола. Не привык он так. А вот Фокин ни о чем подобном не задумывался – просто взял чуть ли не полбуханки да отнес голодному парню. Впрочем, Святославу было легче решиться на такой шаг – он брал не для себя, для товарища.

– Что там? Кажется, наше морское путешествие подходит к концу? – Фокин встал рядом с Клоковым, плечом к плечу.

– Кажется, так, – ответил Дмитрий.

Суета наверху продолжалась. Люди сновали по палубе, временами черные силуэты закрывали кусочек серого, укутанного облаками неба. Потом кто-то длинно выругался, раздались крики, заскрипела лебедка.

– Что они делают? – почему-то шепотом спросил Клоков.

– Скоро узнаем, – ответил Святослав, отступая чуть назад. – Мы прибыли к месту. Видишь, качка прекратилась.

Только теперь Дима обратил внимание на то, что корабль перестал болтаться вверх-вниз на волнах. Он стоял ровно. Даже тихая, ощущавшаяся всю дорогу вибрация от работавших двигателей прекратилась.

– Похоже, дизеля заглушили, – снова шепотом произнес Клоков. – Не знаю, наверное, в бухте какой. На якорь становимся…

Фокин не успел ответить. Кусочек туманного неба пропал – его закрыла фигура быстро спускавшегося вниз человека. Фокин и Клоков едва успели отойти в сторону, Георгий Салидзе буквально слетел по трапу.

– Быстро! Быстро! – гаркнул он. – Всем! Внимание! Вещи собрали, все личные вещи! Все с собой, и на палубу. Быстро!

– На палубу! – радостно выдохнул Дима Клоков.

Личных вещей у него не было. Только небольшой рюкзак с амуницией, который ему сунули в руки в Мурманске. При погрузке на судно всем наемным рабочим выдали теплое белье, носки, верхнюю одежду. Подхватив баул, Дима первым ломанулся по трапу вверх. Навстречу небу, навстречу свежему морскому воздуху.

– Обалдеть! – добравшись до выхода на палубу, он замер в проеме, оглядываясь по сторонам.

Корабль находился в небольшой скалистой бухте, защищенной от ветра с трех сторон. Над головой висела низкая плотная дымка. То ли здесь небо находилось близко к земле, то ли отсутствие движущихся потоков воздуха способствовало появлению тумана.

– Эй, давай, вытаскивай свою задницу! – недовольно крикнул кто-то, застрявший на трапе из-за того, что Клоков еще не вышел на палубу.

Дима быстро сделал несколько шагов вверх и в сторону, освобождая дорогу. Его коллеги начали один за другим выбираться на свет. Кто-то заковыристо матерился, кто-то, оглядевшись по сторонам, восторженно присвистывал.

Холода не чувствовалось. Температура, конечно, была ниже нуля, градусов пять. А может, и больше, не представлялось возможным определить точно после теплого «брюха» корабля. Но отсутствие холодного колючего ветра, который терзал судно в море, сильно меняло дело. Ледокол стоял посреди бухты на якоре. Мелкие волны, совсем не такие, какие бились в борт несколько часов назад, бежали мимо, ласково облизывая мощные бока корабля.

Прямо по носу судна возвышалась скала. Или, может, не скала. Дима не знал точно, как это назвать. Словно большой, обточенный морем камень бросили на край океана, вырастили до размеров многоэтажного дома, вершину скрыли в низких облаках, а подножие – в хлопьях пены и наростах белого льда. В молочную дымку, висевшую над водой, ныряли сотни, может, тысячи птиц, забывших о земном притяжении. Птиц было очень много. Невероятно много. Дима никогда не подозревал, что где-то возможно такое скопление пернатых. Больших, маленьких, белых, разноцветных. Всяких. И многоголосый птичий гомон наполнял ледяную бухту, заставлял позабыть о холоде.

– Курорт, ядрена вошь! – радостно гоготнул рядом Константин Лишнев. – Русский Север, мать его! Приехали.

Дима не понял, ругался верзила или радовался красоте окружающего пейзажа. Бывший студент только-только успел подумать, что, наверное, верзила-спецназовец вообще не умеет радоваться величию и великолепию чего бы то ни было, как его отвлекли от размышлений.

– Что встали, кого ждем? – закричал Салидзе, поднявшийся на палубу последним. Видимо, проверял, не осталось ли на борту чьих-то вещей. – Вперед! Вперед! Двадцать метров вперед, на борт катера. Бегом!

– Слышь, бригадир! – внушительно произнес Лишнев, не двинувшись с места и удержав Святослава Фокина, который рванулся исполнять команду. – Ты, это, понтов-то сбрось! Надо сесть в лодку – так и скажи. Мы те что? Мы дети грудные, а?

– Да ты с кем так… – начал было Жора, но его перебили.

– Поддерживаю! – басовито рыкнул один из пассажиров первой каюты – видимо, неформальный лидер бывших зэков. – Следи за базаром, начальник!

Салидзе стал красным, как помидор. Видно было, что ему неприятно сопротивление подчиненных, но сейчас, когда явно никто не собирался принимать его сторону, бригадир решил не идти на конфликт.

– Хорошо! Хорошо! – быстро, торопливо проговорил Жора, поднимая руки в успокаивающем жесте. – Хорошо, мужики! Сейчас не время для споров. Судно должно немедленно выйти в море, пока не начался шторм. Пожалуйста, – он сделал упор на слове «пожалуйста». – Пожалуйста, займите места в катере. Вместе с вещами. Побыстрее.

Все расселись по деревянным скамейкам за минуту, а может, и меньше. Почти сразу после этого, словно невидимая команда наблюдала за действиями пассажиров, загудели электромоторы. Лебедки оторвали маленький катер от палубы. Стрела крана развернулась, и легкая посудина закачалась над волнами на очень даже приличной высоте.

Александр Гарин рискнул выглянуть за борт, вниз, и тут же стал белым, как хлопья пены у подножия скалы.

– Что, круто? – хохотнул Лишнев, опустив мощную пятерню на плечо съежившегося от страха паренька. – Медвежья болезнь не мучает?

Сашка только затряс головой, плохо соображая, о чем говорит верзила.

– Смотри, не испорти нам тут воздух! – радостно заржал Константин.

От юмора бывшего спецназовца Диму Клокова внутренне передернуло.

– Хорошо, что коровы не летают! – загоготал Лишнев, тыча пальцем в птиц, пикировавших к морю. – Правда, если эти дуры сиранут на башку, тоже мало не покажется.

«Господи, до чего же этот Лишнев тупой!» – подумал Клоков. А через мгновение забыл обо всем, потому что вновь неприятно заныло в желудке – лебедки заработали с сумасшедшей скоростью, опуская катерок на воду. Ощущение было куда противнее, чем в скоростном лифте. И чем-то напоминало свободное падение в воду вместе с суденышком.

Впрочем, до свободного падения дело не дошло. Катер мягко шлепнулся днищем о воду. Салидзе отцепил тросы, и посудина, рыкнув дизелем, устремилась к берегу. Она прошла так близко от корпуса ледокола, что Дима, изо всех сил задиравший голову в попытке прочитать название корабля, так и не смог что-либо разглядеть, кроме букв «е» и «о».

– Я заинтригован, – сообщил всем Марат Доценко. – За время путешествия не увидел ни одного члена экипажа, кроме стюарда. Вот и сейчас – катер идет к берегу, кто-то есть внутри – рулевой, моторист, – а мы их не видим. Прячутся от нас, что ли?

– Дак в чем проблема-то, Марат? Ты открой дверь в машинное отделение, да и загляни, – посоветовал Лишнев.

– Хрена с два, – жизнерадостно отозвался Доценко. – Не откроешь ее. Заблокирована.

– Как это заблокирована? – удивился верзила, потянулся к двери, дернул за ручку. – И в самом деле…

Почесав затылок, он поднялся с места, подошел к рулевой рубке, попытался толкнуть створку. Но и тут было заперто.

– Зашибись, – резюмировал бывший спецназовец и оглядел сотоварищей. – Что это значит, братва?

– Винт! – вдруг негромко сказал тот самый пассажир из первой каюты, что вступил в пререкания с Салидзе вслед за Лишневым. – Открой дверь!

– Момент, Леха! – один из любителей карточных игр тут же пружинисто вскочил с места, приблизился к рулевой рубке, доставая из кармана связку отмычек.

Клоков догадался, что странная кличка «Леха-Гестапо», которую он слышал вечером от карточных игроков, принадлежала неформальному лидеру зэков.

– Щас сделаем! – ухмыльнулся Винт и подмигнул Лишневу.

– Сядь на место! – нервно приказал Салидзе. – Сядь! Дверь не трожь. Так начальство приказало. Вы не должны общаться с экипажем корабля. И ты сядь, Лишнев. Костя… Пожалуйста. Мы уже прибыли…

И действительно, пассажиры, увлекшись борьбой с дверью, чуть не пропустили торжественный момент. Суденышко как раз проходило мимо огромной каменной стены. Казалось, пологие склоны покрыты сплошным ковром, сотканным из разноцветных лоскутков: малиновых, красных, зеленых, желтых, оранжевых. Некоторые кусочки покрывала имели очень яркие краски. Даже небольшие возвышения, то ли кочки, то ли камни, были покрыты растительностью и напоминали брошенные на ковер мягкие подушки.

– Вот это балдеж! – пробормотал Винт, забыв про рубку управления и запертую дверь. – Потом, когда вернусь, ни за что не смогу рассказать братве, как оно выглядело… И слов не хватит, да и не поверит никто. Даже после бутылки.

– Мхи, – коротко выдохнул Доценко. – Мхи и лишайники. Я такое уже видел.

Салидзе подозрительно покосился на Марата, но промолчал. От Димы Клокова не ускользнуло беспокойство бригадира. Чем дальше продвигалось дело, тем очевиднее становилось, что неведомое руководство компании, нанявшее людей на работу, всеми силами пыталось скрыть, куда и на чем перебрасывается группа. В эту схему логично вписывалось то, что пассажирам не давали узнать названия корабля, а иллюминаторы корабля старательно замазаны копотью. И запертые двери, и запрет экипажу судна разговаривать с наемными рабочими, появляться в тех местах, где они находились.

Фактов для того, чтоб делать выводы, пока было маловато, но Дима невольно задумывался о том, что все далеко не так просто, как показалось вначале. Это была какая-то неправильная буровая. Конечно, выпускнику университета ни разу в жизни не приходилось бывать в таких местах, но уж больно странным выписалось начало рабочей вахты.

Будь у Димы побольше опыта, он при своих аналитических способностях давно бы понял, что бригаду «подписали» на что-то нелегальное, преступное. Но жизненного багажа у бывшего студента питерского вуза было совсем немного, а потому парень лишь отгонял прочь тревожные мысли, вместе с другими пассажирами маленького кораблика любуясь красотой окружающей дикой природы.

Суденышко еще чуть пробежало вперед, и перед скитальцами открылась новая интересная картина. Казалось, будто какой-то исполин протащил по скалам плуг, выпахав в них широкие проходы. Теперь путешественники разглядели, что сбоку, слева, за «плечом» огромной скалы, открывается пролив, который ведет в глубину острова.

– Ледники, что ли? – пробормотал Марат Доценко.

Клоков покосился на товарища.

– Ледники, – повторил Марат. – Думаю, только движущийся лед мог пропахать в скалах такие борозды…

Катер, ловко обогнув небольшой скальный выступ, выскочил к отмели, и тогда пассажиры увидели… домишки. Небольшие домики, вросшие в землю. С серыми, залепленными пылью и грязью окнами.

– Матерь Божья, да здесь целый поселок! – подал голос кто-то.

– Заброшенный поселок, – уточнил сквозь зубы Марат. – Давно. Много лет.

И действительно, стоило чуть-чуть повнимательнее приглядеться, становилось заметно, как давно деревянные домишки находились без присмотра, без хозяйской руки. Покосившиеся срубы, крыши с огромными дырами, полусгнившие двери, вросшие в землю. И, в дополнение к этому, причал. Вернее, остатки причала – торчащие в разные стороны черные, источенные льдом бревна, вместо настила и перил.

А чуть впереди, ближе к суденышку, заходившему «на посадку», под водой виднелись ржавые металлические конструкции. Скорее всего, брошенные плавсредства, которые за годы вынужденного бездействия были раздавлены льдами. Ушли под воду, образовав железный риф возле того, что когда-то было причалом.

– Восхитительно! – загоготал Лишнев. – Я прям слезу пущу от праздничной встречи нашей делегации.

Дима Клоков покосился на верзилу. У того на лице сияла довольная улыбка. Поглядев на Константина, можно было подумать, что он действительно счастлив видеть мертвый поселок. Разруху на берегу. В то время как на многих она навеяла уныние, и народ приутих.

– Бааа! – вдруг сказал Леха-Гестапо. – Да там люди!

Откуда-то из глубины развалин – пассажиры не успели заметить, откуда именно – появились три человека. Они медленно и спокойно шли к берегу, навстречу катеру. Сбавив скорость, тот маневрировал между останками судов, подбираясь к «причалу».

– А вот и торжественная встреча… – рассматривая хозяев, пробормотал Марат Доценко.

Теперь пассажиры катера забыли про окружающие пейзажи, они дружно уставились на тройку людей у самой кромки воды. На фоне дикой природы, галдящих птиц, полупровалившегося в землю поселка и развалин старых кораблей люди казались здесь чем-то чуждым, инородным. Пассажиры катера смотрели на них примерно так же, как смотрели бы жители большого города на инопланетян, высадившихся на центральный проспект в час пик.

Катер ткнулся во что-то невидимое, располагавшееся под водой. Вздрогнул всем корпусом, так что пассажиры схватились за страховочные леера.

– О! – подал голос Салидзе. Видимо, бригадир от неожиданности немного потерял контроль над собой (обычно Георгий старательно взвешивал каждое слово, дабы не сказать лишнего). – Неужто в этот раз не пролез? Не хватало дыры в корпусе… – И тут он осекся, вспомнив, сколько людей слышат его слова.

Но Дима Клоков успел отметить фразу «неужто в этот раз». По всему получалось, что Жора был тут не впервые и ему уже доводилось подходить на катере к берегу. Возможно, в тот день, когда на остров высаживали тройку нынешних «хозяев» – тех, что встречали прибывшую группу рабочих?

Никто из экипажа не появился на палубе, не было заметно никакой суеты, словно ничего не произошло. Катер, резко отработав назад, чуть изменил курс, подкатил к остаткам причала, почти к самому берегу – глубина там оказалась очень даже приличной. Мягко ткнувшись в толстое бревно, замер. Салидзе тут же схватил трос, кинул его на берег, и один из людей, ожидавших прибытия катера, ловко, сноровисто закрепил конец на железной опоре.

– Прибыли, – коротко сообщил бригадир.

Суденышко неподвижно стояло возле острова, названия которого наемные рабочие не знали. Стояло и едва заметно покачивалось на волнах, а люди на палубе замерли неподвижно, словно им требовалось время, чтобы осознать: «Прибыли!»

– Побыстрее, пожалуйста! – подал голос один из встречавших. – Пожалуйста, – повторил он. – Надо постараться выгрузить топливо и еду за полчаса-час, чтобы катер мог уйти… обратно.

Человек на берегу чуть было не сказал – куда должен уйти катер. Чуть не произнес вслух название корабля. Но вовремя остановился.

– Да-да! – тут же заторопился Жора. – Коллеги! Мы прибыли и поступаем в распоряжение группы инженеров нашей компании. Выгружаемся на берег. Вещи пока оставляем тут, возле скал. Сначала надо освободить катер – ящики с едой, бочки с горючим. Начинаем! Аккуратнее с теми упаковками, на которых стоит знак «хрупкое».

Колонистов не надо было долго уговаривать. Всем и так не терпелось сойти на берег. Первым по ветхому, скользкому причалу пробежал Леха-Гестапо. Спрыгнув на землю, Леха ненадолго замер. Вдруг, покачнувшись, схватился на торчащее из воды бревно, выматерился.

– Вот, блин, – повернувшись к сотоварищам с глупой улыбкой, сказал он. – Земля качается…

Люди один за другим начали спускаться на берег, со многими происходило то же самое, что и с Лехой. За время путешествия на корабле – а это было около полутора суток – они привыкли к качке. Пусть небольшой, пусть малозаметной, но постоянной. И теперь, сойдя на твердую землю, на неподвижную опору, «качались» сами, по инерции.

Дима ступил на берег одним из последних. Так уж вышло, что его опередили почти все. С ним произошло ровно то же самое, что с Лехой, – потеряв равновесие, Клоков чуть было не упал, но его поддержал Святослав Фокин, оказавшийся рядом. «Спасибо», – одними губами прошептал Дима.

Оставив баул с вещами в стороне, как приказал бригадир, Клоков шагнул к ящику, за который уже схватился Сашка Гарин. Крякнув от натуги, они приподняли ношу. Медленно, пошатываясь, потащили ее вслед за Лишневым и Доценко, которые перли еще более здоровый груз.

Пройти надо было всего несколько сот метров. Но за это время Дима Клоков вымотался так, будто целый день разгружал вагоны. Обогнув один черный домик, потом другой, они поставили ящик перед третьим. Там, куда показал один из «хозяев».

Отдыхать пришлось на ходу – чтобы не отстать от коллег. Работали все. Работали быстро, как-то остервенело, чуть ли не бегом направляясь к берегу, чтобы подхватить очередной груз.

Второй раз Дима опять тащил контейнер вместе с Гариным и сил потратил еще больше. Пока брел обратно к берегу, никак не удавалось восстановить дыхание. На третий раз его напарником оказался Доценко, потому что Лишнев попер какой-то баул в одиночку. Марат, ухватившийся за ручку железного ящика, оказался без помощника.

Клоков шагнул к Доценко, нагнувшись, схватился за ручку. Охнул – Марат выбрал очень тяжелую ношу, – приподнял, выпрямился. Вдруг перед глазами появились белые звездочки. Земля вновь закачалась. Дима попытался не упасть, но рядом не было никакой точки опоры, и бывший студент, словно мешок с опилками, повалился на камни.

Вадим Мусин, сотрудник аналитического отдела «Норднефтегаза», сильно переживал из-за допущенной ошибки. Он работал в компании третий год, и до сих пор за ним не числилось ни одного хоть сколько-нибудь серьезного прокола.

Неожиданная командировка в Санкт-Петербург, случившаяся несколько дней назад, выбила его из колеи. Во-первых, Вадим не ожидал ничего подобного. Во-вторых, собирался спокойно отметить тридцать четвертый день рождения в кругу друзей. С выездом на шашлыки, куда-нибудь подальше от Москвы. В итоге его выдернули чуть ли не из-за праздничного стола. Выезд получился не за Садовое кольцо и даже не за Кольцевую, а в Питер.

Вот тебе и день рождения! Но это, как оказалось, было не самым страшным. Он, Вадим, всегда отличавшийся аккуратностью, теперь откровенно «зевнул». Тот парень, Клоков, обвел его вокруг пальца. Конечно, если говорить честно и откровенно, как на духу, Вадим сразу отметил, что рыжий парень слишком ухожен и воспитан для сироты. Грамотно пишет и нормально изъясняется. Короче, врет. Но копаться в деталях чужой биографии не хотелось. Хотелось побыстрее вернуться обратно, выцепить Анжелку, ребят. Махнуть подальше от города…

Кто бы мог подумать, что инструкции окажутся столь важными? Хоть бы предупредили, черти! А то – «обычный набор», «обычный набор»… Вот и донабирались! Блин, да если б он знал, что Феропонтов лично будет контролировать операцию! Подумать только, сам начальник службы безопасности «Норднефтегаза» нашел ошибку Вадима. Теперь не отвертишься…

Триндец квартальной премии, хана доверию со стороны Соколова. Это раньше босс проверял результаты его, Вадима, работы спустя рукава. Доверял. Да, Петровичу тоже влетело, видать. Уже второй день ходит мрачнее тучи. Едва кивает в ответ на приветствие, не «нагружает» работой. Словно он, Вадим Николаевич Мусин, перестал существовать. Пустое место, а не сотрудник.

И даже с работы пораньше сбегать теперь не тянет. Почему? Раньше было трудно до вечера досидеть, все больше мысли были то об Анжелке, то о Лидке. То об обеих сразу, или еще о какой… ненароком подвернувшейся… к месту.

Вадим аккуратно досидел до конца рабочего дня, но его трудовой героизм никого не восхитил. Мусин помаялся дурью еще немного, ковыряя пальцем в носу. Соколов по-прежнему находился в кабинете, но ретивого сотрудника к себе не вызывал. Новой работы не давал, исполнением старой не интересовался. Зайти, что ли, самому? Спросить, насколько все это серьезно и надолго? Может, получится убедить старика, что промашка вышла случайно, на фоне дня рождения?

Вадим, поколебавшись, встал из-за стола, поглядел в окно. На Москву потихоньку опускался вечер. Фонари уличного освещения еще не горели, но рекламные стенды уже вспыхивали то в одном месте, то в другом. Вздохнув, Мусин шагнул к двери в кабинет начальника аналитического отдела. Поднял руку, чтобы постучаться, как вдруг та сама распахнулась.

Его начальник, Соколов Юрий Петрович, стоял на пороге. Вадим застыл напротив босса с приподнятой рукой. Потом медленно опустил ее вниз.

– Какие-то вопросы? – глядя в сторону, тускло спросил Соколов.

– Петрович… – смешался Вадим. То, о чем он собирался говорить с начальником, вдруг потеряло смысл. Видно, несколько последних дней дорого обошлись боссу – он как-то разом постарел, под глазами появились мешки. – Петрович, слушай, ну виноват я! Виноват, да. Исправлюсь, вот те крест!

– Езжайте домой, – холодно произнес Соколов и, чуть отодвинув сотрудника в сторону, вышел из кабинета, захлопнув дверь.

Мусин онемел. Щелкнул замок, включилась сигнализация. Начальник прошел до выходной двери. Исчез в коридоре, так и не обернувшись. Сердце Вадима застучало быстро-быстро. Он вдруг понял, что дело значительно хуже и тут пахнет не только лишением квартальной премии. «Уволят», – с ужасом подумал Вадим.

Настроение разом снизилось до нуля. Усевшись в «Тойоту», Мусин попал ключом в замок зажигания только с третьей попытки. Больше уже не хотелось думать ни об Анжелке, ни о Лидке. Ни о том, что в Москву пришло тепло и дамы «разделись». Многие уже скинули тяжелую зимнюю одежду, переключились на плащи, а то и на «мини». На улицах было на что посмотреть.

Но Вадима не тянуло завязывать новые знакомства. Внутри поселилось беспокойство. И это оказалось непривычным. Тягостным. Словно бы он враз, за полдня, утратил веру в себя. Впрочем, неудивительно. До этого жизнь бежала по накатанным рельсам, все было просто и хорошо. Стабильно и твердо. И не беда, если порой скучновато. Потому что всегда можно добавить «специй». Новых ощущений. Вдоль трассы, по которой Мусин ежедневно возвращался домой, голосовали и блондинки, и брюнетки. Симпатичные…

А теперь пропало главное – чувство уверенности в завтрашнем дне. «Уволят», – еще раз подумал Вадим, аккуратно заруливая на стоянку возле дома. Он тщательно проверил, сколько метров до машины, которая находилась позади, – надо было оставить пространство для маневра соседу. Вытащил съемную панель магнитолы, тяжело выбрался наружу. Квакнула сигнализация. Вадим неторопливо побрел в сторону подъезда, на ходу засовывая в карман «сигналку» от машины и пытаясь выцепить электронный ключ домофона.

Фонарь возле подъезда был разбит. Тройка парней, пившая пиво около входа в дом, сразу напрягла Мусина. Он подобрался, нервно поднял руку к замку, стараясь как можно быстрее оказаться за надежной защитой металлической двери. Но войти в спасительный подъезд ему не удалось.

– Куда торопимся, приятель? – тихо спросил один из парней.

Вадим Мусин не успел ни ответить, ни осознать что-либо… Его били по голове – но не бутылками, а чем-то тяжелым, невероятно горячим. Так показалось Вадиму в ту секунду, когда на затылок обрушился первый удар. Перед глазами вспыхнули огни салюта – сто или двести залпов одновременно. А потом пришла холодная чернота космоса. Бесконечность…

Все продолжалось меньше минуты. Нападавшие скрылись раньше, чем кто-то успел вызвать патрульную милицейскую машину, но та все равно приехала бы слишком поздно. «Реанимация» очень торопилась, врачи подоспели к месту событий, когда Вадим Мусин был еще жив. Он скончался по дороге в госпиталь, так и не придя в сознание, что было бы удивительным чудом при тех травмах, которые получил «уволенный» служащий аналитического отдела АО «Норднефтегаз». Сотрудники районного отдела милиции, прибывшие на место преступления с большим опозданием, зафиксировали разбойное нападение с целью грабежа. По данному факту было заведено уголовное дело, быстро перешедшее в мертвый «глухарь».

Еще до того, как врачи перестали бороться за жизнь пациента, окончательно зафиксировав смерть, один из тройки нападавших передал ничего не значащую для посторонних SMS-ку. Условный сигнал человеку, который заплатил за «разбойное» нападение. Приняв информацию, заказчик с другого мобильного телефона позвонил бывшему подполковнику ВВ Смердину и сообщил, что заказ выполнен. В свою очередь, Дмитрий Александрович Смердин лично доложил Сергею Владимировичу Феропонтову об увольнении без выходного пособия проштрафившегося сотрудника.

Вадима Мусина все это уже не интересовало. Как не интересовало его и то, что незначительная, казалось бы, ошибка при подборе персонала вызвала целую вереницу смертей. Ибо вслед за Мусиным – совсем скоро, через несколько дней – отправился в лучший мир, а вернее, на дно канала, лидер тройки, избившей Вадима до смерти. Только этот человек знал заказчика, оплатившего убийство сотрудника «Норднефтегаза». С его смертью восстановить истинную картину событий стало значительно труднее. А когда на собственной даче от разрыва сердца скончался тот, кто передавал убийцам деньги и общался со Смердиным, цепь оборвалась начисто.

Вадим Мусин был далек от всего этого. Он лежал на столе морга, и врач-патологоанатом, осмотрев голову «пациента», сделал вывод: в данном случае не требуется вскрытие, чтобы установить причину смерти.

Очнулся Дима Клоков в каком-то полутемном помещении. Точнее, сначала появился запах жареной картошки и чего-то мясного: скорее всего, шницеля. «Похоже, я начинаю бредить…» – подумал парень, чувствуя, как голодный желудок требовательно и настойчиво напоминает: неплохо бы съесть хоть что-нибудь. Дима открыл глаза и с удивлением обнаружил, что лежит на кровати, под белым одеялом. А вокруг – полутьма, и потому остальные детали рассмотреть трудно.

Парень с трудом приподнялся – в голове сразу же зашумело. Сел на кровати, опираясь рукой на матрас, огляделся по сторонам. Света было мало, так как в комнате, в которой находился Клоков, имелось только одно маленькое оконце. Да и оно было покрыто то ли грязью, то ли копотью.

– Слава богу, что не на корабле, – пробормотал парень, с трудом опуская ноги на пол. – Хотя, судя по окошку, игры в шпионов продолжаются…

Он вспомнил, как таскал ящики от причала в глубь острова, как закружилась голова… А потом был провал в памяти. И вот – этот домик, запах жареной картошки.

– Ой! Наш герой проснулся, – вдруг произнес голос, от которого Дима в первые секунды онемел, потерял способность соображать.

Голос принадлежал не мужчине! Открыв от изумления рот, Клоков наблюдал, как в комнату пробралась молодая женщина с длинными волосами, собранными в пучок на затылке. Поначалу Дима больше ничего не успел разглядеть, только понял, что незнакомка примерно его возраста. Нет, чуть постарше. Она несла в руках небольшой ковшик, причем как-то необычно: держа его не за ручку, а обнимая двумя ладонями.

– Ну что уставился, боец? – весело спросила женщина, видимо, забавляясь Диминым трансом. – Меня зовут Люба, хотя местный народ чаще кличет Любаша. Или Любаня. Кому как больше нравится.

– Люба, – оторопело повторил Клоков и покраснел.

Женщина неторопливо подошла к темной деревянной табуретке, стоявшей возле кровати. Аккуратно поставила на нее ковшик.

– Это тебе, – объяснила она. – Травяной отвар. Обязательно надо выпить, тогда станет легче. Зинка сказала.

– Зинка? – еще больше недоумевая, переспросил парень.

– Зинка-корзинка, – приподняв брови домиком, пояснила Любаня. – Наш доктор.

– Доктор, – машинально повторил Дима. Мысли в его голове напоминали электрический ток, вышедший из пункта А в пункт Б, но застрявший по дороге.

– «Доктор-доктор», – копируя его интонации, передразнила Люба и весело рассмеялась.

Дима почувствовал, что краснеет еще больше, хотя минуту назад ему казалось, что больше некуда. Любаня оказывала на него какое-то магическое воздействие. Он словно утратил способность мыслить здраво с первой секунды появления этой молодой женщины. Теперь, когда прошло какое-то время, парень немного оправился от шока и украдкой рассматривал Любаню. Она не походила ни на одну из университетских девчонок – вечно живших в каком-то ином измерении, понятном только им самим. То далеких и неприступных, то близких и открытых, но все равно ускользавших. Сиюминутных, взбалмошных.

Люба сидела рядом – абсолютно земная женщина. Не игравшая никаких ролей, не подстраивавшаяся ни под кого. Чуть полноватая, что нисколько не делало ее дурнушкой. С правильными чертами лица, полными губами и живым, выразительным лицом. Дима вдруг понял, что если бы эта женщина распустила волосы, да если бы над ее образом хорошо поработал визажист, то Любаня легко могла бы украсить обложку женского журнала. Или мужского… Смотря сколько одежды на ней оставить…

Дима опустил взгляд, боясь, что молодая женщина прочтет его мысли по глазам. А Любаня, отсмеявшись, продолжала:

– Зинка – наш доктор. А как ты думал? Без доктора в таком месте никак. И без повара тоже. Так что здесь, помимо стада мужиков, есть и доктор, и повар. Повар – это я.

– Понятно, – сказал Дима.

Он попытался выпрямиться, но от этого в голове опять зашумело, и Клоков покачнулся. Что не ускользнуло от пристального взора Любы.

– Ты пей, Дима, пей, – почти по-матерински жалостливо попросила она, и сердце парня чуть заметно дрогнуло: Любаня впервые назвала его по имени. – Пей травы, что Зинка дала. Через полчаса я тебе еду принесу. Сразу после лекарства нельзя. Надо выждать. А так – наши все уже поели, ты один остался.

– А где она сама? – зачем-то спросил Клоков.

Ему показалось, что Люба даже не хмыкнула, а чуть ли не хрюкнула от смеха и тут же озорно посмотрела на парня.

– А тебе что, меня мало, да? – каким-то глубоким, грудным голосом сказала она и кокетливо прищурилась.

– Нет, – облизнув пересохшие губы, честно ответил Дима. – Вполне. В самый раз.

– От! – довольно улыбнулась женщина и поправила выбившуюся прядку волос. – Это другой разговор. А то сразу: «Зинка, Зинка».

– Так врач же! – попытался объяснить Дима. Ему абсолютно не хотелось обижать разговорчивую и симпатичную Любаню, отталкивать ее от себя. Это было бы непростительной глупостью. – Люб, я просто это… узнать хотел… что со мной.

– Занята она, – снова хмыкнула женщина. – Сильно занята… ближайшие полчаса. – И тут Люба рассмеялась. А потом, посерьезнев, сменила тему. – С тобой все просто и понятно. Упадок сил. На фоне этого – слабость. Головокружения. Слава говорил, что ты по дороге сюда не ел ничего. Укачало.

– Слава? – не сразу понял Дима.

– Фокин, – пояснила Любаня.

– А-а-а, – парень только теперь сообразил, что Люба при ее общительности была на «ты» со всеми: как с ним, Клоковым, которому было чуть за двадцать, так и с сорокалетним Святославом.

– Ну и вот, – жизнерадостно продолжила женщина, – он говорил, ты не ел ничего, укачало. А потом, когда на берег сошли, сразу надо было груз с катера снять, оттащить до поселка. Тут ты и надорвался.

– Так груз сняли? – с любопытством спросил Дима.

– Конечно. – Люба небрежно взмахнула рукой, словно речь шла о какой-то незначительной мелочи. – Все сняли, притащили сюда. Катер давно ушел.

– И корабль? – Дима вдруг решил, что можно попытаться разговорить Любаню, которая чесала языком, не останавливаясь.

Опасаясь, что женщина по глазам поймет, как важно ему получить точный ответ, парень наклонился вперед, подхватил ковшик с питьем. Припал губами к жидкости. Но, по всей видимости, о корабле Люба знала еще меньше Клокова.

– Видать, ушел, – равнодушно ответила она. – Нам-то какая разница? Нам тут жить.

– Где «тут»? – допив горьковатую влагу и отдышавшись, поинтересовался Дима.

– В гостинице «Прибалтийская», – без раздумий выпалила Любаня и тут же прыснула от смеха. А потом добавила: – Ты в нашей санчасти. На самом деле это домик, в котором живем мы с Зинкой. Только мы обитаем на другой половине. А эта под лазарет отведена.

– Понятно, – кивнул Дима. И подумал, что, наверное, болеть тут, на острове, приятно и полезно, ибо это дает возможность на время переселиться на женскую территорию. А уж все остальное – дело техники. От санчасти до другой половины «коттеджа» совсем недалеко.

Он улыбнулся.

– Слушай, Люб, а че в домике окна такие грязные? Не видно ж ничего! Помыли бы…

– Нельзя, – отрицательно помотала головой женщина. – Запрещено. Ты пока еще не знаком с правилами обитания на острове. А вот выйдешь отсюда – тебе инженеры все объяснят, растолкуют подробно. Со всеми остальными разговор на эту тему уже был.

– А чего такого в том, что вы помыли бы окна? – удивился Дима.

На самом деле, он отлично понимал, что все это логично вписывается в общую концепцию «буровой».

– Не знаю, – беспечно ответила Любаня и пожала плечами. – Сказали нельзя – и нельзя. Говорят, надо, чтоб поселок заброшенный вид имел. Будто тут никто не живет. Ну надо – так надо. Им виднее, у них голова большая. А мне деньги платят по контракту – что еще требуется?

Дима промолчал. По всей видимости, никого из его сотоварищей действительно не настораживали странности, о которые приходилось спотыкаться на каждом шагу. Люди, не отличавшиеся таким складом ума, как он, Клоков, просто не замечали того, на что обращал внимание выпускник универа. Или замечали, но делали вид, что ничего не происходит. Лишь бы деньги платили…

– Ладно, побежала я… – спохватилась Любаня. – Мне там еще посуду мыть… Наши орлы нажрали гору тарелок и свалили. Впрочем, мужики всегда такие, да? Свое получат – и полный вперед!

Любаня расхохоталась и, не дожидаясь ответа Клокова, направилась к выходу из комнаты. Дима пристально смотрел, как женщина, будто нарочно копируя походку фотомодели, закидывает ногу за ногу на каждом шаге, отчаянно виляя бедрами. У самой двери Люба резко обернулась, убедилась, что Дима смотрит именно туда, куда ей хотелось. Еще раз прыснула со смеху, послала ему воздушный поцелуй и исчезла на «другой половине».

Парень откинулся на кровати, прикрыл глаза. «Сумасшедшая баба», – подумал он, невольно улыбаясь. Думать о Любе было приятно, несмотря на все ее бесконечные шуточки и смешки. Несмотря на многословие и некоторую развязность. Дима легко мог представить, как подошел бы к Любане, положил руки ей на талию. Притянул к себе, припал к полным, сочным губам…

Он так и лежал с закрытыми глазами, думая о Любе. Примерно через полчаса молодая женщина должна вернуться, принести ему обед. А что, если… пока никого нет…

«А тебе что, меня мало, да?» – вспомнились ему слова Любани.

Дима не заметил, как уснул.

Из доклада аналитического отдела

компании «Норднефтегаз»

совету директоров акционерного общества

Цена фьючерсных контрактов на мировых рынках (прогноз, третий квартал текущего года) впервые в истории «пробила» психологическую отметку шестьдесят долларов за баррель. Эксперты отмечают, что спрос на нефть, несмотря на положительную динамику цен, продолжает расти.

При этом у ОПЕК практически не осталось способов покрыть спрос, оказать существенное влияние на рост цен, тем более что нестабильность во многих нефтедобывающих странах еще больше «давит» на нефтетрейдеров.

ОПЕК попыталась оказать стабилизирующее влияние на рынок. Успокоить его, проинформировав заинтересованные стороны об очередном увеличении добычи на пятьсот тысяч баррелей в день. Однако, отмечают эксперты, данные меры никак не повлияли на рынок. Они были, скорее, психологическими – в силу того, что у стран ОПЕК практически нет резервных мощностей для увеличения нефтедобычи.

Более того, по независимым оценкам, в настоящее время добыча нефти и так превышает согласованную ранее квоту. По прогнозам аналитиков, один из ведущих экспортеров нефти – Саудовская Аравия – могла бы еще нарастить добычу, но это требует времени. Реальное предложение «черного золота» со стороны Саудовской Аравии вырастет не ранее, чем через год-два. Кроме того, даже если эта нефть выйдет на рынок, неизбежно появятся сложности с ее переработкой. Саудовская нефть содержит большое количество серы, что требует специальных технологий очистки. В результате, большинство нефтеперерабатывающих заводов США и Европы просто не смогут ее принять, так как они не предназначены для переработки такого сырья.

Биржевые игроки, пользуясь совпадением ряда факторов, активировали «бычью» тенденцию, играют на повышение цен. Однако нельзя не отметить, что биржевые «телодвижения» спекулянтов вторичны. В основе – фундаментальный разрыв между спросом и предложением на сырую нефть, который увеличивается.

Ряд аналитиков предполагает, что сформировавшийся восходящий тренд – лишь начало «взрыва». В результате возможен сверхскачок цен на нефть: штурм отметки сто долларов за баррель, что может негативно сказаться на всей мировой экономике, спровоцировать общий кризис, обратной волной ударить по рынку нефти. Слишком высокие цены на сырье вызовут торможение роста промышленного производства (за счет невероятного удорожания энергетической составляющей в себестоимости продукта). Как следствие, коллапс промышленности вызовет падение спроса на сырье, «схлопывание рынка», банкротство ряда биржевых нефтетрейдеров.

На фоне такой негативной тенденции рынок нефти может «переохладиться». Таким образом, падение цен окажется более резким, чем это должно было бы произойти.

Радикально изменить положение дел на рынке способно только открытие новых (альтернативных) источников энергии.

В настоящее время желательно принять все меры к тому, чтобы повысить добычу сырой нефти в России. Необходимо увеличение поставок сырья на мировой рынок: для стабилизации ситуации и недопущения мирового кризиса промышленности, который неизбежно и сильнее всего ударит по странам с развивающейся экономикой, к числу которых относится и Российская Федерация.

Резолюция совета директоров

ЗАО «Норднефтегаз»

на доклад аналитического отдела

Секретно

Для служебного использования

– увеличить финансирование входящих в холдинг проектно-изыскательских структур, занимающихся оценкой перспективности нераспределенных месторождений;

– выделить управление разведки нефтяных и газоносных месторождений в отдельную структуру, определить для нее приоритетное финансирование, обеспечение необходимыми ресурсами и специалистами;

– президенту ЗАО активизировать работу с правительством и парламентом Российской Федерации с целью получения необходимых согласований на проведение исследований в ранее закрытых зонах.

Сколько он спал, Дима не мог определить. Не догадался посмотреть на часы, перед тем как уснул. Однако алюминиевая миска, заботливо укутанная полотенцем, стояла на табуретке рядом с койкой. Там были теплая картошка со шницелем.

Парень улыбнулся – Любаня заходила к нему. Может, даже посидела рядом, но не стала будить. Ему было приятно внимание женщины – та не только не забыла про еду, но еще и позаботилась, чтоб все осталось теплым…

Спустив ноги на пол, Дима потянулся всем телом, схватил ложку и умял порцию за несколько минут. Повариха отлично готовила. Компот, стоявший тут же, был холодным, но вкусным. Клоков выпил его, закусывая сухарями.

Парень уже начал подумывать – не стоит ли подняться с койки, чтобы позвать Любаню, как вдруг неясное чувство тревоги охватило его. Дима замер на койке, пытаясь разобраться, что произошло. Так он сидел некоторое время, прежде чем понял: где-то, совсем рядом с его комнатой, несколько человек разговаривают шепотом.

Да! Два человека. Изо всех сил напрягая слух, Дима смог определить это. А спустя еще несколько мгновений краска бросилась ему в лицо. За дверями санчасти находились двое. Мужчина и женщина. Некто, чей голос не смог узнать парень, уговаривал Любаню пойти в лазарет. Туда, где находился пациент.

«Да он спит», – чуть повысив голос, заявил мужчина, эту фразу Дима услышал совершенно отчетливо.

«Нет, нет, так нельзя», – ответ Любани он скорее угадал, чем расслышал.

Но мужчина был настойчив, чуть груб, нетерпелив, и женщина поддавалась его напору. Дима затаил дыхание, не зная, что делать.

Дверь тихонько скрипнула, и в образовавшийся проем заглянула Любаня. Теперь ее волосы были распущены по плечам. Она некоторое время всматривалась в полумрак лазарета, пока наконец не разглядела, что пациент госпиталя сидит на койке и молча смотрит в ее сторону.

– Ой, ты уже проснулся! – притворно обрадовалась повариха, и фальшь в ее голосе прозвучала настолько отчетливо, что Дима болезненно поморщился.

– Я проснулся! – хрипло, но достаточно громко подтвердил Клоков, чтобы и тот, кто стоял позади Любани и гладил ее бедра, узнал об этом.

Любаня глупо засмеялась, пытаясь – скорее для вида, чем по-настоящему – остановить ухажера. И тогда дверь широко распахнулась. Втолкнув женщину в комнату, следом шагнул Леха-Гестапо. Отстранив Любу, он быстро закрыл дверную створку и прижался к ней спиной, в упор глядя на парня.

Дмитрий все еще не мог поверить в происходящее. Любаня стояла молча, но Дима понимал, что сейчас, в эту минуту, он был третьим лишним. Ненужным. Человеком, который мешал.

Мешал им заняться любовью. Удовлетворять похоть? Разве можно было говорить о каких-то чувствах между двумя людьми, которые знали друг друга менее суток? И тут Дима вспомнил, что ведь и он сам – еще совсем недавно! – был не прочь оказаться на месте Лехи. Просто так легли карты – Любаня выбрала другого!

– Слышь, рыжий! – прервал затянувшуюся паузу Леха. – Ты давай… погуляй там пока. Снаружи. Посмотри на птичек, на небо. Вернешься попозже, когда я разрешу.

Дима побелел. Бывший зэк четко расставил акценты. Он был хозяином тут, Клокову следовало убираться к черту.

– Лешенька, ему нельзя ходить. Зинаида пока не разрешила, – вымолвила Любаня. – Проведает – рассердится. Ругаться будет…

Клоков не узнал голоса женщины – просительного, чуть ли не униженного.

– Нельзя? – тупо переспросил Леха. Огляделся по сторонам. И вдруг принял новое решение: – Ты, рыжий, ляг и отвернись к стене.

Любаня охнула. Дима молча сжал кулаки.

– Ну, что непонятно-то?! – угрожающе рыкнул Леха и сделал несколько шагов вперед.

– Нет, – твердо выдохнул Клоков, хотя и не сомневался, что бывший зэк, предводитель банды себе подобных отморозков, легко справится с ним.

Но Димины упрямство и гордость не позволяли ему отступить.

– Ну?! – В руках Лехи-Гестапо появился нож.

Лезвие сверкающей молнией промелькнуло перед глазами, едва заметно царапнуло Димину щеку. Клоков прищурился, но не двинулся с места.

– Не надо, Леша! – Чуть не плача, Люба сорвалась с места, подскочила к ухажеру, отводя его нож в сторону. – Пожалуйста, Лешенька! Не надо, я сама.

Потом опустилась на краешек табуретки возле кровати (звякнули алюминиевая миска и стакан). Любаня схватила Дмитрия за руки, сжала их в своих ладонях и быстро-быстро забормотала, умоляюще глядя в глаза парню:

– Димочка! Димочка! Ну, пожалуйста! Ляг. Отвернись. Пожалуйста.

Клоков, сжав губы, смотрел на краешек полотенца, который торчал из-под аппетитной Любиной попки. Полотенце еще недавно закрывало еду. Повариха заботливо сохраняла ее теплой для пациента лазарета. А теперь Любаня сидела на этом куске материи, а Дима думал о том, каким был идиотом, рисуя в воображении нелепые картины. Строя иллюзии.

– Димочка, Димчик, Димуля, ну, пожалуйста, – шептала Любаня. – Пожалуйста! Для меня…

Дима вздрогнул, отвел глаза от дурацкого полотенца, уперся взглядом в темные зрачки женщины.

– Для тебя? – медленно, с усилием переспросил он.

– Ага-ага, – согласно закивала женщина, думая, что говорит именно то, что нужно.

– Для тебя… – повторил Дима.

Он горько засмеялся. А потом упал на койку, отвернулся к стене и закрыл голову подушкой. Даже зажмурился, словно это что-то могло изменить. Думать ни о чем не хотелось. Дышать не хотелось. Видеть людей не хотелось. Слушая вздохи Любани, проникавшие сквозь подушку, Дима ненавидел все человечество.

Потом к томному голосу молодой женщины прибавилось довольное рычание Лехи-Гестапо, перешедшее в хриплый стон. Хлопнула дверь. Все затихло.

Дима Клоков находился на неизвестном острове, где-то за Полярным крутом, в лазарете, на койке. Он лежал, все так же не открывая глаз, хотя понимал, что в комнате уже никого нет. С того момента как его отец, Александр Клоков, произнес фразу: «Ты еще не знаешь, что такое настоящая жизнь», прошло лишь несколько дней.

– Я знаю, папа, – горько сказал вслух бывший студент. – Прости меня…

Вчерашний мальчишка, повзрослевший еще на несколько лет, поднялся с койки. Пошатнулся, ухватился за спинку. Постоял, огляделся, двинулся к шкафу. Вытащил оттуда свои вещи. Смахнул с табурета грязную посуду на пол, уселся и принялся одеваться.

– Димочка, куда же ты? – Прежняя Любаня, с собранными в пучок волосами, впорхнула в комнату, засуетилась, убирая с пола и не переставая причитать: – Куда же ты? Куда? Зиночка не разрешила тебе. Нельзя!

– Нельзя? – громко, гневно выкрикнул Клоков, уставившись на Любаню.

– Нельзя, – всхлипнула та, прижимая к груди грязную посуду.

– Можно! – выдохнул Дима. – Можно!

Он резко поднялся, забыв про слабость. Пошатнулся.

– Что тут за шум? – вдруг раздался из-за двери веселый голос. – Что за шум, а мордобой погулять вышел?

Марат Доценко, появившийся в комнате, вовремя успел поддержать Диму, который чуть было не упал от вновь навалившейся слабости.

– Помоги мне, – отрывисто попросил Клоков, – Марат! Помоги дойти до нашего дома!

– Тю! Так ты ж вроде на больничном, – удивился Доценко, поглядел на Любаню, которая молча сидела на полу, все так же прижимая посуду к груди. – Зинаида говорила, что тебя только завтра…

– Помоги-мне-дойти-до-нашего-дома! – медленно, отчеканивая каждое слово, повторил бывший студент и крепко ухватил коллегу за руку.

– Без базара! – пожал плечами Доценко. Он еще раз посмотрел на Любаню, озадаченно почесал ухо. Подхватил баул Клокова: – Давай-ка эту кошелку я понесу…

– Димочка… – всхлипнула Любаня, но пациент госпиталя даже не взглянул на нее.

Доценко и Клоков вышли на улицу, Дима вдохнул морозный воздух, ненадолго остановился, глядя в небо, все так же укутанное плотными облаками. В белый облачный пух то и дело ныряли большие птицы, они тревожили душу жалобными криками.

– Веди! – Клоков двинулся вперед.

– Что у тебя с ней? – с любопытством поинтересовался Марат, когда они чуть отошли в сторону от женского домика. – Запал на Любаню, что ли?

– Я?! – против воли крикнул Дима.

Он покраснел, но не от стыда, а от злости. На себя самого – сопливого, наивного сосунка, лишь недавно придумавшего себе какой-то смешной, нелепый образ. Образ женщины, которой не существовало в природе. Была только дешевая потаскуха, готовая отдаться первому встречному. А он, идиот, чуть было не поставил эту тварь на пьедестал…

– Да ладно тебе… – засмеялся Марат. – Ладно, не лечи! Здесь всего две бабы – Зинка да Любаня. А нас, мужиков, почти два десятка. Так или иначе все либо туда, либо туда. Если не гомики…

Доценко замолчал, потому что Клоков внезапно остановился.

«Так или иначе, все либо туда, либо туда», – про себя повторил Дима фразу более опытного спутника. И только теперь прозрел. У Любани не было никакого чувства к Лехе-Гестапо. Не было и не могло быть! Потому что даже если рассуждать чисто арифметически, на острове находилось еще около десятка мужиков, которые претендовали на эту женщину. В то время как другие претендовали на Зинку.

«Наши орлы нажрали гору тарелок и свалили. Впрочем, мужики всегда такие, да? Свое получат – и полный вперед».

«А мне деньги платят по контракту – что еще требуется?»

Дима вспомнил эти фразы Любани, которые теперь приобретали совсем другой смысл. И еще отчетливо всплыли смешки женщины, ее ответ, когда он, Клоков, спросил, где Зина, врач.

«Занята она. Сильно занята… ближайшие полчаса».

– А мне вот Зинка нравится, – подмигнув, сообщил Доценко, словно по секрету. – Люблю блондинок. Так что я к ней лыжи подкатываю…

Клоков молча шел вперед. И вдруг опять остановился, медленно повернулся в сторону спутника.

– Слушай, Марат, – произнес он, глядя в черные глаза Доценко. – Ты в лазарет зачем приходил?

– Тебя проведать, – не моргнув глазом, соврал тот.

– А если честно? – с нажимом спросил Клоков, хотя уже знал ответ.

– Ну, видишь ли, – замялся спутник. – Тебе Любаня нравится, а мне блондинки. Мне Зинка нравится. Вот я… это… с ней, тыры-пыры, пока…

– Ага, понятно. – Удар следовал за ударом. Впрочем, стоило ли надеяться на то, что Доценко пришел в лазарет для того, чтоб проведать больного коллегу? Это было бы верхом наивности со стороны Дмитрия. Здесь каждый думал о себе, за исключением, быть может, Святослава Фокина.

– А ты, это, кстати, подумай, – пытаясь сменить тему, продолжал Марат. – На Любаню Костя Лишнев глаз положил. Обхаживает ее. Так что ты аккуратнее, если чего к ней имеешь. А то Костя наш, сам знаешь, долго думать не любит. У него чуть что – сразу: «В ухо дам». И даст. Не только в ухо.

Дима вдруг расхохотался, как сумасшедший.

– Лишнев обхаживает Любаню? – с трудом выдавил он.

– Тише ты! Тише! – быстро оглянувшись по сторонам, шикнул Марат. – Ты, блин, базар фильтруй, парень. Я-то на Костю управу найду, если что. А вот тебе несладко придется. Он тебя и так не любит…

– Не любит?! – уже чуть ли не рыдал со смеху Клоков. – Меня не любит?! А Любаню любит? О-хо-хо!

– Слышь, парень, – разозлился Доценко и ткнул спутника кулаком в солнечное сплетение.

От удара Клоков не устоял на ногах, полетел на мерзлую землю.

– Блин, прости, – протянул руку Марат. Помог рыжеволосому парню подняться. – Вот черт! Это у меня на автомате, невольно вышло. Прости, Димон!

Но Клоков даже не обратил внимания ни на удар, ни на извинения Доценко.

– Значит, к Любане лыжи подкатывает? – отдышавшись, спросил он. И, видя, что Марат не понимает, добавил: – Опоздал он, Лишнев. Опоздал! Леха-Гестапо уже подкатил свои лыжи туда. Трахает Любаню. По полной программе.

Месть была восхитительной. Не только Константин Лишнев недолюбливал Дмитрия Клокова: теперь можно было бы смело говорить и об обратном. Сейчас, передавая информацию Марату Доценко, парень точно знал: она дойдет до верзилы-тугодума. Лишнев – чуть раньше или чуть позже – узнает, что его опередил другой. А он, Лишнев, – лишний!

За несколько дней, прошедших с момента, как пропал Дмитрий, Варвара Петровна Клокова состарилась на десяток лет. Еще недавно подруги завидовали тому, как великолепно выглядит Варя в свои тридцать восемь. В общем-то это не было удивительным, так как Александр много лет назад принял решение, что деньги для семьи должен зарабатывать мужчина, а дело женщины – быть хранительницей домашнего очага. Создавать в семье уют. Александр Леонидович Клоков взвалил на себя бремя пополнения семейного бюджета и со своей задачей справлялся неплохо. Варвара не очень сожалела о том, что супруг отвел ей такую роль. Она успевала и убрать, и приготовить, и пробежаться по магазинам. При этом у Вари оставалось время на бассейн и фитнес – тем более что муж относился к спортивным занятиям супруги очень положительно. В итоге мама Дмитрия Клокова выглядела максимум на тридцать, что неоднократно приводило к горестным вздохам подруг, и втайне, и явно завидовавших столь хорошо устроившейся в жизни Варе. Не каждой женщине доводится иметь такого супруга…

За то время, пока Александр и Варвара в отчаянии бегали по знакомым, перерывали старые записные книжки, чтобы найти телефоны Диминых друзей по университету, по школе, пусть даже оставшихся в прошлом, давно забытых и потерянных, пока обзванивали иногородних родственников – день за днем ожидая, что Дима вот-вот найдется, – оба потеряли сон, осунулись и похудели. С Варвары как будто сняли глянцевую кожу. На месте ухоженной, красивой, изысканно пахнувшей куклы оказалась женщина. Растерянная, испуганная, потерявшая смысл жизни.

Общение с милицией не добавило родителям Димы оптимизма. Заявление у них приняли, хотя и не с первого раза. Дежурный делал все возможное, чтобы «замылить» вопрос. Только резкое, чуть ли не агрессивное поведение Александра Леонидовича привело к тому, что бумага была официально принята и зарегистрирована, как того требовал закон.

Однако от этого не стало легче ни на йоту. Дима не появился у иногородних родственников. Не звонил и не приходил ни к кому из друзей. Дима не вернулся домой.

Еще больший шок родители испытали, когда принялись обзванивать больницы, а потом и морги. Теперь Варвара Петровна уже только плакала. Сначала она никак не соглашалась звонить туда, и Александр Леонидович понимал почему. Уж лучше не знать, что твой сын оказался там. Тешить себя иллюзией, будто он жив. Верить в то, что когда-нибудь он вернется и все будет хорошо. Надо только ждать…

Иногда, с трудом забываясь в тревожном сне, больше похожем на бред, Варвара Петровна неожиданно вскакивала: ей казалось, что Дима звонит в дверь. Она бросалась в коридор, но раз за разом за порогом квартиры никого не было. Женщина без сил опускалась на пол, плача от горя. Снова брела к мужу, ложилась на кровать, не снимая одежды. Часами ждала, чтобы потом, едва-едва провалившись в небытие, побежать к телефону – Дима звонит!

Дима не звонил. Не приходил. Он пропал. Бесследно. Будто испарился. Родители были на грани безумия. Александр Леонидович, как мог, поддерживал супругу, но, видя, что ничего сделать невозможно – жизнь была перечеркнута за несколько дней, – замкнулся, ушел в себя. Попытался с головой уйти в работу. Оставалось только одно – ждать. Ждать и верить. Однажды Дима появится на пороге, черные полосы не бывают вечными. Надо терпеть. И Александр Леонидович пытался закопаться в работу с головой, забыть обо всем. Отвлечься, чтобы выдержать удар.

Казалось, у него хватит на это сил, но однажды, вернувшись домой, Клоков-старший застал супругу в истерике. Варя в очередной раз бросилась к двери, на звонок – встречать Диму. Звонок действительно прозвенел, на этот раз у женщины не было слуховых галлюцинаций. За порогом оказался посыльный сотового оператора, компании «Мегафон», принесший конверт с месячным отчетом-балансом.

Вот тогда нервы у Варвары сдали окончательно.

– Ты во всем виноват! – гневно закричала она. – Ты выгнал его из дома!!!

– Варенька, что ты такое говоришь? – побледнев, спросил Александр.

Он схватился за левую половину груди, массируя сердце. В последние дни неприятное ощущение возникало снова и снова, но Клоков старался не думать о себе.

– Ты! Ты! Ты! – Ярость женщины клокотала в голосе, во взгляде. – Ты говорил, что он не знает жизни! Что, не знал Димкин характер?! Не догадывался, что после таких слов он пойдет на принцип? Воспитатель хренов! Все пытался сделать из сына человека. Добился своего? Добился, да?! Ни сына, ни человека!

Она бросилась на пол, разрыдалась. Клоков-старший ничего не ответил, только стал растирать грудь еще сильнее. Хуже всего было то, что он сам ежедневно повторял эти слова. Много раз Александр Леонидович возвращался к злополучному разговору, во сне и наяву. Пытался остановиться, заткнуть себе рот, но вернуться к прошлому было невозможно. Он сказал Димке именно такие слова, а значит, он, Александр Леонидович Клоков, виновен в том, что сын пропал. И все, абсолютно все, что он сделал в жизни, потеряло смысл…

В тот вечер Александр не стал утешать супругу, рыдавшую на полу около входной двери. Он молча умылся и лег спать, не поужинав. А на следующее утро так же тихо ушел на работу. Варя, уставшая и измученная, спала.

На столе Александра Леонидовича лежали две докладные записки от главного бухгалтера. Первая гласила, что «Т.Т.Д. – Style», один из главных и самых надежных, проверенных партнеров «Суперсайна», не сможет вернуть долг. По нему начата процедура банкротства, реализуемые активы начисто отсутствуют. Этой компании «Суперсайн» держал постоянную кредитную линию. Оплата взятого оборудования и выполненных работ осуществлялась задним числом. Банкротство «Т.Т.Д. – Style» пробивало очень существенную дыру в бюджете «Суперсайна».

Вторая записка извещала генерального директора о том, что контракт с новым партнером – контракт, над которым фирма работала последние два с половиной месяца, буквально «облизывая» клиента, – заключен не будет. Накануне о том получено уведомление на официальном бланке.

Прочитав документы, Александр Леонидович рассмеялся.

– Беда не приходит одна, – сказал он сам себе, чувствуя, как немеет левая рука. – Уж если началась черная полоса, так она действительно будет черной.

Он хотел встать из-за стола, подойти к окну. Резкая, невероятная боль в левой половине груди заставила его захрипеть, упасть на стол. На счастье, в офисе уже были сотрудники, которые вбежали в кабинет шефа сразу после того, как услышали грохот полетевшего на пол графина с водой.

В этот раз «Скорая» не опоздала, врачи спасли Александра Клокова. Он был госпитализирован с диагнозом «инфаркт миокарда».

Хижина, в которую поселили Доценко и Клокова, располагалась совсем неподалеку от лазарета. Как объяснил Марат, всего в поселке было четыре обжитых дома. В одном обитали инженеры и Георгий Салидзе. В другом – уже хорошо известном Клокову – Зина и Люба. Там же располагались столовая и лазарет. Остальное жилье заняли наемные рабочие. И, так уж вышло, что вновь прибывшие разделились на две большие группы. В доме, где предводительствовал Леха-Гестапо, обосновались те, что подчинялись блатным законам или прошли через зону, – всего семь человек: сам Леха, а также Винт, Хром, Шныра, Косой, Пинцет и Крым. Имен их Марат не знал, так как приблатненные «коллеги» общались друг с другом исключительно по «кликухам».

Шестеро остальных разместились под крышей четвертого домика. Кроме Марата и Дмитрия, там поселились Константин Лишнев, Святослав Фокин, Александр Гарин и Борис Седов. Последнего Дима совсем не запомнил во время путешествия по морю. Наверное, потому, что Борис все время спал на верхней полке в каюте.

Выяснив расстановку сил, Дима сначала огорчился, что придется жить в одном доме с Лишневым. Новость была из разряда неприятных. Однако, поразмыслив, Клоков пришел к выводу, что это все-таки лучше, чем оказаться в одной компании с бывшими зэками. Жить по их законам, плясать под дудку Лехи-Гестапо. Еще в период морского перехода до острова Дима проникся недоверием к этой компании, а теперь, поближе познакомившись с Лехой в лазарете, отчетливо понимал: хуже варианта и быть не могло.

В конце концов парень утешился тем, что в домике, кроме Лишнева, обитали и вполне нормальные люди, а именно – Александр Гарин и Святослав Фокин. Вместе с самим Дмитрием их было уже трое, то есть половина. Марат Доценко, несмотря на дружбу с Лишневым, тоже казался человеком вполне адекватным. В общем, Дима вздохнул и принял все как должное.

– Заходи, – сказал Марат, приоткрыв дверь.

Дима вошел и огляделся. Когда-то раньше здесь все было сконструировано и приспособлено так, чтобы по максимуму сберечь тепло. Маленький «тамбур», сразу после входной двери. Еще одна дверь, уже не такая толстая и крепкая, но обитая то ли войлоком, то ли еще каким-то утеплителем. А потом короткий коридорчик и плотная ткань, перекрывающая проход в жилую зону. Три преграды на пути холодного воздуха. Сняв утепленную куртку и сапоги, Дима прошел внутрь дома.

Там царил полумрак – такой же, как и в женском домике. Маленькое закопченное окошко уже не удивило Клокова, стало чем-то привычным, чуть ли не естественным. Света хватало на улице. Хижина предназначалась для того, чтобы в ней отдыхать после трудного рабочего дня, а для этого не требовалось ни солнца, ни яркого освещения. На вечер и на ночь – лампы на аккумуляторах, генераторные фонари да охапка свечей про запас.

– Вот твоя койка, – показал Марат. И тут же, недолго думая, забросил туда баул Клокова, который до того держал в руках.

– А кто рядом? – облизнув пересохшие от волнения губы, спросил бывший студент.

– Рядом? – Марат огляделся, почесал затылок. – Там, у стены, – Святослав Фокин. Упросил место в углу, образок повесить. Потом – Сашка Гарин. Следом ты. Дальше Борис Седов и я. С другой стороны, у окна – Костя Лишнев.

«Лишнев самое лучшее место выбрал, – неприязненно подумал Дима. – Помню, читал, пахан на зоне всегда место возле окна выбирает. Типа круто. Вот и Лишнев туда же. Пахан, е-мое…»

Дима подошел к грязному закопченному окошку: из него открывался вид на женский домик. Поморщившись, Клоков шагнул назад, вновь огляделся по сторонам.

– Марат, а где все? – спросил он, вдруг припомнив, что сто лет не видел сотоварищей из бригады.

– Как это где? – Доценко, сидевший на койке, даже подпрыгнул от удивления. – На работе, конечно!

– А почему никого не видно? Где они, что делают?

– Генератор резервный ставят, – махнул рукой Марат. И вдруг засмеялся: – Слушай, здесь все как в шпионском фильме! Не видел еще трубы печные? Пойдем, покажу.

Он встал с места, двинулся к печке, потрескивавшей то ли дровами, то ли углем, в дальнем углу комнатки.

– Вишь, какая? – спросил Доценко, рукой вычерчивая извилистую линию.

Дима проследил за указательным пальцем собеседника. Труба у печки и впрямь была удивительная. Она уходила не вверх, а вбок. Причем старую кирпичную кладку разобрали совсем недавно, заменив обычную вытяжку на толстую железную трубу, которая, как ни странно, шла не вверх, а к полу! И исчезала где-то за стеной дома.

– Просек? – ухмыльнулся Марат. – Такая вот штука в каждом доме. И знаешь, что самое прикольное? Эти трубы по земле идут. В сторону, чуть ли не на сто метров. К скале. Лишь там уходят вверх. Так что, когда мы топим печь, дым где-то над скалой уходит в облака.

«Еще один факт в пользу того, что наши работодатели обожают игры в секретность, – подумал Клоков. – Черт! Зачем же им все это надо?!»

Но вслух он спросил совсем о другом.

– Марат, я, конечно, не печник, профан в этом деле. Однако тяга вверх должна идти. Иначе печь по-черному топиться будет. Весь дым внутри помещения останется.

– Точно! – кивнул Доценко. – А потому здесь есть очень хитрая штука – воздухонаддув.

Он похлопал ладонью по небольшому ящику, который стоял неподалеку от печки. Дима, осмотрев прибор, увидел патрубок толщиной с человеческую руку, который подходил к железной печной трубе.

– Ага! – понял он. – Когда растапливаешь печь, надо запустить электромотор. Поток воздуха разгонится по магистрали. Труба понемногу разогреется, возникнет тяга. Дым пойдет к выходу, а не внутрь комнаты. Хитро.

– Именно, – поддержал Марат. – Мы тут хотя и недолго, но таких прибамбасиков много нашли. Тот же дизель-генератор, что наши сегодня монтируют. Он расположен в подземной пещере. Выхлоп – точно так же, как дым из нашей печи, – отводится в скалы. В трещины. Чтоб создавалась иллюзия, будто из-под земли, из-под камней дымок «курится». Впрочем, дизель-генераторы сам увидишь, еще запасной монтировать надо. Сегодня тебе нельзя на работы, Зинаида не велела. А завтра – смена, в полный рост.

– А ты чего? – дослушав Марата, спросил Клоков. – Ты чего тут?

– Сегодня дежурю по казарме, – приставив ладонь к виску, пояснил Марат. – За печью приглядываю. Тут, знаешь, центрального отопления не имеется. Если погаснет огонь да налетит холодный ветер, останемся ночевать при минус десяти. Жизнь медом не покажется. Так что будем по одному, по очереди, оставаться в избушке – хранителями огня.

– Выходит, – задумчиво глядя на закопченное окно, не удержался Дима, – ты и за огнем присмотрел, и за Зинкой…

– А то ж! – ухмыльнулся Марат, ничуть не обидевшись. – Надо место застолбить, пока не поздно. Люблю я, знаешь, светленьких…

Дима опустился на свою койку, подпер голову руками. Ни о каком чувстве Доценко к «Зинке-корзинке», как назвала ее повариха, речи не шло. Точно так же, как у Лехи-Гестапо к Любане. Были животные инстинкты, которые просились – нет, рвались! – наружу. Требовали удовлетворения. И каждый выкручивался, как мог. Как позволяли обстоятельства.

Дима снял теплый свитер, лег на койку и накрылся одеялом. Говорить ни о чем не хотелось.

– Ты отдохни покудова, – поддержал его Марат. – Правильно! Зинка говорила – тебе надо сегодня побольше лежать. И есть. Покемарь пока. А я за печкой послежу да за углем потом сбегаю.

«Зинка-резинка, – подумал Клоков. – Такая же давалка, как и Любаня…»

Он горько усмехнулся, повернулся на бок. Закрыл глаза, притворяясь, будто спит.

Информация о том, что Любаня «неровно дышит» в сторону Лехи-Гестапо, таки дошла до нужного адресата. Это Клоков понял на следующее утро. Стычка Кости Лишнева и лидера «партии зэков», как окрестил ее Дима, произошла сразу после завтрака. Кто кого зацепил, кто кому не уступил дороги – оставалось только догадываться. Скорее всего, инициатором потасовки выступал бывший спецназовец, так как в истории с Любаней именно его можно было считать пострадавшей стороной.

Дима только-только успел встать из-за стола. Холодно поклонился поварихе, обронив дежурно-равнодушное «спасибо», как в тамбуре что-то загрохотало.

– Ссука! – раздался крик. – Попишу, в натуре!

Мгновенно образовалась цепочка людей, рвавшихся в тамбур. Дима оказался в хвосте «очереди», но он сразу узнал голос Лехи-Гестапо. «Началось!» – подумал парень, внутри как-то неприятно похолодело, словно бы в предчувствии беды.

Удивительно, как в маленький коридорчик сумело набиться столько народу, но и Дима, и оказавшийся возле него Святослав Фокин, и даже Любаня – все столпились перед тамбуром, у дверей, с ужасом наблюдая, как, сплюнув кровь, Леха-Гестапо выхватил нож и прыгнул вперед, на Лишнева, прижимавшегося спиной к стене.

Любаня пронзительно завизжала. От этого правое ухо Димы Клокова тут же утратило способность воспринимать любые звуки…

– Назад! – яростный крик Зинаиды не способен был остановить «пахана», резко выбросившего вперед руку с ножом.

Дима, очумевший от калейдоскопа событий, успел восхититься мужеством докторши. Каким бы человеком ни была Зинаида, она рванулась с улицы навстречу зэку! Словно пыталась защитить Лишнева от удара…

И отлетела назад. Дима впервые увидел в деле, что такое спецназ. Что такое Константин Лишнев, в недавнем прошлом – боевая машина, предназначенная для того, чтоб убивать врага и выживать самому. Секунду назад взгляд Константина был сосредоточен на лезвии ножа: казалось, все остальное потеряло для него значение. А потом, как только на «линии огня» появилась беззащитная женщина, Лишнев сработал почище автомата. Одной правой рукой он прервал движение Зинки. Мгновенно вытолкнул докторшу обратно, на улицу. Из тамбура, в котором та чуть было не повстречалась со смертью.

Возможно, до того, как в дело вступила Зинаида, Лишнев собирался просто увернуться от удара. Но теперь, потеряв драгоценное время на спасение докторши, он упустил момент. А потому левая рука спецназовца мощно, резко сдержала выпад противника. Леха-Гестапо полностью «вложился» в удар. Казалось, нож движется со скоростью молнии, но Лишнев сумел отвести смерть в сторону. Острое лезвие лишь скользнуло по его плечу – вверх и влево, когда Костя блокировал нападение. И сразу, без раздумий, ударил Леху ногой в пах.

Зэк закричал – как-то протяжно, с надрывом. Согнулся пополам, выронил нож, но Лишнев и не думал останавливаться. Схватив обезумевшего от боли соперника, он сильно ударил его головой о стену. Потом вытолкнул из дверей навстречу визжащей Зинке, которая теперь рвалась внутрь, чтоб спасти Леху-Гестапо от Лишнева.

Докторша полетела в одну сторону, стонущий зэк – в другую. Следом, расправив плечи, выскользнул Константин – танцующей, незнакомой поступью. Клокову показалось, что он видит этого человека впервые. Лишнев как будто включил дополнительные аккумуляторы – казалось, из него во все стороны «рвется» энергия. Энергия разрушения. Смерти. Хаоса. Боли. Казалось, эта невероятная сила, заточенная в сосуде, беснуется, ищет выхода. Находит. Выплескивается на жертву.

Один удар следовал за другим. Леха-Гестапо, попытавшийся встать на ноги, получил в пах второй раз. Потом третий. Лишнев делал паузу, затем бил прицельно, калеча противника. Это было очевидным для всех.

«Пахан» упал на мерзлую землю, так и не сумев подняться на ноги. Похоже, он потерял сознание после очередного удара.

– Стоять! Лишнев!!! Стоять! Убью!

Выстрел из ружья. Дикий гвалт птиц, сорвавшихся с насиженных мест. Салидзе с дымящимся стволом в руках. Зинка – рядом с ним. И тройка инженеров компании-работодателя… Без теплой одежды. Один – с кружкой кофе в руках.

По всей видимости, докторша успела добежать до домика руководства, подняла всех на ноги. И Салидзе, недолго думая, схватился за ружье.

– Стоять! Лишнев! – снова выкрикнул бригадир. Жора быстрыми шагами сокращал расстояние до замерших возле столовой людей.

– Стою! – сплюнув на землю, сообщил Константин.

На ствол в руках бригадира он смотрел довольно равнодушно, словно перспектива получить в лоб пулю его ничуть не пугала.

– Урод! Ты что делаешь, а?! – прошипел Салидзе, в ярости потрясая ружьем. – Да я тебя…

– Не надо, мальчики, – всхлипнула Любаня за спиной Дмитрия.

«Все из-за тебя, стерва, – мстительно подумал парень. – Мучайся теперь…»

– Господи, дай нам всем разума… – отчетливо произнес Фокин, выступая вперед. – Братья мои, давайте прекратим…

– Так, всем молчать! – резко отчеканил человек, державший кружку с кофе в руках. – Говорить буду я!

Лишнев отступил на несколько шагов назад и чуть приподнял ладони, словно признавая чужую власть. Докторша присела возле поверженного Лехи, пытаясь привести того в чувство нашатырным спиртом, какими-то лекарствами.

Инженер вышел вперед, остановился напротив кучки наемных рабочих. Пристально оглядел всех, задержал взгляд на Лишневе. Потом обернулся к стонущему Лехе.

– Зинаида! – резко сказал человек. – Этот – как? Жить будет?

– Будет, Геннадий Андреевич! – торопливо ответила Зинка. – Полежать немного придется. Но все будет нормально, обещаю.

– Тогда пусть лежит молча! Для его же пользы, – цинично произнес инженер. И вновь обратился к собравшимся: – Значит, так! Вчера я представился всем, за исключением Клокова, который находился в лазарете. Я – Геннадий Андреевич Прохоров, главный инженер проекта. Еще раз повторяю для наемных рабочих, особенно для тупорылых: здесь я решаю, кому как жить и кому как дышать! Вы – свободны в передвижениях по острову. В разумных пределах, о которых говорилось вчера. Вас никто не ограничивает в личной жизни. Только не забывайте об одном, самом главном! Вы подписали контракт с компанией, дающей работу. Там четко сказано, за что начисляются зарплата и премиальные. В каких случаях наемный работник может быть оштрафован или уволен за нарушение условий контракта.

Мне неприятно говорить об этом, но сегодня два наемных работника грубо нарушили трудовое соглашение. Алексей Мезенцев пытался ударить ножом Константина Лишнева. Тот, в свою очередь, пытался нанести увечья коллеге.

«Мезенцев, – догадался Дима Клоков. – Фамилия Лехи-Гестапо – Мезенцев».

А инженер меж тем продолжал.

– И Лишнев, и Мезенцев могут быть уволены за подобные действия. У меня есть для этого все основания… Однако на первый раз ограничусь денежным штрафом. Оба будут лишены премии за первую неделю работы.

– Это нечестно, начальник, – прохрипел начинающий приходить в себя Леха. – Он же начал первым!

– Молчать! – крикнул Прохоров. – Молчать! Вы все здесь, – он обвел людей взглядом, будто поймал их в сетку. – Вы все здесь для того, чтобы работать! Нам не нужны эти дебильные разборки! Кто круче, кто пальцы шире растопырит… Мне нужны здоровые люди. И нормальный рабочий процесс. Все, что будет мешать этому, – удаляется с острова. Повторяю! Для первого раза поступаю мягко – штраф!

– А потом ледокол обратно к острову развернешь, начальник? – не удержался Мезенцев. Лидер «партии зэков» изо всех сил старался восстановить пошатнувшееся после схватки реноме. И если «достать» Лишнева он сейчас не мог, то побравировать независимостью перед главным инженером – запросто.

Геннадий Александрович не ответил, он лишь посмотрел на Леху-Гестапо ледяными глазами. И вдруг Леха заткнулся. Возможно, он, как и Дима Клоков, как и многие другие, понял то, что вслух не сказал Прохоров: «никто не будет разворачивать ледокол к острову». А остальное можно было домыслить без труда. Вспомнить, как главный инженер пообещал: «Все, что будет мешать этому, – удаляется…»

И Лишнев, который обычно никому спуску не давал, за словом в карман не лез, теперь стоял молча. Крепко сжав зубы. Так, что скулы резко выступили. Повисла гробовая тишина. Прохоров выдержал паузу, почти как в театре, словно давал рабочим время переварить недосказанное, но очевидное. Затем повторил:

– Лишнев и Мезенцев оштрафованы. Вопрос закрыт. Кто попробует вернуться к оному или попытается вернуть к нему остальных – виноват сам. Все, проехали! И не забывайте: отсюда только один выход – до большой земли можно добраться на ледоколе компании. Ваша задача – не только попасть туда. Еще и получить достойное, немалое вознаграждение за ударный труд. Приятного завтрака!

– А мы уже поели, – задумчиво глядя в сторону, произнес Марат Доценко кротким-кротким голосом.

Несмотря на все напряжение ситуации, Дима Клоков чуть не затрясся от смеха. Таким дурашливо-приторным был голос Марата.

– А мы еще нет, – копируя интонацию Доценко, ответил Прохоров.

Повернувшись спиной к наемным работникам, он зашагал к домику. Первым не выдержал Марат, уж больно смешно главный инженер спародировал его придурочный тон. Потом засмеялся Лишнев, заулыбался Фокин. К ним присоединился серебристый колокольчик Любиного смеха. Георгий Салидзе опустил ствол и глупо улыбался, качая головой. Ситуация потихоньку разряжалась. И только Леха-Гестапо сидел на земле, кривясь от боли. Он злобно ухмылялся, почему-то поглядывая на Диму Клокова.

Гром грянул перед обедом. Нет, не случайна была та кривая ухмылка «пахана»…

Первую половину дня крепили запасной дизель-генератор к фундаменту, разводили длинные «хвосты». Дима наконец познакомился с той самой пещерой, про которую накануне рассказывал Доценко. Правда, Клоков представлял ее немного по-другому. Здесь половину «крыши» создавал ледяной купол, примыкавший к базальтовой стене. Люди ли проделали длинный туннель во льду или это было природное явление? Дима не рискнул «доставать» вопросами кого-либо из инженеров, а сам определить не смог. Бригада смонтировала дизель. Протянула толстые, будто змеи, электрокабели к выходу. Под руководством инженеров «развела» их по сторонам – к поселку и к подземной рабочей площадке, которой Дима еще не видел. Время до обеда пролетело быстро, незаметно.

Несмотря на усталость, Дима остался доволен. Работать было интересно. После утреннего внушения Прохорова никто никого не подкалывал, не задевал. Люди работали, как единый организм, четко – пункт за пунктом – выполняя план, разработанный инженерами.

Диму тронул за плечо зэк по кличке Пинцет, когда они шли в сторону поселка на обед.

– Слышь, парень, – тихо сказал подручный Лехи-Гестапо. – Отстань-ка от толпы, задержись. Базар перетереть надо.

Сердце заколотилось в два раза быстрее. Однако Дима молча сделал то, о чем просил Пинцет. Они, как будто невзначай, понемногу сдвинулись в хвост колонны. Пропустили ее вперед, и зэк показал, что надо свернуть в сторону, за черную, наполовину вросшую в землю избушку. Остались вдвоем.

– Чудненько, – ухмыльнулся Пинцет, обнажая железные фиксы.

– Ну? – нетерпеливо и чуть грубовато начал Дима.

Ему не хотелось тут задерживаться – тем более с одним из людей Лехи-Гестапо.

– Волну не гони, рыжий, – махнул рукой Пинцет. – Слушай сюда! Ты один видел, как Леха натягивал Любаню. Значит, проболтался. А за базар надо отвечать. Вот тебе пузырек, бери.

В руках у зэка появилась небольшая капсула с какой-то жидкостью желтоватого цвета.

– Что это? – не понял Дима.

Он даже спрятал руки за спину. Словно показывая, сколь велико нежелание принимать неизвестный предмет.

– Бери-бери, – выпятил губы Пинцет. – Бери! Леха приказал. Сегодня вечером наверняка чифирить в хижине будете. Вот и подольешь это амбалу в стакан, понял?

– Кому? – одними губами переспросил Дима, хотя отлично понял, кого имел в виду Пинцет.

У Лехи-Гестапо был только один сильный враг – Константин Лишнев. Но зэки, по своей всегдашней привычке общаться по кликухам, видимо, уже прозвали бывшего спецназовца Амбал.

– Кому-кому, – брызнув слюной, передразнил Пинцет. – Ну че те не понятно, рыжий? Лишневу! Лишневу в стакан выльешь все, что в этой хреновине! Не в сортир! Амбалу, понял?! Мы сразу увидим, умный ты парень или только прикидываешься.

– Нет. – Дима побледнел, но покачал головой.

– Лишнев – он здесь, в нашем деле, лишний, – картинно вздохнул зэк, будто очень сожалел о том, что так сложилось.

Клоков вдруг вспомнил, как совсем недавно забавлялся игрой слов: «Лишнев – лишний». И еще сожалел, что никто не может оценить тонкости этой шутки. А получалась совсем не шутка. Дима вновь отрицательно помотал головой.

– Не дрейфь, – успокоил Пинцет. – Не сдохнет. То не отрава. Приблуда медицинская. Ходить под себя будет, как ребенок. Бери, действуй!

– Но зачем это вам? – горестно прошептал Клоков.

Он уже предполагал ответ. Мозг, привыкший анализировать исходные факты, услужливо подсказал решение: Лехе-Гестапо нельзя было убивать Лишнева, это вызвало бы сильные подозрения. Нет! Не просто подозрения. Все бы догадались, откуда исходит удар. Но проколовшийся «пахан» не мог простить соперника. Ему нужно было срочно, незамедлительно восстановить пошатнувшуюся репутацию. И Леха Мезенцев выбрал иезуитский способ – унизить противника, который втоптал лидера зэков в грязь. Пусть теперь сам вываляется в дерьме еще больше! Бывший спецназовец начнет делать под себя, как ребенок. На виду у всех.

А он, Дима Клоков, должен вылить сильнодействующее слабительное в чай Константину…

– Вижу, ты сам до всего допер. – Подручный Лехи Мезенцева перестал улыбаться, его лицо стало другим. Жестким, злым. – Бери, действуй!

– Я не могу… – прошептал Дима, закрывая глаза.

Он ненавидел Лишнева, но не мог поступить с бывшим спецназовцем так. В памяти всплыла сцена: Леха-Гестапо стремительно выбрасывает руку с ножом вперед, целясь то ли в живот, то ли в грудь Константина. Лишнев, рискуя жизнью, пресекает движение Зинки-доктора. Выталкивает ее на улицу из тамбура, лишь затем блокирует удар, направленный в него самого. Честный поединок. Даже более чем честный – со стороны Константина.

– Нет, я не могу… – повторил Дима, не поднимая глаз. Словно можно было стоять вот так, не видя ничего вокруг, и от этого проблемы исчезали сами собой.

Каким бы человеком ни был Лишнев, но то, что требовал «пахан», делать нельзя.

– Бери, не зли Леху! – Пинцет резко всунул капсулу в потную ладонь бывшего студента. – Помни, идиот, Леха не случайно получил кликуху Гестапо на зоне. Хочешь на себе проверить?

– Я не буду этого делать! Передай своему пахану. – Дима посмотрел на Пинцета, раскрыл ладонь, предлагая зэку забрать капсулу.

– Тебе жить, – спокойно заметил тот, пожав плечами. – Бери, думай сам, как быть. Леха дает тебе два дня, включая сегодняшний. Не сделаешь – опустим. И еще раз опустим. По-всякому. Потом – искалечим. Затем, когда еще чуток помучаешься, перо под ребра засунем. И пойдешь на корм птицам. Или рыбам. Я все сказал. Думай.

Пинцет ушел. Дима, весь мокрый от пота, прислонился к черной стене домика.

– Господи, да что же это такое? – простонал Клоков, в отчаянии глядя на полураскрытую ладонь.

В ней перекатывалась маленькая капсула, наполненная желтоватой жидкостью.

Остаток дня Дмитрий провел, будто в тумане. За обедом еда не лезла в горло. Клоков сидел, уткнувшись носом в тарелку, не реагируя ни на вопросы, ни на реплики коллег, обменивавшихся мнениями по поводу качества монтажа генератора. Он ушел в себя настолько, что не замечал ничего.

Мысли крутились вокруг одного и того же вопроса: «Что делать?» И снова, и снова – то ли в тысячный, то ли в миллионный раз – Дима молча разговаривал сам с собой. Казалось, будто бы раздвоилась душа. Не тело оторвалось от мозга, а именно нутро, «эго» Дмитрия Клокова поделилось на части. И первая половинка Дмитрия безостановочно шептала: «Вылей это Лишневу. Вылей! Тебе же сказали, не умрет он. Только обделается, как новорожденный ребенок. И спеси у бывшего спецназовца поубавится…» Дима, слушая этот тихий голос, соглашался. Уже готов был поступить так, как вдруг начинал звучать другой, более тревожный: «Нельзя так, Димон. Нельзя! Подумай, кем ты станешь, если сделаешь то, что требует Леха-Гестапо. „Шестеркой“ у пахана? Хуже! Ты не из того клана и никогда не будешь для них своим. Кто ты? Мальчик для грязной работы? Подставишь человека, пойдешь на поводу у бывшего зэка?»

А первый голос, чувствуя, что Дмитрий колеблется, готов поменять решение, начинал тревожно бубнить, перебивая «оппонента»: «Лей! Лей! Не думай. Бывают такие минуты в жизни, когда надо просто идти на поводу у событий! Не всегда можно гнуть свою линию. Лей! Идти против Лехи-Гестапо – все равно что атаковать с копьем ветряные мельницы…»

«Нет! Нет! Нет! Станешь марионеткой в руках пахана – обратной дороги не будет. Ты, Дима, должен четко понимать свое место. Люди разделились на три группы, помни! Инженеры и Салидзе – не твоя стая. Остаются либр зэки, либо группа Лишнева-Доценко. Сдав лидера, потеряешь место в стае. Одиночки тут не выживают…»

«Опустят! Опустят! Опустят! О каком выживании идет речь, Клоков?! Осталось полтора дня, и за тебя возьмутся отморозки! Какой смысл говорить о том, что будет когда-нибудь после?! Ничего уже нет, кроме сейчас…»

– Клоков, повнимательнее пожалуйста! – строго произнес Геннадий Прохоров, случайно или не случайно оказавшийся за спиной бывшего студента. – Эй! Клоков?

Дима на короткое время «вывалился» из кокона своих мыслей, будто очнулся. После обеда бригада действовала в подземной галерее, именно там, куда были протянуты «электрохвосты» от дизель-генераторов. Где под руководством инженеров рабочие монтировали какое-то непонятное оборудование. Видимо, для проведения научных исследований. Об их назначении непосвященному человеку было очень трудно догадаться.

Дима работал плохо. Ему все время не хватало концентрации внимания, инструменты валились из рук. Временами Клокова охватывала слабость: то бросало в жар, то начинал бить озноб. Может, физическое недомогание было незаметно со стороны, но от главного инженера не ускользнуло, что работавший на монтаже Дмитрий Клоков невнимательно контролирует контактные площадки узлов агрегата.

– Повнимательнее, пожалуйста! – повторил Прохоров. – Это очень важная работа. Ответственный участок. Я поставил тебя именно потому, что ты, Дмитрий, в отличие от некоторых, способен к тщательному самоконтролю. Не надо гнать из-под палки.

Дима вздрогнул и обернулся, попытался поймать взгляд инженера. Но тот уже двигался дальше, с планом, что-то показывая на схеме Георгию Салидзе. Бригадир часто-часто кивал, всем своим видом демонстрируя понимание момента.

– Не надо гнать из-под палки, – тихонько повторил Клоков слова Геннадия Прохорова, шмыгнул носом. – Да, Димон. Попал ты. Тебя не надо гнать из-под палки. Сам сделаешь то, что от тебя требуют…

«Опустят! Опустят! Опустят! О каком выживании идет речь, Клоков?! Осталось полтора дня, и за тебя возьмутся отморозки! Какой смысл говорить о том, что будет когда-нибудь после? Ничего уже нет, кроме сейчас…»

«А если там, в капсуле, совсем не слабительное? Ты об этом подумал? Что, если там яд? Ты подольешь это в чай Лишневу, он умрет. Начнется расследование. Возможно, прибудет группа дознавателей с материка. Конечно, сначала подозрение падет на Леху-Гестапо. Однако, как только станет ясно, что яд был подлит в чай, тут всему и конец. Начнут искать среди тех, кто находился рядом с Константином Лишневым перед его смертью. Сразу же вспомнят, как вы относились друг к другу. Да еще, неровен час, найдут ампулу… С отпечатками пальцев…»

– Черт! – ругнулся Дима, вытаскивая маленький пузырек из кармана. – Да ведь на нем и вправду отпечатки моих пальцев! Это же прямая улика…

И тут же Клоков осел на землю, чуть не зарыдав. Он понял, что от шока утратил способность нормально анализировать события. Ампула, пока целая ампула, лежала у него в кармане. Но следы всегда можно уничтожить платком. Стереть. Или выбросить предательский пузырек в море, в трещину в скалах…

– А подозрения отметать, – вполголоса добавил Дима, уговаривая сам себя. – Ну да, были у нас конфликты с Лишневым. Небольшие, по пустякам! Что с того? Докажите мою вину, товарищ следователь…

Дима ухватился за конструкцию из стальных труб, сжал ее так, что побелели пальцы.

– Вот ты и рассуждаешь как зэк, Клоков, – горько сказал он себе. – Докажите мою вину, гражданин начальничек… Я убил человека, но у вас нет улик, докажите мою вину! Попробуйте…

«Опустят! Опустят! Опустят! Как ты будешь жить с этим? Их семеро, ты не отобьешься никакими силами. И те люди, вернее, нелюди, сделают, что обещали. Они отвечают за свои слова. Им не впервые, поверь. Ты далеко не первый, чью жизнь искалечил Леха Мезенцев, получивший на зоне кличку Гестапо. Опустят! Будут глумиться над тобой. Смотреть в глаза, выдавливая из тебя человека, превращая в животное. А потом изуродуют, посадят на перо…»

– А может, рассказать обо всем Косте Лишневу, а? – робко спросил себя парень, снова вытаскивая ампулу из кармана.

Такая маленькая, нестрашная с виду, она разделила жизнь Димы Клокова на «до» и «после». Провела черту и заставила делать выбор из двух вариантов. Из двух вариантов, среди которых не было ни одного выигрышного.

– Это и есть жизнь – да, отец? – Дима прижался лбом к железной станине. – Когда ты знаешь, что нет ни одного нормального выхода, когда ты вынужден выбирать между плохим и очень плохим?

«Когда делаешь выбор: оставаться тебе человеком или превратиться в продажную тварь, стать сволочью», – ответило что-то внутри голосом Александра Леонидовича Клокова.

– Папа, но если я останусь человеком, если не продам Лишнева, то умру, – жалобно возразил Дима. – Причем сначала меня опустят, так что умру не человеком. Животным. Грязным, униженным.

Голос внутри промолчал. То ли потому, что отец не знал ответа, то ли потому, что все уже сказал. Зато Дима отчетливо вспомнил другой голос, Пинцета: «Тебе жить. Бери, думай сам, как быть. Леха дает тебе два дня, включая сегодняшний. Не сделаешь – опустим. И еще раз опустим. По-всякому. Потом – искалечим. Затем, когда еще чуток помучаешься, засунем перо под ребра. И пойдешь на корм птицам. Или рыбам. Я все сказал. Думай».

– Конец смены! Конец смены! – дважды проорал Георгий Салидзе, и Дима вздрогнул.

Гулкое эхо плясало в подземной пещере, отражалось от стен, возвращалось к людям. И те, радостно улыбаясь, бросали инструменты в ящики, снимали рабочие перчатки. Кто-то вытирал пот, кто-то оглушительно сморкался. Они, люди, жили обычной жизнью. Ждали ужина и возвращения домой, на отдых.

И только Дима Клоков мечтал остановить время. Мечтал сделать так, чтобы рабочий день застыл навечно, никогда не подходил к концу. Потому что приближался вечер, надо было принимать решение. Если уйти от выбора сегодня – оставалась только одна возможность: отложить его на завтра. Есть всего две попытки сделать то, что приказал Леха. Но если сейчас не принять решения, дрогнуть, это будет означать, что существует только один, последний шанс.

Время не остановилось. Нет такого волшебника, который мог бы избавить человека от принятия сложных, мучительных решений. Дима, едва переставляя ноги, тащился в сторону жилого поселка. Усталость накатила волной, сковала тело. Но это была не та приятная усталость, которую человек испытывает, отработав день и возвращаясь домой с уверенностью, что он хорошо сделал свое дело. Дима еле плелся, временами сознание будто отключалось, перед глазами плясали круги.

Во время ужина Клоков с трудом заставил себя проглотить полпорции вермишели. Сделал несколько глотков горячего чая – обжегся, но это прошло мимо сознания. Первым встал из-за стола.

«Надо рассказать обо всем Лишневу, – прошептал внутренний голос. – Возможно, это лучший выход. Леха-Гестапо играет против Константина. При чем здесь ты? Расскажи Лишневу, переведи стрелки. Пусть останутся один на один, пусть решают проблемы друг с другом».

– Но Лишнев не станет убивать Мезенцева, – пробормотал Дима, хватаясь за ручку двери. – Прохоров ясно дал понять, что руководство этого не потерпит. Значит, Лишнев оставит Леху в живых. А раз так, ничего не меняется. Через полтора дня отморозки возьмутся за тебя…

«Может, Костя защитит? В благодарность за то, что ты спас его от унижения?»

– Пожалуй, это единственный шанс, – решил Дима, тяжело опускаясь на свою койку. – Бартер. Ты передаешь Константину Лишневу ампулу и информацию в обмен на гарантию защиты от Лехи-Гестапо и его людей».

Клоков прилег на койку, рассматривая этот вариант, который показался наиболее реальным и удачным из всего, что он смог придумать.

Хлопнула входная дверь – коллеги Дмитрия возвращались из столовой. Жизнерадостный Марат по привычке громко рассказывал какую-то очередную историю. Дима его хорошо слышал, несмотря на опущенный полог.

– Ну и вот, – говорил Доценко, с грохотом скидывая сапоги. – Значит, надоело мне воевать по контракту. Решил мирным человеком стать. Уволился. Вернулся домой после семи лет скитаний по Кавказу. Сам понимаешь, сначала жизнь вокруг дикой казалась. Словно бы в сумасшедший дом попал.

– Во-во, – поддакнул Лишнев. – Знаю, было. Я тоже поначалу охреневал. Какой-то урод выделывается, а ты попробуй его на место поставь. Нет, посадят! Тебя посадят, не его. Я как-то раз одного «крутого» воспитал. Он, мудак, свою навороченную тачку на детскую площадку возле дома повадился ставить. Я ему поначалу вежливо: че ж ты делаешь, мил человек? Тут же детишки, совочки, формочки… Мы с тобой уже в другие игры играем, а им дай детство. Такое, как положено. Их не втягивай в дерьмо…

– Ну а он? – с любопытством спросил Марат.

– А он, козел, – пальцы гнуть. Да ты, грит, на кого попер, лохан? Да я, весь такой-растакой! Щас охрану свою вызову, тебя по этой площадке раскатают… И стоит, ручонками во все стороны машет, чисто мельница.

– Ну а ты? – заржал Марат.

Не только Доценко, даже Дмитрий Клоков, не так хорошо знавший бывшего спецназовца, и тот понимал, чем могли закончиться такие базары.

– Я? – Лишнев вошел в жилую комнату, почесывая грудь. За ним втянулись остальные, которые с интересом слушали историю. – А что я? Охрану он, конечно, вызвать не успел. Даже сраный мобильник не вытащил. Случайно упал на «Мерседес», боковое стекло расхреначил башкой. Кстати, плохо получилось. Крепкое оно – потрескалось, раскрошилось.

– А че только боковое? – загоготал Доценко. – Лобовое – слабо оказалось?

– Лобовое – слабо, – с сожалением вздохнул Лишнев. – Я попробовал. То ли у «мерина» лобовое стекло очень прочное, то ли у «крутого» голова не слишком чугунная была. Бритая, но не крутая. Понимаешь, сотрясение мозга получилось, а лобовое стекло уцелело.

Марат лежал на койке, задрав ноги на спинку, и давился от смеха. Лишнев присел рядом, почесал затылок и продолжил:

– Ну, мудило это в больницу попало с сотрясением мозга. Однако выжил мой знакомец. Пытался на меня охрану свою натравить.

– А-а-а, – сбросив ноги со спинки, Марат приподнялся, – так история на том не закончилась?!

– Неа, – ухмыльнулся Лишнев. – Чуваку тому на следующий день «мерсюк» починили. Стекло вставили, к дому пригнали. Только поставили на другое место, в стороне от площадки для детишек. Ну, я вечером домой шел, притормозил возле «мерина», порадовался, что хозяин там быстро поумнел. Даже лежа в больнице, не забыл скомандовать, где машину разместить! Ну и вот, покуда я стоял, радовался сообразительности этого парня, тут ко мне трое и подвалили.

– Так-так! – В глазах Марата блестел живой интерес. – Рассказывай, не томи!

– Ну, они меня давай спрашивать: не я ли вчера так нехорошо с их боссом обошелся? Я им и ответил, что босс у них – просто золото! Вон как быстро понял, куда машину надо ставить. Гордиться надо таким боссом! А они моего юмора не поняли и тоже давай ручонками махать. Прямо беда какая-то.

– И ты с ними поговорил о судьбах мира…

– Да на беду «мерсюк» хозяйский опять рядом оказался. Мы ему сгоряча еще два стекла разбили. Головами этих придурков.

– Опять боковых?! – сгибаясь на полу, уточнил Доценко.

– Боковых, – вздохнул Лишнев. – Я снова пробовал лобовое… Из спортивного интереса. Да ничего не вышло. Непорядок это, Маратка. Сбоку – бьются, спереди – нет.

Доценко ничего не ответил. Он сидел у кровати, упершись лицом в матрас, и рыдал от смеха. Сашка Гарин вторил Марату. Святослав Фокин стоял и качал головой, что-то бормоча себе под нос. Лишь Борис Седов помешивал угли в печке, лицо его оставалось равнодушным.

– Ну потом хозяин вышел из больнички, – закончил рассказ Константин. – Меня засудить пытался, да не вышло ничего. Даже не знаю почему. Вроде юристов нанял грамотных. Все так повернул, будто я на него набросился, изувечил. Юристы правильные были, видать. Такие вот, как наш Клоков. – Верзила махнул огромной ладонью в сторону койки Дмитрия Клокова. – Грамотные. Все знают. Учились, суки! Умеют так вывернуть дело, что человек, даже если прав был, виноват оказывается. В общем, посадить меня хотели. К этому шло…

Костя помолчал. Встал с места, прошелся по комнате, сжимая и разжимая кулаки. Видно было, что вспоминать финал истории ему не очень приятно. Он подошел к окну, посмотрел наружу, обернулся.

– Уж не знаю, что там у него не выгорело, у «крутого», – закончил Лишнев. – Кажись, нашелся кто-то, еще более крутой. Наехал на моего знакомца, прижал к ногтю. Тот и завертелся с другими «головнячками», не до меня ему стало. Так все и закончилось. Машину он научился ставить там, где положено. Потому что детишки не виноваты в том, что жизнь у нас такая! – Лишнев вдруг со злостью посмотрел на Клокова. – Так я говорю, студент? Ты ведь тоже грамотный. Университеты кончал. Знаешь, как человека в тюрьму засадить, когда он хорошее дело пытается сделать.

Дима покраснел.

– Я не юридический заканчивал, – с усилием произнес Клоков. – Ничего не понимаю в этом.

– Одна хрень! – махнул рукой Лишнев. – Много вас таких, умных. Одни – в судах штаны протирают. Другие – в правительстве. Третьи – в парламенте.

– Да ладно тебе на парня бросаться, – примирительно сказал Марат. – Высшее образование еще не означает, что человек – дерьмо. И, наоборот, не означает, что человек с дипломом – умный. По-всякому бывает в жизни. Я вот историю-то начал рассказывать, про себя. Как со службы ушел и вернулся. Все странным казалось…

– Ну да, точно! – спохватился Лишнев. – Я ж тебя, братко, перебил.

– Так вот, надоело мне стрелять. Захотел мирным человеком стать. Решил – хватит! Вернулся – тут хуже, чем там. Там все понятно. Где свои, где чужие. Тут – вроде свои. А присмотришься – чужие. Напрочь чужие! Славяне на улице друг друга убить готовы! Все на понтах, особенно как выпьют. Каждый герой! Мне это дико было. Там, на Кавказе, увидишь человека со светлыми волосами – так еще и слова друг другу не сказали, уже почти братья. Сюда приехал – кругом братья. А убивают и калечат друг друга, будто шакалы. Обидно!

– Кстати, вспомнил! – снова перебил Лишнев Марата. – Знаешь, ты вот сказал – я сразу и вспомнил. Когда-то давно, до спецназа, начинал службу в разведроте. Это еще во времена развала СССР происходило. У нас в полку людей славянской внешности было где-то два-три десятка. Все остальные – черные «братья по разуму». Знаешь, что они вытворяли? У нас в казарме учебного отряда тумбочки были ненормального размера, словно бы специально для этого. Больше, чем обычные. Так вот, черные всех «ломать» пытались. Чтоб, значит, русский даже в глаза посмотреть не смел. Кто держался, шел против них – того калечили. Мало нас было. А их… В общем, собирались, твари, стадом. Брали в оборот человека. Били, жестоко. Человек голову от боли терял – его запинывали в тумбочку, ногами. А потом сбрасывали из окна казармы, со второго этажа.

– Уроды, – скрипнул зубами Марат. – Что творят…

– Некоторые не выживали. Представь: человека в тумбочку заставляют лезть – самого. Он знает, что это почти верная смерть, а выхода нет! Забивают ногами так, что сам ползет. Рассудок теряет: от боли, ужаса. Его в этом деревянном ящике – из окна. Со смехом и радостными криками. Кто-то умирал. Кого-то инвалидом на всю жизнь сделали.

– Господи, прими их светлые души, – тихо, но отчетливо пробормотал Святослав Фокин.

Доценко промолчал, только резко проступили скулы. Лицо стало чужим, незнакомым. Жестким. Ладонь Марата скользнула по кровати. Показалось, в поисках автомата.

– Вот ты говорил про то, как славяне – братья – друг к друг относятся, я и вспомнил. Там, в разведроте, мы друг за друга держались. Только это спасало. Офицеры полка на все сквозь пальцы смотрели, им дела ни до чего не было. Регулярная армия, мать ее! Призывают мальчишку, откуда-нибудь из-под Рязани. А потом возвращают его матери в ящике. Нате вам, маманя, сына вашего, единственного. Погиб, исполняя долг перед Родиной.

– Да! – вздохнул Доценко. – Вот и я говорю, что-то не так в обществе нашем. Убиваем и калечим своих же, в то время как нас и без того мало осталось. Тех, кто славян ненавидит, – кругом полно. Надо друг за друга держаться, а мы…

– Слушай, Маратка, я тебя опять перебил! – виновато сказал Константин. – Не дал тебе историю до конца рассказать.

– Ах, да! Про склад, – вспомнил Доценко. – Знаешь, теперь, видать, и не смешно уже будет, после того, что ты говорил. Я всего лишь хотел про людей с высшим образованием… Так вот, значит, вернулся я с Кавказа, стал дело себе искать. Поначалу решил не напрягаться. Устроился на склад, подсобным рабочим. Товар собрать, упаковать. Вроде помощника. Кладовщик считает, я выдаю-принимаю. Помогаю, значит. Ну, у нас там до хрена всего было, разное оборудование световое. Прожектора, лампы, трансформаторы, корпуса светильников, отражатели. В общем, склад!

Дальше… Каждый день приходила машина, которая товар клиентам доставляет. Вроде услуги такой, бесплатной. Клиент в офисе товар выбирает, заказывает, расплачивается. Все! Сам он ничего больше не делает. Нам пачку документов спускают. Мы товар собираем, пакуем, грузим. Водитель это по указанным точкам развозит. Все довольны и получают зарплату.

Так вот, за организацию процесса отвечала девушка по имени Юля. С высшим образованием, да. Я чуток поработал, вдруг – хрень такая! Девчонка нам документы шлет, а я вижу, что не влезет это в машину. Чутье появилось на объем. Вот смотрю на накладную и тут же могу сказать – войдет товар или нет. А не войдет – водитель не успеет по маршруту. Ему надо план менять, в две «ходки» товар от нас забирать. Значит, по городу два круга делать, а не один, весь график к черту летит. Я начальнику говорю: ты Юле звони, предупреди, что товар не влезает. Тем более что она сама должна была это обнаружить. Сразу! У нее, когда документы выписываются, система компьютерная объем груза в кубометрах считает. Ну и вот, там порядка шести кубов получилось. А в машину влазит только четыре.

– Начальник звонить не стал? – попробовал догадаться Лишнев.

– Не, начальник на товар посмотрел, на бумаги, где цифры приведены. И давай Юле звонить. Говорит ей: глянь в бумаги, в программу свою! Там же все указано! Не влезет товар в машину. Никак не получится. Менять надо планы. Звонить водителю, предупреждать, что ему два круга по городу наматывать. Знаешь, что дама ответила?

– Неа, – честно признался Лишнев. – У нее мозги не мои. Ее учили решения принимать, меня – другому.

– Ага, – саркастически усмехнулся Марат. – Она и приняла решение! Выслушала начальника, подумала, а потом говорит: «А давай водителю ничего не скажем».

Дима Клоков рассмеялся, несмотря на внутреннее напряжение, не отпускавшее его.

– Гы, – озадаченно произнес Лишнев. – Че-то я, Маратка, ни фига не понял. А в чем смысл? Как грузить-то?

– Слышал анекдот про то, что любая мебель собирается с помощью молотка, мата и пол-литры? Вот так, видимо, Юля предлагала нам товар в машину запихивать. С помощью молотка, мата и пол-литры. А если серьезно, то, конечно, ничего не влезло. Водитель страшно матерился. На нас. Мы – рядом, офис – далеко. Сам понимаешь, кто крайним оказался. Но пришлось ему два круга делать. А потом это стало повторяться раз за разом. Дамочка вообще перестала задумываться над тем, сколько в машину влезает, сколько нет. Типа один раз вы из положения вышли, значит, проблема решена. Вот тебе и высшее образование.

– Чему тогда людей в институте учат? – удивленно поинтересовался Лишнев. – Как они на денежную работу попадают? Это ведь анекдот напоминает. Про то, как в армии траву в зеленый цвет красят. Долбохренизм!

– Именно! – кивнул Марат. – Вот тебе и образование. Диплом! Я как-то не выдержал, сорвался. После очередной такой подставы забрал трубку у начальника склада, сам Юле высказал все, что думаю. Про то, что надо контролировать заказы, считать объем. Тем более – программа дает подсказку. Про то, что для водителя надо временной график составлять, с учетом числа поездок. А она мне в ответ обиженно так: «Менеджера каждый может обидеть». О! Между прочим, сидела она на крутой зарплате, получала более шестисот баксов в месяц. Но, главное, вскоре я понял, что дело не в какой-то там Юле или Мане. Увы, все хуже. Может, потому мы так живем в России?

К нам раз в неделю приходили фуры, огроменные. Их надо было разгружать, пересчитывать товар. Так вот, по договоренности в этот период – на полдня – склад закрывался. Но если у клиента был срочный заказ – у людей-то всякое бывает, – менеджер имел право получить разрешение на внеплановую отгрузку. Так сказать, форс-мажор. Мы обязаны были отпускать товар вне графика.

И вот, прикинь, пришла к нам фура. Нам бы закрыться и ее разгрузкой заняться. А клиенты прут и прут. И все с разрешениями от нашего начальства. Я стал считать – и озверел. Восемь форс-мажоров!!! Восемь! То есть, у нас четыре часа на разгрузку фуры, но ежели на каждого из приехавших клиентов потратить по полчаса, то на прием товара остается ровно ноль часов ноль минут! Некогда товар на землю снимать. А его и посчитать надо, и на складе разместить. В общем, выругался я, убедил начальника позвонить руководству. Доложить ситуацию. Позвонил, доложил. Там сразу в кипеж! Мол, сейчас разберемся, что за ерунда, почему столько нарушений. Мол, начинаем действовать. Ага.

Минут через десять перезвонили начальнику моему: «Дали команду менеджерам составить объяснительные. Сейчас напишут – и вы сможете прочитать, почему так вышло». Еханый бабай! Ну ты подумай, а?! Нам нужно четкое указание: что делать. То ли фуру разгружать, то ли клиентов обслуживать. Или то, или другое! Потому что одновременно – никак! А нам: вы, ребятушки, все бросьте. Ни то, ни другое! Садитесь чужие писульки читать! Стоит ли удивляться, что мы так живем, а? У нас все проблемы вот так вот решаются…

Слушай, Костя, если б в армии командир приказал новую песню разучивать в тот момент, когда надо срочно окопы рыть, а? Потом на позиции враг попер бы. «Покосил» огнем всех, кто новую песню разучил, боевой дух поднял, но окопаться не успел. Командира – сразу бы к стенке. Во! А здесь, выходит, любая дурь проканает. Потому что это не армия. Это – АО, ЗАО. Или – целая страна! Любую хрень наворотить можно. Никто к стенке не поставит!

Короче, долго я там не продержался. Вроде простые вещи, а нормально сделать не могут. И амбиции! Ты бы видел, какие амбиции! Понты! В итоге послал я все… Сюда завербовался. Подальше от таких… умников.

– Клоков! – вдруг позвал Константин Лишнев. – Ты такой же, да? С понтами и амбициями? Типа крутой. Круче нас всех, потому что умный. Клоков! Чего молчишь?

Дима вздрогнул. Ладонь, в которой была зажата ампула, вспотела. «Надо встать, сделать шаг к нему. Отвести в сторону, поговорить про…»

– Клоков, ну скажи чего-нибудь, – продолжал Лишнев. – Или только губы надувать умеешь? Кстати, ты их красить не пробовал?

Рыжеволосый парень замер на месте, с удивлением глядя на верзилу.

– Краснеешь, словно баба. Может, и губы красишь? Тебя б в тот полк, студент, где я начинал! Черные бы из тебя мигом женщину сделали…

Клоков резко поднялся с койки, выскочил в тамбур.

– Костя, ну че ты все время добиваешь парня? – услышал он тихий голос Марата. – Че ты к нему привязался? Нормальный малец. Оставь его, не ломай.

– Нормальный… нормальный… – злобно ответил бывший спецназовец. – Терпеть не могу таких! Полжизни сидят за спиной у папы с мамой. Институты, подготовка-переподготовка, а потом смотрят на тебя свысока.

– Костя, не надо так. Давай по-человечески. Сами только рассуждали, что славяне должны держаться друг за друга. А что делаем? Кстати, хочешь совет? Никогда не доводи до предела, за которым человек теряет контроль над собой. Со мной был случай, в начале службы. Один «дед» у нас водился, зверь. Высокий, под два метра, – здоровый, гад. Очень сильный. Добивал меня. Я молодой, зеленый. Шагу лишнего не давали ступить. Ни вздохнуть, ни разогнуться. Ну, другие – ладно, там попроще. А он – то исподтишка, то на виду у всех меня унижал. В печень «зарядит», по лицу «мазанет». Иногда за нижнюю губу хватал. Знаешь, очень больно, когда пальцами сожмут, оттягивают. Буквально шизеешь, соображать ничего не можешь. Ну, добивал он меня, добивал, я терпел. Однажды сорвался. У любого есть предел. Он меня схватить за губу надумал, я его – башкой в лицо, со всей одури. «Дед» на койку повалился. Но, сука, крепкий был. Смотрю – очухался, встать пытается. Думаю: сейчас, если поднимется – мне точно не жить. Понял – убьет меня. Если только выпрямится…

И – словно с тормозов слетел. Давай его бить. Не руками, головой. Что нашло? Сам не знаю. Бил его головой, в лицо. Меня уж за руки держат, оттащить пытаются. А я будто зверь дикий. Все бью. Десять раз или двадцать. Точно не скажу. Ничего не соображал. Помню, в голове одна мысль: «Он – мой! Он – мой!» Весь в крови, но не в своей, а этого «деда». Тот уже без сознания был, а я все бью, бью… В лицо! Потом оттащили…

Ну потом, понятно, нарядов вне очереди прописали, так, чтоб неделю не спал. Я, как зомби, на тумбочке стоял. И пустота вокруг образовалась – очень надолго. Все стороной обходили, что «старики», что однопризывники…

Так что не надо, Костя. Не «ломай» людей! Хорошо помню, как со мной было. Ненавидел я того «деда», шибко ненавидел. Плохо, когда человека до такого доводят…

– Маратка, сам подумай, что говоришь! Где ты, где он? Ты – человек. За себя постоять сможешь, не сломаешься, если что. А этот? Этот?! Да он сопляк зеленый, а что из себя вообразил? Помнишь, как он на меня на корабле смотрел? Да кто он такой?! Диплом у него, понимаешь! Я этого Клокова на месте разотру, в мокрое пятно. Поможет ему образование? Только глазенками будет жалобно хлопать, покуда…

Дима не дослушал, выскочил из домика на морозный воздух. К вечеру погода изменилась, стало гораздо холоднее, чем днем. Клоков быстро шел к берегу, сжимая в руке чертову ампулу.

– Я могу уничтожить тебя, Лишнев! – яростно выкрикнул он. Но только холодный ветер слышал эти слова. – Я тоже могу унизить тебя, втоптать в грязь. Все отвернутся! Не веришь? Смотри!

Клоков раскрыл ладонь, на которой перекатывалась маленькая вещица, разделившая его жизнь на «до» и «после».

– Но я выброшу ее в море, прямо сейчас! – крикнул Дима, чувствуя, как на глаза навернулись слезы. – Выброшу! Потому что я человек. Я – человек! А ты – говно!

Он размахнулся, но в последний миг не смог разжать пальцы. Некоторое время постоял на берегу, ссутулившись, низко опустив голову. А потом, так и не выбросив ампулу, побрел обратно к домику.

Варвара Клокова осторожно приоткрыла дверь в палату, заглянула внутрь.

«Постарайтесь не беспокоить его, – только что предупредила ее дежурная сестра. – Он еще очень слаб после кризиса, особенно вредны разговоры на трудные темы».

Александр Леонидович лежал на койке с закрытыми глазами. Мерно попискивал какой-то прибор. На правой руке больного была укреплена игла с трубкой, она шла к подвешенной на высоком штативе пластиковой емкости. Бесцветная жидкость из бутыли медленно капала вниз, вливалась в кровь Александра Клокова, который еще так недавно не признавал никаких лекарств.

– Сашенька… – женщина почти беззвучно позвала супруга.

– Я не сплю, Варя, – тут же отозвался Клоков-старший, приоткрыл глаза и чуть повернул голову к жене, застывшей у двери.

– Сашенька… – повторила та и вдруг бросилась вперед, стала целовать руки мужа. – Прости меня, родной, прости…

– Все нормально. – Клоков осторожно поднял левую руку, провел по волосам жены. – Все нормально, Варя. У меня все нормально.

– Я дура, – всхлипнула женщина.

– Давай не будем так, – попросил Александр, полузакрыв глаза. – Я виноват перед вами. Перед тобой, перед сыном.

– Саша, тебе нельзя об этом! – Варвара чуть привстала, замерла, прижав руки к груди.

– Да ладно, – беспечно ответил Клоков. – К чему это? К чему беречь здоровье? Я виноват перед вами. Понимаешь, я много лет был уверен, что главная задача мужчины – чтоб в доме был кусок хлеба, кусок мяса, огонь костра…

– Огонь костра? – с испугом переспросила Варя.

– Ну-ну! – тут же улыбнулся Клоков-старший. – Спокойно. Я не сошел с ума. Это образное выражение. Помнишь, у древних людей мужчина ходил на охоту, добывал пищу, ну, дрова приносил. А женщина поддерживала огонь в очаге, готовила пищу, создавала уют в доме. Ну и вот, я считал, что если мужчина хорошо «охотится», в смысле, добывает пищу, этого достаточно. А вышло, что нет.

Клоков открыл глаза, с тоской посмотрел в окно.

– А вышло так, Варенька, что этого мало. Надо было чаще бывать с сыном, как-то стараться ближе к нему, что ли… Стараться понять его, жить его идеями, взглядами. Я злился, ведь мы ему не интересны. Он отвергает нашу жизнь, а чем мы хуже? Что, мы не такие? Он смотрел на нас, «стариков», с кривой усмешкой. Меня это бесило. Я, Александр Клоков, хорошо выполнял свою работу. У нас в доме были и еда, и шмотки новые. Мы не жили от зарплаты до зарплаты, как многие. Или, что еще хуже – от бутылки до бутылки. Жили как люди. И это создавал я. И ты. А Дима… Он не понимал. Я злился. Мне не хватило характера – быть сильным.

– Не говори так! – тихо попросила Варя и поцеловала мужа в лоб. – Ты у меня сильный. Очень сильный.

– Но я не смог быть достаточно сильным для того, чтоб простить сыну его глупость. Я старше, умнее. Но, увы, не оказался мудрее. Получается, гордыня превыше? Я оттолкнул его – и что в результате? А в результате, Варенька, все оказалось бесполезным. Какой смысл в деньгах, квартирах или машинах, если цепь прерывается? Если нет наследника? Того, кому я обязан передать накопленное богатство? Кто должен произвести на свет и вырастить новое поколение…

– Нет-нет! – быстро зашептала мама Димы. – Не прерывается, нет! Саша! Он вернется! Обязательно вернется. Мое сердце не может солгать. Он жив. Я знаю, я чувствую.

– Это хорошо, – улыбнулся Клоков-старший. – Я тоже это чувствую, просто боялся говорить тебе.

– Я и к ясновидящей сходила, – виновато призналась Варвара Петровна. – Фотографию ей показала.

– Ну?! Ну?! – Клоков даже попытался привстать.

– Лежи, лежи! – попросила его супруга.

Она помогла супругу опуститься на подушку. Заботливо поправила ее и продолжила:

– Так вот, гадалка сказала, что Дима жив. Она заявила это со стопроцентной уверенностью.

– Варя, они всем так говорят, по-моему, – горько усмехнулся Александр. – Большинство этих людей просто цинично наживается на людском горе.

– Саша, клянусь, тут другое! – испуганно замотала головой Варвара Петровна. – Я точно знаю: она предсказала моей подруге то, что впоследствии сбылось! Жанку врачи пугали, что ее отец умрет, если не сделать дорогостоящую операцию. Так вот, эта женщина «посмотрела» отца, по фотографии. Сказала, что в хирургическом вмешательстве нет нужды. Посоветовала, какие травы пить, как лечиться. Предложила попробовать, а через месяц снова пройти томографию. Отцу Жанны сделали повторное исследование, выяснилось, что необходимости хирургического вмешательства больше нет! Я сама была свидетелем этой истории. Жанка, когда сказали, что отец умирает, – ко мне прибегала, плакала. Потом, когда к ясновидящей ходила – я все это помню. И как повторное исследование делали. Все на моих глазах! У меня была гарантия, что иду к настоящему специалисту.

– Значит, эта женщина говорит, что Дима жив? – с надеждой спросил Клоков-старший.

– Ага… – шмыгнула носом Варвара. – Ты только держись, Сашенька. Мы его обязательно найдем. Или дождемся. Ты держись, не сдавайся.

– Я не сдамся, – хрипло ответил Александр Клоков и посмотрел на супругу. – Варя…

– Да?

– Мы ведь его неплохо воспитали? Образование дали. Парень умный, даже если попал в какую нехорошую историю – должен выпутаться. Правда?

– Правда, Сашенька. Только потерпи, ладно? Лежи. Не нервничай. У нас все будет хорошо. Ясновидящая сказала, что Димы сейчас нет в Санкт-Петербурге. Впереди у него трудная дорога, и надо молиться, чтоб справился с испытаниями, выпавшими на его долю.

– Значит, будем вместе, Варя! Будем молиться за сына, ждать его.

Дима не сразу решился войти в дом. Долго топтался у входа, несмотря на мороз. Здесь, на улице, оставалась иллюзия свободы, возможности что-то решать. Клоков понимал: как только переступит порог, вернется в мир людей, проблема выбора из двух зол вновь станет перед ним в полный рост.

И все же на улице было слишком холодно, чтобы шляться до утра, тем более – без куртки. В конце концов Дима пришел к выводу, что утро вечера мудренее – все равно он упустил возможность подмешать адское зелье в чай Константину Лишневу. Значит, оставался только один шанс – завтра. И теперь уже поздно было что-либо менять. Выбор отложен. Успокоив себя такой мыслью, Дима тихонько пробрался внутрь.

Люди, уставшие от тяжелой работы, спали. Борис Седов негромко похрапывал. Святослав Фокин и Саша Гарин сопели во сне: видимо, подхватили легкий насморк, и это сказывалось. Константин Лишнев лежал на спине, но беззвучно, в отличие от Седова. И только Марат Доценко сидел возле печки, спиной ко входу. Приоткрыв створку, он задумчиво смотрел на красные угли.

Дима тихо залез под одеяло, даже не снял одежды – очень замерз на улице. Сжался в комок, замер, пытаясь согреться. Сон все не шел, и Клоков то лежал с закрытыми глазами, то смотрел в потолок. Прошло довольно много времени. Потом в темноте раздался голос Лишнева:

– Марат, ты чего спать не ложишься?

– Не спится чего-то, – тихонько откликнулся Доценко и обернулся. – Мешаю, что ли?

– Да не, ты не мешаешь. Этот вот чуток напрягает…

Верзила махнул рукой в сторону Бориса Седова, который все так же похрапывал, лежа на спине.

– Да, сразу видно, что в армии не был, – согласился Марат. – Там храпунов быстро отучают от «концертов». Помню, я по первости сильно уставал. Тоже на спину заваливался. Как упал – так и спишь. Во сне поневоле храпеть начинаешь. Пару раз на морду портянки положили – еще как подействовало! Быстро поумнел.

– Во-во, – согласился бывший спецназовец. – А этот – знай выводит… Слышь, Маратка, может, ему на нос потники сложить, а?

– Да ну его на хрен, Костя! – тихонько засмеялся Марат. – Отучим и без таких мер. Все же здесь не казарма.

– Дааа, не казарма, – вздохнул Лишнев. – Но, ты понимаешь, я все чаще думаю, что там жизнь лучше, чем здесь.

Константин сделал упор на слове «там», чтобы Марат понял, о чем речь. Понял и Дима Клоков, который лежал с открытыми глазами и слушал чужой разговор.

– Да, – поддержал Доценко. – Там, кажется, честнее. Есть черное и белое. Свои и чужие. В чужих надо стрелять. Своих надо прикрывать, и они прикроют тебя. Там есть продажные твари, готовые расплатиться за что-либо твоей жизнью. Но они, по счастью, долго не живут. Есть тыловые крысы, нажирающие морду. Ни о чем не думающие, кроме своей мошны. Таких видно за километр. Есть дуболомы: не дай бог попасть к «деревяхе» под командование, если какая серьезная заварушка.

Марат и Константин отлично понимали друг друга.

– А тут – ни черного, ни белого, – продолжил Лишнев. – Тяжело мне, Маратка. Злой я. Злой и чужой здесь. Чувствую, тут нет места для меня. Если б газом не траванулся – ни за что б не ушел на «гражданку»…

– И мне тяжело, – признался Доценко. – А что делать?

Лишнев помолчал, видимо, не зная, как ответить.

– Грязи много, – наконец вымолвил он.

Койка под ним скрипнула, Лишнев повернулся на бок.

– Грязи и там много, – не согласился Доценко. – Расскажу тебе одну историю. Помню, я первый контракт подписал, перебросили на Кавказ, только-только. Но не в Чечню, а на линию Абхазия – Грузия. Ну и вот, прибыли мы на позиции, разместились. Жратву нам прямо в траншею приперли. Лежим мы, хавчик уминаем. Вдруг смотрю, к котелку, который в сторону поставили – чуть ли не за пятьдесят метров от позиций, – мужик подполз. Уселся за пригорком, жестянку на колени пристроил – и давай рубать. Хлеб, картошку с тушенкой. Водой из фляги запил. Съел все, котелок оставил, пополз куда-то в сторону. Я за ним наблюдал. Забился мужик в щель, накрылся шинелью, замер без движения.

Я у бойцов, кто не первый день, спрашиваю, что это, мол, за фигня. Что за человек? Наш, говорят. Спрашиваю: а чего рубает отдельно от всех? Помолчали они, помялись, а потом рассказали.

Бой был какой-то, за село, теперь название и не вспомнить уже. Выветрилось начисто. Мужика того контузило, сознание потерял. Очнулся в плену. Только в себя чуть пришел – очухаться дали, чтоб соображал и понимал, что с ним делают, – изнасиловали всем скопом. А потом били до полусмерти. Пока дышал еще – вытащили на нейтральную полосу, умирать бросили.

Выжил он каким-то чудом. Отлежался, уполз к своим. Да только не человек он для всех – опустили же. С тех пор спит в стороне, жрет тоже. Каждую ночь на другую сторону уползает. Без оружия, только нож с собой берет. Утром возвращается – руки по локоть в крови. Мстит. Говорят, смерти ищет. Да не берет его смерть. Так и живет: спит, жрет и снова за линию фронта, с ножом. Резать. Везде чужой. Ни там, ни тут. Разве так лучше, Костя? Там тоже грязь.

– Там тоже грязь, – эхом откликнулся Лишнев. – Нигде нет места для нас.

Доценко ответил не сразу. Закрыл дверцу печки, подошел к своей койке, улегся на нее.

– Давай спать, Костя, – наконец произнес он. – Не надо так безнадежно! Разберемся как-нибудь, да? И не с таким разбирались…

– Угу, – зевнул Лишнев. – Что это со мной? Охренел совсем! Давай на боковую. Поздняк уже.

Дима еще долго лежал, не мигая, глядел в потолок. Думал над тем, что услышал от Марата. Не все так просто было в жизни Лишнева и Доценко. Они не хотели в этом признаваться, не могли допустить, чтоб кто-то разглядел их слабость…

А он, Дмитрий Клоков, сильный или нет? Сильный? Способен ли на Поступок? И что считать поступком с большой буквы: когда набираешься смелости и подливаешь отраву своему товарищу? Когда не делаешь этого, зная, что тебя опустят и искалечат в отместку за такую глупость?

Клоков провалился в короткое забытье только под утро.

Новый день выдался каким-то тихим, не похожим на предыдущие. Дима еще до подъема «вывернулся» из полубредовых кошмаров, одолевавших его всю ночь. Тихонько встал, оделся. Вышел наружу. Медленно прошел мимо молчаливых домиков – все еще спали. Свернул на тропку, ведущую чуть в сторону от бухты, обошел полусгнившие причалы и останки судов. По скальной дорожке когда-то ходили люди. Конечно, теперь никто бы не смог различить их следов. Но вешки, расставленные вдоль узкой тропы, говорили о том, что кто-то, как и Дима, проходил здесь, чтоб взглянуть на мир сверху.

Океан был очень спокойным. Небольшие волны лизали берег. Солнце из-за облаков не выползло, но граница облачности приподнялась, отступила. Стало теплее, чем накануне. Диме показалось, что мир теперь гораздо больше. Нельзя сказать, что в предыдущие дни туман и низкие облака давили на него. Но сейчас, когда с площадки на уступе были различимы верхушки скал в море, проливы, призрачные силуэты соседних островов, этот остров уже не казался тюрьмой.

Клоков вдруг подумал, что в такую погоду легко умирать солдатам на войне. Вернее, он понимал, что умирать всегда трудно, но когда вокруг царят покой, умиротворение, какая-то вселенская тишина, проще думать о неземном, об отвлеченном. Проще верить в то, что конец жизни – еще не конец. Все продолжается, и продолжается вечно. Потому что человек уходит не бесследно. Он становится частью окружающей природы, огромного мира, и, быть может, в этом есть высшее предназначение человека.

– Доброе утро! – тихо произнес кто-то за спиной.

Дима вздрогнул, сжался, но тут же осознал, что это не голос Лехи-Гестапо, не голос одного из прихвостней Мезенцева. Позади стоял Фокин.

– Доброе утро, Святослав! – так же тихо отозвался Дима Клоков.

Он едва заметно шевелил губами. Совсем не потому, что боялся нарушить гармонию окружающего мира. Просто слова давались с трудом.

– У тебя какие-то проблемы, – помолчав, сказал Фокин.

Дима стоял лицом к океану, грустная усмешка парня не могла быть заметна священнику.

– Вряд ли я готов к исповеди, – поколебавшись, ответил он.

Святослав успел сделать несколько шагов вперед и теперь стоял рядом с Клоковым, а потому от Димы не ускользнуло, как Святослав пожал плечами.

– Исповедь – далеко не единственное, что приближает человека к гармонии, – задумчиво произнес он. – Иногда достаточно посоветоваться с кем-то… Кем-то чужим. Кто способен взглянуть на проблему со стороны, предложить новый выход.

Дима помолчал, размышляя над тем, что сказал Фокин.

– Святослав… – вдруг, неожиданно для самого себя, решился он. – Святослав, скажи, пожалуйста, как быть, если из ситуации есть только два выхода: плохой и очень плохой? Ни один тебе не нравится, но ты должен выбрать какой-то вариант, потому что жизнь не оставила ничего другого. Можешь поступить так, а можешь поступить эдак, но в любом случае потом будешь мучиться, пожиная плоды.

– Лао Цзы, – не раздумывая, ответил священник.

– Что? – не понял Дима. – Извини, я не расслышал.

– Лао Цзы, – терпеливо повторил Фокин. – Это имя великого китайского мыслителя, основателя даосизма. Попробуй в этом случае применить его философию. Не делай ничего. Точнее, дай всему развиваться естественным путем. Кто действует – потерпит неудачу.

– Для меня это не выход, Слава, – покачал головой Клоков. – Увы, я рад бы ничего не делать. Но жизнь поставила меня перед таким выбором, что если ничего не делаю – то проигрываю. Причем проигрываю не мелочь – самого себя.

– Стань подобен воде, – будто не слыша собеседника, продолжал Святослав. – Посмотри на океан! Нет ничего мягче и слабее воды, но она нападает на крепкое и сильное. Никто не может победить ее.

– Все это здорово, – усмехнулся Дмитрий. – Да только вряд ли мне поможет.

– Если б мы с тобой сейчас спустились вниз, к океану, то увидели б на берегу огромное количество камней, обточенных водой. Когда-то эти камни были твердыми, острыми, как окружающие нас скалы. Однако вода победила их. Камни сохранили твердость, но изменили форму – они стали совсем другими, округлыми, приятными на ощупь.

– Слава, что мне делать?! Есть два пути, мне надо выбрать один из них!

– Дмитрий, смотри на океан. Смотри на обточенные водой камни. Думай об этом. Там, где есть два пути, неизбежно существует третий. Дай событиям развиваться естественным ходом. Уподобься воде и жди, что будет. Прости, но это лучший совет, который я могу дать.

Развернувшись, священник неторопливо двинулся вниз по тропке. Клоков постоял, глядя ему вслед, снова повернулся к океану.

– Вода, мягкая и податливая, – повторил он. Порывисто шагнул к каменной стене, провел ладонью по острым граням. – Вода, превращающая камни в пыль… За миллионы лет… Но у меня нет такого количества времени! Один день. Только один…

Никто не ответил бывшему студенту. Постояв еще немного, Дима обреченно потопал вниз, навстречу ждавшим его проблемам.

Новый рабочий день пошел совсем по-другому, это отметили все. С самого утра, сразу после завтрака, бригада отправилась на новый объект. Вернее, начали с того, что долго ползали по ледяным куполам, по каменистому плато, по склонам окружавших скал. Бригада Салидзе расставила датчики в указанных Прохоровым точках.

Дима Клоков не смог бы потом рассказать даже под пытками, сколько было этих «штуковин» – люди жутко устали, стремясь выполнить работу именно так, как требовал главный инженер. А Прохоров спуску не давал. Он все время находился рядом с Жорой Салидзе, вглядывался в монитор ноутбука, давал указания бригадиру. Требовалось установить все датчики именно так, как было отмечено на плане.

Для того чтоб заглубить некоторые из них, пришлось колоть лед, делать в нем небольшие шахты-колодцы. В большинстве случаев обходилось малыми затратами энергии: просто снимали мох с гранитного основания. Прижимали чувствительные мембраны к ровному основанию, хорошо проводящему звук.

Шныра, один из людей Лехи-Гестапо, показал несколько цирковых номеров, устанавливая датчики на скалах. Туда никак не получалось добраться: дорог на острове не было. Требовалось лазать по каменным уступам, рискуя сломать шею. Народ тихо роптал, однако Прохоров требовал идеальной точности. В конце концов Мезенцев приказал одному из своих прихвостней взять «долбаные штуковины» и дотащить туда, куда показывает «главный-на-хрен-инженер».

Дмитрий Клоков еще раз уяснил для себя, что у зэков команды лидера выполняются беспрекословно. Неизвестно, приходилось ли Шныре когда-нибудь раньше лазать по скалам, видел ли он хоть раз в жизни, как это делается правильно. Однако, даже не пытаясь оспаривать приказ, Шныра полез вверх и в сторону от площадки, на которой остались рабочие.

– Господи, помоги ему! – вполголоса сказал Святослав Фокин, когда бывший зэк полз по стене на высоте в несколько десятков метров над уровнем моря, из которого торчали черные верхушки скал, острые, изломанные куски льдин.

– Тссс! – тут же шикнул на него Леха.

Шныра, на спину которого привязали небольшой рюкзачок, медленно и очень аккуратно выбирал трещины, в которые можно было поставить носок сапога. Пока зэк с риском для жизни полз по стене, Дима нашел ответ на вопрос, который давно задавал себе: «Для чего в команду набрали бывших зэков?»

Все становилось на свои места. Леха-Гестапо, жестокий и властный лидер, мог приказать своему подчиненному то, что не могли и не имели права требовать ни Салидзе, ни Прохоров. Умереть, выполняя приказ босса.

И в свете этого стало понятно, почему накануне оттащили Костю Лишнева от Лехи Мезенцева, не дав спецназовцу добить противника. Леха-Гестапо был нужен руководству! Он мог держать в страхе не только бывших зэков – всех. Мог отдать приказ Шныре, мог – любому другому. В крайнем случае, прихвостни Мезенцева «воспитали» бы строптивого рабочего.

А фирма, нанявшая людей, просто сделала бы вид, что ничего не происходит. Подумаешь, человек стал инвалидом или разбился насмерть. Ведь компания тут ни при чем, правда? Она не приказывала лазать по скалам над ледяной водой. Не заставляла человека выполнять то, что не входит в его обязанности, согласно заключенному контракту.

Шныра, надо полагать, отлично знал, что входит в его обязанности, а что нет. Однако он еще лучше сознавал, что бывает с теми, кто не выполняет команду «пахана». И зэк, вцепившись побелевшими пальцами в острые камни, полз вперед.

Одна площадка у самой воды, другая. Зэку пришлось не только «пройти» над бухтой, но и спуститься вниз, почти к океану, чтобы разместить датчик. Потом еще один.

– Провода не повреди! – вдруг крикнул Прохоров. – Аккуратнее с хвостами!

– Тссс! – зашипел на него Леха-Гестапо точно так же, как на Фокина. Да осекся, вспомнив, что здесь командует главный инженер.

Было понятно, что Мезенцев переживает за своего человека. Точнее, «переживает» – неверное слово. Вряд ли бы Леха-Гестапо сильно расстроился, если бы Шныра сорвался вниз и сломал позвоночник. Однако такой вариант развития событий уронил бы авторитет лидера, а вот этого Мезенцев потерпеть никак не мог.

– Левее, черт возьми, левее! – заорал Прохоров, рукой указывая Шныре, куда надо ставить последний, третий датчик.

Зэк аккуратно передвинул коробочку. Поправил «хвост» проводов, приложил его к двум другим. Перекинул за спину и пополз обратно к людям. Было очевидно, что возвращение дается ему значительно труднее: видимо, сказались усталость и страх. Пальцы Шныры, изрезанные о кромки скал, сильно кровоточили – там, где он хватался за камни, оставались красные следы.

Зэк потерял бдительность, когда до спасительной площадки было около метра. Дима от кого-то слышал, что так случается довольно часто. Дорога обратно – всегда труднее. Когда до спасения остаются считаные сантиметры, человек расслабляется, будто все уже позади. Тут-то и надо собраться, через «не могу», через боль. Вытянуть последние шаги, вернуться.

Шныра этого не смог. То ли камень, за который он схватился, был мокрым, скользким. То ли кровоточащие пальцы зэка уже не так хорошо цеплялись за уступы, но правая рука Шныры вдруг сорвалась. Зэк истошно завопил, балансируя на скалах.

Дима замер, показалось – время остановилось. Он отчетливо видел, как выгибается тело Шныры – человек пытался удержать равновесие. Но левой руки было недостаточно, она занимала не самую лучшую точку, чтобы спасти зэка, ноги которого поехали вниз.

– Ёёёёоооо! – заорал Шныра.

Дима увидел его выпученные глаза, перекошенное от ужаса лицо, мелькнули пальцы левой руки. Почему-то отчетливо зафиксировалось в памяти – ногти были содраны. И тут же Клоков отлетел в сторону, отброшенный мощным ударом.

Как Лишнев успел? Показалось, спецназовец движется с быстротой молнии. Еще секунду назад Шныра балансировал на уступе. Потом сорвалась левая рука, ноги поехали вниз. И вот уже Лишнев распластался на камнях, перевесившись через край площадки. Одна рука Константина упиралась в скалу, и по тому, как вибрирует от напряжения тело Лишнева, было понятно, что висеть над пропастью нелегко.

Все оцепенели, глядя на трясущуюся левую руку Лишнева, на его ноги и низ живота, плотно прижатые к площадке. Миллиметр за миллиметром Константин сдвигался вперед, в пропасть.

– Маратка! – выдохнул верзила, мотнув головой.

Но Доценко уже сбросил оцепенение. Он метнулся вперед. Упал на ноги товарища, вцепился в куртку Лишнева.

– Помогите, мать вашу! – крикнул он.

И тогда на подмогу бросились Фокин и Салидзе. Удивительно, что сорокалетний священник опередил всех. Потом, позднее, когда Дима в сотый раз прокручивал эту сцену в голове, он думал о том, что на крик «помогите» Святослав всегда откликается первым…

Доценко, Фокин и Салидзе, вцепившись в Лишнева, вытянули его обратно на площадку. И Дима понял, почему тело Константина тряслось от напряжения, когда спецназовец завис над пропастью. Правой рукой верзила успел поймать Шныру за шкирку. Он так и не отпустил зэка, хотя мог запросто соскользнуть вниз. Следом за несчастным, которого Прохоров и Мезенцев отправили искать смерть.

Следом на площадку вытащили и Шныру, которого спецназовец так и держал за воротник куртки. Зэк был белым, как шапки облаков на вершинах окружавших скал. Его губы тряслись.

– Маманя! Маманя! – шептал он, почему-то стараясь обнять Лишнева за шею.

– Какая я тебе маманя?! – зло ответил Лишнев, поднимаясь на ноги.

Доценко начал хохотать.

– Маманя, маманя! – по-прежнему твердил Шныра.

Было понятно, что зэк находится в состоянии шока. Он не видел ничего вокруг, плохо понимал, что происходит.

– Не обделайся! – грубо толкнув его, крикнул в ухо Мезенцев. – Все путем!

Шныра упал на площадку. Замер, лежа на спине. Затих. Он, не мигая, смотрел в небо.

– Маратка, перестань ржать! – тихо попросил Лишнев.

Доценко тут же замолчал. А другие и не думали смеяться над тем, что творилось на площадке. Зэк лежал на спине. Часто-часто дышал и все так же смотрел вверх.

– Порядок! Порядок! – вмешался в дело Прохоров. – Так, ребята, поверните его! Снимаем провода датчиков со спины. Быстрее! Время не ждет!

Лишнев повернулся к главному инженеру, хотел что-то сказать, но сдержался. Пинцет и Косой помогли Шныре. Они бережно подхватили сотоварища под руки, приподняли его. С первого раза Шныра не смог устоять – ноги дрожали, и он опустился вниз. Только со второй попытки, поддерживаемый коллегами, Шныра выпрямился. На Леху-Гестапо он не смотрел. Как только смог двигаться – тут же начал отступать от края площадки, подальше от океана и скал. Вниз. К земле.

С другими датчиками получилось лучше. Прохоров еще несколько раз указывал труднодоступные точки, но ни к одной из них не пришлось добираться с такими приключениями.

Наконец, трижды проверив схему, главный инженер удовлетворенно кивнул. Махнув рукой Салидзе, он дал бригадиру какую-то команду.

– Пошли! – тут же отреагировал Жора, собирая рабочих в группу.

Прохоров повел их к новому объекту. Поначалу Дима подумал, что это всего лишь небольшой разлом в скалах. Однако чуть дальше проход расширялся, образуя грот. Каменный пол уходил вниз, по мере того как группа людей двигалась вперед по тоннелю. Рабочие во главе с Прохоровым прошли несколько сот шагов, прежде чем вышли в пещеру, в центре которой располагалась какая-то непонятная установка. Возле нее суетились два инженера. Оказывается, именно сюда была подведена вторая группа электрокабелей от дизель-генераторов. И теперь, подключив питание, инженеры тестировали обмен данными между загадочной установкой и еще одним портативным компьютером.

Все выглядело очень странно, таинственно. Это тихо обсуждали меж собой наемные рабочие, с интересом разглядывая большую пещеру. Почему-то все говорили вполголоса, словно громкая речь могла помешать Прохорову и его инженерам.

От компьютерного анализатора, возле которого располагались сотрудники корпорации-нанимателя, во все стороны тянулись тонкие провода. Они уходили вниз, в стены, в пол. Дима понял, что датчики были и здесь, только смонтировали их сами инженеры. Провода от тех детекторов, что устанавливала бригада рабочих, Прохоров и Салидзе аккуратно подтащили к невысокой стойке. Принялись укреплять в специальном разъеме на коммутационной панели, внимательно проверяя номера.

– По-моему, нам пудрят мозги, – вполголоса произнес Марат Доценко. – Мы здесь уже третий день, никакую буровую установку монтировать не планируется. Это очевидно.

– А на хрена нас сюда привезли? – громко спросил Лишнев.

Прохоров на минуту отвлекся. Бросил разводку кабеля, сердито глянул на рабочих. Леха Мезенцев придвинулся к Доценко, стараясь не пропустить важный разговор.

– Не знаю, – пожал плечами Марат. – Тут не собираются ничего бурить, поверьте мне. Это, скорее, похоже на научные исследования.

Научные исследования! Что-то щелкнуло в голове у Димы! Он вспомнил третий курс университета, никому не нужный реферат, который пришлось создавать ночью, оторвав три часа от сна. Что поделать: хороший, объемный текст давал возможность получить зачет автоматом… Дима отчаянно зевал, в муках рожая этот реферат. Точно так же зевали и маялись его одногруппники, когда Клоков зачитывал им доклад.

«Методы разведки нефтяных и газовых месторождений, применяемые в России».

– Так вот оно что! – пробормотал Дмитрий и радостно засмеялся.

Окружающие тут же сгруппировались вокруг рыжеволосого парня, который сиял так, словно выиграл главный приз на престижном конкурсе.

– Давай, не томи! – нетерпеливо подтолкнул его в плечо Марат Доценко. – Что тут происходит? Рассказывай!

Наемные рабочие походили на группу заговорщиков-революционеров. Они пригнули головы друг к другу, образовали круг, за пределы которого не должно было просочиться ни одно слово.

– Они ведут разведку нефти. Или газа, – торопливо начал Дима, невольно краснея. Ему редко приходилось бывать в центре внимания. Особенно, когда на тебя устремлены более десятка пар глаз. А среди слушателей – вот ирония судьбы! – и бывшие зэки, и бывшие спецназовцы, и даже один священник. Тоже бывший. Клоков мог гордиться своей памятью. Он прикрыл глаза и выдал кусок старого реферата, почти слово в слово: – Есть разные способы разведки нефтяных и газовых месторождений. Один из них – сейсморазведка, в трехмерном площадном варианте. Иначе говоря, сейсмическая томография. При таком методе датчики, расставленные по площади, улавливают отраженные волны. Есть что-то вроде центрального генератора, который создает колебания. С различной амплитудой и длиной волны. А датчики фиксируют упругие волны, приходящие от расположенных в разных частях пунктов возбуждения. Данный метод требует сложных приемов обработки информации с помощью ЭВМ для изучения кинематических (времен прихода) и динамических (амплитуд их затуханий) характеристик волн.

– Чего?! – одновременно спросили Лишнев и Леха-Гестапо.

Оба недовольно поморщились, искоса посмотрели друг на друга.

– Ты, в натуре, пургу не гони! – презрительно заявил Леха. – Нормально объясни, что тут происходит!

– А то в ухо получишь! – зачем-то добавил Лишнев.

Дима фыркнул.

– Инженеры будут посылать звук в землю, – попытался объяснить он более простым языком. – С помощью вон той машины!

Клоков указал пальцем на установку.

– Ну, и дальше че? – выпятив губу, уточнил Леха.

– Звук отражается от всего. Почти как свет от зеркала. Только звук отражается и от земли, и от камней, и от пустот. Там, где пустоты, – может быть нефть. Компьютерная система управляет генератором. Тот посылает звук. Затем специальная программа следит, как быстро и с какого направления пришел ответ-отражение. Фиксирует. Создает базу данных. Где пустота – одна скорость. Где камень – другая. Так и находят полости в земле.

– О! – поднял вверх палец Лишнев. – Охренеть! Так они чего, сверлить дырки не будут? Так поймут, где качать надо?

– Данный метод не дает точного ответа. Требуется много исследований для формирования полной картины…

– О чем разговор, господа хорошие? – рабочие не заметили, как возле них «нарисовались» Прохоров и Салидзе.

– Анекдоты травим, начальник! – быстро ответил Леха-Гестапо, не позволяя никому раскрыть рта. – Покудова команды не было, что делать, анекдоты травим.

– А что, начальник, – вдруг спросил Косой. – Когда бурить начнем?

Прохоров неприязненно посмотрел на рабочего.

– Когда надо будет – все скажу! – помедлив, взвешивая каждое слово, ответил он. – Ваша задача – не вопросы задавать. А делать то, что скажут.

– Геннадий Андреевич, биохимию сразу подключать будем или как? – раздалось от установки.

Прохоров мгновенно повернулся к инженеру.

– Модуль подключай! – крикнул он. – Анализ начнем сразу после того, как первичную трехмерную картину построим.

«Выходит, они планируют не только сейсморазведку делать…» – понял Клоков.

Тогда, пару лет назад, он чуть было не провалился со своим дурацким рефератом. Дима, не мудрствуя лукаво, просто зашел в Интернет, скачал пару файлов. Которые, как он предполагал, давали полную картину существующих на тот момент методов разведки нефти и газа. И лишь во время доклада, когда он прочел свой наскоро сляпанный трактат, выяснилось, что в мире существуют и более передовые способы исследования недр. В частности, метод биохимического анализа почвенных газов, который позволяет с семидесятипроцентной точностью определить наличие нефтяных и газовых месторождений. Другое дело, что после биохимии требуется доразведка более традиционными способами. С тем, чтоб повысить качество первичного прогноза. И вот тут можно применять бурение или сейсморазведку, электрические или ядерные исследования.

Пока Дима готовился к защите реферата, он даже не подозревал, что в то же самое время данный способ почвенного анализа начал успешно применяться и в России: к примеру, с помощью биохимического метода вели разведку на Таймыре. Об этом с восторгом «звонили» все новостные каналы. В итоге пришлось краснеть во время доклада… За реферат Клоков «отлично» не получил, хотя зачет автоматом ему все-таки поставили. Ну и, конечно, та история осела в памяти весьма прочно. Поэтому даже спустя два года Дима помнил не только суть своего доклада, но и те подробности, которые в текст не вошли. Дополнения преподавателя.

«Значит, тут, на острове, инженеры применяют комбинированные способы разведки месторождений, – подумал он. – В том числе самые передовые по технологиям…»

– Геннадий Андреевич, проверили в тестовом режиме! – весело крикнул помощник Прохорова, оторвавшись от ноутбука. – Все настроили, все подключили. Добро на испытания?

– Давай! – махнул рукой главный инженер.

Начисто забыв про рабочих, он двинулся в сторону установки. Эта картина потом тысячи раз вспоминалась Клокову, да и не только ему. Георгий Салидзе, сделавший все, что от него требовалось, стоял чуть впереди бригады. Геннадий Андреевич Прохоров только-только отошел от кружка людей и шагал навстречу смерти.

Установка загудела, звук был низким, басовитым. Очень неприятно отдавался в голове. Лишнев вдруг закашлялся, а Фокин схватился за сердце. Эхо многократно отражалось от стен пещеры, возвращалось к людям.

– О, по мозгам лупит, еханый бабай! – сквозь зубы пробормотал кто-то из зэков.

Звук изменился. Стал еще более низким, бухающим. Почва под ногами мелко-мелко завибрировала. Люди невольно отступили назад к стене. Опершись на скалу, стоять было удобнее. Казалось, будто невидимый великан лупит в огромный барабан. Громадная палочка взлетала на невероятную высоту, могучие мышцы великана приводили ее в движение, и она обрушивалась на покрытую натянутой кожей поверхность: «Бум!»

Бум! Бум! Бум! Звуки стали редкими, но очень мощными. Очевидно, расположенные в сотнях точек датчики регистрировали ответные импульсы. Потому великан увеличивал паузы между ударами, слушая, как вторит ему подземный оркестр…

Прохоров прошел только полдороги – от группы людей до установки, когда земля под ногами людей вздрогнула. Закачалась не в такт ударам великана. Даже рабочие, ничего не смыслившие в разведке нефти, поняли: произошло что-то не то. Главный инженер на миг замер с нелепо приподнятой ногой. Потом неловко покачнулся, руки его мелькнули в воздухе, будто Геннадий Андреевич пытался ухватиться за что-то невидимое. Но потерял равновесие и упал. И опять земля вздрогнула. Качнулась вверх-вниз, на этот раз – очень мощно. Последний толчок оказался гораздо сильнее предыдущих. С низкого свода посыпались камни.

– Тикать отсюдова надо, – робко произнес Шныра, молчавший с тех пор, как Лишнев спас его от смерти.

Никто не успел ответить. Еще один мощный толчок – и за ним раздался хлопок. Будто бы невидимый великан, устав мучить барабанные палочки, теперь открыл невероятно большую бутылку с шампанским. Под ногами зашипело. Люди не сразу поняли, где именно.

И только когда из трещины, образовавшейся возле испытательной установки, вверх ударил столб бурого газа, они опомнились.

– Валим! – заорал Леха-Гестапо.

– Стоять! – рявкнул Салидзе. – Стоять!

Люди еще колебались, но почти в это же мгновение раздались страшные крики. Оба инженера, колдовавшие возле компьютерного анализатора, попали в зону бурого газа. Схватились за горло. Исчезли из виду. Прохоров, поднявшийся на ноги, лапал себя за бедро, пытаясь открыть сумку.

Первым среагировал на это Марат Доценко.

– Маски! – заорал он, рывком выдергивая из подсумка газовый фильтр.

Неизвестно, что больше подействовало на людей: дикий крик Доценко или то, что на голове Прохорова уже была защитная маска, предохранявшая органы дыхания и зрения.

Трясущимися руками – далеко не так быстро, как Марат, – Дима Клоков натянул фильтр. Бурый газ с шипением выползал из трещины, заполнял пещеру.

– Надо помочь им! – крикнул Прохоров. Руководитель научной группы отползал в сторону от очага, но рукой указывал на инженеров, оставшихся возле отключившейся установки. Их неподвижные тела временами угадывались в дымке.

Еще секунда – и главный инженер пропал в клубах газа. Правда, он тут же выскочил из бурого плена, отчаянно кашляя.

– Матерь Божья! – завопил Пинцет. – Матерь Божья!

Геннадий Александрович Прохоров двигался в сторону людей, ничего не видя перед собой. Он качался из стороны в сторону, вытягивал руки, хватая пустой воздух. Казалось, бурые змеи, обвивающие тело человека, неохотно отпускают его. Пытаются задержать. Клубящееся нечто не походило на простой газ. Оно было подобно живому существу… Это почувствовал не только Клоков, у которого было развитое воображение.

– Полундра! – закричал Лишнев. – Маски не спасают от этой хрени!

Люди бросились назад. В длинный подземный переход, который вел наружу, к поверхности. Только Георгий Салидзе, поколебавшись, побежал в другую сторону. Ухватил за руку беспомощного Прохорова. Тут же, развернувшись, потащил его за собой.

Свет показался невероятно ярким после сумрака скальной пещеры. Люди не остановились, выбравшись наружу. Ослепшие, ничего не видящие вокруг, они натыкались друг на друга, падали. Но дружно, не сговариваясь, двигались в одну и ту же сторону. Подальше от злосчастного подземелья, в котором остались два помощника Прохорова.

Только удалившись на добрую сотню метров, они остановились, тяжело дыша.

– Господи, помоги им! – начал шептать молитву Фокин. – Помоги им…

– Помоги им… Помоги им… – резко перебил священника Леха-Гестапо. – Ты че, идиот?! Господи, помоги нам!!!

– Смотрите! Смотрите! – закричал Хром.

Дрожащая рука зэка указывала на Геннадия Александровича Прохорова, который скорчился на камнях. Пальцы инженера скребли лед, базальтовую глыбу. На всем, по чему они проезжали, оставались глубокие борозды.

– Ёёёёоооо! – в ужасе протянул Леха-Гестапо.

Смотреть, как голые пальцы человека крошат каменную твердь, было жутко. Люди еще не успели осмыслить до конца то, что происходило на их глазах, как со стороны жилого поселка донеслись тревожные возгласы. Все повернули головы – на площадку спешно поднимался Борис Седов, который в работах не участвовал, потому что оставался дежурным. Следом за ним, чуть дальше, двигались Зинка с Любаней.

– Что у вас случилось? – тревожно спросил Седов, оглядывая людей. – Где инженеры?

– Вот Пппрохоров, – заикаясь, выговорил Салидзе, указывая рукой на руководителя проекта, который хрипел на камнях.

Из глотки главного инженера не доносилось никаких внятных слов.

– Прохорова я сам вижу! – резко бросил Седов. – Где другие?!

Даже несмотря на шок, Клоков обратил внимание на то, что Седов разговаривал с бригадиром резко. Словно бы именно он, Борис, являлся хозяином положения. А Жора – подчиненным. Самое удивительное, что Салидзе воспринимал это как нечто само собой разумеющееся.

– Остальные – там, – бригадир махнул рукой в сторону пещеры. – Там… остались. Газ. Фильтры от него не защищают, Борис Георгиевич…

– Ерунда! – резко бросил Седов. – Если они погибли без помощи, а вы ничего не сделали, чтоб их спасти, – конец! Всем – труба! Маску!

– Не надо туда… – просительно, каким-то чужим, необычным голосом выдавил Леха-Гестапо. – Вот-те крест, не надо!

Седов лишь презрительно глянул на притихших рабочих, сбившихся в кучу.

– Трусы! Стадо баранов! Я сам справлюсь.

Люди стояли молча. Глядели, как Седов натягивает маску, проверяет фонарь. Через минуту Борис исчез в недрах загадочной пещеры.

– Дайте маску, я за ним! – добежав до площадки, крикнула Зина.

– Ну уж нет! – Доценко перехватил фильтр, протянутый кем-то из корешей Лехи-Гестапо. – Ты останешься здесь.

– Пусти! Идиот! – Зина ударила Марата кулаком в грудь. – Я врач! Я должна быть там! Пусти!!!

Доценко молча увернулся от следующего удара, перехватил ее руку. Выкрутил за спину, взял в захват шею Зинки.

– Больно! – простонала та. – Боооо…

– Закрой рот! – прорычал Марат. – Закрой рот и стой молча! А то будет еще хуже. Ты никуда не пойдешь. Я слишком люблю блондинок, ты здесь последняя.

Борис Седов из тоннеля не вышел. Ни через десять минут, ни через полчаса. Какое-то время все еще ждали чуда, надеялись, что смельчак вот-вот покажется из темного хода, но с чудесами на острове было плохо.

За время, пока рабочие ждали Бориса Седова, облик умиравшего Геннадия Александровича Прохорова сильно изменился. Инженер по-прежнему хрипел и дергался на камнях. Его ноги скрючились, трансформировались. Теперь напоминали задние конечности варана или крокодила. Шея тоже изменила форму, она стала короче, мощнее. Голова наклонилась вперед. Веки набухли, глаза чуть вылезли из орбит.

За считаные минуты главный инженер потерял человеческий облик. Зинка, поначалу надеявшаяся облегчить страдания Прохорова, бухнулась в обморок. Она хотела измерить пульс, коснулась руки бывшего человека…

Кисть полуящера была горячей, кожа твердой, шершавой. Никакого пульса докторша прощупать не смогла бы. Как не смогла бы вылечить его средствами, предназначенными для людей.

Пискнув, будто мышонок в когтях у кота, Зина упала на землю. Рядом с неведомым существом, на которое страшно было смотреть. Мороз подирал по коже, когда взгляд выпученных глаз чудовища останавливался на ком-то.

– Что будем делать, Костя? – тихо спросил Марат, приподнимая Зинаиду, усаживая ее на куртку. – Эту дуреху я дотащу до лазарета. Ничего, отойдет. Что будем делать со всей прочей хренью?!

Лишнев зачем-то посмотрел на Леху-Гестапо, потом обратил взор на Георгия Салидзе.

– Ну что, Жора! – он хлопнул бригадира мощной ладонью по плечу. – Будем рулить?

– Ааа? – не понял Салидзе, с ужасом наблюдавший за тем, как мутирует главный инженер.

– Ну, Прохоров командовать не сможет, это факт, – объяснил Доценко, глянув на спецназовца. – Два его помощника – тем более. Думается, они сразу дуба дали. Кто у нас еще? Посмотрели мы, как ты с Борисом Седовым общаешься. Сдается мне, был он из той же породы. Инженерской. Вроде казачка засланного. Но тоже в пещере остался. Так что, Георгий, все руководство полегло. Давай, командуй: что дальше делать? Как жить? Как выбираться отсюда?

Салидзе молчал.

– А что, – подозрительно спросил Константин Лишнев. – Доценко прав? Борис Седов – тоже человек из корпорации?

Бригадир нехотя кивнул.

– Вроде «стукача» тихого? – уточнил верзила, сжимая кулаки.

Георгий Салидзе помедлил, его глаза бегали из стороны в сторону.

– Седов должен был следить за настроениями среди нанятых рабочих. Компания хотела держать «руку на пульсе». Понимать, что происходит. Мужики, зачем он полез в пещеру?

– Туда ему и дорога! – жестко сказал Лишнев.

– Не говори так! – вмешался Фокин. – О мертвых – или хорошо, или ничего.

– Этот гад стучал на всех нас! – огрызнулся Константин. – И на тебя тоже!

– Бог ему судья.

– Жора, что делать будем? – вновь подал голос Доценко.

Люди стояли, глядя на бригадира, ожидая от него каких-то разумных действий. Но Салидзе не был готов принять на себя полную ответственность.

– Думаю, сворачиваться надо, – неуверенно отозвался Жора.

Было очевидно, что трагическая гибель инженеров – людей, осуществлявших руководство проектом, – поставила Георгия Салидзе в нелепое положение. Он, единственный из всех, заранее мог предполагать, куда и зачем набиралась команда рабочих. Но те, кто «заказывал музыку», остались в пещере. Лишь Геннадий Прохоров хрипел на земле, рядом. Получеловек-полуящер. Но все понимали, что главный инженер протянет недолго.

Оставались реальные «хозяева» проекта. Сама корпорация, что финансировала исследования на острове, отправила сюда ледокол. Знал ли этих людей Георгий Салидзе? Имел ли возможность связаться с ними, запросить помощь? Ни у кого из наемных рабочих не было ни радиостанции, ни спутникового телефона. Да и мобильники сгодились бы только как музыкальные плейеры или калькуляторы. А Жоре следовало выбирать между далекими нанимателями и людьми, что стояли возле него, ожидая решения.

– Кстати, – поинтересовался Марат Доценко, – а как запросить помощь? Ну вот представь: у кого-нибудь из рабочих случился бы аппендицит. Надо человека эвакуировать. Значит, где-то есть радиостанция, с помощью которой можно вызвать ледокол, да?

– Аппендицит пришлось бы оперировать здесь, – уклончиво ответил Георгий.

Он все никак не мог определиться, какую позицию выбрать. Передавать рабочим избыточную информацию запрещалось категорически. Но теперь обстоятельства становились форс-мажорными, а Салидзе не имел четких инструкций на данный случай. Кто же мог предположить, что погибнет весь научный персонал компании «Норднефтегаз»?

– Здесь?! – Марат недоуменно огляделся по сторонам. – Вот это дела, блин! Интересно, где тут госпиталь с необходимым оборудованием? Где хирург, который взялся бы проводить трудную операцию?

– Хирург – вот. – Жора неохотно махнул рукой в сторону Зинаиды, которая сидела в стороне на камнях и тихонько всхлипывала. Любаня утешала подругу, как могла. Но еще неизвестно, кто находился в большем шоке от увиденного.

– Зинка? – Марат недоверчиво улыбнулся, оглядел коллег. – Ну, парни, мы попали по полной программе. Я понял! Если б Зинка кого-нибудь тут зарезала, все бы списали на несчастный случай. Похоронили в три минуты, в море…

– Wild West, – неожиданно для себя произнес Дима Клоков.

Он ведь еще раньше, на корабле, понял, как организована «система» по отношению к наемным рабочим.

– Что? – обернулся к нему Марат. – А… Дикий Запад. В смысле, кто слабый – сам виноват. Угу, Димон, примерно так. Слабых здесь не собирались держать. Да, Георгий? Сразу в расход, за борт, так сказать?

Георгий Салидзе кивнул, после долгой борьбы с самим собой.

– Подстава! – заорал Леха-Гестапо, выхватывая нож. – Урррроды! Подстава!

Зэки зашумели, поддерживая лидера. Но давить на Георгия Салидзе не требовалось, он и так понимал, что расстановка сил изменилась кардинально. Бригадир остался один. Против всей группы наемных рабочих, которой должен был руководить.

– Так, стоп! – Лишнев отвел в сторону руку Лехи Мезенцева, который размахивал финкой перед лицом Георгия Салидзе. – Стой! Порежешь этого… кто нас отсюда вытащит?

– Точно! – Леха-Гестапо даже замер на месте, вдруг осознав, что никакого выхода с острова нет. Вытащить их отсюда мог только Георгий Салидзе.

– Короче, так. – Марат Доценко присел рядом с бригадиром. – Колись, Жора! Где рация или что там у вас было? Надо связаться с большой землей, доложить о происшествии.

– Рация в домике инженеров, – глухо ответил Салидзе. – Как связаться с большой землей, я не знаю. Вся информация была у Прохорова. Что-то знал Седой. В смысле, Борис Седов. Я могу попробовать установить контакт с ледоколом, вызвать помощь оттуда.

– Собственно, это как раз то, что нам и требуется, – похлопав бригадира по плечу, заверил Марат. – Действуем, Жора! Но мы за тобой присмотрим, на всякий случай. Пошли в поселок!

За какие-то часы все перевернулось с ног на голову. Про злосчастную ампулу, которую необходимо было отправить в чай Косте Лишневу, Дима Клоков вспомнил только в обед. И то случайно. Неловко повернулся за столом, карман чуть оттопырился. Напомнил о том, что заканчиваются вторые сутки, отведенные Лехой-Гестапо. Впрочем, требование отравить бывшего спецназовца стало неактуальным. Глядя на то, как Мезенцев и Лишнев вместе обсуждают возможные варианты развития событий, становилось понятно, что лидерам «кланов» теперь не до прошлых обид.

Георгий Салидзе, как и обещал, связался с нужным человеком на борту ледокола. При этом Жору контролировал Доценко, завладевший ружьем бригадира. Марат и не думал угрожать расправой Георгию, несмотря на антипатию к этому человеку и всем инженерам. Он прекрасно осознавал, что Салидзе теперь – такой же пострадавший, как остальные. Чертовым газом дышали все. Избежали этого лишь Крым, остававшийся дневалить в «бандитской» избушке, да Зинка с Любаней.

Все остальные так или иначе хлебнули бурого «коктейля». Люди понимали, что имевшиеся у них фильтры не защищали от поражения. Конечно, два инженера Прохорова надеть средства защиты не успели, а потому умерли сразу, оказавшись в самом эпицентре прорыва. Но перспектива разделить судьбу околевшего к вечеру полуящера Прохорова оптимизма ни у кого не вызывала. Рабочие отлично помнили, что руководитель проекта нацепил маску первым, даже раньше Марата Доценко. И это не спасло. Как не помогла маска-фильтр и Борису Седову, который рискнул залезть в пещеру. Да там, видимо, и остался навсегда. Проверять никто не захотел…

Жора старательно «шифровался», беседуя с людьми на борту ледокола. Он всеми силами стремился к тому, чтобы Марат Доценко почерпнул из беседы минимум полезной информации. Как о судне, так и об острове, на котором ждала помощи бригада рабочих. Даже зная, что признаки мутаций могут появиться у него в любую минуту, Салидзе пытался выполнять условия контракта, не передавать подчиненным секретную информацию.

– Корабль направился к острову, – закончив беседу, сообщил бригадир. – По расчетам, будет тут завтра к середине дня. На него еще должны перебросить специальную бригаду… медиков. Кстати, нас попросили отправить фотографии пострадавших.

– И как мы это сделаем? – засмеялся Марат. – Они что, полные тормоза? Мы в телефонную трубку должны им карточки пропихнуть?! Примите суперфакс, мать вашу!

– Мне сказали, тут есть цифровой беспроводной канал, по которому можно передавать изображения, – возразил Салидзе. – Только я не умею пользоваться оборудованием…

– Клоков! – вспомнил Марат. – Димон Клоков. Он в Питере в каком-то институте учился. Может, по компьютерам? Вдруг получится?

Именно поэтому Дмитрий и оказался в домике инженеров вместе с Доценко и Салидзе. Фотографии мертвого Прохорова сделали с помощью цифрового фотоаппарата. «Перегнали» на портативный компьютер. Потом от Димы потребовалось включить соображалку на полную мощность, чтоб допереть, как отправить письмо с приложенными картинками на борт судна…

Все это произошло до обеда. Еда не лезла Диме в горло. Он глядел, как пожирают сосиски Лишнев и Леха-Гестапо, что-то обсуждают меж собой, и втайне завидовал товарищам по несчастью. Клоков ел с огромным трудом – картины произошедшей трагедии снова и снова всплывали в памяти. А лидеры «кланов» не мучились воспоминаниями, они спокойно запихивали в желудок пищу, приготовленную Любаней. И при этом решали, что и как объяснять аварийной команде с ледокола, когда та высадится на острове.

– Зинка! – вдруг истошно завопила Любаня. – Зинка!!!

Люди вскочили с мест. Зинаиды нигде не было. Все так погрузились в обсуждение трагедии, в думы о ней, что никто не смог вспомнить, когда докторша выскользнула из столовой. Первым сорвался с места Доценко.

– Дура! – заорал он. – Какая дура!!!

Хлопнула дверь столовой. Доценко выскочил наружу, даже не надев шапки, не застегнув куртку. Дима Клоков, опередив других, рванулся за Маратом. Он не успел подумать, куда и зачем бежит. Ноги решали сами. Наверное, потому, что Доценко был симпатичен бывшему студенту из Питера. В отличие от Лишнева или Лехи-Гестапо. А может, потому, что Дима проникся уважением к Зинаиде, которая – каким бы ни была человеком – раз за разом лезла в самое пекло, подчиняясь клятве Гиппократа.

Марат бежал в сторону пещеры смерти, на ходу вытаскивая из подсумка фильтр. Дима, не чуя под собой ног, несся следом, хотя лезть внутрь совсем не хотелось. И все же он опередил Лишнева и других. Всех, кто чуть позже рванулся за Доценко и Клоковым…

Марат ненадолго притормозил возле входа, оглядывая черное нутро. Будто проверял догадку. Потом, обернувшись к товарищу, крикнул:

– Оставайся здесь! Я сам!

Дима кивнул, стараясь не показывать радости. Уж очень страшно было снова нырять в бездну, проглотившую троих людей. Подписавшую смертный приговор четвертому. И, хотя сейчас не наблюдалось выделений бурого газа, Клоков с удовольствием остался возле хода. Марат исчез в темном коридоре.

– Куда он? – крикнул Лишнев, подбегая к Диме.

Бывший спецназовец тяжело дышал, по лицу текли капли пота. Костя вдруг закашлялся. Страшно, захлебываясь. Он согнулся пополам, присел на землю.

– Куда он? – уже тише повторил верзила, массируя грудь. – Нельзя туда. Смерть… Крикни, чтоб вернулся!

– Марат! – что есть мочи закричал Клоков, подчиняясь приказу Лишнева. – Маараааат! Вернись!

Никто не ответил.

– Неужто и этому конец? – присвистнув, спросил Пинцет.

– Типун тебе на язык! – сердито ответил Лишнев.

Спецназовец вновь начал кашлять, оперся рукой о каменную стену.

– Господи, спаси его светлую душу…

– Да погоди ты… святой отец! – разозлился Константин. – Что вы все его хороните?!

Никто не ответил. Они молча просидели возле пещеры минут пятнадцать. Любаня уже начала тихо всхлипывать, когда в темном проеме появился Доценко. Он держал Зину на руках.

– Здорово! – вымученно улыбнулся Марат. – А че это у вас тут за тусовка, пиплы?

– Братуха! – Лишнев растопырил руки. Попытался обнять товарища вместе с женщиной, которая не подавала признаков жизни.

– Возьмите «крутую телку», – попросил Доценко. – А то все руки оттянула…

Салидзе и Лишнев подхватили Зинаиду, отнесли ее чуть в сторону. Аккуратно положили на куртки, которые стянули с себя Фокин и Леха Мезенцев. Зинаида дышала – она просто потеряла сознание.

– Это мы сейчас, – пробормотал Святослав Фокин и принялся похлопывать женщину по щекам, ладонями растирать ей уши.

– Ох, дура! – заявил Доценко и подмигнул Клокову.

Он уселся прямо на холодные камни, рядом с Зинкой. Прислонился спиной к скале, закрыл глаза. Все сгрудились около Фокина, ожидая, что будет. Усилия Святослава вскоре увенчались успехом – женщина зашевелилась.

– Чего ж она туда полезла, а? – почесал затылок Шныра.

– Баба, одно слово! – отмахнулся Лишнев.

– Я не только баба, – едва слышно произнесла Зина. – Я врач. И мой долг – помогать больным, раненым. Где бы они ни находились.

– Тююю! – Костя удивленно посмотрел на окружающих. – Вроде мы ей говорили, что там, внутри, нет ни раненых, ни больных? Только трупы!

– Я должна была убедиться. Сама! – женщина упрямо сжала губы.

Кто-то нервно засмеялся. Георгий Салидзе покачал головой.

– Дура! – вполголоса повторил Леха-Гестапо.

– Молодец! – почти одновременно с ним произнес Фокин. – До конца выполняла свой долг.

– Марат, – слабо позвала Зина.

– Ау! – откликнулся тот. Мигом оказался возле пострадавшей, присел на куртки. – Как ты?

– Спасибо, Марат, – коротко сказала женщина и прикрыла глаза.

– Люблю я вас, блондинок, – улыбнулся Доценко и аккуратно поправил волосы, упавшие на лицо Зины. – Ты спи. Мы на руках донесем до койки. А завтра корабль придет… Всем будет легче, врачи за дело возьмутся. Посмотрят, какой гадостью мы траванулись.

Зинаида не слышала его. Сомкнутые веки слабо подрагивали. Наверное, во сне женщина-врач, до конца исполнявшая долг, снова пробиралась по длинному проходу. В пещеру, ставшую могилой для трех людей. Или нелюдей.

Ее несли на руках. По очереди, передавая новой двойке, потом следующей. Будто самое ценное и дорогое, что находилось на острове. Так, наверное, берегут полковое знамя бойцы, чудом оставшиеся в живых после страшного боя. Уже нет рядом товарищей, нет боевого подразделения. Но до тех пор, пока над головами уцелевших реет знамя, – полк жив. Даже если из окружения выходят трое…

Зину уложили на кровать и бережно прикрыли двумя одеялами. Возле спящей остались дежурить Любаня и Марат Доценко. Остальные разбрелись кто куда. Было непривычно тихо. Никто ни с кем не ругался. Не играл в карты на месячную зарплату. Никого не опускали и не сажали на перо.

Люди, замкнувшись в себе, со страхом ждали, что будет дальше. Украдкой посматривали друг на друга, проверяя, у кого раньше начнутся мутации. А потом, уединившись в каком-нибудь углу, лихорадочно стаскивали одежду, чтобы изучить, прощупать собственное тело.

Вечер тянулся долго, нудно. Все валилось из рук, люди не знали, чем себя занять. Инженеров не было. Салидзе приказов не отдавал, бесцельно слонялся по лагерю вместе с другими. На ужин явилась половина рабочих. Потом все опять забились в норы. И только Дима Клоков, стоя на берегу, вспоминал утренние слова Святослава Фокина: «Там, где существуют два выхода, неизбежно есть и третий».

Кто же мог подумать, что третий выход окажется именно таким?

Совершенно секретно

Особо срочно!!!

Единств. экз.

Президенту ЗАО «Компания «Норднефтегаз»

КРУТОВУ О.А.

от начальника службы безопасности

ФЕРОПОНТОВА С.В.

ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА № 14/57В

Настоящим извещаю Вас о возникновении серьезных проблем на объекте «Шельф». Получен внеплановый доклад с борта корабля сопровождения. Из текста документа следует, что к текущему моменту времени на точке базирования не осталось в живых ни одного человека из состава инженерного персонала.

Катастрофа произошла во время пробных запусков системы сейсмической разведки. По предварительным данным, в результате возникновения разломов в базальтовом основании объекта произошел выброс неизвестного газа. Индивидуальные защитные средства органов дыхания и зрения, имевшиеся в распоряжении персонала, оказались не приспособлены для фильтрации данного газа.

Инженерный персонал (С.А. Малов, Д.К. Юкин), находившийся непосредственно возле компьютерной установки, погиб в первые же секунды после выброса. Руководитель инженерной группы Г.А Прохоров, сумевший покинуть зону заражения, скончался в страшных мучениях через несколько часов после инцидента. По словам врача экспедиции Зинаиды Перовой, газ вызывает странные мутации человеческого организма. У Прохорова перед смертью наблюдались отвердение, ороговение кожных покровов; изменение формы верхних и нижних конечностей; изменение формы черепа, органов зрения. Были сделаны соответствующие фотографии тела главного инженера, они приложены к документу.

При попытке вынести из зоны поражения сотрудников корпорации «Норднефтегаз» погиб Седов Б.Г. Он направился в пещеру в фильтрующей маске, обратно на поверхность не вышел. Бригада рабочих не пострадала. Наемный персонал находился на некотором удалении от сейсмоустановки, вследствие этого поражения неизвестным газом незначительные. Точнее, все живы, но степень поражения и глубина мутаций – пока не определены. В настоящее время работы над проектом остановлены, руководство бригадой осуществляет Салидзе Г.П.

В шахту, где находится испытательное оборудование, люди входить отказываются, напутаны. Никто из них не умеет пользоваться аппаратами кислородного дыхания, спецподготовку проходили лишь штатные сотрудники корпорации.

Сумев (в отсутствие инженеров) разобраться с настройкой беспроводного оборудования (предположительно, это сделал Клоков Д.А.), они обратились за помощью к кораблю сопровождения. Передача велась открытым текстом вследствие того, что в живых не осталось ни одного человека, знавшего систему шифрования докладных записок. Сотрудник отдела безопасности, находившийся на борту ледокола, попросил переправить на судно фотографии мертвого Прохорова. Затем отдал Салидзе приказ: любые контакты с судном временно прекратить, ждать подхода корабля сопровождения к острову.

В настоящее время судно находится в согласованной ранее точке (по варианту «Дробь»). Ожидает прибытия группы медэкспертов корпорации, с тем чтобы, приняв на борт специалистов, двинуться к архипелагу.

Совершенно секретно

К немедленному исполнению!

Единств. экз.

(подлежит уничтожению после

ознакомления с документом исполнителей)

РЕЗОЛЮЦИЯ НА ДОКУМЕНТ № 14/57В

Члену совета директоров ЗАО «Норднефтегаз»

КУРОВОДОВУ А.Н.

Начальнику службы безопасности ЗАО «Норднефтегаз»

ФЕРОПОНТОВУ С.В.

Начальнику аналитической группы ЗАО «Норднефтегаз»

СОКОЛОВУ Ю.П.

– Куроводову А.Н.: подготовиться к вылету в Мурманск для управления проектом «Шельф» с места событий;

– Феропонтову С.В.: осуществить план прикрытия «Стена» в п. Лиинахамари Мурманской области. Исполнение – текущие сутки;

– запретить радиообмен между кораблем сопровождения и группой рабочих на архипелаге Земля Франца-Иосифа.

Мой самолет будет в аэропорту Шереметьево в 7.10 утра. На 8.00 назначаю совещание по проекту «Шельф». Все вопросы будут обговорены при личной встрече. Дальнейшую переписку с помощью курьерской экспресс-почты – отменить.

В небольшом поселке Лиинахамари было около двух часов ночи, когда в рубке оперативного дежурного раздался сигнал вызова. Капитан третьего ранга Агеев, только-только сменивший у пульта своего заместителя, потянулся вперед, активировал переговорное устройство.

Его помощник недовольно поморщился, слушая, как неизвестный собеседник горячо, чуть ли не срываясь на истерику, объяснял ситуацию дежурному. Капитан-лейтенант Дьякин и так задержался, докладывая текущую обстановку. Агееву. По штатному расписанию помощник оперативного дежурного отдыхает от вахты с двух ночи до шести часов утра. Де-юре. А де-факто? По всему выходило, что теперь не удастся поспать и «трешку». Пока еще разрулят нештатную ситуацию, из-за которой возник горячий диалог…

Однако уже спустя несколько секунд, когда лицо оперативного дежурного стало смертельно бледным, капитан-лейтенант забыл про сон.

– Тревогу пожарному дивизиону! Все машины – туда! – приказал Агеев.

Капитан третьего ранга переложил трубку к другому уху, вытер испарину со лба.

– Начальника гарнизона на провод! – скосив глаза в сторону помощника, потребовал он.

– Так ведь… – начал было Дьякин, собираясь напомнить старшему товарищу о том, что на дворе третий час ночи.

Пожар – дело неприятное, но не такое уж необычное. Стоит ли ради этого поднимать на ноги всех? Проще и лучше самим устранить проблему. А уж потом докладывать вышестоящему начальству об имевшем место инциденте.

– Быстро! – истерично, чуть ли не по-бабски взвизгнул оперативный.

Именно эти, нечеловеческие, абсолютно незнакомые интонации, прозвучавшие в голосе капитана третьего ранга, заставили каплея грохнуться в кресло помощника оперативного. Руки легли на панель раннего оповещения. Он готов был продублировать вызов с помощью прямой экстренной связи, а также с помощью матросов-оповестителей – в случае, если бы начальник гарнизона не откликнулся на запрос по внутренней телефонной сети.

– Алло! – ответил сонный голос.

Начальник гарнизона Лиинахамари отреагировал на вызов довольно быстро, несмотря на позднюю ночь. Помощник оперативного тут же передал трубку старшему офицеру.

– На проводе оперативный дежурный, капитан третьего ранга Агеев! – быстро доложил тот. – Авария в дивизионе консервации! Подводная лодка. Пожар на борту! Разгерметизация реактора.

Теперь уже капитан-лейтенант Дьякин побледнел. Даже приподнялся с места, пытаясь услышать, что именно говорит в ответ начальник гарнизона. Помощник оперативного отлично понимал – тут не до шуток.

– Давай на третий причал консервации! – обратившись к Дьякину, потребовал оперативный. – Пулей! Одна нога здесь – другая там! И сразу же обратно. Сам все посмотришь, доложишь. Начгар будет в рубке управления через десять минут. К этому моменту мы должны четко и точно информировать командира о положении дел.

Дьякин вскочил с места. Молча, уже на ходу, кивнул. Проблемы с реакторами – это не та тема, на которую можно шутить. Уж если пожар на атомной подводной лодке, тем более находившейся в режиме консервации, надо действовать сверхбыстро. Это на боевой субмарине – полный комплект экипажа, который тут же начал бы борьбу за живучесть судна. А на «консерве» – лишь несколько дежурных техников и довольно высокая вероятность того, что они пьяны…

Полярный день еще не полностью вступил в свои права. Оставался короткий – темный – промежуток ночи, а потому Дьякин, со всех ног бежавший к причалу консервации, увидел зарево пожара издали. Пламя, завивавшееся в спираль, взлетало вверх над разорванным корпусом подлодки. Офицер почувствовал, как по спине заструился холодный пот. Это пламя не было похоже на тот мирный огонь, к которому привыкает человек за годы жизни. Воющий смерч вздымался над раскаленным докрасна корпусом. Черный и жирный дым выбирался изо всех щелей. Вязал по рукам и ногам маленькие людские фигурки, суетившиеся возле очага возгорания. Казалось невероятным, невозможным то, что пытались сделать люди! Смельчаки, боровшиеся с пожаром, должны были проиграть схватку. У них не было шансов. Вбегая на причал, капитан-лейтенант понимал: стоит капризному ветру чуть изменить направление, и жадное пламя слизнет маленькие фигурки.

Дьякину хватило лишь нескольких мгновений, чтобы осознать: выброс из внешнего защитного контура реактора может произойти в любую минуту. Именно это он услышал от дежурного по причалу, трясущегося, потерявшего над собой контроль.

Никогда еще капитан-лейтенант не бегал так быстро. Обратная дорога до рубки оперативного дежурного слилась в черную ленту камней под ногами и светящихся кровавых пятен в глазах.

– Эвакуация! – выслушав быстрый отчет Дьякина, тут же приказал начальник гарнизона. – Общая тревога! Оперативный! Давай общую тревогу! Эвакуация гарнизона! Детей, женщин – в первую очередь. Губернатора области на связь!

Завыла сирена, разрывая в клочки черное одеяло ночи. Не прошло и десятка минут, а из домов уже стали появляться первые жители гарнизона. В руках у них было самое ценное: дети и… документы. Жители военных городков, приученные к ночным тревогам, точно знают, что именно брать с собой в таких случаях. Детей. И документы, без которых человек в России – не человек. Восстановить утраченный паспорт, пенсионное свидетельство или свидетельство о рождении ребенка труднее, чем пройти сто километров по тундре…

Во многих домах, расположенных на значительном удалении от Лиинахамари, уже горели огни. Формировались бригады медицинской помощи. Где-то ревели турбины вертолетов, готовившихся стартовать по первому приказу. Больницы проверяли аппараты искусственного дыхания для пострадавших, пополняли запасы донорской крови…

Губернатор Мурманской области вытирал испарину со лба, вслед за оперативным дежурным и начальником гарнизона Лиинахамари. Люди отчаянно боролись с пожаром, пытаясь сбить, пригасить пламя, добраться до источника возгорания. Безумным героизмом они прикрывали гарнизон. Женщин и детей, своих, чужих – неважно, – спешно эвакуировавшихся из поселка в сопки. Подальше от очага радиации…

Вертолет компании АО «Норднефтегаз» кружил над ледоколом, стараясь выполнить посадку в условиях сильного ветра. На борту винтокрылой машины находились врачи и аналитики спецмедцентра корпорации. А также бывший подполковник внутренних войск Смердин, возглавлявший группу «ликвидаторов». Дмитрий Александрович, не ведая о том, какая драма разворачивается в поселке. Лиинахамари Мурманской области, искал ответ на вопрос: почему там, «наверху», выбрали для создания временного эвакуационного лагеря Кольский полуостров? Этот вопрос подполковник ВВ мог задать только себе, и только молча. Почему Кольский полуостров, с довольно высокой плотностью населения, близостью железнодорожных и автомагистралей? А не, скажем, Ненецкий автономный округ, где значительно меньше людей, а до «железки» гораздо дальше?

Вертолет заходил на посадку. Смердин рассмотрел проблему со всех сторон. Пришел к выводу, что у варианта, когда лагерь для бывших рабочих «буровой установки» находится в погранзоне Мурманской области, есть не только «минусы», но и множество «плюсов». Во-первых, Кольский полуостров имеет протяженность с севера на юг примерно четыреста километров, а с запада на восток – около пятисот, его приморская часть сплошь покрыта сопками. Среди них можно замаскировать что угодно. Во-вторых, в погранзоне запрещены перемещения людей, в то время как в Ненецком АО полно оленеводов. Те не подчиняются никаким законам и движутся там, где считают нужным. А вдруг один из местных жителей заметит лагерь, колючую проволоку? Куда и когда донесет «сарафанное радио» вести о странном месте? А тут, в погранзоне, куча непонятных, загадочных объектов, назначение которых известно только посвященным. По крайней мере, появление нескольких бараков, опутанных «колючкой», здесь ни у кого подозрений не вызовет. Да и вообще, если кто случайно набредет на «объект» – тут же, в сопках, и останется. Со сломанной шеей. Разве что в сторону – на несколько километров – оттащат. А там пусть военные дознаватели разбираются, коли не лень: что человек делал в закрытой зоне, почему упал со скалы?

Пожарные и добровольцы-моряки в Лиинахамари еще боролись с огнем, когда ледокол корпорации «Норднефтегаз» двинулся в сторону Земли Франца-Иосифа.

Андрей Николаевич Куроводов, один из членов совета директоров ЗАО «Норднефтегаз», спал нервно. Ни на секунду не забывая о том, что ему предстоит экстренный вылет в Мурманск с двойной миссией. Сразу после закрытого совещания, которое будет проводить президент «Норднефтегаза» Крутов Олег Анатольевич.

Люди на архипелаге Земля Франца-Иосифа тоже спали нервно, но совсем не потому, что им предстоял перелет куда-либо. Они вновь и вновь переживали катастрофу прошедших суток. Каждый по-своему. Кто-то, как Дмитрий Клоков, мучился угрызениями совести. Оттого, что не помог умиравшим. Кто-то, как Леха-Гестапо, пытался рассчитать, какая модель поведения окажется более выгодной, когда прибудет помощь. Чью сторону принять? И вообще, во что выльется отравление газом? Кто-то, как Сашка Гарин, в тревоге вскакивал, принимался разглядывать руки, лихорадочно ощупывать ноги, пытаясь разобраться, начались ли мутации.

Рабочие секретной «буровой установки» даже не подозревали, что ради их тайной эвакуации в лагерь на территории Мурманской области была проведена жестокая и кровавая операция. Что техник, который через несколько месяцев расследования будет признан виновным в нарушении правил безопасности, в халатности, умер на борту подводной лодки совсем не от удара током. Замыкание в электрической цепи, ставшее причиной пожара, возникло не по его вине. Он не был пьян. Более того, пытался честно исполнять свои штатные обязанности. Именно потому не спал в час ночи и лицом к лицу столкнулся с людьми, осуществившими диверсию на старой подлодке, находившейся на консервации.

Он просто оказался на дороге у чудовищной машины.

– Мы ведем репортаж из аэропорта Шереметьево, где несколько минут назад совершил посадку самолет президента компании «Норднефтегаз» Крутова Олега Анатольевича. Несмотря на жесткий график сегодняшнего дня, президент известной нефтяной компании согласился дать небольшое интервью «Деловым новостям». Здравствуйте, Олег Анатольевич!

– Здравствуйте, Катя! Здравствуйте, уважаемые телезрители!

– Олег Анатольевич, ни для кого не секрет, что последние годы вы значительную часть времени проводите за границей. Живете на Кипре. В России бываете не так часто…

– Наша компания – международная. «Ура» или «увы» – как кому больше нравится. Мы переросли уровень чисто российской компании, вышли на международный рынок. И, разумеется, это привело к тому, что жизнь первых лиц «Норднефтегаза» – это перелеты, деловые встречи, переговоры. Ежедневный жесткий график. Мы просто обязаны быть «гражданами мира». Сегодня, допустим, необходимо мое присутствие в Лондоне, на встрече с трейдерами, которые перепродают нашу нефть. Уже завтра – в Цюрихе, где необходимо согласовать наиболее выгодные условия предоставления «Норднефтегазу» кредитных линий.

– Но ведь и с Кипра, и из Москвы примерно одинаковое расстояние до Лондона…

– Катя, вы правы! Но я не назвал Рим, точку расположения нашего европейского филиала. А с Кипра туда значительно ближе. Как и на Аравийский полуостров, например. Не забывайте, что Россия не единственная страна, которая добывает и продает нефть. Рынок зависит от многих факторов. Мы постоянно работаем в контакте с ОПЕК, без этого современный нефтебизнес просто невозможен.

– Злые языки утверждают, что вы просто боитесь жить в России. За последние годы многие бизнесмены, позиции которых еще недавно выглядели незыблемыми, попали за решетку. На поверку оказались обыкновенными преступниками, похитившими из казны сотни миллионов, а то и миллиарды долларов.

– Это невероятная чушь! Простите, Катя, за резкий ответ, он адресован не столько вам, сколько авторам подобных заявлений! В последнее время не раз приходилось слышать нечто похожее от людей несведущих, но я могу спокойно заявить: у нашей компании нет трений с законом. Мы, как многократно отмечалось, держимся в стороне от политики, поэтому у нас нет «болевых» точек в отношениях с парламентом и правительством. С прокуратурой в том числе.

– Значит, все хорошо и здорово?

– По-разному. Но, как видите, я здесь, на российской земле, в Москве. И никто не надевает на меня наручники.

– То есть ваше проживание вне России – лишь следствие роста бизнеса «Норднефтегаза»?

– Именно так, Катя.

– Олег Анатольевич, вы уже слышали о трагедии в поселке Лиинахамари Мурманской области?

– Конечно. Именно потому, отложив все деловые встречи, я прилетел в Москву. К сожалению, в последние годы часто получается, что мелочная экономия, недофинансирование каких-то объектов, имеющих потенциальную опасность, в результате оборачивается техногенными катастрофами. Подозреваю, так случилось и в этот раз. Какое-нибудь банальное замыкание в электропроводке, отсутствие персонала на рабочих местах. Халатность начальства, привычка надеяться на русское «авось». И вот – итог!

– Вы говорили, что компания «Норднефтегаз» всегда дистанцировалась от политики. Старалась соблюдать независимость, не заигрывала с правительством или Госдумой… Почему же в этот раз потребовалось ваше присутствие в России? Это что, попытка заработать «очки»?

– Прежде всего хочу отметить, что гибель людей – это не политика, а трагедия. Давайте, Катя, будем разделять чьи-то игрища и жизнь простых граждан нашей страны, которые подчас становятся заложниками системы. В Мурманской области произошла техногенная катастрофа. Тут нельзя говорить о чьих-либо политических амбициях, выигрышах и проигрышах. Это человеческая трагедия. Семьи потеряли кормильцев. Есть раненые. По счастью, насколько мне известно из утренних новостных обзоров, удалось избежать более крупной катастрофы, эвакуировать жителей гарнизона. Однако мы все должны объединиться, чтобы помочь Мурманской области пережить трагедию. Сделать все возможное, лишь бы подобное не повторилось.

Второе. Катя, не забывайте: Русский Север – это традиционная сфера наших интересов. В Мурманске базируется часть кораблей «Норднефтегаза». У нас немалый бизнес здесь. Было бы странно, если бы руководство компании осталось в стороне в такой момент. Не скрою, мы не хотели бы повторения трагедии в более крупных масштабах, радиационного заражения значительной территории. Мы в этом абсолютно не заинтересованы. Так что необходимо работать над вопросом.

– Какую помощь вы планируете оказывать пострадавшему поселку, если таковое входит в ваши планы?

– Да, разумеется, Катя, мы собираемся оказать помощь Лиинахамари. Кстати, в переводе это слово означает «цветок на камне». Очень поэтично, очень красиво, не правда ли? Согласитесь, даже если б у нас не было бизнеса в Мурманской области, все равно трудно было бы остаться в стороне. Уже сегодня, через несколько часов, в Мурманск вылетает Куроводов Андрей Николаевич, один из членов совета директоров ЗАО «Норднефтегаз». Он будет сопровождать губернатора Мурманской области в инспекции места катастрофы, лично докладывать мне обо всем, что там происходит. Кстати, на самолете «Норднефтегаза» в эпицентр событий отправляются и правительственная комиссия, и группа депутатов Государственной думы. Сейчас принимаются все меры к тому, чтобы необходимые согласования были получены и вылет произошел как можно скорее. Наш авиалайнер уже готов к старту.

– Парламентарии и правительственные чиновники решили воспользоваться аэробусом частной компании, чтобы попасть в Мурманск?

– Катя, повторяю, сейчас не до политических игрищ. В Лиинахамари погибли люди. Остались без крова женщины и дети. Мы все должны объединить усилия, чтобы ситуация как можно быстрее нормализовалась. Как вы справедливо заметили, компания «Норднефтегаз» никогда не лезла в большую политику, именно потому в Мурманскую область направляется «сводный десант». Мой заместитель, Куроводов, способен разрешить определенные финансовые вопросы. Парламентарии и члены правительства – организационные. Главное, чтоб люди и техника попали в нужную точку как можно скорее.

Кстати, мы планируем в самое ближайшее время выйти на контакт с МЧС. Использовать несколько вертолетов ЗАО «Норднефтегаз» для транспортировки медикаментов, палаток, продуктов питания и воды к месту происшествия. Разумеется, для этого потребуется разрешить полеты воздушных судов нашей компании в пограничной зоне Кольского полуострова.

– Олег Анатольевич, думаете, военные пойдут вам навстречу? Все-таки значительная часть Мурманской области – это закрытая территория.

– Я надеюсь, что в данном случае разум восторжествует над догмами. Спутники ведущих держав давно получили техническую возможность сфотографировать все, что их интересовало. Видяево, Гаджиево, Полярный, Североморск – эти названия известны всем.

Мы не стремимся выведать какие-то военные секреты. Наша воздушная техника не снабжена шпионской, разведывательной, фото– и видеоаппаратурой. Мы лишь пытаемся по мере возможностей помочь пострадавшим жителям Мурманской области. И если для анализа положения дел в закрытых гарнизонах, о которых я только что упоминал, если для транспортировки медикаментов, в которых нуждаются женщины и дети, требуется движение вертолета над закрытой зоной – значит, такое разрешение должно быть получено!

Да, Катя! Я очень надеюсь на помощь журналистов в этом вопросе. Вместе мы способны решить проблему взаимодействия «Норднефтегаза» и военных значительно быстрее. Еще раз повторю: полеты частной авиатехники над Кольским полуостровом должны быть разрешены! Для доставки медикаментов и еды пострадавшим, для инспекции других военных городков. Полагаю, это короткий период, всего несколько дней. Разумеется, трассы должны быть согласованы с военными. Помогите нам в этом! А сейчас – прошу извинить меня. Тороплюсь на совещание, по итогам которого будет решено, какую именно помощь и в каком объеме «Норднефтегаз» может оказать пострадавшему региону.

– Спасибо, Олег Анатольевич!

– Спасибо вам!

В половине восьмого утра на трассах Москвы еще не было серьезных пробок. Это позволило кортежу президента ЗАО «Норднефтегаз» развить приличную скорость. Олег Анатольевич Крутов, несмотря на довольно долгую беседу с репортерами, прибыл в головной российский офис практически без опоздания.

Член совета директоров Куроводов Александр Николаевич, начальник службы безопасности Феропонтов Сергей Владимирович и начальник аналитической службы Соколов Юрий Петрович уже ждали босса в помещении, защищенном от прослушивания. Когда президент компании широкими шагами вошел в кабинет, захлопнул дверь, все трое встали.

– Что это? – грозно спросил Кругов, бросив на стол папку.

Глаза собравшихся невольно обратились к листам, выскользнувшим на полированный стол. Никто не ответил.

– Что это?! – еще громче повторил Кругов.

Он нетерпеливо дернул папку к себе, раскрыл ее. Отыскал глазами нужное место и принялся читать фрагмент:

«По предварительным данным, в результате возникновения разломов в базальтовом основании объекта произошел выброс неизвестного газа. Индивидуальные защитные средства органов дыхания и зрения, имевшиеся в распоряжении персонала, оказались не приспособлены для фильтрации…»

Крутов сердито посмотрел на присутствующих. Те по-прежнему молчали. Президент нефтегазового концерна продолжил чтение:

«По словам врача экспедиции Зинаиды Перовой, газ вызывает странные мутации человеческого организма. У Прохорова перед смертью наблюдались отвердение, ороговение кожных покровов; изменение формы верхних и нижних конечностей; изменение формы черепа, органов зрения».

Пробежав глазами текст до следующего нужного места, он прочел:

«Бригада рабочих не пострадала. Наемный персонал находился на некотором удалении от сейсмоустановки, вследствие этого поражения неизвестным газом незначительные. Точнее, все живы, но степень поражения и глубина мутаций – пока не определены».

Олег Анатольевич захлопнул папку, с размаху бросил ее на стол.

– Кто тут мне объяснит, – прошипел он, – кто мне объяснит, чем занимается «Норднефтегаз»? Нефть добывает или снимает фантастический боевик?!

– Кхм, – рискнул ответить начальник службы безопасности, – Олег Анатольевич, мы нефть добываем. Но тут, к отчету, фотографии приложены. Фотографии Прохорова… главного инженера… отравившегося газом.

– Видел! – отрезал Кругов и вдруг, будто потеряв точку опоры, опустился на стул. – Видел, – уже тише повторил он. – И что все это значит?

– Думаю, надо подождать более обстоятельного доклада с Земли Франца-Иосифа, – осторожно вымолвил начальник аналитической службы. – Пока слишком мало фактов для детального анализа, но те, что есть в нашем распоряжении, говорят…

– Что мы влипли по самые помидоры! – сердито перебил его Кругов. – С вашей подачи, Юрий Петрович! Высадили на архипелаге группу инженеров и рабочих, а теперь имеем четыре трупа и кучу мутантов… Как быть дальше?

– По-моему, не так все страшно, – снова высказал мнение Феропонтов, начальник службы безопасности. – Ну, погибло несколько человек, что из того? Найдем других инженеров. Рабочие поражены газом, возможны мутации? Уже принято решение транспортировать всех с ЗФИ на Кольский полуостров, в спецлагерь. Там медики проведут исследования. Некоторое время понаблюдают за состоянием и мутациями «пациентов». Затем устраним проблему «на корню», так сказать. Пока все предельно ясно. Отвлекающий маневр выполнен. Все СМИ Мурманской области, да и не только ее, ближайшее время будут заняты проблемой Лиинахамари. Фильтрационный лагерь подготавливается в согласованной точке побережья. Тихо и аккуратно. Смердин и его люди доставят туда рабочих с острова через двое суток. Все под контролем.

– Все под контролем… – эхом повторил Крутов, сцепил пальцы в замок, оперся на них подбородком. – Все под контролем… Мелко мыслите, Сергей Владимирович! Главный вопрос в том, что делать дальше? Анализы возьмем, влияние газа на организм уточним. А как быть с исследованиями на архипелаге? Вот что главное! Не жизнь нескольких людишек, а нефть!

Президент концерна встал из-за стола, заложил руки за спину, прошелся по кабинету. Потом резко обернулся к сотрудникам, ждавшим его решения.

– Проблема в том, что непонятно: можно ли вести исследования дальше? Насколько реален повторный выброс газа? Что за газ? Какие еще неприятности ждут нас на архипелаге? Это слишком дикий, неизведанный край, от которого можно ждать черт-те каких сюрпризов…

Он замолчал, обдумывая ситуацию. Куроводов мельком глянул на часы.

– Так, – резюмировал Кругов после длинной паузы. – Исследования временно приостановить. Все оборудование с логотипами «Норднефтегаза», если таковое было, с острова вывезти! Что можно – законсервировать. Мутантов – в лагерь. Анализы и еще раз анализы. Группа медиков на борту ледокола?

– Да.

– Значит, анализы и доклад. Мне. В письменном виде. Куроводов, лично отвечаешь за лагерь, за тесты. Вертись, как хочешь, но успевай везде. Слетаешь с губернатором в Лиинахамари, но не забывай про главное. Доложишь мне, готов ли лагерь к приему этих уродов… И, кровь из носу, выбей разрешение на полеты «вертушек» в погранзоне. Вдруг потребуется ликвидаторов с места на место перебрасывать? Работай! Но аккуратно!

– Все понял, Олег Анатольевич!

– Так. Ближайшие дни я в Москве, жду ваших рапортов. Особенно доклад аналитической группы: что за газ, какова сила его поражения, средства защиты. Как поступаем далее с проектом «Шельф».

– Ясно!

– Все, работаем.

За завтраком собрались все. Люди угрюмо, как-то нервно рассматривали друг друга. Настроение было отвратительным. Единственное исключение составлял Святослав Фокин, который, тихо прочитав молитву, принялся есть приготовленную Любаней кашу. Так, как будто ничего не случилось.

Дима Клоков с завистью посмотрел на соседа, принялся лениво ковыряться ложкой в алюминиевой тарелке. Он не чувствовал никаких изменений в организме. Более того, оглядев людей, сидевших напротив и за соседним столиком, не увидел никаких мутаций и у них. Обошлось, что ли?

– Жора, ты с утра не пытался выйти на связь с кораблем? – нарушив молчание, поинтересовался Марат Доценко.

Бригадир отрицательно мотнул головой.

– Нам запретили выходить в эфир, – пояснил он.

– Почему? – тут же спросила Любаня, присев на краешек скамейки.

– Все доклады на борт судна должны были идти шифром, специальными кодами, – нехотя вымолвил Салидзе. – Никто из нас системы кодирования не знает. Клоков сумел настроить канал. Мы связь установили, передали то, что требовала Москва. А потом оттуда «спустили» приказ: все общение прекратить, ждать подхода судна с бригадой медиков.

– Линять отсюда надо и поскорее! – мрачно заявил Крым.

Дима понимал, отчего зэк мечтает побыстрее свалить с острова. Он да Любаня – двое людей, которые в момент выброса находились в поселке, избежали контакта с неизвестным газом. А значит, остались «чистыми». Крым мог рассчитывать на то, что из него не сделают подопытного кролика в научных экспериментах.

– Да не дрейфь! – хлопнул его по спине Леха Мезенцев. – Все обошлось! Намально!

– «Намально-намально», – скривившись, передразнил Крым. – Долбанет по новой, вот тогда заказывайте деревянные ящики. А ну как этот сволочной газ по всему острову расползется? Что делать будем? Маски не помогают. В ледяную воду сиганем? Или станем лягушками, как этот… Прохоров?

– Ну, пока-то все в порядке, – успокоил Марат Доценко. – Не надо драматизировать ситуацию. Да и вообще, мы вот были в зоне поражения, но что-то я не вижу признаков мутаций…

Доценко рискнул произнести вслух то, о чем думала половина рабочих. Народ сразу же задвигался, загалдел, поддерживая Марата. За столами возникло оживление. Люди переглядывались, подмигивали друг другу. Словно бы страшная сказка, участниками которой они невольно стали, получилась вовсе не страшной.

– У меня после Анголы легкие обожжены были, – вдруг приостановил всеобщее оживление Константин Лишнев. Рабочие сразу же повернулись к нему. А бывший спецназовец, чуть выждав и поколебавшись, продолжил: – Нас во время боевой операции какой-то химией траванули. Сам не знаю, что за дерьмо там было, во что мы вляпались. Только легкие обожгло страшно. Я потом долго кашлял кровью.

Люди притихли, понимая, Лишнев начал тему неспроста.

– С тех пор я ни разу не выполнил норматив по бегу, – закончил Костя. – Вроде и силы есть, желание есть, злость прет, а начинаю бежать – и кашляю. Уволили по состоянию здоровья. Жжение в легких. Точнее, оно у меня все время было, последние месяцы. Легкое, едва заметное. А как пробежишься с полной выкладкой – жжет, будто снова той дури нахлебался.

– Ну? – поторопил его Марат.

– Жечь перестало, – признался Лишнев. – Сегодня утром проснулся, чувствую: что-то не так. Думал-думал, вдруг понял: легкие не болят. Я не поверил, дышу-дышу, а не больно. Нет жжения! Совсем. Я – на улицу, на кросс. Проверить захотел, что будет. Пробежал километра три. И ничего. Никакого кашля.

– Ерунда! – тут же заявил Леха-Гестапо. – Здесь воздух чистый, вот и весь сказ.

– У меня тоже… – начала Любаня и осеклась.

Она встала с места, ушла в дальний угол «столовой», гремя посудой.

– Давай, не тяни кота за хвост! – выкрикнул Пинцет. – Колись!

Женщина стала пунцовой.

– У меня всегда… перед месячными… тянущие боли в низу живота. И грудь ныла… Только таблетками спасалась. А тут началось – и ничего.

– Ты в пещере не была, дура, – в повисшей тишине заявил Косой.

И тут же грянул хохот. Любаня не выдержала, убежала из обеденной комнаты.

– Нууу! – катаясь по столу, выдавил из себя Леха-Гестапо. – Колитесь, организмы! У кого на жопе морщины разгладились?!

– Зря смеетесь. – Святослав Фокин повторил эту фразу трижды, прежде чем его расслышали.

– А у тебя чего, святоша? – грубо спросил Леха. – Снова вставать начал, после десяти лет покоя?!

Грянул новый взрыв смеха. Люди катались по столу так, будто Мезенцев произнес нечто невероятно остроумное. Дима Клоков не понимал, что именно развеселило коллег. Юмор зэка показался тупым, пошлым, примитивным.

Святослав Фокин спокойно дождался конца веселья, прихлебывая чай из стакана.

– Посмотрите на Шныру, – предложил он, как только все успокоились.

– А что Шныра? – настороженно переспросил Леха-Гестапо, тут же подобравшись, будто зверь перед броском.

Лидер зэков повернулся к своему человеку.

– Ты чего?

– Я?! – испугался Шныра. – Я ничего! Леха, клянусь, ничего! Не в курсах я, о чем этот кент базарит!

– Посмотрите на его левую руку. – Голос Святослава Фокина был тихим, спокойным.

Казалось, бывший священник ничуть не волновался.

– Ладони на стол! – жестко потребовал Мезенцев.

Шныра тут же выполнил команду, и все уставились на грязные пальцы зэка. Дима не сразу понял, о чем речь.

– Ёееоооо! – изумленно выдохнул Леха-Гестапо.

И лишь в этот момент Клоков вспомнил, как накануне Шныра сорвался с высокой скалы. Дима вновь увидел выпученные от страха глаза зэка, сползающие вниз сапоги. Левую руку с содранными ногтями.

Теперь, утром, у Шныры все было в порядке с ногтями, как на левой, так и на правой руках. Клоков не поверил увиденному. Потянулся ладонями к глазам, чтобы протереть их. Сердце забилось часто-часто: тук-тук-тук.

Тук! Тук! Тук! В висках бухали тяжеленные молотки. Словно призывали не дремать, не расслабляться. Накануне пальцы Шныры были изрезаны в кровь острыми камнями, теперь шрамы исчезли…

– Братцы! – вдруг завопил Косой.

Он вскочил с места, закрывая ладонью правый глаз.

– Братцы! Меня лет шесть или семь, как саданули в висок кастетом! Повезло, увернулся. Только по глазу проехало, сосуды лопнули внутри. Кровоизлияние. Сначала врачи говорили – спасти не получится. Но потом вроде срослось, только видел плохо. Мне ж за кривой глаз и кликуху на зоне дали – «Косой»! А теперь я что левым глазом, что правым – одинаково!

Он стоял, глядя на притихших рабочих, то убирая руку от глаза, то снова прикрывая зрачок. Будто сам до конца не верил в то, что произошло.

– Так вот, коллеги! – подытожил Фокин. – Хотите верьте, хотите нет – но мы стали другими. Газ оказал воздействие на всех.

– Святослав, тогда почему одни умерли, а другие живы? – тихо спросил Доценко.

– Возможно, дело в концентрации газа, – пожав плечами, ответил Фокин. – Я не специалист, Марат. Двое инженеров около самого отверстия были, откуда газ хлынул. Они умерли. Прохоров чуть в стороне, его меньше задело. Выжил, но все мы видели, как менялось тело инженера. Ломало его, беднягу.

– И все-таки он умер, – сказал Лишнев.

– Умер, – согласно кивнул Святослав. – Потому что мутации слишком мощные были. Не смог он превратиться в ящера. Не приспособлено для этого тело человека. Руки-ноги форму изменили. Пальцы в когти превратились. Глаза, череп… Сами знаете. А внутри, видать, что-то не пошло. Вот он, бедняга, помаялся и издох.

– А мы живем?

– Святослав прав, я так думаю, – подала голос Зинаида Перова, до того момента молчавшая. – Чем ниже концентрация газа, тем менее значительны последствия для человека. Газ – не отрава. Катализатор процессов. Он просто вызвал изменения в иммунной системе, усилилась регенеративная функция.

– Чего? – не понял Лишнев.

– Способность к самовосстановлению, – объяснил Фокин.

– Есть такие маленькие-маленькие существа, клеточные, – добавила Зина. – Если их пополам резать, они не умирают. Каждая половинка до целой вырастает. Ты их порежешь, а в итоге на том же месте – два новых существа. У них невероятно высокая способность к самовосстановлению.

– И что? – почесал затылок Константин. – Мы стали такими же? Можно на две части порезать? Ой! Так это что выходит? Вместо одного Лишнева целых два будет?

– Человек – гораздо более сложная структура, нежели простейшие клеточные организмы, – отрицательно помотала головой Зина. – Вряд ли с нами так получится. Высшую нервную деятельность скопировать, воспроизвести значительно труднее. Но вот ткани нашего тела изменились. Они самовосстанавливаются. Наука всегда мечтала открыть эликсир молодости, который помог бы таким вот способом регенерировать поврежденные ткани, органы. Излечивать людей. Этот газ – открытие века!

– То есть, – подвел итог Доценко, – из нас теперь сделают подопытных кроликов? Рассадят по палатам, будут кормить из бутылочки… Или там свежей капустой и морковкой… А после принятия жрачки: сдайте анализ, пожалуйста! Пукните в баночку, пожалуйста. Вот сюда рыгните, сюда плюньте, пожалуйста. Тьфу!

– На все воля Божья, – заявил Фокин и перекрестился.

– Но я не хочу быть кроликом в клетке! – резко сказал Марат. – И мне безразлично, Божья это воля или еще чья! Я – человек!

– И я!

– И я!

Зинаида встала с места. Сцепила пальцы рук, умоляюще посмотрела на товарищей по несчастью.

– Люди всегда мечтали найти средство, которое поможет избавиться от старости, от недугов. Способное восстанавливать ампутированные, поврежденные конечности, – горячо сказала докторша. – А глаза? Если кто-то потерял зрение, слух в результате несчастного случая? Представьте, что ученые сумеют выделить из нашего организма компонент, который поднял регенеративную функцию на порядок, а то и больше? Ребята! Родные мои! Дорогие мои! Бесценные! Мы на пороге величайшего открытия! Это же новый виток эволюции!

– Да, но пусть человечество совершает его без меня! – отрезал Доценко.

– О! Точно! И без меня! – поддержал Леха-Гестапо.

– А ты, Зинка, если хочешь, можешь отдаться медикам, – хохотнул Костя Лишнев. – Всем сразу.

Обмен репликами становился все более напряженным. Люди горячились, отстаивая свои позиции. Но точку в разговоре поставил Георгий Салидзе.

– Хватит, камрады! – подняв руку, сказал он. – Хватит! Все равно от нас ничего не зависит. Увы. Мы не сможем просто исчезнуть с острова. Не забывайте, мы – наемные рабочие. Сейчас находимся… у черта на куличках. На краю земли. Наша участь зависит от тех, кто на борту ледокола. Им принимать окончательное решение: как быть, что делать? Без них все равно не выбраться отсюда.

– Что правда, то правда, – уныло согласился Леха-Гестапо.

– Будем ждать прибытия судна, – махнул рукой Доценко. – Как хотите, а я двину до нашей хаты. На койку. Покемарю, покуда умные люди в белых халатах не нагрянули…

Катер, тот же самый, что доставил группу наемных рабочих на архипелаг, возвращался в бухту. Теперь на его борту находились медики, да только располагались они за широкой спиной командира группы ликвидаторов, подполковника Смердина. Бывший офицер внутренних войск стоял в маленькой ходовой рубке, возле рулевого, пристально вглядываясь в прибрежную полосу.

– Черт, где же они?! – с досадой выпалил Смердин.

– Тут еще изгиб, Дмитрий Александрович, – отозвался матрос, закладывая вираж. – Скалы мешают.

Катер послушно лег на новый курс, огибая высокий мыс. Прочертил бухту, оставив на темной воде белый пенный след. Открылся старый причал с почерневшими, полусгнившими бревнами.

– Вот они! – воскликнули сразу несколько человек, как только скоростная посудина обогнула «плечо» скалы.

Мутанты стояли шеренгой, возле самой воды. Никто не поднял руки, чтобы поприветствовать катер. Никто из нелюдей не издал ни звука. В этой молчаливой неподвижности было что-то нечеловеческое, чужое. Тревожное.

– Чувствуют, что ли? – пробормотал подполковник.

Резко схватил бинокль, словно мог, рассматривая мельчайшие черточки лица, дать окончательный приговор: нелюди. Смерть.

– Что чувствуют, Дмитрий Александрович? – с любопытством спросил рулевой, чуть доворачивая штурвал.

Катер, описывая красивую широкую дугу, «заходил на посадку», к причалу.

– Ты рули, вопросов лишних не задавай! – оборвал матроса Смердин.

Офицер вышел на палубу, повернулся к медикам, стоявшим в ожидании команд.

– Значит, так, – напомнил вэвэшник. – Еще раз информирую медперсонал: сначала высаживается моя группа. Лишь затем, когда я буду уверен, что опасности нет, ваш черед. Все ясно?

Один из врачей кивнул головой. Было заметно, что аналитикам медцентра не терпится приступить к исследованиям, но у командира группы ликвидации были строгие инструкции на сей счет. Убедившись, что указания приняты к сведению, Смердин обратился к своим людям:

– Всем! Оружием не бряцаем. Там, на острове, никого не пугать. Держаться естественно. По возможности. Но быть начеку. Все время! Помнить, что степень поражения газом не установлена. Черт их знает, мутантов этих, что им в голову придет. Снайпер! Бросов! Готов?

– Так точно!

– Огонь только по моей команде! Либо в случае нештатной ситуации. Если мутанты попытаются завладеть оружием, прорваться на катер. Ясно?

– Так точно!

– Занять позицию! Незаметно, Бросов! Незаметно!

– Есть!

Боец разместился возле маленькой рубки, спрятавшись за брошенным мокрым тентом.

– Еще раз для всех: высаживаемся, вступаем в диалог с мутантами. Делаем вывод: агрессивны они или нет. Наша первая задача: эвакуировать оборудование с маркировкой «Норднефтегаз». Нужен проводник, который укажет дорогу. В тоннелях все подчистить, трупы забрать с собой. Особое внимание уделить портативным компьютерам, записным книжкам, телефонам и всякой прочей хрени, которая может оказаться в зоне исследований.

Вторая задача: доставка мутантов на ледокол. Необходимо убедить их в том, что немедленная эвакуация – единственный путь к спасению. Действовать без давления. Угрожающие рожи – отставить! Нам не нужен конфликт на острове. Отсюда надо убираться как можно быстрее, уничтожив следы пребывания «Норднефтегаза» на архипелаге. Все ясно? Приготовить аппараты кислородного дыхания!

Катер ткнулся в черные склизкие бревна полусгнившего причала.

– Вперед! – коротко приказал Смердин, первым покидая суденышко.

«Качки» из группы ликвидации, с оружием в руках и баллонами кислорода за спиной, гурьбой повалили на остров вслед за командиром.

– Тебе это ничего не напоминает, Маратка? – как-то чересчур отвязно спросил Лишнев, наблюдая за действиями «спасателей».

– Напоминает, еще как напоминает, – тревожно вздохнул Доценко, нащупывая прилаженный к ноге с внутренней стороны нож. – Боевую операцию напоминает. Высадку десанта на вражеской территории.

– То-то и оно, – согласно кивнул спецназовец. – Высадку десанта. На вражеской территории.

Он специально выделил голосом слова «на вражеской территории». Чтоб ни у кого не осталось сомнений в том, где суть.

– Ну, так просто я им не дамся, – пробормотал Леха-Гестапо, незаметно вытягивая финку из кармана и быстро убирая лезвие в рукав. – Кровью умоются, суки…

– Хорошо! Все хорошо! – бодро произнес человек средних лет, двигавшийся впереди группы «десанта». – Здравствуйте! Как у вас дела? Все в порядке?

Даже неопытный Клоков отметил квадратный подбородок говорившего. Толстую, как у борца, шею. Прижатые уши. Еще читая истории Конан Дойля о похождениях Шерлока Холмса, он запомнил, что такие вот – прижатые – уши бывают у боксеров-профи. Так кем являлся человек, двигавшийся в сторону рабочих, пострадавших в результате катастрофы? Врачом?!

– У нас все хорошо, – вытянув руки вперед, словно показывая, что безоружен, ответил Марат Доценко. – Опасности нет, газа нет. Мы живы, здоровы. Ждем медицинской помощи и указаний, как действовать дальше.

– Кто пострадал? – человек остановился в нескольких метрах от группы рабочих.

Лишнев и Доценко переглянулись. Леха-Гестапо едва слышно вздохнул, его правая рука судорожно дернулась. У Димы Клокова на лбу выступил холодный пот, он вдруг почувствовал то, о чем думали его более опытные коллеги: чужак «разорвал» дистанцию. Вернее, не сократил ее до необходимой для ближнего боя.

Леха-Гестапо был не в силах достать «гостя» финкой. Ни Лишнев, ни Доценко, несмотря на боевой опыт, не могли сблизиться с пришельцем – автоматной очередью тот успел бы скосить любого из них. Картина подобного развития ситуации очень реально и зримо промелькнула перед глазами, словно Дима прожил такую версию будущего. Прожил вместе с Лишневым и Доценко, которые тоже осознали, что шансов нет. А потому выбрали иную ветку – более спокойную. «Поезд» событий свернул на другую колею.

– Мы все оказались в зоне поражения, – медленно, стараясь не делать резких движений, начал объяснять Марат. – Но никто из наемного персонала буровой установки не пострадал. Видимо, дело в том, что мы находились далеко от эпицентра. Газ не оказал воздействия. А вот инженеры, которые оказались возле разлома в скалах, погибли.

– А третий? – напряженно поинтересовался чужак. – Я слышал, он умер позже. Могу я на него взглянуть?

– Да-да, конечно. – Инициативу взял в свои руки Жора, словно бригадир только сейчас вспомнил, что по штатному расписанию он тут оставался старшим. – Я – Георгий Салидзе, руководитель бригады наемных рабочих. Пойдемте со мной.

Салидзе повернулся спиной к своим и чужим, словно показывая, что доверяет всем. Никакой опасности не существует. Он повел людей к домику, где раньше обитал сам, вместе с тремя инженерами корпорации. Именно туда перенесли тело Геннадия Андреевича Прохорова, получеловека-полуящера.

Рабочие молча, гурьбой, двинулись вслед за Жорой. «Гости» с оружием – за ними. Внутрь домика вошли только двое – командир чужаков и Салидзе. Никому из обитателей острова не интересно было вновь рассматривать Прохорова. А «гости», видимо, получили конкретные инструкции, как себя вести на острове.

Через несколько минут подполковник Смердин выбрался наружу, лицо его было пепельно-серым.

– Видать, понравился ему наш главный инженер, – едва слышно, сквозь зубы, процедил Леха-Гестапо.

Пинцет и Сашка Гарин громко засмеялись. Но чужак очень быстро взял себя в руки, оправился от шока. Он внимательно оглядел рабочих, словно искал в них признаки мутаций. Поднял руку.

– Так, внимание! – строго произнес он. – Прошу внимания! Я – Дмитрий Александрович Смердин. Моя задача – эвакуировать вас с острова. Здесь небезопасно.

– Вот точно! – перебил его Крым, которому не терпелось как можно быстрее свалить из нехорошего места.

– Но мы, кроме всего прочего, обязаны вытащить оборудование из шахты.

– А вот это без нас, без нас! – загалдели зэки.

Они даже отступили назад. Крым начал возмущенно размахивать руками, доказывая, что в условия контракта такое не входило.

– Стоп! – крикнул Смердин. – Стоп! Я не призываю вас лезть туда! У меня тут люди с кислородными аппаратами. Они сделают все, что необходимо. Мне просто нужен проводник до места, где произошла авария.

– Это без проблем! – мгновенно отреагировал Леха-Гестапо. – Бригадир же есть! Жора Салидзе. Он с радостью покажет.

Зэки, недолго думая, вытолкнули Георгия вперед

– Вот и хорошо! – улыбнулся Смердин. – А пока мы разбираемся с эвакуацией оборудования, медики займутся вашим здоровьем. Прошу относиться к процедурам и анализам спокойно. Все делается ради вашего блага!

– Марафетику бы… – мечтательно протянул Шныра.

– Меня колоть только одноразовыми иглами, – буркнул Хром. – Ненавижу врачей и СПИД!

Смердин напрягся, лицо его на миг стало жестким. Показалось, он хочет сказать что-то резкое. Но командир «спасательного» отряда передумал.

– Друзья, напоминаю: чем быстрее мы сделаем первичные анализы и вытащим из шахты дорогостоящее оборудование, тем быстрее покинем это место. В наших интересах убраться с острова сегодня, до темноты.

– О! И в наших тоже! – жизнерадостно заявил Крым. – Вот это правильный базар!

– Действуем! – улыбнулся Смердин.

Чужак обернулся к суденышку, махнул рукой. С борта катера на берег спустились люди в белых халатах. «Качки», нацепив на рожи кислородные маски, отправились вслед за Георгием Салидзе, который брел в сторону подземелья, будто на эшафот.

Дима Клоков стащил с себя куртку. Скомкал ее, положил на камни. Уселся сверху, ожидая, когда настанет его очередь сдавать анализ крови. Все было правильно, хорошо. Вроде бы. Так, как надо. Но вдруг Клоков отлично увидел еще одну ветку будущего. И там, в ней, на берегу лежали тела рабочих. Дмитрий Александрович Смердин, еще недавно улыбавшийся всем, добивал людей, уцелевших после расправы. Выстрелами в затылок.

Смердин не обманул рабочих, все первичные процедуры были закончены к вечеру. «Качки» в кислородных масках потратили несколько часов, чтобы размонтировать и вынести из пещеры оборудование, которое требовалось эвакуировать. Причем «гости», люди с ледокола, все делали сами. Ни разу не подумав о том, что можно было б обратиться за помощью к «аборигенам» острова.

Пока бойцы Смердина ныряли в подземелье, пострадавшие от газа сидели и наблюдали, как растет гора черных контейнеров возле скалы, в которой находилась роковая пещера. На этом этапе рабочие ничем не могли помочь. Никто из них не умел пользоваться аппаратами кислородного дыхания. Потом началась транспортировка оборудования на катер, и опять рабочие смотрели со стороны за тем, как корячатся «чужаки» Смердина.

– Пойти помочь им, что ли? – не выдержал Сашка Гарин. – Быстрее выйдет.

– Сиди! – цыкнул на него Леха-Гестапо. – Сиди, не рыпайся! Запомни: никогда не нарывайся на работу! Если не просят – не лезь! Сиди и жди.

С первого захода катер не сумел вывезти все, что требовалось эвакуировать. Необходима была еще одна ходка. Пока судно, забитое контейнерами, шло к ледоколу, люди Смердина отдыхали на берегу, усевшись прямо на камни и мох. В результате получилось так, что две группы людей – «хозяева» и «чужаки» – находились на берегу. На значительном удалении друг от друга.

Выглядело это как-то нелепо, нелогично. Люди не общались между собой. Дима Клоков подумал, что они напоминают две группы туристов из разных стран. Причем людей, которые впервые оказались за границей, всего боятся и невольно жмутся к своим. К доброму «папе»-гиду, который в случае чего все объяснит и покажет.

Вот только гида рядом не было, по крайней мере у рабочих. И они невольно стремились находиться поближе друг к другу, словно понимая: здесь моя кровь, там – не моя. Бойцы Смердина, похоже, не испытывали потребности в общении. Возможно, потому, что таков был приказ, отданный им…

Потом катер принял на борт вторую часть груза, которая была значительно меньше первой.

– Похоже, во второй заход будут и нас забирать, – отметил Марат Доценко. – Думаю, место не просто так на борту оставили. Для пассажиров.

Доценко оказался прав.

– Ну, теперь ваша очередь! – подойдя к наемным рабочим, улыбнулся Смердин. – Забирайте личные вещи из домов и – сюда! Построение через пятнадцать минут.

И хотя командир спасательного отряда продолжал дружелюбно улыбаться, всем было ясно: через пятнадцать минут люди должны быть на берегу. А кто не успеет – сам виноват.

Все уложились в отведенный норматив, потребовалось даже меньше времени.

– Отлично! – снова улыбнулся Смердин. – Вижу, все в строю…

Дима невольно вспомнил «ветку» другой реальности, которая час или два назад возникла в его голове. Вот сейчас он, Смердин, отдаст команду «Feuer!», совсем как офицер СС в фильмах про Великую Отечественную войну. Солдаты вскинут оружие. Побережье наполнится страшным грохотом, стонами умирающих. Над скалами поплывет пороховая гарь. А чуть выше с криками будут носиться пернатые обитатели острова, вспугнутые людьми. Или нелюдьми. Потом все стихнет. Птицы, помаявшись в вышине, вернутся на привычные места.

Только наемным рабочим из бригады все станет безразлично. Тех, кто выживет, Смердин добьет. Сам. Выстрелами в затылок. А потом солдаты выбросят тела в море, уничтожат на камнях следы крови.

И остров будет жить еще сотни, тысячи лет. Зимой – прятаться подо льдом и снегом. Коротким летом – покрываться разноцветным мхом. Птицы – будут носиться над скалами и выводить птенцов. Море – обтачивать твердые камни, заставляя их изменить форму. Остров будет жить, не вспоминая, как умирали на берегу люди…

– Начинаем погрузку! – скомандовал Смердин. – Прошу на борт!

Рабочие стали торопливо взбираться на скользкий причал. Марат Доценко подал руку Зине Перовой, и та благодарно улыбнулась. Леха-Гестапо и Константин Лишнев устремились к Любане, но, глянув друг на друга, отступили. Оба. Женщина взобралась на катер сама.

Дима Клоков, побалансировав на черных склизких бревнах, прыгнул на борт судна одним из последних. Тут же обернулся, посмотреть, что происходит за спиной.

Смердин и двое его людей шли по поселку, проверяя, все ли в порядке. Они придирчиво разглядывали некоторые предметы, затем шагали дальше. Скрылись в одном из домов, их не было довольно долго. Вышли наружу и тут же исчезли в другом.

– Че они там проверяют? – не выдержал Шныра. – Золото-бриллианты ищут? Так мы все с собой унесли!

Никто не отозвался. Люди молча наблюдали, как медленно, деловито изучается все, что осталось на острове.

– А трупы они куда дели? – вдруг тихо спросил Сашка Гарин. – Я не видел, как они из пещеры тела выносили…

– Наверное, в больших черных ящиках, – едва слышно ответил Доценко. – Думаю, там. Уж больно тяжелые упаковки были. Эти хмыри вчетвером их носили. Интересно, на кого стали походить инженеры? Ящеры, как Прохоров? Или чего похуже?

– Господи, прими их грешные души, – перекрестился Фокин.

– Ты б хоть иногда менял пластинку, святой отец! – с досадой произнес Леха-Гестапо. – Уже приелась эта песня.

Вскоре последние из чужаков поднялись на борт катера.

– Трогай! – крикнул Смердин, хлопнув широкой ладонью по рубке. – Пора!

Тут же взревел двигатель. Катер дернулся, сдал назад. Пошел в разворот.

– Прощайте! – шепнул Дима, обращаясь к туману, облакам и скалам.

Клоков провел тут совсем немного времени. Но, покидая холодный остров, думал о том, что дни эти навсегда врежутся в память. Он, бывший студент питерского вуза, стал взрослее на целую жизнь. И вряд ли Дима когда-либо сможет объяснить приятелям, почему короткий отрезок пути может так сильно изменить все. Это можно понять, лишь прожив. Самому…

Катер резко набрал ход. Корма присела, нос приподнялся над водой. Белые пенные «усы» вытянулись позади. Они росли, росли, тянулись в стороны, дотянулись до прибрежных камней.

– Прощай, остров без названия! – прошептал Дима.

Катер заложил вираж. Обогнул высокий мыс, выскочил из бухты в открытое море. Сразу же усилился ветер. Он дул прямо в лицо, навстречу, не давая дышать. Дима пригнулся, закашлялся. Слезы навернулись на глаза, то ли от режущих веки кристалликов льда, то ли от… Дима не хотел верить в собственную сентиментальность.

Клоков стянул рукавицу, протер мокрое лицо. Вытащил из глаза выпавшую ресницу, а когда выпрямился, катер уже находился около судна. Сбросив скорость, он приближался к кораблю, казавшемуся невероятно высоким.

Где-то наверху проскрипела лебедка, вскоре два троса заплескались в воде. Люди Смердина выловили их, закрепили крюки в специальных гнездах. Теперь лебедка выла совсем по-другому: гулко, басовито. Катер перестал раскачиваться на волнах. Приподнялся над поверхностью океана, медленно пополз вверх.

Мимо скользнули швы металлических плит, облупившаяся краска, леера. Стрела крана повернулась. Катер мягко «порхнул» на палубу, замер.

– Ну вот, приехали! – весело сообщил рабочим Смердин. – Прошу размещаться в каютах! Места вам знакомы.

Не было ни малейших сомнений в том, что эвакуированным с острова предлагается незамедлительно спуститься вниз. По-прежнему существовала незримая черта, делившая людей на тех и других. И другим было отведено место внизу. Задавать какие-либо вопросы, интересоваться, что будет дальше, как планируется лечить пострадавших, – не следовало.

Неприятные открытия начались сразу же после того, как бригадные рабочие оказались внизу. Им «выписали билеты» в те же самые каюты. В них люди совершали вояж к неизвестному острову, названия которого так и не узнали.

Теперь, правда, они расселились чуть по-другому. Самую маленькую каюту отвели Зинке и Любане. В две другие набились все остальные. Первую, большую, по привычке, заняли Леха-Гестапо и его «плохие парни», вшестером. Салидзе, Лишнев, Доценко, Фокин, Гарин и Клоков оказались в средней. Их тоже было шестеро, и мест на всех не хватило.

– В тесноте, да не в обиде, – философски заметил Святослав Фокин.

А Дима Клоков в это время думал не о том, что вновь предстоит пытка морем и качкой. И не о том, что, увы, оказался в одном помещении с Константином Лишневым. Бывший студент вовсю таращился на иллюминатор.

Еще по дороге на остров Дима обратил внимание на то, что стекла чересчур «заботливо» испачканы грязью, закопчены. Во всех каютах, где путешествовали наемные рабочие. А теперь, в дополнение к «сервису», иллюминаторы были заварены крепкой металлической решеткой.

Клоков застыл с открытым ртом.

– Ты чего, Димон? – поинтересовался Марат, глянув на парня.

Клоков молча указал на ближайший иллюминатор. Доценко проследил за рукой товарища и присвистнул. Он даже встал с места, подошел к стене. Ухватил пальцами толстые металлические прутья.

– Здрассти, приехали! – с досадой произнес Лишнев. – Звери в клетке!

Все шестеро путешественников некоторое время изучали решетки на иллюминаторах, потом уставились друг на друга. В глазах был немой вопрос.

– Надо посмотреть, везде ли так, – после длинной паузы предложил Фокин.

И в «женской» каюте, и в каюте Лехи Мезенцева картина была такой же. Выходы наружу оказались надежно заблокированы.

– Нормально! – заявил Хром. – То есть, если посудина вздумает тонуть, мы имеем шанс выбраться на свет лишь по трапу, через дверь. А окна, блин, нам заварили!

– Иллюминаторы! – машинально поправил его Доценко.

– Один хрен! – отрезал Хром. – Все равно заварили!

Дима Клоков, сидевший у переборки, прямо на полу, вдруг поднялся с места, быстро вышел в коридор. Ему не терпелось проверить одну мысль.

– Куда ты? – крикнул Марат.

– Тссс! Щас! – зловещим шепотом ответил Дима.

Осторожно ступая на цыпочках, он приблизился к трапу, который вел на верхнюю палубу. Помедлив, преодолел ступени до выходной двери. Аккуратно потянул за ручку. Потом сильнее. Дернул изо всех сил.

– Ну что там? – спросили из темноты за спиной.

Дима обернулся. Глаза не сразу привыкли к полумраку. Клоков скорее догадался, чем увидел, – его сотоварищи столпились внизу, около лестницы. Ожидая, что скажет Дима.

– Заперто! – громко шепнул Клоков. – Не открыть.

– Дай-ка, я попробую. – Костя Лишнев оттер Димку в сторону, изо всех сил налег на ручку.

Та не поддалась ни на миллиметр.

– Давай вместе! – Леха Мезенцев еще дальше оттеснил Клокова. С громким придыхом налег на ручку, пытаясь сдвинуть ее хоть на чуть-чуть.

– Во, блин! – тяжело дыша, заявил он. – Замуровали, суки!

– Закрыто? – поинтересовался Доценко, скорее для порядка.

Ответ был ясен.

– Закрыто или заварено, – спустившись вниз и присев на ступеньки, заявил Лишнев. – Короче, мы тут блокированы начисто.

– А переход в другую сторону? – напомнил Клоков.

Каюты для пассажиров выходили в коридор. Неширокий коридор, который с одной стороны заканчивался трапом и выходом на палубу, а с другой – еще одной дверью, что вела дальше, в следующие отсеки корабля.

Люди, отталкивая друг друга, бросились в противоположный конец коридора. На этот раз первыми возле тяжелого маховика оказались Доценко и Шныра. Они приналегли на рукояти, сдвинули их. Потом что-то хрустнуло, и маховик замер в одном положении.

– Во черт! – изумленно сказал Марат. – А ведь нас и впрямь тут блокировали! Никуда не денешься…

– Захотят – уморят голодом. Захотят – удушат газом, как курей, – мрачно заявил Салидзе и прошел в каюту. – Мы теперь ненужные свидетели.

Бригадир сел на койку, низко опустил голову. Его руки сомкнулись на затылке.

– Ненужные свидетели чего? – Марат примостился возле Жоры, дернул того за плечо. – Георгий! Свидетели чего?

– Да какая теперь разница! – Пустые, равнодушные ко всему глаза бригадира скользнули по лицу Доценко. – Какая разница…

– Так нас убьют, что ли? – настороженно спросил Крым.

– Ой, мамочки… – всхлипнула Любаня.

Женщина уселась на пол, прямо в коридоре. Достала платок, уткнулась в него лицом.

– Тихо, без паники! – взял инициативу в свои руки Леха-Гестапо. – Хотели убить – сделали б это на острове. Там проще. Без паники! Едем домой. Ждем!

Домой «ехали» более полутора суток. За это время Дима Клоков окончательно убедился в том, что в его организме и в организмах сотоварищей происходят странные изменения. Началось все с качки. Едва корабль отошел от острова, Дима напрягся. Очень свежими были воспоминания о том, как он валялся в туалете, возле «дырки». Провел ночь в полубреду, мечтая умереть. А теперь Клоков совершенно не реагировал на качку, словно бы ее и не было. Хотя на самом деле, отметил Дима, корабль «нырял» в ямы и «взлетал» вверх гораздо сильнее, чем при первом переходе, до острова.

Напряжение отпустило через несколько первых часов, как только Дима понял: ему безразлично, скачет палуба под ногами или нет. Даже Святослав Фокин, который спас Дмитрия в прошлый раз, отметил, что теперь все стало по-другому. Поначалу бывший священник с тревогой поглядывал на молодого парня, очевидно, вспоминая, что лишь свежий воздух, только верхняя палуба помогли Дмитрию Клокову одолеть переход от Мурманска до секретного острова.

– Ты в порядке? – наконец, не выдержав, спросил Фокин.

– Угу! – бодро ответил Дима и подмигнул Святославу.

Он действительно не чувствовал никакого дискомфорта от качки. Как только Дима понял, что проблемы с вестибулярным аппаратом остались в прошлом, он расслабился, повеселел. Получалось, в отравлении неизвестным газом были и приятные моменты.

Потом раздалось какое-то нытье из первой каюты. Выяснилось, что странные проблемы с глазами возникли у Косого. На острове у него восстановилось зрение в поврежденном глазе. Но теперь зэк начал испытывать неудобства: он видел сквозь веки. Поначалу Леха-Гестапо для острастки рыкнул на «бойца». Думал – тот развлекается. Мезенцев решил поставить его на место, чтоб не мешал другим своими приколами. Но выяснилось, что Косой ничуть не блефовал. В этом быстро убедились все. Бывший зэк говорил правду – свет мешал ему. Косой прикрывал веки и тут же без колебаний говорил, что именно поднесли к его лицу. А сотоварищи изгалялись, как могли: то перед носом оказывался нож, то чей-то сжатый кулак. То просто фига, то лист бумаги. Зэк терпеливо сносил все это, вновь и вновь четко определяя, что находилось перед его закрытыми глазами.

Зинка, которую попросили осмотреть Косого, лишь сокрушенно вздохнула и покачала головой. Традиционная медицина бессильна перед такими феноменами. К ночи стал жаловаться на уши Крым. Он слышал, как шагает вахтенный по палубе, как бьются волны о борт корабля. Это удивило всех: Крым на пару с Любаней находился в стороне от очага поражения. Он не был в роковой пещере, даже близко не подходил. Значит, остался «чистым». Так думал сам Крым. А теперь выходило, что и он подвергся воздействию неведомого газа, обрел сверхспособности.

Зэк тут же приуныл. Прочие, наоборот, принялись над ним подшучивать. До того Крым задевал, подначивал коллег, убеждая всех в том, что он «чистый». Потому пусть из всех делают подопытных обезьян, а он, Крым, сойдет на берег. Исчезнет «в туманной дали». Теперь сотоварищи припомнили ему прошлые обиды. Пообещали сделать из Крыма самого подопытного из всех подопытных обезьян. Клялись, что он первым попадет в руки медиков.

Зэки принялись горячо спорить, решая, кого первого отправят «на анализы», как только корабль подойдет к большой земле. Дима, убедившись, что ничего путного уже не услышит, направился в другую каюту. Бросив на пол теплую одежду, устроившись поудобнее под курткой, он попробовал «увидеть» какую-нибудь альтернативную ветку реальности, но ничего интересного не обнаружил. Судно шло к берегу. И все.

Корабль медленно переваливался с носа на корму, двигаясь своим курсом. Димина койка ползла вниз, потом, словно чуть подумав, начинала движение обратно, вверх. Под это монотонное, убаюкивающее движение Клоков уснул…

Он не знал, как скоро угомонились его коллеги, но утром все спали долго. Дмитрий, пробудившийся довольно рано, сделал вывод: накануне люди еще не один час спорили меж собой. За ночь ничего страшного не произошло. Никто не отравил рабочих газом, никого за борт не выкинули. Дима, поднявшись с места, обошел «мужские» каюты, тихонько заглянул в «женскую». Все находились на местах. В ящеров никто не превратился…

Несколько раз в течение морского перехода стюард приносил вниз пищу. Как ни странно, несмотря на тяжелое положение группы, рабочие ели с аппетитом. Словно бы до этого много часов гуляли по лесу, дышали чистым воздухом и потому истратили огромное количество калорий. Теперь утерянный запас надо было срочно восстановить.

Ближе к середине дня вниз спустился боец с автоматом. К Смердину потребовали Зинаиду Перову. Сначала это напрягло всех. Марат даже схватился за десантный нож, уж очень ему не понравилось, что молодую докторшу тащили неизвестно куда. И хотя все наемные рабочие были знакомы между собой лишь несколько дней и трудно было говорить о каких-то сильных эмоциях, которые могли бы их связать, – Доценко чувствовал ответственность за молодую женщину.

Впрочем, не он один. Зэки тоже недовольно зароптали. Гурьбой потянулись в коридор, блокируя выход наверх. По всему было видно, что Зинку просто так в чьи-то руки не отдадут.

Напряжение развеял Смердин, который лично спустился вниз и попросил Зинаиду пройти с ним, в медцентр. Для того, чтобы провести небольшую беседу с экспертами-аналитиками, которые проводили обследование пострадавших.

Услышав, что речь идет о выполнении профессионального долга, Зинка мгновенно перестала колебаться. Решительно отодвинув в сторону Марата Доценко, она шагнула к трапу. Поднялась наверх следом за Смердиным.

Докторши не было долго, и люди внизу уже начали волноваться. Но, как оказалось, напрасно. Зинка вернулась. Уставшая, расстроенная, с красными глазами. Выпив стакан воды, она подробно рассказала, что у всех рабочих, находившихся на острове, есть отклонения от нормы. Даже у Любани и Крыма.

Газ, пока рассеивался, «зацепил» поселок. Это явствовало из анализов почвы, мха. Оказывается, специалисты с корабля взяли пробы во многих точках. Газ действительно оказался новым, ранее не известным химикам. Зинаида объяснила, что, по мнению аналитиков, он находился в полости глубоко под землей. Когда начали проводить сейсморазведку, герметичность закрытой емкости нарушилась. Газ хлынул в трещину, именно так он оказался в пещере.

При взаимодействии с кислородом воздуха образовалось несколько летучих форм: неустойчивых, уже не имеющих цвета и запаха, как первичный поражающий фактор – тот самый бурый газ из глубин земли.

По предположениям аналитиков, инженеры нечаянно растревожили полость, существовавшую несколько тысяч лет. Газ «дремал» в ней все это время. Возможно, он законсервировался еще в ту пору, когда людей на Земле не было, а по поверхности бродили ящеры или некие промежуточные формы живых существ. Не люди.

Зина призналась в том, что сообщила ученым медцентра обо всех странностях, произошедших с рабочими острова. Переждав недовольный гул, она перечислила, что именно рассказала аналитикам: про легкие Константина Лишнева, поврежденные боевым отравляющим веществом в Анголе; про сорванные ногти и изрезанные пальцы Шныры; про восстановившийся глаз Косого и его способность видеть сквозь веки; про неожиданно чуткий слух Крыма.

«Ты спалила нас!» – под общий недовольный гомон заявил Леха Мезенцев, но Зинаида твердо повторила то, что говорила уже ранее: «Мы – уникальны. Человечество на пороге величайшего открытия. Я как врач не могу молчать о таких удивительных вещах, которые произошли на острове. Это требует всестороннего научного изучения…»

Люди были недовольны позицией докторши. Понимали, что откровенность Зинки могла выйти им боком. Теперь их точно возьмут в оборот медики, на волю не выпустят. Зэки, для которых посягательства на их личную свободу – измена и преступление, тут же записали врача в личные враги. Разъяренный Крым начал поговаривать о мести Перовой. Мол, «Перову надо посадить на перо». Но Леха-Гестапо прервал глупые «базары», напомнив, что лучше держаться друг за друга. Все равно люди с острова – под замком.

– Еще неизвестно, как бы все сложилось, если б Зинка попробовала врать. Анализы у тех «дуриков» на руках! – добавил Марат Доценко.

Зэки чуть поостыли. Правда, тут же принялись искать способы побега из корабельного плена. Шныра, размахивая руками, требовал пилить решетки на окнах. Пинцет посылал его куда подальше и авторитетно заявлял, что лучший способ – взять в заложники стюарда, когда тот вновь принесет еду.

Спор разгорелся с новой силой. Теперь обсуждались другие темы. Про Зинаиду Перову забыли, все крутилось вокруг способов побега из морской тюрьмы. Зэки припоминали аналогичные случаи из своей практики, а также из рассказов «братвы». Клоков понял: содержательная часть беседы закончилась. Зинаида рассказала все, что произошло с ней наверху. А бредятину, которую несли Пинцет, Хром и Шныра, можно было спокойно пропустить мимо ушей.

Рыжеволосый парень решил забраться на верхнюю полку, благо, она была свободна. Лечь, дистанцироваться от суеты. Как он надеялся, до берега оставалось совсем немного – несколько часов хода. Дима твердо помнил, что к острову они шли около полутора суток. Зэки с разговоров о будущем полностью переключились на воспоминания о прошлом: кто и как убегал из зоны. Делились опытом. Причем, как понимал бывший студент, плели чудовищные небылицы. Видимо, сами понимали это, но все равно продолжали рассказывать все новые и новые байки. Может, так они снимали нервный стресс. Может, просто коротали время, боролись со скукой.

Клоков ошибся на десяток часов. Скорее всего, потому, что в этот раз ветер дул навстречу судну. А может, в первом переходе на дорогу ушло не полтора дня, как он считал. Больше.

В любом случае, в «морской тюрьме» им пришлось провести еще одну, вторую ночь. Если б не катастрофа на острове, объединившая рабочих, они бы точно перерезали друг друга. Чуть ли не двое суток эвакуированные находились в замкнутом пространстве…

Корабль подошел к берегу лишь утром следующих суток. Как и в первый раз, когда экипаж готовился к высадке на острове, наверху возникло оживление. Экипаж забегал по палубе. Загудели сирены, о чем-то предупреждая команду. Стала слышна чья-то отрывистая речь.

Рабочие, догадавшиеся, что корабль находится неподалеку от берега, столпились возле трапа на верхнюю палубу. Пытались угадать, что происходит на корабле.

– Крым! – отрывисто произнес Леха-Гестапо. – Ты плакался, что слышишь базары мотористов в машинном отсеке… А ну-ка встань сюда, первым. Слушай и говори, что уроды на палубе делают!

Зэк тут же протиснулся вперед. Схватился за железные поручни, даже поднялся на несколько ступенек. Замер в напряженной позе, прислушиваясь к разговорам команды.

– Больше ругаются пока… – сообщил он. – Сплошной мат. Так, похоже, к нам судно какое-то подходит. Плеск моря сильный. Мешает. Гул дизелей…

– Судно?! – удивленно переспросил Мезенцев и зачем-то посмотрел на Георгия Салидзе.

Бригадир недоуменно пожал плечами и покачал головой.

– Что еще за судно? – поинтересовался Доценко.

– Щас-щас! – торопливо ответил Крым. – Погодите, не шумите. А то я из-за вас вообще ничего разобрать не могу… Сплошная блевотина звуков.

Все замерли, стараясь не мешать «слухачу». Пауза растянулась на несколько минут, в течение которых Лишнев успел наступить на ногу Дмитрию Клокову. Они стояли рядом, и бывший спецназовец, нетерпеливо переминавшийся с ноги на ногу, промахнулся. Вернее, попал – как раз на Димины пальцы. Клоков зашипел от боли, но сдержался.

– Ага, ветер сильный, – пробормотал Крым. – Вот в чем дело! Вот почему они ругаются. К нам подходит судно на воздушной подушке. Из-за ветра – большие волны. Трудно удержаться на одном месте.

– Судно на воздушной подушке?! – повторил Лишнев и вопросительно посмотрел на Марата Доценко.

– Сам не понимаю, – отозвался Марат. – Я думал, мы уже на входе в Мурманский порт. Швартуемся к причалу.

– Нет, мы в открытом море, – объявил Крым. – Сто процентов! Похоже, нас собираются пересаживать на другой корабль. Как раз тот, который на воздушной подушке.

– Это еще зачем? – настороженно спросил Леха-Гестапо.

– Шоб я знал! – Крым перекрестился.

Загадки вскоре разрешились. Сверху хлынул яркий свет. Люди в нижнем коридоре, у кают, на какое-то время ослепли. Глаза не были готовы к такому «удару».

– Поднимаемся наверх! – гаркнул Смердин. – Быстро!

– С вещами на выход, – попытался пошутить Косой, да только никто не оценил его юмора. Долгое путешествие утомило, измотало всех.

Похватав баулы с личными пожитками, люди один за другим стали подниматься на палубу. Их неприятно поразило то, что на надстройках корабля – везде, куда можно было «дотянуться» взглядом, – дежурили бойцы с оружием.

– Надо ж, какая торжественная встреча пострадавших! – с иронией произнес Доценко.

– Один, два, три… – считал Смердин вслух, стоя чуть в стороне от трапа, по которому эвакуированные с острова выбирались на палубу. – Десять. Одиннадцать. Двенадцать. Тринадцать. Четырнадцать. Все! Проверить каюты!

Трое людей в камуфляже сорвались с мест, нырнули в темное нутро корабля. Наступила пауза.

– Кого они там ищут? – поинтересовался Доценко. – Думают, кто-то из нас раздвоился?

– Чисто! – высунувшись наружу, произнес один из бойцов.

– Принято! – Смердин выставил вперед квадратный подбородок.

Улыбки не было и в помине. Лицо командира отряда изменилось, стало жестким, неприятным.

– Начинаем погрузку на катер! – скомандовал он.

– Будто скот гоняют! – сквозь зубы процедил Марат. – Баранов каких… Туда давай… Сюда давай… А вот в эту сторону – не давай.

– Разговорчики! – рыкнул Смердин, и Доценко тут же получил прикладом в плечо от одного из бойцов в камуфляже.

Марат согнулся от боли.

– Ах ты… гнида! – чуть придя в себя, он распрямился. Стал разворачиваться в сторону обидчика.

Опоздал. Солдат, или кто он там был, уже отлетел в сторону, нарвавшись на мощный хук от Лишнева.

Щелкнули предохранители. Даже Клоков, который ничего не смыслил в автоматическом оружии, понял: сейчас произойдет непоправимое. То самое, что уже видел в «альтернативной» ветке. Свинцовые очереди хлестанут по беззащитным телам. Не уцелеет никто. Ни Лишнев, ударивший солдата; ни он, Клоков, стоявший на месте; ни испуганные женщины.

– Стоять! – рявкнул Смердин. – Стоять! Не стрелять!

Он шагнул вперед, мощной ладонью уперся в грудь Лишнева, прижал того к металлической переборке.

– Не надо было этого делать! – произнес Смердин ледяным тоном.

От ноток, появившихся в его голосе, мороз пробежал по коже Дмитрия.

– Не хрен руки распускать! – злобно огрызнулся Константин. – Прикажи своим уродам, чтоб вели себя… по-человечески. Мы вам что, скот?

Смердин молча убрал руку с груди спецназовца, повернулся к нему спиной. Наклонился через борт.

– Все готово? – крикнул он.

– Так точно! – донеслось снизу.

– Ладно, черт с вами, – буркнул Смердин, оставив без внимания резкий тон спецназовца. – Обойдемся без взаимных грубостей. Один за другим спускаетесь по трапу вниз, на борт катера. Кто свалится в воду – пусть пеняет на себя.

– Ой! – выдохнула Любаня, глянув вниз.

Она побледнела, ноги женщины затряслись. Смотреть туда и впрямь было страшно. Далеко внизу, на волнах, раскачивался серо-белый катер. На него требовалось спуститься рабочим, эвакуированным с острова. Трап мотался на ветру взад-вперед, шлепал по борту. Клоков, никогда не боявшийся высоты, почувствовал неприятную сухость во рту.

– Я иду первым! – тоном, не терпящим возражений, заявил Леха-Гестапо.

Незаметно для бойцов в камуфляже он проверил финку в рукаве. Шагнул через борт, ухватился за толстые веревки. Принялся спускаться вниз.

– Я не смогу, – прошептала Зинка.

– Я тоже. – Ноги Любани тряслись.

Доценко шагнул к борту, ступил на гибкий трап. Попрыгал на верхней ступеньке.

– Ничего, двоих выдержит, – решил он. – Зинка! Давай сюда!

«Нет, нет!» – беззвучно зашептала та, отступая назад.

– Костя, – улыбнулся Марат. – Подай сюда эту бабу, что ли.

Зинаида коротко пискнула. Закрыла глаза от страха, оказавшись вне корабля. Лишнев, державший ее под мышки, подождал, но докторша так и не открыла глаз.

– Слышь! – потряс ее Лишнев. – Ты хоть ноги на ступеньку поставь, а…

Доценко и Перова так и ушли вниз, парой. Зинка вплотную прижималась к лестнице, с трудом одолевала одну ступеньку за другой. Марат, державший ее в «захвате» – на всякий случай, – командовал, какую ногу тянуть вниз.

Лишнев фыркнул, наблюдая эту картину, затем повернулся к Любане.

– Сама пойдешь или так же, помочь? – насмешливо спросил он.

– Костенька! – заплакала женщина. – Да я лучше тут останусь… насовсем… Умру я от страха!

– Ох, бабы! – сплюнул Лишнев, схватил Любаню под мышку и шагнул через борт.

Женщина обмякла. Клоков подумал, что она действительно потеряла сознание от страха. Константин ловко спускался вниз, обхватив правой рукой безвольную Любаню. Та висела, как тряпичная кукла.

– Ну, теперь и наш черед. С Богом! – Святослав Фокин шагнул к трапу.

Проявлять слабость, малодушие – после таких акробатических этюдов в исполнении Лишнева и Доценко – было как-то не с руки. Все полезли вниз друг за другом. Кто-то быстрее, кто-то медленнее, но в целом обошлось без проблем. Следом за ними на борт катера, оказавшегося совсем немаленьким, соскользнули Смердин и его люди.

Кем были чужаки в камуфляже, с оружием на изготовку? Солдатами? Охранниками? Боевиками? Или – просто бандитами? Никак не спасателями! Рабочие с секретной буровой терялись в догадках. Становилось ясно, что события развиваются по какому-то иному плану, нежели они себе представляли. Их эвакуировали с острова, но не собирались высаживать на берег в Мурманске, отправлять в какие-то исследовательские центры, врачам и ученым.

Рабочих готовились отвезти куда-то в другое место, тайком. Да еще используя катер на воздушной подушке, который, как известно, мог пройти по любой отмели, даже выбраться на берег.

Получалось, что конечная точка путешествия – совсем не Мурманский порт. Их не ждут официальная встреча, отдых или пресс-конференция о чудодейственных свойствах неведомого газа. Рабочих собираются транспортировать в какую-то точку на побережье, а люди в камуфляже, с укороченными автоматами – это не массовка из шпионского боевика. Это, надо понимать, важный элемент схемы. Вот только какой?

Катер загудел моторами, приподнялся над водой. С огромной скоростью рванулся к скалистому берегу, видневшемуся вдали.

– Похоже, это Кольский полуостров, – пробормотал Георгий Салидзе. – Сопки, шхеры. Знакомый рельеф берега. В таких местах базируются мобильные бригады кораблей и катеров Северного флота. Я служил в одной из них.

– Думаешь, мы попали в руки к военным? – осторожно поинтересовался Марат. – Нас… в военную лабораторию?

– Разве поймешь? – вздохнул бригадир. – Скоро увидим, уже до берега недолго.

– Ага, вон скалы на горизонте! – махнул рукой Леха-Гестапо. – Но пока эта посудина до них доберется…

– Эта посудина очень быстро до них доберется, уж поверь мне, – возразил Георгий Салидзе. – Не пройдет и часа, как мы окажемся на берегу.

Жора не ошибся. Прогулка по морю на катере, развившем бешеную скорость, заняла около пятидесяти минут. По всей видимости, командир судна отлично знал, куда надо идти, – Смердин не отдавал экипажу корабля никаких распоряжений.

Катер снизил скорость, только войдя в узкий пролив между скалами.

– Блин, красиво-то как! – восхитился Марат Доценко. – Горы обалденные!

– То не горы, то – сопки, – поправил его Георгий Салидзе.

Причудливые гранитные «памятники» буквально нависали над водой. Стены по сторонам от прохода вздымались на добрую сотню метров вверх. Катер медленно двигался по извилистому фарватеру, видимо, пытаясь обходить торчащие из воды острые верхушки рифов, камней.

Дима вовсю глазел по сторонам. На архипелаге, куда группу забрасывали для работ «на буровой», была великолепная природа. Но здешние гранитные скалы ничуть не уступали по красоте загадочному и далекому острову. Изрезанные ветрами и волнами каменные стены имели причудливую форму. Пологие уступы были покрыты мхом; в трещинах, высоко над водой, росли цветы.

Здесь над головой не было тумана, как на далеком заполярном острове, а потому прозрачное синее небо дополняло восхитительную картину утра.

– Бааа! – протянул Лишнев. – Кажись, военный гарнизон!

Константин ошибся, но люди не сразу поняли это. Катер приближался к понтону, укрепленному на якорях, в течение нескольких минут. В бухте насчитывалось около десятка таких причалов. У некоторых из них дремали корабли.

Старые, ржавые корабли, уже несколько лет брошенные людьми. Не дремали – доживали свой век в пустынной бухте. Облупившаяся серая краска надстроек, заросшие водорослями борта, пятна ржавчины…

– Типичное следствие конверсии и всеобщего разоружения, – резюмировал Доценко. – Когда-то здесь, надо полагать, базировалась бригада кораблей Северного флота. Потом не стало денег. Потом объявили разоружение. Новую технику перегнали в другие места. Старые корабли законсервировали, люди ушли. Посудины остались. Сгниют – сами уйдут на дно бухты. Вот вам и Северный флот, один из самых мощных флотов мира…

Катер на воздушной подушке лихо развернулся на месте, ткнулся мягким бортом в понтон, присел. Двигатели сбросили обороты, перестали реветь.

– Выгружаемся на берег! – скомандовал Смердин. – С вещами, разумеется. Приехали.

Рабочих не надо было долго упрашивать. За время морского путешествия все уже стосковались по твердой земле. А потому, преодолев понтон и спустившись на берег по еще крепким сходням, с удовольствием притопывали ногами, проверяя твердость земли. Здесь было гораздо теплее, чем на острове. Послышались шутки, чей-то смех. Последними на берег сошли Клоков и Фокин. Они чуть приотстали. С любопытством оглядывали бухту, укрывшуюся среди сопок.

– Курорт, ядрена мать! – весело крикнул Шныра.

И тут неожиданно все услышали звук мотора, больше всего напоминавший треск мотоциклетного движка.

– Это что еще за номера? – меняясь в лице, пробормотал Смердин.

Дима Клоков стоял как раз возле командира чужаков и потому не мог не заметить его удивления, даже страха…

Рокот движка доносился со стороны моря. На какое-то время все застыли в оцепенении. Словно бы к ним с небес спускалась настоящая летающая тарелка с зелеными человечками.

Но то была не летающая тарелка – из-за «плеча» сопки выскочил скутер, на котором сидели два человека. Катер взревел мотором, прочертил широкую дугу, облетая бухту. Чуть притормозил у причала, возле которого «разгружался» кораблик Смердина.

– Хай, пиплы! – весело крикнул человек, управлявший скутером.

Он оторвал руку от штурвала, махнул ею в знак приветствия. Мотор взревел. Катерок дернулся, на полной скорости рванулся в сторону открытого моря. Было видно, как второй седок, находившийся за спиной водителя, вытащил из кармана мобильный телефон. Хотел ли он звонить куда-то сам или всего лишь пытался ответить на звонок, несмотря на гул двигателя?

– Бросов! – приказал Смердин. – Достать!

– Есть! – отозвался один из «камуфляжных». Шагнул вперед, вскинул к плечу снайперскую винтовку.

Дима Клоков оцепенел. Ему никогда не приходилось видеть, как убивают людей. Тем более вот так, не где-то на войне, не ради мешка с миллионами долларов. Просто потому, что они проехали мимо на скоростном катере…

Одиночный выстрел прозвучал хлестко и резко. Человек за штурвалом дернулся, будто его ударили. Катерок, потеряв управление, чиркнул по воде, свалился на бок. Оба седока оказались в воде.

– Сюда, обоих! – приказал Смердин.

«Никакой это не курорт, – подумал Дима, отступая назад, к своим. – Никакой это не курорт. Нет! Здесь людей убивают только потому, что они… что они видели нас…»

Клоков зацепился за чье-то плечо. Обернулся – позади был Марат Доценко.

– Марат! – прошептал бывший студент. – Никакой это не курорт. Их убили только потому, что они видели, как нас выгружают на берег!

В сторону потерявшего управления скутера, быстро отвалив от причала, стремительно двинулся катер на воздушной подушке. На его борту находились люди в камуфляже из отряда Смердина. Спасатели?! Трижды – нет! Убийцы! И они держали оружие на изготовку. Не было никаких сомнений в том, что подручные Смердина откроют огонь, если только барахтавшиеся в воде попытаются оказать сопротивление.

– Господи, да что же это? – не выдержала Зинка. – Люди!!! Что же это?!

Доценко шагнул ей за спину, обхватил за плечи, прикрыл рот ладонью.

Люди в камуфляже, выловив из воды неподвижное тело, бросили его на мокрую палубу. Второй человек плыл в сторону изо всех сил, но тягаться с мощью судовых двигателей не мог. Из воды вытащили и его, причем дважды ударили по голове прикладами. Человек обмяк, прекратил отбиваться. Тело бросили на палубу, рядом с первым.

Катер на воздушной подушке развернулся, медленно двинулся к берегу. Скутер тащился за ним, привязанный тросом.

Михаил Громов пришел в себя на палубе чужого катера. Сначала был запах моря – вкусный. Соленый ветер, убаюкивающие волны. Как будто все так, как надо. Почему же тревога внутри? И тут в черепную коробку постучалась боль… Михаил вспомнил бешеную гонку на скутере вдоль побережья, какой-то длинный извилистый коридор среди скал. Точно! В него с хохотом свернул Леха. Вот черт… Вечная тяга к адреналину в крови! Мало ему было припереться в Мурманскую область со скутером. Забашлять «погранцам», чтоб к самому Баренцеву морю проехать на джипе. Там Леху, как обычно, потянуло на что-то необычное. Увидел ленту воды среди скал – и ломанулся… Типа слаломная трасса. Ага. Днищем по камням чиркнешь – и привет, блин. Отбегались. Тут не Черное море – и спасателей нет, и вода холодная.

Хотя вот они – спасатели. Нашлись… И Леха, надо понимать, уже никогда не сможет потащить никого из приятелей на «адреналиновые» гонки… Может, это дурацкий сон? Где Леха?

Громов открыл глаза, застонал – свет показался невообразимо ярким. Мир плясал вокруг, и не только потому, что под Михаилом подрагивала палуба катера.

– Очухался… – произнес кто-то. Показалось – совсем рядом. Будто человек стоял, наклонившись к распростертому на палубе телу. И от этого – от чужого присутствия, от собственной беспомощности – было не просто неприятно. Гадко! Больше, чем от боли в затылке.

– Это хорошо, что очухался, – заявил другой человек. – Его друган-то уже ничего не расскажет.

«Его другом ничего не расскажет.. . » – мысленно повторил Громов.

– Леха… погиб? – с усилием выговаривая слова, спросил он.

Губы и язык шевелились с трудом, никак не хотели складываться нужным образом. Звуки получались нечеткими, расплывчатыми. Мозг Михаила Громова словно разделился на несколько частей. Одна удивлялась тому, как просто, оказывается, вывести человека из строя. Удар по затылку – и вот ты уже не способен подняться на ноги, скоординировать движения рук и ног. Даже лицевые мышцы не слушаются. Другая часть мозга как-то отстраненно, почти что в «фоновом» режиме, напоминала о боли, терзавшей Громова. Михаил удивился тому, что били по затылку, а ноет все тело.

Третья часть, что называется душой и кроется неизвестно где – то ли в мозгу, то ли в сердце, – с надеждой и тревогой ждала ответа на заданный вопрос.

– Готов твой кореш, – как-то очень спокойно, равнодушно отозвался человек, склонившийся над Громовым. – Дырка в башке! Его мозги рыбы кушают.

– За что вы нас… так? – Михаил попытался приподняться, но руки подгибались, не слушались.

Громов снова удивился – показалось, будто из тела вынули все кости. Оно стало каким-то упругим, резиновым. Михаил пытался опереться на руку, а та пружинила, сгибалась, будто каучуковая…

– Щас помогу, – кто-то схватил контуженого человека под мышки, рывком поднял на ноги.

Ноги вели себя ничуть не лучше рук – они тоже разъезжались, гнулись и никак не хотели удерживать тело в вертикальном положении. В довершение ко всему голова болталась из стороны в сторону, и это усиливало мучительную боль в затылке.

Громов открыл глаза и тут же закрыл их. Он ничего не смог разглядеть – мир по-прежнему раскачивался из стороны в сторону. Раненый скорее догадался, чем увидел, – его тащили на берег двое людей в камуфляже. Там уже ждал какой-то квадратный человек.

– Квадратный человек… – пробормотал Громов.

– Чего ты там бормочешь? – подполковник Смердин схватил пленника за волосы, приподнял голову.

Михаил вновь попробовал приоткрыть веки. Теперь, когда голова не болталась из стороны в сторону, стало чуть проще. Сквозь цветные пятна, плававшие перед глазами, будто рыбы в аквариуме, он сумел разглядеть лицо… Квадратный подбородок, внимательные холодные глаза, прижатые к голове уши.

И еще Михаил сумел увидеть другое: группа людей со связанными за спиной руками уходила куда-то в глубину материка, в сопки. Под охраной вооруженных людей в камуфляже. Пленник, на миг забыв о своем бедственном положении, удивился еще сильнее: среди тех, кого вели под конвоем, было несколько женщин. Михаил сумел разглядеть длинные волосы, разметавшиеся по спине. Они не могли принадлежать мужчине.

Мозг соображал с трудом. Громов никак не мог взять в толк, что происходило на побережье Баренцева моря. Не где-нибудь у черта на куличках – скажем, в Юго-Восточной Азии или пусть даже в глухих «закоулках» Сибири, Дальнего Востока… А тут – на Кольском полуострове, буквально в европейской части России.

– Вы откуда взялись? – резко спросил тот, кого Громов окрестил «квадратным человеком».

– Катались… на скутере… – Пленнику очень хотелось уронить голову на грудь, закрыть глаза. Забыть все и забыться тяжелым сном.

Веки уже не поднять. Кровь? Кровь прилила и не…

– Ну, ты! – резко дернул пленника Смердин. – Не отключаться! Отвечай! Что значит «катались на скутере»? Здесь погранзона!

– Ты достал, – пробормотал Громов. Он почувствовал, что спасительное забытье близко, а «квадратный человек» все никак не давал отключиться. – Забашляли погранцам. Те и пропустили нас к берегу…

– Кто вы? Сколько вас? На чем приехали? – Вопросы сыпались один за другим, но Громов не слышал их. Или не хотел, не мог слышать.

Смердин дал знак одному из бойцов. В руках того появилась зажигалка, а через несколько мгновений пленник закричал от боли.

– Кто вы? Сколько вас? На чем приехали?

– Уроды, какие уроды! – задыхаясь, хватая легкими воздух, простонал Громов.

– Кто вы? Сколько вас? На чем приехали?

– Из Москвы… Из Москвы! Он, Леха, президент строительной фирмы. Я – коммерческий директор.

– Сколько вас?

– Да какая тебе разница?! А-а-а!

Пленник задергался от страшной боли, но подручные Смердина держали его очень крепко.

– Сколько вас? – повторил вопрос подполковник.

Михаил Громов не мог знать, что вэвэшник способен выбить показания из гораздо более крепких людей.

– Четверо! Гад! Четверо! Еще Зойка, подруга Лехина. И Пак – он вроде помощника. Повар-кореец… Машину починить там… Масло, колесо сменить. Все такое.

– Где они? На чем приехали?

– На «Лэнд Круизере».

– Где те двое? Как их найти?

– Не знаю.

Смердин махнул рукой, давая знак подручному. Громов вновь закричал, забился в руках мучителей. Теперь вэвэшник выждал, не сразу дал команду остановить пытку.

– Где те двое? Как их найти? Говори! Поджарю!

– Сволочи… Сволочи! Я правда не знаю!

– Попробуем еще раз, – улыбнулся Смердин.

– А-а-а! – Огонек зажигалки лизал подбородок, поднимался к носу.

Михаил Громов вертелся во все стороны, но его крепко держали за руки и за волосы.

– Ну?! Говори! Сейчас уши подкоптим…

– Гады! Твари! Фашисты! Мы ж на скутере сюда! По морю! Я ни черта не понимаю в здешних дорогах!

Смердин, оскалившись, похлопал пленника по щеке. От «дружеского» похлопывания мощной пятерни голова болталась из стороны в сторону и боль резко усилилась.

– Тут нет дорог, приятель, – весело заявил мучитель. Схватил Громова за волосы, перестал улыбаться. – Никаких дорог! Все – только морем. Сейчас покажешь моим людям, как вы шли сюда на скутере.

Как только подполковник выпустил волосы пленника из пятерни, голова Михаила свесилась вниз. Однако, несмотря на это, Громов нашел в себе силы, чтобы напрячь мышцы, взглянуть в глаза мучителя.

– Вы их… тоже? – с ужасом спросил он.

– А как же! – весело ответил командир отряда ликвидаторов. – Попали вы, по полной программе.

– Они ж ничего не видели! – безнадежно простонал Михаил. – Ну ладно, мы с Лехой попали. Влезли, куда не следовало. А те? Они ж не при делах. Ничего не видели. Пожалейте…

– Ты за телку переживаешь, что ли? – засмеялся подполковник. – Брось, пустое это.

– Побойтесь Бога…

– Или, может, прешься от азиатской обезьяны? На корабль!

Пленника вновь подхватили под мышки, потащили на палубу судна. Смердин остался на берегу. Он стоял, заложив руки за спину.

– Побойтесь Бога… – прошептал Михаил, но «квадратный человек» и не слышал его, и не хотел слышать.

Катер рванулся прочь от берега, за ним на привязи тащился скутер. Маленькая разноцветная машинка ныряла в волны все глубже и глубже – ей пробили подушки-поплавки. Мертвый Леха сидел на месте водителя. Его ноги и руки были крепко привязаны к скутеру, вместе с которым директору строительной фирмы из Москвы было суждено исчезнуть в темных глубинах Баренцева моря.

Катер на воздушной подушке осторожно миновал извилистую «кишку», выскочил на простор. Он не свернул вбок, туда, где стоял «Лэнд Круизер», где Алексея и Михаила ждали ничего не подозревающие спутники. Обреченный скутер оттащили подальше от берега. И только там, где глубина была значительной, от скоростного катера отцепили трос. Яркая желто-зеленая машинка еще какое-то время покачивалась на волнах. Все глубже уходила под воду. Потом осталось только сиденье. Лехина голова на штурвале. Пузыри… И – ничего. Пустое море.

Будто бы никогда не приезжал сюда Алексей Дубарев, президент строительной фирмы «АД-маркет». Все так же дул в лицо соленый ветер, катер подрагивал на волнах. Михаил Громов, за спиной которого стояли люди с автоматами, уронил голову на грудь. Клял себя последними словами. Но у него не было сил, чтобы вынести пытки.

Все рухнуло за какие-то часы. Если б кто-то из подруг попытался убедить Зою, что такое возможно, она ни за чтоб не поверила. Такое случается только в фильмах…

Нет, такое бывает на самом деле. Теперь Зоя убедилась в этом на собственном опыте. Жизнь – интересная и удивительная, обещавшая много-всего-разного-любопытного – осталась в прошлом.

В прошлом – будто во сне, каком-то далеком, нереальном, которого никогда не существовало, – остался берег северного моря. Скалы, мох на теплых камнях, соленый прибой. Там же, в нереальном сне, жил кореец Пак. Зойка никак не могла понять – действительно ли она сидела на камнях, поджав под себя ноги, глядела в море? Было ли это? Лешка с Михаилом рванули куда-то на скутере, и маленькая верткая машинка исчезла где-то за скалами…

Она ждала долго, глядя на то, как волны накатываются на берег, с шумом разбиваются на камнях. Оползают вниз, оставляя на граните клочья белой пены. А потом Зое стало скучно.

Девушка забралась внутрь джипа, врубила магнитолу на полную катушку. Танцевать она начала совсем не для того, чтоб «расшевелить» Пака… Нет-нет, у нее никогда не было видов на низенького черноволосого корейца. Пак абсолютно не в ее вкусе. И у Зои не возникало ни малейшего желания его соблазнить. Слишком ничтожная цель для фотомодели ее уровня.

А то, что Пак, сидя у костра, украдкой посматривал на гибкую ладную фигурку длинноногой танцовщицы – разве ее проблема? На Зою всегда и везде таращились мужики. И черные, и белые, и смуглые. И вообще, работа такая – чем больше мужиков пялятся на тебя, «раздевают» глазами, тем лучше. Азиат Пак, бросающий на нее взгляды, – всего лишь один в цепи многочисленных поклонников. Точно так же, как и Лешка. Она пробудет с ним ровно столько, сколько захочет. Сколько потребуется…

Так думала Зойка еще недавно. А потом из-за скал выскочил большой серо-белый катер. Все в этом мире стало другим. Поначалу Зоя не подумала ничего плохого, не приглушила музыку… Именно потому никто не услышал ее криков. Но если б даже не было магнитолы, кто б услышал зов о помощи? Тут, на берегу, в погранзоне Кольского полуострова?

Зойка не могла этого знать. Более того, ее небольшого жизненного опыта и не хватило бы, чтобы думать о чем-то таком… сложном… Она всего лишь увидела на палубе Михаила Громова, который с трудом держался на ногах. По виску текла кровь, на подбородке виднелись страшные красные пятна. А вокруг – люди в камуфляже. С оружием в руках. Стволы были направлены на Пака. И на нее, Зою Величко.

Кошмарный сон продолжался. Магнитола орала какую-то жизнерадостную попсу. Девчонка, замершая от ужаса, не запомнила, что именно «вещал» любимый канал. В это время Пак, не желавший умирать, отбивался от людей в форме. Все выглядело гораздо хуже, чем в низкопробном американском боевике. Кореец упал на землю, обливаясь кровью. Его забивали сапогами и прикладами. А потом бросили в «Лэнд Круизер».

Раздался страшный крик – на камни рухнул Михаил. Эхо пистолетного выстрела заметалось между скал, ударило в виски. Только тогда Зоя поняла, что Громова добили, пулей в голову. Почему-то запомнилось – фонтан крови изо лба, какое-то маслянистое пятно на воде…

Она сбросила оцепенение. Кричала, закрыв глаза, сжав виски ладонями. Даже не пыталась убежать. Впрочем, сделать это Зойка все равно не смогла бы. Люди подполковника Смердина были приучены «брать» беглецов. Девчонке вывернули руки за спину, больно стянули ремнем. Рот заткнули кляпом. Пленницу втолкнули на палубу. Музыка смолкла.

Костер зашипел, пустил дымок. Съежился. На него плеснули – одно за другим – несколько ведер воды. Зоя с ужасом глядела на то, как люди в камуфляже забрасывали вещи туристов в багажник джипа. Девушка успела подумать, что на ней остались только джинсы, купальник и кроссовки. Ни расчески, ни белья, ни куртки. Ни мобильника. Ни-че-го!

Михаил и Пак сидели на передних сиденьях. Сквозь тонированное стекло джипа казалось, что водитель просто устал. Поэтому решил передохнуть, опустил голову на руки, лежавшие на руле…

Загудели двигатели катера, светлые волосы Зойки метнулись на ветру, хлестнули по лицу. Поправить их девушка не могла – ремень больно стягивал руки за спиной. Она замычала, затрясла головой, когда катер мягко и плавно двинулся прочь от берега, от лагеря. Моторы взревели, корпус ощутимо вздрогнул – в тот момент, когда натянувшийся длинный трос рванул за собой «Лэнд Круизер».

Тяжелый джип скакнул по камням, ухнул в воду. Во все стороны побежали волны. Машина, у которой были плотно закрыты окна, не утонула мгновенно. Удерживалась на плаву. Катер еще прибавил хода, протащил внедорожник подальше от берега. «Лэнд Круизер», несмотря на приличную скорость буксира, уходил под воду все глубже и глубже.

– Достаточно! – произнес кто-то за спиной у Зойки.

И тут же грохот автоматных очередей, от которого лопались барабанные перепонки, заставил девушку зажмуриться. Она не увидела, как пули крошили лобовое стекло машины, как внутрь хлынула вода.

Зойка приоткрыла глаза лишь тогда, когда грохот стих. На месте, где еще недавно находился джип, вспухали большие пузыри. Они поднимались откуда-то из глубины, с шипением рвались на сотни маленьких. Казалось, будто кто-то открыл огромную бутылку с шампанским…

– Пора открыть рот нашей красотке, – услышала Зоя сквозь рев мотора.

Ее тут же повернули лицом в другую сторону, вытащили кляп. Девушка закашлялась, наклонилась вперед.

– Больно, – жалобно пробормотала она.

Руки, связанные за спиной, совсем онемели.

– Не! – со смехом ответил один из людей в камуфляже. – Пока не больно. Вот скоро будет больно…

Катер заложил широкую дугу, устремился к берегу, но не туда, где еще недавно располагался лагерь Алексея Дубарева и его друзей.

Зоя не догадывалась, что катер только что промчался над тем самым местом, где затонул скутер ее «бойфренда»; что Лехи она уже никогда не увидит. Что там, впереди, среди скал, ее ждал бывший подполковник внутренних войск Дмитрий Александрович Смердин, который ненавидел длинноногих «кукл», всегда хотел узнать: что заставляет молодых девчонок продавать себя «денежным мешкам», будто товар?

Девушка не знала, что до сих пор жива только из-за этого вопроса, который хотел задать ей «квадратный человек». Вскоре она попадет в странный лагерь за колючей проволокой, где кроме нее будут и другие люди. Ей, привязанной к столбу, вновь и вновь будут задавать один и тот же вопрос. Она будет кричать от боли, потому что ответы не устроят мучителя с потными волосатыми руками. Жизнь – еще недавно столь интересная и удивительная, обещавшая много-всего-разного-любопытного – будет казаться лишь странной, нереальной картинкой. Словно мелькнувшей перед глазами в момент наркотического опьянения.

Зойка будет думать о боли. О том, как найти правильный ответ на вопрос. Все, что она сможет вспомнить, – всех мужчин, от самого первого, которого «зацепила» шестнадцатилетней девчонкой, впервые поднявшись на подиум, – не заинтересует того, кто заставит ее страдать. Он хотел знать не «как», а «почему». Почему? Девушка и сама не знала. Просто хотелось жить. Красиво. Все, что Зойка сможет придумать, – окажется неверным. Останутся только ужас, опустошение. Понимание: надо лишь найти маленький ключик – и боль исчезнет. Придет покой. Такой же, как у Михаила и Пака. Это гораздо лучше, чем жизнь.

Настроение у всех было отвратительным, подавленным. Убедившись в том, что попали в серьезную переделку, члены бывшей «рабочей бригады» примолкли.

То, как Смердин и его люди расправились с водителем скутера, как били по голове пассажира, не оставляло сомнений: убирать будут всех свидетелей высадки на берег. Солдаты, или кто они там, не дали досмотреть сцену расправы до конца. Под дулами автоматов связали руки – теперь не было необходимости скрывать от заключенных истину. Построили всех в колонну по два. Погнали прочь от берега, от причала, на котором Смердин допрашивал уцелевшего пленника.

Любаня всхлипывала, остальные брели молча, глядя себе под ноги. Под охраной людей в форме двигались в глубь материка час, может, больше. За это время миновали поселок с полуразвалившимися кирпичными домами, кочегаркой, над которой опасно нависала покосившаяся труба.

Было понятно, что раньше тут находилась военная база, которую затем оставили люди. Пленники проследовали мимо трех– и пятиэтажных домишек с разбитыми окнами. Прошли по асфальтовому плацу, потрескавшемуся, раскрошившемуся, с проросшей сквозь него травой. Покинули заброшенный поселок и двинулись в сопки.

А потом увидели… что-то похожее на концлагерь из фильмов о Второй мировой войне. Лагерь для военнопленных?! Что тут было ранее? Скорее всего, какие-то склады, обнесенные тройным рядом колючей проволоки. По бокам располагались вышки с прожекторами. Над всей территорией была натянута маскировочная сеть, чтобы лагерь невозможно было разглядеть с воздуха.

– «Модельная» колючка, – пробормотал Леха-Гестапо. – Такую трудно пройти.

– Марат, – тихо позвал Лишнев. – Что думаешь?

Бывший спецназовец шел во второй паре, рядом с лидером зэков. Марат Доценко и Дмитрий Клоков, по распоряжению одного из бойцов, заняли место в голове колонны. Возможно, это сделали для того, чтоб Лишневу было труднее рвануться вперед, попытаться «достать» охранников.

– Труба! – чуть повернув голову в сторону Клокова, ответил Доценко. – «Зона», заготовленная специально под нас.

– Молчать! – Доценко, получив удар прикладом под ребра, не сумел развить свою мысль.

Любаня всхлипнула.

– Быстрее! Быстрее! – скомандовал один из охранников. – Бабы – направо! Мужики – налево!

Люди недовольно зароптали, поняв, что лагерь разделен на две неравные части: мужскую и женскую.

– Бабы – направо! Мужики – налево! – рявкнул «пятнистый» и передернул затвор. – Кому объяснить подробнее?!

Скрипнув зубами, Марат Доценко направился в «мужскую» часть лагеря. Клоков побрел туда же. Следом на территорию «втянулись» остальные.

– У нас дополнительные ряды колючки намотаны, – едва слышно проговорил Леха-Гестапо. – У баб – не так. Боятся, суки, что мы дернем отсюдова…

– В барак! Всем – в барак! – последовала новая громкая команда. – Веревки снять! Размещаться! Наружу без приказа не выходить. Не появляться!

Внутри барака не было стульев или каких-то прочих предметов «роскоши». Поэтому размещаться пришлось на земляном полу. Усевшись у стены и поджав под себя ноги, Мезенцев страшно матерился. От веревок освободились легко – с помощью ножей. Бывшие зэки, недолго думая, устроились возле своего лидера.

– Вот не ожидал, что, отмотав срок, так быстро в зоне окажусь! – с досадой произнес Леха-Гестапо, как только закончил длинную заковыристую матерную тираду.

– Мотать отсюда надо, Леха, – перекрестившись, заявил Пинцет. – Мотать надо, и чем быстрее, тем лучше!

Остальные пленники подтянулись поближе к зэковской тусовке, уселись на полу возле Лехи. Теперь, когда все они оказались за колючей проволокой, почти что в настоящей зоне, опыт бывших уголовников был неоценим.

– А Любаня с Зинкой?! – вдруг спросил Клоков.

Леха-Гестапо неодобрительно посмотрел на питерского парня.

– Иди, спасай! – злобно и хмуро заявил он. – Можешь прыгнуть грудью на колючку, если такой смелый. Она под током, придурок!

– Думаешь, под током? – перепросил Лишнев.

– Век-жить-воли-не-видать! – тут же ответил Мезенцев.

– Откуда знаешь? – все еще сомневался бывший спецназовец.

Зэки, несмотря на тяжесть положения, дружно заржали.

– У нас, Костя, чутье на это! – отсмеявшись, заявил Леха-Гестапо. – У любого, кто мотал срок на зоне, чутье появляется, как у волка. На ловушки. Где пройти можно, где свернуть надо.

– Точно! – поддакнул Шныра. – Бывает, и сам не можешь толком сказать, почему нельзя туда, а вот туда – можно. Просто знаешь, что это так!

Леха-Гестапо шумно вздохнул, почесал грудь пятерней. Оглядел притихших товарищей по несчастью.

– В общем так, братва, – заявил он. – На вышках и автоматчики, и снайперы. Но, я думаю, уроды эти шифруются. В смысле, не хотят показывать лагерь. Есть надежда, что ночью прожектора не включат. Или задействуют, но лишь несколько. Иначе на кой фиг маскировочная сеть? Днем, значит, скрываются. А ночью – будто новогодняя елка? Короче, так! Рвать когти надо по темноте, как только целиться станет труднее. Ломиться будем через колючку под током, другого выхода нет. Кто хочет спасать баб – может это делать. Но не сейчас – одновременно с нами. Как сорвемся с места, тут и герои могут приступать. Из-за двоих-троих дебилов не должны умирать все!

Дима Клоков покосился на Марата Доценко, предполагая, что тот не смолчит, поставит лидера зэков на место. И вообще предложит другой план. В результате, на свободе окажутся все пленники, в том числе и Зина с Любой. Но Доценко молчал, рисуя щепкой какие-то загадочные узоры.

– Сейчас – минимум сопротивления «властям»! – заявил Леха-Гестапо. – Молчать! Выполнять все, что требуют. Любой идиот, что подставит нас, – сядет на перо. Это я обещаю. Задача: копить силы. Лучше спать или лежать, потому что, если вырвемся, бежать придется всю ночь, пока темно. Хавчик, что на обед дадут, целиком не жрать. Хлеб или сухари – че там будет – сохранить. Пригодится. Воду бы куда затарить…

– Здесь озера по сопкам, – подал голос Георгий Салидзе. – Они чистые. Воду пить можно.

– Откуда знаешь? – недоверчиво поинтересовался Мезенцев.

– Служил я тут, срочную, – уныло ответил Жора.

– Здесь?! – аж подпрыгнул Пинцет.

– Да нет, не именно здесь, – вздохнул бригадир. – Служил на Кольском полуострове. Три года на Северном флоте. В таком вот небольшом закрытом гарнизоне. Мы в сопки часто удирали. Воду пить можно. Проверено. Здесь не город – химии нет. В тех озерах, что наверху.

– Наверху? – удивился Мезенцев.

– Многие сопки имеют плоские вершины, выемки, впадины. Там копится дождевая вода. Местами ключи бьют. Вся эта вода пригодна для питья.

– А хавчик какой найти можно? – заинтересованно спросил Леха-Гестапо.

– С хавчиком труднее, – покачал головой Салидзе. – Ягод мало. Животные к тебе не подойдут, и на них трудно охотиться. Леса нет, все далеко просматривается. Зверюги, как человека увидят, слиняют моментально. Разве что птицу какую… зазевавшуюся.

– В общем, хавчик с обеда надо поберечь, – подытожил Мезенцев. – Хлеб на вес золота. А куда двигать надо? В какую сторону, чтоб на дорогу или к железке выйти?

– На юг, точнее на юго-запад, – чуть подумав, ответил Салидзе. – Там железка до Питера.

– Далеко?

– Ну ты спросил! – фыркнул Жора. – Что я, знаю, в какую точку побережья нас сбросили?! Если очень далеко в сторону, в северо-восточную часть полуострова, то, может, сотни две-три километров пройти надо. Может, и больше…

Косой присвистнул. Зэки переглянулись.

– Нда, трудно! – покачал головой Леха-Гестапо. – Без хавчика и теплой одежды, да по сопкам. То не по лесу, не по дорогам… Слушай, а в другую сторону чего? Может, туда ближе?

– В другую сторону – ничего, – пожал плечами Салидзе. – На север – Баренцево море, до полюса. На восток – Белое, куда ни ткнись. Оно еще холоднее. Выйдешь к нему – а дальше? Проплывешь два десятка километров? Нет? Ну вот. Там не переплывешь, не уедешь. Полуостров же…

– Значит, на юго-запад. – Мезенцев прикрыл глаза. Помолчал, прикидывая. Затем приказал: – Хром, Косой, Шныра! Ищите дыры в стенах, будем наблюдать за охраной. Сколько людей нас «пасет», когда меняются. Потом надо рассмотреть повнимательнее, в какую сторону колючки меньше. Где до скал ближе. Как-никак, укрытие от снайперов.

– Колючки меньше в сторону «женского» лагеря, – пошутил Клоков, все еще пытаясь напомнить коллегам про пленниц.

– Ты туда и побежишь! – отрезал Мезенцев. – Я тебе обеспечу, рыжий!

Дима покраснел и не ответил. Он не мог спорить с зэком, но не понимал, почему молчат Лишнев и Доценко. Или это не они обхаживали Любаню с Зинкой?

– Ребята… – вдруг смущенно пробормотал Сашка Гарин. – Я это… в туалет хочу. Как быть? Наружу выходить нельзя. Что мне делать?

Зэки вновь заржали.

– Вон Клоков пить хочет, – издевательски заявил Пинцет. – Не дайте друг другу помереть.

Зэки стали ржать еще громче. Гарин покраснел вслед за Димой. Жалобно посмотрел на Леху-Гестапо.

– В угол отойди, придурок! – рыкнул Мезенцев. – В угол! Там отлей! Все! Лежим, копим силы. Наблюдатели меняются по моей команде.

Андрей Николаевич Куроводов страшно злился. Он уже третий час не мог спокойно поговорить с меданалитиками из группы Смердина. Как только Андрей Николаевич вызывал подполковника, соединялся с абонентом, чтобы выслушать доклад, – у членов правительственной комиссии обязательно находились срочные вопросы.

Вот и сейчас, едва только Куроводов отошел в сторону от группы экспертов, принялся листать на телефоне адресную книгу – тут же его начали искать. Опять требовалось решить проблему с внеплановым рейсом вертолета! На этот раз несколько депутатов, удовлетворивших свое любопытство, покрасовавшихся на берегу Баренцева моря перед телекамерами, вдруг заспешили обратно в Москву.

– Чертов Лиинахамари! – пробурчал Куроводов.

Вздохнув, он дал отбой. Дураку ясно, что депутаты здесь, на месте катастрофы, ничего путного не делают. Только рейтинг себе набивают, потрясая кулаками перед объективами. За два с половиной дня гневные речи политиков о недофинансировании военных гарнизонов наскучили и приелись. Тем более, что диверсионной группой все было отработано на высоком уровне. С виду в первый момент пожар на законсервированной подводной лодке и разгерметизация контуров охлаждения выглядели страшно.

Но загрязнение окружающей среды оказалось минимальным. И людей при ликвидации аварии погибло всего ничего – лишь несколько человек. Так что шумиха была искусственно раздута. Пресса, как часто бывает, сделала из мухи слона. В общем-то это получилось в интересах корпорации «Норднефтегаз». Уже третий день всеобщее внимание было приковано к северо-западной части Кольского полуострова. А в это время в северо-восточной тихо, не привлекая к себе ничьего интереса, разместился маленький лагерь. В который поместили рабочих, эвакуированных с Земли Франца-Иосифа…

И сейчас Куроводов должен был лично выслушать заключение медэкспертов по проблеме отравления неизвестным газом. Андрею Николаевичу пора было срочно принимать решение, как поступать с пленниками дальше. А его отвлекали какой-то мелочовкой. Лишь потому, что несколько депутатиков не могли дождаться планового рейса. Им, видите ли, понадобилось как можно быстрее добраться до аэропорта, чтоб вылететь в Москву, на доклад Государственной думе по вопросу об аварии в Лиинахамари.

Несколько раз попытавшись связаться с медэкспертами по защищенному каналу и убедившись, что конфиденциально поговорить не дадут, Куроводов потребовал, чтобы результирующий доклад руководитель группы представил ему лично, в письменном виде. Это, конечно, требовало чуть большего времени. Но, во-первых, вертолет «Норднефтегаза» был в распоряжении аналитической группы, а во-вторых, все равно лучше было прочитать это и лично побеседовать со специалистами, чем слушать по телефону, второпях. Из краткой беседы – когда удалось перекинуться с меданалитиками парой слов – удалось понять, что выводы неутешительны.

«Чертов Лиинахамари! – подумал Куроводов. – Чертовы депутаты!»

Он шел вдоль берега по каменистой дороге, в сопровождении помощника одного из парламентариев. При этом старался не слушать мелкого клерка, который, размахивая руками, убеждал Андрея Николаевича: в данный момент самая важная задача авиации «Норднефтегаза» – переправить в аэропорт членов парламента…

«Ага! – со злостью мысленно ответил референту Куроводов. – Доставить депутатов в аэропорт – это вообще самое важное, что есть в жизни. Водку их величествам тут жрать надоело, перед телекамерой руками махать тоже надоело. Пора и в Москву, до служебной квартиры…»

– Нет, не надоело! – вслух добавил член совета директоров «Норднефтегаза», глядя, как один из парламентариев ожесточенно жестикулирует перед чьим-то объективом.

– Что вы сказали, Андрей Николаевич? – встрепенулся референт. – Что не надоело?

«Пошел ты!» – про себя ответил Куроводов.

– Я сам с собой! – нехотя буркнул он вслух.

Из-за суеты, тянувшейся час за часом почти весь день, он сумеет прочитать доклад медэкспертов, поговорить с руководителем группы лишь к вечеру. Узнав о том, сколь глубоки изменения, произошедшие в иммунной и генетической системах людей с ЗФИ, Куроводов примется звонить президенту ЗАО «Норднефтегаз». Уже к ночи документальное заключение врачей будет переправлено в Москву, Олегу Анатольевичу Крутову на изучение. Как только президент нефтяной компании поймет, что оставлять в живых этих нелюдей нельзя – слишком велик риск огласки, – будет принято решение немедленно уничтожить лагерь вместе со всеми пленниками.

Да только задержка на десяток часов роковым образом скажется на ходе дальнейших событий.

Обед пленникам дали, хоть и скудный. Какое-то жидкое пойло, напоминавшее суп. Довольно большой кусок хлеба – на каждого и гору сильно перезревших бананов – на всех. У многих пища с трудом лезла в глотку – крики девчонки, которую допрашивал Смердин, не давали спокойно дышать.

Поначалу, как только со стороны барака-«офиса», в котором расположились охранники, донеслись стоны, пленники подумали, что люди в камуфляже взялись за Любу. Или Зинаиду. Однако Шныра, наблюдавший за внутренним периметром, твердо сказал: «наши бабы на месте».

И действительно, пленники бросились к выходу и смогли убедиться, что обе их спутницы находятся на «женской» половине лагеря. Они тоже высунулись наружу, пытаясь разобраться, что происходит в бараке лагерного начальства. Зинка даже шагнула вперед, к колючке. Словно хотела броситься на помощь неизвестной женщине, оказавшейся в руках мучителей.

– Осторожнее, провода под током! – крикнул ей Доценко.

Один из охранников тут же угрожающе передернул затвор. Короткими, резкими командами загнал Перову на место, заодно рыкнул и на Любаню.

А крики меж тем не утихали.

– Кого-то еще поймали, – вздохнул Пинцет.

– Господи, помоги ей предстать перед твоими очами как можно быстрее, – пробормотал Фокин и начал тихо читать молитву.

Женщина то начинала выть, то что-то кричала. Казалось, ей задают какие-то вопросы. Понять смысл было невозможно. Потом загоготала охрана.

– Надо что-то делать! – Дима Клоков вскочил с места.

Он больше не мог этого слышать. На его веснушчатых щеках горели красные пятна.

– Надо что-то делать! Мы не можем сидеть и молчать! Ее ведь пытают! Слышите?!

– Приткнись и не мельтеши! – приказал Леха-Гестапо. – Я уже раз сказал: любой, кто попытается сорвать ночной побег, получит перо под ребра!

– Господи! – Клоков обхватил голову руками. – Ребята! Братцы! Ведь мы же люди! Да, у нас произошли какие-то изменения в организме. Мы стали другими. Физиологически. Но мы же не прекратили быть людьми! Нельзя молчать, когда происходит такое… Нельзя оставаться в стороне! Надо что-то делать!

– Что?! – со злостью выкрикнул Доценко. – Что ты мечешься, Димон? Что мы можем сделать?! У меня нож есть, у Лехи нож. Все! А у них – стволы! Автоматы! И колючка под током! Да если б и не было колючки – ты знаешь, что такое «калаш»? Нас уложат на месте, всех! За тридцать секунд.

– Даже быстрее, если «валить» грамотно, с нескольких точек, – мрачно заверил Лишнев. – Перекрестным огнем – и десятка секунд хватит, чтобы отправить в мир иной безоружное стадо.

– Значит, будем сидеть и слушать, как ее истязают, да?! – крикнул Дима.

– Можешь молиться, как Фокин! – Леха-Гестапо рывком поднялся с места. Возле горла Клокова появился нож. – Ну что, рыжий? Выбирай! Хочешь умереть?

Они смотрели друг другу в глаза, и Дима потом не смог бы сказать, сколько это продолжалось. Может, всего лишь секунду. Может, пронеслись годы, а вместе с ними ушла вера в людей. Идеализм и романтика. Лезвие упиралось в сонную артерию и поворачивалось…

Клоков медленно покачал головой. «Нет!» Лезвие сверкнуло перед глазами и исчезло в рукаве.

– Тогда сядь и молись! Молись, чтоб эта баба протянула как можно дольше! Пока занимаются ею – им не до нас!

Клоков бросился в дальний конец барака, уперся лбом в стену. Закрыл глаза. Не выдержав, развернулся, сделал несколько шагов в сторону сидевших на земле.

– Но ведь следом за ней примутся за наших!

Еще оставалась маленькая надежда, что хоть это расшевелит Доценко или Лишнева. Но те опять промолчали, словно бы Клоков и не говорил ничего. Зато ответил Пинцет, дежуривший у щели в стене.

– Вот и хорошо! – Он похлопал Дмитрия по плечу. – Пока охранники занимаются бабами, им не до мужиков. Как раз то, что и требуется! Нам до темноты дотянуть надо.

– Святослав! – в отчаянии выкрикнул Клоков. – Ну хоть ты не молчи! Ну скажи же им! Мы ведь люди…

– На все воля Божья, – негромко ответил Фокин. – Если Бог захочет, он поможет и нам, и этой несчастной.

– Это лицемерие, Святослав! – Клоков, шатаясь, подошел к бывшему священнику, заглянул тому в глаза. – Ты хоть сам веришь в то, что говоришь?! Какому Богу ты служишь, если молчишь сейчас?! Можно ли хоть во что-то верить, если относиться ко всему так? До этой минуты я считал тебя человеком!

Фокин посмотрел на товарища по несчастью, у Клокова тряслись губы.

– Собака думает так: «Он меня кормит, он обо мне заботится, он дает мне кров. Должно быть, он – Бог!» А кошка думает так: «Он меня кормит, он обо мне заботится, он дает мне кров. Должно быть, я – Бог!»

– Что ты хочешь сказать этим, Святослав?

– На все воля Божья, Дмитрий. Молись и принимай с достоинством свою ношу. Испытания делают человека сильнее.

Крики стихли под вечер. Клоков лежал на полу, уткнувшись горячим лицом в землю. Про ужин охранники забыли, а может, и не поступило приказа еще раз кормить пленников. Потому большую часть сэкономленного провианта люди все равно съели до наступления темноты.

Неизвестная женщина больше не напоминала о себе. Охранники не пытались вытащить с женской части лагеря Любаню или Зинку. Наступило хрупкое равновесие. Словно затишье перед бурей.

А потом у входа в барак появились двое охранников с автоматами. Клокова вызывали в «офис» Смердина.

Зоя Величко, девятнадцатилетняя фотомодель из Москвы, перестала дышать в руках бойцов Смердина во второй половине дня. Девушка, приехавшая в столицу России из небольшого украинского городка и мечтавшая о невероятной, ослепительной карьере, умирала медленно, мучительно.

В самом конце, когда уже не было ни сил, ни надежд на спасение, перед глазами молодой девчонки, висевшей на ремнях, сумасшедшим скоростным экспрессом промелькнули картины прошлого. Небольшой дворик и полная корзина черешни, улыбающаяся мама и перемазанные соком красные пальцы. Велосипед, расцарапанное в кровь колено. Ее слезы и голос отца: «Терпи!» Школьный выпускной бал и невероятно смелое, открытое платье. Белое платье, в котором она выглядела королевой. На нее смотрели все парни. Да! Она и была королевой того бала… Плацкартный вагон поезда до Москвы, полупьяные попутчики. Неприятные, потные ладони на груди, на бедрах. Слезы, истерика, бессонная ночь на боковой полке того же вагона. Мелькающие в ночи фонари и какие-то российские деревеньки, мимо которых состав пролетал с огромной скоростью. Тогда она поклялась себе, что никогда больше не станет игрушкой для опустившихся, пьяных мужиков. Да! Она мечтала изящной, гибкой кошкой пройтись по подиуму. Гордо и независимо. И пусть на нее смотрят все, как это было на выпускном балу… Пусть мечтают о ней, вспоминают ее в грезах. Но ни один не получит самое дорогое, что у нее есть, – душу.

Почему же Зоя стала игрушкой в руках мужчин? Так быстро и просто?.. Действительность оказалась совсем не похожей на ту, что виделась в наивных девичьих мечтаниях. Дорога к подиуму не была усыпана розами. Молодую красивую девчонку никто не ждал в Москве с распростертыми объятиями. Выяснилось, что здесь, на пути к трону королевы, ждут сотни – нет! – тысячи таких же молодых и красивых. Мечтавших о славе и всеобщем поклонении ничуть не меньше, чем Зоя. И многие из конкуренток оказались гораздо беспринципнее украинской девчонки. Они, ни капли не стесняясь, падали в чью-то постель, если это было необходимо, чтобы выступить на престижном конкурсе, получить хорошего спонсора или заключить выгодный контракт.

Очень быстро Зоя поняла, что одной красотой мало чего добьешься. В Москве этим трудно кого-то удивить. Главное же – то, о чем молчат и о чем знают все, – готовность стать игрушкой в руках «денежного мешка».

И тогда тебе обеспечены хорошие места, возможно, победы на престижных конкурсах. Внимание агентов и выгодные контракты. Зная, что у тебя есть серьезная «крыша» в лице «друга», от тебя отстанут отморозки всех мастей. Что короткостриженые здоровяки, что лысо-потные «животики», которые так любили пастись на девичьих «смотринах». Кто бы мог подумать, что это целый бизнес?! Что юных конкурсанток выбирают то ли в любовницы, то ли в наложницы, словно товар в магазине.

Зоя, прошедшая все круги ада, вновь увидела улыбающееся, широкое лицо Максима – «спонсора». Длинный «Мерседес» с тонированными стеклами, в котором первый раз ею овладел Макс. Он даже не счел нужным отъехать в сторону от здания, где проходил конкурс. Это она чего-то боялась, а «бойфренд» точно знал: никто ничего не разглядит через затемненные стекла…

Потом в глаза ударило ослепительное солнце. Зойка услышала радостный смех молодой глупой девчонки, которая стояла на палубе белоснежной яхты, ловила брызги в ладони…

Картины мелькали одна за другой, все быстрее и быстрее. Кипр, Мальта, первое погружение с аквалангом, дикий страх, когда оказалась под водой. Невероятный, ошеломляющий восторг от пестрого, загадочного подводного мира… Древние развалины в Египте. Толпа людей из разных стран, притихшая в ожидании восхода солнца. Пирамиды. Сыпучие барханы. Верблюд, с которого она смогла слезть, лишь отдав тридцать долларов предприимчивому «аборигену». Никогда и никто так легко не «разводил» Зою на бабки… Радостный гогот Толика, ее третьего или четвертого «бойфренда», который наблюдал эту картину со стороны.

Кто же был раньше? Илья или Толик? Теперь не понять, не вспомнить, что происходило сначала, что потом: Мальта с Ильей или Египет с Толиком… Картины потускнели, рассыпались на осколки. Веки Зои едва заметно дрогнули, все осталось в прошлом.

В прошлом – рев мотора Лехиного скутера. Беззаботный танец на берегу Баренцева моря. В прошлом – Пак и Миша, которых убили и утопили вместе с «Лэнд Круизером». В прошлом – Леха. Последний «спонсор», о его судьбе которого она так ничего и не узнала.

Все в прошлом.

«Прости, мама! Я ошиблась, думая, что это настоящая жизнь, – хотела прошептать девушка, но не смогла. Лишь её веки слабо дрогнули в последний раз. – Прости меня, Господи, за ошибки…»

Сердце Зои Величко перестало биться.

– Подохла, сука! – с сожалением произнес один из подручных Смердина, дернув пленницу за волосы и убедившись, что та не дышит, не подает признаков жизни.

– Жаль, мы только начали, – цинично ответил другой. – Впрочем, еще две бабы остались.

– Угу, – кивнул первый. – Если Смердин отдаст. Надо ему сказать, что эта кобыла околела.

Минут через двадцать после этого четверо бойцов вытащили из барака тело Зои Величко, упрятанное в здоровенный пластиковый мешок. Нести мертвую девушку было нелегко, потому что Смердин приказал добавить несколько тяжелых камней в тот же пакет.

Командир группы ликвидаторов шел впереди четырех подручных. Смердину хотелось лично выбрать место на скалах, откуда следовало сбрасывать тела жертв в озеро. Бывший подполковник ВВ уже догадывался, что пора отрабатывать механизм устранения пленников. Он знал результаты медэкспертизы и был процентов на девяносто уверен в том, что Куроводов отдаст команду ликвидировать лагерь вместе со всеми заключенными.

Именно поэтому Дмитрий Александрович присмотрел неподалеку, в разломе сопок, озеро. Промеры глубины ничего не дали – троса не хватило. Впрочем, этому можно было не удивляться, на Кольском полуострове множество небольших озер в трещинах гранитных скал. Глубина некоторых может достигать сотни-другой метров. Вода никогда не прогревается, она холодная даже в июле, самом жарком месяце лета. Поэтому ни один здравомыслящий человек не полезет купаться в такой водоем. Если сведет ноги или руки судорогой – никто не поможет. Дорога тебе – на дно, в черноту. И вскоре не останется ничего: ни тела, ни костей.

Смердин усмехнулся – теперь он лучше понимал, почему руководители «Норднефтегаза» выбрали эти места для временного прибежища «островитян». Кольский полуостров отлично подходит для того, чтобы трупы исчезали бесследно… Подполковник привел своих людей на небольшой уступ, нависавший над черной, непрозрачной водой. Подошел к краю, глянул вниз. Удовлетворенно кивнул.

– Давай! – приказал он и махнул рукой. – Чтоб подальше от берега!

– На «три»! – распорядился один из людей в камуфляже. – Раз! Два! Три!

Тяжелый мешок пролетел несколько метров в сторону и вниз, прежде чем с громким плеском бултыхнулся в безымянное озеро Кольского полуострова. И это было последнее, самое короткое выступление Зои Величко, на котором глаза всех мужчин были прикованы к ней.

Потом волны сошлись над могилой украинской девчонки. Лишь белые пузыри еще какое-то время поднимались из глубины. Все стихло, словно бы люди никогда не бросали мешок в воду.

Подполковник Смердин еще какое-то время стоял на уступе, глядя на воду. Тихое, глубокое озеро навевало мысли о покое и вечности. Дмитрий Александрович вдруг подумал, что – не исключено – однажды и его тело в таком же мешке упадет в воду. Не останется никаких следов. Командир группы ликвидаторов потряс головой, прогоняя неприятные мысли.

– Все нормально! – чуть громче, чем следовало, сказал он. – Порядок! Двинули обратно, в лагерь!

Дима Клоков страшно нервничал, пока двое конвоиров вели его в барак, где располагались Смердин и подручные. Бывший студент понимал: вот сейчас он войдет внутрь, увидит там не только людей в камуфляже, с оружием, но и беззащитную женщину, которую пытали охранники.

И… Что «и»? Он, Дмитрий Клоков, должен что-то сделать. Нельзя ведь просто пройти мимо. Чем он способен помочь? Если Лишнев, Доценко и Мезенцев – гораздо более тренированные и опытные люди – считают, что шансов нет. Но, все равно, он не сможет пройти мимо…

А значит, его убьют. Так же, как мужика на берегу, случайного свидетеля, – кирзовыми сапогами, прикладами по голове. Отморозки Смердина даже не будут стрелять, чтоб лишний раз не шуметь. Его просто забьют насмерть. Может, повезет, он успеет выхватить оружие у одного из охранников? Тогда придется стрелять. И ему, и тем. Людям Смердина. Застрелят…

Но это лучше, чем умереть оттого, что тебе раскололи череп прикладом.

В лице Дмитрия не было ни кровинки, когда он шагнул через порог строения. И вздохнул с облегчением: никакой женщины он не увидел. Барак делился на две части. Одна, поменьше, явно предназначалась Смердину. Вторая, размерами гораздо больше первой, служила казармой для охранников. Там размещались грубо сколоченные койки, некрашеные скамейки, столы. В углу – железная печь, на которой стояли котлы с едой. На деревянных наpax, скамьях лежали и сидели охранники, свободные от дежурства. Две «комнаты» были отделены друг от друга пологом, но сейчас он был оттянут в сторону. В той части, которую занимал командир лагеря, виднелся стол. Чуть подальше, в углу, почти у стены – бревно, от пола до потолка.

«Чтобы привязывать жертву во время пыток», – понял Клоков. Но в бараке, на счастье, не оказалось ни женщины, ни самого командира лагеря. «Зачем они меня позвали?»

– Двигай туда! – грубо приказал один из людей в камуфляже.

Клокова втолкнули в «комнату» Смердина, следом туда же шагнул конвоир.

– Ты в компьютерах шаришь? – спросил он.

– Немного, – судорожно проглотив слюну, ответил Дима.

– Вот тебе машинка, – на столе появился мини-компьютер.

«Наладонник», – промелькнула в голове мысль. – Что они от меня хотят?»

– Шеф приказал, чтоб ты его починил.

Дима удивленно посмотрел на громилу, перевел взгляд на «наладонник». Это была одна из последних, дорогих моделей – Qtek Pocket PC. С карманными мини-компьютерами Дима немного имел дело, но, скорее, как любитель. Он абсолютно не представлял, как чинить такие сложные штучки.

– А что с ним? – осторожно поинтересовался бывший студент.

– Хрен знает… – громила озадаченно почесал затылок. – Во, блин! Забыл, мать его! Чего-то там о почте. Какой-то вход… Или выход? Блин! Не тормози! Куда там можно выйти?

– А! Не работает выход в сеть? Не скачивается почта? – догадался Клоков.

– Может, и так. Вроде того! Короче, сиди, разбирайся! Если чего не допрешь – придет босс, он точно скажет, чего делать. Работай!

Громила в камуфляже задернул занавеску, оставив Клокова наедине с мини-компьютером. Дима повертел игрушку в руках. Еще раз перевернул корпус, прочитал надпись «Qtek Pocket PC S100 GSM». Как следовало из характеристик, модель имела встроенную фотокамеру и порт GSM/GPRS. Значит, с помощью этой штуковины можно выходить в Интернет.

«Хорошо бы, тут имелся настроенный коннект к провайдеру», – подумал Клоков. Его мысли понеслись вскачь…

Если б «наладонник» имел выход в глобальную сеть, это позволило бы за считаные минуты отправить послание… куда?

– Куда? – спросил Дима себя, включая машинку.

«Да куда угодно! – тут же мысленно ответил он. – Можно – родителям. Отцу. Он разберется, куда необходимо передать, переправить информацию. Или кому-то из друзей по универу. Или даже попробовать ФСБ? Найти их официальный сайт – плевое дело. Там вроде есть страничка – оставить свое сообщение. Да! Точно! Кто-то говорил… есть такое у них…»

– Лишь бы только эта гадина заработала!

На лбу выступил пот. Дима трясся от возбуждения. Операционная система Windows Mobile 2003 SE загрузилась без проблем.

– Что же у этого придурка не работает? – пробормотал Клоков, рукавом стирая пот с лица. – Камера? Что ему от меня нужно было?!

Пытаясь определить, с чем работал Смердин, Дима ткнул закладку «последние открывавшиеся документы». В списке находились линки на фотографии и папку с текстовыми документами. Скорее на автомате, чем из интереса, Клоков вызвал одну из последних картинок. И чуть не уронил мини-компьютер на стол…

Привязанная к столбу светловолосая девчонка. Лица ее Клоков разглядеть не мог – его закрывали волосы несчастной, упавшие вперед. Руки тряслись, когда Дима открыл следующую картинку… Отшатнулся. Вскочил из-за стола, обхватил голову руками. Ему было трудно дышать. Рыжеволосый парень заметался по «кабинету» Смердина взад-вперед.

Сомнений быть не могло – камера работала. Начальник лагеря фотографировал пытки «наладонником»… Это происходило совсем недавно. Сегодня. Час назад, может быть, два. Мечась по бараку, Дима невольно наткнулся на столб и тут же отскочил назад, будто обожженный. Еще недавно здесь корчилась от боли неизвестная девчонка. Ее крики слышали все в «мужском» бараке. А теперь, благодаря фотографиям, Клоков знал, что делали с ней подручные Смердина.

Рыжеволосый парень долго стоял возле стола, не решаясь прикоснуться к мини-компьютеру, словно тот был ядовитой змеей. Прошло много времени, прежде чем Дима вспомнил: необходимо отыскать выход в сеть, связаться с кем-то. Рассказать обо всем, что творится…

Дима решительно сел за стол. Закрыл все картинки, вызвал контрольную панель, чтобы попробовать разобраться: настроен ли выход в Интернет, как именно осуществляется связь с провайдером.

На мини-компьютере Смердина оказалась почтовая программа. В папке «Входящие» находилось несколько писем. Дима сделал вывод, что некоторое количество времени назад начальник лагеря выходил в сеть.

Клоков попытался установить соединение. Что-то забурчало в «наладоннике», спустя десяток-другой секунд система аутентификации запросила пароль, и Дима горестно вздохнул. Выход в Интернет был, но для установки соединения требовалось ввести кодовый шифр, которого не знал Клоков. Вероятно, начальник лагеря перестраховался, убрал опцию «запоминать пароль». Специально, чтобы «продвинутый» Клоков не полез туда, куда не следовало.

То есть за помощью.

Дима дал отбой коннекта, встал из-за стола. Принялся бродить взад-вперед, от одной стены до другой. Он не раз видел, как в крутых американских боевиках главный герой легко и непринужденно подбирает сложную комбинацию из цифр и букв. Однако в жизни такое просто невозможно сделать. Клоков это прекрасно знал. Даже системы взлома кодов, работающие методом простого перебора, то есть предлагающие в качестве пароля все возможные комбинации – одну за другой, – будут искать необходимый шифр несколько часов. А то и дней, если код больше чем десятизначный. Что уж говорить о человеке, который никогда не сможет тягаться в быстродействии с процессором.

Оставался единственный шанс – Смердин поленился запоминать пароль и разместил его в каком-то из текстовых файлов. Такое происходит сплошь и рядом. Дима отлично знал, что люди теряют бумажки с паролями. Забывают шифры, которые «носили» в голове. Потому многие создают на жестком диске файл, куда «складывают» пароли от всего, от чего только можно. Этим часто пользуются хакеры. «Пробившись» через сеть на какую-то удаленную машину, они первым делом сканируют винчестер на предмет наличия таких файлов-подсказок.

Дима принялся открывать все текстовые документы, один за другим. Большая часть из них была запаролена, увидеть содержимое не получилось. В нескольких, которые открылись, содержался какой-то текстовый мусор. Клоков внимательно проглядел все это и с досадой понял, что ничего похожего на пароль найти не удастся. Видимо, смысловые файлы были закрыты кодовым шифром точно так же, как выход в почту. Доступно для чтения оказалось лишь то, что не представляло интереса. Возможно, эти файлы остались на машине по случайности, из-за неряшливости владельца.

От отчаяния Дима полез копаться в удаленных файлах – в корзину. Но там тоже ничего не обнаружилось. И, уже понимая, что проиграл, выпускник питерского университета влез в каталог Windows, temporary files. Невообразимая куча мусора – Смердин, видимо, никогда не занимался чисткой машины от хлама, может, не знал, как это делается. Среди временных файлов – пара текстовых документов. Один из них – кусок текста, без всякого смысла.

А открыв и прочитав второй, Дима похолодел. Текст содержал краткий перечень мероприятий, которые следовало осуществить группе ликвидаторов под командованием подполковника внутренних войск Д. А. Смердина. В случае, если будет отдан приказ: «Вариант «Зомби».

Видимо, оттого, что список «мероприятий» был подчеркнуто кратким, выглядел он еще страшнее. Клоков пробежал листинг глазами меньше чем за минуту, захлебнулся горячим воздухом. Отдышался, стал читать заново. Нет, он не ошибся. В случае получения сигнала «Вариант «Зомби» лагерь на Кольском полуострове ликвидировался за сутки. Смердину и его головорезам предписывалось уничтожить всех пленников. Тела отправить на дно одного из озер. Следы пребывания в Мурманской области команды ликвидаторов – убрать.

– Обалдеть… – прошептал Клоков трясущимися губами.

Все было гораздо хуже, чем он думал. Холодный пот заструился по спине. И вдруг за стеной прозвучала трель вызова. Чем-то сигнал напоминал звонок древнего мобильника. Дима припомнил: когда-то у отца была смешная огромная труба, и она трезвонила примерно так же. Парень тихонько подобрался к занавеске, разделявшей барак на две части, прислушался.

– Спутниковый, ядрена мать! – прогундосил кто-то. – Смердина вызывают.

– Он в сопках, фотомодельку хоронит, – сонно зевнув, отозвался другой человек.

«Фотомодельку хоронит», – повторил Клоков и сразу же вспомнил страшные фотографии. Он, чуть дыша, одним пальцем отодвинул занавеску. Выглянул в другую «комнату». Дима понимал: охранникам трудно разглядеть движение – в дальнем помещении, где работал выпускник питерского вуза, темнее. Глаза стражей привыкли к более яркому свету.

– Ладно, я отвечу! – Человек подошел к небольшому столику, взял в руки трубу.

Дима замер, перестал дышать.

– Да, Бросов! – негромко произнес «камуфляжный». – Бросов у аппарата.

Труба тут же отозвалась, видимо, человек на другом конце справлялся, где Смердин. Подручный начальника лагеря, назвавшийся Бросовым, стал нести какую-то чушь про инспекцию периметра лагеря, которую проводил подполковник. Труба в ответ что-то опять прохрюкала.

– Есть! – коротко отозвался «камуфляжный» и дал отбой.

– Что там? – лениво поинтересовался громила, лежавший на нарах.

– Смердина на линию требовали, – глянув на занавеску, сообщил Бросов. – Приказали передать ему сигнал «Вариант «Зомби». И еще – чтоб связался с Куроводом, как только появится.

– А кто такой Куровод? И что за зомби такие?

– Это не нашего ума дело, браток.

Бросов резко шагнул к занавеске, отдернул ее в сторону. Дмитрий Клоков сидел возле мини-компьютера, склонившись над столом. Подручный Смердина не догадывался, что рыжеволосый парень рухнул на скамью в тот момент, когда у него подогнулись ноги. «Вариант «Зомби»! Клоков услышал главное…

– Работаешь?

Дима испуганно посмотрел на громилу, с трудом нашел в себе силы, чтоб кивнуть.

– Молоток! Работай!

Бросов задернул занавеску. Скрипнул деревянный настил. Наступила тишина.

– Далеко там до смены? – поинтересовался кто-то.

– Около часа еще, – отозвался другой голос.

Опять все стихло. Больше подручные Смердина ни о чем не говорили. Быть может, они не знали, что «Вариант «Зомби» подводил черту под Диминой жизнью. Да и не только Диминой. Всем пленникам предстояло умереть через десяток-другой часов.

Об этом еще не знали ликвидаторы. О том, что получен условный сигнал, пока не догадывался командир группы. Однако Дмитрий Клоков, сидевший возле мини-компьютера, отлично понимал: Смердину доложат о звонке. Очень скоро.

А значит, идут последние сутки его, Диминой, жизни.

Люба и Зина молча сидели на полу «женского» барака, когда в помещение с хохотом ворвались трое подручных Смердина. Им потребовалось несколько мгновений, чтобы разглядеть в полутьме женщин, которые отползли назад, со страхом прижались к дальней стене.

– Врача мне! Срочно! – захохотал первый.

Двое солдат бросились вперед, повалили «докторшу» на пол. Принялись срывать с нее свитер. Любаня закричала, бросилась вперед. Попала в объятия третьего охранника.

За спиной рыдала Зинаида. Любаня каким-то чудом извернулась. Оттолкнула потерявшего равновесие конвоира, выскочила наружу.

– Костя! – что есть мочи закричала она. – Костя! Костенька!

Женщина бежала прямо на «колючку», разделявшую лагерь на две половины.

– Стой! – заорал караульный с вышки. – Стоять! Убью, стерва!

– Стой! – вторил ему выскочивший из «мужского» барака Лишнев. – Люба, стой! Нельзя на колючку! Убьет! Ток!!!

– Костенька!!!

Люба с рыданием упала на колени возле колючей проволоки. По другую сторону от преграды находились Лишнев, Доценко, Мезенцев. И ничего не могли сделать. Охранник настиг жертву. Радостно оскалившись, схватил Любаню за волосы.

– А-а-а! – заорал Леха-Гестапо, бросаясь к колючке.

И остановился, в сантиметрах от преграды. Подручный Смердина потащил пленницу в барак. Любаня зарыдала. Потом, видимо, собрав последние силы, ударила мучителя по лицу. Вырвалась из захвата, вновь бросилась к своим.

– Стой! Люба! – успел крикнуть Лишнев.

«Ой! Ой! Ааааа!» – вернуло эхо. Тело женщины выгнулось на колючей проволоке, несколько раз дернулось. Сработал автомат защиты, завыла сирена. Донеслись громкие крики, к месту трагедии бежали Смердин и несколько его бойцов. Конвоир, преследовавший Любаню, замер в метре от колючки. Стоял, глядя на то, как умиравшая сползает вниз.

– Отомсти… – прошептали губы женщины.

Любаня так и осталась висеть на проволоке, глядя в глаза Константину Лишневу.

– Назад! – заорал Смердин. – Быстро назад! Всем в барак!

– Ссуки! – Лишнев рванулся к проводам высокого напряжения, презрев опасность.

Он с размаху упал грудью на колючку. Та прогнулась, и Константин, вытянув руки, сумел достать охранника, у ног которого полусидела-полулежала Любаня. Резко притянул солдата к проводам, глянул в лицо.

– Умри! – Дикий крик бывшего спецназовца услышал даже Дмитрий Клоков, все еще сидевший в бараке Смердина.

Человек в камуфляже захрипел, дернулся, но Лишнев не дал ему опомниться. Резким движением сломал шею. Тело обмякло, поползло вниз, на упавшую Любаню.

– Ну уж нет! – тяжело дыша, спецназовец дернул врага в сторону, оттаскивая его от мертвой женщины. – Тебе здесь не мес…

В следующее мгновение никто не понял, что произошло. Константина отбросило от колючки. Лишнев упал на спину, будто его парализовало. И только тогда люди догадались: электрозащита включилась вновь.

– Назад, вашу мать! – орал Смердин. – В барак! Всем в барак!

Доценко и Фокин попытались добежать до Константина, поднять его. Грохот автоматных очередей, визг пуль возле ног заставил их отступить.

– Всем – в барак!

Автоматы загрохотали вновь. Пленников загнали в барак. Уже оттуда, под дулами, они наблюдали, как избивают ногами Лишнева. Сначала Костя пытался защищаться, закрывал лицо руками, а потом, видимо, потерял сознание. Озверевшие конвоиры продолжали наносить страшные удары по неподвижному телу.

– Забьют… насмерть… – без особого сожаления произнес Леха-Гестапо.

И тогда наружу шагнул Святослав Фокин.

– Стой, придурок! – зашипел Косой. – Стой! И тебя порешат, заодно с ним!

Но Фокин будто ничего не слышал.

– Остановитесь, братья! – подняв руки к небу, громко сказал он. – Остановитесь! Довольно!

– Пошел в зад! – огрызнулся один из конвоиров, вытирая пот.

Остальные продолжали пинать окровавленное тело пленника. Командир лагеря, заложив руки за спину, наблюдал за этим.

– Остановитесь, братья! Он умер! Достаточно… Позвольте нам забрать… тело.

Подручные Смердина остановились, вопросительно посмотрели на командира.

– Пусть забирают, – подумав, решил подполковник.

Он уже переговорил с Куроводом. Уяснил для себя, что всех заключенных необходимо ликвидировать в течение ближайших суток. Но проводить операцию просили без лишнего шума, без долгой возни. Коротко. Значит, ликвидация состоится ночью. Когда опустится темнота и автоматчикам можно будет скрытно занять позиции возле «мужского» барака. А сейчас – пусть рабочие-мутанты забирают тело Лишнева. Волнения в лагере ни к чему.

Смердин постоял, молча. Глядя, как несколько человек подхватили мертвого. С трудом потащили внутрь помещения.

– Этих двоих – в озеро! – распорядился подполковник, указав на Любаню и убитого спецназовцем охранника. – Тем же маршрутом, что и раньше.

– Жаль, сучка на провода бросилась, – с сожалением произнес один из конвоиров, пристально разглядывая мертвую. – Поиграться бы с ней.

– Понесли, что ли? – спросил второй, хватая женщину за ноги.

– Угу.

Ночь еще не вступила в свои права, а два тела оказались в мешках, совершили короткое путешествие между сопок, до озера. Оказались на дне, по соседству с Зоей Величко.

С мини-компьютером все оказалось не так страшно, как утверждал подручный Смердина. Вернувшийся из сопок подполковник сначала «прописал» по первое число подчиненным, оставившим «студента» без присмотра, а потом задал более конкретную задачу. Аппарат работал, даже выходил по паролю в сеть, но начальник лагеря не мог открыть ни одной страницы в Интернете. Также у него не скачивалась почта.

– Работай! – приказал Смердин и уселся рядом.

– Тут пароль нужен, – снова проделав процедуру, которую уже выполнял ранее, заявил Дима.

Он всеми силами старался прийти к нужной «точке» медленно, лишь бы Смердин не догадался, что Клоков уже проходил этот путь, пытаясь установить соединение с провайдером…

– Отвернись! – грубо рявкнул Смердин.

Дима отвернулся от стола, уставился в стену… До него донеслось сопение начальника лагеря. Тот возился долго. То ли медленно набирал пароль, то ли шифр был длинным.

– Давай, делай! – последовала новая команда.

«Наладонник» находился в сети! Дима осторожно взял машинку в руки, проверил соединение. Оно работало. Но мини-компьютер действительно не мог выполнять серфинг по ресурсам.

Клоков прокопался минут десять-пятнадцать, то пытаясь пинговать наиболее значимые узлы сети, то вновь и вновь проверяя настройки виртуального модема. Ничего не получалось. Дима не был специалистом по проблемам компьютерных сетей. Он, конечно, как многие парни его возраста, торчал в Интернете по вечерам, иногда по ночам. Что-то умел, в чем-то разбирался, кое-что знал от друзей. Но ему никогда в жизни не приходилось сталкиваться с задачами такой сложности.

Он вслепую тыкался в разные места, но нигде не находил решения.

– Ну? Долго еще ты будешь хренью страдать?! – нетерпеливо прикрикнул Смердин.

Дима уже собирался положить хитроумную машинку на стол, признаться в собственном бессилии, как вдруг случайно заметил: когда-то раньше для выхода в сеть, точнее, для дальнейшего серфинга по ресурсам, использовался прокси-сервер провайдера. А теперь галочка с нужной опции была снята.

Что, если корень проблемы в этом? Что, если настройки просто сбились? Дима вновь придвинул к себе мини-компьютер. Активировал строку «использовать прокси-сервер провайдера», задал команду «применить». Затаив дыхание, попробовал вновь «пингануть» Рамблер. И поисковик тут же отозвался!

– Йес! – радостно воскликнул Клоков.

Он попробовал открыть новостной портал «Росбизнесконсалтинг», и все получилось.

– Работает! – гордо заявил Дмитрий, сияя от счастья.

В этот момент он почти забыл о том, где находится. О своем бедственном положении. Выпускнику университета предложили решить трудную задачу, с которой ни разу в жизни не приходилось сталкиваться. И он, Дмитрий Клоков, сумел выполнить то, что требовалось!

– В самом деле работает? – недоверчиво поинтересовался Смердин.

Подполковник рывком придвинул к себе машинку, стал задавать какие-то команды. Дима сидел рядом, улыбаясь. Глядя на туповатого офицера как бы сверху вниз.

– Работает! – сам себе ответил начальник лагеря.

И в этот момент где-то снаружи раздались женские крики.

– Ну что там за хрень? Опять! – с досадой поинтересовался у столба, торчавшего в углу, Смердин.

«Стой! Люба, стой! – услышал Клоков. – Нельзя на колючку!»

Дима побледнел. Со страхом посмотрел на начальника лагеря, лицо которого вмиг стало другим. Злым, окаменевшим. Кричать могли только «свои» – Любаня или Зинка. Потому что, как уже знал Дмитрий, чужая девчонка умерла. Смердин лично «похоронил» ее в сопках.

Голос Лишнева, полный тревоги за Любаню, подсказывал, что беда случилась именно с ней. Дима вскочил с места.

– Сядь! – рявкнул подполковник. – На место! Быстро!

Смердин выхватил из кобуры пистолет, бросился к двери.

– Рохлин! – скомандовал он. – Сюда, в мою комнату! Глаз с этого парня не спускай! Выйдешь из комнаты – убью! Понял?

– Есть!

Крики снаружи не утихали. Но теперь к ним добавился вой сирены. Выматерившись, начальник лагеря бросился наружу. Дима вновь привстал с места, но ствол автомата тут же указал ему на деревянную скамью.

– Место! – приказал боец по фамилии Рохлин.

Распоряжение было произнесено таким тоном, словно человек в камуфляже отдавал команду собаке. И ничуть не сомневался: послушная шавка точно выполнит все, что ей прикажут.

«Умри!» – вновь долетел до них крик Лишнева.

– Что там? – одними губами спросил у Рохлина Дмитрий.

– Так, мелочь, – отмахнулся охранник. – Баба трахаться не хотела.

Дима стал белым, как мел. Еще минуту-другую назад он был горд за себя. Настолько горд, что забыл обо всем происходящем вокруг. Но действительность напомнила о себе, самым жестоким образом. «Вариант «Зомби»! Все пленники должны были умереть в течение суток. И уж, конечно, охранники решили не убивать женщин сразу. Им захотелось позабавиться.

– Всем в барак! В барак! – Громкий крик Смердина и длинные автоматные очереди подсказывали: снаружи происходит что-то важное. Возможно, заключенные бросились на охрану.

Не исключено, расстрел пленников начнется прямо сейчас.

– Что там за фигня? – с интересом пробормотал Рохлин.

Ему не терпелось выглянуть наружу. Посмотрев на пленника, боец поднялся с места, откинул полог. В другой «комнате» никого не было – все охранники убежали к месту событий, вслед за подполковником.

– Сиди на месте, придурок! – цыкнул Рохлин и двинулся к выходу из барака.

Дима колебался лишь несколько мгновений. А потом схватил «наладонник», активировал соединение.

– Скорее! Скорее! Ну, пожалуйста! – беззвучно шептали его губы.

Мини-компьютер потребовал пароль. Клоков «вытащил» нужную комбинацию цифр и букв из кэша, шифр сохранился во временной памяти после того, как его набрал владелец «наладонника».

– Есть! – Дима смахнул пот со лба, трясущимися руками набрал в поисковой системе запрос «официальный сайт ФСБ».

Активировать поиск он не успел.

– Ах ты, урррод! – завопил Рохлин, тихо и незаметно вернувшийся в «комнату» Смердина.

Дима не успел ничего понять, ответить. Приклад обрушился на плечо. Клоков, пролетев несколько метров, ткнулся головой в столб, возле которого недавно стонала молодая девчонка, имени несчастной Дмитрий так и не узнал.

Удар получился сильным, болезненным, но Дима не потерял сознания. «Ну все. Теперь точно конец», – успел подумать он и не стал открывать глаза. Ему показалось, что так будет легче.

Рохлин не выстрелил. Видимо, у него не было приказа убивать пленника. Смердин отсутствовал долго, а когда вернулся, охранник указал подполковнику на мини-компьютер.

– Официальный сайт ФСБ, – медленно прочитал строку запроса начальник лагеря.

Дима сжался в комок. Подтянул ноги, закрыл голову руками. «Только бы не пытки, – лихорадочно промелькнула мысль. – Пусть лучше сразу, чтоб не мучиться. Пыток я не вынесу…»

– Отведи этого придурка к остальным, – распорядился подполковник.

Рохлин подошел к пленнику, сильно ударил его носком сапога.

– Встать! – приказал он.

Дима медленно поднялся на ноги. Ухватился за столб, потому что земля раскачивалась под ногами.

– Пшел! – Еще один удар, теперь прикладом под ребра, заставил охнуть, согнуться от боли.

Но Дима тут же выпрямился. Он каким-то шестым или седьмым чувством понял, что не стоит давать громилам лишнюю возможность поиздеваться над собой. Лучше выполнять команды быстро и точно.

Оттолкнувшись от столба, он шагнул к выходу из барака. Снаружи пока еще было светло, хотя ночь готовилась набросить черное покрывало на сопки. Под маскировочной сетью, закрывавшей вышки и бараки пленников, было темнее, но Дима сумел заметить, что ни на колючке, ни на территории не видно тел. Не наблюдалось и движения конвоиров, хотя на вышках, без сомнения, дежурили автоматчики.

Дима с тревогой посмотрел на «женский» барак, но оттуда не доносилось ни звука. Зинаиду или Любаню разглядеть не удалось.

– Шагай резче! – потребовал Рохлин, вновь ткнув пленника прикладом, на этот раз не больно – скорее, по привычке.

Дежурный разомкнул контур, отодвинул в сторону «бороду» колючки, пропуская пленника на территорию «мужской» части лагеря.

– Дальше сам! – усмехнулся Рохлин и сдернул автомат с плеча.

«Вот сейчас я пройду десяток-другой метров, – понял Дима. – И мне в спину ударит очередь… Видимо, там, в бараке, уже никого нет в живых. Они просто загоняют меня туда же, где умерли остальные… Вот сейчас… Сейчас…»

Он вжал голову в плечи, подходя к бараку. Даже зажмурился. Выстрелов в спину не последовало. Зато Дима услышал тихие голоса. Он переступил порог и остановился.

Сразу у входа, на полу, вытянувшись во весь рост, лежал Константин Лишнев. На животе. Святослав Фокин сидел спиной к проему, возле головы бывшего спецназовца, приставив пальцы к затылку Лишнева.

– Вы живы?! – невольно вырвалось у Дмитрия. – Слава богу! Я думал… А как Любаня, Зинаида?

Ноги Константина судорожно дернулись.

– Марат, убери его куда-нибудь, – попросил Фокин, продолжая что-то нащупывать в затылке Лишнева.

Доценко тут же подскочил к парню, замершему у входа, потащил его в глубь барака.

– Не надо при Косте говорить о Любане, хорошо? – тихо попросил Марат, когда они оказались в самом углу строения.

– Что-то случилось? – с тревогой спросил Дима и невольно оглянулся на Лишнева.

Теперь Фокин стоял на коленях, рядом с Константином, и ладонями нажимал верзиле на позвоночник.

– Любаня умерла, – грустно ответил Доценко. – Бросилась на колючку. Специально. Сама. Ее убило током. Думаю, Зинаида тоже мертва. Лучше бы она была мертва, Димон.

Он опустился на землю.

– Солдаты? – догадался Клоков. – Их… солдаты?

– Да какие они солдаты! – с досадой произнес Марат. – Отморозки! Солдаты с врагом воюют, а не с женщинами.

Клоков помолчал, переваривая информацию.

– А с Лишневым чего? – шепотом поинтересовался он, кивнув в сторону выхода из барака, где Фокин продолжал колдовать над телом спецназовца.

– На конвоира бросился, – тускло, как-то бесцветно пояснил Доценко. – Убил того гада, что Любаню хотел… В общем, убил. На него охрану спустили. Нас очередями отогнали, в барак. Костю долго били, он сознание потерял. Все думали, мертвый уже. Скончался от побоев. И Святослав вышел наружу, двинул к Смердину. Просить, чтоб нам тело разрешили забрать.

– Смелый он, Фокин, – с уважением произнес Дмитрий.

– Блаженный, а не смелый! – хмуро огрызнулся Доценко.

Он замолчал. Клоков понял – Марат переживал, что кто-то другой, не он сам, пошел спасать друга…

– А дальше что? – нетерпеливо спросил Дима. – Костя жив?

– Сначала думали – мертвый он. Лежал неподвижно, не дышал вроде. А Святослав вокруг него все крутился, мерил что-то, пульс щупал. Потом стук сердца услышал – так обрадовался, чуть ли не плясал тут. Говорит, Лишнев просто обязан был выжить, он ведь спецназовец. Понимаешь, у таких людей другой порог боли, другой уровень самоконтроля. Его «накачивали» на тренировках… В общем, включилось какое-то подсознание, что ли. Что-то внутри. Приказало организму. Я не знаю, Димон, не силен объяснять. У Святослава лучше получается. Говорит, мы все после острова и того сволочного газа по-другому на боль реагируем, на раны. Самовосстановление организма вроде как на порядок выше. А Лишнев к тому же, после спецтренировок, сам понимаешь. Короче, одно на другое наложилось. Очухался Костя. Пришел в себя, руками, ногами двигает. Встать пытался. Пока голова кружится.

– А Святослав чего делает?

– Да фиг поймешь! Что-то про какую-то патию говорил. Ост… Остапатию? Не, не помню.

– Остеопатию?

– Во! Точно! Что-то там меряет. То ли сигналы какие из башки Костиной принимает, то ли кровоток проверяет в сосудах. А потом жмет на позвонки, на спину. И Лишнев говорит – лучше становится. Глядишь, к утру бегать начнет. Только ума не приложу, что с охраной делать: как узнают, что Костя жив, – снова за него примутся.

И тут Клоков вспомнил! «Вариант «Зомби»!

– Не будет утра, Марат, – горько произнес он. – Не будет. Ни для кого из нас. Убьют всех. Этой ночью.

Доценко встрепенулся. Быстро развернулся, оказавшись на коленях перед собеседником.

– Откуда знаешь? – отрывисто спросил он. – Точно?!

– Абсолютно точно, Марат, – взмахнул рукой Дима. – Смердин получил команду «сверху»: уничтожить нас в течение ближайших суток.

– Так! – Марат вскочил на ноги. Он колебался только несколько мгновений. – Эй! Все сюда! Что ж ты молчал, Димон?! Об этом надо сразу говорить, всем!

– А я? – Лишнев сидел возле входа, прислонившись спиной к стене. – Если всем, так и мне тоже, парни!

– Точно! – Доценко схватил Дмитрия за руку, подтащил к сидевшему на земле спецназовцу. – Орлы!!! Все сюда! Быстро! Появилась очень важная информация, надо срочно принимать решение!

Никто не заставил повторять просьбу еще раз. Все пленники, остававшиеся в живых, сгрудились возле Лишнева и Клокова, которые волей-неволей оказались в центре живого круга.

Дима, торопясь и сбиваясь, начал рассказывать обо всем, что узнал. Перескакивая с одного на другое, пропуская важное и концентрируясь на мелочах. Его несколько раз перебивали, требуя уточнить какие-то моменты. Постепенно он сумел взять себя в руки, стал говорить более размеренно, обстоятельно. Подробно объяснил, зачем копался в документах начальника лагеря, как сумел прочитать файл с инструкциями по варианту «Зомби». Как услышал диалог по спутниковому телефону. Как неизвестный собеседник передал Смердину – не просто начальнику лагеря, а командиру отряда ликвидаторов, подполковнику внутренних войск – условную команду. И что теперь, выходит, жить им всем осталось не более суток.

– Убирать будут ночью, это факт, – мрачно заявил Леха-Гестапо. – Проще, когда народ уснет. В темноте, спросонья, никто не допрет: откуда огонь, куда бежать, от кого спасаться. Короче, подберутся они к бараку с разных сторон, с прицелами ночного видения. Покрошат всех в капусту. Вот так, братва.

– А если они уже… – начал Сашка Гарин и осекся.

– Что «уже»? – передразнил Леха.

– Вокруг… – прошептал Гарин и показал пальцем на стены.

– Типун тебе на язык! – хрипло отозвался Мезенцев. – Пинцет! Шныра! Проверить! Мигом!

Зэки бросились к дырам в стенах. Стали всматриваться в колючку, в окружающие сопки, в подступающую темноту.

– Не, Леха! Вроде чисто пока… – доложили они.

– И то хорошо, – с облегчением вздохнул лидер зэков. Оглядел товарищей по несчастью и продолжил: – Вот что, братва! Линять надо. Линять. И не ночью, рискованно это. Как придет темнота – лагерные суки придут по наши души. Линять надо прямо сейчас!

– А через колючку как? – спросил Доценко.

– Придется кем-то пожертвовать! – жестко заявил Леха-Гестапо и посмотрел на Клокова, затем на Гарина.

Дима съежился, уставился в пол. Гарин, увидев глаза «пахана», поступил точно так же.

– Будем тянуть жребий, – продолжал Мезенцев. – Кто вытащит короткую палку – сам прыгает на колючку. Автомат замкнет, сработает блокировка. Мы недавно видели, как это происходит. Секунд тридцать у всех будет, чтоб ломануться через провода на другую сторону. А там – как кому карта ляжет. Все согласны? Повторяю: тянем жребий. Кто вытащит короткую – сам прыгает на колючку с током. Без соплей и истерик. Один спасает всех!

Никто не возразил против такого варианта. Лишь Косой, подумав, вспомнил про Лишнева.

– Слышь, Леха! – сказал он. – Амбал-то идти не сможет! Может, он на провода и сиганет?

– Смогу! – тут же отозвался Лишнев. – Нести меня никого не прошу! Сам выходить буду.

– Всем – равные шансы, – подтвердил Леха-Гестапо. – Не сможет прыгнуть за колючку – останется на ней.

– А Зинка? – вдруг спросил Дима Клоков. – Мы ж не знаем точно, жива она или нет.

Леха-Гестапо посмотрел на рыжеволосого парня с ненавистью.

– Она замолчала часа два назад! – отрезал Крым. – Раньше орала, потом заткнулась.

– Если хочешь – можешь прыгать через колючку на женскую половину, – добавил Мезенцев. – Больше работы охране. А мы – в сопки!

Клоков замолчал, покраснел.

– Ну что, еще вопросы будут? – оглядев пленников, спросил Леха-Гестапо. – Нет? Тогда начнем. Косой, давай, готовь инструмент!

У Димы пересохло в горле. Когда в ладони зэка появились щепочки – ровные, как на подбор, он не смог сделать шаг вперед и вытащить одну из них. Одну… Какая-то палочка была обломана снизу. И тот, кто вытащит ее, прыгнет на колючку под током. Каковы твои шансы, Димон? По теории, вероятность вытащить короткую палку не так уж и велика, да? Но что она значит, теория, когда щепочки перед тобой и надо сделать шаг. Достать. Короткую? Нет!

Первым тащил Лишнев.

– Длинная! – сказал он и откинулся назад, оперся затылком о стену барака.

– И моя длинная! – радостно засмеялся Пинцет.

Дима закрыл глаза. С каждой длинной щепкой его шансы на жизнь уменьшались… Леха-Гестапо, Шныра, Доценко. Нет попадания! Может, хотя бы Фокин?! Ну, священник! Тебе все одно в рай! Нет! Не он!

– Длинная! – шумно выдохнул Крым.

Дима огляделся по сторонам. В руках Косого оставалось всего три палочки. Последняя – зэку. А кто же не тянул? Дима Клоков да Сашка Гарин.

– Ну, целки, кто следующую тянет? – хрипло засмеялся Косой.

– Я! – рыжеволосый парень шагнул вперед.

«Господи, помоги мне!» Он вытащил жребий.

– Длинная!

Дима шагнул к стене, осел на пол – ноги не держали парня. Однако Клоков радостно улыбался. Кто угодно, только не он. Точнее, не кто угодно, а Сашка Гарин. Или Косой.

– Ну? – спросил зэк. – Сам потянешь или мне брать?

– Сам! – выдохнул Гарин, судорожно проглотил слюну.

Потянул щепочку. Одну из двух.

– Короткая! – мрачно заявил Леха-Гестапо, взглянув на мокрую от пота ладонь тракториста. – Ты вытащил не тот билет, парень! Но, как говорится, уговор дороже жизни!

– Нет-нет! – прошептал Сашка, отступая назад. – Нет, ребята! Вы что? У меня же мама… Я один.

– У нас у всех мама! – похлопал его по плечу Шныра.

– Я не могу, – всхлипнул Гарин. – Ребята…

– Какие мы тебе «ребята»?! – злобно ругнулся Леха-Гестапо и вытащил нож. – Ты еще мальчиками назови! Мальчики – в песочнице!

– Леш… Леша… Я не могу. Мама у меня! Кто ж ее кормить будет? Один я! Нет больше никого. Ни братьев, ни сестер, ни родственников. Леш…

– Ты на слезу не дави! – Нож Мезенцева сверкнул у глаз обреченного. – Все знали, на что подписывались. Давай, готовься! Пять минут у тебя есть. Больше не дам, извини. Можешь помолиться. Или вон, попроси отпущения грехов у священника. Авось в рай попадешь.

– Мужики! – Сашка зарыдал и упал на колени. – Прошу вас… Пожалуйста…

Клоков закрыл глаза. Он вспомнил, как в ладони Косого оставалось три палочки. А что, если бы Дима промедлил? Клоков взглянул на ухмылявшегося зэка. И вдруг понял! «Готовь инструмент, Косой!» Они подставили Гарина! Все палочки были целыми! Как только осталось две – Косой сделал незаметное движение пальцами, сломал обе. И Гарин вытащил короткую. А если бы Дима промедлил? На Сашкином месте оказался бы он! А если б Сашка Гарин или он, Дима, сказал бы Косому: «Сначала тащи ты», то зэк не стал бы ломать тонкие палочки сразу. Он вытянул бы длинную и лишь потом – незаметным движением мизинца – сломал бы последнюю. Это игра, в которой неизбежно проигрывал тот, кто оставался предпоследним!

– Косой, – тихо попросил Клоков. – А ну-ка, покажи свою палочку…

– Зачем тебе? – перестал улыбаться зэк. – Нету! Выбросил я! Как только Гарин вытянул жребий.

– Слышь, ты, рыжий! – Лехино перо метнулось к горлу Дмитрия. – Ты зубы нам тут не заговаривай! Сам на проволоку хочешь? Вместо Гарина? Да?!

«Нет!» – хотел ответить Клоков, но губы его не послушались. И тогда он покачал головой.

– Вот и стой молча! Не отсвечивай! – Леха повернулся к Сашке. – Ну что, ты перессался? Готов прыгать? Или тебя подколоть надо, а потом бросить на колючку?

Парнишка съежился, всхлипнул.

– Короче, так! – подвел итог Леха-Гестапо. – Всем – пять минут! Отлить, приготовиться. Потом Сашок прыгает на провода с током. Мы ломимся через колючку. В сопки.

Лишнев встал, опираясь на стену. Шагнул вперед, проверяя, может ли держать равновесие.

– Вроде ничего, порядок, – пробормотал он себе под нос.

Дима застыл у стены. Люди бесцельно двигались по бараку, натыкались друг на друга. Кто-то обматывал ладони тряпками, чтоб легче было прыгать «на ту сторону». Кто-то присел у стены – от страха мучила медвежья болезнь. Доценко привязывал нож к запястью куском материи.

И ни один человек не обращал внимания на Александра Гарина. Словно бы того уже не было в живых. Потом к нему подошел Святослав Фокин, тихо заговорил с обреченным на смерть. А парнишка стоял у стены, тупо глядя перед собой, не реагируя ни на что…

– Ну, пора! – выглянув наружу, заявил Леха-Гестапо. Мезенцев прищурился, оглядел столпившихся около выхода из барака товарищей по несчастью. – Эх, нам бы полчасика! Или, еще лучше, часик. Чтоб совсем стемнело. Чует моя душа, оставим друганов на колючке…

Дима Клоков, стоявший чуть ли не позади всех, втянул воздух полной грудью. Умирать совсем не хотелось.

– Готов, Сашок? – Леха-Гестапо положил огромную ладонь на плечо щуплого тракториста из-под Казани.

Гарин по-прежнему стоял молча, тупо глядя перед собой. Дима вдруг вспомнил, как мать рассказывала об экскурсии на мясокомбинат. Ей тогда стало дурно, причем не только от тошнотворного запаха. Больше всего Варваре Петровне запомнились две вещи. Наглость крыс – крупные твари прыгали прямо на куски туш, двигавшиеся в воздухе над конвейером, в цехе переработки. Крысы вцеплялись зубами в мясо, висели, игнорируя присутствие людей. И еще Варваре Петровне запомнилась молчаливая покорность коров. Те стояли, глядя себе под ноги. Каждую из них от смерти отделяла лишь пара-тройка впереди стоящих несчастных особей, которые волей случая оказались ближе к ножу мясника. Взмах лезвия, судорожный хрип. И очередь послушно сдвигалась…

Сашка Гарин так ничего и не ответил Мезенцеву.

– Не дрейфь, Сашок! – подбодрил Крым. – На святое дело подписался – товарищей из беды выручить. Тебе это зачтется. Эй, священник, объясни…

– Бог с тобой, Александр, – грустно отозвался Фокин. – Надеюсь, в другой жизни будет лучше. Все мучения и неприятности остаются здесь. Я помолюсь о здоровье твоей мамы.

– Слышь, пастор Шланг, не о том базар ведешь! – зло бросил Крым. – Мы здесь пока. Да! Все тянули жребий, и уж коли Сашку досталось вызволять друганов из беды – надо быть мужиком. Вот о чем говори!

– Я буду говорить лишь о том, о чем считаю нужным говорить, – спокойно отозвался Святослав.

– Так, все заткнулись! – вдруг потребовал Леха-Гестапо.

Лидер зэков замер, напряженно вглядываясь в сумрак.

– Крым! – шепотом сказал он. – Ты на острый слух жаловался! Ну-ка, объясни, че там? Вроде как человек с автоматом из барака Смердина выбрался. Я слышал – железо стукнуло. Не по нашу душу стрелки идут?

Все затаили дыхание. Крым выступил вперед. Чуть повернул голову, выставил одно ухо. Постоял молча, затем хмыкнул.

– Не, Леха, порядок! – ответил «слухач». – То один из охранников вышел отлить.

– Точно?

– Век-жить-воли-не-видать!

– Все на исходную!

Люди столпились около выхода, всматриваясь в колючку справа от барака. Именно в ту сторону решено было «давать деру». Зэки, изучавшие окрестные скалы, что-то долго высчитывавшие, пришли к выводу: тут проще всего. Маскировочная сеть провисла. Если повезет, это затруднит снайперам прицеливание. Глазастый Косой сумел обнаружить место, где можно «поднырнуть» под третий ряд колючки. Значит, надо поверху преодолевать только два. Это существенно облегчало задачу.

И вообще на направлении, которое присмотрели зэки, до сопок было меньше всего открытого пространства. Любой из пленников, даже самый несведущий в военном деле, понимал, что бежать по ровному плато, подставив спину под автоматные очереди, – последнее дело.

– Ну, Сашок, давай! – Леха-Гестапо как-то по-отечески, чуть ли не ласково подтолкнул парня вперед. – Давай, родной! Пора!

Гарин вышел из барака на негнущихся ногах. Сделал три шага и остановился.

– Вперед! – зашипел Хром. – Давай, урод! Всех спалишь!

Сашка лишь стоял и мотал головой. Он не мог прыгнуть на колючку.

– Баба! Твою мать! – свистящим шепотом ругнулся Шныра. – Все подписывались под это! Ты вытянул. Прыгай!

Требовалось прикинуть, как сподручнее сигать через колючку, а Дима Клоков стоял, вцепившись в необструганные доски барака. Думал, что на месте молодого паренька-тракториста мог быть он сам…

– Давай! – потеряв терпение, рявкнул Леха-Гестапо. – Вперед, целка!

Он сделал шаг вперед, ткнул Гарина ножом в спину.

– А! – закричал тот от боли и неожиданности. И вдруг решился. Будто головой в омут. – А-а-а-ааааа!

Тело Гарина задергалось на проводах. Что-то зашипело, парня отбросило назад. Завыла сирена, тут же донесся какой-то крик с одной из сторожевых вышек. Беглецы увидели пламя вспышки. Через секунду грохот ударил по ушам, потом отразился от сопок, вернулся обратно.

– Отключилась иль нет? – заорал Крым.

– А я знаю?! – Выпучив глаза, Леха-Гестапо прыгнул вперед. – Шныра! Помоги!

Вдвоем они подхватили парализованного током Гарина, швырнули паренька на провода.

– Есть! – крикнул Леха-Гестапо. – Есть замыкание! Валим!

Первым через колючку с диким воем ломанулся Крым. Следом за ним гурьбой полезли остальные.

– Только б успеть! Только б успеть! – как заведенный, истерично повторял кто-то рядом с Клоковым.

Дима не сумел понять, кто это был. С вышек хлестанули автоматные очереди. И если первые выстрелы пришлись по бараку, то потом, разобравшись в происходящем, стрелки начали бить прицельно, по нужному участку заграждения. Страшно закричал, схватился за голову и упал на землю Косой, бежавший прямо перед Клоковым. Дима чуть не наступил на зэка, извернулся, меняя направление. Успел заметить огромную черную дыру вместо правого глаза.

«Вот и вылечили тебе зрение», – не к месту проскочила мысль. А потом Дима упал в ужасе – пули рикошетили от камней. И впереди, и по бокам. Казалось, все охранники страшного лагеря смерти били – прицельно били – по нему, по Клокову. А прямо перед носом был второй ряд колючки.

– Я застрял! – вдруг завопил Крым, который от преграды до преграды так и бежал первым. – Леха! Ле-ха! Ле-ха! Я зацепился! Застрял! Помоги!

Крым дергался в колючке, но, видимо, освободиться было уже невозможно… У зэка не осталось времени, чтоб сделать это. В руке Мезенцева сверкнула молния. Она выскочила откуда-то из рукава, пролетела по воздуху и закончила движение в спине Крыма. И тут же, стараясь не терять темпа, Леха-Гестапо чуть приподнял хрипящего подельника, набросил его на страшную колючку. Прыгнул сверху и, перекатившись через мотки заграждения, оказался на другой стороне.

– Валим, братва! – крикнул Мезенцев на бегу, не оборачиваясь и не останавливаясь.

Пробежав еще десяток метров, Леха-Гестапо упал на живот. Извиваясь, как угорь, пополз под третий ряд колючки. Пинцет и Шныра, ничуть не стесняясь, метнулись через второе заграждение, использовав хрипящего Крыма как мост. За ними полезли Хром и Марат Доценко. Хром оступился. Потерял равновесие, «ухнул» в колючку… Но тут же вскочил на ноги, дернулся изо всех сил. На проволоке остались лохмотья кожи, может, даже куски мяса. Дима Клоков не разглядел. Автоматы грохотали, выбивая фонтанчики из земли, а рыжеволосый парень, как заведенный, повторял: «Та пуля, которую услышал, – не твоя! Та пуля, которую услышал, – не твоя! Не твоя!»

«Не твоя! Не твоя! Не твоя!»

Времени для раздумий не было. Вот уже по телу Крыма, извиваясь ужом, прополз Салидзе. Рванулся в сторону скал, вслед за зэками. Лишнев подтолкнул в спину замешкавшегося Фокина, и тот кубарем перелетел через преграду. Сам спецназовец рыбкой сиганул через колючую проволоку, откатился в сторону – очень вовремя. Очередь прошла именно по тому месту, где только что был Лишнев. Потом стрелок чуть изменил прицел, и мучения Крыма закончились. Дима впервые увидел, как разрывают тело человека выстрелы из «калаша». Конечно, он слышал, что пуля этого оружия перебивает шейку стального рельса, но одно дело – знать, а другое – увидеть. В полутора метрах от себя.

Со страшным криком он прыгнул на колючку. Вцепился в мертвого Крыма – всего мокрого от крови. Неловко перекатился через защитное сооружение, больно ударился плечом и рукой о камни. С размаху грохнувшись на пузо, подкатился под третий ряд заграждения. Молясь, чтоб не зацепиться одеждой…

Позади, у барака, раздавались гортанные крики. Что есть духу Клоков припустил к сопкам, петляя на ходу, пригибаясь и подпрыгивая. Словно бы это могло спасти от автоматной очереди. На счастье, подступившая темнота и скорость, с которой действовали беглецы, работали на них.

Охранники слишком поздно пришли в себя. Плотный прицельный огонь по заключенным, вырвавшимся на свободу, открыли лишь тогда, когда беглецы находились у гранитных скал. Один за другими рабочие нырнули в сопки. Никому не требовалось объяснять, что до спасения далеко. Никто не остановился, все продолжали движение вслед за Лехой-Гестапо. Лишь удалившись в сторону от лагеря чуть ли не на километр, лидер зэков притормозил.

– Братва, кто здесь? – тяжело дыша, хрипло спросил он.

– Пинцет!

– Шныра!

– Хром!

– А Косой?

– Уложили наповал, в голову, – отозвался Шныра. – Я точно видел.

– Четверо вышли, – Леха шумно вздохнул. – Валим, братва, покудова эти собаки на хвост не сели!

Мезенцев, не раздумывая, рванулся во тьму. Трое зэков тут же бросились вслед за своим лидером. Лишнев, Доценко, Салидзе, Фокин и Клоков остались на месте, глядя друг на друга.

– А что вы хотели? – спросил Марат. – Его только свои интересовали. В смысле зэки. Если б надо было – он всех нас оставил на колючке. Лишь бы себе дорогу на свободу проложить…

– Ну и хорошо, что они ушли! – вырвалось у Клокова.

– Да уж! – растирая ребра, отозвался Лишнев.

– А в итоге у нас остались забитый до полусмерти спецназовец, страдающий одышкой священник, худосочный идеалист да мы с Доценко, – подвел итоги Салидзе.

– Можешь идти, куда посчитаешь нужным! – тут же отозвался Лишнев. – Я тебя не держу!

– Так и я тебя не держу, – усмехнулся Салидзе. – Думаю, люди пойдут за мной. Я Кольский полуостров немного знаю, все-таки служил в этих местах.

– Так веди, а не болтай! – рыкнул Лишнев. – А я, если идти не смогу, не буду просить, чтоб меня на руках несли…

– Спокойно, Костя! – тихо добавил Доценко. – Всё в норме.

Салидзе глянул на Марата. Ничего не сказал, повернулся спиной к товарищам по несчастью, двинулся в путь. Той же дорогой, по которой чуть ранее ушли зэки. Беглецы молча поспешили за ним. Пройдя сотню метров, Доценко притормозил. Подождал Клокова, который двигался последним.

Дима вопросительно глянул на Марата.

– Иди вперед! – Доценко подтолкнул спутника. – Я замыкающим. Буду посматривать, что у нас за спиной. Костя бы это лучше сделал, но он пока не в форме. А ты – в середину колонны. И старайся не отрываться от Салидзе!

Клоков благодарно кивнул. В словах Марата была правда. Он, Клоков, ничего не понимал в военных действиях. А то, что сейчас происходило в сопках возле Баренцева моря, мало напоминало прогулку по парку. Прошлый боевой опыт Лишнева и Доценко был очень кстати. И Марат не только просчитал, как лучше поступить, но и по-человечески объяснил спутнику, зачем отправляет его вперед. Это было совсем непохоже на Леху-Гестапо. Да и на Лишнева.

Они двигались в темноте, сосредоточенно глядя себе под ноги. Каждый понимал, что любая, даже не очень серьезная травма ноги может стоить жизни. Черная ночь окутала их. До ушей Клокова не доносилось никаких звуков, только хриплое дыхание спутников. Что хотел услышать Марат Доценко?

– Стоп! – вдруг сказал Костя Лишнев. – Стой, Жора!

Беглецы сгрудились возле Лишнева и Салидзе, которые шли в голове маленькой колонны.

– Устал, что ли? – с издевкой спросил Георгий. – Я ж предупреждал, не выдержишь темпа.

– Куда идем, бригадир? – спросил Лишнев.

– Что значит «куда»? – фыркнул Жора. – Куда я веду, туда и идем!

– Вот я и спрашиваю, куда ты нас ведешь? – завелся Константин.

– Коллеги, пожалуйста, спокойнее, – попросил Фокин.

– Мужики, вы… это… в самом деле, потише, – попросил Доценко. – Неровен час, услышат нас те, что на хвосте. Обложат со всех сторон. Тогда расстреляют, как детей. У них приборы ночного видения. Это мы вслепую премся.

– Короче, Жора! – внушительно произнес Лишнев и положил тяжелую ладонь на плечо бригадира. – Давай, быстренько объясняй, что за направление ты выбрал.

– Юго-запад! – возмутился Салидзе. – Какое ж еще?! Юго-запад, в сторону железки и шоссейных дорог! Мы ж раньше обсуждали! Другой возможности убраться с полуострова нету!

– Ага, юго-запад, – задумчиво протянул Лишнев и потер переносицу.

– Костя, ты думай побыстрее, пожалуйста, – снова вставил слово Доценко. – А то достанут нас. Чую, не оторвались мы пока от хвоста.

– И не оторвемся, если пойдем на юго-запад! – заявил Лишнев.

– Это почему? – напряженно спросил Салидзе.

Лишнев проигнорировал вопрос Жоры.

– Марат, ты человек военный. Слушай! И ты, Клоков! Вроде башка есть. Вот вам задачка. Каждый из вас – начальник лагеря. Побег заключенных. Перед вами карта и приказ руководства: как можно быстрее поймать беглецов. Что делать будете?

Дима задумался: было приятно, что Лишнев высоко оценил его умственные способности. Хотелось дать толковое решение задачи. А у Марата уже был готов ответ.

– Надо сзади поджимать беглецов, чтоб не свернули куда. То есть, по сути, гнать их вперед. А там, на пути – заслон поставить. Примерно так на волков охотятся. Гонят «на номера».

– Во-во! – поддакнул Лишнев. – Правильно, Маратка. Гонят на номера. Хорошо сказал. Именно это с нами делают. Впереди, в юго-западном направлении, засада.

– А я бы еще и южное перекрыл, – добавил Клоков. – Как я понял, железная дорога Мурманск – Санкт-Петербург именно там. Идти на юг – ближе. Это как бы катет треугольника. А на юго-запад – гипотенуза. Она всегда длиннее катета.

– Выходит, закрыли бы юг и юго-запад. Поставили стрелков. Так?

– Так.

– А мы куда премся?

– Ну, хорошо! – Салидзе всплеснул руками. – Значит, я дурак. Не туда веду людей. А куда, по-твоему, повел свою банду Леха-Гестапо?

Жора завелся, буквально кипел – сказывался южный характер.

– Мезенцев повел своих людей на юго-запад, – спокойно начал Лишнев. – Такой дорогой, чтоб точно выйти к шоссе или к железке.

– Вот!

– Но это потому, что он дебил! – закончил Костя.

– Думаю, Константин прав, – высказал мнение Фокин. – Надо сделать крюк. Нельзя так вот, запросто, двигаться по маршруту, вычислить который может любой полуграмотный офицер. Дмитрий Клоков говорил, что Смердин – подполковник внутренних войск. Думаю, он способен просчитать варианты. На южном и юго-западном направлениях ждут ловушки. Надо уходить на восток, а потом на север. Пропустить мимо себя погоню.

– На север?! – возмутился Салидзе. – Да вы чего, совсем тупые? Нам и без того сотни две километров пройти надо! Без жратвы. А вы еще на север двигать задумали. Протянете ноги от голода!

– Другого выхода нет, – за всех ответил Марат Доценко.

– Ладно. – Салидзе, присевший было на корточки, резко встал. Нашел взглядом Клокова. – Идешь со мной?

Дима отступил назад, отрицательно замотал головой.

– Ну, значит, ухожу один, – подытожил бывший бригадир. – Тем лучше. Счастливо, великие стратеги!

И он растворился в темноте.

– Выбрал ту же дорогу, что и зэки, – вполголоса сказал Лишнев. – Они тут перед нами проходили. На камнях, на тропке – кровь. Ладонью почувствовал. Кто-то из них ранен.

– Хром, – подсказал Дима Клоков. – Он после вас через второй ряд колючки прорывался, вы не видели. Потерял равновесие, запутался. А когда вылезал – разодрал руку или бок. Там, на мотках, его кожа была. И кровь.

– Если много крови потеряет, не сможет выдерживать темп. Прибьют его, – без особого сожаления сказал Марат. – Леха Мезенцев зарежет любого, кто в балласт превратится. Зверь.

И вдруг они услышали крик! Совсем неподалеку. Все тут же, без команды, присели. «Растеклись» по сторонам, сливаясь с камнями. Теперь до них донесся стон.

– Костя! – шепотом произнес Доценко. – Проверить надо. Что там?

Он замолчал, ожидая, что скажет Лишнев. Дима понял, что даже Марат, имевший военный опыт, в сложные моменты уступает лидерство бывшему спецназовцу.

– Давай, Маратка! – разрешил Костя. – Возьми Клокова, по-быстрому проверьте.

Доценко вытащил десантный нож и, пригнувшись, двинулся вперед. Дима оторвался от скал, последовал за Маратом. Сердце билось часто-часто. Собственное дыхание казалось таким громким, что Дима не понимал, как его не слышат преследователи.

Они прошли по тропке, которую выбрал Салидзе, метров сто, а может, и больше. В темноте Клоков не мог точно понять. Однако именно он почувствовал, когда надо остановиться.

– Марат, – он хлопнул более опытного спутника по плечу и показал вниз. – Там кто-то есть!

Товарищ кивнул и показал Дмитрию, что тот должен замереть на скалах. Сам Доценко, приглядевшись и выбрав дорогу, бесшумно пополз вниз. Дима затаил дыхание.

– Тьфу ты! – услышал он голос Марата. – Дай посмотрю!

И тут же раздался еще один протяжный стон.

– Лежи, жди! Фокина позову, – донеслось снизу.

Вскоре на тропке появился Доценко.

– Салидзе, – пояснил он, не дожидаясь вопросов спутника. – По-моему, перелом. Вишь, тут тропинка неровная, скос вбок. Не удержался, наверное, в темноте ногу не так поставил. Скользнул с тропки, упал вниз. Высота не очень большая, выжил. Но, кажись, ногу поломал. Я сам хотел посмотреть, да стонет он. Надо, чтоб Фокин глянул. Сейчас позову, жди здесь.

Вскоре рядом с Клоковым оказались Лишнев и Доценко. Святослав, не мешкая, полез вниз.

– Осторожнее, святой отец! – то ли в шутку, то ли всерьез сказал Константин.

Кажется, Лишнев стал по-другому относиться к бывшему священнику после того, как Фокин спас его от смерти. Святослав не ответил, он был уже внизу. Салидзе застонал снова, потом еще.

– Плохо дело, – озабоченно произнес Фокин, появившись возле товарищей. – Раздробил колено, осколок кости наружу торчит. Тут лангету не наложишь, и способность к самовосстановлению не выручит. Оперировать надо, кость на место ставить, «склеивать». Все – в клинических условиях. Иначе заражение крови, смерть. Думаю, еще у Георгия перелом ребер. Тут я не уверен, внешних проявлений нет. Но, по симптомам, ребра сломаны.

– Дай я сам посмотрю, – вдруг сказал Лишнев и, не дожидаясь ответа спутников, уполз вниз.

– Он что, в медицине разбирается? – удивленно спросил Доценко у Клокова и Фокина.

Дима пожал плечами. Снизу донесся хрип.

– Что там происходит? – Теперь уже Клоков задавал вопрос товарищам по несчастью.

Никто не отозвался, но спустя несколько секунд оставшиеся наверху услышали негромкое пыхтение спецназовца.

– Умер наш бригадир, – негромко объяснил Лишнев, появившийся на тропке. – Умер.

Дима бросился к обрыву, перевесился над краем, вгляделся. То ли ему показалось, то ли действительно Салидзе лежал на спине. Шея Георгия была неестественно вывернута вбок.

– Ах ты! – Дима вскочил на ноги. Бросился к Лишневу, ударил того кулаками в грудь. – Ты убил его! Убил! Беззащитного!

– Заткнись, щенок! – Спецназовец отбросил рыжеволосого парня одним увесистым пинком. – Да! Я убил его!

– Грех на душу, – пробормотал Фокин. – Эх, Костя… Грех на душу взял…

– Взял! – Лишнев присел на корточки возле Святослава, схватил того за ворот, притянул к себе. – Взял! Но это я взял, а не вы! Что еще надо?!

– Отпусти, – спокойно, как-то вяло отозвался Фокин.

Лишнев вскочил на ноги, повернулся ко всем спиной. Замер, сжимая и разжимая кулаки.

– Да, я не идеал! – произнес он после небольшой паузы. И последующая тирада оказалась необычно длинной для Константина: – Я поступаю так, как привык! Как меня учили! Возможно, это кажется диким и странным. Но так надо! Его нельзя было оставлять в живых, он знал, куда мы пойдем. Или вы, как идиоты, думаете, что Салидзе выдержал бы пытки? Нет! Смердин быстро вынул бы из Жоры нужную информацию. И мы все – все, слышите! – полегли бы в этих долбаных скалах!

Дальше! Если я упаду – не буду просить, чтоб меня тащили. Хотите – бросьте. Хотите – добивайте. Но я рта не раскрою, чтоб просить вас о пощаде. Потому что, спасая меня, вы подохнете сами. Поняли?!

Никто не отозвался.

– Пошли! – скомандовал Лишнев.

После долгих раздумий подполковник Смердин решил, что дальше скрывать правду от руководителей операции невозможно. Ликвидаторам не удалось «накрыть» беглецов в первые часы. Охрана расслабилась, бойцы оказались не готовы к тому, чтоб мгновенно начать преследование мутантов, совершивших побег из лагеря…

Полковник рвал и метал, глядя, как его люди судорожно носятся по лагерю, комплектуя сухой паек, наполняя фляги водой, разбирая запасные обоймы, бинокли, приборы ночного видения. Теперь он понимал: надо было совсем по-другому контролировать подчиненных. Во все – в любые мелочи – влезать лично, тыкать каждого носом, как щенка. Он-то, по старой привычке, чисто автоматически полагал: охранник режимного лагеря четко знает, как действовать в такой ситуации. А тут выяснилось: его подчиненные даже не предполагали, что из «зоны» возможен побег!

«Ленивые суки! – приходя в ярость, подумал бывший вэвэшник. – Им только с бабами дело иметь!»

Смердин оставил на месте троих людей, предписав им ликвидировать все следы пребывания заключенных на территории бывшего склада горючего. Да, когда-то давно, много лет назад, здесь, в подземных емкостях, хранились запасы корабельного топлива. Потом, когда военные моряки покинули базу, остались только старые бараки да столбы с поржавевшим ограждением. Все это люди Смердина привели в порядок, готовясь к встрече рабочих-мутантов с Земли Франца-Иосифа. Тройке остающихся людей предстояло уничтожить маскировочную сеть. Снять и утопить в озере колючку. Отправить туда же трупы заключенных, не сумевших перебраться через заграждение… Смердин отвел подчиненным сутки. Ровно столько, сколько ему самому дал Куровод на реализацию варианта «Зомби».

Прошло минут двадцать, прежде чем преследователи, разделившись на несколько мобильных групп, начали преследование беглецов. В распоряжении Смердина находилось не очень много людей, провести такими силами нормальную войсковую операцию было невозможно.

Еще в первые минуты подполковник заколебался, прикидывая, не стоит ли запросить подмогу из центра? Он прекрасно понимал, что ситуация была очень сложной. Никто не позволил бы привлечь на помощь военных, милицию, гражданское население полуострова. Наоборот, огласки следовало избегать любой ценой. Вплоть до физического устранения всех случайных свидетелей.

С другой стороны, силами трех-четырех десятков людей невозможно организовать заслоны на всех направлениях… Конечно, Смердин высчитал, что наиболее вероятными векторами прорыва беглецов могут быть юг и юго-запад. В конце концов, если беглецы не идиоты, они пойдут именно к «железке» да к шоссейным дорогам. Причем наибольшую скорость движения сумеют показать в первые сутки. Это старый закон.

Смердину не раз приходилось ловить беглых зэков. Он отлично понимал, что, совершив побег, человек сначала идет на адреналине. Потом – на вере в то, что скоро все закончится. Затем, когда не остается адреналина и веры, кто-то падает или сдается. Часть самых упрямых и сильных продолжает движение. Кто на злости, кто через «не могу».

Но, так или иначе, без еды да в темноте беглецы израсходуют много сил уже в первые сутки. Кто-то неизбежно упадет со скал, подвернет ногу, выдохнется. Просто сядет на землю, не в силах двигаться дальше. Те «хищники», что идут по следам беглецов, – «волки-санитары» – вычистят из стада наиболее слабых. А вот с сильными «животными» придется сложнее. Если только вырвутся на оперативный простор. Тогда они вольны повернуть в любую сторону.

Но пока они не догадались, что у Смердина нет возможности блокировать беглецов со всех сторон, надо перекрыть с помощью наблюдателей и снайперов наиболее вероятные направления движения.

Шесть «троек» отделились от основной группы преследователей. Каждой из них Смердин лично указал точки, на которые следовало выйти к утру. Двигаться следовало с очень большой скоростью, но подполковника это мало интересовало. Командир отряда ликвидаторов дал понять: за прокол в случае чего ответит не только он. Ответят все – головой.

«Тройки» рысцой исчезли в темноте. Люди хорошо поняли то, что не договорил вэвэшник. Им всем лучше не возвращаться в столицу, не исправив собственную оплошность.

Тогда, к середине ночи, Смердин еще надеялся, что можно будет обойтись без доклада наверх. Всего с острова эвакуировали четырнадцать мутантов, двух женщин, двенадцать мужчин. Бабы умерли еще до побега. Трое заключенных остались на колючке. Один погиб от тока, двое – от пуль автоматчиков. Опять же, как действовали мутанты! Замкнули электроцепи с помощью тела своего товарища! Профи…

Итого пять из четырнадцати ликвидировано. Чуть позже группа преследования доложила: найден еще один труп. Смердин лично осмотрел тело, опознал мертвеца: Георгий Салидзе, бригадир рабочих с острова. Сомнений быть не могло – Салидзе оступился на узкой скалистой тропке, покатился по откосу. Сорвался вниз, упал на острые камни. Однако, как убедился подполковник, беглец умер не от ран.

Его добили, сломав шею. И это лишний раз говорило о том, что подполковник играет против профи. Дилетанты попробовали бы нести раненого на себе. В крайнем случае – просто оставили его, чтоб попытался выбираться сам. И только опытные профи, твердо усвоившие жестокий закон: нельзя оставлять за спиной человека, знавшего направление движения, – могли сломать шею своему.

«Шестой!» – подумал тогда подполковник.

Шестой из четырнадцати. Почти половина. В живых оставалось восемь. Кто ошибется следующим? Он, Смердин, прав. Мутанты бегут, почти не глядя себе под ноги. Ошибаются… Беглецы не потащат на себе раненых, слабых. Будут уходить с максимальной скоростью, оставляя трупы за спиной. Кого «санитары» найдут дальше?

Однако к утру не удалось засечь в сопках какого-либо движения. Бывшие пленники растворились в скалах, умело используя в своих целях сложный рельеф Кольского полуострова. Преимущества ночи растаяли: если раньше люди Смердина имели фору за счет приборов ночного видения, то теперь ситуация понемногу выравнивалась. Оставались, конечно, бинокли. Но мешали гранитные скалы, черт их побери! Нельзя было влезть на какую-то вершину, чтоб с нее обозреть все окрестности! Мешали соседние сопки… Группы заслона, продолжавшие в максимальном темпе двигаться к указанным точкам, также докладывали об отсутствии визуального наблюдения за противником.

Именно тогда Смердин принял решение: пора докладывать наверх о ЧП.

– Привал! – коротко приказал он. – Связь!

Бойцы осели на землю, тяжело дыша, – им было нелегко двигаться по сопкам в таком темпе. Все же, черт возьми, никто не тренировал охрану лагеря. Не готовил бойцов к забегам по пересеченной местности с полной выкладкой.

В руке появилась большая трубка, чем-то напоминавшая старый мобильник. Одну из первых, «мамонтоподобных» моделей. Подполковник невольно выпрямился, бросил взгляд на часы. Пять с хвостиком. Сейчас будут мат и обильное слюновыделение…

– Полкан на проводе! – бросил он собеседнику, как только услышал сонное «да». – Надо обсудить продажу куриных окорочков…

Куроводов чертыхнулся, буркнул «хорошо». Смердин отлично понимал, как рад один из руководителей «Норднефтегаза» неожиданному звонку. Но вэвэшник еще лучше осознавал, что вскоре Андрею Николаевичу станет не до сна. Вынув из кармана скремблер – специальное устройство, шифрующее речь, – Смердин принялся навинчивать его на трубу. Он знал: с другой стороны «провода» Куроводов, продолжая гнусно ругаться, делает то же самое. Поставить скремблеры было необходимо. То, о чем собирался говорить подполковник, не предназначалось для чужих ушей.

– Ну?! – недовольно буркнул Куроводов примерно через минуту.

Видимо, не сразу нашел шифратор. Потратил на его установку больше времени, нежели Смердин.

– Побег из лагеря! – доложил подполковник. – Удачный побег, часть людей… их… вырвалась на свободу.

Он сбился. Сначала назвал мутантов людьми, лишь потом поправился, вспомнив, что это – не люди.

Куровод изощренно выругался. Смердин выслушал длинную тираду молча, он понимал главаря тайной операции. То, что произошло, – было настоящей катастрофой. На свободу вырвались обладатели секретной информации о проекте «Шельф». К тому же не люди. Жуткие мутанты, которые могли представлять угрозу для всего человечества. Могли представлять, а могли и нет. Черт их знает, выродков, что у них на уме! Но одно Смердин знал абсолютно точно: беглецы представляли страшную, смертельную опасность для «Норднефтегаза».

Стоит им только выйти в мир, связаться с органами власти, ФСБ, прессой. Даже просто оказаться в руках дотошных медиков! А дальше найдутся умники, которые вытянут хвосты этой истории по полной программе. И это означало конец «Норднефтегаза»: такой невероятный по масштабам скандал уничтожил бы любую коммерческую структуру в России. Ни одному, даже самому прочному и устойчивому концерну не хватило бы сил, чтоб пережить подобный кризис. Не спасли бы даже связи с правительством и парламентом – все мгновенно «разорвали» б дистанцию, лишь бы только остаться в стороне от такого. Именно потому в бранных словах одного из руководителей «Норднефтегаза» слышался испуг.

– Сколько их? – выпустив пар, угрюмо спросил Куровод. – Сколько сбежало?

– Бежали все четырнадцать, – ответил Смердин. – Убиты шестеро, восемь пока в сопках. Ведем преследование. Не хватает людей, не могу перекрыть все направления.

– Людей не хватает? – истерично переспросил Куровод. – Тебе что, полк нужен?!

– Можно роту, – ответил вэвэшник.

– Ты не перепутал, где находишься? – прошипел глава операции. – Ты что, Полкан, из ума выжил? ! Тебе снятся реющие в небе знамена? Грохот пушек, барабанная дробь?! Откуда я тебе роту возьму?! Идиот! Мы не можем проводить широкомасштабную операцию! Нас вообще нет в Мурманской области. Слышишь? Нет тебя там! И твоих людей нет. Это – погранзона!

– Я помню! – начиная выходить из себя, ответил Смердин. – Но мне не перекрыть все направления с помощью горстки людей! Я не знаю, где сейчас беглецы. Если они идут в сторону железной дороги Мурманск – Санкт-Петербург, то смогут добраться туда уже к концу следующих суток! Им надо всего двести – двести пятьдесят километров пройти! Смотря, какой маршрут выберут. А потом – сами знаете, что будет.

– Попадалово… – пробормотал Куроводов и надолго замолчал.

Подполковник терпеливо ждал. Он сам не знал, как лучше поступить в такой ситуации.

– Ладно, – колеблясь, решил Андрей Николаевич. – Ладно, черт с тобой! Людей мне взять неоткуда. Нет их. Выкручивайся, как можешь! Есть два вертолета, отдаю их в твое распоряжение. Сейчас дам команду пилотам, чтобы вышли с тобой на связь. Никаких длинных разговоров в эфире, только назовешь им координаты точек, откуда забрать твоих бойцов. Снайперов и наблюдателей на «вертушки» – проработать всю зону побега!

Это все! И помни – команда «Зомби» прошла не от меня. Сверху. К концу текущих суток я обязан рапортовать, что она выполнена! Понял?

– Значит, пока не станете докладывать о побеге? – с облегчением вздохнул подполковник.

– У тебя около семнадцати часов, Полкан! Ликвидируешь ошибку. Сам! А то всем головы не сносить.

– Есть! – повеселел Смердин.

– Отбой!

Вэвэшник, улыбаясь, вернул аппарат связи помощнику. Потом, вспомнив, что надо передать координаты пилотам, вновь схватил трубу.

– Ну что, как дальше действуем? – полюбопытствовал Бросов.

Остальные выжидающе смотрели на командира.

– Сейчас «вертушки» будут, – подумав, сказал подполковник. – Сверху глянем «на карту».

– Это дело!

– Порядок!

Бойцы зашевелились, стали радостно переговариваться. Все отлично понимали, что от вертолетов беглецам не уйти. Смердин передал командиру авиагруппы координаты точки. Уселся на камень в ожидании подхода «вертушек». Принялся выбирать маршруты движения. Так, чтобы в несколько проходов проверить всю зону возможного нахождения рабочих-мутантов.

Леха-Гестапо по неопытности выбрал слишком высокий темп. Несмотря на три «ходки» на зону, ему ни разу не доводилось «срываться» из лагеря. Поэтому он не умел точно рассчитывать силы, возможности. Как свои, так и тех, кого вел. Он сдуру попер прямо на юго-запад, куда показывал Салидзе. В максимально возможном темпе.

Мезенцеву казалось: главное – сразу же оторваться от преследователей. Леха вычислил: Смердин не станет обращаться к властям, чтобы те помогли в ловле беглецов. Это вообще было бы бредом. Их, свободных людей, загнали внутрь чего-то, напоминавшего концлагерь. Уже тогда было понятно: Смердин нарушает закон. Лишний раз это подтверждала маскировочная сеть, натянутая над бараками и небольшими сторожевыми вышками. Охранники совсем не хотели, чтобы кто-то с воздуха разглядел странный лагерь!

А это означало, что Смердин и его люди не в ладах с законом. Подполковник внутренних войск и его подручные являлись преступниками. А он, трижды судимый Алексей Мезенцев, получивший кликуху «Гестапо» за жестокость, – он был тем, на чьей стороне закон! В другом случае это сильно позабавило бы Леху. Но не теперь, когда на хвосте висели преследователи, вооруженные автоматами и приборами ночного видения.

Леха гнал своих людей в максимальном темпе, до самого рассвета. Требовалось по темноте преодолеть как можно больший участок дороги. Леха просто бредил «железкой», ему все время казалось: вот-вот он услышит стук колес! Так хотелось, чтоб это произошло на самом деле…

Зэки отматывали час за часом, шатаясь и хрипя, с трудом втягивая воздух ртами. Леха-Гестапо ничего этого не хотел замечать. Днем можно забиться в какую-нибудь нору в скалах. Отлежаться. С тем, чтобы потом двигаться дальше. Пока не закончатся силы. Жратвы-то нет… Мезенцев не слушал ни жалоб на усталость, ни стонов. Ясно дал понять, что посадит на перо любого, кто сломается, не сможет идти дальше.

Хром подвернул ногу перед самым рассветом, когда темнота отступила и солнце готовилось подняться над горизонтом.

– Ай! – вскрикнул он и упал на камни, свернувшись в клубок.

– Ну? – Леха затормозил, обернулся назад. – Че там у тебя?

Быть может, зэк и в самом деле подвернул ногу. Но он твердо помнил слова лидера…

– Порядок! – хрипло ответил Хром. – Порядок, Леха! Все путем.

Мезенцев развернулся к сотоварищу, недоверчиво разглядывая его.

– Да ты че, Леха? – засмеялся Хром и поднялся на ноги. – Ты мою кликуху забыл?! Хром! У меня с детства проблемы с ногой были. Старая хрень. Не обращай внимания. Всю жизнь бегаю, и ничего!

– Ну, бегай! – настороженно ответил Мезенцев, продолжая разглядывать Хрома.

Тот стоял, чуть поджав правую ногу под себя, сосредоточив вес тела на левой.

– Так че? Двигаем дальше?

– А как же! – широко улыбаясь, заявил Хром. Успокаивающе взмахнул ладонями.

Леха-Гестапо развернулся и двинулся вперед. Уже не так быстро, как в самом начале гонки. Он тоже здорово устал, несмотря на выносливость, заложенную в него природой и родителями. Беглецы всю ночь двигались почти без отдыха. Возможно, следовало время от времени давать людям полежать на камнях? Он-то разрешал им лишь посидеть, минут по пять-десять, потом снова гнал вперед.

Мезенцев спустился в лощину между сопок и обернулся. Трое его людей ползли следом – впереди Шныра, затем Пинцет. Замыкал колонну Хром. Предстояло одолеть небольшой участок ровного пространства. Для себя Леха решил, что, достигнув следующей группы сопок, нужно начать поиск лежбища для отдыха.

Он прошел три четверти пути до намеченной гранитной скалы, когда услышал рокот вертолета.

– Быстрее! Быстрее, уроды! – заорал Леха, оборачиваясь к своим.

А потом, не дожидаясь, бросился вперед. Казалось, у него открылось второе дыхание. Он пролетел несколько сотен метров, но все же не успел достичь спасительного укрытия. Пузатая винтокрылая машина вспорхнула из-за скалы, слева.

– Твою мать! – выдохнул Мезенцев.

До сопок оставалось совсем немного, метров пятьдесят, но уже грохотали автоматные очереди. Тонко, по-заячьи, вскрикнул Хром. Он только-только спустился в распадок, оказался на ровном месте, как на блюдечке. Идеальная мишень для стрелков. Его и уложили первым.

Обернувшись, Леха-Гестапо заметил: тело зэка будто долбили отбойным молотком. Хрома расстреливали сразу из нескольких стволов. А в это время Шныра и Пинцет, потеряв голову от страха, лезли на боковые гранитные стены. Надеялись исчезнуть в складках плит, словно букашки – в трещинах древесной коры.

Вертолет, повисев на месте, покрутившись вокруг оси, двинулся к правой от лощины скале. Туда, где метался Шныра.

– А чего я жду? – спросил себя Мезенцев.

Он пополз вперед, к сопкам, на брюхе. Больше всего опасаясь того, что снайперы заметят его активность. Премия за излишнюю смелость могла быть только одна – очередь в спину.

Отчаянно закричал Шныра. Леха, достигнув подножия сопок, обернулся. Зэк, согнувшись пополам и схватившись за живот, балансировал на обрыве. Трое солдат, хохоча, били его сапогами. По лицу, ниже пояса, по ногам. Шныра пытался закрываться, но каждый удар «кирзухой» отбрасывал его чуть назад. К краю обрыва.

Зэк вновь закричал, взмахнул руками. Показалось, он о чем-то просил людей, пинками гнавших его к смерти. Вроде бы даже хотел опуститься на колени, но еще один сильный удар в голову столкнул его за черту, разделявшую мир на две половины.

На какое-то время все замерло. Вертолет разворачивался в сторону другого обрыва, где прятался Пинцет. Шныра, приподняв руки и растопырив пальцы, медленно отклонялся назад. В пропасть.

«Почти как на острове, – всплыло в памяти Мезенцева. – Но там его вытащил Амбал».

С диким криком Шныра рухнул вниз, на камни. Спиной. «Вертушка» двинулась к другой стене. Камни, на которые упал несчастный, стали влажными. Темно-красными.

«Суки!»

Грохот автоматных выстрелов ударил по ушам. Пули с противным визгом рикошетили от камней, за которыми спрятался Леха-Гестапо. Это люди, оставшиеся на вершине скалы, вспомнили о других беглецах. Мезенцев сжался в комок, стараясь не попадать в поле зрения ликвидаторов.

И вдруг стрельба прекратилась! Точнее, автоматы загрохотали вновь, но теперь огонь сосредоточился на другой точке. Леха-Гестапо не знал, что Пинцет сумел перехитрить бойцов Смердина. Он умудрился затаиться в узкой расщелине. Как только один из преследователей оказался на удобной дистанции, выскочил из укрытия, полоснул ненавистную «суку» бритвой по глазам.

Леха не слышал отчаянного крика ослепленного охранника, в это время он прятался от пуль. А вот момент, когда в руках Пинцета оказался «калаш», просек точно. Стрелки весь огонь сосредоточили на нем. Били и с противоположной стороны лощины, и в упор, сверху. Автомат зэка быстро смолк.

Как ни странно, когда ликвидаторы добрались до Пинцета, тот еще дышал. Возможно, потому, что не был человеком. Мутировавший организм изо всех сил противился неизбежному, даже невзирая на страшные раны, из которых толчками вытекала кровь. Пинцета добили прикладами – со злости. Мощными ударами раскололи черепную коробку. Винтокрылая машина опустилась в лощину, все стихло.

Леха-Гестапо посмотрел по сторонам. На кровавых камнях неподвижно лежал Шныра. По другому склону бойцы тащили вниз тело Пинцета. Хром находился где-то позади вертолета, и его Мезенцев не видел. «Ну, вот и все, – подумал Леха, глядя, как солдаты, вскинув оружие, направляются в его сторону. – Теперь моя очередь».

Впрочем, какие они солдаты? Убийцы, вне закона. А он? Разве он зэк? Мезенцев – человек, свободный человек, пусть и не такой, как другие. Но разве эти, в камуфляже, имели право устраивать беспредел? Убивать всех?! Только потому, что рабочие хлебнули какого-то газа на острове, названия которого даже не знали?

– Какой смысл думать обо всем этом? – нервно усмехнулся Леха-Гестапо.

В прошлом зэк, Мезенцев и на свободе не смог стать человеком. Не по своей вине.

– Стойте! – что есть мочи крикнул он ликвидаторам. – Стойте! Не убивайте! Я сдаюсь! Не убивайте! Я знаю, где остальные. Я скажу!!!

И закрыл глаза, нащупывая нож в рукаве. Оставалось ждать – поверят или нет. Если нет – сейчас будет автоматная очередь. Но он, Леха Мезенцев, Леха-Гестапо, зэк с тремя ходками за спиной, а ныне свободный гражданин России, уже ничего не услышит…

Выстрела не последовало. Беглеца рывком подняли на ноги. Бросили лицом на стену, заставили широко расставить ноги. Мезенцев скрипнул зубами, когда из рукава вытянули нож…

– Стой так! – последовала команда. – Сейчас прилетит Смердин. Объяснишь, где вторая четверка.

Леха чуть скосил глаза в сторону и вниз. Увидел две длинные тени – за спиной находились сразу двое автоматчиков. Без шансов…

Вскоре донесся рокот авиадвигателя. Второй вертолет вынырнул из-за скалы, чуть покрутившись, выбрал место для посадки. В спину ударил поток воздуха, полетели сухая трава, пыль. Мезенцев закрыл глаза. Хлопнула дверца. Донеслось чье-то хриплое дыхание. Человек бежал в сторону пленника. «Смердин!» – понял Леха-Гестапо.

Его дернули за плечи, развернули лицом в другую сторону.

– Обыскали? – негромко спросил подполковник.

– А как же! – один из солдат тут же показал командиру финку.

– Бритвы или еще чего нет? – уточнил Смердин. – Не хочу, чтоб он меня по глазам полоснул.

– Чисто!

– Ну что, Мезенцев. – Смердин остановился прямо напротив пленника, внимательно посмотрел тому в глаза. – Говоришь, знаешь, где остальные, да?

– Угу, – соврал Леха-Гестапо, не моргнув глазом.

– После побега сразу на группы разделились или как?

– Сначала вместе шли, – вновь соврал Мезенцев, догадавшись, что подполковник собирается проверить его «на вшивость», разобраться, не блефует ли беглец. – Шли вместе, долго. Только под утро разделились.

– Кто убил Салидзе?

– Салидзе? – чуть замешкавшись, переспросил Мезенцев.

Для него было новостью то, что бригадир мертв.

– Салидзе, Салидзе! – нетерпеливо буркнул подполковник.

– Лишнев!

– За что?

– Поругались они, – уклончиво ответил Леха.

Он ступил на скользкую дорожку и боялся ошибиться. Любой неправильный шаг позволил бы подполковнику сделать вывод – пленник лжет.

– Так что, Лишнев столкнул бригадира со скалы, а потом добил? Свернул шею, как куренку? – недоверчиво перепросил подполковник.

Леха-Гестапо и сам понимал, что это мало похоже на правду.

– Слышь, командир! – хрипло засмеялся он. – Ты меня о другом спрашивай. Куда они пошли.

– Ну и куда они пошли? – Смердин с интересом взглянул на пленника.

– С вертолета могу показать, – пытаясь выказать рвение, заявил Мезенцев. – Вот надо вернуться туда, где мы в стороны разошлись – там направление смогу точно определить!

– Ишь чего захотел, – недобро засмеялся офицер. – С вертолета… По карте покажешь. Смыляев!

Леха мысленно выругался. Смердин не клюнул на приманку. Он не хотел брать живого пленника на борт «вертушки». Боец мигом возник около командира, разложил на камнях карту. Леха наклонился чуть вперед, хмуря лоб и старательно шевеля губами. Он изо всех сил делал вид, что ищет нужную точку.

– Чего ты там найти хочешь? – рассмеялся подполковник. – Ты ж даже не знаешь, где лагерь находился.

– Так покажи! – с досадой выпалил Мезенцев.

– Вот тут, – толстый палец офицера уперся в точку почти у самого берега Баренцева моря.

Ловозеро, Енозеро, Териберка. Эти названия ни о чем не говорили. Леха с грустью скользнул взглядом по сетке: Мурманск, Оленегорск, Апатиты… Здесь все было так рядом, так близко. Рррраз – и ты уже возле «железки».

«Не дошли».

– Ну?! – потерял терпение Смердин.

– Щас-щас, начальник, – делано засмущался Леха. – Я это… в картах плохо понимаю. Можно ручку? Точку поставить.

Ему передали ручку. Мезенцев еще больше наклонился вперед, чтоб никто не смог разглядеть выражения лица. Двое солдат чуть расслабились, стволы «клюнули» вниз. И тогда Леха-Гестапо распрямился, как пружина.

– Йееоооо! – Пишущий инструмент оказался в глотке зазевавшегося бойца. Леха, ударив Смердина ногой в пах, выхватил из рук умиравшего «калаш». Короткой очередью завалил второго бойца. Толкнул мычавшего от боли подполковника к стене. Присел, укрываясь за его спиной.

– Всем – не двигаться! – заорал он, выпучив глаза.

Ткнув автоматом в подбородок офицера, он заставил Смердина распрямиться.

– Я убью эту суку, если кто-то попробует стрелять! – бешено вращая зрачками, вопил Мезенцев. – Убью! Полкан! Прикажи им бросить пушки! Быстро! Ну!

Смердин молчал.

– Нууу!!! – еще громче крикнул Леха-Гестапо. – Я больной! Слышите, падлы?! Разнесу ему бошку! Оружие на землю! Полкан! Где приказ?!

– Оружие на землю! – тихо скомандовал Смердин.

– Не слышу!

– Оружие на землю!

Подручные Смердина принялись неторопливо складывать автоматы.

– Не вижу!!! Всем – бросить оружие! Убью полкана!!!

Бойцы зашевелились чуть поактивнее. Леха-Гестапо огляделся. Вроде бы все было в порядке.

– Супер! Давай, жирный! Аккуратно двигаем к вертолету. Только без глупых выходок!

Они оторвались от стены. Леха старательно прятался за спиной широкоплечего вэвэшника.

– Без фокусов! – рявкнул он, почувствовав, что подполковник ищет выход из трудной ситуации. – Дерну спусковой крючок – твои мозги прямой дорогой на небо, к Богу! Отдельно от…

Мезенцев не успел закончить. Одиночный выстрел гулко отразился от каменных стен. Леха отчаянно закричал, от боли теряя контроль над собой. Над ситуацией. Автомат тут же выбили из рук, принялись «мочить» ногами.

Александр Бросов, снайпер, дежуривший на вершине сопки, не дрогнул и не промахнулся. Леха-Гестапо не мог видеть его – враг оказался за спиной. Как только Мезенцев оторвался от стены, снайпер прострелил ему ногу. Пуля раздробила кости стопы.

– Стойте, – тяжело дыша и поправляя воротник, приказал Смердин. – Стойте! Я придумал для него кое-что получше.

Мезенцев лежал, уткнувшись лицом в мох, и скреб землю ногтями. Теперь не только нога, все тело казалось ему горячим костром.

– Тащите к вертолетам! – отдал команду подполковник. – Бросов!!! Отлично! Давай вниз, сюда. Парни! Все трупы – в хвост! Сворачиваемся!

– А этого куда?

– Я же сказал – к вертолетам! – повторил вэвэшник.

Посмотрел на пленника и улыбнулся так, что у Лехи пробежал мороз по коже.

За ночь Лишнев четыре раза делал привал, давая спутникам время для отдыха. Сам он, привычный к запредельным нагрузкам, вполне мог двигаться и быстрее. Если первые часы кружилась голова, сильно болело все тело, особенно «горел» позвоночник, то потом, к середине ночи, стало легче. Константин с радостью понял, что помощь Фокина оказалась как нельзя кстати. Одно наложилось на другое – опытные руки Святослава да повышенная способность организма к самовосстановлению. Плюс старый опыт переносить боль, быть выше ее.

Однако спецназовец решил не форсировать события. Из его спутников нормально выдерживал темп лишь Марат Доценко. Студент кое-как держался, хотя к утру он шатался из стороны в сторону, будто пьяный. Не слышал команд, постоянно утыкался в спину идущего перед ним Фокина. Узнав о том, что группа делает привал, тут же валился на землю. Лежал неподвижно, ни на что не реагируя.

Фокин казался более вменяемым. Получалось, ему проще выдерживать заданный темп. Однако бывший священник имел такую комплекцию, что к утру начал сдавать и он. Святослав дышал хрипло, заглатывал воздух через широко открытый рот. На привалах уже не читал молитвы, хотя и не падал бревном, как рыжий студент из Питера.

Доценко, замыкавший колонну и охранявший «тылы», выглядел нормально. Вспотел, устал, но мог продолжать движение. Точно так же, как и сам Лишнев. Но все же Константин не был уверен, что им следует выполнять марш-бросок в светлое время суток. Он решил посоветоваться об этом с Доценко. Тем более, к рассвету и Фокин, и Клоков мало напоминали прежних – вчерашних – людей. Впрочем, Константин знал: после первого серьезного кросса по пересеченной местности с новичками и не такое бывает. Некоторые лежат неподвижно, будто в коме. Можно пинать тело носком сапога – человек даже не заметит этого. Бывает, некоторые просто блюют. Хотя в желудке и без того не остается ни грамма пищи.

– Привал! – скомандовал Лишнев.

Фокин тут же остановился. Стал медленно, с трудом опускаться на корточки. В его спину мгновенно уткнулся носом Клоков. Парень немного постоял на месте, тупо глядя перед собой, а потом, сообразив, что люди остановились для отдыха, рухнул на траву.

– Маратка! – позвал Лишнев и подполз к другу, который лежал на спине, задрав ноги вверх, на камень, и расслаблял «забитые» мышцы.

– У? – отозвался тот, продолжая растрясать икроножные «приводы».

– Как считаешь, надо идти в светлое время суток или будем искать нору, чтобы поспать чуток?

Марат опустил ноги, задумался.

– Знаешь, Костя… – Он помедлил. – Я готов идти дальше. Но даже не могу определить, что более рискованно: лежать на месте или переть сдуру, по свету. Тем более, эти двое больше не выдержат.

– Признаться, – снизил тон Лишнев, – из них не «отцепил» бы только Фокина. Он меня спас в лагере. Потому я перед ним в долгу. А этот… слабак-интеллигент все равно подохнет. Вот увидишь – подохнет. Такие ломаются первыми, сам знаешь. По глазам видно.

– Знаю, – растянувшись на камнях, медленно проговорил Доценко. – Бывают, правда, исключения. У нас в полку лейтенант был… После вуза, кстати. Глаза – прямо как у ребенка. Романтик. Все на небо смотрел. Помню, говорил, что облака на зверей похожи…

– И его застрелили в какой-нибудь заварухе, одним из первых, – усмехнулся Лишнев.

– Нет, – грустно и тихо ответил Доценко. – Он меня спас. И многих. Наверное, именно потому, что романтик. В наш БТР шарахнуло, механика-водителя убило. Огонь, гарь, контуженые орут. Люки подклинило. Стали выбираться, выпрыгивать, а по нам пулеметчик: знай поливает… И командира БТР с первого захода, и ребят из десанта, кто за ним прыгнул. Я помолиться успел, думал, все, кранты. Сгорим внутри.

Летеха тот вторым БТРом командовал. Они сзади двигались, на приличном удалении. Так он своим приказал десантироваться. Всем. Сам – на место механика-водителя. И – газу! Весь огонь по второму БТРу, конечно. Мы выбраться успели, позицию для обороны заняли. Десант второй машины поддержал огнем. В общем, лейтенант дал нам время.

– А сам?

– Так и не выскочил из машины. Наверное, в самом конце уходить хотел. Воображал, будто капитан судна. Знаешь, командир всегда последним уходит. А он не успел. Рвануло – и все тут. Дым, копоть. Не выбрался он.

Доценко замолчал, а Лишнев не стал ничего переспрашивать.

– Так вот, Костя. Я живу, он нет. А не был бы романтиком – он бы жил. Я б там остался.

– Всякое бывает, – нехотя кивнул спецназовец. – Только знаешь, у нас, в нашем деле, блаженным не место. Не место, и все тут!

– Ну так что, Костя, будем ему шею ломать, чтоб не висел на нас, да? А то, неровен час, оставим в живых, так его Смердин найдет. Выпытает, куда мы идем.

Лишнев со злостью посмотрел на Марата, но промолчал. Потом вскочил на ноги, обогнул лежавших на земле людей, пошел вперед. Доценко не двинулся с места, лишь прикрыл глаза, выжидая.

Спецназовец вернулся минут через десять.

– Эй, организмы! – крикнул он. – Подъем!

Клоков застонал. Фокин попробовал встать, но у него тряслись руки, и он никак не мог оторваться от скалы.

– Подъем-подъем! – бодро повторил Лишнев. – Терпите, совсем немного осталось. Я нашел впереди пещеру. Туда доползем – и привал. По полной программе.

Фокин поднялся сам, хотя и с огромным трудом. Клокову помог Доценко. Лишнев повел команду пологим склоном, над озером. Марат подумал, что если сейчас один из спутников сорвется, то помочь бедняге не успеет никто. На счастье, услышав про долгий отдых, собрались с последними силами и Клоков, и Фокин. Оба сумели добрести до «норы», которую Лишнев отыскал на крутом склоне гранитной скалы. Доценко одобрил выбор Кости – заметить укрытие со стороны было трудно.

Едва люди заползли в небольшую пещеру через узкий проход в камнях, до их ушей донесся рокот вертолета.

– Что это? – глупо спросил Дмитрий Клоков, не открывая глаз.

Он не осознавал, что никто из товарищей не способен ответить на подобный вопрос.

– Карлсон жужжит, – пошутил Лишнев.

– Вроде бы вертолет, – пробормотал Святослав Фокин.

– Надо выйти и позвать на помощь, – находясь в полуобморочном состоянии, пробормотал Клоков. – Нам должны помочь. Люди…

– Ага, щас! – ухмыльнулся Лишнев. – Тут, в сопках, все только и мечтают о том, чтоб помочь нам. Свинцовой пилюлей. Враз мучения закончатся.

– Выйдите, махните ему рукой, – продолжал бредить рыжеволосый парень. – Там же люди! Они помогут!

Доценко внимательно посмотрел на Клокова, покачал головой.

– Не соображает, что говорит. В шоке, – резюмировал он.

– Ты последи за ним, – попросил Лишнев. – Чтоб не выскочил сдуру. Я гляну повнимательнее, что там у нас за гости.

Марат понимающе кивнул, передвинулся ближе к Дмитрию. А Константин скользнул по камням вперед. Однако он вскоре, пятясь, вернулся в пещеру. Спецназовец ругался страшно.

– По нашу душу гости! – закончив материться, прошептал он. – Ищут! Боюсь, тепловые сканеры у них.

– Это которые на температуру тела реагируют? – уточнил Марат.

– Угу, – подтвердил Лишнев. – Именно.

Доценко осмотрел толстые гранитные стены, потолок.

– Может, спасет то, что мы в пещере? Камень над головой все-таки.

– Может, и спасет. Посмотрим.

Доценко подобрался поближе к другу. Залег за камнями, в узкую щель наблюдая, как вертолет кружит чуть в стороне от озера. Винтокрылая машина двигалась зигзагом. Временами начинала кружить на одном месте, скорее всего, в тех случаях, когда на детекторе появлялись какие-то отметки.

– Да, прошли времена романтики, – вздохнул Марат. – Это раньше спецназ ползал по трещинам, разрисовав морды черными и зелеными полосами. Был невидим для врага. Теперь время техники. Не вздохнешь, не пукнешь. Всё заметят. И даже больше того! Чтоб обмануть такие сканеры – надо остыть. Будто труп…

– Лучше бы нам не остывать, – тут же ответил Лишнев.

– Поддерживаю. Как считаешь, есть у них шансы заметить нас в гранитном массиве?

– Щас увидим. Если повернут сюда – считай, уже заметили.

Словно услышав эти слова Кости Лишнева, вертолет сменил курс. Двинулся в сторону скалы, в толще которой скрывались беглецы.

– Ну, теперь надо за помощью к Фокину обращаться, – прошептал Марат, вынимая нож.

– Это зачем? – так же тихо поинтересовался Константин.

– Он молитвы знает. Пусть бы прочел че-нить… за наши души…

– Попросить?

Марат не успел ответить. Вертолет завис над их скалой. Двигатели ревели, винты сдували с камней пыль, разгоняя ее во все стороны. Фокин, лежавший в глубине пещеры, закашлялся.

– Тихо ты! – Лишнев рванулся к нему, закрыл рот сотоварища широкой ладонью.

Вертолет не улетал. Гул авиадвигателей передавался сопкам, стены вибрировали.

– Вроде на посадку заходит! – подползая к остальным, проговорил Доценко.

– Ну что, сдаваться будем? Или порвем глотки тем, до кого успеем дотянуться? – оглядел спутников Лишнев.

Хотя для себя он уже решил этот вопрос.

– Простите, братья! – виновато произнес Фокин. – Выдал я вас. Плохо у меня с легкими. И так не отдышаться, а тут пыль еще.

Доценко посмотрел на священника, покрутил пальцем у виска.

– Слава, ты чего?! Кто ж там, в кабине, кашель твой услышит? Двигатели работают!

– Тогда как они нас вычислили?

– Самое время об этом спрашивать! – криво усмехнулся Лишнев.

И вдруг снаружи что-то изменилось. Сначала показалось, что турбины заревели еще громче. А потом… Гул стал отдаляться! Теперь он шел откуда-то сверху, и стены уже не дрожали. Звук начал смещаться в сторону!

– Неужто улетают? – не смея надеяться, спросил Доценко.

– Погоди! – цыкнул на него Константин, опасаясь, что друг спугнет удачу.

Он сидел на земле, сжав ладони в кулаки, напряженно прислушиваясь к реву двигателей. Потом вскочил на ноги, метнулся вперед, к смотровой щели. Припал к ней.

– Улетают! Улетают! – завопил Костя. И от избытка чувств принялся лупить кулаками по камням, оставляя на них кровавые следы. – Аааа! Улетают!

Все бросились к нему, даже шатавшийся от усталости Клоков. Люди, затаив дыхание, смотрели на вертолет, который исчезал вдали, за сопками. Боялись только одного – вот сейчас те, внутри, почувствуют взгляд в спину. Развернутся. Увидят счастливые лица чудом спасшихся людей.

Вертолет исчез вдали. Беглецы не знали, что их случайно выручил из беды Леха-Гестапо. Смердин приказал направить машину в другой квадрат, когда с борта второй «вертушки» передали сигнал: «Трое уничтожены. Четвертый взят живым, знает, где остальные».

Подполковник спешил лично допросить Алексея Мезенцева, надеясь получить точную информацию о том, где находятся остальные беглецы. А между тем последние из выживших рабочих находились прямо под брюхом его вертолета.

Мезенцев зарыдал от ужаса, как только понял, что за казнь приготовил для него Смердин. Сначала он никак не мог взять в толк, что собирается делать подполковник. На левую руку и левую ногу пленника надели наручники с длинными цепями. Каждую из цепей закрепили за шасси первого вертолета. И лишь когда то же самое проделали с правыми конечностями и потащили еще две цепи к вертолету Смердина, Леха-Гестапо все понял…

– Сволочь! – зарыдал он. – Гад! Гад! Убей!

Мезенцев принялся дергать цепи, но те были слишком прочными.

– Всем на борт! – приказал офицер.

А сам подошел к пленнику, присел возле него.

– Слушай, Мезенцев, – злобно ощерился он. – Говорят, вы мутанты?

– Сука! Сука! Сука! – рыдал Леха, уткнувшись лицом в мох.

– Так что, мутанты или нет? – допытывался Смердин.

– Слышь, начальник. – Леха-Гестапо вдруг поднял лицо. – Ну прости! Да! Пытался обмануть. Виноват… Убил твоего. Убей меня в отместку! Но… начальник! Только не это! Прошу тебя, только не это!

– Сейчас мы проверим, мутанты вы или нет, – задумчиво, будто не слыша обреченного, проговорил офицер. – Я читал доклад медиков. Там написано, у вас повышенная способность к регенерации. У всех. Мезенцев! Ты знаешь, что такое регенерация?

– Начальник, прошу… – всхлипнул пленник. – Убей как человека!

– Так ты не человек! Мутант!

– Но ты же человек, начальник… Ты – человек?!

– Не пробивай меня на слезу, Мезенцев! Я спросил: знаешь, что такое регенерация?

Леха уткнулся лицом в мох и ничего не ответил. Его трясло.

– Так вот, – спокойно, будто читал лекцию курсантам, пояснил Смердин. – Регенерация – это способность к восстановлению. К самовосстановлению поврежденного организма. Медики говорят, есть такие амебы, их можно резать на две части. Из каждой половинки новая сволочь вырастает. Из одной – две получается. А ты умеешь так, Мезенцев?

Пленник молчал, закрыв глаза. Лишь мокрое пятно, образовавшееся под ним, сказало подполковнику, что приговоренный к смерти его слышал.

– Сейчас мы узнаем, может ли из одного тела два получиться. – Смердин встал, махнул рукой пилотам. – Запускай! Запускай!!!

Все утонуло в грохоте вертолетных движков. Дмитрий Александрович Смердин неторопливо пошел к своему вертолету. Он обернулся, когда уже взялся за рукоятку, собираясь залезть в кабину. Из-за рева моторов ничего не было слышно. Пленник дергал цепи, что-то кричал вслед офицеру. Его лицо было перекошено, губы быстро двигались. Из глаз бежали слезы.

Подполковник легко запрыгнул в кабину, хлопнул по плечу пилота: «Взлетаем!» Вторая машина оторвалась от земли вслед за первой. Бойцы Смердина прильнули к иллюминаторам – никому из них еще не доводилось видеть ничего подобного. Длинные цепи выбрали слабину, дернули пленника с земли. Леха-Гестапо продолжал извиваться всем телом. Подтягивал цепи к себе, словно это что-то могло изменить. Рот его ни на секунду не закрывался, Алексей Мезенцев продолжал кричать.

Пилоты поднимали винтокрылые машины вертикально вверх, готовясь выполнить команду Смердина. Подполковник выждал, пока высота превысила сотню метров, и лишь после этого отдал своему летчику приказ: «Маневр влево!» Вторая машине тут же начала смещаться вправо. Пленник изо всех сил напряг мышцы, но это его не спасло. Цепи натянулись за считаные секунды, и мощные «вертушки» разорвали тело мутанта на части. Кровь хлынула вниз. Тело перестало дергаться почти сразу.

– Бросов! Добей! – приказал Смердин.

Прозвучала короткая очередь. И еще одна. Словно ликвидатор на самом деле полагал, верил: необходимо добивать каждую половинку мутанта. Подполковник поднял вверх большой палец – «нормально». Вертолеты устремились к озеру, располагавшемуся неподалеку. Туда, вместе с цепями, сбросили останки несчастного Алексея Мезенцева. Следом, уже в мешках, полетели вниз Шныра, Пинцет, Хром. За ними – бойцы из группы Смердина, которые не пережили схватки с беглецами. Тот, кого полоснул бритвой по глазам Пинцет, и тот, кого авторучкой убил Леха-Гестапо. Люди и нелюди, беглецы и преследователи нашли покой в общей могиле. «Вертушки» набрали высоту…

– Связь! – приказал Смердин, глядя на сопки, которые проносились под брюхом вертолета.

Сопки, которые ему осточертели. Но операция «Зомби» еще не была закончена…

На этот раз Куровод отозвался быстро и сразу же поставил скремблер на трубку.

– Полкан – Куроводу! – стараясь перекрыть рев авиадвигателей, доложил Смердин. – Четверо ликвидированы.

На этот раз беседа с командующим операцией была совсем короткой. Чертыхнувшись, офицер дал отбой.

– Что там, командир? – крикнул Александр Бросов, придвигаясь поближе.

– Да ну его на хрен! – в сердцах выпалил вэвэшник. – Говорить не может, некогда. Баран чертов! Для чего его сюда командировали, а?!

– Что-нибудь умное сказал?

– Команду дал: продолжайте. Мол, у вас осталось часов десять. Продолжаем, короче! Продолжаем! Посты заграждения не зафиксировали беглецов?

– Пока нет, товарищ полковник!

– Ищем, в какую щель эти сволочи забились!

Вертолеты разошлись в стороны. Легли на другой курс, приступая к сканированию местности. Где-то в сопках оставалась вторая группа. Еще квартет мутантов. Подполковник прищурился, вглядываясь в пятна мха, в разводы на воде. Оставалась последняя четверка. С ней было труднее всего. Ее вели профессионалы: бывший спецназовец Константин Лишнев и бывший контрактник, отвоевавший на Кавказе более пяти лет, Марат Доценко.

Подполковник ВВ Дмитрий Смердин признавал: то были достойные противники. Уже двенадцать часов над группой Лишнева-Доценко не удавалось установить визуального контроля. Эти беглецы не оставляли следов, не делали глупых ошибок, не перли на рожон по наиболее вероятному маршруту.

И все же, как бы быстро ни шли мутанты, им требовались еще сутки, чтоб добраться до «железки». Без пищи. К тому же Лишнев, их неформальный лидер, еще недавно был почти трупом, не подавал признаков жизни. После того как его до полусмерти избили охранники.

– Жаль, не до смерти! – с досадой пробормотал офицер. – Чертов святоша… Фокин! Он, гад, выпросил «тело».

Если б не Фокин, у этой группы не было бы сейчас такого сильного лидера. Как же пришел в себя Лишнев? Ведь не дышал, реально не дышал! Видать, и впрямь мутант. Долбаная регенерация!

– Что вы сказали, Дмитрий Александрович? – нагнулся в сторону командира пилот.

«Ничего», – отмахнулся Смердин и вновь углубился в созерцание гранитных скал. Командир отряда ликвидаторов очень надеялся на то, что беглецам не хватит сил. Вторые сутки – не первые. Время адреналина прошло.

Беглецы проспали в приютившей их пещере большую часть дня, сказалось перенапряжение предыдущих суток. Даже Лишнев, поначалу решивший, что надо распределить «вахты» наблюдателей, передумал, глянув на спутников.

Полный, невысокий Святослав Фокин лежал спиной на камнях и тихонько похрапывал. Марат Доценко спал на боку, подтянув ноги к животу. В правой руке он сжимал десантный нож, мог в любую секунду распрямиться, вскочить на ноги, отразить нападение. В общем, даже во сне был готов к схватке. Чуть в стороне от них, возле стены, беспокойно метался рыжий студент. Клоков без конца переворачивался с боку на бок, что-то шептал невидимым собеседникам.

Лишнев, подумав, выбрал место возле самого выхода. Так, чтобы без его ведома никто не смог выбраться наружу или попасть внутрь. Константин лег спиной на камни, закрыл глаза. Сон пришел не сразу: быть может, из-за шепота Клокова. Лишнев прислушался. Студент вновь и вновь переживал события последних дней.

– Гарин… нечестно… – долетело до ушей спецназовца.

Пауза. Шорох. Тихие всхлипы. И вновь шепот Клокова.

– Любаня… Любаня… Прости!

Лишнев приподнялся. Константин никогда не отличался сентиментальностью. У него за плечами остались десятки операций. Далеко не всегда их группа возвращалась «домой» без потерь. Сколько друзей он похоронил? Лишнев помнил всех, но предпочитал никогда не считать сколько.

Здесь, в Мурманской области, среди сопок Кольского полуострова, в его «боевой» группе впервые находились женщины. Никогда ранее такого в практике спецназовца не было. И обе – Зинка, Любаня – остались в гранитных скалах навсегда. Он, Лишнев, ни разу не оставлял мертвых друзей врагу. Ни разу за все годы они не бросили раненого или убитого. Костя понимал: ему просто везло. Обстоятельства складывались так, что они могли эвакуировать тела павших друзей. Так было не у всех. Он знал десятки спецназовцев, которые могли ставить крестики по всей карте мира. Не в местах удачных операций, нет. Там, где закопали в землю их боевых товарищей.

Костя не мог спасти ни Любу, ни Зинаиду. И даже не похоронил… Он тяжело вздохнул. Несмотря на кажущуюся легкость, с которой Лишнев принимал решения, давались они непросто. Взять хотя бы Салидзе. Ведь можно было оставить бригадира в живых. Можно?

– Нет, нельзя, – прошептал Лишнев.

Он прислушался к тому, что творилось снаружи. Но там было тихо. Ни шагов, ни человеческих голосов, ни рокота моторов. Свист ветра. Всё.

– Спать! – приказал он себе и повернулся на бок.

И вдруг перед глазами возникла картина: по электрическим проводам, по колючке, сползает на камни и мох Любаня. Растрепанные волосы, порванная блузка.

«Отомсти!» – шепчут ее губы.

Усилием воли Лишнев отогнал от себя видение, провалился в сон… Очнулся оттого, что кто-то осторожно прикоснулся к нему. Тренированное тело сработало на автомате. Мозг Константина еще не успел до конца осознать, что произошло, а Лишнев уже был на ногах. Пригнувшись, сжав кулаки. Готовясь нанести сокрушительный удар противнику.

Краем глаза спецназовец отметил, что Доценко, заслышав непонятный шум, тоже среагировал на него. «Перетек» из горизонтального положения в вертикальное, прижался к стене, выставив перед собой нож.

– Ты… Ты! – У Лишнева не было слов. Одни ругательства. – Какого… рожна ты поперся наружу?!

– Пить очень хочется. Не могу больше терпеть, – виновато пробормотал Клоков, который зацепил ногой Константина, пытаясь выбраться через узкий проход наружу. – Я старался. Ждал. Никак.

– А писать тебе не хочется?! – вскипел Лишнев. – Может, тебе горшочек принести?! Здесь что, детский сад?

– Пить хочется… не могу, – повторил Дима Клоков и облизнул пересохшие губы.

Они так и остались шершавыми – слюны не было. Во рту – ни капли влаги.

– Может, купаться пойдем? – грубо спросил Лишнев.

Ему тоже хотелось пить. Тем более вода находилась совсем неподалеку: внизу, прямо под ними, на расстоянии в десяток метров, поблескивало зеркало озера.

Клоков ничего не ответил, лишь опустился на каменный пол, обхватил голову руками.

– Костя, – тихо позвал Марат. – Без жратвы человек может. Без воды – труднее. Тем более мы всю ночь двигались, обезвоживание организма.

– Марат! Я понимаю. Сам гляжу вниз, на озеро. Ловлю себя на том, что выпил бы все! До капли.

– И я бы выпил, – глядя на спутников полубезумными глазами, встрял Клоков.

Лишь Фокин молчал, хотя он тоже проснулся и внимательно слушал разговор товарищей по несчастью.

– А если заметят? – спросил у всех Костя. – Положат нас тут, как детей! Даже из пещеры вынимать не будут, закидают гранатами. И трубец!

– Давай, я сгоняю, – предложил Марат. – Выйду нормально, тихо. Если засекут, то позже: внизу, у воды. Я в сторону уведу!

– А набирать куда будешь? – усмехнулся Лишнев. – В ладошки?

Доценко задумчиво почесал затылок. Потом улыбнулся, схватил тонкую матерчатую куртку Фокина.

– Пожертвуешь, Святослав?

– На хорошее дело – с радостью, – отозвался Фокин.

– Я мигом! – подмигнул всем Доценко. Нырнул в трещину между скалами.

Он почти сразу пропал из виду.

– Не лезть! Не лезть! – раздраженно бросил спутникам Лишнев. – Не отсвечивайте мордами из прохода! Если тихо будет, без выстрелов – значит, нет рядом «ловцов». И молитесь, чтоб вертолет не появился…

Святослав и в самом деле отодвинулся к дальней стене пещере, принялся шепотом читать молитву. Так, будто Лишнев приказал ему спасать Доценко с помощью обращения к Богу. Константин посмотрел на Клокова, лег на каменный пол около входа. Ждать – самое трудное. Это гораздо сложнее, чем действовать самому.

Фокин еще бормотал молитвы, когда в пещере стало темно – Доценко, возвращаясь, «заткнул» собой проход, перекрыл доступ свету.

– А вот, кому колу газированную? – негромко спросил он. – Самый свежак! Только что с прилавка…

Марат аккуратно пробрался между камнями внутрь. В руках он бережно держал мокрую куртку Святослава.

– Ну, кто первый? – спросил он.

Все посмотрели друг на друга, но никто не издал ни звука.

– Давай ты, студент! – приказал Лишнев.

Марат подобрался к рыжеволосому парню. Тот смотрел на Доценко, не понимая, что надо делать.

– Голову запрокинь и рот открой! – засмеялся Марат.

Клоков, не мешкая, выполнил приказ.

– Так! Тебе – левый рукав, – заявил Доценко и принялся старательно отжимать материю, пропитанную влагой.

Клоков широко открытым ртом жадно хватал маленькие ручейки. Сглатывал, тут же открывал рот снова, стараясь не обронить ни капли воды. Потом Дима отодвинулся в сторону, вытирая губы. Улыбнулся. Стало гораздо легче. Влага была со странным привкусом – пыли, пота, смерти. Но это была вода!

– Теперь ты, святой отец, – махнул рукой Лишнев.

– Правый рукав, – торжественно провозгласил Доценко. Принялся отжимать другую часть материи.

Пока Фокин глотал воду, Клоков думал о том, что Костя Лишнев вновь обратился к Фокину «святой отец». И без иронии. Спецназовец изменился за последние сутки. Раньше он был человеком. Жестоким, временами грубым и невыносимым. А теперь они все стали нелюдьми. Мутантами. В том числе – и Лишнев. Но сейчас он гораздо больше походил на нормального человека…

– Ну а тебе, Костя, как самому кабаноподобному – спинку, – заявил Марат, передавая влажную куртку другу.

Доценко посмотрел на Клокова и вдруг подмигнул.

– Какому? – переспросил Лишнев, отжимая влагу в рот. Проталкивая ее внутрь огромными глотками.

– Кабаноподобному, – повторил Доценко, не моргнув глазом.

– Ааа. – Лишнев еще раз оглядел выжатую куртку, с сожалением передал ее Фокину. – Подсохнет – и нормально.

Константин даже не подумал обидеться на Марата.

«Неужели у него тоже есть чувство юмора?» – спросил себя Дима.

– Вкусно, – довольно причмокнул губами Константин.

– Свеженькая, с кишечными палочками, – в тон ему ответил Фокин.

– Мутанты мы или нет?! – возмутился Доценко.

Все рассмеялись.

– В самом деле, – вдруг сказал Дима Клоков. – Мутанты мы или нет? Как понять?

– Мы изменились физически, – первым высказался Святослав. – Но, думаю, в наших душах все осталось по-прежнему.

– Мутанты или нет, – пожал плечами Лишнев. – А мне так лучше! Обожженные легкие не болят. И на том спасибо!

– А мне все равно, – признался Доценко. – Главное, импотентом не стал. В остальном – по барабану!

Его спутники опять засмеялись. Теперь, хорошо отоспавшись, чуть подкрепив силы, они и на шутку могли среагировать правильно.

– Ну вот, поели, теперь самое время подумать, куда лыжи задвинем? – похлопал себя по животу Марат.

– Слушай, а ты?! – вдруг спохватился Лишнев.

Он только теперь вспомнил, что Марату не досталось ни капли воды.

– Я внизу попил, прямо из козлиного копытца, – дурашливым голосом объявил Доценко. – Мееее!

Лишнев заржал, Клоков тоже фыркнул от смеха. Уж больно здорово получалось у Марата…

– Кстати, поесть бы не мешало, – вдруг сказал Константин. – Чтоб силы накопить перед новым переходом.

– Здесь что, детский сад? – копируя интонации Лишнева, продолжал дурачиться Доценко. – Ишь чего – пожрать захотел! А потом бабу ему подай…

И вдруг Марат осекся. Его лицо стало другим. Потемнело. Никто не проронил ни звука. Все уставились в пол, замкнулись. Долго сидели так, молча. А потом Святослав Фокин опустился на колени, принялся едва слышно читать молитву.

– Господи, прими светлые души Зинаиды и Любови! – это он произнес трижды. Очень тихо, почти беззвучно, но Доценко и Лишнев повторяли вслед за бывшим священником.

И долго еще сидели, хмуро разглядывая гранитные стены.

– Ну, куда пойдем? – в конце концов спросил Лишнев, возвращая спутников к действительности. – Смотрите, как мы двигались прошлой ночью!

Спецназовец подошел к стене. Ткнул в нее пальцем, словно поставил точку – лагерь, откуда они совершили побег. Затем показал, как все беглецы уходили на юго-запад. Отметил место, где разделились на две группы, одна из которых продолжила движение в том же направлении, а вторая круто повернула на восток.

Лишнев пальцем прочертил дугу, загнул ее вверх – строго на север. Объяснил, что к северу они двинулись уже под утро, шли в этом направлении последние часы перед рассветом.

– В результате мы оказались за спиной у «ловцов», – добавил Костя. – Если только они действовали так, как я предполагаю. Надеюсь, у Смердина нет большого количества людей, чтобы провести полномасштабное прочесывание местности. Они вычислили наиболее опасное направление – юг, даже юго-запад. На этом маршруте выставили заслоны, посты наблюдения. Людей перекинули на тридцать, может, на пятьдесят километров перед беглецами. С помощью вертолетов.

Другая часть отряда ликвидаторов двигалась за спиной у нас и группы Мезенцева, словно гнала на заслон. Смердину требовалось действовать быстро и грамотно: с помощью того количества людей, что находились в его распоряжении в лагере, нельзя перекрыть все юго-западное направление. Думаю, десяток километров сопок. Может, два десятка.

Значит, требовалось гнать «дичь» именно на заслон. Скорее всего, охотники и беглецы вступили в визуальный контакт утром или в начале дня, в светлое время суток.

– Полагаешь, тех, кто двинулся на юго-запад, уже нет в живых? – попытался уточнить Доценко.

Рассуждения спецназовца казались логичными, четко выверенными. Действительно, заслоны нельзя было отодвигать очень далеко друг от друга. Возникла бы опасность, что беглецы обойдут засаду справа или слева. А вот если гнать «дичь» всю ночь, строго на юго-запад, точка контакта рассчитывалась почти математически. Скорость движения человека по пересеченной местности хорошо известна. И карта перед глазами подполковника…

– Уверен! – ответил Лишнев. И тут же продолжил: – Мы поступили по-другому. Сначала двигались на юго-запад. Потом, чуть оторвавшись от погони, чтоб было время для маневра, повернули на восток и еще увеличили темп!

– Обходили цепь? – понял замысел спецназовца Дмитрий Клоков.

Он вспомнил, как жестко подгонял людей Константин в первые несколько часов. Не давая им ни секунды на отдых. Теперь было ясно – зачем. Группа, свернув на восток, изо всех сил пыталась выйти из сектора «охоты». До того, как цепь преследователей подойдет на дистанцию визуального контакта, обнаружит маневр беглецов.

– Красиво! – похвалил Доценко, который также разгадал замысел Константина.

– В результате мы ушли вбок, из зоны поиска. Потом сделали привал. И уже затем двинулись на север, для страховки. Но прошли обратно не так много. Под утро скорость упала, так что, полагаю, мы выдавали три-четыре километра в час. И сместились «вверх» по карте где-то на десяток километров.

– А погоня все так же двигалась на юго-запад? В результате мы почти у них за спиной? – поинтересовался Фокин.

– Примерно, – кивнул Лишнев. – Я хотел бы, чтоб получилось так. Но мы не знаем планов Смердина. Не знаем, сколько бойцов в его распоряжении, какими ресурсами и поддержкой он располагает. Поэтому все вилами по воде писано.

– Мне кажется, лучший способ – аккуратно, не торопясь, двигаться на юго-запад, – высказал мнение Доценко. – Находиться за спиной «ловцов». Они у нас перед носом идут. А мы будем тихонько красться позади.

– Согласен, – подал голос Фокин. – Лучше не петлять вновь. Сил не хватит. Еды нет, от сапогов – мозоли.

– Мозоли – это плохо, – согласился Лишнев и посмотрел на рабочие сапоги сотоварищей. Люди так и остались в обуви, в которой их эвакуировали с острова. – Мозоли – это по первости…

Фокин и Клоков промолчали. Им было не до шуток. Непривычные к скоростным пешим переходам, они боялись не выдержать темп, который предлагал Лишнев. Тут «чудодейственный» газ острова ничем помочь не мог. Да и раны на ногах заживали не очень быстро, потому как беглецы вновь и вновь сдирали мозольные пузыри…

– Ладно, в общем так, – подвел итог спецназовец. – Идем на юго-запад, но осторожно. Прямо сейчас.

– Сейчас? – удивленно переспросил Доценко.

– Да! – тоном, не терпящим возражений, ответил Лишнев. – У нас нет приборов ночного видения, Марат. В темноте враг имеет преимущество: нас – видят, мы – слепы. Уж коли решили идти за спиной у погони, нельзя рассчитывать на удачу. Надо четко проверять, что перед тобой.

– Да, ты прав, – согласился Доценко.

Он первым двинулся к выходу, опустился на четвереньки, готовясь нырнуть в лаз. Вдруг обернулся.

– Меее! – проблеял Марат.

И исчез в темноте прохода.

– Придурок! – ласково отозвался Константин.

Вторым в трещину нырнул Клоков. Третьим – Фокин. Лишнев замыкал небольшую колонну. Они поменялись местами с Доценко.

К вечеру положение дел осталось прежним: четверка Лишнева-Доценко будто растворилась в сопках. «Вертушки» продолжали мотаться над гранитными скалами и озерами. Но ни визуальное наблюдение, ни тепловые сканеры не давали нужного результата! Дмитрий Александрович Смердин начал нервничать. Час проходил за часом, подполковник вновь и вновь хватался за карту. Пытался рассчитать, могли ли беглецы так быстро добраться до обжитых мест. Исчезнуть из зоны поиска.

По всем раскладкам получалось, что не могли. Значит, мутанты по-прежнему были где-то здесь, под брюхом вертолета. Свернули, гады, в сторону. Ушли с наиболее просчитываемого маршрута, обогнули «хвост». Правильно. Он тоже поступил бы так! На их месте. А на своем? А на своем – отправил бы на поиски не сорок, а четыреста человек!

Смердин до рези в глазах всматривался в ленты небольших рек, сверкавшие на солнце зеркала озер, изломы гранитных сопок. Камни порой имели такую причудливую форму, что это сбивало с толку. То мерещился человек, стоявший на вершине. То группа людей, устроившаяся в распадке на отдых.

Вертолеты бросались на «жертву», но стрелки раз за разом убеждались: природа издевается над ними, словно помогая беглецам-мутантам. Кольский полуостров был заодно с теми, кого следовало найти и убить.

И теперь подполковник клял последними словами «мудрецов», которые выбрали именно это место – с невероятно трудным рельефом – для организации концлагеря. Такое могло прийти в голову лишь полному дебилу. А он, Дмитрий Александрович Смердин, вынужден отвечать за чужие просчеты.

Когда стало темнеть, подполковник глянул на часы. Да, ночь на подходе. Надо дать отдых. И людям, и технике. Бойцы, может, и выдержат, а вот металл – нет. Вертолетам требуется профилактика.

– Смыляев! – приказал он. – Вызывай заслоны, мобильные группы. Ни у кого нет визуального контакта?

А вдруг кто-то уже открыл огонь по чертовым мутантам? Может, тела беглецов уже остывают в сопках, просто бойцы не успели доложить?

«Нет! – отвечали посты. – Контакта нет. Мутанты не обнаружены!»

Ничего нет. Тела не остывают среди сопок… Зато подошло время доклада Куроводу.

– Связь! – приказал подполковник.

На этот раз разговор получился более длинным, чем утром. И уж точно – гораздо более эмоциональным. Куровод напоминал вулкан, извергавший лаву и пепел на невероятную высоту. Смердин даже отодвинул трубку от уха, пережидая вспышку гнева. Он был человеком дисциплинированным, а потому не мог не доложить о ситуации в указанное время. Не мог не доложить о принятом решении: вернуть авиатехнику на базу. Всем требовался отдых.

Эта идея окончательно взбесила Куровода. Кажется, он начал топать ногами. «Полная потеря контроля над собой! – мелькнуло у Смердина. – Да, наградил же Бог руководителем…»

– Машины на базу! – орал тем временем Куроводов. – Дозаправка, профилактика, предполетные осмотры! Отдых – четыре часа! Утром, как только взойдет солнце, – снова в воздух!!!

– Есть! – отозвался Дмитрий Александрович.

Пилоты не успеют отоспаться. Завтра не смогут «работать» так, как надо. И еще проблема: у людей, обслуживавших авиатехнику, неизбежно возникнут вопросы, – что за странные операции ведет компания «Норднефтегаз» на Кольском полуострове? «Работа» летчиков в небе Мурманской области все больше напоминала боевую операцию. Словно действие происходило где-нибудь на Кавказе. Как господин Куроводов собирается выкручиваться из щекотливого положения?

Это его проблемы.

– Самим продолжать розыск! – командовал меж тем начальник операции. – Не останавливаться ни на минуту, ни на секунду! Искать их! Искать! Время на исходе!

– Люди валятся с ног, – доложил Смердин. – Полагаю, будет разумным дать несколько часов отдыха. Они не могут двигаться сутки напролет, как заводные.

– Я сам буду полагать, что разумно, что нет! – грубо оборвал его Куроводов.

– Есть! – четко ответил подполковник.

– Выполнять! Всех людей – в сопки! Продолжать поиски мутантов. У них силы на исходе. Беглецы уже сутки без пищи, огня, лекарств.

– Есть!

Куроводов вдруг сменил тон.

– Ты должен достать их, подполковник, – чуть ли не умоляюще произнес он. – К утру. Обязательно.

– Есть! – Смердин понимал, что происходит с Куроводовым.

Чем дольше рабочие-мутанты бегали по сопкам, тем меньше оставалось шансов сохранить все в тайне. От пограничников. От прессы. От президента «Норднефтегаза».

– Выполнять! – Куроводов дал отбой.

Смердин не сразу поднялся с кресла в кабине вертолета. Он еще посидел немного, размышляя. И лишь потом вернулся к действительности. Люди ждали приказов.

– Всем покинуть борт! – распорядился вэвэшник. – «Вертушки» – на базу! Формируем мобильные группы, занимаем позиции на вершинах сопок. Следим. Реагируем на любое движение. К утру мы обязаны найти мутантов.

Даже при свете вечерних сумерек идти было очень рискованно. В этом беглецы убедились почти сразу. Вскоре после того, как они покинули укрытие, двинулись в путь, где-то позади стал нарастать гул вертолетного двигателя. Доценко шел первым. Он тут же остановился, принялся лихорадочно озираться по сторонам, осматривая сопки. Приличного укрытия нигде не было.

– Черт бы его побрал! – в сердцах выругался Марат, оборачиваясь.

Беглецы сгрудились в кучу, ожидая, что скажет Лишнев, который двигался чуть позади, замыкающим. Дима Клоков побледнел – вертолет пока был далеко, но шел точно на них. Святослав начал шепотом читать молитву.

– В воду! – крикнул Лишнев, забывая о необходимости соблюдать тишину. – В воду, тормоза! Быстрее!

Первым выполнил команду Доценко. Видимо, потому, что сразу понял замысел лидера. Он бросился вперед – туда, где в подступавшей темноте виднелось еще одно озерцо. Следом что есть мочи рванули Клоков и Фокин.

– Только не с разбегу, Марат! – успел крикнуть Лишнев, и его подсказка оказалась очень своевременной.

Товарищ чуть было не ухнулся в воду со всего маху. Волны, побежавшие по поверхности озера, неизбежно выдали бы беглецов.

– Спокойно! Спокойно! – шептал Клоков, осторожно заходя в ледяную воду следом за Маратом.

Вода обжигала, сводила ноги, но все понимали: это – единственный шанс обмануть тепловые детекторы. Надо скрыться в озере, с головой. Несмотря на адский холод.

– Ныряем по команде! – распорядился Лишнев. – Сейчас продышаться. Глубоко-глубоко. Надо провентилировать легкие, чтоб им легче было. Набираем воздуха до предела и тихо уходим под воду, на дно. Медленно! Клоков! Я сказал – по команде!

Они стояли по грудь в воде, тяжело дыша, прислушиваясь. Гул авиадвигателей нарастал, выползал из-за скал. Казалось, чаша маленького озера наполняется им. Еще немного – и тут не останется ни капли воды. Лишь рев движков да внимательные глаза тех. Тех, кто сейчас пристально высматривает «дичь» сквозь иллюминаторы…

– Пора! – громко скомандовал Лишнев.

Дима чуть замешкался и потому увидел не только вертолетный винт, который появился над сопкой. В лучах засыпавшего солнца блеснули стекла кабины. Клокову показалось, он успел заметить людей с биноклями, изучавших скалы.

Вода сомкнулась над головой. Дима присел на корточки. Зажал нос пальцами и закрыл глаза. Было очень холодно, но страх перевешивал все. Беглецы сумели не только вырваться из лагеря, но и классно ушли от погони. Продержались около суток. Теперь было бы глупо умереть от случайности. Только не хватало ненароком «стравить» воздух…

Он долго просидел так. Легкие уже захлебывались от недостатка кислорода, как вдруг мысли о вертолете отошли на второй план. Дима испугался. Лишнев не сказал – насколько долго следует находиться под водой. Когда можно выныривать на поверхность, чтобы глотнуть воздуха? Ведь не хотел же Костя, чтоб все утонули? Пора или не пора?

Дима продержался, сколько получилось. И даже через силу, с трудом борясь с кислородным голодом, – немного еще. А потом с шумом вынырнул на поверхность, стал хватать воздух широко открытым ртом. Отдышался, протер глаза. Оказалось, его коллеги уже находились на берегу и занимались тем, что отжимали одежду.

– А мы думали, ты в «тюлени» готовишься, – насмешливо сказал Лишнев.

Дима не понял.

– Это у американцев, – пояснил Доценко. – Самый крутой спецназ – морские «тюлени». SEAL.

– Ныряют и не дышат, – добавил Лишнев.

Дима обиделся, стал молча выбираться на берег. Уж если вылезли сами – могли и его толкнуть! Откуда он знал, что вертолет улетел?

– Холодно, – пробормотал Фокин.

– Терпи, святой отец! – весело отозвался Лишнев. – Лучше холодно, чем мертво. Тем более при твоей комплекции – грех жаловаться. Вон студенту труднее. Да, Клоков?

Дима не отозвался. Стянув с себя одежду, он со злостью отжимал штаны.

– Тебе бы платье пошло, – глянув на Дмитрия, заявил Константин. – Не пробовал?

Клоков недоуменно посмотрел на лидера группы.

– Губы надул, чисто баба, – пояснил тот. – Вот еще платье – и в самый раз!

Доценко посмотрел на Клокова, потом на Лишнева, но промолчал.

«Нет, этот верзила не изменился. Ничуть!» – мелькнуло в голове у Дмитрия.

– Все, оделись! – приказал спецназовец.

Люди принялись натягивать на себя влажную холодную одежду. Дима выполнил команду, стиснув зубы. Будь его воля – ни за что бы не стал цеплять на себя мокрые штаны, футболку и свитер. Это хуже, чем пытка.

– Сушить вещи придется на ходу! – пояснил Лишнев. – Согреваться тоже. Огня нет и не будет. Двигаемся быстро! Разогреется тело – просохнет и одежда. Давно проверено.

И они снова побежали вперед. Теперь никого не требовалось подгонять. В это время года ночи в Мурманской области, за Полярным кругом, холодные. То и дело температура опускается ниже нуля градусов, хотя в светлое время суток весна похожа на настоящую. Ночью все по-другому. А если не повезет и случится сильный ветер, так вообще можно сойти с ума от озноба…

– Привал! – скомандовал Лишнев, опускаясь на землю.

Все присели, и только Клоков остался стоять на ногах. Он был самым худым из беглецов, запаса подкожного жира – никакого. И потому купание в ледяной воде далось труднее, чем другим.

– Ты чего? – спросил Марат.

Дмитрию абсолютно не хотелось признаваться в собственной слабости. Шутки Лишнева – по поводу и без – уже надоели. А потому рыжеволосый парень с трудом, скорее из упрямства, опустился на камень. Чуть в стороне от всех. Лишь бы только никто не понял, как ему плохо. Но Марат догадался.

– Знаешь, – абсолютно серьезно сказал он. – человек – очень загадочное животное. Способен вынести такое, о чем и помыслить страшно. Вот у меня был случай. Много лет назад. Только-только призвали на службу, срочную. Второй или третий месяц шел. Нас на стройку бросили, стены штукатурить. Фиговая работа – целый день на одном месте, почти без движения. Мы в легких гимнастерках, а тут вдруг погода изменилась. Дождь, ветер. Похолодало. Нас промочило с головы до ног.

Мы все трясемся, а деваться некуда. Нас туда с утра на машине забросили, обещали забрать только вечером. И ни укрытия, ни чего-то похожего. Каркас будущего дома – голые стены. И мы с мастерками и валиками. Дрожим, значит. Я на «деда» смотрю, что с нами на стройку приехал. Мы трясемся – а он нет. Словно бы не чувствует холода. Мы чуть с ума не посходили. К середине дня уже ни о чем думать не могли, только о тепле. А он – нормально.

Ну, ясное дело, все к нему. Скажи, мол, как так? Ты что, железный? А он в ответ: «Устав читали? Там что записано? Надо стойко переносить тяготы и лишения воинской службы». И всё тут. Я тогда подумал – издевается, гад. Нет! Оказалось – нет! Это я уже потом понял, после десятого подобного случая. Знаешь, так бывает. Иногда думаешь: не выдержу. Не хватит сил. Человек не способен пережить такое… А тебе в ответ: надо стойко переносить тяготы и лишения воинской службы! И постепенно привыкаешь. Учишься находить спасение в этой простой фразе.

Не веришь? Бывает, зуб даю! Наверное, так в Китае и Японии тренируют волю бойцов. Постепенно увеличивают нагрузку, до запредельной. И говорят: ничего, сдюжишь. Ты в ответ: да как же, братцы?! Это ж невозможно! Не поверят… Услышишь: ищи спасение в себе.

– Хочешь – в Боге, – добавил Фокин. – Если так легче.

– Двинулись! – дал команду Лишнев. – Марат, замыкающим. Теперь веду я.

И они снова побежали вперед… «Стойко переносить тяготы и лишения», – повторил про себя Клоков. Теплее не стало. Ничуть.

А потом был еще привал. За ним – новый, длинный рывок. И Дима вдруг понял, что ему больше не холодно. Клоков потрогал одежду и не смог понять: влажная она или нет? Тело было горячим, липким. От пота?

– Привал! – скомандовал Лишнев.

Они завалились на мох, тяжело дыша. На каждом переходе двигаться было труднее и труднее. Сил оставалось все меньше.

– Тут пожрать нечего? – вдруг спросил Лишнев. – Никто не знает полуострова? Грибы, ягоды, зверье какое?

Клоков лишь помотал головой, а Марат удрученно вздохнул:

– Неа!

– Нет или не знаете? – уточнил Костя.

– Не знаем, – ответил Марат. – А ты что, не помнишь? Леха-Гестапо в бараке об этом расспрашивал Салидзе!

– Когда? – искренне удивился Лишнев.

И тут его сотоварищи вспомнили: во время разговора Константин находился между жизнью и смертью. Где-то посередине. Только «волшебство» Фокина позволило спецназовцу вернуться в мир людей.

– Для ягод рано, – пояснил Святослав. – Для грибов – тоже. А что касается зверья – думаю, здесь его так распутали пограничники да моряки Северного флота, что к нам никто не подойдет. Рыба в озерах может быть.

– Рыба, – мечтательно протянул Доценко. – Говорят, северные народы ее сырой едят.

– Да, и частично протухшей – тоже, – отозвался Фокин. – Ловят, в листья заворачивают и в землю закапывают. Чтоб с «душком» была. Получается очень вкусно, кстати. Но тут надо точно знать, как готовить.

– Нельзя думать о еде, если ее добыть невозможно, – вдруг сказал Лишнев. – От этого только хуже становится. Проверено.

– Как же о ней не думать, если она сама все время о тебе думает? – грустно пошутил Доценко.

– А ты, Маратка, расскажи чего-нибудь, – попросил Константин. – Столько историй знаешь. Давай, сбацай веселенькое…

– Веселенькое, – поморщил лоб Доценко. Он закинул руки за голову, раздумывая. – А вот, есть! Вспомнил.

Офицер у нас на Кавказе служил. Хохмач, такого поискать надо. Таджик, но военное училище в Питере заканчивал. Он рассказывал историю про времена, когда курсантом был. Так вот, у них в училище очень злобный и тупой майор водился. Чисто бульдог. Уж если ему кто не по душе – вцепится, не слезет. Достанет проработками, внеочередными нарядами, запретами на увольнение. И ничего с ним не сделать было. Офицер…

Любил этот Бульдог под окнами училища прогуливаться, порядок на территории проверять. То с лицевой стороны здания, где плац. То с обратной, где спортивная площадка, а до нее, возле самой казармы – дорожка. И несколько раз бывало так, что у курсантов нервы сдавали. Идет, значит, Бульдог по дорожке, а ему на голову – ведро дерьма какого-нибудь. Мусор, вода, фантики, огрызки.

А майор – тоже не будь дураком – остановится внизу. Руки за спину заложит, наверх смотрит. Окно-то открытое: видит, откуда его «приложили». И, значит, орет, что есть мочи: «Если ты мужчина – покажи свое лицо!»

Ну и кто же признается в том, что он не мужчина?! Обиды хуже не придумаешь! Делать нечего. Вылезает из окна курсантская репа. Ну а дальше – дело понятное. Выигрывает тот, за кем последнее слово. Последнее слово оставалось за майором – уж он потом проштрафившемуся с таким удовольствием наряды выписывал! А про увольнения на год забыть можно было.

Это предыстория. А теперь – самая суть. Как-то раз шел майор этой дорожкой, ну, ему на голову – ведро помоев. Он в сторону отскочил. Фуражку снял, трясет. На третьем этаже – окно открытое. И тишина. Никого. Майор как заорет, по привычке: «Если ты мужчина, покажи свое лицо!» И сам уж в предвкушении «праздника» руки потирает. Щас, типа, я на тебе, сынок, отыграюсь. По полной программе… Ага.

Из окна действительно вылезла рожа. Курсантская рожа в противогазе.

Лишнев упал на землю и давился от смеха, схватившись за живот. Фокин сидел, привалившись спиной к камням. Похрюкивал, вторя Константину. Дима скептически улыбнулся. Юмор был каким-то низкосортным, полубредовым.

– Классно! – отсмеявшись, признал Константин. – Твой таджик, что ли, постарался?

– Ага, – кивнул Доценко. – Он мастер был на всякие приколы.

– Расскажи еще чего-нибудь, – попросил Константин.

– Может, о бабах? – улыбнулся Марат.

Дима вздрогнул. «О бобах». Сердце невольно заколотилось быстрее. «Димочка, ну ради меня!», – вдруг услышал он жалобный голос Любы. И будто увидел полутемный домик на далеком острове. Руки Лехи-Гестапо, по-хозяйски лежавшие на бедрах молодой женщины. Любаня умоляла отвернуться к стене, чтоб… чтоб Мезенцев мог взять свое.

«А ведь она совсем не продажная девка», – вдруг со стыдом подумал Дмитрий. Клокову вспомнилось, какими словами он поносил Любаню после того, как все понял. И Зинку. «Зинка-резинка»… В ушах вновь прозвучал крик докторши. А Любаня висела на колючей проволоке. Она предпочла умереть, бросившись на провода с током, лишь бы только не стать игрушкой в руках нелюдей Смердина.

А Марат Доценко и Константин Лишнев, которые «неровно дышали» в сторону Любани и Зинки, жили дальше, не мучаясь воспоминаниями. Травили байки. Про рожи в противогазах и баб.

– Хотите, я расскажу историю? – громко спросил он, и Марат остановился на полуслове.

– Ну расскажи, студент! – снисходительно улыбнулся Лишнев. – Побалуй общество. Веселое? Или про баб?

– Про любовь! – приподнимаясь с земли, резко ответил Клоков. – Про любовь, которой уже нет на Земле. Вернее, нет среди людей.

Он был рад тому, что вокруг темно. Никто не мог увидеть, как горит его лицо. Его рассказ предназначался Лишневу и Доценко, забывшим про… Просто забывшим.

…История эта произошла в Сибири, в небольшой деревушке. На самой окраине жил лесник с семьей и детьми. Чащи там знатные, чтобы обойти все владения, много времени приходилось затратить. В общем, жил человек – и среди людей, и как бы в лесу. Когда уходил – брал с собой ружьишко, в деле проверенное, да пса-волкодава. Очень крупного и злого. Тот люто волков ненавидел. Не раз в схватки с лесным зверьем вступал, выручая хозяина из беды.

Как-то раз, во время одного из таких переходов по чащобе, заметил лесник волчицу подраненную. Кто подстрелил, почему не добили? Естественно, найти ответы на вопросы было уже невозможно. Зима стояла, пожалел лесник эту зверюгу. Понимал, что околеет в сугробе, нет у нее шансов выжить. Решил спасти волчицу. В общем, он и так, и эдак, а зверюга-то дикая – человека к себе не подпускает. Да и пес рядом в бой рвется – порвать глотку заклятому врагу.

Насилу мужик пса унял. Сумел как-то уговорить волчицу. Нашел слова, чтоб та его к себе подпустила. Рану промыл, перевязал – да на санки раненого зверя. И домой потащил. А пес все рядом крутился. Никак не мог в толк взять: что хозяин делает? Зачем, выбиваясь из сил, падая, тащит в деревню того, кому глотку порвать надо?

Дотащил ее лесник. Долго шел, но упрямый был. Дотянул… Фельдшера нашел, чтобы пулю вынули… В общем, выжила волчица, да только нрав ее ничуть не изменился. Как чуть окрепла – опять перестала людей к себе подпускать. Даже лесника, что ее выхаживал. Сидела на цепи во дворе. Выла да на лес смотрела. Если какая домашняя тварь зазевается, подойдет к хищнице поближе – вмиг останется на снегу кровью истекать. Много волчица курей порезала, кота одного прихватила.

И понимал лесник, что не удержать ему зверюгу. Чуть только цепь снимешь – сиганет через забор, растворится в лесной чаще. А у него мысль засела: хотел щенков, полукровок. Чтобы, значит, его пес, волкодав, да эта лесная зверюга потомство дали. Но как животным объяснить, что от них требуется?

Волкодав его со временем перестал на волчицу бросаться, привык. Если за свою и не признавал, то уже не целился – чуть что – глотку рвать. А та все равно его к себе не подпускала. Дикая кровь – вот и весь сказ.

Долго с ними лесник мучался. И так, и эдак. Уж и пес вроде понял, что хозяин от него хочет. А волчица – ни в какую. Не подпускает к себе. Рычит, скалится. И понял тогда хозяин – пора выпускать ее. Пусть бежит в лес.

Но решил последний шанс им дать. Как-то на ночь запер волчицу в бане. На цепь, естественно, посадил. Крепкую, железную. Лишь бы не удрала. Натопил печурку, чтоб тепло было. И волкодава внутрь запустил.

А сам он в тот вечер, с женой и детьми к родственникам отправился. Вроде бы в соседнюю деревеньку. Там недалеко было. Всего несколько километров. Час туда, час обратно. Да засиделись в гостях, вернулись обратно поздно ночью.

А баньки-то и нет вовсе! Угли тлеют. Такая беда. Присел лесник возле пепелища: на снегу – следы. Волкодава. От пепелища прямо к дому. Там – в несколько кругов. Возле двери да у каждого окна вытоптано. И обратно следы ведут.

Понял человек: поладили волчица и волкодав. Да, на беду, из печурки огонь на пол выскочил. То ли полешко шальное, то ли искра. И занялось…

Пес-то широкой грудью вынес раму оконную. Вылетел наружу и стрелой – к дому хозяйскому. Это по следам легко читалось. У двери лаял, никто не ответил. Он к окнам. Звал на помощь, звал. Не откликнулись люди.

Баня уже вся полыхает, а внутри подруга его мечется. На цепи она, крепкой. Не выскочить…

Метался волкодав, от дома к бане. Крути рядом с огромным костром делал. Звал… Что толку? Никто на помощь не пришел. Тогда прыгнул он внутрь – зубами цепь рвать, вытаскивать подругу свою из беды. Да сил не хватило, цепь слишком крепкая была.

Так и не ушел он. Сгорел вместе с волчицей. Не смог подругу свою бросить и щенят, детенышей будущих…

– Такая вот история, – закончил Клоков. – Не бросил он любовь свою. Смерть предпочел. А люди так любить разучились!

Он замолчал, несколько раз моргнул глазами.

– Господи, упокой их светлые души, – донеслось до него из темноты.

И не надо было иметь талант Анастасии Каменской, чтоб понять – Святослав Фокин молился за души двух зверей. Сгоревших, но оставшихся друг с другом до конца.

– Тебе это сам лесник рассказывал? – помолчав, спросил Доценко.

– Нет, я в газете читал, давно, – ответил Клоков.

Он не понимал, что от этого менялось. Марат усмехнулся, Дима ясно услышал.

– Брехня! – рубанул Лишнев. – Газетчики всякой брехни понапишут – им только волю дай. В этой истории слишком много за уши притянуто. Просто баня сгорела! Пса долбануло падающими балками по черепушке – вот и не смог выбраться наружу. Ноги отнялись, или переломало чего.

Клоков стал красным, как помидор.

– Хозяин тоже хорош: если у него печка такая опасная, чего ж он ее запалил, да сам из деревни куда-то поперся, гулять? И где соседи были?! У меня на родине, в деревне, если у кого-то пожар, все за ведра хватались! Без приказов и команд. Ррраз воду из колодца – и на пожарище! Тушить, помогать. А тут что? Брехня! Вымысел. Не могло такого быть!

– Да и вообще при чем тут любовь? – иронично поинтересовался Марат Доценко. – Хочешь, кратко перескажу твою историю, но без нытья? Волчицу и пса заперли ночью в бане, чтобы они детишек сделали. Хозяину требовались сильные, крепкие щенята-полукровки. Парочка дело сделала. А может, и нет. Разве кто-то свечку держал? Может, журналист, что статью написал? Ага, никто ничего толком не знает – ведь только головешки от бани остались. Зато надо было красивую историю придумать. И вот родилась легенда о космической любви пса-волкодава и дикой волчицы. Ага. Для простаков, что вытащат из кармана платочек – сопли утирать.

Клоков упал лицом на землю, закрыл уши. Он больше не мог, не хотел слушать то, что говорили его товарищи. Товарищи? Именно сейчас, в эти минуты, Клоков до конца начал осознавать, сколь огромна пропасть, разделяющая его, Дмитрия, с Лишневым и Доценко. Он словно говорил с ними на разных языках. Обсуждали одно, но каждый видел свое. Они не могли понять друг друга. Так кто же из них был человеком? Нормальным человеком?

– Вперед! – скомандовал Лишнев. – Двинулись.

Клоков остался лежать на земле. Константин, уже собиравшийся двинуть вслед за Доценко и Фокиным, обернулся. Помедлил. Подошел к парню, несильно ткнул его носком сапога в ребра.

– Слышь, романтик! – добродушно сказал он. – Давай, подъем! Нет времени. Надо пройти еще километров пять-шесть, потом длинный привал сделаем. Давай, вперед!

Клоков молча поднялся с земли. Не глянув на спецназовца, побежал вслед за Фокиным.

За час он не проронил ни слова. У Димы словно открылись глаза, и он ужаснулся. Пропасть, разделявшая его и других людей, была не просто огромна. Невероятна. И чем больше рыжеволосый паренек думал обо всем этом, тем отчетливее понимал – дело в нем самом.

Вспоминалось, как Доценко и Лишнев ничего не сделали, чтобы спасти Любаню и Зинку. Как хладнокровно Константин добил раненого Салидзе. Лишь потому, что бригадир мог выдать их. Мог выдать, а мог и не выдать. Он, Клоков, никогда бы не смог поступить так. А Фокин, Святослав Фокин, отлично все понимавший, только закрывал глаза, раз за разом находя оправдания для дикого, жестокого поведения спутников.

«Церковь слепа? Или зряча, но делает вид, что ничего не понимает».

– Привал! – скомандовал Лишнев из-за спины Дмитрия. – Так, организмы, отдыхаем час! Может, чуть больше. Лежим на земле, копим силы. Кто хочет – даю добро покемарить чуток. Я разбужу, когда придет время топать дальше.

Марат, шедший первым, беззвучно опустился на мох. Он устал больше других – ведущему приходилось чуть смещаться вперед. Внимательно вслушиваться в звуки ночи, чтобы случайно не прозевать засаду. Фокин медленно, очень аккуратно присел на камень, принялся стягивать сапоги. Святослав не жаловался на боль, но мозоли доставляли ему все больше и больше неудобств. Константин Лишнев примостился возле спутников, на спине. Прикрыл глаза, расслабляясь. Наступила тишина, которую время от времени нарушало сопение Фокина, изучавшего сбитые в кровь пальцы.

Дима устроился на спине, как Лишнев, но глаза не закрыл. Он все меньше понимал – зачем нужна такая жизнь? Жизнь, в которой каждый спасал только собственное тело. Ради этого готов был к предательству, подлости, низости. Так, будто ни для кого не существовало понятия «совесть». Будто это слово начисто исчезло из людского языка. Или из нелюдского?

Первым захрапел Лишнев. Потом донеслось тонкое сопение – это уснул Доценко, лежа на боку. Фокин, оставив сапоги, сполз на землю. Повозился, устраиваясь под курткой. Стало тихо. Дима лежал еще долго, глядя на черное небо, затянутое облаками. Звезд и Луны видно не было.

– Для чего все это? – шепотом спросил у неба Клоков.

Ему никто не ответил.

– Обман! – горько сказал Дима.

Он поднялся на ноги, посмотрел за спину. На спутников, которые делили с ним тяготы последних дней. Которые были совсем не такими, как он. Вернее, он был не таким. Чужим. Инородным телом.

Клоков тихо двинулся вперед, прислушиваясь. К середине ночи поднялся ветер. Он скользил между скалами, тонко свистел в камнях, завывал, натыкаясь на могучие плечи сопок. Мешал фиксировать другие звуки.

Дима шел довольно долго, даже поднялся по склону чуть вверх, прежде чем нашел то, что его интересовало. Озеро. Маленькое, неглубокое, расположенное на плоской вершине сопки. Наверное, днем оно выглядело очень красиво.

Клоков постоял, глядя себе под ноги. Потом решился и побрел к середине чаши, наполненной влагой небес. Озеро было совсем мелким. Чтобы промочить всю одежду, Дмитрию пришлось опуститься на дно. Сесть, словно он находился в ванне. Только тогда вода дошла до горла – все получилось так, как и хотел Дмитрий. Он нагнулся вперед, намочил волосы. Встал и двинулся обратно к берегу.

Вода стекала ручьями, когда Дмитрий вышел на сухое место.

– Я чужой в этом мире, – тихо, горько сказал Клоков. – Видишь, Боже, я не умею поступать так, как они. Не умею убивать, чтобы спасти собственную жизнь. Не умею предавать, лишь бы выжить самому. Не умею. И, знаешь, не смогу научиться этому. Даже если ты считаешь, что так надо, чтоб быть человеком.

Он помолчал, сглотнул слюну. Холодный ветер дул в лицо, размазывал влагу по щекам.

– Не умею. Но, самое главное, я и не хочу научиться. Возможно, это романтика. Или просто глупость. Я не буду учиться этому, никто не заставит мою совесть замолчать. Даже ты, Бог! И я выбираю смерть, потому что не хочу стать такими же, как они.

Клоков опустился на холодные камни. Вытянулся во весь рост и закрыл глаза. Дмитрий хорошо помнил слова Георгия Салидзе – уже мертвого Георгия Салидзе – о том, что ночи в Мурманской области очень холодные. Температура временами опускается ниже нулевой отметки, и при сильном ветре можно замерзнуть. Насмерть.

– Сегодня как раз такой ветер, – прошептал Клоков, хватаясь пальцами за камни.

Было немного страшно, но он принял решение и не собирался отступать.

«Умирать от холода не трудно, – вспомнилось Клокову прочитанное в какой-то книге. – Сначала озноб, конечности леденеют. Надо перетерпеть. Затем все проходит. Становится тепло, и ты просто засыпаешь…»

– Я стану частью этих скал, – уже плохо соображая, что происходит, пробормотал Дмитрий. – Камнями, ветром. И тысячи лет буду смотреть отсюда на людей. Пусть они меняются. Предают, убивают и находят себе оправдания за это. Мне безразлично…

Больше он не произнес ни слова, потому что губы перестали слушаться. Откуда-то из глубины сознания выплыли яркие, объемные картинки. Дима бежал по радуге, отрывая от нее цветные полосы, со смехом разбрасывал их во все стороны.

Внизу улыбалась мама. Дима махнул ей рукой, хотел что-то крикнуть, но получился черный мазок: «Прости, мама!»

За что прости? Почему он пытался шепнуть «прости»? Он не смог понять. Мысль оказалось неприятной, и от этого радуга под ногами стала зыбкой, призрачной. Дима рассердился на мысль. Отогнал ее прочь, словно назойливую муху.

Он вновь бежал по упругой цветной дорожке, вскинув руки к небу…

– Слава, – тихо шепнул Константин Лишнев.

– А? – приподнял голову Фокин. – Ты меня, Костя?

– Да. – Спецназовец повернулся на бок. – Не спишь?

– Нет.

– Слава, можно спросить тебя об одной вещи? – Лишнев в темноте покосился на Марата Доценко, но тот продолжал тихонько посапывать, лежа спиной к говорившим.

– Конечно!

Лишнев привстал, тихонько передвинулся ближе к Фокину.

– Тошно мне, Слава! – признался он. – Из-за Любани. Никак не могу забыть. Вот закрою глаза – и Любаня передо мной. Она ведь тогда, в лагере, ко мне бежала. За помощью. А я ничего не сделал. Не спас ее.

– Ты ничего не мог сделать, Костя, – тут же отозвался Святослав. – Не за что себя винить.

– Там были провода под током! – лихорадочно прошептал спецназовец и ухватил священника за руку. – Если б я прыгнул на них, меня б убило! Но это не спасло бы Любаню!

– Верно, Костя! – встряхнул горячую ладонь Лишнева, подтвердил Фокин. – Там были провода под током. Ты не мог спасти ее. Между вами находилась непреодолимая преграда. Твоя смерть ничего не изменила бы.

– Так-то оно так… – резко убирая руку, горько произнес Константин. И вдруг сменил тон: – Что мне делать, Слава? Любаня приходит ко мне, просит: «Отомсти!» А я? Я здесь, в сопках. Бегаю от солдат, как трусливый шакал.

– Расскажу тебе одну восточную историю, – подумав, сказал бывший священник. – На свой лад. Многое пропущу. А ты послушай и попробуй найти в ней зерно истины. Для себя…

Как-то раз по дороге шли учитель и юный ученик. Учитель имел высокую степень посвящения, но, впрочем, это трудно объяснить. В общем, был почти святым. А святым не только многое разрешено, но и многое запрещено. В частности, он не мог предаваться чревоугодию. Думаю, это тебе понятно: человеку разрешалось есть только хлеб, рис. Пить воду. Что еще нужно тому, кто мало внимания уделяет физической пище, предпочитая духовную? Ну и вот, среди прочих запретов был такой: учитель не имел права дотрагиваться до женщины. До любой. То было одно из самых великих табу.

Шли учитель и ученик пустой дорогой и спустя какое-то время достигли реки, которую надо было переходить вброд. А на берегу, возле стремительного потока, стояла женщина с корзиной. Старая женщина. Она плакала. Никак не могла преодолеть реку. Старухе не хватало сил, чтобы справиться с течением.

«Помогите мне, пожалуйста, люди, – попросила она. – Помогите перебраться на другую сторону. Я стою здесь уже несколько часов, но вы первые, кто появился на дороге…»

Ни слова не говоря в ответ, учитель поднял женщину на руки, ступил в быструю воду реки. Он перенес старуху на противоположный берег. Поставил на землю и пошел дальше. Вскоре его догнал ученик, невероятно пораженным тем, что увидел.

Юноша долго шел молча, все никак не мог прийти в себя. А учитель не считал нужным что-либо говорить. Только спустя час или два ученик нашел в себе силы, чтобы спросить: «Учитель! Вы прикоснулись к женщине! Как такое возможно?!»

А тот, продолжая брести по дороге, посмотрел на юного спутника. Ответил: «Я перенес и поставил. А ты до сих пор несешь…»

– И что это значит? – спросил Лишнев.

Фокин усмехнулся.

– Ты не так глуп, Костя, как иногда хочешь казаться.

– Так что, Слава, ты предлагаешь просто забыть? И все?

– Иногда это лучший выход.

– Хорошая история, – подал голос Доценко.

Беседовавшие лишь теперь заметили, что Марат не спит. Оказывается, он внимательно слушал все, что говорил священник.

– Хорошая история, – повторил Доценко. – «Я перенес и поставил. А ты до сих пор несешь». Надо будет запомнить.

– Запомни, – коротко отозвался Святослав.

– А где наш юный друг-романтик? – вдруг забеспокоился Марат. – Он-то куда исчез?

– Наверное, веревку проглотил, – отмахнулся Лишнев.

– Чего? – не понял Доценко.

– Ну, когда он встал и за сопку отошел, я подумал: парень отлить собрался, – объяснил Константин. – А его все нет и нет. Видать, не по мелочи, по крупному делу пошел. Вот только не пойму: что там из него вылезти может? Мы столько времени ничего не жрали.

– Нет! Тут что-то не так! – забеспокоился Марат.

Он поднялся с места, принялся тревожно озираться по сторонам. Потом, выбрав направление, двинулся вперед.

– Димон! – громким шепотом позвал он. – Димоооон!

И – никакого отклика в ответ. Только свист ветра.

– Диии-моооон! Дииии-мооон!

Черное небо, черные тучи, черные скалы вокруг.

– Так, вскочили! – приказал Лишнев. – Двинули в три стороны: я – вправо, Доценко – влево, Фокин – вперед. Искать, но далеко не отходить. Прощупываем сопки вокруг, метров на сто-двести. Аккуратно, ноги не сломайте!

Люди двинулись в разные стороны, вытянув перед собой руки, не видя дороги.

– Ди-мооон! Дииии-моооон!

Все оказалось напрасным. На зов никто не откликнулся. Клоков исчез. Беглецы, затратив полчаса или час на поиски, встретились на прежнем месте.

– Ничего! – подвел итоги Лишнев.

– Если б то были люди Смердина, они б и нас скрутили, – добавил Марат.

– Выходит, сам ушел. – Фокин посмотрел на спутников. – Думаю, обиделся.

– Пропадет малец, – вздохнул Доценко.

– Сам виноват! – ожесточенно сказал Лишнев. – Тащишь его, тащишь, а он такие фортеля выкидывает! Еще в руки Смердина попадется – всех подставит.

– Может, попробуем догнать? – предложил Марат.

– Ага. Еще б мы знали, куда он ушел! – со злостью выпалил Константин. – Он же умный. С высшим образованием. Попробуй догадайся, куда он полез…

Доценко повертелся на месте. Показалось, обнюхивает место, будто собака.

– Туда! – уверенно сказал Марат.

– Откуда знаешь? – недоверчиво спросил Лишнев.

– Туда! – повторил Доценко и первым начал спуск по склону в распадок.

– Ну ладно, – глянув на Фокина и пожав плечами, отозвался Константин. – Идем туда!

Клоков почти не дышал, когда Доценко нашел его на пологой вершине сопки. Что заставило Марата заколебаться, остановиться у подножия именно этого холма? Он никогда бы не смог объяснить… Группа из трех человек двигалась по ложбине между скалами, до рези в глазах вглядываясь в черноту ночи, вслушиваясь в звуки. А потом Доценко вдруг остановился. Взмахнул рукой, призывая всех замереть.

Его спутники ничего не услышали и не смогли понять, что именно привлекло внимание Марата. Но бывший контрактник, почти семь лет «оттянувший» на Кавказе, вдруг полез на склон, словно бы знал: надо сюда.

На плоской вершине, возле небольшого круглого озерца – совсем неглубокого – неподвижно лежал Дмитрий Клоков.

– Ко мне! Ко мне! – громким шепотом позвал Марат.

Лишнев и Фокин, не мешкая, поднялись следом за ним.

– Глянь, Слава, – попросил Доценко, выпуская из рук холодную ладонь парня.

А сам отошел в сторону, безнадежно махнул рукой. Фокин рванул куртку на груди окоченевшего Дмитрия, припал ухом. Замер.

– Есть! – наконец сказал он. – Сердце бьется. Слава Богу! Так, быстро раздеваем его!

Никто в эту минуту не сомневался в том, что Фокин имеет право командовать всеми. Он уже раз показал свое искусство, спасая от смерти Константина Лишнева. И теперь спутники беспрекословно выполняли его распоряжения.

– Теплую одежду под спину! – махнул рукой Святослав, и Марат в ту же секунду сорвал с плеч куртку.

Фокин уселся возле ледяного тела. Его пальцы быстро скользили по каким-то только ему ведомым точкам.

– Начинайте растирать ноги, – распорядился священник. – Сразу обе. Пальцы – в первую очередь. Надо усилить кровоток.

Сам он принялся массировать левую руку Клокова, потом чуть увеличил амплитуду движений, стараясь захватить и грудь.

– Вот, блин! – ругнулся Лишнев. – Только этой подставы нам не хватало!

– Растирай-растирай, – ответил Доценко, яростно массируя правую ногу пострадавшего. – Успеем еще, потом пинков ему навешаем.

Константин замолчал, вцепился в левую ногу Дмитрия. Прошло много времени, прежде чем Фокин попросил Лишнева и Доценко отойти чуть назад. Схватил обе ладони Клокова. Принялся поднимать их вверх, резко разводить в стороны.

– Что он делает? – полюбопытствовал Константин.

– Так утопленников откачивают, – ответил Доценко, вытирая пот со лба.

– А что, студент утонул? Разве от переохлаждения так лечат?

– Да почем я знаю, как надо! – нервно ответил Марат. – Пусть Слава делает, что хочет… Может, легкие не работают, застыли. Воздух не тянут. Я что, врач?

Отпустив кисти Дмитрия, Фокин схватился за правую руку, принялся быстро-быстро растирать ее. Потом, вновь пробежав пальцами по каким-то точкам, вернулся к массажу левой руки. Сделав паузу, вытерев пот со лба, стал массировать область шейного отдела позвоночника.

И Клоков пошевелился, застонал!

– Живой! – улыбнулся Марат.

– Живой труп, – добавил Лишнев.

Руки Святослава Фокина скользили все быстрее и быстрее. Теперь он растирал грудь и живот лежавшего на земле парня.

– Больно! – простонал Клоков. – Очень больно…

– Надеюсь, до ампутации дело не дойдет, – пробормотал Святослав.

– А что, такое возможно? – насторожился Лишнев.

– Если серьезное обморожение – запросто, – подтвердил Фокин.

– И чем, еханый бабай, мы будем делать ампутацию? – воскликнул спецназовец. – Ножом Марата Доценко?

– Больно! – вновь простонал Дмитрий. – Больно. Добейте…

– А вот уж хрен! – разозлился Марат Доценко. – Мы на тебя немеряно сил потратили. Искали, откачивали. Так что терпи! И вставай!

– Добейте…

Небо чуть-чуть посветлело. До начала дня оставалось еще несколько часов, но темнота ночи медленно отступала. Лишнев, тихо бормоча под нос ругательства, отошел в сторону. Уселся возле самой воды, глядя в черное зеркало. Вскоре рядом с ним на камни опустился Доценко.

– Так что? – едва слышно спросил Марат. – Придется ждать, пока он на ноги встанет, да?

Лишнев повернулся к собеседнику.

– А когда он встанет на ноги?

– Слава говорит, как повезет. Может, к утру.

– Значит, придется ждать до утра.

– Костя, ты ведь не собираешься добивать его, если не встанет?

Лишнев резко поднялся на ноги, ушел в сторону, скрестил руки на груди.

– Да ну вас на хрен, человеколюбы! Свою бы задницу из беды вытащить, а вы сюсюкаете тут!

– Что ты решил, Костя?

– Ждем!

Они вернулись обратно, туда, где Святослав Фокин, не останавливаясь ни на минуту, продолжал растирать тело пострадавшего.

– Нужен теплый свитер, – попросил он.

Доценко молча стянул с себя шерстяной пуловер.

– Спасибо, – едва слышно прошептал Дмитрий.

– Штаны не отдам! – огрызнулся Марат.

– Отожмите, пожалуйста, одежду Клокова, – попросил Фокин.

– Ох, ёооо! – вздохнул Лишнев, подбирая с земли мокрые шмотки «студента».

Андрей Николаевич Куроводов, член совета директоров ЗАО «Норднефтегаз», проснулся оттого, что почувствовал прикосновение чьих-то рук. Мозг не сразу вывернулся из омута небытия, но, как только это случилось, Куроводов понял: происходит что-то нехорошее. Дернулся в сторону.

– Тссс! – услышал Андрей Николаевич. – Тише, пожалуйста.

Голос показался знакомым. Куроводов повернул голову.

– Толя? – удивленно спросил он. – Толя! Что ты здесь делаешь?! Зачем это?

Куроводов приподнял над постелью руки, туго перетянутые черной лентой.

– Ты, пожалуйста, веди себя тихо, – ласково попросил Анатолий Адамович Сивак, сидевший в кресле, придвинутом к постели Куроводова, связанного по рукам и ногам. – Это в твоих же интересах…

– Толя. – Куроводов поерзал на простынях и подушках, стараясь занять сидячее положение. – Что происходит?

– Беда, Андрюша, – скривил губы Сивак. – Нехорошее дело вышло.

– Что такое?! – не на шутку перепутался Куроводов.

Последние дни и без того дались ему нелегко. И «работа» в Лиинахамари, и руководство группой Смердина – все шло на нервах. А тут он проснулся в Мурманске, в собственном номере. Да со связанными руками, да возле постели сидел еще один член совета директоров «Норднефтегаза». Было от чего побледнеть.

– ФСБ, – объяснил Сивак. – Ты без согласования с Круговым задействовал наш авиаотряд в небе над Кольским полуостровом.

– Толя, тут такое дело вышло… – начал было путано объяснять Андрей Николаевич.

Федеральная служба безопасности – это действительно серьезно. Требовалось все-все объяснить вновь прибывшему. И чем скорее, тем лучше.

– Знаю я, какое дело вышло, – осуждающе покачал головой Сивак. – Проект «Шельф». Заключенные у тебя из лагеря сбежали. Те самые рабочие-мутанты, с архипелага Земля Франца-Иосифа.

Куроводов вспотел. Он догадался: все известно. Причем не только Сиваку. Крутову, президенту! Олег Анатольевич никогда не прощал ошибок.

Сивак поднялся с места. Неторопливо прошелся по комнате, осторожно – едва-едва – отодвинул занавеску, выглянул наружу. Было тихо. Куроводов скосил глаза на часы: половина шестого утра. Серьезное дело, коли его потревожили в такое время…

– Недоглядел ты, Андрюша, – осуждающе заметил Сивак. – Недоглядел за рабочими. А ведь тебя в Мурманскую область совсем не для того послали, чтоб депутатов на наших вертолетах катать. Правильно?

Андрей Николаевич ничего не ответил. Он сам, без чьих-либо объяснений знал, что история получилась нехорошей. Только за рабочими недоглядел не он лично, Куроводов. Виноваты были совсем другие люди. Но это никого не волновало.

– Самое плохое не в том, что рабочие сбежали, – продолжил мысль Сивак. – Это ладно. Плохо вышло, но можно было все поправить.

Вновь прибывший вернулся к кровати, сел в кресло.

– Я действовал разумно! – облизнул пересохшие губы Куроводов. – Дал приказ о преследовании. Выделил ресурсы: людей, вертолеты. Мне тоже доложили об инциденте с опозданием! Сообщи об этом Крутову… пожалуйста.

– Нет смысла, – пожал плечами Сивак.

Он дал знак одному из помощников. Тот быстро подошел к телевизору на подвижной стойке. Развернул экран так, чтоб лежавшему на постели было хорошо видно. Вставил кассету в блок видеомагнитофона.

– Здравствуйте, Андрей Николаевич! – услышал Куровод.

Он испугался еще сильнее. С экрана к нему обращался президент ЗАО «Норднефтегаз». Кругов! Собственной персоной.

– Вы наломали дров, Андрей Николаевич, – после короткой паузы заявил Крутов. – Заключенные совершили побег. Вы не доложили об инциденте, утаили важнейшую информацию. Это хуже, чем бегство мутантов. Зачем скрыли все? Верили, что сумеете исправить дело собственными ресурсами…

Однако не вышло. Часть беглецов – а это, между прочим, мутанты – растворилась в сопках. Вы забыли об одной «мелочи», Андрей Николаевич. Это – мутанты! У них паранормальные способности. Вы читали доклад медиков? Там говорилось: у одних «пациентов» наблюдается невероятно острый слух – они способны улавливать самые ничтожные шорохи в ночи. У других развилось ночное зрение.

– Те, что обладали такими способностями, – мертвы! – возразил Куроводов.

Он даже пододвинулся к экрану, навстречу Крутову. Словно президент нефтегазового концерна мог его услышать.

– Где гарантия, что с течением времени у других мутантов не появились такие же способности? – словно отвечая на вопрос подчиненного, продолжал Кругов. Он помолчал. – А вы, Андрей Николаевич, недооценили противника. В результате малочисленные поисковые группы не смогли накрыть беглецов.

Крутов в волнении потер руки, посмотрел куда-то вбок.

– А потом еще задействовали вертолеты нашего мурманского отряда! – чуть громче произнес руководитель нефтегазового концерна. – Немыслимо! Пока шла операция прикрытия в Лиинахамари – это еще туда-сюда. Но после, когда авария в поселке была ликвидирована! Куда вы смотрели, Андрей Николаевич?! Наши вертолеты продолжали «утюжить» погранзону, чуть ли не на базы ракетных кораблей Северного флота заходили! Что в итоге? Страшное дело! Нами заинтересовалась ФСБ!

Причем, что самое неприятное, «телодвижения» начались в Москве, на довольно высоком уровне. Именно тогда, начав разбираться в неожиданно возникшей проблеме, я с удивлением узнал: у нас побег из лагеря. А люди, которые обязаны были проинформировать меня в первые же часы после инцидента, молчат!

Куроводов почувствовал, как на спине промокла ночная пижама.

– Молчат и действуют на свой страх и риск! – чуть ли не выкрикнул Кругов.

Потом он вынул белый носовой платок, промокнул лоб.

– В общем, вы ошиблись, Андрей Николаевич, – закончил президент ЗАО «Норднефтегаз».

«Ошибся!» – беззвучно повторил Куроводов.

– Вы уволены.

Чья-то рука легла на рот. Только тогда Андрей Николаевич понял: все гораздо хуже, чем ему казалось. Он дернулся раз, другой. Глаза Сивака. Огромные. Любопытные.

– М-м-м! – Куроводова сильно прижали к кровати, не дали шевельнуть ни рукой, ни ногой.

Боль. Боль, у локтя. Игла! Игла?! Неужели все?!

Чья-то крепкая ладонь так и зажимала рот, не давая издать ни звука. Чего они хотят? Глаза. Глаза Сивака. Огромные. Любопытные. Боль. Страшная боль! В сердце.

Боль! Боль! Боль! Пустота…

– Все, – кивнул Сивак. – Нормально. Повязки с тела снять. В номере – поправить все, привести в порядок. Уходим.

Убийцы покинули номер Андрея Николаевича Куроводова тихо и незаметно. Они не взяли почти ничего, унесли лишь трубку спутниковой связи. Теперь подполковником Смердиным и его людьми командовал другой человек.

Член совета директоров ЗАО «Норднефтегаз» лежал на кровати, лицо его было перекошено от боли. Рука тянулась к таблеткам валидола, раскиданным по тумбочке, на полу. Так, чтобы у медиков, которые найдут мертвого, не осталось сомнений: пожилой человек, слишком сильно переживавший из-за трагедии в поселке Лиинахамари Мурманской области, не смог дотянуться до нужного лекарства. Вернее, дотянулся, но из-за сильной боли в груди уронил коробочку, рассыпал таблетки. А рядом не оказалось никого, кто помог бы…

В путь двинулись часа в четыре, может, в пять, когда темнота отступила, но солнце еще не взошло. Никто не обмолвился ни словом по поводу ночного инцидента. Фокин был занят, а Доценко и Лишнев просто сидели и ждали, когда священник даст «добро». Убедившись, что Дмитрий Клоков пришел в себя и соображает, где он и что с ним происходит, Святослав подошел к Лишневу.

– Слаб, но вменяем, – коротко сказал Фокин лидеру.

Спецназовец кивнул.

– В путь! – скомандовал он. – Марат, я веду, ты – замыкающим. Старайся держаться плотнее… Плотнее!

Лишнев не смог подобрать нужного слова. Но Доценко его понял. Плотнее к Дмитрию Клокову. Чтоб успеть поддержать, если парень оступится, упадет. Темп сильно снизился. Беглецы еле двигались, хотя им казалось, что идут они быстро. Сказались переутомление последних дней, голод. Тем более чувство страха улетучилось, на его месте давно поселилась апатия.

Они шли, покачиваясь из стороны в сторону. Чем дальше двигались, тем сильнее хромал Фокин, стерший ноги в кровь. Клоков брел молча, тупо глядя в землю перед собой. Он постоянно спотыкался и давно разбил бы лицо, если б не Марат Доценко.

Так они брели вперед, стараясь не думать ни о вертолетах, ни о Смердине. Ни о еде. В какой-то момент Клоков, будто тяжелый мешок, повис на Доценко. Тот покачнулся. Марату тоже было трудно, силы оставляли бывшего контрактника. Глянув на это, Лишнев уступил место во главе колонны Фокину. Сам подхватил Дмитрия под руку, частично «разгрузив» Доценко.

– Не дойдем, – хрипло сказал он. – Маратка, не дойдем мы так!

– Знаю, – мрачно отозвался друг, тащивший рыжеволосого парня за другую руку. – Так что, как поступаем дальше?

И в этот момент Фокин замер на месте, будто столб. Лишнев и Доценко, которые двигались почти вплотную за ним, обогнули выступ скалы и поняли, что со Святославом…

На камнях сидели трое солдат. Один из них, вскрыв ножом банку с тушенкой, пробовал мясо. Второй копался в вещмешке. А третий уже подхватил с земли «калаш».

Беглецы выпустили из рук Дмитрия Клокова, и тот сделал несколько шагов в сторону. Осел на землю, тупо глядя на солдат. Быстрее других среагировал на опасность Доценко. Возможно, потому, что Лишнев не до конца пришел в себя после «путешествия» за линию жизни. Избиение в лагере не прошло для него бесследно. Во всяком случае, Константин замешкался. А Доценко – нет. Его десантный нож угодил точно в глотку солдата, дергавшего предохранитель.

Второй из бойцов Смердина, тот, что вначале копался в мешке, поднял голову, закричал. Но Святослав Фокин рухнул на него всем телом, прижимая к земле и не давая схватиться за оружие. Третий, вскрывавший тушенку, оказался самым расторопным. Он резво откатился в сторону от мутантов, успев подхватить автомат. Передернул затвор. Оставалась секунда, может, две, и очередь распорола бы широкую грудь Лишнева, который опоздал. Ему на выручку пришел Клоков. Неожиданно для всех.

Солдат уже изготовился скосить их одной очередью. С колена, не поднимаясь на ноги. Но Клоков, оказавшийся ближе всех к бойцу Смердина, махнул на того рукой. Будто на назойливую муху – почудилось Лишневу. Мох и песок! В лицо автоматчика. В глаза, нос. В перекошенный рот. Очередь прошла над головой спецназовца – ослепший стрелок промахнулся! А через несколько мгновений ликвидатор умер. Лишнев убил его, сломав шею.

«Точно так же, как Салидзе», – апатично подумал Клоков и сполз на землю. Прикрыл глаза. Где-то неподалеку раздавалось сопение.

– Пусти! Пусти, гад! – визжал человек.

Потом донеслись хрипы, стон. Все стихло. Доценко и Лишнев добили последнего из ликвидаторов Смердина. Фокин тут же поднялся с неподвижного тела солдата. Отошел чуть поодаль. Опустился на колени, принялся креститься и отбивать поклоны.

– Что, святой отец, – с трудом втягивая воздух, спросил Костя Лишнев. – Грех замаливаешь?

– Молюсь, чтоб Господь принял душу убиенного мною, – после небольшой паузы отозвался Фокин.

– А за свои грехи помолиться не хочешь? – поинтересовался спецназовец, опустившись на камень возле священника.

Тот закрыл глаза и вновь стал кланяться к земле.

– За свои грехи я отвечу сам, как только предстану пред очами Господа, – спокойно ответил Фокин.

Костя Лишнев взглянул на Марата Доценко, покачал головой и крутанул пальцем у виска. Бывший контрактник шагнул к неподвижным телам.

– Помолись и за меня, святой отец, – попросил спецназовец.

– А тебе это зачем? – поинтересовался Марат, обыскивая мертвого солдата. – Мало, что ли, старых грехов?

– Хрен знает, – ответил Лишнев, с любопытством разглядывая то, что обнаружил Доценко. Что лежало на земле перед Маратом.

Тушенка, сухари, две фляги с водой. Потом на землю упал полиэтиленовый мешочек с баксами. На деньги никто не обратил внимания.

– Хлеб! – прошептал Лишнев и схватил горсть сухарей.

– И мясо! – почти безумно добавил Марат. – Мясо!

Клоков пришел в себя оттого, что Доценко толкал его в плечо.

– Жри, балбес! – смеялся тот. – Жри. Мясо! Хлеб! Тебе станет легче. Жри!

Булькнула фляга с водой. На коленях…

Дима глотал мясо, почти не разжевывая. Дробил сухари зубами. Давился, запивал их огромными глотками воды. Лишь бы все это богатство побыстрее оказалось в желудке.

Еда! Еда…

– Хорошо… – сыто рыгнув, пробормотал Константин.

– Хорошо, – отозвался Доценко. – Балдеж…

Беглецы лежали на земле, в нескольких метрах от убитых ликвидаторов Смердина, но это никого не трогало. Дима как-то вяло подумал, что раньше его бы вытошнило, если б оказался рядом с трупом. А теперь Клоков не просто находился рядом, еще и наворачивал тушенку за обе щеки. Как быстро все меняется…

– Там больше ничего не осталось? – спросил он. – Есть хочется.

– Погоди, Димон! – засмеялся Марат. – После голодухи нельзя до отказа живот набивать. Вредно это для человека.

– Я мутант, – вяло отозвался рыжеволосый парень.

Лишнев заржал.

– Слышь, Костя! – вдруг сказал Доценко. – А ведь он спас всех. Уложили бы очередью, без вопросов. Вот тебе и романтики…

Спецназовец приподнялся на локте, посмотрел на Дмитрия Клокова.

– Черт возьми, в самом деле! – признал он. – Димон! Дай лапу.

Кто-то подергал руку Дмитрия, но парню совсем не хотелось разбираться, кто и почему мешает отдыхать.

– Я твой должник!

Клоков приподнял веки. Лишнев сидел возле него, глядел в глаза. И говорил серьезно, абсолютно без издевки.

– И не один раз, – вдруг произнес Фокин.

Константин и Марат посмотрели на священника.

– Это почему?

– А кто в лагере узнал о проекте «Зомби»? – напомнил Святослав. – Дима Клоков! Если бы не он, все остались бы за колючкой в ту ночь. Всех бы положили автоматчики.

– Точно! – Марат присел возле бледного рыжеволосого паренька. – Точно, Слава! Выходит, дважды спас. Вот так вот!

Что-то толкнулось в грудь Дмитрия. Стало копошиться, «выдергивать» из призрачного полусна…

– Ну, что там? – чуть рассердившись, спросил Клоков.

Ему никак не давали отдохнуть. Теперь, когда Дима набил живот пищей, он хотел спать. Очень сильно.

– Деньги тут, – как-то виновато пояснил Марат. – У двоих мертвяков баксы нашлись. Видать, жили по принципу: все свое ношу с собой. Никому не доверяли, сбережения в карманах таскали. Тут более двух тонн «гринов», и мы прямые наследники. Я в кучу собрал, а потом разделил на четыре равные части.

– Зачем… мне? – удивился Клоков.

– Во чудак! – удивился Марат. – Если дойдем до «железки», ты чем расплачиваться за билет станешь? Хлебом? Флягой воды? Патронами от «калаша»? Там другое в цене! Бери, владей!

Дима забыл про сон. Кивнул, приподнялся. Надо было затолкать деньги во внутренний карман. Он совсем упустил из виду – в сопках другая валюта. Здесь за все платят кровью. Своей. Или чужой.

Он стал прилаживать жиденькую пачку в кармане, и вдруг рука наткнулась на что-то небольшое, круглое. Нет, продолговатое. На дне кармана. Дима медленно потрогал предмет пальцами. Ампула! Ампула со слабительным. Или ядом? Еще с острова! Надо же, он начисто забыл об этом…

И правда, те события происходили тысячу лет назад. В другой эпохе. И на другой планете.

– Костя! – позвал он, вытащил ампулу из кармана. – На, подарок от меня!

– Что это? – удивился спецназовец, разглядывая небольшой сосудик.

Дима устроился поудобнее, так, чтоб камень не резал спину. И подробно рассказал обо всем. Как получил от зэков ультиматум после драки Лехи-Гестапо и Лишнева.

– Ни фига себе! – отвесил челюсть Константин, дослушав до конца. – И ты ничего не сказал?!

– Я хотел! – выкрикнул Дмитрий.

Вернее, ему показалось, что выкрикнул. Сил было слишком мало.

– Я хотел! Да ты заладил: «Губы не красишь? Губы не красишь?»

Лишнев неловко переступил с ноги на ногу, почесал затылок. Марат Доценко вдруг присел на корточки, принялся хохотать.

– Ты чего? – недоуменно спросил Константин.

– Я представил! – сквозь приступы смеха объяснил Марат. – Я представил Лишнева, который ходит под себя!

Дима фыркнул, улыбнулся.

– Гы! – сказал Лишнев. – Как весело!

Но его спутники продолжали веселиться.

– Да ну вас, организмы! – махнул он рукой. – Смейтесь!

Дима сидел у стены, счастливо улыбаясь. Ему казалось – с плеч свалилась невидимая, огромная ноша. Словно бы исчезли стены, разделявшие людей. Теперь все было просто и легко.

Лишнев присел возле Клокова, неловко толкнул его плечом.

– Извини, – тихо сказал спецназовец. – Я у тебя в долгу, Димон!

Протянул широкую мозолистую ладонь. Рыжеволосый паренек широко улыбнулся и с чувством пожал руку.

– Я иногда всякую хрень несу, – помявшись, добавил Костя. – Ты… это… Если хочешь – дай мне в ухо.

– Не хочу, – отрицательно мотнул головой Дима. – Не хочу, Костя! И так хорошо.

Для Дмитрия Александровича Смердина утро началось с неприятностей, но командир отряда ликвидаторов не догадывался, что этот день и для многих начался неудачно. Люди подполковника всю ночь бродили, чертыхаясь, по сопкам в поисках беглецов. Бойцы устали, раздраженно бормотали ругательства в адрес всех «умников», что организовали «столь толковую операцию».

Под утро Смердин понял, что подчиненные уже не столько ищут рабочих-мутантов, сколько «изображают действие». Он объявил привал, дал бойцам передышку на несколько часов. Подполковник справедливо рассудил, что ничего страшного из-за этого не произойдет. Вскоре прилетят «вертушки», возьмут отдохнувших людей на борт. И погоня за группой Лишнева-Доценко возобновится.

В оговоренное время вертолеты не появились. Смердин удивленно поднял брови. Сверился по карте – не перепутал ли он квадрат, в котором летчики должны были принять на борт стрелков и наблюдателей. Нет, все было правильно. Бойцы ждали винтокрылые машины именно там, где было намечено накануне.

Люди сидели на камнях, негромко переговариваясь. Смердин выждал полчаса от назначенного срока, вызвал Куроводова по спутниковой связи. И тут Дмитрий Александрович испытал первое, но далеко не последнее за утро потрясение.

Выяснилось, что член совета директоров ЗАО «Норднефтегаз», к глубокому прискорбию родных и близких, скончался от сердечного приступа. В Мурманске, в своем гостиничном номере. Теперь руководство операцией «Зомби» осуществлял Сивак Анатолий Адамович.

Но это было только начало. Оказалось, что «вертушки» отнюдь не задержались в пути. Сивак четко дал понять Смердину: вертолетов нет и не будет. Подполковнику следовало искать беглецов, используя те ресурсы, которыми он располагал. Сивак ничего больше не объяснил командиру отряда ликвидаторов. Однако по ряду косвенных признаков тот догадался, что у «Норднефтегаза» все-таки возникли проблемы из-за использования авиатехники в пограничной зоне Кольского полуострова.

Смердин глотнул воды из фляги, плеснул себе на лицо… Ситуация становилась все более сложной. Только накануне он недоумевал: как легко Куроводов бросает авиатехнику из одного квадрата в другой. Машины летали на дозаправку и возвращались обратно, как будто события происходили над полянкой для гольфа, а не над пограничными зонами Российской Федерации, где базировались корабли Северного флота и погранотряды.

Теперь, видимо, этому беспределу положили конец. Но поисковым группам от этого легче не стало. Наоборот! Задача сильно осложнилась. Поле, на котором «разгуливала» группа Лишнева-Доценко, было огромно. Смердин понимал: найти беглецов поможет только удача, случайное стечение обстоятельств.

А потом – словно кто-то включил форсаж у двигателя: события рванулись вперед с такой дикой скоростью, что принимать взвешенные, математически точные решения получалось с трудом. К десяти утра стало известно: на контрольную связь не вышла одна из мобильных групп, находившаяся в свободном поиске.

Смердин потребовал вызвать пропавших еще и еще раз. Схватился за карту, пытаясь высчитать, где находились его люди ночью во время последней переклички. Очертив нужный квадрат, Смердин направил туда тройку подчиненных, которые находились в нескольких часах хода до нужного места.

Еще до полудня поисковая группа обнаружила три трупа, и Смердин в ярости ударил кулаком по каменной стене. Тела убитых ликвидаторов были плохо замаскированы, найти их не составило труда. По всему выходило, что беглецы торопились, сочли невозможным тратить много времени на более качественную «косметику».

И, как следовало ожидать, дело не закончилось только смертью бойцов. Пропали два автомата Калашникова, запасные магазины к ним, а также бинокли, приборы ночного видения, запасы провизии, фляги, один штык-нож…

Справившись с первым приступом ярости, подполковник уселся перед картой и принялся анализировать обстановку. Его людей застали врасплох во время завтрака – губы одного из погибших оказались перемазаны жиром. Он ел тушеную говядину из банки, когда пришла смерть…

Итак, теперь командир отряда ликвидаторов точно знал: группа Лишнева-Доценко получила оружие, продовольствие, современные средства наблюдения за окружающей обстановкой. Шансы охотников и беглецов уравнялись: ныне приходилось брать вооруженную группу.

Брать? Нет! Ликвидировать. Гибель бойцов разведывательной группы не напрасна. В таком развитии событий были и положительные моменты. Подполковник склонился над картой, пытаясь вычислить, как далеко могли уйти мутанты за несколько часов… Карандаш медленно обвел нужную зону. Но прежде чем дать команду мобильным группам и заслонам, Смердин решил вызвать на связь Анатолия Сивака. Вертолеты! Теперь, когда было точно известно местонахождение беглецов, следовало раздавить их одним ударом! Сразу!

– Очень хорошо, что вы установили нужный квадрат, – абсолютно спокойно отозвался новый руководитель операции. – Вы хорошо работаете, Дмитрий Александрович. Вертолеты не дам. Считайте, что у нас нет никакой авиатехники. Тем более она вам просто не нужна. Стяните мобильные группы к нужному квадрату, возьмите беглецов в «котел». Дождитесь, пока они сами выдвинутся под огонь снайперов. Им некуда деться от вас, если заслоны выставите правильно.

И Сивак, определив последний, самый крайний срок поимки беглецов, дал отбой. Утро! Смердин вновь чертыхнулся. С одной стороны, он предполагал, что может услышать именно такой ответ. С другой – все же надеялся, что Сивак рискнет и операция будет закончена уже в ближайшие часы.

Подполковник вновь склонился над картой, нанося точки расположения мобильных групп. Прикинув возможную скорость движения беглецов и своих людей, очертил позиции, на которые следовало вывести снайперов. А потом, за несколько минут проверив и перепроверив расчет, стал вызвать старших групп. Четко объяснил каждому, куда следует выдвинуть наблюдателей, чтобы сформировать мертвый захват.

– Разворачиваемся! – скомандовал он своим, как только убедился, что командиры заслонов его поняли и начали движение к условленным точкам.

Оставалось совсем немного: развернуть в другую сторону тех людей, что находились в его распоряжении. Как выяснилось, беглецы действительно перехитрили Смердина в первый день. Если группа Алексея Мезенцева с максимально возможной скоростью двигалась на юго-запад, как и просчитал подполковник, то Лишнев и Доценко использовали прошлый военный опыт и красиво ушли в сторону от погони. Пропустили «цепь» сбоку от себя. А потом, не испытывая комплексов или страха по поводу технической оснащенности Смердина, тихо и аккуратно двигались за спиной «охотников».

Вот только почему они забрали два автомата, но один нож? Сколько их?! Четверо? Трое? Двое? Или к текущему дню остался в живых только один? Если так, то это, скорее всего, Лишнев. Только он мог голыми руками уложить трех вооруженных бойцов. Спецназ, чтоб его! И против военного опыта не попрешь…

А может, Лишнев и Доценко убили двух более слабых спутников? Клокова и Фокина? Бывший спецназовец и бывший контрактник вполне могли остаться вдвоем. Именно у этой пары были и силы, и воля, чтоб вынести пеший переход длиною в несколько суток. Да без еды, по холоду. Уйти от сканеров, расположенных на вертолетах.

Впрочем, не исключено: их по-прежнему четверо. Автоматы взяли только Лишнев и Доценко. Так как в их руках – это не просто тяжелая железяка. Смертоносная машина. Запаса патронов хватит, чтоб оставить в сопках весь поисковый отряд Смердина.

А вот Клоков да Фокин, студент и священник, толком стрелять не умели. Именно потому не понадобился третий «ствол». Такая комбинация тоже казалась логичной. В любом случае, оставшиеся в живых не предполагали, что вокруг них уже закручивается большая игра и что пройдет лишь несколько часов, как котел будет сформирован. Снайперы займут «точки» на вершинах сопок, но на этот раз подполковник миндальничать не будет: сразу вести огонь на поражение, без глупостей! Добивать каждого!

Ведь если ввязаться в огневой поединок с Лишневым и Доценко, неизвестно, кто кого одолеет. Даже невзирая на то, что у Смердина на порядок больше людей.

– Вызови командиров групп! – на всякий случай приказал радисту подполковник. – Еще раз приказ: всем двигаться в заданные квадраты аккуратно! Занимать позиции и не мечтать о девках, глядя на облачка! Против нас работает спецназ. Беглецы вооружены. Кто зазевается – купит билет в вечность!

– Есть! – отозвался боец и склонился над рацией.

– Вперед, – скомандовал вэвэшник, вытаскивая пистолет из кобуры и чуть пригибаясь.

Ему совсем не хотелось получить пулю в лоб. От Лишнева.

– Я тебе говорю: он точно знает, где мы! – отрывисто, стараясь экономить дыхание, повторил Марат.

Лишнев и Доценко бежали рядом, и спецназовец сосредоточенно морщил лоб.

– Хорошо, – не выдержал он. – Стоп! Привал!

Клоков и Фокин тут же прислонились к стене, возле которой остановились их спутники. Лишнев не присел на землю, и Доценко тоже не стал этого делать.

– Давай подробнее! – коротко бросил Константин.

– Тут все прозрачно, – часто дыша, отозвался Марат. – У них была рация, у солдат. И «улитки». Ну, ближняя связь – это фигня. Рация! Вот в чем проблема! Нет сомнения, у групп существовала контрольная перекличка. Скажем, так: раз в три часа. Или в пять часов. Неважно. И вот, как только «наши» трупешники не выйдут на связь, Смердин вычислит: его люди вступили в схватку с беглецами. То есть с нами. И проиграли бой.

Лишнев слушал молча. Примерно такие же мысли крутились у него в голове. Было только одно «но»…

– Значит, он направит кого-то проверить, почему молчит группа. Или сразу догадается, в чем дело. А дальше – задачка для школьника из пятого класса. Паровоз в десять часов утра был в точке А. Скорость движения поезда – столько-то километров в час. Где будет искомый паровоз через пять часов? Через семь часов?

– Он нарисует на карте окружность и по этой линии расположит снайперов, – кивнул Лишнев.

– А, так ты понял! Тогда почему мы ломимся вперед, голой пяткой на шашку?

– Ты забыл про вертолеты, Маратка, – отозвался спецназовец и махнул автоматом. Будто ткнул в небо стволом «калаша». – Они накроют еще быстрее, чем снайперы, размещенные по той самой линии.

– Где? – возразил Доценко. – Где вертолеты, Костя? Ты их видишь?

– Пока нет, – наклонил голову Лишнев.

– Так, может, не будем сдуру переть на «номера»?

Константин сполз по стене вниз, оперся затылком на холодный камень.

– Ты прав, – глухо отозвался он. – Я первый раз не знаю, как быть дальше. В общем, понятно, что Смердин попытается сформировать «котел». Снайперы займут позиции на вершинах сопок. Будут неподвижно лежать и ждать, когда мы понесемся на них, как раненые кабаны. Проблема в том, что нам некуда свернуть. Я уверен, что закрывать будут не только направление на юго-запад или юг. Все остальные варианты «прихватят» точно так же. Теперь, когда они знают, где мы находимся, сделать это гораздо проще. Я придумал только одно: двигаться с запредельной скоростью, чтоб выйти за границы окружности, которую рассчитал Смердин. Вырваться из нее до того, как снайперы займут позиции.

– А что, если поступить по-другому? – подал голос Святослав, внимательно слушавший диалог более опытных товарищей.

– Как? – с любопытством спросил Лишнев.

– Найдем какое-нибудь укрытие, – развил мысль Святослав. – Так, чтоб над головой был камень – от вертолетов. Заляжем. Просто не будем двигаться с места.

– А что это нам даст? – Лишнев не понял идею Фокина. – Котел-то никуда не исчезнет!

– Не исчезнет, – согласился Фокин. – Но мы заставим Смердина и его ликвидаторов нервничать. Они будут думать: куда пропали беглецы? Скажем, подполковник рассчитал, что мы выйдем на «номера» в шесть вечера. Или в десять. А мы не выйдем. Он начнет дергаться: а не обошли ли мы засаду стороной? Вдруг опять проскользнули? Что ему делать?

– В итоге люди на постах наблюдения за ночь не смогут отдохнуть ни минуты, – кивнул Доценко. – Смердин заставит их внимательно следить за местностью. Они устанут, будут нервничать. Возможно, двинутся вперед – проверять «зону». Выдадут себя.

– Попадут под огонь наших автоматов! – ухмыльнулся Костя.

– Ну, до открытой стычки дело можно не доводить, – продолжил Святослав. – Просто заставим их понервничать, проявиться. А потом, выяснив, где располагаются точки наблюдения, тихонько проскользнем мимо, выберемся за «флажки».

– Да! – кивнул Марат. – Давно известно: человек не может круглые сутки быть начеку. Они станут ждать нас днем или вечером. Не дождутся. Но потом – темнота. Опять адреналин! А мы под утро пойдем, когда усталость возьмет верх.

– Или положим тех, кто сунется к нам, – стоял на своем Константин.

Марат громко рассмеялся. Лишнев и Фокин удивленно посмотрели на него.

– Да ты наркоман, Костя! – заявил Доценко. – Как в руки автомат попал – сразу потянуло стрелять.

– А тебя нет?

– И меня потянуло, – мечтательно промурлыкал Доценко. – Ох, потянуло!

Он нежно, чуть ли не с любовью погладил автомат по прикладу.

– Хорошая игрушка «калаш», – пояснил он. – Никто вертолета не видел, а?

– Вот бы забраться в какую-нибудь норку, – встрял Дима Клоков с другой мыслью. – Слопать остатки тушенки, отоспаться.

Его спутники переглянулись.

– Между прочим, дельная мысль, – сказал Доценко. – Чего таскать мясо в банках, когда можно переложить его в живот? Сухари на потом оставим. Мясо сожрем, подкрепим силы. Отоспимся. А там видно будет: то ли на месте сидеть – тихо, как мышкам, то ли направление прорыва выбирать. А?

– Давайте! – подумав, согласился Лишнев. – Пожалуй, Смердин такого от нас не ждет. Просто заляжем спать в центре «котла», и пусть пробует взять, если хочет. Сам.

– Решено, – хлопнул ладонями по коленям Марат.

Он легко поднялся с места, подхватил автомат.

– Ну что, тогда двинули на поиски укрытия?

Беглецы не смогли найти пещеру. Пришлось расположиться среди камней, под отвесной стеной. Утешало то, что с вертолета их не смогли бы заметить – на самом верху гранитная плита выдавалась вперед. Словно бы съехавшая кепка.

Они съели остатки консервированного мяса. Распределили дежурства и забросали друг друга мхом, чтоб труднее было заметить с окрестных скал. На этот раз лежали молча, ни о чем не разговаривая. Поэтому Клоков не смог определить, кто уснул раньше, кто позже. Сам он выключился не сразу, несмотря на усталость. Но провал вышел глубоким, длинным…

День уступил место ночи, но Лишнев не поднимал людей. Он выжидал. И Константин, и Марат вслушивались в палитру звуков, пытаясь уловить какой-нибудь сигнал опасности… К тому моменту, когда лидер группы решил, что пора начать движение, Дима Клоков так устал от неподвижности, что готов был не только бежать, но и лететь вперед.

Внимательно оглядев окрестные сопки в бинокль со специальной оптикой, Лишнев махнул рукой.

– Пора! Выступаем!

Теперь они двигались очень медленно. Взобравшись на одну сопку, не сразу начинали спуск в ложбину: в два бинокля разглядывали окружающие скалы. Лишнев и Доценко имели при себе только автоматы и ножи. Все остальное снаряжение, упрятанное в вещмешки убитых солдат, досталось Фокину и Клокову. Константин и Марат хотели иметь свободные руки на случай схватки…

Шли не спеша. Подолгу задерживались на месте, прежде чем начинать следующий бросок. Лишнев не хотел рисковать, и спутники были солидарны с ним… В середине ночи, после привала, миновали небольшую речушку. Ухитрились переправиться через нее почти бесшумно, за что Фокин и Клоков в шутку получили медаль «молодого бойца» от Доценко. Одежда промокла, но беглецы не придали этому большого значения. К холоду привыкли так же, как к постоянной опасности. Ближе к утру наблюдателем стал Доценко.

– Где же они? – тревожно спросил Марат, расположившись на небольшой возвышенности, изучая окрестности. – Никак не пойму, прошли мы заслон или он впереди?

– Сам не знаю! – озабоченно отозвался Лишнев. – Этот гад имеет чин подполковника. Может, у него мозги от времени жиром заплыли, а может, и нет. Попробуй, разбери, какую ловушку приготовил нам Смердин.

– Вон там пройдем, – предложил Марат.

Он указал рукой на высокую скалу с раздвоенной вершиной.

– Справа вроде получше, без обрыва.

Лишнев кивнул. Требовалось пересечь большую лощину, и Константин внимательно изучал боковые склоны.

– Вроде чисто, – шепнул он. – Начинаем спуск!

Один за другим беглецы начали движение по склону. До высокой скалы, с которой можно было обозреть всю прилегающую местность, следовало преодолеть чуть ли не полкилометра открытого пространства.

И вдруг Доценко хлопнул Лишнева по плечу, указал вперед и вниз. Спецназовец мигом выставил ствол «калаша». Навстречу – плавной неспешной походкой – двигалась женщина!

– Что это? – оторопело забормотал Доценко. – Что это?!

Женщина брела в сторону беглецов, словно точно знала, где они. Женщина в коротком платье, с распущенными волосами. Ветер трепал их, закрывал лицо, и только потому люди не сразу узнали ее.

Любаня! Им навстречу, по склону вверх, шла Любаня. Клоков всхлипнул за спиной у Константина Лишнева.

– Не может быть! – прошептал спецназовец, отступая на несколько шагов назад. – Бред!

Молодая женщина остановилась в нескольких шагах от потерявших дар речи людей. Какое-то время все стояли молча, друг против друга. Потом Любаня откинула волосы в сторону – тем привычным движением, которое все рабочие видели не один раз.

– Нельзя туда, мальчики! – услышали беглецы. – Нельзя! Уходите!

Силуэт заколыхался на ветру, стал нечетким, расплывчатым.

– Уходите!

И только свист ветра. Голые камни там, где стояла Любаня. Лишнев бросился вперед, принялся ощупывать гранитные плиты. Напрасно.

– Вы видели? – зачем-то спросил он.

Дима Клоков не мог говорить. Он лишь кивнул. Святослав Фокин беззвучно шептал молитву.

– Ты не сошел с ума, Костя, – тихо сказал Марат после очень длинной паузы. – Мы все видели…

– Привал! – скомандовал Лишнев и сдвинулся чуть назад, так, чтоб силуэт сливался с гранитными ребрами сопки.

– Что это было? – тихо спросил Константин.

– Я одну такую историю читал, – вспомнил Клоков. Его трясло от пережитого. – Правда, это про Америку. У пожилой четы умер пес. Детей у них не было, а пес – как бы вместо ребенка. Член семьи. Очень переживали, в общем. Никак не могли смириться с тем, что потеряли его.

Раз возвращалась эта семейная пара от друзей. Дорога там хитрая. С одной стороны – горы. С другой – море. Вдоль этой горы – асфальт в две полосы. Едут, ночь. И вдруг в свете фар – их пес! Впереди.

Мужчина – по тормозам! А пес лает, заливается. Чуть ли не под колеса влезает. Вышли эти двое из машины. Собака назад, дистанцию держит. Но лает – вроде о чем-то предупредить хочет. Люди звали-звали, а пес не подходит. Все дальше отбегает. Мужчина сел за руль. Только жена следом, завели мотор, тронулись – пес на капот бросился. Не дает проехать!

Остановились. Не поймут, что делать… Тут неожиданно – оползень! С гор «волна» пошла: камни, земля, пыль. И на трассу, в ста метрах перед ними. Все снесло к черту, в море. Только земляной холм на месте дороги остался. Пес тут же убежал. Нырнул в пыль и был таков. Спас их.

Произошла история через месяц после того, как похоронили собаку…

– Знак! – коротко сказал Фокин.

– Я примерно такую же историю знаю, – откликнулся Марат. – Только не читал ее. Приятель мой рассказывал, Колька. Он в банк очень крутой устроился, в Москве. Дело началось с кладбища. Хоронил он там кого-то, не помню. Кажется, мужика, с которым служил. Не он лично хоронил, народу много было. А Колька – приятеля-то Николаем зовут – то ли нагнулся, то ли еще чего: в общем, сам не запомнил. А уж потом, когда с кладбища уехали да помянули усопшего, вдруг заметил, что нет мобильника. Телефон во внутреннем кармане лежал. Выпал, значит, на кладбище. Где-то возле могилы.

Николай расстроился – только недавно купил трубу. Хорошая. А вечером со знакомым проезжали на джипе где-то неподалеку. Тут Колька и рассказал про то, что мобильник обронил. Водитель, кореш его: нет проблем, сейчас завернем к кладбищу. У меня, мол, с собой два телефона. Я за рулем, у входа подожду. А ты бери мобилу, топай на нужное место. Там, значит, позвонишь на свой номер. Мелодию сигнала вызова услышишь – и трубу найдешь.

Ну, Колька пошел искать. Темнело уже. Он фонарь взял, мобилу чужую в карман пихнул. Сначала думал отыскать без звонков. Ходил-ходил вокруг той могилы, не смог найти трубу. А он мужик тертый, всякой фигней не напугаешь. И вот, говорит, хожу там, а не по себе! Чувствую, кто-то за мной наблюдает…

Надоело ему без толку по кладбищу слоняться, достал мобильник приятеля. Набрал свой номер. Звонит. И слышит сигнал! Сбоку! Он туда. Еще одна могила, свежая. Он фонарем случайно посветил на имя: Клеменко Борис Михайлович. Дата рождения, дата смерти. Все будто впечаталось в мозг – и даты, и имя. Умер, в общем, тот Борис Михайлович на неделю раньше, чем Николай по кладбищу рыскать начал.

И вдруг Колька с ужасом понимает: телефон из-под земли трезвонит! Как раз из этой могилы! Тут у него волосы на голове зашевелились. Не выдержал он – бросился оттуда что есть мочи. В джип запрыгнул – сам не свой. Водила ему в лицо глянул – и газу дал! Уехали оттуда. Напился Коля…

Спустя день другую трубу купил, новый номер взял. Про ту историю почти забыл. Ехал, значит, на своем «Опеле» по Москве. Точнее, по окружной дороге. И вдруг ему на трубу – вызов! Он посмотрел на определитель номера и чуть с ума не сошел! Вызов шел с аппарата, который на кладбище остался! В могиле. Колька отбой дал, перепугался. Снова звонок! Ответил.

Голос глуховатый такой, будто сквозь вату. Меня, говорит, Борисом Михайловичем зовут. Ты не бойся, Николай. А лучше вот прямо сейчас поверни к обочине да притормози. Ну, Колька выполнил приказ. А ему говорят: стой и жди. Он снова послушался. А потом голос объявляет: уже можно. Давай, езжай вперед, только медленно. Сам все увидишь.

Он поехал. Через пару километров – свалка машин. Страшная авария, вся дорога кровью залита. «BMW» перевернутая лежит, искореженная. Из нее труп водителя выпиливают. И припомнил Николай «бээмвэху» черную – та его обогнала, подрезала.

«Видишь?» – спрашивает Борис Михайлович глуховатым голосом, от которого мороз по коже.

«Да».

Ну и объясняет собеседник, что на месте водителя «BMW» должен был он, Николай, оказаться. Да решил «Борис Михайлович» спасти парня. А в ответ – услуга за услугу – попросил съездить к родственникам. Показать им, где драгоценности запрятаны. На даче.

Колька перечить не стал – слишком уж все это сильно выглядело. Поехал по адресу, который «Борис Михайлович» назвал. Там – родственники. Удивились, стали спрашивать: кто, мол? Откуда про нас знаешь? А он, сдуру, ляпнул: меня Борис Михайлович попросил к вам заехать! Те – в слезы. Гад, мол, ты чего издеваешься? Нет в живых нашего кормильца! Неделю назад умер!

Тут Колька заново припомнил все. И свежую могилу на кладбище, и надпись на памятнике, и телефон, звонивший из-под земли. Сам не свой, чуть ли не в истерике! Не хотел, старался не думать об этом, да куда денешься? Все одно к одному! Крыша съехала. С мертвецом он по мобильному телефону разговаривает…

Но ослушаться «Бориса Михайловича» Колька не посмел. Настоял на своем. Повез тех родственников, куда Клеменко велел. Показал им место в лесу, чуть в стороне от дома. И действительно, вынули из тайника побрякушки всякие! Золото, камни. Вот так! Этого Клеменко опера трясли, дело против него было. Куда, мол, драгоценности подевал? В переводе на доллары сумма огромная набиралась. Тот смолчал, тайну с собой в могилу унес. Никто не нашел. Никто, кроме самого Бориса Михайловича, нужного места не знал. А Колька, вот так, по телефонному звонку, смог точку указать…

Но на этом история не закончилась. Через день Клеменко снова ему позвонил, с того же – Колькиного – телефона. Поблагодарил за помощь, за то, что Николай все сделал, как договорились. Не обманул, не попытался драгоценности к рукам прибрать. Уважил, так сказать, помог родственникам. Клеменко пообещал, что больше не станет беспокоить. Но добавил, что если Колька захочет, то он, Борис Михайлович, в благодарность за уважение, честность, за оказанную услугу – на хорошую работу устроит. В банк. И назвал, в какой. Я не помню, но контора очень серьезная, одна из крупнейших в стране. Туда только своих брали…

Колька согласился, тут же. Борис Михайлович объяснил, куда надо подъехать. На собеседование. Николай подумал, поколебался – и поехал. А чего ему? Пошлют – так пошлют. Но попытка – не пытка.

Его из приемной – сразу к начальнику отдела кадров! А тот Николаю – оклад в две тысячи долларов устроит? Извините, говорит, что не очень много. Но это без премий. На первое время, потом увеличим. Устроит? Вот здесь заявление о приеме на работу. Подпишите. Когда сможете выйти?

Николай совсем голову потерял. Ни тебе вопросов. Ни проверки деловых качеств. Ни тестов. Ни-че-го! Подписал бумагу – его приняли. Уже в приемной, когда, ни фига не соображая, вышел, услышал голос секретаря: «А вы, Игорь Дмитриевич, у этого молодого человека резюме взяли? Или рекомендации есть?»

А тот в ответ: «Какое, на хрен, резюме? Какие рекомендации?! Да сам Клеменко мне позвонил! Сказал: этого человека необходимо принять на работу!»

И стал Николай банковским служащим с очень приличной зарплатой.

– Мороз по коже, – признался Клоков.

Все помолчали, размышляя над тем, что рассказал Доценко.

– Так что, идем прямо или нет? – спросил Лишнев. – Любаня говорит, нельзя.

– Лучше свернуть! – покачал головой Доценко.

– Поддерживаю, – высказался Фокин.

– Согласен, – кивнул Дмитрий Клоков.

– Значит, вы не будете считать меня сумасшедшим, – удовлетворенно заметил Лишнев и тяжело поднялся с места. – Меняем направление движения. Уходим влево. Вперед!

И он повел группу чуть назад и в сторону, в обход высокой гранитной скалы с раздвоенной вершиной.

– Покурить бы, – очень тихо, почти беззвучно, выдохнул боец в маскхалате, опустив прибор ночного видения.

Никто не отозвался. Наблюдатель поежился, завозился на месте, устраиваясь поудобнее. Он лежал на холодных камнях уже второй час и, несмотря на теплую одежду, мечтал о том, чтобы побыстрее сдать «вахту». Отползти назад, подняться на ноги, разогнать застоявшуюся кровь. Человек взглянул на небо, вновь прижал к глазам ПНВ. До рассвета оставалось совсем немного времени. Казалось невероятным, что беглецы, пропустив самое темное время суток, попытаются миновать заслон именно сейчас.

– Чертово лето! – недовольно пробурчал наблюдатель, энергично шевеля пальцами ног, чтобы кровь побежала быстрее. – Где этот долбаный полярный день? Где теплая погода? Чуть ли не ноль градусов. Одуреть можно…

– Какое лето? – послышалось из «улитки», вставленной в ухо. Один из «камней» на соседнем склоне зашевелился, изменил форму. – До лета еще дожить надо, и – не забывай – мы за Полярным кругом.

– Тот, кто будет болтать на вахте, – точно до лета не доживет! – долетело до обоих.

– Дак не пойдут они, командир… – усмехнулся человек с ПНВ. – Не пойдут. Что ж они, идиоты, переть? Через полчаса светло будет…

– Молчать! – злобно прохрипел командир отряда ликвидаторов. – Молчать и выполнять приказы!

– Есть, товарищ бывший подполковник внутренних войск! – шутливо оскалился наблюдатель. Карикатурно вскинул руку к виску: – Разрешите бегом?

– Ты… падла… – пистолет с глушителем ткнулся в висок «мятежному» бойцу: – Ты щас здесь, среди сопок, навсегда останешься! Вместе с теми, кого мы ловим, понял?

– Ты чего разошелся-то, командир? Пошутил я!

– Да я тебя… Я пристрелю тебя, урод! И никто – слышишь, никто – ни одна конторская крыса не спросит с меня за это! Потому что здесь, – подполковник ВВ махнул стволом, обводя сопки, – здесь и сейчас только я решаю, кто имеет право жить, а кто нет! Все ясно?

– Так точно!

– И если ты хоть раз…

– Ш-ш-ш… – предостерегающе шикнул второй наблюдатель, разом меняя позу, «перетекая» в другое положение, так, что ствол снайперской винтовки чуть выдвинулся вперед, наклонился. Рука бойца легла на приклад. – Ш-ш-ш…

– Что там, Бросов? Докладывай! – Подполковник Смердин мигом забыл про лекцию, которую только что собирался прочесть бойцу, оказавшемуся на позиции рядом с командиром группы и проявившему излишнее легкомыслие.

– Сейчас… сейчас! – Бросов что-то высматривал на склоне сопки, располагавшейся в полутора сотнях метров. – Пока не видно… Сейчас… Ага! Есть! Вот он!

– Рохлин! Дай ПНВ! – отрывисто приказал Смердин, за несколько секунд оказавшийся рядом с наблюдателем, обнаружившим движение. – Где? Показывай!

– Смотрите, товарищ подполковник, – чуть подкорректировав направление, сказал боец. – Вон он! Спускается по трещине, маскируясь.

– Точно! – оскалился Смердин. – Молоток, Бросов! Как ты его заметил?! Или нет, ведь ты сигнал дал до того, как уловил движение… Почувствовал, что ли? Как в «зеленке», на Кавказе?

– Ага, – тихо ответил боец. – Вдруг понял, что там кто-то есть. А потом и глазами засек.

– Отлично, Бросов! Считай, премию ты уже заработал. Теперь дело за малым – уложить всю группу, а потом и в Москву мотаем, за гонораром.

– Вашими бы устами да мед пить, – радостно ответил боец. – Мы…

– Где же остальные?! – вдруг забеспокоился подполковник. – Мне не нужен один! Все нужны. Здесь и сейчас. Неужто опять игру какую затеяли?!

– Не, все должны быть, – рискнул подать голос проштрафившийся Рохлин. Он до сих пор не мог поверить в то, что упустил премию за обнаружение беглецов. Но еще больше вспоминал ствол пистолета, приставленный к виску. – Все должны идти, товарищ подполковник.

– Вижу второго, он наверху. Пещера какая-то, что ли, – доложил Бросов. – Там остальные, похоже. Ждут, как пройдет разведчик.

– Точно! – обрадовался Смердин.

– Щас мы их перещиплем, как курей, – радостно хмыкнул Рохлин.

– Цыть! – рассердился Смердин. – Все, конец базарам! Работаем.

Подполковник еще раз проверил связь. Несколько раз постучал пальцем по динамику, расположенному возле губ, потом негромко, но очень четко произнес:

– «Первый», здесь «первый». Проверка.

– «Второй» на связи, – тут же откликнулась «улитка» в ухе.

– «Третий» слушает, – хрюкнула она секундой позже.

– Внимание! Есть контакт. Северо-западная часть сопки, ориентир – раздвоенная вершина. Сто пятьдесят – двести метров прямо передо мной. Вниз спускается разведчик. Не трогать. Дать втянуться туда всем! Как поняли?

– Есть!

– Ждем, командир.

В преддверии лета полярная ночь коротка, хотя по-прежнему холодна. Но люди, ожидавшие в засаде много часов подряд, забыли обо всем. Напрягая глаза, они старательно высматривали в предрассветной мгле силуэты беглецов. Мутанты несколько дней подряд уходили от погони, каким-то нечеловеческим чутьем угадывали заслоны, избегали ловушек.

Игра подходила к концу. До того момента, как солнце должно было приподняться над макушками сопок, оставалось еще несколько часов, но с каждой минутой становилось светлее и светлее. Скудное освещение по-прежнему не позволяло рассмотреть детали на большом расстоянии, но уже без прибора ночного видения можно было отличить движущуюся тень на фоне покрытых мхом и травой скал.

– «Первый», «первый», я «второй»! – заворочался в динамике голос наблюдателя, сидевшего в другом «гнезде». – Вижу еще двоих, начали спуск в ложбину, вслед за «разведчиком».

– Ага! – мрачно выдохнул Смердин.

Оба бойца, находившиеся рядом с подполковником, невольно покосились на командира отряда ликвидаторов. Больше всего Дмитрий Смердин напоминал каменную глыбу, изготовившуюся рухнуть на голову зазевавшегося неудачника. Выпятив квадратный подбородок и сжав мощные кулаки, офицер неотрывно следил за маленькими, едва различимыми фигурками на противоположном склоне.

– «Первый» на связь, я «третий»! – пискнул динамик. – Вижу последнего! Он тоже начал спуск в распадок. Готов накрыть его, позиция для выстрела отличная.

– Принято! – выдохнул Смердин.

Он быстро глянул на бойцов, находившихся рядом, дал знак: «Приготовиться!»

Бросов и Рохлин мгновенно припали к прицелам снайперских винтовок.

– «Второй», «третий»! – позвал Смердин. – Я «первый»! Четыре цели в распадке. Огонь на поражение по моей команде. Повторяю: огонь на поражение по моей команде! Бросов – тех, что идут вместе. Рохлин – «разведчика». «Третий» – замыкающего. «Второй» – работаешь на подстраховке. Добивать тех, кто движется. Приготовились!

Бойцы застыли среди камней, готовясь поразить указанные цели. Подполковник замер, словно бы наслаждаясь мгновением триумфа. Он преследовал этих беглецов третьи сутки подряд. Не один раз проигрывал странному квартету нелюдей, ускользавшему из грамотно расставленных ловушек. Потерял несколько проверенных бойцов, с которыми прошел многое, как во внутренних войсках, так и позже, в силовой структуре компании «Норднефтегаз».

И вот теперь, в предрассветной мгле, среди сопок Кольского полуострова, беглецы оказались в его власти. Миг победы!

– Огонь! – коротко приказал Дмитрий Александрович Смердин.

Рохлин стрелял «разведчику» в голову, и тот, едва поднявшись, чтобы преодолеть очередную преграду, так и остался висеть на камне. Бросов, которому требовалось в спринтерском темпе поразить две цели, целился в корпус. Подполковник с удовлетворением отметил, что парень не промахнулся. Первый «клиент» Бросова, нелепо взмахнув руками, отлетел назад, к покрытой мхом стене. Второй, покачнувшись, устоял на ногах, но лишь затем, чтобы получить еще одну пулю от снайпера и медленно осесть на землю.

– Четвертого не вижу, – озабоченно произнес подполковник. – Где он?

– Порядок, – уверенно ответили из другого «гнезда». – Лежит неподвижно.

– Так, быстро! – Смердин выпрямился, расправил квадратные плечи, словно стряхивая невероятный груз. – Туда! Проверить, есть ли кто живой. Добить!

– Добить или притащить на допрос? – уточнил Рохлин.

– Добить на месте! – жестко приказал подполковник. – Добить, все трупы вон в ту расщелину.

Бойцы, покинув огневые точки, резво направились в сторону неподвижных тел.

– Связь с центром! – отрывисто приказал Смердин, не дожидаясь результатов.

Он был уверен в том, что беглецы мертвы. Или, в крайнем случае, будут мертвы спустя минуту-другую. Даже если они – нелюди. Даже если обладают нечеловеческими способностями к регенерации. Выстрел в затылок – и полная гарантия, что проблема устранена. Впрочем, потребуется еще «убрать» трупы. Но это задача совсем другого уровня…

Трубка, чем-то напоминавшая древний – большого размера – мобильник, возникла у него в руке почти мгновенно. Вытянув антенну, Смердин приложил аппарат к уху.

– Алло! – сказал он, по многолетней привычке вытягиваясь по стойке «смирно», хотя на другом конце спутниковой линии был гражданский человек. – Докладываю: проект «Шельф» полностью свернут!

Выслушав ответ, Смердин улыбнулся. Собирался добавить что-то, когда в ухе заворочался встревоженный голос одного из бойцов: «Командир, вижу еще одну цель!»

– Где?! Не понял!

Забыв прервать контакт по спутниковому каналу, подполковник осматривал сопки. Он не понимал, о чем идет речь.

– Что там у вас?! – нервно спросила трубка.

– Вам не видно, товарищ подполковник, – бубнила «улитка» в другом ухе. – Он уползает назад, от той точки, где группа начала спуск в распадок. Из «гнезда» отлично просматривается движение.

– Смердин! Докладывайте обстановку! – закричал Анатолий Сивак, находившийся на другом конце спутникового канала.

Подполковник, сглотнув слюну, прижал трубку к уху.

– Наблюдатель фиксирует еще одну цель.

– Е-мое! Вы только что сказали: «проект свернут полностью»!

– Это пятая цель.

– Та-а-ак… – Руководитель операции помедлил, переваривая полученную информацию. Потом задал вопрос, который был в голове и у командира группы ликвидаторов: – Они что, двоиться начали?

Смердин не ответил.

– Разобраться, доложить! – пророкотала трубка, затем прозвучал сигнал отбоя.

– Надо брать его живым! – отдал приказ подполковник. – Вперед! Свалов, прижми цель к земле. Не дай шевельнуться, поднять голову.

– Есть!

Смердин и его люди не видели снайпера, но отлично понимали, что от качества «работы» коллеги зависят их жизни.

– Господи, помоги нам, – пробормотал Рохлин на бегу.

Они спускались с наблюдательного пункта вниз, по камням. Скользили на прилепившемся к сопкам мху. Солнце, восхода которого ликвидаторы ждали еще недавно, теперь стало врагом. Тот, пятый, которого заметил Свалов, мог уложить всю группу одной хорошей очередью. Особенно после того как бойцы, миновав распадок, начнут подъем на другой склон. Туда, где ждал новый противник.

Гулко прозвучал одиночный выстрел…

– Кажется, я его зацепил, – виновато пробормотала «улитка» голосом Свалова.

– Чччерт! – ругнулся подполковник, оступившись на склоне.

Только рука Александра Бросова спасла его от крупных неприятностей.

– Зацепил, но не насмерть! Честное слово! – заторопился Свалов, записав ругань командира группы на свой счет.

– Где он! Не вижу! – рявкнул Смердин. – Докладывай!

– Прямо перед вами, вперед и чуть вверх, метров пятьдесят-семьдесят, – тут же отозвался боец, прижимавший беглеца к камням. – Лежит, не двигается. Автомат бросил.

– Продолжай наблюдение!

Ликвидаторы Смердина поднимались к указанной точке с трех разных сторон. Выставив стволы вперед, чтобы, в случае чего, подавить любой выпад свинцовым ливнем…

Парнишка лежал на спине, хрипло дыша и глядя широко открытыми глазами в рассветное небо. Он еще был жив, но страшная рана в боку и большое пятно крови на камнях говорили о том, что раненый протянет совсем не долго.

– Совсем молодой, – заметил Бросов, опуская ствол.

Смердин присел на корточки возле умиравшего.

– Фамилия! – резко спросил, вернее, приказал он. – Твоя фамилия – Клоков? Дмитрий Клоков?

Парень медленно, с трудом, повернул голову к говорившему. «Нет!» – губы скорее обозначили это слово, чем произнесли его.

– Как нет? – опешил подполковник, внутренне холодея. – Как нет?! Кто же ты?

Светловолосый парнишка не отозвался. Его лицо было перекошено от боли…

– Бупренорфин! – потребовал командир группы ликвидаторов. – Инъекцию!

Тонкая игла впилась в руку умиравшего. Обезболивающее растеклось по венам. Лицо паренька стало другим, более спокойным.

– Кто же ты? – нетерпеливо повторил Дмитрий Смердин. – И те, внизу? Лишнев, Доценко, Фокин? Кто там, еще один? Откуда?

– Все с одного места, – невероятным усилием парень сумел произнести фразу. Он помедлил, но было видно: это не все, что умиравший хотел сказать. Человек на земле собрался, заговорил вновь: – Третий погранотряд. Бежали от неуставных… Вы убили нас… За что?

– А-а-а! – в ярости закричал Смердин, вскидывая ствол.

Пуля прошила голубое небо, потом еще одна, еще.

– Маме скажите… не преступник… по-людски… разобраться… – прохрипел парнишка, лежавший на камнях.

Изо рта потекла кровь. Молодой солдат дернулся. Затих. Неподвижные глаза смотрели в небосвод, разорванный выстрелами подполковника.

– Идиоты! – прорычал Смердин. – Идиоты!!! Мы все идиоты! Это – не наши! Это – погранцы. Срочная служба. Не те! Не те! Не те!

Анатолий Сивак отреагировал на сообщение об ошибке ликвидаторов и гибели пяти пограничников излишне спокойно. Это не понравилось подполковнику. Дмитрий Смердин ожидал чего угодно: грома и молний, извержения вулкана, падения метеоритного дождя. Руководитель операции воспринял известие так, словно речь шла о какой-то незначительной мелочи.

– Хорошо, – изрек он после длинной паузы. – Все понял, Дмитрий Александрович. Нет сомнения, беглецы обошли заслон и вырвались на оперативный простор. Сейчас я дам команду пилоту, чтоб подобрал вашу группу. Он свяжется с вами, передайте координаты квадрата, где находитесь.

– Вертолет? – глупо переспросил командир отряда. – За нами?

Решение Сивака поставило его в тупик. Только накануне речь шла о том, что винтокрылые машины «Норднефтегаза» ни при каких обстоятельствах не поднимутся в небо над погранзоной Кольского полуострова!

– Один раз можно, – успокоил руководитель операции. – Мне необходимо ваше срочное присутствие здесь, в Мурманске. Будем вместе думать, как поступить дальше.

– А беглецы? – все еще не понимая, что происходит, уточнил Смердин. – Их… как… ловить?

– Есть множество способов, кроме прямой войсковой операции, – усмехнулся Анатолий Сивак. – Конечно, они более дорогостоящи. Мы знаем имена всех рабочих. Соответственно, можем вычислить, куда они направятся из Мурманска. К семьям, к родственникам. Денег у них нет, паспортов нет. Документы им восстановить придется, чтоб вновь стать полноправными гражданами России. Значит, мутанты вернутся туда, где жили, где прописаны.

Так что собирайтесь, Дмитрий Александрович! Прямое преследование отменяется. Хватит играть в солдатики! Будем выслеживать каждого индивидуально. Потому я и вызываю вас в Мурманск.

– Есть! – отозвался Смердин.

Передав пилоту «вертушки» координаты отряда, бывший вэвэшник крепко задумался. То, что сказал руководитель операции, выглядело логичным, правильным. Однако, если решили поднять вертолет в небо, почему не использовали машину «в деле», последний раз? Всего один большой круг над нужным районом! Шансы, что на тепловых сканерах или в рамке прицела мелькнут беглецы, огромны!

Но Сивак будто забыл о группе Лишнева-Доценко. Ему срочно требовался в Мурманске подполковник Смердин. Издали донесся рокот вертолетного двигателя.

– А не для того ли я нужен Анатолию Адамовичу, чтобы убрать ненужного свидетеля? – задумчиво пробормотал подполковник. – Все-таки знаю гораздо больше, чем мутанты. И если началась зачистка «хвостов»…

Над сопками показалась винтокрылая машина. Бойцы радостно махали пилоту руками – дурацкие забеги по сопкам окончены. Наконец-то обратно, домой! Подполковник смотрел на подчиненных, тревожно покусывая губу.

«И Куроводов умер от разрыва сердца, – промелькнула мысль. – Как раз в Мурманске».

– Давай! Давай, старый хрен! – смеясь, проорал Бросов.

Бойцы торопливо собирали вещи, разбросанные по камням. Сопки осточертели всем. Хотелось отдыха, покоя. Люди мечтали выспаться, после ряда бессонных ночей… Вертолет, повисев над лощиной, пошел на посадку.

«Один человек в кабине», – отметил Смердин. Он-то боялся, что увидит стволы пулеметов… Открылась боковая дверца, и люди, не дожидаясь приказа командира группы, полезли в вертолетное брюхо. Конец. Они больше не хотели подчиняться бывшему подполковнику внутренних войск. Игра в войну закончена.

Что-то не нравилось Смердину. Он помедлил, прислушиваясь к себе. Здесь, в сопках, будто бы включился дремавший последние годы «датчик». Чутье на опасность. Шестое чувство. Или седьмое, восьмое – какая разница? Дмитрий Александрович привык доверять этому.

Он аккуратно передернул затвор пистолета. Поднял вещмешок с земли, незаметно для подчиненных скользнул за сопку. Пробежал десяток-другой метров, затаился в камнях.

– Товарищ подполковник! – крикнул один из бойцов. – Товарищ подполковник, где вы?

Смердин не отозвался.

– Ну, что там? – высунувшись из кабины, недовольно проорал пилот. – Чего ждем?!

Перекричать вертолетные движки было непросто, и подполковник скорее угадал причину недовольства, нежели услышал слова.

– Командира нету! – еще громче заорал Александр Бросов.

Эту фразу подполковник услышал четко. Пилот сердито махнул рукой, скрылся в кабине. Смердин ждал, что будет дальше. Винты продолжали вращаться, поднимая клубы пыли. Тяжелая машина готова была сорваться с земли в любую секунду.

– Командир! – сложив ладони рупором, крикнул Бросов. – Полкааан! На посадку!

Дмитрий Смердин вновь не отозвался. Пилот высунулся из кабины. Огляделся по сторонам, потом что-то проорал бойцам. Кажется, «сверху посмотрим». Командир отряда ликвидаторов мог судить лишь по артикуляции губ, потому что рев вертолетных движков резко усилился.

Лопасти превратились в сияющий круг. Машина оторвалась от земли, пошла вертикально вверх. Потом, крутнувшись из стороны в сторону, медленно двинулась к сопкам слева от подполковника. Заложила вираж, начиная облет по кругу. Смердин приник к камням, внимательно наблюдая за винтокрылой машиной.

И вдруг – яркая, невероятная вспышка, от которой подполковник ослеп. Он закричал, схватился за глаза. По барабанным переборкам ударил страшный грохот, лишил возможности что-либо слышать. Соображать. Полкан упал на траву, перекатился на спину. Стал пальцами массировать веки. Глазам было очень больно. Смердин никогда не видел мощного взрыва на таком малом расстоянии от себя…

«Хорошо, что не зацепило осколками…» Способность видеть окружающие предметы вернулась лишь спустя несколько минут. В ушах еще звенело, когда подполковник подошел к тому месту, где на земле догорали черные останки вертолета. Как и предполагал Смердин, в катастрофе не выжил никто.

– Ну что ж, – усмехнувшись и вытерев пот со лба, объяснил себе подполковник. – Можно было догадаться. Ожидать такого. Вариант «Зомби» – план, в котором несколько уровней. Все мы, все те, кто причастен к проекту «Шельф», – все должны умереть…

Куроводов, руководивший операцией. Мутанты с архипелага Земля Франца-Иосифа. Пилоты винтокрылых машин. Ликвидаторы из группы Дмитрия Александровича Смердина.

И даже президент закрытого акционерного общества «Норднефтегаз» Кругов Олег Анатольевич. Потому что бывший подполковник внутренних войск только что вынес ему смертный приговор. Теперь шла игра: кто – кого. Либо он, Смердин, убьет тех, кто охотится на него. Либо убьют Смердина. Умирать Дмитрий Александрович совсем не хотел.

Он присел на камень, переобул сапоги. Нельзя стереть ноги. Предстояло топать по сопкам, до «железки», не один десяток километров. Надо постараться сделать это незаметно, так, чтобы никто раньше времени не догадался, что командир группы ликвидаторов жив. Жив и движется к железной дороге. Кому как, а Смердину необходимо попасть в Москву… Охота на него прекратится лишь тогда, когда умрут все, кто осведомлен о деталях проекта «Шельф». О группе ликвидаторов, действовавших по варианту «Зомби».

Осознав это, подполковник захохотал. Положение выглядело комичным. Лишь недавно он, командир вооруженного отряда, гнал по сопкам рабочих-мутантов. Те скрывались от него, мечтая спасти свои никчемные душонки. Теперь он прятался в сопках, будто дикий зверь. Охота шла на него…

И на тех, кто придумал «Шельф»! Смердин глотнул воды из фляги, осмотрелся по сторонам. Еще раз прошел вдоль горящих обломков, проверяя, нет ли чего полезного среди человеческих останков и груды черного, искореженного металла.

Еда, патроны не помешали бы. Приходилось учитывать всякие мелочи… Подполковник сокрушенно цокнул языком – не уцелело ничего. Те, кто готовил заряд, перестраховались. Взрыв получился очень мощным. Излишне.

– Ну что ж, – засовывая пистолет в кобуру, пробормотал Дмитрий Александрович. – Значит, пора уходить.

Грохот автоматных очередей где-то позади, справа, заставил беглецов уменьшить скорость движения, сбиться в кучу. Они переглядывались, словно бы говорили друг другу: «Видишь, не зря мы свернули в сторону, переждали…» Но пауза вышла недолгой.

– Вперед! – вспомнив о главном, скомандовал Лишнев.

Оставалось всего по нескольку сухарей на каждого из беглецов. Надо было идти, пока силы вновь не оставили людей… Двинулись в путь, растянулись цепочкой. Впереди, по уже сформировавшейся традиции, шел Марат Доценко, задававший темп. За ним – Фокин и Клоков. Замыкал колонну Лишнев.

Больше о стрельбе за спиной не говорили. Еще раз остановились много времени спустя, когда услышали мощный гул. Рокот? Нет, грохот взрыва! Сопки, отразившие эхо, многократно повторили звук беды.

Беглецы, не сговариваясь, обернулись назад. Там из скал вырастал огромный черный гриб. И все понимали – это не извержение. В Мурманской области нет действующих вулканов. Над скалами поднимались жирные клубы дыма.

– Серьезная там заварушка… – пробормотал Лишнев.

– Угу, – поддержал Доценко и машинально, на автопилоте, потрогал затвор автомата.

– Спасибо, Господи, что послал нам знак, – отчетливо произнес Святослав Фокин.

– И Любе тоже спасибо, – тихо добавил Дима Клоков.

– Спасибо обоим, что уберегли нас от беды. – Лишнев поднял ствол автомата к небу, словно хотел выстрелить.

Салют? Нет! Константин смешался, опустил ствол к земле.

– Пошли! – скомандовал он.

И отряд вновь двинулся вперед…

…Во второй половине дня сопки остались позади. Теперь беглецы двигались среди высоких и приземистых холмов, поросших травой. Здесь прятаться было гораздо труднее, а потому группа резко сбавила скорость, внимательно исследовала местность по направлению движения. То Лишнев, то Доценко – по очереди – лежали с биноклем в руках, изучая зеленые холмы.

Ближе к вечеру, перевалив через один из холмов, увидели впереди – прямо по направлению движения – большую черную кучу. После детального изучения объекта Лишнев радостно заулыбался. То, несомненно, была гора шлака, отвальной породы. Или угля? В любом случае – продукт человеческой деятельности. Они вышли в обжитые места!

Известие взбодрило беглецов, придало им сил. Расстояние в пару километров, до черной кучи, преодолели быстро. И только приблизившись, осознали, какой огромной высоты был холм.

– Привал, – скомандовал Лишнев, расположившись у подножия горы, сделанной людьми.

Его спутники не успели присесть. Протяжный, длинный гудок заставил их замереть на месте. Все застыли, будто каменные изваяния. Доценко не опустил ногу и стоял, поджав ее под себя. Клоков чуть склонил голову, словно так было лучше слышно. Фокин не убрал рукав ото лба – хотел отереть пот, да материя приклеилась к коже.

– Гудок! – пробормотал Доценко и опустил ногу.

Гудок! Гудок! Гудок!

Они полезли вверх, на кучу угля. Раздирая локти и колени. Сползая обратно, смеясь от счастья.

– Стойте, болваны! – крикнул Лишнев. – Сбоку обойдем!

Побежал в сторону, в обход черной горы. А потом замер. Остальные ткнулись ему в спину. Застыли, не смея дышать. Дальше, за какими-то ветхими сараюшками, за полуразрушенным складом, от которого остались куски стен да ржавая арматура, за шоссейкой, по железной дороге тащился поезд. Поезд!

Два зеленых тепловоза, прицепленных один к другому, тянули длинный «хвост» пассажирских вагонов. Голубых, синих. Один был темно-красным…

– Поезд! – глупо улыбаясь, заявил Доценко. Уселся на куски угля. – Видели?! Поезд!

– Неа, не видели, – абсолютно серьезно отозвался Лишнев.

Никто не улыбнулся. Локомотив, тащивший за собой длинный состав, был порождением абсолютно другого мира. Не их мира. И беглецы, затаив дыхание, следили, как, постукивая колесами, вагоны проплывают мимо…

– В Питер, наверное, – вздохнул Марат. – Представляете? Сидят люди в купешках. Кто-то водку глушит и зевает в окно. Кто-то проводницу «клеит». Или смазливенькую соседку по СВ.

Сердце Димы Клокова бешено заколотилось. То, о чем говорил Доценко, было чужим. Непривычным. Странным. С одной стороны – мозгом – Дима понимал, что Марат говорит о самой обычной жизни. С другой – где-то внутри – или в душе, если она есть у человека, или еще где-то, – кричало и билось совсем другое. Родившееся за последние дни.

Осознание.

Ты – не они. Другой. Это – не твое. Чужой мир, в котором таким, как ты, нет места.

«Как же так? – подумал Клоков. – Я такой же! Я – человек!»

– Слава тебе, Господи, дошли, – перекрестился Фокин.

– Вот сейчас точно: привал, – как-то непривычно тихо, даже просительно вымолвил Константин Лишнев.

Словно теперь, когда беглецы выбрались к людям, его время закончилось. Спецназовец больше не имел права распоряжаться, отдавать приказы спутникам. Беглецы обошли угольную гору, расположились так, чтобы черная стена оказалась за спиной, а перед носом – асфальтовая лента и «железка».

– Доедайте сухари, коли хотите, – сказал Лишнев. – Думаю, где-нибудь тут можно будет еды купить, если что. Деньги у всех есть.

– А что теперь? – как-то тревожно спросил Дима. – Куда нам?

Он словно потерял нить. До того момента все было просто и понятно: требовалось выжить в сумасшедшей гонке по сопкам. Для этого следовало выполнять команды более опытных товарищей. Терпеть холод. Беречь и грамотно распределять силы.

– А теперь – домой! – хлопнул его по плечу Марат. – Димон, тебя ждет Питер! Только, если вздумаешь валить по железке – не лезь на крупную станцию за билетом. У тебя нет паспорта. Лучше дойти пешком до небольшого полустанка, на котором поезда редко тормозят. Ничего страшного, выждешь. Как остановится поезд – ты к проводницам. Смотри в глаза, выбирай. Покажется, что у какой-то лицо человека, – с той и договаривайся. Мол, паспорт потерял, но сам я из Питера и заплатить готов. Выбирай плацкартный вагон, там проще «зайца» на третью полку определить. Или на боковое, приставное, место. На крайняк проводница в свое купе может… Но не переплачивай сильно, а то моментом под подозрение попадешь. Ферштейн?

Дима обалдело кивнул.

– А ты, Марат? А вы?

Лишнев вздохнул, хрустнул костяшками пальцев.

– Ребята, а вы как?! Мы что, расстаемся здесь? Навсегда?!

– Думаю, так лучше, – помедлив, ответил Доценко. – Нет! Слабо выразился. Это единственное правильное решение. Каждому следует идти своей дорогой.

– Ребята? Как?!

– Как-как, – передразнил Марат. – А что ты хотел? Мы случайно встретились и случайно расстаемся.

– Это точно! – поддакнул Лишнев. – Чем дальше друг от друга – тем лучше! Не уложат одной очередью. Не забывай – мы ненужные свидетели чьих-то грязных делишек.

– Неужели мы никому не расскажем про все, что творилось на острове и в лагере?

– Никто не поверит. – Святослав Фокин положил руку на плечо рыжеволосого парня.

– Что ты расскажешь, Дима? – добавил Марат Доценко. – Я был на острове, не ведаю каком. Привезли туда на корабле, но как он назывался – понятия не имею. Со мной были люди, но я не знаю их имен и фамилий. Нам дала работу компания, названия которой мне не сообщили. А потом из трещины в земле ударил неизвестный газ, и половина людей перемерла, а все остальные превратились в мутантов. Нас поместили в лагерь на Кольском полуострове, но где это было – я не в курсе. Там над нами издевались, убили две трети выживших. Остальные бежали, и вот я перед вами.

– Тебя отправят в психушку! – хмыкнул Лишнев.

– Ребята!!! Но если мы все вместе!

– Значит, нас всех вместе отправят в психушку! – грустно улыбнулся Доценко.

– Неужели мы ничего не сделаем?

– Димон, лично я собираюсь забыть про эту историю, – заявил Марат. – Сяду на поезд, уеду куда-нибудь… Куда вздумается! Попробую еще раз. Начну сначала. Воевать больше не собираюсь, хватит. Видишь, хотел на буровую устроиться. Чтоб работа тяжелая да подальше от людей. Не вышло, опять воевать заставили. Ну, может, со следующей попытки выйдет лучше?

Да, и кстати, парни… Если где увидите малыша с рожками или копытцами – знайте, это привет от меня. Особенно если рядом, у коляски, будет светленькая мама.

– О чем ты, Марат? – не понял Дима.

– Мужик я или нет?! – возмутился Доценко. – Люблю светленьких! И не собираюсь отказываться от своих привычек только потому, что хлебнул какого-то газа на острове. Так что, думаю, скоро мутантов будет не четверо. Гораздо больше. Увидите чертенка, бесенка или еще кого – вспоминайте обо мне.

– А ты, Слава? – в отчаянии всплеснул руками Дима Клоков.

– Я – дома, – философски отозвался бывший священник. – Перед нами сотни дорог. Любая годится.

– А вдруг мы опасны для общества? – не унимался рыжеволосый парень. – Может, нам нельзя вот так, свободно, разгуливать по стране?

– Хочешь – сдайся властям, – хмыкнул Марат. – Но попозже, когда мы все исчезнем отсюда. Только, боюсь, тебя упрячут в психушку. Ну прикинь, ты придешь и скажешь: «Ребята, я мутант!» Они покрутят пальцем у виска. В самом благоприятном случае спросят: «Чем докажешь?»

– Ну, – задумался Клоков. – Я… меня на корабле укачивать перестало. Да! Факт! Надо подумать… Может, еще чего?

– Знаешь, Димон, – Марат понимающе улыбнулся, – ты лучше перестань голову этой хренью забивать. Уж если неймется – напиши книгу фантастическую. Роман. Расскажи, как все было. Может, найдется добрый человек, и ее опубликуют?

– А я точно опасен для общества, – вдруг подал голос Лишнев, долго молчавший. – Да! Я опасен для общества! Для той его части, что заперла нас в лагере. Что издевалась над Любой и Зинаидой. Что гоняла нас по сопкам. Я возвращаюсь, парни!

– Что-о-о?! – в один голос воскликнули Клоков и Доценко.

– Прости, святой отец. – Лишнев подошел к Фокину, ссутулился так, что бывший священник и бывший спецназовец стали чуть ли не одного роста. – Ты вчера хорошую историю рассказал. «Я перенес и поставил, а ты до сих пор несешь». Я запомнил. Да только не научился так жить. Не могу я забыть, как Любаня на колючке висела. Глаза ее не забыть: «Отомсти!» Должок за мной…

– Костя, – мягко ответил священник. Казалось, он ничуть не удивился. Словно заранее был готов к тому, что именно так поступит Лишнев. – Костя, ты, пожалуйста, о том подумай, что мог с другой стороны оказаться. Подался бы не в бурильщики, а в охранники – и был бы на стороне ликвидаторов Смердина. Жизнь временами страшные шутки с нами играет.

– Да, святой отец. – Лишнев криво улыбнулся. – Я мог оказаться на той стороне! Запросто…

Он отошел чуть в сторону, глянул на железную дорогу, что вела к людям. Помедлил. Круто развернулся.

– Но я оказался с этой стороны!

Товарищи молчали.

– Я ухожу обратно в сопки, чтобы найти Смердина. Не осуждайте!

Никто и не думал произносить слова упрека. А Лишнев не мог не высказать то, что наболело.

– Марат! Помнишь, на острове ты рассказывал про солдата, которого изнасиловали враги? Его бросили умирать, а он выжил. И потом каждую ночь с ножом уползал за линию фронта. Под утро возвращался, руки по локоть в крови… Помнишь? Вот и мне пора. За линию фронта. С ножом.

– Смердин далеко не главный, – вырвалось у Димы. – Те, кто за всем этим стоят, высоко забрались. В Москве они.

– Понимаю, – отозвался спецназовец. – Я не говорил, что собрался зазимовать тут, в сопках. Мне б только Смердина найти. Разузнать у этой гниды: кто над ним? Кто приказы отдавал? А потом – и в Москву двину, если что.

– Дай нож! – попросил Марат.

Лишнев молча вытащил клинок убитого солдата. Доценко взял его в руки, взвесил и вдруг резко чиркнул острием по ладони. Потом вымазал лезвие в крови.

– Это не от меня, – пояснил он, возвращая оружие Константину. – От Зины.

– И от меня! – Клоков, вслед за Маратом, «дернул» ножом по ладони, выпачкал металл красным.

– Пусть Господь даст тебе силы, – добавил Святослав, вслед за товарищами оставив кровь на лезвии.

– Слава! – полушутя-полусерьезно заметил Константин. – Я убивать иду. А ты вроде как священник. Я слышал про заповедь: «Не убий!». Почему ты не осуждаешь меня?

– Тысячи раз бывало так, что священник благословлял воинов перед смертельной битвой с врагом… – медленно проговорил Фокин. – Они шли убивать, но не ради смерти. Ради жизни тех, кто оставался за спиной. Ради своей державы…

Священник глянул на товарищей.

– Те, кто обрек нас на муки, – не люди. Они не могут быть верными слугами отчизны. Они – убийцы! Найти и покарать таких – светлая миссия воина.

– Фу! – шумно выдохнул Марат. – Знаете, увлеклись мы тут мистикой да патетикой. Давайте прощаться, что ли.

Он по очереди пожал руку всем бывшим сотоварищам. Постоял секунду, будто хотел что-то добавить, но лишь махнул ладонью. Резко повернулся, двинулся в сторону железной дороги. И вдруг бросился обратно.

– Черт! Забыл! – Марат выхватил из кармана полиэтиленовый пакет с деньгами, отложил две сотенные купюры, остальное протянул Лишневу. – Бери, Костя!

Тот отмахнулся. Отрицательно замотал головой.

– Бери-бери! – приказал Доценко. – Тебе нужнее! И до Москвы добраться, и какое-никакое «оборудование» купить, для охоты. Кстати, вот еще сухари! Запасные обоймы для «калаша». Ствол я в канаве утоплю. И на первое время мне пары сотен зеленых хватит. Теперь все!

Он быстро двинулся прочь от товарищей, которые смотрели ему вслед. Уже поравнявшись с покосившимся сараем, обернулся, сделал себе «рожки»:

– Ме-е-е!

И тут же, без колебаний, Марат шагнул за строение. Пропал из виду.

– Придурок! – грустно произнес Константин Лишнев. – Ну что, хлопцы, давайте прощаться?

– На вот, – Святослав Фокин подал спецназовцу свои доллары. – Марат правильно рассудил. Тебе нужнее. Прости, что сухари не отдаю. Съел…

– И мои забирай! – поддержал Клоков. – И еду, и деньги. Мне сотни долларов хватит, чтоб до Питера добраться. В любом случае билет меньше стоит.

– Спасибо. – Константин пожал им руки.

Подхватил вещмешок, набитый запасными обоймами, повесил АКМ на плечо. Небольно ударил кулаком в плечо Дмитрия. Поклонился Святославу.

Вскоре Фокин и Клоков потеряли из виду и его. Только спецназовец ушел в другую сторону, нежели Доценко. Дима посмотрел на священника.

– Святослав! Почему сердце рвется на части? Почему я не знаю, как быть? То мне хочется исчезнуть, поселиться где-то на необитаемом острове, где нет людей… Забиться в щель. Забыть обо всем. Не думать. То мне хочется догнать их! Костю и Марата. Догнать и вернуть!

– Время уходит, – грустно отозвался Фокин. – Даже если ты попробуешь задержать его, ничего не получится. Оно все равно уходит. То, что было настоящим, становится прошлым. Ты можешь прикоснуться к нему лишь в воспоминаниях. Или во сне. То, чего не было, становится настоящим, вытесняет прожитое. Заполняет твое «я». Заставляет думать о новом. Постепенно это новое становится важнее прошлого.

– Но я не хочу! – в отчаянии воскликнул Дима. – Я не хочу… так!

– Мы не властны над этим. Увы… Таков наш крест. Давай прощаться?

– Святослав! Как жить дальше? Кто мы, люди? Нелюди?

– Как-то раз на острове, где жило племя туземцев, встретились вождь маленького народа и англичанин, наблюдавший за аборигенами. Речь меж ними зашла о культуре…

«Помилуйте! – воскликнул ученый из Великобритании, считавший себя образованным, воспитанным человеком. – О какой культуре вашего племени может идти речь?! Ведь вы даже сморкаетесь в листья! А потом бросаете их на землю!»

«А разве можно говорить о том, что твой народ обладает культурой, белый человек? – ответил вождь. – Вы сопли заворачиваете в белую тряпочку! И целый день, а то и больше носите с собой в кармане!»

– Слава, я не такой умный человек, как ты! – взмолился Клоков. – Объясни, пожалуйста, простым языком. Как жить? Люди мы или нелюди?

– Как жить? – улыбнулся Фокин. – Да ты… просто живи. Живи как человек. Вот и все.

Он пожал руку Дмитрию. Перекрестил молодого парня и ушел. В ту же сторону, что и Доценко. Но Святослав не добрел до железной дороги. Выбрался на асфальтовую ленту скоростной магистрали и, прихрамывая на больную ногу, медленно двинулся на юг. В центр России.

Святослав Фокин находился у себя дома. Ведь Россия не состоит из больших городов и Дмитриев Смердиных. На счастье, в ней есть сотни маленьких деревушек. Разбросанные там и тут церкви. Святослав надеялся: приют, кусок хлеба и глоток воды он найдет всегда. До тех пор, пока жива эта вера, пока все именно так, можно идти по дороге…

Дима Клоков выбрался на автомагистраль вслед за Фокиным, долго смотрел тому вслед. Потом фигурка священника исчезла в дымке, и рыжеволосый парень остался один. Но Диме казалось, он видит Марата Доценко, скалящего зубы в улыбке. Ладонь Марата лежала на талии молоденькой светловолосой проводницы. Стучали колеса, за окнами мелькали деревеньки. Дима видел, как, затарившись сухарями и консервами в сельском магазине, ползет по сопкам Константин Лишнев… Навстречу ему бежала Любаня. Живая! Смеялась, размазывала слезы по щекам…

Дима Клоков видел Зинаиду Перову в белом халате. Она хмурилась, глядя на какие-то приборы, установленные возле койки тяжелого пациента. Видел Леху-Гестапо, Пинцета, Шныру, игравших в карты. На всю сумму гонорара и премиальных, которые были обещаны наемным рабочим. Больше, чем на деньги. Слишком крутые премиальные по контракту…

Видел Сашку Гарина. Тот сидел за рулем новенького трактора.

Рядом взвизгнули тормоза, и Клоков очнулся.

– Эй, приятель! – из кабины высунулся черноволосый мужичок средних лет. – Тебе куда?

– Мне?! – растерялся Дима. Он отвык от людей. – Мне… домой.

– Это понятно! – заржал водитель. Щелкнула и приоткрылась дверь. – Если в Питер – залазь!

Дима отрицательно помотал головой, отступая назад.

– Залазь! – усмехнулся черноволосый. – Денег не возьму! Просто вдвоем дорога короче. Веселее!

– Нет, спасибо! – твердо сказал Клоков. – Мне тут… одному побыть… надо.

– Ну, как знаешь! – Водитель хмыкнул, почесал ухо. – Побудь! Один…

Хлопнула дверь. Что-то зашипело в колесах, фура качнулась. Медленно тронулась с места. Набрала скорость и исчезла за поворотом.

Дима еще долго стоял на одном месте, не в силах отогнать призрачные картины, жившие в шаге от него. Там люди, с которыми его случайно объединила судьба, были рядом. Ругались, спорили и ссорились. Поступали так, как им хотелось. Заставляли краснеть и бледнеть. Ненавидеть и тянуться к ним. Причиняли Клокову боль.

Он не хотел ничего другого.

ЭПИЛОГ

Совершенно секретно

Единств. экз.

(подлежит уничтожению после

ознакомления с документом исполнителей)

ДИРЕКТИВА № 15/001

Члену совета директоров ЗАО «Норднефтегаз»

СИВАКУ А.А.

Начальнику службы безопасности ЗАО «Норднефтегаз»

ФЕРОПОНТОВУ С.В.

Начальнику аналитической группы ЗАО «Норднефтегаз»

СОКОЛОВУ Ю.П.

В связи с интересом корпорации «Норднефтегаз» к месторождениям нефти на архипелаге Земля Франца-Иосифа в срок до 29 декабря текущего года:

– разработать и представить на утверждение проект «Шельф-2», учитывающий недоработки и опыт проекта «Шельф»;

– сформировать инженерную группу (в количестве трех-четырех человек), приступить к предварительному отбору персонала для «буровой», начальнику службы безопасности Феропонтову С.В. лично проконтролировать все кандидатуры;

– перед отправкой бригады на архипелаг провести тренинги по использованию индивидуальных средств защиты, в том числе – аппаратов кислородного дыхания;

– ответственным за подготовку проекта «Шельф-2» назначить члена совета директоров ЗАО «Норднефтегаз» Сивака Анатолия Адамовича.

Срок начала реализации проекта «Шельф-2»: весна будущего года.