я так хочу выкинуть это все, вывалить на бумагу, потом – на близкого друга, если я решусь отправить такое письмо. Не бывает, чтобы везде все было хорошо. Не бывает. Если в семье тишь да гладь да все тебя любят и между собой умницами, то не оправдается творческий проект. А если вдруг в какой день довольная своей внешностью, прямо ухмыляешься отражению, и начинаешь потихоньку, набирая обороты, жить танцем, чувствуешь вдохновение от музыки, а если в добавок родной человек напишет чудесные, полные оптимизма письма, то, конечно, где-то да обломят. Например, не успеешь дверь открыть как вывалят ведро грязи. Прости, Господи, я никого не хочу обвинять. Только я не могу превратиться в идеальную дочь. Что же вам еще надо?! Это значило бы: не писать собственных исследований, не заниматься языками (на курсах), не танцевать, не видеться с друзьями, не иметь своего мнения. А это то же самое что и: не дышать, потерять источник вдохновения, не жить. Если это забота, то не надо обо мне заботиться, лучше уж забудьте. Не знаю когда это началось. Я никогда не хотела об этом говорить. Не помню, когда я впервые писала сочинение о семье, но хорошо помню что: семья у меня хорошая, дружная, никогда не ссориться. Разве имею я право выносить сор? А когда от этого сора тошнит? Тебя интересует насилие. Так вот, бывает насилие принципиально не физическое, которое таковым никогда не станет, только будет медленно выматывать нервы (а потом тебе скажут: да у тебя, оказывается, расстроенная нервная система. И в самом деле, с чего бы это). А ведь любовь сильнее, не хочешь ссориться, ищешь компромиссы, творишь где-то далеко, всю жизнь выстраиваешь как компромисс, и с ужасом понимаешь: это не жизнь, это репетиция, смешанная с мечтой, с неуверенностью, потому что уверенности никто не научил, со страхом изменений, а потом еще хуже – понимаешь, что ЭТО и есть моя жизнь. Что со мной? Я думала, я слишком хорошо научилась говорить: у меня все хорошо.