УДК 130.2

А. А. Билык

Ситуация творчества как событие

Основным вопросом исследования стала возможность рассмотрения процесса творчества в качестве события (в трактовке М. Бахтина). Для изучения таковой возможности мы последовательно разворачиваем составляющие процесса творчества (субъект творчества, процесс и, собственно, само понимание творчества). Основной упор сделан на онтологическом аспекте, поскольку событийность касается, прежде всего, категорий бытия и существования. А также показана антропологическая перспектива, поскольку категория события антропологизирует процесс творчества. Составляющие анализа творческого процесса тесно связаны: так, процессуальность объясняет изменяемость субъектности, а событийность вытекает из «позитивного» подхода к творчеству.

Субъектность понимается в онтологическом измерении (как состояние бытия / существования), которое прочитывается грамматически (как подлежащее), причем один смысл неотделим от другого. Первый, который раскрывает суть явления, показан через второй: функциональный грамматический подход прочитывает онтологическую сущность. Концепт субъекта творчества позволяет сосредоточиться на онтологической составляющей творчества.

Среди наиболее близких нам пониманий субъекта творчества – третье определение автора Р. Ингардена: «автор» как присущий данному произведению искусства, порождающий субъект, который означивается (как в своем существовании, так и в своих качествах, творческих возможностях, страстях в отношении к миру и характере восприятия, и тд.) самим произведением, поскольку из самого произведения, и только из произведения, мы о нем узнаем. Только в отношении к произведению, он трансцендентный относительно него» [7, сс. 108-109]. Вторичный автор М. Бахтина близок по своему определению к такому пониманию, так как это образ автора, созданный первичным автором (внеоценочный субъект эстетической деятельности) [2]. В произведении мы имеем дело только с вторичным автором, в процессе творчества – с автором первичным, автором-субъектом сознания, выражением которого является «все произведение».

Субъект – способ функционирования некоего активного начала, владения «подлежащестью», то есть местом, из которого высказываются, или которое владеет интенцией действия, или просто декларирует свое бытийствование. В грамматическом измерении субъект – позиция, которая отвечает на вопрос «кто?», и понимается как независимая часть предложения / высказывания, но сущностно своими свойствами субъект зависим от фразы, от других грамматических составляющих, поскольку он сам есть субъект чего-либо или кого-либо. Субъект понимается не только как элемент, составляющая творчества, а как свойство (модальность) некоего существования / становления / свершения.

Подлежащее называет предмет или понятия, которым приписывается какое-либо действие, состояние, иной переменный признак или наличие, при этом важным тут есть то, что «подлежащесть» является только способом обозначения этого «нечто». Несамостоятельное существование и, соответственно, неполнота, демонстрирует онтологическое измерение субъекта. Неполнота дополняется также рамками ограничения временными показателями. В онтологическом измерении подлежащее – место, из которого / в которое высказывается бытие, а также способ собственного высказывания / позиционирования. Так что субъект первоочередно является способом быть в творчестве, функцией.

Субъектность как способ быть не является неизменной, не носит характер стабильности и привязанности. В рефлексиях творчества место субъекта может занимать автор, язык, читатель, дискурс, идеология, или все эти составляющие (или больше) перформативно могут принимать позицию субъектности. При том переменность двойственна: относительно того как изменяются характеристики самой субъектности (приобретение или утрата бытия), и относительно смены того, что стоит за субъектностью как свойством, на что / кого она указывает (собственно, перформативность).

Переменность состояний субъектности в отношениях «творец – творчество» приводит к другой важной категории анализа – процессуальности. Концепт процессуальности попадает в философские исследования современности через диалог с теориями постструктурализма и психоанализа, в частности из психоаналитических текстов Ю. Кристевой, которая вводит понятие субъекта-в-процессе, чьи базовые характеристики (в том числе и субъектность) раскрываются только в условиях процесса (с другой стороны, концепт непрямо происходит из философии К. Ясперса). Процессуальность, бытие-в-процессе, объясняет единство и изменяемость во временном отношении, как возможность существования чего-либо только в процессе своего свершения / становления. Концепт изобличает онтологическую неполноту субъекта.

К понятию процессуальности, как значимой временной протяженности, обращались разные исследователи, например исследователь литературы Д. Лихачев утверждает, что «каждое произведение – некий многосторонний процесс. Это не недвижимое, неизменное явление» [8]. Не говоря уже о постструктуралистских представлениях о перформативности и открытости текста, что обусловливает неполноту прочтений и постоянное движение к другим структурам.

Стюард Холл вводит концепт процессуальности в исследования идентичности, чтобы показать категорию ее нонфинальности, но концепт может быть применен и к другим феноменам, которые владеют открытой структурой и для которых протяженность играет важную роль. В том числе и процесс творчества, где уже само словосочетание провоцирует к применению концепта.

Собственно, процессуальность выделяет составляющую «процесс» в словосочетании-феномене, то есть подчеркивает, что творчество совершается, то есть приобретает себя (и свое бытие) в процессе. А также выделяет важными категориями нонфинальность, протяженность, открытость, остаток неполноты – ведь процессуальность «позволяет», а то и провоцирует неполноту через открытость. Процессуальность показывает переменность способов быть. Протяженность как качество позволяет реализоваться этой переменности хотя бы во временном аспекте.

Рассмотрев отдельные моменты понимания субъекта и процессуальности, обратимся к пространству, в котором в условиях процесса действует / происходит / обретает или утрачивает свое бытие субъект – к пространству творчества.

Если условно разделить подходы к пониманию творчества, то оно сводится или к добавлению бытия (через приобщение к «большему» бытию), или к его отниманию. Поэтому мы условно, в пределах оперативной фикции, разделяем подходы на позитивные и негативные, где позитивные основываются на добавлении бытия творцу через процесс творчества (или добавления бытия в мир через произведение искусства, прирост бытия через акт творчества), а негативные основываются на отнимании бытия от и без того неполного бытия творца (и сводятся к его исчерпанию). Такое разделение возможно благодаря базовой схеме творчества, в которой признается преимущество творения над творцом, как количественно, так и бытийственно (что схематично можно обозначить как «творение > творец», где творение – общее понимание того, что пытается воплотить творец, чем может быть концепция, образ произведения, идея). Разница между концепциями содержится в понимании отношений «творение – творец».

Позитивные отношения означают неотрицание одной из составляющих системы, а также наличие какого-либо дополнительного (позитивного) результата, то есть произведения искусства. Часто эта позитивность понимается как обогащение культуры, улучшение мира, понимается и в этическом отношении, хотя в общем наше разделение не касается морально-этического аспекта.

Примером позитивной концепции является неотомистский подход к пониманию творчества. Желательность раскрытия таланта, стратегия обогащения мира, а также превосходство того, что пытается выразить творец, над тем, что он может выразить (и над его средствами), лучше всего раскрываются в тезисах Иоанна Павла ІІ: «Общим опытом всех творцов является чувство непреодолимой пропасти между творением их рук (насколько удается его выполнить) и непревзойденным совершенством красоты, понятой в страстном моменте творения: то, что удается им выразить в искусстве устном, то, что рисуют, ваяют, творят есть не что иное, как проблеск того света, который сверкал какой-то миг перед глазами их духа» [6, с. 15], «безусловно, речь идет об участии в Божьей силе, которая оставляет недвижимым бесконечное расстояние между Сотворителем и творением» [6, с. 13].

К позитивным концепциям можно отнести, например, марксистскую трактовку творческой деятельности, в которой важна составляющая деятельности, поскольку правильно направленная деятельность является социальным благом и шагом к эволюционным изменениям общества. И творческая деятельность является только частичным проявлением общевозможной и общеполезной деятельности, поэтому искусство обязано быть позитивным – добавление нового смысла и материала является следующим этапом общественного развития.

Соответственно, творец выступает механизмом проведения этого общественного блага в жизнь. Он является функцией, медиумом озвучивания правильной идеи согласно правильному методу. В его связи с творением, творчеством и произведением важно его соответствие правильной идее, то есть идея тут заступает роль творения, а также является одним из условий творчества, и воображаемо обладает большей мерой бытия.

Общим для позитивных концепций является телеологизм, направленность в будущее, а также сочетание с этическими постулатами. В обоих случаях творение обладает полнотой бытия, но и субъект творчества, причастностью к нему, приобретает нечто, приближенное к полноте бытия. Это, так сказать, концепт «участия в полноте бытия», обретение своего существования через приобщение к более высшему принципу.

Негативные концепции базируются на отрицании одной из составляющих системы «творение > творец», отрицании логическом или этическом, или ценностном. Ценностно-этическое отрицание составляющей «творец» встречаем в период античности, когда дар творчества понимается как дар богов, но дар, граничащий с проклятием. Предварительным выводом по поводу античного понимания творчества можно предположить некоторую «недостаточность» особы, обозначенной даром творчества: «муза его при рождении злом и добром одарила: / Очи затмила его, даровала зато сладкопенье» (Одиссея, песнь VIII, 54-92 [5]). То есть дар творчества не является добавочным, сверх-способностью, а тем, что замещает иную функцию организма, или же личности.

Демокрит, Платон, Гораций, Цицерон отмечают, что истинным поэтом (творцом) может быть только безумный, поскольку античный поэт – медиум божественного, «потому-то бог, отнимая у них ум, употребляет их себе в служители, как прорицателей и гадателей божественных, чтобы мы, слушающие, знали, что это не эти люди, которые не в своем уме, говорят такие важные вещи, а что говорящим есть сам бог, через них же он гласит нам» [1, с. 69-70.]. Наличествует ситуация «или сознание, или поэтический дар», причем последнее понимается не как вознаграждение, а может пониматься как обозначение проклятия богов, маркирование этически неполноценного человека, как об этом говорит Гораций в «Послании к Пизонам (об искусстве поэзии)» [1, с. 287-288].

Социально-этическое измерение негативности также сопровождает некоторые художественные течения (например, модернистское течение искусства и мировоззрения декадентство), но тут разница с ранее упомянутым подходом в том, что эта негативность базируется на понятии индивидуальности, что в период античности было невозможным. Н. А. Бердяев говорит о классическом творчестве как о болезни, возведенной в норму [3, с. 347]. Примером логически негативной концепции являются идеи французского теоретика и литератора М. Бланшо, чье творчество находится близко экзистенциализму, который последовательно придерживается линии «творение > творец», и соответственным образом разделяет силы относительно количественного показателя. Если творение превышает творца во всем, вся ситуация направлена на то, что творение превышает (уничтожает) творца полностью. Весь процесс творчества М. Бланшо понимает как травматическое противостояние Я (автор) и Оно (творение), постоянное приближение к краю (постоянное приближение, но не завершение) [4].

Отличие двух базовых пониманий отношений «творец – творение» можно продемонстрировать на их противоположном отношении к одним и тем же явлениям, например, в отношении к явлению неполноты, недостаточности (что происходит от ограниченности, недостаточности субъекта высказывания), что проявляется в незавершенности произведения, или чувстве его незавершенности. «Незавершенность всегда является неудачей художника. Не намеренно и не ради того, чтобы произвести особое впечатление оставляют работу незавершенной, но скорее всего в результате вновь и вновь возникающего сознания того, что формирующей руке не удается воплотить внутренний замысел» [10, с. 73].

Еще идеализм дает о себе знать

В этом понимании видим одновременно и неспособность субъекта к высказыванию, и несоответствие внутреннего средствам выражения, и превалирование идеи над воплощением. И эта недостаточность, «невыразимость», «невысказываемость» воспринимается как норма творческого процесса, но противоположными способами объясняется и воспринимается.

На каких бы позициях мы не остановились, позитивной или негативной концепции творения, в любом случае выделяем схему, в которой действует несколько составляющих, и которая происходит в процессе отношения этих составляющих. Позиция субъекта-подлежащего, переменная в различные моменты (до творческого процесса, во время, после Подорога), но именно как субъектность творчества она происходит в его процессе (творчество в таком случае является не просто пространством и условием, но и вместе с субъектным началом создает некую временную протяженность и единство).

Собственно, эта «происходимость» является условием становления субъекта творчества, изменением его модальности бытия: то ли его приростом (через участие в полноте бытия), то ли убылью (исчерпываемость).

Становление творческого процесса возможно рассмотреть через концепт событийности в понимании М. Бахтина, который понимает событие как прирост бытия, чья темпоральность обусловлена исключительно открытостью смыслового будущего [2], [9], и поэтому процесс (вернее здесь сказать – творческий акт) является местом события бытия. Таков один из заданных смыслов события у М. Бахтина, показанный исследовательницей его философского наследия Т. В. Щитцовой, подробно развернутый ею как одно из направлений бахтиновской мысли [9].

М. Бахтин употребляет понятие события для анализа внутреннего пространства произведения, тогда как мы, в условиях оперативной фикции, выносим его за рамки произведения в сам процесс творчества, допуская, что субъект творчества возможен к рассмотрению в качестве «персонажа» или «голоса» процесса своего становления. Таким образом, становится собой субъект творчества.

Рассматривая событие творческого акта в аспекте процессуальности, мы признаем нонфинальность разворачивания творческого процесса (как бы мы не понимали состояние субъектности на выходе – «прибыльную» или «уничтоженную»), а также процессуальность события, как нонфинальность направленности в свершение будущего и его смысл. Таким образом, как бы удваивается обращенность в смысловое будущее, подчеркивается открытость и постоянная свершаемость события творчества.

В событии творчества становится собой субъект творчества, согласно модели, предложенной М. Бахтиным в отношении становления нравственного субъекта в произведении: «Нравственный субъект как личность не "лежит в основании" ("гипокайменон") события бытия, но выступает местом его свершения у Бахтина: он не дан, а задан и, значит, не может предлежать событию потому, что только в нем и определяется» [9].

В этом есть антропологическая перспектива, поскольку событие всегда антропонаправлено, вхождение в событие бытия предполагает место этого происхождения. В понимании М. Бахтина это личность: «Событие бытия — вот исток событийности, инкарнированный (но никак не субстанциализированный) в едином и единственном месте в бытии, которое (место) фокусируется в понятии личности» [9]. Таким образом, антропологизация ситуации творчества происходит в плоскости вопроса «кто?» события, то есть «кто?» входит в событийность бытия.

Субъект творчества, будучи просто способом быть, указывает на то, относительно чего он является субъектом. Состояния субъектности в качестве модальности бытия касается вопроса «как?», что является ключевым в философской антропологии, чей главенствующий вопрос можно сформулировать «человек как?». Тогда как не менее важным вопросом остается «кто?». То есть вопрос «кто?» творчества и «кто?» события сходятся в этой точке бытийствования. Несамостоятельность, «подлежащесть», зависимость субъектности указывает на место, которое он репрезентирует. Это место «очеловечивается» через личность, в котором свершается, бытийствует событие.

Резюмируя, укажем, что общее понимание творческого процесса основывается на онтологическом подходе, поэтому предметом исследования стало бытийствование процесса творчества, рассмотренное в аспекте события (в понимании М. Бахтина).

Такая перспектива понимания, отвечающая современному состоянию гуманитарного знания, выражает уровень понимания субъектности и творчества, которые находятся на пересечении эстетического суждения (критики и языкового анализа), онтологии и экзистенциальной неопределенности, а также общей стратегии возрождения (требование и желание субъекта). Таким образом, событие творчества понимается не только в качестве прироста бытия, но и в качестве события бытия субъекта творчества, который отображает способ быть личности.

Список литературы:

1. Античные мыслители об искусстве. Сборник высказываний древнегреческих философов и писателей об искусстве / Общ. ред., ввод. статья В. Ф. Асмуса. Изд. 2., доп. – М.: Гос.изд. «Искусство», 1938. – 340 с.

2. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества: сборник избранных трудов / М. М. Бахтин. – М., 1979. – 423 с.

3. Бердяев Н. А. Смысл творчества. Опыт оправдания человека / Н. А. Бердяев. – М.: Изд-во «Правда», 1989. – 600 с.

4. Бланшо М. Пространство литературы / М. Бланшо // Пер. с франц. Б. В. Дубин. – М: «Логос», 2002. – 288 с.

5. Гомер Одиссея: пер. с греч. класс. / Гомер // Предисл. А. А. Нейхардт; Пер. В. А. Жуковский. – М.: Рипол Классик, 2003. – 398 с.

6. Йоан Павло ІІ. Лист до митців // Християнин і світ. № 3 (4). 2010. – 12-18 сс.

7. Ингарден Р. Исследования по эстетике / Р. Ингарден; пер. с польск. – М.: Издат-во иностранной лит-ры, 1962. – 572 с.

8. Лихачев Д. С. О филологии / Д. С. Лихачев. – М.: Высш. Шк., 1989. – 208 с

9. Щитцова Т.В. Испытание и воспитание в формировании «субъекта» события у Бахтина / Т. В. Щитцова // Философско-культурологический журнал ТОПОС № 2, 2000. [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://topos.ehu.lt/wp-content/uploads/2011/07/T.-В.-Щитцова.doc (дата обращения: 13.02.13).

10. Smoll J. A. Das Unrollendate als Künstlerische Form. Ein Syposium. Bern und München, 1959.